По доброй воле бесплатное чтение

Дорогой друг!

Ты стоишь на пороге истории жизни одного, надеюсь, уже знакомого тебе вольника.

Ну, чего застыл? Проходи. Занимай место. Я расскажу тебе про путь Дэниела Стоуна в Гильдии фрилансеров.

На страницах книг черного цикла «Хроники Гильдии» тебя встретят уже знакомые и новые герои. Эти книги – приквел белого цикла «Ещё один…». Если не знаком с ним, рекомендую начать чтение с первой книги – «Ещё один вдох» – и пройти вместе с моими героями полный тревожных приключений и опасностей путь до того места, откуда я начну этот рассказ.

Приятного погружения в мир мужчин с черными браслетами.

Добро пожаловать в Гильдию.

Bene placito.

С любовью и уважением,

твой Автор.

Я хочу сказать спасибо…

…всем, кто так или иначе принял участие в написании этой книги.

Моей маме, которая читала каждую главу до публикации и давала такие классные отзывы, что мне не терпелось вернуться к работе.

Виктории, которая довольно долго была моим «Хаммером».

«Ближнику», который терпеливо ответил на тысячу моих вопросов.

Ве́ро, благодаря которой я много лет назад полюбила итальянский язык.

Зое, которая научила моих героев материться по-французски.

Анне, которая помогала мне травмировать героев без серьезных последствий для здоровья.

Гунче, которая помогла мне вытащить одного из них с того света, когда «что-то пошло не так».

Каждому читателю, кто дошел до последних строк. Слишком много букв для одной книги, согласна! Радует, что вы оценили и полюбили мой труд.

С любовью и уважением,

ваш Автор

NB! Книга не пропагандирует употребление алкоголя, табака и наркотических средств. Употребление алкоголя, табака и наркотических средств вредит вашему здоровью.

Глава 1

Я вел машину, часто моргая. Слезы размывали зрение. Дорога сливалась с тенями деревьев на обочинах. Лишь луч желтого света фар вел меня сквозь погрязший в беспроглядную тьму мир.

Я вдыхал сквозь стиснутые зубы. Воздух обжигал десны. Губы кривились в оскале, и мне начало казаться, что они застынут в этой уродливой гримасе. Впору быть орать, но я упорно душил крики, не позволяя себе слабости. И только спрашивал:

«Какого черта, Стоун? Как так вышло? Как ты пришел к этому?!».

Эта мысль не давала покоя с того момента, как я покинул чужой дом под покровом темноты. С того момента, как покинул Хоуп, снова став призраком.

Вопрос бился, но ответить на него не смогли бы ни окружающие меня деревья, ни я сам, ни труп на заднем сиденье автомобиля.

Труп моего бойца. Воспитанника. Друга. Сына.

Я зажмурился и дернул руль, заставляя автомобиль опасно выехать на встречную полосу, когда перед взглядом встали его глаза. Изумление, мелькнувшее в них за долю секунды до того, как он умер от моих рук. Он понял, что именно я сделал.

Джаспер успел понять, что тот, кому он вверил жизнь, убил его.

Диафрагму жгло так, что хотелось стащить с себя одежду и рухнуть в снег, чтобы хоть немного остудиться. Хотелось взять кусачки и избавиться от цепей, сковавших грудь и мешавших сделать полноценный вдох.

Бок пробила невралгия. Я вскрикнул от неожиданной боли, увел машину на обочину и вдавил педаль тормоза в пол, когда под колесами зашуршал гравий. Угнанный Ниссан замер. Я несколько секунд таращился на полосу асфальта, ведшую, казалось, в гребаный ад… и завопил. Пальцы, сжимавшие руль, побелели. Я изо всех сил ударил кулаком по обшитой кожей панели. Костяшку пронзила едкая боль, и это отрезвило.

«Руки тебе еще пригодятся, Стоун!».

Я бросил быстрый взгляд в зеркало на тело на заднем кресле… и рухнул на руль, заходясь в рыданиях. Прижимаясь покрытым бисеринками пота лбом к оплетке, пытался принять один чертов факт:

«Ты остался один, Стоун. Ты всех потерял. Все потерял».

Прохладный воздух приятно остужал разгоряченное лицо. Свежесть леса пьянила. Я стискивал челюсти и удалялся от брошенного на обочине автомобиля.

Идти было тяжело, хотя под ногами практически не было корней или ям, а в усыпанной хвоей земле выживали лишь редкие чахлые сорняки.

Над головой шумели деревья. Ветер сбрасывал сухие иголки на мои плечи, и каждая, казалось, пыталась вбить согнувшееся под тяжестью двойной ноши тело. На плечи давил труп Сына. На душу – вина.

Конечно, дело было не в иголках. Но казалось, что вселенная с издевательской ухмылкой бьет меня, пытаясь заставить упасть. Сдаться.

Лучше бы я сдох в порту, когда пуля снайпера вспорола кожу на виске, и боль выбила сознание из тела! Лучше бы чертов Паркер пристрелил меня. По крайней мере сейчас не было бы так больно…

Дьявол, как же больно!

Последние сто ярдов я тащился, борясь с дрожью во всем теле. Пот тек по лицу, заливал воспаленные глаза. Я устал. Вымотался. Я забыл, когда спал в последний раз!

Стоило Паркеру включить мой старый телефон и отправить на новый сообщение: «Я закончил в Бостоне, Хоуп нужна помощь в Портленде», я забыл про сон и покой и в то же мгновение отправился в путь. Недолгий, но трудный. Конечно, он уже не казался таким трудным, как последние несколько миль с телом, медленно, но верно обращавшимся в камень…

Дьявол, я едва успел! Еще пара минут, и он убил бы ее!

Перед мысленным взглядом встали подернутые мутной дымкой зеленые глаза. В сердце вгрызлась тоска. Я и ее потерял…

«Нельзя потерять того, кто никогда не был твоим, Стоун».

Но вакуум, образовавшийся в груди, говорил об обратном.

Когда я смогу увидеть ее? Когда смогу поговорить с ней? Смогу ли?!

Пейзаж изменился. Кедры сменились лиственными деревьями. Почва стала рыхлой. Я запнулся об кустик травы и едва не рухнул, лишь в последний момент сумев удержаться на ногах. Потом забрался в чащу деревьев, не пытаясь защитить лицо от веток. Тяжело дыша, огляделся и осторожно опустил тело воспитанника на землю. Обессилевший, опустился на колени и закрыл лицо ладонями, пытаясь подавить очередной горестный вопль. Удалось – с губ сорвался лишь хриплый шепот:

– Здесь никого нет…

Место хорошее. Ни дорожки, ни единого подходящего для кемпинга пятачка земли, вдали от проезжей части. Вряд ли кто-то найдет здесь Джаспера.

– Никто тебя… не потревожит… мой друг…

Сердце словно чья-то невидимая рука сдавила. Я заставил себя посмотреть на молодого бойца. Слишком молодого, чтобы умереть!

В голове проносились воспоминания. Сотни дней бок о бок. Тот день, когда Банди попросил меня стать его командиром. Он умолял меня взять его в отряд, потому что… считал… меня… лучшим.

Давление на плечи, избавленные от веса мертвого тела, стало невыносимым. В горле стоял ком. Невралгия нещадно лупила между ребер. После той ночи в порту мой вечный спутник словно анаболиков пережрал, и каждый новый приступ становился все сильнее.

Почти позабытый голос прошептал в голове:

«…когда-нибудь это тебя добьет, детка…».

«ПОШЛА ПРОЧЬ!».

Я уставился на труп. Нужно собрать остатки сил и сделать то, что должно.

Я должен похоронить его. Своими руками. Как это сделал бы хороший командир. Как это сделал бы Сапсан. Как сделал бы Хаммер. Как должен сделать я, чертов Авель.

«И когда это ты стал хорошим командиром? Даже если и был им все эти годы, не кажется, что ты ПРОСРАЛ статус, бросив отряд?!».

Я судорожно вздохнул. В глазах вскипели слезы.

«Ты не просто потерял их! Ты подвел их! Они погибли из-за тебя!».

Я вцепился пальцами в волосы.

«Каждого, Стоун. Каждого подвел! Чтоб ты сдох!».

ДА Я РАД БЫЛ БЫ СДОХНУТЬ! ПРЯМО ЗДЕСЬ! ВОЗЛЕ ВОСПИТАННИКА!

Но, видимо, вселенная еще недостаточно надо мной поглумилась…

Злость придала сил, вбросила в вены адреналин. Я запустил пальцы в почву и оторвал кусок дерна. Отложил. Потом еще один. Загреб первую горсть земли и отшвырнул. Бросив быстрый взгляд на лопату с короткой ручкой, привязанную к ноге Банди, загреб вторую.

Сухие листья и ветки кололи руки, рвали кожу. Запах влажной земли забил ноздри. Но я греб, вонзая пальцы в холодную почву, и повторял имена:

– Джон Марвин. Кайл Моррисон. Колин Ривер. Ричард Тревис. Крейг Мэнсон. Хэнк Губерг. Алекс Шутер. Джаспер Харрис. Марк…

Я зарычал, сжимая в кулаках влажную землю.

Чертовы идиоты. Пошли против Гильдии! Против Сапсана! Ломанулись в Бостон, в гущу событий! Даже если Беорн еще жив, он не жилец.

«А вдруг ему удастся?..».

Нет. Не удастся.

Я прошептал в темный воздух:

– Марк О’Доннелл.

И внезапно вспомнил Бенджи. Тот день, когда я обыграл его в дартс. Я таращился на деревья, но видел улыбчивого паренька, который щурился на правый глаз, когда улыбался, постоянно ерошил волосы и был… моим другом.

– Аарон Таппер…

Имя разнеслось по воздуху, и по шее побежали мурашки. Я вспомнил…

«Нет! Не сейчас! Только… не ты…».

Вздрогнув всем телом, я уставился на грязные руки.

«Копай, Стоун. Копай…».

Пальцы гребли холодную землю, а я все повторял имена. Когда руки засаднило, стукнул кулаком по земле и зашептал клятву, произносить которую больше не имел права, потому что нарушил каждое ее слово.

– Я клянусь… перед вами, товарищами по оружию, не терять цель и не подвергать… СОМНЕНИЮ ПУТЬ. Клянусь не жалеть сил и средств, ибо цель наша ясна и едина для нас.

Я снова вспомнил ночь в порту. Боль. Удар об землю. Темноту. Тот самый момент, когда моя цель перестала быть ясной. Когда я потерял связь с отрядом. Когда наше единство было уничтожено.

– Клянусь… я клянусь слушать, слышать и видеть каждого из вас. Клянусь защищать… ВАШУ ЖИЗНЬ… и честь своим духом и оружием. Клянусь быть бдительным… и справедливым.

Последние строчки вгрызлись в глотку, не желая звучать над окоченевшим телом моего воспитанника. Я зло загреб пальцами землю и отшвырнул ее. Крик полился из горла и вместе с ним наружу начали вырываться слова:

– Я КЛЯНУСЬ. ПРИНЯТЬ. ПОСЛЕДНИЙ. ВЗДОХ. КАЖДОГО. ИЗ. ВАС. ПОВСЮДУ. В ЛЮБЫХ. УСЛОВИЯХ. В МИРЕ. И. НА. ВОЙНЕ!

Я кричал, не боясь, что услышат, а выдохшись, повернулся к Джасперу и прошептал:

– Я принял твой последний вздох. Забрал его. Прости меня. Я не мог иначе.

Мужчина не ответил. Не пошевелился. Его веки оставались неподвижны. Глаза, привыкшие к темноте, различили, как сильно изменился мой Сын.

Его лицо становилось синевато-серым. Губы потемнели. Он стал похож на вырезанную из мрамора статую. Такой же безжизненный. Холодный. Навечно молодой…

Когда рыхлую землю закрыл последний кусок дерна, я без сил рухнул рядом с могилой. С трудом перевернувшись на спину, подставил перепачканное землей лицо прохладному воздуху.

Я выполнил последний долг и хотел одного – лежать вот так, на спине, в сраном лесу до тех пор, пока меня не покинет жизнь.

Мне больше не за что держаться. Мой мир разрушен до основания. Я потерял все и всех. И даже чертов Паркер не заставил бы меня подняться с земли.

Лучше бы он пристрелил меня в ту ночь. Ну, умер бы и умер. В этом случае я жалел бы лишь об одном. Что так и не попрощался с…

– Хоуп…

Глаза любимой женщины полыхнули в памяти зелеными искрами. Я словно наяву услышал ее звонкий смех.

Рука оторвалась от земли. Пальцы схватили воздух, но в воображении я касался лица девушки, стирая с щеки крупные слезы. В воображении Хоуп плакала, шептала, и я не мог разобрать слов.

– А я ведь так и не попрощался с тобой. До сих пор, да? Как ты там, а?

Жалкие остатки воздуха сорвались с губ хрипом и растворились в притихшем мире. Я закрыл глаза… и разозлился на самого себя. Уничтоженного, раздавленного! Готового сдаться! Сдохнуть! Да что со мной не так, дьявол раздери и разбросай по миру?!

Я втянул холодный воздух сквозь зубы и с трудом встал на ноги. Зажмурился и пошатнулся, когда голова закружилась. Снова увидел Хоуп.

Ее глаза искрили, и эти искры разожгли в моей груди нечто, что не обожгло, а согрело, заставило выпрямиться и тяжело зашагать через лес в сторону брошенного автомобиля. Во мне зародилось живое. Желание увидеть ее. Необходимость убедиться, что с ней все в порядке.

Я бросил последний взгляд на могилу товарища и прошептал:

– Прости меня, Банди. Когда-нибудь я приду к тебе и расскажу обо всем. Ты заслужил правду.

Я мчался в Портленд, считая удары сердца. Их было слишком много. Слишком сильно сраная мышца билась в ребра. Я боялся, что она разорвется!

Но я должен торопиться. Я слишком сильно нуждаюсь в стимуле жить.

«Ты кретин, Стоун. Она никогда не будет твоей».

Горькая ухмылка растянула губы.

«Это не важно. Я все равно буду рядом. Всегда».

Как же хочется, чтобы она знала об этом. Понимает ли она сейчас, что я жив? Что все еще хожу под гребаным солнцем, что то же самое небо давит на мои плечи. Узнала или она наконец, что произошло той ночью в порту?

Сомневаюсь. Сокол слишком осторожен, чем знатно бесит.

Как же сильно мне хочется дать ей понять, что я жив! Что рядом и забочусь о ней! Я должен дать ей знать. Но как?!

От внезапной идеи губы растянулись в улыбке, а в груди затеплилась надежда.

«Этот знак ты точно не пропустишь. Не сможешь проигнорировать».

Пост приемного покоя я прошел легко, словно невидимка. Призрак.

Шагая по коридору, я не поднимал головы и разглядывал свои руки. Пришлось сильно постараться, чтобы оттереть землю влажными салфетками. Но всю отмыть так и не удалось, как и с одежды.

Я прошел в нужный коридор, ругаясь про себя. И как узнать, в какой она палате?! Дьявол! Да как я вообще до этого…

Я скользнул за угол, заметив возле одной из палат полицейских. В венах вскипела злость.

Весь мир против меня! Весь гребаный мир!

Я осторожно выглянул… и принялся извиняться перед миром. Неуверенная улыбка тронула уголки губ, когда из палаты к полицейским вышла уставшая до смерти блондинка.

Подруга Хоуп. Я видел, как она входила в дом, прежде чем смылся с трупом на заднем сиденье.

Девушка обняла себя обеими руками и кивнула мужчинам. Один из них мотнул головой в сторону коридора. До меня донеслись обрывки фраз:

– …я все сказала.

– Мисс Хардман, мы должны…

– …сколько можно…

– …шесть трупов!

Я мысленно поторопил полицейских, умоляя их задержать девушку. А когда выглянул из-за угла в следующий раз, увидел спины удалявшихся мужчин. Подруга Хоуп понуро плелась за ними.

Я проскользнул в палату и запер дверь на замок. Неблагоразумно. Если кто-то решит заглянуть и обнаружит, что дверь заперта…

Впрочем, если меня здесь СЛУЧАЙНО обнаружат, проблемы тоже будут!

В глубине палаты тихо пищали приборы. Слабо светились мониторы – бледный свет отражался в окне. Больничная кровать была скрыта от взглядов бумажной ширмой.

Я застыл как вкопанный и вспомнил другую палату. Визит к другому Грину.

«Она теперь тоже Грин, Дэнни».

Я нервно сжал стебли роз. Шипы впились в кожу. Я поморщился и скользнул взглядом по цветам.

Большие красные бутоны на длинных стеблях. Точно такие же розы я оставил в кабинете Хоуп в один из дней, когда… Дьявол, как же это было давно! Она тогда отдала их своей помощнице, чем знатно меня рассмешила. И расстроила, нужно признать…

Глубоко вдохнув, я медленно двинулся к бумажной ширме.

Сердце билось так сильно, что ныла диафрагма. Мне хотелось сорваться с места и броситься к кровати, но я шел, с трудом переставляя ноги, не готовый увидеть то, что прятала за собой бумага молочного цвета.

Я снова вспомнил тот день в другой палате. Почти такую же ширму. Почти такой же страх, что сейчас наверняка плескался в моих глазах. Но в других глазах, в моих любимых, зеленых с золотыми искрами.

Я вспомнил все те чувства, что рвали сердце, ужас, что вмораживал мои ступни в пол. Тогда я едва успел вытащить друга из горящего здания. И сегодня я тоже едва успел. И шел, посыпая голову пеплом и молясь всем известным богам, чтобы моя любимая была в порядке. Насколько это вообще возможно после пережитого ею.

Когда в поле зрения появились ноги, скрытые больничным одеялом, я судорожно вдохнул, но продолжил идти и выдохнул лишь тогда, когда увидел круглый животик.

Она все еще носит ребенка. Все еще готовится стать матерью.

Я сжал розы так крепко, что один стебель переломился, а шипы вонзились в ладонь так глубоко, что на коже выступила липкая кровь.

Хоть что-то я не испортил. Хоть что-то не похерил. И сейчас по моим щекам бежали слезы облегчения. Потому что те ужасы, что я нарисовал в своей голове, стали лишь игрой воспаленного, измученного воображения. И я смог вдохнуть полной грудью. Без боли. Без спазмов.

Я сделал еще несколько шагов… и застыл, глядя на бескровное личико любимой. Хоуп лежала на боку лицом к двери. Из ее носа торчали трубки, из руки – капельница, и она была жива. Дышала. Ей снились сны…

Я обошел кровать и оставил розы на тумбе. Потом достал из крафтового хрустящего пакета сладости и картонный стаканчик с горячим мятным чаем и поставил их рядом с алыми бутонами. Окинув взглядом получившуюся композицию, слабо улыбнулся.

Она поймет. Точно поймет, что я был здесь. Будет знать, что я жив.

Это так жестоко! После всего, через что пришлось пройти, моей любимой предстояло узнать, что тот, из-за кого пострадали ее близкие, жив! Жестокое знание.

Но эгоизм победил. И он же зашептал гадким голоском:

«Ей мало знать, что ты жив! Она должна узнать кое-что еще…».

Я горько усмехнулся.

«Ты действительно думаешь, что она не знает? Действительно веришь в это? ДА ВСЕ ЗНАЮТ! ВСЕ ЭТО ПОНЯЛИ!».

Непонятная злость рванула в груди, и я дернул подбородком.

Не важно. Плевать. Пусть будет уверена в этом! Я должен признаться…

Я оглядел палату и заметил черный маркер на планшетке с бумагами. Обойдя кровать, взял его и вернулся.

Время замерло, когда из-под узла маркера на боку картонного стаканчика начали появляться буквы. Они складывались в слова, слова – в предложения. Но они не выражали и трети чувств, что я носил в себе все эти месяцы.

Это было мое признание. То, которое я уже произнес вслух, но… услышала ли меня Хоуп? Поняла ли, что именно я сказал, прежде чем отключилась? Вряд ли.

Я поставил стаканчик и перевел взгляд на спину девушки. Прядь ее волос запуталась в завязках больничной рубашки, и я несмело протянул руку, чтобы убрать ее.

Хоуп вздохнула во сне, когда мои пальцы коснулись ее шеи. Я вдруг подумал, что мои грубые, исцарапанные, грязные руки с забившейся под ногти землей на фоне ее бледной кожи и белого пододеяльника казались… чем-то враждебным. Они не должны были касаться девушки. Словно я мог испачкать ее! Запятнать. И совсем не землей…

Дыхание стало поверхностным. В ушах гудела кровь. Я сжимал челюсти так сильно, что скрипели зубы. Виски ломило, но я дышал. Думал. Жил.

Не в силах унять дрожь в руках, я коснулся локтя Хоуп. Кожа теплая, нежная…

– Как ты, детка? Надеюсь, в порядке? Вы обе.

Я провел пальцами по руке девушки и осторожно обхватил запястье, слушая приборы. Хоуп спокойно спала, не зная, кто наведался к ней в гости.

Рот заполнила горечь.

– Детка, мне так жаль, что тебе пришлось пройти через все это. Я тоже виноват в этом, Хоуп. Прости меня!

Поддавшись порыву и чувствуя себя лишним, ненужным и неуместным, я улегся на больничную кровать, прижимаясь к слабому телу с самым сильным духом, который я когда-либо встречал.

Стоило теплу Хоуп проникнуть в мою грудь, усталость навалилась с новой силой. Веки стали неподъемными. Я с тоской подумал про запертую дверь и людей, могущих войти в палату в любой момент. Но судьба была на моей стороне. Видимо, я заслужил несколько минут блаженного покоя за ее непрекращающиеся удары.

Я закрыл глаза и открыл все шлюзы, позволяя боли оглушить, ослепить меня. Я прижимался лбом к затылку Хоуп и шумно дышал в ее шею. И вместе с воздухом наружу выходили все переживания последних месяцев, все страхи последних дней, весь ужас последних часов. Вся боль, которая черным дымом клубилась между ребер и мешала дышать.

Мне хотелось занырнуть как можно глубже в омут отчаяния и выть раненым зверем. Так было бы проще. Но тепло женского тела вытаскивало меня на свет. Рядом с Хоуп я исцелялся.

Моя ладонь покоилась на ее руке, такой тонкой и хрупкой, такой теплой. Я обхватил пальцами сгиб ее локтя и слабо улыбнулся.

Я ощущал усталость каждой мышцей, каждым суставом, каждой связкой. Мне хотелось уснуть, замереть в этом мгновении. Мне хотелось верить, что, даже если Хоуп внезапно проснется, первое, что она сделает после того, как придушит меня за то, что я все это время был жив – улыбнется. Ее глаза сверкнут, и она тихо скажет мне те слова, которые однажды уже разбили мое сердце: ты у меня под кожей…

Я нежно поцеловал спутанные волосы. Их аромат перышком пощекотал горло.

– Ты гораздо глубже, Хоуп Грин. В самой сердцевине моих гребаных костей.

Хоуп Грин.

Я невольно хмыкнул, ощутив себя лишним на чертовом празднике жизни. Чужой праздник. Чужая жизнь. Чужая жена. Чужой ребенок. Все чужое. Все это никогда не стало бы моим.

«Прости меня, Логан. Видимо, нам суждено всю жизнь шагать рядом. Незримо, неосязаемо, но бок о бок. Прости, мой товарищ, за то, что я здесь. Но мне это нужно».

Я скользнул пальцами по теплой руке девушки. Она не шевелилась, погруженная в глубокий, исцеляющий сон. Она ровно дышала и казалась умиротворенной. Беззащитной. Хоуп сейчас была так же одинока, как я.

Нет. Не так же. За ее плечами муж, друзья… семья. А за моими… За моими плечами маршируют молчаливые призраки.

«Перестань жалеть себя! Сам выбрал этот путь! Прекрати ныть и набирайся сил».

Да. Мы одиноки по-разному. Но она тоже одинока прямо сейчас.

Я криво улыбнулся, стараясь не соскользнуть в сон.

«Ладно, Грин, лови такую отмазку. Ей сейчас тоже нужна компания. Ей нужен друг. Помнишь, я ведь был рядом с тобой, когда ты был так же одинок?».

Воспоминания ворвались в голову яркими образами…

Я вошел в палату к мужчине, которого многие годы считал… Кем? Сейчас я уже не мог вспомнить, кем был мне Логан Грин все эти годы.

Лучшим врагом? Заклятым другом?

Я больше не понимал, не мог вспомнить, к чему была та глупая вражда, наша идиотская игра в счет. Ничего интереснее не выдумали, чем пытаться грохнуть друг друга каждый раз, когда предоставлялась возможность. И спасать друг друга каждый гребаный раз…

Мы шли по жизни бок о бок. Шли разными путями, но они постоянно пересекались и в итоге сплелись в тугой узел, который мы не смогли разрубить.

Я шел по палате и пытался понять, почему сердце бьется так ровно, хотя меня разрывало на части от тревоги за мужчину, которого я ненавидел так долго, что уже не представлял себе жизни без него в любой роли.

Неужели, чтобы помириться, нам нужно было пройти через гребаную мясорубку? Неужели одному из нас нужно было пострадать так сильно, чтобы другой наконец признался в собственном идиотизме и попросил прощения?

Я задумался на мгновение – а пришел бы Логан ко мне в палату, если бы я был на его месте?

Перед взглядом сразу же встала другая палата. Визит моего товарища. Давний, но не забытый разговор. И обещание, которое я дал ему в тот день…

Сейчас, наблюдая за тем, как из-за ширмы появляется бесчувственное тело… друга… я был уверен – он пришел бы. Сделал бы то же самое для меня.

Едва в поле зрения появились голубые и белые трубки, я тихо выругался:

– Дьявол, Грин. Даже спрашивать не буду, как ты. Сам вижу – дерьмово.

Я обошел узкую койку и встал лицом к двери, не в силах отвести взгляд от уродливого агрегата, который помогал Логану дышать. Кажется, впервые с той самой ночи, когда уставший хирург выдал страшный диагноз, я поверил в него. И ужасно перепугался, что Логан не выкарабкается. Потому что…

Перед взглядом встали глаза Хоуп. Остекленевшие, безжизненные. Ее поникшие плечи. Уголки пухлых губ, упавшие вниз.

Если Логан не выкарабкается… Что будет с Хоуп, если ее мужчина умрет в этой палате? Или останется «овощем». Она наверняка будет ждать его, теряя драгоценные дни жизни.

Не отдавая отчета в своих действиях, я схватил друга за руку и сжал ледяные пальцы.

– Грин, сукин сын, ты должен выкарабкаться. Ты не имеешь права сдаться, дьявол тебя раздери! Слышишь меня?!

В груди всколыхнулась ненависть, в глазах потемнело. Я сжал пальцы мужчины еще сильнее, надеясь, что от боли он очухается и высвободит руку.

– Если ты, ублюдок, после стольких лет бросишь меня, клянусь, Грин, я найду тебя на том свете. Ты и после жизни будешь бегать от меня! И на этот раз – до скончания веков! Ты охереешь от того, что я сделаю с тобой там, если сдохнешь здесь! Ты понял меня?!

Я сжал его пальцы почти до хруста в суставах… но друг не отреагировал. Ни один прибор не просигналил, что он слышит и что-нибудь чувствует.

От размеренного гудения аппаратов заболела голова. Тошнота поднялась к горлу. Я судорожно вздохнул и выпустил ледяную руку. Она безвольно упала на кровать, и это безжизненное движение отозвалось в груди болью. Вина обожгла щеки, сдавила виски.

Дьявол, если бы я не запер Хоуп в кабинете, если бы отдал ее Беорну и приказал увезти домой, если бы одолел эту девчонку, если бы мне хватило духа противостоять ее чарам, если бы хватило сил оставаться профессионалом, Логан не поперся бы на верхние этажи. Он вытащил бы большого босса из офиса и отправился дальше по жизни под руку с девушкой, которая крепко сжимала мое сердце в своих тонких острых пальчиках.

И я был бы… счастлив за них. Потому что ЧЕРТОВ УБЛЮДОК ГРИН СТАЛ МНЕ ДРУГОМ! После стольких лет вражды он снова стал другом, которым я считал его до того рокового дня в чужой жаркой стране.

– Дьявол, Грин. Какого черта все так сложно у нас с тобой вышло? К чему нужны были годы порознь, если сейчас, когда мы снова стали заодно, ты просто… что, умрешь? Оставишь Хоуп? Меня? Нахрена все это было?

Взгляд затуманился из-за воспоминаний, настолько ярких, словно все произошло вчера…

Мозг не хотел думать. Даже не пытался запустить мыслительный процесс.

Сильные обезболивающие превращали меня в зомби. Я мог только смотреть на противоположную стену и пускать слюни по подбородку, чем и занимался уже три недели. Слюней, правда, с каждым днем становилось все меньше. А вот боль не ослабевала ни на секунду.

И речь не о той боли, которая жгла разорванные мышцы и сломанные кости. Победить эту боль помогал пульт в моих пальцах. Чуть посильнее нажать на кнопку – и становилось легче.

Пули не задели внутренние органы, но нанесенный выстрелами урон казался непоправимым. По крайней мере мне. Доктора строили прекрасные теории и выдавали просто охренительно чудесные прогнозы. Я слушал их, вяло кивая, и не чувствовал правую руку. Абсолютно. Словно ее оторвало взрывом.

Нет. Тогда меня мучили бы фантомные боли. А сейчас… нихрена не было. Я словно родился без правой руки. Хренов Грин взял на себя роль матери-природы и лишил меня доминантной руки двумя точными выстрелами.

Первая пуля пробила лопатку и вырвалась через грудь с осколком ребра. Вторая расколола ключицу. И сейчас, после очередной операции – я легко разобрал бы слово «остеосинтез» на соревнованиях по спеллингу – внутри меня накопилось столько металла, что я должен пищать в чертовых рамках на входе в аэропорт.

Врачи продолжали лить мне в уши медицинские термины, в которых я давно и бесповоротно запутался. И мог только кивать, вяло, безжизненно, практически не реагируя внешне, но разрываясь от злости и отчаяния внутри.

Инфекции, наросты, мозоли… Каждое слово врачей было подобно гвоздю, который крепко-накрепко забивал крышку гроба с моей карьерой военного.

Самый стабильный диагноз – восстановление подвижности с возможным ограничением объема движений и снижением силы. Прекрасно. Замечательно, я «за», вот только пока что лишь левой рукой! Верните правую, и я буду «за» ОБЕИМИ! И верну объем! Силу! Только руку мне верните!

После маловероятного, но все же озвученного осложнения под названием «стойкие боли» меня порой накрывала паническая атака. В голове рвались снаряды, в ушах гудело, и я не мог вдохнуть. Я хватался левой рукой за шею, словно пальцы могли нащупать удавку и сорвать ее, но нихрена там не было.

В тот день, когда я услышал про боли, впервые ударила невралгия. Она согнула меня пополам, заполняя мышечные волокна адской болью. Словно тысяча острых копий вонзилась в мой бок, и я взвыл от неожиданности. Но именно эта боль победила панику. И я смог вдохнуть. Выдохнуть. И снова, по кругу…

Я потянулся левой рукой к стакану на тумбе возле больничной кровати и как обычно сбил его на пол. Цокот пластика прошелся по нервам ржавой пилой. Горькая обида сдавила глотку. Я зажмурился, сдерживая злые слезы.

Физическая боль… это не страшно. Как оказалось, совсем не страшно. Я даже хотел этой боли! Хотел, чтобы у меня болела правая рука! Чтобы каждый день начинался с боли и ею же заканчивался. Но каждый гребаный день начинался с того, что я с ужасом понимал: не чувствую ее, все еще не могу шевелить ею. И с одного и того же вопроса – а смогу ли когда-нибудь?!

Чертов Грин лишил меня всего двумя точными выстрелами. Человек, которого я считал лучшим другом, надежным товарищем, БРАТОМ… выстрелил мне в спину. В спину, дьявол его раздери!

Я зарычал, вспомнив рассуждения врачей. О том, как сильно мне повезло.

ПОВЕЗЛО, ЧТО ПАРЕНЬ, КОТОРОГО Я БРАТОМ СЧИТАЛ, СТРЕЛЯЕТ МЕТКО! ЧТО ОН НЕ УБИЛ МЕНЯ! ДЬЯВОЛ!

Я стукнул кулаком по кровати. Вялость прошла. По венам побежал адреналин. Дыхание стало отрывистым. Воздух со свистом вырывался сквозь сжатые зубы вперемешку с рыком.

Я снова и снова вспоминал тот день.

Наш спор. Вес оружия. Крик Грина. Выстрел. И второй следом. И боль. Адская, всепоглощающая боль.

Шум. Грохот. Мой крик.

Ад, который разверзся вокруг нас.

Руки Грина, волокущие меня куда-то.

Его голос, врывающийся в сознание, замутненное болью.

Я помнил все так ясно, словно это случилось вчера. Запах пороха, пота и крови. Пыль, забивающую ноздри. Оглушающе громкие взрывы. Стрельбу.

Воспоминания резали нервы лезвием бритвы. И боль, которую я каждый день носил в себе, баюкал, словно она была ребенком, нуждающимся в ласке, кормил своей кровью и своими снами, стала невыносимой в тот день, когда военный суд решил…

Я застонал, ударяясь затылком об твердую подушку.

Военный суд решил, что Грин невиновен! Три мужчины решили, что это нормально – стрелять в спину боевого товарища, который всего лишь выполнял задание! «Человеческий фактор», – сказали они! – «Тактическая необходимость. Решение, принятое в трудных условиях!».

ДА КАКОГО ДЬЯВОЛА?!

Как же просто им было прикрываться человеческим фактором, когда они САМИ допустили ошибку, отправив нас не туда! Как просто было спереть все на человеческую природу, которой свойственны ошибки, сидя в мягких удобных креслах! Как просто было судить тех, кто рисковал жизнью на поле боя, прикрывая спины друг друга… и стреляя в них.

Я вспомнил визит ребят в черных дорогих костюмах без погонов в тот день, когда суд принял решение. Они появились несколькими часами позже…

Очевидно было, что ребята делу нашему обучены. Судя по выправке, поведению и движениям, они были прекрасными бойцами, но я не мог понять, в каких войсках они служат. И пришли не за тем, чтобы мне помочь.

Они предложили деньги. Очень большие. Точно знали, сколько будет стоить лечение, которое мне предстояло пройти. Добавили курс реабилитации. Умножили сумму на два. Уставились на меня одинаковыми серыми глазами, не выражая эмоций, и ждали ответ.

А я судорожно соображал. И понял, что попал в безвыходную ситуацию.

Нет, выход есть всегда! И даже тогда у меня было два выхода. Продолжить борьбу за свою честь или… взятку получить.

Да, Грин купил свою свободу. Уж не знаю, чем он заслужил таких друзей, какую услугу оказал, но… он купил меня. Лишь бы я заткнулся и не рыпался.

Дьявол…

Я продался, как шлюха…

Дверь в палату открылась, и я крикнул:

– Я НИКОГО НЕ ХОЧУ ВИДЕТЬ!

Но в этой больнице такое не срабатывало. Не с моим хирургом, нет.

Рядом раздались шаги. Я с трудом заставил себя открыть глаза. Мужчина в возрасте за сорок слабо улыбнулся.

– Не в духе, да?

Его обычно сверкающие глаза потухли. На лбу блестели бисеринки пота. Видимо, он только что вышел с тяжелой операции.

– Делай что нужно.

Я отвернулся и прикрыл глаза, ожидая прикосновений к мертвой руке, но их не последовало. В палате повисла тишина, нарушаемая гудением больничных аппаратов.

Наконец я не выдержал и повернул голову. Доктор Стивенсон сложил руки на груди и покачивался на пятках. Спокойно ждал, когда я перестану рычать.

Опять эта идиотская игра в гляделки. Какого хрена ему нужно?

Я стиснул челюсти, глядя в голубые глаза мужчины, который был невиновен в том, что я оказался в этой палате, и делал все, чтобы я поправился. Который нашпиговал меня металлом покруче Грина и сидел рядом, когда меня атаковала паника. Который слушал меня и молчал, давая то, в чем я нуждался сильнее всего – облегчение. Пусть недолгое, но живительное.

Я ненавидел его за прогнозы, но он был единственным человеком, который пытался со мной говорить. Я вел себя с ним как редкостный скот. Но он не сдавался и приходил снова. И каждый раз его игра в гляделки заканчивалась разговором. Серьезным, по душам.

«Не сегодня, пожалуйста. Меня кроет, сильно кроет!».

Впрочем, как и каждый день в этих гребаных стенах…

– Док, я не хочу разговаривать. Серьезно, давай сегодня без копаний в моих кишках.

Мужчина грустно улыбнулся и указал взглядом на край кровати. Я тяжело вздохнул. Док сел, расправил форменные брюки и стянул с себя шапочку. Помял ее в руках, потер пальцами шею. Я нахмурился.

Мужчина выглядел по-настоящему паршиво. На его идеально выбритом лице, расчерченном морщинами и шрамами, лежала тяжелая печать горя. В мудрых глазах разливался мрак. Широкие плечи поникли, а спина сгорбилась так, словно он гору принес в мою палату.

Нехорошая догадка посетила голову.

– Кто?

Мужчина помолчал немного и тихо ответил:

– Один из ваших.

«Нет, док, не из наших. Не из моих. Больше не из моих, спасибо одному ублюдку».

– И что с ним было?

– Ему повезло не так сильно, как тебе. Осколок кости задел артерию при транспортировке. Я не смог это исправить. Сам дьявол не сумел бы, если бы встал со мной за один стол и взял в руки чертов скальпель.

Он покачал головой и провел ладонями по лицу.

Мне захотелось позволить себе нечто невообразимое – потрепать его по плечу, похлопать по спине. Но он сидел справа от меня. А я все еще не чувствовал чертову руку.

– Мне жаль, док, но ты не виноват в этом.

Мужчина грустно засмеялся.

– Я знаю, Дэниел. Но скажи, кто виноват? Те, кто пытался доставить его сюда? Те, кто привез его в итоге? Те, кто грузил его на носилки? Кто, Дэниел?

В груди забурлила ярость, пытавшаяся обратить меня в зверя. Однорукого раненого зверя, дьявол меня раздери.

– Стрелок, док, тот, кто в него выстрелил.

– Я не имею права рассказывать это, но… Ты же не сдашь меня, да?

– Я – могила.

Док опустил взгляд на шапочку, которую сжимал в руках.

– Это был ребенок, Дэниел. Ребенок-солдат. Дитя войны.

Я вздрогнул всем телом.

Кажется, страшнее этого ничего нет. Дети-солдаты, под угрозами или по своей воле берущие в руки оружие и выступающие наравне со взрослыми. Это слишком страшно, чтобы хотеть вспоминать о том, что они вообще существуют, думать о том, что, возможно, и ты когда-нибудь встретишь их и… придется защищаться. А защититься от таких можно только одним способом…

– Этот парень… Его ранили, потому что он…

Док неопределенно повел плечами.

– Я не знаю деталей, но… Неужели ты скажешь, что этот ребенок виновен? Глядя на ситуацию только с нашей стороны. Скажешь?

– Это сложно. Это…

– Не скажешь. Совесть не позволит! И мне не позволяет! Это же ребенок, Дэниел!

Голос хирурга забренчал осколками стекла. Мужчина прикрыл глаза и болезненно вдохнул, прижимая пальцы к тронутым сединой вискам. Я смотрел на него с искренним сожалением и пытался подобрать слова, чтобы хоть немного утешить. Но в утешениях док не нуждался.

– Мы привыкли судить однобоко, имея в свидетелях мнение лишь одной стороны – нашей! Мы не можем быть объективными, когда дело касается нас и наших близких. Родители погибшего солдата наверняка скажут, что мальчик с автоматом виновен в том, что их сын мертв! В них заговорят гнев и горе. Они не зададутся вопросом, почему в руках того ребенка оказался автомат! Почему он выстрелил и лишил их сына! И избранница солдата не задаст этот вопрос! Но ребенок… Дэниел, видит Бог, я немало потоптал землю. Многое видел, многих людей встречал и слишком много историй слышал.

После пары секунд обмена напряженными взглядами я нехотя кивнул.

А вот и подводка к разговору по душам…

Док продолжил:

– Этому парню не повезло. Он стал жертвой страшной ситуации и… он мертв. А ты жив, слышишь? Ты можешь злиться на весь мир и продолжать запираться в себе, но так ты никогда не выздоровеешь.

Он склонил голову набок и окинул меня по-отечески теплым взглядом.

– Я вижу больше, чем говорю. И то, что ты до сих пор не можешь пошевелить ни одним пальцем правой руки, не связано с тем, что я – хреновый врач.

Я поспорил бы… да спорить не о чем. Не он первый, кто сказал мне это.

– Мне жаль тебя расстраивать, док, но я…

– Зол? Обижен?

– А что, у меня нет повода злиться и обижаться?! Меня всего лишили! Вместе с чертовой рукой тот парень отнял у меня… будущее.

Я почти шепотом сказал то, что боялся допускать даже в качестве промелькнувшей мысли. И вот признался. Себе. Ему. Миру.

Гребаный Логан Грин лишил меня будущего.

Доктор наклонился вперед, заглядывая мне в лицо.

– У тебя есть будущее. В отличие от солдата, что истек кровью, пока его везли ко мне, у тебя есть будущее. И не травма стоит между тобой и будущим, а ты сам. Упрямый, обиженный и злой. Заперся в панцире, спрятался от мира и людей, которым ты наверняка дорог.

Я понуро опустил голову.

Нет у меня никого. Ни семьи, ни… друга. Ни товарищей.

Настроение, и без того паршивое, упало до планки: «а застрелиться, кстати, не самый плохой выход».

– Чего ты хочешь, док? Добей меня и… давай разойдемся на сегодня.

Мужчина коснулся моей правой руки, и я проследил за его действиями взглядом. Тупая боль пробила грудную клетку, а губы скривились.

Я ничего не почувствовал. НИ-ЧЕ-ГО.

Слезы обиды грозили политься из глаз, и я до ломоты в зубах стискивал челюсти, останавливая их.

– Тот парень, Грин… звонит. Каждый день. Он хочет…

– Нет.

– …встретиться с тобой. Поговорить.

Я снова вспомнил парней в черных костюмах.

Продался как шлюха… И кто меня осудит?

– Я… не готов.

Док пару секунд смотрел на меня, потом встал и тихо ответил:

– Ты никогда не будешь готов. Поэтому… подумай о том, чтобы поговорить с ним. Не обязательно прощать его. Видит Бог, я понимаю, что ты чувствуешь, но… в отличие от тебя, вижу в этой ситуации и плюсы. Этот парень спас тебя от убийства невинных людей и избавил от груза вины, с которым жить очень сложно. Немногие с ним справляются. Я вот до сих пор учусь.

Он развернулся и вышел из палаты, а я смотрел ему вслед и сжимал кулак. Все еще один, левый. И плакал, облегчая душу.

Через несколько дней я лежал в той же палате, на той же кровати и смотрел на ту же стену. Ждал, когда придет боевой товарищ. Я поддался на уговоры и уже сто раз пожалел об этом.

Какого хрена я на это подписался? Знал ведь, что это плохая идея!

Прошлую ночь я провел практически без сна. Да еще и от обезболивающих по совету дока отказался. Ну, почти. Мне все еще было слишком больно, чтобы перестать нажимать на чертову кнопку совсем.

Казалось, что секундная стрелка стала минутной. Уж слишком долго она перемещалась по циферблату.

И это злило.

Как и недосып. Как и боль. Как и тот факт, что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не хотел встречи. И причина была проста – я всей душой ненавидел теперь уже бывшего боевого товарища.

Неправ был док, хоть и был почти в два раза старше меня. Не нужен мне этот разговор. И чем меньше во мне оставалась обезболивающего, чем сильнее боль проникала в кости, чем глубже ее когти врезались в мышцы, тем яснее становилось одно – я не хотел разговора. Не хотел прощать. Не хотел смотреть В ГЛАЗА ТОМУ, КТО ПРЕДАЛ МЕНЯ.

Я хотел его страданий. Хотел видеть его лицо, искаженное мукой. Хотел его смерти. И мне было срать на то, что он собирался сказать. Уверен, это будет что-то типа: «Мне жаль», «Прости меня», «Я не мог иначе».

Кровь прилила к голове. Сознание на несколько секунд помутилось от сшибающей с ног ненависти. В груди разгорелся пожар, который с легкостью мог испепелить весь мир. И когда дверная ручка щелкнула, я медленно повернул голову, уничтожая остатки человечности в сердце.

Логан Грин нерешительно вошел в палату. Его взгляд прошелся по стенам и мебели, мазнул по краю больничной кровати, упорно огибая меня. Мужчина прикрыл дверь и застыл спиной ко мне, опустив голову. Его спина была неестественно прямой, плечи разведены чересчур широко.

Злая усмешка скривила губы, когда я понял – Логан Грин боится посмотреть на меня. Боится, что я что-то увижу в его глазах. Что-то прочту по его лицу. Или, может, боится ослепнуть от ярости в моем взгляде?

Он глубоко вдохнул, медленно повернулся и посмотрел на меня. Открыл рот, но не смог выдавить даже банальное: «привет». Просто стоял и смотрел.

Жгучая ярость взметнулась стеной пламени до самых небес, когда взгляд Логана скользнул по моей правой руке. Его брови изогнулись, придавая лицу почти страдальческое выражение. В глазах разлился океан вины.

– Дэнни. Я… Я…

Его голос едва заметно дрожал. Мой зазвенел гитарной струной.

– Тебе жаль.

Грин судорожно вздохнул и кивнул. По моей спине побежали мурашки. Волоски на шее встали дыбом. Перед глазами повисла красная пелена. Я практически не видел Грина, когда произнес:

– Ты не мог поступить иначе.

– Дэнни…

– Простить тебя?

Я дышал так часто, что горло пересохло. Нестерпимо захотелось пить.

Логан опустил голову, а я терпеливо ждал, когда он скажет те самые слова, которые вобьют последний гвоздь в крышку гроба нашей с ним дружбы. Я почти молил его произнести их. И он ответил на мои молитвы.

– Прости меня.

Планета перестала вращаться. Секундная стрелка остановила свой ход. Тишина, повисшая между нами, заполнила весь мир. Ее нарушал только бой моего сердца. Больше не было ничего. Ничего больше и не было нужно. Только этот бой, который уверял меня в том, что я жив.

С трудом разлепив пересохшие губы, я спокойно ответил:

– Если когда-нибудь наши пути пересекутся, я убью тебя. Обещаю.

Грин стиснул челюсти. На долю мгновения его лицо исказилось от боли, но тут же окаменело, не выдавая ни единой эмоции.

Я всегда восхищался этой его способностью – держать лицо даже перед смертельным врагом, коим я только что себя назвал.

– Будь уверен, Грин, к следующей нашей встрече я не просто встану на ноги, не просто верну то, что ты у меня отнял. Я сделаю все, чтобы убить тебя.

Он прищурился на один короткий миг, медленно кивнул.

– До встречи, Дэниел.

Потом развернулся и вышел из палаты. А я откинулся на подушки и закричал, выпуская плавящую внутренности ярость на свободу.

Глава 2

Алессандра счастливо засмеялась.

– Дэнни, ты молодец!

– Ты кофе много пьешь или все итальянцы с рождения такие жизнерадостные?

– Иди к черту и повтори! Давай, детка, порадуй меня моторикой!

Я не сдержал легкую улыбку, глядя на хлопающую ресницами девушку. Она восторженно улыбалась, наблюдая за тем, как я перекручивал карандаш пальцами правой руки, одновременно вращая кистью. Ее карие глаза светились от удовольствия, но следили за моими действиями внимательно.

Ничто не могло укрыться от этого пристального взгляда. И потому я прилагал титанические усилия, чтобы рука не дрожала. Не хотелось попасть на внеочередную ментальную порку.

– Уже год прошел. По-моему, это ожидаемый результат за такой срок постоянной работы, нет?

Алессандра подняла на меня вмиг потяжелевший взгляд, и меня обдало холодом.

– Это мне решать, такого результата мы ждем или нет. А с учетом того, как плохо ты выполнял мои рекомендации в первые месяцы, гробя труды хирургов, я удивлена, что ты можешь нормально шевелить рукой! Ты в курсе, что такое неполноценное сращение костной ткани, Дэниел?

– Если начнешь грузить меня осложнениями, вероятность которых составляет несколько гребаных процентов…

– ТЫ ЕДВА НЕ ПОПАЛ В ЭТИ ГРЕБАНЫЕ ПРОЦЕНТЫ, ДЕТКА!

Звонкий голос ворвался в мои уши, и я невольно поморщился, крепко сжимая карандаш. И с тоской понимая, что кисть дрожит. Едва ощутимо, почти незаметно, но дрожит.

Девушка скрестила руки на груди и мотнула головой, отбрасывая упрямую прядку каштановых волос со лба. Ее взгляд, обычно искрящийся от смеха, теплый, как кофе с молоком, прожигал насквозь.

Снова. Она снова отчитывает меня, как мальчишку! Да мы почти ровесники! Мне – двадцать пять! Ей – не больше двадцати восьми! Какого черта она снова это делает?!

– Алессандра…

– ДЕТКА! ТЫ МЕНЯ БЕСИШЬ!

Я выдохнул, сжимая карандаш уже откровенно дрожащими пальцами.

– Ты меня тоже! Достала со своим «детка»! Какого черта ты так меня называешь?!

Девушка засмеялась и запрокинула голову, чтобы собрать каштановые волосы до плеч в пушистый хвост.

– А ты попробуй! Тоже понравится! Что у нас с тремором?

«Все кошмарно».

– Все прекрасно.

Алессандра скептически выгнула бровь, но я лишь улыбнулся.

– Неужели я буду врать своему доктору?

Я театрально вздохнул и положил карандаш на белый столик. И в тот самый момент, когда предмет почти коснулся пластиковой поверхности, перенапряженный запястный сустав подвел. Пальцы словно ток пробил, и я выронил гребаный карандаш. По кабинету разнесся такой грохот, словно рядом бомба взорвалась. Я выдохнул сквозь стиснутые зубы и прикрыл глаза, матерясь про себя всеми известными словами.

КАКОГО ЧЕРТА ПОДВОДИТ ЗАПЯСТЬЕ?! У меня была сломана ключица! Почему запястье ходит ходуном?!

«Не только ключица. Еще лопатка. И ребро, если ты вдруг забыл».

Тишина, повисшая в кабинете, разъедала нервы похлеще кислоты. Я уже почти молился, чтобы Алессандра начала орать. Но она поступила хуже.

Тихий голос прошелся по нервам пилой:

– Дэниел Николас Стоун, ты самый отвратительный пациент, которого можно пожелать.

Я нервно огрызнулся:

– Если думаешь, что я так долго мучаю тебя, потому что ты прекрасна и восхитительна, и я нуждаюсь в твоем обществе…

Алессандра засмеялась весело. Будто ничего смешнее не слышала! Тонкие пальчики опустились на мое правое плечо, погладили шрамы от пуль сквозь футболку. Меня передернуло – я ненавидел, когда кто-то прикасался к ним. И она знала об этом. И специально тискала меня.

– Поверь, детка! Последнее, чего я жду от такого засранца, это симпатия.

Я искоса глянул на Алессандру. Она улыбалась так искренне и душевно, что мне стало стыдно. Вот только непонятно, за что и почему. Я повел плечом, пытаясь сбросить теплую руку, но не тут-то было. Алессандра вцепилась в него еще крепче, заглядывая мне в лицо.

– Послушай, детка…

– Твое «детка» меня бесит!

– Живи с этим!

Я раздраженно закатил глаза, и Алессандра хлопнула меня пальцами по лбу.

– Я буду бесить тебя! Постоянно! Потому что злость и раздражение – единственные живые и настоящие эмоции, на которые ты способен! И если они помогут тебе выздороветь, я буду бесить тебя и терпеть твое дерьмо, детка!

Я снова дернул плечом. На этот раз Алессандра отпустила меня и сложила руки на коленях.

– Мне нужно бесить тебя. Потому что только в моменты, когда удается пробиться, я вижу тебя! Живого человека, которому страшно и больно, а не робота, который вошел в этот кабинет, сгорая от ненависти и сжигая всех вокруг! Ты так сильно хотел вернуть руку и ждал, что это произойдет… через сколько? Через три сеанса? Через пять?

Ее голос устало дрогнул, опускаясь почти до шепота.

– Это так не работает, Дэнни. Ты пришел с очень серьезной травмой! У тебя было сломано три кости! И одна из них, ключица, уникальна! Ты пришел с легким покалыванием в пальцах и рефлекторными движениями на раздражители, убитый и опустошенный, ведомый лишь злостью! Да я вообще не должна была принимать тебя без заключения психолога… или психиатра, видят боги, мне порой хочется засунуть тебе в глотку пару седативных пилюль! Но я взялась за тебя! И сразу объяснила, насколько трудным и долгим будет наш путь! Три кости, Дэниел! Ты что же, ждал, что я прошепчу заклинание, и ты снова ломанешься крушить мир? Нет, детка! Чтобы выздороветь, нужно работать!

Каждое слово Алессандры вонзалось в мозг ледяной иглой.

Нужно работать. Эти слова стали моей мантрой. Я повторял их каждое утро, глядя в зеркало. Каждое мгновение, когда вспоминал тот день. Выстрелы.

Девушка осторожно коснулась моего бедра. Я вздрогнул и отвернулся, когда теплый воздух скользнул по моей щеке, путаясь в волосах на виске.

– Я видела, как ты старался в самом начале, каким огнем горели твои глаза. Как тебе хотелось поправиться. А потом… Помнишь, что случилось потом?

На плечи словно небо рухнуло, когда я вспомнил… приступ. Состояние аффекта.

Это действительно страшно, когда злость настолько порабощает, что не оставляет в тебе ничего человеческого.

Стыд сжал сердце в тугой комок мышц. Я с сожалением посмотрел на девушку.

– Да, Алессандра. Помню.

Она грустно улыбнулась.

– И я помню.

– Прости меня…

– Прощаю… детка.

– АЛЕССАНДРА!

Я взбеленился и развернулся к ней всем телом. Девушка весело засмеялась и снова вцепилась в мое правое плечо невероятно острыми пальцами.

– Дыши, Дэниел! И прекрати мне врать. Я не дура. Все вижу.

Я глянул на карандаш так, словно он мог ожить и вонзиться мне в глотку.

– Я просто… задолбался.

– Знаю.

Я ответил на ласковую улыбку обреченным вздохом.

– Сколько еще будет длиться лечение?

Алессандра опустила взгляд на мою правую руку и задумалась. Я ждал ответ с искренним страхом.

Она права. Я сам похерил шанс на скорое восстановление. Начал херить еще в госпитале, когда вместо физиотерапии пускал слюни и пялился на стену. Сначала было больно. Потом была инфекция. Много таблеток. Антибиотики. Иммуностимулирующие. Кальций. Много возможных осложнений, которых я чудом избежал несмотря на то, что нихрена не делал. Кости срастались правильно, наличие винтов в лопатке и скоб в ключице перестало пугать. И когда я оказался у Алессандры, злой и готовый бороться за будущее – за возможность свернуть Грину шею обеими руками – мне пришлось на собственном опыте узнать, что значит выражение: спешка дурака – не скорость.

Спустя всего два месяца, стоило понять, что быстро с тремором, ограниченной подвижностью и выводящей из себя слабостью в конечности не справлюсь, я пришел в такую ярость, что разгромил кабинет Алессандры, умудрившись сломать даже то, что в теории сломать было нереально. В том числе я едва не сломал едва сросшуюся ключицу во второй раз. На этот раз – в акромионе.

Возможно, до того момента я действительно верил, что хватит заклинания или пяти сеансов. Но ведь прошел уже год! Чертов год!

«И ты умудрился обосраться в самом начале пути…».

Кажется, я еще никогда так сильно не нуждался в человеке, который скажет: «эй, все будет в порядке, ты поправишься, восстановишься и сделаешь то, чего так сильно желаешь! Ты сумеешь! Я в тебя верю!».

Впрочем, Алессандра в избытке сыпала на меня эти фразы с первого дня. Но ей я почему-то не верил…

Бодрый голос вырвал меня из раздумий.

– Если перестанешь врать и халтурить, думаю, мы управимся довольно быстро и…

Она постоянно так говорила, не обозначая точные сроки. И это злило до багровых пятен перед глазами.

– Я не халтурю.

– Ой, да брось ты! Детка…

Девушка снова засмеялась, когда я едва слышно зарычал.

– Направь то, что жжет тебя внутри, наружу. Только не на меня, очень прошу. Обрати это в упорство. И начни уже наконец работать в полную силу.

Выпустить, значит. Обратить в упорство. Да как бы это не сожгло мир…

– Прекрасный совет… детка.

Алессандра засмеялась так звонко, что я отшатнулся. Она тут же схватила меня за плечо и вернула на место, игнорируя раздраженное ворчание.

– Я же говорила, что тебе понравится!

Я вздохнул, ощущая приятное тепло в груди.

Алессандра была практически единственным человеком, с которым я контактировал за последний год. И она мне нравилась. Не как женщина, хотя ее экзотическая внешность и дикое поведение притягивали внимание мужчин.

Она завораживала. Самого изящного среднего роста, со спортивной фигурой без следов лишних физических нагрузок, с плавными линиями плеч, мягкими окатами форм, она много жестикулировала, размахивая хрупкими лишь на первый взгляд руками. На узком личике с острым подбородком и высокими скулами весело сверкали присыпанные золотым песком карие глаза в обрамлении невероятно густых ресниц. Ее брови не задерживались на одном месте надолго, то взлетая к линии роста волос, то сходясь на переносице, и ее кожу уже изрезали морщинки. Она вечно улыбалась, растягивая полные губы нежнейшего розового оттенка. Густые темно-каштановые волосы она неизменно собирала в прыгающий при каждом шаге пушистый хвост.

Сильная, упорная, дерзкая, уверенная в себе, она сбивала меня с ног, доводила до приступов бешенства… и не переставала верить в меня.

Поддавшись порыву, я накрыл ее пальцы своими и заглянул в глаза.

– Спасибо, что не бросаешь меня… детка.

Девушка улыбнулась и ответила в свойственной ей манере:

– Бросишь тебя, как же. Признай, Стоун, ты запал на меня. И потому халтуришь.

Я засмеялся. Кажется, впервые за очень долгое время – искренне.

– Нет, детка, все дело в том, что я – идиот.

«Который так сильно хотел отомстить, что похерил все шансы уже на первом этапе».

Тепло глаз Алессандры окутало меня мягким пледом. Я смотрел на нее и не верил, что мне так повезло – встретить человека, готового вынести мой характер, справиться с моими приступами… помочь мне.

– Алессандра, я…

Громкий стук в дверь заставил нас обоих вздрогнуть. Девушка резко обернулась и нервно выкрикнула:

– Секунду!

Она повернулась ко мне, дыша чуть чаще, чем дышит спокойный человек.

– Что?

Я повел плечом, сбрасывая ее руку.

– Нет, ничего.

Я успел уловить разочарование в карих глазах, прежде чем отвернулся. Девушка резко выпрямилась, разворачиваясь к двери.

– Войдите! На сегодня мы закончили. Возвращайся через неделю, хорошо? И помни – все зависит от тебя, Стоун. Ну и чуть-чуть от меня.

– Я запомнил, поверь.

Алессандра кивнула и двинулась к вошедшему.

– Здравствуй, Аарон. Честно – не рада тебя видеть! Сколько можно?!

Я обернулся в тот момент, когда вошедший мужчина крепко обнял девушку левой рукой и нежно поцеловал в щеку. Алессандра обняла его за шею, совершенно не по-докторски прижимаясь к его груди.

Дружелюбие доктора Коппола не знало границ. Личных – в том числе.

Девушка отстранилась от молодого мужчины и легонько стукнула его кулаком по левому плечу. Его правая рука была в гипсе.

– Время отличных историй, или ты разучился ровно ходить?

Мужчина хрипло засмеялся, слегка щуря правый глаз.

– Нет, Эйс, не повезло подвернуться под отрез металлической трубы.

Его взгляд, еще мгновение назад теплый, метнулся ко мне и стал ледяным. Аарон дружелюбно улыбался, но от меня не скрылась его настороженность.

Я развернулся на пятках и быстро обошел парочку.

– До встречи, док.

Алессандра успела схватить меня за запястье и остановить уже в дверях.

– Эспандер забыл!

Она прошла к рабочему столу в глубине кабинета и принялась переворачивать бумаги.

– Да куда же я его…

– У меня уже есть эспандер.

– Не верю!

Я сложил руки на груди, чувствуя на себе пристальный взгляд серых глаз. Аарон разглядывал меня, словно экспонат в музее, нисколько не стесняясь. Его настороженность ушла, сменившись искренним любопытством.

Я медленно повернул голову и вопросительно приподнял брови.

– Что-то подсказать?

Мужчина улыбнулся уголком рта и протянул мне левую руку.

– Для начала – имя. Аарон Таппер.

Я смерил его большую ладонь скептическим взглядом, но пожал. И прищурился, когда мужчина сдавил мои пальцы гораздо сильнее, чем того требовали правила этикета.

– Дэниел Стоун. Ты что-то показать пытаешься? Или понять? За каким дьяволом пальцы мне ломаешь?

Аарон засмеялся, все так же щуря правый глаз, и выпустил мою руку.

– Интересно стало, какая у тебя хватка на левой. Ты же явно правша.

– И?

– Что «и»?

– Я – правша. И что?

Аарон мотнул головой, беззаботно улыбаясь.

– Нет, ничего. Просто отметил, что ты правша.

Я скользнул взглядом по гипсу и хмыкнул.

– А ты – левша?

– Нет, тоже правша.

«Крепкое рукопожатие с левой для правши… Какой-то странный диалог!».

Алессандра будто мысли мои прочитала. Она приблизилась, протягивая мне упаковку с новеньким эспандером. Точно такой же лежал у меня на полочке в ванной комнате. Запакованный…

– Аарон слишком часто ведущую руку ломает! И компенсирует временную, но РЕГУЛЯРНУЮ неработоспособность левой.

Мужчина перевел на доктора взгляд, и я невольно улыбнулся – в серых глазах только сердечки не плясали!

– Эйс, не гунди! Ты рада видеть меня, признайся.

То ли в его голосе действительно прозвучала неприкрытая надежда, то ли неловкая ситуация заставила меня так подумать, но я поспешил ретироваться.

– Мне пора. Алессандра, до встречи.

– Была бы рада видеть еще больше, если бы ты приходил реже, чем раз в три месяца! До встречи, Дэниел.

Аарон хрипло засмеялся, поворачиваясь ко мне.

– Приятно познакомиться.

– Взаимно.

Уже выходя из кабинета, я скользнул взглядом по идущему к банкетке мужчине. Точнее – по его спине с узором крепких мускулов, играющих под футболкой.

Приходит раз в три месяца. С переломами. Часто лишается ведущей руки. Под отрез трубы подвернулся. Интересно, кто он такой?..

Уже покинув центр, я крепко задумался над словами Алессандры. Она сказала: компенсирует неработоспособность правой руки левой. И довольно неплохо, судя по силе рукопожатия. Довольно практично, раз он часто правую руку ломает, иметь в запасе не уступающую ей по функционалу левую, да?

Я слышал о людях, владеющих обеими руками с рождения. А еще я видел парней, которые учились этому – не стрелять с обеих рук, а владеть обеими руками одинаково хорошо. Как же они называются? Ампи… Амбе…

– Амбидекстры.

Я задумчиво хмыкнул, глядя под ноги и сжимая правую кисть с отвратительно дрожащими пальцами и ноющим от перенапряжения запястьем в кулак. В голове на бешеной скорости завращались шестеренки. Я застыл посреди одной из улиц дождливого в это время года Чикаго и размышлял.

Владение обеими руками – это потрясающе! Такой навык мог стать преимуществом в почти любом деле! Особенно в том, про которое я забывать не собирался – все еще планировал вернуться в ряды служащих по контракту.

Азарт кольнул диафрагму легким разрядом тока. Я улыбнулся, отдаваясь почти забытым ощущениям. Кажется, у меня появилась новая цель. И эта цель казалась достижимой в отличие от полного восстановления ублюдской правой руки. Нужно выяснить, как именно становятся уникальными, и составить план действий.

«К слову, в исполнении того самого обещания амбидекстрия тоже может стать неожиданным преимуществом, а?».

Я облегченно вздохнул. У меня появилась надежда. План «Б» на тот случай, если не смогу полностью восстановить функции доминантной руки.

«Станешь амбидекстром, и на правую руку станет плевать».

Несколько следующих дней я потратил на то, чтобы понять, кто такие амбидекстры и как присоединиться к их небольшой, но интересной рати – всего один процент людей на земле мог похвастаться, что родился поистине уникальным. И охренел от того, насколько все казалось простым в теории.

Писать и рисовать двумя руками одновременно и только недоминантной рукой.

Укреплять мышцы недоминантной руки.

Совершать простые бытовые действия только недоминантной рукой.

Закреплять навыки, доводя их до автоматизма.

А в следующие месяцы охреневал от того, как сложно все было на практике.

Начал я с похода в магазин детских товаров и с трудом сдерживал раздражение, когда болтающиеся по торговому залу женщины пускали слюни на молодого мужчину, выбиравшего прописи и детские раскраски. Видимо, со стороны это казалось чем-то весьма милым и привлекательным. Знали бы они, на кой черт мне сдались эти книжки, чего я хотел достичь в итоге и ради чего все это начинал…

Каждый день я старался делать что-то левой рукой. Простые бытовые действия. Почистить зубы. Застегнуть пуговицы. Расчесать волосы. Заправить постель. С этим все было довольно просто – несколько месяцев жизни без правой руки вообще научили меня более-менее справляться со своими нуждами одной… кхм… левой.

Забавно прозвучало, не спорю.

Хотя ножом я зря решил орудовать левой – чуть палец не отрезал.

Каждый вечер я посвящал тому, чтобы заставить работать оба полушария. Мучил обеими руками эспандеры, которые мне успела за год всучить Алессандра и большая часть которых, стыдно признаться, валялась по всей квартире, писал буквы, закрашивал картинки, соединял точки. Натирая мозоли на пальцах и впадая в бешенство, когда что-то не получалось.

Но я не сдавался. Матерился, психовал, рвал страницы… и садился за стол. Снова и снова. Каждый вечер.

Я уже сдался один раз. И сейчас страшно жалел об этом.

Во-первых, потому что разгромил кабинет Алессандры, разбив все, до чего мог дотянуться. И все лишь из-за того, что она тонко, в своей манере намекнула, что я засранец, которому лень приложить достаточные усилия, потому что правая рука, видимо, вообще не нужна.

Мучая по вечерам тугое кольцо эспандера, я со стыдом осознавал, насколько она была права. Стоило мне встретиться с первыми трудностями и понять, что установленные мною сроки восстановления не соответствуют действительности, я опустил руки. Руку. Вторая и так почти не шевелилась. А сейчас за несколько недель с чертовыми игрушками я, казалось, добился бо́льших успехов, чем за год с Алессандрой. Если бы я так старался в самом начале и повторно не травмировал только сросшуюся кость…

И это было «во-вторых». Если бы я тогда приложил чуть больше усилий, возможно, сейчас я уже вернулся бы на службу. Но тогда я не занялся бы левой рукой, которая с каждым днем становилась все сильнее. И заметный прогресс распалял меня все сильнее, заставлял раз за разом уродовать чертовы прописи и брать в руки раскраски и цветные карандаши.

Алессандра со свойственной ей внимательностью отмечала все перемены. И радовалась как ребенок, чем знатно раздражала.

Хотя кого я пытался обмануть? Я слишком долго ждал ее восторга. Стоило ее глазам полыхнуть от радости, я испытывал гордость, и грудь раздувало до размеров вселенной.

Но мне действительно было, чем гордиться. Пальцы перестали дрожать. Я без проблем выполнял более тонкие и точные действия и почти полностью восстановил объем движения плечевого сустава.

Почти…

Во время одного из приемов Алессандра задумчиво хмыкнула, отметив мелкий спазм, скрутивший мою правую руку в районе плеча во время очередного упражнения.

– Детка…

Она не засмеялась по привычке, когда я зарычал, и ткнула меня пальцем в правое плечо. Я поморщился от вспышки острой боли и уставился в напряженное лицо девушки. Она следила за мной с неприкрытой тревогой.

– Я рада, что ты наконец пообщался со своими извилинами, и они перестали на тебя обижаться, но ТЕПЕРЬ тебе стоит притормозить.

Я ошарашенно моргнул. Алессандра согласно кивнула, хмурясь и покусывая нижнюю губу. Я закатил глаза.

Какого черта?! Что опять?! Моя правая рука снова подчиняется мне! Почти так же уверенно, как до ранения! Все еще не хватало объема движений в плече, да порой где-то между лопаткой и ключицей просыпалась злая, жгучая боль, а мышцы иногда сводила судорога. Но за два месяца я достиг огромного прогресса! И сдаваться уж точно не собирался! Не сейчас!

И я ведь еще ни разу не продемонстрировал Алессандре, насколько ловко научился управляться с левой рукой! Я совершал ею почти все бытовые действия, с легким смехом вспоминая, сколько раз опрокидывал стаканчик в больничной палате. Буквы с каждым разом становились все читабельнее, и я даже написал пару писем. Правда, так и не отправил – адресаты были мертвы. Раскраски я бросил, потому что мне почти сразу удалось не выходить за черные линии контура. А когда взял эспандер в левую руку, сразу вспомнил Аарона, понял разницу между ведущей и не ведущей руками и крепко задумался – это же насколько часто он лишается правой руки, что так хорошо натренировал левую?

– Я серьезно, детка. Тебе стоит притормозить. У меня такое чувство, что ты решил махом без отдыха и выходных отработать все прогулы за прошедший год.

Я поморщился и отвернулся, пряча взгляд – так оно и есть!

Стыд жег душу. Каждый гребаный день. Стоило подумать о том, как облажался, я брал эспандеры и тренировался. Тягал резинки, отжимался, пытаясь отогнать от себя образ самого себя, громящего кабинет единственного человека после доктора Стивенсона, который пытался помочь. Который не бросил меня и был за меня.

– Если брошу сейчас, весь прогресс…

– Если не притормозишь, Дэнни…

Я удивленно моргнул, но не от перемены тона. Крайне редко Алессандра называла меня по имени, предпочитая идиотское «детка».

– …тебя может ждать одна очень большая проблема. Она уже подкралась и шепчет: эй, я тут, присмотрись!

Девушка проговорила последнюю фразу тонким голоском, и я улыбнулся.

– Да что ты? И кто же шепчет это?

Алессандра не улыбнулась в ответ. Наоборот – ее лицо словно окаменело.

– Стойкие мышечные боли. Тот самый процент уникальных осложнений…

«И тут процент уникальных людей, ну надо же…».

– …в который я крайне не советую попадать.

Я расправил плечи, прислушиваясь к себе, пытаясь нащупать боль в правом плече.

– Хорошо… детка. Я постараюсь быть осторожнее.

– Не постарайся, а будь. Это не шутка. Ты халтурил почти весь год и за два месяца достиг того, чего я ожидала от тебя… где-то через полгода.

Я изумленно округлил глаза. Полгода?! Да она издевается!

Девушка правильно растолковала выражение моего лица.

– Да, детка, полгода. Минимум. Ты боишься, что, притормозив, прогресс потеряешь? Так вот – доведешь себя до стойких болей и вообще не сможешь ничего делать! Ты спать не сможешь, гарантирую! Ты вообще помнишь, что сломанная ключица повредила твои нервы? Нет? Так я напомню!

Я открыл рот, страстно желая закончить ее пламенную речь, но Алессандра не унималась и с каждым словом заводилась все сильнее.

– Если не хочешь сидеть на скамейке запасных из-за того, что от боли будешь выть и кидаться на стены…

– С болью легко справится викодин. «Доктора Хауса» не смотрела?

Я едва не вздрогнул от неожиданности и повернулся на знакомый голос. Аарон стоял в дверях и тепло улыбался, но в серых глазах вихрился снег.

Алессандра резко вскинула подбородок.

– Не слышала, чтобы ты стучал.

– А я и не стучал.

Я изогнул бровь, когда мужчина скрестил руки на груди. Правая, еще недавно сломанная, уверенно легла сверху.

Да, я много вычитал и про то, как определить амбидекстра. Правда, среди детей… Но жизненный опыт и наметанный глаз позволили сделать вывод – передо мной правша. Опорная нога – правая. Ведущая рука – правая. Постоянно щурится на правый глаз – не самый надежный признак, может, привычка. Но я был уверен в выводе.

И кое-что еще мой глаз отметил. Когда мужчина двинулся к нам, я оценил его движения – четкие, словно под марш. Так двигаются солдаты на параде…

Едва осознав, что я слежу за ним, Аарон словно запнулся об воздух и стал двигаться иначе. Плавно, тягуче, лениво. Сосредоточенный на мне взгляд стал рассеянным, сталь сменилась серой хмарью.

– Привет, Дэнни. Рад видеть, что тебе лучше. А ты неплохо подкачался с нашей последней встречи. Эйс, посмотри на эти бицепсы!

Девушка поднялась с банкетки, когда Аарон приблизился.

– Будешь советовать моим пациентам викодин, и я перестану с тобой работать, барыга недоделанный!

Они крепко обнялись, и мужчина поцеловал Алессандру в щеку… пристально следя за мной. Я выгнул брови, не скрывая удивления, и медленно отвернулся.

На ревность проверяет, что ли? Права на нее заявить пытается? Придурок.

– Ты за выпиской?

– За ней. Ты же знаешь, мое начальство трепетно относится… к здоровью сотрудников.

Алессандра рвано вздохнула и отошла к столу. Я скосил на нее взгляд и нахмурился. Уж слишком озабоченным стало выражение ее лица…

Аарон подошел к ней, поправляя браслет на левом запястье. Девушка проследила за его действиями и едва заметно сглотнула.

– Еще рано. И мы оба это знаем. Этот перелом был сложнее, чем…

– Тем не менее, завтра я должен уехать. И выписка нужна мне как воздух.

Несколько секунд они смотрели друг на друга. Алессандра хмурилась и поджимала губы. Лица Аарона я не видел.

Наконец, девушка сдалась.

– Дай мне несколько минут.

Мужчина кивнул и повернулся, окинул меня удовлетворенным взглядом, задержав его на пару секунд на моих бицепсах, скользнул по грудным мышцам, выступающим под тканью белой футболки.

– Прекрасно выглядишь, Дэниел Стоун. Эйс хорошо с тобой поработала.

Алессандра недовольно буркнула, но я не расслышал, что именно. А вот Аарон расслышал, хрипло засмеялся и подошел ко мне, протягивая… левую руку. Я озадаченно хмыкнул, но пожал ее. И, как и в прошлый раз, Аарон до боли сдавил мои пальцы, перекатывая суставы. При этом смотрел мне прямо в глаза и ждал реакции.

Я стойко встретил его взгляд, пытаясь понять, какого черта ему нужно. В альфа-самца играет? Все, что он делал, слишком сильно походило на провокацию. Настолько сильно, что не могло не быть ею. И я решил не поддаваться.

– Я так понимаю, твоя правая рука все еще не в порядке?

– Нет, это привычка. Эйс ведь говорила. Слишком часто я в последние годы ее ломаю. И левая частенько меня выручает.

Он пристально посмотрел на мою кисть и сжал ее сильнее. Я поморщился и глянул на него с нескрываемым раздражением.

– Судя по твоей удали, довольно часто она тебя выручает.

Аарон удивленно моргнул, а потом согнулся пополам в приступе совершенно неестественного хохота, отпустив наконец мою руку.

– Ох, Дэнни, а я думал, что один живу с дерьмовым чувством юмора!

Мужчина поднял на меня взгляд, и я против воли напрягся всем телом – серые глаза резанули заточенным лезвием. Я хищно улыбнулся в ответ.

– Радуйся, теперь нас таких двое. Есть повод подружиться!

Аарон снова засмеялся. На этот раз совершенно искренне.

– Я подумаю над твоим предложением. А если серьезно – хорошо выглядишь. Так держать!

Я кивнул и посмотрел на Алессандру. Она наблюдала за ними с мрачным видом, но стоило нам встретиться взглядами, тепло улыбнулась.

– Вот, держи. Предупреждаю – если вернешься после поездки с переломом, пойдешь искать другого врача.

Аарон взял протянутый лист бумаги и лучезарно улыбнулся.

– В этом городе нет врача лучше тебя. Поэтому хрен ты от меня отделаешься.

Алессандра покачала головой, обняла мужчину на прощание и тихо ответила:

– Береги себя.

Мужчина на мгновение сжал ее крепче, чем требовали дружеские объятия, и зажмурился. А я отвернулся, пряча улыбку.

Она ему нравится. И еще как.

Аарон отпустил девушку, развернулся и чеканным шагом солдата на параде вышел из кабинета. Алессандра еще несколько секунд смотрела на закрывшуюся за его спиной дверь с явной тревогой, а потом повернулась ко мне.

– На чем мы остановились?

Я тяжело вздохнул.

– На болях.

Алессандра села рядом со мной и с серьезным видом подвела итог:

– Детка, это не шутки. Тебе стоит притормозить. Если ты это не сделаешь, за тебя это сделает боль. Понимаешь, о чем я говорю?

Я кивнул, думая совершенно не про боли, и неожиданно для нас обоих спросил:

– Он тебе нравится, да?

Девушка застыла на пару мгновений, а потом засмеялась. Нервно и до жути фальшиво.

– Я не кручу романы с пациентами.

Я тепло улыбнулся.

– А если бы он не был твоим пациентом?

Алессандра скользнула по мне удивленным взглядом. Что-то вдруг проснулось в глубине ее карих с золотыми крапинками глаз… и я похолодел.

«Дьявол, Стоун, засунь в задницу свое любопытство!».

Наконец, девушка медленно покачала головой.

– Нет, детка. Аарон мне нравится, но… не так, как ему хотелось бы.

Я сглотнул, разглядывая искорки, что все ярче полыхали на шоколадной радужке.

«Кажется, пора валить».

– Хорошо. Думаю, я тебя понял. Буду позволять себе передышку.

«Очень постараюсь! Клянусь!».

– Постарайся, Дэнни. Мне не хочется снова смотреть на твои мучения.

Я встал слишком быстро и едва не запутался в собственных ногах.

Тихий голос остановил меня уже в дверях:

– Он спрашивал о тебе.

Я обернулся и вопросительно моргнул. Алессандра кивнула на дверь.

– Аарон. Спрашивал, кто ты такой, откуда взялся и что у тебя за травма.

«Какого черта он ко мне прицепился? Так сильно ревнует?».

Девушка развела руками

– Расслабься, я ничего не рассказала. Врачебная тайна и все такое.

– Спасибо… детка.

Алессандра кивнула с серьезным видом.

– Береги руку. Она тебе еще пригодится.

Мне показалось, или в ее последних словах действительно прозвучала горечь?

Я действительно следовал совету Алессандры… первые три недели. Налегал на левую руку, упорно перекладывая на нее всю основную деятельность, и с хищным азартом отмечал, насколько легче становилось совершать любые действия и как сильно чертов мир заточен под правшей…

Правую руку тренировал осторожно, стараясь не перенапрягаться, а потом и вовсе перестал. И боль, которая только начинала нашептывать о своем присутствии, ушла. Неделю я прислушивался, пытаясь уловить ее отголоски в глубине мышц. И, в очередной раз убедившись, что она ушла, возобновил полноценные тренировки.

Очень зря…

Я проснулся посреди ночи с диким воплем. По телу растекался огонь. Мне казалось, что я в нем сгорало каждое мышечное волокно. Рука и правая сторона груди онемели. Боль была настолько страшной, что казалось, будто меня режут живьем, пытаясь добраться до костей, которые ломаются и срастаются сами по себе.

Приступ был таким внезапным, что в первые несколько минут я думал, что кто-то забрался в квартиру и пытается меня убить, втыкая в плечо нож. Я выгибался по кровати и махал левой рукой, пытаясь отогнать нападавшего, но, конечно же, никого не было. Я был совершенно один в квартире на окраине Чикаго и мог только вопить.

Голова раскалывалась от подскочившего давления. На лбу выступила холодная испарина. Я выл в потолок, окруженный темнотой, похороненный в своем одиночестве. И если кто и слышал меня, он явно не торопился на помощь.

Я молился, чтобы боль прошла. Это было похоже на судорогу, которая иногда сводит мышцы ног во сне. Вот только сейчас такой судорогой была сведена вся правая верхняя половина моего тела. Я словно горел заживо и молился только об одном – чтобы это прекратилось! Как – не важно! Лишь бы прекратилось! Хоть на мгновение!

Когда бок пробила невралгия, я захлебнулся кашлем и попытался перевернуться на левую сторону. Боль тут же запустила острые когти в лопатку и позвоночник.

Из глаз катились слезы. Я изо всех сил закусил наволочку. Мне казалось, что агония длится целую вечность. И когда боль достигла апогея, перед взглядом встали ледяные глаза боевого товарища. Он смотрел на меня из глубин памяти и хмурился.

Я зарычал, напрягая и без того сведенные мышцы.

«ЧЕРТОВ ГРИН! ЭТО ВСЕ ТВОЯ ВИНА! ВО ВСЕМ, ЧТО ПРОИСХОДИТ СО МНОЙ, ВИНОВАТ ТОЛЬКО ТЫ!».

Я вспомнил рассказ доктора Стивенсона о ребенке-солдате и с кристальной ясностью осознал, чего он пытался добиться. И заскулил, вжимаясь в подушку лицом.

«Нет, док! Ты был неправ, сравнивая взрослого мужчину, отдающего отчет в своих действиях, и ребенка, выросшего в огне войны! Иди к дьяволу, док!».

Пытка болью продолжалась. Я рыдал, не в силах сделать хоть что-то, и уже не молился о том, чтобы это прекратилось.

Я хотел умереть. Сдохнуть в съемной квартире на окраине Чикаго. В полном и беспросветном одиночестве. С невыполненным обещанием. С недостигнутыми целями. Слишком молодым, чтобы умирать. Я молил всех богов, каких удалось вспомнить, чтобы они прикончили меня!

Когда организм, наконец, не смог больше справляться с адской нагрузкой, я отключился. Но даже будучи без сознания, вздрагивал от волн боли, атакующих тело…

Алессандра, едва взглянув на меня, сразу поняла – что-то не так. Впрочем, неудивительно! Мне не хватало только транспаранта с надписью: ВСЕ ХРЕНОВО!

Бледный, с глубоко запавшими глазами, влажными от пота волосами, я ввалился в кабинет, пошатываясь от слабости и вздрагивая от боли, которая то и дело вонзала зубы в мышцы и кости.

Алессандра ринулась ко мне и схватила за запястья. Я глухо застонал, когда она потянула меня за правую руку, и едва не рухнул на пол. Теплые ладошки скользнули по моему лицу, прижались ко лбу.

– Дэнни, что с тобой?! Что случилось, где болит?!

Я хрипло выдохнул и приподнял правое плечо. Пара дюймов – и я ослеп от очередной вспышки боли, заваливаясь на девушку. Она тут же потащила меня, обнимая за талию и позволяя опереться на себя. Но вместо того, чтобы усадить на банкетку, провела к дивану за бумажной ширмой. Сквозь гул крови в ушах я разобрал:

– Я же предупреждала! Дэнни, я предупреждала тебя!

И прошептал, запинаясь от боли:

– Я знаю, Алессандра, знаю.

Она пропала из вида. Зажурчала вода. Хрустнул пластик. Спустя несколько секунд, растянувшихся в вечность, девушка протянула мне таблетку и стакан воды.

– Выпей. Быстро!

Я отрицательно мотнул головой и согнулся пополам, пытаясь справиться с тошнотой. Я и так выблевал все, что съел за прошедшую неделю. Внутри оставались только необходимые для жизни внутренние органы. И мне хотелось, чтобы там они и остались!

– Я уже. И много.

– Твои «витамины» с этим не справятся!

Я скользнул взглядом по бледному лицу Алессандры и забрал таблетку левой рукой. Правую то и дело сводила судорога, от которой пальцы загибались крючками, а рука повисала плетью. Закинуть таблетку в рот до нового приступа я успел, а вот запить – нет. Алессандра ловко поднесла стаканчик с водой к моим губам.

– Давай, Дэнни! Давай, запивай! Быстро!

Я сделал несколько глотков и, когда она убрала стаканчик, уронил голову на грудь.

Теплая ладошка заскользила по моей спине, ласково поглаживая, успокаивая. Я прикрыл глаза, упиваясь ощущениями… а в следующее мгновение с воплем рухнул на пол, потому что Алессандра схватила меня за правое плечо и сильно надавила на эпицентр боли.

Звонкий голос пробился сквозь барабанный бой в голове:

– Я помочь хочу! Помочь!

Девушка опустилась на пол рядом со мной и протянула руку, но я отбил ее. Вся ярость, скопившаяся в груди, вырвалась наружу одним воплем:

– НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ!

– СТОУН!

Я вздрогнул всем телом, когда Алессандра вцепилась в меня обеими руками, и рванул прочь. Но она держала меня с невероятной для ее комплекции силой. Когда она прижалась к моей спине и обхватила поперек груди руками, я вцепился в ее предплечья.

– Я помочь хочу! Тише, сейчас будет легче! Дай помочь тебе…

Я судорожно вдохнул, цепляясь за руки Алессандры и пытаясь не утонуть в шторме боли, в око которого меня зашвырнул необдуманный рывок.

Когда тонкие пальцы легли на мое правое плечо, я зарычал и дернулся. Девушка прикрикнула:

– Я ПОМОЧЬ ПЫТАЮСЬ! ПРЕКРАТИ!

Я с трудом заставил себя остаться на месте, когда ее пальцы запорхали по моему плечу, изредка нажимая на одни мышцы и мягко разминая другие.

Вскоре боль начала отступать, уж не знаю, что помогло – таблетки или умелые руки доктора Коппола.

– Тебе лучше?

Я медленно кивнул и внезапно осознал, что Алессандра все еще прижимается к моей спине. Ее ладонь покоилась на моей груди, там, где билось сердце. Пальцы поглаживали рельеф мускулов, нежно, осторожно. Вторая ладонь лежала на плече. Ноготки едва ощутимо царапали кожу на шее. Девушка льнула ко мне совсем не как доктор, снося к хренам личные границы.

Я охренительно густо покраснел. Хотел отстраниться, но тепло чужого тела успокаивало.

Нет, не так.

Я вдруг в полной мере осознал, насколько одинок, как сильно мне не хватает живого человека рядом. Прошлая ночь показала, как опасно одиночество…

Когда Алессандра осторожно отстранилась, я едва не застонал от отчаяния, но быстро взял себя в руки. Опираясь на левую руку, поднялся на ноги и помотал головой. В нее словно свинца накачали, и я пошатнулся, но не упал, вовремя перенеся вес на опорную ногу.

– Дьявол…

Боль ушла не полностью. Я чувствовал ее справа между лопаткой и ключицей и в плечевом суставе. Но судорога больше не сковывала руку. Я осторожно сжал кулак.

– Дьявол, как же…

– Я предупреждала тебя, Дэнни! Предупреждала!

Я обжегся об кипящие от гнева карие глаза.

– Какого черта ты такой упрямый?!

Голос девушки дрогнул в конце фразы, словно она собиралась заплакать. Изящные плечики опустились. Поддавшись порыву, я обнял Алессандру левой рукой и зашептал, чувствуя, как ее ладони мягко скользят по моей груди:

– Прости, я знаю, я идиот! Я сделал перерыв! Боль ушла совсем, и я решил, что…

Девушка тяжело вздохнула, и я выпустил ее. Мы встретились взглядами, и мне стало не по себе – в глазах Алессандры было столько боли, что сердце сдавило, да так сильно, что оно на пару секунд биться перестало.

Тонкие пальцы прошлись по моему затылку, ероша волосы. Потом скользнули по моему лицу, поглаживая скулу. Ноготки зацепились за короткую щетину. Девушка грустно вздохнула и почти прошептала:

– Поздравляю, детка. Ты все же угодил в гребаный процент.

Еще пару секунд она всматривалась в мои глаза, словно пыталась найти ответ на незаданный вслух вопрос, а потом отошла к рабочему столу. Я проследил за ней взглядом и шумно выдохнул, когда она взяла рецептурный бланк и что-то написала, кривясь, будто от боли.

– Алессандра, что ты делаешь?

Девушка подошла и протянула бланк, не глядя на меня. Я мельком посмотрел на рецепт… и изумленно выдохнул.

– Что?!

– А чего ты ждал?

Тихий голос резанул нервы тоской. Та же тоска была во взгляде Алессандры.

Не смотрят так доктора на «провинившихся» пациентов. Так смотрят на тех, кто разочаровал до глубины души. Тех, кто не безразличен.

«Тебе кажется, Дэнни! Просто она слишком сильно привязывается к своим пациентам! Вспомни Аарона!».

Я сглотнул и покачал головой.

– Нет.

– Да, Дэнни.

Я снова прочитал короткое слово, поминая Аарона всеми матерными словами.

– Нет, Алессандра. Я не сяду на это!

Я скомкал лист и швырнул на пол. Девушка шагнула ко мне. Ее глаза полыхнули праведным гневом.

– Хочешь с ума сходить от боли?! Все на практике нужно усвоить, да?!

– Это было всего раз!

– И повторится! И не раз! Будет повторяться снова и снова! Потому что кое-кто не слушает то, что ему говорят!

– Алессандра, это пройдет! Ты говорила, что…

– Я сказала, что, если ТЫ не притормозишь, с тобой это сделает БОЛЬ! И теперь нам придется сражаться с ней, а не делать то, что мы планировали!

Из памяти снова выплыл образ боевого товарища. Звуки выстрелов.

– Алессандра, давай что попроще!

Она тяжело вздохнула и подняла скомканную бумагу.

– Садись на банкетку.

Уставшая и расстроенная, она порвала рецепт на мелкие кусочки и отправила в урну.

Мне снова стало стыдно. Жутко стыдно!

– Алессандра…

– Банкетка, Дэнни.

«Не детка, больше не детка. Снова ты обосрался, Стоун!».

Без лишних слов я уселся на твердое сиденье. Шевелить правым плечом было все еще немного страшно, хоть боль и отпустила. Дьявол, как прекрасна жизнь без боли!..

Следующие полчаса Алессандра объясняла, что делать, когда боль снова накроет. Когда она брала мою левую руку в свою, легкий ток проскальзывал по кончикам пальцев. С какого-то хрена каждое ее прикосновение теперь казалось интимным, переходящим границы.

Девушка касалась меня не так, как доктор касается пациента. Ее пальцы надолго задерживались на моем плече, ласково гладили мышцы, пока она вбивала мне в голову инструкцию, то и дело скользили по шее, касались лица…

Алессандра касалась меня так, как женщина касается мужчину. Да не просто мужчину, а того, к кому неровно дышит. И я больше не мог убеждать себя в том, что мне кажется.

Я вдруг поймал себя на мысли, что и сам смотрю на нее совершенно иначе. Отмечаю женственность в каждом движении. Ловлю каждый взгляд. Стараюсь вдохнуть воздух, который она выдыхает, когда ее лицо оказывается слишком близко. И с каждым мгновением она нравится мне все больше. И совсем не как сильный и упорный человек.

«Дьявол! Ты больше года видишься с ней раз в неделю! Только сейчас разглядел в ней женщину?!».

Я мотнул головой, возвращаясь в реальность, где спокойный, но твердый голос пытался научить меня побеждать боль в одиночестве.

– Повтори, пожалуйста.

Алессандра нахмурилась.

– Дэнни, слушай внимательно!

– Прости, я не хотел тебя… так… ну…

Она приподняла брови. Золотые искорки в ее глазах устроили сумасшедший танец.

– Расслабься. Не ты первый, не ты последний. Давай продолжим…

Я застыл перед центром, сжимая пузырек с таблетками. Не те, что Алессандра пыталась выписать рецептом. Эти были легче. И как мертвому – припарка.

Перед взглядом проносились недели в палате. Я словно видел себя со стороны – упорно вливающего в себя обезболивающие препараты, пускающего слюни и смотрящего мультики на стене напротив. Гребаные наркотики…

Нет, больше так не хочу. Не могу себе это позволить. Больше не могу…

– Дэнни, привет.

Я обернулся и увидел Аарона. Он стоял в десятке шагов от меня, подпирая стену. И чего это мы тут тремся?

От внезапной догадки я слабо улыбнулся – он пришел к Алессандре. А следом пришла еще одна догадка, странная и страшная: а не ломает ли он себе кости специально, чтобы попасть к ней?

– У Алессандры никого.

Аарон отвернулся с чересчур равнодушным видом.

– О чем ты?

Я усмехнулся в ответ.

– Не притворяйся тупым. И меня за идиота не держи. Ты пышешь гормонами любви рядом с ней.

Аарон бросил быстрый взгляд на вход в центр, посмотрел на меня… и обреченно вздохнул.

– Да уж. Даже если ты догадался…

– Что значит: «даже если я»?

Я моментально закипел. Он меня сейчас кретином обозвал?!

Аарон вскинул руки – обе целые – и отступил.

– Не ори, я к тому, что… Ты видел меня… сколько? Три раза? Четыре?

Серые глаза тоскливо сверкнули.

– Что, все настолько очевидно, да?

– На лбу напиши: «Ты мне нравишься» – и тогда все станет совсем ясно.

Мужчина еще пару секунд рассматривал меня со смешанными чувствами, а потом опустил взгляд на пузырек с таблетками в моей руке.

– О, вот оно что…

Я спрятал пузырек в карман. Аарон слабо улыбнулся.

– Перетрудился?

Я кивнул, отмечая во взгляде собеседника сожаление. Искреннее, живое.

– Соболезную.

Я снова кивнул. Усталость навалилась на плечи тяжелым колючим одеялом. Захотелось телепортироваться домой, рухнуть в кровать и лежать, бездумно пялясь на потолок, в ожидании приступа.

Я кивнул на центр.

– Мне пора. Пост сдал. Принимай.

Аарон грустно усмехнулся и покачал головой.

– Да нет, я… пойду, пожалуй.

Я развернулся, чтобы уйти, но мужчина внезапно окликнул меня:

– Дэнни?

Я глянул на него поверх плеча. Мужчина смущенно улыбнулся.

– Настроение – дрянь. У тебя, судя по таблеткам в кармане, тоже. Выпьем?

Я собирался отказать ему… но вспомнил ночной приступ. Пустую квартиру. Темноту. Оглушающие крики. И безучастных к чужой беде людей за стенами.

Одиночество куснуло нервы. Я поежился и смахнул мурашки с шеи ладонью. Правое плечо предательски заныло.

– Давай…

Глава 3

Спустя час мы сидели в пабе неподалеку от центра и пили пиво. Я морщился, когда пузырьки газов били в небо, и осматривался.

Паб как паб. Деревянные столы и стулья, длинная отполированная локтями барная стойка, полки, заставленные бутылками с разноцветным алкоголем, темные стены, завешанные ретро-плакатами, слабое освещение, от которого глаза не устают, но со временем начинаешь дико хотеть спать. И еще сильнее от музыки – тихой, ненавязчивой, убаюкивающей – из музыкального автомата в углу. Возле него крутились официантки, которых на одно заведение было слишком много.

Аарон наблюдал за мной с легкой ухмылкой, сдерживая смех. Я не выдержал.

– Почему ты смотришь на меня так, словно видишь что-то очень смешное?

– Выглядишь забавно с этим бокалом. Тебе больше подошел бы… виски. Или скотч. Или бурбон на крайний случай.

Я вопросительно приподнял брови, и Аарон пожал плечами.

– Образ у тебя такой.

– Я вообще не слишком люблю алкоголь, потому что…

Я резко замолчал, вспомнив несколько неприятных историй со времен службы.

«Алкоголь и Дэнни – опасное сочетание. А алкоголь, Дэнни и женщины – вообще мрак».

Из раздумий меня вырвал вопрос собеседника:

– Херню творишь?

– Можно и так сказать.

Перед мысленным взглядом вставали картины из прошлого. И Логан Грин, который не раз вытаскивал мою задницу из беды. И я платил ему тем же…

– Расскажи что-нибудь.

Я скользнул взглядом по черному браслету на левом запястье Аарона. Полоска кожи с металлической застежкой, ничего особенного на первый взгляд. Но на второй…

В тусклом свете потолочных ламп были едва различимы какие-то слова. Гравировка… Лейбл?

– Понравился?

Я отрицательно мотнул головой.

– Не люблю такое.

Мужчина странно вздохнул и сделал большой глоток из бокала.

– Я тоже.

Любопытство взыграло с бешеной силой – зачем носишь, раз не любишь? – но по лицу Аарона стало понятно, что с вопросами лезть не стоит.

– Ну так? Какую херню ты творишь? Дерешься?

Я кивнул. Мужчина ухмыльнулся, окидывая меня оценивающим взглядом.

– Парень ты крепкий. И дерешься наверняка неплохо.

– Не жалуюсь. Был у меня один… учитель.

И снова Логан Грин возник перед мысленным взглядом. Наши тренировки. Как он учил меня разным приемам, нападать и держать оборону. В основном нападать, конечно…

– И что с ним стало?

Я посмотрел на Аарона сквозь пелену воспоминаний.

– В смысле?

Он склонил голову набок, убирая руку от лица.

– Ты сказал «был». С ним что-то случилось?

Пару секунд я тупо моргал, а потом резко отвернулся.

– Это не важно, просто теперь его нет.

«И, надеюсь, в один день не станет совсем».

«Всех нас в один день не станет, Стоун…».

– Это он тебя? В плечо.

Я вздрогнул, когда бок пробила невралгия. Не так сильно, как обычно. Может, из-за того, что я обожрался таблеток?

Нагнувшись над столом, я задержал дыхание и стиснул челюсти, показывая Аарону указательный палец, мол: подожди, сейчас все будет. И он замолчал в ожидании.

Когда боль отпустила, и я смог выпрямиться, в глазах собеседника вперемешку с тревогой плескалось сочувствие. Снова – искреннее, живое.

– Мне жаль, дружище.

– С чего ты решил, что это было «да»?

Он тихо засмеялся.

– А что это было? Нет?

Я откинулся на спинку стула, испытывая легкое раздражение. Этот парень своим поведением напоминал Алессандру – для него не существовало личных границ! Он упрямо забирался пальцами прямо под ребра, выворачивал их, вытаскивал наружу все самое сокровенное…

«Для тебя сокровенное. А для него – просто любопытная история».

– Да. Это сделал он.

Аарон кивнул, а я выругался про себя.

«Это насколько же задолбало одиночество, что ты готов выложить все незнакомому парню?!».

– Вы были друзьями?

Я уставился в бокал с пивом. Мерзкий напиток. Никогда его не любил.

Оглядев паб, я подозвал бармена и заказал скотч. Аарон все это время терпеливо ждал, и я повернулся к нему с легкой досадой во взгляде. Не хотелось вскрывать карты и обнажать израненную, дьявол ее разорви на клочки, душу.

Но я кивнул. И поразился тому, насколько радостно мне было увидеть сожаление в серых глазах мужчины.

Он сочувствовал. Не учил. Не долбил по затылку историями со скрытым смыслом. Просто слушал и сочувствовал, не зная всех подробностей. Просто сочувствовал.

Когда бармен поставил передо мной бокал, Аарон потянулся к нему своим. Раздался мелодичный звон стекла и тост:

– За друзей, которые не предают доверие.

Я согласно хмыкнул и отпил. Янтарная жидкость обожгла нёбо. Я покатал скотч на языке и прикрыл глаза, наслаждаясь терпким вкусом, проглотил, слабо морщась от приятного жжения в горле и следующей за ним прохлады.

«Да. Определенно, скотч – это мое».

Я повернулся к Аарону и встретил задумчивый взгляд. Он разглядывал мои бицепсы и жевал щеку изнутри. И я тоже принялся разглядывать его.

Жилистый, чуть ниже меня, с взъерошенными короткими волосами. Носит простую одежду неброских цветов – темные джинсы, серые или черные кофты с капюшонами. Доброжелательное открытое лицо. Высокий лоб, резные скулы, широкая переносица. Серые, как дождевая туча, не по годам мудрые глаза с едва заметными паутинками морщин в уголках. И две глубокие морщины на переносице – парень много хмурился. И шрамы. Много мелких шрамов.

Я опустил взгляд на его правую руку и подался вперед.

– А с тобой что? Почему так часто ломаешь кости?

Аарон вздрогнул, когда мой голос вырвал его из глубокой задумчивости.

– Такая у меня работа.

– Опасная, должно быть?

Мужчина невесело хмыкнул.

– Ты даже представить не можешь, насколько.

«Звучит так, словно тебе грустно от этого. От того, что выбрал такую работу».

Работа. Неприятный холодок скользнул по спине, словно жидкость.

Мне тоже пора об этом подумать. Рука приходит в порядок. Если потрачу больше времени и сил на левую, она станет отличным преимуществом. Нужно пробить места в частях и…

Я вспомнил о болях и тяжело вздохнул, машинально поводя правым плечом. Пальцы нащупали пузырек с таблетками в кармане.

Сначала придется с ними разобраться. Как же не хочется жрать таблетки…

– Не пей их.

Я ошарашенно моргнул, когда Аарон прочитал мои мысли.

– Почему?

Он изогнул бровь и с невыносимо умным видом выдал:

– Боль дана не для того, чтобы ее глушить. Боль проверяет нас на прочность.

Захотелось заржать ему в лицо. Сразу вспомнилась вчерашняя ночь. Как я блевал от боли. Как лил слезы и выл. Это что значит? Что я дерьмово проверку прошел, да?

– Я не большой любитель терпеть боль.

– Никто не любитель. Но это так.

Голос Аарона, тихий и вкрадчивый, звучал слишком убедительно.

– Когда тебе больно, ты понимаешь, что жив. И понимаешь, насколько жив. Боль – не враг. Она – наш главный друг. Она будит инстинкты, заставляет бороться. И обезболивающие – лишь способ притупить сознание и заставить забыть, что один из главных инстинктов человека – выживание.

Я криво усмехнулся, обдумывая его слова.

– Звучит, как заповедь маньяка.

Серые глаза мужчины недобро вспыхнули – словно молния хмурое небо разрезала.

– Знал бы ты, насколько близок к истине…

Мы провели в пабе несколько часов. Пили, ели, травили байки и изучали друг друга. Оценивали. И к концу вечера каждый сложил о другом представление.

Наметанный глаз и чутье к концу вечера уверенно заявили: Аарон Таппер – ближник. И очень неплохой. Его осанка, мышечный каркас, выверенные, отточенные движения с потрохами выдавали вояку. Гонора не хватало да мертвенного равнодушия во взгляде, и я решил, что звание у него не слишком высокое.

Мой собеседник тоже разглядывал меня весь вечер, и совсем не украдкой. Он откровенно пялился на мои руки и плечи, то и дело погружаясь в раздумья – очень серьезные, судя по выражению лица – и выныривая из них лишь тогда, когда я повышал голос.

Что понял про меня Аарон, меня не слишком волновало. Если поначалу хотелось забраться к нему в голову и разузнать, к концу посиделок любопытство сошло в ноль – когда опустел пятый бокал скотча, я конкретно захмелел.

Давно же я не употреблял алкоголь!

Я устало улыбнулся собеседнику.

– Боюсь, должен откланяться и двинуться в сторону дома.

Аарон кивнул, не переставая разглядывать мои руки и плечи. Его взгляд уже давно начал знатно бесить…

Я пощелкал пальцами перед лицом мужчины.

– Земля вызывает! Ты хоть слышал, что я сказал?

Аарон вздрогнул и тряхнул головой. Его взгляд прояснился.

– Да, слышал. Конечно, пора по домам. Дэнни. Я тут подумал…

Я удивленно вскинул брови, когда Аарон нервно облизнул губы и улыбнулся. Жутко так, словно что-то противозаконное собирался предложить.

– Давай как-нибудь сыграем в дартс?

– Иди к дьяволу!

Я схватил дротик правой рукой и прицелился. Пальцы больше не дрожали, но движения все еще были немного скованными. Каждый раз, когда я заносил руку для броска, плечевые мышцы сопротивлялись, словно были сделаны из плохо гнущейся проволоки.

Очередной ночной приступ не прошел бесследно. Боль жгла мышцы. Кончики пальцев то и дело пронзал ток.

– Промажешь!

– Захлопни пасть!

Я уставился на пробковый круг.

«Какого хрена, Стоун? Ты отличный стрелок! И не можешь попасть в чертову цель! Соберись! Вижу цель – не вижу причин в сотый раз облажаться».

И в тот самый момент, когда я повел руку в бросок, Аарон хлопнул ладонью по столу и крикнул:

– Мимо!

Я вздрогнул от неожиданности и, естественно, промахнулся.

«Опять! И так каждый раз!».

Аарон расхохотался, когда я развернулся к нему и обжег яростным взглядом.

– Да что ж ты ведешься каждый раз?!

– Да что ж ты ведешь себя как скотина каждый раз?! Не умеешь играть честно – не играй вообще!

Мой противник обезоруживающе улыбнулся и развел руки в стороны.

– Так вот в чем дело? Решил всю жизнь честно играть? Я тебя расстрою, Дэнни! Жизнь – штука несправедливая! И честного соперника ты мало где встретишь, как в мирной жизни, так и на войне.

– Много ли ты знаешь о войнах, Аарон?

Мужчина шумно выдохнул и умолк. Лишь пялился на меня – пристально, загадочно поблескивая серыми глазами.

Я повернулся к мишени и сжал кулаки.

Ненавижу проигрывать! И ладно, если бы честно проиграл! Но столько раз облажаться на одном и том же в идиотском дартсе! Да привыкнуть уже пора, что противник играть честно не намерен и постоянно мешает, всячески отвлекая меня!

Дротики Аарона всегда попадали в цель, даже если я стучал по столу обеими руками. Мои же валялись на полу или втыкались куда угодно, но не в круглую пробковую хреновину.

«А все потому, что ты злишься! Пора научиться брать эмоции под контроль!».

– Ты так самоутверждаешься – обыгрывая других там, где сам мастер, да?

Аарон скептически изогнул бровь.

– Это дартс, Дэнни. Мы не ракету строим. Мы просто…

Он снова окинул меня бесящим до скрипа зубов многозначительным взглядом, на пару мгновений задержав его на правой руке.

– …играем.

Я раздраженно вздохнул и уселся за небольшой круглый столик.

– Ты в курсе, что ты, Аарон… как там тебя?

Он ответил с легкой улыбкой:

– Таппер.

– Таппер, точно! Так вот, Таппер, ты кретин!

– А ты мазила!

Я отвернулся, чтобы не видеть его усмешку.

Аарон бесил меня! Бесил каждый раз, когда мы встречались, чтобы выпить и поиграть в дартс, вот уже на протяжении месяца. Мы регулярно приходили в паб, в котором впервые разделили алкоголь и мысли, садились за один и тот же свободный столик в углу – то ли нам везло, то ли столик был заговоренный – и играли в чертов дартс.

Аарон бесил меня… и нравился. И мне определенно нравилось проводить с ним время. Видимо, я слишком одурел от одиночества, раз был готов проводить вечера с тем, кого хотел прибить по десять раз за час. Но он был живым, дышащим, мыслящим, мог поддержать беседу и поспорить и не читал нотации.

Нотаций мне хватало от Алессандры, которая не сменила гнев на милость и последние полтора месяца вела себя… странно.

– Сдаешься?

Сделав большой глоток скотча, я посмотрел на противника в упор, вкладывая во взгляд всю ненависть, которую сумел в себе разыскать. А ее было много.

Как же меня бесят эти смеющиеся серые глаза! Так и хочется врезать!

– Нет.

Аарон гордо улыбнулся и отхлебнул пиво из бокала.

– Я в тебе не сомневался.

Слова прозвучали крайне двусмысленно. Впрочем, все в Аароне было двусмысленным. Взгляды, на которые я то и дело натыкался. Интонации. Откровенные провокации. Гордые улыбки. Удовлетворенный вид.

Не с первой игры, но до меня дошло – не просто так он меня к дартсу приучал. Противник изучал меня, но не для того, чтобы одержать победу. Что-то было еще…

«Лишь бы боком не вышло…».

Я старательно скрывал от него свое преимущество. Что мною руководило – чутье или незнание его главной цели – не знаю, но я продолжал проигрывать всухую, не вводя в игру левую руку.

Я даже не понял, в какой день почти полностью перестал нуждаться в правой руке. Одной левой я мог выполнить любые бытовые действия и даже приготовить ужин, не отрезав ненароком пару пальцев. И даже попробовал пару раз метнуть левой дротик, пока собутыльник-противник не видел. И остался более чем доволен результатом.

– Чего улыбаешься?

Аарон вздрогнул и рассмеялся.

– Мазила припадочный с ОКР.

– Чего?

– Больной ты. На всю голову. Не только на руку.

Он бросил равнодушный взгляд на прошедшую мимо нас официантку. Девушка откровенно строила ему глазки вот уже несколько часов и только что аппетитной грудью не укладывалась на столик перед ним! Но Аарон не замечал ее стараний – для него миловидная официантка была не более чем помехой в пространстве.

Я искоса глянул на внезапно погрустневшего собеседника. Его тоскливые серые глаза способны были вогнать в депрессию добрый десяток уверенных в себе мужчин.

«Если он не сломает себе что-нибудь в ближайшее время, точно ссохнется от тоски».

Аарон встряхнулся и резко повернулся ко мне.

– Кстати, как боли? Вижу, что хреново, можешь не изображать героя.

Я тяжело вздохнул, поводя правым плечом.

– Пока что такие, что сдохнуть все еще выход. Но не идеальный.

Аарон непонимающе изогнул бровь. Я криво улыбнулся.

– Идеальным было бы никогда не рождаться.

«Либо мне, либо Грину…».

Я ждал издевку, но взгляд Аарона оставался серьезным и вдумчивым.

– А что с таблетками?

– Не помогают.

«Потому что я их не принимаю».

Слова мужчины крепко врезались в память. Я раздумывал над ними несколько дней, то и дело хватаясь за пузырек с таблетками. Боль взяла перерыв на эти несколько дней. Возможно, именно поэтому я принял такое решение. И Алессандра уже устроила мне разнос по этому поводу. А подловила она меня очень просто – спросила, какого цвета таблетки. Я брякнул: «белые», и она взорвалась.

Она кричала совсем не по-докторски и так долго и громко, что начала задыхаться. Вдалбливала мне в голову, что из-за боли организм находится в постоянном стрессе, и что такое состояние не только не приблизит меня к выздоровлению, но и усугубит ситуацию. Что терпеть боль нельзя – невозможно вытерпеть такую боль!

Я возразил, неуверенно и тихо. И доктор Коппола растеряла остатки самообладания, вышвырнув меня из кабинета с криком: «я отказываюсь от тебя, Стоун!». Я понуро побрел домой, ругая и ее, и себя на чем свет стоит.

Ее – за то, что прогнала. Себя – за упрямство.

Стыд жег душу. И пожар в груди заметно раздался в масштабах, когда вечером в квартире зазвонил телефон. Непривычно слабый голос Алессандры заставил меня зажмурится. Она сказала:

– Дэнни Стоун, такого пациента, как ты, врагу не пожелаешь. Жду через неделю.

И бросила трубку.

Я вернулся в спальню и рухнул на кровать, глядя на баночку с таблетками – синими, кстати говоря. Рассматривал этикетку и думал. Думал. Думал.

Алессандра права. Я постоянно чувствовал себя вымотанным. Приступы случались не слишком часто – иногда я спал всю ночь, не скрипя зубами от боли. Но я ведь мог совсем избавиться от них! Ведь это так просто – закинуть таблетку, запить водой и избавиться от мучений! Почему сопротивляюсь?

Ответ был прост – Аарон и его проникновенная речь, которая выжгла узор слов в моем разуме: боль напоминает, что мы живы. А мне это было нужно. Даже если боль сводила с ума…

Я вернулся в реальность и огляделся. В пабе было не так много людей, всего десяток мужчин, разбившихся на кучки возле круглых столиков. Официантки крутились возле музыкального автомата и включали одну за другой песни старой школы. Они хихикали, разглядывая гостей заведения, и о чем-то перешептывались. Одна из них, с гривой каштановых волос и ярко-голубыми глазами, остановила взгляд на мне, облизнула верхнюю губу и подмигнула. Я усмехнулся, неожиданно задавшись вопросом: а когда я был с женщиной в последний раз? И я не про эротические фантазии, а про реальное обнаженное женское…

– Врешь ведь.

Я повернулся к обеспокоенному собеседнику. В груди заворочалась нехорошая, тяжелая злость. Такая же начинала раздвигать ребра, когда я приходил к Алессандре, зная, что получу выговор. Как пацан! Эта девушка не видит границ! Как и Аарон…

Может, потому та же самая злость вылезла, как хищный зверь из своей норки? Неужели и этот сейчас начнет мне нотации читать?

– Не начинай…

– Не собирался. Ты справишься, Стоун. Точно справишься.

Я спросил очень тихо, словно не хотел, чтобы он расслышал вопрос:

– Откуда тебе знать, дружище?

Но он услышал. И ответил:

– Я вижу, какой ты. И уверен – ты вылезешь из этого дерьма, чего бы это ни стоило.

– И какой же я?

Аарон сверкнул глазами.

– На комплимент нарываешься?

Я весело засмеялся, качая головой. Над столиком повисло молчание. Неловкое и уютное одновременно. Кажется, так молчат друзья, когда у них заканчивается воздух во время долгой беседы.

Через пару минут Аарон кивнул на мишень.

– Ну что, дашь еще разок обыграть тебя?

Я театрально закатил глаза.

– С тобой играть – себя не уважать. Ведешь себя как кретин!

Аарон ответил в своей странной, чересчур взрослой для его возраста манере:

– Повезло же тебе, Дэнни, встречать в жизни только хороших парней, раз ты меня кретином считаешь.

Он вздохнул, но спустя мгновение снова улыбался, прожигая меня взглядом.

– Погнали?

Я кивнул, испытывая непонятное удовлетворение.

«Нет, Аарон. Просто ты – наименьший кретин из всех, кого я встречал».

Да, он определенно мне нравился. И был самым загадочным засранцем, которого я когда-либо встречал.

– Погнали…

Я вытащил дротики из мишени и опустил взгляд на правую кисть. Пальцы не дрожали, но от плеча вниз медленно стекал огонь. И я точно знал – стоит ему достичь запястья, и я снова буду рычать в темноту полночи, массируя плечо левой рукой, которая с каждым днем становилась все сильнее, забирала себе все больше от ведущей.

Но легче от этого не становилось. Боль и судороги приходили снова и снова, как и предсказывала Алессандра. И я все еще был практически одноруким.

– Дай себе еще один день, Дэнни Стоун. Еще один день – и будет легче.

Я обернулся, посмотрел на Аарона поверх плеча и встретил привычный загадочный взгляд.

– Ты в пророки заделался?

В серых глазах за пару секунд промелькнуло так много разных чувств и эмоций, что я не успел распознать все. Но когда он опустил взгляд, я был уверен на все сто – он прятал от меня тоску.

– Нет, не в пророки. Но не думай, что ты первый и последний, кто проходил через подобное.

Он забрал дротики, отошел на исходную и махнул рукой, прогоняя меня с «линии огня». Я шагнул в сторону. Аарон глянул на мишень и почти прошептал:

– Мы не уникальны, сколько бы раз нам об этом ни твердили. И через дерьмо, в котором мы порой захлебываемся, кто-то уже прошел. Вопрос в том, смог ли он выбраться…

Мимо меня пролетел дротик. Металлический кончик воткнулся в центр мишени. Я сложил руки на груди, разглядывая разноцветный пробковый диск.

– Грустно звучит.

– А то. Уже решил, чем будешь заниматься, когда с рукой разберешься?

– Планирую вернуться.

Второй дротик воткнулся возле первого. Снова «в яблочко».

– Вояки?

Третий дротик. И опять в «яблочко».

– Кажется, больше я ничего не умею.

«Да ты и с этим-то не особо хорошо справился. Потому и получил пули в спину, разве нет?».

Брови сошлись на переносице против воли. Даже внутренний голос меня ни в грош не ставит…

Я смотрел на мишень и ждал следующий дротик, который, естественно, воткнется рядом с первыми тремя. Но он все никак не появлялся. Обернувшись, я посмотрел на Аарона и в очередной раз наткнулся на его изучающий взгляд.

– Почему ты хочешь вернуться?

Я недоуменно моргнул, глядя в серые глаза. Они искрились, но не от смеха. Я почти слышал, как в голове Аарона тихо шелестит шестеренками мыслительный механизм.

– Да черт его знает. Мне нравится это.

– Служить?

– Не служить, а… Может, все дело в том, что долг Родине отдаю…

– Патриот, значит?

Я зло дернул подбородком, мигом вспомнив военный суд. Троих мужчин, которые решили судьбу Грина. И мою судьбу тоже.

Тихий голос доктора Стивенсона вдруг шепнул в моей голове, щекоча нервы:

«…не травма стоит сейчас между тобой и твоим будущим, а ты сам …».

– Служба во имя Родины – единственное, чего ты хочешь?

– К чему ты ведешь?

Аарон склонил голову набок и тихо спросил:

– Почему ты не рассматриваешь частный сектор?

Я изумленно уставился на собеседника-противника-собутыльника.

– Кто меня туда возьмет с таким послужным списком?

Хриплый смех заставил меня поморщиться. В нем явно слышалось превосходство.

– Кажется ты совсем не разбираешься в частном секторе, а, Дэнни?

«А ты-то откуда так много о нем знаешь?».

Я застыл, припечатанный к месту мгновенной догадкой.

Вояка. Регулярные переломы. Выправка. «Шило» ближника, которое любой мешок проткнет, если попытаешься его спрятать. Неужели?..

Я посмотрел на Аарона совершенно другим взглядом. Тот уверенно продолжил:

– Да и с каких пор послужной список определяет человека? Быть может, есть в тебе что-то такое, ради чего стоит… вычеркнуть пару лишних строчек из твоего досье, а?

– Что за особое отношение?

Мужчина неопределенно пожал плечами и метнул дротик. В булл, конечно же.

– Иногда кто-то особенный заслуживает особого отношения.

Я театрально поклонился.

– О, так я особенный? Неужели это комплимент?!

Аарон окинул меня таким взглядом, что я стушевался. В серых глазах разлилась жидкая сталь, которой предстояло стать заточенным оружием. Образ весельчака-добряка схлынул с него, как дождевая вода с резко закрывшегося зонта. Мужчина словно повзрослел лет на пять.

– Констатация факта.

Даже голос Аарона звучал по-другому, стал тверже.

Я криво улыбнулся, дивясь странным переменам.

– Ты же сказал, что мы – не особенные.

– Я сказал, что мы не уникальны.

Он перевел взгляд на мишень и перебрал пластиковое оперение дротика пальцами.

– Уникальным можно либо родиться, либо стать, приложив титанические усилия.

– Сам себе противоречишь.

– Ты хреново меня слушаешь!

Дротик полетел в мишень, и я, совершенно не отдавая отчета в своих действиях, выбросил левую руку и перехватил его прямо перед пробковым диском. Аарон открыл рот и уставился на меня так, словно я за секунду отрастил вторую, а следом за ней и третью голову. Я выругался про себя, но, когда губы моего противника тронула улыбка, улыбнулся в ответ. С вызовом, слегка выгибая бровь.

Глаза Аарона восторженно заблестели.

– А так нечестно!

Игнорируя все сильнее жгущий кости и мышцы огонь, я лениво швырнул дротик обратно.

– Честного соперника мало где встретишь, Аарон Таппер.

Алессандра тяжело вздохнула, разминая мои мышцы.

– Дэнни, они каменные!

Я поморщился и повел плечом, когда она надавила на трапециевидную мышцу. Острая боль пронзила плечо копьем, и я дернулся.

– Больно!

– Да что ты говоришь?!

Девушка обхватила меня пальцами за шею и вернула обратно.

– Если выпишу уколы…

– Алессандра…

– Да, так меня зовут!

Я не обернулся на ее гневный рык. Не хотел видеть в ее глазах злое разочарование.

Совсем не докторское…

«Тебе не кажется, что она слишком болезненно реагирует на то, как ты себя ведешь В КАЧЕСТВЕ ПАЦИЕНТА, а, Дэнни?».

Уже не казалось. Все стало понятно. И от этого было мучительно грустно.

Я прикрыл глаза, отдаваясь во власть ощущений. Алессандра давила на все нужные точки, и мои мышцы медленно расслаблялись. Это было похоже на плавление металла – под мягким, но уверенным напором теплых пальцев то, что еще несколько часов назад было жесткой проволокой, снова становилось мышечной тканью. И я облегченно вздыхал. Было так приятно, что я с трудом сдерживал стоны удовольствия. Каждый раз, когда я оказывался в руках Алессандры, моя жизнь становилась значительно легче. И приятнее.

Я мучился от боли и пытался справиться с ней сам. И мне это удавалось, потому что ОНА научила меня побеждать это адское, разделяющее мышцы на отдельные волокна чудовище. Больше года нянчилась со мной, здоровенным придурком, погрязшим в ненависти и жажде мести. Не сдавалась, не бросала, не предавала. Помогала, даже когда я не позволял. Она была не просто моим доктором. Она стала моим другом. Человеком, который мог привести меня в чувство, заставлял улыбаться, смеяться.

Но за последние восемь недель ее отношение ко мне изменилось. Алессандра стала холодной, жесткой. Я ловил за хвост тоску в ее взгляде, видел, как грустно падали уголки ее губ, когда она отворачивалась. Она словно пыталась отгородиться от меня щитом из равнодушия. И ей это удавалось. И мне было тяжело.

Мне не хватало ее улыбки. Ее смеха. Ее тепла. Только сейчас я, кажется, начал понимать, как сильно прикипел к ней и идиотскому «детка». Я настолько привык, что Алессандра называет меня «деткой», что это слово стало чем-то вроде нашего пароля. Но она перестала меня так называть в тот день, когда я пришел к ней полуживой после ночной агонии. Я сразу это заметил, потому что глупое и панибратское «детка» начало мне нравиться.

Да кого я обманываю?! Оно нравилось мне всегда, хоть и раздражало. Совсем как Аарон Таппер.

– Спасибо… детка.

Я выдохнул это и замер. Привычное для нас обоих слово прозвучало настолько странно и неуместно, что я застыл, испугавшись – вдруг задену Алессандру? Вдруг обижу? Ведь она больше не улыбается мне…

Девушка тоже замерла за моей спиной. Ее ладонь лежала на моем плече, и, поддавшись порыву, я накрыл ее своею, мягко сжимая тонкие пальцы.

– И… прости меня. За то, что я такой кретин. За то, что расстраиваю тебя.

Алессандра шумно вдохнула, и после этого в кабинете повисла тишина. Я чувствовал сквозь одежду тепло чужой ладони и старался дышать ровно. Считал шаги секундной стрелки и не мог понять, почему она движется ТАК МЕДЛЕННО.

Когда пальцы девушки вдавились в мои мышцы, я прикрыл глаза и опустил голову. В груди кольнуло, а следом бок пробила невралгия. Да такая, что я охнул и согнулся пополам, прижимая ладонь к правому боку.

Пальцы Алессандры пробежались по моей шее, щекоча кожу.

– Дыши, Дэнни, сейчас пройдет.

Я выдохнул остатки воздуха, жмурясь изо всех сил.

Больно. Снова больно.

– Дыши, сейчас полегчает.

И я старался дышать. Вдыхать и выдыхать. И действия, без которых никак не обойтись, если не хочешь сдохнуть, наполняли тело огнем. Болью. Я весь состоял из боли. Последний год моей жизни состоял из гребаной боли!

То невралгия, то плечо, то… чертова боль, кипящая в грудной клетке. И все это сдобрено охренительным соусом из одиночества и отчаяния, непрекращающегося ожидания и череды разочарований.

Я с трудом умудрился остановить волну жалости.

«Соберись, дьявол тебя раздери! Ведешь себя как ребенок».

Я мотнул головой, обхватывая пальцами теплую ладошку, лежащую на моем плече.

– Алессандра, мне не хватает тебя.

Девушка вздохнула, ероша волосы на моем затылке тонкими пальцами.

– Я с тобой. Я здесь.

Я покачал головой и выпрямился, прислушиваясь к ощущениям. В межреберье покалывало, но я мог сидеть ровно и нормально дышать.

Я запрокинул голову и уперся затылком в солнечное сплетение Алессандры.

– Ты злишься на меня. Ты со мной, но мне не хватает тебя.

Маленькая ладошка скользнула по моему плечу к шее, спустилась вниз и остановилась на болтающемся на цепочке армейском жетоне. Девушка провела пальцами по металлическим пластинам, выступающим под тонкой тканью футболки, повела руку вниз, поглаживая грудную мышцу. Я накрыл ее кисть своей огромной ладонью… и похолодел.

«Дьявол, Стоун, что ты творишь?».

Она – мой доктор. Мой лечащий врач. Она просто друг! Я слишком сильно нуждался в ней и не мог позволить себе потерять ее! Эта девушка была моим спасательным кругом в гребаной буре, в которую я превратил себя самого. Она ныряла в меня и раз за разом вытаскивала, не позволяя задохнуться в ненависти или отчаянии. Она вытаскивала меня из дерьма, в которое я закапывал себя все глубже с каждым разом.

Алессандра медленно наклонилась. Ее волосы пощекотали кожу, когда она прижалась щекой к моей скуле. Ее кисти тем временем сцепились в «замок» на моей груди. Девушка обняла меня, прижимаясь грудью к спине. Слишком крепко. Слишком интимно. Это явно были не дружеские объятья. И явно не докторские.

Я хотел оттолкнуть ее… но нежные объятия дарили спокойствие. Обещали заботу. Заполняли мое озябшее в одиночестве нутро теплом. Они дарили мне те ощущения, в которых я не особо нуждался до ранения. Но то была другая жизнь, в которой у меня была семья, пусть это были всего лишь сослуживцы, был друг, работа и будущее. У меня было все.

А сейчас у меня есть лишь она. Она одна была рядом все это время. Ругалась, кричала, злилась. Но оставалась рядом. Лишь она понимает меня.

«И Аарон…».

Я вздрогнул от ворвавшегося в голову воспоминания о мужчине, с которым сблизился достаточно, чтобы умудряться не надрать ему задницу каждый раз, когда он бесил меня. Сейчас он больше всего подходил на роль человека, которого я мог назвать другом! И он влюблен в девушку, чье дыхание обжигало мою щеку!

«Ты должен оттолкнуть ее, Стоун!».

Но я не шевелился, боясь разрушить чудесный мирок, который Алессандра создала объятиями.

Ее пальцы спустились по моей груди, нарисовали ложбинку пресса. Ладони раскрылись, обжигая кожу через футболку. Следующий ожог оставил на шее осторожный вздох. Кожа моментально покрылась мурашками.

«Оттолкни ее, Дэнни, оттолкни! Ты облажаешься! Потеряешь и ее, и его!».

«Да срать мне на этого парня!».

Перед мысленным взглядом встали задумчивые серые глаза. Партии, которые я продул. И последняя партия, во время которой наконец приоткрыл карты. Сам не понял, зачем, но приоткрыл. Я вспомнил тоску в глазах молодого мужчины…

Тонкие пальцы коснулись моей челюсти, возвращая в теплый крошечный мирок объятий. Алессандра мягко надавила, заставляя меня повернуться.

Я вспомнил Аарона, подпиравшего стену центра. То, каким потерянным он был…

Повинуясь осторожному напору теплых пальцев, я медленно поворачивался лицом к Алессандре. Дыхание стало частым, поверхностным. Глаза оставались закрытыми, но перед взглядом одна за другой мелькали картинки.

Аарон. Хренов Аарон с тоскливыми, как у брошенного щенка, глазами…

Мягкие губы коснулись уголка моего рта, нежно, нерешительно, словно боясь отказа. Я судорожно вздохнул.

«Оттолкни ее, Стоун! Если облажаешься, потеряешь ее! Их обоих!».

«Да срать мне на него!».

«А на нее?!».

Эта мысль отрезвила. Я не могу потерять ее, моего доктора, моего друга!..

«ЧЕРТОВ СЛАБАК! ТЫ – НЕ МУЖЧИНА!».

Стоило мне собраться с духом… губы Алессандры прижались к моим.

Сердце словно сдавили невидимые пальцы. В груди нестерпимо зажгло, а в следующее мгновение искорки тока заставили легкие сжаться до размеров кулака. На мгновение показалось, что я задохнусь.

И снова боль пробила грудную клетку. Но это была другая, сладкая, томная боль. И мне хотелось чувствовать ее как можно дольше.

Все мысли испарились, когда я попробовал вкус губ девушки, которую упорно пытался оттолкнуть от себя, сам того не понимая. Сам того не осознавая, я пытался защититься от нее, оградиться от того, что она могла мне дать помимо помощи, которой и так не было цены. Я отталкивал ее, боясь потерять единственного человека, в котором по-настоящему нуждался. И сейчас, когда она скользила ладонями по моему телу, я со злой радостью осознал, что мы дошли до точки невозврата. Сломали к хренам все, что могли. Уничтожили все, что строили целый год.

«…Я не кручу романы с пациентами…».

Я развернулся всем телом и притянул девушку, усаживая ее на банкетку. Отстранившись на пару секунд, притянул ближе, заставляя забраться ко мне на колени. Обхватил узкую талию ладонями, прижал Алессандру к себе, целуя ее так, словно от этого зависело вдохну я в следующее мгновение или нет. Боль в груди внезапно начала рассасываться. Там больше не осталось места для «соуса», которым были сдобрены мои дни и ночи.

Я больше не одинок. Она со мной…

Я распахнул глаза и резко отстранился, с ужасом заглядывая в блестящие глаза… моего доктора.

«Дьявол, Стоун. Какого же хера ты натворил?».

Алессандра будто прочитала мои мысли и прошептала:

– Все хорошо, Дэнни.

– Ты же не крутишь…

Алессандра фыркнула и подалась ко мне с теплой улыбкой. И когда наши губы снова встретились, я судорожно вздохнул, потому что сладкая и томная боль вернулась. И теперь я был уверен – она останется во мне надолго. И я совершенно не возражаю…

Я вышел из центра, касаясь кончиками пальцев губ, погруженный в свои мысли так глубоко, что сбей меня сейчас машина – не заметил бы.

Один поцелуй, ПРОСТОЙ ПОЦЕЛУЙ – и я… Да, дьявол меня раздери, Я ПОПЛЫЛ! Как впервые влюбившийся мальчишка.

Я шел, практически не глядя по сторонам, и прокручивал в голове произошедшее. И как сильно это перевернуло мое нутро. И улыбался. Я не мог перестать улыбаться.

За спиной развернулись крылья. Мне было так легко, что я мог с уверенностью сказать – как-то так ощущается счастье! Как-то так ощущается уверенность в том, что ты не один.

Я дышал легко и свободно, наслаждаясь прекрасной погодой. Цвета стали ярче, звуки – громче и чище. Солнце ласково касалось моей кожи теплыми лучами и, казалось, проникало в самые темные уголки ужасно замерзшего в беспросветном мраке сердца.

Я запечатывал в памяти каждое мгновение нашего поцелуя. Блеск карих глаз. Вкус губ. Шелк каштановых волос. Вес Алессандры на моих коленях.

«Дэнни Стоун, спустя год рядом с ней ты что же, осознал, что она тебе нравится?».

Да нет, просто… не хотел ее подпускать.

«…Я не кручу романы с пациентами…».

Мимолетная мысль заставила меня рассмеяться: не потому ли она так психовала, что я ЗАДЕРЖИВАЛСЯ в роли пациента? Очень сильно хотелось бы в это верить.

Я прикрыл глаза, не переставая улыбаться так широко, что ломило скулы! И…

– Чего лыбишься?

Я вздрогнул от неожиданности и замер, уставившись на Аарона. Дьявол! Откуда он здесь взялся?!

Я с трудом выдавил:

– Привет, Аарон, как дела?

Мужчина недоуменно моргнул, разглядывая меня с явным подозрением. И мне вдруг показалось – он обо всем догадался. Знает наверняка! Точно знает, что только что произошло за закрытой дверью кабинета Алессандры. А вдруг он стоял за этой самой дверью?! Или зашел, увидел и вышел?! И проследил за мной! Шел по пятам! Иначе откуда бы ему взяться здесь?!

В груди вскипела очень неприятная, но вполне ожидаемая вина. Стыд опалил щеки, заливая их краской.

Аарон весело улыбнулся.

– Мы с тобой виделись неделю назад, и с тех пор ничего нового в моей жизни не произошло. У тебя что? Сияешь как лужа под солнцем.

Я ответил слишком резко и быстро:

– Ничего!

«Кроме того, что я целовался с девушкой, в которую ты втрескался по уши».

Аарон озадаченно нахмурился, посмотрел в ту сторону, откуда я пришел, на мою правую руку… и печально улыбнулся.

– Как Алессандра?

– Отлично!

«Да что ж ты так нервничаешь?! Ты же говорил, что тебе срать на этого парня!».

Говорил. Было дело. Но сейчас, глядя в подернутые дымкой грусти серые глаза, я испытывал настолько сильное чувство вины, что оно, казалось, пыталось поглотить меня целиком.

Аарон был пропитан грустью, дьявол его раздери! Все в нем говорило о том, что перед мысленным взглядом мужчины сейчас стоял не я, а та, кто еще недавно сидела на моих коленях.

– Я тут подумал… Мы с другом завтра собираемся в один особенный бар по случаю успешного завершения рабочего проекта. Не хочешь присоединиться?

Я отрицательно мотнул головой.

– Сомневаюсь, что получится. У меня… планы.

Аарон театрально скуксился и потер кулаком щеку.

– Ты завел себе нового друга, что ли?

Я нервно засмеялся.

– Да нет.

Мужчина широко улыбнулся.

– Давай, будет весело. И, возможно, тебе будет… полезно к нам присоединиться.

– О чем ты?

– Ну, во-первых, тебе полезно пообщаться с кем-то еще, кроме единственного человека, который понимает твои шутки, и твоего доктора.

Вина с новой силой принялась лупить душу кулаками. Я должен ему сказать…

«А должен ли?».

«Должен».

«С какого перепуга?!».

«С того, что он прав насчет единственного человека».

«Но он не единственный!».

«Дэнни, чтоб тебя черти порвали, ты должен признаться!».

Я сглотнул, судорожно пытаясь придумать отговорку, но Аарон опередил меня.

– Ну и… есть кое-что еще. Кое-кто! Придешь – узнаешь. Ничего не обещаю, но гарантирую, если не придешь – похеришь шанс.

«Я должен ему рассказать».

«Про что?!».

«Про то, что язык засунул в глотку девушке, которая ему нравится!».

Должен. Да. Не сейчас. Не сегодня. И не здесь. Но должен.

Может, как раз в баре после пары бокалов?

Я тупо кивнул.

– Говори адрес.

Аарон улыбнулся чересчур радостно и начал объяснять, как попасть в нужный бар.

Глава 4

Я пролежал без сна почти всю ночь, раздумывая над словами Аарона. И чем дольше думал, тем сложнее было дождаться вечера. И тем паршивее становилось на душе.

Во-первых, я вспомнил его слова про частный сектор. Он говорил туманно, но у меня сложилось впечатление, что он неплохо разбирается в том, что касалось этой сферы.

Во-вторых, они с коллегой собирались отметить завершение рабочего проекта. И мне становилось не по себе. Потому что, если мои предположения насчет Аарона… с чего звать меня на такое мероприятие?

«Ты слишком много думаешь, Стоун. Сомневаюсь, что хоть процент из того, что ты придумал, соответствует действительности».

Вечером я стоял перед дверью, ведущей в заведение со странным названием «Voluntary bar», и нервничал. Вот только почему – понять не мог. Быть может, виной тому были слова Аарона про шанс?..

«Давай, Стоун, не дрейфь!».

Я повел плечами и толкнул дверь. Войдя внутрь, оказался на лестнице, ведущей в подвальное помещение. Снизу доносились голоса, взрывы хохота и брань. Судя по всему, там было охренеть как много людей.

Потоптавшись на месте пару секунд, я спустился, оглядел открывшееся взгляду помещение и присвистнул. Охренеть как много – не то определение, которое было применимо к данному заведению. Оно было забито до отказа.

Люди плотно сидели вдоль длинного бара, рассаживались компаниями за круглые столы, стояли вокруг больших деревянных бочек. Они много пили и орали так, что на пару мгновений я оглох. А громкая музыка едва не довершила работу пьяных людей.

Я растерянно оглядел зал. И как мне найти одного мелкого засранца?

– Дэнни!

Громкий голос перекрыл музыку и гомон. Я выцепил взглядом машущего рукой Аарона. Он приветливо улыбался в отличие от мужчины рядом с ним. Судя по выражению его лица и взгляду, направленному на нашего общего знакомого, коллега его бить собирался. Сильно.

Я двинулся к ним через толпу. Как ни странно, когда я подходил, люди спокойно отступали. Видимо, завсегдатаи бара привыкли не создавать помех и проблем другим.

Стоило приблизиться, Аарон улыбнулся еще шире.

– Рад, что ты пришел.

Я пожал протянутую ладонь – левую, как обычно – и наткнулся на оценивающий взгляд. Коллега Аарона сканировал меня, нисколько не скрывая этого. Я ответил ему взаимностью, отмечая его крепкое телосложение.

Темно-русые короткие волосы. Широкая переносица. Жесткий взгляд голубых глаз, под которым я почувствовал себя голым. Квадратная массивная челюсть. Казалось, что он камень во рту держит.

Он был старше нас с Аароном. Я видел его впервые, но что-то подсказывало, что вступать с ним в конфликт не стоит – дорого обойдется.

Мужчина странно хмыкнул и протянул мне мозолистую ладонь. Правую.

– Мартин Майерс.

Его раскатистый голос звучал тихо, но чудодейственным образом перекрыл громкую музыку.

– Дэниел Стоун.

Я пожал руку мужчины, и он сдавил мои пальцы сильнее, чем было нужно.

Я повернулся к Аарону.

– У вас фишка такая – руки ломать во время рукопожатий? Или он выпендривается?

Аарон поперхнулся пивом и с хохотом рухнул локтями на столешницу. Я повернулся к Мартину, и он улыбнулся. Очень жутко, одними губами – взгляд остался ледяным и жестким.

– Я так понимаю, ты его по дерьмовому чувству юмора выбирал, да?

Он отвернулся к Аарону, который снова зашелся в хохоте, а я озадаченно нахмурился. Что значит «выбирал»?

Мартин заметил мою реакцию и усмехнулся.

– Не заморачивайся. Просто вы с ним, видимо, на одну волну приемники настроили.

– Какие приемники?

– Юмор у вас дерьмовый! Хер с вами посмеешься.

Мартин наигранно тяжело вздохнул и откинулся на спинку стула. Аарон сузил глаза.

– Ну давай, номинант на премию «Юморист года», расскажи шутку.

– Что общего между Эйс и бяньганем1?

Аарон помрачнел за долю секунды.

– И что же?

Я задался вопросом: откуда Майерс знает Алессандру? Тоже ходит к ней с переломами, которые получает на опасной работе?

Над следующим вопросом я задумался крепче: может, Алессандра работает с частной военной компанией, в которой эти мужчины работают?.. Почему нет?

Мартин обнажил зубы в улыбке, больше похожей на оскал.

– Обе нехило шарахнули тебя по башке.

Я фыркнул внезапно для себя самого. Аарон наградил меня тяжелым взглядом.

– На два лагеря работаешь, Дэнни. Хреново это, неправильно.

Я похолодел, изо всех сил стараясь сохранить невозмутимый вид.

«Он узнал! Откуда? Алессандра рассказала?!».

– Его чувство юмора еще тупее моего. А ты смеешься.

Надеюсь, он не заметил, с каким облегчением я выдохнул…

Аарон указал рукой на свободный стул, и я сел, оглядываясь в поисках официанта. Мартин тут же вскинул ладонь. Я с сомнением проследил за его действиями…

– Здесь столько людей, ты действительно думаешь…

…и умолк, уставившись на словно из-под земли возникшую девушку. Она хлопала ресницами, улыбалась и молчала, глядя на нас по очереди.

– Что будешь?

– Скотч.

– А нам повторить.

Девушка кивнула и пропала точно так же, как и появилась.

Я окинул взглядом пустой стол и хмыкнул.

– Как-то вы грустно отмечаете проделанную работу.

Мартин бросил на Аарона такой взгляд, что вполне мог вбить его им в стену. Тот пожал плечами и многозначительно улыбнулся. Я выматерился про себя – лишнее сболтнул, кажется.

– Еще не вечер.

Мой взгляд зацепился за черный кожаный браслет на левом запястье Мартина. Точно такой же, как у Аарона. Освещение в этом баре было получше, и я сумел разглядеть первое выгравированное слово. Bene…

– Bene placito, Дэнни.

Я вопросительно приподнял бровь. Мартин хищно улыбнулся, отчего его и так не самое дружелюбное лицо превратилось в маску ярости.

– По доброй воле. Это значит «по доброй воле».

Я кивнул и хотел благодарно улыбнуться официантке, которая поставила передо мной бокал со скотчем, но та словно растворилась в воздухе. Исчезла так быстро, словно побаивалась нас. Хотя, возможно, обслуживать по-другому в настолько забитом заведении было невозможно. Лишь секунда на клиента.

Аарон торжественно поднял в воздух бокал с пивом.

– Ну что? За знакомство?

Я поморщился.

– Самый тупой тост.

– Зато своевременный.

Я ощутил на себе взгляд Мартина. Он с любопытством разглядывал мое правое плечо. Его глаза полыхнули, когда мы встретились взглядами.

– За знакомство, Дэнни. Чтоб ты о нем не пожалел…

– Идите в задницу. Оба! Я серьезно!

Мартин расхохотался так мощно, что едва не обрушил потолок нам на головы.

Я выругался, забирая у Аарона дротики.

– Вы вообще во что-нибудь умеете играть, кроме дартса?

Мужчины переглянулись и ответили почти одновременно:

– Покер.

Я повел правым плечом. Боли не было, но в нем медленно разгорался знакомый огонь. Казалось, что в костях тлели угли. Шею начинало сводить.

Я встал на исходную напротив мишени и занес правую руку для броска. И стоило мне повести ее вперед, Мартин хлопнул меня по левому плечу. Да так сильно, что едва второй руки не лишил.

Я зарычал, когда дротик отклонился от курса. Но он все же попал в мишень. Я успел натаскать реакцию с этими придурками, и теперь делал несколько отвлекающих маневров, а уже потом бросал – за мгновение до того, как кто-нибудь из них начинал толкать меня, хлопать по спине или орать в ухо.

– ПОПАЛ! МАЙЕРС, ОН ПОПАЛ!

Аарон подпрыгнул от переизбытка чувств. Мы с Мартином переглянулись… и расхохотались.

Время шло быстро, алкоголь в бокалах заканчивался еще быстрее. После второго мой новый знакомый словно оттаял – снежная королева, чтоб его – и начал улыбаться не так, словно хотел отгрызть от моей шеи кусок мяса.

– Таппер, ты кретин! Клянусь, ты предводитель кретинов!

Голос Мартина заглушал все остальные звуки, и мне это нравилось. Мне нравились эти парни. Уж не знаю, в скотче было дело или в компании, но впервые за год я по-настоящему отдыхал.

Я смеялся до боли в животе. Скотч казался особенно пряным, а музыка – особенно мелодичной. И я невольно вспоминал Алессандру. Те ощущения, с которыми выходил из центра после нашего поцелуя…

Вина куснула нервы, когда мы с Аароном встретились взглядами. Он кивнул на мишень.

– Чего погрустнел? Кидай!

Я заметил краем глаза, что Майерс поднял ладонь, чтобы хлопнуть меня по спине, и, особо не целясь, кинул дротик. За спиной тут же раздался восторженный рык:

– В «ЯБЛОЧКО», ЧТОБ ТЕБЯ!

Я посмотрел на мишень и скупо улыбнулся. Но на самом деле меня распирало от восторга! Наконец-то, чертов булл!

Аарон сложил руки на груди и ответил мне горделивой улыбкой.

– Вот видишь, Дэнни, дартс тоже может быть вполне веселым занятием…

– …если играть с нами.

Мартин качнул головой.

– А вообще, Аарон, будь ты повнимательнее, давно заметил бы, что у твоего друга есть преимущество.

Я повернулся к нему, удерживая на лице подобие улыбки. О чем он говорит?

Аарон вопросительно моргнул.

– О чем ты?

– Он спокойно обыграл бы тебя одной ЛЕВОЙ. У этого парня нет ведущей руки.

Удерживать улыбку стало очень трудно.

– С чего ты взял?

– Когда принесли бокал, ты схватил его левой рукой, хотя он стоял у правой. Когда куртку снимал, «молнию» левой расстегнул. Дротики забираешь левой рукой, потом в правую перекладываешь. Ты почти все делаешь левой и довольно уверенно.

Он прищурился и склонил голову набок.

– Но броски совершаешь правой.

Аарон возмущенно вздохнул.

– Мартин, ты серьезно думаешь, что я не заметил? Просто такта в тебе ни фунта!

Я нахмурился, глядя на парней по очереди. Они обсуждали меня так, словно меня тут не было!

– Я почти сразу это понял, но не стал приставать. Хотя…

Аарон бросил на меня хитрый взгляд.

– …было бы любопытно сразиться именно левой. Без отвлекающих маневров.

Я сложил руки на груди. Левая предательски легла сверху.

Мне не нравилось, что они раскрыли мой… секрет? С чего бы это стало секретом? И с чего бы им не раскрыть меня? Оба сканировали меня похлеще любой рамки в аэропорту.

– Ну, так что? Надерешь ему задницу?

В голосе Мартина звучал вызов. Очередная провокация. Он хочет посмотреть, как я владею левой, это очевидно. И…

Да пошло оно все нахрен!

– Легко.

Аарон нахмурился.

– Да ты уж не заговаривайся! Легко! Тоже мне, снайпер!

Он вытащил дротики из мишени и отдал половину мне.

– Поймай медведя прежде, чем продавать его шкуру, Стоун! Я вообще-то…

Не дожидаясь окончания пламенной речи, я круто развернулся к мишени и почти без остановки отправил в нее три дротика с левой. Потом заботливо поинтересовался:

– Челюсть придержать?

Аарон ошарашенно таращился на пластиковые оперения воткнутых в пробковый диск дротиков. Не все угодили в булл, но попадания вполне могли обеспечить мне победу.

– А Я ЧТО ГОВОРИЛ?!

Мартин с диким хохотом развернулся… и хлопнул меня по правому плечу.

Руку пронзила адская боль. Из глаз полились слезы. Я выругался:

– Дьявол! Майерс!

– Вот черт! Прости, Стоун! Я не хотел!

Я с удовольствием поверил бы в его искренность, если бы он был искренен. Уж слишком заботливым его голос был! Настолько паршиво сыграно, что мне захотелось ему башку открутить!

С трудом совладав со злостью, я осторожно повел плечом, стараясь не разрыдаться как обиженная девчонка. Получилось, но с большим трудом.

– Порядок.

Но правдой мои слова не были. Огонь, который только начинал греть косточки и плечевые мышцы, в одно мгновение полыхнул до небес и потек по руке к запястью.

– Точно?

Я бросил в Майерса, словно снаряд, мрачный взгляд.

«Ты же, сукин сын, специально это сделал!».

– Все выяснил, что хотел?

Мужчина не ответил. Лишь улыбнулся шире.

– Так, посторонись, я лучше сделаю!

Аарон толкнул меня, и я отступил, продолжая сверлить его ублюдочного коллегу взглядом. Мартин отошел к мишени, выдернул дротики и протянул их мне. Я забрал их правой рукой, игнорируя острую боль, от которой мышцы сводило судорогой.

Мартин окинул меня острым взглядом и коротко кивнул.

– Вот теперь – все.

– Какого…

– Давай так же, на скорость, иначе ты продул!

Я рыкнул, когда Мартин отвернулся к Аарону. Боль требовала расплаты, злость жаждала мордобоя, но трезвая часть рассудка напоминала: «ты здесь не просто так, а с целью. Непонятной и неизвестной, но целью! Возьми себя в руки!».

Аарон усмехнулся, метнул дротики и выругался. Я перевел взгляд на мишень и вздрогнул, оглушенный хохотом Майерса.

– Ничья!

Он посмотрел на меня с вызовом и вкрадчиво спросил:

– Второй раунд?

Я заставил себя улыбнуться. С большим трудом, но мне это удалось.

– Легко!

Аарон театрально взмахнул руками и подошел к мишени, чтобы вытащить дротики.

– Мне больше нравилось играть, когда тебя отвлекали, Стоун!

Мартин сложил руки на груди.

– Давай, Таппер, честь отряда на тебе!

– А сам не хочешь левой поработать, умник?!

– Я не такой УНИКАЛЬНЫЙ, как вы. Только правой потягаться могу и не с обоими.

Он посмотрел на меня и ухмыльнулся.

– Но буду рад попробовать.

Его глаза сверкнули. В них горели азарт и желание победить. Я улыбнулся в ответ с вызовом, с видом победителя невероятно важных состязаний, старательно игнорируя накатывающие на тело волны боли.

– Боюсь, нескоро я тебе такую возможность предоставлю. Крепко меня приложило. Но разве таким, как ты, с обеими рабочими руками, дано понять, каково это?

Ехидство и сарказм покинули меня, подвывая от ужаса, когда лицо Мартина начало меняться. Уголки губ вздрогнули и рухнули вниз. Глаза остекленели, подернулись дымкой и стали похожи на два добротных куска льда. Радужки посветлели и стали почти прозрачными. Мужчина резко оттянул ворот футболки.

– Да, не понять мне вас, инвалидов.

Я в шоке уставился на уродливый шрам. Он выделялся на загорелой коже бледно-красными буграми. По обе стороны виднелись маленькие следы от швов – от охрененно большого количества швов! Я видел только часть, но что-то подсказывало – шрам большой. Очень! И получить его было очень больно!

Такие раны мучают до конца. До конца жизни, само собой.

– Что с тобой стряслось?!

– О, ничего особенного! Всего лишь руку пытались отрубить. С кем не бывает!

Стыд кольнул виски. Мое высокомерное обвинение внезапно превратилось в глупый и безосновательный упрек.

Мартин изобразил что-то, отдаленно напоминающее улыбку.

– Ты хорошо держишься, Стоун. Не ныл бы – вообще цены тебе не было бы! Но ты не единственный, кому приходилось проходить через… Хотя зачем я вообще это говорю? Делай ход. Твой соперник заждался.

Он отвернулся, а я перевел взгляд на Аарона. Тот перебирал дротики, поглядывая на товарища с почтительным уважением. Так смотрят не на того, кто превосходит тебя. Так смотрят на того, кому нет нужды кого-то превосходить, кто сам по себе особенный, заслуживающий почестей и регалий.

Мне стало невообразимо стыдно. И хоть тонкий голосок в голове твердил: «ты не знал», – я сожалел о сказанных сгоряча словах.

Я встал на исходную и повел правым плечом – больно, сука! Очень больно!

Майерс сложил ладони рупором и торжественно провозгласил:

– Второй раунд! В игре левая рука! Два противника…

За моей спиной раздался тихий кашель. Я обернулся, опуская занесенную для броска руку, и наткнулся на острый взгляд.

В десяти шагах от нас стоял мужчина. Его поза была расслабленной, но не вальяжной. Он был значительно старше меня, но пару лишних лет ему придавало выражение глаз, глубокие морщины на лбу и седина, тронувшая виски. Довольно высокий, габаритами крупнее нас с Аароном, но меньше Мартина. Под тонкой тканью водолазки проступали мускулы, но не раздутые, словно воздухом накачанные, а сухие, наверняка жесткие.

Мужчина смотрел на меня, слегка склонив голову вперед, и его ярко-голубые глаза напоминали скальпель – он не изучал меня, а ПРЕПАРИРОВАЛ и мысленно перебирал кишки на предмет дефектов и отклонений.

Вопрос: «а тебе что надо?!» отпал, когда я заметил знакомый браслет на его запястье.

«Ага. И этот… из этих. Знать бы, из кого».

Мужчина улыбнулся одними губами – уголки едва приподнялись.

– Еще одного левшу возьмете?

Я перевел взгляд на его товарищей, застывших торжественными статуями восхваления непонятно чьего величия. Этого хрена, что ли? Отвечать Аарон и Мартин не собирались. Лишь улыбались загадочно, почти заговорщицки, и с уважением смотрели на подошедшего.

Кажется, меня начинало напрягать количество черных браслетов в одном баре…

Я протянул мужчине правую руку, уверенно игнорируя боль.

– Конечно. Дэниел Стоун.

Взгляд мужчины опустился на мою кисть, но сам он не шевельнулся. Я со смешанными чувствами осознал, что он ни разу не пошевелился с самого появления, словно чертова статуя, жизнь в которой выдавали лишь глаза.

Моя рука зависла в воздухе в ожидании рукопожатия.

– Приятно познакомиться, Дэниел Стоун. Джексон Торп.

Его голос продрал до мурашек – спокойный, ровный до последнего звука. Но почему мне подумалось, что именно таким голосом отдают приказ «умереть»? И его беспрекословно выполняют…

Мужчина подошел. Его движения казались настолько неживыми, что стало не по себе – скупые, очень четкие, механические, словно запрограммированные. Пальцы очередного обладателя черного браслета сомкнулись на моей кисти в рукопожатии. Очень крепком! И не показушно, как у придурков за моей спиной.

Один из них театрально похлопал.

– Ну, все, вам обоим хана. Это же…

Джексон опустил руку, не сводя с меня острого взгляда, и бросил холодно:

– Не переигрывай.

Мартин моментально заткнулся. Когда я повернулся к нему, он улыбался. И уж слишком зловещей была его улыбка в совокупности с последними словами – будто мой новый знакомый дротики не в пробковый диск собирался бросать, а в нас с Аароном.

Чутье пронзительно завопило, приказывая драпать подальше и побыстрее от мужчин с черными браслетами. На душе стало тревожно.

«Во что ты впутываешься, Стоун?!».

«Это чертов дартс, расслабься! Самый обыкновенный дартс!».

«Вот только соперники нихрена не обыкновенные!».

– Ну что, начнем?

Я повернулся к Джексону и врезался в его взгляд, холодный, как лед на дне мирового океана.

– Будешь первым?

И снова он не шевельнулся, лишь глянул на пластиковые оперения в моей руке.

– Третьим пришел – третьим выступлю.

– Все равно это ничего не изменит.

Я посмотрел на Аарона. Несмотря на то, что он признал поражение, даже не начав игру, его голос звучал весело, а глаза азартно блестели. Он встал на исходную и сделал три броска. Быстро и будто даже особо не стараясь. Но первый дротик воткнулся в булл. Второй попал в зеленое поле, а третий воткнулся аккурат за его границей.

Аарон почесал затылок и пошел к мишени.

– Ну, как-то так.

Я усмехнулся.

– Как-то не очень.

– Две сотни, что не сможешь лучше. Не так уж и хороша твоя левая.

Мартин хрипло засмеялся.

– Как и твоя, судя по этим броскам.

Аарон повернулся к товарищу и, мило улыбнувшись, показал ему средний палец. Жест вышел безобидный – даже мистер Гребаная Статуя ухмыльнулся – но Майерса будто подменили. Мгновение ока – и его лицо перекосило от ярости. Глаза налились кровью, ноздри раздулись. Он развел плечи, раздаваясь в размерах и…

– Хайд!

…моментально сдулся, стоило Джексону тихо прикрикнуть.

Да, именно так. Тихо. Прикрикнуть.

Я охренело моргнул. Это что сейчас было?!

Хайд?..

Мартин посмотрел на живую и иногда говорящую статую и скрестил руки на груди.

– Я вижу, кому-то не терпится любимого доктора повидать? Хочешь, организую повод для визита?

Я стиснул челюсти, покрываясь колючими мурашками. Любимый доктор…

Аарон неопределенно повел плечами.

– Дэнни, твоя очередь.

Я встал на исходную, чувствуя взгляд Джексона. Мартин и Аарон застыли по бокам от мишени, следя за моими действиями с абсолютно одинаковыми усмешками. Их негласный заговор сильно нервировал.

Кончики пальцев предательски задрожали. Я перекинул дротики из руки в руку и уставился на пробковый диск. Он вдруг показался крошечным, а расстояние до него – несколькими милями непролазных лесных дебрей.

Облажаться не хотелось. Я не мог понять, почему меня душило волнение, но ясно осознавал – облажаться нельзя.

Боль пульсировала, кусала плечо, плавно стекала в грудную мышцу. Я несколько раз вздохнул, успокаивая сердцебиение.

«Постарайся, Стоун. Давай, это игра, обычная игра».

Я старательно убеждал себя в этом, но в голове то и дело всплывали слова Аарона: похеришь шанс… И какой же шанс я могу похерить?

Я занес руку для броска, прицелился…

– Господь всемогущий, Стоун! Ты почку на кон поставил? Чего такой серьезный?

Глаза Аарона горели так, словно от моих бросков зависело не только содержимое его кошелька.

– Иди к дьяволу!

Дротик полетел, разрезая воздух, и воткнулся в красный круг булла. Не в центр, как я планировал, но очень близко к нему. Мартин довольно улыбнулся, а Аарон перевел взгляд на Джексона.

Я сделал второй бросок, красивый и точный. Игла воткнулась в зеленое кольцо.

«Засади туда же третий – и две сотни твои!».

И, возможно, тот самый загадочный шанс… на что?

Острый взгляд Джексона прожигал мой висок. Краем глаза я видел, что он не смотрел на мишень. Казалось, ему совершенно не интересно, попаду я в нее или нет.

Я сжал третий дротик пальцами. Металлический баррель вдавился в подушечки, когда я занес руку и прицелился. В голове внезапно зазвучал голос Грина:

«Выбери место. Выдохни. Стреляй. И помни: не попадешь здесь – ничего страшного не случится. А вот если не попадешь там…».

В груди тут же всколыхнулась злость, и я едва не зарычал.

«Заткнись и уйди из моей головы!».

Но совет был хорош. И я последовал ему. Игла устремилась к цели, и я улыбнулся, точно зная, что попаду туда, куда прицелился. Дротик воткнулся в булл, слегка сдвинув первый.

Мартин заорал, вскидывая кулак:

– Две сотни, Таппер! Он обыграл тебя.

Аарон пожал плечами.

– Когда-то это должно было случиться.

По облегчению в его взгляде стало понятно, что не только я расслабился. Он тоже волновался за меня. Видимо, за тот самый шанс, который мне предоставил. Ведь он ВЫБРАЛ меня…

«Во что ты меня втягиваешь, Таппер?».

Я повернулся к Джексону. В голубых глазах стало на одну эмоцию больше. Он выглядел удовлетворенным тем, что увидел, хотя я был уверен – на мишень он так и не посмотрел.

– Две сотни, Бенджи. Мартин прав. Дэниел сделал тебя.

Аарон закатил глаза и полез в задний карман джинсов за бумажником, но по его губам растеклась довольная улыбка. Пока он торжественно передавал мне хрустящие купюры, Мартин отдал Джексону дротики. Я отошел и уставился на него во все глаза.

Мужчина двигался очень скупо, словно не желая понапрасну колебать воздух. Его движения были точными и быстрыми, но в то же время плавными и выверенными.

Его пронзительный взгляд скользнул по дротикам. Пальцы машинально перебрали пластиковые оперения, коснулись игл. В этом не было необходимости, но не так просто заглушить рефлекс – оценивать то, чем собираешься воспользоваться, будь то камень, нож или что посерьезнее.

Резко вскинув подбородок, мужчина посмотрел на мишень и замер, оценивая расстояние и размер цели.

Я даже не понял, как он совершил первый бросок. Нет, я видел, как он повел руку, прицеливаясь, но бросок отнял у мужчины столько же времени, сколько у меня – вдох.

Игла вошла в булл, но не в самый центр. Я озадаченно нахмурился. Судя по восхищенным, почти обожающим взглядам Аарона и Мартина, в лучах которых купался Джексон, можно было подумать, что мужчина не только засадит дротик в самый центр мишени, пробив при этом стену, но и заставит его вернуться к нему силой мысли.

Когда второй дротик воткнулся на одной линии с первым на самой границе красного круга и зеленого кольца, я скептически изогнул бровь. Да Аарон что с правой, что с левой попадал ближе к центру! Какого дьявола тогда оба мужчины наблюдают за Джексоном так, словно смотрят самый интересный в жизни фильм?

Я вернул внимание очередному знакомому с черным браслетом и невольно улыбнулся. Если бы грудь мужчины не вздымалась от дыхания, я решил бы, что передо мной статуя. Он вообще не шевелился! Как ему удается оставаться неподвижным так долго? Серьезно!

И тут я кое-что заметил. Мишень перестала интересовать моего противника. Он скосил взгляд мимо меня и напрягся, прислушиваясь к чему-то. Я тут же огляделся.

Нас окружало море людей, кричащих и галдящих, ругающихся и смеющихся. Официантки-невидимки сновали между посетителями, разнося напитки и забирая пустые бокалы. Справа от нас за бочкой два мужчины явно собирались сцепиться. Несколько человек забралось на барную стойку под хохот окружающих. Обычный бар, обычный контингент.

Я оглядывал толпу, пытаясь понять, что могло привлечь внимание Джексона… и отшатнулся, распахнув глаза. Перед моим лицом пролетел третий дротик. Я охренело уставился на мужчину, но тот смотрел мимо меня. Я проследил за его взглядом и выдохнул:

– Твою ж…

Те самые двое мужчин за бочкой, что собирались устроить потасовку, таращились на пластиковое оперение дротика, воткнувшегося в стену. Один повернулся к нам и коснулся носа. А когда отвел руку, мои глаза едва не выпали мне в ладони.

На его носу кровоточила царапина. ЦАРАПИНА, ОСТАВЛЕННАЯ ДРОТИКОМ!

– Отставить! Мордобоя нам не хватало!

Я едва не подпрыгнул, когда за моим плечом раздался властный голос. Меня словно ледяной водой окатили!

Мужчины синхронно кивнули. Пару секунд спустя они снова разговаривали, нервно поглядывая в нашу сторону, но спорить и тем более драться явно перехотели. И лишь сейчас я увидел на их запястьях черные браслеты.

Это что, бар этой братии?

Я скользнул взглядом по толпе и заметил пару подобных аксессуаров. Вот только была ли на них знакомая гравировка, не знал.

Джексон забрал у Аарона дротик и повернулся к мишени. Я ошарашенно моргнул.

«И что? Все? Вот так просто? Показал фокус – и вернусь к игре, что ли?!».

«А что ему сделать? С транспарантом пройтись? Стоун, он только что драку дротиком предотвратил!».

Да нет. Не дротиком. Авторитетом…

Я посмотрел на мужчину по-новому. Признаться, сейчас я смотрел на него почти с таким же восхищением, с каким смотрели Мартин и Аарон.

Джексон сделал четвертый бросок. Я повернулся к мишени, пару секунд разглядывал пластиковые хвосты дротиков… и тихо выругался:

– Нихрена себе…

Мартин развел руками.

– А я говорил! Вы просрали, не начав. Могли не пытаться.

Аарон ухмыльнулся.

– Да я-то знал, а вот Дэнни еще не видел. Зачем лишать его удовольствия?

Не доверяя глазам, я медленно пошел к мишени.

«Это невозможно! Все подстроено! Мартин наверняка переткнул дротики, пока я пялился на тех двоих за бочкой! Это же… Это невозможно!».

Но реальность была такова – дротики вошли в мишень так, что их оперения были повернуты абсолютно одинаково. И даже если это было совпадением, во что верилось слабо, тот факт, что иглы вошли по одной идеальной линии, опровергал любые теории про случайную удачу.

– Можешь замерить расстояние между иглами. Уверен, в этот раз оно почти одинаковое.

Я повернулся к Джексону, задирая брови. Мы поиграли в «гляделки». Я – пытаясь поверить, что передо мной не робот, запрограммированный на суперточные движения. Он – а хрен его знает…

Первым заговорил Джексон:

– Я победил, полагаю?

Я тупо кивнул. Уголки губ мужчины приподнялись, рисуя на его лице подобие улыбки.

– Отомри, Дэниел.

Я встряхнулся и нервно засмеялся.

– Я просто… Я… Дьявол, да тебе вон тот…

Я махнул рукой на мужчин за бочкой.

– …дротик победу обеспечил! Круто ты их.

– Такова моя доля – следить, чтобы ребята из моего отряда не поубивали друг друга.

«Из моего отряда… Так он, выходит, командир?».

Джексон скользнул ленивым взглядом по нашей компании, ненадолго задержал его на Аароне и спросил:

– Выпьем, Дэнни Стоун?

Я снова кивнул. Джексон развернулся и влился в толпу. Я обернулся на Аарона и Мартина. Они переругивались, пытаясь разобраться с воткнувшимся в стену дротиком.

– Догоняй.

Властный голос позвал меня из толпы, и я поспешил за его обладателем.

Что ж, вот он, момент истины.

Официантка завела нас в небольшую комнату, и я огляделся. Минимум света. Никаких окон. Темные стены под дерево. Темные полы. Низкие потолки. Отличная звукоизоляция – шум внешнего мира практически не достигал слуха.

И на кой черт он меня сюда притащил?

Я задавал себе этот вопрос, пока мы шли через бар. Складывая в одну картинку разговоры с Аароном, его вопросы, оценивающие взгляды, обилие черных браслетов и тот факт, что Джексон дротиком разнимал готовых сцепиться нетрезвых мужчин, я догадывался, о каком шансе могла идти речь.

Кажется, мне предстояло собеседование.

В центре комнаты стоял круглый стол и два стула. Плавным движением Джексон указал на один из них, и этот жест выглядел не как приглашение, а как приказ.

Пока я садился на стул, Джексон повернулся к официантке, застывшей у двери, и показал ей два пальца отточенным, скупым жестом.

– Скотч.

Она кивнула и выскочила за дверь. И снова мне показалось, что она побаивается.

Джексон опустился на стул напротив меня и сложил руки на груди. Я отметил кое-что интересное – правая рука легла поверх левой. Но он же левша…

– Издалека начнем или сразу к делу?

– Не уверен, что понимаю, о чем ты хочешь поговорить.

Мужчина приподнял бровь.

– Аарон сказал, что тебе нужна работа.

Отчего-то засосало под ложечкой. Взбесившееся нутро приказывало бежать.

«Во что ты меня впутываешь, Таппер?!».

Я с сомнением покачал головой, поглядывая на черный браслет с гравировкой.

– Я даже не знаю, кто вы такие и чем занимаетесь…

– Что-то подсказывает, что ты кривишь душой. Сомневаюсь, что Аарон совсем ничего тебе не рассказал, и ты ни до чего не дошел своим умом.

Я повел плечом, пытаясь отогнать боль, но сделал только хуже.

– А что, если мне было не слишком интересно об этом думать?

– Когда ищешь работу в военном секторе? Сомневаюсь.

– Не знаю, с чего Аарон взял, что я…

Джексон тяжело вздохнул.

– Подумай дважды, прежде чем ответить. Мое время мне дорого. И я не намерен тратить его на незаинтересованного в беседе человека. Или притворяющегося незаинтересованным непонятно для чего. Цену набиваешь?

Я моментально заткнулся.

Мужчина напротив меня казался потрясающе спокойным. Спокойнее только мертвецы. Он молчал, и я молчал, раздумывая над сложившейся ситуацией.

Совершенно очевидно, что и Аарон, и Мартин, да и те двое за бочкой, работают в одной организации. Джексон, по всей видимости, их командир. И, по всей видимости, собирается предложить мне работу.

Я постарался вытащить из памяти все, что знал про «теневой» военный сектор, не запрещенный, но не афишируемый. Его не слишком любили мужчины в «официальной» военной форме. Впрочем, неприязнь была обоюдной. Среди тех, кого я знал, частников считали высокомерными ублюдками, а вояк – «рамочниками», зажатыми в тиски правил.

«И что? Куда тебе больше хочется? К ублюдкам или “рамочникам”?».

Кончики пальцев предательски задрожали, когда порция адреналина радостно побежала по венам. Здравый рассудок твердил: нельзя принимать такое решение поспешно. Не слишком трезвый ум шептал: задумайся, Дэниел, слишком все подозрительно гладко выходит, ты знаком с Аароном несколько месяцев, с чего ему тащить человека «с улицы» в отряд?

Но был еще один голос. И он упрямо орал:

«Тебе нужна работа! Прямо сейчас! Не смей упускать возможность!».

И именно этот голос я послушал и медленно кивнул.

– Полагаю, переходим сразу к делу.

Джексон удовлетворенно хмыкнул.

Когда дверь открылась, он скосил взгляд, не меняя позы. Официантка поставила на стол два бокала с золотистой жидкостью. Секунда – и она испарилась, будто ее и не было. Джексон взял бокал – правой рукой – покрутил, прикрыл глаза и вдохнул аромат алкоголя.

– Ты знал, что древние кельты называли скотч «водой жизни»? А современные шотландцы утверждают, что скотч – напиток особенный. Производство, вкус, аромат – все это делает его уникальным.

Я пытался понять, к чему эта лекция. Мы же сразу к делу решили перейти, а он…

– Что ты скажешь насчет этого скотча, Дэниел? Он уникальный?

Не торопясь с ответом, я повернул бокал, позволяя золотистой жидкости лизнуть стекло. Сделал небольшой глоток и покатал алкоголь на языке. Вкус, медовый, с фруктовым оттенком, опалил нёбо и мягким огнем потек по горлу. Приятно, конечно, но… Скотч и скотч!

Я вздохнул, пытаясь задушить досаду.

Джексон словно прочел мои мысли, усмехнулся и склонил голову набок.

– Я расскажу тебе кое-что про напиток в твоем бокале. Это редкий купаж пятнадцати солодовых и зерновых спиртов, выдержанных на протяжении восемнадцати лет в специально отобранных дубовых бочках. Один из них создается на основе воды из источника, в котором несколько веков назад промывали золото. И оно до сих пор содержится в той воде, представь себе.

Я округлил глаза и уставился в бокал. Показалось, или аромат напитка стал более насыщенным, а цвет – ярче?

Джексон хрипло засмеялся.

– Да, Дэниел. В твоем бокале плещется золото. Не в буквальном смысле, конечно.

Я поднял взгляд на мужчину, удрученный собственной необразованностью. Взгляд голубых глаз смягчился, стал назидательным, но не упрекающим.

– Это один из самых мягких шотландских виски. Кто-то распознает в нем кедр, кто-то – яблочные ноты, почти все чувствуют мед. Его назовут приятным, распознают особые дымные нотки. Но мало кто, не зная, как именно его производят, назовет его уникальным.

Мужчина поставил бокал на стол, плавно откинулся на высокую спинку стула, сцепил кисти в «замок» – большой палец правой руки оказался сверху – и невесомо приподнял бровь.

– Так и с людьми. Порой мы можем на интуитивном уровне ощутить их… особенность. Выделить их из толпы, но так и не понять, что привлекло нас. Внешность, манеры, взгляд, голос, странная привычка – каждый из нас в чем-то особенный. Но уникальность…

Джексон скользнул по мне взглядом, от которого стало не по себе. Я сразу же почувствовал себя… банальным до ужаса!

– Уникальность человека нужно искать в его происхождении.

– То есть, в генах?

– Гены безусловно важны. Но то, как человек распоряжается данным ему от природы, важнее. Происхождение не ограничивается родиной и родителями, Дэниел. Под происхождением в данном случае я подразумеваю все, что сделало его таким, какой он есть. Этот виски хорош, потому что каждый его компонент тщательно отобран и выверен, но даже ему требуется восемнадцать лет в бочке, прежде чем его по праву назовут уникальным.

– Но разве не золото в воде делает его уникальным?

Вопрос сорвался с языка быстрее, чем я его обдумал. Глаза моего собеседника мягко засветились. В них явно читалось удовлетворение.

– Золото лишь в одном из пятнадцати спиртов. По-настоящему уникальным напиток становится, соединяя в себе их все. Но… согласен, золото впечатляет сильнее всего.

Я засмеялся в ответ на легкую улыбку и вдруг подумал, что было в Джексоне, холодном и отстраненном, что-то очень притягательное.

– Расскажи мне о себе, Дэниел. Представь, что ты – шотландский виски и расскажи, почему мне стоит поставить в бар именно тебя.

Я вспомнил, как Аарон смеялся, глядя на меня с бокалом пива в руке. Именно он сказал, что мне больше подошел бы скотч. Совпадение?..

– Я не очень понимаю, что именно тебя интересует. Мои навыки, послужной… кхм… список или…

– То, чему тебя можно обучить, я уже понял. Твои награды и знаки отличия мне не интересны. Мне интересно, почему Аарон обратил на тебя внимание.

Я был прав, Джексон оценивал меня во время игры. Вот почему его мишень не интересовала. Собеседование началось без моего ведома.

«Хорошо, что не облажался!».

«Все еще впереди…».

«ЗАТКНИСЬ!».

– Мы познакомились в центре реабилитации после очередного…

– Мне не интересно, где вы познакомились.

– Но разве контекст не важен?

Боль стрельнула в нервы, и я рефлекторно опустил плечо, напрягая мышцы. Пронзительные глаза проследили за моими действиями, но тут же вернулись к лицу.

– Важен. Но порой лишние детали могут отвести внимание от действительно важных вещей. Именно так это работает с Аароном. Он обладает очень интересным навыком. У него есть радар на особенных людей.

– Что, прости?

– Аарон замечает в людях то, чего в них не видят другие. Он чувствует их уникальность.

Я откинулся на спинку стула, с трудом совладав с желанием размять плечо. Гребаная боль решила атаковать в самый неподходящий момент!

– Что ж, Джексон, золота в моей крови точно нет.

Мужчина усмехнулся и опустил голову, пряча улыбку. Я раздраженно поморщился.

– Что смешного?

Голубые глаза охладили разгорающуюся внутри злость, но недостаточно, чтобы ее погасить.

– Мало кто меня Джексоном называет.

– И как мне тебя называть?

– Джексон вполне подойдет.

Я недоуменно изогнул бровь.

Я не… Какого… Да что не так с этим парнем?

– Хорошо, давай пойдем по сложному пути. Вспомни, при каких обстоятельствах вы познакомились, и подумай, почему он обратил на тебя внимание.

Я вспомнил первую встречу с Аароном в кабинете Алессандры. То, как он поцеловал ее в щеку, прожигая меня напряженным взглядом, который становился мягким и ласковым, когда он смотрел на девушку…

– Боюсь, первая причина, по которой Аарон обратил на меня внимание, доктор…

– Эйс?

Взгляд мужчины смягчился и потеплел, когда я кивнул.

– Думаешь, он тебя приревновал?

– Уверен.

Джексон постучал пальцем по бокалу, совершив аж четыре бесполезных движения. Охренеть!

– Неразделенная любовь. Такое случалось с каждым… или еще случится.

Мгновение – и тепло ушло из его глаз. Радужки сковал лед.

– Согласен. Первая причина – да, возможно. Но он не стал бы просить меня встретиться с тобой из-за такой глупости, как ревность. В конце концов, что мне с тобой сделать? Убить, чтобы ты к Эйс не подобрался? Он и сам в состоянии.

Мои брови изогнулись под невероятным углом, выражая весь спектр эмоций от изумления до раздражения.

Вот так просто, да? Убить, чтобы не подобрался…

«Не на том акцент делаешь!».

Я зло одернул себя, прокручивая в голове слова Джексона. И похолодел.

Аарон попросил его встретиться со мной. Пригласил меня в этот бар специально, чтобы организовать встречу. Он сделал все, чтобы я пришел на это странное собеседование. Чтобы у меня появился шанс.

«Долго же до тебя доходит…».

«ЗАТКНИСЬ!».

Вина сдавила виски. Я вспомнил про поцелуй с Алессандрой. И как мне теперь ему рассказать про это? После всего, что он сделал для меня! Мы ведь знакомы всего ничего, а он попросил своего охренительно странного командира встретиться со мной!

Я мотнул головой, прогоняя образ девушки, так удобно устроившейся в моих объятиях, словно ее фигурка была под них выточена.

«Ты еще ни на что не согласился! И ничего про них не знаешь! С чего ты взял, что согласишься к ним присоединиться?! Ты ничем ему не обязан!».

Я вспомнил слова Мартина: чтоб ты о нем не пожалел, о знакомстве нашем…

– Ты заснул?

Я вздрогнул и поднял взгляд на Джексона.

– Аарон с первого дня меня на силу испытывал.

Он приподнял брови, намекая на необходимость более детального рассказа.

– Когда мы познакомились, у него правая рука была сломана. И мы с того дня за левую руку здоровались. И он точно заметил, что мое рукопожатие каждый раз становилось все крепче, хотя я не особо демонстрировал. Он давно знал, что я обеими руками владею, но не говорил об этом. Не знаю, может, в этом дело?

– Нет.

«Да чтоб тебя! Что за собеседование такое?! Расскажи мне то, про что думает другой, и ты принят в ряды телепатов!».

Я раздраженно поморщился, стараясь как можно незаметнее размять плечо. Боль становилась все сильнее.

– Если ты что-то знаешь…

– Я знаю Аарона.

– Ну, может, сам тогда скажешь, чем я его зацепил?!

Прозвучало резче, чем хотелось. Я вздохнул, возвращая эмоции под контроль.

– Извини, я не очень понимаю…

– Как давно тебя ранили?

Я глотнул скотч, давая передышку мозгу, который не успевал подстраиваться под собеседника.

– Больше года назад.

– И как давно ты тренируешь левую руку?

– Три-четыре месяца. Что-то около того.

Когда Джексон удивленно округлил глаза – всего на долю секунды – я едва не выплюнул в бокал уже проглоченный скотч. Вот уж проявления какой эмоции я совсем не ожидал, так это банального и донельзя человеческого удивления!

Джексон посмотрел на мою левую руку.

– Хороший результат за такой короткий срок. Почему тянул?

Я непонимающе нахмурился.

– Рука. Почему не начал тренировать левую руку сразу после ранения?

– А-а-а… До встречи с Аароном я не думал об этом. Даже не предполагал, что когда-то могу стать…

– …амбидекстром?

– Как ты.

«Выстрел» был сделан наугад, но я попал и с удовлетворением впитал в себя каждую каплю изумления, разлившегося по лицу Джексона, вместе с глотком скотча.

– С рождения такой или тоже правую часто ломаешь?

Мужчина удовлетворенно хмыкнул.

– С рождения.

Я опустил взгляд на бокал скотча в правой руке собеседника.

– Я не знаю, чем привлек твоего парня. Алессандра… Амбидекстрия…

– Если бы ты был скотчем, с таким купажом тебя даже бездомные шотландцы пить не стали бы.

Боль подкинула дров в костер в груди. Злость взвилась столбом огня.

«Ты валишь собеседование, не кажется?..».

«ЗАТКНИСЬ!».

– Тогда не представляю, как ответить на твой вопрос. Может, у Аарона спросим?

– Если бы я хотел услышать это от него, спросил бы.

«Но решил пытать меня!».

Я стиснул челюсти, когда внезапная, но вполне ожидаемая судорога свела трапециевидную мышцу. Боль пробилась наружу и принялась с садистским удовольствием резать мышечные волокна.

Алессандра как-то сказала, что судороги похожи на схватки во время родов. Промежутки между ними будут становиться все меньше, и в итоге, когда они станут непрерывными, а потом прекратятся, и на свет появится чудовище, которое заставит меня выть и рыдать.

Так оно и случалось каждый раз…

– Тогда поспешу расстроить. В моем купаже навыка чтения мыслей нет! Прости, что отнял твое время!

– Ты знаешь, где дверь.

Раздосадованный до невозможности, я хотел встать и пулей вылететь из комнаты, чтобы сохранить жалкие остатки достоинства – вот уж чего мне точно не хотелось, так это чтобы ЭТОТ мужчина видел меня в агонии – но следующий вопрос заставил меня остаться.

– Ты так хреново с эмоциями с рождения справляешься, или тебе настолько больно, что ты ядом плюешься?

Я втянул воздух сквозь зубы. Джексон медленно кивнул – самое продолжительное движение с момента нашего знакомства!

– Почему не пьешь обезболивающие?

– С чего ты взял?

Новая эмоция скользнула по бесстрастному лицу. Очень знакомая – раздражение.

– Тебе было больно еще на исходной, когда ты дротики метал. Потом стало легче. Потом снова хуже. Но ты упорно терпел, виду не подавал. Потом снова стало легче. Потом ты отвлекся и на боль внимания не обращал. А потом она заставила тебя обратить на себя внимание. А сейчас у тебя на лбу испарина выступила.

Я машинально провел рукой по лицу… и застыл, ругаясь про себя. Подловил.

– Ранение ты получил давно. И если боли с тобой с того периода…

– Нет. Я… заработал их. Пару месяцев назад.

– Несколько месяцев с болями – приличный срок. За такой срок ты точно должен был привыкнуть к графику приема медикаментов. Сомневаюсь, что ты так сильно нервничал перед походом в бар, что забыл принять лекарства. Исключаю также, что они закончились – люди с сильными болями к препаратам относятся внимательно. Вывод напрашивается сам собой – уж не знаю, как ты умудрился победить Алессандру Коппола в споре насчет необходимости обезболивающих, но ты их не принимаешь. Я не прав?

Я помассировал плечо, не в силах больше терпеть. Очередная судорога огнем прошлась по мышцам. Боль царапнула шею и скользнула по спине к лопатке.

– Прав.

– И? Почему ты их не пьешь?

«Да что ты до меня докопался?!».

– Боль напоминает, что я жив.

Джексон подался вперед и замер. Его глаза сузились.

– В смысле?

«Отстань! Отвали от меня!».

«Так встань и уйди!».

Легко сказать – еще проще сделать! Просто встать и уйти! Но что-то мне подсказывало – собеседник меня не отпустит, садист хренов.

– В прямом. Болеть может только у живого.

– Ты мыслишь. Дышишь. Ешь. Пьешь. Этого недостаточно, чтобы вспоминать периодически о том, что ты жив?

Я отпустил плечо и прикрыл глаза. Досада сдавила глотку.

Бесполезно. Спазмы прошли, судорога отступила, а боль уже танцевала по грудной мышце. Я просрал момент. Теперь остается только терпеть.

– Недостаточно, если жить не хочется.

– А это другой вопрос. Расскажи мне об этом.

Глаза Джексона заблестели, и мне стало по-настоящему жутко.

Этот блеск не предвещал ничего хорошего…

– О чем?

– О том, каково это, когда жить не хочется. Как тебя ранили?

«Да чтоб тебя, любопытный засранец!».

Злость кипела, пытаясь прорвать оборону и вылиться потоком ругательств, но я сдерживал ее, как взбесившуюся псину.

– Меня ранил свой. Выстрелил в спину. Военный суд его оправдал. Я нихрена не получил, кроме бесплатной операции и копеек на реабилитацию в своем городе.

«Ты еще про взятку расскажи, ну же…».

– А потом?

– Я сбежал в Чикаго. Нашел Алессандру. Начал реабилитацию. Думал, что это займет пару месяцев. Когда понял, что ад будет длиться дольше, взбесился и облажался. Если бы не Алессандра, я вообще руку потерял бы, плюнул бы на все, послал к чертям! Я сдался, а она меня вытащила. Но в то время, когда все шло вкривь и вкось, мне порой казалось…

– …что проще умереть.

Я кивнул.

Перед взглядом проносились абсолютно одинаковые дни, полные злости и обиды. Нежелание вылезать из кровати. Нежелание дышать. Нежелание жить.

– И что? Помогла тебе боль? Заставила почувствовать себя живым?

– Да.

Перед мысленным взглядом пронеслись ночи последних нескольких месяцев. Одинокие и темные. Огонь, сжигающий мышцы и кости, острые копья боли, вонзающиеся в тело. И самый первый приступ. И чертов Логан Грин, который был виновен в том, что со мной случилось.

Мой собеседник улыбнулся, и мне захотелось сбежать на другой конец материка или вообще на другой материк, чтобы этот садист меня не нашел.

– Ты кое-что упускаешь.

– Что именно?

– Боль появилась гораздо позже.

Несколько секунд я не понимал, к чему он констатирует этот факт. Я ведь сам ему это рассказал… и шумно выдохнул, когда несостыковки в рассуждениях засияли рождественской гирляндой. Огоньки красиво сложились в надпись: «кретин!».

– Ради чего тебе нужна здоровая, функционирующая рука?

Я раздраженно поморщился.

– В смысле, для чего…

– Я спросил не об этом. Не ДЛЯ чего. Это и так понятно. Я спросил, РАДИ чего…

– Джексон…

– Еще не было на свете цели, Дэниел Стоун, которую невозможно было бы уничтожить. Еще не было плана, который невозможно было бы разрушить. Еще не было человека, который хоть раз не сдался бы. Цель – не самый надежный ориентир.

«Опять ты со своей лирикой!».

Я оскалился.

– Если бы люди не шли к своей цели…

– Если бы люди НЕ СВОРАЧИВАЛИ на середине пути до своей цели…

– Есть цели, которые стоят того, чтобы идти до конца!

– Есть цели, которые не стоят того, чтобы начинать путь.

– Есть цели, которые выше нас с тобой!

Джексон вскинул брови.

– Какие? Накормить всех голодающих? Спасти планету? Мир во всем мире? Благо целой нации?

– Да хоть даже и эти!

– Недостижимые.

Я выдохнул, устало стекая по спинке стула. Хотелось оказаться в собственной кровати в кромешной темноте и орать в голос.

Я не понимал сути спора. Я даже не пытался понять! Наша баталия напоминала ссору детей, а не разговор взрослых мужчин! И уж тем более не собеседование!

– Джексон, какого черта тебе нужно? Что ты хочешь услышать?

– Я хочу понять, ради чего ты сбежал в другой город и отправился к Эйс – одному из лучших докторов в ее области в Чикаго. Ради чего ты просыпался по утрам в начале и ради чего продолжал вытаскивать себя из кровати после того, как однажды сдался. Ради чего ты внезапно начал заниматься так, что довел себя до стойких болей. Ради чего тебе понадобилось стать амбидекстром. Ради чего ты терпишь боль вместо того, чтобы избавиться от нее с помощью пары таблеток. Ради чего тебе нужно напоминать себе, что ты жив.

– Ради того, чтобы вернуться на службу!

Я вздрогнул от неожиданности, когда Джексон залился смехом, да таким громким и искренним, словно я потрясающую шутку ему рассказал.

– Неправильный ответ!

– Откуда ты знаешь, ради чего я все это делаю? Ты телепат? В голову ко мне залез? Мысли мои прочитал? В сокровенные фантазии заглянул?!

Это был самый странный разговор, который у меня состоялся за последний год. За всю чертову жизнь! Я не мог проследить логику Джексона, и это бесило. Но больше всего бесило, что мои ответы были НЕПРАВИЛЬНЫМИ! Это не гребаный экзаменационный билет с выбором варианта! Это моя жизнь! Моя цель! Моя причина!

Джексон перестал смеяться так же внезапно, как начал. Его взгляд стал тяжелым. Лицо – равнодушным. Мужчина поднялся со стула и обошел стол. Я следил за ним, пока он не скрылся за моей спиной.

Тяжелая ладонь легла на мое правое плечо. Я дернулся…

– Не забывай дышать.

…а в следующее мгновение орал до порванных легких.

Джексон ударил меня по плечу, да так сильно, что в первую секунду мне показалось, что он сломал мне ключицу. Раскрошил ее к хренам собачьим!

Я рванул вперед, но Джексон ухватил меня за плечи и с силой впечатал позвоночником в спинку стула.

Рука повисла плетью. Ток прошиб правую половину туловища. Я на пару секунд ослеп, не переставая вопить. Но даже сквозь собственные крики слышал голос, обжигающий ледяной яростью:

– Ради чего ты терпишь это?

«БЕГИ, КРЕТИН! БЕГИ!».

Я попытался вырваться, и Джексон ударил во второй раз. Я взвыл и толкнул стол левой рукой, пытаясь освободить пространство для маневра, но тот не сдвинулся с места. Я пнул его – безрезультатно.

– Ради чего, Дэниел? Скажи мне!

«ГРЕБАНЫЙ САДИСТ!».

Мир стал красным. Казалось, что все вокруг меня было вымазано кровью. Моей кровью из жуткой раны, которую нанес Джексон голыми руками.

Боль стала невыносимой. До этого момента я, кажется, не понимал, НАСКОЛЬКО СИЛЬНОЙ может быть боль! Даже в тот день, когда Грин нашпиговал меня свинцом, мне не было ТАК БОЛЬНО!

Джексон впивался пальцами в мои плечи и прижимал меня к стулу. А я кричал так громко, что стены должны были вибрировать от этих звуков.

– Ради чего? Ради службы? Ради того, чтобы вернуться туда, где тебя один раз уже предали?

– НЕТ!

– Ради того, чтобы жить полной жизнью с обеими руками?! И вечно помнить, через что тебе пришлось пройти, чтобы снова стать полноценным!

– НЕТ!

– Ради женщины? Ради того, чтобы тебя полюбили?! Чтобы приняли с тем дерьмом, что ты таскаешь в себе?

– НЕТ!

– ТАК РАДИ ЧЕГО?

Я взвыл, когда Джексон с новой силой вдавил пальцы в мои плечи, схватил его за запястье и попытался ударить затылком в грудь. Мужчина швырнул меня на пол. И эта секундная передышка показалась самым лучшим моментом всей моей жизни!

Я валялся на полу, дрожащий, оглушенный и задыхающийся. Горло горело. Губы пересохли. Голова кружилась. Тошнота душила. Но мне было невероятно хорошо без вонзающихся в мое плечо пальцев!

Недолго, правда.

Джексон схватил меня за правую руку и рывком поставил на ноги. Я прорычал сквозь стиснутые зубы:

– ЧТО ТЕБЕ НУЖНО ОТ МЕНЯ?!

– ОТВЕЧАЙ НА ВОПРОС!

– Я ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЮ, ЧТО ТЕБЕ…

Джексон встряхнул меня и потащил к стене так легко, словно я был тряпичной куклой. Одним движением он впечатал меня в деревянные панели и снова швырнул на пол. Я упал на правую руку и захлебнулся кашлем – кричать я больше не мог.

Мне хотелось умереть. Мне действительно хотелось сдохнуть! Все, что было до этого, все моменты, когда я хотел НЕ РОЖДАТЬСЯ, сейчас казались идиотизмом страдающего подростка после расставания со своей первой и, конечно же, самой настоящей любовью. Ночные агонии, судороги, спазмы – сейчас Я МЕЧТАЛ О НИХ!

Боль, которую причинял мне Джексон, была действительно невыносимой. Терпеть ее было невозможно. Она заполнила меня до краев. В его руках я сам стал болью.

Единственное, чего я не понимал – почему до сих пор не отключился! Почему мой мозг настолько жесток, что продолжает работать!

Джексон не унимался. Он оказался рядом слишком быстро, чтобы я успел среагировать, даже будучи в полной боевой готовности. И когда его кулак опустился на мое плечо в третий раз, я заскулил как замученный жестокими подростками пес. Скулил, пока Джексон тащил меня до стула. Скулил, когда он рывком усаживал меня на прежнее место.

Я ждал очередного удара и нового допроса, но Джексон застыл напротив меня, сложив руки на груди.

«Правая – сверху…».

Мысль была рефлекторной, но ясной. Я вдруг понял, что несмотря на самые натуральные пытки голова прочистилась! Мне стало легко и свободно.

«Может, все-таки сдох, а?!».

Но судороги, которые продолжали сводить мышцы, и разливающийся по телу жидкий огонь твердо заявляли – ты жив, Стоун. Живее всех живых!

«Хотел? Получи!».

Боль напомнила, что я жив. Но ЭТА боль была особенной! Раньше она сводила меня с ума, но сейчас я желал ее! Я не боялся ЭТУ боль. Она не была запредельной, не была способна свести меня с ума. Я чувствовал себя так, словно сбросил с плеч гигантский груз, который тащил на себе целый год!

Горло нещадно саднило, легкие горели, а дыхание сбилось к хренам собачьим, но каждый вдох приносил облегчение.

Я с трудом поднял взгляд и наткнулся на хищную улыбку.

– Ради чего, Дэнни? Ради чего ты терпишь эту боль?

Я облизнул губы, пытаясь убить Джексона взглядом. Я вложил в него всю ненависть, которую сумел в себе найти, собрал по капле всю ненависть ко всем людям, которых когда-либо встречал в жизни, которые заставляли меня страдать, которые делали мне больно, которые предавали меня, которые…

– Дьявол…

Хриплый шепот смешался с тихим смехом Джексона Торпа. Я внезапно понял, какого ответа он ждал. Какой ответ был ПРАВИЛЬНЫМ. И осознание ударило по голове. Губы растянулись в оскале.

– Ради того… чтобы восстановить… честь.

Джексон склонил голову набок. Ужасающая своей жестокостью улыбка не сходила с его губ.

– Вот это похоже на правду.

Он склонился ко мне. Я не отшатнулся, хотя боялся его до дрожи в ногах. Боялся так, что мои внутренности превращались в кисель. Но страх не отуплял. Наоборот – придавал сил. Я был готов броситься на мужчину, зная наверняка – мою нелепую попытку он отразит, не вспотев, и убьет меня, не моргнув.

– Спасибо за честность, Дэниел.

– Пошел к дьяволу!

В ответ на мой оскал Джексон усмехнулся.

– Приводи себя в порядок и приходи ко мне. Аарон расскажет детали. Приходи, и я помогу тебе получить желаемое.

– Да пошел…

Мужчина схватил меня за шею.

– Подумай дважды, прежде чем откажешься. Я не повторю свое предложение.

– Ты его… еще… не сделал.

Откуда храбрость взялась – непонятно. Оставалось надеяться, что эта храбрость – не результат тупости.

Джексон сузил глаза.

– Что даст тебе Гильдия, я расскажу, когда придешь. А что до меня… Что ж. Я буду жесток, беспощаден, но справедлив. Я обращу твой мир в руины и помогу отстроить новый. Я покажу тебе пределы твоих возможностей и заставлю забыть о них. Я покажу тебе, что такое НАСТОЯЩАЯ боль и сделаю ее твоим товарищем. И ты будешь рад всему, что я с тобой сделаю. Потому что пойдешь на это по доброй воле.

Он отпустил мою шею и пошел к двери. Уже открыв ее, обернулся. Его глаза сверкнули, понижая температуру воздуха на всей планете.

– И будь добр, перестань выпендриваться и начни принимать таблетки.

Дверь грохнула, и я стек по спинке стула, запрокинув голову назад. Деревянная планка уперлась в затылок, но мне было плевать.

Боль все еще пульсировала в теле, но после той, что причинил мне Джексон, она казалась комариным укусом. И я мог с ней справиться.

Я еще долго сидел на стуле, пытаясь унять сердцебиение и выровнять дыхание, прожигал взглядом закрытую дверь… и улыбался.

Глава 5

Когда я смог вернуть бренное тело в бар, народу значительно поубавилось. Мутный взгляд выхватил фигуры Аарона и Мартина. К ним присоединился еще один мужчина. Наверняка и у этого на руке черный браслет…

Меня знатно потряхивало. Волосы были влажными от пота. Тошнота не отпустила, как и странное чувство невероятной легкости.

Аарон заметил меня издалека и что-то сказал Мартину. Они оба уставились на меня. Судя по тревоге во взгляде первого и скептически вздернутым бровям второго, выглядел я хреново.

«Каково содержание – такова и наружка, уж идите нахер».

Третий мужчина обернулся и посмотрел на меня в упор.

– Это его мы ждем?

Он протянул мне руку, когда я встал рядом. Я стиснул челюсти до желваков, с трудом заставляя правую руку, все еще горящую огнем, работать.

– Лиам.

– Дэнни.

Я мрачно усмехнулся, разглядывая гребаный браслет на его запястье.

«Дьявол тебя раздери, во что я влезу, если пойду к Джексону?».

Несмотря на то, что мужчина внушал страх, его методы проводить собеседования заставляли задуматься над его ментальным здоровьем, а последние слова наполняли меня ледяным ужасом, его предложение оказалось охренительно заманчивым. И я не мог перестать думать о том, чтобы найти его прямо сейчас… и согласиться.

Хорошенько он в моих мозгах покопался…

«Давай без поспешных решений? Давай на этот раз сначала подумаем, а?».

Я поднял тяжелый взгляд на Аарона.

– Мы можем отойти переговорить?

Он открыл рот, но Мартин оборвал его взмахом руки.

– Выглядишь так, что становится ясно – Торп тебя отделал. Судя по его довольному виду, ты ему понравился. А потому можешь спокойно при нас спрашивать обо всем, что тебя интересует. Может, и мы что полезного расскажем, а, Лиам?

Мужчина хохотнул.

– О, да! А то Аарон любит у нас на ходу… переобуваться.

– Ой, да пошел ты!

– Я-то пойду! Составишь компанию?

Я слушал их перепалку с чувством безмерной усталости. Что бы ни значили слова Лиама, мне было плевать. Но вот Мартин крепко разозлил меня тем, что влез в разговор. Вообще, меня все злило! Хотелось врезать и ему, и Аарону. Всем, кроме…

– Ты как утопленник, бледный, мокрый и воняешь. Присядешь?

Нет, Лиаму тоже захотелось врезать, хоть я и видел его впервые.

Аарон указал взглядом на бокал скотча.

– Думаю, тебе стоит выпить. Разговор будет интересный.

Я глянул на золотистую жидкость и выругался так смачно, что Мартин поперхнулся, а Лиам приподнял брови.

– А он мне нравится…

Я бросил на него мрачный взгляд и взял бокал левой рукой. Алкоголь обжег рот, но я все же покатал его на языке, пытаясь распробовать вкус. Он был не таким мягким, в нем явно чувствовалась ваниль, а медовое послевкусие приятно ласкало нёбо.

«…если бы ты был скотчем, с таким купажом тебя даже бездомные шотландцы пить не стали бы…».

«Ублюдок, пошел вон из моей головы!».

Я посмотрел на притихших мужчин.

– В какое дерьмо я влезу, если соглашусь вступить в отряд? Кто вы такие?

Мои собутыльники обменялись неуверенными взглядами. Аарон почесал затылок.

– Ну, с чего начать…

Лиам качнул головой, поглядывая на меня с недоверием.

– Не думаю…

– Хаммер дал добро.

«Хаммер? Что за, дьявол его раздери, Хаммер?!».

– Это не значит, что мы можем рассказать Дэнни все, пока он сам к нему не придет.

– Так он всего и не просит!

Я махнул рукой, останавливая перепалку.

– Кто такой Хаммер?

Мужчины ответили одновременно:

– Торп.

Я содрогнулся, вспомнив, с какой силой опускался кулак Джексона на мое плечо. Вот уж точно, лучше прозвища не придумаешь – чертов молот2!

Аарон неопределенно повел плечами.

– Не вижу смысла в многозначительном молчании. Мы должны рассказать все, что можем.

Я сделал еще один глоток алкоголя, пытаясь поймать его взгляд. Но мужчина упрямо прятал его. Может, потому что в его глазах разлился целый океан вины?!

Лиам театрально вздохнул и повернулся к Мартину.

– Тогда давай предоставим слово самому старшему из нас.

Его губы дрогнули в улыбке.

– А то помрет наш старик, так и не совершив ничего великого.

Майерс прищурился и двинулся к нему, огибая стол. Лиам ловко отскочил и выставил перед собой руки.

– Успокойся, я пошутил!

Но Мартин и не думал останавливаться.

«Хреново у него с чувством юмора. Да и с самоконтролем явная проблема. Агрессивный малый, легко выходит из себя, нужно запомнить».

Мужчина обнажил зубы в оскале – мой взгляд зацепился за удлиненные резцы – и рыкнул:

– Давно я тебе ничего не ломал, Келли. Забыл, каково это? Давай спарринг?

Аарон тяжело вздохнул.

– Лишишь нас рейнджера, и командир тебе голову оторвет и к копчику пришьет.

Лиам проворно увернулся от выпада товарища.

– И у нас в отряде появится свой жопоголов! Эй, угомонись!

Кулак Мартина вошел в его живот, вынудив согнуться пополам. Я вскинул брови, прекрасно понимая – если бы драка была настоящей, Лиам уже валялся бы на полу в предсмертных муках.

– Дэнни?

Я повернулся к Аарону и поморщился от боли, впившейся в шею.

– Этих двоих теперь уймет только Торп, поэтому… спрашивай. Я постараюсь ответить допустимо полно. Только формулируй вопросы правильно. Хорошо?

Я потер висок и прикрыл глаза.

– Ты собираешься рассказать мне о вашей организации, хотя я еще не вступил в нее? Тебе не кажется, что это поспешно? И довольно опасно.

– А как ты поймешь, хочешь к нам или нет, если я совсем ничего не расскажу?

«Аарон тебе поможет», – так сказал Джексон. Что ж, погнали.

– Кто вы?

– Люди.

Я раздраженно вздохнул. Да он издевается!

Аарон выпрямился и округлил глаза.

– Какой вопрос – такой ответ! Мы – люди, обычные люди.

Я потер правое плечо. Жаловаться, конечно, не хотелось, особенно после того, что устроил Джексон, но рука отнималась, а кончики пальцев онемели.

– Чем вы занимаетесь?

Я поднял тяжелый взгляд на мужчину и прорычал:

– Если скажешь «живем и радуемся жизни», я тебя в стену впечатаю!

Глаза Аарона сверкнули. Губы дрогнули в неуверенной улыбке.

– Первое, что тебе придется усвоить под командованием Хаммера: верные ответы получают на верные вопросы.

– Так я и спросил…

– Дэнни, пожалуйста.

В его голосе прозвучала неприкрытая мольба. Да и смотрел Аарон так, словно от того, насколько правильно я сформулирую вопросы, зависела его жизнь.

– Хорошо, кем ты, Мартин, Лиам и Джексон работаете?

Аарон удовлетворенно кивнул и отпил из высокого бокала.

– Мы работаем специалистами в частной военной компании.

И снова я оказался прав.

Я перевел взгляд на парней. Они нашли участок посвободнее и ходили по кругу напротив друг друга. Губы Лиама растянулись в хитрой улыбке, а Мартин скалился и поигрывал мускулами. В каждом их движении чувствовалась сила. В другом месте и в другое время я следил бы за ними, не отводя глаз. Но сейчас меня занимало другое.

– Как называется эта компания?

Аарон осторожно вздохнул. Я посмотрел на него и отметил его поникшие плечи.

– Гильдия фрилансеров.

– Фрилансеры? Серьезно?!

– Фрилансеры. Вольники. Как больше нравится.

– Чем занимается ваш отряд? И только попробуй ляпнуть: работает…

– РАБОТАЕТ!

Я зарычал, а мой собеседник засмеялся и вскинул ладони.

– Мы работаем! Выполняем заказы. Разного рода задания.

– Как и откуда поступают задания?

– Ну, это сложно. Гильдия не особо афишируется, но о нас знают. Хорошие отзывы клиентов и их связи работают лучше биржи.

Я охренело моргнул. Он сейчас про «сарафанное радио» говорит? Военная компания набирает заказы через отзывы клиентов?! Бред какой-то.

Аарон глянул на борющихся мужчин поверх плеча. Лиам упорно выворачивался из рук Мартина, а тот пытался согнуть его пополам в обратную сторону.

– В Гильдии своя структура отделов, в штате много разных специалистов. Есть координационный отдел, который контролирует деятельность отрядов, обеспечивая… много чего, узнаешь, если присоединишься к нам. Координаторы ведут статистику, анализируют нашу деятельность, оценивают возможности и, что гораздо круче, предпочтения. И предлагают задания. Командир принимает решение, за какое возьмется отряд. А отряд… любой из отряда волен отказаться, никакого принуждения. Но что-то я не припомню такого. Чтобы кто-то отказался.

В голове раздался шепот Джексона:

«…ты будешь рад всему, что я с тобой сделаю. Потому что пойдешь на это по доброй воле…».

По спине побежал холодок. Я скользнул взглядом по черному браслету на руке Аарона и прошептал:

– Bene placito.

Мой собеседник слабо улыбнулся.

– По доброй воле. И только так.

– Что за возможности анализируют координаторы?

Аарон склонил голову набок и многозначительно приподнял брови. Я чертыхнулся.

– Ты достал! Чем тебя вопрос не устраивает?! Хорошо! Что анализируют координаторы? Навыки бойцов?

– Я не координатор и не знаю всех тонкостей… Ну, вот смотри. Ты – боец ближнего боя, так?

Я мотнул головой. Дрался я лучше, чем стрелял. Но и стрелял довольно хорошо.

– Универсал. Я, скорее, универсал.

– Пусть будет так. Но, судя по тому, как ты двигался, когда метал дротики, ближний бой – твое преимущество. Стрельба – так, довесок… Кстати, я думал, что левая у тебя работает хуже.

Он криво улыбнулся.

– Никогда не принял бы ставку, если бы знал, что играю с амбидекстром, пусть и неполноценным.

– За неполноценного – отдельное спасибо! Я выиграл честно. Давай дальше. При чем тут мои навыки?

Аарон округлил глаза, когда из-за его спины донесся сдавленный стон. Мы одновременно повернулись на звук. Лиам стоял на коленях, прижимая руку к животу, а Мартин кружил нам ним, сжимая и разжимая кулаки.

– Мартин тоже боец ближнего боя. Лиам – рейнджер. Я тоже ближник. Так вот. Координаторы смотрят, из каких бойцов состоит отряд. Снайперы, рейнджеры и так далее. Потом они смотрят, где и как сработал отряд, процент успешности… и подбирают варианты по одним им известным параметрам. Я же говорил, это довольно сложно. Это как армия, в которую ты хотел вернуться, только… не армия.

Я задумчиво изогнул бровь.

Частная военная компания «Гильдия фрилансеров» предоставляла клиентам людей, владеющих боевыми навыками, чтобы они выполняли заказы и работали в «полевых условиях».

– Совсем не армия.

– И платят больше. И о своих заботятся, не оставляют.

Глаза Аарона на одно-единственное мгновение стали очень грустными.

– Гильдия – необычная организация. В ней такие, как мы с тобой, получают шанс.

Я вопросительно моргнул, и мужчина указал взглядом на мое плечо.

– Скажи, ты действительно собирался вернуться на службу после того, что с тобой произошло? Тебя ведь свой подстрелил. И, видимо, причины у него были. А такое… не забывают.

Я опустил голову, чтобы не сжечь ненароком ублюдка взглядом.

– И что с того?

Вопрос прозвучал по-детски обиженно. Аарон осторожно вздохнул.

– В Гильдии много таких, как ты. Даже в этом баре ты не один… с хреновой историей. Честно? Сомневаюсь, что хоть у кого-то в Гильдии нет хреновой истории за плечами.

– Сколько фрилансеров в Гильдии?

– Я не задавался этим вопросом. Думаю, тысяча или полторы.

Мне вдруг стало не по себе. Полторы тысячи таких, как Аарон и Мартин…

– Дэнни, в Гильдии хорошо. Пусть звучит странно, но Гильдия действительно заботится о тех, кого берет под свое крыло. Наш командир заботится о нас, пусть и использует… нестандартные методы.

Я угрюмо хмыкнул, потирая плечо. Пальцы машинально искали «узел» боли, который мне показала Алессандра. Если его «распутать», станет легче. Но действия, которые раньше приносили облегчение, сейчас лишь усугубляли ситуацию.

– Командир тренирует нас и выводит навыки на новый уровень. Да, Хаммер – жесткий командир и жестокий учитель, иногда он действует так, что добрая половина населения земли назвала бы его психом, а вторая – аморальным уродом. Но он делает все, чтобы мы возвращались с заданий домой.

После слов о тренировках с Джексоном тошнота накатила с новой силой. Я еще ни в одной участие не принял, но мои кишки заранее завязывались в узел.

«Будто ты уже согласился…».

«Заткнись!».

– Ты что-то про правила говорил.

Аарон ойкнул, когда Мартин крепко приложил Лиама по спине, и улыбнулся мне.

– А это – в компетенции командира. Когда встретишься с ним, он все расскажет, если согласишься вступить в отряд.

– Бред собачий! Сначала вступи и подпиши бумаги, а потом мы расскажем, что ты там подписал. Так, что ли?

– Дэнни…

Я поморщился от прострелившей плечо боли.

– Все, хватит. Я понял, в какой области вы трудитесь. Кстати! Насколько законны ваши задания?

Аарон многозначительно промолчал. Я стиснул челюсти.

Частный сектор… Дьявол, во что я впутываюсь?..

«Дэнни, а, Дэнни. А вспомни-ка то задание, на котором Грин всадил в тебя две пули. Насколько оно было законным?..».

От воспоминаний о том дне в груди снова вскипела порядком надоевшая злость.

«Только тебя мне не хватало».

Аарон тихо сказал:

– В правилах Гильдии нет ничего особенного. Они защищают ее саму, ее тайны и честь. Самое главное правило, которое… может повлиять на твое решение, Торп выделит, поверь мне. И даст тебе время подумать. Но я уверен, ты примешь его.

Он уставился в свой бокал. Я невольно приподнял брови – идеальная пародия на статую командира, только посмотрите! Остолбеневший загадочный засранец!

Я прикрыл глаза. Усталость валила меня на пол, но уходить не хотелось. Мне было, о чем расспросить парней, и было, что обдумать.

Пока что звучало довольно заманчиво. Военная компания, в которой хорошо платят. Задания. Отряды. Командир…

«Интервьюер, чтоб его. С заскоками».

В голове внезапно стало пусто. Аарон отмер и терпеливо ждал, постукивая пальцем по бокалу. Но, кажется, на все остальные вопросы ответить мог только Джексон.

– Ваш… Хаммер… Он всех парней на собеседовании избивает?

Аарон застыл на пару секунд, а потом разразился таким хохотом, что Мартин с Лиамом перестали драться и уставились на нас. Я раздраженно допил остатки скотча залпом.

Рейнджер возник рядом настолько внезапно, что я вздрогнул и глухо рыкнул от боли в плече.

«Рейнджер, значит. Разведка, наблюдение, диверсия. Незаметный засранец. Нужно запомнить».

Он удивленно моргнул, отмечая мою реакцию.

– Не нервничай, принцесса. Я оставил дракона на заднем дворе. Прокатить?

Аарон смахнул невидимую слезинку и ткнул в меня пальцем.

– Дэнни спросил, всех нас Хаммер на собеседовании ИЗБИВАЛ или нет!

Лиам криво улыбнулся.

– А, понятно.

– Что тебе понятно? Что тут смешного?!

Я не на шутку разозлился. Какого хрена они ведут себя так, словно я – клоун?!

Рейнджер похлопал меня по левому плечу и дружелюбно улыбнулся.

– Если бы он тебя избил, ты сейчас не скотч пил бы, а в реанимации за жизнь боролся.

Я хотел выругаться, но заткнулся, вспомнив собственные ощущения рядом с Джексоном. То, как чутье вопило драпать, как звенели гитарными струнами нервы. И страх. Глубинный, инстинктивный!

Я общался с Джексоном Торпом от силы полчаса, но мог с уверенностью заявить – недооценивать его решится либо смертник, либо идиот. А я не был ни одним из них.

Аарон повернулся ко мне:

– Меня он не избивал… Прости, это действительно забавно. Но ты ведь не знаешь его. Иначе тоже смеялся бы!

Рейнджер многозначительно хмыкнул.

– И вспоминал, сколько раз и что именно он тебе сломал.

Вот тебе и заботливый командир! Наставник! Тренер!

– Это что за методика обучения такая?!

«…я покажу тебе пределы твоих возможностей и заставлю забыть о них…».

Лиам пожал плечами, а Аарон погрустнел.

– Действенная.

Они переглянулись, подняли бокалы и выпили не чокаясь.

Я вспомнил слова Алессандры: Аарон часто приходит к ней с переломами.

«Уж не Торп ли старается? Это же хрень какая-то! Если это так, какого черта он терпит это?».

Вспышкой неонового света в мозгу зажглась надпись:

«…я покажу тебе, что такое настоящая боль…».

«Нет, нахрен такое обучение, нахрен такую работу! С таким командиром не то, что врагов не надо. На такого командира твои враги молиться будут!».

«…я не повторю свое предложение…».

– Он сказал: приведи себя в порядок и приходи. Что это значит?

Аарона промолчал. Загадочный, как обычно! Меня начинала бесить их загадочность, серьезно! До желания вмазать по их заумным рожам!

– Хорошо! Когда он сказал: «приведи себя в порядок», он имел в виду мои боли, так?

– Я понял твой вопрос. Но не знаю, как на него ответить. С чего ты взял, что боли – проблема? Пара таблеток, и ты спокойно приступишь к тренировкам!

Лиам загадочно улыбнулся.

– А если Хаммер разрешит Моргану отсыпать своих таблеток, так ты и Мартина уделаешь.

Я вопросительно глянул на него.

– Морган фармацевт… или дилер?

Мужчины переглянулись и расхохотались. Лиам выдавил:

– Мне нравится его чувство юмора! Давай его оставим?

Я обреченно вздохнул и отвернулся. Вообще-то я не шутил…

К нам направлялась троица мужчин во главе с Мартином. Я без удивления обнаружил на запястьях его спутников черные браслеты. На носу одного из них красовалась царапина, оставленная дротиком Джексона.

Аарон проследил за моим взглядом и окликнул одного из мужчин:

– Морган, ты фармацевт или дилер?

Тот удивленно моргнул.

– Фарма… чего?!

Он скользнул по мне молниеносным взглядом и добродушно улыбнулся.

– А, это тот самый, да? Аарон нам всю плешь проел рассказами про тебя.

Я метнул в Таппера тяжелый взгляд, но тот ловко увернулся от него.

– Не было такого!

Лиам развел руками.

– Я же говорил – на ходу переобувается.

Аарон отмахнулся от него и скорчил недовольную рожу.

«Фармацевт» протянул мне руку.

– Николас Морган. И нет, я не фармацевт и не дилер, но «колеса» подкинуть могу, если худо станет.

Я хотел представиться, но Мартин перебил меня.

– Хаммер тебя убьет.

– Не убьет. Где он еще такого снайпера найдет?

Его глаза озорно сверкнули. Я задумчиво хмыкнул, окидывая слишком высокого для его ремесла мужчину.

«Снайпер. Значит, меткий сукин сын. Нужно запомнить».

Ко мне тихо подошел второй мужчина из-за бочки. Нет, далеко не мужчина…

Дьявол! Сколько ему лет?! Семнадцать? Восемнадцать?

– Двадцать.

Он словно прочитал мои мысли и протянул левую руку, а перед этим его взгляд скользнул по моему плечу. Заботится, что ли?

«Будешь внимательным говнюком… Тебе не кажется, что ты как-то не очень доброжелательно потенциальных товарищей окрестил?!».

– Тайлер Кей.

– Дэнни Стоун.

Я со смешанными чувствами оглядел компанию.

Мужчины были совершенно разными. Мартин – рослый, крепкий, с мышечным каркасом ближника. Аарон – сбитый, но не «громоздкий», как агрессивный малый, а жилистый. Морган отличался высоким ростом и худощавой фигурой, но под тонкой тканью длинных рукавов отчетливо проступали бицепсы – еще бы, винтовку тяжеленую таскать приходится. Лиам был ниже всех, с широченными плечами, мощной шеей, покрытой узорами татуировок, и хорошо развитой мускулатурой корпуса. Тайлер отличался юношеским складом фигуры, но было совершенно очевидно – он много сил и времени тратит на свое тело.

Мужчины были совершенно разными, но, когда стояли вот так, все вместе, становилось совершенно очевидно – они вместе. Отряд. Команда. Нам шестерым было тесно за небольшим столиком, но, несмотря на это, никто никому не мешал. Все стояли так, словно знали свое место. Словно каждый был на своем месте.

Я попытался представить Джексона рядом с ними и невольно вздохнул. Неплохая картинка вышла…

Тайлер с любопытством спросил:

– Как с Хаммером пообщались? Продуктивно?

Аарон поперхнулся пивом и собирался заржать, но сдержался под моим взглядом.

– Прости, но это очень смешно!

Лиам тактично промолчал, вперив искрящийся от смеха взгляд в стол.

– Нормально пообщались. Нихрена непонятно, конечно…

– И не должно быть. Пока что не должно быть.

Я перевел взгляд на Мартина.

– А этот тебе все слил?

Он кивнул на Аарона, который тут же показал ему средний палец. Благо между ними стоял Николас – судя по полыхнувшим гневом глазам агрессивного малого, он был готов товарищу шею свернуть.

Я машинально отметил:

«Снайпер, рейнджер, четыре ближника вместе с Джексоном, если, конечно, Тайлер – ближник. Пятым пойдешь?..».

– Нет, но пищу для размышлений подкинул.

– Хорошо, значит, вопросы еще остались.

Я приподнял брови, выражая непонимание.

– И чем же это хорошо?

– Ты не похож на того, кто оставит вопросы без ответов. И что-то подсказывает, что совсем скоро ты пополнишь наши ряды.

Николас справа от него улыбнулся. Лиам, занявший позицию слева, окинул меня оценивающим взглядом и ухмыльнулся. Усевшийся на соседний стул Тайлер согласно кивнул. Только Аарон на другой стороне стола отреагировал неожиданно.

Он резко отвернулся.

Я добирался до дома целую вечность. Прохладный воздух приятно остужал разгоряченную голову. Мелкий, почти невесомый дождь приятно покалывал кожу.

Я пытался разложить полученную информацию по полочкам. Получалось не очень, потому что боль добралась до основания черепа и проникла даже туда, куда раньше ее щупальца не доставали.

Волосы на затылке шевелились, кожу головы стягивало. В висках пульсировало. Мелкие судороги сдавливали бицепс и плечо. Правая рука была такой тяжелой, что казалось, будто я тащу ее волоком по асфальту.

Дерьмо! Поговорил, называется, с командиром. С ПЕРСПЕКТИВНЫМ командиром.

Все было хорошо в предложении Джексона. Каждое слово Аарона мне импонировало. Суть была понятна и близка. Действительно, я ведь хотел вернуться к военному ремеслу. И контракт казался единственным выходом. Но…

Я снова и снова вытаскивал из памяти образ Джексона. Вот, что останавливало меня. Он пугал меня. Всерьез пугал! И то, о чем вскользь говорили парни из его отряда, только подпитывало страх.

«Да нахрена мне это нужно?! Чтобы какой-то мужик…».

– Показал мне пределы моих возможностей и заставил забыть о них…

Тихий шепот смешался со звуками ночной жизни Чикаго.

– Показал мне, что такое настоящая боль… и сделал ее… моим товарищем…

Джексон – сильный лидер. Это понятно даже слепому. И не только потому, что он усадил меня на стул одним жестом и выбил из меня дерьмо, не прилагая особых усилий. Я видел это в глазах его товарищей.

Уважение, даже почитание! То, как они говорят о нем… Он заботится о них.

Значит, его забота стоит всего, что он с ними творит? Так, что ли?!

Что там за, дьявол его порви и раскидай по планете, забота такая, раз взрослые мужики позволяли ему измываться…

– Не измываться. Тренировать. Учить.

Мой голос звучал глухо и едва заметно дрожал. Боль начала проникать в череп в тот момент, когда я подошел к дому.

Я вошел в квартиру, не переставая морщиться. Пройдя в спальню, включил свет и нашел глазами пузырек с таблетками, который так и стоял на прикроватной тумбе. Этакое напоминание… О чем? О том, что я – идиот, который решил, что боль – хорошо? Что боль будет вести меня! Наделит несусветной мудростью и силой! Может, эта боль еще и третий глаз вырастит на моем лбу?!

Опираясь рукой об дверной косяк и покрываясь мурашками и холодным потом, я пытался вспомнить, на кой черт мне понадобилось воевать с Алессандрой и терпеть это дерьмо столько времени.

Я помнил разговор с Аароном. И его слова – боль напоминает, что мы живы, запускает программу защиты на уровне ДНК. Боль – помощник, не враг!

– Все это гребаное дерьмо, Таппер!

Я плавился от вгрызшейся в мозг боли. Ее щупальца поглаживали то место, где у людей находится мозжечок. И он как раз отвечает за то, чего сейчас боль лишала меня.

Координации. Реакции. Равновесия. Дыхания. И что-то организм не сильно рвался спасаться! Что, недостаточно херово? Нужно больше муки?!

Я гипнотизировал пузырек таблеток и торговался сам с собой. Но ради чего?!

«Ты просто не хочешь признавать, что был неправ, да? Не хочешь признавать, что во всем этом не было смысла. Что Алессандра все это время была права. Что Джексон прав. Что тебе нужны таблетки. Что звон твоих стальных яиц не такой громкий и убедительный, как тебе казалось».

Я тихо засмеялся, морщась от новой вспышки боли. По спине побежал неприятный холодок. Скользкий, как змея.

«По-моему, ты сдох и начинаешь коченеть…».

Еще чуть-чуть, и я не смогу открыть пузырек. Но я не желал сдаваться.

Я НЕ МОГ НАЙТИ В СЕБЕ СИЛЫ ПРИЗНАТЬ, ЧТО ВСЕ ЭТО ВРЕМЯ БЫЛ НЕПРАВ!

Должен же был быть какой-то смысл в том, что я вел себя как идиот! И это явно было не то, что я пытался всучить Торпу. «Больно, значит, жив!». Что за херня?!

Я шумно выдохнул, чувствуя, как немеет лицо.

«Думай, Стоун! Еще немного – и ты вырубишься, понимаешь это?».

В голове помимо моего собственного звучало еще три голоса. Голос Алессандры твердил:

«Мне больно видеть, как ты мучаешься, детка».

Я криво улыбнулся.

«Мне это тоже никакого удовольствия не приносит, не поверишь!».

Голос Джексона отдавал приказ:

«Перестань выпендриваться и начни принимать таблетки».

Я зажмурился.

«Скажи, Джексон, ради чего я это терпел?!».

Верные вопросы – верные ответы…

Я больше не мог терпеть. Сделав три неловких шага, я сел на пол возле кровати.

Пузырек таблеток терял четкие очертания. Это было жутко. Он пульсировал, словно был живым организмом с другой планеты, способным меня убить

Я схватил его левой рукой и сжал так крепко, словно он собирался вырваться и убежать. Подцепив большим пальцем пластиковую крышку, надавил. Пробка соскочила, и рука дрогнула. Таблетки рассыпались по полу.

– Дерьмо…

Я подобрал две штуки и поднял на уровень глаз.

Вот оно. То, что мне нужно. То, чего я хотел! То, в чем нуждался! То, что я сейчас ненавидел больше всего на свете…

Я упорно глушил третий голос в голове. Тот, который будил во мне ярость. Ненависть. Чувства, что оглушали меня, снова возвращая в тот день, когда я стал одноруким преступником перед лицом военного суда и сослуживцев.

Эти чувства вели меня так долго, разъедали изнутри так сильно, что, когда Алессандра поцеловала меня, я словно очнулся от кошмарного сна!

Я выдохнул и слабо улыбнулся. Кажется, понял…

Болезненный хохот с нотками отчаяния повис в комнате. Я смотрел на таблетки и опускал заслоны, позволяя боевому товарищу повторять одну и ту же фразу.

Логан Грин шептал в моей голове:

«Прости меня, Дэнни».

Дьявол! И как можно было оставаться слепым так долго?! Почему так легко было обманывать самого себя, пряча самое сокровенное в глубине сознания?! Идиот хренов! Кретин! Да Джексон маловато мне поддал! Нужно было бить сильнее! Чтобы мозги встали на место!

Да не для того, чтобы живым себя почувствовать, мне была нужна боль. Боль помогала не забывать о том, что я…

«…должен восстановить свою честь. Сдержать обещание. Убить Грина».

Я начал отключаться. Мир погружался во тьму, и я приложил усилия, чтобы направить пальцы с таблетками ко рту.

Язык обожгла горечь. Кадык двинулся вверх и вниз, отправляя таблетки вниз по пищеводу. Я улегся на спину и прикрыл глаза.

«Тебе не нужно напоминание. Ты никогда не сможешь забыть, что он сделал. Никогда не сможешь простить. А боль… тебе… не нужна. Тебе нужен… Торп».

Глава 6

Я стоял перед кабинетом Алессандры и не мог заставить себя зайти внутрь, хотя она ждала меня уже минут пятнадцать.

«Давай, Стоун, не дрейфь, дьявол тебя раздери! Что ты как девственник на танцах?!».

Кажется, я столько за всю жизнь не думал, сколько за прошедшую после встречи в баре неделю. И чем дольше думал, тем сильнее сбивался сердечный ритм и труднее дышалось. А думал я о следующем.

Во-первых, я хочу в отряд Джексона. И даже не потому, что мне нужна работа, на которой хорошо платят. Это было немаловажно, потому что деньги, за которые Грин купил свою свободу, а я продал честь, заканчивались. Но еще после наших с Аароном посиделок в баре, а в особенности после той, на которой я познакомился с отрядом, я понял, как сильно скучаю по людям – живым, мыслящим, способным поддержать разговор, шутящим и обыгрывающим меня в хренов дартс.

Я хотел к Джексону в «подмастерья». Обещание, которое он дал, будоражило мою кровь. Ведь все, чему он мог меня обучить, даст мне преимущество, станет моим оружием. Тем, что позволит мне… как он сказал? Получить желаемое, да. И это было «во-вторых».

Собственное обещание звучало во мне. Сейчас, когда я начал пить таблетки и понял, что боль не является ведущей силой, помнить про него было гораздо легче.

В какой момент мне стало мало его? В какой гребаный момент мне стало недостаточно желать… справедливости? О, нет. Я желал мести. И осознавал это каждой клеточкой крепнущего без боли организма.

Вот ведь дерьмо! На следующее утро после задушевной беседы с командиром я с трудом снял футболку, потому что правое плечо хоть и не болело, но словно затекло. А когда снял, знатно охренел, увидев следы от пальцев на левом плече и гигантскую гематому на правом в том месте, которое должен был массировать и разминать, чтобы облегчить боль.

Как же я хохотал, когда понял, что сукин сын Джексон Торп точно знал, куда нужно бить. Это были преднамеренные точные удары молота, вбивавшие гвозди в крышку гроба моих попыток справиться без лекарств. Молот! Хренов Хаммер…

Казалось, что один человек был решением всех моих проблем. Мужчина с ледяными глазами, едва различимой улыбкой и ограниченным запасом эмоций и движений. То, что нужно! Мужчина, который мог не просто поставить меня на ноги, но и дать такого пинка, что позвоночник вышел бы из глотки. И… это было «в-третьих».

Мне нужен командир, человек, который будет меня направлять, как бы убого это ни звучало. Нет, я не считал себя ведомым, но сейчас действительно не понимал, куда идти, и чувствовал себя слепым котенком, бьющимся об борт коробки на уличной помойке.

Чувство было настолько дерьмовым, что я был готов отдать себя на растер… Нет, не то слово. Я был готов стать бойцом Джексона и позволить ему тренировать мои дух и тело. И был уверен – я достаточно силен, чтобы выдержать все, на что пойду… по доброй воле.

Я хотел все, что он мне обещал. Все, о чем говорил Аарон. Хотел компанию. Хотел отряд. Людей, которые будут прикрывать мой тыл.

Сильно же меня доконала одиночество…

Чем дольше я думал об отряде, как о людях, которые могут стать моими друзьями, тем проще было принять один уверенно бьющий по нервным окончаниям факт. И это было «в-четвертых». То, что мешало мне открыть гребаную дверь в кабинет доктора Коппола. То, от чего на душе скребли кошки. От чего я чувствовал себя так паршиво, что хотелось биться об стену.

Алессандра оказалась под запретом. Если я вступлю в отряд Джексона, Аарон станет одним из тех, кто будет прикрывать мою задницу. И как бы я отнесся к тому, что кто-то из моих… друзей? Да, пожалуй, мы стали бы друзьями… Как бы я отнесся к тому, что один из моих друзей делит постель с женщиной, к которой я неравнодушен? Хрен с ней, с неразделенной любовью. Это больно!

Размышлять об этом было очень смешно! И дико! И неловко! После всего одного поцелуя… и года «прозрачных» намеков мне нелегко далось это решение… но оно было верным.

«ДАВАЙ УЖЕ! ПОШЕЛ!».

Дьявол, как же колотится сердце! Так сильно, что ребра ноют!

Собравшись с духом, я нажал на ручку. Дверь скрипнула невыносимо громко. Я глубоко вдохнул и вошел в кабинет.

– Я думала, ты не придешь.

– Привет, Алессандра.

Я прошел в кабинет и остановился возле банкетки. Я не собирался задерживаться…

Девушка проводила меня озадаченным взглядом.

– Как ты? Выглядишь неплохо.

– Чувствую себя так же. Я начал принимать лекарства.

Я ждал крика: «Наконец-то!», едкого замечания из серии: «Неужели в аптеке центра начали продавать мозги?». Чего угодно, но не…

– Почему?

Я перевел взгляд на девушку. Она хмурилась, скрестив руки на груди. Она недовольна? И чем на этот раз?!

Я раздраженно фыркнул.

– Потому что не хочу, чтобы мне было больно. Потому что с ними я нормально сплю. Потому что так правильно. Потому что я должен был давно это сделать!

Я не понял, когда перешел на рык, и одернул себя лишь когда Алессандра выразительно приподняла брови. Выдохнул успокаиваясь.

«Дьявол, Стоун! Держи себя в руках!».

– Прости. Ты была права все это время. И я должен был слушать тебя и… мне жаль…

«Скажи это, давай!».

– …что тебе пришлось возиться со мной дольше, чем ты предполагала. Ты прекрасный доктор, но, кажется, я готов идти дальше один.

«Не готов! Совсем не готов! Но должен».

Я отвернулся, пряча взгляд. Стоило посмотреть на Алессандру, я в красках вспомнил те чувства, что дарили ее объятия, как приятно было ощущать тепло ее тела. Вкус ее губ, который прогонял одиночество и тоску. Ее пальцы, порхающие по моим плечам. И, кажется, впервые по-настоящему осознал, что значит выражение: запретный плод сладок. Сейчас, зная, что не могу позволить себе даже думать о том, чтобы быть с ней, я захотел ее. До одури! До сумасшествия!

Алессандра засмеялась, вырывая меня из оцепенения.

– Дэнни Стоун, я вбивала тебе это в голову… сколько? Достаточно долго для того, чтобы ты перестал спорить со мной. Я довольно долго работаю с тобой, чтобы заслужить доверие. И вот ты говоришь, что можешь двигаться дальше один. Не кажется, что торопишься с выводами после того, как тебе немного полегчало?

Она двинулась ко мне, ступая мягко, неспешно, словно боялась спугнуть. Словно я был редким зверьком, и она хотела поймать меня. Погладить. Уж не знаю, что было в ее голове. А я представлял, как она садится ко мне на колени, прижимается ко мне грудью, ерошит тонкими пальцами мои волосы…

«Дьявол, Стоун! Рехнулся? Сейчас?! Именно сейчас?! Серьезно?!».

– Впереди слишком много работы, чтобы ты говорил об уходе. И лучше тебе оставаться под надзором специалиста, чтобы ты снова себя не покалечил.

Она приблизилась достаточно для того, чтобы я услышал аромат ее духов. Меня окутал шлейф, в котором я без труда распознал жасмин, который любил.

Ох, как я наслаждался этим ароматом, пока шел по городу… до того момента, как встретил Аарона. Как же сильно мне хотелось схватить девушку за талию и завалить на банкетку! Стянуть с нее узкие брюки и…

«Угомонись, придурок!».

Я покачал головой, пряча взгляд.

– Думаю, мне больше не нужен такой крутой специалист, как ты. Обойдусь кем попроще. На свете много людей с проблемами посерьезнее, чем у меня. Да и…

«Давай, Стоун, давай! Бей! Иначе нельзя!».

В груди нестерпимо зажгло. Воздух встал в горле комом.

– Я не хочу, чтобы реабилитация затянулась. И… давай на чистоту. Мне не нравится, что мы снесли личные границы. Давай не будем усложнять. В конце концов, мы же… доктор и пациент.

В кабинете повисла мертвая тишина.

Я с трудом заставил себя поднять на девушку взгляд… и едва не застонал. Жжение в груди стало таким сильным, что захотелось нырнуть в ледяную воду.

Я попал в цель. Вот только радости попадание не принесло.

Алессандра смотрела на меня растерянно. Она не просто не ожидала услышать эти слова – они ее задели.

Какого труда стоило не обнять ее! Не спрятать на своей груди, не извиниться за жестокость! Эта девушка столько времени была рядом! Она была единственным человеком, который…

Суровый голос в голове процедил:

«Которого ты к себе подпустил, не обольщайся…».

Она была так добра и терпелива, сносила все мое дерьмо, когда другие…

«Что “другие”? Откуда тебе знать, что сделали бы другие доктора? Она была единственной не потому, что сама этого хотела. А ты лишь пациент с травмой…».

Я ненавидел этот холодный, источающий презрение голос, но увеличил громкость, чтобы он выбил из головы остальные мысли и не позволил сдаться.

Всю неделю я старался разубедить себя в том, что у нас с Алессандрой что-то… есть. Даже дружба, речь не о симпатии! Всю неделю я хотел обнять ее, раствориться в ее тепле, прижаться губами к ее волосам. А сейчас все эти желания вышли на новый уровень – на уровень жизненной необходимости!

Но я стоял, натянув на лицо отстраненное выражение, гасил пожар в глазах… и молился, чтобы Алессандра не вздумала ни о чем меня спросить. Чтобы не задала самый страшный вопрос: «какого черта ты опять ведешь себя как мудак, Стоун?!». Чтобы не напомнила, как много сделала для меня! Чтобы не напомнила, как мне было хорошо, когда мы целовались! Как я сам целовал ее! Чтобы оказалась выше меня. Иначе придется сделать ей еще больнее. А она это не заслужила…

Алессандра молчала, пригвожденная к месту грязным, нечестным упреком! В ее глазах все сильнее проступала золотыми крапинками боль. Лучше бы была злость…

Кажется, прошло сто лет, прежде чем я смог заставить себя двигаться. Алессандра была так близко, что я мог разглядеть каждую морщинку в уголках ее глаз. И понял – не уйду сейчас, не смогу уйти вообще. А потому сделал то, что должен был.

Я пошел прочь из гребаного кабинета. И уже на выходе, держась за дверную ручку, обернулся и едва не застонал. Девушка обняла себя обеими руками и уронила подбородок на грудь. Она смотрела в одну точку не моргая.

– Прощай, детка.

Она лишь кивнула. И этого было достаточно.

Я вышел из кабинета и закрыл дверь, ощущая в груди неимоверного размера пустоту. Такую, что она раздвигала ребра. Она образовалась в том месте, где засела Алессандра, так и не ставшая ни моим другом, ни моей любимой.

Но почему же тогда она заняла так много места?!

– Мистер Стоун…

– Дэниел.

– Не вижу смысла в Ваших визитах ко мне. Вы сопротивляетесь каждому предписанию, спорите и угрожаете. Я не могу работать в таких условиях.

Я прищурился, глядя на мужчину немногим за тридцать. Он выглядел слишком молодо, чтобы быть ОДНИМ ИЗ ЛУЧШИХ! И как вообще это определяется?!

Молодой доктор смотрел на меня, выгнув брови. В его глазах застыла немая мольба. Он явно хотел, чтобы я свалил и не возвращался.

Я его достал.

Это был третий прием. ТРЕТИЙ! А он уже выгонял меня!

Да, прошло уже три недели с тех пор, как я вышел из кабинета Алессандры, опустив голову и пряча взгляд от окружающих. Три недели как один гребаный миг… растянувшийся в вечность. И все три недели я прятался от внешнего мира как мог.

Мой телефон звонил каждый вечер и не по одному разу. Но я не брал трубку, потому что мой номер знало два человека. И ни с одним из них я не хотел разговаривать.

Я прятался, тренируя левую руку и понемногу нагружая правую. Мучил эспандеры и стискивал челюсти, повторяя про себя лишь одно слово: нельзя.

Мне хотелось встретиться с Аароном и его парнями, но, стоило накинуть куртку, вина и стыд загоняли меня обратно в квартиру. И, кажется, я херил шанс на работу в Гильдии, как только мог. Оставалось надеяться, что предложение Джексона не имеет срока годности. Тем более я так и не понял, что значит «приведи себя в порядок». Что привести-то? Тело, душу и мозги?! Все в руинах!

Я нашел нового доктора очень быстро, всего за пару дней и уже трижды пожалел, что пошел к нему. По сравнению с ним Алессандра была рисковой штучкой, согласной потакать всем моим прихотям и капризам, лишь бы я был доволен. Но с ней я, хоть и воюя там, где делать этого не следовало – ох уж этот горький опыт! – шел на поправку.

Новый доктор напрочь запретил тренировки, едва я упомянул мышечные боли. И тот факт, что я принимал лекарства, не повлиял на его решение. И я был в ярости…

«Зато тебе не хочется его трахнуть».

– Док…

– Мистер Стоун…

– ДЭНИЕЛ!

Мужчина отъехал на кресле подальше от меня, скрестил руки на груди и закинул ногу на ногу.

– У кого из нас диплом по медицине?

«Ты свой, похоже, в переулке купил…».

Я с трудом сдержал едкое замечание. Я и так пугал беднягу, не хотелось довести дело до того, чтобы охрана выставила меня из здания.

Несколько раз глубоко вздохнув, я взял себя в руки и ответил:

– Док, это слишком сильное лекарство. Я не буду его принимать.

– Дэниел, то лекарство, что Вы принимаете сейчас…

– …помогает. Его достаточно. Я больше… не хочу терпеть боль. И этого…

Я кивнул на пузырек у него на столе.

– …мне достаточно.

Доктор Веллер смотрел на меня и молчал. И я смотрел на него, не рассчитывая победить в этой битве взглядов. Потому что парень был непрошибаем. И собирался пичкать меня наркотиками.

Наконец он вздохнул и провел пятерней по волосам. Совсем как Аарон.

Дьявол, кажется, я скучал по этому засранцу, обрывавшему мой телефон.

Ведь это он звонит? Точно он. С чего Алессандре до меня дозваниваться?

Пожалуйста, пусть это будет он…

«И какого дьявола ты опять от всех спрятался, Стоун?! Вина ли заставляет тебя сидеть дома по вечерам, а?».

Верные вопросы – верные ответы. И я старался задать тот самый вопрос, который дал бы мне тот самый ответ. И не мог.

Я ДАЖЕ ЖЕЛТУЮ УТКУ КУПИЛ ВО ВРЕМЯ ВЫЛАЗКИ ЗА ПРОДУКТАМИ!

Но чертова резиновая штука, вопреки всем статьям в интернете, не помогла найти ответ. А я выглядел дебильно, разговаривая с игрушкой.

– Хорошо, я выпишу ЭТОТ препарат. Но…

Док серьезно посмотрел на меня, и я едва не засмеялся. Не шло ему это выражение лица! Слишком молодо он выглядел, слишком… нелепо.

– …пообещайте – если боли станут возвращаться, если почувствуете себя хуже, если снова начнутся проблемы со сном и аппетитом, Вы согласитесь на…

– Идет.

Я протянул ему руку на прощание. Правую. После того, как синяки и отек сошли, боли возвращались, сопровождаемые спазмами и судорогами. Но я знал, что смогу вынести их даже без таблеток. Вот только рисковать больше не хотелось.

Мужчина с нескрываемым скепсисом пожал мою руку. Мягко, словно боялся навредить. И я снова с трудом сдержался, чтобы не закатить глаза от нахлынувшего раздражения. И вспомнил, как Аарон сдавливал мои пальцы.

«Ох, приятель, и надо же было запасть на девчонку, в которую ты втрескался…».

И стоило бы послать нахер и его, и отряд, вернуться к Алессандре и… не знаю, что из этого вышло бы, но я мог хотя бы попробовать!

Но мне нужен Джексон. Мне нужно, чтобы он сдержал обещание. Потому что только благодаря этому я смогу сдержать свое…

Дома, на крыльце, ведущем в блок, меня ждал сюрприз. И я не очень понимал, приятный или нет. Но сердце заколотилось так сильно, что вернулась невралгия.

Я увидел сидящую на ступенях фигуру издалека и замер, не зная, что делать. С одной стороны, я мог уйти, а домой вернуться спустя пару часов, когда горизонт освободится. Но с другой…

Я криво улыбнулся, слишком сильно радуясь неожиданному гостю.

«Если гора не идет к Магомету, да, Стоун?».

Шагая по тротуару, я смотрел на человека, сжимавшего картонную подставку с двумя стаканчиками, и ощущал что-то вроде признательности.

«Ты кретин, Стоун. Просто признай уже этот факт и живи дальше».

Мы встретились взглядами, когда между нами оставалось около десяти шагов. Серые глаза укоризненно сверкнули, но губы Аарона растянулись в теплой улыбке.

Он был рад видеть меня. И я тоже. Охренеть как рад.

Мужчина поднялся со ступенек и склонил голову набок. Его щеки слегка покраснели, и я невольно приподнял брови. Смущен тем, что заявился без приглашения и предупреждения?

«А как он получил бы первое и сделал второе, если ты прячешься?!».

Аарон кинул взгляд на окна, потом на домофон и неуверенно протянул:

– Кажется, мужик с третьего подумал, что я пришел к его жене. Он заорал «ДАНИЕЛА! ИДИ СЮДА!». Так что…

Я недоуменно моргнул, а спустя секунду хохотал как ненормальный.

Аарон широко улыбался. Его плечи подрагивали от сдерживаемого смеха.

– Ты это, последи сегодня ночью, чтобы он ее не прибил, уговор?

Я согласно кивнул, утирая слезы.

– Уговор!

Я выдохнул, ощущая приятное спокойствие. Во мне вдруг не осталось ни вины, ни смущения, ни смятения. Простая человеческая радость от того, что кто-то про тебя помнит и сидит на твоем крыльце с…

– Что это?

Я кивнул на стаканчики, и Аарон хитро прищурился.

– Серьезно? Не понял?

Я отрицательно мотнул головой, не переставая улыбаться, и мой собеседник театрально вздохнул.

– Я ж не на свидание приперся! Не потащу же я тебе кофе? Это скотч!

Я снова засмеялся. Аарон присоединился ко мне.

В голове уютным мурчащим клубком сворачивалась мысли:

«Тебе нужны люди, Стоун. Не одиночка ты, совсем не одиночка».

Я протянул руку, и Аарон вручил мне неожиданно тяжелый стаканчик.

– Какого черта ты здесь забыл? Выпить не с кем?

– А какого черта ты пропал со всех радаров?

– Нужно было… кое-что утрясти.

Аарон многозначительно кивнул и пригубил напиток. Я последовал его примеру и спустя мгновение недоуменно сорвал со стаканчика крышку.

Кофе! Охренительно сладкий кофе!

– Ты же сказал, что это скотч!

Мужчина озадаченно моргнул.

– Вот черт. Раз мы пьем кофе, значит, малолетки из кофейни сейчас глушат наш алкоголь.

Я согнулся пополам в приступе хохота, представляя восторг подростков. И почувствовал себя потрясающе! Живым и опьяняюще свободным.

Растерянный Аарон осторожно хлопнул меня по плечу, и я с трудом выпрямился, утирая слезы.

– Таппер, ты… Ты…

– Хватит ржать, придурок.

Он выкинул подношение в урну возле крыльца и застонал, сдерживая смех. Я последовал его примеру. Тяжелый стаканчик с отвратительно сладким напитком громко стукнул дно.

– Ну, что ж, раз это свидание…

– Пошел ты, Стоун! Пойдем выпьем, я знаю неплохой бар рядом.

Я кивнул, все еще посмеиваясь.

Мы сидели в атмосферном местечке, которое я никогда не нашел бы сам. Я постоянно ходил по этой улице и проходил мимо. Ни яркой вывески, ни рекламы – ничего. Словно бар работал только для посвященных в тайну его существования.

Темно-красные стены с коричневыми узорами, увешанные черно-белыми фотографиями в тяжелых рамах, небольшие столики из темного дерева с мягкими кожаными диванами, такая же темная барная стойка и улыбчивый здоровяк зеленом ирландском фартуке за ней, тихая музыка – идеальное место для вечера в хорошей компании.

Бармен поставил на стол бокалы и удалился, оставляя нас в самом темном и дальнем уголке заведения. Я с улыбкой повернулся к спутнику.

– Ты все бары в Чикаго знаешь или только… особенные?

Аарон пожал плечами, оглядывая помещение.

– Я много где побывал по долгу общения с толпой мужиков. Но этот бар – мой любимый, и именно по этой причине я не вожу сюда никого из отряда. Эти придурки напьются и что-нибудь разгромят. А я перед владельцем вроде как…

Я с удивлением заметил мелькнувшую в глубине его глаз тоску.

– …в долгу. Да, я перед ним в долгу.

Аарон провел пятерней по волосам и пригубил темное пиво. Я последовал его примеру и отпил пряный скотч. Кубики льда звякнули об стенку бокала.

То ли дело было в месте, то ли в моем настроении, но даже скотч сегодня был особенно приятным.

Аарон притих, видимо, нырнув в воспоминания о неоплаченном долге перед владельцем заведения. Я не мешал ему, блуждал взглядом по фотографиям и наслаждался душевным покоем, о котором успел забыть за прошедшие три недели.

Голос Аарона вырвал меня из мыслей:

– Итак, какого черта ты пропал? Я, конечно, не твоя главная фанатка, но даже я начал переживать. Со стороны выглядит так, словно ты испугался и спрятался, чтобы Хаммер тебя не нашел.

– Ну, уж не настолько он меня напугал.

– Ой ли?

В глазах Аарона зажглись огоньки, и я не смог сдержать улыбку.

– Обосраться можно, как сильно напугал. Мне нужно было хорошенько подумать над тем, во что я собираюсь ввязаться, приняв предложение твоего командира.

«И привести себя в порядок, что бы это ни означало».

– Тебя правила смущают?

– Как будто мне их кто-то рассказал. Командир меня ваш смущает.

Аарон многозначительно хмыкнул и подался вперед.

– Хаммер суров, но справедлив. И когда я говорил…

– …что он заботится о вас? Таппер, что это за забота такая – избивать бойцов?

– Да что ты заладил одно и то же? Не избивает он нас, а…

– …тренирует.

– И делает это охренительно хорошо. Это единственное, что тебя смущает?

Я взъерошил волосы на затылке и раздраженно поморщился.

– Я хочу в ваш отряд. Охренеть как сильно. Умеете вы с Джексоном рекламировать Гильдию. Но я до сих пор не понял, что означают его слова: приведи себя в порядок.

Я вытянул перед собой правую руку и сжал кулак.

– Если это касается руки, то я…

– Не в этом дело, уверен на сто процентов.

Я обреченно вздохнул.

– А что тогда? Голову? Что?

Аарон пожал плечами, и я тихо зарычал. Для проформы. Чтобы не расслаблялся.

Он тут же вскинул ладони в обезоруживающем жесте.

– Я серьезно не знаю, что ты сразу бесишься?

Мужчина улыбнулся, когда я засмеялся.

– Твое чувство юмора еще хреновее моего!

Он хмыкнул и продолжил серьезным тоном:

– У Хаммера есть одно качество, которое бесит и восхищает в равной степени. Он читает людей как книги. И если ему кто-то понравился, значит, есть в этом человеке что-то действительно особенное.

– Я ему понравился?

– На комплимент нарываешься?

Я хрипло засмеялся.

– Нет, не нарываюсь, просто… не похоже, что я ему понравился.

– Он тебя в отряд позвал. А это кое-что значит. Охренеть, как много, на самом деле. Хаммер абы кого к себе брать не будет. Каждый в нашем отряде обладает рядом личностных качеств и профессиональных навыков, которые значительно выделяют его на фоне других. Лиам – потрясающий рейнджер. Николас – фантастический снайпер. Мартин – охренительный боец.

– А ты?

Серые глаза лукаво сверкнули.

– Придешь – узнаешь. Хаммер каждого из нас нашел сам, выделил из толпы. Он разглядел в нас то, что мы сами в себе не видели.

– И что же это?

– Потенциал.

Я откинулся на спинку дивана, поглаживая ободок бокала. Потенциал, значит…

Губы Аарона тронула странная улыбка, от которой мне внезапно стало не по себе.

– Что-то есть в тебе, что зацепило его. Что-то он в тебе увидел и решил заполучить.

Я недоверчиво хмыкнул, но в груди стало очень тепло, а самооценка выросла на хрен знает сколько пунктов.

– Звучит так, словно я школьная красавица на выпускном, дьявол вас всех раздери.

Аарон расхохотался в бокал. Мелкие брызги полетели на стол, и я улыбнулся. Мой собеседник смеялся так искренне, что я, желая того или нет, проникался к нему всей душой.

– Хочешь, можешь и так думать, красотка ты наша смазливая.

«Наша. Словно я уже вступил в отряд».

Я усмехнулся.

«Что-то видит в людях». Джексон почти так же говорил об Аароне. Но смысл все же был другой. Джексон, по словам Аарона, видел в людях то, что они сами в себе не могли разглядеть, и помогал раскрыть это. Интересно, какими методами?

Я похолодел, едва подумав про тренировки… с Хаммером. Если это его методика…

«Боишься, что ли?».

«Боюсь».

– Как бы то ни было, это не приближает меня к ответу на вопрос…

– Ты слишком много думаешь, тебе не кажется?

Я иронично изогнул бровь.

– Да вот нет, знаешь ли, не кажется.

«Порой даже маловато думаю! Чересчур часто!».

– Много, Дэнни, много. Ты уверен, что хочешь в наш отряд?

Я уверенно кивнул. Аарон окинул меня задумчивым взглядом, задержав его на пару мгновений на моей правой кисти.

– Думаю, ты привел себя в порядок. И тело, и мозги и… Что там дальше, красотка ты наша смазливая? Душу, да?

Я двинул его с правой в бок. Несильно, но плечо отозвалось ноющей болью.

«Тело еще не совсем в порядке…».

Аарон охнул и засмеялся.

– Побереги силы, дружище. Они тебе понадобятся. Болит?

Я кивнул, разминая мышцы.

Доктор Веллер старался объяснить мне, почему плечо болит так долго, но я не особо слушал его. Мышечные волокна, разрывы, кислота… Я не понимал половины терминов, которыми он осыпал меня с ног до головы. Алессандра объяснила бы проще и понятнее.

Алессандра…

Я тосковал. Все три недели после нашего разговора. И по другу, который поддерживал меня, и по доктору, который поставил меня на ноги. Как же меня бесила необходимость существовать без нее, знал бы кто! Меня бесило, что решение уйти от нее я был ВЫНУЖДЕН принять. Ведь Аарон…

Внезапное озарение стукнуло меня по темечку. Хорошо так, словно отбойным молотком прилетело.

Бросив взгляд на собеседника, я наконец понял, почему прятался от него. Не вина была тому причиной. Не совесть. Все дело было в злости. Я Аарона винил в том, что мне пришлось сменить врача. А ведь он не просил об этом…

Какая-то явно умная мысль мелькнула в голове. Я попытался ухватить ее за хвост, но она спешно скрылась, оставив обрывки фраз, кое-как завязанных друг на друге.

Добрая воля. Ответственность за действия и решения. Только моя ответственность.

Мне вдруг стало стыдно перед Аароном. И на этот раз, потому что я три недели злился на него просто так.

«Ты сам принимаешь все решения в своей жизни. По доброй воле. И только тебе отвечать за последствия».

Я вздрогнул от неожиданности, когда Аарон дотянулся до салфеток, достал одну и огляделся с задумчивым видом.

– Что ищешь?

Он молча встал из-за стола и ушел к барной стойке.

Я снова принялся разглядывать фотографии на стене, пытаясь прогнать уже два тянущих из меня жизнь чувства – тоску и вину.

Черно-белые снимки мне всегда нравились больше, чем цветные. Нужен особый талант, чтобы сделать их живыми. Не зря говорят – «жизнь заиграла новыми красками» и «черно-белые дни»…

Аарон вернулся с карандашом, что-то написал на салфетке и протянул ее мне.

– Если ты точно принял решение – вот. Позвони, когда соберешься с духом. Раз уж твои тело, мозг и душа в порядке, осталось разобраться с духом.

Я пробежал взглядом по цифрам и озадаченно нахмурился. Номер явно был телефонный, судя по коду города, но очень странный.

– Ты уверен, что правильно написал?

– Уверен. Именно так и наберешь.

– Но здесь…

– Я знаю. Ты что, думаешь, я тебя разыгрывать буду?

Я машинально покачал головой, на всякий случай запоминая цифры. А когда наконец убрал салфетку в карман, Аарон поднял бокал. Я невольно вскинул брови – уж слишком у него был торжественный вид.

– Я рад, что встретил тебя. Думаю, ты идеально дополнишь наш отряд.

– Ты меня знаешь пару месяцев. Почему так уверен в этом?

Я вспомнил «собеседование» с Джексоном. Наш разговор, лишенный логики на первый взгляд. Да и на второй тоже…

– Аарон, что ты во мне разглядел?

– Воина. Настоящего бойца. Того, кто не сдается ни перед трудностями, ни перед поражениями. Того, кто способен своим примером доказать другим очень многое.

– Как поэтично!

– Пошел ты, красотка смазливая.

Странное чувство сдавило грудную клетку после его слов. И оно очень походило на гордость…

Я вспомнил нашу первую встречу. Как он умудрился разглядеть в том сломленном парне воина?..

– Могу теперь я задать тебе вопрос?

– Конечно.

– Почему ты ушел от Эйс?

Я мгновенно заледенел и даже дышать перестал на несколько секунд.

– С чего ты…

– Не «с чего», а «от кого». Я был у нее, когда понял, что на звонок ты не ответишь. Признаться, я решил, что ты либо сдох от боли, либо сбежал. Так и что? Почему ты сменил врача?

Его глаза поблескивали, напряженно, выжидающе.

«Вот он, момент истины. Что будешь делать, соврешь? Или правду скажешь? По какому пути пойдешь? Доверия или обмана?».

«Да пошло оно все!».

– В общем-то… из-за тебя, потому что ты влюблен в нее.

Аарон замер, глядя на меня совершенно круглыми глазами.

– Я не… Ты рехнулся? Из-за меня?! Да видел бы ты ее! Эйс рвет и мечет! Она, конечно, сдержанная, как всегда, но вокруг нее воздух трещит как перед грозой!

– Мы поцеловались.

Мой собеседник внешне не отреагировал. Ни один мускул на его лице не дрогнул, но в глубине глаз разлилась боль. И мне стало очень хреново. И именно эта боль окончательно убедила меня в правильности принятого решения.

– Я должен был сразу рассказать.

– Нет. Не должен.

Аарон сохранял невозмутимый вид, но в глубине его глаз все еще плескалась боль.

– Дэнни, я ведь не маленький, понимаю, что Эйс… Она ко мне… Я для нее лишь пациент. А по вам… Да знал я все! Не знал, но подозревал. Чувствовал.

Он тихо засмеялся и прикрыл глаза ладонью. Я удивленно моргнул.

Я ждал… более эмоциональной реакции. И дождался.

Аарон тяжело вздохнул и поднял на меня злой взгляд.

– Ты кретин.

– Аарон…

– Заткнись.

Я послушно замолчал.

– Нихрена ты мне не был должен. Ни рассказывать, ни уходить! Нет, ты только задумайся над тем, какое дерьмо натворил! Ушел от охренительного врача только потому, что в нее влюблен парень, которого ты без году неделю знаешь! Ты кретин!

– Дело не только в этом! Я подумал, что…

Аарон тихо застонал и уронил голову на руки.

– Ты слишком много думаешь, Дэнни. Слишком много!

Он резко выпрямился и принялся загибать пальцы.

– Первое – она ко мне равнодушна. Второе – к тебе нет! Третье – мы с тобой едва знакомы. Четвертое – она охренительный врач! Пятое – она хороший человек!

– Ты предложил бы мне вступить в отряд, если бы знал, что я с ней целовался?

Аарон засмеялся, откидываясь на спинку дивана.

– Шестое – ты кретин! Да, Дэнни, предложил бы!

Я подался вперед и заглянул ему в глаза.

– Тогда ответь честно. Каково тебе было бы работать бок о бок с человеком, который трахает твою любимую женщину?

Смех моментально стих. Мужчина тяжело вздохнул и кивнул с явной неохотой

– Это было бы тяжело.

– Вот и я так подумал.

Аарон невесело усмехнулся

– Дэнни Стоун, чтоб тебя черти в аду трахали во всех позах, это…

Он смущенно улыбнулся.

– …самый тупой поступок, который ты мог совершить, и самый… Ты что, в друзья ко мне набиваешься?

– Если согласишься прикрывать мою задницу на ваших таинственных и не всегда законных заданиях, я, так и быть, готов терпеть твое дерьмовое чувство юмора.

Аарон ухмыльнулся и поднял бокал. Я чокнулся с ним и допил остатки скотча. Мой собеседник тут же махнул бармену рукой и указал на наш столик.

Я откинулся на спинку дивана и прикоснулся пальцами к груди. Дышать стало легче. Вот только досада никуда не делась…

– Ты злишься на меня… за этот поцелуй?

Аарон ответил с искренней улыбкой.

– Злюсь, но переживу. И твой поступок… Честно? Очень глупый. Но я благодарен за твою глупость. И за честность.

Я согласно кивнул, отвечая на его улыбку. В груди затеплилась радость.

Кажется, я только что обрел друга. По доброй воле…

Я возвращался домой, комкая салфетку в кармане. Холодный дождь заливался за воротник куртки, но я был слишком занят собственными мыслями, чтобы это досаждало мне.

Я пытался сложить все имеющиеся сведения о моем будущем командире в одну картинку. Получалось хреново. Я ничего о нем не знал. Даже возраста не знал, не говоря уж о том, есть ли у него семья, к примеру.

«А нахрена тебе эта информация? По-моему, гораздо важнее знать, какими навыками он владеет и какие будет развивать в тебе, разве нет?».

Я раздраженно поморщился. Даже мой внутренний голос постоянно меня поучает! Действительно, может, стоит думать поменьше?!

«Главное, вообще не перестань, кретин…».

«Заткнись».

Я вошел в блок и поднялся по лестнице, роняя дождевые капли на бетонные ступеньки. В прохладном помещении подъезда я в полной мере ощутил, что промок до нитки и замерз, поэтому поднимался так быстро, как мог.

На лестничной площадке третьего этажа валялись чемоданы и выпавшая из них женская одежда. Из-за одной из дверей раздался мужской крик:

– Даниела, прекрати мне врать! У тебя кто-то есть.

Я зажал рот ладонью, чтобы не расхохотаться, и открыл дверь в свою квартиру.

«Что он такого сказал в домофон?! Вот придурок! И он же меня прикрывать будет!».

Будет. Точно будет. Хорошо бы понять, что он умеет. Все они.

Я с предвкушением ждал новой встречи с отрядом Джексона. Слова почти незнакомых мужчин грели душу: скоро присоединишься, идеально дополнишь.

Дьявол, НЕВЫРАЗИМО приятно знать, что кто-то хочет находиться в твоем обществе. Работать с тобой, прикрывать тебя и доверить тебе прикрывать себя.

Я скинул куртку, стянул мокрую одежду и прошел в ванную комнату. Задержавшись на мгновение перед зеркалом, криво улыбнулся.

Кажется, я давно не видел себя таким довольным и уверенным в себе. Глаза сверкают, на губах – счастливая улыбка, плечи расправлены, осанка идеальная.

«…Красотка ты наша смазливая…».

Я долго стоял под теплым душем, смывая дождь и остатки переживаний. Когда выбрался и обернул бедра полотенцем, кафель покрыли бисеринки воды, а зеркало запотело. Я смахнул с него влагу ладонью и уставился на два круглых шрама на месте дырок от пуль Грина.

Вспомнил рассуждения моего первого доктора на тему того, как мне повезло.

«Мне то, может, повезло. А вот ты, Грин, пожалеешь, что не прикончил меня».

Стряхнув воду с волос, я прошел в спальню и едва успел натянуть штаны, когда раздался громкий сильный стук в дверь.

Я вскинул брови, выглядывая в коридор. Аарон?

Стук повторился, все такой же сильный и уверенный.

Наверняка. Это может быть только он.

Я прошел через коридор и дождался, пока мужчина постучит снова. Потом хищно улыбнулся, распахнул дверь и пропел – жутко фальшиво, но я старался:

– Мы же только что расстались! Ты успел…

И моментально заткнулся. Моя челюсть рухнула на пол с таким грохотом, что, кажется, даже соседи перестали ругаться. Хотя их вопли скорее всего заглушил гул крови в ушах.

Полыхающие от ярости глаза Алессандры сузились.

– Я не помешала?

Я отрицательно мотнул головой. Девушка кивнула.

– Отлично.

Потом пихнула меня обеими ладонями в грудь и прошла в квартиру. Я отступил, не ожидая такого напора от миниатюрной девушки, и пробормотал:

– Да, конечно, добро пожаловать.

Я закрыл дверь и медленно повернулся к поздней гостье. Первый шок прошел, и сердце заколотилось так упорно, словно пыталось дыру в грудине пробить.

Алессандра буравила меня взглядом. Весь ее облик кричал: я тебе сейчас по шее надаю, засранец!

Она промокла насквозь. Вода с волос текла на плечи, капала на пол. Бежевое теплое пальто потемнело. Белая блузка прилипла к груди, став почти прозрачной. Я невольно сглотнул, разглядывая контур красного бюстгальтера.

– Ты промокла… Я… Сейчас. Я дам тебе… Секунду.

Я осторожно обошел ее, обоснованно опасаясь внезапного нападения – выглядела Алессандра воинственно – и юркнул в ванную комнату. Захлопнув за собой дверь, уперся руками в раковину и прикрыл глаза, пытаясь сладить с дыханием.

«Какого черта?! Что она здесь забыла?!».

«Какая разница?! Позаботься о ней!».

Я схватил полотенце и вышел в коридор. Алессандра стягивала с себя мокрое пальто, и я снова скользнул взглядом по прилипшей к груди блузке.

«И хочется жить без мата, но…».

Девушка забрала протянутое полотенце, не улыбнувшись. Она упрямо молчала, сжигая меня взглядом и явно предоставляя право начать диалог. И я осторожно начал:

– Что ты здесь делаешь?

Алессандра раздраженно цокнула языком, промокая волосы.

– Я не знаю, Дэнни! Шла мимо и решила зайти, проверить, жив ли ты!

– А что со мной могло…

– КАКОГО ЧЕРТА ТЫ ИГНОРИРУЕШЬ МОИ ЗВОНКИ?!

В меня полетело мокрое полотенце. Я успел перехватить его, пока оно не шлепнуло меня по лицу.

– Я не…

– ДЭННИ СТОУН! ТВОЮ МАТЬ!

Мои брови взлетели, когда губы девушки скривились в оскале. Она шагнула ко мне и довольно ощутимо ударила кулаком по груди.

– ТЫ – НЕБЛАГОДАРНАЯ СКОТИНА!

Я охнул и отступил, выставляя перед собой руки с полотенцем.

– Алессандра…

– ЗАМОЛЧИ! ТЫ – СВОЛОЧЬ!

Она снова шагнула ко мне, и я начал позорное отступление. Шел спиной вперед и надеялся не врезаться в стену затылком.

«Какого хрена?! Какого хрена она тут забыла?!».

«По роже тебе надавать хочет – не очевидно?».

Алессандра толкнула меня в предплечья.

– Неужели я не заслужила хотя бы толику уважения?! Неужели не заслужила хотя бы того, чтобы ты ответил на мой звонок!?

– Алессандра! Я не знал…

– ДА ПОШЕЛ ТЫ!

Она вцепилась в полотенце. Я отпустил его, и девушка швырнула мокрую ткань на пол.

– ПОШЕЛ ТЫ, СТОУН! ТЫ НЕ ЗАСЛУЖИВАЕШЬ ВСЕГО ТОГО, ЧТО Я СДЕЛАЛА ДЛЯ ТЕБЯ! НЕ ЗАСЛУЖИВАЕШЬ! СУКИН СЫН!

– Алессандра, послушай…

– ЗАТКНИСЬ, СТОУН!

Я вошел спиной вперед в спальню, все еще отгораживаясь от гостьи блоком из выставленных перед собой рук.

– Алессандра… Эйс…

– НЕ СМЕЙ МЕНЯ ТАК НАЗЫВАТЬ! ТАК МЕНЯ НАЗЫВАЮТ ДРУЗЬЯ, А ТЫ… ТЫ…

Она хрипло выдохнула и замахнулась. Я отпрыгнул, страшно жалея, что снял квартиру с одной-единственной комнатой и крошечной кухней – спрятаться было негде. Только если в ванной запереться…

«И что, ждать, пока она успокоится?! Какой же ты кретин, Стоун!».

– Я переживаю за тебя! Волнуюсь: как ты, нашел ли врача, хороший ли он, идешь ли на поправку?! А ты… Какой же ты кретин, Стоун!

Алессандра рванула ко мне, явно намереваясь хорошенько отделать, но я увернулся, перехватил ее за запястье, развернул и прижал спиной к своей груди. Обхватив девушку обеими руками, я приподнял ее над полом и тут же пожалел – она лягнула меня задником ботинка по ноге.

Я охнул от боли и поставил гостью на пол, все еще прижимая к себе.

– Алессандра, чтоб тебя…

Истеричный вопль вонзился в барабанные перепонки иглами:

– Отпусти! Я тебя придушу! Я тебя в бараний рог закручу!

Я прижал девушку к себе изо всех сил, пытаясь утихомирить.

«Только не истерика! Только не истерика!».

Я ненавидел женские истерики. Как и бесчисленное множество мужчин, я впадал в ступор, не зная, что предпринять. А потому почти взмолился:

– Детка, пожалуйста!

– ДА ПОШЕЛ ТЫ К ЧЕРТУ СО СВОИМ «ДЕТКА»!

Я застыл на мгновение… и расхохотался. Ведь говорил ей то же самое когда-то!

– ТЫ СМЕЕШЬСЯ НАДО МНОЙ?!

Алессандра взвыла и ударила меня затылком в лицо. Я вскрикнул от неожиданности и выпустил ее, прижимая пальцы к рассеченной губе. Успел увернуться от кулака, направленного в мое лицо, и снова перехватил девушку за запястье.

– Дьявол! ПРЕКРАТИ!

Я перехватил второе запястье гостьи, задрал ее руки над головой, осторожно подтолкнул и прижал к стене своим телом. Алессандра глухо вскрикнула и замерла, прожигая меня взглядом. Ее лицо исказилось от ярости. Губы изогнулись в совершенно не женственном оскале. Широко распахнутые глаза горели огнем преисподней. Щеки раскраснелись. Обтянутая мокрой тканью грудь часто вздымалась

Я внезапно понял, что всего в паре шагов от нас стоит большая кровать, и я мог бы…

«Хренов ты кретин! Чуть больше часа прошло после разговора с Аароном, что ты творишь? О чем думаешь?!».

– Дэнни… Что же ты…

Я замер, когда по щекам девушки покатились слезы горькой обиды. Сердце словно сжала невидимая рука. В груди заныло.

– Алессандра…

Я выпустил тонкое запястье и провел большим пальцем по ее щеке, стирая влажную дорожку. Девушка всхлипнула и дернулась.

– Отпусти меня!

– Не плачь…

– Я не плачу! Отпусти!

Крупная капля побежала по бархатистой смуглой коже, и я подхватил ее подушечкой большого пальца.

– Не плачь, детка.

– Я не… Я…

Она толкнула меня грудью. Мокрая ткань коснулась моей обнаженной кожи, и я невольно поежился. Кажется, у меня жар! Или это она настолько ледяная?

– Ты скотина, Стоун! Ты даже не представляешь, как я тебя… Как я… Сукин ты сын…

Алессандра заплакала так горестно, словно ее незаслуженно и до смерти обидели.

Собственно, так оно и было…

Мягко стирая слезы с ее щек, я почти умолял:

– Не плачь. Прости меня! Не плачь, прошу, детка…

Маленькая ладошка легла на мою щеку. Пальцы очертили скулу.

– Ты сволочь, ты самая настоящая сволочь, Стоун!

– Я знаю, знаю! Прости, слышишь? Прости меня! Только не плачь!

Правое плечо заныло, когда тонкие пальцы девушки впились в мои мышцы.

– Неблагодарная сволочь! Ты не заслужил, чтобы я хорошо к тебе относилась!

Я кивал, как китайская собачка на приборной панели в такси, подтверждая каждое ее слово в надежде, что ей станет легче, но схема оказалась нерабочей. Более того – стало только хуже!

Плач Алессандры вышел на новый уровень. Она обхватила меня обеими ладошками за шею, притянула к себе и прильнула всем телом. Меня снова пробрала дрожь, когда к обнаженному торсу прилипла мокрая ткань ее блузки. Но я обхватил девушку обеими руками поперек спины и прижался щекой к мокрым волосам.

– Прости, детка, прости…

Мне хотелось сказать что-то, что успокоит ее. Но я не знал, что она хочет услышать. Хотя, кажется, знал…

Меня накрывали бешенные гребни волн вины. Я тонул в них и не мог нормально вдохнуть. Дьявол! Кажется, у меня началась гипоксия…

– Детка…

Алессандра толкнула меня в плечи, выворачиваясь из моих рук. Я ослабил хватку, и ей удалось отстраниться на пару дюймов. Горящий взгляд карих глаз уперся в мой подбородок, скользнул выше и застыл на губах. А в следующее мгновение меня наполнил вкус вишни – Алессандра прижалась к моим губам своими.

На несколько секунд остановилось не только время, но и вращение планеты. Мы застыли в моменте, прижавшись друг к другу. Я шумно выдохнул, обводя языком губы Алессандры, и она поддалась мягкому напору, впуская мой язык в рот.

Что-то с треском обрушилось мне на плечи. Возможно, это было небо.

Не отдавая отчета в своих действиях, я оттолкнулся рукой от стены, увлекая девушку за собой, сделал несколько шагов и позволил нам рухнуть на кровать. Оказавшись сверху, я раздвинул бедра Алессандры коленом, не переставая целовать ее. В голове громко кричал голос совести:

«Что ты творишь?! Что творишь?! Прекрати!».

Но я не слушал его. Вдыхая аромат жасмина, я спустился губами по лицу Алессандры к шее. Она глухо простонала:

– Дэнни… Да…

Моя ладонь жадно повторяла изгибы ее тела. Мышцы в паху напряглись.

«Дьявол! Что ты творишь?! Остановись, Стоун!».

Пальцы забрались под мокрую ткань, лаская холодную кожу. Захотелось содрать с девушки блузку, оставить в красном белье, выгибающуюся от удовольствия на моей кровати. Как же сильно я хотел ее!

Пробираясь рукой все выше, я спускался губами все ниже. Алессандра извивалась подо мной, прижималась, отстранялась, давая пространство рукам. Ее пальцы путались в моих волосах, ногти царапали шею и спину.

Я зажмурился от невыносимого давления в паху.

Я хотел ее! Хотел так сильно, что немели пальцы на ногах! Она моя! Только моя! Вот она, жаждет меня, моих поцелуев и прикосновений! Она хочет быть моей! Она хочет быть со мной! Она…

БАМ!

Меня словно кипятком обдало! Грудь сдавило стальным обручем, и я замер, прижимаясь губами к животу Алессандры.

«Дьявол! Да какого ж хрена я творю-то?!».

Я в ужасе распахнул глаза.

Я не могу. Не могу! Никак не могу! Нет!

Алессандра впилась пальцами в мои плечи, пытаясь притянуть к себе.

– Дэнни!

Я медленно отстранился, с трудом заставляя тело двигаться. Воздух встал в горле комом, когда я заглянул в полыхающие страстью карие глаза. Она хочет меня… А я…

«КРЕТИН!».

Я перекатился по кровати и вскочил на ноги. Алессандра села, и я рванул от нее прочь с таким отчаянием, словно она могла затащить меня обратно и взять силой.

– Дэнни, что…

– Алессандра! Дьявол!

Девушка медленно пересела на край кровати.

– Алессандра не дьявол, ну да черт с ним! Дэнни, что не так?

Я с трудом выдавил:

– Я не могу.

Алессандра встала и медленно двинулась ко мне.

– Почему? Ты ведь больше не… Мы больше не доктор и пациент, хотя, должна признаться, эта фраза наталкивает меня на определенные мысли, но…

– Я не могу, слышишь? Нельзя!

– Почему?! Мы явно хотим одно и то же! Что не так?!

Ее голос отчаянно зазвенел, срываясь на мольбу. И мое тело рвалось к ней. Обнять, согреть, приласкать…

– НЕТ! Я НЕ МОГУ!

Девушка словно окаменела. По ее лицу скользнуло потерянное выражение.

«Соберись, сукин сын! Соберись, тряпка!».

Я глубоко вдохнул и процедил сквозь зубы:

– Уходи. СЕЙЧАС ЖЕ! УБИРАЙСЯ ОТСЮДА!

Алессандра вздрогнула, словно я ударил ее, и издала болезненный звук. И этот полустон-полувсхлип ворвался в мои уши, отпечатываясь в памяти. Так же, как боль в ее глазах. Как обида, уронившая уголки ее губ. Как ее опустившиеся плечи.

Девушка открыла рот, собираясь ответить, но сдержалась и молча направилась к выходу из спальни. Я зажмурился и сжал кулаки, упираясь затылком в стену.

«Дыши, сукин сын! Вдыхай, дьявол тебя раздери!».

Судя по звукам, Алессандра подобрала мокрое пальто и замерла перед входной дверью.

«Она ждет! Ждет, что ты остановишь ее!».

Я стиснул челюсти, напрягая все мышцы до единой.

Дверная ручка щелкнула.

«Ты еще можешь ее остановить!».

Дверь открылась.

«Нельзя!».

Неуверенные шаги…

«Ты все еще можешь…».

Дверь с глухим щелчком закрылась за спиной внезапной гостьи. Я вцепился пальцами в волосы. Пустота в груди заполнилась огнем. Уголки глаз защипало, и я зарычал, скрипя зубами от злости.

«Дьявол, что… Что только что произошло?!».

Одиночество прошелестело мимо меня, коснувшись души ледяными пальцами.

Ответ был простым и понятным. Я только что прогнал ту, что могла стать моей любимой. Возможно, той самой, про которую говорил Джексон. Могла, но я прогнал ее. По доброй воле.

По доброй ли?..

Ночь тянулась так долго, что я едва не сошел с ума.

Я не сомкнул глаз ни на одно мгновение, пялился на темный потолок и прижимал ладонь к груди, где то становилось глухо и пусто, то страшно болело и жгло.

В воздухе витал слабый аромат парфюма Алессандры. Я чувствовал его даже после того, как сменил постельное белье, проветрил всю квартиру и принял душ во второй, а затем и в третий раз.

Секундная стрелка словно застыла на месте, а я все лежал без сна и ждал утра, чтобы позвонить Джексону и договориться о встрече.

Последние сомнения развеялись без остатка. Стало плевать на все, что будет делать со мной командир. Лишь бы делал. Лишь бы сдержал обещание. Ведь все, что произошло вечером… Это все ДОЛЖНО БЫЛО ПРОИЗОЙТИ РАДИ ЧЕГО-ТО ВАЖНОГО! ПО-НАСТОЯЩЕМУ ЦЕННОГО!

Едва часы показали восемь до полудня, я выбрался из кровати, пошатываясь от усталости, добрел до телефона и набрал номер, записанный Аароном на салфетке. Но не успел я ввести все цифры, как в трубке раздался щелчок, а за ним – гудки вызова. Я удивленно вскинул брови, когда механический голос проговорил:

– Введите номер отряда.

Я несколько секунд смотрел на телефон, а потом вбил четыре цифры, которые не успел ввести: 1. 1. 2. 7.

Именно они, явно лишние в чересчур длинном номере, смутили меня.

В трубке снова раздался щелчок, а потом тот же голос произнес:

– Назовите имя абонента.

Я сглотнул и выдавил:

– Джексон Торп.

Механический голос повторил:

– Назовите имя абонента.

Я кашлянул, прочищая горло, и повторил раздельно, четко:

– Джексон Торп!

И снова тот же голос и те же слова:

– Назовите имя абонента.

Мгновенная догадка – и я закатил глаза.

Ну конечно. Имя абонента. Имя командира.

«Это последний рубеж. И ты должен перейти его. Иначе ты везде проиграл».

– Хаммер.

Раздался щелчок. Спустя несколько секунд, растянувшихся в бесконечность, я услышал знакомый голос:

– Хаммер.

– Это… Это Дэнни. Дэнни Стоун.

Джексон удовлетворенно хмыкнул.

– Рад слышать тебя, Дэниел. Привел себя в порядок?

– Да.

– Прекрасно. Готов со мной встретиться?

– Да.

– Записывай адрес.

– Я запомню.

Я стиснул челюсти, когда Джексон засмеялся.

– Хорошо, запоминай…

Глава 7

Я с удивлением осматривал просторный холл с высоченными потолками, белыми стенами, черным полом и черной мебелью. И ни единой живой души, кроме меня и пары девушек за длинным черным столом – будто ресепшен в гостинице. Не так я представлял себе это место.

«А чего ты ждал? Что по первому этажу высотного здания будут ходить парни в бронежилетах и с оружием наперевес?».

Я усмехнулся, приближаясь к странной фигуре из блестящей стали.

«Ну, уж явно не музея современного искусства».

Табличка на черном постаменте гласила, что закрученные спиралью прутья, разорванные с одной стороны скульптуры, изображают боль. Я склонил голову набок, пытаясь осмыслить значение арт-объекта, но оно было выше моего понимания.

Следующая изображала ненависть. Прутья были согнуты в нескольких местах и раздвинуты спереди. Я долго склонял голову так и эдак, но видел только прутья.

Я бродил между скульптурами, изображавшими ярость, агонию, страдание, эйфорию… и замер возле последней с табличкой, гласившей, что передо мной – предательство. Медленно подняв взгляд, уставился на все те же стальные прутья, загнутые в металлические узоры.

– Иногда чтобы разглядеть в бессмысленном на первый взгляд глубинное, нужно отступить и посмотреть со стороны.

Я повернулся к незаметно подошедшему Джексону. Ни один мускул не выдавал в нем жизнь. Только холодные глаза доказывали, что в статуе прячется мужчина. А так – поставь на постамент, и будет еще один экспонат.

– Ты понял, почему скульптуры называются именно так?

Я отрицательно мотнул головой, оглядывая семь арт-объектов.

– Потому что пытаешься разобраться в сути, вглядываешься в детали. Но порой нужно посмотреть на что-то издалека, оценить… в целом. И это не только к искусству применимо. К людям, их поступкам и к жизни в целом. Иногда нужно найти правильный угол и посмотреть на все так, словно видишь это впервые.

Он склонил голову набок и скользнул взглядом по фигурам.

– И когда увидишь правду, суть, смысл… больше не сможешь их игнорировать.

Либо дело было в шелестящем голосе, либо в почти торжественной интонации, но все, что Джексон говорил, казалось очень важным.

Мужчина кивнул на зону ожидания в другом конце зала.

– Пойдем.

Мы прошли через холл к выставленным кругом кожаным креслам, и Джексон указал взглядом на пол. В этом месте мрамор отличался, был матовым и казался шероховатым на ощупь.

Я поднял взгляд на собеседника, и он утвердительно кивнул.

– Отойти и найти правильный угол.

Я встал на выделяющийся кусочек пола, мазнул взглядом по стальным прутьям… и застыл, пораженный открывшейся картиной. То, что еще недавно казалось кучей металлолома, на деле оказалось…

– Дьявол…

– Ты видишь?

– Да…

В груди поднялась волна восхищения. Я задышал чаще, жадно разглядывая людей, созданных изгибами прутьев и просветами между ними.

Вот лицо, искаженное болью. А вот оскал, полный ненависти. Вгоняющее в ужас лицо ярости. А вот человек в агонии, за одно мгновение до смерти. Мужчина, скрученный в страданиях. А вот другой, запрокинувший голову и раскинувший руки. Кажется, это эйфория…

Я несколько раз пробежал взглядом по шести скульптурам, наконец заставил себя посмотреть на седьмую и сжал челюсти так сильно, что заломило зубы.

«Это ты, Дэнни. Это ты».

Я смотрел на мужчину, рухнувшего на колени, но твердо упирающегося рукой в постамент. Он сломлен, почти уничтожен, но еще может подняться. Показалось, что над ним я разглядел и другой силуэт. Того, кто предал…

Меня накрыло волной ненависти. Будто наяву я услышал звуки выстрелов. И снова почувствовал боль. Страшную, отупляющую.

– Ты больше не сможешь не видеть их. Они всегда будут перед твоим взглядом.

Джексон говорил тихо, но каждое его слово рвало нервы в клочья. Я сухо сглотнул и повернулся к нему.

– Что это за скульптуры?

– Напоминание каждому из нас.

Голубые глаза прошлись по моему лицу северным ветром.

– Ты слышал выражение: все, что не убивает, делает сильнее?

– Конечно.

– Вот это все может нас убить. А если не сумеет…

Я склонил голову набок, разглядывая прутья с искренним скепсисом.

– Слабо верится, что нас может прикончить эйфория. Пуля понадежнее будет.

Джексон не ответил. Я посмотрел на него и удивленно моргнул.

Мужчина застыл, уставившись на арт-объект, изображающий агонию. И что-то было в глубине голубых глаз, что стало понятно – он хорошо знаком с этим состоянием. Слишком хорошо…

Джексон поизображал статую самому себе еще пару секунд, а потом его взгляд прояснился.

– Эйфория – очень опасное чувство. Оно способно толкнуть на глупость.

Джексон повернулся ко мне, резко склонил голову набок – ну, не могут так живые люди двигаться! – и снова застыл.

– Все, что изображено в этих скульптурах, способно нас уничтожить. Но также оно заставляет бороться за жизнь. Боль активизирует, ненависть и ярость – прекрасный источник сил, агония…

Его щека дернулась, и я задержал дыхание, когда Джексон взял паузу. Явно непроизвольную…

– В агонии ты ощущаешь жизнь сильнее всего. Это распутье, развилка жизни и смерти. А страдание и эйфория – два противоположных, но похожих состояния. Как думаешь, чем они могут ПОМОЧЬ?

Я глянул на две скульптуры. Ну и вопрос…

«Просто говори, что думаешь!».

«А если я нихрена не думаю?».

«Включай мозги и начинай!».

Страдания и эйфория… Чем они похожи? Да ничем! Страдания – плохо! Эйфория – хорошо! Что у них общего?!

Я осторожно начал:

– Страдания закаляют. Делают сильнее. Ну, то есть… Человек, испытывающий страдания… Он ведь борется за жизнь. А эйфория… Она дает силы жить. То есть, я хочу сказать, что и то, и другое придает сил.

– Давно тебе страдания сил придавать начали?

– Я не про физические силы…

– О, то есть, подыхая от боли, ты страстно желал жить? Испытывал душевный подъем?

В тихом голосе отчетливо проступили нотки ядовитого сарказма. Я свел брови к переносице, не желая поворачиваться к собеседнику. Не хотелось встретить его насмешливый взгляд.

– Нет, не испытывал.

– Вот и я о том же.

– И что? Чем тогда нам это поможет?

Я повернулся к Джексону. Тот скосил на меня взгляд. Гребаная статуя…

– Ты как никто другой должен знать ответ на этот вопрос. В конце концов, за последний год ты не раз проходил и через первое, и через второе.

Мужчина приподнял бровь. Его глаза мягко засветились.

– Вспомни, как сильно хотел умереть в самые тяжелые дни и как страстно желал жить, когда они заканчивались. Это страдания и эйфория. Боль и ее отсутствие – самый простой пример.

Я задумчиво хмыкнул, не до конца понимая мысль, и повернулся к седьмой скульптуре.

– А предательство? Чем ОНО помогает?

– Открывает глаза. И если мы закончили изучать современное искусство, предлагаю двигаться дальше. Ты готов?

Я скользнул взглядом по металлическим прутьям, внезапно представшим передо мной в ином виде. Виде, от которого я, возможно, хотел бы отвернуться…

– Готов.

Всего одно слово, но меня передернуло. Вероятно, все дело было в моем собеседнике – в каждом его вопросе я искал скрытый смысл. И находил его!

Вот и сейчас мне казалось, что он не про грядущее «собеседование» спросил…

Пройдя через длинный коридор, мы оказались в конференц-зале с овальным столом и кучей мягких глубоких офисных кресел. Здесь могло разместиться человек пятьдесят, не меньше!

Джексон плавно, но резко – нет, я никогда не перестану поражаться его манере двигаться! – опустился в кожаное кресло и откинулся на высокую спинку. Я поймал себя на мысли, что засмотрелся на него, сидящего на «троне».

Спокойный, уверенный, собранный, он вливался в окружающую среду, дополняя ее. Если бы не довольно простая черная одежда без опознавательных знаков и лейблов – футболка, джинсы и высокие ботинки на шнуровке – незнающий человек запросто увидел бы в нем бизнесмена, а не командира наемников.

Он дождался, пока я усядусь и перестану ерзать, и тихо сказал:

– Итак, ты принял решение.

Я коротко кивнул, придвигая кресло к столу. Колесики с противным звуком царапнули пол, и я спешно отъехал, почему-то испытывая вину – приперся, испортил пол!

Джексон слегка повернул голову вбок, не сводя с меня взгляда.

– Не слышу ответ.

– Я кивнул.

– А, так это было «да»? Я думал, ты дернулся.

Я озадаченно нахмурился, но в голосе мужчины не было сарказма, а взгляд оставался спокойным.

– Я… Это было «да».

– Запомни, Дэниел. Я не умею читать мысли. А рывок головой в движении вполне мог быть инерцией.

В груди заворочалось раздражение. В словах Джексона сквозило высокомерие, неявное, но ощутимое. Мне не понравилось, с какого тона начался наш разговор.

«И что? Сбежишь, да?».

– Да, я принял решение.

Джексон удовлетворенно кивнул в ответ. Медленно, с достоинством.

Противный голос внутри головы тут же заворчал:

«А твои кивки не могут быть…».

«Заткнись, он тут главный!».

– Аарон рассказал тебе, кто мы и чем занимаемся?

– В общих чертах.

Глаза мужчины на мгновение потемнели, будто он был недоволен ответом. Моя озадаченность подскочила до высокого потолка зала. Он же сам сказал, что я могу к Аарону с вопросами подойти! Чем недоволен-то?

Джексон словно мысли мои прочитал – а говорит, что не умеет…

– Надеюсь, Аарон рассказал тебе ДОСТАТОЧНО для того, чтобы твое решение прийти сюда было продиктовано логикой, а не эмоциями.

– Достаточно, чтобы я понял, что из себя представляет ваша организация. Но он сказал, что есть кое-что, что может повлиять на мое решение присоединиться к Гильдии.

– Правила.

Всего одно слово, произнесенное почти шепотом – и по моей коже побежали колючие мурашки. Захотелось смахнуть их ладонью на стол и раздавить.

Джексон на пару секунд отвел взгляд, рассматривая что-то за окном во всю стену. Еще входя в зал, я обратил внимание на пейзаж – за тонированными стеклами раскинулся небольшой сад, вероятно, закрытый для простых смертных жителей города.

– Правила Гильдии… довольно суровы, но иначе быть не может. Гильдия обеспечивает работой несколько тысяч человек. И каждый из них подчиняется установленным правилам, призванным защитить организацию, ее тайны, честь и достоинство, а также тех, кто работает в ней. Гильдия заботится о людях, которые в нее вступают, и требует от них такой же заботы о себе.

Я невольно изогнул бровь. После слов Джексона бурное воображение оживило таинственную Гильдию, сделав ее дышащим, мыслящим и очень заботливым существом. Жутковатая картинка…

– Есть правила, которые могут повлиять на твое решение. Я озвучу их здесь, дам тебе время обдумать и потребую ответ. Если решишь присоединиться к нам, поведаю остальные и посвящу в тайны организации. А нет…

Он указал взглядом на дверь, не закончив фразу. Но и так все стало понятно.

Принимаешь – проходи. Не принимаешь – уходи.

Я ощутил нехорошую тревогу. Уж слишком вкусным был сыр в мышеловке. А в том, что это мышеловка, я больше не сомневался.

Нет, вполне логично не посвящать в тайны организации каждого встречного, но ОСТАЛЬНЫЕ правила… Интересно, ОНИ не могут повлиять на решение?!

И снова Джексон прочитал мои мысли.

– Нет, Дэниел. Все, что может повлиять на твое решение, ты услышишь в этом зале. Остальное… Назовем это правилами внутреннего распорядка.

– Хорошо, я понял. Я готов.

Мой голос стал хриплым, но звучал уверенно.

– Тогда начнем. Первое правило, суть нас, стиль жизни, образ мышления и наш девиз, выгравировано на браслетах.

Он расстегнул и швырнул мне полоску черной кожи. Я перехватил и внимательно посмотрел на гравировку. Bene placito. По доброй воле.

Я провел по надписи пальцем, подушечкой чувствуя рельеф. Браслет Джексона по краям истрепался. Металлическая застежка зацарапалась, серебро потускнело. Браслет выглядел далеко не новым, но было заметно – хозяин ухаживает за аксессуаром.

Я бросил браслет Джексону, и тот перехватил его в воздухе. Секунда – и он снова сомкнулся вокруг его левого запястья.

– Это довольно трудно – жить по доброй воле.

Я усмехнулся. Мужчина бровью не повел.

– Ты со мной не согласен?

Я уже трижды пожалел о несдержанности.

– Не понимаю, в чем сложность.

– Мало кто в этом мире живет по принципу доброй воли. И ты, принимая этот принцип, идешь против них, сам того не желая.

– Я не собираюсь идти против…

– Для того, чтобы идти против кого-то, порой достаточно, чтобы этот кто-то верил, что ты пошел против него.

Я сдержанно вздохнул. Вот вроде все он по делу говорит и такие простые вещи… Почему я кретином себя чувствую?!

– Наш мир полнится людьми, которые живут по принуждению. Они просыпаются по утрам, идут на нелюбимую работу, возвращаются домой к нелюбимым, занимаются тем, что не любят. Они говорят, что их связывают обстоятельства, что иного выхода нет, что жизнь несправедлива и сурова. Безусловно, порой, но крайне редко, так оно и есть – жизнь бьет, обстоятельства против и иной путь не кажется выходом из ситуации. Но надежнее обстоятельств их удерживают ловушки – страх, сомнения, неуверенность. Эти люди приходят домой, ненавидя не только себя, но и всех, кто становится напоминанием их собственного нежелания что-то изменить. Они будут винить в том, что жизнь не удалась, всех, кроме себя.

Глаза Джексона блеснули, и мне показалось, что я разглядел в них злой смех.

– Ведь всегда гораздо проще обвинить других в своих бедах, так?

Вопрос был риторический, и я промолчал. Спустя пару секунд мужчина продолжил.

– Добрая воля – это не только возможности: жить так, как хочешь, работать там, где тебе хорошо, и с теми, кто по душе, браться за те задания, которые нравятся, заводить семью – Гильдия этого не запрещает – с теми, с кем хочешь, или не заводить ее вообще. Добрая воля – это ответственность за каждое принятое решение. Жить так – значит, жить, заботясь о своих желаниях, помня, что каждое решение имеет последствия, каждое действие приводит к тому или иному результату. Жить по доброй воле – значит, быть готовым взять на себя ответственность за любые последствия, особенно, если эти последствия – вина.

– Звучит слишком… вольно.

Я поморщился, когда всего одно мое слово перечеркнуло речь Джексона.

– Я имел в виду, что… Складывается впечатление, что фрилансерам позволено все.

– Кто вогнал в твою голову клин, который убил мысль, что, даже не будучи ИЗБРАННЫМ – а именно так из твоих уст звучит принадлежность к Гильдии – ты можешь позволить себе все?

– Уголовное право?

– Значит, два клина. И второй вгоняет в твой мозг мысль, что все дозволенное – обязательно криминально… Ты не уловил главную мысль.

Джексон посмотрел на меня со снисхождением, почти становясь нормальным человеком.

– Добрая воля – не вседозволенность. Это осмысленность, здравомыслие и ответственность за каждый сделанный шаг. Когда ты делаешь все по доброй воле, исключительно так и никак иначе, ответственность всегда ложится на тебя. Я отдам приказ – и лишь тебе решать, выполнишь ты его или нет…

Я откинулся на спинку кресла, потирая висок пальцами. Голова начала гудеть. Наша беседа внезапно превратилась в интеллектуальную баталию.

– Джексон, я запутался к хренам собачьим!

Мужчина покрутил браслет на запястье.

– Если ты ослушаешься меня, я, вполне возможно, убью тебя.

– И какая же здесь добрая воля?!

– Именно.

Я глухо застонал, закрыв лицо ладонями. Раздражение вспыхнуло с новой силой и заполнило грудь лавой.

– То есть, если я по доброй воле тебя не послушаю, и ты убьешь меня…

– …это будут последствия твоего решения.

Я поднял взгляд на мужчину.

– Тогда мне стоит слушаться тебя во всем!

– Глупости.

– Но если я не буду…

– Ты будешь исполнять приказы не потому, что будешь бояться казни. Ты доверишься командиру. Возможно, когда-нибудь настанет день, когда мой приказ…

Он рвано вздохнул.

– Возможно, в один день ты выступишь против моего приказа, имея веские основания, и докажешь, что я ошибся. Но сначала тебе придется понять, что добрая воля – это огромная ответственность. Прежде всего – перед самим собой. Ты будешь делать то, что не причинит тебе вреда…

– Например, за что ты не казнишь меня?

– В том числе.

Я охренело моргнул и ощутил невероятную усталость, хотя общались мы от силы минут двадцать. Джексон выматывал меня. Может, дело было в разнице в возрасте или в недоступной мне мудрости, но я не поспевал за ходом его мыслей.

– Неужели ты сделаешь что-то намеренно, зная, что это принесет тебе вред? Неужели причинишь себе вред по доброй воле?

– Конечно, нет!

– В том и суть, Дэниел. Когда ты в полной мере осознаешь ответственность, которая настигнет тебя после того или иного решения, неужели ты не задумаешься? Ты ведь выполнял приказы на службе, так?

Я кивнул. Я был одним из тех, кто всегда исполнял приказы. И исполнял в точности. И из-за этого получил пули. Из-за того, что в точности следовал инструкции. Из-за того, что хотел хорошо сделать работу. Я был хорошим солдатом! И что в итоге?!

– В Гильдии тебя ждет то же самое. Приказы, которые ты будешь исполнять. Но будешь делать это по доброй воле. У тебя будут обязательства перед организацией, командиром и отрядом. И я позабочусь, чтобы ты следовал им не из-под палки.

– Какие?

– Работа в отряде, тренировки, обучение. И все это – по доброй воле.

Я задумчиво пробурчал:

– Сомневаюсь, что у меня возникнут проблемы с доброй волей.

Джексон усмехнулся с нескрываемым скепсисом.

– Посмотрим. Я могу продолжать?

– Да.

– Отлично. Второе правило касается защиты Гильдии. Каждый фрилансер хранит ее тайны и секреты. Ты подписываешь договор о неразглашении всех тайн Гильдии без исключения. Можешь не скрывать от своей девушки, где работаешь, но я сильно сомневаюсь, что тебе захочется рассказывать избраннице…

– У меня нет избранницы.

Я невольно вспомнил Алессандру, и мой голос дрогнул в конце фразы. В груди заворочалась боль, и я спешно пнул ее, чтобы спряталась поглубже.

Джексон улыбнулся одними губами.

– Никто не остается одиноким навсегда. И когда встретишь свою любовь, прежде чем рассказать правду о себе и о нас, убедись, что она выдержит ее.

– Я понял. Подписываю бумагу и молчу в тряпочку. Иначе по голове настучат.

– Нет, не понял. Не настучат. Тебя убьют. Разыщут, где бы ты ни спрятался. Поверь на слово, ни одна программа защиты свидетелей не спрячет тебя

Я округлил глаза, растекаясь лужей по креслу. Да как ему удается говорить об убийстве с такой спокойной миной?!

– Такое уже было, да?

Джексон на мгновение поджал губы задумавшись.

– Я не знаю ни одного человека, который нарушил бы правила Гильдии. Ты согласен на такие условия?

Я окинул собеседника задумчивым взглядом. Трепаться я не собирался. Да и некому было рассказывать про Гильдию в этом городе… кроме тех, кто уже в Гильдии!

Что-то кольнуло в груди, и я зло одернул себя.

«Давай, конечно, самое время пожалеть твою несчастную тушку!».

– Да, согласен.

Джексон сдержанно кивнул и замолчал. Мне показалось, что он испытывает сомнения – стоит ли продолжать разговор? Чутье, что не давало покоя в баре в тот вечер, когда я впервые встретил его, прошептало:

«Вот оно, то самое “но”! То, из-за чего ты уйдешь!».

– Третье правило – самое строгое. И далеко не все готовы следовать ему. Далеко не все сразу понимают, на что идут, принимая это правило. И бывает так, что, уже будучи в рядах Гильдии, они сталкиваются с ним и последствиями его нарушения.

Я скривил губы в ироничной усмешке.

– Подожди! Дай отгадаю. Смерть, да? Нарушу – меня убьют?

Глаза Джексона яростно полыхнули.

– Если находишь наш разговор смешным или несерьезным…

– Нет, извини, просто… Мне кажется, что вашим правилам следуют, чтобы не убили.

– Правилам наши следуют, потому что сами выбрали, кем быть, где работать и кому подчиняться. Потому что живут по принципу доброй воли.

Я потер лоб пальцами, пряча глаза за ладонью.

Я не понимал логику Джексона. Действительно не понимал! Не принимал аргументы, потому что они не казались весомыми! Не понимал, как он так выворачивал мои вполне логичные умозаключения, что я чувствую себя тупицей!

Взгляд Джексона стал насмешливым.

– Скажи, ты УВЕРЕН, что хочешь присоединиться к нам? Что действительно хочешь работать со мной и моим отрядом и не забудешь причины, по которым пришел.

Я ответил, не раздумывая:

– Да.

Джексон склонил голову набок.

– Ты уверен, что твои причины веские, а цели стоят того, чтобы к ним идти?

Я усмехнулся, вспомнив странный разговор в баре.

– Да.

– В таком случае, я должен спросить – готов ли ты оставаться с Гильдией до конца, ее или твоего? Это третье правило, Дэниел. Если вступишь в Гильдию и пополнишь ряды людей, живущих по доброй воле, работающих в организации по призванию, а не долгу, пришедших, как и ты, по своим причинам и со своими желаниями, не сможешь покинуть их ряды. Отгадай, что с тобой сделают, если попытаешься.

Усмешка скривила губы Джексона, но не тронула глаза. Я ошарашенно замолчал, хотя ответ был очевиден. Убьют, конечно же.

Мой собеседник выглядел так, словно сказал самую банальную на свете вещь, типа: небо голубое, вода мокрая, трава зеленая, тебя убьют, если попытаешься свалить.

Я кашлянул, прочищая горло.

– Выходит странно.

И это мягко сказано. Третье правило Гильдии гласит – ты, конечно, приходи, вступай в профсоюз, работай на нас, но знай – мы тебя не отпустим! А если захочешь уйти… что ж, мы тебя предупреждали.

– А как же добрая воля? Или НА ЭТО доброй воли нет?

– Есть.

Я озадаченно нахмурился.

– Но ты сказал…

– Все дело в том, что не по доброй воле наши парни пытаются покинуть Гильдию. Как думаешь, почему они начинают жалеть, вступив в наши ряды?

Я угрюмо промолчал. Джексон посмотрел в окно.

– Причины, по которым вольники пытаются покинуть Гильдию, связаны чаще всего с чувствами. Со страхами. С тем, что моральные устои, продиктованные и навязанные обществом, рассыпаются трухой, прогнившие до основания. Фрилансеры, взявшие на себя принцип доброй воли, принимают огромную ответственность – не просто жить так, как они хотят ПО ДОБРОЙ ВОЛЕ.

Он усмехнулся.

– Быть тем, кто волен думать, делать и жить так, как хочет он. Без продиктованных догматов, без навязанных канонов. Это невероятно сложно – жить, когда не в ком искать пример, не у кого спросить, как правильно. Я давно в Гильдии. Так давно, что уже и не помню, каково это – жить без нее. Многих парней повидал за эти годы. И жить безоговорочно по доброй воле способны немногие. Лишь те, у кого есть цель. Сильная, стоящая трудов, пота и крови. Кто-то хочет сбежать из плена общественных догматов, кто-то – найти себя. А кто-то…

Он пристально посмотрел на меня.

– …ставит целью раненое эго и говорит, что хочет восстановить честь.

Я нахмурился.

Очень тонкий намек, спасибо, принято.

– Нет ни одной цели, которую невозможно было бы…

– Именно поэтому я думаю, что цель – слабый ориентир.

«Да ты сам себе противоречишь!».

«Просто ты тупой и чего-то не понимаешь…».

– Люди приходят к нам, считая, что Гильдия, командир и отряд – орудия для достижения цели. И раз цель достигнута, то и в орудии больше нужды нет! Я сделал, что хотел, спасибо за помощь, я пошел. Разве это справедливо?

Джексон скрестил руки на груди. Мы не разрывали зрительный контакт так долго, что у меня начали слезиться глаза. А в голове тем временем кипели дебаты, такие горячие, что у меня, кажется, поднялась температура.

«Не сможешь покинуть их ряды! Не иди на это! А вдруг в один день тебе захочется мирной жизни?!».

«А если не захочется?!».

«Да ты с ума сошел! Нельзя знать наверняка, захочешь ты остаться в гребаной Гильдии ДО КОНЦА СВОИХ ДНЕЙ или нет!».

Я прокручивал в голове наш предыдущий разговор. Обещания, которые запали в душу. Каждое слово Джексона. И каждый его удар.

Я вспомнил Аарона и остальных парней. И чувство принадлежности, хоть и косвенной, к их отряду. И уверенность Мартина в том, что я скоро к ним присоединюсь. Слова Аарона насчет воина внутри меня.

«Вот оно, то самое “но”, которое выбило почву у тебя из-под ног. Что будешь с этим делать?».

Я осмысливал каждое сказанное Джексоном слово, каждый его аргумент… и понимал, что согласен с ним. Очень странные торговые отношения выходят, паразитическое отношение к людям, к которым присоединился. Ведь ты пришел сам! Да, по своим причинам, да, со своими целями. Но пришел-то сам! Тебя никто не заставляет к Гильдии присоединиться, даже если помощь нужна!

Я выпрямился и отрицательно мотнул головой.

– Нет, Джексон, несправедливо. Но…

– Здесь не может быть «но».

Он указал взглядом на дверь.

– Через эту дверь прошли сотни людей. И каждый из них, услышав это правило, даже не попытался задуматься в отличие от тебя и тех, кто вошел в наши ряды. Услышав, что они не смогут уйти, люди считают, что их гонят в капкан. Но они не думают о том, сколько времени, сил, человеческих и материальных ресурсов потратит Гильдия, чтобы помочь им стать теми, кем они хотят. Получить то, чего они желают. И каждый верит, что их великого вклада будет достаточно. Они послужат Гильдии лет десять и расплатятся с долгами.

Губы Джексона растянулись в жуткой ухмылке.

– Скажи, Дэнни, сколько лет службы стоит твоя честь? Сколько стоит новая жизнь? А сколько стоят люди, которые будут рисковать собой, защищая и прикрывая тебя? Сколько стоят жизни тех, кого не сумеешь прикрыть ты?

Каждое слово вбивалось в мой мозг и приносило почти физическую боль. Но, дьявол раздери эту Гильдию, все, что мужчина говорил, было справедливо!

Его глаза полыхнули.

– Гильдия – то место, где каждый, кто достаточно тверд духом, крепок верой и упорен, найдет свое место. Это не просто работа – это образ жизни. И если ты не готов к этой жизни – выйди из этого зала так же, как зашел, вслед за сотнями других. Забудь про этот разговор. И не смей возвращаться. Я лично прикончу тебя, если увижу на пороге здания.

Я даже не похолодел несмотря на то, что Джексон говорил серьезно. Кажется, начинаю привыкать к тому, что здесь постоянно угрожают смертью…

– Если решишь присоединиться к нам, эти три правила должны стать уставом твоей новой жизни. Поверь мне, Дэниел, совсем скоро ты будешь рад тому, что в твоей жизни есть хоть какие-то правила.

В зале повисло молчание. Джексон снова обратился в гребаную статую и наблюдал за мной с холодным спокойствием. А я думал. Думал. Думал. И даже не понял, когда все внезапно встало на свои места. Все стало слишком понятно.

Тихий голос прошелестел в голове:

«А не кажется ли тебе, что этот мужчина – охренительный психолог? И он точно знает, на что давить, чтобы ты согласился на любые условия».

Да, это так. Но есть одно «но» – Джексон честен. И я разделяю его точку зрения.

– Я все понимаю. И принимаю… почти все. Но у меня есть вопрос. Два, точнее. Могу я их задать?

Джексон медленно кивнул. Я взъерошил волосы и осторожно спросил:

– Что у вас с пенсией?

В зале на пару секунд повисла гробовая тишина, и я едва не оглох, когда мой собеседник расхохотался. Громко, раскатисто, запрокинув голову назад. Я невольно улыбнулся, наблюдая за ним. Его глаза, обычно спокойные, холодные или злые, искрили. Статуя ожила.

Джексон смахнул несуществующую слезинку.

– Доживи лет до сорока, а там посмотрим! Клянусь, Дэниел! Тебя точно грохнут за такие шутки.

Вообще-то, я не шутил… ну и ладно.

Джексон махнул рукой на дверь.

– Ты готов идти со мной дальше? Если пройдешь через эту дверь, назад пути не будет. Осознаешь это?

Во рту стало сухо. Взгляд нервно забегал. Голос в голове говорил все громче, убеждая сбежать. Но я сумел сладить с нервами и кивнул.

– Осознаю. Я готов.

– Тогда пойдем. Остальные правила усвоишь на практике.

Уже подходя к двери, Джексон обернулся и посмотрел на меня поверх плеча.

– Ты говорил, что у тебя два вопроса.

Я кивнул, судорожно вспоминая второй. Меня настолько шокировал вид хохочущего командира, что он вылетел из головы.

– Я почему про пенсию спросил… Невозможно до самой старости воевать. Ты сказал, что по доброй воле парни не уходят, а сбегают в страхе. А что, если в один день я пойму, что хочу мирной жизни? Это ведь не побег.

Губы мужчины растянулись в удовлетворенной улыбке.

– Я не ошибся в тебе, Дэниел Стоун, хотя пару раз ты пытался меня в этом переубедить.

Он окинул меня оценивающим взглядом и хмыкнул.

– Ты и мирная жизнь… Сильно сомневаюсь. В тебе горит огонь. И что бы ты ни думал о том, ЧТО ИМЕННО его подкармливает, забудь. Бой – твоя суть. Твоя сущность требует сражаться, проигрывать, снова идти в бой и побеждать. И ты не в силах это изменить…

Коридоры здания казались бесконечными. Светлые стены, яркие светильники, одинаковые двери со стеклянными вставками и черными табличками – как-то не так я представлял себе офис наемников. И тем более не ожидал, что находиться он будет в одном из самых оживленных районов Чикаго!

«Прячь на виду, Стоун. Кто заподозрит в гиганте из стекла и металла возле Грант-парка штаб-квартиру наемников?».

Джексон шел быстро, но неторопливо. Я наблюдал за ним, не понимая, как ему удается так двигаться? Четкие, отточенные действия больше напоминали движения робота.

«Может, он просто с другой планеты? Может, он – вулканец?».

Я усмехнулся, и мужчина обернулся. В его спокойных глазах застыл немой вопрос. Я отрицательно помотал головой.

– Ничего.

Он на мгновение прищурился и отвернулся.

– Если тебе есть что сказать, говори. Я не умею мысли читать.

«Хоть что-то не умеешь! Хотя порой кажется, что привираешь насчет этого навыка».

Я усмехнулся и покашлял, пытаясь скрыть первый звук за вторым. По-идиотски вышло…

Коридор никак не заканчивался, иногда сворачивая то в одну, то в другую сторону. Пейзаж не менялся: те же двери с табличками, но вместо надписей – символы и номера, которые шли не по порядку.

– Что за этими дверями?

– Сердце Гильдии.

Я приподнял брови, скользя взглядом по странным обозначениям.

– На первом этаже?

Тихий смешок.

– Почему нет? Нам сюда.

Мы оказались на лестнице, поднялись на несколько этажей и вышли в точно такой же коридор. Дверей было значительно меньше и выглядели они так, словно за ними находились бункеры – тяжелые, обитые стальными листами. Я замешкался возле одной, услышав приглушенные звуки.

За моей спиной внезапно раздался грохот, и я резко обернулся. Будто кто-то в дверь врезался на полном ходу!

Мой сопровождающий даже головы не повернул. Лишь бросил через плечо:

– Не отставай!

Я поспешил за Джексоном, прислушиваясь к малейшим звукам. И вскоре понял – за дверьми раздавались стоны и боевые кличи…

Я нагнал мужчину возле одной из дверей. Джексон открыл ее и пропустил меня вперед. Едва я вошел, стало понятно, почему на этом этаже дверей меньше, и они расположены дальше друг от друга. За ними скрывались тренировочные залы.

Я оглядел помещение со смешанными чувствами. Кажется, меня снова будут бить…

Темно-серые бетонные полы и стены, одна – от потолка до пола в зеркалах, стойки и полки с инвентарем, среди которого особенно странно смотрелись металлические трубы разного диаметра.

Я вспомнил наше с Аароном знакомство. Он тогда сказал, что ему не повезло подвернуться под отрез металлической трубы. Гляди-ка, и правда Хаммер постарался! Или Мартин…

Почему я так спокойно об этом думаю?!

Джексон отошел к висящему на стене телефону, набрал номер и прижал трубку к уху. Мы встретились взглядами в зеркале, и глаза мужчины сузились.

– Хайд.

Я недоуменно нахмурился, не сразу осознав, что он не мне это говорит.

– Зайди в седьмой зал. Сейчас.

Мужчина опустил трубку на рычаг и развернулся ко мне.

– Ты понимаешь, где мы находимся?

– В тренировочном зале?

– Верно.

Джексон взял со стеллажа пятифутовую палку поднял над головой.

– А это что такое знаешь?

Я с сомнением хмыкнул.

– Палка?

Джексон усмехнулся.

– Это бяньгань, холодное оружие родом из Китая. Боевой шест, если тебе так больше нравится. Палка…

Ощущая досаду, я скользнул взглядом по отполированному руками дереву. Рассмотреть его Джексон не позволил, швырнув оружие в сторону двери. Я проследил взглядом за гремящей по полу штуковиной – бяньгань, шест, один хрен, палка! – и едва не получил по лбу такой же.

Не знаю, какой инстинкт помог. То ли чутьем, то ли краем глаза я отметил летящий в мою голову предмет и поймал его левой рукой. Сжав гладкое дерево, повернулся к Джексону. Недостаточно быстро…

Первый удар пришелся по предплечью левой руки. Второй – по правой.

– Не отвлекайся!

Я перехватил оружие двумя руками, но Джексон отступил с совершенно не идущей ему грацией. Он остановился в четырех шагах от меня и удовлетворенно хмыкнул, окидывая взглядом мою стойку – опорная правая нога чуть впереди, корпус в идеальном наклоне, развернут аккурат так, чтобы принять следующий удар.

Меня и порадовал, и поразил этот факт – тело все помнит! Несмотря на то, что в бой я не вступал уже больше года, мышцы помнили, что нужно делать.

– Неплохо.

Я переступил на пару дюймов, когда мужчина медленно двинулся по кругу, огибая меня. Он едва держал оружие, но пары встреч с этим парнем лично мне хватило, чтобы понять – небрежность напускная, для усыпления бдительности.

– Ты принял три правила, которые отталкивают большую часть потенциальных вольников. Но эти правила – не единственные. Есть те, которые усвоить можно только в тренировочном зале. Их ты омоешь потом и кровью. И если я однажды появлюсь ночью в твоей спальне и скину тебя с кровати, расскажешь их без запинки, потому что будешь жить по этим правилам. И первое – фрилансер никогда не ослабляет внимание.

Задумавшись, я пропустил момент, когда Джексон начал двигаться. Он рванул ко мне со стремительностью пули. Я вскинул оружие в попытке отбить удар, но мужчина поднырнул под моей рукой, почти касаясь коленом пола, и ударил меня по лопатке.

Я вскрикнул от неожиданности. Больно практически не было – Джексон бил не сильно, но целенаправленно. Быстро и точно, не прилагая особых усилий.

Я развернулся к противнику и тут же согнулся пополам, когда конец шеста вошел в мой живот.

– Никогда!

Удар по спине. Несильный, но ощутимый.

Я выпрямился, ища взглядом противника, и тут же получил новый удар. Джексон успел обойти меня и напасть со спины.

Я развернулся, ведя шест в слепую атаку. Естественно, не попал. Мужчина плавно отшагнул и снова двинулся по кругу.

– Запомни, Дэниел, твое внимание – то, от чего зависит не только твоя жизнь, но и жизнь твоих товарищей. Помни об этой каждую секунду, будь ты в тренировочном зале, на задании или в баре. Помни и про второе правило – фрилансер ВСЕГДА готов к бою!

Он рванул ко мне, и я был готов. И начал двигаться навстречу, уверенный, что на этот раз хотя бы по шесту попаду!

Оружие со свистом рассекло воздух в том месте, где только что был Джексон – он гибкой кошкой ушел вниз и вынырнул справа от меня. Я вложил в атаку слишком много сил – инерция круто развернула корпус, и плечо прострелила острая боль.

Первый удар пришелся по открывшемуся правому боку. Второй – по лопатке.

В груди вскипела злость. Удары Джексона были практически безболезненными и напоминали жужжание надоедливой мухи.

«Значит, вот так выглядит обучение на практике в его исполнении?! Может, зря боялся тренировок с командиром, а, Стоун?».

И снова Джексон словно мысли мои прочитал. Когда я ринулся в атаку, он хищно улыбнулся, текуче отступая на несколько шагов, перехватил мое оружие и вырвал из рук. В следующее мгновение уже две палки со свистом рассекли воздух над моей головой. Джексон крутанулся на места и изящным ударом едва не перебил мне руки чуть выше локтей.

Я сдавленно охнул и тут же рванул вперед, чтобы отобрать оружие, но у моего противника были на него свои планы. Следующий удар пришелся по бокам с обеих сторон, прямо в тазовую кость. Резкая боль сменилась нытьем ушибленных мышц.

Джексон закрутился вокруг своей оси, вырисовывая фигуры двумя шестами, не давая подступиться без травм, вполне возможно несовместимых с жизнью. Я даже полюбоваться его техникой успел, за что снова едва не схлопотал по лбу.

– Внимание, Дэниел! Внимание и боевая готовность!

Я схватил брошенный мне шест и замер, переводя дыхание и со злым раздражением поводя правым плечом – боль усиливалась.

Джексон перехватил бяньгань двумя руками и отступил на несколько шагов. Даже не покраснел, сукин сын! С меня УЖЕ пот ручьем тек, а он даже не вдохнул лишний раз! Словно за утренней газетой вышел в махровом халате!

«Не сравнивай себя с ним! Так точно до пенсии не доживешь!».

– Ты ВСЕГДА должен быть готов к бою. Даже если задание состоит в том, чтобы доставить животное в зоопарк, ты должен быть готов к бою!

Он перекрутил шест и замер в стойке, выставив левую ногу. Из гривы небрежно зачесанных темно-русых волос выбилась прядка, к хренам собачьим уничтожая мировой порядок и развязывая межплеменную войну где-то в африканской глуши.

– Третье правило – фрилансер ВСЕЦЕЛО доверяет своему командиру. Он слушает его и моментально реагирует на приказы.

Джексон ринулся на меня и крикнул:

– СЗАДИ!

Голые рефлексы заставили меня выставить шест вперед, чтобы принять удар. Но удар прилетел не оттуда.

Левое плечо пронзила боль. Мышцы на мгновение свело спазмом. Я едва не рухнул на колени и обернулся. За моей спиной стоял ухмыляющийся Мартин.

– Привет, Стоун.

«…всегда готов к бою…».

Я рванул к нему, занося шест для удара. Мужчина повел свое оружие в атаку.

«…никогда не ослабляет внимание…».

Краем глаза я увидел летящий в меня бяньгань Джексона и извернулся, отбивая удар. Когда шесты столкнулись, вибрация ударила в пальцы, но я не остановился, отразил удар Мартина и отшагнул, увеличивая расстояние между нами.

Позиция оказалась паршивой – Джексон оказался где-то позади, а его я боялся больше, чем Майерса!

Я быстро глянул поверх плеча, едва не схлопотал по голове и снова ринулся на Мартина, который с хохотом увернулся от атаки.

– Остынь, Стоун. А то убьешь меня ненароком!

В его голосе было столько ядовитого сарказма, что я едва не поперхнулся. Новую атаку прервал ледяной голос Джексона:

– Четвертое правило – фрилансер доверяет бойцам своего отряда, слушает их и реагирует.

Мартин тут же рявкнул:

– Сзади!

Я круто развернулся и выставил шест вертикально перед собой. Джексон ударил, почти выбив мое оружие, но я испытал злую радость. Дьявол! Да за моей спиной разворачивались крылья! Кажется, я начал понимать суть тренировки…

Губы командира растянулись в хищной улыбке.

– Правило!

«Внимание!».

Я развернулся и успел отразить удар Мартина, а потом попытался нанести свой. Лишь только попытался, потому что он рявкнул:

– Сзади!

Я снова развернулся и встретил удар Джексона…

Мы бились втроем, двое на одного. Мои мышцы ныли и гудели от напряжения, а мои противники словно и не напрягались вовсе! Их удары были не частыми, но точными. И я встречал каждый! И каждый раз пальцы пробивала боль, но я лишь крепче сжимал бяньгань.

Дыхание сбилось, боль в правом плече стала острой, словно от ножевого ранения, движения становились все более вялыми и неуверенными, в то время как противники двигались так легко, будто завтракали, а не нападали без передышки!

– Сзади!

– Справа!

«От меня или от тебя?!».

– Сзади!

Они выкрикивали команды, предупреждая об атаках, и я вертелся волчком. Я даже не знал, что способен на такое!

Нет! Во времена службы у меня тоже был потрясающий учитель! Грин тренировал меня до изнеможения, я порой падал от усталости прямо на плацу! Но эти двое…

«Их двое, Стоун! Будь ты здесь с Грином против этих двоих…».

Я вздрогнул от неожиданности, пораженный до глубины души – какого дьявола мне это в голову пришло?! И потерял драгоценную секунду.

– Слева!

Задыхаясь, я повернулся вправо и получил по спине. Удар вышел крепким, добротным. Я вскрикнул и сделал два нетвердых шага вперед.

«Давай, Стоун! Соберись!».

Я ускользнул от очередной атаки Мартина и остановился в десяти шагах от противников.

Легкие горели, горло пересохло и нещадно жгло. Я сглотнул и зашелся кашлем. А эти двое…

Я с досадой прохрипел:

– Кто вы, люди?!

Мартин расхохотался, а Джексон удовлетворенно хмыкнул.

На мой вопрос, естественно, никто не ответил.

– Хорошо, Дэниел. Ты быстро усваиваешь уроки.

– Хаммер, ты его явно перехваливаешь!

Джексон одарил товарища насмешливым взглядом.

– Себя вспомни.

Я улыбнулся против воли, когда лицо Мартина вытянулось. Он неопределенно пожал плечами.

– Все мы там были.

Я раздраженно фыркнул.

– Что дальше?

Джексон и Мартин одновременно повернулись ко мне. Глаза первого обожгли холодным блеском.

– Ты уже готов?

– Фрилансер всегда готов к…

Я не успел договорить, потому что Джексон ринулся на меня, занося шест. Все мышцы заныли, а правое плечо прострелила боль, когда я с огромным трудом заставил уставшее от забытой нагрузки тело шевелиться.

Я ждал атаку Майерса и следил за ним краем глаза, но он оставался неподвижен.

Я успел развернуться как раз в тот момент, когда оружие Джексона начало опускать, и выставил бяньгань, схватив его обеими руками с разных концов. А спустя секунду ошалело моргал, уставившись на две половинки прочной палки.

А если бы этот удар мне по хребту прилетел?!

Я отшвырнул обломки в сторону и побежал к стеллажам с оружием. За спиной раздался ледяной голос:

– Правило пятое, Дэниел! Оружие – не то, что фрилансер держит в руках! Фрилансер – оружие!

Я почти добрался до стеллажа с боевыми шестами, но меня отбросил удар в бок. Джексон оказался быстрее и проворнее и снова перешел в наступление. Он двигался рвано и быстро, но в то же время мягко и плавно. И когда он атаковал, слишком сильно замахнувшись палкой, я умудрился обогнуть его и ухватиться за ее конец у него за спиной. Рывок – и оружие у меня!

Мартин радостно вскрикнул, и я нарушил правило – отвлекся, ослабив внимание

Да при чем тут Мартин?! Я от восторга чуть штаны не обмочил!

В следующее мгновение палка снова была у Джексона, удар пришелся по моему левому предплечью. Рыча от боли и злой обиды, я выставил кулаки, но противник больше не атаковал. Он смотрел на меня с нескрываемым удовлетворением.

– Прекрасно, Дэниел! Продолжай в том же духе.

Я вспомнил, как Аарон говорил про командира – он всегда получает то, что хочет.

«Гребаная красотка, Стоун. Посмотри! Он действительно рад, что заполучил тебя».

Эта мысль придала сил, и я заставил себя выпрямиться, глядя на командира в упор.

Я дышал с трудом. Воздух жег глотку. Все тело болело и ныло, но я хотел еще. Еще больше атак! Еще больше боя!

«…в тебе горит огонь, Дэниел Стоун. Это – твоя суть…».

Джексон отошел к Майерсу, не сводя с меня взгляда.

– Есть еще несколько правил, которые тебе предстоит усвоить. У тебя будет для этого время. Сейчас запомни еще одно.

Он отбросил бяньгань и повернулся к Майерсу. Скрестив руки, выставил их перед собой, блокируя прямой удар в голову.

– Это правило ты должен запомнить, как свое имя, и не забывать ни на секунду. Однажды ты нарушишь его. Все его нарушают так или иначе. Но пока тот день не пришел, чти его. Шестое правило очень простое. Приказы командира – закон для фрилансера.

Он жутко улыбнулся.

– Даже такие. Бей!

Не говоря ни слова, Мартин сильно ударил Джексона по рукам. Я пораженно охнул – конец шеста лишь едва не прилетел в лоб командира!

– Плечо.

Мартин ловко перекрутил бяньгань и ударил мужчину по левому плечу.

– Другое.

Удар, на этот раз в правое.

– Нога…

Я недоуменно наблюдал за тем, как послушный Мартин осыпает командира сильными ударами. Джексон не шевелился, даже не морщился, лишь отдавал следующий приказ абсолютно ровным голосом.

– Голова.

Я распахнул рот, когда Мартин беспрекословно выполнил приказ. Палка направилась к виску Джексона. Рефлексы погнали меня на помощь, но уже в следующее мгновение командир перехватил оружие противника и, используя его как опору, оттолкнулся и сделал пару шагов назад, оказавшись на безопасном расстоянии.

Мужчины обменялись короткими кивками, и Мартин пошел к выходу, махнув мне на прощание.

– До встречи, Стоун! Я же говорил, что ты скоро к нам присоединишься.

Я раздраженно поморщился.

– Не слишком сильно радуйся.

Он хохотнул и вышел из зала, а я медленно повернулся к Джексону и обреченно выдохнул.

Нет! Он точно не с этой планеты! Даже у Майерса лицо покраснело! Слегка, почти незаметно, НО ПОКРАСНЕЛО! А Джексон выглядел так, будто только что из спа-салона вышел – спокойный, расслабленный, с неизменно каменной рожей!

Я вдруг осознал, что смотрю на него с искренним восторгом и прекрасно понимаю, почему так на него смотрят его бойцы. И побоялся предположить, что видели они…

– На сегодня мы закончили. Возвращайся завтра. Скажи девушкам на входе, что тебе в отряд 11-27. Они помогут сориентироваться.

11-27. Последние четыре цифры телефонного номера.

Он подошел ко мне – я мигом выпрямился и расправил плечи – и протянул правую руку. Знал бы он, каких усилий мне стоило стоять, заставляя конечности не дрожать…

– Я приду.

– Ну, выбора теперь у тебя нет, Дэниел. Ах, да. Еще одно.

В следующее мгновение мир взорвался. В глазах потемнело. Джексон завернул мою правую руку за спину, роняя меня на пол. Я попытался вывернуться, но мужчина надавил коленом мне на позвоночник. Ледяной голос ворвался в объятое огнем сознание снежным вихрем:

– Когда в следующий раз устанешь, скажи. Если ранение будет тебя тревожить – скажи. Я не люблю, когда кто-то выплевывает легкие на пол или блюет от усталости, мерзкое зрелище. Или в обморок падает от боли.

Он выпустил мою руку и встал. Я перевернулся, стараясь не тревожить правое плечо, сел и уперся взглядом в протянутую руку командира. Не раздумывая, ухватился за нее, и Джексон помог мне подняться на ноги.

– Больше не вздумай ставить спектакли. Оставь их актерам театров.

Я хрипло выдохнул:

– Я понял тебя…

– …Хаммер.

– Я понял тебя, Хаммер. До завтра.

Не дожидаясь ответа, я вышел из зала так быстро, как только мог. Страшно хотелось УБРАТЬСЯ ОТСЮДА НАХРЕН!

Но еще больше хотелось вернуться. И как можно скорее…

Глава 8

– Бенджи!

Я ринулся на Аарона. Тот перехватил бяньгань и закружил, вырисовывая в воздухе узоры и заставляя нас отступать. Он двигался так красиво, что выступать ему на площади перед штабом, а не драться с нами. Рядом с ним мы с Мартином казались неповоротливыми медведями.

Аарон крутился волчком и предугадывал наши действия, не позволяя достать себя. Его боевой шест оказывался ровно там, куда мы направляли свои. Было видно, что атака двоих сильных бойцов прямого боя казалась ему почти игрой. Танцем. И это бесило.

Нужно менять тактику. Нам ОЧЕНЬ нужно достать его. Бой не закончится, пока мы не достанем друг друга. И очень не хотелось, чтобы бой СНОВА закончился тем, что достали меня. Потому что, в отличие от «тренировки» в первый мой день в этом зале, удары на этих были весьма ощутимы. Говоря простым языком, мы лупили друг друга в полную силу.

За несколько недель регулярных мордобоев под неусыпным контролем Джексона мы достаточно изучили технику друг друга, чтобы бой перестал напоминать подставные соревнования – теперь я знал, как достать новых коллег.

Мартин Майерс был простым и эффективным, как прямой удар в голову – он пер напролом как танк. Очень ловкий и опасный танк, все тело которого превращалось в одну напряженную мышцу. И достать его можно было только напором, постоянным давлением – заставить защищаться, не позволяя атаковать. В первую очередь, потому что бил Майерс наповал, я успел испытать на себе его дурь. Не понравилось.

К Аарону Тапперу, вертлявому и юркому, не задерживающемуся на одном месте дольше, чем на пару секунд, требовался более деликатный подход. Когда он орудовал одной палкой – да знаю я, что это бяньгань, выучил! – одолеть его можно было только синхронностью. Вымотать, запутать и достать. С двумя палками дело обстояло сложнее – он отражал наши атаки играючи. Но сегодня бяньгань был один.

Мы с Мартином обменялись быстрыми многозначительными взглядами. Он повел боевой шест по дуге, и я отзеркалил его действия. Аарон замешкался, пытаясь уйти от атаки.

Краем глаза я видел Джексона, уже три недели моего командира. Он стоял как статуя, неподвижный и пробуждающий во мне обсессивно-компульсивное расстройство, и наблюдал за тренировкой. Хотя происходящее больше походило на извращенный конкурс. Словно в его голове играла музыка, и когда мелодия менялась…

– Хайд.

Бой продолжился, но с другими условиями. Когда в голове командира менялась мелодия, менялся тот, на кого мы должны нападать.

Но дело было не в воображаемой музыке – командир прекрасно понимал, когда в бою наступал переломный момент, и не позволял нам закончить раньше положенного. Халтурить и растягивать «удовольствие», впрочем, он тоже не позволял – стоило ему заметить, что кто-то дерется не в полную силу, он тут же натравливал других на него.

Аарон ринулся на товарища, закружившись вокруг своей оси, и я рвано выдохнул, тратя драгоценный воздух.

Дьявол! Его техника потрясала воображение! Он делал столько лишних на первый взгляд движений, что противник так или иначе отвлекался, и Аарон подбирался к нему очень близко. И каждое его движение в результате оказывалось не лишним.

Он бил со всех сторон сразу и был вездесущим! Дрался так, словно заранее отрепетировал каждое движение с противником!

Двигаясь по кругу и умудряясь не зарядить шестом друг по другу, мы с Аароном выматывали Мартина. Уставший человек совершает ошибки. И нам НУЖНО БЫЛО, чтобы Мартин устал.

Я сделал выпад и почти достал его, но он отразил мой удар, а потом повернулся и сделал выпад в сторону второго противника, заставляя отступить.

Аарон бросил на меня взгляд, длившийся ровно мгновение, и мы усилили напор. Атака стала беспрерывной. Но несмотря на это, Мартин уверенно отражал наши удары. Он казался неповоротливым, но был очень ловким и двигался невероятно быстро, заставляя нас постоянно менять позицию.

Бенджи брал скоростью. Хайд – ловкостью.

«А я?».

«А ты – бревно по сравнению с ними!».

Я перестал считать синяки после пятой тренировки. Это было две недели назад, и сейчас мне казалось, что все мое тело – сплошная рана. Не успевали сходить старые гематомы, как на их месте расплывались новые. И я больше не мог не пить таблетки. И жалел, что так упорно отказывался от них…

– Хаммер.

Я удивленно вскинул брови – это у нас впервые! – но ринулся на командира, точно зная, что парни следуют за мной. Аарон проскочил у меня под рукой и обошел командира. Тот проследил за ним краем глаза, не теряя из вида нас с Мартином.

Я прищурился, мысленно рисуя схему атаки. Мы окружали мужчину с трех сторон. Аарон – справа от меня, Мартин – слева. Я шел в лоб.

«Трое на одного. Попахивает уж совсем нечестным боем!».

Казалось бы, что может пойти не так?

Как оказалось, все.

Джексон ушел влево, пригибаясь и выбрасывая руку вперед – в следующее мгновение Аарон лежал на спине, оглушенный сильным ударом об пол. Не задерживаясь ни на секунду, командир рванул ко мне. Я отступил, пропуская его, и повел бяньгань в атаку. Мартин сделал то же самое, двигая оружие навстречу противнику, и тот, что было совсем неудивительно, ждал этого.

Командир присел и, почти касаясь коленом пола, развернулся вокруг своей оси. Он схватил шест Мартина и вырвал его из рук бойца, а потом абсолютно немыслимым движением подсек его ударом в колено, перехватил за правую лодыжку и вывернул. Наш танк кувыркнулся в воздухе и приземлился на шею. Раздался громкий хруст, но Мартин остался в живых – он выматерился так, что зеркала протяжно застонали в унисон с оглушенным Аароном.

Командир оказался в пол-оборота ко мне. Он хищно улыбнулся, выпрямился, развернулся через правый бок и повел бяньгань в атаку, вкладывая в удар не только силы, но и инерцию.

Еще две недели назад я в ужасе отскочил бы, не боясь того, что командир скинет меня с крыши высотки в центре Чикаго. Но сегодня шест встретил сопротивление.

Удар был таким сильным, что пальцы заныли от вибрации. Боль прострелила суставы, и я зарычал. В груди вскипела злость.

«Держи крепче, сосунок!».

Противник перекрутил шест, не уступая в ловкости Аарону, и атаковал. И снова я отразил удар и напал сам.

Не знаю, что вело меня, но я бился с командиром так, словно боевые шесты были заточенными мечами. Слишком длинными, а потому неудобными! Я оттеснял его, прекрасно понимая – если бы он хотел, я уже лег бы со сломанной шеей. Значит, он пытается что-то показать, мне или парням.

Джексон любит учить. И делает это хорошо.

Я смотрел в глаза командиру и испытывал абсолютно непередаваемые ощущения. Наши тела потеряли границы. Движения, четкие, выверенные, напоминали отрепетированный танец. Я атаковал, точно зная, что Джексон встретит удар. Сам встречал его бяньгань, наверняка зная, где он окажется в следующее мгновение.

Мы потерялись в противостоянии. Остальной мир исчез. Оружия сталкивались, пуская вибрацию в кисти, и расходились, чтобы сойтись снова. Мне казалось, что наш танец никогда не закончится, но внезапно за спиной раздался голос Мартина:

– Вниз!

Глаза командира опасно полыхнули.

Я тут же присел. Боевой шест Джексона со свистом пролетел над моей головой, и я охренело моргнул.

Дьявол! Да он мне башку сшиб бы, если бы попал! Привет, кома! И это минимум, на который я мог бы рассчитывать после такого удара!

На долю мгновения Джексон пропал, когда его загородил перескочивший через меня Мартин. Передышка запустила по телу блаженную дрожь, но расслабиться я себе не позволил – ринулся за товарищем. Вот только подобраться к сражающимся не удалось – Мартин так орудовал шестом, что мог спокойно зашибить меня.

Он бросался на командира как взбесившийся пес. Джексон отбивался уверенно, но былое спокойствие покинуло его. Глаза командира горели нехорошим огнем. Губы вытянулись в тонкую линию и побледнели от напряжения.

Мартин рычал и двигался с такой скоростью, что очертания бяньгана смазывались. Я даже глаза протер – показалось, что они слезятся. Я застыл, не зная, что делать, и Джексон заметил.

– Атакуй!

Я отметил движение справа – Аарон очухался и несся к нам. Мы приблизились к Мартину одновременно и так же одновременно попытались вступить в бой, но нам приходилось уворачиваться от оружия товарища, который поставил перед собой цель – зашибить командира в одиночку.

Кажется, он слетел с катушек.

Лицо Джексона окаменело. Челюсть резко выделилась. Когда нам с Аароном удавалось подступиться к нему, наши атаки он отражал играючи, но Мартин…

Лицо последнего покраснело. Вены вздулись. Глаза сузились и налились кровью. С губ не сходил звериный оскал. Выдающиеся резцы напоминали клыки хищника, который был готов вцепиться в глотку противника.

Я нарушил четвертое правило, ослабил внимание, и боевой шест командира с силой вошел в мой бок. Я согнулся пополам под громкий хруст костей и рухнул на пол, задыхаясь от боли. Рот распахнулся в немом крике. Я попытался вдохнуть, и бок скрутил спазм.

Недалеко от меня кулем рухнул Аарон. Уж не знаю, каким приемом его одолел Джексон, но он не шевелился.

Я с трудом разогнулся и, упираясь локтем в пол, сквозь багровую пелену наблюдал за схваткой. И холодел нутром все сильнее.

Мартин превратился в машину для убийств, и командир противостоял ему, сражаясь, может, и не в полную силу, но с явной осторожностью – чтобы не покалечить собственного бойца. Он держал ситуацию под контролем, пока Хайд…

Внезапное осознание ударило по голове обухом.

«Хайд3! Гребаный мистер Хайд!».

Я посмотрел на Мартина по-новому и ужаснулся. Если все, что было до, это доктор Джекил…

Я попытался подняться, но бок скрутила боль, срывая с моих губ протяжный стон. И в этот момент Джексон завершил бой. Он присел, уходя от яростной атаки, и резко выпрямился, выбрасывая вверх кулак. Тот вошел в нижнюю челюсть Мартина, да так мощно, что мужчину отбросило. Он пролетел по воздуху и рухнул на пол с грацией мешка батата. Его пальцы заскребли по полу, а через сжатые зубы прорвался полустон-полурык.

Командир остановился над ним и склонил голову набок.

– Отличный бой, Хайд. Спасибо!

Он протянул ему руку, и Мартин взялся за нее. Джексон едва заметно улыбнулся и кивнул в мою сторону.

– Отличная работа в команде.

Я с трудом подавил смех, из-за которого меня точно разорвало бы от боли.

«В какой, блять, команде?! Да он нас чуть не убил! Как идеально ему подходит имя!».

Я вспомнил удар командира, которым он уложил разбушевавшегося бойца.

Джексону тоже шло его имя. Чертов молот…

Аарон застонал. Командир подошел к бойцу, протянул руку, и тот неуверенно взялся за нее спустя пару секунд.

– Ты слишком много сил тратишь на то, чтобы запутать противника. Слишком много движений делаешь зря.

Аарон кивнул, потирая затылок и болезненно морщась.

– Понял.

Я попытался встать на ноги, упираясь левой рукой в пол и прижимая правую к явно сломанному ребру. С огромным трудом мне это удалось. А вот выпрямиться – нет.

Джексон остановился возле меня.

– Хорошая тренировка, Дэниел. Думай поменьше, и когда-нибудь уделаешь Хайда.

Я искоса глянул на товарища. Тот шевелил челюстью, но морщился от боли. Видимо, не сломал, а выбил.

«Может, и сломал. Интересно, Мартин вообще заметил бы перелом?!».

«А как он ел бы?!».

Я подавил смешок и медленно выпрямился.

– Понял… Хаммер. Меньше думать. Больше бить.

Джексон промолчал, и я поднял на него взгляд. Глаза командира стали обжигающе холодными.

– Ты слишком много думаешь во время схватки, и не о том, о чем нужно. Это тебя отвлекает и сбивает. А внимание…

– …это то, что может спасти жизнь мне или любому бойцу из моего отряда.

– Не задумайся ты в последний момент, твои ребра остались бы целыми.

Я озадаченно моргнул… и едва не выругался.

Я же говорил, что Джексон любит учить и делает это хорошо? Вот, пожалуйста, взял и проучил меня за то, что я нарушил правило.

Я глянул на покачивающегося Аарона. Впрочем, легко отделался. Кажется, мой товарищ заработал сотрясение. Неслабое…

Джексон кивнул на выход из зала.

– В медпункт. Все трое. Хайд, я слышал хруст.

Аарон сдавленно выдохнул:

– Его все слышали.

Я снова едва не засмеялся, когда Мартин скорчил недовольную гримасу…

Когда наша побитая команда вышла из тренировочного зала, Хаммер остался. Я обернулся напоследок и увидел, что он с задумчивым лицом смотрит в окно. Снова превратился в гребаную статую. Спокойный, уверенный, собранный и абсолютно неживой на первый взгляд.

«Словно только что не бился против троих! Словно сидел и журнал читал! Дьявол! Да что он за существо и откуда взялся на нашей планете?!».

Мои товарищи шли впереди, направляясь в крыло двумя этажами выше, и тихо переговаривались. Аарон осторожно потирал голову, и мне казалось, что я видел, как на его затылке вздувается огромная шишка. Челюсть Мартина отчаянно щелкала, пока он пытался ее вправить. Хорошая тренировка…

Я остановился и засмеялся, прижимая правую руку к боку.

«Почему тебя так веселит тот факт, что вашу троицу отделали?! Что вы идете в медпункт после тренировки вместо того, чтобы идти в бар!».

Дьявол! У меня сломано ребро, а я смеюсь! Может, истерика?

Товарищи остановились неподалеку. Аарон протянул:

– Думаешь, мозги отбил?

Мартин парировал:

– Это тебя Хаммер об пол приложил головой. Ему он всего лишь ребро сломал.

Я фыркнул и тут же застонал от боли.

«Всего лишь ребро сломал! Мой командир сломал мне ребро, чтоб его!».

Аарон тяжело вздохнул.

– Ты чего ржешь?

Я выпрямился и пару раз тряхнул головой, прочищая мысли. Как объяснить, почему я захожусь нездоровым смехом из-за того, что хренов командир сломал мне ребро?! И что это первый, но далеко не последний перелом! И МЕНЯ ЭТО ВЕСЕЛИТ! ДА ТАК, ЧТО РЖУ ДО СЛЕЗ!

– Он сказал: хорошая тренировка, Дэниел.

Я вжал правую руку в бок и глухо застонал. Если бы не принимал таблетки, интересно, шел бы сейчас по коридору или корчился в зале на полу?! А не за тем ли Джексон «посоветовал» мне их пить, когда лишил возможности избавиться от болей теми способами, которым обучила Алессандра? Боли в плече все еще напоминали о себе, но на фоне тех, что я испытывал после тренировок почти каждый день, стали… несущественными.

Я снова застонал, пытаясь успокоиться. Несмотря на тонну обезболивающего в организме, У МЕНЯ ВСЕ ЖЕ СЛОМАНО РЕБРО! Мой командир СЛОМАЛ МНЕ РЕБРО! И пока я пытался унять хохот, Мартин хмурился, а Аарон слабо улыбался.

– И что?

– Хорошая тренировка, парни. В медпункт. Все трое.

Несколько секунд стояла тишина, а потом товарищи расхохотались. Мартин тут же охнул и схватился за челюсть, а Аарон радостно подытожил:

– То ли еще будет, Дэнни.

Я заглянул в искрящиеся серые глаза и сглотнул. То ли еще будет…

В коридорах было неожиданно людно. Мужчины небольшими группами или по одному сновали туда-сюда. Некоторые из них смотрели на нашу порядком помятую троицу, но подобное зрелище было для них явно не в новинку.

Я старательно прятал взгляд, потому что видел, что отличало их от меня – на левом запястье каждого неизменно красовался черный кожаный браслет.

Когда мимо меня прошло двое вольников, о чем-то оживленно переговариваясь и размахивая руками, я обхватил запястье пальцами, почувствовав себя неуместным.

Аарон заметил это. Или радар в его заднице уловил мгновенную смену моего настроения. Он толкнул меня в плечо – я поморщился от боли и рыкнул на него, тратя драгоценный воздух – и тихо спросил:

– Ты чего? Выглядишь так, словно тебе пить запретили.

Я закусил губу, пытаясь решить, стоит ли задавать вертящийся на языке вопрос – я ведь не знаю местных порядков и не удосужился спросить у командира – и все же указал взглядом на его левое запястье.

– Почему Джексон до сих пор не выдал мне браслет?

Идущий впереди Мартин посмотрел на меня поверх плеча.

– Почему ты его Джексоном называешь?

Я озадаченно моргнул, а Аарон махнул рукой.

– Хаммер уже дал тебе имя?

– Какое имя?

Тут же захотелось хлопнуть себя по лбу, но бок снова пробила боль, и мне пришлось прижать ладонь к ребрам.

Имя. Ну, конечно.

Хаммер.

Бенджи.

Хайд.

– Нет, не дал.

– А он смышленый. Уговорил, давай оставим его.

Я повернулся к Майерсу с каменным лицом. Тот хищно улыбнулся, но тут же охнул и обхватил пальцами громко щелкнувшую челюсть.

– Так тебе и надо!

– Не дай повод жалеть, что я не позволил Хаммеру уделать тебя до реанимации!

Я повел плечом. Бок тут же пробила острая боль. Мой командир только что сломал мне ребро. Три недели изнуряющих тренировок, куча ушибов, ссадин, синяков… и вот он, первый перелом. Почему я так спокойно отношусь к этому?!

Странное спокойствие пугало. Словно это стало нормой всего за три недели. Хотя, нет… Словно это было нормой. Всегда.

«Все просто, Стоун. Ты знал, на что шел».

– Почему он до сих пор не дал мне имя?

– Видимо, потому что он его еще сам не знает.

Голос Аарона прозвучал очень странно, и Мартин так посмотрел на товарища, что мне стало не по себе. Словно он его в пол взглядом вбить пытался. Потом бросил:

– Расслабься, Стоун. Я свое получил после третьего задания. Тогда же мне вручили браслет.

– И как он узнает мое имя?

Парни переглянулись и смущенно откашлялись. Ответил гребаный мистер Хайд:

– Хаммер изучает бойцов, смотрит на их… особенности… и дает имя. Кому-то за особые заслуги, кому-то за особенности характера. Всем по-разному. Сам поймешь, когда ближе с отрядом познакомишься.

– И в чем фишка этого имени?

Мартин раздраженно застонал и тут же охнул, хватаясь за челюсть. Я злорадно хохотнул и охнул, хватаясь за бок. Аарон окинул нас мученическим взглядом.

– И как с вами работать? Инвалиды…

Он вошел в двойные двери, ведущие в крыло под громким названием «Медицинский пункт». Вспоминая эти самые пункты в самых разнообразных учреждениях, я вошел следом, окинул помещение скептическим взглядом… и замер.

Передо мной раскинулся полноценный, чтоб его, приемный покой!

Я несколько секунд тупо оглядывался, цепляясь взглядом за детали. На стенах, выкрашенных в приятный бежевый цвет, висели информационные доски, постеры о вреде курения – серьезно?! – и о вреде алкоголя – нет, серьезно?! Вдоль стен стояли удобные стулья. Двери были снабжены табличками с названиями специалистов.

Я присвистнул и тихо позвал:

– Аарон?

Мужчина вопросительно хмыкнул, провожая товарища взглядом. Мартин завернул за угол, приветливо махнув девушкам за выкрашенной под цвет стен стойкой. Те ответили улыбками, и сразу стало ясно – ребята Джексона здесь частенько бывают.

«Может, не только они, чего ты начал накручивать себя?!».

– У вас здесь целая больница! И на кой хрен ты со своими переломами ходил к…

Внезапно осознав, что именно собираюсь сказать дальше, а точнее, кого упомянуть, я смущенно замолчал. В памяти тут же встала картина трехнедельной давности, которую я упорно гнал от себя, изнуряя на тренировках. Прилипшая к груди девушки блузка, красный бюстгальтер и…

– У нас есть специалисты, которые окажут первую помощь, извлекут пулю и зашьют рану, вправят кости, наложат гипс и сделают еще много чего. Но…

Аарон помрачнел. По его лицу забегали желваки, а глаза потускнели.

– Да к черту, Дэнни. Чего сочинять? Сам знаешь, почему.

Он дернул подбородком и устремился за Мартином. И мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.

Я осматривался, читая надписи на дверных табличках. Специалистов в Гильдии было много. Дьявол, тут даже психолог есть!

Пройдя мимо кабинета с табличкой «Уролог», я фыркнул и тут же схватился за бок. Аарон вопросительно уставился на меня. Я отрицательно мотнул головой.

– Нет! Ничего.

Мужчина огляделся, скользнул взглядом по табличке на двери, мимо которой мы только что прошли, и тяжело вздохнул.

– Серьезно?

Я зажал рот рукой и помотал головой. Глаза товарища предательски заблестели.

– Серьезно!? Дэнни! Даже мне не смешно… А ты…

Уже в следующее мгновение он хохотал, согнувшись пополам и прижимая пальцы к вискам…

В кабинете доктора Эдисона меня ждал новый повод округлить глаза. Док ушел в небольшую комнатку и спустя минуту вернулся с моей медицинской картой. Среди вложенных в нее листов я безошибочно угадал разноцветные бланки, что выдавали мне предыдущие врачи.

«Впрочем, чему удивляться? Ты же сам все рассказал девушке из отдела кадров. Где родился, где служил, где лечился».

Глядя на довольно пухлую папочку, я был уверен, что в отделе кадров лежит папочка попухлее. Со всеми моими документами, со всеми грязными секретами…

Док, мужчина за сорок с открытым лицом, с которого не сходило чересчур серьезное выражение, с темными вьющимися волосами и задумчивыми карими глазами, быстро просмотрел мою карту. Когда очередь дошла до разноцветных бланков, он бросил на меня внимательный взгляд и углубился в чтение и спустя пару минут озадаченно хмурился.

– Вы принимаете…

– А можно на «ты»?

Мужчина глянул на меня и согласно кивнул.

– Ты принимаешь эти обезболивающие?

Он помахал рецептурным бланком – а он-то здесь как оказался?!

– Да.

Травматолог осмотрел меня и подтвердил то, что было понятно всем – односторонний перелом ребра. Несложный, неопасный, но неприятный. Легкая травма, в общем-то.

Он послушал сердце и дыхание, вколол новокаин и простучал бок под мой протестующий стон, измерил пульс и давление и сделал несколько отметок в больничном листке. После того, как рентгеновские снимки в разных проекциях были готовы, док подвел итог.

– Что ж, жить будешь, а вот с тренировками придется повременить. Опасности осложнений сейчас нет, но еще пара сильных точных ударов – и ребро может сместиться и проткнуть легкое. А ты же этого не хочешь, да?

Я нахмурился, чувствуя себя без футболки страшно неуютно – доктор Эдисон слишком внимательно разглядывал мои синяки всех цветов предрассветного неба.

– Но если командир скажет…

– Новенький, да?

Док окинул меня теплым взглядом и по-отечески улыбнулся.

– Командир не подвергнет твою жизнь опасности. Одна из его задач – заботиться о бойцах.

Он снова посмотрел на мои синяки. Его взгляд потяжелел.

– Даже такими способами. Не сомневайся, он найдет, чем тебя занять, чтобы не сидел без дела.

Прозвучало почти как угроза. Но страшно не стало. Скорее, любопытно.

– Давно ты в Гильдии?

Мужчина неопределенно кивнул.

– Достаточно для того, чтобы по первому взгляду определять принадлежность бойцов к тому или иному отряду. 11-27, верно?

Я охренело моргнул.

– Но как…

– Ваш командир – один из лучших. Отряд – один из самых… результативных. И ваши парни всегда приходят ко мне самые… разноцветные.

Я засмеялся, морщась от боли. Мужчина склонил голову набок, разглядывая шрамы от пуль.

– Как твое плечо?

Я вскинул брови, но тут же махнул рукой. Фигурально, естественно. И чему я постоянно умудряюсь удивляться?

– Более-менее.

– Три перелома, значит? Ловко тебя. Как ты умудрился заработать стойкие боли? Доктор Коппола – потрясающий специалист.

Я с трудом задавил приступ злости, раздувшийся в груди после его слов про ловкость Грина, и раздраженно ответил:

– Я – дерьмовый пациент.

Мужчина недоуменно нахмурился, перевернул пару листков в моей карте и снова углубился в чтение. Спустя минуту он тяжело вздохнул.

– Что ж, кажется, я понял, что именно она упустила.

Под его пристальным взглядом мне стало не по себе. Я вспомнил Алессандру. Не как девушку, которая прижималась ко мне всем телом и просила о близости. Моего доктора. Вспомнил наши бесконечные войны. Мои психи и ругань. И ее твердый суровый тон. Ее прищуренные глаза. И ее чертову «детку». То, сколько сил, моральных и физических, она вложила в мою реабилитацию. То, как радовалась самым крошечным моим успехам. Как сверкали ее глаза, когда ей удавалось вывести меня на эмоции, пробить хренов щит из злобы на весь мир.

Даже если она и упустила что-то, это случилось не по ее вине. И потому в моей груди снова поднялась волна злости, а в голове на повторе громыхало: я больше не допущу эту ошибку, не позволю себе сдаться и все испортить, не позволю себе забыть, ради чего я все это начал.

Я позволил злости разгореться, чтобы сжечь то, что мне успешно удавалось запихивать поглубже. То, что при воспоминании об Алессандре упрямо стремилось на свободу.

Я скучал по ней. Тосковал. Кажется, даже горевал немного.

– Это не ее вина, док. Я действительно был дерьмовым пациентом. Не слушал ее, не пил лекарства, халтурил, а потом решил одним махом нагнать все упущенное и…

– Ты меня прости, Дэниел…

– Дэнни.

– Дэнни. Я понял. Ты меня прости, Дэнни, но люди, получившие тяжелое ранение и вынужденные пройти реабилитацию, редко бывают приятными пациентами.

Я говорил себе то же самое весь год. И что в итоге?

– Когда врач дает клятву – а это, кстати, не шутка для большинства из нас – в том числе он клянется не навредить. И из тех двух предложений, которыми ты описал реабилитацию, я могу вывести несколько предположений.

Док заглянул мне в глаза.

– Либо ты так сильно не хотел выздоравливать, что доктор Коппола не смогла к тебе пробиться, в чем я сильно сомневаюсь, либо с самого начала отдала тебе в руки бразды правления. Либо нарушила одну из заповедей клятвы, что помешало ей делать работу так, как в этой самой клятве сказано.

– Док, я серьезно…

– Я тоже.

Я раздраженно вздохнул. Мужчина говорил то, что думал. И мне не нравилось то, что он думал об Алессандре. Мне не хотелось, чтобы он считал ее виновной в том, что я, редкостный придурок, дважды чуть не угробил шансы на полное выздоровление.

– Хотите кого-то обвинить – меня вините.

– Это уже случилось. Какой смысл искать виновных? Я доктор. Каждый мой день наполнен болью молодых парней и взрослых мужчин. Они ломают конечности, пробивают головы, и я должен сделать все, чтобы поставить их на ноги. Они выбрали эту работу по доброй воле, как и я. И я не могу позволить себе забыть о том, что, если я не справлюсь, они больше не смогут заниматься этим делом.

Мужчина смотрел на мои шрамы так, словно обладал рентгеновским зрением и рассматривал мои сросшиеся кости.

– Каким бы дерьмовым пациентом ты ни был, доктор всегда должен помнить, что ты на первом месте. Ты приходишь к врачу не потому, что у тебя все хорошо. Ты идешь к нему, потому что тебе нужна помощь. И если что-то мешает твоему доктору оказать тебе эту помощь, он должен это понять, принять и проститься с тобой. Я не виню Алессандру Коппола. Я всего лишь говорю, что вижу, что именно она упустила.

Док замолчал, ожидая, что я сам спрошу, что именно упустила Алессандра, но я боялся услышать ответ. Потому что если это то, о чем я думаю… Нет. Не хочу знать.

– В любом случае, лекарство работает, боли постепенно уходят и мне лучше.

– Рад слышать. На этой работе тебе понадобится оба плеча и обе руки. Если ты не против, я выписал бы обезболивающие посильнее, но…

– Я против.

Док улыбнулся.

– Я не закончил. Я сделал бы это, но вижу, что ты справляешься. Но будь готов к тому, что оно может понадобиться. Я ведь не викодин предлагаю. И не морфий.

Когда я кивнул в ответ, мужчина отложил мою карту, прошел через кабинет к высокому шкафу и достал оттуда большую упаковку с широким бинтом.

– Пока наложим повязку, потом заменим на тейпы.

Он впечатал в меня, словно кулак, тяжелый взгляд.

– И я говорю серьезно, Дэнни, воздержись от тренировок, если не хочешь получить травму, несовместимую с жизнью. Твой командир понимает это так же хорошо, как я. Не заставляй меня просить его отдать тебе приказ. Придешь ко мне через неделю. Сделаем снимки, проверим процесс заживления, нет ли воспалений. Если будешь соблюдать режим, восстановишься недели за три.

Я округлил глаза. Три недели без тренировок?!

Док правильно оценил мою реакцию.

– Джексон не оставит тебя без дела.

Я тихо спросил:

– Вы хорошо знаете моего командира?

– Мои пациенты – это, в первую очередь, пациенты. И мне не нужно знать о них больше, чем требуется для лечения. А теперь слушай…

Я вышел из кабинета, недовольно поводя плечами. Поганый бинт мешался, но делать нечего. Мартина я нашел разговаривающим с девушками в форме мятного цвета. Услышав мои шаги, он обернулся и сверкнул глазами.

– Кажется, Аарон стукнулся головой сильнее, чем сам предполагал. Что поделать, не каждый, упав, может встать без последствий

Я застыл как вкопанный. Перед взглядом тут же пронеслись картинки: Аарон лежит, не шевелясь, встает, покачиваясь, морщится от боли, трет висок, держится за голову, неуверенно шагает.

Желудок сковал лед. Я хрипло выдохнул:

– Он…

Мартин окинул меня ошарашенным взглядом и басовито расхохотался.

– Расслабься, живой! Башка у него крепкая. Просто хорошо приложился. Пару дней проведет здесь по распоряжению невролога.

Мне очень сильно захотелось ударить товарища по уже не щелкающей челюсти.

– Ты в курсе, что ты кретин, Майерс?!

– Есть немного. Ты как?

Поморщившись от досады, я приподнял футболку и показал повязку. Мартин ухмыльнулся с нескрываемым злорадством.

– Зато тебе пить можно в отличие от Бенджи.

И снова громогласный хохот сотряс импровизированный приемный покой. Девушки за стойкой регистрации наблюдали за мужчиной с легкими улыбками. Он им явно нравился.

– Ты, смотрю, лучше всех. Я думал, Джексон тебе челюсть выбьет через затылок.

Мартин ухмыльнулся и повернул голову. Я заметил небольшую припухлость и гематому в том месте, где челюсть соединяется с черепом.

Вот ведь непробиваемый хрен!

– Неужели еще не понял? У командира нет цели покалечить нас!

Я с сомнением потер бок. Каждого из нас Джексон мог прибить, особо не напрягаясь. А уж покалечить… Но мне он преподал урок. Аарона вывел из строя, чтобы справиться с мистером Психом. А его самого… Челюсть на месте, какие вопросы?

– В один день ты поймешь, насколько точно командир рассчитывает удар.

Мартин попрощался с девушками и махнул рукой в сторону выхода.

– Пойдем.

Я двинулся за ним, стараясь дышать ровно, как научил доктор Эдисон.

– Командир дал нам отгул. Видимо, мы его впечатлили на тренировке.

Я едва слюной не подавился, услышав эти слова. Бок тут же пробила нервная боль и я поморщился.

– Ты уверен, что отгул нам дали за то, что мы его впечатлили, а не за то, что нам пришлось медпункт после тренировки посетить?

И снова раздался громкий хохот. Я всерьез забеспокоился за челюсть Мартина – он так широко открывал рот, словно она вообще не крепилась к черепу.

– Ох, Стоун! Умеешь шутить, когда хочешь!

Я недовольно закатил глаза. Когда-нибудь они поймут, что я не шучу?!

Мы вышли из медицинского пункта, который на деле оказался больницей, и пошли по коридору. Мартин насвистывал какую-то мелодию, а я размышлял над словами дока. Насчет командира и его заботы о бойцах. И вспомнил про Аарона.

Так себе забота.

Когда мы подошли к лифту, Мартин прервал мои мысленные дебаты.

– Планкетт вечером зовет в бар. Твои ребра потянут выпивку?

– Майерс, договоришься…

Он беззлобно усмехнулся и хлопнул меня по левому плечу.

– Вот так ты принимаешь заботу, да? Уговорил, больше не буду. Мне нужно заскочить в арсенал, а потом можем выдвигаться.

Я задумчиво огляделся. Как и после каждой тренировки, мне хотелось побыстрее свалить. Но я точно знал – покину здание, и буду страшно хотеть вернуться как можно скорее…

– Я тебя в холле подожду.

– Трусишка Дэнни бежит, поджав хвост?

Я хотел врезать товарищу, но сдержался. Не стоит бить того, кто не очень хорошо справляется с эмоциями и с которым даже Джексону Торпу приходится драться… в ту часть силы, которой меня он прибил бы с легкостью. Да и того, кто прикрывать тебя будет, тоже бить не стоит.

«Кстати, об этом. Интересно, когда меня выпустят на задание?».

«Подумал парень со сломанным ребром…».

«Завались».

Я махнул рукой в неопределенном направлении.

– Вали. Я вниз.

Уже входя в лифт, я задумался: кто такой Планкетт? Это фамилия или прозвище? И почему, интересно, Аарона зовут Бенджи?

«Слишком много думаешь, Стоун. Слишком много».

Спустившись на первый этаж, я прошел через пустой холл к зоне ожидания. Повинуясь внутреннему порыву, остановился на небольшом участке матового пола и повернулся к скульптурам.

Все было так, как говорил Джексон. Я больше не мог их не видеть. Входя в это здание каждый день, я видел то, что было сокрыто в изломах стальных прутьев. Вся суть человеческой натуры в семи статуях. Семь грехов и семь учителей фрилансера.

– Они прекрасны, правда?

Я вздрогнул от неожиданности и резко обернулся. В черном кожаном кресле сидел мужчина и с улыбкой наблюдал за мной.

– Простите?

Он указал взглядом на скульптуры.

– Они прекрасны, не так ли?

Я прищурился, разглядывая неожиданного собеседника.

По меркам женщин он был привлекательным, а в молодости наверняка был очень красив. Ему было около пятидесяти, но ему шло все, что обозначало его возраст – седина, посеребрившая густые темные волосы и брови, морщины, разрисовавшие сухую кожу узкого лица узорами жизни. Потускневшие голубые глаза смотрели остро, оценивающе. Я был уверен – мужчина успел изучить меня за те пару секунд, что я смотрел на скульптуры. Его фигуру скрывало черное пальто, но что-то подсказывало, что мой собеседник в прекрасной форме.

Он держался расслабленно, откинувшись на невысокую спинку кресла и сцепив крупные кисти в «замок». Его локти покоились на высоких подлокотниках. И было в его позе что-то притягательное. Мужчина явно наслаждался тем, что сидел в этом холле.

Кто он такой? Один из фрилансеров?

Я внезапно вспомнил свой вопрос про пенсию и с трудом подавил смех. Джексон так и не ответил, но, судя по этому мужчине, пенсия в Гильдии была… весьма относительным понятием.

– Не сказал бы так.

– А как сказал бы?

Голос мужчины звучал мягко и властно одновременно, и меня посетила догадка: передо мной командир. И пусть мой собеседник очень сильно отличался от Джексона, который на мили вокруг себя распространял ощущение опасности – он распространял уверенность, спокойствие и что-то такое, за что его хотелось уважать.

Я снова посмотрел на арт-объекты и тихо ответил:

– Они… впечатляющие.

За моей спиной раздался тихий смех, но я не обернулся. Смотрел на скульптуру, изображавшую предательство. Скулы сводило от кислого привкуса во рту, который появлялся каждый раз, стоило мне увидеть изломанные прутья.

– Впечатляющие тоже неплохо. И чем же они тебя так впечатлили?

– Они – жизнь.

Я ответил, не раздумывая, и кашлянул, поразившись собственным словам. Хотел было что-то добавить, но мужчина опередил меня.

– Прекрасно сказано.

Я прожигал взглядом седьмую фигуру. Она была моей жизнью. Одним моментом, который перевернул все с ног на голову.

Незнакомец встал рядом со мной, и я скользнул по нему взглядом. Он был ниже меня дюйма на три, но казался гораздо выше. Внушительнее. Я чувствовал исходившую от него силу. Рядом с ним я казался себе незначительным, неважным.

«Точно командир».

Мужчина со спокойным интересом смотрел на скульптуры и казался простым прохожим, но я невольно проникся к нему уважением. Джексон вызывал похожее чувство. Хотя… Нет. Джексона я опасался. А для того, чтобы зауважать его, мне потребовалось перенести крепкую трепку и понять, насколько он сильный противник. Осталось понять, насколько он хороший командир.

Почему-то эта мысль показалась кощунственной…

Мой собеседник тихо заговорил:

– Эти скульптуры создал слепой мужчина. Он не художник, не скульптор и к творчеству имеет такое же отношение, как баретта к букету полевых цветов.

Я невольно засмеялся и поморщился от дискомфорта в боку.

– Отличное сравнение.

– Он военный, знаешь ли. Был военным. Взрыв лишил его зрения и карьеры. Но до этого он многое успел повидать. И эти семь скульптур…

Мужчина обвел холл взмахом руки. Я заметил браслет на его левом запястье и вздохнул, ощущая себя… голым.

«Терпение! На Хаммера должно снизойти озарение. И ты получишь такой же».

– …он создал, вспоминая ужасы войны. И посмотри на эти скульптуры! Слепой мужчина, прошедший через ад и решивший выразить его в суровом металле, создал нечто… впечатляющее, как ты сказал!

Мужчина подмигнул мне, и я осторожно засмеялся, памятуя о сломанном ребре. Потом снова посмотрел на седьмую скульптуру, и улыбка медленно сошла с моего лица. Собеседник заметил это.

– Ты пришел сюда, потому что тебя предали?

Я медленно кивнул, чувствуя, как разгорается в груди злость. Незнакомец сочувственно улыбнулся и похлопал меня по предплечью.

– Пройти через это суждено каждому из нас. Но не каждый вынесет урок.

Я ощутил его пристальный взгляд и сглотнул, внезапно почувствовав себя так, словно сдавал жизненно важный экзамен, ни разу не заглянув в учебные материалы. И незнакомец был моим экзаменатором.

– А ты? Смог вынести урок?

Я в сотый раз увидел в скульптуре себя, сломленного и униженного. И Грина, возвышавшегося надо мной.

– Нет.

Мужчина удовлетворенно хмыкнул.

– Всему свое время…

Он замолчал. Я повернулся к нему и встретил вопросительный взгляд.

– Дэниел. Дэниел Стоун.

Мужчина протянул мне руку.

– Джон. Джон Смит. Рад с тобой познакомиться, Дэниел Стоун. Где твой браслет?

Я резко отвернулся от него, снова почувствовав себя неуместным. Одна чертова полоска черной кожи с едва заметной гравировкой – и столько неприятных ощущений из-за ее отсутствия на моем левом запястье!

«И откуда только берется в одной голове столько комплексов?!».

– Мой командир еще не дал мне имя.

– А ты расскажи ему свою историю.

– Какую?

Джон ткнул меня в плечо одним пальцем. Я невольно засмеялся, покачнувшись.

– Ту, что привела тебя в Гильдию. Я очень люблю истории. Они – самое ценное, что у нас есть. И тоже хотел бы услышать твою, но всему свое время, Дэниел. Урокам, событиям, историям. Все случится в свое время. Не стоит торопить жизнь. Иначе ее может не хватить на все, что задумал.

Я рассматривал его, пытаясь ответить что-то умное, но мысль упорно ускользала. И чувствовал себя глупым юнцом. Но я ведь не глуп! И совсем не юнец!

Да уж, все вокруг только и делают, что выливают на меня жизненный опыт и мудрость. И мне нечего сказать в ответ. И это бесит.

Дьявол! Слишком многое меня бесит…

До моего слуха донесся голос Мартина:

– Он ждет нас где-то здесь.

Мой собеседник повернулся на звук. Я последовал его примеру и увидел товарищей. Они заметили нас, и выражения их лиц изменились. На одно мгновение они вытянулись, а потом стали настолько серьезными, что захотелось рассмеяться. Но когда я оценил их восхищенные взгляды, направленные на Джона Смита, стало не по себе. Видимо, он очень крутой командир. И не последнее лицо в Гильдии.

Мартин и Николас подошли к нам строевым шагом, остановились в пяти футах и торжественно заговорили:

– Я клянусь перед вами, товарищами по оружию, не терять цель и не подвергать сомнению путь…

Мой собеседник тепло улыбнулся.

– Среди нас непосвященный. Не стоит.

Едва я осознал, что непосвященный – это я, мои комплексы обросли еще пятьюдесятью слоями разочарования.

«Почему ты так к этому относишься?».

О! Я понимал, почему. Мне казалось, что меня не хотят принимать в семью. Естественно, это было глупостью и никак не соответствовало действительности, но чувство то было! Словно меня не хотят принимать в узкий круг… посвященных.

Мартин и Николас отрапортовали:

– 11-27, Хайд.

– 11-27, Планкетт.

«Планкетт – это наш снайпер, значит, да?».

Джон кивнул, с легкой улыбкой наблюдая за мужчинами.

– Вольно.

До этого момента мои товарищи вели себя, как личная охрана президента – хотя я их ни разу не видел, но… Наверняка же они вот так стоят, да? Ноги расставлены, руки за спиной. Кисти в «замке» на пояснице. Спины прямые, словно они палки проглотили. Те самые палки, которыми нас дубасит Хаммер.

После приказа они сменили позы. Их руки оказались спереди. Правые кисти обхватили левые запястья. А я, кажется, впервые осознал, что Гильдия действительно относится к военному сектору – выправка мужчин была идеальной.

«А у Хаммера в отряде может быть по-другому?».

– Полагаю, вы собираетесь забрать моего нового знакомого?

Мартин бросил на меня быстрый взгляд и кивнул.

– Если у Вас больше нет…

– Нет. Ни дел, ни вопросов.

Джон Смит повернулся ко мне и протянул руку.

– Рад был пообщаться. Надеюсь, скоро встретимся.

– И я рад… мистер Смит.

– Сапсан.

Мужчина усмехнулся. Его глаза сверкнули.

– Пора тебе привыкать называть нас теми именами, которые были даны нам в Гильдии. В конце концов, ты – один из нас.

Он удовлетворенно улыбнулся.

– 11-27, значит. Достойное начало, Дэниел! Надеюсь, на этом ты не остановишься. Мне нравится ход твоих мыслей. И не забудь мой совет.

Я вопросительно приподнял брови, и мужчина указал взглядом на седьмую статую.

– Расскажи командиру свою историю.

Я сдержанно кивнул. После того, как я увидел реакцию товарищей, захотелось вытянуться по струнке и отдать честь, но я не был уверен в уместности подобных действий.

Джон Смит прошел мимо моих товарищей, запахнув пальто. Стоило ему скрыться, я тут же повернулся к парням.

– Кто это?

Они посмотрели на меня так, словно я упал с луны, пробил все этажи здания, выжил и заговорил на инопланетном языке.

Морган почти прошептал:

– Это мистер Смит. Сапсан. Основатель Гильдии. И ее руководитель. С самого начала и на протяжении многих лет.

Мои глаза стали такими большими, что я вполне мог сойти за серого парня из космоса. Или зеленого…

«Дьявол, о чем ты думаешь?!».

Я встряхнулся и посмотрел вслед собеседнику. Я только что разговаривал с человеком, который создал Гильдию и управляет ею!

Мартин хмыкнул, и я повернулся к нему. Он бросил быстрый взгляд на Николаса, и тот улыбнулся.

Они снова меня без слов обсуждают!

– Что?!

– Теперь я тоже хочу послушать твою историю, Дэнни Стоун. Но сначала нужно выпить. Чувствую, она очень скучная и…

Я треснул его в плечо.

– Только если Николас расскажет, почему его зовут Планкеттом.

«С тобой все понятно…».

Снайпер усмехнулся и направился к выходу. Мы последовали за ним.

– Время охрененных историй, значит?

Глава 9

Бар был полон. Обыватели, пьяные и не очень, отчаянно шумели.

Мы уселись за круглый столик в дальнем углу. Снайпер провел ладонью по столешнице, смахивая невидимые крошки.

– Я с вами ненадолго. Это вы завтра халтурите, а у меня – тренировка с Тайлером.

Мартин скрипнул зубами. Его челюсть едва слышно щелкнула, но он даже не поморщился.

– Наш универсал решил пойти по твоим стопам? Я думал, он с Лиамом.

Николас взъерошил темные волосы.

– Сомневаюсь, что он быстро определится. Универсалом быть проще, ты же понимаешь.

Тайлер Кей… Я вспомнил… да почти мальчишку на первый взгляд! Мне было сложно воспринимать его всерьез.

– Как он попал в отряд?

Мартин повернулся ко мне.

– Спроси у него, не лишай парня удовольствия. История крутая.

Его голос звучал подозрительно мягко. Я невольно напрягся, ожидая подвоха, но ближник отвернулся к снайперу.

– Надеюсь, он последует за тобой. Да простит меня Кей, но рейнджера он не потянет. Мозгов маловато.

Николас ошарашенно уставился на товарища.

– То есть, снайперу мозги не нужны?!

– Не перегибай! Ты прекрасно понимаешь, о чем я!

Пару секунд товарищи буравили друг друга мрачными взглядами – будто боевыми шестами махали прямо перед моим лицом – а потом снайпер протяжно выдохнул.

– Понимаю. И… согласен с тобой.

Я с удивлением осознал, что они оба переживают за парнишку. Словно Тайлер был их младшим братом. Дурным, без мозгов и жизненного опыта. Тем, за кем нужен глаз да глаз.

Николас скрестил руки на груди. Его лоб прочертила глубокая морщина. Ясные глаза наполнились тревогой.

Он был моим ровесником, едва ли старше. Лицо совсем молодое, но ярко-голубые глаза светились мудростью, а взгляд оставался серьезным, даже когда он смеялся. Мужчина больше молчал, а когда говорил, его голос звучал тихо, но слышали его все.

Нет, не так. Его не просто слышали, а слушали.

Я не мог представить его в гилли со снайперской винтовкой в засаде. По моим представлениям он был слишком высоким для этого ремесла. Дьявол, да он выше меня дюйма на три! И как он умудряется оставаться незаметным?

Я почему-то вспомнил Маркуса Миллера, старого армейского приятеля. Он мечтал стать марксманом4, когда пришел в нашу часть. И даже пытался научиться стрелять, но драться у него получалось… Да так же хреново у него драться получалось, как и стрелять. Высокий, но щуплый парнишка, который вечно таскался за нами с…

Стиснув челюсти, я опустил взгляд на стол.

«Пошел. Вон. Из моей. Головы».

– Либо он останется универсалом, либо…

– Мы оба знаем, что будет, если он останется универсалом.

Я вопросительно посмотрел на встревоженных мужчин.

– А что не так в Гильдии с универсалами?

– Универсалы… они как… недоразвитые. Грубо звучит, но… так оно и есть.

Николас окинул Мартина расстроенным взглядом и повернулся ко мне.

– Универсалы думают, что умеют все. Некоторые, особо одаренные…

Он покрутил пальцем у виска, и я улыбнулся. Но улыбка тут же испарилась – взгляд снайпера стал мрачным.

– …пытаются быть лучшими во всем, но это невозможно. Если считаешь себя лучшим во всем – значит, во всех плох. И страдают универсалы гораздо чаще других бойцов… кхм… узкой специализации.

Я хотел поспорить с его логикой, но что-то во взгляде товарища остановило меня. Он говорил уж слишком уверенно, словно его слова были основаны на богатом и очень неприятном опыте.

К нам подошла официантка, и мы сделали заказ.

– И что? В Гильдии нет универсалов?

– Есть, но у этих бойцов есть более развитый навык. Командир развивает в них этот навык. По тебе видно, что ты боец прямого боя. По тому, как сформирован мышечный каркас. У тебя сильные руки, плечи и спина. А то, что ты практически одинаково хорошо владеешь обеими руками, определенно, твое преимущество. И Торп сделает все, чтобы из тебя получился первоклассный боец. Это его задача как командира – воспитать полноценного члена команды, который будет на своем месте выполнять свои задачи. Но по тому, как ты метал дротики, могу сказать, что ты и стрелок довольно меткий. И я с удовольствием потренировался бы с тобой, чтобы помочь развить этот навык.

Мартин хмыкнул.

– Почему это звучит как отличный план под названием: «как огрести от Торпа?».

– Потому что так оно и есть. Но я же не бессмертный! Я не предлагаю ему завтра присоединиться к нам с Тайлером, верно? Да и что-то мне подсказывает, что…

– Что командир сам будет учить его стрелять?

Я удивленно посмотрел на ухмыляющегося Мартина. Николас кивнул.

– Мысли мои читаешь.

Перед нами возникли бокалы с алкоголем, и мои товарищи тут же отвлеклись на них. Принесшая их девушка мгновенно испарилась. А я охренело моргал.

С чего Джексону учить меня стрелять, когда в отряде есть снайпер? Раз он боец ближнего боя и собирается сделать из меня мастера по пробиванию голов, как он может обучать меня стрельбе?

Внезапная догадка ударила по голове не хуже бяньганя.

– Подождите, Джексон – универсал?!

Товарищи переполошились.

– С чего ты взял?!

Меня позабавила их реакция, но я прекрасно помнил, как брошенный рукой командира дротик воткнулся в стену. А ведь Николас как раз с Тайлером ругался…

– Я играл с ним в дартс.

Мартин помассировал висок.

– Понимаешь, в чем дело, Дэнни. Командир… Думаю, не стоит рассказывать тебе, насколько он хороший боец ближнего боя. Ты сам видел. Кстати, с боевым крещением.

Николас лучезарно улыбнулся и поднял бокал.

– Ребра, да? У меня был указательный палец. За первый, но не последний перелом!

Я поморщился.

– Хреновый тост.

– Традиционный, что поделать.

Я опасливо чокнулся с ним бокалом и повернулся к Мартину.

– Ну и? Что дальше?

– А то, что командир свое мастерство оттачивал годами. Очень долго совершенствовал. И вот, что вышло в итоге. Он – охренительный боец прямого боя. И, лишь отточив один талант, он взялся за стрельбу. И это мастерство он тоже оттачивал годами. И в результате стал очень хорошим стрелком, хотя мне кажется, что Планкетт побьет его на дальних позициях.

Снайпер вскинул ладони и помотал головой.

– Не рискну, не подначивай. А еще он сапер.

Я поперхнулся скотчем и уставился на Николаса. Он кивнул.

– И нам это порой очень помогает.

– Уже три навыка! Значит, универсал!

Мартин раздраженно поморщился.

– Речь не о количестве навыков… Нет, именно о нем! Черт!

Он отставил бокал и посмотрел на меня в упор.

– Давай возьмем наш отряд, хорошо? У каждого бойца в нем свое место и свои задачи. Они закрепляются за ним сообразно его навыкам и…

Николас осторожно перебил его:

– Ты не думаешь, что это ему должен объяснять командир?

– Я его первенец. Ты и сам знаешь, что я могу…

– Я только хотел напомнить, чем это в прошлый… Понял, отстал.

Николас покачал головой, когда Мартин попытался испепелить его взглядом и повернулся ко мне.

– Как я уже сказал, место и задачи закрепляются за определенным бойцом сообразно его навыкам. А точнее – сообразно его самому сильному и развитому навыку. Иногда позиция требует от бойца не одного навыка. Понял?

Я кивнул. Нет, я действительно все понял! Но к чему он ведет – не понял.

– Вот и получается, что навыков может быть два и больше, а позиций – нет. Понял?

– Ну.

– А универсал не понял бы. Ему нужно заткнуть каждую брешь даже там, где ее нет.

Я благоразумно промолчал, не высказывая сомнения насчет хромой логики.

«Ты просто до чего-то не догоняешь, смирись».

– Так универсалы опасны тем, что лезут везде, где не надо?

– Именно! Особенно, когда лезут туда, где считают себя первоклассными профи, а на самом деле – среднестатистическое ничто.

Значит, универсал – не тот, у кого много навыков, а тот, кто думает, что он хорош во всем, и это самое все пытается продемонстрировать, в том числе, когда не стоит и когда его не просят, что ли?

– Но ведь Торп…

– Торп – наш командир. Ему по статусу положено уметь чуть больше, чем умеют его бойцы. Но его роль – командовать отрядом, понимаешь? Именно он разрабатывает стратегию, руководит работой и отслеживает выполнение этапов плана, дает волю на то или иное действие. Мы всегда опираемся на его решения и приказы. Командир ведет нас за собой. Да, часто он идет первым, часто прочищает нам путь, чтобы мы выполнили свою часть работы! Но при этом помнит, что он – командир.

Я крепко задумался, выцепив одну фразу из его речи.

«Дает волю. Это что, разрешение, что ли, у него спрашивать каждый раз?».

– Если Торп вовремя не отдаст приказ, а боец его вовремя не выполнит, весь план полетит псу в то самое место, из которого потом его чистеньким и привлекательным не достанешь! Да, Торп – ближник, стрелок и сапер. Но в первую очередь он – командир. Он вступит в бой тогда, когда это будет нужно, начнет стрельбу тогда, когда это необходимо. Но в первую очередь он отдает приказы. Так со всеми в нашем отряде, Стоун, у каждого – свое место.

Мартин махнул рукой в сторону выхода из бара.

– Наш рейнджер начинает делать свою работу еще до того, как кто-то из нас почешется. Мы вещи разложить не успеваем на новом месте, а он уже отправляется на задание! И потом держит ситуацию под контролем на протяжении всего задания. И он всегда держится вдали от главного сражения, чтобы обеспечить нам отступление и прикрытие…

– По сути, тут он со снайпером работает, да?

Николас кивнул с удовлетворенной улыбкой, а я едва не застонал от отчаяния. Раз рейнджер переходит на позицию другого члена отряда, разве он не становится универсалом?!

Снайпер будто прочитал мои мысли и весело засмеялся.

– Не становится. Он остается рейнджером и выполняет совершенно другие задачи. Я стреляю. Он – прикрывает.

Я потер лоб. Голова начала гудеть.

«Но вы же одно и то же делаете и… Почему все так сложно?!».

Николас улыбнулся с пониманием.

– Не перенапрягайся. Это не твои задачи, наши. Главное, помни – мы тебя прикроем. Я достаточно хорош в своем ремесле. И рейнджер наш хорош. От него зависит очень многое, и мы бережем его.

Я скептически выгнул бровь, вспомнив, как господин Хайд пытался согнуть его пополам в обратную сторону.

Мартин раздраженно закатил глаза и выдал:

– Как бы сильно мне порой ни хотелось его прибить, засранца высокомерного.

Я невольно засмеялся. Лично мне рейнджер высокомерным не показался, а засранец он или нет, я не знал и подавно – видел его один раз в жизни.

Николас взъерошил волосы.

– Хаммер точно тебя убьет, если лишишь нас такого рейнджера.

Все вроде как засмеялись после его слов, но стало понятно – это не шутка.

Мартин продолжил:

– Наш тыл состоит из двух людей. Они – наш второй фронт, два первоклассных бойца своего профиля. Эти парни не полезут в прямой бой без приказа Торпа, потому что прекрасно знают – мы рассчитываем на них. Нам в любой момент может понадобиться диверсия, устроенная рейнджером, и меткость снайпера. Мы рассчитываем, что Планкетт не позволит противнику подобраться к нам незамеченным, и нам будет куда отступать. А теперь представь, что мы на задании, запахло жареным, а наш рейнджер покинул позицию, решив подраться вместе с нами. Или снайпер решит вступить в схватку, когда мы ждем от него поддержки.

Я тяжело вздохнул, прекрасно понимая, что произойдет в этом случае – отряд останется без прикрытия, оголив «спину» перед противником.

– Перебьют нас, если тыл решит, что достаточно хорош, чтобы подсобить в прямом бою вместо того, чтобы свою работу делать. И если ты думаешь, что ни один из них драться не умеет, очень зря! Лиам тебе по заднице надает, не раздумывая!

Николас притопнул, глядя на товарища с хитрой улыбкой.

– Я напинаю, можно?

– Можно, разрешаю.

Мужчины засмеялись над одним им понятной шуткой, когда Николас топнул во второй раз.

– Парни драться умеют, а мы с Аароном – стрелять! И неплохо!

– Ну, ты себе льстишь.

– Морган, чтоб тебя!

Николас тихо засмеялся, когда Мартин окинул его грозным взглядом.

– Мне не нужно попадать в подброшенную монетку! В моих противников со своей позиции я точно попаду. Остальных, так и быть, оставлю тебе.

Я сделал глоток скотча, не сводя взгляда с Мартина. Он разошелся не на шутку, пытаясь объяснить, чем опасен Тайлер Кей, как универсал, и выложил кучу информации – башка трещала по швам.

Он повернулся ко мне и постучал пальцем по столешнице.

– Универсалы, Стоун, как любопытные дети. Им хочется попробовать себя во всем и во всем добиться успеха. Они мечутся между навыками, не в силах ни за один зацепиться – им становится скучно. Тайлер испытал себя в качестве рейнджера – поперся в снайперы. Потом придет к Торпу. И по кругу, по новой. Он не понимает, куда податься, и, как уличный пес, пытается прибиться к тому, кто поласковее.

– Но разве это не задача командира – выявить сильную сторону бойца и помочь ему стать профессионалом?

Мужчины переглянулись с явной досадой. Николас удрученно покачал головой.

– Все так, Дэнни, но, когда человек универсал, у него нет сильной стороны, которую командир поможет развить.

– Так какого черта тогда Тайлер делает в отряде?!

Я повысил голос против воли, ощущая себя непроходимым тупицей. Мне казалось, что мои собутыльники сами себе противоречат! И чем больше они пытались что-то объяснить, тем сильнее я путался!

– Кей – отличный боец!

– Он хорошо стреляет!

– У него на каждом задании своя роль!

Я отодвинулся вместе со стулом, когда товарищи бросились защищать Тайлера. Их лица стали одинаково злыми. Казалось, они готовы накинуться на меня с кулаками. Кажется, я ступил на очень опасную территорию…

Николас хлопнул Мартина по плечу, когда тот с рычанием подался вперед.

– Уймись, он не то хотел сказать. Понимаешь, Дэнни, в чем ГЛАВНАЯ беда универсала? Он верит, что способен на большее. Что того, что он делает для отряда, недостаточно. У универсала, даже если за ним закреплено его место, даже если ему отведена его роль и даны четкие инструкции, в голове всегда есть план «Б», потому что он умеет не только драться, но и стрелять. И все делает одинаково хорошо. Майерс, например, между винтовкой и ножом всегда выберет нож. Как и ты. Как и Бенджи. Как и Хаммер. А универсал будет думать, как воспользоваться и тем, и другим. И будет искать возможность сделать это. Это… Дело не только в том, что мастерство вырабатывается годами, а Тайлер… он ведь очень молод. Дело в том…

Снайпер помолчал немного, формулируя мысль.

– Дело в том, что Тайлер верит, что может гораздо больше, чем вести прямой бой. Или прикрывать отряд. Или разведать обстановку, а потом устроить такую диверсию, что отряд справится с заданием, не привлекая к нему всех бойцов. А ведь чтобы научиться всему этому, требуются годы упорной работы! Тайлер верит, что может сидеть на двух стульях без всякого ущерба. Любой универсал в это верит. Но, как правильно отметил Хайд, у любого из нас свое место в отряде. Своя роль на каждом задании. И если мы будем разрываться на несколько частей, а не делать свою работу…

Я откинулся на спинку стула и задумчиво постучал по бокалу.

– И сейчас вы пытаетесь помочь Тайлеру понять, какая сторона сильная, да?

Майерс громко застонал. Я вопросительно моргнул, а Николас усмехнулся.

– У Тайлера нет сильной стороны. Но он может выбрать занятие по душе. И стать в нем мастером. Хаммер тренирует его так же, как и всех нас. Хайда и Бенджи, а теперь и тебя, он учит драться. Меня – попадать в цель, как бы странно это ни прозвучало.

Я усмехнулся, вспомнив партию в дартс. Три дротика и то, как именно они вошли в мишень.

– А чему он учит рейнджера?

– Тактике ведения боя, стратегии. Рейнджер, по сути, вторая голова нашего отряда. Командир – первая.

Мартин подался вперед.

– Он подчиняется приказам Торпа, само собой, но в особой ситуации волен действовать по своему усмотрению. Очень важно, чтобы рейнджер и командир знали, чего ждать друг от друга. И действовали слаженно. Иначе… нам всем хана.

– А что, если командир погибнет во время задания? Кто после его гибели на себя командование возьмет? Рейнджер?

Мартин ответил очень тихо:

– Да.

Я несколько секунд рассматривал его, озадаченный реакцией, а потом вдруг понял.

Мартин – первенец Джексона и его правая рука. По идее, именно он должен взять командование отрядом на себя.

«Дело в Мартине, или так принято, чтобы рейнджер… Но ведь не во всех же отрядах есть рейнджеры! Тьфу…».

Я закрыл лицо ладонями. Голова начала болеть. Слишком много непонятной информации, слишком мало алкоголя – вот рецепт отвратительного вечера в компании товарищей.

– Да уж, нагрузили вы мой мозг…

Я посмотрел на Мартина сквозь пальцы, когда он усмехнулся. В его глазах все еще стояли отголоски тяжелых мыслей. Что их вызвало – наш разговор или мой последний вопрос – я не знал и решил не ворошить осиное гнездо.

Над столом повисло молчание. Товарищи думали каждый о своем. Я пытался переварить новую информацию.

И вроде все подчинялось логике. Если стараться быть лучшим во всем… Да человек физически не может быть одинаково хорош во всем. Действительно, что лучше – быть посредственным универсалом или, скажем, первоклассным снайпером?

Меня тронуло, с какой досадой товарищи говорили об универсалах, с какой тревогой думали о будущем Тайлера. Перед взглядом стоял молодой парень с квадратной челюстью и задумчивыми глазами. Он действительно выглядел потерянным в этом огромном мире и в своем маленьком отряде.

«Смотри-ка, Стоун. Не у одного тебя проблемы с самоидентификацией».

«Заткнись!».

Очередная внезапная догадка защекотала нервы. Я повернулся к собеседникам.

– Окей. Допустим, Тайлер выберет прямой бой. Все прекрасно, командир будет тренировать его и в конце концов слепит из него хорошего бойца. Или он решит стать снайпером, и… Планкетт научит его. Или станет рейнджером и…

– Ближе к сути.

– А что, если он не сможет выбрать? Ты сказал: вы оба знаете, что будет, если он останется универсалом.

Лицо Мартина окаменело, а глаза наполнились холодной яростью. Он повернулся к снайперу.

– Расскажи ему, как получил свое имя.

– Я присоединюсь?

Я вздрогнул, когда за спиной раздался голос командира. И не я один – Майерс чуть со стула не рухнул. Мы резко обернулись и уставились на Джексона. Обратившись в гребаную статую с бокалом скотча в руке, он смотрел на меня.

Я кивнул, словно командиру требовалось мое разрешение. Он обошел стол и сел на свободный стул.

«Почему я чувствую себя так, словно меня на месте преступления поймали вместе с этими кретинами?».

Мартин повернулся к командиру.

– Мы тебя не видели.

– Николас меня видел. Фрилансер никогда не ослабляет внимание, верно, Дэниел?

Я снова кивнул, давя протяжный вздох, на который мои ребра ответили бы болью.

Джексон повернулся к Николасу, которого Мартин пытался взглядом со стула сбросить.

– Все действующие лица здесь. Рассказывай.

Снайпер кивнул и повернулся ко мне.

– Это было мое второе задание. Когда я только пришел…

– Как ты попал в Гильдию?

– Хаммер привел меня. Он отметил, что я хорошо стреляю.

– А кем ты был до этого?

– Никем.

Сказал, как отрезал. Я невольно выгнул бровь, но Николас лишь пожал плечами.

– Я работал в парке развлечений. В палатке, в которой нужно стрелять по мишеням за призы. Я лишился ноги на службе и…

– Что?!

Я сказал это громче, чем хотел. Настолько громко, что даже Джексон, кажется, вздрогнул от неожиданности.

– Дьявол, прости! Я не… Я просто… Никогда не подумал бы, что у тебя… Но ты же…

Я прокручивал в голове каждый раз, когда видел Николаса, и не мог вспомнить, чтобы он хромал. Хотя бы прихрамывал!

Мужчина пожал плечами.

– Я подорвался на мине, и мне очень сильно повезло – всего лишь ноги лишился. А вместе с ней – желания возвращаться на службу. Мое начальство подлило масла в огонь – не сильно озаботилось моей реабилитацией.

Он угрюмо хмыкнул.

– Да и нахрен никому не нужен снайпер с фантомными болями.

Захотелось потрепать Николаса по плечу – совсем несвойственное мне желание!

– Понимаю тебя. Я тоже…

Мартин раздраженно рыкнул:

– Ты в курсе, что ты – хреновый слушатель?!

Джексон неожиданно засмеялся и хлопнул ладонью по столу.

– И до тебя очередь дойдет, Дэниел.

Я смущенно опустил голову и искоса глянул на командира. Моя-то очередь дойдет, а если я его спрошу, он расскажет, как пришел в Гильдию?

«Любопытство кошку погубило…».

Снайпер продолжил.

– Я не хотел возвращаться на службу. И не собирался. Но быть снайпером… Я очень люблю стрелять. Так сильно, что не нашел другого применения своим талантам, кроме как устроиться в парк аттракционов в Денвере. И однажды, когда я по своему обычаю после завершения рабочего дня стрелял по мишеням, ко мне подкрался командир. Я, признаться, чуть не обделался! Представь себе. Ночь. Темно как в заднице. Я с пневматической винтовкой в руках. И тут голос из-за спины: «Прекрасная работа»! Да я не знаю, как в него стрелять не начал!

Я тихо засмеялся, представив эту картину, а Джексон усмехнулся.

– Не думал, что ты такой нервный.

Снайпер тепло улыбнулся командиру и повернулся ко мне.

– Мы разговорились. Я рассказал о себе, о службе, о том, что получил травму и не хочу возвращаться, про боли. Сам не знаю, почему, но все выложил. И Хаммер спросил, что я люблю больше, чем стрелять. И это был самый сложный вопрос в моей жизни. Сколько бы ни думал, не мог вспомнить, что было бы мне ближе, чем стрельба. Звучит странно, наверно, но… Заставлять маленький кусочек металла двигаться так, как нужно тебе, и туда, куда нужно… это непередаваемо.

Глаза Николаса засверкали от восторга, и я невольно улыбнулся. Парень действительно любит свое дело.

– И я ответил честно: ничего. Стрелять люблю больше всего. И он сказал: если хочешь заниматься тем, что любишь, приезжай в Чикаго, найди меня, и я дам тебе шанс на новую жизнь. А когда я сказал, что у меня нет трети ноги, он засмеялся и спросил: ты что, в ногах винтовку держишь?

Вот уж не подумал бы, что Джексон умеет шутить.

Я внезапно понял, почему товарищи смеялись, когда Николас предложил напинать мне.

Да уж. И они мое чувство юмора дерьмовым считают?

– Той ночью я собрал вещи и уже на следующий день стоял в аэропорту О’Хара в совершенно незнакомом Чикаго и сжимал листок с очень странным телефонным номером.

Майерс театрально похлопал, а я повернулся к Джексону.

– Чем тебя так зацепил парень, стрелявший по мишеням в парке аттракционов? В них не попадет только ребенок… да Хайд, скорее всего.

Командир скосил взгляд на снайпера и тихо ответил:

– Он попадал в «яблочко» с двухсот ярдов. Из пневматической винтовки.

Как мои глаза не выпали на стол – не понимаю.

– Но это невозможно! Это… Пневматика так далеко не стреляет!

Джексон загадочно улыбнулся, а Николас пожал плечами.

– Все зависит от калибра.

– Это невозможно!

– Пари?

Мартин наигранно весело улыбнулся. Я обреченно махнул рукой снайперу.

– Продолжай.

– Хаммер довольно долго не выпускал меня на задания. Сказал: восстанавливай навыки, научись справляться с болями – и поговорим.

Николас смущенно улыбнулся командиру.

– Мне было стыдно за то, что я не работал с ними. Я казался себе бесполезным куском дерьма, который не приносит пользы. И не давал себе поблажек. Полгода тренировался, не спал сутками, не мог заставить себя уйти из тира! Хотел поскорее вернуться в строй. Восстанавливал с командиром физическую форму. Боролся с фантомными болями. Работал с психологом. Было довольно сложно, но оно того стоило. Когда меня выпустили на первое задание, я нервничал так, что меня едва не вырвало в самолете. Но все прошло гладко. Моя задача состояла в том, чтобы прикрывать отряд, но мне не пришлось сделать ни одного выстрела. А вот на втором…

Он сухо сглотнул и повернулся к командиру. Джексон буравил его своим фирменным взглядом – холодным, спокойным, уверенным.

– Продолжай.

Николас бросил быстрый взгляд на Мартина, и я отметил, как чертов мистер Хайд напрягся. Или он давно напряженный настолько, что об его плечи спокойно можно сломать бяньгань?

– На втором задании я тоже должен был только прикрывать. В том смысле, что… Вмешательство не планировалось. Но потом возникли трудности… с одним из наших бойцов. Я… Хаммер, я не…

Николас поджал губы и замолчал, поглядывая на Мартина. Командир понаблюдал за ним, едва заметно вздохнул и опустил взгляд.

– В то время в отряде было меньше бойцов. Я, Мартин и Аарон. Нас было трое, и все мы были на одной позиции. Отряд был слишком однообразным, и я искал рейнджера и снайпера.

– Рейнджер и снайпер – это что, обязательное условие?

Джексон медленно покачал головой

– Командиры вольны формировать отряды из тех бойцов, которые им нужны. И мне нужны были эти парни. Снайпер прикрывает тебя, а рейнджер… Когда в твоем отряде есть сообразительный рейнджер, это… как если бы у тебя было два отряда. Грамотный рейнджер сработает так, что противнику будет казаться, что против него выступает целая армия.

Я подумал о Лиаме. О том, какое впечатление он на меня произвел. Вспомнил татуировки на его шее. В тот вечер мне было слишком больно, чтобы разглядывать их. Да и самого рейнджера.

– Найти профессионала довольно сложно, учитывая специфику нашей работы. Настроить с ним связь – еще сложнее. Наладить работу, основанную на взаимном доверии и полном понимании – невыразимо трудно. Но, если приложить достаточно усилий, можно достичь любой цели.

«Видимо, с Лиамом ему это удалось…».

– Тот парень был универсалом. Он неплохо дрался, неплохо стрелял, был довольно сообразительным, а главное – понимал, что такое тактика и стратегия. Я видел в нем выдающегося рейнджера, а он хотел быть везде и сразу. Подстраховывать, идти в разведку и в бой в первых рядах. Ему казалось, что без него отряд провалится под землю.

Джексон тяжело вздохнул, и я внезапно понял, что задержал дыхание.

Командир говорил о бойце в прошедшем времени. Был. Понимал. Хотел…

– Я хотел, чтобы он сам выбрал, что ему понравится больше, но он не мог остановиться. Ему удавалось все, но все он делал в пол силы. Хватал верхушки и терял интерес. Но я продолжал учить его. И чем дольше учил, тем более посредственным он становился. И более заносчивым.

Джексон пристально посмотрел на меня

– Я не люблю выскочек. Заносчивость бойца, если она не оправдана, может принести гораздо больше проблем, чем его неумение держать оружие. Заносчивый боец слишком уверен в себе.

Я нервно сглотнул. Не хотелось думать, что это намек…

– Когда в один из дней он сказал, что решил стать рейнджером, я отнесся к заявлению с сомнением, но решил дать ему шанс. Начал учить его усерднее и увидел отклик. Настоящий, непритворный интерес. Он понял, насколько важна роль рейнджера в отряде. Казалось, что он наконец-то нашел свое место и с головой ушел в обучение. И я следил за ним. Наблюдал за тем, как он осваивается в своей роли, гасил вспышки самолюбия, подогревал интерес, превращая его в азарт. И получал отдачу, да такую мощную, что расслабился, поверил, что он действительно хочет быть рейнджером. И это стало первой ошибкой.

Он кивнул на снайпера.

– Два Николаса вошли в мой отряд – снайпер и рейнджер. Я наблюдал за обоими. За тем, как они развиваются на своих поприщах. Как встают на ноги. И видел, что оба нашли свое место. Один – по призванию. Второй – по доброй воле. Я выпустил их на задание одновременно, и на первом же снайпер и рейнджер сработали безупречно. И я совершил вторую ошибку. Я поверил, что у меня есть прекрасный тыл. Что я нашел тех, кого так долго искал.

В глазах командира появилось что-то напоминающее сожаление. А когда его взгляд скользнул по Мартину, в них мелькнула досада. И горькая вина.

– На первом задании ближникам пришлось ввязаться в схватку. Но снайпер не сделал ни единого выстрела, потому что рейнджер сработал бесподобно. На втором мы должны были тихо войти в здание, убрать одного очень неприятного парня и его компанию до переговоров и так же тихо выйти. Я продумал стратегию, раздал приказы и отправился готовить отходной путь.

– Но это же…

Я прикусил язык, когда глаза Джексона метнули в меня яркую молнию.

– Работа рейнджера?

Я нерешительно кивнул, и командир ответил тяжелым вздохом, который в теории мог раскрошить горную цепь.

– Верно. Меня что-то тревожило с самого начала операции. Уж слишком все было просто и гладко по словам рейнджера, и я, выполнив свои обязанности, решил перепроверить. Вот только поздно решил.

По обычно бесстрастному лицу мужчины заходили желваки, но длилось это пару секунд. Его взгляд помертвел, и Джексон действительно стал статуей – не шевелился, не дышал, не моргал. Жуткое зрелище…

– Я отправил ближников вперед, как, впрочем, делал не раз. И именно на этом задании, когда я решил, что у нас есть прекрасный тыл, что я достаточно вложил в бойцов, мой чертов рейнджер…

Его взгляд пробил брешь в моей душе – в нем было столько вины, что я едва не задохнулся!

– …сработал плохо. Не подумал, что планам свойственно меняться. Что встречу могут перенести на более раннее время. И что мои мальчики ворвутся в зал, полный вооруженных ублюдков. И их было гораздо больше, чем мы думали. Рейнджер ничего не проверил, дал зеленый свет, и мой отряд угодил в капкан.

Глаза зажгло – я не моргал, с замирающим сердцем слушая командира. Казалось, что весь мир слушал его, затаив дыхание. Я не мог отвести взгляд от его остекленевших глаз, запечатавших в себе, казалось, всю боль, что могли испытать миллионы людей за одну секунду.

Джексон тихо спросил:

– Знаешь, каково это – знать, что тех, кого ты воспитал, в кого вложил частичку себя, сейчас перебьют, потому что хренов рейнджер не досмотрел там, куда должен был обратить особое внимание? Что он не стал напрягаться. И это – твоя вина.

Я ответил так же тихо, перебиваясь хрипами:

– Нет.

– Дерьмово это. Когда снайпер сообщил, что Аарон и Мартин угодили в заварушку, я был не с ними. А когда он сказал, что рейнджер вместо того, чтобы исправить ситуацию и отвлечь противника мощной диверсией, ломанулся на подмогу, я был готов разорвать его голыми руками. Потому что он мог исправить ситуацию, мог помочь. И я добрался бы вовремя.

Я боялся вдохнуть. Я смотрел на командира и, кажется, впервые по-настоящему разглядел в нем живого человека. Того, кто не совершенен и ошибается. Кто испытывает те же эмоции, что и простые смертные: боль, вину, сожаление…

– Я отдал приказ снайперу: сделай все возможное, чтобы спасти их. И он сделал то, что должен был сделать рейнджер – устроил такое шоу, что нашим противникам показалось, что на улице их ожидает по меньшей мере взвод бойцов, и вытянул часть людей из укрытия. И начал класть их, одного за другим. Он даже умудрился подорвать бензовоз, на нашу удачу оказавшийся неподалеку! Это не так просто сделать, как показывают в фильмах. Но он смог. Взрыв обрушил часть здания. Мой снайпер устроил диверсию и внес хаос в систему защиты противника. А подоспевший рейнджер перетянул на себя внимание части оставшихся в здании людей, но увести их под пули не смог и ввязался в прямой бой. Я говорил, что он был посредственным бойцом?

Я тупо кивнул.

– Я бежал под пулями моего снайпера, и мне самому казалось, что меня прикрывает стрелков пять. Николас не только подверг противников массированной атаке, но и провел меня к зданию. И я отдал следующий, очень рискованный приказ – прикрой нас внутри и приготовь отходной путь. А это…

– Работа рейнджера.

– А рейнджера моего в это время загнали в угол и пытались убить. И я потратил драгоценные секунды, чтобы спасти его задницу. Я ошибся. Нужно было бросить…

– Хаммер…

Командир остановил Мартина одним взглядом.