Плач Синайских гор бесплатное чтение

Странный сон

Чёрное небо рвалось на части с оглушительным треском. Вспышки вольтовых дуг, силившихся спаять надменные лбы скалистых вершин, слепили глаза. Казалось, кто-то невидимый, но властный хлещет по горным хребтам мощным кнутом, с яростью пытаясь расшевелить и выгнать из пустыни вольготно разлёгшееся здесь стадо каменных буйволов. В горах нарастал зловещий гул. Гул переходил в дикий грохот. Словно стадо наконец-то поднялось и, обезумев от боли и грубой чужой воли, устремилось куда-то на край света, вздымая до самых небес тучи сухого песка и секущих камней. Но даже в этот чудовищный миг истерзанное небо никак не могло разразиться слезами. Такой уж нрав у этих Синайских гор!

Светлана металась в кровати вся мокрая от ужаса мучавших её кошмаров. Села на постели, принялась стаскивать с себя шерстяной свитер. Угораздило её завалиться спать поверх покрывала, да ещё в одежде! Тёплый свитер трещал над головой, разряжая статическое напряжение. Заряды, искрясь в темноте, больно щёлкали по лицу. Пошла на кухню, включила чайник, нажала кнопку телевизора. Передачи смотрела редко. Но как-то нужно отойти от этого кошмара. Права была бабушка, когда говорила: «Упаси тебя Бог заснуть на закате! Чего только не привидится!».

А по телевизору показывали теракты. «Мигалки», носилки, груды обломков, окровавленные тела… Её передёрнуло. Где там опять что взорвали? Представить страшно! Хорошо ещё, что не в нашей стране.

И вдруг… узнала гостиницу «Hilton»! Вся так и подалась вперед. Вот это да! Неделю назад вернулась из Египта. Их экскурсионный автобус стоял у этой гостиницы много раз. Включила громкость. Что могло случиться? Картинку сняли. Дикторша «Вестей» равнодушно и коротко рассказала о четырёх взрывах на побережье Красного моря. Начинённые взрывчаткой машины врезались в корпуса гостиниц среди белого дня. К террористическим актам народ уже настолько привык, что почти не реагирует. Ну, взорвали и взорвали. Пусть горит, благо не наша деревня. Стыдно, конечно, но факт. Вот и сейчас первой мыслью было: «Слава Богу! Вовремя уехала!» И тут же схватилась за мобильник. А ребята-то как? Быстро сбросила сообщение. Телефон Самира был отключён. Набрала номер Мустафы. Отправила волнующие вопросы. Через минуту трубка запищала. После каких-то арабских значков пошёл английский текст: «Самир в больнице. В тяжелом состоянии». Внезапный нервозный кашель мешал осмыслить прочитанное. Мысли словно играли в чехарду: прыгали, толкались, перебивали друг друга. И всё вокруг одного вопроса: зачем он туда пошёл?!! И от догадки похолодело всё внутри. Она ведь выслала ему свою авторскую программу английской разговорной речи. А в интернет-баре ближайшей к ним гостиницы, куда он ходил проверять электронную почту, из-за какого-то вируса вышли из строя компьютеры. Вот и направился в соседний отель. Он ведь писал ей об этом!..

И стало уже не до чая. Снова плюхнулась на кровать. По телу пробежал панический озноб. А что, если именно она невольно оказалась причиной такого несчастья? И глазами стала искать икону Спасителя, что висела на стене спальни в старинном обрамлении. Сухие губы зашевелились в испуге: «Господи! Услышь мои молитвы! Прости и помилуй! Сохрани ему жизнь!!! Пусть у него будет много детей и покорная, любящая жена. И пусть он построит свой дом на плато Гиза ». Плакала и молилась, и всё просила Бога за этого арабского парня. Мысли стали понемногу успокаиваться, словно вымолила у Господа согласие подумать…

Мокрые веки слиплись, и она окунулась в туман бредовых видений.

Тропа Покаяния

Верблюд фыркал в самый затылок. Время от времени у него из гортани вырывались какие-то угрожающие звуки. Интересно все-таки, плюются они или нет? Хотя уже было всё равно. Куда деваться? Упрямый бедуин преследовал её целых два километра. Как ни ругался, как ни убеждал его гид, хозяин верблюда не отставал от неё ни на шаг. Время от времени нудил на ломаном английском свое: «У тебя красивые глаза. У меня хороший верблюд. Возьми верблюда!». Вряд ли он знал на английском что-нибудь ещё: когда она его о чем-нибудь спрашивала, он только молча улыбался и показывал на верблюда. На вид ему было около сорока лет. Хотя кто их знает, этих бедуинов. Угадать их возраст просто невозможно. Вот снова забежал вперед, преградил ей путь, делая рукой какие-то жесты, мол, гора высокая, возьми верблюда! Это что-то новенькое. Никак сменил пластинку? Покачала головой и продолжала упрямо подниматься вверх по узкой крутой тропе. Фонарик выключила. И так светло. На небе сияла полная луна, щедро разбрызгивая свой неземной свет на острые хребты безмолвных Синайских гор. Днем горы казались золотыми, а ночью, в лунном свете, словно покрыты серебром. Согласно одной из легенд, на вершине горы, куда они сейчас поднимались, Господь дал Моисею скрижали с десятью священными заповедями. Тропа, по которой зигзагообразной вереницей тянулась не одна сотня туристов, называлась верблюжьей. И вполне оправдывала свое название. Верблюдов было много, всяких мастей: громоздких, облезлых, старых, с жёлтыми зубами и какими-то безумными дикими глазами, молодых, длинноногих, с впалыми боками и довольно милыми вытянутыми мордашками. Ноги то и дело скользили по выжарившемуся на солнечном пекле помёту. Днем у подножья гор температура достигала сорока градусов. Но жара из-за необычайной сухости климата переносилась довольно легко. Оглянулась назад. Сзади светящаяся цепь фонарей была такой же длинной, как и впереди. Блуждающие огоньки ручных фонариков мерцали пугливыми светлячками. Их группа была уже далеко. Гид, по имени Мамаду, созывая своих туристов, выкрикивал сигнальное слово: «Мамаду!» уже где-то на очередной стоянке. Она здорово отстала. Быстро идти не могла. Покалывало в правом боку. Предупреждали соседи по лестничной площадке Олег с Реной, мол, не сходи с ума. Целую ночь «галсами» подниматься на высоту двух тысяч трёхсот метров, целый день спускаться по жаре по каким-то козьим тропам. Только разве её переубедишь! Ещё мама говорила: «Таких упрямых, как ты, Светка, свет белый давно не видел!»

И название-то придумали – тропа Покаяния. Все, кто уже ездил на эту экскурсию, уверяли, что спускаться действительно значительно труднее. Остановилась, сдула волосы со лба, осмотрелась. Нет, ради такой красоты стоит помучиться!

И снова этот бедуин машет руками перед самым лицом и бормочет по-английски: «Возьми верблюда! Не десять, пять долларов!» Остановилась, перевела дух. Вспомнилось предупреждение гида. Очень часто местные жители сажают туристов на верблюда за доллар, а снимают за шестьдесят. В Каире, у пирамиды Хеопса, сама убедилась в дикости местных нравов. Стоило отойти на десять шагов в сторону от группы, как оказалась в плену домогательств чем-то похожего на чёрта бедуина. Настырно всовывал ей в руку белый платок с традиционной тесьмой, приговаривая на английском: «Подарок! Подарок!» А сам уже, рукой-владыкой, срывал кепку с её головы: «Обмен! Ты – мне, я – тебе!». Вот дает! «Сейчас вызову полицию!» – спокойно, но твердо пригрозила она. И уверенно сняла с его головы свою кепку. Угроза прозвучала внушительно. Ворча что-то себе под нос, бедуин отошёл в сторону. Пошёл ловить других лохов.

Посмотрела на своего «попутчика». Этот на черта похож не был. Глаза, хоть и живые, но взгляда не прятали. На голове чалма. Длинный серый балахон, на плечах – пиджак современного покроя, который никак не вписывался в его горный имидж.

Дышать было всё больнее. Под правым ребром уже саднило не на шутку. Всё-таки верить лучше, чем не верить. Будь что будет! Шутливо погрозила хозяину верблюда пальцем:

– Только пять долларов! По рукам?– и протянула ему руку. Он понял. Слегка стукнул по ладошке и расцвёл, как маков цвет, не в силах скрыть по-детски счастливую улыбку. И вот уже верблюд лежит у самых её ног. Вот только как взобраться на него? Нет, ноги короткие. Покачала головой. И не успела глазом моргнуть, как бедуин ловко подхватил её на руки и усадил в седло между верблюжьими горбами. Мама родная! Верблюд стал нехотя подниматься с колен. Сто раз прокляла себя за мягкотелость! Вечно уговорится на какую-нибудь авантюру!

Окинула взглядом горные вершины. Подумать только! Ни деревца, ни травинки! Смотришь на эти безмолвные громады – и чудится сказочная музыка. Словно тысячи сдержанных голосов затянули мелодию, не открывая рта. Что ни говори, а есть что-то особенное в этой стране. Смотришь на тени Синайских гор – и кажется, что здесь время останавливает свой бег. Нет ни прошлого, ни будущего, только настоящее, которое вечно, как эти Синайские горы.

Верблюд оступился, качнул горбами в сторону пропасти. Мамочки! И сразу душа ушла в пятки. Упадешь, так покувыркаешься. Не только маму, но и папу вспомнишь.

– Остановите его! Дайте я слезу!

No problem, madam! О.К.! O.K.!

Знай, похлопывает своего верблюда по бочине. Тот важно выбрасывает вперёд неуклюжие копыта. А навстречу – его собратья. Этого только не хватало! Стали переругиваться. Боже! Что за звуки! Сколько в них упрямой злости! Видно, спорят, кому уступать дорогу. Еще кусать друг друга взялись. Люди добрые! Когда закончится эта пытка!

– Остановите! Прошу вас! Я боюсь!

– Нет проблем, мадам! Глаза красивые. Верблюд хороший! Все О.К.!

Ну что с ним будешь делать?!

Хозяин хлопнул верблюда по задней ноге. Тот ускорил шаг. Впору было взвыть от страха. Но вместо этого пристыдила себя. Сиди, не вой! Сама виновата. Перед тем, как поехать по путевке в Египет, хвасталась друзьям: «Взять да хоть раз в жизни на верблюде покататься!» Мысль материальна. Вот и ёрзай теперь между горбами. Кричи – не кричи, бедуин с верблюда не снимет, пока не довезёт до места, от которого начинают свой отсчет семьсот сорок крутых ступеней.

Покосилась на хозяина верблюда. Тот улыбнулся. Снял пиджак, протянул ей. Джентльмен, однако. Отвела его руку. Показала на свитер, которым была обвязана поясница. Их предупреждали, что на вершине будет градусов десять, не больше. На одной из гор светился огонь. Мамаду объяснял, что это хижина бедуина-отшельника. С ума сойти! Как тут жить одному в этом каменном мешке? И главное, нет ни капли воды. Последний дождь здесь был восемнадцать лет назад. Облака – и то редкое явление. Сзади раздался голос какой-то девушки на английском: «Как они здесь живут? Если бы мой муж заставил меня жить в этих горах, я бы удавилась на третий день!» Усмехнулась, взглянула на звёзды. Звёзд здесь меньше, чем в их широтах. Созвездия те же, да глядят в другую сторону и, вроде, ярче, крупнее размером. И вдруг охватила какая-то гордая радость. Бог ты мой! Кто бы мог подумать, что она когда-нибудь увидит Синайские горы! Прокатится на верблюде! Будет плавать в Красном море, с маской на лице, и фотографировать цветочные клумбы кораллов, фантастических рыб, о каких «ни в сказке сказать, ни пером описать!». Египет всегда казался «концом света». Древние пирамиды видела на обложке старого учебника истории, который почему-то всё хранила мать. И вдруг она здесь, собственной персоной. Не в фильме, наяву видит арабских женщин, в чёрных одеяниях по самые глаза. Хотя в чёрном облачении ходили не все арабки. У некоторых лицо было открыто, но обвязано платком, плотно прилегающим ко лбу и щекам, так, чтобы не было видно на голове ни единой волосинки. Открытыми были только пальцы рук. Все остальное скрывалось под плотной материей. Купались, не раздеваясь. Это выглядело так нелепо на фоне донельзя открытых купальников «нашенских заморских красавиц», у которых вместо плавок треугольник спереди и перпендикулярная полоска сзади. Хотя бабушка надвое сказала: для кого и что кажется нелепым. Вон с каким неподдельным интересом наблюдает за ней этот бедуин. Она для него тоже экзотика. Белокурая, коротко остриженная женщина с голубыми глазами, верхом на верблюде. Так что всё в этой жизни относительно.

Вот, наконец, и последняя стоянка. Верблюд опустился на колени и лег у широкой скамейки. Ей не составило труда соскочить с седла. Отдала обещанные пять долларов. Бедуин улыбнулся, сверкнув угольками глаз:

– Хороший верблюд?

– Хороший! – кивнула она. – Правда, немного сумасшедший. И все же спасибо вам.

Теперь предстоял подъём на вершину высотой в семьсот сорок ступеней. Попила чаю, взглянула на гору и принялась штурмовать последнее препятствие. Впереди и сзади, также тяжело дыша, шли незнакомые ей люди. Конечно, путешествовать одной «не в кайф». Рена с Олегом в Египте уже восьмой раз. Их экскурсиями не прельстишь. И в автобусе из их гостиничного комплекса она тоже была одна. Остальные туристы из пятизвездочного отеля «Hilton». Не отель – дворец! И море через дорогу. Хорошо, конечно, но дорого. От их отеля до моря полтора километра. Каждый час от гостиницы до пляжа курсировал бесплатный автобус. Не очень удобно, но зато путёвка значительно дешевле. Комплекс еще только достраивался. Кое-где велись строительные работы. Пальмы на территории посадили, судя по всему, совсем недавно, так как их кроны были заботливо укрыты от лучей палящего солнца каким-то материалом. Но кустарники цвели шикарно. С раннего утра их старательно поливали из шлангов молоденькие арабские парни в зелёных спецовках. Они украдкой бросали косые взгляды на полуобнаженных женщин, которые купались в бассейнах с голубой водой. Глядели с неподдельным восторгом, как на молодых, так и на пожилых женщин. Мужчин среди отдыхающих было мало. На группу в сорок человек – четыре редкостных экземпляра. Два добропорядочных мужа, старик преклонного возраста и шестнадцатилетний паренёк, стесняющийся своей властной мамы. Молодым девчонкам – лафа. Каждый шаг под прицелом горящих чёрных глаз. Хотя провожают взглядами не только молодых…

Интересный народ эти арабы. Вот почему, к примеру, воду и фрукты в гостиничный комплекс вносить не разрешается? Нарушение прав человека, причём нарушение чистой воды! В завтрак напитки предлагались бесплатно, а в ужин – извольте раскошелиться. Смешнее – не придумаешь. Накормят до отвала всякой перчёной и слащёной всячиной, а «водопой» – за дополнительную плату, по ресторанным расценкам. Наши мужики, все как один, сразу уподобились египетским верблюдам. Два стакана соку до еды, три – после, и никаких проблем на все двадцать четыре часа. А у кого «с будуна засуха» – холодильник забит подпольной «минералкой». Какие запреты в силах остановить русского человека, когда он хочет пить? Может, с законопослушными немцами этот фокус у арабов и удавался, но не с нашим российским братом. Ещё диву давалась на тот факт, что у каждого здания, в котором всего шесть номеров, день и ночь сидит полицейский в синей униформе. Мило улыбается и, как попугай, на все случаи жизни твердит одну и ту же заученную фразу: «Как дела?». Кого или от кого здесь охраняют?

Прежде чем взять путёвку в Египет, порылась в интернете. О местных жителях в туристических агентствах давалась такая информация: «Если позволишь себе пообщаться с египтянами, выпить с ними чаю каркаде в пропахшем восточными ароматами магазинчике Шарм-эль-Шейха, если посмеёшься с ними, нормально реагируя на их не в тему брошенные шутки, списав всё на культурные различия, они раскроются тебе, как дети, и расскажут больше, чем положено знать обычному туристу. И тогда ты узнаешь, что Египет – это не только пирамиды и море».

Откуда-то из темноты раздался жалобный голос на английском:

– Мадам! Помогите! Дайте, пожалуйста, руку!

Это к кому? К ней, что ли? Прервала мысленную чехарду, остановилась, внимательно пригляделась к пареньку с кинокамерой на груди, который сидел в стороне на камне.

– Что случилось?

– Не могу подняться, ноги болят.

Довольно приличный английский. Фонетика у многих арабов очень страдает. Произносят слова так, как в немецком языке, то есть следуя написанию. А ведь в английском есть большая «закавыка» по принципу: «пять» – пишем, «три» – на ум пошло. Руку, конечно, подала. Манера его обращения к ней пришлась по душе.

– Вам, синьор, обязательно на самую вершину?

– Да, конечно! Мне для рекламы нужно снять фильм о восходе солнца.

– Вы на этой экскурсии впервые?

– Да, мадам.

– Тогда вы очень легко одеты. Вас что, не предупредили, что в горах ночью холодно?

– Ничего. Днём отогреюсь.

Разговаривали и подтягивали друг друга за руку. Таким образом подниматься было значительно легче.

– А вы откуда?

– Из России.

– Впервые встречаю российскую девушку, которая так хорошо говорит по-английски.

– Благодарю за комплемент, однако я не столь молода, как вам кажется.

– А сколько вам лет?

– Два дня назад стукнуло сто пять. А вам?

– Двадцать восемь. Как вас зовут?

Терпеть не могла этого вопроса! Но и не ответить тоже было нельзя: «экий секрет»!

– Светлана. – Отчество опустила, знала, что иностранцам его не выговорить. – А вас?

– Самир.

– Очень приятно. Вы оператор?

– Нет, юрист. Но у нас юристы получают очень мало. К тому же я только закончил университет. Опыта работы никакого. А съёмка любительских фильмов для туристов даёт неплохой дополнительный заработок.

– Вы женаты?

– Что вы! Я ещё далеко не обеспеченный человек.

– А что, жениться может только тот, кто хорошо обеспечен?

– А как иначе? Как же содержать семью? Редко кто из наших женщин работает. Разве вы видели в сфере обслуживания арабских женщин?

Задумалась. А ведь, правда. И в ресторане, и в номерах, и на территории гостиницы, и на пляже – одни молодые мальчики в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти.

– В какой гостинице вы живёте?

– Пусть это будет моим маленьким секретом, – шутливо похлопала она его по плечу.

– Почему?

– А для чего вам это знать?

– Я вас найду!

– Этого мне только не хватало!

– Мне очень нравятся ваши глаза. Они умные и добрые.

– Вам так кажется в темноте. С рассветом это впечатление рассеется, как утренний туман.

– А голос? У вас очень приятный тембр. Он просто завораживает!

Боже мой! И этот туда же!

– Я знаю несколько русских слов.

– Да? Каких?

– «Как дела?», « Хорошо!», «Как тебя зовут?», « Здрасти-мордасти!», « Гуси-гуси! – Га-га-га! Есть хотите? Да-да-да!».

Он намеривался произнести ещё одну фразу, что-то про Новый Год. Она догадалась, какую, поморщилась и подняла руку, словно хотела защитить себя от этой пошлости.

– Достаточно!

– Почему?

– Вас наши туристы учат не самым хорошим оборотам речи. И вы повторяете за ними всякую ерунду, которую они произносят смеха ради.

– А что означает по-русски «ни хрена не надо!»?

Поморщилась. Отвернула голову в сторону.

– Пощадите мои уши!

– Понял! Это очень плохо? – Он явно забеспокоился. – Я заметил: стоит мне только произнести эту фразу, как русские девушки тотчас отходят в сторону и не хотят со мной больше разговаривать.

– Зато учитесь говорить культурно. Не на «ты», а на «вы».

– Как это?

– Не «тебя», а «вас»! Понятно? – сказала по-русски.

– Не понятно! – перешёл он на русский. – Почему? Ты ведь один?

– Я одна.

– Как ты сказал?

– Повторяю. Не «ты», а «вы». И будет это звучать так: «Как вы сказали?»

– Как вы сказали? – послушно повторил он.

– Вот это уже другое дело! И снова стала объяснять по-английски. – В русском, как и в немецком, есть «Du» и есть «Sie». Нужно чувствовать эту разницу.

Отчитывала, как школьника, а в глазах прыгали шаловливые зайчики. У него во взгляде было столько восхищения, что вот-вот защёлкает языком. И снова на хорошем английском:

– Только, пожалуйста, не сердитесь на меня! Не уходите! Я этого не знал! Меня так учили русские туристы. Я все записывал. Я с собой ношу тетрадь. Научите меня говорить правильно. Мне это очень важно!

Он лопотал по-английски быстро и довольно прилично. При этом ладонь его была прижата к груди. И трудно было понять: то ли умоляет, то ли защищается. О, Господи! Как легко её схватить за язык! А, впрочем, жалко ей, что ли?

– Я ещё неделю буду жить у друга. Он торгует на пляже в парфюмерном ларьке, рядом с немецким пляжем. Его напарник уехал к семье, в отпуск. Замену в этот сезон найти трудно. А одному сидеть в магазине, как собаке на цепи, тоскливо. Вот он и попросил меня поработать вместе с ним. И на экскурсии отпускает, чтобы материальный интерес был.

Он продолжал ей что-то рассказывать, открыто, откровенно. Но она уже не слушала,

вдыхала густой воздух лунной ночи, и её пространные мысли уносились куда-то далеко, в какую-то невесомость. Машинально держались за руки, помогая друг другу взбираться на массивные плиты древних каменных ступеней. Потом он стал расспрашивать её о впечатлениях от Египта, об экскурсиях, на которых удалось побывать. Расспрашивал деликатно, не повторяя вопросов, которые она блокировала молчанием.

На смотровой площадке было некуда ступить в прямом смысле этого слова. Повсюду на тюфяках лежали измотанные подъёмом люди, закутанные в тёплые верблюжьи одеяла. Все ждали рассвета. Но солнце не очень торопилось появиться, хоть золотые пики гор снизу уже подсвечивались розовым светом.

Самира колотил озноб. Ещё бы! Ей было холодно в свитере, а на нём одна белая нейлоновая рубашка, сквозь которую просвечивала смуглая кожа. И всё-таки чертовски красивые эти арабы! Нет, не те, что явно южноафриканского происхождения, по мимике и жестам похожие на мартышек. А вот эти, европеоидной расы, степенные и гордые, как сами Синайские горы, что, молча, возносят свое достоинство к безоблачному небу.

Взглянула на часы. Пятнадцать минут шестого. Солнце взойдёт ровно через час. Как хочется куда-нибудь присесть и спрятаться от этого пронизывающего ветра. Не успела подумать, как к ней подскочил бедуин, предложил купить тюфяк и одеяло. Похоже, деньги здесь привыкли делать даже из воздуха. Главное, оказаться в нужную минуту, в нужном месте, с нужной услугой. Паломники предусмотрительно подвинулись. Вот уж воистину будет сказано, что при желании одним куском хлеба можно накормить весь род людской и одним одеялом укрыть весь мир. Пока она устраивалась в заветерье, Самир, обхватив себя за плечи руками, уже чуть не лязгал зубами от холода.

– Садитесь! – махнула она ему рукой. Дважды приглашать его было не надо. Прижался спиной к её тёплой спине. Про себя усмехнулась: друзья по несчастью. – Может быть, купить одеяло?

– Нет! – брезгливо замотав головой, шепотом пояснил он: – Смотрите, какие они здесь грязные.

– А не заболеете?

– Нет, днём отогреюсь, – снова заверил он. – Как только солнце взойдёт, сразу теплее станет. Вы уже задумали желание? Желание того, кто встретит рассвет на этой горе, всегда исполняется.

А ей вдруг в голову возьми да «втемяшься» какая-то дикая сумасбродная мысль: как хочется любить и быть любимой, пылко, страстно, бескорыстно, как, может быть, наверное, только в ранней юности. Когда в свете луны всё вокруг приобретает сказочное очертание и целый мир может запросто уместиться в придорожной лужице; когда все обыденные слова звучат, как магические заклинания. Боже! О чем я? Мне уже пятьдесят! А, может быть, не «уже», а «ещё»? Это звучит куда оптимистичнее: «Мне ещё только пятьдесят!».

Смотровая площадка, словно нечаянно подслушав её мысли, «взорвалась» аплодисментами. Из-за горных хребтов появилось розовое темечко заспанного солнца. Самир застрекотал камерой. Гулко хлопнула бутылка шампанского. Зачмокали радостные поцелуи.

Толпа паломников суетливо зашевелилась, качнулась в сторону спуска, на тропу Покаяния. Самира окликнул гид. Она протянула ему руку.

– До свидания, молодой человек! Мир тесен. Благодарю за компанию. Вы мне очень помогли.

Он тоже хотел что-то сказать, но, оглянувшись по сторонам, не решился. За ними следили десятки любопытных глаз. Махнула ему рукой и стала быстро спускаться. До условленной встречи их группы на верхнем привале времени было много. Тропа Покаяния петляла причудливыми зигзагами. То пугала крутизной, то преграждала путь острыми зубьями камней, а то вдруг пряталась под громоздкие навесы скал, вызывая недоумение и тревогу. Словом, сосредоточить внимание на собственных грехах возможностей было не много.

И все же момент покаяния наступил. Сама ситуация, как говорится, ударила ногой «под дых». Камни были скользкими, отшлифованными тысячами безжалостных ног. Спускалась осторожно, придерживаясь за каменистые выступы. Не семнадцать лет, чтобы беспечно прыгать с камня на камень, бравируя ловкостью и бесстрашием. Время от времени пропускала молодёжь вперед. Пусть скачут. Ей спешить некуда.

– Эй! Бабуля! Или шевелись, или отползай в сторону! Нам некогда твою панамку разглядывать!

Развязный и наглый тон парня резанул по живому. Внутренне содрогнулась, хотя и не сразу поняла, что это относится к ней. А когда, наконец, дошло, сжав самолюбие в кулак, пропустила циничную реплику мимо ушей. Бровью не повела в его сторону, только подумала: «Облагоразумь его, Господи! Ты всем нам судья, не я!». И тут же услышала пронзительный женский крик. Парень, который нагрубил ей, оступился и упал коленями на острые камни. Видит Бог, не желала ему зла. Но замечала не однажды. Стоило кому-нибудь её обидеть, возмездие не заставляло себя ждать. Неужели так велика сила прощения?!

Остановилась перевести дух. На всякий случай отошла в сторону с тропы, чтобы не разрывать людской цепочки. Однако та все-таки разорвалась. Туристы, как по команде, застыли на каменных плахах. Совсем рядом, послышалось пение. Все, как один, закрутили головами, отыскивая источник странного звучания. Многочисленные взгляды сфокусировались на выступе скалы, где на коленях стоял древний бедуин и бил поклоны в сторону солнца. Молитва лилась дивной песней, каждый звук которой эхом отражался от скал и какое-то время метался внутри каменного колодца, пока, наконец, не устремлялся в безмолвие высокого южного неба.

Внизу уже отчётливо был виден монастырь Святой Екатерины, что был выстроен у самого подножия горы. В расщелинах скал стали попадаться какие-то пахучие растения. Запах был очень знакомым. Что же он напоминает? Гид Мамаду словно прочитал её мысли. Спустился в расщелину и сорвал несколько листиков странной травки. «Это ладан!» – протянул он ей благоухающей пучок. Бог ты мой! Кто бы мог подумать! Осторожно убрала ладан в сумочку, прижала между страницами записной книжки.

Древний православный монастырь уже, видно, привыкший к бесконечным толпам туристов, встретил непривычной для северных монастырей духотой. И было уже не до экскурсии, хотелось скорее сесть в автобус. Но куст Неопалимой Купины долго не отпускал её внимания. Никак не верилось, что это живое растение было посажено еще в тринадцатом веке до нашей эры. Нижние ветки и листья были ободраны любопытными туристами. Хотя, если верить словам экскурсовода, даже учёным не удавалось размножить это «чудо». Куст возвышался над каменной кладкой, очень похожей на огромную бочку. На миг представила пустынный двор монастыря, пылающие ветви Купины, изумлённого пророка Моисея и проникновенный голос Господа с небес: «Сними обувь свою. Земля, на которой ты стоишь, священна!». Обвела взглядом Синайские горы. Они гордо поблёскивали на солнце своими золотистыми вершинами. Да и как тут не возгордиться: ведь именно здесь Моисею от Бога были даны священные заповеди для всего человечества.

Вечером, лёжа в постели после принятия тёплой расслабляющей ванны, почему-то вспоминала не золотое, а серебряное сверкание Синайских гор в лунном свете. И широко распахнутые карие глаза Самира. Зачем была дана ей эта встреча? Чтобы окунуться в воспоминания блаженных дней юности?

Во сне всё играла с какой-то собачкой. Та лизала ей руки, обхватывала лапами ноги, не позволяя уйти. Собака – друг. Сонники изучила тщательно, потому что зачастую сны снились вещие. Перед смертью мамы, например, приснилась грузовая машина с откинутыми в стороны бортами. Повсюду на снегу лежали еловые лапки. А к ним в дом молчаливо шли солдаты с лопатами. Она всё пыталась загородить им путь: «Вы куда? Мы вас не приглашали!». Но они обходили её. Последним шёл пожилой офицер с трубой, на которой выводил похоронную мелодию. Она растерянно замолчала, опустив руки. А он остановился возле неё и поцеловал, в лоб.

Вспоминать о похоронах мамы было до сих пор тяжело. Нужно переключить мысли на что-то другое. Ах, да! Сон! Собака – друг. Кто бы это мог быть? Рену с Олегом, что жили в соседнем номере, к категории друзей отнести не могла. Так что приснившаяся собака оставалась загадкой.

На завтраке соседей не было. На пляж поехала одна. Разделась до купальника и шла по песку вдоль берега. В движении загар ложится ровнее. Смотрела на воду. Иногда волны добегали до её ног. От прохладного их прикосновения по всему телу разливалась какая-то нега. Как хорошо, когда тебя никто не знает. Для всех ты «летучий голландец», туманный и призрачный. И вдруг услышала отчётливо: «Света!!!» Замедлила шаг, но головы не повернула. Она была уже далеко от русского пляжа. Это территория немецкого пансионата.

– Света!!!

Неуверенно обернулась. Навстречу спешил вчерашний знакомый Самир.

– Молил Бога увидеть вас снова! Как я рад! А вы?!

– Я тоже! – Не соврала.

Остановился в шаге от неё, протянул руку.

– Как вы? Как ваши ноги после такой утомительной экскурсии?

– Ничего. Как видите, хожу… – И расплылась в улыбке. – А вы? Не заболели?

– Нет! Пил чай с мёдом. Не хотите зайти в наш магазин? Он рядом. Мы там с другом

вдвоём. У нас не жарко, работает кондиционер. Согласны?

Светлана, кивнув, послушно пошла за ним.

Магазинчик был маленьким, метра три на четыре. На полу мягкий ковер. Возле стен два диванчика. На застеклённых полках красивые сосуды с парфюмерными маслами, от которых исходил какой-то магический запах. Стены за полками все в зеркалах, которые удваивали и без того богатый выбор. Друга звали Мустафой. На вид они с Самиром были одного возраста. Мустафа любезно предложил ей присесть. Поставил на спиртовую керосинку чайник с водой. Внимательно изучал её чёрными блестящими глазами.

– Вы прекрасно говорите по-английски. Русские редко так владеют английским языком. Научите нас говорить по-русски. Мы уже купили два самоучителя и диск. Нам это очень нужно для работы. Русских туристов всё больше и больше.

– Ну что ж, покажите учебник.

Почти неделю она учила «друзей-арабов», как окрестили их Олег с Реной, русскому языку. И те уже довольно бегло читали по учебнику тексты с длиннющими словами, старательно подражая ее произношению и интонации. «Это студентка, а это преподавательница. Это студентка или преподавательница? Это не преподавательница, это студентка». Особенно хорошо получалось у Самира. Его приятель, Мустафа, большого рвения к русскому языку не проявлял, хоть и спрашивал отдельные фразы. Он был женат на шотландке и говорил по-английски в совершенстве. А ей нравилось наблюдать, как Самир справа налево делал записи в общую тетрадь. Причем начиналась тетрадь с задней обложки. Он поглядывал на неё с каким-то благоговением. Наверное, её лицо приняло привычный учительский вид. В школе работала более двадцати пяти лет. А всякая профессия накладывает свой отпечаток на выражение лица, жесты, привычки и… даже дикцию.

– «Зайди в наш магазин!». Верно? Правильно говорю?

Она покачала головой.

– Во-первых, не «зайди», а «зайдите». Во-вторых, «пожалуйста». Привыкайте к вежливости! В-третьих, не «мой магазин», а «наш магазин». Вы ведь не хозяин магазина? – Он смущенно покачал головой. И даже стало его жалко. Что накинулась на парня? Нужно сменить интонацию. Не в группе продлённого дня. – Вы весьма приятный молодой человек, Вам необходимы такие же приятные манеры общения с людьми. Правда?

– Да, конечно. Мне этому необходимо научиться.

Посмотрел на неё, улыбнулся и вдруг закрыл лицо рукой.

– Не смотрите на меня так пристально. Мне трудно выдержать ваш взгляд!

Шутит или серьёзно?

– Вы откуда родом? Где живут ваши родители?

– В пустыне Гиза. Мои родители бедуины. У нас большая семья. Нас шесть братьев и пять сестёр. – И снова покраснел. Вот ребёнок!

В магазин зашли покупатели. Взгляд парня растерянно заметался. Ему так не хотелось прерывать с ней разговор, но работа обязывала. Она встала.

– Я прошу вас, если это не трудно, придите ещё. Я так хочу научиться русскому языку. Помогите мне. Умоляю вас! – прошептал он.

Она кивнула и подняла руку вверх. До встречи. Его о чём-то спросили. Он повернулся всем корпусом на вопрос, а глаза провожали её восхищённым взглядом.

Придя в номер, в ванной долго разглядывала себя в зеркале. За лето на даче прилично загорела. Под жгучими лучами египетского солнца загар приобретал красивый бархатный оттенок. И очень была к лицу короткая стрижка крашенных под золото волос. Морщин на лице ещё нет, даже под глазами. Тело словно сбитое, кожа упругая. Сказываются жаркие банные процедуры с берёзовым веником и нырянием в снег. Есть, конечно, некоторая излишняя полнота, но фигуру особо не уродует. Кстати, за дорогу прилично похудела. Путь не близкий. Поездом до Москвы четырнадцать часов. День скитанья на вокзале. Ночь перелёта. Три дня акклиматизации. Всё на пользу. И, главное, в глазах никакой заботы, никакой привычной «запаренности». Это, безусловно, привлекает. Вот и этого паренька, Самира, взять…

В тот день она пообещала Самиру и Мустафе, что как-нибудь после ужина придёт с гитарой на берег моря с соседями по лестничной площадке, молодой парой из Москвы, Олегом и Реной. Но получилось это только через несколько дней. Самира застали они на пляже. Он сидел на лежаке, обхватив плечи руками, и тоскливо смотрел на лунную дорожку, что пугливо дрожала на тёмной воде. Надо было видеть ту радость в его глазах, когда она окликнула его по имени. И тем не менее, ни одним жестом, ни одним суетным движением не выдал своих эмоций. Спокойно поднялся, подал каждому руку и кивком головы указал на столик у самой воды с тремя плетёными стульями вокруг. Заказал всем пепси и кальян. Они выставили на стол пиво, соленые орешки. Покуривая кальян, она некоторое время, молча, смотрела на море. Никакого кайфа от курения не испытывала. Может, потому что в жизни никогда не держала сигареты во рту. Самир, искоса, с каким-то незнакомым удивлением, разглядывал её. Стоило их взглядам встретиться, он тут же опускал лицо, словно хотел спрятать в песок своё смущение. Ах, да! Она в белом брючном костюме и с пышной причёской. Он впервые видел её такой. Вчера она была в голубой панамке с большим козырьком и в марлевом платьице-раскидайке. И панамка, и платье, и даже резиновые тапочки, которые купила специально, чтобы не поранить ноги о кораллы, были одного цвета, цвета морской волны. В таком наряде её, действительно, можно было принять за девчонку. Он, конечно же, не поверил, когда она строго сказала, что ей пятьдесят, засмеялся, принимая всё за шутку. «Вчера вам было сто пять. Сегодня – пятьдесят. За ночь помолодели вдвое. Но глаза выдают ваш истинный возраст!». – «Сколько, по-вашему, мне лет?» – не удержалась от банального женского вопроса. – «Тридцать пять. Не больше. Моей маме пятьдесят два. Она выглядит вдвое старше вас». – «Значит, считаете меня своей сверстницей?» – «Нет! Я немного моложе. Но это не играет абсолютно никакой роли…». Теперь она опустила взгляд. Ничего себе! « …не играет никакой роли!» Одного года с её сыном! Только сын – худенький. Самир же, на вид, выглядел значительно плотнее и потому старше. –

« А что, в вашей стране, правда, разрешено иметь четырёх жен?» – Решила направить разговор в шуточную колею. – «Да. Если позволяют доходы». – « И вы, молодой человек, собираетесь иметь четырёх?» – «Нет! – почему-то испугался он. – Я не богатый человек. Мои родители – жители пустыни. Кстати, я там строю дом. Когда построю, тогда смогу жениться. Но стройка очень затягивается. Не хватает денег. Только накоплю на цемент, прихожу в магазин, а цены подскочили вдвое. Опять пролетел!». Он рассказывал ей обо всём так вдохновенно, что она невольно улыбнулась. И как только он заметил на её лице улыбку, тотчас замолчал и закрыл глаза руками. Опять засмущался, как малый ребёнок.

Вот и сейчас ему никак было не выйти из каких-то комплексов. Его явно напрягали Олег с Реной. Олег смотрел на него с надменной усмешкой. А Рена кокетливо строила глазки.

Терпеть не могла напряжёнки! А потому взяла в руки гитару, стала настраивать струны.

– Спой мою любимую, – шепнула Рена. Светлана нежно провела по струнам рукой и запела:

Ты! Теперь я знаю, ты на свете есть!

И каждую минуту

Я тобой дышу, тобой живу

И во сне, и наяву.

Нет, мне ничего не надо от тебя,

И все, чего хочу я,

Тенью на твоем мелькнув пути,

Несколько шагов пройти!

Пела, глядя на тёмные волны, которые лениво накатывались на берег, приглаживая песок. Боковым зрением видела, с каким восхищением смотрит на неё Самир, но взглядов ему не посылала. Зачем искушать парня? В баре выключили музыку. Теперь уже ничто не мешало её голосу очаровывать тишину гармонией стихов, мелодии и чувств. Спела несколько песен и отложила гитару в сторону. Олег с Реной, кивнув друг другу, поднялись и, взявшись за руки, пошли по воде вдоль берега. Самир осторожно коснулся пальцами её руки.

– Я очень ждал тебя! И очень скучал! Много раз поднимался по ступенькам на трассу и с той, и с другой стороны пляжа. Но тебя нигде не было видно. Подумал, ты уехала, и я никогда не увижу тебя больше! Ты знаешь, как мне стало тяжело!

То ли слезы, то ли лунный свет блеснул в глазах. Внимательно смотрела на него, слушала, по интонации стараясь угадать, как он обращается к ней: на «ты» или на «вы»? Ей почему-то это было очень важно. А равнодушному английскому языку – всё равно: «что в лоб, то по лбу». Одно «you» на все случаи жизни. Но в интонации чувствовалось уважение. На пляжный роман это никак не походило.

– И днем тебя нигде не было! Хотел спросить у Олега с Реной, но и их нигде не мог найти. Пытался звонить в гостиницу, но там бросили трубку. Ты ведь не сказали ни номера комнаты, ни фамилии.

Он говорил это с такой болью, что она растерялась. Как ему объяснить? Да и нужно ли? Так совпало, что они с Олегом родились в один день, только он на год позднее. Праздновали это событие вместе. Вечером гуляли по Наама Бэй, а потом в номере пели песни до утра. Естественно, днем отсыпались, потом чаёвничали. И думать забыли про море, про пляж и про то, что кто-то ждёт их на берегу. Вернее, она-то помнила, но ведь как отделишься от компании? Олег и так частенько ёрничал по этому поводу: мол, ты у нас, как мать Тереза. Эти арабы давно бы приплачивать тебе должны. Долгое время Олег работал в ФСБ. И к арабам у него были свои претензии. «Фальшивый народец! Помню, лет десять назад, мы им оружие продавали, а они загоняли его афганцам втридорога!» Слышать это было неприятно. И непонятно, зачем он ей всё это говорил? И, вообще, какое отношение это имело к этим двум парням, которые сидели в своём магазине, как в собачьей конуре, по четырнадцать часов в день, чтобы заработать свои кровные пятьдесят долларов в месяц, вдали от дома.

А Самир продолжал с какой-то болью, словно в нём еще жила вчерашняя обида.

– Ты меня многому научили за один день. Не только русскому и английскому. Понимаешь?

Понимать-то понимала, только что на это ответишь? В сознании всё перевернулось, как это ночное небо и море. Если бы не горные вершины, трудно бы сказать, где истинная луна, а где её отражение. Да и если честно, не хотелось ничего говорить, а только впитывать в себя каждый вздох, каждый звук таких забытых уже слов и чувств.

– Я считаю дни до твоего отъезда, и у меня сжимается сердце. Ты ведь ещё приедешь сюда, правда?

Она только вздохнула и ничего не ответила. Поднялась, сняла шлёпанцы и пошла по воде в сторону отвесной скалы, под которой пряталась большая тень. Он говорил с ней на «ты». И ей уже было ничего с этим не сделать.

Самир тоже снял обувь, засучил по колено джинсы и пошёл рядом. Ей под ноги попал плоский камень, покрытый скользкой тиной. Она поскользнулась и тихо ойкнула. Самир быстро подал ей руку и больше не выпускал её ладонь из своей. Теперь он молчал, будто весь растворился в её мягкой руке. А ей вдруг показалось, что ей шестнадцать. И что первый поцелуй ещё далеко впереди. И до него идти ещё много лунных ночей, потому что смычок ещё только прикоснулся к тонким струнам скрипки, не издав ни одного, даже пробного, звука. И гармония таинственной мелодии робко дрожит где-то на кончиках непривычно крупных звёзд.

– Светлана! – Она вздрогнула. Почему-то взглянула на небо, словно громкий окрик раздался оттуда. Перевела взгляд на тёмную скалу. Испуганно освободила руку из ладоней Самира, заторопилась назад. Это был голос Олега. – Мы в гостиницу. Ты с нами?

– Да, конечно! – обернулась на Самира. – Самир, мы в гостиницу. Ты проводишь нас?

Он кивнул, не поднимая глаз. Олег с Реной шли впереди шага на четыре. Взявшись за руки, по-пионерски маршируя, шутливо напевали «Взвейтесь кострами синие ночи…». Навстречу то и дело неслись какие-то машины, освещая их ярким светом фар. Вот одна из машин резко затормозила. Им что-то крикнули по-арабски. Самир быстро перебежал дорогу. Она сначала остановилась. Интересно, кто бы это мог быть? Такси? Друзья? Скорее всего, они. Вот машина погасила огни. Самир не возвращался. Странно. Она заторопилась догнать Олега с Реной. Какое-то неприятное чувство закралось в душу.