Волго-Дон бесплатное чтение

Глава 1. «Не ждали»

В первый раз Колян увидел его у пристани. Он точно помнил этот момент: было раннее утро, когда случайных людей тут не бывает. Мужик всем своим видом говорил, что он не местный. Для начала, он был в желтом плаще. Вот какой нормальный мужик будет ходить в плаще? Да еще в желтом? У его ног, обутых в кожаные кеды, стояла большая плоская сумка из черной ткани. Он просто торчал посреди весенней грязи и пялился на ржавые суда. Это была та часть пристани, где стояли на вечном приколе посудины, предназначенные не для ремонта, а для разбора на запчасти и последующей сдачи на металлолом. Было видно, что он никуда не торопится, что у него тут вообще никаких дел быть не может. Но он стоял, пряча руки от холодного ветра, и пристально смотрел на корабли. Словно чего-то от них ждал.

Колян проводил взглядом чужака и пошел по своим делам в контору. Сейчас он туда ходил с тяжелым сердцем. Навигация должна начаться вот-вот, а он так и не дал Сергеичу четкий ответ, пойдет ли в рейс или нет. Колян все никак не мог принять решение, ломался как целка. Он сам не уважал себя за это, но уходить с должности капитана на берег было сродни самоубийству. Он десять лет ходил в море, а потом вернулся в родную гавань и еще десять лет водил суда типа «Волго-Дон». Колян просто не знал, как жить по-другому. Он и умереть хотел всегда на корабле. Как актер умирает на сцене. Колян как-то в детстве видел передачу про Андрея Миронова, который свалился с инфарктом посреди спектакля. И представлял, что вот так же, убеленный сединами, умрет за штурвалом. Правда, Колян никогда не думал о том, что произойдет после его героической смерти, что будет с кораблем, с командой. В детстве такие вещи обычно не приходят в голову. А сейчас ему пришлось вдруг о них задуматься.

Юлька. Что будет с ней, когда он пойдет в рейс? Даже самые короткие рейсы до Нижнего или Казани – минимум неделя. Да и то, не бывает таких рейсов, чтобы туда и сразу обратно. Колян редко бывал в навигацию дома даже пару дней кряду. А Юлька? Сразу пойдет по рукам. Ну или сначала его лишат опеки, и она отправится в детский дом. Или куда там отправляют тех, кому уже есть 16? А оттуда, опять же, по рукам.

Мысли о Юльке всегда возвращали Коляна к тяжелым воспоминаниям о Наташе. Ее нелепая смерть нарушила порядок во вселенной Коляна. Иногда он думал, что поменялся бы с ней местами, чтобы просто не разруливать сейчас все, что осталось после нее на земле. Она обеспечивала его тыл, избавляла от всех житейских забот. Его дело было – ходить в рейсы и приносить деньги в семью. Остальное делала Наташа. Она была рукастая и сметливая баба, красивая и здоровая. Но однажды он ушел в рейс до Астрахани, а на подходе к Саратову ему позвонили и сказали, что Наташи больше нет. В тот день в голове у Коляна словно лампочку выключили, и с тех пор он блуждал во тьме.

Юлька неделю молчала, на похоронах не проронила ни слезинки, а потом сказала, что не пойдет в 10 класс и будет поступать в городе в колледж. На медсестру, как мать. И что ему не надо о ней беспокоиться. Но Колян видел, что она еще слишком мелкая, чтобы жить одна в общежитии. Наташа ее всегда слишком опекала, не давала гулять допоздна, ночевать у подруг. Она хотела поступить ее в медицинский институт, откладывала на это деньги. Это была ее мечта. И сейчас Юлька похерит все эти планы и пойдет по стопам матери в медсестры, чтобы всю жизнь сидеть в пыльном кабинете речпорта и штамповать медицинские допуски матросам на рейс. Колян не хотел этого. Наташа бы ему этого не простила.

Спустя пару дней он снова встретил мужика в желтом плаще у пристани. Тот стоял с большим планшетом в руках и что-то быстро там черкал. На голове его была шапка с красным помпоном, в губах зажата сигарета. Колян обошел его по кривой дуге, но постарался внимательно рассмотреть. На вид незнакомцу было лет тридцать пять. Среднего роста, худой, густые черные волосы закрывали уши, холодные глаза сосредоточенно вперились в сухогруз, стоящий на приколе. Рабочие красили его к новому сезону. Ебнутый, сделал вывод Колян и пошел по своим делам.

Зимой он работал в доке механиком, хотя мог себе позволить сидеть дома и выходить на работу только в период навигации. Но дома он кис, часто прикладывался к пиву и тем раздражал Наташу, путаясь у нее под ногами. Сейчас ругаться с ним стало некому, и дома было еще тоскливее. Юлька сидела круглые сутки в своем смартфоне или гуляла с подругами. Из школы ему пару раз звонили и говорили, что она сильно съехала по учебе. Как будто он мог что-то исправить. Ею всегда занималась Наташа, а сейчас он только следил за тем, чтобы она вовремя возвращалась домой.

Ели они то, что готовил Колян – покупные пельмени и макароны по-флотски. За полгода после смерти жены он не научился стряпать что-то другое, а Юлька принципиально не вставала за плиту. Колян ворчал, но давить на нее никогда не умел. Для него она всегда оставалась той большеглазой маленькой девочкой, что вылезла из-под стола во время их первого свидания с Наташей. Оказалось, что Юлька не смотрела мультики в соседней комнате, а подслушивала за взрослыми. Мать на нее тогда налетела, но Колян не дал ей наказать дочь. И с тех пор всегда был на ее стороне.

За прошедшие годы Юлька вытянулась, но продолжала быть худой как жердь и вертлявой. Свои черные от природы волосы она высветляла и красила в розовый. Коляну это никогда не нравилось.

Опеку над ней ему дали просто потому, что больше было некому. Родственников у Наташи не осталось. Отца Юльки никто искать не стал, Колян сказал, что здесь в поселке его никогда не видели. Юлька на суде молчала и возражать против решения судьи не стала. А что ей оставалось делать?

Через неделю после первой встречи с мужиком в желтом плаще начальник отделения судоходной компании, которого все звали по-простому "Сергеич", опять задал Коляну вопрос, ставить его в рейс или нет. И тот мотнул головой и написал заявление, чтобы остаться механиком в доках навсегда. Платили там гораздо меньше, чем тем, кто ходил в рейс. Не говоря уже про должность капитана. Но Колян не слушал увещеваний Сергеича и мужиков, которые много лет работали с ним на сухогрузах. Он молча подмахнул бумаги и впервые за несколько месяцев по-настоящему напился. Пил один, тупо глядя в телек. Что там показывали в тот момент, не вспомнил бы ни за что. Зато не забыл взгляд Юльки, когда она зашла с холода в душную, пропахшую водкой и Наташиными солеными огурцами кухню.

– Тебе бабу надо себе найти, дядь Коль, – брякнула она и сразу скрылась в своей комнате.

Бабу Колян себе не искал. Они его сами всегда находили. А после смерти Наташи вились вокруг него, как сорные мухи. Вдовый капитан сухогруза, не старый, да еще непьющий – в Речпоселке таких женихов быстро разбирали. Но Колян не спешил снова жениться. Ему просто никто не нравился. Он вообще никогда не был ходоком до баб. Это не значило, что он никогда Наташе не изменял. В долгом рейсе много чего бывало. Но Колян никогда не придавал значения таким связям.

Через пару дней после попойки он возвращался с работы и увидел Юльку с тем чужаком. Они стояли недалеко от их дома и о чем-то разговаривали. Юлька махала руками и выглядела рассерженной, а может, расстроенной чем-то. Колян двинулся на них, она его заметила, оттолкнула мужика и пошла навстречу.

– Пошли домой, – скомандовала она, словно в нее вселился дух покойной матери. Та всегда была командиром по жизни.

– Это еще кто?! – проревел Колян и ринулся к мужику в желтом плаще. Тот стоял на месте и молча смотрел на них. В его взгляде не было испуга, он просто пялился на них, как несколькими днями раньше пялился на сухогрузы. Сосредоточенно и жестко.

– Неважно. Просто пошли домой, – Юлька схватила Коляна за рукав и потащила в сторону дома.

– Он тебе что-то сделал? Я его сейчас…

– Прекрати, дядь Коль, – сдавленно проговорила Юлька и махнула мужику. Тот развернулся и пошел в противоположную сторону.

Потом она сказала, что он спрашивал, сдает ли тут кто квартиры посуточно. Но Колян ей не поверил. Хоть и расспрашивать дальше не стал. Знал, что не скажет. Наташа тоже была такая. Если упрется, то с места ее не сдвинешь.

Теперь Колян сам решил разузнать, что это за мудак в желтом плаще и пидорской шапке пристает к его дочери. Наутро он направился в порт и спросил у старого сторожа Андрея Андреича, что за чужак тут трется. Тот сразу понял, о ком речь, и выдал Коляну много интересного. Оказалось, мужик приезжает в Речпоселок почти каждый год. Чтобы рисовать. Художник, значит. Приезжал он обычно летом, и потому Колян никогда с ним не пересекался. А в этот раз художник нагрянул в начале апреля. Живет в съемном коттедже на местной турбазе.

Речпоселок был прекрасен тем, что там все про всех знали. Тем же был и плох.

Колян заглянул в док и, поняв, что работы срочной там нет, направился прямо по указанному адресу. Раньше турбаза принадлежала кабельному заводу, но лет десять назад ее перекупили какие-то барыги из Москвы и сделали частным коттеджным комплексом. Территорию обнесли забором и даже асфальт проложили от трассы через посадку в обход Речпоселка. Местные за это их считали жлобами – пожалели асфальт для людей. Дома тут сдавались на лето и посуточно, ну и в разгар зимы был наплыв. Тогда сюда заезжала толпа городских бездельников в дорогих лыжных костюмах со снегоходами. Колян не любил зиму, и потому зимние туристы его бесили больше летних. Тех он, считай, никогда не видел – сам в Речпоселке почти не бывал.

На турбазе работали городские, а не местные, и потому он там никого не знал. Ему даже калитку не открыли, отвечали сквозь зубы, и, считай, не особенно вежливо послали. Как будто Колян был каким-то бомжом, просящим на водку. Он плюнул в сторону их новенького шлагбаума и решил, что выследит пришлого мудака на пристани. Весь день он то и дело выглядывал из дока, но мужика в желтом плаще не видел.

На следующий день он решил встретить Юльку из школы и припоздал. Машина застряла в весенней грязи, пришлось ждать кого-нибудь, чтоб подтолкнул. Нормального асфальта в Речпоселке с советских времен не клали, и половина дорог оставалась грунтовыми. На подъезде к улице Школьной Колян первым делом заметил желтый плащ, а потом фиолетовую Юлькину куртку. Эти двое шли от супермаркета «Магнит». Юлька держала в руках пакет чипсов, мужик нес банку колы. Иногда они останавливались, и она прихлебывала из банки. Мужик подносил ее Юльке ко рту и ухмылялся.

У Коляна перед глазами встала кровавая пелена. Он выскочил из машины и направился на них тараном. Теперь он уже не слушал Юлькиных криков, а сходу врезал мужику промеж глаз. Тот отлетел в сторону и упал в грязь, прикрывая лицо руками. Хотелось одного – убить извращенца, втоптать его в землю, чтобы ни лоскутка его ссаного желтого плаща не было видно. Юлька взвизгнула и повисла у Коляна на руке, а потом и вовсе прокусила ему палец. Эта боль отрезвила его, он уже занес ногу над мужиком, остановился и инстинктивно оттолкнул девчонку. Она отлетела, но устояла на ногах.

– Успокойся, дядь Коль! Он мне ничего не сделал! Он просто мой отец! – орала она, размахивая руками. Вокруг них стала собираться толпа. Надо же было им устроить скандал возле самого большого магазина в Речпоселке!

Колян пару секунд пялился в пустоту, приходя в себя, а потом сгреб Юльку в охапку и потащил к машине. Проделал он это молча, под охи собравшихся вокруг бабок. Новоявленный Юлькин отец поднялся на ноги, зажимая нос рукой. Его пижонский плащ был в грязи и крови. Колян испытал от этого зрелища какое-то мстительное удовольствие. Он усадил Юльку в машину и нажал на газ. Вцепившись в руль, он глядел прямо на дорогу и мало что соображал. Ехал на автопилоте. Только в глазах застыл взгляд мужика, лежащего в грязи и глядящего на него с каким-то странным, обреченным пониманием.

Юлька, видимо, от потрясения, молчала всю дорогу. Ехать, правда, было недолго. Со Школьной они свернули на Главную, а по ней доехали прямо до Приморской. Моря в Речпоселке, конечно, не было. Но улица такая была. Когда они притормозили у калитки, Юлька выскочила из машины, хлопнула дверью и бросилась в дом. Зайдя внутрь, Колян услышал ее сдавленные рыдания. Он не знал, что сказать и что делать. И вообще плохо соображал. Словно его бросили за борт, и он сейчас барахтался посреди моря Лаптевых, где от холода невозможно продержаться на воде больше пары минут.

В комнате Юльки он бывал редко. Тут была ее вотчина, на стенах висели плакаты с какими-то китайцами, на столе лежал дорогой ноутбук, купленный на Коляновы деньги, но совершенно ему не доступный. Впрочем, он никогда и не нуждался в интернете или компьютерных играх. У него и телефон-то до недавнего времени был кнопочный.

Колян тихо сел на край дивана и положил руку Юльке на плечо. Она лежала вниз лицом и тряслась от рыданий.

– Уходи, – сдавлено сказала она. – Видеть тебя не хочу.

Колян подчинился. В душе было как насрано. Если бы в доме был алкоголь, он бы накатил. Но после недавней попойки водки не осталось, пил он ее редко, а пиво не успевал донести до дома. Ему хватало пары банок по дороге от «Магнита», он выпивал в машине, сминал банки и выкидывал на следующее утро из окна, проезжая мимо помойки. Дома его уже отпускало, и он заваливался на диван перед телеком.

Возвращаться в магазин после всего случившегося не хотелось. Побираться по мужикам-соседям тоже. Колян знал, что они начнут что-нибудь спрашивать – слухи по Речпоселку распространялись молниеносно.

Он рухнул на диван и ощутил под собой пульт от телевизора. Пошарив рукой, Колян бросил его на журнальный стол и закрыл глаза. Правую руку саднило. Содранная на костяшках кожа подсыхала, крови там почти не было.

Колян не дрался со времен службы в Северном флоте, если не считать тех моментов, когда приходилось разнимать подгулявших матросов в долгих рейсах. Под конец плавания всегда накапливалось напряжение, и пара бутылок водки развязывала языки и руки. Потому Колян всегда старался не допускать пьянства на корабле. И лишь на долгих стоянках позволял команде немного расслабиться. Он знал, что его считали строгим капитаном, потому с ним работали только те, кто мог держать себя в берегах. В его рейсах практически никогда не случалось ЧП, за это начальство его ценило и регулярно платило премии.

Друзей у Коляна вне работы, считай, не было. Старпом Леха и механик Олег – они были хорошей командой, иногда выпивали вместе, но на берегу виделись редко. И потому сейчас Коляну не пришло в голову им позвонить и поговорить по душам. Впрочем, он никогда и не испытывал такой потребности. Так ему казалось до сегодняшнего дня. Он привык, что умеет справляться с жизненными трудностями без жалоб, нытья и даже без стакана. Служба на севере приучила полагаться только на себя. Отслужив в срочниках на крейсере, Колян ходил в северных водах еще восемь лет. А потом умер отец, мать осталась одна и в каждом письме просила его вернуться. И Колян вернулся, потому что привык поступать правильно. Это его качество сделало из него хорошего матроса, потом старшину, а потом и мичмана. Уходить на гражданку не хотелось, через год ему бы дали новое звание, но, как оказалось, в родном порту его ждали хорошие перспективы – и в работе, и в личной жизни. Там, в Мурманске он, считай, кроме службы ничего не видел – в боевом дежурстве проводил по нескольку недель, в порту никто не ждал, и все деньги, что он получал, отсылал родителям или тратил на гулянки. В Речпоселке он в первую же неделю по приезде познакомился с Наташей и остался у нее жить. Мать поворчала, но приняла этот брак, только все сокрушалась, что сыну досталась разведенка с чужим ребенком. И никогда Юльку как свою не принимала, а Наташу до самой своей смерти упрекала, что она от Коляна не родила. Эти разговоры сильно портили той нервы, она и вправду пыталась родить, но после третьего выкидыша Колян сказал «хватит». Наташа вставила спираль, и на том тема была закрыта. Ее так с ней и похоронили, Колян вдруг вспомнил об этом через месяц после ее смерти. Почему-то эта дурацкая мысль мучила его, приходила вместе с другими тягучими воспоминаниями первых, самых мрачных дней после того, как Наташи не стало. Ему почему-то было стыдно перед ней за это. Что она ушла в иной мир с этой чужеродной дрянью в самой интимной части своего тела. Он никогда не говорил Наташе об этом, но иногда чувствовал что-то чужое внутри, когда они занимались сексом. И, чтобы она не видела досаду на его лице в эти моменты, он предпочитал трахать ее сзади. Впрочем, ей самой эта поза нравилась.

Колян провалялся на диване до ранних апрельских сумерек. Мрачные мысли и воспоминания витали у него в башке как молочный туман, который порой, бывает, стелется над Волгой. Самая поганая погода: чуть зазевался – жди беды.

Юлька наконец вышла из своей комнаты и, не включая свет, прошла в зал.

– Не бей его больше.

– Почему ты мне про него ничего не сказала? – хрипло спросил Колян.

– Потому что.

Юлька развернулась и снова ушла к себе. Всю ночь Колян не сомкнул глаз. Он не думал о Юлькином отце – это сложно было назвать мыслями. Просто какие-то неясные обрывки воспоминаний и попыток понять, что это поменяет в их с Юлькой жизни. У нее в свидетельстве о рождении было указано имя отца, но Колян его не помнил. Наташа никогда о нем не рассказывала, говорила лишь, что выгнала мужа за измену, когда дочери было два года. И больше его не видела. Было ли это правдой, Колян не знал. Она никогда не давала ему повода думать об этом. Наташа была хорошей женой – хозяйственной и честной, в их доме всегда была еда и порядок, в постели все тоже было нормально. Чего еще желать? Она не лезла Коляну в душу, не пилила мозги почем зря, и потому он тоже не пытался узнать о ней больше, чем она сама о себе рассказывала. В Речпоселке о ней не говорили плохо, как часто, бывало, судачили про жен речников, уходящих в долгие рейсы. Колян сам не был святым, взял Наташу с чужим ребенком и ни разу не пожалел об этом.

А теперь бывший муж его жены вдруг появился на горизонте, и Колян не знал, что это ему принесет. Но как старый моряк чуял, что ветер поменялся и теперь все будет по-другому.

Глава 2. «Мужик с дурным глазом»

Юлькин отец пришел к нему сам через пару дней. Колян к тому времени уже знал, как его зовут – Антон Донцов. Он даже вспомнил, что на свадьбе с Наташей ее подруги шутили, что она поменяла маленькую реку на большую, беря фамилию нового мужа. Колян всегда гордился своей водной фамилией – Волгин, считал ее своим талисманом. Юлька носила девичью фамилию матери, как и она сама после развода, но разговоров о ее удочерении Наташа никогда не затевала. Колян бы без проблем удочерил, но, поскольку его об этом никто не просил, инициативу не проявлял. Не для того он женился, чтобы еще и на берегу думать и решать за всех.

Донцов пришел на пристань к концу рабочего дня. Он был уже не в пижонском плаще, а в черной кожаной куртке, тех же дурацких кедах и без своих рисовальных приблуд. Колян заметил его возле дока. Донцов курил, пряча руки в карманы и ежась от ветра. Под глазами были синяки, нос с заметной горбинкой опух и оттого казался еще больше. Донцов напоминал сейчас побитую камнями ворону. Колян не стал подходить слишком близко и вопросительно уставился на него.

– Поговорим? – предложил Донцов и выкинул сигарету в кучу мусора, который тут не убирали почти никогда.

– О чем?

– Считаешь, не о чем?

Колян не ответил и перевел взгляд на реку. Он, конечно, понимал, что им есть что обсудить, но вообще плохо себе представлял, как общаться с таким странным типом. Нормальный мужик сначала бы представился, подал руку, предложил закурить, спросил про работу, а потом уже перешел к делу. Донцов не выглядел как нормальный мужик. Здесь в Речпоселке он казался инопланетянином.

– Юля – моя дочь, и я имею право с ней видеться, – наконец, сообщил тот.

– А зачем? Тебя тут сроду не было, а теперь ты решил в папу поиграть? – хрипло возразил Колян, не переводя взгляда со стальных вод реки.

– Мы с ней видимся каждый год, я тут регулярно бываю.

– Я про это ничего не знаю, – упрямо возразил Колян.

– Послушай… Николай, – нервно начал Донцов и запнулся. – Мне надо было сразу идти к вам, это моя ошибка. Юля почему-то решила от вас все скрывать… По привычке, наверное. Но я совершенно не собираюсь как-то осложнять вашу жизнь. Я хочу помочь.

Колян выслушал эту сбивчивую тираду и ничего не ответил.

– Я не знал о смерти Наташи, был заграницей…

– Ну и чего ты там не остался? – мрачно спросил Колян и тяжело уставился Донцову в лицо. – Ты нам не нужен. Без тебя жили и еще проживем. Оставь мою дочь в покое.

– Она моя дочь! – выкрикнул Донцов, но Колян уже повернулся к нему спиной и пошел вон с пристани, оборвав тем самым этот дурацкий разговор.

Но Донцов, конечно, не отстал. Даже напротив, теперь не скрывал своего общения с Юлькой, встречал ее со школы, дарил подарки и водил обедать в единственное приличное в поселке кафе. Коляну об этом докладывали соседки. Он пытался делать девчонке внушение, но она его просто игнорировала.

– Он бросил вас с матерью, а теперь ты с ним решила подружиться?! Он тебя беляшами, что ли, купил? – орал Колян, размахивая руками, когда Юлька в очередной раз отказалась с ним ужинать, сославшись на то, что сыта.

– Ты про него вообще ничего не знаешь, не лезь! – кричала она в ответ из своей комнаты.

– Он, может, вообще какой извращенец, ты об этом не подумала?

– Сам ты извращенец, дядь Коль! – Юлька влетела в кухню и толкнула его в грудь. Колян ее такой рассерженной никогда не видел. – Еще раз так его назовешь, я из дома уйду!

– И куда ты уйдешь? Он опять уедет, а ты будешь по вокзалам побираться?! Пиздой торговать?! – еще больше разъярился Колян и тут же словил от Юльки леща. Она бросилась к входной двери, но он перегородил ей путь.

– Никуда ты не пойдешь.

– Я через окно сбегу.

– Я его заколочу.

– Ты чокнутый!

– Я о тебе забочусь, дура! – Колян пошел на нее, но, увидев ужас в ее глазах, остановился. Они постояли так друг напротив друга, потом она развернулась, забежала в свою комнату и хлопнула дверью. Колян слышал, как она упала на свой скрипучий диван и зарыдала. Он не выносил ее слез. Ему в такие моменты хотелось застрелиться. И этих моментов в последнее время стало слишком много. И всему виной этот чертов Донцов.

– Оставь нас с Юлькой в покое, – без приветствия сказал Колян, дождавшись его у ворот коттеджного поселка на следующее утро. Он вместо работы сразу направился туда, стоял там с семи утра и едва ли ни полпачки сигарет выкурил, пока этот мудак соизволил выйти из дома.

– Я готов взять опеку на себя. Очевидно, вам, Николай, она дается тяжело, – спокойно возразил Донцов. На это раз он уже не выглядел растерянным, а как-то собрался, и даже внезапное появление Коляна его не выбило из колеи.

– Я тебе Юльку не отдам, – мрачно сообщил Колян.

– Но ведь она не ваша собственность, Николай, дело об опеке можно пересмотреть, – Донцов наклонил голову и посмотрел на него с тем превосходством, с которым заезжие москвичи часто смотрят на местных жителей, когда приезжают сюда отдыхать. Колян за это их ненавидел больше всего.

– Тебе мало в прошлый раз досталось? – с угрозой спросил он.

– В самый раз для того, чтобы доказать в суде, что вы склонны к агрессии и жестокости и потому вам нельзя доверять воспитание ребенка, – спокойно парировал Донцов.

Колян едва не поперхнулся от возмущения. А Донцов продолжал:

– Вы сами провоцируете меня на такие меры. Я хотел уладить все по-человечески.

– Это как? – хрипло поинтересовался Колян.

– Так, как будет лучше для Юли. Надо сесть втроем и все обсудить.

– Почему я должен что-то обсуждать с хреном с горы, которого я тут раньше никогда не видел?! – возмутился Колян. – Ты тут нарисовался, хуй сотрешь, а потом так же исчезнешь. А я ее с пяти лет растил.