Бедное сердце, или Возрождение звезды

 
Я сердце оберну в любовь,
укрою душу чувством нежным.
Не дам пустить мне снова кровь,
своим желаниям мятежным…
 

…Первый раз я попала к ней на концерт, когда мне было лет двадцать. Это был скорее творческий вечер никому не известной певицы, автора своих произведений. Еще тогда меня поразили глубина текстов и способность так тонко передавать смыслы. Марина была не просто гениальным автором и исполнителем, но и прекрасным рассказчиком и интересной личностью.

Я никогда не была фанатом кого бы то ни было. Наверное, поэтому мой плейлист состоит не из альбомов любимых исполнителей, а сборников любимых песен. Мне может не нравиться артист, но импонируют его песни и музыка. А может быть и наоборот – певец любим как личность и вокалист, но какая-то его конкретная песня не впечатляет.

Марина была одной из тех немногих, кто нравился мне во всех проявлениях, ну или почти во всех. Нет, она не была гламурной красавицей, на которых хотели быть похожими девушки моего возраста. Она не отличалась миниатюрностью, наоборот, обладала довольно пышной фигурой. В течение творческой карьеры много раз пыталась постройнеть, но каждый раз неизбежно возвращалась к привычным формам.

Время шло, она выступала на хороших площадках и становилась все более популярной. Я любила смотреть интервью с ней еще в то время, когда их транслировали лишь на маленьких, доморощенных каналах. Всегда чувствовала, что она больше, чем просто артист. Высказывания, глубина ее переживаний, отношение к миру, людям и событиям лишь доказывали это. Даже ее голос звучал особенно. Возможно, поэтому она была мне так интересна. В начале двухтысячных у нее появилась своя страничка в «Живом Журнале», и я время от времени заглядывала к ней.

Там я узнала, что, оказывается, первое образование Марины – психологическое. «Надо же! – подумала я. – Теперь все понятно». И мировоззрение, и глубина, и тексты, и вся она поэтому такие необычные. Она рассказывала, что мечтает выпустить сборник стихов, опубликовать книгу, которая давно лежит в столе. На страницах ЖЖ она казалась такой близкой, простой, такой искренней, сильной и уязвимой, одинокой в своей глубине и гениальности. Такой видела ее я.

А ее истории в ЖЖ пестрили фотографиями с концертов, гастролей, поездок на моря. Повсюду она была в окружении цветов и людей. Зрители, продюсеры, члены команды. В России тогда было довольно много именитых продюсеров, способных сделать звезду из любого. Мне нравились музыкальные программы, конкурсы, ТВ-шоу. Не знаю почему, может, во мне проявлялись задатки психолога и рассказчика, но хотелось вникать в каждую деталь слов и поведения интересующих меня людей, которых я видела по телевизору. Наверное, поэтому я точно знала, «ху из ху»! И, конечно же, были те, кто мне активно нравился, и наоборот. Стоит ли говорить, насколько я обращала внимание на тех, с кем сотрудничают мои любимцы!

Жизнь шла своим чередом, я переехала в Германию, где начались своя история и события. Какое-то время у нас не было даже телевидения на русском, я многое упустила из того, что происходило на Родине. Когда хлопоты с переселением утихли, я, наконец, решила съездить в Россию к друзьям. Заглянула на знакомую страничку в ЖЖ в надежде посетить концерт Марины во время своего визита. К моему счастью, там красовалась афиша с подходящей мне датой концерта. Я полистала новые фотографии, посты и поняла, что не заходила к ней на страничку больше года. Как же много всего изменилось! Она издала первую книгу и готовила к публикации вторую.

Теперь она была в творческом союзе с одним из тех музыкантов-продюсеров, которые входили в мой «черный список». Скажу честно, я даже расстроилась. Хотя какая, собственно, разница. Он сделал ее более популярной. Концертов, приглашений, теле- и радиоэфиров стало гораздо больше. Я должна была бы радоваться за нее, но… Листала фотографии и, как мне казалось, не видела радости в ее лице, даже там, где она улыбалась.

Более того, я испытывала физический дискомфорт, глядя на фото и видео, где она что-то рассказывает рядом со своим продюсером. Странно, но у меня в солнечном сплетении что-то сжималось при виде этого человека. Я была совершенно уверена, что он не дает ей раскрыть крылья и даже как будто истязает ее. Наверное, это звучит как полный бред, но я была уверена, что этот союз погубит ее.

До моей поездки в Россию, как и до концерта, оставалось чуть больше трех месяцев. Я решила прочесть книгу Марины. Казалось, текст написан больше психологом, нежели артистом, хотя в сборник вошло много прекрасных стихов. Все они были исцеляющими, терапевтическими, хотелось то плакать, то смеяться, вновь и вновь пропуская через себя наполненные смыслом строки. Марина много рассказывала о себе и отношениях с миром, словно в книге был заключен целый путь ее развития и совершенствования. Одна фраза очень зацепила меня, она говорила, что каждый раз, погружаясь в глубину осознаний, становится все более одинокой. А ведь так и есть! Даже в глубинах океана не так много обитателей. В основном все кучкуются на поверхности, как и в жизни. И если душа просит глубины – погружайся, но не жалуйся на одиночество…

* * *

Спустя пару недель я вновь заглянула в ЖЖ и на странице Марины увидела официальное объявление об отмене того самого концерта. Из комментариев узнала, что отмена – вынужденная, из-за состояния здоровья певицы. Я не прочла все комментарии, их были сотни, но заметила, насколько разное отношение людей к отмене концерта. Одни жалели Марину и желали скорейшего выздоровления, другие ругали ее и организаторов за безобразие и полную безответственность, но были и такие, кто поучал и давал советы типа: «Чтобы не подводить свою публику, надо заранее заботиться о себе!» Редко читаю что-либо в соцсетях, а комментарии – и подавно, и помню, как неприятно было такое видеть. Я закрыла компьютер и задумалась. Почему людям так нравится поучать тех, кто ослаб? Какими мотивами руководствуется человек, когда хочет сказать: «Косячишь, детка, ох, как косячишь! А с виду прям само совершенство… ну-ну…»?

Там и про образ жизни, и про неискренность, и про то, что с жиру бесится. Непонятно, что все эти «тролли» имели в виду. Марина не раз говорила, что не курит, не употребляет алкоголь, но ведь заболеть может кто угодно. К тому же она никогда не была замечена в каких-либо скандалах. На мой взгляд, она из тех, кто скорее себе в чем-то откажет, чем другим. Казалось, некоторым хотелось в ее лице низвергнуть ангела с пьедестала.

Так или иначе, я была уверена, что все случившееся с ней происходило лишь по одной причине. Она устала, не бережет себя и работает не с теми, кто готов учитывать ее интересы и заботиться о ней.

Спустя два дня я увидела такой пост на ее странице:

«Сегодня мне полегче, и появились силы на размышления. Я задумалась над некоторыми вопросами, которые хочу обсудить с вами – с теми, кто понимает меня и кто нет… Артисты, музыканты, прошу вас тоже отозваться. Мне очень важно ваше мнение! Мое выздоровление во многом зависит и от этого.

Как вы думаете, когда под вас организуют гастроли, имеете ли вы право отказаться от них или отменить концерт? Может ли вообще артист отменить выступление? Особенно если зрители ждут именно его?

У меня отношение к этому всегда одинаковое: организаторы вложили деньги, люди купили билеты. Я не могу всех подвести… и не раз уже приходилось выходить на сцену через день после операции, ехать на эфир с переломом. Подумаешь, ведь можно выбрать такой ракурс, что никто не заметит и не догадается, как ноет все тело.

Так имеет ли право артист не выйти на сцену? И если да, то в каком случае? И может ли он вдруг сказать организатору: я понимаю, мы затратили время, ресурсы, средства. Но душа не лежит. Вот сейчас понимаю, что не хочу, не могу или даже не потяну. Если так скажет, будете ли вы по-прежнему считать его хорошим и порядочным человеком?

Или каждый раз придется выкупать себя, чтобы отпустили? В противном случае оправданием неявки может служить только смерть.

Люди, дорогие мои, вы мне пишете хорошие слова… Я всю жизнь жила, максимально учитывая интересы всех. С самого детства я словно офицер на службе, где очень жесткие правила… Может, я не права? Так разубедите меня или, наоборот, убедите…»

Когда я прочла этот текст, сердце заколотилось сильнее обычного. Я с минуту сидела неподвижно, не понимая, что делать, при этом я была уверена, что просто должна сейчас что-то сделать. В один миг, без раздумий, открыла окошко, где было можно написать личное сообщение Марине.

Не знаю, как долго я просидела перед компьютером, пока пальцы не начали печатать сами:

«Сижу перед открытым для сообщения окошком уже полчаса и туплю… просто туплю. Прочла ваш пост и не знаю, что ответить. Мысли мечутся в голове. Хочу написать, но чувствую, все не то!.. Не то!

Так всегда: чем больше глубина, тем больше одиночество. На глубине совсем не так много рыб. И даже на дне самого теплого, прозрачного моря вода оказывается холодной и темной.

Что сказать человеку, который все знает о чувствах, чести и достоинстве, правде и добре? Наверное, то же самое, что и тому, кто ничего не знает, но нуждается в поддержке. На ум приходит лишь одно: то, что меня лечит, когда невыносимо. Хочется сказать: все пройдет… абсолютно все. Боль сменится радостью, придут понимание и ответы на вопросы, потом снова боль и новые вопросы, и так всегда. И все это вы знаете. Мы, как фениксы, постоянно умираем и возрождаемся.

Хочется искренне поддержать вас, передать много тепла, любви и принятия».

Не раздумывая, я кликнула на кнопку «отправить» и выдохнула. Не успев закрыть компьютер, неожиданно получила ответ:

«Ты права, я возрождаюсь… я феникс, и вполне осознанный. И одиночество глубины мне понятно. Спасибо за поддержку… буду рада, если ты будешь говорить со мной вот так, как сейчас, по поводу и без повода… я чувствую от тебя тепло и любовь…»

К моему огромному удивлению, я спросила:

«Марина, скажите, а что произошло, вы в больнице?»

Только отправив это сообщение, подумала: что же ты делаешь? Чего лезешь? Кто тебя просит? Да и вообще, кто ты такая, чтобы вопросы задавать? Честно говоря, я сама не знаю, что произошло, как будто это само собой получилось. Я начала уже себя уговаривать, мол, ну ладно, ну спросила и спросила. К счастью, ее ответ не заставил меня долго переживать.

«Ничего особенного, просто весь год был очень насыщенным, а последний месяц вообще побил все рекорды по количеству мероприятий. На прошлой неделе был запланирован эфир на радио, а в тот день я проснулась с температурой 39 и была совершенно без сил. Позвонила сообщить об этом организатору, а он мне: „Надо же, и у меня температура 38“. Я удивилась и спросила: „Что же делать?“ А он: „Ну, еще утро, а к вечеру оклемаемся, как всегда, и поедем…“

Я не смогла отказать… хотя понимала, что хочу сказать: мне плохо, я никуда не поеду, у меня нет сил ни передвигаться, ни общаться, но потом сама себя уговорила, что и сцена, и эфиры, и зрители обычно меня мобилизируют и действуют благотворно, поэтому ответила: „Хорошо“.

И ты знаешь, буквально через пару часов сердце пошло по какому-то дурацкому эллипсу, пришлось вызывать скорую. Слава богу, она примчалась очень быстро, и добрых два часа врачи не могли привести меня в порядок.

Когда мы уже ехали в реанимацию, внутри крутилась мысль: „Ура! У меня есть УВАЖИТЕЛЬНАЯ ПРИЧИНА не ходить на эфир…“»

Я трижды перечитала эти строки, во мне нарастало возмущение, смешанное с отчаянием. Я догадывалась, что организатор этот и был тот самый продюсер из моего «черного списка». Положа руку на сердце, единственное, что бы я хотела сделать в тот момент, это стереть его в порошок! Всплывала в памяти его наглая, лицемерная физиономия. Как же она могла с ним связаться, ведь она такая умная, такая понимающая? Она, как сканер, умеет чувствовать людей. Почему позволяет проделывать с собой такое?

Мне было страшно прямо говорить об этом, и я написала:

«Как же так? Уважительная причина?! То есть вам проще умереть, чем отказаться, когда действительно плохо? А организатор – это ваш продюсер Антон Буравин, верно? А ваш муж, разве он не против таких самоистязаний?»

«Понимаешь, я всю жизнь главный кормилец семьи. Если не я, то кто же? А у артиста все просто: если он болен, то не зарабатывает. Вот люди говорят: надо заботиться о себе и все такое, но не понимают, что тут не все просто. Да, это был Антон.

А муж… однажды он не хотел отпускать меня, больную, на запись передачи. Но я никак не могла отказаться и предложила ему отвезти меня и подождать, проявив заботу. Он лишь хлопнул дверью и больше никогда не останавливал меня…»

Мы переписывались еще какое-то время, я посетовала, что я далеко и не могу прийти к ней в больницу. Потом у нее начались процедуры, а мне нужно было убегать по делам.

Наше общение длилось лишь несколько часов, но было ощущение, что мы всегда знали друг друга. Я действительно знала ее много лет как зритель, но для нее я – совершенно незнакомый человек, при этом она была со мной предельно открыта. Весь день я находилась под впечатлением нашей переписки и размышляла о ней, а вечером, вернувшись домой, прочла ее новый пост в ЖЖ. Он был посвящен вопросу, который она перед этим задала читателям, точнее, их комментариям и реакции на него.

«Спасибо, дорогие мои, я вам очень благодарна за мощную дискуссию!

Вы дали мне много пищи для размышления. Благодарю за открытость, честность и смелость писать о таких вещах, которые не принято обсуждать в шоу-бизнесе. Я благодарна даже тем, кто, зная, что по первому образованию я психолог, периодически проносился с лозунгами „Любите себя“, „Надо быть на первом месте у себя!“.

Надо! Но это совсем на другом уровне. Жизнь гораздо глубже и сложнее любого лозунга, сколь бы правильным он ни был, поверьте…Наверное, я странный артист. Вместо того чтобы хвалиться успехами и показывать глянец, как это у нас принято, я выставляю на всеобщее обозрение кровоточащую рану. Но только это дает вам понимание степени моей уязвимости. И я благодарна вам за поддержку, благодарна даже жестким комментариям, в которых многие без наркоза сразу полезли в рану, тыкая меня носом в собственное несовершенство. Да! И этого несовершенства гораздо больше, чем вы думаете».

Спустя несколько дней я вновь написала ей:

«Добрый день! Как вы себя сегодня чувствуете? Как внутренне? Феникс немного успокоился или все еще кровожадничает?

Прочла ваши посты и комментарии, интересно. Но, пожалуй, я совсем не оригинальна, потому что тоже считаю – надо заботиться о себе. Не кидайте в меня тухлый помидор, я просто хочу, чтобы вы жили… Понимаете? Вот вы меня не знаете совсем, а я вас знаю уже давно, и теперь мне кажется, что еще давнее. А на днях прочла вашу книгу. Вы все отдаете – музыку, мысли, слова, но самое главное, вы отдаете всю себя!

И не только слушателям, но и тем, кто вас истязает, вы знаете, о ком я говорю. Так почему же не позаботиться о себе, ну хоть немножечко, как минимум чтобы и дальше отдавать, распространять эту вашу фирменную энергию. Ведь на сцене никто так больше не может. Вы уж меня простите, наверное, я лезу не в свое дело…»

«Мне очень лестно, что я произвожу впечатление человека, причиняющего добро и заботящегося о других. Может, так и есть, но по мне, так я жесточайший эгоист и „наркоман“. И нет никаких „истязателей“ рядом. Я просто люблю то, что делаю. А если еще точнее, я просто наркоман своего дела.

Когда я в потоке творчества, когда стою на сцене и пою, когда пишу стихи и сочиняю музыку, меня пронзает током! И если я чувствую, как мои мысли, выраженные в творчестве, так же пронзают зрителей на концерте, это приводит в восхищение. Когда вижу горящие глаза тысяч людей в зале, когда читаю письма с обратной связью о своем творчестве, поверь, это ни с чем не сравнимое счастье!

Никогда не пробовала наркотики, но слышала, как наркоманы рассказывают, что живут от дозы до дозы, потому что под кайфом мир становится ярче, светлее и даже понятнее. А обычный – серый и холодный… и для меня это так же. Понимаешь?»

«Понимаю! Пусть так, но никто при этом не отменяет заботу о себе. Простую, выраженную в ежедневном внимании к своему организму, единственному верному механизму, который всегда с вами. Давайте ему отдых, передышку, сон, в конце концов. Тем более если говорите, что никто не истязает и не препятствует этому. Хотя, если честно, я не верю…»

«Я сознаю, что здоровьем заниматься надо. Но я привыкла заниматься тем, что мне интересно, понимаешь? Тем, что наполняет энергией, а забота – и неинтересно, и энергию не дает, а скорее, забирает… Даже в отпуск себя выгнать сложно. Что там интересного? Для меня это означает променять яркое, мощное, наполняющее на нечто непонятное. Я, конечно, умею получать удовольствие от момента, от „здесь и сейчас“, от вкуса и запаха, от моря и солнца, но недолго. А как только вновь наполняюсь, энергия захлестывает, и я снова скатываюсь в творческую наркоманию. Не знаю пока, как это изменить. Вчера в комментариях меня обвинили в гордыне. Я принимаю это. И признаюсь, что очень люблю своих зрителей, читателей, но одновременно с этим все, что я делаю, это не для них, но для себя. Опять же, потому что я наркоман своего творчества. И не знаю, надо ли от этого лечиться, чтобы стать „нормальным“ человеком. Ведь я просто хочу творить! Бог наградил меня множеством талантов. И я ощущаю волнение и ответственность – реализовать все это, чтобы передать дальше.

Я творю собой, на всю катушку, ведь иначе нечестно.

А иногда контраст между обычным миром и моим такой, что в пору повеситься. Да, у меня бывает такое настроение. Я столько всего сделала уже, что…

Но тут я вспоминаю, что я единственный кормилец.

У меня две дочери, которым очень нужна любящая и хорошая мама. Они не переживут моей смерти. И только при этих мыслях я возвращаюсь на очередной виток, как птица феникс…»

Весь день я перечитывала ее ответ, снова и снова размышляя над сказанным. Я понимала, что при всей логике и гладкости ее мыслей за словами есть много того, что разрушает идиллию осознаний. Но я также понимала, что не знаю, как сказать об этом. Мне очень хотелось поддержать ее, но было очень страшно озвучить что-то такое, что как раз и станет «ковырянием раны без наркоза».

В те времена я еще работала гримером в кино. Ко мне в гримерку часто приходили актеры за поддержкой, когда им хотелось высказаться или выплакаться. Но там все было просто и ясно, как на ладони. Они были рядом, они знали меня и доверяли всему, что и как бы я ни сказала, поэтому мне не приходилось тщательно выбирать слова. А тут я чувствовала, как она уязвима. Мне очень хотелось поддержать ее так, чтобы это действительно стало поддержкой. Я постоянно, непрерывно пребывала во внутреннем диалоге с Мариной. На следующий день написала:

«Добрый день! Это снова я. Второй день нахожусь во внутреннем диалоге с вами. Нет, я не сумасшедшая, но ведь не станешь все подряд лить в личное сообщение. Вот и общаюсь виртуально.

Знаете, что я думаю про вашу „наркоманию“? Это ведь так правильно, что все это вы делаете для себя. Иначе другим какая польза? Разве чистое творчество родится, если создавать не для себя? Если в первую очередь от этого сам не получаешь кайф? Делать для себя так, как это вы делаете, и есть быть человеком, делающим добро другим. Непросто пропускать через себя такое количество людей, событий. Так много писать музыки, текстов – значит, находиться в непрерывной трансформации.

У меня ощущение, что чем глубже мы проникаем в своем развитии, тем больше позволяем быть несовершенству. Но научиться признавать и допускать это тоже непросто, хотя и очень важно. Ведь и совершенству тоже есть место. Много всего хочется сказать. Но каждый раз, когда хочу написать, думаю: а хорошо ли врываться в пространство другого человека без спроса?»

«Да… Это уж точно, сплошное несовершенство. А еще я выздоравливаю и много сплю. Спасибо тебе… и да, если хочется многое написать, пиши, тебе можно. И говорить мне „ты“ тоже…»

«Спасибо, хорошо, будем на „ты“ Это здорово, что ты выздоравливаешь и много спишь. И в больнице иногда можно как следует отдохнуть; наверное, надо было туда попасть. Как минимум, тебя никто не дергает сейчас, там и выспаться можно, и подлечиться, ну и, конечно, разрешить себе полениться немного.

Знаешь, мне все же не дают покоя твои слова про эгоизм и наркоманию. Вот ты говоришь, что ты создаешь для себя, потому что тебе нравится быть пронизанной этой творческой энергией. Но откуда берется энергия? Она ведь все равно к тебе возвращается от людей в обмен на творчество. Если не будет ни зрителей, ни сцены, ни тебя на ней, но будет лишь творчество, о котором никто не знает и не ведает, то и наркомания пройдет, скорее всего?

Получается, что в глобальном смысле ты это делаешь для себя, но не только. А значит, все-таки для людей, чтобы, условно, поменять плоды своего творчества на горящие глаза, улыбки, письма, аплодисменты. Одним словом, на все то, что в результате наполняет тебя обратной энергией. Разве не так? Тебе нравится окрылять и видеть вокруг себя этих людей с крыльями. Это так прекрасно! Но для чего? Может, чтобы обмениваться с ними энергией? Энергия „крылатых“ людей, которая наполняет тебя, еще более чистая, приятная?

Получается, что, так или иначе, у тебя есть зависимость от тех, кто готов свою энергию обменять на твое творчество, чтобы ты могла наполниться. А значит, без этого никак. Вот если бы можно было научиться самому давать себе ту энергию, которая и наполняет, и приносит радость, уверенность и умиротворение. Независимо от других людей, совсем! Конечно, человек – существо социальное, и во многом зависит от тех, кто его окружает. Ну и пусть! Главное, чтобы это не было решающим в отношении заботы о себе, в ощущении себя, в наполнении и в… выборе жизни!

И вот тут „наркомания“ может стать очень полезной, если взять и пристраститься к самому себе! Начать учиться с таким же рвением находить заботу о себе интересной. Ведь это полезно, да что тут говорить – жизненно важно! Я не психолог и не знаю ни терминов, ни процессов, которые с нами происходят. Но я знаю точно, как много у нас внутри всего, достойного внимания и культивирования. Прости за эти строки, но мне кажется, когда удается найти опору внутри себя, никакая другая „наркомания“ уже не сможет заставить страдать.

И это по-настоящему честно, разве не так? Внутренняя наполненность дает ощущение целостности и ценности, а значит, уверенности и умиротворения.

В этом состоянии может родиться еще более глубокое и красивое творчество, которое сможет еще сильнее окрылять других. И энергия снова вернется. Но уже по-другому! Ведь теперь мотив будет иной. Я творю, потому что мне хорошо внутри, оно идет само собой, не угрожая моему здоровью, мне не нужно никуда спешить, не нужно делать это на последнем дыхании, чтобы только получить свою „дозу“. Понимаешь?

Получается, есть два прекрасных источника энергии. Один заключен в любви к себе, а другой – в любви и самовыражении в творчестве. Для питания друг друга им важно сосуществовать в равенстве, иначе первый будет слабеть и не давать поддержки, самой настоящей и самой мощной. Ведь именно на нем базируется все остальное. Потому и на эфир приходится ехать с температурой, и отказать страшно, и остается отдаваться „истязателям“, „наркодилерам“…

Знаешь, я нередко наблюдала из гримерки, как артисты из неизвестных становятся популярными, их захлестывают энергия, творчество, они хотят еще и еще, и им кажется, что так будет всегда. Но… каждый артист либо достигает своего пика, либо не достигает. И даже если за плечами сотни фильмов, бестселлеров, премий, если заработано на три жизни вперед, этот пик все равно проходит.

Они стареют и понимают, что личный предел уже достигнут. Высота бывает лишь раз, и как долго бы ни продолжался танец на вершине, наступит момент, когда придется покинуть ее, вернувшись на землю. А что там? Пустота? И если ты не научился находить интерес в себе и питать свой самый важный источник энергии внутри, никакие былые достижения не заполнят эту пустоту.

Я видела этих артистов и слушала их истории. И почти все говорили, что тогда, на пике славы, думали: „Вот сделаю это, напишу это, сниму то, чтобы оставить потомкам наследие. Но спустя годы это уже не радует…“ Только единицы из них остаются счастливы и спокойны, и это те, кто смог в начале разбудить в себе интерес к себе.

А если размышлять в глобальном смысле жизни и смерти, то это естественный, природный процесс. Говорю об этом не в каком-то фатальном смысле, совсем нет! По весне деревья надевают свежую листву и сбрасывают ее осенью, и мы не грустим, а наслаждаемся осенней листвой, зная, что снова будет весна и молодая зелень. Так и мы с каждой новой жизнью надеваем „свежую листву“, чтобы сбросить ее осенью и вновь вернуться к весне…»

Мне было очень страшно отправлять это письмо. Но я не знала, что сказать в ответ на то, что я читала и видела. Я отправила и замерла, просидев перед экраном компьютера около часа.

Марина прочла мое сообщение, но не ответила мне больше, совсем. Всю неделю я переживала, перечитывая свое письмо, ругая себя за каждую «дурацкую» строчку, но писать что-либо еще больше не осмелилась.

* * *

Время шло, и уже через неделю я прилетела в Россию и пришла на концерт Марины. Прозвучало и множество новых песен, и тех, которые я уже знала. А еще она читала стихи. Несмотря на возросшую популярность, концерт, как и когда-то, напомнил мне теплый творческий вечер. Не знаю почему, может, у меня такое восприятие, да и не хожу я часто на концерты, сравнивать тоже не с чем.

Почти после каждой песни Марина что-то рассказывала, все ее творения связаны с разными историями, случайностями, переживаниями, радостями ее жизни. И она делилась этим с публикой. Единственное, что лично для меня портило картину, это присутствие на сцене Антона Буравина. Время от времени он тоже появлялся, чтобы вставить какую-то реплику. Бррр, до чего же неприятный тип, в очередной раз подумала я.

Когда я собиралась на концерт, была уверена, что подойду к ней и познакомлюсь, взяла букет белых роз. Но когда все закончилось, народ устремился к сцене с цветами. Людей было так много, что подойти ближе, чем за пару метров, было невозможно. Я наблюдала, как, уставшая, она из последних сил улыбается и принимает цветы. Края сцены были завалены букетами тех, кто не дождался очереди подарить их лично. Я просочилась к краешку сцены, оставила свои цветы и ушла.

На следующий день я зашла в нашу переписку. Я не могла не написать ей, чтобы поблагодарить за концерт.

«Марина, добрый день! Огромное тебе спасибо за этот фееричный концерт! Было здорово!»

Не успела отправить сообщение, как тут же получила ответ:

«Ты была на концерте? Так почему же не подошла?»

«Подходила, чтобы оставить цветы. Но вокруг сцены было слишком много людей».

«А ты бы подошла просто потрепаться! А чтобы через людей не пробираться, надо было написать мне!»

«„Потрепаться“ – с лишком большая роскошь. Все этого хотят, а артисту надо оставить свободную минуту для себя. Знаю, что будет еще возможность, вся жизнь впереди. И если не на концерте, то за его рамками. Уверена. Спокойной ночи и глубокого отдыха!»

В этот раз я совсем недолго пробыла в Москве. Это был тот период, когда я начала себя плохо чувствовать, сильно похудела и быстро утомлялась. Вернувшись домой, прошла обследование, которое и выдало мой страшный диагноз. Началось лечение, и это уже совсем другая история. Когда я вернулась домой после выписки, мне самой пришлось очень многое делать из того, что когда-то я написала Марине. На своем опыте я проживала необходимость заботы о себе, о своем физическом механизме. В тот момент это стало жизненно важным, и я делала первые шаги на пути выбора жизни, выраженного в любви, заботе, внимательности и интересе к себе. К бережному, нежному и хрупкому обращению с собственной личностью на всех ее уровнях. Одним словом, училась жить по-другому.

Время от времени я наблюдала за своей знакомой звездой, но уже совершенно иначе. Наверное, мои переживания в этот период были более обостренными. Но я заметила, как трудно мне стало смотреть на записи, концерты и эфиры Марины. Везде она выглядела очень уставшей, даже замученной. Дискомфорт в солнечном сплетении давал о себе знать, и я не могла видеть это. Она отвечала на простые вопросы, но в каждом ее слове был крик о помощи, казалось, ее душа разрывалась на части, от этого разрывалась и моя… От жалости, отчаяния и бессилия. Возможно, мне лишь казалось так, но трудно было видеть и слышать это, поэтому во время болезни я лишь изредка заглядывала на ее страничку.

Не помню уже, сколько с тех пор прошло времени, может, год или больше. Много всего произошло, словно пролетела целая вечность, у меня закончилась последняя лучевая терапия, началась гормональная, и слегка отросли волосы. Я чувствовала себя вполне здоровой и вновь решила поехать в Москву. Мне, конечно же, хотелось попасть на концерт, поэтому я зашла на страницу к Марине, чтобы посмотреть новости о ближайших мероприятиях. Там я прочла свежий пост.

«Я сбежала. Очередной раз спасаю свое бедное сердце. Черт возьми, я слаба и не тяну стандартную нагрузку. И особенно остро чувствую отношение ко мне. Как хорошее, так и плохое. Как выяснилось, это тоже причина сердечных перебоев. Сколько можно загонять себя в невыносимые условия?

В общем, я поступила несвойственным мне образом. Взяла и сбежала на море. Теперь сплю целыми днями, как кошка. Только не обычная, а чеширская. Тут посплю, потом в другое место перейду, там посплю, если замерзну, перейду на диванчик с пледом, там посплю. Где-то доносится музыка, а я сплю, кричат соседские дети, а я сплю… и день сплю, и ночь, и, кажется, наконец-то выдыхаю… И высыпаюсь».

Прочитав это, я захотела написать ей. Я почувствовала, как за время собственной борьбы за жизнь стала смелее. Словно эта борьба и победа дали мне право написать. Но все же опасалась вновь залезть на чужую территорию, да еще и без спроса.

«Марина, добрый день! Вот сижу и думаю, как бы сделать так, чтобы не давать никаких советов, оценок и всего того, что считается дурным тоном или еще какой хренью. Но хочу сказать вот что. Ты и сама знаешь, что таких, как ты, личностей не существует в природе. Как минимум в нашей реальности. А хочется, чтобы они были, чтобы только такие и были. Не просто с отличным голосом, музыкой, но и с живым опытом, глубиной, душой, „настоящестью“.

Знаешь, есть великие картины лучших художников, есть старинные здания – музейная ценность, есть животные, которые в Красной книге, есть Эрмитаж с его экспозициями, есть охраняемая природа с райскими уголками. Как ты думаешь, для чего все это сохранять? Для будущего поколения, чтобы они тоже могли наслаждаться этим, черпать силу, красоту, знания.

Так вот, ты и есть тот райский уголок, ценная картина, редкое, волшебное существо, словом, то, что должно сохранить себя, свои знания, глубину, мудрость и талант для будущих поколений.

Я сейчас очень серьезно говорю. Именно такое отношение к себе должно быть, понимаешь? И речь не о том, чтобы еще что-то успеть сделать и нарастить, а хотя бы сохранить то, что уже есть! Не дать этому разрушиться. И это не к тому, что себя надо беречь ради себя и детей (это само собой). Получилось так, что тебе уже не только для себя надо сохранять силы и радость, а для человечества. Это не преувеличение, и ты сама знаешь или чувствуешь этот масштаб. Доказательство тому – то, что происходит с тобой, все эти неприятные ситуации. Казалось бы, ну как такое возможно с тобой, личностью подобного масштаба? А в том и дело, что в какой-то момент уходят все эти заботы, нет их в поле зрения. И не от слепоты, а от выбора. И поэтому, черт возьми, как хорошо, что ты слаба сейчас и не тянешь больше свою стандартную нагрузку! Чеширская кошка пусть сменит стандарты…»

«Я под впечатлением… Возьму в качестве темы для медитации.

Я знала, что я вся в миссии и в масштабе, но никогда не думала, что сопоставима с произведениями искусства…

Для будущих поколений – это да. Надо собрать весь материал, его много. Издано лишь две книги, но много чего написано, опубликовать надо.

Спасибо тебе большое-пребольшое. Каждое твое слово из любви, я ее чувствую. Скажи, когда ты снова приедешь в Москву? Может, все-таки встретимся когда-то? Я ведь ничего о тебе не знаю, кто ты, чем занимаешься? Ты написала тогда, что гример. Расскажи о себе хоть немного. Так странно, ничего не знаю о том, кто мне так близок…»

«Да, я хочу приехать в Москву немного позже. Я уже не гример и пока ничем не занимаюсь. Когда-то в детстве тоже хотела быть артисткой, но даже не знаю какой… Петь не умею и не мечтала, а вот в кино, наверное, хотела сняться. А вообще, в детстве я очень любила Аллу Пугачеву.

Помню, как ее ругали, что грубая и вульгарная, скандальная или еще какая. А мне она нравилась. Сильная, смелая, созидательная, справедливая, честная, настоящая. В детстве мне хотелось быть на нее похожей!»

«Мне тоже в детстве хотелось быть похожей на Пугачеву! Ты приезжай! Но только позвони мне заранее, и мы обязательно встретимся!»

Концерт был запланирован на осень, впереди все лето. В это время я как раз переехала в Берлин и обустраивалась на новом месте. А осенью мне неожиданно назначили небольшую процедуру, и поездку пришлось отменить. Возможность побывать на родине появилась лишь весной. Я улетела в свой любимый Омск, а на обратном пути задержалась в Москве на несколько дней. Как и обещала, я написала Марине письмо. Мы созвонились и договорились встретиться в кафе.

Я пришла пораньше, кафе было почти пустым. Ко мне подошла официантка и спросила:

– Вас ожидают?

Я немного удивилась, ведь кафе было пустым.

– Не знаю, – протянула я.

Она улыбнулась и отвела меня в отдельную комнату для чайных церемоний. Спустя несколько минут в дверях появилась Марина.

– Привет! – она направилась ко мне, и мы обнялись как давние друзья. Она улыбалась, внимательно рассматривая меня.

Почувствовав неловкость, я сказала:

– Я часто бываю в Москве, но об этом кафе никогда не слышала.

– Неудивительно! О нем вообще мало кто знает. Зато здесь можно спрятаться от всех и встретиться с друзьями.

– Понятно, – сказала я, и мы замолчали.

Она продолжала внимательно смотреть на меня, и я решилась спросить:

– Как твое здоровье? Как сердце?

Она отвела глаза и, глубоко вздохнув, сказала:

– Мы с Антоном Буравиным разорвали отношения, совсем недавно. Ты была права, когда говорила о нем. Теперь я сама по себе, ищу команду, с которой больше не придется загоняться.

Услышав это, я оживилась и почувствовала необъяснимую радость:

– Как же я рада этой новости! Буквально на днях снова думала о том, что тебе нельзя с ним работать. С самого начала вашего союза у меня было внутреннее сопротивление твоему истязанию. Знаю, ты иначе относишься к этому, но когда продюсер загоняет больного артиста на сцену, это не что иное, как истязание. А Антон только так и делает. Зато теперь точно все будет круто! Ну, может, не сразу, но поддерживаю тебя полностью. Думаю, многие искренне любящие и уважающие тебя люди чувствуют то же самое.

– Надеюсь… В любом случае сейчас будет непросто… Не пойму только, почему я сама не вижу этого сразу… или вижу, но ничего не делаю… Антон сейчас, как может, компенсирует сорванные концерты. И, конечно, за мой счет. Во всем обвиняя меня… – с грустью сказала Марина.

– Ничего, все пройдет. А если честно, то для Антона это тоже хорошо, просто он пока еще этого не понимает. Но на твоем фоне он умирал как профессионал. Зато зарабатывал и не мог никак определиться, что же для него важнее – деньги или творчество, потому и превратился в истязателя. Знала, что так и будет, как только услышала вас вдвоем. Теперь главное, чтобы ты не передумала. У немцев есть такая поговорка: «Lieber ein Ende mit Schrecken als ein Schrecken ohne Ende» – «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца».

Марина засмеялась:

– Я не передумаю! Точно говорю! Спасибо тебе за поддержку.

Мы просидели в кафе еще какое-то время. За окном вечерело. Прощаясь, я достала из сумки аккуратно упакованные брецели, которые специально привезла для нее из Берлина.

– С моей комплекцией только бублики и есть, – засмеялась она, – но я все равно возьму! Люблю пробовать такие штуки.

– На завтрак можно все есть! Ты их в духовке подогрей, и будут как свежеиспеченные! – сказала я, и мы, крепко обнявшись, попрощались.

Мне хотелось прогуляться, и я решила пройти пешком несколько станций метро. Прохладный воздух гладил мое лицо, успокаивая зашкаливающие от встречи эмоции. Каждое слово, каждая картинка то и дело всплывали внутри в новых образах. Марина, которую я любила и помнила до этого момента, в один миг стала для меня совершенно другим человеком. Совсем не потому, что «звезда» вдруг оказалась доступной. Я никогда не страдала болезнью фанатов и не мечтала с кем-нибудь познакомиться. Но после этой встречи увидела, насколько несвободны эти люди, как они уязвимы. Поняла, что они нуждаются в поддержке и любви больше, чем в обожании, которым мы, зрители, нередко так жестоко обязываем артистов соответствовать нашим ожиданиям. Мне очень сложно передать эти чувства, но помню, как внутри звенела мысль, что она и такие, как она, – хрупкие сосуды, которые нужно не раздирать на части, а бережно хранить. Я шла, переваривая свои ощущения и изменения за время этой встречи. Я чувствовала невероятное тепло и душевную близость к этому заново открывшемуся для меня человеку.

Через несколько дней я вернулась в Берлин, и мы долго не виделись, но постоянно находились на связи, в переписке. Как-то она написала мне:

«Ушла от мужа. Уже месяц, как забрала вещи, детей и ушла. И ты знаешь, мне страшно. Он все равно в теме, давно в шоу-бизнесе, и, как бы там ни было, между нами была какая-то важная связь… хотя любви давно нет».

«Я понимаю, Мариночка! Но ведь ты хочешь любви, а не просто привычной связи. Ты стала для него чем-то таким большим и необъятным, что он даже любить тебя не может, не умеет. Вы стали несоразмерными… Это как в мультике, смотрела „Шрека“? Там дракониха полюбила осла. И дело не в том, что осел плохой или дракониха, а в том, что союз невозможен. Может, я не самый подходящий пример подобрала, но мне всегда было жаль девушку-дракона, ведь ей во всем приходилось подстраиваться под мужчину-осла…»

«Да, пожалуй, я та самая бедная девушка-дракон… или стала ею… Мне много всего хочется, очень много, а если с ослиными мерками подходить… И даже крылья… Как объяснить ослу, что крыльям нужен полет, что обязательно нужно летать, да так, чтоб наращивать мощь. А ему это кажется блажью… Чего летать, пошли пешком, и до чего же ты неповоротливая!

С точки зрения осла, дракониха – с ильная и мощная, и у нее бесконечный запас энергии и сил, а это не так, но ему не дано это почувствовать.

Конечно, если сидеть на цепи и не знать, что где-то есть такие же крылатые, настоящие, большие драконы, с огромным размахом крыла, то будешь влюбляться в ослов… Может быть, где-то есть мужчины-драконы?»

«Ну конечно, есть! И Девушке-дракону нужен Мужчина-дракон! С которым можно летать, с которым не надо казаться меньше, с которым можно заниматься любовью в полете, выпуская огненные кольца. Рядом с Мужчиной-драконом Девушка-дракон – миниатюрна и грациозна. Она в своей стихии, они соразмерны! У них общее видение горизонта. Они могут друг друга понять. И летать долго и счастливо!»

«Да… А если крыльям летать не дают, то летать начинает сердце. По маршруту „дом – реанимация“. И если нельзя выпускать пламя, оно уходит внутрь, например в легкие, с чем я и слегла сейчас…»

* * *

Спустя год я окончательно выздоровела, прошла все терапии и чувствовала себя прекрасно! Так получилось, что по работе Андрея мы приехали в Москву. Прошло несколько лет, за это время я закончила обучение на психолога и создала свою авторскую игру «Феникс-Возрождение». Игра приобрела такую популярность, что я облетела с ней весь мир! В ней участвовали люди разного возраста, статуса и национальности. Не хватит пальцев на руках, чтобы перечислить все нации, которые уже за первый год прошли игру вместе со мной.

Все это время мы много путешествовали, и я редко встречалась с Мариной. Мы видели, что происходило в нашей жизни, из переписки. Я узнала, что у нее появилась хорошая команда музыкантов и тех, кто помогал ее творчеству. Она активно поддерживала молодых исполнителей и продвигала таланты благодаря своему авторитету в творческих кругах.

Казалось бы, в ее жизни все стало более органично, и теперь она была сама себе хозяйкой, занималась только тем, что ей хочется и интересно. Но, несмотря на это, на фото и видео в соцсетях она по-прежнему выглядела уставшей. Я очень хотела пригласить ее на игру, но не решалась. Почему? Во-первых, после того начального письма я вообще боялась говорить что-либо «правильное». Конечно, несколько лет обучения показали, как высказываться более мягко и, как это принято говорить, экологично. А во-вторых, я была уверена, что она все знает! И даже не в силу того, что имеет диплом психолога, а в силу врожденной глубины и объема личности. В общем, я не решалась предложить ей поиграть.

Как-то раз, вернувшись в Москву, получила от нее сообщение:

«Лилечка, привет! Ты когда будешь в Москве? Пора уже встретиться!»

Я ответила, что как раз вернулась, и мы договорились встретиться. В день встречи после обеда у меня была игра, и мы условились на утро.

Мы встретились в знакомом кафе и крепко обнялись. Наверное, каждый человек ощущает другого по каким-то своим параметрам. Для меня объятия – одно из важнейших для восприятия. Помню, как еще в самый первый раз мы по-дружески обнялись. Тогда мне показалось, что мое тело растворяется, утопает в теплых, до боли родных объятиях Марины. Они для меня словно место силы, «молочные берега», в которые хочется погрузиться, в которых хочется погреться, наполниться любовью и энергией. Мы обнялись и какое-то время молча стояли, обмениваясь незримой информацией друг с другом. Я почувствовала беспокойство от нее и, наверное, усталость… Как всегда. Она улыбнулась и живо спросила:

– Так у тебя сегодня еще игра будет?

– Да! Я взяла ее с собой, чтобы никуда не спешить. После нашей встречи сразу поеду к участникам.

– Она у тебя еще и с собой! Ну, показывай! А то «Фениксу» твоему почти год, а я его лишь на картинках видела!

С необъяснимым волнением я достала коробку и открыла ее. Марина с восторгом протянула:

– Аааа, какая она красивая! Прямо волшебная! Расскажи, про что она и зачем в нее играть?

Я принялась объяснять. Марина молча слушала, но мне показалось, что она отвлеклась и словно погрузилась в какой-то свой процесс. Вдруг резко спросила:

– А можно мне одну карточку достать? – ее голос звучал взволнованно.

Неожиданный вопрос застал меня врасплох.

– Нууу, дааа, вытяни, если хочешь, – неуверенно протянула я. – Но сначала внутренне задай вопрос игре, чтобы значение карточки стало для тебя подсказкой.

Она задумчиво посмотрела в окно и сказала:

– Я знаю свой вопрос!

Я достала карточки и протянула всю стопку ей. Она вытянула одну из середины колоды и повернула к себе.

Я сидела напротив и не видела, что там написано. Марина продолжала смотреть на карточку, вчитываясь в текст снова и снова. Она глубоко вздохнула, на лице появились тень разочарования, грусти и легкая усмешка, как будто над чем-то своим. Она зажала маленькую карточку в ладошке, словно на ней было написано что-то очень важное, сокровенное. Марина поднесла руку ко мне и разомкнула ладошку. На маленькой карточке было лишь одно слово: «Любовь». Не успела я открыть рот, чтобы начать говорить, что это все про любовь к себе, про заботу о себе, как Марина произнесла:

– Да, да, я знаю, что ты хочешь сказать. Это все про любовь к себе…

Я молча, быстро кивала в ответ на каждое ее слово. Мне хотелось плакать, как и Марине.

– Возьми меня на свою игру, прямо сейчас, можешь? – спросила она.

На самом деле я не могла, потому что мест на эту игру уже не было.

– Мариночка, там будет много чужих людей, и все они тебя узнают. На игре придется говорить что-то, и, может, ты не захочешь, чтобы это знали другие. Разве ты готова к этому?

– Мне нечего скрывать, пусть знают правду, – тихо сказала она.

– В любом случае сегодня не получится, но мы можем выбрать с тобой любой другой день. Ты подумай, когда хочешь и с кем готова поиграть. Я могу провести игру только с тобой. Только ты и я. Подумай.

Мы расстались, и я ушла на игру. На следующий день Марина написала:

«Лилечка, я хочу играть, давай послезавтра? И можно я буду одна?»

Я сразу ответила:

«Конечно, можно! Давай так и сделаем, только мы одни, и весь день наш!»

«Я просто счастлива! Мне давненько никто не делал предложений с такими словами. Можем позволить себе девичник!»

Весь следующий день я только и думала об этой игре. Я знала, как ранима и уязвима она сейчас, несмотря на всю свою мощь, мудрость, силу, успешность, популярность. Хорошо, когда есть осознание происходящего, но когда не хватает сил справиться с этим даже у личности такого масштаба, становится непонятно, как же помочь? Как сделать так, чтобы реальность двинулась в нужную сторону? В ней живет обычный, маленький, хрупкий человек, который боится боли и тоски, хочет любви и тепла, которому так не хватает простого женского и человеческого счастья. Я чувствовала невероятную ответственность и знала, что должна создать такое пространство, где она без боли и страха сможет выложить на стол все свои «игрушки», болячки и секретики. Чтобы в одних найти новые силы и энергию, с другими без сожаления расстаться и впустить необходимые перемены.

Марина приехала без опоздания. В ее руках был букет слегка подвядших тюльпанов интересного сорта. Никогда раньше таких не видела. Нежно-розовое кружево кончиков лепестков было похоже на нарядные, но помятые юбочки.

– Ты не подумай, что я тебе несвежие цветочки привезла, они очень свежие, но нуждаются в том, чтобы им вернули силу и красоту, чтобы их отогрели. Я знаю, ты можешь отогреть их, так же как и меня…

– Конечно, так и сделаем!

Мы принялись возвращать к жизни тюльпанчики. Подрезали кончики стебельков и поставили в большую вазу с водой.

Я заварила нам чаю, мы сели за стол, и я начала рассказывать об игре и ее правилах. Закончив вступительную часть, сказала:

– Мариночка, теперь пришло время задать вопрос игре. Что ты хочешь узнать, какие ответы получить?

Марина задумчиво смотрела на игровое поле и молчала. Казалось, она взаимодействует с ним, договариваясь о чем-то сокровенном. Она тихо начала говорить, словно боясь спугнуть что-то.

– В последнее время мое тело перестало слушаться. Начинает барахлить, заболевать, совсем не успевает за мной. А я хочу, чтобы успевало, чтобы не останавливалось, чтобы не мешало реализовать все задуманное.

Услышав это, я ощутила мощное дежавю. Я будто снова оказалась в тех временах, когда завязалось наше знакомство. Вспомнила нашу переписку, когда она попала в больницу, когда говорила о том, что заниматься собой и своим здоровьем ей неинтересно. Я спросила:

– А как ты думаешь, почему тело не успевает за тобой, не хочет слушаться, заболевает и мешает реализовывать задуманное?

Она глубоко вздохнула:

– Ну, наверное, потому что не может больше и кричит о своих потребностях, а я все откладываю. Но я не понимаю, что делать и как наладить отношения с собственным телом. Это и хочу узнать.

Я не стала больше задавать вопросов, мы начали игру. Марина вытянула первые две карточки из колоды ресурсов. Они гласили: «Подлинность» и «Здоровье». Прочитав их, она погрустнела:

– Наверное, сейчас игра хочет сказать мне, что я должна быть честна с собой и признать, что не выдерживаю такую интенсивность. А тело просит позаботиться о здоровье и своем бедном сердце.

– Так и есть! – воскликнула я. – Ты говоришь, чтобы тело успевало за тобой и не мешало, а ведь все наоборот! В первую очередь тебе самой необходимо причувствоваться к своему телу, темпу и убрать все лишнее, что мешает телу слушаться и бежать за тобой радостно и вприпрыжку.

– Но я и так уже все убрала! Отказалась от всего лишнего, осталось только мое, и ничье больше. Так почему же на мое меня же и не хватает? – воскликнула Марина, вытягивая следующую карту. Она гласила: «Завышенные ожидания заставляют тебя страдать». Не дочитав до конца, горько заплакала. Мне хотелось что-то сказать, но комок сдавил горло, и я заплакала вместе с ней. От правды и сожаления. Я благодарила происходящее, что мне не приходилось произносить то, что Марина сама бессознательно вытягивала из карт игры.

– Я знаю, что это значит… Ведь я от себя ожидаю больше, чем могу сделать. Зачем? Как же это печально – завышенные ожидания от себя самой, от организма, а ведь мое бедное сердце совсем не справляется и почти истекает кровью. А так хочется многое успеть, отдать людям, поделиться любовью. Ведь я действительно все ненужное и чужое убрала, – говорила она сквозь слезы.

– Значит, недостаточно убрала, Мариночка. Надо еще убирать, очищать. Посмотри внимательнее: в том ритме, в котором ты живешь, любой мусор имеет способность маскироваться под нужное и важное. Эти дела, идеи и проекты – паразиты, отнимающие время и силы. Они не дают возможности наладить контакт с телом и проявить любовь к нему, к себе через него… И потом, если не хватает времени побыть с собой наедине, чтобы подумать о себе, о своих желаниях, потребностях, чтобы заботиться о себе, значит, что-то не так.

Марина вытянула следующую карточку: «Ты понял, что любовь – это синергия ума, души и тела».

– Да, я это понимаю… но как же сложно начать делать что-то не для других, а для себя. Нет там отдачи, ну, или нет быстрой отдачи, а ждать не хочется, не терпится получить все и сразу. А так не бывает, поэтому и жизнь проходит словно не для себя, а для других.

– И мы, сами того не зная, стараемся в угоду другим людям, в надежде получить то, что никто не может нам дать. И это любовь к себе, глубокая, чистая и искренняя. А если мы сами себе это дать не в состоянии, так как же можем получить от кого-то? Другие, даже самые близкие, даже те, кто нас действительно любит, никогда не смогут дать нам это. Каждый может любить нас только за себя, так, как он умеет. Но никто, никогда не сможет полюбить нас за нас самих. Это просто невозможно! И если мы не научимся любить себя за себя, то всегда будем чувствовать недостаток ЭТОЙ любви и, как следствие, неосознанно ожидать ее от других и платить за это больным сердцем, слабым телом, криком несчастной души. Потому что будем делать все, чтобы получить кайф от горящих глаз, обожания и всеобщей любви, выгорая на этом пути. И это все равно будет другой любовью.

Именно поэтому важно научиться давать ЭТУ самую любовь себе и быть свободной. Зато потом! Потом энергии станет столько, что на все проекты хватит. И знаешь почему? Потому что, убрав все лишнее, научившись любить и ценить себя на глубочайшем уровне, ты откроешь собственный источник любви и энергии внутри! Вот тут начинаются чудеса. Все это само собой будет распространяться на людей, зажигая их глаза и сердца. И ты будешь делать это не для того, чтобы от них получить, а потому что у тебя любви и энергии станет так много, что ты будешь отдавать ее от избытка, а не от нехватки. Это совсем другая история! И начинать можно с малого.

Мы играли почти пять часов. Много слез, откровений и воспоминаний. Вся игра крутилась вокруг лишь одной мысли – проявление любви к себе на физическом уровне, в простых, ежедневных действиях.

– Марин, а помнишь, как мы с тобой познакомились? Тогда в переписке мы уже говорили с тобой на эту тему.

– Нет, совсем не помню. Это же было так давно! Интересно, а эти сообщения сохранились?

Она открыла нашу переписку и начала листать до самого конца, вернее, начала. Она скроллила тексты наших сообщений, бегло произнося слова и фразы.

– Боже! Какой же интересный у нас с тобой диалог тогда начался… – сказала она с радостью и грустью одновременно. – И до сих пор продолжается…

Марина вновь вытянула карточку и прочла: «Загляни в свою Душу». Она снова начала плакать:

– Страшно в душу заглядывать. Страшно увидеть там что-то безнадежное. Желания моей души реализуются, но лишь в творчестве, а вот в любви…

Немного помолчав, продолжила:

– Душа хочет любви, хочет, чтобы тело было стройным, гибким, выносливым, а я – танцующая и путешествующая по разным маршрутам с удовольствием и налегке! И ничего мешающего рядом, только любимые люди, любимое дело. В сердце – творчество и музыка, стихи и проза. И лишь любовь внутри. А что касается любви мужчин, то, наверное, не суждено… Не принесла мне их любовь счастья. Лишь мгновения, которые оказались слишком короткими и дорого обошлись.

– Мариночка, попробуй впустить новый образ мужчины, поверь, он тебя давно ждет. Он совсем другой, не похожий на тех, что были прежде, а если и похож, то лишь самыми лучшими качествами. В нем есть то, что, возможно, пока тебе незнакомо, поэтому он ждет, чтобы прийти. Для этого важно стать той женщиной, которая впустит его в свою жизнь, разум и сердце. И тут как раз пригодится любовь к телу, забота о здоровье. Тело нужно для любви, для наслаждения, для творчества! И поэтому требует бережного отношения к себе. Разве это не интересно!

Помнишь, в той нашей переписке я сравнила тебя с райским уголком? Только представь, если бы на Земле действительно был кусочек рая, где животные не убивают других, но дружат с человеком, где люди понимают друг друга и весь животный мир без слов, где все полны любви и добра, где каждое дерево дает свои прекрасные плоды, а в реке течет живительная, исцеляющая вода. Скажи, ты бы попыталась сохранить этот уголок, даже если бы это было очень сложно? Зная, что, сохранив его, люди смогут расширять его границы и учиться быть добрее к себе и другим? Ведь сохранила бы, верно? Для других! А сейчас нужно сохранить себя – и для себя, и для других! Давай заведем тебе «Красную книгу» самой себя… Это так важно! Ты так нужна миру! И когда поймешь это, в жизнь придет тот самый мужчина!

Тот, кто любит, заботится о тебе безвозмездно, просто потому что ты есть. Он разделяет интересы и поддерживает творческие порывы, все, что способствует твоему раскрытию как женщины, во всех ипостасях, как духовное и творческое существо. Кто любит тебя глубоко и по-настоящему. И его любовь к тебе проявлена в каждом вздохе и движении в твою сторону. А ты принимаешь все это как само собой разумеющееся, наслаждаешься этим и любишь в ответ так же страстно и без оглядки! Скажи отношениям ДА, но лишь таким, которые способны стать взаимосозидающими. Пусть будет так, и никак иначе! Вот так и прими это.

– Принимаю! Учусь принимать. Не стану лукавить, пока мне трудно даже представить все это, но обещаю, я буду стараться. Ты – невероятный подарок в моей жизни! Как же здорово, что ты решилась написать мне тогда. Я тебя очень люблю, ценю и чувствую, и сегодня, и тогда…

Мы разошлись, когда за окном совсем стемнело. Я рано легла спать, а проснувшись, сразу обратила внимание на тюльпаны. Они ожили! Стебельки выпрямились, а розовые юбочки расправились, раскрыли кружева и смотрели вверх! Вся комната благоухала нежным ароматом. Я так обрадовалась, что немедленно схватила телефон и сделала фото возродившихся цветов, чтобы послать Марине. Она сразу ответила:

«Надо же, они все-таки ожили! И я тоже чувствую, как отогреваюсь, оживаю. А знаешь, с какого вопроса я начала сегодняшнее утро? Что прекрасное буду сегодня делать для своего тела! А еще – мне так хочется что-то сделать для тебя!»

Я ответила:

«Пусть часы, проведенные вчера вместе, окупятся твоей радостью, любовью, здоровьем и безмятежностью…»

«Лилечка! Спасибо тебе еще раз и низкий поклон за такое глубокое и честное вложение в меня. Оно точно окупится».

* * *

Спустя пару недель я на несколько месяцев улетела в Америку. Весной вернулась в Берлин, чтобы провести лето с родителями. Я давно не заглядывала на страничку Марины и не следила за новостями. Наверное, где-то подсознательно хотела дать больше времени на изменение ее реальности после игры. Однажды получила сообщение:

«Ты уже видела, что интересного происходит? Я отменила целый гастрольный тур! Не представляешь, как тяжело мне это далось. Зато написалась новая книга, и команда пополнилась настоящими профессионалами. Мероприятия построены теперь так, что работа сопровождается отдыхом. Всю зиму я пробыла на морях и восстановилась, и, кажется, уже научилась принимать это как должное! И поэтому теперь для меня все поездки и гастроли – это возможность смотреть на прекрасное, гулять, наслаждаться, встречаться с друзьями и покупать всякие интересные штучки, а работа – в промежутке между всем этим. И от этого так хорошо!

Когда ты приедешь?»

Ближе к осени я вернулась в Москву и сразу написала Марине:

«Я уже тут! Скорее давай встречаться! Но в этот раз я забыла привезти твои любимые брецели!»

Тут же получила ответ:

«Ура! И хорошо, что забыла. Не ем я теперь никакие брецели…»

Через два дня я ждала Марину все в том же кафе. Уютно устроившись возле окошка, в ожидании любовалась осенней Москвой и будничной суетой за окном. Как же давно я не была здесь, как же я соскучилась! Неподалеку остановился красивейший «лексус» необычного, золотисто-медного цвета. Он сиял на солнце, а я машинально смотрела, как высокий темноволосый водитель вышел, чтобы открыть дверь своей попутчице. Я наблюдала, как нежно он укутывал подругу кашемировым шарфиком, что-то приговаривая. Она светилась от счастья и, словно ребенок, понарошку уклоняясь, все же взяла шарф, не удержавшись от его нежных уговоров и объятий. Улыбка появилась на моем лице: как же я люблю мужчин, которые умеют сохранять такое отношение к женщине не только в 20, но и в 30, и в 100 лет. Разглядывая эту пару, я любовалась, как они смеялись и не могли оторваться друг от друга, и вдруг наконец увидела и осознала, что светящаяся женщина из «лексуса» – это моя дорогая Марина! О боже, этого не может быть! Она что-то сказала своему попутчику и спешно двинулась к кафе. Проходя мимо окна, увидела мой, мягко говоря, ошарашенный вид и рассмеялась! Она зашла в кафе, и мы крепко обнялись! Я все еще была в полном шоке и не знала, что сказать, кроме как произнести громкое и протяжное: «ВАУ!»

– Как же так, Мариночка! Это ты? Тебя же и не осталось совсем, а кто говорил, что хорошего человека должно быть много! – шутила я. – Сколько? Минус 30? 40? Что тут произошло, ведь не прошло и года!

Марина смеялась и не могла остановиться.

– Не преувеличивай! Минус 35 кг! И, между прочим, прошло больше года! Да, меня стало «меньше», а хорошего человека и профессионала, благодаря этому, стало еще больше! Ты не представляешь, какие перемены произошли и как много всего я хочу рассказать тебе и похвастаться! Но сначала давай закажем все самое лучшее, что тут имеется, и выпьем по бокалу отличного шампанского. Нам есть что отметить!

Мы сделали заказ, и Марина продолжила.

– Все, что я тогда проговорила на игре, почти сразу начало исполняться. Рядом со мной появились новые, замечательные люди. Гастроли теперь строятся под меня. Образовались совершенно новые программы. Ты же помнишь, как тяжело мне давались тогда концерты, колено болело, и я не могла много двигаться. Я, которая любит танцевать и прыгать на сцене! Теперь все иначе. Чувствую легкость, как 20 лет назад. А главное, нравлюсь себе, и мое сердечко тоже довольно. Ты обязательно должна прийти на ближайший концерт! Другая программа, новые песни, истории. И знаешь, одна из историй – про тебя и твою игру…

Я смотрела на Марину, на ее горящие глаза и не могла поверить ни своим ушам, ни глазам. Внешне она была как будто той же самой, но в то же время другой. Натуральный цвет волос у нее светло-русый, и всю жизнь она красила волосы в яркий блонд. Лишь раз, помню, стала черной, когда в моде были строгие темные стрижки в стиле Мирей Матье. Сейчас передо мной сидела рыжая бестия! Белая нежная кожа всегда выгодно подчеркивала ее хамелеоньи глаза. Теперь же и цвет кожи, и цвет глаз невероятно сочетались с рыжими волосами.

– Мариночка, я даже не знаю, что сказать, и нужно ли что-либо говорить. Просто радуюсь тому, что вижу и слышу. Ты, пожалуйста, рассказывай, хочу много-много историй и всех подробностей. Всего год, а изменений…

– Да, кому-то хватит на целую вечность. Тогда, после игры, я вдруг поняла, что мощнейшая сила и жажда жизни всегда струятся из меня мощным потоком. Но в какой-то момент я словно попала в концентрированную непроглядную черноту. Когда мое бедное сердце просило внимания, когда везли в реанимацию, мне почему-то было все равно. Помню, мне даже приснился коридор с ярким голубым светом в конце. Я во сне разрыдалась и начала кричать и ругаться, мол, нечего меня в такие коридоры зазывать, у меня дети, музыка, люди, планы, и вообще…Тогда я развернулась и пошла в другую сторону. Было страшно, а под действием страха фокус внимания сужается, и казалось, что в двух метрах от меня чернота еще больше сгущается и обретает плотность…

Но после игры я смогла расширить фокус и взглянуть подальше, еще подальше… Там показался горизонт, а чернота просто превратилась в темную ночь. Потом на ночном небе проступили звезды. И вот я уже завороженно смотрела в красивое звездное небо. Из-за горизонта выскочил первый рассветный луч, и я наблюдала невероятную голограмму игры солнечного света и облаков, и, когда появился солнечный краешек, меня накрыла волна ликования! Все это вдруг пришло, и что-то начало меняться. А все, что было в нашей с тобой переписке, я впитывала кожей. Чувствовала твою вибрацию даже на большом расстоянии, да и нет никаких расстояний…

Ты не представляешь, сколько моих друзей и просто замечательных людей теперь хотят поиграть в твоего волшебного «Феникса»! Я даже хочу устроить целый вечер, посвященный этому. Не могу и не хочу молчать об этом. Ты согласна? Ты же придешь? – с надеждой она посмотрела на меня. Ее глаза обрели теплый зеленый цвет.

То, что происходило в этот момент, для меня было так неожиданно! Конечно, я знала, какое влияние оказывает процесс игры, какие перемены запускает. Но этот случай был особенным и превзошел самые смелые ожидания. Вдруг спросила:

– Я сейчас собираюсь написать книгу про тех, кто принял решение жить по-другому, кто личным примером может помочь людям тоже принять такое решение. Это будет сборник настоящих, правдивых рассказов. Можно, я возьму и твою историю? Я, конечно, изменю имена…

Марина рассмеялась:

– Ну что ты, меняй не меняй, а мои меня все равно узнают. Но вот что я тебе скажу: бери эту историю! И знаешь что, можешь ничего не менять, ведь это правда моей жизни и твоего в ней присутствия. А мне нечего скрывать, я только за настоящесть.

Я обрадовалась и сказала:

– Ну и замечательно! Имена я все-таки изменю, но в остальном оставлю как есть! И да, я, конечно же, приду на твой концерт и творческий вечер! Расскажу все, что хочешь, и поиграю с твоими друзьями.

Лукаво я посмотрела на подругу и спросила:

– А теперь расскажи, кто этот заботливый красавчик? Кто-то из новых продюсеров или музыкантов?

Марина мечтательно закатила глаза и улыбнулась.

– Ты знаешь, наверное, это мой ангел-хранитель, или мне послал его ангел-хранитель быть моим ангелом-хранителем на Земле, – она засмеялась от собственного каламбура. – Мы познакомились примерно через месяц после нашей с тобой последней встречи. Когда ты прислала мне жесткие инструкции после игры, я хоть и ворчала, сопротивлялась, но все же невольно начала встраивать в жизнь все пункты, что ты прописала. Но заметь, именно когда я приняла решение заняться собой, вдруг появился он. За месяц я тогда сразу почти 10 килограммов сбросила. Я написала тебе, что отменила гастрольный тур и начала заниматься здоровьем, а он во всем поддерживал меня и помогал. Наверное, еще никогда за свою жизнь я не чувствовала так много мужской любви к себе, во всех проявлениях. И кстати, он не из шоу-бизнеса. Никакого отношения к этому не имеет. Почти год уже рядом – и душой, и телом. Во многом именно он помог прорасти тому зернышку, что было посеяно внутри меня на игре.

За время, проведенное с ним, я поняла, насколько не привыкла принимать любовь мужчины, выраженную в совершенно простых проявлениях. Удивительно, но Славик всегда сам знает, когда мне надо отдохнуть, и даже не спрашивает, хочу, не хочу. Просто организует отдых в лучших местах, на лучших условиях. Покупает лучшие билеты, чтобы даже полетом я могла наслаждаться. Кстати, «лексус» – это тоже его подарок. А еще он любит мое творчество, говорит, что я самый красивый и сексуальный гений на Земле! И я это все чувствую, наслаждаюсь, и, ты знаешь, такое отношение весь год дисциплинировало меня любить себя!

Мы рассмеялись и в течение следующих часов рассказывали друг другу свои истории, наверстывая упущенное время.

Мы не заметили, как в кафе вошел тот, о ком мы говорили. Он подошел к нам и, протянув мне руку, представился: «Вячеслав!» Я тоже назвала себя и внимательно посмотрела на него. Честно говоря, я не люблю откровенных красавчиков. И он не был таким. При этом по-мужски был очень привлекателен. Для меня это выражается в сочетании силы и мягкости одновременно. Когда внутренне твердый человек позволяет себе быть добрым, великодушным. Знаете, когда сильные руки умеют так ласково взять женщину, ее руку, когда умеют сжать так крепко и в то же время бережно. Когда во взгляде есть четкость, решительность, сменяющиеся бездонной нежностью, когда мужчина смотрит на любимую женщину. В общем, не стану перечислять все мелочи, по которым я сделала такие выводы, просто поверьте на слово, Вячеслав именно такой. Внешность отражала эти качества. Четко очерченная форма лица смягчалась мелкими лукавыми морщинками возле больших карих глаз. Густые брови, легкая седина пробивалась в темных, слегка волнистых волосах на висках.

– Славик, ты решил пораньше заехать? – недоуменно спросила Марина.

– Напротив, решил не мешать вам секретничать и приехал позже. Я уже заезжал час назад, как ты просила, но вы были заняты беседой и не заметили меня. Я уехал на встречу и вот спустя час снова здесь. Не стал бы вам мешать, но завтра улетаю в Брюссель по работе, знаю, что ты его любишь и хотела поехать со мной. А значит, надо выспаться! – он улыбался.

– Значит, мы тут уже почти пять часов! Сколько же времени, неужели десятый час? – воскликнула Марина.

Мы посмотрели в окно и заметили, что уже стемнело.

– Лилечка, нам пора. Давай мы тебя довезем, хочешь?

– Нет-нет, идите! Я еще посижу немного, а потом вызову такси.

Мы снова крепко обнялись.

– Обожаю тебя, ты – моя Вселенная. Все-таки нам надо чаще встречаться, а то что такое пять часов – ничего и не успела рассказать! – рассмеялась она. – Теперь буду ждать тебя с «Фениксом» на следующей неделе.

Вячеслав закутал Марину в мягкое вязаное пончо, и они удалились. Я смотрела им вслед, и эта история невольно начала складываться сама собой. На следующий день я получила от Марины сообщение:

«Славику ты понравилась! Сказал: „Здорово, что она у тебя есть, она настоящая“. А еще, знаешь, удивительная штука, но шаг за шагом нашего с тобой знакомства, такого постепенного и глубокого, я все больше убеждаюсь, что та часть меня, которая просила этой любви к себе и внимания, как-то с тобой связана, она и привела тебя ко мне, словно призвала тебя. Иначе как это все объяснить? Как объяснить то, что мы, не общаясь, редко встречаясь и не зная ничего друг о друге, так много знаем! Какая-то колоссальная синхронизация. И мне кажется, у Вселенной на нас свои планы, и она что-то хочет от нас. Хотя я и не знаю, что именно, но знаю, это есть, и оно очень большое. И пусть твоя история станет началом большого пути!»

В темноте

 
Я делаю, что захочу!
Ведь в темноте меня не видят,
а значит, и никто другой
меня не тронет, не обидит…
 

Как-то я была на тренинге, который проходил в абсолютной темноте, хоть глаз выколи. Ничего подобного раньше с собой не проделывала! С самого начала все казалось странным, необычным и, честно говоря, бессмысленным. В фойе – ни кофе, ни печенюшек, к которым мы так привыкли на подобных мероприятиях. Не было и тренеров, которые представили бы участников друг другу и рассказали о программе. Не успела даже участников сосчитать и разглядеть. В общем, сразу в темноту…

С тренерами мы познакомились уже по голосу. Так же и с другими участниками. Войдя в темноту, каждый получил в руки овощ или фрукт. Понятно, подумала я, значит, будем готовить. Народ вел себя по-разному. Одни смеялись, другие в густоте темноты чувствовали себя, словно в футляре, ощущая страх и невесомость.

На какой-то момент мне тоже показалось, что я теряю равновесие, голова закружилась, и на миг я почувствовала приближение паники. В этот момент некто дотронулся до меня: «Мне страшно, дискомфортно, я хочу света…» – раздался ее голос. Ледяные руки новой знакомой крепко сжали мою ладонь.

– Ты расслабься, говори со мной, руки-то холодные, давай сделаем растирание! – весело предложила я.

– Давай… – голос звучал тихо и неуверенно. Я принялась растирать руки новой знакомой, расспрашивая ее, как она попала на этот тренинг, что знает об этом и что у нее в руке.

– У меня яблоко, а у тебя что? – спросила она.

– То ли лайм, то ли лимон, не пойму…

Мы слышали, как наполняется зал. Казалось, все очень близко, при этом голоса звучали несколько отдаленно, словно теряясь в темноте.

В этот момент очень близко раздалось: «Я – Павел, ваш тренер. Задание – найти участников с тем же предметом, что и у вас, и объединиться». На какой-то момент воцарилась полная тишина, после чего все стали кричать: «Картошка, кто картошка?», «А где морковки?», «Яблоки, яблоки, где вы?!»

Я так же громко и протяжно крикнула: «Лааааааймыыыыыы!» Худенькие ручки с тонкими и длинными пальцами вцепились в мою руку: «Я тут! Я лайм, я лайм! Ты тоже? Я с тобой!» – радостно щебетал звонкий голосок, как у птички.

Держась за руки, мы двинулись вперед в поиске «сородичей». К нам присоединились молодой человек и девушка, и уже вчетвером мы продолжили поиски оставшихся. Тренер снова дал команду – найти свой стол, за которым мы будем работать. Мы выстроились паровозиком. Я шла впереди, разгребая темноту руками.

Незаметно к нам примкнули последних три лайма. С одной стороны, крепко держась за мои джинсы, чирикала «птичка», с другой – звучал более спокойный, взрослый голос. Мы снова двинулись на поиски. Темное пространство казалось бесконечным, мы ходили в одну сторону, затем возвращались, натыкаясь на стол то «морковок», то «яблок». И вдруг кто-то в темноте спокойным и твердым голосом сказал: «Добро пожаловать на стол „лаймов“, мы ваши тренеры, Мария и Наталья…» Не помню, когда я в последний раз испытывала такую радость. Мы наконец немного отцепились друг от друга и встали вокруг стола, который служил опорой в невесомости темноты. Девочки рядом, «голос постарше» и «птичка» время от времени брали меня за руки и просто прикасались, словно невольно, то ли проверяли мое наличие, то ли ощущали таким образом безопасность. Я чувствовала, как начинают болеть глаза, которые пытались разглядеть саму темноту. Казалось, они полны песка, ничего не видно. Я сказала об этом тренерам.

– Расслабься, не пытайся всматриваться в темноту, пусть глаза отдохнут, – мягко успокоила Мария.

– Легко сказать, но они не слушаются, они просто смотрят! Я расслаблена, мне хорошо и комфортно, но они словно сами по себе…

Я пыталась закрыть глаза, на какое-то время это помогало, но как только я открывала, напряжение снова нарастало.

Наталья объявила группе первое задание. Нас посвящали в помощников повара. Мы получили кучу «униформы» и, вытаскивая наугад колпаки и фартуки, одевались и помогали найти недостающие детали остальным. Мы радовались, как дети, завязывали вместе ленты фартука, поправляли колпаки, постоянно находясь в близком контакте, и совершенно не задумывались о личном пространстве, субординации и о том, кто есть кто. В темноте все это неважно, не имеет никакого смысла. Только голос, интонация, прикосновение.

Я подумала: почему мне так легко и хорошо? Обычно вначале на незнакомых тренингах присутствуют волнение, тревожность. Почти всегда включается внутренний контролер, который хочет знать, что и зачем. Почему сейчас все иначе? Для чего мы хотим все знать? Чтобы в нужный момент правильно среагировать, не «потерять лицо»? Возможно, только теперь это неважно, лица все равно никто не видит. И поэтому все по максимуму открыты, естественны, а восприятие тех, кто рядом, совершенно иное.

Мы не видели, кто как выглядит, худой или толстый, низкий или высокий, молодой или старый, красивый или так себе, и т. д. и т. п. Все были равны, одинаковы и очень близки друг другу. Я прислушивалась к ноткам в голосе, интонации; конечно, в голове возникали картинки тех, чей голос, энергетика запомнились, произвели впечатление.

– Молодцы! Все справились, оделись верно и во время уложились! – торжественно объявила Наталья, на ощупь проверяя завязанные фартуки и надетые колпаки. – Теперь нужно разделиться на две команды, выбрать главного в каждой и приступить к следующему заданию.

Наша команда определилась сразу: те, кто рядом со мной, плюс один из мужчин. Всего у нас было двое мужчин, и мы их по-честному поделили! В итоге они и возглавили наши девичьи команды. Со вторым и с третьим заданием тоже справились быстро и слаженно. Мы стояли плотным рядом вокруг нашего небольшого стола, но, несмотря на близость, я обратила внимание, что не все голоса мне слышны, не всех я «вижу». Голос нашего капитана звучал довольно энергично, весело и приятно. Хотя не могу сказать, что по-лидерски, по-командирски, по-капитански.

Но голос другого капитана я не слышала вообще. Когда он замолкал, трудно было представить, вспомнить его. Голос девушки из второй команды я не «услышала» совсем. «Птичка» чирикала, не прекращая, а «голос постарше» либо молчал, либо уточнял у меня то, что не расслышал. Отчетливее всех звучали голоса тренеров: спокойные, уверенные, я бы даже сказала, смелые, с такой чистой интонацией. Полные любви и уважения, принятия, тепла, они звучали приятно, убеждая в надежности и безопасности. Казалось, у них есть очки, которые позволяют все и всех видеть. И именно поэтому они так четко ориентируются в этой мгле, выполняя свою работу и помогая нам.

В следующем задании один доброволец от каждой подгруппы должен был пойти к «оракулу» за секретным рецептом. Направились я и еще одна девочка, назовем ее Ира. Нам предстояло узнать рецепт итальянской пасты и понять, как работает машинка для ее изготовления. На ощупь мы разбирались в этом, казалось, сложнейшем устройстве, чтобы четко освоить инструкцию и передать информацию своей группе. Мы с Ирой совершенно по-разному воспринимали и усваивали наставления. Мне важно было внимательно слушать, вникать, одновременно двигаясь пальцами по машинке, изучая все, о чем говорит тренер. Ира же все время задавала уточняющие вопросы, все в тему, ничего лишнего. Ее голос укреплялся, становился громче и увереннее. Она снова и снова проговаривала ответы на свои вопросы, я двигалась вслед за ее словами по машинке, и таким образом «неизвестный объект» был успешно освоен! Мы двинулись в обратный путь.

На столах уже лежали тесто, доски, мука и все необходимое. Группа собралась вокруг, и я приступила к объяснению предстоящей работы. По порядку, шаг за шагом, озвучивала инструкции, ребята по очереди проходились пальцами по машинке, чтобы понять, о чем я говорю. Группа Иры так же прекрасно прошла инструктаж. Ребята подготовили заготовки из теста, но наша машинка оказалась неисправной.

Пока мы разбирались с неполадками, вторая группа начала «производство». Привести в «чувство» машинку не удалось, и мы примкнули к остальным. Голос Иры звучал четко и громко. Она уверенно раздавала команды и подгоняла особо медлительных. По яркому звучанию ее голоса я невольно представила ее образ. Казалось, она довольно высокая, крепко сложенная, со строго зачесанными волосами, собранными в задорный хвостик! Недавно ее совсем не было слышно, теперь же она раскрылась, зазвучала, словно настал ее звездный час. «Молодец, Иришка! Все говорит четко и ясно, ни одного лишнего слова, настоящий лидер!» – на мой взгляд, в ней ярко проявился капитан, взявший на себя ответственность вытянуть всю команду малыми ресурсами. В первый раз за вечер мне пришла мысль, что я хочу увидеть, как выглядит этот участник. Так незаметно пролетело почти четыре часа. Было нелегко… Постепенно начали включаться лампы…

Глаза уже привыкли к темноте, но, несмотря на это, вновь увидеть свет было очень приятно и волнительно. Мы сели за стол и начали заново знакомиться. Первое, что бросилось в глаза, – при свете все изменилось! Близость и открытость вдруг сменились неловкостью и отчуждением. Хвататься за руки уже не хотелось, только держать дистанцию и личное пространство.

А наши замечательные тренеры оказались слепыми!

Еще минуту назад они были самыми сильными, помогающими, мы же были маленькими и слабыми. Без них не получалось сделать и шагу. Мы были на их «темной территории»… Теперь же, как только зажегся свет, они превратились в слепых котят, в «людей с инвалидностью».

Почему так? В чем причина? Ведь для них темнота не закончилась! Но она закончилась для нас, и они знают об этом, и мы знаем. Мы видим, они нет. Все вдруг стали предлагать тренерам поднести стакан воды, принести стул. Но всего минуту назад они это делали для нас и лучше нас. Почему же все решили, что они вдруг разучились быть сильными?!

Я посмотрела на Иришку. Невысокая, худенькая, очень обычная, я бы даже сказала, несимпатичная. Мы вновь познакомились, сказали друг другу, какие мы молодцы. Поблагодарили за помощь и отличную командную работу. Слушая ее при свете, я заметила, как изменился ее голос. Он стал тихим и совсем не таким уверенным, как был еще пять минут назад.

Что с ней? Что случилось? Как будто она старается теперь соответствовать своему привычному образу. Какому?

Вопросы сыпались один за другим, но не находили ответа. Тренинг закончился позже, чем планировалось, часы показывали почти полночь, и участники стали разбегаться сразу после фото на память. В воздухе висело странное напряжение. Я не могла понять почему, мне хотелось обменяться телефонами, созваниваться и дружить. Но чем дольше горел свет, тем быстрее все вставало на привычные места…

«Птичка» – молодая и красивая – улыбнулась, прощебетала что-то на прощанье и упорхнула. «Голос постарше» сказала, как приятно и замечательно все прошло, и откланялась. Ира тоже незаметно удалилась. Постепенно все разошлись. Я и двое ребят из соседних групп остались сидеть с нашими замечательными тренерами. Мне было интересно все! Они рассказывали о своих ощущениях от каждого из нас. Зал был почти пуст, я испытывала необъяснимую грусть. Вдруг кто-то окликнул меня по имени. Я повернулась и увидела перед собой симпатичное лицо девушки с большими красивыми глазами.

– Это я… – прозвучал знакомый голос. – Я не была уверена, что узнаю тебя, и хотела оставить эту записку, чтобы ты могла меня найти.

Она протянула мне обрывок бумаги с номером телефона и текстом: «Таня с холодными руками, которая боится темноты».

Разговор с болью

 
Я жизнь свою перепишу,
я изменю одно лишь слово.
Боль, для меня ты – просто ноль…
И пусть пока мне это ново.
 

Моя книга «100 дней между жизнью и смертью» вышла в начале 2017 года. Эта история зародилась более пятнадцати лет назад в личном дневнике. Книга – не история болезни, а, скорее, история возвращения к себе и обретения себя в тот непростой период.

После выхода книги ко мне стали обращаться люди. Многие задают вопросы: «Как победить рак? Как поддержать больных близких? Как отпустить болезнь? Как остаться жить?» Порой люди пишут просто так, чтобы пообщаться, получить поддержку, услышать одну из моих позитивных, исцеляющих историй.

Не так давно я получила письмо от знакомой, прочитавшей мою книгу: «Моя подруга больна, у нее рак тяжелой стадии, метастазы, ей очень плохо, врачи отказываются лечить. У нее жуткие боли, и, возможно, ей остался всего лишь год, а ведь она совсем молодая! Ирине 27 лет, муж давно оставил ее с детками, теперь она мама-одиночка с двумя маленькими дочерьми. Если бы ты знала, как она боится умереть, но больше всего она страшится оставить своих девочек. Ей очень нужна твоя помощь…»

Я читала письмо Натальи и не знала, что ответить. Часто люди говорят мне, что после общения, взаимодействия со мной, нахождения в моем пространстве у них наступает улучшение во всех жизненных сферах. У многих происходит настоящее исцеление. Я сама не раз наблюдала это, но мне до сих пор неясны все механизмы происходящего. Собственно, я никогда не пыталась досконально разбираться в этом. Но каждый раз искренне не понимаю, чем могу помочь человеку, которого не могут вылечить врачи.

– Наташенька, а что я могу сделать, если врачи отказываются? Я же не знахарь и не целитель. Могу поговорить с ней, поддержать, но лечить я не умею… – ответила я.

– Конечно, конечно! Я и сама не знаю, как ей помочь в данной ситуации, она и не хочет ничего, и не надеется ни на что. А я ей уже и книжку твою дала…Она прочла и, знаешь, захотела с тобой познакомиться. Я знаю, что, как только она попадет к тебе, у нее сразу что-то начнет меняться. Можно, я дам ей твой телефон? Пусть она позвонит или напишет?

Я согласилась, и на следующий же день раздался звонок.

– Добрый день. Меня зовут Ирина, Наталья дала мне ваш номер и сказала, что я могу позвонить. Я прочла вашу книгу и очень благодарна за нее. Не знаю как, но после ее прочтения я вновь захотела жить, поверила, что это возможно. Хотя… Глупо, наверное, хвататься за соломинку в моем положении… Но мне вдруг захотелось услышать вас, ваши истории… – голос был сбивчивым.

– Ирина, если это поможет, я готова рассказать вам тысячи историй! Если хотите…

– Да, я хочу… – она заплакала в трубку.

Мы договорились встретиться через неделю. Спустя несколько дней она мне написала. Это было огромное письмо, где Ирина рассказывала о своих болях. О том, где болит, что болит и как сильно. Для меня было совершенно неожиданно получить и прочесть невероятное откровение о чужой боли во всех красках и подробностях.

Я понимала, что сейчас это самое сокровенное для нее, то, чем ей очень хочется поделиться. Но не с кем. Я читала это письмо, вникая в каждую деталь, в каждую клетку, кричащую от боли.

Мне хотелось помочь ей, но я не знала, что делать и как реагировать на такое страшное откровение. Я посмотрела на часы. Они показывали 22:30. Хорошо, что я одна, подумала я, и, непонятно кем и чем ведомая, я включила диктофон и начала что-то наговаривать. Я хотела сказать что-то, что сможет поддержать Ирину.

Несколько минут я непрерывно говорила, записывая на диктофон. Я чувствовала, как прониклась этой болью и соединилась с ней. Казалось, это аудиосообщение длилось 5-10 минут, но когда я посмотрела готовую запись, оказалось, что она длиною 40 минут! Это время так быстро прошло, что я даже не поняла, что говорила. Не знаю почему, но я не стала переслушивать сообщение, просто разделила его на части и послала ей.

Ирина прослушала мои записи, но ничего не ответила, а спустя два дня отправила мне сообщение: «Лилия, добрый день! У нас с вами встреча послезавтра, но, к сожалению, ее придется отменить. На завтра мне назначили терапию, после которой я очень плохо себя чувствую, поэтому никак не смогу прийти на встречу…»

Я читала и не понимала, радоваться или горевать. С одной стороны, очень жаль, что Ирина будет себя так плохо чувствовать, что не сможет даже прийти на встречу, но с другой стороны, почему терапия? Какая терапия? Ведь она говорила, что врачи уже отменили ей все за бесполезностью. Я решила уточнить:

– Ирина, мне казалось, вы говорили, что лечение уже отменено?

– Да, говорила! Но что-то изменилось, и меня решили вернуть на терапию! Сама не понимаю почему.

– Это же замечательно! Значит, вас снова будут лечить! – обрадовалась я. – А что с моими сообщениями, вы прослушали их?

– Конечно! Только их и слушала эти дни! Боюсь говорить, но ваши медитации сняли мне эти ужасные боли. Спасибо вам огромное!

Медитации? Я слушала ее и не верила своим ушам. Какие еще медитации? Те самые сообщения, которые я записала для нее два дня назад?

В моем телефоне всегда недостаточно памяти, поэтому я стараюсь сразу удалять большие файлы, что и сделала с этими аудио сразу после отправки. Я уже не могла их прослушать, чтобы понять, что же я тогда наговорила. Ну ладно, главное, что Ирине это помогло.

– Ну что же, очень рада! – радостно сказала я.

– Я очень хочу с вами встретиться, хочу прийти на вашу игру и пройти «Личное возрождение» с вами. Можно мне это сделать? – в голосе Ирины зазвучали нотки надежды и энтузиазма.

– Конечно! – воскликнула я. – Приходите обязательно!

Ровно через неделю я проводила игру для небольшой группы, куда и пригласила Ирину. В назначенный день я ждала участников, как обычно, приехав за полчаса до начала. Ирина появилась вслед за мной. Я сразу узнала ее. Маленькая, хрупкая девочка с вьющимися темными волосами и черными, как блестящие бусины, глазами. Черные длинные ресницы смягчали пронзительный взгляд своим бархатом. Наши глаза встретились, розовый румянец пробежал по ее чистой белой коже. Она улыбнулась и поздоровалась.

– Я так переживала, что не найду этого места, что вышла задолго до начала.

Я заметила косметику на ее лице и расслабленность в теле.

– Ну и хорошо, значит, у нас будет чуть больше времени, чтобы познакомиться, – весело ответила я.

– Я прочитала все ваши истории, которые доступны в социальных сетях. Они помогают жить, они дают надежду и наполняют энергией. Постоянно хочется продолжения, – засмеялась она.

Мы перешли на «ты».

– А давай сделаем и твою историю с продолжением? – предложила я. – Чтобы она, как и другие, имела счастливый конец, согласна?

– Еще как согласна! – Ирина была полна энтузиазма.

Постепенно все собрались, и мы приступили. Игра Ирины проходила гладко и безболезненно, за исключением нескольких моментов, которые указали на скрытую обиду.

– Ты обижаешься на кого-то? У тебя есть обида за свою болезнь? – спросила я.

Неожиданно она разразилась слезами.

– Когда я заболела, я не понимала, кому я сделала зло? Почему я должна болеть? За что мне все это? Время от времени мне казалось, что виноваты родители, потом обида перемещалась на бывшего мужа, потом на врачей, на весь мир… Мне и сейчас сложно понять, кто виноват.

– А зачем вообще кого-то винить? Зачем пытаться разбираться с виновными? Ведь это не прибавляет тебе ни энергии, ни здоровья, скорее, забирает…

– И что же мне делать? Мне так хочется понять, почему я заболела, как будто если не пойму, то и не выздоровею.

– Если хочешь вновь стать здоровой, попробуй понять, не кто виноват в болезни, которая все равно уже есть, а что нужно осознать, чтобы она отступила. В попытке найти виновного и переложить на него ответственность ты лишаешь себя свободы. Признавая болезнь как данность, не оценивая, хорошо это или плохо, без поиска виновного ты берешь ответственность на себя и освобождаешься. Ты сама принимаешь решение, что делать, что думать и как себя чувствовать. Выбирая мысли и состояния, можешь создать внутри себя такое пространство, в котором болезнь просто не уживется и захочет уйти… с миром. Понимаешь?

Ирина молча кивала и плакала. Спустя две недели мы снова встретились. Она рассказала, что за это время что-то изменилось, произошло нечто необъяснимое, неуловимое, но повлекшее за собой невероятные изменения.

– Я отказалась искать виновных, но, наоборот, внутренне стала благодарить тех, кого привыкла обвинять. Я поблагодарила даже свою болезнь, ведь если бы она не пришла, то я никогда не нашла бы свою привычку обвинять всех вокруг при каждой неудаче. Мне стало так легко и свободно, теперь я ничего не боюсь! А еще меня вернули к необходимому лечению, боли стали гораздо реже и не такие сильные, но самое главное – то, что я вновь поверила в выздоровление. Мне захотелось жить, появились желания, планы и цели.

С тех пор прошло месяца четыре, но время от времени мы продолжали общаться. Она сообщала новости о позитивной динамике лечения и связанных с этим улучшениях.

A спустя год, совсем недавно я получила от нее сообщение: «Здравствуй, Лилия! У меня все хорошо. Я тебе очень благодарна, и ты, наверное, Ангел в моей жизни. Мои метастазы уменьшились, боль прошла совершенно. Я могу жить активной, полной жизнью, и я знаю, что выздоровею, справлюсь, все будет хорошо, и все самое лучшее – впереди!»

Когда я прочла это, слезы потекли сами. Наверное, так переживать за тех, кто обращается за помощью, неправильно и непрофессионально, но иначе я не могу, да и не хочу.

Мне вдруг захотелось послушать те самые мои голосовые сообщения и узнать, что же я наговорила тогда. Я спросила Ирину, не сохранились ли они у нее случайно.

Она ответила: «А как же! Разве я могла удалить то, что спасло мне жизнь?» И тут же прислала их обратно. Я впервые их прослушала.

Как выяснилось, эти сообщения, или медитации, не знаю, как их назвать, были разговором-общением с болью. Я говорила с ее болью… Сама того не понимая, я договаривалась о принятии боли и отпускании… Это было очень волнующе.

Когда я рассказала коллеге эту историю, она сказала: «Так почему же ты не подаришь и другим эти сообщения? Кто знает, может они смогут спасти от боли не одного человека? Кто знает?»

Я задумалась. А ведь, действительно, вдруг это и для вас сработает. Совсем недавно я приняла решение записать медитации на снятие боли и подарить их людям. Сейчас они находятся в свободном доступе на моем YouTube-канале для каждого, кто хочет, чтобы и его история стала примером тому, кто тоже готов рискнуть и выбрать жизнь.

Чистота в доме

 
На зеркале царапины не скрыть,
не оттереть и памяти разводы.
И если страх свой в отражении не вскрыть,
неси любовь, доверие сквозь годы.
 

Первый раз я была в Питере еще в ранней молодости. Посетила Эрмитаж, увидела местные достопримечательности. Тогда, двадцать лет назад, не успела съездить в Петергоф. Была уверена, что на следующий год обязательно наведаюсь. Но не приехала. Закрутилась, замоталась и…

В прошлом году в Петербург перебралась жить моя подруга детства. Мы к этому времени не виделись почти семь лет. И еще за год до переезда Ирка начала приглашать меня в гости. Мол, как только сделаем ремонт – сразу к нам! И никаких отговорок!

Я была очень рада их переезду, да еще и в Питер, куда вот уже 20 лет, как хочу вернуться, поэтому согласилась без раздумий.

За то время, пока мы не виделись, Ирка вышла замуж и родила ребенка. Я не была знакома ни с ее мужем, ни с ее пятилетним сыном. Сначала я думала найти уютные апартаменты неподалеку, чтобы была возможность видеться как можно чаще. Узнав об этом, она категорически запретила мне искать что-либо, заявив, что единственное место, где я могу остановиться, – это их дом! Я не стала спорить, да и бесполезно это.

Наша Ирка с детства была командиршей. Если она что-то задумывала, то настаивала на своем до последнего, искренне уверенная в том, что это единственное правильное решение. Ирка – веселая, жизнерадостная, полная энергии и сил. А энергия способна снести все препятствия на ее пути. Этой же энергией она охотно делится, создавая вокруг себя свежую, чистую, бодрящую атмосферу.

Но я всегда удивлялась, как в этой маленькой женщине уживаются две совершенно разные, я бы даже сказала, противоположные личности.

Одна – наполненная и наполняющая. Любящая детей и людей, готовая откликнуться и помочь каждому, будь то прополка грядки на даче или совет по финансам. Очень эмоциональная. Помню, когда она услышала мои первые стихи, ее так обуяли эмоции, что она с ходу начала плакать прямо в трубку.

Правда, плачет она чаще от радости, чем от горя. В проблемных ситуациях, наоборот, мобилизуется. И тут включается ее другая сторона. Сильная, требовательная, непоколебимая, порой даже жесткая и непримиримая. Особенно если задеты ее принципы, в которые она свято верит.

Как-то еще в юности она обиделась на меня. Полгода со мной не разговаривала! Я никак не могла понять, как же можно так долго дуться, но Ирка не дулась – она была в ярости! Спустя пару недель после ссоры мы случайно встретились в маршрутке. Я заскочила на своей остановке, плюхнулась на свободное кресло и увидела ее. Несмотря на ссору, я была рада встрече и уже готова была заулыбаться в знак примирения, но она бросила на меня испепеляющий взгляд и отвернулась, будто мы и не знакомы. Это очень удивило меня. Как же такой добрый и отзывчивый человек может быть таким жестким и несгибаемым? Ирка может! Она отошла только спустя несколько месяцев. Соскучилась по мне и сама пришла, в соплях и слезах. Кстати, ей свойственно первой идти на примирение. Но лишь в том случае, когда проходит время, которое растворяет пелену агрессии и обиды. Тогда мы вместе поплакали и помирились.

С тех пор прошло почти 30 лет. Никогда больше мы так не ссорились, а Ирка очень изменилась. Она получила огромное количество жизненных уроков, прочла массу книг, провела сотни часов в медитации, стала любящей женой, мамой и владелицей небольшого бизнеса. Что сделало ее еще более энергичной, доброй и помогающей.

И все же в ней, как и прежде, порой просыпается «монстрик», способный испепелить одним взглядом. Правда, теперь он стал гораздо более мягким, да и появляется крайне редко.

Так что я не стала спорить и решила сразу сдаться и погостить в их доме. К тому же Ирка очень хотела, чтобы я познакомилась поближе с ее семьей, а у нас с ней была возможность болтать по ночам, никуда не спеша, как в старые добрые времена.

Питер запомнился дождем и серым небом, но в этот раз встретил отличной солнечной погодой. Не успела я выйти из аэропорта, как услышала Иркин голос:

– Лилечка, девочка моя, я здесь!

Она неслась навстречу, раскрыв руки. Мы крепко обнялись, словно родные сестры, которых когда-то в детстве насильно разделили. Из Иркиных глаз брызнули слезы.

– Ир, ну ты чего ревешь-то!

– Ты же меня знаешь, я всегда реву! – смеясь, говорила она, вытирая мокрые глаза. По дороге она рассказывала про работу мужа, историю переезда, замечательную няню для сына и наши планы.

– Ты уже подумала, что хочешь делать в Питере, где побывать, что посмотреть? – спросила она.

– Честно говоря, еще не успела…

– Ну и не надо, я сама уже все придумала!

– Вот и славно! – согласилась я, зная, как Ирка любит брать на себя роль заботливого опекуна, который знает, что лучше для его подопечных. Да и давненько за меня никто не думал, поэтому можно просто отдаться «течению» и наслаждаться тем, куда оно тебя поведет.

Я расслабленно сидела в большом кресле БМВ, наслаждаясь видом питерских улочек, пока Ирка рассказывала обо всем подряд. Мы подъехали к дому и зашли в подъезд.

Она открыла дверь в прихожую и ласково заворковала:

– Максик, ты где? Иди встречать Лилю, помнишь, я тебе рассказывала?

На пороге показался крепкий малыш в одном носке.

– Макс! – послышался мужской голос. – А кто одеваться будет?

Из комнаты вышел высокий симпатичный мужчина лет сорока, крепкого телосложения. В его руках был другой носок. При виде него Максик с визгом убежал в другую комнату. Мужчина улыбнулся и протянул мне руку:

– Александр. Знаю, что вы Лилия, Ирочка очень много рассказывала о вас, всегда вас своим учителем называет!

Я зыркнула на Ирку, и мы засмеялись.

– А чего, ты и есть мой духовный учитель, разве не так? Всю жизнь чему-то у тебя учусь. Вот и Шурику сразу сказала, Лиля приедет, научит нас уму-разуму! – она бросила на меня испытывающий взгляд. – Да шучу я, шучу! Будешь у нас отдыхать, а не работать! – и повела меня в отведенную комнату.

– Вот твоя территория, никто сюда не зайдет. Тут у тебя и ванная, и туалет свои, отдельные. Скажи, что тебе приготовить на ужин? Хочешь, печенку потушу, как ты любишь?

Прилет был ранний, я не выспалась и не соображала, что буду хотеть на ужин, поэтому просто согласилась:

– Да, давай печенку! Помнишь, ты ее с овощами в горшочке запекала в духовке? – вспомнила я.

– Я и сейчас так сделаю! Отдыхай!

Ирка закрыла за собой дверь, а я растянулась на диване, накрылась пледом и уснула. Через час проснулась, умылась и вышла из комнаты. Ирка была на кухне. Шепотом она сказала:

– Иди сюда, кофе попьем, я только сварила. Максик уснул, а Шурик пошел в магазин за морковкой.

Я присела за стол рядом с ней, и мы впервые за семь лет внимательно посмотрели друг на друга.

– Родная моя, я так соскучилась, как же здорово, что ты приехала! – Ирка обняла меня и снова начала плакать. – А мы с тобой еще очень даже ничего! Шурик сразу сказал мне, что мы выглядим как девочки, несмотря на то, что давно пятый десяток разменяли.

Обнявшись, мы сидели молча, поглаживая друг друга. Есть такое понятие «родная кровь», для меня всегда это было не про «родную кровь» в буквальном смысле, а, скорее, про «родную Душу». Даже если кровь и не родная вовсе. А вот родная в буквальном смысле кровь далеко не всегда является родной Душой. Ирка для меня и есть «родная Душа». В этот момент я остро почувствовала наше единство.

– Ир, я так тебя люблю, как здорово, что ты у меня есть, родная моя!

От моих слов она засмеялась и заплакала еще сильнее, как она умеет.

– Да ты же мой родственник дорогой! Мой друг сердечный и родной! – сквозь слезы весело приговаривала она.

Потом достала коробку конфет и налила кофе. Мы шепотом болтали о родном городе, вспоминали общих друзей и знакомых, многие из которых разъехались по всему миру. Она рассказала о нескольких своих неудачных отношениях до того, как встретила Александра. Выяснилось, что он моложе на четыре года. Работает управляющим в госкомпании, которая и направила его в Питер.

– Он мне понравился, – сказала я. – С первого взгляда видно, какой он хороший, воспитанный, как любит тебя, насколько он спокойный и в то же время сильный. Люблю я в мужчинах такую спокойную силу, он как скала!

– Да, Шурик – просто золото! Он такой добрый, такой умный, нас с Максиком обожает. Правда, ленивый. Вроде и помогает, все делает, но только когда попрошу. Если не скажу, сам лишний раз с дивана не встанет. Не знаю почему. Может, потому, что у него кризис сейчас… Работа хотя и не «пыльная», но перестала нравиться. Говорит, что не своим занимается, а что «свое» – не знает. А может, просто все мужики такие ленивые? Или на госпредприятиях у них так: в пять рабочий день заканчивается, и больше никаких забот? Я так не могу, ты же меня знаешь!

В этот момент тихо скрипнула входная дверь. Александр вернулся из магазина. Чмокнув его в нос, Ирка взяла сумки:

– Саш, ты погуляй с Максиком, слышу, он проснулся, шуршит уже там. И Лилю с собой возьмите, покажите наши окрестности, а я ужином пока займусь.

– Может, я с тобой останусь, помогу с готовкой? – спросила я.

– Нет, нет! Иди погуляй с ними, еще успеешь помочь.

Мы вышли во внутренний двор на детскую площадку. Маленький Макс убежал к детям на горку, а мы сели на лавочку неподалеку.

– Он недолго покатается сейчас, и пойдем дальше, – словно оправдываясь, сказал Александр.

– Пусть катается, сколько хочет! Здорово, что он такой самостоятельный у вас!

– Да, наша мама любит самостоятельных мужчин, – с улыбкой сказал он.

– Александр, вы с Иришкой занимаетесь спортом? Она в последние годы так похудела, постройнела. Это вы ее мотивируете? – с восхищением спросила я.

– «Занимаетесь спортом» – это сильно сказано, так, ходим на йогу… А вот раньше! Я с детства занимался карате, лет до 18 подавал надежды. Тренер мне как отец был, сильный духом мужик, авторитетище! Сергей Сергеевич с детства прочил мне мировую славу, в 16 лет я уже получил черный пояс. Тренировки любил больше своего дня рождения, – смеялся он.

– И что потом?

– А потом… В 19 лет сломал ногу, долго восстанавливался, техника ослабла, дух и воля тоже… – он глубоко вздохнул и погрустнел. – Но я все равно продолжал ходить в зал. Тренировался сколько мог, но о серьезных боях уже не было и речи. Лет с двадцати начал тренировать мальчишек. Это тоже было здорово! Пацаны – они такие увлеченные, открытые, дерзкие. В каждом из них я видел себя, и это радовало, вдохновляло, наполняло смыслом и дорогими воспоминаниями.

Я молча слушала его историю. С каждым его словом передо мной раскрывался этот интересный, тонко чувствующий человек. В спокойном голосе звучали мудрость, глубина и в то же время некая отрешенность. То ли от бессилия, то ли, наоборот, от принятия, я не уловила.

– А что было дальше, чем все закончилось? – спросила я и предложила общаться на «ты». Александр кивнул и продолжил:

– А ничем. Это был конец девяностых. Наверное, ты помнишь, как все было тогда? Зарплату никому не платили, даже учителям, а тренерам и подавно. Потому и ушел. А Сергей Сергеевич остался… Кажется, он до сих пор молодежь тренирует.

– А ты виделся с ним с тех пор?

– Нет, ну что ты! Мне до сих пор стыдно и за свою ногу, и за то, что ушел. Не выдержал, надо было матери помогать. Зато сейчас с Иринкой на йогу хожу. Я к спорту и дисциплине привык, а она в поддержке нуждается. Так и склонила меня с ней на йогу ходить из солидарности, чтобы не сорвалась…

Слушая его, я испытывала странные чувства. Иркины слова на кухне никак не сочетались с тем, что я видела и слышала сейчас. «Что-то не то, что-то не так!» – думала я.

– Папа, я накатайся! Пойдем игать в футбой! – Максик схватил за руку отца и увлек за собой. Я улыбнулась и сказала Максику, что буду болеть за них! С удовольствием наблюдала, как двое «мальчишек» бегали по площадке, кричали, отбирая друг у друга мяч. Как бережно и терпеливо отец поддавался сыну, как, никуда не спеша, они наслаждались игрой и общением.

«Дааа, – подумала я, – Иринка-то так точно не смогла бы». Для нее все это «тягомотина», у нее в руках все горит, а значит, все должно быть быстро и с пользой. Помню, как давным-давно мы с девчонками ночевали где-то. Она уже с семи утра начала нас тормошить, а мне спать хотелось. Говорю ей: «Ир, будь человеком, дай поспать!» Она мне: «Хорошо, но только спи быстрее!» До сих пор смеемся над этим ее «спи быстрее».

Ритм у нее совсем другой. Каждый день по минутам, все время куда-то торопится, не успевает, постоянная куча дел и по дому, и по работе. Я решила поинтересоваться, чем конкретно она занята в течение дня.

После третьего гола мужчины вернулись ко мне, мы обошли площадку и направились к дому. Уже в подъезде уловили аппетитные запахи нашего ужина.

– Ну что, нагулялись? – Ирка чмокнула всех в нос по очереди. – У меня уже все готово!

Минут десять спустя мы сели за стол. Кухня в новой квартире была такой просторной, что за столом уютно помещалась большая компания. Ирка достала из духовки керамические горшочки и поставила по одному каждому.

– Максик, а ты со мной будешь есть, нам с тобой одного хватит… Осторожно, горячо! – скомандовала она. – Ну, расскажите, где были, куда ходили? Вас долго не было…

– Мы не пошли далеко, остались на площадке, а потом просто прогулялись кружочек, и все, – ответил Александр.

Ирка сделала недовольное лицо и посмотрела на мужа:

– Но ведь я просила тебя пройтись подальше, показать Лиле окрестности, да и Максик тоже уже чуть ли не прирос к этой примитивной площадке! У нас что, в округе других мест нет? – Зная этот Иркин взгляд, я почувствовала угрозу и неловкость.

– Макс долго катался на горке, потом захотел поиграть в футбол. Времени уже было много, а мы не хотели, чтобы ты долго ждала нас и переживала, что остынет ужин, – спокойно ответил Александр, улыбнувшись.

«Молодец!» – подумала я и повернулась к Ирке:

– Сама мне завтра все и покажешь! Хватит придираться, мы здорово погуляли!

Ирка смягчилась и заулыбалась:

– Это замечательно! Шурик, как печень? Лиль? Вкусно? Чего молчите-то?

– Ужжжжжасно вкусно! Как всегда! – сказала я.

Максик быстро наелся и убежал играть в свою комнату. Мы остались на кухне и долго сидели за бесконечными рассказами и воспоминаниями. Спать отправились далеко за полночь.

Проснулась я от непонятных звуков. Открыла глаза, посмотрела на часы – 7:05. Казалось, в коридоре кто-то двигает шваброй. Я встала, накинула халат и приоткрыла дверь. Так и есть. Ирка в трусах и в майке, словно юнга на палубе, драит пол.

– Тебе чего не спится? – протирая глаза, спросила я.

– В 8:30 няня придет, и мы с Шуриком убежим на работу. Надо успеть и порядок навести, и вам с Максиком обед приготовить, – серьезно ответила она. – Но ты поспи еще, девочка моя! Если куда-то захочешь уйти днем, ключи я тебе оставлю!

Ладно, подумала я и вновь нырнула под одеяло. Из-за длинной дороги, разницы во времени и массы впечатлений проспала гораздо дольше обычного и встала почти в 12:00! Няня с Максом ушли гулять, и дома никого не было. Умывшись и позавтракав, я решила поехать в Петергоф. Там и провела весь день, наслаждаясь природой и свежим воздухом.

Вернулась поздно вечером, после десяти. Везде уже было темно, и я включила свет в прихожей. Щурясь от света, Ирка вышла в коридор:

– Максика укладывала и уснула. Шурику завтра рано вставать, вот мы и решили лечь пораньше, так что ты потише, а то Макс у нас неспокойно спит.

Я была такая уставшая от гуляний, что, добравшись до своей комнаты, плюхнулась в кровать без сил и не заметила, как уснула.

Утром все повторилось. Снова звук швабры, только время на часах было не 7:05, а 6:30. Я вышла из комнаты. Как и вчера, Ирка мыла пол.

– Ир, ты что, каждое утро моешь пол на своих 130 квадратных метрах? Зачем?

– Дорогая, ты же меня знаешь, чистюлю! Терпеть не могу, когда к ногам что-то липнет.

Мне стало неловко и захотелось помочь ей. Быстро умывшись, я оделась и вышла помогать. Она дала мне тряпку для пыли, и мы вместе продолжили уборку. Мы болтали, делились впечатлениями и потихоньку хихикали, чтобы не разбудить мужчин. Из спальни показался Александр.

– Доброе утро, пчелки! – весело сказал он.

– Вот именно! Кто-то пчелка, а кто-то трутень, – как бы в шутку съязвила Ирка.

Александр молча ушел в ванну, а я подошла к ней и тихо сказала:

– Так, ты чего к нему лезешь? Зачем придираешься? Чего ты хочешь и чего нарываешься, не пойму!

– Да сама не знаю, просто бесит! Я и то, и другое, с утра и сготовить, и убраться, а он хоть бы раз пораньше встал помочь!

– Зачем ты придумываешь себе проблемы? Кому нужен твой мытый пол по утрам? Если тебе нужен, вот и мой! А от мужа отцепись!

Наш неоконченный разговор прервал проснувшийся Максик.

Когда все ушли, я решила залезть в ванну, чтобы расслабиться и отдохнуть после вчерашнего «забега». В этот день мне не хотелось никуда далеко идти.

За завтраком вспоминала наш разговор с Александром и Иркины придирки. Я хотела понять, что происходит и почему она так ведет себя. Мои размышления прервал телефонный звонок.

– Девочка моя, это я! Ты уже позавтракала? Тогда собирайся, я заеду за тобой через полчасика, и поедем куда-нибудь вместе гулять. Сегодня я уже свободна от работы и встреч!

Я обрадовалась.

Солнечная погода держалась уже третий день. Мы решили поехать в парк, который представлял из себя огромный смешанный лес. Оставили машину неподалеку от входа и пошли пешком. Свежий воздух, прохлада деревьев, запах хвои и шишек создавали атмосферу детства, словно мы приехали в пионерский лагерь. Единственное, что раздражало и мешало общению, – это вечно булькающий Иркин мобильный.

– Ир, может, выключишь телефон? Невозможно сосредоточиться. Только начинаем говорить, опять то бульк, то звонит кто-то. Неужели это так неотложно, что не может подождать пару часов? Ты же сама говорила, что на сегодня у тебя все дела закончены.

– Ой, дорогая, вот и Шурик всегда ругается. Говорит, что во время отдыха – никаких звонков и переписок! Но ему-то легко, работа у него государственная, рабочий день закончился, и все. А моя не заканчивается. И отдых, и отпуск, все равно она тут как тут… Еще и дома куча дел, с ребенком чистота долго не держится, а для меня чистота в доме – самое важное! Вот и накапливается.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь, – возразила я. – Зачем выдумывать так много забот? Тебе нужен лишний повод для беспокойства? Для чего? Ты какая-то задерганная стала, что происходит?

– Не знаю, сама не пойму… Иной раз ругаю себя, злюсь, что и к Шурику придираюсь, и Максика муштрую. Как будто все должно быть по-другому. Как будто правильно, что мужчина должен быть хозяином, стремиться к большему, женщину вести за собой, быть инициатором во всем, лидером. А не супруга его должна везде за собой тащить…

– Так не тащи! Как твой Александр может стать лидером и инициатором, если в вашей семье он «Шурик», а инициатор и грозный босс – это ты? Разве он не хозяин и ничего не делает? Ни к чему не стремится? О семье не заботится? Чего конкретно ты от него ждешь? Чтобы он стал таким же задерганным, как ты? Чтобы он не выключал телефон, пропадал днями и часами на встречах и за телефонными разговорами, как ты? Всего за несколько лишних тысяч к семейному бюджету. Это для тебя будет успокаивающим показателем, что он не лентяйничает? Он ничего не должен тебе доказывать. И как тебя «вести за собой», если ты все время стараешься обогнать «паровоз»? Ты же себя знаешь: бороться с тобой бесполезно, а пытаться быть ведущим – значит соперничать с тобой за привилегию бежать впереди.

Ирка выключила телефон, ее лицо стало серьезным и грустным. Мы молча шли по дорожке, каждая – погрузившись в свои размышления.

– После рождения Максика я стала особенно беспокойной. Казалось, не дождусь этой радости. Ты знаешь, какой ценой мне достался этот ребенок лишь к сорока годам… Но в нагрузку к радости материнства появилось и повышенное беспокойство. И за здоровье нашей семьи, и за счастье, и за сохранность, и за благополучие. Но получается, что я делаю все наоборот, разрушаю. А терпению Шурика можно памятник ставить…

Ирка вздохнула и посмотрела на часы:

– Извини, дорогая, мы уже три часа с тобой зависаем тут, а мне надо еще в одно место успеть.

– Ты же говорила, что на сегодня все?…

Следующие дни были похожи друг на друга. Иногда я гуляла одна по городу, иногда мы бродили с Иркой. Вместе посетили пару презентаций, побывали в отличных ресторанах, устроили себе мощный шопинг и многое успели обсудить и рассказать друг другу. Я все больше проникалась уважением к Александру, искренне радуясь, что рядом с подругой такой мужчина. Каждый раз удивлялась его терпимости и спокойствию, с которыми он воспринимал Иркины замечания и придирки. При этом чувствовала его растущее, завуалированное даже от самого себя, недовольство и раздражение. В один из дней я особенно «громко» услышала это в нем.

Витающее в воздухе напряжение нарастало, хоть и не признавалось ни Иркой, ни ее мужем. А может, просто не замечалось и не осознавалось. После долгого ужина она уложила Макса, и мы решили посидеть у телевизора. Александр смотрел футбол и был не с нами.

– Лиль, помнишь, ты мне советовала книгу? Я ссылку потеряла, скинь еще раз, Шурик скачает мне на флешку, чтобы я могла за рулем слушать.

Я тут же переслала ей ссылку на скачивание. Она открыла компьютер и, протянув его мужу, ласково сказала:

– Сашенька, оторвись, пожалуйста, помоги любимой жене…

Супруг, чье внимание было полностью сосредоточено на решающей минуте в матче, не отрываясь от экрана, сказал:

– Сейчас, подожди немножко, я досмотрю.

Ирка закатила глаза, ее ласковый тон сменился недовольным:

– Твой дурацкий футбол никуда не убежит!

Александр не слышал ее.

– Ир, а ты что, совсем «чайник», что ли? – шутливо спросила я в надежде разрядить ситуацию. – Давай я попробую, хотя и не умею с «виндусом» работать.

Александр ничего не слышал вообще, он по-прежнему был не с нами. Я взяла компьютер и стала разбираться с книгой.

– Всегда так, он меня даже не слышит! – продолжала возмущаться она.

– Отцепись от него! Пусть смотрит свой футбол, – тихо сказала я.

Спустя несколько минут «наши» забили гол. Радостный Александр «вернулся» к нам и спросил:

– Что ты хотела, чтобы я сделал?

Недовольная Ирка вытащила флешку и бросила ему в руки:

– Скачай мне книгу с компа! Пожалуйста!

Александр взял компьютер и занялся ссылкой. Ирка успокоилась, и мы принялись обсуждать матч.

– Они молодцы! Никто от них не ожидал гола, да еще на последней минуте! – восклицал Александр.

Через несколько минут он все настроил и обратился к жене:

– Все готово к скачиванию, где там флешка?

– Я же тебе ее вроде отдала, – неуверенно начала она.

Александр поискал вокруг себя на диване, флешки нигде не было.

– Но я же тебе в руки бросила, – повторила Ирка.

– Вот именно – бросила! Теперь не знаю, где она.

Мы начали искать флешку. Я посмотрела вокруг себя. Подруга с мужем перерыли весь диван, но она словно испарилась. Ирка полезла под диван, взяла палку от швабры, чтобы залезть подальше, но и там ничего не было.

– Ну и что теперь делать! – я увидела, что Ирка начинает злиться.

– Да ладно тебе, сама найдется, – сказал Александр.

В этот момент вдруг захныкал Максик.

– Саш, бегом к ребенку! – скомандовала Ирка, поднимаясь с пола. Александр соскочил с дивана и… флешка полетела на пол. Видно, когда Ирка бросала ее, она затерялась в складках домашних шорт. А когда он резко встал, флешка и выпала. Подруга бросила на мужа холодный взгляд и уселась на диван. Александр убежал к Максу в спальню, я и Ирка остались сидеть на диване, а флешка продолжала лежать на полу. Я видела, как подруга мысленно уже выстраивает строгий диалог с мужем, с пристрастием и последним предупреждением. Вся такая неприступная, на лице правда, а в глазах справедливость. Ровная осанка, приподнятый подбородок, поджатые в трубочку губы и взгляд слегка свысока. В общем, судья готов к вынесению приговора. Вещдок – злосчастная флешка – демонстративно красуется на полу! Мне стало смешно. Я посмотрела на Ирку и, еле сдерживая улыбку, но очень серьезным голосом, медленно сказала:

– Подними флешку…

Наши глаза встретились, и мы… расхохотались.

– Чего опять задумала? Бери вещдок!

Ирка без колебаний подняла и произнесла:

– Видишь, какой гадкой я бываю, накручиваю себя моментально! Вообще не соображаю порой, что происходит.

– Именно не соображаешь! Даже сейчас, когда проговариваешь это. Тебе кажется, что быть раздражительной – плохо по отношению к своим близким, которые не заслуживают это. Это здорово, что ты понимаешь это. Но все гораздо глубже. Вспомни своих «бывших», что было с ними, точнее, с вами? Помнишь? Ты хочешь и с Шуриком такой путь пройти?

– Не хочу, ей-богу, не хочу! Но ничего не могу с собой поделать! Не получается сразу на все со стороны посмотреть. В себя прихожу уже поздно, когда в руках шашка…

– Знаешь, сделать из мужика слабака и «тряпку» – дело нехитрое, а вот позволить остаться «скалой», да еще и приумножить его силу, мужественность и уверенность – совсем нелегко. А ты попробуй! И кстати, он станет стремиться к большему естественным путем, как все нормальные самцы, которым самки не пытаются подрезать крылья…

– Я все понимаю, но не знаю, как это сделать, или чего, наоборот, не делать…

В дверях показался Александр, он приложил палец к губам, призывая нас к тишине. Ирка посмотрела на мужа со всей нежностью, на которую способна, и мягко спросила:

– Сашенька, а Максик уснул, да? Все в порядке?

– Да, все хорошо, просто у него в постели оказалась своя «флешка». Он с машинкой уснул, а она ему во сне на живот надавила, вот он и испугался. Ничего страшного, спит!

Мы посмеялись. За пару минут Александр закачал аудиокнигу для жены, и мы пошли спать.

Ночью я долго лежала без сна. До моего возвращения домой оставалось два дня, и незаконченный разговор с Иркой беспокоил меня. Картинка происходящего начинала складываться, а времени оставалось мало. Через стену я слышала еле уловимые интонации подруги. Казалось, я провалилась в сон раньше, чем за стеной затихли их голоса. В эту ночь мы все уснули очень поздно.

Меня разбудил знакомый звук швабры. Я открыла глаза и посмотрела на часы: 7:15. Не может быть! Она опять пол драит!

Я вышла из комнаты, в коридоре стояла Ирка, довольная, с улыбкой до ушей.

– Я тебя разбудила? Прости, моя девочка! Зато мы с Шуриком вчера очень хорошо пообщались. Он мне очень многое сказал, с чем я согласна, и теперь все будет по-другому!

Я взяла Ирку за руку, забрала у нее швабру, завела ее на кухню и прикрыла дверь.

– Ир, вчера ты хотела знать, что делать, чтобы ваша жизнь складывалась иначе, верно?

– Дааа, – она была сбита с толку.

– Прекрасно! Вот тебе первое задание. С этого дня ты больше не моешь пол каждое утро!

– Как? Я так не могу! Ты же знаешь, я взорвусь, если к босым ногам грязь будет липнуть! – запротестовала Ирка.

– Походишь в носочках! И потом, кто говорил, что будет легко? Считай, что у тебя начинаются трудности, ты же их любишь! – пошутила я. – Ир, ты и правда не понимаешь, зачем тебе сдалась эта уборка по утрам?

– Ну, понимаю, конечно! Может, у меня и есть бзик по этому поводу. Ну и что?

– Ир, да не надо оно тебе! Сама же мучаешься! Но это нелепое мытье пола каждый день дает тебе право считать любимого мужа лентяем и трутнем. Понимаешь? Поддерживать свой статус «пчелки» и его статус «лентяя». Ты себе расслабиться не даешь, но и ему дать не хочешь…

Наступила минута молчания. Ирка медленно опустилась на стул. Казалось, в этот момент все ее мышцы, как по команде, ослабли и стекли вниз. Она опустила руки.

– Как все сложно… Мне так плохо сейчас, Лилечка, словно с меня какую-то старую кожу сняли.

Она заплакала.

На кухню заглянул Александр:

– У вас все хорошо?

– Сашенька, ты покормишь сегодня Максика? – всхлипывая, спросила Ирка.

Александр кивнул и удалился. Я обняла подругу и предложила пойти в мою комнату, чтобы спокойно выплакаться и договорить.

– Ты говорила, что у него сейчас кризис, что он не на своем месте. Так помоги ему понять это место, создай условия, где он спокойно проявит свои желания. И хватит таскать его за собой на свои бабские штучки! Ты что, без него не можешь на йогу ходить? Ему сейчас, как никогда, надо свою силу вновь почувствовать, найти энергию. На карате ему надо вернуться! Помоги ему в этом, поддержи!

Ирка молчала и, обняв меня, плакала и плакала:

– Спасибо тебе, родная моя, совсем мы тебя загрузили…

– Не загрузили, не загрузили! Все идет так, как надо, не переживай!

В течение следующего часа она успокоилась, Александр ушел на работу, а Максика увела гулять няня.

– Не пойду сегодня никуда! – заявила Ирка. – Тебе завтра улетать, а мы так и не дошли до Эрмитажа, пойдем?

Поход в музей оказался очень кстати. Мы были вместе и как будто бы врозь. Это позволило и насладиться увиденным, и побыть наедине с собой, приведя мысли и чувства в порядок.

На следующее утро я проснулась от вкуснейших запахов. Взглянула на часы. 9:30. Я прислушалась и услышала звонкий смех Ирки, доносящийся с кухни. Умывшись и одевшись, я поспешила на кухню. За столом сидел одетый в костюм Александр с Иркой на коленях. На ней был шелковый коротенький халатик, на ногах – мягкие носочки. Они улыбались, как заговорщики.

– Ни за что не догадаешься! – говорила она ему.

– Не томи, что ты опять придумала? Небось, какую-то новую йогу? – смеялся он.

Иришка внимательно посмотрела мужу в глаза и сказала:

– Сашенька, мне кажется, тебе пора навестить Сергея Сергеевича.

Александр чуть не выпустил ее из рук, Ирка крепче схватилась за него.

– Ир, ты серьезно? Я же 15 лет его не видел…

– Вот и узнаешь, как у него дела. А заодно и косточки разомнешь…

Александр нежно и в то же время крепко обнял жену и вышел из кухни. Входная дверь захлопнулась. Мы переглянулись и улыбнулись друг другу.

– Во сколько у тебя самолет сегодня? – спросила Ирка.

– Вечером, после восьми вроде, не помню точно…

– Мы отвезем тебя!

– Я могу на такси, если с Максиком некому остаться.

– Еще чего!

В аэропорту было довольно пусто. Мы стояли втроем, будто только что встретились.

– Надо же, как быстро пролетела неделя, словно один день, – сказала я.

– Не то слово! – с сожалением согласилась Ирка. – В следующий раз тебе надо на две недели приехать!

Мы засмеялись.

Через минуту объявили посадку на мой рейс. Ирка обняла меня и тихо сказала на ухо:

– Договорилась с собой пол мыть только два раза в неделю. Один раз для чистоты и порядка, а второй раз исключительно для себя!

– Здорово! – ответила я и чмокнула ее в щеку.

– Спасибо тебе, моя девочка… ну, иди теперь, а то я тебя совсем не отпущу.

Обнявшись с Александром, я направилась на посадку. Шла и чувствовала провожающий взгляд любимой подруги. Прежде чем скрыться в зале вылета, я повернулась. Ирка так и стояла рядом с мужем. Она плакала, а Александр нежно обнимал ее. Увидев меня, она улыбнулась. Мои глаза тоже наполнились слезами. Наверное, от любви, от радости за этих родных мне людей и за предстоящие в их жизни изменения.

Смысл в каждом мгновении

 
Серость стекает по стене,
липкая, медленно, но верно.
«Скажи, зачем все это мне?» -
Спрошу опять зеркало нервно…
 

С Ниной мы познакомились в Берлине, как только я переехала. Когда она прочла мою первую книгу, рассказала, что ее мама Мария, как и я, перенесла тяжелую форму онкологии. Удивительным было то, что детали наших диагнозов были схожи, как и год начала болезни. Более десяти лет после лечения женщина была здорова и жила без тени страха перед ужасным опытом прошлого. Врачи говорили, что после пяти лет ремиссии рак, скорее всего, не вернется. Но в случае с Марией это было не так. При встрече Нина рассказала:

– Представляешь, у мамы рецидив… и, кажется, теперь все гораздо сложнее, чем тогда. Она так подавлена и напугана, словно для нее в один миг свет погас. Ничего не хочет, плачет, ведет себя так, словно прощается с нами. А я и сказать ничего не могу, сама в страхе, метастазы пустили корни в кости грудной клетки, чем тут утешить.

Нина была очень расстроена и чувствовала себя совершенно бессильной.

– Стараюсь звонить ей почаще, вытаскиваю иногда погулять, но это так сложно. Ты ведь знаешь, мы никогда не были особо близки. И сейчас, когда ей нужны поддержка и душевное тепло, ни я дать это ей не умею, ни она – принять. Но именно теперь, когда я сама родила двух дочерей, я понимаю, как она дорога мне и как я хочу помочь ей выкарабкаться. Но не знаю как…

Я слушала и сама не знала, что сказать, когда так неожиданно происходят страшные вещи.

– Нина, может, маму к психологу отвести? Пусть проговорит свои страхи… Важно выпустить из себя все это, а там, глядишь, успокоится и начнет вновь серьезное лечение.

– Ой, да не пойдет она к психологу, она не верит никому, да и жаловаться не станет. Она же у меня, как черный ящик, – молчит, слова из нее не вытянуть. А ты советуешь выговориться… У меня одна надежда, что она тебе откроется. Книгу твою взахлеб читала, плакала, верила… Вот я и подумала к тебе ее отправить, может, ты поиграешь с ней, пообщаешься?

Я не очень представляла, как все это будет выглядеть, но, зная, в каком состоянии сейчас и Нина, и Мария, не могла, да и не хотела отказывать.

Уже через несколько дней Мария приехала ко мне домой, и я разложила поле игры. В ее потухшем взгляде я увидела безразличие и отсутствие. Она то и дело «зависала» от непонимания, что происходит в игре и как поступать. Внутренняя апатия блокировала энергию включения в процесс, к тому же она никогда не принимала участия в подобных мероприятиях. Словно неиссякаемый аккумулятор, я активно комментировала ее шаги и карточки, чтобы хоть как-то помочь ей наконец включиться. Она вяло кивала, пока в один момент не сказала:

– Лилечка, знаешь, мне уже совсем ничего не хочется… Вот читаю знакомые слова на карточках и понимаю, что мне неинтересно. Словно ничто не поможет уже, так зачем пытаться что-то понимать? Да и что тут говорить, я даже не хочу ничего есть, не хочу ничего смотреть, настолько все надоело. Когда-то мне нравились украшения, всякие блестяшки, побрякушки, всегда тянулась к пестрящим прилавкам! Теперь и покупать ничего не хочу. А как я любила раньше музыку слушать, книжки читать, пробовать новые блюда! Уже ничего не интересно, все болит, и я ничего не хочу.

Я внимательно ее слушала и чувствовала, как обесточена она сейчас, но у меня в этот момент не было достаточно энергии, чтобы как-то поделиться и наполнить ее. Мой «золотой запас» был израсходован. От собственного бессилия я ощутила подступающий к горлу комок и спросила:

– Мария, дорогая, вы понимаете, что сейчас делаете? Вы хотите умереть?

– Нет, что ты! – воскликнула она. – Я хочу жить, я каждый день молюсь и прошу Бога о том, чтобы жить, что я все выдержу, что буду сильной до самого конца, я хочу дожить до своего следующего юбилея!

Я слушала ее, но слезы все же покатились. Я тихо сказала:

– Но ведь это все неправда! Ведь сейчас вы врете. Врете себе, врете Богу, даже мне врете… Ведь если бы вы действительно хотели жить, вы бы вели себя совершенно по-другому, а это все только слова…

Когда человек хочет жить и молится: «Боженька, я так хочу жить! Несмотря на все испытания, хочу жить дальше, отметить свой следующий, 80-летний, юбилей!» – значит, каждый его день, каждый миг, каждая мысль и идея будут отражать и транслировать это желание, это намерение – ЖИТЬ! А то, что делаете вы, когда говорите, что все болит, все плохо, все надоело, ничего не радует и ничего не интересно, не хочется есть, пить, выходить из дома, – это не слова того, кто хочет жить. Это равносильно тому, когда один говорит другому: «Я тебя люблю и на все готов ради тебя». При этом обижает его, оскорбляет, унижает, обесценивает. Что этот человек ответит на признание в любви? «Это все слова, но на деле ты ненавидишь меня». И он будет прав. Так и тут.

«Это все слова, а на деле ты хочешь умереть», – вот что вам на это ответит Бог. Подумайте об этом и почувствуйте, чего вы хотите на самом деле и как это будет выражаться в каждой минуте вашего бытия.

Конечно, если хотите умирать – умирайте, я не могу заставить вас остаться. Но вашей дочери, которая с надеждой привела вас ко мне, и многим другим вашим близким будет очень плохо. И если все же вы действительно хотите прожить минимум до следующего юбилея качественно, это возможно. Для этого здесь и сейчас вам придется выбрать начать делать совершенно другие вещи. И я так надеюсь на этот выбор!

Мы обе плакали. Словно в трансе, я продолжала:

– Знаете, в десять лет мне хотелось прыгать, бегать, в 15 – танцевать на дискотеке до ночи и не ложиться спать, не идти домой. В 20 хотелось чего-то другого, в тридцать – еще чего-то. В каждом возрасте, в каждом состоянии есть то, что нас вдохновляет, дает энергию, силы, энтузиазм. И это могут быть очень простые, элементарные вещи! Наверно, вы смотрите сейчас на меня и думаете: «Ах, Лилечка, ты еще такая молоденькая, ничего не понимаешь, у тебя еще все впереди!» Но это не так, и дело не в этом! Мне скоро 46, и я давно не молоденькая. И те вещи, которые мне нравились раньше, сейчас уже неинтересны. Я не хочу прыгать, не хочу бегать, не хочу на дискотеку и гулять всю ночь – да много чего не хочу, что еще несколько лет назад придавало мне сил, а теперь забирает. Еще пару лет назад я могла бесконечно ходить по магазинам и набираться энергии от процесса! Мне это нравилось, меня это вдохновляло. Сейчас после двух магазинов я уже устаю, надоедает, зрение уже не такое хорошее, приходится напрягать глаза, и голова идет кругом. И что теперь? Если те вещи, которые меня всегда вдохновляли и наполняли, больше не работают – то что? Все? «Ах, это больше не работает, мне это больше не нравится, значит, я должна лечь и умереть»?

Но есть множество других вещей, которые работают, их просто нужно искать и находить! В каждом состоянии: болен ли ты, здоров ли, стар или молод – есть свои инструменты для вдохновения, жизни, радости, потока энергии, смысла. Смысл нужно искать, создавать, он всегда разный! Все меняется непрерывно, и мы, и наши смыслы. В каждом дне новый смысл. В каждом возрасте новый смысл, в каждом месяце, в каждом времени, в каждом моменте… Пусть 20 лет назад он был один, сейчас – другой. Но если мы хотим жить дальше со смыслом, его нужно создать.

Вы встаете утром, смотрите на себя в зеркало и говорите: «Боже мой, какая же я старая и больная… Как я изменилась, меня не узнать…» Это так?

Она тихо ответила:

– Да…

– Вот видите. И при этом говорите, что хотите жить? Почему бы вам хоть раз не встать и не сказать себе в зеркало: «Машенька моя любимая, как много ты всего уже увидела в жизни! Как много сделала и пережила! Какая же ты молодец! Ты до сих пор держишься, хотя у тебя очень много боли. Я так тебя люблю и уважаю, ты просто Человечище!» И хоть раз в жизни пойти погулять не ради того, чтобы сходить в магазин за продуктами, потому что холодильник пуст, а подышать свежим воздухом, хотя бы пройтись вокруг дома. Сказать себе: «Одевайся, идем дышать свежим воздухом!» И сделать это осознанно. И в этом уже будет смысл: в том, что вы идете для себя, потому что вы так решили. И всегда помнить – за наличие смысла в жизни ответственны только мы сами, и никто другой…

Я была в отчаянии, но это чувство словно разбудило в ней что-то. Мария вытерла слезы и сказала мне:

– Так хочу обнять тебя сейчас!

Мы обняли друг друга и продолжили игру. До конца игры больше не было ни одного сгорания. А неделю спустя я получила смс от Нины: «Маму словно подменили. Она звонит мне, целует, обнимает при встрече! Каждую неделю приглашает меня, и мы готовим что-то вместе. По выходным ходим на завтрак, она смеется и радуется жизни! Ты знаешь, за 30 лет мы никогда не были так близки, а теперь словно какая-то невидимая сила вернула нас друг другу».

Спустя год мы с Ниной вновь встретились. Она рассказала, что и со здоровьем мамы тоже все хорошо.

– В это трудно поверить, но метастазы ушли! На последнем обследовании доктор сообщил, что они ушли совсем, их нет! Как это возможно? Мы мечтали, чтобы они хотя бы перестали распространяться и увеличиваться в размере, а они исчезли совсем, растворились!

Я слушала и радовалась этим новостям, зная, что ситуация и дальше будет улучшаться, ведь наш организм способен на все. Главное, помочь ему настроиться на очищение, на исцеление. И в этом помогает поиск смыслов, пусть в очень простых вещах, но в каждом мгновенье; смыслов, наполняющих силой наш выбор жить, которому ничто не может помешать.

Дежавю

 
Когда-то я уже был здесь,
не помню,
знаю лишь одно:
хочу бежать из этих мест.
Здесь холодно и так темно…
 

…Я вздрогнула от громкого дребезжания телефона. Опять забыла выключить вибрацию, хорошо, что еще не успела уснуть. Посмотрела на часы: стрелки показывали далеко за полночь. Открываю сообщение от давнего знакомого:

«Привет, как дела? Надеюсь, все хорошо. А у меня уже несколько дней какое-то дежавю. Как будто повторяется ситуация 10-летней давности. Опять крупный интересный проект, в котором задерживают деньги и полная неопределенность. Опять любимая женщина, которая вот-вот прыгнет в постель подчиненного. Как же все это достало… Наверное, мне не суждено понять, почему все это происходит со мной».

Не успела я дочитать, как он прислал новое:

«Извини, если потревожил. Наверное, не все так ужасно. В общем, не забивай голову».

Я несколько раз прочла его сообщение, отложила телефон, выключила свет, закрыла глаза. Несмотря на все попытки отключиться, о сне не могло быть и речи. Я взяла телефон и написала:

«Ты прав, не все так ужасно, и я готова поговорить с тобой об этом. Завтра буду на связи, но если хочешь, звони сейчас».

Уже через минуту мы говорили. Он много рассказывал о своей работе, идеях, проекте, но я никак не могла понять, что же не так. Он словно что-то недоговаривал. Люди могут делиться многим, и это будет объективная правда об их жизни и ситуации. Но не всегда эта правда несет ту необходимую информацию, которая поможет мне понять, что же действительно происходит. Стараюсь слушать между строк, именно там содержится самое главное. Наверное, поэтому мне часто не хватает простых фактов.

– Да что тут думать, все просто, я – махровый неудачник, – говорил он. – Денег нет, и это тянется годами. Всю жизнь у меня не складываются отношения с деньгами. Мечтаю о крупных проектах, но когда они появляются, тут же обрушивается масса проблем. Люди не соблюдают договоренностей, не платят, но требуют исполнения поручений, на которые опять же не хотят выделять бюджет. А я так хочу, чтобы все получилось, чувствую в себе творческие силы, но ничего не могу сделать с этими людьми и их отношением к делу. Все похоже на какой-то замкнутый круг…

Я вслушивалась в то, что мне говорил собеседник, в его слова, интонации, даже дыхание и… во что-то еще, что трудно объяснить. Потом спросила:

– И ты годами сидишь без денег?

– Да, именно так…

– А как ты думаешь, зачем тебе это?

– Что – это?

– Сидеть без денег годами… Что для тебя в этом хорошего?

Чуть ли не сквозь слезы он рассмеялся:

– Что в этом может быть хорошего? О чем ты говоришь? Я в долгах! Ты не представляешь себе, как это ужасно. Коллекторы и кредиторы уже наседают. Если бы я только мог все изменить…

– Понимаю. Но по какой-то скрытой, внутренней причине тебе выгодно оставаться в этом положении. Она может быть совершенно нелепой, дурацкой, может казаться тебе невозможной, но она точно есть. Я чувствую ее запах! Так что давай ее найдем! Вот скажи, почему на работе не складывается? Почему люди не выполняют договоренностей? Вы заключали договоры?

Он стал рассказывать о том, что начало было хорошим и всех все устраивало. Что-то подписывали. Но потом все пошло наперекосяк. Казалось, он боится напомнить другим людям об их обязательствах, обещаниях. Избегает «неудобных» тем. Из-за этого берет на себя очень много и тащит сам вместо того, чтобы передать это ответственным. Будто ему проще согласиться и сделать все самому, чем требовать от других. И он совсем этого не видит. Через несколько минут я поняла: тут мы не найдем истинной причины.

– А что с любимой женщиной?

– Там ситуация повторяется. Это уже вторая моя женщина, которая смотрит в сторону подчиненного. Проводит много времени с ним, флиртует, постоянно что-то с ним обсуждает. Не пойму, почему она себя так ведет.

– Тут все просто. Женщина начинает флиртовать и много общаться с другим мужчиной тогда, когда ей не хватает внимания и общения. Она нуждается в близком человеке, которому можно пожаловаться и все рассказать, с кем можно посекретничать, излить душу. И если этим человеком оказываешься не ты, она находит другого. Это даже не назло тебе, а на благо себе… А когда у людей начинаются разговоры обо всем, то у них начинается и ВСЕ остальное… Ты легко можешь изменить эту ситуацию и стать для нее этим близким человеком. Конечно, если она дорога тебе. Просто начни сам говорить с ней обо всем. Главное, чтобы это было честно и искренне. Для начала обсуди сложившуюся ситуацию. Расскажи ей о своих наблюдениях, чувствах и страхах.

– Да ты что? Это совсем не про меня. Я лучше отойду в сторону и не буду мешать.

Когда я услышала эту фразу, меня словно ударило током озарения. В голове мгновенно сложилась вся картинка.

– Ты сам услышал, что ты сейчас сказал?

– Ну да. Если что, я всегда лучше в сторону отойду, а что?

– Да пойми же! Это и есть твоя жизненная позиция, твоя ключевая модель – отойти в сторону. Получается, для тебя это проще, чем добиваться своего. У тебя есть жажда больших денег, проектов, гармоничных отношений, но при возникновении проблем тебе проще устраниться. Особенно когда складывается неудобная, непривычная ситуация. И в отношениях с любимой, и когда нужно проявлять сильные качества на работе, ты снова и снова отходишь в сторону. Вот она – твоя выгода!

– Ты хочешь сказать, что мне выгодней сидеть в полном дерьме, чем решать неудобные ситуации?

– Этот вопрос уже не ко мне, а к себе. Подумай, до какой степени тебе сложно влиять на ситуацию, принимать трудные решения, идти вперед к своей цели, где-то быть плохим для других? И насколько проще сидеть, как ты сам выразился, в полном дерьме?

– Да, но ты не представляешь, как ужасно быть в долгах.

– Значит, не настолько ужасно, чтобы поверить в себя и довести сложный проект до конца. А если он еще вдруг и станет успешным… Ты думал об этом? Что случится, если будет успех? Там столько всего непонятного, а тут все ясно. Долги – привычная ситуация. Они плохие, я хороший.

На какое-то время воцарилось молчание, в трубке слышалось лишь тяжелое дыхание.

– Похоже, ты права. Получается, я сам каждый раз возвращаю себя в… Но как быть? Что со всем этим делать?

– Для начала пойми, что ты действительно хочешь, зачем, и прими решение. Оцени реально свои возможности. Готов ли ты взять этот проект или, может, еще рано? Готов ли стараться для укрепления отношений с любимой или лучше отпустить ее? Ты в любом случае выиграешь, если попробуешь свои силы. Даже если возьмешься и у тебя не получится, будешь знать свой предел на этот момент. Возможно, пока рано браться за подобные проекты. А значит, в будущем ты научишься быстро определять, потянешь это дело или нет. Уметь брать нагрузку по своим возможностям – дело смелых и честных. Главное в том, что, определив на данном этапе, что твое, а что нет, ты высвободишь тонну творческой энергии. Это значит, что в жизнь станут приходить ТВОИ проекты и ТВОИ люди. В конце концов, ты перестанешь считать себя неудачником, если не будешь гоняться за тем, что пока не под силу. Ну а если ты попробуешь, пройдешь весь путь до конца и все получится, то дальше сможешь браться за более серьезные проекты. Решение принимать тебе. Но помни, все меняется! Сегодня так, а завтра иначе. И даже если ты будешь продолжать отходить в сторону, если надо, то уже осознанно и намеренно, не чувствуя себя жертвой.

Спустя несколько недель я вновь получила сообщение:

«Учусь признаваться себе в том, что не тяну, и отказываться от новых проектов. Это непросто, иногда внутри все так ноет, и страх, и отчаяние, и чувство вины. Но заметил, что после такого честного отказа, в первую очередь самому себе, своим ожиданиям и неоправданным амбициям, я чувствую себя гораздо спокойнее и, как ни странно, увереннее. А еще учусь говорить с женой обо всем, и ты знаешь, оказывается, я ничего не знаю о ней и собственном ребенке. Осознавать это тоже непросто. Спасибо тебе…»

«Это лишь начало, и поверь, очень хорошее начало, то самое, что запустит нужные изменения внутри и вокруг тебя. Главное, оставайся честным с собой, даже когда внутри все ноет, а еще – сохраняй это зыбкое, но такое важное состояние спокойствия и уверенности».

С тех пор прошло около года, мы не виделись. От общих знакомых я узнала, что он занимается все тем же, но теперь передает знания молодежи, а супруга вот-вот родит второго ребеночка.

Не так давно я вновь получила от него сообщение:

«Долгов больше нет, но и больших проектов тоже нет… пока нет. Не помню, когда я был так свободен, наверное, лишь в детстве. Это радует. Но самое главное, мы стали ближе друг с другом, все, даже тот, кто еще не родился, но скоро появится на свет. А я чувствую себя сильным и готовым к ответственности, как никогда прежде».

Самое главное

 
Не просто отыскать звезду,
в тени, в ночи,
во мгле кромешной.
Ночная лампа на столе,
лист в клетку – чистый, белоснежный.
 

Алина – тринадцатилетняя девочка, худышка с прозрачно-белой кожей, тонкими, длинными пальцами и огромными глазами. Кажется, у нее всегда удивленное выражение. Когда давняя подруга Ольга родила третьего ребенка, я жила в Германии. Впервые увидела Алину, когда ей уже было лет пять. Помню, как она смотрела на меня своими глазищами, словно вопрошая: «Ты кто? Ты кто? Ну скажи же, кто ты?»

С первой же встречи эта девочка произвела на меня неизгладимое впечатление. Я сразу почувствовала, что это необычный ребенок. Мы иногда встречались. Оказываясь в Питере, я всегда навещала подругу. Алина взрослела, но оставалась такой же малообщительной, неразговорчивой, тихой и спокойной. Она любила слушать мои рассказы. Удобно устраивалась рядом на диване и сидела тихо, как мышка, – сдержанно и, я бы даже сказала, зажато. Ребенок старался внешне не выдавать никаких эмоций, чувств и желаний. Ее глаза – единственные радары, которые излучали невероятную энергию и страсть. Казалось, что вся ее жизненная энергия сияет именно в глазах. Они – тот фильтр, с помощью которого она отсеивает и впитывает информацию.

Алина хорошо училась. Прилежная и гиперответственная, она была первой в классе, лучшей на занятиях танцев, музыки и пения. В 10 лет девочка начала писать свою первую книгу о семье волшебников, которые не знали, что они особенные. Я хвалила и расспрашивала ее об этом – мне было интересно! Но сдержанность, повышенная скромность и страх привлечь к себе внимание мешали Алине с гордостью рассказывать о своих достижениях. Нехотя, она коротко и скомкано отвечала на мои вопросы, словно стыдясь их. Иногда мне казалось, что я словно клещами вытягиваю из нее слова, а очередной мой приезд – настоящий стресс для нее. Но Ольга каждый раз уверяла: «Да ты что! Она тебя очень ждет, весь день только и спрашивает, когда уже Лиля приедет?»

Когда Алине исполнилось 11, она серьезно заболела. Не могу назвать точный диагноз, помню лишь, что это был вирус, поражающий внутренние органы. При этой проблеме приходится принимать огромное количество вредных медикаментов, среди которых даже гормоны. Периодически болят ноги, суставы, и человеку порой сложно ходить.

Полгода она передвигалась в инвалидном кресле, училась на дому. Алину лечили лучшие доктора и в ее родном городе, и в Москве, но почти все разводили руками. Непонятно, откуда это пришло, что происходит и почему результат лечения не закрепляется. Иногда ситуация менялась, ей становилось заметно лучше, но потом все начиналось снова. Болезнь длилась уже около двух лет. В эти годы я не приезжала в Россию, и обо всех бедах слышала от Ольги лишь по телефону. И вот я, наконец, собралась приехать.

– Ой, это было бы так здорово! У нас опять обострение. Уже месяц Алина не ходит в школу, хорошо, хоть на дому хватает сил учиться. Прошлый учебный год, несмотря на болезнь, с одной четверкой закончила, остальные все пятерки. Но все равно расстроилась. Она обрадуется тебе! – радостно защебетала Ольга.

Я прилетела в июле. Ольга позвонила с утра:

– Приезжай пораньше, а то она лопнет от нетерпения. Извелась уже вся…

За два года, что я не видела Алину, она очень выросла, из маленькой девочки превратилась в подростка. И стала еще более сдержанной и стеснительной. Ей потребовалось время, чтобы вновь привыкнуть ко мне. Чтобы вспомнить мою энергию, принять, впустить ее, расслабиться и общаться свободно. Теперь это усугублялось и возрастом, и болезнью. Несмотря на то что она очень ждала меня и была рада встрече, ей было нелегко и самой приблизиться ко мне, и меня подпустить.

– Привет, подруга! – весело сказала я.

– Привет… – Алина была явно смущена и очень взволнована.

Я видела и чувствовала это. Казалось, ее душа впитывает и пропускает через себя исходящую от меня радость, наполняясь собственной энергией, знакомой мне с ее детства. Я улыбалась ей. Алина отвела глаза, на щеках показался румянец.

– Ну чего стоим, разве мы не рады нашей встрече? – весело спросила я.

– Рааады, – протянула она.

– Давай тогда обниматься!

Мы двинулись навстречу друг другу и обнялись. Я крепко сжала ее. Она же еле коснулась меня, как безвольная тростинка.

– Это что тут за «умирающий лебедь»! Ты же знаешь, со мной умирать нельзя, со мной не до этого! – рассмеялась я.

– Знаю…

– Ну а раз знаешь, угощай меня завтраком! Так спешила к тебе, что и позавтракать не успела…

Ольга с улыбкой наблюдала происходящее и сказала:

– Алиночка, предложи свой тортик, который ты вчера пекла. Ты же для Лили старалась.

– Мама! Да знаю я! – оживилась Алина и бросила на мать полный укора взгляд. Я тоже незаметно зыркнула на Ольгу.

– Да молчу я, молчу! – шепнула она мне.

– Вот и молчи! Не лезь к ней вообще сейчас, не подгоняй, не подсказывай, короче – успокойтесь, мамаша! – прошептала я.

Оживившись, Алина включила чайник и принялась что-то варганить.

– Тебе помочь? – заговорщически спросила я, заглядывая в кухню.

– Нет! Ну… ну, может, яйца почистить, мама говорила, что ты любишь вареные яйца, я утром сварила…

– А яйца «в мешочек»? Я «в мешочек» люблю!

– Нет, вкрутую… Я не смогла «в мешочек»…

– Ну, тогда все пропало! – и мы засмеялись. – Ладно, будешь себя хорошо вести, научу.

Атмосфера теплела, и напряжение улетучивалось.

– Алин, расскажи, как у тебя дела? Мама сказала, ты сильно разболелась. Чего это вдруг?

– Не знаааю, – протянула она. – Просто заболела и все. И врачи тоже не знают, никто ничего не знает.

Но перед каникулами я опять в школу ходила, и все нормально было.

В ее голосе звучали нотки вины и раздражения.

– Хорошо! Значит, через пару недель снова в школу пойдешь?

– Не знаю, наверно… – неуверенно ответила она.

– Ты так долго не ходила в школу. Наверное, соскучилась по учебе, по подружкам, а они, наверное, обрадовались, когда ты вернулась?

И тут встряла Ольга:

– Ага, как же, соскучились! Особенно Лиза, которая постоянно ее доводит, да и Рита не лучше, тоже мне подруги! А эта хоть бы раз им отпор дала, но ведь молчит!

Я вновь бросила многозначительный взгляд на Ольгу: «Уйди! Не мешай!»

– Мама, отстань! – Алина закричала на мать и выскочила из кухни, громко хлопнув дверью в своей комнате.

Я посмотрела на подругу:

– Может, не с Алины, а с тебя начинать надо?

– Прости, извелась я уже с этими ее болячками. Так хочется, чтобы все быстрее закончилось… Год почти в школе не была, болела, но учила все, как одержимая. Все равно одну четверку получила. Теперь в школу идти боится, еще и девчонки эти постоянно над ней подтрунивают. А она им ни слова против сказать не может, страдает себе потихоньку и молчит. Я ей уже говорю: да бог с ней, с этой школой, плевать на оценки, главное, чтобы ты выздоровела…

Ольга была в отчаянии. Мы договорились, что она даст нам с Алиной пообщаться наедине.

Я тихо постучала в дверь комнаты Алины и зашла. Она сидела на диване и что-то черкала в блокноте.

– Рисуешь? – спросила я.

– Нет, я придумываю сюжеты для своей книги.

– Расскажи! Мне интересно, как продвигается история твоих героев! Как там у них дела, что происходит? Они уже знают, что они волшебники?

– Они стали догадываться, что с ними что-то не так! – Алина оживилась.

– Значит, уже показали эти способности другим людям? Своим друзьям?

– Нет, они еще никому ничего не рассказывали, ни с кем не делились. Они ни в чем не уверены и не хотят, чтобы другие подумали о них как о ненормальных…

– Ты расстроилась, что у тебя за год есть одна четверка?

– Нет… да… я не знаю, – Алина погрустнела.

– Ты же знаешь, на это были объективные причины. Покажи мне хоть одного человека, кто при такой болезни, лечении, сидя в кресле, сможет сделать хоть малую долю того, что ты сделала?!

Девочка молча опустила глаза и склонила голову, словно хотела что-то разглядеть внизу.

– Это все из-за того… мне некогда было, я хотела… спать… не успела… дурацкие таблетки… уроков всегда много… – бормотала она себе под нос.

– Ничего не пойму, при чем тут «спать», «некогда», «уроки», ты о чем? Ты же в школу совсем не ходила, почему не высыпалась?

– Уроков много задают… лечение весь день, я не могла… учила допоздна, но не успевала все равно…

– Ничего не понимаю! Рано вставать не надо было? Насколько допоздна ты учила?

– По-разному… До двух, до трех ночи, иногда до пяти… Но лечение в 9:00 начиналось, и я не успевала…

У меня дар речи пропал.

– Что?! Ты, больная, всю ночь зубрила, чтобы не было ни одной четверки в конце года? Алина, зачем? Для чего тебе эти дурацкие пятерки? Не слишком ли дорого они тебе обходятся? Зачем ты это делаешь?

Алина по-прежнему смотрела в пол.

– У нас все дети в классе хорошо учатся, и папа всегда говорил мне, что я должна быть не хуже других, а лучше. И я думала, что теперь будет легче учиться. Ведь я никуда не хожу и не устаю, как раньше. Но все равно сложно, и я не успеваю и устаю…

Крупная слеза покатилась по щеке Алины.

– А что с теми девочками в школе? С Лизой и Ритой? Вы дружите?

– Они говорят, что мы подруги, но сами часто меня обзывают и заставляют идти гулять, когда я не хочу или мне некогда. И я иду, потому что не хочу, чтобы на следующий день в школе они снова обзывали меня и девочек подговаривали не дружить со мной.

– Значит, ты хотела немного отдохнуть от школы. Думала, если посидишь дома год, то учиться на одни пятерки будет легче. Папа ругать не будет, ведь ты болеешь, значит, нет повода. К тому же можно отдохнуть от вредных девчонок в классе. Верно?

– Верно… – всхлипывала Алина.

– Почти все лето ты не болела, чувствовала себя хорошо, отдыхала и радовалась, да? А теперь, к концу летних каникул, симптомы начали обостряться? Скажи, ты хочешь дальше болеть?

– Да, все так, но я не хочу больше болеть!

– Но ты хочешь отдыхать и иметь достаточно свободного времени? И не бояться, что тебя будут ругать?

– Да…

– Давай подумаем, как это можно сделать без болезни. Если я тебя поняла правильно, первые три страха – это усталость и нехватка времени, ссоры с девочками и наказание от отца. Верно? Или есть что-то еще?

– Папа не наказывает, он у меня добрый и хороший. Он просто смеется и говорит: «Эх ты, слабачка!» А мама начинает ссориться с ним из-за этого. И в этом я виновата, потому что не успела.

– Значит, самое первое – это отдыхать, верно?

– Наверное, я не знаю, но тогда я не смогу все успевать.

– А что для тебя самое главное? Тебе уже 13. Кем ты хочешь стать через 5-10 лет?

Алина с укором посмотрела на меня, как будто само собой разумеющийся ответ я и так должна знать.

– Писателем, кем же еще! – уверенно ответила она.

– Значит, не танцором, не музыкантом и не математиком, да?

– Не математиком точно! – засмеялась она.

– А раз так, значит, самое важное, что тебе нужно сохранять, беречь и накапливать, – это творческая энергия, которая будет вдохновлять на новые истории. Верно?

– Наверное… – задумчиво ответила она.

– Тогда зачем тебе все эти пятерки и невероятные усилия, сжигающие здоровье и творческую энергию? Только представь: самые главные ресурсы, которые тебе нужны для создания самого важного в жизни, уничтожаются тем, что совсем не главное… Вот такой парадокс! Подумай, на каких занятиях ты можешь «экономить» свою творческую энергию, а на каких, наоборот, умножать. Ведь ты уже писатель! Даже если ты не пойдешь дальше учиться, сможешь писать отличные произведения. Это призвание, талант, который доставляет тебе так много радости, его нужно питать и укреплять. Все сейчас отдавай ему, а не математике. Ей вполне и четверки хватит!

Алина, как губка, впитывала мои слова. Она глубоко дышала. Казалось, внутри ее худенького тельца все кипело и бурлило. Она то хотела сказать что-то, то передумывала. То бросала на меня глубокий взгляд, то он зависал в одной точке, то становился блуждающим, то вдруг начинал бегать. Девочка сжала губы и вновь погрустнела.

– Но папа говорит, что все должно быть на «отлично»…

– Алинушка, малыш, да папа просто не знает, что с тобой творится! Не знает твои мысли, страхи, желания. Ты же молчишь, все в себе держишь, а он думает, что помогает, подбадривает. Понимаешь? Расскажи ему, как ты себя чувствуешь, о чем мечтаешь. Он так любит тебя! И все сделает, чтобы тебе хорошо было. Скажи, если папа одобрит наш с тобой разговор и скажет: «Да не нужны нам никакие пятерки по математике!» – это перестанет для тебя быть таким важным?

Она глубоко задумалась.

– Перестанет…

И облегченно вздохнула. Казалось, в этот момент внутри всего ее существа происходило что-то очень важное. Словно на каком-то неосознанном уровне она, сама того не зная, принимает решение снять с себя невероятный груз ответственности. Мы обе замерли и молча смотрели вниз. Спустя несколько минут Алина подняла глаза и улыбнулась. Я улыбнулась в ответ и тихо сказала:

– Так, значит, дело за малым? Поговорить с папой?

Она кивнула, и мы обнялись. В этот раз она крепко прижалась ко мне, как котенок, что для нее было совершенно не свойственно. Словно сейчас одна из ее проснувшихся внутренних частей хотела сказать «спасибо» такой же моей части, разбудившей ее. Казалось, сейчас эти части соединились, наполняясь силой, энергией и благодарностью.

В эту минуту Ольга заглянула в комнату:

– Алина, так ты гостью нашу угостишь тортиком? Она небось с голоду уже умирает!

По покрасневшим глазам подруги было видно, что она плакала, а значит, последние полчаса провела за дверью и все слышала.

– Да, пойдем! Мы же еще не позавтракали! – весело скомандовала Алина.

Мы пили чай, рассказывали друг другу накопившиеся за время разлуки истории и смеялись. Девочка искрилась энтузиазмом, рассказывая про своих героев. Смеялась над нелепыми ситуациями, которые случались с ними, и зачитывала некоторые диалоги. Позже мы пошли гулять в парк, покатались на великах и прекрасно провели весь день вместе. Назавтра мне надо было рано уехать, поэтому перед сном я зашла в спальню Алины, чтобы попрощаться. Она лежала, свернувшись калачиком, и попросила меня посидеть с ней.

– Алина, не знаю, когда мы увидимся, когда сможем так, как сейчас, поговорить и вместе провести время, но я хочу, чтобы ты запомнила кое-что очень важное.

Она внимательно посмотрела на меня и затаила дыхание:

– Что?

– Помни, что для тебя самое главное. И если ты вновь начнешь беспокоиться или уставать, и будет казаться, что не хватает времени и нужно отдохнуть, вспомни этот день, наш завтрак. Ущипни себя и произнеси, что для тебя САМОЕ ГЛАВНОЕ! Сделай так, чтобы все, что мешает тебе жить, быть здоровой, радоваться и заниматься самым ДЛЯ ТЕБЯ главным, отошло на второй план.

Девочка медленно кивала, как будто «загружала» новые, жизненно важные правила внутрь себя.

* * *

Прошел год, Алине уже 14. Мы не виделись с тех пор, но я знаю, что на одном из писательских сайтов она выкладывает свои рассказы и короткие отрывки из книги. Теперь девочка нашла на это время. За год у нее появилась масса восторженных читателей, и я уверена, что это только начало!

Болезнь ослабла. Не сказать, что она ушла совсем, но ни кризисов, ни серьезных обострений больше не было.

А я жду, когда получу первый том книги Алины из рук автора. И знаю, что это будет очень скоро!

Пазлы реальности

 
Рисую я свои века,
я наполняю краской кисти.
Дни растворяются в тепле
и радости от этой жизни.
 

В последние годы мы с родителями живем в разных городах. Они скучают, мы тоже. Решили привозить их в Москву, чтобы хоть какая-то смена обстановки была. Трижды в неделю вожу маму в московскую клинику на гемодиализ, и за четыре часа процедуры мы успеваем наболтаться. Моя связь с родителями очень сильна. Когда мы долго не видимся, они словно начинают чахнуть, теряют вкус к жизни. Но стоит полчаса поболтать с мамой по телефону, и у нее проходят боли, выравнивается давление, появляется аппетит, и жизнь налаживается.

Перед самым отъездом позвонил отец: «Доча, маму привезли с диализа, и ей совсем плохо. Давление 67 на 39, вся дрожит, руки, ноги как плети. Что делать? От скорой категорически отказывается».

Честно говоря, я их понимаю. Вот уже 15 лет мама почти живет в этих больницах. И каждый раз, как маленький ребенок, жалобно просит: «Не надо скорую, ну пожалуйста…» Недолго думая, во власти какого-то чувства, сказала: «Ладно, пусть лежит, поднеси трубку к ее уху, пусть молчит, дышит и слушает меня». Папа так и сделал. Я что-то рассказывала ей, задавала вопросы, замолкала и снова говорила.

Вдруг услышала тихое: «Доченька, я, наверное, посплю, а ты иди, занимайся своими делами…» Я вздрогнула от неожиданности и, попрощавшись, положила раскаленную трубку.

К вечеру мама уже сама позвонила и бодрым голосом сказала: «Доченька, а ведь мне стало лучше! Даже когда ты еще говорила, я чувствовала, что мои руки наливаются силой и уже не висят, как плети. Я поспала, а потом захотелось встать и даже пообедать! Ты набухти мне еще чего-нибудь на диктофон, я буду слушать, когда мне плохо. Глядишь, и в больницу не загремлю, и до поездки в Москву доживу!»

С этого дня я каждый день что-то наговаривала ей для тонуса. Всю неделю думала: лишь бы вытащить их сюда, к себе, в моем пространстве все изменится. Я твердо решила поговорить с родителями об их реальности, о том, как ее необходимо изменить, чтобы желание жить выражалось не только в словах, но и в ежедневных мыслях, чувствах и действиях. Мы часто говорим об этом, но когда редко видишься, когда родителям за 70, старые привычки, подкрепляющие неосознанное желание умереть, становятся сильнее.

…Палата для диализа почти пуста.

Во время первых двух процедур мы просто рассказывали друг другу все, что у нас скопилось: события, истории, чувства. Проговорив все это, понаблюдав несколько дней за тем, что происходит с мамой, я решила завести с ней непростой разговор.

В этот раз пациентов в палате прибавилось. Мужчина у окна и его сосед – пожилой батюшка с длинной бородой – мирно посапывали. Рядом с мамой маленькая старушка читала книгу. Я села поближе, чтобы нас никто не слышал.

– Мам, как ты думаешь, твой образ жизни, образ мыслей отражают желание жить?

Недолго думая, она ответила:

– Нет…

Честно говоря, я не ожидала такого ответа и спросила:

– А ты хотела бы научиться такому образу жизни?

– Конечно, хотела бы, доченька, но как?

Я села еще ближе и почти шепотом начала:

– Давай сначала подумаем, из чего складывается ваша с папой жизнь? Чем наполнены дни?

Я взяла лист бумаги и начала рисовать пазлы реальности жизни мамы и папы.

– Смотри, тут твой ум, разум. Он порождает мысли в зависимости от информации и интересов, которыми ты его питаешь. А тут чувства, эмоции, то, за что переживаешь. Чувства откликаются на мысли, которые ты обычно мусолишь в голове. Чувства и мысли крепко связаны. Думаешь о плохом – чувствуешь себя плохо. И наоборот. А вот тут твое больное тело, жизненно важный механизм. Это как машина: когда мы содержим ее в чистоте, порядке, она служит верно и долго, а если забываем вовремя техосмотр проходить, не ремонтируем, она и разваливается, и ездит со скрипом. А еще есть ваш общий быт, отношения, личное пространство. Занимаетесь чем-то интересным друг с другом – вам интересно вместе, а нет – сама знаешь. Давай посмотрим, как обстоят твои дела со всем этим. С самого начала. Вот что у тебя обычно в голове?

– Ничего хорошего! – сразу выпалила она. – Думаю о плохом, о том, что болею, сердце болит. Думаю о том, чтобы цветы на балконе не засохли, в Берлине такая засуха, просто кошмар! О том, что где-то торфяники горят и люди страдают. О том, что самолеты стали часто разбиваться. Просто кошмар!

С минуту я помолчала и спрашиваю:

– А зачем ты об этом думаешь?

– Ну как зачем, доченька! Как же не думать? – она искренне удивилась.

– Мам, ну скажи, разве от этих размышлений есть польза хоть одному человеку на Земле? Разве твои мысли о плохом могут спасти торфяники, или призвать дождь в Берлине, или вернуть к жизни погибших людей в разбитом самолете?

Помолчав, она ответила:

– Наверное, нет, но все равно…

– Что – все равно?

– Не знаю…

– Мам, если такие размышления никому не приносят пользы, зачем об этом думать? Тебе нравится смаковать трагичные мысли? Ты становишься счастливее от них, здоровее? Что они тебе приносят?

– Да ничего хорошего! Только переживаю и спать потом по ночам не могу. Но как эти мысли не думать, я не знаю…

– Так, может, пора их заменить на какие-то другие? Для этого придется отказаться от привычки бесконечно смотреть новости по телевизору и обращать внимание на негатив. И вообще, хватит из любого события делать страшилки! Если нет дождя, это не кошмар, а просто нет дождя. Если идет ливень, это тоже не кошмар, а просто идет ливень. Если мы стоим с тобой в пробке в Москве, это тоже не кошмар, а скопление машин. Понимаешь?

– Понимаю, но это так сложно, доченька…

– Но ведь ты хочешь этому научиться? Или нет?

– Хочу…

– Вот и славно! Давай лучше подумаем, чем вы теперь будете интересоваться, что смотреть и что читать, чтобы учиться думать о хорошем и чувствовать себя соответственно! А твое слово КОШМАР напиши огромными буквами, чтобы хоть иногда осознавать и заменять другим.

– Каким?

– Например, вместо «кошмар» можно говорить: «Интересно!» И вообще, больше интересоваться чем-то новым. Ты ведь всегда любила поиграть во что-то азартное, пробовать что-то новое, ходить в незнакомые кафешки, готовить по необычным рецептам. Заведите себе с папой ритуал играть по вечерам в лото, например. А в выходные дни обязательно ходите в очередное кафе, раз в неделю готовь новое блюдо. Начните вечерами рассказывать что-то, чего еще не знаете друг о друге! Много всего можно придумать!

– Ой доченька, да сил-то уже нет ходить, ноги болят, все болит…

– Таааак, вот мы и до тела, до нашего механизма добрались. Пора и им заняться. Лучше поздно, чем никогда. Давай начнем с простенькой, легкой, короткой гимнастики по утрам. Будешь делать?

– Буду! – бодро отчеканила она.

– Вот и замечательно! Поняла общий принцип? Что надо делать, чтобы жить из осознанного желания жить?

Мама кивнула головой.

– Теперь давай сама. Расскажи мне, что будешь делать, чем заполнять остальные пазлы вашей реальности, чтобы жить, а не доживать, выживая? Представь, как Бог тебе говорит: «Ну что, Галина, даю тебе месяц: докажи мне, что действительно жить хочешь. У тебя есть ровно 30 дней, и каждый из них нужно прожить из желания жить. Время пошло!»

В этот момент кто-то в палате вдруг сказал:

– Вы не могли бы говорить погромче, такой интересный вопрос!

Я подняла голову и увидела обращенный на меня взгляд старушки. Повернулась к окну и увидела, что мужчина тоже не спит. Встретилась глазами с батюшкой, и он молча кивнул.

– Как только вы вошли, сразу меня заинтересовали, – сказала старушка. – Меня зовут Авета, я писатель, и мой глаз наметан: сразу вижу интересных личностей. Я вот, например, на каждый ваш вопрос могу ответить положительно! Люблю гулять и общаться с интересными людьми, а унылые истории на телевидении не смотрю, но сочиняю свои. Хлеб я не ем и сахар тоже! Мне 82 года, лишний вес мне ни к чему. А еще мне нравится играть в покер, ох, как нравится! Мы с друзьями каждые выходные собираемся. Подойдите поближе, мне интересно на вас посмотреть… – ее голос звучал звонко и радостно.

Мы с мамой переглянулись. «Вот тебе и старушка», – тихо прошептала мама.

– Учись, студент, времени на учебу до 82 лет у тебя предостаточно! – прошептала я и направилась к нашей новой знакомой.

Я присела на краешек кровати. Женщина была совсем малюсенькая, хрупкая, как хрустальная статуэтка. Но внутри нее угадывалась невероятная сила. Она надела очки:

– Дайте-ка я на вас взгляну, милочка!

Она пристально посмотрела мне в глаза, проникая, казалось, в самые недра моей души.

– А вы, случайно, не пишете? – неожиданно спросила Авета, хитро прищурившись. Ей-богу, я была в шоке! От неожиданности пробормотала что-то неразборчивое.

– Я так и знала! Вы – писатель! – торжественно объявила она.

– Нет, ну что вы! Я написала пока одну-единственную книгу…

– Не прибедняйтесь, голубушка, а лучше скажите, как она называется!

– «100 дней между жизнью и смертью»…

– Даааааа, название интригует и очень обнадеживает. А хотите, в следующий раз обменяемся книгами?

– Да, конечно, – с радостью согласилась я.

Оказалось, Авета состоит в Союзе писателей, и у нее множество наград.

– А позвольте-ка мне пригласить вас на наши встречи? Ну, мы иногда устраиваем писательские посиделки… Хотите пойти вместе со мной?

– С удовольствием, – не раздумывая ответила я.

Через несколько минут процедура диализа закончилась. Маму отключили от машины, и мы ушли. Домой ехали молча. Заметив канцелярский магазин, мама сказала: «А может, зайдем и купим лото?»

Этим мы и занялись вечером.

Рождественское возрождение

 
Память забыла, кто я есть,
кем я была и что со мною.
Душа воскликнула: «Я здесь,
останусь навсегда с тобою!»
 

Мне не пришлось долго уговаривать маму сыграть в игру «Феникс-Возрождение» под Рождество. Мы уже неделю были вместе в Москве, и энергия мамы вновь начала циркулировать. Она оживала. С легкостью и даже с азартом она согласилась.

– Что ж, давай посмотрим на твой волшебный «Феникс!»

Я приготовилась к тому, что процесс будет идти нелегко: игра иногда подкидывает не самые приятные открытия о себе.

Но мама играла легко и очень осознанно. Для меня это было удивительно и неожиданно. Она все понимала точно, и никакой «каши» в ее голове не было. Первая загадка карточки звучала так: «Ты способен сохранять любовь даже в конфликте». Я спросила:

– Мам, как ты думаешь, что тебе хочет сказать игра через это послание?

– А чего тут думать, все понятно! Чуть что, так сразу ворчу на отца, как бабка старая. Не буду больше так делать! Он для меня всю жизнь старается, а я…

Скажу честно, добавить было нечего. Я аккуратно спросила:

– А если ворчать больше не будешь, то что начнешь делать взамен?

Мама задумалась. Казалось, внутри ее слабого тельца проносится буря эмоций.

– Благодарить начну, – тихо сказала она. – Буду каждый день благодарить отца за все, что он для меня делает.

Недолго думая, она вытянула новую карточку, где было написано «Питание».

– Все понятно, – засмеялась она. – Это ты мне уже рассказывала. Помню, что надо питать себя не только здоровой пищей, но и интересной информацией, и положительными чувствами, мыслями.

* * *

Кажется, я впервые за последние годы увидела ту маму, которую знаю и помню. Сильная, смелая, четкая, осознанная, тонкая, глубокая натура, способная видеть и понимать сложнейшие вещи.

Ее внутренняя точка сборки настолько активизировалась и перенастроила все механизмы и фокус внимания, что передо мной сидел не маленький, хворающий воробушек в возрасте, а молодая орлица с горячим сердцем! Практически каждую карточку она интерпретировала безошибочно. Что это, что с этим нужно делать, о чем ей хотят этим сказать? Конечно, иногда она что-то забывала, но все равно игра двигалась достаточно легко. Удивительно было и то, что она вытаскивала очень точные для себя карточки. У мамы много проблем со здоровьем, много боли, но в этот момент она смогла собраться. Когда мы закончили игру, она сказала:

– Как же на душе легко стало, как сейчас хорошо! И спать не хочется совсем!

Обычно она ложится в 9 вечера. Мы закончили играть в 21:30, и она просидела с нами до 22:30. Оживленно рассказывала о пришедших ей в голову мыслях, инсайтах.

– Смотри, – говорю я ей, – как у тебя энергия забурлила, зашевелилась, задвигалась, побежала, заструилась!

– Да-да-да, я так и чувствую себя!

– Сейчас ты копнула глубже обычного, вышла за рамки боли, своей болезни, жалоб, своей реальности, которую ты ненавидишь, но в которой так погрязла!..

– Да… Так и есть…

– Неожиданно для себя ты из нее вынырнула и вспомнила то, о чем уже давно забыла. Забыла, что это ЕСТЬ, это РАБОТАЕТ и это ВОЗМОЖНО! Смотри, как эта сила ожила внутри тебя, как она тебя встряхнула… Даже щеки порозовели! Это энергия пошла.

– Да… Да, так и есть. Я это чувствую. У меня будто кровь быстрее заструилась в жилах. До этого казалось, что я уже совсем успокоилась. Будто и ум бездействует, и тело. Словно внутри все застыло. Потрогай мои руки! Обычно они холодные, а сейчас – теплые!

– Ты теперь понимаешь, насколько важно эту силу внутри себя поддерживать? Мы можем сколько угодно делиться с тобой своей энергией, но без твоего участия это похоже на аккумулятор. Когда машина на холоде глохнет, ей дают «прикурить» от чужого аккумулятора. Подпитать – всегда, пожалуйста! Но невозможно, чтобы твоя машина всегда работала за счет чужой энергии. Нужна своя. СВОЯ! Ты же видишь сейчас, что твоя сила была просто заморожена в каких-то резервуарах. Но она есть! Сейчас ты освободила ее частичку, и смотри, какой результат…

– Как же на душе хорошо! Ладно, доченька, пойду спать, а то совсем поздно уже…

Она легла около 23:30, а утром сказала, что долго не могла уснуть и все пыталась вспомнить, когда последний раз у нее было так легко на душе. Да и было ли вообще когда-то? Лежала в постели, а хотелось петь, болтать, что-то делать.

– Мам, если ты хочешь, чтобы эта энергия всегда была с тобой, должна «подкидывать дровишки». Вчера ты растопила «внутренний камин» и вновь почувствовала свою энергию, тепло. Но если этого больше не делать, энергия уйдет, камин вновь остынет. «Дровишки» всегда должны быть у тебя под рукой. Давай пропишем твои вчерашние осознания, желания и составим карту твоего «Возрождения». Она будет напоминать тебе о вчерашнем дне. Ты вчера очень хорошо сказала про питание. Вот давай это и возьмем за основу. Напиши, чем будешь питать свою личность, которая хочет жить! Мама начала записывать, проговаривая свои действия:

– Буду есть меньше сладкого и жирного. Новости смотреть не буду, а попрошу тебя купить мне интересные аудиокнижки, будем с папой слушать. Обижаться не буду, думать о плохом не буду, начну больше замечать хорошего, благодарить Бога и людей. А еще начну делать по утрам маленькую гимнастику, – она скрупулезно записывала все на листок.

Мы говорили и о том, как наблюдать свое дыхание. У нее есть привычка сильно и часто вздыхать.

– Почему ты так дышишь? – с прашиваю я. – Тебе очень плохо сейчас?

– Кажется, нет…

– Тогда выравнивай дыхание, не нагнетай пустую тревогу. Давай вместе: вдох, выдох, медленно, спокойно, через нос…

Еще бывает: просыпается и охает, а на лице страдальческая гримаса.

– Что-то случилось?

– Нет, ничего не случилось, все нормально…

– А чего тогда охаешь?

– А что, мне поохать нельзя, что ли?

– Не знаю… Но посмотри на себя в зеркало и прими тот вид, который соответствует твоему самочувствию. Если я вижу на твоем лице улыбку, значит, все нормально. Если вижу гримасу страдания, значит, все плохо. Какое свое состояние хочешь показать мне? Выражение твоего лица соответствует твоей эмоции?

В заданиях, которые мы с ней записывали, она упомянула, что хочет посмотреть мультик «Ох и Ах», чтобы научиться в каждом дне видеть хорошее.

Мы разобрали все карточки и заполнили карту «Возрождения». Спустя пару дней я услышала, как она встает и начинает вздыхать по привычке. И вдруг сама себя одергивает: «Ой, что-то я опять задышала, как ненормальная! Чего это я вдруг?» До самого возвращения в Берлин она постоянно что-то записывала. Я даже купила ей красивый блокнот и кучу цветных карандашей. Когда, довольнехонькая, мама приехала домой, рассказывала папе взахлеб о своих «приключениях». А еще открыто говорила ему, как любит его и как соскучилась.

* * *

Последние пару лет мне все чаще пишут внуки и дети стареющих и болеющих родителей, бабушек, дедушек. Как с ними общаться, чтобы и помогать, и не раздражаться, и себя на плаху не класть. Мы не роботы и не идеальные, я тоже порой и расстраиваюсь, и раздражаюсь. Непросто со стариками, совсем непросто, но они – как дети. А мы теперь – родители, которые по-разному помогают своим «детям». В том числе поддерживая в них желание полноценно жить.

Сладкая женщина

 
Пусть будет голод утолен
сегодня, завтра и всегда!
Но утолить голод любви
со мной не сможешь, никогда!
 

Как-то раз мы были на серебряной свадьбе у друзей. Даже не верится, что кто-то уже до такого юбилея вместе дошел! Там мы встретили знакомых. Я не видела их много лет. Ольга совсем не изменилась, все такая же стройная, улыбчивая и хорошенькая, как 25 лет назад. Целый час мы наперебой рассказывали друг другу все, что только можно. Мы наслаждались общением, смеялись, пили, ели и кричали «горько», пока Ольга вдруг не погрустнела и не начала что-то строго шептать мужу. Он отмахивался, как обиженный ребенок, которого ругают непонятно за что, и продолжал опустошать салатницы на столе.

Я не слышала, что она ему говорила. Тихая перепалка длилась еще минут 30, пока Ольга окончательно не разозлилась и громко не прошипела: «Да хватит ЖРАТЬ уже!» Мы с Андреем переглянулись и, решив оставить этих двоих наедине, вышли из зала.

Не успела я припудрить носик, как в дверях появилась Ольга.

– Все нормально? – вежливо спросила я.

– НЕТ! Ненормально! Меня бесит, что, куда ни придешь, он жрет и жрет! Ну как так можно? Как будто на празднике больше делать нечего! Не знаю, почему меня это бесит… Может, это со мной что-то не в порядке? Ну скажи, это нормально?

– Что именно? Что он много «жрет» или что ты бесишься по этому поводу?

– Да все! Может, зря я к нему придираюсь, он у меня вообще-то хороший! Много работает, сам компанию создал, все сотрудники его обожают, дети тоже, да и я его люблю очень… Не знаю, что на меня находит, когда он много ест. Действует как красная тряпка на быка!

Пока я ее слушала, у меня промелькнула одна мысль. Хотя, если честно, она пришла мне в голову еще за столом. В общем, я прямо спросила:

– Оль, а что у вас с сексом? Ты довольна?

Она махнула рукой:

– Да какой секс! Мы вместе уже 23 года. Вначале что-то было, а сейчас изредка «пошустрим», и то скорее «для отмазки», чтобы было. Мы живем хорошо, ни в чем не нуждаемся, но свой бизнес много времени съедает, и все его внимание устремлено туда. Он так устает, что ему ни до чего. И в последние 10 лет я – «брошенка», которая все понимает, но внимания получает – ноль. Ты же помнишь, какая я в колледже была!

Ольга погрустнела окончательно. Да, 25 лет назад мужики толпами крутились вокруг нее. Вечерами она подрабатывала в кондитерской. Помню, как мы прибегали к ней за пирожными, а она выходила к нам в коротком белом халате. Стройные ноги, руки по локоть в безе, и все парни называли ее «сладкая женщина».

– Оль, ну теперь ты понимаешь, почему тебя бесит, что Леха твой много «жрет»?

– Не совсем…

– Тебе нужен секс… Секс – это то, что защищает женщину. Для нее важно, чтобы мужчина всегда хотел ее. А значит, в некотором смысле был как «голодный охотник», который всегда готов «напасть» на добычу, схватить ее, зажать в углу, ущипнуть. Если он ее хочет, «самка» и ее потомство защищены.

Необъяснимое отвращение к «обожравшемуся» мужчине у тебя возникает как инстинкт самосохранения. Если все внимание мужа направлено на еду, о каком сексе может идти речь? Какая охота? «Нас и тут неплохо кормят»… Сейчас люди вообще много едят, жиром заплывают даже мозги, что уж о гениталиях говорить. Даже бездомные кошки на мышей охотиться перестали. Их сухим кормом весь двор кормит. Чего напрягаться? Ты чувствуешь ревность, когда все внимание мужа направлено не на тебя и не на то, чтобы быстрее добраться до твоего тела, а на кусочек торта! Хотя должно быть наоборот: уставший мужчина пришел домой и уволок жену в койку, как истинный альфа-самец. В этих случаях жена сама с удовольствием накормит мужа, чтобы вернуть ему силы для утех! Понимаешь?

– Все так и есть… – Ольга вздохнула. – И что делать?

– Поговорить с ним аккуратно, спокойно, честно… Отношения у вас прекрасные, доверие есть. Расскажи ему о своих чувствах, о том, что чувствуешь себя «брошенкой», просто будь искренней. Уверена, ты сможешь…

– Да, смогу. Думаю, он все поймет, хоть мы никогда и не говорили на такие темы. Но ведь все бывает впервые…

Вместе мы вернулись за стол к нашим мужчинам, Ольга стала улыбчивой и расслабленной. Заиграла музыка, и мы с Андреем удалились покрутиться в сальсе и пообщаться с другими гостями. Время от времени издалека я поглядывала на наших «молодоженов». Между ними явно что-то изменилось. Та самая прежняя «сладкая женщина» флиртовала с собственным мужем, и на расстоянии чувствовалась таааакаааая химия, что Леха напрочь позабыл о закусках. Домой они уходили в обнимку, словно новоиспеченные влюбленные.

Спустя несколько месяцев я получила сообщение от Ольги: «Ну, поздравляй, подруга, мы ждем третьего! А Лехе так и сказала: быть Лиле крестной нашему малышу!»

Такси

 
Тогда лишь ангелом ты станешь,
когда взмахнешь своим крылом,
себя иначе ты обманешь,
что сеешь зло или добро.
 

Вновь и вновь убеждаюсь, насколько же важно учиться пребывать в «позиции ангела»! Ангелы стараются видеть в поступках людей только хорошее. Даже там, где, кажется, нет ничего хорошего. Ангелы дают человеку шанс повернуться светлой стороной, они не раздражаются, не спешат злиться. Ангелы всегда способны дать дополнительный бонус доверия. Эти осознания и результат положительного влияния моего ангела не всегда сразу проявлялись в жизни. Иногда они требовали времени, терпения, доверия, а порой приходилось страдать и сомневаться. Но, что бы ни происходило, я всегда благодарю своего внутреннего ангела за этот опыт.

Сегодня повела маму к окулисту. Замечательный врач, доктор наук, добрая, внимательная и обходительная, она сразу заметила, что и я без очков не могу прочесть инструкцию. Решили проверить и мое зрение. Я мало что в этом понимаю, кроме букв и закорючек, которые нужно называть, закрывая то один, то другой глаз. Помимо этого было еще много процедур. То и дело мне в глаза что-то капали – и смотрели, потом шикали – и снова смотрели. Потом опять капали, потом светили то желтым, то зеленым фонариком, проверяя глазное дно. В результате эти капли расширили мои зрачки так, что я перестала видеть ВООБЩЕ: ни телефона, ни часов, ни букв, причем с любого расстояния! С мамой было то же самое. «Пришли зрячими, а ушли слепыми!» – смеялись мы. После обследований мы вышли из клиники «новорожденными котятами».

Я кое-как вызвала такси. Слава Богу, в приложении сохранился домашний адрес, и я просто нажала кнопку. Приходит уведомление, что таксист уже подъехал, но по тени в приложении вижу, что остановился он где-то вдалеке. Написать ничего не могу, потому что мы, как кроты, ничего не видим и морщимся от дневного света. Недолго думая, набираю номер таксиста, но звонок он сбрасывает. Я снова звоню – он снова сбрасывает.

Ничего не понимаю. Что происходит? Клиент ему звонит, а он не берет трубку. Почему? Снова звоню – и снова сброс. Я в замешательстве. Не зная, что делать, решила набрать смс. Ничего не получается, буквы расплываются! Я просто ничего не вижу! Опять звоню, он опять сбрасывает – и так раз 7 или 8!

Мое ангельское терпение тает на глазах. Я не понимаю, что и думать. Появляются мысли: он, наверное, ждет, чтобы я отменила заказ. Он хочет, наверное, куда-то в другое место поехать. Наверное, ему не нравится этот заказ. Не знаю! Но почему он прямо не сказал или не отменил его? Или, возможно, не знает, как подъехать? Нет, не может быть, он же стоит где-то рядом! Я начинаю злиться.

Наконец, такси подъезжает, я берусь за ручку двери – и не успеваю открыть рот, чтобы отругать, как он перебивает меня и говорит… что-то совершенно невнятное. Это были даже не слова, а звуки. И я понимаю, что он немой. Таксист просто НЕ МОГ со мной говорить, не мог нас найти и все ждал, что я додумаюсь – ему надо писать, а не звонить!..

Я ехала в молчании. Я думала, как мы, не понимая, что происходит, раньше времени рисуем себе много плохого про другого человека. Вроде бы мой гнев объясним: клиент, который не может его найти, звонит, а он сбрасывает звонки семь раз подряд! Что за безобразие! Но бывают объяснения, которые мы себе даже вообразить не можем. И при этом чувствуем себя правыми, умными, все знающими, понимающими. Стыдно…

Всю дорогу я и таксист пытались объяснить друг другу, почему так «плохо» поступили. Я рассказывала, что не вижу, что не могла написать и не знала, что и делать, а он, прикладывая руку к сердцу, извинялся. Жестами он показывал, что может только писать, а я кивала и всю дорогу говорила: «Я знаю, знаю, простите, пожалуйста!» А он мне опять жестами: «Да нет, это вы простите…» Из машины мы выходили, помирившись, с легким сердцем, полностью простив друг друга. Остался лишь щемящий комок в горле…

Любовь из рук в руки

 
Любовь всегда живет во мне,
в ней нет обид и вероломства.
Спасибо Ангелам земным
за наши встречи и знакомства.
 

Любовь, как волшебный дар, мы передаем друг другу – знакомые и незнакомые, близкие и далекие. Этот огонь согревает нас и дает силы жить. Делясь ею и получая ее, мы вырастаем, излечиваемся, меняемся.

За неделю в Америке у меня прошли четыре игры на английском, и двадцать участников-иностранцев меня окончательно укатали. Под конец язык стал заплетаться, а разум – издеваться, подкидывая слова на немецком.

Как это часто со мной случается в такие моменты, иммунитет ослаб, и Душа сказала: «СТОП!» На третий день я мучилась от высокой температуры и жесточайшего кашля, вызванных вирусом. Так получилось, что в тот момент я осталась совсем одна – одна в квартире, одна на кухне, одна в постели… И остро почувствовала, как же плохо, когда близкие далеко.

Я так привыкла, что меня поддерживают и обо мне заботятся, когда я болею. Мои любимые и родные мужчины всегда рядом, когда со мной что-то не так. Всегда есть кому налить горячий чай с медом, сварить куриный бульон и принести лекарства. Всегда, но не в тот момент…Здешние знакомые звонили и изо всех сил извинялись, что не могут приехать, очень заняты. Я, также изо всех сил, старалась наилучшим образом объяснить на английском, что ни капельки не обижаюсь, что у всех свои дела, и я ничего не жду от них, и им не нужно беспокоиться. I'm fine! I'm really fine!

В результате пришлось «собирать себя в кучу», а при температуре 39 это непросто, и самой добираться до аптеки. Ближайшая оказалась довольно далеко, чтобы идти пешком, и я вызвала такси Uber. Водителем была темнокожая симпатичная молодая женщина лет 35, с приятным голосом и грустным взглядом. По дороге я все время кашляла. Мне было очень неловко: в такие моменты я переживаю, что могу кого-то заразить.

– Ты так больна, почему сама едешь в аптеку? Это же безобразие – в таком состоянии выходить из дома, да и вообще вылезать из постели! Где твои близкие? А друзья? – возмущалась незнакомка, с ужасом глядя на мои розовые от температуры щеки и уши.

Я с юмором рассказала ей о том, как заболела в одиночестве, и теперь, как истинный боец, должна справиться с инфекцией сама!

В этот момент мы подъехали к аптеке. Не успела я поблагодарить ее и попрощаться, как она скомандовала:

– Так, иди за лекарствами, а я подожду тебя и отвезу домой!

Не сопротивляясь, я поплелась в аптеку, взяла все, что мне нужно, и вернулась в машину. Лаура, так звали мою новую знакомую, уверенно отключила программу Uber и сказала:

– Сначала мы заедем в супермаркет, а то у тебя, наверное, и хлеба дома нет!

А у меня ведь и правда дома не было ни хлеба, ни других продуктов, которыми можно было бы перекусить.

– Спасибо тебе большое!

Мы ехали молча, я чувствовала себя очень жалкой и в то же время счастливой оттого, что в моей реальности почти всегда и везде есть такие люди. Ведь она даже денег с меня не взяла за все эти поездки… Я повернулась к Лауре и сказала:

– А ведь не каждый человек так просто поможет другому. Спасибо тебе… Знаешь, я тоже хочу сделать для тебя кое-что хорошее…

Я начала рассказывать про «Феникс» и предложила в подарок провести для нее игру. Лаура резко остановила машину, и мы посмотрели друг другу в глаза. Казалось, ее взгляд доставал до самых глубин моей души. Она начала плакать… Не знаю почему, но я расплакалась вместе с ней.

– Господи, как же это возможно? Откуда ты взялась? Ведь я уже несколько дней думаю о том, кто я и зачем здесь? You made my day today! – говорила она сквозь слезы. – Я знаю, моя мать прислала тебя, она всегда, всегда заботится обо мне, даже там…

Оказалось, что ее мама покончила жизнь самоубийством несколько лет назад, а два года назад умерла ее родная младшая сестра от рака груди. И теперь Лаура одна воспитывает дочь сестры. Я не стала рассказывать ей подробности о себе, мы поплакали и обменялись телефонами.

– Пожалуйста, не забудь обо мне, когда выздоровеешь, мне так нужна твоя игра! – сказала Лаура вслед.

– Никогда и ни за что на свете не забуду! – твердо заявила я, скрываясь за подъездной дверью. Я все еще чувствовала комок в горле, но на глазах были слезы радости и благодарности Богу и той, кто сделал мне такой подарок в этот день. Вскоре антибиотики сделали свое дело, и я пошла на поправку. Всю неделю мы переписывались и созванивались с Лаурой, все глубже узнавая друг друга. Спустя несколько дней я почувствовала себя совершенно здоровой и пригласила ее на игру, которую обещала провести для нее и которую она так ждала. Это был очень длинный и интересный процесс, наполненный слезами грусти и радости. На каждом шагу Лаура делилась своими открытиями и переживаниями, получая ответы на самые сокровенные вопросы. Я смеялась и грустила вместе с ней и радовалась возможности отблагодарить ее таким необычным, но очень важным образом.

С тех пор прошло много времени. Жизнь Лауры очень изменилась, но это уже совсем другая история.

Дом души

 
Хочу растаять, как тогда,
и дымкой облаку отдаться.
Моя душа кричит: «Постой!
Прошу тебя еще остаться…»
 

Несколько лет назад я захотела выучить английский. Я серьезно подошла к этому делу и решила сразу поехать в Америку, где и начала обучение с самых азов. Мне повезло, в качестве студента я попала в дом американки пенсионного возраста, которая в прошлом преподавала английский для иностранцев. Каждый день она помогала мне делать домашку и преодолевать трудности перевода. Это был конец осени, время подготовки к Рождеству и празднику Благодарения. Дженнифер, так звали хозяйку дома, часто устраивала посиделки и по выходным приглашала в гости бывших коллег. Ноябрь и декабрь были особенно наполнены такими визитами. Честно говоря, я нередко уставала от гостей, а все потому, что тогда мне было сложно понимать американцев. Они хотели знакомиться и общаться, задавали вопросы, рассказывали о себе, а я внимательно слушала и усердно старалась понять как можно больше, но не понимала. Спустя час такого общения валилась с ног от усталости и головной боли.

Как-то раз на одну из таких посиделок пришла коллега Дженнифер, которую ранее я не видела. Эта женщина сразу поразила меня. Чем? Трудно сказать, наверное, своей необычностью. Она была лет шестидесяти пяти, невысокого роста, хрупкого телосложения, движения были настолько медленными и спокойными, что казалось, они зависают в воздухе, словно невесомые частицы. Вся она, внешне и энергетически, словно кружевной узор, тонкий, прозрачный, легкий. И да, она была невероятно красива во всех проявлениях. На какой-то момент я даже подумала: а может, она королевских кровей? Если бы кто-то сказал мне это, я бы нисколечко не удивилась. Седые пряди, пробивающиеся из пепельных, волнистых волос, оттеняли глубину и мудрость темно-зеленых глаз. Издалека я наблюдала, как она зашла в дом и приветствовала Дженнифер и других подруг, пока ее бархатный взгляд не коснулся меня.

Она улыбнулась и подошла ко мне. Протянув мне руку, сказала:

– Меня зовут Клэр, а тебя?

– I’m Lilia, – ответила я и тоже протянула руку.

Весь вечер мы провели вместе. Мы что-то рассказывали друг другу, словно знакомы целую вечность. Лишь спустя почти три часа я поняла, что впервые так долго говорила на английском, словно на родном языке. Я слушала Клэр и понимала все, что она говорит, ВСЕ! Более того, нисколечко не устала! Когда она собралась уходить, я испытала странную тревогу и дискомфорт. Даже сейчас мне сложно объяснить и описать это чувство. Почему-то хотелось плакать. Рядом с ней моя душа радовалась, будто что-то внутри Клэр было частью меня самой, и, встретив ее, я соединилась с этой частью, а теперь становится больно из-за этого разъединения. Мне было необъяснимо страшно, что мы никогда больше не увидимся. Я вышла во двор проводить Клэр, и мы вместе, как дети, расплакались. Она спросила:

– Почему ты плачешь?

– Не знаю, – ответила я. – А ты?

– И я не знаю…

Мы засмеялись и пообещали друг другу обязательно встретиться. Это произошло уже через пару недель. Потом я вернулась домой и все время вспоминала об этом странном знакомстве, казавшемся мне настоящим воссоединением двух частей одной души. Да! Именно так я всегда себя чувствую, когда встречаюсь с Клэр.

Спустя полгода я вновь вернулась в Лос-Анджелес, чтобы продолжить изучение языка, и сразу позвонила Клэр. С тех пор прошло шесть лет, многое изменилось, а мы по-прежнему дружим. Иногда мне кажется, что английский я выучила лишь благодаря нашим беседам, в которых я могла понимать каждое слово и даже больше. Клэр – профессиональный психотерапевт, раньше работала в школе, помогая наладить контакт между детьми, учителями и родителями. Теперь, выйдя на пенсию, добровольно начала помогать людям преодолевать тяжелые формы депрессии, особенно пожилым, которые очень нуждаются в поддержке и поиске нового смысла в существовании. Как только моя игра вышла на английском языке, Клэр захотела пройти этот процесс. Это была очень интересная игра. Никогда ранее я не наблюдала такого осознанного, постепенного углубления в самые «закоулки» собственного подсознания. Я понимала, что веду беседу с очень большим Мастером. Клэр то и дело повторяла: «Эта игра очень нужна миру!»

В какой-то момент я заметила, как вдруг заблестели глаза моей участницы, словно пришло важное осознание. Моя дорогая Клэр сказала:

– Лилия, мне нужна твоя помощь в очень важном деле.

Внимательно посмотрев на меня, Клэр продолжала:

– Не могла бы ты провести эту игру для одной женщины, которая находится в глубокой депрессии и хочет умереть? Ей 77 лет.

Услышав это, я испугалась. Моя уверенность пошатнулась, и в голове промелькнула мысль: «Да кто я такая, чтобы брать на себя ответственность за предсмертные желания другой души? Еще и на английском!»

Я почувствовала себя глупой, маленькой и никудышной: «Я неправильный психолог, да и вообще не психолог, и ничего не знаю, кроме того, что знаю!» Клэр пронзительно взглянула на меня, словно считывая мои мысли:

– Лилия, я знаю, только ты сможешь помочь Мэгги снова захотеть жить.

Слова Клэр звучали уверенно и спокойно, они остановили во мне мысленный поток, и я вспомнила, что моя дорогая, глубокоуважаемая Клэр – психотерапевт с 40-летним стажем, глубочайший и тончайший психолог и интуит. Мое доверие ей безгранично. Я согласилась…

Мэгги – американская пенсионерка. Выглядит молодо, привлекательно, с хорошей фигурой и ухоженным лицом. Ей не дашь больше шестидесяти, хотя мне всегда трудно оценивать возраст иностранцев. Они все же другие, и их пенсионерки совсем не похожи на наших советских бабушек. В день нашей встречи Мэгги была бодра, весела и очень приветлива. На первый взгляд казалось, что тут какая-то ошибка. Разве эта женщина может быть в глубокой депрессии и размышлять о своем конце? Ничто не выдавало ее внутреннего состояния, кроме уставших, печальных глаз.

Мэгги пригласила нас за стол и ушла ставить чайник. Я посмотрела вокруг. Дом был просторным и необычным. Стены в гостиной выкрашены в темные цвета, а слабое, тусклое освещение усугубляло мрачность комнаты. Мне вдруг захотелось обойти весь дом, все помещения, чтобы почувствовать, «понюхать» пространство.

У американцев не принято, чтобы незнакомый человек «рыскал» по всем комнатам, но я не могла усидеть на месте, все мое существо интуитивно рвалось проникнуть в «сердце» теней дома. Я все же решилась спросить:

– Мэг, можно посмотреть твой дом? Можно мне посмотреть ВЕСЬ твой дом, я бы хотела заглянуть в каждый уголок, ты позволишь мне сделать это?

Улыбка медленно сошла с лица Мэгги. Казалось, вопрос не удивил, не возмутил, но напугал ее. В один миг она вдруг постарела и стала выглядеть на свой возраст, стала грустной и безразличной. По глазам я видела, что она готова была расплакаться, но сдерживалась. Немного отрешенно она ответила:

– Да, конечно, мне нечего скрывать…

Я посмотрела на Клэр, она опустила глаза, и я поняла, что даже ей, той, кто безгранично доверяет мне, было сейчас нелегко. Но все же Клэр хватило доверия ко мне, и она не стала останавливать.

Не раздумывая, я встала и уверенно зашагала по длинному коридору в остальные комнаты. Возможно, в доме Мэгги ничего особенного и не было, но только не для меня.

Разглядывая детали интерьера, я словно пронеслась по огромному отрезку ее жизни, когда она перестала хотеть жить, любить саму жизнь и себя в ней. Я вошла в небольшую комнату, похожую на рабочий кабинет. Вдоль стены стоял огромный, на всю стену до потолка, шкаф с книжными полками: много-много старых книг. Окинув их взглядом, я наугад достала одну и пролистала. В середине лежал пожелтевший бумажный лист с текстом. Я не читала текст, но обратила внимание, что он был зачеркнут, словно кто-то яростно перечеркнул все сказанное в том письме. Посреди комнаты стоял деревянный письменный стол, покрытый толстым слоем пыли. Рядом – мусорная корзина, доверху набитая скомканными, исчерканными листами.

Я не могу передать все отголоски внутреннего разговора моей души с душой Мэгги, когда я «чувствовала» ее пространство. Последней была кухня. Вытянутая и узкая столешница во всю длину помещения. Места для обеденного стола не было, только кухонная техника и шкафы, наполненные посудой и всякой всячиной. Столешница оказалась заставлена грязной посудой, фантиками, недоеденными пирогами, сладостями и засохшими остатками кофе в чашках. Мне вдруг захотелось навести порядок.

– Чай готов, садитесь за стол! – бодро скомандовала Мэгги, оторвав меня от размышлений.

Она налила мне любимый зеленый чай с жареным рисом, и я разложила поле игры. Глаза Мэгги стали влажными и заблестели.

– Что с тобой, тебя что-то беспокоит, ты боишься? – тихим голосом я попыталась успокоить ее.

Блестящие прозрачные капли покатились по щекам:

– Я не хочу жить…

Я понимала, что сейчас не стоит много размышлять о ее словах. Что-то внутри меня знало: необходимо как можно быстрее «подключить» Мэгги к внутреннему источнику и запустить процесс очищения. Процесс, в котором мысли о смерти растворятся, словно вредоносные вирусы. И мне хотелось как можно быстрее начать игру, чтобы не направлять мысли женщины по привычному кругу. Ее запрос звучал так: «Я хочу понять, что мне нужно изменить в своей жизни, осознать в своих мыслях, принять в своих чувствах, чтобы вновь захотеть жить радостно и легко, наполняя свою жизнь творчеством».

Мы начали играть. Мэгги то и дело сгорала и плакала, доставала карты игры, получала откровения и подсказки и восклицала: как же так, откуда игра все знает про то, что она тщательно пытается от всех скрыть уже так много лет!

Обычно в конце игры участники создают свою новую реальность. Они прописывают то, какой хотят видеть свою новую жизнь, и фиксируют на бумаге, что намерены сделать для этого. Создавая новую реальность Мэгги, мы отправились по уголкам ее жилища. По зову интуиции я повела ее по ее же дому, по тому пути, который сама прошла три часа назад. Мы начали с длинного коридора. Ее внимание пало на засохший горшок с цветами в гостиной, на темные лампочки повсюду. Она заглядывала в каждый уголок, перечитывая карточки игры, ответом на которые были те картинки, которые возникали перед ней в ее собственном доме, но теперь приобретали иной смысл… Мы зашли в рабочий кабинет, и я достала ей книгу, которую уже листала сегодня. Мэгги, как и я, наткнулась на пожелтевшее почерканное письмо. Она окинула его быстрым взглядом. Улыбаясь сквозь слезы, кивала и говорила, словно соглашаясь с написанным:

– Да-да, я поняла, теперь я знаю, что нужно делать!

Мэгги подошла и молча крепко обняла меня. Затем в один миг вдруг стала очень собранной. Вытерла слезы, села за стол и принялась что-то писать. Она была так увлечена, что не заметила, как мы потихоньку удалились.

На следующий день Клэр написала мне: «Thank you Lilia. Maggy was very impressed by you as a person and with the game. I am so happy that she took it very seriously. When I spoke with her tonight, she commented on so many things from the experience that were very profound for her. She also asked me if you were real. When I asked what she meant, she explained that you seemed like some kind of angel. I said Yes! She is an angel, but she’s real! Of course those are exactly my thought…»^[3]

– Клэр, скажи, что это было вчера? Она – Лилия – действительно была здесь? Она вообще реальная, она существует? Или она просто Ангел? – спрашивала Мэгги. Клэр смеялась и радовалась, убеждая ее в том, что я все-таки реальная.

Оказалось, что Мэгги неплохо писала в молодости. Ее работы в школе и университете были одними из лучших, а эссе получали самые высокие оценки на конкурсах молодых журналистов. Всегда хотела написать что-то от души, но не было понимания, для чего. Сейчас Мэг начала работать над книгой, которую назвала «И все-таки я вернусь!».

Я горда и счастлива, что разрешаю себе так радоваться со слезами на глазах тому, что смогла помочь Душе Мэг продлить радость бытия…

А моя дорогая Клэр вскоре стала Мастером моей авторской игры «Феникс-Возрождение» и теперь с ней помогает людям находить новые смыслы, для того чтобы ЖИТЬ!

Скажи миру «да!»

 
Не знаю, почему порой
желанью «нет» я отвечаю,
но так хочу, чтобы пришло
оно ко мне, я точно знаю.
 

С детства боялась летать. Особенно сильно – когда мне было лет двадцать. К счастью, в то время частых перелетов не было. Пятнадцать лет назад жизнь решила избавить меня от этого страха: на протяжении долгого времени пришлось пользоваться самолетами почти каждые две недели. Зато теперь любой полет для меня удовольствие и особое приключение. За стеклом иллюминатора пронеслось большое количество разных городов, стран, и каждое воздушное путешествие отмечено своим знаком, своей историей. В момент, когда я захожу в зал аэропорта, сюжет начинается. Он может касаться людей или событий, впечатлений или переживаний, наблюдений или открытий, но всегда несет в себе глубокий смысл.

В этот раз самолет был достаточно пуст. Почти на каждом ряду – хоть одно свободное место. Моим единственным соседом был милый старичок. Он увлеченно смотрел в иллюминатор, когда я громко захлопнула верхнюю полку, куда еле запихала куртку. «Здрасти!» – с улыбкой до ушей торжественно сказала я, усаживаясь на место у прохода. «Добрый день…» – хмуро ответил он и отвернулся. Наверное, не хочет общаться, подумала я, застегивая ремень. Сиденье между нами осталось свободным, и мы поделили его пополам. Со стороны старичка лежал аккуратно сложенный серый пиджак. Я же тихонько втиснула туда свою дамскую сумочку.

– Не помешает? – поинтересовалась я.

– Нет, – торопливо ответил сосед, бросив на меня недовольный взгляд.

Вскоре мы взлетели, персонал начал разносить напитки. «Мне черный чай с лимоном!» – попросила я, улыбаясь симпатичному стюарду. «Мне тоже», – сказал мой сосед, доставая из сумки пакетик с остатками М &М's. «Сладкоежка!» – сразу подумала я, наблюдая боковым зрением, как, смакуя, старичок поглощает последние горошинки М &М's. Он с сожалением смял пустую упаковку и продолжил отхлебывать горячий чай. Я нечасто ем сладости, но в полет почти всегда беру пакетик с шоколадными конфетами.

– Хотите «Мишку косолапого»? – предложила я.

– Нет! – решительно отказался старичок. Его ответ прозвучал так быстро, словно слова выскочили сами собой, а он не успел и подумать, хочет ли.

– Вы не любите эти конфеты?

Наступила минута молчания.

– Люблю, вообще-то…

– Тогда почему сразу отказались?

Он посмотрел на меня. В его колком взгляде словно боролись противоречивые чувства. С одной стороны, казалось, что сейчас он скомандует мне: да отстаньте вы! Но с другой – как будто и не хочет так отвечать. Не отрывая глаз, я наблюдала, как теплеет его взгляд и постепенно растекается расслабление. Он улыбнулся и развел руками.

– Не знаааю…

– Но вы же сказали «нет»?

– Сам не пойму, как вырвалось…

Похоже, он был в замешательстве. Я подумала: ну что ты пристала к человеку, отвяжись! И все же сказала:

– А давайте дубль два! Как будто вы мне ничего не говорили сейчас, а?

– А давайте! – весело подхватил он.

– Хотите «Мишку косолапого»? – у же смеясь, повторила я.

– С удовольствием! – торжественно произнес он, улыбаясь.

Мы посмеялись, и я протянула ему конфету. До конца полета оставался еще целый час. Я записывала эту историю и думала, что часто мы сами не понимаем, как у нас вырываются эти дурацкие «нет». Если понаблюдать за собой, за своей речью, несложно отследить множество наших «нет». В лучшем случае они не несут никакого смысла, а в худшем – противоречат нам и вырываются даже тогда, когда мы согласны! Представляете? Откуда это? Зачем? Почему первая, неосознанная реакция – чаще всего отвержение? А ведь так хочется не отказывать себе в удовольствии, не отказывать Вселенной и людям в том, чтобы они сделали для нас что-то хорошее. Но как? Если с нашего языка невольно слетает так много отрицаний, даже когда мы не хотим этого. В такие моменты ради эксперимента хочется начать всегда говорить «ДА!». Хотя бы для того, чтобы наше пространство хоть немного очистилось от мусора отрицания. Кто знает, может, тогда и реальность чаще начнет говорить нам «ДА», а мы станем чуточку счастливее.

Волшебная сова

 
Придет волшебник, и опять
зажжется луч надежды,
Здоровым снова стану я,
вернется жизнь, как прежде…
 

Пару лет назад ко мне на игру пришла интересная женщина моего возраста. Назовем ее Дашей. Она привлекла мое внимание, показалась необычной. Такие ощущения трудно выразить словами. Видно было, что личность Даши создана из контрастов и противоречивых чувств, мыслей и эмоций. Это как если бы священнослужитель вдруг начал объяснять, что мы появились на свет путем эволюции, или как шаман, всю жизнь врачующий людей с помощью природы и силы земли, вдруг начал бы рассказывать, как устроена планета с технической и химической точек зрения. Так и в Даше, казалось, сочетались совершенно несовместимые взгляды и знания.

Когда мы говорим «интеллигентный» человек, часто имеем в виду хорошее образование, глубокие знания, эрудированность, начитанность. Для меня всегда такой «интеллигентный набор» назывался очень просто – образованность.

Но настоящая интеллигентность в моем мироощущении означает гораздо больше, нежели самые глубокие знания. Это внутренняя чистота, широта и глубина личности, способность вмещать в себе кажущиеся совершенно несовместимыми понятия и мировоззрения. Личность Даши была пропитана этим. Несовместимые, более того, противоречащие друг другу взгляды гармонично сосуществовали в ней.

В течение игры она и проявляла себя очень контрастно. Иногда казалось, что передо мной маленькая, напуганная девочка, иногда – настоящий воин, а иногда – ученый, профессор.

Игра закончилась, а наше знакомство продолжилось.

Когда я узнала, что Даша – доктор, кандидат наук, лечащий онкобольных деток, многое стало ясно. Как-то раз она сказала мне: «Знаешь, а ведь я никогда не верила во всю эту вашу эзотерику. Наука и медицина для меня – главные источники объективной информации и знаний, которые способны привести к реальным изменениям. А на игру к тебе пришла из любопытства, не доверяю всей этой „психочепухе“, это так необъективно…»

Шли месяцы, переходящие в годы. Мы дружили, общались, спорили и смеялись, а жизнь Даши тем не менее менялась, несмотря на необъективную «психочепуху». Она не раз рассказывала мне про своих подопечных в больнице. Их возраст варьировался от нуля до шестнадцати лет. Наверное, странно звучит «ноль лет», но когда приходится спасать двухмесячного младенца, то сколько ему? Так и есть, нисколько.

Как-то раз я получила от нее очень странное аудиосообщение. Странным было уже то, что она записала аудио, обычно Даша присылает тексты. Я взяла наушники и включила запись.

«К нам утром привезли мальчика, совсем слабого. У него сильный кризис в сложной форме болезни крови… – ее голос звучал сбивчиво и очень взволнованно. – Ему требуется сложнейшее переливание крови, а группа настолько редкая, что в наших банках крови ее нет. Нашли одного донора из своих же докторов. Но этого недостаточно, не хватит и полдня продержать ребенка… И пятница сегодня, потом два выходных, искать донора нет ни времени, ни возможности. Лишь в понедельник могут быть изменения, но Кирилл не дождется понедельника, его уже к вечеру не станет. Даже доктора уже смирились с этим, а я не могу… Не могу и не хочу так просто взять и отпустить Кирилла. Если бы ты его видела, ты бы тоже не отпустила…»

Я стала лихорадочно набирать ее номер, но она не брала трубку. Тогда я написала: «Даша, что делать-то надо? Какая группа крови? Сколько доноров нужно найти?»

Я не понимала, где и как искать людей, да еще и с редкой группой, чтобы уговорить их приехать в выходные поделиться своей кровью. Спустя несколько секунд получила ответ: «Четвертая отрицательная». Недолго думая, я написала небольшой пост о том, что срочно нужны доноры с этой группой крови, готовые немедленно поехать в больницу, чтобы спасти маленького Кирилла.

Никогда прежде я не обращалась к своим подписчикам с такими просьбами. Знаю, как много людей в наше время просят о помощи через социальные сети, электронную почту, знаю, как негативно это воспринимается людьми и как надоели всем эти бесконечные «Помогите».

Несмотря на это, я решилась опубликовать пост в соцсетях и сделать рассылку с просьбой о помощи своим подписчикам. Честно признаюсь, очень боялась, что не будет должного отклика по разным причинам. Группа крови действительно крайне редкая.

К моему огромному счастью, в первый же час мне написали и позвонили более двадцати человек, готовых помочь и рвануть в больницу немедленно. Многие говорили, что у них четвертая, но положительная, и может, она все-таки подойдет? Кто-то хотел просто дать совет, поддержать. И только несколько человек оказались с нужной группой. Трое из них направились на помощь в этот же вечер. Еще четверо должны были приехать на следующий день. Мои глаза наполнялись слезами, а сердце – волнением и благодарностью, когда я видела, как моя заметка распространялась по сети совершенно незнакомыми мне людьми. За два часа 90 человек поделились моим постом на своих страницах с призывом помочь.

Когда трое доноров отправились в больницу, Даша написала мне: «Жду твоих добровольцев, если все пройдет хорошо, до понедельника продержимся!» Прочитав это сообщение, я немного выдохнула.

Несмотря на то что в запасе были и другие доноры, выходные прошли очень напряженно. Ситуация оказалась намного сложнее, чем простое переливание крови. Уже поздно вечером мы смогли созвониться, и Даша рассказала, что в данном случае кровь необходима не для крововосполнения, как это бывает при потере крови. Необходима была не сама кровь, а лишь несколько ее элементов, от недостатка которых умирал Кирилл.

И поэтому для получения необходимого количества нужен был не один, и не два, а двадцать доноров. Более того, сам донор должен иметь безупречное здоровье. По этой причине многие из тех, кто вызвался помочь, не подошли. То и дело я получала сообщения: «Очень жаль, но мою кровь не взяли, оказалось, что у меня развивается ревматизм…», «Простите, я не смог помочь, у меня простуда, и идет скрытый воспалительный процесс…» В результате из пары десятка добровольцев, искренне желающих помочь, подходящими донорами оказались лишь четверо. На них и легла вся нагрузка.

* * *

Выходные прошли, кризис миновал. После нескольких переливаний Даша написала: «Боюсь говорить, но ему стало лучше… Думаю, теперь мы его точно вытянем!..»

Спустя несколько дней мы встретились.

– Даш, скажи, теперь все позади? Он будет жить?

– Кризис миновал, но впереди еще много всего. Сейчас важные показатели в крови увеличились, но пока лишь за счет переливания. Теперь необходимо запустить процесс образования своих клеток в крови Кирилла, – с грустью ответила она.

– Почему ты так говоришь? Ты как будто не веришь, что это возможно? Скажи, это возможно?

– Не знаю, Лиль… Не могу пока ничего сказать. Если клетки не начнут сами воспроизводиться, Кирилл покинет нас… – в этот момент голос Даши звучал иначе. Эти нотки я уже улавливала тогда, на игре. Со мной говорила не подруга Даша, а гениальный доктор, профессор Дарья Игнатьевна.

– Даш, ну ты же говорила, что мы не отпустим его! – не сдавалась я.

Она внимательно посмотрела на меня, в ее глазах мелькнул слабый огонек надежды:

– Посмотрим!

Прошла неделя, Даша молчала. По опыту нашего общения я знаю: если она молчит, значит, вовлечена в нечто жизненно важное. В такие моменты Даша не может вырваться, потому что Дарья Игнатьевна очень занята. Потому я и не беспокоила ее, хоть и переживала, как там Кирилл.

В середине следующей недели я не выдержала и спросила, как дела у мальчика, есть ли улучшения. Коротко и отрывисто она ответила: «Улучшения были на прошлой неделе, но еще нестабильны. Показатели начали расти, но теперь снова падают. Донорская кровь есть. Что дальше, не знаю…»

Прочитав это сообщение, я поняла, что ей совсем не до разговоров и она погружена в работу. Я постаралась расслабиться, зная, что мальчик в надежных руках, а значит – надежда есть.

В субботу Даша позвонила мне. Увидев ее номер, я радостно схватила телефон.

– Даш, ну что там? Все в порядке? Как Кирилл? – мне хотелось быстрее узнать обо всех новостях. Но первое, что я услышала в трубку, был глубокий вздох Дарьи Игнатьевны.

– Все не так хорошо, как хочется, Лиль… Я говорила тебе, что показатели сначала начали подниматься за счет донорской крови, но самостоятельный процесс не запускается, и свои клетки не производятся. За эти две недели мы чего только не перепробовали, но это не возымело ожидаемого действия и необходимого результата. И теперь я не знаю, чего ждать и что будет с Кириллом…

В трубке воцарилась тишина, я не знала, что сказать. Даша продолжала:

– Вчера даже сказала ему: «Ну что мне с тобой делать? Ничего тебя не берет! Врачи вылечить не могут. Придется к тебе, наверное, волшебника пригласить, чтобы ты выздоровел!» А он, представляешь, так обрадовался! Говорит: «Да, волшебника! Пусть ко мне придет волшебник!»

Я слушала ее и не понимала, что она имеет в виду.

– Даш, а какого волшебника? Ты же не веришь в волшебников! – я решила, что она шутит.

– В том-то и дело, что не верю никому, кроме одного. Этот волшебник – ты… Я говорила, что скептически отношусь ко всей этой «психочепухе», но тебе я верю. Знаю, ты сможешь найти в нем нужную кнопку. Завтра собирайся, Кирилл ждет тебя. И его мама тоже ждет. Этот ребенок может растаять за несколько дней, но я по-прежнему не готова потерять его. Возможно, сейчас нам поможет только волшебство. Давай спасем его!

Я молчала, чувствуя, как груз ответственности растекается по телу.

– Ну ты даешь! – только и произнесла я. – А что делать-то надо?

– Ничего! – уверенно ответила Дарья Игнатьевна. – Просто приди к нему и поговори с ним так, как ты умеешь. Просто сделай то, что ты делаешь с другими, что со мной сделала.

Честно говоря, я не понимала, что она имеет в виду, но решила действовать, как обычно, полагаясь на интуицию.

На следующий день я уже мчалась в больницу. Мне не хотелось приезжать с пустыми руками, поэтому по пути я заехала в магазин, где продавались и игрушки, и сладости. Я ходила между прилавками в надежде найти что-то, что станет символом сегодняшней встречи и волшебства. Мне хотелось оставить Кириллу волшебный артефакт, который будет способствовать его выздоровлению. На одном из прилавков сладостей лежал необычный, прозрачный в крапинку мармелад на палочке. «Оооо, это же настоящий волшебный мармелад!» – подумала я и купила несколько цветных штучек.

С игрушкой все оказалось сложнее. Я искала то, что сможет быть всегда рядом. Но все было либо слишком детское, либо громоздкое, либо слишком технологичное и модерновое. И вдруг увидела маленькую волшебную сову в качестве брелока для ключей! Она была мягкая, симпатичная, размером с детскую ладошку. Не раздумывая, я купила ее и уже через 15 минут надевала бахилы в детском отделении.

Дарья Игнатьевна повела меня в палату Кирилла. Я шла по больничному коридору, испытывая необъяснимое чувство волнения и радости. Я ловила себя на мысли, что, несмотря на возложенную на меня ответственность новой роли, нисколько не сомневаюсь в результате. И вот мы пришли, стоим перед палатой. Я открыла дверь и робко зашла в комнату.

Маленький пациент лежал на кровати, его мама сидела рядом на стуле. Мама – маленькая, слегка пухленькая симпатичная девочка не взрослее двадцати пяти лет. Она выглядела скорее как старшая, испуганная сестра маленького, но очень смелого и твердого брата. В ее глазах были страх и волнение, смешанные с детским огоньком надежды. Восьмилетний Кирилл, наоборот, напоминал маленького, крепкого мужичка, очень взрослого и серьезного.

Включившись, я поздоровалась и весело обратилась к маленькому пациенту:

– Так, значит, ты – Кирилл?

– Ага, – протянул он солидно.

Я присела на стул рядом с кроватью и спросила:

– Так что же с тобой произошло?

– Не знаю, почему-то заболел… – грустно ответил он.

– Понятно, – в тон ему протянула я.

Кирилл в замешательстве бросил на меня взгляд.

– И как долго ты собираешься еще болеть и оставаться в больнице?

– Не знаю, пока врачи не отпустят…

Кирилл посмотрел на свою мать, и она тут же спешно вышла из палаты. Окей, подумала я, теперь ясно, кто в доме «хозяин».

– Понимаете, мне лечиться надо, и таблеток много дают, у меня с кровью что-то случилось…А когда все наладится, неизвестно. Вот и лежу тут, и не знаю, как долго еще.

Этот голубоглазый малыш со светлыми волосами скорее был похож на опытного и очень серьезного профессора, нежели на восьмилетнего пациента. В размеренном тоне его голоса не было и нотки ребячества, словно передо мной сидел не ребенок, а маленький взрослый, который все понимает и смиряется под грузом обстоятельств. Наверное, поэтому нам, взрослым, порой трудно позволить себе некое «бунтарство», чтобы выбраться из беды, когда ее причины столь «объективны».

– Кирилл, а до болезни ты чем занимался? Наверное, в школу ходил? У тебя много друзей? Расскажи, что интересного в твоей жизни, что ты любишь делать в свободное время?

В тот же момент его взгляд оживился, он заерзал на кровати, приподнял подушку повыше, облокотился, вытащил руки из-под одеяла, сложил перед собой, словно рассказчик, готовящийся к длинному повествованию.

– У нас много всего интересного, – с улыбкой и предвкушением начал он. – Мы с папой на рыбалку ходим, у меня даже клюет! Он летом научил меня на двухколесном велосипеде ездить. Правда, сейчас уже осень, сыро, и надо лета ждать, чтобы снова кататься… Папа обещал научить меня и мотоцикл водить, когда я вырасту, и настоящую каску купить, как у него! А еще мы в лес ходим, мама любит лес, и я люблю. Там, где мы живем, есть лес, в нем белки живут, они почти ручные! – глаза Кирилла блестели, тон его голоса стал мальчишеским, озорным, он улыбался и охотно делился своими историями.

– А еще мы с ребятами играем в хоккей возле дома. У нас есть каток. Больше всего люблю хоккей! Но в этом году, наверное, и не получится. Уже октябрь, а каток мы в ноябре заливаем… – он погрустнел.

– А что еще не получится, если ты надолго останешься в больнице и будешь продолжать болеть? – спросила я. Кирилл погрустнел еще больше.

– С папой на зимнюю рыбалку не пойду, в третий класс не перейду… – он замолчал. – Но самое плохое – это то, что ко мне Дед Мороз не придет на Новый год, а я ему знаете, что заказал? Новые коньки и клюшку…

Мы оба замолчали.

– А тебе бы хотелось научиться управлять своей болезнью, чтобы как можно скорее выздороветь и вернуться домой? Тогда ты успеешь и на рыбалку с папой, и каток залить, и… Деда Мороза дождаться!

– Конечно! – воскликнул Кирилл. – Но я не знаю как, – в его голосе зазвучало отчаяние.

Я хитро улыбнулась:

– А ты веришь в чудеса?

– Да! – поспешил ответить он.

Я внимательно посмотрела ему в глаза и с самым серьезным видом спросила:

– Точно-точно? Подумай хорошенечко!

– Да точно! Точно-преточно! Я верю в чудеса, и в волшебство верю! Дарья Игнатьевна так и сказала: придет к тебе волшебник, будь готов. А я готов!

– Ну, хорошо, – протянула я, как истинная волшебница. – Волшебство сработает, если ты будешь все делать, как надо!

– Я все буду делать, что надо, и даже никому не расскажу ничего! – глаза Кирилла блестели.

– Ладно, давай попробуем! – заговорщицки сказала я и, открыв сумку, достала мармеладки. – Смотри, это настоящий волшебный мармелад! Ты любишь мармелад?

– Да! – радостно ответил он.

– Отлично! – подхватила я. – Этот мармелад нужно есть три дня по утрам, чтобы волшебство начало действовать. Желтый нужно съесть в понедельник утром, и он будет помогать докторам лечить твою болезнь. Зеленый – во вторник утром, и он поможет тебе вспомнить все самое лучшее, что ты будешь делать, когда вернешься домой. Это и хоккей, и рыбалка, и много всего того, что ты делал или хочешь попробовать делать…

– Ага, все понятно! – серьезно ответил он.

– Хорошо! А третий, красный мармелад нужно съесть в среду утром. Он поможет увидеть твое будущее в разном возрасте. Ты будешь видеть себя через год, какой ты и чем интересным занимаешься. Потом еще через год, или через три, пять, десять лет. Ты сможешь увидеть себя тем, кем мечтаешь быть!

Кирилл приблизился ко мне и взволнованно сказал:

– Вы знаете, этот мармелад так пахнет, что уже начинает действовать, хотя я и не ел его еще. Но мне кажется, я уже начинаю видеть, как катаюсь на папином мотоцикле в настоящем шлеме!

– Вот и здорово! – с улыбкой сказала я. – А теперь самое главное!

Я достала из сумочки игрушечную сову.

– Смотри, это настоящая волшебная сова. Она твой самый важный помощник! Чтобы она стала помогать тебе выздороветь, необходимо разговаривать с ней каждый день! Все свои идеи, воспоминания и желания необходимо каждый вечер рассказывать ей. Только все по-честному! Готов?!

– Готов, готов! – маленький Кирилл протянул руку, и я вложила в нее волшебный мармелад и сову. Он спрятал сладости в тумбочку, а сову долго разглядывал и крутил в руке, словно знакомился с ней.

Провожая меня из отделения больницы, Даша сказала:

– Мне иногда кажется, что я очень сильно прикипаю к моим пациентам…

Она говорила это чуть ли не с чувством вины. Что, дескать, она – ученый, профессионал, так непрофессионально себя ведет. А я поняла, что у нас похожие чувства и говорим мы с ней об одинаковых вещах.

– На том уровне, на котором мы с тобой помогаем людям, невозможно не сливаться с ними, – ответила я. – Невозможно! Ты, доктор, можешь сказать: «Приходите по расписанию». Я, психолог, могу сослаться на дистанцию между мной и клиентом. Но тогда мы не сможем так помогать! То, как это делаем мы, по-другому невозможно. Иногда приходится переходить какую-то грань, чтобы достичь результата там, где это уже невозможно… И каждый раз в таких ситуациях мы стоим перед выбором: перейти эту грань или остановиться, отгородившись профессиональной этикой. К этому можно относиться по-разному, но этот выбор я делаю совершенно осознанно. И ты тоже…

В детской онкологии, где работает Даша, процент спасенных умирающих детей, наверное, самый высокий в России (про весь мир я просто не знаю, а в России есть статистика). Она начинает работать с теми, от кого уже отказались другие врачи, и когда ребенка отправляют умирать, она начинает лечение, что называется, «на кончиках пальцев». Нередко профессор говорит ей: «Так нельзя. Если добавим химию, мы его убьем. А если облучение повысим, он сгорит».

А она отвечает: «Значит, он умрет в любом случае? Тогда почему мы не можем попробовать?!»

Она начинает балансировать между дозами, на грани, берет на себя эту ответственность и… нередко спасает, продляя жизнь ребенку.

– Лиль, а ты ведь точно так же берешь на себя ответственность, когда говоришь людям: «Ты должна это сделать. Я не знаю почему. Пожалуйста, просто сделай. Ты мне веришь?»

– Да, это так. Я часто говорю людям: «Я – это ты. Мы все – духовные существа. Мы существуем в одном духовном пространстве, которое разделено на капсулки – человеческие тела. А на самом деле, я – это ты. И то, что ты от меня получаешь, – это не потому, что я такая крутая. Это потому, что ты используешь ту часть себя, которая заключена сейчас во мне. И все. Это не я сделала, это ты сделала. Ты сама к себе привлекла нужную часть, которая для тебя сделала то, что нужно. Я тут вообще ни при чем!» Это про границы. Нарушаем мы их или не нарушаем. Что профессионально, что нет.

Выйдя на улицу, я быстро села в такси и по дороге размышляла о маленьком Кирилле, о нашем разговоре с Дашей.

В последующие дни и недели Даша сообщала, как у мальчика улучшались и улучшались показатели, а спустя месяц позвонила и радостным голосом сказала, что его выписывают.

– Представляешь, даже профессор, когда смотрел документы на выписку, признался, что до последнего не надеялся, что мы его вытянем! А мы его вытянули, мы с тобой!.. Кирилл который день по всему отделению бегает и всем рассказывает, что его вылечила волшебная сова, которую ты ему подарила. Приедешь попрощаться с ним? Он очень тебя ждет.

Я слушала Дашу, сдерживаясь, чтобы не расплакаться от счастья.

– Конечно!

Я приехала. Кирилл выскочил ко мне, в его руках была сова, он улыбался.

Он поделился со мной, как она его лечила. Мальчик рассказывал ей истории и воображал, что она ему отвечает. То есть он слушал свои мысли. У восьмилетнего ребенка произошло погружение в себя. Я слушала его и только улыбалась, успевая кивать и хвалить его и сову… Еле сдерживая смех, справляясь с комком в горле, боясь расплакаться и рассмеяться одновременно.

Как же хочется поучиться у детей этому доверию! Можно ли вообще представить, что ты пришел к взрослому человеку в больницу и подарил ему волшебную сову, которая его вылечит от страшной и неизлечимой болезни? И будет ли он с ней разговаривать?

Но это работает. Дело не в волшебной сове, а в доверии себе. И эта вера излечивает. От неуспеха, от болезни, от нелюбви.

Кирилл рассказывал, какие у него планы на зиму, на следующий год, на всю жизнь… Уже в ноябре его выписали. Он будет жить! И это самое главное. Спустя месяц, в начале января, я получила коротенькое письмо и фотографию от мамы Кирилла: «Мы никогда не забудем, что вы для нас сделали, спасибо вам, наша волшебная Сова…»

Я представила, как через двадцать лет увижу его на мотоцикле, в настоящем шлеме. А пока на фотографии стоял маленький, здоровый Кирилл рядом с настоящим Дедом Морозом, Снегурочкой и большим мешком подарков.

Кребль, или «Укротительница» бабушек

 
Сухое деревце начнет цвести,
плоды дарить.
Я вновь почувствую любовь,
начну свой мир благодарить.
 

Телефонный звонок с вопросом: «Вы проводите индивидуальные игры на дому?» – застал меня врасплох. Во-первых, сейчас я вообще мало игр провожу. Во-вторых, индивидуально уже точно нет. А на дому… Но женский голос в телефонной трубке прервал мои колебания.

– Моя дочь была у вас на игре, и у нее возникла безумная идея, чтобы вы поиграли с моей мамой. Ей 76 лет, она не может далеко ездить, поэтому мы хотим пригласить вас к нам.

«Таааак, – подумала я, – 76 лет…»

– А каких изменений вы ждете от бабушки? Она понимает, чего вы от нее хотите, и сама-то хочет этого?

– Хочет, хочет, только не признается! – заверил женский голос. – Но у нее со здоровьем сложности. Она слабеет, а хочет оставаться сильной. Ей надо найти смысл, желание жить, понимаете? Приезжайте, пожалуйста, к нам!

– Понятно… – протянула я. – Я поиграю с ней, но при одном условии: во время игры никого не будет дома, только я и она.

– Ой, спасибо! Мы согласны на все условия, но одну мы ее не оставляем, а если вы приедете, то придется не играть, а ухаживать за ней!

«Ооооокееееей», – подумала я и с еще большей твердостью сказала:

– Я приеду к вам только при этом условии. Вы можете приготовить для нее все, что необходимо, но оставить нас одних.

Спустя пару дней я приехала по их адресу. В дверях меня встретила приятная женщина лет пятидесяти и уже знакомым голосом произнесла:

– Я – Татьяна. Спасибо огромное, что согласились, а то мы уже и не знаем, что с ней делать!

Из дальней комнаты показалась молодая девушка лет двадцати пяти, ее дочь; она назвалась Ирой.

В этот момент из гостиной послышался голос:

– Танюша, ну чего вы рассусоливаете, человека в коридоре держите, проходите уже!

Я прошла в гостиную. Во главе большого стола, покрытого ажурной белой скатертью, сидела маленькая пожилая женщина. Я поздоровалась и протянула ей руку, назвав свое имя.

– Ну здравствуйте, Лиля, присаживайтесь… Я – Клавдия Афанасьевна, будем знакомы. А руку-то чего подаете, не принято у женщин руку пожимать!

«Ладно», – подумала я и присела на край дивана.

Внешне моя новая знакомая была очень маленькой, хрупкой старушкой, разбитой остеопорозом и, похоже, массой других болезней пожилых людей. Голос звучал тихо, как будто ей даже говорить было сложно, а тусклые глаза медленно блуждали по комнате, словно пытались найти что-то.

– Таня, ты свет-то выключи в коридоре, чего зря горит, и налей нам чаю… Вы хотите чаю? – обратилась она ко мне.

– Спасибо, не хочу, но стакан воды можно…

– Воды не жалко! – засмеялась она.

Татьяна поставила стакан воды на стол и обратилась к матери:

– Мам, мы с Иришей в магазин сходим, а вы пока с Лилией позанимаетесь. Вот телефон, я показывала тебе, как он работает, если что – звони.

– Ох, да не помню я, как это работает! Где мои очки? А ручка? Наверное, писать придется?

– Я все приготовила, вон там все лежит, посмотри.

– Да забыла я уже! Вечно ты все прячешь, а я не могу найти! – повысила голос Клавдия Афанасьевна, поднимаясь со стула. В один миг Татьяна стянула сапог и поспешила в комнату, чтобы подать матери очки, лежавшие рядом на тумбочке.

– Мамочка, вот смотри: и тетрадь, и ручка, и салфетки, все приготовлено!

– Ладно, идите уже, – сказала она, на этот раз более снисходительно. Женщины вышли, и дверь в прихожей захлопнулась.

– Сколько же вам лет? – подозрительно спросила она.

– А сколько вы хотите? – в тон ей ответила я и начала раскладывать поле игры. Клавдия Афанасьевна засмеялась, пристально взглянув мне в глаза.

Не отводя взгляда, я сказала:

– Скатерть у вас очень красивая, словно старинная. И мне будет приятно, если вы будете ко мне на «ты» обращаться…

– А она и есть старинная, я сама ее шила и вышивала тоже сама, еще в молодости. Пусть будет на «ты».

Я начала рассказывать правила игры и спросила:

– Клавдия Афанасьевна, а что бы вам хотелось сейчас узнать? В чем получить помощь? Представьте себе, что вы можете узнать что-то очень важное и полезное. Что бы это было?

– Это сложный вопрос, мне нужно подумать…

Она встала и начала искать тетрадь и ручку.

– Ну куда она опять запрятала все!

Схватив телефон, она набрала номер дочери и слабым голосом произнесла:

– Не могу найти ни тетради, ни ручки!

Послушала ответ, полезла в тумбочку и достала, что нужно. Затем открыла тетрадь и начала писать что-то. Я не видела, что именно, но заметила красивый, каллиграфический почерк.

– Готово! – бодро сказала она. – Я хочу быть здоровой и счастливой!

– Отлично! – подхватила я. – Значит, сегодня вы хотите узнать, что же надо сделать, чтобы стать здоровой и счастливой, верно?

Клавдия Афанасьевна нахмурила брови и буркнула:

– Делать-то что? Что делать? Не поняла…

– Ну вы же хотите узнать, как стать здоровой и счастливой, так?

– Так! – согласилась она.

– А как вы думаете, игра может ответить на этот вопрос?

– Не знаю… – растерянно сказала она.

– Игра подскажет, что для этого надо делать, понимаете? Если сейчас вы не здоровы и не счастливы, значит, что-то делаете не так, но хотите изменить это. Мы вместе обращаемся к игре, чтобы узнать, что и как можно для этого делать.

– Да, все верно, только сил ни на что уже нет, и от дочери с внучкой толку мало!..

– А какой вам нужен толк от них?

– Ну как какой? Да хоть бы доброе слово когда сказали, не дождешься же! Что ни спроси, сразу нервничают. То не так, да это не эдак! Таня-то еще куда ни шло, но Ирка – просто выдра, а не девка! Ничего делать не хочет. Говорю, что лекарства заканчиваются, надо в аптеку сходить, а она все потом да потом! Вот и поживи так… Где тут здоровье будет, не жизнь, а одни мучения!

– И как долго вы уже так мучаетесь? – спросила я.

– В смысле? – лицо Клавдии Афанасьевны вытянулось от удивления. – Я не говорила, что я мучаюсь!

– Ну как же, вы только что сказали, что у вас «не жизнь, а одни мучения», верно?

– Нуууууу, я имела в виду, что не делают они все, что я прошу… Нууу, не всегда делают, у них свои дела…

Клавдия Афанасьевна задумалась и замолчала. Я наблюдала, как меняется выражение ее лица.

– Да замучила я их совсем… – глубоко вздохнув, произнесла она и погрустнела, еще больше сжавшись.

Несколько минут мы сидели молча, затем она снова начала что-то писать. Я продолжала наблюдать. Несмотря на жалобы, тихий голос и внешнюю хрупкость, она напоминала мне сухое деревце, у которого мощные корни. В них еще так много сил и энергии, что хватит оживить каждую сухую веточку, листик и даже цветки самого деревца. Я не заметила, как неожиданно начала произносить это вслух:

– …и сил у этого деревца гораздо больше, чем ему кажется…

И замерла от волнения. Клавдия Афанасьевна оторвалась от письма и неподвижно слушала. По морщинкам вдруг покатились маленькие слезинки.

– Господи, чего же я реву, как белуга! – она начала суетиться, искать платок и лихорадочно вытирать слезы.

– Плачьте! – воскликнула я. – Не останавливайтесь… Пусть слезы текут, они и есть та живая вода, что помогает корешкам вашего деревца.

Она обмякла на стуле, продолжая плакать. Через несколько минут тихо сказала:

– Не хочется умирать плохим и несчастным человеком, который еще и детей своих мучает, Лилечка.

– Вот и замечательно, теперь вы знаете, чего точно не хотите, а теперь скажите, чего хотите взамен?

– Понятно чего! Хочу быть здоровой, счастливой и хорошей поддержкой для девочек моих. А я им только обуза. Кому мы, старики, нужны?

– Наверное, те, кто «мучает», не нужны, а кто поддерживает, точно нужны! – бодро ответила я, решив сменить атмосферу.

Клавдия Афанасьевна улыбнулась, но все еще всхлипывала.

– А не попить ли нам чайку? – предложила я.

– Давайте! – поддержала она и направилась на кухню. – Я ведь, знаете, все одна да одна, а когда девочки рядом, вроде и не так грустно… Они мне и новости расскажут, и чайку приготовят, и все для меня сделают. Я-то сама из дома в 14 лет ушла, нас много было у мамы, ей не до меня было, ни любви, ни ласки я не видывала. Приходилось много работать, выживать, вот и ушла из дому без материнского благословения. До самой смерти мать на меня обижалась, так и не простила.

Клавдия Афанасьевна принесла чай, и я предложила начать игру. В течение следующего часа моя единственная участница менялась на глазах. Помутневшие глаза прояснились, в них заблестели огоньки детской радости и надежды. Я нередко общаюсь со стариками и научилась узнавать этот свет, этот взгляд в ответ на прилив энергии. Во время игры она несколько раз подливала нам чай, некоторые фразы ей хотелось выделять цветными ручками, которые она нашла сама. Ни разу больше не звонила дочери и очень оживилась оттого, что все делала без помощи. Ее голос стал громче и тверже, что, собственно, и соответствовало ее характеру.

Всю игру мы не прошли, два часа провели в разговорах вокруг островов «Личности» и «Любви». Да и не надо было ничего больше. Меня удивило, что информация в ее карточках была точной и при этом лаконичной, ничего лишнего, непонятного, как это часто бывает у игроков, не знающих, чего они хотят.

Из всех своих карточек она выбрала одну, ключевую: «Куда утекает энергия?»

– Куда-куда? На жалобы да на недовольство. Задергала всех уже…

– И что с этим можно сделать? – спросила я.

– Перестать всех дергать, наконец!

– А если они снова вас мучить будут? – заговорщически спросила я.

– Да Бог с вами, не мучает меня никто! Я сама кого хочешь замучаю, – рассмеялась Клавдия Афанасьевна.

– Хорошо, а как тогда вы перестанете их дергать и мучить? – настаивала я.

Она задумалась.

– Наверное, меньше просить о помощи, а больше самой что-то делать. Не спрашивать каждый раз одно и то же… – робко начала она. – Лилечка, скажи, а если что не так, разве нельзя спросить лишний раз?

– А зачем спрашивать «лишний раз»? Вы же сами сказали, что хотите стать здоровее. Значит, свою энергию надо активизировать. Для этого нужно начать ей пользоваться. А сейчас вы все больше чужую расходуете, но радости вам это не приносит. Когда спрашиваете «лишний раз», вы не свою энергию запускаете, а Танину потребляете. Прежде чем переспросить, подумайте, вспомните, дайте мозгу напрячься, заработать! Бог всем дает энергии ровно столько, сколько надо для хорошей жизни и благих дел, надо дать этой энергии проявляться! Дело не в том, что Тане трудно вам ответить или помочь, – не трудно! Но когда другие все подсказывают, ваша энергия не работает, и маховик так и не запускается. Вы за два часа ни разу дочери не позвонили, все сами нашли и сделали, я вам тоже не помогала, верно? Значит, есть она, своя энергия!

Клавдия Афанасьевна смотрела на меня и улыбалась:

– Лилечка, голубушка, а давай я тебя креблями угощу, ты такого еще не едала! У нас в деревне немцы по соседству жили, мать у них по выходным кребли пекла и нас угощала, а потом я у нее научилась.

– С удовольствием! Помощь нужна? – сказала я с готовностью и улыбнулась. Я не стала говорить, что немецкие пончики кребли мне все детство пекла бабуля-немка.

– Ну уж неееет! Никакой помощи, у меня сейчас энергии хоть отбавляй!

Клавдия Афанасьевна поспешила на кухню и ловко начала готовить тесто, разогревать масло в сотейнике. Я устроилась на маленьком диванчике у кухонного стола и слушала ее рассказы о детстве, о речке, о том, как она работала сторожем и как познакомилась с отцом Тани.

Мы смеялись, ели горячие кребли и даже не услышали, как вернулись Таня с Ирой.

– Как вкусно пахнет! – в полном изумлении сказала Таня. – Это Лиля тебе уже что-то приготовила?

Мы захохотали, и Клавдия Афанасьевна замахала руками:

– Ну что ты! Просто я захотела всем вам кребли приготовить.

– Даааа? Давненько ты их не делала… – в голосе Тани звучало недоверие.

– Не делала, а теперь буду!

– Пожалуй, мне пора, – вставая из-за стола, сказала я.

Мы долго прощались, с объятиями и благодарностями, и уже через час я была дома.

Спустя неделю позвонила Татьяна.

– Даже не знаю, как вас и благодарить! Не представляю, что вы три часа делали с нашей бабушкой, но ее не узнать. Все теперь сама делает и помощь предлагает по каждому поводу! Ира просила не говорить вам, но я все же скажу: она считает, что вы – настоящая укротительница бабушек!

Inception, или Незаслуженная любовь

 
Пока укор в душе таится,
любовь не выберет тех мест.
И вновь придется прослезиться.
Где нет любви, там нет чудес…
 

Любимый Омск – мой отчий дом и место силы. Посещая его, я погружаюсь в детство. Здесь живут подружки и одноклассники, для которых мы все те же маленькие Лилечки и Танечки, Ленки и Наташки, среди которых можно просто быть собой. Эту поездку я решила полностью посвятить встречам с друзьями. Никакой работы, никаких деловых встреч, никаких целей и задач, пусть все будет бестолково, но в радость и в удовольствие, как в детстве! Всем девчонкам так и сказала:

– Не грузите меня! Хочу кутить и баловаться!

На что подруга детства Таня сразу ответила:

– Слава Богу, хоть наобщаемся, а то тебя вечно не поймать! Давайте встретимся втроем, Ленке позвоню, и на выходные ко мне!

Так и решили. Спустя два дня мы с Ленкой уже взахлеб щебетали в такси по дороге к Тане. Всю дорогу она делилась «прелестями» своей жизни:

– Лиля, ты не представляешь, но у меня все «через задницу»… Будто по-другому и не бывает. Вот смотрю твои видео, любуюсь, радуюсь, что у тебя все так хорошо, так просто. Не хочу тебя грузить проблемами, но у меня все тааааак сложно…

– Точно не хочешь грузить? – еле сдерживаясь от смеха, спросила я.

– Да точно, точно! – отбивалась Ленка.

Мы посмотрели друг другу в глаза и закатились от хохота!

– Ладно, грузи уже! Но только пока не доедем до Тани. У тебя впереди минут 30, скажи спасибо пробке! – сказала я и приготовилась слушать.

– Ой, Лилечек, как хорошо, что ты к нам приехала, может, уму-разуму научишь… Ты-то у нас всегда умная была, а я вот… Даже и не знаю, что сказать. Помнишь, как в школе все было просто: захотели гулять, захотели играть, все легко. Теперь же, куда ни ткни, сплошные сложности. Так устаю, что сил ни на что нет, а надо работать, пахать да пахать. Денег ни на что не хватает, каждая копейка достается невероятными усилиями…

– А ты давно отдыхала-то? Может, пора в отпуск съездить, расслабиться, новыми мыслями, идеями наполниться?

– Ты издеваешься! Какой отпуск? – замахала на меня руками Ленка. – Мне бы хоть на дачу съездить к родителям, там мой единственный отдых. А на нормальный отпуск денег у нас нет…

– Хорошо, пусть на дачу, чем не отдых? Езжай на выходные и отдохни на даче, почему нет? – продолжала я.

– Да и там надо работать. Родителям помощь нужна, и детям, и мужу. А отдых мне только снится.

В разговоре мы не заметили, как быстро добрались. Слушая Ленкины излияния, я так и не поняла, что у нее за сложности, да и, честно говоря, особо не хотелось вникать. Мы вышли из такси и направились к подъезду Тани. Она встретила нас в узком коридоре радостным возгласом:

– Девчонки, даже не верится, что мы собрались. Как же я счастлива! Скорее раздевайтесь и проходите в зал. Я быстро закончу на кухне и сразу к вам!

Я повесила куртку на вешалку и крикнула ей вслед:

– Тань, тебе помочь? Скажи, что надо делать?

На что она тут же скомандовала:

– Не мешать!

– Узнаю нашу Таню, – громко сказала я и прошла в зал. С каждым новым шагом Танина квартира открывала мне что-то сокровенное. Как же долго я не была здесь! Взгляд упал на черно-белую фотографию, где мы, совсем маленькие, стоим втроем в смешных панамах.

Я рассмеялась:

– Лен, ты это видела? Она сохранила этот раритет!

Мне показалось, что я говорю в пустоту. Обернувшись, поняла, что стою в комнате одна. Оказалось, Ленка убежала на кухню помогать Тане. С кухни доносились голоса девчонок:

– Лен, да ничего НЕ НУЖНО, я сама. Мне здесь и так тесно на этой мизерной кухоньке.

Но Ленку было не остановить:

– Тань, а может, салатику построгать? Ну скажи, что делать, я так не могу!

– Не мешай мне, иди лучше к Лиле, а я тут сама.

Спустя минуту Ленка вернулась ко мне.

– Лен, ну чего прицепилась-то? Тане помощь не нужна. Сиди и наслаждайся ОТДЫХОМ. Сама же говорила, что устаешь и нет сил.

Лена только вздохнула:

– Да, но я так не могу. Она там одна, как не помочь!

И вновь убежала на кухню вымолить у Тани хоть ка кое-нибудь задание. Та снова отправила ее назад, а я улыбалась этой совершенно комичной и в то же время такой знаковой ситуации. Наблюдая Ленкины «мучения», вспомнила наш разговор в такси и ее жалобы о том, что все так тяжело достается.

После еще нескольких забегов на кухню, когда Лена вновь вернулась ко мне, я сказала:

– Да сядь ты хоть на пару минут. Тебя пригласили в гости, и ничего не требуется делать. Или ты не веришь, что человеку приятно для тебя приготовить еду? При этом взамен ему ничего не нужно. Почему ты сейчас не можешь расслабиться и просто принять то, что тебе дают?

– Да не могу я сидеть сложа руки, когда кто-то для меня старается! Это ведь нехорошо, надо тоже что-то делать!

– Подумай, что ты сейчас говоришь. Тебе трудно принять даже такую малость, как просто посидеть и не навязывать свою помощь в гостях? Ты же сама не даешь никому сделать для тебя что-то хорошее. И после этого удивляешься, что все тяжело дается?

– Но мне каждый раз кажется, что другие мне ничего не должны. Я действительно не могу сидеть просто так, когда для меня что-то делают. Тут же бегу сделать что-то в ответ, даже когда не просят. Как будто я такая ничтожная, что любое благо по отношению к себе должна отработать.

– Теперь ты понимаешь, почему все так сложно? Хочешь, чтобы все было легче, получалось проще, но в то же время не разрешаешь себе принимать это. Сама усложняешь, даже в элементарных вещах. Ты права, другие тебе ничего не должны, но когда они сами хотят для тебя что-то сделать, почему не позволяешь?

Тут в разговор включилась Таня:

– Она такая всю жизнь была, вечно лезет, когда не просят.

– А я никогда об этом и не задумывалась… Даже странно. Всю жизнь так и живу, «отрабатываю» каждую мелочь, загоняю себя, а сил уже нет. Но иначе я не умею… Кажется, надо заслужить, чтобы все было легко.

– А представь, что Вселенная о тебе лучше знает, чем ты сама о себе. И она знает, какая ты замечательная, поэтому хочет каждый день делать для тебя что-то хорошее в разных ситуациях, с помощью других людей. Понимаешь?

– Понимаю, но не понимаю, что мне-то делать?

– А ничего! В этом и будет заключаться твое спецзадание. Начиная с этого дня – принимать с благодарностью все, что для тебя делают другие, и при этом не пытаться каждый раз «отработать», а сказать себе: «Просто я очень классная, и мне можно наслаждаться!» Это вызов, но ты справишься!

– А ведь когда-то все это ты мне уже говорила, но я вновь и вновь проваливаюсь в самоедство, бичую себя без причины. Ну почему я не могу принять то, что я не самое последнее ничтожество на Земле? Даже когда меня хвалят, благодарят, когда хотят сделать для меня что-то хорошее, мне кажется, что я не достойна, и они ошибаются. Когда начинаю себя спрашивать, почему, за что, по каким причинам я такая жестокая по отношению к себе, не нахожу ответа.

– Лен, причины могут быть разными, можно разбираться в них, отслеживать, осознавать, но самое главное – начать с чего-то простого. Например, посеять в себе хоть одну хорошую мысль о себе. Давай попробуем разрушающую энергию «думания о себе» сменить на созидающую. Просто попробуем посеять в тебе маленькое зернышко. Помнишь, как в фильме Inception («Начало»)? Главный герой внедрял нужные мысли другим людям, чтобы манипулировать ими и управлять. Но ты можешь сама научиться управлять внутренним негативом и впускать необходимые для этого идеи. Например, можно начать с мысли, что ты такая, какая есть, и это хорошо. Если я правильно поняла, люди так и думают?

– Да… Для них я хорошая и все делаю правильно. Могу, наверное, попробовать…

– Закрой глаза и представь. А теперь скажи: когда ты впустишь мысль о том, что ты такая, как есть, и это хорошо, к тому же подтверждается обратной связью от других людей, то что произойдет внутри тебя?

– Ой, девочки, я тоже хочу попробовать! Может, я и не спешу отрабатывать хорошее отношение к себе, но уверенности в том, что со мной все в порядке, мне явно не хватает, – Таня тоже закрыла глаза.

– Наверное, понемногу я тоже начну так думать. Может, даже мне не будет страшно и противно слушать это о себе и говорить об этом, – сказала Лена.

– Точно! Потому что постепенно тонкая энергия мысли, которую ты впускаешь внутрь, начинает переходить в более плотную, в слова. Мы все смелее говорим об этом себе, другим, начинаем дискутировать об этом, высказывать свои мнения, мысли, идеи. Все больше и больше находим подтверждений этому и выражаем в словах. И вот ты уже легко и просто думаешь об этом, говоришь, ведешь созидательный внутренний диалог с собой и внешний – с другими. Как ты думаешь, что будет дальше?

– Не знаю, но мне кажется, если я действительно смогу себя так чувствовать, то мне легко будет делать что-то, исходя из этого самоощущения. Наверное, появится смелость для каких-то других действий.

– Конечно! Когда эта энергия выражается в новых мыслях о себе, когда существует на уровне слов и высказанных идей, она перетекает в более плотную энергию физического уровня. Мы начинаем чувствовать себя более уверенно и, соответственно, вести себя и проявляться тоже более уверенно. Ощущаем это в теле. Это так прекрасно, когда все соединяется, когда ты думаешь, говоришь и чувствуешь о себе именно то, кто ты есть. От этого человеку действительно хорошо. А когда нам внутри хорошо, то не страшно взяться за любое дело без тревог и сомнений.

– Звучит так просто и логично, и хочется быстрее начать… Но все равно страшно. Почему, если все так просто, люди все равно снова скатываются в самобичевание? Как и я, вот вроде все хорошо, но именно когда начинаю получать тому подтверждение, когда люди хотят ответить мне чем-то хорошим, сразу начинаю напрягаться, не могу принять это отношение.

– Да, люди скатываются, потому что это вовсе не означает, что состояние, к которому мы стремимся, абсолютно стабильно. Наоборот, оно зыбко и порой неуловимо. И я сама иногда выпадаю, но возвращаюсь, соединяя эти три ниточки: мысль, слово, действие. Напоминаю себе, кто я есть на всех уровнях личности. Вспоминаю физический опыт, и ощущение силы и уверенности вновь возвращается в тело.

Звучит просто, но это постоянная, большая работа, которая требует внимательности к себе и тому, что ты о себе думаешь. Именно с мысли все и начинается, понимаешь? И поэтому, как только начинаешь говорить себе гадости, как только слышишь внутри запрет на получение «подарков», сразу останавливай себя и меняй. Практикуя эту внимательность, ты с каждым днем научишься все быстрее замечать ненужные тебе мысли и реакции. Быть может, сейчас на то, чтобы вернуть себе хорошую мысль о себе же и внутреннее спокойствие, тебе требуется месяц, неделя или несколько дней. Но, оставаясь внимательной к себе, спустя какое-то время ты заметишь, что получается вернуть это состояние уже через день, а потом через полдня или пару часов. Ты только представь, ты научишься останавливать самоедство, которое обычно длится днями и неделями, всего за три, пять часов! Одно это способно изменить всю нашу жизнь!

– Не могу представить, потому что сейчас это длится бесконечно, а ты говоришь – день или неделя…

– Начни это делать! Тебе станет легче жить, иначе думать о себе и, как следствие, принимать от других хорошее отношение.

– Ох, как это непросто, но я постараюсь, – уже сквозь слезы сказала Ленка.

Мы обнялись и наконец уселись за стол.

Вечер был замечательным, мы долго болтали, вспоминая беззаботное детство, школьные секреты и то время, когда нам все было можно просто так…

Тот, кто ты есть

 
Сосуд хрустальный так красив,
звенит, со всех сторон искрится.
Он нравится мне, лишь душе
печально в нем одной томиться.
 

Мы живем в материальном мире. Возможно, поэтому в каждом из нас масса сомнений относительно собственной ценности, того, кто мы есть, кем хотим быть, как проявляться в различных ситуациях и что транслировать миру.

Почему я обращаю внимание именно на материальный мир? Потому что на духовном плане, на уровне души, сомнений по этим вопросам нет. В той части нашей личности мы точно знаем, кто мы. Душа знает о своей исключительности и совершенстве. Сомневается лишь тело, ведомое разумом, порой затуманенным. Не каждый человек готов признать, что он – не только разум и тело, но и душа, к которой необходимо прислушиваться. И это вторая причина, почему я обращаю внимание именно на материальный, физический аспект этого вопроса.

В первую очередь, полезно останавливаться. Да, именно физически затормозить. A лучше это делать постоянно, ежедневно, обращая внимание на то, кто ты есть. Кто ты прямо сейчас – на уровне физических проявлений, действий, поступков, умений, желаний? Окружающие отражают тебя, твой образ действий и мыслей. Вся наша материальная реальность воспринимается нами и создается через других людей, через их восприятие нас, через призму нашей встречи с их мирами, слоями и реальностями.

Это факт, и в этом нет ничего плохого. Мы можем сколько угодно сомневаться в себе, недооценивать себя, не любить, не принимать. Но именно восприятие нас кем-то порой становится спасательным кругом, когда разум беспощадно казнит себя даже за мнимую оплошность.

Независимо от того, что ты о себе думаешь, ты – тот, кто ты есть. Люди видят твою суть, даже если ты пытаешься показать им нечто иное.

Я поняла это, когда в очередной раз пошла учиться. В то время для меня потенциал важности обучения и самого образовательного заведения был крайне завышен. Мне казалось необычным все, что там будет. Я была уверена, что там учатся одни небожители, а учителя – еще большие небожители. И очень боялась не соответствовать.

Кто я? Выскочка-недоучка…

И вот я пришла учиться. «Небожителей» было много. Психологи с кучей регалий, опытом, знаниями. Войдя в аудиторию, почувствовала, как тело застыло, вдруг захотелось стать незаметной, тихой, скромной, молчаливой.

Намного позже, спустя годы, пришло осознание, что до этого момента я всегда старалась показать людям, какая я. Каждый раз, когда я попадала в новое общество, приходилось что-то делать, чтобы окружающие восприняли меня так, как я хочу. То есть каким-то образом я пыталась поместить в головы людей свой хрустальный образ. Посмотрите, я такая, я могу вот это, а еще это и то… Так это люди воспринимали или по-другому – не знаю, да и неважно. Но, как теперь понимаю, я делала очень много лишних, суетливых движений.

Начало обучения было ужасным! Неосознанный страх моего несоответствия и недостойности происходящему настолько сковал, что какая-то часть меня вдруг решила вообще никак не проявляться. Показалось, что я хочу просто так, без причины, скромно сесть, ничего не делать, не говорить, ни с кем не знакомиться, быть тихой, спокойной и незаметной. Я даже не осознавала, что какая-то часть внутри меня устала от напряжения и страха быть увиденной «не такой» и отвергнутой. А все мое существо хотело просто расслабиться.

Первая половина дня прошла тихо и спокойно. Открыв рты, все сидели и слушали одного из учителей-«небожителей». Сидя в укромном уголке, я общалась с соседями, лишь когда меня о чем-то спрашивали, но в остальном по-прежнему отмалчивалась и была бесшумна. После двухчасового вступления начался интерактив.

Одним из первых упражнений было задание познакомиться с остальными студентами. За 2–3 минуты нужно было успеть рассказать партнеру все, что ты понял о нем интуитивно. На доске были записаны короткие вопросы, на которые нужно было отвечать партнеру о нем. Возможно, кто-то и успел накануне познакомиться и перекинуться хотя бы парой фраз о себе, но не я!

За время упражнения – а на это отводилось минут 15 – я успела обойти, может быть, троих. И столько же человек успели что-то рассказать мне обо мне.

«Интересно! – думала я. – Что они могут мне рассказать, если я с ними ни капельки не общалась?»

И что вы думаете? Я была изумлена, когда каждый из партнеров, словно они сговорились, сказал мне одно и то же! «Ты – хрупкая и нежная, но мудрая, сильная, честная и искренняя, позитивная и проницательная. Ты – тот человек, к кому можно позвонить ночью и обратиться за помощью. Ты – тот, кто умеет поддерживать, ценит дружбу, отношения…»

Сказать, что я потеряла дар речи, – значит ничего не сказать. Самое интересное, что и мои партнеры так же были поражены, когда слушали, какими их увидела я.

В тот момент произошел некий перелом в моем сознании. Оказывается, люди и без твоих рассказов и стараний так много всего о тебе знают! Не нужно пытаться свой хрустальный образ поместить на почетное место в головы окружающих.

Люди и так думают и знают о тебе то, что ты хочешь, если ты НА САМОМ ДЕЛЕ такой! И когда в моменты жизненных смятений мы забываем, кто мы, или начинаем бичевать себя – мол, вон какой я недоученный, недоначитанный, недоквалифицированный или еще какой недоделанный, впору послушать людей. Они видят со стороны. Они знают о нас больше хорошего, чем мы сами о себе знаем.

С тех пор прошло много лет, и именно тот опыт оставил во мне вечную истину: как сложно казаться, но как просто быть.

Alles wird gut, или В одну реку дважды…

 
Зачем свобода нам, когда
так несвободны мы в разлуке?
Ты там, я здесь… и что теперь?
Свобода обернулась мукой…
 

Каждое лето мы путешествуем по маленьким городкам Германии. Проще сказать – по деревням. Когда-то мои поездки по этой стране начинались с крупных и красивых городов. Я любовалась их большими улицами, аллеями, красивыми зданиями, старинными постройками, памятниками, наслаждалась городской суетой. Но с годами моя любовь переместилась от центра мегаполиса за его пределы. Именно немецкие деревушки стали нашими самыми любимыми местами.

Из года в год с предвкушением жду весны, чтобы начать планировать летний маршрут. Обычно выбор нового места происходит спонтанно. Нам нравятся все, куда бы мы ни попали, поэтому просто садимся в машину и едем куда глаза глядят. Но этот раз стал исключением. Рано утром в понедельник Андрею надо было отлучиться в ближайший город на конференцию. Исходя из этого, мы и выбрали маршрут.

Деревенька, в которую мы приехали, оказалась совсем маленькой. Ее жителями были несколько фермерских семей, разводящих коз и овец. Домики стояли на границе лесополосы, за которой протекала небольшая речка. Мы остановились на одном из хуторов, где кроме нашего было еще три домика. Один из них был совсем заброшен, но в другом, как нам показалось, кто-то жил.

В нашем дворе стоял небольшой гриль, где можно было жарить все, что угодно. Но самое удивительное, что мы обнаружили там ямку для костра! Я так давно мечтала посидеть вечером у огня, как когда-то в пионерском лагере, а еще закинуть в него картошку. Это лакомство я не едала тысячу лет!

Обычно мы выезжаем в путешествие ранним утром, и, обустроившись на новом месте, стараемся на часок прилечь, чтобы хватило сил бодро провести вечер.

…Проснулась я от доносящихся с улицы голосов.

– Андрей, ты слышишь голоса? Все-таки у нас есть соседи!

– Ага, немцы, – сквозь сон пробормотал Андрей. – Значит, тебе есть с кем общаться, пока меня не будет. Он открыл глаза и с улыбкой посмотрел на меня.

– Ну что, уже побежала знакомиться?

– Совсем нет!

– Тогда пошли гулять в лес!

Я вышла на крыльцо. Возле соседнего дома стояла девушка лет двадцати трех. Увидев меня, она улыбнулась и поздоровалась. Из дома вышел парнишка, тоже примерно ее возраста, и сказал:

– Guten Tag! Вы теперь наши соседи?

– Можно сказать и так: соседи на несколько дней! – весело ответила я.

– Тогда давайте знакомиться! – он подошел ко мне, протянул руку и представился. – Я Кристоф, а это Эмма.

– Лилия! – ответила я.

Эмма подошла и тоже протянула мне руку:

– Мои родители живут здесь, а пока их нет, мы присматриваем за хозяйством, – сказала она.

– А мы просто любим иногда уединиться в тихом, зеленом местечке, как это!

К этому времени Андрей окончательно проснулся и вышел на улицу. Он тоже познакомился с ребятами, и мы отправились изучать местность. За узкой лесополосой простиралось огромное поле, разделенное тоненькой тропинкой на две части. По бокам – загоны для скота. В одном из них проживали две семьи: одна – овечья, вторая – козья.

Увидев их, я бросилась к загону. Андрей едва успел мне крикнуть:

– Осторожно! Там бараны, а они могут быть агрессивными!

Но я уже летела через все поле погладить козляток.

– Маленькие, сладенькие, мои хорошенькие, – приговаривала я, подставляя руки малышам, которые, как и я, устремились навстречу знакомиться. Через деревянное ограждение они пытались лизать мне руки, как щенята.

– Ладно, пойдем, а то баран разозлится! Видишь, как смотрит исподлобья? Ему явно не нравится твой энтузиазм.

Андрей еле оттащил меня от загона, и мы двинулись дальше через поле к лесу.

– Далековато до речки, вторая лесополоса намного шире, – заметил он, когда мы подходили к реке. – Думаю, тебе не стоит сюда одной ходить, пока меня не будет.

– А что может случиться? Тут никого, тишина, да и медведи вряд ли бродят, – усмехнулась я.

– Медведи не бродят, а вот волки уже год, как вернулись в леса Германии.

– Да какие волки? Смотри, тут зайцы пешком ходят, никого не боятся! – с о знанием дела воскликнула я, завидев семейство ушастиков. Они сидели под густыми ветками ели, разглядывая нас. Я двинулась к ним, но серые тут же разбежались в разные стороны. Мы посидели у реки, наслаждаясь тишиной, а когда проголодались, решили вернуться в дом по другой дороге.

– Как ты думаешь, наши соседи – муж и жена? Они как-то странно себя вели…

– А что странного? Просто молодая парочка, – пожал плечами Андрей.

– В том-то и дело! Молодые, но вели себя как неродные… Ну, я не знаю, как это объяснить! Они вместе, но как будто и не вместе… тебе не показалось это странным?

– Мне ничего не показалось, и вообще: ты хотела приехать и отдохнуть, а с первого дня начинаешь «расследование»! – засмеялся он. – Завтра уеду, и продолжишь без меня, а пока давай просто отдохнем и приготовим себе ужин, мы сегодня вообще-то обед пропустили!

Приближаясь к дому, мы увидели, что наши соседи собираются уходить. Я обратилась к девушке.

– Эмма, а поблизости есть магазины? Мы не стали продукты везти с собой из города, решили, что на месте купим.

Эмма не успела ответить, как заговорил Кристоф.

– Э, нееет, местный продуктовый магазин всего один, и тот работает до обеда. А сейчас уже почти пять. И уже нигде и ничего купить нельзя. Ближе к городу есть магазины, но это километрах в двадцати, и до них нужно ехать на машине. Еще можно пойти поесть в здешний бар, куда мы и собираемся. Там хорошие бургеры и свежее пиво. Хотите, пойдемте с нами? Это недалеко…

Эмма с укором посмотрела на Кристофа. Уловив этот взгляд, я не могла понять, в чем она его укоряла: то ли в том, что он не дал ей ответить самой, то ли в том, что пригласил посторонних людей на ужин, не посоветовавшись с ней. И поэтому, прежде чем принять предложение Кристофа, я на миг замешкалась. Но Андрей согласился не раздумывая:

– Почему бы и нет! Мы совсем не против хорошего бургера, так ведь, Лиля?

Мы с Эммой одновременно настороженно взглянули друг на друга, она улыбнулась и быстро отвела взгляд. Внутри меня все забурлило: тааааак, что-то происходит!

Бар оказался восхитительный! Как же я люблю этот деревенский колорит! Бармен был похож скорее на кузнеца из семейства викингов, нежели на официанта. Внутри стоял обворожительный запах гриля и свежего пива. Мы уселись в удобные кресла у круглого стола и заказали еду.

– Эмма, а где вы живете? – я завела беседу.

– Я живу и работаю в городке неподалеку. Мои родители раньше жили со мной, а теперь поселились на хуторе. Они пенсионеры, и им тут больше нравится. Я часто приезжаю к ним, но живу там, где есть работа.

– А Кристоф?… – осторожно спросила я.

– Кристоф живет дальше, почти в пятистах километрах отсюда. Он мой друг, приехал в отпуск отдохнуть от стресса на работе.

В этот момент Кристоф отвлекся от разговора с Андреем и подтвердил:

– Да, все верно, на работе куча проблем… Захотелось сбежать от них хотя бы в отпуск. Мы с Эммой – давние друзья, вот я и решил отсидеться в ее тихом уголке.

Он улыбался, по-дружески приобняв девушку. Она тоже улыбалась, но, как мне показалось, грустно. Что-то явно было не так.

Андрею надо было рано вставать, и мы, поблагодарив за отличный вечер, ушли домой.

По дороге я спросила:

– Ты заметил, что Эмма сказала: «Kristof ist mein Freund», – что по-немецки означает «он мой друг»? Значит, они вместе, в смысле, они – пара. Но Кристоф как будто не подтвердил это, потому что сказал: «Wir sind Freunde», – а это значит – «мы друзья». То есть не пара, а просто друзья. После чего она погрустнела, видел?

– Ой, ничего я не заметил, и вообще – лучше отключай свои «антенны» и наслаждайся природой!

– Как же я могу их отключить, когда эти двое совсем рядом?

Мы сделали еще кружок по вечернему лесу вблизи дома и около десяти отправились спать.

В семь утра Андрей уехал на конференцию. Я проводила его и снова уснула. Окончательно проснулась уже в девять. Быстро встала, умылась и поспешила в магазин. Вчера по дороге в бар Кристоф предложил пройти мимо единственного магазина, чтобы показать его нам. Я хотела успеть купить свежие булочки, зная, что обычно их быстро распродают, да еще в такой глуши. В Германии принято ходить за хлебом ночной выпечки совсем рано, часов в шесть утра.

Я залетела в небольшой магазин и быстро начала искать глазами прилавок со свежим хлебом. Продавец, пожилая женщина с коротко остриженными седыми волосами, бодро спросила меня: «Was suchen Sie denn, junge Dame?!» Это прозвучало шутливо: «Что же вы ищете, молодая особа?!»

Она наверняка знала, что я пришла за выпечкой, которой уже нет. Не найдя ни на одном прилавке хлеба, я с горечью протянула:

– Я хотела свежих булочек, желательно ржаных…

Она искренне засмеялась:

– Ну кто же приходит за свежими булочками в начале десятого?

– Я! – с улыбкой ответила я.

Смех продавщицы был таким заразительным, что не подхватить его было невозможно.

– У меня осталась одна белая булочка и два круассана. Хотите?

Я забрала все, что у нее осталось из выпечки, прихватила пачку масла, сыра, йогурт и отправилась домой завтракать. Там я вышла на террасу с чашкой горячего чая. Солнце уже было высоко. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь пением птиц и звуками пасущегося вдали стада овец. Дом наших соседей был закрыт, как будто в нем никого не было.

Допив чай, я взяла бутылку воды, большое полотенце и решила пойти к реке через поле. Приблизившись к ней, побрела вдоль русла в поиске уютного местечка. Устроилась на песчаном берегу возле огромной плакучей ивы, очень низко склонившейся над рекой. Помочив ноги, я расстелила полотенце и легла на солнышке. Хотелось даже не включать аудиокнижку, просто слушать тишину. Я не заметила, как задремала. В какой-то момент до меня донеслись звуки, похожие на тихие всхлипывания. Приподнявшись, я посмотрела вокруг, но никого не увидела. Всхлипывания тем не менее продолжались.

Я встала и обошла старую иву. На другой стороне реки увидела Эмму. Она сидела на берегу и тихо плакала. Судя по всему, встреча со мной оказалась для нее неожиданной. Увидев меня, она смущенно начала вытирать слезы.

– Как ты там оказалась? – спросила я.

– Чуть дальше есть деревянный мостик, вон там! – она указала рукой.

Я накинула легкий платок на плечи и, перейдя через мост, подошла к Эмме.

– Что-то случилось? Почему ты плачешь?

– Все очень сложно, – она глубоко вздохнула.

– Эмма, если ты не хочешь рассказывать, то и не надо! Я тут просто загораю!

– Хочу! Пожалуйста, не уходи! Мне все равно это некому больше рассказать. Мама не понимает меня, и от этого еще хуже. Все так запутанно… Мы с Кристофом неспроста тут оказались…

Наш разговор длился несколько часов. И за это время я пережила вместе с ними красивую и грустную историю любви.

Эмма рассказала, что знакомы они почти пять лет. Три года были вместе, все было хорошо, но потом по глупости расстались. Начали задаваться взрослыми вопросами: что дальше? кто мы друг другу? хотим ли быть вместе, нужно ли это нам? Но к ответам были не готовы, да и не были эти ответы зрелыми, а значит, и не было их. Так и решили остаться друзьями. Какое-то время не общались, а потом снова встретились, но уже как друзья.

– Он был моим первым мужчиной. Я любила его, но тогда, в 20 лет, мне казалось, что, возможно, где-то есть и другой человек, который больше мне подходит. Я не была уверена… Но за год, который мы провели не вместе, поняла, что Кристоф – самый лучший на Земле.

– Любить мужчину и понимать, что он самый лучший, – разные вещи, – сказала я. – А что он? Он тоже это понял о тебе?

– Не знаю… Мы ни разу не говорили об этом, а сейчас у него серьезный личностный кризис. Он поменял работу, очень старался на новом месте и не выдержал напряжения. Потерял почву под ногами, уверенность, даже заболел… Потом взял отпуск и спросил, может ли приехать ко мне в гости. Знаю, ему сейчас очень тяжело…

– Так вы вместе или не вместе? А что будет, когда его отпуск закончится и он уедет? Он вернется? Вы об этом говорили?

– Говорили, но совсем немного. Вернется – значит, вернется. Нет – значит, нет, но он хочет вернуться.

– А как бы ты хотела?

– Мы оба немного в шоке от происходящего… Ведь он же приехал просто отдохнуть и прийти в себя. Мы – просто друзья… И я ему – друг. А тут раз – и не друг… Мы сейчас здесь одни, и нам грустно и одиноко… Мы оба так нуждаемся в любви, но не хотели и не собирались все начинать сначала.

А в первые же дни у нас случилась близость… как раньше. Да, я хочу, чтобы он снова приехал сюда.

– Это главное! Нужно не бояться своих желаний, а верить в себя, в него, в вас! Конечно, лишь в том случае, если ты уверена, что хочешь этого…

– Я хочу! Но мне страшно и ему признаться тоже страшно, что хочу быть вместе с ним. Мне страшно даже говорить с ним об этом…

Эмма снова заплакала.

– Почему страшно? Что именно тебя пугает?

– Я не знаю. Наверное, мне страшно, что может не случиться то, что когда-то уже один раз разрушилось.

– Тебе страшно сказать о своем желании быть с ним, потому что есть где-то недоверие, «а вдруг это опять не получится»… Вот я сейчас скажу, признаюсь себе, ему и всему свету, что я этого хочу. А вдруг не реализуется… И тогда что? Тогда я буду полной дурой, что доверилась своему желанию и проговорила его. Так?

Всхлипывая, Эмма кивнула головой.

– Но должно быть наоборот, понимаешь? Просто скажи: «Да, я хочу. Я не знаю, как будет. Но я этого хочу, а как получится, так получится. И все». Будь свободнее от страха неудачи, не бойся своих чувств! Признаваясь себе в том, чего ты хочешь, важно быть открытой, уметь говорить о своих чувствах и желаниях в первую очередь самой себе. Неважно, с какой целью он приехал, неважно, чего он хотел. Важно то, что все произошло само собой. Пусть он не ожидал того, что между вами снова что-то вспыхнет, главное, что все естественно. Ты эти события никоим образом не пыталась подгонять. Со времени вашего знакомства вы оба выросли, изменились. Не сравнивай ситуацию три года назад и сегодняшнюю. Вы оба совсем другие сейчас.

– Мне было очень тяжело без него… Иногда я злилась и не хотела его видеть, но иногда мне казалось, что он – самый лучший. Никого другого я больше не встречу и на всю жизнь останусь одна… Все так запутанно… Когда он рядом, мне легче, я сейчас чувствую себя спокойнее, в безопасности. Я хочу, чтобы он вновь вернулся…Она закрыла лицо руками и разрыдалась еще сильнее.

– Эмма, это очень важно: хочешь ли ты, чтобы он вернулся, просто потому что тебе с ним легче, удобнее, или ты хочешь, чтобы он вернулся к ТЕБЕ и вы были вместе? Ответ на этот вопрос прояснит ваши истинные чувства и мотивы. Сейчас обоим дана возможность понять, почувствовать это. Как ты сама чувствуешь, что он хочет? Просто вернуться сюда, чтобы спрятаться от своих проблем, или вернуться к тебе?

– Я не знаю… – Эмма замолчала. – Спасибо тебе за этот разговор. Я не решалась задать себе вопрос про «удобство» в наших отношениях.

Время близилось к вечеру, пора возвращаться. По дороге Эмма показала несколько красивых мест и другие мостики через реку. Мы приближались к дому. Кристоф, увидев нас, направился навстречу.

– Долго же вас не было, – он внимательно посмотрел на лицо Эммы. Она ответила ему таким же прямым и пристальным взглядом. Потом повернулась ко мне и сказала:

– Лилия, приходи сегодня вечером к нам на костер, Кристоф большой мастер печь картошку!

– Да уж, картошка в костре требует особенного мастерства, – с улыбкой ответил он, и мы все засмеялись.

Мы условились встретиться через пару часов, и я удалилась в дом. То ли от свежего воздуха, то ли от длинной пешей прогулки, но я почувствовала себя такой уставшей, что провалилась в сон, лишь коснувшись подушки. Не помню, сколько прошло времени. Проснулась от пьянящего запаха костра и нестерпимого голода. Я поспешила одеться и выглянула в окно.

Эмма сидела у костра, а Кристоф суетился вокруг, что-то рассказывал и помешивал угли. Она смеялась. Мне показалось, что между ними что-то изменилось. Их общение, взаимодействие казалось более теплым. Может, из-за огня!

Я вышла на улицу и направилась к костру. Вокруг тлеющего пламени стояли маленькие поленья, на которые можно было присесть. На траве разложена небольшая скатерка. Учитывая, что кроме йогурта и сыра в моем холодильнике ничего не осталось, мне она показалась настоящей скатертью-самобранкой! Посреди «стола» лежали свежие огурцы, помидоры и зелень с огорода, соль, черный перец и порезанный лимон.

– А у нас все готово, Кристоф даже рыбу с грибами на углях успел приготовить, – весело сообщила Эмма.

– У вас еще и рыба с грибами есть!.. А я как раз такая голодная, что готова проглотить даже слона! – я присела на низкий «табурет» из полена возле тлеющего костра.

– На рыбалку я еще утром ходил, а грибы просто по дороге попадались, вот и набрал, Эмма очень любит грибы. А вообще, здесь повсюду грибные места, могу показать, если хотите, – предложил Кристоф.

– Еще как хочу! Я никогда не умела грибы собирать, а с опытным проводником пойду с удовольствием! – согласилась я.

Мы договорились на следующий день пойти в лес сразу после раннего завтрака. Кристоф достал из костра две готовые печеные картошки, и мы с Эммой, обжигаясь, принялись их чистить, одновременно лакомясь горячей мякотью!

Кристоф бережно взял картошку из рук Эммы. Удаляя обугленную корку, он отдавал чистые кусочки девушке, приговаривая:

– Возьми с помидоркой, вкуснее будет!

Весь вечер он проявлял заботу и нежность по отношению к Эмме. Было видно, как она расслабилась и наслаждалась теплым общением. Казалось, в этот момент они были искренними друг с другом и не задумывались о завтрашнем дне.

Кристоф сразу мне очень понравился. Веселый, добрый, открытый, какой-то настоящий. Он приехал к Эмме за поддержкой и помощью, за таким важным – именно к ней. Иногда мне казалось, что он боится проявлять чувства из страха ответственности, как будто не хочет ни ее, ни себя обманывать. Но в этот момент у костра эти двое были идеальной парой, возможно, даже не понимая этого.

Начинало смеркаться, угли еще тлели. Я стала прощаться, чтобы уйти спать.

– Спасибо за ужин, костер и вашу отличную компанию!

Кристоф посмотрел на меня и сказал:

– Тебе спасибо.

– Мне-то за что, пришла на все готовенькое! – я улыбнулась ему.

– За важный вопрос, который ты задала сегодня Эмме. Мы и правда не знаем, по какой причине вновь оказались вместе. Оттого, что нас тянет друг к другу, или просто потому, что так удобно…

Мысленно я похвалила Эмму за смелость передать наш с ней разговор Кристофу. И снова присела.

– А вы когда-нибудь думали, кто вы друг другу? Кем вы были тогда, три года назад, и кем хотите быть сейчас? Вы хотите быть вместе или вы друг для друга просто две «жилетки», в которые оба уткнулись, когда жизнь стала сложной? Или же вы – источники радости, любви, развития и поддержки?

Эмма и Кристоф переглянулись.

– Как будто и то и другое. И мы где-то на грани между тем и другим, – неуверенно произнесла она, посмотрев на Кристофа. Он кивнул, соглашаясь с ее словами.

– Тогда честно спросите себя, друг друга: кто я тебе? Источник творчества, созидания жизни? Или?… Попробуйте понять и осознать эти вещи на уровне ощущений – и телом, и сердцем. Конечно, любовь, физическая близость, наслаждение друг другом не исключают того, что люди могут друг друга поддерживать и им друг с другом хорошо. Есть очень тонкая грань между уметь поддержать и стать «костылем». Это разные вещи. Когда близкие умеют стать друг для друга опорой, когда им комфортно и безопасно рядом, когда вместе они наполняются, развиваются, становятся «больше», это прекрасные отношения. Хуже, когда люди теряют энергию друг с другом, но остаются вместе, потому что так удобнее, потому что это лучше, чем ничего. Они могут даже не осознавать, что их держит, не признаваться себе в своих страхах. Это уже совсем другое. Важно понимать содержание удобства и неудобства, как вы этим пользуетесь, как вы себя от этого чувствуете и что для вас самое главное в вашем союзе. А если не получается разобраться сразу, просто станьте более внимательными. Как вы себя чувствуете друг с другом, когда в объективной поддержке больше нет необходимости? Если обоим хорошо, этим хочется делиться или, наоборот, причина оставаться рядом ослабевает? Нужно бодрствовать друг с другом. Не давать друг другу засыпать. Это проявление доверия, внимания, любви, постоянное развитие отношений…

Я ушла спать. Лежа в постели, уже сквозь сон, видела на стене перед собой тени от мерцавшего огня. Эмма и Кристоф еще долго сидели у костра. Последняя мысль, с которой я уснула, была о том, как бы не проспать свежие булочки…

Проснулась я от звонкого стука. Открыв глаза, не сразу поняла, откуда звук. Повернулась к окну и увидела Кристофа. Он еще раз постучал в окно и, улыбаясь, сказал:

– Вы слишком долго спите! Булочки уже закончились!

– Не может быть! Я опять проспала? – с ужасом в голосе спросила я.

Кристоф хохотал, показывая в окне мешок с кучей ржаных булочек.

– Столько хватит? Собирайтесь, будем завтракать и сразу за грибами.

– Думаю, да! Бегу! – я засмеялась и поспешила собираться.

Возле дома, где жили ребята, стояли небольшой деревянный стол и стулья, вкопанные в землю. Эмма уже разложила на столе свежие овощи, вареные яйца и кофе в термосе. Я прихватила с собой сыр и порезала его в отдельной тарелочке.

– Какое же наслаждение – мои любимые горячие булочки с тыквенными семечками! – блаженно произнесла я.

Эмма улыбалась и выглядела очень счастливой.

– А я больше всего на свете люблю горячие брецели! Особенно те, что мама еще в детстве пекла мне. Я тоже часто готовлю их, но в здешнем магазине нет ни брецелей, ни теста для них.

– Я могу съездить сегодня в магазин подальше и привезти теста! – предложил Кристоф.

– Да, возможно, там есть такое! – обрадовалась Эмма. – А заодно купишь и всего остального.

Мы допили свой кофе и, вооружившись корзинами, отправились в лес.

Я – полнейший «чайник» в поиске и распознавании грибов. Ничего не вижу! А если и замечу гриб, то поганку. Кристоф и Эмма смеялись надо мной, закидывая в свои корзины красивые грибочки, которые попадались им буквально на каждом шагу. В какой-то момент я решила расслабиться и просто наблюдать, как это делают они, чтобы хоть немного поучиться мастерству!

Кристоф был настоящим грибным капитаном, находил их, знал, куда надо идти дальше и указывал направление. Да еще и шел с такой скоростью, что Эмма не выдерживала:

– Хватит! Я не хочу идти туда, здесь тоже много грибов, я их вижу, дай мне самой найти!

Временами он замолкал, но потом опять не мог удержаться и тыкал ее, как слепого котенка, в гриб, который она не замечала у себя под носом.

– Эмм, ну не тормози, ну вон же! – смеялся он, подтрунивая над подругой.

Домой мы вернулись ближе к полудню. Немного перекусив, решили сразу почистить грибы, пока Кристоф съездит в магазин соседней деревни. Мой улов был невелик, но корзины ребят ломились от грибов. Эмма приготовила два таза для чистки. Мы сели в тени и принялись за работу.

– Как же давно я не мыла и не чистила настоящие грибочки, – воскликнула я, перебирая в руках опята и сыроежки. Их запах сводил меня с ума, хотелось бесконечно вдыхать этот аромат.

– А для меня это дело совсем обычное, особенно когда я приезжаю к родителям, – устало улыбнулась Эмма.

– Ты как будто немного грустная сегодня? – спросила я.

– Я много думала о вчерашнем разговоре у костра. Мне показалось, будто ты именно мне хотела сказать, чтобы я, как женщина, оставалась пробужденной. Женщина всегда должна бодрствовать. Всегда! Мужчина может расслабиться, что-то упустить, но не женщина. Верно?

Я молча кивнула.

– Порой мне очень сложно быть такой. Я не всегда могу быстро сориентироваться, дать ответ, сказать то, что хочу, о чем думаю. Я теряюсь, а Кристоф такой быстрый, что сразу делает выводы и принимает нужные ему решения. И в результате часто происходит не так, как хотелось бы мне. Я чувствую, что он как будто на меня давит. Причем не только он, у меня со многими так… Кристоф прав, я – тормоз… От этого становится еще хуже и ничего не хочется, – она погрустнела.

Я улыбнулась и посмотрела на Эмму:

– А это уже вопрос про открытость. Насколько ты готова ему доверять?

– Я знаю точно, что доверяю ему. Но мне сложно измерить свою открытость с ним… Особенно если он смеется надо мной и подтрунивает…

– Значит, самое время проверить, насколько ты готова быть открытой, несмотря на его реакцию. И кстати, его поведение будет зависеть от степени твоей искренности. Наберись смелости и попробуй сказать ему: «Кристоф, я иногда торможу, но, если я сразу не отвечаю тебе или соглашаюсь, это не значит, что мне это нравится. В такие моменты мне кажется, что я даю ответ, потому что чувствую твое давление… И поэтому потом я недовольна. Я начинаю злиться на себя, на тебя, начинаю страдать. Но позже вернуться к этой теме еще сложнее. И поэтому прошу тебя: когда ты хочешь сделать что-то по-своему или получить от меня какой-то ответ, подумай, прежде чем меня подгонять, что для тебя важнее – добиться ответа или сделать так, чтобы мне тоже было хорошо? И если так, то дай мне время. Спроси меня еще раз „Эмм, ты уверена? Точно? Может быть, сделаем по-другому? Я хочу, чтобы тебе было хорошо от нашего решения, чтобы ты, я, мы оба были уверены в том, что так лучше для нас обоих“». И это будет честно! Такая открытость принесет вам больше доверия. Ты будешь чувствовать, что способна мягко и искренне защитить свои границы, свои интересы.

– Начать такой разговор очень сложно, но так хочется научиться, – Эмма глубоко вздохнула.

– Начни наблюдать эти вещи, осознавать, учиться заводить такие разговоры, но с любовью. Это защитит ваши отношения. Главное – понимать, любишь ты этого человека или нет, хорошо тебе с ним или нет. Учись открытости, чтобы ваши отношения развивались и углублялись, делали вас еще ближе, счастливее и увереннее вместе. Но если ты начнешь защищать свои границы не ради любви и развития отношений, а ради самой защиты, то ни к чему хорошему это не приведет. В конце концов, в нашем обществе мужчины часто нарушают женские границы, а женщины – мужские. Но если людям это не мешает, то и все границы стираются. Нет их, понимаешь?…

…Помню, как у нас была проездом одна мамина знакомая. Она прилетела утром, и через сутки ей надо было лететь дальше. Она остановилась у нас. Еще с детства помню ее как яростную мужененавистницу. В их семье ни муж, ни сын не имели права голоса. В те времена Андрей еще работал в офисе и по утрам вставал рано. Частенько я просыпалась вместе с ним, чтобы приготовить завтрак.

Наша гостья увидела это и с усмешкой спросила:

– А зачем ты так рано встала, ты йог, что ли?

– Нет, просто Андрею завтрак захотела сделать…

Казалось, в этот момент она разжевала лимон – так искривилось ее лицо. Для нее, наверное, рано проснуться ради мужчины – страшное нарушение границ. Но я сделала это потому, что мне хотелось самой, а не потому, что так надо.

Все это наш выбор, и ты не должна защищаться просто ради защиты, если тебе комфортно. Ну, принимает мужчина решения сам, пусть не самые гениальные и не самые идеальные, и что? Если это не угрожает отношениям, ты не должна пытаться менять его решения, чтобы защитить свои границы.

Тебе так страшно стать ведомой? Ты хочешь бороться? Зачем? Наслаждайся своей мягкостью, женственностью… Можно научиться получать удовольствие даже тогда, когда мужчина принимает решения за тебя. Тем более тот, которого ты любишь и которому доверяешь.

Эмма молча слушала. Казалось, она замерла, и наша работа продвигалась медленно.

– А ведь все так и есть… Мне действительно иногда хочется, чтобы Кристоф сам принимал решения, делал то, что нужно. Но потом кажется, что это неправильно. Мы расстались еще и потому, что я чувствовала себя несвободной. А сейчас понимаю, что сама тогда все это напридумывала. Сама создала себе мнимую несвободу, а сейчас начинаю бороться как бы «впрок», – Эмма посмотрела на меня, ее взгляд прояснился. Она улыбнулась, посмотрела на тазики с грибами и воскликнула:

– У нас же грибы еще не почищены!

– Зато разговоры проговорены, – в тон ей ответила я.

Мы засмеялись и шустрее принялись мыть грибочки. Примерно через час работа была закончена. Часть грибов оставили на вечер у костра, остальные решили посушить. Не дожидаясь возвращения Кристофа, я ушла домой отдохнуть.

Дома взяла наушники и включила аудиокнигу. Не прослушав и пятнадцати минут, провалилась в глубокий сон. Во сне я бежала по мокрой траве через лесную опушку. Мои ноги не доставали до земли, но скользили по воздуху, касаясь кончиков травы. Вкушая запахи растений и деревьев, я неслась с огромной скоростью, наслаждаясь движением, встречным ветром, звуками. Вдруг я почувствовала, что некая невидимая сила останавливает меня и нежно берет в свои объятья, такие теплые и мягкие. В этот момент я услышала другой, очень родной и знакомый, совсем не лесной запах. Мне было так хорошо в этом сне, что совсем не хотелось открывать глаза. Но сквозь сон донеслось: «Я соскучился!» Я открыла глаза: «Андрей! Ты вернулся!» Андрей в костюме и светлой рубашке, еще не переодевшись после конференции, обнимал меня, приподняв с постели.

– Ну как ты, моя малышка?! Не скучала? – он светился от счастья.

– Совсем нет! Я с ребятами подружилась! А как твоя конференция? – сквозь сон проговорила я.

– Конференция была очень мощной! Познакомился с интересными людьми, которым нравятся мои идеи для нового проекта! В общем, есть о чем рассказать.

– А мы ходили за грибами и разводили вместе костер, а сегодня будем картошку печь и грибы на костре жарить! – похвасталась я.

– Картошку, говоришь? А у меня есть предложение получше! По дороге я заметил одну деревушку. Там есть отличное уютное местечко, где подают традиционные супы. Все, что ты любишь! И гуляш, и картофельный суп, и с тыквой. Ну как? Соблазнил? А костер на завтра, что скажешь?

– Заманчиво! – окончательно проснувшись, сказала я.

Уже через час мы сидели в маленькой уютной кнайпе^[4]среди местных жителей. Обожаю такие вылазки! Не знаю ни одного места, где бы еще осталась возможность почувствовать такой контраст. Где такая яркая, отдельная от городской цивилизации жизнь, где ты – «городской», а они – «деревенские». Контраст не в том, что у нас в городе есть это и это, а у них тут нет ничего. В Германии везде все есть, набор продуктов и товаров в магазинах одинаковый, да и интернет сейчас никому не даст отстать от жизни. Разница в месте и образе жизни! В кажущейся «отсталости», оторванности от «жизни» и цивилизации так много жизни и мудрости. Здесь люди любят тишину и уединение. Они способны присутствовать в настоящей жизни. Удивительно, а что для нас, жителей мегаполиса, настоящая жизнь?

Мы долго сидели, пробуя все три супа. Вкуснотища неописуемая! Андрей, полный вдохновения и энтузиазма, взахлеб рассказывал о прошедшей конференции. А я, открыв рот, слушала. Люблю, когда он говорит о своих идеях, о технологиях. Наверное, меня это так впечатляет потому, что я сама ничегошеньки в этом не понимаю. Лет десять назад он мне казался инопланетянином, я не понимала даже слов. Теперь мы можем даже обсуждать это. Он всегда смеется и говорит: «Ого! Да ты продвинулась, детка, скоро и технологии освоишь!»

Домой вернулись около девяти. Подъезжая к дому, еще издалека я увидела, что наши соседи сидят у костра. Мы вышли из машины, Кристоф помахал нам, приглашая подойти к ним.

– Как насчет утренней рыбалки? – обратился он к Андрею.

– С огромным удовольствием! – муж давно ждал возможности порыбачить.

Я не заметила, как он ушел ранним утром. В начале девятого проснулась, приподнявшись, посмотрела в окно. Эмма вешала белье. Я вышла на крыльцо.

– Guten Morgen meine liebe! – сказала я Эмме.

Она улыбнулась и ответила:

– Доброе утро! Хочешь горячего кофе? Я только сварила, а наши мужчины и булочек принесли, пока мы спали, приходи на завтрак!

Я умылась и отправилась к Эмме.

– Как ваш ужин вчера, понравилось? – спросила она.

– О, да! Это было божественно! И еда, и атмосфера, и люди, все понравилось. Даже не хотелось уходить. А вы как? Каким был ваш вечер?

– Вчера мы говорили с Кристофом. Сначала о прошлом. Он спросил, какие у меня были отношения с мужчинами за то время, когда мы были не вместе. А потом рассказал про себя. Потом я спросила его о нас. Он сказал, что ему со мной очень тепло и хорошо, он хочет вернуться, а я – лучшая женщина из всех, которых он встречал, и ему нравится мое стремление к росту, развитию. Но что будет с нами дальше, не знает… Я сказала, что мне с ним тоже хорошо и я хочу, чтобы он вернулся, хочу быть с ним. Сказала, что сейчас это мое самое большое желание и мне немного страшно говорить о нем. Вдруг не сбудется? Но сейчас я мечтаю об этом, а что и как будет потом – не важно. А еще мы говорили, что и у него, и у меня возникает огромное желание сказать «я тебя люблю», но что-то останавливает, сковывает. Смелости и честности хватает лишь на обычное «люблю»… как друга или просто как хорошего близкого человека. Кристоф тоже чувствует страх от желания быть снова вместе. Я ответила, что важно признавать его, тогда легче оставаться честными в желаниях. На этом наш разговор закончился. Мы так и не сказали друг другу слова, которых так ждем и так боимся.

– У людей есть убеждение, что признаться в любви, сказать «я тебя люблю» – это очень серьезно, важно и накладывает огромную ответственность. Но, если ты испытываешь эти чувства и хочешь их озвучить, то и надо сказать! Если мы это чувствуем, почему мы не можем наслаждаться этим здесь и сейчас? Лишь потому, что боимся выдуманной собою ответственности перед другим? Но сейчас я чувствую любовь, хочу тебе об этом сказать, услышать, что чувствуешь ты. И плевать, что будет завтра! Возможно, завтра ты будешь ощущать себя по-другому и скажешь: «Я не люблю тебя сегодня». Мне все равно. Я это допускаю. Знаю, что это жизнь, все меняется, и мы, и наши чувства… Мы с Андреем любим друг друга много лет. Но бывают моменты, когда на вопрос, что будет дальше, я говорю себе: «Я не знаю. Кто знает?» Все может в один миг измениться. Сегодня мы хотим быть вместе, а завтра? А завтра, может, и нет. Но это не значит, что здесь и сейчас я не буду наслаждаться тем, что у меня есть, и не буду говорить человеку то, что чувствую. Люблю, хочу и буду!

Часто бывает так: люди любят друг друга и хотят пожениться, чтобы скрепить любовь браком и оставаться вместе. Они женятся и дают друг другу клятву: «Я буду любить тебя всегда и оставаться с тобою всю жизнь». Они в этот момент абсолютно честны, уверены в своих словах. А через год расходятся, ненавидя друг друга. И никто из них не вспоминает о данном обещании. Но бывает наоборот. Люди друг друга любят, но боятся сказать об этом, опасаются наслаждаться этим, думая – ну, мало ли? А вдруг еще рано это произносить, ведь за этим последует брак, обещание «на всю жизнь». Они вместе уже лет 20, счастливые и любящие, и все еще ждут подходящего момента, чтобы озвучить свои чувства. Но это глупо! Ведь вы почти пять лет вместе, верно?

Эмма молча кивнула.

– Так наслаждайтесь любовью, прекрасными словами, признаниями, радостью. Здесь и сейчас. Если хочется обнять, поцеловать, сказать «я люблю, мне так хорошо, хочется, чтобы это длилось вечно», – сделай это!

Сегодня я чувствую себя так, а завтра – иначе. Отношения – живой организм, он все время преобразуется. Меняемся мы, наши желания, восприятия, потребности. Главное – всегда понимать, чего мы хотим.

– Если бы ты знала, как сложно себя сдерживать, когда чувства переполняют!.. Сейчас я понимаю, как это глупо и не нужно. Но… Если наш отпуск пройдет и мы разъедемся без продолжения отношений, то так и будет в любом случае, с этими словами или без них…

Эмма задумалась. Издалека послышались голоса и смех.

– Кажется, наши мужчины возвращаются с уловом… Ну, чем похвастаетесь? – спросила я приближающихся Кристофа и Андрея.

– Твой супруг – отличный рыбак! Клев у него сегодня был что надо! – бодро ответил Кристоф.

Андрей сиял от радости, как мальчишка.

– Лиль, ты не представляешь, как там классно! Рыбы таааак много, и речка такая чистая, прозрачная… Завтра с утра снова пойдем, успеем еще порыбачить перед отъездом. А на следующий год обязательно вернемся, мы с Кристофом уже договорились!

– Ладно, ладно. Только рыбу вашу чистить я не буду! – засмеялась я.

– И я не буду! – так же весело подхватила Эмма.

– Хитренькие… – сказал Кристоф. – Ну и ладно, мы сами почистим, делов-то!..

Мужчины остались дома, а мы отправились к реке позагорать. Мы зашли глубже в лес, Эмма показала, где растут кусты малины и черники. Дикая малина показалась особенно душистой и сладкой…

Вечером все собрались у костра. Это был наш последний вечер, на следующий день нужно было возвращаться домой. Кристоф учил Андрея готовить рыбу на углях, а мы жарили шашлыки из грибов, помидоров и сладкого перца. Без печеной картошки тоже не обошлось. Весь вечер мы смеялись и общались, словно родные люди, которые знают друг друга тысячу лет. Оказалось, что Кристоф, как и Андрей, работает в IT-индустрии, у них сразу появилась куча тем для обсуждения.

Эмма подсела ближе ко мне и тихонечко сказала:

– Не хочу, чтобы вы уезжали… – в ее голосе послышались нотки грусти.

– Ну что ты! Мы ведь не прощаемся, да и Германия не такая огромная страна, в любую точку можно попасть на машине. Что нам стоит сесть и приехать в гости на выходные? К тому же Кристоф с Андреем уже условились о встрече! Да, я уверена, что у вас теперь все будет хорошо!

Эмма улыбнулась:

– Да, я тоже чувствую… Так много изменилось за эти четыре дня…

Мы отправились спать и договорились, что, пока мужчины будут на рыбалке, мы позавтракаем вместе.

Утром я собрала наши вещи и пошла к Эмме.

– Вчера вечером я сказала Кристофу эти слова. Я больше не могла их держать в себе! Мы пожелали друг другу спокойной ночи, уже засыпали, и я сказала: «Я так люблю тебя». Стало так легко на душе, что теперь я могу это говорить! Знаешь, иногда бывает, тебе говорят что-то, а ты как будто не расслышал и переспрашиваешь: «Что?» Человек повторяет, но ты к этому моменту уже понял и как будто уже не нуждаешься в повторении. И я слышу ответ от Кристофа: «Что?» Внутри все перевернулось, одновременно захотелось и смеяться, и расколотить что-нибудь, потому что – «я наконец осмелилась это произнести, а ты не услышал!» Как же так! Но решимости повторить свое признание уже нет… И я подумала: ладно, в следующий раз. Повернулась к нему и молча просто поцеловала его в нос. И в этот момент услышала: «Я тоже тебя люблю…» Внутри разлилось тепло. Проснувшись сегодня утром, мы все еще боимся сказанного, но уже не так робко произносим эти слова вновь. И уже с большим удовольствием.

А когда он ушел, я вспомнила твои слова о том, как важно говорить и делать именно то, что чувствуешь именно сейчас! Потому что потом все меняется. И чувства, и желания, и вот он уже не рядом, и я не могу сделать то же самое в момент порыва: не могу обнять, поцеловать и сказать прямо сейчас о своих чувствах. А так хочется. И этот порыв так ценен…

Эмма тихо заплакала. Я обняла ее, мне тоже хотелось плакать. Казалось, она почувствовала это.

– Это не от грусти, а от радости! Честное слово, я никогда не чувствовала себя такой счастливой и такой живой…

Мы уехали в полдень. По дороге я думала, как рада этому знакомству, как прекрасна эта пара. Потом мы долго не общались, они словно в воду канули. И я даже стала забывать эту историю. Но полгода спустя мы получили приглашение на регистрацию брака Эммы и Кристофа. В пригласительной открытке были такие слова: «Мы выбрали жить, любить и наслаждаться вместе! Эту радость мы хотим разделить с теми, кому благодарны за энергию, подарившую нам способность сделать этот выбор».

Волшебный дар Камиллы

Часть 1. Мама

 
Я получу все, что хочу!
И пусть мне это неизвестно.
И даже если я усну,
вдвойне мне будет интересней!
 

– Лиль, ты знаешь, у нас в отделении давно лежит маленькая девочка, ей всего 6 лет. И мы никак не можем ее вылечить. Все, что можно, уже сделали, и процесс пошел, и вроде все должно быть хорошо, но она все равно как будто чахнет, и мы никак не можем ее окончательно спасти, – с грустью сказала мне лечащий врач маленькой Камиллы. – Может, ты приедешь и зайдешь к ней пообщаться? Вчера после очередного осмотра просто руки опустились… Представляешь, я даже сказала Камилле: «Ну что, дорогая моя, я уже не знаю, что с тобой делать, и профессор не знает. Есть у меня знакомая волшебница, думаю ее к тебе пригласить, чтобы она тебя вылечила!» Мама моей маленькой пациентки, измученная от изматывающего лечения, с недоумением посмотрела на меня: «Вы серьезно, да?» А я сказала: «ДА!» В общем, придется тебе к нам приехать. Теперь и Камилла, и ее мама, и я тоже, мы ждем тебя… ты же приедешь?

Я молчала, и в этом молчании скрывалось однозначное «ДА!».

Целую неделю маленькая Камилла рассказывала всему отделению, что ждет волшебную Волшебницу! И вот я приехала. Доктор сразу повела меня к ней. Окна в палате зашторены, мягкий полумрак создавал уютную атмосферу в теплых тонах. Маленькая пациентка лежала на кровати, подключенная к аппаратам, вся в шнурах и проводах. Не успев поздороваться и познакомиться, я увидела, как ее глаза закрываются, и она засыпает. Первой мыслью было: «Господи, как же так? Я же приехала специально, чтобы с ней пообщаться, познакомиться!» Но ее глаза закрывались, и с каждой секундой она все больше и больше проваливалась в очень глубокий сон. Какое-то время я молча стояла, не понимая, что делать.

Окинув своим «волшебным» взглядом всю комнату: кровать, стол, окна – я замерла. Начало происходить что-то, что я называю «понюхать пространство». В такие моменты у меня запускается некое обостренное чувствование. Спустя пару минут я заметила, что, кроме меня и спящей Камиллы, в комнате была ее мама. Все происходило словно в замедленном темпе. Мое внимание обратилось на женщину. Несколько минут мы молча смотрели друг на друга. На ее лице застыло полное отчаяние, она развела руками и шепотом начала извиняться… Я слушала ее и одновременно не слышала, внутренне осознавая, что произошло на самом деле. Картина стала проясняться. Эта мудрая девочка, бессознательно мудрая, привлекла меня, чтобы я пообщалась не с ней, а с ее мамой. Малышка была подключена к системе и не могла куда-то уйти, чтобы дать нам поговорить, поэтому она просто крепко уснула.

У меня было всего пару часов, чтобы понять, что происходит, и через маму наладить процесс выздоровления ребенка. Чем больше я смотрела на нее и слушала, тем очевиднее становилось, что пришла я именно к маме. И вообще-то, «волшебник» нужен ей. На Малике было невзрачное помятое платье, платок, прикрывавший отросшие седые корни на голове, уголки губ опустились. Недовольная, расстроенная, в глазах отчаяние и постоянное желание плакать – сдерживаемое, чтобы ребенок не увидел.

– Наверное, сложно так много времени проводить в больнице. Вы постоянно с Камиллой или вас кто-то сменяет иногда? – осторожно спросила я.

– Ну что вы! Конечно, я сама с ней всегда, кто же еще! Да и не доверяю я никому своего ребенка в таком состоянии. Кто, как не мать, может знать, что ребенку нужно, – твердо сказала Малика.

– А что нужно Камилле? – поинтересовалась я.

Малика посмотрела на меня с недоумением.

– Как что? Чтобы она следила, как себя чувствует, чтобы не перегружала себя, когда ей тяжело, больно, чтобы не бегала и слишком не заигрывалась. Ребенка в таком возрасте трудно удержать на месте.

– Но, может, не нужно стараться удерживать ее, когда ей хочется прыгать и играть. Ведь именно в этом и есть сила и энергия выздоровления.

Малика внимательно посмотрела на меня и переспросила:

– Но как же не удерживать, если у нее боли?

– Во время игры Камилла жалуется на боли, поэтому вы стараетесь удерживать ее на месте? – спросила я.

Малика словно зависла, будто внутри нее этот вопрос эхом отзывался тысячи раз. Она медленно протянула:

– Неееет… не жалуется… Но я знаю, у нее боли, и… Незаконченная фраза Малики повисла в воздухе. Несколько секунд мы обе молчали, словно переваривая стремительные мысли на заданную тему.

– Значит, бывают моменты, когда Камилла чувствует себя лучше и хочет играть. Но ведь это прекрасно! То есть в эти моменты она чувствует себя здоровой! Конечно, шестилетнего ребенка, который хочет и может играть, трудно заставить лежать или спокойно сидеть на месте. Да и зачем? Если она не жалуется, а хочет играть, почему вы ее сдерживаете?

– Потому что у нее боли! – как заведенная, повторяла Малика.

– Она вам жалуется? И что вы говорите ей? – не сдавалась я.

– Нет, не жалуется! Но я говорю, что надо полежать, что может опять что-то заболеть.

Я была в отчаянии:

– Ну зачем же при каждом всплеске силы выздоровления вы убеждаете ее в том, что все равно заболит? Наверное, за эти годы вы всякого навидались и боитесь за дочь, но ведь все хотят и ждут выздоровления Камиллы, верно? Значит, когда-то боли должны уйти, а взамен вернется энергия. Когда Камилла играет, хочет бегать, это лишь доказательство тому, что энергия возвращается. Ее и нужно культивировать, все внимание – на эту энергию и желание. Вместо того чтобы говорить ребенку: «Садись и сиди, чтобы вдруг опять больно не стало!» – лучше, когда действительно больно, сказать: «Ничего, скоро пройдет, и ты снова будешь прыгать!»

– Если бы вы знали, какой ценой достался нам с мужем этот ребенок. Уже тогда наши отношения не ладились, думали – все, конец. Но родилась Камилла и дала нам шанс, надежду, что семья не распадется…

В этот момент тело Малики обмякло, она закрыла лицо руками и заплакала.

Два часа мы провели в беседе, и стало ясно, что мама своими страхами, чувством вины, обидами на окружающих, завышенными ожиданиями от близких, ребенка и многого, многого, МНОГОГО другого просто продлевает болезнь, сама того не замечая. Девочка невольно словно старается оставаться в этом состоянии, чтобы угодить маме, поддержать ее отношение к происходящему, одновременно тем самым оправдать мамины действия. И все это по какой-то немыслимой причине выгодно и неосознанно нужно именно маме.

Пока маленькая Камилла спала, над ее головой мы пронеслись чуть ли не по всей жизни Малики. Были слезы горя и радости, восклицания от осознаний и пробуждения, слова прощения и благодарности.

Малышка так и не проснулась, два часа она сладко сопела в пространстве трансформации самого значимого для нее человека – мамы…

Мы попрощались, и я ушла. Домой вернулась уже вечером. А на следующее утро я получила сообщение от доктора: «Ты не представляешь, какое действие возымел твой вчерашний визит, в частности, на маму девочки. Она стала другой!»

С этого дня каждый день я начала получать радостные известия о Камилле! В течение следующей недели анализы у ребенка стали гораздо лучше. Впервые за полгода девочку отпустили погулять! Ее отключили от системы, и она могла кататься на горке, ей разрешили бегать и играть, она стала чувствовать себя лучше и совсем по-другому себя вести, и это также отразилось на анализах.

Теперь маленькая Камилла рассказывает о том, как через 10 лет она выйдет замуж, как много у нее будет детей и как на ее свадьбе первый танец будут танцевать мама и папа. Те самые родители, которые в тот момент находились в раздельных отношениях.

«А как мама? Какой она стала? Что именно произошло?» – спросила я. Вечером доктор прислала мне фотографию Малики: «Только посмотри, мама Камиллы ни с того ни с сего прислала мне эту фотографию, хотя не принято лечащему врачу присылать свои селфи. Она написала: „Извините, сама не пойму, зачем посылаю вам это в 10 часов вечера!“»

Я читала сообщение и точно знала, что Малика таким образом ответила на мой вопрос: «Что случилось и в чем она изменилась?» Действительно, это была совершенно другая женщина. С ухоженными и красиво окрашенными волосами, в новом платье, с улыбкой на подкрашенных губах. Доктор добавила: когда пришел профессор, чтобы проведать ребенка, он сразу обратил на это внимание: «Вот это да! Мама так изменилась! Что тут у вас происходит?»

А чуть позже я получила еще одну новость: «Камилла сегодня объявила, что она здорова и в ноябре собирается домой, потому что… МАМА КРАСИВАЯ, РАДОСТНАЯ И ЕЙ ТЕПЕРЬ С НЕЙ ЛЕГКО!»

Удивительно. Услышав это, я подумала, как часто в болезни близких мы стараемся быть для них помощью, поддержкой, но в результате становимся обузой. А все лишь потому, что нередко чужой болезнью мы начинаем лечить своих «таракашек», вместо того чтобы дать близкому то, что не нам, а ЕМУ нужно для выздоровления. Мы всегда желаем близким здоровья, но не всегда задумываемся, какие наши действия могут этому способствовать. Не нужно испытывать вину или обиду за то, что человек сейчас в больнице, это не поможет. Но умение пересмотреть свое отношение к заболевшим родным, свое поведение и понятие заботы о них может привести к важным открытиям и переменам. Действительно ли мы делаем то, что нужно, чтобы этот человек выздоровел? И пусть наше поведение рядом с ним будет таким, от которого ему станет хорошо, даже если нам неспокойно.

Часть 2. Розовый чемодан

 
В кладовке темной есть места,
куда мне страшно заглянуть.
– Боишься темноты?
– Нет-нет!
Я светлячка боюсь спугнуть!
 

Спустя несколько недель я спросила доктора о Камилле, на какой стадии сейчас лечение. В ответ получила такое сообщение: «Все неплохо! Готовим девочку к пересадке печени, не все анализы идеальны, но Камилла очень активна! Представляешь, Малика пожаловалась, что ей вдруг позвонили из интернет-магазина, как будто она что-то заказала у них, и теперь ждет доставки. А оказалось, что Камилла через мамин смартфон заказала себе на сайте красивый розовый чемодан. Домой собралась!»

Я читала эти строки и хохотала! Как здорово, ребенок хочет домой и уже готова вещи собирать. Ну конечно, для этого нужен красивый чемодан!

– Может, ты придешь к нам снова? Ведь ты толком и не познакомилась тогда с Камиллой, но она все равно тебя ждет. Да и Малика будет рада тебя видеть.

– Конечно, приду! – не раздумывая сказала я.

В этот раз Камилла ждала меня в игровой комнате; она прикатила туда свой чемодан, чтобы похвастаться.

– Я сама его выбрала и купила! – деловито сказала она. – Вот как только мне еще одну операцию сделают, сразу буду игрушки собирать.

– Ух ты! И чемодан красивый такой, розовый! Твой любимый цвет? – спросила я.

– Даааа, – важно протянула Камилла.

– Здорово! А расскажи, когда у тебя операция? – поинтересовалась я.

– Не знаю, мне никак не могут печень вылечить. В ней сидят проклятые микробы и никак не уходят. Из-за этого операцию постоянно откладывают, – строго сказала она, нахмурив брови.

Я вспомнила, как доктор объясняла, что по каким-то причинам печень маленькой пациентки не могут подготовить к пересадке. Пухлое личико Камиллы было желтоватого цвета. Она сидела на стуле и испытующе смотрела на меня, ожидая привычных причитаний и слов жалости. Не дождавшись, малышка сделала кислую гримасу и положила голову на стол. Вдруг, непонятно почему, у меня вырвалось:

– Бедные микробы…

Камилла подняла голову и от неожиданности отрыла рот, округлив глаза в немом вопросе. Честно говоря, для меня самой это было неожиданно, но я продолжала:

– Да, да, бедные! Ты только представь: маленькие микробики заблудились у тебя внутри!

Камилла все еще не могла сориентироваться и продолжала молчать с открытым ртом.

– Вот скажи, ты знаешь, где обычно живут микробы?

Она машинально кивнула.

– И где?

– На улице, в траве, в грязи, – брезгливо сказала девочка.

– Вот именно! – победоносно заявила я. – Ты только представь, что малыши микробов, ну, такие же маленькие и сладкие, как ты, потерялись у тебя в организме! А ведь они тоже хотят домой, к своим мамам и папам, братьям и сестрам. Представляешь?

Камилла быстро кивнула мне в ответ. Казалось, она включилась в эту игру и начала иначе смотреть на ситуацию.

– Так вот, в твой организм они попали не для того, чтобы навредить тебе, а потому что заблудились! Совершенно случайно. И теперь не знают, как попасть домой, на свою траву, к своей семье. Они совсем не плохие и не злые, но остаются внутри тебя лишь потому, что потерялись. Понимаешь?

– Даааа, – почти с ужасом она посмотрела на меня и живо спросила. – Что же нам делать?

– Ну что-что, надо как-то их отправить домой, на улицу. Сделаем?

– Да! Сделаем, пусть идут на улицу к своей маме! – девочка закричала от радости. – Но мне только нельзя сейчас на улицу выходить…

– Ничего, мы что-нибудь придумаем, ты же помнишь, я волшебница, – я хитро улыбнулась и подмигнула Камилле.

Она засмеялась и подмигнула в ответ.

– К тому же мы можем открыть окно и выпустить их туда. Сначала мы соберем всех микробышей в одно место, а потом отправим их на улицу. Договорились?

Камилла радостно кивнула и, широко открыв глаза, с энтузиазмом сказала:

– А давай посадим их в мой новый чемодан? Он такой красивый, и микробыши захотят в нем посидеть.

– Отличная идея, – подхватила я. – Итак, чтобы найти всех микробышей, надо заглянуть внутрь твоего организма. Это настоящий волшебный ритуал. Для этого тебе нужно удобно сесть, закрыть глаза и не открывать, пока я не скажу. Сможешь?

Она кивнула.

– Ну что же, садись, закрывай глаза и внимательно слушай мой голос. Я буду говорить тебе, куда идти внутри и что делать. Иногда буду задавать вопросы, а ты отвечай. Только, чур, не подсматривать!

– Ни за что не буду подсматривать! – заверила она.

Камилла уселась на стул, оперлась на спинку и закрыла глаза. Я села на стул рядом и тихим голосом сказала:

– Представь, что ты внутри себя. Твой организм и все, что внутри, – это твое королевство, а ты, как хозяйка и королева, гуляешь по своим владениям. Ты видишь свои органы, сердечко и легкие, почки и желудок, и все они у тебя такие красивые и здоровые. Представила? А теперь скажи, что еще ты там видишь.

– Все красивые и здоровые! Только печень плачет… Она говорит, что микробы мешают ей.

– Хорошо, а ты видишь микробов на печени?

Камилла молчала, закрытые веки ходили ходуном от активного поиска глазами. Вдруг она закричала.

– Вижу, вижу! Вот он, такой большой и такой злющий! Я поймала его за хвост, – в опила она.

– Скорее сажай его в чемодан! – подхватила я.

– Посадила! Тут еще много других, но тот был самый главный, а эти маленькие.

Вскоре мы отловили всех микробов и отправили в чемодан. После этого поднесли его к окну, чтобы отпустить содержимое на улицу.

– Камилла, а давай посмотрим на всех микробышей и познакомимся с ними, может, они не такие страшные, как кажутся? Спроси их сама, чего они хотят, поговори с ними, попроси больше не теряться у тебя в печени.

Она молчала. Спустя минуту сказала мне:

– Они не страшные, они бедненькие, сказали, что хотят домой, на улицу, к маме. Микробыши говорили, что, если я их отпущу, они никогда больше ко мне не вернутся.

– Вот и замечательно! – радостно отозвалась я.

Так мы отпустили всех микробов, и маленькая Камилла, довольная, убежала собирать игрушки в розовый чемодан.

Уже спустя неделю она научила всех друзей в больнице отпускать микробышей домой и была очень счастлива.

Я не знаю результата этой игры у других детей, которые попробовали проделать наш волшебный ритуал, но знаю, что было с Камиллой. Спустя месяц операция по пересадке органа прошла удачно, и малышка пошла на поправку. А спустя еще какое-то время я получила фотографию девочки, которую было сложно узнать. Повзрослевшая Камилла с котенком на руках. Не в больничной палате, а дома, со своей семьей.

Развитие до конца

 
Зовет меня небесный свет,
свет изобилия, блаженства.
Он манит, но меня там нет.
Я здесь, внизу – несовершенство…
 

За окном темнело, и я спешно укладывала чемодан, чтобы лечь пораньше. Рано утром полет длиною почти в сутки. Наконец я радостно застегнула молнию и откатила чемодан в прихожую. В этот момент зазвонил телефон, я подняла трубку. Это был знакомый мужчина, который помогает людям в том, чтобы у них росла популярность, успех и, соответственно, деньги. Он хотел встретиться, чтобы разобраться в важном вопросе, который мучил его уже долгое время: «Не могу понять, почему я никак не могу впустить деньги в свою жизнь. Других учу, а у самого не получается».

Из-за предстоящего перелета я не хотела ни с кем встречаться. Но он попросил: «Знаешь, мне очень надо с тобой поговорить, разогнать внутри себя что-то, запустить процесс, посадить росток, бросить зернышко…»

Я понимала, что до отъезда у меня остается очень мало времени даже на сон, но все же решила с ним встретиться.

– Давай, я быстро расскажу, что происходит, и не буду тратить твое время зря, – сразу начал он.

В такие моменты мне необходимо к человеку «подключиться», как к Wi-Fi. Почувствовать, что у него внутри.

– Не спеши, – говорю я. – Просто расскажи, чем ты сейчас занимаешься?

– Нууу… Я людям помогаю…

– Хорошо. Это я понимаю. А как это происходит?

– Я им говорю, как продвигать себя, что делать, какие темы для этого выбирать.

– А что еще? Ты рассказывай, рассказывай, мы перейдем, к чему надо, когда придет время!

И он мне рассказывает, рассказывает. Я говорю:

– Хорошо, а сколько из этих людей, с которыми ты занимаешься, реально успеха достигли?

– Пока один…

– А что с остальными?

– У них пока не получается. А некоторые вообще уходят с полдороги, что тоже лишает меня дохода…

– А почему не получается? Что не получается? Что ты им такое советуешь делать?

И тут он говорит:

– Я им говорю, чтобы они внутренне росли, чтобы читали такие-то книги, делали такие-то задания, такие-то медитации. Что любое развитие требует невероятного духовного роста, продвижения.

– И это ты говоришь людям, у которых нет запроса на «невероятный духовный рост»? Которые просто хотят заработать деньги?

– Ну да! Но ведь без духовного роста никаких денег быть не может!

И тут меня прорвало:

– Ты сейчас сам услышал, что сказал?

– Да. Если ты духовно недостаточно развился, не до конца, не окончательно, то какие могут быть деньги?

– А люди примерно так в ответ на это думают: «Так это надо всю жизнь медитировать, иначе никакого роста не будет? А я не умею и не хочу заниматься всей этой хренью, поэтому ну его нафиг!» Это во-первых. А во-вторых, представь, что на самом деле все это ты говоришь не людям, а СЕБЕ! Ты сам-то уже до конца развился? Научился медитировать, прочитал кучу книжек? И все? И что такое «развиться до конца»? Как это?

– Ну, это такой путь…

– Если ты связываешь духовное развитие с деньгами, то что происходит у тебя самого? Ты ждешь, когда же, наконец, разовьешься до конца, чтобы деньги вошли в твою жизнь. Ты же по этим правилам живешь и себя программируешь. Верно? Главное, непонятно, до какого конца и есть ли вообще конец у этого?

Он смутился и покраснел:

– А ведь так и есть…

– Люди, которые к тебе приходят, не подготовлены к этой информации, а может, вообще не хотят этого знать. Они имеют право не углубляться в техники, медитации и излишний аскетизм. Они просто хотят денег и имеют на это право! А ты навязываешь им утопичную идею, что, пока не разовьешься, не научишься медитировать, быть умным и бла, бла, бла, денег не видать, как своих ушей. Естественно, они будут сбегать! Останется только тот, кто и без тебя это знает.

– И что делать?

– Для начала понять, что, не позволяя другим получить деньги без этого «развития до конца», ты награждаешь безденежьем себя. А в отместку за это невольно наказываешь и их. «Если я такой „недоразвитый“ и не разрешаю себе иметь деньги, то и вы не получите!» Круг замкнулся. И что же это такое «развитие до конца» – просветление? Но в духовном развитии нет конечной цели! Это путь длиною в вечность.

Знаешь, я недавно читала заметки Будды из его учений. Там много сказано о просветлении и обо всем, что ведет к нему. Прочла там такую историю, она как раз в контексте темы нашего разговора. В одном государстве нужно было найти самого праведного человека. Двое людей в поисках этого человека пришли в большой город. Там им сказали, что в этом городе все люди – праведные и можно обратиться буквально к каждому. Но самый праведный из всех – правитель. Эти двое приходят к нему и говорят: «Ты – самый праведный человек, соблюдаешь все предписания истинного пути, близок к просветлению, помоги, пожалуйста, дай нам совет». Тот отвечает: «Не могу! Я совершил в своей жизни одну маленькую ошибку, поэтому я не самый праведный».

«Что же такого ты сделал?» – с просили путники. «Я – очень хороший стрелок. Однажды я показывал народу, как стреляю из лука, и одна из стрел попала в воду и не всплыла. А это означает, что она проткнула рыбу. Я убил бедную рыбу, поэтому я не праведный».

Меня эта история поразила! Я подумала: «Ничего себе! Человек случайно проткнул рыбу, а может, даже и не проткнул, может, стрела запуталась в водорослях или завязла в тине. Но одно предположение об этом уже делает его неправедным. А значит, он не позволяет себе того, что было важно в те времена, в той истории: он не имел права на совет, наставничество. Правитель города не позволил себе дать путникам совет, потому что считал себя „не развитым до конца“».

И это были законы для мирян, то есть для обычных людей, которые и не мечтали о больших деньгах и власти. Для остальных были отдельные правила «развития», свыше тысячи предписаний – что необходимо делать, чтобы соответствовать этому пути! Тысячи! Некоторые из них можно прочитать. Ты знаешь, я даже смотреть их не стала.

И дело не в том, насколько хороши, объективны или «правильны» эти правила и то, что ты считаешь необходимым. Но в жизни мы так часто пытаемся взять на себя какие-то ограничения, которые нам, может быть, не подходят. А может, еще рано не то что для их принятия, но и хотя бы восприятия, понимаешь?

Иногда, возможно, мы думаем: «Дай-ка, я посмотрю эти правила, концепции, знания, возьму и начну этот путь развития, чтобы у меня уже все было!» Но что делаем в результате? Лишь добавляем себе тысячи причин для самобичевания, недовольства, несостоятельности и других «недо-я». А это, как известно, точно не ведет ни к счастью, ни к благосостоянию.

И потом, кто знает, что первостепенно: иметь деньги, чтобы встать на духовный путь, или встать на духовный путь, чтобы появились деньги. У всех по-разному! Не ограничивай себя и приходящих к тебе людей. И не злись на других за свое выдуманное несовершенство.

Расстались мы далеко за полночь, а спустя несколько месяцев я снова получила от него сообщение: «Хотел написать тебе раньше, но процесс осознаний, влекущий перемены, поглотил меня. Не поверишь, но я отказался от большинства неприкасаемых концепций, в которые годами верил и… в которых барахтался. Незаметно для меня они скопились в плотный занавес, не пропускающий ни луча света. А ведь все они пришли в результате моего поиска этого света, но стали не проводником к нему, а, наоборот, изолятором. Их оказалось так много, что я не в состоянии больше соответствовать им. Это невозможно, еще более невозможно – заставлять других. И знаешь, отказавшись от них, я понял, что все это уже есть во мне, ровно столько, сколько нужно, для воплощения той жизни, дохода, отношений, которые мне необходимы. Главное, правильно воспользоваться этим. И именно этим я и занимаюсь сейчас, помогая клиентам учиться применять то лучшее, что у них уже есть, для достижения своих целей. Путь продолжается, но иначе. И знаешь, есть чем похвастаться!»

Неродные родные

 
Наступит день, и вновь вернусь я в детство.
Тогда, когда устану я совсем,
Тогда, когда от этого не деться,
И будет мне не 70, а семь.
 

Альбина Михайловна – мама моей подруги детства. Мне было лет пять, когда мы познакомились с Аленкой. Ходили в детский сад, в подготовительную группу и были подружками. Василий Федорович, отец Аленки, редко забирал ее из сада, поэтому его я узнала позже, а Альбину Михайловну прекрасно помню с тех пор. В детстве я была осторожна со взрослыми. По «горькому» опыту, сложившемуся к шести годам, знала, что они постоянно лезут обниматься и целоваться, со своими «ути-пути»! А я считала себя взрослой и никаких «телячьих нежностей» не принимала.

Альбина Михайловна была единственной взрослой тетей, к которой меня тянуло. Иногда кажется, именно она научила меня вести себя в будущем с детьми, как со взрослыми.

Она работала по сменам на мясокомбинате, работу заканчивала около четырех и сразу приходила в сад за дочерью. Все дети завидовали Аленке, которая могла так рано уходить из сада.

Я хорошо помню, как увидела ее в первый раз. Мы давились манной запеканкой на полднике, когда нянечка сказала Аленке, что за ней пришла мама. Подруга тут же перестала изображать аппетит и побежала в коридор. Пока нянечка отвлеклась, я под шумок последовала за ней.

– Ну, привет! – сказала мне Альбина Михайловна. – Я тетя Аля, я ты кто?

Она улыбалась, как волшебная фея.

– Это Лилька! – выпалила Аленка.

– Это что еще за Лилька? Не Лилька, а Лиля! – поправила ее тетя Аля.

Она посмотрела на меня и, заметив мой унылый вид, спросила:

– А ты чего грустишь, дружочек?

– Домой хочу!

– Понимаю… Ну ничего, тебя скоро тоже заберут!

– Мама, а давай Лилю возьмем с собой! – предложила Аленка.

– Мы не можем. За ней придет мама, и когда увидит, что ее нет, расстроится, будет искать и плакать…

– Мама не будет плакать. Она знает, что я взрослая и сама могу ходить домой. Нянечка ей скажет, что я у вас, а мама знает, где Аленка живет, – со знанием дела сказала я.

Тетя Аля внимательно посмотрела на меня, улыбнулась и пошла к воспитателю договориться, чтобы меня отпустили с ними.

Сколько лет знаем друг друга, а встречаясь, каждый раз смеемся, вспоминая, что же тогда заставило ее пойти мне навстречу. То ли ее возраст (ей тогда лет 25 было), то ли мой врожденный талант убеждения!

Домой меня, конечно, не отпустили, но в следующий раз, когда наши мамы договорились и предупредили воспитателей, я победоносно ушла из сада после полдника вместе с подругой. Так началась эра моего «сроднения» с семьей Аленки.

Спустя год мы пошли в первый класс. Сначала тетя Аля так же забирала обеих из продленки, а когда позже и сами приходили. За эти два года мама и папа Аленки стали мне родными. Это были не просто родители подруги. Тетя Аля всегда видела во мне нечто большее, чем Лилю Кох, подружку дочери, троечницу из пятого «Б».

Несмотря на то что ее дочь была отличницей, она часто говорила: «Алена, слушай, что Лиля говорит, она знает, что делать…» Я чувствовала доверие и любовь со стороны и Альбины Михайловны и ее мужа, Василия Федоровича.

Они были прекрасными людьми, но очень сложной парой, с непростыми отношениями, которые нередко их выматывали. Еще в первом классе я заметила, что дядя Вася очень любит жену, но в то же время терпеть не может ее самостоятельности, твердости, упрямства и открытости. Она могла находить наилучшие решения без всякой помощи и советов, в которых никогда не нуждалась.

Уверена, именно благодаря этим качествам в их доме всегда все было. И конфеты «Красная Шапочка» на столе, и ветчина по 3,50 в холодильнике, и мутоновая шубка на Аленке, и норковая шапка на муже.

В те времена только такие люди и жили благополучно. Дядя Вася был инженером, до начала девяностых зарабатывал неплохо, но таких связей, как у жены, трудившейся на мясокомбинате, точно не было.

Не знаю, как это воспринималось мужчинами в других семьях, но в этой мужчина явно не радовался, что главным добытчиком в доме была жена. Я ни разу не видела, чтобы он был доволен, когда тетя Аля приносила в дом что-то новенькое. Будь то нарядное платье Аленке или фирменный костюм мужу.

– Вась, ну чего ты сердишься, я же для нас стараюсь, – оправдывалась она.

– Да отстань ты! Тебя, кроме тряпок, ничего больше не интересует! – ворчал он, словно обвиняя жену в какой-то нечистоте.

На самом деле Альбина Михайловна никогда не делала ничего, что могло бросить хоть какую-то тень на их семью. Он знал это и в то же время еще больше бесился от своего бессилия и, как ему, наверное, казалось, – никчемности. Потому и начинал иронизировать, скатываясь в сарказм, придирки и злые издевки.

Зато когда мы садились делать математику, он расцветал и блистал во всей красе. Больше всего он любил заниматься со мной. Почему? Все очень просто! Аленка и так неплохо понимала в точных науках, а я была дуб дубом. Он мог часами объяснять мне формулы и так, и эдак. До сих пор вспоминаем с ним, как тяжело давались мне алгебра с геометрией. Для меня он был добрым, чутким и отзывчивым, как отец.

Всегда удивлялась, как он вмиг менялся, когда начинал язвить супруге. Как будто она делала что-то нехорошее, пачкая тем самым его честную инженерную репутацию. Он спорил, подтрунивал, но при этом все равно не мог противостоять ей. Во-первых, любил, а во-вторых, характер Альбины Михайловны был очень крепким. При необходимости она всегда могла надавить на мужа и сделать по-своему. Хотя и расплачивалась за это недовольством подавленного, нереализованного, обозленного мужчины. Кто тут виноват? Кто же его знает… Чужая жизнь всегда потемки.

Когда наступили девяностые, все изменилось. Работу тогда потеряли многие, привилегии закончились, все уравнялись на знаке минус. Тетя Аля перестала терпеть нападки мужа и сама стала нападать. Помню, как-то зашла к ним, и мне стало страшно от их громкой перепалки. Оскорбления и обвинения лились рекой. Мы с Аленкой собирались на дискотеку, нам было лет по 17. Я обратилась к ее отцу:

– Дядь Вась, ну зачем вы так!

– Да потому что она дура! – закричал он.

Мне всегда казалось, что на самом деле они совсем другие, не такие, как друг с другом. Мы так много времени провели вместе, так много общались. Я переслушала сотни рассказов о том, как семья дяди Васи жила в землянке в послевоенное время, как они радовались, когда поселились в барак и жили там еще долго, как мерзли в суровые зимы и, как котята, жались друг к дружке, чтобы согреться.

Казалось, не могут такие хорошие, искренние люди так меняться. Но годы шли, а отношения так и не налаживались. В какой-то момент они выровнялись: всем стало так тяжело, что было уже не до ссор, нужно было выживать.

Позже я уехала из родного города, и мы долго не виделись. Однажды Аленка написала мне, что мама сильно заболела. Сильный дух и веселый нрав Альбины Михайловны таяли на глазах. От ее бойкого характера не осталось и следа. За несколько лет она превратилась в слабую, измученную женщину с вечными жалобами, обидами на мужа, на дочь и весь мир.

Мы стали созваниваться почти каждую неделю, я старалась поддерживать ее.

– Тетя Алечка, постарайтесь не переживать, меньше беспокоиться и новости поменьше смотреть. Нет в них ничего хорошего, одни переживания!

– Спасибо, миленькая моя! Хоть от тебя доброе слово услышишь, Аленке-то все не до нас, стариков. Да и отцу надоели уже мои болячки…

На самом деле, именно в это время Василий Федорович очень поддерживал свою любимую супругу. Да-да, любимую! Всегда знала, что он любил ее… Как умел! Несмотря на то что на пять лет старше, он держался очень бодро и во всем стал ей поддержкой. Ему очень нелегко, порой ничего, кроме жалоб, он в течение дня и не слышит, а это непросто. Когда приходится долго наблюдать боль, страдания близкого человека, которому ты никак не можешь помочь, невольно начинаешь заболевать сам. Как минимум морально, но отсюда недалеко и до физических болячек. Василий Федорович очень страдал.

В прошлом году я посетила родной город и первым делом побывала у них. Я остановилась у Аленки, и почти каждый день мы навещали родителей. Собираясь к ним в первый раз, она сказала:

– Ой, замучили они меня… Старики уже, а живут, как кошка с собакой. Мама такая вредная стала, то ли от возраста, то ли от болезни. Слова ей не скажи… Сразу на меня обижается или на отца орет. А он тоже хорош. Нет чтобы промолчать, так отвечает. Когда прихожу к ним, он тут же начинает на нее жаловаться, наговаривать, а она сразу взрывается. Да что я тебе рассказываю, ты сама все знаешь, только теперь это десятикратно увеличилось.

– Понимаю, Аленушка… Помню твоих, да и у самой мама больна много лет, теперь вот и отец тоже. Не понаслышке знаю, что такое больные старики, они – как дети. И внимания больше требуют, и капризничают. Я своих только и делаю, что поддерживаю да воспитываю. А куда деваться? Сначала они нас, а теперь наша очередь…

– Все так и есть… Я так устала от них! Может, ты их хоть немного подбодришь, как своих. Мои тебя любят, всегда прислушивались к тебе больше, чем ко мне.

Мы собрались и поехали.

– Привет, дорогие мои старики! Смотрите, кого я вам привезла! – торжественно произнесла подруга, заводя меня в прихожую знакомой квартиры.

– Батюшки мои! – воскликнула Альбина Михайловна. – Лиленька, роднулька наша приехала!

Она протянула руки, и мы обнялись. Василий Федорович поспешил сделать то же самое:

– Молодец! Наш человечек, умница, что приехала больных стариков навестить! – приговаривал он, крепко сжимая меня.

– Ну, не наговаривайте на себя! Тоже мне, старики нашлись! Вы еще больных стариков не видывали! – смеялась я.

На самом деле, отец Аленки держался очень даже неплохо. А вот мама сильно сдала. Взгляд поник, а яркие огоньки в глазах почти погасли. Но я чувствовала, что где-то под «грудой» болезни, возраста, страданий и безнадеги теплится огонек. Тот самый, «фирменный», присущий только ей, любимой тете Але.

– Отец, ну, чего стоишь, как истукан, давай хоть чаю поставь, а то у нас и нет ничего на стол, никого не ждали, не готовились, – причитала Альбина Михайловна.

– А мы все с собой привезли! Так что не переживай, мамулька, сейчас вместе и приготовим. К тому же повод для праздника замечательный! – Аленка подмигнула мне и начала разбирать сумки.

Я с нежностью смотрела на подругу и вспоминала себя в такой же роли – дочери больных родителей. Знаю, что Аленка нередко утопает в их проблемах, в исходящем от них вследствие болезней негативе. Никто не может оценить чужую боль от страданий, от физических недугов, от страха старости и смерти. Каждому из нас этого не понять и не почувствовать, пока сами не окажемся как минимум в этом возрасте. Но поддержать, помочь любимым, близким выбраться из этого очень хочется. В этом мы с подругой похожи.

Это отнимает много сил и времени, да. Каждый вправе для себя решать, как быть со своими стареющими родителями. Обижаться на детские травмы или благодарить за данную жизнь. И каждый вправе делать свой выбор. Для нас с Аленкой выбор очевиден.

– Мам, смотри, я вам новую книжку привезла! Очень интересная, тут и аудио, и обычная для чтения, как папа любит. Вместо всякой бяки по телеку лучше почитайте или послушайте. Пап, ты же раньше любил аудиоспектакли слушать, вот и тут вроде спектакля. Мама даже засыпать лучше сможет под книгу. А вот новая настольная игра! Очень простая и интересная. Сейчас вместе и протестируем, а то вы к своим картишкам уже приросли… – смеялась Аленка.

– Да какие картишки, доченька, мы уже и не играем в них, надоело… Да и отец постоянно проигрывает мне, уже не хочет играть! – она лукаво взглянула на мужа и хихикнула. – А книгу, что ты в прошлый раз приносила, мы слушали, но ни черта не поняли. Сидим, слушаем, я спрашиваю отца: «Ты что-нибудь понял?» – а он мне: «Неа…»

– Ничего страшного! – не сдавалась Аленка. – Слушайте снова и снова, пока ваше внимание вновь не научится собираться, фокусироваться. Я сама по несколько раз книги переслушиваю…

– Хватит тебе уже, надоело! Мама болеет, и мы не можем постоянно что-то смотреть и слушать! – возмутился Василий Федорович.

– Пап, ну как не можете-то! Я не знаю столько «мировых» проблем, сколько вам известно. Все новости за день по телеку пересматриваете, а потом говорите, как ужасен новый мир, какой в нем хаос, какая кошмарная жизнь, как все плохо…

– А что, разве не так? – отец махнул рукой и ушел в спальню, демонстративно врубив новости на всю катушку. Мы отправились на кухню и принялись за приготовление обеда.

– Он такой вредный стал, такой раздражительный, еще хуже, чем раньше! Слова ему не скажи, сразу взрывается. Я спрашиваю: «Неужели тебе совсем меня не жалко? Я так страдаю, у меня все болит, а ты!..» Как будто ненавидит меня! – жаловалась Альбина Михайловна.

– Ну что вы! Ему тоже тяжело, – сказала я.

– А чего ему тяжело-то! У него что, суставы, как у меня, выкручивает, или от головной боли кричать хочется? У него ничего не болит, ничего не беспокоит. Смотри-ка, тяжело ему!..

– Теть Алечка, не в этом дело. Он любит вас, помочь хочет, и вся его боль – от беспомощности, понимаете? Потому и злится, и расстраивается, что сделать ничего не может. Вы ему жалуетесь, ежедневно описывая свои страдания, а что он сделает? Ничего. Но и скрыться от вашей боли тоже не может. Думаете, это легко? Совсем нет.

Альбина Михайловна молчала. Звук телевизора в спальне тоже затих. Я знала, что Василий Федорович сейчас слушает меня.

– А новый мир – совсем не хаос. Хаос в голове, понимаете? Вот вы говорите: «Мы не можем постоянно что-то смотреть и слушать», – но именно это вы и делаете. Причем смотрите передачи о преступлениях, авариях, страданиях. А все это и создает картину хаоса. То есть невольно сами выбираете хаос. Но то, что вы смотрите, делаете, слушаете, чувствуете, говорите, – это ваш выбор. Возможно, неосознанный, но ваш. А вы начните осознанно выбирать, что вы слушаете, смотрите, делаете, как реагируете, что говорите, в конце концов, друг другу. И хаос прекратится. И только тогда воцарятся и спокойствие, и радость, и здоровье. Это главное.

На пороге кухни показался Василий Федорович.

– Сложно все это нам, старикам, Лиленька. Не всегда получается так просто взять и понять, где и как мы этот выбор делаем, чтобы остановиться. Мы привыкли так жить. Небось уже не студенты, чтобы взять и в один день перестроиться.

– Понимаю, я это все понимаю… Но у вас есть поддержка, есть тот, кто с любовью готов тормошить вас, напоминать про выбор. Это ваша дочь. Когда Аленка приезжает, она хочет вас поддержать. И это как свежего воздуха глоток, чтобы отвлечься, абстрагироваться от привычной жизни в неосознанном хаосе. Когда она, радостная, что-то говорит вам, предлагает, важно подхватывать это. А не начинать жаловаться друг на друга. Вас обоих это раздражает, огорчает. Вот она говорит: «Пойдемте гулять!» И вы в ответ: «А пойдем!» Говорит: «А давайте что-нибудь вкусненькое приготовим?» – «А давай, только скажи, что нужно делать». Она говорит: «А давайте посмотрим какой-нибудь хороший фильм?» – «Давай, доченька! Что ты нам новенького покажешь?» Чтобы выйти из хаоса, необходимо быть открытыми. Вы откликнетесь – а за вами и Альбина Михайловна потянется.

Вы можете сколько угодно воспитывать, ругать жену, обижаться на нее, с ума сходить, но она такая, какая есть. И если ее клевать, говорить: ты всегда то-то, ты всегда так-то, она будет только раздражаться. Она такая не потому, что плохая, а потому, что не может справиться с болезнью. Ей тяжело, но вытащить ее мы можем только своей поддержкой, примером. Например, утром скажите ей: «Алечка, пойдем погуляем? Хотя бы несколько минут, глядишь, так и до парка дойдем, там посидим и вернемся…» Такие простые вещи. И не надо махать руками и показывать ей, как вам все надоело. Это ваши два обычных состояния еще с молодости, вспомните! Либо вы смиренно все терпите, со всем соглашаетесь и в эти моменты будто приносите себя в жертву. Причем невольно, подсознательно ожидаете, что и она, и Аленка, и весь мир это заметят, оценят и будут вам должны. Или же, и это ваше второе состояние, не соглашаетесь, не смиряетесь, а начинаете нервно, ярко демонстрировать, что вам не нравится. Думаете, что другие поймут это, принимая во внимание вашу «жертву». Но, учитывая, что о «жертве» никто не знает, подобная реакция выглядит странно и непонятно. Не лучше ли просто поговорить – откровенно, искренне, по-доброму? Просто скажите: «Аль, мне очень тяжело, потому что я страдаю вместе с тобой, я заболеваю вместе с тобой, я хочу тебе помочь, хочу облегчить твою боль, но не могу! Пожалуйста, скажи, что сделать, чтобы тебе стало легче. И если я ничего не могу сделать или ты не можешь меня ни о чем попросить, тогда, пожалуйста, давай прекратим хотя бы так много говорить о страданиях! Давай будем каждый раз отвлекаться. Поменьше об этом говорить, поменьше на этом фокусироваться». Скажите ей честно: «Аленька, ты постоянно живешь в своей болезни и меня невольно в нее втягиваешь. Я ни в коем случае тебя не обвиняю, я тебя люблю, Алечка моя родная, и я хочу тебе помочь. Но ничего не получается. Я тебя выслушиваю, я рядом, но это не помогает, к сожалению. Давай, как только ты начинаешь жаловаться, я буду тебе говорить: „Алечка, отвлечемся?! Поиграем в карты, в шашки, пойдем погуляем или что-нибудь приготовим, давай я сделаю тебе массаж, в конце концов. Все, что угодно, все, что уводит от болезни. Пойдем почитаем книгу, которую принесла дочь“». Чем больше мыслей о боли, тем больше самой боли. И ни вы, ни я, ни Аленка не можем помочь.

– Я стараюсь говорить с ней так, но она не хочет ничего слышать. Стараюсь успокаивать, но она сразу обижается, злится, начинает ругаться. А мне и связываться не хочется, – в отчаянии проговорил Василий Федорович.

– Неправда! Ты никогда не говоришь мне так. Ты либо молчишь, либо просто уходишь в другую комнату и включаешь телевизор! – сквозь слезы возразила Альбина Михайловна.

Я повернулась к ней и сказала:

– Тетя Алечка, дорогая, пожалуйста, помогите себе. Избавьтесь от этих мыслей боли. Не жалуйтесь мужу каждый раз, этим вы лишь умножаете собственную боль. Но помимо этого и его наделяете… Есть другой способ: не думать об этом. Учитесь быть более открытыми. Тетя Аля, начните говорить себе: «Так, я опять начала слишком много думать о боли. Вась, ты чего меня не прерываешь? Пожалуйста, напоминай. Я не хочу этого! Но напоминай мне, пожалуйста, с любовью: „Алечка, нужно отвлечься. Так, что мы для себя сейчас придумаем, чтобы отвлечься? Давай придумаем что-то, что нас будет радовать. Что ты хочешь?“ Что угодно. То, что нас отвлечет от этой привычной ужасной реальности боли…»

Альбина Михайловна тихо плакала, вытирая горячие слезы бумажной салфеткой.

– Тетя Алечка, дорогая, вы должны в этом участвовать и, пожалуйста, не обижайтесь на мужа. Ему тяжело. Помогите ему! Учитесь говорить о своих чувствах, не обвиняя друг друга. Ведь сейчас вы не доверяете друг другу. Каждый раз, когда Василий Федорович что-то говорит, вам сразу кажется, что он специально хочет сказать вам что-то обидное. Но он не умеет по-другому! Да. Он ироничен, саркастичен, потому что его желания, чувства, мечты подавлены. Он не умеет их выражать, поэтому защищается таким поведением. Он хочет иначе, но пока не умеет. И если вы это знаете, то не будете раздражаться и взрываться. Вместо этого нужно сказать: «Вась, не говори так, ты же знаешь, как меня это ранит. Скажи мне, пожалуйста, то же самое, но по-другому. Давай будем учиться говорить о своих чувствах, желаниях, обидах иначе – с любовью, доверием, уважением. За годы жизни вместе мы не научились этому, а разучились даже тому, что умели. Но учиться можно всегда…»

Василий Федорович подошел к супруге и, присев рядом, обнял ее. Тетя Аля не сопротивлялась. Она заплакала еще сильнее, уткнувшись в плечо мужа. При виде этой сцены у меня к горлу подкатил комок. Но я продолжала:

– Вам обоим важно знать: он говорит это сейчас не потому, что он плохой или она, не потому, что хочет меня обидеть, а потому что по-другому у него просто пока не получается. Но я хочу ему помочь научиться, поэтому лучше скажу в ответ: «Я знаю, что на самом деле ты так не думаешь. Давай сейчас ты скажешь мне, как думаешь на САМОМ деле, исходя из истинных чувств. Нам так много лет. Неужели мы хотим последние годы прожить в нелюбви, злости, раздражении и недовольстве? Неужели мы хотим все оставшееся время чувствовать вину за то, что когда-то не научились проявлять уважение друг к другу?»

Помните об этом! Это очень важно. И старайтесь день за днем, шаг за шагом, эмоция за эмоцией, усилие за усилием развивать это понимание. Прежде, общаясь со мной или с Аленкой, вы были совсем другие, как дети. Настоящие, искренние, какие и есть на самом деле. И если бы вы друг с другом проявлялись так, как можете и умеете проявляться с нами, вы друг друга бы простили, поняли, оправдали, приняли.

С нами вы не боялись быть настоящими, потому что не нужно было защищаться. Вы не боитесь быть такими с нами и сейчас. Ваша Душа, бессознательная память запомнили, что с Аленкой, со мной безопасно и можно быть собой! А друг от друга привыкли лишь защищаться. Он – от ее давления, она – от его сарказма. Вы по-другому вести себя друг с другом не умеете. Пока. Но поймите, вы настоящие – такие, какими всегда были с нами. Просто это нужно вспомнить.

Тогда вы бы друг друга и любили, и принимали, и доверяли. Парадокс: два человека друг друга не любят, потому что живут, притворяясь кем-то другим. Они делают вид, что они – недовольные, ироничные, злобные, раздраженные. Хотя на самом деле они добрые, искренние, глубокие, интересные люди. Начните потихоньку, постепенно возвращаться к себе настоящим. И все изменится, улучшится. Возможно, сейчас вам сложно понять меня, но я очень прошу, запомните мои слова. Пусть они, как зернышки, проникнут внутрь и дадут свои рoсточки в ваших Душах. Помогут принять твердое намерение: «Я хочу это изменить!»

Но не ожидайте друг от друга скорейших перемен. У кого-то будет получаться быстрее и легче, у кого-то – медленнее и сложнее. У кого-то – сегодня, у кого-то – завтра. Не оглядываясь друг на друга, радуйтесь, если получается хоть что-то. Говорю вам это с надеждой и любовью, как своим вторым родителям.

…Мы молчали. Я почувствовала опустошение. Выплеснулось то, что должно было выйти здесь и сейчас. Было приятное облегчение, но хотелось плакать. Аленка вытирала слезы, а родители так и сидели, обнявшись. Спустя несколько минут Василий Федорович прервал тишину:

– Спасибо тебе, доченька. Знал, что не зря ты к нам приехала, всю душу так и вытрясла. Ты это с детства умела. А теперь я чувствую себя свободнее и спокойнее, будто за этот час вся жизнь перед глазами пролетела, все мысли в слова обернулись и высказались так, как всегда я хотел, но не мог…

Голос дяди Васи задрожал. Тетя Аля поспешила обнять мужа:

– Когда я в последний раз тебя обнимала, а? Вась? Я ведь тоже тебя люблю! Ты у меня самый лучший! – о на снова прижалась к мужу. – Нам бы только не забыть теперь все это… Слышишь, отец?

Василий Федорович кивнул головой.

– Лиль, а ты запиши им свое послание. Мама твои стихи по сто раз переслушивает, а теперь будет и это слушать, чтобы не забывать, и мне в помощь, – Аленка вытерла слезы и оживилась.

– Почему бы и нет? Возьму и запишу! Я вас очень люблю, и для меня очень важно, чтобы вы были счастливы, здоровы и довольны жизнью.

Закончив приготовление праздничного блюда, мы пообедали и уехали. По дороге домой Аленка сказала:

– Знаешь, а ведь я сегодня в твоих словах и свои отношения с бывшим увидела. Так ясно стало, отчего мы расстались.

– И отчего?

– Оттого, что не были собой. Все ждали, что другой изменится и сделает то, что сам сделать не можешь…

Через неделю я уехала.

Еще спустя несколько дней Аленка написала: «Отец еще и ногу подвернул. Ничего страшного, но ходить недели две точно не сможет. Маме совсем не в силах помогать. Но самое интересное, что теперь не он за ней, а она за ним ухаживает. Да с такой заботой! Никогда их такими не видела, воркуют, как голубки, словно всю нежность, что скопилась за столько лет, начали отдавать друг другу. Это после разговора с тобой случилось. Видно, сложно им было перестраиваться. Вот случай и подкинул им ситуацию для „тренировки“. Она даже как будто выздоравливать начала, про жалобы и свою боль совсем забыла. Так и хочется сказать: не было бы радости, да горе помогло…»

Домой!

 
Я обязательно вернусь
под звуки грома и дождя,
туда, где всколыхнется грусть,
туда, где больше нет меня…
 

Каждый раз думаю, что вряд ли еще вернусь в город своего детства, ведь все так изменилось. Но снова возвращаюсь.

И вот спустя семь лет я опять в Омске. В этот приезд я испытывала особенную ностальгию и желание погрузиться в детство. Возможно, это состояние было навеяно прошедшим курсом о любви к себе. Мне очень захотелось домой… Да, именно домой, в ту нашу хрущевку, где мы сидели на кухне, когда мама пекла блинчики и жарила картошку с моими любимыми грибами-«коровниками». Где с балкона я смотрела, как ребята бегут домой из школы. Где качалась на качелях во дворе.

Я не знаю тех, кто сейчас живет в нашей квартире, но решилась зайти и попроситься «домой». Хоть на минутку…

Наша пятиэтажка на родной улице Юбилейной, покрытая серой смесью бетона с вкраплениями белых камушков, выглядит все еще симпатично. Перед домом детский садик, в который ходил мой маленький сын Герман, а за домом моя родная школа № 25, где я училась с первого класса. Я подошла к нашему подъезду, села на лавочку и закрыла глаза. Картинки стремительно сменяли друг друга. Вот я прыгаю на скакалке с девочками из нашего двора, а вот мы играем в резиночку прямо у подъезда, а затем рисуем мелом «классики». Мама вышла на балкон и зовет домой, а мне хочется еще прыгать и прыгать! Чувства и запахи поглотили все мое существо. Как же вкусно тут пахнет… Летним дождем, блестящими сугробами и желтыми листьями. Если бы вы только знали, как невероятно пахнет осенняя листва в Сибири!

Я зашла в подъезд и стала подниматься по лестнице. В подъезде все так же чисто и уютно. Машинально остановилась возле нашего почтового ящика и по привычке, как раньше, проверила почту, запустив указательный палец в дырочку ящика. Пусто. Проходя мимо знакомых квартир, вспоминала соседей и их имена. Некоторые двери изменились, а некоторые остались прежними.

И вот четвертый этаж, наша дверь посередине; дверь, в которую я заходила почти 30 лет. Волнение всколыхнулось внутри, я остановилась и замерла. Несколько минут стояла, как вкопанная, прислушиваясь к звукам из-за двери. Вокруг была такая тишина, что я слышала лишь стук собственного сердца. Не знаю почему, но мне хотелось плакать. Не давая волю чувствам, позвонила в дверь. Открыл мужчина средних лет:

– Вам кого? – удивленно спросил он.

– Никого… Я просто хочу зайти к вам в дом, можно? – промямлила я.

И, увидев удивленный взгляд незнакомца, поспешила прояснить ситуацию:

– Простите, я сейчас все объясню! Моя семья – бывшие жильцы этой квартиры, мы уехали отсюда 15 лет назад. Я прилетела в Омск, и мне очень хочется зайти домой…

Напряженный взгляд незнакомца смягчился. Улыбнувшись, он уже почти с сочувствием смотрел на меня. Я чувствовала себя заблудившимся ребенком, который вернулся домой.

– Так вы дочка тех людей, что в Германию уехали?! Заходите! – он открыл дверь и пригласил войти.

Робко я зашла на порог и… О боже, в зале по-прежнему красовалась наша гэдээровская стенка тех времен! Они не выкинули ее, не сменили, она так и стоит. Диван, журнальный стол, кресла и телевизор были новыми, но стояли там же, где и наши когда-то. И эта стенка, и сохранившаяся обстановка создавали впечатление, что НИЧЕГО не изменилось. Как же это было ценно. И как волнующе. Горячие слезы потекли по щекам. Незнакомец спросил: «Хотите чаю, кофе, воды?»

Я не понимала, хочу ли я чего-то, слишком много всего происходило внутри, но неожиданно для самой себя произнесла:

– Можно, я выйду на балкон?

– Конечно, заходите, куда хотите! И на балкон, и в спальню, будьте как дома! Мы – люди скромные, почти ничего здесь не меняли. Все сохранилось с тех пор, как вы уехали, – словно извиняясь, объяснял он.

Я вышла на балкон и бросила взгляд на школу. Постарела: разбитая теплица, обшарпанные стены. Но такие родные! Слезы текли и текли. Я вновь почувствовала себя маленькой, беззащитной и защищенной одновременно. Внутри звучала лишь одна фраза: ХОЧУ ДОМОЙ! ХОЧУ ДОМОЙ! ХОЧУ ДОМОЙ!

Я направилась в спальню.

– У вас письменный стол тоже у окна стоит? – с какой-то странной радостью сквозь слезы проговорила я.

– Да! Говорю же, мало что изменилось, так и стоит. Вы посидите тут, а я приготовлю нам чаю…

Я села за стол и погрузилась в воспоминания. Папа всегда делал со мной уроки, а мама ругала за незаправленную кровать и раскиданные тетрадки. Я вспомнила, как у меня болел живот, я лежала на кровати, а папа рассказывал мне разные истории, после которых уходила боль и я засыпала. Наверное, у папы я тогда и научилась рассказывать истории.

Мне так не хотелось уходить. В этот миг я стала той самой Лилей, которую так любит мама и которую всегда защитит папа. Все так безоблачно, и я в полной безопасности. Такая маленькая, безусловно любимая и абсолютно защищенная. Я здесь еще никто и в то же время все, такая значительная, такая ценная. Не за какие-то достоинства, а просто потому, что я есть. Казалось, это самый важный момент в моей жизни.

Мы попрощались, словно родные люди.

– Вы приходите к нам, Лилечка, не стесняйтесь! Пока мы живы, наш дом для вас всегда открыт, он и ваш тоже!

А я все благодарила и благодарила его.

В такси, по дороге назад, я молчала. Проезжая мимо рынка, таксист прервал молчание:

– О, уже «коровники» продают!

Я словно проснулась:

– Где «коровники»?

– Да вон они, женщина торгует…

Не раздумывая, я выскочила из машины и купила мешок любимых грибов детства. Если честно, я и готовить-то их и не умею, но эти грибы не ела ровно 15 лет. На следующий день я вернулась в Москву. Я помнила, что «коровники» – непривередливые грибы, не червивые, поэтому взяла их с собой. Первым делом позвонила мужу:

– Андрей, помнишь, я рассказывала тебе про «коровники» – мои любимые грибы! Я их везу, будем картошку жарить. И вообще, мне так много всего надо рассказать тебе, так много…

На что Андрей, впрочем, как всегда, ответил:

– Жду не дождусь твоих историй! И жареных «коровников» тоже!

Берлин, октябрь 2019 г.

Отзывы о книге

Анна Семенович:

«Книгу прочла с большим удовольствием. Эта книга – настоящий психологический инструмент. Она может помочь другим людям увидеть свои внутренние проблемы и решить их, научиться любить себя и свою жизнь, научиться жить на высоких вибрациях счастья и таким образом поменять качество своей жизни.

Я всегда верила и верю в чудеса, а эта книга – большой пример того, как чудеса происходят в нашей жизни, когда веришь в лучшее в себе и окружающем мире. Душа может улучшить нашу реальность во много раз, если выбирать жизнь в каждом дне, в каждой минуте, в каждом своем решении. Так, с любовью и удовольствием, можно многое изменить, здоровье, отношения и выбрать другую, настоящую жизнь.

Всем читателям хочу пожелать здоровья, радости и счастья!

С благодарностью и уважением к автору Лилии Кох».

Певица, автор песен Маргарита Позоян:

«Читала взахлеб, не пропуская ни одной строчки, хотелось погрузиться в рассказы полностью, окунуться в атмосферу так, будто я еще один персонаж.

Это некий самоучитель в легкой литературной форме. Я много чего в своей жизни перечитала о психологии, самореализации, терапии и т. п.

Но такого доходчивого пособия мне в руки еще не попадалось.

А о нашей профессии артиста!..

Это же гениально! Все те мысли и чувства, которые я испытываю постоянно, но о которых не принято говорить, я прочла слово в слово в одном из рассказов. Он абсолютно созвучен с моим внутренним ощущением профессии, жизни и отношений.

Кстати, в моей жизни тоже есть такой человек, который изначально был поклонником моего творчества, мыслей и чувств, а впоследствии стал очень близким по духу, несмотря на большие расстояния и нечастые встречи и переписки».

Людмила Соколова, певица:

«В наше время сумасшедших скоростей и электронных книг сосредоточиться на главном не так-то просто. А что же главное? Пища для Души и саморазвития.

Сейчас все труднее ощутить настоящее сердечное тепло, когда что-то читаешь, слушаешь или смотришь. Но есть люди, которых посылают сюда Ангелами, чтобы помочь тем, в ком горит свет созидания и Любви.

Для меня Лилечка Кох – т от самый Ангел, чьи книги, стихи я беру в руки и знаю: стоит мне начать читать, сразу начнет происходить волшебство.

Честно скажу, я всегда плачу, когда читаю произведения Лилии. Но это не горькие слезы, а слезы очищения, радости, облегчения. Все написано между строк. И там столько информации, что после каждого рассказа можно долго размышлять, сопоставлять со своей жизнью, анализировать. А самое главное – зажигаться огнем любви, творчества.

Лиля так просто и понятно излагает невероятно глубокие мысли, что даже самые сложные проблемы становятся легко решаемыми.

Пусть благодаря именно этой книге очищаются и исцеляются души людей и расцветают цветы. Благодарю за Волшебство!»

Елена Кипер, музыкальный продюсер:

«Тонкая чувственная книга, переполненная заботой о ближнем и трепетным отношением к судьбам людей.

Через эту книгу чувствуешь, как Лилия, такая маленькая тонкая женщина, обнимает весь мир, дает надежду, стремится во всех зажечь искру любви, но не ту, которую мы все так долго и ошибочно ищем вовне, а ту, которая внутри нас, в себе.

Найти эту искру – большое чудо, которое переживает каждый, кто прикоснулся к книге.

И с этого момента случается настоящее возрождение».

Об авторе

Лилия Кох – автор бестселлера «100 дней между жизнью и смертью», дипломированный психолог, автор трансформационной игры «Феникс-Возрождение», автор программ по саморазвитию и изменению реальности.

Книга «Выбирая жизнь» – уникальное в своем роде издание. Это – сборник исцеляющих историй о людях. Каждая история – урок для читателя, который наталкивает на размышления о жизни и ее насущных проблемах: семье, любви, работе, утрате смысла жизни и т. д. В процессе прочтения книги, между строк историй каждый читатель сможет найти ответы на свои вопросы. Эта книга – настоящий призыв к исцелению, к очищению, к поиску смысла жизни, к самореализации, к трансформации, к любви к себе и близким.

Лилия Кох: «Сборник рассказов получил название „Выбирая жизнь“, потому что мы всегда стоим перед этим выбором. Он определяет все наши поступки. Жизнь – это путь, и каждый шаг на нем – или в сторону жизни, или в сторону смерти. Звучит страшно, но это так. В сторону любви или в сторону ненависти. В сторону процветания или в сторону увядания. Мы можем осознавать этот выбор или нет, но все равно его делаем, каждый миг».

Если у читателя вдруг возникнет желание попробовать игру «Феникс-Возрождение», то каждый сможет это сделать.

Мастера игры есть во многих городах и странах, игра проводится на трех языках как очно, так и по интернету. https://www.phoenixgame.co/ru/

С этой игрой Лилия Кох была приглашена к министру здравоохранения в Татарстане, где клинические психотерапевты, пройдя игру, назвали ее психокоррекционным инструментом.

http://minzdrav.tatarstan.ru/rus/pressa/foto.htm/photoreport/2625407.htm.