Время доблестных бесплатное чтение

Пролог

Мастер Коста опустил затекшую руку, отступил на два шага назад и окинул взглядом свое последнее творение. В том, что оно последнее, Коста из рода Смотрящих Сквозь Время даже не сомневался.

Художник из него был так себе: в Доме живопись всерьез не воспринимали – она считалась исключительно человеческим видом мастерства. Тем не менее, внешне портрет вполне соответствовал увиденному: узкий овал лица, очень тонкие черты, бледная, почти белая кожа, большие зеленые глаза под четкими дугами бровей, каскад темно-рыжих волос, пламенеющих на фоне серой стены. И конечно же, кристаллические звездочки над висками и высоким лбом, что-то вроде венца. Все так. Вот только образ получился безжизненным, плоским, холодным как камень, на который он был нанесен.

Коста досадливо вздохнул: если бы его писал Лари… О, портреты кисти Лари дышали жизнью! Его герои мечтали и страдали, смотрели на зрителя кто пристально, а кто насмешливо, и казалось, вот-вот зашевелятся, выйдут из рамы и заговорят… Потому что Лари, вопреки предубеждению Дома, все же освоил искусство живописи! Что не помешало ему стать Великим Мастером из рода Видящих Суть.

Увы, Лари бесследно сгинул в смуте времен. Коста упорно искал друга, даже после того, как старейшины объявили Лари мертвым. Четыреста человеческих лет! Он просеял их день за днем, год за годом – безрезультатно!

Хотя не совсем… Если бы он не надумал в последний раз заглянуть в Спираль Времени, то не обнаружил бы её!

Коста в изнеможении опустился на высокое мраморное кресло старейшины. Пора! Несомненно, пора, пока не иссякла последняя капля силы…

Мысленно вызванный им сын явился молниеносно. Достойный наследник. Тоже станет Великим. Вероятно, последним Великим Мастером из рода временщиков.

«Созови старейшин, Леммарх. И сам послушай».

Миг спустя перед Костой возник ряд каменных кресел. Девять старейшин Дома прибыли разом. Он был десятым.

«Я видел еще одну картину. Последнюю», – Коста привычно четко сформулировал мысленное послание.

«Прошлое?» – спросил кто-то без особой заинтересованности: все знали о его долгих, но безнадежных поисках.

«Будущее. Последний рубеж Дома».

Повисла тяжелая пауза.

«И когда он наступит?» – наконец прозвучал общий вопрос.

«Вскоре после того, как в Доме перестанут рождаться дети, способные перенимать мастерство Великих».

«Смотрящие-сквозь-Время уже не раз докладывали об этом. Ты можешь сообщить что-то новое, Коста?»

«Я видел того, кто сможет продлить существование Дома за последним рубежом».

Волна надежды прокатилась по каменному залу.

«Кто он?»

«Она. Наследница», – уточнил Коста.

«Но женщины не наследуют мастерство! У них нет силы!»

«У нее будет сила. Другая. Она – наследница одного из наших Великих Мастеров, но рожденная вне Дома».

Снова мрачное молчание.

«Как мы узнаем Наследницу?» – наконец спросил Леммарх, хотя вообще-то ученику не следовало вмешиваться в разговор Старейшин.

«Я оставил вам образ. Рукотворный образ, который не исчезнет со временем», – Коста кивком указал на портрет, нанесенный красками прямо на гладкую каменную стену…

Когда Старейшины удалились, он долго сидел молча, уронив голову на грудь. затем вдруг выпрямился и устремил взгляд на терпеливо ожидавшего сына:

«Найди Наследницу, Леммарх! Найди и сделай так, чтобы она вернулась в Дом!»

Это были последние слова Великого Мастера Косты из рода Смотрящих сквозь Время…

Глава 1. Две девочки

Ну и пейзаж! Такое впечатление, будто в мире осталось всего два цвета – серый и зеленый. Сверху – тусклое пепельное небо, чуть ниже – унылые серые скалы с пятнами лишайника, еще ниже – заросли бледно-салатовых кустиков вдоль крутого берега реки Инн, катившей свои холодные мутно-оливковые воды вниз, в невидимую отсюда долину. А за древним мостом из каменных плит зеленела полоска сочной июньской травы – самое яркое пятно в округе, особенно на фоне узкой ленты асфальта, уходящей туда, откуда они только что пришли: в крошечный тирольский городок Швац.

Средневековый каменный замок на круглом зеленом холме окружали серые домики, сложенные из того же местного сланца. Пестрыми здесь были только туристы и тенты над лавочками, где эти туристы толпились. А ведь когда-то Швац называли «Серебряным городом»: здесь был самый большой рудник в Европе, где целых четыре столетия добывали серебряную руду…

На вторую достопримечательность Шваца, знаменитый замок Фройдсберг, Селия вдоволь нагляделась снизу. Тобиас жаждал поближе осмотреть тысячелетнюю часовню, построенную еще при первых владельцах замка, но передумал: как раз туда направились три группы любителей старины. Хотя какие там любители, так, обычные туристы: с десяток бодрых немцев, синхронно вертящих головами в одинаковых тирольских шляпах из местной сувенирной лавки, дисциплинированный отряд маленьких пожилых японцев и совершенно недисциплинированная гурьба школьников, которую два измученных воспитателя гнали вверх по проулку, словно овчарки отару блеющих баранов.

Поэтому брат потащил Селию в другую сторону, в не менее древний францисканский монастырь, на ходу наглядно объясняя, чем ранняя готика отличается от поздней, а францисканцы – от доминиканцев.

По правде говоря, и то и другое Селии было абсолютно до лампочки. Она бы предпочла подольше поспать. А замок отлично просматривался и в окно гостиничного ресторанчика, где подавали вкуснейший меренговый рулет с клубникой. Увы, Тобиас совершенно не разбирался в потребностях и вкусах двенадцатилетних девочек! Хотя вроде бы неглупый парень, колледж окончил с отличием… С другой стороны, Селия не была избалована вниманием брата, поэтому в душе радовалась даже такому времяпрепровождению – пусть скучному, но все же совместному.

Если бы только он не был таким молчуном! Однако Тоб никогда не отличался говорливостью. В детстве, если верить маме, он мог за целый день не проронить ни слова, и бесчисленные гости нередко принимали его за глухонемого или даже психически отсталого. Слава богу, одна из нянь – которая именно, уже никто не помнил, поскольку до рождения Селии мама с папой без передышки гастролировали по всему свету, и няни менялись вместе с городами и отелями, – так вот, одна из нянь догадалась подсунуть трехлетнему ребенку восковые мелки. С тех пор он рисовал, не переставая: в детстве карандашами да мелками, а когда подрос, взялся за акварель и масло…

Селия не сомневалась, что живопись Тобиас любит больше, чем отца, мать и сестру вместе взятых. Только ради дедушки он мог на время забыть о рисовании. Но деда они видели редко, последние десять лет он вообще не покидал имение. И то, что отец разрешил Селии погостить там на летних каникулах, мать почти без споров отпустила, а брат согласился ее туда доставить – было просто чудом из чудес!

– Арселия, не отставай! – укоризненный возглас брата заставил ее вздрогнуть.

Как и дедушка, Тоб всегда называл ее полным именем, только в устах деда оно звучало благородно, а у брата получалось скорее снисходительно. Вот и теперь он, гибкий и длинноногий, бесстрашно балансировал на узком выступе скалы, наблюдая сверху, как она неуклюже карабкается по камням.

В сущности, Тоба можно было понять. Мама уже полгода жила в Рио и возвращаться не собиралась, наоборот, звала детей к себе. Когда в последний день учебного года выяснилось, что отцу необходимо остаться еще на неделю в Барселоне, Тобиасу пришлось самому забирать сестру из пансиона в Швейцарии – престижной, дорогой и ужасно занудной школы для девочек. Теперь он вез ее в родовое гнездо, правда, не по прямой, а самыми окольными путями. Совмещая приятное с полезным, а именно рисование на пленэре и образовательную экскурсию, он уже третий день таскал сестру по старинным замкам, соборам и прочим объектам культурного наследия. И Селия не возражала. Упиваясь столь редким вниманием брата, она была готова слушать хоть про архитектурные стили, хоть про монашеские ордены. Он говорил, а она млела от ощущения, что у нее есть старший брат, который любит ее и заботится о ней, и никому в обиду не даст…

Но вот он снова взялся за бумагу и карандаш! Мало того, что в монастыре Тобиас битый час срисовывал обкрошившийся барельеф над аркой, а Селия покорно ждала, пока теша себя надеждой, что потом они сразу поедут дальше. Так нет же, братец бросил машину на окраине Шваца и потащился через реку в горы – мол, оттуда наверняка совсем другой вид!

Может, вид и был «совсем другой», но менее унылым от этого он не стал. На взгляд Селии, разумеется. Тобиас же, наоборот, возликовал. Сначала он все фотографировал: горы, реку, небо, замок и городок вдалеке. А потом уселся у подножья голой скалы, достал альбом для эскизов, который всегда носил с собой, и принялся тщательно зарисовывать панораму. Сидя рядом на корточках, Селия громко вздыхала, ерзала, шуршала фантиками, увы, пустыми, поскольку конфеты были съедены еще в монастыре – все без толку: брат словно забыл о ее существовании. В конце концов ее терпение лопнуло.

– И не надоело тебе, а, Тоб? – встав перед ним, деловито поинтересовалась Селия: когда мама начинала говорить таким тоном с папой, тот всегда сдавался. – Чем этот вид отличается от того, что ты вчера рисовал, да и позавчера?

– Не заслоняй мне солнце! – буркнул Тобиас, не отрываясь от работы.

«Что-то в этом роде сказал один бомж-мудрец, прогоняя Александра Македонского от своей бочки!» – припомнила Селия анекдот из учебника. Вот интересно, как Александр отреагировал на такое хамство? Наверняка стерпел, раз уж его сам Аристотель воспитывал. Но Селию-то растили современной барышней, поэтому она терпеть не стала:

– Да нет тут никакого солнца! Сплошные облака, сейчас дождь польет!

– Не польет – ветер поднялся, чувствуешь? Разгонит тучи… – возразил Тоб. Его карандаш быстро-быстро скользил по бумаге, почти фотографически воссоздавая вид горных вершин впереди.

Селия вздохнула, но спорить не стала: брат, в отличие от метеорологов, никогда не ошибался в прогнозе погоды. Собираясь в город в пасмурный день, мама всегда спрашивала у него, брать ей зонт или не брать, а папа как-то сказал, что в предсказаниях Тоб превзошел даже деда.

– Я устала, есть хочу! – Селия попыталась зайти с другого бока.

      В этот раз брат все же поднял на нее ярко-синие, как у папы, глаза.

– Потерпи чуть-чуть, а? Хочу сделать еще пару кадров, когда небо прояснится. А дома напишу маслом…

– Зачем тебе этот скучный пейзаж? – не отставала Селия. – Накопились излишки зеленой и серой краски?

– Вот увидишь, при ярком солнечном свете появятся другие оттенки! Минут десять осталось подождать… Кстати, у меня в рюкзаке вроде была шоколадка. Возьми себе и погуляй здесь. Только далеко не уходи! – и Тобиас опять склонился над рисунком.

Селии ничего не оставалось, как согласиться. Брат походил на деда не только умением угадывать погоду: занимаясь любимым делом, он напрочь забывал обо всем остальном. Как, впрочем, и отец. Мама говорила, что у них в роду все мужчины таковы и ей заранее жалко свою будущую невестку, если Тоб когда-нибудь все же соизволит оторваться от живописи ради такого пустяка, как женитьба.

Порывшись в старом линялом рюкзаке брата, Селия обнаружила завернутый в фольгу квадратик шоколада – горького, который терпеть не могла. Однако чувство голода становилось все навязчивее. Досадливо вздохнув, она отправила шоколад в рот целиком, еще раз глянула на увлеченного работой Тоба и неспешно побрела вверх по едва различимой тропинке. Буквально через десять шагов взгляд зацепился за яркое пятно в монотонном ландшафте: там, где тропинка огибала огромный валун, рос приземистый кустик, увешанный гроздьями розовых соцветий. Она поспешила туда. Но едва поравнявшись с кустом, остолбенела: за валуном простирался настоящий альпийский луг, покрытый желтыми, синими, белыми, лиловыми цветами!

Вот что надо было рисовать и фотографировать! Селия уже открыла рот, чтобы позвать брата, но передумала: пусть любуется своими серыми скалами, а она сделает офигительное селфи среди цветов!

Однако сюрпризы на этом не закончились. Едва ступив на цветочный ковер, она услышала голоса – совсем рядом, хотя никого не было видно. На всякий случай Селия нырнула обратно в тень валуна, вскарабкалась на соседний выступ и уже оттуда разглядела группу людей на противоположном краю луга.

Мужчина и женщина сидели на траве, а девочка и парень гонялись друг за другом, и горное эхо разносило их веселые возгласы. Парень, стройный шатен, казался ровесником Тоба, а девочка была примерно того же возраста, что и Селия. У нее были очень красивые волосы: темно-рыжие, волнистые и длинные, ниже пояса. Взрослые, оба в широкополых шляпах, разговаривали, склонившись друг к другу, их лица было не разглядеть. Парень вскоре присоединился к ним, налил себе в стакан воды из большой стеклянной бутылки и залпом выпил.

Глядя на него, Селия тоже почувствовала острую жажду и быстро отвернулась, ища глазами рыжеволосую девочку. Та брела по лугу в сторону валуна, за которым пряталась наблюдательница, и сосредоточенно собирала мелкие голубые цветочки – в тон длинной синей накидке, что была на ней. Тут луч обещанного Тобом солнца наконец прорвался сквозь облака. Сразу потеплело, и девочка скинула накидку на траву, села на корточки и стала вплетать цветы в волосы. Получалось очень красиво…

– Эль! Э-э-эль!

Селия вздрогнула. Это мужчина звал рыжеволосую девочку. Голос у него был необычайно низкий. Эль побежала обратно. Мать и старший брат уже собирали посуду в корзину: пикник окончен. Семейство направилось к дальнему краю луга, парень с корзиной впереди, остальные следом; Эль весело скакала, держась за руки матери и отца. И вдруг все четверо исчезли из виду – вероятно, там начинался крутой спуск.

Какое странное имя – Эль! Непривычное, загадочное… но красивое. Как и сама девочка. Кстати, она тоже могла бы так зваться: Арселия – Селия – Эль…

Вот только такие косы ей никогда не отрастить! У Селии были обычные прямые волосы, темные, как у мамы. Только мама свои постоянно красила, экспериментируя с разными оттенками, а ей не разрешала. Блестящие черные кудри, которыми отец в молодости покорял сердца зрительниц – теперь-то он был уже наполовину седой – достались Тобу. Спрашивается, зачем, если он все равно стригся под ноль? Ни лицом, ни фигурой Селия тоже похвастаться не могла. В семье блистательных, талантливых, красивых и умных она была в высшей степени обыкновенной. Единственное, что она унаследовала от папы – это синие глаза, хоть и бледнее, чем у брата. Ну и где справедливость?

Интересно, а какого цвета глаза у рыжеволосой Эль? Наверняка тоже необычные… Счастливая! Видно же, как любят ее родители и брат. И путешествуют они всей семьей. А Селия и Тобиас учились не просто в разных школах – в разных странах, и виделись только на каникулах. Родители, насколько она помнила, и до развода никогда не отдыхали вместе: мама любила экзотические курорты, а папа был целиком поглощен работой и лишь изредка позволял себе расслабиться под парусом своей старой яхты.

Родители мамы жили в Канаде, внуков навещали редко: у них была большая ферма – надолго не оставишь. Испанские родственники со стороны отца вообще игнорировали их семью: Селия краем уха слышала, что они очень обижены на папу, но из-за чего, так и не непоняла. Только дедушка, папин отец, действительно любил ее. Но он был уже очень-очень старый! Все дни напролет дед проводил в кресле у камина, погрузившись в свои думы…

Вот и получается, что не было у них настоящей семьи. И ей, Селии, не дано играть в догонялки со старшим братом или гулять, взявшись за руки с мамой и папой…

Сетуя на несправедливость жизни, она добрела до середины луга и наткнулась на синюю накидку, забытую рыжеволосой Эль. Что делать – бежать за ней? Вряд ли догонит… Селия подняла с травы необычный наряд и накинула на плечи, примеряя: полы сходились, закрывая ее почти до пят. Подобные плащи она видела разве что в иллюстрациях к детским сказкам или в исторических фильмах. А подняв капюшон с оборками, и вовсе почувствовала себя принцессой. Принцесса прекрасной неведомой страны – разве не чудесно звучит? Поддавшись незнакомым доселе ощущениям, Селия закружилась среди цветов…

– Здравствуй! – вдруг раздался тихий голос.

Селия испуганно обернулась. Возле огромного черного валуна, откуда она только что пришла, стояли двое. Двое очень странных мужчин. Больше всего они походили на эльфов из «Властелина Колец» – волосы ниже плеч, одежда сказочных воителей. Правда, никакого оружия у них в руках не было. Один был молодой, другой старый, совсем седой. Старый смотрел сурово, молодой улыбался. Видимо, это он ее звал.

– Ты – принцесса неведомой страны? – снова раздался тихий шуршащий голос.

Молодой продолжал улыбаться. Селии даже показалось, что он и вовсе не размыкал губ. Конечно же, показалось, или просто солнце слепило, отражаясь от гладкой поверхности скал…

– Ты – принцесса неведомой страны? – в третий раз прозвучал вопрос, теперь уже настойчиво.

Селия завороженно кивнула. Почему, зачем – она и сама не знала.

– Прекрасно! – прошелестел голос. – Хочешь увидеть свою страну?

Селия так и не поняла, кто из двоих говорил – теперь улыбался и старый. Она снова кивнула.

Миг – и оба незнакомца оказались рядом, хотя только что их отделяла от Селии шагов десять, не меньше. Молодой крепко сжал ее левую ладошку, старый – правую, цветочный ковер поплыл под ногами – и все исчезло!

Когда со стороны большого валуна раздался отчаянный крик Тобиаса, на лугу уже не было никого, только ветер колыхал цветущие травы.

Глава 2. Встреча в лесу

Косые лучи солнца сочились сквозь сумрачный ельник и стелились поперек тропы золотистой «зеброй». Наверняка уже не меньше пяти пополудни. За неполный год жизни в деревне Аглая отвыкла носить часы, а брать с собой мобильный не имело смысла: в лесу не было связи. На хуторе, правда, наконец установили спутниковую антенну. Збишек хвастался, что будет смотреть чемпионат мира по футболу jak normalni ludzie, на что Ханна бойко ответила, вытирая натруженные руки вышитым льняным полотенцем: «Посмотришь, kochanie – если после сенокоса на телевизор силенок хватит…»

Аглая опустила корзину на землю и помассировала правое предплечье. Вроде и ноша не больно тяжелая – всего-то банка сливок, кружок сыра да литровая бутыль родниковой воды – а руку оттягивает… Зато накрутит Климу полморозилки мороженого: и клубничного, и ванильного! Домашнее молоко и яйца можно купить в поселке, но таких сливок, как на хуторе, больше ни у кого в округе не найдешь: сладкие, густые, взбиваются в два счета!.. Может, Бонифация приучить корзину носить? Сенбернаров ведь для того и вывели, чтобы тяжести по горным тропам таскали, какая разница, в Альпах или в Татрах? А у нее пес лодырь каких мало, целыми днями только и делает, что на крыльце дрыхнет; раньше хоть за бабочками гонялся да на соседских кошек гавкал, а теперь вырос, не к лицу, видите ли, щенячьи радости…

Кстати, а где пес-то? Что-то давненько его не видно и не слышно!

– Боня! Боня, ко мне! – крикнула Аглая как можно резче, от натуги аж в горле запершило. – Ко мне!

Клим предупреждал: если она будет отдавать команды своим всегдашним мечтательным голоском, пес ни за какие коврижки не станет их выполнять и вырастет оболтусом. Оболтус размером с медведя в доме был ни к чему, поэтому собаку Аглая воспитывала строже, чем когда-то сына. Сын вырос хорошим человеком. И Бонифаций станет хорошим псом. Просто он еще почти щенок, любопытный и легкомысленный…

– Боня! – нетерпеливо позвала она еще раз, и несколько секунд спустя слева от тропы затрещали сучья, заколыхались кусты, и лохматое чудище явилось перед хозяйкой, неистово виляя хвостом и умильно улыбаясь. – Где тебя носит, Боня? Вот приедет завтра Клим, расскажу, что ты меня одну в глухой чаще бросил. Тоже мне, сторож!

Из всей тирады пес, очевидно, понял только про Клима и радостно загавкал. Гулкое горное эхо тотчас преобразило дружелюбный лай в завывание собаки Баскервилей.

– Ладно, пойдем, – Аглая взяла корзинку в левую руку. – Только больше не убегай, скоро будем дома.

Псу не позволялось бегать без поводка по улицам деревни. Селяне Бонифация знали и любили, многие и сами держали крупных овчарок местной породы, но туристы могли напугаться.

Они пошли дальше. Пес трусил впереди, мягко ступая большими мохнатыми лапами, Аглая бодро шагала следом: подол летнего сарафана так и вился вокруг щиколоток, цепляясь за ремешки сандалий. Дорога от деревни до хутора была шириной чуть более двух метров, вполне достаточно, чтобы машина проехала. Не любая машина, конечно, только внедорожник. Зимой, когда наносило сугробы выше колена, хуторяне чистили дорогу трактором. Зато летом ходить по тенистому шляху легко и приятно… И все же хорошо, что она не поддалась уговорам Ханны и не осталась на чай: в горах даже в июне быстро темнеет, достаточно солнцу зайти за гряду. И сразу становится неуютно. Что ни говори, дикая природа – не самый подходящий ареал обитания для городских дам вроде нее.

Дама с собачкой… С бо-ольшой собачкой!

Аглая шла и улыбалась своим мыслям. Завтра, уже завтра приедет Клим, и они все лето проведут вместе! Она молодец, поднатужилась и завершила перевод почти на месяц раньше срока. А следующий заказ возьмет только в августе, когда сын уедет обратно в Калининград. Выпускной класс в гимназии – не шутка, сюда он сможет вырваться только на зимних каникулах. Так что до Рождества она снова будет много-много работать, чтобы не слишком тосковать…

По сути, ей очень повезло с работой. Издательство, с которым она сотрудничала уже лет десять, специализировалось на фантастике и детективах. Что-то по-настоящему изысканное, литературно-вкусное, попадалось нечасто, зато переводить подобную беллетристику было несложно, а главное, нескучно. Не то что «серьезную» литературу! В прошлом году, соблазнившись солидным названием, она взялась за «Энциклопедию символов», о чем жалела с первой до последней страницы. Заумный опус на поверку оказался полной чушью. Нет, Аглая не имела ничего против эзотерики, если та не претендовала на истину в последней инстанции. Но как можно называть скарабея символом Солнца, возрождения и одновременно благосостояния, а также рекомендовать носить его беременным женщинам «от сглаза», если в Древнем Египте все священные жуки считались самцами и олицетворяли исключительно мужскую силу и оплодотворяющее начало! Аглая очень ответственно относилась к своей работе, проверяла каждый факт, дату, фамилию или название, и за двадцать лет накопила в голове столько, что и сама могла бы написать энциклопедию.

Нет, больше никаких «серьезных» заказов без удовольствия от проделанной работы. Другое дело – забавное, легкомысленное, необременительное фэнтези. Переведет два-три романчика – и не заметит, как снова наступит Новый год…

Задумавшись, Аглая чуть не налетела на собаку. Бонифаций внезапно застыл посреди дороги: уши торчком, нос по ветру. А потом с лаем бросился направо, в густой хвойный лес. Зайца учуял, что ли?

– Боня, ко мне! Боня! – крикнула она.

Пес послушно вернулся – и тотчас нырнул обратно в заросли папоротника. А несколько секунд спустя его возбужденный лай вдруг перешел в скулеж и затих.

Аглая не задумываясь кинулась по следам собаки: Бонифаций весил почти в два раза больше хозяйки, так что проложил в папоротниках целую магистраль. Надломленные стебли источали резкий запах йода. А вот и он сам, зверюга – рыже-белый окрас ярко выделялся среди зелени. Пес приподнял массивную голову, сделал несколько шагов в сторону Аглаи, гавкнул и вернулся обратно. Что же такое он там нашел, что решил непременно показать хозяйке?

Осторожно ступая меж папоротников – все же сандалии не лучшая обувь для прогулки по лесу – Аглая пробралась ближе. И ахнула.

Под старой сосной ничком лежал человек. Лица Аглая не видела, но почему-то сразу подумала, что он мертв: живой разве будет вот так лежать в лесу? Но когда Бонифаций, ободренный присутствием хозяйки, ткнулся в него мордой, человек дернул рукой – видимо, пытался закрыться от собаки. Аглая осмелела, подошла ближе и склонилась над лежащим:

– Эй, что с вами? Вы меня слышите?

Человек слабо застонал и чуть шевельнул головой. Волосы у него были черные, кудрявые, довольно длинные, как у цыгана. Тут только до Аглаи дошло, что с перепугу заговорила с ним по-русски. С другой стороны, как ей было с ним разговаривать? Незнакомец не был похож на местного жителя. Хотя туристы тоже не бродят по горным лесам в белых брюках и в замшевых мокасинах на босу ногу. Неуместный наряд дополняла тонкая сорочка, белая в голубую полоску, и элегантный темно-синий пиджак – самое то для прогулки, скажем, по ночному Риму… Да уж, неувязочка!

Эта необъяснимая странность почему-то придала ей смелости. Аглая решительно взяла незнакомца за плечи и перевернула на спину, чувствуя себя если не отважной медсестрой на поле боя, то как минимум доброй самаритянкой. Мужчине на вид было чуть за сорок: в короткой бороде и на висках заметно пробивалась седина. Он снова застонал и медленно открыл глаза – неожиданно синие, яркие даже в лесном сумраке.

И тут Аглая чуть сама не упала – от удивления: это лицо ей было знакомо! И с русским она невольно угадала: человек, лежащий перед ней, прекрасно говорил по-русски, хоть и с небольшим романским акцентом – она сама это слышала, причем не так давно.

– Вы ранены? Что с вами? – судорожно сглотнув, спросила она.

– Голова… И плечо… – пробормотал он и снова попытался подняться.

Аглая помогла ему сесть и заодно осмотрела голову: чуть выше левого виска набухала приличная шишка. А в полушаге из земли торчал виновник шишки – толстый корень сосны. Бонифаций уселся напротив и настороженно наблюдал за хозяйкой и незнакомцем.

– Похоже, вы ударились головой о корень и ушибли плечо. Ну ничего, главное, что живы.

– Вроде живой, – кивнул мужчина и тут же болезненно поморщился. – Где я?

– В лесу. Вернее, в горах.

– В каких… горах? – синие глаза изумленно расширились.

«Плохо дело! – подумала Аглая. – Похоже, от удара бедняге отшибло память». Но вслух ответила:

– В Татрах.

Мужчина на миг закрыл глаза и облизал пересохшие губы. Аглая вспомнила, что у нее есть вода – удивительно, как она умудрилась не выпустить из рук корзину, когда бежала за псом.

– Вот вода, держите – я всегда набираю в роднике неподалеку…

Раненый схватил бутыль, двумя руками поднес к губам и долго пил не отрываясь.

– Благодарю, – он наконец вернул бутыль. – Теперь намного лучше.

– Возможно, у вас сотрясение мозга, – спокойно сказала Аглая: в кино таким тоном врачи говорят с безнадежными пациентами. – Вам нужно в больницу. У нас в поселке есть только фельдшер, но он сможет отвезти вас в город…

– Не надо, – прервал её раненый. – Далеко до посёлка?

– С полкилометра будет. Вы посидите тут, а я быстро схожу за машиной…

– Не надо, – снова повторил он. Голос его заметно окреп и даже зазвучал бархатными нотками, знакомыми миллионам поклонников. – Сам дойду.

Мужчина осторожно поднялся, но пошатнулся и инстинктивно схватился за руку Аглаи. Пес с грозным рыком метнулся к хозяйке, и раненый чуть не свалился обратно на землю.

– Спокойно, Бонифаций! Свой! – она свободной рукой хлопнула пса по холке, чтобы перестал рычать.

– Бонифаций, значит, – неожиданно улыбнулся собаке мужчина и перевел взгляд на хозяйку. – А я Рауль.

«Знаю», – хотела сказать она, но лишь кивнула:

– Аглая.

Рауль медленно выпрямился и с минуту стоял пошатываясь. Лицо его было очень бледным, зрачки расширены: должно быть, у него сильно болела голова.

– Вы здесь живете, Аглая? – превозмогая боль, спросил он.

– Да, на окраине поселка. Еще минут десять ходьбы. Вы точно в состоянии идти?

Рауль кивнул, сделал пару шагов и опять пошатнулся.

– Голова немного кружится, – признался он смущенно.

Это его смущение было таким трогательным, что Аглая окончательно перестала робеть.

– Держитесь за меня, – предложила она. Взяв корзинку в одну руку, другой сама обняла раненого за талию и скомандовала тем неестественным голосом, каким дрессировала собаку: – Закиньте руку мне на плечи. Ну же!

– Никогда в жизни не держался за женщину, – буркнул Рауль, но послушно исполнил команду.

Он был на голову выше ее, так что со стороны оба наверняка смотрелись презабавно. Да и сама ситуация была настолько немыслимой, что Аглая с трудом подавила нервный смешок.

– Все когда-то случается в первый раз, – заметила она, с трудом выпрямляясь под тяжестью его руки.

– И то верно, – смиренно согласился раненый.

И они двинулись в путь.

Самыми трудными были первые двадцать шагов через заросли папоротников. Когда же наконец выбрались на шлях, дело пошло легче. Боня трусил впереди, поминутно оглядываясь бредущую в обнимку на парочку. Время от времени Рауль останавливался и несколько минут стоял, закрыв глаза, затем шел дальше. Аглая догадалась, что его мучают приступы головной боли.

– Может, все-таки к врачу? – спросила она во время одной из таких остановок. – Травма может оказаться серьезной!

– Ничего, пройдет.

– В любом случае, осмотр врача не помешает…

– А вдруг я сам врач?

– Вы не врач, а музыкант! – не удержалась Аглая. – Точнее, композитор и дирижер.

Реакция собеседника была вполне предсказуемой.

– Вы что, ясновидящая? – бледное, болезненно застывшее лицо вытянулось от удивления.

– Да нет, просто ведьма… – Аглае вдруг стало весело. – В здешних горах нам, ведьмам так привольно живется! Вари себе зелья да продавай – туристы берут ведрами! Так вот, помешиваю я, значит, любовное зелье – самый востребованный продукт, знаете ли – и вдруг в облаке пара над котлом вижу картинку: лежит посреди бурелома человек, тяжело раненный, но живой. Присмотрелась – батюшки святы, да это же сам Рауль Кауниц! Ну я, конечно, все бросила и поспешила в лес: как не помочь известному артисту, хорошему человеку…

Войдя во вкус, Аглая не сразу заметила, что «известный артист и хороший человек» таращится на нее во все глаза, забыв даже о головной боли.

– Да не смотрите вы так! – рассмеялась она. – Просто мы с Климом – это мой сын – весной были на концерте «Ювенты» в Калининграде…

– Вот как! – Рауль выдохнул с облегчением. – А я уже испугался, что попал в лапы ведьме… Не хотелось бы, если честно.

– Что, есть печальный опыт? – бойко осведомилась Аглая: ее болтовня хоть немного, да отвлекала собеседника от боли.

– Случалось, – хмыкнул Рауль и тут же сменил тему: – Тут все местное население следит за новостями мировой культуры, или вы – приятное исключение?

Аглая невольно улыбнулась: умеют же некоторые делать комплименты.

– Я не совсем местная. Всего год назад переехала: получила дом в наследство. Раньше жила в Калининграде. Семья и сейчас там.

– Муж, дети? – вежливо поинтересовался Рауль. Хотя было видно, что силы у него на исходе.

– Сын и родители…! Еще чуть-чуть потерпите, скоро будем дома.

В обнимку да пошатываясь, они наконец вышли на поляну, отделявшую лес от деревни. Дорога вместо десяти минут заняла более получаса. Дом Аглаи, аккуратная избенка с мансардой, стоял чуть в стороне от соседей, окруженный старым садом.

– Вы уж простите меня, Рауль, что так много болтаю, – сказала Аглая, направляясь к деревянной калитке, выкрашенной, как и весь заборчик, в оптимистичный лимонный цвет. Бонифаций уже ждал у калитки, радостно виляя хвостом. Освободив изрядно затекшую правую руку, Аглая откинула крючок. До крыльца Рауль дошел самостоятельно, следуя за сенбернаром – тот больше не выражал к нему недоверия. – Это от нервов… Если честно, я очень испугалась, когда увидела вас под деревом – подумала, что мертвый! Со мной впервые такое… приключение. В смысле, еще не доводилось находить бездыханных людей в лесу. Ну вы поняли…

Рауль вымученно улыбнулся:

– Если честно, я тоже впервые в жизни с таким удовольствием слушал женскую болтовню.

На этом его учтивость и закончилась. Силы тоже. Он пошатнулся и чуть было не свалился на крыльцо – Аглая едва успела поймать. Она кое-как довела гостя до дивана в гостиной. Он лег не сопротивляясь. Но полежав неподвижно несколько минут, открыл глаза и пристально посмотрел на нее.

– Только не вызывайте врача! – сказал с нажимом. – Мне просто надо немного поспать… Не хочу, чтобы меня здесь видели…

Он снова закрыл глаза и через несколько минут задышал ровно и медленно. Похоже, уснул. Аглая накрыла его узорчатым пледом, который сама связала прошлой зимой. Затем осторожно приложила ладонь к высокому лбу: жара вроде не было.

«Может, и вправду обойдется без вмешательства медицины? – думала Аглая, с любопытством глядя на спящего. Удивительно, но его тонкое, одухотворенное, очень красивое лицо отнюдь не выглядело неуместным на древнем диване с потертой кожаной обивкой, на вышитых крестиком подушках. Или она успела привыкнуть к появлению мировой знаменитости в ее скромной жизни, пока тащила эту знаменитость из леса? Нетрудно было понять, почему он не хотел, чтобы его здесь засекли. Вопросы вызывало другое: как он вообще оказался в глухом лесу, да еще в таком виде?

Наверняка за этим крылась какая-то тайна… Но в жизни Аглаи никогда не было тайн. И эта тоже была чужая.

«Не волнуйся, Рауль Кауниц, у меня нет привычки лезть в не свои дела, – мысленно заверила она гостя. – Так что спи спокойно и проснись завтра здоровым!»

Глава 3. Барышни и кавалеры

Комфортабельный автобус натужно преодолел последний, самый крутой подъем перед курортным поселком, который с гордостью именовался зимним раем для горнолыжников. Именно зимним. По сравнению с Альпами, Высокие Татры не такие уж высокие, летом снега здесь не найдешь – для лыж мертвый сезон. Зато уже сейчас, в начале июня, начинается наплыв туристов. Вон, полный автобус любителей полазить по пещерам и поглазеть на горные озера.

Большинство пассажиров досматривали последний утренний сон. Клим же старательно смотрел в окно, на панораму предгорий, хотя взгляд его то и дело косил влево, через проход. Там вольготно расположились две девицы, тоже русские, лет пятнадцати-шестнадцати, не старше. Брюнетка, правда, отчаянно строила из себя взрослую и всю дорогу щебетала с французским прононсом, выразительно жестикулируя и притоптывая стройными ножками. Клим не мог не заметить их стройность, поскольку на «француженке» было легкое короткое платьице, зеленое в крупный белый горох. Она же, в свою очередь, упорно притворялась, что не замечает взглядов соседа – между прочим, довольно привлекательного парня. Да что уж там, чертовски привлекательного парня! По уверению большинства одноклассниц, стрижка андеркат идеально сочеталась его богатырским сложением…

Клим улыбнулся собственным мыслям, и брюнетка тут же стрельнула в него глазками. Вторая девушка вела себя скромнее. Ее голубой сарафан на тонких бретельках был длиннее, а светлые волосы, в отличие от модной стрижки темноволосой подруги, заплетены в обычную косу. Первая красотка стрекотала без умолку, вторая в основном отмалчивалась, а если и говорила, то так тихо, что Клим не слышал. И как могут дружить такие разные люди? Хотя… Он где-то читал, что все люди делятся на ведомых и ведущих. Есть доминирующие, как эта бойкая брюнетка, и те, над кем доминируют, как ее светленькая подруга. Наверное, правду говорят: противоположности притягиваются.

Интересно, а он сам к какому психотипу относится? Ведомый он или ведущий? Хм, так сразу и не скажешь. В зависимости от ситуации, наверное… Но женщине он не позволит собой командовать, это точно!.. Кроме мамы. Маме Клим старался не перечить. И не потому, что она была властной и требовательной. Наоборот, мама была такой безотказной и беззащитной, что Клим с малых лет чувствовал себя главой семьи – мужчиной, обязанным заботиться и защищать…

Пока он ломал голову над парадоксами психологии отношений, автобус плавно подъехал к автовокзалу. Конечная остановка маршрута! Пассажиры возбужденно засобирались, самые нетерпеливы ринулись наружу, едва водитель открыл дверь. Сразу же образовалась очередь за багажом, ехавшем в недрах автобуса. Клим встал в самый хвост, поскольку торопиться ему было некуда: маршрутка до деревни отходила лишь через час. Плюс два часа пути, в итоге на место прибудет не раньше полудня.

Его прелестные попутчицы тоже не суетились и оказались последними в очереди за багажом. Блестящие дамские чемоданы выделялись на фоне спортивных сумок и рюкзаков не меньше, чем их владелицы – на фоне толпы туристов. Среди последних было немало женщин и девушек, все в футболках, в джинсах или шортах. И только эти две порхали в ярких летящих платьях, словно экзотические бабочки среди гусениц. Клим помог барышням достать чемоданы, за что был награжден одной приветливой улыбкой и одним томным «мерси».

Окрылённый, он решил предложить свою помощь в доставке гламурного багажа до стоянки такси, однако завозился с собственным: как назло, отцепился ремень от папки-портфеля; и не хотел же эту папку брать, да только листы А3 в рюкзак не запихнешь!

К тому времени, когда Клим, наконец, разобрался с ремешком, барышням его помощь была уже без надобности: обе повисли на стройном красавце в наимоднейших солнцезащитных очках, светло-голубых джинсах и белой рубашке с широким воротом, точь-в-точь как у Байрона на всех известных портретах. Расцеловав обеих, последователь лорда-поэта ловко выдвинул ручки чемоданов и покатил в сторону серебристого кроссовера, припаркованного шагах в двадцати. Красотки грациозно продефилировали следом и привычно уселись на заднее сиденье авто.

«Везет же некоторым!» – подумал Клим. Не без зависти. Глупо, конечно, но ведь кольнула же зараза! Усмехнувшись, он закинул рюкзак на правое плечо, на левое повесил неудобную папку и потопал в другую сторону, на стоянку местных маршруток. Только уселся на лавочку и полез в рюкзак за книгой, как рядом притормозила машина. Он поднял глаза: серебристый кроссовер!

– Привет, тебе куда? – из окна автомобиля высунулся парень в байроновской рубашке.

Ну надо же, тоже русский! Клим назвал деревню, где жила мама.

– Нам по пути. Садись, подвезем!

С трудом веря такому везению, Клим сгреб свои вещи и в три шага оказался у машины.

– Давай все сюда, – незнакомец уже открывал багажник.

Рюкзак удалось втиснуть между чемоданами девчонок и большой сумкой-холодильником. Осталось пристроить злосчастную папку.

– Рисуешь? – незнакомец уважительно кивнул на неё.

– Да так, первый класс, вторая четверть, – признался Клим. – Хочу попрактиковаться летом: думаю поступать в архитектурный, а там без рисования никак!

– Понятно… Давай-ка поставим сумку боком, а папочку твою положим сверху… Ага, вот так!

– Мороженое на весь полк? – придерживая сумку-холодильник, с пониманием осведомился Клим.

– Да нет, продукты всякие – мама выдала целый список… А мороженое мы сами делаем, в сто раз вкуснее магазинного.

Клим одобрительно кивнул: его мама тоже сама готовила мороженое, наверняка уже полморозилки им забила в ожидании любимого сыночка.

– Ну все! – парень закрыл багажник и протянул Климу руку: – Виктор.

– Клим.

Рукопожатие получилось настоящим, свойским, будто из тех нескольких слов, которыми они успели обменяться, они поняли друг о друге самое важное.

– Садись вперед, – сказал Виктор. – Сзади у меня оранжерея… с попугайчиками!

Последняя его фраза не проскользнула мимо ушей пассажирок: спустив стекло задней дверцы, они с любопытством наблюдали за парнями.

– Кого это ты попугаями обозвал, Виктор? – накинулась на шутника темпераментная брюнетка, едва он сел за руль, причем имя его произнесла по-французски, с картавым «р» и ударением на последний слог.

– Не попугаями, а попугайчиками-неразлучниками – очень милые птички, между прочим! – отразил выпад Виктор. – Вы же у нас неразлучные подружки, такие же милые… И такие же болтливые! – шепнул он Климу, заводя машину.

Глянув на девчонок через плечо, Клим заметил, что вторая, светленькая, примирительно сказала подруге:

– Считай, это был комплимент! – у неё оказался удивительно нежный голос.

– Дождешься от него комплиментов, как же! – буркнула брюнетка и тут же переключилась на нового пассажира. – Может, вы наконец представитесь, молодой человек? Жду не дождусь… от самой границы!

Клим, не ожидавший такой прямоты, на секунду замялся, и Виктор его опередил:

– Знакомьтесь, девочки, это Клим.

– Ева, – улыбнулась кроткая подружка, светловолосая.

– Надин! – звонко отчеканила вспыльчивая брюнетка. – А Клим – это типа Климент? Клема по-нашему?

– А Надин – это Надя по-нашему? – не остался в долгу Клим. – Типа Надежда?

Надин не снизошла до ответа, лишь негодующе поморщилась, зато Виктор расхохотался, а Ева отвернулась к окну, пряча улыбку.

– Нет, брат, ни малейшей надежды! – весело сказал Виктор, сворачивая на ю. – Надин – это Надин, наша единственная и горячо любимая кузина из самого города Парижа…

«Вот оно что – кузина! А Ева, должно быть, сестра…»

И Клим сам себе поставил два минуса. Первый за стереотипность мышления: ведь он почти позавидовал ровеснику, которого кинулись целовать сразу две красотки… И не почти, а точно позавидовал, что уж себя-то обманывать! А в придачу еще и определил парня в бонвиваны, по сути, только за белую рубашку да хороший автомобиль, причем скорее всего, отцовский.

Второй минус – за невнимательность. И как он сразу не заметил, насколько похожи Виктор и Ева? Оба высокие, но тонкокостные, у обоих открытые лица с четко очерченными скулами. Только подбородок у Виктора тяжелее, да волосы, собранные в длинный хвост, чуть темнее. А глаза у брата, наоборот, были светлее, чем у сестры – серо-голубые и прозрачные, тогда как во взоре Евы колыхалось штормящее море: Клим вырос на Балтике, и «цвет моря» для него всегда был серый.

Кузину Надин с ними роднила лишь стройность и грациозность. Волосы у нее были черные, очень густые, глаза карие, губы полные, а носик чуть вздернут…

Сравнительный анализ внешности родственников Клим провел, украдкой поглядывая в зеркало заднего вида. Увы, его маневры не остались незамеченными.

– Ну и каков вердикт? – поинтересовалась Надин, при этом не отрывая взгляда от смартфона, в котором показывала Еве фотки.

Клим чуть помедлил, делая вид, что раздумывает, но в конце концов смилостивился:

– Положительный.

Виктор рассмеялся и хотел что-то сказать, но тут его внимание привлекла встречная «шкода», сигналящая фарами.

– Сразу видно – русские едут! Только наши предупреждают о дорожном патруле… – он скосил взгляд на Клима. – Пристегнулся? Хорошо. Не хотелось бы, чтобы остановили: я без прав…

– В смысле? – напрягся Клим.

– А Вику права не положены: он у нас еще маленький! – тут же встряла Надин.

– Мне восемнадцать будет только через полгода, – признался Виктор, не обращая внимания на подколы кузины. – Но сегодня отец никак не мог сам встретить девчонок, вот и разрешил мне взять машину…

«Ага!» – на сей раз Клим мысленно поставил себе плюсик.

Тут неожиданно подала голос Ева:

– Да не волнуйся ты, Вик, папину машину никогда не останавливают.

– Это когда он сам за рулем!

– Без разницы, – качнула головой Ева и вернулась к смартфону.

«И кто же у них отец? Наверняка важная птица…» – подивился Клим, но Надин не дала ему додумать мысль.

– А тебе уже есть восемнадцать, Клим? – осведомилась она невинным голоском.

– Нет. Будет весной, – ответил Клим, мысленно добавив: «Тебе-то какая разница, сама еще ребенок!»

– Так ты тоже в одиннадцатый перешел? Выглядишь старше, – заметил Виктор.

– Потому что он большой и мускулистый – явно с утра до вечера качается! – вставила Надин.

– Это у одной маленькой девочки язык большой и мускулистый – явно с утра до вечера качается! – парировал Виктор.

– Кто маленькая? – мгновенно взвилась французская кузина. – Мне шестнадцать… почти!

– Ага, будет в следующем году!

– Зато у меня есть жизненный опыт! Я давно сама по себе. А ты и в тридцать будешь держаться за подол маминой юбки!

– Только маму мою не тронь!

Атмосфера в машине стремительно накалялась. Клим чувствовал себя неловко: перебранка-то началась из-за него. К счастью, вмешалась миролюбивая Ева.

– Ты ведь не местный, Клим? – спросила она, меняя тему разговора. – К нам на каникулы? На турбазу?

– Не-а, к маме, – Клим благодарно глянул на нее через плечо. – Я в Калининграде живу, а мама здесь. Год назад поселилась: как приехала посмотреть, так больше не захотела уезжать.

– Да, у нас тут красиво, – подхватил Виктор. – На мой взгляд, даже лучше, чем в Альпах.

– Да ты Альпы толком и не видел! – снова встряла Надин.

– Как не видел? Мы же ехали к вам через Тироль и Швейцарию!

– И ты думаешь, что за два дня смог рассмотреть Альпы? Нет, ну ты хоть представляешь, какие они большие?

– Откуда? – пожал плечами Виктор. – Мы же люди темные, в школе географию не изучали, книжек отродясь в руках не держали… Сама знаешь – у нас в доме даже телевизора нет!

Снова завязалась перепалка. Похоже, для этих двоих не существовало безопасных тем.

– Они всегда так, – Ева виновато пояснила Климу. – Хлебом не корми – дай поспорить! Как подумаю, что придется слушать эту грызню все лето…

– Это не грызня, а полемика! – тотчас ввернул Вик, на мгновенье отвлекшись от разгоряченной кузины.

– Скажи еще, прения! – хмыкнула Надин. – В любом случае, ты должен быть мне благодарен – на ком бы еще ты оттачивал свой сомнительный ораторский талант!

– Понеслось… – покачала головой Ева.

Клим сочувственно улыбнулся симпатичной девчонке, она улыбнулась ему в ответ и тут же смущенно опустила глаза, даже щечки порозовели. И Клим вдруг подумал, что в жизни еще не встречал девушки, так мило краснеющей от смущения…

Виктор и Надин все еще спорили – теперь уже о преимуществах горнолыжных курортов – когда Клим, не забывавший следить за дорогой, заметил нужный указатель.

– Останови здесь, – попросил он Виктора, раскрасневшегося не меньше сестры, только не от робости.

– Так ведь до поселка еще километр! – удивился тот, но свернул на обочину.

– По прямой короче. Срежу угол и сразу выйду на шлях. Я прошлым летом здесь все окрестности излазил, вплоть до хутора.

– До хутора? Тогда понятно… Погоди, сейчас открою багажник.

Он помог Климу нацепить на плечи рюкзак и торжественно вручил папку-портфель.

– Ты рисуй, не ленись! Встретимся – покажешь.

– Спасибо, что подбросили, – Клим протянул руку новому знакомому.

– Всегда пожалуйста, – Виктор крепко пожал ему руку и вдобавок хлопнул по плечу. – Пока!

– Пока! – Клим заглянул в боковое окно. – Пока, девчонки! Рад знакомству.

– До свидания!

– Au revoir!

Дойдя до подножья скалы, откуда начиналась тропинка, Клим оглянулся, но серебристого автомобиля уже и след простыл. И только тогда он понял, что так и не узнал, куда направляется веселая троица и кто они такие вообще.

Глава 4. Отправная точка

Аглая проснулась, как всегда, в пять утра, безо всякого будильника. Хотя легла позднее обычного: убедившись, что гость крепко спит, она еще долго возилась на кухне – готовила любимое мороженое для сына. Гостиную от кухни отделял длинный коридор, так что жужжание миксера вряд ли могло потревожить сон больного. А закончив, вспомнила, что не покормила собаку. Сенбернар терпеливо ожидал ужина во дворе. В теплое время года он спал под верандой, в добротной будке, которую соорудил Клим прошлым летом, когда Боня был ещё толстым дурашливым щенком.

Уже за полночь она тихонечко прошла в свою комнату. Раньше здесь была спальня хозяйки, старой Зофии – называть её просто Зосей даже у местных язык не поворачивался. Зофия была сестрой ее бабушки. Аглая видела ее всего два раза в жизни: в детстве, когда приезжала в деревню с мамой, а затем лет двадцать спустя в Калининграде, когда Климу было уже семь.

Второй раз, в отличие от первого, Аглая до сих пор помнила до мельчайших деталей. В тот день она получила письмо от мужа, который тогда стажировался в США. В письме он прямо, без обиняков сообщил ей, что остается в Штатах, так как в России нет возможностей для профессионального роста, убедительно просил ее не тянуть с разводом, чтобы он смог поскорее снова жениться и получить американское гражданство, а также клялся не оставлять сына без материальной помощи. Надо признать, что слово он сдержал – деньги присылал регулярно. Да и сама Аглая вскоре поняла, насколько легче ей стало жить без постоянного ворчания непризнанного гения…

Однако в тот знаменательный день она горько рыдала над письмом, когда неожиданно затрезвонил дверной звонок. На ходу утирая слезы, Аглая поплелась открывать дверь. На пороге стояла Зофия. Несмотря на минувшие десятилетия, Аглая сразу ее узнала. Польская родственница совсем не изменилась: все такая же прямая спина, гладкая, волосок к волоску прическа и не поддающееся старости лицо, которое можно было бы назвать красивым, не будь оно столь суровым. Бабушка как-то рассказывала, что много лет назад муж и сын Зофии погибли в горах под обвалом – их тел так и не нашли. Тогда она и поселилась в деревне недалеко от места трагедии, работала учительницей в начальной школе и всю жизнь прожила одна. В округе ее уважали, однако побаивались: поговаривали, будто она колдунья. Глупости, конечно. Просто Зофия, биолог по образованию, хорошо разбиралась в травах…

– Муж бросил! – не спросила, а заявила гостья, едва глянув на заплаканное лицо внучатой племянницы.

В тот момент Аглая лишь отрешенно подивилась, откуда дальняя родственница могла знать о ее беде, если она сама лишь час назад получила письмо. Да и как вообще оказалась в Калининграде? Впрочем, на второй вопрос, хоть и не заданный, гостья ответила сама:

– Я приехала сказать, что свой дом в горах завещала тебе. Ты единственная, кому он принесет счастье. Когда уйду в мир иной, приезжай и живи.

Сказала – и пошла обратно к двери. Правда, с порога обернулась и добавила, чеканя слова:

– Не плачь. Он был не твой мужчина. Своего встретишь позже. Но сначала воспитай сына достойным человеком!

Больше Аглая ее не видела. Но и о своей одинокой доле больше не горевала. Некогда было горевать – надо же было воспитать сына достойным человеком… Клим хорошо учился, занимался спортом, заботился о дедушке с бабушкой. В общем, вырос серьезным и ответственным. А полтора года назад пришло известие о кончине Зофии: как оказалось, ей было уже девяносто семь. Для храбрости прихватив с собой Клима, Аглая поехала глянуть на доставшееся ей наследство.

И с первого взгляда влюбилась: в дом, в местный люд, в сказочной красоты горы! Однако Климу надо было учиться. И тогда Аглая решилась на самый смелый поступок в своей жизни: поселилась в Татрах одна, оставив сына с родителями. А чтобы маме было не так одиноко, Клим подарил ей щенка сенбернара, потратив немалые деньги, которые копил на новый компьютер…

Подарок оказался очень кстати: Бонифаций не меньше любимой работы помогал Аглае коротать время между свиданиями с сыном. Взять хотя бы вчерашнее приключение: если бы не пёс, она бы не нашла в лесу раненого Рауля Кауница – талантливейшего музыканта, мировую знаменитость…

Кстати, надо бы посмотреть, как он там! Когда Аглая перед сном заглянула в гостиную, гость крепко спал. Головная боль, похоже, его больше не тревожила, и лицо уже не было таким бледным. Ему действительно становилось лучше…

Быстро натянув цветастый сарафан – небо было ясным и день обещал быть теплым – Аглая застыла перед зеркалом с расческой в руке. Волосы у нее были приятного светлого оттенка, но тонкие и слабые. Так что косы она никогда не могла себе позволить, максимум удлиненное каре. А чтобы стрижка выглядела действительно классической и хоть как-то обрамляла лицо, далекое от эталонного овала, Аглая каждые три месяца ездила стричься в Калининград, к единственному парикмахеру, которому было под силу оживить унылую растительность на ее голове.

И за руками следила тщательно, с любовью: раз уж они с утра до вечера мелькали перед ней на клавиатуре компьютера, то не должны были раздражать своей неухоженностью. Стрижка и маникюр были единственной роскошью, которую Аглая позволяла себе в отношении внешности. В остальном действовала по принципу ограничения. Косметикой почти не пользовалась – зачем краситься, если безвылазно сидишь дома? За новыми нарядами не гонялась по той же причине. С детства склонная к полноте, регулярно отказывала себе во вкусненьком, чтобы одежда привычных фасонов оставалась комфортной. Правда, недавно она обнаружила, что ее любимые многослойные наряды вдруг стали модными и теперь называются бохо, а не «цыганщиной»…

И чего это она сегодня застряла перед зеркалом? Вот что значит мужчина в доме! Опомнившись, Аглая пару раз провела расческой по волосам, нанесла на руки по капле ароматического масла, потерла бледные щеки. Ну все, достаточно, скоро сын приедет, еще и гостя надо накормить! Интересно, как Клим воспримет Рауля?..

Все еще улыбаясь над воображаемой реакцией сына, она спустилась на первый этаж, тихонько приоткрыла скрипучую дверь и заглянула в гостиную. Гостя там не оказалось! На стареньком диване лежал только аккуратно сложенный плед.

Рауль обнаружился на кухне: пил родниковую воду прямо из бутылки, глядя в окно на горные вершины над полосой леса.

– Доброе утро! – поздоровалась она. – Не спится?

Он обернулся, озадаченное выражение вмиг сменила приветливая улыбка:

– Доброе утро, Аглая. Привык рано вставать… Ничего, что я выпил всю воду?

– Пейте на здоровье, она целебная, с серебром, из горного источника. Я еще принесу… – тараторя куда быстрее, чем самой хотелось, Аглая включила плиту и сняла с полки турку. – Кофе будете?

– С удовольствием.

– А вам точно можно?

– Нужно! Поверьте, я прекрасно себя чувствую – только кофе для полного счастья и не хватает.

Аглая скептически хмыкнула: вряд ли шишка могла сойти за ночь, да и плечо наверняка еще болело. Понятное дело, хорохорится. Мировая знаменитость, а такой же, как все мужики…

А гость устроился на широком подоконнике – здесь же любил сидеть и Клим, даже горшки с геранью пришлось убрать – и стал с любопытством наблюдать за процессом приготовления кофе. Аглая сразу засмущалась: куда ей до вершин кулинарного искусства, к которым наверняка привык гость? Если верить журналистам, родители Рауля Кауница принадлежали к старейшим дворянским родам Европы… Но постепенно многолетняя утренняя привычка взяла верх. Она не спеша разогрела турку, всыпала туда ложечку тростникового сахара, подождала, пока тот начал плавиться, и лишь тогда добавила кофе, специи и крупинку соли. Главное, вода была правильная: мягкая, чистая, из колодца во дворе.

– Я уже подумала, что вы сбежали, когда не увидела вас в комнате, – сказала Аглая, не отрывая взгляда от турки.

– Ну что вы! Было бы верхом невежества уйти, не попрощавшись и не поблагодарив за спасение! Да и ваш мохнатый защитник вряд ли бы меня выпустил…

– Про защитника это сто процентов! – кивнула Аглая. – Последите за кофе, я отнесу Боне попить!

Сенбернар приветствовал хозяйку бодрым гавканьем. Плеснув ему в миску воды из ведра, стоявшего на краю колодца – воспитанный пес не лазил в ведро сам – Аглая поспешила обратно на кухню. Успела как раз к тому моменту, когда кофейная пенка начала вздыматься. Рауль послушно караулил у плиты с прихваткой в руке.

– Вижу, вы тоже кофеман, – Аглая забрала у него прихватку и сняла турку с огня.

– Ага, причем потомственный… Можно спросить, почему вашего сенбернара зовут Бонифаций? У меня с этим именем только одна ассоциация: крестовые походы! – гость явно был готов говорить о чем угодно, лишь бы не о себе.

– Тех Бонифациев, помнится, было даже несколько: два короля и два маркграфа, – вежливо поддержала тему Аглая.

– Вы что, историк? – откровенно удивился Рауль. – Никогда бы не сказал! Для историка вы слишком… – он вдруг осекся.

– Какая?

– Слишком настоящая.

«И что это значит?» – теперь уже удивилась Аглая. Но уточнять не стала, постеснялась.

Чуть поколебавшись, Рауль сам объяснил:

– Мне кажется, вы человек творческий, но при этом не оторванный от земли.

– Со стороны виднее… А что касается королей и маркграфов Фессалоники, так я наткнулась на упоминание о них в одном историческом детективе. – Тот факт, что детектив этот она не просто читала, переводила, Аглая скромно опустила.

– А мне еще в детстве пришлось выучить историю давно сгинувшего государства крестоносцев – только чтобы сделать матери приятное…

Рауль не договорил, но Аглая и сама догадалась, что речь идет о родовых корнях. Все же ей больше повезло с предками: будучи людьми вполне обычными, они, конечно, историю не творили, но и ничего такого не вытворяли, чтобы века спустя потомки мучились зубрёжкой их «подвигов».

– Да уж, в старушке Европе на трон лезли все, кому только было не лень, – иронично заметила Аглая, отчего-то уверенная, что собеседника это не оскорбит. – В России желающих было куда меньше, но и тех уже мало кто помнит: нынче молодежь не склонна учить историю. Ее можно понять. Учиться у предков надо хорошему, а нехорошее…

– Забыть?

– Хотя бы простить… Так что для большинства моих соотечественников Бонифаций – это добрый лев из мультика! Устав от ежедневных представлений в цирке, лев Бонифаций отправился отдыхать в Африку, но и там в течение всех каникул веселил черных ребятишек.

– Трудоголик! – покачал головой Рауль.

– Мне тоже всегда было жалко доброго льва, поэтому мультик этот я не любила. Имя псу придумал мой сын.

Она разлила кофе по чашкам – милым маленьким чашечкам ручной работы. И хотя это был отнюдь не мейсенский фарфор, а всего лишь прибалтийская керамика, Рауль одобрительно оглядел сервиз. А когда попробовал сам напиток, закатил глаза от восторга.

– Скажите честно, откуда вам известен этот рецепт? Тоже в книжке вычитали?

– Да нет, сама составила. Экспериментировала, пробовала… А что?

– Представьте себе, в нашей семье именно так варят кофе – причем уже несколько веков! Эх, непростая вы женщина, Аглая!

«Ишь как – непростая! К тому же настоящая… А вчера ведьмой обзывал! Или он этого уже не помнит, был не в себе?»

Улыбаясь про себя, она достала из холодильника клубнику, собранную еще вчера, и взбитые сливки, оставшиеся от приготовления мороженого.

– Прошу к столу!

– Вот это завтрак! – у Рауля аж глаза заблестели, будто он в жизни подобной вкуснятины не ел. Резво спрыгнув с подоконника, он плюхнулся на угловой диванчик, совсем как это делал Клим.

– Ешьте, вам надо силы восстанавливать, – она поставила на стол большую вазочку с клубникой и маленькую со сливками.

Гостя не пришлось уговаривать. Лишь когда обе вазочки наполовину опустели, он виновато спохватился:

– А вы?

– Пока не хочется. А кофе повторю, пожалуй. На вас варить?

Он кивнул, глядя на нее совершенно счастливыми глазами. Просто мальчишка какой-то, а не мировая знаменитость…

– Вы что, сами выращиваете клубнику? – поинтересовался Рауль, отправляя в рот очередную ягоду.

– Конечно. Здесь все ее выращивают. И овощи тоже. Я, правда, пока только учусь огородничать.

– Вы вроде бы говорили, что недавно здесь поселились?

«Ага, значит, не забыл!»

– Всего год назад, – подтвердила Аглая, снова колдуя над туркой. – Этот дом достался мне от двоюродной бабушки.

– Это её портрет висит в гостиной? Красивая женщина. Вы чем-то похожи… Вы были с ней близки?

Смущённая такой внимательностью гостя к обстановке дома, а ещё больше – вниманием к ее персоне, Аглая попыталась уйти от ответа:

– Вам вправду интересно? Я и так слишком много болтаю…

– Вправду интересно. И очень приятно вас слушать: мелодичная интонация, теплый тембр с мягкими обертонами – это я вам как музыкант говорю! И вообще, я ваш голос на всю жизнь запомнил…

– Да ладно!

– Честное слово! Вы только представьте: я открываю глаза и вижу перед собой клыкастую звериную морду. Естественно, я сразу же закрываю глаза. Первая мысль – приснилось. Опять открываю: морда никуда не делась, мало того, еще и улыбается! Ну, думаю, мне конец… И вдруг зверь говорит нежным женским голоском: «Эй, что с вами?»

Рауль рассмеялся. Смех у него был до того заразительный, что Аглая не выдержала, тоже засмеялась.

– Разве такое приключение забудешь? – подытожил он.

– Да, – согласилась она, – будет о чем детям и внукам рассказать…

И осеклась: от невинной, в сущности, присказки лицо Рауля неожиданно помрачнело. Он резко встал из-за стола, подошел к окну и снова уставился на горы вдалеке. В общем, опять закрылся в себе.

Остался один выход – задать прямой вопрос. Верх бестактности, конечно, особенно по меркам высшего общества. Но у нее не было ни времени, ни желания ходить вокруг да около.

– Рауль, я же вижу: вас что-то беспокоит. И понимаю, что вы не просто так оказались в нашем лесу. Я не собираюсь лезть в ваши дела, но, быть может, я смогу вам помочь. Вы что-то ищете? Или кого-то?

Рауль Кауниц долго молчал, глядя в окно на горную панораму. Было заметно, что он колеблется, говорить ей правду или не говорить.

Аглая не стала настаивать, хотя, естественно, ее распирало от любопытства. И не только от любопытства. Было еще предчувствие. Оно появилось еще вчера, когда она только увидела лежащего на земле человека, и с каждым часом крепло. Ничего конкретного, увы, однако Аглая чувствовала, что их встреча в лесу была судьбоносной! Да, именно так: она, Аглая Галицкая, скромный филолог и начинающий огородник, могла сыграть важную роль в судьбе этого человека – блестящего музыканта, выдающегося деятеля мировой культуры и, что греха таить, весьма привлекательного мужчины: от его присутствия рядом голова у нее шла кругом, а сердце прыгало, как у шестнадцатилетней школьницы… В общем, предчувствие ей говорило, что случайности не случайны.

Рауль Кауниц, очевидно, пришел к подобному выводу, потому что отвернулся, наконец, от окна и посмотрел Аглае в глаза.

– Я ищу одного особенного человека. Точнее, одну особенную семью. Они не местные, в этих краях поселились сравнительно недавно. Вполне возможно, их дом находится где-то неподалеку…

– Вы об Эрхартах? – сразу догадалась Аглая. – Вообще-то они уже лет двадцать здесь обитают. А сама усадьба, как мне говорили, построена еще в позапрошлом веке…

– Вы знаете Эрхартов?! – от изумления Рауль чуть не свалился с подоконника.

– Лично не знакома, – призналась Аглая. – Насколько мне известно, они живут замкнуто, общаются только с хозяевами хутора, который находится как раз посередине между усадьбой и поселком. Я шла как раз оттуда, когда вас нашла…

– Вот как! – гость удивленно приподнял брови. Видимо, эта информация для него что-то значила. Он снова надолго задумался, затем кивнул сам себе и решительно встал. – Мне необходимо как можно скорее попасть к Эрхартам. Укажете дорогу?

Прежде чем ответить, Аглая выключила плиту и отставила в сторону турку с новой порцией кофе.

– Отсюда до усадьбы километров шесть, причем все время вверх. Вы не дойдете один. Подождите еще пару часов. Скоро приедет мой сын, он вас проводит.

Рауль мотнул кудрявой головой, явно собираясь возразить. Но тут во дворе залаял пес. Бонифаций не просто гавкал – захлебывался лаем от радостного возбуждения. Так он встречал только одного человека…

– А вот и Клим! Так рано…

Не договорив, Аглая выбежала на крыльцо.

Рюкзак и папка для рисунков валялись между клумбами в палисаднике. А Клим обнимался с мохнатым товарищем, который норовил лизнуть его в лицо.

– Боня, перестань! Ты меня завалишь, медведь ты этакий… Или я тебя?

Сцепившись, они кубарем покатились по траве, пока Клим, победно хохоча, не вынырнул из-под собаки. И тут он увидел на крыльце Аглаю.

– Мама!

Миг – и он уже обнимал мать, приподняв ее над ступенькой.

– Пусти, надорвешься! – рассмеялась Аглая, целуя сына в макушку. Клим бережно опустил её на пол, и теперь ее макушка оказалась ниже его ключицы. – Боже, какой ты здоровый вымахал! Всего два месяца прошло, а ты еще выше стал…

Клим вдруг напрягся, глядя поверх ее головы. Она обернулась: в дверях стоял Рауль.

– Познакомьтесь! – неестественно бодро защебетала Аглая. – Это мой сын Клим, а это – наш гость Рауль… – она запнулась, поймав предупреждающий взгляд Кауница.

Однако у Клима была отменная зрительная память.

– Тот самый? – одними губами спросил он.

Но слух Рауля был не менее развит.

– Тот самый, – подтвердил он. И протянул руку. – Рауль Кауниц, рад знакомству.

– Клим Галицкий, взаимно.

Они обменялись рукопожатием.

– Вы здесь по делам или так, отдохнуть? – вежливо поинтересовался Клим.

      «Ну слава богу!» – с облегчением вздохнула Аглая. Зря она беспокоилась по поводу того, как сын отнесется к неожиданному гостю…

– Раулю нужна наша помощь, – быстро сказала она. – Давайте пройдем в дом, там и поговорим. Кстати, сынок, каким образом ты так быстро добрался?

– На попутке. Ребята подобрали на автовокзале… – Клим сбегал к калитке, подхватил брошенные вещи и наконец переступил порог. Увидев, что Рауля уже нет в прихожей, шепотом спросил: – Мам, откуда он взялся?!

– В лесу нашла, – так же шепотом ответила она и громко сказала: – Мой руки и проходи на кухню!

Несколько минут спустя они снова сидели за обеденным столом, теперь уже втроем. Рауль и теперь не стал объяснять, как оказался в лесу, только спросил, сможет ли Клим проводить его до усадьбы Эрхартов.

– Без проблем, – кивнул Клим. – Правда, я никогда не забредал дальше хутора – даже местные ребята до конца старого шляха не ходят. Но по их рассказам примерно представляю, где находится усадьба.

– Когда сможем выйти? – Рауль с трудом сдерживал нетерпение. – Тебе, наверное, надо отдохнуть с дороги?

– Да я и не устал вовсе: с поезда в автобус, потом на машине. Наоборот, не помешает размяться. Только перекушу сначала… – Клим придвинул к себе стеклянную вазочку, которую Аглая поставила на стол. – Мамино мороженое самое вкусное на свете! Попробуйте – клубнично-ванильное.

– Спасибо, я уже пробовал. И всецело согласен: самое вкусное на свете, – улыбнулся Рауль. – А от кофе не откажусь…

Аглая, быстро проглотив остывший кофе, принялась сооружать бутерброды. Клим поглощал воздушное бело-розовое мороженое. А Рауль задумчиво переводил взгляд с матери на сына. Они были так трогательно похожи! Неважно, что парень был широкоплечим и рослым не по годам, а она невысокая, вся плавно-округлая, с маленькими кистями и ступнями, как у дам на старинных портретах. Зато у обоих были теплые карие глаза и мягкие светло-пепельные волосы, а когда они улыбались, на щеках появлялись совершенно одинаковые ямочки.

А как сердечно они обнялись на крыльце, с каким взаимопониманием теперь смотрели друг на друга! Рауль с горечью осознал, что никогда в жизни так искренне не радовался встрече с родителями. Он не скучал по ним, если долго не видел, и уж тем более не выражал свои чувства так открыто. Ему бы никогда не пришло в голову сжать маму в объятьях, оторвав от пола, а она никогда не целовала его в макушку – может, только в раннем детстве, но он этого, увы, не помнил.

А домашнее мороженое! Аглая Галицкая наверняка полночи готовила для сына его любимое лакомство. Мария Стефания де Кардона вряд ли знала, где у нее в доме кухня. Рауль рос в имении отца, а когда приезжал в гости к матери, та давала повару указание испечь большой шоколадный торт. А маленький Рауль любил фруктовый! Повар об этом знал, но перечить графине не осмеливался – в итоге торт оставался почти не тронутым. Только мать и этого не замечала…

Симона, бывшая жена Рауля, наоборот, обожала устраивать детские праздники. Она неизменно собирала большую компанию и заказывала гору еды в соседнем ресторане. Рауль же старался под любым предлогом избежать этих шумных сборищ, которые, судя по постным личикам, его детям тоже не особо нравились…

Его невеселые думы прервал жалобный скрип стула – это сын хозяйки потянулся, расправляя могучие плечи.

– Я готов! – Клим отодвинул в сторону пустую вазочку. – Можем идти.

– А нормально поесть? – забеспокоилась Аглая. – Я кому бутерброды готовила?

– Заверни их нам с собой. По дороге съедим. Или сделаем привал у родника.

Аглая безропотно принялась перекладывать бутерброды с тарелки в большой бумажный пакет. А гость еще раз восхитился редким единодушием матери и сына.

– Может, я дойду с вами до родника? – заворачивая край пакета, Аглая вопросительно посмотрела сначала на Клима, затем на Рауля. – Заодно наберу домой воды…

И тогда Рауль сказал то, чему позже, вспоминая тот эпизод, сам очень удивлялся:

– А может, вы дойдете с нами до усадьбы? Мне кажется, вам будет интересно познакомиться с Эрхартами. Как-никак, соседи…

Аглая чуть не выронила пакет с бутербродами.

– Вы серьезно?

– Вполне.

– Я бы с радостью… Но как-то неудобно заявляться в чужой дом без приглашения.

– Да ладно тебе, мам! – Клим взял у нее из рук пакет и сунул в потертый кожаный рюкзачок вместе с пустой двухлитровой бутылью для воды; подумав, взял с полки ещё одну бутыль и отправил следом за первой. – Как они могут тебя пригласить, если знать не знают о твоем существовании? Решено: пойдем все вместе!

– Ну хорошо… Я только переоденусь! – Аглая кинулась в свою комнату, пока не струсила и не передумала.

Мужчины остались одни.

– Вам бы тоже не помешало переодеться, – сказал Клим, скептически оглядев батистовую сорочку и тонкие брюки гостя, изрядно помятые и не слишком чистые. – В лесу сыро и прохладно.

– Увы, я здесь без багажа, – пожал плечами загадочный путешественник.

– Можем подобрать что-то из моего гардероба. Хотя стильных брендов не обещаю…

По лицу гостя скользнула тень замешательства:

– Спасибо, конечно, но боюсь, для твоего гардероба я ни ростом, ни комплекцией не вышел.

– Мама наверняка сохранила мою прошлогоднюю одежду. Пойдемте! – и Клим повел гостя в свою комнату.

Когда Аглая, переодевшись в теплый жакет и двуслойную юбку, – длинная нижняя была в красно-синюю полоску, а клинообразная верхняя – в клетку, – спустилась на кухню, переживая, что заставила себя ждать, ей самой пришлось дожидаться появления мужчин. Однако зрелище того стоило!

Клим остался в той же одежде, что и приехал, только нахлобучил на голову любимую ковбойскую шляпу. Зато Рауль теперь щеголял в его старых джинсах с пришитыми мамой заплатами, в клетчатой фланелевой рубашке с подвернутыми рукавами и кожаном жилете, который Климу стал тесным в плечах. А свои итальянские туфли сменил на ботинки «Тимберленд» – шикарный подарок от дедушки с бабушкой, только Клим из них вырос, толком не успев поносить.

– Круто! – одобрила Аглая новый имидж знаменитости. – Жаль, что поблизости не ошивается ни один папарацци. Мы будем колоритно смотреться вместе: два ковбоя и престарелая барышня!

– Полтора ковбоя, – Рауль с усмешкой похлопал себя по худым бокам, – и прелестная барышня!

Пряча улыбку, Аглая отметила комплимент чинным кивком.

– Трое в горах, не считая собаки! – подытожил Клим и лихо заломил шляпу на затылок. – В путь, господа!

Им предстояло пройти километров шесть. Можно сказать, всего ничего: каких-то шесть тысяч шагов от точки А до точки Б по широкой и не слишком крутой тропе. Причем почти половину этого пути Аглая проходила регулярно, раз в неделю, и дорога была ей хорошо знакома.

Отчего тогда у нее было чувство, будто она впервые идет по старому шляху? Оттого лишь, что рядом медленно, но упрямо шагал Рауль Кауниц? Возможно. А может, истинная причина крылась более глубоко, в пучине подсознания, как обычно пишут в романах? Шутки шутками, однако Аглая не могла отделаться от ощущения, что это событие – поход в Эрхарт-холл – станет отправной точкой нового этапа ее жизни…

Шли не спеша: Рауль, пусть и утверждал обратное, еще не вполне восстановился после вчерашней травмы. Дойдя до родника, отдохнули, перекусили и набрали воды в бутылки. Рауль был молчалив и задумчив, почти не ел, но воду пил жадно: похоже, она и вправду действовала на него целебно. Аглая от волнения тоже потеряла аппетит, так что все бутерброды достались Климу и Бонифацию. Пса, конечно же, взяли с собой: не оставлять же было его одного выть от тоски?

Передохнув, компания направилась дальше и вскоре миновала хутор – приземистый жилой дом с множеством хозяйственных построек вокруг. Рядом на лугу паслось разношерстное стадо коров, коз и овец. Две охранявшие его овчарки погавкали на сенбернара, но больше для приличия: пес, постоянно сопровождавший Аглаю в походах за молочной продукцией, был им хорошо знаком. Бонифаций же и ухом не повел, горделиво прошествовал мимо рядом с молодым хозяином, хотя обычно был не прочь побегать с лохматыми приятелями по широкому лугу.

За хутором дорога вилась дальше в лес. Она оставалась достаточно широкой, чтобы могла проехать машина, однако становилась все круче. Клим с Боней шагали впереди, остальные двое старательно плелись следом, потихоньку переговариваясь.

– Вы давно знакомы с Эрхартами? – после долгих сомнений решилась спросить Аглая.

– Полжизни, – последовал лаконичный ответ.

– И при этом не знаете, где они живут?

– Мы мало общаемся. Только когда они приезжают на концерты «Ювенты» – в Москву, Вену или в Париж. Правда, как-то раз Эрхарты приходили к нам в гости с детьми, я их со своими отпрысками познакомил: у нас сыновья почти одного возраста, кстати, ровесники вашего Клима… – Рауль тяжело вздохнул. – Если честно, Симона была против, чтобы мы чаще встречались.

Аглая вспомнила, что Симона Бове, жена Рауля Кауница, по утверждению СМИ, была его музой-вдохновительницей и первым директором проекта «Вперед к природе», который он много лет назад придумал и поныне успешно продвигал.

– Ваша жена была против? Почему?

– Как-то раз я сделал большую глупость – по молодости и неопытности. Признался жене, что короткое время был безумно влюблен в Эмилию Ристич, ныне Эмилию Эрхарт…

– Зачем? – невольно вырвалось у Аглаи.

Рауль безрадостно усмехнулся:

– Представьте себе, я верил, будто полная открытость укрепляет любовь!

– А разве это не так? – осторожно покосилась на него попутчица.

– Может, и так. Но не для всех. В нашем случае укрепилась только ревность… Конечно, я сам виноват: вечно был занят творчеством, работой, налаживанием связей. Дома почти не бывал, практически не уделял внимания семье. Надо сказать, Симона еще долго меня терпела – не каждая женщина столько выдержала бы!

– Нечасто услышишь, чтобы мужчина оправдывал жену и упрекал себя, – заметила Аглая, пытаясь вывести собеседника на позитивную волну.

– Нам и это не помогло. Развелись три года назад.

– А дети?

– Оба, сын и дочь, учатся далеко от дома, а каникулы проводят по очереди то с мамой, то со мной… Можно мне еще воды? – попросил Рауль, облизывая пересохшие губы.

Аглая окликнула Клима, тот остановился и достал из рюкзака воду. Утолив жажду, Рауль вернул бутыль и тихо, вполголоса проговорил:

– Неделю назад мои дети пропали – и снова по моей вине!

Сказал и пошагал дальше, удрученно понурив голову. Аглая больше не приставала с расспросами. Так молча и шли за Климом. Оказавшись на незнакомом отрезке дороги, Бонифаций уже не забегал вперед и не шнырял в кустах у обочины – держался рядом с молодым хозяином.

В лесу было тихо – ни щебета птиц, ни шелеста ветра. Слышны были только шаги самих путников. От этой тягостной тишины Аглае вдруг сделалось неуютно, даже жутковато. Вспомнились местные байки о заколдованном лесе и гномах, которых тут называли «краснолюдками»: сначала они были вполне дружелюбным народцем, но позже обиделись на людей и стали им всячески вредить. В сказки Аглая, конечно, не верила, однако теперь вдруг задумалась: не бывает же дыма без огня… Так или иначе, одна, без мужчин, ни за что бы не пошла дальше.

А Клим и Рауль упорно продвигались вперед, пока лесной шлях внезапно не уперся в сплошную зеленую стену высотой метров в пять.

Лишь приглядевшись, стало понятно, что стена состоит из непомерно разросшейся туи. Аглая оторопела: разве обычная туя может вырасти до таких размеров? Ей еще больше захотелось сбежать. Но мужчины коротко посовещались, и маленький отряд двинулся дальше вдоль живого забора, пока не наткнулся на массивные деревянные ворота. Рядом висел бронзовый, начищенный до блеска дверной молоток. Галицкие, не ожидавшие ничего подобного, застыли как вкопанные. А Рауль подошел к воротам и уверенно, словно отродясь пользовался только такими средневековыми домофонами, трижды стукнул молотком о бронзовую пластину. Еще не затих гул последнего удара, как ворота стали медленно открываться.

Глава 5. Эрхарт-холл встречает гостей

Ева отщипнула несколько веточек петрушки и принялась за укроп, густо зеленевший рядышком. Нежные перья были сочными и душистыми. Пожалуй, горсти вполне достаточно. Она ещё раз оглядела грядку с пряными травами: разнообразие оттенков зелени радовало глаз, хотя лето еще только началось. Что еще подойдет к сегодняшнему обеду? Сельдерей? Вряд ли. Фенхель точно нет. Базилик еще только-только нарастает…

– Эль! – Ева окликнула сестру, которая промывала рукколу в кадке у теплицы. – Что еще нужно?

Эль молча кивнула в сторону настурции вдоль тропинки: мама выращивала ее рассадой с марта, и среди круглых листочков, таких нежных на вид, но острых на вкус, уже пестрели первые оранжевые, желтые и багровые цветы. Ева сорвала с десяток листьев и несколько разноцветных «воронок» для украшения салата. Ну вот, теперь вроде все.

– Тебе помочь? – спросила она сестру.

Но та уже закончила возиться с рукколой. Выплеснув воду под буйно цветущий махровый пион – овощи у них росли вперемежку с цветами, с первого взгляда и не поймёшь, то ли это цветник, то ли грядка – Эль взяла корзинку, но повернула не в сторону задней двери, ведущей прямо на кухню, а в глубь сада.

– Эй, ты куда?

Загадочно улыбнувшись, Эль поманила Еву за собой.

– Так ведь мама ждет! Пора на стол накрывать – папа с минуты на минуту вернется…

– Через двадцать минут, – тихо, почти шепотом бросила через плечо Эль и исчезла за кустами садовой жимолости, длинные фиолетовые ягоды которой уже наливались сладостью.

– Ну тогда ладно…

Ева поспешила за младшей сестрой и застала ее в двух шагах от задней калитки. Она сидела на корточках рядом с округлым кустиком, обильно усыпанным нежно-розовыми цветами.

– Понюхай, – сказала Эль. – Только осторожно – колючий!

Ева послушно склонила голову: розовые лепестки отчетливо пахли корицей!

– Что за растение? С виду похоже на шиповник…

– Роза мультифлора, многоцветковый шиповник, – подтвердила Эль. – К осени будет в ягодках. Этой весной посадила, а уже цветет!

– Это-то как раз неудивительно – было бы странно, если бы не зацвел, – заметила Ева, с наслаждением вдыхая необычный аромат. Даже старый пень давал ростки, стоило малышке Эль этого захотеть. Поэтому мама и доверила ей уход за наиболее ценными растениями в саду. – Ладно, пошли в дом, пока Надин нас не потеряла.

Однако Надин была так увлечена приготовлением салата, что долгого отсутствия кузин даже не заметила. Она успела настрогать миску огурцов, а теперь училась нарезать лук-перо – разумеется, под чутким руководством мамы. Точнее, тети Эмилии, маминой сестры – иногда они казались так похожи, что можно было и перепутать.

– Мама, рукколу в этот салат? – спросила Ева, кладя зелень на кухонный стол.

– Нет, к брынзе! – отозвалась мама из гостиной, где застилала стол нарядной белой скатертью. После приезда ребята подкрепились чаем с пирогом, торжественный обед в честь парижской гостьи отложили до возвращения хозяина. – Виктор должен был заехать за сырами на хутор. Не видела, куда он поставил сумку-холодильник?

– Вроде в кладовку.

– Отлично… Кто-нибудь скажите Вику, чтобы закруглялся, обед через десять минут! – мама, как и Эль, всегда чувствовала приближение отца.

– А где Вик?

– Подрезает розы, пока они снова весь фасад не затянули…

Мама исчезла в кладовке, а Ева пошла было во двор, однако Эль ее опередила. Ну понятно, соскучилась по брату. Всего-то за полдня. Страшно даже представить, как малышка тосковала по нему от каникул до каникул!

Наблюдая в окно, как Эль подлетела к стремянке, на верху которой балансировал Вик, Ева в очередной раз убедилась, что их мама обладает уникальным талантом привлекать помощников по хозяйству. Не успели они приехать, а уже все при деле! Даже Надин, которая у себя дома палец о палец не ударит, в Эрхарт-холле с удовольствием училась готовить. Да и школьные подруги Евы всеми силами увиливали от домашних обязанностей. А детям Эрхартов такие мысли и в голову не приходили. Очевидно, Эмилия Эрхарт знала парочку-другую особо действенных магических заклинаний…

Когда в столовой появились взъерошенный Виктор и сияющая Элинор, Ева отсчитывала приборы.

– Куда это? – Вик держал в руках охапку еще не распустившихся роз. – Жалко выбрасывать.

– Оставь на террасе, я засушу бутоны… – Ева глянула на брата и улыбнулась: – Ты себя в зеркале видел? Вылитый Дионис!

– У Диониса были не розы, а виноград…

Когда появилась Надин с большим блюдом, Элинор, встав на цыпочки, вытаскивала из волос брата запутавшиеся зеленые веточки. Для этого ей пришлось стянуть резинку и распустить довольно длинный хвост.

– О, наш красавчик прихорашивается к обеду! – не преминула съязвить Надин. – Косы-то какие отрастил!

– Завидуешь? – хмыкнул Вик. – Свои-то не растут!

      Кузина не соизволила ответить, поскольку водружала на стол собственноручно приготовленный салат.

– Оля-ля, у нас сегодня салат по-парижски? – не отставал Вик. – Надеюсь, улиток туда не добавила?

Надин резко повернулась к нему, собираясь дать отпор в своем стиле, но ее опередила малышка Эль. Она ничего не сказала, просто глянула на брата с легким недоумением. И этого оказалось достаточно.

– Пардон, сморозил глупость! – Вик виновато улыбнулся. – Салат выглядит очень вкусно, правда! – и поспешно удалился, вроде как мыть руки.

Элинор собрала забытые им побеги роз и тоже вышла.

– Пошли переодеваться, – Ева дернула за рукав двоюродную сестру.

Как она и ожидала, напоминание о смене туалетов охладило гнев гостьи. Эмилия всегда переодевалась к обеду и к ужину, а дочери с удовольствием ей подражали: какая девочка не согласится два-три раза в день менять наряды?

– Что это с Виктором? – шепотом спросила Надин, поднимаясь по лестнице на второй этаж, в комнату сестер. – Случаем, не заболел?

– С чего бы? – пожала плечами Ева. – Просто сказывается благотворное влияние малышки Эль. При ней даже Барбос мышку не тронет – постесняется…

Барбосом или просто Боссом звали большого рыжего кота, который наведывался в усадьбу в свободное от своих кошачьих дел время: летом два-три раза в неделю, зимой каждый день. В Эрхарт-холле его кормили, поили и всячески ублажали, однако не считали домашним питомцем. Барбос был полноправным членом семьи. Когда хозяин усадьбы уезжал по делам, кот не отходил от хозяйки ни на шаг и даже ночевал в ее спальне. «Мой страж» – говорила про него мама, а папа загадочно улыбался.

Ева отчетливо помнила, как Барбос появился в доме, хотя ей тогда еще и пяти не было. Крошечного котенка принес в зубах Барбаросса, огромный котяра, который поселился у Эрхартов более десяти лет назад, еще до рождения детей. Пушистый комочек был того же ярко-рыжего цвета, что и старый разбойник, и вывод напрашивался однозначный: это был его собственный отпрыск. Маленькая Ева и семилетний Вик тут же принялись хлопотать вокруг котенка: налили ему молока, потом сливок, потом сметаны, но глупыш только вертел мордочкой и все норовил улизнуть. Конфликт интересов разрешила Эль. Авторитетно заявив: «Он хочет спать!», двухлетняя малышка положила нового жильца себе в фартучек и уселась в плетеное кресло на кухне, где и просидела весь вечер, не позволяя брату и сестре даже дотронуться до зверька.

Ева тогда побежала жаловаться родителям и нечаянно увидела картину, которую ярко помнила до сих пор: мама сидела на полу террасы и нежно гладила старого Барбароссу, спящего у нее коленях, а у самой слезы ручьями текли по щекам, капая на рыжую косматую шерсть. Папа молча сидел рядом, обняв маму за плечи. Потом мама встала и ушла с котом на руках в гостиную, к камину, даже к детям не поднялась – в тот вечер их уложил отец. Это был последний раз, когда они видели старого кота. А Барбосом котенка назвала Эль: попросту не могла еще выговорить «Барбаросса»…

Когда хлопнула входная дверь, Ева и Надин уже спускались по лестнице, догоняя Эмилию: та успела не только переодеться в синее шелковое платье, но и красиво уложила свои гладкие, блестящие волосы. Ева тоже воспользовалась случаем продемонстрировать стильный наряд, который привезла ей из Милана тетя Лидия.

– Сколько же времени и денег твоя мама тратит на омолаживающие процедуры? – на ходу шепотом спросила Надин.

– Да нисколько! – рассмеялась Ева.

– Быть того не может! Думаешь, я не знаю, чего стоит сохранить такое лицо и фигуру? Моя маман отдает этому куда больше сил, чем репетициям и съемкам.

На это Ева ничего не ответила. Глупо спорить о том, чья мама красивее, особенно если мамы – двойняшки…

Встречать отца в прихожей было привилегией мамы. Но как только он появился в гостиной, на нем повисли все девочки, включая Надин – парижская кузина благоговела перед дядей Теренсом. Дождавшись, пока рассосется куча-мала, Виктор тоже подошел к отцу:

– Привет. Как там дела?

– Все хорошо, – отец похлопал его по спине: они были уже одного роста, только Эрхарт-старший по-прежнему оставался намного шире в плечах. – В следующий раз пойдем вместе.

– Отлично! – заулыбался Вик, и они бок о бок прошли в столовую, куда девочки уже несли горячее.

– Сколько же вы наготовили! – подивился Теренс, окидывая взглядом стол.

– Девочки постарались, – сказала Эмилия, кладя себе на колени льняную салфетку.

– А этот салат готовила Надин! – Виктор показал на блюдо в центре, украшенное цветками настурции.

– Тогда с него и начнем, – Теренс протянул свою тарелку Надин. – Положи мне две ложки, пожалуйста.

Тут все начали просить того же салата, сияющая Надин едва успевала накладывать.

– Очень вкусно, – сказал Теренс, улыбаясь племяннице. – Чувствуются французские нотки…

Собравшиеся за столом засмеялись, загалдели. Но даже в таком шуме все отчетливо услышали негромкий голос Эль:

– К нам гости.

Сразу стало тихо. Теренс глянул на младшую дочь, на мгновенье прикрыл глаза, словно прислушиваясь, затем неспешно встал и направился к выходу, жестом подозвав Виктора. Тот стремглав кинулся следом.

Девочки тоже повскакали из-за стола. Но их остановил ровный голос Эмилии:

– Оставайтесь на своих местах. Думаете, мужчины без вас не справятся?

Все послушно уселись обратно.

– Трое? – Эмилия вопросительно посмотрела на Эль.

Та кивнула.

– Подождем гостей здесь, девочки. Незачем толпиться у дверей.

Не прошло и двух минут, как в прихожей раздались возбужденные голоса и топот ног. Надин и Ева сидели как на иголках, глаза Эль блестели от любопытства, и только Эмилия выглядела совершенно безмятежной.

Но когда дверь отворилась, пропуская первого из гостей, даже с хозяйки Эрхарт-холла слетела маска спокойствия.

– Рауль! – Эмилия кинулась навстречу вошедшему, тот шагнул к ней, и они застыли, крепко обнявшись.

С трудом оторвав от них взгляд, Ева повернулась к остальным вошедшим. Это была невысокая женщина лет тридцати пяти и рослый парень: не считая роста, они были так похожи, что только слепой не догадался бы, что это мать и сын. Парня Ева, конечно же узнала, Виктор и Надин тоже, однако все трое, не сговариваясь, промолчали. Теренс сам представил гостей:

– Знакомьтесь, это наши соседи из ближней деревни – Аглая и Клим Галицкие. А это наши отпрыски – Виктор, Ева, Элинор – и племянница Надин. Надеюсь, дети, дядю Рауля вам представлять не надо?

Только тогда ребята засуетились, стали здороваться – кто радостно, кто робко.

– Вы очень вовремя – мы как раз собирались обедать, – сказала Эмилия, уже полностью совладав с волнением. – Прошу всех к столу!

Виктор принес еще три стула, Ева – дополнительные приборы, и наконец все уселись за большой овальный стол, даже тесниться особо не пришлось. И тут в неожиданно наступившей паузе отчетливо прозвучал насмешливый шепот Надин:

– Что, Клема, уже успел соскучиться?

Все так и замерли. Ева прямо кожей почувствовала, как напряглись мама и Аглая, сидевшие по обе стороны от нее. А бедный Клим аж съежился под перекрестными взглядами папы и дяди Рауля. Надо было спасать парня, пока они его не испепелили!

Вик первым пришел на помощь новому знакомому:

– Мы подвезли сегодня Клима до деревни. Он приехал на том же автобусе, что и девочки.

– Оказывается, Клим тоже учится в России, а сюда приезжает на каникулах. Жаль, что мы раньше не познакомились, – добавила Ева, преодолев, наконец, свою вечную робость.

Ее усилия не пропали даром: Клим благодарно глянул на нее, и это было очень приятно. Аглая тоже вздохнула с облегчением и быстро проговорила, словно оправдываясь:

– Так я ведь только в прошлом году здесь поселилась – получила дом в наследство. А сын остался доучиваться в Калининграде.

– Он там один живёт? Такой самостоятельный? – спросила мама, улыбнувшись сначала Аглае, затем Климу, и атмосфера за столом сразу разрядилась.

– Нет, с моими родителями. Мне так спокойнее, конечно – имею в виду, за родителей.

– Наши дети во время учебы тоже живут в Москве с родителями Эмилии, – с пониманием кивнул Теренс, и тема была исчерпана.

Только виновница недоразумения как ни в чем не бывало попивала сок и переводила взгляд с одного говорящего на другого, хлопая длиннющими ресницами. Ева искренне любила Надин, но не могла не признать, что порой та бывала просто несносной. Похоже, мама подумала о том же, потому что сказала отцу, наклонившись к самому уху:

– А девочка – копия Лидии. Та в юные годы тоже была остра на язычок!

Отец лишь улыбнулся краешком губ и незаметно погладил маму по руке. Свидетельницей этой сцены была только Ева. Эль, сидевшая на плетеном табурете с другой стороны от родителей, не спускала глаз с дяди Рауля: никто другой, казалось, ее не интересовал.

И это больше всего поразило Еву. Когда они в прошлом году всей семьей ездили на концерт «Ювенты» в Санкт-Петербурге, Эль не проявила особого интереса к руководителю оркестра: они уже привыкли к мысли, что Рауль Кауниц – дальний родственник мамы и тети Лидии. Тем более, что сама тетя Лидия была не меньшей знаменитостью. К счастью, никто в школе не знал, что девичья фамилия Евиной мамы – Ристич, иначе замучили бы расспросами и просьбами достать автограф… Так вот, малышка Эль на последнем концерте «Ювенты» неотрывно следила за первой скрипкой – обаятельной смуглой девушкой… И как раз после той поездки решила стать скрипачкой. Решила – и сделала! За рекордное время освоила столь сложный инструмент…

На самом деле Элинор уже исполнилось двенадцать. Но она была такой миниатюрной, что домашние по-прежнему ласково звали ее малышкой Эль. Хотя прекрасно знали, какая сила кроется за видимой хрупкостью. А незнакомые люди замечали только ее необычную внешность: волосы цвета гречишного мёда, изумрудно-зеленые глаза и очень светлую, почти белую кожу без единой веснушки; последнее было настолько нетипично для рыжих, что у многие считали, будто волосы у нее крашеные…

Пока Ева предавалась раздумьям, обед шел своим чередом. Вик и Клим живо болтали между собой, сходу найдя общий язык. Надин ковырялась в тарелке, то и дело бросая на Еву скорбные взгляды, которых та нарочно не замечала: пусть кузина немного помучается, ей будет только на пользу. Взрослые вели неспешную учтивую беседу, а малышка Эль продолжала исподтишка следить за дядей Раулем.

Идиллия закончилась весьма неожиданно. Мирный щебет птиц, долетавший в открытое окно, вдруг прервало разъяренное шипение, а затем громогласный лай.

– Боня!

– Босс!

Гости и хозяева дружно вскочили из-за стола и гурьбой ринулись в сад. И увидели просто классическую картину: крупный рыжий котяра сидел на ветке яблони – глаза горят, шерсть дыбом! – а под деревом лежал огромный сенбернар, флегматично уставившись на кота.

Эль с отцом совместными усилиями отцепили Барбоса от ветки, пока Клим двумя руками удерживал пса. Хохотали все.

– Бонифаций у нас большой, но смирный, он просто сидел, где ему было велено, – виновато пролепетала Аглая, когда смех утих.

– Зато наш Барбос – знатный вояка! Всех котов в округе держит в страхе, даже хуторских крысоловов, – похвасталась Эмилия.

– Бонифаций – это потому, что он добрый, как тот лев из мультика? – спросила Ева Аглаю. – Можно, я принесу ему что-нибудь вкусненькое?

– Думаю, он не откажется! – улыбнулась гостья.

– И воды, – попросил Клим.

Через минуту Ева вернулась с ломтем хлеба, куском сыра и двумя вареными яйцами, Надин же принесла полную миску воды. Остальные вернулись на террасу, чтобы собака могла спокойно поесть.

– Папа, можно, мы с Климом пойдем на озеро? – спросил Виктор. – И собаку с собой возьмем, а то Барбос никак не успокоится.

Кот, свернувшийся на коленях у Эль, все еще грозно зыркал в сторону культурно обедавшего пса.

– Конечно, сходите, – кивнул Теренс.

– Девочки помогут убрать со стола и тоже к вам присоединятся, – добавила мама и, обняв за плечи Еву, увела ее на кухню. – Намекни кузине, что хорошо бы извиниться… – успела шепнуть она дочери.

Следом пришли Надин, Эль и Аглая.

– Я могу помыть посуду, – вызвалась гостья.

– Лучше отдохните с дороги. Хотите принять ванну? – предложила Эмилия.

– Да, если можно.

– Пойдемте, я вас провожу…

Девочки быстро справились с уборкой, даже Надин безропотно полоскала и вытирала тарелки. Когда Эмилия вернулась, они уже заканчивали мыть пол на кухне.

– Эль, малышка, покажешь Аглае сад, когда она спустится? И предложи ей чаю. А я сейчас сварю кофе мужчинам…

– Мам, лучше иди к ним! – Ева чувствовала, что мать не на шутку взволнована, хоть и старается выглядеть спокойной. – Я сама сварю и принесу кофе.

– Спасибо, доченька… – Эмилия поцеловала ее в висок и едва слышно вздохнула. Затем стремительно развернулась и пошла в кабинет отца, шурша длинной шелковой юбкой.

Когда пять минут спустя Ева подошла с подносом к двери кабинета, то ясно услышала удивленный бас отца:

– Магистр так и сказал – «только Эрхарт»?

Интермедия 1. Из переписки в соцсети

Мафусаил Мл.: Привет, Кто! Это опечатка или ты просто еще не определился?

Чеширский Кто: Второе.

Мафусаил Мл.: Может, ты суслик, например? (Смешная картинка)

Чеширский Кто: Или акула, например. (Страшная картинка)

Мафусаил Мл.: Впечатляет! Давай знакомиться.

Чеширский Кто: Давай.

Мафусаил Мл.: Предупреждаю, я дотошный. Вопросы на тему ника можно?

Чеширский Кто: Валяй!

Мафусаил Мл.: Любишь давать дурацкие советы?

Чеширский Кто: Случается.

Мафусаил Мл.: Сливаешься с окружающим абсурдом?

Чеширский Кто: Бывает. Но не часто.

Мафусаил Мл.: Счастливчик!.. Ладно, элементарная логика: фанатеешь по «Алисе»?

Чеширский Кто: Есть маленько.

Мафусаил Мл.: Ага! Заценил главного трикстера?

Чеширский Кто: Бинго!

Мафусаил Мл.: Жму лапу… или что там у тебя… Ты в курсе, что в начальной редакции «Алисы в Стране Чудес» никакого Чеширского Кота не было? А потом бац! – и появился.

Чеширский Кто: Не знал… Значит, пришел сам по себе, как и положено коту… Теперь моя очередь задавать нескромные вопросы!

Мафусаил Мл.: Я в предвкушении.

Чеширский Кто: Мафусаил – значит, ты очень старый, а мл. – типа молод душой?

Мафусаил Мл.: Наоборот. Вроде совсем не старый, но ощущение, что родился ещё до н.э.

Чеширский Кто: Это когда кажется, что везде бывал, все видел, и ничто больше не удивляет?

Мафусаил Мл.: Ага. Знакомо, что ли?

Чеширский Кто: Порой накатывает… И что ты с этим делаешь?

Мафусаил Мл.: Ничего. Продолжаю заниматься любимым делом.

Чеширский Кто: Каким, если не секрет?

Мафусаил Мл: Секрет. Это личное.

Чеширский Кто: Пардон… Тогда сам предлагай тему.

Мафусаил Мл.: Нужен совет. Желательно нестандартный.

Чеширский Кто: Других не держим… Валяй!

Мафусаил Мл.: Хотелось бы определиться, чем заниматься по жизни. Что выбрать: то, что людям нужно – или то, что самому нравится?

Чеширский Кто: Совместить не получится?

Мафусаил Мл.: Увы.

Чеширский Кто: А как насчёт хлеба с маслом?

Мафусаил Мл.: Неактуально.

Чеширский Кто: Тогда можно вообще ничего не делать!

Мафусаил Мл.: А смысл?

Чеширский Кто: Ну, если со смыслом, тогда мне надо подумать. Давай до завтра?

Мафусаил Мл.: Давай.

Чеширский Кто: Если что – я не виноват: ты сам напросился… Пока!

Мафусаил Мл.: Пока.

***

Чеширский Кто: Не спишь?

Мафусаил Мл.: Не сплю. Уже подумал?

Чеширский Кто. Попробовал представить, как можно всю жизнь заниматься тем, что тебе не нравится… или даже не тем, что тебе нравится.

Мафусаил Мл.: А есть разница?

Чеширский Кто: Есть. В степени отвратности.

Мафусаил Мл.: А, понял. Получилось представить?

Чеширский Кто: Нет. Всю жизнь – точно нет. Какое-то короткое время – вполне, если есть необходимость. Я, например, очень далек от медицины, но мог бы работать санитаром в случае войны или природного катаклизма.

Мафусаил Мл.: Согласен. Но у меня проблема в выборе профессии. То, что я умею делать и что люблю делать, вообще никому не нужно.

Чеширский Кто: Ты меня пугаешь!

Мафусаил Мл.: Это вполне безобидно. И даже красиво. Но бесполезно.

Чеширский Кто: А может, ты просто еще не встретил тех, для кого это тоже имеет смысл?

Мафусаил Мл.: Типа родственных душ?

Чеширский Кто: Типа да.

Мафусаил Мл.: Может быть. Но не представляю, где их искать.

Чеширский Кто: Сами найдутся, мне кажется. Я бы не парился, если честно. Насчет выбора на всю жизнь. Сегодня тебе нравится одно, а завтра может потянуть совсем в другую сторону!

Мафусаил Мл.: Не спорю, все возможно… А как насчет быть нужным? Не хотелось бы потратить жизнь впустую.

Чеширский Кто: Человек всегда нужен – хотя бы своим близким.

Мафусаил Мл.: Не мой случай.

Чеширский Кто: Сорри… Может, тогда тебе стоит сменить окружение?

Мафусаил Мл.: Как раз думаю над этим. Есть идея отправиться в кругосветку.

Чеширский Кто: Надеюсь, не прямо сейчас? У нас уже полночь…

Мафусаил Мл.: Намек понял. Все, отключаюсь!

Глава 6. Нарисованный город

Хозяйка тепло улыбалась домашним и гостям. Излучала приятие и безмятежность. Держала атмосферу. То есть делала так, чтобы каждый чувствовал себя здесь хорошо – в чем, собственно, и состоит главная задача каждой хозяйки. Она очень старалась. Наверное, только Теренс понимал, сколько усилий она прикладывает, чтобы сохранить видимость спокойствия. Малышка Эль, пожалуй, тоже догадывалась – от младшенькой вообще мало что могло укрыться. Хотя вот уже и Ева почувствовала ее напряжение, забеспокоилась…

А как тут не напрячься, скажите пожалуйста? Появление Рауля Кауница в Эрхарт-холле было сродни удару грома с ясного неба. О да, Эмилия была счастлива его видеть. Она много лет мечтала принять его в своем доме. Увы, дружба семьями не получилась. Даже родственные отношения не сложились, хотя Рауль был одним из наиболее близких ей людей. А также одним из немногих, с кем Эрхарты могли общаться не таясь: он знал всю правду об них – кем они были в прошлом и кем являются теперь. Однако жене и словом не обмолвился. Эмилия даже представить себе не могла, чтобы между ней и мужем стояли какие-то тайны. Но у четы Кауницев, видимо, так и не сложились доверительные отношения.

Симона Бове… Ей нельзя было отказать в обаянии. Обворожительная и предприимчивая, она сумела превратить свой дом в подобие литературно-музыкального салона, какие были в моде до начала двадцатого века, когда их окончательно вытеснили клубы и рестораны. Но в последнее время взыскательная публика, пресытившись постмодерном, ретировалась в старый добрый модерн, и домашние концерты вновь стали популярными – в определенных кругах, разумеется. Получить приглашение на музыкальный вечер в доме Кауницев мечтали все. Кроме самого хозяина. Зато о чуткости, гостеприимстве и дружелюбии его жены ходили легенды! Симона к каждому находила подход. Пожилые мэтры считали ее детскую восторженность невероятно трогательной, а молодые гении, только начинающие прокладывать стезю в мировой культуре, внимательно прислушивались к ее советам.

Эрхарты не раз пытались сблизиться с Кауницами, больше по инициативе Эмилии, конечно, хотя Теренс тоже не был против. Рауль был искренне рад их встречам, случайным и неслучайным, а вот его жена… Несколько совместных ужинов после концертов не способствовали сближению, поэтому как-то раз, будучи проездом в Вене, Эрхарты напросились к Раулю в гости, чтобы детей познакомить – как-никак родственники.

Эмилия хорошо запомнила тот единственный вечер, который они провели в доме Кауницев.

– Располагайтесь и чувствуйте себя как дома! – радушно сказала Симона, провожая семейство Эрхартов в просторную гостиную, заставленную множеством диванов, стульев и кресел; центральное место, естественно, занимал рояль. – У нас сегодня планировался небольшой музыкальный вечер, но мы тотчас все отменили, когда узнали о вашем приезде!

– Ох, не стоило из-за нас… – засмущалась Эмилия. – Мы могли бы заглянуть к вам в другой раз…

– Ну уж нет! – весело заявил Рауль, входя в комнату. – Эти мини-концерты у нас чуть ли не каждый день, а вы – редкие гости. И очень желанные!

– Ты преувеличиваешь, милый! – тонкие руки хозяйки взлетели в грациозном жесте – прежде она была скрипачкой. – Отнюдь не каждый день… Вы же знаете, – со вздохом обратилась она к гостям, – мой муж постоянно в разъездах, а когда дома – либо пишет музыку, либо репетирует.

– Вам, наверное, приходится нелегко, – с пониманием отозвалась Эмилия.

– С’est la vie! – хмыкнул Рауль. – Такова жизнь…

Только Теренс ничего не сказал: он был занят девятилетним Виктором и семилетней Евой, которые никак не могли сообразить, куда же им сесть при таком обилии стульев. Малышка Эль решила проблему по-своему: устроилась у Эмилии на коленях и, похоже, не собиралась оттуда слезать.

– У вас такие милые детки! – продолжала ворковать Симона. – Трое – это так красиво! Я тоже мечтала о троих, но, увы, мой муж – очень занятой человек, всецело отдающий себя творчеству…

Эмилия невольно поежилась: количество штампов просто зашкаливало. Чувство неловкости, охватившее ее в начале визита, с каждой минутой росло. Рауль же, казалось, вообще не слышал, что говорила его жена.

– А где ваши дети? – впервые подал голос Теренс. – Они ведь одного возраста с нашими, могли бы поиграть вместе.

– Конечно, – сердечно улыбнулась Симона. – Если захотят. Няня сейчас их приведет.

Минут пять спустя действительно явилась пожилая женщина, устало таща ведя за собой девочку лет четырех; девочка прижимала к себе огромного белого медведя с розовым бантом. Следом нехотя плелся худой темноволосый мальчик. Но даже после того, как дети были представлены друг другу, мальчик остался стоять в дверях, опершись спиной о косяк спрятав руки в карманы, а девочка окончательно скуксилась, услышав предложение мамы поиграть с гостями в лото.

– Дети всегда робеют в присутствии взрослых, особенно незнакомых, – сказала Эмилия, чтобы сгладить остроту момента. – Быть может, им лучше всем вместе пойти в детскую?

Ее невинное предложение оказалось большой ошибкой. Дочурка Кауницев выбежала из гостиной с криком: «Не трогать мои игрушки!», няня на всех парах помчалась следом. Малышка Эль уткнулась лицом Эмилии в грудь, Вик беспокойно заерзал в широком кресле, а Ева, которая сидела на краешке, старательно держа спинку прямо (бабушкина школа!), от изумления чуть не упала со стула. Только темноволосый мальчик даже не шелохнулся, лишь исподлобья глянул на юных Эрхартов; Эмилии показалось, или его не по годам серьезном взгляде действительно мелькнуло сожаление?

– Извините, мои отпрыски иногда ведут себя несносно, – Рауль озадаченно пожал плечами.

– Воспитанию детей нужно уделять время, а у нас, артистов, его вечно не хватает! – вновь развела руками Симона. – Рауль говорил, что вы, Эмилия, бросили науку, чтобы посвятить себя семье. Ох, если бы я так могла… А вы, господин Эрхарт, чем занимаетесь? Извините, запамятовала.

– Так, пописываю немного, – скромно отозвался Теренс, незаметно подмигнув недоумевающему Вику.

– Ах да, вы вроде психолог! Занятная профессия. Как говорится, бесплатная возможность порыться в чужих шкафах со скелетами! – Симона коротко рассмеялась, но, спохватившись, добавила извиняющимся тоном: – Надеюсь, я вас не обидела своей шуткой?

– Нет, что вы! Я действительно неплохо разбираюсь в старых шкафах.

– Значит, вы понимаете, – словно не расслышав гостя, горестно продолжала хозяйка, – что Тобиас и Арселия, помимо всего прочего, унаследовали от родовитых предков весьма тонкую нервную организацию…

Тут Эмилию окончательно охватило необъяснимое чувство вины. Ощущение неуместности резко фонило всю оставшуюся часть вечера, несмотря на веселую болтовню Рауля и ободряющие улыбки его жены. В итоге Эрхарты слиняли еще до ужина, наплевав на правила политеса.

Так что дальше коротких встреч после концертов дело не пошло. Не срослось, как говорится. Эмилия сначала переживала, искала причину в своих возможных ошибках. Но как ни старалась, не сумела заслужить доверие Симоны. Ей отчаянно не хотелось верить, что причиной была обычная бессмысленная ревность – чувство, самой Эмилии неведомое. Пришлось положиться на мнение мужа. Нарушать мир в семье друга было недопустимо – вот она и держалась подальше…

Но вот Рауль в Эрхарт-холле! О, как обрадовалась бы этому Эмилия, если бы не понимала, что только крайняя необходимость могла привести его сюда. За обедом гость вежливо улыбался, говорил комплименты, но не мог обмануть хозяев: они видели, что он напряжен до предела. Не просто напряжен – напуган! Рауль Кауниц, который для Эмилии всегда оставался примером «рыцаря без страха и упрека», сейчас едва сдерживал отчаяние и тревогу.

Когда после трапезы Теренс увел его в свой кабинет, Эмилия с трудом поборола желание броситься следом. Обязанности хозяйки никто не отменял: она должна была позаботиться об остальных гостях. Только убедившись, что никто из них пока не нуждается в ее участии, она присоединилась к мужчинам.

Теперь Эмилия взволнованно переводила взгляд с мужа на гостя и обратно. Теренс казался спокойным, но она чувствовала, что он не на шутку встревожен. А в этом мире было не так уж много вещей, которые могли вывести Теренса Эрхарта из душевного равновесия! Он расхаживал по комнате в раздумьях, собранный и мощный, будто сгусток энергии.

А вот Рауль, наоборот, определенно сдулся, истратив последние силы на приличное поведение за обедом. Он сидел в кресле у кофейного столика, понурив голову и зябко обхватив плечи руками, ничуть не похожий на Аполлона – так когда-то прозвали его журналисты и блогеры. Страстные очи потухли, лицо осунулось, в черных кудрях заметно прибавилось седины. Даже одежда, крайне нетипичная для признанного эталона мужской красоты, висела на нем мешком.

С той минуты, когда Эмилия вошла в кабинет и тихонечко присела на край дивана, ничего не изменилось: оба, гость и хозяин, молчали, только первый горбился в кресле, а второй мерил шагами комнату. Видимо, Рауль уже успел рассказать, что же привело его к Эрхартам, а Теренс обдумывал услышанное. Время шло. Эмилия терпеливо ждала. Наконец муж резко остановился и спросил:

– Магистр так и сказал – «только Эрхарт»?

Рауль сокрушенно кивнул.

– Когда я показал отцу рисунок, он долго думал – так долго, что мне показалось, будто он снова уснул. А потом он сказал: «Только Эрхарт может знать, где это. Ступай к нему!»

– А дальше?

– Дальше? – Рауль сдавленно выдохнул. – Он протянул мне рисунок, я взял, положил в карман пиджака. Затем отец вдруг схватил меня за руку – и я оказался здесь! Вернее, не сразу здесь, сначала в лесу…

– Что в лесу, это понятно… – начал Теренс, но тут раздался стук в дверь.

– Это Ева кофе принесла! – Эмилия поспешила к двери, взяла у дочери поднос с кофейником и тихо шепнула: – Эль пусть займет гостью, а вы с Надин прогуляйтесь к озеру.

– Хорошо, – кивнула Ева и тут же скрылась.

Эмилия прошла к столику, разлила дымящийся напиток по крошечным чашкам и подала их мужчинам.

– Благодарю, очень кстати, – попытался улыбнуться Рауль.

– Спасибо, милая, – беря чашку из ее рук, Теренс легонько прикоснулся к хрупкому запястью. – Присядь, я постараюсь изложить тебе суть дела, а Рауль добавит, если я что-то упущу.

Эмилия вернулась на свое место в углу дивана, где обычно сидела, когда приходила к мужу поговорить о делах или о детях либо послушать отрывки из его новых произведений. Теренс опустился в кресло за письменным столом, двумя глотками выпил кофе – он любил горячий, почти обжигающий – и разгладил листок бумаги, лежавший перед ним.

– Итак, неделю назад сын и дочь Рауя – Тобиасу восемнадцать лет, Арселии двенадцать – ехали из Швейцарии в Австрию, в имение Кауницев, – не спеша, с расстановкой начал Теренс. Рауль слушал, уронив голову на руки. – И оба пропали. Вернее, сначала пропала девочка. Перепуганный парень позвонил отцу и сообщил, что где-то в Тироле…

– Близ Шваца, – пробормотал несчастный отец.

– Близ городка Швац они пошли прогуляться, и какие-то люди похитили его сестру. Двое мужчин в странных одеждах, по выражению Тобиаса, подошли к девочке, взяли ее за руки – и вдруг все трое исчезли! Причем она не сопротивлялась, если верить парню, а у нас вроде нет причин ему не верить…

– Тоб решил, что я не поверил! – снова встрял Рауль. Он поднял голову: лицо его было бледным, глаза потемнели от горя. – А я… я растерялся, стал кричать на него, мол, какого черта тебя понесло в этот Швац, тебе ничего нельзя доверить, только и можешь, что небылицы придумывать… В общем, Тобиас отключил телефон… И тоже исчез!

Эмилия встала и налила ему воды из графина, Рауль залпом осушил полный стакан. Взволнованная до дрожи, она осталась стоять за креслом мужа: Теренс по-прежнему сохранял хладнокровие, рядом с ним и она чувствовала себя спокойнее.

– Я позвонил в службу спасения и в тот же вечер прилетел в Швац, – продолжил Рауль, немного придя в себя. – В ходе расследования было установлено, что Тоб оставил машину у небольшого отеля, где они с Селией ночевали. В первой половине дня обоих видели в кафе, затем в монастыре – это одна из местных достопримечательностей. По словам служащего отеля, Тоб вернулся после обеда один, очень расстроенный, спросил, не возвращалась ли Селия, и снова выбежал. Кто-то из туристов заметил, как он переходил мост через реку и стал подниматься в горы, то есть вернулся искать сестру…Спасатели все там излазили. Нашли только альбом для эскизов. Это точно альбом Тоба – он их пачками покупает… На последнем рисунке изображен замок Фройдсберг, точнее, вид замка с другого берега реки, выше по склону – примерно в том месте и был обнаружен альбом. Наверное, пока Тоб рисовал, Селия решила прогуляться… – Рауль снова умолк: страх за детей и чувство вины захлестнули его с новой силой.

– Но это был не последний рисунок Тобиаса, – напомнил Теренс.

– Да, на другой стороне листа есть еще одна зарисовка… – Рауль кивнул на лист бумаги на столе. – Следователь не придал ей значения – подумаешь, воображение у парня разыгралось! Поэтому и про людей в странных одеждах наплел. Признаюсь, я ведь тоже так подумал… В полиции предположили, что в ближайшее время мне позвонят и потребуют выкуп. Я ждал. Никто не позвонил. На четвертый день не выдержал, поехал к отцу… Сначала не хотел ему говорить: он уже очень слаб, почти все время спит. Мне кажется, он путешествует во сне. Я думал, это единственное, на что отец еще способен… Но больше мне было не с кем посоветоваться!

– А Симона? – спросила Эмилия. – Ты ей сообщил?

– Нет. Мы больше года в разводе. Она снова вышла замуж, уехала к мужу в Бразилию. И ждет ребенка. Такое известие может…

– Понимаю, – быстро сказала Эмилия. – И что же Магистр?

– Я целый день ждал, пока отец проснется, то есть вернется в свое никудышное тело, как он сам говорит… Затем все ему рассказал и показал рисунки Тоба. Первый рисунок, с замком вдалеке, его не впечатлил, зато второй, незаконченный… – Рауль привычно, по-дирижерски воздел руки, обозначая мощное крещендо. – Отец окаменел, когда увидел набросок – я уже думал, его хватил удар… Потом он посмотрел на меня пристально и сказал: «Только Эрхарт поймет, где это. Ступай к нему!» И отправил меня сюда.

– В каком смысле отправил? – удивилась Эмилия. – Он что, знал, где мы живем?

– Откуда? Никто ведь этого не знает, даже твои близкие, верно? Поэтому отец отправил меня через портал… И вот я здесь.

Рауль умолк. Эмилия взяла со стола лист плотной бумаги, раньше сложенный в четверть. На одной стороне был карандашный эскиз: замок на холме и старинный городок под холмом. Хороший рисунок – у автора точно имелся талант. Эмилия в этом неплохо разбиралась, сама ведь окончила художественную школу, к тому же училась на искусствоведа.

Она перевернула листок – и ахнула: на обороте был изображен совсем другой город. Город в горах. Причем в прямом смысле слова: все здания словно росли из скал. И там были люди. Три фигуры, явно мужские, но с длинными волосами и в длинных рубашках без рукавов, вроде туник, стояли на плоской крыше башни, украшенной спиралевидным барельефом. Фигурки и барельеф были прорисованы довольно четко, остальное выполнено схематически, быстрыми штрихами, как будто автор очень спешил… Или нервничал. Да, именно – сильно нервничал!

– Что скажешь? – тихо спросил Теренс, внимательно наблюдавший за жены, пока она разглядывала рисунки.

– Ему было страшно. Парень был предельно напуган, но все равно рисовал, потому что считал это очень важным.

Рауль слушал их с лихорадочным блеском в глазах.

– Тоб с трех лет не выпускает из рук карандаш, – заметил он. – Думаешь, это не фантазия? Он ведь способен придумать и нарисовать все что угодно…

– Нет, это не выдумка.

– И не мираж?

– Не мираж, – уверенно сказала Эмилия. – Это послание.

– Послание… кому?

– Прежде всего тебе. Ну и всем тем, кто их будет искать!

Рауль в изнеможении закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Теренс взял рисунок из рук жены, внимательно рассмотрел его еще раз и глубоко задумался. Эмилия тоже сомкнула веки и постаралась сосредоточиться на своих ощущениях. Какое-то время в кабинете было тихо, лишь мирно тикали старинные фигурные часы на книжной полке. Быть может, поэтому сдавленный шепот Рауля прозвучал неожиданно резко:

– Как думаете, они еще живы?

– Конечно! – Эмилия открыла глаза: Рауль таращился на нее как безумный. – Я уверена, твои дети живы и невредимы!

– Согласен, – отозвался Теренс. Затем решительно встал и подошел к дубовому шкафу, где хранились его самые ценные книги. – У меня даже появилась идея, где они могут быть…

И тут Рауль сполз с кресла и заплакал. Он не рыдал, не всхлипывал, только раскачивался взад-вперед, сидя на полу, грудь его вздымалась, плечи вздрагивали, а из-под ладоней, закрывавших лицо, выкатились две слезинки: это были слезы облегчения.

Эмилия не выдержала, опустилась на колени рядом с ним и легонько обняла, приговаривая:

– Мы их найдем, слышишь? Поверь мне, брат – обязательно найдем… Но надо быть сильным!

– Да-да, – закивал Рауль. – Конечно! Прости, что расклеился… Дай мне минуту, я сейчас соберусь…

Краем глаза заметив, что Теренс направился обратно к письменному столу, держа в руках ветхую тетрадь в потертой кожаной обложке, Эмилия быстро пожала горячую руку Рауля, встала и подошла к мужу.

– Дневник Мастера Дугальда… – выдохнула она.

Теренс бережно открыл первую страницу. На ней не было надписей, лишь выцветший рисунок: две спирали переплетались, закручиваясь одна вокруг другой.

– Это что, спираль ДНК? – спросил Рауль, тоже подойдя к столу.

– И ДНК тоже, – подтвердил Теренс. – Это знак древних мудрецов, одним из которых был мой наставник, Магистр Дугальд. А теперь посмотрите сюда…

Он положил эскиз Тобиаса рядом с дневником. И стало очевидно: витки барельефа на высокой башне в центре рисунка в точности повторяли линии двойной спирали на схеме в дневнике.

– Что это значит? – с трудом сглотнув, выдавил Рауль.

– Пока не могу сказать. Надо подумать. Но именно этот знак узнал в рисунке твой отец. Поэтому и послал тебя ко мне. Магистр Кауниц наверняка предполагал, что я знаю больше, чем Магистериум – что Дугальд открыл мне источник своих знаний. Увы, Мастер не оставил ничего, кроме этой эмблемы…

Хозяин Эрхарт-холла снова опустился в кресло и задумался. За долгую, неимоверно долгую жизнь в его памяти накопилось столько всевозможной информации, сколько не во всякой библиотеке сыщешь. Теперь же он пытался выудить оттуда хоть что-то, что могло иметь отношение к происходящему. И нашел-таки!

– Существует легенда… Правда, я помню ее очень смутно, лишь в общих чертах: что-то о таинственном народе, который спрятался от всего мира высоко в горах, сделав свою страну невидимой. Ее поведал мне Дугальд. Я, глупый мальчишка, тогда принял рассказ наставника за красивую сказку: он часто развлекал меня преданиями из глубокой древности, о Золотом Веке и волшебных существах, в ту пору обитавших на Земле… Но вот передо мной точная иллюстрация к той легенде! – Теренс показал на изображение города в скалах.