Безобразная Эльза бесплатное чтение

Безобразная Эльза

Алиса Перова

Аннотация

– Как Вы говорите Вас зовут – Эльза? – он скользит по мне взглядом, полным недоумения, и понятия не имеет, какой ураган творится в моей душе.

– Я Элла, – сдержанно напоминаю ему, забывчивому и такому невозможно красивому… Моему первому и единственному мужчине.

Впрочем, о том, что он был моим первым, Евгений доже не догадывается.

Я люблю его... давно и совершенно безнадёжно. А он… Он без ума от другой.

Вот только той, другой, плевать на его чувства – она любит не его!

И тут, по закону справедливости, хорошо бы замкнуть этот чёртов круг, но в моём случае всегда работает только закон подлости.

Пролог

– Ах ты тварь! Прикинулась тут сиротливой овцой! Тебя же, как человека, пригласили в приличный дом, принарядили даже... Так ты ещё и в постель к моему парню решила пролезть?! Очень любишь чужое, жалкая побирушка? Да ты просто мерзкая шлюха и воровка!..

Из вязкой паутины воспоминаний меня выдёргивает ЕГО голос:

– Как Вы говорите Вас зовут – Эльза? – он скользит по мне взглядом, полным недоумения, и понятия не имеет, какой ураган творится в моей душе.

– Я Элла, – сдержанно напоминаю ему, забывчивому и такому невозможно красивому… Моему первому и единственному мужчине.

Впрочем, о том, что он был моим первым, Евгений Ланевский тоже не догадывается. Это даже немного веселит, если отфутболить задетое самолюбие и перестать реагировать на шкафообразного мордоворота Гену, который не сводит с меня глаз. Кажется, на Жениного друга я произвела неизгладимое впечатление. Плевать на его гримасы. Никто и ничто вокруг не нарушит мои планы и не сможет изменить сценарий. Никто, кроме главного героя моего романа. Долгого романа… длиной почти в целую жизнь.

Я люблю ЕГО... Люблю очень давно и совершенно безнадёжно.  А он… Он без ума от другой.

Вот и сейчас – дверь позади меня распахивается, и в кабинете появляется ОНА… Словно чёрная ядовитая змея! Чтобы поглотить его внимание, затуманить взгляд, размягчить мозг… Чтобы я растворилась в пространстве вместе со своей неразделённой любовью и незапоминающимся именем. Я восхищаюсь ею – роковой обольстительницей. И как же я её ненавижу! За то, что ОН пожирает её взглядом и настолько оглушён её присутствием, что даже не реагирует на громко вопящий мобильник.

– Жень, может, ты уже ответишь на звонок? – ОНА с раздражением кивает на телефон.

Немного очумевший, он всё же отвлекается на настойчивую звонилку.  

– Кирыч, здорово, брат! – Женя настолько рад слышать неведомого Кирыча, что мгновенно забывает о нашем присутствии.

Но, главное – он больше не смотрит на НЕЁ – на чертовку Диану, которая делает моего любимого мужчину больным и слабым. И он словно оживает… А я получаю уникальную возможность разглядывать любимые черты лица, широкие плечи, крепкие руки. Возмужал. И стал ещё красивее. Женька мой… Он так искренне улыбается говорящей трубке, что мне тоже хочется улыбаться, но я не могу себе этого позволить.

Под проницательным взглядом Дианы у меня даже мышцы заныли от напряжения.

– Я не сразу узнала Вас, Элла, – и никаких эмоций. – Скажите, а Вам обязательно в свой первый рабочий день изображать пугало?

Вот же стерва!

Ей, похоже, недостаточно жёстко контрастировать со мной. Решила испытать меня на стрессоустойчивость?  

– Вы ведь знаете, Диана, я умею быть разной.

– Вижу, что умеете, – она улыбается лишь уголками губ, и напряжение начинает отпускать меня понемногу.

– Это лишь моя первая попытка, но я не намерена сдаваться, – мой голос не дрожит, и я стойко выдерживаю жутковатый огненный взгляд.

– Я так и думала. Тогда предлагаю Вам, Элла, обсудить это в моём кабинете.

Я согласно киваю и бросаю короткий взгляд на Женю. Всё, что мне нужно, я успела услышать из его разговора.

Не прощаюсь, любимый. До вечера. Я умею быть разной.

1 Женя

– Жека, скажи, за каким хером Господь Бог придумал мобильники? – трубный бас Геныча прокатился по всему этажу, а спустя несколько секунд дверь в мой кабинет с грохотом распахнулась, чудом удержавшись на петлях.

– Геныч, ты мудак, – цежу сквозь зубы, поспешно застёгивая ширинку. И всё же радуюсь, что воинственный клич незваного гостя успел предупредить меня об опасности, прежде чем малышка, с которой я проводил собеседование, с перепугу сомкнула челюсти.

Самое ценное я спас, а вот девчонке повезло меньше. Она всё же испугалась и больно ударилась головой о стол.

Я пронзил полным негодования взглядом своего лучшего друга, машинально поглаживая пострадавшую голову неудачливой соискательницы.

– Жек, ты хоть когда-нибудь бываешь мне рад? – оскорбился Геныч, нисколько не впечатленный моим гневным взглядом. – Я, между прочим, о твоём досуге беспокоюсь, в такой снегопад ехал, а вместо благодарности... А что это ты там творишь правой рукой, извращенец?

Девчонка, сидевшая на корточках у моих ног с плаксивой гримаской, от услышанных слов скукожилась ещё больше. В таком неприглядном виде её и застал дотошный следопыт Геныч.

– О-о! Так вот где проводят свои нелёгкие трудовые будни самые прекрасные представительницы рота человеческого! – взревел этот клоун, но, присмотревшись к несчастной, сокрушённо всплеснул гигантскими ручищами. – Голубушка моя, да Вы никак плачете? Что этот изверг с Вами сделал? Поднимайтесь, миленькая, давайте я Вам помогу.

Сбитая с толку нежно воркующим над ней чудищем, девчонка протянула ему руку. Геныч же уставился на девичью ладонь, как на ядовитую змею, но мгновенно нашёлся и, подхватив девчонку под мышки, легко поставил её на ноги.

– Спасибо, – тихо пробормотала она, покачнувшись на затёкших ногах, и покраснела.

– Да было бы за что, моя хорошая, обращайтесь, – галантный Геныч бережно придержал блондиночку за талию, и сочувственно поинтересовался: – В первый раз?

С трудом сдерживая смех, я закатил глаза, а лицо девчонки из розового окрасилось в малиновое. Но она воинственно задрала нос и отшатнулась от Геныча.

– Что Вы имеете в виду?

– Да не пугайтесь Вы так! Что имею – у меня надёжно припрятано, Вам вовсе не о чем беспокоиться. Я спрашиваю – Вы в первый раз... у Евгения?

Но она не отвечает и переводит на меня вопросительный взгляд.

– Геныч, да отвали уже, не пугай девушку, – приходится вмешаться, – она на собеседование пришла.

– Серьёзно? И как побеседовали?

– Так ведь ты ввалился, урод! Забыл уже?

– Жек, слово «урод» мне не нравится, ты же знаешь, – нахмурился Геныч, а мне захотелось отгрызть себе язык.

– Прости, брат, не хотел, случайно вышло, – я искренне прикладываю руку к груди, – только маме своей не рассказывай. Ага?

– Ладно, не буду, – примирительно буркнул Геныч.

Звук шагов и какое-то шуршание заставляют нас обоих вспомнить о присутствии дамы. Она предусмотрительно передислоцировалась в сторону выхода и теперь таращится на нас, как на двух идиотов. Где-то я даже её понимаю – мой друг умеет произвести впечатление.

– А-а, ну так вот, – встрепенулся Геныч и широко улыбнулся моей гостье, отчего она отступила ещё на пару шагов назад. – Возвращаясь к выбору секретарши...

– Помощника руководителя, – исправил я.

– Да, прошу прощения, – покаялся Геныч и продолжил: – Выбор помощницы – дело непростое и очень ответственное, и такие решения с кондачка не принимаются. Помощница… она ведь что? Прежде всего она должна уметь работать головой... э-э... в смысле, думать ею. Так что Вы пока идите, барышня, а мы здесь тоже подумаем, с руководителем посоветуемся, а потом Вам непременно позвоним.

– Непременно, – поспешно подтверждаю под звереющим взглядом несостоявшейся помощницы.

Ну, Геныч, сволочь! Это он мне за «урода» отомстил.

– Посоветуетесь с руководителем? А ты кто? – злобно шипит девчонка. – И где тогда руководитель?

– Ну-у, вероятно, руководит где-то, – я пожимаю плечами, ничуть не оскорбившись, что она перестала мне выкать.

– Но ты же мне сказал, что ты и есть Ланевский, – она повышает голос, обличительно направив на меня палец. 

– Так я и есть... – хочу её успокоить, что никакой я не обманщик, а заместитель Ланевского-старшего, но внезапно зависаю, услышав быстрый цокот каблучков, приближающийся к приёмной.

Геныч тоже его слышит…

– Жек, как я выгляжу?

– Херово.

Девчонка что-то тоже говорит мне, но я уже не с ней... Слух, зрение, обоняние... все рецепторы сосредоточены на дверном проёме, где спустя несколько секунд появляется ОНА.

– Что здесь происходит? – всего несколько слов, произнесённых этим невероятным голосом, вспенивают кровь и взрывают мой мозг.

Как же давно я не слышал этот голос. Как тяжело было его не слышать... И как же спокойно без него было. Мой взгляд жадно скользит по её совершенным ногам, пробирается в распахнутые полы шубы из меха какого-то невинно убиенного зверя, ласкает шею, губы... Губы, бл@дь!

Какие-то глупые претензии возмущённой девчонки, словно едва различимые звуковые помехи, а в ушах только грохот собственного сердца и голос Дианы:

– Поверьте, девушка, никогда не будет лишним пропустить полученную информацию через мозг. И да – в отсутствие руководителя решение всегда принимает его заместитель, Ланевский Евгений Александрович. Он сейчас перед вами. Полагаю, позднее Евгений Александрович и сообщит Вам о результате собеседования. А сейчас покиньте, пожалуйста, кабинет.

Громкий хлопок двери выдёргивает меня из ступора и извещает о том, что собеседование закончено. Отлепив свой взгляд от полных чувственных губ, я поднимаю его выше и встречаюсь с холодными янтарными глазами.

Как же я устал без тебя, чёртова ведьма... И от тебя чертовски устал.

Эта экзотическая птица теперь нечастая гостья в нашем офисе. Но по немыслимому закону подлости она постоянно ловит меня на горячем.

– Будьте милостивы, Королева, – задорно трубит Геныч в мою защиту, – уж Вам ли не знать, насколько коварны бывают эти женщины! Да они перед Жекой из трусов, пардон, выпрыгивают! Диан, только меня не надо испепелять, я же сейчас не о тебе говорю. Хотя… вот если бы ты, моя Королева, выпрыгнула из... хм…белья, то, клянусь, я бы принял весь удар на себя.

– Ген, заткнись, а, – Диана начинает смеяться, а мне хочется удавить друга. В отличие от него мне никогда не удаётся вызвать улыбку у этой ведьмы.

– Ну, Диа-ан, выключай уже дракониху, Жека ведь не виноват, что он такой красивый, – Геныч лыбится во всю пасть, и меня, наконец, отпускает.

– Какими судьбами, любимая? – звучу вполне бодро и это радует. – Ты к нам насовсем или ненадолго залетела, крови попить?

– Я тоже рада тебя видеть, Женечка, – и каждое слово по нервам... Терплю. – Но я по делу. Скоро подойдёт девушка, Образенская Элла. Я договоривалась с Александром Алексеевичем, чтобы он её принял, но поскольку у него нашлись неотложные дела, я сама проведу собеседование.

– Ещё одна соискательница?! – радостно оживился Геныч, но и я тоже не остался равнодушным.

– Диан, я не понял, а почему ты проведёшь, если я здесь?

Я уже готов к порции яда в ответ, но Диана не настроена больно кусаться и мягко улыбается.

– Хочу проследить, чтобы хорошая девочка не попала на ваши членские взносы. А ты, дорогой, пока остынь от предыдущего собеседования. Так что не забудь меня позвать, буду у себя в кабинете, – и исчезла за дверью раньше, чем я нашёлся с ответом.

Сука!

– Жек, да включи мозги уже! Сколько можно?

– Геныч, мне кажется... я её ненавижу...

– Вот! А я давно тебе говорю, что тут любовью и не пахнет, ты болен, брат! Научись уже смотреть на нашу дракониху, как... Ну вот, как я, например. Мне она тоже нравится... И к Монике Беллуччи я неравнодушен! А ещё...

– Да заглохни ты! Понял я...

– Ну а раз понял, не расстраивай меня своей унылой рожей! Встряхнуться тебе надо, брат. О, кстати, я чего пришёл-то... Кирыч прилетел, прикинь!

– Да ладно?! – моё настроение стремительно взлетает на полсотни пунктов. – А какого же он мне не позвонил?

– Так а я о чём – ты же трубу не берёшь, Кирюха тебе обзвонился.

Я поозирался в поисках мобилы…

– Бл@дь, похерил где-то....

– Это ты, похоже, на собеседование торопился, – хохотнул Геныч. – Короче, сегодня в семь в «Трясогузке», Макс тоже подвалит. Прикинь, Жек, опять вчетвером! Как в старые добрые времена!

– Да что за... Геныч, ты забыл, что ли? У Наташки сегодня днюха, – напоминаю с досадой и, подойдя к рогатой вешалке, прощупываю карманы куртки. Телефон на месте, звук заглушён и херова туча пропущенных вызовов. Половина от Кирыча.

– Как я могу забыть! – возмущается друг. – Натаха – это святое! Заскочим сперва к вам, облобызаем твою сеструху и – в «Трясогузку»!

– Лобызальник закатай, а то она так до пенсии замуж не выйдет, тебя будет ждать.

– Да какое ей замуж! Писюха ещё мелкая...

– Ты ток ей не вздумай такое ляпнуть.

– Да что ж я, без понятия... – начал оправдываться Геныч, но внезапно скомандовал: – Тихо! Слышишь?

– Что? Желудок у меня урчит, жрать охота.

– Чш-ш! Не-не-не, Жек, у тебя мыши, и они за дверью – басовитый шёпот Геныча по громкости мог посоперничать с моим командным голосом.

– Ну, иди, запускай по одному, – сдаюсь я. – Геныч, почему рядом с тобой меня каждый раз не покидает чувство, что нас снимает скрытая камера? Для шоу «Идиоты среди нас».

– А ты зря иронизируешь, у меня слух, как у-у... А у кого, кстати, самый лучший слух?

– У тетерева, бл@дь!

И в этот момент раздался решительный стук в дверь.

– Ага, а что я говорил?! – Геныч ломанулся к двери, распахнул её и... завис широченным столбом, перекрыв весь обзор.

– Э, ты там что, гостей обилечиваешь?

Геныч тут же посторонился, впуская посетительницу...

– Добрый день, я прошу прощения, но в приёмной никого нет и в кабинете Александра Алексеевича, кажется, тоже.

Чертовы бабы! Они из одного кружка сирен-террористок, что ли? Устроили мне тут голосовую атаку...

Низкий грудной голос вызывает совершенно неожиданную реакцию в паху и настолько диссонирует с внешностью этой...

– Девушка, а Вы кто?

– Я Элла Образенская.

Скорее уж – ОбразИнская.

За её спиной Геныч, скрестив руки, вцепился себе в горло и скорчил жуткую рожу. Он и так-то красотой не отличался, а с выпученными глазами и высунутым языком – полный трэш. Таким его и застукала наша необычная визитёрша, когда внезапно обернулась.

– Задолбали судороги, – придушенно просипел мой находчивый товарищ и, доковыляв до кресла, рухнул в него, как подкошенный.

– Одну минуту, – предупреждаю гостью, не обращая больше внимания на Геныча.

В отличие от него мне не смешно. И, вместо звонка, к Диане улетает мое сообщение: «Пришла твоя протеже! ТЫ ИЗДЕВАЕШЬСЯ???!!!»

Убедившись, что моё послание доставлено и прочитано, я нехотя отрываю взгляд от экрана телефона.

– Как Вы говорите Вас зовут – Эльза? – а в голове уже звучит навязчивый мотивчик «Крематория».

Мне хочется смотреть куда угодно, только не на неё. Но это будет невежливо. Почему-то сейчас меня это волнует. Может, всё дело в её голосе? Или в изящной шее?.. Под распахнутым шарфом этот островок незащищенной кожи притягивает взгляд и совершенно не вписывается в общую картину. Сюр какой-то... Этой… девочке совершенно точно не угрожают наши «членские взносы». И, боюсь, не только наши.

– Я Элла, – отвечает спокойно, а мне охота прикрыть глаза и только слушать. Не смотреть.

Такое чувство, что я уже когда-то слышал этот голос, но где? И ассоциации странные… и очень неожиданные. Я внимательно разглядываю очередную соискательницу на должность помощницы руководителя. Эту нелепую четырёхглазую мышь я абсолютно точно нигде не встречал.

2 Элла

Два года назад (Предыстория)

– ПиZдец! – хриплый возглас, усиленный акустикой, взрывает тишину просторной мансарды и действует на меня, как заклинание призыва.

Не то чтобы само слово было волшебным, но голос... Этот голос мгновенно вызывает полчища мурашек даже на самых труднодоступных участках моего тела. Женечка… Дерзкий самоуверенный красавец, пошляк и плейбой… И моя болезненная фантазия.

Я замираю на последней ступеньке лестницы, стараясь унять сердцебиение, и прислушиваюсь...

– Жень, ты нормальный?! – а это уже совершенно другой визгливый голосок, который загоняет мои мурашки туда, откуда они пришли. – Да убери руки, придурок, я тебе не девка одноразовая!

И когда только эта проныра успела сюда прошмыгнуть? Подавив тяжёлый вздох, я разворачиваюсь, чтобы вернуться назад, к шумной вечеринке, на которой я очутилась лишь благодаря великодушной виновнице сегодняшнего торжества. Здесь я чужая, но вовсе не обольщаюсь, что меня примут и полюбят. Знаю, что мне никогда не стать своей в их глянцевом обществе – мы живём в слишком непохожих мирах и даже говорим на разных языках. И я здесь вовсе не потому, что хочу быть ближе к ним…

– Конечно, не одноразовая, Викуль, я так-то рассчитывал на много раз, – Женечка мурлычет, словно большой ленивый кот, и каждое слово острым когтем по моему сердцу.

А я, как мазохистка, снова застываю на месте, не в силах уйти и прекратить эту пытку.

– И поэтому ты надрался, как свинья? – грозно рявкает Викуля.

Вика – близкая подруга Жениной сестры и мисс Университет, но это по её мнению. Хотя, должна признать, что девчонка действительно очень красивая. И, к моему горькому разочарованию, именно она сейчас рядом с Женей, а он недвусмысленно пытается стать к ней ещё ближе. Только она, похоже, против, а ещё мне совсем не нравится её пренебрежительный тон.  

Вот и Женя тоже со мной солидарен:

– Викуль, ты бы своё жало прикусила, а то ведь его можно и дверью случайно прищемить.

Да, прищеми уже её болтливый язык...

– А знаешь, Жень, мне тоже было обидно, – надрывно и плаксиво обороняется Вика, – я вчера тебя весь вечер прождала!

– Ну ты же знаешь, что у Геныча проблемы с тачкой были. Не мог же я его бросить...

– Конечно, нет! Геныч ведь важнее какой-то там Вики! Да его тачку давно пора под пресс, а он до сих пор с ней позорится.

– Ты только ему этого не скажи, а то малыш очень расстроится. А к тому же, извини, но Геныч мой друг, а ты...

– А я никто – да, Жень? – глупая самоуверенная девчонка снова включает гонор.

– А кто ты мне, Вик? – в голосе слышится насмешка, и я прикусываю нижнюю губу, сдерживая торжествующую улыбку. – Тебе ведь хочется большой, но чистой любви, детка? А с этими розовыми соплями, извини, не ко мне. Я же не пятиклассник, чтобы фантазировать о твоих недоступных прелестях, и гонять лысого перед сном.

– К-какого лысого? – недоуменно озвучивает Вика. Вот тут мы с ней синхронно недопоняли.  

– Вот этого, – его резкий ответ мне ничего не объясняет, а видеотрансляция, к сожалению, отсутствует. Да и Вика отчего-то смолкла.

Что у них там происходит?

– Но, Жень… если бы ты приехал вчера… – залепетала девушка, а я мысленно умоляю её продолжать оставаться гордой и неприступной.

– Зато я сегодня здесь, малышка, и весь к твоим услугам. Хочешь потрогать моего услужливого? Давай ручку…

О, господи, этого я точно слышать не должна! Не могу! Я торопливо и бесшумно спускаюсь вниз, стараясь сбежать от ранящих меня слов. Но они догоняют:

– Ну, смелее, Викуль.

– Жень, ты совсем охренел, ты что делаешь?! Я не хочу так! Да пошёл ты, козёл озабоченный!

Я ускоряюсь, потому что стук Викиных каблучков свидетельствует о том, что мы скоро встретимся, и вряд ли я смогу внятно объяснить, что потеряла на недостроенном этаже чужой дачи. Стремительно слетев со ступенек, я укрылась под лестницей и, придерживая руками гулко стучащее сердце, наблюдаю, как злющая красавица Вика промчалась в полуметре от меня, оставляя за собой долгий шлейф нежного и слегка сладковатого аромата. Спустя полминуты яростный грохот её набоек потонул в общем шуме веселья, доносившегося с первого этажа.

– Вот же коза! – доносится сверху рычание-стон. Не злобное, а скорее, досадливое.

Запрокинув голову, я смотрю туда, куда так сильно рвётся моё сердце, но здравый смысл настойчиво сигнализирует о том, что следует убраться подальше от искушения. Наверное, я даже понимаю Вику, ведь я и сама не выношу пьяных. Но ведь это Женька…  

Очень тихо я выбираюсь из своего укрытия и усилием воли заставляю себя вернуться к гостям.

– Эльчик, вот ты где! – веселый вихрь Наташка перехватывает меня на входе в гостиную. – А ты чего такая невесёлая? Тебе здесь плохо, да?

Замечательный человечек – она с искренним беспокойством заглядывает мне в глаза, состроив при этом такую умильно-трагичную мордашку, что я не могу не рассмеяться.

– Да ты что, Наташ, на твоём празднике просто невозможно скучать. Ты молодец, здорово всё организовала!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Правда? Я же знала, что тебе понравится, а ты ещё ехать не хотела, – она с легкостью принимает мою ложь и порывисто меня обнимает. – Элка, как же я рада, что ты здесь! Слушай, ты только не обижайся, но скажи, зачем тебе эти линзы? Неужели ты не понимаешь, что отказываешься от своей уникальности?

– Да перестань, какая там уникальность! Аномалия! Не хочу об этом, Нат, – стараюсь уйти от неуютной темы, но Наталья сегодня главная и от неё так просто не уйдёшь.

– Правда, что ли? А аномалия – это тебе что? Та же уникальность, только вид сбоку! Глупая ты, Элка, и цены себе не знаешь. Подобная аномалия, чтоб ты знала, встречается лишь у одного процента населения Земли.

– Я в курсе, Наташ, но без неё как-то спокойнее.

– Эх, мне бы до тебя дорваться – и тогда тебе просто учиться будет некогда. Да с такой фигурой и глазищами будешь только успевать от мужиков отбиваться! Тебе демонстрировать себя надо, а не… – Натка неожиданно замолкает и вдруг начинает лепетать извиняющимся тоном: – Эльчик, котик, ты только ничего не подумай, ты и так симпатичная, просто…

– Просто мне не хватает стиля, шика и секса, – завершаю я, а Натка, как мне кажется, даже облегчённо выдыхает, но великодушно дарит мне шанс:

– Просто ты ещё не влюбилась, моя хорошая.

Я покладисто киваю, понимая, что ей не понравятся мои откровения. По большому счёту они и мне не нужны, но от себя ведь не спрячешься.

– Но попомни моё слово – ты ещё будешь самой сногсшибательной невестой на своей свадьбе! – никак не унимается этот генератор позитива. – И вот тогда ты от меня никуда не денешься!

– Договорились, Наташ.

– Элка, а помнишь, как мы с тобой собирались быть друг у друга свидетельницами на свадьбах?

Я улыбаюсь и киваю – конечно, помню. Я всё помню, Наташенька.

– А ещё мы всем говорили, что мы сёстры! Помнишь? Надо же, Эл, оказывается, я ничего не забыла!

Мне стоит огромных усилий не растерять свою улыбку, и я снова молча киваю, а к горлу внезапно подкатывает ком.

Ты забыла, подружка. Забыла, почему мы назывались сёстрами. Мы ведь с тобой рождены в один день.

– Спасибо, что помнишь, Натка, – я с внезапным порывом обнимаю её и шепчу почти не слышно: – С днём рождения, сестрёнка.

Оглушительная музыка бьёт по ушам и по нервам и, наконец, достаёт виновницу сего торжества.

– Слушай, Эл, а пойдём, поможешь мне с тортом.

Я с радостью позволяю ей увлечь себя в кухню и уже готова слушать Наткину болтовню бесконечно, лишь бы не оставаться в толпе полупьяных однокурсников и не думать каждую минуту о том, что Женечка сейчас наверху совершенно один.

– А ты Женьку моего видела? – спрашивает именинница, словно подслушав мои мысли.

– Н-нет, – зачем-то вру я, хотя заметила его с первой секунды, как только он переступил порог этого дома. – А он разве здесь?

– Уже здесь! – недовольно подтверждает Наташка и, плотно прикрыв кухонную дверь, становится на стул и достаёт с верхней полки подвесного шкафа одинокую сигарету.

– Ты куришь? – спрашиваю машинально. Мне гораздо интереснее, почему она не рада своему брату.

– Ай, да так, балуюсь, – она щёлкает зажигалкой и с наслаждением затягивается. – Женька вообще не должен был сюда приезжать. Мы договорились, что сегодня я отмечаю с друзьями, а семейное торжество в субботу. Но сделать всё по-своему и испортить людям праздник – это как раз в духе моего придурочного брата. И хорошо, что ты его не видела! Кажется, Женёк сегодня не в адеквате, да ещё и Вику обидел. А она, дурёха, мечтала, чтобы он приехал – вот и получила сюрприз. Не поверишь, Эльчик, но хуже нет, когда твоя лучшая подруга встречается с твоим любимым братом. Я как меж двух огней!

– А они встречаются? – выпаливаю, а в моём вопросе громко вопит неприкрытое отчаяние, но Наташка, к счастью, не замечает.

– Да какое там! – она с досадой отмахивается, но тут же, спохватившись, добавляет: – Я бы сказала – они пытаются.... Тут просто надо знать моего Женьку. Ох, ну а кто его знает-то? Мне иногда кажется, что он и сам не понимает, чего хочет.

Наташка снова делает затяжку и внезапно на её хорошеньком личике появляется довольная и хитрющая улыбка.

– Элка, а всё же какой он у меня красавчик, скажи? Я даже не представляю, кто способен укротить этого альфа-самца, – в каждом её слове столько гордости и любви, словно и не она минуту назад прилепила своему альфе клеймо придурка.

– Да, он интересный, – осторожно соглашаюсь.

– Да ладно?! И это всё? А не ты ли когда-то по нему сохла?

– Ну, ты и вспомнила! Когда это было-то? – я усмехаюсь, с горечью признавая, что так было всегда. И пока эта болтушка не вогнала меня в краску, я тоже напоминаю её секрет:

– А ты, помнится, умирала от любви к Женькиному другу.

– Тоже мне новости, – фыркает Натка, а её взгляд мгновенно грустнеет, – я и сейчас по Генке умираю.

Судя по её обречённому тону и тяжёлому вздоху, я понимаю, что зря затронула эту тему и уже жалею, но подруга сама переключается:

– Элка, а помнишь, как мы с тобой у прохожих деньги клянчили? По сколько нам было – лет по восемь?

– Ага, – я смеюсь, вспоминая, – а по заднице от матери я, как большая, получала.

Забыв про торт, мы вспоминаем смешные случаи из нашего детства и хохочем до слёз. Вспоминать приятно. Я словно провалилась на много лет назад – туда, где я была беззаботная и счастливая. В том чудесном мире мы с Наткой были неразлучными подружками и у нас было очень много общего. Мы жили на одной улице, учились в одной гимназии и вместе ходили в танцевальную школу. А ещё у нас обеих были красивые мамы, сильные папы и любимые старшие братья. Всё это было в моей жизни до того, как однажды она разделилась на «до» и «после».

– Знаешь, хоть мы тогда и жили бедно, а я всё равно скучаю по той квартире, по танцам… – ностальгирует Натка, и я согласно киваю.

Знаю, что она не пытается меня обидеть. Тогда ещё наши семьи были на одной социальной ступеньке, только Наташа вспоминает бедность, а я – изобилие. Странная всё же штука – жизнь…

Мы не виделись с Наткой шесть лет, а встретились лишь полгода назад на одном факультете в Архитектурном. Впрочем, для меня наша встреча не стала неожиданностью, я всегда знала, что подруга, как и её брат, продолжит династию строителей.

Я же там оказалась по иной причине. Сейчас думаю, что и Вика поступила туда с той же целью, и ещё, как минимум, три девочки с нашего факультета. Остаётся надеяться, что через пять лет компания «СОК-строй» будет рада принять в свой штат толпу неопытных, но очень целеустремлённых молодых и длинноногих архитекторов.

Наташку я узнала сразу, несмотря на то, что когда-то эта девочка была едва ли не на целую голову ниже меня.  Теперь же эта стройная и красивая брюнетка была со мной одного роста – просто топ-модель. Неудивительно – Наташка всегда была, как куколка.

В отличие от подруги я в детстве была гадким утёнком – нескладная, долговязая и большеротая. И хотя я с годами мой рост стал ещё выше, но тело сложилось ладненько и даже рот на моём повзрослевшем лице уже не выглядел таким большим. А в остальном – ничего примечательного – высокая, русоволосая и очень скромно одетая абитуриентка. Я была уверена, что без моей главной отличительной особенности – разноцветных глаз, узнать меня нелегко, а благодаря другой примете, появившейся сравнительно недавно, – так и вовсе нереально. Но удивительно – Наташка узнала меня сразу и очень обрадовалась.

Конечно, мы не стали снова не разлей вода, тем более у Натки теперь была Вика, которая невзлюбила меня с самого первого взгляда. Не скажу, что меня радовало такое предвзятое отношение, но зато частенько спасало от Наташкиных расспросов. Освещать подробности своей личной жизни я совсем не желала, а Вика делала всё возможное, чтобы держать подругу от меня как можно дальше. А вне стен университета нам просто негде было пересечься – мы разъезжались по разным мирам.

В конце концов, Натка поняла, что я не пытаюсь с ней сблизиться и оставила меня в покое. Мы здоровались, улыбались друг другу, перекидывались ничего не значащими фразами и снова расходились. Так и продолжалось до сегодняшнего дня. Вернее, всё изменилось раньше. Неделю назад Натка подловила меня в аудитории и пригласила на свой день рождения. Ну как пригласила – вынудила принять приглашение. За несколько дней взяла меня измором и шантажом. Обещала объявить всем, что из-за моего отказа она отменяет вечеринку. Глупость, конечно, но на меня подействовало. Меньше всего мне хотелось оказаться в центре внимания. Оставался последний аргумент и, пряча от стыда глаза, я его озвучила. Не сработало!

«Элка, обалдела?! Из-за такой ерунды?! Да я тебе сотню платьев предоставлю на выбор! И туфли!.. Ой, насчёт туфель я не уверена... А у тебя какой размер?»

И вот теперь на мне Наташкино платье. Оно совсем не выглядит праздничным и куда больше напоминает форму гимназистки, но это мой выбор, а к тому же это единственное платье, в котором Наташу никто не видел, даже она сама.

«Мне его тётка из Италии привезла! Наверняка побывала в местном монастыре на неделе высокой моды. Я этот траур даже примерять не стала», – эти слова и решили судьбу «траурного» платья, а заодно и откорректировали мои планы на вечер.

– Я тоже скучаю по нашей прежней квартире, Наташ, – признание вылетает непроизвольно и даже в моих ушах звучит трагично, поэтому я старательно растягиваю губы в улыбке.

Из гостиной, заглушая музыку, доносится дружный хор голосов: «Раз, два, три, четыре…», но Натка не реагирует на шум и спрашивает:

– Эл, а куда вы переехали? Я ведь к тебе приезжала и дозвониться…

Закончить фразу ей не позволяет резко распахнувшаяся дверь – а вот и Виктория. Она же спасает меня от нежелательных расспросов.

– Наташ, эти идиоты тебе всю дачу разгромят, пока ты здесь неизвестно чем занимаешься. Кажется, ты за тортом пошла?

– Ох, я и забыла о нём, с Эльчиком заболтались, – Натка беззаботно отмахивается и будто совсем не замечает, как злится её подруга.

– Да неужели? Обсуждали новый завоз в секонд-хенд? – Вика с вызовом смотрит на меня. – Платьице не жмёт?

Я отрицательно качаю головой и поворачиваюсь к Наташке, которая выпучив глаза на Вику, яростно крутит пальцем у виска.

– Нат, тебе помочь? – предлагаю, потому что именно за этим мы сюда и пришли.

– Может, и всех остальных на помощь позовём? – фыркает Вика и, не обращая внимания на одёргивание Наташки, бросает мне: – Мы вдвоём отлично справимся.

– Ну, что ж, отлично! – я улыбаюсь ей почти искренне, потому что и сама не хочу оставаться здесь.

Подмигнув Наташке, я покидаю кухню, но, не успев ещё закрыть дверь, слышу летящее вдогонку «уродина». Возмущённый Наткин возглас «Вик, ты с ума сошла?!» уже не имеет значения. Мой взгляд находит лестницу, ведущую на верхние этажи. У меня не осталось сдерживающего фактора.

3

Элла

Два года назад  

Когда мы становимся взрослыми, наши детские мечты кажутся нам наивными и глупыми. Впервые я увидела Женю, когда мне было восемь. В тот день он встретил Наташку после танцевальных занятий и очень злился, что из-за сестры опаздывает на важную встречу. А я завидовала подруге, потому что такой взрослый, серьёзный и невозможно красивый тринадцатилетний парень отложил ради неё свои важные мужские дела. К слову, моему брату Юрке было уже пятнадцать, но он никогда не казался мне таким взрослым, как Женя Ланевский.

Но он тогда даже внимания на меня не обратил. Схватил сестрёнку за руку и повёл домой быстрым шагом. Маленькая Наташка телепалась за ним, как собачонка на привязи. А я бежала следом, стараясь не отстать. Я так хотела, чтобы он заметил меня, что, приблизившись почти вплотную, нечаянно наступила ему на задник белоснежной кроссовки. А он резко остановился, взглянул на испачканную обувь своими невозможно синими глазами и с досадой произнёс: «Бл@дь!» Это прозвучало так серьёзно, весомо и по-взрослому!.. Наверное, именно тогда я и влюбилась. И весь остаток пути держала дистанцию и мечтала, чтобы Женя меня тоже взял за руку и тащил за собой. Куда угодно...

Прошло десять лет... А мечты, связанные с Женей, так и не повзрослели. Серж, мой учитель танцев, и просто очень замечательный позитивный человек как-то сказал: «Птенчик мой, мечтать надо о великом и несбыточном. А всё, что в наших силах – это просто планы на ближайшее будущее».

И прямо сейчас мой план, заявленный ещё в позапрошлой пятилетке, снова привёл меня в недостроенную мансарду. Здесь очень тихо и прохладно. Я в нерешительности замираю около закрытой двери, за которой не слышно ни звука. В груди так сильно заходится сердце, что, кажется, ещё минута промедления – и оно лопнет, накрыв разлетающимися ошмётками и великие мечты, и планы на мое ближайшее будущее.

«Удача любит смелых», – говорю себе и толкаю дверь внутрь. Темно. Но терпкий запах алкоголя, смешанный с приятным ароматом мужского парфюма, подсказывает мне, что Женя ещё здесь. Отступать поздно, и я готова к недовольству хозяина...

Женя, простите меня, я правда не знала, что здесь кто-то есть. Просто внизу такая громкая музыка, а у меня от шампанского закружилась голова, и я подумала...

О чём бы я там не подумала, заготовленный текст мне не пригодился.

Освещения, проникающего из коридора в тёмную комнату, и мерцания заглядывающей в окно луны вполне достаточно, чтобы различить мужскую фигуру на широком разложенном диване. Женя спит. И я облегчённо выдыхаю. Он лежит на спине, широко раскинув руки и ноги. Красив как бог.

Я никогда не чувствовала в себе достаточно уверенности, чтобы бороться за своё счастье. И не гналась за счастьем, я за ним подглядывала. Украдкой, как воровка.

Тихо прикрываю дверь и осторожно ступаю в темноту. Но оглядываюсь и снова возвращаюсь, чтобы повернуть замок на двери. Не хотелось бы, чтобы Виктория застала меня здесь врасплох. Приближаюсь к широкому ложу и любуюсь в лунном свете на свою недоступную мечту. Мамочки мои, какое же у него красивое тело! Разглядываю очень жадно, стараясь запомнить каждую чёрточку. Хотя, казалось бы, вот он, полуобнажённый и расслабленный… Только руку протянуть. Не оторвёт же он эту руку.

Женечка, я тебя только потрогаю…

Я присаживаюсь рядом с ним на краешек дивана и кладу свою ладонь ему на живот, едва касаясь.

Я только поглажу…

Совсем немного провожу ладонью ниже, задевая подушечками пальцев аккуратную дорожку волос, убегающую под пояс джинсов. Множество иголочек мгновенно впиваются мне под кожу и начинают покалывать. Я отдёргиваю ладонь и перевожу дыхание.

Я только раз губами прикоснусь… И отпущу тебя, Женя… совсем. Пойду дальше… без тебя.

Очумевшая от собственной дерзости и смелости, я наклоняюсь и касаюсь губами тёплой кожи рядом с тёмным и манящим соском. Прикрываю глаза и вдыхаю… запоминаю…

И даже не сразу понимаю, что дыхание Жени изменилось. А в следующий миг я уже в ловушке крепких мужских рук. Резко дёргаюсь, но куда там!.. Одной рукой Женя обхватывает меня за талию, а второй зарывается в волосы и, крепко сжав, тянет на себя. Больно, страшно и... восхитительно. Я успеваю заметить ухмылку на красивом лице и полусонный взгляд, прежде чем Женин язык ворвался в мой рот.

Не сказать, чтобы я совсем была дремучая, но вот это действо вряд ли можно назвать поцелуем. Это жёсткое нападение и порабощение. В ушах шумит, губы болят, язык не знает, куда спрятаться, а в голове сражаются две противоречивые мысли – непонятно, что люди находят прекрасного в поцелуях и... Вот оно – моё долгожданное счастье!

На моей талии Женина ладонь не задерживается. Теперь она под платьем сминает мои ягодицы, а они мнутся очень плохо, и я почти сожалею о своём спортивном фанатизме. А ещё я никак не могу определиться с собственными руками. Обнять стесняюсь, а куда деть – не знаю. Так и барахтаюсь на любимом мужчине, словно птица с подбитыми крыльями. Правое крыло едва не ломается, когда подмятая сильным телом, я оказываюсь на спине. Сопротивляться даже и не думаю – мечта же сбывается!

Теперь рука Жени уже шарит по обнажённой коже ягодиц. Хоть бы внутрь не полез! Ох! Лезет! Я в ужасе распахиваю глаза и сквозь гул в ушах слышу треск... То ли колготки рвутся, то ли искры из глаз потрескивают.

Женя отстраняется внезапно, но не весь. Его нахальная ладонь продолжает пробираться в святая святых, пробуждая во мне гремучую смесь – стыд, волнение и восторг. А в моё лицо впивается внимательный взгляд.

О, господи! – на секунду я зажмуриваюсь от страха, понимая, что он уже всё разглядел. Прогонит?

– Тебе сколько лет, мелкая? – в его голосе слышится недовольство, и даже его пальцы, гуляющие у меня в трусиках, замирают.

– Восемнадцать, – дрожащим шепотом, глядя в его глаза. Не вру, мне уже часов пять, как восемнадцать.

– Точно? – переспрашивает недоверчиво, однако его руки не сомневаются в моей честности и продолжают свои исследования у меня между ног.

Я вздрагиваю от непривычных ощущений и молча киваю. Разговаривать в подобной ситуации мне кажется неуместным. Прекрасно осознаю, что опытную жрицу любви мне не сыграть, но если дело только в возрасте, то я очень постараюсь. Лишь бы не останавливался.

– Уже большая девочка, значит, – смотрит с улыбкой, словно ничего не замечает. – А что делаешь в моей постели?

– Люблю т-тебя, – спотыкаюсь на слове и всхлипываю, потому что в этот момент его пальцы нащупывают самое чувствительное местечко.

– Вот как? – он проводит по моим губам языком. – Такая отзывчивая девочка и пахнешь очень вкусно.

От его слов во мне вспыхивают тысяча солнышек – ласкают тело, припекают между ног и поджаривают мозг.

– Какой у тебя красивый и сладкий ротик, – продолжает мурлыкать Женя, и я невольно подаюсь навстречу его пальцам. – Отсосёшь мне?..

Этот вопрос, прозвучавший на той же мурлыкающей ноте, совершенно точно не отсюда. Наверное, весь ужас и разочарование отражены в моих глазах, потому что Женя тихо смеётся:

– Ну, тихо-тихо, маленькая, чего ты испугалась? Не хочешь – не надо, научишься ещё. Может, ты хочешь уйти?

Его руки мгновенно покидают моё тело, но вместо облегчения я ощущаю холод и пустоту. Наверное, я выгляжу сейчас абсолютной дурочкой… Именно такой я себя и чувствую. Быть придавленной его тяжёлым телом, ощущать его руки – сейчас кажется самым правильным и необходимым. Я совсем не хочу уходить! И так яростно трясу головой, что он снова смеётся.

– Ты прелесть, – обнадёживает Женя и садится сверху, зажав мои ноги между своими. – Ну, давай посмотрим, что тут у нас…

Мои колготки, сдёрнутые вместе с трусиками, улетают куда-то в темноту. Сейчас в этой темноте – моё спасение от стыда, поскольку Женин исследовательский интерес меня шокирует. К счастью, чтобы рассмотреть «что тут у нас», ему вполне достаточно и лунного света. А у нас тут – я, готовая провалиться сквозь… Ох, но туда провалиться никак нельзя – там праздник, куча людей и ещё Вика. А главное, там моя доверчивая Наташка, мечущаяся между братом и любимой подругой, как меж двух огней. Меня же, уродину, никто всерьёз не рассматривает. Хотя…

Хотя Женя сейчас очень даже внимательно рассматривает. Кажется, даже женский доктор на плановом осмотре был менее сосредоточен...

– Какие аккуратные нежные губки, – бормочет Женя, удобно расположившись между моими широко разведёнными бёдрами.

Ну, зачем он это говорит? Неужели нельзя посмотреть молча? Я стыдливо пытаюсь свести бёдра...

– Ку-уда? – в голосе слышится улыбка, а его палец начинает скользить по моим тем самым аккуратным губкам, специально задевая самые чувствительные участки, от чего моё тело отзывается неконтролируемой дрожью, а с губ срывается стон. – Ай, какая хорошая девочка! 

Поощряет, как послушную собачку, а мне вдруг хочется услышать ещё, какая я хорошая и как у меня там всё красиво. И в то же время становится горько оттого, что между ног ему смотреть приятнее, чем на моё лицо.

Он наклоняется ниже и дует, запуская очередной миллион мурашек по всему телу и заставляя меня выгибаться ему навстречу.

– Ух ты, какая прыткая! Э, нет, милая, боюсь, мой язык не предназначен для подобных игр, – снова смеётся и тут же, словно оправдываясь: – Он у меня слишком шершавый для такой нежной малышки.

Женя становится на колени меж моих ног и протягивает руки к моему платью, задранному до талии и беспощадно смятому.

– Давай-ка освободим тебя от этой ненужной тряпочки.

Я помогаю ему избавить меня от одежды, и сама торопливо расстёгиваю и сбрасываю бюстгальтер. Не потому, что я такая развратная и смелая, а просто лифчик у меня слишком несоблазнительный.

– Ах*еть! Что ж ты такое сокровище от меня прятала?! Скорее ко мне, мои сладкие! М-м…

Он накидывается на мою обнажённую грудь, как голодный зверь, – тискает, лижет, посасывает и урчит. А я с ума схожу от невероятных ощущений внизу живота, в груди, висках… везде.

– Женя, Женечка!.. – почти ничего не соображая, вцепляюсь пальцами в его волосы. – Женя…

Ноги дрожат, пальцы на ногах сводит болезненной судорогой, и в этот момент он запускает свою руку меж моих бёдер и безошибочно находит нужную кнопку. И все блуждающие во мне горячие солнышки вмиг сливаются в одно мощное, опасно вибрирующее светило, которое взрывается жаркой ослепляющей лавиной экстаза и оглушительным восторгом, круша барьеры, вырывая из горла крик и высвобождая крылья...

– Фу-ух! Ну ты и зажигалка, детка! – осипший и прерывистый голос Жени вытягивает меня из вязкого сонного тумана, возвращая к обнаженной греховной реальности. – С возвращением, прекрасная сирена. С ним-то что теперь делать?

С ним?! С кем?

Я непонимающе смотрю на него и смущение ко мне возвращается снова. Женины джинсы расстегнуты и спущены, а в ладони зажат член – большой такой и очень решительно настроенный.

Это я, что ли, должна знать, что с ним делать? У меня, конечно, имеются некоторые предположения на этот счёт, но озвучить их я вряд ли осмелюсь, а уж проявить активность...

– Слушай, а ты точно со всех сторон девственница? – ошарашивает он меня.

Как это – со всех сторон?

Обняв пятернёй свой агрегат, Женя медленно водит рукой вверх-вниз и изучающе рассматривает моё обнажённое тело, будто размышляет, куда бы пристроить свою кувалду.

– Почему ты так решил? – спрашиваю с вызовом, предусмотрительно решая не уточнять по поводу сторон и не смотреть на эту его штуку.

– А это не так? – он прищуривается. – Извини, детка, но ты слишком зажатая и ничего толком не умеешь. Ну, не пыхти, малыш. Зато как ты вкусно кончаешь! А голос какой! Да я чуть диван членом не пробил, когда ты выкрикивала моё имя.

Не сдержавшись, я тихо смеюсь, представляя ситуацию в красках.

– И смех у тебя очень красивый, – мурлычет Женя. – А опыт ещё придёт. Невинность – это не так уж и плохо, кто-нибудь непременно оценит.

Моя улыбка тает, оставляя горечь.

Кто-нибудь… Но не ты, Женечка. А зачем мне кто-нибудь?

4

Ложь бывает разная. Некоторые лгут ради самой лжи – это патология. А ещё бывает ложь во спасение… Моя же – ради грехопадения.

– Я не девственница, – бормочу себе под нос и отвожу в сторону лживые глаза.

– Что? – Женя дурашливо прикладывает руку к уху, отпустив свой член в свободное мотание.

– Не девственница, говорю! – повышаю голос.

– Серьё-озно? И много у тебя было партнёров? – насмешливая улыбка играет на его губах, а взгляд сосредоточен на моём лице, от чего я невольно прикрываю скулу тыльной стороной ладони.

Не смотри, пожалуйста, не смотри!

– Один, – шепчу еле слышно.

– Убери руку! – неожиданно рявкает он и отбрасывает мою ладонь.

Я совершенно не понимаю, что произошло... Женя грубо хватает меня за руки и до боли сжимает их над моей головой. Смотрит так жутко, что под его взглядом мне хочется сжаться, стать незаметной... невидимой. Ещё никогда я не ощущала себя настолько уязвимой, как в эту минуту. Сейчас я обнажена не только снаружи... Я показала свой страх и свою слабость. А ещё солгала. Наверное, он всё понял... Поэтому разозлился? Или потому что я не стала сосать его член? Да я и целоваться-то, как выяснилось, не умею... Какая уж из меня сосальщица?..

Не в силах выдерживать его взгляд, я закрываю глаза. Если ждёт, что стану хныкать и уговаривать меня отпустить, то ждать ему придётся долго. Я вдруг очень живо представляю, как Женя выгоняет меня, голую, из своей комнаты и как оживляются пьяные однокурсники...

Неожиданно сковывающие мои запястья крепкие руки выпускают меня из захвата. И что теперь? Что он станет делать? Но меньше всего я ожидала прикосновения его пальцев к моему лицу. Я вздрагиваю, но глаза не открываю. Зачем он это…

– Тебе не надо прятаться, – тихо и спокойно говорит Женя и осторожно касается подушечками пальцев моего шрама на левой скуле. – Ты сама придумала проблему. Знаешь ведь, что красивая?  

Я вслушиваюсь в интонацию голоса, пытаясь уловить в нём насмешку или фальшь... А в следующую секунду моей скулы касаются его губы. О, Боже! Это настолько дико и необъяснимо, что я просто замираю и перестаю дышать.

Он целует меня долго и очень нежно, зарываясь руками в волосы... Так восхитительно! Его руки ласкают мое тело то осторожно, то грубо... Но мне всё очень-очень нравится. Потому что его дыхание учащается, и я знаю, чувствую, как он меня хочет... Его твёрдое желание очень недвусмысленно упирается мне в бедро. Всё по-настоящему... Вот такую! – целует и хочет! И я хочу! Больше всего на свете! А потом... Хоть потоп! Хоть ураган! Хоть смерть... Мне не важно потом!.. Ведь красивее и желаннее, чем сейчас – С НИМ! – я никогда себя не чувствовала.

Нетерпеливо ёрзаю под тяжёлым телом.

Ну сделай же это, Женя!

– Женя, пожалуйста! Хочу тебя очень! Очень хочу! – почему-то просить совсем не страшно.

Его пальцы снова там, а я бесстыдно подаюсь им навстречу.

– Знаю, что хочешь, – усмехается, а пальцы внезапно сменяются горячей и твёрдой мужской плотью.

Я ещё успеваю подумать, что он ни за что не пролезет… Как в следующее мгновение мою девичью честь пронзил раскалённый кол. От невыносимой боли даже крик не долетел до выхода, рассыпаясь жалящими искрами где-то в груди.

– Вот дура! – рычит мне на ухо Женя. – Терпи теперь!

А я что делаю? Только глаза вылезли из орбит и короткие ногти намертво впились в мужские плечи. Удивительно, что я ещё продолжаю воспринимать звуки, когда моё тело разорвано надвое. А ещё я думаю, что бабочке, нанизанной на иглу, наверняка легче. Меня же нанизали уже не один раз и, кажется, ни конца, ни края этой пытке.

– Бл@дь!

Воистину это волшебное слово! Потому что, как только я его услышала, раздирающая боль прекратилась. Но у Жени секс ещё продолжается с собственной рукой. И продолжается... и продолжается... А я завороженно наблюдаю, как в его широкой ладони, словно поршень, мелькает огромный член. И вдруг выстреливает горячим и липким мне на живот.

Наконец, хозяин убойного члена падает рядом со мной. Дышит тяжело и молчит. Я тоже молчу. И обсыхаю. И мечтаю о тёплом душе. В голове бардак, между ног – пожар.

– Пожалел тебя, идиотку, – произносит Женя спустя целую вечность. – А надо было долбить до победы.

Молчу. Ну и долбил бы. Дятел!

– А соснула бы – и была б сейчас бодрячком.

– Я ведь не спать сюда пришла, я дома выспалась, – тихо ворчу в ответ.

На целую минуту повисает молчание, а потом раздаётся ржание. Чокнутый, что ли?

– Ой, бля-а-а… Откуда ж ты взялась-то?

Наверное, это риторический вопрос… Но что не так-то?

Неожиданно Женя подтягивает меня к себе и, прижав к своему горячему боку, шепчет доверительным тоном:

– Ведь чувствовал, что врёшь! Зачем, а?

– Я хотела... – голос от волнения совершенно осип, – хотела, чтобы это был ты.

– М-м-м, что ж вы, дурочки, вечно не в тех вляпываетесь? – со вздохом произносит мой любимый мужчина и целует меня в макушку.  

Лёжа в его жарких объятиях, я раздумываю над ответом. А через минуту понимаю, что этот вопрос тоже был риторический. Женя крепко спит.

А я улыбаюсь сама с собой, как дурочка.

Да не так уж это и больно... Теперь я уверена, что смогла бы выдержать подобную экзекуцию сколько угодно раз. Лишь бы Женя вот так же лежал рядом со мной и дышал мне в волосы...

Надо же – как быстро уснул. А я так счастлива, что, наверное, теперь никогда не смогу спать...

***

«Неужели уснула?» – разочарованно думаю я, но ещё не открывая глаз, всей озябшей кожей ощущаю на себе недобрый взгляд…

Я прислушиваюсь к своим ощущениям... В комнате очень холодно – тут даже и прислушиваться нечего. Между ног явный дискомфорт, но терпимо. А вот ощущение постороннего присутствия – нестерпимо. Просто невыносимо! И я сейчас не о Жене. Его присутствие и ровное дыхание я ощущаю совсем близко. Но есть ещё что-то другое... Враждебное...

То, что дверь заперта, я уверена на сто процентов, но отчётливо различаю где-то поблизости тихие смешки и шушуканье. Во рту пересохло, а в груди формируется неприятный холодок. Сейчас я ощущаю себя мышью, которой мышеловкой прищемило хвост, а вокруг кровожадные хищники… Мне становится очень страшно, и вместе с этим приходит трусливое решение – а может, вообще не открывать глаза и притвориться спящей? Не вышло...

В поясницу неожиданно ткнулось что-то твёрдое и шершавое. Неприятное. Глаза мгновенно распахнулись, и, к своему огромному облегчению, я поняла, что в комнате темно, а рядом безмятежно спит Женя. Но на этом всё хорошее и закончилось.

Опасность ждала меня за спиной, я буквально почувствовала её позвоночником. Резко развернулась – и очень вовремя. В этот момент Вика занесла ногу и как раз примерялась к очередному пинку. Так это она меня ногой, что ли, пинала?

– Ты совсем с ума сошла? – уворачиваюсь от занесённой надо мной ноги и удивляюсь, как эта дура мне своей острой шпилькой спину не продырявила.

Я быстро подтянула к себе тонкий пледик, укрывавший мои ноги и бёдра, и прикрыла обнажённую грудь.

– А ну, заткнись, уродливая шлюха, – шипит Вика. – Или ты надеешься разбудить Женьку? Думаешь, он заступится? Так пойдём, я расскажу тебе, как он поступает с дешевыми одноразовыми подстилками.  

Мне хочется ответить что-нибудь язвительное, но в этот момент я оглядываюсь на спящего парня и осознание собственного унизительного положения накрывает меня с головой. Это чужой парень, а я пришла к нему без приглашения и повела себя, как… Именно так, как назвала меня его девушка. Наверное, она в своём праве… Но пинаться зачем?

– Ты оглохла, сука? Пошла вон отсюда! – Вика продолжает шипеть, но делает это достаточно тихо. Бережёт сон своего Женечки?

Уйду, конечно – глупо пытаться отстаивать свою правоту. Подрагивая от холода, я озираюсь в поисках своей одежды, и мой взгляд застывает на распахнутом настежь балконе. Я и не предполагала, что здесь, под самой крышей, имеется балкон. А ещё стало понятно, откуда несёт холодом… Только всё это не важно…

В дверном проёме, обняв себя руками за плечи, стоит Наташка. Она дрожит то ли от ледяного ветра, то ли от разочарования, и смотрит на меня, как… Я не вижу в темноте её глаз, но знаю, как она сейчас смотрит – как на подлую предательницу. Позади неё кто-то перешёптывается, но это уже не имеет значения.

Трудно передать словами, насколько мне сейчас стыдно и плохо. И какой грязной я себя чувствую. Как назло, именно в эту напряжённую минуту мой взгляд находит платье. Отброшенное Женей, оно валяется на полу, как ненужная мятая тряпка. Платье из Италии... подаренное Наташкой. Я подлая и неблагодарная свинья.

– Наташ, мне надо с тобой поговорить, – подавленно лепечу, а она вдруг нервно передергивает плечами, всхлипывает и уносится прочь.

Я растерянно смотрю, как она исчезает за оконным стеклом. Так, значит, они все через балкон пришли? А зачем? Может, меня искали? Натка, наверное, волновалась... А я... вот...

Зато на балконе остались трое однокурсников из Викиной свиты.

– Ну, что, поговорила, тварь? – язвительно интересуется Вика. – А теперь брысь отсюда!

Я потуже заматываюсь в плед, встаю на ноги и делаю шаг к платью, но Вика проворно хватает его с пола и отбрасывает ребятам.

– Это не твоё, забыла?

Помню. И, поморщившись, вспоминаю, что туфли тоже не мои. А как найти своё бельё в темной комнате, я даже не представляю. Но оставить его здесь просто немыслимо. Господи, о чём я только думала?! Я скольжу взглядом в темноте, приседаю, вглядываясь в чёрный пол, и больше не слушаю Вику. Мне бы убраться отсюда быстрее.

Одна находка есть! Наклоняюсь за бюстгальтером, придерживая одной рукой пледик, но он внезапно слетает с тела, оставляя меня совершенно голой.

– В чём дело, кобыла сисястая? Ты что-то потеряла? – гаденько хихикает Виктория, очень довольная своей выходкой. – Напяливай свой убогий насисьник и вали на помойку, из которой ты вылезла.

Я протягиваю к ней руку, надеясь вырвать покрывало, но Вика отводит руки назад и взбрыкивает снова своё неугомонное копыто. Да что ж такое? Я перехватываю её ногу у своего живота, касаясь ладонями подошвы, и с силой дергаю вверх. Стройная и не очень высокая Вика, соприкасаясь с полом, издаёт невообразимый грохот, сравнимый с рухнувшим шкафом.

– Тебе следует поработать над растяжкой, Виктория, – говорю в полный голос. Какой смысл соблюдать тишину после такого погрома?

Двое ребят, пасущихся на балконе, кидаются на помощь своей распластанной, как лягушка, и подвывающей королеве. А Женечка... что-то недовольно пробормотал и накрыл голову подушкой.

– Спи, дорогой! – почти с умилением говорю его спине и сдергиваю с диванного подлокотника его светлый свитшот.

Едва успеваю просунуть голову в горловину, как чья-то, явно лишняя, рука хватает меня за волосы. Я шиплю от боли, но продолжаю одеваться. Успеваю заметить, как один из парней выводит из комнаты прихрамывающую и поскуливающую Вику. А чьи-то крепкие пальцы сильно сдавливают мне шею – так ведь и придушат...

– Ты, шалава неумытая, на кого руку поднимаешь? – гремит у меня над ухом. Это однокурсник Димочка.

Я всё время думала, что его главный недостаток – шестерить перед Викторией. Но, как оказалось, он полное ничтожество. Таким бы не размножаться. Правая рука уже в рукаве, и я с размаху луплю ею Димочке в пах. Но шустрый парень изворачивается и удар получается вскользь. Он взвизгивает по-бабьи, а в следующую секунду из моих глаз летят искры. Я со стоном зажимаю глаз и думаю, как же мне повезло, что он не мужик, иначе лететь бы мне через всю комнату.

– Ах ты, сука е**чая!

Следующий удар прилетает в живот и сгибает меня пополам. А мой нос встречается с коленом Дмитрия. И снова искры из обоих глазах. Праздник же… Вот гадство!

– Э, Диман, ты чо, охренел? – кажется, с балкона спешит помощь, но опаздывает…

– Ни хYя себе! – как сквозь вату доносится рычание Жени, и в то же мгновение удары прекращаются. – Ты бабу, что ль, пиZдишь, чепуш? Кто ж тебя, бл@дь, родил?!

Позади меня раздаются крики и звук падающего тела, а я вздрагиваю и на полусогнутых отступаю к двери.

– Э, Женёк, это не я, я помочь ей хотел! А-а, сука, меня за что?

– За нескорую помощь, урод! Э, подруга!

Кажется, это уже мне. Я на секунду замираю в дверном проёме, не осмеливаясь оглянуться. Ещё недавно он говорил, что я красивая, а теперь…

– Оглохла, что ли? Ты, вообще, кто? 

– Овца в пальто, – сиплю я и горько усмехаюсь, захлопнув за спиной дверь. И не соврала ведь. Ну, если только про пальто…

***

– Безобра-а-азная Эльза, короле-ева фли-ирта, с банкой чистого спирта я спешу к тебе! О, е!.. – этой заунывной песенкой группы «Крематорий» меня встречают на первом этаже «добрые» однокурсники.

Сейчас даже не очень обидно, потому что полностью соответствует действительности – на мир я смотрю одним здоровым глазом, под которым скулу украшает кривой отвратительный шрам, оставшийся после глубокой рваной раны. Нос… Да я даже сама вижу свой распухший окровавленный нос.

Кто-то из девчонок сочувственно охает, кто-то спрашивает – «Кто это тебя так?» Ещё прилетает неожиданный вопрос: «Эй, а почему у тебя глаз зелёный?» И возражения: «Не зелёный, а синий!», «Голубой!», «Ножки – отпад!»

Какой дурдом! А линзы всё же жаль…

Сочувственные и злорадные комментарии продолжаются всё время, пока я разыскиваю свою сумочку.

– Случайно, не это ищешь? – раздаётся звонкий голос Вики, и через всю гостиную в меня летит моя сумка, почему-то расстёгнутая, и теряет на лету содержимое.

И снова многие смеются и хихикают, но у кого-то даже хватает смелости возмутиться Викиной выходке. Мне всё равно. Голова кружится невыносимо, и я сосредоточиваю все силы, чтобы отследить места падения моих вещей. Сумка шлёпается почти у самых ног, и из неё выезжает мобильный телефон. Слава богу – не разбился! Не без труда я фокусирую взгляд на Виктории.

– Это поступок не слишком умного человека, Вика…

– Что-о?! Ах ты тварь! Уж кто бы говорил! Прикинулась тут сиротливой овцой! Тебя же, как человека, пригласили в приличный дом, принарядили даже... Так ты ещё и под моего парня решила подлезть?! Любишь чужое, жалкая побирушка? Да ты просто мерзкая шлюха и воровка! Пошла отсюда! – Викин визг переходит в истерику, и она начинает рыдать, а на шум прибегает Натка.

Давно не виделись, подружка! Слабо меня узнать?

Лицо у Наташки заплаканное, но, увидев меня, она громко охает, икает – с перепугу, наверное, и тоже начинает реветь. И как по команде несколько ребят начинают собирать выпавшие из сумочки предметы, а я наклоняюсь к полу за сумкой... к горлу подкатывает тошнота, и меня выворачивает на глазах у всех.

– Какого хера тут творится?! – гремит со стороны лестницы обозлённый голос Жени, а я отползаю на четвереньках назад, в сторону выхода, волоча за собой по полу сумку.

Встать я уже физически не могу, но продолжения позора мне не вынести. И сейчас я даже благодарна Вике, которая со слезами бросается навстречу своему парню.

– Что случилось, малыш, ты почему хромаешь? – его заботливый и обеспокоенный голос забирает у меня остатки сил.

Уже в прихожей я просто плюхаюсь голым задом на холодный пол и, прислонившись спиной к стене, прижимаю к груди сумку, как последний щит.

Мечты сбылись! План перевыполнен!

Из груди непроизвольно вырывается смех.

– Эл, не плачь, пожалуйста, – рядом слышится жалобный скулёж Наташки, а я провожу рукой по мокрой щеке.

Это от смеха.

– Эльчик, я же не думала, что ты с моим Женькой…

– И я не думала, Нат… Я просто не умела целоваться, поэтому… пришлось вот так.

– А я тебя искала... – пищит и всхлипывает подруга. – Я просто вспомнила... У тебя ведь тоже день рождения... кажется. Вместе со мной, да?

Вместе? Нет…

– Это было так давно, Наташ.

5 Женя

Два года назад

– Так, всё! Пьянству бой, бляDству – хYй! – громко провозгласил Геныч, выплескивая содержимое моего стакана в раковину.

– Повторяешься, брат, – я поморщился, глядя на произвол друга, но бычить не стал.

– А повторение – мать учения! Слыхал о таком?

– Это ты бате тогда моему скажи, – выплюнул я со злом.

– Не, Жек, с батями, ты же знаешь, я стесняюсь.

Вот и я сегодня постеснялся позвонить отцу и объяснить, какой он мудак. И из дома мотанул, как спринтер. Мать с утра голосит на всю квартиру, как по покойнику. Я её успокаивал, как мог, скрипя зубами от желания проредить отцу улыбку. Шестой десяток мужику, а он всё не успокоится. Это надо додуматься – позвонил утром матери, а вызов не сбросил после разговора, и она полчаса сосредоточенно слушала, как он клянётся какой-то шмаре в вечной любви и обещает свалить из семьи. Но позже! Старый мудила! Он чем её вечно любить собирается? Она же, небось, как обычно, моя ровесница.

И матушка тоже хороша – нет бы внутри семьи всё порешать, так она собрала дома целый консилиум стервятниц предпенсионного возраста. Представляю, что они ей насоветуют. Я же два часа слушал её рыдания, а когда рискнул высказать своё мнение, то выяснилось, что я такой же кобель, как и отец.  

О ситуации в своей семье я мог рассказать только Генычу – он и сам когда-то варился в подобной каше, правда, ему пришлось ещё хреновее. Его отец свалил четыре года назад. Геныч очень старался оценить ситуацию с философской точки зрения, но сорвался... Уходя, его батёк имел неосторожность упрекнуть жену в потере физической привлекательности, а как итог – на несколько месяцев потерял собственную привлекательность.

Не знаю, смог бы я втащить своему бате... Но у Геныча с матерью какая-то особенная связь. Он над ней, как наседка, трясётся, и забота друг о друге у этих двоих в приоритете. Если честно, то я даже завидую. У моей же маман во главе угла иные ценности. Чтобы дом большой, муж статусный, дети – умные и красивые. И как бы она нас с Наташкой не любила, прежде всего ей важно нами гордиться. И вот тут самое интересное! Поводом для гордости может быть только успех, который непременно влечёт за собой материальные блага. Поэтому Геныч никогда не узнает, что его обожаемая мамуля заслуживает лишь жалость и презрение, по мнению моей продвинутой матушки.

Никогда не забуду случай, как я впервые привёл домой девчонку. Я тогда в десятом классе учился и здорово запал на баскетболистку, но она была на пару лет старше. Через неделю крепкой дружбы привёл её к себе. Перепихнулись, как положено, а потом мамуля проявила гостеприимство – предложила нам присоединиться к чаепитию. Она тогда со своей подругой чаёвничала. Я-то, лох, сразу и не просек, в чём подвох – обрадовался! И две душевные акулы так распотрошили биографию моей баскетболисточки, что она это чаепитие всю жизнь будет помнить. А ещё тонко ей намекнули, куда заплывать не следует. Так тонко, что я и сам не понял. А уже доступно расшифровала мне моя подруга, едва не обратив мои яйца всмятку. Стоит ли говорить, что это было наше последнее свидание. Но когда я наехал на маман, она совершенно невозмутимо ответила: «Дорогой, ни к чему такому красивому мальчику терять время на бесперспективных подружек. У неё отец – сантехник, мама – повар! И ты считаешь, что она тебе пара? А ты видел, какой у неё размер ноги?»

Взбесился я тогда страшно, но в следующий раз приволок домой девчонку только через год, когда нашёл с сорок третьим размером. Зато матушка, глядя на её модельные лыжи, вовсе не расстроилась, ведь её-то отец был депутатом.

– Да не грусти, Жек, прорвёмся! – Геныч лихо перевернул ароматный блинчик на сковороде. – Ну, хочешь, в «Трясогузку» завалим, отпиZдим кого-нибудь?

– Сыночек, что ж ты так ругаешься? – в кухню вошла маленькая, пухленькая и улыбчивая родительница Геныча. – Здравствуй, Женечка.

– Привет, мам Галь! А ты всё хорошеешь?   

Я не льщу – эта женщина всегда вызывала во мне восхищение. Добрая, неунывающая, умная и всегда готовая прийти на помощь – накормить, приютить или дать ценный совет. Как-то так вышло, что её советы всегда были в кассу. И «мамой Галей» она стала неслучайно – давно и заслуженно.

– Мамуль, а кто ругается?! Так, к слову пришлось. Это Жека на меня плохо влияет. А ты чего так рано, ничего не случилось? – Геныч чмокнул мамулю в румяную щёку и заботливо отодвинул для неё стул.

– Ох, да что у меня может случиться? Отстрелялась раньше. Ген, не суетись, я кушать не буду, только чайку с вами попью и пойду, у меня там последняя серия скоро начнётся. Женька, а ты чего серьёзный такой?

– А его, мам, женщины любить перестали, – отвечает Геныч, а я сокрушенно киваю в знак согласия.

– Болтуны! – смеётся мама Галя. – Вы сами-то кого-нибудь любите?

– Что за вопрос? – возмущённо гудит Геныч. – Я тебя люблю! И Жеку вон терплю.

– Я тоже тебя люблю, мам Галь. Можно?

– Можно, сынок, – великодушно соглашается. – Только очень уж заелись вы, деточки. Пока будете носами крутить, всех хороших девчонок замуж разберут.

– Да где их взять-то, хороших, мам Галь? Одни шамотры...

Фразу жёстко обрывает прилетевшее по губам скрученное полотенце.

– Молоток, мамуль! По мордам его! – радуется Геныч.

– А там, где ты ищешь, Женечка, ты других и не встретишь, – ласково вещает добрая женщина, перекручивая в руках тряпичный жгут.

– Так мне ещё рано жениться, – оправдываюсь, потирая губы.

– Вот и Генка мой так думает. Довыбираетесь! Вы сперва научитесь ценить отношения. Вы хоть знаете, как за девушкой ухаживать? Вы же потребители оба! А отношения – это постоянный компромисс, мальчики. Вам следует научиться не только брать, но и отдавать. А вы эгоисты! Потому у вас и нет хороших девушек.

– Это меня у них нет, – проворчал Геныч под укоризненным взглядом мудрой мамы. – Вот когда встречу такую, как ты...

– Трепло! – припечатала мама Галя, от души навернув сына скрученным жгутом.

***

– Жек, да оставайся у меня! На хера ты туда поедешь? Вдруг помешаешь Натахиной личной жизни?

– Вот я и проверю, а заодно и за уши оттяну, а то ж я её сегодня ещё не видел.

– А за что ж – за уши? – вытаращился на меня Геныч.

– Не «за что», а «почему», дятел! Днюха же! А за уши, чтобы выросла.

– А-а, тогда за сиськи надо тянуть. О, кстати, Викуле привет передавай и мои извинения за вчерашний облом. Надеюсь, сегодня она расслабится и разглядит твой потенциал.

– Большой потенциал! – поправляю.

– Ну, тебе, брат, виднее! Вали давай, вон мотор подъехал. Тачку твою завтра пригоню, алкаш!

6

Женя

– Жень, да что за фигня? – возмущённо пищит Наташка, вырываясь из моих объятий. – Ты решил мне весь праздник испортить?

– Ты матери звонила? – игнорирую её наезд.

– Конечно! – недовольно фыркает. – Но у неё там женский совет, так что папе лучше задержаться в Москве и переждать бурю.

– Вот дура! Надеюсь, ты ему так не сказала?

– Женечка, какими судьбами? – Вика, до одури красивая и серьёзная, оттесняет от меня насупившуюся сестру.

– Де-евочка моя, похоже, мне здесь никто не рад. Может, хоть ты утешишь? – распахиваю объятия, но Вика брезгливо морщит нос.

– А мне кажется, ты уже утешился вискариком. Ложка дорога к обеду, Женечка.

– Надо чаще обедать, Викуль, а то ведь так недолго и гастрит заработать. Но хозяин – барин. Удачной диеты, малышка!

Я обхожу хмурую Вику и отправляюсь к себе наверх. Знаю, что не продержится и десяти минут и придёт выяснять отношения. А вернее, отсутствие таковых.

Вика явилась минут через пять.

– Жень, а ты ничего не хочешь мне сказать? – наезжает прямо с порога. – Извиниться за вчерашнее, например.

– А я вчера был виноват? Ну, извини, малыш! – развожу руками, и Вика взрывается.

Говорит много, запальчиво, неинтересно. Красивая. Хитрая. Любит меня. Нетронутая – для меня.

«Вы эгоисты, мальчики. Научитесь ценить отношения». «Вы хоть раз ухаживали за девушками?»

Ухаживал. За баскетболисткой. В десятом классе. Влюбился тогда. А потом... Потом поухаживать как-то не пришлось – сами косяком пёрли. Вот и Вика приперлась. Да неужто за романтикой?

Впрочем, с ухаживаниями я, кажется, перестарался, и компромисс так и не сложился. Вика вылетела из моей берлоги, как подстреленная. Ну, значит, не судьба.

На хрен я вообще сюда приперся?

Позвонил матушке и оптимизма слегка прибавилось. Алла Дмитриевна пребывает в боевом настроении и сдаваться не собирается. К Генычу, что ли, вернуться? Бросаю взгляд в окно – опять метель. Февраль в этом году лютый.

***

Прохладная ладонь несмело шлифует мой пресс. Так и знал, что вернётся.

Смелее, Викуль.

Губы едва касаются, обжигая кожу на груди горячим дыханием. Ну, хватит играться.

Что это ни хрена не Вика, понимаю уже, когда впихиваю девчонке в рот свой язык. Глаза ещё не привыкли к темноте, но на ощупь фигурка гораздо крепче и задница каменная. Похоже, спортсменка. Вот только испуганная и совершенно неопытная.

– Тебе сколько лет, мелкая?

– Восемнадцать, – еле шепчет.

– Точно? – переспрашиваю на всякий случай. Хотя на ощупь совсем не ребёнок. Но кто же их теперь разберёт, когда сопливые школьницы выглядят, как тридцатилетние?

Луна выбралась из-за туч и сквозь потолочное окно освещает её лицо, отчего кожа кажется голубоватой. На скуле четко заметен шрам – небольшой, но кривой и глубокий, словно рвали кожу.

Кто же тебя так, девочка?

Губы её подрагивают. Такой большой красивый ротик, но судя по испугу в тёмных глазах, явно нерабочий.

Может, заблудилась? Ну, да – и решила разбудить поцелуем, чтобы спросить дорогу.

Лучше б я ужрался вусмерть и остался у Геныча.

По-хорошему, надо было выпроводить девчонку. Не слушать, гнать её ко всем чертям!

Но такая она залипательная… И вкусная… Очень вкусная девочка. И какое тело! Податливое, гибкое – очень красивое. Красивая и закомплексованная. Прячется, дурочка, а ведь шрам нисколько её не портит. Меня же – только заводит. Извращенец, сука!

И отзывчивая очень. И невинная… Была.

Терпела – не пискнула даже.

Видел же, что больно и еле остановился. Животное. Не зря Геныч до смерти целок боится. А эта – совсем дитё. Наивная и влюблённая. Проглотив своё запоздалое и наверняка неуместное «прости», прижимаю её к себе.

– Ведь чувствовал, что врёшь! Зачем, а?

– Я хотела... хотела, чтобы это был ты.

Вот же… И не отмотать уже.

– Что ж вы, дурочки, вечно не в тех вляпываетесь?

«Вы же потребители оба! Потому у вас и нет хороших девушек».

Твоя правда, мам Галь. Употребил уже… хорошую… Злоупотребил даже.

***

Низко нависшие над головой тучи неумолимо приближаются, окутывая верхушки деревьев густым ледяным туманом и угрожая поглотить всё живое. Мир накрыла паника – все бегут куда-то, орут и только спокойный Геныч стоит, запрокинув голову, в самом эпицентре шумной суеты и невозмутимо цитирует Булгакова: «Что бы ни говорили пессимисты, земля все же совершенно прекрасна, а под луною и просто неповторима». Я хочу сказать, что он дебил, и нет никакой луны, и пора валить… Но резкий порыв ветра бьёт по лицу, срывая с губ слова и развеивая их в потемневшем холодном пространстве. И друга я больше не вижу, и люди кричат, барахтаясь и задыхаясь в страшных тучах.

«Ах ты, сука е*учая!», – кто-то рявкает из темноты. Стонут, перекликаются…

Открываю глаза – всё так же темно и холод никуда не делся. И люди... Хотя нет – это какие-то дерзкие полупокеры устроили замес буквально в метре от меня. Балкон настежь, и оттуда ломится ещё один незваный гость. Но когда по длинным голым ногам понимаю, что в центре месива девка и расправу чинят над ней, глаза застилает кровавая пелена.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Ни хYя себе! Ты бабу, что ль, пиZдишь, чепуш? Кто ж тебя родил, падла?

Одним рывком я оттягиваю урода от согнувшейся девичьей фигуры и гашу наглушняк. Пока встречаю второго гостя, девка делает ноги.

– Э, подруга! – окликаю резко и зло, а она вздрагивает и замирает в дверном проёме.

Даже не поворачивается. Охренеть – устроили здесь проходной двор.

– Оглохла, что ли? – повторяю съёжившейся длинноногой девахе, не забывая успокаивать её очнувшегося обидчика. – Ты, вообще, кто?

– Овца в пальто! – полухрип-полустон в ответ и хлопок двери.

Ну, чо – нормально поговорили.

Я взираю на два полутрупа у своих ног и, потирая кулак, думаю, какой бы сейчас разбор полётов устроил мне Геныч. Друг никогда не бывает доволен моими боевыми навыками. Но чтобы приблизиться к его уровню мастерства, мне и жизни не хватит. Менее травмированный сопляк пытается подняться и получает ленивую оплеуху.

– Да какого... Женёк! – взвывает он. – Не трогал я твою девку, я помочь ей хотел!

– Мою? – зло усмехаюсь. – То есть ты считаешь, что за чужую девку и впрягаться не стоит? Да за свою я б тебя в пол втоптал!

Смотрю на тот самый пол и, протянув руку, поднимаю белый лифчик.

– Да я-то при чем? – отчаянно горланит этот додик, а я подношу к его носу находку.

– Это что? – и одновременно с вопросом меня волнами накрывают воспоминание и осознание.

Разворачиваюсь к дивану, словно каким-то чудом надеюсь там обнаружить свою ночную гостью.

Ой, е*ла-а-ан!

– А это, наверное, чехлы для сисек твоей, то есть НЕ твоей девки, – язвительно и дерзко комментирует парень, подтверждая и мою догадку, и печальный вывод. В три шага добравшись до двери, врубаю свет.

– Какого хера вы тут делали? – рявкаю, не глядя на пострадавших, ведь сейчас у меня самого на роже написано, какой я мудак.

«Ты кто? – Овца в пальто!»

Сука! Сука! Сука! Ну как так-то?!

Нахожу свои джинсы и попутно натыкаюсь взглядом на следы крови. Сейчас их здесь много, но думаю я только о характерных следах, которые оставила эта девочка на память одному гондону.

– Э-э... Ну... Наташка искала Эльзу, а Вика нашла её здесь и... – непонятно излагает малый.

– Какую... – вовремя осекаюсь, встречаясь с насмешливым взглядом борзого щенка. Уже и сам понимаю, какую Эльзу, и предостерегающе смотрю на рассказчика.

– Здесь что было? – перефразирую вопрос и запрыгиваю в джинсы.

Оглядываюсь, но толстовку не нахожу.

– Ну-у-у… Эльза с Викой... Короче, Эльза Вику об пол приложила, а Диман её наказать решил.

В этот же момент охеревший мститель Диман, услышав своё имя, зашевелился и глухо застонал, но был мгновенно отправлен мной в лечебный сон.

– Этот пидор пусть меня здесь дождётся, – говорю его напарнику и слышу доносящиеся с нижнего этажа крики и визг.

– Это Вика! – встрепенулся пацан, но я уже на выходе.

– Какого хера тут творится? – рычу ещё с лестницы, изрядно пугая весь хоровод бухих первокурсников, столпившихся в гостиной.

Вика громко всхлипывает и, сильно прихрамывая, устремляется ко мне, вся взъерошенная и заплаканная. Чувство вины накрывает меня с новой силой. Кажется, я сегодня перевыполнил план по хорошим девочкам, впору слёзы девственниц собирать.

– Что случилось, малыш, ты почему хромаешь? – стараюсь звучать ласково.

Она налетает на меня и бьет кулачками в грудь. Очень страшно!

– Какая же ты сволочь, Ланевский! – тихо и зло бормочет Вика. – Теперь здесь все знают, что ты мне изменил! – ревёт с новой силой и снова лупит меня.

Прижимаю Вику к себе и, учитывая ситуацию, не комментирую странное заявление об измене и ещё более странную причину её истерики. «Все знают» – это серьёзная трагедия!

– Ты поэтому хромаешь? – напоминаю о своём вопросе и поверх её головы разыскиваю взглядом высокую длинноногую фигурку пострадавшей девчонки. Среди пялящихся на нас студентов её явно нет, хотя было бы странно обнаружить её здесь с голыми ногами. Наверняка в ванной…

– Да – поэтому! – взвизгивает Вика. – Твоя шлюха меня толкнула! Она мне чуть позвоночник не сломала!

– А ты, наверное, хотела с ней рядом прилечь? – едва сдерживаю злость.

– Ты идиот?!

– Есть такое. Поэтому скажи мне, Вик, где сейчас Эльза? – и, глядя, на вспыхивающую Вику, добавляю: – Наказать хочу хулиганку.

– Без тебя уже справились, – зло выплёвывает она. – Уползла твоя уродина на свою помойку зализывать раны. Понял?

– Ты натравила? – стискиваю её предплечья.

– Нет! – уже испуганно и громко. – Клянусь, я не знала!

Но я резко отстраняю Вику, когда вдруг вижу Наташку. Тоже вся зареванная, моя сестрёнка пронеслась мимо нас, прижимая к груди какие-то тряпки.

– Стоять! – рявкаю вслед, но она даже не реагирует.

Настигаю её в прихожей. Наташка торопливо напяливает шубу и испуганно смотрит на меня.

– Ты далеко намылилась? – снимаю и свою куртку на всякий случай.

– Элкиной верхней одежды нет, – ноет Натаха, нервно дёргая молнию на сапоге, – а там минус двадцать! А она с голыми ногами! А я за вещами пошла... А у неё сегодня день рождения-а-а!

– Наверное, за ней прилетел волшебник на голубом вертолёте, – раздаётся позади голос Вики, но я уже на крыльце. Перепрыгиваю ступеньки и с порывом ветра меня догоняет Наташкин крик:

– Это всё из-за тебя, придурок!  

7 Элла

Элла

А ведь мы с Наткой не только собирались быть свидетельницами друг у друга на свадьбах. Когда нам исполнилось одиннадцать, мы договорились, что своё совершеннолетие будем отмечать в самом модном клубе нашего города. Вместе! Смешно.

Как же давно это было, Наташка… Будто и не со мной…

***

– Где моя принцесса Лиз?

Моё полное имя Элиза, а принцессой Лиз меня называет лишь один человек.

В приоткрытую дверь моей комнаты заглядывает букетище разноцветных тюльпанов, зажатый в крепкой руке.

Это мой папочка. Он появляется вслед за цветами. Высокий, плечистый, бородатый и всегда весёлый. И красивый… Очень красивый.   

А из-за папиной спины выглядывает Юрка – долговязый, с длинными, рассыпанными по плечам, волосами. Он тоже улыбается и прячет руки за спиной. Я знаю, что у него там подарок, и даже знаю какой – это новый телефон. Но мы все продолжаем разыгрывать этот чудесный спектакль – я принимаю поздравления мужчин и пищу от радости, обнаружив в подарочной коробке модный мобильник. Мы все целуемся, обнимаемся…

И, наконец, появляется мама. Она красавица – высокая, стройная, с копной длиннющих волос, заплетенных в толстую русую косу. Мама у нас очень серьёзная и строгая. Но сегодня она улыбается и в её в руках тоже коробка. Там может быть только полезный подарок, но я знаю, что это не поваренная книга и не набор для кройки и шитья, а крутые кроссовки. Поэтому я счастлива.

А потом мы все вместе завтракаем. Сначала непременно геркулесовая каша, даже несмотря на праздник. А потом эклеры и конфеты! Это такое счастье, когда мы все вместе собираемся за одним столом, и никто никуда не спешит. Мой папа пилот гражданской авиации, и его выходные дни нечасто совпадают с нашими. Сегодня совпало всё – и воскресенье, и мой день рождения, и папа дома.

Юрка заглатывает уже шестое пирожное (и куда только вмещается?), облизывает свои тонкие музыкальные пальцы и торопливо покидает наше уютное застолье. Ему скоро восемнадцать, и через каких-то три с небольшим месяца он уже окончит школу. А ещё он у нас крутой рок-гитарист, поэтому мой праздник – это для него вовсе не повод пропускать репетицию.

Мама смотрит на меня укоризненно, когда я тянусь за третьим пирожным. Юрке можно, а мне – ни-ни! Я же девочка, и должна следить за своей фигурой. Впрочем, папа тоже обязан следить за своей. В нашей семье только Юрка неподдающийся, неспортивный и никому ничего не обязан. Он у нас творческая личность, и мама с этим смирилась.

Наша мама – тренер по спортивной гимнастике, и она буквально помешана на здоровом образе жизни. Папа говорит, что у неё профессиональная деформация и, кажется, он всегда радуется длительным командировкам. А когда возвращается, мама заставляет его взвешиваться и сажает на диету. А мне его жалко, ведь папа такой сластёна. Я-то уже привыкла к режиму, ведь у меня не бывает командировок, где я могу отъедаться.

Зато у меня ежедневные тренировки. Уже три года я занимаюсь спортивными танцами. Спасибо папе – помог мне отвоевать право заниматься любимым делом. Мама же мечтала о другом. Гимнастикой я занималась с трёх лет, хотя папа говорит, что с самого рождения.

Но, вопреки маминым ожиданиям, не вышло из меня звезды большого спорта. Длинноногая и длиннорукая, я почти на голову переросла всех хлипких гимнасток из нашей группы. Меня сперва и в танцах-то не очень приветствовали. А недавно я взяла первенство на межрегиональном турнире. И маме пришлось смириться с тем, что я на своём месте.

После завтрака я целую маму и папу и сбегаю к Наташке. У нас всего один час, чтобы поздравить друга друга, похвастаться своими подарками и просто побыть вместе. Месяц назад моя подруга переселилась в новую квартиру и теперь живёт в другом районе, а с нового учебного года и учиться будет в другой школе. Нам очень не хватает наших прогулок, но сегодня её специально привезёт водитель, чтобы мы смогли встретиться.

А вечером наша дружная семья снова соберётся за праздничным столом. К нам придут гости и будут дарить мне подарки. И будет трёхъярусный торт с одиннадцатью разноцветными длинными свечками. Я их задую и загадаю желание...

Если бы я знала, что это наш последний семейный праздник, я бы загадала другое желание. Но я тогда не знала... Я была так счастлива! Привычно счастлива. А Юрка... Мой талантливый брат сочинил для меня красивую песню и сыграл её при всех. Наши гости его хвалили и говорили, что он будет звездой...

Через год Юрки с нами уже не было. Я верю, что он стал звездой... Но уже не на земле.

Папы с нами тоже не было. Нет, папа не стал звездой. Он продолжает быть лётчиком, только из полёта он возвращается в другой дом. В другом городе. Горе не сплотило нас, оно разбило вдребезги нашу семью.

Мой двенадцатый день рождения мы отмечали с мамой вдвоём в нашей кухне. Я ела торт, а мама продолжала соблюдать строгую диету. Перед ней стояла бутылка водки и мюсли, запаренные кипятком. Мама весь вечер говорила о сыне и плакала. А я не знала, что сделать, чтобы она вспомнила обо мне. А ещё, встретившись в тот день с Наташкой, я даже представить не могла, что прощаюсь с ней на долгие шесть лет.

***

Это было слишком давно, Наташ.

Так давно, что ты не вспомнила, что мы рождены в один день. Я правда не понимаю, как человеческая память может быть настолько избирательна. Но, возможно, именно поэтому я здесь. Надеялась, что твоя забывчивость избавит меня от ненужного и неудобного внимания однокурсников. Не помогло. Я сама всё испортила. Испортила в тот самый, свой одиннадцатый день рождения, когда задула свечи. Желание сбылось сегодня. С довеском. Тогда я загадала, чтобы Женя меня поцеловал.

Кто-то пытается протиснуться в прихожую, но Наташка не пускает.

– Эльчик, встань с пола, ты же застудишь себе всё.

Я согласно киваю. Если бы можно было выстудить память… «Эльчик» – тоже оттуда. Имя Элиза моей подруге всегда казалось грубым и неподходящим для меня. И мне нравилось это милое «Эльчик».

– Эл, а может, скорую вызвать? Вдруг у тебя сотрясение?

Нет! Я качаю головой… Ох, зря я это делаю. Мне бы на воздух сейчас.

Прикрыв глаза, я пережидаю головокружение и пытаюсь встать. Натка мне помогает, а потом забирает из рук сумку и ссыпает в неё всё, что растерялось в полёте.

– Эл, тебе срочно нужно в ванную, – она морщится, глядя на мои ноги – голые и в кровоподтёках.

Какой позор! Неужели она думает, что я вернусь, чтобы снова пройти через строй однокурсников? И там ведь Женя… А ещё он может зайти сюда в любую минуту и увидеть меня такой…

– Так, подожди пару минут, я сейчас принесу тебе вещи, чтобы ты не шла в таком виде. Не волнуйся, Эльчик, мы что-нибудь придумаем.

Я уже придумала…

Едва я справилась с массивным засовом на воротах, как услышала Наташкин писк. Как же быстро она вернулась. Или это я так долго плелась по двору. Несмотря на мороз, здесь я чувствую себя намного лучше, чем в доме. Обратно я ни за что не вернусь.

– Эльза! – громкий взволнованный окрик.

Господи, ну почему он?

В панике, с бешено колотящимся сердцем, я озираюсь по сторонам – сонную пустынную улицу ярко освещают фонари. Вокруг лишь спящие дома и тёмный лес через дорогу. Куда мне?

Огромная железная бочка с замёрзшей водой – единственное укрытие. Я сижу за ней на корточках, натянув на голые колени пуховик, и слушаю, как зовёт меня любимый мужчина. Он добежал уже до конца улицы, но продолжает звать меня по имени. Мне отвратительно это имя. Никогда ещё Эльза не была настолько безобразна.

Я прислоняюсь лбом к обжигающе ледяной бочке. Сегодня у меня нет именинного торта с горящими свечами. И, наверное, я опоздала с желанием… Но как бы я хотела, чтобы он нашёл меня – ту, имени которой не знал, но так волнующе целовал и называл красивой...

8

«Февраль пришёл в конце зимы. Холодный он, но рады мы…»

Это придумал человек, смотрящий на зиму из окна своей тёплой квартиры и наверняка попивая при этом горячий ароматный чай. Посмотрела бы я, как он радовался, сидя на морозе с голым задом и прижимаясь к ржавой заледеневшей железяке.

Хотя, если задуматься, то можно извратить и опошлить любое творческое начало. Кто-то воспевает весну и пору цветения, а у кого-то аллергия на почки-цветочки или того хуже – страшная трагедия. И тогда всё это буйство цветов и всеобщей радости кажется человеку жестокой насмешкой.

«Ведь очень скоро снег сойдёт! Подснежник нежный расцветёт!»

А это как раз обо мне. Криминалисты называют подснежниками трупы-нежданчики, проявившиеся из-под таящего снега. Думаю, что мне недолго осталось, если я не выберусь из своего укрытия и не начну шевелиться. Ног я уже не ощущаю и, кажется, даже чувствую, как замедляет движение кровь в моих венах, а вокруг сердца кристаллизуется ледяной кокон.

Я вовсе не хочу умирать. Так я с уверенностью сказала бы себе ещё полчаса назад. Но инстинкт самосохранения, наверное, тоже замёрз. Я подумала о том, что не чувствую больше боли. Морозная анестезия справилась даже с тошнотой. И всё же я не готова так бездарно и позорно погибнуть. И пусть в моей застывшей голове нет ни одного оптимистичного плана на ближайшее будущее, но там присутствует страх. Даже ужас! Стоит лишь представить, что, когда меня здесь обнаружат, моё безобразное посиневшее лицо увидит Женя…  

И уж совсем дико и ненормально замёрзнуть из-за его неравнодушия. Ведь если бы он не бросился меня искать, я уже давно добрела бы до трассы… А вот здесь очередной затык. Кто захочет подобрать меня у дороги в таком виде? Разве что голодные волки. Наверное, странно, что в списке телефонных контактов современной девушки нет ни одного номера службы такси. А если бы и был – что толку – старенький телефон мгновенно окочурился на морозе. И нет человека, который примчится меня спасать.

Мне хочется верить, что папа обязательно сорвался бы мне на помощь. Наверное, так и было бы, но папа в Москве или в очередном рейсе. И я бы ни за что его не попросила. Но верить-то я могу. Есть ещё Серж… Он очень великодушный и милый, но мы не друзья. И вряд ли я посмею потревожить своего учителя глубокой ночью, у него ведь жена и дети…

– Эльчи-и-ик! – это поскуливает Наташка, подпрыгивая у ворот и кутаясь в тёплую меховую шубку.

Нас разделяют метров двадцать, и я могу наблюдать за ней в щель межу бочкой и чужим забором. Я почти уже отважилась на то, чтобы обнаружить себя, но только встать не получается.

Я видела, как Женя с фонарём носился вдоль леса, а потом умчался на машине кого-то из гостей в сторону трассы. Слышала, как негодует Вика вслед отъезжающей машине и как Наташка истерично приказывает ей заткнуться. А потом я услышала приближающиеся шаги и увидела, как Вика промчалась в полуметре от меня, раздражённо тыча пальчиком в экран телефона. Дальше по улице тупик, поэтому в этой стороне меня не искали.

Вот и Виктория на обратном пути едва не проскочила мимо, но её телефон внезапно пиликнул. Она остановилась прямо передо мной, и наши взгляды неизбежно встретились. Мой, затравленный до отвращения к себе самой, и её – полный лютой ненависти и презрения. Наверное, целую минуту мы молча смотрели друг на друга, а потом Вика перевела взгляд на экран мобильника и устремилась к дому.

А там взбудораженные однокурсники строили немыслимые предположения – от трагичного варианта, что меня сожрали дикие звери, до оптимистичного – я уехала на такси или с попуткой. А судя по весёлому оживлению, первая гипотеза по душе большинству из них. Обидно ли мне? Эти эмоции тоже замёрзли.

Теперь на пустынной улице осталась только жалобно хнычущая Наташка. Она что-то тихонечко бормочет себе под нос и семенит короткими перебежками вдоль ворот.

– Наташ, – мой голос осип до такой степени, что я и сама себя не слышу. – Наташ!

Ветер уносит мой слабый хрип в обратную сторону. Но подруга вдруг останавливается и прислушивается. Разворачивается и смотрит прямо в мою сторону. Не видит, конечно, но несмело приближается, опасливо озираясь по сторонам.

– Элка! – взвизгивает она и бросается ко мне.

– Тихо, не трогай, Наташ, у меня что-то с ногами, – умоляюще смотрю на неё, надеясь, что она понимает. Потому что язык плохо меня слушается.

Мне стыдно, что по своей глупости я оказалась в таком беспомощном положении, но кажется, что если попытаюсь выпрямить ноги, они просто переломятся и осыплются осколками.

– Так, я сейчас… – Наташка бросает быстрый взгляд в сторону дома.

– Нет! – перебиваю резко, даже голос прорезался. – Я не хочу туда, Наташ, пожалуйста. И чтобы Женя меня не видел… Вызови мне такси.

– Ты совсем, что ли? – сокрушённо причитает она. – Да ты не доживёшь до такси! Тебе в больницу надо! Ой, какая ты, Элка, дура! Какая дура!

Она смотрит на меня с жалостью и отчаяньем – невыносимо! Но спустя несколько секунд сосредоточенно рыщет в телефоне и с победным «Ага!» прикладывает мобильник к уху.

– Спишь, что ли?!. Подъём, страна в опасности! – непривычно командным голосом рявкает подруга. – Я, конечно! А кто ещё?.. Ну, значит, богатой буду! Так, Лёсик, хорош блеять, давай – ноги в руки, заводи свой ржавый драндулет и сюда! Ну, здесь, конечно!.. Всё узнаешь… Бегом, я сказала!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Она сбрасывает вызов и торжествующе смотрит на меня.

– Всё! Жить будешь! Скорая помощь будет с минуты на минуту! Лёсик – жених мой, между прочим, из далёкого сопливого детства, через три дома отсюда живёт. Посиди тут ещё минуточку, я сейчас за тёплыми шмотками сгоняю.

– Даже не знаю, Нат. Очень хочется побегать по лесу, но раз ты просишь…

– Шутишь? Значит, мозги ещё работают. Ладно, я мигом!

Через несколько минут, сидя на пассажирском сиденье старенькой «буханки», я закусываю до крови губы, пока Наташка стягивает с меня коляные демисезонные сапожки, растирает мои ноги водкой и надевает на них колючие шерстяные носки. Презентованные штаны на мне тоже очень колючие и жёсткие. Лицо снова загорелось болью.

– Терпи, Снегурочка! – порыкивает она. – Нет, ну это надо так, а!

– Давай-ка ей внутрь зальём, – догадался водитель Лёсик и жестом фокусника извлёк откуда-то небольшой стаканчик. Деловито дунул в него и протянул руку к бутылке.

– Я не пью, – жалобно лепечу, но парень, игнорируя мои возражения, наполняет ёмкость до краёв.

– А никто тебя спаивать не собирается, – строго говорит он. – Это лекарство! Ясно тебе? Давай-ка залпом.

Во мне будто факел вспыхнул, опаляя огненными языками горло. Дыхание вмиг перехватило и даже подбитый глаз раскрылся и вытаращился на «лекаря». Лохматый светловолосый парень лет двадцати с небольшим. Очень серьёзный, но недовольства или раздражения в нём не чувствуется. И «Лёсик» ему как-то совершенно не подходит.

– Всё хорошо, не боись, – успокаивает он, мягко похлопывая меня по спине. – А лекарства – они всегда горькие. Давай-ка свои лапки сюда, сейчас мигом у меня оживёшь.

Он быстро сбрасывает с себя огромный тулуп и заматывает мои многострадальные конечности, не обращая внимания на мои вялые попытки сопротивления. Меня вдруг неудержимо стало клонить в сон. Пожар в горле утих, только во рту осталось мерзкое послевкусие. И оттаявшая было боль немного притупилась, напоминая о себе редкими, но ощутимыми подергиваниями.

– Это изнасилование? – очень жёстко прозвучал голос Лёсика.

Я встрепенулась и открыла глаз, но Лёсик спрашивал не у меня.

– Ты совсем дурак?! – взвизгнула Наташка. – Хоть думай, что говоришь! Да я...

Она внезапно осеклась и, испуганно взглянув на меня, тихо спросила:

– Эльчик, а Женька... он точно тебя не обидел?

– Ты что – нет! – я так интенсивно замотала головой, что она закружилась, а в глазах тут же потемнело.

Наташка облегченно выдохнула, но спросила снова:

– А Димку Вика натравила?

– Нет, – отвечаю уже спокойно. Ради Виктории я даже пальцем шевелить не стану, не то что пострадавшей головой трясти.

Я очень коротко пересказала, как было дело с момента моего пробуждения, и Наташка, всхлипнув, резюмировала:

– Женька молодец!

– Мудак твой Женька! – припечатал Лесик.

Натка недовольно на него зыркнула, но спорить не стала.

– Эльчик, прости, это я во всём виновата. А с Викой я обязательно поговорю. Она психует, конечно, но её ведь тоже можно понять. Знаешь, как она Женьку любит? И ревнует по-сумасшедшему. Да она уже несколько лет по нему с ума сходит, и сейчас у них только стало налаживаться, а тут...

Подруга многозначительно умолкла, зато снова очухалась моя совесть и заурчала, зачавкала, напоминая о моём подлом поступке. Влезла в постель к чужому парню и испортила подруге праздник. А она столько всего для меня сделала...

– Прости, Наташ, – я покаянно опустила голову, – я сама во всём...

– Так, ну хватит! – прогремел Лёсик, которому явно надоели эти сопли. – Ехать надо, а то у меня уже навязчивое желание подрихтовать вашему донжуану его смазливую рожу, чтоб никто больше с ума не сходил. 

– Лёсик, язык прищеми! Трогай давай, я с вами поеду, – приказала Натка и ткнула пальцем в лобовое стекло. – О, а вон, фары сюда повернули – похоже, Женька. Интересно, нашёл он тебя, Эл?

– Наташ, пожалуйста! – испуганно взмолилась я. – Я не переживу, если он меня увидит. Пожалуйста!

– Лёсик, головой отвечаешь! – распорядилась Натка и, открыв дверцу, легко выпрыгнула в морозную ночь. – Эльчик, обещаю – ты ещё будешь самой красивой и счастливой невестой! Давай, до завтра, подружка!  

До завтра? Это вряд ли, Наташ…

9 Элла

Наши дни

– Эльза-а-а! Эльза!

Начинается. Я с трудом разлепляю сонные веки и смотрю в окно. Январское утро не добавляет позитива. Кап-кап-кап... Разве это январь? Впрочем, зимы в этом году пока так не случилось. Возможно, она наверстает своё в феврале, а пока...

– Эльза, ё* твою мать! Ты долго будешь лытки тянуть?

Отвратительный будильник! Не выношу, когда к нецензурной брани приплетают мать. Кап-кап-кап... За окном – не пойми что, а в комнате, кажется, ещё холоднее, даже ватное одеяло не спасает. Я замоталась в него, как в кокон, и прикрыла глаза, зная, что всё равно не смогу уснуть. Не позволят.

– Ах, ты, падла кривомордая! – неприятный голос приближается, а я закрываю глаза и притворяюсь спящей.

Фу, как некрасиво сказал!

Дверь в мою комнату с грохотом распахивается, звякает по полу оторванный шпингалет (к слову, уже четвёртый), и тяжёлые шаги приближаются к моей кровати. Не скажу, что мне совсем не страшно, но продолжаю упрямо спать. Это иллюзия моей независимости, и с ней я намного сильнее Элизы Смирновой – глупой, прилюдно растоптанной, влюблённой девочки, готовой даже умереть ради недолгого счастья в руках любимого мужчины.

Теперь я Элла Образенская – толстокожая и поумневшая. Я не перестала любить... Но не готова умирать из-за мужчины. Разве только со смеху... Не Эльза – Элла! Не падла и не вобла мороженая, как частенько меня величает господин майор. Именно он сейчас и издаёт злобное сопение над моей кроватью. Размышляет, куда бы меня пнуть? Кишка тонка.

– Я же знаю, что ты не спишь, – рычит нервный Яков Иванович. – Подъем, страхуила!

Бессовестная ложь! Мы оба знаем, что я не такая. А это лишь недостойный способ уязвить меня. Неуязвимую. Сплю.

– Ты специально меня выводишь, тварь?

Да!

Подавляю рвущуюся улыбку и одновременно стараюсь унять свой дрожащий фантомный хвост. А в следующий миг тёплое одеяло слетает с меня, и домашняя непогода обрушивается зябкими мурашками на моё разнеженное в тепле тело. Считаю до трёх и лениво открываю карий глаз.

– А разве уже доброе утро, Яков Иванович?

– Уже давно недоброе, Элиза! – он выплёвывает это имя, словно ругательство. Не мое имя.

Взгляд у майора очень недобрый. И где-то там, за блекло-голубыми радужками, притаилась похоть. К счастью, он никогда в этом не признается, так же, как и не сможет упрекнуть меня в его совращении. Я всегда готова к войне, поэтому экипирована правильно. На мне плотная свободная футболка и пижамные бриджи. Но майор знает, что скрыто под целомудренной упаковкой. Однажды он ворвался ко мне в ванную комнату, после чего наградил меня всеми грязными эпитетами, несправедливыми даже по отношению к очень легкомысленной женщине.

– Вы опять забыли моё имя, Яков Иванович, я – Элла, – напоминаю укоризненно и открываю второй глаз – цвета моего настроения.

– Ведьма, бл@дь! – нервно реагирует майор. Значит, глаз зелёный.

У меня гетерохромия – очень редкая врожденная аномалия. Но мне повезло с цветами моих радужек, и сейчас я ни за что не отказалась бы от своей уникальности. В детстве я очень стеснялась разноцветных глаз и считала себя бракованной, несмотря на заверения родителей и брата в том, что это подарок природы. Теперь я тоже так думаю, хотя и приходится частенько маскироваться. Но это, скорее, из осторожности.

– Может, оторвёшь уже свою жопу от кровати или так и будешь телесами передо мной сверкать?

– Верните мне одеяло, и сверкать не буду, – говорю спокойно, благоразумно игнорируя оскорбления.

– Не бабы, а какие-то заблудшие овцы, – продолжил лютовать майор. – В холодильнике мышь повесилась, а им по херу! Одна шляется где-то второй день подряд, а вторая только бока отлеживает! 

Несложно догадаться, кого имеет в виду наш грозный диктатор, но я снова сочла за благо промолчать.

Надеюсь, мамочка, этот гамадрил стоит моих нервов.

Майор Яков Иванович Бойко страшно не любил, когда мама уезжала к бабуле. Бабушка живёт в небольшом городке всего в ста километрах от нашего Воронцовска, и обычно мама оборачивалась за один день. Но в этот раз у бабули сильно прихватило спину и маме пришлось задержаться. Меня бесила и одновременно умиляла привязанность майора к моей маме. И если бы этот мужчина не был таким придурком, я бы сказала, что это любовь. А если бы я не понимала, насколько мама нуждается в этом психе, то давно бы избавила её от общества чокнутого майора.

С этим воякой я познакомилась два года назад. Это несчастье приключилось как раз в мой незабываемый день рождения, когда под утро меня из травмпункта доставил домой Наташкин друг Лёсик. Вправленный нос (к счастью, не сломанный!) болел нещадно, голова страшно раскалывалась, а дома – сюрприз! В крошечной кухне бардак после недавнего застолья, а заглянув в единственную маленькую комнатку, я поняла, что беда не приходит одна.

На разложенном диване спала моя мама в опасных объятиях огромного мужика с очень волосатыми ручищами и совершенно лысой головой. А по всей квартире витало просто смертоносное амбре. Судя по остаткам торта с воткнутой в него ложкой, парочка отмечала моё совершеннолетие.

Ещё даже не зная, что передо мной совершенно отбитый майор, невзлюбила я его с первого взгляда... Вероятно, потому, что мой первый взгляд случайно упал на его кучерявый зад, торчащий из-под одеяла. В ту ночь, а вернее, уже утро, оставив «молодых» наедине, я собрала самые необходимые вещи и с первым автобусом уехала к бабушке зализывать свои раны.

Уехала, как оказалось, не зря. Уже на следующий день в нашу квартиру нагрянули Наташка вместе с Женей. Вот как она могла его притащить, зная, как я жутко выгляжу?! Умница мама предусмотрительно не сдала моё местонахождение. И в тот же день я написала подруге большое благодарственно-покаянное сообщение, после чего сменила номер мобильного. Это был только первый шаг.

Уже позднее я много чего изменила в своей жизни. На заочное отделение экономического факультета ВГУ подавала документы уже совершенно другая девушка. Но ни новое имя, ни бабулина девичья фамилия не смогли вытравить из памяти самую долгую ночь в недолгой жизни Безобразной Эльзы.

И зря я надеялась, что мужик с мохнатым задом – это лишь транзитный пассажир в маминой постели. Майор Бойко твёрдо и, я бы сказала, бойко решил узаконить отношения с очаровавшей его женщиной. И повелел нам в срочном порядке передислоцироваться из нашей крошечной однушки в его двухкомнатные хоромы. У чёрта на рогах! Зато рядом с воинской частью, в которой он нёс службу, и по соседству с кладбищем.

А могла ли я быть против, глядя, как рядом с майором расцвела моя мама? Но главное, что её больше не тянуло в одиночное пьянство. А парное ограничивалось исключительно важными и редкими событиями.

Майор, ещё молодой сорокалетний мужчина, к счастью, оказался фанатиком ЗОЖ, а мама вдруг превратилась в его преданную поклонницу и услужливую жену. А ещё говорят, что женский алкоголизм неизлечим! Вот он, рецепт – придурочный шерстяной мужик с майорскими погонами, короной генералиссимуса и лексиконом портового грузчика.

– Где твоя мать? Она совсем забыла, что у неё семья? Думает, что я с тобой здесь нянчиться стану? – загрохотал майор, швыряя в меня скомканное одеяло.

– Она так не думает, Яков Иванович, Вы ведь наверняка помните, куда уехала мама. Бабушка, кстати, тоже её семья, и ей сейчас нужна помощь, – объясняю, как слабоумному, разглаживая своё одеяло. – Выйдите, пожалуйста, из моей комнаты, я спать хочу.

– Из твоей комнаты? – майор аж задохнулся от возмущения, нависая надо мной своей массивной тушей.

– Если хотите, то могу уйти я, – миролюбивый тон мне даётся нелегко, ведь я ещё помню тот нехороший эпизод, едва не разбивший нашу «дружную» ячейку общества.

10

Я никогда не могла назвать себя искательницей приключений. Но так случилось, что с определённого момента моя жизнь стала походить на паршивый боевик. Искушённого зрителя, конечно, не проймёшь. Но если ты не в танке и не мастер спорта по боевым брыканиям, а юная беззащитная девушка, то приходится рассчитывать только на собственную смекалку. И на удачу, конечно.

Этот эпизод произошёл со мной примерно год назад.

В тот день в танцевальной студии у Сержа была гостья – его драгоценная бывшая ученица. Именно тогда я впервые увидела Диану и решила, что Серж устроил для меня психосеанс «Почувствуй себя ничтожеством». Оказалось, он специально хотел показать меня своей любимице. Похвастаться мной – талантливой. Наверное, я ещё никогда не танцевала хуже, чем в тот день – сказалось волнение, что лишний раз указывало на мой непрофессионализм. Как итог – от королевы танго прилетел вердикт «Сексуальности ей не хватает».

Подавленная и несексуальная, домой в тот день я возвращалась около восьми вечера. Посёлок Сокольское, куда нас с мамой переселил майор Бойко, теперь считается отдалённым микрорайоном города, правда от городской цивилизации его отделяют десять километров леса. Обычно на остановке «Кладбище» в такое время всегда выходит много народа. Конечно, не для того, чтобы навестить усопших родственников, просто через дорогу от кладбища, за посадками, и начинается жилой микрорайон.

Но в тот раз из полупустого рейсового автобуса вышли только трое. Мужчина с женщиной, вопреки моим ожиданиям, сразу рванули к оградкам. Я даже знать не хочу, что можно делать на кладбище зимой в тёмное время суток. Да там снега по колено! Идти одной было очень страшно. Я даже хотела позвонить майору, но ждать его здесь было гораздо страшнее, чем пробежать триста метров через посадки.

Автобус скрылся из виду, а парочка экстремалов уже затерялась меж сосен, крестов и памятников. На пустыре перед огромным кладбищем я осталась одна. Тишина. Вокруг чёрный лес, а укрывающий землю снег делал эту картину ещё более жуткой.

Я сняла правую перчатку и, сунув руку в карман, погладила холодный ствол моего защитника. Пистолет мне перешёл в наследство от брата. Мы случайно нашли его, разбирая Юркины вещи после... После. Папа тогда сказал, что это газовое оружие, и чтобы я к нему не прикасалась. Ну и перепрятал, конечно. А потом и сам о нём забыл – наверное, торопился очень. А я вспомнила и нашла.

Оружие меня никогда не интересовало, но после того, как я получила на лице боевую отметину, этот маленький пистолет стал сопровождать меня повсюду. С ним я чувствовала себя гораздо увереннее.

Уже переходя дорогу, я заметила на остановке одинокую мужскую фигуру. Казалось, не было ничего странного в человеке, ожидающем автобус. Но сердце отчего-то затрепыхалось подбитой птахой, и я снова сунула правую руку в карман.

Уже миновав остановку, я заметила краем глаза, что мужчина остаётся на месте, и шагнула в посадки. Сейчас сложно вспомнить и прочувствовать своё состояние в тот момент, когда я услышала за спиной хруст снега под ногами преследователя. Помню, что дышать стало очень трудно, а ещё я поняла, что мне уже не добежать до двухэтажных домиков, светлеющих далеко впереди.

В следующее мгновение меня грубо схватили за рукав и резко развернули. Мужчина оказался невзрачным, худощавым и невысоким, даже ниже меня ростом. Одной рукой он удерживал меня за предплечье, а второй давил в живот.

– Тихо, девочка! Будешь дёргаться, и я разнесу тебе кишки всмятку, – говорил он почему-то шёпотом. – Давай, за мной потихонечку отсюда.

Он кивнул в сторону, вероятно, намереваясь отвести меня вглубь посадок, и сделал первый шаг, увлекая меня за собой. И лишь тогда я посмотрела вниз, чтобы обнаружить, что в живот мне упирается зажатый в мужской руке пистолет. Точно такой же, как у меня, только из светлого блестящего металла.

Я не паникёрша и если именно в тот момент я испытывала страх, то его не запомнила. Зато мои мысли работали очень ясно и чётко. Я понимала, что это могла быть просто игрушка либо газовое оружие. Но у меня не было уверенности в том, что пистолет не боевой. Мы передвигались, словно в неуклюжем медленном танце, а я осторожно, по сантиметру, запускала правую руку в карман, не теряя зрительного контакта с мужчиной. Даже через минуту я не смогла бы его узнать – видела только глаза.

Моя ладонь обняла рукоятку пистолета, а большой палец сдвинул предохранитель. Я не произнесла ни звука, но в тот момент, когда незаметно вытягивала из кармана оружие, мне кажется, я улыбалась.

Ясность ума меня покинула в тот миг, когда, вскинув руку, я впечатала дуло в глаз своему противнику и нажала на курок...

Прозвучал тихий щелчок, и мы с мужиком отпрыгнули друг от друга одновременно. Я немного запоздало поняла, что произошла осечка, а что понял мужик, я не знаю... Наверное, что он счастливчик. Если бы мой мозг мыслил с той же ясностью, что минуту назад, я бы рванула наутёк. Но в голове сформировалась несвоевременная мысль – почему осечка? И было очень важно в этом разобраться немедленно. Зачем? До сих пор себя спрашиваю.

Я по-деловому передернула затвор, а сверху выскочила маленькая жёлтенькая пулька и воткнулась в снег. Каковы действия нормального пуганого человека? Даже если килограмм золота упал! У меня же родился вопрос – почему пулька вылетела сверху? И тут же возникла потребность её найти. В снегу! В лесу! В темноте!

Что в это время делал мужик? Я не знаю! Я не следила за ним! Я бросила на землю мешающий в руках пакет и, опустившись на колени, искала пулю.

И пусть весь мир подождёт!

Возможно, всё то время, что я билась над загадкой сбежавшей пули, мужик приходил в себя от шока. Какова вероятность того, что выйдя на нехороший промысел с грозным оружием, тебе попытаются выстрелить в глаз точно из такого же? И, главное – кто!

Пульку я, конечно, не нашла. Зато, ползая по снегу, обнаружила мужика, который в паре метров от меня подбирал с земли свой пистолет. Обронил всё-таки!

Мозг мгновенно просветлел и, вскочив на ноги, я рванула в сторону дома. Висящая через плечо сумка колотила по пятой точке. А мой пакет?! Там одежда для танца, полкило колбасы и килограмм сыра... Сыра! Килограмм!

И я оглянулась. Мужик меня не преследовал, а мой пакет белел у него в руке. А в другой руке он сжимал свой пистолет и целился. В меня! Целиться издали из пустышки смысла нет, из газового – тоже глупо. Боевой?! Уворачиваться от пуль я не умею... Наверное, всё же до этой секунды страха не было, потому что в этот миг страшенный страх на меня обрушился со страшной силой. Я не бежала – летела! И каждое мгновение ожидала выстрела! Я летела, не разбирая сугробов, ям и кочек, не спотыкаясь и не оглядываясь. Мне казалось, что я слышу своего преследователя, и я летела ещё быстрее.

Наш дом был третьим по счёту, но я ворвалась в первый. Дай бог здоровья этим людям, которые сэкономили на домофоне! В их подъезде так приятно и по-домашнему воняло кошачьей мочой! Я с разбегу врезалась в ближайшую дверь и колотилась о неё всем телом!

– Умоляю, откройте! Ну спасите! Ну пожалуйста!

– Не вздумай открывать! – встревоженный женский голос за дверью.

– Прошу вас, помогите! Ну, прошу... В меня стреляют!

Эти слова были точно лишними, но мозг уже соображал туго. Тем удивительнее было, что дверь тут же распахнулась, и я рухнула в объятия какого-то незнакомого и самого прекрасного мужчины.

– Дверь закройте! – это было секундное просветление.

И только услышав за спиной щелчок и осознав, что я спасена, я заплакала. Я сидела на чужой маленькой кухне и сотрясалась от рыданий – взахлёб, до спазмов в горле. Я выпила стакан воды, подсунутый чьей-то заботливой рукой, и только потом мне сказали, что это водка. Я не почувствовала.

А потом меня обнимала мама. Я не помню, как она пришла и сколько прошло времени… Помню, что очень боялась покидать квартиру, и к нам домой майор унёс меня на руках.

В ту ночь мама спала со мной. Она сказала, что майор обшарил всю округу, но постороннего мужика с моим пакетом не обнаружил. А в пакете лежал килограмм сыра. Я очень люблю сыр!

Наутро Яков Иванович учинил мне жёсткий допрос. Я рассказала всё подробно и выложила перед ним своё оружие. В обойме не хватало одного патрона. Майор внезапно побагровел, а в следующий момент в мою голову словно поезд врезался, и я оглохла.

Кажется, он что-то кричал про ответственность, непроходимую тупость и про обезьяну с гранатой. Я была словно внутри звонящего колокола и туго воспринимала информацию. Сама знала, что вчера вела себя, как дура, но ведь моё оружие, возможно, спасло мне жизнь... Так за что же майор меня ударил?

Слух ко мне вернулся, но сотрясение мозга осталось. Его не случилось даже в тот раз, когда бывший однокурсник подбил мне глаз и расквасил нос. Рука майора оказалась намного тяжелее.

Мы с мамой уехали в тот же день. Я по скорой в больницу, а мама уже из больницы – к бабушке. Свою квартиру мы сдавали и не могли внезапно выселить квартирантов.

Оклемалась я, на удивление, быстро. Не стану это связывать с количеством серого вещества... А вот моя мама не оклемалась. И снова стала пить. Простить мужа она не могла, а забыть его – вообще никак. Майор валялся у неё в ногах и каждый день со слезами вымаливал прощение. Около моих ног я ему валяться не позволила. Я всегда его недолюбливала, а теперь ещё и боялась. Но именно я уговорила маму вернуться к этому дураку. Кажется, она ждала моего прощения, а я просто выбрала из двух зол меньшее.

И мы снова стали жить одной дружной семьёй рядом с кладбищем. Мамин муж первые две недели едва ли не с опахалом над нами порхал. А постепенно жизнь устаканилась, и майор смог снова обрести командный голос. Но размахивать своми кувалдами он больше не смел. Только я не простила и не забыла.

*****

– Выйдите, пожалуйста, из моей комнаты, я спать хочу.

– Из твоей комнаты? – майор аж задохнулся от возмущения, нависая надо мной своей массивной тушей.

– Если хотите, то могу уйти я, – миролюбивый тон мне даётся нелегко, ведь я не забыла тот нехороший эпизод, едва не разбивший нашу «дружную» ячейку общества.

– А тебе есть куда уйти? Да кому ты нужна с такой рожей? – захрипел майор, больно сжимая пальцы на моём горле.

Дыхание перехватило, а внутри головы будто раздули тяжёлый шар, который грозил взорваться. Я судорожно вцепилась в волосатые руки душителя, пытаясь отодрать их от моей шеи. То ли ужас в моих глазах подействовал, то ли пинки по его животу, но майор неожиданно отпрянул, грязно выругался и, яростно потирая лицо, выбежал из комнаты.

Вот теперь всё! С меня хватит!..

11 Элла

В центре города царит весёлое предрождественское оживление. Даже совсем не январское «кап-кап-кап», разбавленное праздничной атмосферой, здесь вовсе не кажется унылым. Я долго стою на центральной площади около торговой палатки-теремка и, обняв озябшими ладонями картонный стаканчик с горячим чаем, почти с детским восторгом разглядываю гигантскую нарядную ёлку. Площадь похожа на волшебный городок – фигурки сказочных персонажей, кукольные домики, световые инсталляции по всему периметру и потрясающие арт-конструкции для фотозон.  Я с удовольствием наблюдаю за счастливыми лицами горожан и тоже улыбаюсь.

Удивительно, ведь мой университет находится совсем рядом, а я лишь сегодня заметила, как сильно преобразился город. Хотя, чему удивляться – будни студентов-заочников иногда пролетают мимо праздников. Мои последние две недели просвистели в супермаркете рядом с домом, где я бессменно трудилась до вчерашнего дня. Туда я больше не вернусь, так же, как и в опостылевшую сырую квартиру в этом Богом забытом Сокольском.

Майор не мешал моему побегу – он и сам сбежал куда-то, наверняка испугавшись, что прибьёт меня ненароком, и тогда уж вряд ли сможет заслужить мамино прощение. Маме я тоже пока не звонила, потому что ещё не решила, что ей скажу.

Сдавать дурачка Бойко мне не хотелось, зная как сильно расстроится мама, а волноваться за её безопасность у меня нет оснований – майор с неё пылинки сдувает. Орёт иногда, конечно, – куда ж без этого! – но никогда не оскорбляет, и уж тем более ни за что не причинит ей физический вред. Это ко мне у майора особое отношение. Он так и не смог мне простить тот наш побег и свои унижения, когда ему пришлось умолять меня о прощении.

Когда Яков Иванович впервые назвал меня уродиной, он и сам испугался и очень просил не рассказывать маме. Я и не собиралась, но ему пообещала, что подумаю и посмотрю на его поведение. Этого он тоже мне не простил. Когда он «обласкал» меня повторно, то больше не унижался, а просто напряжённо ждал моей ответной реакции. Не дождался. И тогда совсем распоясался, придя к выводу, что я никогда не пожалуюсь маме, оберегая её спокойствие.

Я сперва переживала, даже всплакнула один раз, а потом начала диверсионную войну. Самое жёсткое вредительство я учинила в ночь на 9 Мая, когда связала шнурки майорских парадных ботинок пятнадцатью тугими узелками. По-детски, конечно, в отличие от его взрослого поступка. Буквально накануне за распитием горячительного успокоительного он громко жаловался своим сослуживцам на то, что я никогда не слезу с его шеи, потому что… Цитирую: «Тупая ленивая корова! Кто станет драть эту дуру? Если только нахлобучить ей мешок на голову…»

Было обидно, потому что это неправда. Я хорошо учусь и много работаю на совершенно нелюбимой работе. А всю зарплату приношу домой – это мой обязательный вклад в семейный бюджет. Потому что наше государство недооценивает труд таких работяг, как майор Бойко, а о маминой зарплате и говорить нечего. А насчёт мешка на голове... Это тоже неправда. Я помню ночь с Женей. И всё, что он говорил, тоже помню.

Но пьяные дружки майора смеялись, и никто не закрыл ему рот. А ещё офицеры! Вот я и устроила ему встряску перед парадом. Мама меня тогда чуть не прибила... Ай, да ну – не хочу вспоминать даже.

***

Несмотря на весёлую январскую капель и плюсовую температуру, оставаться дольше на площади было нельзя. Ноги без движения сильно замёрзли, а на моё приплясывание уже среагировал очень нетрезвый Дед Мороз. Вообще, количество этих белогривых дедов со Снегурками зашкаливало до неприличия.

– Извините, мне уже пора, – я улыбнулась назойливому «дедушке» и отцепила от своей талии его крепкую молодую ладонь.

Через три минуты я стояла перед стильной вывеской «Леди Ди» и собиралась с духом. Не думала, что приду сюда. Хотя, возможно, предложение почти годовалой давности уже неактуально. Дверь напротив с мелодичным звоном распахнулась, и из салона вышли две девушки. А мне очень захотелось уйти. Нет, я не выгляжу, как нищая попрошайка, и одежда на мне чистая, аккуратная. Только сильно диссонирует с этим заведением и с двумя полушубками, выпорхнувшими оттуда. Но отступать некуда.

Я сделала глубокий вдох и вошла внутрь, всем своим видом выражая высшую степень решительности.

– Здравствуйте, – с вежливой улыбкой я поприветствовала девушку за стойкой администратора.

– Добрый день, – она скользнула по мне равнодушным взглядом и снова вернулась к кокетливому чириканью с посетителем.

Не очень-то профессионально, но от её собеседника за версту разило большими деньгами и дорогим парфюмом. Таких клиентов, наверное, облизывают, не отвлекаясь на сереньких мышек-замухрышек. Несколько минут в моём случае ничего не изменят и, чтобы не мозолить людям глаза, я присела на удобный кожаный диванчик и заняла руки журналом. Дверь снова тренькнула и вошла девушка, совсем юная, наверняка ещё школьница – пушистые наушники, короткий задорный хвостик разноцветных волос и улыбка до ушей.

– Добрый день! Чем я могу Вам помочь? – встрепенулась администратор.

Странно – а на таких почему-то можно отвлечься. Что со мной не так? Улыбка не такая широкая? Или я недостаточно яркая? Может, мне линзы снять и выпучить глаза?

Следующие пару минут я слушаю увлечённый девичий щебет, после чего малолетке было радушно предложено скрасить своё ожидание чашечкой горячего шоколада. Девчонка, сняв верхнюю одежду, устроилась в кресле неподалёку от меня и придвинула к себе вазочку с конфетами. Я же вся слюной истекла на это лакомство с момента своего появления здесь, но взять постеснялась.

И вдруг – о, чудо! – меня тоже заметили!

– Девушка, Вы что-то хотели?

Нет, конечно, с чего Вы взяли?!

– Да, – из-за неожиданности и долгого молчания голос прозвучал, как у Джигурды.

Вот теперь на меня обратили внимание все присутствующие. Я откашлялась, прочистив горло, и почувствовала, как загорелось лицо.

– Простите, я бы хотела увидеть Диану, – несмотря на волнение, мой голос на сей раз прозвучал выразительно и твёрдо, а мужчина вскинул брови и смерил меня уже более заинтересованным взглядом.

– По какому вопросу? – поинтересовалась, судя по бейджику, администратор Ольга.

– По поводу работы, – я поднялась со своего места и теперь чувствовала себя, как школьница у доски.

Может, надо было сказать – по личному вопросу?

– Работы – кем? – удивление в вопросе Ольги звучит настолько громко и бесцеремонно, что я мысленно умоляю её не начинать строить предположения.

К моему облегчению, снова раздаётся мелодичная трель и в помещение входит… Ох, это же Дарья! Роскошная блондинка в пушистом песце (явно не по погоде) является директором салона и, по совместительству, женой моего работодателя. Её муж, владелец модного ночного клуба, иногда подкидывает мне денежную подработку. Он – хороший человек, а его жена... Я о ней мало знаю, но девчонки из клуба говорят, что стерва. Впрочем, стерва вежливо со всеми поздоровалась и даже улыбнулась, но тут же узнала мужчину и расцвела.

– Игорь Иванович, дорогой! – обрадовалась стерва Дарья, а я снова осталась под обстрелом администратора Ольги.

Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, я подошла ближе к девушке.

– Мне необходимо встретиться с Дианой.

– Это я уже слышала. Кем Вы собираетесь здесь работать?

– Здесь я не собираюсь работать, и мне нужно поговорить с Дианой лично.

– Тогда Вам нужно в Париж, – доверительно и очень язвительно сообщила добрая девушка.

Ответить я ничего не успела, потому что за спиной Ольги распахнулась дверь подсобного помещения, и передо мной материализовалась ещё одна стерва. Эту барышню с кукольным личиком и натурой жёсткого полководца я хорошо помню – это Римма, личная помощница Дианы. Я приготовилась уйти с высоко поднятой головой.

– Римуль, привет, я не знала, что ты здесь, – это стерва номер один отвлеклась от дорогого Игоря Ивановича, чтобы поприветствовать стерву номер два.

– Документы вчера забыла в твоём кабинете, уже уезжаю, – Римма махнула рукой, мол, не отвлекайся, разговаривай, и развернулась к нам с Олей.

– Здравствуйте, – улыбаюсь очередной пиранье. У меня в запасе сколько угодно терпения и милых улыбок.

– Добрый день, меня зовут Римма Михайловна. Могу я узнать Ваше имя?

– Элла, – я сделала короткую паузу и зачем-то добавила, – Алексеевна.

– Элла Алексеевна, – Римма по-доброму мне улыбнулась, – к сожалению, Диана вернётся только после Рождества. Но в её отсутствие я уполномочена решать все вопросы, – Как мне сегодня повезло! – в том числе и по поводу трудоустройства. Давайте пройдём в кабинет, а Ольга, перед тем как написать заявление по собственному желанию, принесёт Вам чашечку кофе.

– Рим, ты чего? – пискнула Оля.

– Римма Михайловна! – прошипела Римма и, больше не обращая внимания на расклеившуюся подчинённую, предложила мне пройти в кабинет.

– Извините, Элла-а... Алексеевна, – Римма, расположившись в директорском кресле, озадаченно поцокала по столу опасным колюще-режущим маникюром, – а когда Диана предлагала Вам эту вакансию?  

Я готова уже провалиться сквозь... С тоской взглянула на напольное покрытие и обречённо произнесла:

– Простите, что отняла у Вас время. Диана предлагала ещё в апреле... Просто я подумала... Неважно... Извините, я пойду.

Мне не терпится сбежать отсюда, но Римма вцепилась в меня, как бультерьер, и вынудила оставить номер своего мобильника. Она обещает мне непременно перезвонить, как только прояснит этот вопрос. Я прекрасно понимаю, что надеяться глупо, и Диана обо мне даже не вспомнит. Мне нужна была личная встреча. Но я улыбаюсь, от души благодарю добрую стерву Римму Михайловну и даже – браво мне! – выражаю надежду на скорую встречу.

Покинув кабинет, я едва не сбила с ног печальную Олю с чашечкой кофе, извинилась и устремилась к выходу.

На улице я вдыхаю сырой холодный воздух, и вместе с нервным смешком меня отпускает напряжение. Хорошо всё же, что я не додумалась притащиться сюда с дорожной сумкой. Представляю, как бы я выглядела! Здравствуйте, я Элла из Сокольского! Мне год назад работу предложили, и вот – я приехала! А ещё мне жить негде и кушать очень хочется.

К счастью, на ближайшие пару дней вопрос с ночлегом решён. Осталось найти, где бы позавтракать, а потом, на сытый желудок, можно и приобщиться к праздничному гулянию.

– Девушка, прошу прощения, – чья-то рука касается моего локтя, и я резко разворачиваюсь.

– Игорь Иванович? – выпаливаю от неожиданности.

– Мы разве знакомы? – удивляется мужчина.

– Нет, простите, – я смеюсь, – это я в салоне Ваше имя подслушала. Вы что-то хотели спросить?

– Да! То есть нет – скорее, хочу сделать Вам предложение.

– Руки и сердца? – веселюсь. Вот меня понесло-то!

– Боюсь, я для Вас слишком старый, милая девушка, да и сердце моё давно занято. Я слышал, Вы ищете работу…

Я насторожилась. И огорчилась. Похоже, как сказала одна моя знакомая, у меня на лбу написано «Ко мне, все аферисты и маньяки!»

– Я хочу предложить Вам очень интересную и хорошо оплачиваемую работу, – продолжил дорого пахнущий Игорь Иванович.

– Даже не потрудившись сначала узнать моё имя?

– Ну, почему же?! Меня Вы уже хорошо знаете, а по Вам сразу видно, что Вы… приличная девушка…

Говорю же – всем сразу видно!

– Так как, Вы сказали, Вас зовут? – хитро улыбается этот проходимец.

12

От аппетитных запахов местной кухни у меня кружится голова и противно ноет желудок. Хорошо, что ещё не воет. Я всё же позволила настойчивому мужчине угостить меня обедом, раз уж он занимает моё время. Мы сидим в кафе-ресторане, расположенном в том же доме, что и салон красоты, из которого я так стремительно улепётывала.

– Ну что, убедились, что я не маньяк? – Игорь Иванович взирает на меня с насмешливой снисходительностью.

– Полагаете, меня должно убедить отсутствие соответствующей отметки в паспорте?

Указательным пальцем я отодвигаю от себя раскрытый паспорт Литвинова Игоря Ивановича, женатого москвича, сорока пяти лет от роду. Впрочем, на свой возраст он и выглядит, хотя очень ухоженный дядька. И маникюр у него идеальный. Даже слишком! Разве что стразиков на безупречных ногтях не хватает.

– А Вы совсем неглупая девочка, – мужчина улыбается.

– Неожиданно, правда? Похоже, Вы разочарованы.

– Да бросьте, Вы мне сразу понравились, Элла. Ваше лицо внушает доверие. Но как только Вы заговорили… Знаете, что у Вас волшебный голос?  

– Откуда же мне это знать? Будем говорить обо мне?

– А почему нет? Хотя можем и обо мне. Мне хочется, чтобы у Вас сложилось обо мне приятное впечатление ещё до того, как нам принесут обед. Тогда Вы будете есть с аппетитом. А потом, на сытый желудок, моё предложение Вам покажется манной небесной.

– Своими загадками, Игорь Иванович, Вы рискуете меня запугать до полной потери аппетита. Так что выкладывайте уже своё предложение, а то я сейчас такого себе напридумываю!..

– Хорошо, – покладисто согласился мужчина, а его мобильник сообщил о входящем звонке. – Простите, Элла, я отлучусь на минутку.

Прижимая телефон к уху, Игорь Иванович направился к выходу, а я занялась ментальным призывом официанта с подносом. По оконному стеклу внезапно застучал дождь, и я порадовалась, что нахожусь по эту сторону окна – в тепле. И на грани голодного обморока.

Из окна хорошо просматривается наводнённая людьми площадь, и народ вовсе не спешат укрыться от непогоды. Парковочная зона у тротуара плотно забита автомобилями. Люди с готовностью покидают тёплый салон, и никакой дождь не способен подорвать праздничный настрой горожан. Ещё один водитель выходит из авто, и мой взгляд прилипает к высокой мужской фигуре. Из груди вырывается судорожный вздох.

Как же давно я тебя не видела…

Мозг сигнализирует об опасности – не твоё, не смотри, забудь… Но как? Если сердце, как заполошное – бьётся со стоном, распирает грудь, сдавливает лёгкие, не позволяя вздохнуть.

Женя со своим другом направляются прямо в кафе, но у самого входа останавливаются и о чём-то спорят. А когда войдут – что мне делать?

О! Вариантов масса!

Не войдут. Поворачивают назад и… оба провожают заинтересованными взглядами длинноногих девчонок. Но это ведь естественная мужская реакция, правда? И это не мой мужчина. Почему же мне больно?

– Знакомых увидела? – голос над головой прозвучал неожиданно и заставил меня вздрогнуть.

А я уже успела забыть о своём случайном спутнике. Неопределённо пожимаю плечами и снова прилипаю взглядом к окну, чтобы увидеть, как удаляется по тротуару высокая фигура. Неужели в салон? Продолжает сохнуть по Диане? Всё же хорошо, что её нет в городе.

А я здесь, совсем рядом… Со своим волшебным голосом и внушающим доверие лицом. Когда-то показавшимся ЕМУ красивым…

– Позвольте? – официант ставит передо мной чашку и пузатый чайничек.

– Спасибо.

Чай я попросила сразу, чтобы хоть немного унять чувство голода. Делаю первый глоток…

– Дело в том, что у меня есть мама, – неожиданно и очень серьёзно произнёс Игорь Иванович и задумчиво уставился на меня.

Ах, в этом всё дело!

Табун совершенно неподходящих комментариев пронёсся у меня в голове, но я благоразумно промолчала, опасаясь задеть сыновьи чувства.

Целую минуту напряжённо молчим.

– Понимаю, – я звякнула чашкой о блюдце и поощрительно кивнула мужчине, а он будто проснулся.

– О, простите, Элла, пытался подобрать правильные слова и задумался. Так вот, я почти тридцать лет живу в Москве, а мама у меня здесь, в Воронецке, и за ней нужен пригляд.

– А я здесь при чём? – спрашиваю с несвойственным мне вызовом, уже понимая, к чему он клонит.

– Хочу попросить Вас, Элла, составить компанию моей маме, – мягко стелет Игорь Иванович и поспешно добавляет, – за хорошее вознаграждение.

– Послушайте, я даже не знаю, что заставило Вас обратиться с этим ко мне, но можете дальше не продолжать. Я искала работу иного рода и не собираюсь, да и не умею быть сиделкой. Поверьте, я очень сочувствую Вашей маме, но...

Игорь Иванович вдруг заржал, как конь, и моё сочувствие к бедной старушке возросло многократно.

– Ради бога, Элла, не подумайте ничего плохого. Я очень люблю свою маму, но она – последний человек, нуждающийся в сочувствии. И не смотрите на меня так строго, я, возможно, неправильно выразился. Дело в том, что моей маме нужна не сиделка, а компаньонка. И очень желательно – с проживанием.

Слова о проживании ложились на благодатную почву, но... Было слишком много этих «но».

– Так заберите свою маму в Москву и составьте ей там компанию.

– Не получится, – вздохнул мой визави. – Мама – очень сложный человек и плохо ладит с моей супругой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Игорь Иванович, а давайте начистоту. Ни один здравомыслящий человек не станет предлагать работу с проживанием совершенно посторонней девчонке с улицы. Вы ничего обо мне не знаете. А может, я аферистка! И, пожалуйста, не надо сейчас говорить, что у меня на лице всё написано. Я сама знаю, что у меня на лице! И я Вам не доверяю!

– Браво, Элла! Возможно, Вы и правы, но теперь послушайте, что я Вам скажу. Поверьте, куда больше риск нарваться на аферистку среди дам, охотно претендующих на эту вакансию. До того, как я увидел Вас в салоне, у меня состоялись четыре встречи в этом кафе. И ещё шесть собеседований за вчерашний день. Итого – десять! Многие из агентства, с прекрасными рекомендациями, и ни одну претендентку мне не захотелось познакомить со своей мамой. Ни одно из десяти лиц не вызвало у меня симпатии. А я привык доверять своей интуиции.

Да что ж такое с моим лицом? Неужели такой простецкий валенок?! Нестерпимо хочется взглянуть на себя в зеркало. Но официант уже принёс мой успокоительный суп-пюре и густую солянку для Игоря Ивановича. Я вооружилась ложкой и твёрдо заявила:

– Простите, но я тоже не поеду знакомиться с Вашей мамой.

– А никуда не надо ехать, Эллочка! – воодушевился Игорь Иванович. – Мама живёт в этом доме.

В этом доме… В самом центре. Рядом с моим университетом, с нарядной площадью, «Леди Ди»… Здесь круглосуточно бурлит жизнь, сверкает иллюминация, звучит музыка… Не похоронная музыка с кладбища.

– Мама очень самостоятельный человек и даже чрезмерно активный, но у неё не очень здоровое сердце, а она совершенно не хочет…

А ещё в этот ресторан иногда приезжает Женя… А, возможно, и очень часто приезжает. Наверняка часто, ведь здесь «Леди Ди». А в десяти минутах ходьбы находится офис «СОК-строя»…

– … В таких случаях, главное – с ней не спорить, и тогда никаких проблем. Она очень добрый человек, и Вы это поймёте. Возможно, не сразу…

Только сегодня я вырвалась на свободу, на целых два дня сняла номер в гостинице с видом на водохранилище…

– … Ну и сфотографировать Ваш паспорт. Только без обид, Вы же сами понимаете…

– Игорь Иванович, а на какую сторону выходят окна?

– В маминой квартире? Два во двор и два – на сквер и центральный загс. Да красотища, Эллочка! Ну, хоть на пару недель! Мне срочно надо возвращаться, и совершенно нет времени…

Римма, скорее всего, не позвонит. А работа всё равно нужна… Не такая работа, конечно, но за две недели у меня будет возможность подыскать что-то стоящее, да и жить пока где-то надо…

Мы взбираемся по лестнице на пятый этаж, и я с удовлетворением отмечаю, что подъезд очень чистый и ухоженный. Но не очень тихий. Где-то громко звучит музыка и по мере нашего восхождения становится ещё громче.

– Нам точно сюда? – недоверчиво спрашиваю Игоря Ивановича, когда мы останавливаемся перед дверью, за которой певица выводит томным голосом: «Ведь я институтка, я дочь камергера… Я чёрная моль, я летучая мышь…»

Мой спутник молча кивает и вдавливает кнопку звонка.

Долго давит. И когда открывается дверь, мои глаза расширяются, а рот непроизвольно распахивается…

Высокий тюрбан из полотенца… Дымящаяся сигарета в длинном мундштуке, кроваво-алые губы… Короткий шёлковый халатик… Сухие жилистые ноги в четвёртой позиции…

– Игорюша, сыночек, а разве ты ещё не упиZдил в свою Москву?

13

Визуально определить возраст этой женщины не представляется возможным. Но присутствие уже немолодого сыночка позволяет предположить, что даме за шестьдесят. Невероятно, но мама с сыном выглядят ровесниками. Невысокую, худенькую и очень бледную женщину вряд ли можно назвать красивой… Но она необычная и притягательная. Единственное яркое пятно на бесцветном узком лице – её губы. Алые и насмешливые, они образовали аккуратную букву «О» и выпустили навстречу родной кровиночке сизое колечко дыма.

– Мам, вообще-то у нас гости, – смущённо заметил Игорь Иванович и помахал ладонью перед своим носом, разгоняя сигаретный дым.

– У нас? – белесые, едва различимые, брови взлетели вверх, а в голосе женщины послышались язвительные нотки.

Судя по хищному прищуру её глаз и презрительно искривлённым губам, я догадываюсь, что сейчас последует едкое продолжение, и подаю голос:

– Здравствуйте, – принимаю удар на себя, растягивая приветливую улыбку во всю ширину своего внушающего доверие лица.

Игорь Иванович кивает мне ободряюще и представляет:

– Мам, познакомься, это Элла. Надеюсь, Вы подружитесь, – и уже мне: – Элла, а это моя мама – Инесса Германовна. Прошу любить и жаловать.

Свой ответ женщина, как нарочно, пропевает хрипловатым голосом вместе с исполнительницей шансона:

– «Вы мне франками, сэр, за любовь заплатите… А все остальное – дорожная пыль».

Совсем несложно догадаться, что к просьбам моего спутника здесь не очень-то прислушиваются, поэтому на любовь я изначально не рассчитываю. И всё же еле сдерживаю рвущийся смешок.

– Мам, имей совесть! – начинает нервничать Игорь Иванович.

– Рюнечка, а скажи, пожалуйста, на кой ты притащил ко мне этого ребёнка? – молвила Инесса Германовна, скользнув по мне раздражённым взглядом. Кажется, она даже не собирается приглашать нас в квартиру.

– Объясню, когда мы войдём. Или ты так и будешь держать нас за дверью?

– А я вас и не держу, дети мои. Уёбен зи битте! – Инесса Германовна взмахивает тонкой рукой с зажатым между пальцами мундштуком, указывая своим изящным жестом нам на обратный путь.

Мне и смешно, и неловко одновременно, но, памятуя о том, что в компаньонки к старой грубиянке я вовсе не напрашивалась, принимаю единственно верное решение.

– Извините, Инесса Германовна, за доставленные Вам неудобства. Я, пожалуй, пойду.

Выпаливаю уже обоим «Всего доброго!» и, не дожидаясь очередного «вежливого» посыла, устремляюсь вниз по лестнице. Реагировать на оклик Игоря Ивановича не считаю нужным – свой скромный обед, как мне кажется, я уже отработала. Слышу, как Рюнечка что-то тихо и быстро бубнит своей экзальтированной мамаше, но это меня уже не касается.

Стараюсь прогнать сожаление от потери заработка. Я ведь на него и не рассчитывала… Но за две недели мужчина обещал заплатить больше, чем я зарабатываю за месяц. Да ещё с проживанием! Я так быстро успела себя настроить и даже размечталась, как буду смотреть из окна на нарядный город, а в рождественскую ночь схожу к главной ели на площади. Тут же рукой подать.

– Эй! Как там тебя... Стой! – грубоватый и бесцеремонный окрик Инессы Германовны настигает меня на третьем этаже, но я даже не думаю останавливаться.

Ещё чего! Я собака ей, что ли? Слышу, как за мной топает Игорь Иванович и тоже зовёт. Ускоряюсь. Я вовсе не для того сбежала от сумасшедшего майора, чтобы сейчас терпеть чокнутую чужую бабку.

– Элла! – это снова Германовна. – Да постойте Вы!

Ну, надо же – имя моё вспомнила! И даже на «Вы» обратилась... Я замедляю шаг и позволяю Игорю Ивановичу нагнать меня у самого выхода.

– Эллочка, ну Вы и бегаете, а я ведь уже не мальчик, – высказывает мне укоризненно, но выглядит довольным. – Простите, Элла, на маму иногда находит. Но я ведь сразу предупредил, что она непростой человек. Но, поверьте, она совсем не злая.

– Да перестаньте меня уговаривать, я нисколько не обиделась.

Ну, если только самую малость расстроилась…

– Ох, какая же нервная молодёжь пошла! – отчитывает меня Германовна вместо извинений. – Наша жизнь, деточка, и так слишком коротка, чтобы растрачивать её на глупые обиды.

Я не хочу оправдываться и молча пожимаю плечами, не забывая выдерживать вежливую улыбку. Мы расположились за круглым столом в просторной гостиной, а Игорь Иванович суетится вокруг нас, организовывая чаепитие.

– Так ты, значит, решила со мной подружиться, – женщина сканирует меня испытующим взглядом. – И даже собираешься у меня жить?

От волнения у меня даже лоб вспотел – и что говорить? Отвечаю, как есть:

– Откровенно говоря, ещё час назад я ни о чём таком не думала.

– Ценю откровенность, – похвалила Германовна. – Но теперь-то думаешь?

Я окинула гостиную, больше напоминающую склад антиквариата. Очень богато, но до безвкусицы захламлено многочисленными статуэтками, вазочками и причудливыми фигурками животных. Я снова передёрнула плечами.

– Если Вы сочтёте это необходимым и удобным…

– Я, деточка, вообще терпеть не могу посторонних на собственной территории, – фыркнула хозяйка квартиры и почему-то покосилась на сына.

– Ну, тогда… – я пытаюсь как можно корректнее спросить, зачем же она меня вернула. Но Инесса выдаёт новый вопрос:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Готовить умеешь?

– Умею, конечно, только без особых изысков.

– А почему без изысков?

– Навыков нет…

Германовна удовлетворённо кивает и следующие полчаса буквально обстреливает меня градом вопросов: где живёшь, с кем?.. Где и на кого учишься, есть ли парень… А почему нету – как так? И как насчёт вредных привычек?

– У меня? – переспрашиваю.

– Про свои вредные привычки я и сама всё знаю! У тебя, конечно!

– Я не курю, не пью, – начинаю перечислять.

– А при слове «жопа» в обморок не падаешь?

– Мама! – одёргивает её Игорь Иванович.

– Помолчи, Игорь! И вообще, сядь уже, не мельтеши! А замечания своей Жоржетте будешь делать, если, конечно, найдёшь её дома после своего возвращения!

– Позволь тебе ещё раз напомнить, мама, что мою жену зовут Жанна! И прекрати уже эти грязные намёки, она верная и домашняя девочка. 

Раздражённый Игорь Иванович удалился в кухню. Мне было его по-человечески жаль и стало очень некомфортно от того, что мне приходится всё это слышать.

– Вот-вот – девочка! – крикнула ему вслед заботливая мама. – А девочки, сынок, не должны трахаться с дедушками. Верная она… Пф-ф!

Германовна потянулась ко мне и доверительным шёпотом сообщила:

– У Рюшечки настолько верная супруга, что даже собственному мужу не даёт. БляDища такая!

– Может, им стоит самим разобраться, – предполагаю осторожно.

– Мала ещё рассуждать! – рявкает Инесса. – А у меня единственный сын! И тот дурачок. Господи, как же он живёт-то без мозгов?

Игорь Иванович где-то за пределами комнаты взял себя в руки и вернулся уже с улыбкой.

– Мам, ты просто поверь, что у меня всё хорошо. Договорились?

– Конечно, дорогой, – покладисто согласилась Инесса Германовна. – И ты тоже помни, что я – женщина, хотя и доверчивая, но очень труднонаё*ываемая.

К концу чаепития за столом воцарилась атмосфера доброжелательности. Правда, я так и не поняла, нужна я здесь или нет… Всё решил очередной вопрос Инессы.

– А ты, Эллочка, кем в «Леди Ди» собиралась работать?

– Да я не в салоне хотела работать. Мне предлагали место в танцевальной студии.

– Так ты танцуешь? – оживилась Инесса. – А я и смотрю – фигурка у тебя спортивная, осанка, как у гимнастки. Только для гимнастки сиськи у тебя больно великоваты, да и для балерины тоже.

Я почувствовала, как щёки заливает краской, но Германовну моё смущение не тронуло, и она продолжила:

– Так ты что, спец по бальным танцам? 

– И по ним тоже, но сейчас занимаюсь стрип пластикой.

– Ты танцуешь на пилоне? – глаза у Инессы загорелись.

– Ты стриптизёрша?! – шокировано и разочарованно пробормотал Игорь Иванович.

– Нет, это не одно и то же, – пытаюсь объяснить мужчине, но Инессе до этих тонкостей нет никакого дела.

Женщина хватает меня за руку и, с обожанием глядя мне в глаза, радостно заявляет:

– Пойдём-ка, милая, я покажу твою комнату.

14

Этой ночью я вряд ли смогу уснуть. День, настолько перенасыщенный событиями и эмоциями, не даёт расслабиться, не отпускает...

Уже завтра я переберусь к Инессе. Женщина потребовала называть её именно так. Смешная она. И, кажется, очень одинокая. Я до сих пор не понимаю, что будет входить в мои обязанности, и это несколько напрягает. Но Инесса сказала – «Разберёмся!» Так задорно и уверенно, что на душе стало сразу очень легко... Словно мою хлипкую лодку во время шторма в открытом море каким-то чудом выбросило на островок суши. Вокруг по-прежнему штормит, впереди неизвестность, а на моём спасительном маленьком острове карнавал, дым ментоловых сигарет и «приют эмигрантов».

Вот только Игорь Иванович выглядел слегка озадаченным. Поглядывал на меня с тревогой и недоверием, будто я его намеренно обманула и, сбросив лягушачью шкурку, обернулась змеей, явившейся искусить и растлить бедную старушку. Почему-то моя танцевальная деятельность вызывала в мужчине ярый протест, а ведь вначале он показался мне таким продвинутым и уверенным. Игорь Иванович дотошно изучил мои документы (благо, они были с собой), отсканировал и паспорт, и студенческий билет. Он бы и отпечатки моих пальцев снял, но снова вмешалась Инесса:

– Рюшечка, тебе пора проведать столицу, а то, боюсь, Жоржетта не вынесет долгого испытания верностью и запрет от тебя свою... эм… своё сердце.

– Не беспокойся, мам, у меня имеется ключ к её сердцу.

– Ключ, сынок, должен быть твёрдым и негнущимся, а у тебя возраст, нервы... Так что отцепись уже от моей девочки и вали к своей.

И Рюшечка свалил. Даже выдал мне перед отъездом небольшой аванс и пообещал часто звонить.

Инесса, уже после того как мы с ней распрощались до завтра, успела мне позвонить дважды. В первый раз попросила купить ей утром молоко и банку зелёного горошка, а во второй – блок сигарет и презервативы. Я едва удержалась от вопроса: «А зачем Вам?» Даже и не знаю, как я их покупать-то буду, но пришлось пообещать. XXL – О, господи! К этому стоит подготовиться. 

Звонка от мамы я ждала целый день и нервничала. Но, когда она позвонила, выяснилось, что мама и сама вернётся домой только завтра. И в первую очередь её интересовало, почему майор не может мне дозвониться. Почему-почему – дурак потому что! В чёрном списке он у меня!

– Плохо, наверное, пытался, – ответила я беззаботно, чтобы мама себя не накручивала.

– Элиза, ты разве ещё не дома? Поздно ведь уже! – растревожилась она, а я даже поморщилась от того, как резанула слух эта «Элиза». Мама упрямо отказывается принимать моё новое имя.

– Я Элла, мам, – уже привычно её исправила и попыталась отвлечь расспросами о бабушке.

Отвлечь получилось ненадолго.

– Дочь, чем ты там нашего Яшку-то кормишь? У него ведь режим.

Хотелось бы крысиным ядом, но мама не одобрит. Режим у него! Он даже свою ритуальную ежемесячную пьянку с друзьями впихнул в график. Всё по плану и для здоровья. Какое же счастье сбежать, наконец, из этой тюрьмы строгого режима!

– Прости, но мне некогда его кормить. Я сегодня танцую и останусь в городе, – бессовестно вру, утешая себя, что это ложь во благо.

– Это ведь не опасно? Ты у Витюши? – мамино беспокойство заставляет меня ещё больше нервничать из-за собственного вранья.

Знал бы майор о моих танцах – придушил бы неизбежно. Он-то думает, что я балетом занимаюсь! И то постоянно дует маме в уши, что все балерины – проститутки. Эх, видел бы он меня на пилоне!

– У Витюши, мам, – скрещиваю пальцы на обеих руках, мысленно делая пометку предупредить Виктора, что сегодня я у него танцую.

Предупредила!.. Лучше бы я ему не звонила.

– Эл, ты куда пропала? Ты ж у меня так форму потеряешь! Давай уже, приобщайся, а то народ скучает. Кстати, тут твои друзья недавно снова тобой интересовались.

– Какие друзья? – спрашиваю Виктора, но ответ уже формируется где-то в солнечном сплетении.

– А то ты не знаешь, какие! Ох, коварная искусительница! Что ж ты сотворила с парнем, что он уже целый год мается?!

Больше года, Витюш… Мается? Это вряд ли! Просто охотничий инстинкт включился. А ещё мужское эго задето. Ему нужен реванш. И это не я – это он со мной сотворил.

Год назад

Ноябрь

В тот вечер я впервые танцевала на пилоне перед публикой. Замечание Дианы не пропало даром – я стала старательно оттачивать свою сексуальность. Но тогда перестаралась…

Я знала, что был день рождения Жени и не ожидала встретить его в клубе. Но всё же очень надеялась. И он там появился. Только совершенно не в праздничном настроении. Методично и угрюмо Женечка напивался в компании своего неизменного друга Геннадия. Я же ликовала оттого, что рядом с ними не было девушек. Свой первый публичный смелый танец я посвятила ему – любимому и первому мужчине. И он меня заметил.

Я видела заинтересованность в его взгляде и танцевала, как в последний раз – манила, играла, соблазняла. И среди всех девчонок он выбрал меня. Выбрал взглядом. Конечно, он не мог меня узнать – чёрный парик, широкая полумаска, скрывающая мой шрам, и вызывающе алые губы. А ещё мое гибкое соблазнительное тело. Всё это настолько сильно контрастировало с той испуганной и зажатой девственницей в его спальне… И лишь я знала, что это всё та же влюблённая девочка, отчаянно мечтающая быть красивой и желанной для него.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍А потом началась бойня. Я видела, что зачинщиком был Женя, и не понимала, почему Виктор не прекратит эту драку. Но он будто наслаждался происходящим, а я сходила с ума от страха и совершенно забыла, что должна продолжать свой танец. К счастью, никому из посетителей уже не было дела до полуголых девчонок на пилонах – люди кровожадно следили за исходом боя.

– А-а, Жека, еблан ты кривоглазый! Дистанция, Жек! Отошёл, бля! – рычащим басом заорал Гена, и я лишь тогда поняла, что Женя пропустил сильный удар.

Видела, как он согнулся от боли, и помню, как стало больно мне. Захотелось забрать всю его боль… А он, глупый, снова нападал.  

Помню, как блеснул нож в руке Жениного противника, и в тот же миг меня, дико визжащую, выдернули назад чьи-то руки. Я видела, как пролетел Женя, отброшенный своим другом, и как в одно мгновение Гена уложил двоих здоровых кабанов и сломал руку, держащую нож. Почему он не вмешался раньше?

Я вырвалась из удерживающих меня объятий и бросилась к Женечке. Сидя на полу и стиснув зубы, он морщится от боли.. Но задеть его ножом не успели – слава богу!

– Женя, тебе очень больно? – стоя рядом с ним на коленях, я придерживала его затылок, обнимала. – Я помогу тебе, Женя, пойдём.

– Ещё скажи, – он пытался сфокусировать взгляд на моём лице.

– Что сказать?

– Моё имя…

– Женя… – Бесконечно повторяла бы! – Пойдём, Женя.

Он пошёл со мной беспрекословно и только просил повторять его имя. И я повторяла, и повторяла... И обнимала его, гладила, успокаивала... Его необходимо было срочно уложить и вызвать скорую, но…

Наверное, я научилась быть сексуальной, потому что до гримерки мы так не дошли. Женя, ещё секунду назад кривившийся от боли, внезапно сжал меня очень крепко и затащил в приоткрытую тёмную подсобку. Я и не думала сопротивляться – я так долго мечтала о его поцелуях, его руках на своём теле.

Его руки были везде, вот только целовать меня он не захотел, и усмехался моим попыткам прикоснуться к нему губами.

– Нет, малышка, так не пойдёт, с поцелуями – это не ко мне.

А к кому же мне с ними?..

Он раздевал меня торопливо и грубо, лапал бесцеремонно, как шлюху. А я и была в тот момент его шлюхой. И смогла лишь отвоевать возможность смотреть ему в глаза, не позволила развернуть себя лицом к стене. В темноте я с трудом различала его черты, но помнила их наизусть.

Я хотела его и боялась его напора. Он прижимал меня к стене, обнажённую и очень уязвимую, а сам оставался полностью одетым. Только ширинку расстегнул…

Он ворвался в меня резко и больно, и я не удержалась от крика. А говорили, что больно только в первый раз.

– Не понял, ты целка, что ли?

Как грубо и зло…

– Нет, Женя, продолжай, пожалуйста…

Снова терпи, дура!

– Расслабься, детка, или ты хочешь его придушить? Не выйдет, он у меня живучий!

Он беспощадно вколачивал меня в стену, а я ждала, когда же мне станет хорошо… Неведомых бабочек хотелось…

– Женя…

– Громче! – и сорвал маску с моего лица.

– Женя, ещё! – кричала громко, со злым отчаянием. И любила так сильно… И начинала ненавидеть…

– Конечно, девочка! – и двигался во мне, как отбойник.

Это не лучший секс в моей жизни из всех... двух сеансов. От грубого соприкосновения со стеной болела голова... и всё тело болело... А в кино подобные сцены выглядели так страстно…

Ну что, сестра милосердия, получила свою порцию счастья?!

Дверь в подсобку внезапно распахнулась, впуская свет в наше... место имения.

– Бл@дь, предупреждать же надо! – голос Гены дал команду «стоп» моему мазохизму, но вырваться из сильных рук не вышло.

Наши взгляды встретились. Женин – синий и мой – разноцветный. Дверь с грохотом захлопнулась, снова погружая нас в темноту, а мой любимый мужчина с низким рычанием завершил свою пытку.

А через пару секунд, схватившись за бок, резко согнулся и сполз к моим ногам...

Уже позднее я узнала, что это приключение едва не стало последним в его жизни. Из-за травмы печени у него случился запоздалый болевой шок. А наш эротический сеанс прошёл на чистом адреналине. Тогда я страшно винила себя и вспомнила все молитвы. Два дня была не в себе, пока Виктор не сообщил мне, что всё обошлось с моим Женей. И тогда же я узнала причину драки – Женя защищал честь дамы. Чёртовой Дианы! Даже не представляю, что могло угрожать её чести… И почему каждый раз ради чести других топчется моя?

Я сама во всём виновата и прощаю тебя, мой Женька. Но в наш следующий раз, любимый, тебе придётся непросто.

15

Одно на другое наслаиваются воспоминания, обида за прошлое, тревога за будущее… Лишь под утро я проваливаюсь в беспокойный мучительный сон…

***

«И вот я проститутка… Я фея из бара… Я чёрная моль… Я летучая мышь… Вино и мужчины – вот моя атмосфера…» – грубоватым развязным голосом выводит певица, аккомпанируя моему танцу.

Шест неприятный и скользкий, словно маслом облитый. Гнётся и извивается, будто живой, не позволяя мне на него взобраться.  

«Уёбен зи битте, девочка! На тебя даже шест не стоит!» – Инесса хлопает чёрными крыльями и окутывает меня густым облаком сигаретного дыма.

«Я же говорила – в ней нет секса!» – насмешливо комментирует Диана, сверкая в темноте огненными янтарями глаз. – «Это же ритмы танго, дурочка!»

Она звонко щёлкает пальцами и на подиум из темноты выходит Женя. На меня даже не смотрит. Уверенной походкой он направляется к ней, расстегивая на ходу ширинку. «Будут танцевать», – понимаю я, наблюдая, как из Жениных штанов выдвигается массивный ключ. Но Диана грозит ему пальцем.

«На моём сейфе замочек с секретом, Женечка, мне подходит только уникальный ключ. Пристраивай свою отмычку к калитке попроще», – и кивает на меня.

А мне вдруг так становится обидно за свою калитку...

***

Открываю глаза, когда на улице ещё не рассвело и, находясь в плену недавнего сна, продолжаю лелеять свою обиду. Всё же мне стоило остаться у Инессы. Но вчера я так радовалась, что удалось снять этот недорогой номер в отеле, и очень спешила в нём укрыться от суматошного дня. Хотелось подумать в одиночестве, всё взвесить, оценить перспективы... Но, как показала практика, одиночество действует на меня удручающе. Уныние – и так-то большой грех, а унывать в сочельник вообще непростительно.

Интересно, будет ли прилично приехать к Инессе – я взглянула на часы – часиков в десять? Двух часов мне за глаза хватит, чтобы без спешки собраться, сделать необходимые покупки и доехать до центра.

Как выяснилось, это я сильно погорячилась. На покупку одних презервативов я потратила почти час – несла караул возле аптеки, ожидая, когда иссякнут посетители. В итоге – дождалась, но как назло, когда произносила заветное «XXL», в аптеку вошёл мужчина и понимающе мне подмигнул. Я не знала, куда глаза девать, и очень хотелось объяснить и покупателю, и аптекарше, что это не для меня. Но глупо же!

И, уже покупая продукты в супермаркете, я поняла, что зря страдала у аптеки – эти резиновые чехлы целыми батареями висят около кассиров. И почему я раньше их не видела?

А потом позвонила мама.

– Элиза! – её голос звучал очень взволнованно. – Яша говорит, что вы поссорились, и ты на него обиделась, поэтому ушла из дома. Это правда? Ты забрала много вещей – я проверила! Дочь, что случилось?

Пустяки! Просто твой Яша хотел меня удавить.

– Мам, с наступающим Рождеством! Прости, не хотела тебя волновать, пока ты у бабули. Мы почти и не ссорились с Яков Иванычем, просто так совпало – я нашла хорошую работу и теперь буду жить недалеко от универа. Ты рада?

– Что моя дочь выросла эгоисткой? Нет, Элиза, я расстроена! Ты хоть знаешь, что Яша всю ночь не спал и переживал? Думал, ты из-за него ушла! Да он чуть с ума не сошёл!

Давно сошёл, мам.

– Прости, мамуль, всё вышло незапланированно…

Но короткие гудки известили меня о том, что мама в бешенстве. Встрепенувшееся было настроение снова шмякнулось под ноги – прямо в слякоть. Мама скоро успокоится, конечно… Но почему я должна чувствовать себя виноватой?

***

В начале одиннадцатого я остановилась у железных ворот и задумалась, как бы попасть в закрытый двор Инессы Германовны. Проще всего позвонить в домофон, но вдруг Инесса любит поспать подольше. Что я знаю о её привычках, кроме того, что она курит, матерится и слушает громкую музыку? А так – подойду к квартире, послушаю, и если тишина за дверью, то подожду ещё полчасика.

С какой-то доброй бабулькой я проскочила во двор и с ней же повезло попасть в подъезд.

В квартире Инессы стояла такая тишина, что я даже разволновалась. Не зря же меня попросили за ней приглядывать… А вдруг с сердечком неполадки? Я позвонила женщине на мобильный, но осталась без ответа. Насколько я знаю, у пожилых людей сон очень чуткий – не может же она не слышать звонка. За пять минут я успела основательно себя накрутить и решительно позвонила в дверь. А услышав торопливые шаги в квартире, облегченно выдохнула.

Да так и застыла на выдохе перед распахнутой дверью.

– Привет! – с жутким акцентом и с искренней радостью меня встретил очень симпатичный, улыбчивый и... голый мужчина. То есть парень.

Может, внук? На вид ему не больше двадцати пяти. Я ведь даже не знаю, есть ли у Инессы внуки. И если он внук, то почему тогда в таком виде? Даже если убрать с его бёдер крошечное полотенце, он вряд ли станет более обнажённым, потому что эта тряпочка ничего толком и не прикрывает. Мучительно краснея и не зная куда деть глаза, я отступила на шаг назад. А в голове засела неприличная мысль, что XXL явно нужен для каких-то других целей – здесь этими напальчниками делать нечего.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Жоржик, кто там? – из глубины квартиры послышался голос Инессы. Слава богу!

– Элиа! – не теряя широкой улыбки, крикнул в ответ Жоржик и посторонился, пропуская меня внутрь.

Похоже, ему обо мне уже известно, и мне даже понравилось, как парень меня назвал. Ещё бы отошёл от меня подальше, а лучше бы совсем спрятался. По стеночке, чтобы ничего не задеть, я просочилась в квартиру и – о, счастье! – навстречу мне выпорхнула Инесса в прозрачном пеньюаре, с идеальным макияжем и безупречно уложенными короткими волосами. Без своего тюрбана женщина оказалась брюнеткой – очень яркой и молодой брюнеткой.

– Жорик, какого хера ты выпустил перед гостьей своего Георгия?! – рявкнула Инесса, забыв со мной поздороваться.

Парень слушал её с улыбкой, но как только прозвучало «Георгий», сразу опустил глаза куда следует, хохотнул и, накрыв подглядывающего тезку большими ладонями, величественно удалился.

– Ну, что ты зависла, Элла, неужели испугалась? – рассмеялась Инесса.

– Скорее, растерялась.

– Это да, девочка, такой хер с пальцем не спутаешь! Ну, давай, проходи уже! Всё купила? Что-то вещей у тебя маловато. Так, бегом раздевайся, мой руки и давай к столу, кормить тебя буду. Голодная, небось? – Инесса раздавала команды без умолку, сама подхватила мой багаж и потащила в комнату.

– Мне кажется, Инесса, что это я Вас должна кормить, – осторожно замечаю, следуя за хозяйкой.

– Кто тебе такую ху*ню сказал? Игорь? Больше его слушай! Здесь я главная, что скажу – то и будешь делать. Сейчас приказываю устроить праздник живота. Такие роскошные сиськи не должны потеряться с голодухи.

Давно я так вкусно не завтракала! Чего только не было у щедрой хозяйки на столе! Впрочем, не было овсянки – и это радовало. Инесса ела очень мало, а вот болтала постоянно. Зато теперь мне многое стало о ней известно. Эта великолепная женщина – профессиональный визажист, но сейчас работает только по вдохновению. Инесса трижды была замужем и дважды вдова. Игорь – её единственный сын, и год назад он женился во второй раз. А ещё у Инессы есть взрослая внучка, которая, к великой скорби бабушки, живёт с мамой в Германии.

Инесса ещё много о чём говорила, а Жоржик всё время молчал и смотрел на женщину обожающим взглядом. К моему облегчению, парень оделся, и теперь я могла разглядеть его как следует. Кареглазый кудрявый брюнет, с фигурой Аполлона, южным загаром и белозубой улыбкой.

– Жор, хватит ощеряться, давай-ка нам кофейку, – распорядилась Инесса, и парень сорвался с места.

– Ой, а можно мне чай? Я к кофе как-то не привыкла…

– Жора, чай! – исправилась хозяйка, и Жорик принял к исполнению.

Тоже, что ли, здесь работает?

– А Жора… он живёт с Вами? – осмелилась я спросить.

– Да бог с тобой! – хохочет Инесса. – У меня нервы не настолько крепкие. Заглядывает иногда, если мне одиноко. Хотя, знаешь, три дня назад променял, стервец, наше свидание на встречу с другом. Оно и понятно – старый друг куда лучше старых шлюх! Зато теперь услужливый, как джинн из бутылки, – вину заглаживает.

– Он учится здесь? – перевожу тему, потому что ужасно боюсь услышать подробности об услугах парня.

– Кто – Жорик? – от удивления Инесса округлила глаза. – Да этот грек деревянный, причём весь. И по-русски только три слова знает. Так что, работает он здесь своей деревяшкой. А я его в модельное агентство пристроила трусы рекламировать, – женщина вдруг нахмурилась и начала озираться. – Да где что пиликает? Это не твой телефон звонит?

И правда – я только сейчас услышала и поняла, что не вытащила мобильник из кармана куртки, и поторопилась в прихожую.

 – Жоржик, где уже наш чай? – негодует в гостиной Инесса. – Ты его там трением, что ли, разогреваешь?

Номер, отразившийся на экране, мне совершенно не знаком. Но я принимаю вызов, и от прозвучавшего «Алло» по моему затылку мчатся острые мурашки.

16

Услышала этот голос и будто провалилась во времени…

Я не собиралась тогда подслушивать, не хотела, не знала… Просто искала Сержа, чтобы предупредить о своём уходе...

– Ди-инка моя, ты же знаешь, что навсегда останешься моим любимым птенчиком, – язык у Сержа не заплетается, но я слышу, что мой наставник нетрезв.  – Но ты ведь очень сильная и такая добрая…

– Добрая? Ты меня с кем-то путаешь, Серёж, – голосом Дианы, кажется, можно рельсы резать. – У меня не касса взаимопомощи, а твоя Эллочка не инвалид. Она способная и эффектная, но никто и никогда не узнает об этом, пока она не выползет из своей скорлупы. Руки и ноги имеются? Так пусть добавит голову и превратит свой недостаток в изюминку, у неё есть для этого все инструменты. Или пусть продолжает пастись в общем стаде и надеяться, что кто-то из жалости отшлифует её порченую шкурку.

Я даже вздрогнула, прижав ладонь к щеке. Порченая…

Серж, ну зачем? Ты с ума сошёл?! Да кто тебя просил вообще?!

– Ты очень жестокая, Ди, – сокрушённо пробормотал Серж.

– Я реалистка.

– Но ты ведь помогаешь другим...

– Лишь тем, кто не способен помочь себе сам.

– Неправда, – яро возразил Серж, – у меня полно примеров...

– Это мои собственные средства, Серёжа! И только я буду решать, во что их инвестировать. А давай-ка попробуем отнять все деньги у богатых и раздадим бедным. Знаешь, что будет? Общество просто деградирует. Кто был никем – не станет всем от того, что ты переложишь его с циновки на шёлковые простыни. У рождённых овцами копытца не заточены под рукоять кнута. Я за эволюцию и прогресс, дорогой!

– Дианка, ты же была такой нежной доброй девочкой…

– Это лечится, Сереж. И не стоит путать мое милосердие со слабоумием.

– Милосердие? А по мне – так у тебя вообще нет сердца!

– Это тоже не новость, – безэмоционально парирует Диана. – Кстати, могу предложить твоей подопечной хорошее местечко, она как раз для него выросла. Глядишь, и выйдет из малышки толк…

– Прости, моя несравненная, беру свои слова обратно, – язвительно процедил Серж. – У тебя огро-о-о-омное сердце!

– Но в нём не проходной двор, Серёж…

Раздался приближающийся стук каблучков. А я замерла, прижавшись затылком к стене, и даже не делаю попытки скрыться. Во мне хнычет обида на Сержа за его неуместную инициативу – нашёл к кому обратиться! Обида на эту змею за её злые слова... И стыд... Потому что она права.

Если Диана и удивилась, увидев меня, то об этом известно только ей. Она окинула меня нечитаемым взглядом и задержала его на моих глазах. А я лишь сейчас вспомнила, что сняла маску, а глаза не защищены линзами. Ну, пусть полюбуется!

– А Вы полны сюрпризов, Элла! Ну так что, Вы согласны поработать на меня?

Я поражённо уставилась на неё – это какой-то терминатор в юбке.

– Нет! Боюсь своими кривыми копытами испачкать Ваши шёлковые простыни, мадам, – стараюсь, чтобы мой голос не дрожал, но и сама слышу, как плохо у меня получается. Она тоже это слышит.

– Это не гуманитарная помощь, – поясняет Диана. – У Вас, Элла, есть то, что мне интересно, а взамен Вы получите необходимые для Вас навыки и знания.

– О, это слишком ценное предложение, чтобы я посмела его принять. Понимаю, что знания – это большая сила, но попытаюсь эволюционировать самостоятельно.

– Похвально, потому что НЕзнание – это рабочая сила. Удачи Вам, Элла. И да – моё предложение в силе.

***

Я понятия не имею, существует ли срок годности у Дианиного предложения. Но прошло уже десять месяцев, и вот сейчас от звука её голоса по моему затылку промчались колючие мурашки. С таким уникальным даром она могла быть похожа на крокодилицу, и всё равно не сдала бы своих позиций. Но, кажется, эту бестию природа сотворила в момент оргазма.

– Элла, мне передали, что Вы желаете со мной встретиться. В Воронецке я буду через два дня, и если Вы не передумаете...

Она назначает мне встречу, не задавая вопросов и не проявляя заинтересованности. Снова оставляет выбор за мной. И сейчас мне нельзя ошибиться.

Диана уже отключилась, а я продолжаю таращиться на погасший экран. И всё же она сама мне позвонила. Не её помощница.

– Элиа! – из гостиной доносится игривый и тягучий голос Георгиоса, и я спешу вернуться к столу.

– Ну? И что за траур на лице? Кто тебя обидел? – внезапно посуровела Инесса.

Жора тут же попытался вклиниться с ободряющим и непонятным комментарием, но был немедленно подавлен:

– Жоржик, милый, ты упустил свою возможность говорить, когда отказался заниматься с репетитором. А твой непостижимый греко-попугайский переводить некому. Поэтому иди-ка ты ещё разок чайничек разогрей.

Я проводила смущённого парня сочувствующим взглядом и ответила нетерпеливо взирающей на меня Инессе:

– Никто не обидел, я просто немного растерялась. Меня пригласили на собеседование…

– А чего теряться? Ты же сама, вроде, хотела…

– Ну, во-первых, я очень долго думала, поэтому уже и не сильно надеялась. А во-вторых, Диана сама мне позвонила, – я опомнилась, что женщина не знает, о ком речь, и собралась пояснить: – Диана – это…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– А то я не знаю эту вампиршу! – оживилась Инесса, капнув бальзам на мои незаживающие раны. Точно ведь – вампирша!

– Да, она загадочная девушка, – я постаралась прозвучать более дипломатично.

– Вот! Очень тонко подмечено – загадочная! Загадила мне всё настроение! Редкостная сука! А я ведь ни один её мастер-класс не пропустила! Восхищалась этой дрянью! Ты знаешь, сколько я ей предложила за индивидуальные занятия? А знаешь, что эта кобра мне ответила? – Инесса выдержала театральную паузу и бомбанула: – Она сказала, что ей некогда! Нормально? Значит, извиваться бесплатно перед целой толпой неуклюжих коров у неё время есть, а найти пару часов в неделю для талантливой ученицы – нет времени! И не за бесплатно, между прочим!  

– Думаю, что Вы зря обиделись, – постаралась я внести ясность. – Она же разрывается между странами, да и ребёнок у неё совсем маленький. Диана, наверное, и сама готова заплатить кругленькую сумму, чтобы только от неё отвязались.

– М-мда? А что – деньги никогда не бывают лишними. Полагаешь, стоит сесть ей на хвост? – Инесса хитро сощурилась. – Ну, и что ты глаза на меня вытаращила, как лягушка? Шучу я! А в ученицы я к ней рвалась, когда она ещё лялькой не обзавелась, я ж не зверь. А ты, кстати, почему сразу не согласилась, если она тебе давно предлагала работу?

Я задумалась над ответом, заново переживая свои обиды, страхи и сомнения. Я думала так долго, что едва не забыла вопрос, а опомнилась, когда Инесса цыкнула на появившегося с чайником Жору. Сейчас мне так много захотелось рассказать… После Наташки у меня не случилось близких подруг, а с мамой мы никогда не были настолько близки, чтобы я смогла выплеснуть ей о своей несчастной любви, необоснованной ревности, о своих желаниях…

Я взглянула на красивого парня Георгиоса. Замечательное у него имя и улыбка очень добрая. Он так ласково обнимает Инессу за плечи, а она трётся макушкой о его подбородок. И такие они милые! Почему-то эта пара сейчас не кажется мне странной и неправильной, а ведь между ними целая пропасть. И всё же им хорошо вместе.

– Я… не знаю, Инесса Германовна, это в двух словах и не объяснишь…

Инесса понимающе покосилась на своего Жоржика и даже не возмутилась на Германовну.

– А в двух словах и не надо, Эллочка! Мы с тобой вечером жахнем ликёрчика в честь праздника, а может, чего и покрепче! Да? А то сейчас мой мальчик с пальчиком заскучает от непонятных слов. Давай-ка вдарим по чайку за то, что мне теперь на хер не нужна твоя занятая вампирша. Потому что у меня есть ты!

– А у меня Вы, – добавила я с надеждой.

– А у тебя я! – с уверенностью подтвердила Инесса, потом взглянула на красавчика грека и с чувством добавила: – И у тебя, мой энерджайзер.

17

– Уа-а-га-га! – дурным голосом заорала Инесса, застав меня рождественским утром у плиты, и очень неграциозно сиганула к выходу из кухни.

Без парадного макияжа «чёрная моль» заметно побледнела, а искажённое испугом лицо выглядит настолько комично, что я не выдержала и очень неделикатно рассмеялась. Женщина тут же нахмурилась, подбоченилась и стала похожа на взъерошенного сердитого воробья.

– Доброе утро, Инесса, с Рождеством Вас! 

– И Вас тем же концом по тому же месту, – проворчала она. – Что ж так пугать-то с утра?! Глазищи, как у дьяволицы, прости господи!

Я удивлённо заморгала – неужели она забыла? Ещё вчера вечером я предстала перед хозяйкой квартиры в натуральном виде. Всё равно бы пришлось, к тому же за день линзы так измучили мои глаза, что думала – ослепну. Инесса подивилась, одарив меня нецензурным комплиментом, поцокала языком и… похоже, забыла. За разговорами под сладкое вино мы просидели до четырёх утра, и в свою спальню женщина отползала, держась за стеночку, но с гордо поднятой головой.

– Это гетерохромия, – пытаюсь напомнить, но Инесса грубо меня перебивает:

– Знаю! Думаешь, у меня старческий склероз? – но тут же смягчается. – Не обращай внимания, я по утрам всегда не в духе. Просто вечером я плохо рассмотрела твои выдающиеся лупешки, а сейчас… Знаешь, я тебе скажу – это пиZдец как круто! И на кой хер ты, спрашивается, присупонилась к этому Жентёру?

– Я люблю его, – отвечаю, как есть, потому что у меня просто нет иных аргументов.

Инесса недовольно морщит нос, словно неприличное слово услышала.

– Эх, девки, не ценим мы себя! Ты же у меня бомбища!.. – она придирчиво оглядела меня с головы до ног и обратно. – Ну-у, правда, очень замедленного действия. Вот что с твоими волосами?

– А что с ними? – рука невольно потянулась к голове.

– Какого они цвета? – рявкнула Инесса.

– Русые, – отвечаю уверенно, но уже подозреваю, что этот цвет имеет альтернативное название. И Инесса не стесняется его озвучить:

– Ни в пиZду, ни в красную армию – и цвет, и причёска, и вон та пое*ень, которую ты собираешься мне скормить в качестве завтрака.

– Это овсянка с фруктами, Инесса Германовна, она очень полезна… на… на завтрак, – я так растерялась, что в защиту своей причёски слов просто не нашла. Вряд ли будет уместно приплетать сюда пользу.

А Инесса, между тем, продолжила:

– Гардероб твой – полный отстой, деточка, а макияж…

– Какой макияж? – произношу бесцветным тоном, стараясь скрыть нарастающее раздражение.

– Вот именно, что никакой! – ехидно и скрипуче парирует Инесса, вырывая из моих рук пиалу с кашей. – Давай уже свою полезную хрень. И сядь за стол, а то стоишь тут, как статУя двухметровая. Тебе сколько лет – двадцать?

– Через месяц будет, – я устроилась за столом напротив Инессы. – Вы считаете, я настолько тупа и не знаю, как подчеркнуть свои достоинства? Не забыли, где я танцую? Я видела себя в сценическом образе, Инесса, и знаю, как могу действовать… на мужчин.

– Серьёзно? – усмехнулась женщина. – А то я уже засомневалась, что ты вокруг шеста мотыляешься, там же серые мыши не приветствуются. Ну, и что ты надулась, как та самая мышь? Как ты собираешься приручать своего плейбоя? И чем? Ты бы хоть порепетировала с кем-нибудь, навыки наработала…

– Какие навыки? – спрашиваю уже с откровенным вызовом.

Аппетит пропал начисто, а в голове засел вопрос – что я делаю в обществе этой вульгарной тётки? И ещё обида. Инесса – единственная, кому я рассказала о своей безнадёжной любви, о незабываемом первом разе и о позорном – втором. Боль, запертая глубоко внутри, выплеснулась этой ночью с неожиданными слезами. Впервые я позволила себе оплакать свою безответную любовь и призналась, что не могу представить себя с другим мужчиной, что даже их прикосновений не выношу. И что я хотела забыть, пыталась пробовать строить отношения… Не смогла…

Наверное, в глазах взрослой опытной женщины я выгляжу наивной и глупой. Но её совет – порепетировать с другими… Она же слышала меня, всё видела… Я думала – она поняла. Опять я ошиблась…

Поднимаю глаза на Инессу и встречаю её укоризненный взгляд.

– А ты уже решила, что старая развратница, ничего не понимающая в чувствах, толкает тебя в бездну порока? Думаешь, я сексуально озабоченная бабка? Да я о сексе-то знать ничего не знала – я же всё время замужем была – царствия им всем безоблачного! Да я, если хочешь, сама – вечная жертва любви. Знаешь, как я Ваньку, кобеля, любила? В семнадцать лет с этим голодранцем из дома сбежала, отдалась ему на скамейке в парке. По большой любви, между прочим! Меня отец чуть не убил потом, он был большо-ой партийной шишкой, всю жизнь на виду. А единственная дочь залетела от сына местной дворничихи. Каково?

Инесса смотрит на меня очень многозначительно, а я никак не могу провести параллель между Женей и голодранцем Ванькой.

Но всё равно стало очень интересно, чем там закончилось.

– И что потом?

– А ни х*я хорошего!

Инесса тяжело вздохнула и продолжила:

– Папа меня любил, поэтому до конца не убил. Поженили нас! Дворничиху сразу повысили до заведующей местного профилактория, квартирку дали. Ваньку учиться отправили, в партию приняли и хорошенько пнули вверх по карьерной лестнице. Эх… Так он, гондон, и ускакал от меня по этой лестнице. Я же за семь лет брака его член только спящим видела. Уставал он очень, в смысле, хер его. А в один прекрасный день уехал мой Ванечка в Москву, в командировку, и всё… больше не вернулся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Погиб? – сочувственно предположила я.

– Если бы! – крякнула Инесса. – Нашёл себе нового тестя! Побогаче! И бабу страшную, как смертный грех. Он, правда, потом с этим уё*ищем развёлся… Но бог не фраер! Детей у этого кобеля больше не получилось – только наш Рюшечка.

Инесса замолчала и стала с аппетитом заглатывать якобы несъедобный завтрак. И только когда она опустошила тарелку, я отважилась спросить:

– А дальше?

– А дальше я попала в плен к немцам, – Инесса неожиданно весело мне подмигнула. – Мой второй муж Дастин был очень большой человек у себя на родине. С виду, правда, полный идиот, но мозги, как у Эйнштейна. Собственно, он и похож был на него. Целый год этот старый стручок меня добивался, а меня от него выворачивало. В результате – в той войне победили немцы. Девять лет мы прожили с этим импотентом в Германии, а потом он умер.

– Болел?

– Нет – много пиZдил! О нём опубликовали заметку в местной газете, и он её с выражением зачитывал во время вечерней трапезы, а жрать, сука, не перестал. Терпеть не могу, когда разговаривают с набитым ртом! Короче, поперхнулся неудачно.

– Как это? – оторопела я. – Что, прямо от этого и умер?

– А чему ты удивляешься? Не такой уж и редкий случай! Только я до сих пор себя виню. Мне тогда слушать надоело, и я вышла на террасу, а он ещё громче стал читать, чтоб я ничего не пропустила. А потом заткнулся, а я, дура, думаю – ну, слава богу! А он… Эх… Хороший был мужик, правда, занудный… Ну, и без члена.

– Как это?

– Ну как… Его пипка умела только журчать. Зато он мне домик в Нюрнберге оставил и деньжат немало. А потом мы с Игорюшечкой вернулись в Россию… И я встретила Павлика…

Инесса так долго молчала, что пришлось ей напомнить о Павлике.

– Вы его полюбили?

– Кого?! Павлика? Да ты что?! Нет, он, конечно, был чудесный человечек! Очень добрый и щедрый. И тело у него было божественное… Знаешь, есть такой бог Хотэй? Фигура с моим Павлушей – один в один!

Я вспомнила фигурку этого пузана и, не удержавшись, прыснула со смеху.

– Вот-вот! – невесело подтвердила Инесса. – Но у Павлика были неоспоримые достоинства – он меня любил и… жил в Москве. Мне-то эта столица по херу, но Ванька, сволочь, сманил туда Игорька – сначала учиться, а потом и с работой ему помог. А я очень хотела быть ближе к сыну. Ну и к Ваньке, честно говоря. Я ведь всю жизнь его любила… Да и до сих пор люблю. Мы даже встретились с ним пару раз в гостинице, и во второй раз его жена нас застукала. Ну, я этой чучундре нах*ярила по очкам, чтобы не подглядывала. А мой Павлик совсем ничего не замечал. Он был очень увлечённым человеком… Филателистом – о как!

– Это же что-то с марками связано? – озвучила свою догадку.

– Да, деточка, он коллекционировал эту х*йню, а я всё время хотела смести эти бумажные огрызки на совочек и – в мусоропровод. Но Павлуша так трепетно их любил, и я очень старалась уважать его пристрастие.

– Павлуша тоже умер?

– Его убили, Эллочка. Во время попытки обокрасть. Так глупо и обидно… Потом я вернулась домой, тем более, что Ванька снова женился на какой-то молоденькой писюхе. Вот так-то, девочка! Жизнь прошла в слепой и тупой любви к мужику, в котором даже ничего положительного нет. Ну разве что резус-фактор...

– А Вы это к чему сейчас сказали? Вы же не знаете моего Женю! – говорю спокойно, а в душе бешусь от того, что она сравнивает с ним своего блудливого престарелого Ванечку.

– Твоего ли? – усмехнулась Инесса. – Ой, ладно, не пыхти, на хер мне сдался твой Женя! Только и ты ему туда же сдалась! Думаешь, подарила парню свою невинность – и он оценит? Да он уже на следующий день хрен вспомнил о тебе! Запомни, если мужик не оценил твоего присутствия в его жизни, дай ему возможность прочувствовать твоё отсутствие.

– Это какая-то перемудрённая мудрость, Инесса Германовна. Он и так всю жизнь наслаждается моим отсутствием – и ничего…

– Вот именно, что наслаждается, а должен чувствовать потерю.

– М-м, а у Вас, наверное, и нужный заговор имеется?

– А как же! Научись ценить то, что у тебя есть – и будешь вознаграждена тем, чего не хватает. Ясно?

– Как-то не очень, – признаюсь смущённо.

– Ну давай попробуем освоить эту премудрость!.. Чего тебе терять-то?

18

Это не я!

В огромном ростовом зеркале я разглядываю красивую незнакомку. У неё длинные стройные ноги, узкие бёдра, очень красивая грудь – всё, как у меня. Только эти сокровища упакованы в стильное, стального цвета платье по фигуре – в меру строгое и неприлично дорогое. Такого платья у меня никогда не было.

И ещё волосы… Медно-рыжие и тщательно отутюженные, они гладкой блестящей волной спадают на плечи, струятся по груди. Не ожидала, но мне очень подходит этот цвет. А макияж!.. Инесса – настоящая волшебница! К сожалению, не настолько могущественная, чтобы полностью замаскировать этот уродливый шрам. И всё же я не могу не признать, что эта девушка красавица. Я прикрываю скулу тремя пальцами с идеальным маникюром на ногтях – вот теперь потрясающе!

Интересно, что бы сказал Женя, загляни он в это зеркало? На чём бы он задержал свой взгляд?

– Любуешься? – в отражении появляется ещё одна красотка.

Сейчас Инесса похожа на Коко Шанель в пик её расцвета – изящная и элегантная.

– Спасибо, мне очень нравится! – я говорю совершенно искренне и с сожалением убираю руку от лица.

– Ты выглядишь очень породистой девочкой, Элла, – хмуро заявляет моя неожиданная фея. – Жаль, что твой шрам слишком бросается в глаза, отвлекая взгляд от твоей красоты. И так будет до тех пор, пока ты сама не перестанешь акцентировать внимание на этой отметине. Забудь о ней! И взгляни на себя. Это самое прекрасное женское лицо, которое мне доводилось видеть. А уж через мои руки, поверь, прошло немало физиономий – и красивых, и уёбищных. Твой рот, деточка, способен даже старого импотента погрузить в порочные фантазии. А глаза – это вообще что-то невероятное, особенно вот этот – бирюзовенький.

– Да он у меня неопределённого цвета, – я застенчиво пожимаю плечами, а ладонь снова невольно тянется к лицу.

Хрясь! Это Инесса лупанула своей маленькой ладошкой мне по руке, оставив красный след.

– Да-а, он у тебя такой неопределённый, – передразнивает женщина противным писклявым голосом. – Ну что за девка е*анутая мне попалась?! А ну-ка, подбородок вверх, сиськи вперёд и улыбайся, дура, улыбайся!

Я не обижаюсь – прекрасно понимаю, о чём она говорит. Я умею быть такой… Знаю, помню это состояние. Стоит мне надеть полумаску – и страх отступает. На сцене мне нравится воображать себя охотницей и собирать в свою тайную коллекцию мужские взгляды – долгие и многообещающие, восхищённые и жадные, голодные, плотоядные. А иногда настолько дикие, что впору содрогнуться... Но в образе охотницы мне не бывает страшно. Моя маска, словно непроницаемая броня… но лишь до тех пор, пока звучит музыка, а под рукой поблёскивает спасительный шест. Я никогда не выхожу в зал, не снимаю бельё, не танцую приват...

– ... Это какая-то леденящая кровь история? – Инесса смотрит на меня испытующим взглядом.

– Что? Простите, я пропустила вопрос.

– Я спросила про твой шрамик. Ты мне не рассказывала, откуда он.

– Вы не спрашивали, – нервно передёргиваю плечами. Мне больно и обидно вспоминать об этом.  

– Иногда мне тебя ё*нуть охота чем-нибудь тяжёлым, – негодует Инесса. – Я сейчас у тебя спрашиваю!

Она выглядит такой раздражённой – просто фурия, а мне почему-то хочется её обнять и погладить, успокоить.

– Нет, не леденящая, – я невесело улыбаюсь. – Это, скорее, глупая история. Мне было пятнадцать... В тот день я задержалась на тренировке и студию покидала одна. Было ещё светло, но район, где мы с мамой снимали квартиру, не очень благополучный. Трое ребят меня начали преследовать от самой студии. Их очень впечатлили мои глаза, и они стали меня поддразнивать – «ведьма» и тому подобная чушь. Они меня не трогали, но шли буквально по пятам. А потом... В общем, они стали громко строить грязные планы на мой счёт, и я так сильно испугалась... и побежала. А они побежали за мной. Я сейчас думаю, что, скорее всего, просто хотели попугать, поиздеваться, а иначе догнали бы. Они загоняли меня, как дичь, и в какой-то момент мне показалось, что отстали, и я оглянулась...

Инесса слушала очень напряжённо, а у меня внезапно пересохло в горле и очень ощутимо, остро задёргалось под кожей, как будто снова разрывая и уродуя моё лицо. Я прижала ладонь к щеке, перевела дыхание и продолжила:

– Ребята смеялись и бежали совсем близко... Я постаралась ускориться... кажется... не помню. Я ведь оглянулась всего на одну секунду... А когда повернулась... Это было так больно, что я даже не поняла, что случилось. Только потом узнала. Я с разбегу налетела на острые края почти сухой сломанной ветки дерева. Жуткие края... Они вырвали мне кусок кожи вместе с мясом.

Я зажмурилась, снова переживая этот кошмар, и ещё крепче прижала ладонь к лицу.

– А вообще, мне очень повезло, – открыв глаза, я посмотрела на нахохлившуюся мрачную Инессу и попыталась улыбнуться. – Повезло, что я не проткнула себе глаз, а то сейчас была бы с одним... карим. Глупо вышло... Правда? Как Вы скажете – ни в Красную Армию. Да?..

– Да, моя милая, – тяжело вздохнула Инесса. – Наша жизнь вообще состоит из череды больших и мелких глупостей. Но если бы мы могли выбирать, то наверняка оставили бы только те, что ведут к большим деньгам и ярким оргазмам. Правда?

Я рассмеялась, и напряжение меня отпустило.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Спасибо Вам.

– А мне-то за что? – удивилась Инесса.

– За то, что мне с Вами легко. Даже не знаю, как это у Вас получается.

– Хер стоит, а голова качается! – припечатала Инесса в рифму, но не очень понятно. И тут же скомандовала: – Так, хватит на себя любоваться, давай – на выход. Ещё не хватало опоздать! Ты матери, кстати, звонила?

– Да, всё нормально, мы уже помирились. Она, правда, ворчит немного, но мама всегда такая, скоро успокоится.

– Вот и отлично. Ну а что ты встала-то? Шевелись давай! И смотри, не вздумай там перед этой вампиршей язык в заднице держать.  

19

Холодно и внимательно меня сканируют два рыжих глаза.

– Вы прекрасно выглядите, Элла.

– Спасибо, Вы тоже, – ляпнула я, ощущая, как от волнения и напряжения начинает ломить в висках.

Я не понимаю, почему её боюсь, это какой-то непонятный, необъяснимый страх. ОНА подавляет своим присутствием, и мне неприятно чувствовать превосходство этой женщины. Она ведь совсем молодая, а я почему-то ощущаю себя глупой первоклассницей рядом с ней. Как Женя может любить её? Она же жуткая, словно не с нашей планеты...

– Расслабьтесь, Элла, Вы же не на королевском приёме. Хотите кофе или чай? – губы Дианы дрогнули в едва заметной улыбке.

Ей смешно? Но спасибо – напомнила, что я не во дворце! Впрочем, небольшой кабинет удивил своей простотой и минимализмом – даже странно. Я действительно начинаю успокаиваться – не сожрёт же меня эта леди Ди.

– Нет, благодарю, Диана, я не пью кофе и чай тоже не буду.

В ответ короткий кивок.

– Элла, почему почти год спустя вы всё же решили принять моё предложение?

– Скорость звука – удивительная вещь. Так вышло, что озвученные Вами перспективы долетели до меня совсем недавно. Простите, наверное, я тугодум.

Неожиданно Диана улыбается – так весело и искренне, что остатки недавнего волнения улетучиваются, а на смену приходит злость на себя за эту странную робость. И на НЕЁ – за то же самое.

– Диана, а почему Вы по-прежнему готовы предоставить мне вакансию? У Вас ведь, насколько я помню, не касса взаимопомощи.

– Это по нечётным числам, – и улыбается, как голодная акула.

– Сегодня как раз нечётное! – очень быстро соображаю. Я молодец!

– Точно! Поэтому я предлагаю бартер.

Я выслушала её, не перебивая, и, к моему удивлению, мне понравилось её слушать. И предложение мне тоже понравилось. Очень! Очень понравилось! Вот только… в чём заключается бартер? Где здесь подвох?

– А простите, в чём Ваша выгода? – задаю, наконец, терзавший меня вопрос.

– Мне это интересно, Элла. А для Вас будет очень полезно, не упускайте такой шанс. Станете моей первой подопытной.

«Мышью», – добавила я про себя. Но отказываться было бы очень глупо.

– Конечно, я согласна, – не могу сдержать улыбки. – Только мне кажется, что для меня здесь сплошные плюсы.

– Отлично! Поэтому добавим Вам ещё одну нагрузку для равновесия. Надеюсь, Вы найдёте три часа в неделю для занятий в детском центре развития?

– Но… у меня нет специального образования, – растерялась я.

– Об этом не беспокойтесь, Элла.

– Я согласна, – выпаливаю, даже не подумав, как следует, потому что в моей голове зарождается совершенно дерзкая просьба. – Диана, а можно попросить Вас о содействии? Если, конечно, это в Ваших силах..

Величественный кивок.

Ну, спасибо!

– Я очень давно мечтала, что моя практика будет проходить в «СОК-строе». Правда, теперь я перевелась из Архитектурного, но, возможно…

– Вы хотите там работать из-за Ланевского? – Диана рубит прямо в лоб. Никакой деликатности.

– Да! – моё лицо вспыхивает, но глупо уже отпираться.

– А не боитесь надорваться обязанностями?

– Я выносливая! – и сейчас я искренне в это верю.  

– Хорошо, Элла, я подумаю, что можно сделать, – Диана хитро прищуривается. – Вернее, у меня даже есть один вариант, но реализовать его получится не раньше февраля.

– Какого февраля – ближайшего? – удивлённо переспрашиваю. Вообще-то я раньше, чем через год, и не надеялась…

– А Вы на какой февраль рассчитывали? – усмехается.

– На этот, конечно! – в голосе решимость, а в голове…

О, господи, добавь ещё несколько часов к суткам!

***

– Фух! – я неграциозно плюхаюсь на пассажирское сиденье огромного внедорожника.

И как только Инесса управляет этим танком, её же из-за руля не видно?

Несколько секунд я продолжаю таращиться в лобовое стекло, на котором умирают снежинки, стекая по прозрачной поверхности тонкими дорожками слёз. Смятение и растерянность не позволяют выплеснуться моей радости. Я ошарашена и немного напугана – мне предложили куда больше, чем я хотела, и несоизмеримо больше того, на что рассчитывала.

– Так и будешь молчать, как глушеная рыбина? – Инесса рявкает так, что я подпрыгиваю от неожиданности.

Смотрю на её недовольно поджатые губы, на маленькие ладошки, так крепко сжимающие руль, словно она готова его выдрать и огреть им меня. Понимаю, что надо ответить, но в голове ещё прокручиваю недавний разговор с Дианой и ругаю себя – за наглость, за глупую растерянность…

– Ну... – я потираю лоб и пытаюсь сказать хоть что-то, чтобы не нервировать Инессу.

– Бзну! – не медлит она с ответом.

Вот оно – стоп-слово для потока моих сумбурных мыслей.

– Простите, – я виновато улыбаюсь. – Всё хорошо, Инесса, у меня будет работа... много работ.  

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Вот как? – её бровки подпрыгивают в удивлении.

И на меня вдруг обрушивается осознание – какая же я свинья! Я ведь у Инессы тоже вроде бы как работаю, и ей не понравится, что я так себя нагрузила. Правда, за прошедшие дни я так и не поняла, в чём заключается моя рабочая деятельность. Женщина окружила меня такой заботой, от чего у меня сложилось ощущение, что я в гостях у бабушки. Живу в центре города на всём готовом, а Игорь Иванович мне ещё и деньги заплатил. Стыдно-то как! За что?! Надо вернуть обязательно.

Не мешкая, я озвучиваю свои соображения Инессе и, порывшись в сумочке, извлекаю полученный от Рюшечки аванс. Клянусь ей, что деньги за новое платье и сапоги верну в самое ближайшее время. Женщина слушает молча и мрачнеет с каждой секундой. Кажется, я её обидела, но я не знаю, как поступить по-другому и остаться в ладу со своей совестью. Начинаю извиняться, но делаю только хуже.

Она грубо отталкивает мою руку с купюрами и начинает кому-то звонить. В глазах огонь, ноздри подрагивают…

– Сыночек, здравствуй, любимый. Я тебя не отвлекаю? – Инесса непривычно нежным голосом начинает ворковать в трубку. – Занят?! Да ты мой трудяжка! Но мне по х*ю, сынок, мать у тебя одна, поэтому слушай. Из-за твоего жлобства моя Эллочка нашла себе другую работу и собирается меня бросить...

Я протестующе мотаю головой, руками, но перед моим носом взлетает и покачивается маленький грозный кулак.

– Не в полтора, а в три раза! – приказывает Инесса сыну, а моё настроение стремительно падает. – Уговорил, старый куркуль, давай пока в два. Но имей в виду, если моя девочка меня бросит, приедешь сюда сам и будешь жить со мной! Без Жоржетты!

– Зачем Вы так? Я и не собираюсь Вас бросать, – укоризненно высказываю, когда Инесса, завершив разговор, сбросила вызов. – Что обо мне подумает Ваш сын?

– А тебе не по херу, что он подумает? Конечно, ты меня не бросишь! На кого же ты оставишь больную старушку? Молчи! И не стреляй своими разноцветными лупешками! Я знаю, что делаю! Мой сын ртом и жопой загребает деньги, да ещё мы с отцом ему сколько помогали. Пусть хоть иногда и о матери позаботится.

– Да пусть, конечно! – соглашаюсь я. – Но меня-то Вы зачем приплели?

– А напомни-ка мне, кем ты у меня работаешь? Компаньонкой! Вот и составляй мне компанию!

– Вы неправы, Инесса, Вы же мне друг, а теперь выходит...

– Выходит! Хером дразнит, а не вводит!

Ох, я с ума сойду от её стишков.

– Но ты права, Элюшка! – торжественно объявляет Инесса. – Дружба не продаётся! Поэтому пусть Рюшечка раскошеливается, а мы с тобой будем дружить бесплатно!

Железная логика!

Внезапно и резко наш внедорожник сорвался с места и дерзко вклинился в плотный автомобильный поток. Не бабка, а бандитка какая-то!

– Мы теперь из-за твоего соплежуйства можем опоздать! – ругается Инесса. – Эй, куда прёшь, курва тупорылая? С дороги! Ну, рассказывай уже!

Я даже не сразу поняла, какое из обращений относится ко мне, и поинтересовалась на всякий случай:

– А куда мы едем?

– Куда надо! Это сюрприз!

Инесса ведёт автомобиль уверенно и очень дерзко.

– Элла, я начинаю подозревать, что тебе предложили заниматься чем-то непристойным. Расскажешь, наконец, или ты хочешь, чтобы я прямо сейчас сдохла от любопытства?

Не хочу. Поэтому тороплюсь отчитаться:

– Завтра я приступаю к работе! Три раза в неделю по два часа, – выпаливаю радостно. – Буду инструктором у начинающих танцовщиц на пилоне. И зарплата подозрительно большая.

– Какой кошмар! Надеюсь, ты поборолась за справедливость – отказалась от лишних денег?

– Ну, перестаньте! – мне и смешно и досадно от того, что Инесса может действительно так подумать.

– Да, ладно, расслабься, эта кобра всем много платит. А ещё выгоняет быстро, даже за несвоевременный перекур. Имей в виду, кстати!

– Я не курю, но хорошо, что предупредили. А ещё два раза в неделю я буду преподавать танцы малышам в детском центре.

– Там много не заработаешь, – со знанием дела заявила Инесса.

– А это без оплаты, что-то вроде волонтёрской помощи.

Инесса смерила меня странным взглядом, но от комментария воздержалась. Ан, нет...

– Ах, ты ж, ползучий пиздакрыл! Ты чего раскорячился? – взвыла она очередному плохому водителю и снова обратилась ко мне: – Ну? Все новости?

– Не все. Диана предложила мне уроки по развитию и постановке голоса. Говорит, что у меня очень редкий дар, но не раскрытый.

Инесса молчит очень долго, и я, решив, что она недовольна, приготовилась отстаивать свою потребность в этих занятиях...

– И что, ты потом зазвучишь, как наша вампирша? Элюшка, а спроси у неё – может, она и со мной позанимается?

Подобных вопросов я совсем не ожидала и растерялась.

– Диана сказала, что я – её первый эксперимент, она ещё не пыталась никого учить. Но я обязательно спрошу.

– Не вздумай даже! Я передумала! Уж как-нибудь докаркаю свой век. Да-а, девочка, это ты сегодня плодотворно прошвырнулась на собеседование.

– Но это ещё не всё, – я приготовилась озвучить самое главное. – Диана поможет мне устроиться в «СОК-строй». Уже в феврале.

– О-о как! Ну, ты даёшь, деваха! Только скажи, а когда ты собираешься вот это всё успеть?

– Да это не самое страшное, я уже в голове всё спланировала. Только во время сессии придётся сложно. Но я о другом волнуюсь... Я же сама в «СОК-строй» напросилась, а теперь переживаю, что поторопилась. Там ведь Женя...

– И что? Разве ты не из-за него туда рвёшься? Или боишься, что он в тебе распознает развратную танцовщицу?

– Нет, это вряд ли, но я боюсь, что он узнает Эльзу... Шрам-то я не смогу спрятать, да и голос...

– Голос – это да... Вряд ли твоя вампирша поможет его изменить до неузнаваемости. Но, возможно, научит звучать ниже. А вот шрам... Вы с мамой к пластическим хирургам не пробовали обращаться? Сейчас ведь столько разных методов – и хирургия, и лазер! Ещё какое-то охлаждение…

– Инесса, то, что Вы видите сейчас – это уже после пластики. Хорошо, что Вы не видели меня до этого.

Но, кажется, Инесса нисколько не впечатлилась и, презрительно фыркнув, ответила:

– Ну и что? Если тебе попался криволапый хирург, это вовсе не означает, что все остальные такие же!

– Да я не говорю, что это совсем невозможно... Просто у меня сложный случай, и это совсем другие деньги. Поэтому сейчас для меня любая работа не лишняя.

– А вот это правильно! Не ссы, моя гулюшка, я ещё помогу тебе отбиваться от толпы горячих членоносцев! И твой первопроходец Жентёр все колени постирает в погоне за тобой.

– Звучит заманчиво, но я бы вряд ли смогла от него долго бегать.

– Ох, и дурища! Тебя ж бери без боя и пользуй! А мужик – он охотник! И чем больше у него конкурентов и чем изворотливее дичь – тем слаще и ценнее добыча. Так что идёшь в тыл врага и собираешь на него досье. И не смотри на меня так! Забыла, кто с тобой рядом? Визажист, моя красивочка, – это мастер по созданию образа. Доверься профи – и твой покоритель девственных писек тебя сроду не узнает!

Спустя десять минут мы остановились перед шлагбаумом, перекрывающим въезд на территорию, огороженную высоким забором. Заметив нас, охранник ткнул пальцем в табличку, извещающую о том, что въезд разрешён только служебному транспорту. Но тут шлагбаум начал подниматься, чтобы выпустить с территории автомобиль, и Инесса с пробуксовкой рванула ему навстречу, пролетев в паре сантиметров от выезжающего авто.

– Так ведь, наверное, нельзя... – я оглянулась на потрясающего кулаком охранника.

– Нельзя – это для тех, кто спрашивает! А нам тут некогда распинаться.

Промчавшись метров двести, наш внедорожник остановился у трёхэтажного белого здания. Явно не у парадного входа.

– На выход! – скомандовала Инесса.

– А что здесь? – спрашиваю, торопливо покинув салон.

– Хочу познакомить тебя со своим бывшим любовником. Е*арь из него, конечно, никакой, зато хирург – что надо! Я всё пыталась свои сиськи увеличить, но он не взялся и меня отговорил. Ну, что ты оробела? Мы просто на консультацию.

20

Февраль (месяц спустя)

Маленькая квартирка, в которой я прожила почти два года, кажется мне холодной, мрачной и чужой. Впрочем, такой она была для меня всегда, но сейчас я ощущаю это особенно остро. Мне неуютно здесь, но я выдерживаю целых полтора часа, чтобы не обидеть маму. Рассказываю о детском центре и своих маленьких подопечных – и мама смеётся. Хвалюсь, как успешно сдаю сессию и что остался всего один зачёт, а мама меня обнимает и на её глазах блестят слёзы.

– Элиза, девочка моя, ты такая у меня взрослая и красивая, и такая умница. Я очень тобой горжусь.

– Спасибо, мам, – я крепче прижимаюсь к ней и держусь изо всех сил, чтобы не расплакаться.

Мама нечасто меня хвалит и обнимает очень редко, но я знаю, что она всё равно меня любит, просто она такая – не всегда умеет показать свои чувства.

– Дочь, может, останешься хоть на одну ночку? Я так соскучилась! Поговорим обо всём, а я твоих любимых вареников налеплю, – мама заглядывает мне в глаза и выглядит сейчас такой несчастной, что у меня сжимается сердце.

Почему ты никогда не говорила мне, как скучаешь? Возможно, тогда у меня не хватило бы духу уйти из дома.

– Мам, прости, никак не могу, сегодня ещё куча дел, а утром мне в универ.

Мама понимающе кивает. К счастью, она знает обо всех моих подработках и о том, что нельзя рассказывать при майоре о моих трудовых подвигах. А Яков Иванович бдит. Сидит насупленный, как сыч, и прожигает меня злым взглядом.

– А что же ты, мать, не поинтересуешься, что за дела у нашей Эльзы на ночь глядя? Смотри, какая деловая стала – куча дел у неё!

Ну, разве он мог промолчать? Мне аж не терпится сказать, что через пару часов я буду обучать взрослых дам искусству соблазнения телом. Хотела бы я посмотреть на его морду... Вот только мозг потом выносить он будет моей маме, а нам обеим это ни к чему.

– Яш, вот что ты опять начинаешь? Ты же знаешь, что Элиза заботится о бедной старушке, а пожилые люди в этом возрасте бывают очень вспыльчивыми и требовательными.

– Да, – вставляю свои пять копеек и закусываю губу, пряча улыбку. Слышала бы нас Инесса!

– А я смотрю, старухи сейчас не бедствуют! Девка только месяц на неё батрачит, а уже гля – новые сапоги, джинсы... Я вот думаю, а может, на хрен эту армию? А что – пристроюсь к какой-нибудь старой кляче, а там глядишь – и на новую тачку заработаю. Ты бы, Эльза, поинтересовалась у своей бабки – мож у неё подружка немощная имеется.

– Яша, прекрати! – пресекает мама. – Неужели нельзя порадоваться за ребёнка? Девочка так старается...

– Юля, глаза разуй! Чему тут радоваться? Ты посмотри, на кого она похожа! Волосы, как у прости господи, линзы сняла – глазищами сверкает, штаны вон – все в облипку! Ты как мать хоть бы выяснила, где твоя дочь так старается! Давно бы съездила и посмотрела на эту бабку, а то, может, у неё борода по яйца и хер до колена! Иначе я сам проверю!

– Не советую, Яков Иванович, у моей бабули ещё характер вздорный и кулак меткий! – я поднялась со стула. – Мне уже пора, мам, созвонимся. И прости...

Я порывисто её обнимаю и целую в щёку. В то же время взбесившийся майор тоже подскочил со своего места.

– Ах ты ж...  

– Сядь, Яша! – зычно скомандовала мама. – Я сама разберусь со своей дочерью!

Браво, мамуль, не разучилась ещё мужчин строить!

Пока я одеваюсь в узеньком тёмном коридоре, на кухне стоит ор выше гор и гремит посуда, но за маму я спокойна – майор её не тронет. Зато злюсь на себя – могла бы и смолчать.

Мама догоняет меня, когда я подхожу к ожидающему меня такси.

– Прости, мам, – снова каюсь, но она отмахивается и берёт меня за руки.

– Девочка моя, это ты меня прости… за всё. Скажи, у тебя правда всё хорошо?

– Правда, мам, тебе не о чем волноваться, – я подношу её ладонь к своему лицу, трусь щекой и целую.

– А-а… у тебя появился кто-то?

Да, у меня появилась невероятная крёстная фея Инесса Германовна и её великолепный обаятельный и добродушный Георгиос, и роковая опасная красотка Диана, жёстко придающая мне ускорение. И мои любимые подопечные – большие и маленькие… Они смотрят на меня с восторгом и обожанием, ждут с нетерпением и уважительно называют Эллой Алексеевной.

Но мама спрашивает совсем о другом. А там… уже давно ничего не меняется.

– Обещаю, мамуль, когда у меня появится парень, ты узнаешь об этом... – слово «первой» едва не сорвалось с языка, но я не хочу врать. – Я обязательно тебе всё расскажу.

21

Это не я!

Та, что смотрит на меня из зеркала, не имеет возраста. Она... похожа на облезлую канцелярскую крысу. Долговязая и бесформенная в этих широких тёмно-коричневых брюках, длинном свободном жакете и блузке «прощай, молодость». Тяжёлый грим полностью съел моё лицо. Оно как будто моё и в то же время – не моё. Щеки провалились, под глазами залегли тени, нос кажется тоньше и длиннее, а контур бледных губ потерялся под слоем тонального крема. Только глаза остались прежними, и то под линзами. Ещё брови мои собственные, но только кто их увидит под этой идиотской чёлочкой непонятного цвета. На голове у меня тихий ужас. Прилизанные страшно-серые волосы слегка прикрывают уши и образуют на затылке отвратительный жиденький пучок. Я зажмуриваюсь, чтобы не видеть это страшилище.

И вот к этому чудовищному образу мы шли почти две недели. Инесса всласть надо мной поиздевалась, пока репетировала. И накладки на нос мне лепила, отчего он становился похожим на растоптанный башмак, и морщины создавала, и челюсть выдвигала. А ещё притащила дюжину безобразных париков и, пока я содрогалась от ужаса, примеряя их, Инесса вместе со своим Жоржиком едва ли не по полу катались, сотрясаясь от гогота.

А этот весёлый грек вообще молчал бы! Он уже целую неделю живёт с нами, пугая нас огромными сине-желто-фиолетовыми фонарями вокруг глаз, раздутым носом и загипсованным средним пальцем на левой руке. Это он так неудачно в аварию попал во время очередной встречи со старым другом. И самое удивительное, что на друге ни царапины. Инесса, выяснив все подробности, сразу продекламировала: «Если друг оказался вдруг не травмирован и в строю, то не лучше он старых шлюх! И вертеть его на х*ю!»

Сейчас Инесса выглядит серьёзной и критическим взглядом оценивает творение рук своих. Смешно только Жоржику, и его хихикающее жужжание действует мне на нервы.

– Я похожа на чучело! – хнычу, таращась в зеркало.

– Ещё нет, – невозмутимо заявляет Инесса и активно роется в комоде.

– Безобразная Эльза, – шепчу, кривя губы. – Как никогда безобразная.

– И ещё противная! – подсказывает Инесса. – Капризней моей внучки стала. Вот скажи, чем ты недовольна?

– Да всем! Мало того, что я уродина, так ещё и шрам никуда не делся! По этой отметине меня даже слепой узнает. И содрогнётся!

– Не узнает! – ворчит Инесса. Теперь она вытряхивает содержимое своей сумочки, по размеру схожей с баулом «челночника», и очень психует. – Да где же они? Жоржик! Помнишь, я утром искала очки? А куда я их засунула, когда нашла? Да что ж за трисучиный потрох?! А-а! Вот они!  

Инесса радостно направляется ко мне, потрясая своей находкой, и под сдавленный смех Жоржика напяливает на меня огромные уродливые очки.

– Специально для тебя заказала с нулевыми диоптриями и лёгкой тонировкой. Глаза, конечно, поломаешь немного, но ничего – искусство требует жертв. После работы выпучишь свои зенки на горизонт – и зрение, как новое! Зато глянь, как они идеально скрывают твой шрамик! Ну-у?!

Она издевается надо мной… А мне уже не хочется ни в какой «СОК-строй».

– Мне кажется, что в таком виде меня просто не успеют принять на работу – меня примут сразу на улице под белы рученьки...

Жоржик, который якобы ничего не понимает по-русски, радостно закивал и хлопнул в ладоши.

– Да чтобы вы понимали, пиз*юки неблагодарные! – гаркнула Инесса и погрозила кулаком своему другу. – Да этот костюм от известного местного кутюрье! Правда, цвет не очень удачный...

– А мне кажется, что ваша местная знаменитость этот костюм кому-то в последний путь готовила...

– Крестись, когда кажется.

– Вот именно – как раз к месту! – я перекрестилась, пощупала массивные подплечники на жакете и с невообразимой тоской посмотрела на то, что торчит над богатырскими плечами – узкую уродливую голову на тонкой шее. И оторвать не жалко! – Инесса, но ведь сразу видно, что на мне парик.

– Кому это видно? Самые продвинутые и глазастые тебя только пожалеют, решив, что это последствия радиации. Ты не забывай, что должна ввести в заблуждение лишь одного человека, а он – самЭц! – Инесса со значением указала пальцем на своего самца-подранка, и тот расцвёл от радости. – Запомни, моя девочка, мужики – они же совершенно не восприимчивы к деталям и способны оценить образ только целиком. Да у них зрительная память, как у собак, и половина этих кобелей даже не знают, какого цвета глаза у их жён. Они волосы различают только на белые, чёрные и рыжие, и никаких полутонов. Зато они прекрасно ориентируются по запаху и на ощупь.

– О… А как же утверждение, что мужчина любит глазами? – осторожно интересуюсь.

– А это про те глаза, что на х*ю! – быстро нашлась Инесса. – Называется – ху*вое зрение! И вот оно подмечает только те места, на которые случается твёрдая реакция. Таких мест у нас не так уж много. К счастью, и извращенцы, желающие потыкаться в уши и ноздри или пробороздить на голове причёску, тоже нечасто встречаются.

Ужас! По ощущениям я уже должна быть малинового цвета, но грим оказался качественным – моё лицо так и осталось бледно-серым.

– А Вам встречались? – не удержалась я от вопроса, глядя как заёрзал и воодушевился Жоржик.

– Ой, каких придурков только не было, – весело отозвалась Инесса и с теплом взглянула на Жоржика.

– Ну, если все мужчины такие незрячие, тогда зачем же Вы меня так изуродовали?

– Для перестраховки! Всегда лучше перебдеть! А к тому же мне интересно кое-что проверить.

– Обязательно на мне?

– А на ком мне ещё экспериментировать?! Знаешь, ещё было бы отлично, чтобы хоть иногда тебя встречал с работы какой-нибудь жгучий перец.

– Я!.. – неожиданно встрепенулся Жоржик.

– Головка от х*я! Иди глянь на себя в зеркало, перец... мочёный. И порадуйся, что обделался лёгким испугом.

Жоржик приуныл, а Инесса обошла меня по кругу, внимательно осматривая, и удовлетворённо резюмировала:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Отлично! Выглядишь редкостным уё*ищем, но… с изюминкой! Делаем ставку на твоё мурашечное контральто!

***

– С днём рождения тебя-а-а поздравляют друзья-а-а! Наша ми-и-ла-я Элла, с днём рождения тебя-а-а!

Семь утра! А о моём дне рождения теперь знает весь дом, потому что надо мной, спящей, громко распеваются две дурные глотки. А у меня в душе такая буря!.. В полдень собеседование в «СОК-строе», а я не хочу туда. Как?!. Ну как я покажусь там в таком виде? Во все времена людей встречают по одёжке. И ладно бы у меня был супермегамозг... Хотя и в этом случае… разве станет рисковать Ланевский престижем собственной компании? Я-то думала, меня посадят где-нибудь в отделе маркетинга или в бухгалтерии, или... Да где угодно! Но помощник руководителя – это ведь... Это провал! Но разве у меня повернётся язык сказать Диане, что я передумала? Нет уж, придётся отыграть эту роль до конца.

А у моей Наташки сегодня тоже день рождения… Нет, уже не моей. И всё равно мне хотелось бы, как раньше, встретиться с ней, обняться, расспросить обо всём, рассказать... Да уж, мои новости, прямо скажем, не для её ушей. И всё равно – с днём рождения тебя, Наташенька!

– С днём рождения тебя-а-а... – продолжаются завывания, вторя моим мыслям.

И ведь не надоест им – так и будут орать, пока я не среагирую. Приоткрываю один глаз... И прыскаю со смеху. Ох и чудики! Что я там говорила про плохое настроение? Инесса в кружевной сорочке и с нарядной коробкой в руках, Жоржик в трусах и переднике и с роскошным букетом. И оба в каких-то клоунских веселых колпачках. Я рада и смущена и натягиваю одеяло почти до носа.

– Доброе утро, – улыбаюсь им.

– Шутишь? Соседи так не думают, – ворчит Инесса, прервав свой вокал.

– Добро! Добро, Элиа! – ликует в разрез с ней Жоржик и лезет ко мне с поцелуями.

– Ку-уда разгубастился? – Инесса оттягивает его за трусы. – Ты смотри, какой быстрый! Нашёл повод! Штаны сперва надень!

Она пристраивает мне на колени коробку с бантом и поднятый с пола пакет.

– Так, вставай, принимай подарки и завтракать! А-а, да – и с днём рождения тебя, моя милая! – Инесса меня обнимает, целует в повлажневшие от слез щёки и быстро отворачивается, пряча заблестевшие глаза – Подъём, сказала!

Это необыкновенное утро! Фирменный омлет от Жоржика, шарлотка от Инессы, звонки от мамы и бабушки и целое море обрушившейся на меня любви. А ещё подарки!

В коробке от Инессы красивая модная сумка. Я взвизгиваю от восторга, прижимая её к груди. А в пакете – обалденное пальто, от которого я так долго упорно отказывалась. Мне неловко из-за таких дорогих даров, но я не силах скрыть свою радость.

***

Это всё же я!

У странной и нелепой девушки в зеркале моя улыбка до ушей. И отметина на скуле тоже моя! Знакомый Инессин хирург не взялся за «ювелирную» операцию, за что получил прозвище «рукожоп». Инесса, кажется, расстроилась больше, чем я. А я... по её совету учусь ценить то, что имею, и наслаждаюсь каждым мгновением. И своей внешностью я тоже очень довольна. Я осознала это особенно остро, увидев в зеркале унылую серость, созданную золотыми руками Инессы. После этого моё умытое лицо показалось мне прекрасным. Что называется – почувствуй разницу.

Сейчас мне немного жаль эту невзрачную девушку в зеркале. И вовсе она не страшилище! Простовата, бледновата, но улыбка ей очень идёт. И выглядит она сейчас куда увереннее, чем в прошлый раз, и неудивительно – с такой-то группой поддержки! Сейчас я как никогда понимаю, что важнее всего погода в доме. А Женя... он ведь всё равно меня не узнает, а значит, даже в случае провала у меня останется ещё сто одна попытка – именно столько пообещала Инесса. И я ей верю! Я незаметно подмигиваю своей серенькой альтер эго – ничего, вместе мы справимся!

22

     – Пап, а что там за пугало сидит в твоей приёмной? Мы кого-то боимся?

     – А это, Женя, моя новая помощница Элла, и пока мы все боимся только её.

Вот же бред! Позитивные мысли меня упорно избегают, и я грешу на погоду. Сжимая ручку огромного зонта, под унылым февральским дождём я шагаю к месту моей новой работы. Пешком получится даже быстрее, чем на транспорте, но на самом деле я никуда не спешу, мне просто необходимо проветрить голову и снова собраться с духом. Радует, что прохожие совершенно не обращают на меня внимание – никто не тычет в меня пальцем с криком: «Ой, смотрите, какая страшная!» Потому что это не так!

Стеклянная голубая высотка приближается неумолимо... Вообще-то, это я к ней приближаюсь, а она стоит на месте, пронзая макушкой хмурое серое небо. Интересно, а в приёмной помощницы есть окно? Было бы здорово взглянуть на город с огромной высоты.

Охранник на первом этаже скользит по мне равнодушным взглядом и утыкается в протянутый мной паспорт. Упс! Глаза его заметно расширяются… А ведь я предупреждала Инессу!..

– Простите, – мужчина выглядит смущённым, – Вы не могли бы снять очки?

– Конечно, – за приветливой улыбкой я пытаюсь скрыть нервное напряжение.

Несколько секунд охранник сличает моё лицо с изображением в паспорте (к слову, не самым удачным фото) и, кажется, с облегчением возвращает мне документ вместе с пропуском.

– Двадцатый этаж, лифты правее, – отчеканивает он и возвращает свой взгляд к монитору.

Фух! Инесса была права. Но неужели я действительно так похожа на себя прежнюю? Уж такой причёски у меня точно никогда не было.

Лифт настолько быстро возносит меня на двадцатый этаж, что я едва успеваю вернуть на нос очки, так и не успев протереть второе стекло салфеточкой. Так, и куда мне теперь?

– Простите, а приёмная господина Ланевского… – обращаюсь к мужчине, направляющемуся к лифтам.

– Направо, – недовольно бросает он, не дав мне завершить вопрос и даже не взглянув в мою сторону. Грубиян какой-то. А может, здесь все такие?

Ладно, где наша не пропадала! Воображаю, каким бы перлом украсила мою мысль Инесса, и улыбаюсь. Уже начинаю рассуждать, как она.

В просторной приёмной пусто, но я сразу определяю нужную дверь и стучу. Снова стучу… и ещё разочек. Кажется, никого. Зато в кабинете напротив определённо кто-то есть. Возможно, Александр Андреевич там, и мне следует его дождаться.

– Да ладно?! – громкий возглас за дверью кабинета мгновенно разгоняет мой пульс.

Это его голос – Женин! И, как примагниченная, я приближаюсь к двери.

– Это ты, похоже, на собеседование торопился, – этот бас мне тоже знаком. – Короче, сегодня в семь в «Трясогузке», Макс тоже подвалит…

В «Трясогузке»? М-м-м… В «Трясогузке»… сегодня в семь…

– Да что за... Геныч, ты забыл, что ли? У Наташки сегодня днюха, – Женин голос звучит гораздо тише, но всё же я различаю слова. Значит, его не будет в «Трясогузке»?

– Как я могу забыть! – гудит его друг. – Натаха – это святое! Заскочим сперва к вам, облобызаем твою сеструху и – в «Трясогузку»!

– Лобызальник закатай, а то она так до пенсии замуж не выйдет, тебя будет ждать.

Значит, моя бедная Натка до сих пор сохнет по этому шкафу Гене?

Я вскидываю руку, чтобы поправить неудобные очки и случайно чиркаю пальцами по поверхности двери. О, господи, ну что за неуклюжая корова?

– Тихо! Слышишь? – оглушительный шёпот Гены вызывает у меня невольный смешок.

Ответ Жени я не слышу, а вот Гена…

– Чш-ш! Не-не-не, Жек, у тебя мыши, и они за дверью!

Первое желание – сбежать и переждать где-нибудь несколько минут. Отступаю от двери на пару шагов, но ругаю себя за трусость и возвращаюсь. В конце концов, у меня назначено собеседование на это время. Заношу руку…

– А ты зря иронизируешь, – «шепчет» за дверью Гена, – у меня слух, как у-у... А у кого, кстати, самый лучший слух?

– У тетерева, бл@дь!

Была не была – я решительно и громко стучу.

– Ага, а что я говорил?! – дверь передо мной распахивается и слова у Гены заканчиваются.

Кажется, этот буйвол стал ещё больше. Хотя ростом он не выше меня, учитывая, что я ещё без каблуков, но зато плечами перекрыл весь дверной проём. И выражение лица такое, словно он хочет перекреститься. Я пальцем поправляю очки на переносице и смело встречаю его взгляд.

На себя лучше посмотри, Челентано перекаченный!

– Э, ты там что, гостей обилечиваешь? – нетерпеливо интересуется Женя.

Интересно, когда-нибудь его голос перестанет вызывать у меня тахикардию?

Гена исчезает с моего пути. А я, шагнув в кабинет, встречаю ЕГО взгляд. Как я жила всё это время без его синих глаз? Как часто они мне снились...

Но сейчас эти глаза взирают на меня с таким удивлением, что я тут же вспоминаю зачем пришла. Мне не следует забывать об этом.   

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Добрый день, я прошу прощения, но в приёмной никого нет и в кабинете у Александра Алексеевича, кажется, тоже.

Он смотрит на меня таким странным взглядом... И кадык нервно дёргается. Неужели узнал?

– Девушка, а Вы кто?

– Я Элла Образенская, – стараюсь говорить ровно, но за спиной ощущаю дискомфорт.

Оглядываюсь... Выпучив глаза и вывалив язык, Гена душит себя за горло. Похоже, я в его вкусе…

– Задолбали судороги, – сипло оправдывается этот дурной клоун. Да плевать на него.

– Одну минуту, – говорит Женя непонятно кому и начинает интенсивно тыкать в своём телефоне.

Почему он нервничает? А вдруг действительно узнал? Прошло ровно два года... Что он запомнил из того дня? Я помню всё...

Из вязкой паутины воспоминаний меня выдёргивает ЕГО голос:

– Как Вы говорите Вас зовут – Эльза? – он скользит по мне взглядом, полным недоумения, и понятия не имеет, какой ураган творится в моей душе.

– Я Элла, – сдержанно напоминаю ему, забывчивому и такому невозможно красивому… Моему первому и единственному мужчине.

Только он сейчас способен нарушить мои планы и изменить сценарий. Евгений Ланевский, главный герой моего романа. Долгого романа… длиной почти в целую жизнь.

Как же я люблю ЕГО!.. А он… Неужели так же сильно любит ЕЁ?

Дверь позади меня распахивается, и в кабинете появляется ОНА… Словно чёрная ядовитая змея! Чтобы поглотить его внимание, затуманить взгляд, размягчить мозг… Чтобы я растворилась в пространстве вместе со своей неразделённой любовью и незапоминающимся именем. Я восхищаюсь ею – роковой обольстительницей. И как же я её ненавижу! За то, что ОН пожирает её взглядом и настолько оглушён её присутствием, что даже не реагирует на громко вопящий мобильник.

– Жень, может, ты уже ответишь на звонок? – Диана с раздражением кивает на телефон.

Немного очумевший, он всё же отвлекается на настойчивую звонилку. 

– Кирыч, здорово, брат! – Женя настолько рад слышать неведомого Кирыча, что мгновенно забывает о нашем присутствии.

Но, главное – он больше не смотрит на НЕЁ – на чертовку Диану, которая делает моего любимого мужчину больным и слабым. И он словно оживает… А я получаю уникальную возможность разглядывать любимые черты лица, широкие плечи, крепкие руки. Возмужал. И стал ещё красивее. Женька мой… Он так искренне улыбается говорящей трубке, что мне тоже хочется улыбаться, но я не могу себе этого позволить.

Под проницательным взглядом Дианы у меня даже мышцы заныли от напряжения.

– Я не сразу узнала Вас, Элла, – и никаких эмоций. – Скажите, а Вам обязательно в свой первый рабочий день изображать пугало?

В определении образа она со мной солидарна. Вот же стерва! Ей, похоже, недостаточно жёстко контрастировать со мной. Решила испытать меня на стрессоустойчивость? Я готова.

– Вы ведь знаете, Диана, я умею быть разной, – даже в собственных ушах мой голос звучит божественно. Она должна гордиться своей ученицей.

– Вижу, что умеете, – улыбается лишь уголками губ, но напряжение начинает отпускать меня понемногу.

– Это лишь моя первая попытка, но я не намерена сдаваться, – я стойко выдерживаю жутковатый огненный взгляд.

– Я так и думала. Тогда предлагаю Вам, Элла, обсудить это в моём кабинете.

Я согласно киваю и бросаю короткий взгляд на Женю. Всё, что мне нужно, я успела услышать из его разговора.

Не прощаюсь, любимый. До вечера. Я умею быть разной.

Стук Дианиных каблучков гулким эхом отражается от холодных стен полупустого коридора. А я бесшумно следую за ней в сапожках на каучуковой подошве, и от контраста между нами меня разбирает смех. Наверное, это странно и смеяться надо Диане, а мне впору плакать. Но мне отчего-то весело – похоже, это нервное, а возможно, от предвкушения… Пока не уверена. Зато я точно знаю, что не дам в обиду свою серенькую Эллочку и намерена стать её надёжным щитом.

Неожиданно из какого-то кабинета нам навстречу выскочила молодая светловолосая женщина. Она прижимает к уху телефон и хихикает в невидимое ухо своему собеседнику. Радостный щебет прервался, как только её глаза остановились на нашем дуэте. Женщина едва скользнула растерянным взглядом по моей скромной персоне и вытаращилась на Диану.

– А я… в туалет... Здравствуйте, – пробормотала блондинка и спрятала мобильник за спину, как провинившийся ребёнок.

Занятно и... удручающе. Впрочем, моя спутница лишь коротко кивнула женщине и продолжила свой путь. И я за ней. Здесь что, для того чтобы пописать, непременно надо у леди Ди отпроситься? А мне тогда у кого? Я с негодованием уставилась Диане в затылок – вот же вампирша!

По лестнице мы поднялись на этаж выше и ещё целую минуту двигались по коридорным лабиринтам в гробовом молчании. Когда Диана распахнула дверь, впуская меня в свой кабинет, навстречу из-за стола поднялся маленький смешной человечек.

– Оди, познакомься, это Элла, новая помощница Александра Андреевича.

Помощница?! Значит, это уже решённый вопрос? Ура!.. Наверное…

– Элла, а это Одиссей, мой адвокат и самый гениальный юрист. Иногда вам придётся пересекаться.

Вот это имечко! Надо же, такой молодой, а уже самый гениальный!

Маленький пухлый и очень стильный очкарик сдержанно поздоровался (вероятно, привык к похвале), и я ответила в том же духе. Но молодой гений, тут же забыв обо мне, обратился к Диане:

– Ди, я всё проверил и сделал отметки! На свалку вашего юриста, пока он вас по миру не пустил, это же…

– Я поняла, Оди, но тогда начальника отдела тоже на свалку. Оставь документы и пусть с ними Ланевский разбирается. И спасибо, милый, – Диана обняла колобка и он, прощаясь с нами, сиял, как новенький золотой.

Вот как – оказывается, и ласка ей не чужда...

Мы уселись друг напротив друга по обе стороны стола.

– Что за маскарад, Элла? – без предисловий спросила леди Ди.

Я была готова к подобному вопросу, но всё равно растерялась, поняв, что мои домашние заготовки прозвучат неубедительно. И Диана мгновенно воспользовалась моей заминкой, озвучив собственное предположение:

– Очень неожиданный выбор образа для той, кто так мечтал приблизиться к объекту своих грёз.

– А Вы считаете, что в натуральном образе у меня были шансы?.. – слова «рядом с Вами» так и остались невысказанными. Но почему-то оказались услышанными.

– Вы его ревнуете ко мне, Элла?

Вопрос повис в воздухе, наполняя его напряжением. Наверное, я не ошибусь, если промолчу, ведь ответ ей понятен без слов. Какой позор, Элка!

Мне стыдно, а ещё я очень злюсь на Дианину прямолинейность и неделикатность. Но встречаю её невыносимый взгляд и не намерена опускать глаза. Стерва!

– Вам нравится быть кукловодом? – Ох, не иначе Инесса меня укусила перед выходом.

– Определённо, в этом есть свои плюсы.

– А разве чужие зависть и страх – это плюсы? Да Ваши служащие даже в туалет боятся выйти без Вашего разрешения!

– Скажите, Элла, а Вы бы стали спрашивать разрешения, чтобы, пардон, сходить в туалет?

– Нет, конечно.

– Ну вот и ответ на ваш вопрос. Это не мои минусы. Просто некоторым людям нужен кнут, они не способны принимать самостоятельные решения и очень боятся отбиться от стада. Страх не достоин уважения, его порождают человеческие сомнения и бездействие. И зависть, Элла, оттуда же. Это изнаночная сторона успеха. Тебя будут жалеть все, пока ты жалкий и беспомощный, но стоит лишь расправить крылья – и рука, ещё вчера подающая милостыню, бросит тебе камень в спину.  

– Вы это серьёзно? Но ведь не все люди такие...

– Конечно, не все, Элла! – мягко улыбается. Она и так умеет? – Я знаю, что не все. Но лучше заранее сплести крепкую кольчугу. Я желаю Вам удачи и не стану мешать Вашей авантюре. Вы кажетесь мне умной девушкой и, надеюсь, знаете, что делаете. Правда, непонятно, как Вы рассчитываете оформляться со своим паспортом.

Ну как – с трепетной надеждой на русский авось.

– А у меня могут возникнуть проблемы? – невинно хлопаю глазами.

– Могут, – невозмутимо подтвердила Диана. – Но не возникнут, потому что я Вам помогу.

– Почему? – мне не удаётся скрыть вызов. – Извините, но меня не отпускает мысль, что Вам от меня что-то нужно. А иначе – зачем?..

– А Вы как думаете, Элла?

– М-м, возможно, это сейчас прозвучит, как абсолютная глупость, но мне кажется, что с моей помощью Вы хотите избавиться от внимания Жени... – Она молчит, а мне становится вдруг обидно за влюблённого Женьку. Как же это глупо! – Неужели он Вам так надоел?

– Вовсе нет. Меня очень сложно достать, Элла. А Женечка просто немного заигрался… – она делает изящную паузу, наблюдая за моей реакцией.

Спасибо Инессиным очочкам и тоннам грима, которые не позволяют прочесть на моём лице желание – пройтись этой пастушке пониже спины её же кнутом.

– Элла, вам не следует видеть во мне конкурентку. Мужчин всегда манит запретный плод. Возьмите эту банальную истину себе на вооружение. Судя по Вашему внешнему виду, Вы лёгких путей не ищете, и мне это импонирует. Я, правда, не знаю, что Вы задумали, но постарайтесь не стать лёгкой добычей.

– И стать ещё одним недоступным фруктом? Звучит как-то не слишком обнадёживающе.

– А здесь как раз самое сложное. Ведь недоступный фрукт – он несомненно желанен и кажется сладким, но рискует так и завянуть неприкосновенным. И вот тут очень важно не пропустить момент идеальной зрелости, чтобы оставить сочное и долгоиграющее послевкусие. Ой, да что мы всё о еде… С днём рождения Вас, Элла! И давайте сюда свой паспорт, сделаю способной ученице подарок – оформлю в лучшем виде. Сегодня отдыхайте, празднуйте, а завтра к восьми утра приходите принимать дела. Явку Вашей предшественницы я обеспечу.

Офис я покидаю в полном смятении, размышляя над словами Дианы. Их бы с Инессой схлестнуть! Нагородила огород – теперь попробуй разберись с этими стадиями зрелости. И перезреть страшно…

Запрокинув голову, ищу окна нашего офиса. Эх, так я и не посмотрела сверху на город. Ладно, теперь завтра. А сегодня...

Я достаю мобильник и нахожу нужный номер.

– Эллочка, да неужели соскучилась?!

– Привет, Вить, включи меня в сегодняшнюю программу. Пожалуйста!

– Здрасьте, опомнилась, девочка! Не-эт, сегодня у меня полный комплект.

– Вить, но мне очень надо!..

– Эл, ну ты хоть бы вчера сказала, – слышу сожаление в голосе, но понимаю, что это отказ.

– Вить, а если я в зал выйду?

– Серьёзно? Ни хрена себе! – присвистнул Виктор и скомандовал: – Жду в восемь!

– В девять, Витюш. Спасибо тебе!

23 Женя

– Ну и прикиньте, открывается дверь гаража, и выходит эта баба, – раскатисто вещает Геныч. – А Жека так и прих*ел!

– Что, прям сходу залип? – лыбится Макс.

– Не, брат, он просто в этот момент ссал на эту дверь!

За столом раздался дружный ржач.

– Кирыч, ну хоть что-то тебя пробрало, – я хлопнул по плечу развеселившегося друга.

– Жек, ты ж не мог, – сквозь смех выдавливает Кир.

– Спасибо, братух, что не потерял веру в меня. Конечно, не мог, потому что это был Геныч.

– Да какая разница, кто оросил этот гараж, – ничуть не смутился Геныч. – Главное, что наш Царевич Несмеян ожил! Да и не видел я в темноте эту дверь…

Неожиданно Геныч смолк и осмотрел нас всех с гордостью и почти с отцовской любовью в глазах.

– Дети мои, – прорычал он, – как же хорошо, что мы снова собрались вчетвером! – Геныч обхватил Макса за шею и в порыве отцовских чувств притянул к себе. – Эх, Максимушка, сынок, вот откормлю тебя как следует и сыщем тебе новую невесту. Да не простую, а золотую – добрую деревенскую девушку. Чтоб кровь с молоком – с настоящими губами и сиськами, хозяйственную опять же. Должен же кто-то следить за твоим хозяйством.

– Да пусти, придурок, задушишь, – ржёт Макс, тщетно пытаясь освободиться из железного захвата друга. – Мне и твоей заботы за глаза.

–  Эх… Я твой холостяцкий быт облагораживаю, а ты не ценишь, поросёнок.

– Да ценю я, ценю, пусти, центнер! – выпущенный из опасных объятий Макс вытирает выступившие от смеха слёзы и жалуется Киру:

– Кирюх, прикинь, этот благодетель к моему возвращению быт в моей хате облагородил – постельный комплект мне приготовил с розовыми слониками и сердечками. Жека вон видел.

– Что-то ты, отец Геннадий, слишком сентиментальным стал, – лыбится Кир, и Геныч переключается на него.

– А кто же о вас, дурнях, ещё позаботится? Один с вахты еле живой приполз, и как только не отморозил себе всё. Зато дома его ждали тёплые слоники и целый холодильник деликатесов, между прочим! – Геныч отвесил Максу любовный подзатыльник, отчего тот едва не ткнулся носом в тарелку. – А ты, Кирыч, вообще как неродной. Страна дикобразов и кенгуру тебе явно не на пользу пошла. Истрепали вас злые чужбины, други мои.

Геныч затылочным зрением улавливает летящую от Макса ответку и, не поворачиваясь, ловко перехватывает его руку.

– Куда суёшься, недоросль, оторву ведь – чем дрочить станешь? Бабёнку-то мы тебе ещё не нашли.

Я наблюдаю за Кирюхой уже два часа, но только сейчас он, наконец, окончательно расслабился и развеселился, а мне стало намного спокойнее. Кир – мой двоюродный брат по отцовской линии, и старше меня на два года. Дружим мы с детства, и из нашей четвёрки он всегда был самый башковитый и серьёзный. И пока я покорял все самые отвязные тусовки нашего города, брат, мастер спорта по альпинизму, брал реально серьёзные вершины, а уже в двадцать два года открыл собственный центр скалолазания. Не без помощи своего отца, конечно, но это дело третье… Ещё пару лет – и Кирыч справился бы самостоятельно.  

Но три года назад он неожиданно бросил всё и сорвался за своей девчонкой в Австралию. Сначала созванивались часто, и Кир был очень доволен и работой, и личной жизнью, и всем континентом в целом. А за последний год лишь два звонка – поздравления с днюхой и с Новым годом. И вот мой брат вернулся – похудевший и осунувшийся, молчаливый и злой.

– Так что и тебе, Кирюха, поможем с адаптацией. Найдём боевую подругу с большой территорией любви, – не унимается Геныч.

– Спасибо, брат, но я – пас.

– Да кого ты там пас, в своей Кенгуряндии – утконосов? Вот оно – пастбище, оглянись! Угу-хух! – Геныч потряс гигантскими ладонями вслед проплывающим мимо девчонкам. – Видал, какие тёлочки пасутся? Наши родимые – русские! И мы пришли сюда аморально отдохнуть.

Кир, уже отвыкший от несмолкающего Геныча, выглядит слегка очумевшим, но всё же довольным.

– Жек, а тебе наш заботливый свах уже нашёл истинную пару? Или ты с Викой?

Глядя, что Геныч уже распахнул рот, я кивнул на него:

– Отвечает свах.

– Ты, Кирюха, на Жеку не равняйся, у него особо тяжёлый случай – он давно и безнадёжно залип на огнедышащую дракониху французских и ещё хер знает каких кровей. Но там вообще без вариантов… Такая мадам – табун на скаку остановит и яйца коням оторвёт. Куда уж там Жеке-одночлену тягаться. А он и Вику из-за неё бросил и теперь сидит, как гордый орёл, в своём одиноком гнезде и онанирует потихонечку. А сегодня только решил разговеться – и то обломали.

Я слушаю вполуха и скольжу взглядом по высокому подиуму, где вокруг шестов извиваются четыре девахи. Не то... Впрочем, я уже не надеюсь, но по привычке продолжаю ощупывать взглядом девчонок. Тело своей неуловимой сирены я узнаю из сотни, будь она блондинкой, брюнеткой или вовсе лысой. Даже если молчать будет. Почему-то я был уверен, что запомнил хорошо её голос, но сегодня оказался немало удивлён, если не сказать – прих*ел, когда услышал знакомый тембр. И от кого?! Бледное бесформенное недоразумение... Иногда природа умеет странно подшутить. А хотя... Должно же в человеке быть хоть что-то прекрасное. Сегодняшней «милашке» – как её там звали? – достался удивительный голос, от которого у меня, кажется, даже рост щетины ускорился. И всё же – почему ей?

Геныч увлёк Кира и Макса своими байками, но, уловив непорядок, я бесцеремонно нарушаю весёлый повествовательный процесс:

– Да задрал ты уже, Геныч! Не мулатка она, понял? Диана – креолка! 

– Жек, какая разница? Ну пусть она не из Африки, зато для её создания три континента пере*блись! А ты-то что дергаешься? Твои дети, один хер, будут синеглазыми херувимчиками и не станут плеваться огнём.

– Да пошёл ты!

Я разворачиваюсь к залу и...

– О, не-эт!

Этим вечером, несмотря на азарт Геныча, нам пока удавалось избежать женского общества, но это – особый случай. Парни реагируют на мой возглас и, как по команде, поворачивают головы в сторону надвигающейся на нас беды.

– Е*ать-колотить! – даже Геныч озадачился.

– Это кто? – без особого энтузиазма интересуется Кирыч.

– О-о! Это Машка, что ли? – оживился Макс и присвистнул. – Ни хрена себе! Её не узнать!

– Ты даже не представляешь, насколько, Максимушка, – почти искренне сокрушается Геныч. – Это уже не та прилежная отличница Машенька, по которой ты вздыхал в пятом классе и которой мечтал присунуть – в десятом. Эту Машу пальцем не испортишь.  

А между тем, высокая, тонкая, почти наголо обритая Маша в красном ультрамини прёт на нас, как вражеский танк. А ведь когда-то она мне очень нравилась. Бывшая одноклассница Геныча и Макса, золотая медалистка, спортсменка и бывшая мисс Воронцовск нравилась очень многим. Но шанс залезть к ней в трусики представился только мне. И я его не упустил. Машка в то время только окончила первый курс мединститута. Встречались мы всего неделю, а потом моя красивая и неискушённая девушка уехала на два летних месяца на заработки, на юг страны. А вернулась лишь через три года… Уже совсем другой.

Я к тому времени и думать о ней забыл, хотя в первый год ещё пытался узнать у её родителей, куда пропала моя королева красоты. Вразумительного ответа так и не получил. А когда встретились снова, не смог пройти мимо. Идиот! Три дня мы с ней трахались на моей даче с короткими перерывами на сон и еду, пока я не заподозрил, что её чрезмерная активность ненормальна. Границ и запретов для неё не существовало и, казалось, Машка даже не уставала. Зато я не на шутку испугался, что у меня член отвалится. Потом я долго Бога благодарил, что встретил её раньше других наших знакомых. А вернее, девчонка сама меня нашла, как только вернулась.

Не знаю, какая бешеная сука её укусила в чужом краю, но это была уже совсем другая Маша, а я до сих пор удивляюсь, как умудрился ничего не подцепить. С тех пор без резинки я с девчонками даже здороваться боялся.

Машка приблизилась к нам очень воодушевлённая.

– Привет, мои зайчики! Женечка, мой сладкий сахар! Ой, Максик, сколько лет, сколько зим! А ты всё такой же губастенький симпапуля!

Макс тоже было разулыбался подруге детства, но Геныч всегда на страже.

– Мария, у нас мужской разговор, пройдите, пожалуйста, мимо, – он, как Ленин, выставил руку, указав направление.

– Геночка, ну не будь таким букой, – Маша надула губки. – Хочешь, я тебе отсосу, и ты сразу подобреешь?

– Маш, задобри вон ту компанию, за соседним столиком, а то они что-то очень грустные.

– М-м, их же трое, – тянет капризно.

– А ты – один в рот, два – в уме. Иди, иди давай, а то нас вообще здесь четверо.

– Ой, а это кто у нас такой брутальный? – Машка опустила пятую точку на стол напротив Кира и, проведя острым маникюром по его груди, доверительно сообщила громким шёпотом: – Между прочим, я сегодня без трусиков.

Кирыч невозмутимо достал из портмоне купюру и протянул Машке.

– Это тебе на трусы, и проваливай.

– Хамло, – девчонка оскорблённо оттолкнула его руку, но вмешался Геныч:

– Ты бери-бери, Маш, зима же на дворе, а то застудишь свою Марь Иванну.

Но гордая Машка денег не взяла и направилась ко мне.

– Маш, уйди, – цежу сквозь зубы, но девчонка даже не слушает.

– Женечка, котик, а я ведь до сих пор помню твой вкус.

Когда тонкие руки обнимают меня со спины, я реально не знаю, что делать. Грубо оттолкнуть не могу, мягко – она не отлипнет, а от прикосновения её языка на своей шее мне хочется искупаться в кипятке. Я умоляюще смотрю на Геныча и, как раненый уж, уворачиваюсь от Машкиных губ.

– Маш, иди на х*й, – шепчу.

– С удовольствием, мой сладкий.

Геныч, поднявшийся мне на подмогу, внезапно застывает, как вкопанный, и таращится на подиум.

– Ух, е*а-а-ать мои сисечки!

Я слежу за направлением его взгляда, и в то же время освещение в зале меняется, а мои глаза находят... ЕЁ…

Отбросив Машкины липнущие руки, я резко вскакиваю из-за стола, задев рукой бутылку. Она падает и разбивается, создавая слишком много шума.

Бл@дь! Сердце бухает, заглушая басы. Никаких сомнений – это ОНА! И отчего-то я знаю, что сквозь прорези серебряной маски её глаза смотрят на меня...

24

    Сожмите струны в кулаки,

    Пока порхает язык тела…

    Встречайте!

           Бурно!

                Мужики…

    Горячая!

           Шальная!

                Гелла-а-а!

Ди-джей а-ля Маяковский грамотно заводит зал, и через несколько секунд высокий подиум окружён додиками, сжимающими свои звенящие балалайки. Свист и рёв разнузданной толпы теряются в грохоте моего сердца – и с чего, сука, оно так грохочет? – а я невольно прижимаю кулак к груди, ударяю по ней, словно пытаясь унять, замедлить этот галоп.  Зал на мгновение погрузился в полумрак, а в следующий миг лучи прожекторов скрестились в одной точке, заставляя одуревших «балалаечников» рычать и свистеть с новой силой, потому что в этот момент изящная ладошка обняла металлический шест.

– Жека, бля, медведь шатун! Ты чего творишь? – где-то рядом сокрушается Геныч, – Маш, куда он ломанулся, ты его укусила, что ли? Э, осторожно, не поранься о стекло, а лучше иди, иди уже, видишь, Жека свой инструмент в кулаке спрятал. Не приведи бог, выстрелит – насквозняк пробьёт! Ау, Жек, рот закрой! Это что – та малышка, на которой ты умер в прошлый раз? Да ну нах… правда, что ли?  У той же это… волосы другие… А-а, ну да, помню – парик типа…

Гелла, значит?

А Витёк, сука, говорил, что Элиза… И адреса он не знает, и типа уехала она. Но вот же – вернулась моя губастенькая сирена! И ни длинные чёрные волосы с красными прядями, ни короткий серебристый плащ, скрывающий тело, не способны меня обмануть. Она это! Эти сильные длиннющие ноги мой мозг ещё год назад сфотографировал. И этот алый рот – крупный, манящий, порочный…  

«Не останавливайся, Женя!..» – Да ни разу, моя Элиза… Гелла… как там тебя… Да хоть Афродита!

Раскрутившись вокруг шеста, ОНА при помощи одних лишь рук взбирается вверх и продолжает раскручиваться, переступая роскошными ножками по невидимым воздушным ступеням.

– Вот эта силища в нежных девичьих ручках, да, Жек? – бубнит под ухом Геныч. – Как сожмёт твой нефритовый жезл!.. Или мой…

Не поворачиваясь, я выбрасываю кулак в сторону звука, но его тут же ловит и успокаивающе похлопывает по нему гигантская клешня Геныча.

– Спокойно, брат, береги нервы. Максимушка, накапай мальчику вискарика…

Гелла выгибается и, зажав шест меж бёдер, отпускает руки…

– Ух, бро, я б так не смог, жопой бы пол уже проломил! Как? Ну как так?!

– Геныч, заглохни! – цежу сквозь зубы, не отводя глаз от танцовщицы.

Неуловимым движением ОНА срывает пояс, и переливающийся в свете прожектора неоновым светом плащ соскальзывает в ладони, развеваясь светящимся полотном.

– Твоя взяла, Жек! Видал, она выбросила белый флаг?!

Плащ улетает в пустоту, музыкальный темп ускоряется, и гибкое тело, подчиняясь ритму, извивается вокруг шеста и раскручивается в стремительном полёте. Бл@дь, я не понимаю, чем она держится, а где-то в солнечном сплетении начинает болезненно ныть…

– Жек, мож, водички? Надеюсь, у тебя имеется план эякуляции в случае пожара?

Сложные трюки сменяются с поразительной быстротой, заставляя во мне попеременно сжиматься то сердечную, то паховую мышцы. Невероятная сила, пластичность и грация! И всё это я уже однажды держал в своих руках... И так, сука, не вовремя умер!..

Сложившись в коробочку и зацепив ладонями свои немыслимые ходули, Гелла зависла высоко над полом, каким-то чудом удерживаясь на этой чёртовой палке... Чем, бля?!.

Трек на паузе...

– Как, Жека? – дрожащий шёпот Геныча в притихшем зале. – Она эту хрень под мышкой, что ль, зажала?

Музыка внезапно и громко взрывает пространство, и в тот же миг Гелла срывается вниз под дружный вздох многочисленной толпы и страшный рёв Геныча. Моё заткнувшееся сердце тоже падает в пропасть. Всё падает...

Падение прерывается всего в нескольких сантиметрах от пола. Зал облегченно выдыхает, а я не помню как дышать...

– Вот нах*я такие нервные танцы? Это было пострашнее нападения индейцев! Жек, не знаю, как у тебя, а у меня яйца внутрь всосались.

– Рассосутся, брат, – тихо выдыхаю и дышу, дышу...

Гелла подтягивается на руках, раскидывает ноги в стороны и зависает над полом в поперечном шпагате.

– Оу! Уже рассосалось, Жек! Я сейчас представил...

– Геныч, заткнись!

– Тебе надо выпить, брат, присядь.

Кто-то толкает меня справа.

– Ой, извините, – пухленькая официантка с метлой лавирует между нами, сгребая осколки. Ловлю её за локоть.

– Малыш, ты знаешь эту танцовщицу?

– Геллу? – округляет глазёнки.

– А она действительно Гелла?

– Ой, это Вам лучше у администратора спросить, – пампушка начинает ещё быстрее орудовать метёлкой.

– Лапушка моя, – Геныч перехватывает её рабочий инвентарь, – негоже такой нежной куколке заниматься грязным делом, давайте я помогу, а Вы совочек держите.

– Спасибо, – девчонка растерянно похлопала ресницами и выставила перед собой совок.

– Как Вас зовут-то, милая? – Геныч почти носом ткнулся в её грудь, рассматривая бейджик. – Наташенька! Ай, как хорошо! Какое имя красивое! А вот у моего друга так сестрёнку зовут, и сегодня у неё день рождения! А он здесь, представляете?! А знаете, почему?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Пампушка Наташа замотала головой и осторожно протянула руку к метле, но Геныч инструмент не уступил.

– Сказал же, помогу! Так вот, у его сестрёнки круглая дата, а парень поражён стрелой купидона в самое... – Геныч просканировал меня беглым взглядом и заключил, – в самое всё! А Вы! – он ткнул официантку в ламинированный бейджик и, не отрывая пальца, нажал несколько раз. – Прочная табличка. Так вот, а Вы, Наташенька, не хотите рассказать нам про Геллу. А ещё девушка, называется! Евгений весь с лица спал, похудел на пятнадцать килограмм!

– Да я правда её не знаю! Я её только раз видела – на корпоративе перед Новым годом!

Я продолжаю следить за танцем Геллы, стараясь не пропустить важную информацию. Вот же, Витюша, пидор! А говорил, что полгода не видел, не знает ни хрена… И глаза такие честные! Сам, сука, виноват, надо было сразу девок опросить.

– А кто из девчонок её знает? – мой вопрос звучит слишком резко, и Наташенька съёживается.

Какие же все зашуганные! На хрен я полез? В наших кругах уже давно известно – чтобы выбить из кого-либо правду, нужны утюг, паяльник или Геныч. И настойчивый утюг Геныч продолжает допрос:

– Это нервы, Наташенька, не обращайте на него внимание, – воркует он доверительным басом и шумно вдыхает носом воздух. – Аху... Одуреть, как пахнут Ваши волосы! Это что – специальный шампунь с феромонами?

Геныч, закатив глаза, продолжает с блаженным стоном обнюхивать покрасневшую девчонку.

– Нет, это специальный бальзам на травах, – бормочет смущенно.

– Да что Вы говорите! Это какие-то секретные травки, чтобы сводить с ума брутальных парней?

– Почти, – кокетливо хихикает девчонка. – Эти травки укрепляют волосы изнутри.

– Да ладно?! А у Вас изнутри есть волосы?! – с комическим ужасом горланит Геныч, а серьёзный Кир, о котором я уже успел забыть, начинает ржать, как взбесившийся жеребец.

– Отдайте мне швабру, – обиделась Наташа и, быстро загнав осколки на совок, ретировалась.

– Мудак ты, Геныч!

– Ну и что? Я и такой кому-нибудь пригожусь. А ты поменьше отвлекайся, а то самое интересное пропустишь, – он кивнул в сторону подиума, от которого охрана резво разгоняет по своим местам особо активных дрочунов.

А по ступеням... походкой – всему вокруг стоять!.. медленно в зал спускается моя Гелла.

Вот на хрена?!

Я до боли сжимаю челюсти и понимаю, что драки не избежать, потому что готов вырвать руку любому, кто посмеет прикоснуться к ней. Вот сука, приключений захотела?!

– Жек, не переживай, всё под контролем, но, если что, за погром платишь ты, – утешил меня друг и добавил: – Интересно, она сиськи нам покажет?

– Нет! – рычу, злясь на Геныча, на суку Геллу и на себя – за то, что меня это волнует. 

Витёк говорил, что она никогда не раздевается и не выходит в зал... Но она в зале, бл@дь! А Витюша потерял доверие. Но, к моему облегчению, девочка уворачивается от протянутых рук, а следующий в метре от неё охранник пресекает самых прытких. Парочку мудаков я запомнил.

– Ну, не покажет – и не надо, – равнодушно гудит Геныч. – Я всё равно уже видел. Да что ты дёргаешься, Жек?  Это тогда ещё было, когда вы в подсобке беседовали... О, похоже, вы не договорили, брат, она к нам идёт. Знаешь, Жек, ты какой-то непостоянный, мне вот за дракониху даже обидно. Да не рычи ты! Это за Дианку мне обидно, а за тебя-то я рад! И вообще, на мой вкус – задний бампер у твоей танцуристки мелковат.

– Геныч, сука! – я не свожу взгляд с приближающейся Геллы. – Если бы ты знал, как я мечтаю хоть разок тебе втащить!

– Ну, это… если что, у меня под утро сон самый крепкий… Ток смотри, чтобы моя мама не видела. Ох, Жек, в натуре – к нам идёт. Ты присядь лучше, а то проткнешь её своим копьём прямо на подлёте. Ы-ы-ы...

Геныч весь подбирается и, кажется, становится на носочки, когда моя сирена подходит к столику.

– Добрый вечер, Гелла, а я Гена... Вы меня помните?

Уголки её губ вздрагивают, но Гелла не отвечает и медленно обходит наш столик по кругу. Макс улыбается, как восторженный идиот, и неуклюже пытается встать в присутствии дамы, но под пудовой лапой всевидящего Геныча остаётся на месте. Кирыч сидит, словно примороженный. Впрочем, я тоже замёрз... только стоя. Всматриваюсь жадно... Она – точно она! Протягиваю руку, но Гелла уклоняется. Делаю шаг к ней – отступает и улыбается.

Да что за херня? Или для телесного контакта с ней мне надо быть непременно раненым? От близости её тела, упакованного лишь в мизерные шортики и кожаный насисьник, член перестаёт умещаться в моих штанах.

– Жек, не лезь к даме! – Ну а как же без Геныча?! – Не видишь – она в образе? Гелла, продолжайте, пожалуйста, я прослежу за Вашей безопасностью.

И ОНА ему улыбается и... Проводит тыльной стороной ладони по его лысому квадратному подбородку.

Поиграть захотелось, девочка?

А уже в следующий момент Гелла легко взлетает на наш столик. Для «Трясогузки» – что-то новенькое и, кажется, это экспромт...

Кирыч недовольно сощуривается, а Макс с радостным видом расчищает на столе пятачок для ходулей девчонки и бормочет:

– Пацаны, я что-то вдруг вспомнил «От заката до рассвета»...

– Молчи, сынок, сам о том же думаю, – басит Геныч, не теряя широкой улыбки. – Ты бы, Макс, от стола отодвинулся, а то столешница поднимается.

Покачивая бёдрами, Гелла поворачивается ко мне спиной, да так, что её крепкие упругие ягодицы оказываются прямо напротив моих глаз. Правда, у Геныча другое мнение, и он его тут же озвучивает:

– Братуха, дама намекает на поцелуй. Я бы рад, но не допрыгну...

Молчу. Руки подрагивают от нестерпимого желания прикоснуться. А Кирыч – ох*ел, братан? – уже тянет к её ногам свои загребущие щупальца. Но Гелла грозит ему пальцем, взбрыкивая ножкой. По зубам ему, детка, своим убойным копытцем (и как они только передвигаются в этой обуви?!).

Моя девочка слегка расставляет ножки, едва не вызвав извержение в моём паху, и медленно прогибается в спине. Протягивает красивые длинные руки, легко касаясь моих плеч. Прогибается ниже и гладит предплечья. Я делаю шаг вперёд, упираясь ногами в столешницу, и встречаю её взгляд в прорезях маски. Даже при таком херовом освещении готов поклясться, что глаза разного цвета! Её взгляд скользит ниже и губы шёпотом выдыхают в мой приоткрытый рот: «Же-ня-а». Меня ломает и штормит... Перехватываю её ладонь на своём предплечье...

И в этот миг раздаётся истошный пронзительный визг, отчего Гелла вздрагивает, едва не теряя устойчивость. Может, мне и показалось, но я решительно сжимаю её упругие бёдра – спасаю мою девочку.

Крик не умолкает, и через секунду Геныч срывается с места, а следом Макс, успевая крикнуть: «Машку пиZдят!»

Я обречённо запрокидываю лицо к тёмному потолку. Ну что за...

Резко снимаю со стола свою зажигалку и, опустив на пол, приказываю:

– Здесь меня жди! Ясно?

25 Элла

День рождения – это особенный день. Для меня он с привкусом горечи, потому что именно сегодня захлёстывают воспоминания, от которых не спрятаться. Всплывают в памяти все дни рождения… И те – из детства, казалось бы, такие счастливые… Вот только из-за них мне особенно грустно. А грустить сегодня никак нельзя – Инесса мне запретила строго-настрого. Говорит, что энергия, полученная в этот день, будет насыщать меня весь год, до моего двадцать первого дня рождения. А потом снова по кругу.

Откуда берётся эта волшебная энергия?

Да отовсюду! Проснулась утром, как в дурдоме… зато как весело! Куча поздравлений и подарков! Вкусный завтрак в приятной компании! Солнышко!.. Нет, с солнцем сегодня не заладилось. Но ведь тёплый дождливый февраль – это тоже чудо! А ещё позади сессия, а впереди – новая работа! Очень важная и сложная. Думаю, что морально мне будет нелегко. Нет, не о том я сейчас думаю, мне определённо нужны положительные эмоции…

Мой позитив – это маленькие восторженные танцовщицы, мечтающие быть похожими на меня. И мои замученные и не слишком замученные домохозяйки, называющие меня королевой Pole Dance (От автора: танец на пилоне). И мама – очень ласковая, любящая, обнимающая меня тёплыми заботливыми руками. Мы с ней встретились в отсутствие майора и так душевно пообщались, что, наверное, впервые мне было жалко и грустно от неё уезжать. А ведь это тоже моё персональное чудо, заряжающее меня положительной энергией. Сейчас, как никогда, моя жизнь наполнена смыслом и радостью.

Немного озадачивает степень зрелости запретного плода... И Женька, которому предстоит вкусить этот плод и ощутить… Как же там?.. Долгоиграющее и сочное послевкусие. Звучит красиво.

«Женечка просто немного заигрался…»

Нет, Ди, он очень много играет…  

Именно этим и развлекается Евгений Ланевский, и чем дольше он играет – тем больнее потом его забытым сломанным игрушкам. Возможно, я и сама заигралась – придумала себе сказочку с волшебным счастливым финалом… Но отпустить уже не могу. Не хочу!  

***

– Элла, здесь Ланевский! – с ходу объявил взволнованный Виктор, наверняка ожидая, что эта новость заставит меня искать пятый угол. – Может, тебе не стоит выходить сегодня в зал?

Ох, молчи, сама боюсь до дрожи в коленках!

– Ланевский? Ну и отлично! Он-то мне и нужен, Вить, – безмятежно улыбаюсь, пряча за фальшивой уверенностью тревогу и страх. – И в зал я обязательно пойду. Разве это не было условием моего выхода сегодня вечером?

– Да какие условия, Эл? – поморщился Виктор. – Мне тут Серж насвистел, что у тебя день рождения, прости, котёночек, – совсем забыл. Так что с меня ещё и причитается – в любое время самый нескромный ужин на двоих или даже на троих! Ну как?

Я сразу представляю, что приглашу сюда Инессу с Жоржиком, и улыбаюсь.

– Здорово! Спасибо, Витюш.

– Поздравляю, моя красавица! – он распахивает объятия, прижимает меня к себе и добавляет наставительно: – И держись-ка ты лучше подальше от этого Женьки. Кстати, сегодня их там четверо.

– Думаешь, большие мальчики меня могут обидеть? – игриво усмехаюсь, а от натянутой улыбки аж скулы заныли.   

Ну, что же ты делаешь, Витя?! Мой страх и без того сильнее собственной мотивации, и я отчаянно цепляюсь за нашу договорённость – выйти в народ. Обещания ведь надо выполнять, а ты тут поблажки мне устраиваешь.

– Нет, намеренно вряд ли обидят, но, Элла, – Витя смотрит на меня с сочувствием. – Просто поверь, что не для тебя этот парень.

А для кого он?! И кто тогда для меня? Кто вообще это решает?!

Мне хочется всё это выплеснуть Виктору в лицо и крикнуть, что я не хочу и не буду руководствоваться его личным горьким опытом! Я имею право на собственный выбор! И на свои ошибки! И пусть я расшибу себе лоб, но буду знать, что пыталась. И тогда мне не придётся всю жизнь гадать – «А что, если бы…»

Наверное, всё это отразилось на моём лице, потому что Виктор неожиданно стушевался:

– Элка, ты только не подумай, что я хочу сказать…

– Не надо, Вить. Ты предупредил – я услышала. И спасибо тебе за неравнодушие, но я сама решу.

Я уже на два трека отложила свой выход. В мыслях так яростно радела за мечту, исполняла немыслимые трюки, смело дефилировала меж столиков, вызывая восхищение мужчин и завистливый женский шепоток, а на деле… Мне кажется, что от волнения я забыла всю технику и постановку. Мышцы дрожат, руки ослабли…  Как сегодня сказала Диана – сомнения и бездействия порождают страх. Про меня сказала – я как раз сильно сомневаюсь, бездействую и боюсь.

Нет, не танцевать боюсь – Жениной реакции… Вдруг чересчур бурной? А если равнодушной? Это ещё хуже. Но он ведь искал меня... Почему? Не распробовал? Или настолько понравилась? Вероятно, мощный выброс адреналина тогда, после драки, обострил восприятие... Как бы то ни было, я долго не была готова к встрече, не хотела снова быть уязвимой и послушной, как кукла. Безвольная и ведомая... Я вдруг вспоминаю – да он даже целовать меня не стал, не захотел. А мне очень надо, чтобы захотел!

Если немедленно себя не пну – так и буду весь год сомневаться, кутаясь в комплексы и придумывая оправдания своей трусости. Да что там год – так и всю жизнь можно быть третьей в танго на троих.

Даю команду ди-джею и больше не позволяю себе сомневаться ни секунды. Даже когда шаловливые руки бритоголовой девчонки собственнически обнимают и гладят моего любимого мужчину... И когда встречаю его пристальный взгляд и понимаю, что узнал... вспомнил наше короткое острое приключение на двоих.

Там, в зале, среди друзей, знакомых, в окружении заинтересованных женщин, этот красавчик пользуется успехом. Там мне его не достать. Но здесь – на подиуме – я королева, повелительница эмоций, генератор настроения, муза вдохновения и плод самых смелых фантазий. И прямо сейчас все взгляды устремлены на меня. Здесь я сильная и ловкая, прекрасная и недосягаемая.

Восторженный шум толпы – и я уже не помню, что о чём-то там недавно забыла. Чувственный симбиоз пластики тела и музыкального ритма – это моё громкое признание… Дерзкое выражение жгучих и бесстыдных желаний. И мой провокационный привет возбуждённым гостям.

Мой танец на грани моих возможностей, но сейчас я не сомневаюсь, что справлюсь, потому что это становится вдруг жизненно важным. Я больше не вижу Жениных глаз, но ощущаю его разгоряченной кожей и точно знаю, что всецело завладела его вниманием. Я заставлю его сердце трепетать от волнения.

«Элла, не для тебя этот парень».

«Деточка, подойди и пощупай этого самца за яйца! Может, там одни скорлупки?!»

Наставления Инессы куда позитивнее Витюшиных сомнений. Ими я и руководствуюсь, грациозно и величественно спускаясь с подиума. Виктор всё же перестраховался – за мной, как приклеенный, следует охранник. Но и без него мне совсем не страшно. А ещё я почему-то абсолютно уверена, что два застывших изваяния, Женечка и его друг, никому не позволят меня обидеть. Я легко уклоняюсь от тянущихся ко мне мужских рук, улыбаюсь игриво и следую заданным курсом. Вон он – мой синеглазый маяк. И не имеет значения, в каких позах он сейчас мысленно пользует моё тело – думать сейчас он ни о ком другом больше не сможет. 

– Добрый вечер, Гелла, а я Гена... Вы меня помните?

Ну ещё бы! А что же, Геночка, судороги Вас больше не беспокоят?  

Сама вижу, что – нет! Зато как вдруг хочется стать выше ростом рядом со мной – вон, даже на носочки приподнялся.

Симпатичный губастенький шатен тоже мне улыбается и хочет привстать с диванчика, приветствуя меня – это мило и очень приятно, но Гена удерживает его на месте.

Четвёртый из этой компании – слишком серьёзный и хмурый. Взрослый, опасно привлекательный, он сегодня в костюме, в отличие от своих друзей. Настроением он тоже не солидарен с ними – будто случайно оказался в этой компании и смотрит на меня очень неодобрительно.

А мне и не нужно Ваше одобрение, господин Пиджак.

Прохожу мимо Женечки и прикрываю на мгновение глаза, вдыхая его запах. Как же хочется прижаться к нему!.. Он, словно угадывая мой настрой, протягивает руку.

Э, нет, милый, не сейчас!

– Жек, не лезь к даме! Не видишь – она в образе? – Каким же обаятельным парнем может быть Гена, когда не ведёт себя, как клоун. – Гелла, продолжайте, пожалуйста, я прослежу за Вашей безопасностью.

С моей растяжкой мне достаточно одного шага, чтобы оказаться на столе. Виктор мне этого не простит!.. Если ещё раньше недовольный Пиджак не скинет меня отсюда. И я его даже понимаю... Зато губастик, кажется, в восторге и живо расчищает мне путь. Какой хороший мальчик!

– Пацаны, я что-то вдруг вспомнил «От заката до рассвета», – бормочет он, не сводя с меня глаз.

– Молчи, сынок, сам о том же думаю, – ревет Гена трубным басом, тоже не переставая мне улыбаться. – Ты бы, Макс, от стола отодвинулся, а то столешница поднимается.

Очень смешно!

Макс, значит? Хорошее имя, ему идёт.

Я осторожно ступаю, стараясь не задевать стрипами (от автора: обувь танцовщицы) посуду. Поворачиваюсь спиной к Женечке, прекрасно понимая, какой вид открывается перед его глазами. Но мне не о чем волноваться – там у меня всё идеально.

– Братуха, дама намекает на поцелуй. Я бы рад, но не допрыгну.

А мне Ваш поцелуй и даром не нужен, Геночка!

А вот прикосновения Жениных губ я жду очень. Можно и в то место, куда сейчас устремлён его взгляд. Жаль, он не знает, что так можно. Неожиданно обнаглевший Пиджак пытается погладить меня по ноге. Но-но! Отдергиваю ногу и грожу ему пальцем – не твоё!

Судя по тому, как пылает кожа ягодиц под пристальным взглядом Жени, он всё ещё рядом. Я прогибаюсь в спине и встречаю его ошалелый взгляд.

Ну, здравствуй, любимый!

Протягиваю руки, касаясь широких плеч, глажу их и ощущаю, как напряжены мышцы.

Обнять хочу тебя! Люблю... Как же я люблю тебя!..

– Же-ня-а, – шепчу ему в губы.

Как жаль, что в этот момент я не могу видеть его глаза. Он берёт меня за руку, потирает внутреннюю сторону ладони... Мне кажется, он дрожит. Или это я дрожу…

Дикий женский визг неожиданно прерывает хмельное блуждание моих мыслей и заставляет меня вздрогнуть. Я бы не упала, даже не покачнулась, но Женя так не думает – сжимает крепкими ладонями мои бедра. Однако истошный визг не позволяет мне насладиться этими ощущениями. Женя перемещает руки мне на талию и резко снимает меня со стола. Разворачивая к себе лицом...

– Здесь меня жди! Ясно? – рявкает строго и, не дождавшись ответа, срывается вслед за друзьями спасать какую-то Машку.

Не ясно!

Повезло Машке – вон, сколько защитников. Надеюсь, они успеют... Это же замечательно, что ребята так дружно кидаются на защиту женщины... Тогда почему мне так обидно? И чего я вообще здесь стою? Резко разворачиваюсь...

О! А Пиджак почему здесь?! А мрачный Пиджак аккуратно перекидывает свой пиджак через спинку диванчика, закатывает рукава рубашки... Штаны снимать будет? Поднимает на меня тяжёлый взгляд...

– Жди здесь! – приказывает жёстко и глухо. И размеренным шагом удаляется вслед за друзьями.

Да... пф-ф! Ты кто такой-то?! Указывает он мне! Дурак!

– Элка, мать твою, вот ты где! – возникший рядом со мной Виктор хватает меня за руку и тащит за собой. – Решила огрести пиZдюлей в честь своей днюхи?

Да мне не впервой!

– Вить, а что там? – тяну шею в сторону потасовки, но ничего не вижу. Теперь все зрители там и прикрывают шумное действо своими спинами. Даже болельщики свистят.

– Там серьёзный замес, Элка, и тебе туда не надо!

– Но это же опасно! – приседаю, пытаясь тормозить, но локомотив Виктор дёргает меня за руку и рычит:

– Это для меня, бл@дь, опасно! Опять весь клуб разворотят! А твоему Ланевскому ни хера не грозит, там же Генка, чтоб он жидко обос*ался! Сейчас этот буйвол всех убьёт, а я потом неделю разгребать буду!

– А вдруг Женю...

– Не вдруг! Кроме физзарядки ничего ему там не светит, да и остальным тоже. Рядом с этим костоломом попрыгают, разомнутся, расх*ярят всю мебель – и по домам спать! И ты давай домой! Я тут всё равно до завтрашнего обеда, а может, теперь и до следующей недели...

– Вить, – хнычу, продолжая оглядываться.

– Эл, ну говорю же, не ссы! Потом ведь не отделаешься от него! Я позвоню тебе. Обещаю! А мачо твоему скажу, чтобы поменьше е*лом щёлкал. Всё – улетел гордый журавль, пусть синицами довольствуется.

Всю дорогу в такси я с ума схожу от волнения. Женька ведь наверняка всё время в таком ритме живёт, но… Когда глаза не видят – и на душе спокойно. Мне, конечно, приятно быть гордым журавлём… Но уж очень за Женю тревожно. Так хочу к нему!.. Но еду к Инессе.

26

Такое впечатление, что Инесса весь вечер дежурила у глазка. Дверь в квартиру гостеприимно распахнулась, стоило мне к ней приблизиться. А на мой удивлённый взгляд женщина невозмутимо ответила:

– Выражаю молчаливое сочувствие Борюсику.

– А-а, тогда ясно! – пытаюсь изобразить на лице понимание и участие.

Торопливо сбросив верхнюю одежду, я поспешила скрыться в ванной комнате, чтобы ещё немного побыть наедине со своими мыслями. Меньше всего мне сейчас хочется вникать в проблемы неведомого Борюсика. Но в своём гордом одиночестве я едва успела намылить руки, как за мной ввалилась Инесса.

– Борюсик – это наш сосед напротив. Золотой мужик, между прочим! – объявила она и, не обнаружив во мне заинтересованности, продолжила: – Он уже полтора месяца на вахте корячится, а Светка у себя кобеля принимает! Это тебе не сучара?!

Я машинально кивнула и улыбнулась. Сейчас мне не терпится позвонить Витюше и узнать, чем же завершилась потасовка в «Трясогузке», не пострадал ли кто...

– Ты меня совсем не слушаешь? – прикрикнула Инесса.

Ох, да где же её Жоржик? Почему он не развлекает свою «девочку»?! Он так смешно и трогательно называет её своей девочкой, а она его... Короче, тоже смешно.

– Я слушаю, Инесса, просто немного задумалась, извините. Так что, он Вас напугал?

– Кто?

– Ну... этот кобель... Борюсика...

– Так, всё ясно! – она тяжело вздохнула, а я покраснела, поняв, что ляпнула что-то не то. – Что случилось в клубе, Эллочка?

– Если Вы о том, пощупала ли я Женю за... – озадаченно тру лоб.

– За яйца, – услужливо подсказала Инесса. – Знаешь, Эл, рядом с тобой я иногда ощущаю себя очень старой и до предела похабной перечницей.

– Да хватит Вам, – я смеюсь. – Совсем я не смущаюсь, просто эти слова у меня не очень получается произносить. Зато мне нравится слушать Вас, честное слово!

– Скажи, а тебе скромность не мешает на глазах у толпы возбуждённых мужиков тереться полуголым телом о железную палку?

– Инесса, но это же совсем другое! Это спорт, это искусство... Это общение, в конце концов! И там, на пилоне, я ощущаю себя по-другому – смелее, красивее и... сексуальнее. Там я могу говорить обо всём! И не боюсь быть непонятой.

– По-нят-но, – протянула Инесса. – Только наша жизнь слишком коротка, чтобы делить её надвое. Там я типа вся такая яркая и недосягаемая звезда, а здесь мышь подопытная, которую и раздавить не страшно. Это всё ху*ня из-под коня! Жизнь у тебя одна, поэтому объединяй все свои сущности, чтобы они играли в одни ворота. Так чтоб – пришёл, увидел, победил! Или хотя бы наследил хорошенько.

– А я и наследила.

– Да ну?! Тогда рассказывай, в чём кручина. Что там твой великолепный Эжен – оказался невосприимчив к невербальным сигналам?

– Наоборот – очень даже восприимчив и даже слегка ошарашен...

Я с наслаждением вспоминаю выражение его лица… И рассказываю – выплёскиваю всё, что накопилось в душе за этот непростой вечер. А потом замолкаю – опустошённая и растерянная. Смотрю на недопитый остывший чай в своей чашке и даже не могу вспомнить, как оказалась на кухне.

– О как! Оказывается, под шкурой трепетной лани скрывается развратная гепардиха?! – радостно завопила Инесса. – Ещё бы твой Жентёр не остолбенел! Он, поди, не такой бесчувственный, как твой шест. Но хорошо, если такой же твёрдый. А ты умница, что не стала его ждать! Пусть он даже мысли не допускает, что имеет над тобой власть. Поверь, деточка, каждый самец уверен, что знает, как подчинить самку. А задача умной самочки щёлкнуть по носу самоуверенного болвана.

Я опустила глаза.

– Наверное, я неумная самка. Ведь это вовсе не моя заслуга, что я оказалась такой гордой и не дождалась его.

Мне стыдно признаваться перед Инессой в своей слабости, но, кроме неё, мне совершенно не с кем поделиться и покаяться. И хочется хоть как-то реабилитироваться…

– Но, клянусь, я не стала бы его ждать, если бы не переживала так. Я очень боялась, что он пострадает! Я и сейчас очень боюсь…

Инесса придвигается ко мне вплотную и обнимает меня своими тонкими руками.

– Да никакая ты не глупая, – она гладит меня по спине. – Просто ты ещё маленькая и неопытная девочка. Давай договоримся, что ты мне станешь всё рассказывать, а я обещаю, что не буду давать тебе дурные советы. И вот увидишь – вместе мы обязательно справимся. Я ведь и сама была наивной и доверчивой, и очень сильно влюблённой. Я уж постараюсь не забывать об этом.

Я обнимаю Инессу в ответ и не могу произнести ни слова. Моё молчание наполнено благодарностью, уважением и… любовью. Я осторожно целую её в щёку и кладу голову ей на плечо.

– Ну вот и ладушки, моя хорошая, – сипло и преувеличенно весело заявляет Инесса. – А за драку не волнуйся, Виктор наверняка знает, что говорит. И не вздумай принимать на свой счёт – никто тебя не бросил ради какой-то Машки. Это же мальчишки! Для них войнушка – первейшее дело! А тем более, девочку спасали. Радоваться надо, что не перевелись ещё рыцари. Правда, есть и такие – дай только повод кулаками помахать. Но это ты потом разберёшься, каков он – твой рыцарь.

– Инесса, а в Георгиосе Вы разобрались? Он для Вас рыцарь?

– А как же! Видала, какое у него копьё?

– Ну я серьёзно! – не могу сдержать смех. – А где он, кстати?

– Так это... На рыцарский турнир упиZдил, – хохочет Инесса. – А если серьёзно, то какой там из него рыцарь, смеёшься, что ли? Не-эт, он хороший мальчик, добрый... но глупый. А мне, Эллочка, его сообразительность и не нужна, мне с ним не в шахматы играть.

Мне вдруг стало очень жаль Жоржика, которого Инесса использует, как оздоровительный тренажёр, и даже не скрывает этого.

– Как-то это не очень справедливо по отношению к Жоре.

– Да перестань! Всего лишь взаимовыгодное слияние приятного с полезной. Но ты это не бери на вооружение. Поверь, моя милая, ты достойна самого лучшего мужчины! Правда, они почти все мнят себя Цезарями, но я помогу тебе не перепутать полководца с салатом. А мне уже поздно менять привычки и пристрастия. На своих ровесников смотреть очень страшно... Даже Рюшечкины одноклассники – уже нудные и старые пердуны. Вон, Борюсик всего на год старше моего сына, а ему уже замену нашли.

Я вдруг вспомнила, что наша встреча и началась с того самого Борюсика и, видя, как Инессе не терпится поделиться, терпеливо и внимательно выслушала печальную историю о распутной жене соседа, принимающей мужчин в отсутствие мужа.

– Но это ведь может быть родственник, – осторожно предполагаю. – Или там мастер какой-нибудь... сантехник.

– Вот я и говорю, что со стояком у Борюсика проблемы!

Кажется, Инесса вовсе не трубы имеет в виду, но своё предположение я оставила не озвученным. Рассуждать о том, в чём не разбираюсь, мне совсем не хочется.

– Инес, я пойду Виктору позвоню, – и я с облегчением выскользнула из кухни, оставив женщину в одиночестве сокрушаться о судьбе соседа с неисправным стояком.

***

– Ну, с богом, моя красавица! – напутствует Инесса и, не сдержавшись, прыскает от смеха себе в ладонь.

– Спасибо, – стоя перед зеркалом в прихожей, я не могу разделить её веселья.

До начала рабочего дня ещё целый час, за который мне предстоит морально подготовиться к встрече с Ланевским-старшим. А ещё я очень рада, что в сегодняшней Элле Ланевский-младший ни за что не узнает дерзкую Геллу. Да после того, что вчера сгоряча (а может, и специально) наговорил ему Витя, я вообще не уверена, что Гелле стоит попадаться на глаза Жене. Зачем понадобилось Виктору так меня подставлять? Сам же он пытался меня убедить, что повысил мой рейтинг, а моё мнение – он повесил на меня ценник.

27 Женя

«И вновь продолжается бой! И сердцу тревожно в груди-и! И Ленин такой молодой…»

В моей груди тревожно и без боя, но причина тянущего отстойного ощущения прячется за отголосками недавнего сна. Что снилось – не помню, я никогда не запоминаю сны. Тогда почему так херово с самого утра?

«И вновь продолжается бой!..» Рингтон уже заходит на пятый круг, но открыть глаза – выше моих сил. Шарю руками по постели, слышу ведь, что «бой продолжается» где-то совсем рядом, но источник звука не нахожу. Похоже, я в окопе. Открываю в полумраке глаза и пытаюсь понять, в каком краю протяжно и басовито надрывается мой телефон.

Иногда я жалею, что живу один. К примеру, когда с похмелья некому подать стакан воды... Но такое случается редко – и похмелье, и моё сожаление. Сегодня я трезвый, одинокий… и, сука, некому подать телефон.

Подпрыгивающий в нетерпении мобильник обнаружился на полу рядом с кроватью.

– Да, – рычу, как медведь в брачный период, но моего собеседника по ту сторону трубы не так легко запугать.

– Ты пьяный, что ли? – недовольно рявкает отец вместо приветствия.

– Я сонный, пап! Ты время видел?

– Да что мне твоё время, тебе один хрен на работу вставать!

– Я там вчера уже был.

– Жень, вот сейчас не беси меня своими шуточками! Ты хоть помнишь, какой сегодня день?

– Да уже понятно по твоему звонку в семь утра, что херовый, – ворчу недовольно и, врубив громкую связь, бросаю мобильник на соседнюю подушку и прикрываю глаза.

– Сегодня пятница – Сокол прилетает, его надо на объект свозить.

Пятница – это отлично! Это лучший день… Но... Он уже отравлен!

Сокол – он же Соколов Олег Константинович, он же, с лёгкой руки Дианы, – Карабас, он же главный акционер «СОК-строй». И это, к сожалению, не та персона, от которой можно запросто отмахнуться.

– Пап, а может, этот петух бройлерный сам долетит до объекта?

– Женя! – взрывается отец.

– Да понял я, понял! Я ток не понял, почему я? Это же Дианкин комплекс, пусть она и везёт туда этого борова. Как раз он с ней пообщается, и на нас его нервных клеток уже не хватит.

– Я, сынок, тоже на это надеялся, но эта ведьма улетела сегодня ночью, как обычно, без предупреждения.

Улетела? Бл@дь! Прилетит – душу вынет, попинает, прополощет и – фьють – снова улетела! Странная смесь раздражения и облегчения нахлынула короткой волной и отступила, оставив на душе тяжёлый булыжник. Или он уже там валялся?

– Жень, ты там опять, что ли, уснул? – ревёт отец, взрывая мои барабанные перепонки.

– Да что ж так орать-то? Встречу я его и отвезу, куда надо.

– Через час жду тебя в офисе! – командует отец и отключается.

Ничего, кроме его занудства, через час меня там не ждёт, и я со спокойной совестью прикрываю глаза, с лёгкостью увязая в сонном мареве.

Гелла! Твою мать! Сука!

Сна как не бывало! Как же я мог забыть?! Вчерашний вечер, обещавший быть незабываемым, таким, сука, и стал!

«Же-ня-а!» – да у меня едва яйца не взорвались от её шёпота... Но Машка, шамотра лысая, обломала весь пихательный настрой. Мало ей своих, проверенных пацанов, так нет – выискала пятерых залётных утырков, чтобы жизнь пресной не казалась. Так этим чмошникам было мало, что девка на всё согласна. Так я и не понял, на хера они её пиZдить стали... Геныч на какие-то секунды припозднился – и зубик Машуня уже потеряла.

Ох, и жаль её, больную идиотку, и зло берёт. Я, как мордаху её окровавленную увидел, убивать захотелось. Но, как обычно, мне достался недобиток, остальных Геныч успокоил в первые пять секунд. Максу слегка прилетело, но не критично. Зато хоть не мне Геныч полоскал мозги весь остаток вечера за пропущенную вражескую подачу.

Я на адреналине даже не сразу вспомнил о Гелле. Кирюха напомнил:

– Смотри-ка, а наша малышка оказалась строптивой девочкой – не дождалась.

Конечно, я сразу просек, о ком речь, и мне бы тут же за ней, но вот это «НАША малышка» меня сильно тормознуло.

– Кирыч, просто на будущее – это моя малышка.

– Серьёзно? А она об этом знает, Жек?

– Давно знает! Теперь и ты знаешь, брат.

Делить девчонок нам с Кирюхой ещё не приходилось. Хотелось верить, что и в этот раз не придётся, но уж слишком мне не понравился его взгляд.

А уж как мне не понравился дерзкий Витя!

– Евгений, я ведь уже говорил, что не знаю её контактных данных.

– А ты подумай хорошенько, пока это не опасно и не больно.

– Гелла появляется, когда захочет.

– Что ты меня кружишь, Витя? Помнится, ты когда-то говорил, что она Элиза…

– У каждой артистки, Евгений, есть сценический псевдоним, – ничуть не смутился Виктор. – Не слыхал о таком?

– Ты бы не нарывался, Вить, ты не в том положении, чтобы мне дерзить. Куда она свалила? Я ведь сказал ей ждать! – пожимает плечами, придурок. – Когда она снова здесь будет?

– Вот уж не знаю, – разулыбался этот гондон, разводя руками. – Видел, что за ней машина приехала. Но в этот раз она для вашей компании попросила кое-что передать… Так вот, время её слишком дорого, чтобы тратить его на неразумных драчливых щенков. А, вот ещё – указывать на место вы будете своим дешёвым шлюшкам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍А Гелла, значит, дорогая шлюха?!

– Ох, когда-нибудь ты допиZдишься, Витя, и я твоим рылом здесь все столы отполирую.

– Но пока ты продолжаешь ронять слюни на девочек в моём клубе, ты этого не сделаешь.

– Ты ведь прекрасно знаешь, почему я до сих пор этого не сделал. И лучше бы тебе ценить мою выдержку.

– Да мне похер, Жень…

– Ох, Виктор! – откуда-то нарисовался Геныч. – Будьте сдержаннее в речах, а то ведь для длинного языка есть надёжное тёмное укрытие!

Разговор как-то сразу иссяк, но вопросы остались.

С кем и куда ты уехала, Гелла-Элиза?

И сколько стоит твоё время, чёртова сука?

*

– Я очень дорогая девочка, Же-ня-а...

– Ничего, детка, я не бедный парень, – вжимаю её в холодную стену и ощущаю, как девчонка дрожит. – Тебе сколько лет, мелкая?

– Восемнадцать, – дрожащим шёпотом.

– Уже большая девочка. А что делаешь здесь со мной?

– Люблю тебя, – тихо и очень искренне. И тут же смело, порочно: – Ну, давай же, Женя-а-а...

Громко всхлипывает, когда мои пальцы пробираются меж её потрясающих ножек. Влажная, податливая…

Изящные руки обнимают мою шею, её губы тянутся к моим, повторяя моё имя на выдохе.

Какая же ты на вкус, моя Гелла? И многие ли знают, какая ты на вкус?

У неё потрясающая грудь – полная упругая троечка с маленькими розовыми сосками. Я их облизываю жадно, неистово, как голодный зверь. Сожрал бы!

– Женя… Женечка!.. – тянет меня за волосы, царапает ногтями по шее.

Не могу больше терпеть!

У моей Геллы отличный рост, а на высоких каблучках она словно создана, чтобы её шпилить у стены.

Я закидываю её ножку себе на бедро и врываюсь в неё до упора. Член сдавило, как в вакуумной упаковке. Такая ох*енно тесная девочка! Вскрикивает и трепыхается, как нанизанная на иглу бабочка. Моя бабочка...

Прислушиваюсь к своим ощущениям…

– Не понял, ты целка, что ли?

– Я хотела, чтобы это был ты…

Да кто бы был против!

– Терпи теперь, дура! – даже не думаю останавливаться и жёстко вбиваю её в стену.

– Женя, продолжай, пожалуйста…

Меня не надо уговаривать, я с новой силой тараню тесную плоть.

– Женя!..

От звучания моего имени этим низким голосом меня здорово клинит.

– Громче! – срываю маску, а она вскидывает руки, прикрывая кривой глубокий шрам на скуле. С ним она ещё сексуальнее.

– Убери руки! – грубо их отбрасываю. – Не закрывайся, на меня смотри!

– Женя, пожалуйста, ещё! – трётся об меня, как кошка.

– Конечно, девочка! – с силой сжимаю узкие упругие бёдра и долблюсь в неё, как сумасшедший.

Луч света падает на её лицо – ух, бля, ведьма! – и наш зрительный контакт мгновенно приводит меня к финишу – бурному и оглушительному.

В ушах продолжает звенеть, а перед глазами расплываются и тускнеют два ярких разноцветных глаза – чёрный и жёлтый.

– Ты, вообще, кто?

– Овца в пальто!

Звон не прекращается… «Овца в пальто»…

*

Открываю глаза – в спальне почти светло. И звон никуда не пропал – на соседней подушке вопит мобильник.

Проспал, сука!

– Да! – гаркаю в трубку.

Короткая пауза…

– Евгений Александрович?

Кажется, у меня даже в ноздрях волосы дыбом встали…

«Люблю тебя…» «Женя, пожалуйста…»

Я сдавливаю ладонями виски и наклоняюсь к трубке:

– Ты кто?  

Овца в пальто?..

– Доброе утро, Евгений Александрович, я Элла…

«…Встречайте бурно, мужики! Горячая! Шальная! Гелла!»

Может, я е*анулся?

Стряхивая остатки сна и морщась от болезненного напряжения в паху, я продолжил таращиться на говорящий гаджет.

– Евгений Александрович, Вы меня слышите? – прозвучал из динамика низкий грудной голос.

Нет никаких сомнений в том, что мой член отлично расслышал, потому что рванулся навстречу звуку, доставляя мне ещё больший дискомфорт.

– Вы кто? – интересуюсь у мобильника, отразившего номер офиса.

Кажется, об этом я уже спрашивал, но теперь, когда я чувствую себя окончательно проснувшимся, будет не лишним уточнить.

– Я Элла, с сегодняшнего дня личный помощник Александра Андреевича. Мне необходимо уточнить, во сколько Вы собираетесь приехать в офис, и заодно передать Вам, что если Вы ещё не в здании, то будет лучше сразу отправиться в аэропорт.

Я жадно вслушиваюсь в бархатный тембр, не беспокоясь о том, что от меня снова ускользает смысл слов.

– Простите, Элла, я немного отвлёкся. Не могли бы Вы мне ещё раз повторить всё, что сейчас сказали.

Если обладательница божественного голоса и подумала, что я идиот, то ничем этого не выдала и терпеливо продублировала важную информацию в мои очумевшие уши.

Взглянув на часы, я прикинул, что на завтрак у меня времени не остаётся, а вот утешительный душ – как раз в тему. Со словами «Спасибо, красавица!» я сбросил вызов и лишь тогда включившееся в работу сознание подкинуло образ вчерашней визитёрши. Неужели она? В паху ощутимо полегчало, а настроение скатилось до отметки «паршиво». Да уж – в её случае «красавица» прозвучало как стёб.

Утренний сон сотворил со мной злую шутку, связав несколько мыслеобразов воедино. И если образ Геллы оправдан вчерашней встречей, то за каким хером в мои сновидения проникла та невинная малышка со шрамом на лице? А я ведь о ней уже и думать забыл – ну, случилось и случилось. Совесть неприятно и совершенно некстати заворочалась, и я поторопился в ванную – успокоить её контрастным душем.

28

В аэропорт я успел впритык и только заглушил двигатель, как монументальный гость вывалился из раздвижных дверей здания.

– Евгений? Неожиданно, – удивился Соколов, отвечая на приветственное рукопожатие и даже не пытаясь скрыть кисляк на необъятной роже. – А я почему-то думал, что Диана меня встретит.

Разочарование в его голосе меня нисколько не тронуло, и я с удовольствием озвучил:

– Она улетела сегодня ночью, но объект под моим контролем, поэтому все вопросы можете адресовать мне.

– Что-то с малышкой? – обеспокоился Соколов, а я даже не сразу понял, о чём речь.

– С кем? – получилось слишком резко, но меня всегда выводило панибратское отношение этого мудака к Диане.

– Ну, с ребёнком! – пояснил он. – Я, честно говоря, вообще не понимаю, как Диана оставляет такую кроху! Ей бы хоть ещё полгодика понянчиться. Что ж вы, изверги, запрягли молодую мамочку в работу?! Свою бы, небось, поберёг! А, Евгений?

В груди неприятно кольнуло. Нет, я не забыл, что у Дианы маленький ребёнок, но поскольку она предпочитает в офисе не обсуждать свою личную жизнь, я с удовольствием абстрагировался от того факта, что где-то у неё есть семья. И ребёнок от другого мужика. И жирный пидор Соколов, конечно, не мог удержаться, чтобы не стебануть меня.

И снова во мне вскипели досада и злость! Я же, как долбо*б, распинался… На всё ради неё был готов… Даже на детей! И в то время, пока я, очумевший ведомый осёл, постигал по вечерам с репетитором грёбаное танго, какой-то борзый мудак уже успел с комфортом разместить в моей женщине свой испанский сперматозоид. И, главное, Геныч, сука, поддержал не меня – ни тебе дружеской солидарности, ни патриотизма!

Соколов ещё продолжает что-то бухтеть о семейных ценностях и – пощади мои уши! – о целительной силе любви, утрамбовывая свою квадратную тушу на пассажирское сиденье моего «Лексуса». Что этот потный кусок свинины может знать о любви? Я бесцеремонно врубаю музыку погромче и… погнали! На окружной, несмотря на обычную пятничную загруженность, оказалось свободно и до спорткомплекса мы домчали минут за сорок.

– Очень даже недурственно, – комментирует Соколов и, покинув салон авто, кривится в противовес собственным словам. – Диана говорила, что половина площади уже арендована?

– Почти вся свободная площадь, у Вас устаревшая инфа. Про налоговую даже не спрашивайте, это к нашему специально обученному гению Одиссею.

– Да – ценный кадр, хваткий, с хорошим стержнем.

«Жаль, не в том месте его стержень», – думаю про себя, но Соколов тут же озвучивает мои мысли.

– Слушай, Жень, а он правда заднеприводной?

Я вскидываю руки и с языка едва не срывается: «Для себя интересуетесь?»

– Это Вам, Олег Константинович, лучше у него самого спросить. Чего не видел – того не знаю.

Он понимающе кивает и возвращается к спорткомплексу. Бомбит меня вопросами об оснащении, оборудовании, лицензировании, маркетинговой активности. Я готов и отвечаю, как на блиц-опросе.

– Райончик паршивенький, – резюмирует Соколов, оглядывая старые хрущёвки вблизи нашего сооружения.

– Скажите об этом Диане, – злорадно парирую я, заранее зная, как она уделает этого борова за критику её родного района, который она с таким рвением облагораживает.

Дождь, моросящий с раннего утра, теперь втопил шумным плотным потоком, превращая буйную растительность на роже Соколова в стрёмную старую мочалку. Я даже воспрял духом от этой унылой картины.

– Что за дрянь у вас с погодой творится?! – недовольно ворчит этот боров.

И, судя по недоброму взгляду из-под намокших густых бровей, претензия адресована мне. Но прихватить для него защиту в виде зонта я ни за что бы не догадался, даже если бы меня настойчиво об этом попросили. Поэтому в ответ я пожимаю плечами и весело выдаю нелогичное объяснение:

– Зима, однако!

По дороге в офис мы неизбежно попадаем в пробку и настроение промокшего борова окончательно портится. Он проклинает наш город, погоду, тупорылое движение и жалуется, что страшно проголодался, чем невыносимо меня бесит. Но грубость отец мне не простит, да и сам я ещё не забыл, кто владеет контрольным пакетом «СОК-строя». Скалюсь в кривой улыбке, скрипя зубами.

В приёмную недовольный Соколов вваливается первым и застывает, перекрыв дверной проём.

– Добрый день! – целительные бархатные нотки ласкают мой слух, а дальше нервы новой помощницы, кажется, сдают. – Вы, наверное, Олег Константинович… 

Имя гостя звучит сипло, а потом какой-то неясный звук, похожий на задушенный писк, и надсадный кашель. А ну-ка, кто там? Я заглядываю через плечо Соколова. И это наша сладкоголосая Элла? Вот как такое может быть?! Как этому четырёхглазому бледному недоразумению достался такой голос?

Сквозь огромные окуляры на нас испуганно таращатся два округлившихся глаза. Кажется, карие. Интересно, зачем ей тонировка на очках? Может, у неё один глаз стеклянный? Хотя, это было бы слишком несправедливо.

Как же я понимаю твой испуг, детка! Соколов с поникшими мокрыми патлами – то ещё чудовище! И по внешней привлекательности даже рядом с тобой сильно проигрывает.

– Простите, – сипит девчонка и прикрывает рот изящной ладошкой, безуспешно пытаясь подавить кашель. – Александр Андреевич… – кашляет, – простите, он просил подождать минуту… Извините…

Да хорош уже расшаркиваться перед этим гондоном!

Я вдруг залипаю на её аккуратной ладони с длинными тонкими пальчиками и короткими бесцветными ногтями. Не помню, чтобы я когда-либо уделял повышенное внимание женским рукам. Да и в этих руках ничего необычного… Только почему-то из резервов памяти всплывают руки Геллы, и сейчас я совершенно отчётливо помню её пальцы, гладившие меня по плечам… И длинные красные ногти… Казалось бы, ничего общего с этой бледной ладошкой! Тогда… почему? Что за хрень?

Элла… Гелла… Бред какой-то!

– Я – да! – Олег Константинович, – грозно рычит Соколов. – А вот кто ты, мне интересно знать?

Испуганная мышь по-прежнему прижимает ладонь ко рту, а второй рукой сдавливает горло, стараясь унять першение. Из-под очков по щеке скатывается слеза, и девчонка, охнув, плюхается на стул, скрыв лицо за монитором. Мне знакомо это состояние, и я знаю, что ответить она толком уже ничего не сможет. Единственный козырь – голос – умер, и спрятаться – самое лучшее в данной ситуации.

– А это Элла, наша новая помощница, – я подталкиваю Соколова в спину и, пока он, округлив свинячьи глазки, переваривает полученную информацию, открываю перед ним дверь отцовского кабинета. – Подождём здесь.

– Твой папаша умом тронулся? – взревел Соколов, едва я закрыл за нами дверь. – Он где это подобрал? На какой…

– Её Диана привела! – рявкаю, заглушая рёв Соколова и опережая его комментарий, который мне точно не понравится.

Сейчас я отчётливо представляю полуобморочную мышь и тоже не понимаю, чем руководствовалась Диана, бросая девчонку на амбразуру. Здесь нужны либо железные яйца, как у её помощницы Риммочки, или перепелиные мозги, как у Алинки, занимавшей место в приёмной директора ещё год назад. К счастью, недолго.

– Диана? – с недоверием переспрашивает Соколов и косится на дверь. – Но чем она руководствовалась? Это же лицо вашего офиса…

– А по мне – так лучше посетители будут видеть четырёхглазое лицо, не лишённое интеллекта, чем задний бампер Алинки, в котором ума столько же, сколько и в её симпатичной башке.

– О, вы уже здесь? – в кабинет вваливается отец и протягивает Соколову руку. Улыбка во всё лицо, но взгляд настороженный. – Здравствуй, Олег. Нам Эллочка заказала столик в ресторане… Так, может, сразу туда? И Одиссей к нам подъедет.

– Эллочка? – кривит рожу Соколов и тычет пальцем в сторону приёмной, а у меня зудит кулак.

Да ты на себя посмотри, урод е*учий! У девки аж голос пропал!

– Очень хорошая и умная девочка, между прочим, – удивляет меня отец. – Красота в глазах смотрящего, мужики.

– Жень, ты разве не с нами? – удивляется Соколов, покидая приёмную, а сам пытается рассмотреть нашу мышь, но я перекрываю ему обзор.

– Нет, поработать надо, – отмазываюсь под удивлённым взглядом отца.

От голода в желудке начинается революция, но лохматая рожа Соколова – не самое приятное соседство в ресторане. Наконец, голоса удаляются от приёмной, и я разворачиваюсь лицом к мыши. Милашка!

– Элла, значит?

Она спокойно смотрит на меня сквозь затемнённые стёкла очков и, кажется, даже не нервничает. Мой взгляд невольно соскальзывает на её руки. Руки как руки… Торчат из рукавов жуткого пиджака и совсем сюда не подходят. Да и вся она... неправильная.

– Обед для меня закажи...ТЕ, Элла.

Она тут же хватает ручку, готовая записывать. А я жду вопрос – хочу услышать её голос ещё раз. И продолжаю пялиться на её руки. Больше не на что.

«Красота в глазах смотрящего».

Хм… Думаю, сюрреализм – это не моё.

Милашка продолжает молчать, сжимая ручку длинными тонкими пальцами. Дались мне эти пальцы!

– Элла, тут ничего сложного – просто позвоните в ресторан и скажите, что обед для меня. Они в курсе, что нужно доставить.

Она молча кивает, уставившись своими очками в столешницу, и откладывает ручку. И как, интересно, отец разглядел в ней ум? Или она его бдительность одной фразой усыпила? Так я жду – пусть со мной сделает то же самое. Молчит ведь… помощница!

– Элла… – начинаю, как ласковый змей-искуситель. Самому тошно. – Соколов Вас сильно испугал?

– Нет, конечно! – это звучит даже слишком импульсивно, а очки теперь смотрят на меня. – Это случайно вышло, Евгений Александрович… как будто что-то попало вот сюда, – она взмахивает рукой и касается своими пальцами изящной шеи, чуть ниже розовой мочки уха… прямо по тонкой голубой жилке... пульсирующей. – Наверное, я неудачно сглотнула, и что-то произошло… Даже слезы выступили… Глупо получилось, извините.

Сглотнула… Ой, бл@дь! Молчи лучше! Я своим членом чуть монитор не снёс со стола.

Шея… пальцы… ухо… Я идиот! И извращенец! Закатив глаза к потолку, остаюсь на месте и пытаюсь вспомнить, какие у Дианы пальцы. А уши? Красивые, наверное, как и всё остальное в ней. Не лопоухая – и ладно! Когда в женщине всё идеально, разве заметишь такие мелочи? Вот и ответ нарисовался! Сидит мышь серая, убогая, а уши розовые. Понятно, что они сразу в глаза бросаются! Может, у неё и ещё есть что-нибудь симпатичное? Тщательно скрытое…

Я снова перевожу взгляд на странную девчонку. Такая аккуратная ладонь просто обязана иметь достойное продолжение в виде красивой руки. И плеч… Тогда почему она выглядит, как дура?!

– Элла, а почему Вы… – Стоп, мудила, не так же! – Эм… у Вас плохое зрение?

– Не очень хорошее, – и улыбается бесцветными губами, поблёскивая уродливыми окулярами.

Оправу будто специально подбирала, чтоб пострашнее выглядеть. Нереально выбешивает!

– Я жду свой обед, – ледяным тоном отвечаю на её смущённую улыбку и удаляюсь в кабинет. И всё же успеваю поймать обиженное выражение на очкастой мышиной мордочке.

Нет, не спасти Милашке своей красотой этот уродливый мир!

29

Обед доставили через полчаса, но я уже по уши в работе и, не отвлекаясь, тупо набиваю желудок, чтобы заглушить голод. В какой-то момент шевельнулась странная мысль – обедала ли Милашка. Но шевельнулась и тут же сдохла – это точно не моя забота.

В три часа отец созвал срочное и на хрен никому не нужное совещание. И первым делом – скорее давай знакомить руководителей отделов с деловой мышью. Типа прошу любить и жаловать – моя очередная правая рука. То, что любить её никто не собирается, стало понятно сразу. Мне откровенно похер – а за что её любить – за трепетные уши? Судя по её внешнему виду, в симпатиях окружающих милаха точно не нуждается. Но парочку весельчаков всё же пришлось заткнуть, чтобы впредь не было соблазна постебаться – Милашку на этом посту, как минимум, обязаны уважать. И, кстати, она очень неплохо держится в своём клоунском прикиде. Осанка императрицы, да и причёска, как у Павла I, – оборжаться. Но я серьёзен.

На деловое собрание никто не настроен – пятница же – мысленно все уже давно не здесь. Зевают втихую, чешутся, на часы поглядывают, но терпят – у Соколова разговор короткий – трудовую в зубы и на йух. Я же никуда не тороплюсь и второй час с интересом наблюдаю за Милашкой – смешная и такая сосредоточенная. Забилась в дальний угол и, уткнув нос в блокнот (зачем ей только планшет на коленях?), быстро стенографирует, пока батя в атмосфере всеобщей невменяемости пытается сеять разумное, доброе, вечное. К пяти часам посеял, и народ сорвался, как на электричку, тряся накопителями информации.

Я тоже захотел было рвануть, но взгляд зацепился за охерительную картинку. Или, скорее, сперва среагировали и встрепенулись уши. Милашка до сих пор не выползла из своего укромного угла, а наш гений Одиссей ей что-то втирает, отчего девчонка заливисто смеётся. И нет, этот звук – не хрустальные ручьи. Это как неожиданный живительный ливень после засухи – когда замираешь и молишься, чтобы он не прекращался как можно дольше. Ну ни хрена себе – кудесник Гомосей, что сотворил!

Не знаю, о чём сейчас взмолились внезапно притихшие Соколов с моим отцом, но мне отчего-то захотелось заткнуть этот смех – несвоевременный и сильно диссонирующий с источником звука. С недоумением и непонятной злостью наблюдаю, как адвокатишка оглаживает своим пухлым копытцем Милашкину ладонь и что-то шепчет в розовое ухо. А ей весело! Мне вот даже интересно, о чём этот голубой купидон может ей вещать?

– Оди, тебе заняться нечем? – озвучиваю свой самый приличный вопрос.

– Жека, а разве я перед тобой должен отчитываться? – парирует он и с улыбкой подносит мышиную лапку к своим губам.

Совсем страх потерял, гений! Зато Милашка, кажется, очень довольна – закусывает губу и поблёскивает в мою сторону своими лупами.

– Ты перегрелся, пупс, какой я тебе Жека?

– Такой же, как я – Оди. Спокойно, Евгений… Александрович, я не задержу Эллочку надолго.

Эллочку?!. Они знакомы, что ли? Сука, да с чего это вообще меня должно волновать? Я бросаю быстрый взгляд на Милашку-Эллочку. Красивое имя… и смех… Но чучело же!

Отец культурно пытается мне задать направление, но меня очень вовремя зовёт труба.

У Геныча какой-то особый дар – возникать в самое нужное время. Ну или совсем в неподходящее. Но прямо сейчас его звонок очень кстати. Хотя, мог бы чуть раньше позвонить, пока я не успел выставить себя идиотом. Но наказывать Одиссея за дерзость совсем не комильфо, как сказала бы наша француженка. На хер я к нему домахался?! Пусть развлекает, кого хочет. Принимаю вызов и покидаю кабинет главного.

– Жек, а что за беспредел творится? – ревёт Геныч в ухо. – Твой батя больше не разрешает быть нам вместе?

– Геныч, что за пургу ты гонишь? – вхожу в свой кабинет и начинаю ржать.

– Да не смешно! Я пришёл к тебе с приветом – здесь, внизу, а мой пропуск больше не действителен. Как так, Жек? А я ведь шарлотку испёк, как ты любишь! И ещё у меня новости! Две! Про Геллу! Теперь даже сомневаюсь, стоит ли говорить, когда такое отношение к друзьям.

– Геныч, да заглохни уже и стой на месте, я всё решу. Ты только это… смотри пирог там не сожри от расстройства.

Гелла!.. Чертова кукла! Слишком много я хочу знать о ней, и в ожидании информации меня уже знатно потряхивает. Интересно, что там разнюхал Геныч. Надеюсь, инфа не касается её роста и веса. А то ведь с него станется выдать это за две новости. Только, кажется, мой друг не слишком торопится и уже минут пять трубит в приёмной, развлекая Милашку. Не иначе как вчерашний косяк заглаживает. Хорошо, что Соколов с батей уже свалили, хотя ведь могли и пересечься с Генычем внизу.

«И вновь продолжается бой...» – информирует меня мобильник, а я с раздражением понимаю – пересеклись.

– Да, пап, – подношу трубу к уху и почти дословно знаю, что сейчас услышу.

– Жень, а с хера ли твой Геныч таскается к нам в офис, как к себе домой? Сам не работает и тебе мешает!

– Слушай, давай уже не будем по двадцать пятому кругу. Ты знаешь, что за один бой Геныч поднимает бабла больше, чем я за месяц. Кто на что учился, пап, и не завидуй.

Дальше мне залетает в уши уже привычное – чему там завидовать, что он будет делать лет через пять-десять и сотню раз перетёртое бла-бла, которое я давно научился фильтровать и воспринимать спокойно. К примеру, сейчас я охреневаю от погоды за окном – ещё час назад валил снег крупными хлопьями, теперь же по стеклу барабанит ливень. Февраль удался!

Батя, наконец, выдохся. А я завёлся, потому что из приёмной раздался Милашкин смех! Таким, заведённым, я и вышел в приёмную. Басни друга можно было прослушать и из кабинета, не напрягая слух, но мне нужна инфа иного рода. И что я вижу? Похоже, приличные анекдоты закончились. А этот весёлый центнер сидит на краю Милашкиного стола и скармливает девчонке мой пирог, попутно рассказывая, что белки и желтки нужно разделять, муку обязательно просеять и хорошо бы добавить корицу. И – да! – яйца должны быть тёплыми!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Милашка же взирает на него, как на божество, при этом не забывая уничтожать мой любимый десерт. Даже не знаю, что из этих двух процессов меня бесит сильнее. Думаю, третий – я зае*ался ждать новости. Увидев меня, Милашка так и застыла с куском за щекой – ну точно мышь! А Геныч оторвал от неё умильный взгляд и расплылся в дружеском оскале.

– А вот и Евгений Александрович проголодался, а мы не хотели Вас отвлекать от серьёзной работы.

– М-м… а я уж подумал, что ты яйца согреваешь, прежде чем войти в мой кабинет.

– Да нет, это же я про пирог, – застенчиво лыбится мой добродушный друг. – А ты не бойся, Жек, мы тебе тоже оставили.

– Спасибо, – по интонации моё «волшебное» слово больше походит на грубый посыл. – Но ничего страшного, Геннадий, я подожду, а ты пока можешь девушке про синих китов рассказать.

Милашка, так и не посмевшая возобновить при мне жевательный процесс, направила удивлённые очки на Геныча, а тот тяжело вздохнул.

– Нет, эта грустная история не для Ваших нежных ушек, Эллочка, – Вот на хера он про ушки напомнил? – Я, пожалуй, воздержусь сегодня от трагедий. А то Евгений Александрович, когда голодный – очень злой. А когда влюблённый – ещё и опасен. У него же сейчас только красотка Гелла на устах, вот я и решил шарлоточкой разбавить. А как по мне – имя Элла намного благозвучнее. Вы со мной согласны, Эллочка?

Милашка растерянно пожала плечами, и тут же уголки её губ дрогнули, и она согласно кивнула. Надо же – обрадовалась! Доброе слово и мышке приятно. Как же мало ей надо.

– Ты что несёшь, Геннадий Эдуардович, совсем берега попутал? – тихо рычу и мысленно прореживаю его зубы.

– Так ведь знамо что – пирожок тебе несу, болезный. Всё честь по чести – кушать подано.   

Геныч отодрал пятую точку от стола и прихватил спортивную сумку.

– Не скучайте, милая Эллочка, а мне срочно нужно подгрести к другому берегу.

– Чего ты завёлся, Жек? – Геныч, войдя в кабинет, сразу извлёк из сумки здоровый ломоть пирога, завёрнутый в фольгу, и плюхнул его на стол. – Я, между прочим, для тебя стараюсь!

– Обсуждая Геллу с Милашкой?

– Милашка? – удивился Геныч, кивнув на дверь, и хохотнул. – А что – ей подходит!

– Тебе тоже очень идёт трепаться с бабами. Смотри, брат, а то длинный язык – он и до клитора доведёт.

– Упаси бог! – перекрестился Геныч. – Только, чтоб ты понимал, пацан! Это не пустой трёп, а стратегия! Эллочка ведь здесь с подачи драконихи? Во-от! Она Дианке и задвинет про Геллу. И та перестанет тебя подозревать в неровном дыхании и онанизме. Пусть знает, что теперь твои сердце и член настроены на Геллу! Мне же за тебя тоже обидно – сколько можно уже!

– Даже не сомневайся, грёбаный ты Джельсомино, теперь об этом знает весь этаж, – я усмехаюсь, понимая, что погорячился, призвав Геныча с новостями в офис.

– Да? – он покосился на дверь и хмуро спросил: – И кто этот хер – Джельсомино?

– А это очень добрый, но е*анутый мальчик, которого никто не мог заткнуть. Слышь, давай уже свои новости, но на два тона ниже.

– Новость первая! Позитивная! – гаркнул Геныч и перешёл на шёпот. – Никто твою балерину вчера из клуба не забирал, а уехала она на такси. И это, Жека, самая достоверная инфа, а Витюша – пиZдабол. Я его, кстати, уже ласково предупредил, что за подобную лажу в следующий раз он огребёт нерукотворных пиZдюлей. Но теперь наш добрый друг станет жить по законам благонравия и обязательно предупредит нас, как только появится твоя Гелла. А он обещал, что она появится!

– Может, он и номерок телефона тебе дал? – спрашиваю без особой надежды.

– Нет. Сказал типа не знает, но если бы знал – всё равно пытать бесполезно. Жек, но я не стал, люди обычно слишком чувствительны к моим пыткам. Но зато… Та-да-ам! Вчерашние настольные игры – это был чистейший экспромт от нашей пташки… Пардон – твоей. И всё, как я понимаю, ради тебя! Так что по чужим столам твоя Жар-птица не порхает и сиськи никому не показывает. Ты польщён? И, главное, она тебя не забыла, Жек! Ну, и что ты мой пирожок не ешь? Я старался!

– Спасибо, брат, – я разворачиваю пирог и улыбаюсь, как придурок.

Даже подумать не мог, что слова Геныча настолько подбросят моё настроение. В общем-то, ничего особенного, но мою лыбу уже не стереть. Опекая нас с Максом уже столько лет, Геныч вряд ли осознаёт ценность своих поступков. Будучи на год моложе меня, он привык быть наседкой. И мы с Максом привыкли. Удивительно, но сам Геныч почти никогда не просит о помощи.

Я думаю, что даже если меня застать врасплох и задать вопрос: «Кто лучший человек на свете?» – ответ будет однозначным. Мне часто хочется сказать об этом Генычу и крепко его обнять… но… Пошёл он на хер – расплачется ещё от счастья, придурок сентиментальный.

Внезапно ожил мобильник. Наташкин звонок сейчас никак не вписывается в мой позитив, но проигнорировать я её не могу. Вчера мы с Генычем заскочили на её днюху всего на полчаса и умчали в «Трясогузку». Всё как нельзя лучше, потому что терпеть весь вечер Вику – то ещё удовольствие. Мы расстались больше года назад, но она предпочитает до сих пор считать наш разрыв моим временным бзиком. К слову, Наташка с моей матушкой думают так же.

– Ты чё трубу не берёшь? – Геныч заглядывает через плечо. – Оу, систер!

– Беру! – подавляя вздох, принимаю вызов: – Наташ, что-то срочное?

– Жень, лучше не беси меня, ты ещё за вчерашнее не реабилитировался. Ты сейчас в офисе?

Очень хочется сказать «нет», но ведь рядом со мной Геннадий!

– Привет, Натах! – горланит этот мудозвон, и Натаха реагирует мгновенно:

– Можешь не врать, я видела твою тачку на парковке. Скоро буду, и только попробуйте свалить! Геночке привет!

Куда же от тебя свалишь, мелкая прилипала?!

– Геныч, ты мудак!

– Да? – искренне удивляется. – А почему?

– Сейчас будет нам с тобой обоим счастье.

– Ну и ладно, – улыбается. – Вот если бы у меня была младшая сестрёнка, я бы радовался.

– Я тоже радуюсь, – звучу безрадостно. – Но в детстве я хотел брата.

– Фу-у! Вот ты, бл@дь, извращенец! Надеюсь, ты брату об этом не сказал?

– Да пошёл ты! – до меня доходит, и мы начинаем ржать.

– Не, Жек, а кроме шуток, я думаю, что девочки прикольнее мальчиков. Я бы хотел дочку, – Геныч с блаженным видом закатывает глаза. – А ты?

– Подумаю об этом лет через десять, – и не кривлю душой.

Один мой благой порыв был жёстко подавлен. Теперь пусть у всех будут дети, но я – пас.

– Да через десять лет ты уже будешь старым бздуном, а детей ещё вырастить надо.

– Геныч, тебе больше поговорить не о чем?

– А чем тема плохая? Вот прикинь, какие от тебя красивые девочки будут. А от меня? Ну если только для меня найдётся вторая дракониха, и её гены победят… Нет, нельзя мне дочек. Вдруг их потом замуж никто не возьмёт?

Стук в дверь раздаётся синхронно с моим ржанием. Наташка на метле, что ли, примчала?

– Войдите, – громко разрешает Геныч. – Вторую новость, Жек, я тебе потом озвучу.

А разве их было не две?

Но в дверях уже нарисовалась… Милашка. Нет, что ни говори, а девка – полная жесть.

– Евгений Александрович, извините… Мне здесь оставаться, пока Вы не уйдёте, или можно идти домой?

Ответить я не успеваю.

– Эллочка, да идите, конечно, моя гулюшка, – воркует басом Геныч. – Отдыхайте! И солнечных Вам выходных!

Актуальное пожелание под шум февральского дождя. Но я киваю, соглашаясь с Генычем – идите-идите! Солнечного пути!

– Спасибо. До свидания! – звучит музыка для моих ушей и очки исчезают.

– А прикинь, Жек, если я и плюс вот такая Эллочка! – эмоционально восклицает Геныч. – Тогда же вообще страшно иметь детей! И кто полюбит такую дочку, кроме меня?

– Бл@дь, Геныч! – одёргиваю его рычащим шёпотом, понимая, что Милашка в приёмной могла услышать и, обернувшись на дверь, упираюсь взглядом в её очки. Мне даже кажется, что они ещё больше стали.

И всё сразу в кучу – сцепленные на груди ладошки, беззащитная тонкая шея и розовые ушки. И огромные блестящие очки…

Я не знаю, почему она здесь. Справа, там, где был Геныч, сейчас очень тихо. Он, наверное, умер с горя.

– Что-то ещё, Элла? – спокойно спрашиваю, но… Сука! Я не спокоен.

– Ни-ничего… простите, – и снова неслышно исчезает за дверью.

30 Элла

Этот день оказался невероятно сложным и информативно перегруженным. По пути на работу в ушах продолжал звенеть издевательский смешок Инессы. Легко веселиться за чужой счёт, ведь это же не ей предстоит изображать пугало перед глазами десятков людей, а главное, перед любимым мужчиной.

Но беспокойство о собственной непривлекательной внешности притупилось, стоило мне включиться в рабочий процесс. Моя предшественница, суровая и уже немолодая женщина, ожидала меня в приёмной в таком взвинченном состоянии, что будь я вдобавок к своим прелестям одноглазой и хромой, её бы это не смутило. Наставница из неё оказалась – так себе, и больше, чем о делах, женщина вздыхала о своих внуках, которые по моей милости остались в этот утренний час без бабушкиной опеки. Я скромно заметила, что ни о чём её не просила и посоветовала перенаправить свои претензии Диане, за что тётка едва не спалила меня взглядом.

А потом в офис явилась Дианина помощница Римма – красивая, как ангел, и злая, как гиена. Я уже приготовилась обороняться от обеих дам, но Римма, едва смерив меня ничуть не удивлённым взглядом, – скорее всего, не узнала, – отдала команду запоминать или записывать и атаковала нервную тётку на предмет что, где, когда. Список и контакты сотрудников, расписание, документы по проектированию, по строительству и ещё великое множество нужных и важных папок.

Конечно, я всё не запомнила, но догадалась записать на видео, хоть и не сразу. Под давлением Риммы тётка выдавала информацию, как из пулемёта, и застонала о покинутых внуках лишь когда в приёмной появился директор. Александр Андреевич, в отличие от Риммы, был явно впечатлён и озадачен моей внешностью, заставляя и меня о ней вспомнить и смутиться. В процесс знакомства снова включилась Римма, но уже после того, как послала тётку развлекать внуков. Правда, это было сказано в такой форме, что как будто и не к детям отправила, а к каким-то чужим и очень взрослым внукам.

Собеседование с боссом прошло, на удивление, легко и быстро. Ланевский-старший оказался очень приятным мужчиной и не производил впечатление требовательного тирана. И Римма выключила стерву и позволила себе немного кокетства. И лишь когда Ланевский упомянул, что ждёт из Москвы главного акционера компании, Соколова, Риммочка вмиг посерьёзнела и засобиралась по делам. Перед уходом она оглядела меня насмешливым взглядом и хмыкнула.

– Неожиданный маскарад, Элла Алексеевна!

Надо же, не забыла, как я ей представилась в нашу первую встречу. Впрочем, она не ждала от меня никаких объяснений и продолжила:

– Хотела дать тебе дружеский совет, чтобы ты не вздумала пускать слюни на Женьку Ланевского и не велась на его кобелиное обаяние... Но вижу, ты уже сама решила эту проблему. Очень креативно, надо сказать, и радикально. Ладно, если возникнут проблемы и вопросы по работе, обращайся, – она сунула мне в руки стильную визитку и, задрав нос, добавила: – Только не слишком часто. Удачи, Элла Алексеевна!

И гордо удалилась из приёмной. Вот же, деловая колбаса, строит из себя всезнайку! Новость о том, что Диана улетела к себе в Париж, меня, скорее, обрадовала. И очень удивило, что она обо мне не забыла и поручила Римме провести со мной утренний инструктаж. Спасибо, конечно… Но что-то мне подсказывает, что будет лучше, если у меня не случится никаких проблем и не будет причин обращаться к Римме за помощью. И откуда она всё знает?  Уже позднее Ланевский пояснил, что Римма в делах «СОК-строя» не одну собаку съела, потому что несколько лет была личной помощницей Соколова, пока её не переманила Диана.

Несколько лет? Со школьной скамьи, что ли, начала трудиться?

Проблема возникла очень скоро. Но тут Римма мне точно не помощник. Я даже подумать не могла, что звонок на Женин мобильник потребует от меня столько моральных сил. А с другой стороны – что я тогда вообще тут делаю? И я справилась очень достойно – руки дрожали, а голос нет. Но Женечка всё равно не заметил бы моего волнения. Мне даже пришлось дважды повторить информацию в его не проснувшиеся уши, прежде чем парень понял, что от него требуется и отключился от меня со словами «Спасибо, красавица!». Это была издёвка? Или просто шаблонная фраза? Ох…

Александр Андреевич меня снова вызвал к себе, ненавязчиво прощупал уровень моей компетентности, и к моему огромному облегчению, остался очень доволен. Даже пообещал не слишком загружать меня в первую неделю, чтобы я освоилась и привыкла к новой должности. И я начала активно осваиваться, в какой-то момент даже забыв о волнении.

Оно вернулось с появлением гостя. Нет, меня вовсе не испугал огромный и неприветливый патлатый мужик. Но, заметив за его спиной Женю, я то ли неправильно вздохнула, то ли слюной подавилась и – какой позор! – закукарекала, как простуженный петух, закашлялась, а из правового глаза брызнули слёзы. Пока приходила в себя, я успела сто раз проклясть своё настойчивое стремление здесь работать! А потом стало очень стыдно за своё малодушие. Назвалась ведь груздем – сиди теперь в кузове и отрабатывай блатное место.

Ох, как же жарко здесь, на этом месте...

– Элла, значит? – Женя завис над моим столом, сверля меня синющими глазами.

Надеюсь, это риторический вопрос, потому что голос пропал, но зато я выдержала его взгляд.

– Обед для меня закажи...ТЕ, Элла, – брошено так небрежно, а это его приставленное «ТЕ» прозвучало в точности, как Риммочкино «Элла Алексеевна».

Женечка, почему же ты не отправился в ресторан вместе со своим отцом и этим бородатым грубияном?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Хватаю ручку и готова записывать. Но он молчит. Почему? И так пристально разглядывает... Неужели узнал?

Дальнейшее мне совершенно не понятно – ни его вопросы, ни реакция на мои ответы. К чему это беспокойство? А злость от чего? Наверное, я его раздражаю... Ну что же – неприятно, но этого следовало ожидать.

– Я жду свой обед! – так грубо и холодно.

Конечно! Всё будет исполнено, мой любимый босс! Иди уже, работай, дурачок неуравновешенный.

То, что Женя псих, стало понятно на собрании, которое в срочном порядке созвал Александр Андреевич. Нелегко мне далось знакомство с руководящим составом. Насмешливые взгляды сверлили меня два часа, но от едких комментариев спас Женя. Стало так приятно… Но ненадолго. Вот с чего он взъелся на Одиссея?!

Адвокат оказался очень приятным молодым человеком. Поздравил меня с первым рабочим днём, вручил свою визитку. Только, в отличие от Риммы, разрешил обращаться за помощью в любое время. И выглядел он при этом очень искренним. Конечно, я не собираюсь ему докучать, но всё равно благодарна за его тепло и участие. Хотя и понимаю, что вся эта опека с подачи Дианы. Не понимаю только, с чего бы ей это делать? Милой и доброй её даже слепой и глухой не назовёт.

Я вдруг вспомнила её мастер-класс на пилоне. В тот раз она сказала, что я такая же ловкая и гибкая, как шест под моей рукой, когда я не смогла с первой попытки повторить за ней сложный трюк. А потом назначила меня инструктором. Где логика? И помощница у неё такая же звезданутая.

А Одиссей совсем другой. Он общался со мной, как с привлекательной девушкой, флиртовал и даже руку поцеловал. А ещё шепнул пару едких и очень метких комментариев в адрес Соколова. Я рассмеялась, а Женька начал придираться к Одиссею. А за что? Значит, обижать Женя меня не позволил, но и развлекать запретил... Я что для него – офисная мебель?

Видимо, да. Это стало ясно, когда появился его друг и посмел задержаться рядом со мной. Гену я ещё вчера простила за его дурацкие гримасы. Хотя он и не заслуживал, ведь галантность он проявлял в отношении красотки Геллы. Но зато сегодня он полностью реабилитировался. Яблочный пирог в исполнении брутального мужчины, наверное, способен растопить любое девичье сердце. И я не стала исключением. А его юмор покорил меня окончательно. А потом явился Женя с недовольной физиономией и всё испортил. Хотя… и не так чтобы всё...

Теперь вот сижу и думаю, что у меня раздвоение личности.

«У него же сейчас только красотка Гелла на устах».

«А когда влюблённый...»

Слова Гены вызвали такое ликование в душе! Я с трудом сдержала свои эмоции в присутствии ребят. А теперь мне вдруг стало обидно... Как дура, сижу и ревную Женю к Гелле. Разве не глупость? Мы обе его ревнуем – и я, и моё очкастенькое альтер эго. Боже мой, кажется, у меня не раздвоение, а растроение личности. С ума сойти! Это же ненормально! А с другой стороны, если я это осознаю, то, значит, не всё потеряно.

Очередной громогласный рык Гены за дверью кабинета выдергивает меня из путаных мыслей. И очень вовремя, пока я сама с собой не подралась.

С удивлением обнаруживаю, что рабочий день мой закончен, но не знаю, могу ли я уйти, пока Женя ещё здесь. По-хорошему, спросить бы надо… У меня сегодня ещё занятия с моими тётеньками и надо подготовиться. Тяну время, наводя порядок на столе, достаю пальто из шкафа и вешаю обратно. Почему мне так страшно встречаться с ним взглядом? Вот Гелла точно не стала бы сидеть и стесняться.

Я решительно подхожу к двери…

– Нет, нельзя мне дочек. Вдруг их потом никто замуж не возьмёт? – сокрушается Гена.

Интересные у них разговорчики.

Женин смех добавляет мне смелости, и я стучу.

– Войдите, – басит Гена. – Вторую новость, Жек, я тебе потом озвучу.

Открываю дверь и взгляды обоих парней скрещиваются на мне. Женин, мрачный и задумчивый, мне не очень нравится, но я ведь не покрасоваться пришла.

– Евгений Александрович, извините… Мне здесь оставаться, пока Вы не уйдёте, или можно идти домой?

Но отвечает мне Гена:

– Эллочка, да идите, конечно, моя гулюшка. Отдыхайте! И солнечных Вам выходных!

Я невольно бросаю взгляд на тёмное окно, по которому барабанит дождь. Женя молчит, но согласно кивает – разрешил, благодетель.

– Спасибо, – вежливо улыбаюсь. – До свидания!  

Но на меня никто уже не смотрит. Ну и ладно.

Не успеваю полностью захлопнуть дверь, как вдруг вспоминаю – ой, а как же ключ от приёмной?

– А прикинь, Жек, если я и плюс вот такая Эллочка! – говорит Гена. Вопрос застыл на языке, а я – в дверном проёме. – Тогда же вообще страшно иметь детей! И кто полюбит такую дочку, кроме меня?

Я совершенно не понимаю, зачем Гена приплюсовал меня к себе. Я не хочу к нему. И детей хочу не с ним. Но его слова, как болезненная оплеуха.

– Бл@дь, Геныч! – рявкает Женя и поворачивается в мою сторону.

– Что-то ещё, Элла? – спрашивает, как ни в чём не бывало, а Гена таращится на меня, растянув губы в широкой улыбке, больше похожей на гримасу.

– Ничего… простите…

Прикрыв за собой дверь, я несколько секунд стою, не двигаясь, и пытаюсь понять, что мне сейчас делать. Беспорядочные и жалящие обрывки мыслей мешают мне, не дают собраться. Нужно что-то другое… Что?

«У рождённых овцами копытца не заточены под рукоять кнута...»

«Руки и ноги имеются? Так пусть добавит голову... или продолжает пастись в общем стаде и надеяться, что кто-нибудь из жалости отшлифует её порченую шкурку».

То, что надо – хлёстко и отрезвляюще!

Я не порченая! И не овца! Пусть моя офисная Эллочка мало похожа на домашнюю, но она совсем не страшная! И не кривая! И не тупая! Почему вдруг с ней страшно иметь детей? У меня будут замечательные дети! Умные, красивые и добрые! Обязательно добрые. Они вырастут в любви и никогда не станут овцами! И овец обижать не будут...

Я хватаюсь за эту жизнеутверждающую мысль, как за крепкий надёжный мостик, и карабкаюсь из этого болота, подальше от двух уродливых крокодилов.  

А на выходе из лифта меня поджидает очередной сюрприз… Почему я ни разу не подумала, что могу встретить в офисе Наташу? Я столкнулась с ней нос к носу и от неожиданности выпучила глаза. Небось, и рот распахнула. Хорошо хоть не догадалась поздороваться. Я очень быстро взяла себя в руки и, обогнув препятствие в виде бывшей подруги, устремилась к выходу из здания. И чёрт меня дёрнул оглянуться! Наташа не вошла в лифт и продолжает смотреть на меня.

Что надо? Вам показалось, девушка!

На улице дождь ещё больше усилился, а зонт я забыла в офисе. Не беда – не сахарная!

– Да, Витя! – отвечаю на входящий вызов и выслушиваю эмоциональную исповедь о том, как ушлый крокодил Гена навёл шороху в «Трясогузке» и вытащил из Вити обещание предупреждать его о моих спонтанных выступлениях.

– Эл, думаю, тебе пока не стоит сюда соваться. Пусть остынут немного наши сыщики. К тому же их новый друг очень хочет от тебя приват. Знаешь, сколько предложил?

Кто, интересно? Максим или Пиджак? Вряд ли Максим. А впрочем, какая разница.

Внезапная мысль вызвала у меня злорадную улыбку.

– Вить, обязательно предупреди мальчиков, что я буду в воскресенье.

Ох, нет – у меня же занятия будут!

– Эл, какое воскресенье, обалдела? Ты меня не услышала, что ли?

– Я слышу, Витюш. Ты прав – не надо в воскресенье. Скажи им, что я буду завтра.

31

 Завтра!

Это слово обладает какой-то особенной магией. Сегодня ты можешь отложить учебу, не доделать работу, съесть лишнее пирожное или даже целый торт. Сегодня можно позволить себе слабости и глупости, ведь наступит завтра – и всё можно исправить. Сесть на диету, заняться спортом, заполнить пробелы в учёбе и бросить курить.

Но я не курю, учусь на отлично и у меня стройное спортивное тело. И завтра всё это останется со мной.   

Я проснусь решительной воительницей и сожму кнут в своих… крепких ладонях! Буду вызывающе красивой и смелой. И гордой! Но завтра…

А сегодня я хочу к маме – поплакать, пожаловаться и почувствовать её тёплые объятия. Хочу, чтобы мама сказала: «Эллочка, моя бедная маленькая девочка, не плачь, всё будет хорошо. Ты у меня настоящая красавица, и твой Женька ещё сто раз пожалеет, что не разглядел такое сокровище! А этот Генка…»

Нет смысла придумывать кары на Генкину голову и грезить о Женькином прозрении, потому что для этого недостаточно, чтобы просто наступило завтра. К тому же ничего подобного моя мама не скажет, потому что мне некогда к ней ехать, а по телефону – всё не то… Лишь живое тепло и прикосновения способны согреть душу. А Диана наверняка сказала бы, что слёзы и страдания из-за мужчин достойны лишь презрения. Это слабохарактерность! И лишь борьба достойна похвалы и поощрения. Поэтому я не плачу, и никто не узнает, что сейчас я чувствую себя несчастной заблудшей овечкой в промокшем парике и… О, господи! Почему я до сих пор в этих ужасных очках?!

Я поспешно снимаю их и прячу в сумку, внутри которой тоже сыро и неприятно. Ну и февраль выдался! Прибавляю шаг, почти переходя на бег, и уже спустя несколько минут врываюсь в подъезд. Сейчас Инесса – моя единственная надежная гавань, и я мчусь через ступеньку, чтобы забраться под её заботливое крылышко.

После третьего звонка в дверь я начинаю волноваться, и в голову невольно лезут всякие ужасы. Инесса ведь должна быть дома... Что-то случилось? А может, Жоржик пришёл, и они сильно увлеклись? Быстрые шаги за дверью не принесли облегчения – Инесса никогда не топает, как слон, она порхает...

– Где твой зонт?! – рявкает... всё же Инесса. И глазищами грозно сверкает.   

Макияж размазан, волосы, как после удара током, а её любимый халатик порван на груди. Вообще на неё не похоже.

– Хто? – раздаётся из недр квартиры недовольный голос Жоржика.

– Транда в задрипаном пальто!

Ну точно я не вовремя. Но пятиться назад совсем уж глупо. И почему я транда-то? Ответ на мой невысказанный вопрос последовал незамедлительно:

– Ты почему не носишь мой подарок? Не нравится? – звучит как угроза, и я теряюсь.

– Почему не ношу? Очень даже ношу, но я же не могу в разных образах носить одни и те же вещи. Красивое пальто для красивой Эллы. Сейчас надену его на занятия.

Я устало стаскиваю с себя мокрый парик и бросаю на кожаную банкетку и лишь после этого начинаю раздеваться. А Инесса брезгливо, как на мокрую крысу, взглянула на мою сброшенную причёску и, громко стуча босыми пятками по полу, исчезла в квартире. Следовать за ней совсем нет желания, когда она в таком настроении.

Обняв сумку, я привалилась к стене и прикрыла глаза. Я просто расслабилась – привыкла к Инессиной заботе, полюбила её, вот и принимаю всё близко к сердцу. Наверное, пора уже вспомнить, что я не её внучка, а нанятая компаньонка, и мои обиды здесь совсем неуместны.

– Ну и что ты трёшься здесь, как бедная родственница? Тебя в угол поставили? – вернувшаяся хозяйка квартиры подбоченилась и нехорошо прищурилась. – Что ты с сумкой обнялась – никак большую зарплату получила и боишься, что спиZдим?

– Конечно, нет, Инесса Германовна, – натянуто улыбаюсь. – Я Вам доверяю. Да и до зарплаты ещё далеко, я ведь только первый день отработала.

– А какого хера ты здесь застряла тогда?

От направленного на меня злого взгляда мне хочется втянуть голову в плечи.

– Я... обещала маме приехать, она меня ждёт, и... наверное, я зря разделась. Можно я сейчас поеду? Пожалуйста, мне очень нужно.

Вру так неумело и глупо, но больше ничего не приходит в голову. Я так сильно хочу уйти отсюда... Так сильно!

– Уё*ывай! – выплёвывает Инесса. – Ускорения придать?

Качаю головой, пытаясь не расплакаться, и торопливо обуваюсь. От волнения никак не могу попасть ногой во второй сапог, а когда попадаю, стопа не входит, словно её раздуло с перепугу.

К Инессе присоединяется хмурый Георгиос, и двое враждебно настроенных дорогих людей – это уже выше моих сил. Я хватаю насквозь промокшее пальто и пулей выскакиваю за дверь, подволакивая полунадетый сапог. Только бы не разреветься у них на глазах.

В полной тишине я допрыгала до четвёртого этажа и только здесь остановилась, чтобы обуться как следует. Только не плакать! Надо успокоиться, ведь ничего ужасного не случилось. Майор постоянно мне грубил и оскорблял, но это никогда не вызывало во мне подобной реакции. Это моя ошибка... В разочаровании всегда виноват очарованный. Это всего лишь очередной урок – прививка от наивности и доверчивости. Не плакать!

С сапогом я справилась, а надев мокрое пальто, мгновенно продрогла.

– А ну, стой! – раздалась команда сверху, и я снова устремилась вниз по лестнице. – Стой, кому сказала! Вот же овца глупая!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Точно – овца! Из глаз всё же брызнули слёзы, и я уже перестала прислушиваться к словам Инессы. На втором этаже услышала сверху громкий и быстрый топот и ускорилась. Судя по звукам, это может быть только грек, прыгающий через десять ступенек. Догонит ведь!

Выбежав из подъезда на улицу, я заозиралась по сторонам. До ворот, закрывающих двор, слишком далеко, кусты все голые, а за спиной приближающийся топот. Я рванула вправо и присела за ближайшей машиной. Дождь немного стих и теперь моросит по-осеннему, но к моему настроению любой сгодится.

Подъездная дверь распахнулась с таким страшным грохотом, словно мой преследователь жаждет расправы. Даже выглянуть страшно и слёзы застыли. Я совсем не понимаю, что случилось... Может, у Инессы дома что-то пропало и она думает на меня? А может, майор к ней приезжал и наговорил про меня гадости? Но Инесса не такая – она не станет никого слушать... Но она почему-то очень злая. Что я успела натворить?

– Элиа! Эй! – горланит Жора уже где-то далеко, а я осторожно выглядываю из-за авто. – Элиа!

Он маячит почти в самом конце двора, у ворот. Мамочки! Он же полуголый! То ли в одних трусах, то ли в шортах... И под дождём! Бедненький, простынет ведь. Противная бабка с первого этажа, выгуливающая свою собачку, что-то грубо крикнула парню и замахнулась костылём. Я уже собралась выйти из своего укрытия, но подъездная дверь снова открылась и на улицу выбежала Инесса. Ну хоть она догадалась одеться.

– Инесса, это не твой голый мужик скачет по двору? – торопится выяснить любопытная старуха. – Что случилось-то?

– А ты не знаешь? Квартиру твою затопило, пока ты тут варежку на чужих мужиков разеваешь. Поторопись, пиZда на костылях, и зонт не закрывай.

Бабка охнула и заковыляла к подъезду, а её чокнутая собачка на спичечных ножках неожиданно обнаружила моё укрытие и залилась визгливым лаем, прыгая вокруг меня в попытке нагнать ужас. Я вообще-то люблю собак, но этой очень хочется дать пинка.

– Ко мне, Султан! Ко мне! – заорала старуха.

– А ну забирай свой кусок Султана, а то я ему сейчас быстро перекрою подачу кислорода, – пригрозила Инесса и направилась в нашу сторону, видимо, поняв, что собака не просто так брешет.

Оставаться на корточках очень неловко, зная, что сейчас Инесса меня увидит. Я выпрямилась в полный рост, а Султан совсем взбесился, заходясь в истеричном лае. Но услышав многообещающее «Ах ты, падлы кусок!», поджал хвост и втопил к хозяйке.

– Вот дура! – поприветствовала меня Инесса. – Ну-у?! И что ты тут присела под дождём, думаешь, недостаточно выросла? А ну, марш домой!

Чувствуя, что слёзы снова близко, я не могу сказать ни слова и такой дурой себя чувствую, взирая сверху вниз на строгую командиршу с голыми ногами и в зимней шубке. Инесса неожиданно всхлипнула, сделала шаг ко мне и обняла.

– Да что ж вы такие нежные, слова вам не скажи! Ну, прости дуру старую – разнервничалась я, а ты под горячую руку попала. И было бы из-за кого!.. Я тебе так скажу – все беды на этом свете из-за мужиков! Они вообще страшные существа, да ещё и хороших людей е*ут. Не обижайся, моя маленькая, ты здесь ни при чём. Всё этот кобель блохастый виноват!

– Султан? – удивилась я.

– Да какой из него, к х*ям, султан? Вон он, бегает, придурок, тебя разыскивает! Ох, боюсь, ещё один такой финт с его стороны – и он у меня евнухом станет! – Инесса отстранилась от меня и как заорёт: – Жоржик, ко мне! Нашлась пропажа!

– Где-э? – парень устремляется к нам.

– В пиZде! Как войдёшь – налево повернёшь! – гаркнула в ответ Инесса и взяла меня за руку. – Пошли быстро! Сейчас залезешь в горячую ванну и расскажешь про свой первый рабочий день. А потом я тебе поведаю, какие у нас тут страсти творились.

32

После наших пряток и догонялок под дождём нежиться в горячей ванне было неразумно – я бы раскисла, расслабилась и уже вряд ли была бы способна вдохновлять и заряжать энергией своих великовозрастных учениц. Для них я тигрица – сильная, ловкая и уверенная в себе. И мне льстит то, что каждая из этих женщин мечтает быть похожей на меня, красивую и дерзкую искусительницу. Поэтому, приняв тёплый душ, я взбодрилась нелюбимым крепким кофе, с помощью Инессы привела себя в порядок и под её же неусыпным надзором отправилась на занятие по стрип-пластике. Чувствуя свою вину, Инесса весь вечер ходит за мной, как привязанная. Наверное, испугалась, что после занятий я сбегу от неё к маме. Да куда же я сбегу? И разве я могу оставить женщину в таких растрёпанных чувствах. Ей сегодня тоже пришлось несладко.

Сегодня Инесса узнала, что любимая внучка не сможет к ней приехать на весенних каникулах, и что её единственный сын тронулся умом и купил супруге двухнедельный тур по Европе.

– Старый маразматик! – сокрушалась Инесса. – Не удивлюсь, если он к своей Жоржетте ещё и телохранителя приставит – какого-нибудь молодого жеребца! Меня окружают одни идиоты, они же меня в гроб вгонят!

Я выслушала молча и участливо, вовсе не обольщаясь, что меня не причислили к окружающим идиотам и зная, что это ещё не все неприятности.

Спальня Инессы, ещё утром напоминающая будуар принцессы, теперь выглядит, как поле битвы. Но невообразимый бардак и погром удивили меня куда меньше, нежели сияющий хромированным блеском новенький шест у изножья широкой кровати. Вот этот неодушевлённый танцевальный партнёр и стал причиной разразившейся драмы.

Оказывается, Инесса уже давно задумала установить в своей спальне шест и готовила нам с Жорой сюрприз. И он удался! После двухдневного скитания молодой грек вернулся в родную гавань и обнаружил свою женщину в смелом соблазнительном наряде, а в её спальне – двух молодых мужчин. Вот уж не думала я, что улыбчивый добродушный Жоржик настолько ревнив и горяч – бросился уничтожать соперников, даже не разобравшись, по какой причине они находятся на чужой территории. Инесса со смехом рассказала, что её отважный Жорж сражался, как лев, но силы оказались неравны... То-то я смотрю – старые синяки на его красивом породистом лице сегодня обрели свежие краски.

– Инесса, но почему? – я искренне недоумеваю. – Жора ведь не дикарь и не настолько глуп, чтобы без оснований бросаться на незнакомых людей... Они же могли быть... да кем угодно! Парни ведь были одеты… – предположила я, не посмев придать словам вопросительную интонацию, и умоляюще взглянула на Инессу.

– За кого ты меня принимаешь?! Двоих мне уже не осилить, – с сожалением ответила эта невероятная женщина. – Положительные эмоции тоже следует дозировать, чтобы не перегружать сердце. И, конечно, Жоржик прекрасно понял, что они специалисты по установке оборудования, но, видимо, в его памяти ещё свежа история нашего знакомства. Жоржик ведь у меня межкомнатные двери устанавливал, вот тогда-то я и оценила его потенциал, – Инесса многозначительно поиграла бровями, а я сочла за благо не уточнять, как она разглядела этот самый потенциал и что она вообще подразумевает под этим словом.

Прожив с этой женщиной в одной квартире больше месяца, я невольно научилась искать во всех её словах скрытый подтекст. Но история знакомства с Жорой меня откровенно удивила.

– Двери устанавливал? А как же он без владения языком?

– О-о! Как раз-таки языком он владел мастерски, – хохотнула Инесса, а у меня от смущения даже коленки, кажется, покраснели. – На самом деле он с напарником работал. Тот русский, но пять лет прожил в Греции и Жоржика моего переманил, а потом наё*ывал его безбожно, пока на меня не нарвались. Так что я спасла этого дурачка.

– Повезло Жорику, – не очень уверенно пробормотала я. – А я почему-то думала, что вы на модельном кастинге познакомились...

– Это я его туда впихнула, минуя все кастинги. Уж, конечно, ему повезло! А он, кобелина неблагодарный... Я ведь, Эллочка, прекрасно знаю, где и с кем он шоркается, и, заметь, ни разу не предъявила ему претензии. Понимаю, что мужик молодой и должен развлекаться. В конце концов, и личную жизнь ему когда-то надо устраивать. Это сейчас я ещё молода и хороша собой, но пиZдец не дремлет и уже не крадётся незаметно, а прёт на меня в полный рост. Такими темпами лет через десять и морда, и сиськи обвиснут...

Я поискала беглым взглядом Инессины сиськи и подумала, что ей такая беда вряд ли грозит.

– А ты видела, что он мой парадный халатик порвал? Псих больной!

– Мне кажется, он Вас любит и страдает от ревности…

– ХуYнёй он страдает! Этот шакал и свою личную жизнь успевает настраивать, и в мою бесцеремонно прётся. А ведь я почти зацепила мужичка, когда этот херов грека вернулся и устроил мне здесь бои без правил. А потом мириться со мной вздумал… Насильно!

Я сочувственно и очень поспешно закивала, ни в коем случае не желая знать подробности. Но тут Инесса вдруг вспомнила, что мне тоже есть о чём рассказать.

В розовой, вкусно пахнущей пене, я ощущаю такое блаженство, что от моей недавней обиды на Инессу почти не осталось следа. Вернее, обиды совсем не осталось, но включилась осторожность. Я поняла, что не стоит расслабляться и безоговорочно доверять постороннему человеку. Нет, конечно, считать Инессу посторонней я всё равно не смогу, но и, как прежде, боюсь, уже не будет. Это не я такая рассудительная, просто включился инстинкт самосохранения. Я вдруг осознала, что сегодняшняя фаворитка завтра легко может получить жёсткий пинок под зад, и мне следует быть готовой к подобному повороту.

Когда я шла домой (а ведь за короткое время я привыкла считать это место своим домом), мне хотелось выплеснуть все обиды, скинуть тяжесть этого дня, получить мудрый совет или пусть даже критику. Но всё пошло не так, и теперь откровения застревают во мне, продолжая ранить. Сейчас я каждую минуту ожидаю вспышки недовольства и грубости, и Инессе приходится по крупицам вытягивать из меня информацию, которой я делюсь очень осторожно. Я бы и вовсе ничего не рассказала, но больше мне не с кем посоветоваться. Да и образ дурнушки Эллы полностью зависит от моего эмоционального визажиста.

Инесса чутко уловила во мне перемены и теперь изо всех сил старается вернуть моё расположение, не растеряв при этом чувство собственного достоинства. Мне жалко её, и я совсем не хочу, чтобы эта боевая женщина лебезила передо мной, сопливой девчонкой. Я готова принять, что она… Ну, вот такая она – резкая, переменчивая, взбалмошная грубиянка. А ещё очень добрая, щедрая, искренняя и ранимая. Она говорит, что любит меня, и я ей верю – правда верю! Но постараюсь не забывать, что здесь я лишь временная квартирантка и лучше бы мне не распахивать так бесхитростно свою душу, чтобы потом не было очень больно.

– Инесса, я бы очень хотела выглядеть на работе хоть немного симпатичнее. И ладно очки, но этот парик просто невыносим.

– Девочка моя, кажется, это ты не хотела быть узнанной. А любой другой парик напомнит твоему Женьке Геллу, ведь он видел её и блондинкой, и брюнеткой… Причёска способна изменить образ человека почти до неузнаваемости, а у нас просто не осталось вариантов – твоя зажигалка Гелла их все использовала. Так что, не хнычь – чем сложнее путь, тем меньше на нём конкурентов.

– На моём пути их вообще нет, потому что они обогнали меня по короткой и гладкой дороге.

– Правильно. Но то, что легко пришло, и потерять не жаль, а ценится то, что досталось с большим трудом.

– Ну, это если только речь о Гелле, а очкастенькая секретарша вряд ли кому интересна.

– Как знать, – хитро улыбнулась Инесса. – И, кстати, о твоей Гелле… Рисковое дело ты замыслила. Хитро, но опасно. Ведь от хитрожопой до хитровы*банной очень зыбкий мостик, деточка, а в твоём случае это может быть один приват-танец.

33 Женя

Сквозь сон ощущаю цветочный сладковатый аромат, тёплое дыхание и мягкое прикосновение губ к моему виску. Ласковые руки ерошат мои волосы, гладят по голове.

– М-м… – это единственное, на что я сейчас способен, хотя хочется громко замурчать.

– Ну спи, спи, сыночек, – тихий шёпот, и губы целуют моё плечо.

В памяти всплывает, что я у родителей, вспыхивает совершенно неожиданная радость по этому поводу, и в сон я уплываю с улыбкой.

Следующее пробуждение настолько же не похоже на предыдущее, как кнут на пряник. На ноги резко падает тонный груз и чьи-то беспощадные руки давят на живот, грозя взорвать мочевой пузырь.

– Подъём, медвежонок! Ну, Женька-а, хватит дрыхнуть! – Наташкин голос с утра звучит куда противнее, чем мой привычный сумасшедший будильник, который я уже больше года хочу поменять, но, проснувшись, напрочь забываю об этом.

– Спасибо, что напомнила, почему я не люблю оставаться у вас на ночь, – бормочу, еле ворочая непослушным языком.

– У вас? Обнаглел?! Ты вообще-то у себя дома! – Наташкина ладонь хлёстко лупит меня по груди.

– А по ощущениям, будто в пыточной камере.

– Какая же ты сволочь неблагодарная. Тут все нарадоваться не могут – как же, молодой барин на ночь задержался! Шурочка всё утро шуршит у плиты…

Наташка ещё что-то высказывает, а до моего обоняния только сейчас долетает аромат моих любимых булочек с изюмом, которыми меня решила побаловать наша домработница Шура. Делаю про себя пометку подарить Шурочке цветы и снова уплываю в сон…

Нет – приплыл уже! Тёплое одеяло резко слетает с моего тела, а следующие слова сестры никак не способствуют засыпанию.

– Ух, ни фига себе у тебя штуковина, Женька! Спрячь немедленно свою дубину, ты меня смущаешь! Бедные твои девушки! Что это за кошмар?

– Это специальная колотушка, чтобы по лбу давать особо любопытным. Глаза лучше спрячь и одеяло верни, пошлячка. Приличная девочка даже не стала бы разглядывать брата ниже пупка.

– Ой, да что там разглядывать! Видала и побольше!

Глаза проснулись мгновенно и вытаращились на борзую соплячку.

– Это где, интересно, ты видала?

– А тебе не всё равно? Хоть бы и у Геночки…

Обсуждать размер члена Геныча мне сейчас хочется меньше всего, так же, как и меряться с ним, зато появилось желание отхерачить ему под корень всё, что так приглянулось Наташке. Сука, поверить не могу! Я вскочил с постели и быстро поймал за руку мелкую, собравшуюся слинять по-тихому.

– И что у вас было? – я сильно сдавил ей предплечье.

– Дурак совсем? – пискнула Наташка. – Пусти, больно же! Да ничего не было! А что, так не видно, что ли? Сколько раз вместе у бассейна тусили.

– Охереть! А больше у моих друзей посмотреть не на что? У Геныча так-то плечи широкие… Я думал, что девочкам такие нравятся.

– Много ты понимаешь в девочках! Сам-то, небось, не в глаза им смотришь! А что разглядывать у Гены – это моё дело, мне уже двадцать, если ты не забыл. А хотя, о чём это я? Ты же с лёгкостью променял мой юбилей на клубную тусовку.

Несмотря на язвительный тон, в Наташкином голосе слышится обида и, притянув её за шею, я прижал сестру к себе и взъерошил ей волосы.

– Ну, хорош обижаться, мелкая, я же всё объяснил.

– Во-первых, надень штаны, – захихикала Наташка, вырываясь из моих объятий, – а во-вторых, ты задолжал мне желание.

Я быстро запрыгнул в джинсы и, направляясь в ванную комнату, щёлкнул сестру по носу.

– Желание я тебе прощаю.

– Зато я не прощаю, – Наташка проскакала со мной и, едва не врезавшись в дверь, которую я захлопнул перед её носом, саданула по ней кулаками. – Жень, ты обещал! Мужик ты или кто?  

– Ну, раз обещал, значит, сделаю. Ток отвали пока отсюда. Или ты предпочитаешь подслушивать?

***

Ради такого завтрака я, наверное, всё же готов иногда оставаться на ночь в родительской квартире. Шурочка расстаралась на славу. А когда я в порыве благодарности расцеловал её золотые ручки, женщина готова была меня с ложки кормить.

Компанию за завтраком мне составила только Наташка. Точнее, я ем, а она мне в рот заглядывает и болтает без умолку. О том, что папа с мамой просили меня никуда не уезжать и дождаться их, о мегаважном ужине сегодня вечером, о том, что машину, которую сестра разбила на третий день после покупки, до сих пор не отремонтировали… И в какой-то момент во всей этой информационной чехарде снова всплыл вопрос:

– Ну и? Так что с желанием? Мужчины в семье Ланевских держат слово?

– Что надо? – хмуро спрашиваю, потому что ничего доброго не жду.

– Жень, – Наташка улеглась грудью на стол и подобралась ко мне ближе, умильно хлопая длинными ресницами, – дай Викуле ещё один шанс, пожалуйста. Я не верю, что ты мог так быстро её разлюбить.

Аппетит безвозвратно испортился.

– А с чего ты взяла, что я вообще её любил?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– А разве ты сам ей об этом не говорил?

И почему у меня в тот момент язык не отсох? Говорил, придурок! Кажется, я даже ощущал что-то подобное…

– Всё, прошла любовь, – резко подытожил я. – Пусть свои чары на ровесниках отрабатывает, с ними пока прокатит. И закрыли тему!

– А-а-а! Так мы для тебя слишком глупые? – взвизгнула Наташка. – Почему-то трахать моих подруг их юный возраст тебе не мешал!

– Что ты несёшь, дура? Да я твоих подруг и в мыслях не имел! Только Вику свою снова не приплетай, она – досадное исключение.

– Да неужели? В мыслях, может, и не имел, а вот своим… своей кувалдой очень даже поработал. Или ты забыл Элку?

Вот сука! Забыл. Вернее, недавний сон напомнил, но я бы с радостью снова забыл. Элла… Не такое уж распространённое имя, но мне прямо везёт на букву «Э». Э-эх!

– Не помню никакую Элку, – нагло смотрю сестре в глаза, совершенно не желая обсуждать свои косяки именно с ней.

– Может, потому что она – Элиза?

Элиза? Бл@дь, ещё лучше!

Я вот думаю, а какова вероятность, что на твоём жизненном пути встретятся две девушки с одинаковым редким именем? И ладно бы Элла, но Элиза… Это ведь вообще какое-то неправильное имя… даже сказочное.

– Вы, мужики, всегда думаете только о себе и куда бы внедрить свои…

– Слышь, Натах, – прерываю её выступление, – а почему ты назвала её Эллой, ну эту, подружку свою? Элла и Элиза – это одно и то же имя?

– Э-э… нет, не одно и то же, – растерялась сестра. – Блин, Женька, ты меня с мысли сбил!

– Ты советовала мне куда-то внедриться, – подсказываю. – Тогда почему ты её Эллой называешь?

– Не Эллой, а Элкой или Эльчиком. Да это ещё с детства началось, просто мне никогда не нравилось её имя, Элиза для неё слишком грубо, а она такая... А почему ты о ней вспомнил?

– Я?! Ты, мелочь, совсем оборзела! Это ты мне своими подругами весь мозг вынесла. Так ты что, эту Эллу-Элизу с детства, что ли, знаешь?

– А у тебя склероз или это стандартно – сунул-вынул и забыл? – ехидно и противно пропищала Наташка и отбежала подальше на всякий случай.

Вот же сопля дерзкая!

– Я забыл ещё до того, как сунул. За ненадобностью! Ясно? И если ты надеешься хоть для кого-нибудь стать незабываемой, то лучше держи свой ядовитый язык в заднице.

– Странно, а ведь Эльчик именно там его и держала. Она вообще в последнее время очень тихой была и неразговорчивой. Не подскажешь, почему ей это не помогло стать незабываемой? Неужели тебя так её шрам испугал? А она, между прочим, с детства была в тебя влюблена.

Шрам! Точно! Такую я бы сразу узнал. Хотя… от шрама ведь можно и избавиться.

Наташка ещё продолжает капать ядом, но шестерёнки в моей голове работают слишком громко и напряжённо, заглушая глупый бабский щебет.  

– С детства? – снова хватаюсь за это слово, но вряд ли оно ключевое. – Может, уже перестанешь выё… выпендриваться и пояснишь про ваше романтичное детство?

– Только после того, как ты пояснишь, зачем тебе это надо.

Если бы мне предложили без последующих мук совести дать хорошего леща одной-единственной бабе, я бы выбрал свою сестру. С этим желанием я живу с тех пор, как Наташка научилась говорить, а значит, уже почти девятнадцать лет. ПиZдец, какой я терпеливый! К счастью, отмотав немалый срок под одной крышей с этой жучкой, я времени даром не терял и освоил пару методов её укрощения. Поэтому, прекратив расспросы, я развернулся на сто восемьдесят градусов и отправился в свою комнату, благо меня здесь ещё не лишили собственного угла.

– Ой, какие мы гордые! Нашёл способ отмазаться от исполнения желания?! Ну да – это прям очень по-мужски! Даже не думай, что твой идиотский бойкот сработает, мне давно не пять лет! Ну и вали! Придурок!

Минус десять очков, сестрёнка.

Кажется, она это тоже поняла, и напутствия в спину резко прекратились. Зато в мобильнике возник Геныч. Он ещё вчера успел достать меня своим нытьём, и я целую минуту таращусь на экран, размышляя, готов ли я успокоить совесть друга. После того, как телефон смолк, я набрал Генычу сам.

– Жек, ну ты узнал адрес нашей красотули? – заорал он вместо «здрасьте».

– Геллы, что ли?

– Да на хер мне… Зачем мне твоя балерина? Я про Эллочку спрашиваю…

Сука! Элла… Гелла… Элиза… Кажется, от этих имен у меня скоро нервный тик начнётся.

– Жек, я всю ночь не спал, между прочим, – ревёт Геныч в трубку.

– Вот только давай без подробностей.

– Мудак ты! Мне не гребли без трусов – я испытывал душевные муки из-за вашей Милашки. Она же не шмара какая – хорошая девочка, только малость страшненькая.

– Да не страшная она, – слова вырвались против воли, и я тут же осёкся. – Геныч, да не парься ты, она наверняка не впервые такое слышит и к понедельнику уже и думать забудет. Да и не х*й было уши греть у чужой двери. Всё, забей! 

– Ты чёрствый, Жек, но справедливый! – обрадовался Геныч. – Вот не зря мне вчера мама сказала, что утро вечера мудренее.

И следующие минут десять друг, к моему облегчению, ни разу не вспомнил о Милашке. Вот нахрена он напомнил об этой чудачке с розовыми ушами? Меньше всего я хочу вспоминать о ней в свой выходной день.

34

– Жень, – под дверью уже давно скребётся Наташка, но я продолжаю её игнорировать. – Нечестно пользоваться моей женской слабостью. Ты ведь знаешь, что я тебя люблю и не смогу долго злиться. А между прочим, я тебе уже рассказывала про Элку, только ты сам не хотел ничего знать. А сейчас-то чего? Я её с того самого дня не видела.

Тот самый день – это вовсе не то, о чём хочется говорить.

– Жень, я не знаю, что тебе рассказать, – продолжает скулить под дверью Наташка, а я ловлю себя на том, что прислушиваюсь, ничего не желая пропустить. – Мы с ней очень дружили в детстве и жили рядом, на Волжской, пока мы не переехали. У нас с ней даже дни рождения в один день!

Да-а! А я ведь успел забыть об этом. Вообще-то, я очень хотел забыть, когда осознал, какой подарок получила девчонка в день своего совершеннолетия. Мы даже съездили с Натахой на следующий день к ней домой, но не застали. Я был откровенно рад, что не застали. А чтобы окончательно усыпить свою совесть, я вынудил избившего её мудака бросить институт и на волне азарта организовал ему жесточайший террор, пока тот не затесался в ряды доблестной российской армии.

– Элка была такая длинная и смешная, и у неё тоже был старший брат. Но он погиб, – Наташка выдержала минуту молчания и продолжила: – Мы с ней даже учились в одной школе, только в параллельных классах, и на танцы вместе ходили…

На танцы… На танцы?!

Я в два шага преодолел расстояние до двери и резко её распахнул, отчего Наташка аж подпрыгнула.

– Твоя Элиза занималась танцами?

– С ума сошёл? Напугал до смерти! Ты не приглох? Мы вместе занимались танцами, – Наташка поспешила просочиться мимо меня внутрь комнаты, плюхнулась в кресло и даже предусмотрительно вцепилась в подлокотники, намекая всем своим видом, что избавиться от неё будет непросто. – Жень, ты сейчас только не ругайся, но я не очень понимаю твой интерес. Зачем тебе Элка, неужели совесть проснулась?

– Она ведь высокая, твоя Элиза? – я прямо чувствую, что нахожусь на пороге разгадки, и никак не могу сообразить, о чём лучше спросить.

– Нормальная, с меня ростом, – Наташка закатила глаза, а я с удивлением просканировал её щуплую фигурку. Как-то привык считать её маленькой, а сестрёнка-то уже выросла.

– Значит, высокая, – констатирую.

– А в детстве она была ещё какой каланчой. Но, Жень, я вообще-то хотела про Вику поговорить, она же тебя до сих пор любит.

Скрипнув зубами, я произнёс с угрожающим спокойствием:

– А ты, похоже, не любишь! Давай прямо сейчас расставим все точки и больше не будем возвращаться к этой теме. Твоя Вика – самоуверенная, избалованная и наглая сука, которая упрямо не хочет понимать, что она мне на хер не нужна! Но удивляет другое – что ты тоже не хочешь понимать. Мелкая, ты на чьей стороне, вообще? Или ты своей подружке тоже желание задолжала и теперь пытаешься слить родного брата?

– Ты совсем уже? – Наташка обиженно покрутила себе у виска.

– Вот-вот, подкрути. И запомни – если ты не хочешь, чтобы я грубо обидел твою Вику, лучше перестань подсовывать её мне и ей скажи, чтобы держалась от меня подальше. Договорились?

Наташка печально кивнула.

– Не дай бог, я узнаю, что ты мутишь за моей спиной! – рявкнул очень жёстко, но, взглянув на страдальческую мордашку сестры, решил не озвучивать свою угрозу.

– Же-энь, – плаксиво протянула Наташка. – А если кто-то другой замутит за твоей спиной?

Да ты моя маленькая сообразительная девочка!

– Тогда моя любимая сестрёнка меня об этом сразу предупредит. Она же не позволит делать дурака из своего умного брата?

– Умный, наверное, и сам справится, – не удержалась Наташка, но тут же сникла под моим взглядом. – Для тебя ведь не новость, что Вика хочет за тебя замуж?

– А ещё, помнится, она хотела пентхаус на Пятой авеню и печатный станок по производству баксов. Она вообще девка с фантазией.

– Жень, ты же знаешь, что Викин отец теперь советник губернатора?

– Так может он посоветует губеру на Вике жениться?

– Не смешно!

– А я и не смеюсь, как видишь. Ну и что там первая шестёрка области замышляет против меня?

– Да тихо ты, дурачок! Если бы он тебя послушал, то вряд ли стремился к нам сегодня на ужин. И, кстати, твоё присутствие обязательно.

– Даже так? И твоя подруга наверняка будет здесь?

В ответ Наташка тяжело вздохнула и опустила глаза. Стало тошно. Мама так просила провести этот вечер в семейном кругу, говорила, что соскучилась, но о гостях – ни слова. Хотя Наташка что-то трещала за завтраком, но я, как обычно, не прислушивался.

Мама… она ведь любит меня! Ну не может же она так притворяться! Тогда мне просто непонятно, как родителям пришло в голову замутить втихаря этот ужин, на что они рассчитывают? И ладно бы без меня, но они же, бл@дь, сюрприз мне готовят! Это же совсем меня не знать! Спасибо Натахе.

Сеструха тут же подсела ко мне ближе и погладила по плечу.

– Жень, ты только не волнуйся, но Вика сказала своим родителям, что вы не расстались, а просто поссорились…

– Ага, почти полтора года назад, – напомнил я.

– Для настоящих чувств это не срок. Это не я, это мама так сказала. Короче, наши и Викины родители хотят вас помирить, – выпалила Наташка. – Только я тебе ничего не говорила.

– Помирить и поженить, я полагаю? – мне вдруг стало весело. Вот же семейка! – Натах, а дочь советника – это как-то мелковато, тебе не кажется? Не знаешь, а у губера есть дочка?

– Женька, только не вздумай скандал устроить, – сестра испуганно округлила глаза.

– Тогда, может, отвлечёшь меня от негативных эмоций? Расскажешь мне о своей Элизе… А то ты меня своими стрёмными новостями совсем сбила с намеченной цели.

– Значит, не такая уж важная цель, раз ты так легко сбился. Жень, ну скажи честно, что тебе надо от Эльчика?

– Так я, может, осознал и теперь жениться хочу. Или ты считаешь, что счастье в виде меня заслуживает только Вика?

– Ты извини, братишка, но я просто не очень уверена, что ты – это счастье. Элка – она другая, понимаешь?

– Не очень. Извини за подробности, но я всё разглядел – стандартный набор. Ну-у, может быть кое-где...

– Вот поэтому ты ей не нужен! Ты пошлый и циничный кобель! А она...

– Да понял я, понял – она хорошая, неиспорченная и возвышенная. И, наверное, умная и добрая. Что же ты сама с такой хорошей девочкой не дружишь? Скучно с ней? Ладно, не пыхти и не вылупай глаза. Как думаешь, твоя Эль-чик может танцевать стриптиз?

– Ты дурак? Нет, конечно!.. – искренне возмутилась Наташка, но внезапно запнулась, потёрла лоб и спросила: – А что, ты её видел?

– Значит, ты всё же не уверена?

– Знаешь, она ведь тогда ушла из института, а с деньгами у неё было не очень... Вообще, она классно танцевала, ей бы в этом направлении стоило двигаться, а она в архитекторы решила податься. Кстати, не удивлюсь, если из-за тебя.

– А ты бы узнала её в парике?

– Так у неё же... – Наташка погладила себя по скуле, но тут же смахнула и подула: – Фу-фу-фу! Чур меня!

– А если ещё и в полумаске? Узнала бы?

Она крепко задумалась и по старой привычке начала грызть ногти. Правда, её сегодняшние когти из какого-то хитрого сплава были сестрёнке явно не по зубам.

– Ты знаешь, вчера, когда я направлялась к тебе в офис, мне показалось... – Наташка вдруг замолчала и задумчиво уставилась на меня. – Слушай, Жень, а где она танцует? Ну или девушка, похожая на Элку? Её же можно как-то отследить без маски?

Чёрт! Если бы я знал, что надо спрашивать о шраме, давно бы знал правду. А я ведь срывал с неё маску... Как же я не разглядел лицо? Да что я тогда мог запомнить в таком состоянии? Хотя глаза ведь запомнил. Бл@дь! Какой я долбо*б!

– Глаза у твоей Элки какие? Если ты с ней с самого детства, то не можешь не знать!

– Глаза-а, – Наташка загадочно улыбнулась и тут же включила стерву. – Женечка, неужели я в тебе ошиблась, и ты действительно заглядывал девушке в глаза? Ну, конечно, я знаю, какие они у неё.

– И-и?

– Помнится, ты сказал, что у Эльчика стандартный комплект, а я вот думаю, что она достойна мужчины, который способен оценить её уникальность.

– А я вот думаю, что мне стоит дождаться сегодня советника с супругой и прямым текстом донести, на какой орган они могут натянуть своё желание породниться.

– Псих ненормальный! И кому ты лучше сделаешь? Разные у неё глаза – один карий, а другой – бирюзовый! Ясно тебе? И будь уверен, это самый уникальный набор цветов. И если гетерохромная наблюдается лишь у одного процента населения Земли, то таких глаз, как у Элки, больше ни у кого нет. Я бы гордилась, а она даже показывать боялась, линзы носила! А всё потому что нет у неё защиты! Один попользовался и уснул, второй избил до кровавых соплей...

– А ты что для неё сделала, подруга?

Наташка горько всхлипнула и прошептала:

– А я даже забыла, что у неё тоже был день рождения. Я хотела, чтобы всем было хорошо в мой праздник. Я... – она закрыла лицо руками и заплакала.

То чувство, когда ты не единственное чмо в сложившейся ситуации, но от этого только паршивее. Воспоминания, выброшенные на задворки памяти, накатывают, как снежный ком. Их оказывается слишком много. И этот сон... Просто мистика какая-то. А ещё Милашкин голос, каким-то чудом наложившийся на образ моей загадочной девочки. Не ошибся – всё же разные у неё глаза. А всё Геныч, мудила! Убеждал меня, что девка просто цветную линзу потеряла, потому и цвет глаз разный. А я поверил, кретин. Геныч узнает – ох*еет!

35

– Сыночек, ты собираешься переодеваться?

Мама короткими перебежками носится по квартире, раздавая всем команды. За последний час первый этаж нашей квартиры превратился в шумный балаган. Из ресторана завезли тонну еды и теперь две ресторанные матрёшки шустро сервируют стол и заполняют его двадцатью видами разных нарезок, салатами и фруктами. Похоже, губернатора тоже зазвали пожрать.

Одна из официанток, пробегая мимо, в очередной раз задела меня грудью. Я бы, может, и подумал, что случайно, если бы стоял у неё на пути. Вот сейчас поймать бы и отжарить её до поросячьего визга. А что, укромных мест до хера, и родители как раз убедятся, что сын прямо сильно созрел для семейной жизни.

Вместо этого я удаляюсь к себе на второй этаж. Тишина действует на меня ещё более угнетающе, подкидывая образ обнажённой Геллы, нанизанной на мой член. Тогда это было очень грубо, а она тянулась к моим губам... Дурочка! Почему же она не призналась? Хотя… а что бы это изменило? Тогда я бы вряд ли её вспомнил.

А ведь я был у неё первый... И в тот, первый раз, тоже было грубо. А если и вторым тоже был я? Не зря ведь мне показалось в подсобке, что она целка. Да, бл@дь, хорошие у девчонки обо мне воспоминания! За что же она меня, интересно, любит? С детства…

– Женечка! Ты почему ещё не одет? – мама врывается без стука. А если бы я дрочил?

– Почему не одет? Я же не голый.

– Сынок, ты специально меня выводишь? Знаешь, какие люди придут?

– Откуда бы мне знать? Ты же не говорила. И обещала, кстати, семейный ужин.

– Это и будет семейный ужин, – ласково проворковала мама. – Сынок, не подводи меня, пожалуйста.

Вот Геныч – молодец! Он всегда знает, когда звонить. Я почти с любовью подношу к уху мобильник.

– Жек, будешь должен! – рычит в трубку мой друг, заставляя маму сморщить нос.

Она тоже что-то говорит, но я слышу только Геныча, и моё настроение выстреливает вверх – к отметке «Вау!».

– А ты Максу звонил? – под растерянным взглядом своей матушки я сбрасываю с себя футболку и перебираю в шкафу вешалки с какими-то незнакомыми тряпками. Кажется, заботливая мама каждую неделю моего отсутствия пополняла мой гардероб очередной новой шмоткой.

– Да нашему малышу некогда, он за своей соседкой подглядывает. И ты это… Кирычу тоже не звони.

– Почему? – удивляюсь.

– Да я вчера расстроился и не успел тебе вторую новость рассказать. Ты давай, подгребай в «Трясогузку» – всё узнаешь. И, если что, я Кирюхе уже сам позвонил.

Такой ответ меня не устроил, а выяснять у Геныча подробности по телефону бесполезно. Поэтому, сбросив вызов, я набрал Кирюхе, и тот охотно согласился подъехать в «Трясогузку».

– Сынок, ты с ума сошёл? Ты куда собрался? Сейчас люди придут, всё же ради тебя!

– Кто ко мне придёт, мам? Вы ведь и так без меня меня женили, так почему бы вам с отцом не продолжить в том же духе и, уже традиционно, без меня.

– Женя, не будь поросёнком! – мама едва успевает за мной по ступенькам, а я в ответ на её призыв громко, как большой свин, всхрапываю и встречаю обалдевшие взгляды первых гостей.

Не ожидал, что мамина заклятая подруга когда-либо появится в этом доме. Однако Надежда Соболева с мужем здесь. И дочку свою просроченную приволокли – бледнолицую Снежаночку. Неужели ещё одна невеста? Хорошо, хоть сына не догадались прихватить. Этот Артур ВездеССущий (погоняло в офисе к нему крепко пристало) мне и на работе поперёк глотки.

Гостей я приветствую сдержанно и горжусь Наташкой, которая даже не потрудилась спрятать кисляк на своей симпатичной мордашке. И началось – «Надюша, дорогая!», «Снежаночка, да ты просто красавица!», «Аллусик, вы что, снова сделали ремонт?»

Кажется, у моей матушки точно не все дома. Во всяком случае, меня сейчас здесь точно не будет.

Невесту номер один я встречаю у подъезда. Вика, опираясь на руку Советника, как раз выбралась из машины и, заметив меня, засияла от радости. Красивая кукла.

– Женька, привет! Ты за нами?

– Евгений, приветствую, – господин советник протягивает руку, и я отвечаю рукопожатием.

– Женечка, а ты куда-то собираешься? – сладким голоском интересуется Викина мама, самая прозорливая из этой троицы.

– Да, прошу прощения, но у меня свидание, – улыбаюсь, как подорванный, и неопределённо киваю на верхние этажи нашего дома. – Вас там уже заждались, а я, при всём уважении к вам, не могу заставлять ждать мою любимую девушку.

Я ухожу в сторону парковки быстро, не оглядываясь, и не вижу реакции на их лицах, но громкое молчание этой троицы доставляет мне огромное удовольствие. А ещё мысли о Гелле. Нет, Элиза – звучит круче.

Сердце… Я нечасто ощущаю его присутствие, но сейчас оно грохочет, заглушая басы. С какого… оно так завелось?! Не пацан же я зелёный!.. Ну да – сочная девочка, но их, таких, прорва! А всё же не таких. Я не знаю… возможно, это пробудившаяся совесть, что заставила вспомнить не только свои косяки, но и собственные ощущения от близкого знакомства с застенчивой малышкой Элизой, такой искренней и такой вкусной. Или это бесячий сон, спаявший два образа в моём сознании – невинной, нежной Элизы и чумовой зажигалки Геллы. Гремучий и будоражащий коктейль! Никогда бы не поверил, но глаза… Ни у кого больше нет таких глаз.

Сегодня я заставлю девчонку скинуть свою маску. Наверняка она до сих пор стесняется своего шрама, а на подиуме такая смелая и раскованная. На хер эти грязные танцы! Пусть восстанавливается в институте, а танцевать будет для меня. И только для меня. Завтра же организую для неё шест в своей гостиной. Вот и мой кожаный пилон со мной солидарен, выражая твёрдые намерения послужить надёжной опорой для гимнастических трюков моей соблазнительной малышки. А от шрама избавимся, если захочет, хотя по мне – с этой отметиной она ещё сексуальнее.

Надеюсь, ты меня ещё любишь, моя уникальная девочка? Доверься мне, и я обещаю быть очень нежным.

36

У «Трясогузки» невиданное столпотворение и я с трудом нахожу, куда приткнуть свой «Лексус». Артур Соболев – первая знакомая рожа, что маячит у входа, ощеряясь каким-то малолеткам.

– Женёк?! – он делает вид, что очень рад. – Культурный досуг? Это правильно! А твой кореш уже внутри тебя заждался, – Соболев кивает на вход.

– Это вряд ли, мой кореш при мне. А ты чего, Вездессущий, от семьи отбился? Или не голоден?

Я игнорирую протянутую для приветствия ладонь и смотрю, как мгновенно сползает улыбка с рожи Соболя.

– Нас и здесь неплохо кормят, – цедит он сквозь зубы, а пигалица рядом с ним кокетливо интересуется:

– О, Артурчик, да ты оказывается вездесущий? Это так сексуально!..

– Это патология, детка, – поясняю несведущей особе, – потому что в его случае Вездессущий – с двумя «с».

Ответ Соболя мне неинтересен, и я уже внутри, оглушённый новым хитом местной рок-банды и дружной поддержкой толпы.

– Жек, я не понял, ты сюда пешком, что ли, шёл? – ревёт Геныч, смахивая со своей шеи назойливые руки красивой и очень губастой брюнетки. – Я уже устал ждать и соскучился.

– Гена, неужели тебе со мной скучно? – мурлычет брюнетка, обнажая в улыбке крупные белоснежные зубы.

– С тобой нет, милая, а без Жеки – да! Кстати, познакомься, это мой друг Евгений. Жек, а это Оля, она недавно в нашем городе, приехала погостить к родственникам…

– Я Юля, – беззлобно исправляет девчонка.

– А я так и сказал, просто «ю» у меня не всегда получается, – Геныч гладит её по смуглой ладони. – Жек, я тут, кстати, ссыкуна вашего видел – Соболя. А разве Витюша ему не перекрыл вход?

– Виктор у нас вообще толерантный парень. Это он тебе позвонил насчёт Геллы?

– И заметь, не обманул, – радуется Геныч. – Ещё и честный!

– А вы про какую Геллу, про стриптизёршу? – вклинивается заскучавшая Оля-Юля.

– Прежде чем метлой мести, советую прогуглить значение слова «стриптиз»! – рявкаю слишком грубо. – Шла бы ты, Оля, к своим родственникам.

– Я – Юля, и я не к тебе пришла, – фыркает наглая девка. – Вас, мальчики, сегодня только двое? Я Макса ищу.

– О, господи, да зачем он тебе нужен? – шумно удивляется Геныч. – Он же губастый, да и ты… очень заметная, только представь, с какими варениками у вас дети получатся. И потом, наш Максимка такой скромный парень, а тебе нужен настоящий мачо, я же по губам вижу.

– Он нужен не мне, его ищет парень моей сестры. Ваш скромник вчера предложил ей… – Юля наклоняется к Генычу и водит своими шлёпальниками ему по уху, что-то нашёптывая.

Геныч, выпучив глаза и прикрыв обеими руками рот, гудит в ладони:

– А ты уверена, что это не Жека был? Он как раз не знал, где бы своим наточенным серпом помахать.

Но эта шмара смерила меня высокомерным взглядом и снисходительно погладила Геныча по щеке.

– Гена, котик, а я ведь серьёзно. Где мне найти Макса? За базар мальчику придётся ответить.

Ну ни х*я себе, заявочки! Сейчас посторонний человек вряд ли способен оценить перемены в настроении Геныча, ведь на его слегка растерянной физиономии продолжает играть улыбка.

– Послушайте, Оленька, – с пугающей вежливостью начал он.

– Юля, – терпеливо исправила брюнетка.

– Так вот, Ольга, во-первых, Максим, как настоящий джентльмен, никогда не предложил бы даме то, что было бы стыдно взять в рот! Во-вторых, я его личный агент, отвечающий за любой базар. Плоды просвещения раздаю совершенно бесплатно. А в-третьих, соска недальновидная, обращение «котик» мой мускулистый котик воспринимает как призыв к жёстким шалостям. Ему неведомы усталость и деликатность. – Огромной пятернёй Геныч обхватил слегка побледневшую брюнетку за талию и притянул к себе.

Сейчас бы вмешаться, но в это же время освещение в зале приглушилось, а подиум озарился прожекторами, и три блондинки в чёрных полумасках заняли свои места у шестов. Геллу я узнал бы теперь с любыми волосами, и с белыми она мне тоже нравится. Похоже, сегодня её сольный выход не планируется, но это даже к лучшему. Сейчас мне спокойнее осознавать, что внимание толпы разделено на троих. Мой же взгляд крепко залип на НЕЙ. Я с жадностью рассматриваю красивое гибкое тело и почти уверен, что узнаю в нём обнажённую фигурку малышки Элизы.

Надеюсь, детка, это не я тебя загнал на этот подиум.

Рядом раздаётся женский писк, и я вспоминаю, что не один. Геныч продолжает басовитым шёпотом очаровывать до смерти перепуганную девку. Бл@дь, ну откуда взялась эта лярва, и именно сейчас? Представить, что Макс добровольно подъехал к какой-то левой тёлке с оральным предложением, я никак не могу, а усмирить гнев Геныча способен только Геныч. Ну, что ж так не вовремя?!

– Слышь, брат, да оставь ей визитку, позднее пересечёмся, – пытаюсь его отвлечь.

– До визитки я пока не добрался, – рычит он, поигрывая пятернёй на рёбрах брюнетки.  

– Пусти, придурок, я закричу, – грозит она, впрочем, не слишком уверенно.

– Ещё как закричишь, – Геныч улыбается, как маньяк, а я молюсь, чтобы в порыве нежности он не оставил на боках девчонки свои пальцы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Здорово, пацаны, – раздаётся над головой голос Кирыча. – Вам на двоих одной не многовато?

Я кивнул в знак приветствия, хлопнув Кирюху по ладони, приласкал взглядом Геллу и вернул внимание Генычу. И вовремя – брюнетка активно затрепыхалась в его железных объятиях и зашипела на Кира:

– Ну ты и сволочь, Макс! Скажи своему чокнутому агенту, что ты сам в состоянии за себя ответить.

– А ты кто? – искренне удивился Кир.

И мы с Генычем дружно удивились.

– Я сейчас не понял, – озадачился Геныч и ткнул пальцем в Кирюху, – так это он, что ли, ваш Максим? Вот же сука! А-а, ну этого тогда можете даже ногами отпиZдить.

Он резко выпустил свою несостоявшуюся жертву и брезгливо вытер ладони о джинсы. Брюнетка тут же вскочила, как ошпаренная, и, отпрыгнув на безопасное расстояние, пообещала моим друзьям страшную месть противоестественным способом. Да откуда же они, такие дерзкие, берутся?! Но бабские угрозы волнуют меня куда меньше, чем нехороший взгляд Геныча на невозмутимо улыбающегося Кирюху. Кир никогда не был сукой, так же как Геныч – не пиZдабол.

– Геныч, я чего-то не знаю?  

Друг молчит, стиснув челюсти, и я перевожу взгляд с него на Кира, но внимание брата приковано к подиуму.

– Брюнеткой она мне больше нравилась, Жек. Я хотел заказать с ней приват, но, говорят, она не уединяется с посетителями. Может, передумает? Я ведь выяснил, что она не твоя, так давай оба попытаемся. Проигравший отвалит. Это будет честно, Жек.

Я ушам своим не могу поверить и глазам тоже. Прямо сейчас моя девочка улыбается своими алыми губами – не мне улыбается – ему. И Кирюха тоже предвкушающе доволен.

На лице Геныча желание убивать, и оно солидарно с моим. Но сейчас я чётко понимаю, что это только между мной и Киром. А ещё понимаю, что прямо сейчас не готов платить по счетам.

37

Воздух вибрирует от напряжения, дрожит вспышками света, гудит ревущими басами, заставляя учащаться пульс, закипать кровь, сжиматься кулаки. Геныч молчит слишком выразительно, и я не выдерживаю первый.

– Геныч, не лезь, это наши дела, – произношу, глядя Кирюхе в глаза, и он понимающе кивает.

Кир тоже знает, что я всё понял. Что я помню…

*

Она была похожа на фарфоровую куклу – маленькая, изящная Шин с огромными голубыми глазами, длинными чёрными волосами, прикрывающими маленькую упругую попку, и тонкими птичьими пальчиками. Мы с Кирюхой запали на неё одновременно. Я – потому что экзотика, а Кир влюбился. Он никогда не говорил мне об этом, я сам догнал. Жаль только, что поздно…

Но Кирюха просил меня её не трогать. Тогда это показалось мне несправедливым, и я честно предложил предоставить выбор девушке. «Проигравший отвалит. Это будет честно», – сказал я тогда Киру. Мне едва исполнилось восемнадцать, а Шин была старше Кира и вполне созрела для самостоятельного принятия решения. Но девчонки всегда выбирают не тех. Потому что дуры.

Шин выбрала меня – и, конечно, я уже не мог её не трогать. А через неделю не знал, куда от неё прятаться, и очень жалел, что сразу не отошёл в сторону. Я изначально рассматривал её, как десерт, а дорвавшись, очень быстро обожрался. Зато Кир смотрел на Шин, как на ожившую икону. Его взгляды я тоже не сразу расшифровал, но она-то, женщина, должна была видеть и понимать. Говорю же – дура!

Каким-то органом я чувствовал, что неправ, но не понимал почему. Извиняться посчитал глупым, но Кир меня простил и ни разу не напомнил. А Шин не простил. Но я видел, с какой тоской Кир украдкой наблюдал за ней, и чувствовал себя сволочью. И злился на себя за непонятное чувство вины – я не отнимал её, всё же по-честному! Это была курортная мелодрама под жарким карибским солнцем. Какое будущее могло быть у этого романа? Это не мне было решать, но я решил. И был уверен, что решил правильно.

Я понял намного позднее, когда Наташка, влюблённая в Геныча с детства, повзрослела. Не очень-то подходящий пример, но других у меня не было. Я не мог думать о том, что кто-то попользуется моей сестрой ради минутной похоти и заставит её плакать и чувствовать себя ненужной. Тогда, семь лет назад, я измял и обесценил то, что было дорого Киру.

*

Брат не забыл и ударил по мне моими же словами спустя семь лет. Но не может такого быть, что все эти годы Кир не мог забыть экзотическую птичку Шин. Кем она там была – кореянкой или японкой – мне они все на одно лицо. Это что, настоящая любовь? А как же его сука, за которой он умчался на другой континент, и которая променяла крутого Кира на местного толстосумчатого утконоса? Тварь продажная!

За что сейчас мне этот урок? Это месть? Тогда мне пох*й! Кирюхе стоило ещё семь лет назад жёстко объяснить мне правила, а не играть в благородство. Теперь моя очередь – и я не намерен отдавать ту, что считаю своей. Не знаю, какие у неё причины улыбаться моему брату, но пусть продолжает в том же духе и посмотрит, как я сверну ему улыбальник.

– Проигравших не будет, Кир. Так уж вышло, что я не играю. Ты мой брат и мой друг, но делить и разыгрывать мою девочку мы не станем ни по-братски, ни по-дружески. Она уже давно моя, и если ты не понял этого с первого раза, мне придётся объяснить доходчивее.  

– А почему бы не предоставить ей право выбора? Она ведь уже большая девочка…

Больше всего мне хочется подрихтовать сейчас его кривую ухмылку, но тогда уже не будет как прежде, и я даю шанс нам обоим.

– Она не выберет тебя, Кир.

– Потому что все выбирают тебя, братишка?

– Потому что я не позволю... БРАТ.

Улыбка Кирыча стала запредельной и чересчур радостной. И что это значит – наглядная демонстрация лишних зубов? Геныч дышит, как бизон в период гона, и это тоже пиZдец как нервирует.

– А я смотрю, ты вырос, малыш, и готов драться за любимые игрушки, – Кирыч небрежен и весел.

– Когда-то, Кир, тебе тоже стоило побороться. Но не теперь.

– Так ведь я никогда не играл, Жень, вот в чём разница.

И это правда. Случайные Кирюхины связи можно по пальцам одной руки пересчитать. Даже не удивлюсь, если он ограничился одним-единственным случаем, который я запомнил. И в свете этих знаний якобы вчерашнее приглашение на минет какой-то залётной соски – тем более кажется странным. На Кирюху совсем не похоже. А намёк Геныча, что на такое способен только я, – грязные брызги на мой светлый внутренний мир.

– Не играл? А сейчас ты что делаешь, Кирюх?

– Это ж я о женщинах сказал, а ты пацан неразумный, тебя и покружить не грех. Расслабься, братишка, твоя длинноногая Гелла мне не нужна.

– Именно поэтому тебя интересовал приват – сказать ей наедине, что она не нужна?

Кирыч заржал, как конь.

– Ну, если я скажу, что для тебя старался, ты поверишь?

– А я похож на идиота?

– Да! – дружно выдали Кир с Генычем. Мудаки.

– Тогда хочу напомнить двум умникам, что их недавно вые*ать обещали.

– Да, кстати! – оживился Геныч. – Вопрос ещё не закрыт! С балериной вашей всё ясно. Кирыч, а за каким хером ты Максимку подставил? Я же за него эту жошку губастую чуть к сожительству не склонил!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– А по-моему, ты её чуть до диареи не довёл, – усмехнулся Кир.

– Вот это, Кирюха, и называется – е*аться-с*аться! И что за непристойное предложение ты сделал даме? Люди приехали погостить в наш город, а теперь будут думать, что у нас и рот раскрыть страшно – сразу насуют.

– Геныч, клянусь, я не при делах, – Кир развёл руками. – Нетрезвая девочка сама мне сделала очень смелое предложение, пришлось деликатно отбиваться.

– Хочу напомнить, что твой дипломатический подход нанёс угрозу нашим тылам, – Геныч выглядит настолько серьёзным, будто действительно опасается за свой зад. – А скажи, пожалуйста, с какого ты – Макс?

– А это ты, Геныч, у той подруги спроси. Мы с Максом покурить выходили, а ты его окликнул. Девочка сделала собственные выводы.

– Надеюсь, теперь ты понял, что курение до добра не доводит?

Молодецкий свист, совпавший с окончанием трека, заставил мой взгляд вернуться к подиуму. Гелла никуда не исчезла, зато появился Соболев. И сейчас этот задрот, скалясь моей девочке, гордо размахивает перед ней тысячной купюрой.

– Он бы ещё полтинником потряс, – возмутился Геныч. – Жек, у вас в «СОК-строе» с зарплатой напряг или вы Соболева в курьеры перевели?

Вот ведь сука вездессущая! Да как он везде успевает?!

Соболя бесцеремонно вытеснил Геныч, а я весь следующий трек проторчал возле подиума, гипнотизируя свою танцовщицу. И, конечно, я не могу не заметить её волнения.

О чём ты думаешь, Элиза, под моим ощупывающим плотоядным взглядом? Тебе нравится, что я сейчас весь твой и не в состоянии отвлечься? Или тебя это пугает? Ты ведь обязательно мне скажешь об этом своим хрипловатым голосом. Напомнишь, как он произносит моё имя.

У меня нет определённого плана, но я точно знаю, что сегодня Гелле-Элизе от меня не скрыться. И сопротивляться она тоже вряд ли станет – слишком сильно я хочу эту девочку и обязательно позволю ей это прочувствовать.

После окончания очередного трека она исчезает с подиума так быстро, что на какое-то мгновение меня накрывает паника. Но лишь на мгновение. Я понимаю, что если Элиза сбежит, то Витя не покинет свой клуб, пока не выдаст мне о ней всю информацию. В служебное помещение меня, ожидаемо, не пропустили, а устраивать бойню с охраной – не вариант. К тому же мне нужен лояльный Виктор. Но лояльности от владельца «Трясогузки» дождаться я не успел…

– Вы Евгений? – симпатичная вежливая официантка коснулась моего предплечья.

В ответ на мой кивок она улыбнулась и пригласила меня в приватную комнату, находящуюся в другом зале.

– Это приглашение от Геллы? – от неожиданности я даже не могу скрыть нервозность, а в солнечном сплетении образовался спазм, как при полёте на американских горках.

Официантка Лена (судя по бейджику) неопределённо пожала плечами и с самым загадочным видом попросила следовать за ней. Спазм так и не отпустил, а это всегда предвестник либо смачного кайфа, либо какой-то х*йни. Знать бы... Но я следую за Леной, как привязанный осёл. Не пытать же мне её.

В приватных комнатах я развлекался несколько раз – ничего выдающегося. Но почему-то уверен, что в этот раз всё иначе.

38

Оу! Красная комната!? Здесь я ещё не был. Интимное освещение, тихая музыка, зеркальные стены и потолок, камин, бар, пара низких кожаных диванчиков и в самом центре на подсвеченном низком подиуме – шест.

– Выпьете что-нибудь? – интересуется предупредительная Лена.

– Спасибо, я сам, – нетерпеливо качаю головой, и девушка понимающе удаляется.

Я плеснул себе немного виски и, опустошив бокал одним глотком, осмотрел комнату. Ощущение постороннего взгляда сверлит затылок, куда бы я не повернулся. Я налил себе ещё виски, выпил и как-то сразу успокоился. Полагаю, у Элизы сейчас куда больше причин для волнения. А если сюда явится не она, то нервную встряску я обеспечу всей «Трясогузке». А сейчас спокоен. Занял место в первом ряду… Жду.

Тихая расслабляющая мелодия сменяется джазовой композицией и свет ещё на тон приглушается. Стук каблуков... Слишком долго приближается этот стук. Она на одном месте, что ли, топает? Ещё минута – и я точно рвану встречать.

Стук каблучков, бл@дь!.. И из-за зеркальной панели у дальней стены выходит... Гелла. Я облегчённо выдыхаю и лишь сейчас понимаю, что не дышал. Она неплохо упакована – плащ, перчатки, высокие сапоги, какой-то шарф на голове и неизменная маска. Алые губы улыбаются – смело, призывно. И я отвечаю…

Ну, здравствуй, Элиза!..

Привет, малышка, давно не виделись!..

Добрый вечер, детка! Скучала по мне?..

Салют, Гелла! Я е*лан! И мне сейчас лучше помолчать.

«Ты кто? – Овца в пальто» – это всплывает неожиданно и невероятно контрастирует с яркой красоткой передо мной. За каких-то два года закомплексованная невинная девочка отлично научилась владеть собой. Она двигается, как грациозная кошка. Проходит в полуметре от меня, плавно покачивая бёдрами, и шарф с её головы прилетает мне на колени. Мне хочется поднести его к лицу и вдохнуть ЕЁ аромат, но я сдерживаюсь. Обнюхивать я буду его владелицу. Мне бы только выдержать этот чёртов ритуал...

Она обнимает ладонями стальной шест и, широко расставив ноги, скользит вниз, медленно приседая... А мой кожаный шест яростно таранит джинсы, тоже остро нуждаясь в крепких объятиях.

Следующая деталь одежды – перчатка. Она сползает с руки очень медленно, постепенно обнажая кисть руки. И что такого необычного я надеюсь увидеть под перчаткой? Но я, как заворожённый, слежу за этим целомудренным обнажением.

Длинные тонкие пальцы с длинными серебристыми ногтями ныряют в карман плаща и извлекают... 

Наручники?! Ох*еть! Этот неожиданный аксессуар, обтянутый красной кожей, болтается, как маятник, на пальчике Геллы, когда она приближается ко мне. Сейчас она Гелла – никакая не Элиза – ничего общего с той робкой зажатой крошкой. Она подходит почти вплотную и ставит свою ножку мне на колено. Полы плаща распахнулись, открывая мне охренительный обзор на полоску обнажённой кожи над резинкой чулка и алую подвязку, опоясывающую ножку. Мой член, и до этого неспокойный, сейчас и вовсе взбесился, а руки крепко обхватили её упругие бёдра.

– Ты серьёзно, Гелла? А плети в твоём арсенале нет? – пытаюсь подтянуть её к себе, но изящные пальчики зарываются в мои волосы и, сжимая их, больно дёргают вверх, заставляя меня запрокинуть голову. Кожаным наручником Гелла похлопывает меня по руке.

– Руки! – предупреждает шёпотом, глядя мне в глаза сквозь прорези полумаски. – Этот танец без рук, Женечка. Без твоих рук. Протянешь их снова и – танец закончится.

– Назови громко моё имя, – даже не думаю её выпускать, но и не предпринимаю дальнейших действий.

– Здесь действуют только мои правила, – снова шёпотом. – Руки, Женя!

Её пальчики выпускают мои волосы из захвата и, вдавливая подушечки в кожу, массирующим движением крадутся к затылку. Стреляющие колкие мурашки захватили шею, плечи и, кажется, даже волосы заставили вздыбиться.

– Ладно, малышка, командуй, – хриплю, словно с бодуна, и выпускаю мою птичку. – Только давай обойдёмся без наручников, детка.

Гелла продолжает плавно двигать бёдрами и, не снимая ноги с моего колена, седлает мою вторую ногу. Трётся ягодицами, подаётся вперёд, обдавая моё лицо тёплым вишнёвым дыханием. Её запах сводит с ума, а прикосновения взрывают нервы, мозг и пах. Но каким-то интуитивным, внезапно обострённым чутьём я понимаю, что не позволю лишить свои руки свободы. Лучше постараюсь держать их при себе, хотя, видит бог – это невыносимо.

Она, не глядя, отбрасывает наручники в сторону и, когда я уже тянусь к её губам, отталкивается от меня, ощутимо придавив каблуком колено.

Нравится делать больно, девочка?

Отходит на пару шагов назад и, медленно сняв вторую перчатку, швыряет её мне в грудь.

Это вызов? Ну, спасибо, хоть не в лицо.

Продолжая двигаться под музыку, поднимает руки – гладит свои волосы, проводит пальцами по шее, плечам, груди, спускается на талию и медленно тянет за пояс. Я снова перестаю дышать… Пояс падает к её ногам, а руки – бл@дь, почему это не мои руки?! – проникают в распахнутые полы плаща и щупают, гладят всё, к чему я так хочу прикоснуться… руками, губами, языком…

С тихим шелестом плащ опадает на пол. На Гелле очень короткая кожаная юбка… Так, не юбка – недоразумение шириной с две ладони. И какая-то кофта с дурацкими завязками на груди. Идеальные длинные ноги, бёдра, обнажённый живот, скрытые под одеждой руки и плечи – всё извивается в такт музыке, заставляя моё сердце выбиваться из заданного ритма.

Гелла делает глубокий прогиб назад, и маленькая юбочка уже не скрывает трусики, а я с трудом держусь, чтобы не сжать в ладонях свой дымящийся член. Касается руками пола… переворот… обнажённые ягодицы мелькают перед глазами… Гормоны бьют в голову, сминая, прессуя мозги. Чувствую себя подростком, впервые увидевшим стриптиз.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Наблюдать за игрой её рук с завязками топа – это как следить за полётом шайбы в ворота противника...

Ну-у… Опасный момент… Го-о-о-ол!

Ненужная тряпка улетает в сторону, а полупрозрачный чёрный лифчик уже позволяет мне ощупать жадным взглядом и узнать мои сладкие троечки. Рот наполняется слюной…

Ну идите уже ко мне, мои девочки!

Нет, не торопятся... Начинаются пытки с шестом. Никакой акробатики, никаких трюков… И сплошь опасные моменты. Эта стальная дубина уже раскалиться должна от соприкосновения с таким телом.

Не об ту палку ты трёшься, детка, иди ко мне. Клянусь, мой шест гораздо твёрже, – пощупай, потрись об него, моя девочка… Он куда отзывчивее – живой, горячий… И, сука, как ананас на необитаемом острове – очень вкусный, но невостребованный.

На х*й такие танцы! Да – именно туда!

Когда на пол падает то, что считалось юбкой, моя аритмия становится очень опасной. Бл@дь, куда я смотрел всё это время?! Где был, о чём думал?!.

Идёт… крадётся, моя кошечка… Ко мне! Слава богам! И мои руки сами тянутся навстречу. Гелла улыбается и укоризненно качает головой.

Да как мне тебя не трогать?!

Она подхватывает с пола пояс от плаща и проводит сжатой ладонью по всей длине, а моя тахикардия перемещается на полтуловища ниже. Руки сжимаются в кулаки…

Да сделай ты с этим хоть что-нибудь!

Гелла подходит ко мне вплотную, бросает пояс на диван и седлает мои колени, трётся, как похотливая кошка. Вот так, хорошо…

Гладит меня по плечам, груди, животу... Тёплая ладошка ныряет под джемпер и касается обнажённой кожи... Мои кулаки разжимаются, и ладони жадно обхватывают упругую задницу моей дерзкой шалуньи – хватит играться!

Звонкий шлепок по моей руке меня никак не отрезвляет. Но улыбка мгновенно покидает красивые полные губы моей девочки, а её руки больше меня не касаются. Она пытается встать, и я сдаюсь.

– Хорошо, сегодня твоя игра – твои правила, – с болезненным сожалением отпускаю добычу. Ок – сегодня охотник не я.

Она всё же покидает мои колени и снова хватается за пояс.

– Я понял, – послушно протягиваю вперёд руки. – Связывай, сладкая.

– Нет, Женечка, – качает головой и, коварно улыбаясь, тянет меня за джемпер, заставляя встать.

Спустя полминуты мои запястья связаны за спиной, а я от бесцеремонного толчка плюхаюсь обратно на диван. А-а, сука, чуть запястье не сломал.

– Грубиянка! – высказываю ей, не скрывая восхищения в голосе. – Называй меня по имени.

– Женечка мой, – шепчет ласково… дышит неровно.

Ты тоже меня хочешь, детка. Так что нам мешает – трахни меня уже поскорее!

Она снова меня седлает, касается пальцами застёжки лифчика и под мой полустон-полурык самые потрясные в мире сиськи выпрыгивают в нескольких сантиметрах от моего лица. Я, как голодный сосунок, тянусь к ним с высунутым языком, но Гелла отклоняется назад и сама начинает играть со своими мячиками – гладит их, сжимает, касается розовых твёрдых сосков… словно по моим оголённым нервам.

– Маленькая садистка, ты же на катапульте сидишь, ну, приласкай уже меня, – то ли прошу, то ли требую.

– Конечно, Женечка, – приблизившись, выдыхает мне в губы и проводит по ним языком.

Скользит губами по скуле, прикусывает ухо и тихо стонет. Целует мою шею и жадно вдыхает. И я дышу ею и схожу с ума…

Гелла тянет мой джемпер вверх, снимает через голову, оставляя его скрученным жгутом на плечах. Гладит меня, ощупывает, спускается дорожкой поцелуев к животу… Лишь бы джинсы не треснули! Ловкие пальчики расстёгивают пуговицу на джинсах, тянут молнию… Пластичное тело Геллы не забывает двигаться в такт музыке, а губы образуют большую и волнующую букву «О». Ну ещё бы – пик Коммунизма отдыхает!

– Узнала, детка? Надеюсь, ты в курсе, что с ним делать?

В ответ она кивает и так смачно облизывает губы, что пик Ланевского растёт на глазах, хотя – куда уж больше! У неё в руках появляется шарфик, ещё недавно покрывавший её голову. Гелла сворачивает его в несколько раз и подносит к моим глазам.

– Так острее восприятие, Женя, – шепчет она, и я – о, е*лан! убейте меня быстрым способом! – позволяю завязать мне глаза.

Она права – это очень остро!

Я не понимаю, как сдержался и не кончил, когда её соски тёрлись по моему лицу, по губам… Я пытался поймать и не мог. Когда, сняв последнюю преграду, крошечные трусики, она тёрлась промежностью о мой живот и стонала… Это пиZдец как остро! Когда водила своими тонкими пальчиками по моему члену… и когда её язык лишь на мгновение коснулся головки… Как же меня не разорвало?! Я рычал уже в голос.

– Как же я люблю тебя, мой Женька!.. – шепчет так отчаянно… Просто нельзя не поверить, и я верю. – Всё будет! Не могу больше, Женечка… – И я не могу… Тороплю, как безумный… прошу… – Сейчас всё будет. Мне нужно две минуты, чтобы подготовиться… Всего две минуты. Боже, как я жила без тебя это время?! Же-ня-а! Я сейчас…

Да скорей же уже! Раз, два, три…

Джемпер на шее, джинсы на коленях… С голой жопой и без рук чувствую себя идиотом!

Двадцать три, двадцать четыре…

К чему она готовится? Хоть бы повязку сняла!

Пятьдесят шесть, пятьдесят семь…

Бл@дь! Какая-то лажа… Хотя… «Как же я люблю тебя, мой Женя!..» Она ведь не врала…

Девяносто пять, сто, на х*й!

– Гелла! – а в ответ только блюз из динамиков.

Это какой-то очень мутный блюз… Сколько там уже? Двести? Триста? Сука-а-а! И связала-то как крепко! Чего я раньше, мудила, ждал? Давно бы освободился.

Просовываю связанные руки под жопу. Тут бы сейчас в позу встать… А вдруг меня снимают?

Спокойно, Жек, без паники… Потом… Найду и… Всё потом.

Яростно трусь рожей о спинку дивана, пытаясь сдвинуть е*учий шарфик…

– Е*ать-колотить! Гы-ы… – рычание Геныча заглушает мой позорный блюз.

39 Элла

Какая же я дура! Всё с самого начала пошло не так. Виктору сразу не понравилась идея с приват-танцем. Тогда не стоило мне и озвучивать предложение Пиджака, ведь именно оно подтолкнуло меня к этой дурацкой затее. А знал бы Витя, что я замыслила на самом деле, – гнал бы меня поганой метлой подальше от своей высоконравственной «Трясогузки». Он и за мои игрища на столе сильно лютовал вчера – «У меня приличное заведение! И всё должно быть под контролем, а я даже не знаю, чего ждать от своей скромницы! Грудь она, значит, стесняется показать, а запрыгнуть на стол к молодым голодным мужикам – это просто верх целомудрия!»   

Понятны и оправданы его опасения – далеко не каждому посетителю понравится подобная выходка танцовщицы. Но мой танец был рассчитан на определённую компанию, и я не ошиблась. Просчиталась только с Пиджаком – видела, что он недоволен. Однако всё равно ведь проникся, даже приват пожелал. Плевать на него, но свою функцию он выполнил – заставил ревновать Женю и… Ох, подал мне дурную идею…

«И никаких приват-выкрутасов! Ясно тебе?» – гаркнул вчера в трубку Витюша.

Конечно, мне было ясно. Четыре приват-комнаты в его добродетельном заведении оборудованы исключительно для вечерней молитвы заблудших девчонок, обнаживших в пылу азарта свои округлости, и чересчур благонравных гостей, коих случайно угораздило как следует разглядеть это безобразие.

«Конечно, ясно, Вить. Забронируй для меня красную комнату», – попросила я очень ласково.

Глупая и неблагодарная. Я ведь всегда чувствовала его немного покровительственное отношение. И дело не только в том, что у нас с Витюшей общий танцевальный наставник, да и никаких неприличных намёков со стороны Виктора никогда не случалось. Ему просто импонировала моя скромность, и он всегда подчёркивал, что из всех его танцовщиц я – единственная творю настоящее искусство и умудряюсь оставаться чистой, несмотря на откровенность танцевального стиля. Мне бы оценить его заботу. Но я так решительно собралась скинуть образ овцы, что все добрые советы восприняла как угрозу моему волшебному преображению.

Мне хотя бы следовало прислушаться к Инессе, ведь даже она, дерзкая и склонная к авантюрам, сомневалась в разумности моих намерений и предупреждала об опасности. Но, нашпигованная обидой, я была полна решимости реализовать свой безумный план. Жалкая, пустоголовая и закомплексованная овца! Какие обиды? За что? С самого начала я без приглашения впёрлась в Женькину жизнь и его постель, и если бы не драматичные обстоятельства того вечера, я была бы счастлива, вспоминая нашу первую близость. И не я ли сама спровоцировала вторую? Но именно о ней, неромантичной и болезненной, я вспоминаю чаще всего.

Когда он с обожанием смотрел на Диану, я с горечью вспоминала, как в тёмной тесной подсобке он уворачивался от моих губ и пытался развернуть меня лицом к стене. Меня он не хотел разглядывать – просто использовал как шлюху, чтобы снять напряжение. Так же он поступил бы со мной два дня назад, когда жёстко приказал его дождаться. Это могло бы стать весёленькой традицией – сперва в бой за честь другой женщины, а остатки не сброшенного пара – в меня. От подобных мыслей мои овечьи копытца непроизвольно сжимают рукоять воображаемого кнута. Вот только я переоценила свои стойкость и отвагу.

Сегодня взгляд Жени был совершенно иным. И выражение лица изменилось. Исчезла надменность, и появилось что-то другое, словно его интерес обрёл новые оттенки. Что это? Увлечённость, неравнодушие?.. Как будто причастность ко мне лично и к тому действу, что я творю для него. Как если бы он действительно знал и ценил, что все мои стремления подчинены единственному желанию – быть любимой и необходимой для него, мужчины, которого я выбрала, кажется, целую вечность назад.

И как поступает женщина, вдруг понимая, что небезразлична любимому мужчине? Отдельно взятая Гелла сбрасывает овечью шкурку и, гордо расправив плечи, на всю мощь врубает очарование и пресловутую женскую логику…

Завести.

Довести.

Развести!..

«У судьбы нет причин без причины сводить посторонних».

Мне так хочется в это верить… И надеяться… И загадывать…

Наблюдать за Его ревностью необычно и волнительно. Наверняка Женечке и самому странно, но это именно оно – то самое чувство, заставляющее собственника увидеть и захотеть отодвинуть потенциальных соперников. Пусть не любовь, а лишь эгоистичная претензия на обладание, но для меня это уже огромное достижение. Сдержаться и не подарить улыбку Пиджаку (неважно, что сегодня он без пиджака) – выше моих сил. Кажется, перестаралась, дура. И теперь, проецируя фальшивую игривость зрителям, я беспомощно наблюдаю за конфликтом между друзьями. Нет, меньше всего мне хочется быть причиной их ссоры. Ведь это не сделает никого из нас счастливыми и принесёт Жене боль.

Женечка мой… Клянусь, что стану личным врагом любому, кто посмеет сделать тебе больно. Вот только себе я не враг… И как мне быть с навязчивым желанием заставить тебя болеть мной? Как мне привязать тебя, такого сильного и независимого?

Ты не сводишь с меня глаз, словно гипнотизируя. Вводишь в смятение, подавляешь, заставляя сбиваться моё дыхание. Такой красивый и такой жестокий. Ты привлекаешь к себе слишком много женского внимания и знаешь об этом. Для тебя это просто игра, и почти любая готова играть по твоим правилам. И я, твоя преданная фанатка и поклонница, всегда была готова… Но не сегодня…

Это лишь прелюдия, мой синеглазый мучитель. Уверена, что ты уже в достаточной степени разогрет, и приглашение в мою чувственную игру тебя непременно заинтригует и заставит гореть в ожидании…

Я не дам тебе остыть. Сегодня я главная, и для меня никаких запретов и предубеждений.

Чувственный ритм ведёт меня через весь танец… Куда он меня ведёт?.. Всё пошло не по сценарию.

Сексуальная и пленительная, я сводила с ума нас обоих от нетерпения и желания обладать. Медленно искусно соблазняла и манила, и искушалась сама… Дразнила и обманывалась… Навязывала правила и нарушала их. Пылала и плавилась, как воск, ощущая прикосновения его рук на своём теле. Попала в плен его аквамариновых глаз и пропала в этом океане безумной страсти.

Спасалась, карабкалась – спрятала любимые глаза, руки связала…

И всё равно проиграла… сдалась...  

– Как же я люблю тебя, мой Женька!.. – шепчу, а хочется кричать и отчего-то плакать… – Всё будет! Не могу больше, Женечка…

Это сильнее меня и давно перестало быть игрой. Я свободна в выборе… В выборе своей зависимости. Хочу с ним всё!  И не могу больше ждать. И пусть овца… Пусть кнут у него… Но прямо сейчас мы оба охотники и оба – жертвы. И так нужны друг другу…

– Да трахни меня уже, чёртова ведьма! – рычит почти бессвязно… – Ну давай уже, Ди…

А-ах… Как же… Как же с тобой всё-таки больно, Женька!..

– Сейчас всё будет… – Кажется, мне уже поздно сражаться за свой спасательный круг… – Мне нужно две минуты, чтобы подготовиться… Всего две минуты. – Чтобы оторваться от тебя… – Боже, как я жила без тебя всё это время?! Же-ня-а! – Как я буду жить без тебя всю оставшуюся жизнь?.. – Я сейчас...

***

Как легко потерять свою власть…

Без тебя – мне что плен… что свобода…

А с тобой – словно в пропасть упасть,

Где ни выхода, ни перехода...

Бесполезные крылья сложить…

Раствориться… Ослепнуть! Оглохнуть!

Ради этого стоило жить…

Из-за этого хочется сдохнуть...

40

Странно… Почему-то сейчас мне совсем не хочется плакать. Хотелось от счастья… от переполняющей меня эйфории.  А теперь… Это даже не обидно… Просто пронзительно больно! Это как разбиться вдребезги, но продолжать дышать и всё чувствовать. Вдох… Лёгкие будто битым стеклом нашпиговали. А сердце даже не бьётся. Я тихо прикрываю дверь Красной комнаты… Выдох.

Запахиваю чёрный шуршащий плащ и ухожу. Куда? Неважно – лишь бы подальше отсюда.

Впрочем, далеко мне сбежать не удаётся. Голоса звучат за углом, всего в нескольких шагах от меня.

– Витя, я не собираюсь с тобой ссориться, но ты меня знаешь, – звучит не слишком дружелюбно, а обладателя баса узнать несложно – это крокодил Гена, отчаянно мечтающий о красивом потомстве.    

– Послушай, Геннадий, у меня приличное заведение, и не надо грязных намёков, – распаляется Виктор. – Ты вообще не должен находиться в служебном помещении, а в вип-комнаты во время приватной беседы даже я не вхожу!

Я сделала решительный шаг, поворачивая за угол, и разговор тут же смолк, а две пары глаз вытаращились на меня. Первым отмер Гена:

– О, звезда моих очей! Как раз Вы-то мне и нужны!

– Какая жалость, что мне не нужны Вы, Гена, – я пытаюсь обойти парней, но Женин друг придерживает меня за локоть.

– Это очень досадно, но, надеюсь, я ещё пригожусь хоть кому-нибудь. Жаль, конечно, что такая прекрасная леди несвободна. Зато как приятно, что Вы знаете моё имя! Вы ведь Гелла?

– Нет, Гена, – вместе с полумаской я остервенело стаскиваю белогривый парик, и взмокшие волосы рыжими спутанными прядями падают на плечи. – Я Эльза. Безобразная Эльза.

Знаю, что макияж потёк, и мой внешний вид оставляет желать лучшего. Но не всё ли равно?!

Гена, приоткрыв рот и хлопая бесцветными ресницами, смотрит мне в глаза и хмурится, будто решает непростую задачу. Неужели голос узнал? Впрочем, для внимательного человека – неудивительно. Но на это мне тоже плевать. Я по-прежнему хочу уйти, но на мою попытку избавиться от Гениной гигантской руки, он сжимает ладонь ещё сильнее.

– Ну, зачем же Вы на себя наговариваете? Вы восхитительны... – его заявлению не достаёт уверенности и восклицательной интонации, и парень моментально исправляется: – Просто убийственно прекрасны! И я готов вернуться к этой теме, как только Вы покажете, где потеряли моего друга. Я немного беспокоюсь за его душевное состояние после встречи с Вами. Э-э… Танец ведь завершён?

Я отрицательно качаю головой, а моя улыбка наверняка выглядит, как хищный оскал.

– Ваш друг зовёт какую-то Ди. Так, может, она и дотанцует?

– Куда зовёт? – искренне удивился Гена. – Дракониху, что ли? Так она же это… улетела вроде… А я не понял, этот муд… мудрец ей звонил во время танца, что ли?

Витя, до этой минуты глядевший на меня с беспокойством, мгновенно набычился и забыл о моём присутствии.

– Ген, ты выражения выбирай.

– Вить, да пошёл ты!

Дальнейшие разборки мне неинтересны – здесь снова речь не обо мне. И я без труда ускользаю от внимания мужчин.

Наспех одевшись и даже не взглянув на себя в зеркало, спустя пять минут я покидаю клуб через служебный выход. И очень вовремя! Потому что уже слышу позади смех Гены и охрипший (наверное, от злости) голос Женечки. Сейчас я совсем не готова взглянуть ему в глаза. Мне очень страшно. Нет, я не боюсь расправы, да и не думаю, что Женя способен причинить мне физический вред. Я очень боюсь услышать нечто такое, что добьёт меня, слишком уязвимую сейчас, и заставит меня ненавидеть. Ведь от любви до ненависти – один шаг, а я уже и так балансирую на тонкой границе. Бежать отсюда.

Из огня да в полымя!.. Я поняла это, едва ступив на слабоосвещённый задний двор.

Ой! За спиной раздался лязг железной задвижки – это охранник, задорно гогочущий в прижатый к уху мобильник, выполнил свою функцию. Но разве пялиться в монитор не входит в его обязанности? А здесь есть, на что посмотреть. Прижавшись спиной к металлической двери, я разглядываю группу людей, расположившихся полукругом метрах в двадцати от клуба. Ни на первый, ни на второй взгляд не получается оценить, сколько их – кажется, очень много. Но высокую жилистую фигуру Пиджака я узнаю сразу, потому что ещё в клубе заметила, как хорошо смотрится на нём светлый облегающий джемпер. 

Что он здесь делает и почему без верхней одежды? Первая мысль – замышляет что-то против Женечки и Гены. Возможно, он вовсе и не друг им, а просто знакомый. Если бы ему грозила опасность, вряд ли он рискнул бы оказаться здесь против целой толпы. Если не заметит клубная охрана, то никто и не придёт на помощь, ведь поблизости ни одного жилого дома, только административные здания.

Сейчас я уже могу оценить, что собравшихся на заднем дворе больше десяти человек, и даже две девчонки присутствуют. Они, как и я, наблюдатели, и стоят ко мне гораздо ближе. Одну из них, яркую брюнетку, я сегодня уже видела за столиком вместе с Геной. Наверняка это тоже не очень хорошо, но я не знаю почему… Просто так чувствую. Усилившаяся во мне тревога мгновенно затмила мою личную драму. Кажется, даже воздух вокруг пропитался агрессией.   

Брюнетка словно унюхала постороннее присутствие и, повернув ко мне голову, хищно оскалилась, но тут же потеряла ко мне интерес. Какая неприятная девушка!.. К счастью, больше никто не обращает на меня внимание и сейчас мне ничто не мешает предупредить охранника за дверью, что здесь затевается что-то плохое. Не сводя глаз с подозрительной компании, я монотонно постукиваю пяткой о дверь, стараясь не производить слишком много шума. Да куда же подевался этот бездельник? Ох, я и дура – звонок ведь есть!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍И в тот же миг, когда на меня снизошло озарение, Пиджак выбросил вперёд руку, а мужчину, стоящего напротив него, отбросило назад. Вдавливая кнопку звонка, я с ужасом наблюдаю, как вся эта шайка налетает на Пиджака, словно стая кровожадных волков. Они же убьют его!

– Полиция-а-а! – ору во всю глотку, продолжая яростно давить на звонок.

Но полиции на этих задворках отродясь не водилось, поэтому на мой призыв отреагировали только брюнетка со своей подругой. Они дружно развернулись и пошли на меня, но страшно мне по-прежнему за Пиджака.

– Пожа-а-ар! – быстро меняю тактику, но тушить здесь тоже некому.

Не отпуская кнопку, я вытягиваю шею, потому что приближающиеся девчонки закрывают мне обзор. И всё же я с удивлением замечаю в движущейся свалке высокую фигуру в светлом и не понимаю, как он ещё стоит на ногах.

– А подождать нельзя? Уж и поссать невозможно отойти! – за спиной негодует охранник, соизволивший, наконец, открыть дверь. – Ух! Е*а-ать! Бегом внутрь!

Втащив меня за шиворот в помещение, он захлопнул дверь, а я, не мешкая ни секунды, рванула искать Гену. А кого ещё?! Тем более, я уже дважды слышала, как Виктор и один из охранников называли его машиной для убийства.

– Вить, – я едва не сбила его с ног, – а Гена где?

– Да ё*аный рот! – взревел обычно культурный хозяин культурного клуба. – Как же вы мне все надоели! Только что свалили твои зло*бучие друзья. Между прочим, тебя искать! А вот ты здесь за каким хером?

Последний вопрос уже прилетел мне в спину.

Уже ни за каким! Я по другому вопросу.

За привычным столиком парней не оказалось и, расталкивая посетителей, я рванула к центральному выходу. Никто сейчас и не узнал бы великолепную ухоженную Геллу в растрёпанной и взволнованной мне. Женьку я нашла бы из тысячи, а уж среди пары десятков человек, столпившихся у клуба, мой взгляд мгновенно выхватил его, ну и Гену, конечно. А поскольку верхней одежды на них нет, ребята явно не собирались покидать клуб.

– А вот и птичка на ловца! – обрадовался Гена, гостеприимно распахнув объятия, в которые я и нырнула, не успев затормозить.

– Там ваш Пиджак! – запыхавшись, тычу в темноту и по выражению его лица понимаю, что искать там пиджак он не станет. – Ну, друг ваш! – я беспомощно оглядываюсь на Женю и ловлю его ошалевший взгляд. – Там вашего друга убивают!..

Со слова «убивают» и стоило начинать. Из объятий меня выбросило мгновенно, и рядом уже ни Гены, ни Жени.

– Их очень много! – с отчаяньем кричу в спины удаляющихся парней и бросаюсь за ними.

– Даже не суйся туда! – оглянувшись, рычит Женя. Это он мне, что ли?

Но Женя уже исчезает за углом вслед за реактивным Геной.

Ну раз ты приказал, Женечка…  

– Наших бьют! – ору, пытаясь сагитировать народ.

И действительно – двое ребят кидаются в нужном направлении. А остальные-то что? Вот если бы всеми дружно… Эх!..

– Там наших ребят убивают! – ору до хрипоты.

Теперь слово «убивают» работает неправильно, и пятачок перед клубом быстро пустеет. Я обвожу умоляющим взглядом оставшихся молодых ребят и леденею от ужаса, осознав, в какую мясорубку только что отправила своего любимого мужчину. Мчусь туда сломя голову в прямом смысле слова. Тротуарная плитка замерзла, и на высоких каблуках я балансирую, как пьяный канатоходец, но как будто бегу. Боковым зрением замечаю, как от припаркованной с торца клуба машины отлетает огонёк отброшенного окурка, а следом из темноты выходит невысокая тонкая фигурка во всём чёрном и быстрым шагом устремляется мне наперерез.

Господи, пожалуйста, пусть только ОН не пострадает! Прошу тебя! Ох, нет! Пусть все они будут целы! Я обещаю, что больше никогда не стану искать с Женей встреч! Даже постараюсь не смотреть в его сторону! Только спаси их, Господи!

Фигура в чёрном поравнялась со мной и оказалась совсем юной девчонкой. Она-то что здесь забыла? Быстрым движением малышка скрутила длинные чёрные волосы в жгут и, заправив их за воротник, накинула на голову капюшон.

– Кажется, тебя просили не соваться в заварушку, – нежный мелодичный голос звучит почти весело и совершенно не соответствует напряжённой атмосфере.

Я даже не собираюсь отвлекаться на ответ. Внезапный женский визг заставил меня вздрогнуть и придал ускорение нам обеим – мне и неожиданной попутчице. Что же там происходит? Но долго гадать не приходится – мы уже на месте.

41

Ой, божечки мои!

Женю я замечаю первым и, как ни странно, почти успокаиваюсь – он здорово справляется и даже дерётся красиво, и рычит, как большой и грозный зверь. «Какой же он сильный!» – эта мысль проносится сквозняком, а взгляд уже прилипает к Гене… Никогда не видела ничего подобного!.. Это выглядит жутко, но... так интересно! Такое ощущение, что у этого великолепного бойца глаза имеются даже на затылке. Я, словно заворожённая, наблюдаю, с какой лёгкостью и грацией двигается этот мощный парень, и как один за другим разлетаются в разные стороны его противники. Это похоже на неправдоподобный индийский боевик или… Да! – это здорово напоминает мультфильм «Маугли» – момент, когда медведь Балу раскидывает свору рыжих собак.

– А неплохо, да? – смешливый голос заставил меня вспомнить о девчонке и об опасности.

– Плохо! Очень плохо! Ведь наши в меньшинстве, – объясняю восторженной дурочке, будто сама только что не любовалась страшной дракой.

– А почему ты так уверена, что я из ваших? – усмехается наглая малявка. – О, смотри, смотри! Ай, красава!

Она кивает на Гену, который, видимо, решил дать отдых своим гигантским кулакам. Он ухватил одного из парней за шиворот и, наверное, за брючный ремень, раскрутил и теперь вражеским телом отбивается от нападавших. Ну и силища!

– Слушай, а тебе совсем не страшно? – оглядываюсь на девчонку и лишь сейчас замечаю на хорошеньком личике явные азиатские черты. – И тебя мама с папой не потеряли?

– Меня зовут Аика, и мне девятнадцать, – она поясняет так спокойно, словно мы телезрители, а не очевидцы реального побоища. – А ты, кстати, молодец – не истеричная. Не то, что эти… 

Она кивает в сторону, где поскуливает и повизгивает одна из вражеских подружек. Наверное, это она и визжала, когда мы мчались сюда. Мужские крики заставляют мой взгляд снова вернуться к войне.

– Надо же, наверное, полицию вызвать, – растерянно бормочу и высматриваю Пиджака.

Да где же он? Своих различить несложно – они все без верхней одежды, и парни, прибежавшие нам на помощь, тоже ещё в строю, хотя и заметно выдохлись. Почему мне не страшно? И я почти ненавижу себя за то, что мне интересно.

– Ни к чему нам здесь полиция, сами разберёмся, – уверенно заявляет девчонка с необычным именем. – Полагаю, максимум, минут через пять лягут все. Этот буйвол знает толк в бое.

Она кивает на Гену, а я озираюсь в поисках какой-нибудь увесистой палки, чтобы обороняться, ну, или попытаться помочь… Пять минут – ужас! Палку я не нашла, зато обнаружила Пиджака… И сейчас мне действительно стало страшно.

– О, господи! – шепчу, прижимая руку ко рту.

– Да, кажется, не повезло парню, – мрачно заметила Аика, проследившая за моим взглядом.

Пиджак распластался на промёрзшей земле по другую сторону поля боя и совершенно не подаёт признаков жизни, в отличие от других «отдыхающих» – те хотя бы конечностями изредка дрыгают. Ему же нужна помощь! Осторожно, стараясь не делать резких движений и не привлекать внимания вражеских бойцов, я обхожу драку, чтобы подобраться к Пиджаку ближе.

Осталось сделать пару шагов… Пиджак лежит лицом вниз – надеюсь, он не умер? Фу-ух – нет! Пошевелился. К несчастью, это заметила не одна я. Как только Пиджак сделал попытку приподнять голову, к нему метнулся бритый парень, занося руку для удара... А я… даже не знаю, как это произошло... Но в ту же секунду я скакнула к бритому и со всей силы толкнула в бок. Не ожидавший такого тарана, он споткнулся о лежащего на земле Пиджака, пролетел по инерции пару метров и растянулся на земле. Порадоваться не пришлось – он тут же вскочил на ноги и бросился ко мне... Но испугаться я тоже не успела... Бритый резко остановился, захрипел, хватаясь за горло, и завертелся на месте. Лишь сейчас я заметила Аику. Девчонка, как пиявка, приклеилась к его спине и с сосредоточенным лицом тянет на себя концы какой-то штуковины, сдавившей горло парня.

– Ты ж его задушишь! – в панике кричу ей. А её придушенный скакун, вытаращив глаза, падает на колени.

Аика мгновенно освободила его шею, но лишь для того, чтобы с двух рук припечатать ему по затылку какими-то колотушками. Я приглядываюсь – неужели нунчаки? Маленькие какие-то… Вот это девочка!.. Брюс Ли с косичками! Мне показалось, что бритый даже не успел обрадоваться глотку воздуха, прежде чем распластался рядом с ожившим Пиджаком.

– Я же говорила, что мы быстро управимся, – самодовольно произнесла Аика и кивнула на поле боя.

Там уже никто не сражается и даже звучат весёлые смешки. Мужчины и правда чокнутые – сперва дерутся чуть ли не на смерть, а потом веселятся – хромые, кривые и с разбитыми лицами. Ужас! Они бы ещё побратались. Мне даже немного обидно, ведь я так переживала. Но радость от того, что всё закончилось, гораздо сильнее. Вижу, как по-тихому улепётывают брюнетка со своей подругой, а Гена грохочет им вслед:

– А ну, стоять! А как же награда победителю? Клянусь, я буду ласковым, как тёплый банный лист!

Я невольно улыбаюсь – он в своём репертуаре и как будто не устал вовсе. А Женька очень устал. Он пожимает руки ребятам, примчавшимся к ним на помощь.

– Спасибо, пацаны.

Те тоже еле на ногах держатся, но улыбаются.

– Да всё нормально, Женёк, отличный был замес! – парнишка сплёвывает кровь на землю и, подволакивая ногу, возвращается на клубную дискотеку. А Женечка идёт к нам.

Приближаясь, он не сводит с меня глаз, и моё сердце предательски разгоняется. Какой же он красивый, гад!.. Даже несмотря на то, что один его синий глазик потух и заплыл. Но ведь главное, что он жив. И ради этого я обещала даже не смотреть в его сторону. И всё равно продолжаю вглядываться – жадно, как в последний раз. Хочется вдруг плакать, но я не могу себе этого позволить, только не при нём.

– Эй, братуха, ты там живой? – Женя наклоняется над Пиджаком.

– Слухи о моей гибели сильно преувеличены, Жек, – Пиджак переворачивается на спину, а я чуть не вскрикиваю, глядя, во что эти уроды превратили его лицо – сплошное месиво.

– Тебя домой подвезти? – предлагает Аика, коснувшись моего плеча, но ответить я не успела.

– Нет! – рявкает Женя. – Она останется здесь! И, кстати, нунчаки покажи.

– Все, кому я их показываю, принимают горизонтальное положение. Уверен, что хочешь проверить? – Аика широко улыбнулась и, кивнув на Женю, обратилась ко мне: – Этот фонарный столб – твой парень, что ли?

Если бы… Наверное, я бы голову потеряла от счастья, будь ты моим парнем, Женечка… Но, к сожалению, сейчас моя голова очень надёжно приколочена печальным опытом. Конечно, мой взгляд не способен скрывать чувства,  это мне ещё предстоит долго репетировать… Но я непременно справлюсь – впереди у меня очень много времени… Целая жизнь… Пустая... Без тебя…

– Мой парень? – я широко улыбаюсь. – Нет, конечно! Он – парень общего пользования, а такие не в моём вкусе.

42 Женя

Сегодня пиZдец какой особенный день! Кажется, за один этот вечер я исчерпал лимит идиотизма, отпущенного мне на всю жизнь, и взял взаймы ещё столько же. Вот же сука! Ни одну бабу мне не хотелось придушить столько раз за вечер! Душить и трахать! И душить!

Я на Геныча молиться должен! И как же охота ему втащить!

– О, Жека, ты, наверное, пиZдец какой сексуальный с голым членом, но можно я не буду смотреть? – и ржёт, падла.

– Геныч, сука, руки мне развяжи, а на х*й можешь не смотреть, он упал давно.

– Не ушибся?

А-а-р-р-р!

– Ух, а навязала-то – легче перерезать, – бубнит друг, возясь с поясом на моих запястьях. – А вообще, Жек, мне даже льстит твоё доверие. Я бы поостерегся поворачиваться незащищенным тылом...

– Геныч, заткнись, блядь! Если ты сию секунду не справишься с этим узлом, я начну думать, что тебе нравится разглядывать мой голый зад. И стащи с моих глаз эту сраную повязку!

Короткий смешок за спиной… Запястья сдавило ещё сильнее... Треск… А-а-а! Свобода! Давно бы уже разорвал.

Наощупь натягиваю штаны вместе с трусами и сбрасываю с глаз повязку, которую тут же перехватывает довольный Геныч и, приложив к носу, шумно вдыхает.

– Лошарик! Это не повязка, а шарфик, и он ягодками пахнет, между прочим. А у вас тут ничего – уютненько так… – Геныч осматривается, как восторженный первоклассник на первом уроке. – О! Глянь-ка, что я нашёл! Ты не собираешь?

Он подобрал с пола чёрные трусики.

– Тоже нюхать будешь? – интересуюсь, со злом глядя на эти трусы.

– Не, Жек, это ты будешь! Когда вздрочнёшь тоскливым вечером, вспоминая свою упорхнувшую золотую птичку.

Я фыркаю и осматриваюсь вокруг, уже совершенно по-новому воспринимая окружающую обстановку. Вещи Геллы так и остались разбросаны по полу, исчез только плащ. Оно и понятно – не голой же она ушла отсюда. Бл@дь, ну как же я так лоханулся?

– По-любому уже сбежала, сучка! Но проверить надо, – направляюсь к зеркальной панели, из-за которой ко мне  явилась Гелла, мать её! Элиза… Нет, ни х*я – Гелла! Элиза, которую я помню, на такую подлянку не осмелилась бы.

Дверь за зеркалом вывела в тускло освещённый коридор, по которому я устремился на звук музыки.

– Ага, нам туда, – подтвердил Геныч, следуя за мной по пятам. – Да сто пудов она мчит домой, Жек. А я всегда говорил, что рыжим бабам доверять нельзя – они все ведьмы! А твоя – стопроцентная ведьма! Одни глазищи чего стоят! Тут я тебя понимаю… – Геныч врубился в меня на ходу и удивлённо поднял глаза. – А ты чего застыл-то, Жек? Мы уже не идём никуда?

– Ты сейчас о ком говоришь, брат?

– В смысле? – Геныч удивлённо округлил глаза. – Так это... о Гелле твоей... А тебе кто нужен?

– Я не понял, ты её видел, что ли? – держусь изо всех сил, чтобы не взорваться.

– А я что, не сказал? – Геныч рубанул пятернёй себе в лоб. – Хе-хе-хе!

Я прикрыл глаза, стискивая кулаки и челюсти.

– Да ладно, Жек! Ну хочешь, дай мне в табло, ток не больно… Ты ж знаешь, как я не люблю, когда больно.

– Геныч… – цежу сквозь зубы.

– А я и говорю… Я же тебя потерял!.. И Витюшу пытал… А она нарисовалась и с ходу – «Вы мне, Гена, на хер не нужны!» Я, говорит, Эльза Безобразная! И х*як! – сдёрнула маску вместе с волосами! А там глазищи, как у Воланда, – один чёрный, а другой зелёный! Прикинь, как я впечатлился, Жек! А под белыми волосами – рыжие! – вот по сих! – Геныч рубанул ребром ладони себе по колену. – А я ей говорю: «Ни х*я! Вы очень красивая женщина! Расскажите, где мой друг Евгений и как его самочувствие». Ну? И что ты встал, как памятник дебилу? Двигай давай! Или мы уже закругляемся с охотой на ведьм?

– Геныч, что ты за мудак такой?! Ты нормально можешь рассказывать? – я двинулся по коридору.

– Да ты сам мудак! С такой нереальной девочкой мог бы и забыть на время о чужой Драконихе. Я тебе так скажу – лучше голая ведьма в руках, чем дракон в облаках!

– Говно, мёд, пчёлы – всё собрал! Можно без твоих прибауток? Диана здесь при чём?

– Вот и я об этом, братуха! – зарычал Геныч… А на нашем пути неожиданно вырос Витёк, и я тут же переключился на него:

– Вить, адрес и телефон твоей Элизы гони! Она ещё здесь, кстати?

– А экипаж вам к парадному входу не подогнать? – неожиданно потерял страх Витя. – И, кстати, она уехала! А прежде чем задавать мне подобные вопросы, подумай, готов ли ты сам по первому требованию раздавать контакты своих друзей.

– Вить, всё нормально, – похлопал его по плечу Геныч и толкнул меня в спину. – Мы сами поищем.

Бесполезно! Никто из этих додиков, скочепиздившихся на холодном ветру, никакой Геллы в глаза не видел. После тупорылого рассказа Геныча вопросов ещё больше... Но прямо сейчас меня гораздо сильнее беспокоит отсутствие Кирюхи – не к добру это.

– Может, он отлить отошёл? – неуверенно предположил Геныч, выглядевший не менее озадаченным.

– Ну, если только домой…

– О! А вот и птичка на ловца! – неожиданно развеселился Геныч и, раскинув свои загребальники, обнял врезавшуюся в него растрёпанную девку…

Вот же!.. Глаза… Губы… Глаза-а! Элиза! Она! Я прикипаю к ней жадным взглядом. Шрам… никуда не делся. И волосы… Конечно, до колена Геныча им ещё метр расти, но они её – настоящие. Я не помню, какие они были раньше, но эти мне определённо нравятся. Это совершенно точно моя девочка. Не смотрит на меня… Боится? Я прощу… Уже простил! И мне совсем не нравится, что она жмётся к Генычу… И голос… Это глюк какой-то…

– Там ваш пиджак! – выкрикивает, задыхаясь, и машет куда-то в сторону.

Вообще, Геныч плюс пиджак – явление довольно редкое. Пьяная она, что ли?

– Ну, друг ваш! – хнычет Элиза и поворачивается ко мне. – Там вашего друга убивают!.. – снова машет в сторону и притопывает ногой.

Бл@дь! Кирыч! Мы с Генычем сорвались мгновенно, но этот голос ещё продолжает что-то кричать вслед. Нельзя терять ни секунды, но я всё же оглядываюсь. Следом бежит, дура!

– Даже не суйся туда! – молнией проносится сожаление, что некому за ней присмотреть… Не сейчас…

Кирюха! Держись, брат!

Е*учий беспредел! Нахожу взглядом Кирыча – уже готов! Адреналин бурлит в крови – ненавижу! Па-а-рву-у, сука-а! Ещё успеваю засечь как Геныч, словно смертоносная торпеда, врезается в сборище сраных отморозков… И в следующий миг ныряю в жёсткое рубилово… Резко, без замаха, своим коронным с правой… Чётко в челюсть. Тяжёлые подачи посыпались со всех сторон – справа, слева, сзади…

Ух ты, больно, бл@дь! На, сука, в голову! А то бы тебе не…

Глаз ни хрена не видит… руки весят тонну…

Пох*й! Грудь… голова… пах… Отбивную печень заказывали?

– Жек, да брось ты его на х*й! Он уже умер… Тихо, брат, это свои!

Чё – всё, что ль?.. Ни хрена не вижу…

– Жек, да свои мы, свои…

А, ну отлично!..

– Спасибо, пацаны.

– Да всё нормально, Женёк, отличный был замес! – парни отваливают, а я озираюсь.

Геныч радостный, вроде здесь пряники раздавали.

– Жек, а у нас тут подкрепление знатное, – гудит он и кивает в сторону. – Вон та малышка с нунчаками…

Порхающие нунчаки замечаю раньше, чем их мелкую владелицу. Продемонстрировав ловкий финт, она быстро прячет их под куртку. Во девки пошли! Я подумал, Геныч прикололся…

Он ещё что-то бубнит, но я уже вижу ЕЁ, шагнувшую из темноты… Элизу.

Почему она здесь? Сказал же – не лезть!

Двигаюсь на автопилоте. К ней. Красивая. Почти не вижу – помню. На меня смотрит. Знаю. И тоже смотрю.

Кирюху замечаю уже на месте. Похоже, мне основательно отбили башку, если я забыл, почему мы здесь.

– Эй, братуха, ты там живой? – наклоняюсь к Киру, с трудом преодолевая желание прилечь рядом.

– Слухи о моей гибели сильно преувеличены, Жек, – он переворачивается на спину. ПиZдец – видок!

– Тебя домой подвезти? – кажется, эта маленькая ниндзя собирается увезти от меня мою девочку, и мне ещё хватает сил на протест:

– Нет! Она останется здесь! – смотрю в глаза черноволосой пигалице. Большие и ни разу не славянские. – И, кстати, нунчаки покажи.

– Все, кому я их показываю, принимают горизонтальное положение. Уверен, что хочешь проверить?

Кажется, мои резервы физических и умственных сил основательно исчерпаны. Долетает до меня долго. Правда, не настолько, чтобы не понять, что девчонка мне угрожает. И улыбается. Дерзкая!

– Этот фонарный столб – твой парень, что ли?

Чего?

Запрокинув голову и болезненно морщась, я разглядываю фонарный столб и медленно догоняю, что речь обо мне. Возвращаю взгляд к Элизе…

Ну, девочка, бери и пользуйся. Сейчас я, как Дед Мороз, только некондишн… Так что, пока сама… Я догоню… Наверстаю.

– Мой парень? – Элиза улыбается, и мне хочется греться о её улыбку. Пусть всегда улыбается. – Нет, конечно! Он – парень общего пользования, такие не в моём вкусе.

Я тупо таращусь вслед двум удаляющимся девчонкам.

Парень общего пользования… Это как? Что она имела в виду? Оглядываю на всякий случай фонарный столб… Он тоже, между прочим, общего пользования. Хм, тоже, бл@дь! Сравнение – прям в кассу.

Высокая рыжеволосая девочка растворяется в темноте.

Элиза... Твою мать! Маленькая застенчивая девственница… Чумовая зажигалка Гелла… Ведьма многоликая! И как давно я не в твоём вкусе? А может, и не был никогда? Мы ещё поговорим об этом-м-м…

43

М-м… Что-то мутно… Голова, как контуженая. Надеюсь, я не останусь… как там? Памятником идиоту – во!

Перевожу взгляд на Кирыча – совсем непорядок. Девчонки, молодцы, подсуетились – вызвали скорую, но до её приезда он окочурится на промёрзшей земле. И поднимать его нежелательно… Оглядываюсь на уцелевших чмошников, соскребающих с земли своих вонючих подранков… Вот пидоры беспредельные! Мало мы их нашинковали! Геныч что-то темпераментно прописывает двоим понурым удодам, периодически подпрыгивая, как на ринге. Не нарезвился, энерджайзер!

– Жек, не грузись, – хрипит Кирыч, – они просто хреново тебя знают.

– Кто? – не понимаю.

– Да девчонки эти, – Кирюха улыбается расквашенными губами, начинает кашлять и мучительно стонет, прижимая руки к груди. Наверняка пиZдец рёбрам.

– Да и хер с ними, разберёмся, – я стягиваю с себя основательно пожёванный джемпер. – Кто сейчас не с нами, Кирюх, – тот против нас. Слышь, давай-ка я тебе под спину подложу. Ху*ня, конечно, но хоть что-то…

– Эй, эксгибиционист неугомонный, ты чего творишь? Все тёлки покинули наше кровавое пастбище, а ты оголяться вздумал, – очень жизнерадостный Геныч приближается с какими-то телогрейками в руках.

– Ты, придурок! Эксгибиционисты член демонстрируют, а не торс, – вяло огрызаюсь.

– Да ну?! А ну-ка напомни, брат, это, случаем, не те бравые парни, которые вываливают наружу своё хозяйство, а бабы потом дают дёру? Я ничего не перепутал?

– Да пошёл ты! – его стёб попал в цель, но злиться совсем нет сил. – Ты чего там добыл?

– А я вот – у их главного пса тулупчик одолжил для Кирюхи.

– Да тут до хрена тулупов-то.

– Так многие захотели помочь! Так сказать, загладить свою неизгладимую вину. А ты тоже бегом давай накидывай какую-нибудь, а то пока до своей куртейки доберёшься – всю душу выстудишь. – Геныч сбросил несколько курток прямо на землю и наклонился над Киром. – Давай-ка, сынок, осторожно! Не ссы, я буду очень нежным. Я за тебя отомстил, бро. Вот сейчас полечишься, и поедешь на море на пару неделек. А мы с Жекой там за тобой присмотрим. А захочешь медсестричку прихватить – так наши спонсоры только рады будут. Да?

Геныч бросил взгляд за спину, где покачивались на февральском ветру наши неожиданные спонсоры.

– Жек, да помоги, ёпти! Стоит он, циклоп задумчивый, вытаращил глаз! И в скорую звякни! Где они там уснули?

То, что с моего мобильника я больше никуда не звякну, стало понятно, едва я запустил пальцы в задний карман. Вот же суки – даже корпус переломился. Но даже это напрягло куда меньше, чем яростный мятеж Геныча.

– Жек, он у тебя в заднем кармане лежал! Тебя что, по жопе били? А ты сам-то где был? Или это твоё слабое место?!

Как вообще можно было так подставиться, где была моя голова, откуда росли руки и на что мне полагается натянуть уцелевший глаз, пришлось выслушивать минут десять. Кир, упакованный, как вилок капусты, кажется, даже кайфанул от своей беспомощности – его же не коснулось восстание нашего Терминатора.

– Геныч, хорош волну гнать, и так башка трещит, – попытался я рыкнуть, но прозвучало тухло, как последняя просьба. – Слышь, а помнишь, мы с тобой пару лет назад к моей прабабке в Гремучее ездили?

– К Антонине Филимоновне? А то! – оживился Геныч и перекрестился. – Свят-свят! Страшная женщина, прости господи! Мне за всю жизнь никто так мозг не вые… не выклёвывал. А что, неужели померла?

– Жива! И здорова – твоими молитвами. Так вот, ты мне сейчас её сильно напомнил.

Геныч выпятил вперёд квадратную челюсть, нахмурил места для бровей и заглох.

Есть что-то особенное, даже пугающее в молчании моего оскорблённого друга. «Убитых словом добивают молчанием» – это прям про нас. Даже не слишком разговорчивому Киру стало некомфортно.

– А девчонка с нунчаками откуда взялась? – просипел он, пытаясь разрядить обстановку.

– О! А ты видел, как она уработала твоего обидчика? – радостно взревел Геныч. – Это пиZдец! Ураган, а не девка! И, главное, эти палки её игрушечные… А как она ими… А?!

– Да когда ты всё видел-то? – я искренне удивляюсь, потому что в пору жёсткого махача, кроме рыл моих оппонентов, ни хрена не способен видеть. Да я и сейчас-то вижу не очень…

– А как раз в тот момент, когда ты свою жопу врагам подставлял, – весело напомнил Геныч. – Эх, жаль, девки свалили, а я так хотел выразить свою сочную благодарность. И Эльзочке твоей разноглазой! Тебе ж, Рембо криворукий, некогда было, а я-то видел, как она нашего Кирыча грудью защищала.

– Как? – невольно вырвалось.

Даже странно… Поступила, как сука, а злости на неё нет совсем. Устал, наверное…

– Да как тигрица! Эх, Жека, прое*ал ты свою истинную пару! Сиди теперь, кусай коленки, котёнок одноглазый. А куда они хоть свалили-то? Может, это… проводить надо было… На такси посадить, проконтролировать, чтоб не обидел кто…

– Айку сложно обидеть, – блаженно заулыбался Кирыч.

– Кого? – это мы с Генычем в один голос стёрли улыбку Кира.

– Девчонку так зовут, – неохотно пояснил он. – Она лет пять назад у меня скалолазанием занималась. Узнал вот…

– Молодец, бро! – присвистнул Геныч. – Знатно ты её научил. Она на этот мордастый утёс, как обезьянка взобралась и чуть голову ему не открутила. Вот видишь, как хорошо – благодарная ученица спасает жизнь старому учителю! – Геныч взглянул на меня, как на неблагодарного ученика, и почти с любовью на Кира. – Но проводить всё равно надо было. Девочки же…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Она за рулём, эта мелкая, – пояснил я.

– Да ладно?! Плохи их дела! Дети за рулём – куда, бля, родители смотрят?

– Да она, вроде, совершеннолетняя, – не слишком уверенно пробубнил Кир.

– И какая разница?! – трубит Геныч на всю округу. – Нет на свете страшнее зверя, чем баба за рулём! Из-за них нормальным мужикам выезжать страшно.

– Геныч, да тебе и на пустой трассе ездить страшно, – начинаю ржать.

– Вот не надо грязи, Жек! Мой «Мурзик», чтоб ты знал, на трассе рвёт всех!

– Ага! Всех уставших пешеходов и их барабанные перепонки!

– Да пошёл ты, урод! У меня на окружной спидометр зашкаливает!

– Так его же установили ещё до Первой мировой, и на нём потолок – пятьдесят. И если верить твоему спидометру, то твой «Мурзик» даже в гараже стоит со скоростью двадцать кэмэ.

– Всё, хорош, пацаны, – хрюкнул Кирыч и застонал. – Мне ржать больно. Жень, скажи лучше, как там твой приват? Всё срослось?

– Заросло всё! И завяло! Жек, можно я расскажу? – резко повеселел Геныч и тут же словил мой предупреждающий взгляд. – Спокойно, малыш, тут все свои, а я – только правду. Короче!.. В самый ответственный момент, когда сброшенные стринги прилипли к потолку, Жеке стало скучно вдвоём и он воззвал к драконам.

– Геныч, мудак, что ты мелешь?

– За что купил! А-а, ты ж, наверное, Кирюхе не рассказывал о нашей огнедышащей мулатке? Так вот, Кир, бывают бабы-дуры, бывают хозяюшки, зайки там всякие нежные... Даже девочки-ниндзя, как выяснилось, случаются. И все они обычно к услугам нашего, ещё недавно синеглазого, мачо. Но согласись, Кирюх, это же пиZдец как скучно! А есть ещё уникумы, единственные в своём роде! Кстати, если вспомнить о Дианкиных детях, то в полку драконов скоро прибавится. Так о чём это я? Ага! Так вот, нашему Жеке повезло встретить целых двух уникальных цыпочек! И, думаешь, как он решил использовать дары судьбы? Он захотел обеих сразу! Вот я бы на месте рыжули тоже обиделся.

– Да заткнись ты, на х*й! – зверею и ощущаю, как от боли взрывается башка.

– Жек, ты чего? – Геныч участливо обнимает меня за плечи и тычется лбом в висок. – Ну прости, брат, я же…

– Ты меня ещё поцелуй! – пытаюсь сбросить с себя этот центнер.

– Ну, если тебя это утешит... Жек, но ты сам сглупил, согласись. Обидел такие красивые глазки...

– Это я её обидел?! Геныч, ты е*анутый? Да она меня спеленала, как лоха, и тихо съе*нула под музыку!

По вытаращенным глазам Кира я уже понимаю, что сказал лишнее, но… Кирыч – свой.

– А на х*я ты Драконихе звонил? – ласково вопрошает Геныч. – Понятно, что девочка обиделась…

– Геныч, ты, бл@дь, перегрелся? Кому я звонил? Ты что гонишь?!

– Не, а смысл ей врать… – искренне растерялся Геныч. – Она же сама сказала, что ты позвал Дианку…

– Реально так сказала?

– Ну-у… я точно не помню как… Но как-то так. О! Витёк тоже слышал! Хочешь, у него спросим? Э, Жек…

Да бред! Позвал… Позвал? Нет! Ну, не-эт! Я ж молчал, как варёный кальмар! Да я даже не думал!.. Сука-а… Я ж не мог!?

– Геныч, – я вытаращил на него наверняка очень круглый глаз. – Я не мог…

– Ну, – он виновато развёл руками, – как-то смог, наверное… О, вон наша помощь нескорая! Ждали, небось, когда все окочурятся!

Сука-а… Я не мог! Что ж за день-то такой?!

44 Элла

Очень хочется плакать. Не поскуливать тихонечко в дрожащую ладошку, а громко протяжно выть, запрокинув голову к небу. Чтобы вытолкнуть из себя эту изматывающую боль, что, кажется, намертво присосалась к сердцу и поразила все органы. Она дышать мешает, думать… Мысли тоже причиняют боль, ведь они все о НЁМ… А не думать – никак. Почему это со мной, за что?! Какое моё предназначение в этом мире? Найти бы его скорее и с головой нырнуть! А иначе я просто умру от невыносимой тоски.

А я ведь сама установила это табу... Господи, что же я натворила?! Зачем ты меня слушал?.. Но по-другому... как? Ведь когда очень просишь, когда это жизненно необходимо, надо обязательно чем-то жертвовать... Чем-то непременно важным и ценным... А что у меня есть дороже моей любви к Женьке?..

Но я ведь всё сделала правильно?.. И теперь я как будто тот самый гордый и свободный журавль... Тогда почему я ощущаю себя раненой одинокой цаплей, увязнувшей в болоте? Ни взлететь, ни утонуть... И холодно... как же холодно!..

– Замёрзла? – нежный голос заставляет меня вспомнить, что я не одна.

Отрицательно машу головой – вру, конечно. Но хозяйке авто, кажется, всё равно – она смотрит на дорогу, улыбается о чём-то своём и ведёт машину очень уверенно и расслабленно.

– Как знаешь, – отвечает она на моё молчаливое отрицание, даже не взглянув в мою сторону. Странная...

В её уютном комфортном салоне пахнет жасмином и играет саксофон... что-то потрясающее и очень знакомое… Это же... м-м... Что это?..

– Что это? – озвучиваю свои мысли и уже собираюсь уточнить, что имею в виду.

– Фаусто Папетти – «Эммануэль», – Аика снова демонстрирует свою ментальную проницательность.

– Да, точно, – рассеянно подтверждаю. – Красиво...

– Мило, – это звучит как возражениемоему «красиво», но я совсем не хочу спорить и просто наслаждаюсь чарующим соло саксофониста.

Одна мелодия сменяет другую, а я снова не могу вспомнить название – ох, какая же я невежественная! Поворачиваю голову, чтобы спросить...

– Это «Маленький цветок», – в очередной раз поражает меня Аика.

– Потрясающе! – не могу скрыть восторга и даю себе обещание скачать сегодня же все шедевры Папетти.

– Приятно, – озвучивает своё мнение девчонка, а я не могу не улыбнуться. А она бунтарка, оказывается!

– У тебя необычное имя. Очень красивое и приятное, – я говорю это не потому, что хочу нарушить молчание. Просто я вдруг вспоминаю, что эта хорошенькая изящная куколка спасла и меня, и Пиджака, а я от растерянности даже спасибо не сказала. И её имя мне действительно очень понравилось.

– Да, – она легко соглашается.

– А сокращённо Аика – это Айя?

Кажется, этот вопрос лишний, потому что девочка, наконец, удостоила меня взглядом.

– Считаешь, моё имя нуждается в сокращении?

Она спросила это совершенно невозмутимым тоном – без насмешки и вызова. Но почему-то я почувствовала себя дурочкой. Знаю, что это неправильно и глупо. Кажется, я слишком не уверена в себе и совершенно разучилась общаться. Да и с кем? У меня даже подруг нету, с которыми я могла бы просто поболтать обо всём и не бояться показаться глупой. Но есть непредсказуемая и взрывная Инесса, у которой на любые вопросы всегда имеется несколько вариантов правильных ответов. И я всегда к ним не готова. Поучиться бы у неё.

– Нет, Аика, я считаю, в твоём прекрасном имени каждая буква на своём месте.

– Не злись, – спокойно и мягко произносит она, угадав моё настроение.

Нет, это не люди вокруг меня странные – это я так и не выбралась из своего ледяного панциря.

– Аика, я хочу поблагодарить тебя...

– Благодари.

О, господи, как же сложно с этой малявкой. Или это со мной всё настолько туго...  

– Спасибо тебе! Ты очень смелая и такая ловкая...

– Я знаю, – улыбается, наконец-то.

– Почему ты это сделала? Я имею ввиду, почему не прошла мимо? Ты же девочка... могла просто позвать кого-то на помощь.

Аика передернула плечами и замолчала. Всё же как хорошо, что с нами гениальный Папетти.

– А разве люди не должны помогать друг другу?

Ответ прозвучал неожиданно и так подчёркнуто равнодушно, что я не поверила этой девочке. Запрыгивая на спину мордовороту, она совсем не казалась равнодушной. В ней были азарт и восторг. В чём же дело? Она тоже играет какую-то роль? Вряд ли я хочу знать. И сейчас я очень рада, что мы подъезжаем к моему дому.

– Аика, ты можешь прямо здесь притормозить, – я машу в сторону тротуара.

Сейчас мне просто необходимы ещё несколько минут одиночества, прежде чем я попаду на допрос к Инессе. Триста метров пешком – как раз то, что нужно, чтобы отрепетировать естественную улыбку. Автомобиль притормаживает как раз в тот момент, когда смолкают волшебные звуки саксофона.

– Спасибо тебе за всё и... – Первые же аккорды клавиш заставляют меня замолчать... и перестать дышать...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– А это... – решила просветить меня Аика, от которой не укрылась моя реакция.

– «История любви», – шепчу и прикрываю глаза, когда начинает звучать саксофон...

Слёзы выскальзывают сквозь сомкнутые веки и обжигают щёки. Все мои мышцы напряжены, а во рту пересыхает и становится отвратительно сладко. Внутри всё горит, а зубы стучат от холода. Я должна идти, но не могу, просто не в силах прервать эту пытку. Пленительная и безжалостная магия музыки крушит моё хрупкое самообладание, пронзает тающие щиты и больно жалит измученное сердце.

Это плачет история МОЕЙ любви... И синие любимые глаза снова смотрят на меня... Шальные и манящие, они смотрят так, словно восхищаются, как будто ласкают... Как если бы эти глаза любили... А ЕГО губы шепчут только моё имя – снова и снова… И руки гладят бережно и нежно, и его кожа пылает от моих прикосновений... И я плачу от переполняющего меня счастья, которое дарят его объятия. И жарко, страстно молюсь, чтобы продлить эти ощущения... И лихорадочно боюсь отпустить их.

И так невыносимо чувство потери, звенящее в унисон с финальными звуками колдовской мелодии.

Тихо и пусто. Я не хочу и боюсь услышать очередную композицию, не желаю разрушать эту губительную горько-сладкую магию. Открываю глаза и понимаю, что Аика убрала звук. Устремив свой взгляд в мокрое от дождя окно, она терпеливо ждёт, когда случайная пассажирка покинет салон и исчезнет из её жизни. У этой девочки удивительный дар – слышать, когда необходима её помощь и чувствовать, когда нужно просто молчать.

Никто из нас не нарушил молчания, когда, осторожно открыв дверцу, я вышла в дождливую ночь.

Запрокинув голову, я молча вою в чёрное небо... И оно плачет по мне, жаля лицо холодными колючими слезами. 

Женька! Женечка... Я сказала неправду! Тебе стоило лишь взглянуть в мои глаза, чтобы увидеть, как отчаянно я кричала, что люблю тебя.

45

Белый кроссовер Виктора я узнала сразу, подойдя к воротам, отгораживающим наш двор. Говорить совсем не хочется, и я бы, может, и спряталась в темноте, но мне необходимо расспросить о ребятах. Остановилась, пропуская машину, и Витюша меня узнал. Стекло с пассажирской стороны поползло вниз.

– Элка, ты как здесь?! Что-то случилось? Ты ко мне?

Как много вопросов!

– Охренеть! – в сто первый раз восклицает Виктор, шумно удивляясь тому, что мы с ним почти два месяца живём в одном доме, а он только сейчас об этом узнал. – Ну ты и партизанка! И как не пересеклись-то ни разу, а?! А хотя чему удивляться – я и дома-то практически не бываю. Можно сказать, живу на работе. Дашка уже давно грозится меня выгнать.

Я почти искренне сочувствую нелёгкой семейной ситуации Витюши, но мечтаю спросить о другом. А он сегодня в ударе – рот не закрывается. В какой-то момент я вдруг понимаю, в чём дело.  

– Вить, ты пьяный, что ли? А как же… Ты ведь за рулём!

– Знаешь, Эл, а ведь у меня нервы ни хера не стальные! – внезапно сменил он милость на гнев.

– Что случилось? – сердце замирает... Я думала, что тревожнее уже не может быть. – Это из-за драки? У ребят неприятности?

– У кого? У мажоров этих? – Виктор сплюнул в сердцах. – Да какие у них могут быть неприятности?! По мне – пусть хоть поубивают друг друга, лишь бы не в моём клубе! А так, что им сделается – подрались да расползлись. Парни из нашего отдела подъехали, жалом поводили и парочку недобитых упырей прихватили для отчётности. Ой, да не таращи глаза, левых каких-то замели. Ночку повялятся в обезьяннике – и по домам. У меня, Элка, другой головняк – просто за*бало всё! Веришь?

– Да, – отвечаю почти с облегчением и оглядываюсь на свой подъезд.

За время пребывания под дождём я промокла и продрогла насквозь, да и Виктор оказался гораздо пьянее, чем мне показалось вначале. Никогда его таким не видела.

– Да-а! – передразнивает меня он, а я теряюсь и просто не понимаю, как реагировать. – Думаешь, я не знаю, из-за кого ты так дёргаешься? Нашла о ком страдать! Что ж вы, девки, дуры такие?! К нему же бабы косяком прут на х*й! И дальше переть будут! А ты, дурочка, будешь на это смотреть и слезами захлёбываться.

– Я не буду, Вить, – бормочу обречённо.

Буду… Конечно, буду. Я уже очень давно захлёбываюсь!.. Наверное, это мой пожизненный приговор.

– Ой, да будешь, конечно, – вторит моим мыслям Витя, – вы же не слушаете никого! Под носом не замечаете нормальных мужиков! Зато вот по таким плохишам слюни пускаете! Красивый, богатый…

Витя уже горланит на весь двор, а я думаю, что никогда и не видела у себя под носом нормальных парней. Без маски я для всех была Безобразной Эльзой. И когда я уже сама была готова поверить, что уродлива, Женя назвал меня красивой. И целовал меня такую, и… я чувствовала себя очень желанной. Наверное, именно тогда он мою любовь и пригвоздил намертво. И что мне его богатство?.. Да будь он даже беден, как церковная мышь, я пойду за ним на край света!.. И за край пойду… За любым… Только бы с ним.  

– Вот поэтому тебе ни хрена с ним не светит! – беспощадно подытожил Виктор свою эмоциональную речь, которую я пропустила, витая в собственных мыслях.

Какой смысл переспрашивать – итог мне и так ясен. И я согласно кивнула – не светит ничего. Вот на этой минорной ноте как раз самое время попрощаться и пожелать спокойной ночи...

– Но, знаешь, как мужик я его даже понимаю, – невесело усмехнулся Витя, заставив меня тут же проглотить свои пожелания. – Она же как… татуха! А попытаешься избавиться – всё равно останется шрам. И всегда будешь помнить.

– Кто – она, Вить? – спрашиваю упавшим голосом, уже заведомо зная ответ.

– Ну кто?! Динка, конечно! – Витя внезапно понизил тон и зашарил взглядом по окнам. – Ты меня не слушаешь, что ли?

Он называет её Динкой... Так по-свойски... Почему?! Почему я снова слышу это имя?!

– Почему, Витя? – почти выкрикиваю ему в лицо. – Её ведь можно забить другой тату! Можно же, Вить?!

– Я не смог, – произносит совсем тихо и опускает глаза. 

– Что?.. И ты? – от шока я не нахожу слов.

– А чему ты удивляешься? Да у меня, может, больше на неё прав, чем у любого! Я всю жизнь её люблю! Знаешь, сколько ей было, когда я встрял по самые... по всё!? Десять! Я уже баб вовсю жарил, а она... Да это пиZдец какой-то! Маленькая, пухленькая... ребёнок совсем. Её в пару со мной поставили... А она посмотрела на меня своими глазищами – и всё! Я приплыл! Сначала не понял даже, просто был рядом, оберегал… Мне-то тогда девки постарше нравились, а тут... Она вдруг начала взрослеть, а я… Я даже педофилом себя считал.

– Вить, погоди… А-а… как же Даша твоя? – шепчу, изнемогая от жалости к ней. Да и к нему тоже.

– А что Даша? – он снова взглянул на окна. – Я её люблю... Очень!.. Только это другое, понимаешь?

– Нет! – получается слишком громко.

– Ну… Дашка... она умница и красавица… Понятная и надежная синица в моих руках. А Динка… Она даже в детстве была... необычной птицей! Огненной!  

М-м-м, жар-птицей, значит…

– Но я бы всё равно удержал!.. Если бы эти мрази её не сломали… Я ж дышать на неё боялся, а они... А-а-р-р! Почти все теперь сдохли!..

– Кто, Вить? – спрашиваю, перестав дышать.

Он долго и молча смотрит на меня и неожиданно рявкает со злом:

– Никто! Забудь! Поняла? Алкаш е*учий! Язык бы мне отхерачить! Забудь!

– Да поняла я, Вить, не волнуйся, – я успокаивающе глажу его по руке. – Скажи... а у Жени с Дианой... Между ними что-то было?

– Кто о чём, – недовольно отзывается он.

– Уж тебе ли меня не понять, Витя? – и мой нечестный укол попадает в цель. 

– Не думаю, что было, – отвечает неохотно, и я слышу сомнение в голосе.

Плохо... Это очень плохо.

– А у тебя было? – зачем-то спрашиваю и тут же смущаюсь. – Прости, это совсем меня не касается.

Но Витя неожиданно и очень светло улыбается.

– А у меня было!.. Я целовал её... Когда провожал, ещё совсем малышку... И потом, когда она вернулась спустя шестнадцать лет. Знаешь, а я до сих пор помню тот первый раз, в аэропорту... Я поднял её и просто прижался губами к её губам. Она была такая растерянная и испуганная... А я не мог её отпустить. Еле вырвали... – Виктор часто заморгал и уставился в небо. – Она улетела... А я... Я до самой ночи смотрел вслед самолёту. И сдохнуть хотел...

Не в силах сдержать слезы, я смотрю на симпатичного тридцатипятилетнего мужчину, который с таким трепетом и дрожью в голосе вспоминает невинный поцелуй, и отчётливо понимаю, что не хочу быть ручной синицей... И гордым журавлём, заблудившимся в небе, – не хочу! Я должна стать татуировкой на сердце... Не той, что прикроет ноющие шрамы, а той, что закрасит прежний рисунок, расцветая ярким огненным цветком. И чтобы ни одной жар-птице не по клюву!

46

Дома меня ждали. Кажется, даже очень. Дверь в квартиру передо мной распахнулась, едва я преодолела последнюю ступеньку.

– Элиа! Ай-ай! – Жора в коротких шортах и переднике широко улыбается, размахивая половником у меня перед носом.

– Жоржик, спроси эту девку, где она потеряла свою совесть? – горланит Инесса из глубин квартиры. – А заодно спроси, знает ли она, сколько времени! И что у этой манды с телефоном?

Парень радостно кивает, а при слове на букву «м» издаёт смешок. Ну, прямо, как собака, – всё понимает, а сказать – никак.

– Ой, а мобильник… торопливо лезу в сумочку. – Я же его включить забыла. Простите, – виновато оправдываюсь.

– Жоржик, что она там мяукает? – почти визжит Инесса. Кажется, она не в настроении. – И что за мудила отирался рядом с ней во дворе? Все мои нервы израсходовали!

– Жора всё передал, – быстро сбросив верхнюю одежду, я иду на звук. – Инесса, во дворе со мной был Виктор, хозяин клуба, Вы же его знаете…

– Это не отменяет того, что он мудак, я это и без очков разглядела. Кстати, Жоржик уже собирался к тебе на выручку.

«Хорошо, что не успел», – порадовалась я, кинув быстрый взгляд на полуголого грека с поварёшкой.

– Инесса, извини, пожалуйста, я просто… – договорить я не успеваю. Даже забываю, о чём хотела сказать, потому что, войдя в спальню, обнаруживаю хозяйку квартиры.

Инесса возлежит на кровати в длинном красном пеньюаре с дымящейся сигаретой в руке. На лбу огромная ссадина, нос всмятку, вторая рука в гипсе.

Ахнув, я прижимаю ладонь к губам и поворачиваюсь к жизнерадостному Жоржику.

– Ты что натворил, гадёныш?! – мои ладони сжимаются в кулаки, а улыбка тут же сползает с лица грека, и он начинает о чём-то быстро и эмоционально болтать на своём языке.

– Жоржик, рот закрой с той стороны! Расчирикался, пеликан откормленный, – гаркает Инесса, а я с размаха осушаю кулаки об его обнажённую грудь, и лицо парня принимает обиженное выражение.

– Эй, ты с ним полегче, бандитка! – смеётся Инесса. – Своего заведи и лупи, сколько влезет. А моего не трогай, тем более, это не он меня разукрасил. Но всё из-за него!

– Как это? – растерянно спрашиваю.

– Как-как… Кверху каком! – недовольно ворчит женщина, а Жоржик поддакивает: «Да! Да!» – Это я просто попыталась разнообразить наши отношения.

– Нестандартный подход, – лепечу я. – Как-то вы слишком радикально начали…

– Тогда же и закончили. И прекращай уже таращиться на моего мальчика. Говорю же – это не он. Это я с шеста соскользнула.  Случайно! Так, ну ладно, рассказывай лучше ты, как там всё прошло, – командует Инесса.

***

Тщательно растёртая водкой и упакованная в тёплый халат и пуховые носки, я обнимаю ладонями ещё горячую большую кружку с остатками травяного лечебного чая. В уютной кухне Инессы, где мы расположились втроём, царит молчание. После моего сумбурного повествования о событиях сегодняшнего вечера никто так и не подал голоса. До встречи с Инессой я привыкла переживать свои трагедии в одиночестве, но от этой женщины тоской не отгородиться. Я опустила лишь самые интимные подробности… Глупая… думала, если выговориться, то и на душе станет легче. Стало ещё тяжелее. Будто я не разделила свою ношу, а утяжелила придавившую меня неподъёмную цепь, воскрешая в памяти пропущенные звенья.

Инесса с совершенно безучастным выражением лица выпускает изо рта колечки сигаретного дыма и покачивает парчовой тапочкой в такт раздражающему позвякиванию. Это звенит Жора. Впав в глубокую задумчивость, он размешивает чайной ложечкой сахар. Давно уже размешивает.

Говорить ни о чём больше не хочется. Мне бы сейчас укрыться с головой под одеялом, закутаться в него и провалиться в глубокий и долгий-долгий сон без сновидений.  А потом проснуться – свежей, полной сил и начать жить заново. Вот только я точно знаю, что в той, новой жизни, обязательно встречу Женьку. И сразу вспомню забытые сны, в которых всегда видела только его. Заметит ли он меня?.. Настоящую…  

– Ночью звёзды горя-ат, ночью ласки даря-ат, ночью все о любви говоря-а-ат, – неожиданно и очень весело нарушила тишину Инесса и, тут же посерьёзнев, спросила: – И что этот Витёк от тебя хотел?

Витёк? А… при чём тут он? Боже, кажется, мне никогда не понять эту женщину!

– Просто случайно встретились и заболтались, – пожимаю плечами. – Он сказал, что Женя мне не пара, и никогда не будет со мной.

– А сам-то, этот еблуша, пара своей Дарье? – злобно рявкает Инесса. – И что он за хер, чтобы решать, кому и с кем быть?!

Ох, если бы решение действительно зависело от Вити, уж я бы нашла способ договориться с ним.

– Моему Жоржику вон тоже гораздо больше подходит какая-нибудь шалава кривоногая, а он рядом со мной до сих пор отирается.

– А почему кривоногая? – удивлённо смотрю на Инессу.

– А чтоб ему уши не натирала! – припечатала она, но уши отчего-то покраснели у меня, а Жоржик ещё интенсивнее загремел ложкой. – Нет, ну а что? Если уж мы о гармоничных парах, то мне, к примеру, Светкин Борюсик отлично подошёл бы. Он хоть и не такой красавец, как мой Жоржик, зато мужик с характером. А вот тут самое главное – не ошибиться в выборе и понять, что для тебя важнее, твёрдый характер или твёрдый член.

Надеюсь, она не станет описывать подробности этого кастинга, потому что победитель очевиден. Но к чему сейчас эта провокация? Почему Жорик должен знать о каком-то… От волнения я напрочь забыла, кто этот Борюсик, но сейчас это и не важно. Я покосилась на играющего желваками грека, и так захотелось вдруг обнять и пожалеть его. Лучше бы эта летучая мышь, падая с шеста, язык себе прищемила. Мне хочется резко встать и уйти. Но следует себе напомнить, что я, вроде как, на работе, и Инесса – вовсе не моя добрая бабуля.  

«Зачем?» – спрашиваю её укоризненным взглядом, и она меня понимает.

– Зато ты видишь, как это работает, – невозмутимо отвечает. – Я ведь говорила тебе, что мужики жуткие собственники. Вон, у моего Жорки серьёзный лямур намечается с молодой перспективной кобылкой, а он бьёт копытом, ревнуя уже не юную и временно нетрудоспособную клячу. И, вот посмотришь, никуда он от меня не денется, пока я сама не отпущу. Кроме Ваньки, ещё ни один мужик у меня с крючка не соскочил! Но тогда-то я молодая была, глупая… – Инесса перевела взгляд на Жору. – Голубь мой, если ты немедленно не прекратишь громыхать, то угадай, куда я засуну тебе эту ложечку.   

И смешно, и грустно наблюдать за этими отношениями в никуда. Теперь мне жалко Инессу, которая хорохорится и делает вид, что похождения блудного Жоржика её вовсе не огорчают. Неужели она сама не осознаёт, что ревнует и мстит слабовольному парню за все свои личные драмы?

– Элка, ты хоть понимаешь, что способна сотворить с мужиком? При желании и должном усердии, конечно. Ты же прекрасна и свежа, как дикая магнолия! Вот чует моё сердце, что мы уже стоим накануне грандиозного шухера! Надо лишь всё грамотно организовать! И я даже знаю, кто захочет нам помочь, – она кивнула на Жорика. – Да твой Жентёр сдохнет от ревности, увидев тебя с моим красавчиком!

Жора сразу просветлел лицом и счастливо заулыбался. Бедняга, немного же ему надо. Не знаю, помогает ли мне Инесса или сама развлекается, а только все эти игры не для меня.

– Инесса, но ревность – это совсем не любовь! – бормочу устало. Прилечь бы сейчас.

– Зато это прекрасная возможность заставить думать о себе. А вот пото-ом…

– А потом, – перебиваю я, – прилетит дракон и быстро развеет из его головы все эти глупости.

– Значит, надо убить дракона! – серьёзно заявила эта чокнутая тётка.

Я закатила глаза к потолку и в сгустившемся воздухе отчётливо разглядела маленькие плывущие искорки. Что-то со мной не так…

– Я час, – отчитался Жорик, выходя из кухни.

– Ох, как же ты мне нравишься, барашек блеющий! Надо говорить «сейчас»! – гаркнула ему вслед Инесса, а я поспешила воспользоваться его отсутствием.

– Извините, возможно, это совсем не моё дело, но я больше не могу! Мне не нравится, как Вы обращаетесь с Жорой! Он же не дрессированный пудель – он человек… Он мужчина! Скажите ему прямо, что Вас не устраивают свободные отношения, выгоните его, в конце концов! Но не надо над ним издеваться! Вы… Вы пытаетесь меня учить, а сами… сами ведёте себя, как капризная девочка!

Инесса опасно сузила глаза, но страшно мне почему-то не стало. Стало ещё хуже моей голове… И телу…

– Ты совершенно правильно сказала, деточка, – прошипела женщина и, подавшись вперёд, рявкнула: – Это действительно совсем не твоё дело! Что ты можешь понимать в отношениях? Много у тебя их было?

– У меня их не было, – отвечаю тихо.

– Тогда какие советы ты можешь раздавать? Ты бы сперва хоть порепетировала с кем, тебе ведь уже двадцать, а не успеешь глазом моргнуть – будет тридцать!

– Я же Вам говорю о человеческом отношении, а в этом я и в свои двадцать способна разобраться. А насчёт порепетировать… Знаете, за мной ведь очередь из поклонников никогда не выстраивалась… Да Вы и сами помните, какой я к Вам пришла. Когда мне очень хотелось быть красивой, я надевала маску, парик и выходила на сцену. Мне было достаточно ликования мужской толпы. Но как бы я смогла репетировать с кем-то из них, если я люблю Женю?

– А за каким же х*ем ты сегодня сбежала от него?

Скорее уж, от какого… а не за каким. Но всё же странно слышать этот вопрос…

– Он назвал меня чужим именем, – напоминаю Инессе.

– Ах, да-а-а! – здоровой рукой она саданула себя по раненому лбу, но, героически стерпев боль, поморщилась и продолжила паясничать: – И как же я забыла?! Ну-у, конечно, это непростительно! Как он посмел, этот кобелина?! Он же клялся тебе в любви и верности! Ведь вас так много всего связывает!.. Уже столько времени вместе!.. Строили совместные планы на будущее!.. А тут вдруг – х*як! – и чужим именем обозвал! И кого?!  Ту, чьё прекрасное имя должно было набить оскомину на языке. Напомни-ка мне только, какое… Гелла? Элла? Изабелла? Да по х*ю! Всё равно – изменщик и предатель! И как ты там сказала? А-а! Хер общего пользования! Ну-у, после такого – это ты его ещё мягко приласкала, е*ать бы его по нотам! И теперь, в отличие от меня, старой злобной мегеры, ты прямо ангел добродетельный!

Дура я! Почему же так плохо?.. Это наверняка возмездие за мои несправедливые слова! Что же я натворила, какое имела право?!. И как мне теперь…

Перед глазами прошмыгнул Жора, а я даже не заметила, когда он вернулся… Голос Инессы звучит слишком громко и… больно.

– Игорюш, подлей мне, пожалуйста, ещё чайку, – просит она… Жору.

Я округлила глаза, а неожиданный «Игорюша», слегка поморщившись, ринулся выполнять просьбу.

О, господи, она неисправима!

– Что и требовалось доказать! – торжественно объявляет Инесса. – И, заметь, никаких истерик! Жоржик уже давно привык, я ведь как только его не называла – и Игорем, и Славиком, и даже Борюсиком! – При упоминании Борюсика Жоржик заметно вздрогнул, а Инесса нежно погладила его по щеке. – Прости меня, мой сладкий сахар, иногда я бываю совершенно несносной старухой.

– Моя девочка, – ласково произнёс Жора со смешным акцентом и поцеловал Инессу в ладонь.

– Дурёха ты, Элка, а ещё учить меня вздумала! – уже беззлобно ворчит Инесса. – Согласна – неприятно, но не смертельно. Сплоховал пацан… Но это ведь даже не подсознание работает, а просто чудит память болтливого языка, выдавая…

Смысл следующих слов от меня ускользает, а мне так хочется вцепиться в это сомнительное объяснение и облегченно выдохнуть… Я старательно фокусирую зрение на Инессе, но она расплывается перед глазами…

– Элка! Эллочка!..

На лоб ложится чья-то приятная прохладная ладонь.

– А́схима, – грохочет в ушах мужской голос. (А́схима – плохо (греч.))

– И что это за слово такое ху*вое? – громко орёт Инесса.

Её голос нарастает, а слова сливаются в единый звук и бьют по голове, как ритуальные барабаны, отправляющие меня на жертвенный огонь. Он уже охватил моё тело изнутри и снаружи, обжёг горло и теперь выжигает глаза. Сквозь чёрные языки пламени я ещё различаю мечущуюся в панике женщину и, падая в пропасть, успеваю почувствовать удерживающие меня руки… прежде чем проваливаюсь в тихую и спасительную темноту.

47

Тихо. В голове совершенно пусто и так хорошо… Даже шевелиться лень. Горестный всхлип неожиданно вторгся в мою блаженную идиллию, и я открыла глаза.

– Мама? – моё удивление звучит сипло и ломко, а я лишь теперь ощущаю, как пересохло во рту. Касаюсь пальцами горла. – Водички...

– Малышка моя, – мама снова всхлипывает и подрывается с места. – Я сейчас принесу, только лежи, не двигайся.

Почему не двигаться?! О, господи!

Меня охватывает паника, и двигаться я начинаю очень интенсивно. Вроде бы всё работает… А что было-то? Последнее, что помню, – мне было очень плохо. Неужели я упала в обморок? Осмотревшись, понимаю, что нахожусь у Инессы, в своей комнате… Но мама-то здесь как… почему? И самое удивительное – за окном светло. Это же сколько я отсутствовала?

Мама вернулась с чашкой в руках, а следом за ней – Инесса. На ней лёгкий брючный костюм и домашние туфли – никаких смелых разрезов и вырезов – всё, кроме лица, выглядит элегантно и сдержанно. А зная, как щепетильно Инесса относится к своему внешнему виду, я представляю, каково ей сейчас демонстрировать свои ранения.

Инесса приложила руки к груди и с облегчением вздохнула:

– Боже мой, деточка, как же ты нас напугала!

Я посылаю ей растерянный и виноватый взгляд – неудобно получилось. Протягиваю руки к чашке и хочу привстать.

– Элиза, лежи, я сама, – командует мама. – Как ты? Голова не кружится?

– Мам, у меня ничего не кружится, – я всё же усаживаюсь в постели. – Я чувствую себя, как космонавт перед стартом. Что вы все так всполошились?

И женщины по очереди эмоционально рассказывают, что же я пропустила. Ну как эмоционально… Судя по тому, что Инесса не обронила ни одного нецензурного слова, её эмоции продолжают кипеть внутри. Перегореть она не способна, а значит, аттракцион «Прячьтесь, суслики!» – ещё впереди!

Таки да – вчера я побывала в кратковременном обмороке и долгой огненной лихорадке. Даже бредила! Представляю, что я там наболтала! Но Инесса – кремень – если и расскажет, то только мне. А моя мама, которая ни разу не паникёрша, с чего-то вдруг забеспокоилась обо мне в полночь и решила позвонить. Инесса справедливо рассудила, что мать обязана всё знать, и ответила на телефонный звонок. Спустя час мама уже была здесь и с тех пор от меня не отходит.

Ой, бедненькая моя, она же всю ночь не спала!

Спасла меня бригада скорой помощи, примчавшаяся по зову насмерть перепуганной Инессы. К счастью, с собой не забрали. Сказали – переутомилась. Отдохнёт, мол, и болезнь как рукой снимет. Вкололи убойную дозу жаропонижающего, а вторым уколом успокоили до утра. К слову, уже утро, и я спокойна, как удав. Ничего не болит, нигде не горит и страшно хочется есть. А ещё мне любопытно, куда подевался Жорик, ведь в повествовании двух женщин о его участии не было сказано ни слова.

Всё прояснилось, когда мама ненадолго вышла из комнаты.

– ПиZздос! – с чувством произнесла Инесса. – У Жоржика скоро разовьётся клаустрофобия! Он там уже весь обоссался!

– Где? – вытаращилась я на неё.

– В спальне, конечно! Не в туалете же мне его прятать! Но я предупредила – не дай боже чихнёт или бзднёт – я ему эти источники звуков местами поменяю. Так этот мандюк, пока я гостей развлекала, приспособил свой шланг в мою любимую вазу. Ни х*я не ночную!

– Простите, ради бога! – я даже попыталась встать с кровати с твёрдым намерением увести... гостей?

Она сказала гостей?

– С ума сбрендила?! – зашипела Инесса. – А ну быстро лежать! Х*й с ней, с этой вазой! Лишь бы у него от страха понос не случился!

– Инесса, Вы сказали – гостей… Мама не одна?

Отвечать женщине не пришлось – в спальню вслед за мамой ввалился майор.

– Очнулась, болезная? – недовольно поинтересовался Яков Иванович вместо приветствия.

Может, сказать ему, что ещё нет?.. Молчу.

– Не поведаешь ли нам, где это ты за столь короткий срок умудрилась истратить свои молодые нервы? Хоть бы мать пожалела – она чуть с ума не сошла! Ладно я… Хотя я, между прочим, тоже после ночного дежурства и вместо того, чтобы отсыпаться…

Претензии майора мне не понятны ещё в большей степени, нежели его присутствие здесь.   

– Яш, прекрати немедленно, – одёрнула его мама. – Элизе нельзя волноваться!

– Как раз это меня и настораживает, – рявкнул майор. – Обморок… нельзя волноваться… Сразу напрашивается вопрос – а на солёненькое твою дочь ещё не тянет?

– Ты с цепи, что ли, сорвался? Инесса Германовна нам уже всё объяснила, – мама бросает на гостеприимную хозяйку виноватый взгляд, но той не до маминых реверансов.

На распухшем носу Инессы раздутые ноздри выглядят устрашающе, только что дым не валит. А взгляд, полный вызова, устремлён на майора. Ох, только бы она не сорвалась! Но она обратилась к гостю подчёркнуто вежливо:

– Яков Иванович, вашей девочке приходится так много работать, что на личную жизнь у неё просто не остаётся времени, поэтому Ваши намёки беспочвенны и оскорбительны.

– Вот мне и не терпится прояснить, где же наша девочка так упахивается до нервных обмороков. Вы уж простите, но Ваш внешний вид не располагает к доверию. Насколько я помню, Эльза якобы ухаживает за древней старушкой, помогая той не пронести ложку мимо рта и задницу мимо унитаза. А что мы здесь наблюдаем?

– Яша!.. – свирепеет мама…

– Да что Вы несёте, Яков Иванович?! Вы забыли, что не в казарме находитесь?! – я повышаю голос, заглушая мамино возмущение, и даже боюсь смотреть в сторону Инессы. Вот что она теперь обо мне подумает?

– А знаете, что, мой недалёкий гость?.. – Инесса улыбается, как голодная пиранья. – Я не знаю, как Вы управляетесь со столовыми приборами, но за всё время существования моего унитаза Вы единственный промахнулись мимо него. А посему рекомендую Вам унести отсюда свой кривой распылитель, дабы не осквернять своими метками мою ухоженную территорию.

– Яков, езжай домой, – прикрыв лицо руками, мама отошла от майора и, словно обессилев, прислонилась к стене. – Прошу тебя, уезжай, дома поговорим…

– А я смотрю, мне тут очень рады, – угрожающе прорычал майор.

– Да чтоб вы так жили, как мы вам рады! – бесстрашно парировала Инесса.

– Эльза, собирайся, и бегом в машину! И не заставляй меня применять силу! – отдал приказ майор и повернулся к маме. – Юля, что ты расквасилась, помоги ей собраться, если не желаешь, чтобы дочь закончила так же, как твой сын!

Это была запрещённая тема и подлый приём. При упоминании Юрки мама вздрогнула и вся съёжилась.

– А ну, заткни свою грязную пасть, урод! – рявкнула я и, вскочив с кровати, подбежала к маме. – Ты не слушай этого дурака, мам.

– Эй, пёс невоспитанный, – ласково зовёт майора Инесса, – сделай так, что тебя здесь больше не стояло!

Майор сжал кулаки и попёр на маленькую воинственную женщину, выставившую вперёд свою загипсованную конечность.

– Я сегодня же прикрою твой притон, старая проститутка!

Он совсем чокнулся? Отлипнув от мамы, я бросилась на помощь Инессе.

– Да это ты, псих дефективный, изгадил приличный дом своим присутствием!   

И словно в подтверждение тому, насколько здесь приличный дом, в комнату ворвался полуголый Жоржик, страшно ругаясь на заморском языке.  В весовой категории он явно проигрывал майору, но сработал эффект неожиданности и Яков Иванович улетел с намеченной траектории в антикварный комод, увлекая за собой разгорячённого грека.

– Жоржик, ты никогда не умел ценить прекрасное, – досадливо поморщилась Инесса. – Лицо береги!

Предупреждение залетело в греческое ухо одновременно с майорским кулаком.

– Держись, малыш! Глухота не повлияет на качество фотоснимков! – подбодрила Инесса своего защитника, но бой неожиданно прервала мама, опустив на затылок своего мужа настольные часы.

– Девятнадцатый век… пиZдой накрылся, – печально прокомментировала Инесса.

***

Хорошо.

Как же хорошо, что закончился этот сумасшедший день! И что закончился не трагично. Майор, слава богу, жив, отбуксирован в родные пенаты и озабочен настроением мамы. Он нечасто от неё слышит: «Надоело, Яша, хватит!» И мне очень хочется верить, что с мамы хватит.

Инессин девятнадцатый век, к всеобщему облегчению, ничем не накрылся – и это тоже очень хорошо. Мы втроём расположились за кухонным столом для вечернего чаепития. Инесса запускает в потолок колечки сизого дыма, а Жорик улыбается и размешивает чайной ложечкой сахар.

– Тишина, – шепчет он. Это его очередной прорыв в русском языке.

– Это потому что ты оглох, голубь мой, – невозмутимо поясняет Инесса. – Похоже, для того, чтобы ты выучил новое слово, тебя следует чаще пиZдить по башке. Да прекрати уже ложкой мотылять!

Затушив сигарету, Инесса обратила свой взор на меня.

– Как ты себя чувствуешь, моя девочка?

– Как новая, – бодро рапортую.

– Вот и славно! Я подумала, что тебе следует освоить вождение, – и, пресекая мои возражения, Инесса безапелляционно заявила: – Не будем откладывать в долгий ящик, завтра и приступим.

Она словно угадывает мои мысли, но уж слишком стремительно прёт.

– После работы будет уже темно… Какое мне вождение?

– Сдурела? Какая работа? Ты же решила не видеться больше со своим Жентёром!

Со своим… Если бы!

– Я решила его не преследовать, – уточняю, – но я не имею права подводить людей. Да и Диана за меня поручилась. Как я буду выглядеть в её глазах?

– А тебе не похер? – прищуривается Инесса.

– Нет.

– Предпочитаешь смотреть, как твой мужик истекает на неё слюной?

– Не она в этом виновата, – неохотно, но всё же признаю. – Так же, как и Женя не виноват в том, что я его люблю.

– Ты же говорила, что даже смотреть на него не будешь, – Инесса провокационно улыбается.

– Если он сам меня об этом не попросит, – отзеркаливаю улыбку. А сердце уже начинает стонать.

Думаю, Женька, мне понадобится немало сил, чтобы быть рядом с тобой. Возможно, нам обоим будет непросто…

48

Девушка в зеркальном отражении выглядит… Как дура! И зло берёт за то, что я позволила Инессе вовлечь меня в эту авантюру… И так жаль эту нелепую серенькую мышку. Хотя сегодня она выглядит симпатичнее. И вовсе не потому что Инессе сложно справиться с макияжем одной правой. Просто я не позволила ей уродовать мой цвет лица и затирать контур моих губ. Между прочим, красивых губ – чего уж.

Нет сомнений, что Женя догадался, кто скрывается под серой шкуркой, – не мог не догадаться. Но даже если ещё не сложил все пазлы, то они состыкуются автоматически, стоит мне только заговорить с ним. А изображать немую на рабочем месте – не вариант. Правда, со слов Инессы, все мои аргументы притянуты за уши. Она так непоколебимо верит в непроходимую тупость всех мужчин, что спорить с ней бесполезно. Во всяком случае, не с моим скудным опытом пытаться её переубедить.

Со вздохом я водрузила на нос очки и скривилась от жалости к этой девчонке. Ещё вчера я была уверена, что даже под пытками не вернусь к этому образу, НО… Мой босс, Александр Андреевич, уже представил меня всему руководящему составу. Народ оценил. Босс тоже! Он даже глаза отводит, стесняясь на меня смотреть – впечатлился. А теперь как я докажу ему, что я – это я? Ладно, пусть докажу! Но как объясню свой маскарад? Вряд ли он будет рад, что я делала из него идиота. Одна надежда – дождаться Диану. Уж она точно придумает, как мне выбраться из собственной глупой ловушки. Если, конечно, не пошлёт меня…

Жаль, что звучать по-другому я не научилась, да и наши уроки с Дианой рассчитаны на раскрытие и усовершенствование голоса, а не на его изменение. И было-то тех уроков всего два – в периоды её спонтанных налётов на родной город. Но я честно занимаюсь самостоятельно и надеюсь не разочаровать свою наставницу. Почему-то для меня это важно. Думаю, ей самой не следует знать, что её одобрение для меня сродни благословению. Какая ирония судьбы…

До начала рабочего дня ещё больше часа. Я бреду очень медленно и вспоминаю вчерашнее «весёленькое» воскресенье. Мне было очень стыдно, и я страшно переживала из-за отвратительного поведения майора. Но Инесса попыталась меня успокоить – сказала, что ей необходимо было познакомиться с моей семьёй, зато теперь она рада, что так вовремя встретилась на моём пути и мне не придётся возвращаться домой.

Нет, совсем не успокоила – только расстроила. Инесса не сказала ничего плохого о моей маме, но я почувствовала, что она осуждает её. И меня прорвало! Я говорила обо всём! Говорила и плакала…

Хорошая моя мама – очень хорошая! И очень несчастная. У нас тоже была идеальная семья! И разбилась в одно мгновение… после гибели моего брата. Такая нелепая и страшная трагедия… Он упал с крыши многоэтажки. Все говорили, что сам спрыгнул… Но он не мог! Только не наш Юрка – весёлый, добрый и так любящий жизнь! В его крови нашли наркотики, и всё стало ещё хуже. Хотя куда уж, казалось бы?..

Мы не верили! Не могли не заметить! Мама точно не могла. Он всегда был её любимчиком, и она знала о Юрке всё. Он не с папой делился – с мамой. Он планы строил! Он влюбился! Мечтал! И вдруг… ВСЁ ЭТО…

Мама возненавидела всех! Тех, кто шептался за спиной, и тех, кто сочувствовал – всех! Она не хотела сочувствия – она хотела сына! Живого! Мне казалось, что она даже меня не могла видеть… Я не обижалась… Мне просто было очень страшно.

Мама обвиняла себя и папу – за то, что не заметили, не предотвратили, дома не удержали. За то, что мы все живы, а Юрки нет. Я тогда часто думала, что если бы у мамы был выбор между мной и Юркой – она бы выбрала сына. А папа… Мой замечательный папа… Он тоже был раздавлен горем. И мамой. Так и улетел от нас… весь раздавленный. Я не простила его. Не за себя – за маму не простила. Он должен был подождать, потерпеть, ведь он такой сильный мужчина… И так был нужен моей маме.

Мама знает, что я не простила папу, знает, что избегала с ним встреч, не принимала подарки. Но она даже не может себе представить, как я люблю его и скучаю. Как мечтаю очутиться в его медвежьих объятиях и услышать родной голос: «Где моя принцесса Лиз?!»

Твоя принцесса давно уже выросла, папочка. Но так и не дождалась твоего возвращения.

Наверное, я эгоистка, и папа имел право на собственное счастье… Но как же тогда – «и в горе, и в радости…»? Он не забывал меня и искал встреч, а я не хотела делить его с другой семьёй, мне не нужно было его внимание по кусочкам, по глоткам… Я хотела пить из полной чаши.

Нам с мамой было очень трудно, но мы никогда не просили его помощи. Свою прекрасную большую квартиру мы сдали сперва на год и сняли маленькую и недорогую. Потом продлили срок аренды… А потом со мной случилась беда и, чтобы спасти моё лицо, мама заключила долгосрочный договор аренды. Шрам всё равно остался, а в квартире до сих пор хозяйничают чужие люди. А был бы папа рядом – мама никогда не стала бы пить, и мы жили бы в своей квартире, и не было бы в нашей жизни чокнутого майора… А возможно, и травмы моей не случилось бы. Наверное, это так по-детски – назначить ответственного за все наши беды.

«Это нормально», – дипломатично сказала мне Инесса. И пояснила, что мне, маленькой девочке, было не по силам изменить ситуацию, поэтому я справедливо нашла виновного. Но я почувствовала недосказанность – моей маме было по силам. Неправда! Горе высосало все её силы. Но она всё равно справилась, не опустила руки. И она любит меня. Очень любит! Почти как Юрку. Хорошая у меня мама. И Инесса со мной согласилась.

Погруженная в тяжелые мысли и воспоминания, я с удивлением обнаружила прямо перед собой голубую высотку. Быстро же я пришла. И рано. Можно было бы ещё погулять, но пронизывающий ветер пробирает до костей, да и ноги уже замёрзли. К хорошему очень быстро привыкаешь, и теперь моё старенькое пальто уже не кажется мне комфортным, да и сумочка выглядит жалкой. Заелась совсем!

– Элла-а-а! – окрик настиг меня у самого входа в здание.

Как он здесь в такое время? Почему?

Этот голос просто невозможно не узнать – он уникальный! Рычащий раскатистый бас прокатился по центральной улице, заставляя прохожих вздрагивать и озираться в поисках источника звука.

– Эллочка, голубка моя, я здесь!

Хм, голубка!

Я вдруг вспомнила, что оскорблена и, оглядываясь, состряпала на своём лице выражение холодной неприступности.

Ну и?..

Губы сами растянулись в улыбке…

Боже! Какое чудо! Это правда мне?

Из-за охапки белых тюльпанов выглядывает короткий ёршик светлых волос. Лица почти не видно, но я знаю, что Гена улыбается. Очень заметно по глазам. Раньше я думала, что улыбающиеся глаза – это такая метафора, придуманная модными фотографами. Теперь вижу – не приврали.

Ну и как на этого парня можно обижаться?!

– Эллочка! Стой, не двигайся! А то ведь меня без Жеки внутрь не пропустят, а этот же стахановец ещё спит, небось. А я вот – раньше солнышка подорвался! Я ж третий день от переживаний не знаю, куда себя пристроить!

Теперь об этом известно всем прохожим и жильцам близлежащих домов. И только мы с Геной знаем, что он лукавит – позавчера он нашёл-таки, куда пристроиться.  

Гена приближается очень быстро, обнимая одной рукой огромную коробку с тюльпанами, а другой сжимает короткую лапу... ярко-зеленого крокодила. В натуральную величину, между прочим! Рептилия не сопротивляется, обреченно устремив в небо выпуклые стеклянные глаза и шлепая длинным хвостом по лужам. Ох, мужчины!..

– Приве-эт! – лицо Гены по-прежнему скрыто за цветами, но, судя по голосу, улыбка растянута от уха до уха. – А знаете, Эллочка, а я пока ехал, думал – вот если не захочет меня простить, брякнусь на колени и поползу следом, пока не сжалится. И это... если что, я не передумал! Просто смотрю – Вы улыбаетесь... Так что, ты меня прощаешь?  

Наверное, Гена и правда переживает, раз не замечает, как постоянно перепрыгивает с «вы» на «ты».

– Нет, не так… Эллочка, прости меня, пожалуйста! Я конченый муд... Не, «мудрец» здесь не подходит... Да? Мутант, наверное… Да?

Он пожимает широченными плечами – такой смешной со своей ношей, и так трогательно смущается, что, не выдержав, я начинаю смеяться.

– А у тебя очень красивая улыбка, – Гена говорит совершенно серьёзно, сосредоточив свой взгляд на моих губах. – А рот... э-э... А смех вообще фантастический! Ну, это я уже, кажется, в прошлый раз говорил... Ну что, ты будешь меня прощать?.. Или мне...

Вытянув шею, Гена через своё плечо обозрел мокрую тротуарную плитку и нарочито тяжело вздохнул.

– Ген, да перестань, не надо никуда ползти, тем более, вот он, – я кивнула на несчастного крокодила, – уже сделал это вместо тебя.

Пока я всё это говорю, Гена заворожённо таращится на мои губы, ощупывает взглядом лицо… А взглянув в мои глаза под крупными тонированными окулярами, тут же смущённо отвёл взгляд. На пару секунд задумался, потом мельком взглянул на рептилию, выругался себе под нос и, подтянув её выше, зажал под мышкой. После чего снова внимательно посмотрел на меня и, растягивая слова, произнёс:

– А-а... Вы сегодня отлично выглядите, Эл-ла...

– Правда? – усмехаюсь.

– Не совсем... – сейчас взгляд Гены устремлён на мои волосы, покрытые широким капюшоном. Вернее, на мой дурацкий парик. – О! То есть... прости, я не то имел в виду… Просто ты... выглядишь иначе... Да – совсем иначе.

– Иначе, чем в пятницу? – подсказываю, не теряя улыбки. И всё же с трудом скрываю волнение.

– В пятницу? – переспрашивает и тут же кивает сам себе. – И в пятницу тоже. Знаешь, у меня не очень хорошая зрительная память... Но отличный слух. И я даже неплохо пою.

Я стараюсь не рассмеяться в голос и очень надеюсь, что прямо сейчас Гена не станет демонстрировать свои вокальные данные.

– У Вас, Эллочка, очень красивый и необычный голос, – продолжает он и, впившись взглядом в моё лицо, добавляет: – Незабываемый голос. И волосы очень красивые... когда распущенные...

Я прекрасно вижу, что он и сам не уверен в своей догадке и, возможно, ещё не поздно изобразить недоумение, но... Разве я не ожидала разоблачения? Правда, от Гены я точно ничего не ждала, но раз уж он первым встретился на моём пути...

– Очень красивые цветы, Гена. Это... – внезапно меня охватывает сомнение, но я всё же произношу: – Это мне?

И облегченно выдыхаю после утвердительного кивка. В последний раз мне цветы дарил папа. А хотя… ещё однажды на работе к 8-му Марта мужчины подарили всем сотрудницам по ветке мимозы... Было приятно. Но чтобы столько тюльпанов!..

– Их, наверное, штук сто! – не могу скрыть восторга, и мне уже не терпится обнять свой букет, но Гена почему-то не торопится мне их вручать.

– Вообще-то, триста, – мрачно ответил он и, не обращая внимания на мой удивленный вздох, резко спросил: – Жека знает?

Мне бы и самой хотелось это выяснить. А ещё, кажется, мне уже никогда не подержать в руках триста тюльпанов.

– Гена, а ты как думаешь, Женя знает? – отвечаю вопросом на вопрос.

Он растерянно моргает бесцветными ресницами.

– Ну-у, я бы тогда точно знал... наверное. А ты что-то задумала, да? Что-нибудь... нехорошее против Жеки?

Насколько этот медведь опасен, мне посчастливилось увидеть собственными глазами на заднем дворе «Трясогузки». И пусть я уверена, что Гена меня не тронет, но по его заледеневшему взгляду понимаю, что лучше сейчас с ним не шутить.

– Гена, поверь, я не могу замышлять против Жени ничего плохого... Я люблю его...

– О-о-о... – Гена резко вздёрнул вверх коробку с цветами, которая немного сползла во время разговора, и полностью спрятал лицо за этой клумбой. Шумно вдохнул и, обхватив коробку двумя руками, протянул мне. – Это тебе… Вам!

Не ожидая, что подарок окажется тяжёлым, я едва не выронила цветы. А крокодил, позабытый Геной, шмякнулся на грязный тротуар.

– Вот е*лан! – с чувством прокомментировал парень. – Пардон за мой моветон.

Кого он имеет в виду?

49

Я совсем не умею принимать подарки от мужчин. Не считая папы и брата, это мой первый опыт. Он приятный, но сейчас я не понимаю, как себя вести, а Гена мне никак не помогает. Куда-то внезапно исчезли лёгкость и веселье и непонятно откуда взялась напряжённость. 

Гена резко наклонился и, подхватив за холку многострадального крокодила, грубо встряхнул его и снова зажал под мышкой. А затем забрал у меня цветы. Я с трудом сдержала разочарованный вздох. Мои цветы…

– Прости, забыл, что они тяжёлые. Там же удобрения, всякая мутотень... Ну... ты поняла, короче.

Я ничего не поняла, но кивнула на всякий случай.

– Ты это... м-м… – На лице Гены отразилось страдание. – Ты бы пока, что ли, не говорила Жеке...

– О том, что я – это я?

– Хы-гы! – он нервно хохотнул. – Не-эт, Жека хоть сейчас и одноглазый, но не слепой, да и со слухом у него нормально... Правда, петь, как я, он не умеет, но слышит хорошо. Ты про это всё не говори... – Гена попытался изобразить «это всё» руками, но подарки мешали и вышло не очень понятно. – Ну... про любовь там... морковь... Не говори пока, не надо. Эллочка, ты ведь такая хорошая девочка… Вот только, пожалуйста, ничего плохого не подумай... О, кстати, а как тебя зовут-то по-настоящему?

– Элла меня зовут, – получилось грубо и с вызовом. Я и так не собиралась объясняться, но всё же... – Почему не говорить, Ген? Потому что Женя без ума от своей мулатки?

Горько усмехаюсь. Сейчас я сама себе противна за то, что моя неконтролируемая ревность выплеснулась наружу вместе с ядом.

– Какой своей?! – искренне возмущается Гена. – Да кто тебе такую хрень сказал? Бред! Без ума… пф-ф! Жека… он без ума в принципе. Стоит только на его рожу взглянуть. Ты видела его глаз? А-а, ну ты видела… А к чему это я?.. А-а! О! Да мулатка здесь вообще не при делах! И совсем она не мулатка, кстати. Она эта… Ну как же…

– Дракониха? – услужливо трепещет моё жало.

– Ну заче-эм ты так? – Гена смотрит на меня укоризненно, а в ответ на мои округлившиеся глаза (это же с его языка!) оправдывается: – Я же любя так её называю. Дианка очень хорошая девочка, только это большой секрет. Она собачек спасает... А ещё…

Ещё плюс одна хорошая девочка!

В эту минуту меня меньше всего заботит её благотворительная деятельность. Но абстрагироваться от Гениного голоса сложно. Даже он говорит о Диане с нежностью. Уж наверняка от неё он посчитал бы за честь иметь детей. Красивых и породистых дочерей! А интересно, ей бы он подарил крокодила? Болтун!

– Почему мне нельзя говорить о любви, Гена? – нетерпеливо напоминаю вопрос.

Он сперва смотрит на меня с недоумением, а следом в его глазах вспыхивает понимание… И что это за унылая гримаса?  

– Ты меня что, жалеешь, Ген? – спрашиваю вкрадчиво. – Переживаешь, что Женя, избалованный женским вниманием, не оценит мои чувства?

– Не, я боюсь, чтоб его раньше времени не разорвало от радости! – Гена хищно оскалился. – Жеке ведь чем сложнее – тем интереснее. Он у нас лёгких путей не ищет, ему бы удовольствие с оттяжечкой. – Гена снова хохотнул собственным мыслям и внезапно уставился на меня, словно впервые увидел. – Так это же ты была в субботу в «Трясогузке»?

Он совсем, что ли, ку-ку?

– Ген, я подумала, что ты сразу догадался…

– Так я и догадался! Только меня твои… – он подёргал бровями. – Короче, меня новые декорации всё время с мысли сбивают. Я никак вас не объединю. Это ведь ты его стреножила и кинула с голым х-х… хоботом?

– Не стреножила, а просто руки…

– Да какая разница! Я как вспомню, у меня аж сердцебиение делается! Ладно, пойдём, провожу тебя, а то замёрзнешь.

Гена кивнул в нужном направлении и сам стремительно зашагал туда же.

– Ох, женщины, коварство – ваше имя! – разлетелось во все стороны, и ближайшая к нам женщина заметно приосанилась.

Нет, ну нормально? Начал за здравие… А ведь так хорошо начал!..

Я бреду следом, как провинившаяся школьница, и не понимаю, в какой момент я перестала быть хорошей девочкой. Раздвоение личности у него, что ли?

– О, здорово, Ген! – это выглянул из стеклянной будки охранник. – А у тебя же тут пропуск… того…

– Здрасьте вам через окно! Чего – того? Видишь, я даме с багажом помогаю?! Туда и обратно. Или мне специально Евгению Санычу позвонить?

– Лучше бы Александру Андреичу… Ну, ты ток давай, чтоб сразу обратно.

В лифте я стараюсь даже не смотреть на Гену и с грустью понимаю, что цветы были предназначены не мне, стерве, связавшей его друга, а той хорошей, но страшненькой Эллочке, которую он обидел ранее. Теперь наверняка жалеет, что пришёл каяться.

– Слушай, а это ведь ты Кирыча спасать бросилась? – энтузиазм снова проснулся в Гене.

– Кого? – переспрашиваю хмуро, хотя догадываюсь, что речь, наверное, о Пиджаке.

– Респект тебе, солнышко! А я Жеке давно говорил, что рыжие девчонки – самые классные и надежные!

О том, что мои волосы обрели цвет доверия совсем недавно, я скромно промолчала. Кажется, рядом с этим парнем вообще лучше помалкивать. Неизвестно, о чём он вспомнит в следующую минуту.

За короткое время взлёта на двадцатый этаж Гена чешет языком, как спортивный комментатор во время напряжённой игры. Он вспомнил Аику, восхитился её ловкостью и моей смелостью, заодно возмутился, что женщинам вообще не место в мужских разборках и за рулём автомобиля, и дважды наступил крокодилу на хвост. Мне уже хочется, чтобы на этом же крокодиле он и ускакал в обратный путь. Инессы на него не хватает – она бы ему сейчас растолковала, что такое хорошо и кому от этого плохо. А ещё стало жутко интересно взглянуть на Генин идеал девушки... Таких, наверное, и в природе не существует.

Когда дверцы лифта разъехались, выпуская нас на нужном этаже, у Гены зазвонил телефон, а я с облегчением выдохнула и рванула по коридору к приёмной.

– А... я думал, ты мне поможешь мобильник извлечь... – догнал меня обиженный басок, но я сделала вид, что не услышала.

До начала рабочего дня ещё осталась уйма времени, и я порадовалась, что на пути к своему рабочему месту никого не встретила. Но едва распахнула дверь приёмной…

Не вскрикнула я лишь потому, что от страха и неожиданности перехватило дыхание.

– Фу-ух, как ты меня напугала, – я невольно прижала ладонь к груди и, прикрыв дверь, оперлась о неё спиной. И тут же поняла, что этой фразой выдала себя с головой. А моя незваная гостья торжествующе улыбнулась. Хотя, что уж – не зря ведь она здесь.

Эффектная красавица Наташка, пристроив пятую точку на край моего стола, переплела руки на груди и довольно произнесла:

– Эльчик, неужели ты могла подумать, что твой карнавальный прикид введёт меня в заблуждение? Подружка ты моя пропащая, да я бы тебя даже в скафандре узнала. Ну-у, привет, что ли?!

Натка оттолкнулась от стола и, раскинув руки, шагнула мне навстречу. В груди вдруг стало так горько и так сладко… и защипало в глазах… И в этот же момент дверь за моей спиной распахнулась, задавая мне направление. Не надо быть провидицей, чтобы понять, что за сила отфутболила меня в дружеские объятия.

– Гена? – ошарашенно бормочет Наташка, обнимая меня и глядя мне за спину. – А ты почему здесь?

– Хо-го, сестрёнка, привет! А я к тебе имею тот же вопрос! Ты чего не спишь-то в такую рань?

– Какая я тебе сестрёнка? – заводится Наташка, напомнив мне о своих чувствах к этому непостижимому парню.

– Ну, какая… Злая и не выспавшаяся! – добродушно поясняет Гена. – Зато о-очень красивая! А повзрослела как!

Я с недоумением оглядываюсь на Гену. Разве он не ездил поздравлять её с днём рождения? И Наташка тут же отвечает на мой мысленный вопрос:

– Вряд ли, Геночка, за те три дня, что мы не виделись, я так сильно изменилась!

– Ну, не скажи! Хорошеешь не по дням, а по часам! Вот так не успеешь глазом моргнуть, а ты уже замуж выскочишь.

– А ты бы моргал поактивнее, придурок! – взрывается Наташка, продолжая удерживать меня в объятиях.

Ох, как же я сейчас её понимаю!.. И ощущаю себя лишней. А Гена совсем не обижается и пытается шутить, не выпуская из рук мои тюльпаны и чумазого крокодила, но Наташка его совсем не слушает…

– Гена, а что это у тебя? Это кому? – она переводит на меня растерянный и больной взгляд…

Гена играет бровями и загадочно улыбается, а в приёмной на несколько секунд повисает напряжённое молчание. Впрочем, напряжены только мы с Наткой.

– А это подарки для нашей милой Эллочки, чтобы скрасить её рабочий день! – запросто озвучивает Гена. А с чего бы ему переживать, крокодилу толстокожему? – А вы чего обнялись-то, девчонки? Знакомы, что ли?

Наташка тут же выпускает меня из объятий, словно и сама не понимает, с чего это она вдруг ко мне приклеилась. Я неловко отстраняюсь, чувствуя себя подлой предательницей. Понимаю, как это глупо и странно, и что я совершенно ни при чём, но подобрать правильные слова никак не выходит. В моей голове настойчиво пульсирует единственная фраза: «Наташ, это совсем не то, что ты думаешь!» Пошло и совершенно не отсюда, но по-другому не формулируется.

– А вы, я смотрю, тоже неплохо знакомы, – Наташка многозначительно кивает на цветы и обнимает себя за плечи. Её голос звучит очень глухо и горько. И ответ сразу находится...

Я бесцеремонно перебиваю Гену, который уже начал распаляться о том, как наша дружба закалена в бою. Вот же балабол!

– Наташ, мы с Геной знакомы два дня, и ему с первых минут не даёт покоя моя внешность. В пятницу он поделился с твоим братом мнением, что таким страшилкам, как я, лучше никогда не иметь детей, чтобы не плодить некрасивых, обречённых на несчастливую жизнь. А теперь он, кажется, извиняться пришёл.

– Ну во-от, – обиженно протянул Гена. – Я ведь хотел по-человечески, я ж сразу осознал и раскаялся...

– Ну, ты и сволочуга! – пылко резюмировала Наташка, а Гена покаянно опустил голову, уткнувшись носом в мои тюльпаны. – Да поставь ты уже эти несчастные цветы, пока окончательно не занюхал! А крокодила ты зачем притащил? Тоже, небось, с каким-нибудь гадким намёком?

– Только вот не надо грязи, заноза мелкая! – Гена водрузил ко мне на стол коробку с тюльпанами и с любовью погладил крокодила по плоской башке. – Всяких там зайчиков-котиков все девочки любят! Но это ж неоригинально! А крокодильчики чем хуже? Глянь, какой он милый! Посмотрит Эллочка – и меня сразу вспомнит.

Натка фыркнула и скривилась, но было заметно, что тревога и подозрения её отпустили. А я всё равно чувствую себя в их компании, словно не в своей тарелке. Я правда очень рада Наташке, но уже настолько отвыкла от общения с ней, что даже не представляю, о чём нам разговаривать. Ведь прежней лёгкости между нами никогда уже не будет. Да и сама она сейчас слишком сильно взбудоражена присутствием Гены. Ох, шли бы они лучше по домам. Но озвучить такое я не могу, поэтому гостеприимно предлагаю кофе, и наши посиделки затягиваются.

С нарастающим волнением я жду появления Жени и стараюсь вообразить его реакцию. Догадался ли он обо мне или поймёт всё сегодня, когда услышит мой голос? Незабываемый, как сказал Гена…

– Даже не знаю, стоит ли ждать Жеку или лучше свалить по-тихому, пока ваш грозный батя принудительно не попросил меня проследовать к выходу, – вслух рассуждает Гена.

– Боюсь, что Женечку тебе ещё долго придётся здесь ждать, – язвительно ответила Наташка, – так что пока можешь отвезти меня домой. До конца недели он в офисе всё равно не появится.

Несмотря на Наташкину внешнюю невозмутимость, в душе кольнула тревога – неужели повреждения оказались серьёзными или Женя просто не хочет светить в офисе подбитым глазом?

– Он больничный, что ль, взял? – озвучил Гена нашу с ним общую мысль.

– А зачем ему больничный? – похоже, Наташка не в курсе недавних событий. – Он в Крым улетел до конца недели. Командировка у него. Срочная!

В Крым? Почему?

Эта неожиданная новость вытеснила из меня весь воздух…

– В Кры-ым? – у Гены вытянулось лицо. – А не рановато ли он собрался купальный сезон открывать? Хорош друг, ничего не скажешь! А я бы тоже сгонял, между прочим!

– Думаю, ему будет не до заплывов, у нас ведь там запуск строительства намечается. Да он и сам не знал, что поедет, папа ему только вчера поздно вечером сообщил. Вот такой сюрпризик! – Наташка повернулась ко мне и состроила умильную мордашку. – Эльчик, ну его на фиг, этот кофе. А можно мне чай? Пожа-алуйста!

Я молча кивнула и, подхватив чайник, вышла из приёмной за водой. Офис уже гудит, как пчелиный рой, и изо всех кабинетов раздаются голоса. Что я здесь стану делать без Жени?.. Ох, ну что за дурочка? Работать буду, конечно! Я ведь всю жизнь обхожусь без него, и до сих пор всегда находила для себя занятие. Но почему именно он отправился в Алушту? Я знала, что там стартует большая стройка, но ведь ехать должен был другой человек…

Возвращаясь в приёмную, я протянула ладонь к дверной ручке…

– Вот только не надо мне тут творить удивлённых движений руками! Для тебя кто важнее – брат или твоя на всю голову пиZданутая подружка? – рычит Гена, а я едва не роняю чайник из внезапно ослабевших рук.

О, господи, а сейчас-то я что не так сделала?

– Ты совсем дурак? А что ты на меня-то орёшь? – Наташкин голос плаксиво дрожит. – Женька сам виноват, мог бы и не доводить ситуацию до скандала, а он всем нахамил и свалил с ужина, и не видел, как родители то краснели, то бледнели.  Так что, не надо делать из меня крайнюю, это не я всё замутила!

– Конечно, не ты! Ты просто спокойно наблюдаешь, как Жекин член поставили на кон! Пусть лучше брат проститутка, чем дочка – иуда! Да?

– Ген, ну что ты несёшь? Если Женька сам не захочет, то его член при нём и останется. Мне тоже всё это не нравится, но я и сама только поздно вечером узнала!

– Ага, узнала и преспокойно улеглась спать. А Жека – хер с ним, с него не убудет! А тебе, Натах, просто надо было ему позвонить! И не делай мне тут невинность на лице! Что ты губки писей сложила?! И плакать не надо, сейчас это вообще мимо!

– Какой же ты… Да как ты не понимаешь – если бы я ему позвонила, то он бы точно никуда не поехал и второй раз подставил бы отца! А если бы мне было всё равно, я и тебе ничего бы не сказала. Ген, но, в конце концов, не изнасилует же его Вика… Ну, не знаю… давай я сейчас позвоню Женьке, – Наташка громко всхлипнула.

А Вика-то здесь при чём? Может, она с Женей уехала?

От одной только мысли о возможной близости между ними к горлу подкатила тошнота. А если они будут вместе целую неделю?

– Вот теперь уже можешь не дёргаться, я Жеке сам позвоню. Ладно, не пищи, мелкая, разберёмся. И ты это… Элке ничего не говори!

– Ну, конечно, Геночка, зачем говорить мне, когда тебя и самого до первого этажа отлично слышно.

– Поговори мне ещё, пионерка благочестивая!

За дверью послышались приближающиеся шаги, а я прижалась спиной к стене, не в силах ни пошевелиться, ни включить невозмутимость. Актриса из меня всегда была никудышная, особенно если дело касается дорогих мне людей.

– Элла, а Вы почему здесь стоите? – удивлённо спросил Александр Андреевич, совершенно неожиданно материализовавшийся напротив меня.

И, как по команде, из приёмной выскочила Наташка, а следом Гена с крокодилом в обнимку.

– Пап, привет! – прощебетала Натка. – Эльчик, я тебе позвоню.

Куда, интересно? Номер-то она не знает…

Гена тоже буркнул моему боссу короткое приветствие и, впихнув мне в руки крокодила, бросился догонять Наташку.

И кто мне теперь объяснит, что это было?

50 Женя

Днём ранее

В уже хорошо знакомой больнице, где авторитет Геныча вознёсся до уровня «Дорогой Вы наш, Геннадий Эдуардович!», нашу троицу встретили и обласкали как героев-победителей. VIP-палата, цветы, внимание. Год назад меня здесь куда скромнее принимали. А потом этой больнице повезло принять маму Галю. Геныч свою маму забрал уже через неделю, а спонсорская помощь сюда капает по сей день. Это благодарный мамин сын настойчиво напряг своего блудного батю. А в итоге на лицах всего медперсонала крупным шрифтом – «К нам приехал, к нам приехал Геннадий Эдуардович да-а-а-рогой!»

Ночь, не сговариваясь, решили провести в больнице. Я обошёлся порцией обезболивающего и остался присмотреть за Киром. Геныч же отделался лёгким испугом за нас обоих и тоже никуда не поехал. Обследование Кирыча показало ушиб сердца, сломанные ребра и пальцы и, конечно, сотрясение мозга. Это немногим лучше, чем мы ожидали и боялись, но куда херовее, чем хотелось бы.

Твари!..

Усталость схлынула под натиском ярости, и тело снова наполнилось силой. Захотелось сорваться и крушить примитивные головы – носы всмятку, зубы в крошево!..

– Спокойнее, малыш, – до неприличия целый Геныч расслабленно откинулся на спинку кресла. – Всё поправимо и у меня под особым контролем. Приведи-ка лучше свою одноглазую рожу в порядок, а то ведь здесь, как никак, дамы.

Последнее слово он будто выплюнул. Но та, которая здесь дама, не уловила грубую интонацию. Она кокетливо улыбнулась и наклонилась над Кирюхой. Вот зуб даю – не столько для того, чтобы проверить иглу от капельницы, а чтобы мы с Генычем как следует разглядели, что у неё там под белым халатиком. А какие у нас ещё варианты – глаза завесить? Я и так не в полную силу вижу. И где только таких медсестёр набрали? Они хоть что-нибудь ещё умеют? Я отодрал взгляд от круглой задницы и перевёл на Геныча. Оп-па! Неожиданная реакция! Челюсть вперёд, ноздри вразлёт, глаза сощурены… Словно спарринг-партнёра оценивает. Ему сейчас ещё бы сигару в зубы – и я бы это кино, от греха подальше, не стал досматривать.

– Ну?! Всё показала, куколка? – небрежно поинтересовался Геныч. – Ты, главное, свои основные обязанности не забудь. Договорились?

– Вы что-то конкретное имеете в виду? – девочка захлопала пушистыми ресницами.

– Что-то конкретное я введу потом! – рявкнул Геныч, повергая меня в изумление. – Ты сейчас не вопросы спрашивай, а слова мои ушами втягивай. Кирилл Андреевич, – Геныч ткнул пальцем в Кира, – вот сейчас твоя основная задача. И пока он находится здесь, должен быть сыт, ухожен и удовлетворён! И пахнуть цветами! Возражений не имеется? Тогда свободна!

– Геныч, тебе озверин, что ли, вкололи? – бормочет охреневший Кир, а девчонка, покраснев, как редиска, лепечет уже на выходе:

– Там, на стене, кнопочка вызова, и, если что, я здесь рядом… на посту…

Дверь за ней захлопнулась, и мы с Киром вцепились ошарашенными взглядами в нашего озверевшего Терминатора.

– Что? Вы тоже уловили в этом её «если что» сексуальный подтекст? – Геныч широко улыбнулся. – И вот только не надо на меня так молчать. Я прекрасно знаю, о чём вы сейчас думаете. Сами такие!

– А что случилось, Геныч? Ты не заболел? – я слишком хорошо знаю своего друга, чтобы предполагать несправедливый наезд.

– А я тебе, Жек, скажу, что случилось! Неполноценное воспитание я получил от мамочки, дай бог ей сына непьющего! А пора уже называть ху*вые вещи своими именами! Распоясались ведь бл@ди! Их для чего сиськами одарили? Деток кормить! И нам, славным воинам, дарить радость! А как эти курвы используют свои дойки? Мозолят ими глаза серьёзным пацанам, а потом псов оголтелых спускают! И ладно бы Кир хоть пощупал… Но за то, что он её проигнорил… Это полный беспредел! Прикинь, если бы мы с тобой не успели, где б сейчас был наш Кирыч! А всё из-за кого? Из-за какой-то озабоченной вафли? И как, сука, с ними бороться?! С этими-то задротами всё просто – один грамотный удар в челюсть равен двухчасовой воспитательной беседе. А с такой лярвой как быть?

– И ты вызверился сразу на всех баб? – усмехаюсь. – Ты почто малышку в белом халатике запугал?..

– Малышку? Да сука она злая! Я, когда в другое крыло гонял, слышал, как она дедушку обидела за то, что он судно расплескал. А как он мог не расплескать, когда перед ним такая соска в детском халатике? Я просто спешил, но посмотрел на неё очень строго!.. Пальцем даже погрозил!  

– Каким пальцем? – заржал Кир и тут же застонал.

– Да вот жаль, не тем. А то надо было нашлёпать по дерзким губам. Ну, и что в итоге?! Вы видели, как она борется с моими строгими взглядами? Никакого раскаяния! То есть она наглядно продемонстрировала, где она видала мои предупреждения. А почему просто не побыть доброй сестрой милосердия на рабочем посту? И извлекать свои пышные козыри исключительно в лечебных целях! Куда она Кирюхе сиськи перед носом развесила?! Она не видит, что у него пальцы сломаны? Он даже подрочить не сможет! Малышка, драть её в нёбо! На каждую охеревшую малышку у Геннадия Эдуардовича имеется жёсткая воспитательная шишка! У меня хер сорвёшься! 

Обычно лояльный и снисходительный к женщинам, мой друг разошёлся не на шутку.

– Суров! – хмыкнул Кир. – Похоже, не так страшен Геныч, как его хреныч!

– Чтоб ты понимал, охламон! Для любой доброй женщины это жезл, дарующий счастье! Ну, и жизнь… в перспективе…

– Не поперхнулась бы девочка твоим счастьем, – Кир закатил глаза.

– А ничего – глаза слезятся, а губы делают! Всё полезнее, чем своим неразборчивым помелом почтенных старцев хулить. А ты, кстати, как себя чувствуешь, болезный?

– Не хочу вас расстраивать, парни, но жить, кажется, буду, – улыбается Кир разбитыми губами. – Женек, ты маме только не говори ничего и, если что – я у тебя завис.

– Да не вопрос, Кирюх! Думаю, проверять, у кого завис я, всё равно никто не станет. Я с сегодняшнего дня у своих в чёрном списке.

С блаженством растянувшись на узком диване, я в деталях и красках обрисовал пацанам, как без меня меня чуть не женили.

– Не, ну ты слыхал, Кирюх? – снова завёлся Геныч. – Да что за борзая баба! Не в окно, так в трубу! Воспитывать их надо! Где скромность, где честь?! Гиены, а не девки! А ты говоришь!..

Кирыч, который ничего не говорил, всё же решил высказаться:

– Ну-у, не все же гиены…

– А я согласен! – с энтузиазмом подхватил Геныч. – Чего далеко ходить-то? Наши боевые подруги, например… И хоть я никогда не доверял рыжим, а ты посмотри, как она бросилась раненого бойца защищать! Тебя, Кирюх! Огнище, а не девка!

Мой измученный мозг оказался совсем не готов к напоминанию о Гелле… Элизе. Но яркие импульсы уже прошили уставшее тело, разбудив мой печально поникший член и… Сердце… Каждый удар, словно стук каблучков рыжей бестии. Удаляющийся стук. Жёсткая динамщица! С самыми невероятными глазами! Одна такая… Чумовая девка!  

«Как же я люблю тебя, мой Женька!.. Всё будет…»

Всё могло бы быть… Не врала ведь – я точно знаю. Красивая… Отзывчивая… Нереальная! Любит меня… Любит… И зовёт так, что невозможно не услышать. Я давно услышал и хотел слышать снова. Искал… И всё время находил не тех. Плохо искал.

А она сама нашлась. В мозг ввинтилась. Кровь вспенила! Завела, как пацана зелёного, – скулить хотелось!.. Завела до чертей в глазах – и кинула… Отомстила!

«Он – парень общего пользования, а такие не в моём вкусе».

Вот же сука! Не-эт, не пойдёт так!

«Боже, как я жила без тебя всё это время?! Же-эня-а!»

Сам в ахуе!

А ведь этот вечер мог закончиться совсем по-другому… Она смотрела бы мне в глаза своими дьявольскими глазищами, а я бы трахал эту ведьму… Долго!.. Жёстко!.. Нежно…

Я помню, детка, что обещал быть очень нежным… Себе пообещал. Хотел быть таким! Для тебя хотел, моя уникальная девочка. Не срослось.

И не должно было срастись… Только не в этот вечер, когда убивали Кира. Что это – судьба? Мой самый жёсткий облом стал спасением для моего брата.

Ну ничего, это не последний наш вечер! Найду тебя, рыжая стерва! Не в твоём вкусе, говоришь? Клянусь, ты передумаешь!

В какой момент моя жизнь стала походить на грёбаные гонки с препятствиями? Гонки за бабами! Я… – и за бабами!.. Как всё меняется, однако. И, похоже, никогда не станет, как прежде.

– Э, циклоп, ты чего набычился? – рычание Геныча бесцеремонно вторглось в моё сознание. – Прикидываешь, как было бы неплохо принять на грудь пару грудей?

До меня не сразу доходит смысл. А когда догоняю, появляется злость.

– Геныч, тебе самому не надоело? Не смешно.

– А я и не смеюсь, Жек. У нас очень серьёзная тема – мы с Кирюхой про хороших девочек говорим, а тебе, как никому, полезно послушать, потому что ты таких в упор не замечаешь.  

– Где, бл@дь? Геныч, я полгода батрачу, как водовозный конь. Да я, сука, забыл, как трахаться! Потому что е*усь с работой, а по ночам мне снятся горбатый ландшафт, подземные воды и сраные плавуны! Все мои выходные ты можешь сам легко посчитать – мы провели их с тобой в «Трясогузке»! И если бы не Кир и не… Да ладно… Короче, я бы сейчас хрен засветил в клубе свою рожу! А теперь и не придётся, как видишь! Все звёзды сошлись как надо!

– Ну, тут я с тобой согласен не согласиться, – Геныч миролюбиво оскалился. – Ты у нас, конечно, труженик, но можно ведь, так сказать, не отходя от производства… Раз уж тебя так безбожно динамят, ты бы это… осмотрелся вокруг кабинета. Вон, новая помощница ваша как раз из таких – из хороших. Очень… милая девочка… на слух.

Я живо припомнил, как Геныч обласкал Милашку с её розовыми ушками, и озвучил, не без удовольствия глядя как смущается друг:

– А таких серых мышек наш Геннадий Эдуардович наказывает в целях профилактики?

Я коротко пересказал Кирюхе, как Геныч фильтрует гены для своих будущих дочерей. И как застряла в этом жёстком фильтре наша хорошая девочка.

– Ну я же сразу осознал, – оскорбился Геныч. – На хера ты вот это напоминаешь? И так тошно… Сказал же, искуплю свою вину. Вот прямо завтра! А ты, был бы путёвым начальником, зарядил бы мне разок в табло. Глядишь – и девочка повеселела бы. А ты бы стал её героем!

– Да я в твоё табло десять лет не могу попасть.

– Зато своё подсовываешь кому не лень! – с удовольствием напомнил Геныч. – Тренироваться надо, хер висложопый.

– Геныч, ты когда-нибудь допиZдишься – я тебя сонного креслом пере*бу. И, поверь, не промахнусь.

– Всё! Антракт! – гаркнул Кир. Слишком громко, как для болезного. – В таких делах, Геныч, даже танец с бубном не поможет. Ты можешь шпилить их пачками, забывая или не спрашивая имён, пока не встретишь ту, на которую встанет всё. И будет стоять двадцать четыре на семь! И похер – хорошая она или… – Кирыч поднял подбитые глаза к потолку и просипел совсем тихо: – или самая лучшая…

***

Кирыч уснул лишь под утро. Полночи проговорил. И это наш молчун! Как же много я, оказывается, не знал о своём брате... О своём друге. Кир прощения просил... за то что злился на меня и даже когда-то считал, что ненавидит. Придурок! Нашёл перед кем каяться! Я слушал его и сам себя ненавидел. И баб. Кто бы мог подумать, что наш серьёзный Кир способен так влипнуть. Знал бы, куда его в итоге занесёт, ни за что не полез бы на ту экзотическую птаху. Может, у него и правда с Шин всё сложилось бы, и жизнь не совершила такой фантастический кульбит.

Геныч шмыгнул носом и под моим подозрительным взглядом с чувством обматерил сопливый февраль. И баб туда же приурочил. С поправкой на возраст, разумеется, – чтобы маму не зацепить. Ни возражать, ни соглашаться не хотелось. Вообще хотелось молчать. Геныч сразу вспомнил, что не провёл воспитательную беседу с нерадивой медсестрой, и свалил, пообещав в обед вернуться к Киру с домашней едой.

Бля, Кирюха, ну как так-то, а?! Почему она?

Ведь эта маленькая ниндзя… это же чёрт какой-то! Даже с учётом необъективности Кира. И, наверное, неадекватности… Она же дитё совсем!  

Как-то изначально всё несправедливо устроено в этой жизни. Хоть бы знаки какие были – стоять, сука, – это твоё! И, может, не распалялся бы в хмельном разврате, забывая имена, теряя счёт и постепенно утрачивая остроту ощущений. Что, если в той веренице безликих, одинаково стонущих, смачно причмокивающих... я мог пропустить свою? Или не мог? Наверное, что-то отозвалось бы?

Но ведь отзывалось!.. С Викой точно отзывалось... Юная, неопытная, влюблённая… И красивая. Но не моя. После Дианы это понял – сразу отсекло, заткнулось и больше ни разу не откликнулось. Может, ведьма желтоглазая очень вовремя тогда мне встретилась? Мгновенно ведь вылечила! И собой заразила, сука! Ох, и здорово меня встряхнула! И отрезвила. Словно катком прошлась. Геныч оказался умнее и дальновиднее, сразу сказал – чёрная дыра – засосёт и проглотит. И отец предупреждал, и Соколов даже… Да все!

Я же – полный мудак!.. На что я надеялся? Какое будущее с ней хотел? А Геныч ведь в самом начале меня спросил – женился бы на ней? Да бред, какая женитьба – она не для этого! Она – фейерверк, вулкан, космос! И шизофрения! Ведь только шизофреник согласится жить на вулкане… В космосе. Оттуда никогда не прилетит: «Как же я люблю тебя, Же-эня-а!»

Вот это меня неслабо торкнуло!..

Наверное, ещё тогда, два года назад, когда застенчивая девочка прикрывала ладошками свое обнажённое тело – вкусное и одуряюще красивое! Как неумело и страстно отвечала на поцелуй, как звала меня своим низким будоражащим голосом. И хотела только меня! И любила. Надо было услышать, понять... А я не понял…

51

Два дня спустя

Симферополь

Свет уличного фонаря дрожит на мокром оконном стекле. Почему дрожит? Это фонарь качается? Или мой фонарь мигает? Или это нервы?..

Воскресенье прошло в полусне. Геныч отзвонился в обед и – хвала ему! – отчитался по состоянию Кирюхи, заверив меня, что тот накормлен, обласкан и приезжать мне не надо. А я и не мог никуда ехать! И ходить тоже не мог. Весь день мучился от неизбежности приближающегося понедельника, от голода и от того, что моя кровать так далеко от туалета. И вспоминал рыжую дьяволицу. Прикинул, где лучше установить шест в своей спальне, и настроение заметно улучшилось. Даже телу полегчало. Ненадолго – ровно до того момента, как позвонил отец.

Так-то я люблю Крым. Но, бл@дь, – не в феврале! И не в таком же пожёванном виде мне туда мчать. Отцу я сразу сказал, что некондишн. С тем же успехом я мог сказать об этом толчку, рядом с которым меня и настиг звонок. Отец рявкнул, что если у меня нет справки о том, что я труп, то во вторник утром я обязан быть на строительной площадке. В Алуште, сука! Быстро батя перенял драконовские методы у нашей «нежной» француженки. Интересно, она своего «Бандераса» так же прессует? То-то он рад, небось, когда она на родину улетает!

Причины, по которым мне так срочно необходимо быть в Алуште, честно говоря, идиотские. Я этот сарай, забытый на огороженной строительной площадке, что, собственноручно должен снести? Бред полный!  Отец явно мутит, а чтобы не объясняться со мной, напомнил, как я его подставил и опозорил. Нет, ну можно было послать эту командировку, но… А, да и хер с ней – Крым так Крым!

Симферополь встретил меня проливным дождём и пронизывающим ветром. Будто и не улетал никуда. В Москве, где я околачивался одиннадцать часов во время пересадки, было и то теплее. Башка раскалывалась, в сон клонило нещадно, и я справедливо рассудил, что Алушта подождёт до завтра. А хер мне там делать на ночь глядя? На командировочных батя не сэкономил – я даже присвистнул, обнаружив упавшую на карту сумму. Закралось подозрение, что чем-то я ему помешал дома, а наша крымская стройка лишь предлог. Предлог для чего?

Геныч, сука! Ему я вчера позвонил в первую очередь, как только поговорил с отцом. Спрашивается – вот на хера ему мобильник?! Хотел предложить ему со мной рвануть за компанию, но вспомнил о Кире. Кто-то должен прикрывать нашего раненого бойца. А к тому же у Геныча бой через неделю, вряд ли он забьёт на тренировки. Кирюхе я объяснил как есть и попросил эксплуатировать Геныча по полной программе. Хотя знаю, что тому напоминать не надо – он всегда был щепетильной мамой-курицей. В основном, конечно, для нас с Максом.

Киру столько внимания от нашей басовитой наседки не перепадало. Но Кирюха никогда и не ввязывался в сомнительные мероприятия, не нажирался в хламину и всегда старался не доводить конфликты до драки. Это меня удивляло и бесило больше всего. Пацаном-то он был поактивнее. Я даже помню, грешным делом, однажды решил, что Кирюха зассал. Ну что, подумал – и высказал в ярости. При Геныче. Кир только ухмыльнулся и плечами пожал, чем разозлил меня ещё больше. А Геныч, недолго думая, организовал нам спарринг. С тех пор я стал тщательнее фильтровать свой базар. Не скажу, что брат меня выстегнул, но лишь потому, что я уже просто не имел права проиграть и держался на чистом упрямстве.

Пять лет прошло, а Геныч этот случай мне до сих пор припоминает – подвёл я его как тренера. Кирюху-то Геныч никогда не натаскивал, да и в массе мне Кир уступал. Геныч тогда процитировал какую-то умную мудрость о силе мышц и силе духа. Геныч! Который мимо ни одной драки не прошёл. Философ, мать его! Я, можно сказать, тогда на одном духе и продержался. Да и Кир, похоже, тоже.

Жаль, что в этот раз мы с Генычем немного припозднились, потому что против пары десятков отморозков мудрая философия ни хера не работает.

***

Бутик-отель «Белый журавль» радушно распахнул для меня свои гостеприимные крылья, предлагая укрыться от непогоды в его комфортных объятиях. Стоимость гостеприимства, надо сказать, зашкаливала. Но что уж – гулять так гулять. То есть работать, конечно, работать!..

– К вашим услугам ресторан, бассейн, тренажёрный зал, массаж, сау…на…

Широкая улыбка кокетливой хорошенькой портье сползла мгновенно, стоило мне снять тёмные очки и улыбнуться ей в ответ. Ага – вот тренажёрный зал мне сейчас как раз в тему.

– А Вы умеете делать массаж? – подмигиваю заплывшим глазом.

– Простите, у меня другой функционал, – опускает глаза, не выдержав моей красоты.

– Ну, тогда я, пожалуй, ограничусь ужином.

Интересно, а Элиза умеет делать массаж? Ей точно стоит его освоить.

Заказав ужин в номер и приняв душ, я расположился на гигантском ложе и вооружился мобильником. Я так и не включил его ни в Москве, между перелётами, ни когда приземлился в симферопольском аэропорту. Страсть как хотелось избежать отцовских инструкций, но непривычное молчание телефона начало меня тяготить. И стоило ему ожить, как в тишину гостиничного номера ворвался первый звонок.

– Ты где, твою мать? – это вместо «Добрый вечер, сынок».

– Я в отеле, пап. Поужинать вот собираюсь.

– Почему у тебя телефон недоступен? В каком ты, на хрен, отеле, Женя? Для тебя номер в «Чайке» заказан!

– Оу! Да? А я в «Журавле». Похоже, пернатых перепутал.

Далее я выслушал длинную, понятную лишь нам, русским людям, тираду, а следом ещё одну, когда отец выяснил, что я не в Алуште. Нервный он стал в последнее время. Поэтому я слушал молча и даже покаялся, пообещав завтра утром быть на месте.

– Ну… ладно, сынок, ты меня тоже извини, погорячился я. День сегодня сложный, и тебе ещё не мог дозвониться. Хорошо хоть у меня теперь Эллочка есть. Знаешь, она такая ответственная и шустрая! Надо Диане за неё спасибо сказать. Кстати, Геныч твой сегодня спозаранку в офис приезжал. Жень, я ведь аннулировал его пропуск! И сомневаюсь, что этот буйвол мог просочиться незамеченным. Может, объяснишь мне, что за игру он затеял с моей новой помощницей?

– Какую игру? Ты о чём?

– Я о том, что он Элле целую клумбу цветов притащил! Не скажешь, зачем?

Молоток, Геныч!

– Странный вопрос, пап. А зачем девушкам дарят цветы?

– Это смотря каким девушкам! Ты дураком-то не прикидывайся! – отец снова завёлся. – Такие охапки дарят только любимым! А сегодня даже не 8-е Марта!

– Ну, тогда это точно любовь. Ты ведь сам говорил: «Красота в глазах смотрящего», а Геныч у нас очень тонко чувствующий и умеющий видеть между строк.

– Эстет, значит! А крокодил двухметровый вместо помолвочного кольца, что ли?

Крокодил?!

– Какой…

– Только попробуйте мне девку обидеть! Мужикам третий десяток, а ни ума, ни совести! Всё! Завтра чтоб как штык!

***

Свет уличного фонаря дрожит на мокром оконном стекле. Почему дрожит? Это фонарь качается? Или это нервы?..  

От Геныча двадцать пропущенных вызовов и сообщение: «Срочно перезвони, иначе – полный пиZдец!»

Кому?

Геныч не в сети. Кирюхе… Смотрю на время – уже поздно. Пусть отдыхает. И как-то… муторно внутри…

В тёмном окне отражается огромная кровать. Пустая… Сейчас, кажется, всё бы отдал, чтобы увидеть на ней рыжую бестию. Голую и связанную.

Не в твоём вкусе, говоришь?.. Я очень постараюсь привить тебе правильный вкус!

Я приложился лбом к холодному стеклу и побился об него. Легче не стало.

***

«Как же я люблю тебя, мой Женька!..» 

Мои руки скользят по обнажённому гибкому телу, рыжие волосы падают мне на лицо. Я собираю в кулак густые пряди и оттягиваю назад – хочу видеть её глаза. Они слишком огромные и блестящие… И стеклянные... Очки! В которых отражается моё недоумение. ОНА тихо смеётся, а я продолжаю разглядывать лицо девушки, не обращая внимания на настойчивый звонок.

– Кто ты?

– Тс-с-с! – шепчут бледные губы, а тонкие пальцы с длинными серебристыми ногтями прикрывают мне рот. – Я должна ответить на звонок, Евгений Александрович.

Выпускаю из захвата рыжие волосы, и ОНА растворяется в темноте, так и не ответив на звонок…

Открываю глаза. Темно… Всё тело взмокло, сердце пытается проломить рёбра, член, как булава… И звонок взрывает барабанные перепонки. Пока нащупываю под подушкой телефон, он затыкается.

Четыре утра! И два пропущенных от Геныча. В руках мобильник оживает снова.

– Жек! Ну слава тебе яйца! – трубит в ухо Геныч, и я отстраняю трубу. – Ты спишь, что ли?

– Да нет, бл@дь! Сижу вот, жду, когда ты отзвонишься!

– Ну вот! А я как чувствовал! Ты где, Жек, уже в Алуште?

– Почти. А ты хочешь ко мне, маленький? Соскучился?

– А то! Ты уже знаешь, какая напасть неминуемая там тебя поджидает? – судя по радостно-возбуждённому настроению Геныча, трагедия масштабная.

– Но ты-то, похоже, знаешь.

– А ты думаешь, я звоню, чтоб выяснить, который час? Я просто чувствовал, что ты ещё в безопасности, у меня же интуиция!

– Что за напасть? – я прикрываю глаза и кладу мобильник на соседнюю подушку.

– Что – интуиция? А это, брат, уникальная способность головы чуять жопой!

– Геныч! Про твой чувствительный орган я уже слышал! Звонишь зачем? Какая ху*та меня ждёт?

– Вот! А я всё думал, какое слово к ней подобрать… Виктория! И это я сейчас не о победе, а о той ху*те, что поджидает тебя в гостинице… э-э… «Баклан»!

– «Чайка», – поправляю машинально.

– О, точняк! Она! Чайка! А в ней – твоя Вика!

Вика?.. Серьёзно?

– Жек, ну ты прикинь, чего удумали! Это ж какая голимая подстава! Спасибо твоей Натахе! Это ж ведь она мне сказала сегодня утром! А, ну то есть уже вчера получается. А ты недоступен весь день! А я что должен думать? Это хорошо, что у меня интуиция, а то ведь…

Пока Геныч воспевает во славу себя хвалебные оды, в моей тяжёлой голове медленно, но безошибочно складывается картинка.

Ну спасибо, пап! Только что меняет присутствие Вики? Или подстава гораздо глубже? Что за игру вы затеяли?

На мой мысленный вопрос отвечает Геныч. Кстати, давно уже отвечает.

–… И если она предложит тебе выпить, то поменяй бокалы местами. А лучше сразу ей в глотку залей! Хотя… А вдруг там окажется не снотворное, а конский возбудитель? Это ж её потом только огнетушителем гасить… С размаху! Лучше вообще ничего не ешь и не пей в её присутствии. И, кстати, сырую воду там тоже не пей! Она в Крыму херовая! И на ночь закрывай все окна и двери! Иначе одно неверное движение – и ты уже отец! И пиZдец всем твоим планам!

– Да я понял, Геныч, – гондон лучше надеть заранее, мыть руки перед едой и не переходить дорогу не на тот свет.

– И на тот свет тем более не переходить! – ворчит Геныч. – Тебе всё шуточки… А я реально волнуюсь, что ты там один. Если б не Кир, я бы уже рядом с тобой загорал. Как там погода, кстати?

– Солнечная! – бросаю взгляд на чёрное окно. – Не ссы, Геныч, я справлюсь.

– Жек, ты просто не понимаешь, как это работает. Ты ведь босс!... Мне одна компетентная дама, тоже, кстати, Наташка, сказала, что во всех женских романах боссы в командировку всегда берут секретаршу. А ты ж не взял! Так, может, нам срочно Эллочку в Алушту командировать? Ну там степлер с документами тебе привезти…

– Геныч, спасибо! И иди на хер, клоун! Спроси у своей Наташки, может, про таких дятлов, как ты, тоже пишут романы? И если да – не забудь степлер.

– Про меня уже написали, Жек… «Он был свеж, как молодой редис, и незатейлив, как грабли». Наталья говорит, что это обо мне. Ты тоже так думаешь?

– Я думаю, компетентному человеку виднее, – начинаю ржать, и на подставу отца хочется просто забить. – Ты, кстати, перед Милашкой реабилитировался?

– Да не то слово, Жек! Так душевно пообщались! Ты бы присмотрелся к Эллочке, у неё масса достоинств, между прочим! Чудесный смех, светлый ум и… Э-э… Уверен, что девочка полна сюрпризов. Это я тебе, как человек с мощной интуицией, говорю!

Чудесный смех…

В памяти тут же всплывает недавний сон и, несмотря на недоразвитую интуицию, в голове формируется совершенно невероятное подозрение… Голос! Вот что не даёт мне покоя! Но это же… Да бред!

– Геныч… А ты сам хорошо к ней присмотрелся?

– К кому – к Эллочке? Ну-у… Знаешь, Жек, как говорит одна моя хорошая знакомая, с лица воду не пить. Эллочка, может, и не дракон, зато она человек хороший! И наверняка бережёт свою честь… Для единственного. И ведь будет беречь до старости, если ты не примешь меры. Ну, Жек… А кто, если не ты? Короче, братуха, оставь уже красивых женщин мужикам со скудным воображением и займись малышкой всерьёз. 

Геныч, вот ты жучила!..

52 Элла

Три дня… Уже целых три дня я живу как на вулкане. С той самой минуты, когда я узнала о Жениной командировке. И о том, что он там вместе с Викой…

Ну зачем принесло в тот день Наташку?!

Позднее она снова приезжала, и на следующий день, и через день. Но прежней лёгкости между нами так и не возникло. И в этом виновата только я. Нет – я не разлюбила свою подругу, не держала обиду. Мне даже хотелось попробовать, как раньше, но… не моглось… Усилием воли я запретила себе спрашивать у неё о Жене, а сама она не касалась этой темы. Оно и понятно – Натка заинтересована, чтобы её брат и лучшая подруга были вместе. А я для неё как старая любимая пластинка – и выбросить жаль, и вроде как не нужна давно… бесполезна…

Странно, что Натка ни разу не спросила, для чего я устроила эти игры с переодеванием. А что бы я ей ответила? Что так проявляется мой мазохизм? Или какую-нибудь пафосную ерунду о том, насколько для меня ценно почувствовать себя важным и нужным звеном этой цепочки, в смысле, коллектива. Впрочем, в этом была немалая доля правды.

Но судя по ничем не изменившемуся отношению Александра Андреевича, Наташка и ему ничего обо мне не рассказала.

И хоть бы кто-нибудь заговорил о Жене!.. Но на эти три дня о нём словно забыли.

Казалось бы, я, как помощник руководителя, должна располагать хоть какой-то информацией об этой внезапной командировке, её целях… Но нет! Сотрудник, которому полагалось лететь в Алушту, туда и отбыл своевременно, а Женина поездка остаётся под грифом «Секретно».

В голову начинают лезть глупые мысли, что в этой командировке ему могла бы понадобиться помощница... Руководители ведь иногда так поступают – берут с собой помощниц… И Женя мог бы… взять. А он и взял! Но только не меня. Теперь я очень живо и нервно себе представляю, какого рода помощь способна оказать Вика. А я?.. Сейчас я готова оказать любую помощь… Любую! Попросил бы только… Но я здесь, а с ним – она.

Невыносимо!

И глупо… Как же это глупо – ревновать! У него же было бесчисленное множество девушек! И я научилась принимать это как данность. Как неизбежность. А с Викой его связывали долгие отношения и теперь, возможно, у них снова всё наладится. Она очень красивая и из статусной семьи… Родители с обеих сторон хотят этого брака. Какие могут быть препятствия?

О, господи! Да возьмитесь же откуда-нибудь эти самые препятствия!

Только не с ней!

А с другими?.. Какая же я дурная и нелогичная. Кто я? Одна из того множества мотыльков, обжегших свои хрупкие крылья о безжалостное пламя. И единственная, которая вернулась, чтобы сгореть в нём. Сгореть – не настолько больно, как знать, что он с другой и представлять их вместе. Это ещё хуже, чем знать правду. У реальности существуют границы, а в моём воображении… Он целует её… раздевает… ласкает её обнажённое тело… И шепчет её имя.

Больно!

Разумный человек обычно ищет то, что способно избавить его от страданий, но это не обо мне. Инесса на это философски заметила: «Ну, деточка моя, кораблю тоже гораздо безопаснее в порту, но ведь он не для этого строился». Да – всё так…

Не представляю, сколько я смогу продержаться в таком режиме. Не видеть, не слышать, не знать – было легче. Мне было достаточно понимать, что Женька где-то есть… Он дышит, смеётся… дерётся… А я просто любила его за всё, что есть в нём, и искренне желала ему счастья.   

Теперь я не хочу видеть и слышать, как он счастлив не со мной. Наверное, это очень несправедливо по отношению к нему… Ведь сама я поклялась не предпринимать больше никаких попыток к сближению. Я как собака на сене. Одинокая, злая, тоскующая собака…

Так хочется громко протяжно завыть…

**********

ТОТ СЛУЧАЙ, КОГДА ПРОЗА СПОТКНУЛАСЬ, И МЕНЯ СЛЕГКА ЗАНЕСЛО) 

ИСТОРИЯ ЛЮБВИ

Сморгну с ресниц непрошенные капли…

Взлететь бы со страниц печальной прозы,

Где глупая, отчаянная цапля

Под саксофон роняет свои слёзы.

Как по открытой ране острым перцем

Пронзительная мука разольётся…

Где, гулко разгоняясь, твоё сердце

Вдруг на чужое имя отзовётся.

«История любви» пленит и ранит…             

Изматывает злая ревность душу…

И образ твой мне голову дурманит…

Но я клялась и клятвы не нарушу!

Куда ж мне деться со своей любовью?!.         

Когда так долог шлейф душевной драмы…

Когда на сердце, истекая кровью,

Болят мои разорванные шрамы.

Я их стяну, спаяв края зубами,

Оставив след уродливый и грубый...

Забуду, как ловила я губами

Чужое имя шепчущие губы.

Забуду ли?.. Обманывать – что толку?

Слова – лишь пыль… Но сердце не обманешь…

Разбив меня на тысячи осколков,

Любимым быть… увы – не перестанешь.

Я в каждый танец крик души вплетаю,

Зову тебя, не устаю молиться…

Я верю, что дождусь! Я это знаю!

Ну, а пока… я буду тебе сниться.

Обрывки сна, под утро рассыпаясь,

Напомнят, как сознание хмелело,

Как, трепетно щеки моей касаясь,

Шептали твои губы: «Моя Элла!»

53 ​​​​​​​Женя

В Крыму хорошо, а дома лучше. И было бы ещё лучше, встреть меня в родном городе такая же погодка, что сегодня установилась в Симферополе. Запрокинув голову, я щурюсь от яркого солнца, приласкавшего мой подбитый глаз. Наконец-то солнечные очки пришлись в тему. Правда, это ненадолго. Хочется постоять ещё немного, греясь под лучами по-весеннему яркого солнца, но уже объявили посадку на мой рейс.

Я не слишком торопился проходить паспортный контроль, подозревая, что могу встретиться с Викой. Но, уже отстояв здесь по времени свой критический максимум, понимаю, что самолёт ждать не станет. Ну, что ж, Вика так Вика! Во всяком случае, я могу быть уверен, что внутри здания аэропорта она безоружна. Если, конечно, не считать её опасных когтей, жертвой которых я едва не стал вчера.

Это самое «вчера» выдалось вполне себе позитивным. «Чайку» я так и не почтил своим визитом. Выспавшись в симферопольском отеле, я позавтракал и рванул в Алушту, прямиком на стройку. Я ведь, как-никак сюда по делу прилетел! Поэтому с деловым видом прошёлся вдоль котлована, сделал пару замечаний работягам, рискуя, как минимум, вторым глазом – парни-то понятия не имеют, что я за хрен такой. Отчего-то мне было весело, и я не стал нарываться, так же, как и раскрывать своё инкогнито. Правильно мне Геныч говорил: «Грамотно руководить – значит, не мешать умным людям работать». Я выбрал позицию грамотного, никому не известного, руководителя.

Как я и предполагал, никаких нелегальных строений на огороженной территории не обнаружилось. Кроме собачьей будки. Ну совершенно тупой развод, не понимаю, на что отец рассчитывал. Но командировочные я честно отработал – сфотографировал будку вместе со злобно оскалившимся псом и выслал бате на почту, сопроводив комментарием, мол, жилец к мирным переговорам не готов, предлагаю задействовать группу быстрого реагирования. Потаскался ещё пару часов по площадке, раздражая своим пижонским прикидом занятых делом мужиков. Пообщался с прорабом, пояснив тому, что же я всё-таки за хрен. Нормально поговорили – я сказал, что здесь проездом, и просто не мог не взглянуть на гнездилище будущего небоскрёба. Ну не отцовский же бред ему выкладывать!

Батя же на мой фотоотчёт никак не отреагировал. Может, он, наконец, вспомнил, что я не дебил? В другой момент я, возможно, был бы и рад этой поездке, но прямо сейчас – вообще не ко времени. И дело даже не в моей общей помятости… Элиза! Вот кто не давал мне покоя! Или всё же Элла? А это вообще тяжело утрамбовывалось в голове… И Геныч, падла, ничего вразумительного так и не сказал – прикинулся дурным автоответчиком и лепил свои прибаутки, пока я не сбросил вызов. Мудак!

Мне край нужно быть там! А я, сука, здесь! К счастью, мобила моя тоже здесь!..

– Добрый день! Компания «СОК-строй», приёмная господина Ланевского…

«Он – парень общего пользования, такие не в моём вкусе».

Та же интонация… Тембр… Не может быть на свете два одинаковых голоса!.. ВОТ ТАКИХ!

Я уже раскрыл рот, чтобы ответить этой сирене что-нибудь… эдакое… Но ничего умного в голову не пришло, и я поспешил сбросить вызов. Не хотелось грешить на последствия травмы, но связывать свой затык с волнением хотелось ещё меньше. Ну, а с другой стороны – как тут было не завестись!..

Ка-а-ак?! Ну как высокая сисястая Элиза с таким крупным перспективным ртом могла уместиться в этом розовоухом заморыше? У неё же ни губ, ни сисек... кажется... Не, ну грудь я точно заметил бы! Да и рот… А я только уши и очки разглядел. А ещё пальцы...

Додумать свою мысль мне не позволила... Сука! Вика!

Ух, хороша, соска!

Этот неоспоримый факт констатирует верхний мозг с холодным и циничным восторгом. Он никогда не грешит против истины. Нижний – беспробудно спит. Вика уже давно действует на него как успокоительное со снотворным эффектом. И даже когда в моё пространство проникает запах её духов, реагирует лишь обоняние.

Я с сожалением вижу, как отъезжает такси, доставившее эту фурию. И радуюсь, что успел покинуть огороженную территорию раньше, чем она туда ворвалась и нарушила трудовой энтузиазм многочисленной бригады строителей. Это она умеет!

И не без удовольствия думаю, что появись здесь Диана – стройка встала бы надолго!

Эх, Элизу бы сюда... Вот тогда бы встал мой спящий красавец!

– Жень, что за дела такие, ты совсем с ума сошёл? – Викин звонкий голос заставляет меня поморщиться и привлекает внимание парочки праздношатающихся рабочих.

А ведь когда-то мне нравился этот голос, и реагировал я на него совсем по-другому.

В своей белой шубе в пятнадцатиградусную жару дочь важного советника выглядит, как городская сумасшедшая.

– Какими судьбами, Викуль? – я приветливо снимаю очки и, заметив, как она сбивается с шага, удовлетворённо хмыкаю.

– О, господи, Женька!

Такое обращение мне нравится. Жаль, голос не тот.

– Ты из-за этого опоздал? Что это? Кто?.. – она кривит хорошенькую мордашку и картинно всхлипывает.

– Ну не плачь, это же я, Вик! Не узнала? – ласково отвечаю на её вопрос и тычу пальцем в чёрную гематому. – А это мой прожектор. И разве мы куда-то опоздали?

Ей остаётся всего пару шагов до меня. Сейчас начнёт лупить.

– Хватит! – два маленьких кулачка ожидаемо врезаются мне в грудь. – Ты со своим Генычем совсем дурачком становишься! Ясное дело, ты опоздал! Мы с утра должны были вместе ехать на объект! Мне это, кстати, нужно для курсовой!

Вика тянется к моему лицу и тычется блестящими губами в щеку. Вот на хера?!

– Да какой там объект, Вик, так – дыра в земле! И, клянусь, с утра здесь ничего не изменилось.

Вика тут же начинает умничать, вспоминая весь пройденный материал за три курса, а я судорожно напрягаю извилины в поисках выхода... выбега... Побега!

–…И всю ночь тебя прождала! – выхватываю финал лекции об основных этапах строительства многоквартирного дома.

– Вик, да не волнуйся ты так, здесь ночью всё равно было закрыто.

– Ланевский, ты совсем идиот? Долго ты ещё от меня шарахаться будешь? – на плечи и грудь обрушивается град ударов. Ну… ударчиков. Я отступаю на шаг, Вика наступает. – Ты же знаешь, что у меня ничего не было с Соболевым! Вообще ни с кем после тебя не было! Ты ведь сам это знаешь, Женька!

Теперь об этом знаю не только я. Вика разошлась всерьёз, расплакалась и собрала неподалёку кучку зевак. Мне надоело быть боксёрской грушей, и я всё же перехватываю её запястья…

Бл@дь, не хотел же!

Выпускаю её тут же. Но хитрая девочка мгновенно ориентируется и прижимается ко мне всем телом.

Мы всегда громко ссорились и бурно мирились. Я перехватывал её руки… А потом мы едва ли не рвали друг на друге одежду. Ну, из песни слов не выкинешь… Да – это тактильная память, и она сработала с нами обоими. Вика вздрагивает, всхлипывает, трётся об меня. А я ощущаю шевеление в паху… Пытаюсь её отстранить, но куда там! Я не могу её оттолкнуть. Не умею… Стиснув зубы, прячу руки в карманы, запрокидываю лицо к небу и посылаю ментальный приказ младшенькому – спать!

– Женька, любимый мой!

Оу! А это отличная колыбельная!

– Вик, заканчивай уже, а то нам скоро аплодировать начнут. Ты же сама всё чувствуешь, – я быстро вспоминаю   теорему косинусов, Менелая…

– Я всё чувствую, Женечка, – её ладошка втискивается между нами и ложится на мой дезориентированный член.

Смелая девочка!

– Вяленький и маленький, – говорю с надеждой на нижнее благоразумие.

– А я знаю как увеличить…

– Через лупу, что ль?

– Какой же ты дурачок! – звучит с наигранной обидой. – В «Чайке» нас ждёт чудесный обед, Женька.

– Отправляйся обедать, Вик, а у меня ещё есть дела. И нет – ты не со мной! – резко пресекаю затянувшийся спектакль и, крепко сжав прилипчивую шубу за плечи, отстраняю от себя вместе с её содержимым.

– Грубиян! А на ужин ты согласен, надеюсь? – Вика снова тянет свои руки.

– Я тоже на это надеюсь, – отстраняюсь и улыбаюсь.

На ужин я всегда согласен. И ресторан в «Белом журавле» мне понравился.

Не могу избавиться от ощущения, что поступаю, как сволочь. Но я просто не в состоянии выдерживать очередную истерику в ответ на мои заверения, что НАС давно уже нет. Вика слишком самоуверенна, чтобы это осознать.

Надеюсь, её вчерашний ужин в одиночестве хоть немного прояснил мою позицию.

Отцу прояснил! Он орал в трубку так, что у меня чуть динамики не разорвало.

Ничего, утро вечера веселее!

*****

На борту самолёта Вики нет. И на всё время полёта я проваливаюсь в беспокойный сон. Мне снятся рыжие волосы, разноцветные глаза, зачётные сиськи и… розовые уши.

А Москва встретила меня снегопадом. Кажется, это самый чокнутый февраль на моей памяти.

Из-за обледенения взлётной полосы вылет отложили. Надеюсь, не до весны.

С двойным эспрессо в картонном стаканчике я расположился в зале ожидания и включил телефон, который тут же известил меня о паре десятков пропущенных вызовов. Рекордсмен – Геныч, вот с него и начну…

Не знаю, что заставило меня отодрать взгляд от экрана… Знакомая шуба, однако. Дежавю.

Вика прёт на меня через весь зал, как реактивный бульдозер. Я успеваю подумать, как было бы неплохо, чтобы под её цокающими гусеницами тоже обледенела полоса. Мысль о том, что хорошо бы освободить руки, приходит слишком поздно… 

Размашистая крепкая подача по лицу отправляет в полёт мои очки, телефон под ноги, эспрессо – на шубу.

Просторный зал, наполненный пассажирами с обострённым в нервном ожидании слухом, огласил визг раненого животного. На самом деле никто здесь не глумится над животиной – это верещит Вика. Её усиленные акустикой вопли прозвучали одновременно с очередным объявлением. Стоит ли удивляться тому, что никто не поспешил проявить сочувствие истеричной бабёнке.   

В другой ситуации я мог бы… наверное… выразить свои соболезнования. Но прямо сейчас сильно горит и без того больная скула, мой кофе использован не по назначению, а любимые очки улетели в неизвестном направлении. Поднимаю с пола мобильник. Он, к счастью, цел. Поэтому я молча и мрачно взираю на возмутительницу общественного порядка, а не пытаюсь перевизжать её.

– Урод! Скотина! – Вика дрыгает всеми конечностями в тщетной попытке стряхнуть ржавую кляксу со своей белоснежной шкурки. – Да ты хоть знаешь, сколько она стоит? Я тебя уничтожу, Ланевский!

– Ну, вот и вся любовь, – я развожу руками. – Чувства захлебнулись двойным эспрессо.

Следующее объявление для пассажиров также тонет в Викином негодующем крике.

– Сынок, – интеллигентного вида немолодая женщина касается моего локтя и смущённо улыбается. – Не мог бы ты чем-нибудь заткнуть рот своей девушке? Я очень боюсь пропустить рейс.

– Да просто ё*ни ей в глаз! Или я могу, – внёс альтернативное предложение бородатый мужик и протянул мне мои очки. – Держи, брат.

– Спасибо, – я кивнул мужику и взглянул на внезапно притихшую горлопанку. – Сам как-нибудь разберусь.

– Только попробуй меня тронуть, – шипит на меня Вика и делает шаг назад.

Чего-о?

Я подобрал отвалившуюся челюсть и возмущённо вытаращился на неё.

– Ты че лепишь, Вик? Когда я тебя трогал-то?!

– И зря! – прилетает откуда-то со стороны. Задолбали, советчики.

На лице Вики одна эмоция сменяет другую – тревога, обида, смущение, презрение и злость… Она озирается по сторонам, словно ища поддержки. Но от уставших в ожидании людей фонит враждебностью. У меня тоже херова туча поводов злиться – целый год Вика устраивает мне засады, дезинформирует общих знакомых по поводу наших отношений, организовала едва ли не помолвку, подключив родителей… А теперь вытащила меня за полторы тысячи километров от дома… чтобы что?.. На хрена такие жертвы? Я не представляю, какой следующий финт выкинет эта девчонка, но прямо сейчас чувствую свою вину перед ней. И мне реально жаль напрасно потраченных ею сил, времени, нервов... шубейку её жаль… Виктория будто читает мои мысли – вскидывает вверх подбородок и растягивает губы в хищной улыбке.

– Ты очень сильно пожалеешь об этом, Ланевский, – выплёвывает она и, обведя лютым взглядом окружающих, цедит презрительно: – Тупое стадо!

Затем разворачивается и уносится прочь, по пути чуть не снеся двух охранников, с опозданием спешащих на шум. «Руки, козёл!» – грубо предостерегает она одного из парней, попытавшихся её задержать, и тот мгновенно капитулирует, вскидывая ладони вверх.

– Эх, хороша, сучка! – мужик, ещё недавно примеряющийся к Викиному глазу, провожает её восхищённым взглядом и громко цокает языком. – Я б такую посадил на свой кукан!

– Смотри, как бы твой кукан у тебя в глотке не оказался, – рявкаю в ответ и направляюсь к выходу.

Чёртов рейс отложили ещё на два часа, и я не могу просто тупо сидеть и ждать. Домой мне надо! Когда-то в детстве я очень любил поезда…

54

Настроение – отстой. Спустя полчаса после прибытия на Павелецкий вокзал я понимаю, что больше не люблю поезда. Наташка уже десять минут пищит мне в ухо о том, что Вика в бешенстве и нас всех теперь ждут неприятности. Что мне не следовало её обманывать, а просто нужно было набраться терпения и ещё, в сто первый раз, спокойно объяснить…   

– …Что тебе очень жаль, но так распорядилась судьба, в которой вы с Вики лишь параллели, и не в твоих силах что-либо изменить.

ПиZдец!

– Наташ, я разрешаю тебе сказать ей весь этот бред вместо меня, только мне не выноси мозг подобной хренью!

– Женька, ну вот что ты психуешь?! Мы, девочки, более ранимые, чем вы, толстокожие чурбаны. Нам нужны красивые слова. Вика должна понять, что всегда была и будет для тебя особенной… Неповторимой, если хочешь!

– Не хочу!

На этой лирической ноте я выключаю мою ранимую сестру. Бл@дь! Я ведь собирался расспросить её об Элизе… Но, похоже, и здесь распорядилась злая судьба. Телефон вибрирует в ладони…

– Да, пап!

Ведь не хотел же отвечать! Но не сбрасывать же его…

– Сынок, а ты где?

Подозрительно ласковый тон.

– В Москве, на Павелецком, пап. Теперь мне здесь стоит ждать Вику? Номер вагона и купе сообщить, чтобы особо не напрягать вас поисками?

Вот честно – мне сейчас даже хочется этой подлости со стороны отца, чтобы с чистой совестью послать «СОК-строй» и взять длительный отпуск от своей семьи.

– Ну зачем ты так, Жень? – отец тяжело вздыхает. – Я же тебе не враг…

– Разве?.. – поперёк горла будто булыжник застрял…

Мне хочется так много всего высказать отцу, упрекнуть… Вот только что нового он узнает? Если бы его интересовало моё мнение, я бы никогда не оказался в такой идиотской ситуации. Я всегда знал, что отец меня любит и гордится. Что вдруг изменилось? Такое впечатление, что раньше, когда я по-чёрному забивал на работу, отец ценил меня гораздо больше.

Но последние полтора года я, дипломированный архитектор, отпахал подсобником на всех этапах стройки – с отделочниками, каменщиками, кровельщиками, монтажниками… Надо признаться, что я протоптал всю эту кухню изнутри не столько в попытке заслужить и оправдать свою должность, сколько рвался доказать Диане, что не полный распиздяй и не белый воротничок, что я универсален, и мои руки умеют не только сиськи мять. Потом самому стало интересно. Но отцу почему-то не стало. Кажется, чем больше я пашу, тем чаще проявляется его недовольство.

– Жень, я всегда прежде всего думаю о вашем с Наташей благополучии. И сейчас в твоих интересах перестать выглядеть дураком. Но ты ведь сам понимаешь, что тебе с Дианой ничего не светит.

Та-ак, кажется, я упустил нить беседы... Откуда здесь взялась эта ведьма?

Отец, между тем, продолжил, а я обратился в слух.

– Ты ведь из-за неё расстался с Викой! Тебе сейчас радоваться надо, что девчонка тебя простила и любит до сих пор. А ты поступил с ней по-свински.

– По-свински я обошёлся с Викой больше года назад. Кажется, тогда тебя это не сильно беспокоило, ведь на тот момент к советам её отца губер ещё не прислушивался. Подозреваю, что ты даже не знал, как зовут мою девочку. Что же изменилось? И как мне назвать твой поступок? А ведь это я твоя семья, пап, а не Вика с советником!  

– Сынок, не стоит меня упрекать, я лишь хотел дать вам возможность пообщаться в неформальной обстановке, найти точки соприкосновения, вспомнить то хорошее, что было между вами, и снова попробовать дружить…

– Ага, и в итоге скрепить нашу дружбу половым актом. Ты сам-то веришь в то, что говоришь? Крепкая дружба без трусов – это не мой метод, пап. А Вика мне не интересна ни в друзьях, ни верхом на моём члене. Я не хочу искать на ней точки!

– Ты ещё слишком молод, Женя, – в голосе отца сквозит вековая мудрость. – Лишь после нескольких лет брака понимаешь, что самые крепкие узы основаны отнюдь не на взаимной любви…

Кажется, я действительно слишком молод, чтобы такое осознать и принять. Но думаю, что определённо создам семью только с той, от которой у меня будет рвать крышу. А опираясь на сомнительную отцовскую мудрость, я вдруг ловлю себя на мысли, что мама наверняка несчастлива…

***

Погружаясь в сон под мерный стук колёс, я отстранённо вспоминаю, что так и не перезвонил Генычу... Завтра, брат… Сонное сознание уже цепляется за навязчивый образ.

***

Поезд опоздал на несколько минут, и к офису я подъезжаю уже в десятом часу – рабочий день начался. По-хорошему, мне бы следовало заехать домой, чтобы принять душ и переодеться. Но всё это я сделаю позднее, после того, как проверю свою совершенно дикую догадку. В лифте меня начинает потряхивать, как с жестокого бодуна, и я не вполне уверен, какой результат меня устроит больше…

Дверь в приёмную я распахиваю без предварительного стука, а мой взгляд тут же выхватывает в просторной комнате Милашку.  Она стоит у высокого стеллажа с документами и при моём появлении вздрагивает и роняет папки на пол. Но не наклоняется за ними, продолжая смотреть на меня сквозь огромные стёкла очков. Она слегка поводит плечами и обхватывает их руками… Ладошками с длинными тонкими пальчиками…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я возвращаю взгляд её к лицу и застываю, глядя, как из-под запотевшего стекла на щёку сползает одинокая прозрачная капля.

Словно чья-то железная лапа стискивает в моей груди шумный насос, качающий кровь.

Что не так? Почему?

Будто загипнотизированный, я слежу, как маленькая капля скользит по лицу, оставляя на нежной коже влажный блестящий след. Добравшись до уголка губ, она становится едва заметной и застывает в розовой впадинке…

Е*ать, я поэт!

Но этот рот… Как я его раньше-то не разглядел?! В мыслях полный разброд – от сопливо возвышенных до низменных и порочных. Самые смелые фантазии аккумулируются в нижней голове, раздувая накопитель до угрожающих размеров. И я не понимаю, каким чудом его не разорвало, когда Милашкины губы слегка приоткрылись, и кончик языка слизал каплю солёной влаги. Так естественно и невинно, без малейшего намёка на флирт… Просто пик эротизма!

 – Что… – вместо брутального низкого баритона я воспроизвожу несчастный простуженный сип и откашливаюсь для второй попытки. – Что случилось, Элла? Вас кто-то обидел?

Она отрицательно качает головой и улыбается. В ответ мои губы тоже расползаются в улыбке. Как у идиота! Потому что мой радостный оскал никак не соответствует внутреннему настрою. Как?! Ну как я мог не узнать эти губы? Где они были? А я где? Я же разглядывал её… Не было губ! Да ничего, кроме очков, не было! А теперь… ну, вот же он! – этот рот, который… в который…

Уродливые очки совершенно мешают мыслить в правильном русле.

– Можешь снять свои очки? – с удивлением узнаю свой голос. Но… бесцеремонный вопрос уже озвучен.

– Разве мы перешли на «ты», Евгений Александрович? – её губы уже не улыбаются…

Голос! Холодный и низкий, задевающий во мне самую чувствительную струну и ещё несколько, менее чувствительных, но с долгой отдачей. Как я сразу-то не идентифицировал этот голос?! Мудак!

– А разве нет, Элиза? – я, как маньяк, наслаждаюсь её замешательством, окрасившим щёки в розовый цвет. – Или для тебя привычнее Гелла, м-м? Как тебе больше нравится, детка?

– Я – Элла! – голос звучит резко и яростно. – Хотя для Вас ведь предпочтительнее – Диана! Тогда какой смысл… – она осекается, так и не закончив фразу, и поворачивается ко мне спиной. – Извините…

Вижу, как снимает очки. Наверное, стёкла протирает. Волнуется…

Высокая фигурка в совершенно идиотском костюме, какой-то невнятный старушечий пучок на голове, тонкая длинная шея, прямая спина… Но теперь вся эта е*анутая атрибутика не загонит меня в заблуждение. Где волосы? Что, на хрен, за цирк? Что она вообще здесь делает?! Кто в здравом уме согласится себя так изуродовать?!

Ну, повернись же ко мне, Элла!

Хочется подойти и сдёрнуть с головы эту серую мочалку. Наверное, я так бы и сделал, если бы… «Но для Вас ведь предпочтительнее Диана!»

Неслабо я тогда лоханулся! Баран!

Но чувству вины просто нереально выжить в обрушившихся на меня эмоциях. Перед мысленным взором гибкое обнажённое тело моей искусительницы из Красной комнаты, так жарко шепчущей, вкусно пахнущей, так много обещающей… «Женечка мой… Так острее восприятие… Не могу больше, Женя-а… Сейчас всё будет…»

И где?! Не было ни хрена! А я, бл@дь, ждал!

Вот это я был жёстко наказан!

И кем? Вот этой подпольной секс-бомбой? Я не могу сдержать смешок, уж слишком тяжело сплетаются в одной девчонке настолько разные образы. Почти волшебство! И рост у Милашки намного ниже… Ответ приходит сразу, как только я опускаю глаза на обувь – дремучая жесть!

– Эл-ла, значит, – произношу с удовольствием, мне нравится, как это имя ложится на язык. – Элла… Думаю, я запомню.

Резко разворачивается, успев нацепить на нос свои дурацкие очки. Чувствую себя словно под оптическими прицелами, но мне не страшно.  

– Кажется, у нас осталось одно незаконченное дельце, Эл-ла?!

Смятение на её лице длится лишь пару секунд, а затем улыбка – м-м, какая улыбка! – растягивает идеальные губы.

– Это в тот раз, когда ты потерял сознание, не выходя из меня?

Ах, ты кусака злобная! Неожиданно… И дерзко! Ну ладно…

– Можем и оттуда продолжить. Кажется, я тогда вёл себя, как грубое животное? Я мог бы это исправить. И клянусь, что больше не покину тебя в самый неподходящий момент.  

– Прости! – прижимает ладошку к своим губам. – Прости, я не должна была… Я знаю, что у тебя был болевой шок… что ты тогда чуть не… Прости меня... пожалуйста…

Я не понимаю, что такого в ней… Но это «Прости»… голос…  действуют на меня, как летучий афродизиак.

– Ты, наконец, вспомнила, что мы на «ты»… – медленно направляюсь к ней, едва сдерживаясь, чтобы не преодолеть расстояние в один прыжок. – Конечно, я прощу тебя, Эл-ла-а… Если попросишь ещё… И обратишься ко мне по имени.

Она нервно вскидывает руку, касаясь оправы очков, но тут же отдёргивает назад. Отступает на шаг.

– Правильно, малышка, сними эти стёкла. Посмотри на меня своими дьявольскими глазами.

Она делает ещё шаг назад и упирается в стену. Я уже совсем близко и хорошо различаю сквозь тонированные стёкла её расширившиеся глаза. Но не их цвет.

– Только не говори, что боишься меня, Эл-ла, – упираюсь ладонями в стену по обе стороны от девчонки, отрезая ей путь к бегству. – Ты ведь понимаешь, что я не могу тебе сделать ничего плохого, правда?

Не дождавшись ответа, я наклоняюсь к её шее и шумно вдыхаю воздух. Никаких духов – только её тонкий, манящий, крышесносный запах. Какой же слепой мудила!

– Зато я могу сделать очень хорошо… Очень… Я хочу сделать тебе хорошо. Только попроси меня, Эл-ла… По имени попроси.

– Пожалуйста… Евгений Александрович, я сейчас на… на работе, – упирается ладошками мне в грудь.

– Не то говоришь, маленькая, – я перехватываю её ладонь и подношу к своим губам. Целую подушечку каждого пальчика и не отрываю взгляд от её лица. – Сними очки, детка.

Кажется, бедняжка даже не дышит. Зато я дышу… Как бык во время корриды.

– Э-это что здесь происходит?! – голос отца грохочет, как в рупор. – Женя, ты что делаешь, ты оху… Ты с ума сошёл?! А ну-ка… Эй!

Я с болезненным стоном отпускаю тонкие пальцы, провожу носом по розовой щеке и поворачиваюсь к отцу.

– Ох, сынок, а что у тебя с глазом?! Кто это сделал?

– И тебе доброе утро, папа.

– Здравствуйте… – тихо шелестит голос из моих снов.

Так и не позвавший меня по имени…

55 Элла

Рабочий день только начался, а из рук всё валится. И мысли даже близко не соприкасаются с рабочим процессом. Три дня в полном неведении… На сколько ещё хватит моих сил?! Где-то там… Вика, заявляющая на Женьку свои права… А здесь я… глупая и потерянная… Добровольно отказавшаяся от него. Чтобы он достался этой гадине. Не хочу! Ненавижу её!

Как собака на сене. Одинокая, злая, тоскующая собака…

Так хочется громко протяжно завыть…

Дверь в приёмную резко распахивается…

Ой, мамочки!

Папки с документами выскальзывают из моих ослабевших рук, но и бог с ними… Я не в силах отвести взгляд от НЕГО. Большой, как медведь, и красивый…

Какой же ты красивый, Женька мой! Даже с этим фингалом… Какое счастье, что ты здесь!.. Рядом со мной. Так хочется наплевать на гордость, на обещания… И броситься к тебе… Обнять за шею, прижаться… И будь что будет! Хоть день, хоть час, хоть одно мгновение… Но с тобой.

Мне так трудно справиться с нахлынувшими эмоциями!.. Столько всего пережила, передумала... А Женя... вот он... А я совершенно не знаю, куда девать свои руки, глаза... Обнимаю себя за плечи, силясь не расплакаться от облегчения. Боже, я так люблю его! И мне так страшно...

Я не должна об этом говорить… но могла бы танцевать, крича о своей любви. А имеющий глаза… непременно увидит.

Узнал… Вижу, что узнал…

Под его тяжёлым взглядом одна из слезинок, скопившихся в уголках глаз, предательски срывается.

Ну, какая же дурочка негордая!

Никакой надежды, что он не заметил – вон как смотрит. Я поспешно слизываю с губ слезинку. Ох, не надо было так делать! Он резко вздыхает, кажется, всем телом, отчего становится ещё шире и выше ростом, и выдаёт какой-то непонятный звук. Затем откашливается… Что? Тоже волнуется? Я могла бы поверить, будь я в образе Геллы…

– Что случилось, Элла? Вас кто-то обидел?

А тебе правда не всё равно, Женечка?

Я улыбаюсь и машу головой – нет, конечно, нет. Я просто очень скучала. И он тоже начинает улыбаться, а глаза… Глаза, как у дикого зверя, – опасные и голодные. Как будто… я нравлюсь ему… вот такой…

– Можешь снять свои очки? – просьба слишком неожиданная и почему-то обидная.

А больше ничего снять не надо?! А то я мигом!

К счастью, у меня хватает ума не озвучивать свою мысль. Ну хватит уже деградировать! «Полюби меня такой, какая есть» здесь однозначно не случится. Не нравится ему серенькая Милашка – оно и понятно. Никто, кроме Инессы, на это и не рассчитывал.

– Разве мы перешли на «ты», Евгений Александрович?

Хвост пистолетом у меня не очень получается, но голос не дрожит – и то хорошо.

– А разве нет, Элиза? – он криво улыбается и даже не знает, как мне неприятно это имя. – Или для тебя привычнее Гелла, м-м? Как тебе больше нравится, детка?

– Я – Элла! – бросаю ему в лицо. – Хотя для Вас ведь предпочтительнее – Диана! Тогда какой смысл…

Ой, какая ду-ура! На мгновение я даже зажмуриваюсь, отчего ещё несколько слезинок срываются из глаз, и я торопливо разворачиваюсь к нему спиной. Отлично! Не хватало ещё закатить ему сцену ревности со слезами.

– Извините…

Стараюсь незаметно привести себя в порядок. Вот с чего я так расквасилась, спрашивается? Это всё эмоции…

– Эл-ла, значит, – мурлычет, как кот. – Элла… Думаю, я запомню.

Я разворачиваюсь.

Какой же ты… Женька! Элла – это, конечно, куда сложнее, чем Диана или Виктория, но лучше бы тебе больше не путать.

– Кажется, у нас осталось одно незаконченное дельце, Эл-ла?!

Память тут же с подленькой услужливостью подкидывает мне одно из незаконченных…

– Это в тот раз, когда ты потерял сознание, не выходя из меня?

Боже! Что я говорю?! Какая же я злобная и подлая дрянь!

Его глаза удивлённо расширяются.

– Можем и оттуда продолжить. Кажется, я тогда вёл себя, как грубое животное? Я мог бы это исправить. И клянусь, что больше не покину тебя в самый неподходящий момент.

– Прости! – зажимаю себе рот ладонью и оправдываюсь, и снова прошу прощения.

– Ты, наконец, вспомнила, что мы на «ты»…

Ох, а я даже и не заметила…

– Конечно, я прощу тебя, Эл-ла-а… Если попросишь ещё… И обратишься ко мне по имени, – приближается ко мне… крадётся.

Мы будто снова в приват-комнате, но на этот раз роли поменялись. И такие кошки-мышки мне не очень нравятся. Я начинаю трусливо отступать.

– Правильно, малышка, сними эти стёкла. Посмотри на меня своими дьявольскими глазами.

Я отдёргиваю ладонь от своего лица, ещё шаг – и упираюсь в стену, а его большие руки лишают меня возможности бежать. И сил лишают… и воли…

– Только не говори, что боишься меня, Эл-ла. Ты ведь понимаешь, что я не могу тебе сделать ничего плохого, правда?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я себя боюсь, Женька!

Его губы приближаются к моей шее. Если поцелует… Нет, боже, он меня обнюхивает!

– Зато я могу сделать очень хорошо… Очень… Я хочу сделать тебе хорошо. Только попроси меня, Эл-ла… По имени попроси.

И где-то уже на краю обморока я упираюсь руками в его грудь и лепечу онемевшими губами:

– Пожалуйста… Евгений Александрович, я сейчас на… на работе…

Его сердце бьёт в ладони, словно тяжёлый молот…

– Не то говоришь, маленькая, – он так тяжело дышит, а я совсем перестаю дышать, когда он берёт мою руку и начинает… целовать. – Сними очки, детка.

Это всё словно не со мной…

– Э-это что здесь происходит?! – голос Александра Андреевича звучит как сквозь толщу воды. – Женя, ты что делаешь, ты оху… Ты с ума сошёл?! А ну-ка… Эй!

Моим пальцам становится холодно, потому что их больше не касаются его губы… Зато пылает щека, когда он проводит по ней кончиком носа и со стоном вдыхает. Затем разворачивается к отцу.

Вот, кажется, и конец моей строительной карьере.

– Ох, сынок, а что у тебя с глазом?! Кто это сделал? – закудахтал мой босс.

– И тебе доброе утро, папа, – недовольно приветствует его Женя.

Хоть бы дыхание унял… Что теперь подумает его отец?

– Здравствуйте… – подаю голос из-за широкой Жениной спины.

– Доброе утро, Эллочка, – босс пытается сдвинуть в сторону несдвигаемого Женьку, чтобы рассмотреть меня. – У тебя всё в порядке, девочка?

Я быстро киваю и молюсь, чтобы они оба исчезли в своих кабинетах и дали мне перевести дух и прийти в себя.

– Думаю, пап, тебе совершенно не о чем переживать. Я не в Эллочкином вкусе.

Глаза Ланевского-старшего поползли на лоб раньше, чем мозг был способен осознать сказанное. Босс посмотрел на меня так, словно я заявила о своём неземном происхождении.

– Э-э… – заблеял он, – ну что… умная девочка… Разборчивая… Пойдём, сынок, поговорим.

Босс по-прежнему с выпученными глазами рванул в свой кабинет и оглянулся у двери, не скрывая ухмылки.

– Евгений, ты ведь не останешься плакать в приёмной? Как-никак уже большой мальчик. 

– Я догоню, – рявкнул Женя, не оглядываясь на отца. Наклонившись ко мне, он прижимает зубами мочку уха и хрипло мурчит: – Я о-очень большой мальчик, Эл-ла-а! Ты же помнишь?..

56 Женя

Оставив сильно порозовевшую Милашку в полуобмороке, я в приподнятом настроении проследовал за отцом в его кабинет.

Растерялась, маленькая! Охереть! А в «Трясогузке» ни хрена не терялась! Разделала меня как ананас перед трапезой. Похоже, в нашем случае смущение прилагается в нагрузку к парику и очкам.

– И что это было? – грозно вопросил отец. – Тебе твоих шлюх мало?

– Так я, может, с серьёзными намерениями, пап, – падаю в ближайшее кресло и с блаженством вытягиваю ноги. – Жениться хочу! Пытаюсь вот не упустить хорошую девочку. Что скажешь?

– А-а, ну это дело нужное. Хорошие девки, они ж, поди, на дороге не валяются. Только ты мне Эллочку-то раньше времени не пугай. Поверь, она ещё долго будет хорошей девочкой – не опоздаешь. Только побриться тебе не мешало бы, жених, а то выглядишь, как бандюга. За такого даже Эллочка выйти испугается.

Я довольно хмыкнул.

– Слово «даже» здесь неуместно. Думаю, пап, ты недооцениваешь свою помощницу. Фигурка, волосы... А глаза какие! Так что, благословляешь? – я улыбаюсь во все тридцать два зуба.

– Да, волосы особенно хороши! В добрый путь, сынок, – отец тяжело вздохнул, глядя на меня, как на расшалившегося пацана. – Может, расскажешь уже, где так отличился? Сотрясения хоть нет?

– Ты ведь сам всегда говоришь, что мозгов у меня нет… Так чему там сотрясаться?

– Но это ж не Вика тебе глаз подбила? – следует новый вопрос.

То есть с фактом отсутствия у меня мозга отец согласен. Ну… может, оно и к лучшему. Я отрицательно качаю головой – нет, не Вика. Хотя… она вполне могла бы.

– Жень, а как ты теперь в офис-то ходить будешь?  

– Ну, ноги-то целы! Пришёл же!

– Шут гороховый! – недовольно ворчит отец. – Ты с этим своим Генычем...

– Стоп! Малыш неприкасаем! – я резко подрываюсь из кресла.

– Ты куда собрался? У нас куча вопросов…

– Так ты ж сам говоришь, что жених я неподходящий. Запылился в пути. Побриться надо, женилку помыть с дороги… Вдруг пригодится? Да и позавтракать... Так что пусть потерпит твоя куча.

– А ты на чём прилетел-то?

– На воздушном змее, пап! А какие у нас ещё варианты улететь с Павелецкого вокзала?

– Ох, да забыл же я! А тебе бы только шутки твои… Стой! А ты куда Кирилла дел? Валентина там вся извелась. Он ей сказал, что с тобой, а я уж молчу... не знаю, что и думать!

Вот! Сперва к Киру надо заехать!

– Со мной он, пап, всё путём, – уже тяну ручку двери.

– Жень, а ты когда будешь-то? Макс твой сегодня приедет?

Вот же!.. Как я мог забыть про Макса?! Ну что, придётся ещё немного небритым походить… и с пыльным членом.

– Ща, перекушу и вернусь.

Милашка, как нахохлившаяся сова, поблёскивает очками из-за монитора и сосредоточенно барабанит по клавишам. Умильное зрелище. Подхожу к столу и вижу, как напрягаются у девчонки плечи. Да что ж такое?!

– Эл-ла, – зову, смакуя её имя. – Разовый пропуск моему другу организуй. Босс в курсе и уже ждёт.

Быстро записываю на листке данные Макса и вставляю в клавиатуру между клавишами. Но моя девочка не здесь. Пальчики замерли на клавишах, носик смотрит туда же. Хорошенький, кстати, носик.

– Эллочка, ты меня слышишь?

– Звонила девушка, – Милашка не отрывает взгляд от клавиатуры и выпаливает на одной ноте: – Она представилась Викторией и спросила, на работе ли Вы сегодня.

– И как – я сегодня на работе?

Милашка еле слышно вздыхает и, не поднимая глаз, отрицательно качает головой.

– Ещё нет… Извините.

– Эл-ла, ты меня ревнуешь? – лыблюсь, как придурок.

Она вскидывает на меня взгляд, в котором даже сквозь затемнённые стёкла написано «да».

57 Элла

Едва за Женей закрылась дверь кабинета, я добрела до своего рабочего места и плюхнулась в кресло, как подкошенная. Ухо горит так, словно он не прикусил слегка, а ужалил. И теперь яд этого змея парализовал и конечности, и мозг. Похоже, сил для образа гордой и неприступной Эллы мне потребуется куда больше, чем я думала. Или это просто я оказалась гораздо слабее, чем хотелось бы. Ох, да какая там неприступная… Даже самой смешно. Как там говорила Диана… Не стать для него лёгкой добычей?

А я не добыча вовсе! Я диетическое готовое блюдо – ни соли, ни перца. И разварена так, что и жевать не надо. Какое уж тут послевкусие?! То ли Диана… Кому изысканный десерт, а кому перчёная кость в глотке! А всё одно – не забудешь. Вот как такой стать? Не любить, наверное…

Телефон оглушительно шандарахнул по моей безнадёге и заставил меня вспомнить, что я вообще-то на работе.

– Добрый день! Компания «СОК-строй», приёмная…

– Ты кто? – бесцеремонно прервал меня женский голос.

– Простите, не…

– Не прощу! Долгая прелюдия! Ланевский на месте?

– Представьтесь, пожалуйста, – прошу вежливо, но уже не нуждаюсь в её представлении.

Это Вика, наглая самоуверенная стерва! Конечно, я узнала её.

– А ещё что сделать? Ты там первый день, что ли, и уже надоело работать?

Мне очень хочется повесить трубку, но я вспоминаю, что эта хамка звонит не мне на домашний, а в офис компании.

– Эй, язык проглотила? Женька сейчас в офисе?

– Евгений Александрович в командировке, – вру я, не моргнув глазом.

– У тебя устаревшая информация, девочка. Твой начальник уже вернулся, а ты ни сном, ни духом. Наберут по объявлению…

– Евгению Александровичу передать что-нибудь, когда он появится? – я сама невозмутимость.

– Привет от Виктории можешь передать! А тебя как зовут, кстати? Что-то мне твой голос знаком…

– Элла Образенская, личный помощник Александра Андреевича.

– Элла?.. – задумчиво переспрашивает трубка. – Точно Элла?

– А Вы уверены, что звоните в «СОК-строй»? Может, Вам прачечная нужна?

– Что ты сейчас…

Но мой палец уже жмёт на рычаг… Ой!

А я сейчас заткнула тебе рот, Стервоза!

Телефон тут же возмущённо затрезвонил, но я приглушила звук. Второй аппарат разразился звоном спустя пару минут. Это может быть кто угодно, но даже если это Виктория, я не имею права игнорировать вызов.

– Добрый день!.. – начинаю бодрым голосом.

– Для тебя он уже не добрый, дрянь! Ты Эльза!..

Кажется, это не вопрос. Виктория узнала мой голос. Что ж, это неудивительно.

– Меня зовут Элла. Чем могу быть полезна?

– Сдохни! – столь неожиданное заявление заставляет меня вздрогнуть. Она сумасшедшая, что ли? – Как ты туда пробралась, уродина?

Злое шипение вынуждает меня отстранить трубку от уха. Совсем недавно Женя так соблазнительно в него мурчал… И тут такое!..  

– Вы снова ошиблись номером, Виктория?

В ответ эта чокнутая выдаёт длинную тираду, в которой обещает мне все муки ада.

– Да пошла ты… – даю короткое неопределённое напутствие и кладу трубку.

Не понимаю, что плохого я ей сделала… Мы даже не виделись с того памятного дня два года назад. Не будет же она мне мстить за то, что, защищая себя, я когда-то уронила её на пол… Да и как она может мне отомстить? Следующие десять минут я жду очередную порцию негатива от каждого звонка. Но потом включился режим энергосбережения, как всегда случалось в отношении майора. Впрочем, это всегда и со всеми срабатывало, и только с Женькой все ресурсы моего организма работают в полную мощь – ни выходных, ни рекламных пауз.   

Вот и сейчас, постоянно бросая взгляды на дверь босса, я ни на секунду не забываю, что ОН находится совсем рядом, за стеной. Призвала! Дверь, наконец, распахнулась. Мне вовсе не нужно смотреть на Женю, чтобы понимать, что он рядом. Я могу почувствовать его присутствие даже с закрытыми глазами. Воздух словно начинает вибрировать, и мне становится трудно дышать.

Женя подходит к моему столу, чтобы продолжить испытывать меня на прочность.

Ох, Женечка, я же как горячий воск, когда ты рядом. И ты об этом знаешь…  

– Эл-ла…

Боже, как он произносит моё имя!.. Бесконечно бы слушала…

– Разовый пропуск моему другу организуй. Босс в курсе и уже ждёт.

Он что-то пишет на листочке, а я думаю, что надо сказать о Вике. Всё равно ведь он узнает… и разозлится, наверное. Странно, что она ему до сих пор не доложила.

– Эллочка, ты меня слышишь?

И слышу, и ощущаю каждой нервной клеткой… Ведь в любви по-другому никак…

– Звонила девушка, – говорю, не глядя ему в глаза. – Она представилась Викторией и спросила, на работе ли Вы сегодня.

– И как – я сегодня на работе?  

Кажется, ему даже весело. А мне как-то не очень.

– Ещё нет… Извините.

– Эл-ла, ты меня ревнуешь? – и столько радости в этом вопросе. А скорее, даже в утверждении.

Я перевожу на него взгляд…

Как же мешают мне эти дурацкие очки. И линзы мешают. Ослепну совсем с этими шпионскими играми и не смогу разглядеть, насколько красивый этот мужчина. Но никогда не забуду.

Чёрные волосы взъерошены, подбитый глаз прищурен, на губах улыбка… Нет, скорее, усмешка. Небритый… Так хочется провести ладонью по этой щетине… а лучше губами.

Ревную ли? Ему не надо про такое спрашивать – он ведь и сам всё видит и знает.

Ох, пропадаю я рядом с тобой, Женька! А мне ведь никак нельзя пропасть… Я ведь любимой быть хочу! Тобой любимой… В мысли твои хочу…

– Эл-ла-а, ты где?

– Евгений Александрович, Вы ревнуете Диану к другим мужчинам?

Хмурится.

– Она-то здесь при чём? – теперь злится. Значит, я попала в точку. – И смысл мне её ревновать?!

– Равно такой же, как и мне ревновать Вас. Но… смотреть приятно.

Ухмыляется. А в глазах злые черти.

– Так я по-прежнему не в твоём вкусе, Элла?

Я пожимаю плечами, на которые упала тонна моего отчаяния. И улыбаюсь непослушными губами…

– Не забудь о пропуске! – он щелкает пальцами по листку, торчащему из клавиатуры. – И завтрак закажи мне. А хотя… не стоит утруждаться, я сам.

И, не теряя улыбки, скрывается в отцовском кабинете. Он же ведь собирался куда-то…

У меня был замечательный шанс промолчать… Но я его упустила. Очень трудно быть гордой. Гораздо труднее, чем счастливой. И нет во мне никакой гордости за собственную гордость. И надежды нет, что всё само как-нибудь собой образуется… И окна рядом нет, чтобы посмотреть в него тоскливым взглядом. Есть только я – сама себе дура. Что-то не заладился сегодняшний день… Еще три дня назад не заладился.

Какая-то тётка прорвалась в кабинет к боссу, а я даже не успела понять, кто это. Долго и отстранённо разглядываю листочек, торчащий между клавиш, и думаю, что почерк у Жени очень соответствует его порывистой натуре…

О, господи! Пропуск же!

Максим, с нетерпением ожидающий пропуск, оказался тем самым парнем, что был в клубе вместе с Женей, когда я творила свой настольный танец. В тот раз этот Максим смотрел на меня с восторгом. Тогда он видел раскованную красавицу Геллу, а сегодня в его глазах недоумение и смущение.

Зато в глазах Жени злость. Я совсем забыла о его друге и заставила парня нервничать в ожидании пропуска.

– Макс, дружище, прости! Долго ждал? – Женя, выйдя из кабинета отца, приветствует друга и поглядывает на меня, как на врага народа.

Ой, всё – трагедия! Не на морозе же он ждал! Промышленный альпинист, как-никак, должен быть терпеливым.

– Да не, всё нормально, не парься, – отмахивается Максим.

А я как знала, что он нормальный парень.

– Ну отлично! – Женя отвечает таким тоном, будто вовсе не отлично. – Пойдём пока ко мне, а то у отца там главбух.   

А-а, так вот, кто прошмыгнул мимо меня неопознанной!

– А Милашка нам обязательно свистнет, как только он освободится.

Милашка, значит? Ох, как мне жаль, что я не умею свистеть.

– У тебя ж, наверное, дел полно, – предполагает скромный Максим.

– Да брось ты! Какие дела могут быть на работе?!

Друзья исчезают в кабинете, а я остаюсь закалять в себе твёрдость духа. Ну, так себе получается.

Разброд-шатание из кабинета в кабинет сопровождается весельем и продолжается больше часа. Похоже, у Максима с трудоустройством всё срослось. Пару раз, пересекая приёмную, Женя подмигнул мне синим непотушенным глазом, и неожиданно для себя мне и этот глаз захотелось потушить, чтобы не издевался. Стараюсь удержать в себе это настроение и после ухода Максима. И кто же знал, что оно мне пригодится?

Звонкий стук каблучков в коридоре с каждым шагом становится громче – он приближается. Это мог бы быть кто угодно, ведь в организации много женщин. Но я отчего-то точно знаю, кто почтил наш офис своим присутствием. Моя уверенность крепнет с каждой секундой, а боец во мне спокоен и хорошо воспитан.

Я ещё успеваю подумать, как же хорошо, что уехал Женя и как было бы некстати его возвращение, пока у нас гостья.

58

На вежливый стук в дверь я даже не надеюсь. Он и не случился – дверь распахнулась, как только стих цокот вражеских копыт.

Серебристые волосы, серебристые глаза… шубка, опять же, серебристая. Вика похожа на прекрасного ангела в сверкающем серебре. Сквозь двойной заслон никчемной оптики я не сразу понимаю, что это блестят капельки дождя. Жаль трепать такую красивую шубку в дождливую погоду.

– Это ты?! – возглас, скорее, удивлённый, чем возмущённый.

И я её понимаю – есть, чему подивиться. Вика могла бы порадоваться такому контрасту между нами, но она слишком возбуждена и накручена, чтобы впустить в себя положительные эмоции.

– Да, это я, – развеиваю все сомнения и приветливо улыбаюсь посетительнице. – Здравствуй, Виктория.

Кажется, она даже теряется на мгновение от такого радушия. Но тут же возвращает себе боевой настрой.

– Ну что, крыса, снова выползла из своей помойной норы? А я смотрю, эти годы не пошли тебе на пользу – ты стала ещё страшнее, – бросает Вика, с брезгливым выражением лица разглядывая меня с головы до ног и обратно. – Решила спрятать своё уродство за этими лупами? Кажется, Ланевский совсем растерял мозги. Или ты здесь специально для отпугивания?

– Ох, если бы, Вика… Но ты вот почему-то не испугалась.

– Кого? Тебя, что ли? – она картинно закатывает глаза и давит из себя смех. Вообще не ангельский. Потому что ей не смешно.

Впрочем, мне тоже. За стеной находится Александр Андреевич, который в любую минуту может выйти, и я наивно надеюсь избежать скандала. Не то чтобы я боялась своего разоблачения, но хотелось бы всё сделать интеллигентно и по своей воле.

– Виктория, если ты к Жене, то его ещё нет, но Александр Андреевич у себя, и я могу предупредить о твоём визите.

– Какой он тебе Женя, шавка подзаборная? – она делает несколько шагов мне навстречу и останавливается посреди приёмной, демонстративно меня разглядывая. – Думаешь, если залезла разок под нетрезвого парня, то права на него заимела? Да он на такую, как ты, при свете дня даже после трёхлетнего воздержания не взглянет.

– Бедная, как же тебе, наверное, было нелегко контролировать его по вечерам. Без света…

– Ты специально нарываешься, тварь? Ты хоть осознаёшь, убогая, с кем разговариваешь?

– Что ты хочешь, Вик? – я тихо вздыхаю и стараюсь скрыть раздражение.

Да, меня нервирует её присутствие. Так, как может нервировать жирная жужжащая муха, влетевшая в чистую светлую комнату. Но зря она надеется задеть меня оскорблениями. Не скажу, что это приятно, но совершенно точно не способно обидеть или расстроить. Кто она мне? Неприятная бестолковая муха.

– Хочу, чтобы тебя здесь не было! – отвечает она, смело сокращая расстояние между нами, и теперь пытается запугать меня взглядом свысока.

На высоченных каблуках Вика действительно выглядит немного выше меня, и в моей голове проносится шальная мысль, что эту разницу в пару сантиметров легко можно убить одним плевком.

– Такое ничтожество, как ты, – шипит она мне в лицо, – даже не имеет права дышать одним воздухом с моим мужчиной.

– Вик, ты о чём? Да я даже не знаю твоего мужчину, – стараюсь в удивлении вытаращить глаза пошире, но Вике за моими очками всё равно плохо видно.

– Я говорю о Ланевском, дура! – беснуется она на мою тупость.

– Об Александре Андреевиче? – перехожу на испуганный шёпот и в притворном ужасе прикрываю рот ладонью, чтобы скрыть рвущийся наружу смех.

– Ты специально, тварь? – Вика опасно щурится, и серебристый рукав взлетает перед моими глазами. – Зачем тебе парик, ты что, лысая?

Я перехватываю её руку за запястье в последний момент, и сама же сбиваю свои очки. Корова неуклюжая! И пока безуспешно пытаюсь поймать их левой рукой, Вика свободной пятернёй срывает мою непрезентабельную причёску. Но и под ней ненамного лучше – волосы наверняка все слиплись. Не выпуская из захвата вражескую руку, я трясу головой, чтобы хоть как-то оживить свои локоны.

Без моего маскарадного прикрытия я словно голая, и в неприглядном виде чувствую себя уязвимой. А ещё очень злой! Да кто дал право этой хамке тянуть ко мне свои тощие грабли?! Вторую руку мне тоже удаётся перехватить. Получается неудобно, крест-накрест, но моя хватка от этого ничуть не слабее. Я сдавливаю её запястья изо всех сил и, кажется, способна переломить их.

Вика шипит от боли и пытается вырваться, а я бросаю взгляд через её плечо, потому что меня не покидает ощущение, что мы не одни. Оказалось – не показалось.

Вот только ЕГО сейчас здесь не хватает!

Женя в дверном проёме на низком старте. Я качаю головой – даже не смей подходить! И в этот момент злобная вражина лупит меня пинком по голени... Это очень больно! И я не смогла сдержать писк. Но всё же успела крикнуть «Нет!» сорвавшемуся с места Жене.

«Не смей!» – повторяю ему, почти рыча. Потому что это моя война.

Ненавижу эту дрянь! За то что сейчас, утратив маскировку, я вынуждена выглядеть пугалом перед любимым мужчиной! За то, что я даже не знаю, на чьей он стороне и кого пытался сейчас защитить! И за эти мучительные три дня, когда я сходила с ума от ревности! И потому что ногу больно!

Я с силой наступаю на Викин модельный сапожок, выбивая крик из серебристой девочки. Выпускаю её левую руку, правую дёргаю вниз, а затем заламываю ей за спину. Наклоняю истеричку, с трудом подавив желание пнуть по откляченному заду. Вика воет и беспорядочно взмахивает свободной рукой. Взлететь хочет или помощь призывает?

Призыв сработал – её вопль всё же выгнал из кабинета Александра Андреевича. И пока оторопевший босс не успел сориентироваться и вмешаться, я быстро закругляю свою битву. В отличие от моих, волосы Вики свежи и уложены безупречно. Были. Я с особым удовольствием наматываю на руку её длинные пряди и, подтолкнув свою пленницу к столу, хорошенько прикладываю лбом о столешницу.

Визг разносится на весь этаж. Но меня не отрезвляют ни вопли, ни попытка босса разжать мою руку и освободить Вику. Я продолжаю продавливать её лбом столешницу и не свожу глаз с Жени. Посвежевший и гладковыбритый, он задумчиво взлохмачивает пятернёй свои волосы и выдаёт фразу, заставившую меня ослабить хватку, Вику заткнуться, а босса – уронить челюсть:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Любимая, а где твой зелёный глазик? И когда ты успела остричь свои прекрасные волосы?

– Когда ты был в командировке… – бормочу, вконец растерявшись. – Теперь они не прекрасные?

Я бросаю Вику и ладонями стараюсь взбить свою, едва достающую до плеч, прилизанную причёску. Потому что Женя направляется ко мне.

– Да ты что, малышка, даже совсем без волос ты будешь лучше всех!

Он подходит вплотную, прижимает меня к себе и целует в уголок рта, щёку и скулу, разрезанную кривым шрамом. А я прикрываю глаза и позволяю себе хоть на мгновение расслабиться в сильных руках и отдаться этим невероятным и совершенно новым ощущениям. Обмануться… поверить хоть на миг, что это всё правда, а не игра на публику. Я даже абстрагируюсь от шипения Вики…

«Ты не знаешь, с кем связалась!.. Тебе конец!.. Посажу… Вам всем здесь хана! Ланевский, ты пожалеешь!.. Умоешься кровавыми слезами…» Все эти угрозы где-то там… За моим щитом.. за моим блаженством… за коротким, но таким пьянящим счастьем!.. И прямо сейчас не имеют никакого значения.

Бухтения своего, наверняка уже бывшего, босса я и вовсе не разбираю, потому что Женя мне шепчет на ухо, что я самая красивая, сексуальная и отважная, и всё время целует…

– Хватит! – это взревел Александр Андреевич, возвращая меня в реальность.

Я мучительно краснею и отстраняюсь от Жени, опустив глаза и боясь столкнуться с взглядом озверевшего босса.

– Что ты кричишь, пап? Вика первая начала драку, я сам видел.

– Можете закрывать эту шарашкину контору, – выкрикивает Виктория, уже стоя за дверью.

На её лбу знатный рог, да и весь её облик оставляет желать лучшего. Женя быстрым шагом выходит вслед за ней и прикрывает дверь.

Но это же ничего не значит… Правда?

– Волосы, значит, прекрасные, – задумчиво бормочет мой начальник, – глаза, значит… фигура…

Я осматриваю свой сильно непривлекательный костюм и думаю, что насчёт фигуры босс явно перегнул. Но возражать, конечно, не пытаюсь.

«Я сказала!» – доносится крик Вики за дверью.

Затем удаляющийся цокот каблучков… И возвращается улыбающийся Женя.

– Что она там сказала? – зло рявкает Александр Андреевич.

– Ну-у… Она сказала мне «нахал»… А я ей х*ем помахал! – Женя перехватывает мой взгляд. – О!.. Пардон мой рот неаккуратный!

59 Женя

Голос Вики я узнал, когда до приёмной оставалось несколько метров. Да что ж такое! Кажется, эта неугомонная девка меня окружила! Раздражения добавили и две курицы, растопырившие уши у двери в приёмную. Они так увлеклись подслушиванием, что даже не сразу обнаружили надвигающуюся опасность. А когда узрели, так резво рванули прочь, что чуть друг друга с ног не посшибали.

– Такое ничтожество, как ты, не имеет права дышать одним воздухом с моим мужчиной!

От Викиного голоса, наполненного высокомерием и презрением, стало неспокойно, стоило лишь представить, кому предназначено это заявление. Я живо представил серенькую мышку, растерянно взирающую на ледяную красавицу, и расстояние до приёмной преодолел в один прыжок. Дверь оказалась наполовину открытой.

– Вик, ты о чём? Да я даже не знаю твоего мужчину, – в голосе Милашки нет страха, зато отчётливо слышна ирония, и я не спешу входить внутрь, застывая в дверном проёме.

Вика в сияющих пушистых доспехах стоит ко мне спиной и почти полностью закрывает обзор на моего отважного очкарика.

– Я говорю о Ланевском, дура! – раздражённо поясняет Вика.

Я усмехаюсь. Кто ещё здесь дура!..

– Об Александре Андреевиче? – удивлённый шёпот.

Я едва сдерживаю смех. Это уже не Милашка-растеряшка – это моя дерзкая провокаторша Эл-ла.

– Ты специально, тварь? Зачем тебе парик, ты что, лысая? – Вика вскидывает руку. Вот же сука!

Всё происходит очень быстро. Распахнув настежь дверь, вижу короткий полёт парика – ура! Слышу, как падают очки и с гордостью наблюдаю, как моя девочка ловко скручивает оху*вшую Вику. Браво, детка! Но я почти подпрыгиваю на месте, помня о длинных Викиных когтях и розовых щёчках Эллы. 

Но, судя по шипению Вики, хватка у моей девчонки железная. Я помню, как прорисовывался чёткий рельеф на изящных руках, сжимающих металлический шест. Такие ручки способны и поломать… Почему-то эта мысль находит болезненный отклик в паху. И в этот же момент я встречаю карий взгляд. Карий? Чёрт, а где моя демоница?

Но ни хера – она здесь! Качает головой, запрещая вмешиваться, а этот взгляд обещает, что и мне мало не покажется. Мой член с любопытством мазохиста-новичка ломится наружу.

Я замечаю, как взмахивает копытом Вика и срываюсь с места раньше, чем Элла получает удар. Знаю, как это больно и сейчас готов до первого этажа тащить за шкирку бешеную суку.

– Нет! – тормозит меня жёсткий голос, и уже с яростью: – Не смей!

Вот он, мой личный демон! Когда наш, обычно спокойный, Макс включает подобный тон, усмирить его способен только Геныч, и то лишь путём глубокого отключения. За Вику на какой-то миг становится даже страшно. А потом я забываю бояться, появляется азартный интерес. Всегда быстрая и драчливая Вика оказывается совсем слабой и беспомощной в руках рыжей бестии.

Только руку этой дуре не сломай, детка.

Я не любитель женских разборок, но наблюдать за преображением моей стесняшки – это особый кайф. Как нежный экзотический цветок... А попробуй тронуть – голову откусит. А я ведь трогал... Первым трогал, ещё в бутоне. В памяти всплывает тот самый первый раз... Не оценил… не защитил… не удержал...

Е*лан! А потом и во второй раз слился. А в третий она сама меня уделала! А может, так и было задумано и там между нами и не было никакой Дианы? И всё это лишь изощренная женская месть…  

Вика с заломленной рукой визжит, как свинья на бойне, и я прикрываю дверь от ненужных глаз. Кажется, пора вмешаться. Вероятно, о том же подумал и отец, выглянувший из кабинета. Дальнейших действий от своей рыжули я никак не мог ожидать. Честно говоря, я здорово очканул, когда Викина мордаха громко встретилась со столом. Ну, всё – пиZдец сопатке!

Спасать пора девку, а меня будто пригвоздило к месту карим взглядом. Где ж зелёный-то? И что она натворила со своими волосами?!

– Любимая, а где твой зелёный глазик? – пытаюсь разрядить обстановку. – И когда ты успела остричь свои прекрасные волосы?

Неожиданно, но переключить внимание Эллы получается сразу.

– Когда ты был в командировке… – полушёпотом отвечает она, и расстроенно спрашивает: – Теперь они не прекрасные?

Кажется, она совсем забывает о своей притихшей жертве. Я тоже забываю.

– Да ты что, малышка, даже совсем без волос ты будешь лучше всех!

Сейчас я не вру. И больше не обращаю внимания на её волосы. Даже не имеет значения, какого цвета у неё глаза, когда они смотрят вот так. Они так же смотрели и тогда, два года назад. Думал, что и не помню ни хрена, но нет – ошибался. Оказывается, я очень многое помню.

И взгляд этот помню... Такой же как сейчас – карий. А ещё удивлённый и испуганный. Совсем растерялась моя хищная кошечка. Не бойся, маленькая, больше не обижу. И тело помню под моими ладонями. Знаю, под этим идиотским костюмом оно такое же аппетитное и вкусное. Притягиваю к себе мою трепетную девочку и вдыхаю её запах.

Мне стоило гораздо раньше включить своё обоняние – как только ты впервые объявилась в моем кабинете и атаковала меня своим голосом. Что ж я за тупой мудак! А ведь ты совсем не изменилась. Те же губы... И, глядя на них, всё те же мысли. Неровный шрамик на скуле, который ты так застенчиво прятала. Дурочка моя!

Я провожу по нему губами. Странно, что не избавилась...

Хорошо, что не избавилась.

Викины визги, как помехи в наушниках, когда прёшься от пронзительного соло скрипки. Но они не способны прервать мой кайф.

Однако кое-кто бесцеремонно перерезал провод и заглушил поющий смычок...

– Хватит! – зарычал отец.

Да по херу! Но, к сожалению, только мне. Элла вздрагивает в моих руках, отстраняется и мгновенно закутывается в привычный серый кокон.

Ничего, малышка, я выдерну тебя оттуда.

Мне совсем не нравится настрой отца и то, как он смотрит на свою помощницу. Да неужто так быстро померкла красота в глазах смотрящего?

– Что ты кричишь, пап? Вика первая начала драку, я сам видел.

– Можете закрывать шарашкину контору, – горланит эта коза уже из коридора. За*бала!

Пру на неё, как бронепоезд, попутно и с удовольствием замечая внушительный шишак на идеальном лбу. Тот случай, когда тупая сиамская кошка решила поточить когти о пуму.

Плотно прикрываю за спиной дверь.

– Вик, лучше потеряйся сама, – предупреждаю тихо, но весомо.

– Это ты мне? Из-за неё?! Хочешь сказать, что ты с этим уродливым чучелом…

Договорить она не успевает. Я прижимаю её к стене и сдавливаю щёки, превратив губы в кривую восьмёрку.

– Понимаешь, какая история, Викуль… От этого чучела у меня сносит крышу и раздувает член, а твоё присутствие неблаготворно влияет на мою эрекцию. Но ты же, дура, слов нормальных не понимаешь! Ну, не стоит у меня на тебя, Вик! Неужели не видишь?

Она яростно затрепыхалась, а на глаза навернулись слёзы.

– Ну, извини, – отпускаю её и развожу руками. И еле успеваю поймать ладонь, несущую леща.

– Вы все очень сильно пожалеете!

– Да мне уже тебя жалко.

– Ненавижу тебя, Ланевский! Сдохнешь в муках!

– Вик, не стоит разбрасываться…

– Я сказала! – она рванула по коридору, не оглядываясь

А-а-а, на х*й!

60

Настроение в приёмной мне совсем не нравится. Элла вжимается спиной в стену, в попытке с ней слиться, а отец яростным взглядом расстреливает мою девочку. И я бы потушил этот взгляд, но... отец, всё же. Принимаю огонь на себя.

– Ну что, пап, у нас там, вроде, вопросы накопились, – киваю на кабинет. – Давай уже вернёмся к нашим баранам.

– А далеко ходить не надо, сынок, – отец продолжает разглядывать Эллу. – Я так понимаю, ты был в курсе, что под шкурой трепетной овцы скрывалась...

Вижу, как рыжуля обречённо прикрывает глаза…

– Пап, слова фильтруй, – гляжу на него предостерегающе.

– Да ты в своём уме, мальчишка?! – взрывается отец. – Ты посмотри, что она здесь устроила! А разгребать теперь кто будет? Ты? Она? – он снова ткнул пальцем в сторону моей расстроенной девочки.  – Не-эт! Потому что выкрутасы этой ряженой куклы…

– Рот сейчас закрой!.. папа... – я понизил голос до шёпота на последнем слове, а отца знатно перекосило.

– Женя, не надо, – Элла предостерегающе вскидывает руку. – Ой, то есть Евгений Александрович... Простите…

Отец бьёт копытом, готовый затоптать свою, с его же слов, такую замечательную помощницу. Во всяком случае, ещё утром он собирался одарить её премией, а сейчас…

– Интере-эсно, Эллочка… И как давно он для тебя Женя?  Или вы тут за моей спиной…

– Я ведь исправилась, – голос Эллы прозвучал неожиданно твёрдо, если не сказать жёстко. – И извинилась. Поэтому не надо домысливать, Александр Андреевич.

– Скажите пожалуйста! Да у нас, оказывается, голос прорезался! – отец аж задохнулся от возмущения. – А что ж ты, милая, прикидывалась здесь тихушницей?

– Пап, не увлекайся… – призываю его опомниться, потому что вырубить – никак.

– А ты вообще захлопни варежку, жених недоделанный! Устроили мне тут е*лю с переплясом! Понравилось из отца дурака делать? Вырастил деток на свою голову! Одна мне в уши который день заливает: «Ах, Эльчик! Такая умница, так мечтала стать архитектором!» И ни полслова о том, что она у нас уже готовая актриса!

– А ещё она очень круто танцует! – вставляю свои пять копеек под негодующий взгляд Эллы.

– Талантище, ебёнать! – взвыл отец. – А ещё она готова припечатать мордой об стол неугодных ей гостей. Я теперь даже и не знаю, куда с таким сокровищем…

– Вы неправы, Александр Андреевич, – моя боевая мышка резко прервала отца. – Во-первых, перестаньте кричать, а во-вторых, я перед Вами не прикидывалась. Я в полном объёме выполняю служебные обязанности и до сегодняшнего дня ни разу не нарушила трудовую дисциплину.

– Это как же?.. – опешил отец. – А вот эти маски-шоу… Все эти аферы… Это кто всё натворил?

– О каких аферах речь, Александр Андреевич? Разве я устроилась к Вам на работу по поддельным документам? У Вас имеются копия паспорта и справка с места учёбы. Я ни в чём Вас не обманула.

Мне бы сейчас прикрыть свою довольную морду, пока отец мне её чем-нибудь тяжёлым не прикрыл. Но ему совсем не до меня.  

– Но ты изменила внешность! – гаркнул он нервно.

– Простите, но разве устав предприятия запрещает женщинам носить очки и менять цвет волос? – голос Эллы звучит спокойно и ровно и действует на меня как Экстази.

Мне нестерпимо хочется забить на всё, затолкать девчонку в свой кабинет и сорвать с неё этот клоунский прикид. И я буду не я, если она сегодня же не отполирует своей упругой задницей мой рабочий стол. Но для начала надо бы успокоить отца, а судя по тому, что он в присутствии женщины перешёл на русский забористый, что само по себе нонсенс, задача предстоит не из лёгких. И мы с рыжулей либо справимся, либо доведём босса до нервного тика. И тогда он уволит нас обоих. Вот прямо сейчас мне по херу! Я лыблюсь ещё шире и ничего с собой не могу поделать.

– Что ты щеришься, как придурок? – отец, наконец, заметил моё веселье, но снова переключился на Эллу: – Я не про очки говорю, а про парик!

– А это запрещено?

Босс открыл было рот, но тут же его захлопнул и ещё сильнее набычился, вспомнив, вероятно, нашу кадровичку с башней на голове. Пожевал губы… Свёл брови.

– Не запрещено. Но служебные романы у нас не приветствуются!

Не согласен! Лично я очень бы поприветствовал!

– Романы?.. – неожиданно растерялась моя бойкая девочка, а её щёчки порозовели. – Но это недоразумение… Я не завожу служебных романов…

Не говори «гоп», моя розовая мышка, мы замутим с тобой самый глубокий роман…

– Прошу внести поправку! – обращаюсь к отцу.  – Это для твоей помощницы недоразумение, а я её целовал в трезвом разуме.

– Я это заметил, – съязвил отец, бросив на меня злой взгляд, и продолжил изводить девчонку. – А женские бои в офисе категорически запрещены!

– Поддерживаю! – спешу согласиться. – Поэтому предлагаю написать жалобу губернатору, о том, что дочь его главного советника своим вульгарным поведением разлагает дисциплину и подрывает рабочий процесс в нашей компании. Сама не работает и людям мешает!

– Замолкни, шут гороховый! – рявкнул отец. – Повёл бы себя как нормальный мужик, сейчас бы не пришлось гадать, откуда рванёт.

– Пап, я даже не рискну уточнять при даме, что в твоём понимании значит быть нормальным мужиком…

– А тут всё просто, сынок. Надо действовать с умом, а не по велению… – и он бросил многозначительный взгляд на мою самую неспокойную часть тела, прикрытую, к счастью, штанами.   

Ну, а после того, как туда же взглянула Элла, младшенький тоже рванулся навстречу. Наверное, в глаза ей решил посмотреть.

– Хотите об этом поговорить? – обращаюсь к отцу, даже не считая нужным прятаться.

Он тяжело вздохнул.

– Я хочу сказать, сынок, что в увольнении Эллы твоя вина тоже очевидна.

Нервно покусывая губы, Элла опускает глаза в пол, и мне кажется, что она сейчас заплачет.

– Пап, а на каком основании?

– А, то есть драка на рабочем месте – это недостаточное основание? – хмуро ворчит отец. – Да мне на самом деле плевать на Викин разбитый лоб, принесла её нелёгкая! Но вы же оба понимаете, что будет скандал, и я пытаюсь выйти из него с минимальными потерями. Хотя…

– Я понимаю, – покладисто произносит моя девочка. Радует, что не хнычет. – Простите, пожалуйста, за эту сцену, я и сама не понимаю, что на меня нашло. Обычно я не ввязываюсь в драки…

Звучит комично, и в другой момент я бы поржал, но сейчас мозг в ускоренном режиме работает над решением препаршивой проблемы. Которую, выходит, я и организовал. А всего-то и надо было – продолжать шпилить Вику, скалиться её родителям и достоверно изображать жениха. Если я когда-нибудь реально решу жениться, то придумаю другой термин, потому что «жених» – это пиZдец какой-то! Более стрёмное слово – только пидор.

И сразу Дианкин адвокат вспомнился. Юрист он, надо сказать, топовый! Но как мужик – хуже, чем жених.

А кстати...

– Пап, ну я полагаю, надо тогда нашей француженке сообщить, что ты так быстро решил избавиться от её протеже. И причину, конечно, изложить. Всё как есть – прибежала бешеная сука, набросилась на твою помощницу, а та по глупости защищаться стала, ну-у, и случайно преуспела в защите.

Но, несмотря на мои ожидания, отец вовсе не расстроился, а просветлел лицом.

– Да! Превентивные меры! – он задрал вверх указательный палец и, потрясая им, рванул в свой кабинет.

Элла проводила его удивлённым взглядом и пригладила свои волосы. Она постоянно их то приглаживает, то ерошит и озирается по сторонам в поисках своей накладной причёски. Бесполезно! Парик я ещё давно незаметно пнул под шкаф, чтобы у рыжули больше не появился соблазн превратиться в серенькую Милашку. А с очками совсем беда – я на них наступил.

– Евгений Александрович, а может, не стоит Диане по телефону сообщать? Неудобно как-то...

– Эл-ла, – я подхожу к ней и обнимаю за талию. Чуть ниже поясницы. – Тебе я настоятельно разрешаю называть меня по имени. Ну или «О, мой бог!»

Неожиданно она хихикнула, но тут же состроила серьёзное личико и попыталась отцепить мою руку от своей аппетитной… талии.

– Жень, прекрати, мы же на работе, так нельзя.

Получилось немного жалобно, но очень проникновенно. Я беру её ладонь и кладу на свой откликнувшийся пах.

– Чувствуешь, как на меня действует твой голос, Эл-ла? С этим надо что-то делать…

Она отдёрнула руку, словно ошпарилась, и прижала ладони к пылающим щекам.

– С ума сошёл?! А если кто-нибудь войдёт? Или тебе всё равно, что обо мне будут думать?

И эта девочка танцует полуголой на шесте! У меня разрыв шаблона!

– Без стука, кроме Вики, сюда никто не войдёт. Ясно? А отец, когда на эмоциях, топает как слон.

Пытаюсь снова её обнять.

– Жень, – отбрыкивает меня, – я не шлюха, я же… Ну, зачем ты так?

– Как?! – я реально не понимаю и начинаю злиться. Что ж у них всё так сложно? – Элла, я уже был в тебе. Ты же помнишь? Или тебе так не понравилось?

Молчит. Бл@дь!

– Реально не понравилось? – усмехаюсь, чтобы скрыть нервозность.

– Ты был… немного грубым, – пожимает плечами и опускает глаза. – Нам обязательно говорить об этом в офисе?

Да! И лучше не говорить, а действовать! Исправлять! Да никогда я не был грубым!

Но к нам уже, как Тыгыдымский конь, несётся отец. Дверь распахнул, улыбается…

Мне вот ни хрена не весело.

Грубый, значит…   

Отец наверняка заметил, как шарахнулась от меня Элла. Но, похоже, превентивные меры он ввинтил как надо и теперь довольно потирает руки.

– Эх, молодёжь! – он окинул нас понимающим взглядом мудрого аксакала, у которого давно всё усохло, но он ещё помнит, как это работало. – Ладно, живите пока.

Элла приказ жить восприняла буквально – дышать и моргать продолжила, но с места так и не сдвинулась, ожидая прямых инструкций.

Ты ж моя прилежная ответственная девочка! Дай только до вечера продержаться, и я уж проведу с тобой подробный инструктаж. 

Отец весело подмигнул своей помощнице.

– Ну, о чём задумалась, красавица? Работу никто не отменял. Подними-ка мне там липецкий договорчик…

Элла шустрой ласточкой метнулась к столу, а отец кивнул мне на свой кабинет, давая знак следовать за ним.

61

Я расположился в удобном кресле и, не сомневаясь, что отец звонил Диане, поинтересовался:

– И как телемост с Парижем?

– Не с Парижем, а с Санкт-Петербургом, – он снова воздел палец к потолку.

– А что у нас в Питере?

– Не что, а кто! Так ведьмочка наша там! Расширяет территорию влияния со своим этим… ну как его?

– Юрием? – я вспоминаю рыжего мужика, с которым Диана замутила бизнес в Питере.

– Придурием! – передразнивает отец. – С Баевым – вот!

– М-м… Ну и как, сказал Диане про увольнение?

– Какое такое увольнение? Я лишь честно предупредил нашу красавицу, что над «СОК-строем» нависла грозовая туча, и одному богу известно, как эта туча себя поведёт…

Раздался стук и в кабинет заглянула Элла.

– Простите, Александр Андреевич, если Вы уже подписали документы, можно их забрать?

– Конечно, милая, – отец разулыбался и великодушно махнул рукой в сторону стола. Ну, чисто добрый дедуля!

В этот момент за окном сильно загрохотало.

– Ой, это гром, что ли? – Элла оглядывается на окно, и её удивлённый возглас заглушает очередной грохот.

– Ну какой гром, Эллочка, февраль на дворе! – снисходительно и ласково пояснил отец. И уже мне: –- Но если наша Ди тучи не разгонит, тогда ждите и гром, и молнию, и чёрта лысого.

Элла, подхватив стопку бумаг, тихо выскользнула из кабинета, снова нервно приглаживая свои волосы.

Что ж день-то такой долгий?! А то я бы сейчас помог тебе пригладить…

– Женя, это не я сейчас вышел, – напомнил о себе отец и щёлкнул пальцами. – Я ещё здесь, сынок.

– А не до хрена ли ты ждёшь от Дианы? – с неохотой возвращаюсь к разговору. – Она ведь не приближённая губера. Да она даже не знакома с ним, в отличие от тебя, кстати.

– Пф-ф, тоже мне проблема – не приближённая! Пусть только мелькнёт в его поле зрения, а уж он сам и приблизится, и познакомится, и все наши тучи разгребёт. А моё шапочное знакомство чем поможет, если этот старый хрен уже успел подсуетиться? А нашей Дианке только развлечение. Короче, я верю в нашу девочку!

Я удивлённо качаю головой. Отношение отца к Диане могло меняться по несколько раз за день – от благоговейного трепета до бессильной лютой ярости в её сторону. И, похоже, сейчас он снова трепещет. Что совсем не мешает его потребительскому отношению.

– Пап… я думаю, что не следует мутить воду раньше времени. Думаешь, губеру больше заняться нечем, как портить нам жизнь? У нас куча муниципальных объектов, и на хера ему срать в своём огороде?

– Ну, этого мы пока не знаем…  Вот на то и нужны превентивные меры! Сразу видно, Женька, что зелёный ты ещё для руководителя, не знаешь, когда и где соломку стелить.

– Да просто это как-то стрёмно – нагрузить девчонку своими надуманными проблемами...

– Какая она тебе девчонка? Демон в юбке! А в нашем случае – основная ударная сила! И хочу заметить, это не только наши проблемы, а и её денежки тоже. Пусть только шепнёт в нужные уши о своей принадлежности к «СОК-строю» и всё. А потом, если гром всё же грянет, для Дианки это уже будет делом чести, и она не соскочит.

– Ты же её просто используешь, – разговор стал мне неприятен, и я поднялся из кресла.

– А ты думаешь, она сама этого не знает? Но ведь позволяет! А потому что имеет личную заинтересованность. И разве она сама нас всех не использует? Творит, что хочет! Забыл уже, как Соболев нашу пальму оросил? И ведь так и усохла, бедная...

Отец частенько припоминает случай годовалой давности, когда наш проектировщик Артур Соболев после приватной беседы с Дианой настолько впечатлился, что, не добежав до туалета, расплескал свои эмоции в кадку с пальмой на глазах у сотрудников и гостей. С тех пор к нему и приклеилось погоняло Вездессущий. А не уволили козла, потому что отец не сомневался в применении к Соболеву гипноза. Раньше я и сам так же думал, да и Соболь уверял, что точно был под гипнозом и ничего не помнит... Но с другой стороны…

Обладай Диана такими способностями, она бы давно нас всех подмяла, да и собственные проблемы решала бы гораздо быстрее. Однако дар убеждения у неё однозначно мощный. И, несомненно, сейчас она самый сильный игрок на нашем поле. Вот только стоит ли отряду здоровых мужиков выставлять женщину в качестве щита... Ещё до объявления войны. Справлялись же мы раньше без неё... Ну ладно, не мы – отец справлялся.

– Пап, я не думаю, что Викин отец настолько отбитый, чтобы вступать с нами в открытую конфронтацию. Жизнь, она ведь непредсказуемая... Сегодня он советник, а завтра уже пишет мемуары о том, как недолго был приближен к губернаторским ушам и как быстро и бесславно потерял право голоса. Но всё же, если войны не избежать, то давай повоюем, а наше главное оружие прибережем для крайнего случая.

– Всё рыцаря из себя строишь... Думаешь, она оценит?

– Я не думаю… И не жду. Я благодарен ей за то, что вытащила нас с Генычем из задницы.

– А разве вы не из-за неё там оказались?! – ехидно напомнил отец.

Прямо сейчас мне совсем не хочется с ним спорить, взвешивать его решения и обсуждать чистоплотность его методов. Потом… Когда я буду в состоянии рационально мыслить и отвяжусь от навязчивого образа, не позволяющего нырнуть с головой в работу. Поэтому мне нужно в приёмную.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Жень, – окликнул отец, – ты Эллочку не трогал бы...

Сканирует он меня, что ли?

– Пап, я сам разберусь с Эллочкой.

– Только давай, чтобы без разбитых женских сердец, а то Наташка нам с тобой не простит. Она и так мне весь мозг уже вынесла своим Эльчиком. Ты знал, что они дружили в детстве?

Я молча кивнул и тихо вышел из кабинета.

В отличие от отца, я умею двигаться неслышно. И в награду мне выпадает возможность целую минуту наблюдать, как Элла, тяжело вздыхая, вглядывается в маленькое зеркало и в очередной раз пытается придать своим рыжим волосам какую-то только ей ведомую форму.

Из недр памяти внезапно всплывают строки, которые я озвучиваю хриплым басом: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»

Рыжуля вздрагивает, зеркальце падает из рук, и два карих глаза взирают на меня с укоризной.

– Жень, ну ты что, я ведь испугалась!

В этом упрёке ни грамма кокетства или фальши. Удивительно, но даже кардинально меняя образы, она продолжает оставаться собой. Смотрю, как тонкие пальчики с короткими бесцветными ногтями снова касаются волос. Такие обманчиво хрупкие пальчики…

– Тебя что-то беспокоит, Эл-ла?

Я прячу улыбку и стараюсь выглядеть серьёзным, потому что сейчас моя девочка изучает меня с новым интересом. Словно решая, стоит ли посвящать меня, несерьёзного раздолбая, в архиважные женские проблемы.

И я, всю жизнь избегающий тупых бабских заморочек, сию минуту готов нырнуть в них с головой. Я даже не прочь поучаствовать в многочасовом шопинге, если буду уверен, что на финише мы оба встретимся в примерочной кабинке.

– Женя, мне так неуютно и неловко… Прости…

Это голос создан, чтобы произносить моё имя, поэтому я заочно прощаю за всё.

– Почему неловко? – не забываю изобразить на лице участие.

– Мне бы в порядок себя привести, – она краснеет и снова трогает волосы. – Я же совсем оказалась не готова к преображению. Чувствую себя какой-то замарашкой…

Ну да, а в образе Милашки ты была прямо чудо как хороша! А хотя… местами была.

– А что надо сделать-то? – я реально не понимаю, зачем так много слов.

Пожимает плечами, опускает глаза и снова приглаживает свои волосы. На хер она их обрезала?

– Жень, мне бы… Если бы мне можно было уйти пораньше…

– Зачем? – невольно повышаю голос.

Какое, на хер, «пораньше»?! Меня и так скоро разорвёт!

– Эл-ла-а, просто скажи, что надо! Одежда, косметика, массаж… Обед из пяти блюд…

– Душ, – произносит почти шёпотом и прикрывает лицо руками.

Душ? Чёрт, слово как слово, а реакция, как на «минет». Хотя, у меня сегодня на любое её слово реактивная отдача. Но слово «душ» заряжает меня позитивом и вселяет надежду на скорое исцеление от сильно напряжённого одиночества. К тому же я получил отличную возможность побыть добрым волшебником.

– Любой каприз к твоим услугам, детка! И совершенно не надо никуда уходить, – я протягиваю руку. – Со мной пойдём.

– А… куда? – следует вопрос, но её тонкие пальчики уже доверчиво вложены в мою ладонь. И я целую их раскрытыми губами, не разрывая зрительного контакта. Моя девочка прерывисто вздыхает…

– Я покажу тебе приват-комнату для избранных сотрудников, Эл-ла…

Геныч позвонил совсем некстати, а поскольку пару часов назад мы перетёрли все насущные вопросы, вызов я проигнорировал и приглушил. Друг меня поймёт и простит.

Комната отдыха, а вернее, двухкомнатные апартаменты, находящиеся этажом выше, были оборудованы по типу гостиничного номера и достались нам от прежних арендаторов. Мы не отказались, усовершенствовали удобства, и – да – служили они для самых избранных, то есть меня и отца. Долгое время я пытался увлечь сюда Диану, но… не срослось. Не знаю, как отец, но лично я отдыхал здесь всего лишь три раза, и все три – один. Кажется, настало время внести разнообразие в своё тухлое одиночество.

– Прошу, – распахнув дверь, я пропускаю Эллу внутрь и следую по пятам, пока она осматривается.

Приклеив руки к карманам, я сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не наброситься на неё и не напугать.

Убеждаю себя в том, что я спокоен и не озабочен! Так и есть. Понимаю – малышке нужно время, и я даю его… Терпеливо считаю про себя… до семи…

Так, ну всё! Хватит!

Элла успевает только коротко ахнуть, когда я, резко развернув её к себе, прижимаю к своему телу – к груди, к животу, к паху… Её «Ах!» очень вовремя раскрывает этот рот для вторжения моего языка – так, как я хочу! Вижу, как дрожат опущенные ресницы и отпускаю себя, прикрыв глаза… Позволив себе чувствовать… Так, как ещё не было! Так, как я скучал по этому рту!.. Этим губам! Сминаю их!.. Прикусываю… Облизываю… Её податливые и мягкие губы… Мой персональный манок… наваждение. В пальцы, сжимающие её нежную шею, бьётся частый пульс. Такой же частый, как мой… бьющий в висках, в груди… в паху… Вторая рука, пробравшись под одежду, наконец, добирается до груди, сжимает... А-р-р-р! Слюнообмен будто у бешеных животных. Я сейчас и есть животное – голодное, ненасытное. Её пальчики впиваются в мои плечи, оттягивают волосы на затылке… Глухо рычу ей в рот и ловлю ответный стон.

Моя-а девочка… Только я буду тебя трахать!

62

Рваный треск!.. И звонкий цокот по плиточному полу. Похоже, это лопнуло и покатилось под плинтус моё терпение.

– Ой, моя пуговица!

Ну вот – и пуговица тоже…

– Женька, ты как медведь! – задыхающийся шёпот Эллы.

В её обвинении столько восторга, что медведь во мне довольно урчит и теперь изгнать его из малинника – дело довольно хлопотное, если не сказать, невозможное.

– Женька! Женечка… Подожди… Ну ты что творишь!.. – её ладошки упираются мне в грудь в попытке оттолкнуть, отстраниться. Растрёпанная, с лихорадочно блестящими глазами, Элла жадно глотает ртом воздух.

– Хочу, чтобы ты станцевала на моём шесте, Эл-ла-а… – мои дорвавшиеся ладони собственнически шарят по обнажённому телу, гладя, сжимая… – Такой ответ сгодится?

– Пошляк, – тихо смеётся, откидывая голову, и открывает свою шею для поцелуя. И её руки снова порхают по моим плечам, лицу, волосам.

– Да-а-а, детка, ты моя должница, – оставляю на шее и ключицах дорожку поцелуев-укусов, тут же зализывая, и стискиваю девчонку слишком сильно, вдавливая в своё тело. – Ты ведь не завершила приватный танец.

– Какой ты дикий!.. А-а-ах… И такой сильный!.. Мой Женька!..

Этот отрывистый шёпот совершенно сносит мои тормоза, и по полу звонко прыгает очередная пуговица. Да на хер их все! Моя девочка больше не станет носить такое! Пытаюсь нащупать застёжку на её брюках… Да кто эту херь придумал?!

– Нет, Женя!.. Нет… пожалуйста… – стонет, всхлипывает, продолжая одной рукой сжимать мои волосы, а второй отталкивает меня.

Протест не слишком убедительный, и в её жаркой мольбе так неуместно слово «нет»…

– Да, Элла, да!.. – наконец, нахожу эту чёртову молнию сбоку. Кто так делает! Руки оторвать изобретателям!

И в тот момент, когда я справляюсь с грёбаной застёжкой, моя сирена врубает заднюю.

– Женечка, ну нет же! Хватит! Успокойся! – гибкое тело, извивающееся в моих руках, никак не способствует моему спокойствию. – Мы же на работе! Что скажет Александр Андреевич?!

– Да мне пох... – хочу обозначить свою позицию, но взметнувшаяся ладошка зажимает мне рот, а карие глаза смотрят с упрёком.

– Не надо так говорить, Женя, тебе совсем не идёт, – бархатный голос звучит мягко, лаская слух и взрывая нервы. – Ты же такой умный… такой... красивый!.. И совсем не грубый…

– Да я про хрен хотел… – оправдываюсь, дыша ей в ладонь, и удивляюсь самому себе. И тут же прикусываю тонкую кожу с внутренней стороны вкусно пахнущей ладошки.

Тихое «Ай!» и низкий хрипловатый смех плавят мой мозг, отдаются спазмом в горле, сдавливая его словно жёстким ошейником. Длинные пальцы легко хлопают меня по губам и тут же гладят, ласкают, заставляя утробно урчать и жадно ловить прикосновения.

– Не сейчас, Женя, – уговаривают чувственные губы и целуют, и шепчут...

Что – опять?! Бл@@@дь!

– Ты ведь обещал предупредить отца, не подводи меня… Пожалуйста, Женя! – медленно проводит языком по моим губам. – Ты же видишь, мне и так нелегко... Я ведь намного слабее, чем ты, не выдержу… Не мучай сейчас, потерпи... Хороший мой, Женечка, – шепчет и гладит меня, осторожно, как присмиревшего зверя, не подозревая, что оглушённый медведь во мне уже на поводке и готов к дрессировке.

– Откуда же ты взялась такая, Эл-ла-а? – провожу большим пальцем по отметине на скуле, а она трётся, как кошка, щекой о мою ладонь, дышит рвано, горячо и снова шепчет моё имя…

– Женька мой!.. Я всегда была близко… ждала тебя… давно ждала, Же-эня-а… Так давно!..

Совершенно очумевший от обрушившихся на меня эмоций я не в силах выпустить её из рук. Потребность овладеть своей самкой почти на первобытном уровне, и разум еле сдерживает звериные инстинкты.

– Прости… прости, Женечка! Только не сейчас… – отстраняется мягко, но настойчиво.

– Ты была с кем-то после меня? – в этом рычании я с трудом узнаю свой голос и до онемевших рук стискиваю свою соблазнительную сирену.

Она шипит от неожиданной боли, и я отпускаю, опомнившись. Делаю шаг назад, поднимаю подрагивающие ладони.

– Как?.. – Элла обнимает себя за плечи и округляет глаза, будто не понимает… – С кем?

– Тебя кто-нибудь…

– Нет! – делает шаг ко мне и снова прижимает пальчики к моим губам. – Ну что ты, Женя, конечно, нет… Разве я смогла бы? Глупый… Какой же ты глупый!

Не то слово – клинический идиот!

Не помню, чтобы позволял хоть одной из моих подруг называть меня глупым. А сейчас стою и улыбаюсь, как полный придурок! И верю! Снова ей верю.

– А сбежала от меня почему?

Короткая пауза для тяжёлого вздоха. И карие глаза заглядывают, кажется, в самую душу. Даже сейчас я вижу, что они разные – не справляются линзы с уникальной особенностью моей девочки.

– Ты назвал меня чужим именем, – розовеет и опускает глаза, как будто это она в именах заблудилась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Да я не мог!..

– Смог, – тихое грустное эхо.

– И ты сразу решила, что я не в твоём вкусе?

Снова поднимает глаза и застенчиво улыбается.

– Ты ведь знаешь, что нет, Женя.

Киваю, с трудом сдерживая торжествующую улыбку – конечно, знаю.

– Я о тебе тогда думал, ни о ком больше, – признание даётся со скрипом, но ЕЁ счастливая улыбка тут же подтверждает, что оно того стоило.

– Правда, Жень?

Усмехаюсь – бля, как школьники на первом свидании!

– Правда, Элла.

Прижимает кулачки к лицу и смотрит на меня своими блестящими разными карими глазами.

– Станцуешь для меня, Элла?

– Да… Только для тебя, Женя.

Со мной! Подо мной… На мне…

– Женечка, я очень волнуюсь… Подождёшь меня в приёмной?

Покладисто киваю, как болванчик, и, сжав руки в кулаки, разворачиваюсь к выходу.

Куда ж я денусь-то теперь?

Торможу у самой двери.

– Всё, что тебе может понадобиться, найдешь в ванной комнате. И не торопись…

Но лучше бы тебе поспешить!

– И закройся изнутри, – предупреждаю уже за дверью.

Я дождался, когда щёлкнет замок и прижал пылающие ладони к прохладной двери. Упёрся лбом и прикрыл глаза, выравнивая дыхание…

ПиZдец какой-то! Вот же аномалия на мою голову!

***

В приёмной меня встретил отец и намётанным оком мгновенно оценил мой внешний вид.

– Ты решил награждать своим кубком самые лучшие кадры?

– Это какие такие кадры? – искренне удивляюсь, потому что давно не шалю с сотрудницами «СОК-строя».

– Тебе как, всех перечислить? Ниночка! – ехидно и торжественно объявил отец, припомнив случай трёхлетней давности.

Торжество напускное, потому что к Ниночке, как позднее выяснилось, он сам примерялся. Но пока отец прицеливался, его смазливую помощницу обаял я. Спас, можно сказать, семейную лодку от большого шторма.

– Пап, ну ты и вспомнил! Это когда было-то?! Я же здесь ещё не работал, считай!

– Элла где? – гаркнул он. – Или у неё вдруг появились особые привилегии? Так я это мигом исправлю.

И что-то меня сорвало... Ну, я и выдал отцу всё, что  думаю…

О своей внезапной командировке в Алушту, об их с матерью планах пробить моим х*ем тропу в рай, о суке Вике с её статусным папашей, о потребительском отношении к Диане, злоупотреблении услугами Одиссея и о том, что с их появлением чуйка и мозг главы «СОК-строя» заметно притупились. Свои соображения о Ниночке тоже высказал, раз уж отец сам о ней упомянул. А в финале я изъявил желание пойти поработать на стройке, предложил отцу подтянуть на моё место Наташку и пригрозил отправить Викиной семье официальный посыл на х*й! И только потом культурно попросил не домахиваться сегодня до Эллы.

После моего негромкого, но жёсткого и доходчивого пояснения отец сильно пригорюнился, а я свалил к себе кабинет, пока не успел раскаяться в своём демарше. К тому же Геныч уже задолбал названивать.  

– Геныч, ты жучок к моим нервным клеткам примотал? – рявкаю вместо приветствия. Тем более, уже здоровались сегодня.

– Жек, я дико извиняюсь, если помешал тебе денежки считать.

– Посчитал уже. Вещай давай!

– Это ты вещай. Ты уже проложил мост доверия к нашей рыжей лисичке? Или она тебя больше не хочет?

Ради этого было четыре пропущенных звонка?

– Геныч, ты ж знаешь, я верю в свою харизму. Ты только об этом хотел поговорить?

– А почему нет? У меня весомый повод волноваться, особенно когда ты на звонки не отвечаешь. А то вот так придут посетители к тебе в офис, а ты там сидишь, привязанный к стулу со своей могучей обнажённой харизмой! А твоей Милашки уже и след простыл! Помашет рыжим хвостом…

– Она Элла, – раздражённо перебиваю.

– О как! Серьёзный аргумент для тесной дружбы.

– Геныч, ты там Максу надоел, что ли? Какого тебе надо?

– Неучтивец! Я тебя хотел на ужин позвать, а ты мне не рад.

– Прости, брат…

Знаю, что Геныч дуркует и сроду не обидится, но в качестве извинения за грубость выдаю ему в красках сегодняшнее явление Виктории.

– Вот сука оху*вшая! Ну кто она? Сейчас – распальцованная дочь первого советника, а завтра – презренная дырка и наследница отставного пиZдабола. Жек, ну почему люди краёв не видят?

– Так то люди…

– Вот! Эх, был бы мой батя морально устойчивым, сейчас бы губер у него в советниках ходил. Ничего, Жек, жизнь – она полосатая! Ты один ток к этой шмаре не лезь пока!

– Разберусь!

– А друзья тебе на что? Я разве допущу, чтобы ты натворил какую-нибудь ху*ню… без меня?! Но Эллочка наша, скажу тебе – огнище! Ток ты смотри, проследи, чтоб твоя безумная бывшая рыжулю нигде не встретила. Береги! Пожми от меня её нежную рыжую лапку и чмокни в правую булочку.

– Доберусь – в обе чмокну.

– Доберётся он… на гору, что ль, лезешь? Харизму наголо – и вперёд! Чего греха таить, раз все не против?

– Пошёл ты!.. – я всё же начинаю ржать.

А Геныч прав… О том, что Вика захочет отомстить, я как-то не подумал. А должен был.

Работа вообще не прёт. В голове кипиш, за окном – ливень, время – шестой час…

И Элла где?

63 Элла

На ватных ногах я подошла к двери и повернула замок. И только теперь выдохнула. Бессильно прижалась грудью к двери. Прислонилась щекой... И поняла, что я здесь не одна. Как поняла? Наверное, моё гулко колотящееся сердце почувствовало присутствие Жени. Он здесь, за дверью. И не важно, что дышит, как загнанный бык… или как медведь… Зажмурившись, я улыбаюсь – мой медведь… Неважно, что я слышу… Чувствую я его сердцем.

И когда шумное дыхание стихает, я всё равно продолжаю его чувствовать. И от этого моё сердце щебечет, заходясь от счастья!.. А мне хочется мурлыкать и танцевать, и тереться об эту бездушную дверь, за которой так же неспокойно, как и моё, бьётся горячее сердце моего любимого медведя. Моего Женьки.

Я ещё долго стою, не двигаясь, и прислушиваюсь к тишине. Женя ушёл, и мне хочется верить, что он не успокоился до такой степени, чтобы перестать думать обо мне.

Наконец, вспоминаю, для чего я здесь нахожусь, и начинаю осматриваться. Просторно, чисто, светло и ультрасовременно. Но как-то… не слишком уютно – не по-домашнему. За окном уже стемнело и в холодном белом свете потолочных лампочек на стекле блестят крупные дождевые капли. Ну и февраль!

Я пересекла огромную комнату и заглянула в тёмную спальню. Зажгла свет. В груди неприятно кольнуло. Кого ещё он приводил сюда? Как часто отдыхал на этой широкой кровати?.. И с кем? Возможно, я лишь одна из многих… И даже если предположить, что из НЕмногих… Легче ничуть не становится.

Ещё несколько минут назад он хотел меня как безумный. Наверняка на моём теле остались следы. Ревновал!.. С ума сойти! ОН МЕНЯ РЕВНОВАЛ! И даже не пытался это скрывать. И представить хоть на миг, что на моём месте могла быть другая… Пусть даже не сейчас, раньше… Нет! Не хочу об этом думать!

Этот наполненный страстью взгляд... Этот рычащий шёпот... Настойчивые и такие умелые губы... Сильные нетерпеливые руки... И сердце... мощными толчками отдающее в мои ладони... Всё это только для меня!.. Моё! И... ЭТО... Чувствую, как запылали щёки, и усмехаюсь. Ох и дурная! Обучаю взрослых тёток искусству соблазнения, а сама краснею, как девственная гимназистка при слове «член». Что я, членов не видела, что ли?! Три раза! Если не считать хобот Жоржика, который, ввиду своих аномальных размеров, часто и не вовремя мелькает перед глазами. Но я привыкла воспринимать его, как досадное недоразумение и не разглядываю, конечно. А Женькин я разглядела хорошо и запомнила... подробно. И вот он, к слову, тоже только мой!

Я решительно погасила в спальне свет и отправилась на поиски ванной комнаты. Она нашлась быстро и поразила своими размерами и интерьером. Прав был Женя, когда сказал, что здесь я найду всё, что нужно. Интересная импровизация офисного СПА-салона – и пёрышки почистить, и отдохнуть с комфортом. Но мне-то сейчас точно не до отдыха, а вот пёрышки мои должны блистать, как у журавля перед брачным танцем.

Надо сказать, Женька свой ритуальный танец уже исполнил. В огромном, во всю стену, зеркале я разглядываю синяки от пальцев на своей шее, но вместо негодования испытываю удовлетворение. Вот медведь!.. Так и задушил бы в порыве страсти, а я бы, влюблённая дурочка, думала, что умираю от счастья.

Улыбаюсь своему отражению и удивляюсь, откуда взялась его страсть. В этом костюме от местного кутюрье я выгляжу такой смешной и бесформенной. А теперь на жакете ещё и двух пуговиц не хватает. А если без него… Смотрю на себя без жакета и понимаю, что в этой блузке «Здравствуй, пенсия!» я выгляжу ненамного привлекательнее. Но стройнее. И грудь сразу обозначилась.

Оставшись в одном нижнем белье, я придирчиво рассматриваю себя в зеркале. Слишком простенькое бельё. А ведь Инесса говорила мне, что бельё на женщине в любой ситуации должно быть роскошным – мало ли, где придётся раздеться. И чтобы педикюр идеальный, и ноги гладкие, и лобок без перьев. Я не спорю, но дорогих комплектов белья у меня всего три, и я берегу их для особых случаев. Инесса мне на это уверенно возразила: «Всё дело в том, Эллочка, что нам не дано предугадать, когда и где настигнет нас особый случай. Вот вышла ты в драных трусах за хлебушком, а на тебя сосулька упала! Так и поедешь потом в своих драных трусах в больницу. А то и в морг! Со стыда ведь сгоришь! Поэтому трусы на тебе всегда должны быть, как в последний путь! Да и всё остальное тоже!»

Отсутствие у меня драных трусов Инессу не урезонило. Должны быть сексуальными – и всё тут! Теперь, разглядывая свои розовые в белый цветочек хлопковые трусики, я со вздохом признаю, что Инесса права. Но разве я могла ожидать, что в образе… как там Женечка говорил?.. М-м-м… Милочки?.. А, Милашки – вот! Что в образе Милашки я способна разбудить в мужчине необузданного медведя… Такого я предвидеть не могла, да и Женю не ждала до конца недели… И это лишний раз подтверждает, что никогда не стоит пренебрегать мнением опытной Инессы Германовны. Больше не буду. А сейчас-то как быть?

Не сдаваться!

Тёплый душ смыл все сомнения, неуверенность и неприятные воспоминания. Я недолго полюбовалась на себя обнажённую и снова облачилась в свой офисный костюмчик. Подумала и сняла жакет. Уж лучше в пенсионерской блузке, чем в жакете без пуговиц. Чистые, уложенные феном, волосы заметно преобразили мою внешность, и теперь я себя чувствую намного увереннее. Надо же, Женя заметил, что я их отрезала. Знал бы он ещё, почему я это сделала! Я и сама не знаю…

Было очень плохо… Без НЕГО. Такие глупые мысли лезли в голову… даже вспоминать стыдно. А потом я вдруг решила сделать короткую стрижку. Очень короткую. И дерзкую татуировку на шее. До тату дело так и не дошло, потому что с текстом или рисунком я так и не определилась. А со стрижкой вмешалась Инесса, и сейчас я ей благодарна за эту длину до плеч. Мне кажется, я стала даже интереснее. И синяки за волосами скрыты.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Перед уходом я ещё раз оглядела себя в зеркале. Подумав, расстегнула на блузке две верхние пуговицы. Жаль, что в этой многофункциональной комнате не нашлось косметики. Правда, губы сейчас выглядят на пол-лица, можно и не подкрашивать – Женя мне их знатно покусал. Улыбаюсь, и на этой позитивной ноте покидаю своё временное убежище.

Надеюсь, Александр Андреевич меня ещё не уволил за прогул. Приёмную, ведомая Женей, я покидала, как сомнамбула, а опомнилась только на лестнице – я же на работе! Но Женечка меня заверил, что за вредность на производстве мне полагается дополнительный перерыв, а с отцом он без проблем этот перерыв согласует. Ну, а я была не в том настроении и состоянии, чтобы сомневаться. А вот теперь…

– Эллочка! Ай, как хорошо, что я не успел уйти, – мой босс, пасущийся возле лифта, развернулся и направился ко мне. – Ну вот! Совсем другое дело! Как можно было прятать такую красоту?!

Я смущённо улыбнулась и вдруг опомнилась:

– Ой, а разве Вы уже уезжаете? У Вас же встреча на пять назначена.

– Молодец, что не забыла! Но, во-первых, уже половина шестого, – Ох, ничего себе! – а во-вторых, встречу я сам перенёс на шесть, и в ресторане. Привык, знаешь ли, без помощников. Ну, что ты приуныла? Это не в твой огород! Твои предшественницы постарались. Так что иди завершай дела и домой. Да, и расписание на завтра мне вышли.

– Вам завтра к десяти на объект, – напоминаю о первом важном пункте.

– Да-да, я помню, будь оно неладно, – хмурится босс и уже поворачивается, чтобы уйти, но оглядывается. – И чтобы больше без этого маскарада мне! Ясно?

Он бросает неодобрительный взгляд на жакет в моих руках, но мне и не надо пояснять, что он имеет в виду.

– Ясно, Александр Андреевич. Простите…

– Ну, всё, проехали уже, – его взгляд задерживается на моей груди, и губы растягиваются в улыбке. – Ты у нас лицо компании. Поняла? Тогда действуй!

Около приёмной я замираю на мгновение, делаю глубокий вдох и открываю дверь…

64

Странно и неожиданно... В приёмной темно. На несколько секунд я в нерешительности замираю в дверном проёме. Падающий из коридора свет позволяет различить очертания мужской фигуры за моим столом. Ничего зловещего в этом нет, и на мысленный вопрос: «Ох, кто бы это мог быть?!» моё тело отзывается сладкой предвкушающей дрожью. Я отчего-то знаю, что сегодня… всё будет. И совсем не хочу этому сопротивляться... Делаю шаг внутрь комнаты и прикрываю за собой дверь. Теперь совсем темно, но мои глаза понемногу начинают привыкать.

– У нас проблемы с освещением? – спрашиваю в темноту.

– У нас проблемы с терпением, – прилетает грубоватый ответ.

С моих губ срывается тихий смешок.

– А можно включить свет? – спрашиваю заговорщическим тоном.

– Пока нет. Элла, ты заходила ко мне в кабинет в моё отсутствие?

Весь романтизм вместе с эротизмом мгновенно выветриваются из меня, уступив место растерянности. Неужели что-то пропало из кабинета, и теперь он думает на меня?

– Нет, Женя, зачем мне туда? – поспешно оправдываюсь и добавляю на всякий случай: – Честное слово!

В ответ он с досадой чертыхнулся и, резко подскочив с места, тут же оказался рядом со мной. Я даже испугаться не успела, как его руки обняли меня и притянули к себе:

– Извини, я полный придурок. Я не имел в виду ничего… А-а, совсем не умею делать сюрпризы, извини.

Он целует меня в висок, а большие ладони поглаживают мою спину… почти целомудренно.  Я улыбаюсь, дыша ему в шею, и расслабляюсь. Сюрприз… Мне кажется, это совсем не похоже на Женю, которого я знаю. Хотя… что я могу о нём знать? Осторожно, едва касаясь, я обнимаю его руками, и в этой тёплой ласке есть что-то щемяще волнующее… Чтобы вот так тихо греться в его объятиях. И чувствовать отклик… и быть нужной ему сейчас… и не казаться навязчивой. Ведь он сам…

– Пойдём со мной, – Женя почему-то переходит на шёпот и, отстранившись, берёт мою руку и подносит к своим губам. – Пойдём, Элла.

И целует внутреннюю сторону ладони… и дышит жарко.

Пойдём, Женя! Куда хочешь пойдём! На край света… За край… Только продолжай целовать. И смотреть на меня вот так, как сейчас.

Я послушно следую за ним. Оказывается, далеко идти не надо – мы делаем несколько шагов и останавливаемся перед его кабинетом. Женя заходит мне за спину, протягивает руку и распахивает передо мной дверь.

Ах!.. Как это?!

Небо над нами – небо?! – усеяно звёздами. Далёкими и близкими, тусклыми и яркими… И падающими, оставляющими за собой длинный хвост из звёздной пыли.

– Нравится? – шёпот мне в затылок.

– Да, – бормочу растерянно. – Но у тебя ведь белый потолок… кажется…

– Тебе не кажется, он белый. Но с сюрпризом!

– Это люминесцентная краска? – несвоевременно проявляю чудеса сообразительности, рискуя испортить волшебный сюрприз. Да что это со мной? Нервы… это всё нервы…

– Это звёзды, Элла, – короткий смешок.  

– А-а, ну да…

За окном взбесившаяся природа шумным ливнем обрушивает на город тонны воды. А посреди этого буйства… мы вдвоём… под звёздным куполом. Романтичная дурочка во мне готова поверить, что любимый мужчина подарил это чудо именно мне… Но прагматичная реалистка скрипит ехидным голоском: «О, да, пока ты разглядывала цветастые трусы в зеркале, озадачиваясь извечным вопросом закомплексованных девственниц «дать иль не дать», твой медведь, не покладая лап, зажигал для тебя звёзды в потолке!»

– Красиво, – упрямо затыкаю невесть откуда взявшийся голос, но он прорывается: – Давно у тебя… такое небо?

– Не очень, – отвечает уклончиво и осторожно подталкивает меня в спину. – Проходи, это ещё не всё.

Женя обходит меня, быстро и уверенно двигаясь в темноте, и наклоняется над… не вижу над чем. Я прохожу в центр кабинета, не сводя глаз с потолка. И правда красиво. Но… для кого же он их зажигал? И, словно подслушав мои мысли, Женя поясняет:

– Мне нравится слушать музыку в темноте, а из окна не всегда видны звёзды, – в подтверждение своих слов он машет рукой на окно, за которым бушует настоящий водопад.

– А я люблю дождь, – произношу будто в пику его сюрпризу и, опомнившись, добавляю: – И звёзды очень люблю, и… музыку тоже… 

Может, мне лучше совсем молчать?

– Расслабься, Элла, – насмешливый голос явно свидетельствует о том, что моя нервозность не осталась незамеченной. – Я тебе помогу, малышка.

И в кабинете вдруг становится намного светлее.

– Иди ко мне, Эл-ла-а…

Женя делает шаг в сторону, открывая моим глазам низенький передвижной столик, на котором ярким оранжевым светом полыхают две пузатые свечи.

Ох!..

И я, как бабочка, на этот тёплый свет…

И лишь подойдя совсем близко, понимаю, что это светильники. А пламя дрожит, как живое. Вот она какая… романтика… в век высоких технологий.

– Тебе нравится? – Женина рука скользит по моей спине и скромно ложится на талию.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Да, – отвечаю не слишком уверенно и понимаю, что на искренний восторг меня не хватит.

– Выпьешь со мной? – его губы касаются моей щеки, опаляя кожу горячим дыханием.

– Да-а, – я прикрываю глаза, забывая о чём был вопрос. Сейчас только ДА…

Рука с моей талии медленно ползёт вверх, пробирается под волосы и ложится на шею. Пальцы поглаживают нежную кожу, а я запрокидываю назад голову, прижимая его ладонь, и трусь о неё затылком.

– Какая отзывчивая девочка, – шепчет он мне в губы, едва касаясь. – Я сейчас…

Женя отстраняется от меня и отходит к рабочему столу. Ну, заче-э-эм?! Кажется, прямо сейчас у меня терпения гораздо меньше, чем у него. Я слежу за тем, как он хлопает выдвижными ящиками и тихо ругается себе под нос. Да что он там ищет? И почему сейчас? Перевожу взгляд на свечи и только теперь обращаю внимание на бутылку вина и два фужера. Внезапно очень захотелось пить.

– Прости, малыш, рядом с тобой я тупею и становлюсь забывчивым, – Женя уже рядом. Довольно улыбается и, подхватив со стола бутылку, быстро, с тихим чпоком, разделывается с пробкой.

«Шампанское», – понимаю с нарастающей жаждой и с нетерпением наблюдаю, как пузырится и пенится в фужерах золотистый напиток. Сейчас мне невыносимо хочется пить! И ещё ощущать на своём теле Женины руки и губы. Не знаю, чего больше… Наверное, сначала пить.

– За тебя, Элла, – Женя подаёт мне фужер и с коротким звяком прикасается к нему своим.

Я молча киваю, потому что в горле абсолютно пересохло и, поднеся фужер к губам, выпиваю залпом. Дикарка! Острые пузырьки бьют в нос и последние капли проливаются мимо рта, стекая по подбородку… Ой-ё! Раззява! Я вскидываю руку к своему лицу, но Женя её перехватывает. И вторую тоже…

И такой у него взгляд… Непроницаемая тьма.

Наверное, так выглядит синее море во время ночного шторма. Страшно... Волнующе... Завораживающе!.. И меня накрывает эта стихия! Поглощает... Закручивает, не позволяя вздохнуть. И я захлёбываюсь в этой волне... Когда его язык облизывает мою шею, подбородок… требовательно раскрывает мои безвольные губы и врывается в рот. Этот поцелуй неистовый, голодный, головокружительный... И пьяный… с привкусом игристого вина.

Одной рукой Женя за мгновение справляется с молнией на моих брюках, и те просто падают на пол. Сильные пальцы, зарывшись в мои волосы, давят на затылок, гладят и сжимают мою шею. Женя разрывает поцелуй резко, оставляя на моих губах ощущение потери. Отстраняется, вынуждая меня опустить руки. Смотрит жадно… Дышит тяжело…

– Я хочу видеть твои глаза, Эл-ла, – говорит сипло... полушёпотом.

А его пальцы уже расстёгивают мою блузку. Слишком быстро. Звук разбегающихся по полу пуговиц я воспринимаю отстранённо и равнодушно. Сама расстёгиваю манжеты на рукавах и жадно слежу за диким тёмным взглядом...  

– Покажи мне свои глаза, – повторяет требовательно, а сброшенная с моих плеч блузка падает к моим ногам.

– Моя сумочка… она в приёмной… – я хочу объяснить, что мне некуда спрятать линзы, но получается путано.

– Да к чертям сумочку! Я хочу твои глаза! – настаивает мой любимый мужчина и одним быстрым движением сбрасывает с себя джемпер. – Покажи мне, Элла!

Я отворачиваюсь, неловко путаясь в брюках, застрявших на щиколотках. Под прожигающим спину взглядом балансирую, как канатоходец, выпутываясь из дурацкой обуви и широких брюк. Дрожащими от волнения руками извлекаю линзы, и одна тут же падает на пол. Ощущаю прикосновение горячих пальцев, и бюстгальтер перестаёт сдавливать грудную клетку. А я без сожаления выбрасываю вторую линзу. Женины руки скользят по моей спине, талии… разворачивают меня, и наши взгляды встречаются…

В одних трусиках я чувствую себя беззащитной, но он притягивает меня к себе… Защищая… Лаская моё тело мучительно… невыносимо медленно…

– Моя Элла… – звучит, как стон. – Я обещаю быть нежным.

От прикосновения его рук по телу, как колючие пузырьки шампанского, рассыпаются мурашки. Его пальцы касаются моей груди, ласкают и сжимают твёрдые чувствительные соски, а под моей кожей разливается болезненно-острое наслаждение. Я не в силах сдержать стон и его тут же заглушают горячие губы. Крадут моё дыхание… выпивают мою волю.

Добровольно покорная, я прикрываю глаза, позволяя себе подчиниться моему мужчине… Мечтая раствориться в этих невероятных ощущениях…

Мои руки уже смело и ненасытно ощупывают, гладят, царапают его большое сильное тело. Мало… Мне так мало! Я хочу его до изнеможения… до безумия! Хочу делать всё, что ему нравится!.. Быть такой, от которой он не сможет отказаться… Быть необходимой для него… Любимой!..

С ума по тебе схожу, Женька мой!..

Его губы ласкают мои плечи, ключицы… Что-то горячо и бессвязно шепчут… Касаются груди и с рычащим стоном обхватывают сосок… Я вскрикиваю и до судорог в пальцах впиваюсь в его плечи, чувствуя, как электрические разряды пронзают моё дрожащее тело…

Тело, которое ждало только его…  

65

Так приятно и непривычно чувствовать себя маленькой и хрупкой рядом с моим большим и сильным Женькой.

– Красивая... Какая же ты красивая, Элла!..

И ты очень красивый, Женя!

Об этом говорят мои влюблённые глаза, и он всё понимает... улыбается.

– Потрогай его, Элла...

Мне не нужно переспрашивать, я все понимаю и трогаю, глажу... Мне нравится...

– Сожми...

Сжимаю несильно. Его член большой, очень твёрдый и... красивый.

– Можно сильнее, не бойся, – тихий нервный смешок и тяжелое дыхание. – Вот так, моя девочка...

Со страхом, любопытством и желанием я жду, что он попросит, как тогда, в наш первый раз... «Отсоси у меня». Я готова к этому и, надеюсь, у меня всё получится... Я на всё для него готова. Но Женя не просит...

Он опускается передо мной на колени, оставляя дорожку поцелуев на моём теле. От этих чувственных прикосновений по животу волнами пробегает дрожь. Его руки не перестают меня гладить и сейчас скользят по ногам, по бёдрам...

– М-м... какие ножки! – шепчет он, проводя губами у самого края трусиков. – Ты ведь не против, если мы  снимем этот лоскуток...

Это не вопрос, но я согласно киваю, не в состоянии вымолвить ни слова от шока. Женька... единственный мужчина в моей жизни, моя, как я думала, несбыточная мечта... И на коленях… Передо мной!

Его рука поглаживает меня между ног через ткань, а я мысленно умоляю: «Да сними ты с меня, наконец, эти ромашки!»

Слышит... Снимает аккуратно и медленно.

Ну, быстрее же!

Я в нетерпении дрыгаю ногами, и Женя усмехается.

– Торопишься, маленькая? Тихо-тихо, мы всё успеем. Подними ножку... теперь другую. Умница, послушная девочка.

Я с досадой наблюдаю, как мои розовые трусики занимают почётное место на столе между фужерами, но тут же забываю о них... Потому что чувствую Женины пальцы… во мне. Очень трудно устоять и я вцепляюсь в его плечи.

– Держись, Элла, и ножки расставь пошире. А лучше давай вот так, – поднимает мою ногу и ставит себе на плечо.

Ох...

Я продолжаю быть послушной девочкой. Каждое его слово усиливает моё возбуждение... И эти пальцы, ласкающие так нежно и... О, боже! Это же не может быть!.. Я поверить не могу, что он делает это со мной... для меня. Его губы, язык творят невероятное. И я готова воспламениться от стыда и восторга.

– Ты очень вкусная девочка, Элла.

Вкусная... послушная... и совершенно дезориентированная...

– Женечка, хватит! Я не могу больше!

Это настолько остро и нервно!.. Дрожь сотрясает всё тело... Невозможно устоять! Я, как безумная, вцепляюсь ему в волосы и скулю...

Женя отстраняется резко, поднимается и, обхватив мои бёдра, отрывает меня от пола.

– Обними меня своими красивыми ножками, Элла.

Я очень покладистая и отзывчивая – обнимаю ногами, руками, целую в губы...

Спасибо, мой Женька!.. Спасибо!

Он отвечает на поцелуй, всасывает мой язык, прикусывает губы... Восхитительно больно и сладко. Удерживая меня на руках, садится в кресло.

– Давай сама, моя вкусная... Опускайся на меня...

Одной рукой он сжимает член, а второй гладит мою шею, слегка сдавливая.

Сама...

Я опускаюсь невыносимо медленно, с восторгом ощущая, как он наполняет меня... Вся дрожу и, кажется, взорвусь в любую секунду...

– Аш-ш-ш... Какая же ты, Элла!.. Какая!..

– Люблю тебя, Женя!..

Мы громко выдыхаем в одно мгновение и начинаем двигаться... под музыку дождя. Сейчас я исполняю свой главный и самый восхитительный танец с моим идеальным партнёром. Это чистая импровизация, головокружительное безумие и моя дикая... горько-сладкая... обнаженная любовь.

Если прикрыть глаза, тактильные ощущения ярче и острее. Именно так требует мое тело. Но сердцу этого недостаточно, оно трепещет от созерцания. Когда я вижу, как темнеют от страсти его глаза, с каким восторгом ласкает меня его взгляд, как напрягаются и перекатываются мышцы в сильных руках... Как капельки пота блестят на висках, широких плечах и груди... как соприкасаются наши разгоряченные тела... Я должна это видеть, чтобы моё счастье было полным!..

Мне необходимо слышать его рваное дыхание, рычание, глухие стоны... влажные, бесстыдные и оттого ещё более возбуждающие шлепки… свой беспорядочный шёпот, прерываемый быстрыми поцелуями... шум дождя за окном... и его голос, зовущий меня по имени. Я должна всё это слышать, чтобы моё счастье было бесконечным!..

Влажный воздух наполнен запахом страсти, дождя... нашим прерывистым дыханием... Его восхищением... Моей любовью!..

Мы ускоряемся, и я совсем пропадаю в своих ощущениях, теряю контроль... Почти ничего не вижу... уши заложило... Все нервы оголены... Открываю рот в беззвучном крике... И тело, потерявшее вес, уносится в искрящемся разноцветном вихре в пронзительную высь...

Чтобы спустя мгновения осыпаться на бренную землю отяжелевшим тускнеющим песком.

Не могу пошевелиться и даже открыть глаза.

– Малыш, ты здесь? – игриво шепчет Женя.

Щетина колет мою влажную щеку. Мне хочется сказать, как я люблю его, и как это было волшебно… Ах, как это было! Но я лишь молча улыбаюсь, распластавшись на его широкой груди.

Мне очень хорошо. Спасибо, любимый…

Я не знаю, сколько пребываю в вязком состоянии полусна. Ощущаю обнимающие меня руки, целующие губы… Очень приятно. Мысли такие рассеянные… И вдруг одна, тревожная и запоздалая, заставившая меня распахнуть глаза и отстраниться от моего мужчины.

– Жень!.. А… мы ведь не предохранялись…

Опускаю глаза, осматривая своё тело. И следы нашей близости на моём животе.

– Да ладно?! – смеётся. – Далеко же ты улетела! Но не бойся, детка, я успел.

Уже вижу, что успел, и немного смущаюсь. Теперь-то чего краснеть?

Женька улыбается. Весело ему!

– Прости, у меня есть резинка, но… Так уж с тобой случилось… без пальто. Но ты ведь только моя девочка?

Я не совсем понимаю, какой подтекст заложен в его вопросе, но киваю.

Конечно, я только твоя!

– Тебе понравилось, Элла? – спрашивает вкрадчиво и гладит меня по плечам, спине.

– Это было… – я протягиваю руки и, зарывшись пальцами в его волосы, тянусь к насмешливым губам. – Это было очень пронзительно, Женя.

– Ну, так ведь я тебя пронзил, – шепчет мне в губы и целует.

66

Невозможно выразить словами то, что сейчас творится в моей душе. Нестерпимо хочется выплеснуть в танце разрывающие меня эмоции. Наверное, я так бы и сделала, но исполнять без трусиков танец, насыщенный гимнастическими элементами, не слишком комфортно. А Женя категорически против всего, что способно помешать ему разглядывать и трогать мое тело. Везде и беспрепятственно трогать! И вторгаться в него...

Я всего лишь хотела попить водички после изматывающего сеанса любви. Выскочила в приёмную к кулеру... Там и настиг меня Женькин реактивный фаллос в резиновом пальто. И когда только успел принарядиться?! Я так боялась, что нас услышат припозднившиеся сотрудники «СОК-строя»!.. И почему-то возбуждалась от этой мысли. Даже не подозревала, что я настолько испорченная.

На губах ещё не растаял вкус поцелуя и тело сладко ноет после ласк моего неутомимого мужчины. Я с жадностью выпила целый фужер вина и откинулась на спинку кресла.

– Да ты у меня, оказывается, пьяница, Элла! А может, лучше водички? – с непередаваемой интонацией интересуется Женя.

– Угу, попила уже! – я пытаюсь изобразить укоризненный тон, но начинаю хихикать, как дурочка, вспоминая, что в приёмной так и не донесла до рта стакан с водой.

Кажется, я всё же опьянела от игристого вина и Женькиных ласк. Мне совсем не хочется выглядеть перед ним глупой, а как вести себя в его присутствии, я пока не знаю. Поэтому сама наливаю себе вино, чтобы занять руки, ну и рот, если пауза затянется.

Хозяин кабинета с фужером в руке прохаживается передо мной совершенно голый и ничуть не смущается. А чего, собственно, ему стесняться с таким великолепным телом. Хотя и обо мне он говорит то же самое. Я вижу, что он искренне так думает, и мне это очень нравится. Сердце замирает каждый раз, когда я ловлю на себе его восхищённый взгляд и чувствую себя красивой и желанной. И так необыкновенно слышать, с каким удовольствием он произносит моё имя. Смакует его.

Наверное, мне, неискушённой и неизбалованной, это только во вред, потому что мысли срываются с поводка, и я ничего не могу с этим поделать. Мне уже хочется считать себя его девушкой, представлять, как мы, обнявшись, смотрим какой-нибудь фильм и вместе смеёмся над ним... А потом наши тесные объятия приводят к неизбежному – мы занимаемся любовью... Долго... нежно... чувственно... И он шепчет, что любит!.. А на самом пике наслаждения просит выйти за него замуж. Нет, на пике он просить не может... Значит, после. Наверное, ради приличия мне следует задуматься над предложением... Хотя бы на несколько секунд. Но даже в мыслях я уже пищу и подпрыгиваю... Лёжа на кровати?! Значит, уже не лёжа. И бросаюсь ему на шею, выкрикивая многократное «Да!» Хм… Эдак он может решить, что поторопился связывать себя узами брака...

– Элла, ты совсем меня не слышишь? – голос Жени, прозвучавший совсем близко, заставляет меня вздрогнуть.

– Прости, Жень, я задумалась…

– Надеюсь, обо мне? – он присаживается перед креслом, в которое я забралась с ногами, и гладит мои бёдра, целует колени.

– Я всегда думаю о тебе, – отвечаю, как есть.

Наверное, я слишком опрометчиво раскрываюсь... И пусть! Ведь это же правда!

– Значит, я счастливчик, – урчит по-кошачьи мой медведь и прикусывает меня за щиколотку.

Я тихонечко взвизгиваю и с блаженством запускаю пальцы в его густые чёрные волосы.

Это очень щедрый комплимент, ведь на самом деле счастливица я, потому что имею возможность вот так прикасаться к любимому мужчине. Когда-то, в нашу первую ночь, я подумала, что ради испытанного удовольствия в его объятиях даже умереть не жаль. Но сейчас я совсем не хочу умирать. Хочу жить и испытывать это счастье снова и снова. Засыпать хочу рядом с ним!.. И просыпаться от его поцелуев. Разве я мечтаю о невозможном? Хочу вместе с ним слушать музыку и смотреть на звёзды

– Женя, а дома у тебя тоже есть звёздное небо?

– Хочешь посмотреть? – довольно улыбается.

Всё же мне стоит как-то фильтровать свои высказывания. Получается, будто напрашиваюсь. Хорошо, что в полутьме незаметно, как пылают мои щёки.

– Нет, я просто подумала...

– Не-эт? – удивляется. – Очень зря! Тебе обязательно понравится, Элла. Потолок в моей спальне просто создан для того, чтобы в него смотрели твои глаза. И нет – там у меня не звёзды. Но только для тебя это зрелище станет уникальным.

– А для тебя?

– Ну-у... пожалуй, и для меня тоже, – смеётся. – Но если ты будешь рядом, то абсолютно точно!

– Женя, а что у тебя на потолке? – я заинтригована, теряюсь в догадках и заражаюсь его веселостью.

– Сама увидишь, моя маленькая дьяволица.

Ох, неужели правда увижу?

– А ну, иди-ка ко мне, – командует Женя, – а то я уже сильно соскучился по моим сладким девочкам.

Он рывком подтягивает меня к себе, обхватывает ладонями мою грудь и зарывается лицом. Целует, облизывает... рычит и мурчит. И волнительно остро, и… смешно…

– Кажется, женская грудь – твой фетиш, Жень, – я обнимаю его, улыбаюсь и едва сдерживаю стон удовольствия.

– Твоя грудь, Элла... Только твоя!..

А я уже точно знаю, чем это для нас закончится. Хочу ли? Ещё как! Я вся в нетерпении! Но...

– Женечка, Женя, подожди... У тебя ведь нет больше...

Слово «презерватив» никак не хочет ложиться на язык, а «пальто»... ну, это  как-то... Но Женя меня понимает.

– Не бойся, малыш, я буду осторожен... Обопрись руками о кресло, – разворачивает меня к себе спиной и надавливает на поясницу. – Я успею...

Не успел! Даже войти не успел...

За окном громыхнуло так, что я с перепугу едва на колени не рухнула. Спасибо моему медведю – придержал.

– Жень, а что это? – шепчу, повернувшись лицом к окну.

– Гром? – то ли спрашивает, то ли отвечает.

– Так зима же... – напоминаю тихо.

А в ответ – очень громко, опровергая мои сомнения, небо оглушает очередным раскатом. На улице завизжали автомобильные сигналки, а мы, как по команде, рванули к окну, в которое настойчиво продолжает барабанить дождь.

– Ни ху...хрена себе! – потрясённо прокомментировал Женя.

А новый раскат грома бабахнул так, чтобы мы даже не сомневались – это именно он.

– С ума сойти! – я прижимаюсь к Жене. – Сейчас только грозы не хватает...

Обнажённое тело моего мужчины отзывается мгновенно...

– Будет тебе гроза! – обещает он, подталкивая меня к столу.

Под очередной грохот я уже полирую обнажённой грудью Женин рабочий стол. Никакой нежности и осторожности... Сейчас мы спариваемся, словно дикие звери, – неистово, жёстко… И так мне тоже нравится.

За окном – конец света! Но у нас здесь свой собственный локальный ураган!.. Мой медведь таранит меня грубо и грязно ругается сквозь зубы… А я еложу по столу, как тряпичная кукла, и хочу ещё сильнее. Потревоженные мной документы разлетаются со стола в разные стороны…

Плевать! Ещё, Женя!  

Кажется, я повторяю это вслух… И получаю в награду мощный толчок. Пытаясь удержаться, задеваю компьютерную мышку и…

Хочу ослепнуть, оглохнуть и ничего больше не чувствовать!..

И никогда не видеть эти пронзительные жёлтые глаза на заставке ожившего монитора!

Фото Дианы во весь экран!.. Смуглая безупречная кожа…

И очередной грубый толчок, приближающий меня к монитору…  

Совершенные сочные губы и этот взгляд… Обжигающий и леденящий... Смеющийся над распластанной на столе влюблённой девчонкой… Взгляд, бросающий вызов: «От меня ему не уйти!»

«Посмотрим, ведьма!» – шепчу ей… И дерзкий образ размывается в пелене моих слёз…

Я царапаю короткими ногтями столешницу. А удерживающие меня руки с силой сжимают мои бёдра. Больно!.. В груди очень больно!

Ещё толчок… Глухое рычание за спиной… И раскалённая добела сетка молнии озаряет наш тесный мирок, в котором только что сгорело моё короткое счастье. Мой жалобный всхлип тонет в оглушительном раскате грома. Тело НЕ моего мужчины замирает, тесно вжимаясь в меня. Ладони на бёдрах вибрируют от напряжения. Моё тело дрожит от рвущихся наружу слёз…

– Вот с-сука! – рычит позади меня удовлетворённый зверь…

67 Женя

Моя девочка!

Я понимаю это по отклику моего тела. По тому, как мощно толкается в венах кровь, отзываясь на вибрации её голоса… Как по-звериному трепещут ноздри, жадно вдыхая её запах… Как неистово бьётся сердце, когда эти губы стонут… шепчут… выкрикивают моё имя.

Моя Элла!..

Хнычет… дрожит… выгибается… зовёт… Всё это по-особенному… Так, как умеет только она…

Моя уникальная!..

Неразбавленный кайф!

Аномалия бушует за окном, распаляя наше помешательство. Аномалия извивается в моих руках, подводя меня к острому финишу… До судорог в мышцах… звона в ушах… болезненной пульсации в паху!..

– Ещё, Женя!

Лови, малышка!

Врезаюсь до упора. Вот так!

Пот застилает и щиплет глаза. Смаргиваю и… встречаю режущий рыжий взгляд… И не сморгнуть!.. Снова застукала, ведьма! И развидеть – никак! До боли сжимаю веки, ловя ускользающий экстаз. Нет, сука!..

Упираюсь взглядом в дрожащее тело и с нарастающим безумием жадно слежу, как жёстко и уверенно пробивается к финишу мой бывалый закалённый боец.

Вот так! Хорошо! Сейчас…

Не сразу понимаю, что искры в моих глазах – вовсе не итог слетевшей от эйфории крыши, а солидарная с моим настроением очумевшая природа. Гроза в феврале – очень символично для моего уникального опыта.

Одновременно с накатившей слабостью снова встречаю хищный взгляд Дианы.

– Вот с-сука! – с досадой приветствую неожиданную шпионку.

Я е*лан!

Вариант, что Элла могла не заметить заставку на огромном мониторе, мной даже не рассматривается. Мной рассматриваются взмокшие волнистые волосы, длинная шея, чуть подрагивающие плечи... Мне по-прежнему всё нравится. Я очерчиваю ладонями распростёртую передо мной на животе обнажённую девичью фигуру. Начиная от круглой попки, пробираюсь выше и Элла вздрагивает от моих прикосновений. Подсовываю ладони ей под грудь и тяну к себе мою сладкоголосую сирену.

– Малыш, ты не успела в этот раз?

– Ты тоже, – отзывается глухо, а меня накрывает запоздалым осознанием.

Бл@дь! Я е*лан в квадрате!

Отступаю назад, выходя из неё. Хотя... чего теперь-то уж дёргаться?

– Прости, – прижимаю её спиной к своей груди и целую влажную шею. – Вот видишь, как ты опасно на меня действуешь, совсем мозги растерял…

– Боюсь, здесь нет моей заслуги, – произносит полушёпотом, а тело под моими ладонями, будто вибрирующая натянутая струна.

Кажется, я понимаю, о чём речь, но делаю попытку сгладить напряжение. К слову, совершенно не свойственные мне манипуляции. Но моя уникальная девочка того стоит.

– Ну-у, отрицать не стану – матушка-природа здесь тоже внесла свой вклад. Ты вся такая… да ещё и молния – сплошные аномальные явления! Не мудрено, что меня немного контузило. Ты когда-нибудь слышала о февральской грозе?

Провожу языком по мочке маленького ушка, поглаживаю ладонями упругие мячики, задевая подушечками пальцев соски, и хмурюсь, не ощущая отклика. Я перестал её заводить?! Впрочем, ответа на свой вопрос я тоже не дождался. Поэтому не предпринимаю больше бесплодных попыток заболтать розовые ушки и разворачиваю Эллу к себе.

Электрическое пламя свечи мгновенно озаряет залитое слезами лицо... Ч-чёрт!

Больше всего я в себе ненавижу чувство вины. Особенно перед женщинами. Эта хрень похуже порчи будет.

– Ты почему плачешь? – получается резче, чем следовало. И чем хотелось бы. Это от злости. На себя.

В её разноцветном взгляде на миг мелькает удивление.

– От...хах... – губы кривятся в болезненной гримасе, – от счастья, Жень...  

Элла отстраняется, пытаясь меня обойти, но я удерживаю.

– Ты куда?

Вопрос заслуживает номинации на премию «Редкостный долбоёб», а откровенная насмешка на губах Эллы неумолимо приближает меня к победе.

– Хочу выпить, – она прикасается губами к моему плечу, – за счастье... Ты не против?

Расправив плечи, она плавно, скользящей походкой проследовала к столику с остатками пиршества. Лебедь!..

За счастье – да кто ж против? Я – так всеми пятью конечностями ЗА!

Впрочем, пятая, слабо дёрнувшись вслед лебединой заднице, тут же бессильно поникла, не разделяя общего счастья. А на смену «Лебединому озеру»* коварная память подсунула мне «Скорбную песнь о неумолимом роке»*... А мне б сейчас... «К Элизе»*...

Но моя оскорбленная Элиза намеренно дистанцировалась, и что-то мне мешает сократить эту дистанцию. Что-то в её осанке, в выверенной пластике движений... Словно танцует… дразнит меня. Она сливает остатки вина из бутылки, берёт фужер, играет выдохшимся игристым, вдыхает и подносит к губам...

Это какая-то х*иная дегустация... моего терпения!

– Что не так, Элла? – я продолжаю блистать интеллектом.

– А всё не так, как всегда, Женя. Разве нет? Сегодня очень необычный вечер.

– Ну да, – не смог не согласиться. И чувствую себя приблудным каменщиком на светском рауте возвышенных нудистов.

Элла допивает вино, отставляет фужер и теперь вооружается салфетками. Протирает внутреннюю сторону бёдер... Я делаю шаг к ней.

– Я помогу...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Я справлюсь, – уверенно и безапелляционно.

Отдать должное, со своим голосом Элла уже отлично справилась и теперь я, нервно сглатывая, наблюдаю, как она продолжает успешно справляться с последствиями моей безответственной забывчивости. И складывает использованные салфетки в опустевший фужер.

– Ты не волнуйся, мы сейчас заскочим в аптеку и купим таблетки... Ничего не будет.

– Конечно, – покладисто соглашается и, скользнув взглядом по моему телу, улыбается.

Ну-у, я всё же не железный! Вернее, теперь железный... местами.

Так, хорош!

Подхожу к своей длинноногой искусительнице и резко привлекаю её к себе.

– Ты с ума меня сведёшь, Элла! Такая ты... – Нахожу её губы, целую... А она уворачивается, выпутывается.

– Женя, подожди...

– Да чего тут ждать?! Всё, проехали уже! Ты из-за неё, что ли? – киваю на монитор... А ЕЁ и след простыл, и на погасшем экране только дрожащий свет свечи.

Ай, молодца! Напомнил, олень слабоумный!

– Женя, мне нужно, – Элла застенчиво улыбается, отстраняясь от меня. – Мне в туалет надо.

Она быстро надевает свои трусики, тянется к брюкам.

– Ну, пошли, – я с готовностью соглашаюсь и тоже начинаю одеваться. – А лучше наверх, там и душ примем.

– Нет, потом, – она, повертев в руках свою кофточку, лишённую пуговиц, отбрасывает её в сторону. – Сначала в туалет...

– Ладно, – сдаюсь и наблюдаю, как она натягивает свой дурацкий пиджак, на котором ещё сохранилось несколько пуговиц.

Не глядя на меня, Элла выскакивает в приёмную и хватает свою сумочку. Я тут же её перехватываю.

– А это зачем?

– Жень, ты что? – округляет глаза и тянет сумку на себя. – Мне же надо привести себя в порядок.

И я нехотя уступаю. Но следую по пятам. В джинсах, кроссовках и с голым торсом. Наверное, в её глазах я сейчас выгляжу абсолютным параноиком.

– Ты же не пойдёшь со мной в таком виде? – она резко поворачивается у самой двери. – Ещё не все ушли, Жень. Пожалуйста, не надо меня компрометировать.

На языке вертится, что в былые времена народ меня и не в таком виде лицезрел... Но, пожалуй, свой лимит идиотизма на сегодня я уже исчерпал.

– Потом ко мне поедем, – бросаю ей вдогонку, будто поводок накидываю.

И с удовлетворением ловлю её улыбку. С этого крючка ни одна не сорвалась. А Диану я не звал к себе домой. Поэтому да – ни одна.

Диа-ана... Надеюсь, ведьма, тебе сегодня не слишком громко икается.

Проводив Эллу взглядом, я метнулся к себе в кабинет и снёс на хрен заставку. Теперь глупо, конечно. Но лучше уж поздно. А с другой стороны... Чего я вообще так завёлся, будто у меня рыло в пуху?! Ну, баба красивая на заставке – и дальше что? Не мужика же мне сюда лепить! Потаращился на унылый экран и внедрил самую подходящую альтернативу предшественнице.

Выходя в приёмную, я оглянулся на монитор. Зубастая акулья пасть – то что доктор прописал!

Почти двадцать минут! Что там можно делать столько времени? Я нервно барабаню пальцами по столу и уже второй раз заглядываю в шкаф – сапоги и пальто здесь. Машины у неё нет... А вот службу такси никто не отменял... Бл@дь!

Срываюсь с места и спустя минуту врываюсь в женский туалет, насмерть испугав нашу уборщицу Веру, колдующую над своими спущенными трусами. Вторая кабинка пуста.

– Извращенец поганый! – напутствует Вера и мне по затылку прилетает рулон туалетной бумаги (хорошо, что неиспользованной!)

Пока спускаюсь в лифте на первый этаж, набираю отцу.

– Слушай, пап, почему у меня до сих пор нет телефона нашей помощницы?

– Может, потому что она моя помощница? – парирует он невозмутимо.

– Смешно! Пап, скинь мне номер, срочно! Очень срочно!

Дальше я не слушаю. Выпрыгнув из кабины лифта, мчу к будке охранника.

– Элла выходила отсюда?

– Евгений, а ты чего голый-то? – испытывает мои нервы разожравшийся мудила.

– Элла! Рыжая! Покидала здание? – повторяю, сжимая кулаки.

– А-а, с глазами, что ли? – быстро понимает мужик. – Так у неё пропуска не было! А что, украла чего?

– Где она? – теряю остатки терпения.

– Так давно уж свалила.

– Без пропуска?

– Ага, – обрадовался охранник, – она через вертушку сиганула, когда я её не выпустил! Куда ж мне за ней? Небось спортсменка? Прыгунья... с этим… с шестом!

Я устало прикрыл глаза.

Попрыгунья! На шесте!

********* 

!!! Под значком * – сплошь бессмертные произведения П.И. Чайковского.

68

«Остерегайтесь тех, кто хочет вменить вам чувство вины, ибо они жаждут власти над вами».

Старик Конфуций, как обычно, прав. Он бы ещё пояснил мне – почему, стараясь следовать его мудрым заветам, я всё чаще оказываюсь в заднице? Я не предал, не оскорбил… Да я почти голову потерял! Даже планы начал строить! Как же у баб всё просто – придумала обиду, оседлала её и поскакала без оглядки!

Ну и хер с тобой!

И в противовес импульсивному посылу я восьмой раз набираю её номер. Я уже, сука, все цифры наизусть выучил! А в ответ – ни х*я! Стёр её номер из записной книжки. Снова вбил. И тут, как колотушкой по затылку,  – слова Геныча: «Ты ток смотри, проследи, чтоб твоя безумная бывшая рыжулю нигде не встретила. Береги!»

А ведь у Вики ума хватит, но, главное, – ничего этой шмаре не будет! Высоко взгромоздилась, сучка, и тормоза совершенно потеряла. Да как можно вдруг стать такой тварью? Значит, было это в ней? А я не разглядел… Или не хотел видеть.

Отец на мою очередную просьбу – раздобыть адрес Эллы, разразился непереводимым негодованием. Мне же наша кадровичка ни за что не пойдёт навстречу. Острый зуб у неё на меня.

Наташка сняла трубку сразу.

– Ой, Женька, а как ты мне смог дозвониться? – радостно пищит сестра, и на миг я даже завидую её настроению.

– С помощью специального заклинания.

– Дурачок, я же серьёзно, – и хихикает, как дурная, – у нас здесь вообще нет связи.

– А ты где? – начинаю нервничать. – И что у тебя с голосом? Ты бухая, что ли?

Наташка запальчиво рассказывает про их развесёлую компанию, какую-то турбазу, лыжи… А я смотрю на ливень за окном и думаю, сколько же надо выпить, чтобы встать на лыжи.

– И не бухая я, а весёлая! А ты позвонил, чтобы испортить мне настроение? – внезапно ощетинивается мелкая.

Характер, как у матери! Но это наблюдение я оставляю при себе, вспомнив, зачем звоню.

– Вика с тобой?

– Нет, а что?

Собрав ошмётки терпения, я всё же выясняю, что с Викой Наташка сегодня не общалась и вообще в последнее время сильно разочарована подругой. Ну, надо же – прозрела! Хотя, кто бы говорил!..

– А что случилось-то, Жень?

– Завязывай уже с этой дружбой. Поняла? Ничего хорошего от этой суки тебе не перепадёт.

– Да мы и так в последнее время не очень, – мнётся Наташка. – Но ты же знаешь нашу мамулю, она вечно придумывает какие-нибудь мероприятия и тащит туда Вику. Мне иногда кажется, что им и без меня хорошо.

Мамуля!.. Так вот кому следует отвесить самое веское спасибо!

– Наташ, – я бесцеремонно прерываю её жалобы, – ты адрес Эллы знаешь?

– Ой, Жень, только старые адреса, но она ведь там не живёт уже...

Там не живёт… По адресу, где мы были пару лет назад, после паршивого инцидента, тоже больше не живёт. Какая неуловимая девочка!

– А я ведь искала её! – сокрушённо блеет Наташка.

– Но сейчас-то нашла! – начинаю злиться. – Почему адрес не знаешь? Ты же, вроде как, подруга!

– Жень, да какая там подруга! – Наташка неожиданно всхлипывает. – Я даже номер её телефона у папы спрашивала. Она как будто избегает меня, ничего о себе не рассказывает…

– Да неужели? А ты продолжай общаться с Викой, тогда и я тебя начну избегать.

Наташка обиженно фыркает, оправдывается, но, к счастью, связь обрывается.

Снова набираю Эллу – ничего! Да почему?! Что уж такого произошло? Мы только начали!.. И я совсем не готов закончить сразу же! Со злостью смотрю в бездонную акулью пасть на заставке монитора.

А ведь тебе, Леди Ди, даже неведомо такое понятие, как чувство вины?! Не так ли?

Сообщение мне даётся не сразу. Текст никак не клеится – не привык я к этой хрени…

«Эллочка…» – Людоедка, бля! Не то!

«Элла, возьми трубку!» – И ё*ни её о стену!

«Элла, просто ответь на чёртов вызов!» – И послушай, какой я неадекват!

«Элла, можешь и дальше продолжать игнорировать звонки…» – Ага, а без моего совета она не справилась бы!

Всё – не то!

Когда же, наконец, нажимаю «отправить», сердце грохочет, как перед прыжком на канате в пропасть. Кажется, даже тогда я так не дёргался.

«Элла, мне очень нужно знать, что ты в порядке и уже дома. Евгений».

Гипнотизирую экран мобильника. И на хера я подписал, что я Евгений? Чувствую себя полным кретином. И продолжаю гипнотизировать…

Ответ прилетает через восемь минут. Бесконечных минут! За которые в мою голову какая только херня не внедрилась.

«Всё хорошо, Женя, я дома».

И спустя минуту очередное входящее:

«Честное слово!»

Она бы ещё «Честное пионерское» написала! Но ловлю себя на том, что лыблюсь, как идиот. Одним головняком стало меньше, и на сегодня можно расслабиться. А завтра… Завтра она никуда не сбежит!

Звоню Кирюхе и каюсь, что до сих пор не у него. Обещаю приехать к нему в больницу на всю ночь. Ну, а что?! Его палата по комфорту не уступает моей спальне, и диван там отличный. И сейчас мне очень нужен мой здравомыслящий брат.

Немного поразмыслив, набираю буйномыслящему и перехожу на громкую связь, оберегая уши.

– О, Жека! А я сегодня благобухаю! Давай к нам!

– Геныч, ты охренел? У тебя ж завтра бой!

– Отбой, брат! Боец неожиданно обос*ался!

– И я его понимаю…

– Да ни хрена ты не понимаешь, у пацана реально острая диарея приключилась. Как не ко времени-то, а! Я ж почти на мели! Да ладно, похер! А мы тут Максимушку сватаем, тебя вот не хватает!

Геныч рассказывает историю стремительной любви Макса к соседке, которую я слушаю вполуха и думаю, какого хера я не снёс заставку сегодня утром, когда Макс обратил на неё внимание?

– Жек, ну ты что, едешь? – трубит уже неслабо поддатый Геныч.

– Не, я к Киру, хавчика ему куплю.

– Какого хавчика? Я ему сегодня домашних харчей навёз, как на именины! Так что вы там обожрётесь. О, кстати, я сегодня в «Ашане» на парковке его малышку-ниндзя видел. Такая цыпа, я тебе скажу, – на козе не подъедешь! Я к ней чуть ли не с объятиями, со всем русским радушием, а она нос задрала и типа не узнала меня! Чёт я обиделся, Жек! Я ж не в курсе их самурайских обычаев и по-японски, кроме «хуясе», ничего и не знаю.

– Придурок ты, Геныч, – начинаю ржать, – она так-то русская, а залётный папаша – не факт, что самурай. Может, кореец или таец…

Сигнал сообщения заставляет мой взгляд прилипнуть к экрану, хотя тупо ждать от Эллы очередное «Честное слово».

Но это и не Элла. Стиснув челюсти, я перечитываю текст и мне дико хочется жёстко отпиZдить эту суку.

69 Элла

Взгляд синих любимых глаз прожигает позвоночник, и я считаю шаги, торопясь свернуть по коридору за угол и укрыться хоть ненадолго...

– Потом ко мне поедем, – догоняют меня слова Жени.

Это он мне? Поворачиваюсь… Ну, а кому же ещё? Улыбается… Уверенный. Красивый. Сильный. Куда сильнее меня. Я улыбаюсь ему в ответ… Ох, Женька, могу ли я сопротивляться, когда ты смотришь вот так? Как же легко подчиняться тебе, забыться с тобой, раствориться и пропасть в твоих объятиях.

Скрывшись от острого взгляда, я обессиленно прислонилась щекой к стене, охлаждая пылающую кожу, выравнивая дыхание. Успокаивая себя... и не успокаиваясь.

Пусто... Без тебя так пусто внутри и можно вдыхать глубоко, заполняя пустоту живительным кислородом. Отдышаться немного, остыть... Чтобы снова в самое пекло! Туда, где заходится сердце… Пылают лёгкие, сжигая воздух… Болезненно и сладко стонут напряжённые мышцы… Где под жаркими поцелуями плавится моя воля…

Где так много тебя, Женя!.. И как ничтожно мало меня рядом с тобой…

Громыхая пустым ведром, мимо очень величественно прошествовала уборщица Вера. Промелькнула отстранённая мысль, что баба с пустым ведром – это нехорошая примета... И дурная примета внезапно сбилась с шага и обернулась, вперив в меня колючий неприязненный взгляд.

– Здравствуйте, – прошептала я чуть слышно и кивнула женщине. Хотя утром мы уже здоровались.

Вера, мнящая себя вторым человеком в компании (после Александра Андреевича), подозрительно сощурилась и поджала губы, даже не думая желать мне ответного здравия. «Не узнала», – догадалась я, краснея и ругая себя за растрёпанный внешний вид.

– От Женьки, небось, вывалилась? – бесцеремонно поинтересовалась женщина, подперев кулаком крутое бедро. – Ты смотри-ка, опять кобель за старое принялся! И ведь не стыдно молодым девкам свои щипаные курицы ему носить. А ему-то чего? Ему почёт! Но вы-то, мокрощелки, как только срамоты своей не видите?

Господи, что она несёт?! И не старая ведь женщина! Как же так можно?! От стыда захотелось зажмуриться и исчезнуть. Но Вера, заметив моё смущение, воодушевилась и разошлась ещё громче. А во мне вдруг поднялась такая волна ярости, что захотелось немедленно напялить на голову скандальной тётке ведро и настучать сверху.

– Немедленно закройте свой рот и отправляйтесь чистить туалеты, – я сделала шаг от стены, и женщина опасливо отступила назад, выставив перед собой железный инвентарь. Её лицо исказилось злобой.

– Ах ты, шалава кривая, думаешь, если на твою рожу кто-то позарился, так ты теперь важная птица стала? Да я вот сейчас ведром-то как на*бну и...

– И будешь кувыркаться в этом ведре до первого этажа, – прорычала я и решительно пошла на Веру.

Она испуганно попятилась, а всмотревшись в мои глаза, тихонько взвизгнула и рванула в туалет. Громко хлопнув дверью, женщина затихла, а я замерла посреди коридора, прижимая ладони к щекам. Агрессия улетучилась из меня так же быстро, как и нахлынула, оставляя растерянность и стыд.

Господи, что я творю? Я ведь действительно могла её ударить... А если нас слышал Женя?

Я выглянула в основное крыло. Дверь в приёмную оказалась закрыта. Вот только вернуться назад ещё страшнее, чем уйти. Как в глаза ему смотреть? Как верить? А верить так хочется!..

Вот и получила правду, красавица! На сотню деликатных людей всегда найдётся один бесцеремонный, который напомнит о твоём уродстве. И Жене не раз напомнят... И какой бы красивой он меня не считал, моё лицо никогда не украсит заставку его компьютера.

Я медленно спустилась по лестнице на этаж ниже и направилась к лифтам. Подальше от своей слабости… от искушения, от безумия. От подглядывающих жёлтых глаз.

На долгие объяснения с охранником меня не хватает. Пропуск остался в кармане пальто, но назад – мне никак. Перемахнув через преграду и не оглядываясь на возмущённый окрик, я с наслаждением врываюсь в дождливый февральский вечер.

Целую минуту я стою под проливным дождём, жадно вдыхая влажный воздух и совсем не ощущая холода. Всматриваюсь в тёмное хмурое небо… Неужели и правда была гроза?! Невероятно! Как и всё, что случилось сегодня между мной и Женей.

Я ловлю себя на том, что улыбаюсь, и понимаю, что совсем не чувствую себя несчастной. Почему-то прямо сейчас мне уже не страшно уехать и разочаровать Женю. Воображаю его растерянность и смеюсь, подставив лицо дождю. Я вернусь сюда завтра. И буду готова взглянуть ему в глаза. Ну разве я не журавль? Мокрый, взъерошенный и немного пьяный. И не то чтобы очень гордый... Но ведь Жене об этом неизвестно!..

Гордо встряхнув прилипшими к лицу мокрыми волосами и весело хлюпая дождевой водой в офисных дурацких тапочках, я решительно пошлепала к такси. Благо, этого добра у главной городской высотки всегда навалом.

Водитель смерил мою обтекающую фигуру недовольным взглядом, но я так вжилась в роль гордой птицы, что никаких возражений от таксиста не последовало. Наверное, его впечатлил мой серьёзный клюв, потому что на оперение без слёз не взглянешь.

И лишь когда машина тронулась с места, я вспомнила о расписании для босса. Безответственная и ненадёжная! Ну, а что ещё он мог обо мне подумать? К счастью, я дублирую всё в телефоне.

На экране мобильника четыре пропущенных звонка от Инессы и шесть – от мамы. Ох!

Мама отзывается сразу:

– Мам, прости, пожалуйста, я не слышала! У тебя всё в порядке?

– Элиза! Ну слава богу! А где ты, дочь?

– Я с работы еду... домой. Ой, то есть к Инессе. Мам, а что случилось?

– Да ничего, просто поговорить хотела. Посоветоваться... А ты всегда так поздно возвращаешься?

Расстройства в мамином голосе я не услышала, но всё же какая-то нервозность просквозила, заставив меня насторожиться.

– Нет, мам, это я просто сегодня задержалась. Я смогу к тебе приехать! Только переоденусь...

– Нет-нет! – звучит чересчур торопливо. – Не надо приезжать, ты отдыхай... Я тебе сама перезвоню, как приедешь. Или у тебя сегодня ещё занятия?

– Занятия завтра... Мамочка, не пугай меня!

В ответ она засмеялась, и от сердца немного отлегло. Наверное, и правда посоветоваться. Что, впрочем, тоже необычно.

– Я перезвоню, Элиза, – как-то очень загадочно ответила мама и сбросила вызов.

И что это значит?

А то, что я опять едва не забыла о расписании. Отправив Александру Андреевичу сообщение вместе с извинениями, я вспомнила о звонках Инессы. Четыре раза звонила! Неудобно-то как! И тут мой взгляд споткнулся на светящийся зелёный крест и надпись «Аптека».

«Ты не волнуйся, мы сейчас заскочим в аптеку и купим таблетки... Ничего не будет».

Ничего не будет… Ничего…

– Остановите у аптеки, пожалуйста.

Мысли такие разные... Такие противоречивые... От них и больно, и сладко, и страшно... И очень нервно!..

– Мы так и будем стоять? – прогудел недовольный голос водителя.

– Что? – я встрепенулась, пытаясь осмыслить его вопрос.

– Вы попросили остановить у аптеки.

– Ой, да! Спасибо! – ловлю в зеркале заднего вида раздражённый взгляд таксиста. – Извините, пожалуйста, но давайте поедем.

– Так что, не будете выходить? – он повысил голос.

У меня что, на лбу написано «Припечатай, чем можешь!»?

– Я же Вам сказала – поехали! – скомандовала резко.

– Сами не знают, что им нужно, – проворчал нервный мужик и завёл двигатель.

Дождь на улице почти прекратился, а до дома осталось всего ничего. Мне вдруг так захотелось пройти остаток пути пешком, но… Я усмехнулась про себя. Вряд ли в таком виде мне удастся затеряться в толпе прохожих, а около площади и центрального сквера круглосуточно дежурят полицейские патрули. Попробуй объяснить им потом, что я гордый холодоустойчивый журавль.

– Вот здесь притормозите, пожалуйста, – киваю на угол дома, полагая, что стометровку преодолею без проблем.

– А заранее нельзя было сказать? – бухтит таксист, но всё же перестраивается в правый ряд и тормозит у тротуара.

– Хорошего вечера, – я расплачиваюсь с вредным извозчиком и под его хмурое «И Вам» покидаю тёплый салон.

Центральная улица сверкает яркой иллюминацией и здесь, невзирая на погоду, как обычно многолюдно и шумно. Сейчас, как никогда, я завидую хохочущим девчонкам, стоящим около кафе-ресторана в компании молодых громко ржущих парней. Им беззаботно, хорошо и весело, и дождик им нипочём.

Для меня же их обычное времяпрепровождение – целое приключение, потому что такого со мной никогда не было. Правда, и винить в этом абсолютно некого, ведь я сама столько лет избегаю шумных компаний. А теперь вдруг захотелось… шального безрассудства. И болтать о всяких глупостях, и весело смеяться над ними... И в кинотеатр пойти на любой дурацкий фильм, и в кафе – не для того, чтобы поесть, а просто за компанию, чтобы не одна... И на турбазу в компании друзей или на дачу...  Вот только у меня давно нет друзей. А Инесса... С ней, конечно, можно очень весело пошалить, но... это немного другое.

Кажется, это всё последствия чудотворного секса. Нет, секс был у Жени, а у меня... У меня, конечно, любовь! Напитавшая каждую клеточку, заполнившая меня до краев. И теперь из меня её ничем не вытравишь! Не стоит и пытаться!

Возможно, издали я бы не сразу узнала стройную фигурку в чёрном пальто, если бы не зонтик. Старомодный, с рюшечками и такой яркий, словно солнышко заблудилось дождливым вечером в тёмном дворе. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Я стремительно преодолела оставшиеся несколько метров до арочных ворот, отгораживающих двор Инессы от посторонних приблуд.

– Мам, ты почему здесь? Что произошло?!

– О, господи, напугала! – мама прижала руку к груди. – Элиза, ну слава богу! А я тут...

Мама замолкла на полуслове, с ужасом разглядывая меня с головы до ног.

– Элечка, доченька, что с тобой? Кто тебя?..

Я тоже окинула взглядом сверху свою подмоченную персону и нервно хихикнула. Я так испугалась, увидев маму, что напрочь забыла о том, как сама выгляжу. Пришлось блеснуть красноречием, приправленным искренней улыбкой, чтобы убедить маму в том, что это всего лишь весёлое недоразумение.

Со скрипом, но мама поверила. Зато наотрез отказалась сообщать, зачем приехала, пока я не оденусь по погоде и не высушу волосы. А идти со мной к Инессе она категорически против – дело у неё деликатное. Но якобы хорошее. Меня же теперь разорвёт от любопытства! И от стыда. Потому что я вдруг вспомнила, что так и не перезвонила Инессе. Вспомнила, достала из сумочки телефон и едва не выронила его из рук, когда обнаружила пять пропущенных звонков. Пять! Да как?! Наверное, громкая музыка около ресторана не позволила мне услышать. Но пять звонков?..

Этот номер я запомнила с первого раза, когда звонила Жене из офиса. Мне так хочется срочно перезвонить, услышать его голос… Но рядом мама, а я совсем не готова к объяснениям. Я не представляю, чем оправдать свой побег, а правда… она слишком сложная, чтобы я могла озвучить её прямо сейчас без риска быть непонятой. Или того хуже – показаться ему слишком замороченной и проблемной. Такая я и есть. Но такие никому не интересны.

Ну, позвони мне ещё раз, Женя!

– Тебе кто-то звонил? – интересуется мама, подглядев в экран и теперь с тревогой всматриваясь в моё лицо.

– Я потом сама перезвоню, это не очень важно, – отвечаю так потерянно, словно счастье проигрываю.

– Это мальчик? – догадывается мама.

– Это мужчина… которого я люблю…

70

Мама ожидает меня в кафе за углом, и мне следует поторопиться, но я медленно взбираюсь по лестнице, продолжая таращиться на погасший экран. Хочется перезвонить самой, но… Что, если Женя начнёт на меня кричать? У него есть причины злиться, а я сомневаюсь, что смогу беспристрастно принять его обвинения.

Голос Инессы я слышу, ещё не дойдя до нашей двери.

– Вот только не надо мне пиZду в лапти обувать!

Я невесело усмехаюсь – похоже, Жоржик снова попал в немилость. Ну что ж, судьба у него такая.

Дверь распахивается после первого звонка. И в это же время верещит Инесса:

– Не лезь, я сама открою!

– Ой, здравствуйте! – приветствую я Игоря Ивановича, прекрасно отдавая себе отчёт, что именно он сейчас видит.

Нет, я вовсе не неудачница! Я просто истеричная дура, собственными стараниями создающая себе проблемы. Ну чего уж теперь-то! Если продолжать позориться, то с огоньком. И я улыбаюсь сыну Инессы, как долгожданному родственнику.

– Здра-а-авствуйте! – отмирает Игорь Иванович. – И почему я не удивлён?

Врёт, как дышит, потому что от удивления у него глаза на лбу. И тут же под натиском маленькой сердитой женщины, кричащей «Отвали, толстый увалень!», ни разу не толстый Игорь Иванович грубо и бесцеремонно сдвинут в сторону.

Намётанным глазом Инесса сканирует мою радостную физиономию, никак не увязывающуюся с общим внешним видом, и командует:

– А ну, бегом в ванную!

Я даже и не пытаюсь ослушаться, потому что глаза её сына мечут молнии, а молний для меня на сегодня достаточно.

Стоя под горячим душем, я не могу слышать, о чём говорит в гостиной спокойный и интеллигентный Игорь Иванович, зато до меня доносятся отдельные реплики Инессы. Теперь я знаю, что её сын занудный и старообразный сноб, который суёт свой нос туда, куда не суёт кобель. И прекрасно слышу, в какое место ему следует отправляться со своими нравоучениями. Мне очень неловко покидать ванную комнату, пока он туда не отбыл, но меня ждёт мама, а фена на своём месте я не нашла.

Игорь Иванович обнаружился прямо за дверью и уже в верхней одежде.

– Здравствуйте, – ляпнула я от неожиданности. – А Вы разве уже уходите?

– Да! – рявкнула Инесса. – Он очень спешит!

– Нет, – мягко возразил мужчина и обратился ко мне: – Сначала мы поговорим, Элла.

– Поговоришь с пассажирами в самолёте! – не сдаётся Инесса, но я не могу игнорировать просьбу Игоря Ивановича, киваю ему и взглядом умоляю Инессу не скандалить.

Вот только как же моя мама?..

Я прошу пару минут и, уединившись с телефоном, звоню маме. Она отвечает не сразу, а когда принимает вызов, я слышу, как обрывается её смех. С кем она там смеётся?

– Мам, прости, закажи себе что-нибудь, я немного задержусь.

– Не беспокойся, солнышко, и не спеши, – нежно щебечет мама, повергая меня в смятение. – Я встретила здесь подругу и уже жду заказ. Только обязательно позвони мне, как выйдешь, а то вдруг я отлучусь.

– Хорошо...

Я растеряна. Такой весёлой я маму и не припомню. И мне бы радоваться, но отчего-то тревожно. Да ещё какая-то подруга... Всех маминых подруг я знаю, и она назвала бы по имени... И куда, интересно, она может отлучиться?

К Инессе с её сыном я присоединяюсь озадаченная и, забыв, что собиралась быть приветливой и улыбчивой. Но оно, как оказалось, и не к чему.

– Элла, я очень недоволен и разочарован, – хмуро заявил Игорь Иванович.

– Да ты с трёх лет такой! – вставила свои пять копеек Инесса.

А дальше я выслушиваю перечень претензий, бесконечно и грубо прерываемый негодующей женщиной, но всё же вполне понятный. Квартира прокурена, на столе ополовиненная бутылка текилы, а в спальне – о, ужас! – шест! И не только он!.. Три часа назад в этой же спальне обнаружился полуголый грек!

Я не знаю, где сейчас Жоржик, но радуюсь, что он не был полностью голым. Это ж какой страшный удар по сыновьим чувствам!

Все обвинения я приняла покорно и молча, но согласна лишь с одним – платить зарплату мне абсолютно не за что! И совсем не согласна с тем, что я бессовестная аферистка. А Инесса собственное несогласие обличила в такую тираду, что у меня даже коленки покраснели.

– Мама, да почему ты постоянно материшься? – повысил голос Игорь Иванович.

– А потому что амфиболичность твоих понятий вызывает у меня идиосинкразию!

– Чего-о-о?

– Иди на х*й – вот чего!

Под шумок я сбежала в прихожую и, вооружившись телефоном, страшно расстроилась, когда обнаружила ещё три пропущенных от Жени. Хоть плачь! Но не сейчас. Я быстро перевела все средства, выплаченные мне Игорем Ивановичем, обратно на его карту, и лишь после этого вернулась в гостиную и взяла слово.

– Игорь Иванович, простите, что изначально согласилась на эту работу, ведь мне действительно ничего не приходится делать. Тем более, я живу здесь бесплатно, – я отвернулась от Инессы, яростно крутившей пальцем у виска, и продолжила: – Я не потратила ни копейки из Ваших денег и даже не собиралась. Я всё равно хотела Вам их вернуть и уже сделала это, Вы можете проверить. Я бы сделала это раньше, но не хотела ссориться с Вашей мамой. Извините. Мне очень нравится жить у Инессы Германовны, но, клянусь, я съеду отсюда немедленно, как только она пожелает.  

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Доволен, крохобор?! – взвизгнула Инесса. – Советую тебе эти вшивые копейки потратить на визит к доктору, когда твоя Жоржетта вернётся из жарких стран.

– Хватит, мама! Я доверяю своей жене!

– Ага, раз пять доверься, но разок всё же проверься!

– Достаточно! – стукнул кулаком по столу Игорь Иванович. – Ты совершенно невыносима, мама! Тебе ведь уже седьмой десяток, а ты ведешь себя, как… как…

– Ах, вот оно как! – Инесса прикурила очередную сигарету и, как дракон, выдохнула дым через ноздри. – Ты, сыночек, решил напомнить маме о возрасте? Ты мой заботливый мальчик! А знаешь ли ты, Рюшечка, какой овощ вызывает обильные слёзы?

– Лук… – растерянно предположил Игорь Иванович, похоже, не надеясь ни на что хорошее.

– Хуюк! А тыквой по морде не хочешь? А то вон, лежит у меня на кухне!

Игорь Иванович обиделся. Мне стало очень жаль его. И пусть некоторые его обвинения показались несправедливыми, но всё же со своей колокольни он тоже прав, и понять его легко. Зато проявлять солидарность с Инессой оказалось совсем непросто. Поэтому я взяла нейтралитет, попросила мать и сына помириться и улизнула от семейных разборок, памятуя о собственной семье.

Спустя пятнадцать минут я вышла из подъезда и, прежде чем отправиться к маме, решила позвонить Жене. Теперь телефон у меня в руках, поэтому прилетевшее сообщение я вижу сразу.

«Элла, мне очень нужно знать, что ты в порядке и уже дома. Евгений».

О, господи! Он действительно обо мне беспокоится?! Да я не просто в порядке… Я счастлива!

И, конечно, пишу ответ. Долго пишу. Обстоятельно. А потом перечитываю и понимаю, что после такого послания он будет только рад, что я дома, а не рядом с ним. Тяжело вздыхаю, удаляю и пишу снова.

«Всё хорошо, Женя, я дома».

Сообщение улетает, а я ругаю себя за скупость и сухость. Как будто – отвали от меня, я в порядке. Что он теперь подумает?

«Честное слово!» – улетает вдогонку, а я готова провалиться сквозь землю. Детский сад!

Уже через две минуты я, счастливая и очень смущённая, вхожу в ресторанчик, расположенный на первом этаже нашего дома. И моя улыбка мгновенно тает…

Как много эмоций!.. Разные, такие противоречивые, они формируются в вихрь, способный разрушить мой привычный мир.

Радость! Внезапная, нежданная, бесконтрольная – папочка мой!

Злость! Яростная, беспомощная, упрямая – ты нас предал!

Нежность! Щемящая, робкая, невысказанная – я почти забыла, какой ты, папа...

Обида! Горькая... уже привычная – зачем ты здесь?!

Тоска! Ноющая, тягучая – я так скучала без тебя!

Жалость! Болезненная, пронзительная! – похудел и сильно поседел... папочка...

Он замечает меня сразу... и узнаёт... Ну надо же! Не сводя с меня глаз, папа медленно поднимается из-за стола и кривит губы в робкой виноватой улыбке. Кажется, ему тоже сейчас непросто. Я понимаю это по тому, как нервно и неосознанно он проводит большими ладонями по своим бёдрам, но тут же отдёргивает их и теперь трёт одну о другую.

Первый порыв – сбежать... уже отступает. Это так привычно и очень глупо. Я ведь уже не маленькая обиженная девочка, я – взрослая, самостоятельная женщина и... по-прежнему обиженная. Да и глупая тоже – что уж! Потому что все мои мысленные обвинения, брошенные папе в лицо, даже в моей голове звучат истерично и по-детски.

Я продолжаю стоять посреди зала, мешая, посетителям и официантам, которые вынуждены обходить меня, как неожиданно и не к месту воздвигнутый памятник скорбному, сильно повзрослевшему ребёнку.

Папа торопливо и неловко выбирается со своего места, но его резко останавливает мама. Она что-то быстро говорит ему, отчего папа хмурится, и повелительным жестом заставляет его оставаться на месте. Как это знакомо… Мама уже села на своего командирского конька и теперь скачет ко мне, скатав папин белый флаг в усмирительную плеть.

– Элиза, что с лицом? Тебе следовало позвонить, как я и просила, чтобы не стоять столбом, и я бы могла подготовить тебя к сюрпризу, – заявляет мама своим фирменным тоном, будто нежно поглаживает рукоятью кнута.

– Мама, зачем он здесь? – я надеваю крепкую кольчугу и опускаю забрало.

– Это твой отец! – раздраженно напоминает она. – Ты ведь не будешь закатывать истерику?!

Звучит очень несправедливо. До сих пор все мои истерики в присутствии мамы оставались протестующими молчаливыми криками, запертыми глубоко внутри. Спрятаны они и сейчас. И всё же я не могу не спросить.

– А Яков Иванович в курсе?

– Нет, конечно! – мама возмущённо фыркает. – Я сама ещё ничего толком не решила. Но твой отец устал уже подглядывать за тобой, словно шпион. Вам давно пора поговорить, Элиза.

О чём? Он отказался от меня! Не был рядом, когда мы так сильно в нём нуждались! Пусть катится к своей новой любимой семье! В свою поганую Москву! Ко всем чертям!..

Я всё же закатила истерику, но выдать её способны только глаза. Я молча киваю и на неверных ногах следую к столику, за которым в такой же молчаливой истерике бьётся мой папа.

Он быстро встаёт мне навстречу, опрокинув на стол наполненный вином фужер и даже не замечая этого.

– Здравствуй, Элиза, – голос его звучит сипло, а на висках блестят капельки пота.

– Я Элла, – это должно прозвучать с вызовом, но получается лишь тихий жалкий писк.

– Лиз... доченька, ты стала такой красивой и взрослой... – папин голос срывается, а в уголках глаз блестят слёзы.

Я не верю! Не верю...

Он очень несмело протягивает ко мне руку, срывая одним осторожным движением мои замки и засовы.

– Папочка, – шепчу почти беззвучно и, всхлипнув, делаю шаг в его объятия.

Я совсем забыла, как здесь хорошо и тепло... Узнаю... Вспоминаю… И долго, тихо и безутешно плачу.

71

– Ох, ебическая сила! – всплеснула руками Инесса, распахнув передо мной дверь. – Что ещё случилось?!

Получасовая прогулка на свежем воздухе помогла мне успокоиться и взять эмоции под контроль, но веки остались припухшими. И от Инессы сие безобразие, конечно, не укрылось.

– Я встретила папу, – улыбаюсь, а на глаза снова наворачиваются слёзы.

– Да неужто мимо пролетал? – пытается пошутить женщина, явно не готовая к моим слезам.

– Нет, – я быстро протираю глаза ладонями, – он специально ко мне прилетел.

– Ну вот и славно! Чуть позже мне всё расскажешь.

Инесса помогает мне раздеться, а в прихожей появляется Игорь Иванович.

– Рюшечка, мальчик мой, ну зачем ты снова оделся? – ласково воркует Инесса. – Останься хотя бы до завтра, сыночек, ляжешь в моей спальне.

Я приятно удивлена – похоже, за время моего отсутствия мать с сыном пришли к согласию и в семье воцарился мир. Правда, при упоминании спальни лицо Игоря Ивановича кривится.

– Спасибо, мам, но избавь меня от своей спальни. Я уже сыт по горло твоими новшествами. К тому же я говорил, что завтра утром у меня важная встреча в Москве.

В ответ Инесса лишь закатывает глаза и нарочито громко вздыхает, успевая украдкой мне подмигнуть. Игорь Иванович серьёзен и собран. Перед уходом он напоминает мне, как опасны физические перегрузки в пожилом возрасте и как долго срастаются сломанные кости. Он многозначительно кивает на загипсованную руку Инессы, после чего нежно обнимает маму, целует и мягко просит поменьше курить.

– Хорошо, дорогой, я постараюсь. Будь осторожен и передавай привет Жанне.

Обалдеть!

Но как только за Игорем Ивановичем захлопывается дверь, Инесса прикуривает и с наслаждением затягивается.

– Ну! – она выпускает длинную струйку дыма. – Давай, что ли, по порядку… С самого конца!

– Это надо обмыть! – подхватывается с места Инесса, как только я завершаю рассказ о папе.

Под её наставничеством я опрокидываю в себя стопку текилы и, задыхаясь от крепости, слизываю со своей руки соль, пропитанную лимонным соком. Вдогонку я отправляю в рот ещё пару долек лимона и запиваю весь этот коктейль кипячёной водой.

– Плебейка! – с грустью констатирует Инесса. – Ну что я тебе скажу, дочь моя... Давать своему отцу шанс или не давать – дело твоё. Но в отношения матери не лезь!

– Да я даже и...

– Вот-вот! Ты ещё яйцо неоперившееся! И так… на всякий случай – отец у тебя один, и ты у него, к счастью, тоже одна! Так что подумай хорошенько, прежде чем рубануть с плеча.

Да – у папы я одна. Хотя, помнится, уходил он к беременной женщине. Да какая там женщина! На тот момент ей было столько же, сколько сейчас мне. А уже через пару лет выяснилось, что ребёнок вовсе не папин. Наверное, какого-то другого лётчика. Но к тому времени, как раскрылась правда, папе уже было некуда возвращаться – мы с мамой его не ждали. Или это только я так думала...

– И о чём размечталась? – толкнула меня локтем Инесса. – Ты собираешься признаваться, кто тебя сегодня так потрепал и где твоё убогое пальтецо и мой прекрасный парик?

– А Жора-то Ваш где? – задаю встречный вопрос.

– Надеюсь, он не такой придурок, как ты, и не мокнет под дождём, а нашёл себе надёжное укрытие. Ты зубы мне не заговаривай! Пока я всё не узнаю, Жоржику звонить не буду. А к тому же вдруг Рюшечка на самолёт опоздает и назад вернётся. Итак, я слушаю – что у нас произошло?

Сколько же всего со мной сегодня произошло! А с кем, если не с Инессой, я могу ТАКИМ поделиться?! И я делюсь. Долго, смущённо, стараясь обходить интимные подробности.

– Это надо обмыть! – возбуждённо выкрикивает Инесса.

К слову, за время моего очередного повествования она уже не раз приложилась.

– Оху*ть! С этих новостей и надо было начинать!

– Вы же сказали – с конца, – я пожимаю плечами, Инесса соглашается, и мы снова выпиваем.

– Эх, маловато ты эту пиZдарванку приложила! Жаль, нельзя было руки ей переломать, папаша бы расстроился. Но ты не ссы! Если надо, мы и на эту шелупонь управу найдём!

Я подумала, что вряд ли можно назвать шелупонью советника губернатора, но спорить с Инессой не решилась.

– Ишь ты, гусь какой! – бормочет себе под нос Инесса, и уже громко: – Так! А сейчас мы займёмся твоим гардеробом! Ты у меня завтра затмишь весь офисный планктон и компьютерные заставки! А если сильно постараемся, то даже меня!

– Вас – это вряд ли, – я уже улыбаюсь. – А к тому же мои новые платья совсем не соответствуют дресс-коду.

– Свои обновки на выгул оставь, – небрежно бросила Инесса и направилась к большому антикварному шифоньеру. – Ты думаешь, чем набит этот древний сундук?!

– Да Вы что! – я смущённо и пьяно хихикаю. – Мне ни за что не втиснуться в Ваши вещи!

– Конечно! – не без гордости соглашается Инесса. – Зато моя внучка, знаешь, какая здоровенная лошадь?!

Я печально вздохнула, бросив взгляд в зеркало на свою... лошадиную фигуру.

Звонок домофона Инесса восприняла с энтузиазмом.

– Ага! А вот и наш загулявший мачо! И он нам поможет!

Звонок же на мой мобильный заставил моё сердце сделать кульбит… и застучать часто-часто…

Ответила я не сразу. Радость и волнение вспыхнули в сердце, сплелись и, ринувшись добивать мой бедный мозг, застряли в горле тугим пульсирующим клубком.

– Алло, – придушенным голосом обозначаю, что я здесь, внимаю каждому слову и вздоху.

– Эл-ла... – низкие вибрации его голоса заставляют мгновенно и остро пожалеть о том, что я сейчас не рядом с ним. – Элла, у тебя всё в порядке?

Я огляделась вокруг на всякий случай…

– Да, – это всё, на что меня хватает в то время, когда хочется казаться интересной, лёгкой, остроумной... Увлечь, заболтать...

– Ты сейчас дома? – вкрадчиво спрашивает Женя.

– Да... То есть нет… я… у тёти.

– На ночь там останешься? – зачем-то допытывается.

– Да.

– Элла, назови мне адрес, я заберу тебя утром перед работой, – тон Жени даже не предполагает моего отказа.

– Элиа-а! – громко и радостно приветствует меня Жоржик, сверкая белозубой улыбкой.

В ответ я машу ему рукой и показываю мобильник около уха, давая знать, что разговариваю. Жора понимающе кивает и демонстративно закрывает широкую улыбку на воображаемую молнию. Но поздно...

– Это кто там? – грозно спрашивает трубка.

Хороший вопрос!

– А это тётин... м-м… дядя, – выдаю самый тупой из возможных ответов и мне хочется постучаться головой о стол.

– Муж? – требовательно уточняет Женя.

Вот зачем это ему?

– Ну-у, почти…

Меня нервирует эта ненужная ложь, а с другой стороны – правда слишком запутанна и сложна, чтобы пытаться донести её прямо сейчас.

– Ну, ясно. Адрес диктуй, – нетерпеливо напоминает Женя. И мне совсем не нравится его тон.

– Жень, да зачем? Я ведь намного раньше прихожу, да мне и идти тут всего ничего.

– Элла, я не хочу, чтобы ты ходила пешком! Это понятно?

Я ошарашенно киваю трубке, испытывая странную смесь радости – он обо мне заботится! – и раздражения – плюс один к толпе людей, лучше меня знающих, что мне делать и как правильно жить.

– Малыш, ты почему молчишь, боишься засветить адресок? Может, ты и не у тёти?

Я озадаченно тру лоб – это что, ревность? Как-то это странно и не к месту...

– Женя, это дом, в котором находится салон «Леди Ди». Теперь ты понимаешь, что мне идти совсем близко?

– Хм, «Леди Ди»? А твоя тётя, случайно, не директор салона?

– Дарья? – я вспоминаю роскошную жену Виктора. – Нет, конечно! И, по-моему, она слишком молодая, чтобы быть моей тётей. А ты с ней…

– Да хрен с ней! – резко прерывает меня Женя. – Во сколько ты выходишь из дома?

Кажется, ему совсем неинтересно, о чём я говорю… Тогда зачем эти вопросы? Зачем меня встречать? Мне становится обидно и зло. И мой голос перестаёт быть трепетным и тихим:

– В восемь, – чеканю свой ответ.

Мне бы сейчас ещё сбросить вызов, но я не настолько смелая.

– А зачем так рано-то? – звучит неприкрытое возмущение, и мне уже не хочется продолжать этот разговор.

– Женя, а я ведь ни о чём тебя не прошу, и десять минут ходьбы мне только на пользу.

– Твои пальто и сапоги остались в офисе, если ты забыла. Ты же так торопилась от меня сбежать! Почему, кстати, Элла?

– Может быть, потому что нам не о чем говорить? А всё, что тебе было интересно, ты уже взял.

В динамике повисает напряжённое молчание, давая мне возможность осознать свои слова и испугаться собственной грубости. Но куда ж теперь-то – пятками назад?! Привлеченная моим резким тоном, из кухни выглянула Инесса. На её вытянувшейся физиономии такое изумление, будто у оставленного ею без присмотра хлипкого пинчера прорезался лай волкодава.

Тяжёлое сопение в трубке внезапно сменилось уставшим спокойным голосом:

– Это не так, малышка. Извини... Вечер выдался очень нервный.

– Из-за меня?

– Не только, но твой побег тоже не добавил позитива. Ладно, проехали. Завтра в восемь на парковке у салона. Я буду ждать. Спокойной ночи, Эл-ла!

– Спокойной ночи...

Мой любимый Женька.

***

– Это надо обмыть! – озадаченно молвила Инесса, недовольно глядя на пустую бутылку.

– Да поздно уже, – я взглянула на часы. – Извините, я сегодня своими проблемами вам всю голову забила. Это только с Вами я так разболталась.

– А с кем тебе ещё болтать-то? – искренне удивилась Инесса.

– Наверное, это плохо, что у меня нет близких подруг…

– Хм, девочка моя, это только куры кучкуются, а орлы парят над ними в гордом одиночестве. Считай, что мы с тобой две орлихи… орлицы… А-а-а! Мне больше не наливать, я уже достигла нужной степени мудрости. И сдаётся мне, что твой Жентёр не зря решил тебя пасти. Вот не зря! Небось, эта его шалава просто так не успокоится.

– Да я как-то её не боюсь. Что она мне может сделать? Ну, побесится немного… потявкает… Вику даже можно попытаться понять. Просто она старается любыми способами вернуть Женю.

– Ага, ху*в ей вязанку! Пошли на примерку, святая простота! – Инесса подскочила с места и тюкнула гипсом Жоржику по лбу. – Пойдём, будешь в составе жюри.

– Инесса, давайте не будем трогать вещи Вашей внучки, – вяло протестую, ощущая себя бедной родственницей.

– Элка, ты хочешь жить со мной в согласии? – угрожающе шипит Инесса. – Тогда соглашайся! И не делай мне беременную голову!

– Постараюсь, – улыбаюсь ей.

– Вот! К тому же шмотьё не её, а моё! Я его второй год закупаю, а эта транда всё не приезжает!

В два часа ночи гостиная напоминает склад женской одежды. Памятуя о том, как Инесса назвала свою внучку здоровенной лошадью, я приуныла. В обновках этой модной пони я чувствую себя мощной водовозной клячей. На груди либо трещит, либо вовсе не сходится.

– Да-а, в такую грудь Амур не промахнётся! – издевательским тоном заявляет Инесса. – А тут ни пуш-ап, ни капуста не помогают.

Она обречённо пошлёпала себя по плоской груди.

– Капуста – это ведь глупости! – бормочу я, вертясь перед зеркалом.

– Ну, почему же?! Эффект просто бомбический!.. Если утрамбовать пару кочанов за пазуху.

Квартиру огласило громогласное ржание Жоржика.

– О, видала?! – Инесса уличающе ткнула в него пальцем. – Иностранец, мать его греческую! Ни бельмеса по-русски, зато всегда знает, в каком месте гоготать. Это вот как?

– Лублу! – примирительно пропел Жоржик и послал Инессе воздушный поцелуй.

– Ну, я хотя бы знаю, что меня любят не за сиськи! – утешилась она и кинула в меня очередное платье. – А ну-ка, вот это ещё примерь. 

72

Поспать удалось лишь три часа, но это того стоило.

У девушки в зеркальном отражении красиво уложенные рыжие волосы, яркие разноцветные глаза идеально подчеркнутые профессиональным макияжем, полные чувственные губы и почти идеальная кожа... Если бы не... Но даже здесь Инесса постаралась на славу – издали шрам едва заметен.

Стройную фигуру облегает трикотажное платье цвета кофе с молоком. Длина на ладонь выше колена демонстрирует очень красивые ноги, а v-образный вырез выгодно подчёркивает высокую грудь. Вероятно, такой лук не соответствует дресс-коду, но я настолько себе нравлюсь, что готова рискнуть. Женя точно оценит.

– Красота – страшная силища! – восхищённо восклицает Инесса и добавляет перца: – Тебе бы ещё бёдра пошире или талию чуть потоньше...

– Тогда я была бы непозволительно красивой, – ничуть не расстраиваюсь. – При моём телосложении осиная талия мне не грозит. Зато у меня отличный пресс.

– Пф-ф, пресс! Так пусть уже пользу тебе приносит! Ты же демонстрируешь его старым тёткам да малым деткам! А жить когда начнёшь со своими десятью работами? Развлекаться, как положено юной девочке!

– Как только заработаю на развлечения, – я застёгиваю сапожки и надеваю новое пальто, подарок Инессы.

– Ох и дурища! Твои хотелки обязан мужик твой оплачивать. Должен же кто-то тратить его деньги! Привыкай, деточка. А дурочки, которые сами за себя платят, ночуют в девственных кроватках, обнимая плюшевых собачек.Ты, кстати, трусишки запасные взяла?

– Это ещё зачем? – округляю глаза.

– Ну, мало ли… Дано ли нам предугадать, кому и где придётся дать?!.

Я смеюсь, а Инесса громко рявкает Жоржику:

– Ну что ты развесил свои фаберже? На выход!

Невыспавшийся и без конца зевающий парень плетётся в прихожую одеваться. Ещё ночью Инесса распорядилась, чтобы Жора отправился со мной для подстраховки – а вдруг Женя не приедет! Честно говоря, такое мне даже в голову не приходило. К тому же мне абсолютно не понятны опасения Инессы. И уж совсем не хочется выходить из дома вместе с молодым мужчиной. Я нервничаю, заглядывая в телефон, ведь через три минуты у меня встреча с Женей, а я ещё в квартире.

– Хватит дёргаться! – командует Инесса. – Приличная женщина никогда не приходит вовремя!

Да плевать! Значит, я неприличная!

Не дожидаясь Жоржика, я мчусь по лестнице, перепрыгивая ступеньки и рискуя сломать каблуки. И только выскочив за ворота, я сбавляю шаг, выравниваю дыхание. И неторопливой походкой направляюсь к месту встречи. Сердце опять не в порядке – как автоматная очередь.

Но на парковке возле салона Жениной машины нет. Нет её и около ресторана… И у сквера… Нигде. Я ведь опоздала всего на четыре минуты…

Жоржик метрах в десяти от меня изображает зазевавшегося прохожего, но не забывает приглядывать за мной. А мне до такой степени стыдно! Зачем?! Ну зачем нужно было обещать?! Я ведь не просила!.. Не надеялась!.. Может, это такая месть? Да ну – глупо как-то… А может, он просто опаздывает?

Пять минут я разглядываю в телефоне Женин номер, стараясь не смотреть с сторону Жоржика.

Ещё через пять минут я нажимаю вызов и зажмуриваюсь. Зря я так боюсь диалога – Женя не отвечает. Три раза не отвечает.

Боже, ну какая же я дура!

Как же ещё меня надо приложить, чтобы выбить из дурной головы наивность и мечтательность?! Расквасилась, восторженная идиотка! Хватит! Усмехаюсь про себя, стоит лишь вспомнить, которое по счёту это моё категоричное «хватит!» Вот и сейчас, сидя на пассажирском сиденье Инессиного внедорожника, я пытаюсь наскрести в себе остатки самолюбия. Собрать эти хилые зёрнышки, посеять и взрастить неприступный частокол. А пока ещё ничего не выросло, я продолжаю поглядывать на экран мобильника и слабохарактерно посылаю звенящие от нервного напряжения мысленные сигналы в пространство: «Позвони мне... Позвони!»

Прокручиваю заново в голове наш вчерашний телефонный разговор, пытаясь хоть за что-то зацепиться, чтобы понять, почему он так поступил. Не понимаю. Женя и правда был раздражённым... Но это как раз понятно, учитывая мой побег. Однако он всё равно настаивал на встрече... Что могло изменить его решение? Проспал? А что – такой простой человеческий фактор!.. Но такой глупый и непростительный на фоне моих метаний.

Кто такая я в Женькиной огромной вселенной, наполненной вереницей ярких событий? Там множество красивых женщин, надёжные друзья, крепкая семья, статусная должность... Чего там только нет! А какое место у меня в его насыщенном интересном мире? Вчера, в острый момент близости, я чувствовала, что была очень важной для него... А впрочем, как и любая из женщин, которые были до меня.

Жоржик ведёт машину не спеша и осторожно, периодически бросая на меня сочувственные взгляды. Вот от них совсем невмоготу. Он уже не в первый раз порывается что-то сказать – дёргается, резко вдыхает, открывает рот и… насупленно выдыхает. Оно и к лучшему.

Внезапно наш автомобиль подрезает какой-то лихач, и Жорик едва успевает увернуться от столкновения. Теперь немногословного грека прорывает – он резко и отрывисто ругается на родном языке, а мне в голову в то же время залетает мысль – а вдруг несчастный случай?! Эта догадка настолько неожиданная и страшная, что вытесняет собой все попытки быть гордой. И я снова набираю номер Жени. И снова слушаю длинные гудки. И теперь боюсь ещё сильнее.

Я даже забываю сказать спасибо своему доброму водителю, когда тот останавливает машину напротив нужной высотки. Бросаю ему «пока» и мчусь сломя голову навстречу пугающей неизвестности.

Об отсутствии пропуска я вспоминаю лишь приблизившись к терминалу. К счастью, вчерашний охранник сменился, а сегодняшний рассматривает меня с явно мужским интересом и бесцеремонно залипает на моём лице. Понимаю, что красивые глаза мне вряд ли здесь помогут, и всё же делаю попытку обаять мужчину. Кажется, он уже очарован... Но внутрь не пускает. Я почти готова повторить вчерашний безумный фортель, когда нечаянно рождается здравая мысль. Звоню боссу и, извиняясь, объясняю, что забыла пропуск в другой сумочке.

Наверное, любой, кто видел меня вчерашнюю с моей прежней сумкой, которую Инесса сегодня с радостью утрамбовала в мусорное ведро, вряд ли поверил бы, что у меня может быть ещё и другая сумочка. Но Александр Андреевич, к счастью, не настолько щепетилен. Он недовольно ворчит в трубку о девичьей памяти и безголовых сотрудниках, но всё же просит передать телефон охраннику. И вопрос решается за десять секунд.

Пока поднимаюсь в лифте, я думаю, что случись что-то плохое с Женей, босс наверняка сказал бы мне. Это хоть немного успокаивает. А зеркало в кабине лифта напоминает мне о том, что сегодня здесь новая Элла – эффектная красавица, и ей никак не подходит испуганный и растерянный взгляд. Этой яркой даме следует соответствовать выбранному образу. Я наспех отрепетировала перед зеркалом взгляд и мимику и, расправив плечи, покинула подъёмник на двадцатом этаже.

Уже издали замечаю распахнутую дверь приёмной и настраиваюсь на встречу с уборщицей Верой. Как раз в это время она должна делать влажную уборку в кабинетах. Подходя ближе, я уже слышу её пыхтение и готовлю величественное ледяное приветствие. Но к тому, что ожидает меня в приёмной, я оказалась совсем не готова.

На моём рабочем столе рассыпаны кроваво-алые розы. Так много!.. Их, конечно, не триста и, наверное, даже не сто, но они такие прекрасные!.. Необыкновенные! Я никогда не задумывалась о том, какие цветы мне больше всего нравятся. Когда Гена подарил мне охапку тюльпанов, я думала, что красивее и быть ничего не может. А теперь я точно знаю – вот они, мои любимые цветы – алые розы.

Если я и собиралась минуту назад изображать Снежную королеву, то сейчас я наверняка похожа на подтаявшую снежную бабу. Не хватает лишь присутствия Жени, чтобы я растеклась окончательно.

Сейчас я даже мысли не допускаю, что цветы не для меня… И что сделал это не Женя… Вот только где он сам?

Я обхожу Веру, застывшую в обнимку со шваброй, и толкаю дверь Жениного кабинета. Никого. И ничто не напоминает о том, что происходило вчера внутри этих стен.  

– Ты… А Вы кто? – отмирает уборщица, но командирский тон ей сегодня не даётся.

– Если Вы закончили уборку, то можете идти, – отвечаю, не глядя в её сторону, и снова набираю номер Жени.

Слова Веры теряются в громком звуке рингтона, раздавшемся совсем близко. Я недоверчиво взглянула на свой телефон, сбросила вызов, и мелодия прекратилась. Перезвонила снова и шагнула в сторону вновь ожившего звука. На столе под крупными алыми бутонами, подрагивая от вибрации, надрывается Женин мобильник. А на светящемся экране моё… мои имена – «Элла-Элиза-Гелла».

Женино присутствие я, скорее, ощущаю, чем слышу. Сбрасываю вызов и разворачиваюсь. Он дышит, словно после забега на длинную дистанцию. Глаза смотрят тревожно, а губы подрагивают в улыбке. Проводит ладонью по своим волосам и то ли спрашивает, то ли утверждает:

– Всё в порядке…

– Ты не приехал… – я передёргиваю плечами и тоже ему улыбаюсь.

– Приехал, – разводит руками, – но опоздал…

Женя сдвигает со своего пути стражницу порядка Веру и подходит ко мне вплотную.

– Ты ох…хрененно красивая, Элла, – слегка сдавливает ладонями мои предплечья и, склонив голову, дышит мне прямо в губы: – Прости, что не успел вовремя. Небольшой форс-мажор… Просто поверь, хорошо?

– Хорошо, – отвечаю послушно и от прикосновения его губ прикрываю глаза.

Хорошо… что ты рядом…

73 Женя

«Мне любопытно – останешься ли ты таким же влюблённым, когда морда твоей уродины расползётся от кислоты?»

Подрагивающими от ярости руками я пересылаю сообщение Генычу и делаю скрин. Вовремя! Спустя пару секунд Вика удалила свои угрозы, вероятно, посчитав, что мне хватило времени всосать текст и домыслить последствия. И я проникся!.. Кажется, вся кровь прилила к голове, я даже глаза зажмурил, чтоб не лопнули.

Тварь! Какая же она тварь!

Где были мои мозги, когда я связался с этой мразотой? Правильно говорила Дианина овчарка Римма – мозг у меня там же, где и мои глаза – на х*ю!

Умом понимаю, что лажа – разводит меня Вика на эмоции. Но забить на это не могу, такое нельзя спускать. Теперь я не сомневаюсь, что тогда, два года назад, эта шмара и натравила на тихую малышку Эллу своих охеревших псов. А ведь я поверил тогда, что не она – клялась же, плакала. И что помешает сейчас отставной оскорблённой суке снова отыграться на девчонке? Воспоминания болезненно вгрызаются в мозг, адреналин бурлит в крови, и я со всей дури впечатываю в стол отяжелевший кулак.

Тварь-тварь-тварь!

Звоню этой беспредельной суке. Раз за разом набираю... Но нет – бесполезно. А может, оно и к лучшему. Что я, отравленный бешенством, способен сказать ей прямо сейчас? Что она добилась нужной реакции и теперь я испытываю зверскую потребность повозить её кукольной физиономией об убитое дорожное покрытие? И ногой, сука, придавить сверху!

Звоню Наташке, но эта свистушка недоступна. А ведь Вика и по моей наивной безголовой сестре запросто пройдётся. Серьёзного урона не нанесёт, конечно, но на мелкую подлянку вполне отважится. Ярость никуда не уходит, наоборот – накатывает очередной волной, стоит лишь представить, что кто-то из моих девчонок пострадает от этой... А ещё очень хочется позвонить матушке и высказать всё, что я думаю о её общении с Викой. Но не сдержусь ведь…

Ливень уже закончился, и я, распахнув окно, свешиваю наружу голову – остудить под мелким колючим дождём. Странно, что Геныч не перезвонил до сих пор. Значит, не прочитал. А с другой стороны – хер знает, какой непредсказуемый вывод сформируется в его нетрезвой голове. Большой симпатии к Вике Геныч никогда не испытывал. Надо отдать должное – чуйка у него развита куда лучше, чем у меня.

Чтобы занять зудящие руки, навожу порядок в кабинете. Ненавижу уборку! Но сейчас это хоть немного успокаивает. А многочисленные напоминания о недавнем грозовом секс-марафоне стремительно откачивают кровь из верхней головы. Сейчас мои членом можно запросто убить, если стегнуть по темечку. И я даже знаю, кому.

Звонок от Наташки я и не ждал, но он кстати.

– Женька, ну вообще! Мне из-за тебя пришлось топать на гору, чтобы дозвониться! Соскучился уже? Чего звонил-то? Мне тут...

– Да захлопнись уже! – нет никакого терпения слушать бабский трёп. – Чтобы я тебя рядом с Викой больше не видел!

– Совсем дурак? Ты уже говорил! Мог бы просто написать и не трепать мне нервы, – обиделась мелкая.

В ответ я отправляю ей скрин Викиных угроз, а потом коротко и жёстко объясняю, как сложатся наши родственные отношения в зависимости от её решения.

– Псих ненормальный! Я и по-хорошему понимаю, – ворчит Наташка, но тут же цепляется за новую тему: – Жень, ну это, конечно, жесть! Вот дура чокнутая! Элька-то что ей сделала? Она, кажется, в жизни никого не обидела. Ну да, это ж не на Дианку наехать!

Не понял…

– А Диана-то здесь при чём?

Наташка фырчит в ухо, как рассерженная кошка.

– Да блин! Жень, я не могу! Я обещала Вике, что никому не скажу.

– Натах, ты сейчас серьёзно? Выкладывай давай!

Вот же бабы, а… – великие хранительницы тайн!

Сестра тяжело вздыхает.

– Жень, только пообещай мне... – начинает торговаться мелкая.

– Бегом, сказал!

– Не ори на меня! Если что, я тебе ничего не говорила. Короче, думаешь, почему Вика больше в «Трясогузку» не ходит?

– Первый раз слышу. И почему же?

– Скажи, а правда, что у Дианки есть какие-то способности? Об этом даже мама с тёткой Надей говорили.

Бл@дь! Похоже, об этом скоро и в «Новостях» начнут мусолить.

– Есть подозрение, сестрёнка, что если она мужика пошлёт на хер, то именно туда он и отправится. А тебе есть что добавить?

– Ну-у, наверное, да! Короче, это ещё прошлым летом было. Только не ори, пожалуйста.

– Наташ, не беси.

– Мы с Викой зависали в «Трясогузке». Она тогда перепила немного... Я не пила, между прочим!

– Молодец! Дальше что?

– Дальше мы увидели Диану, она, наверное, к Виктору приходила. Короче, Вика с ней решила поговорить.

– О чём? – понимаю, что ярость никуда не делась.

– Она мне не доложила! – огрызается мелкая. – Ты же понимаешь, Вика не могла простить, что ты её бросил из-за какой-то француженки. Она считала, что тебя просто на экзотику потянуло, и ты успокоишься и вернёшься.

– Что за херь вообще?! Откуда Вике известно обо мне и Диане? Мы даже вместе нигде не были! И летом она была уже замужем.

– Жень, я же просила не орать на меня, иначе ничего не буду больше рассказывать.

Очень стрёмное подозрение начинает сверлить мозг, но спрашиваю я совершенно ровно:

– Ты слила?

– Жень, ну прости! Мне твоя Диана тоже никогда не нравилась, она наглая, как танк. И мама её терпеть не может. А папа из-за неё даже капли сердечные принимал! И Вике я про вас говорила ещё зимой, когда думала, что тебя спасать надо. Ты ведь тогда, как дурак себя вёл...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Что в «Трясогузке» было? – цежу сквозь зубы, опасаясь наговорить лишнего и уже ничего не выяснить.

– Ну что… Вика увидела у Дианы живот и решила, что она от тебя беременная.

Ой, бля-а-а!.. Она ж беременная была!

– Так вы, две сучки, решили наехать на беременную бабу?

– С ума сошёл?! За кого ты меня принимаешь? Я наоборот – отговаривала! Я ж не тварь!

Даже не знаю...

– Дальше!

– Вика отозвала Диану поговорить, а я за ними пошла, боялась – вдруг она её по животу ударит. А они от меня в туалете закрылись. А потом... – Наташка нервно хихикнула. – В общем, Вика выскочила из туалета и мимо меня помчалась в зал... А Диана спокойно вышла следом и даже не поздоровалась со мной.

– Скажи спасибо, дура, что не поздоровалась! Это что, вся история?

Я уже готов услышать, как Вика нассала на танцевальный подиум.

– Ой, Жень... Дальше жесть! Вика сняла майку, залезла на столик к мужикам и заорала...

– Песни, бл@дь?! Из тебя по слову надо тянуть?

Слушаю, как Наташка по ту сторону связи давится то ли смехом, то ли слезами, и скриплю зубами.

– Жень, она кричала: «Отсосу за два коктейля!» – сдавленно и очень тихо произнесла Наташка.

– И как – отсосала?

– Не успела. Подошла Диана и что-то сказала Вике, и та тут же слезла со стола. А потом мы сразу уехали. А на следующий день Вика ездила к Виктору забирать запись с камер, ну и пригрозила ему… Короче, скандала не случилось. Народ поржал и забыл – ну перепила, с кем не бывает. Правда, если кто на мобилу успел снять –хреново. Прикинь, такой компромат! Особенно сейчас! Но, думаю, что не успели. Вика и крикнула-то всего пару раз. Жень, я тебя только прошу…

О чём меня просит Наташка, я уже не слышу – в голове звонко щёлкают шестерёнки. В какой-то момент я понимаю, что Наташкин писк мне мешает, и сбрасываю звонок.

Ладно, Вик, давай пободаемся...

74

Вику я набираю наудачу, и удача удалась. Сомнительная, надо сказать…

– Охо, Евгений! Какими судьбами, любимый? – голос Виктории тягучий и приторный, как сладкий густой сироп от кашля. – Неужели моему красавчику надоело трахать свою уродину?

– Надоело, Вик, поэтому я тебя больше и не трахаю.

– Придурок чокнутый! – взвизгивает она. – Такой же идиот, как и твой страшномордый Геныч.

– А Геныч вот считает, что главное – душа не засранная. А с лица, говорит, воду не пить.

– Ну, хоть один кретин с тобой солидарен. Что, так понравилось облизывать дефективную морду своей Эльзы, извращенец?

– О-очень понравилось, Викуль. Такая сладкая девочка! Только один недостаток – минет делать совсем не умеет.

Вика неожиданно и очень радостно рассмеялась.

– Ну, а на ком же ей было учиться, Женечка? Кроме тебя, видать, не нашлось претендентов.

– Так ведь хорошо, что не нашлось, Вик. Такое незалапанное сокровище и всё только моё. Ничего, ещё успеет научиться моя умница… А пока, может, ты соснёшь по старой дружбе? С меня два коктейля, Вик. Не – три! – я ж не жмот какой…

Ответа не последовало, и пауза затянулась. Даже дыхания Вики стало не слышно. Зато слышно, как панически блестят глаза и кривится рот у бездыханной твари.

– Очень неромантичное предложение, Женечка, – оживает хитрая сука.

– Я зажму в зубах ромашки, – рычу очень нежно и отправляю Вике скрин её сообщения.

– Ромашки, дорогой, это для нашей наивной девственницы Наташки. А я предпочитаю орхидеи.

Кактус тебе промеж булок!

А вот новость о Наташкиной девственности неожиданно обрадовала. Молодец, мелкая! Надо бы, кстати, выяснить, на чьей она там даче зависла.

– Что это? Что ты мне выслал? – нервозность в голосе Вики, как елей в уши.

– Так это я у тебя хотел спросить. Это какой-то бредовый набор слов или мне следовало вдуматься? А может, ты мне по ошибке прислала эту ху*ню?

– Что ты хочешь, Ланевский? Ты мне угрожаешь?

– Да бог с тобой, Вик, я просто защищаю своё от грязных рук и языков. А угрожаешь пока только ты.

– Так я тоже, Женечка, защищаю своё! Я вообще не понимаю, чего тебе не хватало! Или ты не разглядел перспективы? Понравилось на стройке вкалывать с мужиками? Тебе же всё на блюде несли, придурок! Всё! А ты уже третий год, как нищеброд, на своём «Лексусе» ездишь и дальше своей компании не видишь! А есть дальше и выше!

– Так ведь это нормально, Вик, так было и будет... Вам, богатым, – деньги, а нам, нищебродам, – патриотизм. Я люблю свою компанию.

– Твою? Не смеши меня! Какая у тебя там доля – пять, десять процентов? А ведь могло быть всё твоим!

– Вик, да мне хватает, а вот ты явно преувеличиваешь полномочия простого шептуна. А ну как твой батя или уши, в которые он дует, завтра менингит словят? И всё – пиZдец карьере! Вы же всей семьёй только очки втирать и умеете. А мне, даже без доли в компании, на стройке работы хватит.

– И такому ничтожеству я отдала целый год!

Вика так истерично визжит, что приходится отстранить мобильник от уха. А вообще – очень уж семейные разборки напоминает.

– Столько я времени и сил в тебя вложила!

– Ну, примкни к обществу обманутых вкладчиков.

– Ненавижу тебя, урод! Я отдала тебе самое лучшее!

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не заржать в голос.

Нет – уже не сдерживаюсь – ржу.

– Виктория, а напомни мне, пожалуйста, что в тебе хорошего было? Если ты за свою невинность переживаешь, то целку при желании можно и обратно причпокнуть. Не так уж сильно я тебя и потрепал... У папы денег попроси и будешь как новая!

– Ты мне слишком много должен! Ты меня использовал, козел! Да ты ногтя моего не стоишь! Сам урод и трахаешь уродину!

– Должен тебе? – мне реально весело. – Викуль, свой долг я могу вернуть добрым советом. Заверни своё жало самостоятельно, пока не поздно. А красота, Вик, это же величина непостоянная. Сегодня ты душистый персик, а лет так через дцать – залупа сморщенная. А то и раньше! За пару коктейлей могут ведь и рот порвать и зубы вынести, и всё, что ты сможешь потом сосать – это жиденький кисель через трубочку. И как итог – говно внутри, говно снаружи. Ты подумай об этом, Викуль.

– Решил со мной расстаться на такой ноте? Думаешь, я прощу?

– Да мне пох*й, Вик, на твоё прощение! Мы с тобой расстались так давно, что я уже не помню, какого размера твои сиськи. Тогда ты ещё могла поступить по-умному и оставить о себе приятные воспоминания. Теперь поздно.

– Не боишься за свою кобылу меченую?

– Нет, Вик, за тебя страшно. Я ведь только после тебя понял, как могут зацепить женщины и что именно в них цепляет больше всего. В тебе этого нет и однозначно не прибудет. Поэтому береги свою мордашку, Викуль, тебе больше нечего предложить.

***

Элле я звоню на пути в больницу к Кирычу. Просто узнать, что всё в порядке. И не только. Уже поздно, но потребность услышать её стала навязчивой и неодолимой. Хочется стереть Викино звонкое тявканье бархатным грудным голосом, вызывающим подкожные мурашки.

Разговор не клеится.

Мужской голос рядом с НЕЙ выбивает меня из равновесия. Кто это? Какой на хер дядя? «Элиа» – что это, бл@дь, за имя?! И почему она не дома? Почему не хочет назвать адрес?  

Почему именно этот дом?

Почему она не хочет, чтобы я приехал?

Почему она всё же сбежала?

     «Может быть, потому что нам не о чем говорить? А всё, что тебе было интересно, ты уже взял».

Бля-а-а-а, почему я такой мудак?!

Это не так, малышка. Извини... Вечер выдался очень нервный… Я буду ждать. Спокойной ночи, Эл-ла!

И почему я, как идиот, уже целый час сижу около чёртова салона и таращусь на чужие окна?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Это не ревность! Просто моё должно быть только моим!

И нет – я не влип! Просто устал, перенервничал... Просто боюсь за неё! У меня есть реальная причина для беспокойства. Сука Вика! Да, она невменяемая тварь, и я не хочу, чтобы она даже дышала в сторону моей девочки. Потому что... это моя ответственность.

И поэтому я здесь! И снова шарю по окнам... Потому что...

– Ты влип, брат, – сочувственно резюмирует Кир спустя полтора часа.

– Да пошёл ты, психолог сраный!

«Сраный психолог» с деланым равнодушием пожал убитыми плечами и настаивать не стал. Трезво разложил сегодняшние события на херовые и перспективные, дал ещё пару ценных советов, был послан, послал ответку и отчалил к Морфею с чистой совестью.

***

Шесть утра! Крайний день зимы! За цветами я тоже крайний. И единственный. В этом е*анутом подвиге я даже Киру не признаюсь, а уж Генычу…

Пятьдесят роз – это нормально? Ну-у, это же не намёк на возраст… А двадцать – мало… Тогда сорок пять! Белые или розовые? Это как определяется? Может, к цвету глаз или волос? Или под цвет губ… Короче, жёлтые! Бля-а-а, логика в жопе!

Почему я никогда раньше об этом не думал? Потому что спрашивал у Геныча. Но я совсем не уверен, что получу добрый совет в шесть утра. А какие он подарил цветы моей девочке? Не помню… И сколько? Вот жучила!

Покурить бы... Купить поблизости негде, да и целая пачка мне не нужна. Стрелять стрёмно. Но я стреляю у тощего очкастого малого. Я по-прежнему крайний за цветами, но теперь за тощим. Он гордо отчаливает с пятью розовыми розами, одарив меня на прощание второй сигаретой.

Курю. Хотя не курю...

К семи утра я, к огромной радости продавщицы, тоже отчаливаю. В руках пятьдесят пять красных роз с меня ростом.

В моём кабинете неудовлетворённая жизнью Вера шлифует полы и игнорирует моё вежливое «Доброе утро!» Тётка явно ждёт моих извинений. Подходящей вазы я не нашёл. Не в ведро же ставить! И это опять же надо у Веры спрашивать, а для извинений я пока не созрел – доброму диалогу отчего-то мешает вчерашняя встреча в туалете.

В итоге – сваливаю цветы на столе в приёмной. Завянуть не успеют, а времени искать посудину уже нет. Хорошо, что ехать совсем близко.

Ещё издали я понял, что с машиной не всё в норме. При ближайшем осмотре выяснился полный пиZдец! Все четыре колеса – в тряпку!

75

Побледневший, с перекошенной рожей охранник Коля скачет передо мной, как бабуин, сокрушенно похлопывая ладонями по коленям. И пиZдец как бесит!

– Евгень Саныч, да я хер знаю... Да я ж тут всё время!.. Так мы сейчас запись-то глянем... Это точно конкуренты, я тебе говорю! Тут и дураку понятно!

– Где понятно дураку, умный ещё не раз подумает. Все бы конкуренты были такими дегенератами, и мы бы уже монополистами стали, – бормочу себе под нос, разглядывая порезы на резине. – В утиль, сука!

Слово «утиль» тяжким грузом давит на плечи и голову Николая, ставшего как будто ниже ростом.

– А может, и ничего?.. Может, это… починить?.. – выдвигает он ценную версию и под моим мрачным взглядом скукоживается. – Ну, а чего ты тачку на подземку-то не загнал?

– А чего я её вообще дома не оставил, когда мир наполнен идиотами?! – хлопаю себя по карманам в поисках телефона. – Всё б целее была!

– Ну так-то да... – несмело соглашается Николай, а я, между тем, убеждаюсь, что мобильник не со мной. – Чего, сигареты ищешь? Э, Евгень Саныч, а ты куда? А запись?.. А-а...

Где-то я здорово нагрешил! Уже добежав до дороги, понимаю, что я не только без мобилы, но и без бабла – карта-то в телефоне!.. Хотя… Оценив утреннюю пробку, понимаю, что деньги уже не помогут – такси ехать будет дольше, чем я – ползти.

В последний раз я так в армии бегал. А, нет – в универе ещё, когда нормы ГТО сдавал. Хер знает почему, но на беговой дорожке я так не запыхиваюсь. Может, всё дело в ботинках?

Тачку жаль… Виктория, бл@дь! Нет, конечно, я уже понял, что она конченая тварь, но… Стрёмно-то как! Понятно, что не сама – на такие порезы у неё силёнок не хватит. Странно, что кузов не тронули… Но стоит только представить, что чмошный вредитель на одной только порче катков не остановился… Теперь и бежать стало намного легче. И нервнее. Но я уже вышел на финишную прямую...

Кажется, это моё лучшее время в беге на длинную дистанцию. Но на финише встречать и поздравлять меня некому. А что я, собственно говоря, ожидал? Не каждая красивая баба позволит себе на столько опоздать. А на сколько, кстати? С досадой тру запястье – часы я, кажется, ещё вчера в кабинете оставил. Помню, как снимал – когда Эллину ножку браслетом поцарапал. Ну и силища в этих ножках! Сдавила меня так – чуть дух вместе с хвостатыми головастиками не выплеснулся! Кстати! А таблетку-то мы не купили! Может, она сама догадалась? Хотя, наверное, и сейчас ещё не поздно. Я бросил взгляд на аптеку в соседнем доме… Но без денег вряд ли дадут.

– Девушка, время не подскажете? – торможу торопливо цокающую к остановке девчонку.

– Я на улице не знакомлюсь, – очень гордо и пискляво. – В телефоне время посмотри!

– Да там часы отстают... – бросаю вдогонку и ловлю в ответ ехидную улыбочку.

Вот нужна-то ты мне... метр с начёсом!

До чего дошёл прогресс! Некогда самый популярный вопрос перестал быть актуальным. В любом невинном обращении усматривается какой-то подтекст – охренеть!..

И всё же я надеялся, что Элла меня дождётся. А может, она сама опаздывает? А если... Да нет – откуда Вике знать адрес её тёти? Если это, конечно, тётя… Я-то вчера только дядю слышал… Но представить, что эта девочка способна вести двойную игру… Не-э-эт! Только не она!

Я снова просматриваю окна, будто надеясь увидеть весточку на стекле. Вестей нет. Стоять и бездействовать я тоже не могу – ясно же, что меня не дождались. С раздражением оглядываюсь на нашу высотку. Кажется, рукой подать… Но ноги протестуют. А какие ещё варианты?

Прежде чем стартануть в обратный путь, обхожу дом и обнаруживаю закрытый двор. Закрытый – это хорошо… И в это же время ворота гостеприимно открываются. Но не передо мной – выпускают машину со двора. Уже разворачиваюсь назад, но в голове что-то щёлкает… что-то знакомое… Возвращаю взгляд к тачке… Ни хера себе! Я сказал бы, что на ловца и зверь… Если бы не столько совпадений! Мысль о компромате задвинута на задворки памяти, как неприоритетная. Что ОН здесь делает?! Это и есть наш загадочный дядя?

Я перекрываю выезд и упираюсь ладонями в чужой капот, пытаясь рассмотреть сквозь лобовое стекло, есть ли пассажиры на заднем сиденье.

– Евгений, а не охерел ли ты?! – из водительского окна высовывается гладковыбритая рожа Виктора.

– Элла где?  

– Кто-о? – Витя демонстрирует непонимание. – Жень, ты пьяный, что ли? От машины отвали.

Два быстрых и решительных шага – и я уже на пассажирском сиденье рядом с Витюшей.

– У тебя «белочка», что ли, Жень? – Виктор скользит по мне настороженным взглядом и, убедившись, что я безоружен, бросает раздражённо: – Не думаю, что нам по пути.

– Ты что в этом доме делал?

– Не поверишь, Женёк, – Витя неожиданно развеселился. – Прикинь, спал! С женой! Подробности даже не спрашивай.

– Элла у тебя ночевала?

– С какого это?.. – искреннее удивление.

– А у кого тогда? – я уже понимаю, что поспешил с наездом, но для простого совпадения как-то слишком... И выглядеть полным придурком перед Витьком тоже обломно. Хотя… уже пропалился.

– А ты, похоже, решил, что эта рыбка для тебя доступнее? – зло сощурился Виктор.

– Да я, Витюш, с охотой на акул давно завязал. Только ведь с твоим гарпуном там тоже делать нечего, так что береги супругу.

Его больная любовь к Диане, кажется, уже давно ни для кого не секрет. И сейчас я, похоже, прошёлся по ране.

– Без консультантов справлюсь, – зло рычит он, пиноча мою совесть.

– Прости, брат, сдуру ляпнул, – хлопаю его по плечу, – день напряжный… и уже не первый. Подкинь до офиса, Витёк, будь человеком. Ни мобилы, ни денег…  

Я развожу руками, а Виктор, угрюмо кивнув, с пробуксовкой срывается с места.

***

– Евгень Саныч, мы это… просмотрели запись с камер, – Николай трусит за мной следом. – Это малый какой-то. Морды лица совсем не видно. Ты смотреть-то будешь?

– Да, Коль, пусть мне на почту скинут, – врываюсь в здание, и тяжёлая дверь отрезает меня от проштрафившегося сторожа.

– Вы что сегодня взялись пропуска-то забывать? – летит мне в спину из будки охранника, но я уже не переспрашиваю. Я знаю, кто у нас сегодня без пропуска и, ускорившись, успеваю проскочить в кабину лифта между сдвигающимися створками.

Про компромат на Викторию я у Витька так и не спросил, решив такое тонкое дело доверить Генычу. Витя меня особо не жалует, а Геныча... Геннадия Эдуардовича не жалуют только самоубийцы. Зато после очередной порции моих извинений за грубый и несправедливый наезд Виктор слегка остыл и признался, что сам удивился, когда недавно встретил Эллу в своём дворе. Но, у кого она живёт, Витя не в курсе, знает только подъезд. И что мне это даёт?.. Решу позже. Потому что лифт выпускает меня на двадцатом этаже…

– Ты… А Вы кто? – слышу возмущение Веры, подходя к приёмной, и улыбаюсь.

– Если Вы закончили уборку, то можете идти, – этот голос мгновенно заводит мой мотор. И непривычная для меня аритмия снова мешает дышать.

Даже мой внезапно оживший и вопящий на всю приёмную мобильник не способен заглушить удары сердца, когда я разглядываю высокую стройную фигуру, рыжие волосы… Звонок обрывается, и Элла поворачивается ко мне лицом. Мне кажется, что сердце сейчас пробьёт грудную клетку… По коже головы пробегает непонятный озноб, и я невольно запускаю пятерню в волосы, разгоняя дискомфорт.

– Всё в порядке… – спрашиваю или успокаиваю…

– Ты не приехал… – она неуверенно пожимает плечами.

А я понимаю, что всё в порядке, потому что моя нереально красивая девочка мне улыбается.

– Приехал, – виновато развожу руками, – но опоздал…

Меня потряхивает от желания к ней прикоснуться, и через два выстрела сердца я сжимаю свою добычу в руках, с трудом контролируя силу.

– Ты ох…хрененно красивая, Элла, – приближаюсь к её губам. – Прости, что не успел вовремя. Небольшой форс-мажор… Просто поверь, хорошо?

– Хорошо, – её ответ я жадно выпиваю вместе с её неровным дыханием.

Трогаю, лапаю, вдавливаю в своё тело...

Хорошо, моя девочка... Как же это хорошо, что ты веришь мне… Что выбрала меня! Что всегда выбираешь меня...

76

Раз за разом просматриваю, как какой-то мелкий ушлепок с воодушевлением пилит мои катки. А толку – не знаю я этого малого. Появился, как привидение, ниоткуда и свалил в никуда. Возможно, я что-то упускаю, но как я могу сосредоточиться на преступнике, когда за стеной цокает длинными пальчиками по клавиатуре моя Аномалия.

Снова таращусь в монитор, пытаясь хоть за что-то зацепиться. Ничего! Да вовек бы он мне не впился!.. Если бы я только был уверен, что этим всё и закончится. Я совершенно не понимаю, как обезопасить Эллу, кроме как быть рядом с ней двадцать четыре на семь. Набираю приёмную:

– Элла, сделайте мне кофе, пожалуйста. – И вот так полдня на будьте любезны.

И после недолгой паузы ответ:

– Хорошо, Евгений Александрович.

На самом деле ничего хорошего. Я уже весь пропитался кофеином и скоро почернею, как обжаренное кофейное зерно. Но у меня больше не осталось причин, чтобы отвлекать Эллу от работы. Да мне на хер не нужны надуманные причины! Но они нужны моей скромной искусительнице, которая сегодня почти не остаётся одна в приёмной. Посетителей-просителей будто прорвало. И отец куда-то провалился, даже на звонки не реагирует.

Спустя пять минут в дверь раздаётся тихий стук. Вот на хрена она каждый раз стучит? Боится застать меня в неглиже? Так я только за!

– Войдите, – я вежливый и терпеливый, но это всё напускное.

Элла, до одури красивая, входит в мой кабинет с очередной порцией бодрящей отравы. А я уже пиZдец какой бодрый! Потому что она здесь. Её губы – врата в мой персональный рай! – едва заметно вздрагивают. Для неё не секрет, что под маской хмурого и небритого руководителя скрывается одуревший от избытка гормонов пацан. Поэтому она держится на почтительном расстоянии, но от запаха её духов я дергаю ноздрями, как бык в период гона.

Мне нужен тесный контакт, и я с огромным трудом сдерживаю в себе зверя, готового немедленно спариваться. Лет с четырнадцати такого не было. Геныч как-то сказал, что секс по любви усиливает любовь к сексу. Ему-то откуда это знать? Но со мной, похоже, всё ясно. Масштабно я, конечно, не мыслю и слишком далеко не загадываю... Но сейчас… это точно любовь! Потому что мне очень мешает одежда Эллы. Но я всё равно, как мощный рентген, вижу сквозь ткань платья её грудь и захлёбываюсь слюной. И я знаю, что на этих ножках надеты чулки. Это я выяснил пять чашек кофе назад. А ещё... Её нереальные глаза, особенно зелёный, пробудили во мне поэта. Жаль, что оценить моё творчество способен только Геныч.

     Все, кто видел глаза Эли,

     От восторга ох*ели!

     Из-за глаз я стал поэтом…

     Рифма выдохлась на этом.

– Элла, – я встаю ей навстречу, подношу её руку к своим губам и целую тонкие пальчики. Ну хоть так!.. – Не смотри на меня, как на чудовище. На самом деле во мне скрыта прорва достоинств, просто некоторые очень глубоко. Но у тебя есть реальный шанс докопаться.

Бля, что я несу?! Чувствую себя идиотом, и даже шутливый тон не спасает.

– Я всегда знала, что ты необыкновенный, – она гладит меня по колючей щеке. – Ты самый лучший, Женя.

Нет предела совершенству, детка! Сейчас у меня прорежутся либо крылья, либо копыта и бивни. Я целую её ладонь, глажу по аппетитной попке и выбалтываю самые страшные тайны:

– А ещё я играю на скрипке…

Похоже, мой мозг окончательно перетёк в кожаный смычок, потому что о моём музыкальном прошлом, кроме моей семьи, знают только Геныч с Киром.

– А я знаю, – Элла улыбается, а я делаю себе пометку придушить Наташку.

– Останешься сегодня у меня? – резко перепрыгиваю на самую животрепещущую тему, а воображение уже безудержно рисует… Лучше моей неискушённой нежной девочке не знать об этих зарисовках заранее.

– Жень, я не могу, – острым серпом по моим фантазиям.

– Почему? – получается неожиданно грубо, потому что я тоже не могу… Не могу поверить, что она отказалась!

– Женя, у меня занят весь вечер, а потом…

– Кем занят? – прерываю её, с недовольством осознавая, что циничный пох*ист во мне безвременно почил. Зато воскрес оскорблённый в лучших чувствах молокосос – я ей тут про скрипку, а она...

А она трётся об меня, как кошка, заглядывает в глаза и мурчит на низких нотах:

– Я так люблю тебя, Женя, что мне больно отказываться. Но у меня есть обязательства. Не мучай меня, пожалуйста... Не заставляй поступать неправильно.

И мой суровый внутренний протест рассыпается розовым и подозрительно влажным песочком. То ли я прослезился от умиления, то ли обмочился от восторга.

– Ну, ты мне хоть расскажешь про свои важные дела? – шепчу ей в ушко, прикусываю и прижимаю к себе податливое тело.

– Конечно, – она пробирается ладошками под мой джемпер и гладит молодые пушистые крылья. – Я всё расскажу тебе, Женечка. Ай, задушишь, медведь!

Окрылённый медведь – тот ещё парень! Но от её тихого грудного смеха мне хочется встать на четыре лапы и прокатить мою уникальную девочку с ветерком до своей берлоги.

Опускаюсь, почти сползаю перед ней на корточки и глажу её ноги – идеальные, длинные, в соблазнительных чулках. Осторожно поднимаю платье и целую покрытую мурашками кожу над широкой кружевной резинкой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Женечка, не сейчас, вдруг кто-нибудь войдёт… – бормочет дрожащим шёпотом, но длинные пальчики зарываются мне в волосы и тянут, причиняя боль и кайф…

– Ч-ш-ш, мой меч покарает любого, кто завалит без спроса, – провожу языком по упругому животику…

Дверь со страшным грохотом слетает с петель и разбивается, продолжая громыхать… Ну-у, это я от неожиданности так подумал. На самом деле дверь на месте, но нараспашку. А в дверном проёме…

Я всегда знал, что мой отец страшен в гневе, но в удивлении он оказался ещё страшнее. Какое тут, на хрен, покарать... Мой меч-кладенец скукожился в одно мгновение. Но руки работают – одёргивают на моей побледневшей и испуганной девочке платье и продолжают оглаживать ноги, успокаивая.

– Я вам не помешал? Ничего, что без стука? – прорычал отец, сверля меня лютым взглядом. – А ты чего там распластался, бык фестивальный? Давай провожай свою зазнобу…

И тут отец внезапно замолк, разглядывая Эллу…   

77 Элла

 Я не знаю, куда от стыда спрятать глаза. А именно они, мои глаза, кажется, больше всего заинтересовали моего внезапно онемевшего босса.

Удивлённый и изучающий взгляд Александра Андреевича скользит по моей фигуре, задерживается на груди (и глаза расширяются), на ногах… или на Жениных руках, которые продолжают поглаживать мои ноги, и снова возвращается к моим глазам.

– Эл… Эллочка? – неуверенно спрашивает босс.

– Здравствуйте, Александр Андреевич, – подаю голос и окончательно развеиваю его сомнения.

– Однако неожиданно… – задумчиво комментирует он.

– Пап, а ведь ты был совершенно прав – красота в глазах смотрящего! – Женя наконец-то выпрямляется в полный рост и по-свойски, несмотря на мой тихий протест, обнимает меня за талию. – Я вот присмотрелся, как следует, и расколдовал девочку. Надеюсь, ты видишь то же, что и я?

– А ты, надеюсь, в той же мере, что и я, осознаешь последствия своих поступков? – неожиданно рявкает босс, тут же потеряв ко мне всякий интерес. – Угадай, сынок, чем я сегодня был занят?

– Пап, а давай ты сам признаешься, а то ж ты меня знаешь… фантазия у меня бурная… Извращённая…

– И мозг с горошину! Ты хоть соображал, кому угрожал? Это ж додуматься надо было! Ты, может, возомнил себя неприкосновенным, пиZдюк зажравшийся? А я, представь себе, имел сегодня удовольствие прослушать массу вариантов, каким образом тебе аукнутся твои угрозы! И мне!

Я совершенно не понимаю, о чём речь, но нет никаких сомнений в том, что у Жени неприятности. И мне становится страшно… За Женю очень страшно.

– Ты о чём, пап? Кому я угрожал? – Женя уже отбросил свой шутливый тон, сощурился и играет желваками. Кажется, в отличие от меня, он прекрасно понимает, о чём говорит его отец.

– А ты, сынок, уже забыл, что наговорил Вике сегодня ночью?!

Вике? Ночью?!

Я с тревогой смотрю на Женю, и он тут же перехватывает мой взгляд.

– Малыш, только вот не надо сейчас ничего себе придумывать, – он досадливо морщится. – Это был недолгий телефонный разговор с зарвавшейся сукой.

– Которой ты обещал порвать рот и выбить зубы! – дополняет информацию босс.

Я не верю! Женя такое не смог бы...

– Это Вика тебе сказала? – сипло переспрашивает Женя, но тут же переводит тяжёлый взгляд на меня. – Элла, иди в приёмную.

Ещё чего!

Я отхожу на пару шагов назад и занимаю место за Жениным столом. Наглость? И пусть! Никуда отсюда не уйду! Женя наблюдает за моим молчаливым демаршем с усмешкой, а его отец с удивлением и раздражением. Но тут же вспоминает о вопросе.

– Нет, Женя, Виктория мне ничего не рассказала, – босс выдержал театральную паузу и очень торжественно добил: – Её отец дал мне прослушать аудиозапись твоих угроз!

Ехидства в его интонации вполне хватило бы на стаю ехидн. И мне совершенно непонятен этот тон… Речь ведь о его сыне! Он злорадствует, что ли? Я даже кулак ко рту прижала, чтобы ненароком не высказаться.

– М-м… – многозначительно прокомментировал Женя. – А ты весь разговор слышал?

– Жень, конечно, нет, – Александр Андреевич неожиданно сдулся, погрустнел и опустил плечи. – Я и сам понимаю, что фраза выдрана из контекста. Но нам-то с тобой от этого не легче. Ты бы слышал, как этот индюк со мной разговаривал! Как котёнка тыкал носом в это дерьмо! Но ладно он… Так эта его сраная пигалица притащилась и стала выставлять мне ультиматум. Представляешь?! Какая же мерзкая девка, эта твоя Вика! Знаешь, сынок, мне так хотелось порвать ей рот…  

– И какой список требований она выдвинула? – процедил Женя, а босс снова просветлел лицом.

– Твои публичные униженные извинения и помолвочное кольцо, – и улыбается, как дурак, наблюдая за реакцией сына.

– А чему Вы так радуетесь, Александр Андреевич?! – слышу я свой возмущённый голос, и реакция Жени не заставила себя ждать – он заржал, как конь. Похоже, они тут все чокнулись.

– А я что-то не припомню, Эллочка, чтобы в Ваши обязанности входило совать свой носик в наши семейные дела, – радостно парирует босс.

– Пап, ты фильтруй свой командирский базар, когда говоришь с моей девушкой.

– Прежде всего, она моя помощница! И, кстати, по поводу, хм… твоей девушки… Насчёт Эллы у меня особые указания – немедленно выбросить из компании за вопиющие нарушения трудовой дисциплины! А они, други мои, налицо – безобразная драка на рабочем месте, несанкционированный маскарад и соблазнение заместителя руководителя в разгар рабочего дня!

Ну… вообще-то… даже не поспоришь – всё так и есть.

Я опускаю глаза, а Женя быстро подходит ко мне, выдёргивает меня из кресла и, устроившись в нём, усаживает меня на колени. Прижимает к себе, улыбается…

– Элла, – говорит вполголоса, – если бы ты немного дольше у нас проработала, то знала бы, что мой отец – страшный паникёр…

– Я осторожный! – подсказывает босс, неодобрительно поглядывая на наш тандем. – И предпочитаю перестраховаться.

– Он осторожный перестраховщик, – покладисто соглашается Женя и весело подмигивает. – А потому, не будь у отца плана, мы бы с тобой уже оба были безработными.

– На этот счёт я пока ничего не решил, – сурово пригрозил босс. – А ведь это ещё мать не знает! Теперь хоть домой не возвращайся.

Последнее слово тонет в пронзительном звонке Жениного мобильника.

– Уже знает! – Женя демонстрирует отцу экран, где под фотографией красивой блондинки написано «Матушка», и приглушает звук. – Как же хорошо, что я живу отдельно. Ну, так что за план, пап? Неужели ты нарыл встречный компромат?

– Нет, я нарыл нужного человека, способного сотворить компромат на пустом месте.

– Только не говори, что снова звонил Диане! – Женя отчего-то злится.

– А что такого?! Она, между прочим, лицо, материально заинтересованное.

Я откровенно не понимаю, чем Диана способна помочь в такой ситуации, но готова голосовать за любую авантюру, лишь бы у Жени не было серьёзных проблем.

Только меня никто и не спрашивает. Женя чуть ли не сталкивает меня с колен и оба мужчины, как по команде, уносятся ругаться в кабинет босса. Единственное, что я успеваю услышать – Женя не собирается прикрываться одной бабой от другой, а Александру Андреевичу на это якобы плевать и он радеет за компанию.

В Женином кабинете я остаюсь одна. Но прежде чем вернуться в приёмную, я делаю глубокий вдох и дёргаю компьютерной мышкой. И выдыхаю облегчённо – новая заставка мне определённо нравится.

Следующий час я не могу сосредоточиться на работе и раздражаюсь от каждого звонка на стационарный телефон. Кабинет отца Женя покидает очень взвинченным.

– Ты поедешь со мной, Элла? – опершись ладонями на стол, он нависает надо мной.

– Куда, Жень?

Женя пошкрябал пальцами по небритой щеке, но ответить не успел. Из кабинета выскочил злой Александр Андреевич.

– Разберись-ка, сынок, кто ты здесь – мой ответственный заместитель или вольный слушатель!

– И, как твой заместитель, я не обязан курировать частные объекты, – устало огрызается Женя, не поворачиваясь к отцу.

А босс переводит на меня яростный обвиняющий взгляд, кричащий: «Это ТЫ во всём виновата!» Мне неуютно под этим взглядом и хочется трусливо сбежать… Но я всё ещё здесь – играю в гляделки с боссом – не виноватая я! Куда же мне теперь бежать… от Жени?..

В наступившей тишине из коридора очень отчётливо слышен стук каблучков, усиленный эхом и, кажется, даже неодинокий.

– О-о, – оживился Женя и развернулся к отцу, – а вот и боевая конница пожаловала!

Не дожидаясь, когда цокот приблизится, Женя выглянул в коридор и его губы расползлись в улыбке.

– Кто там? – нетерпеливо поинтересовался Александр Андреевич, явно сожалея, что ему не по статусу подглядывать.

– Люди в чёрном, – весело и громко ответил Женя. – К тебе, между прочим, пап.

Звонкие шаги приближаются, и Женя уже вернулся в приёмную, освобождая дверной проём для долгожданных гостей… Действительно… леди в чёрном. Моё сердце пропускает удар… А вот и она – проверка меня на прочность. И Жени – на стойкость.

– Здравствуйте, – произношу негромко и даже пытаюсь улыбнуться.

Обе прекрасные дамы отвечают мне приветливо и разглядывают с нескрываемым любопытством.

– Какой замечательный сюрприз! – радуется босс. – Девочки, вы ослепительны! Диана, звезда моя, я же тебя только завтра ждал! Риммочка, ты хорошеешь не по дням, а по часам.

– Ага, – охотно подтвердил Женя, – аж глазам больно от красоты такой!

– Болят глазки? Наверное, у тебя глаукома, Ланевский, – фыркнула дерзкая и красивая Римма. – Или побочный эффект от фингала.

– Ты чего сегодня злая такая, рыба-пила, не выспалась? – веселится Женя, явно наслаждаясь раздражением Дианиной помощницы. – Или мужского внимания не хватило?

– Мужик – это ещё не повод для хорошего настроения, – парирует Римма. – А болтливый мужик – тем более.

– Ну твой-то, насколько я помню, не из болтливых.

И в этот момент я вздрогнула. И как только не заорала с перепугу и от неожиданности! Потому что в приёмную, пригибаясь под верхним откосом дверной рамы, вошёл… нет – втиснулся! – исполинских размеров страшный мужик. И в приёмной стало очень тесно и тревожно. Я растерянно огляделась и с удивлением обнаружила, что все совершенно спокойны, а девчонки и вовсе будто не заметили вторжения великана.

– О, а вот и твой неболтливый! – обрадовался Женя и протянул чудовищу ладонь для приветствия. – Здорово, Андрюх! Босс тоже поприветствовал громилу рукопожатием.

Женя сказал «твой»? Эта миниатюрная куколка вот с этим гигантом? Бедная…

– Вот и бери пример, Ланевский! – язвительно заметила Римма. – А то ведь твой длинный язык…

Она внезапно осеклась и под взглядом Дианы опустила глаза. Она Римму за зад, что ли, ущипнула? Ну хоть кто-то приструнил эту наглющую пигалицу, а то во мне уже созрело желание приложить её дыроколом. Вот и хорошо, что она с этим Андрюхой! Пусть он ещё подрастёт ей на радость.

– Девчонки, а давайте-ка в мой кабинет, – захлопотал босс. – А Эллочка нам сейчас чайку-кофейку организует.

– Андрюш, – Римма с нежностью обратилась к великану, – ты можешь нас подождать… – она замолчала, скользнула по мне странным взглядом и определилась: – В машине нас подожди.

Женя, наблюдающий за Риммиными метаниями, громко хмыкнул.

– Да, Андрюха, а то потеряешь голову от глаз нашей Эллы, и мне придётся вызвать тебя на дуэль. А мы с тобой немного в разных весовых категориях, да и око у меня ещё не оклемалось.

– Ещё слово, Ланевский, и второй глаз я сама тебе потушу, – рявкнула Римма.

– Я так не думаю, – мой голос прозвучал так сильно, что все присутствующие уставились на меня, как на говорящую статую.

– Понятно? – рассмеялся Женя и, подойдя ко мне вплотную, поцеловал в висок. – Моя девочка будет меня защищать.

– Слишком много себе позволяет твоя девочка, – недовольно проворчал босс, распахивая перед гостями дверь своего кабинета и взглядом обещая мне мучительную смерть.

– Хочу тебя, – шепчет мне в ухо Женя, отвлекая от свирепого босса, распыляя мой боевой запал и заставляя краснеть. И уже громче: – Малыш, я ненадолго отъеду, но если задержусь, дождись меня в офисе, пожалуйста.

– Не понял! – возмутился Александр Андреевич. – А куда это ты намылился?

– Дела у меня срочные появились, – бросает Женя и хлопает по плечу великана. – Андрюх, давай пройдёмся до первого этажа.

– Вот сейчас, пока Диана здесь, обсудим проблему, и двигай потом по своим делам, – командует босс. – И с поездкой вопрос утрясём.

– Пап, у меня нет никаких проблем, поэтому без меня обойдитесь как-нибудь. А с командировкой – я тебе уже сказал, что никуда не поеду.

Господи, куда он хочет его отправить? Зачем? От меня?!

– Почему не поедешь, Женя? – в бархатном голосе Дианы нет удивления, и вопрос – совсем не вопрос – это призыв, приказ... Это её фирменные штучки, которым она обещала и меня научить, но была слишком занята и недоступна. А вот теперь применяет свои чары на моём мужчине.

Её жёлтые опасные глаза против синих, моих любимых, глаз. Мне мучительно больно наблюдать за этой дуэлью взглядов.

– Потому что я не мальчик на побегушках, – спокойно и без вызова объясняет Женя. – А твой объект слишком сильно удалён от области моих собственных интересов. Особенно сейчас.

Диана бросает на меня быстрый взгляд.

– Вот именно, Диан, я даже не сомневался в твоей проницательности.

– Я понимаю. Потом поговорим, – Диана спокойна и равнодушна. Не женщина, а каменный сфинкс – никаких эмоций – ни разочарования, ни злобы, ни ехидства. И как выяснить, что она там себе поняла и о чём собралась поговорить потом. И когда это самое потом?.. Я с ума сойду, думая об этом!

Недовольное бухтение шефа я пропускаю мимо ушей, внимательно следя за реакцией Жени на Диану. Он всё равно не может на неё не смотреть… Даже я не могу… И как мне с этим быть?

Женя снова подходит ко мне, целует в уголок губ… Ей демонстрирует? Пытается вызвать ревность?

– Элла, что с тобой? Ты меня совсем не слышишь, – он ласково гладит меня по спине, заглядывает в глаза. – Ты ведь не уйдёшь? Дождёшься меня?

Конечно, Женя… Я всю жизнь тебя жду. Что мне может помешать сейчас? Разве что лоботомия…

– Конечно, Женя, – улыбаюсь ему и выдыхаю от облегчения, когда он скрывается за дверью приёмной.

78

Я даже не сразу замечаю, что осталась одна. И теперь борюсь с позорным желанием приложить ухо к стене, за которой решаются какие-то важные проблемы, касающиеся моего мужчины. А значит, и меня.

Из задумчивости меня выдёргивает Римма, возникшая прямо передо мной. Я вздрагиваю, потому что даже не услышала, как она покинула кабинет.

– Что-то случилось? Кофе?..

– Совет хочу тебе дать, Элла… Алексеевна.

Ничего доброго я от этой девчонки не жду, но всё же не спешу ей грубить. Впрочем, проявлять живой интерес к её мудрым наблюдениям я тоже не тороплюсь. Просто смотрю на неё сверху вниз и мысленно прошу оставить меня в покое и вернуться в кабинет.

– Женька, конечно, красавчик, даже с фонарём под глазом, – она фыркает. – Но не советую тебе сильно им увлекаться. Просто настрой себя заранее на финиш. Будет очень жаль, если…

– Это не твоё дело, Римма! – звучит жёсткий голос Дианы.

Да что ж они, как привидения, возникают! Точно – две ведьмы! И да – однозначно это не Риммино дело!

– Диан, да жаль девчонку – влипнет! Я просто пояснить хотела…

– А тебя спрашивали? В кабинет вернись.

– Да она и не спросит, – тихо бросает Римма, скрываясь за дверью кабинета, а я пользуюсь уникальной возможностью задать Диане вопрос.

– Вы специально хотите отправить Женю в командировку? Чтобы… от меня подальше? Ведь это Ваш собственный объект.

– И что? Элла, откуда такая неуверенность? Разве ты не замечаешь, как он на тебя реагирует?

– И как на Вас – тоже вижу.

– Предлагаешь мне вовсе не появляться здесь?

– Простите, – я отвожу глаза, не выдерживая её взгляда. – Нет, конечно. Извините, мне стыдно за свою несдержанность. Это не очень-то справедливо по отношению к Вам.

– Мне казалось, что ты сильнее, – тон без эмоций… Но разочарование витает в воздухе.

– Мне тоже так показалось… А вчера… – поднимаю на неё взгляд. – Вчера я увидела Ваше фото на его мониторе… на заставке…

Ненавижу себя за слабость!.. За это позорное признание. За дурацкую надежду, что она найдёт этому оправдание, которое меня утешит. За свою ненависть и… своё восхищение. За иррациональное доверие к ней.

– Мальчишки… – Диана равнодушно пожимает плечами. – Они любят украшать свои гаджеты самыми красивыми женщинами. Полагаю, он не видел никого красивее меня.

Она издевается?!

– А я уверена, что видел! – с вызовом бросаю ей. 

И замечаю удивление – она нарочно демонстрирует его мне, словно говоря: «Не может быть! Когда? Где?»

– Видел! – отвечаю её изумлённому неверию. – Несколько минут назад! Когда смотрел на меня!

Несколько частых ударов сердца… И девушка напротив широко улыбается – открыто и искренне. Никогда её такой не видела…

– Ты действительно очень красивая, Элла, – говорит она уверенно и… мягко. – У тебя непременно всё получится…

79 Женя

Забыв о привычной осторожности, Геныч разогнал своего «Мурзика» до неприличной для такого динозавра скорости. Ловко лавируя среди машин и игнорируя клаксоны, он виртуозно и с чувством матерится, а я жалею, что не записываю. И предпочитаю не напоминать другу о том, что он вообще-то примерный водитель, никогда не нарушающий скоростной режим. Я уже сыт по горло его отповедью и пытаюсь отвлечься от рычащего баса…

Мне есть, о чём подумать – я злюсь. На внезапное решение Дианы припахать меня к своей крымской даче… На отца, с энтузиазмом подхватившего эту идею… На себя, забившего сегодня на работу… И на Вику, нахрапом прущуюся в мою жизнь и поганящую её своим присутствием. И в этом клубке вредителей, как цветок на камне… моя аномальная девочка… Вкусная, как глоток чистого воздуха… Волнующая, как цыганская скрипка под открытым звёздным небом… Будоражащая, как гол Овечкина по воротам «Феникса»…

– Ты что, сука, спешишь скорей, чем я? – грохочет Геныч сквозь стекло очередному торопыге, решившему воспользоваться светофорной паузой и вклиниться перед нашим стареньким «Мерседесом».

– Геныч, ты своим рычанием в этом танке только меня можешь напугать, а ему и твоей приветственной улыбки достаточно. Видишь, он уже никуда не спешит.

– Да пошёл ты, Жек! Ты бы мне ещё через неделю из застенков позвонил! Переговорщик херов!

– Я вообще-то тебе написал, – напоминаю ему... и зря.

– Что ты мне там написал?! Кто эту ху*ню читает?! Писатель, твою мать! У меня штук триста вот таких непрочитанных писулек! А позвонить не судьба была?

– Ну...

– Баранки гну! Столько времени потеряно! Уже одной её записки с угрозой было достаточно, чтобы умный человек понял, что мирные переговоры с этой вафлей бесполезны.

– Так я мирные и не вёл...

– Жек... лучше молчи. Не, ну чего удумала, тварь, и ведь греха не боится! Да для таких дерзких наездов у неё, как минимум, должен быть дополнительный ряд зубов! Что ж за пидерсия такая! Ты хоть рыжульке-то не рассказал?

– Я идиот, что ли?

– А что, нет? – он нервно нажал на клаксон, разгоняя молодняк, и «Мурзик» с визгом затормозил у самого входа в клуб. – Говорить буду я! – угрожающе рыкнул Геныч, покидая салон. 

В ответ я молча кивнул, и мы решительно двинулись в «Трясогузку».

Виктор встретил нас без особого энтузиазма и проводил в свой кабинет.

– Евгений, тебя сегодня слишком много в моём личном пространстве, – хмуро поприветствовал он и жестом предложил нам присесть.

– Слышь... – начал было я и болезненно скривился от поглаживания дружеского кулака по хребту.

– Пора расширять границы, Витюш, – оскалился Геныч, утрамбовывая свою тушу в кресло для гостей. – Какие-то некомфортные у тебя поджопники. Ладно, к делу… У нас к тебе просьба, в которой ты не сможешь отказать.

– Заинтриговали, – тоскливо отозвался Витя, всем своим видом выражая вынужденный интерес.

– Хотим с тобой посмотреть мелодраму, в которой главная героиня продаёт оральные ласки за два коктейля.

– Неожиданная просьба, – хмыкнул Виктор. – Только я тут при чём? Это же порнуха какая-то.

– Тогда ты хозяин борделя, – обвиняющим тоном провозгласил Геныч. – Но поскольку сосательная акция не состоялась, я склонен считать это драмой, а тебя, мой друг, гениальным оператором. Чем быстрее ты покажешь нам кино, тем скорее получишь свой «Оскар», и мы отвалим.

– Ген, да я бы и рад помочь…

– Вить, кружить только не надо, ты слишком осторожен и не мог не оставить запись, потому что с такими мразями всегда нужна перестраховка. Итак, мы ждём от тебя скорой мужской солидарности. Ответ «нет» не принимается. Так что – ты на нашей стороне?

– А я не понял, вы главную героиню защищаете или пытаетесь от неё защититься? – неожиданно оживился Витя. – Вы сами её откуда знаете?

– А это вон, его бывшая дама перца, – Геныч ткнул в меня пальцем.

– И что вы от неё хотите?

– Разберёмся в процессе. Витя, не томи, сегодня это вопрос жизни и смерти. Твоей, кстати, тоже.

Виктор помрачнел и нервно застучал пальцами по столу.

– Бл@дь! Меня из-за этой голимой записи уже обложили со всех сторон, и отовсюду угрозы. И смысл мне ею делиться? Если сегодня ею воспользуетесь вы, то завтра меня выстегнут другие. Оно мне надо? Парни, но вы-то не беспредельщики, должны меня понять…

Витёк разволновался и выложил, что кроме Виктории, которая продолжает ему угрожать, не поверив, что Витя не оставил себе копии, компроматом заинтересовались и другие. Откуда только узнали? Со слов Вити, люди серьёзные и, возможно, это конкуренты её отца. Потому что этой записи более полугода, а заинтересовались ею как раз перед вступлением советника в должность. И теперь ему, Виктору, гораздо проще и безопаснее уничтожить компромат, чем с кем-либо поделиться.

– Вить, но в этом случае ты должен руководствоваться совестью, – вкрадчиво заметил Геныч. – У тех недобрых людей, должно быть, и помыслы недобрые, а у нас с Жекой – самые благородные цели.

– Лихо ты, Геннадий, шантаж облагородил.

– Знаешь, Вить, мой папа – да будут славны его деяния! – всегда говорил: «Сынок, если хочешь сделать что-то нехорошее, то делай это хорошо и на совесть. И да пребудет плюсик в твою карму!» Однако наши с Евгением стремления чисты и бескорыстны!

– Как вы зае*али оба! – не выдержал я и подорвался с места. – Устроили тут пиршество благоразумия и взаимоуважения! Вить, мне по хер на твои проблемы! Но чтобы тебя замотивировать…

Я положил перед ним на стол мобильник с сообщением Вики.

– Вот здесь она имеет в виду Эллу. Бабский бред – согласен. Но сейчас Виктория пребывает в той степени неадекватности и вседозволенности, что я не рискну просто забить на её истерики.

– Так и знал, что от тебя у девчонки будут одни проблемы, – со злом выплюнул Витёк и, как бы хреново это не звучало, сказал правду. – Что только эта дурёха в тебе нашла?!

– Много текста, Витя!

Он с силой потёр вспотевшие виски и неохотно произнёс:

– Мне нужно время до завтра, до утра хотя бы. Здесь записи у меня всё равно нет.

– Утром я позвоню, – разворачиваюсь к двери и киваю Генычу на выход. Но мой друг израсходовал ещё не весь лимит реверансов.

– Виктор, я от души верю, что ты принял единственно верное решение, которое нас порадует. Ведь мы с Жекой боремся за торжество справедливости. А тебе самому разве не хочется того же?

– А мне очень хочется, чтобы ко мне никто не приходил больше с подобными просьбами и угрозами.

– Ты, Витюш, очень негостеприимный, – поцокал языком Геныч. – Но обещаю, как только мы получим запись, я лично подарю тебе табличку на дверь кабинета: «К х*ям изыди, всяк сюда входящий!»

*****

На улице уже стемнело, и снова зарядил мелкий дождь. Спрятавшись от мороси под козырьком и приложив к уху мобильник, я внимательно слушаю собеседника и стараюсь дышать глубоко, чтобы не взорваться. Даже отцу я редко позволяю говорить со мной в подобном тоне… Но сейчас, стиснув зубы, я терплю. Потому что сам позвонил. Потому что не собираюсь откладывать разговор до завтрашнего дня.

– Я не стану это обсуждать по телефону, – терпеливо повторяю своему собеседнику и жмурюсь от ярости, выслушав ответ. Но держусь и всё же добиваюсь своего. – Успею. Через час я там буду.

Сбросив звонок, впечатываю кулак в стену… ещё… и ещё… Боли нет, но в голове прояснилось.

Геныч до сих пор не вышел из клуба – окучивает новенькую официантку. Смотрю на часы и понимаю, что не успеваю забрать Эллу, а заставлять её ждать… Не факт, что сегодня дождётся – за исход переговоров я не могу поручиться. Значит, к моей девочке поедет Геныч… А вот и он – наконец-то! Захожу в приложение «Такси»…

– Жек, ну ты заметил, как интеллигентно и тонко я провёл переговоры с Виктором?

– Как пиZдабол ты был неподражаем.

– Как сквернослов – пойдёшь сейчас ногами, – оскорбился Геныч.

– Это вряд ли, я уже мотор себе вызвал, – пару секунд наслаждаюсь растерянной физиономией Геныча, и поясняю: – Брат, твой «Мурзик» сейчас нужен на передовой, забери Эллу с работы. А мне срочно надо по делу отскочить.

– А это что за дела такие?!

80

 Я вывалился из зоны комфорта, едва покинул салон такси, остановившегося перед шлагбаумом. Таксисту я с лихвой оплатил длительный простой и надеюсь, что мужик меня дождётся. Хмурая охрана, явно предупреждённая о моём визите, за шлагбаум меня пропустила, но никакой встречающей делегации на стороне врага я не обнаружил. И эти негостеприимные люди настойчиво желают породниться! Хотя… возможно, уже и не желают.

Дорога. Лес. Фонарные столбы. Направо пойдёшь – в лесу пропадёшь, налево пойдёшь – всё те же ёлки, только слева. Интуиция вопит вернуться назад, в такси... Но когда я её слушал? Иду прямо. Где-то там, впереди, правительственные дачи. Что здесь можно делать зимой? Разве что… Но это не моё дело. У Викиной семьи здесь раньше точно не было никакой недвижимости. Но сейчас – кто знает... Новый статус, новые возможности. Иду…

Хорошо хоть, дождь прекратился. Но промозглый ветер держит меня в тонусе. Как-то не привык я утепляться, зная, что мой четырёхколёсный дружище не позволит мне замёрзнуть. Однако человек предполагает, а другой человек, вернее, тварь человекообразная, – рубит твои планы под корень. И, главное, с полной уверенностью, что имеет на это право. Кулаки сжимаются… Иду…

С Анатолием Владимировичем, отцом Вики, мне довелось встречаться раза три. К слову, третий раз был самый короткий и случился на прошлой неделе, когда я проигнорировал званый ужин. Никогда не любил семейные сборища, и Вика раньше частенько обижалась на меня за нежелание активно общаться с её родителями. А на хрена мне их общество? Но даже двух встреч с господином Архиповым мне было достаточно, чтобы сложить о нём мнение. Мужик серьёзный, без лишних понтов… Во всяком случае, казался таковым. Но тогда он ещё не был советником. Иду…

Чувство опасности возникло внезапно. Не было и вдруг запульсировало в висках, в солнечном сплетении… Я оглянулся… Пройденный путь, освещённый дорожкой жёлтых огней, сузился в точку и потерялся в чёрном лесу. Впереди – та же картина. А по сторонам – и вовсе никакой подсветки. Вот так шмальнут из-за любой ёлки – и привет родителям. С того света. Иду…

Вспомнился вдруг любимый мультик Геныча «Мама для мамонтёнка». Чувствую себя почти как этот молодой одинокий мамонт на отколовшейся льдине – темно, сыро, холодно, а впереди неизвестность. Хорошо хоть, я Генычу признался, куда поплыл. Сказать, что мой друг был в ярости – всё равно как в двух словах описать Куликовскую битву. Геныч ревел, как раненый бык, грозился прекратить дружбу с идиотом… Но направил своего реактивного «Мурзика» к моей Элле, потому что любимая девушка друга – это свято. Даже если друг оказался вдруг… идиотом.  Да и смысла в сопровождении Геныча всё равно не было – за шлагбаум его бы не впустили, а моральная поддержка – она и на расстоянии согревает. Не так чтобы очень… Я сунул замёрзшие руки в карманы. Но, во всяком случае, я верю, что мне не позволят сгинуть без вести во вражеском лесу. Иду…

Удивительно, но о том, что я направляюсь в стан врага, не имея с собой компромата, Геныч даже не напомнил. Мы оба знаем, почему так легко отстали от Виктора. И оба, по умолчанию, мы рассчитываем на другой вариант. Геныч сам всегда говорил, что лучше захлебнуться в крови, чем извозиться в говне. И шагай я сейчас с вожделенной записью в кармане, смердел бы на всю округу. Сейчас же почти легко – мёрзну, но не воняю. Шанс решить всё по-мужски, конечно, ничтожный, но я должен его использовать. Иду…

Как же так случилось, что я не разглядел Вику? Каждый день себя об этом спрашиваю… А Наташка почему не разглядела? Они ведь давно дружат… Теперь, надеюсь, – дружба в прошлом. Ещё бы до матушки донести… Хоть перед выбором её ставь. Но самое печальное, что я не могу гарантированно знать, какое решение она примет. А в отца я всё же верю. Иду…

Тычу замёрзшими пальцами в телефон и после второго длинного гудка слышу ЕЁ обеспокоенный, но всё равно уникальный, голос:

– Женя?.. С тобой всё в порядке?

– С чего такой вопрос, детка?

– Просто ты попросил тебя дождаться, а мне позвонил Гена и сказал, что ждёт меня внизу. Женя, а зачем он меня ждёт?

Ай, молодец, Геныч!

– А разве я не говорил тебе, что не хочу, чтобы ты ходила одна? Ты слишком красивая, Элла, чтобы разгуливать без охраны. И если я не могу быть рядом, а сейчас я как раз не могу, то не хочу ломать мозг, представляя, с какими приключениями ты доберёшься домой.

– Да какие приключения, Жень? Я ведь всегда хожу одна…

– Ходила! – исправляю её. – Больше не будешь.

– Прости, но это странно…. То есть приятно, конечно, но как-то неправильно. А к тому же я ведь могу и привыкнуть, а потом…

– Привыкай, малыш, а потом будешь ездить на собственном авто. Ты только Генычу об этом не говори пока, иначе твой путь домой станет невыносимым.

– Я как раз про Гену хотела сказать. Жень, меня папа должен встретить, и мне теперь неудобно перед Геной… Может, ты сам ему позвонишь и попросишь, чтобы не ждал?

Папа? Кажется, Наташка что-то говорила об отсутствии папы… Или нет?..

– Папа – это отлично! Но Геныч вам мешать не будет, если убедится, что ты под надёжной охраной. Тебя в офисе никто не обижает?

От её тихого смеха даже кожа согрелась.

– Нет, конечно! Кто меня может обидеть?

– Отец… Или его гости, – осторожно предполагаю, но Элла отвечает не сразу.

– Нет, Женя. Только Диана спрашивала у меня, куда ты поехал и вернёшься ли до конца рабочего дня. Но я ведь не знаю... Кажется, она звонила тебе...

Аж два раза! И наверняка очень удивилась, что я не ответил. Но она ведь по пустякам не звонит… У неё чуйка, как у собаки, а я ещё за предыдущее спасение ей должен остался.

Не дождавшись ответа, Элла продолжила:

– Женя, а ты сегодня встречался с Витей? Хозяином клуба…

– Почему ты спрашиваешь?

– Мне показалось, что Диана разговаривала с ним. А потом сразу начала спрашивать о тебе. И ещё она попросила сказать ей сразу, если ты вдруг позвонишь. Ты позвонил...

Витя, сука! Что же ты ей наплёл?

– Скажи ей, что у нас с тобой состоялся интимный разговор, – отвечаю грубее, чем следует. Но впереди уже обозначился пункт назначения, а мне ещё следует подумать. – Прости, детка, не могу сейчас говорить... Я перезвоню, как только освобожусь.

Сбрасываю вызов, не дождавшись ответа. Потом покаюсь…

Витя-Витя, что же ты такой неугомонный парень, куда ж ты лезешь, а? Ведь, вроде, не гнилой мужик... Но всё же, прежде всего, – её верный пёс. Могу ли я осуждать тебя за это? Могу, конечно! Но пока не стану... Не до тебя сейчас.

Очередной шлагбаум встречает меня не столь дружелюбно. «Руки за голову! Ноги на ширине плеч!» Шмонают долго и обстоятельно. Главное, чтобы после этого обыска я не прибавил в весе граммов на несколько. После повторного поглаживания по заднице я не выдерживаю:

– Может, ещё за х*й меня пощупаешь?

Жёсткая ответка прилетает мгновенно.  С-сука-а! Мощнейший поджопник! По ощущениям – бита со свинцовым утяжелителем. Колени подгибаются, но я удерживаюсь на ногах.

– Ах ты, пидор!.. – цежу сквозь зубы, и следующий удар по ногам бросает меня на колени.

Понимаю, что мне не встать – ноги осушило. Но попытку опрокинуться на спину пресекают ещё несколько ударов по ногам и предплечьям. Стараясь не заорать от боли, стискиваю зубы и прокусываю щёку до крови. Сплёвываю на землю и в этот момент в затылок мне упирается… ствол? Поза не особо привычная, но аргументов против ствола у меня пока не находится. Язык, мой враг, прилип к нёбу, душа – к подошвам.

ПиZдец! Геныч, брат, почему я тебя не послушал?

– Эй, бойцы, – звучит насмешливое, – вы там поаккуратнее с моим будущим родственником.

Повернуться в сторону знакомого голоса не позволяет всё та же херня, давящая мне на затылок. И пусть я ещё не обрёл способность говорить, но панический страх засеять округу своими мозгами уже отступил, а ярость заволокла глаза кровавой пеленой. По-мужски у нас уже не получилось.

81

Встречающая сторона приняла своего потенциального родственника в бане. Вернее, в просторном предбаннике. Но, как и ожидалось, мужской разговор не получился. Это был очень странный диалог. Так могли бы общаться, случайно встретившись, пустынный бедуин с деревенским рыбаком... Или геймер со свинопасом... Или слепой с глухонемым. Разговор из серии «Простите, что я говорю, когда Вы перебиваете!» Понятно одно – я зря сюда пришёл.

Моей выдержки просто не хватало на попытки достучаться до Архипова. Я уже не смог абстрагироваться от недавней унизительной экзекуции. Помешали эмоции, взрывающие мозг и вызывающие тремор в конечностях. Помешала боль – неутихающая, злая...

Когда я ехал сюда, планировал сказать, что любил его дочь, дорожил ею, строил планы... Но замёрзла стройка... Так бывает... Но я по-прежнему считаю Викторию замечательной и красивой девушкой, достойной самого лучшего. А со мной навсегда останутся приятные воспоминания и благодарность за подаренное счастье. Хотел напомнить её отцу, что расстался я с ней честно и цивилизованно, был мягок, уважал её чувства.

Я надеялся, что один мужик всегда поймёт другого…

Только этот гондон ничего не поймёт! А значит, и не хер распинаться! И мне с огромным трудом удалось наскрести остатки здравого смысла, подогретого инстинктом самосохранения, чтобы не выплюнуть этой гниде в рожу, что на х*ю я вертел его невменяемую идиотку! Что только там, на моей карусели, она и сгодилась! Что рядом с моими девчонками она всегда будет выглядеть навозной кучей в розарии. И как жаль, что мгновенно не вытравить из памяти это говно, потому что оно появляется снова и снова и отравляет воздух вокруг меня и дорогих мне людей.  

Я действительно мог бы сказать много хорошего… И слишком много плохого вертелось на языке, так и не сорвавшись. Лишь выдавил из себя, что не люблю его дочь. И чем ближе она, тем сильнее и ярче моя нелюбовь. Неприятно? Да похер! Зато у советника появился веский повод задуматься, нужен ли ему такой зять. Я и сам вижу, что не нужен!

И вот теперь Архипов в ярости! Грозится меня уничтожить.

Серьёзно? За нелюбовь?

Не только… За его униженную девочку, наивную и чистую! За моё открытое пренебрежение! За растоптанные светлые чувства! За сорванную невинность и искалеченную душу!

Это всё о чистой и невинной Вике!

И пусть я не способен в полной мере понять его отцовские чувства, но попытаться могу. За мою Наташку я тоже готов грызть глотки. Вот только я уже не хочу понимать Архипова. Тем более, это ещё не весь список моих преступлений, за которые меня следует казнить…

За подлое предательство! За жестокие и страшные угрозы в адрес его дочери! За её потерянные аппетит и сон, за её панический страх…

И я бы даже посочувствовал любящему отцу, будь всё это правдой. И объяснил бы, что мои угрозы в её адрес – лишь извращённые, вывернутые наизнанку предупреждения убрать своё ядовитое жало от моей нежной девочки. Но кому здесь объяснять? Лишь желающий слышать способен воспринимать правду. Да и я сейчас уже совсем не тот наивный прекраснодушный долбоёб с пушистыми крыльями, что полчаса назад летел на мирные переговоры. Я больше не готов говорить. И не умею. Но показать всё же должен, а иначе этот тупой поход в стан врага теряет всякий смысл.

Мой телефон у Архипова. Осторожный, пидор старый. Мобилу мне не отдаёт – только из его рук. Сука! Мне не терпится поинтересоваться – а если поссать пойду, он мне сам подержит или бойцов попросит? А ну как выстрелит?! Но сейчас и так всё против меня, и не стоит себя ещё глубже закапывать. Сейчас мне нужен лишь мой телефон.

Включаю. В его, бл@дь, руках! Вцепился, мудак, как в чеку от гранаты. И только мобильник поймал сеть, как тут же разразился входящим от Геныча. Я разулыбался, а Архипов цветисто выразился и бесцеремонно сбросил вызов.

Прости, Геныч, в плену как в плену!

У меня всего две минуты, чтобы продемонстрировать «безобидное» художество наивной Викуси. Однако я успеваю поймать всплывающие уведомления о пропущенных звонках – от Геныча, Дианы, Эллы, от отца... От Вики… От Вики?! Архипов это тоже видит, но вряд ли может быть уверен, что абонент под именем «Сука» – это его дочь. К счастью, в момент, когда я делал скрин сообщения, она ещё именовалась Викой.

После прочтения советником сего послания я мог ожидать от него скептического настроя и комментариев типа – это ничего не значит, равно как и ничего не доказывает. И в какой-то степени я с этим даже согласен. Я мог ожидать требования удалить скрин, хоть это и глупо... Но очередной звонок моего телефона беспощадно заткнут дизайнерским башмаком господина советника. Новенький продвинутый гаджет не в состоянии сопротивляться весу Архипова и жалобно трещит под каблуком. Несомненно, мне жаль. Но куда больше – мне смешно. С такими нервами опасно дуть в губернаторские уши. Представляю, какой бы удар по отцовским чувствам нанёс короткий видеоролик! И мне почти искренне было бы жаль.

Теперь я без связи. И если таксист меня не дождётся, идти придётся долго. Если, конечно, придётся... Но не завалят же меня прямо здесь! Не должны по идее… Это было бы очень неосмотрительно, и я свято верю, что гнев советника не сожрёт его разум… Я вполуха слушаю его угрозы и думаю… Как же было хорошо в далёком детстве, когда я брал пульт от телевизора и звонил отцу, а тот разом решал все мои проблемы. Сейчас с пультом уже не проканает.

Мои мысли прерывает входящий звонок… Увы – звонилка не моя. Однако напряжённое выражение архиповской рожи, когда он прижимает мобильник к уху, вслушиваясь в нытьё своей дочери, – отрада для моих глаз. Мне и со своего места слышно, что это Вика. Ай-яй! Что ж там приключилось-то? Не удивлюсь, если я и есть виновник её горестных всхлипываний. Даже предвкушаю это с маниакальным удовольствием.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– А это кто говорит? – неожиданно спрашивает советник у трубки. Совсем е*анулся, что ли?

Но писка Вики действительно больше не слышно. Вообще никого не слышно. Но Архипов однозначно слышит. И препарирует меня острым, как опасная бритва, взглядом. Но после взглядов Дианы он может даже искры из глаз высекать – не впечатлит. Это осознание заставляет меня улыбаться. Сейчас это гордость за моё знакомство с ней. Советник мою радость не оценил. Никак. Теперь он скользит потерянным взглядом по помещению и молча слушает. И дышит тяжело. А меня сжирает любопытство – может, я где-то там взял Викторию в заложники? Тогда это вполне объясняет его озадаченный вид.

***

Спустя пять минут кортеж из четырёх чёрных монстров стремительно сокращает расстояние между двумя шлагбаумами, где ещё недавно я плыл на льдине. Но сейчас «Песенка мамонтенка» не в тему, а в голове ритмично бомбит саундтрек из «Бригады».

Бедняга таксист на своём посту. Хочу отпустить мужика с миром, поблагодарить… Но бесполезно – я крепко зажат между двумя вооружёнными бойцами.

Прости, шеф! Надеюсь, ты не останешься здесь до утра.

На протяжении всего пути со мной никто и словом не обмолвился. Советник, возможно, пролил бы свет на непонятную ситуацию, но он сидит в другом броневике.

Надо сказать, я немало удивился, когда примерно через час сопроводительный кортеж господина Архипова притормозил в ста метрах от моего офиса. И только его машина нырнула в закрытый двор. Чудны дела твои, Господи! Один из моих конвоиров ответил на входящий звонок, бросил на меня хмурый взгляд и… Свобода!

Я неторопливо покинул салон и недоверчиво покосился на бойцов. Кажется, сейчас им нет никакого дела до недавнего узника – их взгляды устремлены вслед скрывшемуся во дворе советнику. К добру ли?.. Но мне тоже туда не терпится. И я двигаю в ту же сторону на полусогнутых (ноги после порки ещё не отошли).

– О, Евгений! – рычание Геныча из темноты, и на плечо мне падает его пудовая ладонь. – Вам в бубен хотелось? Так есть у меня!

Но вместо жёсткой подачи этот буйвол стискивает и приподнимает меня. Спасибо, хоть не целует!

– И как оно, Жек?

– Неужто добро победило? – сиплю придушенно.

– Да нет на свете злых людей, Евгений, есть только люди несчастливые.  

– Пусти, задушишь! Философ!

– Это не я, это Мишаня Булгаков, – Геныч опускает меня на асфальт и командует: – Давай, сынок, шевели поршнями, а то я из-за тебя самое интересное пропущу.

82 Элла

Я смотрю на охапку алых роз. Весь день на них отвлекаюсь, всё ещё не в силах поверить, что это мне... От Жени! Мне!.. Но прямо сейчас, когда я слышу из динамика его голос, этот подарок уже не кажется мне таким невероятным.

– Прости, детка, не могу сейчас говорить... – голос Жени кажется немного раздражённым. – Я перезвоню, как только освобожусь.

Я буду ждать... Очень.

Мне отчего-то не по себе. На самом деле причин для волнения несколько, но из-за недостатка информации они никак не выстраиваются в логическую цепочку. Из головы не выходит Виктория со своим ультиматумом. Она точно сумасшедшая! Я ещё способна понять, почему она настаивает, чтобы меня уволили, но как она додумалась требовать у Жени кольцо? Как вообще такое можно требовать? Или это особенности воспитания золотой молодёжи? Вариант, что Женя согласится на её условия, я даже не рассматриваю. И, конечно, не верю, что он ей угрожал. Но о чём-то я точно не знаю...

Зачем Женя звонил ей прошлой ночью? И почему не хочет, чтобы я по улице ходила одна? Даже Гену прислал… Я постеснялась озвучивать свои догадки вслух, но думаю, что это тоже связано с Викой. Правда, это мало меня тревожит – физически ей со мной не справиться. Не станет же она киллера нанимать. А ещё я не понимаю, как со всем этим связан Виктор... А хотя, может, и никак.

Дверь начальственного кабинета распахивается в сто первый раз, и оттуда выходит невозмутимая Диана. А вслед за ней очень возмущённый Александр Андреевич. А поскольку они уже несколько часов курсируют мимо меня с такими лицами, мне бы привыкнуть и перестать обращать на них внимание. Но я каждую минуту жду новостей… Вижу, что Диана хочет мне что-то сказать, но её опережает Александр Андреевич:

– Элла, а почему о такой мелочи, как изуродованная машина моего сына, я узнаю последним? Или любовная лихорадка тебе память выжгла? А может...

Дальше я его уже не слышу... Хочу подняться из-за стола, но ноги ослабели и не слушаются.

Изуродована машина?!

– А Женя?.. – сиплю и не узнаю собственный голос. – С Женей что?

– А это мы у тебя хотим спросить! Где мой сын?

– Александр Андреевич! – предупреждающий тон Дианы заставляет его замолкнуть, а она обращается ко мне. – Элла, успокойся, это уже устаревшая информация. Женина машина с пробитыми колёсами стоит внизу, на парковке, а сам он уехал со своим другом. Можешь не сомневаться, что с Женей всё в порядке, потому что рядом с Геной ему может грозить только сам Гена.

Она улыбнулась, босс пренебрежительно фыркнул, а я… А мне ещё больше поплохело. И множество тревожных звоночков вдруг объединились в пугающий набат. Я замотала головой...

– Но Гена сейчас не с Женей, он внизу... Он меня ждёт!

Босс как-то неопределённо хрюкнул, а Диана сощурилась, молча извлекла из кармана джинсов телефон и, ткнув в него несколько раз, поднесла микрофон к губам. Что она собралась надиктовывать? А ничего! Из динамика послышались отдалённые гудки, а следом, как мощный паровозный гудок:

– Моё почтение и нижайший поклон Королеве драконов!

И никакая громкая связь не нужна.

– Геночка, а ты сейчас где? – нежно проворковала Диана в микрофон, минуя приветствие.

– А-а-а... я тебе очень нужен? У меня тут это... свидание, если что...

– А Женя с тобой?

– Не, но у него тоже... как бы свидание. А ты чего...

Но Диана уже сбросила вызов, ткнула ещё пару раз в экран и приложила трубку к уху.

– Андрюш, ты ещё в моём кабинете?.. Скажи Римме, чтобы оставалась там, а сам спускайся вниз и найди там нашего реактивного Терминатора. Я к вам спущусь через несколько минут. И Одиссею набери, он может понадобиться.

Диана свернула разговор и уставилась на меня своими кошачьими глазами. Я не жду наводящих вопросов и, памятуя о её просьбе, выпаливаю.

– Женя мне звонил только что.

 «Скажи ей, что у нас с тобой состоялся интимный разговор», – вспомнились его слова...

– Диана, я не знаю, откуда он звонил. Он только сказал, что не успеет вернуться до конца рабочего дня и поэтому меня встретит Гена. А потом сказал, что занят и не может больше говорить. Мне кажется, что... Я не знаю... но что-то не так... И ещё я слышала, что он не в помещении, он шёл куда-то... ветер был в трубке и дыхание... такое...

– Диан, давай я позвоню Архипову, – взвыл босс. – Я же знаю своего дуралея, он ведь головой редко пользуется... А вдруг он свои угрозы решил претворить...

– Даже не вздумайте никому звонить, – прервала его Диана. – Я сама позвоню, если надо будет.

– Так давно уже надо! Или подождём, пока его убьют?! – нервничает Александр Андреевич, но Диана его будто не слышит и снова поворачивается ко мне.

– Собирайся, Элла, мы тебя домой проводим.

Какое домой?! Чтобы я с ума там сошла?!

Я взглянула на часы – до конца рабочего времени ещё пятнадцать минут. Мой взгляд не остался незамеченным.

– Несколько минут погоды не сделают, – скомандовала Диана. – Тем более тебя Гена ждёт.

– Да я его не просила! Меня там ещё и папа ждёт... Но я всё равно никуда не поеду, пока Женя не вернётся.

– Я внизу тебя жду, – резко отрезала леди Ди и стремительно покинула приёмную.

– Ды... – захотелось сказать что-то едкое ей вслед, но такое в голову не пришло, а пришло другое...

Это я во всём виновата! Всё из-за меня! Я ведь просила помощи у Бога, а взамен обещала оставить Женю в покое, а сама...

«Но ведь он сам! Я не пыталась его соблазнять!» – оправдываюсь то ли перед собой, то ли перед Всевышним...

«Слишком быстро сдалась, рохля! Ты нарушила обещание! Теперь расплачивайся!» – противоречу себе же. Или транслирую приговор свыше.

– От вас, баб, одни беды! – с отчаянием выплеснул на меня Александр Андреевич и потряс своим мобильником. – Недоступен Женькин телефон!

И я не знаю, что ему сказать... И что сделать не знаю...

Выругавшись, босс удалился к себе в кабинет, а я начала звонить Жене. Раз, другой... – Недоступен. Третий... пятый... – Занято! И снова набираю – недоступен...

Звонит папа и говорит, что ждёт меня внизу, просит не торопиться, и ещё что-то говорит...

А мне дышать нечем... Я не могу здесь сидеть... и стоять тоже не могу. И не хочу никуда идти, и никого видеть, и говорить ни с кем сейчас не хочу...

Захожу в Женин кабинет и несколько минут стою в темноте.

Вернись ко мне, Женька! Пожалуйста! Или пусть не ко мне... Но только вернись!

Подхожу к окну и открываю его настежь. Вернись!.. И повторяю, повторяю...

– Ты здесь, что ли? – слышу за спиной ворчливый голос босса и резко поворачиваюсь. Яркий свет бьёт по глазам. – Что ты шастаешь, как привидение? Домой иди!

– Извините… Я иду...

83

Покинув здание, я осматриваюсь по сторонам. Ни Дианы, ни Гены... Но уж гиганта Андрюшу я бы точно заметила. Что ж, неудивительно, что меня не дождались, сама виновата. Но папа точно никуда не мог уехать. Он говорил, что будет ждать меня в машине... Только я не помню, в какой. Продолжая оглядываться, я иду к дороге. Ой, а вон и папа! Впереди, через несколько припаркованных машин, я вижу его авто – большой белый внедорожник. Папа вышел из машины и машет мне рукой. И улыбается. В ответ мои губы тоже растягиваются в улыбке. Я хочу помахать ему...

– Эльза! – резко и развязно звучит за моей спиной и режет слух.

Я поворачиваюсь как раз в тот момент, когда окликнувший меня парень подходит вплотную. Лицо кажется мне знакомым, но оно так близко, что я не могу разобрать. И вдруг понимаю, что он не один. Второй какой-то жуткий и очень несвежий. Неприятно улыбается, обнажив кривые зубы. И я возвращаю взгляд к знакомому лицу. Так это же... Чувствую, как мужская рука больно сдавливает предплечье, а прямо перед моими глазами с тихим щелчком выпрыгивает тонкое лезвие. Как в замедленной съёмке, я вижу приближающийся к моему лицу нож-бабочку...

Но даже не успеваю осознать опасность и испугаться, когда огромная ладонь с противным хрустом сжимает руку, держащую нож. Меня больше никто не удерживает, и я отступаю назад, морщась от пронзительных воплей, звука ломающихся костей и громогласного рычащего баса:

– А догадайся, дурилка, куда я сейчас вставлю тебе эту зубочистку.

Гена широко улыбается и смотрит на меня с восторгом, не забывая крепко удерживать огромными ручищами два обмякших скулящих тела.

– Эллочка, ты просто бомба! Я чуть не ослеп от такой красоты! – громко и радостно басит он. – Но ты не боись, восхитительница, этих обсосов я и будучи слепым уработал бы.

Он грубо тряхнул парней и участливо спросил, глядя на меня снизу вверх:

– Сильно испугалась, маленькая?

Хм, маленькая – смешно! Сейчас я выше моего отважного героя ровно на высоту своих нескромных каблучков. И всё же Гена выглядит очень сильным, большим и надёжным.

Я отрицательно покачала головой и честно призналась:

– Да я и не успела испугаться. Ты так быстро смял этих хлюпиков.

К слову, оба поверженных хлюпика тоже оказались заметно выше Геннадия. Но один, удерживаемый за шиворот, уже сполз к ногам победителя и почти не шевелится. Зато второй громко скрежещет зубами и мычит от боли, прижимая к себе сломанную руку. Эта рука хотела порезать моё лицо, и во мне совсем нет сожаления. А ещё я вспомнила, наконец, как его зовут – Дима, и это именно он избил меня два года назад в день нашего с Наткой совершеннолетия. Не понимаю, что ему нужно было тогда и зачем он это сделал сейчас. Не понимаю…

Чьи-то руки обнимают меня за талию, заставляя вздрогнуть. А у Геннадия, как по команде, выехала вперёд нижняя челюсть. Я быстро обернулась и облегчённо выдохнула.

– Спокойно, Ген, это мой папа, Алексей Юрьевич, – поясняю торопливо, и свирепая физиономия растягивается в дружелюбном оскале.

– Лиз, а что тут происходит? Это твои друзья? – с сомнением спрашивает папа, окидывая странную компанию подозрительным взглядом и стараясь задвинуть меня к себе за спину.

– Только один друг, пап. Познакомься, это Геннадий, – я киваю на Гену, сдерживая смешок. Двое бандюг в его руках выглядят куда безобиднее.

Дима, удерживаемый Гениной правой рукой, вдруг едва заметно дёрнулся и кулем осел на землю. А Гена с широкой улыбкой протянул папе освободившуюся ладонь.

– Здравствуйте, очень приятно. Как видите, за такой красавицей глаз да глаз. Поклонники прут, как грибы после дождя, – Гена легонько пнул одного из моих поклонников, а я порадовалась, что папа издали не понял, какая трагедия здесь едва не развернулась. Правда, теперь он очень неодобрительно взирает на моего спасителя, но это я улажу.

– Вы, наверное, парень Элизы? – с какой-то тоскливой обречённостью поинтересовался папа.

– М-м, Элизы, – посмаковал Гена и тут же поспешил утешить моего родителя: – К великому сожалению, я лишь верный друг её парня. И всё, что мне, горемыке, остаётся – смотреть и защищать, когда друг… занят работой.

А я будто только что проснулась – Женька!

– Занят важным делом, – с нажимом сказал Гена теперь уже мне, безошибочно разгадав мой панический взгляд. – Важным и совершенно безопасным. Уж можешь мне поверить!

Я смотрю в его честные округлившиеся глаза и очень хочу верить…

– А Вы, Геннадий, не слишком суровы с поклонниками? – спросил папа, кивнув на неудачливую парочку.

– Это я ещё мягок, – бросил Гена, оглядываясь назад. Я тоже взглянула ему за спину…

О, Господи!

Метрах в десяти от нас гигантский Андрюша преградил путь автомобилю, пытающемуся отъехать от тротуара и вклиниться в общий поток движения. Да куда там соваться – пробка, как в столице в час пик. А ещё «Пазик» великану в помощь! – перекрыл пути к отступлению. Андрей подошёл к водительской двери и дёрнул её на себя, но безрезультатно. А вот и Диана! Она присоединилась к своему монументальному телохранителю и лучезарно улыбнулась, заглядывая в водительское окошко. А меня не столько интересует, кто же там, за рулём, насколько я взволнована и тронута, что они все здесь – никто меня не бросил!

Вижу, как Андрюша, слегка согнувшись, дёргает водительскую дверь обеими руками, и та распахивается, не способная противостоять такому жёсткому напору. Да этому парню никакой лом не нужен! Андрей посторонился, пропуская Диану, а дальше… Наверное, я уже знала, кто окажется за рулём красивой спортивной машины, но совсем не ожидала подобного представления…

Запустив руку в салон, Диана выволокла за волосы истерично визжащую Викторию. Вика попыталась обороняться, но протянутая к Диане рука тут же повисла бесполезной плетью, а Вика взревела ещё громче. Баюкая правую руку и вереща на всю округу, она еле успевает переставлять ноги и мотыляется следом за стремительно удаляющейся высокой и стройной леди в чёрном, крепко сжимающей в маленьком кулачке белокурую гриву. Андрей сделал какой-то знак Гене и тоже проследовал за Дианой.

– Да, я слишком мягок, – задумчиво повторил Гена и встряхнул полудохлых ребят. – А ведь мог бы отдать ей, – он кивнул в сторону удаляющейся Дианы. – Волшебное слово «Дракарис» – и вы два обугленных Буратино.

– Какой-то дикий беспредел, – поражённо бормочет папа и прижимает меня к себе. – Девушке помочь ведь надо…

И он бы уже бросился спасать Вику, если бы ещё сильнее не боялся оставить меня рядом с опасным и не внушающим доверие Геной. Если, конечно, это по-прежнему мой добрый папа.

– Этой не надо помогать, – возражаю я, – это Вика… Безобразная Вика… и она заслужила.

– Прошу прощения, – напомнил о себе Гена, – Алексей… забыл Ваше отчество… Так я могу быть уверен, то Вы доставите Эллу домой? Пардон, Элизу… Да?

– А Вы сомневаетесь, что я способен позаботиться о своей дочери? – раздраженно спросил папа, а я с силой сжала его руку.

Гена виновато улыбнулся, набрал в грудь пару литров воздуха и выдохнул:

– Не сомневаюсь!

Я смотрю на него с мольбой и отчаянием, и лишь присутствие папы и нежелание его оскорбить не позволяют мне возразить вслух: «Гена, нет! Я останусь с вами и дождусь Женю!»

Гена легко читает мою пантомиму, извлекает из кармана телефон и командует:

– Диктуй свой номер.

Диктую и слышу, как недовольно бормочет папа:

– Хорош друг! Даже номера не знает.

Гена тоже это слышит, но притворившись глухим, беспечно улыбается и посылает мне вызов.

– Сохрани и звони в любое время! А нам пора…

– Геннадий! – приятный мужской голос заставил нас всех повернуть головы в сторону его блистательного обладателя.

Одиссей! Маленький пухлый человечек в стильном пальто поправил очки на носу и вежливо поздоровался. Он явно меня не узнал, но мне сейчас и не до реверансов. Адвокат с благоговением поцеловал мне руку, пожал ладонь папе и снова обратился к Гене:

– Геннадий, мы ждём только вас с… приятелями.

– Идём, – кивнул Гена и резко вздёрнул коленопреклонённых приятелей. – Возьмёшь одного?

Одиссей брезгливо отшатнулся, вежливо с нами попрощался и задал нужное направление.

– Всего доброго, – пожелал Гена папе, подмигнул мне и погнал подранков вслед за адвокатом.

Наверное, совсем не так представлял себе мой папа свидание с дочерью. Я ловлю себя на том, что рада его видеть, что люблю его… Но за долгие годы его отсутствия пиетет мой рассыпался прахом, и теперь нам обоим предстоит узнавать друг друга заново, учиться доверять, слушать… А пока...

Ох, прости меня, папочка!

Но я не в состоянии удержать внимание и интерес, теряю нить разговора и постоянно отвлекаюсь на телефон. Женя по-прежнему недоступен. Сегодня столько всего произошло, но мысли не задерживаются даже на недавнем нападении, я постоянно думаю о Жене.

– Лиз, ты совсем меня не слушаешь, – мягко говорит папа. Не упрекает.

– Прости, – виновато пожимаю плечами. – Ты что-то говорил о клинике...

– Да, это в Москве, я все узнал. Максимум две операции – и ты забудешь о своём шраме. Это лучший специалист по пластике. А денег у меня хватит и на Израиль, и на Германию, и на твою свадьбу, и на путешествие!.. Лиз, я давно завёл на тебя счёт и все годы откладывал...

– Прости, пап... А мы можем перенести этот разговор?

– Тебя что-то беспокоит? – этот вопрос звучит уже не в первый раз, но сейчас я отвечаю честно:

– Очень беспокоит, и это нечестно по отношению к тебе.

– Расскажешь?

– Наверное... Но не сейчас.

***

Инесса сегодня не в духе. Распахнув передо мной дверь, она выдохнула из ноздрей сизый дым и, закусив мундштук, удалилась в кухню.

– У тебя разве нет сегодня занятий? – ворчит оттуда.

– Уже через двадцать минут, – кричу ей, – успею только переодеться.

– Я хотела блинчики, – продолжает вредничать.

– Могу испечь, когда вернусь, – миролюбиво отвечаю и едва не растягиваюсь посреди гостиной, зацепившись ногой о крокодила, распластавшегося на моём пути.

– Вот! – Инесса застыла у входа в гостиную и торжественно задрала указательный палец. – Не забудь познакомить меня с мудаком, подарившим тебе этот пылесборник.

– Неправда, Инесса, этот парень – настоящий герой!

И, как по волшебству, имя героя высветилось на экране мобильного, принявшего входящий вызов.

Геночка, пожалуйста, скажи, что у тебя хорошие новости!

84 Женя

Тёмным-тёмным вечером в тёмном-тёмном дворе два здоровых мужика – это мы с Генычем – залегли в засаде. Ну, как залегли… Подпёрли своими могучими телами служебную дверь торгового центра и обдуваемые ледяным ветром издали таращимся на тёмный кроссовер Дианы, в котором она организовала тайное вече. И одному Всевышнему известно, что она насоветует главному советнику. Андрюха, как заиндевевший Коло́сс, застыл там же, у переднего бампера, оберегая свою благодетельницу. От кого он её, интересно, оберегает? Разве что от дурного глаза? Так ведь и тот мигом зажмурится, проклиная собственную дурь.

Кстати, если бы не отец, то ещё неизвестно, когда бы я узнал о нападении на Эллу. Сжираемый страшными подозрениями, босс не усидел в своём кабинете и рванул за Дианой на свежий воздух, где и стал свидетелем преступления двух уёбков и героического подвига Геныча. Он, бедняга, аж закурил с перепугу. Так и носился по центральной улице туда-сюда, врезаясь в прохожих, смоля сигареты одну за одной и вспоминая молитвы. Спустя пару минут после моего освобождения он налетел на меня, едва не сбив Геныча с ног, и облобызал, как героя войны, чудом оставшегося в живых. Такую ахинею нёс от радости, что чуть сентиментальную слезу у меня не выбил. А потом рассказал, как едва не пострадала его красивая помощница.

Отца с великим трудом удалось утешить и отправить успокаивать нервы.

 А Геныча захотелось удавить!

– Сука, Геныч, да как ты вообще позволил им подойти?!

– Спокойно, брат, в тебе говорят эмоции. Вот остынешь слегка и всё поймёшь. Я сперва и ждал нашу Рыжулю у самого терминала, чтоб не проморгать. А Дракониха – да пребудут с ней сильные крылья! – отправила ко мне Андрюху. А он же не знал, где я, ну и пошарил по мониторам. Меня не нашёл, зато Викину тачку обнаружил. Ты вот знал, что он её уже полгода пасёт?

– За херами?

– Во-от! Оказывается, твоя бывшая не один раз устраивала засаду нашей огненной пташке, пока та в животике дракончика вынашивала. Это ж полный пиZдец, Жек! Меня чуть не переклинило от таких новостей. А если бы ей удалось? Страшная она баба, Жек!

Не баба, а мразь! И сейчас мне очень важно знать, в курсе ли была Наташка...

– Жек, а ты когда с ней сношался, не замечал, что она е*анутая?

– Почему Элла одна была, если ты всё замечаешь?

– Неправда! Она была не одна, а под нашим неусыпным наблюдением. Мы же рассредоточились! А если бы Рыжулька вышла со мной, то Вика свалила бы.

– Геныч, ты ох*ел?! Вы мою девчонку в качестве живца выставили?

– А были варианты? Сейчас упустили бы, а потом эта маньячка неизвестно где и когда вылезла бы! Могло быть намного хуже, Жек!

– Ты мог не успеть! – повторяю упрямо и зло, а внутри формируется страх и… щемящая боль... Моя нежная и такая доверчивая девочка могла пострадать из-за этих стратегов... И из-за меня. Не в первый раз…

Я сильно зажмуриваюсь и сглатываю до отвращения сладкую слюну. Геныч обнимает меня за плечи и виновато бодается.

– Я не мог не успеть, брат. Ну ты ведь и сам знаешь, что не мог. Я ведь реактивный. Подтверждено и заверено Её Драконейшеством! Я вот думаю, может, к ней в службу безопасности податься? Не, лучше возглавить! А ты знаешь, что у неё на Вику убойное досье? А мы с тобой из-за каких-то мультиков Витюшу пугали. Кстати, он нас тут же и слил. Вот же жучила!

– Знаю. А что за компра у Дианы?

– Сие под грифом «Секретно», но Андрюха намекнул, что жесть.

Я киваю, но подробности меня мало волнуют…

– А с этими двумя гнидами что?

– А-а, – обрадовался Геныч, – так они здесь, в центральном отделе. Там с ними наш доблестный педигном Одиссей. Так что не ссы, Жек, он позаботится об их правах.

– Геныч… Элла сильно испугалась?

– Да она даже понять ничего не успела! Клянусь! Скорее, удивилась. И отец её не вкурил, всё торопился от меня её изолировать. Эх, не любят меня, Жек, папочки хороших девочек. Не внушает им доверия мой экстерьер.

– Не льсти себе Геныч. Твой экстерьер в принципе не внушает доверия. Мобилу мне дай.  

– Да! Надо ж Эллочку утешить! – спохватился Геныч и запричитал, протягивая мне телефон. – Моя гулюшка!.. Знаешь, как она за тебя волновалась? Так хотелось её пожалеть, но папа у неё суровый… Что ты смотришь на меня, как на вражину? В телефон смотри, я там её номер забил. Ищи «Рыжулю».

– Я помню её номер, – отхожу в сторону.

– Ебическая сенсация! – гудит вдогонку Геныч. – Ты мой-то номер до сих пор не выучил!

– Да ты всё равно звонки хер слышишь, – бубню себе под нос и быстро набираю нужные цифры.

Я не знаю, что говорить... В голове полный бардак, но мне нужно просто услышать... После первого гудка в динамике раздаётся ЕЁ тихий голос:

– Гена...

Я глубоко вдыхаю и на выдохе прикрываю глаза.

– Женя? – не очень уверенно.

Надо что-то ответить, а я улыбаюсь, как идиот.

– Женя, это ты? Просто скажи – всё в порядке?

В горле словно кирпич ребром встал...

– Да, – получается сипло и глухо, и царапает горло. Запрокидываю голову и глубоко вдыхаю. – Очень хорошо, Эл-ла... Очень...

– Спасибо, что позвонил, – она почему-то шепчет.

– Прости, маленькая, я просто... телефон потерял.

– А я... так и подумала.

– Жека! – рычащий шёпот Геныча заставил меня обернуться. – На приговор опоздаешь!

– Элла, я перезвоню тебе позднее, – вижу, как интенсивно машет Геныч.

– Хорошо…

– Я приеду за тобой, Элла.

– Правда?! – и столько надежды в одном слове! И сомнение…

– Клянусь.

– Жека, бл@дь! – негодует мой нервный друг и я сбрасываю вызов.

Совсем немного опоздал. Советник уже покинул совещание и медленным шагом, чуть пошатываясь, направляется к ожидающему его внедорожнику, перекрывшему выезд со двора. Задняя дверь распахнулась и навстречу Архипову выпорхнула его наивная всхлипывающая девочка. Обманутая и несчастная!

Простить, понять и въе*ать! С ноги.

Виктория… невинный ангел в пушистой шубке тянет к папе ручки...

Размашистая громкая плюха родителя стала неожиданностью не только для его дочери. На несколько секунд повисла оглушающая тишина. Эта же сука даже не пискнула. А я, стиснув зубы, жду следующей подачи. Полурык-полустон советника служит стартовым хлопком для Вики – она запрыгивает обратно в салон быстрее, чем вылетала оттуда.

– Да! Добро должно быть с кулаками! Понимает же, сявка, что рыльце в паху! – Трубный бас Геныча ударной волной пронёсся по округе, насмерть перепугав задремавших на заборе ворон. С предынфарктным карканьем они щеманулись врассыпную, разбрасывая ошмётки адреналина. Жаль, шуба скрылась!

Не оглядываясь, Архипов тяжело взобрался в салон вслед за дочерью, и машина сорвалась с места. А мы с Генычем повернули головы на стук каблучков.

– Прекрасная и ужасная, – шепчет Геныч, и его комплимент мгновенно долетает до слуха приближающейся Дианы.

Глядя на неё, я почему-то приготовился к физической расправе и всё, что могу сейчас сделать, уже делаю – улыбаюсь, надеясь, что выгляжу в достаточной степени смиренным. Она подходит ко мне почти вплотную, внимательно оглядывает и неожиданно обнимает. На миг я поражённо замираю, сбившись с дыхания. Наконец, вдыхаю и осторожно притягиваю её к себе.

– Диан, только не говори сейчас, что ты внезапно прозрела и решила дать отставку своему неуравновешенному испанцу, – тихо бормочу ей в макушку.

– Ланевский, – она поднимает на меня свои жёлтые глазищи, – и как только с таким самомнением ты ухитрился разглядеть у себя под носом уникальный самородок? А хотя... вряд ли это твоя заслуга.

– У меня обнаружилась слабость к нежным розовым ушкам, – я сжимаю Диану крепче, фиксируя её боевые крылья, и продолжаю шептать ей на ухо: – А твоим, драконьим, даже перекись не поможет.

Её тело слегка вздрагивает – то ли от смеха, то ли… Нет, за слезами – это не сюда.

– Ты мне задолжал, Женечка. Придётся отработать, – Диана отстраняется. – И ты не станешь мне отказывать. Завтра поговорим.

– А с Архиповыми что? – спрашиваю уже ей в спину.

– Завтра…

– Фу-у-ух, – громко выдыхает Геныч. – Что ж так пугать-то, а? Я уж собрался седлать «Мурзика» и к Рыжуле – с утешениями.

– Геныч, когда-нибудь я доберусь до тебя спящего! Мобилу дай!

Я отхожу подальше от его глумливой рожи и набираю номер Эллы. Она отзывается только после третьего гудка и дышит часто.

– Ты бежала, что ли?

– Нет, Жень, я на работе, – и тут же добавляет, не позволяя множиться моему удивлению. – Я здесь, в Дианиной студии преподаю танец.

– На шесте?

– На пилоне…

– Элла… я тебе сказать забыл…

– Что? – скорее, ощущаю, чем слышу.

– Я… люблю тебя, Элла…

85

– Женя... Женечка... ещё скажи... Скажи мне ещё!

– Люблю... тебя... – мучительно медленно погружаюсь в горячий тесный плен её тела, – Эл-ла...  

Шиплю, когда короткие ноготки царапают мою мокрую спину, ловлю губами её стон и выдыхаю:

– Моя Аномалия...

От пота щиплет глаза... От несдержанных поцелуев-укусов щиплют губы... Мышцы дрожат от напряжения...

Не выходя из неё, я перекатываюсь на спину и увлекаю Эллу за собой. Дух захватывает от вида моей обнаженной наездницы, и во мне открывается пятое дыхание.

А я-то думал – меня срубит после четвёртого захода. Но с этой невероятной девчонкой всё непредсказуемо. Похоже, если я и отключусь от усталости, то мой рабочий плуг так и останется бодрячком и на изготовке. Фиксирую ладонями её бёдра и задаю нужный темп...

Вот так, девочка, поскакали!

В тёплом свете ночных ламп её влажное стройное тело сияет, как сокровище в моих руках. Горячее, подвижное, такое вкусное и дарящее острое наслаждение. И глубокое...

Вот так!

А вот так ещё глубже и острее.

– Боже мой!.. Женька!..

Это звучит как музыка. И двигается она, словно танцует… на моём шесте.

Моя послушная и такая охренительно гибкая! Она рвано шепчет мое имя, заставляя меня рычать и ускоряться. Её упругие сладкие мячики с розовыми сосками подпрыгивают в такт движениям и мой рот переполняется слюной. Не в силах держаться, скольжу ладонями вверх по телу и тяну на себя. Приподнимаю голову навстречу и с жадным урчанием ловлю губами сосок… другой… Её короткий вскрик подталкивает меня к краю сознания... Выпускаю грудь, сдавливаю бёдра и наращиваю темп... Пространство наполняется влажными шлепками и свистящим дыханием...

– Люблю тебя... Женька мой! – выталкивает меня за край.

Выдоенный досуха, еле живой и до одури счастливый, продолжаю прижимать к себе мою уставшую наездницу и целовать её мокрые волосы, и с наслаждением вдыхать аромат её тела и терпкий запах недавней близости.

Элла вяло затрепыхалась в моих руках и скатилась с меня в изнеможении, освобождая узника, охреневшего в тесном резиновом пальто. Молодец, не подвёл меня!

После сегодняшнего нервного дня я боялся, что меня надолго не хватит. Но я сильно недооценил мою девочку...

Мой уникальный манок.

– Жень, – ладошка Эллы скользит по моему животу, медленно подбираясь к члену. Он уже разоблачён и, кажется, не опасен. – Я хочу... сделать тебе приятно.

Я едва сдержался, чтобы не заржать. Таким сонным голосом меня ещё никогда не пытались соблазнять.

– А ты полагаешь, что сейчас была лишь прелюдия?

– Я про… минет, – выдаёт заплетающимся языком, а её ладонь замирает в опасной близости от объекта.

– Малыш, твой язычок даже короткие слова с трудом осиливает, – не то чтобы я отговаривал…

Я с сомнением взглянул на свой меч-леденец, но тот неожиданно встрепенулся навстречу невинному ротику. Перевожу взгляд на этот ротик... Губы приоткрыты, дыхание ровное... Моя соблазнительница спит. Укатал. Оставил малышку без десерта на ночь. Хотя тут и до утра недалеко.

– И ты спи, – приказываю своему стахановцу, тоскливо указывающему на яркие припухшие непорочные губы. – Успеешь ещё.  

Элла спит, как убитая, а я... Я внимательно изучаю её расслабленное лицо. Красивая. У неё большой и очень завлекательный рот. Усну ли я, если буду продолжать пялиться на него? Кожа очень чистая и нежная... Шрам... Он совсем её не портит... И мне нравится. В этой девочке мне нравится абсолютно всё. А больше всего то, что она спит в моей постели, доверчиво положив ладошку мне на живот.

Люблю... тебя...

Перекатываю на языке, смакую… и повторяю снова. Странно... но это легко. Потому что я так чувствую. И шалею, вспоминая, как от моих слов сияют её потрясающие глаза. Карий и... зелёный... Нет – скорее, голубой... Или нет – он какой-то другой... Чёрт, он разный!..

Моя невероятная!.. Уникальная... Аномальная... Моя Элла.

Её разгорячённое тело понемногу начинает остывать, и я с сожалением укрываю его одеялом, спасая от холода и моих алчных глаз.

Запрокидываю голову и с удивлением наблюдаю, как огромные белые снежинки налипают на оконное стекло и стекают прозрачными каплями на карниз.

Вот и весна пришла!

Осторожно обнимаю свою девочку и целую неровную отметину на скуле.

– С первым днём весны… Любимая.

86

– Журчат ручьи-и-и! Слепят лучи-и-и! И тает лёд, и сердце та-а-ает! – прочистив оглохшее ухо, я включил громкую связь и отложил мобильник Эллы на соседнюю подушку. Подальше от себя. – И даже пень в мартОвский день… берёзкой снова стать мечта-ает!..

Могучий рёв из динамика способен расшевелить даже матушку-природу. И как итог – яркие лучи полуденного солнца щедро затопили спальню и мою огромную кровать. Звонок раздался как раз в тот момент, когда я подумал, как мне одиноко в постели без Эллы и собирался отправиться на её поиски. Но на экране её проснувшегося телефона неожиданно обнаружилось до боли знакомое имя, и я решил ответить. За что и стал наказан весенним гимном в отвратительном исполнении.

Краем взгляда я поймал движение и повернулся. Элла… Очень красивая и домашняя – в моей футболке, с волосами, убранными в короткий рыженький хвостик, и с обнажёнными, бесконечно длинными ногами. Она закусила губу, чтобы не рассмеяться и расширенными глазами смотрит на свой мобильник, ревущий басом:

– … Веселый шмель гудит весеннюю трево-огу!..

«Слишком длинная футболка», – думаю я.

– Весна идёт, весне доро-огу! – вдохновенно выводит мой друг.

– Это Гена? – шепчет моя девочка и прижимает ладошку к губам. Но глаза её смеются, а зелёный – сейчас он именно зелёный – похож на сверкающий чистый изумруд.

– Да, малыш, это Геннадий Эдуардович с весенним обострением. И что-то мне подсказывает, что этот весёлый шмель знает полный текст и планирует нам его прогудеть.

Геныч заглох и прокашлялся.

– Дети мои, надеюсь, я не сильно помешал вашим весенним игрищам?!

– Геныч, как будильник, ты сработал эффективно, – я подавил зевок и снова сосредоточил свой взгляд на Элле.

– Какой будильник, Жек, охренел?! Ой, пардон, Рыжуля! Жек, ты спишь, что ли?! На часы глянь, увалень!

– Геныч, у нас выходной! Максу позвони и спой про ручьи.

– Вот и малыш мне то же самое посоветовал, я у него сейчас. Рассказывай давай!

– Чего?

– Того! Я жажду подробностей о твоей безумной бывшей! Ты уже звонил Дракоше?

Естественно, я никуда не звонил. И вовсе не потому что у меня больше нет мобильника. С утра у меня нашлось занятие куда важнее. Проснувшись в семь утра в одиночестве... Да – я испугался. Неожиданная реакция, если учесть, что ранее, засыпая с очередной бабой, я мечтал проснуться без неё. Но Элла – не очередная. Единственная в своём роде – уникальный симбиоз вызывающей красоты и сокрушительной нежности... И чистоты. Только моя! Осознание сего факта заставляет мозг работать в ускоренном режиме, строить грандиозные планы и выдавать совершенно дикие фантазии. Так было этой ночью, пока я смотрел на неё спящую.

А проснулся один. Сбежала?! Испугалась?! Я ж на неё с неистовым напором бульдозера!.. А она… совсем неискушённая.

Нашёл свою девочку в ванной комнате. И минут пять подглядывал сквозь запотевшее стекло душевой кабинки. И наполнялся богатырской силой. А потом она меня заметила… и совсем не испугалась. «Женя, иди ко мне», – застенчиво улыбаясь и прикрывая грудь, позвала голосом сирены-соблазнительницы. Ну, я и рванул – как разогнавшийся локомотив без тормозов.

И водные процедуры затянулись. А потом мы снова спали и снова плескались под душем, и вместе готовили завтрак… О-очень долго готовили… А к обеду опять вырубились.

Когда ж мне звонить-то было?

Геныч пригрозил, что если в течение часа у меня не будет информации, он приедет ко мне в гости сам. И по дороге купит мне кнопочный телефон. При всей моей глубочайшей дружеской симпатии к нему, сегодня Геныч мне никак не нужен. В ком я остро нуждаюсь – уже рядом со мной, и я был бы рад пропасть со всех радаров на пару выходных. По большому счёту мне совершенно плевать, что будет с Викой, и даже неинтересно, что именно раскопала на неё Диана. Но мне важно знать, что моей девочке больше ничего не грозит и её обидчики надёжно спрятаны. А ещё у меня должок. Хотя нет, не так – у меня серьёзный долг перед девчонкой, дважды вытянувшей меня из глубокой задницы.

Что же ты попросишь, Диана?

– Элла, а чем у нас так вкусно пахнет? – выбираюсь из постели и иду на неё.

– Я приготовила обед, но, боюсь, не слишком изысканный, – пожимает плечами, теребя в ладошках край футболки. – У тебя с продуктами не очень, да и повариха я не первоклассная.

– Ты не первоклассная, Элла, ты – высший класс. И ты уже протоптала путь к моему сердцу, минуя желудок, – целую её в губы, шею, ключицы… – И всё же я не сомневаюсь, что в кухне меня ждёт самый вкусный обед. Но… только после десерта.

Я резко сдёргиваю с неё футболку, а спальню оглашает очередной непрошенный звонок.

– Прости, Жень, – она мягко отстраняется, – мне надо ответить.

Элла почти ничего не говорит, только слушает, а я пытаюсь угадать, кто же ей позвонил. Угадывать нелегко – отвлекает её обнаженное тело и собственная физиологическая реакция.

– Это тебя, Женя, – неожиданно она протягивает мне мобильник.

***

Спустя полчаса мы с Эллой мчим по окружной, расположившись на заднем сиденье комфортного и стерильного «Вольво». А наш извозчик – Дианин адвокат.

– Оди, и как там семейство Архиповых? К чему пришли? – спрашиваю, не особо надеясь на его болтливость.

– Без комментариев, Жень. Эти вопросы не ко мне.

– А с нашими бандитами – это, надеюсь, к тебе?

– За них не переживайте, Евгений Александрович, ребятам повезло с адвокатом. При должном усердии им лет восемь не придётся беспокоиться о крыше над головой. – Одиссей бросил в зеркало заднего вида виноватый взгляд и добавил: – Но Вам, Эллочка, всё же придётся дать показания. Только не волнуйтесь, я буду рядом.

– Восемь лет? – Элла ахнула и растерянно посмотрела на меня. – Но за что? Они ведь ничего не сделали! В смысле, не успели...

Наверное, если бы дело не касалось Эллы, я бы тоже мог посчитать такое наказание чрезмерно жёстким. Но не в этом конкретном случае. К тому же там замешан гондон Дима, который уже давно в моём чёрном списке. Поэтому да – всё как надо. Я прижал Эллу к себе крепче, продолжая целовать её пальчики. Эта девочка – драгоценный кладезь моих фетишей. Глаза! Ноги! Грудь! Ушки… Пальчики… А рот!.. И при всех очевидных достоинствах, она совершенно беззлобная. Я даже не удивлён её реакции на вероятный приговор. Зато глаза Одиссея стали размером с его окуляры.

– Эллочка, красавица моя, так это же счастье, что они ничего не успели!

– И имя тому счастью – Геннадий, – напомнил я, и Одиссей без особого энтузиазма подтвердил.

На самом деле Геныч его уважает, но это нисколько не мешает ему стебать адвоката при каждой встрече. Я уже намекнул своему несдержанному другу, что когда будет набор бойцов в драконью службу безопасности, Оди однозначно окажется в жюри.

***

После того как год назад Диана заселилась в свой пентхаус, я в нём ни разу не был. Но поскольку я непосредственно участвовал в его отделке, морда кирпичом мне удалась без труда. И какое счастье, что громкий и восторженный Геныч прибыл гораздо раньше нас. К слову, ему было добираться очень близко – дом Макса находится напротив, и его окна как раз выходят на Дианину «Крепость».

– Я никогда не видела таких квартир! – потрясённо шепчет Элла, выходя на террасу над крышей. – Это пентхаус, да, Жень?

– Нравится? – спрашиваю совершенно спокойно, но согласен – очень круто.

– Да у меня даже слов таких нет! – Элла завороженно смотрит на залитый весенним солнцем город.

– У тебя будет свой пентхаус, – произношу в запале.

Но, видя изумление и недоверие в разноцветных глазах, тут же добавляю с твёрдой уверенностью:

– Смотри, малышка, во-он на тот дом. На его крыше я построю для тебя дворец.

87

В небольшом чудесном городке, всего в нескольких километрах от Солт-Лейк-Сити, штат Юта, США, расположен старейший исследовательский университет, функционирующий под эгидой Церковной образовательной системы. Помогать добрым и не очень добрым людям в их искреннем (и не слишком искреннем) стремлении к совершенству и вечной жизни – вот основная миссия данного богоугодного заведения. Не можешь – научим! Не хочешь – захочешь! Потому как всё равно деваться некуда!

Хорошо, если ты уже, к примеру, талантливый футболист или, на худой конец, пытливый исследователь, успевший блеснуть своими новаторскими идеями. Тогда тебе сыщется достойное применение и будет обеспечено комфортное существование на всё время учёбы. Но если ты самоуверенная глупая девочка, а из достоинств имеется только смазливая мордашка – тогда ты очень сильно попала, неожиданно став студенткой сего престижного университета, направленного на полную реализацию человеческого потенциала.

Усердно учиться, усиленно молиться, участвовать в духовных семинарах и церковных собраниях и на хрен забить на мирскую суету со всеми её греховными соблазнами – это и есть твой единственный шанс окончить когда-нибудь (в идеале, лет через пять) этот прославленный универ.

Как же туда попасть?! А вот тут надо хорошо постараться! Существуют два способа! Первый – долго и усиленно готовишься, пишешь за год заявление, трепещешь в нервном ожидании. И если приёмная комиссия обнаружила, что ты молодец – платишь пятьдесят тысяч условных единиц – и ты гордый студент престижного вуза.

Но есть и второй, куда более сложный способ…

Ты, недальновидная идиотка с условно крепкой бронёй, опрометчиво, но упорно вспахиваешь своим свиным рылом чужую территорию. И, напрочь забыв об осторожности, тычешься бесцеремонным пятаком прямо в логово опасного хищника, которому твоя броня – что голая задница против дикобраза. И вот тогда жизнь молодая, со вкусом организованная и наполненная грандиозными подлыми планами, может пойти наперекосяк. А то и вовсе рухнуть безвозвратно. Но, поскольку ты родилась под счастливой звездой… Ты платишь пятьдесят тонн зелени – и без подготовки, без очереди и без лишних волнительных ожиданий – ты самая тупая студентка престижного универа. И даже не переживаешь за отчисление. Просто отстёгиваешь по пятьдесят тонн, пока не доползёшь до умных.

– Однако, – мрачно заметил Геныч. – А может, лучше в тюрьму?

– Это чем, интересно, лучше? – искренне удивилась Диана.

– Ну-у... полегче как-то и гораздо позитивнее.

– Трудности закаляют, Гена, – прозвучал укоризненный ответ. – Кем Виктория выйдет из тюрьмы? Озлобленной и отупевшей уголовницей. А тут у неё альтернатива не в пример выгоднее – престижный диплом.

– Жесть! – прогудел Геныч. – А по мне – так лучше в Сибирь.

– Ты меня разочаровываешь, – Диана хищно улыбнулась.

– Да не дай бог! – перекрестился Геныч и уставился на меня. – Жек, а как у твоей бывшей с футболом?

– Можешь протестировать, если волнуешься.

Я озадачен. Всё это прозвучало интересно и увлекательно, но не слишком правдоподобно.

– Диан, – начал я осторожно, – не то чтобы я сомневаюсь в этой затее... Но о какой альтернативе идёт речь? Викторию всё равно никто не посадит.

– Истину глаголешь, Женечка. Альтернатива в другом. У Архипова простой выбор. С одной стороны – сохранение статуса плюс престижное образование для дочери, с другой – неприглядная слава.

– Неужели порнуха?! – оживился Геныч.

– Да кого этим сейчас удивишь? Мелко и пошло. Гораздо сильнее и действеннее откровения Виктории. Казалось бы, бредовые и бездоказательные, но стоит предать их огласке – и от семейства Архиповых даже воспоминаний не останется. Их свои же тихо уничтожат в кулуарах.

– Опасные игры затеяла, Королева! – забеспокоился Геныч.

– На войне как на войне, – беспечно отозвалась желтоглазая бестия.

– А п-подробности? – Геныч нетерпеливо заёрзал и стал чесать шею. Похоже, за отца разволновался.

– Мальчики, когда я поглупею настолько, что растреплю подробности – вот тогда станет очень опасно.

– И то правда, – с облегчением выдохнул Геныч. – Меньше знаешь – крепче надежда на спокойную старость! Предлагаю выпить за Архипову Викторию, которой повезло родиться под счастливой звездой!

И никого не дожидаясь, опрокинул в себя целый стакан водки. И я его понимаю. Почему-то сразу вспомнилась прошлогодняя история с судьёй и его откровенное интервью. И чем всё в итоге закончилось... И мне бы, как умному, сейчас промолчать...

– Диан... – Ну, что уж теперь-то… Сказал «А», продолжай по алфавиту. – А откуда у тебя откровения Вики?

– Так ведь от неё, Женечка, от Вики.

И улыбается, ведьма. Я понимающе кивнул и заткнулся. Но выступил Геныч. Он ведь уже выпил – взбодрился!

– Моя Королева, а почему Вика тебе... э-эм... доверилась?

– Потому что я её хорошо попросила, Гена.

– А меня ты не захочешь ни о чём вот так попросить?

– Но ты ведь мой друг...

– Да! – согласился Геныч и подлил себе водки. – Надеюсь, что Жека тоже твой друг.

А я искренне порадовался, что не выдержал конкуренции с её испанцем и от души пожелал парню удачи... в семейной жизни.

Хорошо, что Элла не присутствовала при разговоре. После недавнего совместного обеда Диана целенаправленно поручила Одиссею отвлечь и занять мою девочку. Остаётся надеяться, что, поддавшись обаянию Эллы, адвокат не сменит ориентацию.

– Диан, – я вдруг догнал, что меня так смущало, – но тот же универ, наверное, под католиками, а Вика…

– А что Вика? Набожная православная дева? Католики – тоже христиане – основы общие, Бог один. Я, рождённая православной, много лет посещаю католический храм.

Мы с Генычем переглянулись и возражений дружно не нашли. Да что мы вообще об этом знаем!

– Вернёмся к моим долгам, – преувеличенно бодро я озвучил то, что не даёт мне покоя второй день.

– Жень, ну какие долги? Просто дружеская просьба... Ты со своей бригадой завершил мою «Крепость» и великолепно справился. Кому ещё мне сейчас доверить своё крымское гнёздышко? У меня там отличная бригада отделочников, но мне совершенно некогда их организовывать и контролировать.

А мне, архитектору и, по совместительству, замдиректора «СОК-строя», прям совершенно некуда пристроить свободное время!

– Женечка, я помню, что ты большой человек, – перебивает мои мысли Диана и, глядя на мои вытаращенные глаза, смеётся: – Не пугайся, это не телепатия, просто у тебя сейчас было такое выражение лица, будто я тебя с трона столкнула и дала в руки метлу.

– Извини, – пытаюсь за усмешкой скрыть смущение. – Мне нужно два-три дня, чтобы завершить проект, потом стартану. Только у меня просьба – организуй командировку для Эллы, она полетит со мной.

– Когда ты завершишь мой объект, – Диана меня будто не слышит, – я организую тебе уникальную стажировку у лучшего архитектора.

– У Поля Тома? – я старательно прячу свой восторг.

– Да – в Париже.

– Жек, я с тобой! – радостно и громко встрепенулся Геныч.

Я сдержанно киваю Диане и напоминаю о своей просьбе:

– Что насчёт Эллы?

– Жень, Элла – очень ответственная девочка и у неё сейчас много обязательств…

Я стараюсь не слишком громко скрипеть зубами, а Диана продолжает:

– Если ты задержишься надолго, она прилетит к тебе. Если, конечно, сама пожелает. А пока… У нас с Эллой намечается очень важное дело…

Иногда мне кажется, что я ненавижу драконов!..

88 Элла

Счастье ураганом ворвалось в мою тихую размеренную жизнь. Закружило, оглушило, дезориентировало!.. И я не спряталась, не сбежала – я распахнулась ему навстречу, вдыхая полной грудью, впитывая… одеваясь в своё долгожданное счастье.

Не верится, что всё это происходит со мной… Но оно восхитительно реальное… оно осязаемое – моё счастье.

После Жениного признания я смеялась и плакала, как безумная. И почему-то очень боялась, что он не позвонит больше и не приедет. Вдруг опомнится и пожалеет о своих словах… Как же мне было страшно!.. Как я ждала его, моего Женьку!

И Инесса ждала. Ворчала, шутила, утешала... и переживала вместе со мной. А потом плакала от радости, когда Женя позвонил и сказал, что ждёт меня внизу, около дома. И всё померкло – сомнения, страхи и недавнее нападение. Будто очень давно это было... и не со мной. Я бежала навстречу, летела... и не замечала, что плачу. Это от счастья. И не замечала дороги, и совсем не слышала Гениных шуток... Прижималась к сильному телу моего медведя и захлёбывалась от любви...

И всю ночь умирала от счастья, и просила повторять ещё и ещё... И Женька повторял... И любил... Так сильно, так остро и сладко меня любил! Руками, губами, глазами... Выпивал меня без остатка... и отдавал всего себя. И говорил, шептал, рычал, что я его Элла… Его уникальная девочка… Его Аномалия!

Это почти невероятно – я и ОН… Такой красивый!.. Такой искренний!.. Такой настоящий!.. Мой любимый Женька.

И совсем не хотелось думать, что будет потом...

А потом было утро... И ничего не закончилось. Тело стонало и пело от обрушившейся на него любви. Дрожали мышцы, болели губы, осип голос… А я танцевала для моего Женьки, целовала его всего-всего!.. И шептала, и стонала, и кричала о своей любви.

Позади три счастливых и совершенно безумных дня!

И столько событий! И море наших откровений... Мы знакомились и узнавали друг друга.

Мой Женька любит классическую музыку и рок. У него отличный музыкальный слух, но он почему-то никогда не поёт. Он обожает архитектуру и историю... И танцы... в моём исполнении. Он любит порядок в квартире, но не любит его наводить. И совсем не умеет готовить. Женя очень дорожит своими друзьями, а о Гене он мог бы рассказывать часами. Он мало говорит о своей семье и много спрашивает обо мне. А что обо мне? В моей жизни было совсем мало значимых событий. К тому же я не слишком болтлива.

Но со мной было и есть кое-что яркое и прекрасное. И постоянное. Это моя любовь. Разве я могла не признаться в этом? А ещё я рассказала ему о потрясающей Инессе и о том, что она – мой счастливый талисман. И о Жоржике рассказала. Вот про Жоржика Жене совсем не понравилось.

Мне так удивительно, что Женя меня слушает... И не сводит с меня глаз – синих, как море в солнечный день. И постоянно трогает, гладит меня... и заводится. Он очень заводной, мой Женька. И ужасный собственник. И немножко диктатор. Но мне нравится в нём абсолютно всё. А ему?..

Жене не очень нравится, что, кроме основной работы, у меня много подработок. И я честно призналась, что «СОК-строй» – это лишь ради того, чтобы быть рядом с ним. А танец – это моя жизнь и моя радость. Как и моя любовь к нему.

Вчера Женя ездил со мной на занятие в детский центр развития. Это мы погорячились. Весь урок насмарку – и смех и грех! Мои маленькие кокетки совершенно меня не слышали и на протяжении всего урока строили глазки красивому дяденьке. Женька был польщен, и потом долго смеялся и подтрунивал надо мной. А я вдруг живо представила себе реакцию своих великовозрастных учениц и категорически запретила ему появляться на занятии в студии. Хотя этот запрет уже давно установила Диана, потому что тётеньки иной раз ведут себя хуже детей. А многие просто очень смущаются.

Сегодня мы на несколько часов расстались. Я отправилась на занятие в студию, а Женю утащил Гена, пообещав к ночи вернуть его в целости. Как же остро я ощутила, что мне его не хватает! Мне очень пусто без моего Женьки… Но я думаю, что всё правильно – так и должно быть. Ведь я совсем не хочу слишком быстро ему надоесть, поэтому нам необходимо иногда бывать вдали друг от друга. Наверное, это на пользу…

Но как же мне сложно осознать пользу для себя! Как пережить без него несколько недель? Вчерашняя поездка к Диане стала для меня…

Испытанием!.. – Мой любимый мужчина в опасной близости от этой роскошной дивы…

Откровением!.. – Между ним и Дианой что угодно – дружба, уважение, привязанность… Но не любовь.

Восторгом!.. – Пусть обещанный дворец на крыше – это лишь призрачный замок… Но разве это не мысли о будущем?

Разочарованием!.. – Мой Женя должен уехать. Надолго. Без меня. Почему Диана это делает с нами?

Надеждой!.. – Диана предоставила мне выбор. Она слишком прямолинейна, чтобы не доверять ей. И я очень хочу ей верить. Не могу не верить.

Завтра я должна дать ответ – полечу ли я сразу вместе с Женей. В этом случае мне оформят поездку, как командировку и, конечно, обеспечат работой. Либо я останусь здесь для иной работы. Я могла бы ответить сразу, потому что знала, как должна поступить. Но, будучи недостаточно сильной, я усложнила себе задачу – устроила испытание воли и выдержки и целый день металась от состояния «Пусть хоть всех поубивают…» до «Треск пулемёта не страшен патриоту!»

Сейчас я уже сделала свой выбор, который сегодня озвучу Диане. Всего через четыре часа нам с Женей на работу, а мы лежим, как два неповоротливых обессилевших тюленя, и целуемся. Наверное, я бы могла совсем не спать и не отрываться от своего мужчины, ведь до нашей разлуки осталось всего два дня…

89

Две недели спустя

Яркое мартовское солнце с колоссальным размахом обогрело сырой и простуженный город, истосковавшийся по весеннему теплу. Лёгкий ароматный ветерок и птичий щебет ворвались в приоткрытое окно небольшого уютного кабинета, дразня и призывая порхать, чирикать, благоухать, радуясь весне… Но от этого стало лишь тревожнее.

– Это твоё взвешенное решение или ты зашла ко мне посоветоваться? – спокойный бархатный голос, совершенно нечитаемый янтарный взгляд, и на прекрасном лице ноль эмоций.

А мне почему-то так хочется, чтобы она поняла, услышала, растаяла...

Только что я окончательно передала свои дела новой помощнице Анечке и с этой минуты больше не являюсь сотрудницей «СОК-строя». На самом деле потеря этого места меня волнует меньше всего. Такое решение мы приняли вместе с Дианой, и я почти не жалею. Ведь теперь у меня появилась ещё одна танцевальная группа – дневная. К тому же Диана пообещала, что к концу года, когда будет сдан её строящийся спорткомплекс, интересной работы у меня прибавится до уровня «некогда вздохнуть». От озвученных перспектив хотелось визжать и прыгать, и мысленно я так и делала.

Правда, теперь мне необходимо поступить в хореографическое училище. Но меня это, скорее, обрадовало, чем испугало, но и бросать университет я тоже не собираюсь. Экономическое высшее никогда не будет лишним. Впереди множество заманчивых возможностей, и это здорово стимулирует, вселяет уверенность в собственных силах, дарит радость от осознания, что я, наконец-то, занимаюсь по-настоящему любимым делом.

*

Две недели я порхала, окрылённая собственной значимостью. И, конечно, любовью.

Женя мне звонил каждый вечер. Не скажу, что этого было достаточно, но я прекрасно знала, что он не указкой размахивает и не протирает штаны в офисе – мой медведь много и тяжело работает. Однажды он даже уснул во время телефонного разговора. Я страшно переживала, но, к счастью, у меня есть Инесса, способная одним забористым контраргументом разгромить все мои невесёлые  предположения. А каждый новый день неизменно развеивал страхи и забрасывал меня в бурлящую событиями действительность.

Но близился вечер, и я начинала гипнотизировать телефон. Женя больше не говорил о любви, а я не спрашивала… Скучаю, целую, хочу – это ведь тоже любовь!.. Я отзывалась с готовностью и тоже молчала о любви, инстинктивно чувствуя, что этот танец должен быть парным. И всё же я очень переживала.

Инесса фыркала, смеялась и говорила, что я маленькая глупая девочка. И что речевой аппарат мужика вообще не заточен на лирику и подобные разговоры вызывают у них удушье. А их главный орган чувств находится гораздо ниже, чем я себе воображала. Наверное, она была права… Вместо объяснений Женька осыпал меня обещаниями, больше похожими на угрозы – что и как он со мной будет делать, когда, наконец, до меня доберётся. И это, наверное, тоже любовь… Мне очень хотелось в это верить.

А вчера вечером Женя не позвонил. Впервые за две недели. Надо ли говорить, что я не пыталась таращиться на мобильник в смиренном ожидании и позвонила сама. И что же? А ничего! Абонент недоступен! И так шесть раз. За всю ночь я ни на минуту не сомкнула глаз, провалившись в пугающую бездну своего воображения. В той чёрной пропасти, наполненной моими страхами, я и уснула ранним утром, чтобы уже через несколько минут проснуться от звонка.

– Прости, малыш, прилёг вчера на минуту и вырубился, а телефон разрядился. А была бы ты рядом – не позволила бы мне уснуть голодным.

Слава богу! – я тихо всхлипнула в ладонь и прошептала:

– Я так люблю тебя, Женя.

– Тогда почему я трахаю свой кулак?

Женька наговорил мне наспех ещё будоражащих и смущающих пошлостей и уже умчался на свою проклятую стройку, а я разглядывала в зеркале покрасневшие склеры глаз и не понимала, почему я не рядом с ним. Я должна поговорить с Дианой. Ну, может, улететь хотя бы на несколько дней… Чтобы почувствовать, что я ещё любима…

*

– Знаешь, Элла, я не слишком верю в постоянство мужчин, – оглоушила меня Диана, – и думаю, что очень немногие способны хранить верность своей любимой женщине, находясь от неё вдали длительное время.

– Правда?.. Ну, теперь мне стало гораздо легче, – я нервно хохотнула, борясь с желанием запустить в эту интриганку своим мобильником. А Диана невозмутимо продолжила:

– Но я не специалист в области отношений между мужчиной и женщиной, и могу ошибаться. Правда, говоря о длительном сроке, я имела в виду месяцы, годы… А если ты всерьёз полагаешь, что несколько недель разлуки способны обнулить вашу большую любовь, то, может, стоит задуматься – а была ли это любовь? Вот ты разлюбила?

– Да при чём здесь я? Я всю жизнь схожу по нему с ума!.. Как я могу вдруг разлюбить?

– А почему же ты Жене настолько не доверяешь?

– Это не недоверие! – я стараюсь подобрать слова, при этом пытаясь не расплакаться. – Просто… у Жени ведь не было достаточно времени, чтобы почувствовать... чтобы понять, как я нужна ему.

– Элла, а мы точно говорим о Ланевском, а не о каком-то незрелом молокососе? Я видела и слышала, как он реагирует на тебя. Откуда снова эти сомнения?

– Он ведь мужчина… – я бессильно вздыхаю и опускаю глаза.

– Надеюсь, что это так. И что под понятием «мужчина» ты не подразумеваешь озабоченного примата, не способного пару недель придержать член в штанах. Поверь, от того, что ты не рядом с ним, он не станет любить тебя меньше, зато ценить будет гораздо больше, зная, что ты самодостаточна и востребована. Твой Женька эгоист и манипулятор и прекрасно знает, как надавить на твою слабость. Но, знаешь, в конце концов, тебе никто не мешал ехать вместе с ним, да и Женя очень этого хотел. Это ведь так удобно, когда любимая всегда под рукой. Почему же ты не рядом, Элла?

– Мы обе знаем, почему! – у меня не выходит скрыть раздражение. – Здесь у меня полно работы!

– Незаменимых нет, – равнодушно парировала Диана. Вот стерва!

Но представить, что мои маленькие и большие девчонки не дождутся меня к очередному танцевальному уроку… От этого сильно ноет в груди. Действительно ли я хочу избавиться от своих обязательств? Совсем недавно я осознала, что нуждаюсь в своих учениках гораздо больше, чем они во мне.

– Конечно, Диана, меня легко можно заменить. Везде. Но я не хочу, чтобы меня заменяли в студии и даже у малышей. И мне действительно нужно место, которое Вы мне обещали. Я очень люблю свою работу! Но Женьку я люблю ещё больше! Я жить… я дышать без него не умею!

– И как только твоей дыхалки хватило дотянуть до почтенных двадцати лет? – Диана усмехнулась, но без пренебрежения. Маска равнодушия спала и глаза заблестели. – Элла, зачем красивому мужику женщина, которая без него не может? Он о них уже спотыкается! Ему нужна та, без которой не сможет он. Не зря ведь он называет тебя аномальной. Но, поверь, это слово обретёт совершенно иной смысл, когда ты окружишь его собой. Я ведь изначально планировала, что вы полетите вместе… Пока не увидела вас вдвоём. Элла, своего мужчину обязательно надо любить, но не растворяться в нём. Он пока ещё в эйфории и ему всё нравится, но скоро он задохнётся от твоего обожания! Не надо ловить каждый его взгляд и заглядывать в рот. Взгляни на себя в зеркало, оглянись вокруг – заметь других самцов, истекающих на тебя голодной слюной! Лично я уверена в своей убойной привлекательности и считаю, что мне нет равных. Но ты совсем недавно имела наглость это оспорить. И у меня вопрос – а сама ты в это веришь? Вот когда ты поверишь в свою уникальную красоту, тогда твой самоуверенный мачо начнёт видеть только тебя. И вместо того, чтобы искать на стороне, кому бы пристроить свой шланг, он будет беспокоиться о том, что оставил свою Аномалию без присмотра.

Диана замолчала и мне показалось, что сейчас она снова превратится в равнодушного сфинкса.

– Вы… правда так думаете? – ошарашенно прошептала я.

И в её прищуренных глазах прочитала: «Да как ты смеешь, хамка, называть меня пустомелей?!» Ну или как-то так...

На самом деле я сильно растерялась, потому что никак не ожидала столь эмоциональной отповеди... И от кого?!

– Ерунду спросила, – бормочу и смущённо улыбаюсь. – Сп-пасибо Вам... Мне точно есть, о чём подумать.

Диана величественно и благосклонно кивнула и сбросила на меня очередную бомбу:

– Элла, ты готова лететь со мной завтра в Питер? – и в ответ на моё потрясённое молчание добавила: – У тебя есть время подумать.

– Сколько?

– Пара минут.

Это ж как себя можно накрутить за это время!

– Я готова, – торопливо отвечаю, не позволяя себе анализировать и сомневаться. Как в омут…

– Я так и думала.

90

С тяжёлым вздохом я отложила телефон в сторону и снова взялась за тряпку. Скрип оконного стекла действует на меня успокаивающе, но, вероятно, сильно раздражает Инессу… А иначе с чего она, распахнув пинком дверь, ворвалась ко мне в комнату словно фурия?

– Да когда-нибудь уже прекратится этот золушкин припадок?! Ты сейчас дыру в стекле протрёшь! Какие идиоты вообще моют окна в марте?

– Теперь мы обе это знаем, – спокойным тоном парирую я, хотя вовсе не ощущаю того самого спокойствия.

– Ты что, забыла, что у тебя самолёт через четыре часа?! Взгляни на себя – выглядишь, как взъерошенная курица…   двухметровая.

Последнее слово она проворчала себе под нос, но я всё равно услышала.  Обижаться даже и не думаю. Против маленькой хрупкой Инессы мои метр семьдесят пять… ну, да – почти два метра. Только сейчас ни мой рост, ни раздражение этой воинственной женщины меня не беспокоят. Женя за утро позвонил уже четыре раза! И вытрепал мне все нервы.

Когда почти две недели назад я сообщила ему, что увольняюсь из «СОК-строя», он воспринял эту новость как должное. Тогда я даже расстроилась, потому что ждала, что Женя будет меня уговаривать остаться. Но он не уговаривал, зато сказал, что красивая женщина вместо того, чтобы загибаться на нескольких работах, должна активно вдохновлять и стимулировать своего добытчика. Поэтому – да – он только рад, что у меня появится больше свободного времени.

Но вчера вечером, когда я сообщила Жене, что лечу в Питер, он будто с цепи сорвался. Сперва просто попросил отказаться от этой странной командировки и даже пообещал, что, если мне очень хочется, мы вместе туда полетим, как только он вернётся. Да при чём здесь «хочется-не хочется»?!  Ведь я пообещала помочь Диане…  Откровенно говоря, моя помощь ей там необходима, как рыбе зонтик, но есть кое-что другое, о чём я пока совсем не готова говорить Жене. А вдруг ничего не получится? Мне и самой поверить страшно…

Поджав свой фантомный хвостик, я твёрдо заявила Жене, что поеду. А он взбесился и тут же выдал мне, что собирался сделать сюрприз – прилететь на пару дней. Мне показалось, что он придумал это на ходу, чтобы сделать мне больнее, но ведь я не могу знать наверняка, поэтому, естественно, сильно расстроилась. Я каялась и пыталась объяснить, что теперь очень некрасиво отказываться. О том, что я и сама рвусь в Питер, пришлось стратегически умолчать.

Женя пообещал, что сам решит вопрос с Дианой и отключился. А я с ума сходила – вдруг ему удастся её переубедить? Вдруг он скажет, что я не хочу лететь и просто стесняюсь сказать ей об этом? И ещё множество всяких «вдруг» не давали мне успокоиться. Но спустя несколько минут Женя перезвонил снова и был ещё злее. Похоже, его дар убеждения на Диану не подействовал, и он решительно настроился сломить моё сопротивление.

Я спокойно и мягко возражала, неслышно плакала и ужасно боялась… Но продолжала сопротивляться – мне нужна эта поездка, и Женя потом это поймёт… наверное… если не вычеркнет меня из своей жизни. Из его сумбурной речи я всё же вычленила ключевые слова и поняла, чего он так отчаянно пытается избежать – влияния на меня Дианы, а дословно – «бабы с железными яйцами». Но мне нужно это влияние! И я сама способна решить, к чему необходимо прислушаться и взять на вооружение, а что мне категорически претит.

Мне очень обидно, что Женя не видит во мне самодостаточную личность. Наверное, я сама в этом виновата… Наше противостояние продолжается уже второй день. И когда, если не сейчас, пытаться отстоять право на собственные решения и поступки. Лишь бы не было поздно…

– Это он звонил? – злобно шипит Инесса. – Что этот мудак снова тебе наговорил?

Он сказал – вероятно, я так сильно его люблю и скучаю, что, получив расчёт, предпочла встрече с ним увлекательное путешествие.

И пусть я понимаю, что это манипуляция, мне очень трудно быть стойкой и непреклонной. Но я не хочу слышать от Инессы негатив в адрес Жени и ещё очень боюсь расплакаться… Поэтому молчу и глупо улыбаюсь.

– А, может, ты уже и лететь передумала?

Я отрицательно машу головой и одновременно пожимаю плечами, отчего Инесса приходит в неистовство. Выхватывает из моих рук тряпку для мытья стёкол и, огрев меня ею по шее, верещит:

– А ну пошла в ванную перья чистить! И даже не думай вестись на его провокации! Если любит – подождёт! А не захочет ждать – ему же хуже! Ишь ты, х*й мамин! Элка, слышь чего… подмахни там, в Питере, какому-нибудь достойному мужику, а твой Жентёр пусть Дуньку Кулакову гоняет.

– Какую Дуньку? – я сбиваюсь с шага и поворачиваюсь к Инессе.

– Ну что ты вытаращилась на меня, как лягушка? – Инесса закатывает глаза и поясняет: – В кулак пусть дрочит, пока его Патология не станет зря время терять.

– Аномалия, а не патология, – исправляю её, не удержавшись от смеха.

– Ох, те же яйца, только в профиль. Нет, ну действительно, должен же у тебя случиться ещё хоть один… нет – два мужика для сравнительного анализа.

Пока я раздеваюсь в ванной комнате, Инесса с упоением рассуждает, насколько полезными бывают для женщины изменения в привычной жизни. Пусть даже не кардинальные, а так… по мелочи… Сменить причёску, гардероб, машину, работу, мужика… 

– Ничего себе мелочи! Какие же тогда глобальные? – кричу, спрятавшись за дверцей душевой кабины.

– Родить ребёнка и перебраться жить на другой континент, – прилетел незамедлительный ответ. – И ещё, пожалуй, завести собаку.

В молчаливом шоке я подставляю лицо под тёплые струи воды и думаю, что вряд ли какому мужчине польстит попадание в перечень мелочей наряду с причёской и шмотками. Но оспорить мнение Инессы даже не пытаюсь. А тем временем она продолжает размышлять вслух о том, что сама уже слишком давно не проводила реформу, а ей бы очень пошли рыжие волосы, спортивная машина и представительный мужик. По мне, так Жоржик куда больше соответствует спортивной машине, но, похоже, перестал соответствовать Инессе.

– Вот где он сейчас? – ворчит она. – Три часа назад пошёл проверить почтовый ящик. Там что – бомбу прислали? Нет, Эллочка, это уже эпилог истории, где жили они долго и счастливо, пока не настопиZдили друг другу. Но это станет началом новой истории… с кем-то другим… Жаль только, мало мне осталось времени для экспериментов, да и образцы все старые и потрёпанные. Зато ты, мой юный персик, только жить начинаешь, – наставительно вещает Инесса. – И чтобы потом не было мучительно больно из-за отсутствия воспоминаний, надо набираться опыта, пока молода и прекрасна…

Старая песня на новый лад!..

– Спасибо! Но я и так знаю, что никого нет и не будет лучше моего Женьки, – остаюсь верной себе и поддразниваю Инессу.

– Это потому, что ты ещё не пробовала, – возражает она. – У такой юной нежной лани полно шансов разнообразить свой досуг взрослым самцом с рабочим прибором. И поверь, у интеллигентного и щедрого мужика даже член визуально внушительнее.

Я прыскаю в ладонь.

– Даже спорить с Вами не стану, Инесса Германовна.

91

Самолёт стремительно набирает высоту, и я выдыхаю облегчённо. Я приняла решение и теперь поздно что-то менять, а значит, стоит хотя бы попытаться отвлечься. И мне есть на что – разница между эконом- и бизнес-классом очевидна, и прямо сейчас я предпочитаю наслаждаться полётом и качеством обслуживания. Никогда не летала в бизнес-классе и, честно говоря, не надеялась. Да и в самолёте я летала в последний раз слишком давно… ещё в прошлой жизни.

Тогда ещё был жив Юрка, и мы всей семьёй каждое лето отправлялись к морю. На днях папа сказал мне, что скоро мы снова будем вместе и он сделает всё, чтобы мы с мамой были счастливы, как… Здесь он осёкся и не договорил. Потому что и сам понимает – никогда уже не будет, как раньше. Но я не посмела сказать об этом папе. Он действительно очень старается, а мама...

Моя мама расцвела, как девчонка, и втайне от майора бегает на свидания к папе. И пусть я терпеть не могу Якова Ивановича, всё же с моральной точки зрения мне не очень нравится, что мама его обманывает. Почему нельзя признаться во всём честно и уйти? Инесса говорит, что я дура, и чтобы не смела вмешиваться. А я и не смею. Мне просто кажется, что мама сама ещё не готова довериться однажды предавшему её бывшему мужу. Но если тайные встречи с папой делают её счастливой – как я могу быть против?

От лёгкого прикосновения я вынырнула из собственных мыслей и повернулась к Диане.

– Что будешь пить? – она и стюардесса смотрят на меня с доброжелательными улыбками.

– Сок… – я неуверенно пожимаю плечами, – наверное…

– Может, вино? – улыбка продолжает играть на губах Дианы.

Не ожидала, что в комплект опций для бизнес-класса входит «Милая леди Ди». Этим стоит воспользоваться.

– Нет, спасибо, я буду сок. Яблочный, если можно.

Оказывается, здесь всё можно.

Я цежу мелкими глотками свежевыжатый сок и почти не ощущаю вкуса. Потому что очень волнуюсь. Я лечу в прекрасный и незнакомый Санкт-Петербург, в котором, возможно, изменится моя жизнь. Мне так много хочется спросить у Дианы…

– Элла, ты очень нервничаешь, – проявляет она чудеса проницательности, что, впрочем, неудивительно. – Хочешь о чём-то спросить?

О многом… Знаю, что для моих учениц Диана нашла замену на несколько занятий, но всё равно переживаю. Знаю, что у её маленького бизнеса в Питере скоро первая годовщина, и будет небольшой банкет с участием больших людей. А мне предстоит поставить для трёх девочек красивый танец. Это очень ответственно и волнительно, и я не совсем понимаю, почему этим не занялась сама Диана. Но об этом я тоже не стану спрашивать. Гораздо важнее другое…  

– Диана, а этот пластический хирург… он хороший специалист?

Идиотский вопрос! Ответ я услышала ещё вчера.

– Элла, тебе не о чем пока волноваться. Это лишь консультация. Но мы с тобой всё выясним и рисковать не станем. Я уже говорила, что сама с ним незнакома, но его рекомендовал мой очень хороший друг. А у меня нет оснований не доверять моему другу. Тимур уверяет, что этот парень – настоящий гений.

– Парень? – растерянно переспрашиваю. – Он что, очень молодой?

– Не мальчик, конечно, – смеётся Диана, – но молодой. Кажется, ему около сорока.

Тоже мне – парень!

– А я ничего не сказала об этом Жене, – заглядываю Диане в глаза. – Наверное, он бы тогда лучше меня понял и не злился бы, что я улетела. Но я представила, что вдруг ничего не выйдет, а он настроится, что я вернусь красивой…  

– До сих пор считаешь себя некрасивой? – «Милая леди Ди» недовольна, и я спешу пояснить.

– Нет, не в этом смысле… Ну Вы же понимаете, что шрамы – это совсем не то, что украшает женщину.

– Мне непременно следует показать твоё фото своему мужу, – Диана сканирует меня оценивающим взглядом. – Уверена – он ошалеет от восторга и прилетит тебя фотографировать. Такое лицо точно не оставит его равнодушным! В Париже он сделал бы тебя звездой.

– Скажете тоже... – смущённо бормочу и ощущаю, как пылают щёки.

– Знаешь, Элла, для танцовщицы на пилоне ты слишком скромная и зажатая. Не поверю, что тебя обделяли вниманием и комплиментами.

– Я всегда танцевала в гриме... Как будто и не я... А в детстве я была… не очень. А потом... появился Женя....

– Ему здорово повезло, – ни тени иронии.   

– Это мне повезло! – не хочу, чтобы она сомневалась. – И мне так хочется вернуться домой уже без этого, – я провожу рукой по щеке. – Диан, как Вы думаете, это возможно?

– Честно? Я не знаю… В пластической хирургии я разбираюсь ещё меньше, чем ты в мужчинах.

92

Ошеломлена и растеряна!

На выходе из самолёта меня словно подхватило течением бурной реки и понесло, закружило. И нет возможности зацепиться и перевести дух. Спрятаться, отдышаться, подумать… Слишком много эмоций, впечатлений, внимания!.. Я совсем не привыкла к такому бешеному ритму жизни – он немного пугает, интригует и… завораживает.    

Юрий, Дианин друг и партнёр по бизнесу, оказался очень обаятельным, весёлым и шумным молодым мужчиной. Он встретил нас в аэропорту и сразу втянул в бурлящий поток совершенно иной реальности – его и Дианы. Высокий, рыжий, симпатичный – он обрушил на меня всё своё солнечное обаяние. Такое вот солнышко – чересчур энергичное и громкое. Даже говоря с Дианой о делах, он умудряется не терять меня из виду ни на минуту – улыбается, подмигивает, касается моей руки и без конца повторяет: «У-ух! Эти глаза с ума меня сведут!» И вроде бы всё в шутку, и никаких вольностей он себе не позволяет, но смотрит своими зеленющими глазами… словно раздевает. Я теряюсь…

Диану как будто подменили – она шутит, хохочет, подтрунивает над своим другом и вообще выглядит, как смешливая и компанейская девчонка. Это поразило, впечатлило и… это сработало. В конце концов, я постаралась расслабиться и получить максимум удовольствия.

Сначала мы очень вкусно и шумно пообедали в маленьком уютном ресторане, а потом быстро и без проволочек заселились в шикарную гостиницу. Здесь хотелось задержаться – всё потрогать, сфотографировать, поваляться на широкой кровати с балдахином. Почувствовать себя принцессой Лиз…

Но меня тут же выдернули из тёплой красивой сказки и погнали в непогоду. На экскурсию! Однако ни хмурое серое небо, ни сырой порывистый ветер не смогли испортить впечатление. Поездка оказалась весёлой и интересной, а салон Юриного кроссовера – тёплым и комфортным. Из достопримечательностей мне больше всего запомнился автоцентр – детище Юрия и Дианы.

И снова долгая автомобильная прогулка по городским пробкам, которые вовсе не помешали мне оценить великолепие северной столицы. А завершился наш суматошный день поздним ужином в красивом и шумном ресторане на крыше нашего отеля. Восторг! От созерцания ночного города захватило дух!.. И перехватило снова, когда в мобильнике прозвучал такой долгожданный звонок… от моего Жени. Он настойчиво прорвался сквозь громкую музыку и всё вокруг перестало существовать.

– Моя малышка развлекается? – любимый голос звучит беззаботно, едва ли не с одобрением.

И что это значит? Было бы честно ответить, что – да – развлекаюсь, но это совсем не мешает мне думать и скучать по тебе.

– Женя, как хорошо, что ты позвонил! Мы ужинаем в ресторане, – такая правда на слух куда безобиднее и приятнее.

– Как я могу не позвонить, Элла? Я ведь не усну, не услышав тебя, – его голос вкрадчивый, тихий и… немного странный.

Что это? Недоверие? Или я сама себя накручиваю?

– Жень, мне правда нужна эта поездка...

– Уверен, что это так, а иначе ты была бы рядом со мной.

О, господи, я ведь знала, что с ним будет очень непросто.

Я поймала пронзительный взгляд Дианы, при этом она продолжает улыбаться и о чём-то говорить с Юрой. Не удивлюсь, если она и миллиметровые мобильные волны улавливает.

– Женя, я хочу, чтобы ты верил мне. Эта поездка, она спонтанная и, конечно, быть здесь для меня не важнее, чем быть с тобой... Но я очень надеюсь, что ты меня дождёшься… А у предложения Дианы слишком маленький срок годности, ты потом обязательно меня поймёшь…

– Не оправдывайся, малыш, и… прости… Это я вчера не по делу завёлся. Конечно, я тебе верю... Ты ведь моя любимая девочка?

Любимая… Как же я хочу верить, что это так, Женечка.

– Да…

– Только моя, Элла?..

Ты всё же сомневаешься…

– Ты не должен сомневаться!

– И никаких танцев на шестах и столах?

Я как чувствовала, что тот проклятый финт на столе мне аукнется.

– Мои самые откровенные танцы только для тебя, Женя.

– Тогда мне не о чем волноваться и остаётся лишь дождаться мою Аномалию. Ты ведь знаешь, у меня очень серьёзные планы на твои вкусные…

Юрино громкое ржание позволяет лишь догадываться о Жениных фантазиях.

– А с кем же ты ужинаешь, Элла? – интонация почти не изменилась, но это только кажется.

– С Дианой и её другом, – я и не собираюсь ничего скрывать.

– С рыжим? – теперь голос немного жёстче.

– Да, с Юрием. Ты его знаешь?

– Надеюсь, он не тянет к тебе свои рыжие лапы?

Длинная рука Дианиного друга, как бы невзначай, растянулась на спинке диванчика прямо позади меня. Я покосилась на Юрину ладонь, слегка касающуюся моего предплечья… И, зажмурившись, соврала:

– Нет, конечно! С чего бы?..

– Надеюсь, он и дальше будет держать щупальца при себе, если они у него не лишние.

На миг мне показалось, что Женя где-то рядом и следит за мной. Паранойя. И всё же я отстранилась от Юриной рыжей конечности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, Элла?

Я так надеюсь на это!

– Я тоже очень люблю тебя, Женя. Очень…

В груди разливается тепло... Я прикрываю глаза и улыбаюсь. Я счастлива!

93

Ошеломлена и счастлива!

И так уже второй день. Сегодня для счастья много причин. Рано утром Женя пожелал мне удачного дня и снова назвал любимой девочкой. А потом началась ожидаемая и волнующая круговерть.  

Консультация и первичный осмотр в клинике прошли немного нервно. Мне показалось, будто меня готовят к запуску в космос. Когда с миллионом вопросов было покончено, приятный и улыбчивый хирург меня обнадёжил – если диагностика моего организма не выявит противопоказаний, мы сможем назначить дату операции, и очень скоро моё лицо станет ещё красивее. «Хотя куда уж красивее!» – смутил меня добрый доктор.

Обследование решили не откладывать. Флюорография, электрокардиограмма, анализы… Правда, результатов некоторых тестов придётся подождать несколько дней, но Диана пообещала, что скучать мне будет некогда. Не обманула! Остаток дня походил на «Весёлые старты», а заканчивается в очередном ресторане.

***

Не скажу, что сейчас мне очень весело, но что не скучно – это факт. Роскошный панорамный ресторан на последнем этаже торгового комплекса – это откровенный эстетический и гастрономический восторг. Я в той же компании плюс ещё один друг Дианы, который и рекомендовал нам чудо-лекаря. Тимур только сегодня прилетел из Москвы. Очень колоритный персонаж! В отличие от простодушного Рыжика, он не показался мне ни весёлым, ни добрым. Опасный хищник. И он тоже не обошёл меня своим участием. Его внимание не выглядит навязчивым – оно вежливое и сдержанное... Но пугающее. Возможно, всё дело в его чёрном взгляде или в глубоких страшных шрамах на его лице. Он-то уж точно не на кустик напоролся.

А настоящим гвоздём сегодняшнего вечера стал наш парный танец. Едва Тимур протянул мне руку в приглашающем жесте, я прокляла свои высокие шпильки, потому что опасный хищник оказался неприлично ниже меня. Вот только его, кажется, подобные мелочи нисколько не смущают. Отдать должное, партнёром он оказался великолепным и плевать бы на его невысокий рост, но вот боевые отметины на наших лицах... Словно два калечных ветерана! Ох, и лучше бы мне не видеть в этот момент Диану, хихикающую себе в ладонь.  

Я продолжаю следить за ней весь вечер и удивляюсь – как можно быть такой разной? Интересно, а Женя видел её такой? И почему-то теперь я гораздо лучше понимаю Виктора и ещё больше жалею его жену.

После двух фужеров шампанского робость меня покинула. Вот что значит – выпить для храбрости. Рыжик не слишком целомудренно меня обнимает и настолько неуклюже ведёт в танце, что я не знаю, чего мне больше хочется – перехватить инициативу ведущего или вовсе сбросить его рыжие лапы. Диана и Тимур – напротив – выглядят очень гармонично, даже несмотря на то, что рост партнёрши выше. Он серьёзный и жуткий, она – ослепительная и игривая… Но, кажется, они отлично ладят.

Как странно, что я оказалась в этой компании. Вспоминаю, как Серж, мой танцевальный руководитель, уговаривал Диану помочь мне… И как грубо она завернула его просьбу. Почему сейчас?

К этому часу Диана выпила уже прилично и пребывает в прекрасном настроении. Перехватив её в дамской комнате я, наконец, отважилась спросить:

– Диана, а почему Вы мне помогаете? Это из-за Сержа?

– Серёжа… он замечательный, – ласково произносит она и улыбается. – Для меня он всегда был и будет гораздо больше, чем просто наставник. Кстати, Виктор тоже за тебя просил. Думаю, я бы всё равно им не отказала, но нет – дело не в них. Знаешь, я нечасто встречаю людей, которых мне хочется пнуть.

Сейчас вовсе не обязательно уточнять, кто эти люди, и я стремительно краснею. Что называется, нарвалась на комплимент.

– Выходит, я вам под ногу попалась?

Диана закатывает глаза.

–Элла, ты тот редкий случай, когда одного пинка недостаточно.

Что это, если не симпатия? Но отчего-то я краснею ещё больше, а следующий вопрос Дианы обескураживает:

– Как тебе Юра? Приятный, правда?

– Он… да – приятный… Но, Диан, у меня ведь…

– Сейчас ты в компании классных мужиков, – пресекает она мой лепет. – Наслаждайся вечером, Элла.

– Значит, Вы тоже считаете, что мне необходим опыт с другими мужчинами? – разочарованно вздыхаю.

– Тоже? – удивлённо. – Нет, Элла, я лишь считаю, что лёгкий безобидный флирт тебе на пользу. А вот более глубокий опыт полезен в том случае, когда у тебя нет любимого. Мы, девочки, так уж устроены, что вряд ли сможем простить мужчину, которому изменили.

Мм… Это надо осмыслить…

Но одно радует – Диана со мной солидарна. Моё настроение стремительно ползёт вверх и, возможно, взметнулось бы до неприличия… Но Женя вечером снова не позвонил, и телефон его недоступен. Третий фужер шампанского разогнал тревогу – наверное, мой работяга опять свалился от усталости.

***

Весёлые, хмельные и уставшие, в наш отель мы возвращаемся глубокой ночью. Юрины пьяные объятия стали гораздо смелее, но теперь и я с ним не церемонюсь. Перед отъездом из ресторана этот рыжий танк, застав меня врасплох, зажал в фойе и впихнул мне в рот свой наглый рыжий язык. За что чуть не лишился своего основного органа – болтливого языка, в смысле. Теперь улыбается прокушенными губами и не оставляет попыток меня обаять. Я не злюсь, потому что этот дуралей совсем не похож на злодея – мне почему-то смешно.

Из такси Юра вываливается первым, разворачивается и протягивает мне сразу обе руки:

– Прошу Ваши прекрасные ручки, мадемуазель.

Я неосмотрительно принимаю его помощь и тут же попадаю в крепкие объятия.

– Юр, езжай домой, пока такси не уехало, – отклоняюсь назад, упираясь руками в его грудь. – Да перестань ты!

Снова уворачиваюсь от его попытки меня поцеловать и в поисках поддержки оглядываюсь в сторону Дианы с Тимуром. Но они на меня не смотрят – взгляды обоих устремлены в сторону отеля. Теперь и мой тоже… Ох!

Женя почему-то не спит после тяжёлого трудового дня… Похожий на невменяемого медведя, он неумолимо прёт на нас и улыбается – приветливо до оторопи.

– А я смотрю, тут все подружки по парам!.. – приветствует он нас громко, а я начинаю извиваться в Юриных объятиях, словно в конвульсиях.

– Юра, да отвали ж ты, – шиплю тихо и отдавливаю ему ноги.

И он отваливает… удивлённо и очень порывисто. И в следующий миг выброшенный медвежий кулак сносит бедного Рыжика с тротуара. Не удержавшись на ногах, он рухнул прямо под колёса припаркованного такси.

– Ну ты и придурок, Ланевский, – хохотнула Диана и в один прыжок преградила Жене путь.

Тимур остался на месте, но выглядит так, словно готов прыгнуть и перегрызть глотку. Моему Женьке… Откуда-то вдруг стали сползаться люди… Третий час ночи!

– Юр, – окликнула его Диана, – хватит прикидываться рыжим трупом, народ беспокоится.

– А ещё говорят бандитский Петербург, – недовольно ворчит Рыжик и поднимается, придерживая челюсть. – А бандиты все приезжие!

94

Я прикрываю глаза и словно проваливаюсь в опьяняющий мир запахов, звуков и ощущений. Он пахнет яростью и страстью – одуряюще вкусно… Он наполнен шумным дыханием и урчанием голодного зверя. Моего зверя… Так звучит мой любимый и злой медведь. Стиснув зубы, лишь опасно утробно урчит. Он сильно сжимает мои бёдра, и я абстрагируюсь от этой боли, погружаясь в необузданный ритуальный танец во славу моей… нашей любви… следуя жёсткому ритму мощных и резких толчков. Они пульсируют в унисон, наполняя моё тело, – толчки крови, толчки сердца, толчки напряжённой плоти. Стремительно нарастают… сливаются… и рассыпаются снова, не позволяя мне завершить этот танец. Ритм замедляется, и я подавляю разочарованный вздох. И снова начинается эта невыносимо сладкая пытка.

Кого ты наказываешь, Женька – меня? Себя?

Я слизываю с пересохших губ вкус недавних болезненных, задыхающихся поцелуев, отбрасываю с лица взмокшие волосы, глажу себя по шее, груди, животу и снова ловлю нужный ритм.

Я очень сильная девочка, Женя, и смогу танцевать до утра.

– Смотри на меня! – звучит приказ, и я послушно открываю глаза, чтобы в тёплом свете ночника разглядеть моего свирепого зверя.

– Ты забыл сказать: «Моя Элла», – я снова облизываю губы и смотрю прямо в его почерневшие глаза. – Какой ты большой и красивый, Женя… и такой злой. Таким я тоже тебя очень люблю.

Я глажу его напряжённые руки, и он выпускает мои бёдра, притягивает меня к себе и целует. Наконец-то, снова меня целует – жадно, ненасытно. И перекатывается на постели, подминая меня, придавливая своим мощным телом. Восхитительно тяжело! Гладкий шёлк простыни приятно холодит кожу… Я обнимаю моего зверя руками, ногами и принимаю его с головокружительным восторгом и выпиваю его жёсткий поцелуй со стоном наслаждения. Сила моего чувства пьянит и шокирует… и не только меня.

Женя разрывает поцелуй и хрипит тяжело:

– Зараза аномальная!

– Твоя, Женя, – улыбаюсь ему.

– Моя... – стискивает меня до боли, таранит нещадно, облизывает мои губы, целует щёки, глаза, прикусывает мочку уха и рычит: – Только моя!..

Толчки ускоряются в безумном ритме ритуальных барабанов, сливаясь в общий оглушительный гул, в котором тонет мой крик... Вдруг всё стихает, даже сердце не бьется... И через мгновение взрывается громовым раскатом, грозовой вспышкой, моей ослепляющей любовью…  

– Моя Элла… – догоняет меня Женька.

…НАШЕЙ ослепляющей любовью!

***

Невыносимо жарко…

Открываю глаза и тут же жмурюсь от яркого солнечного света. Вот и в Питер пришла весна. Её с юга привёз мой горячий большой медведь.

Женя спит на животе, раскидав во все стороны свои большие руки и ноги. Не без труда я выбираюсь из-под придавившей меня руки и невесомо целую в плечо. До сих пор горячий. И очень красивый. С удовольствием осматриваю невообразимый бардак в спальне, вспоминая минувшую ночь…

Бедный Рыжик. Сам виноват, конечно, но такого наказания он точно не заслужил. Мой медведь думает иначе, и глупо в данной ситуации защищать Юру. Слава богу, что всё обошлось и его рыжая физиономия не сильно пострадала. Диана не позволила добить своего друга, зато Тимур сказал, что он мало получил. Я-то боялась, что он Юру станет защищать, а он просто за Диану испугался. Но почему? Разве Женька мог бы её обидеть? Он никого больше и не обидел – выругался себе под нос некрасиво, сгрёб меня в охапку и потащил в отель. Наказывать. Даже разговаривать со мной не хотел.

Боже, у меня всё тело болит, бёдра в синяках, а я ещё хочу. Я точно сумасшедшая!

Как же в горле пересохло! Я озираюсь и обнаруживаю на полу бутылку с водой. Свесившись с кровати, подтягиваю бутыль и залпом выпиваю остатки живой воды. Фу-ух, жить буду.

На часах в телефоне половина десятого – я сокрушённо ахаю и быстро набираю Диану.

– Диан, простите… Я проспала?

– Куда ты проспала? – бормочет сонным голосом.

Да я даже не знаю куда, мы ведь и договориться ни о чём не успели.

– Элла, судя по тому, что отель перестало трясти часа три назад, тебе стоит вернуться ко сну. И давай на «ты».

Зевнула и отключилась.

На «ты»? Давайте… Давай!

От радостной улыбки трещат мои порозовевшие щёки. Она знает, чем мы здесь занимались – у-уй!

Оглядываюсь на Женьку, но он спит, как убитый. Вернуться в берлогу? Я совсем не против. К моему медведю. Страсть как хочется его разбудить и почувствовать себя хрупкой малышкой в его медвежьих объятиях. Но я понимаю, что он очень устал и перенервничал. И вряд ли проснётся, если я…

Взбираюсь Жене на спину и вытягиваюсь в полный рост. Как приятно чувствовать себя маленькой рядом с моим большим мужчиной. Не могу удержаться и целую его плечи, вдыхаю его запах и снова целую. Кажется, всё же разбудила… Пошевелился, что-то забормотал и, запрокинув руки, поймал мои ладони. Левую подсунул себе под грудь, а правую поцеловал и… уснул, лёжа на ней щекой.

Я бы всю жизнь вот так лежала и слушала его дыхание. И не шевелилась бы.

95

– Жень, а тебе обязательно завтра улетать? – я запрокидываю голову, чтобы разглядеть его лицо.

Всё вокруг, даже мой будничный вопрос, кажется мне нереальным, невероятным…  Будто я смотрю и слушаю со стороны. Смятая постель, поднос с остатками неприлично позднего, уже вечернего, завтрака, включенный телевизор, вещающий о какой-то ерунде… И Женька… Мы вместе спим, принимаем душ, завтракаем… Мы занимаемся любовью – изощрённо, с выдумкой… Он целует меня, ласкает руками, шепчет всякие милые пошлости, шутит со мной, смеётся… И это всё происходит со мной и парнем, всегда казавшимся таким далёким и недоступным. Парнем, о котором я грезила всю жизнь… И этот мой вопрос: «…тебе обязательно завтра улетать?» Словно я способна повлиять на его решение…

– Обязательно, малыш, – он целует меня в висок. – Но, обещаю, это ненадолго, максимум, недели две. А перед этим я собираюсь затрахать тебя до невозможности ходить по кабакам с рыжими долбоёбами.

– Ты опять ругаешься… – зажатая меж его ног, я бью затылком ему по плечу и смеюсь. – Грубиян.

– Извини, что смутил твои розовые ушки, – он щекотно прикусывает за мочку. – Просто называю вещи своими именами. Но моё предложение по-прежнему в силе, и ты можешь лететь со мной.

– Женя, ну зачем ты так?.. Ты ведь знаешь, что не могу…

– Прости, малыш, – он прижался губами к моей скуле. – Просто знай, что я не расстроюсь, если ты передумаешь.

Да, теперь мой Женька всё знает. После инцидента с Юрой оставался единственный шанс оправдать своё присутствие здесь – это рассказать о предстоящей операции. Раскололась я только рано утром, а иначе отель, наверное, до сих пор бы трясло. Ну, не вышло сюрприза – жаль. Зато Женя перестал настаивать, чтобы я улетела вместе с ним. А ещё сказал, что ему будет очень не хватать моего шрама – искренне сказал. Но всё же он понял, что для меня это жизненно необходимо, и даже рвался взять на себя расходы. И я бы, наверное, позволила, но считаю, что задействовать папины средства будет правильнее. Диана же, узнав, что ей не надо платить за операцию, лишь пожала плечами и ответила: «Что ж, это отличная новость!»

Телефон настойчивым трезвоном вторгся в наши обнимашки. Это Женьке. Он потянулся взглянуть, кто посмел нас потревожить, хмыкнул, соскочил с кровати и вышел с телефоном из спальни. Однако я успела расслышать женский голос из динамика. Ну и кто это?..

Стараясь не прислушиваться к тихому разговору в гостиной, я тупо уставилась в телевизор. Таращась в него минут пять, я выяснила, что на теле у лебедя более двадцати пяти тысяч перьев. Зачем кому-то эта информация? Кто вообще додумался посчитать эти перья?!

К тому времени, как в спальню вернулся Женя, я накрутила себя до готовности пересчитать перья на его голове.

– Держи, малыш, это тебя, – Женя протянул мне свой мобильник.

Меня? Я несмело приложила трубку к уху, будто опасаясь выстрела оттуда.

– Алло...

– Ой-ой, малыш! Какая прелесть! – прозвенел Наташкин голосок. – Привет, Эльчик! Я поверить не могу! Вы серьёзно вместе? Пипец! Дождалась всё-таки! Ииии! Какая любовь! Я аж завидую!

– Привет, – бормочу, растерянная и обескураженная таким напором.

Поднимаю глаза на Женю – он ухмыляется. Конечно, он всё услышал.

К огромному облегчению, мне не приходится отвечать на Наткины вопросы, потому что её понесло дальше. Попискивая от восторга, она уже строит планы на будущее, напоминает, что место свидетельницы на нашей свадьбе давно ею застолблено и нахваливает своего неожиданно поумневшего и прозревшего брата.

А я не знаю, куда спрятать глаза от неловкости, потому что каждую фразу сестры Женя сопровождает смешками и гримасами. Но меняется в лице, когда Наташка просит у меня прощения и ругает глупую дурочку Вику, и уж совсем мрачнеет, когда Натка обещает взять на себя свою маму и всё с ней уладить.

Я не совсем понимаю, что она собирается утрясти с мамой, но неприятное подозрение уже закралось – я не пара Евгению Ланевскому. А Виктория, значит, пара!

Женя выхватывает мобильник из моих рук и бесцеремонно прощается с Наташкой. Всё – вопрос решён. Но осадочек остался. Сколько же ещё подводных булыжников на пути к моему счастью?

96

Весь день Диана делала вид, будто нас с Женькой не существует, но недавно прислала сообщение, что к ужину они с Тимуром будут ждать нас в ресторане.

– На хрен этот ресторан, – отчего-то завёлся Женя, а я расстроилась. Подозреваю, что он очень злится на Диану.

– Жень, но я кушать хочу…

– Да не вопрос – сейчас закажем ужин в номер. И резинки заодно…

– Какие резинки? – не поняла я. – Зачем?

– Презервативы, Эл-ла-а. Нам ведь с тобой не нужны неожиданные сюрпризы, да, малыш?

Утвердительный ответ застревает у меня в горле. Надо быть полной идиоткой, чтобы не понять, о каких сюрпризах говорит Женя. Ему они не нужны… И вроде бы это тоже понятно… и даже разумно…

Вот дура! Зачем я спросила про эти чёртовы резинки?

– Жень, – смотрю ему в глаза, – а ты меня любишь?

– А есть сомнения? – целует меня в нос и беспечно улыбается.

В ответ я тоже неуверенно улыбаюсь и качаю головой – нет, я не сомневаюсь. И кляну себя за чрезмерную впечатлительность.

Я спешу укрыться в ванной комнате, чтобы прийти в себя и быстренько отрепетировать жизнерадостность на лице. Женя завтра утром улетит, и он не должен вспоминать мою унылую физиономию. Только улыбки для моего любимого!

Требовательный стук по входной двери номера заглушил звук льющейся воды. Я вот не умею так громко стучать... Интересно, кто это? О, господи, я же не ответила Диане!

Слышу, как мимо быстро прошёл Женя. С ума сошёл? Он же голый! Неужели откроет? Ответ на этот вопрос уже звучит из-за двери – голоса – его и Дианы. С минуту они разговаривают в гостиной, но из-за шума воды я не могу разобрать о чём. И выключить не могу – конспирация! Краснея от стыда сама перед собой, я подхожу к двери и обращаюсь в слух...

– Жень, твои претензии смехотворны, а для Эллы даже обидны. Полагаешь, без моей помощи мужчина не способен её разглядеть?

– В твоих силах было обозначить Рыжему гондону границы.

Ох, зачем он так грубо?

– С чего бы? – Диана усмехается. – Мне кажется, твоя девушка сама способна позаботиться о своих границах.

– Ты же видела, что она сопротивлялась, но ты ни хрена не сделала! – рявкает Женя. – Элла не умеет быть грубой!

– Вот как? А я, значит, овчарка сторожевая?

– Сука ты!

Ой, дурачок какой!

Я зажмуриваюсь и вжимаю голову в плечи.

– Кажется, мы уже давно это выяснили, – голос Дианы абсолютно невозмутим. – Ты неоригинален, Женечка.

– Послушай, Диан, только не надо втягивать Эллу в своё окружение, – интонация Жени изменилась, но нервозность всё равно слышна.

– Почему? А разве ты сам не в моём окружении? Это что за дискриминация?

– Да что ты меня кружишь, как лоха? Ты понимаешь, о чём я! Я про ваш змеиный клубок! Римма с Дарьей и...

– И-и?..

– И твой Одиссей, – припечатывает Женя.

Адвокат-то здесь при чём? Вот и Диана не понимает:

– О, Боже! Бедный мальчик! Он-то каким боком?

– Не боком, Диан, а раком!

– Так, ну вот что, Ланевский, – в голосе Дианы послышалась сталь. – Чтобы осуждать моего Одиссея, ты ещё мозгом не дорос, и до Риммочкиной трудоспособности тебе, дорогой, три пятилетки без выходных вкалывать. А имени моей Дашки даже не смей касаться своим пошлым помелом. И, кстати, я ещё не решила, достоин ли ты своей Эллочки.

Женечка, не слушай её! Она же специально тебя выводит.

– Чего? – рычит мой злой медведь.

– Того, малыш! У меня на эту девочку серьёзные планы. И если меня вдруг начнёт беспокоить её душевное состояние, то карьера в Париже Эллу мигом развеселит. Я ведь на правах суки с большим стажем могу устроить так, что ты для неё станешь слишком мелкой сошкой.

Зачем?! Ну зачем она так с моим Женькой?

– Ну ты и... Ведьма!

– А ты дурачок неуравновешенный! Но я в тебя верю, Женечка. Контролируй эмоции, милый, ты ведь мужчина. А в твоих руках сейчас редкий бриллиант, так будь ему достойной оправой. И где он, кстати, наш уникальный бриллиантик?

Я отпрыгнула от двери, как ужаленная, и бросилась умываться.  

– Элла, – Женя подходит к двери. – Ты там не уснула?

– Я сейчас, Жень, – перекрываю кран и возвращаюсь к двери.

Уже на выходе опомнилась и завернулась в полотенце. Хороша бы я вышла!

Диана в узких джинсах и водолазке, с забранными в хвост волосами, выглядит моей ровесницей. И даже без макияжа невозможно красивая. И Женька рядом – злой и с полотенцем на бёдрах. Ну как так?

– А я смотрю, вы оба при параде, – усмехнулась Диана. – Жень, ты в ресторан так пойдёшь?

И, не дав ему возможности ни съязвить, ни возразить, она добавила:

– Тимур уже занял столик и ждёт тебя, надо кое-что обсудить. Не заставляй его долго ждать, а я пока помогу Элле собраться.

– Слушаюсь, Ваше Огнедышество! – Женя согнулся в поклоне, успел поймать падающее полотенце и исчез в спальне.

Спустя три минуты он, уже одетый, покинул номер, а с губ Дианы пропала улыбка.

– Элла, я подумала, что тебе стоит узнать сегодня, пока Женя ещё здесь. Твою операцию придётся отложить на некоторое время.

Я не успеваю ни расстроиться, ни задать встречный вопрос, потому что Диана не делает пауз и сбрасывает на меня полную информацию:

– Ещё не все анализы готовы, но из того, что мы уже имеем, выяснилось, что ты беременна. Срок, вероятно, маленький и пришлось проверить кровь на ещё один, самый достоверный показатель.  Ты беременна, Элла, и наркоз для тебя сейчас очень нежелателен.

97

Десять дней спустя...

Дианина квартира наполнена солнечным светом, льющимся в панорамные окна. Как же красиво здесь, наверное, ночью! Я постоянно отвлекаюсь на вид из окна, но хозяйка «Крепости» не позволяет мне расслабиться. Пять дней она провела в Париже со своей малышкой и, вернувшись только сегодня, сразу призвала меня пред свои жёлтые очи.

– Положи ладонь на грудь и давай на выдохе... Чувствуешь вибрацию? Элла, отключай связки, бронхи задействуй. И не рычи, как медведица. Мягче звук... Губы расслабь... подбородок чуть ниже, не пережимай звук.

– Пф-ф, – выдыхаю устало и плюхаюсь в кресло. – Диан, до твоего уровня мне и жизни не хватит.

– Ерунда! С постановкой моего голоса в своё время проблем было куда больше. Просто ты ленишься и наверняка забываешь делать упражнения. Это ежедневный труд, Эл, но, поверь, результат того стоит. И, кстати, будет ещё один жирный плюс к твоей уникальности. Буди свои резонаторы и дыши правильно. Для твоего положения это тоже дополнительная польза – чем не мотивация?

Услышав о своём положении, я невольно прижала ладонь к животу. Я делаю это постоянно, будто надеюсь что-то ощутить или услышать. Но ничего нового и необычного со мной не происходит. Я полна энергии, прекрасно себя чувствую и не изменяю своим вкусовым пристрастиям. О том, что внутри меня растёт человечек, говорят лишь результаты анализов и ультразвукового исследования.

Что я почувствовала, узнав о своей беременности? Шок! Наверное, только этим словом можно охарактеризовать восторг помноженный на страх. Я помню, что моему Жене не нужен такой сюрприз. А мне? Сейчас, когда только начинают сбываться мои мечты, любое препятствие к их осуществлению должно восприниматься враждебно. Но ЭТО – не препятствие – это плод любви и страсти. И это тоже моя мечта – самая осторожная и несмелая... И по воле случая обогнавшая все остальные цели.

– Ты до сих пор так и не сказала Жене? – спрашивает Диана, и я отрицательно качаю головой.

Как?! Как я могла сказать об этом в тот день? Сразу после того, как он озвучил своё отношение к сюрпризам. Ведь у нас было лишь несколько часов до очередной разлуки. И я струсила. Я любила его той ночью, как в последний раз. И боялась, что он будет последним… И не сомкнула глаз, охраняя его сон, и целовала его до утра, и тихо плакала... от горечи и от счастья.

Моё нечаянное счастье ещё такое хрупкое, но я уже очень люблю его. И почему-то не сомневаюсь, что это мальчик… И знаю, что я очень-очень ему нужна, и ради него не имею права раскисать и опускать руки... Даже в том случае, если сюрприз окажется слишком неподъёмным для его папы.

Женя по-прежнему звонит каждый день, но теперь он делает это утром и вечером. Он скучает – я это слышу. Все эти дни он очень нежен со мной... Строит дерзкие и прекрасные планы... Новая квартира, дача на берегу моря, путешествия... Во время одного из таких разговоров я осторожно предположила, что его детям очень повезёт с таким целеустремлённым папой. 

«Полагаю, нашим общим детям», – оптимистично заявил Женька, заставив моё сердце замереть от счастья, и тут же сбросил меня с небес на землю: «Но к этой теме мы вернёмся лет через пять, Элла. В твои двадцать тебя ждут перспективы повеселее!»

Это вряд ли… Мой Женя обещает подарить мне весь мир... но в его огромном прекрасном мире совсем нет места для нашего маленького мальчика...

– Диан, ты осуждаешь меня? – я подняла на неё виноватый взгляд.

Она слишком прямолинейна, поэтому я готова к прямому утвердительному ответу. Но Диана задумчиво смотрит на меня и молчит. Почему? Жалеет? На неё это совсем не похоже, несмотря на то, что в последнее время её отношение ко мне заметно потеплело.

– Ди, я вовсе не надеюсь на деликатный ответ...

– Я не могу тебя осуждать, Элла, потому что слишком хорошо тебя понимаю. Ровно год назад я сходила с ума от страха при мысли, что должна рассказать о своей беременности любимому мужчине.

Я смотрю на неё в неверии – сходила с ума от страха? Я думала, она вообще не умеет бояться...

– Ты говоришь о своём муже?

– Тогда он ещё не был моим мужем и в обозримом будущем не планировал становиться отцом. И я тоже не рискнула сбрасывать эту новость по телефону, хотела видеть его глаза. И очень боялась прочесть в них разочарование. Хотя и была уверена, что он никуда от меня не денется.

Мне бы такую уверенность.

Но какой мужчина в здравом уме мог бы от неё отказаться? Даже если бы она тройню ждала...

– Но ведь всё прошло хорошо?

– Хорошо, – Диана улыбается. – Лучшего отца для нашей дочери желать невозможно.

– И теперь он наверняка не против пополнить детский сад? – я искренне рада за неё, поэтому старательно подавляю в себе робкие ростки зависти.

– Вот и нет, – Диана заливисто смеётся. – Теперь он считает нашу семью полной и детей больше не хочет. Боится, что на других его любви не хватит.

Даже её интонации и живых сияющих глаз достаточно, чтобы понять – я зря ревновала к ней Женю. И всё же я спросила:

– Ты очень любишь своего мужа?

Диана прикрыла на миг глаза, вдохнула воздух... Ответ прозвучал на выдохе – негромко, но так сильно и чувственно, будто сердцем ответила:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Как сумасшедшая!

Убойный мастер-класс по искусству владения голосом!

Если с такой интонацией сообщить мужчине о ребёнке, это прозвучит равносильно объяснению в любви. Мне определённо не следует пренебрегать её бесценными уроками.

98

– Весь день таскаешься голодная! – недовольно ворчит Инесса. – Что за безответственность? Если тебе на себя плевать, то подумай о ребёнке! Ты себе больше не принадлежишь – ясно?

– Я помню, но не переживайте, меня Диана накормила.

– Е*учий случай! – ещё пуще заводится Инесса. – И что же вы там ели – белые трюфели, устрицы и плесневый сыр?

– Да почему? Нормальную еду ели… Супчик грибной, салатик, колбасу испанскую – обалденно вкусную! – я оправдываюсь, желая выгородить Диану.

Бесполезно! Инесса взъелась на неё бесповоротно и, подозреваю, что это ревность.

– Нормальную еду, – передразнивает она меня. – Так и знала, что какой-нибудь х*йни наешься. Давно уже прошли, Эллочка, те варварские времена, когда колбасу делали из животных. И пока эта ведьма потчует тебя сомнительными деликатесами, Жоржик готовит полезную еду. Вон, творожок для тебя откинул.

Выглянув из кухни, Жора осветил зубастой улыбкой гостиную и провозгласил:

– Элиа, для твой малыс!

– Спасибо, Жор! – посылаю ему воздушный поцелуй. – Ты делаешь успехи в русском языке.

– Да! Успех! – радуется красавчик грек, вытирая руки о цветастый передник.

Смотреть на этого парня и общаться с ним – одно удовольствие, и мне очень хочется продлить эту радость для Инессы. Если бы только это было в моих силах…

– Ты матери рассказала? – не унимается Инесса. – Или она должна догадаться о новостях по твоему пупку через полгода?

– Ну хватит уже ворчать, – я миролюбиво глажу женщину по плечу. – Мне кажется, сейчас не самое подходящее время огорошивать маму подобными новостями. Она порхает, как влюблённая девчонка, и вряд ли её обрадует перспектива вынырнуть из статуса невесты ради престижного звания «бабушка».  

– Ты не можешь этого знать наверняка и не имеешь права скрывать.

– Я просто постаралась войти в её положение, – пожимаю плечами.

– Господи, откуда эта блаженная дура на мою голову? Ты входишь в положение всех! А в твоё положение кто войдёт? А хотя вон – один уже вошёл! Положил и вошёл, и ещё вошёл!.. И вуаля – ты в положении!

– Я обещаю, что обязательно расскажу маме, – невесело улыбаюсь.

– И папе, – подсказывает Инесса.

– Папе как-то неудобно, он пока ещё не успел привыкнуть, что я уже не маленькая девочка…

– Переживёт, не сахарный. Скажешь – так, мол, и так… Честь девичью блюла, но не со всеми… Теперь примите поздравления – Вы дед!

Жоржик громогласно ржёт и мне тоже хочется смеяться… Но не хочется.

– Я поняла, Инесса, но мне кажется, что сначала должен узнать Женя.

– Вряд ли он сам догадается.

– Я не стану говорить о таком по телефону.

– Правильно, лети к нему.

Я ловлю сочувственный взгляд Жоржика и тяжело вздыхаю, не в силах противостоять напору Инессы. Спасает телефонный звонок. Но, взглянув на экран, я понимаю, что это вовсе не передышка. Это Женя. Инесса тут как тут – тоже пялится на экран моего мобильника.

– Сейчас или никогда! – бросает она мне вдогонку, когда я скрываюсь с телефоном в своей спальне. – Он обязан знать! Это его ответственность!

Я уже приняла вызов, поэтому зажимаю пальцем микрофон. Выжидаю несколько секунд, пока у Инессы иссякнут лозунги, и подношу трубку к уху.

– Привет, Жень, – произношу почти шёпотом и не могу совладать с нервной дрожью.

– Что там у тебя за баталии, малыш? Кто портит жизнь моей нежной девочке?

– Никто не портит, Женя… Просто все лучше меня знают, как мне жить.

– Это поправимо. Перебирайся в мою квартиру, похозяйничаешь там пару дней без меня, зато сама себе командир. А мне будет оху…хрененно приятно, что любимая девочка согревает мою постель. Ну, что скажешь?

Я усмехаюсь про себя. Ещё совсем недавно, когда я уходила из квартиры майора, мне некуда было идти. Теперь у меня есть Инесса, мне готова помогать Диана, папа отвоевал нашу квартиру, выплатил неустойку квартирантам и теперь зовёт меня вернуться в родные пенаты, как только там завершится ремонт. Они с мамой по-прежнему живут порознь, и квартира пустует. В одиночестве я бы там сошла с ума от тяжёлых мыслей.

Теперь и Женя зовёт меня к себе. Это самое ценное предложение… и самое сложное. Он имеет право знать… он должен знать. Я не могу больше изводить себя сомнениями и мучиться в неизвестности. Для подобного признания нужен, наверное, какой-то толчок, наводящий разговор… Но я слишком взбудоражена и взволнована, чтобы начинать издалека. Да я и не умею так…

Его глаза? Нет, наверное, во мне недостаточно смелости, чтобы видеть сейчас его глаза…

Женя о чём-то говорит, смеётся, но я не понимаю ни слова. Виски внезапно начинают пульсировать болью… Я сама себя измотаю и сожру, если не признаюсь.

– Женя, у нас будет ребёнок, – мои слова, словно острый скальпель, рассекают его незавершённую фразу, и между нами повисает пугающее молчание.

Секунда, другая… пятая…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Женя… ты слышал, что я сказала? Я беременна… Ответь что-нибудь, пожалуйста.

Возможно, его комментарий не предназначен для меня, но хорошо, что в этот момент я не вижу его глаз. Волшебное слово «пиZдец», произнесённое тихим шёпотом, сокрушительной волной обрушивается на чашу моего терпения. Смывает её и ломает, придавив смыслом такого короткого, но всеобъемлющего слова.

– Прости, – это всё, на что меня хватает, прежде чем нажать отбой.

Отбой моей мечте.

Я знаю, что Женя будет звонить снова… Мне жаль, но теперь я не смогу подождать пять лет. Мой малыш уже есть, и через пять лет он будет уже большим, моим любимым мальчиком. И никогда не узнает, как «обрадовался» ему папа.

Извлечённая симка обрывает входящий звонок, а разрезанная пополам – делает меня недоступной для всех. И очень несчастной. Я закрываю изнутри дверь, выключаю свет и, не раздеваясь, забираюсь с головой под одеяло. Там, чтобы не выть от тоски, я домысливаю собственный сценарий нашего незавершённого диалога…

ПиZдец… как это здорово…

ПиZдец… как я счастлив…

ПиZдец… как я люблю тебя, моя Аномалия!..

99 Женя

Я поперхнулся собственным заготовленным сюрпризом и забыл все слова, когда встречный сокрушительный сюрприз, как электропоезд, неумолимо врезался в меня и разметал ко всем чертям оборванные планы. Дикая паника накрыла с головой, будто сверху чугунная клетка упала… Ловушка с отвратительным лязгом захлопнулась и всё – выхода нет! Замуровали!

Мысль о предательстве долбит застывший в стрессовом анабиозе мозг. Бл@дь, что делать?!

У золотой рыбки память работает три секунды… Жаль, что я не она… А ведь один хер – сдохну в аквариуме!

В горле пересохло, пот ручьями стекает по вискам и позвоночнику, я в ужасе таращусь на мобильник, принёсший страшную весть. Ребёнок! Ой, бля-а-а-а!..

– Женя… ты слышал, что я сказала? Я беременна… Ответь что-нибудь, пожалуйста.

Что?!. Я не знаю… Мне нужна помощь зала… помощь друга… рекламная пауза… Минута молчания!..

Мне так хочется отделить этот желанный взволнованный голос от слов, которые он произносит…

У меня нет сомнения в правдивости этой инфы, ведь я точно знаю, когда это случилось… Я же сам… Идиот, бля!..

Надо что-то сказать… позитивное и жизнеутверждающее…

– ПиZдец!

Я отчаянно цепляюсь за жалкие обрывки намеченного мной маршрута, пытаясь наспех подлатать, перекроить с учётом образовавшегося форс-мажора… Это сложно… особенно в тот момент, когда твои мечты разбиваются о жёсткую реальность. Мне надо подумать минутку, посоветоваться… хотя бы с самим собой… Осознать, что моя жизнь никогда уже не станет прежней.

– Прости, – звучит тихо из динамика. И следом наступает полная тишина.

До меня не сразу доходит, что Элла отключилась. С недоумением пялюсь на погасший экран и испытываю облегчение… Которое через несколько секунд сменяется новой паникой.

За что прости? Это что значит? Она что сейчас подумала? Она решила… Ну, не-эт! Да что ж так, сука, всё не вовремя! Ой, муда-ак! Менжуюсь, как беременная истеричка! Хотя беременный-то не я… но, похоже, я облажался по полной.

Нажимаю повторный вызов. Фу-ух! Пошёл процесс…

Ну давай, малыш, бери трубку! Ну, прости-прости!.. Ребёнок?! Ну что – нормально… Да это пиZдец как замечательно! Немного рановато, конечно…

«Абонент недоступен или…»

Да и не то чтобы рано…  

Эл-ла-а! Ну что ты творишь?! Ну давай, Элла, включайся! Всё случилось, как никогда, кстати! И с кем мне делать детей, если не с тобой?! Давай имя ему придумаем прямо сейчас! Любое, какое тебе понравится!

«Абонент недоступен или…»

А-а-а, сука!..

Элла, девочка моя, ну давай поговорим! И я погорячился, и ты… Ты – вообще молодец! Ты всё сделала правильно – позвонила, рассказала… А я перенервничал… от радости! Да включи ж ты свою сраную звонилку, я сказать хочу!.. Как я, бля, детей люблю!

«Абонент недоступен или…»

…Или находится вне зоны действия от вашего тупого е*лища! И потому забейте своё сообщение себе в очко!

ПиZдец! Ну почему именно сегодня?! Чего было не подождать денёк? Завтра бы сдал эту сраную дачу – чтоб она сгорела! – и поговорили бы нос к носу. Нет, надо вот так, без подготовки, выстрелить в мозг и свалить в туман! Детский сад! Какие ей дети? Сама дитё! И я… придаток от х*я!

Представляю, что она себе надумала, и хочется долбиться головой о стену. Наверняка плачет… А ей же волноваться нельзя!..

Диана берёт трубу с пятого гудка, когда я уже готов расхерачить свою мобилу.

– Ты из подземелья выбиралась, что ли? – рычу вместо «здрасьте».

– А ты с цепи сорвался, милый? – щебечет она издевательским тоном.

– Извини, Диан, ты во сколько завтра прилетишь?

– Скорее всего, послезавтра утром, – невозмутима, как бронетранспортёр.

– С ума сошла?! Принимай давай свой шалаш! Я его сторожить, что ли, должен?! Диан, мне надо, чтоб ты была завтра! В обед!

– А мне не надо, Женечка. Я прилетела всего на два дня, и мне слишком много всего необходимо успеть, прежде чем лететь к тебе, потому что вернусь я теперь только в мае. Приму у тебя работу и в Париж!

– И как твой Бандерас только терпит твои бесконечные перелёты! У тебя же ребёнок маленький! Ты его что, грудью не кормишь?

– Во-первых, не его, а её! А мой сын давно не нуждается в грудном вскармливании. И во-вторых, с каких это пор тебя волнуют мои дети?

– Я просто думаю, что мать должна держать свои сиськи рядом с ребёнком, а не болтаться по всему миру, – бубню уже себе под нос, чувствуя себя полным кретином. – Он что у тебя, два раза в неделю питается?

– Женечка, как же мне приятна твоя забота! И ОНА, то есть моя дочка, питается регулярно, но, к сожалению, не кушает грудь. Спасибо, что спросил.

– А почему не кушает? – я насторожился. – Это не вредно… для него? Или ты красоту бережёшь?

– Ты хочешь об этом поговорить? – она смеётся, но мне уже похер.

– Хочу!

– Красота здесь ни при чём, просто надо лучше себя беречь и избегать стрессов, чтобы молоко не пропало.

Вот бл@дь! Стрессы!

– То есть, если нервничаешь во время беременности, то молока потом не будет?

– Да ты что, Женя, во время беременности вообще нельзя нервничать! – Диана понижает голос. – Это очень опасно! Даже может случиться выкидыш!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я уже сам ощущаю себя, как выкидыш.

– Диан, да ну её на хрен, твою дачу! Прими её без меня, а?

– А деньги потерять не боишься?

– Купи от меня леденцы своим мелким! Кстати, а танцевать же нельзя в период…

– Танцевать можно и нужно! Если, конечно, врач разрешает, – прерывает меня Диана. – Женечка, а кто у тебя там такой беременный?

– Я! Поэтому мне срочно надо домой, а здесь я подвержен серьёзным стрессам. Егор тебе всё сдаст!

– Ну раз так… Ты только береги себя, дорогой!

***

Спустя три часа Элла по-прежнему недоступна, а я в жёстком стрессе. Сижу в аэропорту, как долбо*б, и сторожу самолёт. Вылет через пять часов. Столько нервов у меня нету.

Наташка понятия не имеет, как иначе можно связаться с Эллой. Тоже мне, подружка! У Дианы спрашивать – это самый крайняк… А Геныч, сука, уже дважды сбросил вызов. И когда перезвонил сам, я едва не сорвался, но он и не подумал извиниться.

– Жек, ты не друг, а фашист! Весь смак мне обломал. Ты бы только видел эти дойки – мм… мечта оголодавшего путника!

– Насытился? Меня теперь послушай. Геныч, задача мегаприоритетная – Эллу срочно найди!

– Где?

– А я, бля, знаю? Дома, наверное! Она трубу не берёт, в смысле, отключила.

– Думаешь, загуляла? – от волнения Геныч перешёл на шёпот.

– Залетела, Геныч!

– Не понял…

– Хер тебе не ясно?! Ты, сука, накаркал, всё в крёстные отцы рвался! Готовься теперь.

– Да ладно, Жека! Ты серьёзно? Неужто чехол взорвался от удовольствия? 

– Нет, Геныч, это всё природная аномалия! Никогда не трахайся во время грозы, можно испугаться и пропустить момент.

– А-а, ну понял – ненарочное зачатие! Обидно, конечно, что мой крестник случился в силу не зависящих от тебя обстоятельств, но… Жек, я очень рад! Слышь, а ты бесплодие не пробовал лечить методом тыка?

– Геныч, так ты едешь или будешь выё…

– Да хорош суету наводить! Что ты меня уламываешь, как бабу, я давно уже на всё согласился! Мне вот только интересно, а с чего это наша Рыжуля от тебя прячется? Обидел, чёрт?

– Потом, Геныч, и так херово.

– Ну понял… Скажу типа ты всё осознал и готов понимать и любить не только глубже, но и всесторонне. И едешь свататься! А ты уже едешь, Жек?

– Под утро вылетаю. Короче, скажи, что… Ничего не говори, просто трубу ей сунь и проследи, чтобы она меня выслушала. Давай, Геныч, шевелись, отзвонишься мне сразу!

– Да хорош меня пинать, я и так бегу уже! Скажу ей – твой суслик примчится завтра на крыльях…

– Какой суслик, придурок?

– А как она тебя называет – мой зайчик или не – бурундучок? Ыыы…

– Иди на хер, Геныч, со своими грызунами! Медведем она меня называет.

– О-о! Жека, это очень эротично! Медведь, медведь, научи меня перд…

– Заглохни!

– Ла-адно, Винни-Пух проштрафившийся, номер квартиры диктуй!

– Геныч, ты о чём? С номером квартиры – это работа для долбо*бов, – я расплываюсь в мстительной улыбке. – А для такого находчивого парня, как ты, и номера дома достаточно. Кстати, подъезд и этаж я тоже не знаю, извини, брат. Но спокойствие матери и ребёнка сейчас зависит только от твоей оперативности.

– Да я порву за них… хоть тебя!

100 Элла

Мой мальчик, как и его папа, родится под созвездием Скорпиона. Люди, рождённые под этим знаком, сложные и притягательные. Они настоящие борцы. Диане хорошо это известно, её дети – оба скорпиончики. И счастливчики – с такой-то мамой. Я тоже научусь быть хорошей мамой. Мой сыночек будет очень добрым и умным мальчиком. И, конечно, сильным, храбрым и самым красивым. Обязательно синеглазым! Как его папа… Мне следует подобрать моему малышу мужественное имя. Наверное, было бы правильнее обсудить это с папой… Но нет! Он уже сказал своё веское слово.

Даниил, Богдан или Назар? Пожалуй, Даниил… Очень сильно и мужественно! Даниил Евгеньевич Ланевский… Звучит восхитительно! Но мне стоит притормозить и не примазываться к чужой фамилии.

Ничего, Данечка, не фамилия красит человека. И, поверь мне, твой папа ещё сто раз пожалеет, когда увидит, каким ты вырос. И будет локти себе грызть и волосы на попе рвать. А всё уже – поздно! Я научу тебя быть хорошим человеком, стану твоим лучшим другом и всегда буду тобой гордиться. Только пообещай мне, что никогда не станешь материться. Поверь, это очень некрасиво. Правда, иногда смешно… Но всё же придётся нашей Инессе в твоём присутствии выбирать выражения. Как думаешь, она нас послушает?

А знаешь, мы с тобой обязательно заведём собаку. И хомячка, если захочешь. Дети непременно должны о ком-то заботиться и учиться сострадать. А когда ты подрастёшь и окончишь… м-мм… пятый класс, мы полетим с тобой в Париж. Диана говорит, что это самый прекрасный город. Мы попросим её провести для нас экскурсию. Слушай, а куда же мы денем пёсика и хомячка, когда улетим в Париж? Наверное, собачку следует взять с собой. А хомячка… подкинем Инессе…

– Элла, ты зачем закрылась изнутри? – громко звучит из-за двери. Легка на помине! – Элка, а ну открой, это что за х*йня! Жоржик, ё**ный в рот, сюда иди!

Если у нас будет глухой хомяк, то ему же комфортнее.

Я неохотно выбираюсь из своего постельного кокона, где нам с Данечкой так тепло, уютно и тихо… Было. Теперь же дверь в мою спальню сотрясается от ударов, громко и грязно матерится Инесса, попутно призывая Жору выбить дверь к чёртовой матери.

– Да иду я, не кричите. Что вы… – окончание фразы я проглатываю и тут же забываю…

Потому что дверь с треском распахивается и, едва не сбив меня с ног, мимо пролетает домашний вышибала Жоржик. Я щурюсь от ярко вспыхнувшего в комнате света и с недоумением смотрю на Инессу.

– А что случилось? Дверь-то зачем…

– Это я у тебя хочу спросить, что случилось! – Инесса зачем-то меня ощупывает и пытливо заглядывает в глаза: – Ты что, плакала?

– Нет…

Она с подозрением осматривает комнату, окно и останавливает взгляд на моей кровати, где топорщится вигвам из одеяла. Жора осторожно приминает его рукой, словно не уверен, что внутри кто-то не притаился. Мне становится смешно.

– Угу, не плакала, значит, – недовольно ворчит Инесса. – А что тогда делала?

– Мы с Даней собачку выгуливали на Елисейских полях, – отвечаю без тени улыбки и замечаю боковым зрением, как Жоржик зажимает себе рот обеими руками. Какой в этом смысл, если ему сказать всё равно нечего?

У Инессы же ни один мускул на лице не дрогнул, когда она ответила:

– Советую вам с Даней подобрать свою собачку и поскорее уё*ывать оттуда, потому что выгул собак на Елисейских полях запрещён.

Несколько секунд мы смотрим друг на друга, и мои губы начинают подрагивать… А уже в следующий миг тишина в квартире взрывается громким женским хохотом. Жоржик смотрит на нас удивлённо и немного обиженно, но в итоге решает тоже не отставать от коллектива. Втроём мы заваливаемся на мою кровать и смеёмся до слёз и икоты.

– А Даня… это… кто? – выдавливает Инесса сквозь смех.

– Это… это… – я вытираю слёзы и придерживаю руками ноющие скулы, – это мой… сыно-очек…

– А-а, – женщина понимающе кивает и нас накрывает очередной приступ истерического смеха.

Мне действительно очень смешно, и я не понимаю, в какой момент всё меняется – слёз становится больше, а вместо хохота из моей груди вырываются несдерживаемые рыдания. Я долго не могу успокоиться, оплакивая свою безрассудную и такую короткую историю любви, но, наконец, затихаю в ласковых объятиях Инессы. Она гладит меня по голове, баюкает и сокрушённо шепчет, какая она старая безмозглая дура, вечно сующая свой нос куда не звали. И просит у меня прощения за грубость и дурацкие советы, и обещает оторвать моему Жене всё, что ниже пояса, как только выяснит, почему же я так горько плачу.

Но я уже не плачу, и теперь мне очень стыдно за свою непонятную истерику. Уткнувшись в колени Инессы, я прячу от своих домочадцев опухшее зарёванное лицо.

– Ты ему рассказала, да? – осторожно спрашивает Инесса.

Я молча киваю головой, стукаясь лбом об её острую коленку.

– И что этот мудозвон ответил? – вопрос звучит угрожающе.

Я молчу, потому что не знаю, как сказать. А ещё… мне вдруг кажется, что мы с Женей не договорили. Почему-то теперь в его комментарии мне слышится не финал, а начало разговора… Я ищу глазами телефон, но вдруг понимаю, что он мне ничем не поможет. О чём я только думала, разрезая сим-карту? В попытке сбежать от собственной слабости я добровольно отсекла для себя возможность выслушать правду до конца. Испугалась того, что могу услышать, и того, что скажу сама, уничтожив остатки самолюбия. А по сути я просто струсила.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Он хоть что-то сказал? – допытывается Инесса.

– Сказал…

– И что же? – она теряет терпение.

– Неприличное слово, – бормочу ей в колени, сгорая от стыда.

– Ох, даже стесняюсь предположить, что этот примат злое*учий выдал! – бесится Инесса. – На какую хоть букву?

– На «П»... – шепчу еле слышно, ощущая себя полной дурой, и, наконец, отлепляюсь от Инессы.

– Да ну?! Он что, пиZздой тебя назвал?

То ли от удивления в её голосе, то ли от абсурдности такого предположения я снова начинаю смеяться. Может, именно так и сходят с ума? Вот и Инесса поглядывает на меня с тревогой и констатирует:

– Ну, пиZдец!

– Вот и Женя так сказал.

– ПиZдец, что ли? – недоверчиво переспрашивает она, и я киваю. – И это всё?

В ответ я лишь тяжело вздохнула, а Инесса задумчиво потёрла лоб.

– Ну-у… вообще-то, это первое слово, которое пришло мне в голову, когда ты сообщила о своей беременности. А поскольку мой словарный запас побогаче, чем у твоего самовыродка, и, учитывая щекотливость ситуации, конечно, я постаралась быть максимально тактичной.

Я согласно кивнула, припомнив первую реакцию Инессы: «Зае*ись потанцевали!» Почему-то на неё в тот момент я даже не подумала обидеться.

– И к чему в итоге пришли? Ну что ты нахмурила свой нежный лобок, из тебя по звуку надо вытягивать?

– Ни к чему… Я сбросила вызов и… уничтожила симку, – опускаю глаза, чтобы в живой мимике Инессы не разглядеть досаду и раздражение. 

Однако её ответ меня удивил.

– Ну а что, всё ты правильно сделала. Пусть сперва научится фильтровать свой восторг. Так что твой Жентёр – сам пиZдец своего счастья. Ничего-ничего, пусть подёргается немного, помечется – оно только на пользу. Зато будет время осознать, какое сокровище ему перепало, а заодно пусть подумает, за что ему это счастье и заслужил ли он его.

– Инесса, а вдруг он теперь решит, что не заслужил? А я как же буду? Я-то ведь уже давно подумала… и не могу без него… – на глаза снова наворачиваются слёзы. Они сами!.. И я ничего не могу с собой поделать.

– Ох, дурочка ты моя! – устало вздыхает Инесса. – Да что ж он за хер такой? 

– Он… он – самое главное светило в моей вселенной.

– Мугу… Вот здесь сидит твоё главное светило! – Инесса тычет пальцем мне в живот. – Ясно тебе? А этот твой… пусть ещё поборется за право освещать своим детородным светильником твою прекрасную вселенную. Правильно я говорю, Жоржик?

Ответа не последовало, и мы обе обернулись на оглохшего грека. Но тот даже ухом не повёл. Сложив ладони биноклем, Жоржик напряжённо вглядывается в тёмное окно, за которым…

Мы только сейчас обратили внимание на многоголосые вопли с улицы, которые не смогла заглушить даже качественная шумоизоляция стеклопакета. И сквозь общий гвалт пробился мощный, как паровозный гудок, и до боли знакомый бас: «Элла-а-а! Элла-а, выходи-и!»

Сердце забилось пойманной птахой, губы сами поползли в улыбке, а слёзы, тоже сами, прочертили две новые дорожки по моим щекам.

– Боги! Это кто, твой Жентер? – Инесса вытаращила на меня круглые глаза.

– Нет, это Гена... – я смеюсь и всхлипываю одновременно.

– Гена? – Инесса прищурилась. – А это, случайно, не тот придурок, который тебе это чудище подарил?

И она пнула ногой крокодила, занявшего половину моей комнаты.

– Ага! – я радостно кивнула и метнулась к окну, но Инесса схватила меня за руку:

– Стой, балда, дай хоть свет выключу! Или ты хочешь в окне рядышком с полуголым Жоржиком появиться?

– Ой... я и не подумала...

– Оно и понятно – чем тебе?.. – Инесса щелкнула выключателем, и мы втроём приклеились к окну.

А там...

– Ба-атюшки! – пропела Инесса.

– Ой, мамочки! – я прижала ладони к пылающим щекам.

– Ыыы!.. – поддержал нас Жоржик.

101

Даже ночью в центре города никогда не бывает абсолютно тихо. Этой же ночью в нашем доме спят только глухие. Инесса приоткрывает окно, и вместе с прохладным влажным воздухом в комнату врывается сумасшедшая какофония звуков. Вслед за рычащим басом Гены вступает дружный хор группы поддержки: «Элла, выходи! Элла, выходи! Элла, выходи!» Это скандируют полтора десятка не очень трезвых парней и девушек. У всех в руках светящиеся воздушные шарики и, кажется, что молодёжи внизу всё это очень нравится. В отличие от жильцов дома, чьи окна, по несчастью, обращены на центральную улицу.

Они, жильцы, тоже не молчат – на множество разных голосов…

Самые популярные выкрики соседей – это призыв полиции, милиции, ОМОНа и… знакомых бандитов. Угрозы разобраться самолично тоже звучат со всех сторон. Тут уж изощряются – кто во что горазд!.. Мне обидно за Гену и очень неприятно, что ему приходится принимать столько злых шишек на свою голову. Да и на другие части тела… Хорошо хоть бьют пока словесно. Но, к чести Гены, он будто и не слышит негатива в свой адрес и с упоением выполняет свою благородную миссию. А я, растроганная, продолжаю улыбаться, вытирать слёзы и шмыгать носом. Всё это так мило и волнительно!

Гена расположился далеко от наших окон, явно не зная, где меня искать. Но с пятого этажа у нас неплохой обзор. В руках благородного посла букет белых цветов. Я не могу разобрать, каких именно, но разве это имеет значение, когда он горланит своим трубным голосищем: «Элла, Жека тебя любит!» А хор дружественных голосов подхватывает и разносит по всей округе: «Любит! Любит!..» От радости у меня кружится голова, и сквозь пелену слёз надпись из огоньков, выложенных на тротуаре, сливается в огненные узоры.

Зато я отлично различаю большое пылающее сердце. Его дрожащие контуры то тут, то там исчезают, задуваемые ветром, и мне начинает казаться, что оно погаснет… Но тут же кто-то из ребят заново зажигает свечи в круглых чашах, и сердце, пронзённое неровной огненной стрелой, вспыхивает с новой силой.

Частично стёртую надпись тоже обновляют, чиркнув зажигалками, и теперь я могу прочитать: «Э + Ж =», а ниже пламенное сердце.

– Детский сад! – фыркает Инесса, но меня не обманешь – по голосу я слышу, что она довольна.

– Вы видели, что там написано? – шепчу взволнованно, потому что мой голос внезапно сел.

– Же! Пф-ф!.. – с презрением отзывается она. – Приличного человека на «Ж» не назовут.

Я взглянула на Жору, а тот покосился на свою любимую женщину и озадаченно поскрёб затылок.

– Неправда! На «Ж» все имена красивые! – встаю на защиту всех Же. – А у моего Женьки самое замечательное имя!

– Ага, а друга его, говоришь, Геннадием кличут… Что-то его голос мне подозрительно знаком… – задумчиво отвечает Инесса. – А ты, кстати, фамилию его знаешь?

– Нет… Откуда?

Между тем, жильцы дома, которых Гена продолжает игнорировать, стали ругаться между собой. Оказывается, нашлись и болельщики за любовь, которые принялись яростно и нецензурно ломать убеждения своих неромантичных соседей.

– Ну, готовься, Элка, завтра проснёшься звездой! – пугает Инесса. – Я, кстати, не понимаю, куда полиция подевалась, они же на площади каждую ночь дежурят. Или они нарочно не слышат?

– Да Вы что! Какая полиция? – я рванулась от окна к шкафу. – Я пошла на улицу.

– Никуда ты не пошла! А ну, стоять! – гаркнула Инесса. – Я же не призываю ментов, я просто не понимаю, где они. Сейчас мы Жоржика отгоним от окна и свет включим. А ты пока надень свитер и шапку.

– И валенки! – огрызаюсь я, но свитер всё же натягиваю.

Гену я окликнула дважды, но мой голос тут же потонул в громкой перебранке жильцов:

– Уроды, дайте поспать, мне на работу!

– А что тебе ещё делать-то с таким е*лом? Оргазм в труде!

– На себя посмотри, хрен лысый!

– Эту поляну протоптали великие идеи и мудрые мысли, но тебе подобное неведомо! Иди, вставь по морковке в оба уха и спать ложись, не солоно ибамшись!

Ну, разве в таком безобразии возможно докричаться до Гены?

– Это какое-то стихийное блядствие! – недовольно проворчала Инесса, вложила в рот два пальца и… ка-ак свистнула!

Молодецкий свист не возымел эффекта. Ещё не раз мне пришлось окликнуть Гену, прежде чем он меня услышал. Но обнаружил не сразу, продолжая шарить взглядом по этажам.

– Эллочка! Голубка моя! – взревел он и ломанулся под наши окна.

А следом грянуло нестройное «Ура!» и группа поддержки стала интенсивно переставлять свечи, выкладывая горящее признание уже под нашими окнами. Десятки светящихся шариков взметнулись в ночное небо, а жильцы дома едва не повываливались из окон, желая разглядеть виновницу позднего балагана.

– Элла, ты меня слышишь? – Гена внизу подпрыгивает, как на ринге.

– Слышу, Ген…

– Жека не может дозвониться, но он уже мчится к тебе! Он умоляет о прощении и просит передать, что он мудак!

– Тоже мне, новость, – вклинилась Инесса. – мы это давно знаем!

– Здравствуйте, – Гена отвесил Инессе поклон. – Элла, но Жека уже встал на путь исправления! Потому что он тебя очень любит! И мечтает жениться!

– Спасибо, мальчик, нам уже не надо! – Инесса кивнула в ответ, приложив руку к груди.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Да Вы что! – я ткнула её локтем, и у меня мгновенно прорезался голос: – Гена, не слушай её, она шутит!

– Я понял, Эллочка! Ценю красивых женщин с чувством юмора.

– Стервец, – довольно бубнит Инесса и уже громче: – Благодарю Вас, благородный юноша. Мы обсудим предложенную кандидатуру и непременно Вам перезвоним.

– Да перестаньте издеваться, Инесса! – тихо шиплю я, но Гена и не думает прощаться.

– При всём глубочайшем уважении к Вам, мадам, вынужден заметить, что я не на собеседование пришёл. У меня важное поручение от моего друга и гостинцы для его невесты.

Невеста…

Будто сладкий хмельной ликёр, это слово ударило в голову и склеило мозг.

– Ген, я сейчас выйду! – кричу ему и уже мчусь к выходу.

– Жоржик, взять её! – командует Инесса и шипит уже мне: – Прижми хвост, невеста, и не позорь мои седые волосы! Раскрылилась, твою мать! Вон, вся страна на нас смотрит, – она кивнула на улицу.

А ругань там и правда прекратилась, и все слушатели и зрители, даже те, что из оппозиции, замерли в ожидании развязки. Жоржик виновато мне улыбнулся и перекрыл выход, а Инесса, удовлетворённо кивнув, вернулась к окну.

– Гостинцы, говорите? От Вас уже лежит один гостинчик и места занимает до х… очень много!

Тут же не выдержал кто-то из соседей:

– Эй, парень, Германовна у нас кремень! Её хрен подкупишь! Серенаду давай!

– Спой, светик, не стыдись! – загоготала противным голосом ещё какая-то клуша.

Господи, они там что, с ума посходили?!

Но если эти дураки думали смутить Гену, то просчитались. Он прокашлялся и взревел, как тоскующий слон:

– Ти-ихо в Крыму-у, только не спит медве-эдь… Будет всю ночь он по Элке реветь и грустные песни пе-эть!...

Мне и смешно, и Гену жалко, но он будто и не испытывает никакого дискомфорта и уже начинает по второму кругу.

Минутное выступление Гены слушатели оценили бурными овациями и рукоплескали дольше, чем он пел.

– Какой дивный голос! – похвалила Инесса.

– Благодарю Вас! Это трахифония!

– Вот-вот!.. А скажите мне, Геннадий, Вашего батюшку, случайно, не Эдуардом зовут?

Гена поозирался по сторонам и ответил уже тише:

– Допустим…

– То-то я смотрю! – обрадовалась Инесса. – А яблочко-то от яблони недалеко ябнулось!

Я резко, как куклу, развернула женщину к себе и зло рявкнула:

– Если Вы немедленно не прекратите, я от Вас уйду!

Инесса закатила глаза и простонала:

– Страшно-то как! Чем тише омут, тем злее в нём черти. В тебе ж беременности пока с гулькин хер, а выдержки уже – ну, никакой! – она усмехнулась и, вернув своё внимание Гене, проворковала: – Геннадий Эдуардович, а как Вы посмотрите на то, чтобы продолжить наши переговоры за круглым столом?..

102

Обойти передний фасад дома, набрать код на воротах, преодолеть дистанцию от ворот до подъезда и взлететь на пятый этаж – всего-то! Для реактивного Гены – это максимум пять минут! Прошли тридцать. Где Гена? Кажется, кроме меня, этот вопрос никого не волнует.

Жора лениво щёлкает пультом, переключая телевизионные каналы. Инесса приказала ему одеться, но и теперь наш красавчик выглядит не намного более одетым. На нём коротко обрезанные джинсы и майка, облегающая рельефный торс. Инесса одобрила, а я смирилась. Сама же Инесса, облачённая в расшитое серебром кимоно, перед ростовым зеркалом доводит свою красоту до совершенства. А я, уже давно красивая, с тревогой смотрю на часы.

– Может, с ним что-то случилось? – неуверенно спрашиваю.

– С этим-то буйволом? – усмехается Инесса. – Не думаю.

Ну да, звучит странно, но вдруг полиция всё же его достала? Или недобрые соседи… Те, которые добрые, до сих пор перекликаются за окном – никак не остынут после недавнего концерта. И молодёжь внизу веселится и не позволяет свечам погаснуть. От этого зрелища каждый раз, когда я выглядываю из окна, у меня увлажняются глаза и щиплет в носу.

– А может, Гена передумал? – неохотно озвучиваю очередное предположение.

– Да запросто! – бодро подхватила Инесса. – Если он такой же, как его отец…

– Гена не такой! – заявляю с уверенностью и, смутившись, спрашиваю: – А какой его отец? И откуда Вы его знаете?

– Шалопай и бл*дво! Он учился с моим Рюшечкой в одной школе, только на пару лет старше. И несколько раз огребал от меня мандюлей. Мой ребёнок одно время даже в школу ходить боялся из-за этого охламона Цветаева. Пришлось призвать его к ответу.

– Так Гена, получается, Цветаев? – я отчего-то удивляюсь и думаю, что ему куда больше подошла бы фамилия Быков или Бульдозеров.

– Понятия не имею! – пожимает плечами Инесса. – Может, он фамилию матери взял. Галина – чудесная женщина! Раньше работала в городской администрации вместе со своим Эдькой. А потом он проиграл выборы, бросил располневшую Галку и женился на какой-то тощей писюхе.

– Нет, Гена совсем не такой! – снова встаю на его защиту, уверенная в своей правоте.

– Святая простота! Да тебе-то откуда знать, какой он?

Ответить я не успеваю, потому что громко звонит домофон.

– Эта Гена! – я улыбаюсь.

– Так, стоп! – рявкает Инесса. – Лицо построже! А то сияешь, как восторженная гимназистка на первом балу! Жоржик, какого хера ты завис? Иди встречай засланца, а то домофон задымится!

Жора ломанулся к двери, а Инесса снова повернулась ко мне:

– И только попробуй мне вмешаться в переговоры!

– Я не собираюсь изображать бессловесную овцу, пока Вы будете обижать Гену!..

– Молчи уж! Ты посмотри-ка, голос прорезался! Словоохотливую овцу изобразишь перед своим Жентёром, а сейчас не мешай. Если бы я не была на твоей стороне, мы бы сегодня не встречали гостей. Цени, неблагодарная! Кто ещё о тебе позаботится? На твою мать надежды мало. Она сейчас раскапустится и благословит тебя на любую ху*ню, пока сама порхает в розовых облаках.

– А ты ещё кто?! – угрожающе прогремел Генин бас из прихожей, а мы с Инессой переглянулись и рванули спасать Жоржика.

С двумя букетами наперевес в дверном проёме застыл Гена. Как я вообще могла подумать, что кто-то из соседей рискнул бы его обидеть? Сейчас, без своей обаятельной улыбки и с раздувающимися ноздрями, выглядит он очень опасным. И даже прекрасные цветы не спасают его пугающий образ.

– Георгиос, – произнёс Жора с сильным акцентом и бесстрашно протянул гостю руку для приветствия.

– Геннадий, – прорычал наш посол и, переместив цветы в левую руку, ответил на рукопожатие.

– Что-то вы, гости, недобро хозяев встречаете, – пропела Инесса. Ловко оттеснив бедром Жоржика, она предстала перед Геной и тоже протянула ему ладонь. – Инесса Германовна.

Свирепая маска дрогнула, и губы Гены расползлись в улыбке.

– Мне очень приятно, – он поцеловал Инессе руку и протянул букет красных роз, – а я Геннадий, и это Вам. Это тоже всё Вам и Эллочке, – Гена кивнул на пузатые пакеты, сложенные на полу в прихожей и, не обращая внимания на присутствие Жоры, вернулся к первоначальному вопросу: – А этот Георгий – он кто?

Я почувствовала, как напрягся грек, словно перед прыжком, и ткнула его в спину. Из-за его широкой спины и я подглядываю за происходящим.

– Этот жгучий мачо – мой любовник, друг и помощник по хозяйству, – с достоинством произнесла Инесса. – Ещё вопросы будут или Вы уже уходите?

– Любовник по хозяйству – это замечательно! А я уже говорил, что восхищаюсь умными женщинами? – быстро нашёлся Гена. – И второй вопрос – могу я видеть маму моего любимого будущего крестника?

Спустя три часа в кухне стоит ор выше гор. Генины дары перекочевали на стол и тот ломится от обилия деликатесов и алкоголя. Пьют трое, орут – двое. Я методично и вдумчиво поглощаю клубнику и, сидя по правую руку от Гены, оказываю ему молчаливую поддержку. Напротив – уже изрядно поддатая и раскрасневшаяся Инесса и её друг по хозяйству, который безуспешно пытается контролировать количество выпитого.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Краёв, что ль, не видишь? – рявкает на него Инесса.

– Вы просто не знаете Жеку, – распаляется Гена, – он отличный парень, из него выйдет толк!

– Уже вышел, – парирует она. – Всё лучшее мы от него забрали.

– Инесса, Вы не правы, Жека готов к отцовству на все сто!

– Эту лапшу, сынок, ты можешь своему другу на рога перевесить.

– У Жеки не будет рогов, – рычит Гена, – потому что он выбрал правильную женщину!

Правильная женщина, то есть я, ободряюще улыбнулась Гене. А он звонко поцеловал меня в висок и победно посмотрел на Инессу.

– Элла любит Жеку, и разговор о рогах, уважаемая Инесса Германовна, здесь не уместен.

– Ничего, любит – перелюбит! – Инесса опрокинула в себя очередной стопарик и продолжила: – Член членом вышибают – слыхали?

И поскольку мы подобного не слыхали, в кухне наступила зловещая тишина. Даже обалдевший Жоржик отстранился от Инессы. Я же, наоборот, придвинулась ближе к разъярённому Гене и нарушила молчание:

– Инесса, ну зачем Вы так? Вы же знаете, что это не обо мне. Я очень люблю Женю и мои самые счастливые моменты связаны именно с ним.

– Отличный тост, – встрепенулась Инесса. – За счастливые моменты самцы платят алименты. Жоржик, наливай!

– Вы сейчас пытаетесь оскорбить не только моего лучшего друга, но и его любимую женщину, – почти тихо и очень грозно просипел Гена. – И ребёнок тоже всё слышит.

– Ой, да ничего не слышит ваш головастик, – отмахнулась Инесса, – у него ухи ещё не выросли.

Гена очень странно улыбнулся и ничего не ответил, но кулак его, будто случайно упал на стол, отчего приборы со звоном подпрыгнули.

– Гена, она так шутит, не волнуйся, просто перепила немного, – шепчу ему на ухо. Но я и сама уже готова влепить этой беспардонной бабке хорошую затрещину.

– Слышь, кабан, ты мне тут мебель не кроши! – сощурилась Инесса.

– Прошу прощения, Инесса Германовна, я случайно, – взгляд Гены повеселел, тон смягчился, и он провёл ладонью по ребру столешницы. – Кстати, отличный стол! Сразу видно – ценное дерево.

– Нихуясень! Очень ценная порода. Жоржик наливай, у меня тост созрел. За детей, их родителей и за здоровье тех ворот из которых весь народ!

– Отличный тост! – поддержал Гена. – Я всегда восхищаюсь вами, старшим поколением. Ведь вам куда сложнее было и быт вести, и детей растить…

Гена мастерски увлёк Инессу в комфортную для неё тему, и теперь уже оба сокрушаются над тем, как нелегко было жить без Гугла, Википедии, сотовой связи…

Жоржик уже неслабо набрался и стал клевать носом. Я проводила его в спальню, а когда вернулась, Гена уже плавно подвёл разговор к тому, что задача старшего поколения – не ругать потомков, менее приспособленных к выживанию в трудных условиях, а помогать им и давать добрые напутствия. И Евгений в таких напутствиях тоже очень нуждается…

– Ну что сказать… – задумалась на несколько секунд Инесса. – Упустил ваш Жентёр достойную девушку – пусть теперь подбирает среди доступных! А что вы так смотрите? Доброе и ценное напутствие для недозревшего потомка! А то ведь пристроить свой порно-двигательный аппарат вы, неразумное поколение, ловко научились. А откуда дети берутся – забыли? А потом, когда надо включить мужика и взять на себя ответственность, у вас для любимой женщины находится лишь «пиZдец». Ну что ж, а мы и не навязываемся!  И да пребудет с ним оргазм ручной работы! А уж Элкины роскошные ноги мы без проблем пристроим в хорошие руки!

– Инесса Германовна, Вы ведь мудрая женщина, а рассуждаете, как обиженная девочка, – терпеливо и поскрипывая зубами, начал Гена. – Для нас, мужчин, ребёнок – это не только радость и гордость, но и огромный стресс. И вот теперь, когда стресс прошёл, включилась радость! Уже вовсю запущены механизмы адаптации к новой роли – роли отца! Да Жека больше думать ни о чём не может! Они же созданы друг для друга!

– Не пиZдите, Гена, да не пиZдимы будете. Возможно они и были бы идеальной парой, если бы не ОН.

Так! Ну хватит!

Какой смысл спорить и ругаться с этой женщиной?.. Я очень благодарна Инессе за всё и всегда буду благодарна. Но я доверилась ей, как единственной подруге, а она… Она ведь знает, как дорог мне Женя.

Я оставила обоих спорщиков и тихо покинула кухню. Собрала свои вещи в дорожную сумку и оглядела спальню. Мне хорошо здесь было и будет сильно не хватать этой комнаты… И моей Инессы, и Жоржика…

Завтра утром, когда Инесса протрезвеет и проспится, я поговорю с ней. Трудно, конечно, будет… И мне, и ей, наверное…

Услышав какой-то странный вой, я насторожилась… Что это?

Выскочив из комнаты, я расслышала протяжное завывание на два голоса, а затем горестный всхлип. Подкралась к кухне… и прислушалась…

– … даже не понимает, мудак. Она же чистая, добрая! Таких ведь уже не делают, Гена! Я ведь люблю её, как родную. 

– И я люблю! – охотно подтвердил Гена. – Как сестру!

– Жаль. Погубит, боюсь… Обидит…

– Не, он не такой! Да и я подстрахую. Всё путём будет! Обещаю!

– Она расстроилась, да, Ген? Я виновата…

– Ваша вина лишь в том, что Вы прекрасны! И внешне Вы прекрасны, и душой!

– Подхалим! – пьяно хихикнула Инесса. – Погнали дальше! И-и-и… Не слыш…

– Стоп! Ещё раз… Три, четыре! Не слышны в саду-у даже шо-ро-хи-и…

103 Женя

Родной город встречает меня сыростью и холодным ветром. Да хоть ураган – похер! Покинув здание аэропорта, я пру к автомобильной парковке, как бульдозер, выискивая взглядом старый «мерин» Геныча. И я пиZдец какой злой! Звонка ни от Геныча, ни от Эллы я так и не дождался, а номер моей гордой девочки до сих пор недоступен. Если откровенно, то кипит во мне даже не злость, а скорее, страх, поскольку в Геныче я не сомневаюсь, но тот факт, что он ночью отклонил мои вызовы, здорово щекочет нервы. Дважды сбросил – два факта! Сообщения от него тоже ни хрена не прояснили: «Жек, всё зае*ись! Напиши номер рейса!» и «Всё под контролем – Даня наш! Перезвоню».

Даня?.. Это, бл@дь, кто?

А ещё напрягло, что «зае*ись» было раньше, чем «под контролем». Значит, что-то пошло не так?.. Что?!

Во время пересадки в Москве мой мобильник окончательно сдох, а когда, потратив время и нервы, я ухитрился его подзарядить, Геныч совершенно невменяемым голосом промычал, что мы победили и он встретит меня в аэропорту.

Я с трудом представляю, что меня ждёт, но этих бесконечно долгих часов полного неведения мне хватило, чтобы осмыслить последние новости, обрисовать перспективы и осознать, что со своей аномальной девчонкой я хочу ВСЁ! И скажи она мне сейчас, что собирается прервать беременность, я однозначно против. Когда я родился, отцу было тридцать. На мой взгляд – идеальный возраст, но и я уже не пацан. И если моя семья не одобрит мой выбор, а матушка наверняка будет против, то теперь я имею все шансы удержаться на плаву, даже если придётся покинуть компанию. Хотя, надеюсь, что до этого не дойдёт.

А если Элла ошиблась, и нет никакого ребёнка? Эта мысль периодически всплывает, как нечаянный буй в открытом море. И я держусь за него пару минут, чтобы перевести дыхание и подавить страх, а потом снова отталкиваюсь и гребу дальше – к нашему аномальному берегу. И пусть не будет никакой ошибки. Ребёнок от любимой женщины, зачатый во время зимней грозы… просто обязан быть!

Геныч дрыхнет без задних ног на водительском сиденье – рот нараспашку, гигантские пятипалые лопасти сложены на могучей груди в молитвенном жесте. Мои губы невольно растягиваются в улыбке…

Устал, маленький.

Достаю из кармана мятую пачку. Сигареты купил сразу, как только узнал счастливую новость. Геныч не одобрит…  Я извлекаю из пачки последнюю сигарету и закуриваю. Если Элла меня простила – клянусь, что сигарета последняя. Элла… Ланевская – звучит отлично!..

– Слышь, медведь задумчивый, соску свою бросай! – неожиданное рычание Геныча грубо выдрало меня из лирических мыслей. – Э-э, батенька, что-то ты дёрганый стал, а будущему отцу нервы нужны крепкие! Падай рядом, прокачу!

***

– Геныч, ты прижми газульку-то, иначе мы и к ночи не доберёмся! Меня уже укачал твой неспешный «Мурзик».

– А куда ты торопишься? Я ещё не всё тебе рассказал… А к тому же мне проблемы с гайцами не нужны, я спал-то всего три часа.

– В аэропорту?

– Почему? Дома спал, а в аэропорту я только глаза успел прикрыть…

– Ага, и варежку распахнуть. Слышь, а чем у тебя так пахнет?

– Плохо? – испугался Геныч.

– Вкусно, – я пошарил взглядом по заднему сиденью и, обнаружив подозрительный свёрток, протянул за ним руку. – А что у тебя в пакете? Я пиZдец как жрать хочу!

– Э! Щупальца прочь! Это манник, и я из-за него целый час не доспал. Хотел шарлотку, но яблок не было, да и возиться с ними долго, а я к тому времени ещё не протрезвел. С Германовной пить – это ж никакого здоровья не хватит. Пришлось вот, на скорую руку. Но, думаю, Инессе понравится.

От имени Инесса и повествования Геныча меня уже полчаса потряхивает то от нервного смеха, то от злости. Но волшебное слово «манник» пнуло настроение резко ввысь, во рту собралась голодная слюна, а желудок громко взвыл.

– Геныч, а почему мы не можем его употребить? – я тоскливо таращусь на вожделенный ароматный пакет.

– Потому что негоже свататься с обгрызенным пирогом.

– А на хер он нам нужен? Ну, давай торт купим, что ли… А манник я заточу.

– Вот купи торт и точи! Не понимаешь ни хрена – это же своими руками! А в данном случае – твоими. Скажем, что ты сам его испёк…

– Где – в самолёте?

– Жек, что ты меня бесишь, я зря, что ли, старался? Никто не знает, когда у тебя самолёт. Прилетел, испёк по-быстрому и рванул к невесте.

– Цветы ещё купить надо, – напоминаю, уходя от кулинарной темы.

– Два букета! – подсказывает Геныч, но я и так понятливый. – Бл@дь, Жека, а кольцо?! Ну как же я забыл-то?!

– Да хорош стонать, купил я уже, – отзываюсь со смесью досады и восхищения.

Поразительно, как он всё помнит? Сам-то Геныч жениться даже во сне не помышляет…

– Что, реально купил? – удивляется. – Да когда ты успел-то?

– В Москве, три часа назад. Чего ты лыбишься, ты один, что ли, обо всём помнишь?

– Не, Жек, я горжусь тобой. Элка будет счастлива! И Германовна оценит… Дорогая цацка-то?

– Слышь, да ты достал уже своей Германовной! Похер мне на неё!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Погоди, сынок, не горячись. Я тебя понимаю, но и ты пойми, что лучше бы тебе понравиться Германовне. И свой похер придержи в похеровницах для семейного ужина с господами Ланевскими. А у Инессы будь предельно мил и терпелив. И держи ухо востро! Всё, что ты не учтёшь, обернётся против тебя, и тогда она своим беспредельным помелом смешает тебя с говном. Но, поверь, женщина она добрая, и если ты будешь покладистым малым с дорогим кольцом и обожанием во взгляде, она простит тебе всё! Даже если ты ни в чём не виноват.

– Заткнись, Геныч, а то я уже ненавижу эту суку. И газ прибавь.

– Ненавидь, но молча. Главное, не забудь о том, что её любит твоя Элла. И не обесцень мои переговоры, – кротко и терпеливо пояснил Геныч.

– Ладно, прости, брат… И спасибо… как всегда.

– Давно бы так! – повеселел Геныч. – А я, знаешь, начал балладу для тебя сочинять, когда ехал в аэропорт. Пока ещё только начало придумал, вот послушай:

     Я влюбился в твои разные глаза…

     Разогнался и забил на тормоза!

     По ноге ползёт горячая слеза...

     Повенчала нас февральская гроза!

– Круто, Геныч, но ты лучше с продолжением не заморачивайся. А то вот этот момент со слезой – это про какого-то тоскливого дрочуна.

– Но ты же у нас не такой! А в умелых руках – и член балалайка!

***

Чувствую себя полным идиотом. Стою с двумя огромными букетами перед запертой подъездной дверью. От приветственного пирога еле отбился, поэтому его очень торжественно держит Геныч.

– Ты уверен, что Элла здесь? – спрашиваю у него.

– А куда ей деваться? Она, гулюшка моя, сама только к утру спать пошла. Тебе, Жек, конечно, побриться не мешало бы, а то ты, в натуре, как медведь выглядишь.

– У тебя в кармане станка нет? – рявкаю, уже весь на взводе. – Тогда звони давай!

Геныч послушно набрал код и через пять противных трелей послышался хриплый женский голос:

– Ребятки, это вы?

Похоже, нас тут ждут с нетерпением.

– Ага, это мы, Инесса Германовна! – обрадовался Геныч.

– Геночка? Это ты? – прозвучало удивлённо. Интересно, а каких она ещё ребяток ждала? – Гена, а ты что, не один?

– Я тут это… с купцом. У вас товар, как говорится, а у нас вот… купец!

Е*учий случай! Геныч, заткнись!

– Вот как? – голос из динамика повеселел. – Тогда напоминаю, что сегодня вход для тех, у кого за тридцать.

Я уронил челюсть, а Геныч виновато улыбнулся и приложил палец к губам. Поздно. Я уже озвучил:

– И всё это слышит Элла? Чему она здесь, интересно, научится?

– Как минимум, прыгать через козла! – задорно отозвался голос охеревшей бабы, и дверь гостеприимно открылась.

К финалу восхождения на пятый этаж я уже слабо за себя ручаюсь. Мне хочется схватить свою девочку в охапку и немедленно свалить к себе в берлогу. Жаль только Геныча, поэтому я молчу, стиснув зубы, пока он бубнит мне ценные указания и предостережения.

У распахнутой двери нас ожидает бабец – пятьдесят плюс-минус… Маленькая, худая, ухоженная – с мордой прожжёной стервы. Меж тонкими птичьими пальцами с острыми чёрными когтями зажат длинный мундштук с дымящейся сигаретой. А вот и ещё одна причина, почему Элле здесь делать нечего.

– Так вот ты какой, – она нагло и оценивающе меня разглядывает, – медведь небритый…

– Инесса Германовна, душа моя! – запричитал Геныч. – Жених только с дороги, устал, не выспался, перенервничал сильно. Мы же простим ему лёгкую небрежность?..

– Конечно, Геночка, – улыбнулась эта змея. – В мужчине допускается незначительная неряшливость – ширинка нараспашку или рукав в говне…

Так, ну хватит!

Я с силой запихиваю один из веников в руки этой суке, выбив у неё мундштук.

– Это Вам, мадам. Ничего, что он о рукав немного потёрся? За сигарету прошу прощения, но Вам всё равно не следует курить в присутствии Эллы. А теперь, пожалуйста, позовите её и побыстрее, я соскучился.

– А Эллочки нет, – и лыбится. – Но вы можете зайти и дождаться её, она отошла ненадолго. Прошу вас, мальчики.

К моему удивлению, Геныч вручил тётке её мундштук и сурово заявил.

– Мы с моим другом, пожалуй, на улице подождём. Мне небезразлично его душевное состояние. А Вы… – он шмякнул поверх её пушистого букета свой пирог. – Это вот тоже Вам.

Тётка явно расстроилась и даже не попыталась это скрыть.

– Ладно, ребят, не обижайтесь, бес попутал. Гена, ну увлеклась я слегка… Проходите, я чайник поставлю. Ох, а вот и ребятки мои…

Ребятки?

Я обернулся назад и, ещё никого не увидев, отчётливо расслышал. Смех моей Эллы и… ещё чей-то смех…

– О, Жек, я же совсем забыл! – радостно запричитал Геныч. – А то сейчас понапридумаешь тут…

– Да, ты что-то писал о Дане…

А вот теперь я и увидел… Бл@дь! Что это за турок?! Это кто, вообще?! И где, сука, его рука?..

104

Привлечённая басовитым щебетом Геныча, Элла запрокинула голову и обратила на меня свой аномальный взгляд.

Как же я угадал с кольцом!

И столько искренней радости и надежды в этом чистом невероятном взгляде!.. Кажется, Элла даже не замечает волосатое щупальце, бережно придерживающее её за талию. Зато охеревшая конечность мгновенно самоликвидировалась, стоило её хозяину почуять опасность. Не турок – грек. Кажется, про этого кренделя Элла мне рассказывала. И не камикадзе – это радует, потому что прямо сейчас мой инстинкт собственника громко и настойчиво вопит «забрать своё», а не порвать чужого.

– Женя… Ты всё-таки приехал… – этот взволнованный и такой волнующий голос, который я не слышал почти целые сутки, гладит меня по вздыбленной шерсти, убаюкивает возбуждённые нервы и наполняет мою жизнь ярким смыслом.

– А куда бы я от тебя делся, моя Аномалия?.. – делаю шаг ей навстречу.

Вглядываюсь в красивое лицо и, словно рентген, считываю малейшие изменения – покрасневшие белки глаз, заострившиеся скулы, и искусанные губы… Она волновалась и плакала… Из-за меня. Боялась моей реакции, не доверяла…

Её чуть подрагивающие тонкие пальчики с короткими ноготками нервно теребят ворот пальто. Слишком лёгкого пальто для сегодняшней промозглой погоды…

Я не знаю, кто первым из нас делает следующие шаги… Наверное, мы оба.

– Ты не замёрзла? – прижимаю Эллу к себе и подношу к своим губам её прохладную ладошку.

– С тобой мне всегда жарко, мой медведь, – шепчет и трётся щекой о мой подбородок. – Колючий какой!..

В эту минуту моя потребность обладать этой женщиной гораздо мощнее и ярче примитивной плотской жажды. Я люблю в ней всё!.. И, как восторженный оголтелый придурок, готов орать до хрипоты, что люблю этот циничный, развратный и жестокий мир, в котором ещё осталось место для удивительного… Как я смог разглядеть ЕЁ в этом безумном хаосе?

Моя уникальная и невероятная!.. Как экзотический цветок на полигоне. Моя Элла… Спасибо, что позволила найти тебя, прикоснуться, вдыхать твой запах… Я создам для тебя самый комфортный, уникальный климат в своей берлоге и, клянусь, что в моей оранжерее ты всегда будешь единственным цветком.

– Ты выйдешь за меня замуж, моя Аномалия?

Расширившиеся влажные глаза… Резкий рваный вдох и кивок. Элла улыбается, а из уголка карего глаза срывается слеза, стекая на улыбку. Там я и ловлю её губами… 

Мы оба дышим, как после марафонского забега. Есть своя прелесть в глубоком чувственном поцелуе… И сейчас эта окаменевшая прелесть настойчиво рвётся наружу, чтобы поприветствовать свою госпожу и попробовать на ощупь её внутренний мир.

– Женька, а нас все бросили, – шепчет Элла, и я только сейчас замечаю, что на лестничной клетке мы остались вдвоём.

Вряд ли это подходящий повод для того, чтобы осуществить задуманное путешествие, зато самое время – закрепить своё предложение. Неловкими одеревеневшими пальцами я извлекаю из внутреннего кармана куртки розовую бархатную коробочку. К застенчивым ушкам подбирал… Только открыть эту херню никак не получается…

Вот сука, там же, вроде, не было замка!

– Женечка, а можно я? – Элла успокаивающе гладит меня по непослушным рукам, мягко извлекает этот футляр-головоломку и ловко раскрывает его своими тонкими пальчиками… с обратной стороны. Теперь мои уши того же цвета!

Бл@дь, вот я тупой осёл!

– Жень, какая прелесть! Это ведь мне?..

Я киваю с самым серьёзным видом и даже не делаю попытки надеть кольцо Элле на пальчик. Единственный целкий снайпер сейчас надёжно заперт в штанах, а на свои руки и глазомер я уже не надеюсь и не уверен, что не промахнусь. И очень рад, что свидетельница моего заторможенного состояния только одна, а она не сочтёт мой затык за слабость.

– Женечка, а что это за камень? – шепчет потрясённо, успокаивая мои нервы.

Ей нравится. К левому глазу подбирал – идеально!

– А это… э-э…

Это… Бл@@@дь!.. Что это?..

Я таращусь на этот грёбаный булыжник, судорожно пытаясь вспомнить, какие вообще бывают драгоценные камни, но, кроме «алмаза» и «изумруда», в памяти ничего не задержалось. А это ни хрена не они! А я клинический идиот!

– Топаз? – осторожно подсказывает Элла и, не дождавшись реакции, делает ещё попытку: – Может, турмалин?

Я сокрушённо качаю головой – не может.

– Прости, малыш, я ни хрена не понимаю в камнях, поэтому забыл. Пока ехал сюда, помнил, а теперь… Короче, я потом обязательно вспомню. Давай-ка мы его наденем на твой красивый пальчик, потому что в размере я тоже не уверен. Но не переживай, это поправимо.

– Женя, оно потрясающее, – разноцветные глаза снова наполняются слезами, и я понимаю, что это от счастья. Даже несмотря на то, что колечко село не на безымянный, а на указательный палец.

Ничего удивительного. Я должен был догадаться, что этим хрупким пальчикам нужно более изящное украшение, раз уж не потрудился выяснить размер.

– Поправим у ювелира, – утешаю, скорее, себя, чем её. Опять лоханулся!

– Нет, не дам! – Элла даже отдёргивает ладонь, будто я собираюсь отнять свой подарок. – Оно просто создано для этого пальца! Ты только посмотри, Жень. Ты к глазам подбирал, да?

Она снова демонстрирует кольцо и выглядит действительно очень счастливой.

– К одному аномальному глазу – то зелёному, то голубому, – усмехаюсь и, притянув к себе, целую её в губы. – А обручальное выберем вместе.

– Господи, ещё и обручальное?.. – шепчет срывающимся шёпотом.

– А как же! Это ведь пока… – я киваю на кольцо, подбирая правильное слово. – Ну, типа протокол о намерениях.

– Помолвочное, – мягко исправляет Элла и, пряча лицо на моей груди, бормочет: – А у меня… пока нет для тебя подарка…

Ни хрена себе – нет! – я едва не присвистнул.

– Ты уверена, что нет? А-а… как же киндер-сюрприз?

– А ты… Женя… ты… п-правда рад? – не отрываясь от меня, она запрокидывает голову и заглядывает своими невозможными глазищами прямо в душу.

– Конечно, рад, – произношу твёрдо, не мигая и не отводя взгляда. И будто убеждая самого себя: – Я очень рад, Элла! И я люблю тебя… вас обоих люблю.

Это правда. А о том, как на самом деле подрагивает от страха медвежий хвост, Элле знать необязательно. Она не должна во мне сомневаться. А я справлюсь – куда денусь!

– Эй, молодёжь озабоченная, – хрипой голос беспредельной тётки Инессы эхом разносится по подъезду. – Так и будете здесь обжиматься? В ногах правды нет! – и, удаляясь вглубь квартиры ворчит себе по нос: – У некоторых и выше сроду не водилось...

105

В гостиной Германовны, как в антикварной лавке – нагромождение раритета – мебель, люстра, изобилие причудливых сувениров. Хозяйка этой изысканной барахолки нас с Генычем сходу запрягла в работу, не иначе как из мести. И целый час мы с ним греблись, пытаясь отремонтировать какой-то дореволюционный патефон. Тщетно. Зато чуть напольную вазу не грохнули. Здесь и ходить-то страшно, рискуя расколотить какую-нибудь редкую статуэтку или горшок.

– Ну что, мальчики, в руках мушки е*утся? – тихо прошипела нам в затылки ядовитая змея Инесса.

Я скрипнул зубами и благоразумно промолчал, но не Геныч:

– Да я бы уже давно починил, но мне Жека помогал. Могу домой забрать, тут делов-то…

– За стол садитесь, работяги, а то Эллочка уже волнуется, что вы не накормлены.

– Да! – обрадовался Геныч. – Ты – не ты, когда голоден!

Я оглянулся, поймал смущённую улыбку Эллы и, несмотря на отсутствие аппетита, занял место за щедро накрытым массивным столом (тоже, кстати, антикварным). С интересом разглядываю мощную резную ножку-лапу и глажу пальцами шершавую поверхность.

– Это нихуясень! – с видом знатока подсказывает Геныч, а поймав цепкий взгляд хозяйки, восклицает: – Ну что, Инесса Германовна, снова за здоровье тех ворот?..

Застолье проходит вполне себе мирно, даже весело. Вот только хитрая тётка пасёт за нами, словно коршун. Она явно бесится из-за того, что ей сегодня пришлось перед нами извиняться, но вида не показывает – улыбается и играет роль радушной хозяйки почти виртуозно. Если бы не острый взгляд, которым она препарирует меня, пока внимание Эллы сосредоточено на обеде. Но, отдать Инессе должное, над моей девочкой она кудахчет, как заботливая наседка.

А вот здоровенный грек Георгиос тоже, похоже, не в фаворе у старой кобры и безжалостно расстрелян её злыми взглядами. Сердобольный Геныч тянется к нему со своим очередным тостом.

– Давай, Георгий, за ворота и обворожительных женщин, распускающихся по весне.

– А ты не слишком частишь, сынок? – Инесса сладко воркует Генычу, который завис с протянутой рукой. – Ты же, вроде как, спортсмен у нас…

– Не вроде, а спортсмен – самый, что ни на есть! Не перепились еще на Руси богатыри – добры молодцы! Я ж по чуть, Инесса Германовна, и только из уважения к присутствующим, – Геныч болтает содержимым своей мензурки. – А в малых дозах, я вам скажу, горячительное безвредно в любом количестве. Ну так что, за молодых – чтоб жили они долго и часто!

Тост с энтузиазмом поддержали. А Инесса, даже опрокидывая в себя стопку, продолжила сечь за мной.

Да не пью я, грымза пучеглазая! И для этого мне на хрен не нужны твои косые предостерегающие взгляды!

У меня собственная мотивация под боком, и мне ещё предстоит доказать моей девочке, как сильно я по ней соскучился. Элла отставляет стакан с соком, улыбается мне и прикладывает к своим губам голубовато-зелёный камешек, сверкающий на её пальчике. Я тоже не могу сдержать удовлетворённой улыбки. А всевидящий Геныч, сука, тут как тут.

– Прикольный камешек! – пробасил этот ценитель. – А как называется?

Вот падла! Что ж я сразу не прогуглил? И чек хер пойму, куда сунул…

– Прямо как Эллочкин левый глазик! На астероид похож, – продолжает умничать ювелир-костолом.

И в тот момент, когда я готов сказать, что это его башка похожа на астероид, Инесса удивлённо воскликнула:

– Геночка, да я смотрю, ты и в драгоценных камнях разбираешься! – и, обратив ко мне своё острое жало, поинтересовалась: – Это ведь сапфир, да, Женя?

– Да! – радостно и торжественно рявкнул я. Ещё и кивнул для убедительности и повторил: – Он самый – сапфир!

– Правда? – удивилась Элла. – А я думала, что сапфиры синие…

– Они разные, деточка, – ласково поясняет Германовна. – Бывают и такие, и даже розовые… Очень, кстати, дорогие.

Я мысленно делаю себе пометку, что розовый наверняка подойдёт моей девочке. Но не озвучиваю. А вдруг таких в мире всего два – один в каком-нибудь музее, а второй в кубышке частного коллекционера.

– А Геночка, вероятно, имел в виду «звёздчатый сапфир», – продолжает лекцию Инесса. – Астероид – это его античное название, ввиду особого эффекта астеризма, другим словом – звёздчатости. Удивительный камень! Но, к сожалению, Гена, это не он, тебя обманула игра света.

Судя по выпученным глазам Геныча, он ни о чём таком и не догадывался, но теперь с важным видом кивает.

– Да-а, оптический обман.

– Ты что-то очень лаконичен, Геннадий, – я даже не пытаюсь скрыть сарказм.

– Ну дык… краткость – сестра моя!  И давайте, друзья, не будем отвлекаться от главного! Выпьем за истинную пару Евгения – восхитительную Эллочку, девушку с редким сочетанием ума, красоты и скромности.

– Да, Элиа – люба! – подаёт голос грек, радостно скалясь.

Кажется, малый за нас искренне рад, и я салютую ему своей стопкой. Этот тост я не пропущу.

– Ещё как любо, – вставляет Инесса свои противные пять копеек. – Но очень дорого!

Элла морщит носик – ей совсем не нравится подобное заявление. Я же не собираюсь связываться с борзой тёткой и, закусив долькой помидора, коротко поясняю:

– Деньги – не проблема.

– Инесса Германовна, голубушка, да разве ж счастье в деньгах? – садится на своего конька брат краткости. – Наше счастье в наших детях! Правильно я говорю, Жек? А деньги… что? На крайняк, их всегда можно и заработать… Всего делов-то! Я прав, Инесса?.. Германовна…

– Местами… Счастье, Геночка – это когда твои отпрыски здоровы, сыты, одеты, и живут отдельно. Но тут уж каждому своё. А мне вот любопытно, у тебя, такого ярого борца за любовь и потомство, у самого-то есть девушка?

– О-о… У меня? – испугался Геныч.

– У тебя, соколик, – ласково поощряет эта змея.

– Ну-у… бывает…

– Бывает что?

– Бывает, что и есть…

– Так ты, значит, у нас шалунишка-блядунишка, Геночка?

– А с чего это сразу… Ну да – я секс люблю всегда, но… не со всеми. Просто мне, как Жеке, ещё не повезло и моя истинная пара… м-мм… пока бегает где-то… Не пересеклись ещё. Вот и приходится… как говорится…

– Понятно, – кивает Инесса и опрокидывает в себя внеочередную порцию горючего. – Женское сердечко распахнуть куда сложнее, чем ноги. Да, милый?

Похоже, Германовне больше не наливать. Элла сжимает под столом мою ладонь и едва слышно шепчет:

– Жень, прости, только не обращай внимания, пожалуйста. Инесса просто очень сильно переживает за меня, а ещё и перепила немного… Ты не волнуйся, мы сейчас пойдём.

– Малыш, да мне пох… пофиг! Это ты прекрати волноваться, поняла? Иначе мы уйдём ещё раньше.

Я готов придушить старую интриганку – переживает она, сука! Матерится через слово, а дёргается моя девчонка. На которую даже дышать надо тихо. Впрочем, теперь Инесса разглагольствует в кухне, откуда потянуло сигаретным дымом. ПиZдец! И этим дышит мой ребёнок!..

Я глажу порозовевшую щёчку моей нежной девочки и ярость отступает. Конечно, ради её спокойствия я не стану грубить этой… Кобре Германовне. И постараюсь не мешать их странной дружбе. Всё же в том, что эта престарелая оторва искренне любит Эллу, у меня нет никаких сомнений. Но кое-что прояснить всё же стоит, и желательно без Эллы.

– Малыш, ты вещи свои собрала?

– Нет… Жень, а можно я не стану всё забирать, а то Инесса очень расстроится, что я её бросила.

– Конечно, – я целую её в носик. – Возьми самое необходимое…

Я куплю тебе всё, что нужно, детка. И что не нужно – тоже куплю.

– Давай, собирайся, – я легонько шлёпаю по упругой попке. – А я пока Генычу пару слов скажу.

В кухне дым коромыслом. Валить пора отсюда на хрен! Геныч раскрылился между низкорослой Инессой, посасывающей свой мундштук, и огромным хмурым греком. Короче, по росту выстроились.

– Друзья мои, да похер на эти проблемы, – втирает им Геныч. – Дышите полной грудью! Овладевайте друг другом и живите в кайф!

– Ох, Гена, да что там той жизни осталось? – тоскливо вздыхает Инесса. – А уж половой-то – и того меньше.

– Да ладно! Вон, Георгий – молодой бравый парень! – Геныч хлопает большого грека по плечу. – Малопьющий, к тому же…

– В пиZду его – на переделку! Самое сексуальное в мужике – это мозг! Только где они, которые с мозгами?

– Погодите-погодите, мадам, не стоит недооценивать нашего брата, – Геныч выпятил грудь.

Мозги надо выпячивать, придурок!

– А если обратиться к статистике, уважаемая Инесса Германовна, согласитесь – мужской мозг во все времена ценился выше.

– Пф-ф! Как и любая редкая вещь! – парировала змея, а заметив меня в дверях, нахохлилась и погрозила костлявым пальцем. – Смотри у меня, медведик, попробуй только обидеть мою нежную куколку!

– Да Жека её обожает, он ради неё горы свернёт! – взревел Геныч. – Перед Вами многофункциональный идеальный мужик! Он вообще всё может!

– А ты? – на ярко красных губах зазмеилась усмешка.

– А я – всё остальное!

– Геныч, закругляйся уже с митингом, я такси вызвал, – вклиниваюсь в их пьяный диалог. – Спасибо Вам, Инесса Германовна, за гостеприимство и особенно за Эллу. У меня к Вам только одна просьба – пожалуйста, не курите в её присутствии.

Змеиные глазки сузились, ноздри раздулись… Но центнер обаяния и опыта в дипломатических переговорах и тут подстраховал:

– Вот! А я что говорил?! Забота о любимой женщине прежде всего! Кстати, это и Вас касается, моя гулюшка. Вы же знаете, что даже капля никотина убивает лошадь?! А для такой красивой и хрупкой леди, думаете, никакого вреда? Ошибаетесь!..

– Захлопнись, бегемот сердобольный! – рявкнула хрупкая леди. – Иди в конюшне читай свои лекции.

Она повернулась к своему грустному греку.

– Жоржик, как они все меня зае*али! Один ты меня понимаешь. Пойдём, проводим нашу птичку перелётную и я для тебя станцую на пилоне… – она потрясла левой кистью руки. – Рука, правда, ещё, как деревянная… Палка-чесалка какая-то. Но ты ведь меня подстраху-уешь, милый?

106

Я глубоко вдыхаю прохладный воздух и запрокидываю голову – небо уже темнеет!

– Ну что, домой? – прижимаю к себе Эллу в её лёгком пальтишке.

Вид у моей девочки совершенно измученный, но счастливый. Надо, чтобы она отдохнула и успокоилась перед знакомством с родителями. Наверное, сперва стоит с её семьёй встретиться, типа руки попросить… Тем более там блудный папа нашёлся. Надеюсь, не упырь злобный. Ну а потом и моих в известность поставить. Надо Натаху привлечь, чтобы матушку подготовила.

– Домой? – вторит моя Элла тихим эхом. – Даже не верится…

– Привыкай, малыш. Мы едем к нам домой.

– Мне кажется, что я сплю, – шепчет и крутит кольцо на пальчике, убеждаясь, что оно материальное. – Жень, ты никуда больше не уедешь?

– От тебя – ни за что! А вот вместе… Кстати, хотел сюрприз тебе сделать, но твой сюрприз оказался не в пример круче!

– Женька, говори быстро, меня же сейчас разорвёт от любопытства!

– Эге-гей, голуби мои! – из подъезда вывалился шумный и весёлый Геныч. – Всё, погода в этом доме налажена! Ну что, други, поели, попили… пора и честь терять! Эллочка, ягодка моя, береги Жеку! И я тебя умоляю, не запрещай нам быть иногда вместе! Я за этот месяц уже второго от сердца отрываю. Максимушку просватали, а теперь вот Жеку… Я уже даже к Кирюхе на скалодром напросился. Сейчас наш принц Несмеян раны залижет и будем его счастье устраивать…

Смотреть на Геныча невыносимо – улыбается от уха до уха, а в глазах пьяные слёзы. Элла закусывает губы и всхлипывает. Я сам с трудом сдерживаюсь, обнимаю друга за шею:

– Хорош причитать, брат. Ты что, прощаешься? Мы тебя ещё, может, раньше Кирыча женим.

– Не делайте мне смешно, Евгений! Не родилась ещё… – Геныч резко осёкся от чрезмерного давления на шею и опомнился. – Так вот, я обязан сперва всех братанов пристроить в надёжные руки и всё проконтролировать. Потому как настоящий лидер должен быть всегда позади. Это я вам как пастух с большим стажем говорю. Так, ладно, где там наш извозчик потерялся? «Мурзика»-то моего тут не уведут? А то я ж волнуюсь…

***

Уже в такси Геныч громко и эмоционально декламирует Есенина:

– «Пой же, пой. На проклятой гитаре

Пальцы пляшут твои в полукруг.

Захлебнуться бы в этом угаре,

Мой последний, единственный друг…» – Геныч прерывается, чтобы поучить таксиста управлять транспортным средством и, прикрыв глаза, снова уходит в поэзию…

По гладковыбритой щеке ползёт скупая мужская слеза…

– «Пой же, пой! В роковом размахе

Этих рук роковая беда.

Только знаешь, пошли их на х*й…

Не умру я, мой друг, никогда!» 

Водила тормозит у моего дома и досадливо кривится, видя, что смирные пассажиры покидают салон без главного горлопана.

Ну, извини, шеф!

Геныч высовывает голову из приоткрытого окна и выкрикивает прощальное напутствие:

– Даню мне берегите!

О! Даня, бля!.. Как же я забыл?!

– Это ещё кто? – поворачиваюсь к Генычу, а Элла почему-то хихикает в ладонь.

– О как! И этому человеку, Эллочка, ты отдала самое дорогое! – укоризненно вещает Геныч. – А как тебе, Жек, такой вариант – Ланевский Даниил Евгеньевич? Вам это имя, батенька, ни о чём не говорит?

107

Три дня спустя

– Женька, ты, конечно, мой герой и всё такое, но сам бы попробовал пожить с родителями, – пищит в трубку возбуждённая Наташка. – Последние два дня мне хочется сбежать из дома, здесь просто невозможно находиться! У нас вся квартира провоняла сердечными каплями! Маму швыряет из одного истерического припадка в другой, а я почему-то крайняя. То Вику не поддержала, то тебя не вразумила, то Эльчика защитила. Даже папа сегодня удрал на работу в шесть утра, а я в универ опоздала, потому что маме опять плохо стало. Вот почему ты не отвечаешь на её звонки?

– Что, прям по-настоящему плохо? – проигнорировав Наташкин вопрос, задаю встречный, который действительно меня беспокоит.

– Жень, я не знаю, – вздыхает сестрёнка. – Но новость об Элькиной беременности маму здорово прибила. Ну вы даёте, конечно! Не, я-то очень рада! Папа вообще в восторге! Да ты и сам знаешь… Но мама… Жень, ты хоть бы отвечал на её звонки…

Да отвечаю я! Но не на каждый вызов… Потому что выслушивать двадцать раз на день, что я разрушил мамины надежды и разбил ей сердце, невыносимо. Утешить её мне нечем, а принимать то, что я собираюсь жениться на девушке, которую люблю, мама не готова категорически. И всё же меня кольнуло чувство вины – беспокойство-то её не напускное… Несмотря на то, что матушка – та ещё артистка, подобное нервное потрясение вполне может сказаться на здоровье. А выход какой? Нет его.

– Ладно, я перезвоню и ещё раз поговорю с ней, – обещаю Наташке.

– Вот и молодец! Я знаю, что ты уже вернулся из офиса, поэтому хорош отлынивать! А то окопался там у себя и в ус не дуешь. Жених!

 – Сказал же – поговорю! Но толку-то? Натах, а может, на хер это знакомство, а? Отец Эллу и так знает, ты – тоже… Ну а мама… Когда-нибудь должна же она успокоиться.

– Офигел совсем? Да она тебя ни за что не простит, если ты женишься втихаря! Соболиха её потом застебёт, да и остальные квочки начнут сплетни распускать. К тому же мамуля вчера бомбическое платье купила. Между прочим, специально к сегодняшнему вечеру!

– Охренеть! – я аж присвистнул. – То есть в истерике она бьётся, но к вечеру активно готовится?

– Ой, хватит, Жень, тебе эти нюансы не понять. Она же и сама знает, что ты не передумаешь, просто вслух признавать не хочет. Да и папа уже заочно на твоей стороне… Куда ей теперь деваться? – Наташка хихикает. – А знаешь, она себе даже Элькин образ уже напридумывала. Говорит, приведёшь дебелую бабищу с косой через плечо и…

Наташка начинает истерично ржать и, каждый раз пытаясь закончить фразу, разражается новым взрывом хохота. Наконец, ей удаётся:

– С косой и с… Аха-ха-ха!.. и с луко-ошком… Аха-ха!..

– Хорош ржать, коза! – стараюсь быть серьёзным, но навязанная воображением картинка всплывает перед глазами – почему-то Бурлакова Фрося. – И ты, конечно, не развеяла её сомнения? А с какой косой-то, кстати?

До сестры только доходит, что существует второй вариант, и она снова закатывается в приступе смеха. Я терпеливо жду.

– С косой из волос, конечно, – говорит, отсмеявшись. – Жень, а зачем я ей возражать буду? Маме нравится придумывать ужасы и жалеть себя. Я, конечно, сказала, что она неправа, что Элька классная, но она даже слушать не стала. А что, так даже интереснее. Кстати, вы вчера ходили к Элькиным родичам? Как прошло?

– На ура! Приняли, как родного, и обрадовались, в отличие от нашей матушки.

– Ну, ещё бы! – фыркает Натаха и тут же торопится оправдаться: – Нет, Жень, не в обиду, но ты и правда жених завидный. А кто бы не обрадовался?!

Наташка продолжает щебетать, развивая эту тему, а я живо представляю себе змею Инессу – вот, кто бы не обрадовался. И, откровенно говоря, именно по этой причине Германовна вызывает доверие. Этой старой стерве абсолютно начхать на статусы и для неё, совершенно посторонней тётки, Элла – эталон всего самого прекрасного и заслуживает, соответственно, самого лучшего. Поэтому, отправляясь знакомиться с родителями Эллы, я ожидал, как минимум, настороженности…

Но нет – моя будущая тёща – кстати, очень красивая и, неожиданно, молодая женщина – была просто счастлива. Не скажу, что это неприятно, но осталось ощущение, что она была рада пристроить дочь хоть кому, а тут ещё и выгодно получилось. Возможно, я неправ и просто сказался контраст с Инессой. Но мне-то грех жаловаться, и я рад, что мама Эллы – не демон в юбке. Немного удивило, что она упрямо называет свою дочь Элизой, а Элле это имя не нравится. А мне, кстати, очень нравится – красиво и необычно… Но Элла уже не ребёнок и вправе сама решать, как её зовут.  

На самом деле, её мама нормальная мадам – весёлая, эрудированная и… вроде бы, заботливая… Но папа мне понравился больше. Он сразу обозначил, что по собственной вине надолго вывалился из семьи, но счастье единственной дочери для него в приоритете. И в первую очередь спросил, люблю ли я Эллу. И на мужской разговор меня вывел – хотел прояснить, женюсь ли я на его дочке по великой любви или банально – по залёту. Потому что помочь Элле вырастить ребёнка он и сам в состоянии, а его девочка слишком ценная, чтобы выходить замуж вынужденно. Он говорил о ней с большим трепетом, называл принцессой Лиз и зорко следил за моей реакцией, будто хотел убедиться, гожусь ли я в мужья его девочке, достоин ли.

И что я мог ему ответить? Не говорить же, что если бы не ребёнок, то никакая женитьба мне даже в голову не пришла бы в ближайшие лет пять. Но это никак мне не мешает любить Эллу. В результате я сказал то, что мужик хотел услышать – люблю безумно и другой жены не представляю. Ребёнок лишь немного ускорил свадьбу. А что – и не соврал! И батя поверил. Отличный мужик! Думаю, мы поладим.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Жень, ты оглох? – заверещала в ухо Наташка.

– Что ты орёшь, как ненормальная?

– Я спрашиваю, в чём Эльчик сегодня будет? Она там с тобой сейчас?

Вот же бабы, а!..

– В кожаном комбинезоне и с плетью! Услышала? И нет – Эльчик не со мной, она как раз аксессуары подбирает в магазине. Так что прикрывайте задницы.

– Дурак! – обиделась мелкая, но тут же забыла, что обиделась: – Жень, а представляешь, скоро у нас с Элькой будет одна фамилия! И дни рождения у нас в один день! Круто, да?! Но мне кажется, что Элла Ланевская звучит красивее, чем Наталья Ланевская… А тебе нравится, как звучит Наталья Цветаева?

– Начинается!.. Не быть тебе Цветаевой, мелкая! Потому что к тому времени, как твой любимый цветик созреет, ты уже третьей ногой обзаведёшься.

– Какой ещё третьей?..

– Клюкой – вот какой! Всё, Натах, не пудри мозг, мне ещё с матушкой общаться.

108

Такое впечатление, что мама весь день сидит перед мобильником с занесённым над экраном пальцем. Даже первый гудок не успел просвистеть.

– Сыночек, скажи мне, у тебя есть запасная мама? – дрожащий голос и прерывистый вздох.

– Нет, мам, ты у меня единственная, и я тебя очень люблю, – я не вру, но ласковый тон даётся с трудом, потому что сценарий мне заранее известен.

– Любишь так же сильно, как свою Эмилию? – сквозь грусть пробиваются ехидные нотки.

– Несоизмеримо больше, потому что Эмилию я даже не знаю, – я терпелив и горжусь собой.

– Что ты к словам придираешься? Ты ведь прекрасно понял, кого я имею в виду! Женя, ну почему даже в такой момент ты не можешь быть серьёзным?

Какой-такой, бл@дь, момент настал? Апокалипсис, что ли?

– Мам, я серьёзен и внимательно тебя слушаю.

И я действительно продолжаю внимательно слушать, как мама вздыхает и всхлипывает, как несколько раз собирается начать разговор и осекается. Она тоже хорошо меня знает и поэтому подбирает слова.

– Расскажи мне об этой девочке, – я прямо вижу, как моя Алла Дмитриевна поджимает губы.

– О моей ЭЛЛЕ? – уточняю на всякий случай.

– Да… Такое странное имя, я всё время его забываю. Какая она, сынок?

– Элла незабываемая. Она уникальная, мам, – я почти наслаждаюсь горестным всхлипом.

– Женя, неужели она лучше Вики? – это у неё прям крик души получился.

– Мам, так уж вышло, что моя девушка лучше всех, и я очень прошу это запомнить. А лучше твоей Виктории – любая помойная крыса. И предупреждаю, если её имя прозвучит при Элле, это будет мой последний визит к вам. Надеюсь, у тебя нет запасного сына?

– Ты просто невыносим! Я не понимаю, в кого ты такой жестокий, сынок… Ладно, бог с тобой, люби и встречайся, сколько душе угодно! Но жениться-то зачем?

– Всё в этой жизни надо попробовать, а там я ещё не был… А заодно я вдруг подумал, что для моего сына было бы неплохо родиться в законном браке. Ты со мной не согласна?

– Сына? Женя, да ты ещё сам наивный ребёнок! Какой у неё срок? С чего ты вообще взял…

– Он, кстати, ещё и твой внук, – прерываю, пока она не ляпнула чего-нибудь лишнего. – Его Даниилом зовут.

– Какой ужас!

Это совсем не то, что я хотел бы услышать от мамы, но… мам не выбирают. А будь иначе – я всё равно бы выбрал свою… Эгоистичную, расчётливую, но всё же любящую и, конечно, любимую.

– Сыночек, ты сейчас только не психуй, но… Ты, вообще, уверен, что это твой ребёнок?

Мне нестерпимо хочется заорать и е*ануть мобилу об стену. Чтобы вдребезги! И пошло оно всё!..

– Я уверен, мамуль, – говорю очень тихо и ласково. – И если ты не хочешь знакомиться с моей будущей женой, то я вовсе не настаиваю. Поверь, нам есть, чем заняться вечером.

К моему огромному облегчению, звонит домофон, и разговор с мамой я сворачиваю очень быстро, но всё же успеваю услышать главное – мама нас ждёт с нетерпением.

Хотя сейчас главное вовсе не это…

Элла, охрененно красивая и сияющая белоснежной улыбкой, вернулась домой! К нам домой. Я счастлив и лыблюсь, как идиот, протягивая к ней руки.

– Моя Аномалия…

– Женечка, умоляю, только не в губы, – Элла отворачивает лицо, подставляя мне шею. – Ну прости, пожалуйста! Но Инесса сказала, что если ты погубишь её труд, то она… Ой, короче, жуть! Жень, потерпи совсем немножко.

– Я понял, – бормочу ей в шею и помогаю быстрее избавиться от верхней одежды. Пакеты с бумажным хрустом падают на пол… – Предпочту не связываться с твоей злобной старушенцией.

– Она не старушенция!

– Извини, но ты сама призналась, сколько ей лет, и теперь в моих глазах навсегда погибла хулиганистая девчонка Инесска. К тому же эта мегера запретила целовать твои губы! А как такие губы можно не целовать?.. Старуха мне мстит… Душа моя плачет… Струны стонут… Утешь меня, Эл-ла, подёргай за струну, – кладу её ладошку себе на пах.

– Женька, глупый, это ведь член!

– Девочка моя, неужели в тебе не осталось ни капли романтики? Давай поищем, а… – я наклоняюсь, чтобы стянуть сапожки.

– Женька, какой ты пошлый! – цепляется мне за плечи.

– Но ведь я тебе таким нравлюсь, да? 

– Обожаю тебя, – голос срывается, потому что, не добравшись до сапог, мои руки заблудились под платьем. – Женечка, а может…

– Не может, – торопливо стягиваю колготки, раздаётся треск.

– Женька, порвал же…

– Давно уже порвал, теперь-то что…

– Ты о чём?.. Ох, Женька… Нам же ехать скоро… На кого же я буду похожа, – в голосе обречённость, предвкушение и нетерпение…

– Ни на кого на свете, моя уникальная… – стягиваю трусики и разворачиваю мою послушную девочку. – Давай-ка раздвинем немного твои моральные рамки.

109 Элла

Женя загоняет наш «Lexus» в чудом освободившуюся нишу на забитой парковке. Наш «Lexus»… Быстро же я освоилась. И всё равно меня не покидает чувство страха, что моя эйфория внезапно оборвётся. Конечно, я не говорю об этом Жене. Просто наслаждаюсь каждым мгновением рядом с ним и не позволяю себе погружаться в негативные мысли. Они, эти мысли, сами на меня нападают. Вот и сейчас мне предстоит очередной экзамен… Что меня там ждёт?..

Женя протягивает мне руку и помогает выйти из машины. Запрокинув голову, я не могу скрыть восторга:

– Женька, как же мне всегда нравился этот дом! А на верхних этажах двухуровневые квартиры, да?

– Му-гу, и нам как раз туда. Эй, ну ты что дрожишь, как заячий хвост? Где там наша смелая провокаторша, горячая шальная Гелла? Выше носик, малышка, ты же у меня бомба! Ну и я, твой верный оруженосец, рядышком. А если серьёзно, Эл, мы с тобой свалим отсюда в любую минуту, только шепни или моргни. Могли бы и совсем не приезжать, но отца жаль – он расстроится. Весь мозг мне сегодня в офисе вынес.

– Жень, да ты что, даже не думай. Это же нормально, что я немного волнуюсь.

Немного! Боюсь, что сейчас сердце выпрыгнет!..

– Как же, немного! – вторит моим мыслям Женя. – Будто в волчье логово направляешься. Но запомни, здесь самый грозный – твой медведь!

– С ранимой плачущей душой и стонущими струнами? – я смеюсь, вспоминая наш бесстыдный домашний междусобойчик.

– А со своей балалайкой я вообще непобедим!

***

– А-а, Элька моя! Элечка! – в огромной прихожей Натка налетает на меня, словно вихрь. – Обалдеть, какая ты!

– Наталья, веди себя потише и позволь нашей гостье раздеться, – мягко произносит красивая полноватая блондинка с пронзительно синим взглядом. Женщина не сильно изменилась, даже, на мой взгляд, похорошела с возрастом. Но меня она вряд ли помнит – в детстве Натка чаще у нас дома пропадала, я же была у них в гостях всего пару раз

– Здравствуйте, – я выглядываю из-за плеча подруги, улыбаюсь Жениной маме и от души надеюсь, что выгляжу лучше, чем себя чувствую.

– Вот я и помогаю ей раздеться, – не отлипает от меня Наташка.

Она принимает из моих рук пальто, пока Женя расстёгивает мои сапожки. Ну зачем он это… при родителях? И, конечно, его неугомонная сестра не удерживается от комментария:

 – С ума сойти – Женька на коленях! Браво, Эльчик! Укротительница брутальных мачо! Вау! Какое у тебя платье! Элька, как же тебе идёт малахитовый цвет! А кольцо! Ииии! Отвал башки! Слу-ушай, у тебя сейчас глаза, как у профессора Воланда!

– Да? – выдаю нервный смешок, даже не зная как относиться к подобному комплименту.

– Ага, – охотно подтверждает Женя, – Геныч то же самое сказал, когда впервые её разглядел.

– Дочь, да отлепись уже от Эллочки! – это Александр Андреевич выдергивает меня из объятий Натки и аккуратно прижимает к себе. – Ну, здравствуй, доченька, добро пожаловать в семью.

В его голосе я слышу тепло и немного оттаиваю. Может, всё не так страшно, и я зря себя накручивала?

Не зря!..

***

За столом Наташка щебечет без умолку, вспоминая наши детские глупые выходки, словно специально испытывает терпение своей мамы. Александр Андреевич тоже активно поддерживает дочь, постоянно шутит и задорно мне подмигивает. Таким я его ещё не видела. Я понимаю, что за столом, сервированным с такой помпезностью, подобным образом себя не ведут… наверное. Во всяком случае, глядя на расширившиеся синие глаза Аллы Дмитриевны и её застывшую улыбку-гримасу, мне не по себе. Она сидит, будто на кол нанизанная, и, кажется, не понимает, как её, особу голубых кровей, занесло в этот цыганский табор.

Женина рука лежит на спинке моего стула и постоянно касается моей напряжённой спины, успокаивая и напоминая, что мой защитник рядом. Улыбчивая пожилая женщина водружает в центр стола овальное блюдо с огромной рыбиной, окидывает зорким взглядом стол и быстро меняет тарелку Александру Андреевичу.

– Спасибо, Шурочка, не суетись, мы тут сами разберёмся, у нас обычный семейный ужин и все свои. Иди отдыхай, кормилица наша, – он ласково похлопывает домработницу по руке и обращает взгляд на свою супругу. – Правильно я говорю, Аллусик?

Аллусик гневно сверкает на мужа глазами, но обращается почему-то ко мне:

– Да, Эля, мы хотели, чтобы выглядело всё по-семейному, поэтому я не стала заказывать обслуживание стола на сегодняшний вечер, – она словно извиняется, а я ничего не понимаю и киваю, на всякий случай. Хотя я и не Эля.

Какое ещё обслуживание? Официанты, что ли?

– Мам, это моя Элла – не Эля, – терпеливо и ласково говорит Женя. – Тебя наверняка Натаха со своим «Эльчиком» дезориентировала, – и Наташка согласно и радостно кивает головой.

Мог бы и не заострять на этом внимание, ничего – побыла бы один вечерок Элей.

Но Женя, кажется, решил расшевелить свою замороженную маму:

– А, кстати, по поводу семейного ужина... Откуда на столе столько вилок, мам? Ты их по соседям, что ли, собирала или мы ждём ещё десяток гостей?

Александр Андреевич тут же забормотал, что тоже запутался, Натка захихикала, а Алла Дмитриевна вспыхнула:

– Сынок, твои шутки сейчас неуместны. Ты ведь не забыл, как пользоваться столовыми приборами?

Я догадываюсь, что этот спектакль мужчины затеяли в мою защиту, вот только мой беспокойный медведь оказал мне медвежью услугу. Потому что я знаю, как выглядит вилка для рыбы. И все остальные вилки тоже! И нет, мне до сих пор не приходилось видеть такое количество столовых приборов. А вот моя проницательная Инесса как чувствовала засаду – и подготовила меня, и проэкзаменовала. 

– Женя, положи мне рыбу, пожалуйста, – внешне я спокойна, как танк. А внутри – торнадо.

Уверена, что перепутай я вилки, мой медведь начал бы есть руками. Но я отлично справилась. Мне бы уже расслабиться и успокоиться, но я продолжаю ждать подвоха от красивой и женственной Аллы Дмитриевны.

110

Всё началось с образования. А ведь здесь я была спокойна – казалось бы, мне нечего стесняться. Как бы не так!..

– Элла, как – Вы учитесь на заочном? Но почему? – будущая свекровь в шоке и очень явно не желает быть моей будущей свекровью.

По кочану! Тоже мне – нонсенс! Работаю я! Сказать, где?

И я бы сказала. Но за меня впряглись мужчины – девочка, дескать, умная, трудолюбивая, перспективная!..

Мама Алла смотрит на меня, как на пятно на любимой блузке, и никаких перспектив точно не видит.

– А как же Ваши родители? Они что, совсем не помогают? У вас ведь есть родители?

«И кто они, эти Ваши родители?» – остался невысказанным вопрос. Женина мама с видом мученицы приготовилась к самому худшему. И украдкой косит глазами на мой шрам. Наверняка она уверена, что я получила его во время бандитской резни.

Стоит ли мне распинаться, если эта женщина уже мысленно представляет меня гирей, висящей на шее её сына и позорящей их семью? Но мы с Женькой бесстрашные и терпеливые.

Не углубляясь в самые корни, я копаюсь в моём генеалогическом древе. О своём папе рассказываю с удовольствием. И стараюсь не смотреть, как мой медведище дёргает кадыком, ожидая маминой реакции.

– Пилот гражданской авиации?! Это лётчик, да? – на лице Аллусика такой кисляк, будто я сказала, что мой папа на Пегасе летает.

Ага, лётчик! А это так ужасно – да? По-моему, очень круто! Но у меня и мамочка крутая!

Вот про неё я поведала с особой гордостью!

Да, моя мама – тренер по спортивной гимнастике!

Ланевский-старший ликует, его супруга – чуть не плачет, Женя пилит ножом тарелку

Вероятно, это полный караул! Кого способна воспитать тренер по гимнастике? Правильно – тренера по спортивным танцам! А чего стыдиться?

– А ещё моя Элла инструктор по стриппластике! – это уже Женька похвалился.

Но мне кажется, что он специально эту информацию ввернул, полностью осознав, что мама ему не союзник. Только вот я горжусь своей работой. А Женька – мной. Вон как засиял!

А на лице несчастной Аллы Дмитриевны вселенская скорбь. Стриппластика – мама дорогая! И в её мыслях наверняка – кабаре… вертеп и свальный грех!

– А может, вам подождать пока с детьми? Элла, Вы ведь так ещё молоды, неопытны!.. – это последняя отчаянная попытка матери спасти загубленную жизнь её любимого мальчика.

Однако загубленный мальчик, зарядившись настроением мамы, поймал опасный кураж. Прижал губы к моему животу и как заорёт:

– Дань, ты как, подождёшь, пока твоя мама повзрослеет? – затем приложил ухо. – Не, сказал: «Ждите в срок!»

– Гы-гы! Наш парень! – это уже изрядно набравшийся Александр Андреевич.

– Натах, мне вчера в спальне шест установили, – не унимается Женя, – и я что подумал… Давай и тебе забацаем! Очень хорошо мышцы укрепляет – везде! А Элла для тебя мастер-класс организует. Да, малыш? – он целует меня в уголок губ. – Какая же ты у меня красивая!

Натка алчно сверкает глазами и мысленно уже извивается вокруг шеста.

– Сынок, какой шест, ты с ума сошёл? – мама в праведном гневе. – Ты что сестре предлагаешь? Она же девчонка совсем! И у неё серьёзные планы на жизнь!

– У неё или у тебя? – рявкает Женя. – Ты разве не мечтаешь её невинность продать подороже! Пусть развлекается малая! Искореним девственность как порок половой безграмотности!

Наташка, уже давно искоренившая этот порок, только тихо хихикнула, а папа озадаченно насупил бровь.

– Женя, замолчи немедленно! – взвизгнула Алла Дмитриевна. – Что с тобой? Ты же не пил…

– А знаешь, почему не пил, мамуль? Боялся поддать и не уследить, когда ты начнёшь грызть мою девочку. И что ты имеешь против спорта? Я вот советую и тебе походить, раскрепоститься немного. Элла как раз преподаёт вот таким взрослым застенчивым дамам. Папа будет в восторге!

Александр Андреевич, судя по хмельному блаженству на лице, уже в нём – в восторге...

Так его, беднягу, до нашего ухода и швыряло – из восторга в панику и обратно. Потому что Женя разом выложил все карты. И краплёные, в том числе, для пущего эффекта!..

Во-первых, заявил, что свадьбы не будет! То есть будет тихая регистрация для двоих, а деньги он лучше потратит на кругосветное свадебное путешествие и самое дорогое обручальное кольцо для своей невесты. Для меня, то есть.

Наташка в восторге, родители – в ужасе!

И только я спокойна. Обручальное кольцо мы купили ещё позавчера. Недешёвое, конечно, но против запредельно дорогого я бы взбунтовалась. А в это колечко я сразу влюбилась – оно очень красивое и нежное. Путешествие тоже будет. Только не кругосветное – через месяц, уже мужем и женой, мы полетим в Испанию на двенадцать дней. Для меня это волшебная сказка! Это и был Женькин сюрприз, который он запланировал ещё давно, а потом пришлось подгонять сроки под новые обстоятельства.

Ну а тихую регистрацию предложила я сама, а Женька неожиданно согласился и даже обрадовался. Сказал – моё счастье, что я не увижу в день нашей свадьбы толпу совершенно незнакомых напыщенных придурков, которых нельзя не позвать. Только жалко Жениных родителей – как-то им придётся выходить из этой щекотливой ситуации.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Своей второй новостью Женя поверг в траур всю свою семью. Торжественно объявил, что собирается участвовать в торгах за право владения пентхаусом в «Седьмом небе». А поскольку таких денег у него нет, он продаст свои акции.

Хорошо, что я успела Александру Андреевичу подмигнуть карим глазом, а то бы его Кондратий хватил. На самом деле до торгов не дойдёт, и Женькины акции не пострадают. У Дианы, как у мамочки проекта, есть приоритетное право выкупа. И она уже давно сказала, что «Дворец на крыше», который Женя так неосторожно мне пообещал, будет наш. Рада ли этому я? Да я в шоке, потому что не представляю, сколько лет мой муж будет за этот терем расплачиваться. Он ведь пока не волшебник, а только учится… Но и не сказочник! И я им горжусь.

Ну и главная новость вечера, которую озвучил мой сумасшедший медведь – он, оказывается, ждёт-не дождётся, когда родится его сын, чтобы сразу заделать девочку.

Всё-таки сказочник!

Новости обрадовался только Александр Андреевич:

– Молодец, сын! Детомёт наизготовку – и давай нам сразу двух девок! И пентхаус наш будет! Я помогу!

Ага, если тебя супруга за подобные речи не задушит! У неё вон, уже дым из ноздрей валит!

Женька оглядел торжествующим взглядом всех членов своей семьи.

– Ну что, моя семья… Как говорит мой дорогой друг – поели, попили, пора и честь терять!

***

Обнявшись, мы стоим около машины и молча таращимся в ночное небо. Звёзд – как летом! И тишина…

Холодновато. Но мы с Женькой в космосе…

– Малыш, я тебя люблю.

– А я тебя. Очень.

– Прости…

– За что, Жень?

– Да-а… насчёт девочки… я погорячился немного. Давай не так быстро, ага?

– Ага. Нам бы пока с одним справиться…

– Да куда мы денемся – справимся! Ты просто положись под меня… и я всё устрою!

ЭПИЛОГ

13 мая

– Для быстрой и эффективной реализации наших проектов следует использовать полнодиапазонный инструментарий. Вы со мной согласны, Евгений? – медленно и внятно произносит Диана. По-английски. И обращает на нас внимательный янтарный взгляд.

Мы с Женькой сидим, как парочка двоечников на пересдаче. И если мне требуется около минуты, чтобы худо-бедно вникнуть в смысл сказанного, то понимания на лице моего Женечки – ноль. Он недобро смотрит на Ди и не выплёскивает своё раздражение лишь по случаю её дня рождения. Диана терпеливо ждёт и безмятежно улыбается, и Женькины нервы сдают:

– Что?! Это заклинание какое-то?

– Просто ответь «Да», – шепчу ему, а Диана закатывает глаза.

– Да, – тут же послушно произносит мой доверчивый Женька, а Одиссей, до сих пор тихо и незаметно сидящий на пуфике в уголке, начинает смеяться.

– Что ты ржёшь, придурок? – рявкает на него Женя и поворачивается ко мне: – Ты на что меня толкнула? С чем я только что согласился? Это что – тайный бракоразводный процесс? На хрена здесь вообще адвокат?

Я настолько растерялась, что никак не могу сформулировать объяснение, а перевести фразу дословно я не в состоянии. Спасает Диана.

– Жень, успокойся, здесь твоему браку ничего не грозит, я лишь задала тебе производственный вопрос.  

Мою ладонь тут же накрыла рука мужа, что означает – «Прости, погорячился», а Ди озвучила ранее сказанное, но уже по-русски, и поинтересовалась:

– Ребят, как у вас с английским?

– У меня в школе и в институте было отлично, – с гордостью произнёс Женя и тут же добавил: – А вот эту хрень даже на русском не каждый русский поймёт.

– Я понял, – подал голос Одиссей.

– Да ты не одному козлу под хвост насовал! Интеллектуал!

– Плебей! – Одиссей обиженно поджал губы и с гордым видом удалился на открытую террасу, а я изо всех сил саданула Женьку по плечу.

Одиссей – замечательный человек! Он так нам помогал – и с загранпаспортом для меня, и с визами…

Женька встретил яростный взгляд Дианы и, не дожидаясь её гневной отповеди, рванул вслед за адвокатом.

– Э, Оди! Что ты, как баба, в каприз обвалялся?

Вот дурачок! Извинился, называется!

– Я за своего Пупсика убивать готова! – со злом процедила Ди. – Достали его эти два придурка!

Я вздыхаю. Знаю, что второй придурок – это Гена. И вот от него бедному Оди больше всего достаётся.

– Ладно, Эл, вернёмся к нашим баранам. Даю вам с Женей срок три месяца. К концу августа английский у вас должен от зубов отскакивать. Полетите на стажировку.

– В Париж?! – от волнения я перешла на шёпот.

– Ты рада?

– Да у меня слов нет! – прижимаю руки к груди, а в голове уже масса вопросов: – Диан, а это надолго? А почему учить не французский язык? Ой, а как же наш малыш? – прижимаю ладони к своему, ещё плоскому животу. – А Женина работа? А…

– Тихо-тихо, – она смеётся. – Давай по порядку. Полетите вы на год, жить будете в очень живописном месте, и Данька ваш родится в Париже.

В голове такая каша… Я даже не понимаю, хорошо это или плохо…

– И он станет гражданином Франции?

– Нет, сразу не станет. Но если вы задержитесь лет на пять, то у Ланевского-младшенького будут все шансы.

– Ой, нет! – я даже испугалась. – Париж для меня – это сказка! Но пять лет в чужой стране…

– Ты права, Элла, – это очень непросто. Но особенности французского менталитета мы ещё обсудим. Теперь о языке. Знаешь, в Париже лучше говорить на плохом английском, чем на отстойном французском. Потому что французы терпеть не могут, когда коверкают их язык. Учи его для себя, чтобы для начала понимать местных жителей, а на месте язык освоишь намного быстрее. А вот Женьке за этот год придётся немало попутешествовать со своим наставником, поэтому английский для его в приоритете.

– Путешествовать?.. А как же мы с Даней?

– А вы с Даней в это время будете, как два сырка в глазури – это я тебе обещаю! Да и не путешествия у Женьки будут, а скорее, командировки. Он ведь не отдыхать летит, а работать. Не волнуйся, ты у меня там тоже без дела не останешься – скучать будет некогда. В своём институте возьмёшь академический отпуск на годик, а уж Женькина работа от него точно не уплывёт. Его потом и Соколов к себе с руками оторвёт, так что, глядишь – и в Москву переберётесь.

Это вряд ли – не хочу я ни в какую Москву…

Путешествовать я, конечно, очень люблю! Ещё никак не приду в себя после великолепной Испании – это было сказочно! И жаль, что так мало… Но вот жить мне нравится только в родном городе. Здесь у меня любимая работа, перспективы, мои друзья… Я уже не представляю, как раньше жила без Инессы и Жоржика – они стали мне по-настоящему родными. А ещё я просто счастлива, что смогла их свети с Дианой. До дружбы там, возможно, ещё далеко, но сегодняшний Дианин макияж… Та-да-ам!.. От Инессы! И, кажется, именинница очень довольна.

И от родителей мне совсем не хочется уезжать. Ведь я только недавно снова обрела папу. Как же я могла без него столько лет? И мамочка теперь такая счастливая! Один Яков Иванович несчастный… Ох, он такой дурачок, но мне всё равно его очень жаль, ведь он любил маму… И я от всей души желаю ему счастья!

И Диану я полюбила, и даже к её вредной Риммочке привыкла. А какие у Женьки замечательные друзья! Но Гена, конечно, вне конкуренции!

Неожиданно пространство содрогнулось от рычащего вокала:

– И не ясно прохожим в этот день непогожий, почему я весёлый тако-о-ой! А я играю на гармошке…

Первое, что бросилось мне в глаза, когда в комнату ворвался огромный букет метровых белых роз – это его мощные, волосатые и не очень ровные ноги в полосатых гольфах. Его-его ноги – букета!

– Да здравствует Королева! – оглушительно протрубил букет, а из-за куста роз показалась голова Гены. – Дианка, я счастлив быть в числе избранных гостей на твоей днюхе! Правда, мне показалось, что круг избранных несколько великоват… Но это ведь не моё дело, да? Тогда сначала тесные лобзания, а потом о делах!

И пока Гена лобзает свою Королеву, я внимательно его рассматриваю. Парень сегодня по-классике! Белоснежная рубашка, бабочка, облегающий жилет… На этом всё классическое закончилось. Ниже – юбка в клетку, гольфы, лакированные туфли. Пах прикрывает пушистая круглая сумка-кошель с меховыми кистями. И вся эта шотландская атрибутика невероятно идёт Гене, но от этого он выглядит не менее смешно.

Диана приняла поздравления и быстро сбежала к своим гостям, и я, наконец-то, замечена.

– Эллочка, гулюшка моя сладкая!   

Гена подхватывает юбку и делает изящный реверанс, отчего его мускулистые ноги обнажаются по самые… ну, кому-то по пояс.

– Здравствуй, моя восхитительная жекавозбудительница! Как там наш Даниил Грозовой?

О, Боже! Скоро, наверное, весь Воронцовск будет знать, чем мы с Женькой занимались во время февральской грозы.

Гена бережно меня обнимает, целует и по-свойски кладёт свою гигантскую пятерню на мой живот.

– Ну, и?! Когда уже Данька начнёт со мной перестукиваться?

– А ничего, если пока я за него тебя пристукну? – в комнату возвращается мой Медведь, за ним Одиссей.

– Здорово, Жек! – Гена снова подхватывает полы и без того короткой юбки и становится в боевую стойку. – Ну, давай, рискни здоровьем! Но учти, я буду отбиваться сумочкой! – он похлопывает по мохнатой сумке, но замечает Одиссея и хмурит белесые брови. – Оди, моё почтение! А что это вы там с Жекой делали вдвоём, а? 

Но адвокат исчезает, не удостоив его даже взглядом.

– Бескультурье, – ворчит Гена. – Жек, колись, чем вы там занимались?

– Обсудили кое-что… Оди спросил, сможешь ли ты его потренировать, – сориентировался Женя. – Слабоват малец, а ты же понимаешь, что ему нужно уметь себя защищать.

– Чё, в натуре? – расстроился Гена. – Не, ну что… так-то он, вроде, отличный малый… Но хотелось бы избежать тактильных контактов. 

– Вот и я подумал, что ты будешь против, поэтому сразу тебя отмазал – так, чтоб наверняка.

– А что ты ему сказал?

– Что у тебя крошечный член.

– Ох*ел?! – взревел Гена.

– Базар фильтруй! – Женя кивает в мою сторону. Я – сама невозмутимость – розы нюхаю.

– О, Эллочка, пардон! Но, прежде чем вы с Даней заткнёте свои ушки, знай – это всё неправда!

– Моей жене это знать необязательно, – угрожающе поясняет Женя.

Ну, почему же! На мой взгляд, Гена заслуживает всего самого… достойного. Теперь, когда он пояснил, я за него спокойна.

– Зато Одиссей потерял к тебе интерес… – продолжает Женька. – В смысле, как к потенциальному тренеру.

Гена прищурился.

– Ох, обманываешь ты меня, друг, пользуешься моей доверчивостью. Но, что ни говори – уж лучше маленький спереди, чем… гы-гы… большой – и сзади.

В комнату впорхнула очаровательная Риммочка – разулыбалась, подмигнула мне и расстреляла своими фиалковыми глазками обоих парней.

– И что вы здесь застряли, ребятки? Эллочку не поделили? Там уже тосты толкают, между прочим.

– Римма, куколка моя, – заворковал Гена, – скажи, ты тоже чувствуешь эту весну?

– А что в ней особенного? – Римма кокетливо дёрнула себя за локон.

– Природа оживает, чуешь?! Всё просыпается и набухает! И прямо-таки хочется тесного общения! И громкого прелюбодеяния! Элла, прикрой Дане ушки!

– Можешь с моим Андрюшкой в спарринге тесно пообщаться, утихомирить свою набухшую природу, а то у тебя вон, сумка подпрыгивает, – парировала Риммочка.

– Детка, ай-ай! Ты как-то очень опасно смотришь на мою сумочку… Как будто тебе сегодня одной ночевать страшно. Меня аж в жар бросает! – он обмахивается подолом юбки, и теперь мы все можем рассмотреть мелькающие зелёные боксеры.

– Гена, угомонись! – смеётся Риммочка. – Похоже, ты, бедняга, так и не нашёл свою истинную пару?

– Нет, – вздыхает, – только одну нашёл, но увы – она занята моим лучшим другом. Не буду показывать пальцем… – И он дурашливо отпрыгнул от Жени. – А, кстати, Риммочка, ты не в курсе, Дианка уже рассмотрела моё деловое предложение? А то она так быстро слиняла и ничего мне не сказала…

– М-м… Не знаю, – Римма пожимает плечами и хмурит идеальный лобик. – А что ты ей предложил?

– Я предложил ей сделать мне предложение о сотрудничестве!

Женька обнимает меня со спины и шепчет на ухо: – «Геныч рвётся в Париж».

– Эй! Ты что, хочешь Андрюшку моего подсидеть?

– Да на хрена мне такая собачья работа? Я бы, к примеру, мог бойцов тренировать…

– Чтобы их тренировать, их сперва надо набрать. А у нас из бойцов – только Дианка, мы с Андрюшкой и Одиссей. Вот его, кстати, можешь потренировать… Так, за мной! – скомандовала Риммочка и выпорхнула из комнаты.

Ну, и мы за ней…

Сегодня у нас праздничный фуршет на крыше. Вид – просто потрясающий! Море цветов и очень красивая иллюминация. Пока недостаточно стемнело, но уже через час разноцветные огни сделают этот вечер волшебным. Гена неправ – гостей у Дианы не очень много, но зато здесь только те, кто её действительно любит. Серж, наш танцевальный гуру, сегодня с супругой. Я машу ему рукой, а отвечают мне сразу двое – Серж и Виктор. Я смотрю, как Витя трепетно ухаживает за своей Дашей, и так хочется верить, что всё у них будет хорошо. А может, его уже отпустила эта больная любовь к Ди? 

Мой взгляд падает на самого загадочного гостя. Или правильнее будет сказать – хозяина? Это Дианин муж. Я даже не знаю, каким я ожидала увидеть мужчину, пленившего эту диву…

Этот парень выглядит не старше моего Женьки. Стройный, жилистый, с идеальными рельефными руками… И о-очень красивый! Почему-то мне всегда казалось, что такие парни не для семьи. Но этот, конкретный экземпляр, кажется, и не замечает никого, кроме прехорошенькой малышки на его руках. Он постоянно ей что-то показывает и рассказывает, а крошечная и очень серьёзная девчушка внимательно слушает… Такая умильная картина!

– Если ты немедленно не прекратишь таращиться на этого грёбаного испанца, праздник для него продолжится в свободном полёте, – шепчет мне на ухо Женя.

– Ты же обещал не ругаться… – Оригинально я выкрутилась. Но я ведь и не сделала ничего плохого… Просто получила эстетическое удовольствие. Женька-то мой всё равно лучше всех…

– Не увиливай! И я не ругался, а грёбаный – это не мат!

– А я и не мужчиной любуюсь, а ребёнком. Никогда не видела таких красивых детей. Сам посмотри... – киваю на Дианину малютку.

– В маму, наверное, – отыгрывается на мне Женя, сощурив свои невозможно синие глаза.  

– И, несомненно, в папу, – мстительно добавляю я.

– Ведьма!

– Грубиян! Кстати, всё забываю тебе сказать, любимый, тебе ведь некогда было поинтересоваться своей стажировкой… А для неё тебе потребуется освоить к осени английский почти в совершенстве, ещё французский и хотя бы до элементарного уровня – испанский. Успеешь, как думаешь? Мне, к счастью, только английский.

– Чего-о? – у Женьки отвисает челюсть.

– За что купила, Медвежонок! Вон, у Дианы спроси. Если у Гены её отобьёшь…

– Спрошу, – угрожающе прорычал мой Медведь. – А ты смотри лучше в другую сторону, от греха подальше! Вон, на звёзды…

Посмотрела… В небе – ни одной пока. Я хихикнула вдогонку своему простофиле и подошла к ограждению крыши. Там, напротив, будет мой дворец. И когда-нибудь мы с Женей тоже устроим такой красивый праздник… На собственной крыше. И я уже знаю, кого приглашу…

– Не замёрзла? – звучит мне на ухо. И я вздрагиваю от неожиданности.

– Витя!.. О, господи, напугал!

– Прости, Эл. Просто увидел, что ты одна и решил подойти… У тебя всё в порядке? – он обнимает меня за плечи.

– А почему ты спрашиваешь? – настораживаюсь.

– Эллочка, да расслабься, я просто давно тебя не видел и захотел услышать, что у тебя всё хорошо…

– Честно, Витюш? – смотрю ему в глаза. – Я очень счастлива!

– Я тоже… Чёрт! – он резко запускает пятерню в свои волосы и так странно улыбается… – Веду себя, как дурак, да? На самом деле, я рассказать хотел… Просто ты ещё не знаешь… Короче, у нас с Дашкой ребёнок будет! Элка, представляешь?! Я… я просто уже не знаю, кому рассказать… Может, с крыши заорать?

Я смотрю на совершенно чокнутого от счастья Витюшу и меня отпускает напряжение. А я ведь всё время переживала после нашего памятного разговора, мучилась… Зато теперь как – же я рада! За них обоих – Витю и Дарью!

– Заорать с крыши? А что, Вить… по-моему, отличная идея!  

– О, чш-ш! – вместо победного крика Витя прикладывает палец к губам и блаженно улыбается.

Меня начинает слегка потряхивать, и я не сразу осознаю, с чего эта нервная дрожь… Витина новость? Мечты о нашем с Женькой гнёздышке на крыше? Поездка в Париж?..

И когда становится громче, я, наконец, понимаю... Музыка!.. Я замечаю, как ловко Гена увлекает Диану в ритме танго. Его шотландская юбка-килт смешно развевается, но Гена открывается для меня в неожиданно новом свете. Оказывается, он великолепный танцор!

Серж ведёт Дашу... Она немного теряется, но не беда – наш гуру сделает всё по высшему разряду!

Этот ритм никого не оставляет равнодушным, и танцевальных пар становится больше. Только это всё не то...

Мой Медведь!..

От нервного возбуждения и предвкушения мои зубы отбивают дробь и подкашиваются ноги...

Ух, е*ать! Да он настоящий тангерос! – Витя восхищённо присвистывает. – Извини, Эл, вырвалось...

– Нет-нет… Ты очень правильно сказал, Витюша...

Я больше ни секунды не могу стоять на месте… Это какое-то безумие – наши взгляды – глаза в глаза… Шаги – навстречу друг другу… Наши сердца, заглушающие музыку, но продолжающие биться в ритме танго…

– Моя стервозная ведьма!.. – Женя резко притягивает меня к себе. – Попалась!..

– Мой Медведь! – падаю в глубокий прогиб – я доверяю своему партнёру.

– Ну что, малышка, – жаркий шёпот мне прямо в губы, – давай покажем этим дилетантам, что такое аномальное танго!..

Конец