Цианид бесплатное чтение
© Кристина Старк, 2022
© ООО «Издательство АСТ», 2022
Ты – горсть кристаллов, от которых немеет язык, густеет кровь, тяжелеют веки и смерть неизбежна. Я не могу дышать, бледнею, срываюсь на крик, и я знаю, что это конец, но вдруг чувствую нежность чьих-то рук – кто-то рядом, не спит, охраняет мой сон, держит за руку, носит питье и сидит у постели. «Боль будет страшной, ночь будет темной, – шепчет он. – Но рассвет уже скоро, и я буду здесь, и яд не смертелен».
Глава 1
Курьер
Зверь не сразу сгрызает кость, сначала он облизывает ее.
Ночь не сразу становится ночью. Ей предшествует полумрак.
Страх не сразу будет страхом. Сначала ты почувствуешь только легкий дискомфорт.
И яд, случается, тоже действует не сразу.
Девятнадцатое ноября 2020 года.
До сих пор помню этот день, как будто он был вчера: лил дождь, мое платье промокло до нитки, струи размывали пятна крови на асфальте, и незнакомец – пристальные голубые глаза, черный капюшон, из-под которого выбивались мокрые пряди волос, – коснулся моего плеча и задал вопрос, который перевернул мой мир…
Я возвращалась с работы затемно. Ехала на машине из сити-центра домой, в Черчтаун, где жила вместе с парнем. Бушевала непогода, струи дождя заштриховали пространство, ничего не возможно было разобрать, кроме воды и воздуха, воздуха и воды.
Машин было мало, я проехала Миллтаун, свернула на Дандрум Роуд, и вдруг увидела, как девушка на велосипеде далеко впереди потеряла управление. Ее вынесло с велосипедной полосы на дорогу, и она упала.
Я загнала машину на тротуар, включила аварийку и выбежала под дождь. Велосипедистка уже перевернулась на бок и села – все лицо было залито кровью. Кровь хлестала из носа, подбородок был стесан, губы разбиты. Она была в полной дезориентации, не могла говорить. Я пыталась помочь ей встать, но она не могла удержаться на ногах, теряла равновесие.
Я заподозрила сотрясение и вызвала скорую. Крови было так много, что у меня ком подкатил к горлу. Я прикладывала платок к ее носу, но с таким же успехом можно было пытаться осушить им реку.
В такие минуты никто не спрашивает, готова ли ты прийти на помощь, сможешь ли быть полезной истекающему кровью человеку. Такие моменты наступают без предупреждения и испытывают тебя на прочность.
Я не была крепким орешком, испугалась и запаниковала. Мне казалось, что я вот-вот отключусь вместе с велосипедисткой. Но, на мое счастье, рядом оказался какой-то парень в черной куртке со светоотражающими полосами. Сел рядом, посветил фонариком телефона женщине в глаза, осмотрел ее лицо и руки. Смог привести ее в чувство и был рядом до самого приезда скорой.
На его куртке был логотип службы доставки, он вез кому-то заказ, но плюнул на все, чтобы остаться рядом с нами. Наверняка у него в багажной сумке стыла еда, так что заказчик будет недоволен и менеджер устроит ему разнос, но тут на дороге человек сидел в луже крови – и он выбрал его.
Скорая ехала долго, минут пятнадцать. Дождь успел смыть с асфальта всю кровь, и мы втроем вымокли до нитки. Когда велосипедистку увезли, курьер коснулся моей руки, заглянул в глаза и задал вопрос, который я совершенно не ожидала услышать:
– Ты в порядке?
Меня трясло от холода, волосы липли к лицу, руки дрожали – должно быть, любой на его месте поинтересовался бы. Это была обычная вежливость, формальность, до ужаса простой вопрос – но он вогнал меня в состояние, близкое к эйфории. Внутри растеклось тепло. Мгновение назад хотелось плакать, забиться в угол, спрятать лицо – и вдруг все прошло.
Незнакомый парень, с глазами, голубыми, как газовое пламя, которого я видела впервые в жизни, одним вопросом погасил мое волнение и испуг.
Я не могла понять, что со мной творится. И что в этом вопросе такого, что у меня сердце бьется как бешеное? И почему мне и больно, и хорошо одновременно? И уж не схожу ли я с ума, насмотревшись на кровавые ручьи и продрогнув до боли в мышцах?
– Я в норме, – ответила я, кивая.
– Не сильно разнервничалась? Сможешь сесть за руль?
Я снова кивнула, подавив в себе порыв обнять его за то, что он так внимателен.
– Поезжай не спеша, – сказал он, сел на велосипед и уехал.
Я вернулась в машину, включила кондиционер на максимум и растерла лицо. Голова кружилась, то ли от холода, то ли от волнения.
На экране телефона высветилось несколько пропущенных звонков и сообщений:
«Где ты?» – спрашивал у меня мой парень.
«На дороге был небольшой инцидент», – написала я.
«Инцидент, растянувшийся на три часа? Ничего, что уже девять?»
«Я поздно выехала, было много работы».
Он ничего не ответил.
Я смотрела на нашу переписку несколько минут, и только тогда поняла, что же меня так зацепило в вопросе курьера: он был внимателен. В его голосе угадывалась забота, почти нежность. Словно ему было не все равно, как я себя чувствую и смогу ли доехать домой. При этом мы даже не были знакомы.
А Дерек, мой парень, не поинтересовался, как я, даже после слов «инцидент на дороге».
Это был невыносимый контраст, прожигающий как раскаленная спица. В тот вечер я прочувствовала его настолько остро, что уже не смогла выбросить из головы.
Мы с Дереком познакомились год назад на одном из корпоративных банкетов. Мой отец владеет крупной юридической фирмой, а Дерек был одним из его партнеров. Ему было тридцать три, он на девять лет старше меня. Нас познакомил отец. Я помню, как Дерек протянул мне руку, я в ответ протянула свою и, краснея, представилась: «Ванесса Энрайт, очень приятно». А Дерек ослепительно улыбнулся и ответил: «Просто Дерек. Или, может быть, тот, о ком ты будешь думать сегодня ночью, лежа в постели?»
Помню, я страшно смутилась, услышав это. Еще не зная меня, он уже позволил себе откровенный, почти интимный комментарий. Однако я все же посчитала такое знакомство романтичным. Тогда мне было двадцать четыре. У меня все еще не было большого опыта отношений. Я встречалась несколько раз с такими же зелеными, как и я сама, мальчишками из университета, но по-прежнему оставалась очень наивной. Я часто смущалась в компании мужчин повзрослее, когда они обращались ко мне, робела перед незнакомцами. Моих знакомых парней можно было пересчитать по пальцам, в основном это были бывшие однокурсники. На улице я не знакомилась и редко бывала в клубах…
Однако отец жаждал как можно скорее «пристроить» меня, передать в серьезные и надежные руки, которые позаботились бы и обо мне, и о втором его детище – фирме Enright Solicitors. Меня он по умолчанию считал неспособной управлять компанией. «Олененок не сможет тянуть стотонную телегу. Только тягловый жеребец», – так он однажды и сказал.
Возможно, эти две вещи – моя неопытность и железная отцовская хватка, которая распространялась на все, включая меня, – и определили мою судьбу. Отец не просто познакомил меня с мужчиной что надо, как он выразился. Он еще и сделал все, чтобы Дерек получил ко мне постоянный доступ.
Дерек стал часто появляться у нас в гостях, неизменно приглашался на все банкеты. Отец то и дело звал меня в офис фирмы, а когда я приходила, то выяснялось, что он страшно занят, или должен уйти на совещание, или любая из сотни других причин – и ко мне тут же выходил Дерек, звал на обед, осыпал комплиментами, отвозил домой…
Я присматривалась к нему. Он был высоким, темноволосым, зеленоглазым. Щетина была такой темной, что даже когда он брился начисто, подбородок и щеки сохраняли синеватый оттенок. В нем угадывалось нечто властное, неумолимое. Он умел ухаживать и не понимал слово «нет»: если я отказывалась от чего-либо, он настаивал до тех пор, пока я не сдавалась, будь то ужин, поход в кино или подарок.
Тогда я еще не знала, что если слово «нет» для мужчины – пустой звук, то это скорее повод бежать от него, нежели падать в объятия.
Однажды мы должны были поехать в Корк, в семейный загородный дом на рождественские праздники. Моя семья отправилась туда отдельно – отец сказал, что у машины какие-то неполадки, и ее лучше не нагружать. А мне он предложил поехать вместе с Дереком, которого пригласили тоже. К вечеру выяснилось, что машина родителей сломалась по дороге и они заночуют в Портлише. А я по прибытии оказалась одна в доме вместе с Дереком.
Помню, что мы пили чай, играли в шахматы, сходили вместе в ресторан, где он без конца мурлыкал песню «All I Want For Christmas Is You» [1]. Домой мы вернулись за полночь, замерзли, он налил мне немного вина. А потом еще. Я стремительно пьянела, но чувствовала себя в безопасности в нашем семейном доме. Что может случиться? Это мой дом. Родители знают, что мы здесь. Дерек работает на отца – он не просто незнакомец с улицы. Все будет хорошо.
Дерек начал целовать меня после третьего бокала. Я не могла понять, нравится мне или нет. Не была уверена, что хочу этого. Его рука скользнула ко мне под юбку, и тогда я решила, что делаю ошибку. Я попросила его притормозить, сказала, что не готова. Меня будто посадили на болид, который разогнался до скорости света, когда я хотела лишь неторопливой прогулки.
Дерек только улыбнулся в ответ и снова наполнил мой бокал…
Я не помню, что было потом. Проснулась в своей постели посреди ночи от рвотных спазмов, приподнялась на локтях и меня стошнило прямо на пол. Тогда же я заметила, что на мне нет одежды. Рядом спал Дерек, тоже абсолютно голый. В промежности все горело. Я поняла, что произошло: до Дерека у меня было несколько партнеров, так что я прекрасно знала, что ощущаешь после секса.
Утром я была сама не своя. Плакала, была напугана и не могла собраться с мыслями. Мне казалось, что мной воспользовались, подсыпали что-то в вино. Я не пила так много, чтобы попросту отключиться, но тем не менее это случилось! Меня сводили с ума паника, злость и страх, но…
Дерек тоже был расстроен и подавлен. Бродил из угла в угол, опустив в пол красные глаза. Сказал, что, как и я, ничего не помнит. Что все случилось спонтанно и неожиданно даже для него самого. Сказал, что ненавидит себя и что уедет сразу же после того, как приедут мои родители. Которым он конечно же расскажет, что произошло. Как же иначе. Потому что он не насильник и не злодей. Он друг семьи. Он коллега отца. И он влюблен в меня.
Безумно.
Он вышел из дома и вскоре вернулся с кошмарно дорогим букетом: лилии, ирисы, фрезии – и… встал передо мной на колени.
– Я все испортил, Ванесса… Я думал предложить тебе стать моей девушкой на этих каникулах. Даже сказал об этом твоим родителям. Они так обрадовались. И я с ума сошел от радости, не мог ни о чем думать. И теперь все испортил, идиот… Я уже отнес свои вещи в машину. Скоро они приедут и… Я наверно даже уволюсь из фирмы. Не смогу смотреть твоему отцу в глаза.
Я остановила его на середине монолога. Заставила встать с колен и попросила ничего не говорить родителям.
Я испытывала стыд. Боялась, что упаду в их глазах, как только они узнают, что я отдалась Дереку после третьего бокала. Тот факт, что я была пьяна, почему-то казался важным. Переворачивал все на сто восемьдесят градусов. Словно вопиющее доказательство того, что я сама была не против раздвинуть ноги. Сейчас я понимаю, что это была несусветная чушь, но тогда именно так я чувствовала и думала. А жаркое раскаяние Дерека заставило меня и вовсе проглотить боль и обиду.
Он не был похож на злодея. Злодеи не могут быть друзьями семьи или партнерами отца. Злодеи поджидают за углом, бьют по голове, угрожают ножом. И они не плачут потом и не приносят букеты. Так?
Это тоже было чушью. Плохие парни могут носить любые маски и, как правило, носят. Но, опять же, тогда я была ужасно, катастрофически наивна.
Родители ни о чем не узнали. Дерек засыпал меня извинениями, подарками, и провел со мной и моей семьей все рождественские праздники. Было очень много слов, эмоций, заверений в любви и аккуратного, завуалированного прессинга. Его раскаяние, внимание, настойчивость, то, как он говорил со мной, как ежедневно просил прощения, – все это обрушилось на меня, как океанический шторм.
Известно, что перед штормом могут устоять только укрепленные гавани. Я же была тонкой полоской песка на берегу – неуверенным и доверчивым человеком – так что, будем считать, меня просто смыло. Я всему верила. Я со всем соглашалась. Я все простила.
А потом и вовсе стала его девушкой.
Таково было начало моих отношения с Дереком Линчем: манипуляции, интриги и секс, который я не запомнила. Самая ужасная завязка из всех возможных. Но на этом мои проблемы не закончились.
На этом они только начались.
Я вытерла насухо волосы в машине, немного отогрелась, успокоилась и медленно влилась в поток. Капли дождя стучали по ветровому стеклу, диджей на 95FM рассказывал, что ирландцы вовсю записываются к стоматологам на Тенерифе – и вовсе не для того, чтобы полечить зубы, а чтобы втихую обойти ограничения на вылет и провести пару недель на курорте. Поездки на отдых были запрещены, а вот лечение – это же совсем другое дело!
Мне эти хитрости показались забавными. Я завидовала людям, которые ничего не боятся: ни эпидемии коронавируса, ни штрафов, ни проблем с полицией. Потому что сама жила в постоянном страхе.
Страхе, что могу сделать что-то так, не то сказать, не так посмотреть.
Дерек был очень раздражительным. Воспламенялся, как спирт, как разлитый бензин. Не проходило ни дня без крика или унижений. Любая моя ошибка была поводом устроить мне взбучку или такой неистовый секс, что я потом едва ходила. В буквальном смысле: мне было больно ходить. Однако я всему могла придумать оправдание. Буквально всему.
Грубый секс, заканчивающийся синяками и кровоподтеками? Прекрасно, таким вроде бы и должен быть секс. Жажда тотального контроля и желание доминировать? Отлично, скорее всего это значит, что я очень любима. Власть и уверенность, которые Дерек проявлял во всем? Да это же черты, свойственные настоящему мужчине.
Я была настолько наивна, что смогла бы увидеть прекрасное даже в пощечине. А если меня что-то и не устраивало, то я умело закрывала на это глаза. Мне казалось, что только истерички постоянно чего-то требуют, скандалят, добиваются какого-то особенного отношения, пока не вытопят из отношений всю любовь. А умные женщины поступают иначе: не придираются, умеют идти на компромисс, терпят и не зацикливаются на негативе.
Так я думала и была искренне уверена, что права.
До сегодняшнего дня. Когда вдруг, сидя в машине после инцидента на дороге, поняла, что мне не хочется возвращаться к Дереку. Что я скорее готова поменяться с велосипедисткой местами и отправиться в госпиталь, чем снова оказаться с ним под одной крышей. Что его дом, в который я переехала после начала наших отношений, вызывает у меня не больше радости, чем тюрьма или комната пыток.
В доме было тихо. Дерек сидел в полутемной гостиной, освещенной одинокой настольной лампой. Он захлопнул ноутбук, как только я переступила порог, и перевел на меня взгляд.
Многие считали его красавчиком. Высокий, широкоплечий, всегда стильно подстрижен и хорошо одет, идеальный одеколон, первоклассное чувство юмора. Я тоже когда-то купилась на это все.
– Не прошло и полгода, – протянул он.
Я повесила пальто на крючок в гардеробной, сняла туфли и аккуратно поставила их на подставку для обуви. Мои движения автоматически замедлились, будто я собиралась войти в клетку к неприрученному зверю.
– Прости, было много работы, а потом еще и авария на дороге. Я же уже объяснила в сообщении.
– Объяснила? – прищурился он. – А по-моему, просто отмахнулась от меня эсэмэской.
– А что мне нужно было сделать? Отправить тебе официальный, заверенный нотариусом запрос, что я задержусь?
Дерек обошел стол и встал напротив, закрывая проход в гостиную.
– Меня раздражает, что ты даже не пытаешься выглядеть виноватой. Я сижу как на иголках три часа, пока ты ходишь черт знает где, места себе не нахожу, а ты…
– Дерек, я ехала домой.
– Все это время?! Уже почти десять!
– Да! Все это время! Я выехала с работы в восемь! Прошу, давай не будем!
Дерек натянуто рассмеялся и стиснул двумя пальцами мой подбородок – почти жест нежности, если бы не сила нажима. Он сжимал мой подбородок все сильнее и сильнее, заставляя смотреть на него, пока мне не стало больно. Я ударила его по руке, оттолкнула и переступила порог гостиной. Он шумно выдохнул и схватил меня за волосы, заставив остановиться.
– Дерек, пожалуйста! – вскрикнула я.
Он резко развернул меня, схватил за ягодицы и притянул к себе.
Наши ссоры всегда возбуждали его. Он вмиг заводился, хватал меня за руки, задирал юбку. Становился злым и молчаливым, или наоборот, слишком разговорчивым: принимался отчитывать меня, грубить, называть сучкой и шлюшкой.
В начале наших отношений его вспыльчивость, всегда заканчивающаяся яростным сексом, казалась чем-то киношным, стильным и классным. Даже стоя на коленях и некрасиво давясь его членом, я умудрялась находить в его поведении какую-то темную романтику. И только спустя время начала осознавать – в том, что он делает, нет романтики и меня это совсем не возбуждает. Наоборот, пугает. Я контролировала ситуацию не больше, чем человек, стоящий посреди железнодорожных путей и силой мысли пытающийся остановить поезд, – то есть я не контролировала ничего вообще. Обычно, если я начинала возражать, то распаляла его еще больше. Даже отсутствие возбуждения с моей стороны и сухость в промежности не останавливали его. Он раздвигал мои ноги и тут же входил.
– Сегодня ничего не будет, – сказала я, отступая и пытаясь сбросить с себя его руки.
– И почему же? – ухмыльнулся он.
– Мне не нравится это, Дерек. Не нравится, что я не могу контролировать смены твоего настроения.
– Это и не должно быть в твоей власти – контролировать меня, – усмехнулся он, снова подходя так близко, что я ощутила жар его тела.
– Тогда надеюсь, это хотя бы в твоей власти? – спросила я. – Ты-то сам в состоянии контролировать свой гнев?
Он припер меня к стенке и низко склонил голову.
– У моего гнева есть причина. И если бы он по-настоящему пугал тебя, то ты бы вела себя соответствующе и старалась не провоцировать меня. Но глядя на твои выходки, я думаю, что мой гнев – это как раз то, чего ты добиваешься.
– Неправда. – Я сделала шаг в сторону, но Дерек схватил меня за запястье и заставил остановиться.
– Не смей уходить, когда я говорю с тобой.
– Я не ухожу, – ответила я, прикидывая в голове, как быстро смогу добраться до входной двери. На улице шел дождь, так что если Дерек решит бежать за мной, то непогода его охладит. Если же не охладит, то я просто поймаю такси и сбегу домой к родителям.
– Вот и умница, – сказал Дерек. – А теперь послушай меня: еще раз ты пропадешь с радара без предупреждений – и пожалеешь. Ты не будешь делать из меня идиота.
– Я не делаю из тебя идиота!
– Конечно, всего лишь исчезаешь на три часа, не удосужившись позвонить. – И он снова схватился за мой подбородок.
Я отпихнула его руку и бросилась в сторону. Он вцепился в мою одежду, сжал предплечья и швырнул на диван. Пока я боролась с ним, протестуя и пытаясь выскользнуть, он успел расстегнуть ремень и забрался на меня сверху. Он был тяжелым и массивным – невозможно сопротивляться. Его руки сжали мои запястья, как железные клещи. Я закрыла глаза и прекратила борьбу. Он стянул с меня белье и быстро овладел мной, резко выдыхая на каждом толчке.
Мне снова было больно, душили слезы. Только вот ни мои слезы, ни просьбы еще ни разу не остановили его.
Когда он закончил, я выбралась из-под него и, задыхаясь от обиды и на бегу поправляя юбку, рванула к двери. Распахнула ее, бросилась наружу и… врезалась в кого-то. Чьи-то руки остановили меня, на мгновение задержавшись на моих плечах. Волна холодного воздуха отбросила волосы с моего лба, мои ладони коснулись чужой куртки, и я не сразу убрала их, словно боялась остаться без опоры.
Передо мной стоял тот самый парень, который помог мне сегодня на дороге и чуть не довел меня до экзистенционального кризиса одним лишь вопросом о моем самочувствии… Половину лица скрывала тень от капюшона, но я все равно узнала его.
– Доставка из «Кей-Тауна», – проговорил он, пристально разглядывая мое лицо.
Я уже слышала его голос, но сейчас он показался мне особенно приятным. Вообще все в нем почему-то показалось приятным. Возможно только потому, что он пришел снаружи. Явился оттуда, куда я так сильно хотела убежать.
А курьер узнал меня.
– Кажется, у меня дежавю, – улыбнулся он и протянул бумажный пакет с едой.
Я не улыбнулась в ответ, не смогла. И пакет не взяла тоже. Мои руки тряслись, опустились вдоль тела и обвисли, словно обесточенные. Если я возьму протянутый пакет, то он уйдет, а я испытывала страшную нужду в том, чтобы он остался. Присутствие чужого человека – пусть всего на несколько минут – вернет мне почву под ногами.
– Что-то случилось? – спросил курьер, должно быть читая на моем лице совсем не те эмоции, с какими люди обычно встречают еду из ресторана.
Я облизала пересохшие губы, даже не пытаясь сказать что-то в ответ. С черного неба вовсю лило. Фонари раскачивались на ветру на противоположной стороне улицы, один из них то гас, то зажигался снова, как в фильме ужасов. Ветер задувал в дверной проем.
– Ну наконец-то, – сказал Дерек у меня за спиной, тоже подошел к двери, сунул курьеру наличку и забрал пакет.
Он как ни в чем ни бывало взял меня за руку, завел домой и захлопнул дверь прямо у курьера перед носом, даже не сказав «спасибо». Он понес еду в гостиную, напевая, будто вообще ничего не произошло.
Я не последовала за ним, прислонилась лбом к запертой двери и медленно выдохнула. Глаза жгло, я моргнула, и слезы скатились по щекам вниз.
– Я заказал роллы, креветки в панировке и корейское пиво.
Я обернулась через плечо и увидела, как Дерек раскладывает еду на столе. Неторопливо и напевая мелодию себе под нос. Он достал тарелки и наполнил два пивных бокала.
– Так что там случилось на дороге? Машина цела? – спросил Дерек как ни в чем не бывало, спокойно и благодушно.
Стоило ему выместить на мне злость и оттрахать, и он сразу же успокаивался. Становился таким, каким его знали другие: знаменитым адвокатом, примерным сыном, приятным соседом и завидным бойфрендом.
Я не ответила. Развернулась и вышла под козырек дома, на свежий воздух. Достала из кармана пачку сигарет и закурила. Горький дым наполнил рот, и эта горечь показалась приятной: наверно потому, что перебила привкус слюны Дерека и ощущение его губ и щетины на моем лице.
Я вообще никогда не курила до отношений с ним. Начала после того, как он в первый раз накинулся на меня, проигнорировав протест, и больше не смогла бросить. Сигареты успокаивали, дарили ощущение, что я бунтарка, которая ни черта не боится, даже смерти от рака легких, – а бунтарки обычно сами управляют своей жизнью, не так ли? Наверно курение было неким способом убедить саму себя в том, что у меня все под контролем.
Курьер не успел уехать, стоял перед домом, разглядывая карту в телефоне. Я поискала в карманах мелочь, чтобы оставить ему чаевые, но ничего не нашла, а возвращаться в дом не хотелось: там был Дерек, его голос, запах, его тьма, воспоминание о его руках на моем затылке и такая тяжесть в груди, будто на нее положили гранитную плиту.
Курьер оглянулся, когда я вышла на крыльцо.
– Все окей? – снова спросил он.
Ветер играл клочком его волос, выбившихся из-под капюшона: они потемнели от дождя и липли ко лбу.
– Да, – солгала я, утерла лицо рукавом и вымученно, с усилием улыбнулась.
Дверь позади меня распахнулась, и Дерек бросил мне с тихим рыком:
– Он еще тут? Скажи, что они снова забыли положить чек к заказу. Ну что за кретины. – И он захлопнул дверь, не желая тратить на это свое время.
Курьер к тому времени уже схватился за руль велосипеда и собирался исчезнуть.
– Простите, у вас не осталось чека к заказу? – окликнула я его.
– Если в пакете нет, то я могу скинуть его на электронную почту. Вы указали ее при заказе? – спросил он, и я снова поймала себя на мысли, что мне нравится его голос. И тембр, и выговор. У него было очень чистое дублинское произношение: каждое слово будто полировали до блеска, прежде чем оно сходило с его уст.
– Я не знаю. Не я делала заказ, а мой парень. Можно я дам вам свою почту?
– Без проблем, – ответил курьер и вытащил телефон. Я спустилась по ступенькам, ежась от холода, и подошла к нему.
На костяшках его пальцев были набиты буквы в готическом стиле с завитыми уголками – по одной на каждый палец. Татуировки всегда казались мне чем-то вульгарным и отталкивающим. Ни у меня, ни у Дерека не было ни одной. Но сейчас я устыдилась своей неприязни: в конце концов, этот человек только что привез нам еду, вымокнув до нитки.
– Мой адрес: «Ванесса-Энрайт-джимейл-точка-ком», – продиктовала я, по-прежнему пялясь на его руки.
– «Ванесса»? – переспросил он, повернув ко мне лицо. Я снова поразилась оттенку его глаз: светло-голубой, как синтетические кристаллы. Над правой бровью было тонкое серебряное кольцо, а левую рассекал надвое тонкий шрам – казалось, что бровь перечеркнута невидимым штрихом.
– Да, – кивнула я. – С двумя «с».
Курьер закончил записывать мой адрес, шутливо отдал честь и сказал:
– Я скину чек сегодня.
– Спасибо.
– Лучше не стойте под дождем, сегодня слишком холодно, – добавил он, сел на велосипед и через пару минут растворился во мраке ночи.
Я осталась на пороге, пока его светоотражающая куртка не исчезла за поворотом. Моя сигарета к тому времени догорела до фильтра, и я бросила ее в лужу. Ежась, я вернулась в дом. Дерек уже прикончил один бокал пива и налил второй.
– Я думал, ты уже не вернешься, – усмехнулся он, забрасывая в рот креветку и отпивая пиво из бокала. – Растаешь, моя сахарная, под дождем.
Я не ответила. Поднялась наверх в спальню и села за рабочий стол. Мои руки пахли сигаретным дымом и мокрые волосы липли к лицу. В отражении на черном экране лэптопа я увидела свое лицо – заостренное и бледное, словно его склеили из треугольных обрезков бумаги. На нижней губе запеклась темная капля крови. Должно быть, я прикусила ее, когда боролась с Дереком.
Сам он явился чуть позже. Откинул покрывало с кровати и расстегнул рубашку, косясь на меня пристальным взглядом из-под тяжелых век. Подошел сзади, опустил голову на мое плечо и коснулся губами кожи на моей шее – спокойно и ласково.
– Прости меня, – сказал он. – Ты знаешь, мне бывает тяжело контролировать себя, особенно когда ты исчезаешь, не считая нужным сообщить, где ты, и не сразу отвечаешь на сообщения. В такие минуты мне хочется сделать тебе больно. Но потом пелена спадает, и я чувствую, что перегнул палку. Как ты? Что-то болит?
Я ничего не ответила. Включила ноутбук и автоматически раскрыла почтовый аккаунт. Кроме рабочих писем и спама из магазинов одежды там больше ничего не было.
– Ванесса, я уже объяснял тебе тысячу раз, что со мной творится, когда ты делаешь из меня дурачка.
– Я ничего не делаю! – бросила я ему. – Ничего, что дает тебе право так поступать со мной!
– Как так? Это был просто секс.
– Не просто, и ты знаешь это! Это была месть, наказание!
– И что? Разве ты не любишь пожестче? Разве предпочитаешь унылую возню в постели? Я удивлюсь, если да! Я же вижу твое лицо, твои глаза, когда я делаю это с тобой. Ты горишь, ты на небо улетаешь.
Я нервно рассмеялась, но посреди смешка из горла вырвался всхлип, потом еще один. Самообладание покинуло меня, я уронила голову, и слезы потекли по лицу ручьями. Я захлебывалась, так много их было. Дерек обхватил меня руками, неистово целуя место за мочкой уха.
– Прости, если перестарался. Ну детка… Наши темпераменты немного не совпадают, но я буду стараться держать себя в руках. Ладно? Иди ко мне. Я никогда не сделаю тебе больно. По-настоящему больно – никогда. Только до того предела, который будет тебе нравиться. Обещаю.
Обычно Дерек каялся после каждого подобного происшествия и божился, что в следующий раз все будет иначе. И ему всегда удавалось найти те самые нужные слова, которые меняли и искажали все, что между нами происходило. Мои собственные боль и обида после его пламенных извинений начинали казаться чем-то эгоистичным и несущественным – чем-то, что нужно забыть и проглотить. Ведь так делают взрослые женщины?
Затем Дерек приносил мне бокал вина, ложился рядом, рассказывал об очередном деле, за которое взялся. Или о том, куда нам стоит съездить на выходных. Или о том, как ему нравится моя кожа и веснушки на спине и плечах.
Все странным образом возвращалось на круги своя раньше, чем сходили синяки с моих запястий. Я начинала видеть все произошедшее в ином свете: что, если мой парень действительно такой, как есть, и это не его вина? Да, ему сложно контролировать себя в иные моменты, но ведь у меня тоже случаются минуты, когда я теряю самообладание. Например, я на дух не переношу грязь и бардак. Злюсь, когда Дерек оставляет сущий хаос в ванной комнате после того, как искупается, или бросает грязное белье куда попало.
Нам нужно принимать друг друга и относиться с пониманием к тем или иным чертам характера. А если невмоготу, то можно раз обратиться к психологу. Взрослые люди не меняют партнера, чуть столкнувшись с трудностями. Взрослые люди помогают друг другу стать лучше.
Я в очередной раз убедила себя, что все в порядке, еще до того, как закончился день. Намекнула Дереку, что я не прочь снова сходить на встречу с психологом, – и тут же отказалась от идеи, увидев, как он закатывает глаза.
– Прости, Ванесса, но нет ни единого шанса, что мы снова будем тратить на это деньги. Если ты надеешься, что разговоры с этой трухлявой колодой сделают нашу жизнь лучше, то я даже не знаю, что сказать.
– Она показалась мне профессионалом, и после консультаций с ней все действительно стало лучше.
Впрочем, ненадолго.
– Если ты находишь какой-то особенный кайф в том, чтобы рассказывать незнакомой старухе, пусть хоть трижды дипломированному психологу, о том, как именно я кончаю тебе в рот, то вперед. Но меня там не будет. И тем деньгам, что ты потратишь, можно найти гораздо лучшее применение.
– Например, какое? – спросила я, с усилием заставляя себя успокоиться и не принимать его слова близко к сердцу.
– Не знаю, сделай грудь. Ты же говорила, что хочешь.
Я никогда не говорила Дереку, что хочу увеличить грудь. Спрашивала пару раз, не считает ли он ее слишком маленькой, на что он всегда туманно отвечал, что моя задница все равно нравится ему гораздо больше. Видимо он воспринял мои вопросы иначе: как неуверенность и жажду перемен.
– Я не буду увеличивать грудь, – ответила я. – У меня и так все в порядке.
– Верно. Лучше пусть на твои денежки грудь себе сделает та старая карга, – усмехнулся он. – Все лучше, чем оладьи в декольте.
– Поверить не могу, что ты успел заглянуть ей в вырез. – Я погасила свет и натянула одеяло до самого подбородка. Весь этот разговор был попросту неприятным.
– Я не заглядывал. И так могу представить, что там все плачевно.
– Мы все однажды постареем. К чему глумиться?
– А какой смысл постоянно на все делать серьезную мину? – усмехнулся Дерек. – Ванесса, будь попроще.
Я перевернулась на бок и закрыла глаза. И почему-то снова вспомнила, как курьер попросил меня не стоять под дождем. В этой просьбе было слишком много заботы и теплоты. Так много, что я до сих пор не могла ее усвоить. И уж тем более забыть.
Глава 2
Улыбнись, если хочешь…
Мои родители обожали Дерека. Считали, что он – совершенство, а мне несказанно повезло обратить на себя его внимание. К его приезду в доме всегда закатывали банкет, моя мать порхала вокруг него, очарованная и одурманенная его аурой – крепкой и мужественной, как хороший одеколон.
Отец вообще считал, что Дерек круче любого джекпота, и мечтал, чтобы до того момента, когда он будет вынужден отойти от дел, я успела выйти за Дерека замуж. Я была единственным ребенком, так что отцу срочно нужен был преемник и мужчина в семье. По его мнению, только мужчины и способны держать бизнес в своих руках так, чтоб он не развалился. А когда у отца начались проблемы с сердцем, его желание выдать меня замуж превратилось в настоящую манию.
Дерек устраивал его полностью: деятельный, ответственный, состоятельный мужчина, бизнес-партнер, хваткий адвокат, не чуравшийся скандальных дел, и – самое главное – он увлекся непутевой Ванессой Энрайт. Слишком начитанной, слишком себе на уме, предавшей дело отца и решившей связать свою жизнь с какой-то там газетой.
Я закончила факультет литературы в Тринити-колледже, писала статьи и вела колонку в молодежном журнале – и для отца это было сравнимо с крахом всей жизни. Практически то же самое, что стать отбросом общества и побираться. Он не одобрял мой выбор и надеялся, что хотя бы красота меня спасет: миленькое личико, огромные карие глаза и роскошные каштановые волосы. «С таким добром не пропадет даже журналистка», – именно так отец однажды и сказал.
Каждый раз, приезжая к семье в гости, я отбивалась от вопросов о том, когда же свадьба. Мы с Дереком встречались уже год и, по мнению моих родителей, этого срока было достаточно, чтобы уже потихоньку поглядывать в сторону церкви.
– Дерек! Какие люди! – Отец, как обычно, сначала поприветствовал моего парня и только потом меня. Сухо поцеловал меня в щеку и тут же схватился за рукав Дерека. – Как жизнь? Как новое дело?
– Лучше не бывает, – ослепительно улыбнулся Дерек и повел отца на веранду выкурить по сигарете.
Дерек словно увеличивался втрое, когда находился у нас дома. Раздувался, как пиявка, которую хорошо покормили. Уж не знаю, почему именно такое сравнение приходило на ум. Я часто ловила себя на мысли, что сравниваю Дерека с чем-то неприятным или скользким.
– Как ты, милая? – Мама расцеловала меня и протянула бокал легкого игристого вина. Себе она налила джин с тоником.
Она принарядилась к нашему приезду, надела синее платье от Ральфа Лорена и повязала шею ярко-желтым платком от Эрмес. Ее волосы, маникюр, манеры, улыбка, речь – все было безупречным. Я считала ее самой красивой женщиной из ныне живущих. Красивой и очень умной. Мама работала администратором в нашей юридической фирме, весь поток клиентов и дел шел через нее вот уже двадцать лет. Она знала о фирме даже больше отца. Однако, несмотря на все, что она делала, отец по-прежнему не считал, что женщина смогла бы управлять серьезным семейным бизнесом.
– Все хорошо, – ответила я и опустила глаза, чтобы проверить, не выглядывают ли из-под моих манжет синяки на запястьях. – А ты как?
– Плохо сплю, у нашего соседа, Тайлера, вечеринка за вечеринкой. Мои мешки под глазами скоро отвиснут до земли. Вся надежда только на молодого пастора, который пытается наставить его на путь истинный. Постоянно вижу их вместе.
– Тайлер Стаффорд в компании пастора? Ты имеешь в виду того самого Тайлера Стаффорда, который хотел купить соседнюю церковь, чтобы открыть там ночной клуб?
– Именно! Он! Но бог услышал мои молитвы и послал Тайлеру пастора! Или студента духовной семинарии, не знаю наверняка… Теперь расскажи, как ты.
– Завтра в «Зумере» выйдет большая статья, которую я написала. Отправлю тебе номер.
– О чем? – спросила мама. Словосочетания «большая статья» и «я написала» в одном предложении всегда настораживали ее, если не сказать пугали.
– О том, почему не этично смотреть порно и почему мы не должны делать это, если нас беспокоят судьбы людей, которые вовлечены в эту индустрию.
Мама закашлялась и джин-тоник потек по ее подбородку. Она схватила салфетку и принялась промокать лицо и шею.
– Я думала, ты пишешь для молодежного журнала.
– Так и есть.
– Не думаю, что подобные темы хоть как-то относятся к столь молодым…
– Люди в наше время получают доступ к порнографии в очень молодом возрасте. Поэтому начинать этот разговор стоит уже со школьниками.
– Думаешь, школьники смотрят порно? – вытаращилась мама.
– Да. К сожалению. Поэтому я считаю, разговор не помешает.
– Господи, Ванесса, только не поднимай эту тему за столом. У отца и так сердце слабое.
– Даже не думала, – проговорила я, запивая горечь вином. – Но вообще я горжусь своей работой и своей статьей. Я говорю о важных вещах, которые хочу донести до молодого поколения.
– А Дерек что сказал? – поинтересовалась моя мать, нервно сжимая в руке охапку салфеток.
Мнение Дерека в ее иерархии мнений всегда стояло чуть выше, чем мое.
– Что статья хороша, – соврала я.
Дерек относился к моей работе предвзято и высокомерно. Я показывала ему свои статьи, когда мы только начали встречаться, но, раз за разом видя на его лице снисходительную улыбку, перестала. Да и какой толк, если нам все равно нечего потом обсудить.
– Может ты бы лучше… – мама помолчала, подбирая слова, – помогла Дереку с его работой? Подготовка к судам требует времени и усилий.
– Ему не нужна моя помощь. Он прекрасно справляется сам. Вспомни, когда отец работал адвокатом…
– Я имею в виду другое: выглаженные рубашки, вкусный ужин, бокал вина, ты – красивая и отдохнувшая, сосредоточенная на его потребностях. Возможно, на ваше семейное благо это поработало бы куда лучше, чем твоя газета и твои статьи?
«Сосредоточенная на его потребностях» особенно сильно задело меня. Как будто его потребности были важнее моих, его работа – нужнее моей, а защищать в суде всяких подонков и насильников – Дерек почему-то с особым рвением брался за подобные дела – было важнее, чем говорить с подростками на важные темы.
– Ты же ухаживаешь за ним? – поинтересовалась мама, пристально разглядывая мое лицо. – Делаешь для него приятные мелочи?
– Конечно, само собой, – ответила я, прогоняя из головы воспоминание о вчерашнем вечере и сегодняшнем утре, когда Дерек, разозлившись на пролитый мной кофе, снова накинулся на меня и я не стала сопротивляться, чтобы все поскорее закончилось. Потом он извинялся всю дорогу до дома моих родителей и подавал мне пудру и карандаши из бардачка: я плакала, и макияж пришлось три раза поправлять.
– Конечно я делаю ему приятно, – повторила я и залпом допила вино.
– Ну вот и славно. Что за синяк у тебя на шее? Очень большой, – нахмурилась мама.
– Столкнулась с… с курьером, – соврала я. – Вышла из машины, он ехал мимо, и мы… чуть не убили друг друга.
– Этим людям не помешает лишняя пара глаз, – сказала мама, подливая мне вина. – Вчера по новостям увидела репортаж о развозчике пиццы, который попал под машину. Бедняга то ли в госпиталь угодил, то ли помер, не помню уже…
– О́рла, не пора ли подавать на стол? – послышался голос отца в коридоре, а потом появился и он сам в компании Дерека, который хохотал над какой-то шуткой и запрокинул голову так сильно, что можно было пересчитать все зубы – идеально белые.
– Пора, конечно пора, – заворковала мама и пошла на кухню. – Ванесса, милая, поможешь?
Я не сразу услышала ее просьбу. Мысленно до сих пор обрабатывала ее реплику про курьера и аварию. Я вдруг вспомнила, что так и не проверила почту сегодня, и решила сделать это сию секунду. Мне нужно было убедиться, что тот самый парень, с которым я вчера говорила, благополучно вернулся домой и отправил чек.
– Ванесса?
– Сейчас, одну минуту!
Я выбежала в сад, вытащила телефон и зашла в свой почтовый аккаунт. Письма не было. Я медленно выдохнула и потерла лоб, тоже внезапно ставший влажным и горячим. Зашла в поисковик и принялась искать последние новости о дорожных происшествиях: Гугл выгрузил море новостей, но ни одной про сбитого на дороге курьера.
– Орла вовсю суетится и уже обожгла руку, когда доставала картошку из духовки, – раздался над моим ухом голос Дерека, и я подскочила от неожиданности.
– Тогда почему бы тебе не пойти и не помочь ей? – сказала ему я.
– Моя рубашка стоит три сотни.
– И что? А на ней платье от Ральфа Лорена. – Я развернулась на каблуках и взялась за ручку двери, ведущей из сада в дом.
– Ненавижу, когда ты так делаешь, – прошептал Дерек, схватив меня за волосы. Аккуратно, но крепко. Со стороны наверно можно было бы принять за нежный флирт. Он начал наматывать мои волосы на свой кулак, медленно и со знанием дела.
– Делаю как? – охрипла я.
– Уходишь, когда я не договорил.
«Ну так может засунь мне в горло свой член прямо здесь?» – подумала я, оглядываясь на родителей, суетившихся на кухне.
Сквозь прозрачную дверь их было видно как на ладони. Мама порхала по кухне с посудой и столовыми приборами. Дерек проследил за моим взглядом, тоже увидел их и тут же выпустил мои волосы. Широко улыбнулся и процедил сквозь зубы:
– Кажется, ужин будет великолепным. Но я жду не дождусь десерта.
Его рука опустилась на мою задницу и ударила так сильно, что я вскрикнула. В ту же секунду мама оглянулась в нашу сторону, прижимая к груди стопку тарелок. Я натянуто улыбнулась ей, а Дерек помахал рукой как ни в чем не бывало.
Жаль, что люди в первую очередь полагаются на зрение. Но не на сердце и не на интуицию.
Я не знала, как прекратить думать о том курьере, который попал в аварию. Вероятность, что это именно мой курьер, была мала – в Дублине их тысячи, – но что, если звезды указали именно на него? Отчаявшись найти какую-либо информацию в интернете, я сразу же после ужина снова выскользнула в сад и принялась искать номер того ресторана, в котором Дерек вчера заказал еду. Кажется, он назывался «Кей-Таун», и я быстро нашла его вебсайт и контакты. Не представляя толком, что скажу, набрала номер. Трубку снял какой-то мужчина, представился каким-то незапоминающимся именем и добавил «слушаю вас».
– Я… Здравствуйте… Я бы хотела узнать… – Слова разбегались от меня, как от пьяной. – Вчера я сделала заказ на адрес Бреймор Роуд, девятнадцать, и…
– Да-да, я слушаю.
– И парень, который привез заказ, он… Мог бы привезти его снова? Если, конечно, он по-прежнему… работает.
На той стороне воцарилось молчание. От стыда я чуть было не бросила трубку, уже представляя странные встречные вопросы, но мой собеседник только уточнил еще раз мой адрес и спросил, на какое время доставить заказ.
– После восьми будет идеально, – ответила я. Самое время было снова спросить о курьере, но мой язык словно закостенел.
– Хотите еще дополнительную порцию лапши или риса? Или может десерт? У нас есть мороженое со вкусом зеленого чая, пальчики оближете.
– Прекрасно, не откажусь.
– Курьер может принять только наличку. С вас тридцать пять – сорок.
– Без проблем. Кстати, никто из ваших курьеров не попадал в аварии?
– Ваша еда обязательно будет доставлена, – уверил меня мой собеседник, очевидно решив, что я переживаю о заказе, распрощался и отключился.
Проклиная свое неумение расспросить обо всем прямо, я вернулась к столу, где уже подавали десерт. Мама водрузила на стол стеклянную трюфельную чашу, в которой слоями были выложены безе, ягоды и взбитые сливки. Отец подлил Дереку еще коньяка, невзирая на его протесты.
Пожалуй, мне нравилась идея, что отец будет поить его, пока тот стоять не сможет. Когда я буду за рулем, Дерек не станет приставать, а дома он завалится спать, потеряв ко мне всякий интерес. Так что, аллилуйя, вечер пройдет спокойно.
– Это винтажный «Хеннесси», Дерек, просто нектар богов, – вещал отец, хлопая рукой по столу. – Ванесса еще пешком под стол ходила, когда я купил его. Помню, шел за пеленками, а купил коньяк. Орла еще распекала меня, говорила, что в коньяк ребенка не завернешь! Женщины. Что с них взять? Одни пеленки на уме.
Бутылок коньяка у отца в подвале было примерно две сотни и о каждой он рассказывал одну и ту же историю. Дерек уже не раз слышал ее, но снова хохотал как полоумный.
– Напомни, в каком месте нужно смеяться, папа, – сказала я, вылавливая кусочки клубники из десерта. Его постоянные реплики о том, что женщины ни на что не годны, приводили меня в состояние тихой ярости.
– Ванесса, но ведь это и правда забавная история, – одернула меня мать, натянуто хихикая.
– Она всегда была такой, – усмехнулся отец, указывая на меня вилкой. – Ворчунья и моралистка. Надеюсь, дома она не устраивает тебе сладкую жизнь.
– Что ты, Бернард, дома ей устраиваю я, – широко улыбнулся Дерек, ничуть не смущаясь.
Сукин сын.
Отец с матерью рассмеялись. Я поднялась из-за стола и вышла в сад. Страшно хотелось курить, но родители были не в курсе, а выслушивать нравоучения было выше моих сил. На дворе почти стемнело. Вечер обещал быть сухим и тихим. Я снова проверила почтовый аккаунт и, не обнаружив новых писем, сунула телефон в карман.
Дерек уснул по дороге домой. Я растолкала его, когда остановила машину перед домом. Помогла ему выбраться из салона, подняться по ступенькам в спальню и лечь в постель. Постояла над ним с минуту – мне нравилось смотреть на него, когда он был безоружен и беззащитен, – и вышла, плотно прикрыв дверь. Словно Дерек был опасным животным, которое в любой момент могло пуститься по моим следам.
Впрочем, он и был им.
Примерно полгода назад, когда наш с Дереком конфетно-букетный период закончился, когда его отношение ко мне начало меняться, а ссоры стали неизменно заканчиваться сексуальной агрессией, я как-то собрала все свои вещи и вернулась в дом родителей, пока Дерек спал.
Родители встретили меня с такими лицами, будто это не я пришла, а налоговая проверка. Накинулись с расспросами. Я сказала, что Дерек совсем не такой, каким пытается казаться, что меня не устраивает его грубость и его неспособность контролировать свою злость. Что каждый раз, когда он проигрывает дело в суде, или получает штраф за превышение скорости или просто бесится от дурной погоды, – мне лучше не попадаться ему на глаза. Я не стала вдаваться в подробности, молча показала родителям синяки на руках.
– Он бьет тебя? – с недоверием спросила тогда мать.
До тех пор Дерек никогда не бил меня. Ни разу не ударил. Разве что зажимал в угол или хватал и удерживал на месте. Максимум мог толкнуть на кровать или на диван. Тогда мне казалось, что это даже насилием не назвать. Слово «насилие» иногда приходило мне в голову, когда я пыталась дать определение тому, что между нами происходит, но я всегда отвергала его. То, что с ним творилось, больше походило на внезапное помутнение, которое он не мог контролировать, и которое всегда возникало, когда он злился.
– Он не бьет меня, – ответила я родителям и больше ничего не смогла пояснить. Все было слишком сложно.
Они выдохнули, решили, что мы просто немного повздорили и Дерек, наверно, крепко держал меня за руки, не желая отпускать. На что еще хватило бы фантазии старомодных пятидесятилетних людей?
Утром Дерек явился за мной в дом родителей. Розы в руках – кошмарно дорогой букет, большой и тяжелый. Красный нос, словно он плакал, и раскаяние в глазах – такое огромное, что было видно за версту. Родители оставили нас наедине, и Дерек тут же пал к моим ногам. Буквально. Осел на пол, обнимая мои колени и задыхаясь от слез.
Сказал, что он всегда был «слишком страстным», осознает свою проблему и страдает от нее не меньше моего. Что он жертва – не угнетатель. И что я видела с самого начала, каков он. И что если меня и правда пугают его действия, то он готов меняться. Но только если я помогу ему, а не буду каждый раз сбегать в дом родителей, словно он чумной. Сказал, что я – лучшее, что было в его жизни, что его любовь так сильна, что он теряет над собой контроль, что он молит меня о прощении и не встанет с колен, пока я не прощу его.
Передо мной еще никогда так не извинялись. Его слова были подобны кружеву – безупречно красивому, под которым я перестала видеть открытую рану. Я утонула, запуталась в этих кружевах. Боли меньше не стало, стыда меньше не стало, но я больше не была уверена, что когда-либо была ранена.
Потом он сунул мне в руки розы, и я простила его. Когда любишь и чувствуешь себя виноватой, простишь какое угодно дерьмо. Даже нож в груди.
В тот день я окончательно решила, что причина наших ссор, скандалов и недопонимания – во мне. Ведь Дерек и правда ничего никогда не скрывал и не пытался казаться прекрасным принцем на белом коне. До побоев тоже никогда не доходило. А значит, в чем я пытаюсь его обвинить? Зачем хочу очернить?
Он несколько раз сводил меня в кино – на фильмы, где женщин похищали, связывали, принуждали к сексу, и – те были счастливы. Словно намекнул, чего он хочет от наших отношений. Интерес к BDSM-культуре в то время был на пике: о ней вещали из каждого утюга. Нетфликс наводнили фильмы про спальни в красных тонах и с актерами, которые почти никогда не появлялись в кадре одетыми. В нашем доме завелись наручники и плетка. Я постоянно ходила на работу в водолазках и свитерах с высоким воротом, чтобы спрятать синяки.
И все надеялась, что рано или поздно я войду во вкус и это начнет мне нравиться. Как устрицы или тофу: ведь их я тоже ненавидела, пока не распробовала… Но теперь, спустя год после начала наших отношений, моя надежда стала меньше горчичного зерна.
Дерек спал так крепко, что храп разносился по всему дому. Я спустилась в гостиную, разожгла камин и принялась менять ранозаживляющие пластыри на руках. С ними синяки сходили гораздо быстрее. Через две недели на работе планировали рождественский банкет, и я надеялась надеть платье с открытыми плечами.
Я почти закончила, когда в дверь позвонили. Я открыла и тут же почувствовала, как учащается дыхание.
Он был здесь. Живой и невредимый. Курьер, в чью куртку я вчера вцепилась, пытаясь прийти в себя после всего того, что сделал со мной Дерек. И тот, кто посоветовал мне вернуться домой и не стоять под дождем. Почему-то именно об этих его словах я думала снова и снова.
Парень стоял на пороге и выглядел так же, как вчера: капюшон на голове, выбивающаяся из-под него прядь темных волос, светоотражающая куртка, глаза – светло-голубые, пристальные.
У него было сбитое телосложение, ростом немного ниже Дерека, но шире в плечах. Наверно, играет в регби на досуге или регулярно торчит в спортзале…
– Ваш заказ, – сказал он с полуулыбкой, и я догадалась, что он тоже рад меня видеть. Протянул пакет с едой и добавил: – Приятного.
Я взяла еду, но дверь закрыть так и не смогла. Таращилась на него не в силах поверить, что вот он – жив, здоров и в полном порядке. Что это какого-то другого курьера показывали в новостях…
Вот бы еще он удосужился вчера прислать чек, чтобы я не металась весь день, как полоумная!
– Я ждала письмо, – сказала я, прижимая пакет к груди. Потом поняла, что это прозвучало странно, и добавила: – Я имею в виду чек, который ты обещал прислать.
– Я прислал его, – кивнул он.
– Разве? – моргнула я, растерявшись.
– Сто процентов.
– Я ничего не получила.
– Папку «Спам» проверила? Наши письма часто туда улетают, чтоб их…
Я зажмурилась и нервно рассмеялась. Папка «Спам»! Боже мой, сколько нервов я бы сэкономила, если бы вовремя включила мозги!
Курьер тем временем открыл свой почтовый аккаунт на телефоне и показал его мне. В отправленных ясно значилось письмо на мой адрес.
– Вот оно, «Ванесса Энрайт», – вслух сказал он, водя пальцем по названию моего электронного ящика, проверяя, что в нем нет ошибки. – В отправленных.
– Твою мать, – пробормотала я, чувствуя себя тупее пробки.
– Да ладно, с кем не бывает, – сказал он.
– Впредь буду регулярно проверять спам.
– Самое главное – проверять, но не читать его. Чревато повреждением мозга от рекламы липовой Виагры, секс-чатов и услуг по снятию порчи…
Я громко рассмеялась и тут же испугалась, что разбужу Дерека.
– Похоже, что ты все-таки иногда читаешь его, – сказала я.
– Ладно. Так и быть. Ты поймала меня с поличным, – рассмеялся он.
Его смех прозвучал легко и непринужденно в тишине ночи, и я поймала себя на мысли, что смех Дерека уже заставил бы меня напрячься.
Несколько секунд мы разглядывали друг друга, не в силах прекратить улыбаться. Мне захотелось узнать, как его зовут, но курьер опередил меня, внезапно тоже заговорив о моем имени:
– Ты в курсе, что имя Ванесса придумал ирландский писатель [2]?
– Слыхала, правда уже не помню кто – ответила я. – Джеймс Джойс? Брэм Стокер?
– Еще раньше. Восемнадцатый век, – подмигнул мне курьер.
– Восемнадцатый?! Серьезно? Теперь я поняла, почему от моего имени так и веет стариной: сразу на ум приходят напудренные парики, серванты и чучела фазанов. И фарфоровые Девы Марии.
– Да прекрати, – рассмеялся курьер. – Нет в нем старины, максимум легкий винтажный вайб. Кабриолеты, виниловые пластинки, фотопленка, коллекционное вино…
– Оу. Старина, оказывается, может быть стильной, – усмехнулась я.
– Она может быть чертовски стильной, – кивнул парень.
– Ладно. Раз так, то буду носить свое имя с гордостью. Как винтажный шарф от Эрмес.
– Именно, – сказал парень с улыбкой, пристально разглядывая меня.
Я стушевалась под его взглядом. Опустила глаза, ощущая внутри странное волнение. Мне было легко говорить с незнакомым человеком – так легко, как никогда с Дереком, и это было воистину удивительно.
Мне показалось, что курьер готов распрощаться. Он сделал шаг назад, и я поняла, что через мгновение он снова исчезнет в ночи. И вдруг я отчаянно захотела, чтобы он не уходил.
– У тебя не найдется зажигалки? – спросила я, по-прежнему прижимая к себе пакет с едой.
– Подожди, я проверю.
Я наблюдала за тем, как натянулась куртка на его груди, когда он сунул руки в карманы джинсов. Он и правда был классно сложен. Широкая грудь, широкие плечи, сильные руки.
– Держи, – он протянул мне зажигалку, и я прикурила сигарету, засыпав его благодарностями. Повертела его зажигалку в пальцах и, заметив на ней надпись, тут же прочла ее:
«Если хочешь секса со мной, то улыбнись, когда отдашь ее обратно».
Я выдохнула дым и в этот момент поняла, что улыбаюсь. Щекам стало жарко, и я нервно рассмеялась. Курьер не сразу понял, что на меня нашло, но как только глянул на зажигалку, тут же сообразил.
– О нет. Черт. Она случайно оказалась в кармане. Я не имел в виду… Твою мать… – Он возвел глаза к небу и в свете фонаря над крыльцом я увидела, что его щеки порозовели.
Я рассмеялась еще громче. Его смущение было искренним. Он и правда дал мне эту зажигалку без задней мысли, ни на что не намекая, и теперь растерялся.
– Забавная вещь, – сказала я. – Невозможно не улыбнуться, возвращая ее, – на это и расчет, так? Где ты такую нашел?
– Подарили. Нравится?
– Да. Дерзко.
– Тогда бери, она твоя, – сказал он. – Я все равно решил бросил курить.
– Нет, не могу! Это же подарок.
– Ванесса, серьезно, забери ее, – он протянул мне ее и вложил в мою ладонь.
Наши пальцы соприкоснулись, и даже не знаю, что понравилось мне больше: его прикосновение или то, что он назвал меня по имени.
– Окей, буду кадрить парней на улицах, – сказала я, вдыхая дым.
– Ты легко сможешь делать это и без зажигалки, – сказал он.
Странное чувство родилось внутри. Будто я не стояла на земле, а – совсем немного, на пару миллиметров, – парила над ней. Я не могла понять, почему мне так легко общаться с этим парнем. Будто мы были знакомы не первый день.
– Ты не спешишь? – спросила я. – Может, я выкурю еще одну, а ты побудешь тут?
– Не спешу. И даже могу составить тебе компанию, – ответил он, указывая глазами на мою сигарету. – Можно?
– А как же планы бросить курить?
– Мои планы не пострадают. Главное – из точки А прийти в точку Z, а все, что посередине, – не столь важно.
– Ну да, ну да, – кивнула я и протянула ему пачку. И ту самую зажигалку с непристойным предложением.
Он рассмеялся, когда увидел ее снова.
– Боже, смотреть на нее не могу, – простонал он.
– Да все окей, – сказала я.
– Намекать незнакомому человеку на секс, даже в шутливой форме? Не уверен, – сказал он, положил сигарету в рот и поднес зажигалку к лицу.
– Твое искреннее смущение нейтрализовало непристойный намек, – сказала я, не в состоянии оторвать взгляд от его губ и завитков сизого дыма, которые окружили его лицо.
– Ну раз так, то мне полегчало, – сказал он, вернул зажигалку и несколько долгих секунд смотрел на меня с легкой улыбкой. Потом переложил сигарету в левую руку и протянул мне правую:
– Митчелл.
– Очень приятно, – ответила я и пожала его ладонь.
Его велосипедные перчатки были холодными и влажными от дождя, и я вдруг поймала себя на мысли, что хотела бы, чтобы он снял их, и наши руки соприкоснулись, кожа к коже. Это была очень странная мысль, почти интимная.
И в эту я секунду почувствовала, как несколько холодных капель приземлилось на мое колено. Я тронула снизу пакет, который так и держала все это время, – он был липким.
– Черт, кажется, мое мороженое потекло.
– Все, беги спасай его, – ответил Митчелл, косясь на мои голые коленки.
– Стой, я же еще должна заплатить. Никуда не уходи!
– Есть, мэм, – улыбнулся он.
Я вернулась в дом, побежала на кухню, наспех вынимая мороженое из пакета, и – наткнулась на Дерека, который стоял возле холодильника и пил молоко прямо из упаковки.
Мое настроение так резко сменило плюс на минус, что из меня выбило все дыхание. Будто я была игроком регби и меня только что на полном ходу ударили в живот. Всего секунду назад я купалась в каком-то особенном тепле, но внезапно словно с головой ушла под лед, в смертельно холодную воду. Контраст был просто ошеломительным.
Дерек сунул молоко обратно в холодильник и поднял бровь:
– Куда спешим?
– Мне нужно спасти мороженое и заплатить курьеру, – я сунула руку в вазу с мелочевкой, но не нашла там ни одной купюры. – Здесь была наличка, ты не видел?
– Выгреб все вчера на сигареты.
– Хм… А в бумажнике у тебя что-нибудь есть?
– Наверно, но я не помню, где он, – ответил Дерек и пошел наверх, в спальню.
– Постой, может поищешь по карманам наличку? Мне очень нужно.
– Я после коньяка твоего отца не в состоянии найти ни одной причины жить, не говоря уже про поиск налички, – бросил он через плечо и ушел, тяжело переставляя ноги.
Митчелл ждал меня у порога, прислонившись плечом к кирпичной кладке, и докуривал сигарету. Он откинул капюшон, пока меня не было, и я впервые увидела его волосы: светлые, густые и слегка вьющиеся на макушке. Виски были выбриты. Россыпь мелких татуировок: крестик, ласточка, маленькая звезда – была разбросана по его шее. Ухо проколото в трех местах. Обычно так выглядели плохиши на бунтарских плакатах модной одежды.
Он оказался моложе, чем показалось сначала. Мне было двадцать пять, и ему, должно быть, примерно столько же. Он заметил, что я жадно разглядываю его, и не смог сдержать улыбку.
– У меня нет налички, – сказала я. – Но мы можем доехать до ближайшего банкомата, тут недалеко, и я расплачусь. Дашь мне пару минут, чтобы одеться? Я мигом!
Я кинулась было за пальто, но Митчелл остановил меня, коснувшись плеча.
– Иди поешь, пока еда не остыла. Скинешь деньги на счет или… – он помолчал, раздумывая, – или я могу заехать за ними завтра. Уверен, что буду в этих краях.
Он предлагал мне решить самой, хочу ли я увидеться с ним еще раз. Мне было проще скинуть ему деньги на счет, но слова «буду в этих краях» просто заворожили меня, как магическое заклинание.
– Буду рада, если ты заглянешь завтра, – ответила я, внезапно потеряв голос. Он прозвучал сипло и не слишком уверенно.
– Только если тебе это подходит, – поспешил добавить Митчелл.
– Да! Вполне! Просто миллион спасибо.
– Тогда до завтра? – проговорил он, набрасывая капюшон. Тень легла на его лицо, отчего челюсть и губы показались резко очерченными и особенно выразительными.
– До завтра, – ответила я. – Подожди… Так кто все-таки придумал мое имя?
– Свифт, – улыбнулся он.
Я провожала его взглядом, пока он шел к велосипеду. Уезжая, Митчелл оглянулся, и я махнула ему рукой. Не смогла удержаться. Пепел сигареты закружился в воздухе – серебряный и невесомый. А я в ту минуту была еще легче пепла.
Глава 3
Неправильно
Мы с Дереком долго притирались друг к другу. Первые несколько недель секса с ним мне было так больно, что я пила обезболивающее перед нашими свиданиями. Процесс не вызывал у меня никаких особенных эмоций или чувств. И у Дерека тоже. Он медленно возбуждался и долго не мог достичь разрядки. Он изливался в меня только спустя пару часов, когда я уже еле терпела боль. Он входил во вкус, только когда у меня появлялись ссадины и натертости. Мне было больно ходить после каждой нашей ночи.
Я винила себя за неумелость, считала себя недостаточно сексуальной. Старалась изо всех сил, соглашалась на любые эксперименты, лишь бы раззадорить его. Три месяца прошло, пока я не поняла, что ему нужно.
Однажды я опоздала на свидание на час. Застряла в пробке по дороге к его дому. Приехала, когда Дерек уже не надеялся меня дождаться. Помню, как позвонила в дверь, и он открыл: глаза сверкают от злости, руки сжались в кулаки в карманах, лицо – холодное, безжалостное.
– Ты злишься? – спросила я.
Я еще ни разу не видела, чтобы он злился, поэтому не сразу поняла, что к чему.
– Нет, просто сидел и думал, не заняться ли сексом со своей правой рукой, – ответил он.
Я рассмеялась. Шутка показалась мне смешной, хоть и намекала на то, что меня ждали в первую очередь для секса. А Дерек втащил меня внутрь и прижал к стене. Я выронила сумку от неожиданности. Он начал стягивать с меня одежду и бросать ее на пол прямо в прихожей.
– Дерек, подожди, не надо, – запротестовала я.
Мне хотелось сначала принять душ и настроиться на встречу, может быть сделать вместе что-то романтичное, но чем больше я протестовала, тем неистовей становились его действия. В итоге он уложил меня на пол прямо у двери, на коврик для обуви, и принялся трахать так, как еще не делал этого. Было больно, потому что я не успела толком возбудиться. Моя голова ударялась о дверь на каждом толчке.
Прежде он никогда не впадал в такое состояние, и меня охватила паника. Я снова и снова просила его остановиться, но он не слышал меня. Моя голова продолжала биться о дверь, пока он не кончил. С таким стоном, что наверно все соседи услышали. И впервые все дело заняло минут десять, не больше.
– Больше не опаздывай, – сказал он после, благодушно улыбаясь и помогая мне встать.
В ту ночь мне было больно спать на спине, потому что на затылке вылезла шишка. Боль в промежности мучила примерно с неделю, и на душе было гадко. Но я в очередной раз убедила себя, что боль – это любовь, агрессия – это страсть, а отказ остановиться – свидетельство силы его чувств.
Недавно нашим отношениям исполнился год. Было бы ложью сказать, что я страдала все это время. Вовсе нет. Дерек был умным, инициативным и хозяйственным. Я ни в чем не нуждалась, начиная с того дня, когда переехала к нему. Его дом был в идеальном состоянии, все на своих местах и всего в избытке. Мне нравилась его увлеченность адвокатской практикой, его азарт, с каким он рассказывал о делах, за которые брался. Нравилась его непробиваемая самоуверенность. Думаю, я была влюблена. А на мелочи я умела закрыть глаза. Ведь споры и недопонимание случаются в любых отношениях.
Например, Дереку не нравилась моя работа. Он считал ее моим промахом и говорил, что мне стоило пойти по стопам родителей в юриспруденцию. Может быть, сказал, еще не поздно бросить все и устроиться в контору к отцу. Хотя бы ассистентом: подавать адвокатам папки и носить им кофе.
Еще он легко раздражался по любому поводу, даже из-за мелочей. Не выносил, когда я начинала оспаривать его мнение или ставила под сомнение правоту. Бесился, если я принимала решения самостоятельно: как-то я сама вызвала сантехника и обговорила с ним детали ремонта в ванной – и Дерек как с тормозов слетел, когда узнал. Словно я оскорбила его своей независимостью и совершенно не ценю его мнение.
Постепенно я перестала принимать решения сама, перестала спорить с ним и научилась не расстраиваться, когда он говорил, что писать статьи для журнала – это блажь и нелепица.
Но с одной его чертой мне так и не удалось смириться, как я ни старалась. Той, что касалась нашей сексуальной жизни. Его возбуждала только агрессия и ссоры, но никогда романтика или нежность. Ни поцелуи, ни прикосновения, ни сама я не могли завести его. Но стоило мне сделать что-то не так, стоило пойти против его воли – и он накидывался на меня. Брал грубо, быстро и был глух к любым мольбам. Кровать в нашей спальне почти никогда не была тем местом, где мы занимались сексом. Секс случался где угодно, но не там. На лестнице, где я осмелилась поспорить с Дереком. В в его кабинете, где у него что-то не ладилось с работой. На кухне, где он случайно проливал на себя кофе. В прихожей у дверей, если я посмела опоздать.
Все случалось там, где он терял терпение.
А после он всегда уверял меня в любви. Ласково касался лица и волос. Интересовался самочувствием. Помогал надеть пальто и сесть в машину. Отвозил в самый дорогой ресторан в городе. Наливал вино и готов был слушать все, что я ни скажу. Относился ко мне, как к сокровищу всей жизни, которое не иначе сам вырыл из земли. Он менялся так резко и неожиданно, что захватывало дух от контраста.
Но менялся ненадолго.
Меня все это беспокоило, тяготило, пугало, но я не решалась разорвать с ним отношения.
Во-первых, мне почему-то казалось, что я постоянно все преувеличиваю. Даже мои родители всегда говорили мне об этом: что у меня слишком бурная фантазия и слишком впечатлительная натура.
Во-вторых, я понятия не имела, как все происходит у других пар. Что если агрессия в постели – это типичная и совершенно нормальная мужская черта? Те фильмы, которые крутили в кинотеатрах, и книги, которыми были уставлены витрины всех книжных, только подтверждали это. Агрессивные, самоуверенные, психопатичные мужчины были повсюду и, по-видимому, все женщины были от них без ума.
В-третьих, мне не у кого было попросить совета. Я была несколько раз у психолога, которому рассказала, что Дерек слишком раздражителен и часто повышает на меня голос. Но у меня так и не хватило духу рассказать, как он, бывает, заставляет меня встать на колени, обхватывает мою голову руками и использует мой рот так жестко, что у меня потом неделю болит горло. Я просто никак не могла рассказать об этом кому бы то ни было. Боже упаси подругам – я бы в глаза им смотреть не смогла. С матерью у меня тоже не было настолько доверительных отношений, а советы сетевых психологов заканчивались словами: «все в порядке, пока вам это нравится».
«Нравится ли мне это?» – спрашивала я себя часто, даже слишком часто – если точнее, то каждый день. И не могла ответить ни «да», ни «нет». А вдруг у меня все не так плохо? Я обманывала саму себя и обманывала жестоко. Но в тот момент не было никого, кому я могла бы довериться.
Ну и в-четвертых, наверно самый странный аргумент: я любила его. Или думала, что люблю. Особенно в те минуты, когда он был нежен или падал к моим ногам, извиняясь за жестокость. И эта любовь, как наркотик, отупляла и одурачивала меня. Я носила ее на своей шее, как жемчуг, не в силах понять, что это не ожерелье, а петля.
– Ты не думала обратиться к врачу? – спросила моя коллега Эми, когда мы вышли на улицу покурить.
Она указала взглядом на большой синяк на тыльной стороне моей ладони. Мне тут же захотелось спрятать его под манжетой пальто, но было поздно.
Мы работали вместе в редакции «Зумера»: я готовила статьи на социальную тематику, а она писала о технологиях, гаджетах и науке. Мы обе закончили Тринити, любили свою работу, артхаус и дизайнерские сумки. Мне было двадцать пять, а ей – сорок шесть, но, клянусь, я не чувствовала этой разницы. Когда я была совсем зеленой девчонкой, то думала, что сорок – это начало старости. Познакомившись с Эми, я поняла, что это начало удивительной поры, когда ты по-прежнему очень хороша, но уже финансово независима, самодостаточна и не нуждаешься в чьих-либо советах.
У Эми была космически богатая семья, и она легко могла позволить себе не работать, поэтому я точно знала, что журналистом она стала исключительно по призванию. В дождь и бурю она приезжала в офис, чтобы, как она говорила, сделать мир лучше. А не сделать, так попытаться. Мне нравилась ее преданность делу. И потрясающее чувство юмора. И, так и быть, признаюсь: то, с каким шиком она умела носить вещи, которые совершенно не умела носить я: береты и пестрые платья, комбинезоны и лаковые плащи, ковбойские сапоги и рубашки с рюшками. Я бы смотрелась в этой одежде, как участница школьного театра, а Эми выглядела иконой стиля. Ну просто Анна Винтур [3], дублинская версия.
– Этот синяк, честно говоря, выглядит не очень, – добавила Эми, разглядывая мою ладонь, когда я снова поднесла сигарету к губам. – Ванесса, я правда беспокоюсь. Уверена, есть средства для укрепления сосудов.
Я убедила всех в офисе, что страдаю повышенной ломкостью капилляров. Что стоит мне легко удариться, и я тут же расплачиваюсь за это синяками. В конце концов все перестали обращать на них внимание. Все, кроме Эми: она то и дело предлагала мне то мази, то витамины, то наведаться к специалисту по сосудам.
– Синяк не беспокоит меня и скоро пройдет, – успокоила ее я.
– Но причиной все же следует заняться, – сказала Эми, сделав акцент на слове «причина». В ту секунду мне показалось, что она догадывается о чем-то…
– Последний номер «Зумера» разлетелся, как бесплатные лотерейные билеты, – сменила тему Эми. – Это все твоя статья про порно. Смелая и актуальная.
– Думаю, все лавры стоит отдать Магде, которая подготовила разворот про BTS.
– Про меня опять говорите? У меня слух пугливой лани, и я услышала свое имя!
Я оглянулась и увидела спешащую к нам Магду. Вылитая принцесса Цирилла [4], и никак иначе. Светлые волосы и длинное красное пальто развевались на ветру. Магда тоже работала с нами в редакции: готовила материалы об искусстве, музыке и индустрии развлечений. Если бы я могла попросить у бога пару вещей, то попросила бы способность писать, как Магда, и выглядеть, как Магда. Есть люди, с которым природа была особенно щедра: дала и красоту, и талант, и умение нравиться абсолютно всем, как золото или хорошая погода.
– Ой, детка, всего лишь восторгаемся твоей способностью писать легендарные статьи о корейских бойз-бендах, – отшутилась Эми.
– Обожаю их, – выдохнула Магда, хлопая ладошками по карманам в поисках сигарет. – Вот что значит культурная экспансия. Ни один генерал и полководец никогда бы не сделал для Южной Кореи столько, сколько сделали семеро мальчишек. Я серьезно. Каждая вторая девочка-подросток теперь мечтает о корейце. И если это не феноменально, то покажите мне, где я ошиблась.
– Глядя на то, как разлетелся последний номер, ты не ошибаешься, – сказала Эми.
– Вот именно. Мои ровесницы мечтали о Джонах и Брайанах, а нынешние девчонки хотят Чонгука и Тэхена.
– И ради бога, – пожала плечами Эми, отпивая из чашки и оставляя на краю отпечаток темной помады. – Я считаю, что главное для мужчины – это быть добрым, ответственным и адекватным. А как тебя зовут: Джон, Тэхен или Игнасио – это дело десятое. Женщины выбирают мультикультурализм.
– А расизм придумали мужчины, чтобы посеять в нас предубеждения против потенциальных соперников. Бинго. Зловещий план раскрыт, – добавила Магда, энергично тыча в нас кружкой.
Я рассмеялась и закурила еще одну. Наши обеденные разговоры всегда поднимали мне настроение и погружали в состояние полного умиротворения. Даже если мы говорили о сложных и неоднозначных вещах, вроде абортов или политики, я все равно получала от разговора удовольствие. Мне нравилось подбрасывать своему мозгу темы, которые требовали осмысления.
– Твоя статья о порнографии – просто огонь, Ванесса, – сказала Эми. – Обязательно покажу ее своей дочери. Твои родители уже заценили?
– Нет. Стоило маме услышать слово «порно», и ее лицо покраснело так, будто моими голыми фотками обклеили все столбы в городе, – сострила я. – Жаль, что не все матери такие, как ты. Завидую твоим детям.
– О, будь спокойна, у меня с Сейджем и Долорес тоже случаются моменты полного непонимания, – рассмеялась Эми. – Будто мы с разных планет, из разных эпох, и говорить вынуждены по испорченному телефону. Лучше скажи, Дерек как, прочел твою статью?
– Да, – кивнула я.
– И как отнесся?
Дерек только ухмыльнулся, когда узнал о теме моей статьи и о выводах, которые я в ней сделала.
«Не смотреть порно? – переспросил он. – Может быть нам всем еще дружно взяться за руки и восславить Христа?»
– Ему понравилось, – ответила я, опуская глаза.
Почему-то я стыдилась признаться, что Дерек не оценил мой труд. И даже хуже – высмеял.
Я снова опоздала домой. Застряла в кошмарной пробке. Когда приехала, то минут пять сидела в машине, пытаясь унять дрожь во всем теле. Однако Дерека дома не оказалось. Я позвонила ему, но он не ответил.
Так даже лучше.
Я взяла на дом кучу работы. Нужно было закончить одну статью и набросать план еще одной. Мне нравилась моя способность писать, не дожидаясь вдохновения. Я могла работать быстро и эффективно, с головой уйдя в интересную мне тему. А вдохновение – боюсь, его придумали те, кому просто нужна причина откосить от работы.
Я очнулась ближе к девяти от звонка в дверь и, захлопнув ноутбук, пошла открывать. У Дерека всегда были ключи с собой, поэтому я уже знала, что это не он, а Митчелл. В голове стоял розовый туман, когда я открыла.
Однако за дверью стоял не курьер, для которого я уже заготовила свою самую теплую улыбку, а Дерек. Он перешагнул порог, швырнул ключи на столик, в ящиках которого мы хранили перчатки, зонты и ключи, и пошел на кухню, не разуваясь.
– Как дела? – спросила я, пытаясь определить по его лицу, в каком он настроении.
– У меня стащили телефон и кошелек из машины. Вот и все, если коротко о событиях дня.
– Черт… Ты позвонил в полицию?
– Да! Послал им, блин, голубя!
– Может стоило попросить телефон у прохожих? Учитывая, что в таких случаях время решает все…
– Ванесса, знаешь, что меня в тебе больше всего бесит? – оскалился Дерек. – То, что ты всегда и все знаешь лучше. Хотя тебя там даже не было.
– Почему ты сразу кидаешься на меня, стоит мне хоть что-то сказать? – спросила я, чувствуя, как от страха потеют ладони. – Я же просто предположила.
– Просто помолчи, окей? – сказал он, плеснул себе тоника и тут же залпом его выпил.
Я пожала плечами и собралась вернуться к своей работе, но он бросил мне в спину:
– Что у нас на ужин?
– Я ничего не готовила. Хочешь, что-то закажем?
– У меня изжога от китайской еды, пицца уже не лезет, а на бургерах я через пару месяцев перестану проходить в дверь, – сказал Дерек.
– А значит?..
– А значит, было бы приятно возвращаться домой и видеть на столе старания моей девушки.
– Ты же знаешь, что у меня это не слишком получается, я и дома-то никогда толком не готовила.
– Твое рвение в отношениях просто умиляет.
Я нервно рассмеялась.
– Окей, я в фартуке у плиты после работы – это рвение? Это то, чего ты на самом деле хочешь? Или просто ищешь повод снова сорваться?
– Ну вот опять я слышу этот прокурорский тон, только ох и ах, мы не в суде, а на кухне. И ты не прокурор, а журналистка, пишущая для малолеток.
– И что?
– А то, что это смешно.
– Прости, у меня слишком много дел, чтобы стоять тут и выслушивать от тебя не пойми что. – Я развернулась и направилась в кабинет.
Дерек прыгнул за мной следом, как ягуар, и схватил за руку. Будто только и ждал этого момента.
– Я говорил тебе не сметь уходить посреди разговора?
– Отпусти меня.
– Говорил или нет?
Я замерла на месте, прекращая сопротивление, которое обычно распаляло его только больше.
– Встань на колени, – сказал он.
– Нет.
– Ты сама знаешь, что лучше бы тебе сделать это.
Я молча опустилась перед ним на пол, приказывая себе не спорить. Дерек расстегнул ремень, приспустил брюки и высвободил член, уже вставший.
– Теперь загладь свою вину, и мы что-нибудь закажем на ужин, – сказал Дерек, запустил руки в мои волосы, стянул с них резинку и разбросал их по моим плечам.
«Не спорь», – шепнул мне внутренний голос, тихий и умоляющий.
Я принялась ласкать его обеими руками. Они тряслись, и я никак не могла унять дрожь.
– Это неправильно, – сказала я, охрипнув, и не решаясь поднять на Дерека глаза. – То, что ты делаешь со мной, – это неправильно…
– Твою мать, как же меня достали твои лекции! – Дерек оттолкнул меня, и я шлепнулась на задницу.
Он тут же опрокинул меня навзничь и навалился сверху. Его руки стянули с меня белье и развели колени в стороны. Я не двигалась и не издала ни звука. Просто лежала неподвижно, как на приеме у врача-гинеколога. Дерек вошел в меня, сделал пару движений бедрами, но внезапно остановился и сжал мой подбородок двумя пальцами:
– Так вот он твой план? Сделать все настолько скучным, насколько возможно? Что ж, возьми с полки Оскар. Роль бревна – твоя самая знаковая на данный момент. Ну, после трепетной лани и прокурора.
Я продолжала смотреть на него, не моргая, словно одно лишнее движение могло снова сорвать его с тормозов. Дерек зло рассмеялся, и в этот момент я почувствовала, что его эрекция опадает.
Он больше не хотел меня. Я не сопротивлялась и перестала возбуждать его.
Дерек молча встал, снова пошел на кухню и открыл холодильник. Я услышала булькающий звук, с каким жидкость перетекает из бутылки в стакан. Затем он так же молча прошествовал мимо меня наверх со стаканом джина. Запах можжевеловых веток наполнил гостиную. Я медленно выдохнула. Если он пьет, то больше не прикоснется ко мне сегодня. У него не стоял, если он пил.
Я поднялась, держась на стенку, словно стояла на коньках и мои ноги никак не могли найти точку опоры. Натянула белье, поправила платье, и в этот момент в дверь позвонили.
Глава 4
«Ангельские крылья»
Не знаю почему, но мне было сложно смотреть Митчеллу в глаза. Я поздоровалась с ним, вымученно улыбнулась и принялась отсчитывать наличку, которую должна была вернуть. Руки тряслись, и, кажется, он заметил это. Я протянула ему несколько банкнот, на что он ответил:
– С тобой все в порядке?
Я только кивнула, боясь, что если начну говорить, то расплачусь. Смотрела на молнию на его груди, не поднимая глаз. Заметила, что на этот раз на нем была не светоотражающая куртка, а другая: кожаная черная.
– Ванесса?
– Плохо себя чувствую, – пояснила я. – Спасибо, что приехал. Надеюсь, я не доставила тебе хлопот.
В ту минуту я ненавидела всех мужчин. Всех. Как некий собирательный образ, который был ответственен за все дерьмо, что происходило со мной.
– Я привез тебе кое-что, – ответил он, протягивая мне небольшой бумажный пакет.
– Что это?
– Сладкое.
Я взяла пакет, не хотела отказываться. Вынула из него коробку и вскрыла бумажный стикер. Внутри лежал большой пухлый пончик, посыпанный разноцветными шоколадными «пуговками»: розовыми, голубыми и зелеными. Я видела такие на витринах в торговых центрах, за ними всегда выстраивалась огромная очередь.
Дерек, грубо взявший меня пять минут назад прямо посреди гостиной, на голом полу, и издевающийся надо мной в процессе, и этот пончик, посыпанный «пуговками» – эти вещи словно принадлежали разным вселенным, на стыке которых я вдруг оказалась. Эти вещи контрастировали так же, как фургон маньяка и нежный поцелуй в нос.
– Эй, – Митчелл тронул меня за край рукава.
Я подняла на него глаза: он весь двоился из-за непролитых слез.
– Я могу тебе как-то помочь? Привезти обезболивающее или вызвать врача? Ты такая бледная.
– Скоро пройдет. Спасибо за предложение. И за пончик. Я его возьму. Спокойной ночи.
Я была не слишком рада гостям в этот вечер, и он понял это. В его глазах промелькнуло что-то похожее на сожаление, но он быстро справился с собой. Кивнул с улыбкой, пожелал мне спокойной ночи и пошел прочь.
– Митчелл! – окликнула его я.
Он оглянулся, и я зашагала к нему босиком по гравийной крошке. Она колола ноги, но боли я не чувствовала. Вся боль словно перетекла в голову и скопилась там в одно большое озеро.
– Мне нужно купить пластырь и обезболивающее. Здесь недалеко есть круглосуточный магазин, ты не мог бы составить мне компанию? Если, конечно, не очень спешишь.
Я должна была сбежать из дома хотя бы на полчаса, подышать воздухом и успокоиться. Мне казалось, что я тронусь умом, если не сделаю это.
– У меня есть идея, – ответил Митчелл. – Я должен вернуться в ресторан и отвезти Джуну, моему боссу, наличку. Можем поехать вместе. Потом купим все, что тебе нужно, и я верну тебя домой.
В тот момент я была готова сбежать с кем угодно и куда угодно. Даже с незнакомцем. Даже на край земли. Не раздумывая.
– Хорошо, только накину что-нибудь, – кивнула я.
Я зашла в дом, сняла с крючка пальто и обулась. Секундой позже решила, что ехать на велосипеде в пальто в длинными полами – не самая лучшая затея. Схватила куртку вместо пальто и решила сменить туфли на кроссовки. Собрала волосы в хвост, чтобы они не лезли Митчеллу в лицо, когда он будет везти меня по городу на раме велосипеда.
Идеально было бы просто взять свою машину. Но Дерек наверняка услышит звук мотора, спустится вниз, увидит этого парня и устроит скандал. Так что уж лучше велосипед.
Я тихо вышла из дома. Митчелл ждал меня под козырьком, прислонившись к стене плечом и глядя в вечерний мрак. Я закрыла дверь как можно тише, и, кажется, это не ускользнуло от взгляда Митчелла. Мы спустились с крыльца, и я последовала за ним, вдыхая аромат его одеколона. В нем угадывалось что-то ледяное и свежее, напоминающее воздух на побережье в декабре.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, шагая на противоположную сторону дороги.
– Более-менее.
Достаточно было покинуть дом, и мне уже стало лучше – словно сам воздух в нашем доме был отравлен, пропитан парами смертельного яда. Меня вдруг посетила мысль, что возможно вся моя жизнь – это один непрекращающийся симптом интоксикации, что мои отношения отравляют меня, как цианид.
Мы перешли улицу, Митчелл вынул ключи, и черный седан на низкой подвеске мигнул нам фарами.
– Ты на машине, – заметила вслух я.
– Сегодня да.
Митчелл распахнул передо мной дверь. Я села внутрь и расправила юбку на коленях. Внутри было тепло, пахло кожей и ванилью. Митчелл сел за руль, завел мотор, и мы двинулись сквозь ночь по залитой луной дороге.
– Что тебе больше по вкусу, велосипед или машина? – спросила я, лишь бы не молчать.
– Зависит от пробок и карты заказов, – ответил он. – В спокойные, незагруженные дни мне нравится велосипед, воздух и физические нагрузки. А если много работы и дороги не слишком загружены, то машине нет альтернатив.
– Я одно время думала пересесть на велосипед, – сказала я. – Экологически чистый транспорт, помощь планете и не нужно заморачиваться с бензином, страховкой, дорожным налогом и NCT[5]. Но после того инцидента как отрезало.
– Имеешь в виду ту велосипедистку, которой мы пытались помочь в нашу первую встречу?
– Да. Мне кажется, я после такого удара об землю не встала бы. Надеюсь, у нее все в порядке. И надеюсь, с тобой такого не случится.
– Я постараюсь смотреть в оба.
– И держи руль крепко.
– Да, мэм, – улыбнулся он.
– И если вдруг столкнешься с машиной и пострадаешь, то после обязательно сходи к врачу и возьми медицинское заключение. Тогда получишь приличные деньги от страховой. А если травмы серьезные, то лучше и вовсе обратиться к адвокату, он добьется больших выплат.
– Да, я слышал, что это хороший заработок в Ирландии, – рассмеялся он. – И для пострадавших, и для врачей, и для адвокатов, которые ведут подобные дела.
– Всякое бывает, – усмехнулась я.
Многие и правда ради денег бежали к врачу и адвокату, даже просто поцарапав коленки.
– Жаль, что зачастую это только жажда наживы и вредительство, – улыбнулся Митчелл, читая мои мысли.
– А ты не склонен ни к тому, ни к другому.
– Нет. А ты?
– Тоже нет, – кивнула я и добавила: – И жалею об этом.
Митчелл рассмеялся. Бросил взгляд в боковое зеркало и вырулил на большую дорогу. Мне нравилось, как уверенно и расслабленно он ведет машину. Словно ему нравится моя компания и он не хочет закончить поездку раньше времени.
– Где находится твой ресторан?
– В Голвее, – отшутился он, и я рассмеялась.
Городок Голвей находился на другом конце Ирландии, на западном побережье, в трех часах езды. Я так и представила, как мы выруливаем на М7 и исчезаем в ночи, а Дерек, мои родители и вся моя жизнь растворяются в дымке прошлого. Единственное, о чем я буду жалеть, – это мой пончик с шоколадными пуговками, который я оставила дома на тумбочке.
– Ладно, Голвей так Голвей, – улыбнулась я. – Откуда ты сам родом?
– Из Керри, – ответил он.
– Правда?! – воскликнула я. – И мои родители оттуда! Когда мне было десять, мы переехали в Дублин и отец открыл тут дело, но я помню свое раннее детство, когда каталась на лошадях и ловила лягушек в ручьях.
– Да ладно! Сто лет не встречал никого из Керри.
– И я.
– Мне нужно угостить тебя по такому случаю, – сказал он, глядя на дорогу.
Я посмотрела на его лицо. Мы стояли на светофоре и габаритные огни остановившейся впереди машины окрасили лицо Митчелла в ярко-красный.
– Ты уже угостил меня пончиком, – сказала я.
– Как насчет чая к пончику? – спросил Митчелл.
– Ну только если в него тоже насыплют шоколадных пуговок.
Митчелл рассмеялся и сказал, что без проблем. Он, так и быть, раздобудет для меня шоколадные пуговки, если это мое заветное желание.
Он свернул на небольшую улочку где-то в районе Таллы. Мы проехали метров двести и остановились у ресторана, оформленного в азиатском стиле, с надписью «Кей-Таун» над входом. Фасад был окрашен в красный цвет, настенные фонарики раскачивались на ветру, разбрасывая вокруг косые лучики. Вокруг не было ни души: слишком поздно для посетителей, слишком холодно и, ко всему прочему, – понедельник, мертвый день. Никто не ходит в рестораны в понедельник, так что владельцам даже приходится объявлять скидки в этот день.
Митчелл предложил мне зайти с ним внутрь, и я согласилась. Здание снаружи было неприметным, но как только мы вошли, то попали в уютное местечко с бамбуковой мебелью и низкими столиками. Всюду висели гроздья тусклых медных лампочек и гравюры, изображающие птиц и зверей.
Посетителей было мало, всего пара человек. Митчелл исчез на кухне, а я села за столик в уголке, пригладила волосы, глядя в лакированную поверхность стола, и проверила телефон. Дерек прислал мне сообщение «Где ты?», и я ответила, что вышла в аптеку за обезболивающим и пластырем. Он написал в ответ, что ему и так хреново и совсем необязательно пытаться вызвать у него чувство вины. Я не ответила. Перевела телефон в беззвучный режим и спрятала в карман.
Митчелл вернулся через пять минут с двумя большими стаканами. Он уже снял капюшон и расстегнул куртку: теплый свет лампочек освещал его лицо и шею. В яремной ямке была еще одна татуировка – когда он подошел ближе, оказалось, что какой-то корейский иероглиф.
– Как насчет бабл-чая? – спросил он, ставя на стол стаканы, и протянул мне пластиковую трубочку в бумажной упаковке. – Я взял манго и дыню.
– Просто праздник какой-то, – ответила я и выбрала чай со вкусом дыни. – Даже круче, чем шоколадные пуговки.
Митчелл подмигнул мне и сел напротив. Пробил трубочкой слой бумаги, которым был запечатан сверху стакан, и сделал глоток.
– Что случилось? – спросил он, касаясь пальцем синяка на тыльной стороне моей ладони.
– Ломкие сосуды, – ответила я.
Я часто врала о своих синяках и научилась отвечать быстро и без эмоций. – Стоит удариться, и я тут же покрываюсь синяками.
– С чем встретилась рука на этот раз?
С лицом Дерека.
– Не помню. Но раз уж мы заговорили о руках, то расскажи мне о своих татуировках. Что здесь написано? – и я коснулась букв на костяшках его пальцев. Потрогала все по порядку, перескакивая с пальца на палец. – «Felix Culpa». Что это значит?
– «Счастливая ошибка» на латыни, – пояснил он. Отпил чая и продолжил: – Или «благословенное падение». Означает что-то дерьмовое, что в итоге идет тебе на пользу. Католики обычно подразумевают грехопадение: мол, не было бы грехопадения – не было бы и человечества. Или казнь Иисуса: не случись она – не было бы искупления грехов. Это все и есть «Felix Culpa».
Я открыла рот, глядя на то, как легко он говорит о религии и значении латинских фраз. Честно признаться, я не думала, что получу настолько исчерпывающий ответ. Митчелл понял мое молчание по-своему. Рассмеялся и утер лоб.
– Прости, не хотел загрузить тебя. И к религии не имею никакого отношения. Просто эта фраза – она как зеркало моей жизни.
– Да вообще не загрузил! Наоборот, мне интересно! – выпалила я. – С тобой тоже случилось что-то плохое, что в итоге пошло тебе на пользу?
– Пожалуй, со всеми нами случается такое? – то ли спросил, то ли подытожил он.
Внезапно рядом с нашим столиком возник пожилой кореец с большим круглым животом, маленькой бородкой и двумя тарелками в руках. Митчелл поднялся и помог ему расставить все на столе. Я непонимающе захлопала ресницами.
– Я взял на себя смелость заказать нам ужин, – пояснил Митчелл. – И надеюсь, что тебе понравится. Не отказывайся, а не то Джун очень расстроится.
– Очень расстроюсь, – подтвердил кореец, комично грозя мне пальцем.
– Джун? Вы? Тот самый, который… – я прижала руку к губам. – Это ваш ресторан, да?
– Сегодня был мой, а завтра поглядим, – снова захихикал он. – Если эпидемия не пойдет на спад, то мы все в жо… В глубокой неопределенности.
Митчелл расхохотался и предложил Джуну поужинать с нами, но тот отказался. Похлопал Митчелла по плечу и сказал, что у него еще куча дел, так что он будет рад закончить их. Потом указал на наши тарелки и приказал есть скорее, пока не остыло.
Я давно не испытывала такого счастья и умиротворения, как в тот вечер с Митчеллом в ресторане «Кей-Таун». В один присест умяла тарелку стеклянной лапши с бобами, кимчи и салат из морепродуктов. Джун потом еще и десерт нам принес: рисовые пирожки с начинкой из сладкой фасоли. Я часто заказывала азиатскую еду, но она и близко не была такой вкусной. Должно быть, хорошая компания – она как дорогие специи: делает еду незабываемой. А компания Митчелла оказалась лучшей за очень долгое время. Я постоянно смеялась. Митчелл шутил и травил байки. Сказал, что когда Джун умрет, то ресторан достанется ему, потому что он Джуну дороже сына. Сам Джун, который в этот момент принес нам еще бабл-чая, сказал, что у него другие планы: он все продаст и купит себе и жене билеты на круизный лайнер.
«Хочешь сбежать от меня? Не выйдет, – сказал Митчелл, грозя ему зубочисткой. – Моя любовь к тебе одолеет океаны».
Джун предложил Митчеллу излить свою любовь на кого-то более симпатичного и менее лысого. «Вот на Ванессу, например».
Я расхохоталась в сотый раз за вечер. Митчелл повернулся ко мне, постучал пальцем по подбородку и сказал, что, пожалуй, это хорошая идея. Занимательная. По крайней мере, я-то уж точно не сбегу на круизный лайнер.
«Зависит от того, будут ли там пончики с шоколадными пуговками, – ответила я. – Если будут, то вынуждена тебя расстроить».
Из ресторана мы с Митчеллом вышли ближе к полуночи. Выкурили по сигарете, стоя под красным козырьком, увешанным фонариками.
– Я плохо на тебя влияю, – сказала я. – Ты снова куришь со мной.
Митчелл только рассмеялся, выдыхая дым в ночное небо. Мне нравилась его челюсть и легкая щетина на подбородке. Он умел выглядеть стильно. Дерек тратил много денег на одежду и аксессуары, обожал подчеркивать свой статус. Митчелл был стильным иначе. Я не заметила ни одного понтового лого на его одежде, но он выглядел роскошно. Казалось, заверни его даже в тряпье – и он сделает это тряпье актуальным. Надень на него мешок – и этот мешок захотят купить все модники мира. Он словно сам был стилем. Весь, начиная от вьющихся на макушке волос и выбритых висков и заканчивая буквами на костяшках его пальцев. Что-то бесконечно притягательное было в том, как он говорил, держал сигарету и смотрел на меня.
Ему было двадцать шесть: на год старше меня. Приехал в семнадцать лет в Дублин из провинции. Работал где придется, пока не встретил Джуна в прошлом году. «Кей-таун» стал его тихой гаванью, Джун – лучшим другом, а о прошлом Митчелл предпочел не говорить. Ни разу не упомянул о том, как жил, чем занимался, что за семья у него была.
Впрочем, я о своей жизни тоже не распространялась. Не хотелось портить этот вечер.
Митчелл довез меня до дома, пожелал спокойной ночи и сказал, что это был лучший вечер за долгое время. Я чувствовала то же самое. И еще странную необходимость найти любую причину, чтобы встретиться снова.
– У меня будет новогодний корпоратив на работе через две недели. Можно пригласить кого-то из семьи или друзей. Каждому выдали по два пригласительных. Хочешь заглянуть? Будет весело.
Митчелл запустил руку в волосы и спросил:
– Тот парень, с которым ты живешь, – вы вместе?
– Да, – кивнула я, внезапно холодея. Его вопрос резко вернул меня с небес на землю.
– Он тоже там будет, на банкете?
– Да. А что?
– Просто любопытно. У вас не все ладно, так?
Я запнулась и не смогла ответить на этот вопрос. Вопрос был слишком сложным, чтобы просто сказать «да» или «нет», а вдаваться в подробности я не хотела. Да и странно было вдруг начать обсуждать с Митчеллом мои отношения. Мне нравилась его компания, но мы были знакомы всего пару дней. Я по факту ничего о нем не знала. Кроме того, что мне так легко с ним, как никогда не было с Дереком.
– Мне показалось, что ты испугана до чертиков, когда сегодня открыла дверь, – заметил Митчелл, отстегнув ремень безопасности и повернувшись ко мне всем телом. – Я не хочу лезть к тебе в душу, поэтому просто скажу, что ты всегда можешь поговорить со мной. Мой отец страдал вспышками гнева, и я прекрасно знаю, что это такое и каково с этим жить.
Я повернула голову и посмотрела на его лицо. Он и сам не понял, как много важных слов сказал только что. Я словно шла все это время в кромешной тьме, а потом кто-то вдруг зажег звездочку над моей головой.
– На банкет приду, но не обещаю, что подойду к тебе близко. Не хочу давать твоим коллегам повод для сплетен, – улыбнулся он. – Больше всего меня интересует еда и разговоры после третьего стакана о философии и политике. Просто мечта провинциального мальчика, выросшего на ферме.
– Провинциальный мальчик? – повторила я, закатывая глаза. – Кто? Ты? Ну нет. У нас нашлось столько общих тем для разговора, сколько я даже с родителями не нахожу. И говоришь так связно, как не все мои коллеги говорят. И даже в столь юном возрасте успел изучить латынь. Страшно представить, что будет дальше!
– Президентский пост и сборник поэм, – рассмеялся Митчелл, нещадно подшучивая над собой, и снова вернулся к тому, с чего начал: – Мне показалось, что ты испугана. Если мои догадки верны и бывают минуты, когда ты не чувствуешь себя в безопасности рядом с ним, то мы можем придумать секретный код. Например, если ты позвонишь и закажешь «ангельские крылья» – я пойму, что ты хочешь увидеться и поговорить. А если попросишь «острые крылья», то я приеду с полицией так быстро, что у машины будет гореть резина. Как тебе такой план?
– А количество порций – это количество полицейских машин, которые мне нужны, – закончила я полусерьезно-полушутя.
Мне понравилась его идея, но в тот момент я не хотела признавать, что у меня есть проблемы. Настолько большие проблемы, что я готова использовать секретные коды.
– На самом деле все не так плохо, – поспешила успокоить его я.
– Это радует. Но если вдруг что, то ты знаешь, что делать, – сказал он.
Мы распрощались, и я пошла домой по темной улице. С ночного неба полился мелкий дождь, ветер задувал под куртку и фонари источали меланхоличный тусклый свет. Но мне было тепло и хорошо. Джун завернул мне рисовых пирожков с собой и сказал, чтобы я все съела до полуночи, пока теплые. «Сытым снятся сладкие сны», – добавил он.
Глава 5
Осталось только плохое
Через два дня после моего ужина с Митчеллом Дерек проиграл дело, на которое делал большие ставки. Затащил меня в спальню за руку, толкнул на кровать и принялся расстегивать ремень. Я лежала совершенно неподвижно, помня, что моя тактика несопротивления сработала в прошлый раз.
Дерек покончил с ремнем, подтянул меня за ноги к краю кровати и резко вошел. Я не шелохнулась. Даже брови не сдвинула. Разве что сжала в кулаках простынь – так сильно, что потом нашла в ней дырки от ногтей.
Дерек остановился. Тут же раскусил мой замысел и… разъярился еще сильнее.
– Не вздумай делать это снова, – сказал он мне.
– Делать ч-что? – проговорила я, заикаясь.
Он не ответил, схватил с пола свои брюки, вытянул ремень и сжал его в кулаке. Лицо, должно быть, предало меня, страх и паника отразились в глазах – и Дерек тут же понял, как меня расшевелить. Развернул меня на живот и хлестнул ремнем по ягодицам. Я вывернулась и попыталась сбежать из спальни. Он кинулся следом, настиг меня и принялся лупить ремнем – по груди, животу и бедрам. И пока я отбивалась, он уложил меня лицом в пол, вошел и кончил практически мгновенно.
Синяки на лице я увидела только через несколько часов, когда заглянула в зеркало. Ремень пару раз встретился и с моим лицом тоже. Огромная сине-красная отметина была на лбу, еще одна – на щеке, и веко левого глаза распухло и почернело. Грудь, живот и ягодицы вообще выглядели так, словно по ним каленым железом прошлись – рыхло и ало, как говяжий фарш.
Я впервые решилась обратиться в полицию. Позвонила в местный участок. Но пока шли гудки, мои глаза наткнулись на наручники и плетку, которые Дерек не раз использовал во время секса. Я представила, как полицейский спрашивает: рукоприкладствовал ли Дерек ранее? Я бы ответила да, и тогда меня попросили бы описать другие случаи тоже. Мне бы пришлось объяснять незнакомому человеку, что Дерек делает со мной в постели. В деталях. Мне пришлось бы ответить на множество сложных вопросов, одним из которых наверняка был бы такой: «Совершалось ли насилие по обоюдному согласию? Вы одобрили применение плетки и прочих игрушек? Вы уверены, что действия вашего партнера не были частью сексуальной игры? Вы можете проложить границу между игрой и жестокостью?»
Я не могла.
Я уже ни в чем не могла разобраться. А если не могу я сама, то как сможет полиция?
И нажала отбой раньше, чем мне ответил оператор.
Тем вечером Дерек снова мучился и долго извинялся, повторял «прости» до хрипоты. Признался мне, что никогда – никогда в жизни – не испытывал такого оргазма, как сегодня, когда порол меня ремнем и я кричала и извивалась под ним, и этот факт заставляет его ненавидеть самого себя. Бояться самого себя. И еще он совсем не знает, как ему быть дальше.
– Пороть меня каждый раз, когда тебе вздумается? – спросила я, утирая красные глаза.
А он не понял, что это был сарказм. Обнял меня, притянул к себе и сказал, что мои чувства для него превыше всего, и он не хочет делать это слишком часто.
– Хотя бы кожа должна успевать зажить, ты согласна? – сказал он, и я почувствовала, как холодею от ужаса, как на моем теле выступает пот, и все ссадины разом начинают жечь от соли.
Вечером Дерек решил заказать на дом еду и спросил, хочу ли я что-то корейское.
– Нет! – крикнула я так громко, что он рассмеялся.
Позволить Митчеллу увидеть меня в таком состоянии – да я скорее руки на себя наложу.
– Не зашел кимчи что ли? – вскинул бровь Дерек. – Ладно, закажу пиццу.
До самого корпоратива я не появлялась на работе. Работала из дому, обклеив себя ранозаживляющими пластырями. На работе наврала, что подхватила грипп. И ни разу за все эти дни не открыла дверь звонящим. Ни почтальону, ни собирателям пожертвований, ни соседке, когда та пришла за своей рисоваркой, которую я одолжила у нее.
Я боялась, что за дверью окажется Митчелл. И что мне придется как-то объяснить, что случилось с моим лицом. Придется снова врать – или взять да рассказать правду. И оба варианта были хуже некуда. Если я скажу, что врезалась в кухонный шкафчик, он не поверит и оскорбится моей ложью. А если признаюсь, что мой парень выпорол меня ремнем до крови, то открою ларец Пандоры, который уже невозможно будет закрыть.
Все изменится. Весь мой мир перевернется. Ничто не будет прежним, если кто-то узнает.
На меня навалилась страшная апатия и осознание бессмысленности всего, что меня окружало.
Я вспомнила, как на первом курсе университета поехала с друзьями в Лиссабон, и как-то так получилось, что я одна из всей компании была там без пары. В одном из баров ко мне начал клеиться незнакомец, и я, чтобы унять горечь одиночества, вышла с ним на улицу и позволила ему облапать себя за углом. Его руки шарили по моему телу, залезли в белье, и он даже успел сунуть свой палец мне во влагалище. До секса не дошло, я сбежала раньше, чем мной воспользовались, но вернувшись в гостиничный номер, все равно чувствовала себя грязной и униженной. Как будто мной вымыли заплеванную мостовую. Чувство отвращения к себе не покидало меня даже после того, как мы вернулись из Португалии. Это было очень мощное и странное чувство, ни на что не похожее.
И вот теперь, когда я стояла перед зеркалом и разглядывала красно-фиолетовые полосы на своем теле, то вдруг поняла, что те обжимания за углом бара были просто ерундой. А настоящее унижение – вот оно: мое отражение в зеркале, мое израненное тело, мои отношения и вся моя жизнь.
Тот незнакомец в Португалии хотя бы остановился и позволил мне уйти, когда я попросила его. Дерек же никогда не останавливался.
И никогда не позволял мне уйти.
За несколько дней до корпоратива я обнаружила в почте рекламную рассылку из ресторана «Кей-Таун», несколько электронных брошюр с обновленным меню и купон на два бесплатных стакана бабл-чая. И внезапно меня накрыло странное чувство, похожее то ли на ностальгию, то ли на отчаяние. Я разглядывала картинки с салатами и десертами и читала названия. И тут же вспомнила, как Митчелл за ужином протянул мне кусочек курицы на своей вилке и предложил мне попробовать. Я тогда подалась вперед, придерживая волосы, чтобы не упали в его тарелку, и сняла аппетитный кусочек губами. В том, чтобы есть с его вилки, коснуться ее ртом, было что-то странно интимное.
«Ну как?» – спросил он с улыбкой, пытаясь понять, нравится мне или нет.
«Очень остро, но… Слушай, я даже не думала, что мне может понравиться такая острая еда! Язык горит, но горит так приятно, – рассмеялась я, прижимая к губам салфетку. – Хочешь попробовать мою капусту? У нее интересный вкус: она и острая, и кислая, и сладкая, и соленая одновременно».
«Да», – кивнул Митчелл, и я протянула ему горстку капусты на своей вилке, пересыпанную белым и черным кунжутом.
Его губы сомкнулись над кончиком вилки, и внезапно со мной случилось что-то странное: легкий спазм в промежности – секундный, но невыносимо приятный. Я так смутилась, что опустила глаза в тарелку.
«Я не любитель салатов, но эти просто кайф», – вынес свой вердикт Митчелл. Я посмотрела на него и почему-то покраснела.
И вот теперь у меня в почте были фотографии тех самых салатов. И курица в остром соусе. И пирожки из рисовой муки с начинкой из сладкой фасоли.
Пронзительная боль разлилась в сердце, я закрыла почту и – тут же открыла ее заново, заметив кое-что необычное. Мой взгляд метнулся к адресу отправителя, и я увидела, что это не адрес ресторана. Это был другой почтовый аккаунт, принадлежавший некому М. Макферсону.
Я резко встала со стула и тут же села обратно. Почему-то страшно нервничая, нажала на аватар отправителя и увидела там… горы Керри. Он отправил мне письмо со своего личного ящика. Теперь я знаю, куда писать, если захочу связаться с ним.
Мне нужно было успокоиться, прийти в себя. Я спустилась на кухню и заварила себе большую чашку чая с мятой и шалфеем.
– Снова болит живот? – поинтересовался Дерек, следя за мной краем глаза.
После того, как он выпорол меня, у него до сих пор продолжалась фаза «заботливый парень». Он ловил каждое мое движение, понимал каждый жест, даже вспомнил, что я часто пью травяной чай, когда чувствую боль.
– Все в порядке, – ответила я. – Просто захотелось чего-то без кофеина.
– Как там твоя желчнокаменная болезнь? Прошла? – спросил он.
С моей желчнокаменной болезнью была связана одна из самых сильных наших ссор.
Я долго принимала контрацептивы в виде таблеток. Начала сразу же, как только стала спать с Дереком. А через несколько месяцев у меня начались страшные, резкие боли в правом подреберье. Гастроэнтеролог сообщил мне, что у меня появились камни в желчном и это побочный эффект от приема контрацептивов. Он отправил меня к гинекологу, а тот запретил контрацептивы с эстрогеном. Категорически. Предложил перейти на другой тип гормонов – прогестерон.
Побочные эффекты прогестерона были еще хуже: меня стали мучать отеки – утром мои ступни просто не влезали в туфли, а лицо выглядело так, словно я пристрастилась к алкоголю. У меня полностью расстроился менструальный цикл: месячные приходили хаотично, беспорядочно и могли продолжаться две-три недели. Каждое утро начиналось с приклеивания прокладки: на всякий случай. Полностью пропало желание, чаще хотелось повеситься, чем заняться сексом (но тут сложно было сказать, что было причиной: контрацептивы или Дерек). И еще что-то страшное стало твориться с моим настроением. Оно менялось от веселья до тоски, причем быстро, часто и без видимых причин.
– Эмоциональная лабильность, – заключил врач, когда я пришла к нему снова. – Боюсь, никакие гормональные средства вам не подходят. Как насчет презервативов? А также могу предложить вам внутриматочную спираль.
Он рассказал о возможных побочных эффектах спирали, и я тут же отмела ее. Спираль часто вызывала обильные, болезненные месячные и ассоциировалась с высоким риском внематочной беременности.
– Может все-таки презервативы? – снова спросила врач.
Дерек ненавидел их. И я прекрасно знала почему. Тот стиль, характер сексуальной жизни, которую он предпочитал, никак не вязался с презервативами. Они требовали времени, паузы, нескольких секунд, чтобы надеть их – а этого у Дерека не было, когда он накидывался на меня, поддавшись мгновенной смене настроения. Все, чего ему хотелось, – абсолютная свобода действий и отсутствие любых преград. Он не желал отвлекаться. Он не хотел идти в спальню за презервативом, когда у него вдруг возникала потребность «наказать» меня прямо посреди гостиной.
Я попросила врача написать официальное заключение, что таблетки мне не подходят и он рекомендует презервативы или спираль, – и с этой бумагой пошла к Дереку. Набралась смелости и еще раз предложила ему подумать над презервативами.
Дерек пробежал по заключению глазами, смял его в комок и швырнул в мусор.
– Я же уже сто раз говорил тебе, что не хочу никаких резинок. Сто раз объяснял, а в сто первый не буду. Просто нет терпения.
– Я знаю, что говорил, но у нас нет иного выхода. Мое тело не переносит контрацептивы. Можно было бы поставить спираль, но…
– Да, что насчет спирали?
– У нее тоже есть свои побочные эффекты, и к тому же это инородное тело в организме, которое может повести себя как угодно. Может проткнуть стенку матки, если что-то пойдет не так. Может вызвать внематочную беременность…
– Стоп, но ты же даже не пробовала!
– И не хочу пробовать! Я ознакомилась с побочными эффектами и приняла решение. Это мое тело и я вольна решать…
– Вольна вынуждать меня натягивать резинку каждый раз – ты это хотела сказать?
– Я не знаю, что еще могу сделать. Врач ясно написал, что…
– Да на хер этого врача! Они просто обожают перестраховываться! Напишут что угодно, лишь бы никакой ответственности не брать! Я каждый день веду дела в суде и знаю, как работают эти проныры!
– В моем случае я испытала все побочные эффекты таблеток на своей шкуре. Причем тут врачи?
– Что ж, теперь поставь спираль.
– Дерек, этот предмет введут в мою матку, и он будет там всегда, семь дней в неделю, триста шестьдесят пять дней в год! Влияя на меня бог знает как! При этом для тебя надеть презерватив на несколько минут – это проблема?
– Да, это проблема! И я не позволю этой проблеме похерить нашу сексуальную жизнь. И точка. Ищи любое другое средство, но я категорически против резинки.
– Может рожать тебе по ребенку каждый год? – вскинула бровь я.
Дерек расхохотался и закатил глаза.
– Боюсь, ребенок будет покрупнее и покрикливее спирали!
Мне так и не удалось убедить его перейти на презервативы, и я таки поставила внутриматочную спираль. Это решение аукнулось мне мгновенно: периодически у меня открывалось такое сильное кровотечение и начинались такие сильные спазмы, что в день уходила пачка прокладок и горсть обезболивающего. Такого со мной раньше не было, так что причиной точно была спираль.
Я не могла взять в толк, почему именно я должна расплачиваться за то, что было нашим общим с Дереком делом. Почему именно мое тело должно быть экспериментальной базой для гормонов, спиралей и прочего. Почему это именно я должна служить потребностям моего мужчины и жертвовать собой в то время, как он мог бы просто разорвать пакетик и на пять минут надеть презерватив.
Что ж, видимо его ощущения были богом, храмом и сакральной святыней, а я и мое тело – всего лишь средством служения, алтарем и жертвенным барашком, который своей кровью должен заплатить за радость великолепного божества.
Но больше этого меня задевало то, что Дерек так и не оценил мою жертву и не понял, на что я пошла, лишь бы продолжать делать его жизнь удобной. Лишь бы он и дальше мог кончать в меня без последствий.
Дни менструаций стали вырванными из жизни днями, когда я не могла ни работать, ни отдыхать, но я не получила за это ни слова благодарности.
Теперь Дерек стоял на кухне рядом и невинно интересовался моим самочувствием и моей желчнокаменной болезнью. А я даже ответить ничего не могла: ком стоял в горле.
Я вернулась в комнату и снова открыла почтовый аккаунт. Снова кликнула на картинку отправителя и пару минут разглядывала горы Керри, упиваясь странной нежностью. Кнопка «Ответить» так и манила, и я поддалась этому порыву: «Привет, Митчелл. Спасибо за купончики на бабл-чай. Я немного приболела. А ты как?»
Мы начали переписываться.
Никакого криминала. Он никогда не писал ночью, не флиртовал и не делал двусмысленных намеков. Чаще мы просто говорили о чем-то нейтральном: о работе, погоде, политике, коронавирусе, строили догадки, вернется ли общество к тому, что было раньше, или мы обречены носить маски до смертного одра.
Разговаривая с ним, я чувствовала себя… спокойно. Умиротворенно. Как будто находилась в тихой гавани. Ловила себя на том, что улыбаюсь. Тревожность и взвинченность, которые появлялись после общения с Дереком, исчезали, стоило мне открыть переписку с Митчеллом.
Я отправила ему пригласительный билет на корпоратив. До праздника оставалось два дня. Следы от ремня почти сошли. Я купила платье, черное сатиновое на тонких бретельках, и оно село идеально.
Дерек не любил мои корпоративы, был на них пару раз и после всегда обрушивал на меня шквал токсичной критики. То еда была недостаточно хороша, то музыка слишком старомодна, то мои коллеги слишком навязчивы.
В нашем коллективе было гораздо больше женщин, чем мужчин, и Дереку всегда доставалась куча внимания. Его знали все мои коллеги и считали трофеем: мужественен, привлекателен, адвокат, денег куры не клюют, живет в доме на триста квадратных метров, ездит на новом «мустанге», шутит и улыбается так, что хочется вцепиться в его рукав и молча пойти с ним туда, куда он поведет.
Все мои коллеги сошлись во мнении, что мне повезло. Только одна из них, Девлин, сказала за моей спиной, что я слишком невзрачна для такого мужчины, как Дерек.
Девлин составляла для нашего журнала тесты, гороскопы, ребусы и прочие развлечения. Я не верила в гороскопы, но бесконечно уважала ее труд. Чтобы составить действительно хороший развлекательный контент, нужен был талант, фантазия и энергия. Сначала мы с Девлин вместе ходили на перекуры и вместе обедали. Но общих тем для разговора у нас оказалось немного, и постепенно мы потеряли друг к другу интерес. А после ее ремарки о моей невзрачности и вовсе перестали общаться.
– И на хер ее, – заключила Магда, когда узнала обо всей этой истории. – Забудь. Она просто не поняла, почему у тебя Дерек, а у нее никого, и решила отыграться. Кстати, кто ты по гороскопу?
– А что? – рассмеялась я. – Кажется, Рыбы. Но не уверена на сто процентов.
– А то, что Рыбам Девлин в следующем месяце предрекает болезнь, неожиданные трудности, вереницу непреодолимых тягот и низвержение с облака потайных желаний и сокровенных мечт. И я подумала, что ты у нас точно Рыбы.
– Потайных желаний и сокровенных мечт, – повторила я, закатывая глаза. – Ну и обороты.
Магда рассмеялась и залпом допила кофе.
– Не говори.
– Ну а хорошее там что-то было?
– Естественно, нет. Все хорошее для Рыб уже закончилось, осталось только плохое.
Глава 6
Он мой
В день банкета мы с Дереком сильно повздорили. Он придирчиво оглядел мое платье и приказал мне надеть что-то другое.
– Почему? – спросила я, холодея.
Я была полностью готова, и у меня не было ни времени, ни желания подбирать, гладить и надевать какое-то другое платье.
– Ты выглядишь в нем как шлюха, вот почему, – сказал Дерек, и я инстинктивно отступила к двери, вдруг приготовившись к обороне.
– Не выгляжу. А если бы и выглядела, то что? – спросила я твердо, хотя кишки словно в узел стянуло.
– Мне не слишком приятно будет находиться рядом с тобой, вот что. Ты же в этом платье вся как напоказ. И, раз уж начистоту, твои синяки на груди и руках до сих пор видно. Ты хочешь и их выставить на всеобщее обозрение? Ничего, что люди начнут интересоваться?
– Так дело в том, что я выгляжу как шлюха, или все-таки в синяках? – спросила я. – И если в синяках, то почему ты не преминешь еще и оскорбить меня параллельно? Мы оба знаем, что это платье можно назвать скромным.
Дерек сузил глаза, как обычно, когда приходил в ярость, и принялся развязывать галстук.
– Ну скромным так скромным. Вперед, веселись. – Он швырнул в угол пиджак, и пошел наверх.
– Дерек! Пожалуйста! Давай просто поедем, мы и так опаздываем!
Я пошла за ним следом, раздражаясь от того, что должна снова вымаливать прощение непонятно за что.
– Если ты считаешь платье слишком открытым, то я могу набросить пиджак, окей? Не проблема!
Дерек вошел в нашу спальню и со всей дури толкнул за собой дверь. Та захлопнулась перед моим носом, едва не встретившись с лицом. Я положила руку на дверную ручку, но так и не решилась войти. Просто стояла под дверью, как провинившаяся школьница перед кабинетом директора.
– Дерек, – позвала я, проклиная себя за то, что решила спорить. Надо было молча переодеться и черт с ним.
– Я никуда не еду. Можешь отправляться туда сама.
– Я наброшу пиджак.
– Твою мать, ты глухая? Я никуда не еду, – рявкнул он из-за двери.
Я отступила. Чуть не споткнулась, путаясь в собственных ногах. Дерек решил наказать меня за неподчинение. Решил лишить меня праздника, потому что я осмелилась перечить ему. Вот так просто. Будь это какой-то другой банкет, я бы, измученная чувством вины, никуда не поехала тоже. Но это был первый праздник за долгое время после вирусных ограничений. Я страшно соскучилась по общению и веселью и не хотела пропускать его.
– Тогда я поеду сама. Ты уверен, что хочешь остаться? – спросила я, обращаясь к запертой двери.
Он не ответил.
Подчиняясь непонятному чувству вины, я в последний момент решила не надевать платье на бретельках. Наспех выбрала другое – красное кашемировое, но его пришлось тщательно выглаживать и еще искать клатч другого цвета и туфли, которые я давно не надевала и сунула куда-то далеко.
На корпоратив я опоздала на час. Официанты уже вовсю разносили закуски и шампанское. Я забыла накрасить губы и в отражении зеркала в лифте показалась себе такой нездорово бледной, будто какой-то вампир высосал из меня всю кровь.
«Вампир по имени Дерек?» – отозвался внутренний голос, и я невольно рассмеялась.
В банкетном зале было шумно, суетливо, и куча людей толпилась на террасе, куря и громко болтая. Кондиционеры работали вовсю: в платье на бретельках я бы наверно уже сто раз продрогла. Новые стандарты фильтрации воздуха, которые ввели после эпидемии, явно не были рассчитаны на мерзляков.
Большинство из нас уже получили две дозы вакцины, но многие по-прежнему носили маски, подобранные в тон нарядам. Они словно стали новым элементом повседневной моды. Вчера в торговом центре я видела целую витрину усыпанных стразами дизайнерских масок, которые стоили по пятьдесят евро за штуку. Внезапно я подумала, что если Дерек снова разукрасит мне лицо, то я просто надену маску – и никто не заподозрит неладное. Мы вступили в новую эру, когда насилие будет скрывать легче.
– Матерь божья! Можно пригласить вас на танец? – воскликнула Магда, целуя меня в обе щеки и протягивая стакан – джин с тоником и листочком мяты.
– Конечно можно. Только дай мне напиться.
– Ты же собиралась надеть другое – черное сатиновое? – оглядела меня она.
– Решила, что замерзну под кондиционерами.
– О нет, зря! – возразила Магда. – У нас тут сегодня намечается жара!
– Да ладно. Кто будет зажигать? Уж не Девлин ли со своими гороскопами?
– Ха-ха. Нет, упаси боже. Главред привел своих сыновей. Плюс пришли все стажеры из желтой прессы – те, что двумя этажами ниже. У Девлин аж пар из ушей идет, так сильно старается подцепить кого-то. В общем, я предрекаю всем незамужним зажигательный вечерок, полный греха и соблазнов. А где Дерек, кстати?
– Остался дома.
– Вы поссорились? – спросила Магда, пристально разглядывая меня.
– Немного, – призналась я.
– Я так и подумала. У тебя подавленный вид.
– Правда? Заметно?
– Ничего, джин все исправит, – улыбнулась она.
И в этот момент я увидела Митчелла. Он стоял на террасе и разговаривал с нашим главредом Эндрю. Эндрю всегда был невыносимым занудой с вечно кислым лицом, но сегодня преобразился: увлеченно рассказывал что-то Митчеллу и громко смеялся.
Митчелл выглядел роскошно. Белая рубашка обтягивала массивные плечи, расстегнутый ворот открывал загорелую шею с иероглифом в яремной ямке, брюки так классно сидели на заднице, что я засмотрелась. Он опирался правым локтем о перила, а в левой руке держал бокал с белым вином. Эндрю поднял с пола бутылку и подлил Митчеллу еще. Тот пытался протестовать, но в итоге сдался.
Я поморгала, разглядывая их. Тут что-то не вязалось. Эндрю обожал распекать всех парней в редакции. Считал их тупицами и неудачниками. Но Митчелл его словно очаровал. То ли своей аурой, то ли эрудированностью, но Эндрю просто светился. Словно сто лет не говорил с умным человеком и вдруг внезапно встретил такого.
– Хватит таращиться на красавчика, – шепнула мне Магда. – Никаких шансов, потому что Эндрю решил присвоить его себе.
– Не знала бы Эндрю, подумала бы, что он гей, – улыбнулась я.
– Нет, не гей. А вот парнишка, вероятно, да. Слишком хорошо одет для натурала. – Магда снова громко рассмеялась. – Не знаю, кто он, но боюсь, живым он отсюда не выйдет. Девлин проходу ему не давала, пока Эндрю не спас его. Господи, я лопну со смеху, если Девлин будет его окучивать весь вечер, а он в итоге окажется геем!
– Не думаю, что он гей, – ответила я.
И вспомнила, как Митчелл смотрел на меня, когда я снимала губами кусочек курицы с его вилки.
– Тем хуже для него, потому что Девлин уже подбирает подходящие пули для этого кролика, ха-ха.
Тут к нам подошла Эми и спросила, заметили ли мы того парня, который болтает с Эндрю.
– Заметили и даже мысленно трахнули, – ответила Магда, и они обе покатились со смеху. – Я гадаю, кто он. Хорошо одет, рубашка от Дольче и Габбана, и даже то, как он держит бокал… Господи, я таких стильных парней даже в Париже на неделе высокой моды не видела.
Я закусила губу, чтобы не выпалить: «Он мой! Он мой друг! Это с ним я иногда переписываюсь, и еще он натурал. На-ту-рал. Он мне конечно не объявлял свою ориентацию, но я просто знаю».
Меня затопила гордость и радость за него. Такая простая и ребяческая! Как будто Митчеллу на моих глазах вручали олимпийскую медаль или Оскар. Почему-то хотелось вскочить и крикнуть: «Да, детка! Да! Ты лучше всех!»
Митчелл словно почувствовал мой взгляд и повернул голову в мою сторону. Его голубые, как небеса, глаза увидели меня и просияли. Он едва заметно поднял бокал и подмигнул мне.
– Он на нас смотрит, он на нас смотрит! – громко зашептала Магда. – Девочки, держите либидо в узде, а не то ускачет!
Я хохотала, как ненормальная. Впервые за долгое время. И Митчелл смеялся тоже, глядя на меня. Эндрю даже пришлось обернуться, чтобы понять, что же его так развеселило.
Мне ужасно хотелось оказаться с ним вместе на террасе, выкурить по сигарете, ощутить его близость, поговорить. О чем угодно. Или просто постоять рядом, купаясь в лучах его ауры. Но вокруг него постоянно вертелись женщины, а ко мне он, следуя своему обещанию, подходить не торопился. Лишь однажды мы оказались возле столика с напитками и он, незаметно коснувшись моей руки, прошептал, что я ослепительно выгляжу.
«Все равно померкла в твоих лучах», – ответила я и похвалила его рубашку. Он сказал, что рубашка из секонд-хенда за два евро. «Врешь и не краснеешь», – ответила я, и он только рассмеялся в ответ.
В воздухе звучала «Heartburn» [6], и каждое слово словно падало внутрь меня: «Скажи мне, почему мое сердце болит каждый раз, когда вижу твое лицо?»
Девлин не давала Митчеллу проход весь вечер, и почему-то это подпортило мне настроение. Когда он в третий раз вышел с ней на террасу, я пошла к столику с напитками и одним махом хлопнула бокал вина. Обычно мне нравилось действие алкоголя: он снимал тревожность и страх – но сегодня имел обратный эффект. Странная тоска и взвинченность вымотали меня раньше, чем принесли десерт и начали раздавать подарочные сертификаты. На часах было только одиннадцать, а я уже хотела сбежать.
Последней каплей стала небольшая словесная перепалка с Девлин, когда мы с ней одновременно оказались на террасе.
– Привет, Ванесса. Чудесно выглядишь. А что же Дерек не пришел? Я слышала, он выиграл очередное громкое дело в суде. Как раз повод отпраздновать!
– Не горел желанием, – ответила я, заливая в себя алкоголь.
– А что же так? Вы вроде не так давно вместе, а ему уже скучно, – оскалилась она так широко, что губы вытянулись в ниточки. – Мужчину нужно уметь развлекать. Правда, Митчелл?
Девлин бросила кокетливый взгляд через плечо – оказалось, что Митчелл стоял совсем близко. Ближе, чем я думала, и конечно же слышал все.
– Скольких ты уже развлекла сегодня? – спросила я и, кивнув Митчеллу на прощание, пошла к выходу.
Ночь выдалась тихая и спокойная. Я будто протрезвела на свежем воздухе и тут же пожалела о своей колкости, сказанной Девлин. Нужно было просто включить игнор. Необязательно отвечать ударом на удар. Хотя, кто знает, может моя философия и сыграла со мной злую шутку. Может быть, если бы я не пыталась вечно все сглаживать, помалкивать и терпеть, то моя жизнь не была бы похожа на камеру пыток.
Я достала телефон, чтобы вызвать такси, и тут меня окликнули. Я обернулась, и мое сердце застучало быстро-быстро. Митчелл спешил ко мне, набрасывая пиджак на ходу. Ветер касался его светлых волос и, немного тронутые гелем, они блестели в свете фонарей. Он подошел ко мне, и почему-то мне захотелось прижаться лицом к его груди. Как будто он был тем, кто мог бы решить все мои проблемы.
– Ты вышла на перекур или собралась домой? – спросил он.
– Домой, – ответила я.
– Можно мне подвезти тебя?
– Разве ты не пил?
– Только один бокал с Эндрю, но это было два часа назад.
Я секунду подумала и сказала:
– Сможешь подобрать меня на соседней улице? Не хочу, чтобы кто-то из коллег увидел, что я уехала с тобой.
– Без проблем, – ответил он и добавил, оглянувшись на офис: – Если честно, я тоже сейчас чувствую себя преступником. Уж не знаю, почему.
Я рассмеялась и, пошатываясь, отправилась к тому месту, где мы условились встретиться. Через четверть часа Митчелл подобрал меня на Нортбрук Роуд и повез домой.
В тепле и уюте салона ко мне вернулось легкое опьянение. Все снова показалось простым и беззаботным. Дерек словно переехал жить в соседнюю галактику, а до той были миллионы световых лет. И все, что меня тяготило и тревожило, отчалило вместе с ним. Я снова была юной, смешливой, свободной и непуганой. Мной никто никогда не овладевал прямо на голом полу, пока я совсем не хотела этого. Никто никогда не повышал на меня голос и не насмехался надо мной. Никто не вселял в меня ужас одним своим взглядом или жестом. Любовь была чем-то реальным и, казалось, вот-вот нагрянет со дня на день. Секс не пугал и не вызывал отвращения. Наоборот, казался чем-то прекрасным, как праздник или выигрыш в лотерею.
– Ты пользовался сегодня популярностью, – сказала я слегка заплетающимся языком.
– Думаешь?
– Да. В тебе есть что-то притягивающее. И особенное. Ты не думал стать моделью? Тиктокером? Ютубером? Инфлюэнсером?
– Хватит, – рассмеялся он. – Это что, какие-то новомодные ругательства?
– Да знаешь ты, что это! Не прикидывайся. Я все не могу отделаться от мысли, что ты создан для того, чтобы купаться в лучах славы: кино, музыка, театр. И я думаю, это принесло бы тебе больше денег и контроля над своей жизнью, чем работа курьером.
– Мне нравится моя работа, – пожал плечами он. – По крайней мере сейчас она меня устраивает. То, что нужно. А там видно будет.
– Прости, если обидела. Я просто желаю тебе всего самого лучшего. Заработать миллион, объехать все страны, познать все радости мира…
Митчелл рассмеялся, громко и заразительно.
– Не волнуйся обо мне, Ванесса. Уж о ком, о ком, а обо мне не стоит.
Он и впрямь выглядел как тот, о ком не стоит переживать. Дерзко, сильно и чертовски самоуверенно. Я разглядывала его профиль и россыпь татуировок на шее. Наверно все его тело тоже забито татуировками. Начиная с торса и заканчивая… Господи, почему рядом с ним мне в голову постоянно приходят такие мысли, за которые стыдно?
– Значит, ты пишешь статьи на социальную тематику для «Зумера»? – внезапно спросил Митчелл, притормаживая на светофоре.
– Быстро ты выяснил, – рассмеялась я.
– Ваш главред страшно горд тобой. Сказал, что твоя последняя статья вывела журнал на новый уровень. Теперь мне интересно узнать подробности. Эндрю только обмолвился, что она о…
– Порно.
– Значит, он не шутил, – сказал Митчелл.
– Конечно не шутил. Эндрю вообще шутить не умеет.
– Расскажи больше.
– Тебе правда интересно? – спросила я.
– Очень.
Митчелл действительно выглядел заинтересованным, и этот интерес, который Дерек, например, никогда не проявлял, ужасно польстил мне. Я постаралась собрать воедино свои размокшие в алкоголе мозги и начала рассказывать:
– Если коротко, то я считаю порнографию неэтичным продуктом. Таким, от которого нам всем стоит отказаться, или который государству стоит взять под жесткий контроль, как сигареты или алкоголь. Потому что эта индустрия построена на жестокой человеческой эксплуатации. Когда мы заходим на порносайты, мы способствуем увеличению просмотров, кормим создателей порноконтента и помогаем расширению индустрии. Но при этом мы совершенно не знаем, получили ли женщины, снявшиеся в порно, достойное вознаграждение. Обращались ли с ними уважительно на съемочной площадке и вне ее. Все ли они давали согласие на съемку или видео сняли тайно. Все ли они совершеннолетние. Насколько разрушительно для их психики было все, на что они пошли. Насколько реально применяемое к ним насилие. Отвечали ли условия их труда минимальным требованиям безопасности? Возвращались ли они домой после съемок в целости и сохранности? На все эти вопросы нет ответов. Однако параллельно с этим индустрия приносит миллиарды тем, кто ею владеет. Миллиарды! Недавно в New York Times вышла статья журналиста Николаса Кристофа об одном из самых популярных в мире порносайтов. Он выяснил, что на сайте до сих пор находятся в открытом доступе видео реальных изнасилований; что на нем можно найти порно с несовершеннолетними, просто забив соответствующий возраст в поиск; а также там в изобилии лежат ролики с «порноместью» – видео, которые были выложены в интернет ради мести или шантажа. Многие жертвы пытаются покончить с собой, когда узнают, что ролики с ними не будут удалены. Учитывая всю эту изнанку, любой человек, которого хоть немного беспокоит этическая сторона вопроса, не должен смотреть порно. Мы не должны кормить хищников. Вот ты бы пошел в клуб, где реальные люди занимаются сексом у всех на глазах? Причем не было бы информации об их возрасте, и неизвестно было, хотят ли они сами этого или их принудили.
– Ноги бы моей там не было, – ответил Митчелл.
– Вот именно. Но порносайты – это такие же клубы. Просто находятся в виртуальном пространстве.
– Хм, я никогда не задумывался об этом, – ответил Митчелл. – Но теперь будет над чем поразмыслить.
– Правда? Ты задумался? – спросила я, испытывая просто ребяческий восторг.
– Да. Но у меня куча встречных вопросов. Что делать тем, кого порно заводит? Секс и голод – сильнейшие инстинкты человека. И если к выбору еды можно подойти обдуманно, то что делать с сексом? Чем его заменить, если не порно?
– Есть альтернативы, – кивнула я.
– Правда?
– Да. Анимация. Которая никому не причиняет боль и никого не эксплуатирует. Художники сидят в студиях и рисуют мультфильмы, которые, по моему мнению, совершенно не хуже реального порно. Некоторые даже лучше, – заявила я экспертным тоном. – Интересные сюжеты, потрясающая прорисовка деталей, женщины и монстры, прекрасные пленницы и демоны-похитители. Можно создать любую генетику, любую эстетику, абсолютно нереальную физиологию…
Митчелл расхохотался и потер лоб, выглядя немного смущенным. Я тоже рассмеялась, когда до меня дошло, что я слегка увлеклась. Лицо залило жаром, и я закрыла его руками.
Он остановил машину на обочине дороге, включил аварийку и, все еще хохоча, предложил сделать перекур. Я согласилась, и мы вышли под темное небо, усеянное звездами.
– Прекрати смеяться! – простонала я, обходя машину и приблизившись к нему. – Анимация – очень серьезное дело.
– Да, совершенно согласен.
– Прости, если я вывалила на тебя все это без предупреждения. Я забыла, что люди бывают неподготовленными.
– Я подготовлен. В вопросах порно я теперь просто эксперт.
– Не присваивай себе мои лавры! Это я эксперт по порно, а ты…
– Кто же?
– Всего лишь подающий надежды новичок.
– Подающий надежды, – повторил он, усмехаясь. – Ну хотя бы так.
Я сунула сигарету в рот, и Митчелл чиркнул зажигалкой. Я прикурила и посмотрела на него с пьяным весельем.
Знал бы он только, что я действительно эксперт в некоторых вещах. Например, в том, как быстро сводить синяки. Как не кричать, даже если очень больно. Как сохранять рассудок рядом с человеком, начисто лишенным самоконтроля.
– Если честно, твоя точка зрения перевернула мой мир, – сказал Митчелл. – Я теперь полностью перейду на анимированное порно. Когда приспичит, то смотреть буду исключительно на забавы фей и гоблинов. Пусть мои просмотры засчитываются пожилому аниматору-компьютерщику, рисующему хентай в маленькой студии на окраине Киото, которая не эксплуатирует реальных людей.
– Ты просек тему, – помахала пальцем я.
Митчелл рассмеялся, указал на мою сигарету и попросил затянуться один раз. Я протянула ему ее, но он не взял. Просто обхватил мою ладонь, поднес к губам и сделал затяжку. Пару минут мы так и стояли: моя рука в его руке, и его пальцы касаются и гладят мое запястье. Я переложила сигарету в другую руку, и наши пальцы переплелись. Он сжал мою ладонь, положил на свое плечо и, шагнув ко мне, вдруг очутился так близко, что меня всю окутал аромат его одеколона. Я выронила сигарету и коснулась ладонями его лица. И тогда он склонился, запустил пальцы в мои волосы и поцеловал меня.
Я хотела этого. Не могла прекратить думать об этом с того самого момента, когда оказалась с ним наедине в машине. Но когда он прижался к моим губам, горячо и настойчиво, меня охватила паника. На секунду мне вдруг стало так страшно, что я отпрянула. Только мои руки продолжали лежать на его плечах, будто сожалели, что все прекратилось.
Когда Дерек вдруг быстро подходил ко мне, высокий и массивный, хватал меня и впивался губами в мой рот, в меня всегда вселялся страх. Близость с мужчиной обычно ничем хорошим не заканчивалась, и, стоило Митчеллу приблизиться, мое тело мгновенно вспомнило об этом. Как животное, которое слишком часто били.
– Прости, я не хотел напугать тебя, – проговорил Митчелл, вглядываясь в мое лицо. Он по-прежнему был так близко, что я видела свое отражение в его зрачках.
– Нет, дело не в тебе! Я просто… просто… Извини, я даже объяснить толком не могу.
Он коснулся моей щеки, нежно провел по ней пальцами и шепнул мне:
– Хочешь начнем еще раз? Или нам лучше остановиться на этом? У меня и в мыслях не было испугать тебя. Это последнее, что я мог бы сделать.
Его голос тут же вернул мне спокойствие, а от слов внутри разлилось такое тепло, словно я выпила большой стакан глинтвейна. Митчелл провел большим пальцем по моей губе, и…
Мой мозг вышел в окно.
Завороженная его нежностью, я целовала его губы, а он – мои. Сначала верхнюю, затем нижнюю, и снова верхнюю, будто не могла решить, какая лучше. Его язык скользнул в мой рот, и я приняла его. Потом дала ему попробовать свой. Он застонал, положил горячие ладони на мои щеки, притягивая меня к себе.
Он целовался совсем не так, как Дерек. Дереку не было нужды дразнить меня или распалять – он просто брал, что хотел. Его поцелуи были клеймом, атрибутом власти. Часто он не целовал меня вообще. А поцелуи Митчелла словно говорили мне, что властью здесь обладаю только я – полной, безраздельной и неоспоримой. Что он бросится в воду, если я вдруг так захочу. Что он ляжет на рельсы, если я прикажу. Что мой язык в его рту может свести его с ума и мои руки могут творить с ним любые, даже самые странные вещи – он не будет против.
Вот что сказали мне его поцелуи. Что он в моей власти. И не только здесь и сейчас, под этим черным небом, на обочине пустынной дороги, в незнакомом районе, но и потом – в любой момент, когда я пожелаю.
Одурманенная, изголодавшаяся по ласке, я запустила руки под его рубашку и скользнула по его прессу и по его груди. Он развязал мой шарф и коснулся губами шеи. Я свела ноги, чувствуя такое дикое возбуждение, какого не испытывала вообще никогда в жизни. Если бы он просто притронулся в тот момент к моей промежности, коснулся пальцами моего нижнего белья – я бы тут же кончила.
Внезапно я почувствовала вибрацию в кармане. С досадой вынула телефон. Имя Дерека светилось на экране, будоража во мне тревогу и тоску. Митчелл тоже прочел его и сказал:
– Ответь ему. Скажи, что скоро будешь. И… Ванесса, давай встретимся еще раз. Где угодно, когда угодно, реши сама. Мне нужно увидеть тебя снова.
Он продолжал держать меня за руку и поглаживать мои пальцы. Но звонок Дерека словно вернул меня с небес на землю, и все происходящее между мной и Митчеллом вдруг показалось страшно неправильным. Чувство вины и раскаяние схватило меня за горло. Может не так уж неправ был Дерек, сказав, что я похожа на шлюху?
– Не думаю, что мы должны делать это, – сказала я, отступая. – Прости, что до этого дошло. Я просто перебрала… Отвези меня домой, пожалуйста.
Глава 7
Звучит как фетиш
Митчелл довез меня до поворота, сразу за которым был мой дом. Пытался поговорить со мной, но я была так подавлена, что едва могла два слова связать. Распрощались мы неловко и прохладно, как незнакомцы. Я так спешила вылезти из его машины, что забыла отстегнуть ремень. Пару секунд беспомощно пыталась встать на ноги, не понимая, почему не выходит. Потом наконец сообразила, что пристегнута, и, сгорая со стыда, сбросила ленту. Я точно выглядела смешно, как подвыпивший клоун. Но Митчелл даже не улыбнулся. Я поймала его взгляд, когда закрывала дверь, пристальный и беспокойный.
Я подождала, пока рокот мотора стихнет вдалеке, и дернула на себя ручку двери. Та не поддалась. Я позвонила, но никто не открыл. Я стояла на ветру в коктейльном платье и жала на кнопку звонка, пока не заболел палец.
«Ты дома? – написала я Дереку. – Открой, я приехала».
Он не прочитал его. Я позвонила ему, но он не ответил. Я села на крыльце, обняв руками колени. Зимняя стужа лезла под тонкую ткань платья. Пальцы так сильно замерзли, что я едва чувствовала их.
«Мустанг» Дерека стоял на площадке перед домом. Значит он здесь. Вряд ли отправился куда-то на такси. Он боялся подхватить коронавирус, так что пользовался им в исключительных случаях.
Он дома, что-то подсказывало мне. Просто ему охота отыграться.
Я подошла к его машине и ударила кулаком по капоту. У нее была очень чувствительная сигнализация: всю улицу тут же затопил вой противоугонной сирены. И, не прошло и минуты, Дерек распахнул дверь и выскочил на порог.
– Какого черта ты творишь? – рявкнул мне он, словно машина была его единственным сокровищем, а я – грязной бродяжкой, вертевшейся вокруг.
– Это был мой последний шанс попасть в дом, не так ли? – пояснила я.
– Как ты сорвала сирену? Ты знаешь, сколько эта машина стоит?
– Видимо куда дороже моего здоровья, – ответила я. Меня трясло от холода. И от гнева.
– Я не слышал твои звонки!
– Тогда откуда знаешь, что я звонила?
Дерек выключил сирену и схватил меня за локоть, когда я приблизилась.
– Прекрати корчить из себя обиженку.
– Обиженку?! Ты обращаешься со мной, как с животным. Как с какой-то бродячей собакой!
Дерек крепко, до боли, сжал мою руку.
– Может быть, только такое обращение и заставит тебя считаться с моим мнением?
– С каким еще мнением? Что мне надевать и чего не надевать?
– Да хотя бы!
Эта нелепая, отвратительная ссора на пороге страшно контрастировала с тем, как общался со мной Митчелл. С тем, как он смотрел на меня, касался меня и относился ко мне. Всего минуту назад я страшно сожалела о поцелуе с ним, но сейчас все вдруг вывернулось наизнанку и меня затопила совсем другая жалость: да мне домой не стоило возвращаться, вот что! Лучше б осталась целоваться с Митчеллом, чем весь этот яд, желчь, гной.
– Дерек, отпусти меня, ты делаешь мне больно.
Он и не подумал, наслаждался тем, что причиняет мне боль. Но на другой стороне улицы, у дома напротив, остановилась машина наших соседей, и из нее вышла пожилая пара. Мы были как на ладони под светом фонаря над крыльцом, и Дерек тут же выпустил мою руку. Я вошла в дом боком, не снимая туфель прошла на кухню, открыла холодильник и налила себе стакан джина с тоником. Дерек мог наброситься на меня в любую секунду. Я чувствовала это так же ясно, как мозоли на пальцах от непривычно тесных лодочек, поэтому заставила себя выпить. Если я напьюсь, то все не будет ощущаться так больно и невыносимо.
Какой-то тихий голос шептал мне, что мне нужно прекратить все прямо сейчас: взять ключи, снова сесть в машину и поехать в дом родителей. Вот так просто. Но я уже знала, что все совсем не просто. Он не даст мне уйти, он опутает меня паутиной слов, он докажет мне, что всего лишь рассердился, когда я ушла на вечеринку без него, и что проблема не в нем, а во мне – чуть что поджимающей хвост.
Я буду виновата, если уйду, а мне невыносимо было снова взвалить на себя вину за все наши ссоры. Уж лучше я останусь, и будь что будет. Скорее всего он просто поорет, остынет и все будет как прежде.
Я отхлебнула джина из стакана, приказывая себе успокоиться.
– На вечеринке было мало? – спросил Дерек, входя на кухню следом.
– Да, – сказала я, избегая смотреть на него.
– Ты нравишься мне пьяной, – вдруг заметил он, подходя ближе.
– Вот как, – пробормотала я.
– Да. Тогда с тебя резко слетает твоя корона, которую ты носишь, и ты наконец-то становишься обычной бабенкой. Простой, приземленной, дешевой и доступной. Которая наконец перестает корчить из себя черт знает что.
Я ничего не ответила. Налила себе еще джина и принялась пить, задыхаясь от его крепости. Рука тряслась.
– Скажешь что-нибудь? Нет? – поинтересовался Дерек.
– Я тоже нравлюсь себе пьяной, – ответила я, утирая губы. – Тогда мне не так страшно рядом с тобой.
– Плохо, – усмехнулся Дерек. – Меня заводит твой страх.
Он шагнул ко мне, положил руку на грудь. Сжал ее сквозь ткань платья. Я ничего не почувствовала, алкоголь превратил тело в вату. Залпом допила стакан и уставилась на Дерека. Его лицо немного расплывалось, словно на акварель плеснули воды. Он улыбался.
– От тебя воняет пьянчужкой. Потной и грязной, – шепнул он мне.
– И тебя это тоже заводит, не так ли? – спросила я. – Вот почему ты постоянно срываешься на мне и унижаешь – всего лишь пытаешься опустить меня до того уровня, который тебя так сильно возбуждает.
– И близко нет, – возразил он.
– Нет? Хочешь сказать, что не притронешься ко мне сегодня – пьяной и грязной?
Дерек понял, что я загнала его в ловушку. Если он накинется на меня сейчас, то признает, что его заводят «потные и грязные пьянчужки».
Он прищурился, его рука отпустила мою грудь, и я уж было подумала, что этот бой окончен. Зря. Дерек вдруг вцепился в мои плечи, надавил и заставил опуститься на колени. Одной рукой принялся расстегивать ширинку, а другую положил на мой затылок, погрузив пальцы в волосы.
– Открой рот, – сказал он.
Он не успел заставить меня сделать это. Я подалась вперед, и мой желудок тут же скрутили спазмы. Джин поднялся к горлу, и меня вырвало волной прямо Дереку на ноги. Он выпустил мои волосы и отступил, выругавшись. Кислый запах ударил в нос. Не оглядываясь, он ушел из кухни и оставил меня одну на полу.
Мне было паршиво и… радостно. Хоть я и сидела в луже рвоты, на этот раз я победила. Сегодня он оставит меня в покое. Я утерла лицо, поднялась на ноги и принялась убирать за собой. И в ту же секунду меня вдруг озарила мысль, что если уход человека приносит больше радости, чем его присутствие, то не признак ли это того, что пора со всем покончить? Может эти отношения наконец пора убить, как нежизнеспособное существо? Растереть ногой, как мерзкого слизня?
Покончив с уборкой, я свернулась калачиком на диване. Не горела желанием провести эту ночь с Дереком под одним одеялом. Забралась под плед и открыла почту. Минут пять смотрела на аватар аккаунта Митчелла, кусая губы. Мысли путались, голова раскалывалась, но я все же написала письмо. Возможно бессвязное, но искреннее и от чистого сердца:
«Спасибо, что пришел на банкет, подвез домой и просто за твою компанию этим вечером. Можно я буду с тобой откровенной? Мне хорошо рядом с тобой. Спокойно. С тобой в мою жизнь пришло что-то, чего я точно не ждала, но, как оказалось, страшно нуждалась: чувство, что все будет хорошо. Не знаю, как объяснить лучше. Нашу трапезу в «Кей-Тауне» я всегда вспоминаю с улыбкой. Твои сообщения греют мне душу. И тот поцелуй, признаюсь, понравился мне тоже. Даже больше: мне просто мозги вынесло. Но я не знаю, поступила ли правильно, позволив всему этому случиться. Сердце говорит – да, а совесть – нет. Я никогда никого не обманывала, и Дерека не хочу обманывать тоже, как бы плохи не были наши отношения. Поэтому вроде бы самое лучшее, что мне стоит сейчас сделать, – это прекратить писать тебе и не делать этого до тех пор, пока я не разберусь в себе. Но другой голос говорит, что если я прекращу общаться с тобой, то моя жизнь погрузится во мрак. Я не хочу, чтобы ты исчезал из нее. Но обещать тебе что-то взамен не могу тоже. Что мне делать, Митчелл? Мы можем быть просто друзьями? У меня такой хаос в мыслях, что самой не разобраться…»
Я отправила его, не перечитывая и толком не дописав. Побоялась, что если начну править, то не стану отправлять вообще. Митчелл ответил через полчаса – раньше, чем я заснула:
«Я не должен был целовать тебя. Прости, что не удержался, и теперь ты мучишься, не зная, как быть дальше. Ничего не нужно делать. Правда. Все гораздо проще. Мы можем быть друзьями. Я тоже хочу, чтобы ты осталась в моей жизни. Просто так. И меня не нужно прикармливать обещаниями, я понимаю, что ты в отношениях. Было бы глупо ждать этого. Спокойной ночи. Пиши, если понадобится компания. Или купоны на бабл-чай:) М.»
Я уснула на диване, прижав к груди телефон. С горящими щеками и обрывками той песни в голове, которая звучала в машине Митчелла:
«Вокруг меня мир, который не изменить.
Но мы можем лежать с тобой здесь и не выходить.
Я храню свое сердце в шкатулке подальше от бед.
И верна тебе буду, пока ты не скажешь “нет”…»[7]
Утром мы с Дереком встретились за завтраком. Я снова ждала от него какой-то выходки. Но он был сам на себя не был похож. Подавленный и тихий. Его глаза покраснели, руки дрожали, он блуждал по кухне, словно забыл, зачем пришел. В итоге склонился над кофеваркой и долго стоял так совершенно неподвижно, будто был высечен из камня.
– Что-то случилось? – спросила я.
Он не ответил, только утер лоб дрожащей рукой.
Тем утром ему сообщили, что умер его отец. Мистер Линч был совсем еще не стар, энергичен, полон сил, но коронавирус подкосил его так сильно, что врачи ничего не смогли сделать.
Известие застало нас врасплох. Дереку пришлось срочно уехать в Вексфорд. Я поехала за ним через два дня, когда наспех закончила дела на работе.
Я выпала из жизни на неделю, занимаясь организацией похорон. Все свалилось на мои плечи, потому что мать Дерека тоже слегла с коронавирусом, а сам Дерек заливал в себя алкоголь с утра до вечера – и, признаться, я была этому рада. Пока он пил, он не мог делать со мной то… что обычно делал.
Митчелл часто писал мне, и его сообщения были моим единственным источником радости посреди царства траурных приготовлений. Мы говорили обо всем на свете. О моих статьях, о его спортивных увлечениях (я была права, заподозрив в нем атлета: Митчелл по выходным играл в регби в местном любительском клубе); о любимой музыке и о планах на лето. Я хотела побывать в Барселоне, увидеть легендарную Саграда Фамилию и зайти в музей Пикассо. Митчелла влек Маршрут 66 или, как его еще называют, Дикий Атлантический Путь: дорога вдоль западного побережья Ирландии, пролегавшая среди скалистых обрывов. Мы болтали о корейской кухне и корейской музыке. Ему нравилось и то, и другое.
Я: наверно делаешь зарядку каждое утро под кей-поп?:-D
Митчелл: все гораздо серьезней: я знаю участников BTS по именам:)
Митчелл рассказал, что означает его татуировка в яремной ямке – почему-то она интересовала меня больше остальных. Однажды он потерял сознание на улице, прямо напротив ресторана Джуна. Джун помог ему прийти в себя и без конца повторял, что все будет хорошо – если не сегодня, то завтра точно.
«Татуировка означает «завтра» по-корейски. Как напоминание о том, что все будет хорошо».
«Глубокомысленно», – сказала я.
«А тебе что напоминает о том, что все будет хорошо?» – спросил он.
«Хм, интересный вопрос, мне надо подумать», – написала я, хотя в голове сразу же возник ответ: «Разговоры с тобой».
Митчелл не флиртовал со мной, не делал неудобные намеки. Я чувствовала себя комфортно, общаясь с ним. Будто мы дружили с детства – вот насколько. Но в мыслях я снова и снова возвращалась к той ночи, когда он поцеловал меня. Вспоминала, как ощущалась его кожа и щетина подбородка под моими пальцами. И как он касался меня, пока целовал.
Совсем не так, как Дерек.
Думая о Митчелле, я чувствовала непонятную тоску, словно забыла что-то драгоценное в трамвае, и трамвай уже уехал и не догнать. Эта тоска накатывала на меня волнами, и порой я просто захлебывалась в ней.
Мы с Дереком вернулись в Дублин через две недели, и я первым делом позвонила в «Кей-Таун» сделать заказ. Попросила суп, рисовые пирожки, мороженое со вкусом зеленого чая и… «ангельские крылья». Мне нужно было увидеть Митчелла. Просто постоять с ним на пороге пару минут. Дерек был дома весь вечер, но смотрел матч наверху и не спускался.
Весь день я места себе не находила, зачем-то нарядилась и накрасилась сильнее, чем обычно. Завила волосы и надела нескромное короткое платье с глубоким вырезом. Мне хотелось, чтобы сегодня, когда мы увидимся после долгой разлуки, Митчелл был впечатлен. Хотелось почувствовать его взгляд на моем теле и снова убедиться, что напряжение между нами – не плод моей фантазии.
В восемь вечера, когда позвонили в дверь, я уже была на взводе. Едва говорить могла от волнения – как в тот день, когда я впервые получила приглашение на свидание. Трясущимися пальцами я нажала на ручку и открыла.
На улице уже давно стемнело. Тусклый свет фонарей заливал улицу. Он приехал. Он был здесь. Правда стоял дальше, чем обычно – на расстоянии. Сияние светильника над моим крыльцом не доставало до него, и если бы не светоотражающие полосы на его куртке, то я бы наверно не сразу разглядела его в полумраке.
Я увидела его и словно опьянела: в голове разлился розовый туман – густой и плотный. Прикрыла за собой дверь и пошла к нему навстречу. На улице было градусов пять, но я не чувствовала холод. Подошла, вынула пакет из его рук и крепко обняла, ткнувшись лицом в грудь. Мне наверно нужно было поздороваться или спросить, как дела, но все слова словно раскатились по углам. Осталась только нужда в его прикосновении – острая, выматывающая.
Митчелл крепко обхватил меня руками, коснулся губами лба и тут же, словно очнувшись, отстранился.
– Твой парень может выглянуть в окно, Ванесса. Не стоит. Не здесь… Как ты?
– Хорошо. Мы только сегодня вернулись из Вексфорда, Дерек похоронил отца.
– Дерьмово.
– Да, жаль старика… Боже, что с твоим лицом?
И только тогда я заметила, что у Митчелла разбит подбородок. Сильно, до крови. Он коснулся его пальцем, проверяя, не слишком ли тот кровоточит, и тут я увидела, что еще и костяшки его пальцев стесаны и отекли.
– Что случилось?
– Подрезали на дороге, – пояснил он, кивнув на свой велосипед. – Ерунда. Все в порядке. Я закончу с заказами, поеду домой и займусь этим.
– Как?
– Ну не знаю, намажу йодом.
– Я имею в виду, как это случилось?
– Машина вылетела прямо передо мной, и мне пришлось резко затормозить. А задняя смела меня с дороги.
– Нужно обработать. Чем быстрее, тем лучше, – сказала я, холодея от одной только мысли, что он упал прямо на дороге, в трафике, среди несущихся мимо машин. – Зайди, я все сделаю.
– Нет, не стоит.
– Стоит! – возразила я.
– Он дома? – спросил Митчелл, кивнув на дом.
– Дома, но… Слушай, позволь мне просто обработать рану. Дерек не будет против. Он же не чудовище, – сказала я и тут же услышала, как хохотнул мой внутренний голос.
Мне таки удалось затащить Митчелла к нам домой, я быстро нашла на кухне коробку с перекисью и пластырями и вернулась в гостиную. Он снял капюшон, опустился на стул и протянул мне разбитую руку. Я размотала бинт и отрезала большой кусок.
Его близость дурманила меня. Каждый раз, когда я поднимала глаза, то замечала, что он смотрит на меня. Ну а я украдкой заглядывалась на него. На его лицо, губы и крепкие ладони. Воспоминания о том, как он целовал меня, внезапно накатили волной, и я снова ощутила спазм в животе.
Мне очень хотелось предложить ему кофе, сделать тосты, угостить его, поговорить с ним обо всем – неторопливо и долго, смакуя каждый момент, каждое его слово и каждый взгляд. Но этажом выше Дерек смотрел матч и мог спуститься в любой момент. Я закончила с рукой и приложила вату, смоченную в антисептике, к его подбородку. Митчелл вздрогнул от боли.