История Рима бесплатное чтение

Подготовка текстов и примечания Ф.М. Лурье

© Ф.М. Лурье, предисловие, примечание, 2020

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2020

Теодор Моммзен и его «История Рима»

Древний Рим. На развалинах этого исполина возникло и сформировалось большинство западноевропейских государств. Из глубин его бытия пришли к нам многие учреждения, зачатки современной литературы и юриспруденции, шедевры архитектуры. История Рима волнует наше воображение обилием драматических событий, ярких выдающихся личностей. Быть может, именно поэтому Рим привлекал наиболее талантливых исследователей. Среди них самое почетное место принадлежит Моммзену.

Крупнейший немецкий историк, филолог и юрист Теодор Моммзен (1817–1903) родился в семье провинциального пастора в Шлезвиг-Гольштейне. Талантливый юноша легко поступил на юридический факультет Кильского университета и в 1843 году завершил учебу блестящей защитой докторской диссертации по римскому законодательству. Завоевав право на научную командировку, Моммзен четыре года путешествовал по Италии, изучая и копируя исторические источники, относящиеся к первому тысячелетию до н. э. По результатам исследований он опубликовал серию статей, что сделало его имя известным в научных кругах и позволило продолжать начатую работу. За несколько поездок Моммзен, сначала один, затем с друзьями и учениками, собрал, обработал и систематизировал более ста тысяч документов по римской истории. Их издание началось в 1863 году и разместилось в 20 томах. Даже если бы Моммзен ничего более не создал, его имя было бы увековечено одним этим трудом.

Возвратившись в 1848 году в Киль, молодой исследователь принял участие в восстании против датских властей (Шлезвиг-Гольштейн в те времена принадлежал Дании) и получил ранение во время уличного сражения. После подавления восстания оставаться в Киле было опасно, и Моммзен принял приглашение Лейпцигского университета. В 1851 году за участие в политических выступлениях его лишили кафедры и запретили преподавание в Саксонии. Два года Моммзен читал лекции в Цюрихском университете, затем в Бреславле (ныне Вроцлав, Польша). В 1858 году он навсегда переселился в Берлин и возглавил в университете кафедру древней истории. «Слушать его лекции, – писал известный историк М. И. Ростовцев, – съезжались со всей Германии, – более – со всего культурного мира, лекции его и в особенности практические занятия были полны обаяния». Студенты питали к нему благоговение. Среди учеников Моммзена много выдающихся личностей, в их числе русский поэт Вяч. Иванов.

Ранняя известность Моммзена как талантливого исследователя быстро переросла в непререкаемый авторитет. Многие годы он исполнял должность непременного секретаря Берлинской академии наук, был избран членом иностранных академий, при жизни узнал славу признанного гения. Его работоспособность поразительна, им опубликовано более полутора тысяч работ по истории, праву, лингвистике, эпиграфике, хронологии, нумизматике… Отмечая в 1893 году пятидесятилетие научной деятельности Моммзена, его коллеги по Берлинской академии наук писали юбиляру, что он «исполнил задачи, одолеть которые, казалось, было не под силу целому поколению ученых».

Самый известный труд Моммзена, принесший ему всемирную славу, – «История Рима». Она впервые изложена на основании корпуса исторических источников, найденных автором во время путешествий по Италии, на основании достоверных документов, а не сказаний и легенд. Первые три тома, охватывающие период от основания Рима до падения республики, вышли в 1854–1857 годах, пятый том, посвященный римским провинциям, появился в 1885 году, четвертый том, в котором предполагалось изложить правление императоров, написан не был.

Книга имела необыкновенный успех. В Германии только при жизни автора она выдержала девять изданий. «Нет, быть может, – писал Ростовцев, – на немецком языке другого такого труда, где бы сочетались так гармонично мастерство литератора, истинного художника слова, с колоссальным даром научного синтеза и анализа». За эту работу Моммзен в 1902 году получил Нобелевскую премию по литературе – уникальный случай признания выдающихся заслуг историка. Ни до Моммзена, ни после него никому не удалось написать лучшей книги по истории Рима. Более того, многие специалисты называют ее в числе самых выдающихся трудов в области исторической науки.

С историей Древнего Рима можно познакомиться и по другим книгам. В них читатель найдет более точное ее изложение – исследователи обнаружили новые документы, неизвестные ранее факты, уточнили датировку сражений и восстаний, численность войск и имена вождей. Но эти книги не могут заменить труда Моммзена, ибо в нем дан блистательный анализ событий, свершившихся в важнейший период европейской истории, впервые сформулированы фундаментальные выводы. Они и сегодня поражают глубиной, точностью и объективностью.

Будучи проповедником имперской идеологии и поклонником сильной власти, автор не смог избежать тенденциозности в изложении некоторых событий. Не следует забывать, что «История Рима» создавалась в период борьбы за объединение германских земель и Моммзен активно в ней участвовал. В 1861–1866 годах он был депутатом прусского ландтага, а в 1873–1879 годах – германского рейхстага. До конца дней стареющий ученый не оставлял политической деятельности. Его страстные речи волновали жителей германских государств.

«История Рима» переведена на все европейские языки. В России она была впервые опубликована в 1858 году в переводе С. А. Шестакова, затем издана К. Т. Солдатенковым в 1885–1887 годах в переводе В. Н. Неведомского и А. Н. Веселовского, последнее издание вышло в 1936–1949 годах. Огромный объем труда Моммзена не позволял надеяться на знакомство с ним широкого круга читателей, поэтому князь А. К. Горчаков (внук канцлера, лицейского однокашника А. С. Пушкина) заказал известному историку Н. Д. Чечулину сокращенное изложение первых трех томов «Истории Рима» Моммзена. Книга вышла в 1909 году и имела успех, в 1914 году издание было повторено. Оно и предлагается читателю.

Ф. М. Лурье

Предисловие к изданию 1909 года

«Римская история» Моммзена – книга вечного значения. За пятьдесят лет, протекших с выхода ее в свет, много новых материалов сделалось достоянием науки, немало разъяснилось подробностей, которые были неясны или неизвестны Моммзену, но никакие новые открытия и исследования не лишат эту книгу ее главного значения: всегда и для всех будет поучительно и полезно познакомиться с тем, как смотрел человек такого могучего ума, как Моммзен, на жизнь народа, на задачи государства, на способы устраивать человеческое благополучие, на причины общественных бедствий, на тот огромный и непрерывный труд вообще, какого требует от людей государство и общество.

Из серьезной книги всякий читатель извлекает то, что наиболее подходит к кругу его понятий, что, отвечая иногда неясным для него самого запросам жизни, волнует его до глубины души. Сочинение Моммзена затрагивает ум и сердце читателя так, как немногие произведения всемирной литературы. К сожалению, сравнительно мало обращаются к этой замечательной книге, но это до известной степени понятно, – преодолеть нелегкие по глубине и важности содержания первые главы и прочитать две тысячи страниц – задача, за которую многие не находят возможным и приниматься.

Предлагаемая книга передает в сжатом виде то, что у Моммзена изложено с несравненно большими подробностями в первых трех томах его сочинения: четвертый том не был издан, а пятый, содержащий очерк состояния провинций при империи, с первыми тремя не связан непосредственно; составлена эта книга по моей просьбе лицом, вполне сведущим в исторических вопросах; все старания были приложены к тому, чтобы сохранить и связность рассказа, и равномерность изложения, и – главное – общий дух сочинения великого историка.

Решаюсь высказать уверенность, что эта книга принесет свою долю пользы. Если хоть немногих она несколько успокоит и утешит в тяжелое время, как то, которое еще так недавно пришлось пережить нашей родине, если хоть очень немногим даст она бодрость искренно, смело и с верой работать, несмотря на кажущуюся безвыходность и безотрадность положения, то цель этого труда достигнута.

11 ноября 1908 г. Кн. А. Горчаков

Книга первая

До упразднения царской власти

Глава I

Введение

На извилистых берегах Средиземного моря, которое и разделяет, и соединяет три части Старого Света, издревле жили народы разного происхождения, в историческом смысле представлявшие одно целое, так как они были в постоянных и близких отношениях между собою. История культуры этих народов и составляет то, что называется древнею историею. В самой глубокой древности началась цивилизация у коптского, или египетского, племени в Африке, затем у арамейской, или сирийской, нации в западной части Азии и, наконец, у эллинов и латинов в Европе. Народы каждого из этих четырех племен достигли путем самобытного развития высокой степени цивилизации, затем вступили между собою в самые близкие, оживленные сношения и всесторонне и блестяще разработали все стороны человеческого развития прежде, чем новые племена, германские и славянские, влились огромною волною в государства древнего мира, разрушили прежнюю общность жизни его народов, разделили исторические судьбы северного и южного берегов Средиземного моря и самый центр исторической жизни перенесли на берега Атлантического океана. Этим изменением в составе народов, действующих в Европе, и перемещением исторической жизни в новые страны началась новая история, т. е. создание новой культуры. Глубокими и многоразличными связями соединяется она с тою, на смену которой явилась: человечество неизбежно многое черпает из цивилизации древнего мира, как и он, в свою очередь, черпал многое из древнейших, ему предшествовавших, цивилизаций. В свою очередь и народы нового мира переживут эпоху развития, эпоху полной силы и время одряхления, переживут счастливые периоды творчества в области религии, государственной деятельности и искусства, эпоху спокойного пользования накопленными умственными благами, а затем и период падения. Падение это будет преходящим: самая грандиозная цивилизация рано или поздно должна себя изжить и прекратиться, но не прекратится духовная деятельность самого человечества, ибо едва человеческий дух как бы достигает разрешения высших задач – он снова ставит себе подобные же задачи, но еще шире и выше.

В предлагаемой книге рассказана будет история последнего деятеля древней истории – латинского племени: старейшие поселения италийского племени на полуострове, опасности, угрожавшие его политическому и национальному существованию, отпор, оказанный италийцами чужеземцам, борьба латинов с другими родственными племенами, их торжество и объединение ими Италии, затем быстрое расширение латинского государства и распространение его власти на весь цивилизованный мир древности и, наконец, эпоха Юлия Цезаря, когда намечены были все пути, по которым с тех пор и идет человечество.

Глава II

Образование племени италийцев, их родство с эллинами

Италийцы и эллины до разделения. Духовный склад эллинов и италийцев

Италия, так же как Греция, – благодатная страна, с мягким, умеренным климатом, которая требует от человека постоянного труда для удобного существования, но щедро вознаграждает за труд. Береговая линия Италии развита значительно менее, чем в Греции, и рядом с материком нет усеянного островами моря, поэтому мореплавание не развилось здесь так, как в Греции. Зато Италия удобнее для земледелия и скотоводства и обширнее.

Долгое время историческая жизнь италийских племен совершалась не на всем протяжении полуострова, не до Альп и реки По, а в средней и южной его части, в том пространстве, которое ограничено с севера Апеннинами. Настоящею сердцевиною Италийской земли была средняя часть этого пространства, там, где лежат Этрурия, Кампания и Лациум. Эти области смотрят на запад, в то время как в Греции к востоку обращены Аттика и Македония – те области, которые явились главными деятелями в истории Греции. Так самою природою указано коренное различие исторической роли Греции и Италии: первая бросила семена своей цивилизации и наложила свою тень на восток, вторая – на запад.

О первом переселении людей в Италию, конечно, не сохранилось никаких сведений. В древности было всеобщим убеждением, что там, как и всюду, первые жители на месте и произошли. Устанавливать происхождение человеческих рас и племен дело не историка, а антрополога. Дело же историка – проследить постепенное наслоение народностей в стране и смену одной культуры другою.

В большей части Европы арийскому населению предшествовало, как доказывают археологические изыскания, какое-то вполне исчезнувшее племя, стоявшее на весьма низком уровне развития, в Италии следов существования такого народа не найдено. В те времена, о которых можно судить уже с достаточными основаниями, на Апеннинском полуострове находились племена япигское, этрусское и италийское, последнее делилось на две ветви: к одной принадлежали латины, к другой – умбры, марсы, вольски, самниты.

Япиги – племя, родственное эллинам. Они были, по-видимому, древнейшими поселенцами на полуострове. Жили они на крайней южной его оконечности, оттесненные туда позже пришедшими. В течение исторического периода существования италийских народностей япиги являются племенем слабым, вымирающим, и с течением времени они совершенно растворились в других племенах.

Италийцы ближе, чем какой-либо другой народ, родственны эллинам. Лингвистические исследования, которые вообще дают самые надежные выводы о древнейшем, доисторическом периоде жизни народов, свидетельствуют неоспоримо, что когда-то, в глубочайшей древности, от общей массы арийцев отделилось какое-то племя, которое долгое время жило совместно, нераздельно, а затем распалось на две группы – одна из них дала впоследствии эллинов с их различными подразделениями, а другая – италийцев, которые также разделились на латинов и умбров, а затем и на другие, более мелкие этнографические величины, как эллины на ионян, дорян и пр.

Если выделить корни, общие всем арийским языкам, то определятся приблизительно те слова, которыми располагали индоевропейцы уже в ту отдаленнейшую эпоху, когда они составляли еще один народ, когда в их среде еще не обособилось определенно ни одно племя. Эти слова укажут нам и те понятия, которыми люди тогда располагали, ту степень культуры, которой они достигли. Такое изучение показывает, что индоевропейцы еще до своего разделения прошли уже стадии быта звероловного и рыболовного, что они были народом пастушеским, приручили уже быка, овцу, собаку, свинью, некоторых домашних птиц и даже начинали обрабатывать землю, они уже знали соль, виноградный сок, имели жилища, употребляли одежду, умели даже устраивать примитивные повозки и весельные лодки. У них сознавались уже ближайшие степени родственных отношений, они умели считать до ста, отличали светила небесные и имели не только первоначальные представления о божестве как о какой-то высшей силе, но и некоторые общие мнения о загробной жизни. Данные же языка доказывают, что то племя, которое впоследствии распалось на эллинов и италийцев, долго жило общею жизнью после выделения из общей массы арийцев. Данные языка и некоторые древнейшие обычаи доказывают, что еще до разделения этого племени на две главные его ветви выработались уже важнейшие приемы земледелия, способы измерения земель, устройство дома, подробности вооружения, что племя это еще за время нераздельного существования стало почитать божество домашнего очага, единственное божество, общее грекам и италийцам и вместе с тем не существующее в древнейшей мифологии всех индоевропейцев. Наконец, способ добывания огня трением одного куска дерева о другой и самые названия того и другого куска у эллинов и италийцев были одинаковы, и, значит, способ был найден еще в эпоху их нераздельного существования.

В отношении внешнего быта вообще эллины и италийцы выступают на историческое поприще в условиях довольно близких. Не то было в области духовной жизни. Великая задача, предлежащая человеку, – жить в сознательной гармонии с самим собой, с себе подобными и с целым – допускает столько решений, сколько «обитателей в доме Отца», и в области духовной жизни всего резче различаются и отдельные люди, и отдельные народы. В этом отношении эллины и италийцы так различны между собою, так своеобразны у тех и у других семья и государство, религия и искусство, что почти невозможно ясно представить тот умственный строй, то миросозерцание, в котором такие противоположности могли объединяться.

Эллины всегда приносили общее в жертву частному, нацией жертвовали для общин, а общинами – для отдельных лиц. Их идеалом была созерцательная жизнь, без труда, часто переходившая в праздность. Политическое развитие у них выразилось в усилении первоначального партикуляризма отдельных племен, а затем в разрушении общественных связей и в отдельных общинах. В религиозном отношении эллины сначала низвергли богов до человека, а затем и вовсе их отвергли. Они любили зрелище борьбы обнаженных юношей и предоставляли полный простор человеческой мысли во всем его страшном великолепии, а римляне воспитывали детей в почтении к отцу, граждан – в почтении к государству и всех – в почтении к богам. Они ничего не спрашивали и ничего не уважали, кроме полезной деятельности, и требовали, чтобы каждый миг своей короткой жизни человек отдавал труду, у них даже дети должны были скромно завертываться в свое платье, у них считался худым гражданином тот, кто хотел жить не так, как другие, и из отвлеченных идеалов только стремление к величию родины не считалось пустым. При таком коренном, глубоком различии миросозерцания эллинов и латинов у племени, когда-то объединявшего их, мы можем определить лишь самые общие черты семейного и общественного быта и религии и чаще должны будем указывать отличия, чем пункты сходства.

Супружеский союз, эта основа всякого общежития, у эллинов и италийцев был одинаково отмечен нравственным и благопристойным характером, одинаково требовалось единоженство и единомужие. Но у италийцев власть мужа, и особенно отца, получила несравненно более сильное развитие, чем у эллинов. Род, т. е. союз потомков одного и того же родоначальника, у эллинов получил сильное значение по отношению к государству и имел очень мало власти и влияния на каждого отдельного члена. У италийцев, особенно у римлян, наоборот: пред сильно развившеюся идеею государства роды совершенно не сохранили своего значения, но в полной степени сохранили его по отношению к отдельным лицам. Это выразилось, между прочим, и в том, что у римлян родовое имя осталось главным, наиболее употребительным, и рядом с ним личные имена имели мало значения, были очень малочисленны и просты, иногда и вовсе не употреблялись в общежитии. У эллинов же, наоборот, личные имена пышны, громки, разнообразны, а родовые рано вышли из употребления. В отношении к рабам римляне сурово проводили принцип их бесправия, а греки рано внесли в рабство смягчения. Формы суда и наказания были, по-видимому, одинаковы в общий греко-италийский период, равно как и основы государственного устройства. И тут и там видим царя, сенат и народное собрание, имевшее власть только принимать или не принимать внесенные царем предложения, – древнейшее устройство критских общин, описанное Аристотелем, до мелочей сходно с устройством Рима времен царей. Общими были эллинам и латинам и разнообразные соединения отдельных племен в союзы, у германцев и кельтов вовсе не встречавшиеся.

В области религии общие в своей основе верования у эллинов и у латинов развились совершенно самостоятельно. У эллинов – царство живых образов, олицетворенные боги, у римлян – одна отвлеченность, одна идея, зато эта идея признавалась почти во всем, почти повсюду. Не только одни крупные явления или великие силы природы обожествлялись для римлян: римлянин чтил все, что духовно, и всякому бытию, и человеку, и лесу, и реке, и государству, даже таким действиям, как пахание, ограждение границ, заложение города и т. п., он придавал как бы душу и чтил ее. И такого рода религиозность надолго овладевала умами, как свидетельствует вся история Рима, с силою еще большею, чем почтение к человекоподобным богам у греков.

В развитии искусства особенно далеко разошлись эти два родственных племени. У латинов искусство долго оставалось на такой низкой ступени, как у народов, не имеющих никакой культуры, – у эллинов же поэзия и ваяние быстро достигли такой высоты, какой никогда уже более не достигали: эллины научились рано ценить вдохновляющее могущество красоты и пользовались им, в Лациуме же не сознавали и не признавали другого могущества, кроме могущества силы.

Таким образом, две родственные нации развились в двух совершенно противоположных направлениях, и обе развились вполне, потому что развились односторонне. Идеальный мир прекрасного был для эллина дороже и выше всего, в наслаждении им он забывал и личные печали, и недостатки своего государственного и общественного быта. Преимущества эллинов более ярки и более бросаются в глаза. Но дарования италийцев глубже, драгоценные их свойства – понимание того всеобщего, что рассеяно в частных явлениях, их покорность и способность к самопожертвованию, серьезная вера в своих богов. Отдельные личности могли страдать в таком народе, могли быть заглушаемы в людях их лучшие природные задатки, но отечество этих людей и их чувства к этому отечеству были таковы, каких не знал грек, и при государственном устройстве, основанном на самоуправлении, латины так развили свою национальность и вместе с этим достигли такого могущества, что им подчинились и эллинская нация, и весь мир.

Глава III

Поселения латинов. Зачатки Рима

Расселение латинов родами и общинами. Союз этих общин. Географическое преимущество Рима

Италийцы пришли на полуостров сухим путем, с севера: по-видимому, первоначально продвинулись латины и заняли равнину по берегу моря. За ними уже двигались умбры и сабелы и должны были удовольствоваться более суровою, гористою местностью. Область, занятая патинами, ограничивалась с запада морем, с юга и востока – горными цепями, а на севере переходила в обширную равнину. Почти вплоть до Тибра с севера продвигались разные умбро-сабельские племена. Местность эта не отличается здоровым климатом: летом здесь свирепствуют лихорадки. Но для земледелия почва благодатна, и первоначальные поселенцы мирились с климатическими неудобствами – отчасти, быть может, потому, что были менее чувствительны к ним, отчасти потому, что боролись с ними не без успеха: римские поселяне долгие века сохраняли древний обычай следить, чтобы в жилище никогда не угасал огонь, а пылающий огонь, как доказано опытом, отлично предохраняет от заболеваний лихорадкою.

Древнейшие названия земельных участков в Лациуме почти сплошь являются родовыми прозвищами, из чего можно с уверенностью заключать, что латины селились здесь родами, но о внутренних отношениях в родах мы ничего не знаем. Отдельные общины были объединены между собою в своего рода союз, он связан был единством происхождения, языка и нравов и действовал сообща в случае войны наступательной или оборонительной. Отдельные роды имели небольшие укрепленные пункты. Волости, или соединения родов, имели такие же центральные укрепленные пункты, но более значительные, и еще во время империи так жили поселяне в наиболее глухих местах полуострова, а заброшенные остатки когда-то укрепленных пунктов встречались повсеместно.

Древнейшие волости возникли, по-видимому, между Албанским озером и Албанской горой: здесь была отличная земля, отличная вода. Здесь лежала и Альба, почитавшаяся с древнейших времен матерью Рима и других древнелатинских общин. Здесь лежали древнейшие латинские города Ланувий, Ариция, Тускулум. Здесь находились остатки древнейших сооружений. Тибур, Пренеста, Габин, Рим, Лаврент, Лавиний тоже принадлежали к числу древнейших общин, общее число их было, по-видимому, тридцать: этим числом чаще всего и в Италии, и в Греции определялось число составных частей общественных организаций. На Албанской горе ежегодно справлялся «латинский праздник», сохранявшийся долго и в исторические времена. Этот праздник, как у греков Панионии и Панбеотии, служил выражением единства латинского союза, существование которого несомненно, хотя подробности его устройства почти неизвестны.

Приблизительно в расстоянии 25 верст от моря по течению Тибра начинаются холмы, более высокие на правом, чем на левом, берегу. Здесь издревле обитали общины рамнов, луцеров и тициев. Имя Ramnes есть древнейшая форма имени Romani: слова эти родственны так же, как past и portio, Mars и mors. Изменение «а» на «о», рано прекратившееся в латинском языке, свидетельствует о глубокой древности названия. Рамны и луцеры были, несомненно, латинского происхождения. Тиции же, по-видимому, – сабинского: с их именем предание всегда связывало сохранение в римском культе сабельских элементов. Возможно, что совместное жительство этих трех общин началось еще в то время, когда латины и сабелы не резко различались между собою. Из поселений этих общин возник Рим.

Конечно, нельзя говорить об основании Рима в том смысле, какой придает ему общеизвестная легенда. Рим построен не в один день. Поселки, существовавшие на месте его возникновения, развились в крупный центр, без сомнения, в силу важных причин – и их можно раскрыть, внимательно обсудив положение Рима. Вся область, где он лежит, с юга, востока и севера, на недалеком от города расстоянии, ограничена землями других общин, но к западу, к морю, пространство было совершенно свободно – и вот Рим получил первое значение потому, что представлял исключительные выгоды в качестве складочного места для торговли и в качестве пограничной крепости Лациума.

Древнейшая торговля Рима засвидетельствована несомненными данными. Со своей крепкой позиции он господствовал над обоими берегами реки до ее устья, его положение одинаково удобно и для тех, кто спускался на лодках сверху по течению Тибра, и для мореплавателей: небольшие суда, в каких совершались в то время и морские переезды, могли подниматься по реке до Рима. Вместе с тем некоторое отдаление от моря доставляло большую безопасность от морских разбойников. В Риме, наконец, издревле был мост через реку, опорою для которого служил лежащий посреди Тибра остров, мост же в те времена представлялся сооружением чрезвычайно важным. Была еще причина, которая способствовала росту города Рима: нездоровый воздух лежащей около него низменности побуждал население жить преимущественно на высоких холмах, сгруппированных на месте Рима. Благодаря всему этому Рим стал значительно населенным городом уже в то время, когда большинство латинов жило еще по селам. Городская организация Рима и обусловленный этим дух его учреждений и дали ему возможность быстро и значительно выдвинуться среди латинской сельской организации. Первоначально укрепленный пункт, который доставлял ближайшим жителям убежище в случае нужды, находился на Палатинском холме. Другое укрепление находилось на Квиринальском холме. До позднейшего времени жители ближайших к Палатину поселков именовались «жителями горы», а жители ближайших к Квириналу – «жителями холма», хотя Квиринал не только не ниже, а даже несколько выше Палатина. С течением времени поселение разрасталось, а с тем вместе приходилось увеличивать и стену. К эпохе Сервия Туллия явились и потребность, и средства соорудить величественную стену, окружившую тот Рим, который знает история, но к этому времени положение Рима среди окрестных поселений изменилось уже коренным образом.

Глава IV

Первоначальное государственное устройство Рима и древнейшие реформы в нем. Гегемония Рима в Лациуме

Римская семья, власть отца. Римское государство, власть царя. Равноправие граждан. Неграждане. Народное собрание. Сенат. Военная реформа Сервия Туллия. Разрушение Альбы. Союз Рима с другими латинами. Развитие города Рима

Государственное устройство у римлян развилось на тех самых основах, как семейный их быт.

Иметь собственный дом и детей признавалось у римлян за цель и главную суть жизни гражданина. Смерть не почиталась несчастием, потому что она неизбежна, но вымирание семьи, тем более целого рода, считалось бедствием, и рано выработаны были способы усыновления чужих детей, чтобы существование рода поддержать.

Семейные отношения у римлян были строгим проведением начал, намеченных самою природою. Семья, по римским понятиям, должна была составлять нечто вполне единое, а потому и управляться она должна была одним полноправным – за смертью своего отца – представителем – мужем, отцом. Его жена, их сыновья и внуки со своими женами, их незамужние дочери – все это одинаково входило в состав неразрывной семьи и пред ее главою было так же бесправно, как вол или раб. Все безусловно подчинялось главе семейства: он судил членов своей семьи и определял им наказание вплоть до смертной казни. Не закон, а только религиозные обычаи и нравы полагали тут границы воле отца, только они, а не закон запрещали отцу кидать своих новорожденных детей. Освобождение взрослого сына от отцовской власти во всей ее полноте было выработано позднее и обставлено бóльшими затруднениями, чем отпущение на волю раба. Сыновья были гражданами и имели свои права, только при жизни отца некоторые их права не применялись, но со смертью отца все его сыновья сразу делались полноправными гражданами и становились главами своих семейств.

Женщина всегда была в положении подчиненном у мужчины, потому что она принадлежала только семье и не существовала для общины. Зато в семье женщина занимала почетное положение, не несла тяжелых работ, лежавших на рабах, а только надзирала и занималась пряжею – почетным и почти обязательным для нее делом.

Семьи братьев не теряли связи окончательно. В некоторых случаях обычай требовал, чтобы глава семейства совещался со своими ближайшими взрослыми родственниками. Происходившие от одного родоначальника признавали себя членами одного рода и по имени своего родоначальника и именовались.

Около самостоятельных семей группировались люди полусвободные-полузависимые, так называемые клиенты. Это были чужеземцы, принятые под свое покровительство в общине кем-либо из граждан, и их потомки, а также отпущенные на свободу рабы и их потомки. Юридически клиенты почти не отличались от рабов, но по обычаю и фактически пользовались значительно большею независимостью.

Соединением родов составилось государство, из их земельных участков образовалась его территория. Каждый законный потомок одного из родоначальников был гражданином этого государства, они и именовались «отцовыми детьми». Пред общиною все ее члены были равноправны, хотя внутри семей взрослые сыновья и подчинялись вполне воле отца. Клиенты же и другие домочадцы пользовались покровительством общины, но не имели всех прав, не несли зато и всех обязанностей.

Государственное устройство было повторением – в более широкой сфере – семейных отношений. По римским понятиям, государство так же нуждалось в полноправном главе, как и семья, а так как между свободными и равноправными гражданами не было прирожденного главы, то из среды полноправных и способных носить оружие граждан избирался пожизненно царь, правитель, который и имел все признаки власти отца в семье. Воля его законно ничем не была ограничена. Он безапелляционно судил и налагал наказания. Приговорив кого-либо даже к смерти, он мог, но не был обязан допустить обращение к народу с просьбою о помиловании. Он принимал за всю общину обязательства – заключал мир и объявлял войну, он назначал отрядных начальников во время войны и градоправителя на время своего отсутствия, и эти лица были просто его уполномоченными, а не должностными лицами в нашем смысле слова. Единственное легальное ограничение власти царя состояло в том, что он мог лишь применять законы, а не изменять их. Распоряжение его в последнем смысле было бы просто почтено за незаконное и не было бы исполнено, а если бы царь стал слишком часто рисковать такими распоряжениями, то потерял бы власть: ему повиновались не как высшему существу, а лишь потому, что для общины считалось наиболее удобным иметь полноправного главу. Царь имел право и, пожалуй, был даже обязан назначить себе преемника; если же он почему-либо этого не сделал, то коллегия отцов предлагала гражданству царя и, если община принимала его, он становился царем.

Граждане были между собою вполне равноправны, сословных различий не было. Это было особенностью латинской нации и объясняется, вероятно, тем, что на месте своего поселения латины не нашли никакого другого населения и не подчинили себе никакой другой расы. Неграждане были в римской общине вполне бесправны.

Государственное устройство опиралось только на граждан: все граждане поголовно должны были в случае нужды выступать воинами, несли обязанности по сооружению стен и общественных построек. Денежных податей граждане не платили. Неграждане уплачивали в распоряжение царя денежные сборы как бы за свою охрану. Другие доходы, которыми вообще распоряжался царь, составлялись из таможенных сборов и платы за пользование участками общественной земли. Расходы государства были очень невелики, потому что услуги общине не оплачивались.

Граждане участвовали в народных собраниях, которые созывались царем не реже двух раз в год. На этих собраниях народ только давал согласие на предложения, делаемые царем, или отвергал их, но не мог ни обсуждать их, ни делать своих предложений. Согласие народа требовалось для наступательной войны и на всякое изменение закона. Пока не возникало мысли об изменении закона, народное собрание не вступало в дело управления: тогда управляли законы под наблюдением царя. С глубокой древности каждая из трех первоначальных римских общин делилась на 10 курий, имевших каждая особых попечителей и особых жрецов. По куриям собирались рекруты, происходили сходки и обсуждение дел; с древности считалось в Риме 300 родов и было 300 сенаторов, 300 всадников и 3000 пехотинцев.

Рядом с царем и народным собранием стоял сенат – собрание старейшин. По идее сенат был составлен из родоначальников тех 300 родов, которые положили основание Римского государства, поэтому сенаторы назывались «отцами» и число их было 300. Так как государство должно было быть организовано и управляемо по образцу семей, то в случае смерти царя без преемника власть переходила в руки сената. Из числа сенаторов выбирался по жребию временный царь. Если в течение пяти дней он не успевал подыскать человека, которого можно было бы предложить в цари, то сам назначал нового временного царя, и этот поступал так же, пока не был избран царь. Сенат являлся вообще сотрудником царя, из его среды царь по преимуществу избирал своих помощников. Главное же значение сената состояло в том, что он был охранителем законности и от царя, и от самой общины: сенат мог отказать в утверждении всякому постановлению общины, если находил, что оно нарушает обязанности к богам или к другим государствам или органические законы самой общины. Отсюда для царей возникла почти необходимость узнать предварительно мнение сената о всякой мере, которую они желали предложить общине. Но не закон, а соображения удобства предписывали это царю, и они же подсказывали сенату, когда было бы неблагоразумно пользоваться этим правом. И всего более политическая мудрость сената создала такое положение, что при обширнейшей власти общины над каждым своим членом, при обширнейших полномочиях царя и его доверенных лиц римский гражданин, который не нарушал законов, чувствовал себя совершенно обеспеченным во всех своих правах.

В глубокой древности совершилось соединение «горных» и «холмовых» римлян, или, точнее, подчинение вторых первым. С этих пор войска стало собираться вдвое больше, но число сенаторов осталось прежним. Богослужебные учреждения «холмовых» римлян сохранились, и с этих пор в Риме число жрецов и жриц всегда бывало четным. Вновь присоединившиеся граждане были расписаны по существовавшим уже куриям – слияние двух общин было скорее количественным приращением, чем внутренним преобразованием.

Рядом с гражданами в Риме собралось мало-помалу и очень значительное число неграждан, к числу их принадлежали помимо вольноотпущенников и их потомков, уже огражденных законами от всяких покушений на их свободу, еще и бывшие граждане других, покоренных Римом, общин, а также и члены других общин, селившиеся в Риме для торговли. В таком оживленном торговом пункте, как Рим, число их быстро достигло значительных размеров. Из таких людей довольно рано создалась «толпа» – группа населения, значительная количественно, вовсе не стоявшая в приниженном положении и экономически, но не имевшая законом обеспеченных прав. По-прежнему эти люди могли действовать пред судом только через посредство какого-нибудь гражданина. Граждане, в свою очередь, начинали чувствовать тягость того, что они одни исполняли военную службу и несли потери на войнах. Само число их только что не уменьшалось, но никак не увеличивалось в уровень с увеличением числа неграждан. Возникавшие из таких отношений неудобства были в значительной степени отвращены реформою, которая произведена была в глубокой древности и которую предание связывает с именем царя Сервия Туллия.

По вновь введенному порядку воинскою повинностью были обязаны жители Рима уже не по происхождению, а по владению землею. Все, кто имел землю, должны были нести военную службу. Имевшие участок земли, достаточный для работы на нем с одною плуговою упряжкою и больше, должны были доставлять по воину с участка; имевшие доли полных участков доставляли воинов по расчету количества земли, принадлежавшего им. По произведенному тогда подсчету выходило, что на каждых 80 пехотинцев, выставленных владельцами полных участков, владельцы трех четвертей участка, половины и четверти участка должны были выставить по 20 чел., всего, следовательно, 60 чел., а владельцы одной восьмой – 28 чел. Конную службу несли самые состоятельные, всадников собиралось приблизительно в 9 раз меньше, чем пехотинцев. Не имевшие собственности, пролетарии (буквально: имевшие только потомство), доставляли для армии работников. Собирались воины по призывным округам (трибам), которых было установлено четыре, причем на прежнее деление по куриям не было обращено никакого внимания, – по-видимому, для того, чтобы помимо всяких прежних родовых различий теснее слить войско воедино. Военною службою были обязаны все от 18 до 60 лет. Боевою единицею был легион, делившийся на 84 центурии и состоявший из 8400 чел. – в том числе 4000 тяжеловооруженных, 2000 легковооруженных и 2400 неграждан, сопровождавших войско в качестве носильщиков и вступавших в ряды в случае значительных потерь воинами. Всего было 2 легиона и 1800 всадников, следовательно, в общем до 20 000, – по-видимому, таково было число способных носить оружие римлян в то время, когда реформа вводилась. Для целей военной службы тогда же установлен ценз – периодические переписи земельного имущества.

Эта реформа имела большие последствия: кто служит солдатом, тот должен иметь право и повышаться – и, действительно, с этого времени стали достигать высших должностей и плебеи. Старое гражданство, сохранявшее прежнее деление по куриям, сохранило и свои привилегии утверждать или принимать законы, но те решения, которые касались военной силы, например вопрос о наступательной войне, перешли уже к центуриям – т. е. к собраниям людей, несших военную службу. С течением времени эти собрания по центуриям стали все более и более претендовать на участие и в других общественных делах. Все, кто должен был нести военную службу и, следовательно, записан был в трибы, избавлены были от всяких денежных сборов – теперь их вносили почти только одни иноземцы, не числившиеся в трибах.

Сколько-нибудь точно определить время этой реформы невозможно. Бесспорно, что она могла быть проведена только тогда уже, когда римская община присоединила к себе многие соседние общины, – при двадцати приблизительно тысячах способных носить оружие общее число жителей должно было достигать почти 100 000 человек. Греческие государства, находившиеся в Италии, ввели у себя подобные реформы приблизительно за 550 лет до Р. X., – вероятно, около этого же времени введено было это устройство и в Риме.

Еще в очень отдаленное время, от которого не дошло до нас сколько-нибудь достоверных подробностей, римляне постепенно покорили целый ряд ближайших поселений и наконец взяли и разрушили самую Альбу, которая почиталась главою латинских общин. Территория покоренных общин присоединялась к римской, центральный укрепленный пункт разрушался, а жители, получая права клиентов римской общины, частью переселялись в Рим, частью были оставляемы на прежней территории, но должны были жить в неукрепленных городах. Самым выдающимся лицам или родам покоренной области иногда предоставлялись права римского гражданства – так, например, роды Юлиев, Сервилиев, Квинктилиев и др. происходили из Альбы. Латины вообще держались правила, что в области не должны существовать другие самостоятельные и укрепленные пункты, кроме столицы. Римляне же с особою строгостью проводили этот принцип и, в противоположность финикийцам и грекам, не выводили и не основывали колоний вне Италии: они стремились постоянно к упрочению твердого национального единства.

С разрушением Альбы возник вопрос об отношении Рима к союзу, главою которого была Альба: Рим заявил теперь претензии на первенство в союзе. Установившиеся затем отношения можно характеризовать так: между Римом, с одной стороны, и всеми латинскими общинами – с другой был установлен равноправный союз. Все наступательные и оборонительные войны должны были быть ведены сообща, внутри же союза войн не допускалось. Во внутренних своих делах и распорядках каждая община сохраняла самостоятельность. Гражданское право тоже долгое время сохранялось у разных общин различное, и если сближалось постепенно, то лишь постольку, поскольку это оказывалось нужным при частых торговых и других сношениях.

На всем протяжении союзных земель гражданин не мог быть обращаем в рабство; все граждане союза получили право заключать законные браки на всем его протяжении; граждане всякой общины получали право свободно избирать себе место жительства, – естественным путем, это право обратилось в пользу столицы. Военная сила составлялась из двух приблизительно равных частей, римской и латинской. Начальствование над всею армиею принадлежало вождю, выбираемому на год поочередно то римлянами, то латинскими союзниками. Союз предоставлял обеим сторонам равные права, но фактически преобладание в нем скоро окончательно перешло на сторону Рима, – всегда и всюду при постоянной политической связи союза государств с одним крепко сплоченным государством перевес оказывается на стороне последнего.

Подробности и точные даты этих событий восстановить невозможно, но несомненно, что с этого времени Рим стал расти и развиваться особенно быстро. Явились потребность и средства создать новую обширнейшую стену, которая обняла все шесть холмов, находившихся на левом, южном берегу Тибра, – Палатин, Авентин, Целий, Эсквилин, Виминал и Квиринал; на Яникуле, за Тибром, устроено было твердое мостовое прикрытие. На Палатине был построен новый крепкий замок с казнохранилищем и древнейшим местом народных сходок. Несомненно, к древнейшему же времени относится, по крайней мере, начало тех грандиозных сооружений, которыми были осушены обширные площади в самом Риме, прежде страдавшие от наводнений, а теперь сделавшиеся удобными местами для жилищ. Были построены здания для сената, судебных заседаний, кафедра для ораторов, новый рынок, наконец, царский дворец, место для игр, несколько храмов. Предание связывает разные эти сооружения с именами разных царей, – это недостоверно, достоверно лишь то, что возникли эти здания в глубокой древности и вскоре после того, как Рим занял первенствующее положение в латинском союзе.

Глава V

Умбро-сабельские племена. Эллины в Италии. Морские державы

Поселения умбров, самниты. Этруски. Земледельческие и торговые колонии греков в Италии. Движение греков остановлено этрусками и карфагенянами

Умбро-сабельские племена двинулись на полуостров позднее латинов. Географические названия свидетельствуют, что некогда эти племена занимали всю Северную Италию до реки По. Затем они были частью вытеснены отсюда этрусками, частью покорены: чрезвычайно быстрая латинизация южных областей Этрурии после покорения римлянами объясняется, конечно, присутствием тут умбрского, родственного латинам, населения. Сабины, часть умбров, теснимые этрусками, двинулись к югу, но при этом могли занимать только гористые местности, так как более удобные равнины были раньше заняты латинами. Неизбежные столкновения с этими соседями значительно ослабляли сабинов. Другая часть умбрского племени двинулась к востоку и заняла гористую область абруццов. Как всегда бывает в горных местностях, и эти поселенцы разделились на несколько племен – самнитов, пицентов, гирпинов, марсов и др., но свое близкое племенное родство все они отлично сознавали и чувствовали. Удаленные от сильных соседей, эти племена вели спокойную жизнь и сохранили свои силы. Политическая жизнь у них развивалась слабо, и в исторических событиях на полуострове они принимали вообще сравнительно малое участие. Только самниты впоследствии выдержали серьезную борьбу с Римом, но и они лишь оборонялись, – отдельные их общины были сплочены слабо, оставались почти самостоятельными и не могли устоять против сил Лациума, твердо руководимых Римом.

Ближайшие соседи римлян с севера, этруски, или разенны, как они сами себя называли, были индоевропейцы, – и это все, что можно сказать о них положительно. По внешнему своему облику, по языку и по религии они стоят совершенно особняком среди других отраслей индоевропейского племени. На полуостров они явились сухим путем и долго жили в области Ретийских Альп и в долине По. Потесненные затем кельтами, они спустились южнее и заняли область между реками Арно и Тибром, частью вытеснив умбров.

Первоначально этруски жили общинами, как греки и латины. Затем появились у них города, управляемые царями и объединенные в слабо связанные союзы, состоявшие обыкновенно из двенадцати городов. Этруски имели мало склонности к военному делу и гораздо больше к торговле. С римлянами они долго имели сношения по преимуществу торговые и, вообще говоря, мирные: отдельные лица и целые семейства их рано стали переселяться в Рим, и последний римский царь Тарквиний был, несомненно, этрусского происхождения, что доказывается именами всех членов его семьи и открытым в Цере семейным склепом его рода, но вообще Этрурия не имела сколько-нибудь значительного влияния на Рим.

Новые народы являлись в Италию сухим путем, и тем же путем долго шли торговые сношения – например, к устью По с севера доставлялся янтарь, и в греческих сагах По является его родиной, – но все элементы чужеземной культуры были ввезены в Италию морем. Раньше других народов завели мореходство по Средиземному морю финикияне, а так как в те времена плавали почти исключительно вдоль берегов, то Италия была для финикиян почти что самою отдаленною страною, и к тому времени, когда они ее достигли, там уже прочно утвердили свои торговые связи греки. Что римляне узнали финикийцев позже, чем греков, и через их посредство – видно и из того, что они называли их тем же именем пунийцев, которым звали их и греки. Из эллинов прежде других проникли в Италию, по-видимому, малоазиатские ионийцы. За ними последовали представители и всех прочих греческих племен.

В Италии греки чувствовали себя приблизительно так же, как европейцы в Америке: на новой родине, среди чужих, представители разных греческих племен яснее сознавали свое родство и легче смешивались между собою. Но можно все-таки видеть, что Кумы и Регион в Италии, Занкла (Мессана), Катана, Накс, Леонтина и Гимера в Сицилии были заселены по преимуществу ионянами, Сиракузы и другие колонии в Сицилии и Тарент в Италии – дорянами, Сибарис и другие города так называемой Великой Греции – ахейцами (ок. 800–850 гг.). Каждая из этих трех групп городов придерживалась, между прочим, и той монетной системы, какая существовала у нее на родине.

Время греческих поселений определяется тем, что в песнях Гомера о западной части Средиземного моря нет сколько-нибудь точных сведений, Гесиод же знает уже Сицилию, но Италию считает островом, а римляне знали эллинов под тем именем – греков, – которое еще употребляет Гесиод, но которое вскоре после него вышло в Элладе из употребления. Древнейшим поселением греков в Италии были, по-видимому, Кумы в Неаполитанском заливе – так можно думать потому, что греки долго звали всех италийцев опиками, по имени небольшого племени, жившего по соседству с Кумами. Италийские греки поддерживали тесные связи со своею родиною и постоянно чувствовали себя эллинами.

Из колоний ранее других достигли процветания ахейские, среди которых наиболее значительным был город Сибарис. Эти колонии возникли в чрезвычайно плодородной местности, и жители их, закабалив туземцев, пользовались полным благосостоянием. Они даже и торговлей почти не занимались, и в беззаботном существовании, почти не требовавшем труда, греки утратили здесь лучшие стороны своего духовного строя. Государственное устройство этих колоний вылилось в формы ужаснейшей олигархии, которая вызвала вспышки ярой реакции, после чего колонии эти утратили почти всякое значение, влияния на ближайшие области они вообще почти не имели.

Все другие греческие колонии в Италии были основаны с целями торговыми, земледелие стояло в них на втором плане. Наибольшего торгового и промышленного процветания достиг Тарент, – его монеты встречаются на самом широком пространстве и чаще, чем монеты какой-либо другой греческой колонии в Италии. Тарент был лучшею из числа немногих гаваней Италии на Адриатическом море. Несмотря на относительную близость восточного берега Италии, сношения греков с западным ее берегом были живее: Тирренское море известно было уже Гомеру, – сюда помещала сага приключения Одиссея; поселения греков здесь встречаются по всему побережью вплоть до острова Эльба. Но здесь, на почве латинов, греки не поработили туземцев, а сделались, быть может и против желания, их учителями в деле мореходства и торговли. В общем, у греков с латинами установились дружелюбные отношения – не так, как с этрусками, имя которых у греков долго служило синонимом жестокости и враждебности: этруски боролись с греками, потому что сами вели значительную морскую торговлю и занимались пиратством. Обширная торговля и смелое каперство[1] и доставили этрускам то богатство и ту роскошь, в которых скоро истощились силы нации.

Мы уже сказали, что эллины ранее финикийцев установили прочные торговые связи с Италией, они захватили в свои руки всю торговлю в восточной части Средиземного моря вообще и вытеснили оттуда финикийцев. Но далее финикияне их не пустили. Невозможность находить новые рынки заставила наконец и не любивших войны пунийцев взяться за оружие, а Карфаген достиг к этому времени такого могущества, что, заключив союз с этрусками, мог уже задержать греков: в 579-м и 537 гг. финикияне и этруски отразили попытки эллинов основать колонии в центре финикийских владений на Сицилии и Корсике, вблизи Этрурии, после этого греки уже не могли двигаться на запад, они основали только Липару на островах между Италией и Сицилией, и из западных их колоний процветала Массалия. Господство в западной части Средиземного моря твердо держали в своих руках союзники карфагеняне и этруски, но союз их был лишен внутренней прочности, так как союзники друг другу не доверяли и соперничали между собою.

Глава VI

Законы. Религия. Земледелие и ремесла. Начатки наук и искусств

Преступления против государства и против частых лиц, наказания. Отношения римлян к божеству. Коллегия авгуров и фециалов. Религиозность римлян. Привязанность римлян к земле. Развитие частной земельной собственности. Аренда земли. Ремесла. Торговля внутренняя и заморская. Счисление. Календарь. Письмо. Зачатки искусств

Римское право в древнейшей своей кодификации[2], составленной приблизительно через 300 лет после основания Рима, является законодательством значительно развитого земледельческого и торгового города. Следы многих древнейших институтов, например кровавой родовой мести, которые у других народов существовали еще на глазах истории, в римских законах сохранились лишь в самой слабой степени: латины вообще выступают на историческое поприще уже в более позднем периоде цивилизации, чем, например, греки или германцы.

Основанием права является государство. Свобода гражданина – это есть определение, только другими словами, обязанностей, которые несет гражданин перед государством. Общественное, государственное право и частное право определенно разграничены. Преступления против первого – измена, убийство, поджог, похищение хлеба с полей и некоторые оскорбления нравственности – судились по почину общинной власти и обыкновенно наказывались смертью. Преступления частного характера – в число их включалась и кража – судились только по жалобе пострадавшего, могли ограничиваться примирением, наказывались штрафами или розгами, и в крайнем случае обидчик, если он не был в состоянии своим имуществом возместить причиненный им вред, выдавался во власть обиженного.

В римском праве постановления просты, ясны, точны. В договорах принимается только ясно определенное выражение воли. Всякий символизм, играющий большую роль в древнейшем законодательстве многих народов, римскому праву совершенно чужд. Вообще римское право очень сурово, но нельзя не подчеркнуть, что в нем с древнейших уже времен не существовало пыток, тогда как в праве других народов они держались долго и были устранены только после продолжительной борьбы. Вся судебная власть принадлежала общине, суд производился царем, который, если хотел, для производства следствия и постановляя приговор пользовался советниками из числа сенаторов.

С римскою религиею в ее древнейшем виде мы знакомимся по списку праздников, который составлен был еще в то время, когда ни одно греческое божество не получило места среди римских. Первое место занимают в нем праздники Юпитера и Марса, затем идут праздники земледельческие и винодельческие, за ними уже пастушеские: приносились жертвы кормилице-земле, богине плодородия Церере, богине размножения стад, божеству изобилия, Юпитеру как покровителю виноделия, покровителю стад, совершались праздники в честь морских богов, в честь Тибра, в честь бога огня Вулкана, наконец, справлялся ряд домашних праздников: богини дома Весты, Пенатов, умерших и т. д.

В то время как греки представляли себе всякое божество личностью, наделяли его ярко определенною индивидуальностью и около каждого бога создавали целый цикл глубоких и поэтических мифов, римляне старались выяснить себе все сколько-нибудь значительные явления, действия, свойства и затем, признав за каждым из них своего бога, стремились только узнать, как именно к этому богу обращаться, чтобы вернее и легче склонить его на свою сторону. Римская религия была отмечена характером задушевности и искренности, но не отличалась возвышенностью, идеальных элементов в ней немного, совершенно чуждо римлянам и обожествление героев. Идея, что земные преступления суть проступки пред божеством и что божество примиряется только с наказанием преступника, была распространена и у римлян, но человеческих жертвоприношений, общих другим народам, у них не было – только слабые следы таких жертвоприношений можно видеть в некоторых примерах казни уже обвиненных преступников и в тех случаях, когда в битве какой-нибудь великодушный человек бросался на верную смерть, которая должна была привлечь на сторону его войска милость богов.

Римская религия была основана главным образом на привязанности к земным благам и уже в гораздо меньшей степени на страхе пред грозными силами природы. Боги внушали римлянину и страх, но не тот, который охватывает душу при мысли о всемогущей природе или вседержащем божестве. Римлянин искал от своих богов помощи, но прежде всего помощи в своей действительной, трудовой жизни. Римлянин как бы вступал в договор с божеством и ждал, что боги будут к нему благосклонны в каждом случае, когда он со своей стороны точно и добросовестно исполнит пред ними свои обещания и обязательства. Римлянин и старался их исполнить, но и тут он оставался точным и деловитым: ни излишняя роскошь богослужения и жертвоприношений, ни излишняя фантазия в поклонении не были в духе римлян.

Для исполнения всего нужного по отношению к богам у римлян издревле существовали жрецы и особые их коллегии для служения Марсу и Юпитеру – «Марсов возжигатель», «скакуны», «куриальные возжигатели» и «возжигатели Юпитера», получившие впоследствии первое место. Наряду с жрецами у римлян существовали еще авгуры, понтифики, фециалы: это были совершенно самобытные латинские учреждения, представлявшие собою коллегии сведущих людей, специально занятых общими богослужебными порядками, изучением способов, как лучше всего сноситься с богами, понимать их волю и знамения. Эти люди не служили богам, не приносили жертв, но они учились истолковывать, что предвещают те или другие явления, наблюдавшиеся при жертвоприношении; когда угодно божеству начало того или другого предприятия. В частности, авгуры занимались гаданием по полету птиц, понтифики были хранителями точных знаний – мер, весов, счисления времени, почему впоследствии на их обязанность было возложено вообще наблюдение за богослужебными порядками, фециалы хранили международные договоры и законы. Ни один жрец, ни один понтифик не мог никогда претендовать на какое-либо значение в делах управления, они могли советовать лишь тогда, когда их спрашивали, и были обязаны наравне со всеми гражданами повиноваться должностным лицам.

Римская религия, в противоположность греческой, не только не содействовала развитию художественной и философской деятельности, но подавляла их. Неолицетворенные римские боги не нуждались в художественных изображениях, и когда такие изображения появились, они были встречены первое время с осуждением. Отсутствие всякого творчества, всякой фантазии в сфере религиозной было причиною, что и впоследствии фантазия не развивалась и римская поэзия и римская философия никогда не поднялись над уровнем посредственности. Но римская религия именно потому, что была низведена к обыденным понятиям, была для всякого понятна и доступна. Она удовлетворяла глубоким духовным потребностям простых людей и благодаря своей простоте и наивности держалась твердо даже и тогда, когда греки утратили всякую веру, разрушенную тем самым развитием наук, искусств и философии, которое было призвано к жизни прежде всего творчеством в области религии. Насколько греки остаются недосягаемым образцом всестороннего развития человеческого духа – настолько римляне велики строго самобытным развитием своего духовного уклада. Римская религия не была исключительна и не препятствовала усвоению и чужих богов: уже в самой глубокой древности у римлян распространилось поклонение разным латинским богам, а затем и греческим – Аполлону, Гермесу, Геркулесу, Асклепию, Диане. Религия же этрусков, несмотря на близкое соседство, не прививалась в Риме: со своими мрачными и злобными богами, подчиненными еще каким-то другим, высшим, со своими запутанными, натянутыми толкованиями числовых сочетаний, она стояла слишком далеко от латинских воззрений. Как ни недостаточны сведения наши о религии этрусков, несомненно отсутствие в римской религии каких-либо заимствований из нее.

В нескольких хотя бы словах мы должны сказать и о земледелии, ремеслах и торговле римской общины, а также о состоянии в ней первоначальных знаний – о письме, счислении времени, потому что земледелие и торговля тесно связаны с внутренним устройством государства и его историею, а состояние знаний и искусства яснее всего определяет уровень умственного развития общества.

Италийцы поселились на полуострове уже земледельцами. Сельское население считалось у них исконною опорою государства, и основное звено общины составляли хозяева земельных участков. Когда с течением времени прямые потомки первых жителей Рима утратили большую часть земли, первоначально им принадлежавшей, все жители Рима по Сервиевой реформе поделены были, без различия происхождения, на оседлых хозяев и пролетариев и только на первых были возложены все общинные повинности, взамен чего только им же даны были и полные права.

Всякий раз, когда римляне войною приобретали какую-нибудь область, они, можно сказать, вторично завоевывали ее плугом: или они прямо принуждали жителей слиться со своей общиной, или брали часть земли, приблизительно треть, и заселяли ее своими колонистами; других даней или контрибуций они не брали. Такие завоевания плугом оказывались особенно прочными, римляне никогда не заключали мира с территориальными уступками именно потому, что земледельцы были чрезвычайно привязаны к своей земле. История Рима доказывает как нельзя лучше, что сила и государства, и частных лиц всего более основывается на господстве над землею. Величие и сила Рима объясняются непосредственным владычеством его граждан над землею.

Первоначально земля находилась в общинном владении родов, частная собственность состояла в движимости и в скоте, но уже ко временам Сервия и земля находилась в частном владении, преимущественно участками средней величины. Собственник по закону не был ограничен в распоряжении своею землею, но обычай и мудрость народная полагали благоразумные пределы дроблению земельной собственности. В случае значительного увеличения мужского населения общины дальнейшего дробления участков избегали тем, что выводили колонии на вновь приобретенные участки. Земля обрабатывалась преимущественно для разведения полбы[3]. В глубокой древности занимались римляне и виноделием. Разведение маслины началось уже позже – и в религиозных обрядах масло и масличная ветвь играли гораздо меньшую роль, чем вино и виноградная лоза.

Так как возможно было дробление участков, то, естественно, являлось возможным и скопление их в одних руках: сравнительно большие земельные имущества встречались уже в древнейшее время. В таком случае собственники обыкновенно обрабатывали их не руками рабов, как бывало впоследствии, а раздавали мелкими участками в пользование бедным свободным земледельцам, а иногда и рабам. Закон в эти отношения не вмешивался, и они сложились на нравственной основе. Рабы-арендаторы находились далеко не в том положении, в каком были впоследствии рабы-дворовые, которые к тому же были обыкновенно другого племени. Рабы-арендаторы приближались по своему положению к свободным, и среди них вырабатывались люди с такими привычками и склонностями, что доставляли превосходный материал для основания колоний. Простейшие ремесла известны были в Риме с самой глубокой древности: еще ко временам Нумы относилось начало восьми цехов наиболее необходимых ремесленников. В древности положение ремесленников в Риме было несравненно почетнее, чем впоследствии, когда в число их вошла масса рабов. Оно стало ухудшаться уже с Сервиевой реформы, по которой полноправными признаны были только землевладельцы.

Торговля римлян первоначально ограничивалась пределами Италии и производилась на ярмарках, из которых главная собиралась у горы Соракта. Орудием обмена были быки и бараны, 10 баранов приравнивались одному быку, но уже издревле стала орудием обмена и медь. И заморская торговля началась очень рано, на почве Италии найдено множество предметов древнейшей промышленности Греции и Малой Азии. Сношения с заморскими странами отразились и в языке: названия некоторых предметов домашней утвари, некоторых лакомств, некоторых мер, весов, письма несомненно заимствованы из греческого языка. Всевозможные привозные предметы найдены в наибольшем количестве в Этрурии, значит, Этрурия вела наиболее оживленную торговлю и, по-видимому, с Аттикой: в этрусском языке многие собственные имена встречаются именно в таких формах, какие они имели в аттическом наречии.

Подобного же рода факты свидетельствуют, что Лациум по преимуществу торговал с дорийцами и, несомненно, в сицилийских их колониях: в Сицилии среди населения, говорившего по-гречески, было распространено латинское название меди и торговой ссуды. Очевидно, что латинские купцы появлялись часто на острове, иначе такое заимствование не могло бы привиться. Торговою гаванью Лациума был Рим – он и занял исключительное положение потому, что был средоточием деятельной земледельческой общины и оживленным торговым пунктом.

Мы уже говорили, что италийцы знали десятичную систему счисления еще до разделения с греками. Рядом существовал и счет дюжинами, по двенадцати, вероятно в зависимости от сравнения лунного года с солнечным. Меры емкости, употребление которых необходимо при торговле, рано подверглись в Италии греческому влиянию: римский вес был приведен в полное соответствие с аттическим, преобладавшим в Сицилии. У греков же заимствовали латины знаки для 50, 100 и 1000 – прежде они довольствовались знаками для 1, 5 и 10 (I, V, X), комбинациею которых они выражали и все другие числа.

Способы счисления времени только впоследствии были согласованы с греческими, первоначально же они развивались совершенно самостоятельно: счет вели по дням лунных фазисов, и отсчитывали не число дней, прошедших от последнего фазиса, а число дней, остающихся до ближайшего нового. Долгое время день был наименьшею единицею времени. Соседственные племена латинов началом дня считали то полночь, то полдень, следовательно, деление дня на части явилось уже позже. Наибольшею единицею времени долго служил месяц. Названия месяцев у римлян совершенно самостоятельны сравнительно с греческими их наименованиями, но в более точную систему измерение времени приведено было уже под греческим влиянием, причем были согласованы периоды лунный и солнечный, хотя крайне несовершенно. Начинался римский год с весны, и первый месяц назывался по имени бога Марса, имя второго месяца этимологически означает появление молодых растений, имя третьего – их возрастание, четвертого – цветение, следующие шесть месяцев назывались первоначально по порядку – пятый, шестой и т. д. до десятого, название одиннадцатого месяца – ianuarius – этимологически связано с корнем, значащим «начинать», и обозначало, вероятно, время приготовлений к возобновлению полевых работ, имя двенадцатого месяца – febrarius – имеет корень, значащий «очищать». Месяцы были: четыре по 31 день, семь по 29 и один в 28, всего в 12 месяцах 355 дней; через каждые три года прибавлялся еще один день в феврале, и через каждый год вставлялся еще один месяц в 27 дней. Путем таких сложных добавлений римский год – или, точнее, четырехлетний период – приближался к истинному, но все же очень несовершенно. Месяцы делились на 4 части, тоже неравной величины, обозначавшиеся по имени первого дня первой, второй и третьей недели. У других италийцев календарь был еще сложнее и еще менее точен – в Альбе, например, длина месяца колебалась от 16 до 36 дней.

Одно из величайших изобретений человека – уменье записывать звуки речи – было плодом совокупных усилий семитов и индоевропейцев: семиты ранее стали употреблять азбуку, но они записывали только согласные звуки, а гласных не писали. Знаки для гласных были добавлены – независимо друг от друга – индусами и греками. От греков переняли азбуку и этруски, и латины – последние позже, но тоже непосредственно от эллинов. Это совершилось еще до эпохи царей, существование письменности при царях уже несомненно.

К изящным искусствам латины были способны несравненно менее, чем эллины. Конечно, уже в древнейшую эпоху была известна у латинов пляска и сопровождавшая ее музыка, рано стала применяться и размеренная речь – прежде всего в гаданиях, в передаче велений бога, которые слышались жрецам в шелесте листьев священного дерева. Рано слагались песни хвалебные – для пиршеств и погребений – и сатирические. В веселом «празднике сытых» создались зачатки народной комедии.

У латинов были, таким образом, зародыши всех тех искусств, которые расцвели у эллинов таким пышным цветом, но у латинов они заглохли в силу особенностей духовного их склада. Эллинское влияние, издавна замечаемое у латинов, оказалось бессильно тут что-нибудь изменить, и в то время, как в Элладе изящные искусства приобретали значение драгоценнейшего и общего достояния всех эллинов, в Риме они стали делом ремесленников и несвободных людей. Только в области зодчества латины могут быть названы лучшими учениками эллинов, через них это искусство затем перешло и к другим народам Европы. Во всяком случае, только у эллинов, и непосредственно у них, заимствовали латины начатки искусств, о финикийском же или этрусском влиянии не может быть и речи, у финикийцев и у этрусков латины кое-что покупали, но учились они только у эллинов.

Книга вторая

От упразднения в Риме царской власти до объединения Италии

Глава I

Изменения государственного устройства

Политическая борьба внутри римской общины. Изгнание царей. Консулы. Курия и центурия. Сенат. Экономическая борьба, аграрный вопрос, бедные и богатые. Народные трибуны. Борьба за писаные законы. Децемвиры и Законы XII таблиц. Классовая борьба за уравнение сословий. Государство после уравнения сословий

История Рима более известна нам в подробностях с того времени, когда внутри общины шла троякая борьба. В среде полноправного гражданства развивались стремления к изменению формы государственного устройства, неполноправные члены общины стремились получить полноправие, люди, находившиеся в тяжелом экономическом положении, боролись против зажиточных. Эти движения многоразличным образом сталкивались, переплетались, приводили иногда к результатам непредвиденным и создавали основания и поводы к дальнейшей борьбе.

Древнейшим проявлением такой борьбы была отмена звания пожизненного главы государства, т. е. уничтожение царской власти. Из самого организма латинских и греческих общин такая перемена вытекала естественным путем, цари существовали и были уничтожены и в других общинах. Из баснословных преданий об изгнании царя Тарквиния нельзя выделить фактических подробностей, но ясно видны причины раздражения народа: царь не советовался с сенатом, несправедливо постановлял приговоры о смертной казни и о конфискации. Могущественный род, долго господствовавший в Риме, уступил не без борьбы, но подробности ее в предании представлены, несомненно, неверно.

По изгнании царя народ клятвенно обязался никогда не допускать восстановления царской власти, само имя «царь» навсегда осталось в Риме ненавистным. Но, строго говоря, царская власть не была уничтожена, а с чисто римскою практичностью найден был способ сохранить сильную власть во главе общины и в то же время ограничить эту власть. Власть вручена была теперь не одному лицу и не пожизненно, а сроком на год и двум лицам – консулам, само имя «consul» значит «товарищ». И тот и другой консул обладали всею полнотою власти, но обязательны были только те распоряжения, которые исходили от обоих консулов, в случае же несогласия одного консула приказания другого не имели силы. Консулы не были обязаны разделять сферу своих действий, и каждый мог изменить распоряжение своего товарища, но в целях удобства они обыкновенно разделяли между собою главные отрасли управления или чередовались в главном распоряжении помесячно или ежедневно.

Коллегиальность и срочность консульской власти, вполне подобной власти царя, влекли за собою, однако, важные ограничивающие ее последствия. Консулы уже не были, как прежде цари, неответственны пред законом: консула по истечении срока его власти можно было за преступления привлекать к суду; консулы уже не могли возлагать на граждан обработку своих земель, что мог сделать царь; затем уже с самого учреждения консулы были обязаны предоставлять осужденным право апелляции, и не только в случае смертных приговоров, а и в случае наложения крупных штрафов – и постепенно это право апелляции все расширялось и расширялось. В скором времени фактическое отправление правосудия было поручено двум новым чиновникам, квесторам, затем в их заведование перешли и финансы. Квесторов назначали консулы, квесторы обязаны были безусловно повиноваться консулам, но консулы ничего не могли сделать без их ведома и содействия.

1 Каперство – морской разбой.
2 Кодификация – законодательная деятельность по приведению в систему законов или их части.
3 Полба – злак, разновидность пшеницы.
Продолжение книги