Труп в пруду бесплатное чтение

1

Просторная кухня, светлая, точно утопающая в нежно-зеленых обоях, с прекрасным кухонным гарнитуром того же оттенка создавала ощущение небывалой легкости и прилива сил. Здесь же была дверь на балкон, который был забит всякой всячиной настолько, что прохода там не было, а дверь служила неким порталом в потусторонний мир хлама и ненужных вещей. Вообще, данные помещения в нашей стране почему-то не используются так, как в Европе, где на балконе люди отдыхают в теплое время года за чтением книги или просто сидят в кресле. В России же лоджии[1] используются для отдыха, максимум, в качестве своего рода «курительной комнаты». То ли таков наш российский менталитет, то ли слишком маленькие площади этих помещений, выделяемые застройщиком, становятся причиной такого использования в нашей стране.

Я сидел и доедал свою яичницу-глазунью с жареной колбасой, луком и помидорами. Что ни говори, а это блюдо было горячо любимо мной, так что соперничать с ним смог бы не всякий кулинарный шедевр. Покончив с едой, я заварил себе кофе и уселся поудобнее: кофе всегда требует некого расслабления. Из большой комнаты доносился голос моей тетушки, который возвращал меня в то безмятежное время, что называется «детством». Господи, отдал бы все за то, чтобы хоть раз вновь побывать на кухне, где сидят родители и что-то бурно обсуждают, а тебе лет семь – ничего тебя не волнует, ты только сидишь и слушаешь, пытаясь встревать в разговор, дабы все поняли, что ты уже взрослый. Поистине бесценное время.

– Денис! – тетушка закончила телефонный разговор и обратилась ко мне прямо из комнаты. – Дорогой мой! Ты поел?

– Да, все было очень вкусно! Посуду я сейчас вымою. Все хорошо? – зайдя к ней в комнату, спросил я.

– Не очень, сынок! Помнишь, какой ужасный ветер вчера поднялся? – она сняла очки и закусила правое ушко, устремив взгляд куда-то в стену. – То-то! Я сегодня поеду в деревню – в переднем огороде нашего дома рухнуло дерево. Тетя Тоня говорит, что дому «кранты». Но ты же понимаешь, как она любит преувеличивать.

– Надеюсь, ничего ужасного! С тобой поехать?

– Нет, Денис! Оставайся дома! Я уеду сегодня же вечером на пару дней, пока не разберусь там со всем. К тому же, кто-то обещал мне к июлю найти работу. Как твои успехи? Ты ведь знаешь, что я не люблю бездельников, сынок!

– Ну, сегодня только восемнадцатое июня…

– Опять не ищешь! – резко перебила она меня. – На одну мою пенсию мы уже не проживем, сынок. Поэтому шевели своей наглой задницей и ищи работу! – в завершение и для придания своим словам силы старушка недовольно цокнула и поднялась со своего любимого бежевого дивана. Тетушка даже ругалась очень мило: нет-нет, да все равно улыбка пробегала по ее испещренному морщинами лицу. Любимее и роднее этого лица для меня не было ничего, да и вряд ли когда-нибудь будет.

Я допил кофе и, как и обещал тетушке, вымыл посуду. Ситуация, конечно, не из легких. И я не про посуду. Куда я устроюсь на работу? Страна только восстанавливалась от губительного удара первой волны китайского вируса. До своего сокращения я работал сборщиком мебели в одном из лидеров мебельной отрасли, а потом жахнул кризис, и мне пришлось написать заявление, что называется, «по собственному».

Деньги, в принципе, я зарабатывал неплохие, но работа мне не нравилась, домой я возвращался физически и морально измотанным. Сами посудите – приезжаешь на первый объект обычно в десять, а то и в девять утра. И вот за день нужно объехать от трех до шести таких объектов. За целый день я очень сильно уставал, работа требовала очень хорошей физической подготовки. А еще эта постоянная смена объектов: иногда попадались очень приличные квартиры и хозяева, а потом как раз – и вот тебе, грязная, вонючая квартира с обшарпанными обоими и запахом псины. И ты сидишь, терпишь все это, чтобы в конце месяца получить хорошие деньги. Вы бы сильно удивились, узнав реальную зарплату «какого-то там» сборщика мебели. В Москве, конечно, платят хорошо. Я вообще считаю, что в Москве работу найти всегда можно! Хотя, судя по моим последним поискам, это кажется и не столь уж простой задачей. В общем, моя ситуация, как и все в нашем мире, несколько двояка.

Но не для работы сборщиком мебели я закончил в прошлом году Плехановский институт. И по диплому я, вообще-то, квалифицированный маркетолог. Но каким бы квалифицированным я ни был, работал я на сборке мебели, иначе бы помер с голоду и не дожил бы до сегодняшнего дня. Теперь я твердо решил устроиться по профессии: я прекрасно знал ту область, в которой хотел работать. Как-то уж очень несправедливо: четыре года бесплатного обучения, самостоятельное написание всех работ: и курсовых, и дипломных и всех-всех-всех, а все ради чего? Ради сборки мебели? Тьфу! Я твердо вознамерился устроиться работать по специальности, а иначе, зачем все это надо было начинать?

За последнюю неделю я побывал на трех собеседованиях, и все они шли по типу: «Нам нужен молодой специалист с высшим образованием. Минимальный опыт работ – от трех лет». Ну, скажите мне на милость, как я, молодой парень двадцати четырех лет, могу иметь трехлетний опыт работы, если все отказывают мне в работе, ссылаясь на нехватку опыта? Ну разве не до боли комичная ситуация? Нет, в этой стране явно что-то не так с подходом к кадровой политике.

С такими мыслями я выходил из квартиры. Разумеется, целью моей вылазки не было очередное собеседование – я запланировал встречу со своим близким другом. Быстрыми шагами я шел по хорошо знакомому мне маршруту до метро. Хоть убейте, но вид станции «Калужская» меня просто угнетает: какие-то ужасные стены и депрессивный вид. «Коньково» или «Беляево» куда приятнее глазу!

Ехал я на «Лубянку», ведь встретиться мы договорились в кальянной на этой станции метро. По-моему, чудесное место: центр, удобно ехать, так еще и никакого утреннего часа пик, что тоже немаловажно.

Ехать было недолго, и вскоре я пересел на фиолетовую ветку. Стоит отметить, что на этой ветке ездят только новые поезда «Москва», которые мне очень сильно нравятся. Справедливости ради отмечу, что в старых поездах темно-синего цвета тоже есть своя романтика.

Итак, в двенадцать часов дня я уже был на Лубянке. Я шел по Театральному проезду и восторгался красивым и ухоженным центром Москвы. В последнее время на благоустройство столицы выделяют очень много бюджетных средств. Конечно, простых гуляк, каковым я и являюсь, это не может не радовать. Главное преимущество центра – все, что тебе нужно, непременно находится в шаговой доступности.

Очевидно, что не всем нравится проводимая московской мэрией политика. Я тоже не могу себя причислить к их ярым сторонникам, тем не менее, не могу не отметить тот факт, что теперь хотя бы нет ощущения того, что Москва – это какой-то большой рынок, как это было при прошлом мэре. Все же помнят времена, когда на выходе из метро тебя встречал какой-то базар: то булочные, то палатки с одеждой, то сувениры, то вообще не пойми что. Сейчас Москва напоминает огромнейшую стройку, которая не заканчивается годами. Только отстроили что-то, тут же строят что-то другое. Но разве это плохо?

Я только что открыл сообщения в WhatsApp и понял, что меня уже ожидают за столиком в кальянной. В спешке я поднялся по крутой лестнице и, поздоровавшись с администратором, направился к столикам у окна. На мгновение я остановился и подумал о том, как хорошо сейчас проведу время, отвлекшись от нудящих родных по поводу моего тунеядства. Я, мой приятель и легкая беседа.

За столом, с трубкой кальяна в руке, сидел мой ровесник – давний знакомый, приходивший мне на выручку не один и не два раза. Уткнувшись в экран смартфона, он по-прежнему меня не замечал. Спортивный костюм серо-зеленого цвета, ослепительно белые кроссовки и кепка на столе – Марк так одевался всю мою сознательную жизнь. Лишь изредка он мог отдать дань уважения неспортивной одежде и надеть джинсы с кофтой, а с классикой и вовсе сталкивался не чаще пары раз в год. Лицо парня было, разумеется, не лишено симпатичных черт, однако преобладали другие черты, явно намекающие на грубость, необузданность характера. Черные волосы, карие глаза и маленький нос лишний раз служили этому доказательством.

– Доброе утро, бездельник! – громко сказал я, протягивая ему руку, и сел на кресло напротив него. – Давно ждешь?

– Утро доброе, Ден! Да я пришел минут пятнадцать назад, может больше. Я был первым посетителем, кальян мне сделали быстро. Как ты? Как поживает тетя Алла? – Марк расплылся в улыбке.

– Слава богу, все хорошо! Уезжает сегодня в деревню. Можем сегодня посидеть у меня, пропустить по рюмке чая, – я ухмыльнулся, ожидая реакции своего визави.

– Отлично! Но вообще-то я позвал тебя сюда не ради обсуждения отдыха. У Якуба есть дело, – серьезно сказал мне Торбов.

– Давненько я с ним не общался. Что за дело? – я взял у Марка трубку для кальяна и в ожидании ответа затянулся сладким дымом. Нежный персиковый вкус с нотками мяты. Эти табаки мне понравились. Радовало, что отечественная кальянная индустрия процветала: большинство табаков в заведениях были отечественными.

– Ты же маркетолог? Я, если ты помнишь, автомеханик…

– Да, я помню. Ты ведь так и продолжаешь работать в этой шиномонтажке?

– Ну, как тебе бы это сказать. Еще вчера я там работал, а вот сегодня уже свободен, точно ветер в поле, – Торбов небрежно улыбнулся. – Понимаешь о чем я?

– Как? Зачем же ты ушел? – опешил я, пропустив мимо ушей его вопрос. – Платили ведь неплохо.

– Ты мне не даешь договорить, Ден! Я вчера виделся с Якубом, у него для нас кое-что есть. Я думаю, пусть лучше он сам тебе все расскажет. Кстати, наш массовик-затейник скоро уже подойдет. Так сколько ты говоришь, вы с ним не виделись уже, а?

– Я даже не вспомню так сразу. По-моему, перед новым годом, если мне не изменяет память… Да, в декабре! Я брал у него денег в долг. Там немного, тысяч двадцать пять-тридцать, но просить тогда реально было не у кого больше, сам понимаешь.

– Тогда вам будет, что обсудить! – Марк улыбнулся и откинулся на спинку мягкого светло-зеленого дивана, продолжая о чем-то усердно думать. – Давай пока обсудим футбол, дружище!

Мы горячо спорили на футбольные темы, ругая руководство «Спартака» и ставя им в пример руководство «Краснодара». Веселились мы от души, притом даже не заметив, как кальянная начала забиваться и совсем скоро была уже почти полностью забита. Ничего удивительного – центр, выходной день.

Я повернул голову направо и увидел, как Якуб пододвинул к столу мягкое кресло красноватого оттека и не без удовольствия плюхнулся в него. Он почти не изменился с момента нашей последней встречи: то же безукоризненное чувство стиля, чистая одежда и приятный парфюм. На меня внимательно смотрел грозный, спортивного телосложения, парень с густыми, но аккуратными бровями и небольшим шрамом на щеке. Якуб вытянул свои пухлые губы и присвистнул.

– Денис! Меня пугает твой взгляд. Не бойся ты так, дружище, деньги ты ведь вернул уже давно! – он залился искренним смехом, мы с Марком улыбнулись.

– Как же я давно тебя не видел, Якуб! По-моему, ты стареешь, – улыбки не исчезали с наших лиц. Вот что значит встреча друзей детства, что не собирались вместе очень долгое время.

Мы еще долго смеялись, передавая по кругу трубку кальяна, и, я уверен, смеялись бы и дальше, если бы Якуб в один момент не нарушил эту ностальгическую идиллию.

– Шутки шутками, товарищи! У меня к вам дело. Марк кое-что уже знает об этом. Тебе же, Ден, я объясню все заново. Возьмите кальян кто-нибудь! – протягивая трубку сначала Марку, а потом мне, сказал Якуб. – Слушайте еще раз! Я прекрасно знаю все ваши сильные и слабые стороны. Каждый из нас сейчас находится в нелегком положении, я это прекрасно понимаю. Я предлагаю вам, товарищи, следующее: стать учредителями фермерского хозяйства, так сказать, аграрного бизнеса. Мы втроем откроем ферму, все по закону, все чисто. От вас сейчас требуются лишь две вещи – согласие и возможность внести деньги в уставный капитал. Слушаю ваши вопросы!

– По-моему, это не самое прибыльное дело, Якуб.

– Ден! Наоборот, у меня есть на примете место в Московской области, там и будем работать. Конкурентов нет, они все разорились из-за коронавируса. Тихая деревушка с пятью десятками жителей, с сельсоветом я уже договорился.

– Якуб! – немного туманный взгляд Марка был обращен в сторону нашего «главного фермера». – Я ни черта не смыслю в фермерстве и прочем. У меня хорошо выходит чинить тачки и все такое – это мой максимум. Если ничего другого от меня не будет требоваться, то я с радостью принимаю твое предложение, Хикматов!

– Прекрасно! Это изумительно!

– Что от меня нужно? – Марк не был, что называется, семи пядей во лбу. Он привык к четким инструкциям и был простоватым человеком. Таким людям как он, нужно говорить все прямо в лоб – «надо сделать то и то, Марк, за это получишь это и это».

– Сможешь достать эту сумму? – Якуб протянул ему несколько скрепленных степлером листов бумаги. На первой странице желтым текстовыделителем была выделена заветная цифра.

Мы с Марком посмотрели в бумаги, переглянулись и одновременно кивнули. Стоит отметить, что банки сейчас активно выдают кредиты. Я не боялся за свои деньги: Якуб – это тот человек, которому можно довериться во всем. Мне было понятно, что дело обязано обвенчаться успехом. А если не обвенчается, то так уж и быть – значит, не судьба мне стать квалифицированным маркетологом, вернусь обратно на сборку мебели. Думаю, игра стоит свеч.

Что касается Марка, то за него можно быть спокойным: меньше знает, крепче спит. Ему что объясняй, что не объясняй – если он захочет что-то сделать, то его уже не отговорить, а если упрется и не захочет, то никакими правдами-неправдами не уговоришь сделать. Вот и сейчас: ему понравилась идея, понравились красивые слова Якуба и все, дело в шляпе.

Видимо, именно поэтому Торбов и любил ставки на спорт, азартные игры и всякие споры на деньги. Особенное место в его сердце занимал покер, хотя и играл он в него просто из рук вон плохо. Но убедить его в этом было невозможно: он почему-то был четко уверен в том, что играет не хуже каких-нибудь финалистов международных покерных турниров.

– В общем! – улыбчивое до сего момента лицо Якуба резко изменилось и стало серьезным. – Я должен получить от вас деньги до следующей пятницы. Поверьте, дело того стоит! У меня на руках огромное количество предложений. Вы же знаете, что я всегда предвижу все наперед. Но сразу предупрежу – если прогорим, я вам ничего не верну, парни. Вы это должны четко понимать.

– Я понимаю, Якуб, – лицо Марка выглядело несколько потерянным. – Но ты лучше скажи вот что: даже если мы скинемся по той сумме, что требуется от нас по договору, этих денег все равно не хватит для полноценного функционирования фермы. Многоуважаемый партнер, ты что-то недоговариваешь.

– Марк, передай мне кальян, – глаза Якуба сверкнули огнем всего на мгновенье и тут же потухли. – Я очень хочу реализовать это дело. Оставшуюся сумму мы возьмем в кредит уже в качестве юридического лица. Позвольте мне лично разбираться с этой документальной волокитой. Все будет хорошо, джентльмены! Ведь мы же джентльмены?! – разряжая обстановку, спросил он.

– Но ты же внесешь большую сумму, нежели мы, – настала моя очередь вставить свои пять копеек. – Может, все-таки скинемся поровну, по тридцать три процента?

– Мой дорогой Денис! – зловещая искорка вновь пробежала по его глазам. – Ваша с Марком доля при распределении прибыли будет равна тридцати процентам, в то время как моя – сорока процентам. Таким образом, мы и придем к балансу, читай проект договора: сорок процентов у Якуба Хикматова, тридцать – у Марка Торбова и тридцать – у Дениса Акшарова. Я думаю, теперь все стало понятно?

На этом мы и решили все вопросы. Я быстро воодушевился идеей, и эта тема обсуждалась нами еще на протяжении двух кальянов. Расходиться, конечно, никому не хотелось. Так непринужденно сидеть и общаться в наше время становится все сложнее и сложнее. На самом-то деле, люди всегда были лицемерами, просто сейчас есть возможность лицемерить через социальные сети и встречаться лично вовсе необязательно. Все чаще и чаще люди встречаются вживую только с теми, кто им действительно приятен и дорог.

Уже в понедельник я оформил потребительский кредит в банке и отложил наличные деньги дома в конверте. Операционистка банка, такая симпатичная девушка, усердно пыталась впихать мне абсолютно ненужную страховку, от которой я весьма успешно отказался, благополучно обогнув углы непрекращающихся уговоров и доводов о том, что без этой страховки никак и никуда.

Марк Торбов заехал за мной в пятницу, рано утром. Его повидавшая виды пятнашка[2], казалось, на последнем издыхании везла своего владельца. Тем не менее, она раз за разом успешно справлялась с перемещением водителя и его пассажиров из точки «А» в точку «Б». Поэтому вполне можно утверждать, что машина отечественного производства продолжала радовать Марка. Конечно, российский автопром заслуживает отдельного разговора, так как слов на его описание просто-напросто не хватит.

– Ден! Ты готов? – Марк вошел в нашу с тетушкой квартиру.

Тетушка Алла решила остаться на даче недели на две, а это мне было только на руку, ведь в Москве у нее никого кроме меня не было, тут за ней всегда нужно присматривать, а в деревне к ней постоянно заходит ее племянница. Там Алла Викторовна точно будет под присмотром.

– Да, конечно. Я готов! – закрывая окна в большой комнате, крикнул я Марку. – Можем ехать. Деньги взял, ничего не забыл?

– Обижаешь. Ты сам-то не забыл?

– Пфф! Нет, конечно. Вот они! – я вытащил из внутреннего кармана куртки бледно-синий конверт с деньгами.

Наша скромная двушка в не менее скромной пятиэтажке оставалась позади. Успешно миновав улицу Обручева, Балаклавский проспект, а затем и Чертановскую улицу, мы оказались в районе Чертаново, где Якуб снимал однокомнатную квартиру.

Марк неуклюже припарковался, и мы вышли из машины. Только мы подошли к подъезду, как дверь открылась, и к нам навстречу шагнул наш предприимчивый друг, одетый в новенький серого цвета спортивный костюм.

– Деньги у вас, парни? – сухо и без приветствия спросил Якуб, протянув, все же, тотчас руку.

– Да, Якуб. Все при себе, – пожав ему руку, ответил я за двоих. – Но мы разве не зайдем к тебе? Я думал попьем чайку на дорожку, обсудим все еще раз, разве нет?

– Нет, конечно! Мы сегодня едем осматривать объект, господа. Марк, едем в Серпухов!

– Хорошо, но я боюсь, что без навигатора нам не справиться… – протянул владелец автомобиля.

– Ну, хорошо. Пусть тогда Ден тебе будет штурманом. Я сяду сзади, мне нужно утрясти некоторые вопросы. Если все будет идти по плану, то уже сегодня, парни, мы станем счастливыми обладателями четырнадцати гектаров земли в Подмосковье! – сказал наш баламут и прыгнул на заднее сиденье старенького автомобиля, который явно пребывал в состоянии шока от услышанного только что пункта назначения.

Варшавское, сменившееся затем Старым Симферопольским шоссе, все дальше и дальше уводило нас прочь от столицы. Пятнашка ехала бодро, быстро оставив позади Подольск, Климовск и, наконец, Чехов. Мы приближались к Серпухову – об этом говорили дорожные указатели. Якуб оторвался от телефона, отложил его в сторону и пододвинулся ближе к середине заднего сиденья, чтобы в оставшуюся часть пути внимательнее следить за дорогой.

– Скоро будем уходить направо, Марк! – понимая, что немного запоздал со своим комментарием, сказал Хикматов. – Нас интересует трасса А-108, поворот на Балабаново. Смотри внимательно, он уже скоро… А, вот и он, мой друг! Уходи направо!

Торбов лихо свернул направо с крайней левой полосы, чем вызвал неодобрительный шквал сигналов автомобилистов, что остались позади нас. По водителю было видно, что ему этот маневр принес невероятное удовольствие, ощущение собственной значимости на дороге.

– Прекрасно, Марк, – успокаивающим тоном, произнес Хикматов, – а теперь выключи свой навигатор, Ден, я покажу вам короткий и быстрый путь. Обязательно постарайтесь его запомнить: боюсь, «Яндекс. Карты» не знают этой дороги! – Якуб засмеялся.

Вся серьезность испарилась, и теперь мы все втроем смеялись, вспоминая моменты из детства. Лишь изредка «главный фермер» говорил Марку, где и куда нужно повернуть.

Вскоре хорошая асфальтированная дорога сменилась грунтовкой. Проезжая какие-то непонятные лужи и гряды кустарников, очень скоро мы оказались в маленькой уютной деревеньке под названием Акулово. Визуально казалось, что в деревне около пятидесяти-шестидесяти дворов разного состояния: есть ухоженные домики, а есть запущенные донельзя. Но в целом картина была крайне умилительной.

Красота этого села покорила нас сразу же. Вокруг лес, слышен звон ручья позади старых деревянных домов. В воздухе пахло спасительной свободой, которая является столь дефицитной в крупнейшем городе России, что мы только что оставили. Мы закурили, облокотившись на капот автомобиля и глядя на бьющую ключом природу вокруг нас.

– Красиво здесь, господа бизнесмены! Это ваша последняя сигаретка, которую вы выкурите, будучи безработными и никому ненужными людьми. Следуйте за мной, – Якуб решительно зашагал вперед. – Машину можем не запирать, Марк! Вряд ли кто-то из живущих здесь честных людей посмеет украсть у тебя диск с песнями «Ласкового мая». Красть-то у тебя больше нечего! – Якуб залился искренним смехом, а мы его подхватили.

Наша скромная компания, состоящая из трех молодых людей, уверенно шагала по проселочной дороге. Успешно пройдя ветхий мост через речку, что является правым притоком Нары, мы оказались перед большим пустым полем. Здесь нас ожидал мужчина.

– Добрый день, господа! Меня зовут Александр, я улажу все вопросы по приобретению этой земли. С Якубом Харисовичем Хикматовым мы уже знакомы, так ведь? А вы, я так понимаю, господа Торбов и Акшаров? – делец жеманно улыбнулся и протянул свою хиленькую ручку. Холеный мужчина лет сорока сильно контрастировал с нами, пышущими силой и здоровьем бугаями.

– Да. Марк Торбов! – протягивая руку, деловито произнес мой друг, сильно понизив голос.

Я тоже представился, и мы подписали бумаги, которые господин Артемьев нам предоставил. Все, как и договаривались – по тридцать процентов нам с Марком, а сорок – Якубу. Когда мы подписывали бумаги и поднимали свои взгляды на Хикматова, он одобрительно кивал, как бы отвечая на наши немые вопросы: «Стоит ли подписывать это?».

Хикматов протянул Артемьеву свой конверт с деньгами. Мужчина пересчитал деньги и поблагодарил нас. Затем он удалился, оставив нашу скромную компанию.

– Все, товарищи соучредители. Отныне мы крепко связаны друг с другом деловыми связями, – Яша расплылся в улыбке. – Теперь никаких вольностей, держим друг друга в курсе всех происходящих событий, не пропадаем, не теряемся. Вы не в детском саду, слава богу, можно таких банальных вещей не объяснять, наверное. Да, Марк? – он снова искренне улыбнулся.

– Господин главный учредитель, – Марк засмеялся, – а вы уверены, что этот женоподобный товарищ с малюсенькими ручонками не сольется вместе с нашими денежками? А то будет даже как-то обидно, что нас троих обвел этот холуй.

– Нет, дорогой мой Торбов, не сольется! Он – проверенный товарищ, – Якуб закусил губу и задумался на несколько секунд. – Теперь слушайте меня, товарищи. Ближайший месяц я не заставлю вас здесь присутствовать. Вы можете возвращаться в Москву, а я останусь тут. Этот месяц будет тяжелым: он будет насыщен разного рода подготовительными мероприятиями. Ну, вы же понимаете? Стройка, подготовка земель, закупка удобрений, подготовка планов, так ведь?

– Так-то оно так, но где ты будешь жить?

– Аренда квартиры в Чертанове закончилась, мы договорились с хозяином, что договор расторгнут с сегодняшнего дня. Мы поэтому и не зашли ко мне на чай перед дальней дорогой, так как там оставался мой арендодатель. А тут – вообще, проще простого: мне удалось договориться с одним из местных, так что поживу пока у него в доме несколько недель. Кстати, плата совсем небольшая. Уже завтра я получу на руки все документы, которые будут служить официальным подтверждением того, что земля теперь находится в нашей собственности. Завтра же начнется строительство небольшого домика-резиденции и хозяйственных сооружений, потихоньку начнем ограждать нашу территорию. А вы можете приезжать в любое время, проверять состояние дел и ход строительства, просто, боюсь, жить вам будет негде пока что! Касательно гостиниц – все ближайшие находятся в Серпухове, да и цены там не низкие. А по планам у меня следующее – уже через месяц вы должны будете переехать сюда, что называется, «на постоянку». Какое-то время будем жить в Акулово безвыездно, пока не наймем постоянный штат, который сможет вести эту незамысловатую деятельность без нашего вмешательства, но под нашим чутким руководством. Вот как-то так, друзья-товарищи!

– Я как раз улажу все вопросы в Москве за этот месяц! – Марк, казалось, был очень рад такому варианту развития событий. – А ты, Ден, что скажешь? Ты в Москву?

– Думаю, да. Я должен собрать вещи, предупредить тетушку Аллу и только потом вернуться в Акулово. Думаю, дней через десять уже смогу вернуться сюда и составить тебе компанию, Яш! Кстати, у этого местного жителя, у которого ты будешь жить, есть еще местечко для меня?

– Думаю, мы найдем тебе местечко, Денис! Заодно мне будет не очень скучно в этой дыре! – весело сказал Хикматов, бросив докуренную сигарету в сторону.

2

Через две недели после нашей последней встречи с Якубом Хикматовым я закончил все дела и оповестил тетю Аллу о своем намерении перебраться в Акулово. Она сказала, что, в таком случае, останется на даче до конца лета. Говорит, мол, в Москве одной ей будет скучно. Я не собирался ее отговаривать, ведь мне самому хотелось, чтобы она не оставалась одна в московской квартире.

Плотно позавтракав и убравшись перед отъездом в квартире, я собрал сумку с вещами и поспешил в метро. С «Калужской» я доехал до «Октябрьской», пересев затем на кольцевую и добравшись до «Курской». Удобный переход из метро прямо на Курский вокзал является несомненным преимуществом. Хотя, насколько я помню, и на Казанский, и на Киевский вокзалы тоже можно быстро попасть напрямую из метро. Впрочем, это не так уж и важно. Суть в том, что весь мой путь от дома занял не более часа. Я направился к кассам пригородных поездов купить билет и еще раз взглянуть на расписание, чтобы найти ближайший поезд до Серпухова.

Я стоял на перроне и продолжал думать о том, во что я ввязался – фермерское хозяйство в нынешних условиях для меня смотрелось отнюдь не логичным и совсем уж не «мегарентабельным», каким нам его расписывал мой товарищ, проектом. Тогда почему же Хикматов так рьяно взялся за это дело, вложив в него денег даже больше, чем мы с Марком. Задумавшись, я чуть не пропустил свой поезд. Сомнения не покидали мою бренную голову, мысли кружились, точно листья в осеннем вальсе. Прибытие электрички, к счастью, отвлекло меня от этих утомительных рассуждений.

Надо сказать, что теперь до Серпухова ездят прекрасные электрички, вагоны которых снаружи выкрашены в бежевый цвет. Прекрасные мягкие разноцветные сидения и кондиционер – все это намного приятнее, чем шумные старые поезда в московском метро, которых полно на оранжевой ветке. Вагон, в который я вошел, оказался практически пустым. Будний день, еще нет полудня.

Я надел наушники и включил музыку, закрыв от удовольствия глаза. За окнами пригородного поезда мелькали неописуемые пейзажи: все утопало в зелени полей. А после станции «Подольск» от московской серо-зеленой будничности ничего не осталось – ей на смену пришла строгая насыщенно-зеленая провинциальная романтика и красота. Никаких громадных построек, только слегка разбавленная редкими бетонными конструкциями la nature[3].

Вообще, по пути до Серпухова вагон все больше и больше пустел. Очень много людей вышли в том же Подольске, кто-то в Чехове. До конечной точки маршрута в вагоне доехало всего два человека – я и мужчина, севший в электричку, по-моему, где-то на «Красном строителе» или «Битце».

До Серпухова я ехал долго, даже устал от своей поездки. Два часа езды, и вот я на месте! Вокзал Серпухова казался мне каким-то неуклюжим. Помпезная надпись «ВОКЗАЛ» никак не стыковалась со всем этим увядающим видом главной железнодорожной станции Серпуховского городского округа.

Я прошел через турникеты, приложив свой билет к валидатору. У меня зазвонил телефон, но достать его из кармана оказалось нелегким делом: в левой руке у меня была сумка, а в правой тлела сигарета. Наконец, стиснув сигарету зубами, я потянулся за телефоном.

– Денис! Ты приехал?

– Да, Якуб, я на месте. А ты где-то поблизости?

– Да, стой около центрального входа в торговый центр «Атлас». Я скоро буду!

Положив трубку, я подошел к красивому зданию торгового центра серо-коричневого цвета и опять закурил. На какое-то мгновение я задумался о том, не зайти ли мне в сам торговый центр, перекусить фастфудом в «Бургер Кинге» или выпить кофе в «Шоколаднице». Но мною было решено не делать этого, а преданно дожидаться Якуба, а чтобы скоротать время, я решил набрать тетушке. Увлекшись разговором с моей боевой тетей, я даже не заметил, как возле меня оказался мой соучредитель Хикматов. Он курил и спокойно дожидался, когда я закончу свой телефонный разговор. Мы пожали друг другу руки, и направились в сторону парковки.

– Ты на машине?

– Что ты, Ден! Откуда?! – его глаза сильно округлились, а лицо Якуба выражало сильное недоумение от моего глупого вопроса, ведь я прекрасно знал, что машины у него никакой нет. – У хозяина я взял скутер. Скоро мы уже будем в Акулово. Даже глазом моргнуть не успеешь, дружище!

– Прекрасно. А шлем на меня есть?

– Могу предложить тебе скафандр! – улыбнулся он. – Брось ты, здесь ехать всего ничего, никто нас не остановит. На пути сюда я не заметил ни одного гаишника, так что никакой ни шлем, ни наколенники, ни напальчники тебе не нужны, Денис. Будь проще!

Якуб был одет просто, но со вкусом – как всегда. Легкая футболка-поло нежно изумрудного цвета, черные джинсы, черные туфли оксфорды, солнцезащитные очки и белоснежная улыбка – вот и все, что у него было в этот момент.

Благополучно и без ущерба комфорту усевшись на ста пятидесяти кубовый скутер японского производства, я ухватился за его металлический багажник. Полчаса прошло, пока мы не доехали до деревни. Поставив скутер на козла, Якуб взял у меня пакет и попросил идти за ним.

Мы вошли в небольшой деревянный дом, окруженный массивным забором из штакетников.

– Доброе утро! Я так понимаю, вы – господин Акшаров?

– Да, уважаемый. А вы, я так понимаю, хозяин дома? – несколько растеряно ответил я.

– Да, Андрей Семенович Тихорецкий. Садитесь, чай выпить не желаете? – пожилой мужчина лет шестидесяти отодвинул два стула и указал рукой сесть на них.

В движениях деда чувствовалась любовь к власти – этот человек привык командовать. Седые волосы, ясные голубые глаза и слегка розовые щеки придавали ему достаточно милый вид. Но глаза его имели свойство быстро меняться – от умилительно голубых до ужасающе синих, я впоследствии не раз в этом убеждался. Он был одет скромно: темно-синяя футболка да легкие светлые штаны. На правом предплечье – наколка, что обычно делают в нашей стране на зонах. Она представляла собой аккуратный, небольшого размера штык. «Видимо, сидел», – подумал тогда я и окинул деда оценивающим взглядом.

Мы с Хикматовым сели за стол и стали пить чай. Харизматичный владелец дома не сводил с меня глаз на протяжении всей нашей трапезы.

– Хороший ты мужик, Акшаров! – сказал вдруг хозяин. – Я сразу чувствую таких людей. Якуб не ошибся в выборе компаньона. Не могу говорить за вашего третьего, но ты мне нравишься, парень! Чувствую – надежный.

Хикматов рассмеялся, внимательно следя за моей реакцией. Я же был несколько обескуражен столь необычным, но, надо признаться, чертовски приятным комплиментом.

– Спасибо, Андрей Семенович! Подлейте еще чаю, пожалуйста! – с легка натянутой улыбкой попросил я.

Старик налил мне чай в красивую бледно-синего цвета кружку и взглянул на моего друга, который в тот момент одобрительно кивнул. Я понимал, что эти двое чего-то недоговаривают. А этого, признаться честно, я жуть, как не люблю. Я привык знать как можно больше, а если от меня что-то скрывают, то всеми правдами и неправдами пытаюсь выведать это. Уж такова моя особенность характера, если угодно.

Покончив с чаем и баранками, хозяин провел меня в нашу с Якубом комнату. Эта комната представляла собой просторную гостиную с телевизором и двумя диванами, в углу стоял добротный письменный стол из дуба, который дополнялся такого же цвета массивным стулом. Неровный деревянный пол, простенький линолеум, ковры на стенах – все возвращало меня в прошлое, чему я, разумеется, был неимоверно рад. Тихорецкий озвучил цену жилья в три тысячи в неделю с человека. Это достаточно бюджетный вариант, учитывая, что проживание в «Корстоне», в гостинице, что расположена неподалеку от вокзала, обошлось бы мне в три тысячи за ночь. Разница, разумеется, достаточно ощутимая.

Разобрав сумку и плюхнувшись на диван, я посмотрел на Хикматова, который что-то считал на калькуляторе за столом.

– Как ты тут, Якуб? Как проходит наше скромное строительство?

– Все хорошо, Ден. Стройка идет полным ходом. Завтра начнешь заниматься маркетинговой стратегией нашей фермы. Ты ведь у нас специалист в этой области.

– Очень харизматичный у тебя, то есть уже у нас, хозяин, Яш! – как бы пропуская мимо ушей указание друга, сказал я.

– Знаю. Он, скорее всего, отсидел в свое время – вор, рецидивист.

– Неужели он сам признался в этом?

– Нет, конечно. Сам он сказал только, что воровал раньше. Я понял, что наш дедок – рецидивист по штыку на предплечье, символу рецидивистов, который в наше время уже почти не используется в языке бандитских татуировок.

– Е! – я опешил. – Точно! Мы же с тобой в детстве интересовались этой темой. Не думал, что ты это запомнил.

– Да, как видишь, я все-таки запомнил эту информацию, – бизнесмен вытянул шею, явно довольный моим комплиментом.

– По-моему, за столом вы что-то недоговаривали, пытались что-то скрыть от меня. Неужели у нас проблемы со строителями? Почему тогда мы с Марком не в курсе? Мы же тоже на правах учредителей этого дела, Яш, – сощурившись, спросил я.

– Нет, слава Богу. Проблем нет, да и быть их не должно. А насчет недоговорок, – Хикматов отвел взгляд в сторону. – Вчера тут произошло очень интересное и странное происшествие. Интересно тебе узнать, что именно произошло, а?

– Господи, что же могло произойти в этом умилительно-тихом месте где-то у черта на куличиках? – с сильной иронией спросил я. – Я до недавнего времени вообще о Серпухове только пару раз слышал, и то из каких-то новостей, а так и знать не знал, где он находится, – вновь усмехнулся я.

– Вчера утром местные обнаружили отрубленную человеческую кисть на обочине грунтовой дороги, по которой мы сегодня с тобой проехали. Кисть, некогда бывшая частью левой руки, валялась в невысокой траве возле здания местного Дома культуры.

– Черт тебя побери, Хикматов! Почему же ты не предупредил меня об этом? – я закусил нижнюю губу.

– А, ты разве боишься? – мой приятель улыбнулся. – Что-то я тебя не узнаю, Денис.

– Ну, как бы, понимаешь, это не нормально и, естественно, пугает меня. Может здесь орудует серийный убийца, Якуб! Человека расчленили прямо тут, в этой деревне! Ты хоть осознаешь этот факт? А мы тут с тобой чаи распиваем в доме старого деда-вора, который даже не запирает на ночь калитку во двор!

– С чего ты взял, что не запирает? – широко улыбнувшись, спросил Якуб, подняв брови.

– Да потому что когда я проходил мимо калитки, то заметил, что там нет щеколды. Следовательно, калитка на ночь не запирается…

– А я все думал, заметишь ты или нет. Молодец, Ден! Не хочешь послушать продолжение истории?

– А разве есть продолжение? Хоть это все и не совсем приятно, но, зараза, жутко интересно. Но это ненормальная тема для разговоров. Я считаю, что надо перебираться в другое место. Может быть, давай лучше переедем в «Корстон»? Черт бы с этими деньгами, зато в безопасности будем.

– В какой-то степени ты прав, возможно. Но давай не будем торопиться, и ты послушаешь меня. В общем, дальше произошло кое-что, еще более интересное! – Хикматов открыл окно, прикурил и облокотился на подоконник, взяв в левую руку красивую хрустальную пепельницу. – Естественно, приехал следователь. Он приказал ментам прочесать округу, так как предполагал, что оставшиеся части тела находятся где-то поблизости. Дико неприятный тип этот следователь, скажу я честно. Пока его бездарные псы-ищейки искали другие части тела, он распорядился увезти кисть на экспертизу. Разумеется, после этого товарищ следователь совершил обход домов местных жителей.

– Но, я так полагаю, это ни к чему не привело?…

– Слушай дальше! – мой друг стряхнул пепел с сигареты в пепельницу и, не отводя взгляда от висевшего на стене ковра, продолжал. – Я проснулся вчера рано, поэтому вместе с хозяином дома был одним из самых первых очевидцев. Я думаю, все поняли, что кисть некогда принадлежала довольно крупного телосложения мужчине. Ногти на этой руке были аккуратно подстрижены – значит, человек был опрятным. Правый краешек ногтя среднего и левый краешек указательного пальцев руки имели четкий желтоватый оттенок. Что это значит, Денис?

– Заядлый курильщик…

– Правильно, а самое главное – левша, судя по всему, так как кисть – левая! Вот такими незамысловатыми данными мы с дедом располагали, только взглянув на кисть руки. Я дожидался, когда следователь нагрянет к нам. Долго ждать не пришлось: наш дом был третьим в списке. Я поделился с ним своей информацией, он выслушал меня и попросил объяснить цель моего пребывания в Акулово. Мне пришлось в двух словах объяснить нашу с вами бизнес-идею и показать необходимые документы.

– До свидания, гражданин Хикматов! – стоя уже в дверях, сказал он тогда мне. – Я продолжу искать свежевскопанную землю в соседних поселках.

– Товарищ следователь. Я боюсь, вы напрасно теряете время! – не выдержал я.

– Почему же, гражданин Хикматов?

– Потому что расчлененное тело несли в мешке (я предполагаю, в типичном мусорном мешке черного цвета). Я думаю, убийство произошло ночью, хотя доказательств этого у меня нет. Убийца расчленил тело прямо за зданием клуба, о чем свидетельствуют лужи крови в том месте, расфасовал конечности и поспешил избавиться от тела. Но, видимо, слишком тяжело его было нести, и убийца устал, поэтому остановился передохнуть. Отдохнув, мужчина, я так думаю, схватил мешок и поднял его, не заметив, что кисть вывалилась оттуда. Но это всего лишь моя скромная версия. Ни на какое экспертное мнение я не претендую, я всего лишь любитель.

– Почему именно мужчина и почему мешок именно черного цвета? – следователь внимательно меня слушал.

– Убитый – мужчина. Судя по руке, довольно-таки упитанный. Согласитесь, что женщина вряд ли бы справилась в одиночку со столь тяжелой ношей? А касательно цвета – это же чистая теория вероятностей, уважаемый. Чаще всего для транспортировки расчлененного тела выбирается именно вместительный черный мусорный мешок. Это просто вероятнее, чем, к примеру, мешок оранжевого цвета.

– Логично, уважаемый… – процедил сквозь зубы следователь Мальцев. – Как раз убийца и закопал останки в землю, а так как дождя ночью не было, мы быстро найдем место захоронения. Все логично.

– Нет! Мешок тяжелый, далеко его не унесешь. Дождя не обещают в ближайшие дни, значит, свежевскопанную землю быстро найдут. Логично, что убийца решил избавиться от тела иным способом.

– Удивите меня! И каким же? – ухмылка не исчезала с его противного лица.

– Пруд, товарищ следователь. Ищите тело в пруду. Вода там мутная, из-за глины. Следовательно, тело нашли бы там нескоро, если бы я вам не дал совет, – я подмигнул ему.

Следователь прислушался к моим словам не сразу. Продолжая прочесывать округу до обеда, его бездарные псы ничего так и не обнаружили. После обеда я уснул, а вечером ко мне вновь приехал следователь Мальцев и рассказал, что все оставшиеся части тела обнаружили в пруду. Теперь они занимаются установлением личности убитого. Вот так!

Хикматов рассказывал все это мне, эмоционально жестикулируя и соблюдая при этом все правила интонации. Хоть на минуту отвлечься от его рассказа было выше моих сил. Я ни разу не перебил Якуба, оставляя все вопросы до окончания повествования.

– Вот, вообще, на месте следователя я бы тебя арестовал первым делом, Якуб, после слов о том, где нужно искать тело. Но потом вспоминаю, кто твой отец, и вопросы у меня сами по себе отпадают. Я думаю, дядя Харис предупредил всех полицейских в округе, чтобы тебя не трогали, а использовали в качестве консультанта. Так ведь? – я посмотрел на него, он молча кивнул. – Ну ладно, рассказанную мне информацию ты получил вчера вечером. А что же сегодня утром? Есть какие-то новости?

– Есть, конечно. Убитый – некто Михаил Васильевич Бобров, житель соседнего дачного поселка с прозаическим названием «Автомобилист». Кстати, экспертиза показала, что лужа крови, неуклюже закиданная землей неподалеку от здания сельского клуба, полностью совпадает с образцами крови Боброва. То есть его расчленили прямо там, у здания клуба. Убийца быстро утомился, раз решил сделать перекур неподалеку, и выронил из пакета левую кисть. Как тебе такое?

– Ну, я не слишком-то уж и удивлен, Яш. Если бы убитый был местным, то односельчане быстро бы заметили исчезновение своего человека.

– Может быть, ты и не удивлен, но, согласись, это наводит на определенные мысли.

– Например?

– Ответь мне, что этот солидных лет мужчина делал ночью в нашей деревне? Уж явно не на дискотеку приехал.

– С чего ты вообще взял, что он был тут именно ночью?

– Согласен, доказательств этого пока нет. Но разделывать человека, точно это свиной окорок, днем – идея не из лучших. Человеку, который оказывается в Акулово в первый или второй раз в жизни, объяснить ночной визит убитого не представляется возможным. Но! Я тут живу уже две недели, поэтому кое-что знаю, – Хикматов сделал по-настоящему театральную паузу. – Я, например, прекрасно знаю, что в местном Доме культуры с вечера и до поздней ночи мужики регулярно, два или три раза в неделю, играют в карты на деньги. Понимаешь, к чему я клоню?

– Это же прекрасно! – как-то неуместно воскликнул я. – Ну, то есть я имел в виду, что это многое объясняет.

– Интересно! И что же? – Якуб смотрел на меня с улыбкой, сделав в это время сильный затяг.

– Убитый являлся членом карточного клуба. Вот что! А значит и убийца тоже?

– Отлично! Серьезно тебе говорю, Денис – тебя-то мне здесь и не хватало.

– Ну, так что насчет этого клуба? Ты же по любому что-то уже разнюхал, я же знаю твою любовь к сплетням и слухам!

– Сплетни и слухи – мощнейшие источники достоверных фактов. Я выяснил, что в Доме культуры в карты играет обычно шесть человек. К тому же, только у этих шестерых завсегдатаев есть ключи от клуба. А наш многоуважаемый хозяин дома, господин Тихорецкий, и по сей день является заядлым картежником. Он лично участвовал в игре позавчера.

– Значит, он знает, кто убийца?

– Конечно, нет, Денис! Более легкого развития событий и представить сложно! Он ушел из клуба самым первым, так как в тот вечер у него сильно болело сердце. Я еще не спал, он вернулся домой около половины двенадцатого, выпил валерьянки и тотчас же лег в кровать. Я не спал допоздна, занимался этими чертовыми отчетами и планами.

– Может быть, Тихорецкий и есть убийца?

Хикматов звонко захохотал, громко хлопнув в ладоши – так выглядел искрений смех главного учредителя нашей фермы. Я понял, что у него есть весомые аргументы, опровергающие причастность нашего арендодателя к смерти мужчины из соседнего дачного поселка.

– Ну ты и даешь! Не смеши мои пятки, Ден! Я уснул приблизительно в половину третьего ночи. Тихорецкий никуда не выходил, я бы это услышал, так как дверь его спальни сильно скрипит при малейшей манипуляции над ней. К тому же, я проснулся затем в четыре утра: из-за съеденной вечером ужасно соленой скумбрии я сильно хотел пить. Перед тем как опять лечь я проверил старика, так как переживал за его сердце. Семеныч храпел как трактор!

– Ну, хорошо! Если Тихорецкий не виновен, то остается кто-то из четырех?

– Андрей Семенович – ценнейший актив в наших руках. Он даже не додумался, что убитый – член карточного клуба, так как на тот момент еще никто не знал личности жертвы. Поэтому мои расспросы касательно участников игры, состоявшейся в тот роковой вечер, казались ему довольно безобидными. – Глаза Хикматова опустились на лежащий на столе исписанный лист бумаги. – Позавчера вечером в клубе было не привычные шесть, а семь человек: товарищ Михаил Бобров, убитый; Борис Ямпольский, являющийся владельцем магазина в соседнем селе; Тряпко, разнорабочий; Инесса Павловна Новикова, бывшая учительница городской школы, вышедшая на заслуженный покой; Иван Трофимович Пиратов, старик лет семидесяти; Шурик, местный выпивоха; ну и наш дражайший Андрей Семенович Тихорецкий. Вот каков расклад, дорогой друг! Разумеется, в голове надо держать и гипотетическую возможность, что убийца не является членом карточного клуба. Но в то, что убийца – это третье лицо, мне верится с трудом, если честно. Но пока что это всего лишь догадки. Следствие, к слову, принялось активно проверять наших строителей, ночевавших неподалеку. Что ж, пусть проверяют, хотя я в их причастность не верю: мотива нет. Кстати, как я уже говорил, расчленено тело Боброва было прямо за Домом культуры, там огромная лужа крови, присыпанная землей. Присыпана она, кстати, достаточно небрежно, что говорит о спешке нашего «расчленителя».

– Н-да! Ну и загадка, ей-богу! – я цокнул.

– Причем довольно-таки непростая, согласись.

– Надеюсь, вмешиваться в это не будем? – я внимательно посмотрел на Якуба.

– Боюсь, что не вмешаться в данном случае – непростительный грех, который будет мучить меня до конца жизни! – лицо моего собеседника приняло суровый вид, брови его практически соединились, складки на лбу стали похожи на горную долину, а пухлые губы плотно сомкнулись, придавая образу Хикматова толику сумасшествия.

– Ну, твоя правда. Значит, будем помогать официальному следствию, да?

– Боже упаси, Денис! – лоб Якуба разгладился, а суровость исчезла с его и без того мужественного лица. – Если и поделимся с ними какой-то информацией, то только для того, чтобы справедливость восторжествовала. Я не готов оказывать содействие следствие, чтобы они об этом знали. Вот разузнаю что-то и сообщу, а пока рано делить шкуру неубитого медведя, ведь так, друг мой?

– Все бы ничего, но строительство, маркетинговая стратегия и прочие хлопоты. Как нам быть со всем этим? – я спросил это с толикой грусти в голосе.

– Брось это! – Якуб махнул рукой в сторону стола. – Строительство полностью завершится только через пару недель, а маркетинговые исследования подождут. К тому же, я ведь не собираюсь днями и ночами напролет заниматься нашим скромным расследованием, хоть это и единственное развлечение в здешних местах. Поиск разгадки – всего лишь игра, в которую я буду играть, когда мне захочется или когда необходимо будет вмешаться! – он сжал правую руку в кулак, его мускулистая рука вся напряглась, а сам Якуб стал похож на настоящего разъяренного пса, сорвавшегося с цепи.

С пару минут мы помолчали, выкурили еще по одной сигарете в полной тишине, а затем Хикматов развернулся ко мне и негромко и задумчиво произнес:

– В конце концов, я не официальное лицо. Я никому ничего не должен. Это не моя работа, поэтому у меня есть пространство для маневра: хочу – расследую, не хочу – не расследую. Все очень просто, Денис. Ведь наше преимущество перед Мальцевым в том, что мы не обременены погонами, и с нами люди будут разговаривать как с обычными людьми. У полицейских такой непозволительной роскоши нет и в помине. Опять заниматься этим неблагородным делом? Ты же помнишь тот первый и последний случай, когда я попытался вмешаться в расследование? Помнишь тот шквал критики и дерьма, что на меня был обрушен после неудачной попытки? И я знал, Денис, я знал, что близок к разгадке. Мне по-прежнему ясна та картина. Я хорошо все помню и чувствую, что не сделай я ту ошибку, то вычислил бы преступника.

– Я с тобой полностью согласен, Якуб, – с пониманием кивнул в ответ я. – Тот опыт сыщика был не слишком удачным. Мне вправду очень жаль, что все так вышло. Но давай не будем возвращаться к этой больной для тебя теме. Забудь ты уже это дело, Хикматов. Давай перейдем к настоящему. Итак, какие у нас планы на сегодня в рамках нашего скромного импровизированного расследования?

– Честно говоря, Денис, никаких планов-то я пока и не строил на сегодня. Я предлагаю немного вздремнуть, а затем плотно пообедать стряпней нашего хозяина. А там и видно будет.

– Но ты тут столько всего наговорил, неужели ты можешь спокойно уйти спать? – я был просто обескуражен его заявлением. – Яш, расчленили человека. Ты можешь посодействовать следствию в раскрытии дела и установлении личности убитого. А ты невозмутимо идешь спать и считаешь это нормальным?

– Абсолютно, – ухмыльнувшись, ответил он. – Я еще раз повторяю – я никому ничего не должен. А действовать сейчас просто неразумно. Тут надо продумать кое-что другое. Да и к тому же мой прошлый опыт настойчиво говорит мне – не лезь, но неуемное любопытство и стремление к справедливости не позволяет мне упускать такой шанс. Следователь ведь завалит все дело, арестует какого-нибудь бомжа из Серпухова и дело в шляпе, а сам звездочки на погоны получит. Так ведь нельзя! – махнул рукой он и побрел к дивану. – Не хочу, Денис. Мне надо все обдумать, то дело оставило слишком глубокую рану в моем сердце.

На этом мы разошлись по углам, каждый лег на свой диван. За окном щебетали птички, дул легкий ветерок, а с кухни доносились звуки поварских манипуляций Тихорецкого. В такой обстановке я достаточно быстро вырубился и уснул безмятежным сном.

3

После плотного обеда, с заботой приготовленного Андреем Семеновичем, мы с Хикматовым снова улеглись на наши лежбища. Я задремал и вновь на добрые полчаса, так сказать, «выпал из действительности». Разбудил меня мой компаньон, несильно толкнувший меня в плечо.

– Добрый обед! Я дико извиняюсь, что разбудил тебя. Я просто хотел предупредить, что минут через сорок-пятьдесят приедет Марк. Встреть его, пожалуйста, наш соучредитель хочет посмотреть на то, как ведется строительство. И о нашем расследовании ему пока ни слова: я хочу ему рассказать об этом по телефону сегодня вечером. Будь добр, предупреди Торбова, чтобы он не нахамил нашему хозяину – Тихорецкому, как наш друг любит делать при первом знакомстве! – Хикматов рассмеялся. – Вот вроде бы и все на этом.

– А ты? – несколько растерявшись, спросил я. – Далеко собрался?

– Я хочу сходить к Тряпко: у меня сломался ремешок на часах, а он, я слышал, занимается мелкими ремонтными работами.

– Гхм… Ну, ремешок, так ремешок. Бывай, Якуб! – еще не до конца проснувшись, проводил его я своим затуманенным взглядом.

Теперь уснуть я не мог, сколько не пытался, поэтому резко поднялся с дивана и поплелся на просторное крыльцо – выкурить сигарету. Тут же, сидя на ступеньках с облупившейся краской, курил свои дешевые сигареты отечественной марки «Ява» суровый Тихорецкий.

– Спасибо за обед, еще раз. Я уверен, вы можете дать фору любому шеф-повару! – прикуривая, начал я. Вообще, мне хотелось наладить контакт со стариком, поэтому мне показалось, что сейчас представился отличный шанс.

– Хо-хо… Сынок, слишком долго я живу один, чтобы не уметь готовить, – взгляд нашего хозяина был устремлен куда-то в сторону.

– Вы, что же, всю жизнь прожили в полном одиночестве? – с подчеркнутым интересом спросил я.

– Не думаю, что тебе это будет интересно слушать, Денис. Жизнь моя – штука отнюдь не вдохновляющая. Я называю ее собачьей, ибо ничего хорошего в ней нет и не было никогда.

Надо признаться, я был достаточно заинтригован, поэтому не смог удержаться от пламенного возражения, дабы развить желание у моего собеседника поделиться со мной историей своей жизни.

– Почему же? Мы живем тут с вами, поэтому хотелось бы знать, что вы за фрукт, – скромно улыбнулся я.

– Да рассказывать-то, в принципе, и нечего, – пожал плечами старикан. – Как бы это объяснить, сынок… Короче говоря, когда мне стукнуло девятнадцать лет, и я собирался поступать в полиграфический институт, мама умерла от тифа. Отец тогда сильно горевал, что сказалось на его здоровье. Я не мог оставить больного отца, поэтому остался тут, в деревне, и устроился работать трактористом в нашем колхозе. Мечты об институте так навсегда и остались мечтами.

Тихорецкий сделал пару затяжек, не произнося ни слова. Кажется, он думал о том, стоит ли рассказывать мне это все дальше. По сути, я чужой для него, и не всякий человек отважится просто так, ни с того, ни с сего вывалить очень личную информацию. Но дед чувствовал меня как человека. Я хорошо умею располагать к себе людей, он это уловил.

– Платили мало, – Семеныч, очевидно, решил продолжить, – но на еду хватало. Знаю, сейчас принято ругать наше советское правительство, но этого я делать не буду: государство было на защите наших деревень, не то что сейчас. Все поросло бурьяном, поля даже не обрабатываются, ничего не делается! Хорошо, хоть вы есть! Земля за даром не пропадет. А так, этим проклятым капиталистам ничего не надо, ведь на земле работать – это вам не капусту стричь с дурачков городских. Руководить таким делом очень большой труд, ведь нужно много всего знать и уметь общаться с простыми работягами.

– Я думаю, мы обосновались здесь надолго, поэтому о земле не переживайте, – тихим голосом я пытался успокоить старика. – Кто знает, может, мы захотим расширить свои владения и возделывать еще больше земель. Разумеется, если все будет хорошо с прибылью, а заказы будут только увеличиваться. От капитализма никуда не денешься, ведь заниматься убыточным делом – это самоубийство.

– Надеюсь… – Тихорецкий опять отвернулся и посмотрел куда-то вдаль. – Так вот, как-то вечером ко мне пришел Пиратов. Ну, может, ты уже знаешь его, хотя вряд ли, ты ведь тут всего ничего. Короче, живет он в соседнем доме от меня. Этот старый пройдоха тогда предложил мне одно дело – грабануть бабку-спекулянтку, что торговала хрусталем в Мокром, соседнем поселке. Ну, молодой и глупый, я согласился. Кто ж знал, что ее муж – влиятельный человек в местной администрации… Н-да… Непростительный просчет… – мужчина цокнул. – В конечном счете, нам дали по три года колонии общего режима. Я знал, что отец не доживет до того дня, когда я откинусь. Так оно и случилось – незадолго до моего выхода на волю Тихорецкий-старший умер от острой сердечной недостаточности… – его голос слегка, едва уловимо, дрогнул, а глаза старика вмиг заволокло слезами.

– Извините, если я как-то задел вас, Андрей Семенович, – неуклюже сказал я.

– Брось, сынок. Я плачу не от горя, а от радости, что отец не мучился так долго. Н-да… – глаза рассказчика вновь стали ясно-голубыми. – Так вот, откинувшись с зоны, я уже не смог жить, как прежде. Я начал пить, что вполне естественно: контролировать меня было некому. В дни протрезвлений я в истерике бежал на могилу родителей и скулил там, точно жалкая сука. Обещал не пить, обещал жениться, – старик провел рукой по опять накрывшимся слезами глазам. – Но возвращаясь оттуда, я опять начинал пить, пуская жизнь свою под откос.

В воздухе повисла немая пауза. Я ничего не говорил, а Тихорецкий перебирал в памяти дни давно угасшей молодости.

– И вот, сынок, – резко продолжил старик. – Мне уже шестьдесят три – я так и не был ни разу женат, отсидел за воровство еще раз. Единственная радость и повод для гордости – бросил пить запоями уже как лет двадцать. Теперь пару рюмок могу только пропустить, не больше! Конечно, здоровье ведь уже не то, сынок, – он взглянул на меня, глаза его покраснели, а по лицу пробежала судорожная улыбка.

Это был совсем не тот человек, которого я сегодня увидел за завтраком. О его суровости и властности напоминала лишь наколка и могучее тело. Лицо хозяина было полно искренности, я даже несколько растерялся.

– Я рассказал тебе это не просто так, мой юный друг! Не хочу, чтобы кто-нибудь, даже злейший враг, прожил моей жизнью. Вы с Якубом – хорошие люди, поэтому, пожалуйста, не теряйте время понапрасну. Ты, я вижу, очень надежный человек, не умеющий предавать. Хикматов – очень грамотный парень, у него большое будущее, сынок. Я благодарен Богу за таких квартирантов. Вы, можно так сказать, вновь вернули меня к жизни, – слова искренней благодарности я слышал от деда в этот момент в первый и последний раз.

– Я надеюсь, мы проживем счастливую жизнь, Андрей Семенович, да и ваша только впереди! После шестидесяти жизнь только начинается! – пошутил я, разряжая обстановку.

В ответ Тихорецкий кивнул и потянулся за второй сигаретой. Мы сидели на ступеньках в полной тишине, глядя на то, как поднимается сильный ветер. В воздухе наконец повеяло спасительной прохладой. Иногда я ловил на себе испытующий взгляд моего хозяина, но меня это не сильно беспокоило. Я понимал, что старик меня изучает, его натренированный глаз умел быстро выделять самое главное в любом человеке.

Наконец, к дому подъехала уже знакомая мне пятнашка. Марк, не изменяющий привычкам и одетый в спортивный костюм, вышел из автомобиля и помахал мне. Мы с дедом подошли к нему, и я представил их друг другу. Тихорецкий вернулся в дом, а я с Торбовым на правах учредителей «ХАТ-Фарм» пошли проверить ход строительства и обсудить всякие мелочи по дальнейшему развитию.

Проходя через ветхий мост, я невольно обратил внимание на истоптанную тут и там землю – признаки вчерашних поисков. Не слишком сообразительный Торбов шел позади меня, куря Iqos и рассказывая какую-то очередную историю, которых у него, наверное, сотни тысяч, если не больше. Марк – это сила и ничего кроме силы, ум – это не по его части. Будучи его близким другом, я прекрасно понимал, что Торбов, ни черта не смыслящий в бизнесе и экономике в целом, не способен был оценить реальную рентабельность проекта Хикматова. Следовательно, это Якуб надоумил его вложиться в наше общее дело. Сказать честно, в глубине души у меня закрадывались смутные подозрения, что Хикматов рано или поздно обдурит нашего не слишком смышленого друга при распределении будущей прибыли. Разумеется, я не хотел в это верить и был уверен в честности нашего главного учредителя. Для Якуба, все-таки, договоренности и справедливость всегда были на первом месте в любом деле.

Строительство шло своим чередом в строгом соответствии утвержденным планам, даже несколько опережая их. Я искренне удивился темпам работы, так как фундаменты всех четырех хозяйственных помещений были уже установлены, а строительство дома-офиса было завершено почти на сорок процентов. Старший бригадир объекта отрапортовал обо всем, как в армии. Мы поблагодарили его и продолжили путь вдвоем.

Вообще, не удивительно, что все строительные работы велись с таким завидным и столь усердным рвением: после пандемии коронавируса, сильно повлиявшей на экономику России, многие строительные компании оказались на пороге банкротства. И именно поэтому они хватались сейчас обеими руками за любые заказы, точно за спасательные круги, прилично уступая в цене, дабы не дать взяться за дело проклятым конкурентам. Таков закон рыночной экономики – покупатель голосует рублем, как известно, а в условиях падения уровня доходов (как у населения, так и у компаний), это ощущалось более остро.

Убедившись, что все в порядке, мы с моим соучредителем отправились обратно в дом. Крепкий чай Марку, рюмочка Андрею Семеновичу, чашка крепкого кофе мне – так наша компания села за стол. Свежие баранки, деревенские пряники, вафли и простенькие конфеты прекрасно дополняли эту картину деревенской мечты. Торбов, не прекращая, о чем-то спорил с Тихорецким. Этого у нашего автомеханика было не отнять – спорит он всегда. Но здесь вся полемика была разбавлена смехом и шутками. Так что нашему хозяину этот парень тоже понравился.

– Ну, где же Якуб? – нетерпеливо выпалил Торбов, когда мы сели покурить на крыльце.

– Он пошел к какому-то мужику починить ремешок от часов. Ляпко… Или как его там – сказал я, обращаясь за помощью к деду в установлении личности этого мужика.

– Иван Тряпко, молодой человек. Тряпко его фамилия. Он тут мастер на все руки, – объяснил нам Семеныч несколько поучительным тоном. – Но что-то и впрямь Якуб долго у него уже торчит. Не случилось ли чего там с ними, Тряпичный ведь и выпить любит.

– Вон он, этот гад! – неожиданный и громкий смех Марка заставил меня вздрогнуть. Он вскочил и подбежал к калитке, в которую уже заходил наш шеф (как его называл порой сам Торбов). – Вспомнишь его, вот и оно, да, Денис?

– А… Марк, приветствую! – парни пожали друг другу руки и направились к нам.

Мы вчетвером курили на крыльце деревенского дома, вдыхая свежий воздух. «Воздух свободы» – иначе его не назовешь. Подумать только, что в каких-то девяноста километрах от нас эта ненавистная Москва, которая заковывает свободных людей в кандалы панелек и многоэтажек. Серые бетонные джунгли столицы искалечили много судеб, но никто и не думает уезжать оттуда, наоборот, все тянутся в Москву бесконечным караваном трудовых мигрантов из регионов. Это убивает нашу страну: людей в небольших населенных пунктах становится все меньше и меньше, умирают деревни, села и даже целые города. От этого всем нам четверым становилось невыносимо больно, ведь рано или поздно столичный мыльный экономический пузырь лопнет, и что тогда?

Начинало вечереть, солнце пряталось за горизонт. Его прощальные тусклые лучи нежно обнимали крыши домов, грунтовую дорогу, бескрайние серпуховские поля и берега того самого жуткого пруда, где буквально вчера нашли хладнокровно расчлененный труп мужчины из соседнего поселка. Возможно, по деревне разгуливал жестокий убийца, а мы безмятежно курили в этой обстановке.

Марк стал собираться в дорогу. Мы напрасно уговаривали его остаться на ночь: он говорил, что еще не уладил до конца все свои вопросы в Москве, а приехал он только чтобы увидеться с нами и лично убедиться, что все в порядке. Как я выяснил позже, Якуб созванивается с ним каждый день, но Марк все равно захотел приехать и устроить своего рода проверку. Мне показалось, что он сюда приехал оценить обстановку и понять, за что он заплатил такие деньги. Иногда у нашего друга просыпался разум, однако вскоре так же безропотно переходил в спящий режим.

– Давай, Торбов! Ждем тебя уже на ПМЖ! – с доброй улыбкой крикнул Хикматов вослед.

– Давайте, мужики! Не скучайте! Андрея Семеновича не обижайте, пожалуйста, – водитель пятнашки довольно тупо гоготнул и опустил свою пятую точку в кресло машины.

– Он сам кого угодно обидит! – весело прокричал старичок в ответ Марку, тряхнув кулаком напоследок.

Проводив Торбова, Тихорецкий отправился на вечерний чай к Пиратову, а мы с Якубом вернулись в нашу комнату. Я сгорал от любопытства и хотел разузнать, где же пробыл весь день мой друг. Он, разумеется, мог наплести что угодно, но я прекрасно понимал, что Хикматов – из тех людей, что без достаточно весомого повода даже с дивана не поднимутся, не говоря уж о ремешке для часов, которые он носит не так уж и часто. Очевидно, он вынюхивал подробности дела от игроков карточного клуба. Это я и хотел услышать из его уст, улегшись на диван и устремив свой пытливый взгляд в его сторону.

– Я так понимаю, ты от меня не отстанешь! – сказал он мне, сев вполоборота на массивный стул возле дубового стола. – Что ж, это смотрится логичным. Я знаю, что твой мозг уже перебрал тысячу возможных моих ответов, Ден, – Якуб улыбнулся. – Я с тобой сейчас поделюсь моими наблюдениями, а ты поможешь мне сделать выводы из всего этого и сгруппировать всю информацию.

Он глубоко вздохнул и, наверняка, начал перебирать в своей памяти все детали того, как он провел последние шесть часов. Когда этот процесс завершился, Хикматов устремил свой взгляд на красный ковер на стене и на мгновение плотно сомкнул губы.

– Этот Тряпко – пренеприятный тип, скажу я тебе. Да, во всяких мелких ремонтных работах он работяга что надо. Починил мне ремешок на часах и взял всего сто пятьдесят рублей, а ведь в Москве за ремонт просили шестьсот, а то и семьсот. Там очень тонкое крепление, и Тряпко справился с ним. Но суть не в этом! Короче, он любит выпить, что, в принципе, неудивительно: в деревне больше нечего делать, кроме как хлестать с мужиками водку да играть в карты, сам понимаешь. Он был в тот роковой вечер в клубе и ушел вскоре после Тихорецкого, так как играл с ним в паре. Когда я поинтересовался, не могу ли я вступить в клуб, он покачал головой и сказал, мол, там и так шесть-семь человек, а для игры в бур-козла хватает и четверых. Бобров, как я выяснил, участвовал в карточных баталиях редко. А если и играл, то только в паре с Инессой Павловной, которая тоже заядлым картежником не являлась, хотя и играла весьма сносно, – Хикматов многозначительно взглянул на меня, видимо, ожидая вопроса.

– Ты думаешь, что я хочу что-то спросить у тебя?

– Нет. Просто это вся информация, которую мне удалось вытянуть из этого тощего, словно тростинка, мужика лет тридцати. Не находишь это странным?

– Это неудивительно: ты человек новый, ничего о тебе неизвестно, строишь какую-то ферму тут, повергая в недоумение местных жителей. К тому же, не забывай, ты – москвич, человек с Большой земли для них… – задрав вверх указательный палец, максимально загадочным голосом проговорил я.

– Нет, москвичей они, наоборот, не любят. Так что разломать барьер недоверия будет очень сложно, если вообще возможно! – резко встав со стула, Хикматов принялся шагать взад-вперед по комнате. – Нет, Тряпко что-то скрывает, это очевидно, дружище.

– Может, так-то оно так, но этого у него не выудить, хотя… – по моему лицу пробежала зловещая улыбка, – мы можем напоить этого товарища, ведь он не сильно старше нас, так что найдем, о чем поговорить, не так ли?

– Отличная идея, Ден! Но это мы сможем провернуть только завтра вечером: днем у нас будут дела на нашей территории. Там нужно будет кое-чем заняться, дружище.

– Я еще не до конца посвящен в то, какие нас завтра ждут дела, господин Хикматов, поэтому не понимаю, о чем вы, – я прилег на свой диван и вытянул ноги.

– Об этом завтра. Так вот, после Тряпко я отправился в магазин к Ямпольскому. Разумеется, за прилавком всегда он сам. Алкоголь он не продает, что позволяет ему закрываться в семь часов, оберегая себя от выходок всякой алкашни близлежащих сел. Хотя, я думаю, из-за отсутствия алкоголя в товарном ассортименте прибыль сильно хромает. Но я опять отвлекаюсь… А! У него в магазине я купил колбасы и сосисок, хотя главной причиной моего визита были далеко не гастрономические предпочтения нашего хозяина, конечно. Начав как бы невзначай разговор об убитом, Ямпольский, этот старый лис-еврей, начал уводить меня от этой темы, повторяя, дескать, «это не твое и не мое дело». Но все же мне удалось кое-что выяснить у него, – интригующе произнес мой друг.

– Слушай, Хикматов, не томи, а!

– Даже и не думал тебя томить, Ден. К сожалению, я не могу задавать много вопросов, потому как я не старая бабка семидесяти-восьмидесяти лет, которой везде нужно сунуть свой нос. Любой мой неосторожный и непродуманный вопрос может раскрыть меня, и тогда бы он непременно понял, что я тут вынюхиваю. Короче говоря, я выяснил только то, что Ямпольский играет в паре с Шуриком.

– Хорошо. Но теперь вопрос – с кем же в паре играет Пиратов?

– Вот в этом и загвоздка: я не понимаю, почему он не играл в тот вечер. Надо узнать, какую роль он там выполняет. Просто я реально не понимаю, каким там боком этот семидесятилетний старикан, – садясь на свой диван, медленно проговорил Якуб.

– Давай так: наш дед всегда играет в паре с Тряпко, Ямпольский – с Шуриком, эта учительница на пенсии – с Бобровым, который убит. При всем при этом, последняя парочка играет не всегда, так как заядлыми картежниками не является.

– Не думаю, что кто-то из них соврал мне! – прервал мои мысли вслух Хикматов. – А значит, старик Пиратов выступает в роли судьи во время их карточных баталий, ведь если Бобров с Инессой не играют, то за столом все равно есть четыре человека. А в бур-козла пара на пару играют именно вчетвером. Убитый с его напарницей, выходит, играли только тогда, когда нужно было подменить проигравшую пару. Все сходится, Ден! Но этого мало, нужно больше информации.

– Но это, к сожалению, никак не наталкивает меня ни на какие мысли, которые могли бы привести к установлению личности убийцы. Если мы уж решили, что убийца – кто-то из карточного клуба, то нужно проработать все версии.

– Пока что да. Но зато мы знаем, кто с кем играет, поэтому если убийца действовал не в одиночку, то мы, выходит, в два счета установим личность его сообщника. Сдается мне, что убийца – один из шестерых.

– Из пятерых, Яш! Андрея Семеновича нужно вычеркнуть из списка подозреваемых. Ты же сам сказал, что он спал ночью, значит у него есть алиби на момент убийства.

– У нас нет точной информации касательно времени и орудия убийства, так что рисковать я не могу. Расчленить «на живую» человека очень сложно, сам понимаешь. Значит, каким-то образом Боброва обездвижили и принялись рубить его на части. Следовательно, я, как человек, который подходит к выполнению любой работы с полной ответственностью, не могу позволить себе вычеркнуть нашего хозяина из этого списка. Ведь согласись, преступные наклонности у него есть, дважды отсидел, да и к тому же, мы ничего о нем не знаем, Ден! Я не уверен в Тихорецком, я всегда подозреваю всех.

– Ты, может быть, и нет! А я лично ручаюсь за него – он не убийца, Якуб! Не убийца! – громко рявкнул я и услышал звук открывшейся двери, что извещал о том, что Тихорецкий вернулся домой. – К тому же, ты разве будешь сомневаться в своих собственных наблюдениях?

– Я привык доверять своим глазам и ушам. Я готов с уверенностью заявить, что старик не расчленял тело, так как для этого у него просто-напросто не было времени. Он был под моим контролем. Но что ему мешало, скажем, стать соучастником? Да ничего. Быть может, он организовал это преступление, спланировал его и дал своему напарнику, допустим, тому же Тряпко указание – убить и расчленить Боброва.

– Но зачем? Зачем ему так зверски убивать этого мужика, тот ведь вообще живет в другом поселке.

– Вот в этом-то и наша задача. Убийство совершено явно не из охотничьего интереса, а в сугубо личных интересах. Нужно подумать, кому выгодна смерть Боброва. Кому она бы не помешала?

– Да черт его знает, Яш. Кому она может быть выгодна – да кому угодно, черт бы его побрал, – ответил я раздраженно.

– Отсутствие у нас на руках внятного и легкообъяснимого мотива убийства говорит о том, что мы еще очень далеко от финиша. Нам еще нужно очень многое сделать, а иначе рискуем не раскрыть эту загадку с трупом в пруду, Денис, – негромко и слегка раздосадовано сказал мне Хикматов, взгляд его моментально стал пустым.

– «Труп в пруду»… – задумчиво произнес я. – А ты знаешь, в этом что-то есть, Якуб. Как тебе такое название для дела?

– Главное – найти убийцу, а не думать о том, как бы нам назвать наше детективное занятие, – строго начал главный учредитель. – Я больше не допущу провала в расследовании! Мы разорвем этот порочный круг и раскроем дело!

4

Тихое и неторопливое подмосковное утро, вдали от шумных городских дорог, покорило меня с первого дня. Моя первая ночь в Акулово прошла до того безмятежно, до того легко… Признаться честно, так крепко и так сладко я не спал с детства.

Лучи подмосковного солнца шаловливо прыгали по нашей комнате, то исчезая, то вновь появляясь. Всякая моя попытка скрыться от них была бесполезной: лучи постоянно перемещались. Белые занавески Тихорецкого не помогали спастись от них, а скорее даже усиливали их эффект.

Поворочавшись минут пятнадцать, я понял, что спать дальше – уже просто не в моих силах. Я потянулся и зевнул, высунув левую ногу из-под одеяла в причудливом пододеяльнике.

– А, я вижу, ты уже проснулся, Ден! Доброе утро, нам пора собираться!

– Что?… Куда?… – не понимая до конца, чего от меня хотят в столь неподходящий час, я сильно сомкнул глаза, напрягши уши.

– Как куда, Ден? К Пиратову, конечно!

– Но зачем? – я был совсем недоволен ответом моего друга.

– Сегодня они с дедом отправились по ягоды, а у нас появился отличный шанс обыскать дом этого Пиратова, чтобы сразу вычеркнуть его из списка подозреваемых или, наоборот. Короче говоря, сам все понимаешь. Ну, ты со мной? Только давай потише это сделаем: в доме нашего соседа, есть у меня такие подозрения, кто-то есть.

– Господи, ты же хочешь ворваться в чужой дом. Это незаконное проникновение на частную собственность, Якуб. Ты в своем уме? – я вмиг проснулся и начал осознавать всю абсурдность идеи моего приятеля. – Что-что, а в чужой дом за свою жизнь мне проникать еще не приходилось, это же возмутительно!

– Я в полном порядке, Денис! – нервно заявил Хикматов, явно не готовый терять свое драгоценное время. – Так ты можешь рассуждать где угодно, но не в деревне! Мы, как добропорядочные соседи, решили проверить, все ли в порядке в пустом доме, где якобы услышали странный шум. Ты нашу трактовку этих событий понял? Это я так, на всякий пожарный случай, как говорится.

– Какой шум ты услышал там? Каких событий? Боже, ничего не понимаю, хоть убей.

– Одевайся же! – властным тоном крикнул Якуб, что я невольно подчинился и быстро нацепил шорты с футболкой.

Я умылся, почистил зубы и в спешке выбежал из дома, последовав за Хикматовым. Дом Пиратова расположен по соседству с нашим, поэтому для проникновения на его двор не нужно было выходить на центральную улицу поселка. Мы с Якубом прекрасно понимали, что достаточно было просто перелезть через не сильно высокий забор, разделяющий дворы Тихорецкого и нашего соседа. Вскоре мы оказались на дворе Ивана Трофимовича. Теперь необходимо было попасть на тропинку, ведущую к его дому, но сделать было это не просто: ее от нас разделяли картофельные грядки. Хикматов явно принимал решения на ходу.

Он ловко, точно ирбис, стал перепрыгивать через кусты картофеля, дабы не задеть их и не оставить следов. Несколькими ловкими движениями мой друг оказался на тропинке, ведущей прямо к входу в дом. Махнув рукой, Якуб дал мне понять, чтобы я проделал этот путь ровно так же. Надо признаться, со своей задачей я справился, считаю, просто замечательно, пусть даже не так ловко, как мой проворный нарушитель утреннего покоя. Не каждый же день мне приходится проникать на чужую частную собственность.

– Что мы ищем, Яш? – не скрывая интереса, спросил я, когда мы заходили в не слишком приветливый дом нашего пожилого соседа.

Но Хикматов, казалось, и не слышал моего вопроса. Лицо его резко сделалось тревожным, точно он что-то увидел вдалеке. Шел я позади моего спутника, поэтому не мог видеть того, что видел он. Но что-то подсказывало мне, что Якуб чем-то недоволен. Я сразу вспомнил – Хикматов говорил мне, что у него есть подозрения, что в доме кто-то есть.

Осторожно мы ступали по крутой, немного скрипучей лестнице, пытаясь шуметь как можно меньше. Вообще, на тот момент у меня, видимо, отшибло память, и я не очень понимал причину нашего столь тихого передвижения: в доме-то ведь все равно никого нет, раз Пиратов ушел по ягоды с нашим хозяином. Причину я узнал чуть позже, когда мы, успешно миновав коридор, открыли дверь и вошли на кухню.

Кто-то насвистывал какую-то мелодию в соседней комнате. Хикматов знаком показал мне, спрятаться под массивный стол, а сам он встал за дверь, что вела в ту комнату, откуда доносился свист. Я заметил, что Якуб всматривался в щель между дверью и стеной – это открывало ему прекрасный обзор на то, чем занимался опередивший нас посетитель.

Свист затих, послышались шаги, звук которых стремительно приближался. Сидя под столом, я увидел только босые мужские ноги, спешно выводившие своего хозяина из чужого для этих ног дома.

Шаги стихли, дверь захлопнулась, и Якуб покинул свое укрытие, что-то бубня себе под нос.

– Выходи, Денис! – не сменяя свой властный тон, сказал он мне. – Я думаю, Пиратова можно вычеркивать из списка подозреваемых. Это, в принципе, было очевидно сразу, но я хотел убедиться в этом. Это заняло бы у нас приличное время, но господин Ямпольский значительно облегчил нам задачу. Да, это замечательно!

– Значит, это был Ямпольский?

– Да. Это был владелец того самого магазинчика – господин Ямпольский. Ох уж этот хитрый лис! – мой друг прищурился, произнося эти слова. В этот момент он закусил нижнюю губу и стал нащупывать в карманах сигареты.

– Но как ты догадался, что в доме кто-то есть?

– По обуви, – спокойно ответил он, – и по приоткрытой двери. Логично же, что Пиратов бы закрыл дверь.

– Точно! Как же я сам не понял! Вся обувь Пиратова – сандалии. Пижонские сланцы у крыльца должны были меня насторожить, но я как-то и не обратил на это особого внимания.

– Но, вообще-то, я знал, что в доме кто-то есть еще до того момента, как взглянул на крыльцо, – улыбнулся мне он.

– Гхм… – я задумался, перебирая в памяти утренние события. – Но я ничего не могу вспомнить.

– И не вспомнишь! – Хикматов искренне рассмеялся и хлопнул в ладоши. – Я видел Ямпольского в окно, как он шел по дороге, озираясь по сторонам.

– Это нечестно, Яш! – я тоже рассмеялся. – А я тут начал придумывать невесть что. Но что ты увидел такого, что полностью сняло все подозрения с Пиратова?

– Во-первых, сам старик уже в достаточно почтенном возрасте, и он вряд ли бы смог хладнокровно расчленить тело несчастного Боброва: для этого нужна большая физическая сила, а ему уже около семидесяти, по-моему. Это первое, что поселило у меня в душе сомнение. Ну а во-вторых, Ямпольский вышел не с пустыми руками, между прочим. Понимаешь о чем я, Денис?

– Я, конечно же, не видел ничего, кроме его, так сказать, «могучих» ног. Что же он вынес?

– Наш «скромный» владелец магазинчика вынес из дома Пиратова топор мясника, что является прекрасным инструментом для того, чтобы пустить полицию по ложному следу. Я пока что не очень понимаю, с какой целью Ямпольский взял этот предмет, но, думаю, что скоро он окажется в руках наших правоохранителей, а сам еврей получит какое-то, одному ему только известное преимущество. Пока что я очень смутно понимаю это все, нужно ждать.

– А не значит ли, что Ямпольский, наоборот, помогает следствию? Ведь нельзя сбрасывать со счетов старичка. Быть может, этот еврей-лавочник видел, как Пиратов расчленяет тело Боброва этим самым топором. И теперь он, что вполне логично, взял его, дабы отнести в участок.

– Слушай, Ден, – сурово взглянул на меня Хикматов, – я, разумеется, не берусь утверждать, что Ямпольский – убийца или не убийца. Но, исходя из тех данных о нем, какими мы располагаем, можно сделать вывод о том, что безвозмездно и за просто так этот владелец магазина никому помогать не будет. Уж тем более следствию, с их не изуродованным разумом следователем. Будем смотреть, что теперь наш подозреваемый будет делать с этим топором.

– Тогда нужно подождать, Якуб. Все равно, я не понимаю, что нам делать с этим фактом. Кстати, нужно узнать, есть ли у наших подозреваемых на ночь убийства алиби. Мы ведь еще этим не занимались?

– Я пока что тоже не понимаю, что и как, дружище, – он ответил мне достаточно задумчиво. – А теперь нам нужно скорее вернуться домой: скоро старики вернутся с тихой охоты. Заодно и позавтракать нужно! А потом мы все это еще раз взвесим.

Сильно озадаченные, мы возвращались в наше временное пристанище. Солнце уже оказалось прямо над нами и начинало сильно припекать. Я понимал, что денек сегодня будет невыносимый, ведь ни кондиционеров, ни бассейнов в нашем распоряжении не было. Только пруд, в котором буквально недавно обнаружили труп. Купаться там для меня казалось своего рода кощунством.

Войдя на кухню и предварительно вымыв руки, Хикматов бросился к плите и начал хлопотать над нашим завтраком. Я же сел за стол, вытащил пепельницу и закурил свой золотой «Мальборо». К слову, Якуб не переносил этих сигарет по непонятным мне причинам. Только моя сигарета догорела, как «шеф» положил передо мной тарелку нежнейшего омлета с насыщенным молочным бульоном.

Трапеза наша проходила в полной тишине. Когда Хикматов принялся мыть посуду, в дом вошел Тихорецкий и поставил на стол целую корзину лесной земляники. Запах мгновенно захватил все пространство.

– А… Вы уже проснулись! Сейчас я почищу земляничку, и выпьем с вами вкуснейшего чаю, ребята! Вы завтракали уже?

– Да, Андрей Семенович! Кстати, на вашу долю я тоже омлет оставил, – вежливо сказал Якуб.

– О! Это отлично! Как раз проголодался в поле, – учтиво заметил Андрей Семенович.

Старик принялся за завтрак, заботливо приготовленный нашим сыщиком. Пока хозяин ел, мы принялись чистить ягоды, загодя заварив чай с лимоном.

– Знаете, что-то мы разговорились с Пиратом насчет убийства Боброва… – немного неуверенно начал наш арендодатель, помешивая ложечкой свой густой черный чай. Чувствовалось, что он в некоторой степени колеблется и не знает, рассказывать нам дальше что-то об этом или нет.

– Интересно, что же придумали наши престарелые Холмс и Ватсон в поле? – засмеявшись, Хикматов всем своим видом показывал свое равнодушие к этому делу. Но я прекрасно понимал и чувствовал, что это делалось целенаправленно, исключительно для отвода глаз.

– Хо-хо-хо, сынок… Ты бы поосторожней шутил с рецидивистом! – седые брови Тихорецкого и в целом его выражение лица говорили об искренней радости находиться за одним столом с нами, молодыми людьми, вернувшими его к жизни на закате дней. Тихорецкий понимал, что больше такого шанса судьба ему не предоставит.

– Нет, лично мне интересно послушать новые подробности этого туманного дела! – вступая в противостояние Якубу, я отлично создавал контраст с моим «шефом». Это называется приемом противопоставления, когда два собеседника занимают диаметрально противоположные позиции по какому-либо вопросу и стимулируют тем самым некое третье лицо присоединиться к одной из этих двух сторон. Разумеется, принятие одной из сторон чревато необходимостью обоснования своего выбора.

Само собой, мой фокус не мог не дать своего результата, и Тихорецкого, что называется, понесло.

– Мы долго думали, что за чертовщина произошла, – начал он. – Короче говоря, я вспомнил – в тот роковой вечер я заметил у окна, прямо у входа в Дом культуры, скомканный черный мусорный мешок, которого там никогда не было. Мы еще шутили, мол, откуда он взялся. Но как-то все сказали, мол, ничего не знаем и так все это и осталось. Естественно, если бы мы заранее знали о том, что случится через несколько часов, – в голосе слышалось сожаление. – Да уж. Знай мы о том, что будет, то обязательно докопались бы до правды, ребята. Это я вам точно говорю.

– То есть мешок, в котором, вероятнее всего, тащили тело Боброва, был заранее приготовлен в тот вечер? – Якуб нахмурился и устремил свой взгляд на рассказчика.

– Получается, что так… – начав сомневаться в своих словах, ответил ему Тихорецкий. – Мы с Пиратом задержались после сбора ягод, потому что решили сегодня же с утра зайти в наш Дом культуры, проверить на месте ли мешок. Так вот, ребята. Мешка на месте уже не было, – лицо Андрея Семеновича было точно у человека, рассказывающего какую-то байку. – Значит, тот черный мешок, в котором обнаружили тело Мишки, как раз из Дома культуры! Кто-то намеренно его туда положил и спланировал все, подкараулил бедолагу и разрубил.

– Ясно, – Хикматов теперь взял себя в руки и продолжал разговор довольно вальяжным тоном. – Наш следователь знает об этом? Ну о мешке, имею в виду.

– Нет, Яш. Пока что не знает, но мы с Пиратовым хотим сказать ему об этом.

– Поехали на скутере! Зачем везти Пирата, если вспомнил об этом ты, Андрей Семенович?

– Якуб, я ведь еще не закончил! – лицо хозяина резко изменилось и стало мрачным. – Моему соседу тоже вообще-то надо кое-что сообщить. Дело в том, что он видел Боброва с Инесской в ту ночь, в районе часа, когда картежники уже разошлись. Я же ушел самым первым оттуда, где-то в начале двенадцатого, сердце у меня тогда болело сильно.

– Это я помню, Семеныч, а Пиратов во сколько вернулся?

– Он сказал мне, что после моего ухода почти сразу же ушел и Тряпко, так как мы с ним играем в паре обычно. В тот вечер он хромал странно и был с клюкой, поэтому сказал, что ему надо бы домой пораньше. Потом Бобров и Инесска заступили играть заместо нас с Тряпичным, было это где-то в двенадцать ночи. Но играли они недолго, минут тридцать: училка собиралась уже домой, а ее компаньон вызвался проводить ее. Инесса еще смотрела на меня странно и все уговаривала Бобра домой уйти то и дело, начиная часов с девяти. Как только парочка ушла, Пиратов и сам, распрощавшись со всеми оставшимися, вышел из Дома культуры. Было это где-то без двадцати час. Получается, что остались там только Ямпольский и Шурик. Но в час ночи Бобров был еще жив, он стоял и ругался с Инессой. Они увидели силуэт Пиратова в окне его дома и сбавили тона. Сосед после этого погасил свет и лег спать. Больше он ничего не слышал. Вот каков расклад, касатики!

– Н-да уж… Интересно… – Хикматов закурил и протянул свою пачку хозяину дома, тот принял предложение и сам тоже присоединился к курительной процессии.

– Короче говоря, мы думаем, что Ямпольский с Шуриком как-то причастны к этому происшествию. О как! – торжественная улыбка не сходила с лица бывшего зека.

– Семеныч, а какую роль играет Пират во время партий? Ему же, очевидно, не хватает напарника!

– Да, ты прав, Ден! Пират уже давно завязал с картами, но равных ему рефери просто нет на свете. Он за три сопли чует подтасовку! К тому же, именно он и делит кон, тасует колоду и прочее. Короче говоря, его руки – самые неподкупные на Диком западе! – дед искренне рассмеялся и задумался о чем-то.

– А во сколько вы собрались в Доме культуры на игру в карты? – спросил у него я.

– Ой, дай бог памяти, – на мгновенье он задумался и смотрел на потолок. – Наверное, это было около восьми часов вечера. Да, где-то так, потому что магазин Ямпольского закрывается только в семь, иначе он бы физически не успел на игру.

Мы переглянулись с Якубом, и по его выражению лица я понял, что он доволен той информацией, что мы вытянули из нашего хозяина. Вдали послышались тяжелые шаги: кто-то поднимался по ступенькам нашего крыльца. То был наш сосед, Иван Трофимович Пиратов, его походка и взъерошенные волосы, точно у неврастеника, говорили о том, что случилось что-то неладное. И мы догадывались, что у него стряслось.

– Семеныч! Ты не видел мой топор мясника?

– Нет, Трофимыч, не видел, ей-богу! А че ж ты переживаешь? Найдется твой топор, присядь, чаю попей с ребятами. А потом мы вместе с тобой поищем его.

– Не хочу я чай! Ладно, пойду у других поспрашиваю, может, кто взял его, пока меня дома не было. Я прекрасно помню, что пользовался им с месяц назад. Потом я его убрал в железный шкаф для инструментов в большой комнате и больше не доставал. Я это прекрасно помню. Ты же знаешь, Семеныч, он, зараза, жутко дорогой, поэтому я не могу такие вещи хранить на улице. Кто бы знал, куда он подевался. Да черт его знает!

– Иван Трофимович! – Якуб знаком предложил нашему гостю сесть, а сам закурил. – Иван Трофимович! Я могу вам помочь. Дело в том, что я знаю, кто взял ваш топор мясника и когда это было сделано.

– Кто же, сынок? Скажи, бога ради, скажи!

– Я готов это сделать только после того, как вы объясните, почему вы так сильно переживайте за судьбу вашего топорика. Уж явно не из-за его стоимости, деньги для вас уже давно не имеют никакого значения, ведь я прав?

– Я хотел сегодня разделать мясо, купленное вчера, а другого такого топора у меня нет, поэто…

– Выметайтесь! – Хикматов прервал на полуслове Пирата, становясь хозяином диалога и ситуации в целом. Черные, как смоль, брови сделали его взгляд свирепым, готовым испепелить все на свете.

– Ладно-ладно, сынок… – суровый мужчина семидесяти лет, отсидевший суммарно больше двадцати лет своей жизни, теперь выглядел испуганным, точно ребенок, которого ругает мама. – Я объясню. Дело в том, что несколько дней тому назад я одалживал его Боброву. Когда он возвращал мне его, сказал, мол, он подточил его еще пуще, что даже лист бумажный резать можно ровнехонько.

– И? Я пока не вижу в этом ничего катастрофичного. – Хикматов был непреклонен.

– Да, но он захотел показать мне, мол, он не балабол. И провел пальцем по лезвию. Разумеется, он порезался. Крови почему-то было очень много, и она была на всем топорике. Я слегка протер топор и закинул его в шкаф, как-то особо не заморачиваясь, о чем сейчас очень жалею. С тех пор топор я не больше не трогал, а это значит, что на головке топора остались следы крови Боброва. Я боюсь, как бы чего ни вышло. Поймут же неправильно, а эти волки позорные даже разбираться не будут. Засадят еще на десять лет, или сколько мне там отведено Господом-богом нашим, – от резко нахлынувшей жалости к себе Пиратов махнул рукой и уныло опустил глаза в пол.

– Вот теперь я действительно понимаю, почему вы так хотите разыскать свой топорик, будь он не ладен, – довольный Хикматов откинулся на спинку своего стула и посмотрел на часы. – Кто видел то, как убитый возвращал вам ваш инструмент?

– Он приехал на машине с Ямпольским. Бобров же, как и этот еврей, живет в соседней деревне. Им по пути было.

– То есть Ямпольский видел, как Бобров порезался и забрызгал кровью ваш топор?

– Да, именно так.

– Отлично. Теперь все становится на свои места. Выгода теперь понятна – манипуляция, – больше для себя произнес Хикматов.

Тихорецкий с Пиратовым переглянулись, а затем посмотрели на меня. Я жестом показал, что необходимо подождать – Якуб сам все расскажет.

– Значит так, Иван Трофимович, – резко начал наш Пуаро. – Ямпольский взял сегодня ваш топор из дома, пока вы были заняты сбором ягод с нашим многоуважаемым Андреем Семеновичем. Я и Денис видели это собственными глазами. В этом нет никаких сомнений, Иван Трофимович. Вот таковы факты.

– Ах, сука какая! – теперь лицо семидесятилетнего деда выглядело устрашающим, точно морда разъяренного медведя. Глаза Пирата мгновенно налились кровью, а кулаки крепко сжались. Казалось, вся сила и мощь этого пожилого мужчины сосредоточилась в его руках и глазных яблоках. – Замочу, подонка помойного! Старый рыжий жид, мать его!

– Успокойтесь, Иван Трофимович! Не смейте лично лезть к Ямпольскому, только хуже сделаете. Дождитесь, когда ваш топор найдется, думаю, уже на днях следователь объявится с вашей потерянной вещичкой. Как только он придет к вам, пошлите за мной. Обещаю, все будет хорошо. А сейчас сделайте вид, будто ничего не знаете о пропаже. Я сделаю все, от меня зависящее, чтобы дело не дошло до визита следователя. А сейчас успокойтесь и отправляйтесь домой! – Хикматов пожал руку Пиратову и поспешил в свою комнату, оставив старика в смешанных чувствах.

– Послушайте его, ведь так действительно будет лучше. Мой вам совет! – сказал я, пожал ему руку и, точно послушная собачонка, побежал за Якубом в нашу комнату.

Уходя, я слышал, как Андрей Семенович принялся успокаивать своего старого приятеля и советовать прислушаться к словам Хикматова. Пират возмущался недолго и, судя по громким тяжелым шагам на крыльце, вскоре покинул наш дом.

Я был в ожидании плана моего компаньона. По-любому, он уже что-то придумал и теперь думает, как это реализовать.

Он сидел за своим любимым стулом и стучал кончиками пальцев по столу. Якуб методично что-то выстраивал в своей голове, продумывая наперед свои действия.

Так было всегда, признаться честно. Иногда мне казалось, что я ему и не нужен, ведь он и сам прекрасно со всем справляется. Тем не менее, в какие-то моменты он становился просто невыносимым и начинал требовать от меня каких-то уму непостижимых вещей.

Я понимал, что призраки прошлого не дают покоя моему дорогому другу. Дух прошлого дела заставлял его думать усерднее, решать быстрее, продумывать тщательнее, работать больше и рассказывать меньше. Не уверен, что за последние годы он когда-нибудь находился в таком состоянии, как сейчас. Дело начинало поглощать его, выжимая из него все соки и требуя на себя все больше и больше сил. Да, он постоянно отрицал, что это дело сейчас для него является, пожалуй, даже важнее нашего бизнеса, но я хорошо знал Хикматова уже много лет.

Мне думается, что, очевидно, если человек постоянно и упорно что-то отрицает, то он наоборот заставляет окружающих задуматься о том, что все обстоит с точностью, да наоборот. А отрицание заинтересованности делом о трупе в пруду стало лейтмотивом Хикматова в последние дни. Он только и твердит, что расследование на втором плане. На первом месте – бизнес. Я понимал, что это неправда.

Обдумывая свой ход действий, дабы не травмировать отчасти эгоистичную натуру моего «неповторимого» детектива всех времен и народов, я понимал, что ему нужно разложить всю имеющуюся информацию по полочкам. Сделать этого самостоятельно я не мог, так как не обладаю такими способностями. Зато я прекрасно умел слушать и содействовать Якубу в этом: он поделится своими соображениями в большей степени для себя, а не для меня, а я его, тем самым, немного разгружу. Так он систематизирует информацию. Ждать уже было совершенно бессмысленно, и я понимал, что надо переходить в наступление.

– Что ты думаешь обо всем этом, Якуб? – не выдержав, спросил я, внимательно наблюдая за реакцией моего друга.

5

– Что я могу думать? Все ясно как день. Или ты еще что-то не понимаешь? – грозно посмотрел он на меня, теребя мочку своего левого уха – привычный признак раздраженности Якуба.

– Ну, я понимаю, что подозреваемый номер один для следствия – наш сосед Пиратов. Разумеется, как только эти шакалы найдут топор с кровью Боброва, они захотят пришить это к делу, – медленно и аккуратно напомнил ему я наше последнее изменение в этом деле.

– Именно, – несколько отстраненно ответил он мне. – Я боюсь, что на этом следствие и закончится. Пиратова признают виновным, сфабрикуют дело и иже с этим всем. В нашей стране многие следователи не отличаются особой разборчивостью, к сожалению. Главный интерес – закрыть дело, получить очередные звездочки на погоны и не морочить себе понапрасну голову.

– И что мы теперь будем делать? Мы ведь не можем позволить Пирату загреметь в тюрьму. К тому же, ты пообещал ему. Я уверен, что Трофимыч невиновен.

– Стой, Денис. Если ты участвуешь в этом деле, то сразу забудь о своих эмоциях и чувствах! Любое дело требует трезвого разума, не опьяненного такого рода вещами. Интуиция и предчувствия порой являются хорошим подспорьем для раскрытия дела, ведь после них за дело непременно берется разум. А вот эти эмоции и чувства, мой друг, обычно отключают мозг, ты начинаешь все оценивать не мозгами, а сердцем. К сожалению, теперь я понял, что сердце детективу не помощник, – мой собеседник прикрыл глаза и тяжело вздохнул.

– Хорошо-хорошо, Якуб, я тебя понял, но что же нам все-таки делать? Ведь если мы будем бездействовать, то дело раскроется без нашего участия, а что самое страшное – еще и без ареста настоящего убийцы, – я попытался подстегнуть обостренное чувство справедливости моего друга этими словами.

– Тогда нужно все подытожить – все, чем мы сейчас располагаем. Ты прав, Денис, для следствия Пиратов – это поистине идеальный подозреваемый, отсидевший практически половину своей жизни, хранивший у себя возможное «орудие убийства». Также не стоит забывать и о выгоде Ямпольского. Этот еврей ничего не сделает, что называется, «за спасибо». Следовательно, владелец магазина имеет какую-то выгоду с пропажи топора. Ну, так что, Денис, к каким выводам мы приходим, принимая во внимание тот факт, что Ямпольский украл у Пиратова топор?

– Ямпольский – убийца, Якуб? – округляя свои глаза до неприличия, вскрикнул я.

– Не факт, Денис! Вообще не факт! Может быть, таким образом он прикрывает убийцу. О чем это говорит?

– Без понятия, комиссар Мегрэ, – улыбнувшись, сказал я.

– Да ну тебя! Совсем ты не готов думать сегодня, – Якуб постучал кончиками пальцев по дубовому столу. – Это говорит о том, что если уж Ямпольский и защищает убийцу, то явно не забесплатно. Значит, убийца – либо возлюбленная этого старого еврея, либо платит ему, ну или предлагает иные выгодные условия. Вот каков расклад!

– Н-да уж. Дай мне сигарету, Якуб. Спасибо! – я закурил и устремил свой пытливый взгляд на Хикматова. – То есть ты уверен, что Пират не причастен к убийству?

– Я этого не говорил. Кто знает, быть может Ямпольский и Трофимыч в сговоре и прекрасно разыгрывают сцену. Я не берусь ничего утверждать наверняка.

– Интересно девки пляшут, – так говорил еще мой дед, и вот теперь эта фраза перекочевала в мой лексикон.

– Таким образом, вычеркнуть из списка подозреваемых картежников мы можем только двоих.

– Двоих? – удивился я. – Кого же еще, кроме нашего хозяина?

– Ну, интуиция мне подсказывает, что Андрей Семенович явно тут ни при чем. А второй – Бобров. Самоубийство исключается, друг мой.

Я рассмеялся, а Хикматов закурил. Мы стояли у окна в нашей комнате и задумчиво глядели на поля. Итого осталось пять подозреваемых: Пиратов, Ямпольский, Инесса, Шурик и Тряпко. Лично я думал, что в деле мы абсолютно не продвинулись, но в то же время у меня, по непонятным мне причинам, была твердая уверенность в том, что у Хикматова на сей счет были другие мысли.

– Денис, что нам нужно сделать в первую очередь? – сыщик неожиданно повернулся ко мне. – Ну, исходя из того, о чем мы с тобой только что говорили.

– Пообщаться со следователем? Попытаться предупредить его о готовящейся диверсии? – несколько неуверенно ответил я. Честно говоря, я вообще не понимал, чего от меня хочет мой товарищ.

– Нет же! – прорычал Хикматов. – Нужно сделать так, чтобы Ямпольский понял, что топор бесполезен и не принесет ему никаких преимуществ. А вот как это сделать – вопрос… – он вновь окунулся в клубы сизого дыма.

Теперь мы курили в гробовой тишине, а потом Якуб сказал мне, чтобы я вплотную занялся маркетинговой стратегией и к вечеру отчитался в ее готовности на двадцать пять-тридцать процентов. Сам же «шеф» отправился в поле проверить ход строительства. По крайней мере, он мне так сказал.

К вечеру я закончил стратегию, как я думал, на четверть. Хикматова все не было и не было. С момента его ухода прошло уже больше пяти часов. Устав от одиночества, я вышел на крыльцо и покурил с Тихорецким, вернувшись затем в комнату и включив телевизор. Я не верил своим глазам: по «Первому каналу» выступал Якуб. Он давал интервью репортеру.

РЕПОРТЕР: Скажите, пожалуйста, вы как местный житель Акулово не боитесь выходить по ночам на улицу? Ведь это жуткое происшествие буквально всколыхнуло всю Россию. Теперь об этом поселке говорят во всех уголках нашей огромной страны. Признайтесь, вы боитесь?

ХИКМАТОВ: Вы знаете, я не боюсь. Дело в том, что говорить о серийном маньяке не приходится. Все в деревне очень спокойно. Жизнь возвращается в привычное русло. Просто вдохните этот воздух и забудьте обо всех проблемах. Тут очень чистый воздух, это хорошо сказывается на здоровье людей, живущих здесь, и на качестве овощей и фруктов, которые мы здесь выращиваем.

РЕПОРТЕР: Как известно, вы открыли здесь свое дело по производству сельскохозяйственной продукции. Не считаете ли вы, что шумиха вокруг этого убийства навредит репутации вашего бизнеса, Якуб Харисович?

ХИКМАТОВ: Репутации, может, и навредит, но спросу на наши товары точно нет. Думаю, все будет хорошо. В любом случае, все могут позвонить нам и заказать парочку ящиков отборнейших плодов и ягод. Во время заказа клиенты могут задать любые вопросы, получить на них ответы, в том числе и эксклюзивную информацию об убийстве. Разумеется, только достоверную. Мы рады пообщаться со всеми нашими потенциальными клиентами!

РЕПОРТЕР: В Акулово, насколько нам известно, живет очень мало людей. Поэтому, мы так думаем, что у местных уже есть определенные версии. Не поделитесь?

ХИКМАТОВ: Я думаю, вы не по адресу. Лучше спросите у каких-нибудь бабушек, они погружены в слухи и сплетни с головой. Они знают больше, чем все мы вместе взятые, уж поверьте. Но некоторые уже называют это происшествие делом о «Трупе в пруду».

РЕПОРТЕР: Можете показать нам пруд, где было обнаружено расчлененное тело мужчины?

ХИКМАТОВ: Да, конечно. Пруд как раз находится в непосредственной близости от нашего крестьянского хозяйства «ХАТ-Фарм», занимающегося выращиванием экологически чистых продуктов в строгом соответствии со стандартами, принятыми еще во времена Советского Союза. Пойдемте за мной.

Далее Якуб показывал этот пруд и рассказывал, при каких обстоятельствах была обнаружена эта чудовищная находка. Не забыл он упомянуть и нашу ферму, расхваливая ее всеми правдами и неправдами, давая четко понять, что мы рады обсуждать убийство со всеми, кому оно интересно – только оформите предзаказ на нашу продукцию.

Я ждал главного учредителя дома, с нетерпением и лютым негодованием: по какой, интересно, причине, Якуб не позвал меня туда, дабы тоже появиться в эфире «Первого», черт подери, канала. Чем я хуже него? Да ничем! Две руки, две ноги и доля в тридцать, сука, процентов. С этим нельзя не считаться, черт бы его побрал! Я тоже хотел бы выступить по ящику!

Мне послышались его шаги на лестнице, и я уже был готов взорваться. Я предвкушал свои обвинения ему. И предвкушение было еще более сладостным от того, что Тихорецкого не было дома – он был у Пирата. А значит, я не буду сдерживаться и стесняться свидетелей.

– Ну, здравствуй-здравствуй, суперзвезда-одиночка! – полным сарказма и злости голосом приветствовал я Хикматова.

– Не сердись, Ден! Я знаю, что поступил некрасиво, но это было самым логичным шагом, к тому же, нужно было реагировать моментально. Так что, без обид, – невозмутимо ответил он.

– В смысле? Почему это самым логичным? – я начал закипать. – Ну, нет уж! Ты ведь даже не предупредил меня, что будешь давать интервью. Я как соучредитель и человек, имеющий долю в уставном капитале в целых тридцать процентов, обязан знать о действиях моего компаньона, которые могут повлиять на положение нашей компании! Так не делается! У меня тридцать, сука, процентов! Понимаешь ты или нет?

– Понимаю, успокойся! Не городи херни! – Хикматов перешел на крик, а сами слова главного учредителя прозвучали чересчур угрожающе, и мне пришлось усмирить свой пыл.

– Хорошо… – понижая тон, продолжал я. – Тогда будь добр, дорогой мой компаньон, не поленись объяснить мне, каким это таким чудесным образом ты столь неожиданно оказался в эфире этого долбанного «Первого канала»? Постарайтесь придумать что-то внятное, многоуважаемый Якуб Харисович, – съехидничал я.

– Я, как и планировал, решил проверить ход строительства и побеседовать с главным бригадиром о сроках сдачи объекта. Так вот, во время беседы я заметил репортеров, которые снимали сюжет про жестоко убитого Боброва. Я подошел к ним и предложил сняться у них в сюжете. Репортерша с радостью согласилась, и вот так я неожиданно быстро оказался под прицелом камеры. Согласись, это четкий маркетинговый ход. Еще поспорь!

– Не спорю, продолжай!

– Мне надо было действовать быстро, ведь иначе репортеры быстро бы нашли другого человека. А этот ход позволит многократно увеличить клиентскую базу, ведь многие будут сильно увлечены этим убийством. Раз уж произошло в здешних краях такое убийство, то надо этим пользоваться, Денис. Ну, надо пользоваться, понимаешь?

В тот момент я в первый раз задумался о том, как далеко может зайти Хикматов, чтобы раскрутить свой бизнес. А способен ли он на убийство, способное вызвать мощнейший общественный резонанс, который так сыграет ему на руку?

От этих мыслей все тело мое покрылось мурашками. Я вдруг осознал всю сложность моей ситуации. Лицо мое нахмурилось, и по мне было видно, что у меня начался тяжелый мыслительный процесс. Глаза уставились в одну непонятную точку, дыхание замедлилось.

– Ден, ты что-то очень сильно о чем-то задумался. Пойдем лучше в поле, наш фермер перед нами отчитается, – спокойно туша сигарету об пепельницу, ровным голосом сказал Якуб. – А-то потом опять скажешь, что я тебя не предупредил, ведь у тебя есть целых тридцать процентов, – слегка подтрунивая надо мной, сказал он.

– В смысле фермер? О чем? – немного испуганно спросил я.

– Пойдем, пойдем! Все узнаешь, собирайся!

Мы шли к нашим владениям, и по пути Якуб рассказал мне, что строительство хозяйственных сооружений закончится через три-четыре дня, а наш дом на следующей неделе. Надо отдать должное – строители работали очень быстро.

Как выяснилось, Хикматов еще весной распорядился посадить здесь огурцы, помидоры и клубнику. Так же «шеф» поступил и с сахарной свеклой и пшеницей – все было посажено задолго до нашего согласия открыть фермерское хозяйство, то есть он засадил эти поля без законного на это права. Я не переставал удивляться холодному расчету Якуба и его непоколебимой уверенности в нашем положительном решении. В моей голове вдруг посеялись сомнения в законности действий нашего главного учредителя.

В общем-то говоря, в ходе нашей импровизированной ревизии засеянных полей, мы поняли, что ничего не помешает нам продать уже в конце июля или начале августа помидоры и огурцы, а уже через пару дней начать продавать прекраснейшую клубнику.

– Борис Аркадьевич! – весело крикнул Хикматов Ямпольскому и Шурику. – Чего это мы здесь делаем?

– Беседуем, Якуб Харисович, беседуем! – натянуто ответил еврей. – А вы здесь чем промышляете?

– Мы-то тут как раз по рабочим вопросам. Осматривали грядки и оценивали перспективы урожая, – Хикматов вел разговор несколько расслабленно.

– Борис Аркадьевич, тут у Пиратова топор пропал для разделки мяса. Вы не брали случайно? Может, ты брал, Шурик? – резко спросил я. Взглянув на Якуба, я понял, что тот страшно доволен моим вопросом.

– Что вы, Денис. Мне-то он ни к чему! У меня своих штук десять, – Ямпольский осекся.

– Я тоже этого-того не брал! – тупо улыбаясь, процедил сквозь зубы Шурик.

– Ну, это я так, к слову. Может, старик сам забыл, куда его подевал. Знаете же, как оно бывает. Трофимыч же не молодеет, – извиняющимся тоном сказал я.

– Да-да! Скорее всего, так оно и есть. Потерял его, а теперь похитителя ищет! – Ямпольский засмеялся, но чувствовалось, что смех его был натянутым.

– К тому же, хочу заметить, – начал Якуб, – у Пиратова был снят слепок с топора несколько месяцев назад. Следователь заинтересовался этой неожиданной пропажей и подумал, что Боброва расчленили именно этим топором. Слепок пришелся очень кстати, – Хикматов внимательно следил за реакцией наших собеседников.

– Да что вы говорите, – Ямпольский очень заинтересовался, по нему это было видно. – И что же наш следователь Мальцев?

Я быстро сообразил, что Хикматов начал этот разговор о топоре целенаправленно – проверить, вернет ли еврей инструмент обратно своему хозяину. Этот ход мне показался очень интересным.

– Была проведена экспертиза, и выяснилось, что расчленен убитый был не этим орудием, а чем-то другим, – мой друг закурил.

– Что ж, я думаю, топор Пиратова скоро найдется, да Шурик? – Ямпольский обратился к своему спутнику.

– Борис Аркадьевич, конечно, найдется! Иначе-то и быть не может, ведь топор евонный кому вообще нужен? У нас в деревне у всех и своих топоров хватает. Положил поди куда-нибудь и запамятовал, бес старый, – мужик улыбнулся и в улыбке показал свой рот, в котором явно не хватало почти десятка зубов.

Мы вернулись домой, было уже поздно. Стрелки старых настенных часов указывали на начало десятого. Мы сидели за столом и курили. Хикматов читал мою стратегию по маркетингу. Не произнося ни слова, он протянул мне какую-то папку, и я понял, что это следует мне прочитать. Я открыл ее и погрузился в чтение.

Я с неподдельным интересом читал эту не слишком толстую папку, любезно предоставленную мне моим другом. Здесь описывалось наше развитие и планы по продажам на это лето. Согласно прогнозам Хикматова, планируется вырастить около тринадцати тонн первоклассной клубники, несколько тонн помидоров и огурцов. Далее подробно описывались наши контрагенты, то есть те организации, которым мы должны будем поставить все эти десятки тонн сочных ягод и овощей. Ну и в конце прилагались достаточно подробные расчеты итоговой прибыли. Цифра, к слову, меня сильно поразила.

Хикматов очень подробно расписал все расчеты, в которые включил и расходы на сырье, строительство, пользование кредитом и прочее. Не преминул Якуб указать и транспортные расходы, а также налоговые платежи. Стоит отдать ему должное: всю финансово-экономическую часть нашей программы он рассчитывал самостоятельно, не доверяя ведение отчетности и составление планов бухгалтерам на аутсорсинге. Нельзя не упомянуть и итоговый финансовый результат – он просто не мог не удивлять меня. В общем, документ Якуба мне пришелся по душе.

Тем не менее, меня сильно волновала одна статья расходов – формирование некоего финансового резерва. На эту статью приходилась достаточно внушительная часть всех затрат. Притом в примечаниях было написано: «Неприкосновенный фонд наличных денег».

Мы дочитали предоставленные друг другу документы, а затем принялись живо обсуждать прочитанное. У Якуба было много вопросов к моей маркетинговой стратегии.

Закончив все обсуждения, мы заварили себе чай и еще раз закурили. Табачный дым вновь вернул в мою бренную голову размышления о зверском убийстве Боброва.

– Яш… – немного неуверенно начал я. – Как продвигается наше расследование? Что-то я совсем перепутался…

Глаза его медленно переключились с тлеющей сигареты на мое испуганное лицо. Его суровый взгляд, полный разных мыслей, ход которых был мне совсем не понятен, вызывал у меня истинный ужас. Холод пробежал по моей спине, сигарета неожиданно затухла.

– Прикури еще раз, – Хикматов протянул мне зажигалку и откинулся на спинку своего стула.

– Спасибо.

– Тебе интересно? – немного равнодушно спросил он.

– Конечно, о чем речь. Ха-ха! – чертов ком, подкравшийся к горлу, моментально превратился в этот довольно глупый и неуместный истерический смешок.

– Ну, сегодня я собираюсь выпить с Тряпко в одиннадцать. Об этом никто не знает. Так что, надеюсь, что-нибудь я все-таки разнюхаю. Как тебе такая идея, Денис?

– Очень логично. Даже более чем!

– Ну, вот и славненько! Пойду оденусь, мне еще на стройку заглянуть надо. А ты продолжай работать над своей стратегией, чтобы мы смогли получить ту прибыль, которую я заложил в свой прогноз. Мы ведь стремимся к этому? – Хикматов холодным жестом затушил свою сигарету об пепельницу.

– Конечно, стремимся. Я, пожалуй, сегодня не буду больше заниматься стратегией. Очень уж сильно болит у меня голова. Я лучше, наверное, посплю, товарищ главный учредитель, – я натянуто улыбнулся.

– Дело твое!

Я продолжал сидеть на своем месте, закурил и смотрел за тем, как Якуб переодевался.

Скинув с себя футболку, сыщик-любитель повернулся ко мне спиной и нырнул в шкаф. Его могучая спина с парой-тройкой шрамов напоминала спину матерого хищника. Найдя футболку и спортивные штаны, Хикматов повернулся ко мне лицом. Все его тело сильно загорело за то время, что он был здесь. Мощные грудные мышцы и контуры пресса говорили о хорошей физической форме.

«Да… Мое тощее тело даже не сможет дать отпор. Якуб – это просто чистое воплощение хищной силы!» – именно такие мысли крутились в моей голове сейчас. Хотя я и сам не до конца понимал, откуда они берутся. Мне становилось плохо.

– Якуб, а можно кое-что у тебя спросить? – робко начал я.

– Ну, попробуй, – он замер в ожидании моего вопроса.

– Зачем ты сегодня наплел Ямпольскому про эту экспертизу? Ведь ничего такого не проводилось, да и слепка никакого нет, это же чушь, ты понимаешь?

– Да, разумеется, – спокойно ответил он. – Этот ход позволит нам выяснить, какие цели преследует этот владелец магазинчика. Я не уверен, что он причастен к убийству, но нужно это точно установить. Для чего ему топор со следами крови Боброва? Правильно – чтобы шантажировать Пиратова. Если у Бориса Аркадьевича и вправду такая цель, то он вернет этот топор владельцу и подстроит это так, как будто Пиратов просто не смог вспомнить, куда клал его в последний раз. Ведь согласись, до еврея дошло, что как инструмент шантажа этот топор стал бесполезен.

Я молча кивнул и вернулся обратно к своим мыслям, их было в тот момент просто не унять.

Мой приятель переоделся в темно-синюю футболку и черные спортивные штаны. Накинув на себя легкую ветровку и пожелав мне доброй ночи, компаньон вышел из дома. На часах было без двадцати десять.

Я сидел в диком тупняке еще минут двадцать, пока в комнату не заглянул Тихорецкий.

– Денис! С тобой все в порядке?

– Да, Андрей Семенович! Что-то случилось?

– Нет-нет, просто хочу сказать, что я спать ложусь. Спокойной ночи, мой мальчик!

– Бывайте!

Я схватил телефон со стола и набрал Марку Торбову.

– Марк, не спишь?

– Нет, брат. Говори. Кстати, я оценил нашего Якуба в эфире «Первого». Красавец!

– Короче говоря, сегодня я прочитал прогноз Якуба…

Я во всех подробностях рассказал ему о планируемых показателях прибыли, а также рассказал о том, как продвигается наше скромное дело. Разумеется, я говорил только про бизнес, но все же меня занимали немного другие мысли.

– Марк, я либо схожу с ума, либо что-то еще.

– Что такое? Неужели ты недоволен нашей офигенной суперприбылью? – Торбов засмеялся.

– Нет, Марк. Я-то доволен. Очень доволен. Но…

– Но?! Какие могут быть «но»?

– Короче говоря, скажи мне. Тебе не кажется странным то, что, когда мы сидели в кальянной, он говорил об одних результатах, а теперь совсем о других?

– Ну, видимо, ситуация улучшилась, Денис. Меня раздражает этот пустой разговор. Просто детский лепет!

– Нет! Сам посуди! Он переезжает сюда. Через какое-то время происходит довольно коварное и жестокое убийство мужчины, судя по всему, хорошо спланированное. Следствие в тупике, а Хикматов начинает активно вести собственное расследование – Мальцев по любому будет ходить к нему советоваться после того, как наш Шерлок Холмс безошибочно указал на то место, где нужно искать тело. Шумиха с «расчлененкой» притягивает сюда кучи репортеров, наш фермер дает интервью всем, кому не лень, а заявки на поставки растут в геометрической прогрессии. Это как минимум странно, понимаешь меня? У меня тут что-то не сходится. Я не думаю, что это простое совпадение, если хочешь знать мое мнение.

– Ничего странного: он просто находит хорошее даже в самом ужасном. Я думаю, так он и выбрал нас в качестве компаньонов. Даже в таких ужасных парнях, как мы, нашел что-то хорошее, – Марк вновь от души рассмеялся.

– А затем происходит следующее: в новом прогнозе он формирует внушительный резервный фонд наличных денег, который вполне может пойти, например, на финансирование участия в этом деле Ямпольского. Или кто знает, может, так он будет платить следователю за крышу. Ведь, если так посмотреть, то у Якуба нет алиби на ночь убийства. Тихорецкий спал и не может подтвердить, что Яша был дома.

– Стой, – Торбов кашлянул в трубку и на несколько секунд замолчал. – Ты хочешь сказать, что считаешь Хикматова убийцей?

– Я не могу со стопроцентной уверенностью это отрицать. У него нет алиби, Марк!

– Полный бред, Денис. Кажется, ты там просто «передышал» свежим деревенским воздухом.

– А, по-твоему, почему Якуб был так уверен в успехе своего аграрного начинания, а? – я перебил своего собеседника и не дал ему закончить свою мысль.

– Он всегда уверен в том, что делает – такова его натура, черт тебя подери, Акшаров!

– Ну, хватит же, Торбов, раскрой глаза!

– Если ты боишься, что Якуб с тобой что-то сделает… Мы же… Мы с ним дружим с детства! И за это время он делал для нас только хорошее, не забывай! И деньги в долг давал, и из передряг разных вытаскивал, а ты его сейчас называешь убийцей. Ты бы еще к следователю сходил, ей-богу. Что за чушь ты несешь на ночь глядя?

– Я не знаю, что у него на уме, Марк. Я реально не могу быть с ним один на один! Когда ты приедешь?

– Дней через шесть. А вообще, хорош уже нести ересь. Не хочу я слушать эти байки из старого склепа! Ты вдумайся в тот бред, что ты несешь, вообще!

– Я жду тебя, Марк. Правда! Клянусь всем на свете! Я жду, когда ты приедешь, иначе я с ума сойду или в Москву вернусь.

– Еще чего! Помогай лучше нашему «убийце». Все, выброси эти мысли из своей головы. Спокойной ночи, брат.

– А мне-то что делать?

– Наточи осиновые колья, положи под подушку чеснок. Что еще-то посоветовать, не знаю. Не страдай херней!

Торбов бросил трубку, оставив меня наедине с моими неугомонными и жутко пугающими мыслями.

Я решил выйти на крыльцо покурить, потом запланировал подготовить себе место для сна и крепко заснуть. А пока я курил, мысли становились все мрачнее и мрачнее. Я уже начал представлять, как Хикматов расчленял этого несчастного мужика ради какой-то долбанной прибыли. Что же он наделал…

Тем не менее, на крыльце в подмосковный вечер курилось очень хорошо. Воздух успокаивал, а сильный ветер предвещал о ночном дожде. Сверчки в траве, лай собак – все это стало мило моему сердцу.

Вот Тамара Николаевна идет в развалку от подруги, вот Пиратов тоже вышел покурить на крыльцо. Мы с ним встретились взглядами, и я помахал ему рукой. Пиратов зашел домой, а я не хотел возвращаться. Ветер стал холоднее и сильнее, зашелестели кроны деревьев, а вдали послышался гром, начала сверкать молния.

В половину одиннадцатого уже никого нет на улице в Акулово: как-то не принято после десяти куда-то ходить (разумеется, если в этот день не объявлена игра в карты, дата которой всегда согласовывалась заранее, а после убийства игры и вовсе закончились по настоятельной рекомендации следствия). С освещением в деревне тоже были явные проблемы. Видно, это и отпугивает местных от прогулок в это, казалось бы, еще детское время.

Я знал, что в Акулово все ложатся спать довольно рано, а после половины одиннадцатого можно спокойно передвигаться по пустынной сельской улице и быть уверенным в том, что тебя никто не заметит.

– Приветствую! – крикнул я Тряпко, который шел быстрым шагом. Руки его были заняты – в обеих он нес по бутылке водки.

– Кгхэ! – Тряпко резко остановился и, наконец, увидел меня. Он выглядел ужасно растерянным. – Здорово, Денис! Если ты насчет той трехлитровой банки, которую я брал у Тихорецкого, то я верну ее завтра, – тусклый лунный свет плохо освещал лицо этого мужчины, но по нему было видно, что тот сильно испугался меня.

– Да нет, что ты, Вань. Тем более ты же взял ее только в обед сегодня. Еще рано возвращать.

– Да, просто мы сегодня уже виделись, а твое вот это вот «приветствую» звучало, как претензия какая-то! – Тряпко обиженно шмыгнул носом.

– Нет, просто хотел узнать, где это мы ходим в то время, когда все спят? – я прикурил и нахмурился, пытаясь научиться пугать одним только взглядом. У меня не получилось.

– Допрос? – Тряпко от души рассмеялся. – Я за водкой ходил, ко мне ведь в одиннадцать обещал прийти Яшка. Ты не хочешь присоединиться к нам, дружище?

– Нет, спасибо. Я лучше дом посторожу. Ну, скажешь! – я ухмыльнулся. – Побегу я! А то бессонница мучает в последнее время.

Я заметил, что Тряпко приближается ко мне. Легкий запах перегара от него намекал, что выпить парень и впрямь любит.

– Бессонница говоришь? – он опять шмыгнул носом.

– Ага, есть такое.

– На-ка, возьми эти таблетки. Феназепам, знаешь? Вырубит так, что из пушки выстрели рядом – не разбудишь! Выпей штуки полторы, а то и две, Денис. Я обычно по одной пью, но, видать, пора увеличивать дозу, только не увлекайся. А сегодня ты, парень, как убитый будешь! – он снова шмыгнул. – Ну, я это не имею в виду, что прям убитый. Спать хорошо будешь, вот что. А-то после Мишки тут вообще, видимо, верить друг другу все перестали. Куда же мир этот катится, а?

Я поблагодарил Тряпко за таблетки и сунул их к себе в карман. Мы постояли еще пару минут и обсудили человеческую натуру, которая никогда не может полностью доверять другим людям. Тряпко мне показался очень хорошим мужиком, стало даже жалко, что я с ними сегодня не выпью. В общем, я поблагодарил его за таблетки и пожал ему руку, пожелав приятного отдыха с Хикматовым.

– Добро, бывай, братан! – быстро и как-то дежурно проговорил он и полез в карман, видимо, за телефоном.

Тряпко быстрой уверенной походкой засеменил в сторону своего дома и вскоре исчез в темноте. Я провожал его взглядом до тех пор, пока не потерял его из виду. Какое-то время был заметен светящийся экран его смартфона.

«Все, спать, Денис! Столько всего обдумать за ночь надо. Господи, Яша-Яша…» – говоря это про себя, я вернулся в дом.

Я лег. Долго ворочался. Сначала под одеялом стало невыносимо жарко. Я раскрылся. Стало ужасно холодно, меня начало знобить. Я встал. Выпил полторы таблетки феназепама. Снова лег. Снова ворочался. Слышал на улице какие-то странные звуки шуршания. Подошел к окну. Всмотрелся в темноту. Ничего. Снова лег. Мое тело медленно становилось все более ватным.

За окном шумели сверчки, тусклый лунный свет еле освещал мою комнату. С улицы повеяло холодом. Вскоре послышалась барабанная дробь дождевых капель. Деревенские березы и тополя, коих в Акулово было несметное количество, умывались ночными осадками, капли стекали по их листьям вниз и звучно разбивались о домовые крыши.

«Этот злой взгляд Хикматова сегодня… Он точно понял, что я раскрыл его гнусный поступок… Наверное, мне суждено сегодня уснуть вечным сном…» – с такими мыслями я медленно погружался в сон. Тело ослабевало, сознание постепенно затмевалось, а звуки на улице становились все громче и громче, но мне до них не было уже никакого дела.

6

Я проснулся от чувства жжения в ноге. Прямо посреди ночи. На часах было три часа, на улице начинало светать. Забыв о жжении в ноге, я сразу же посмотрел на нетронутую постель Хикматова – до сих пор не вернулся. «Не стряслось ли беды?» – первое, о чем подумал я в тот момент. Мысли вновь начали свои перемещения по моей еще сонной голове, до конца не понимающей, где я и что я.

Сев на свой диван, я уставился на диван Якуба. Что со мной творилось – не понять, наверное, никому. Я спал наяву, а окружающий мир в этот момент мне казался фикцией – все плыло, предметы не задерживались надолго на своих местах, теряли свои четкие контуры. Мои глаза были точно накрыты пеленой. Все это было, как будто я оказался посреди бурана в заснеженном поле.

Наконец, до меня дошло, что сейчас нужно задуматься о Якубе, и в этот момент сердце мое заклокотало: я почувствовал что-то неладное и, надев на себя в спешке штаны, вышел на улицу, напрочь забыв накинуть что-то на себя. Что-то неизведанное тянуло меня на пустую ночную (или, скорее, утреннюю) деревенскую дорогу. Бесшумный ветер и немые качания деревьев в ночной тиши – вот, что по-настоящему оглушало меня.

Спустя пару мгновений я уже был у пыльной, адски, до боли отвратительной, черной дороги. Рассудок мой мутнел, сердце билось все чаще и чаще, дыхания начинало не хватать – мне срочно нужен был воздух. Я больше не мог дышать – наконец, я потерял равновесие и рухнул навзничь, раскинув свои побледневшие руки в разные стороны.

Еще какое-то мгновение я мог уловить этот бесшумный ветер, это далекое журчание ручья, еле слышимый шелест листьев придорожных деревьев. По моей спине пробежал леденящий душу холод, я четко это почувствовал, только не смог свести одно с другим и понять, что это.

Неожиданно мне стало очень легко, тело мое вдруг перестало казаться тяжелым, и теперь оно казалось каким-то воздушным. Мне думалось, что даже слабейший ветерок может унести меня на своих крыльях куда-то далеко от этой пыльной дороги.

И вдруг темнота. Я больше ничего не чувствую.

– Я, надеюсь, с ним ничего серьезного?

– Вообще-то, достаточно серьезно. Нам понадобилось определенное время, пока мы не установили истинные причины этого странного обморока пациента Акшарова.

– Доктор, вы можете не томить? Что с ним?

– Как я и ожидал, в крови был обнаружен высокотоксичный яд животного происхождения! Господин Акшаров, вероятно, пытался отравиться им.

– С чего вы взяли?

– Значит, кто-то другой покушался на его жизнь.

Затем последовала какая-то дико оглушающая пауза, сильно давшая, что называется, по мозгам.

– Доктор, могли бы мы оставить эту информацию между нами, без уведомления правоохранительных органов?

– Не понимаю вас, уважаемый.

– Все вы понимаете – я вас материально поддержу за ваше твердое решение не разглашать результаты внутреннего обследования и не передавать эту информацию в уполномоченные структуры.

– Понимаю, и что же я решил?

– По результатам обследования, вы решили, что обморок был вызван укусом пчелы, что вызвало анафилактическую реакцию.

– Анафилактический шок. Точно! Так я и думал, уважаемый! – врач подмигнул.

– Простите… какого… черта… здесь… происходит?… – я вдруг резко открыл глаза, и мой слабый голос малость удивил собеседников.

– Не будет ли пациент против нашей договоренности? – своими зелеными хитрыми глазками седовласый доктор пробегал по лицу Хикматова, ожидая его реакции.

– Я думаю, Денис не будет против. Ведь так, пациент?

– Наверное. Но сначала я хочу знать, что происходит, – голос мой по-прежнему был слабым.

– Доктор, – Якуб откашлялся. – Будьте так любезны, расскажите пациенту Акшарову, что с ним стряслось, – он похлопал доктора по плечу и принялся шагать взад-вперед по палате.

– Денис Александрович, вы сейчас меня хорошо слышите? Как ваше самочувствие?

– Вы знаете, доктор, голова очень болит и состояние какое-то сонное, – я чувствовал, что голос мой теперь немного окреп.

– Это нормально, Денис Александрович. Это нормально! Теперь перейдем к тому, что с вами произошло… – седой медик сделал паузу и посмотрел на Хикматова, видимо, не до конца понимая, все ли мне рассказывать, или нет.

– Николай Михайлович, ну же, смелее. Расскажите вашему пациенту все как есть. От него-то нам, какой резон что-то скрывать? – подбадривая, сказал ему мой друг.

– Смотрите, – врач переключил взгляд на меня. – По документам вы у нас пройдете с анафилактическим шоком. Мы запишем вас аллергиком. Укус пчелы вами переносится плохо, поэтому потребовалась госпитализация. С бумажками проблем никаких не будет. Alles gut?

– Natürlich, – перебирая в голове занятия по немецкому языку, уверенно ответил я.

– Отлично, – доктор улыбнулся, – когнитивные функции в норме. Так вот. На самом же деле в вашей крови обнаружен высокотоксичный яд животного происхождения, я предполагаю, что змеиный. Огромная доза могла бы запросто убить вас, не дай мы вам своевременно антидот. Помимо всего прочего, в вашей крови отмечено большое содержание анксиолитического средства – бромдигидрохлорфенилбензодиазепина…

– Стойте-стойте, доктор, – я сделал усилие над собой и приподнял голову, – можно, пожалуйста, без этих ваших сложных медицинских терминов. Я еще не до конца соображаю, как вы такое длинное слово смогли произнести без бумажки.

Доктор улыбнулся и посмотрел на маячащего туда-сюда Хикматова, которому явно было не до смеха.

– Иными словами, огромная порция транквилизатора полностью обездвижила вас и вам была введена мощная доза яда. Я так понимаю, феназепам?

– Да, так и есть, доктор, – с сожалением отметил я, в воздухе повисла немая пауза.

Наконец, Николай Михайлович не выдержал и сказал, что ему нужно идти по делам. Врач откланялся Хикматову и спешно удалился из палаты. Якуб смотрел на меня своими умными глазами.

– Что ты еще хочешь знать, Ден? – садясь на стул возле моей кушетки, спросил он.

– Все, Якуб! – голос мой стал еще увереннее. – Сколько я в отключке нахожусь? Что произошло? Объясни мне с самого начала, а то врачи только и умеют – дигидрохлоркарбид-бибид и все такое прочее.

– Все по порядку. В отключке ты пробыл всего несколько часов, время уже два часа дня. Сейчас ты лежишь в платной индивидуальной палате, в Серпуховской городской клинической больнице, никто тебя здесь не потревожит, не будет трогать. Я оплатил все расходы на поддержание в норме твоего организма. Никаких осложнений и последствий страшных вроде бы нет. Жить и ходить будешь. В целом, организм перенес этот удар достойно. Ты молодец, Акшаров!

– Я рад, конечно, Якуб. А что вообще, собственно говоря, произошло? – я попытался приподняться и опереться на локти.

– Начнем с того, что я возвращался домой в начале четвертого. Вижу тебя лежащим навзничь прямо у дороги. Я крикнул тебе – ты не отвечал, тогда я подошел и проверил твой пульс, а он меня ужасно напугал: он еле-еле прощупывался. Я разбудил Тихорецкого, и мы вызвали скорую. Врачи тебя здесь подлечили и вот только что, наконец-таки, сообщили мне истинную причину твоего недуга.

– Ммм… И что же произошло на самом деле? Я чувствовал жжение где-то в ноге, по-моему, в области левой икры, – все-таки мне по-прежнему нелегко давались длинные реплики.

– Яд. Высокотоксичный яд животного происхождения был обнаружен в твоей крови. Тебе ввели антидот. Между прочим, яд змеиный, – задумчиво произнес Хикматов.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Кто-то пытался отравить тебя, Ден! Господи, Акшаров, как ты дожил до двадцати четырех лет с такими, временами отключающимися, мозгами?! Кто-то ночью ввел тебе в левую ногу змеиный яд. Яд, кстати, принадлежит, по версии врача, гюрзе – змее, обитающей на Кавказе. Доктор сказал, что тебе его ввели где-то в объеме тридцати-сорока миллилитров ориентировочно в половину третьего ночи. Благодаря твоей полной иммобилизации, т. е. неподвижности (ведь ты же спал), действие яда сильно замедлилось. Ты проснулся от жжения в месте введения, начал задыхаться и инстинктивно вышел на улицу в надежде надышаться свежим воздухом. Тут все логично. Если бы я не подоспел вовремя, последствия могли стать куда более печальными.

– И как же я не почувствовал, что кто-то вводит мне в ногу яд? Как можно не почувствовать укол?

– Транквилизатор, Денис. Все дело в нем. Феназепам – очень сильная таблетка, строго рецептурная, кстати говоря. Ты и не проснулся бы, но твоя нога, если можно так выразиться, спасла тебе жизнь. В месте введения началось сильное жжение, плюс тебе стало не хватать воздуха. Организм направил сильнейший импульс в мозг и пробудил тебя ото сна. Все эти соображения наш драгоценный доктор описал в своем произвольном отчете. Это я попросил его составить, – указав на синюю папку, задумчиво произнес он. – Удивительно, сколько всего согласятся сделать люди, если дать им на лапу.

– Да уж, Яш. Меня чуть не убили, подумать только! Сколько я был в отключке, напомни, дружище?

– Говорю же – несколько часов! – Хикматов начинал закипать.

– Ты установил, кто это сделал?

– Нет, но, я уверен, что это сделал тот, кто убил Боброва. То есть узнай мы, кто пытался отравить тебя, дело можно было бы считать практически решенным.

– Единственное, чего я не понимаю – зачем пытались убить именно меня? Я ведь ни у кого ничего не расспрашивал, в отличие от тебя. Ну, я имею в виду, что я даже никакой разведывательной деятельности-то и не веду.

– Кто-то проник к нам в дом, Ден! Этот неизвестный тип знал, что меня нет дома.

– И что? Я же вижу, что ты что-то недоговариваешь.

– Помнишь наш список подозреваемых? Если нет, то я напомню: Ямпольский, Тряпко, Шурик, Пиратов и Инесса. Тряпко не мог ввести тебе яд гюрзы в половину третьего ночи: мы выпивали с ним в этот момент. За это я ручаюсь! Таким образом, остаются четверо под подозрением.

– Все те же пятеро, друг! – слабо возразил я.

– Поясни.

– Тряпко вполне может стать соучастником убийцы, следовательно, они могли вполне реально провернуть это дело: Тряпко предупреждает нашего загадочного убийцу о том, что тебя ночью не будет. Этот аноним решается проникнуть ночью в дом и грохнуть меня. Все просто. К тому же, феназепам мне дал именно он. Только я не совсем понимаю, зачем убивать именно меня.

– Нет-нет-нет. Вообще, грохнуть тебя просто так – нет никакого смысла. Значит, ты что-то видел, слышал, а может, вообще стал невольным свидетелем того, что может натолкнуть нас на мысли о личности убийцы, которого мы безуспешно пытаемся отыскать все эти дни.

– Не понимаю. Я же не видел ничего такого необычного, – я напряг свое серое вещество, пытаясь что-то вспомнить. Увы, тщетно: голова еще сильно гудела.

– Давай ты сейчас не будешь об этом думать: доктор сказал, тебе нужно отдыхать. Но благодаря своевременному вмешательству медицинских работников сроки твоего восстановления определены в два-три дня, вместо пяти-шести.

– Потрясающе! – хоть что-то радостное за сегодняшнее утро, не считая того, что я выжил.

– Так ты говоришь, что феназепам тебе дал Тряпко? – чувствовалось, что Якуб долго держал в голове этот вопрос. – А это вообще-то очень интересный момент.

– Да, все было именно так, – ответил я. – Однако же, я не думаю, что Тряпко преследовал какой-то злой умысел. Я ему пожаловался на бессонницу в последнее время.

Я принялся рассказывать ему во всех подробностях обстоятельства передачи мне таблеток.

– Откуда же у него, Денис, взялись эти таблетки? Неужели ты хочешь сказать, что он их носит с собой всегда? – Якуб полез в карман за сигаретой, но тут же остановился: вспомнил, что в палате курить нельзя.

– Хороший вопрос, но я думаю, он у кого-то их взял. Надо это выяснить. Сможешь?

– Да, разумеется. Итак, мне от тебя нужен будет подробный отчет о вчерашнем вечере: что ты видел, с кем общался и так далее. За время твоего лечения я выясню, откуда у Тряпко таблетки и есть ли на них рецепт у него. Думается мне, что это очень важный момент. Чересчур важный, я бы даже сказал!

– А как твои посиделки с ним? С этим Тряпко вы же выпивали вместе, да? Я отчетливо видел две бутылки водки у него в руках вчера вечером. «Деревенька», по-моему, я прав? – пытаясь что-то вспомнить, несколько вяло спросил я.

– Прав, две бутылки «Деревеньки» объемом в семьсот миллилитров. А по поводу посиделок, скажу так: пока ты безмятежно… – Якуб остановился, – …ну, почти безмятежно, спал дома, я был на настоящей разведке. Я сейчас в точности тебе перескажу наш разговор с Тряпко той ночью, если тебе интересно.

– Н-да, будь добр – расскажи…

Хикматов нахмурился, пытаясь вспомнить все детали, дабы ни одна не ускользнула. Губы его плотно сжались, взгляд устремился куда-то вбок. Казалось, Якуб что-то понял, одному ему известное.

– Я сейчас тебе все расскажу подробно. А ты поможешь мне разложить все по полочкам, – лицо моего товарища оставалось таким же задумчивым. – Короче говоря, я пришел к Тряпко в начале одиннадцатого. Эта злосчастная «Деревенька» долго еще будет мне мерещиться – до чего ж это противная водка. Не люблю я дешевую паленую водку, а в деревнях только она и в почете. Не суть важно! Мы разговорились и сели играть в карты. Так как я не силен в карточных играх, этот мастер на все руки предложил сыграть партию дурака. А дурак – это прям мое, так что я с удовольствием согласился. На кон поставили по пятьсот рубчиков каждый, играли до трех побед. Картишки разлетались, а разговоры становились душевнее.

– Н-да, играешь ты не плохо, Якуб Харисович! – азарт постепенно начинал овладевать этим выходцем из Украины.

– Пфф, конечно! Хотя, наверное, Ямпольский играет получше? Мне Пират сказал, что вы играете в паре, – тогда я намеренно сделал ошибку, дабы пустить пыль в глаза этому выпивохе и не дать понять, что я прекрасно знаю все, что происходит в карточном клубе.

– Ямпольский – сука, чертов еврей, будь он не ладен. Я с ним не играю в паре. Я с Андреем Семеновичем Тихорецким. А Борис Аркадьевич в карты играет ужасно, побеждает исключительно благодаря ловким ручонкам Шурика, который горы свернуть ради этого еврея может. Тем не менее, этот жмот потом сдирает три шкуры с бедняги по любому поводу.

– Не понял, – пришлось поднять, козырей у меня не было.

– Казалось бы, грохнули этого типа. Ну, Боброва имею ввиду, друг. Понимаешь меня? Четко! Так вот, этот хитрый плешивый лис захотел поиметь выгоду с этого.

– В каком это плане? Две восьмерки!

– Вместе с козырем? Поднимаю. Он готов продать любую информацию и сделать все за хорошую плату.

– А не думаешь ли ты, что Ямпольский вполне себе и сам мог грохнуть Боброва?

– Мог, конечно! Скажу честно, я не раз видел, как они ругались с убитым. У них отношения один на один были невыносимыми, всегда на ножах. Но покупать у него информацию не стоит, по любому темнит.

– Понял-понял! Есть десятка или туз?

– Отбой.

– А что с вами Инесса ходит постоянно?

– Да с Бобровым они были! Любовь-морковь, все дела. Инесска даже из школки уволилась, чтобы почаще с Бобровым видеться. Такая дура! Могла бы требовать от него большего.

– Гхм… Почему это? Бито.

– Да потому что! У Бобра хоть и жена есть, да вот только ей уже лет семьдесят, если не больше, а Инесска ему все про географию и про шары загоняла. Бобр ведь женился на бабе, которая старше его на целых двадцать лет, ну, детей, само собой, у них нет. Я, на самом-то деле, постоянно думаю обо всем этом. По сути, Инессе ничего не мешало убить Бобра. Сам посуди, Яшка, вспылила баба, тем более училка, не выдержала и грохнула его. Вполне себе версия.

– А у Боброва кто-то из родственников есть?

– Жена только осталась, тоже такая же одиночка-брошенка, не протянет долго. Детей нет. Братьев и сестер ни у кого из них нет, тетка Боброва родная и та померла лет шесть назад. У Бобра, точно знаю, брат двоюродный есть какой-то, – на лице Тряпко появилась ехидная ухмылка.

– Интересный ты, Тряпко! – я попытался вернуться к пропущенной теме. – Как же баба может разделать мужика? Причем топором, а не пилой или ножовкой.

– Во-первых, почему бы и нет. Сил там не вагон нужен, достаточно просто хорошенько замахнуться топором. Во-вторых, если ты и думаешь, что она очень хрупкая, то ей кто-то мог помочь. Тот же Ямпольский…

– Интересно. Никогда не думал в ментовку пойти работать?

– Боже упаси, на этих волков работать. У нас полдеревни отсидело, а вторая половина ждала их с отсидки.

– Слушай, а что насчет… Семь черви! А что козырь? Точно, буби! Что с Тихорецким? А-то я живу ведь у него, как-никак.

– Отличный дедочек, очень добрый. Он точно не трогал Боброва. Тихорецкий точно не виновен в его смерти. К тому же, с Тихим я играю в паре давным-давно, в его честности я уверен больше, чем в себе. Но я знаю точно, что этот поганый убийца – человечек из нашего клуба. Только картежник мог так все хитро закрутить. Ты только никому не говори, а то поползут тут, знаешь ли, всякие слухи, мол, Тряпичный опять тут слухи распустил.

– Неужели, Пиратов? – я понимал, что тихонечко выуживаю информацию из моего собутыльника по каждому подозреваемому, поочередно. Скорее всего, этот деревенщина считает меня тем еще наивным московским простачком.

– Пиратов вряд ли мог это сделать, хотя, конечно, отсидел. Но кто у нас не сидел? Солженицын сидел, Ленин сидел… Только наших сидней не ждало такое же светлое будущее. Наших мужиков ждало впереди только темное будущее, такого же цвета, как земля на колхозных полях. Всю жизнь отдали стране, которой уже нет… – мой собутыльник замолчал на несколько секунд. – Ну, нахрен! Давай выпьем!

Мы выпили по рюмочке. Вернее, он выпил, а я удачно вылил себе за плечо всю стопочку. Теперь я хотел как-нибудь аккуратненько спросить у него насчет него самого.

– Тряпичный! – обратился я к своему собеседнику, не боясь называть его так, потому что по-другому этого человека называли редко. – А что насчет тебя? К тебе ведь тоже рано или поздно придет этот вездесущий следователь.

– Знаю. Я уже разговаривал со следаком. Я сам пошел к нему, рассказать все, что знаю. Я же ушел из карточного клуба самым первым, ну, разумеется, после того, как ушел мой напарник, Тихорецкий. К тому же, черный мусорный мешок был уже заранее приготовлен в клубе. Я его заметил самым первым, ведь у меня нога болит так сильно, хромаю уже который день, без клюки вообще ходить не могу! – Тряпко показал на свою потрепанную массивную клюку. – Короче говоря, я зашел в клуб самым последним, а так как быстро ходить я не могу, то задержался взглядом на окне. Там и лежал этот черный мешок. Мною, как говорится, был поднят вопрос – типа, откуда это добро. Все выбежали на улицу, посмотрели и каждый начал эту песню, мол, откуда я знаю и все такое прочее. Но один из нас все-таки мало того, что знал, так еще и положил этот мешок туда заблаговременно. Видимо, убийца надеялся на то, что никто этого не заметит, но я нарушил его планы! – довольная ухмылка вновь пробежала по лицу моего собеседника. – Так вот, значит, кто-то тамошний, ну из нашего клуба картежников, убил Бобра. Я, конечно, для следака тоже не являюсь стопроцентно невиновным, потому что тоже мог расчленить мужика несчастного. Но мне в этом нет никакой выгоды. Я этого не делал. К тому же, до трех ночи или половины четвертого, а может и дольше, у меня в доме были газовики.

– Газовики?

– Да, газовики. Аварийная газовая служба. У меня, короче, газ убежал и фьють-фьють, думал уже, усну и не проснусь. Я срочно вызвал газовую службу, приехали они очень быстро и потом все подправили в моей старенькой котельной. Где-то в доме у меня даже протокол осмотра валяется с указанием времени проведения работ. Вот таков расклад. Так что у меня ни резона, ни возможности.

– Если бы криминалисты знали точное время убийства, то тебя можно было бы вычеркнуть из списка подозреваемых.

– Кстати, криминалисты ведь провели исследование, или как оно у них там называется – причиной смерти стал удар тупым предметом по затылку. Шмякнули знатно. Следак сказал, что время смерти – около двух ночи.

– Значит, у тебя алиби!

– Тьфу, на тебя, Яшка! Сука ты какая! – лицо его резко переменилось и стало грустным. – Наоборот, мне это не нравится. Все фильмы про убийства, которые я смотрел, заканчивались тем, что убийцей был человек, имевший стопроцентное алиби. Давай выпьем!

– Н-да… Но у тебя же реальное алиби.

– Пфф, конечно, братан!

Хикматов закончил свой рассказ и уставился на меня.

– Что скажешь, Денис?

– Чего я могу сказать? – я посмотрел на рассказчика с некоторым недоумением.

– Ну, не знаю. Я уже второй день чувствую в тебе что-то непонятное, что-то новое, – он устремил на меня свой пытливый взгляд, его зеленые глаза стали неприлично большими и ясными. – Я подозреваю, в чем причина такой разительной перемены. Так вот, может, развеешь мои сомнения или, наоборот, убедишь меня в них?

– Яш, мне тяжело это говорить, но ты прав. Я не могу молчать, меня начинает мучить совесть.

– Слушаю, – лицо моего посетителя стало предельно сконцентрированным, его густые брови практически сомкнулись, а глаза слегка прищурились в ожидании интересующей его информации.

– Якуб, мой дорогой Якуб, скажи мне, пожалуйста, одну вещь. А не причастен ли ты сам к убийству Боброва? – у меня в этот момент, точно камень с души упал. Сейчас я все узнаю, все пойму. Хикматов не будет отпираться, а если и будет, то я это уловлю.

Я ожидал, что Хикматов рассмеется и начнет весело все отрицать. Но этого не произошло: морщины на лбу моего друга разгладились, губы вытянулись, а глаза широко и резко раскрылись. Сыщик-любитель прокашлялся.

– Вот оно в чем дело, – немного грустно сказал он. – Денис, я очень ценю в тебе качество, которое я прививал тебе на протяжении всей нашей многолетней дружбы – не доверяй никому, кроме себя. А сейчас и вовсе можно подозревать всех вокруг. Давай потолкуем об этом с точки зрения «четырех колонн преступления»: способ, мотив, место и время. Согласен, силы у меня достаточно, чтобы расчленить уже мертвого мужчину. А вот со временем и местом выходят затруднения. Во время убийства я был дома, дверь не открывалась, так как Тихорецкий в первые дни запирал дверь изнутри на ключ, не давая тем самым мне выйти ночью без ведома хозяина. А теперь мотив – тут вообще ничего не вяжется. Я только приехал. Смерть какого-то дачника из соседнего села мне ничего не даст. От этой смерти мне ни тепло, ни холодно. Думаю спорить здесь бессмысленно?

– А как же своего рода реклама? – то был мой единственный способ придать его действиям мотив.

– Я согласен, рекламная кампания получилась отличной, – Якуб почесал свой лоб. – Но и без этого у меня на руках была действенная стратегия, которую мы реализуем в следующем году. Так что я кристально чист. Тут тебе придется верить мне. Ты прекрасно понимаешь, что убийства без мотива совершаются только душевнобольными людьми или же в результате воздействия разного рода психотропных веществ. Я ни под одну категорию не попадаю. Поэтому даже с логической точки зрения моя причастность невозможна. Это все, что ты хотел узнать?

– Да, Якуб, – в этот момент все сомнения покинули мою голову. Я понял, что не могу ошибаться. Хикматов абсолютно точно не причастен к этому. Его голос, его манера речи сейчас говорили об одном – мой приятель говорил чистую правду. Я разбираюсь в людях и чувствую фальшь. Здесь ее не было. – Извини меня, пожалуйста. Я не имел даже права и думать об этом. Подвергнуть сомнению тебя…

– Прекрати, – он покачал головой и не дал мне договорить. – Правильно, что ты все проверяешь и подвергаешь сомнению. Это хорошо, Денис.

– Спасибо тебе! Через сколько меня выпишут?

– Думаю, уже завтра утром, если в крови по результатам теста не обнаружат критического содержания опасных веществ. Доктор сказал, что нахождение в стационаре не будет являться необходимым условием твоего лечения. Достаточно будет поменьше двигаться, принимать таблетки и обрабатывать место введения яда на ноге, Ден! И еще: никакого больше феназепама, ты меня услышал? – Якуб улыбнулся мне, на душе сразу стало тепло. – Кстати, послезавтра вечером приезжает Марк, и мы, наконец, покинем дом Тихорецкого. Переезжаем в нашу достроенную резиденцию. Там, конечно, по мелочи работа еще останется, но терпимо. Нашему хозяину тоже хочется отдохнуть от нас.

– Отличная новость, Якуб! – улыбнулся я в ответ. – А что у тебя в пакете на подоконнике?

– Точно! Совсем забыл, – произнес «шеф» и в этот момент встал со стула, чтобы передать мне пакет. – Я же привез тебе клубнику, которую мне сегодня представил наш главный фермер. Сегодня утром был первый сбор. Как результат – две тонны отборных ягод. На-ка, попробуй, Акшаров! – он опустил руку на дно пакета, затем вынул ее и протянул мне пластмассовый контейнер с ягодами.

– Отличная новость! Продажи начинаются? – я ехидно улыбнулся и попробовал клубнику. На вкус, надо сказать, она была просто восхитительной. Ее ароматный запах моментально заполонил всю мою больничную палату.

– Да! Квест под названием «Продай клубники столько, сколько сможешь» начинается, товарищ партнер! Я наберу тебе еще сегодня вечером справиться о твоем самочувствии.

Хикматов пожал мне руку и потрепал мои волосы. Сильный и вкусный запах парфюма вперемешку с сигаретным – красота. Мне очень хотелось курить, но врачи пока что не разрешали.

Мой компаньон вышел из палаты, громко хлопнув дверью. Звуки его каблуков еще долго разносились по всему коридору. Господи, спасибо судьбе за Хикматова: не приди он в нужный момент, я бы уже помер на обочине, точно жалкий пес. Хотя не ввяжись я в его дело, меня бы здесь и не было. Но, признаться честно, я был рад тому, что со мной происходит: все, что приключилось со мной в течение этих нескольких дней, было во стократ интереснее пресловутой сборки мебели, пусть даже за хорошие деньги. Каждый должен заниматься своим любимым делом, сейчас я лишний раз в этом убедился.

Якуб ушел, а я вновь уснул, чувствуя, что меня клонит в сон. Я думаю, действие феназепама все еще имело место быть, поэтому я и не мог избавиться от этой излишней сонливости.

Стоит отметить, что мое душевное состояние улучшилось во много раз по сравнению со вчерашним или даже утренним, ведь нет ничего лучше того, что можно быть абсолютно уверенным в людях, которые тебя окружают. Особенно в это нелегкое, полное лжи и лицемерия время. В то время, когда человек человеку волк, все готовы продать мать родную за место под солнцем.

Но я убежден, что место под солнцем – не такая уж и необходимость, если рядом с вами под ним не будут ваши близкие. Многие люди идут напролом, по головам, ничем не гнушаясь, отказываясь от добродетели, человеколюбия и справедливости. Моя натура не позволяет этого делать. Однако я не сомневаюсь, что Якуб способен идти по головам и рушить человеческие судьбы, ломать устои и нарушать общепринятые нормы, но только в те моменты, когда дело касается справедливости. Он убежден – справедливость должна восторжествовать, и он этого непременно добьется. Любыми способами. Любыми средствами.

7

Полдень – поистине чудесное время. По-моему, самое важное время. Не случайно ведь выписка пациентов из больницы происходит именно в это время. Я, таким образом, тоже не стал исключением, и уже в пятнадцать минут первого меня наконец-то выписали из светлой палаты Серпуховской больницы.

Первым делом, покинув территорию медицинского учреждения, я закурил. Именно сигарет мне не хватало в это время. «Тетушке Алле лучше ничего не рассказывать про мои злоключения: опять у нее сердце прихватит…» – думал я, докуривая свою никотиновую палочку бренда «Парламент».

– Алло, тетушка! – я не мог скрыть того, как сильно я соскучился по единственному родному человеку.

– Дениска! Здравствуй, мой дорогой! Как ты? – голос тетушки заставил слезы подступить к моим глазам.

– Все отлично, теть! Ты как? Как ты там отдыхаешь? – голос мой немного дрогнул.

– Все нормально, сынок. Погода стоит просто чудесная, с тетей Клавой каждый день прогуливаемся вдоль лесной опушки. Передний огород благоухает, запах черемухи стоит на всю округу, а сирень какая замечательная в этом году, сынок. К тому же, рододендроны недавно просто великолепно расцвели, знаешь ли. На днях нужно будет грядки прополоть. Все поросло уже этими сорняками! Вчера вот начала прополку, да вот закончить не смогла: дождик пошел. Поясница-то, конечно, шалит немного, но куда нам деться, божьим рабам.

– Не бережешь ты себя, тетушка. Ну, ничего, думаю, уже в следующем году не придется тебе ничего сажать: я все обеспечу, хозяйство наше растет. В руках нашего Якуба все идет как по маслу.

– Дай бог! Не хочу сглазить, – тетя Алла сделала паузу, явно пытаясь перебороть себя. – Денис, я знаю, что ты мне ничего не рассказываешь и что у тебя для меня всегда все хорошо и так далее. Но, милый мой, я хочу знать – что за «расчлененка» у вас там? По новостям только и трубят: «Убийство в Подмосковье», «Труп под Серпуховом», «Труп в пруду» и все такое прочее. Что там у вас?

– Боже мой, и до вашей глуши доползли эти долбанные новости, – я осекся.

– Не забывай, я хоть и старше телевизора, но смотрю его. Конечно же, YouTube мне как-то поприятнее стал в последнее время, там хоть все объективно и без прикрас!

– Расчленили мужика с соседнего дачного поселка, мы с Яшей занялись собственным расследованием. Думаю, уже скоро разберемся со всем, – я ответил максимально сжато, дабы не вдаваться в подробности и освободить от лишних переживаний свою дорогую тетю.

– Опять вы начали эту песню. Вот дадут тебе по башке, бестолковый, и будешь знать! Когда ж ты повзрослеешь, Денис? Видать, окончательно меня в могилу свести захотел, сынок!

– Не нужно волноваться, пожалуйста! Никто о нас не знает. Мы действуем, что называется, инкогнито, – хотя мое отравление бы явно поспорило с этим, тем не менее, тете Алле я строго дозировал информацию.

– Ну, ты хоть скажи, это не серийный убийца? Убийства еще будут? Стоит мне за тебя переживать?

– Нет, тетушка. Якуб думает, что это убийство преднамеренное и с сильным мотивом. Как-то так! О серийном убийце речи пока не идет здесь, – ответил я ей уверенно, но сам в этот момент серьезно задумался.

– Ну, ты хоть пиши в WhatsApp, чтоб я знала, что ты жив.

– Хорошо, тетушка. Я и так пишу тебе каждый день, – я расплылся в улыбке.

– Знаю, просто не хочу, чтобы ты забывал обо мне, мой мальчик.

– Разве можно?

– И еще, мой золотой – неужели вы до сих пор не наигрались с Якубом? Пора бы уже бросить это ваше увлечение. Сосредоточьтесь лучше на своей работе и заработайте денег. Чем больше, тем лучше!

Старушка посмеялась и пожелала хорошего дня. Не могу представить жизнь без своей тетки: ее поддержка и безграничная любовь даже в самую трудную минуту помогали мне найти в себе силы двигаться дальше. Не представляю, как бы я жил без нее.

Хикматов предупредил, что не сможет встретить меня, поэтому я решил заказать такси – благо сделать это не сложно, так как телефон всегда под рукой. До обеда Якуб должен был провести три деловые встречи с нашими покупателями. Всем была нужна наша шикарная клубника, которую я доел только сегодня утром.

Таксист Александр должен был приехать через пять минут. Кстати говоря, довольно-таки редкое имя для таксиста в наше время. Но Серпухов – не Москва, поэтому здесь в основном работают только местные.

Я закурил вторую, оглядывая спрятанное за старым серым бетонным забором здание больницы, построенное еще в прошлом веке из красного кирпича. Старая архитектура всегда привлекала мое внимание. Советские решения в строительстве мне почему-то очень нравились. Сталинские высотки я, например, вообще считаю произведением искусства, которому и в подметки не годятся всякие «Москва-Сити» и другие стоэтажные небоскребы.

Тихая и искренне провинциальная улица Форсса, с этой бестолковой синеголовой остановкой, на которой я сидел, представляла собой необычное смешение контрастов. Вдоль дороги стояли невысокие деревья, поэтому находиться здесь было комфортно, точно в саду. Тем не менее, по обоим краям дороги стояли машины сотрудников Серпуховской Центральной районной больницы и родственников лежащих там пациентов, что явно не стыковалось с эффектом сада.

Я сел в такси. Вызывая эконом-класс, всегда рассчитываешь на какой-нибудь «Солярис», «Рио» или, того хуже, автомобиль отечественного производства. Каково же было мое удивление, когда приехала новенькая «Камри». Действительно, иногда везет, и приложение радостно рапортует, что мне нашли машину «классом выше». Притом, каждый раз приложение пишет что-то типа: «Не переживайте, стоимость поездки от этого не изменится». Чертовски приятные мелочи жизни.

Весь путь занял не больше пятнадцати минут. Я не переставал восхищаться красотой серпуховских полей. Все, абсолютно все, утопало то в светлой, то в темной зелени лесов. Хотелось просто остановиться в любом месте и смотреть, смотреть, смотреть.

Я влюбился в Серпухов за эти несколько дней всем сердцем. Ни разу не познав в жизни истинной любви, я полюбил это местечко настолько сильно, насколько вообще был способен любить. Эти провинциальные улицы, доброжелательные и отзывчивые люди, даже выходящие по ночам «на охоту» стайки гопников – все радовало, все возвращало меня в дорогое моему сердцу прошлое, в дни моего юношества.

Тихорецкий, как обычно курил на крылечке. Завидев подъехавшее такси, старик тотчас по-молодецки вскочил на ноги и быстрым шагом поспешил ко мне.

– Денис! Здравствуй, мой мальчик! – в этот момент Андрей Семенович стал чистым воплощением доброжелательности.

– Да-да… Добрый день, командор! – я пожал его руку. – Спасибо, Александр! Оплата по карте прошла? До свидания! – попрощавшись с таксистом, я вновь повернулся к деду. – Как дела тут у вас?

– Все нормально, – пожал плечами хозяин. – Я, честно говоря, и не ожидал, что тебя так быстро выпишут. Наступило какое-то неожиданное улучшение, как любят говорить врачи?

– По-моему, вполне себе ожидаемое, – я растерялся от этого вопроса. – А разве Якуб вам ничего не сказал?

– Он сказал, что у тебя сильное отравление. Это все, что я смог выудить из него. Надо отдать ему должное: он настолько немногословен, что невольно начинаешь понимать, каким образом этот малый добивается успеха в бизнесе. Чем ты отравился-то? Я что-то перебирал в памяти последние дни, но я ничего такого и не готовил вам, вроде все продукты были свежими. Уж я-то в свежести продуктов разбираюсь.

– Да, я отравился. Да вот только не без помощи постороннего человека, – в этот момент я щелкнул пальцами. – Если вы, конечно, понимаете, к чему я клоню, Андрей Семенович.

– Так-так! Пойдем – напою тебя чаем со зверобоем. Я сделал клубничное варенье. Наверное, в больничке такого не было и в помине?

– Это точно… – протянул мечтательно я и засмеялся.

Мы вошли в дом, Тихорецкий помог мне разложить мои вещи, начал хлопотать по кухне. Вскоре чай был разлит по чашкам, варенье лежало в мисочке на столе, а ароматный запах зверобоя потихоньку захватывал все больше и больше пространства.

– Так что ты говоришь? – отхлебывая чай, начал Тихорецкий. – Тебя отравили, Денис?

– Так точно.

– Интересно, чем же? Есть какая-то информация от врачей? Мышьяк или белена, или что там еще может быть?

– Яд гюрзы, – коротко ответил я.

– Гюрза в наших краях не водится, насколько я знаю, – старик задумался. – Или ты хочешь сказать, что змея заползла к нам в дом посреди ночи? Или кто-то нам ее подкинул в дом?

– В том-то и дело, что нет. Мне ввели ее яд внутривенно уколом в ногу. Меня спасло только то, что я не двигался, так как спал. Ночью кто-то ввел мне эту заразу.

– Логично – любой человек, знавший, что Якуб у Тряпко мог воспользоваться незапертой дверью. Вы как стали жить у меня и бродить ночами – то покурить, то погулять, я ее перестал запирать изнутри. Просто не понятно, где можно так просто взять и достать яд этой змеюки. Ну, думаю, мы скоро узнаем все это, сынок.

– Андрей Семенович, хочу вам кое в чем признаться… – неуверенно начал я. – Я до вчерашнего дня подозревал, что Якуб и есть убийца Боброва. Не смейтесь!

Я вкратце объяснил ему причины возникновения такого рода мыслей, на что старик понимающе кивал. Удивительной проницательности человек наш Тихорецкий!

– …и вчера я напрямую спросил у него об этом. Каким бы хитрым человеком ни был Хикматов, его ложь я чувствовал всегда, в любом возрасте. Я готов поспорить, что ни один человек так не чует его фальшь, как я. Уж поверьте мне.

– Понимаю, сынок, вы ведь давно уже с ним дружбу водите. Вы прошли огни и воды, как говорится.

– Дело не в этом. После вчерашнего разговора, все мои сомнения развеялись. Теперь я лично должен установить, кто мне враг, а кто мне друг. Поэтому и у вас я спрошу напрямую. Не вы ли разом ввели мне яд той ночью?

– Я?! – вопрос явно ошарашил старика. – Никогда, Денис! Я больше по кошелькам специалист, мой мальчик. Мои руки не в крови. Я готов на все, дабы доказать вам свою верность! Зачем же мне тебя трогать?

– Отлично, Андрей Семенович, охотно вам верю! Я буду иметь это в виду, но не смейте ничего утаивать от нас с Якубом с сегодняшнего дня. Вся информация, которой вы располагаете, должна быть немедленно рассекречена. Отныне мы действуем вчетвером!

– Вчетвером?

– Я, вы, Якуб и Марк, который присоединится к нам завтра. Мы должны довести это злосчастное дело до конца!

– Раз пошла такая пьянка, Денис, я хочу сообщить кое-что…

– Самое время, командор, – я одобрительно кивнул.

– Вчера я помогал Пирату, мы убирались у него во дворе. Так вот, во время нашей уборки был обнаружен пропавший топор мясника с едва заметными красными пятнами – следами крови.

– В каком месте? – от неожиданности я быстро поставил чашку с чаем на место, хотя та уже была возле губ.

– В его старом дровнике.

– Якуб знает?

– Нет, пока что: мы с Пиратом думали, что нам теперь делать. Ведь мое внимание привлекла одна деталь – головка топора держалась неплотно. Трофимыч всегда намертво крепит ее к топорищу. Он сразу понял, что эту фигню снимали. Только с какой целью, не совсем понятно, – отведя взгляд в сторону, медленно сказал он.

– Понял. Когда вернется Якуб, надо будет обязательно сказать ему об этом. Интересная информация… Очень даже интересная… – я полез в карман за пачкой.

– Да, я тоже об этом думал. Но я хочу сказать, что считаю Пирата невиновным в смерти Бобра!

– Почему?

– Зековская чуйка, если угодно, – дед улыбнулся.

– Так, отлично. Придет Якуб, мы все обмозгуем. Теперь меня интересует еще один момент, Семеныч!

– Давай, расставим, так сказать, все точки над «и», – кивнул мне Тихорецкий.

– Никто не слышал, как к нам в дом пробрались ночью. Но сейчас меня интересует не то, каким образом это было проделано, а кто именно пошел на такую наглость. Хикматов говорит, что злоумышленник явно понял, что я что-то увидел, услышал или что-то в этом духе. Значит, это было в тот же день, когда на меня было совершено покушение. Так вот, Андрей Семенович, надо вспомнить, с кем я общался в тот день! Якуб просил от меня подробный отчет того вечера.

– Ну, давай по порядку. Это было четвертого июля…

– Да, с утра мы с Хикматовым пошли в дом к Пиратову, так как туда направлялся Ямпольский, который вышел оттуда уже с топором, но он нас не видел, по крайней мере, мы так считаем. Потом Пиратов зашел к нам, мы с ним поговорили, а потом я до самого вечера был занят маркетинговой стратегией. Якуб вернулся после интервью, мы поговорили, затем сходили с ним на ферму оценить работу на полях. Там мы встретили этого еврея и его шестерку Шурика, поговорили с ними, а потом вернулись домой. Хикматов пошел к Тряпко, а я лег.

– Ну, из того, что ты сказал, нет ничего такого, за что тебя можно было бы грохнуть, – старик задумался. – Ни черта не понимаю!

– Я тоже. Но мы сказали Ямпольскому при встрече, что у Пирата пропал топор. Неужели, этот старый лис решил за это меня прикончить? Ведь он не мог знать, что мы его видели.

– Или же мог, – задрав палец кверху, произнес командор, – и тогда все объясняется очень даже просто.

– И вправду.

Повисла продолжительная пауза. Чай мы допивали в полной тишине. Молчание нарушил Тихорецкий.

– Яд гюрзы используется в медицинских целях. У меня есть мазь с ним. Вот, где я про него слышал! – сказав это, дед начал лихорадочно открывать все ящики на кухне, пока не извлек из одного из них белую тубу, на которой красовалась надпись «Бальзам разогревающий ЯД ГЮРЗЫ. Venenum vipirae[4]».

– Интересно, – я покрутил тюбик в руках и вернул его хозяину. – Будем иметь в виду.

– Но это не какое-то очень уж редкое средство или типа того. Оно есть во многих аптеках. Мне его заказывала Тамара Николаевна. Ей внук в «Озоне» что-ль заказывал или что-то в этом духе. Не помню точного названия, но что-то типа того, – Семеныч поспешил убрать свое чудо-средство обратно в ящик.

– Хорошо. Думаю, Якубу это понравится. Кстати о медицине. У кого можно попросить обработать место укола мазью?

– Вообще, у нас с такими вопросами к Инесске ходят. Хотя образования у нее медицинского никакого нету.

– Да я думаю, ни у кого здесь его нет, – улыбнувшись, сказал я.

– А вот как бы не так, касатик! Ни за что в жизни не поверишь, но Шурик отучился в медицинском училище.

– Шурик? Этот выпивоха? Он же кроме спирта из медицины ничего и не знает! – от изумления глаза мои стали похожи на два спелых абрикоса.

– Да-да. Ни за что не скажешь! А он отучился на медика и даже работал год-два в нашей городской больнице. Потом, правда, пристрастился к алкоголю и ушел из мира медицины.

– А может и не совсем ушел, Андрей Семенович, – загадочным голосом возразил я. – Шурик, работавший когда-то в главной больнице города, наверняка мог бы достать яд гюрзы, – я принял задумчивый вид и закурил.

– Слушай, а ведь, правда! Интересно получатся! Шурик же и убить, наверное, может за Ямпольского. К тому же, все последние дни они постоянно вдвоем ходят, а сам Шурик ночует невесть где. Дома у него уже давненько свет по ночам не горит. Поди, ночует у алкаша какого-нибудь, ну, или у Ямпольского. Этого я уж не знаю.

– Вот и паззл начинает складываться, – я даже заулыбался от этой стройной версии. – А че это Шурик, как собачонка, за нашим еврейчиком бегает?

– Тут все знают это. Ямпольский как-то вытащил Шурика из запоя, дал работу – у себя в магазине товар разгружать, платит ему хорошо, так еще и в паре в карты играет с ним. Шурик, правда, все равно нет-нет, да в запой уходит. Но пьет он уже не до состояния полусмерти. Пареньку всего двадцать восемь, а Борису Аркадьевичу – за пятьдесят. И, надо признаться, я не раз слышал, как Шурик называл его «батей». Ямпольский Шурику и операции оплачивал, и с долгами его разбирался. Короче, чуть ли не как за сыном ухаживает он за ним.

– Значит, Шурик вполне мог бы стать исполнителем плана Ямпольского?

– Безусловно, Денис!

– Но зачем Ямпольскому могла понадобиться смерть Боброва?

– Ух сынок, этого я уж не знаю. Мне кажется, здесь вопрос в деньгах, так как другие вопросы волнуют Бориса Аркадьевича редко.

– Ладно, надо дождаться Якуба и вместе с ним уже все еще раз обсудить. Надеюсь, он принесет хорошие вести.

– По поводу?

– По поводу клубники, конечно же. Очень хочу, чтобы ее быстрее раскупили: портится ведь. А вечером надо будет сходить к Инессе Павловне обработать место укола.

– Здравая мысль! Может, пойдешь да приляжешь?

– Да, наверное. Сейчас только поработаю над стратегией немного, потом посплю. Только ответьте мне сначала, почему вы не услышали, как кто-то вошел к нам в дом той ночью? Со мной все понятно – я принял снотворное, но как же вы?

– Меня опять начали мучать мои колени, обезболивающие уже не помогают, и я тоже принял снотворное, – негромким голосом ответил он, в его словах чувствовались нотки сожаления.

– Так-так, а вы какое снотворное принимаете, Андрей Семенович? – насупился я.

– Как какое? Феназепам, конечно!

– Да что вы говорите, Андрей Семенович! А рецептик у вас на них имеется?

– Да ну что ты, нет, конечно. Я у Инессы покупаю по пачке, когда надо. У нее этого феназепама валом!

Я поблагодарил Тихорецкого за обед и ушел в свою комнату, поработать за компьютером. Поработав над маркетинговым долгосрочным планом где-то час и закончив его ровно на половину, я заснул. Заснул так крепко, что проснулся я только в половину седьмого. Сильный запах сигарет разбудил меня – это за столом читал мою стратегию Якуб.

– Привет, шеф! – спросонья сказал я.

– Ден! Как ты? – Хикматов не оборачивался и продолжал сидеть за столом.

– Как тебе моя стратегия?

– По-моему, очень даже ничего. Я как раз на последней странице.

– Ну, отлично. У меня есть для тебя информация, Яш…

– Надо же! Информация? Старый добрый Акшаров вернулся?! – повернувшись, рассмеялся Хикматов. – Мне в одиночку это дело не раскрыть, а с твоей помощью – в два счета.

Я во всех подробностях изложил ему то, что мне рассказал Тихорецкий за обедом.

– Интересно получается, Денис… – медленно проговорил Якуб. – Я тебя понял. Рисунок проясняется.

– А как тебе моя теория, а? Ямпольский подначивает Шурика убить Боброва, а затем совершить покушение на меня.

– Бред! Твоя теория пока что не стоит и выеденного яйца, потому что любое преступление, я тебе уже об этом не раз говорил, зиждется на четырех могучих колоннах: мотив, время, способ и место. Ни одно раскрытие дела невозможно, если хотя бы один элемент не «встанет на место». Сейчас я могу сказать, что абсолютно точно в твоей теории я не вижу мотива, притом даже намека на него. Хотя, надо сказать, у Ямпольского нет алиби, а способ убийства вполне подходит ему… Нет! – выкрикнул шеф, резко поднявшись со стула. – Не может же быть убийства без мотива.

– Это пока что, Якуб. Думаю, нам нужно раскусить Шурика, то есть побеседовать с ним.

– Не лучшая затея: говорить он не будет. Доверь это дело мне – я все решу.

– Как скажешь. А что насчет топора? Как он очутился во дворе Пирата? Не совсем понимаю, если честно.

– По-моему, здесь все предельно ясно, – Хикматов прикурил сигарету и вкусно затянулся. – И, таким образом, вырисовывается два варианта событий. Каких же?

– Ну, Якуб, отжигаешь ты тут, – я задумался. – Вообще, мне кажется, что Пират вернул топор себе, поговорив с Ямпольским, и спрятал его во дворе. А нашего Семеныча позвал к себе в качестве свидетеля его «неподдельного» восторга и удивления.

– Какие тогда можно сделать выводы?

– Боюсь, не самые приятные. Кто знает, может, Пиратов выкупил у еврея свой же топор, невесть на каких условиях. Я вынужден отказаться от своих слов: Пиратов становится основным подозреваемым.

– Эта версия имеет право на жизнь, но вразрез с ней идет одна деталь, полностью исключающая на данный момент причастность Пиратова – шатающаяся головка… – Хикматов расхохотался.

– Опять твой английский юмор, – улыбнулся я в ответ.

– Да, но сейчас не об этом. Шатающаяся головка говорит о чем?

– Без понятия.

– Говорит она о том, что головка была отсоединена от топорища! – торжественно сказал Хикматов.

– Не понимаю, с чего ты взял?

– Вряд ли Ямпольский тайком пробирался в дом с целью взять топор и рубить им мясо. Наверняка, он мог бы просто прийти к Трофимычу и попросить, но нет – еврей проникает в чужой дом и похищает этот интересный инструмент.

– Хорошо, но зачем тогда Ямпольскому понадобилось снимать головку с топорища? И как это снимает все подозрения с нашего соседа?

– А вот это уже хороший вопрос. Мне кажется, владелец магазина понял, что этот топор – не орудие убийства, исходя из моего ложного заявления о слепке топора. Фактура рисунка на лезвии и отрубленных конечностях же должна совпадать. Ямпольский понял, что топор с кровью Боброва так просто к делу не пришить, и вернул Пиратову, подкинув топор в дровник, – активно жестикулируя рукой, сказал Хикматов.

Мы замолчали и стали курить в полной тишине. И я, и Якуб тщательно обдумывали детали дела.

– Я не знаю, как именно и все такое прочее, – посмотрел вдруг на меня мой приятель, – но Ямпольский поспешил избавиться от ненужного предмета, который не оправдал возложенные на него финансовые ожидания. Значит, Пиратов не убивал Боброва, по крайней мере, этим топором. Но в твоей версии тоже что-то есть.

– Н-да, все теперь окончательно, как в тумане! – я расстроился.

– А мне кажется наоборот – дело начинает проясняться, – знакомая мне до жути самодовольная ухмылка Хикматова не могла меня не обнадежить. – Только вопрос остается в отравлении – кто знал, что ты примешь феназепам? Только Тряпко, который тебе его и дал. Получается, он тоже может быть причастен к этому. Но самостоятельно он не мог ввести тебе яд: мы с ним пили в это время. Значит, он мог кому-то сообщить эту информацию. Кому? Кому-то заинтересованному. Шурику, Ямпольскому или вообще Пиратову, хотя с введением яда могла бы справиться и женщина, поэтому Инессу вычеркивать не будем из этого списка.

– Да уж, дело начинает приобретать опасный характер. Да, Якуб? – улыбнулся я.

– А теперь, Денис, пойдем к Инессе Павловне: мы с ней еще не беседовали по поводу убийства… Ой, ну то есть нам надо обработать твою ногу, конечно же. Но знай, что все твои болячки – не основная цель нашего визита, а всего лишь грамотное и удачное прикрытие.

– Ну, ты и сволочь, Хикматов! – я хлопнул его по плечу и громко засмеялся.

– Как там говорят, с кем поведешься, от того и наберешься, так ведь?

– Что ж ты за человек, – засовывая пачку сигарет к себе в карман, ответил я ему.

– И еще, Денис, – Якуб взял меня за локоть. – Я уже тебе говорил, но напомню еще раз. Будь любезен, составь подробный отчет обо всем, что ты видел и слышал в тот вечер, когда тебя отравили. Распиши все в мельчайших подробностях. Что ты говорил, с кем ты говорил, кто с тобой говорил и все такое прочее. Мне нужна информация, чтобы установить личность того, кто покушался на твою жизнь. Сделаешь это?

– Так точно, – отрапортовал я и улыбнулся. – Я все помню, о чем ты говорил мне в палате.

Мы вышли на улицу, я уверенным шагом пошел к калитке, но Хикматов остановил меня и предложил сначала спокойно выкурить пару сигарет сидя на крыльце и только после этого начать путь. Я согласился с ним и, щелкнув зажигалкой, прикурил себе. Клубы сигаретного дыма расстилались по желтым деревянным доскам, из коих было сколочено крыльцо. Ветра на крыльце не было, поэтому дым красиво вился у нас под ногами, приобретая какие-то причудливые формы.

Прекрасный июльский вечер со всей его спасительной прохладой и полчищами комаров медленно опускал солнце все ниже и ниже за горизонт. Надо сказать, что холоднее от неторопливого наступления вечера не становилось: ночью обещали около семнадцати-восемнадцати градусов. Комары как раз любят такую погоду – без осадков, без сильного ветра, слегка прохладную.

– Кстати, что с нашей клубникой? – начал я, когда Хикматов прикрыл за собой калитку, и мы начали свой путь.

– А что с ней? По-моему, она прекрасна, Денис. Кстати, она тебе понравилась? Вкус, цвет, внешние характеристики? – прищурившись, спросил он голосом настоящего торгаша.

– Да, но я вообще-то имел в виду ее продажу. А так она просто замечательная.

– Тоже все путем: двое из трех клиентов купят по полторы тонны уже завтра.

– Прекрасно! И что по деньгам?

– Выйдет выручка почти в шестьсот тысяч рублей. На мой взгляд, довольно-таки неплохо, да? Это они еще обрадовались, что очень дешевый килограмм выходит.

– Безусловно!

– Но это еще не прибыль. И потом мы поднимем наши цены, как только они увидят, какого качества наш продукт!

– Будем надеяться, что все сложится!

– Надеяться – не лучшая затея. Как всегда говорил мой отец: «Надеяться надо на то, что завтра не будет конца света. А все остальное – в твоих руках. Вместо надежд – холодный расчет и цель!».

– Сильные слова, – сказал я. – Можно нескромный вопрос?

– Валяй, – достаточно небрежно ответил он.

– Отец тебе как-то помог в развитии нашего дела? – я спросил это несколько извиняющимся тоном. – Ну, я имею в виду, что он выделил там деньги или, например, договорился о покупке земли с местным сельсоветом или кем-нибудь еще. Дядя Харис ведь большая шишка, не так ли?

– Твой дядя Харис… – Хикматов осекся и посмотрел на меня несколько недоумевающим взглядом. – Если ты спрашиваешь о финансовой помощи со стороны отца, то ее не было. Тут только наши деньги. Лоббировал ли он мои интересы в местной администрации? Ответ тоже будет отрицательным. С чем он мне помог? Пожалуй, только с тем, что предупредил следователя и высшие полицейские чины Серпуховского городского округа, что в Акулово поселился такой-то товарищ, любящий совать свой нос в разные дела. И сказал что-то в духе: «Не считайте его подозрительным, такова его натура». Все. Естественно, эти полицейские послушают его – он ведь человек первой величины в их глазах. Поэтому я, пожалуй, могу даже человека убить абсолютно безнаказанно. Но, как видишь, такой возможностью я ни разу еще не воспользовался. Вообще, это все ужасно – осознавать, что все тебя считают папенькиным баловнем, но за долгие годы я научился от этого абстрагироваться и концентрироваться на своих каких-то задачах. Поэтому, Денис, очень хочу тебя попросить больше не возвращаться к этой теме. Этот бизнес – наше и только наше детище, больше ничье! Я воспользовался услугой отца только в одном – в моем праве помогать следствию, с Мальцевым я веду неформальную переписку в «Telegram», так что меня можно считать настоящим серым кардиналом или, как там в экономике, невидимой рукой рынка.

Весь остальной путь мы проделали в полной тишине, периодически нарушаемой звучными шлепками – это комары, вонзающие свои острые носики в мою кожу, подыхали под тяжестью моих не знающих пощады ладоней. Якуб же шел и отмахивался от них веткой сирени. Мне такая гениальная мысль в голову почему-то не пришла, и я продолжал себя шлепать там, где можно и нельзя.

Дом Новиковой Инессы Павловны, к которому мы подходили, представлял собой небольшой аккуратный домишко из дерева, выкрашенный в синий цвет. Прямо перед домом был разбит аккуратный садик: посажена сирень, лилии, садовые розы и еще какие-то цветы. Слегка покосившийся, но от этого еще более приятный забор скрывал за собой наплевательское отношение хозяйки за растениями в последние дни. Я этому вообще не удивился, ведь женщина потеряла любимого человека, к тому же, таким ужасным образом.

– Инесса Павловна! – крикнул Якуб, войдя в дом и придерживая дубовую дверь. – Вы дома? Мы к вам с визитом, – протянул он.

– Да… – послышался рассеянный голос хозяйки.

Хикматов вошел внутрь, подав мне знак следовать за ним. Пол под ногами ужасно скрипел, что создавало впечатление эталонного деревенского дома, прямо как в сказках.

– Надеюсь, мы не сильно вам помешаем? – оглядывая комнату, спросил мой спутник.

– Нет, Якуб, что ты… Я читала, – ответила она извиняющимся тоном.

– Хорошо, Инесса Павловна. Что читаете, разрешите полюбопытствовать? – промурлыкал мой приятель.

– Решила перечитать Булгакова, ну, его «Записки юного врача».

– Обожаю их, – вставил свои пять копеек я.

– Садик у вас, Инесса Павловна – просто загляденье, но в последние дни что-то вы его забросили! – вдруг резко сменив тон, строго проговорил Якуб, чуть ли не отчитывая женщину.

– Да, Яш, все так. Не могу я даже близко к саду подходить, все некогда, да и вообще не до этого… – рассеяно отвечала она.

– Что бы ни происходило, а двигаться дальше – это черта поистине сильного человека. Вы – женщина сильная, поэтому живите сегодняшним днем, не думая о прошлом, – в какой-то степени мечтательно и оптимистично произнес Хикматов, кивая головой.

Инесса Павловна – женщина средних лет, стильно одетая, хоть и весьма скромно. Красиво уложенные волосы и легкое изумрудного цвета платье говорили о том, что хозяйка – женщина аккуратная, хотя понять это можно было еще по чистоте в саду и по порядку на крыльце.

Мое внимание приковало к себе золотое кольцо с огромным черным камнем. Оно казалось невероятно большим, по сравнению с ее указательным пальцем. «Видимо, при деньгах дамочка», – подумал я.

При всем ее достаточно презентабельном виде, лицо как-то выбивалось из колеи. Заплаканные глаза, мешки и полнейшее отсутствие какой бы то ни было косметики говорили о горе, невосполнимой потере любимого человека. Смерть Боброва сильно сказалась на ее внешнем виде, как сказал мне потом Якуб.

– Мы к вам с просьбой! – Якуб подмигнул ей. – Денису надо обработать рану, а-то он в больничке лежал, там ему расковыряли это место до жути. А лучше вас, мне сказали, никто не справится.

– Пожалуй, что так, – Инесса улыбнулась. – Ложись, Денис, я посмотрю, что там у тебя. Препараты все взял с собой?

– Конечно-конечно, – ложась на диван, ответил я.

– А что случилось, ребята?

– Денис съел что-то не то и слег с отравлением, – не дал мне ответить Якуб. – А в больнице при диагностике обнаружили еще и нагноение на ноге, вот и решили поковыряться там и гной вывести. Сейчас вот обрабатывать надо все это. Еще и этот укол, чтобы осложнений не было: врачи боятся, что вот этот гной может по всему организму пойти потом, если не делать инъекций. Вот к чему и пришли – уколы да обработка, а ведь нам еще и тридцати нет, – протараторил он.

Я лег на живот, и, таким образом, был выключен из разговора.

– Инесса Павловна, я, разумеется, все понимаю – вам нелегко сейчас и все такое прочее, но я очень хочу помочь убитому, – голос Хикматова стал очень мягким и нежным, мне даже стало не по себе.

– И чем же? – холодно спросила она.

– Я уверен, вы уже разговаривали со следователем, но хочу кое-что узнать у вас лично, потому что у меня появилась версия. Если вы ответите на мои вопросы, то ускорите следствие.

– И какая же версия у вас появилась? – сказав это, женщина беспощадно вонзила иглу в мою ягодицу.

– Это пока что не важно, Инесса Павловна. Я бы хотел узнать, о чем вы спорили с убитым в ту ночь?

– Да все получилось как-то глупо, бестолково…

– А именно?

– Я обиделась на него, что он не приходил ко мне в последние дни… – шмыгнув пару раз носом, медленно говорила Новикова. – А он говорил, что жене его плохо было. Мы об этом говорили, как раз после того, как вышли из клуба. Где-то в час ночи, недалеко от дома Пиратова я взбесилась и влепила ему пощечину, расплакалась и убежала в сторону дома. Когда я добралась до дома, я начала на себя ругаться, мол, не ценю моего Мишеньку, ведь кто меня еще так полюбит… И я побежала… – женщина замолчала. Я перевернулся на спину, поняв, что она закончила обработку раны, и увидел, что Новикова, закрыв лицо руками, заплакала.

– Инесса Павловна, я знаю, это сложно. Но помочь вашему трагически погибшему возлюбленному мы можем, только разобравшись во всем, – я попытался успокоить ее.

– Я… я… понимаю, ребята… – женщина несколько раз сделала вдох-выдох и постепенно немного успокоилась. – Я бежала к нему. Бежала туда, где он так и оставался стоять, когда я оставила его, и кричала, наплевав на сон соседей: «Миша! Миша! Прости меня!». Но, видимо, судьбе было так угодно, что я его больше не увидела после моих глупых слов. Его след точно простыл. Тишина стояла ужасная, никого не было. Какая я дура! Зачем я ему наговорила все это? Вот зачем? Не оставь я его там одного, он был бы жив сейчас. Он был бы рядом сейчас и помогал бы мне с садом, ведь в это время работы там особенно много, – убитая горем женщина глубоко вздохнула и распустила волосы.

– Скажите, пожалуйста, а он мог просто уйти домой после вашей ссоры? Вас, кстати, кто-то видел? Я имею в виду вашу с Бобровым ссору? – осторожно спросил мой приятель.

– Пешком Мише идти далековато. Он бы попросил Ямпольского отвезти его, ведь они живут рядышком в Автомобилисте, но я, к сожалению, не слышала никаких звуков машины. Нашу ссору видел, должно быть, только Иван Трофимович Пиратов. Он подошел к окну и посмотрел на нас, мотая головой. Мы сбавили обороты и продолжили разговор немного спокойнее, и Пират выключил свет в своем доме.

– Хорошо. Значит, с вашим возлюбленным что-то случилось в то время, пока вас не было. То есть получается… – Якуб задумался и неожиданно замолчал.

– Да. Я думаю, его надо было искать, а я еще больше рассердилась на него, подумала, что он к кому-то зашел выпить. Хотя свет-то горел только в доме Тихорецкого.

– Отлично, спасибо. В доме Тихорецкого действительно горел свет, я же не спал еще. А вы вообще ничего не слышали, ни криков, ни хлопков, ни других подозрительных звуков?

– Хлопков? Какие хлопки? В него же не стреляли. Или мне чего-то недоговаривают? Неужели в него выстрелили? Какой ужас… – женщина вновь потеряла контроль над собой и заплакала.

– Стрелять-то не стреляли, но звуки. Меня интересуют звуки. Вы слышали что-то, Инесса Павловна? Ну-ка успокаивайтесь! Вы слышали меня? Я повторяю вам, что в него не стреляли, – властным тоном сказал Хикматов.

– Ничего такого я не слышала, хотя какой-то звук я уловила, – Новикова вновь сделала над собой усилие и успокоилась. – Звук такой, будто бы кто-то ветку отломал, достаточно толстую ветку, потому что слишком громко было. А как тогда его убили, если не стреляли?

– Очень сильно ударили тупым предметом по голове. Судмедэксперты сходятся во мнении, что причина смерти состоит именно в этом – тяжелая черепно-мозговая травма. Не переживайте, госпожа Новикова, я думаю, совсем скоро все уже прояснится. Спасибо. Извините, если чем-то обидели вас или принесли какие-то неудобства! Я очень ценю ваш вклад в развитие дела. Мы достучимся до правды. Обещаю!

– Да нет, что вы. Завтра Денису опять нужно будет обработать ногу и сделать укол с веществом от воспалительных процессов, приходите, я буду ждать вас. Заодно и расскажите, как дело продвигается.

– Обязательно! Спасибо за помощь, с меня банка кофе и ведерко клубники! – подмигнул я и направился к выходу вслед за моим неугомонным другом.

Мы вышли из дома Новиковой и пошли по деревенской дороге домой, но когда я начал заворачивать к дому, Хикматов все продолжал идти дальше, в сторону дома Пиратова. Затем он резко остановился, вытащил из кармана телефон и только после этого подошел ко мне.

– Что ты делаешь, Якуб?

– Засек время от дома Инессы до того места, где они с Бобровым расстались. Мы шли три с половиной минуты. Мы шли быстрым шагом, а Инесса бежала. Думаю, на дорогу она потратила минут пять с половиной. Три в сторону дома, две с половиной обратно…

– Почему именно так?

– Туда она бежала обиженной, а обратно воодушевленной, что должно было сказаться на скорости. А учитывая ее возраст, бегает она не сильно быстрее, чем мы идем быстрым шагом.

– Понял. Значит, пять-шесть минут?

– Даже меньше. Думаю, минуты четыре было у убийцы.

– У убийцы?! Ты хочешь сказать, что убийца поджидал Боброва, пока он не простится с Новиковой?

– Если она говорит правду, то, безусловно, убийца следовал по пятам Боброва. Иными словами, кто-то из картежников не ушел домой, а караулил свою жертву прямо у Дома культуры. Сам подумай, эта парочка ругается, их видит Пиратов и выключает в этот момент свет в доме. Убийца понимает, что как только уйдет Инесса, никто не увидит преступления, ведь в нашем доме свет горел с задней стороны дома, и я не видел сцены ссоры, – Хикматов рукой показал то место, где, по словам Новиковой, они ссорились с Бобровым. – Но у нашего убийцы все идет не по плану, и возлюбленная убитого возвращается – наш мистер Х вынужден действовать быстро, а спешка – не лучший помощник, особенно в совершении убийства. Я думаю, в тот момент, когда он услышал крики женщины, убийца выбежал из укрытия и грохнул тяжелым предметом Боброва по голове.

– И что? Неужели ты думаешь, что Новикова настолько бестолковая, что не заметила труп ее возлюбленного?

– Я так не думаю. Я совсем так не думаю. Ты видишь, какие здесь заросли? – он показал рукой на заросли между домами Тихорецкого и Пиратова. Высокая трава, крапива, молодые побеги берез и густые деревья росли прямо у дороги. – Я считаю, что деревья и высокая трава могли выступить в качестве прекрасной маскировки. К тому же звук треснувшей ветки, который слышала госпожа Новикова, лишь подтверждает нашу версию, что убийца спрятался в кустах вместе с телом Боброва.

– Завтра утром поищем там что-то?

– Ни в коем разе. Все уже проснутся. Я думаю отправиться на поиски где-то в половину третьего ночи. Ты спи, тебе нужно отдыхать. Если я что-то найду, то обязательно сообщу тебе.

– Ну, ладно. Если нужна будет помощь, то сразу буди меня! Уже темнеет.

– Конечно, время ведь уже почти девять! Кстати, забыл сказать, что Мальцев сказал, что наши строители никак не связаны с убийством: у всех на ночь убийства есть алиби. Поэтому моя изначальная версия о том, что убийца – участник карточного клуба, является теперь единственно возможной. Мы с Мальцевым держим связь, и я ему завтра сообщу очередную порцию информации.

Мы зашли в дом, хозяин уже постелил нам наши постели и накрыл на стол: как-никак это крайняя ночь в доме у нашего Андрея Семеновича Тихорецкого. Уже завтра мы переедем в наш собственный домик-резиденцию.

Командор постарался – зажарил картошку, запек курицу в духовке, приготовил салат. Они с Якубом принялись пить водку, а я воздержался, ведь у меня же эти поганые таблетки, да еще и этот дурацкий укол.

На столе было полно всякой всячины и деревенских вкусностей: домашняя сметана, приготовленная Тихорецким аджика, засоленные огурцы, помидоры. Стол – просто высший класс. Мы так наелись, что стало даже плохо, и наш хозяин побежал в свою комнату за Омепразолом.

Мы посидели за столом еще немного, выкурили по сигарете и принялись за мытье посуды. Бережно разложив все по полочкам, протерев стол и прикрыв окно, мы с Якубом пошли в свою комнату и моментально уснули в предвкушении завтрашнего переезда.

У Тихорецкого было хорошо. Он очень облегчал нашу жизнь, но настало время двигаться дальше и стать хозяевами своих жизней. А с ним мы будем общаться. Обязательно. Но прежде всего необходимо довести до конца самое главное – дело под названием «Труп в пруду».

8

– Ну, завтракать идешь? – так разбудил меня Тихорецкий.

Его прямота, нелюбовь к лирическим отступлениям и театральным паузам, а также его непоколебимость заставляли всякого человека уважать Андрея Семеновича. Пожив с ним эти дни, я только убедился в том, что это достойный и порядочный человек, что бы он ни натворил в прошлом. Можно ли ему простить его прошлые грехи? Я думаю, этот вопрос не ко мне. Хоть я человек и не совсем верующий, но осознавал, что эти вопросы решаются Всевышним, а не простыми смертными вроде меня.

– Да… Иду… – спросонья ответил я. – Якуб дома?

– Конечно – наворачивает оладьи твой Якуб! Просыпайся быстрее, пока он там не слопал все, я ведь для тебя тоже приготовил их, – старик усмехнулся.

Я встал, оделся и пошел чистить зубы и умываться. Когда я сел за стол, Якуб уже покончил со своими оладьями и намазывал клубничное варенье на свежий хлеб.

– Очень свежий и вкусный хлеб, Семеныч! Где купил? Мы тоже будем брать к себе в дом его, – запивая этот бутерброд чаем, спросил он у Тихорецкого.

– Сегодня в восемь утра Тряпко с хлебозавода привез, оттого-то он и свежий такой, – сказал наш хозяин.

– А, Денис, ты проснулся уже? – Якуб обратился ко мне. – Доброе утро, сегодня очень много дел, так что не засиживайся за столом особо. Сегодня у нас все должно пройти в ритме польки.

Я не был почему-то настроен на разговор, хотя хорошо понимал, что уже завтра такой возможности не будет, ведь командор снова останется в полном одиночестве.

Вот чего у Тихорецкого не отнять, так это его кулинарных способностей. Оладьи – ну просто сказка. Варенье – настоящий кулинарный шедевр. А его эти фирменные чаи со зверобоем и тысячелистником… Вообще же красота! «Этого определенно мне будет не хватать, – думалось мне. – Ну, ничего, периодически будем захаживать к деду».

– Сегодня приезжает Марк, ты помнишь? – обратился ко мне Хикматов.

– Конечно, разве забудешь? Кстати, ты говоришь, что много дел будет сегодня? Каких именно?

– Думаю, тебе и так должно быть все понятно – осмотрим законченные здания и хозяйственные постройки, вечером примем мебель. А после всего этого позовем Андрея Семеновича и Ивана Трофимовича к нам на новоселье. Так ведь, командор?

Тихорецкий кивнул и призвал есть быстрее, пока оладьи не остыли. Я съел немного: по утрам у меня нет особого аппетита. Все остальное доел непосредственно сам наш седовласый хозяин.

Мы неторопливо собрались, покурили на крыльце и отправились к мосту. Переходя через мост и следуя немного по полю, мы попадали аккурат к нашей резиденции. Путь этот мне очень нравился, ведь он был насыщен живописными видами: река, небольшая посадка деревьев, старинный колодец и этот почти уже мистический пруд, в котором нашли тело несколько дней назад.

На стройке же работа по-прежнему шла полным ходом. Бригадиры то и дело срывались на рабочих за малейшее нарушение планов и обрушивались на них с криком и ором. Хикматов очень хорошо им платил, но требовал ответственности и строжайшего соответствия плану. Повсюду стоял запах свежеспиленного дерева – настоящий экстаз для обонятельных рецепторов любого человека.

– Доброе утро, Якуб Харисович! Господин Акшаров! – главный бригадир всегда обращался к нам только так. – Вы с проверкой хода строительства?

– Да, Роман Александрович, именно так. Вы позавчера мне сообщили, что сегодня наш дом будет полностью закончен. Так ли все? – лицо Хикматова вновь приняло привычный для него суровый и серьезный вид.

– Конечно, господин Хикматов! – чувствовалось, что мужчина откровенно побаивался своего заказчика. – Сегодня к вечеру мы закончим с полами и межкомнатными дверьми.

– Во сколько?

– Приблизительно часов в шесть. Там осталось пару комнат, насколько мне известно.

– Мебель привезут в три часа после полудня. Собирать ее начнут в тех комнатах, где вы уже все свои работы закончили.

– Хорошо, я понял вас.

– Отлично, Роман Александрович. Теперь вы можете возвращаться к своей работе.

Бригадир удалился, а мы с «сыщиком-любителем-бизнесменом-главным учредителем» остались вдвоем и решили закурить. Я стоял и думал о том, сколько разных талантов, способностей и характеров может умещать в себе один человек, а имя ему – Якуб Хикматов.

– По-моему, ты как-то надменно общаешься с ними. Тебе так не кажется?

– Кажется. Но что поделать. Мне это нравится! – улыбнувшись, ответил шеф.

– Ты ненормальный, Якуб, – я посмеялся над ними и отошел в тень деревьев, потому что под палящим солнцем мне становилось плохо. За свою жизнь я понял, что переношу холод гораздо лучше, чем адскую жару, как сейчас.

– Кто платит, тот и заказывает музыку. Если мы платим такие большие деньги, то мы должны получать взамен уважение и безукоризненное соответствие регламенту от наших застройщиков. А сейчас я хочу узнать, как обстоят дела с нашими короткоплодными огурцами.

– А что с ними может быть? Какие-то проблемы? Вроде все шло нормально, без эксцессов.

– Мне наш главный фермер сказал, что завязи огурцов какие-то нездоровые и не дают плодов. Я созванивался со знакомым агрономом, он посоветовал одну штуку. Хочу обсудить это со старшим по грядкам, так сказать.

Мы обошли стройку, аккуратно перепрыгивая через бесконечное множество брусков и мусора. За шумной стройкой открывался широкий простор на принадлежащие нам бескрайние поля, которые были засеяны всего лишь наполовину. «А сколько же здесь всего будет засеяно на следующий год!» – подумал я и некоторое время мечтательно смотрел куда-то вперед.

Несколько в стороне стояло невысокое длинное сооружение – огромная теплица, спроектированная лично Хикматовым. Вообще, здание получилось крайне уродливым, но Яша гордился им так сильно, что мне ничего не оставалось, как нахваливать этого урода в мире архитектуры. К слову, постепенно Якуб тоже начинал понимать всю несуразность постройки. Кто знает, быть может, мы снесем ее и построим новую когда-нибудь. Но потом: сейчас нам явно не до этого.

Мы двинулись в сторону небольшой избушки, игравшей роль служебного помещения у фермеров. Навстречу к нам зашагал мужчина лет пятидесяти. Выглядел он достаточно смешно. Этот маленький пухленький мужичок с розовыми щеками в непонятной панаме отлично сочетался с этими странными зданиями: теплицей и фермерским домиком.

– Якуб Харисович!.. Якуб Харисович!.. – запыхаясь, повторял мужичок. – Я так спешил, так спешил!

– Что случилось, Семен Борисович? – Хикматов строго посмотрел на работника.

– Полторы тонны у нас уже увезли, все хорошо. А вот вторую… – главный фермер по-прежнему не мог прийти в себя. – Точнее, еще полторы почему-то не забирают. Время уже почти полдень, а никого как не было, так и нет!

– На сколько назначена встреча?

– На половину одиннадцатого.

– Сейчас я позвоню. Михалин?

– Что, простите?

– Михалин должен был приехать за этим заказом?

– Да, Михалин. Валюшкин уже забрал все, остался только этот Михалин, – судорожно кивая, тараторил мужчина.

Якуб отошел разговаривать по телефону, а я побеседовал с начальником фермерского отдела Семеном Борисовичем Ефимовым. Как выяснилось, проблемы с огурцами серьезные, но весь фермерский коллектив принял своевременные меры, и теперь нашим овощам ничего не грозило. Он сказал мне, что урожай уже потихонечку пошел, и протянул мне зеленый плод. Я откусил огурец и остался доволен: качество овощей превзошло все мои ожидания.

– Так, я все выяснил, Семен Борисович. Звоните Дюпину, пусть пригоняет грузовик – надо загрузить клубнику и отвезти в Подольск! – резко выпалил Хикматов. – За доставку они нам заплатят. А сами они не могут сегодня приехать. Уж не знаю, почему.

– Хорошо, Якуб Харисович! Сейчас же позвоню!

Хикматов обсудил с Ефимовым еще кое-какие мелочи, затем мы поспешили ретироваться с нашей фермы и вернуться домой.

– Ну, так ты покопался в зарослях?

– Да, Денис. Трава там сильно примята, есть следы крови. Готов поспорить – кровь принадлежит Боброву. Я уже написал об этом Мальцеву, образчики заберут на экспертизу.

– Значит?

– Значит, моя вчерашняя версия абсолютна верна!

– А кто тогда под подозрением остается?

– Пиратов – судя по всему, не причастен, ведь в его возрасте успеть все это провернуть за четыре минуты – дело почти невыполнимое. Тихорецкий – само собой, вне подозрений. Инесса – убита горем, хотя, может, в ней умирает отличная актриса. Шурик – готовый на все ради Ямпольского, явно как-то причастен к этому. Ямпольский – старый еврей, явно знающий все лучше всех, тоже имеет выгоду со всего этого ужаса. Ну и Тряпко – тип, которого я так и не смог уличить во лжи за время нашего «задушевного» разговора. Таким образом, четверо под подозрением: Инесса, Ямпольский, Шурик и Тряпко. Думаю, убийство было спланировано одним человеком, а исполнено другим. Тут имеет место сговор двух или трех человек. Теперь нужно установить эти связи в паутине убийства и вычислить паука.

– Н-да… Мне кажется, убийцу мы не найдем никогда! – выдохнув сигаретный дым, грустно протянул я.

– Найдем! Алиби из этих четверых есть только у одного – у Тряпко были газовики. У остальных алиби либо нет, либо оно весьма сомнительно. Вот, например, Инесса: Пиратов видел ее в окно с Бобровым, но не видел, как она уходила, потому что лег спать. То есть о всех ее действиях после перебранки мы знаем только с ее слов. Не самый надежный источник.

– Понял. И что же делать тогда будем?

– Ждем Торбова – у меня есть идея! – сверкнув глазами, сказал Хикматов. – Нам нужно узнать, где все эти дни ночевал Шурик, эта ручная обезьянка Бориса Аркадьевича Ямпольского. Скажем так, дело раскрыто на шестьдесят процентов. Не меньше!

Не люблю я этот его взгляд, который превращает моего друга в разъяренного пса. К тому же, меня сильно удивили слова Якуба о том, что он почти раскрыл дело. Как он мог достигнуть шестидесяти процентов, если я вообще ничего не понимаю?

В три часа дня, когда в нашу строящуюся резиденцию приехал Марк, мы принимали мебель. Хикматов, на правах генерального директора, подписывал бумаги, а я курил и следил за разгрузкой. Мебели было очень много. Везли ее по специальному заказу из Шатуры. Из всех возможных поставщиков, ребята из Шатуры казались наиболее подходящим вариантом (как в плане денег, так и в плане качества продукции).

– Здорово, парни! – весело крикнул наш соучредитель. – Приемка идет полным ходом?

Обожаю неизменность в Торбове – он всегда, абсолютно всегда, носит спортивные костюмы. Сейчас он был одет в красивый новенький костюм от «Adidas».

– Все не слава богу, Марк! – пожимая руку, ответил я. – Ты надолго к нам пожаловал?

– Смеешься? Багажник моей пятнашки забит вещами – я теперь на ПМЖ, брат, – Марк закурил свой Iqos и постучал кончиками пальцев по кузову своей машины.

– Отлично! Якуб пока что немного занят, он бумагами занимается. Как ты доехал?

– Что за чудо этот Серпухов, Денис! Я ехал и просто балдел от всей этой зелени. Надеюсь, зелень Серпухова в скором времени дополнится зеленью от наших продаж, да? – подмигнул мне Торбов.

– Аминь!

– А, Марк, здорово! – присоединился к нам Хикматов.

– Добрый день, шеф! Че там с нашей мебелью?

– Приехала в полном объеме. Сборщики уже начали работу. Кстати, у каждого из нас в резиденции будет свой кабинет. Не помню, говорил я вам или нет об этом, – Хикматов переводил взгляд с Марка на меня и наоборот в ожидании ответа.

– Ах да, я очень хочу знать, что представляет собой наша с вами гребанная резиденция? – Марк явно сгорал от любопытства.

– Как вы можете видеть, компаньоны, это достаточно большое здание, – показывая рукой в сторону резиденции, точно экскурсовод, говорил Якуб. – В одном крыле будут расположены наши кабинеты и большая приемная, а во втором – жилая половина. Думаю, вы сами все поймете, когда сборщики закончат свою работу.

– Какие-то барыши остались от сделок по клубнике?

– Нет, абсолютно никаких денег не осталось. Все средства сейчас направлены на покрытие наших расходов. Если что, не бойтесь у меня спрашивать все финансовые моменты, ведь я же веду бухгалтерию, а вы имеете полное право знать о нашем реальном финансовом состоянии.

– Ну, отлично! Что у нас по планам на вечер?

– Посидим и отметим новоселье. Придут Пиратов и Тихорецкий.

– Как у вас с расследованием?

– Я бы сказал не «у вас», а «у нас»?

– Ну, начинается! Не втягивайте меня в это, ради всего святого.

– Поздно, Марк. Теперь ты уже здесь, и отныне все мои проблемы – и ваши тоже, ну, и наоборот. И я хочу, чтобы ты, Торбов, кое-что сделал, чтобы мы смогли еще дальше продвинуться в деле.

– Началось в колхозе утро, – Марк вынул из Iqos'а стик и выбросил, зарядив новый.

Мы двинулись в сторону деревни, но я не до конца понимал, зачем. Казалось бы, тут еще дел навалом, а мы прохлаждаться пошли.

– Слышь, чепушила! – Марк грубо окрикнул Шурика, шедшего откуда-то со стороны речки.

– Не понял. Ты че, совсем страх потерял? – Шурик явно был удивлен столь резкому обращению, поэтому тоже решил напасть.

– Че слышал, утырок. Лицо твое напрашивается на хорошенькую пощечину! А ну-ка подь сюды! – по лицу Торбова пробежала злодейская улыбка. Выглядел он, точно лев, жаждущий крови.

– Марк, ты чего? Полегче, – я не выдержал. – Успокойся, ты ведь только-только приехал.

Я попытался придержать Марка, так как он уже рвался к разъяренному Шурику. Но тут я столкнулся с суровым взглядом Хикматова. Он дал мне знак не вмешиваться. И тут до меня дошло, что Якуб все это заранее спланировал, когда говорил, что хочет попросить Торбова «кое-что сделать». «Интересно, зачем же?» – вопрос возник у меня в голове, и я, повинуясь невербальным указаниям нашего шефа, отпустил Марка.

– Не зря я настороженно относился к вашей московской бандитской шайке! Иди сюда, сучка ты столичная! Сейчас ты огребешь, сволочь ты такая! – Шурик не стеснялся в выражениях и перешел на отборный мат, размахивая руками.

– Повтори, сука! – проревел Марк и тут же остановился на месте, как вкопанный.

Он дал деревенскому псу приблизиться. Удар Торбова, молниеносный и точно выверенный, стал для Шурика полной неожиданностью. Но и он был не из робкого десятка и тотчас дал сдачи, попытавшись правой рукой ударить Марка по левому уху.

Мордобой продолжался явно не до первой юшки. Кровь лилась из носа акуловца, руки Торбова тоже были окровавлены.

Ловким движением наш друг повалил несчастного Шурика на землю, сел ему на спину и мертвым хватом заблокировал руки.

– Отвечай, сука. Это ты убил Боброва? Гнида ты двуличная! – Марк ревел не по-человечески. Мне стало не по себе. Якуб же курил, спокойно глядя на эту сцену, и внимательно вслушивался в их диалог. Его хладнокровие меня поначалу даже пугало, но вскоре стало сильно раздражать.

– Че? – Шурик истерично стучал ладонями по земле. – Ты че, кукухой тронулся? Не трогал я вашего Боброва. Тем более, какое вам, москвичам, до этого бедолаги дело?

– Другом он мне был, крыса ты помойная!

– Вот как, другом был, значит. Пусти, сука. Пусти, сказал! – Шурик начал дергаться с целью высвободиться, но, разумеется, тщетно.

– Говори, что вы делали с Ямпольским, когда остались вдвоем в клубе? Говори! Вы последними оттуда ушли, – его рев пробирал меня до мурашек.

– Ты про это? Отпусти меня, все скажу.

Марк слез с поваленного и дал ему встать. Только очутившись на ногах, Шурик бросился бежать. Секунды хватило Марку, хоть и заядлому курильщику, любящему выпить, быстро настигнуть беглеца и ловким движением ноги вновь повалить несчастного паренька на землю.

– Убежать удумал, морда ты колхозная?! Хрен ты убежишь от меня, недомерок!

– Хорошо-хорошо, – Шурик отплевался и попытался восстановить дыхание. – Мы с Борисом Аркадьевичем остались вдвоем, когда все уже ушли, прибрались слегка и все. Я ушел домой, пожелав ему доброй ночи. А он вышел за мной и сразу же сел в тачку и уехал. Вот. Все, больше ничего не знаю!

– Врешь, сука. Во сколько это было?

– Где-то в час.

– Че ты как ребенок? Я все знаю, и в час ночи ты не мог уйти оттуда. Я еще раз спрашиваю – во сколько это было?

– Я ушел без пятнадцати час, Ямпольский вслед за мной. Пусти меня домой, я уже неделю там не был!

– Хватит с него, Марк, – докурив, Хикматов наконец-то вмешался. – Отпусти его, пока я бычок об него не затушил. Стой! А почему это тебя не было дома неделю? Где ты ночевал в ночь убийства?

– Твое какое дело, сволочь?

– Гнить тебе в решетке, псина! – рыкнул Якуб, Шурик испугался и прижал руки к голове. – Отпусти его, Торбов.

Марк послушно освободил Шурика и звучным «Убирайся!» заставил Шурика покинуть место схватки.

– Доволен, Яш? – переведя дух, спросил наш вышибала.

– Еще как, друг мой! Врет, как дышит, это очевидно.

– Конечно… – Марк, тяжело дыша, зарядил очередной стик.

– В час ночи никакая тачка не заводилась. Значит, Шурик не знает, что сказать, и пытается спасти либо себя, либо этого еврея. Кстати, Тихорецкий не говорил, Ямпольский приезжал на машине или нет?

– Я не знаю. А вообще, по-моему, ты у него и не спрашивал, Якуб, – ответил я.

– Ладно, во всяком случае, я получил, что хотел. Теперь можно вернуться на ферму, товарищи. Идемте. Марк, оттряхни свое правое плечо и отдышись.

– Спасибо, мне уже лучше.

Мы возвращались на стройку. Курили. Никто не обронил ни слова до самого финиша. Добравшись, Торбов нырнул в багажник пятнашки, а мы с Якубом стояли вдвоем неподалеку.

– Если что, применение силы, конечно же, далеко не лучший способ получения информации, но другого выхода у нас не было: Шурик просто послал бы нас куда подальше, – спокойным голосом сказал мне Хикматов, как бы объясняя, что иного пути не было.

– Понимаю, Якуб. Понимаю. И все равно это неправильно – таково мое мнение, если оно тебе интересно.

– Вечером Марк отвезет тебя к Инессе Павловне сделать очередной укол. Спросишь у нее насчет машины Ямпольского. Сейчас мне кажется это очень важным. Понял?

– Так точно, шеф!

Вплоть до самого вечера мы хлопотали на стройке и помогали рабочим, чем могли. Потом Торбов свистнул мне, и мы поехали к учительнице на пенсии. Якуб остался с рабочими, а нас попросил поторопиться.

Инесса Павловна заботливо обработала рану, поставила укол и сказала, что больше не видит смысла в дальнейших махинациях над раной: она начала заживать. Я обрадовался этому и так, между делом, спросил у нее насчет машины Ямпольского, на что она ответила, мол, тачки, как ни странно, не было.

– Инесса Павловна…

– Можно просто Инесса, Денис!

– Хорошо, а где жил Бобров?

– В Автомобилисте, неподалеку от нас. В самом первом доме, как только въезжаешь в поселок.

– Понял. Жена его сейчас там?

– Да, она в Автомобилисте жила круглый год, а Миша периодически уезжал на вахту в Москву. Насколько я помню, где-то в Ясенево. Уезжал, как правило, на месяц.

– Хорошо, спасибо большое, Инесса! Надеюсь, за медицинской помощью мне больше не придется обращаться, – я подмигнул ей и вышел из ее небольшого домика.

Когда мы с Марком вернулись в наш новый дом, Хикматов встретил нас с сияющим лицом. Он предлагал войти в здание, где только что закончились все работы, а рабочие уже даже успели прибраться.

Мы вошли в нашу резиденцию и сразу же оказались в большом просторном холле. По левую и правую руку были дверные проемы. Хикматов повел нас в левое крыло. Войдя туда, мы вновь очутились в большом зале (это приемная), еще с тремя дверными проемами – по кабинету на человека. Я выбрал самый левый кабинет, там открывался чудесный вид на речку, Якуб выбрал средний – самый большой, ну а Торбов сразу же побежал в самый дальний кабинет в правом углу.

– Каждый будет обустраивать кабинет на свой вкус и на личные деньги. Единственное, что мы закупим централизованно – это компьютеры, столы и шкафы. Остальное – все по вашему желанию.

Потом Хикматов повел нас в правое крыло. Такой же большой зал (будущая гостиная) и два дверных проема. Один вел в просторную кухню-столовую (там же был вход в ванную комнату), а другой – в наши комнаты, где, к слову, уже стояли кровати с матрацами и комоды.

Мне ужасно все понравилось, и не терпелось уже поскорее начать обустраивать и обживать этот дом. Якуб сказал, что постепенно мебель будет довозиться: диваны, столы, кресла и все такое прочее.

– Марк, можешь разгружать багажник своей тачки и выбрать себе комнату. Кстати, метраж трех комнат абсолютно одинаковый, так что, в отличие от кабинетов, разницы в них нет никакой.

– Хорошо, Яш, – ответил Марк, а его голос эхом раздался по всему дому. – Эхо – верный признак того, что еще много работы, да? Скоро мы ее проделаем.

Пока Торбов переносил вещи, я рассказал Хикматову все, что узнал у Инессы.

– Ловко ты! Значит, тачки не было. Интересно, почему?

– Пока что не могу представить.

– Сейчас нужно накрыть стол, скоро будут гости. Надеюсь, еду привезут по графику. Я заказал нам из ресторана. А водка уже дома. Ты, кстати, будешь пить сегодня?

– Класть я хотел на эти чертовы таблетки и уколы! – резко крикнул я. – Я сегодня хочу выпить!

– Как скажешь. А завтра мы нанесем визит вдове Боброва. Думаю, там мы узнаем последние детали и сложим паззл.

– Ты так в этом уверен?

– Не могу сказать, что абсолютно точно, но есть у меня какое-то странное предчувствие. Да и интуиция подсказывает, что ключ к разгадке именно там, а я, как ты знаешь, доверяю своей интуиции.

– Это точно. Пойдем покурим?

– Конечно! – мы вышли на веранду. – И еще – по поводу интуиции. Я же тебе говорил, что интуиция всегда основывается на прошлом опыте? То есть представим, что ты, например, финансовый аналитик, – мы закурили и уселись на деревянные стулья с массивными спинками. – И вот ты уже долгое время анализируешь разные отчеты. Твоему анализу за многие годы подвергались отчеты разных компаний, из разных стран, с разными финансовыми показателями, с разными видами деятельности и так далее. И вот тебе в руки попадает некий отчет: ты его проверяешь, смотришь, и вроде бы все хорошо с ним, но что-то в нем не так. Интуиция подсказывает, что ты где-то допустил просчет. Твой мозг не заостряет внимание на каждой мелочи, а смотрит на общую картину в целом и посылает тебе сигнал, что что-то не так. Но откуда мозг это взял? Дело в том, что в прошлом у тебя был похожий случай и сейчас нужно проявить внимательность и проверить все еще раз. Мозг не знает деталей, он видит общую картину. Так и со мной: мозг чувствует, что вдова Боброва станет последней частью общей картины, но еще не знает, как именно. Моя цель разобраться в этом, дать мозгу информацию и спокойно дождаться, когда весь паззл сложится.

Хикматов замолчал, и докуривали мы в полной тишине. Сегодня был очень жаркий день, и вот, наконец, жара начинала спадать, задул легкий ветерок. Я захотел сходить в душ, чтобы освежиться и начать приготовления к вечеру.

Мы и не заметили, как совсем скоро еда была на столе, а наша великолепная пятерка бурно праздновала новоселье. Пять суровых мужиков и три бутылки водки по семьсот миллилитров каждая. Как по мне, так это идеальный отдых!

В ходе беседы также выяснилось, что Ямпольский пришел в карточный клуб пешком. Тогда как же он добрался до дома? Неужели, тоже пешком? На этот вопрос никто не знал ответа. Ну, или, по крайней мере, мастерски делал вид, что не знает.

9

Как это всегда бывает после бурных посиделок, наутро у меня раскалывалась голова. Я просто не знал, куда себя деть.

Мне приходилось вставать с четырех утра несколько раз из-за дикого сушняка. Меня всего трясло и тошнило – тяжкие последствия веселья по причине новоселья! Видимо, только я один чувствовал себя так паршиво. Я не слышал, чтобы Марк или Якуб просыпались. Видимо, мой организм был более восприимчивым к алкоголю.

И вот, уже в четвертый или пятый раз за утро я проснулся снова. Точно крадущийся зверь, на цыпочках я вошел в комнату Торбова. Всюду хаотично были разбросаны его вещи, которые он вчера разгружал из багажника своей тачки и, видимо, не удосужился сложить их аккуратно, по своим местам. Более того, Торбов даже не постелил себе постель, а уснул прямо на матраце. Я усмехнулся и вышел.

От этой ходьбы, из комнаты на кухню и из кухни в комнату, мне стало еще хуже, но, тем не менее, я дошел до комнаты Хикматова, дабы проверить его тоже. Вся слабость мигом исчезла, когда я не увидел нашего неугомонного шефа в комнате. Где же он?

В панике, непонятно по какой причине меня охватившей, я выбежал из «жилого» крыла и побежал в кабинеты. Но и там его не было. Мне начинало это не нравиться.

В одних штанах, без футболки я выбежал на улицу, где он спокойно сидел на скамейке и курил. На улице было холодно, наверное, градусов всего пятнадцать, к тому же собирался дождь – странный контраст со вчерашним днем, когда от жары плавился асфальт. Якуб был одет странно – чистые туфли, классические брюки, рубашка и легкий кардиган темно-синего цвета. Выглядел главный учредитель просто потрясающе. Он меня не видел.

Убедившись в том, что с Якубом все в порядке, я вернулся домой, привел себя в порядок, выпил залпом два стакана воды, почистил зубы, умылся и принял таблетку ацетилсалициловой кислоты. Я почувствовал, что мне значительно полегчало. Одевшись тоже поприличнее – джинсы, джемпер и полуботинки, я вышел на улицу присоединиться к Хикматову.

Он все так же сидел и курил. Якуб уставился в одну точку и даже не оттряхивал пепел с сигареты. Я вытащил пачку из кармана и тоже, приближаясь к нему, закурил.

Подсев к нему, я не проронил ни слова: Якуб явно о чем-то думал, а сбивать его с мысли – дело порою даже опасное. Мы курили в тишине. Так прошло минут пять.

– Доброе утро, Ден! Как самочувствие? – опустившись с небес на землю, спросил он.

– Спасибо, Якуб. Все хорошо. Ты как?

– Лучше.

– Лучше чем что?

– Чем могло быть, учитывая вчерашнюю попойку. Ты знаешь который сейчас час?

– Время… – я поймал себя на мысли, что последний раз смотрел на часы в четыре утра. – Не знаю.

– Время уже половина второго. Марк спит?

– Ох, черт! Половина второго? Ты серьезно? – я искренне удивился.

– Абсолютно. Марк спит?

– Да. А ты давно не спишь, Якуб?

– Я не сплю с семи утра.

– На кой черт ты так рано проснулся?

– Если ты не заметил, то сегодня нам выложили дорожку из гранитной плитки от калитки прямо до дома. А еще нам установили эту классную скамейку, на которой мы сейчас с тобою сидим.

– Понял, Якуб. Извини меня… – отворачиваясь, сказал я. Меня охватило чувство стыда и вины.

– За что? – безэмоциальным голосом спросил Якуб.

– За то, что мы практически не участвуем в жизни фирмы. Все встречи проводишь ты, приемку заказов тоже ты, работу с клиентами, строителями – все ты…

– Ты хоть что-то сделал с маркетинговой стратегией?

– Больше ничего с того вечера, как меня пытались убить. Она готова приблизительно наполовину.

– Меня не волнует, Ден. Стратегия должна быть полностью готовой сегодня к вечеру, максимум – завтра. Ты меня понял? – Хикматов любил говорить властным голосом, но делал это крайне редко. Я понимал свою ошибку и был готов ответить за нее.

– Я пойду, позавтракаю. Ты пока здесь останешься? – я посмотрел на своего собеседника. – Еще раз извини нас с Марком.

– Да, иди. Заканчивай свою утреннюю трапезу как можно быстрее. Нам еще нужно съездить кое-куда, – закурив очередную сигарету, сказал он. Закончив фразу, Хикматов отвернулся от меня, давая понять, что на текущий момент интерес к моей персоне у него пропал. Гораздо более важными для него сейчас были его собственные мысли, что уже начали свой хоровод в голове.

Через тридцать минут мы уже сидели в машине Марка, а сам хозяин машины безмятежно спал дома. За руль сел Якуб и, чертыхаясь, резко тронулся.

– Н-да… До автомата этой коробке очень далеко! – негодуя сказал он. – Даже не знаю, что должно произойти в мире, чтобы наши машины перестали казаться топорными.

Мы выезжали из деревни, но не в привычную для меня сторону Серпухова, а куда-то в поля, в сторону леса. Так как ни о какой нормальной дороге в лесу речи быть и не могло, ехали мы по грунтовке. Может быть, в иномарке тряска и не чувствовалась бы так сильно, но наша топорная отечественная машина явно хотела передать весь спектр чувств. Все: начиная головой и кончая задницей – абсолютно все, чувствовало дорогу так же хорошо, как и сама машина. Видимо, в этом и заключается главная фишка отечественных автомобилей – полный контакт с дорогой.

Мы ехали по полям, затем Якуб свернул направо и поехал по заросшей напрочь дороге. Если до этого мы хотя бы ехали по грунтовке, то здесь начиналась просто какая-то полоса, проложенная тракторами еще в советское время. Сейчас она заросла и постепенно начинала сливаться с окружающей ее травой.

Наша резвая пятнашка въехала в какой-то СНТ и заехала во двор самого первого при въезде дома. Я понял, что мы приехали в Автомобилист, видимо, побеседовать с вдовой Боброва.

Дом выглядел весьма сносно. Большой, массивный, добротно построенный, он говорил о том, что здесь живут настоящие хозяева жизни. Отличало этот дом от других то, что он был сделан из красного кирпича. Большие окна и разбитый перед домом английский сад придавали имению Бобровых аристократический вид, которому могли бы позавидовать все соседи в округе. Гаража рядом с домом не было: видимо, машины у хозяев нет. Аккуратная тропинка из щебня, огороженная невысокими бордюрами, привела нас прямо к крыльцу. Вдали послышался громкий собачий лай и звуки металлической привязи, на которой, должно быть, и сидел источник этого шума – внушительных размеров барбос.

Мы с Хикматовым переглянулись и, кивнув друг другу, стали подниматься по ступенькам, чтобы поскорее войти в дом. На улице пошел дождь.

– Здравствуйте, Светлана Викторовна! Вы дома? – Хикматов громко крикнул, закрывая за собой дверь.

– А, это вы, Якуб Харисович? – дряблым голосом отвечала старушка откуда-то из глубины дома.

– Да, это я. Не сочтите за наглость, я не один – со своим приятелем, – извиняющимся тоном сказал мой коллега.

– Проходите на кухню, уважаемые. Кофе на столе. Я сейчас к вам подойду, пару минут.

Мы сели за стол и стали ждать хозяйку. Вскоре из комнаты вышла высокая, некогда невероятно красивая женщина, одетая в изумрудного цвета кофту и длинную коричневую юбку, она несла в руках какую-то бутылку. На губы была нанесена помада, на лице была заметна пудра. Старушка, очевидно, за собой следила и ухаживала, но еще никому не удавалось победить время. Вот и ей не удавалось, но она, надо признаться, хорошо ему сопротивлялась.

– Угощайтесь, уважаемые, – подсаживаясь говорила она. В этот момент она поставила на стол бутылку, и я смог прочитать этикетку, где красовалось название французского коньяка «Courvoisier». – Пару капель в кофе не желаете?

– Нет, Светлана Викторовна, благодарю! – вежливо отказался Якуб, пододвигая к себе чашку кофе.

Старушка пожала плечами и налила себе в чашку с кофе импортный коньяк. Это было точно не пару капель. Напиток теперь, наверное, процентов на тридцать состоял из элитного французского коньяка.

– Светлана Викторовна, а вам разве можно алкоголь? – неуверенно спросил я. – Прошу прощения, что лезу не в свои дела, но просто не могу не спросить.

– Вы знаете: можно все, что не запрещено законом. Нельзя человека убить, а добавить пару капель лекарства в кофе с утречка – за милую душу! – старушка молодецки хохотнула. – Мне уже семьдесят два, у меня ишемичка, которую я уже не вылечу никогда в жизни, так что пора бы уже и на тот свет. Может чарка-другая ускорит этот процесс. У меня дома поистине огромный бар и несметные запасы элитного алкоголя, поэтому не пить его – просто непростительный грех, я считаю. Да, к тому же, и жить-то мне осталось недолго. Я ни с кем особо не общаюсь, никого не пускаю в свой дом, знаете ли, – вдова Боброва подозрительно взглянула на Якуба и сделала глоток своего напитка.

– Но?… – продолжая ее фразу, спросил Хикматов.

– Но вы меня заинтриговали, Якуб Харисович. Вы сказали, что вы уже почти все знаете, и вам нужно всего лишь выяснить последние детали. Я бы хотела узнать, кто убил моего мужа. Только поэтому я и согласилась вас принять, хотя, буду честна, особой жажды общения ни с вами, ни с кем бы то ни было еще, я не испытываю.

– Да, все верно, Светлана Викторовна. Сначала я должен задать вам парочку вопросов, а уже потом закрыть этот вопрос и предоставить вам решение этой загадки.

– Валяйте! – старушенция за раз отпила сразу полкружки своего напитка и достала из ящика в столе пачку кретек[5]. Я был в шоке от этого сурового старушечьего образа, граничащего с сумасшествием.

– «Джарум»[6]?

– Конечно. Лучшие из лучших. Угощайтесь! – протянула она нам пачку. Я отказался, решив закурить свои, а Якуб взял.

– Светлана Викторовна, скажите, вы были с мужем в хороших отношениях?

– Я бы назвала их, скорее, деловыми. А деловые отношения не могут быть плохими или хорошими, они могут быть только результативными или нет. Наши – особой результативностью не отличались, как бы это ни было печально.

– Давно вы с Михаилом состоите в браке?

– В браке с этим мужчиной мы пробыли двадцать семь лет.

– Почему-то вы отзываетесь о своем покойном муже без особой любви, госпожа Боброва. Не объясните этот момент?

– Господи боже! Избавьте. Госпожа Боброва?!

– Ну, да.

– Никогда я не хотела брать, да и в итоге не взяла эту дурацкую фамилию. Я оставила фамилию первого мужа – Тимерова. А «Боброва» даже звучит ужасно.

– Интересный брак у вас был, Светлана Викторовна, – ухмыляясь, сказал Якуб.

– Чтобы понять меня, вы должны знать, на каких условиях мы поженились. Это не было большой любовью и или чем-то в этом духе. Мой первый муж умер, точнее, его убили. Я целый год горевала, жила в затворничестве. Потом я устала. Устала от того, что рядом нет мужчины. В конце концов, я просто слабая женщина, какой бы хабалкой не казалась. Я хотела почувствовать себя слабой, снова почувствовать мужскую заботу. Но после смерти Бари я сказала себе, что никто не займет его место в моем сердце, – черная вдова плотно сжала губы и прищурилась. Кретек в ее руках трещал, точно зимний костер. В доме пахло очень приятно, скорее, какими-то травами, ведь хороший кретек никогда не даст привычного сигаретного запаха.

– Я понимаю, вам тяжело! – поддержал женщину Хикматов.

– Мне не тяжело – мне тошно. Я устала от этого дерьма. С Бобровым мы познакомились в одном ресторанчике в центре Петербурга, я в то время проживала там. Это был 1993 год, лихие девяностые принесли мне много денег.

– В каком смысле?

– Бари «крышевал» группировку бандитов. После его смерти за крышу они стали платить уже мне, пока их не закрыли в начале нулевых. Кажется, во втором году их закрыли с моей подачки. Они платили с каждым годом все меньше и меньше, а на мои требования повысить взнос не реагировали. Я прикрыла их утырскую шайку. С зоны никто не вернулся: мои люди поработали там. Все эти несогласные сгнили в тюрьмах, как последние шавки.

Подумать только, эта старушка, мирно курящая напротив нас, является криминальным авторитетом лихих девяностых. Так еще и питерским.

– Так вот, – Тимерова откашлялась и продолжила. – В девяноста третьем году мы познакомились с Мишей. Я предложила ему взаимовыгодное сотрудничество. Мы женимся, он имеет право жить со мной и пользоваться всем моим имуществом. В обмен я просила его быть рядом всегда. Он согласился. Мне тогда было сорок пять, ему – двадцать шесть. Девятнадцать лет разницы, Господи! Но в сорок пять я выглядела отлично. Никто не давал мне мой возраст. Я убеждена – если женщина будет следить за собой, она всегда будет выглядеть приятно. Вот мне семьдесят два, а я по-прежнему крашусь и всегда одеваюсь красиво. Конечно, меняется и стиль макияжа, и стиль одежды, но все же. Нельзя женщине в шестьдесят носить спортивные штаны, молодежные кроссовки и всякую такую дребедень. Не нужно делать пластику и краситься, точно твое лицо изнасиловал художник. Когда дама синеющими руками держится за молодость и пытается выглядеть не на свой возраст, это просто отвратительно. Пришел твой возраст – одевайся в соответствии с ним, только стильно, и обязательно ухаживай за собой. Немного косметики и легкий приятный парфюм – все, больше ничего не надо.

Хикматов отлично понимал, что эдакая старуха Изергиль отвлеклась, но не перебивал ее, а терпеливо слушал.

– Мы жили три года в северной столице, а затем перебрались в Москву, где прожили где-то до 2002 года. Потом я закончила дела в Санкт-Петербурге, и мы уже со спокойной душой переехали сюда, в мой загородный дом, – Светлана Викторовна остановилась и сделала несколько затягов. – Я знала, что Мишка спит с другими. Меня это не волновало: он был совсем не похож на моего Бари. Любят женщины суровых и жестких мужиков, кто бы что ни говорил. Никому не нужна излишняя романтика, никому не нужны мужские слезы: девушки любят, когда мужчина может прикрикнуть, но без фанатизма. Бари был именно таким. Он любил меня, но покричать на меня тоже мог. А мне это нравилось. Он никогда не бил меня! Вот что важно.

– Неужели, Бобров вас бил?

– Этот слабак не был способен даже на крик. Он понимал, что полностью зависит от меня. Поэтому он и не мог ни крикнуть на меня, ни припугнуть. Слабак, а не мужчина. Ненавижу каблуков, но, как говорится, уговор дороже денег, так что я жила с ним.

– Знали ли вы про его связи с Инессой Новиковой из деревни Акулово?

– Конечно, Якуб Харисович, – старушка с аппетитом затянулась. – Я обо всем знала, не ругала его и все такое прочее. Сами посудите, мне семьдесят два, а ему – пятьдесят три. Да и вообще, мне было плевать на него. Я не переживала, если он не ночевал дома. Все люди считают меня больной, сошедшей с ума старухой. Что ж, пожалуй, это так. Но я прожила горькую жизнь. И вот уже почти тридцать лет никак не могу смириться с потерей моего первого мужа. Я курю, я пью – ну и пусть, «the show must go on»! Закурила я после того, как узнала, что бесплодна. Ради чего жить? Ни детей, ни родственников, ни любимого человека. Я жду своей смерти, но сама я лишать себя жизни не буду: это трусливый поступок. Я достойно выстояла перед всеми превратностями судьбы. А Михаил… Он был нужен мне только, когда я плохо себя чувствовала, чтобы он принес мне воды и сопровождал меня в дальних поездках. Что ж, теперь, видимо, придется забыть и о путешествиях.

– Госпожа Тимерова, у вас много имущества? Извините за резкий вопрос, но, думаю, вы привыкли к конструктивизму, – сухо произнес Хикматов, которому порядком надоели излияния души этой старой замученной женщины.

– Я люблю прямые вопросы, а не ходить вокруг да около. Имущества у меня вполне себе достаточно, – она докурила и затушила сигарету о хрустальную пепельницу в виде лебедя. – Дом в Автомобилисте, квартира в Серпухове, Москве и Питере. Еще есть большой земельный участок в Самарской области. Все это должно было достаться Мише. Я все ждала, грохнет ли он меня. Хватит ли у него смелости? Не хватило. Трус! Тряпка, а не мужик.

– Интересное мнение, Светлана Викторовна. А кому же теперь достанется имущество после вашей смерти?

– Двоюродному брату моего мужа. Так написано в моем завещании. Мы пришли к этому с Мишей, когда я решила обсудить с ним вопрос моего наследства. Он мне прямо сказал, что если он умрет раньше меня, то все наследство записать на его кузена, – серьезно, без малейшего намека на сожаление говорила она.

– Имеете в виду двоюродного брата убитого? Или брата вашего первого супруга? – недоуменно спросил я.

– Боброва, конечно. У Бари никого не было, к сожалению, равно как и у меня. Мы с ним сошлись как два одиночества и после этого стали одним целым. Нам никто кроме нас и не был нужен. Мечтали о детях, разумеется, но после моего диагноза, сами понимаете… Приемных детей мы не хотели, если заводить детей, то только своих, – женщина недовольно фыркнула и перевела взгляд на подоконник, который был завален разными газетами и журналами.

– А кто его брат, простите? Он где-то неподалеку живет? – Хикматов внимательно посмотрел на собеседницу.

– Мы до последнего держали все в секрете, но двоюродный брат Миши – Ямпольский. Этого жида никто не любит, поэтому мы с Мишей решили откреститься от него и приложить все усилия, чтобы никто тут не знал об их родственных связях.

– А почему же вы держали это в секрете? По-моему, это ненормально, – сказал я. – Вы же родственники, как-никак.

– Господин Акшаров, – вяло возразила Тимерова, – неужели, вы думайте, что от хорошей жизни мы скрывали это родство? Нет, конечно. Ямпольский многим не возвращал обещанных денег, проводил какие-то непонятные махинации и всюду говорил про моего мужа. Когда мы переехали из Москвы из-за того, что обманутые инвесторы навалились на наш дом, мы договорились, что отныне друг друга не знаем. А потом, где-то, наверное, через полгода, Борька приехал сюда же, в Автомобилист, поселившись ровно напротив нашего дома. Но о родственных связях этого сомнительного типа и моего мужа никто не должен был знать. И не знает. Кроме вас. Мы помогали ему финансово в обмен на нашу маленькую тайну. Он был не против.

– Н-да… – Якуб сильно удивился. – Почему же тогда фамилии у мужчин разные?

– Их матери были родными сестрами. Мать Ямпольского вышла замуж за чистокровного еврея.

– Не думаете ли вы, что Ямпольский убил вашего мужа в ту роковую ночь, чтобы заполучить наследство после вашей смерти?

– Исключено, он не мог знать об этом. Да и к тому же, после моей смерти все имущество переходило Мише, но землю в Самарской области мы оставляли ему в любом случае. Это и так, хороший кусок. Еще я хочу заметить, что в ту ночь я видела его в доме. Где-то с двух часов ночи, когда они вернулись с игры в карты, у него горел свет, и какой-то силуэт, скорее всего, его маячил туда-сюда. Где-то в половину четвертого свет погас. Я не удивилась, что муж не вернулся. Подумала тогда, что он остался у Инессы в Акулово.

– Вы следите за Ямпольским?

– Нет, я смотрела телевизор, а большое окно у меня расположено прямо позади подставки для телека. Поэтому я не могла не видеть, что там происходит. Уснула я поздно, около пяти утра, я в последнее время ложусь очень поздно, зато потом практически весь день сплю.

– Хорошо, а машина Ямпольского была припаркована у дома?

– Нет. Он заходил за Мишей в тот вечер, они ехали играть в карты. А потом машина появилась только где-то в обед следующего дня.

– Отлично. Я вас понял, Светлана Викторовна.

– Я так понимаю, детектив, ваша версия разрушена? – улыбаясь, спросила старушка.

– Да, – немного подавленно ответил Хикматов.

– Я не сомневаюсь, Якуб Харисович, что вы разберетесь со всем. Наш следователь, этот Мальцев, совсем уж бестолковый, извините меня. Найдите убийцу! Я не люблю, когда дела остаются незавершенными. А времени у меня немного. Давайте, идите! Идите!

Встав из-за стола, мы поблагодарили старушку и поспешили ретироваться. Машина Торбова громко проревела и завелась.

– Ну, что ты думаешь, Яш? – не вытерпев, спросил я.

– Что я думаю? Да ничего!

– Не понял. Как это? Ты же говорил, что Тимерова должна стать последней частью паззла?

– Все запутано. Теперь алиби на ночь убийства имеют Тряпко, у которого были газовики, и Ямпольский, которого видела Тимерова. Теперь у Инессы и Шурика никакого алиби нет. К тому же, мы не знаем даже, где ночевал последний. Он теперь становится подозреваемым под номером один, как для следствия, так и для нас. Но что-то меня еще не устраивает, и я не успокоюсь, пока не возведу все четыре колонны преступления.

– Все равно, мне почему-то кажется, что здесь замешан Ямпольский. Хоть убей ты меня!

– Мне тоже так кажется. Я привык верить своей интуиции, но сейчас она расходится с фактами. Нужно найти доказательства причастности Бориса Аркадьевича к убийству и довести дело до конца.

– Что теперь делать будем? – сказав это, я подпрыгнул и ударился головой о потолок от того, что мы наехали на кочку.

– Ты будешь заниматься маркетинговой стратегией. А Марк пусть проследит за отгрузкой огурцов и клубники. Сегодня у нас два заказа, Денис. Так что соберитесь!

– Хорошо, а ты чем займешься?

– Мне нужно съездить к следователю Мальцеву. Я хочу поговорить с ним и узнать некоторые моменты.

– Когда увидимся?

– Думаю, вечером.

– Хорошо, отчет о том вечере я оставлю у тебя в кабинете. Ладно, Якуб?

– Да, конечно. Без проблем! Буду рад с ним ознакомиться и еще раз все разложить по полочкам.

Мы приехали, Хикматов высадил меня, а сам уехал в полицейский участок. Я неспешно поплелся к дому, мне очень хотелось перекусить, потому что кофе, выпитый у Тимеровой, кажется, только усилил мое чувство голода.

Марк уже проснулся, и я вкратце рассказал ему про вдову Боброва. Мы еще раз с ним обдумали это зверское убийство за плотным обедом, но ни к чему не пришли. Передав Торбову все поручения Якуба, я пошел заниматься стратегией, ведь я должен был закончить ее уже к сегодняшнему вечеру.

Писалась стратегия быстро, на меня нашло вдохновение, и я без особого труда все рассчитывал и строил графики. Периодически мне приходилось отвлекаться на перекуры и легкие перекусы, тем не менее, вскоре степень готовности документа перевалила за восемьдесят процентов. Время шло быстро, и я упорно, страница за страницей, продолжал свой монументальный труд.

Начинало темнеть. Время было уже почти восемь часов. Звонок Якуба оторвал меня от дел.

– Да, Якуб?

– Доделал?

– Нет еще, тут немного осталось. Пара штрихов и все. Думаю, минут пятнадцать – не больше. Что-то случилось?

– Бросай все это. Найди Марка, берите газель Дюпина, нашего водителя, и поезжайте к дому Шурика. Срочно! – сказав это, Хикматов бросил трубку. Я сидел в ступоре секунд тридцать, пока, наконец, не выбежал из дома в поисках Торбова.

– Алло, Марк? Ты у Ефимова?

– Да, мы тут стоим, курим, – вальяжно отвечал мне на том конце провода он.

– Возьми у Дюпина газель. Срочно! Якуб только что звонил. Заберешь меня по пути, и поедем в деревню, к дому Шурика!

– Понял. Дюпин, я заберу твою газель…

Через пару мгновений газель с Торбовым за рулем на всех порах мчалась в мою сторону. Я запрыгнул к нему в кабину. Не произнося ни слова, мы гнали к назначенному Якубом месту.

Возле дома Шурика было какое-то столпотворение. Казалось, все Акулово собралось тут. Тут же стоял полицейский бобик. Я сразу понял, что здесь происходит первое задержание в рамках этого дела.

Так оно и было. Шурика, заключенного в наручники, следователь выводил из дома и вел прямо в бобик. Мужик препирался, кричал благим матом, но следователю были безразличны все его жалкие потуги. Мертвой хваткой Мальцев ограничивал все движения подозреваемого.

– Чтоб никаких мне тут слухов! – обратился он к толпе зевак. – Шурик… Тьфу ты, то есть товарищ Александр Витальевич Митковский, еще не признан убийцей. Необходимо провести допрос! Презумпция невиновности, слыхали? – следователь Алексей Мальцев обвел присутствующих своим суровым взглядом.

Шурика увезли, и толпа постепенно начала расходиться, продолжая оживленно обсуждать этот инцидент. Я подошел к стоявшему несколько обособленно от толпы Якубу, но тот жестом приказал нам с Марком возвращаться домой. Мы сели в наш фургончик, а Хикматов, разговаривая с кем-то по телефону, садился в пятнашку.

– Что он вообще себе позволяет? Это, вообще-то, моя тачка! – негодовал Марк, стукнув правой рукой по рулю. – Мне не жалко, но мог хотя бы объяснить, что происходит? Нам же, интересно! Я его, наверное, никогда не научусь понимать. Ну, вот что он за фрукт, а?

– Думаю, он объяснит все дома, – успокаивая и его, и себя ответил я. – Мне самому до жути интересно, Марк. У меня что-то не сходится.

10

– Что это было? – вернувшись домой, я был уже не в силах скрывать пожирающее меня изнутри любопытство. – Якуб! Я спрашиваю – что произошло?!

– Это, пожалуй, не тот исход, который меня может устроить, – Хикматов закурил, взгляд его был лишен всякого интереса. Тусклые глаза, слегка нахмуренные брови и редкие затяжки сигаретой говорили об одном – Якуб расстроен.

– Не совсем понимаю тебя, Якуб. Что? Почему не тот исход? Исход чего? – я продолжал наседать и все больше подначивать своего друга выложить все как на духу.

– Шурик – убийца Боброва, – абсолютно без энтузиазма ответил главный учредитель и в то же мгновение виновато отвел свой взгляд в сторону.

– Хикматов, черт тебя побери, так надо же обмыть это дело! Какая новость, поздравляю! И ведь все это – после твоего разговора со следователем! Значит, ты помог официальному следствию, товарищ главный учредитель! – подбадривающим голосом сказал Марк, неуместно заржав в конце.

– В том-то и дело, что после моего разговора… – обреченно отметил он. – Хотите выпить, значит, коллеги?

– Конечно, Якуб. В чем вопрос? – Торбов хлопнул Хикматова по плечу, вцепился в его локоть и неторопливо, но очень уверенно повел его на кухню.

Мы с Марком стали накрывать на стол. Достали закуску, вытащили из холодильника водку и поставили ее на стол отменного качества из красного дерева.

– Уважаемые соучредители, водка – не сегодня, – подавленно и медленно произнес Хикматов. – Водка – это больше для бурного веселья, сейчас я хочу чего-то другого.

– А что тогда? Давай, скажи, Якуб, я пулей смотаюсь в город и куплю, – энергия просто переполняла Торбова, который принялся ходить вокруг стола кругами.

– В моей комнате, в первом ящике комода лежит бутылка «Jameson». Сейчас только это поможет, я думаю, – несколько отстраненно ответил он и, соединив ладони, поднес их к плотно сомкнутым пухлым губам.

Марк послушно выполнил просьбу нашего главного учредителя и принес виски, пока я доставал специальные стаканы под данный вид спиртного и вытаскивал специальные замороженные камни для охлаждения напитка.

Торбов привыкшей разливать, опытной рукой наполнил алкогольным напитком ирландского происхождения наши стаканы и пододвинул их.

Первый стакан мы выпили в гробовой тишине. Хикматов невозмутимо продолжал смотреть на стену, даже не поморщившись от выпитого. Но теперь его взгляд стал другим – более хищным, что ли. Я понял, что пришло время для моего вопроса.

– Чем ты расстроен? Теперь можешь все выложить начистоту. Пришло время, Якуб.

– Я очень ценю в тебе, Денис, твое очень хорошее качество – ты прекрасно чувствуешь людей и подбираешь правильное время для того или иного вопроса. Я же тебе уже говорил об этом?

Я кивнул.

– Давайте сначала выпьем за это? – весело крикнул Торбов, и тут же наши стаканы были вновь наполнены виски.

– Меня не радует этот исход, – опрокинув стакан залпом, начал Хикматов. – Я не понимаю, почему именно Шурик. Моя интуиция подсказывает мне, что разгадка кроется не в этом. Каков мотив?

– Но у следователя ведь должны были быть какие-то основания для ареста? – немного заплетаясь, спросил я.

– Я пришел в участок и рассказал все Мальцеву. Мальцев в итоге выстроил весьма стройную версию – Шурик, всей душой уважая Ямпольского, завалил Боброва, притом так жестоко, и тем самым обеспечил в скором времени большое наследство этому еврею. Но Тимерова утверждает, что Ямпольский не знал о том, что после ее смерти и смерти Боброва все перейдет ему. Он знал только об огромном участке в Самарской области. Но Тимерова позвонила мне вскоре после нашей встречи и сказала, что вспомнила, как ее муж собирался рассказать Ямпольскому условия ее завещания. Светлана Викторовна, правда, не уверена в том, успел ли он это сделать.

– Я думаю, успел. А вдруг Михаила грохнул сам Ямпольский, узнав такие аппетитные пункты завещания?

– Может быть… Но причастность еврея опровергается все теми же словами вдовы Боброва, ведь она заявляет, что видела Ямпольского до половины четвертого утра. А экспертиза установила, что смерть произошла приблизительно в промежуток с часа ночи до двух. Не будем вдаваться в подробности того, как они это выяснили: я все равно не смогу объяснить, но время убийства не вызывает сомнений. Следовательно, еврей не убивал, но мог попросить Шурика, что вполне вероятно. Но я не верю, что этот паренек мог совершить такое преступление.

– А Тряпко?

– У Тряпко до половины третьего были газовики: у него была утечка газа. Следствие со всей ответственностью проверило эту информацию, и в журнале выездов за ту ночь действительно имеется запись о вызове по адресу проживания Тряпко. Причем, сотрудники газовой службы пробыли там около двух-двух с половиной часов. Таким образом, с половины второго ночи до приблизительно половины четвертого утра у нашего товарища Ивана Тряпко имеется алиби.

– Н-да… – разливая виски, протянул Марк.

– Вот таков расклад, господа!

– Но каковы основания для ареста Шурика? – разлив по стаканам коричневый напиток, спросил Торбов.

– Это самое интересное – в его доме обнаружили топор с кровью Боброва. Экспертиза подтвердила, что расчленение производилось именно этим орудием: текстура и форма лезвия точь-в-точь. Топор принадлежит Шурику, отпечатки на рукояти только его. Это и стало главным основанием для ареста.

– Но топор же могли использовать другие люди и подкинуть ему. Так ведь? Я имею в виду, что если бы я совершил убийство, – Торбов сделал паузу. – То… То я бы непременно взял топор у другого человека, а потом грамотно избавился бы от него и подкинул бы настоящему владельцу, чтобы пустить следствие по ложному следу, – Марк выдохнул.

– Разумеется, такое вполне может быть. Но нашу полицию эта информация и версия не интересуют: они ждут закрытия дела и дополнительных звездочек на погонах, – с сожалением сказал Хикматов, щелкая зажигалкой.

– Ты уверен, что Шурик не виноват? – постепенно пьянеющим голосом спросил я.

– Да, Денис. Я привык доверять своей интуиции: она не подводила меня никогда. К тому же, существует несколько весьма спорных моментов, которые заставляют задуматься о логичности и оправданности такого жуткого убийства. Чтобы расчленить убитого, нужно иметь очень сильный мотив для этого.

– И что же за моменты? – я встал из-за стола и предложил друзьям пойти покурить на веранду.

– Да, ты прав, пойдем покурим!

Мы вышли на веранду. Вечерний воздух и свежесть, что доносилась с речки, сделали свое дело, и ясность вернулась в мой уже достаточно опьяненный мозг.

– Во-первых, старуха! – резко сказал Хикматов, прикуривая сигарету. – Ее-то никто не убивал. Логично, что, захоти Шурик помочь Ямпольскому заполучить наследство, то завалил бы обоих супругов. Так ведь? Или же Тимерова была всего-навсего второй его целью?

– Так-то так, но вдруг старуха сама скопытится? Или уже отравлена? Ну, я имею в виду, что ее травят уже долгое время, – в дело вмешался Марк, зарядив стик в свой Iqos.

– Кто знает… Во-вторых, мне не дает покоя машина. Почему ее нигде не было?

– Какая машина?

– Машина Ямпольского. Ее никто не видел – уехал он с Бобровым на тачке, явился в карточный клуб он без нее, а появилась дома она только в обед следующего дня. Что-то здесь не так, товарищи!

– Ну, объяснить это сложно, – даже не пытаясь придумать что-то, достаточно безразлично отвечал Торбов.

– Согласен, Марк! Ну, и наконец, третий момент – сам Шурик. Вернее его странные ночевки. Многие говорят, что он не ночевал у себя дома. Тогда где? Эти три обстоятельства, мне кажется, помогут нам либо доказать вину Шурика, в чем я сильно сомневаюсь, либо полностью ее опровергнуть, что смотрится более вероятным, – Хикматов сделал сильный затяг и выпустил дым из носа. – И еще нужно бы выяснить, чем именно нанесли удар по голове Боброву. Топор нашли, а вот тупой предмет, которым нанесли серьезную черепно-мозговую травму, от которой и скончался Михаил Бобров, обнаружить еще не удалось.

– Займемся теперь этим? – с ухмылкой спросил Марк. – Ты опять хочешь справедливости?

– Еще чего! У нас впереди много дел: собрать урожай, отгрузить продукцию, распределить прибыль и составить промежуточную бухгалтерскую отчетность. Мы сейчас будем заниматься только этим. Параллельно я что-то буду придумывать касательно этого незавершенного дела, – затушив сигарету в пепельнице, Хикматов бросил взгляд на раскрывшийся перед ним простор полей и поспешил вернуться в дом.

– Стой, Якуб, – остановил его Торбов. – Ответь мне на один вопрос, пожалуйста. Только пообещай, что ответишь честно, без всяких выдумок и уклонений от вопроса.

– Валяй, – холодно ответил он.

Мне кажется, Хикматов почувствовал, что вопрос Марка ему не понравится, и хотел бы быстрее вернуться в дом.

– Дорогой мой Якуб, ты занимаешься этим делом с бешенным энтузиазмом и невероятной самоотдачей. Почему? Тебя гложет чувство вины за то прошлое дело, а?

– Замолчи, – процедил сквозь зубы он.

– Я серьезно. Забудь уже его! Выброси из своей головы все это. Оставь прошлое в покое. Мы сейчас никому ничего не должны, поэтому будь спокойнее.

– То дело не закрыто. Я его раскрою. Слышишь, Марк? Раскрою, чего бы мне это не стоило. Я раскрою и убийство Боброва в Акулово, и то дело, о котором вы с Денисом просите меня забыть. Со следующего года я начинаю сбор информации по нашему нераскрытому делу, я все сказал, – в грубой форме ответил ему Якуб.

– Хикматов, не делай этого! Слышишь? Не вороши прошлое, прими тот факт, что дело о том убийстве раскрыть нам не под силу. Не начинай это по новой, пожалуйста, – почти умоляющим тоном говорил Марк, но было уже поздно: Якуб его не слышал и закрывал за собой входную дверь в нашу резиденцию.

Я остался с Торбовым на веранде. Переглянувшись с ним пару раз, мы решили закурить еще по одной.

– Я думаю, он помешался на этой херне. Дело уже почти закрыто, чего он хочет? – лицо Марка выглядел недоуменным.

– Он не помешался: Яша уверен, что он прав в непричастности Шурика. Кровь из носу, но он докажет свою правоту. Ты же его знаешь! Ты думаешь, он рассказал нам все эти доводы, чтобы мы задумались о чем-то и помогли ему? Черта лысого!

– Ой, Денис, я уже опьянел, поэтому не могу думать. Я и на трезвую это делаю не охотно и с трудом, а тут еще и в таком нелегком состоянии нестояния, – слегка пошатнувшись, сказал мой собеседник.

– Он рассказал это скорее для себя. Так он уложил все по полочкам в своей чрезвычайно вместительной черепушке! – достаточно громко сказал я, активно жестикулируя, подражая манере Якуба, чем вызвал смех у Торбова.

– Даже если так. Пусть делает, что он хочет. Как говорится, чем бы дитя не тешилось…

– Лишь бы не плакало, – закончил фразу за меня Марк. – Да, я с тобой согласен!

– Но вот зачем ему ворошить прошлое?

– То дело было для него очень личным, а раскрыть он его так и не смог. Думаешь, ему легко? Он привык всегда добиваться правды и справедливости. Но там этого не случилось. Ты же помнишь его состояние после этого?

– Лучше не вспоминать. Я надеялся, что его раны уже зажили, и он не будет возвращаться к этому делу, – с сомнением в голосе произнес мой собеседник.

– Нет, не зажили. И я думаю, что Хикматов не пошутил, сказав, что начнет сбор информации. Он это может. Господи, опять придется его сдерживать, иначе он всю страну перероет в поисках правды, – я перевел взгляд на куст сирени около веранды.

– Мы сдержим его. Мы справимся, Денис. Он хоть и уверен, что Якуб Харисович Хикматов – самый умный в мире человек, но без нас ему было бы тяжело. И Яша знает об этом. Мы поддержим его, но будем ограждать от очередных травм, да?

Я ничего не ответил. Воздух свободы, который пьянил сейчас больше, чем ирландский виски, не давал мне успокоиться. Мне хотелось сказать много чего, но я сделал над собой усилие и сдержался.

– Денис, – несколько робко начал Торбов. – Как бы сейчас это ужасно ни звучало, но я искренне рад, что мы оказались в том месте, где произошло убийство. Якуб докопается до правды и раскроет дело, в этом можно не сомневаться. Успешное раскрытие дела подарит ему уверенность в своих силах, потешит его самолюбие. Правильно говорят – все по судьбе.

– Я вспомнил одну фразу, – подводя итог нашей беседы, сказал я. – Как писал Михаил Булгаков: «Все, что ни происходит, всегда так, как нужно, и только к лучшему».[7]

Мы докурили и вернулись в дом. Хикматова уже не было за столом, как и приблизительно двух третей бутылки виски.

– Он че, бахнул без нас? – Марк ошеломленно смотрел на стоящую перед ним почти опустошенную бутылку. – Он помешался на этом деле, Денис. Я надеюсь, что он его раскроет как можно скорее, а то и вовсе сопьется такими темпами.

– Получается, что он и вправду без нас столько выпил. А дело он точно раскроет, дай ему пару дней – по его глазам было видно, что он уже на финишной прямой. У него свои тараканы, а мы давай с тобой допьем этот замечательный виски «Jameson», Торбов. Вруби-ка чего-нибудь. Хочу послушать чего-нибудь отвлеченного, что-то из новинок. Что там сейчас слушают?

– Без проблем! Сейчас все будет в лучшем виде! Так-так, что у нас тут? Чарт ВК. Давай я включу случайный порядок, и пусть играет, что играет, – слегка пошатываясь, сказал он, стуча своими пухлыми пальцами по экрану смартфона.

Незаметно наступил рассвет, и в половину четвертого мы в крайний раз перед сном вышли покурить на веранду. Тусклое, совсем не яркое солнце заключило в свои холодные объятия весь простор серпуховских полей. Курить при таком неповторимом виде – сплошное удовольствие. Кажется, тебе больше ничего и не надо, только смотреть и смотреть, не думая ни о чем, кроме того, насколько ты счастлив в этот чудесный миг. Правильно поется в той старой песне, что «есть только миг между прошлым и будущим…».

«Есть только миг, за него и держись…» – немо подпевая, в эту же даль, стоя рядом со мной, смотрел мой дорогой Торбов.

11

Весь следующий день пролетел невероятно быстро, потому что мы были заняты отгрузками продуктов. Во исполнение договорных обязательств наше фермерское хозяйство обязалось распродать нескольким покупателям весь урожай. А это несколько тонн клубники, сто с лишним тонн огурцов и помидоров – прекрасный показатель. А ведь при всем при этом, огурцы и помидоры продолжали дозревать в наших теплицах. Деньги к сентябрю ожидались приличные.

Хикматова, разумеется, этот момент не мог не радовать, и Якуб был очень сильно погружен в рабочие процессы, так что разговоры касались исключительно нашего общего бизнеса. Тем не менее, в обед, во время перекура он заявил мне следующее:

– Газовая служба. Ну, я имел ввиду газовики, что приезжали к Тряпко, устроились на работу за неделю до убийства. Это был их первый выезд в Акулово. До этого они работали по Чехову, – сказав это, Хикматов загадочно улыбнулся и погрузился в клубы дыма.

– И что, Якуб? Это как-то позволит продвинуться в нашем расследовании? Что это нам дает?

– Ничего, абсолютно ничего, – ухмыльнулся он. – Я всего лишь кое-что придумал. Это маленькая идея, так сказать. У Пуаро, если помнишь, тоже бывали «маленькие идеи».

– Тогда почему ты акцентируешь на этом внимание?

– Потому что я все выяснил. Убийца – не Шурик! Вечером будет новый арест, и он меня уже полностью удовлетворит. Я сегодня до конца подготовлю все.

– У тебя уже есть доказательства?

– Пока нет, но будут через несколько часов. Есть только версия, единственно возможная. Я сейчас пообедаю и поеду в участок, поговорить с Шуриком. Мне кажется, ночевал он у Ямпольского.

– Ничего не понимаю.

– И не надо. Займитесь делами, – затушив бычок в пепельнице, сказал Якуб. – И не забудь про маркетинговую стратегию. Сегодня. Она должна быть у меня на столе.

Мы принялись за обед на улице. Тихорецкий приготовил огромный чан с супом, которым мы накормили всю нашу фермерскую бригаду. Ложки мелодично и звучно стучали по тарелкам, люди просили добавки.

Вот не знаю почему, но как-то интуитивно после трапезы абсолютно все обедавшие направились в небольшую тенистую аллею, заранее об этом не договариваясь. Все хотели отдохнуть, а может, и вздремнуть. В деревне все люди синхронизируют свои ритмы и неосознанно делают все коллективно, точно муравьи.

Фермеры начали обсуждать что-то свое. Мужики закурили свою «Яву», а женщины мыли посуду. Объяснялось это тем, что в деревне уклон жизни не меняется и поныне. Возможно, феминисты и взъелись бы, наблюдая эту картину, но одно могу сказать точно – если это и неравноправие, то всем бы нам жить в таком неравноправии. Мужики просто до смерти любят своих женщин, готовы глотку порвать за них кому бы то ни было. И даже во время сбора урожая оставляют своим напарницам самую нетяжелую работу, надрывая свои собственные спины. По-моему, это все очень справедливо и говорит только лишь о большой любви, а не о стремлении ущемить чьи-то права.

Тут были все, кроме Хикматова. Он, видимо, умчал в участок на беседу с Шуриком. Надо признаться, я был сильно заинтригован и даже не мог сконцентрироваться на своей работе.

– Марк, я, наверное, пойду работать над маркетинговой стратегией. Скажи мне, ты справишься здесь один?

– Обижаешь, Денис! Еще бы я не справился. Иди работай, парень, сколько душе твоей угодно. Я здесь все проконтролирую, не переживай! – спокойно говорил этот загорелый добряк со жгуче черными волосами.

Я успокоился и поскорее удалился в резиденцию. Спокойно сев за компьютер, мне удалось привести в порядок свои мысли. Теперь я сконцентрировался на Word-файле под названием «Маркетинговая стратегия ООО „ХАТ-Фарм“ 2020–2021 год».

Незаметно подкрался вечер, и отгрузки закончились, фермеры получили свою зарплату наличными, Марк отправился на речку искупаться. Я только что закончил написание стратегии, как вдруг раздался телефонный звонок.

– Да, Якуб. Где ты? – спросил я, только подняв трубку.

– Я скоро буду. Произошло задержание. Шурика отпустили домой, он освобожден из-под стражи. Объясню все дома.

– Хорошо, я поставлю чайник.

Поставив чайник и накрыв на стол, я вышел на веранду покурить, ожидая прибытия нашей незабвенной пятнашки. Долго ждать не пришлось, и серая машинка подвалила к дому уже через полторы сигареты.

– Марк дома?

– Нет еще: он купаться пошел на речку. Сказал, там какие-то девчонки после обеда купаться ходят, – неодобрительно сказал я. – Ему бы только за девушками гоняться, а не бизнесом заниматься.

– Но ведь уже вечереет, какие купания-то? Этот Марк совсем нас с ума сведет, – недовольно пробурчал главный учредитель.

– Он говорит, мол, такая жара днем стояла, поэтому вода до сих пор должна быть теплой. Так что, думаю, он не скоро вернется.

– Нас недооценили. Вот что самое главное.

– Не понял, – наклонив голову набок, ответил я.

– Чего здесь непонятного? Мы славно поработали, как в старые добрые времена, да?

– Ну, может быть, так-то оно и так, но с расследованием таких зверских убийств мы еще не сталкивались, Якуб. Я думал такое бывает только в голливудских фильмах, – я сделал паузу. – Ну, или на нашем «НТВ»: у нас такого тоже полно, – засмеялся я.

– Поверь мне, убийство ничем не отличается от других преступлений: его так же расследуют, как и кражу. Просто при убийстве похищается самое ценное – человеческая жизнь. Нет ничего дороже человеческой жизни. Да, возможно, убитые не всегда являются кристально честными и порядочными людьми, но наказания за свои грехи они заслуживают несколько более снисходительные, чем лишение жизни. Я убежден, что гнить за решеткой для любого человека – с психологической точки зрения, гораздо более суровое наказание. Посуди сам – мотать пожизненный срок в одиночной камере и сходить с ума, или просто перестать жить в один момент? Что психологически тяжелее? – Якуб тяжело вздохнул. – Конечно же, сидеть в тюрьме, Денис. Поэтому нельзя допустить самосуда над убийцей. Он должен сесть в тюрьму.

– Ты мне скажешь, кто убийца? – я внимательно следил за поведением Хикматова.

Он стоял возле стола и переминался с ноги на ногу, обдумывая, что сказать.

– Да, конечно, скажу. Тряпко, – видимо, ничего не придумав, коротко ответил он.

– Что? Не может такого быть! – я искренне удивился и поднял брови. – Ты же пил с ним и, хочешь сказать, ничего не выяснил еще тогда? Но как же он мог отравить меня, ведь вы были вместе? Или это не его рук дело?

– Да, я и почувствовал что-то неладное, но не раскусил его в тот вечер. В этом и была моя ошибка. Но сейчас их вина доказана. К тому же, есть чистосердечное.

– Ты сказал «их вина». Все-таки Шурик причастен?

– Нет же! Ты чем слушаешь, Денис? Я же сказал, что Шурика освободили из-под стражи. Тряпко работал в сговоре с Ямпольским. Их план был дерзок, но просчитан. В этом заслуга этого противного рыжеволосого пройдохи, именно он был их мозгом, Тряпко всего лишь исполнитель этого ужасного плана.

– Но я не понимаю.

– Все потом, сейчас я хочу принять душ и выпить чаю. Разлей, пожалуйста! – уходя в сторону душевой, не очень внятно проговорил Хикматов.

Пока Якуб мылся, к моему удивлению, вернулся Марк, и я ему рассказал все, что услышал от нашего Шерлока Холмса местного разлива. Марк был сильно удивлен, но предложил спокойно дождаться, когда Якуб все объяснит нам, хотя у меня уже появились определенные мысли, и хотелось их проверить.

– Итак, уважаемые! Поздравляю нас – дело можно считать закрытым. Убили Боброва – Ямпольский и Тряпко. Вернее, убил Тряпко, а скоординировал все действия – этот хитрый лис, – сделав глоток черного чая из зеленой пиалы, сказал Хикматов.

– Но как? Как ты догадался?… А самое главное – как ты доказал?… – недоумевал Марк.

– Думаю, я могу высказать свою точку зрения? – немного растеряно спросил я, посмотрев на Якуба исподлобья.

– Я буду очень рад, если ты облегчишь мне задачу. Я ограничусь своими короткими замечаниями, – подмигнув, сказал мне Хикматов и сделал еще один глоток.

– Мне кажется, что все начинается с мотива, – сложив руки в замок, начал я. – Главным мотивом убийства послужило внушительное наследство, которое должно было перейти Ямпольскому – дом в Автомобилисте, квартира в Серпухове, Москве и Питере, а также участок в Самарской области. Это нам рассказала госпожа Тимерова, вдова Боброва.

– Абсолютно верно! – отметил Хикматов.

– Я думаю, что еврей все же узнал об этом от Боброва. Все это наследство Ямпольский, мне кажется, собирался продать и заняться бизнесом в Серпухове или вообще в Москве, продав наконец-то свой убыточный магазин в подмосковной глуши. Кто знает, может магазинчик достался бы Тряпко, который уже давно мечтает открыть здесь алкомаркет. Поэтому они и решают составить план: они убьют Боброва, а вину возложат на Шурика, который ничего не сможет сделать против своего ненаглядного «хозяина». Я понимаю, как рассыпалось алиби Бориса Аркадьевича Ямпольского – Шурик ночевал у него, следовательно, госпожа Тимерова могла видеть в окне силуэт Шурика, а не двоюродного брата своего мужа. Ведь она сказала, что видела, как «какой-то силуэт, скорее всего, его [Ямпольского] маячил туда-сюда». Значит, она не может утверждать наверняка, что видела именно Бориса Аркадьевича. А смерть старухи становилась вопросом времени, ведь у нее давно проблемы со здоровьем, а Ямпольский, который вызвался бы помогать старухе вести хозяйство, лишь ускорил бы этот естественный процесс. Единственное, чего я не пойму, так это вызов газовой службы. Он же путает все карты нашим убийцам!

– Скорее, наоборот! Ден, вспомни, пожалуйста, как я тебе сказал, что «газовики устроились на работу за неделю до убийства», «это был их первый выезд в Акулово», «до этого они работали по Чехову». Помнишь же?

– Помню. И что?

– А то, что прошлый наряд газовой службы отработал по этому участку больше десяти лет, зная всех жителей деревень, расположенных на их участке. А новый наряд еще никого не знал! У Ямпольского есть алиби – никто не знал, где ночует Шурик. Свет в доме еврея горел, что позволяло ему утверждать о его непричастности к убийству, к тому же, в доме маячил силуэт. Думаю, Ямпольский попросил Шурика ходить по дому каждые пятнадцать минут, пока сам еврей был занят другим делом. У Тряпко не могло быть никакого алиби, но газовики ему в этом, сами того не ведая, помогли. Ставлю десять тысяч на то, что утечка газа была полностью рукотворной.

– Вообще ничего не понимаю, уважаемые, – грустно и подавленно произнес Торбов. Казалось, его не приспособленный к тяжелым мыслительным процессам мозг вот-вот лопнет и вытечет прямо из его уже красных ушей.

– Марк, мой дорогой Марк, слушай дальше, и скоро все станет предельно просто, – спокойным, тихим и ровным голосом успокаивал его Хикматов.

– Весь во внимании, Якуб Харисович.

– Все становится ясным, если предположить, что газовиков дома встретил не настоящий хозяин дома, Тряпко, а сам Ямпольский! Пока никого не знающие газовики думали, что проверяют утечку у Тряпко, сам хохол уже караулил свою жертву.

– Но я все равно ничего не понимаю, – продолжал Торбов.

– Клюка, господа. Клюка! Вспомните всю эту суету с клюкой, с которой ходил Тряпко. В тот вечер в карточный клуб он пришел с клюкой, жалуясь на хромоту. Ровно это же он говорил мне и во время нашей пьянки, вдобавок щеголяя своей массивной клюкой. Но! Наш Акшаров увидел картину, которую он отразил в своем отчете, что я просил у него за тот вечер, когда его отравили. Но эта картина так, должным образом, и не отпечаталась в его памяти, ведь той ночью он видел Тряпко, идущего очень бодро, без толики хромоты («Приветствую! – крикнул я Тряпко, который шел быстрым шагом. Руки его были заняты – в обеих он нес по бутылке водки»). А самое главное – без клюки! Значит, клюка – фикция, которая послужила орудием убийства Боброва. Все подготовлено, все выверено. Хохол испугался в ту ночь, что его обман раскусят, и передал эту информацию Ямпольскому, а тот уже, в свою очередь, совершил попытку отравления, введя ночью тебе яд гюрзы, Денис. Сам Тряпко достаточно умело всучил тебе этот феназепам, после приема которого проснуться очень тяжело. Если помнишь, дверь была не запертой. Мы с тобой не придали особого значения, и так и не установили причину покушения, но теперь она ясна. Собственно говоря, этой же клюкой Тряпко и ударил Боброва по голове в тот роковой вечер, это уже подтвердилось экспертизой, повалил его в кусты, а когда вернулась Инесса Павловна, то на дороге уже никого не было. Убитый и убийца спрятались в листве кустов и деревьев на обочине дороги. Затем труп было очень удобно перетащить на противоположную сторону и за Домом культуры расчленить его, запихав все части тела в черный мешок, чтобы нести труп было не тяжело и не палевно. Сам же мешок в ночной тьме, без единого фонаря, был практически незаметен. От Дома культуры легче всего дойти до пруда, туда мертвое тело и скинули. Холодный расчет, очень четкое исполнение и все – дело сделано, и труп лежит в пруду.

– А что с тачкой Ямпольского?

– На игру Ямпольский привез Боброва на машине, но оставил ее около леса, об этом он сам признался Мальцеву. Она до обеда следующего дня стояла там. Еврей в ночь убийства заночевал у Тряпко, помогая грамотно распорядиться всеми уликами и орудиями убийства. Неудивительно, что тачка Ямпольского появилась у его дома, спустя практически день. Все это время они заметали следы.

– Н-да, интересно получается… А как же ты объяснил все этому нашему недалекому следователю? – спросил я.

– Предложил очную ставку. Позвал газовиков повторно выехать к Тряпко. Там мы все и поняли. Согласен, привлечь к ответственности еврея было сложно, но чувство несправедливости, точившее изнутри Тряпко, сделало свое дело – он заложил старого жида со всеми потрохами. А Ямпольскому ничего не оставалось, как только признать вину и прекратить навязывать следствию свою игру. Я все подробно записал на листочке в участке, так что в суде обвинители выступят строго по заготовленному мной сценарию. У адвокатов Бориса Аркадьевича и Ивана Тряпко нет никаких шансов на победу. Думаю, Тряпко светит не меньше пятнадцати-двадцати лет колонии строгого режима, да и Ямпольскому тоже придется не сладко: для таких, как он предусмотрена статья за соучастие, ведь здесь он выступил в роли организатора и подстрекателя. Думаю, мы можем с гордостью заявить, что дело закрыто, а ООО «ХАТ-Фарм» будет обеспечено притоком новых клиентов!

– Да, Якуб Харисович! Настоящий мастер-класс! – захлопав в ладоши, сказал Торбов.

– Но у меня есть вопрос, зачем Ямпольский выкрал топор у Пиратова? – задумчиво спросил я.

– Думаю, чтобы спутать карты следствию, подложив топор со следами крови убитого. Пиратовский топор, это очевидно, не был орудием разделывания тела. То, чем расчленили тело, так и не было найдено на тот момент. Ямпольский заявляет, что не в курсе, чем Тряпко это проделал. Тряпко же говорит, что от улики избавился Ямпольский. Во всяком случае, из экспертизы стало ясно, что расчленен Бобров был топором Шурика, который кто-то из этих двоих сначала выкрал у этого бедолаги, а затем вернул его, предусмотрительно пригласив туда следователя. Мальцев и решил, что раз орудие убийства – у Шурика, то он и является убийцей.

– А как тогда кисть оказалась на обочине?

– Все по причине несобранности и спешки, ведь летом светает рано, Тряпко испугался, – Хикматов откинулся на стуле и потянулся за пачкой и зажигалкой. Закурив красный Marlboro, он опрокинул голову и на несколько секунд застыл в таком положении. – Спешка. Упаковка тела в мешок и, как следствие, неаккуратность. Транспортируя тело, кисть, лежавшая сверху, вывалилась из мешка. Вот и все. Если бы не эта кисть, я думаю, об исчезновении Боброва узнали бы не сразу, а спустя пару дней, что позволило бы убийцам за это время придумать что-то более внятное и перенести останки из пруда в другое место.

– Как-то не похоже на Ямпольского все это, – прикуривая себе, коротко высказал я свое мнение.

– Нет, почему же? Думаю, расчленить тело предложил именно наш еврей. Знаешь почему? Потому что в доме Тряпко, на чердаке, обнаружили его футболку, полную крови Боброва. Намеренно, сохранив эту невероятно сильную и неоспоримую улику, да еще и на чердаке, которым никто никогда не пользовался, Ямпольский себя обезопасил от предательства своего сотоварища. Против Тряпко и вправду улик гораздо больше, против Ямпольского только заявления убийцы, но, думаю, этих заявлений и косвенных улик будет вполне достаточно, чтобы доказать вину этих обоих подлецов в суде. Да?

– Думаю, вполне себе. Ну, теперь невыясненных моментов вроде бы и не осталось. Теперь все ясно, как день.

– Ничего не было бы без вашей помощи, господа соучредители. Мы хорошо поработали. Дело закрыто, продажи идут в гору, а значит, все не так уж плохо. А самое главное – мы нигде не фигурируем, поэтому все наши ошибки так и остались известными только нам. Никто не скажет, что, мол, поначалу мы совершали ошибки. Подумать только, как долго мы ходили по ложному следу, – мы вышли на веранду, Хикматов вновь закурил и принялся насвистывать какую-то мелодию.

– Мне кажется, – довольным голосом начал я, – личность убийцы мы установили давно. Сложнее было доказать!

– Ты, как всегда, прав, мой друг. Но кулаки Марка тоже сделали свое дело, и мы в итоге добились долгожданного успеха. Кстати говоря, завтра нам нужно будет отгрузить тридцать тонн помидоров, – стряхнув пепел с сигареты, сказал Якуб.

– Так точно, капитан! – Торбов улыбался во все тридцать два. – Много у нас еще урожая ожидается?

– По моим подсчетам, мы сможем собрать еще тонн сто помидоров и столько же огурцов, – подмигнув Хикматову, сказал я.

– Господин Акшаров? – улыбнулся он в ответ. – Я смотрю, вы все-таки проявили интерес к нашему общему делу?

– А как же? Я поговорил с фермерами, скорректировал свою стратегию и теперь мы семимильными шагами движемся к огромной прибыли! Все это – только начало, друзья.

– Пойдемте, выпьем за это, – тихо сказал Торбов.

Ночь опускалась на Акулово. Вечерний ветер обещал небольшой дождик, гонимый с севера, откуда-то из Москвы. В траве начали свои песенки сверчки. Жители деревни, наконец-то, отошли от того шока, что им пришлось испытать за последнее время. Все беды рано или поздно кончаются. Как говорится, после любой черной полосы начинается белая, впрочем, равно как и наоборот.

Дело шло к полуночи, но три учредителя продолжали свое бурное веселье в новой резиденции. Им предстоит еще много работы. Кропотливой, заурядной, не столь интересной, как расследование убийства. Но надо сделать что-то тяжелое, чтобы потом оставалось делать только что-то легкое. В нашей жизни иначе и быть не может.

12

Ранним утром Якуб умчал куда-то на марковской пятнашке. Мы с Торбовым в то время спали безмятежным сном.

– Доброе утро! – неловко взбираясь по лестницам, поздоровался Хикматов.

– Якуб Харисович, здравствуйте! – госпожа Тимерова встретила своего гостя привычной чашкой кофе и парой капель импортного коняька. На сей раз главный фермер не стал отказываться от этого напитка.

– Я хочу вам сообщить, что дело закрыто, – тихим голосом сказал он. – Finita la commedia[8].

– Я знаю, мне еще вчера все рассказал следователь Мальцев, – с сожалением в голосе проговорила она. – Но, признаться честно, я все равно знала, что вы непременно придете сообщить мне об этом вживую.

– Да. Я и вправду не мог отказать себе в удовольствии навестить вас лично, Светлана Викторовна. Вы же не против? – отхлебнув свой напиток, ответил он.

– Я польщена. Да… – она задумалась. – Жизнь – штука не простая, не находите?

– Безусловно. Особенно ваша, – Якуб улыбнулся.

– Да. Похоронить горячо любимого мужа, а затем похоронить своего, как я его называла, «делового партнера». Я думаю, что на этом мои дела в этом мире завершены, – более тихим голосом сказала она. – Правда, одно все же есть.

– Какое же?

– Вы узнаете об этом, Якуб Харисович! – старушка отвернулась. – Скорее всего, уже после моей смерти. Я никогда не оставляю начатые дела незавершенными.

– В каком плане? – Хикматов насторожился. – Что вы имеете в виду, Светлана Викторовна?

– Мне кажется, что мне присущи такие качества, как суровость и врожденное чувство справедливости, – будто бы не слыша вопроса, говорила она. – Никогда не покрывала тех, кто грабил и убивал бедных. Делала все только по совести.

– Вы меня заинтриговали, должен признаться. Я надеюсь, вы не будете заниматься самосудом?

– Возможно. Но я думаю, что вы обо всем уже догадались. Закончив свое последнее дело, я стану ждать конца пути. Меня больше ничего не будет удерживать на этом бренном свете. А, как известно, если человека ничего не держит, то смерть сама находит его.

– Надеюсь, вы уже решили вопрос с наследством? – Якуб слегка улыбнулся. – Найдите хоть какого-нибудь далекого родственника и завещайте ему все. Быть может, он приедет, будет ухаживать за вами, например. Ваш капитал станет хорошим подспорьем для развития какого-то дела. Думаю, вашему далекому племяннику будет очень приятно получить такой стартовый капитал. Не смейте отдавать все нашему государству, Светлана Викторовна.

– Я уже нашла человека, которому все и завещаю. Не переживайте, Якуб Харисович, – старушенция вяло улыбнулась в ответ. – Все же, один несчастный человечек на примете имеется.

– Хорошо, Светлана Викторовна. Я рад это слышать.

Хикматов посмотрел на потолок, пытаясь понять, стоит ли вести дальше этот разговор, либо пришло время распрощаться. Поводья разговора неожиданно взяла в свои руки черная вдова.

– Вас, наверное, интересует, что я буду делать дальше?… – спросив это, старуха уставилась на свою чашку и замолчала.

Не произнося больше ни слова, она вытащила из ящика пачку кретек. Молча закурила. Молча протянула сигарету своему гостю. И два прекрасных мозга молча курили, погрузившись в свои мысли, перемешавшиеся с сизым дымом индонезийских сигарет.

– Я, наверное, перееду обратно в Петербург, – резко ответила она на свой же вопрос, – найму сиделку и буду готовиться к смерти. Мой юрист будет навещать меня каждую неделю и распорядится всем моим имуществом, согласно завещанию. Кстати говоря, завещание я переоформила у нашего с Бари нотариуса. Он искренне удивился, увидев меня: я переписываю этот документ уже в пятый или шестой раз. А в Петербург у меня билет на завтра, поеду вечерним поездом.

– Поедите «Сапсаном»? – Хикматов вновь улыбнулся, пытаясь придать разговору хотя бы немного позитива.

– Нет, зачем же. Я не хочу ехать сидя. Уж лучше я буду ехать всю ночь, но выкуплю все люксовое купе и высплюсь. Деньги для меня не проблема, а в моем возрасте опасно на чем-то экономить, – она затянулась, а затем выпустила дым через нос.

– Но почему именно в Санкт-Петербург? Быть может, лучше обратно в Москву? – заботливо спросил сыщик-любитель.

– Там похоронен Бари. Там буду похоронена и я. Любовь, она ведь требует верности. Я… – резко замолчала старушка. – Я… Я пронесла ее сквозь года и теперь должна буду вернуться к моему мужу, – она вновь замолчала. – Мишу я похоронила на Серпуховском кладбище, все по-христиански, сами понимаете, хотя глубоко верующим человеком он и не был, а грешил чаще, чем в церковь ходил. Навещать Мишу я не буду. Мне самой осталось жить-то недолго. Инесса будет ходить, наверное, к нему на могилу, а я буду ходить к своему Бари как можно чаще. Так сказать, пока ноги будут ходить.

– Ладно, Светлана Викторовна, – после небольшой паузы сказал Хикматов. – Спасибо за кофе.

– Бросьте вы. Все это мелочи. Уже уходите?

– Да, я пойду. Сами понимаете, дел у меня много еще на сегодня запланировано, – несколько оправдываясь, сказал он. – Наверное, больше мы с вами не увидимся, Светлана Викторовна?

– Я думаю, да, Якуб Харисович. Больше не увидимся, но мне кажется, что судьба еще напомнит вам обо мне. Вы глубоко порядочный человек, и я вам еще раз хочу выразить свою благодарность за то, что установили настоящих убийц моего второго мужа, – она протянула ему свою руку, тот пожал ее и направился к входной двери.

Хикматов спешно спустился по лестнице и поспешил сесть в тачку. Только Якуб отъехал от дома Тимеровой – тут же закурил. Он прекрасно понимал, чего ожидать от этой загадочной старушки.

Тем не менее, ему стало грустно от осознания своего собственного бессилия, какой-то излишней сентиментальности. Хикматов вновь почувствовал, что он живой человек со своими эмоциями и переживаниями. От этой мысли ему сделалось не по себе, и он поспешил зарубить на корню все свои внутренние рассуждения на эту тему.

– Семен Борисович! – Якуб набрал нашему главному фермеру, дабы вновь окунуться в рабочие вопросы и забыть о личных проблемах. – Касательно вашего недавнего вопроса об удобрениях. Я пообщался с коллегами из Ногинска и Солнечногорска, и они порекомендовали обратиться к производителю удобрений, у которого есть свой завод в Удмуртии. Есть, разумеется, и более эффективные удобрения, но пока что мы не сможем их потянуть: уж очень высокая цена на них. Запишите, пожалуйста, название этого удобрения, изучите его характеристики и подготовьте мне небольшой отчет о его преимуществах и недостатках, а потом мы примем коллегиальное решение – берем или нет. Вам удобно записать название? Пишите…

Послесловие

Сентябрь. Урожай наш закончился. Мы сидели в полностью обставленной гостиной и изучали оперативную финансовую отчетность по итогам летнего сезона, составленную Якубом. Следующим этапом, до которого мы еще не добрались, было распределение чистой прибыли. А это, как известно, самый любимый момент всех владельцев компаний.

– По-моему, мы славно поработали этим летом, – сказал Марк, куря свой Iqos. – Столько всего продали уже, а ведь существуем как юридическое лицо всего-то несколько месяцев. В девяностых у нас бы уже давным-давно отжали этот бизнес, – улыбнулся он.

– Согласен, прибыль получилась, что надо, – немного грустным голосом отвечал я. – Но впереди зима, и урожая не будет. Надеюсь, у Якуба есть определенные мысли на этот счет. Зимой мы ничего не вырастим, ведь у нас нет такого оборудования и производственных площадей, где можно было бы что-то выращивать даже в холодное время года. Надо было хоть соленья сделать – хоть их продавать, но Якуб и слушать меня не захотел. А ты что думаешь, Марк?

– Да мне-то что думать? Я считаю, что нужно просто процентов по двадцать от нашей прибыли отдать в резервный фонд на всякий случай и все на этом, – не понимая, почему этот момент вызвал у меня столько вопросов, отвечал Торбов.

– Возможно, ты и прав, – я не хотел с ним спорить и решил согласиться. – К тому же, заработную плату нам платить не надо: у нас с нашими работниками на летнее время был заключен гражданский договор. Нет работы – нет договора. А если так, то и регулярную зарплату платить не надо. Хикматов все-таки молодец, что все так наперед продумывает, ты согласен?

Торбов кивнул своей черной, точно смоль, головой. Мы откинулись на спинки наших велюровых кресел, темно-зеленого цвета, и задумчиво глядели в панорамное окно, где дождь становился все сильнее и сильнее. Сильный ветер ловко подхватывал дождевые капли и проделывал над ними разные манипуляции: то скручивал их в воронку, то заставлял лить стеной, то менял угол падения по пять раз за минуту. Очень захватывающее зрелище, если сидеть в теплом помещении и любоваться этим через большое панорамное окно практически до пола.

Вечернее сентябрьское небо, такое серое, сильно контрастировало с деревьями и кустарниками, такими разноцветными. Сентябрь – настоящий месяц контрастов.

На веранде сидеть было уже холодно. Сентябрьские вечера раз за разом становились все холоднее и холоднее. Сидеть на веранде без куртки было уже достаточно сложным занятием. Выпивать там мы тоже перестали, как и обсуждать какие-то рабочие моменты. Теперь это пространство использовалось нами только для курения. Ну, разумеется, еще я мог там выпить горячий чай или кофе.

Именно поэтому мы с Марком, два уставших от хмурых дней человека, сидели в этих велюровых креслах и мечтали о поездке на море, куда-нибудь подальше от этих дождей. Шум морской волны, горячий песок, легкий бриз, вокруг красивые девушки в купальниках, в руке холодный коктейль – и никакой работы.

Вернул нас с небес на землю, разумеется, наш главный учредитель.

Закрывая зонтик, в дом ворвался донельзя реальный, в отличие от наших мечтаний, Хикматов. Чертыхаясь и ругая все на свете, он снял плащ, скинул с ног туфли и отправился мыть руки. Наш паркетный пол в холле покрылся дождевыми каплями, и я поспешил туда со шваброй – протереть пол, чтобы потом на нем не осталось разводов от капель.

– Ну, и как оно? – подливая себе чай в пиалу, спросил он. – Изучили составленную мной отчетность? Довольны?

– Мы получили чистыми очень хорошие деньги, Якуб. Почти четыреста тысяч на человека выходит. Это же невероятно! – весело заявил Торбов.

– Вы с Денисом получили по триста восемьдесят две тысячи. Я, разумеется, получил побольше. По-моему, неплохой результат, коллеги, – загадочно улыбнувшись, сказал он. – Учитывайте, что расходы на содержание нашей резиденции в основном ложатся на бюджет компании, а не на наши с вами личные карманы. Мы живем тут, получается, за счет ООО «ХАТ-Фарм» и получаем вдобавок отличные деньги. В следующем году будет еще больше, если с урожайностью все будет в порядке. К тому же, мы накопили внушительный резервный фонд, который позволит покрыть практически любые непредвиденные расходы. Замечательно, не правда ли, господа бизнесмены?

– Это вообще офигенно! – Марк не унимался. – О таком результате, Яш, мы даже и думать не могли, когда все это заваривали. А сейчас посмотри – какая резиденция, какая прибыль и какой резервный фонд. Это же просто песня, да?

– Да, но не забывайте – у нас есть кредиты. Как ваши потребительские, так и наш, взятый от лица компании. С ними нужно расплачиваться, потому что размер у них приличный. Чем раньше мы с ними рассчитаемся, тем раньше сможем обрести полную финансовую независимость.

Марк кивнул и сказал, что с потребительскими кредитами проблем нет. При условии, что в следующем году мы будем получать еще больше денег, наши с Торбовым кредиты можно будет закрыть уже через полтора-два года.

– Но какие же планы у нас на зиму, шеф? – спросил я. – Выращивать-то мы ничего не сможем. Как мы переживем ее? Зима уже близко, – я улыбнулся.

– Есть у меня несколько идей, знаете ли. Кто знает, быть может, у нас все получится, – Якуб резко замолчал и уставился на свою пиалу с черным чаем. – Урожай ведь мы весь распродали, получается. Теперь торговать нам нечем, но у меня есть в загашничке идея.

– Кстати, дорогой мой Якуб, а где ты пропадал весь день? – спросил резко я. – На сообщения не отвечал, на звонки тоже. С утра пораньше куда-то исчез, и вот, в восемь вечера только вернулся. Колись, давай!

– В Санкт-Петербурге, Денис, – коротко и как-то загадочно ответил он и шмыгнул носом.

– Где-где? Ты че, совсем что ли? Почему ты нам ничего не сказал? – у Марка эмоции сменялись очень быстро. – И чего ты вообще там делал, Хикматов? Нас с собой взять нельзя было? – спросил он как-то по-детски, обиженным тоном.

– Я встречался там с человеком, – ответил Якуб, с неохотой взглянув на Торбова и затем неторопливо отведя взгляд в сторону.

– С кем же? – Марк отложил в сторону все бумаги и уставился на нашу лягушку-путешественницу.

Стрелки настенных часов, кажется, замедлили свой ход, а их шаги становились все громче и громче с каждым мгновением.

– Вдова Боброва, Светлана Викторовна Тимерова… – плотно сомкнув губы, резко начал он. – Она умерла в четверг на этой неделе. Инфаркт. Я был на похоронах.

Повисла немая пауза. Мы переглянулись друг с другом и почти синхронно вздохнули.

– Ну, пусть земля ей будет пухом, – несколько растеряно сказал Торбов. – Не сильно долго она пережила своего второго мужа. Тяжелая жизнь, конечно, у этой женщины, похоронить двоих мужей и остаться в полном одиночестве – ни детей, ни родственников, а только недвижимость. После смерти человеку нужна всего одна недвижимость – участок на кладбище: с собой ничего на тот свет не утащишь.

– Она завещала нашей организации все ее имущество, – тихий и спокойный голос моего товарища производил какой-то гипнотический эффект. – Абсолютно все. Вы понимаете?

Мы с Марком опять переглянулись и были в шоке.

– Но… Это же несколько квартир, – единственное, что я смог выдавить из себя.

– Да, и все это имущество поможет нам пережить эту зиму. Все пойдет в наше дело, товарищи. Мы сформируем еще более внушительный резервный фонд и вложим туда все деньги. Правда, продавать квартиру в Москве я бы не хотел пока что.

– Это смотрится логичным, Якуб, – поддержал нашего шефа Торбов, хлопнув его по плечу.

Мы помолчали несколько минут, осмысляя слова нашего главного учредителя, которые словно оглушили нас.

– Я бы еще не хотел трогать питерскую квартиру: хоть будет куда завалиться, когда будем там, – возвращаясь к реальности, сказал Марк. – Но ты ведь задумчив не из-за этого, мой друг, ведь так? – наш черноволосый приятель хорошо чувствовал, что Хикматова беспокоило что-то другое, о чем он нам не сказал.

– Ты прав. Она нам завещала столько всего, а я даже не навестил ее. Это некрасиво, очень некрасиво. Она была поистине сильным человеком, хозяином слова.

Мы вдвоем с Якубом вышли на веранду и закурили. Легкий ветер и барабанящие по крыше веранды капли дождя создавали поистине прекрасный эффект. Свежесть и чувство легкости были внутри меня даже в такую унылую погоду.

– Ямпольский и Тряпко больше никогда не вернутся на волю, – спокойно сказал Хикматов, выдохнув плотный сигаретный дым. – Госпожа Тимерова исполнила свой последний долг, если ты понимаешь меня.

Я понимающе кивнул, в этот же момент стряхнул пепел со своей сигареты и обернулся – на кухне светло-зеленого оттенка над грубым дубовым столом склонилась фигура Марка Торбова. Вообще, он никогда не любил копошиться в каких-то финансовых документах, но, видимо, хотел как-то вникнуть в смысл написанных там цифр. Надо сказать, данные попытки не были тщетными: лихорадочно пересчитывая что-то на калькуляторе, он то и дело судорожно хватался за голову, а его глаза были полны детской радости. Наконец-то и Марк заинтересовался нашим общим детищем под названием «ХАТ-Фарм».

Вновь стряхнув пепел с тлеющей сигаретки, я повернулся в сторону Хикматова. Держа сигарету в зубах, он обеими руками схватился за деревянные перила, служившие в настоящий момент некой подставкой для пепельницы. Взгляд Якуба был устремлен куда-то вдаль. Казалось, в голове его проносилось что-то типа: «Господи, что же еще нам принесет этот дождь и туман после него…».

Мы столько всего прожили за это время, и теперь каждый мог подвести какой-то итог. Минувшие недели принесли множество новостей, как приятных, так и не очень. Все это – и есть жизнь. Наше существование в этом мире полно различных трудностей, преодолеть которые подчас кажется невозможным. Тем не менее, все радости жизни прочно связаны с преодолением этих самых трудностей. Что нам нищета? Что нам богатство? Что нам горе? Что нам радость? Все просто – все беды терпимы, когда есть верные люди.

Я курил и думал, наверное, обо всем на свете. Голова моя была полна различных мыслей. Все эти мысли путались с сизыми клубами сигаретного дыма.

Взять хотя бы эту несчастную сигаретку. Где-то далеко рос табак, его собрали, засушили, измельчили, провели над ним ряд манипуляций, чтобы эта кучка, по сути, сушеной травы превратилась в сигарету. Было, наверняка, задействовано огромное количество людей. А сейчас она тлеет в моей руке. Весь этот долгий и сложный процесс производства ради чего? Ради того, чтобы сгореть за несколько минут, непонятно в чьих руках. То и есть наша жизнь. Картина маслом.

Мы так же бежим за чем-то, подчас занимаемся нелюбимыми делами, терпим неприятных людей, но зачем? Ради чего? Знал ли Бобров, живя с Тимеровой ради наследства, что так и не увидит того, за чем бежал больше двадцати лет? Нет, не знал. Он спал с молодыми девушками, но терпел свою старую больную жену, воспринимая уход за ней как работу. Михаил Бобров загубил свою жизнь, отказался от счастливого брака, от спокойной семейной жизни во имя чего? В общем-то, ничего.

Вполне логично, что смерть, столь неожиданно его настигшая, не дала этим планам сбыться. Получается, что убитый вопреки своему сердцу терпел Тимерову ради будущих благ. Однако же не будь их, Бобров никогда бы не женился на этой женщине и был бы жив. Но он сделал свой выбор больше двадцати лет назад, а теперь пришло время расплатиться за свое неправильное решение.

Я стоял с Якубом и понимал, что нас можно считать счастливыми людьми. Почему? Мы занимаемся любимым делом, не причиняем никому зла, не идем против воли сердца и делаем только то, что считаем нужным. Я рад, что оставил сборку мебели, ведь она не смогла бы мне подарить того, что смогло наше дело.

«Все, что ни происходит, всегда так, как нужно, и только к лучшему», – так писал наш классик.

«Да уж, Михаил Афанасьевич, вы как всегда правы!», – подумал я и швырнул сигарету в урну, зная, что впереди нас непременно будет ждать очередное дело, которое рискует остаться нераскрытым, если за него не возьмется наш неповторимый Якуб Хикматов.