Жорж иномирец 3 бесплатное чтение

© Панченко Сергей

© ИДДК

Глава 1

Блажен тот человек, который, наигравшись с чудесами, со спокойной душой возвращается к привычному образу жизни. У нас как-то не получалось жить просто. Душа маялась жаждой приключений. Каждого из нашей троицы это касалось в равной степени.

Обосновавшись в Транзабаре, мы думали, что обретем некое чувство завершенности пути, наслаждаясь спокойной созерцательной жизнью, участием в жизни города, редкими вояжами по мирам. И мы это получили, но только нам оно быстро приелось.

Антош, как самый способный из нашей компании к абстрактному воображению, создал дом, в котором предусмотрел двери, выходящие в миры каждого из нас. Это было чертовски удобно поначалу, но, привыкнув к ним, мы начали воспринимать их как само собой разумеющееся. Родители привыкли, что мы всегда где-то рядом. Радость встреч уже не была такой сильной.

Как вы, наверное, уже догадались, спрашивать у жителей Транзабара, проживших здесь больше нашего, о том, как они решали проблему, было неразумно. Никто из иномирцев никогда не давал советов. У каждого был свой путь, являющийся как раз основной причиной становления иномирца.

Тогда мы решили вспомнить и записать все свои желания, связанные с какими-нибудь местами, где собирались побывать. Мой список состоял в основном из локаций, описанных в книгах или взятых из фильмов. Причем из книг их было намного больше. У Антоша все его желанные места оказались только из книг, и список их раз в десять превышал мой. Ляля, напротив, собрала все свои достопримечательности из фильмов.

Между нами – в основном между Лялей и Антошем – загорелся спор насчет того, какое место легче представить: описанное текстом или изображенное в фильме. Ответ казался очевидным, но только на первый взгляд. Я вспомнил, что в Транзабаре почему-то нет кинотеатров. Вообще, кино в нем не существовало ни в каком виде. А вот газеты, брошюры с наставлениями и афиши мероприятий имелись на каждом шагу.

Спор привел нас к пернатому чиновнику Археорису. Он как всегда был занят новыми иномирцами, но нашел время ответить на мой вопрос.

– А почему всю информацию мы получаем через тексты? Неужели не проще сделать фильм, который нагляднее покажет нам, что вы хотите от жителей города?

– Смотреть воплощенный в фильме материал – это как питаться заранее переваренной пищей. Книга – тренажер для мозга. Вы сами представляете себе, как должно быть, и именно так и должно быть, как вы себе представляете. Текст всего лишь подыгрывает воображению, но не заменяет его.

Антош был удовлетворен ответом и, чтобы подсластить Ляле пилюлю проигрыша, предложил ей начать путешествие с ее списка.

– Вы просто привыкли заморачиваться со всякой ерундой. Спроси умника, как сорвать плод с ветки, до которой не достаешь с земли, и он затянет рассказывать какую-нибудь заумную притчу, которая, по его мнению, поможет тебе справиться с задачей в ближайшие год-два. Спроси обычного человека – и он поставит тебе стремянку. – Кошка не хотела соглашаться с мнением большинства. – В детстве и юности я так мечтала оказаться героиней фильмов, и вот теперь я могу это сделать, и не надо меня уговаривать, что быть героиней книг интереснее.

– Дело не в этом… – Антош настойчиво пытался переубедить Лялю.

– Антош! – перебил я его. – Едэм, как говорится, дас зайне. Каждому свое.

– Я просто хотел сказать, что…

– Хватит. Ты же не видел фильмы, которые смотрела Ляля. Расслабься и получай удовольствие. Считай, что она их сама вообразила.

– Ох уж это ваше млекопитающее заступничество! – Змей свернулся в кольцо и положил голову себе на хвост.

– Спасибо, Жорж. – Ляля прижалась ко мне мягкой щекой.

Я не удержался и шумно вдохнул запах ее шерсти. Она пахла варежкой из детства.

– Это хоть не фильм ужасов будет? – спросил я на всякий случай, вытирая нос от застрявшего в нем щекочущего подпушка.

– Мелодрама с печальным концом. – Ляля тоже грустно вздохнула. – Вы готовы?

– Да, – невольно вырвалось у меня.

Антош, как-то умудряясь сохранять скепсис на своем физиологически не приспособленном для выражения эмоций лице, скрутил нас в одно целое. Ляля закрыла глаза и вытолкнула нашу троицу под сень огромных деревьев, на верхний уровень, где солнечные лучи еще спокойно проникают сквозь крону и воздух не пахнет болотной сыростью. Если и снимать мелодрамы, то только в таком антураже, а не в сумрачной глубине, в которой выросла наша кошка.

У мощного ствола дерева, в декорациях, похожих на помещичьи времена из-за ажурных зонтов, накрывающих от солнца, и таких же ажурных скатертей на деревянных столах, сидела парочка кошачьих. Кавалер, судя по его коленопреклоненной позе, пытался завоевать благосклонность дамы. Его хвост, как проявление внутренних чувств, выписывал замысловатые движения.

Я посмотрел на Лялю боковым зрением, чтобы не смущать. Наверняка эта сцена, запавшая ей в память, многое значила для нее. Ее глаза искрились от волнения. Она приоткрыла рот и без звука произносила фразы, которые проговаривали герои. Для меня эта сентиментальная сцена казалась полной сахарной патоки и липких чувств излишнего пафоса. Но для Ляли, видимо, это было нормально. А мне никогда не нравились женские сериалы.

Антош тоже со скучающим видом смотрел на бесконечную сцену и даже зевнул.

– Она раньше согласится или уснет? – спросил он нетерпеливо.

– Скучные вы, – не сводя глаз с лирической сцены, ответила кошка. – Это же так красиво.

– Если бы он еще и денег на стол положил, дама была бы намного сговорчивее, – вставил я свою реплику.

– Жорж, фу, не надо приплетать деньги к высоким чувствам.

Кажется, я испортил кошке романтический настрой.

– Прости. Забыл, что это кино.

– Да, это кино про таких, как я, а про таких, как вы, пусть показывают что угодно. И вообще, я совершенно не против, если бы вы оставили меня здесь одну. Ненадолго.

Мы со змеем понимающе переглянулись. Это была отличная идея.

– Ненадолго – это на сколько? Десять минут, полчаса? – уточнил я.

– Я вас сама вытащу, – ответила Ляля, не сводя восторженного взгляда со сцены, не меняющейся уже несколько минут. – Идите.

Я хмыкнул, взял змея за хвост и провалился в мир, в котором мы любили отдыхать у реки.

– При всем моем уважении, Жорж, зная то, как вы относитесь друг к другу, не могу не заметить, что у нашей кошки очень низкий уровень культурных запросов. Она смотрела на эту сцену, где несчастный самец, мучимый гормонами, пытался подать все в романтическом свете…

– Тебе же сказали: это кино. Там так можно. И я не совсем согласен с тобой, что дело там в одних гормонах. Кошечка тамошняя ничего такая, лупастенькая, окрас такой пестрый.

– А Ляля серая?

– Не, я не в этом смысле. Ляле очень идет цвет ее шерсти. Я к тому, что мы с тобой немножко мужланы. Особенно ты, Антош. Хладнокровный, не сентиментальный. Даже не могу себе представить, что у тебя могут быть с кем-то романтические отношения. Наверное, на первом свидании ты сразу поставишь вопрос ребром: или совокупляемся, или давай, до свидания.

Антош положил голову под лист лопуха, чтобы спрятаться от солнца.

– Я не знаю, как у меня будет. Я стеснительный с женщинами до ужаса. Немею, костенею, молчу как пришибленный. Вынужденно скрываюсь за маской отстраненности, чтобы не потерять остатки самообладания.

– А, я понял! Ты позавидовал тому коту, который умеет непринужденно изливать свою душу женщине? У тебя пунктик насчет гармоничных романтических отношений у других.

– Ну, – змей замялся, – очень может быть.

– Вот почему ты с первых минут нашего знакомства так скептически был настроен против наших отношений с Лялей? – Я сел на песок. – Тебе нужна женщина, Антош. Учительница, которая выбьет из тебя всю дурь.

– У-у-у, учительница? Звучит неплохо. С учителями у меня всегда были хорошие отношения.

– Ах ты, пресмыкающийся извращенец! – Я похлопал его по нагревающемуся изумрудному телу.

– Иногда мне кажется, Жорж, что из тебя получился бы неплохой психолог.

– Зачем? С кем работать?

– Например, в тюрьме Транзабара, работать с теми, кто, как мы, попал в него против воли. Помнишь, как нам было тяжело?

– Ну конечно, такое разве забудешь. Я и сейчас во сне вылетаю из катапульты. Иногда думаю, что проснусь в другом мире. Интересная идея, Антош, надо будет сходить к начальству узнать, не требуется ли им такая должность. Чувствую, все эти наши попытки найти смысл жизни в перебирании миров из своих воспоминаний нам тоже скоро наскучат. Нужно, чтобы появилось какое-то занятие, а на путешествия тратить свободное время для отдыха.

– Или для уроков взаимоотношений, – добавил змей и сильно выдохнул через ноздри, проделав в белом песке две борозды.

Нас окутало поле силы, которой пользовалась кошка, и в один миг мы снова оказались в ее мире-мечте. С первого взгляда я понял, что наша Ляля расстроена. Ее выразительные глаза совсем не умели скрывать чувства.

– Че? – спросил я односложно, но рассчитывая на обстоятельный ответ.

– Змей через плечо, – рыкнула она. – Конец фильма.

– Я не понял… – начал Антош, не уловив смысла в рифме.

– Насмотрелась. Ведите меня домой.

Змей сгреб нас в кучу и перенес в дом в Транзабаре. Ляля высвободилась из его объятий и прошла на кухню. Достала какой-то напиток на молочной основе и принялась настойчиво лакать, забыв, что я научил ее пить из кружки, как это делают все нормальные люди. Кошка была не в себе. В такие минуты я старался не задевать ее, чтобы не разбудить дремучие инстинкты хищника.

Мы с Антошем выбрались на балкон полюбоваться, как из центра города запускают новеньких в сторону открытых порталов. Печальная, по сути, вещь, ибо начало пути хорошим не кажется никому из потенциальных иномирцев.

– Завтра схожу к этому пернатому чиновнику, предложу свои услуги, – произнес я, отхлебывая из кружки холодный чай.

– Я с тобой.

– Ладно. Вдвоем веселее.

– Втроем. – Ляля подошла неслышно. – Куда вы без меня намылились?

– Да вот Антош сказал, что у меня есть способности психолога. Хочу этих несчастных… – я махнул кружкой в сторону нескольких летящих над городом точек, – настраивать на нужный лад перед тем, как их запулят в небо.

– Уверена, тебе откажут, – возразила кошка.

– Почему это? – Я собрался обидеться, думая, что Ляля сомневается в моих способностях.

– Потому же, почему здесь не принято никого ни к чему готовить.

– А я бы не готовил их к будущему, просто успокаивал. Не плачь, собачка, тебе неслыханно повезло, что ты очутилась здесь. Теперь у тебя начнется настоящая жизнь, а не это прозябание в будке на цепи ограниченного твоим воображением мира. Я образно, – поправился я, заметив взгляд кошки, смотрящей на меня, как на полоумного.

– Нам нужна работа, – пояснил змей. – Что-то такое, что приносило бы нам удовольствие от проделанного. Путешествие мечты, как нам показалось, не удалось?

– Все было хорошо, пока я наблюдала со стороны, а потом черт меня дернул подойти представиться. – У Ляли завертелись подвижные ушки, что обычно бывало в момент негодования. – Знаете, как на меня посмотрел мой кумир?

– Как? – спросил змей.

Мне же показалось, что лучше не спрашивать.

– Он будто не увидел меня. Скользнул безразлично взглядом, а потом отвернулся и продолжил бубнить о том, как любит эту мартышку. Прости, Жорж.

– Ничего, теперь я знаю, что мартышки нравятся кошкам.

– Я еще раз попыталась поздороваться, но они оба так разозлились, что я порчу им момент, что не постеснялись оскорбить меня. – Ляля вздохнула. – А ведь я думала, что окажись я на ее месте – и мне бы тоже досталась такая любовь.

– Ляля, это же кино! Для тебя роль не была написана, значит, никто тебя любить не будет. А вот если бы ты читала книгу, то могла запросто представить себя на месте этой мадам и, попав в мир, в котором существует подобная ситуация, оказалась бы той самой женщиной, ради которой этот кот готов сутками стоять на одном колене.

– А я говорил…

– Антош! – перебил я змея. – Кино – переваренная пища, не надо жевать, легче усваивается, но воображение страдает.

– Да поняла я уже! – разозлилась кошка. – Теперь ваша очередь блеснуть воображением. Обещаю: буду придираться.

– Кто из нас? – спросил я у Антоша.

– Давай ты. Я еще не выбрал вариант, который мне нравится больше.

Змей в принципе не склонен был к быстрым решениям. Его образ мышления строился на тщательном анализе, замешанном на сомнениях. А я уже знал, что хочу посмотреть. Это начало первой книги из огромной серии про одного космического авантюриста.

– Друзья, только это будет мир, где на вас, возможно, начнут коситься, – предупредил я друзей.

– Мне скрыть лицо или изображать дрессированное животное? – Ляле уже не нравился мой вариант.

– А мне молчать или шипеть? – подхватил Антош.

– Я думаю, выбирать вам.

Через минуту Ляля стояла в плаще, скрывающем ее фигуру. На голове парик блондинки, а на лице респиратор, как у человека, проходящего реабилитационную адаптацию к условиям другой планеты. Мы иногда использовали такую маскировку, и нигде она не вызывала подозрений. Антош решил изображать циркового змея – как мне показалось, чтобы забраться ко мне на ручки. Это была его маленькая месть за то, что в мире похожих на меня людей ему надо прикидываться диким существом.

Антош скрепил нас в объятья. Я закрыл глаза и воспроизвел в уме сцены, ярко отпечатавшиеся в нем, из сюжета книги. Мы оказались на свету перед большим зданием банка одной удаленной от оживленных галактических маршрутов планеты. Вокруг нас на стоянке висели гравилеты, под днищем которых зыбким маревом струилась неведомая мне энергия, убирающая гравитацию.

– Банк? – удивилась кошка. – Ты мечтал его ограбить?

– Ну, не совсем я. Но я часто представлял героя похожим на себя. Пройдемте внутрь, чтобы не пропустить самого интересного.

Я поправил змея, повисшего у меня на плече, как коромысло, и направился к дверям. Робот-охранник просканировал нас сенсорными зенками и не заметил ничего подозрительного.

– Уф, – выдохнул Антош. – Не доверяю я этим железкам, изображающим из себя людей.

– Тсс, роботы здесь могут не доверять говорящим змеям.

Я указал на ряд кресел напротив касс. Мы разместились в них и стали ждать представления. Не прошло и минуты, как в дверях появился подросток, очень похожий на меня в возрасте пятнадцати лет. Я сразу понял, что это тот, кто нам нужен.

– Следите за тем парнишкой, – кивнул я в сторону дверей.

Антош, что очень подозрительно для дикого животного, поднял голову и уставился туда, куда я указывал. Тем временем паренек вынул из сумки какой-то аппарат и прихватил створки съехавшихся дверей банка. Они загудели и задымились. Робот-охранник, почуяв работу, направился к пареньку, на ходу озвучивая статью его проступка. Робот приблизился к нему вплотную, нависнув над ребенком пластиково-металлической тушей. Паренек совсем не испугался, вынул из сумки другой аппарат, похожий на оружие, и выпустил охраннику в грудь синий разряд мощного электричества. Робот потерял равновесие, задымился и шумно рухнул навзничь.

Ляля ухватила меня за руку.

– Погоди, то ли еще будет, – пообещал я кошке.

Паренек перешагнул дымящееся чучело робота и направился к окошку кассы. Грубо оттолкнул от него дамочку, которую обслуживали в этот момент, и сунул в окно еще одно устройство из своего многочисленного арсенала. Кажется, с кассиршей взаимопонимания быстро достигнуть не удалось. Раздался выстрел, перепугавший всех посетителей банка. Подросток, пытаясь придать своему голосу веса, сделал его грубее, чем он был на самом деле, и жестко потребовал денег. Кассирша, осознав, что ей угрожают по-настоящему, закатила глаза под лоб и свалилась со стула.

– Жорж, мне страшно, – громко зашептала Ляля мне прямо в ухо.

– Мы в полной безопасности. – Я положил свою ладонь поверх ее. – Всегда хотел увидеть вживую этот момент: рождение великого космического авантюриста.

– Жорж. – Змей снова нарушил договоренность и решил заговорить. – Ты же знаешь мое отношение к насилию. Я возмущен.

– Да ну вас… – У меня сразу пропал интерес к дальнейшему развитию событий.

– Зрелище, на мой вкус, слишком тяжелое для переваривания, – не удержалась от сарказма кошка.

– Это же классика. Рождение великого человека, державшего правосудие галактики в постоянном напряжении. Человек гибкого ума, мастер перевоплощений и в то же время ни разу не негодяй. – Мне стало обидно, что мое увлечение не оценили.

– Ты расскажи это той кассирше на полу, когда она очнется.

Я разглядел, как под стеклом респиратора кошка демонстративно закатила глаза под лоб.

– А он стал иномирцем? – спросил змей, спугнув старушку, пытающуюся проскочить мимо нас на улицу.

– Нет. Зачем ему это?

– Я про гибкость ума хотел поинтересоваться.

– Эта книга про галактического афериста, а не про афериста-иномирца. Он тот, кем его замыслил автор. – Я задумался. – Но есть одна интересная серия книг про принцев-иномирцев. Хотите, я вас свожу в нее?

– Нет, – ответили Ляля и Антош одновременно.

– Пошли домой? – добавила кошка.

Мне и самому вдруг стало неинтересно. Все-таки свой мир не всегда стоит выворачивать перед другими, иначе случится как сейчас: об него вытрут ноги своим безразличием. Впрочем, я сам так сделал с миром, которым дорожила Ляля. Мы поднялись и пошли к выходу.

– Удачи тебе, Джим! – крикнул я парню, сгребающему наличность в сумку.

Тот бросил на меня заинтересованный взгляд, но ничего не ответил. Я знал, что у него есть план, рассчитанный до секунд, и моя реплика никак в него не входила. Паренек, похожий на меня, мотнул головой и продолжил распихивать деньги по углам сумки.

Мы подошли к стеклянным дверям, в которые, как ночная бабочка, билась старушка, испуганная ограблением и говорящим змеем. Увидев нас, она испугалась еще сильнее. У нее на глазах змей обвил нас с кошкой, и под лепет старушки мы исчезли.

– Кофе, – выпалила Ляля и убежала на кухню.

– А я бы не отказался от чего-нибудь посущественнее. – Змей облизал кончиком раздвоенного языка свой нос. – Не думал, что насилие – часть тебя, Жорж.

– Какое там к черту насилие, Антош. Никто не пострадал. Физически. Ладно Ляля: у нее любовь-морковь на первом месте, охи-вздохи, романтика, а ты чего такой, пацифист недоделанный? Разве не интересно жить, испытывая удовольствие в соревновании с кем-то? В данном случае – с правоохранителями или же криминальными структурами. Разминать свой мозг, придумывая разные авантюрные схемы?

– Нет, Жорж. Однажды в детстве я украл игрушку у одного богатого ребенка и чуть не сошел с ума в ожидании расплаты. Я почти стал психом на почве этого.

– По-моему, ты им стал.

– Не обижайся, Жорж, это твои мечты, не мои.

– Ладно, и ты не обижайся, если я был резок. Пойдем жахнем кофе с Лялей.

– Кофе? Помнишь, твой папа передавал настойку на облепихе?

– У нее ужасный лекарственный запах, Антош. Моя мать натирает ею ноги перед сном.

– У меня нет ног, и мне кажется, я слегка занемог.

– Хорошо, идем. Подстегнешь свое воображение. Теперь твоя очередь показать нам свою мечту.

Мы вошли на кухню одновременно с тем, как на плите забурлила гейзерная кофеварка. Ляля с выражением отстраненности на лице разлила кофе в две кружки. Я вынул из холодильника бутылку с ярко-желтой жидкостью и плеснул змею в его кружку с огромной ручкой.

– Ну, друзья, – я поднял свою емкость, – я понял, что некоторые наши мечты подобны старым вещам, которые лежат годами в чулане, но рука не поднимается их выбросить, потому что когда-то они представляли для нас особенную ценность. Не стоит их вынимать на свет божий – обсмеют. Дело даже не в том, откуда они взялись, где подсмотрены или прочитаны, дело в том, что это часть нас, сформировавшая нашу личность.

– Полностью поддерживаю. – Змей широко разинул рот и влил в себя облепиховую настойку.

– Не самая лучшая часть моей личности. – Кошка отхлебнула кофе. – Слишком оторванная от жизни, киношная.

– Да и из меня галактический авантюрист никогда не получился бы. Я слишком тупой для этого и ленивый.

– Ты просто хороший и благодарный читатель, который принял образ героя и натянул его на себя, – мудро заметил змей. – Наверное, эти мечты из категории тех, которым лучше оставаться мечтами. Как только показали их другим, очарование пропало.

– Ты хочешь сказать, что мы не увидим твой вариант? – поинтересовалась Ляля.

– А вы хотите? – Змей незаметно, кончиком хвоста, придвинул ко мне свою пустую кружку.

– Кажется, Антош уже реализует свою мечту, и ему для этого не надо мотаться по воображаемым мирам, – поиздевался я над желанием пресмыкающегося друга выпить отцовской настойки.

– А вам что, мало двух неудачных примеров? Вот простая и понятная мечта, которую легко воплотить. – Он замер, ожидая, когда я налью спиртного в его кружку. – Очень легко воплотить, – повторил он настойчивее.

Мы с Лялей рассмеялись. Змей нас сделал. В плане выворачивания изнаночной стороны души он всегда был скрытнее нас с кошкой.

– Если хотите, я могу просто выбрать мир, который будет интересен нам троим, – предложил он после того, как я снова наполнил его кружку.

– В зоопарк? – не удержался я.

– А мы сейчас где? – Антош сделал оборот головой вокруг оси. – Транзабар – самый большой зоопарк во всех мирах. Наверняка нами любуются какие-то зрители.

Змей поднес кружку к носу и вдохнул запах напитка.

– Природы сила кроется в нем. – И опрокинул его в рот одним движением.

– Я догадался: ты хочешь отправить нас в одну далекую-далекую галактику? – Я заметил, что змей нарочно поставил слова в определенном порядке, чтобы походить на маленького зеленого джедая, фильмы о котором он пересмотрел, когда мы были у меня дома в моем мире.

– Отнюдь, – ответил он слегка неуверенным голосом. – Готовы?

– Что-то мне боязно, Жорж. – Ляля прижалась ко мне, чтобы змей скрутил нас своим телом. – Странные книги, которые любит Антош, помноженные на пьяную фантазию…

– Ничего, друзьям надо доверять, в каком бы состоянии они ни находились. – Я прижал кошку к себе за талию.

– Мое состояние можно назвать прояснением разума, – высокопарно произнес змей.

– Этого я и опасаюсь. – Ляля ухватила меня за руку.

Змей крепко сжал нас, и через мгновение мы оказались в… нигде. Так это с виду показалось. Ни ночь, ни день, ни дна, ни покрышки. Мы либо парили, либо падали, либо вообще не двигались.

– Занимательно, – оценил я. – Ты воображал ничто или ничего не воображал?

– Знаете, что это за мир? – интригующе спросил змей.

– Без понятия, – без интереса ответила кошка. – Пустота.

– Это протомир, пространство, не тронутое мыслью. Теперь здесь мы, и наша мысль может его оживить. – Змей посмотрел перед собой, и прямо из пустоты перед нами появилось дерево.

От нас к дереву возникла песчаная дорожка. Я наступил на нее. Она держала мой вес, как настоящая.

– Это галлюцинация или здесь так можно? – Я был уверен, что это фокус, связанный с искажением восприятия окружения.

– Это настолько же галлюцинация, насколько и мы. Когда-то все было создано именно таким образом, только мысль принадлежала не таким, как мы, бестолковым созданиям, а могучему разуму, способному создавать вселенные для собственного развлечения. Этот мир чист от множества мыслей, в отличие от наших, поэтому здесь очень легко создавать. Вещество, образующее его, откликается на наше воображение без всякого усилия. – Змей закрыл глаза и воспроизвел кусок скалы, напоминающий его родные края. – Попробуйте сами. Это закроет тему нашего спора насчет того, чье воображение лучше развито.

– Один момент, Антош. – Меня заинтересовала определенная деталь. – Все, что мы навоображаем, исчезнет после нашего ухода?

Я встревожился, что создам живых существ, которые помрут с голода, потому что я не представил продукты питания для них.

– Вот! – Змей поднял вверх кончик хвоста. Педагогический жест, означающий время для нравоучительной мысли. – Это правильный вопрос к теме ответственности за все, что мы создаем. Если ты хочешь создать мир, в котором никто не будет ни в чем нуждаться, то надо очень постараться. Нельзя просто так взять и сбацать мир, в котором после вашего ухода начнется вакханалия. В этом мире такое не прокатит, все исчезнет, как только мы уйдем. Нет мысли – нет ее последствий. Это черновик для тех, кто в будущем захочет попытаться. Творите!

– Антош, ты сейчас рассказал нам о том, как можно стать богом? – Ляля внимательно слушала и сделала выводы.

– Да. Только ваш мир будет настолько божественным, насколько это есть в вас. Надо решить, хотите вы такой мир или можно стать лучше.

– Да, стать лучше не помешало бы. Первая мысль, которая пришла мне в голову, это нудистский пляж для участниц конкурса красоты, – признался я и тут же нарвался на обжигающий взгляд Ляли.

Ох уж наши отношения, похожие на поведение собаки на сене! Мы оба ревновали друг друга, но так и не знали, что нам с этим делать.

Воспользовавшись нашей заминкой, змей начал творить. Под нами возникла зеленая долина, упирающаяся в голубой океан, в воздухе появились птицы, по небу поплыли облака, а сквозь синеву воздуха проступили бледные очертания планеты с кольцами вокруг нее. Потрясающе фантастический пейзаж, созданный за пару минут!

Я тоже решил тряхнуть воображением, но сначала хотел определиться с темой. Однако как только появилась возможность реализовать воображение, оно куда-то пропало. Я решил действовать от противного. Выбрать что-то в противовес воображенному змеем. Пусть это будет зима. Искрящиеся холмы снега заняли противоположную сторону пейзажа. Деревья под шапками белого снега склонились ветвями к прозрачному льду замерзшей реки. Желтое солнце разжигало холодный пламень в бесчисленных кристаллах снежинок. И это тоже выглядело впечатляюще красиво.

Затем я добавил немного интриги. Послышался приближающийся звук колокольчика. Мои друзья завороженно ждали появления его источника. И вот, раздувая пар из ноздрей и поднимая снежную пыль, появилась тройка. Кони, облаченные в нарядные красные попоны, тянули за собой деревянные расписные сани, в которых сидел пожилой мужчина с большой белой бородой поверх синей атласной шубы с белой опушкой. В руке, одетой в красную рукавицу, он держал посох. Повозка пронеслась мимо нас, окатив снежным ветром, и исчезла за сугробом под затихающие звуки колокольчика.

– И все-таки он существует, – произнес я и вздохнул.

– Кто это был? – спросила Ляля.

– Дед Мороз.

– Неплохо, – оценил мое воображение змей. – Только прохладно.

– Теперь я? – встрепенулась Ляля, будто не хотела воображать, боясь сравнения.

– Не бойся, я в тебя верю. – Я прижал ее к себе и потер ей рукой между лопаток. Она мне призналась как-то, что у них принято гладить по спине, чтобы успокоить.

Ляля закрыла глаза. Мы со змеем замерли, ожидая увидеть лесной пейзаж или что-то похожее на ее мир. Но тут началось совсем не то, чего мы ждали. Мир вокруг нас зашевелился, ожил, завертелся, как механизм непонятного назначения и принципа работы. Какие-то фигуры возникали из воздуха, вращались, трансформируясь на глазах и перетекая из одной формы в другую. При взгляде сквозь них перспектива искривлялась, удалялась, приближалась, меняла очертания.

Ляля открыла глаза и сама с удивлением уставилась на то, что придумала.

– Это что, наркотический бред? – спросил я у нее.

– Я просто хотела создать мир, в котором нет такого понятия, как расстояние. То есть он искажается, но с определенным алгоритмом, чтобы можно было заранее знать, куда попадешь. Хоть к соседям, хоть на другую планету за один шаг. Малое повторяется в большом, большое в малом, а время имеет значение только для неподвижных предметов. И еще каждый процесс обращается в свою противоположность.

Мы со змеем впали в легкий ступор, пытаясь понять, сколько в словах Ляли умных мыслей и сколько желания поиздеваться над нами.

– Ляля, после этого мое отношение к тебе не будет прежним, – заявил ошарашенный змей. – Я чертов гуманитарий с бездарным воображением.

– А я вообще застрял на уровне детского сада. Надо же, Деда Мороза представил. – Мне стало так смешно над самим собой.

Я не смог бы воспроизвести словами все, что сказала Ляля, не говоря уже о том, чтобы повторить в воображении.

– Ничего такого сверхъестественного. Иногда перед сном я думаю о том, как устроен мир, чтобы понять, как в нем работают переходы. – Кошка скромно потупила взор.

– А я перед сном думаю, что мне с утра съесть – яичницу или омлет, – признался я. – Ляля, а если бы ты представила меня, я бы тоже выглядел как существо с полотна авангардиста?

– Без понятия. Жорж, ты не такой загадочный, чтобы о тебе думать перед сном. – Это была подначка.

Ляля заигрывающе шлепнула меня по заду. Я бросился к ней, но куда там, она отскочила с грацией кошки в сторону, а я, как неуклюжая макака, проскочил мимо.

– Ну все, друзья, вижу, эксперимент подошел к концу. Пора возвращаться, а то загадите своими сокровенными мыслями нетронутый холст.

Змею до сих пор не нравились наши заигрывания, хотя дальше них отношения никогда не продолжались. Да и не могли продолжаться. Мы были слишком разными, чтобы даже предполагать это. Ляля позволила мне поймать ее за руку. Я притянул кошку к себе, а змей тут же объял нас и вернул в родной дом в Транзабаре.

– Уф, завтра пойдем в городскую управу, проситься на работу, – заявил Антош. – А то разбалуемся от безделья.

Глава 2

Если бы у каждого человека, как у всякой солидной фирмы, имелся свой девиз, то мой звучал бы так: «Если мужчина немного красивее обезьяны, то ему этого достаточно». Я, к примеру, был красивее гориллы, но пострашнее бабуина. Мне всегда казалось, что дело в яркости, броскости, которой у меня не было.

Моя маман была рада увидеть новорожденного сынулю, которого ей принесли через три часа после появления на свет, милого карапуза аристократической внешности, хорошо угадываемой даже под послеродовой отечностью. Оказалось, что это был не я. Врачи что-то напутали, и тогда ей принесли ее настоящего сына, то есть меня. Моя дорогая родительница подняла настоящий скандал и попросила сделать генетическую экспертизу, потому что я был слишком некрасив, даже с учетом этой самой отечности.

Генетическая экспертиза подтвердила наше родство. С того момента, когда моя память начала оставлять в голове воспоминания, я регулярно слышал от маменьки этот мотивационный слоган про то, что мужчине достаточно быть красивее обезьяны.

Природа наделила меня странным угловатым черепом, на гранях которого всегда топорщились непослушные волосы. Маленькими глазками, делающими меня схожим с какой-нибудь крысой, задумывающей недоброе. Мама называла их «смородинками». Ушами-лопухами, завывающими в ветер, как морские раковины. Большим носом, на который тоже имелся свой слоган-пословица: «Семерым рос, одному достался». Неправильным прикусом и двумя слишком крупными верхними резцами цвета слоновой кости. Моя улыбка, во время которой я пытался скрыть их, выглядела как паралич верхней губы.

Ко мне насмерть приклеилась кличка, образованная от моего имени Виктор – Вий. Когда ко мне обращались одноклассники, в окружении тех, кто меня не знал, ни у кого ни разу не возникло желания узнать причину обидной клички. У меня было такое ощущение, что Гоголь в творческом порыве вышел за вдохновением в астрал и встретил меня.

Меня даже на военной комиссии забраковали. Врачи не нашли у меня никаких отклонений в здоровье, однако врач, подписывающий последнее заключение, долго сомневался, какой вердикт поставить. В итоге он сделал вывод: «Негоден». На мой возмущенный вопрос «почему» он ответил:

– Армия делает из мальчика мужчину, а из тебя… На тебя ни одна каска не налезет. Квадратных касок в армии нет. Я понимаю, что армия – это не конкурс красоты, но у нее все же должно быть какое-то лицо. Ну, ты понимаешь. Только враг может выглядеть так, как ты.

В принципе, я был готов к одиночеству. Два десятка лет насмешек убедили меня в решении не ждать от противоположного пола внимания. Практичная часть моего разума также пыталась убедить меня в том, что такие морфологические гены не стоит передавать по наследству. Я, как выбраковка человеческого социума, собирался прожить свою жизнь изолированно, предаваясь мелким эгоистичным радостям.

Я ходил в тренажерку, чтобы исправить хотя бы то, что можно. Фигура у меня была обыкновенная, и занятия спортом придали ей подтянутости. Со спины я был ничего, но горе той девушке, которая спешила меня обогнать, чтобы проверить, какое лицо прилагается к этой фигуре. Сколько их споткнулось на ровном месте от эффекта неожиданности! Впору было ставить на себе зарубки за «сбитых» девушек.

И вот, когда я совсем не ждал сюрпризов, судьба преподнесла мне один из них. Все случилось вечером пятницы. Я вышел из тренажерного зала и собирался по дороге домой зайти в магазин купить себе сока, а матери кефира. Она в который раз сидела на какой-то диете и потребляла его в невероятном количестве. Ее уже пучило, но она все равно упорно давилась кисломолочным продуктом и мучила весы, гипнотизируя стрелку.

– Мама, чтобы похудеть, надо просто не есть, а не, как вы, обжираться этим кефиром.

– Много ты понимаешь, сынок. Профессора советуют. Там почти нет калорий.

С другой стороны, это занятие занимало и развлекало ее.

На улице стояла душная жара. Я вынул из сумки полотенце, чтобы вытереть вспотевшее лицо и шею. Тело еще оставалось разгоряченным после тренировки и мгновенно реагировало на погоду. Не знаю, в какой момент ко мне подошла девушка, но едва я вытер лицо и убрал полотенце, она уже оказалась рядом. Ее внешность вызвала у меня кратковременный паралич всех органов. Она была сногсшибательна. Я бы даже сказал, неземной красоты.

Такого фигурного разреза глаз я не встречал прежде. Глаза большие, но в меру, а вот радужная оболочка, окрашенная в струящиеся цвета от бирюзового до синего и казавшаяся наполненной перламутровой жидкостью, была больше, чем у обычного человека. Взгляд девушки гипнотизировал. Какие-то мгновения она просто улыбалась и смотрела на меня, а я замер, как кролик перед удавом, и не шевелился. Только одинокая мысль «Ух ты!» носилась по черепной коробке, звонко стукаясь о ее стенки.

С остальными частями лица и фигурой у незнакомки тоже был полный порядок. Она это знала и в противовес моей закомплексованности выглядела расслабленной.

– Привет, меня зовут Эрла, – произнесла она знакомые слова, но так, будто я услышал их от иностранца.

Да еще и имя показалось мне совсем необычным, но оно ей шло. Ни одно из тех, которыми называли девочек в моем окружении, ей бы не подошло.

– А, хм… так, так, так. Вий. А-а-а, Виктор. Меня зовут Виктор.

– А я тебя жду, – продолжила она буднично, будто мы до этого уже были знакомы.

– Зачем? – В моем положении можно было и не задавать этот вопрос.

– Пойдем в парк, поговорим спокойно в более подходящем месте, – предложила она.

Ее непонятное желание пообщаться как-то охладило меня. Появился даже легкий страх, что меня хотят использовать, подговорить на какое-то гнусное дельце, предполагая, что такой некрасивый юноша не устоит перед чарами и согласится на что угодно.

– О чем говорить? – спросил я, стараясь выглядеть уверенным, но голос выдал мое волнение.

– Не бойся, я не желаю тебе зла. Идем? – Она повторила просьбу, сверкнув глазами и улыбнувшись.

Не могли у девушки с такой открытой доброжелательной улыбкой быть дурные мысли. Я пошел за ней. Фигура сзади, обтянутая облегающей одеждой, тоже была что надо. Девушка легко ступала. Мышцы ее ног и попы перекатывались под одеждой волнующими амплитудами. Девушка с непривычным именем выглядела как хорошо настроенный инструмент, безупречно затрагивая определенные струны души.

В парке под тенистой кроной дерева мы нашли свободную скамейку. Эрла села и положила ногу на ногу. Я присел рядом, чувствуя неловкость. На нас сразу же обратили внимание. Я представил, какие мысли роились в голове у тех, кто подумал, что мы можем быть парой. Наверняка меня сочли мажором, а ее – дурой, пытающейся приклеиться к чужим деньгам, несмотря ни на что.

– А, хм, так что ты хотела сказать? – Я нахмурил брови, потом расслабил лоб, вспомнив, что как-то видел себя в зеркале с таким выражением лица. У меня была пара эмоций, скрадывающих мою внешность, одной из них я и воспользовался.

Эрла приблизилась ко мне и посмотрела глаза в глаза. Я испытал смущение и неловкость от такой близости с ней. Она уставилась внутрь меня своим струящимся взглядом. Я почувствовал, как заглянули в самые пыльные чуланы моих мыслей.

– Хочешь изменить свою внешность? – спросила она без всяких прелюдий.

Я был готов к этому. Меня хотели подцепить на крючок моего комплекса неполноценности. Она думала, что годы жизни с ним превратили меня в параноика, только и мечтающего сделать себе пластическую операцию. Напрасно – я был готов жить с внешностью чуть красивее обезьяньей.

– У вас есть знакомый пластический хирург? – спросил я, наперед зная, что ничего такого у нее нет.

– Я добрая фея, которая помогает людям, – ответила она неожиданно.

– За какие такие грехи вам пришлось ею стать?

Она рассмеялась, широко раскрыв рот. Нечаянно я увидел ее клыки, которые были длиннее и острее, чем у среднестатистического человека. Признаться, они девушке шли, если представить, что она классический вампир из книг Майер. Только меня это немного напрягло. Идея с наживкой ради гнусного дела как-то померкла.

– Ладно, буду честна с тобой. – Эрла успокоилась и вытерла слезы, выступившие от смеха. – Я из другого мира. Могла бы показать тебе, что это такое, но таким неподготовленным, как ты, выбравшись из своего мира, можно не вернуться назад. Благодаря одному человеку, вырвавшему меня из моего мира, я научилась самостоятельно передвигаться по ним.

– Ты была страшненькой, и он предложил тебе стать красивой, – догадался я.

– Что? – Она смешно свела брови. – А, нет! – И снова засмеялась. – Я ничуть не изменилась. Внешне по крайней мере. Зато внутри я теперь другая.

Прямо вот так, с ходу, поверить в какие-то миры я не был готов. Хотелось, конечно, красивую сказку про неземную любовь красавицы и чудовища, но мне все-таки уже много лет, и я не был глупой девушкой, воспитанной на низкопробных романах.

– А какое место в этой истории мое?

– Твое? – Эрла улыбнулась, и в этот раз от ее улыбки повеяло ледяным ветром, а глаза сверкнули, как два холодных кристалла. – Я хочу тебе помочь. Откажешься ты – я найду другого.

– Слушай, Эрла, это какой-то разговор сумасшедших. С чего бы мне верить тебе? Вдруг ты сбежала из психушки и мучаешь меня своим расстройством. – Мне показалось, что я перегнул палку. – Прости. Я привык терпеть оскорбления и насмешки, так что у меня теперь не кожа, а панцирь, как у черепахи, от которого отскакивают любые остроты и издевки в мой адрес.

– Если тебе нужны доказательства того, что я не отсюда и могу свободно перемещаться, куда хочу, могу продемонстрировать. Я исчезну и снова появлюсь.

– Прямо отсюда? – Я не поверил ей, думая, что для этого нужен какой-нибудь аппарат типа летающей тарелки.

– Смотри.

Эрла поднялась, сделала шаг вперед и растворилась в воздухе. Какая-то женщина, увидевшая этот момент, закричала. Эрла появилась снова за моей спиной и напугала меня классическим «бу».

– Миров бесчисленное множество, они все разные, и по ним можно путешествовать, а можно потеряться и пропасть. Пойдем отсюда. – Эрла предложила мне уйти, потому что орущая женщина начала поднимать панику.

Мы пошли по дорожке в противоположном направлении. Новая знакомая принялась рассказывать мне о модели миров. Признаться, верил я ей лишь отчасти. Нам встречались люди, с удивлением рассматривающие нас. Даже попался мой одноклассник, который сделал вид, что не увидел меня. Так ему, наверное, обидно видеть меня с красивой девушкой. А мне, напротив, стало приятно от мысли, что я иду с Эрлой. Пусть все думают, что она моя девушка, хоть и ненадолго.

– Я готов поверить, что существуют миры типа параллельных, которые можно открывать при помощи воображения, но мне все еще неясно, какова моя роль в этом. Как связаны между собой эти миры и моя нестандартная внешность?

– Ха, ты, признаться, намного умнее, чем можно судить о тебе по внешности, – съязвила Эрла.

– Я это слышал миллион раз.

– Ну извини, я одна из того миллиона с одинаковыми мыслями.

– Не уходи от ответа.

– Ладно. Есть мнение, что человеку даются испытания за жизнь в прошлом теле. Его самые яркие провинности влияют на внешность в следующей жизни, чтобы их снова не повторить и даже искупить. Если попытаться изменить себя хирургически, то могут появиться болезни или другие вещи, которые не дадут тебе спокойно жить, пока не нейтрализуется провинность. Так вот, есть такие миры, в которых не надо ждать смерти и реинкарнации. Достаточно их пройти – и грех будет нейтрализован.

– Будь я верующим в стандартные религии, я решил бы, что ты говоришь о кругах ада.

Эрла засмеялась, по-приятельски шлепнула меня по плечу и бросила оценивающий взгляд.

– Это, конечно, не ад, но приятного там мало. Зато, помаявшись несколько дней, вернешься другим человеком.

– Ад при жизни? – Я еще не верил ей и все пытался зацепиться за догадку, что ей от меня нужно на самом деле. – А сколько дней, если конкретнее?

– Семь. По дню на мир. Если…

– Если?

– Ну, есть вероятность, что все закончится плохо.

– Семь дней, семь кругов ада. Только я не уверен, что моя внешность – это отражение прежних грехов. Скорее всего, тут виноваты гены. Я рос без отца, и на просьбы показать его фото мать всегда отвечала отказом. Сдается мне, я его копия.

– Кем бы ты ни был, ты изменишься после этого испытания. Я была другой, но больше в моральном плане. Прошла испытание и поняла, что вокруг столько людей, которым можно помочь.

– Как ты вышла на меня? – Мне стало любопытно.

– Ну, я вижу ауры вокруг людей. Те, кто нуждается в помощи, далеки от гармонии, их аура в зависимости от причин меняется от счастливого зеленого цвета в сторону красного либо фиолетового цвета. Ты фиолетовый. Ты одинокий, грустный, сам в себе.

– Хм, не могу сказать, что ты неправа. Есть такое. Но не могу и согласиться, что я несчастлив. Я привык и чувствую себя счастливым в этом образе жизни.

– Между привычкой и подлинным счастьем – огромная пропасть. Как между собакой, привыкшей к пинкам хозяина, и собакой, которую любят.

– Эрла. – Я остановился. – Что-то мне подсказывает, что люди, взявшиеся делать добро, не будут так настойчиво его предлагать. Обычно с таким рвением пытаются что-то втюхать, чтобы заработать деньги.

– Хорошо, я пытаюсь втюхать тебе счастье, заработав очки к своей карме. А ты по привычке, приобретенной в течение жизни, пытаешься оттолкнуть свалившуюся в твои руки удачу. Ты сейчас жертва, над которой многие смеются, ты и вправду смешной, но ты привык быть таким. У тебя панцирь, который, как доспех, отбивает насмешки. Ты рыцарь печального и смешного образа, собравшийся принести себя в жертву.

– Прости, я не ведусь на подобные манипуляции.

Народ, проходящий мимо нас, видимо, решил, что у нас конфликт. Даже тот самый одноклассник, которому стало любопытно, снова оказался рядом. Стоял спиной и усиленно делал вид, что занят созерцанием трещины на асфальте.

– Я бы представила тебе доказательства, но тогда не оставила бы тебе выбора. Человек, покинувший свой мир, не может вернуться домой, пока не научится этому самостоятельно. Не все, но большая часть. Если хочешь, могу проверить.

– Не надо.

– Ладно, Вий. – Эрла полезла в карман брюк и вынула из них маленький пакетик с камешком. – Это кристалл из мира, в котором я буду тебя ждать. Если надумаешь не позже завтрашнего вечера, положи его перед собой и подумай обо мне.

– И что случится?

– Попадешь в мир, где мы встретимся.

Я взял в руки пакетик и скептически осмотрел камешек размером с фасоль. Ничего примечательного. Таких камешков в реке пруд пруди. Я убрал его в карман.

– Я пошла. – Эрла вытянула вверх нижнюю губу и покачала головой. – Рада была познакомиться. Ты хороший человек, Виктор, и заслуживаешь большего.

– Ты очень красивая девушка, Эрла. Я даже не сомневаюсь, что ты из другого мира, но вот так, наскоком, бросить все и поддаться какой-то идее, попахивающей диким авантюризмом, я не в состоянии. Я осторожный.

– Молодец. А я такой не была. – Она произнесла это таким тоном, будто сожалела о сделанном выборе, еще сильнее укрепив меня в сознании своей правоты.

Эрла развернулась и пошла по дорожке. Я смотрел ей вслед, не имея сил отвести взгляд от ее прекрасной фигуры и плавных движений. Меня стукнули по плечу. Я вздрогнул и обернулся. Это был тот самый одноклассник.

– Ты что, отшил ее? – Он посмотрел на меня как на сумасшедшего. – Вот ты баран!

– Пошел ты, олень.

Я развернулся и пошел в сторону, обратную той, в которую направилась Эрла.

– Девушка! Девушка, подождите! – услышал я за спиной слащаво-ванильный голос.

Обернулся и увидел, как мой растерянный одноклассник стоит с открытым ртом. Эрлы уже не было. Точно, она была не из этого мира, но что это меняло для меня? Так было даже страшнее. Попасть туда, о чем не имеешь ни малейшего понятия, и скорее всего, без возможности вернуться. Почему же она выбрала меня, а не этого дурачка одноклассника, явно готового на многое пойти ради того, чтобы быть рядом с такой красавицей?

Мне нужен был отдых, чтобы переварить разговор и осмыслить его по-трезвому. Дорогу до дома я прошел пешком. Был неосмотрителен и пару раз пытался перейти на красный свет, чуть не попав под автомобиль. Переливающиеся перламутровым блеском глаза Эрлы не отпускали меня. Они разъедали голос разума, заменяя его внутренним голосом, убеждающим меня в необходимости перемен.

Мать сразу заметила по моему «выразительному» лицу, что со мной что-то не так.

– Что, опять дразнили? – решила она и помахала половником, разбрызгивая по стенам жирные капли готовящегося обеда. – Я в полицию пойду, чтобы управу нашли на этих уродов.

– Мам, никто не дразнился, успокойся. Не надо ни на кого заявлять. Урод – это я, и я уже привык к этому.

– Сынок, да никакой ты не урод. Не красавец, но мужчине этого и не надо. Чуть красивее обезьяны – и ладно. – Мать уперла руку с половником в бок и спросила заинтересованно: – А что тогда? Я же вижу, что ты не в себе.

– Мам, все нормально.

– А-а-а, я поняла. Тебя обидели девчонки. Сучки такие.

Тут у нее что-то зашипело на кухне, и маман с криками удалилась. Я с облегчением ушел в свою спальню и рухнул на кровать. Зажмурился и сразу же увидел глаза Эрлы. Я не выгонял застывший образ из головы, стараясь скорее забыть, – напротив, любовался и старался вспомнить их в мельчайших деталях. Фантастические, магические, неземные, ледяные, сочувствующие, насмешливые, умные, хитрые, грустные. Они умели выражать все чувства одновременно. Эрла была женщиной в квадрате или в кубе, квинтэссенцией энергии Инь. Она легко могла бы управлять мной, если бы начала издалека и медленно подготовила к нужному ей действию.

Если бы она сказала, что является девушкой со странным комплексом, из-за которого ее тянет к мужчинам с неординарной внешностью, я бы охотно этому поверил. Я даже надеялся встретить такую девушку. Но то ли таких было мало, то ли нас, «красавцев», существовало слишком много. Очень странно, что она не подошла к вопросу моей вербовки хитрее. Была уверена, что клюну? Или же она на самом деле совсем не хитрая и действительно желает помочь?

Страшно. Что такое эти семь кругов ада? Какие они? Котлы, черти, крики грешников или что еще похуже? Надо выдержать пытки? Настолько ли я урод, чтобы переносить очищающие страдания за какие-то прошлые грехи, о которых я не помню, и не факт, что они у меня вообще были. Может, это действительно гены, а прекрасная незнакомка маньячит по мирам, удовлетворяя свою болезненную зависимость от чужих страданий. Эрла – гастролерша? Честно говоря, на нее не похоже. Было в ее предложении искреннее желание помочь. Только ее ответ о том, что можно и не пережить эти семь дней, здорово отпугивал.

Я так и лежал лицом вниз, боясь упустить из памяти перламутровые глаза, пока мать не позвала обедать.

– Иду. – Я поднялся и пошел на кухню.

– На тебе лица нет, Витюша. – Маман заботливо и жалеючи посмотрела на меня.

– Я знаю. И аппетита нет.

– Поешь, аппетит приходит во время еды. С чесночком, как ты любишь. – Мама придвинула мне тарелку с остро пахнущим харчо.

– Ладно, поем. Пахнет вкусно. – Я начал механически хлебать. – Мам, я в тренажерке с людьми познакомился, работу предложили на неделю вахтой. Говорят, хорошо платят.

– Вахтой? А чего делать-то? – удивилась она.

– Помощником бурильщика, – соврал я.

– А ты умеешь-то хоть что-нибудь?

– Сказали, научат, а потом еще и поспособствуют, если покажу себя, поступлению в профильный вуз.

– Да? – Мать присела рядом. – А что, мне нравится. У них вон у всех зарплаты нормальные, все на иномарках и при квартирах. Я была бы рада, если бы у тебя получилось. А мне что, надо тебе вещей приготовить на неделю?

– Ничего не надо, сказали, спецодежду дадут. – Меня несло. Я так не врал матери никогда, и мне было стыдно.

– И что, Витюш, тебя это выбило из колеи? Почему сразу не сказал?

– Не знаю. Привык я с тобой жить. Менять уже ничего не хочется.

– Дурачок. – Мать потрепала мои волосы. – Всю жизнь за мамкой не проживешь. Я рада.

– Правда? – Я на всякий случай посмотрел на нее, как в последний раз.

Кажется, мои «смородинки» выразили всю полноту чувств. Мать сорвалась с места и прижала меня к себе.

– Какой ты… взрослый, – всхлипнула она. – Я тобой так горжусь.

У меня тоже выступили слезы. Я представил, как мать останется одна по моей глупой прихоти, и стало так жалко ее, что впору обещать не ехать ни на какую вахту.

– Разбогатеешь – глядишь, какая и посмотрит на тебя, – сквозь слезы произнесла маман.

Эта реплика вернула мне хладнокровие и чистоту сознания, убедив в том, что перемены нужны. Когда я снова посмотрел на мать, мои глаза были сухими и полными решимости.

– Ну да, только на это надеяться и осталось.

– Витюш, ты что, обиделся? Я же трезво на вещи смотрю. Ну не повезло нам, не красавец ты. Значит, надо привлекать вторую половинку иначе. Сколько стариков безобразных женятся на молодухах, а всё деньги. Это ты с первого взгляда не красавец, а поживет с тобой кто – и будет иначе на тебя смотреть. Я вот не вижу ничего такого в тебе.

– Ладно, мам. Пусть будет как будет.

– Молодец, Витька, молодец. Настоящий мужик.

– Пойду погамаю до вечера. Если надо что сделать по дому, стучи в тыкву, а то я в наушниках.

– Да ничего сегодня не надо. Я уже убралась, обед сварила. Пойду к Варваре схожу, поболтаю.

– Угу.

Я закрыл за собой дверь спальни, сел за стол и включил компьютер. Мысли, конечно, были совсем не об играх. Когда перед тобой открывается бездна неизвестности, манящая обещаниями, мелкие житейские радости невольно отодвинутся на второй план. Весь мир с ног на голову! Вроде бы ты знаешь про космос, планеты, системы, галактики и прочее, а тут бац, и тебе рассказывают, что все это – бесконечно малая часть настоящего мира, который не такой уж и физический, а многогранный, и человеческое воображение работает в нем как устройство перехода, не требуя мегаватт мощности.

И, конечно же, думал о своей судьбе. Решение я уже принял и не хотел истязать себя сомнениями, поэтому старался думать только о том, что предстоит пережить и каким образом я изменюсь. Какая-то фантастическая трансформация внешности или же операция, которая пройдет без последствий благодаря искуплению каких-то там прошлых грехов. Мне, в принципе, было без разницы. Матери я бы сказал, что соврал про вахту и был на пластической операции. С паспортом будет сложнее. Остальное меня не волновало. Уехал бы в другой город, где никто не удивится моим преображениям.

На всякий случай я попытался поискать информацию об Эрле в интернете. Конкретно о ней ничего не было. Имя греческое, означает «эфирная», что в ее ситуации понятно. Скорее выдуманное, взятое со смыслом. Мне бы подошло Квазимодо, Шрек, Румпельштильцхен, а ей… вряд ли в современном мире ее можно с кем-то сравнить. Может быть, какие-нибудь древнегреческие полубогини или наяды были вровень с ее красотой. Мне снова представились ее глаза, наполненные светящимся бирюзовым перламутром. Не, она точно не отсюда.

Мне захотелось гордиться собой из-за того, что на меня пал ее выбор, но критерий его охлаждал мой порыв. Из всех уродов, видимо, я самый уродливый. Наиболее достойный жалости. Ничего, семь дней каких-то испытаний – и все будет иначе. Мне не привыкать. Один круг ада я уже прошел, пережив насмешки. Красивее снаружи не стал, но зато внутри появился стержень и уверенность, что любое испытание можно пережить.

Я вынул из кармана пакетик с камешком и рассмотрел его на свет. Вынул и проверил на зуб. Вдруг мне подсунули наркоту, и вся эта история с Эрлой – просто красивая замануха для наивного паренька. Камень на вкус был, как и положено камню, безвкусный. Я подумал об Эрле и вдруг ощутил, как стены моей комнаты начали растворяться. Это меня здорово напугало, и, как будто от испуга, все встало на место. Стены вновь обрели материальность. Камень работал.

Я убрал его в карман и, впечатленный подтверждением слов незнакомки, сидел еще с полчаса не двигаясь, борясь с желанием снова испытать камень в деле. Только мысли о матери, которая обнаружит пустую комнату, не дали мне этого сделать. Нельзя было так поступить с ней. Еще неизвестно, кому из нас было тяжелее перенести издевки надо мной. Я вышел из спальни. Мать уже вернулась от подруги.

– Мам, хочешь, я схожу в магазин за пирожным?

– Да поздно уже, Витюш, сладкое лопать на ночь. – Она что-то вязала, сидя перед телевизором и надев на самый кончик носа очки.

– Сегодня можно.

– Как хочешь. – Маман подняла голову и посмотрела на меня с интересом. – Ты сегодня какой-то загадочный. Может, ты мне все-таки чего-то недоговариваешь?

– Не, мам, всё как всегда.

Я выскочил в подъезд, чтобы она не заметила мое смущение, которое могло еще сильнее убедить мать в ее подозрениях. Вечерело. Из кондитерской доносился бесподобный запах стряпни. Его как будто специально выдували из кухни мощным вентилятором, чтобы любой человек в округе, учуявший этот аромат, терял самообладание и непременно заходил в кондитерскую.

– Мне два вон тех пирожных, пожалуйста, – попросил я продавщицу в белом колпаке с вышитым на нем вензелем заведения.

Женщина бросила на меня взгляд, который я привык видеть по многу раз за день. В нем сочетались усмешка, брезгливость и жалость. А мне было уже все равно. Я чувствовал себя уже одной ногой не здесь, не с этими людьми, оценка которых совсем перестала что-то значить для меня. Я посмотрел на нее не так, как обычно, без всякой тени смущения и немого извинения за то, что я такой, а как на равную или даже ниже себя, потому что не брал на себя ответственность оценивать ее внешность.

Кажется, она прочла в моем взгляде проявившееся безразличие, и это ее разозлило. Она небрежно толкнула мне пирожные и назвала сумму. Вот так, тобой интересуются, пока ты вызываешь жалость, а как только ты показываешь, что не нуждаешься в ней, сразу начинаешь бесить. Я рассчитался и забрал пирожные.

– И так-то не Ален Делон, а растолстеет – вообще страшилой станет, – услышал я нарочито громкий комментарий в спину.

Поверьте, но впервые я рассмеялся без всякой тени скорби, будто страшный «я» был уже в прошлом.

По дороге до меня хотели докопаться два местных алкоголика, которым я как-то пару раз давал денег. Уверенные в том, что держат меня в страхе, они с ходу попытались наехать при помощи угроз. Не останавливаясь, я нахамил им и пообещал отмутузить каждого, но завтра, а пока мне было некогда. Алкаши замерли в растерянности – наверное, думая о том, куда катится этот мир.

Мать уже согрела чайник. Мы с ней дружно посидели, вспоминая прошлое. Временами она смотрела на меня, будто видела впервые, но ничего не спрашивала, хотя я видел, что ей хочется. Разошлись по спальням далеко за полночь. Я уснул не сразу. Предчувствие перемен будоражило, но и сомнениям было место, и жалости к себе и родительнице.

Будильник прозвучал для меня как выстрел. Я вскочил. Стук сердца непривычно громко отдавался в висках. Тяжко чувствовать, что момент, до которого еще вчера была целая ночь, наступил. В открытое окно доносились привычные звуки города. На кровати лежал теплый прямоугольник солнечного света. Родная обстановка комнаты, создаваемая мной из года в год по мере взросления, вкупе со всем остальным умоляла меня остаться.

Нет! Слабостям больше нет места в моей жизни. Уютно быть тем, кем привык, но это путь по наклонной вниз. Пора подойти к зеркалу и честно признаться себе, что таким ты себе не нравишься. Жить в норе из своих ограничений, не видя белый свет, воспринимать только часть его, ту, которая не задевает больное самолюбие. Так больше нельзя. Хватит быть игрушкой в руках судьбы, пора взять на себя ответственность за обстоятельства и, невзирая ни на что, парить белым облаком по жизни в свое удовольствие.

Зашумела на кухне кофеварка. Мать никогда так рано не вставала. Почувствовала важность момента. Я постарался казаться ей обычным, чтобы не вызвать ненужного беспокойства, но разве скроешь от нее? Она знала меня как облупленного.

– Волнуешься?

– Вроде нет.

– Я вижу, что волнуешься. Все будет хорошо, Витюш. Не так просто поменять что-то в своей жизни, но чтобы результат был, менять все равно надо. Ты же умненький, ты достоин лучшей жизни, чем я могу тебе дать.

Мать говорила все в точку, хотя понятия не имела, как ее напутствие подходит под мою ситуацию. Оно окончательно развеяло мои сомнения и даже подняло настроение. Нервный тремор в конечностях успокоился, и я с повеселевшим видом уселся завтракать. Мы поговорили с матерью о разном. Она подкладывала мне гренки, обжаренные с яйцом, а я ел их как в первый раз, смакуя привычный вкус.

– За тобой заедут? – спросила она, когда я, тяжело выдохнув, откинулся на спинку стула.

– Сам, – ответил я на коротком выдохе. Переел напоследок.

Перед тем как выйти из дома, я проверил электронную почту. Как обычно, одни рассылки. Бесцельно пошарил по сайтам. Хотелось еще немного задержаться в привычных вещах. Думаю, вы на моем месте поступили бы так же. И вдруг, как молния, меня пронзило предположение, что, пока я тяну время, Эрла устанет ждать и наберет других несчастных, которые примут ее предложение.

Я быстро оделся, взял телефон, деньги, сумку с документами, чтобы успокоить бдительность матери. Она стояла рядом и с наворачивающимися на глаза слезами следила за мной. Я обулся и поднялся, чтобы поцеловать ее.

– Давай, мам, пока. Через неделю увидимся. – Я чмокнул ее в щеку.

– Ты, Витька, прямо на глазах меняешься. Мужчиной становишься.

– Ну, мужчиной так мужчиной.

Я открыл дверь. Из подъезда потянуло сквозняком. В комнатах громко хлопнули створки закрывшихся окон.

– Ветер перемен, – прокомментировал я этот момент. – Я пошел.

– С богом, Витюш. Звони.

– А, да, мам, меня предупредили, что вышки в поле, там связи нет.

– Как – нет? – Мать испуганно посмотрела на меня. – А как же…

– Ничего, неделю вытерпим.

Я еще раз поцеловал ее в щеку и побежал вниз по ступенькам. Спешил из-за страха не успеть, хотя договоренность с Эрлой была. Мало ли: наберет нужную квоту уродцев и отправится по кругам ада без меня. Мне хотелось верить, что я ее чем-то зацепил, но, поставив себя на ее место, понял, что мог зацепить только сочувствием.

Я был уверен, что мать смотрит из окна мне в спину, поэтому сделал вид, что иду в сторону остановки общественного транспорта. Народу с утра уже было много. Люди давились в переполненных автобусах, чтобы успеть на работу. Я сел на лавку внутри остановочной будки. Все потенциальные пассажиры стояли ко мне спиной, в позе высокого старта, повернув головы налево в ожидании своего автобуса. Я был среди них, но не одним из них.

Вынул из кармана пакетик с камнем. Выложил кристалл на ладонь и представил большие и выразительные глаза Эрлы. Обстановка не сразу дала мне сконцентрироваться на них. А может быть, прошло время, и их образ побледнел. Я не хотел, чтобы он бледнел. Мне нравилось видеть их. Как две путеводные звезды во мраке космоса.

Я добавил к желанию видеть глаза тепло чувства, которое они у меня вызывали, и это сработало. Люди и шум с дороги отдалились, стены остановки задрожали, как в утреннем мареве, и вдруг все исчезло. Не прошло ровно нисколько времени, а я уже сидел в какой-то каменной беседке, рядом с которой журчал небольшой водопад, впадая в пруд с цветущими кувшинками. У пруда стояла Эрла.

Глава 3

В городской администрации Транзабара было, как всегда, многолюдно. Новенькие, несмотря на свое разнообразное происхождение, все как один имели одинаковое испуганно-потерянное выражение лица. Как же жестоко, что их ждет катапульта и далее суровый бег от самих себя прежних к самим себе настоящим. Печально сознавать это без всякой возможности помочь.

Змея пришлось взять на руки, чтобы крупные люди, произошедшие от разных жвачных млекопитающих, случайно не раздавили его.

– Что-то сегодня особенно многолюдно, – заметила кошка. – Наверное, Археорису будет совсем не до нас.

Так звали цаплеобразного чиновника, отвечающего в городе миров за внутреннюю безопасность. Мне он напоминал китайца из-за того, что на нем всегда красовалась шапочка с перышком и ярко-зеленый халат с вышивкой, отороченный красной окантовкой. Мудрости в нем и вправду было как в каком-нибудь Конфуции. Говорил он мало, только по делу и слушал очень внимательно. Мне зачастую казалось, что мир вокруг себя он видит совсем иначе, чем я. Он будто понимал суть вещей и событий намного глубже. Думаю, потому он и взял на себя роль чиновника, чтобы держать нашу разномастную шушеру в подобии порядка.

Археорис, как ни странно, не был занят новенькими и даже обрадовался нашему визиту. Антош здесь бывал чаще нас, и потому пернатый чиновник первым поздоровался с ним.

– Всегда рад, когда люди сами приходят ко мне. Хуже, когда их приходится доставлять. Какие идеи привели вас сюда? – Археорис поздоровался с каждым, похлопав дружески белым крылом.

– Ну, идея простая: нам хочется найти для себя занятие, в котором можно с пользой применить наше умение ходить по мирам, – просто и понятно объяснил змей причину нашего визита. – Устали мы от безделья, от бесцельного использования нашего умения.

Пернатый раскрыл клюв и издал несколько резких птичьих звуков. Видимо, это был смех.

– Очень рад, что этот момент настал, – не совсем понятно высказался чиновник. То ли ему понравилось, что нам все надоело, то ли он говорил про визит. – До того как вы нашли дорогу в город миров и перебирали их один за другим, не задумывались ли вы остановиться в своем поиске? – Археорис по очереди заглянул каждому из нас в глаза.

В этот момент, когда его желтые глаза пронзительным взглядом микроскопического зрачка вывернули наизнанку мои мысли, я почувствовал себя лягушкой, на которую нацелилась цапля.

– Не скрою, моменты слабости были, – признался я. – У каждого из нас случались такие моменты. В особенности когда мы смогли вернуться домой.

– Очень правильное разграничение по смыслу! – похвалил меня чиновник.

– Спасибо. – Гордый собой, я выпрямил спину.

– Это был первый серьезный этап превращения нас в настоящих иномирцев. – Змей тоже захотел себе порцию похвалы.

– Вот именно, в настоящих. Умное замечание. – В кармане чиновника было бесконечное количество комплиментов. – Иномирец, не нашедший путь в Транзабар, не считается настоящим, потому что он не познал сути своего умения. Он как воин, которому дали кусок железа, чтобы он выковал себе меч, но тот решил, что ему достаточно махать необработанным куском, чтобы постичь искусство.

– А вы это к чему? – Ляля запуталась в иносказаниях.

– Хороший вопрос, молодец. – Археорис махнул в ее сторону крылом.

Кошка немного смутилась.

– Есть большое количество так называемых иномирцев, которые замерли в определенной стадии, решив, что им этого достаточно. Подавляющее большинство из них безвредно. Снуют между мирами, предаваясь маленьким хулиганским радостям. Но есть, как вы можете догадаться, совсем другие иномирцы, для которых возможность переходить из мира в мир становится способом безнаказанного удовлетворения самых низменных желаний и запросов нездоровой психики. И таких тоже немало. Иномирец без правильной цели быстро превращается в преступника. Получив азы умения, он останавливается в развитии, занимаясь только использованием его в своих гнусных замыслах.

Признаться, был такой момент в карьере начинающего иномирца, когда я задумывался над подобным. Каждый из нас, будучи инертным в размышлениях, оставшихся от прежней жизни, мыслит одинаково.

– Вы хотите предложить нам работу иномирских детективов? – догадался змей.

– Изумительная прозорливость! – похвалил его чиновник. – Именно это я и хочу предложить таким многоопытным иномирцам, как вы.

– Но как их найти? – спросил я, совершенно не представляя, как в бесконечных мирах можно найти конкретного человека, который еще и не сидит на одном месте.

– Нет ничего проще: хочешь поймать преступника – думай как преступник. Откройте потаенные уголки своей души и выпустите оттуда свои «я», которые вы в себе не желаете иметь.

– Оу. – Ляля как будто заранее испугалась этой идеи. – А если понравится?

– Превосходно. – Археорис прямо-таки обрадовался ее предположению. – Отыскать в себе преступника – очень хорошее дело. Иногда это посложнее, чем найти его в других мирах. Главное, не дайте ему взять над вами верх, какими бы сладкими речами он ни оправдывал свое существование. Обычно ложь и дурные намерения маскируются под прекрасной оберткой, хорошие дела чаще выглядят неказисто. Не мне вам это рассказывать. Думали бы вы по-другому – не пришли бы сюда.

– Мы приняты на работу? – на всякий случай поинтересовался змей.

– Как только вам пришла эта идея. – Археорис махнул обоими крыльями и направился к своему столу, месту несения службы.

– А что делать с теми, кого мы поймаем? – спросил я, совершенно не представляя этого.

– У них два варианта: либо продолжить путь, либо… – Пернатый чиновник не договорил. Его отвлекла помощница, милая кучерявая овечка.

Мы постояли еще некоторое время в надежде дослушать, как поступить с преступниками во втором случае, но вскоре поняли, что Археорису совсем не до нас. На аудиенцию пришли еще человек двадцать, и каждый требовал внимания.

– Боюсь, что для второго «либо» я слишком мягкосердечная, – призналась Ляля, когда мы вышли на улицу.

– Ты подумала, что он имел в виду смертный приговор? – Я сам допускал более широкую трактовку недоговоренной фразы.

– А что с ними еще можно сделать? – удивилась она. – Пригрозить, сказать, что так делать нельзя?

– Я не знаю, память можно стереть и оставить их в родном мире, – предложил я.

– Ты умеешь стирать память? – язвительным тоном спросила Ляля.

– Ну нет, только вместе с человеком. Но можно найти кого-нибудь, кто умеет.

– Я считаю, что второе «либо» подразумевало любой способ, который поставит крест на извращенных действиях недоиномирца, – вступил в дискуссию Антош. – По обстоятельствам. Но не стоит забывать, что нам присущ гуманизм.

Мы добрались до дома, громко дискутируя о моральных аспектах будущей работы. По дороге нас остановила охрана из могучих «австралопитеков» и предложила вести себя немного тише, чтобы не нарушать общественный порядок. При взгляде на одного из них мне вдруг пришла интересная идея.

– Послушай, друг, а почему среди жителей Транзабара так много ваших представителей? Вы, случайно, не коренные жители этого места? – спросил я у него.

Ляля незаметно шлепнула меня под спину, а змей закатил глаза. Им совсем не хотелось иметь дело с представителями этой профессии, которые оставили у них в памяти не самые приятные моменты.

– Нет, мы не из этого места, – ответил начальник патруля, отличавшийся от остальных набедренной повязкой иного цвета. – Нас привел сюда один иномирец, Вертиног, чтобы спасти от глупого сражения, на которое нас вел полководец Гульбулькуль.

– Гульбулькуль? Почему оно было глупым?

– Мы не знали про миры, думали, что воюем с захватчиками наших земель, а оказалось, что он водил нас в другие миры и заставлял сражаться с войсками, для которых эти миры были родными. Выходило, что это мы были агрессорами. Нас погибло очень много, но Гульбулькуль говорил такие пламенные речи, что мы ему верили. Но в один из дней нас просто увели от него и привели сюда. Потом все было как у всех. Вернулись назад немногие, но те, кто овладел искусством перемещения, предпочли Транзабар.

– А где этот Гульбулькуль сейчас? Вертиног его схватил?

– Не знаю. Думаю, он сбежал, чтобы набрать новую армию. – Воспоминания заставили патрульного передернуть плечами. – Вы так больше не шумите, ладно? – мягко попросил он.

– Ладно, – пообещали мы хором.

Дома мы снова занялись тем, что стали выяснять, по каким признакам можно понять, есть ли в этом мире злоупотребляющий своим умением иномирец.

– Отторжение, – неожиданно произнес Антош. – Они не смогли пройти эту стадию. Не пройдя путь до конца, они не познали гармонию всех миров. Так что в любом мире, кроме родного, должно существовать напряжение от их присутствия.

– Очень замечательное предположение, – скопировал я манеру Археориса раздавать комплименты. – Теперь стоит просто представить себе мир, в котором оно есть. Ну-с, приступим или попьем чай перед дорожкой?

– Приступим, чай попьем позже, в качестве вознаграждения, – решила Ляля.

– Кто первый? – спросил змей.

В его голосе я почувствовал нерешительность.

– Давайте я. Проверю на себе свое предположение.

– На нас, – поправила меня кошка.

– Как знаете. Идемте ко мне.

Мы собрались в кучу, скрепленные Антошем в одно целое. Я попытался представить себе мир, в котором есть инородный предмет типа занозы, против которого работает иммунная система. Никаких конкретных образов у меня не возникло, так, обтекаемая формулировка в общих чертах. Воображение поблуждало по вариантам и выбрало первый попавшийся.

Нашим глазам предстал рынок, похожий на какой-нибудь земной из первой половины девятнадцатого века. Деревянные разборные палатки, накрытые грубой тканью, стояли в несколько рядов. Между рядами втиснулись телеги с деревенскими продуктами. Гвалт человеческий и животный стоял невообразимый. Все пытались перекричать друг друга, чтобы завлечь «жоржеобразных» покупателей.

Мы, как я думал, должны были вывалиться возле того самого места, где напряжение от присутствия иномирца было самым высоким. И оказался прав. Рядом с нами под навесом палатки слышалась какая-то возня. Мы заглянули внутрь и увидели разгорающийся конфликт.

Продавец и покупатель дубасили друг друга кулаками и всем, что попадалось под руку, по большей части товаром. Верх одерживал обманутый покупатель. Лицо продавца уже было разбито в кровь, он выдыхался и бил только наотмашь. В кутерьме любой проходящий мимо человек мог запросто брать с прилавка все что вздумается, и никто этого не заметил бы. Мы, разумеется, явились сюда не за этим. Я покашлял, а после того, как поймал взгляд продавца, дал ему понять, что мы не просто любуемся спаррингом.

Деловому человеку наш интерес придал сил. Ножкой сломанного стула он огрел покупателя, лишив того сознания. Оттолкнул его под прилавок, немного поправил на себе одежду и приветливо ощерился испачканными в крови зубами.

– Что вас интересует?

Мужчина заметил Лялю и Антоша, и его глаза забегали. Так мог отреагировать только иномирец, знающий о существовании каких угодно людей. Коренной житель мира уже давно закричал бы благим матом и сбежал отсюда.

– Товар-то у вас не соответствует эпохе, – обратил я внимание на предметы, сделанные из яркого пластика.

– А что мне делать? У меня такой бизнес: продаю то, что стоит в моем мире копейки, – он обвел взглядом свою палатку, – и покупаю то, что стоит копейки в этом мире, то есть натуральные продукты. Я не ворую, никого не обманываю, зарабатываю как могу.

– А чего этому надо было? – кивнул я в сторону лежащего у него в ногах покупателя.

– Он пытался подогреть молоко на печи в пластиковом ковше. Решил, что я надул его, подсунув плохой товар.

– М-да, не кошка в микроволновке, но тоже тупость. Откуда ему знать, что пластик плавится?

– Я всех предупреждаю, что это тара для хранения, только они тупые, раз за разом пытаются сунуть ее в огонь, – оправдался иномирец.

– Они не тупые, просто вы опережаете события. За это и расплачиваетесь недопониманием и разбитым лицом, – изрек змей, заставив несчастного замереть на несколько секунд.

– Вы пришли, чтобы наказать меня? – Глаза мужчины округлились. – У меня семья, дети голодные.

– Не дешево ли размениваете свое умение? – не дав ответа, спросил я у горе-торгаша.

– А чего оно стоит-то? – Продавец искренне удивился. – Я за него ни копейки не заплатил. Если бы перевозка между мирами стоила денег – тогда другое дело.

– Ясно. Какие мы разные, дружище. Мне ума не хватило рассматривать свое умение в коммерческом плане. Все, что стоит денег, уже дешево.

– Как это понимать? – На лице коммерсанта отразилось искреннее удивление. Вкупе с подсохшей кровью гримаса выглядела не очень.

– Вы же вместо того, чтобы постичь суть иномирства, занялись какой-то мелочью, – упрекнул его Антош. – Это все равно что забивать гвозди микроскопом. Вы научились проницать пространство, но привычки, присущие людям без воображения, оставили при себе. Зачем? Вы же так деградируете.

– У меня семья большая, их кормить надо. Что толку шляться по мирам, когда они могут помереть с голоду? – Мужчина начал нервничать.

Покупатель под прилавком начал двигаться и снова получил ножкой стула по голове.

Мы поняли, что так просто этого иномирца переучить не получится.

– Нам надо пошушукаться, – предупредил я продавца.

Мы отвернулись на одну секунду. Мужчина воспользовался моментом и исчез, оставив товар.

– Первый блин комом, – констатировал я, хотя знал, что бизнесмен из другого мира так и поступит.

– Что дальше? – спросила Ляля.

– Мне кажется, что это его дело – как поступать со своим умением. – Змей заглянул за полог палатки. – Если не считать этого пострадавшего, то торговец почти ничем не провинился. У нас нет семьи, мы свободны от необходимости заботиться о ком-то ежедневно, так что он по-своему прав. Его не ждет большое будущее, это точно, но надеюсь, что он не опустится до откровенного криминала.

Тут на нашу странную компанию наконец-то обратили внимание. Антош рефлекторно затянул нас потуже, как в моменты возможной опасности.

– Счастливо оставаться, – пожелал он местным жителям, готовым начать голосить, и вернул нас домой.

– Да-а-а… – протянула кошка. – Может быть, нам следовало найти его семью и передать им запас еды, чтобы у отца семейства появилось время подумать о чем-то другом. А то мы как-то сразу наехали на него. Денек у бедолаги и так не задался.

– Боюсь, человек с таким складом ума не сделает правильных выводов. У него только дебет и кредит на уме. Надо взять его на заметку и проверить через год, – предложил я, думая, что этого времени хватит для изменения динамики.

– За год мы должны придумать, как поступать с подобными иномирцами. Должно быть какое-то решение, которое не позволит им пользоваться мирами для своих некрасивых дел, – размышлял Антош.

– А что там думать? – Ляля махнула хвостом. – Самое страшное для них – потерять способность ходить по мирам. Нет миров – нет проблемы.

– Верно, – согласился я с неожиданно мудрым предложением Ляли. – Очень проницательное решение для красивой женщины, – Я поддел кошку и одновременно сделал ей комплимент. – А как это сделать?

– Вы у нас спецы, особенно Антош. Есть какое-то действие, способное запереть человека в одном мире?

Вопрос Ляли заставил змея впасть в ступор. По его бесцветному взгляду я понял, что он вывалился в астрал.

– Я в очередной раз убеждаюсь, что жизнь в одном мире похожа на заключение под стражу. Только по-настоящему свободные могут иметь возможность ходить между мирами. Это нормально организованный естественный отбор. Достоин – получи награду, нет – живи в одном мире, как все. Есть исключения, но, как говорят в моем мире, они только подтверждают правила, – изрек я философски.

– В моем мире считают: кто много говорит, тому некогда вылизывать свою шерсть.

– Я уловил аллегорию. – Я поднял руку и облизнул ее. – Так лучше?

– Фу, не очень эстетично. – Кошка сморщила нос, показав крупные верхние клыки. – Не надо прямо так буквально понимать.

– Сейчас Антош вернется и расскажет нам, что делать. А пока можно перекусить. Что-то запахи с того рынка вызвали у меня аппетит. – Я направился в кухню, к холодильнику.

– Там пахло совсем несъедобно, – произнесла мне в спину Ляля. – Сильнее всего там пахло экскрементами животных.

– Это потому, что у тебя слабое воображение. Я же додумал дальше: стейки, отбивные, котлетки, м-м-м, сколько всего можно приготовить из них. Особенно из той коровки с добрыми глазами.

– Прекрати, Жорж, иначе я стану вегетарианкой, а для меня это равноценно смерти.

– Ничего, я знаю миры, где мясо выращивают прямо на деревьях. Тебе подойдет такой вариант?

– Возможно.

Я открыл холодильник. В нем не было ничего из быстрых закусок, кроме приготовленного матерью холодца.

– Будешь? – Я вынул блюдо с ним и показал кошке.

– Да. – Ляля не стала сопротивляться блюду, приготовленному из свиных ножек.

Ее брезгливая добросердечность длилась совсем недолго. Жалко, конечно, зверюшек, но с другой стороны, не нами были придуманы взаимоотношения, основанные на пищевой цепи. После того как мы научились выходить из тела, видеть и понимать больше, чем могли дать его рецепторы и мозг, отношение к жизни и смерти радикально поменялись. Туловище перестало быть полноценным «я», только одной из его ипостасей. У меня почти пропал инстинкт самосохранения. Его пришлось заменять трезвым расчетом, чтобы нечаянно не погубить тело. То же самое чувствовали Ляля и Антош, и как оказалось, все жители Транзабара, испытавшие выход в астрал.

Никто из нас не собирался помирать раньше времени, освободившись от оков бренного тела. Очарование жизни в нем было. Те же маленькие слабости, удовлетворение которых приносило удовольствие, не давали нам думать о скором избавлении от тела. Мне нравилось вдыхать аромат Лялиной шерсти. Она пахла уютом, спокойствием и домашним теплом. К тому же не мы дали себе тело и не нам распоряжаться им. Это я рассуждал к тому, что тела животных, идущие на удовлетворение голода, не стоило воспринимать как финал полноценной жизни. У всего была душа, продолжающая существовать после смерти очередного тела.

Змей появился в дверном проеме и замер. Скупое на эмоции лицо полыхало от вдохновения какой-то идеей.

– Что? – спросила Ляля в нетерпении.

Змей еще какое-то время пребывал в прострации, затем резко встряхнулся, и взгляд его обрел осмысленность.

– Я придумал, – выдохнул он. – Но вначале – чай.

Пока он, кое-как управляясь с чайником и заварником при помощи кончика хвоста, наливал себе чай, мы терпеливо ждали. Антош будто бы специально испытывал наше терпение. Не иначе, идея, пришедшая ему в голову, была очень непростой и требовала осмысленного изложения, чтобы наши с Лялей млекопитающие мозги смогли адекватно ее воспринять.

– У тебя впереди вечность? – Ляля не выдержала первой.

– Как и у вас, – ответил змей и сделал первый глоток. – Бодрит.

– Не то слово, я уже начинаю закипать, как этот чайник. Что ты там придумал в астрале?

– О, а вы поняли, что я там был?

– Сложно не понять. Даже когда ты мерзнешь, у тебя более осмысленный взгляд. Что ты придумал? Как нам переучивать преступников-иномирцев? – спросил я.

– Я перебрал несколько вариантов. Первый – это поиграться в богов. Создать аномалии-ловушки, в которые они угодят. Вряд ли они смогут самостоятельно их покинуть. Не тот уровень сознания.

– Хорошая идея, – согласилась Ляля.

– А мне она пришлась не по душе, – неожиданно заявил змей. – Кто мы такие, чтобы поступать так, словно имеем право решать, кому и каким быть. Вершить правосудие, лишая человека свободы по собственному усмотрению – это такое же преступление. Сегодня мы их ловим, а завтра будут ловить нас.

– Пока что мы справлялись с вызовами этического плана. – Я засомневался в том, что увлекусь ролью судьи, хотя такого опыта у меня еще не было.

– Подобными – нет, – отрезал змей.

– А какие еще есть способы отвадить преступников от дурных мыслей?

– Второй и будто бы очевидный способ – сделать такую петлю, которая вела бы из мира только в Транзабар. Каждый раз, пока человек не выучится на настоящего иномирца, его визит сюда будет заканчиваться катапультой. Это тоже несвобода, но уже с возможностью самостоятельно от нее избавиться.

– Это офигенная идея, Антош! – Я был в восторге.

Зациклить преступника на понятной идее, не тратить время на его убеждение и в то же время не чувствовать себя вершителем судеб. По сути, исправление его было бы отдано на аутсорсинг Транзабару, преуспевшему в воспитании иномирцев.

– А зачем нам слушать остальные варианты, если этот – совершенный? – спросила Ляля.

– Затем, что нам самим от этого не будет никакого развития. Любое действие, особенно новое и непривычное для нас, должно оказывать благотворное влияние на развитие нашей личности. Что с того, что мы отрежем ему выход из мира, лично для меня? Я поступлю как кран, закрывающий воду, а я не хочу быть как кран. Мне интересен другой вариант, который сложнее прочих, но гораздо интереснее для моего развития.

– Эх, придется работать. – Я вздохнул и опустил плечи. – Бубни.

Антош отхлебнул чая и занял на стуле удобную для декламации позу.

– Третий способ – это непосредственный контакт с преступником. Надо открыться ему, показать, что мы есть и знаем о его противоправных действиях, заодно выслушать и понять, что его привело к занятию подобным гнусным делом и гнусное ли оно на самом деле. Как с этим продавцом, торгующим пластиковыми безделушками: нельзя судить его однозначно.

– А если он губит людей, а мы, давая ему время одуматься, будем стоять в стороне и наблюдать? – задала Ляля резонный вопрос. – Как тот полководец, водивший по мирам наших городских патрульных.

– Это уже частности, от которых будет зависеть гибкость нашего подхода. За кем-то мы можем просто наблюдать, а кому-то в наших силах мешать выбирать миры, но главное – это попытаться убедить человека в том, что он на неправильном пути. Ему мы, несомненно, будем казаться авторитетными иномирцами, которые в случае чего могут поступить с ним как угодно, но, показывая ему свою доброжелательность, а не силу, мы заставим его задуматься.

– Получается какая-то беззубая полиция нравов, а хочется иногда помахать шашкой. – В раздумьях я почесал подбородок, затем обратился к кошке: – Как тебе?

– Так как я самая туповатая из нашей троицы, то и выбирать между вариантами не буду. Пусть Антош делает как придумал, а мы посмотрим, есть ли от этого польза и можно ли вообще уговорить преступника добровольно отказаться от своих планов. Я же насквозь законопослушная девушка, которой совсем не понять, что ими руководит.

– Да какая… что ты вообще… Ляля, ты умнее нас с Антошем. – Я полез к ней, чтобы поцеловать ее в щеку, но наткнулся на взгляд желтых глаз, в которых застыла усмешка. – Что?

– А то, что ты на самом деле так не считаешь.

– Просто я боюсь тебе в этом признаться, чтобы ты не возгордилась и не умотала к какому-нибудь коту, бросив на произвол судьбы свою ручную обезьянку.

– Фу, Жорж, какой ужас! – Ляля игриво стукнула меня кулачком в плечо.

– Так, так, мы отвлеклись, – перебил наши заигрывания змей. – Вы хотели наполнить свое существование смыслом, а сами тратите его на глупости.

– Прости, Антош, действительно отвлеклись. Тебе не понять людей с горячей кровью.

– Вот поэтому среди вас и полно таких иномирцев, которые, поддавшись соблазнам, забывают о собственном самосовершенствовании. – Последнее слово он произнес с особым пафосом, подняв кончик хвоста вверх.

– Это вызвано бо́льшим разнообразием нашего вида. Вообще, ты заметил, что змееобразных иномирцев гораздо меньше?

– А те, что есть, морально выше большинства теплокровных. Так что у нас паритет. Качество уравновешивает количество.

– Мальчики, это глупый спор. Я тоже могу сказать, что женщин среди иномирцев меньше, чем мужчин, но мне на это плевать. Сколько есть, столько и хорошо. Давайте уже определимся, откуда нам начать. Кто станет первым подопытным? Какие будут критерии отбора кандидата? – Ляля прекратила наши препирательства.

Мы замолкли. У Антоша, как всегда, теоретическая основа плана была блестящей, но когда приходилось приступать к практической части, его воображение пасовало. Оба смотрели на меня, ожидая, когда я начну их знакомить с первым этапом плана.

– Ну, нам нужен такой человек, действия которого точно не вызывали бы сомнений в их преступности. Чудак на букву «м», от общения с которым у нас потом еще месяц наблюдались бы последствия в виде рвотного рефлекса.

– Ты сейчас как будто говоришь про моего дядю, – заметила Ляля. – Только он не иномирец, и вообще ему дальше туалета никуда не надо.

– Доберемся и до твоего дяди, – пообещал я в шутку. – Как вам такой критерий?

– Очень много общих слов, – засомневался Антош. – Нам нужно что-нибудь более конкретное.

– Хорошо, – согласился я. – Будет вам конкретнее. Самый отъявленный негодяй – тот, кто уверен, что творит полезное дело. Это человек, создавший в своем разуме собственную модель мира. Переубедить его в обратном будет нелегко и, может быть, невозможно, потому что он убежденный мудак. А миры он использует не для того, чтобы скрываться в них, а наоборот, чтобы сеять, по его разумению, добро и справедливость.

– Хороший нехороший человек, – задумчиво произнесла Ляля. – Совсем как мой преподаватель биологии.

– Я сочувствую тебе, Ляля. Окружение у тебя было не очень, – произнес змей. – В чем у него выражалось это сочетание?

– Он любил вскрывать животных на уроке. С одной стороны, мы лучше знали предмет, но с другой… мне кажется, он был садистом. А еще он проверял на нас разные штаммы болезней, чтобы мы записывали их течение и симптомы.

– А это идея! – Меня накрыло озарение. – Ученый, использующий миры для собственных открытий. Что ему еще может быть нужно? Бесконечное число опытов, дающих самую низкую погрешность. И все это на благо нас самих. У меня готов конкретный пример, можно начинать.

У меня аж ладони вспотели от волнения. Так захотелось придавить шею человеку, образ которого возник у меня в сознании.

– Я согласен. Мне нравится кандидатура, – одобрил змей.

– И мне. Хочу скорее спасти мир от подобного зла.

Змей собрал наше трио в один тугой узел. Я представил себе образ задуманного человека и вскоре нащупал его. Параллельно где-то в закоулках сознания я думал о недавно съеденном холодце. Мы перенеслись в мир, где в настоящий момент пребывал иномирец-негодяй, прямо из кухни. Нас окружил едкий запах медицинских препаратов и стерильной чистоты. Мое воображение вынесло нашу троицу в огромную лабораторию, сооруженную из стеклянных стен и перегородок.

Глава 4

– Здрасте, – скромно обозначил я свое появление.

Эрла обернулась и, широко улыбнувшись, поприветствовала в ответ.

– Красавчик, не испугался, – произнесла она затем.

Не знаю, было ли слово «красавчик» иронией или же она употребила его без всякого умысла, но мне понравилось. Я посчитал, что оно имело отношение в большей степени к моему поступку, чем внешности.

– Что делаешь? – задал я вопрос для начала общения.

– Жду. – Эрла подставила руку под струю водопада.

– Так вот он я.

– Должны быть еще, – ответила Эрла.

Мысли о собственной исключительности мгновенно рассеялись, как утренний туман под лучами солнца.

– Кто? Э, в смысле, такие же красавчики? – предположил я.

– Не обязательно. У людей много разных недостатков, которые мешают жить. Посмотрим, кто не хочет мириться с ними. Кто будет так же смел, как ты. Что ты сказал матери? – Эрла прошлась по мне взглядом, как излучателем, разжигающим внутренности.

– Я? А, да я соврал, что устроился на вахту.

– Поверила?

– Вроде.

– Бедная женщина. Она, наверное, любит тебя таким, какой ты есть.

– Конечно. Она же мать. – Я помолчал. – Я же не ради нее решился, а ради себя.

Эрла улыбнулась и посмотрела на меня уважительно:

– Правильный ответ. Есть хочешь?

– Нет, я немного волнуюсь, аппетита никакого.

– Хорошо. Я тоже волнуюсь, и тоже нет аппетита. Что будем делать до вечера? – спросила она, будто это я притащил ее в это место.

– Расскажи о себе, – попросил я.

Мне было интересно услышать обо всем, что связано с этой красивой девушкой. Я не сомневался: послушать есть что.

– Как хочешь, но некоторые вещи я не рассказываю никому.

Я впервые увидел, как она смутилась, что мне в принципе казалось невозможным. Через смущение проступила ее человечность, которую прежде затмевала яркая внешность. Такой она мне тоже понравилась.

– Прежде всего хочу признаться, что в вашем понимании я вампир. – Она улыбнулась так, чтобы я увидел ее острые клыки.

Вена на моей шее запульсировала против моей воли.

– Только я не пью кровь. Укус необходим нам, чтобы дать человеку профессиональный ориентир.

Эрла рассказала историю, которая, на мой взгляд, казалась диким вымыслом. Общество, где ты получаешь профессию через укус. Шахтер укусил тебя нечаянно – и тебе волей-неволей придется работать шахтером. Хотя до этого ты мечтал стать спортсменом или скрипачом.

– А ты кто по профессии? – спросил я у нее.

– Прежде чем стать иномирцем, я была журналисткой, но подобная жизнь полностью освободила меня от необходимости ею быть. Укус больше не действует.

– Может, ты переродилась или приобрела способность превращать людей в иномирцев?

– Увы, не приобрела, и вряд ли это возможно таким легким способом. Только испытания могут сделать нас ими. Но про перерождение ты прав. Теперь я другая.

– Кхе-кхе, – раздалось за нашими спинами.

Мы оба повернулись. На каменных ступеньках стоял толстый паренек. Его ноги ниже колен из-за полных бедер расходились в стороны, делая фигуру смешной и совсем не мужественной. Щеки горели розовым румянцем, лоб покрывала испарина, а на майке промеж грудей выступило пятно пота. Парень стоял скромно, испуганно глядя в нашу сторону. Видимо, он, как и я, не ожидал увидеть здесь никого, кроме Эрлы.

– Привет! – Эрла улыбнулась ему так же дружелюбно, как и мне. – Проходи к нам.

– Привет. – Парень спустился по ступенькам, тряся своими лишними килограммами при каждом шаге.

Можно даже не сомневаться, на какой крючок он попался. Эрла обещала ему похудение за семь кругов ада. Только бы это были не физические испытания, к которым парень точно не был готов.

– Глеб. – Толстяк подошел ко мне и протянул пухлую влажную ладонь.

– Виктор, но друзья зовут меня Вий. – Я пожал ему руку.

Глеб понимающе улыбнулся:

– У меня много кличек, но все они очень неприятные. Так что зовите меня Глебом.

– Отлично, ребята, поздравляю вас с проявленной смелостью. – Эрла похлопала новенького по плечу. – Сделать выбор труднее всего, это половина пути, а в моральном плане – это его основная часть. К тому же преодолевать трудности вместе гораздо веселее и проще. Взаимовыручка в таких делах необходима. Кстати, аппетит ни у кого не появился?

– Я бы съел чего-нибудь, – признался Глеб. – Когда волнуюсь, аппетит просыпается.

– Я тоже буду. – Глядя на новенького, я успокоился и понял, что голоден.

– Один момент. – Эрла сделала шаг вперед и пропала.

– Это не ловушка? – тут же спросил меня Глеб.

– Без понятия. Если бы она хотела что-то сделать с нами, зачем ей устраивать это представление?

– Она красивая. – Глеб вынул из кармана платочек и вытер им лицо.

– Очень. Красота у нее неземная.

Эрла появилась неожиданно, заставив нас замолчать. В руках у нее находилась большая сумка. Девушка открыла ее и пригласила трапезничать. В сумке лежали фрукты, теплая домашняя сдоба, горшочек с тушеным мясом и большая бутылка с жидкостью, похожей на апельсиновый сок. Вид еды раззадорил аппетит.

Мы с Глебом полезли в сумку. Эрла не осталась в стороне. Она взяла вилку и приступила к горшочку с мясом. Чем меньше она старалась походить на неземную красавицу, тем еще красивее становилась. Глеб так же, как и я, бросал на нее заинтересованные взгляды. Где-то в глубине души ему, наверное, хотелось считать, что выбор Эрлы каким-то невероятным образом основан на ее симпатии к нему.

– А чего нам надо будет делать? – с полным ртом спросил Глеб.

– По ходу разберетесь, – в тон ему ответила Эрла. – В том-то и задача ваша: разобраться.

– А можно будет соскочить на полпути? Вдруг я передумаю? – Глеб перестал жевать и уставился на Эрлу.

– Нет, нельзя. Уже нельзя. – Ее голос прозвучал жестко.

Глеб чуть не подавился недожеванной пищей. Видимо, в нем еще теплилась надежда на легкий вариант испытания. Он замер с булкой в руках. Помолчал, затем положил ее назад в сумку. Мне стало жаль парня. Сам себя я считал готовым ко многому. Тело мое было тренированно, голова соображала неплохо. Глядя на Глеба, я понимал его опасения. Даже легкая пробежка далась бы ему с трудом.

– Чего загрустил? – стараясь проявить заботу, спросила Эрла. – Стоит ли бояться испытаний человеку, который каждый день своей жизни терпел насмешки? Хорошее свойство памяти – забывать плохое. Пережил, забыл – и ладно. А если подумать, завтра будет так же, как и вчера, и послезавтра будет таким же, и через год ничего не поменяется.

– Я могу сесть на диету, – возразил Глеб.

– Слово «могу» в твоем контексте звучит слишком гипотетически.

Эрла больше не хотела казаться любезной. Теперь я точно знал, что выхода домой из этого милого дворика с водопадом нет. Глеб загрустил. Его розовые щечки тоскливо обвисли, потянув за собой внешние уголки глаз, сделав их чрезвычайно печальными.

– Извините, я не хотела портить вам аппетит раньше времени. – Эрла посмотрела на толстяка смущенно. – Все будет хорошо, нужно только желать результата, вот что я хотела донести. И меня немного подбешивают слабые духом парни. Жизнь – суровая штука, и чтобы ей соответствовать, надо держать себя в тонусе.

Она отошла от нас и села в сторонке на каменную скамейку, всем видом показывая, чтобы мы оставили ее в покое. Мы с Глебом сели напротив. Нас от Эрлы отделял пруд. Девушка вынула из своих вещей книгу и углубилась в чтение.

– Вот я дурак! – заскулил Глеб. – Чувствовал, что засада будет, а все равно поверил ей. Она же ведьма, точно тебе говорю.

От его шипения мне стало неприятно.

– Она вампир, – поделился знанием я. – Видел ее зубы?

– Серьезно? – Глеб сразу же мне поверил и побледнел.

– Только она не пьет кровь. У них там своя тема. Через укус передаются профессиональные навыки.

– Ерунда какая-то, – фыркнул толстяк. – А что будет, если мы попытаемся навалять ей? Силой заставим вернуть нас назад. Гарантирую: она сразу найдет способ это сделать. Ты парень крепкий, да и лицо у тебя такое, будто ты способен на многие вещи. Если что, я тебе помогу.

– Спасибо за лицо. – Я поднялся и пересел на другую скамейку.

Заговорщическое шипение Глеба раздражало меня. Этот «пухлик» явно не привык к самостоятельности и пытался мной манипулировать. А манипуляторы, как я успел понять за свою короткую жизнь, самые ненадежные люди. По сравнению с ним Эрла уже казалась своим человеком, с которым можно поговорить и которому довериться. Я поймал ее взгляд и понял, что она не против моей компании.

– Долго еще? – спросил я, подсев к ней.

– До вечера. Еще три часа. – Она посмотрела на свои наручные часы.

– Что читаешь?

– Да так, книгу по психологии. Кардинальные отличия мужского и женского психотипа в решении возникающих проблем.

– Они есть?

– Вы, мужчины, поддаетесь панике, когда угроза минимальна, и более сконцентрированы, когда угроза смертельна. Хочу думать, что этот паренек возьмет себя в руки, когда попадет на испытание. Сейчас он выглядит слишком раскисшим.

– Хотелось бы в это верить, – откликнулся я с сомнением.

Глеб часто бросал на нас злобно-обреченный взгляд. Явно подозревал в сговоре. Мне становилось тяжело от мысли, что ожидающее нас испытание придется проходить рядом с ним. Такого напарника не пожелаешь никому.

– Надеюсь, одно из испытаний будет на скорость поедания пончиков, – произнес я вслух.

Эрла от души рассмеялась над моей шуткой, чем еще больше напугала Глеба.

– Готова поверить, что твоя внешность кроется лишь в комбинации генов и никак не связана с прошлыми прегрешениями. Ты очень светлый, Вий. Рядом с тобой легко.

– Спасибо. – Я прямо расцвел от комплимента и растянул рот в одной из заранее смоделированных перед зеркалом улыбок. – Я вообще не верю ни в какую реинкарнацию. Проще знать, что ты таким уродился из-за случайной комбинации генов, чем верить в то, что это возмездие за твои прошлые дела, о которых ты понятия не имеешь.

– А я верю. Я была в одном мире, где учение о переселении душ является основой морального кодекса – и уголовного тоже. Под страхом родиться в следующей жизни в теле жертвы, которую ты сам и убил. Справедливо? По-моему, да. Они считают, к примеру, что человек, всю жизнь надрывавшийся на работе, в следующей родится ломовым животным. Праздные люди возрождаются бабочками-однодневками.

– А если ты прожил достойную жизнь, какие варианты?

– Тогда ты можешь подняться над человеческим телом и стать одной из духовных сущностей. У них там тоже разные уровни, пока не доберешься до самой главной.

– А потом что?

– А став главной сущностью, создашь для себя свой мир и растворишься в нем.

– Е-мое, чудеса. И как они там живут? Построили справедливое общество?

– Ну, идеальных обществ не бывает. Важно, что там есть люди, которые живут с полным осознанием стремления к лучшему. Вот они и двигаются по дороге совершенствования.

– И ты тоже ступила на этот путь?

Эрла ответила не сразу:

– Я не знаю. Возможно, и не ступила.

– Значит, не веришь этим почитателям реинкарнации?

– Верю, но себя еще не переломила. Слишком много во мне от той Эрлы-журналистки, живущей в мире по своим законам.

– Я никак не могу понять: в чем твой профит с нас? Если ты не радеешь за самосовершенствование через помощь другим, то что тобой движет? – Я посмотрел ей в глаза и увидел в них кроме небесного перламутра потаенную тьму. – Ты кому-то мстишь?

Я даже не спросил – я понял это по выражению глаз. В них застыла обида, тщательно маскируемая красотой. Эрла отвернулась от меня. Снова посмотрела на часы.

– Может быть, пока не поздно, ты одумаешься? Неужели не жалко издеваться над людьми, которые не сделали тебе ничего плохого?

– Вий, моя карма – это мои проблемы, а ты станешь другим человеком, во многих смыслах лучше, чем был. Осталось пять минут.

Настроение перед стартом в неизвестность сильно подпортилось. Ощущение избранности уступило место неприятному чувству, будто меня провели. Выходит, манипулятор Глеб был не совсем неправ.

Я повел взглядом в сторону и наткнулся на невысокого очкарика, молчаливо стоящего на ступенях. Когда он появился здесь, я не заметил. Выглядел он так, будто находился в ступоре.

– Привет! – Эрла тоже увидела его. – Ты появился в последний момент. Сомневался?

– Здравствуйте, – вымолвил он с сильно грассирующим «р» и замолк, не ответив на вопрос.

– Проходи. – Эрла попыталась быть дружелюбной. – Это Вий, – она махнула в мою сторону, – это Глеб, – показала на толстяка. – Они тоже пришли сюда, чтобы пройти испытание. Выходит, вас будет трое. Представишься?

Паренек называть свое имя не спешил. Судя по выпученным за линзами очков глазам, он все еще находился в шоке.

Эрла посмотрела на часы.

– Времени ждать больше нет. Познакомитесь по ходу испытания. Встаньте рядом друг с другом, – попросила она нас.

Я подошел к новенькому, взял его за руку и подвел к Глебу, утратившему самообладание в последний момент. Он был бледен, в глазах застыл испуг.

– Да уж, команда победителей… – разочарованно произнесла Эрла. – Жду вас по окончании первого круга. Удачи!

Она взмахнула в сторону нас руками, и неведомая сила вырвала нашу троицу из уютного садика с каменным водопадом.

Это было что-то нереальное, невозможное по законам мира, в котором мы жили. Бесконечное темно-синее пространство, наполненное редкими летающими просто так огромными глыбами, вокруг которых бледно светились пузыри воздушной оболочки. Мы сами находились на одном из таких камней. Если бы не движение относительно других глыб, можно было подумать, что мы просто висим в космосе.

Первые минуты наше трио сидело неподвижно, пытаясь осознать, куда нас занесло.

– Борис, – вдруг брякнул очкарик.

Его возглас в полной тишине прозвучал как выстрел.

– Кто? – спросил с перепугу Глеб.

А мне стало ясно, что он просто тормоз: до него только сейчас дошел вопрос, который задала Эрла.

– Очень приятно. Давай уже размораживайся, нам надо догадаться, что делать с этим испытанием, если мы хотим вернуться домой живыми.

Я поднялся и направился к краю булыжника, правда, еще не имея понятия о том, что мы находимся на таком же камне, как те, которые летали вдалеке.

– Послушай, Вий, а девица нам ничего не сказала – будут нас кормить по ходу испытания или нет?

Я даже не обернулся на вопрос толстяка, потому что им он вывел меня из себя. Подошел к краю и понял, что нас занесло на один из камней, или астероидов с атмосферой, плавающих вокруг нас. Пространство между ними было безвоздушным, это было понятно, но неясно, откуда брался слабый свет и была ли у этого мира опора в виде планеты. С того места, откуда я рассматривал мир, ответ на эти вопросы не открывался.

В чем суть этого испытания? Что можно сотворить с этим камнем за один день? На первый взгляд, окружающий неторопливый мир существовал в таком виде целую вечность и мог просуществовать еще столько же. Глеб подошел ко мне со спины и, не дойдя пары шагов до края, выглянул, вытянув шею вперед, тем самым обнаружив, что она у него все-таки есть.

– Не боишься упасть? – спросил он у меня.

– Куда? – удивился я.

– Туда. – Он кивнул в пустоту.

Я решил напугать его еще сильнее. Сделал шаг вперед и наступил за край. Перешел на другую сторону глыбы и спокойно стоял на ней, удерживаемый силой тяжести. Мне была видна одна голова Глеба, на лице которого восковой маской застыло выражение ужаса.

– Мы находимся на маленьком астероиде с экстремально высокой силой тяжести для объекта такого размера. Она направлена к его центру, о чем можно судить по воздушному пузырю атмосферы, равномерно обволакивающему камень. Переходи на эту сторону, не бойся.

– Нет. – Глеб замотал щеками из стороны в сторону. – Кажется, меня Борис зовет. – Его голова исчезла за каменным выступом.

М-да, по форме этот булыжник очень похож на мою голову. Я обошел его по экватору менее чем за пятнадцать минут и вышел с противоположной стороны. Глеб и Борис сидели ко мне спиной и ждали, когда я появлюсь с той стороны, откуда исчез.

– Он с Эрлой заодно, – пробурчал Глеб. – Страшный как смерть, но по ходу у этой красавицы такой фетиш: любит уродов.

– Ты неправ, – произнес я, неслышно подойдя к ним.

Глеб подпрыгнул. Сила тяжести на булыжнике все же была меньше земной. А Борис не спеша повернул голову в мою сторону.

– Я знаю ее столько же, сколько и ты. Просто ты рохля, слабак, паникер и манипулятор. Какое из этих качеств может произвести на девушку впечатление?

– Ой, а можно подумать, ты один тут д’Артаньян. Считал бы себя нормальным – не приперся бы к ней за лучшей жизнью.

– А я и не утверждаю, что я нормальный. И вообще, наши недостатки, с которыми мы сюда приперлись, это личное дело каждого из нас. Я не знаю, что задумала эта Эрла, кто она на самом деле – святая или садистка, которая наблюдает за нашими мучениями, – но хочу верить, что не обманет. Пока мы этого не выяснили, нам надо научиться быть вместе, не сплетничать за спиной, не разводить интриги. Кто знает, в чем наше испытание? Может, в том, чтобы научиться играть командой.

После проникновенной речи, которая складно слетела с моего языка, я замолчал. Глеб отвернулся, как ребенок, которого отчитали. Борис смотрел на меня рыбьим отсутствующим взглядом. Для полноты картины не хватало только слюней, капающих изо рта. Это была не команда, а две гири, висящие на моих руках. Я представил, как раскручиваю каждого из них и запускаю в открытый космос. Никакого сожаления по поводу участи моих напарников эта мысль у меня не вызывала.

Я отошел в сторону. Меня раздирало возмущение, и находиться рядом с товарищами, которых язык не повернется назвать таковыми, я не мог.

– Летит, – услышал я слабый голос Бориса.

– Поздравляю, вовремя заметил, – тихо произнес я, преисполненный негодования по отношению к очкастому тормозу.

– Это! Смотри! – раздался испуганный голос уже Глеба. – Как тебя там? Летит, смотри!

Я повернулся и посмотрел туда, куда они указывали. Удивительно, но одна из глыб будто бы решила лететь по своему усмотрению и приближалась к нам. Вначале я думал, что она просто сменила траекторию, но спустя несколько минут наблюдения убедился в том, что камень совершает самостоятельные движения, будто им можно управлять.

Моя ватага начала шуметь и суетиться.

– Сейчас врежется. Врежется! – Глеб суетливо забегал из стороны в сторону. – Мы погибнем. Нас размажет. Вот и все. Все! Конец!

– Идите за мной. – Я позвал своих напарников командирским голосом.

Это подействовало. Мы подошли к краю глыбы, который можно было считать началом новой грани.

– Идемте на ту сторону. – Я хотел увести их на другую сторону, чтобы не попасть под прямой удар.

Конечно, это могло и не помочь. При соударении таких глыб нас просто сбросило бы с них, как переспелые абрикосы. Глеб ухватил меня за руку и осторожно поставил ногу на другую сторону, вытянув носок. Я не удержался и толкнул его вперед. Раздался нечеловеческий крик ужаса. Толстяк упал на камни, ухватившись за них, будто мог свалиться.

Он орал с полминуты, пока не убедился, что с ним не происходит ничего страшного. Затем замолк и встал на ноги.

– Ого, а здесь так же, как на той стороне, – удивился он. – Теперь вы находитесь за углом.

– Борис, давай вперед, – приказал я своему замедленному напарнику.

Очкарик, вяло передвигая конечностями, флегматично перебрался на другую сторону и встал рядом с Глебом.

– Уходите подальше от края, – скомандовал я им.

– А ты? – спросил Глеб.

– А я буду наблюдать, чего этому камню от нас надо.

– И я хочу наблюдать, – неожиданно произнес Борис. – Мне интересно.

Его просьба вызвала у меня замешательство. С таким напарничком вовремя не сбежишь от опасности, но, с другой стороны, он здесь затем, чтобы избавиться от этого своего «слоупочества».

– Идем. – Я развернулся и пошел.

Возможно, Борис ждал, что я подам ему руку, но я не собирался становиться его мамкой. Когда обернулся, он самостоятельно перебрался на мою сторону. Глеба видно не было. Я уже понял, что этот человек вряд ли придет на помощь в момент опасности.

Маневрирующая глыба приближалась. Она летела точно на нас. Что я мог предпринять в этой ситуации, кроме бесполезного наблюдения? Не было даже никакой зацепки, позволяющей мне как-то повлиять на ситуацию. Борис, как мне казалось, вяло взирал на приближающийся космический объект. Возможно, он и придумал бы что-нибудь, но гораздо позже.

Тем временем глыба обрела очертания. Сквозь воздух, делавший ее поверхность чуть расплывчатой, виднелись все неровности объекта. Мне показалось, что камень начал терять скорость и будто бы подвернул широкой стороной, как судно, пытающееся пришвартоваться к пирсу. Велик был соблазн сбежать, но чем ближе оказывался камень, тем очевиднее становились его осмысленные действия.

– Надо же, управляемый камень! – изумился я вслух.

– Или разумный, – добавил Борис.

– Кто, камень? – переспросил я, уверенный, что подобная чушь, несмотря на происходящее с нами совсем неординарное событие, вряд ли возможна.

– Да, – ответил Борис. – Разумная жизнь на кремниевой основе.

– Вряд ли. Скорее всего, на нем установлен реактивный двигатель и он управляется дистанционно. Нас хотят напугать.

– Наверно, – согласился Борис.

На какое-то мгновение я решил, что мой напарник не тормоз и не идиот, как я посчитал раньше, а самый настоящий умник, который просто соглашается со своим оппонентом, чтобы не начинать спор. Что я знал о кремниевой форме жизни? Ничего. Даже не слышал о такой, однако же позволил себе отвергнуть мнение человека, который что-то знал о ней. Развить самокопание мне не дал космический булыжник, взявший курс на сближение.

Огромная каменюка совсем сбавила скорость и медленно приближалась. Я понял, что удара не будет. Прежде чем соприкоснуться каменными телами, соприкоснулись их атмосферы. Воздух нашей глыбы смешался с воздухом гостьи. Выглядело это как воздушные пузыри, объединяющиеся в водной среде.

Неожиданно на верхушке припарковавшейся глыбы показался мужчина.

– О черт! – вырвалось у него непроизвольно, когда он увидел меня. – Воздухом поделитесь?

– Что? – переспросил я, ничего не поняв.

– Воздух на моей планете заканчивается, решил подсосаться к вашей. Новенькие?

– Да. А вы нет?

– Ну, как сказать, целый день уже торчу на этой глыбе.

– А вы тоже на испытании?

– Нет, блин, развлекаюсь.

– А что надо делать-то? – спросил я в надежде получить готовый ответ.

– Надо включить мозг, если есть, все остальное само приложится. Ладно, спасибо за свежий воздух, погнал дальше.

Он исчез, а через несколько секунд его камень мягко отделился от нашего и, быстро набирая скорость, удалился.

– Двигателя нет, – произнес Борис ему вслед.

– Но и не камень с нами разговаривал. Однако как этот мужик управлял им?

– Мозгом, – предположил Борис.

– Как это?

– Я не знаю, – признался он и виновато посмотрел на меня. – Телекинез.

Глеб, увидев, что опасность миновала, подошел к нам.

– Улетел? – спросил он.

– Улетел.

– А что хотел?

– Воздуха. Сказал, что на его камне воздух заканчивается.

Тут до меня дошло, что нас обокрали. Что, если воздух на этих камнях не восстанавливается и имеет ограниченный объем, который мы втроем сможем выдышать за несколько часов, а после того, как поделились с этим жуликом, и того меньше?

– Блин, кажется, я начинаю понимать, что нам делать. Мы как-то должны догадаться, как управлять этим астероидом, иначе задохнемся через несколько часов. Борис, что ты говорил про телекинез?

К сожалению, моя просьба вывела его из равновесия. Он ничего не ответил. Глупо смотрел на меня выпученными глазами, будто изнутри его что-то распирало, и молчал. Хотелось верить, что распирал его правильный ответ, который рано или поздно должен вырваться наружу. А запирал его психологический блок страха перед насмешками за правильную догадку. Все мы тут были со своими блоками.

– Мы можем умереть? – У Глеба затрясся подбородок.

– Можем, но тебя же предупреждали об этом?

– Я думал, это игра.

– Лучше думай, как управлять этим камнем.

– В смысле – «управлять»?

– Представь, что у тебя руки связаны за спиной, а булочка, которую ты хочешь съесть, может попасть тебе в рот только одним способом – телекинезом.

– Ерунда какая-то. Так я точно булку не съем, лучше придумать, как развязать руки.

– Хорошо, придумай, как развязать себе руки и начать управлять этой булочкой, тьфу ты, булыжником.

– Камень живой, – неожиданно произнес Борис. – Им можно управлять силой мысли.

– Ты с ним разговариваешь? – чуть ли не с усмешкой поинтересовался у него Глеб.

– Я его чувствую.

– Ну, скажи ему, чтобы отвез нас к такому же камню, только с чистым воздухом, – с иронией предложил Глеб.

Не знаю, почему я так поступил, никогда раньше такого себе не позволял, но я дал Глебу подзатыльник, вскользь по его мягкой черепушке. Он ошалел от неожиданности. Отпрыгнул в сторону и, ухватившись за ушибленное место, уставился на меня с таким видом, будто я всадил ему нож в сердце по самую рукоятку.

– Прости! – Я понял, что перегнул палку. – Не надо насмехаться ни над кем из нас.

– Да я же… не насмехался, – попытался он оправдать себя.

– Ты сам смешной, – как-то по-детски отреагировал Борис.

– Каждый из нас смешной, это правда, но мы же не хотим поступать так, как поступали с нами. Давайте договоримся, что мы не станем замечать недостатки друг друга и будем считать их простым различием, и все.

– А если ты начнешь насмехаться над нами? Мы же с Борисом с тобой не справимся, – язвительно заметил Глеб.

– Если начну – значит, я не в себе и забыл о том, что собирался пройти это испытание до конца. Обещаю сдерживаться, и такое, Глеб, больше не повторится. Прости меня.

– Ладно. Было совсем не больно. Что ты говорил про разумные камни?

– Я его чувствую, но контакта между нами нет. – Борис присел на корточки и положил ладони на камень. – Попробуйте сами.

– Ну, не знаю. – Меня терзали сомнения в возможности камней стать разумными.

Я тоже присел и уперся ладонями в камень. Закрыл глаза и попытался ощутить хоть что-нибудь, что намекало бы на телепатическую связь с камнем. Гипотетически при отсутствии ротового аппарата и конечностей, будь эта глыба разумной, природа должна была оставить ей какую-нибудь возможность общаться с представителями своего вида.

Ничего похожего, только холодный камень под руками, мертвый. Секрет был в чем-то другом. Где-то в теле камня находился пульт управления им.

– Вы тут устанавливайте контакт, а я пойду поищу что-нибудь другое, – предупредил я свою команду.

– Я с тобой, – с готовностью взвился Глеб.

Несмотря на подзатыльник, толстяк считал, что рядом со мной безопаснее. Я был не против. Две пары глаз лучше, чем одна.

– Идем.

– А что искать будем?

– Что угодно, но очень похожее на люк или дверь. Словом, вход в комнату, из которой можно управлять камнем.

– Вот здорово, эта Эрла решила научить нас управлять космическими глыбами. Интересно, как это нам поможет?

Я замер на полушаге. В словах Глеба проскочила доселе не присущая ему мудрость. Какой смысл управлять камнем? Может быть, к концу эстафеты мы встретимся с остальными испытуемыми и столкнемся с ними в смертельной битве за остатки воздуха? Однако где-то в мыслях засело сомнение в целесообразности такой идеи. Слишком примитивно.

Мы обошли глыбу несколько раз, но везде ее поверхность выглядела однородной, без всякого намека на замаскированный вход. Глеб первым начал ощущать недостаток кислорода в воздухе. Его дыхание участилось. Он стал отставать от меня. Нам следовало поторопиться, чтобы разгадать загадку и не помереть. Воистину, такая мотивация намного лучше, чем оценка на районной олимпиаде.

Борис, когда мы, сделав очередной круг, натыкались на него, сидел неподвижно и будто бы не слышал и не видел нас. Настоящий монах в состоянии медитации. Я не задавал ему никаких вопросов, надеясь, что он через свой просветленный разум постигнет суть управления камнем.

Вдруг мы с Борисом, когда находились на другой стороне камня, ощутили толчок. Мы переглянулись и пустились к нашему очкастому напарнику. Тот сидел в той же позе, но с застывшей на лице улыбкой.

– Это ты сделал? – спросил я.

Борис открыл глаза.

– Вы зачем отвлекли меня? Мне теперь опять настраиваться надо. Да, это я установил контакт. Я даже смог посмотреть зрением камня вокруг.

– У камня есть глаза? – заржал Глеб, но, бросив на меня взгляд, сразу успокоился.

– У него все есть, даже возможность размножения, – в сердцах ответил Борис. – Если мы не возьмем управление в свои руки, нас ждет смерть от поедателей.

– Каких еще поедателей? – опешил я.

– Здесь их полно. Они питаются разумными камнями, притягивая их своим сильным тяготением. Надо только вовремя заметить искривление пространства и отвернуть с пути.

– Что он говорит? – переспросил меня Глеб. – Какие поедатели искривления?

– Смотрите, вот один из них. – Борис показал в ту сторону, куда мы двигались.

Вдалеке можно было различить темное пятно, не кажущееся опасным.

– Эти штуки создают течение камней, помогая им просто дрейфовать в пространстве, но если приблизиться – то смерть. Вырваться из их гравитационных лап не получится. Это касается и нас.

– Ты это понял, пообщавшись с камнем? – спросил я, уверенный, что почерпнуть подобную информацию из собственного воображения невозможно.

– Да. Будет лучше, если мы все попытаемся установить контакт. Это увеличит возможность единения с разумом камня.

– Какой бред. – Глеб вынул платочек и вытер вспотевший лоб.

– Ладно, бред не бред, но лучше мы ничего не придумали. Садимся и начинаем контакт с минеральной формой жизни. Я прав, Борис?

– Да.

Мои ладони снова легли на ледяной камень. Правда, сейчас я не был так скептически настроен. Все-таки события, начиная с появления Эрлы, оказались, мягко говоря, нестандартными, и рассуждать о них с привычных позиций неправильно. Я как будто оказался в центре фантасмагорической истории, в которой, чтобы перевернуть финальную страницу, необходимо действовать так же абсурдно и нелогично.

К моему удивлению, вскоре к моим мыслям стали прикасаться чужие. Я их почувствовал, как голос в трубке телефона. Они шли параллельно моим из-за препятствия, вызванного их чужеродностью. Борис был прав: кажется, камень умел думать. Это ощущение мысленного контакта взбудоражило меня сильнее, чем первые моменты после попадания в этот странный мир.

Я расслабился внутренне, доверившись чужому разуму, и сразу же почувствовал, как наши мысли сплелись. Я так же, как и он, получил возможность доступа к органам осязания друг друга. Это можно было назвать удовлетворением любопытства. Каждому из нас захотелось в первую очередь увидеть мир «глазами» друг друга. И я посмотрел. Оказалось, что камень все видит иначе. То, что для нас представлялось безвоздушным пространством, для него было пронизано волнами гравитационных течений. Поверхность глыбы, которая для меня выглядела серой, камню виделась испускающей цветовые комбинации вспышек. Удивительно, но воздушная атмосфера тоже была необходима космическому страннику для каких-то окислительных реакций.

Из его мыслей я узнал, что в космосе живут существа, вырабатывающие воздух. Надо только вовремя подлететь. Но можно было и злодейски спереть его, как это сделал тот парень. Но главная проблема, которая появилась перед нами – это темный монстр, пожирающий космических странников. Он разевал свою пасть, заглатывая за один прием такой камень. По космосу разносился рвущий перепонки шум дробящегося в его внутренностях минерального существа. Черная тварь была ненасытной и чем больше ела, тем больше ей требовалось пищи.

Камень взмолился о помощи, поняв, что мы те существа, которые способны стронуть его с волны, ведущей прямо в пасть космического хищника. Я попытался это сделать, как будто у меня в руках был руль, а нога стояла на педали акселератора. И, о чудо, я понял, что это работает! Также я ощутил, что где-то рядом находятся мысли Бориса.

– Делай как я, – приказал я, предполагая, что ему никогда не приходилось водить автомобиль.

Он подчинился. Камень отреагировал на наши совместные действия гораздо активнее. Мы догнали пустую глыбу и обогатили нашу атмосферу, пополнив ее свежим кислородом. Обогнали того вороватого парня. Глеб, у которого не получилось вступить в контакт с камнем, помахал кулаком наглецу. Я видел, как несколько глыб угодили в черную дыру хищника и почувствовал печаль чужих мыслей. Однако в моих мыслях царил триумф, радость единения с чужим разумом, похожая на первый контакт с пришельцами.

Вдруг все закончилось. Я открыл глаза и понял, что снова сижу на каменной скамье перед прудом с кувшинками, в который падали струи небольшого водопада. Эрла смотрела на нас с нескрываемым удивлением.

– А что, первый круг закончился? – спросил Глеб. – Это было гораздо легче, чем я думал.

– Это была разминка, – усмехнулась Эрла. – Завтра все будет очень серьезно. Какой урок вы вынесли?

– Младенец, – неожиданно произнес Борис.

Его возглас остался непонятым, и я побоялся, что он снова впадет из-за этого в ступор. Однако паренек развил свою мысль:

– Чистый разум, без примеси прежнего опыта.

– Да, и это тоже.

– Командная игра, – добавил я.

– Тоже верно. А что вынес из этого Глеб? – спросила Эрла.

– А, что я вынес? Ну, надо было брать с собой подкрепиться на всякий случай.

– Да, насчет завтрашнего испытания: его желательно проходить на пустой желудок, – предупредила Эрла.

– О не-е-ет.

Кажется, к такому испытанию наш напарник не был готов.

Глава 5

В стеклянных клетках находились существа – а возможно, обычные люди – с очень необычной внешностью, собранные из разных миров. Они будто бы находились в состоянии сна или под действием наркоза. Те, кому от природы было удобнее лежать, лежали, другие стояли, сидели, висели на ремнях. Я подошел к стеклу, за которым находился «жоржеобразный» человек. Вполне себе обычный мужик, если не смотреть на его нос, выросший в длину сантиметров на пятнадцать.

– Какой у него длинный нос, – заметила Ляля.

– Да, как у Буратино. Не пойму, что это за кунсткамера?

– Ты представлял себе по-другому? – спросил змей, с любопытством рассматривая необычные экземпляры.

– Я представлял только определенный психотип человека, про окружающие его предметы я не думал. Похоже на музей уродов, только собранных при жизни. Может, отключим их и выпустим?

– А куда они пойдут? – не согласилась со мной Ляля. – Надо заставить этого коллекционера самого вернуть их назад в миры.

– Он сбежит от нас, как только мы отвернемся, а то и раньше. Никакого давления, пока он не расскажет, чем занимается, а уж потом – оценка вреда и дальнейшее убеждение его в собственной неправоте, – как всегда мудро посоветовал змей.

Мы прошли по бесконечным галереям прозрачных клеток. Я мог оценить только отклонения в людях, похожих на меня, но были здесь и насекомые с кучей конечностей, и рептилии, и рыбы, и прочие виды человеческих существ, которые уже казались невероятными уродами, даже не имея никаких отклонений.

Ляля увидела кошкообразного человека и подскочила к стеклу.

– Бедняга, у него руки будто без костей, – ахнула она.

У этого экземпляра, лежащего в отключке на медицинской кровати с кучей подсоединенных приборов, руки свисали с нее, словно наполненные жидкостью. До середины предплечья будто бы еще имелась кость, а потом рука резко изгибалась, как натянутая на культю резиновая перчатка.

– Как он ими ест? – поинтересовался я. – Или ширинку расстегивает?

Я изобразил это на себе, за что получил от кошки укоризненный взгляд.

– Жорж, это некрасиво.

– Ляля, это был эксперимент. Попытка проявить участие, – попытался я защитить свое поведение.

– Конечно. Именно так это и выглядело. Все-таки есть в тебе желание быть пересмешником, доставшееся от предков.

– Не спорю. Как у нас говорят, куда крестьяне, туда и обезьяне. Однако в нашем мире серьезность не позволила кошкам стать умнее обезьян.

– Потому что у вас считается нормой кривляться и кричать. Кошкам даже сконцентрироваться не удается.

– Это ты опять про тот песенный конкурс вспомнила? Согласен с тобой на сто процентов, зрелище для примитивных обезьян. Я никогда не смотрел его, чтобы не деградировать.

– Хватит вам, друзья. Смотрите, какие интересные экземпляры попадаются. Я даже затрудняюсь признать, от кого произошла эта форма.

Змей остановился возле клетки, в которой лежал человек с пунцового цвета отекшим лицом. О том, что у него есть глаза, нос и рот, свидетельствовали только оставшиеся от них маленькие отверстия. Простыня у него была откинута до пояса, и мне показалось, что руки его приросли к телу.

– Странная аномалия. – Мне показалось, что она мне что-то напоминает, но что именно, я не вспомнил.

– Какое-то нарушение покровных тканей, – решил Антош.

– Выглядит отталкивающе. – Ляля сморщила носик и выставила розовый язык: жест максимальной брезгливости. Так же она отреагировала, когда я предложил ей похлебать окрошку.

В помещении было тихо, если не считать приглушенного стенами гула медицинских приборов. Достаточно насмотревшись на людей с физическими отклонениями, я почувствовал легкий приступ тошноты. Захотелось на свежий воздух. Только его здесь не было – сплошные перекрестки, насколько хватало глаз, из рядов стеклянных клеток.

Хозяин сего заведения не спешил с нами знакомиться. А то, что он был в курсе нашего появления, мы не сомневались. Камеры стояли на каждом перекрестке и заботливо провожали нас стеклянным глазом, когда мы проходили под ними. Чувства хозяина кунсткамеры были мне понятны. Не привык он видеть людей, самостоятельно приходящих к нему в гости.

Я набрался наглости, встал под одну из камер и, глядя в ее объектив, произнес:

– Добрый день, уважаемый! Не соизволите ли выйти для общения к людям, проявляющим интерес к вашей работе?

– Жорж! – Ляля толкнула меня в бок. – Я после такого обращения точно сбежала бы.

– Давай сама. – Я уступил ей место.

Ляля подняла лицо к камере. Ее хвост нервно задергался. Вроде бы мы были в выигрышном положении, но почему-то волновались, будто это нам могут поставить условия. Наверное, это с непривычки. Все-таки миссия вселенских поборников правосудия была ответственным делом, и не хотелось дать маху на первом же задании.

– Мы пришли к вам в гости и обещаем вести себя как гости. Нам интересно, чем вы занимаетесь, и хотелось бы узнать об этом больше…

– Не водите меня за нос! – раздался громкий голос из невидимых динамиков. – Я что, нарушил какие-то законы, о которых не знал?

Мы замерли, не зная, что ответить. Разумеется, своим появлением мы напугали его. Человек беззаботно творил что ему заблагорассудится, в полной уверенности, что его уникальная способность ходить между мирами является надежной защитой от любого проявления интереса извне и тем более контроля.

– Нет никаких законов, регламентирующих жизнь иномирца, кроме его собственной морали, – произнес змей, вытянувшись как можно выше, чтобы казаться убедительнее.

– С моралью у меня полный порядок. Еще есть вопросы? Я слишком занят. – Ученый, если это был он, старался интонацией передать, как он тяготится нашим обществом.

– Вопросы есть. И не один. От разговора с нами вам не отвертеться, – заявил я жестко, в несвойственной мне манере, чем вызвал удивленный взгляд моих друзей. – В настоящий момент мы заблокировали вам выход из этого мира. – Я ткнул змея, чтобы он сделал свой фирменный фокус. – Мы можем устроить так, что вы больше никогда не сможете ходить по мирам. Поэтому лучшим выходом для вас будет теплая дружеская беседа.

Я замолчал в ожидании ответа. Динамики молчали тоже.

– Антош, ты успел? – спросил я змея, испугавшись, что моя пламенная речь прошла впустую.

– Успел. Тут он, рядом, под землей.

– Он, случайно, не крот? – озадачился я.

– Я не крот, – ответили динамики. – Я готов к прямому разговору, без экивоков. Что вам нужно?

– Антош… – Я наклонился к змею и спросил шепотом: – Без чего он хочет с нами говорить?

– Без двусмысленности, начистоту.

– Именно так мы и собирались с вами разговаривать. Нам неинтересно общение ради общения. Мы не оттачиваем риторику или искусство спора. Вы нам рассказываете, чем занимаетесь, а мы принимаем решение, как к этому относиться и, соответственно, влиять или не влиять.

– Как вы меня нашли? – спросили динамики.

– Продолжение нашего разговора состоится только при условии прямой беседы, лицом к лицу. И у вас нет выбора.

– Я понял. Сейчас я буду подсвечивать галереи, по которым вам нужно идти. Или ползти. Я встречу вас в лаборатории, там разговаривать будет удобнее всего.

– Идет. Мы согласны. – Я кивнул в сторону камеры, хотя не был уверен, что мой жест интерпретируется правильно.

Кем был этот ученый, мы еще не знали. Вспыхнули лампы потолочного освещения справа от нас. Мы направились в сторону освещенного коридора.

– Будьте наготове, – предупредил я друзей. – Не доверяю я этому мегамозгу. Ляля, увидишь кого подозрительного – сразу выталкивай, потом спросим, что им надо.

– Я уверен, он так не поступит. Он же не знает, что именно блокирует выход из мира, – предположил змей. – Считай, он у нас на крючке.

– Надеюсь. – Пришлось согласиться со змеем. Потерять возможность ходить по мирам для такого человека, вероятно, стало бы самой главной проблемой.

Яркий свет бежал по бесконечным коридорам, а мы смотрели через стекла на все новые и новые уродства, меняющие внешность людей. Но вот мы уперлись в стену с проемом, за которым вниз вела лестница.

– Ну что ж, вниз так вниз, – не без доли волнения согласился я. – Ляля, спустишься, когда я тебе разрешу.

Я испугался, что нас там может поджидать ловушка. Напрасно. Ступени не проваливались, из стен не вылетали стрелы.

– Спускайтесь, – разрешил я змею и кошке.

На этом уровне не было стеклянных стен – только белоснежные коридоры и автоматические каталки, провозившие мимо нас по желтым линиям новые экземпляры уродов.

– Тут прямо конвейер какой-то, – заметил я сходство. – У меня есть предположение, что их не собирают по мирам, а производят здесь.

– У меня такое предположение появилось с самого начала, – поделилась Ляля. – Зачем ему эта выставка, если ее никто не увидит?

– Верно.

Мимо нас проехала автоматическая каталка со странного вида человеком, похожим на шар, из которого росли руки и ноги. На одной стороне лицо с огромным ртом, а на другой, судя по разделенным полушариям, задница.

– Мистер Беззаботность, – произнес я вслед ему.

– Почему? – поинтересовалась Ляля.

– Похоже, у него две заботы: пожрать и, простите, покакать.

– Не суди людей по тому, как он выглядят, – полез ко мне с нравоучениями Антош. – Что, если подобная форма тела удобна для мира, в котором требуется хорошая обтекаемость?

– Не буду спорить, Антош, тебе виднее. У тебя тоже обтекаемая форма.

– У меня гибкая форма в первую очередь.

– Стоп! – остановила наш спор кошка. – Свет дальше не идет.

Мы замерли. Вдруг мгновенно – мы даже не успели ничего сделать – из пола поднялись прозрачные стены. Мы оказались в кубе. Антош скрутил нас, не дожидаясь моего приказа. Я медлил, желая удостовериться в том, что нам что-то грозит. Пол под ногами дрогнул, а наш куб пришел в движение, мягко провалившись вниз. Несколько секунд ускорения, заставившего почувствовать себя почти невесомым, затем торможение. Ловушка, оказавшая лифтом, остановилась. Стены тут же убрались в пол.

Мы стояли посреди лаборатории, в которой гудело, пищало, квакало оборудование неясного назначения. Открылась дверь, и в нее вошел человек, явно произошедший от свиней. Грузный, с маленькими глазками и мощными скулами, сходящимися в розовый пятачок. Он смотрел на нас с любопытством и осторожностью.

– Рад приветствовать у себя на рабочем месте, – вымолвил он без особой радости в голосе.

– Взаимно, – ответил я.

Мы представились друг другу. До того как он назвал свое имя, я гадал, как его будут звать: Ниф-Ниф, Нуф-Нуф или Наф-Наф. Оказалось, что имя его звучит намного проще – ученого звали О.

– Краткость – сестра таланта, – сделал я ему комплимент.

– Возможно. У меня много сестер, – ответил О то ли шуткой, то ли сарказмом, который я не до конца понял.

– Из одного помета? – Я не полез за ответом в карман, за что получил от Ляли легкий пинок коленкой.

Мою шутку проигнорировали. Ученый свин подошел ближе. Кажется, он понял, что прямой угрозы мы не представляем.

– Чем вы занимаетесь? – проговаривая каждое слово, спросил змей.

– Я? – О высокомерно усмехнулся. – Вкратце, чтобы не напрягать вас медицинскими терминами, скажу: я превращаю людей в тех, кем они являются, посредством мутации, выбирающей свою комбинацию в соответствии с моралью человека. С человеком высокой морали не произойдет ничего, но с человеком, чья мораль подвержена гниющему воздействию слабостей и низменных поступков, происходят различные изменения. Вы же видели всех этих несчастных?