Сталинизм. Книга 2. Тотальная Родина бесплатное чтение

В наших глазах крики – вперед!

В наших глазах окрики – стой!

В. Цой.

Глава 1. Тоталитарное государство и Сталин

Вопрос такой – насколько Сталин является автором созданного в России после 1917 года тоталитарного государства? То что он его возглавлял и пользовался им, направлял террор – это несомненно, но был ли Сталин его автором? Или это коллективное творчество?

Откуда вообще взялось тоталитарное государство?

Ханна Арендт считает тоталитарными государствами только два из них – сталинский СССР и гитлеровскую Германию. Думаю, это не совсем так. Чем, например, Польша при Пилсудском или Испания при раннем Франко – не тоталитарны? На мой взгляд, если говорить о двух тоталитарных государствах, то это так только при соблюдении двух условий:

– достижения проектом полноты и законченности, то есть мы не считаем неудавшиеся попытки построить тоталитаризм и те, которые в итоге остановились на какой-то менее агрессивной форме;

– масштаб совершенных злодеяний – должен быть мировой.

Если же не принимать во внимание эти два условия – тоталитаризмов в Европе в какой-то момент было больше десятка, а распространенность этого – позволяет говорить о временном крахе демократии.

Откуда же это все взялось?

Исток у всех этих форм один – это Первая мировая война. Именно тогда сложилась смертельная комбинация – настоятельная потребность у государства массово и систематически получать у граждан (подданных) все виды ресурсов без возмещения. И массового и систематического обучения тех же граждан (подданных) практикам насилия. Причем кто-то обучался на фронте, а кто-то и в тылу, отнимая хлеб у крестьян, заставляя работать, расстреливая дезертиров.

На все на это – наложилось становление бюрократического государства с большим количеством чиновников, способных к постоянной, согласованной работе, к выполнению длительных и крупных проектов.

Взрыв насилия в Европе в начале 20 века не был уникальным. История знала еще более долгие и жестокие войны. Взять хотя бы Наполеоновские войны. Или еще более жестокую Тридцатилетнюю войну, приведшую в некоторых местах к гибели большей части, если не всего населения, к обезлюдиванию целых областей. Однако, те войны отличались. Акты грабежа, насилия, казни – были короткими по времени, они совпадали по времени с прибытием в какой-то район сражающихся сторон. Это были войска феодалов, которые кормились с той земли, на которой они сейчас стояли, и как только они уходили, насилие прекращалось или, по крайней мере, значительно ослабевало. Государство никуда не уходило, сменялись чиновники, сменялись порой и правители – но государство оставалось и делало свое дело день за днем. Надежды на то, что насильники и убийцы уйдут – не было.

В истории Европы было немало и еврейских погромов, и политиков – антисемитов. Но только современное бюрократическое государство, во главе которого стал Гитлер – смогло претворить в жизнь программу их массового уничтожения. Если бы Гитлер родился на век раньше – максимум все закончилось бы еще одним погромом.

Первая мировая война – потребовала окончательного введения по всему миру подоходного налога. Где-то он уже был введен, где-то нет, например, в Российской Империи он был введен (неудачно) только в 1916 году, хотя законопроект появился в 1908. Причина, почему этот налог не ввели сразу – понимали что не будут платить. Ну и сами не хотели платить. Так его и не платили! Правительство Керенского сделало одну из ставок на этот налог – и проиграло, не удалось собрать даже малой части того что хотели собрать. Его кстати называли налогом чести – и выяснилось, что взять этот налог, как и любые другие – можно только силой. Добровольно никто платить не будет.

Когда в Ростове формирующаяся Добровольческая армия объявила сбор средств – набрали то ли триста, то ли четыреста рублей. Добровольно никто и ничего отдавать не хотел – ни богатые, ни бедные. История Гражданской войны: после того как та или иная сторона, белые или красные – занимают ту или иную территорию, они пытаются начать там сбор ресурсов для войны, что вызывает моментальное «полевение» или «поправение» населения, саботаж и восстания. История Гражданской войны – это еще и война населения страны против любой власти вообще, отказ населения признавать и снабжать любую власть. Когда по-настоящему знакомишься с историей Гражданской войны, поневоле задаешься вопросом – а было ли когда-то на этой земле государство, которое население считало своим не на словах, а на деле, то есть готово было отдавать часть ресурсов на общие нужды?

Н. и М. Сванидзе. Погибель Империи

Слащев будет участвовать в попытках белых провести мобилизацию. Белые и красные в равной степени испытывали проблемы с мобилизацией. Большевики, прежде всего Троцкий, в целях удержания власти жесточайшими способами выстраивали регулярную армию. Слащев насмотрелся, как мобилизация выглядела у белых. Люди скрывались, как дезертиры. Или просто разбегались по деревням и сидели по домам. Их ловили и подвергали наказаниям. Слащев, кадровый офицер, доказавший личную смелость на фронтах мировой войны, теперь по деревням пытался набрать людей, смотрел, как из домов вытаскивают сытых мужиков, как их секут, а они ни за что не хотят воевать.

Население не видит разницы между белыми и красными. Бегут к анархисту Махно. Слащев будет завидовать Махно, часто говорит: «Моя мечта – стать вторым Махно».

Врачи найдут у Слащева острую форму неврастении. И есть с чего: он принимает участие в войне, где население и белых, и красных воспринимает как завоевателей.

…

Обратите внимание, почему Слащев хочет быть похожим на Махно. И белые и красные вынуждены проводить насильственную мобилизацию ради достижения своих целей. К Махно идут добровольно. Слащев хочет понять – как такое возможно, потому что в этом – секрет успеха в войне. Гражданская война заключалась в том, что после каждого продвижения одной из сторон – в тылу начиналась гражданская война, и чем больше территории ты контролировал – тем больше было и гражданской войны.

…

https://www.znak.com/2016-01-28/kak_uralcy_i_sibiryaki_ustroili_moskve_krupneyshee_vosstanie_i_partizanskuyu_voynu

Продразверстку придумали еще до прихода к власти большевиков в 1917 году. Чем глубже закатывалась в Россию Первая мировая война, тем плачевней становилась ситуация с продовольствием: посевные площади уменьшались, запасы таяли, цены росли. Государству приходилось ломать голову, как прокормить не только армию, но и гражданских. Под угрозой надвигающегося голода правительство приняло хлесткие для крестьянства решения: частично запретить вывоз и свободную продажу продукции, установить закупочные цены на продовольствие, понятно, гораздо ниже рыночных, а у кого-то его просто забирать. Но пока осторожно и выборочно: несмотря на пропаганду патриотизма, многие хозяйства упирались и саботировали.

Если царское правительство вплоть до Февральской революции уповало на сознательность крестьян и добровольное исполнение ими повинности, то через три года у большевиков не было времени на такт и раздумья – война и голод сорвали корону с трехсотлетней династии, что уж говорить о молодой Советской власти посреди разрухи и разорения. Чтобы устоять, ленинцам кровь из носу надо было накормить города. Но сбор хлеба и всего остального сократился на две трети, на всех не хватало.

Взоры обратились за Уральский хребет – там, говорили, хлеба досыта, еще с прошлых урожаев, до сотни миллионов пудов, даже не обмолоченного. В июле 1920 года Совет народных комиссаров постановил:

«1. Обязать крестьянство Сибири немедленно приступить к обмолоту и сдаче всех свободных излишков хлеба урожаев прошлых лет с доставлением их на станции железных дорог и пароходные пристани…

4. Виновных в уклонении от обмолота и от сдачи излишков граждан, равно как и всех допустивших это уклонение ответственных представителей власти, карать конфискацией имущества и заключением в концентрационные лагеря как изменников делу рабоче-крестьянской революции». Репрессивное войско, призванное обеспечить выполнение постановления, поначалу насчитывало 9000 штыков и 300 сабель. Совнарком и подумать не мог, что для решения этой задачи понадобится вовлечь гораздо больше военной силы – около 20 полков и дивизий, четыре бронепоезда, тяжелую артиллерию.

По сложившейся уже привычке рьяно и с жестокостью исполнять боевые приказы Москвы двинули сапогами в калитки свободолюбивых, не нуждавшихся ни в какой революции и не верящих ей «крепких хозяйственников» Урала и Сибири. И неожиданно получили столь яростный отпор, что в последующие советские годы предпочитали особенно не вспоминать: так, мол, кулацко-эсеровский мятеж. В действительности за вилы, топоры и берданки взялись больше 100 тыс. человек от Салехарда до Кокчетава, превзойдя по размаху и жестокости знаменитые Кронштадтский и Тамбовский мятежи. Образовался целый фронт, бушевала настоящая партизанская война. Погибнут тысячи красноармейцев, больше 50 тыс. повстанцев и мирного населения, в том числе женщин и детей. Методы этой войны будут крайне жестокими – с заложниками и массовыми казнями, стиранием с земли огнем и артиллерией целых деревень, обоюдными захватами многих крупных западносибирских городов, с последующими пожарами и разрушениями. В конце концов, Ленин с товарищами крепко задумаются о верности выбранного курса. И, в итоге, сменят его. Эхо той войны будет десятилетиями гулять по щедро политым кровью землям Зауралья и Западной Сибири.

…

Реакция власти понятна по содержанию и тону приказа уполномоченного Ишимского уездного продкомитета А. Браткова по Локтинской волости: «Приказываю весь хлеб, который причитается по разверстке, в срок 60 часов с момента получения сего приказа свести на ссыпной пункт в гор. Ишим… Ни на один фунт ни в каком обществе разверстка уменьшаться не будет. Если какое-либо общество не исполнит сего приказа в вышеуказанный срок, я с вооруженной силой – 200 чел. пехоты, 40 чел. кавалерии и четырьмя пулеметами – заберу весь хлеб до единого зерна у всех граждан общества, не оставлю ни на прокорм живым душам, ни на прокорм скотине, ни на посев. У тех граждан, которые будут агитировать против сдачи и вывоза хлеба, мною с вооруженной силой будет забрано все имущество, дом будет спален, а гражданин, замеченный в вышеуказанном преступлении, будет расстрелян. Всему обществу приказываю сейчас же доносить мне, если появится гр7ажданин, агитирующий против выполнения разверстки. Если же общество будет укрывать тех негодяев, а они будут нами пойманы, то все общество так же строго будет наказано, как вышепойманный негодяй – контрреволюционный агитатор. Приказ считаю первым и последним. Больше предупреждать не стану».

…

Решимость в борьбе за свободу и счастье выражалась в неслыханном насилии, победу вырывали любой, самой жуткой ценой. Жительница деревни Усть-Ламенская Анна Павловна Терещенко вспоминает: «Был такой Бердов в деревне Евсино. Он деревянным стежком убивал. Ему привезут коммунистов, а он убивает. Убийцей был. Может, тыщу убил, может, две, может, три. Потом коммунисты его убили». И проговаривается: «Сначала белые – коммунистов, потом коммунисты – белых, а потом коммунисты – коммунистов».

В аналитическом докладе командира 85-й бригады ВНУС Н.Н. Рахманова отмечалось: «В Омутинском районе повстанцы подвешивали взрослых и детей, у беременных женщин разрезали животы, и все это затем, чтобы в корне истребить семя коммуны». В докладе помглавкому по Сибири В. И. Шорину говорилось об уничтоженной коммуне (коммунары игнорировали вековой уклад, не верили в бога, во время продразверстки у них не выгребали последнее): «200 трупов крестьян были найдены в селе Ильинском… которые там валялись повсюду … в искалеченном виде, причем было видно, что погибшие были даже не расстреляны, а убиты палками и вилами, и среди них даже были мальчики и девочки до 15-летнего возраста».

Телеграмма в ЦК РКП(б), президиум ВЦИК и заместителю председателя Реввоенсовета республики Э. М. Склянскому: «… Нужны реальные силы, вооружение, обмундирование, огнеприпасы. Нужна помощь партсилами, партийно-советские аппараты разрушены, во многих волостях члены партии поголовно уничтожены, 75% всего состава профработников уничтожено…».

…

Первая мировая война была слишком долгой и слишком жестокой, чтобы не оказать решающее влияние на весь последующий мир, она привела к созданию совершенно иных форм взаимоотношений государства и общества. Не только в Германии, но и во Франции, Англии, России – задумались о концепции тотальной войны, о единстве фронта и тыла, о том что находящиеся в тылу обязаны так же пусть косвенно, но участвовать в войне своим трудом и плодами своей земли, отдавая государству все что оно считает нужным забрать и на условиях государства. По сути, Россия погибла при неудачной попытке реализовать концепцию тотальной войны у себя. В России в отличие, например от Германии – фронт и тыл жили разными жизнями, и когда в России начался бунт от отсутствия дешевого хлеба (более дорогой был) – в Германии уже давно не было никакого хлеба, люди ели эрзац с опилками и кормовую репу, которой раньше кормили скотину. Но каждое усилие русского правительства по изъятию ресурсов – натыкалось на все возрастающее сопротивление, пока все не рухнуло.

Тем не менее, и после 1917 года власти всех видов столкнулись с необходимостью изъятия ресурсов. Про то, что творили большевики, в общем-то, всем известно, потому расскажем о том, что вынуждены были делать немцы, после позорного Брестского мира оккупировавшие огромные территории России и столкнувшиеся с тем же самым – с необходимостью наладить изъятие ресурсов при все более враждебном местном населении…

Л. Ланник. После Российской Империи

…

С конца марта 1918 г. командование 10-й армии стало неуклонно наращивать механизм контроля над ресурсами оккупированных территорий, в том числе с помощью регламентации любых контактов между кайзеровскими войсками и местным населением, включая торговые. Закупки пытались централизовать, что могло повлечь только установление более жестких, а потому невыгодных для крестьян цен на продовольствие. Пунктуально брали под контроль сколько-нибудь ценные промышленные предприятия. Постоянно ужесточался (по меньшей мере, на бумаге) режим на демаркационной линии, что должно было покончить не столько с миграциями, сколько с сохранением активной связи между разделенными между большевиками и интервентами территориями. Карательные экспедиции против отдельных деревень, штрафы, реквизиции и постоянные аресты «зачинщиков» постепенно накаляли обстановку, хотя поначалу позиция местного населения была выжидательной и неагрессивной.

Волну протестов белорусского населения вызвали попытки германских властей использовать местных жителей на масштабных строительных работах, в том числе по восстановлению инфраструктуры. К изрядному удивлению оккупационных властей никакой благодарности местных жителей за налаживание транспорта не было, скорее наоборот. К 10 мая 1918 г. в оставшихся под властью большевиков уездах Витебской и Могилевской губерний в РККА и партизанских отрядах числилось (по советским данным) около 7,8 тысячи бойцов. Значительную часть «партизан», особенно в глубоком тылу, составляли бежавшие военнопленные, либо сопротивлявшиеся германским реквизициям местные жители, не столько нападавшие на оккупантов, сколько уклонявшиеся от контактов с ними, не считая случаев захвата остро необходимого продовольствия. Подозревали в организации диверсий и «банд» и местных помещиков-поляков, возможно, укрывавших дезертиров из корпуса Довбор-Мусницкого. Сильнейшее возмущение вызывали попытки германских властей продать крестьянам излишки реквизированного у них же (или по соседству) продовольствия. Даже оставив многодетным семьям скот, оккупанты требовали регулярных поставок, особенно молока и масла, хотя признавали, что положение с продовольствием в белорусском селе очень тяжелое.

Белорусская группировка оккупационных войск постепенно редела, что было на руку не столько большевикам, сколько полякам. Предупреждения местных помещиков о сохранившемся подполье, о наличии у крестьян оружия и их готовности восстать по сигналу, о так и не осознанном (что неудивительно) известии о заключении мира хотя и принимались, но практических последствий, не считая призывов сохранять бдительность, не имели. Батальоны ланд- мера и ландштурма, немногочисленные эскадроны постоянно проводили передел зон ответственности, осуществляя все более номинальный контроль над разраставшимися округами. Роспуск и вывоз 1-го Польского корпуса только добавили задач тающим силам оккупантов, вынужденных принять на себя контроль над еще 5 уездами, включая Бобруйск, где были крупные артиллерийские склады. Некоторым плюсом было лишь то, что местное население было явно благодарно германскому командованию за прекращение реквизиций со стороны поляков, но только до тех пор, пока оборот не набрали реквизиции уже германские…

…

На демаркационной линии наблюдали зарево от пожаров восставших деревень, на станциях возвели проволочные (и порой электрифицированные) ограждения, чтобы пресечь диверсии на железных дорогах. Сменявшие друг друга части германской армии каждый раз начинали акции устрашения с нуля, ведь после определенного времени пребывания на одной территории лояльность солдат по отношению к населению усиливалась вплоть до отказа участвовать в акциях возмездия.

Иллюзий об общих настроениях в германских штабах не питали, постоянно предупреждая войска о важности профилактики весьма вероятного восстания. Левые эсеры продолжили попытки использовать недовольство Брестом в частях РККА, приготовленных для отправки на Восточный фронт, и в конце августа подняли в Орше мятеж, однако он был быстро подавлен. В свою очередь жесткие – не менее чем на Украине – действия рыскавшей по деревням германской кавалерии заставили крестьян воздержаться от попыток действительно широкого восстания, хотя попытка поднять его была предпринята 14-19 августа в Гомельском уезде. Оно было подавлено с довольно чувствительными потерями для незначительных сил интервентов . Вскоре некоторые германские войска были сменены на передовой в Полесье гайдамаками.

…

Германские войска в это же время опасались нелояльности формируемых (лишь с середины осени 1918 г.) вооруженных сил Белорусской рады, их союза с польскими войсками, а также негативно относились к перспективе призыва жителей Полесья в гетманскую армию, запретив проведение там мобилизации. Кроме того, сказывались на общем уровне отношений и результаты контактов местных помещиков с германскими солдатами, которые в обмен на дополнительный продовольственный паек, ведь в 10-й армии зачастую не получали специальную «украинскую прибавку», охотно исполняли роль наемной охраны в схватках с крестьянами, но не теряли убеждения, что воюют с «большевиками» и спасают порядочных людей от бандитов, причем представления о последних были едва ли не мифические. Офицерство шло на подобные кондотьерские сделки с помещиками еще охотнее, ведь они, по-видимому, щедро делились «возвращенным законным владельцам». Постоянные рейды по изъятию оружия, продовольствия, сена и лошадей наложились на плохой урожай 1918 г. и постоянное сокращение норм потребления для местного населения, которому оставляли по нормам меньше, чем было в измученной недоеданием Германии.

Покидая в октябре белорусские территории, германские войска постарались оставить противнику минимум. Местное население, «подозрительно хорошо осведомленное о добавке к мирному договору», с нетерпением ожидало эвакуации оккупантов, однако оказалось быстро и глубоко разочаровано. Из-за угона скота и конфискации урожая на солдат бросались с топорами, в ответ стреляли на поражение. Тактика выжженной земли теперь обернулась и против большевиков, ведь «освободители» встречались с уже до предела озлобленным населением, так что продолжить изъятие съестного было не так-то просто.

…

Мы тут видим и предательскую с современной точки зрения политику крестьян, которым, в общем-то, было все равно, кто занимает территорию, поляки, немцы, русские или кто-то еще – ненависть вызывали лишь попытки чужаков отобрать съестное. О какой демократии, кстати, можно говорить с таким сознанием?

Я выскажу такую точку зрения – установление в России сколь-либо реальной демократии на тот момент было невозможно в принципе. И причиной этому была не революция, а Великая война, в которой государство и общество было поставлено в совершенно новые для себя условия. Царская власть в случае отсутствия революции вынуждена была бы ударными темпами создавать аппарат внутреннего насилия для того чтобы справляться с вернувшимися в деревни фронтовиками. Власть Временного правительства без большевиков либо была бы сметена военным переворотом, либо сама сознательно пошла бы на союз с военными для обеспечения контроля над страной и ее населением. Элементарно – пришлось бы создавать аппарат для принудительного взимания подоходного налога, который добром не платили. Аппарат насилия были вынуждены создавать большевики, причем насилие было направлено в основном против тех, кто и был их электоральной базой, что уже в первые годы их правления вызвало многочисленные забастовки на заводах, крестьянские и матросские восстания. Весь ужас положения большевиков был в том, что они заранее были обречены на ненависть простого народа – потому что пришли к власти в уже тяжело пострадавшей от Великой войны стране, а потом были вынуждены воевать и выигрывать уже войну гражданскую. И для всего этого нужны были ресурсы, и их было неоткуда взять, кроме как у подконтрольного населения – и население это помнило, как было при Царе, и отказывало большевикам в доверии. Большевики уже в первые два года своего единоличного правления в основном утратили электоральную поддержку и во все большей степени в отношениях с населением страны были вынуждены полагаться на принуждение и насилие.

Но постепенно, в процессе этого насилия к большевикам стало примыкать все больше тех кто в той или иной мере пострадал от насилия, которое ранее совершало население (рабочие, крестьяне, дезертиры), либо просто любил и хотел безнаказанно применять насилие в отношении населения, носиться по стране с шашкой, с наганом и пр. Постепенно, произошла некая масштабная сепарация – и из всего того взбаламученного в 1917 году людского моря осталось лишь два полюса. Это население и это власть, применяющая насилие в отношении этого населения, чтобы оставаться властью. И в ходе этой сепарации к большевикам примкнули самые разные люди, от уголовников, до бывших монархистов. Их всех объединяло одно – они одобряли, что большевики строят сильное государство, способное добиваться от населения страны того что ему, государству нужно, и они одобряли насилие, совершаемое в процессе строительства, так как ненавидели население страны, предавшее государство и полностью отказавшееся от него, сбросившее власть в ходе событий 1917 года. Сталин их полностью устраивал так как мстил за пережитые издевательства и унижения, уничтожал потенциальных вожаков нового бунта (Сталин решил полностью уничтожить всех способных к неповиновению) и строил государство, которое невозможно скинуть. В этом смысле в стране сложилась прослойка населения, заинтересованная в тоталитарном характере власти и эта прослойка, несмотря на все исторические эволюции существует и поныне.

Почему именно в СССР насилие приобрело такие масштабные и трагические формы?

Причин тут много. Никакая другая страна – участница Великой войны так от нее в совокупном итоге не пострадала. Россия – СССР пострадали дважды – сначала от самой войны, потом многократно больше – от Гражданской. По сути, СССР не мог себе позволить выйти из военного режима, он должен был восстанавливать катастрофические повреждения, создавать новую промышленность, причем в условиях довоенной отсталости (в абсолютных цифрах все было неплохо, но если брать на душу населения, был полный провал) и при этом ориентироваться на угрозу от реваншистской Германии (как показала история угроза была реальной). Так сама жизнь требовала продолжать эксплуатировать население страны на износ, что любви к власти не добавляло. Власть должна была применять все больше насилия и контроля для достижения результата и просто для выживания.

Так что же, Сталин совсем не виноват? Виноват и еще как.

Большая часть того что мы называем сталинскими репрессиями – не была объективно необходима для контроля и получения результата модернизации страны. Сталинские репрессии – это в какой-то степени продолжение расправ Гражданской войны, в какой-то разборки внутри НКВД и НКВД с обществом и властью, в какой-то результат подозрительности самого Сталина. Частично репрессии это коллективная вина большевиков, частично – личная вина Сталина. Сталин возглавил систему, где это было возможно, Сталин не только ничего не сделал для укрепления законности – он все сделал для укрепления беззакония, потому что только беззаконие давало ему возможность делать то что он хотел и в кратчайшие сроки. Ручное управление, какое практиковал Сталин – позволяло ему расправляться с политическими противниками, бросать страну то в один прорыв, то в другой, не считаясь с условиями и ценой этих прорывов, отнимать у людей всё что было. Никогда на демократических выборах даже самый забитый и индоктринированный народ – не оставил бы у власти сталинскую клику, которая могла обещать только скотские условия существования и тяжелую работу на износ.

Но сталинские репрессии – это не непременная составная часть тоталитаризма, это часть политического почерка лично Сталина и партии большевиков. И если брать тоталитаризм как он есть – то Сталин вряд ли виновен в его установлении, по крайней мере, он не единственный виновник. Тоталитаризм есть прямое и наверное неизбежное следствие Великой и Гражданской войн, неизбежная потребность контролировать и понуждать озлобленное и не обладающее гражданским чувством население, решение задачи обеспечения управляемости страны и ее модернизации в крайне непростых условиях и без возможности предоставить нормальное встречное возмещение за массово изымаемые ресурсы. Без Сталина и без большевиков – Россия видимо была вынуждена пройти через этот этап так или иначе, просто длительность и кровавость этого этапа могли бы быть иными. Например, как в Польше Пилсудского. Но установление выборной демократии в послевоенной России 1917 года – было, по всей видимости, невозможно в принципе. Большая часть крестьянского населения была против власти как таковой, как системы принуждения. И Сталин восстановил власть, причем власть всепроникающую, способную найти и покарать любого, восстановил аппарат насилия в масштабах, многократно превосходящих имперский аппарат насилия. Но не один Сталин был в этом заинтересован.

Какие еще обстоятельства способствовали реализации тоталитарного проекта или сильно увеличили его вероятность?

Истинной книгой, которая «сделала» русскую революцию – был не Капитал Маркса – а Катехизис революционера Нечаева. Эта книга знаменовала объявление обществу войны. Нечаев Сергей Геннадьевич, родом из крестьянской семьи, выкупившейся на волю, достаточно состоятельной, получивший хорошее образование, сдавший экзамен на народного учителя – написал так называемый «Катехизис революционера», содержащий в себе объявление войны «мещанскому» обществу (на самом деле просто обществу) и государству. Его моральная максима «чем хуже тем лучше» стала лозунгом всех революционеров до 1917 года, без нее революция вообще вряд ли бы стала возможна- и одновременно с этим нечаевщина стала первоисточником неисчислимых бедствий и страданий, пережитых Россией и русскими в двадцатом веке. Более того – именно из-за нечаевщины, глубоко проникшей в сознание людей – у нас так и не сложилось культуры ответственного компромисса в политике, и то и дело появляются политики, для которых чем хуже – тем лучше.

Вот, кое-что из Катехизиса

Отношение революционера к самому себе

§ 1. Революционер – человек обречённый. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Всё в нём поглощено единственным исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью – революцией.

§ 2. Он в глубине своего существа, не на словах только, а на деле, разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром, и со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями, нравственностью этого мира. Он для него – враг беспощадный, и если он продолжает жить в нём, то для того только, чтоб его вернее разрушить.

§ 3. Революционер презирает всякое доктринёрство и отказался от мирной науки, предоставляя её будущим поколениям. Он знает только одну науку, науку разрушения. Для этого и только для этого, он изучает теперь механику, физику, химию, пожалуй медицину. Для этого изучает он денно и нощно живую науку людей, характеров, положений и всех условий настоящего общественного строя, во всех возможных слоях. Цель же одна – наискорейшее и наивернейшее разрушение этого поганого строя.

§ 4. Он презирает общественное мнение. Он презирает и ненавидит во всех ея побуждениях и проявлениях нынешнюю общественную нравственность. Нравственно для него всё, что способствует торжеству революции.

Безнравственно и преступно всё, что мешает ему.

§ 5. Революционер – человек обречённый. Беспощадный для государства и вообще для всего сословно-образованного общества, он и от них не должен ждать для себя никакой пощады. Между ними и им существует тайная или явная, но непрерывная и непримиримая война на жизнь и на смерть. Он каждый день должен быть готов к смерти. Он должен приучить себя выдерживать пытки.

§ 6. Суровый для себя, он должен быть суровым и для других. Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в нём единою холодною страстью революционного дела. Для него существует только одна нега, одно утешение, вознаграждение и удовлетворение – успех революции. Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель – беспощадное разрушение. Стремясь хладнокровно и неутомимо к этой цели, он должен быть всегда готов и сам погибнуть и погубить своими руками всё, что мешает ея достижению.

§ 7. Природа настоящего революционера исключает всякий романтизм, всякую чувствительность, восторженность и увлечение. Она исключает даже личную ненависть и мщение. Революционерная страсть, став в нём обыденностью, ежеминутностью, должна соединиться с холодным расчётом. Всегда и везде он должен быть не то, к чему его побуждают влечения личные, а то, что предписывает ему общий интерес революции.

Отношение революционера к товарищам по революции

§ 8. Другом и милым человеком для революционера может быть только человек, заявивший себя на деле таким же революционерным делом, как и он сам. Мера дружбы, преданности и прочих обязанностей в отношении к такому товарищу определяется единственно степенью полезности в деле всеразрушительной практической революции.

§ 9. О солидарности революционеров и говорить нечего. В ней вся сила революционного дела. Товарищи-революционеры, стоящие на одинаковой степени революционного понимания и страсти, должны, по возможности, обсуждать все крупные дела вместе и решать их единодушно. В исполнении таким образом решённого плана, каждый должен рассчитывать, по возможности, на себя. В выполнении ряда разрушительных действий каждый должен делать сам и прибегать к совету и помощи товарищей только тогда, когда это для успеха необходимо.

§ 10. У каждого товарища должно быть под рукою несколько революционеров второго и третьего разрядов, то есть не совсем посвящённых. На них он должен смотреть, как на часть общего революционного капитала, отданного в его распоряжение. Он должен экономически тратить свою часть капитала, стараясь всегда извлечь из него наибольшую пользу. На себя он смотрит, как на капитал, обречённый на трату для торжества революционного дела. Только как на такой капитал, которым он сам и один, без согласия всего товарищества вполне посвящённых, распоряжаться не может.

§ 11. Когда товарищ попадает в беду, решая вопрос спасать его или нет, революционер должен соображаться не с какими-нибудь личными чувствами, но только с пользою революционного дела. Поэтому он должен взвесить пользу, приносимую товарищем – с одной стороны, а с другой – трату революционных сил, потребных на его избавление, и на которую сторону перетянет, так и должен решить.

Отношение революционера к обществу

§ 13. Революционер вступает в государственный, сословный и так называемый образованный мир и живёт в нём только с целью его полнейшего, скорейшего разрушения. Он не революционер, если ему чего-нибудь жаль в этом мире. Если он может остановиться перед истреблением положения, отношения или какого-либо человека, принадлежащего к этому миру, в котором – всё и все должны быть ему равно ненавистны. Тем хуже для него, если у него есть в нём родственные, дружеские или любовные отношения; он не революционер, если они могут остановить его руку.

§ 14. С целью беспощадного разрушения революционер может, и даже часто должен, жить в обществе, притворяясь совсем не тем, что он есть. Революционеры должны проникнуть всюду, во все высшия и средния <сословия>, в купеческую лавку, в церковь, в барский дом, в мир бюрократский, военный, в литературу, в третье отделение и даже в зимний дворец.

§ 15. Всё это поганое общество должно быть раздроблено на несколько категорий. Первая категория – неотлагаемо осуждённых на смерть. Да будет составлен товариществом список таких осуждённых по порядку их относительной зловредности для успеха революционного дела, так чтобы предыдущие номера убрались прежде последующих.

§ 16. При составлении такого списка и для установления вышереченаго порядка должно руководствоваться отнюдь не личным злодейством человека, ни даже ненавистью, возбуждаемой им в товариществе или в народе.

Это злодейство и эта ненависть могут быть даже отчасти и кремего (?) полезными, способствуя к возбуждению народного бунта. Должно руководствоваться мерою пользы, которая должна произойти от его смерти для революционного дела. Итак, прежде всего должны быть уничтожены люди, особенно вредные для революционной организации, и такие, внезапная и насильственная смерть которых может навести наибольший страх на правительство и, лишив его умных и энергических деятелей, потрясти его силу.

§ 17. Вторая категория должна состоять именно из тех людей, которым даруют только временно жизнь, дабы они рядом зверских поступков довели народ до неотвратимого бунта.

§ 18. К третьей категории принадлежит множество высокопоставленных скотов или личностей, не отличающихся ни особенным умом и энергиею, но пользующихся по положению богатством, связями, влиянием и силою. Надо их эксплуатировать всевозможными манерами и путями; опутать их, сбить их с толку, и, овладев, по возможности, их грязными тайнами, сделать их своими рабами. Их власть, влияние, связи, богатство и сила сделаются таким образом неистощимой сокровищницею и сильною помощью для разных революционных предприятий.

§ 19. Четвёртая категория состоит из государственных честолюбцев и либералов с разными оттенками. С ними можно конспирировать по их программам, делая вид, что слепо следуешь за ними, а между тем прибрать их в руки, овладеть всеми их тайнами, скомпрометировать их до нельзя, так чтоб возврат был для них невозможен, и их руками и мутить государство.

§ 20. Пятая категория – доктринёры, конспираторы и революционеры в праздно-глаголющих кружках и на бумаге.

Их надо беспрестанно толкать и тянуть вперёд, в практичные головоломныя заявления, результатом которых будет бесследная гибель большинства и настоящая революционная выработка немногих.

§ 21. Шестая и важная категория – женщины, которых должно разделить на три главных разряда.

Одне – пустые, обессмысленные и бездушные, которыми можно пользоваться, как третьею и четвёртою категориею мужчин.

Другия – горячия, преданныя, способныя, но не наши, потому что не доработались ещё до настоящего безфразного и фактического революционного понимания. Их должно употреблять, как мужчин пятой категории.

Наконец, женщины совсем наши, то есть вполне посвящённыя и принявшия всецело нашу программу. Они нам товарищи. Мы должны смотреть на них, как на драгоценнейшее сокровище наше, без помощи которых нам обойтись невозможно.

Здесь я отмечу – нечаевщина предоставляет еще одно невиданное до той поры зло – деление людей на категории даже внутри организации борцов за свободу и моральную санкцию на циничное использование людьми высшей категории всех остальных.

Насчет этого… помните лозунги французской революции – Свобода, Равенство, Братство. Я ничуть не сомневаюсь, что в революционной практике все идет далеко не так как в лозунгах. Но Нечаев идет намного дальше – он безнравственность возводит в норму и изначально говорит, что никакого равенства и братства тут ждать не стоит – тут есть только ложь, цинизм и манипуляции во имя неких великих идей. Это гнилой фундамент, на котором предполагается строить сверкающее здание народной свободы.

И что самое интересное – молодежь зачарованно читает это, соглашается, идет за это на смерть, в тюрьмы. Нечаева совершенно точно читал и усваивал Сталин, причем ему больше всего понравилось как раз то место, где люди делятся на категории и одна помыкает другой.

Ужас.

Отношение товарищества к народу

§ 22. У товарищества ведь <нет> другой цели, кроме полнейшего освобождения и счастья народа, то есть чернорабочего люда. Но, убеждённые в том, что это освобождение и достижение этого счастья возможно только путём всесокрушающей народной революции, товарищество всеми силами и средствами будет способствовать к развитию и разобщению тех бед и тех зол, которые должны вывести, наконец, народ из терпения и побудить его к поголовному восстанию.

§ 23. Под революциею народною товарищество разумеет не регламентированное движение по западному классическому образу – движение, которое, всегда останавливаясь с уважением перед собственностью и перед традициями общественных порядков так называемой цивилизации и нравственности, до сих пор ограничивалось везде низложением одной политической формы для замещения её другою и стремилось создать так называемое революционное государство. Спасительной для народа может быть только та революция, которая уничтожит в корне всякую государственность и истребит все государственные традиции, порядки и классы в России.

§ 24. Товарищество поэтому не намерено навязывать народу какую бы то ни было организацию сверху. Будущая организация без сомнения вырабатывается из народного движения и жизни. Но это – дело будущих поколений. Наше дело – страстное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение.

§ 25. Поэтому, сближаясь с народом, мы прежде всего должны соединиться с теми элементами народной жизни, которые со времени основания московской государственной силы не переставали протестовать не на словах, а на деле против всего, что прямо или косвенно связано с государством: против дворянства, против чиновничества, против попов, против гилдейского мира и против кулака мироеда. Соединимся с лихим разбойничьим миром, этим истинным и единственным революционером в России.

§ 26. Сплотить этот мир в одну непобедимую, всесокрушающую силу – вот вся наша организация, конспирация, задача.

…

Как вы видите, перед нами полноценное объявление войны, причем войны не на жизнь, а на смерть. Понимая это и понимая тот факт, что сам Сталин вышел из этой среды, знал эту среду, когда-то принимал эти лозунги, а теперь оказался во главе государства, мы можем понять, почему Сталин с такой методичной, нерассуждающей жестокостью уничтожал своих революционных товарищей. С одной стороны он и сам был таким – а учение Нечаева говорило о том, что революционер должен в любую минуту быть готов к смерти. С другой стороны Сталин цинично рассуждал, что раз революция сделана, революционеры больше не нужны и значит, их можно и нужно уничтожить. Что он и сделал. Но дело не в этом.

Дело в том, что подобные «катехизисы» базировались на одной мысли – что этот мир можно и нужно быстро изменить одним волевым усилием. Вот эта концепция «изменить мир усилием воли», ее принятие – и стала мотором революции. Если бы эти люди не верили, что возможно построить некий новый мир, свободный от грехов мира старого, причем построить быстро, в пределах одного поколения – только надо разрушить и уничтожить мир старый, мешающий построению нового – ничего бы не было, никакой революции. Никто бы не пошел в террор и на виселицу, если бы знал что это невозможно.

Другой вопрос, что люди, которые знали что это невозможно были – правда не у нас. Я хочу поговорить о Томасе Вудро Вильсоне, 28-м президенте США, мыслителе, политологе и политике.

Всем Вильсон известен по его четырнадцати пунктам и его внешней политике, направленной сначала на то чтобы положить конец Первой мировой войне, а потом и на создание послевоенной европейской архитектуры. Но он был известен далеко не только этим. Сын и внук протестантских пасторов – он имел собственный взгляд на политику и политологию. И реализовывал его – во внутренней политике Вильсон стал одним из самых успешных и выдающихся реформаторов США, он искал и находил решения по более справедливому распределению, дабы избежать революции.

Главное было то, что он не верил в это могучее усилие и в возможность переделать мир за счет него…

Вильсон полагал, что общество, равно как и экономика, капитализм – складываются из десятков и сотен тысяч единичных связей между отдельными личностями, ни одна из которых не создана искусственно. Из этого вытекают два следствия. Первое – нельзя считать, что все зло в этом мире проистекает от одного лица, субъекта, политического учреждения или власти в целом (этого мы не поняли и до сих пор) и соответственно, ликвидацией этого – зло не победить. Второе – ничего нельзя изменить одним могучим волевым усилием – изменения приходят только путем долгих и терпеливых действий.

В записях своего цикла лекций «Природа государства и его отношение к прогрессу» 1894 года Уилсон изложил свое политическое кредо. Эти лекции начинаются со слов: «Государство – это народ, независимо организованный в соответствии с законом на определенной территории». Таким образом, государство начинается с «народа». Вильсон определил «закон» как общую волю народа, исходящую от церкви и религии наряду с другими факторами. Индивид был необходим для функционирования государства, но государство делало этого индивида чем-то большим. Вильсон описывал само государство в религиозной терминологии как «вечное, естественное воплощение и выражение более высокой жизни, чем личность». Прогресс по Вильсону представлялся как борьба (самодисциплина), религия и образование. Взаимодействие между людьми в рамках государственного проекта во имя высшей цели способствовало прогрессу. Хотя это взаимодействие могло быть непредсказуемым, оно не должно было быть хаотичным, поскольку «свобода достигается только там, где существует наилучший порядок». Прогресс государства Вильсону виделся как гегелевский тип постоянного, плавного поступательного движения по воле самого Бога.

В еще более ранней неопубликованной статье, которую он написал в возрасте 23 лет, Вильсон говорил о святом Граале русского общества – о Французской революции. Вильсон признавал благородные цели Французской революции, но в то же время он утверждал, что ее лидеры препятствовали достижению этих целей. И он утверждал, что французское общество будут постигать неудачи до тех пор, пока французы не избавятся от своей тенденции к централизованному управлению. Франция в таком состоянии будет колебаться между деспотизмом и хаосом, потому что люди, составлявшие французское общество, были неспособны к умеренным конституционным действиям. «Французский ум, кажется, движется под прямым углом к закону и параллельно со всеми опасными крайностями». В еще одной лекции, Вильсон утверждал, что неудачи французского правительства была вызвана ошибкой в сознании отдельного французского гражданина, его неспособностью осознать, что государство должно быть слугой личности, а не наоборот: «Таким образом, даже воображение самых обнадеживающих реформаторов было порабощено пагубным представлением о функциях государства. Признать в правительстве только агента или инструмент управляемых было бы для них столь же невозможно, как стереть всю прошлую историю Франции. Для них государство и было нацией». Вильсон считал, что большая часть социальных проблем во Франции была вызвана ролью церкви. Это заставило французов слишком высоко относиться к коллективу и слишком пренебрежительно – к личности. Эта неспособность выстроить правильную шкалу приоритетов между обществом и индивидуумом привела к возникновению общества, которое колебалось между насильственной революцией и пассивностью перед лицом тирании.

Сейчас, в двадцать первом веке – практически никто в России не знает и не читал Вильсона, как его не читали ни в девятнадцатом, ни в двадцатом веках. Нет даже нормального сборника его трудов на русском. Проблема в том, что хотя он, во всем вышеизложенном и не думал о России – но все что он написал, зловеще знакомо. Определение «общества, которое колебалось между насильственной революцией и пассивностью перед лицом тирании» это определение и нашего общества, в том числе сегодняшнего общества.

Если мы будем разбирать мысли и деяния всех наших революционеров 19 и 20 века – то мы увидим одну их общую черту. Все они боролись против царского абсолютизма – но по факту никто не собирался от этого абсолютизма отказываться. Русские революционеры в своих организационных построениях – выказывали крайнюю степень несвободы, которая подчас перехлестывала даже за рамки их французских учителей. Никто из них не сомневался, что общество надо менять и менять быстро, а раз это надо делать – то такие изменения возможны лишь насильственным путем. Все они боролись против свободы, так как опасались и не без оснований, что люди получив определенные свободы, перестанут быть заинтересованными в революции. Кроме того, все они намеревались разрушить церковь как стабилизирующий и объединяющий социальный институт, так как и он мешал делать революцию. Кроме того, они совершенно не оценили те возможности, какие давало местное самоуправление и были против любых частичных уступок и постепенного движения – так как и это по их мнению мешало делать революцию. Революция из средства превратилась во всепоглощающую цель, причем цель эта был деструктивна. Разрушить весь существующий мир до основания.

Равно как русские революционеры – пренебрегали личностью. Пренебрежение к личности выглядывает из каждого уголка нечаевского катехизиса, оно сквозит в Капитале Маркса, очарованного движением и действием больших масс (классов). Проблема в том, что солидарные действия больших масс возможны лишь на коротких исторических отрезках и в экстремальных обстоятельствах. Как только раж революции проходит – остаются те же миллионы маленьких людей, которые строят миллионы маленьких связей, и они не знают и не хотят знать, что они вообще-то – класс и должны действовать в соответствии с классовыми, а не личными интересами.

Проблема была в том, о чем предупреждал Вильсон. Разрушенное, вошедшее в состояние хаоса общество не было способно построить сколь-либо приемлемое демократическое общество, в котором у людей были бы права. Оно способно только колебаться от одного экстремума до другого. От хаоса – к тирании и обратно. Вот, Сталин и воспользовался запросом на «наведение порядка», который представлял собой ни больше, ни меньше – завуалированный призыв к тирании и кровавой расправе над теми революционными пассионариями, которые принесли стране и ее народу очень много зла. Сталин понял, уловил этот запрос народа и выполнил оба «народных наказа». Построил тиранию и заставил революционеров отвечать за содеянное. По высшей мере – пуля в затылок.

И виноваты в этом сами революционеры. Они сами построили страну, в которой для них был уготован расстрельный подвал.

И это было уже не первое поколение пассионариев, которое Россия отправила на виселицу, в Сибирь, в подвал…

Глава 2. Двадцатые. Чистки и обмен партбилетов, как преддверие террора

Одной из причин того что террор 1937 года смог вообще осуществиться – была неоднократная репетиция этого процесса, известная как чистки. В сущности – чистки плотно смыкаются с террором, разница лишь в том, что после чистки, если ты ее не прошел – ты просто остаешься без партбилета и скорее всего без работы.

Из Википедии

Чистки в ВКП(Б) («Чистка партийных рядов») – совокупность организационных мероприятий по проверке соответствия членов коммунистической партии предъявляемым к ним требованиям. Практиковались в ВКП(б) в 1920—1930-е годы.

Эта практика была заимствована большевиками вскоре после Октябрьской революции, в 1921 году, когда партия разрослась за счет множества членов, сомнительных с точки зрения старых большевиков. В рамках марксистской идеологии, предполагалось, что беда происходит от наводнения партии «мелкобуржуазным элементом» в ущерб «пролетарскому».

Чистка 1921 года

27 июля 1921 г. ЦК РКП(б) опубликовал в «Правде» обращение «Ко всем партийным организациям. Об очистке партии». В обращении ставилась задача освободить партийные ряды от кулацко-собственнических и мещанских элементов из крестьян и уездных обывателей, а также проявить особую строгость по отношению к советским служащим – выходцам из буржуазной интеллигенции. Другой категорией вычищаемых являлись выходцы из других партий, причём наиболее опасными были признаны бывшие меньшевики. Для проведения чистки, Политбюро создало Центральную комиссию, на местах партийные органы образовывали городские и районные комиссии. Ритуал чистки состоял в следующем: каждый член организации выходил перед «комиссией по чистке» из нескольких (как правило, трёх) человек, присланной вышестоящей организацией и прошедших чистку ранее, клал перед ней на стол партбилет и личное оружие (если таковое было), отвечал на её вопросы, а также на вопросы присутствующих. Если он признавался достойным оставаться в рядах партии, партбилет и револьвер возвращались. Первоначально подвергались ревизии, прежде всего социальное происхождение и участие в революции, а также идеологическая грамотность (задавались вопросы на знание теории марксизма и т. д.) и морально-бытовой облик партийца. Согласно партийной переписи весны 1922 г, численность партии за год сократилась с 732 тыс. до 410 тыс. человек. Более 1/3 было исключено как за «нестойкость», «лодырничество», «как ненужный элемент» (аналоги: «сомнительный», «колеблющийся элемент», «балласт», «неподготовленный» и т. д.). Почти 25 % было вычищено за «дискредитацию советской власти», «шкурничество», «карьеризм», «пьянство», «буржуазный образ жизни», «разложение в быту», в том числе религиозные убеждения, взяточничество, шантаж. 3,1 % покинули партию добровольно, в том числе в знак протеста против введения НЭПа.

Местные чистки 1920-х гг

В последующие годы проводились местные чистки, прежде всего в организациях, где обнаруживались вопиющие случаи коррупции и морального разложения (наиболее известными были «дела» областных и городских парторганизаций Смоленска и Астрахани в 1928 г.). По решению XIII съезда в 1925 г. была проведена чистка советских и вузовских ячеек; исключено 6 %. «С целью очищения от кулацких элементов» в 1926 г. провели чистку деревенских ячеек.

Сталин настаивал, ссылаясь на Ленина, что «без периодической чистки от шатких элементов, партия не может укрепляться».

Чистка 1929 года

В 1929—1930 гг. по решению XVI партийной конференции (апрель 1929) прошла вторая общепартийная («генеральная») чистка – первая чистка, которой руководил Сталин. Комиссии по чистке назначались по иерархическому принципу: ЦК назначал областные и краевые комиссии, обкомы и крайкомы – районные комиссии. При принятии решения о чистке был нарушен устав партии: по уставу, чистку мог объявлять только съезд. Вторым нарушением устава было то, что чистке подвергались лица, избранные на партийные должности на съезде (то есть члены ЦК и ЦКК) (таким образом получилось, что отдельные партийные органы могут ставить под сомнение и отменять решение съезда – высшего органа партии). В постановлении о чистке говорилось, что чистка должна «сделать партию более однородной, беспощадно выбросить из рядов партии все чуждые ей, вредные для её успехов, равнодушные к её борьбе элементы … разоблачая скрытых троцкистов … и сторонников других антипартийных групп и очищая от них партию».

Первоначально было исключено 174 тыс. человек, но многие из них восстановились, подав апелляции, так что число исключенных в целом составило около 100 тыс., или 10,2 % членов партии. В целом причины исключения, кроме участия в оппозициях, были разнообразны: от простой пассивности до аморального поведения.

Чистка 1933 года

Третья «генеральная чистка» была объявлена совместным решением ЦК и ЦКК от 12 января 1933 г. и шла на протяжении всего года. Всего было вычищено до 400.000 человек, или 18 % членов партии. Всего же, по озвученным Сталиным данным, с 1921 по 1933 гг. в результате чисток было исключено из партии 800.000 человек.

Спущенная на места разбивка перечисляла следующие категории вычищаемых, установленные постановлением ЦК от 28 апреля 1933 г.:

классово чуждые и враждебные элементы, обманным путём пробравшиеся в партию и остающиеся там для разложения партийных рядов;

двурушники, живущие обманом партии, скрывающие от неё свои действительные стремления под прикрытием лживой клятвы в «верности» партии, пытающиеся сорвать её политику;

открытые и скрытые нарушители железной дисциплины партии и государства, не выполняющие решений партии и правительства, подвергающие сомнению и дискредитирующие решения и установленные партией планы болтовней об их «нереальности» и «неосуществимости»;

перерожденцы, сросшиеся с буржуазными элементами, не желающие бороться на деле с классовыми врагами, не борющиеся на деле с кулацкими элементами, рвачами, лодырями, ворами и расхитителями общественной собственности;

карьеристы, шкурники и обюрократившиеся элементы, использующие пребывание в партии и службу у советского государства для своих личных шкурнических целей, оторвавшиеся от масс и пренебрегающие нуждами и запросами рабочих и крестьян;

морально разложившиеся, роняющие своим неблаговидным поведением достоинство партии, пачкающие знамя партии.

Кампания по обмену партийных билетов

Фактически новой чисткой стала кампания по «проверке и обмену партийных билетов» 1935—1936 года, ставшая одной из частей «Кировского потока» под лозунгом усиления бдительности после убийства Сергея Кирова. Она уже тесно смыкается с так называемым «Большим Террором» 1937 −1938 годов, и на этот раз, как и в революционной Франции, утеря партбилета означала верную «путёвку» как минимум в лагерь. На это время был прекращен прием в партию новых членов.

Официально практика «чисток партийных рядов» была отменена на XVIII съезде партии в 1939 году.

Чистки – эта система, как и многое другое, была заимствована у якобинцев, но при этом опиралась и на наше, чисто российское своеобразие. Первое – чистки, конечно, напоминали крестьянские сходы. Как и на крестьянском сходе – душа нараспашку, и что народ решил, так и будет. То есть, если решить убить – значит, убьют, русское крестьянство искренне верило что решение схода выше закона. Точно так же как сход моментально превратился в орудие богатеев, которые выставляли ведрами вино и подпаивали крестьян, точно так же и совбюрократы решали свои проблемы, прикрываясь решением подобных «сходов», а на деле договариваясь с активом. И второе – это конечно Ленин. Ленин был великим мастером размежеваний, склок и конфликтов. Он размежевался со всеми с кем можно и эта конфликтность – стала отличительной чертой всего большевизма. Конфликтность и бескомпромиссность. Или ты с нами или ты против нас. Или так – или вообще – никак.

После гражданской войны партия, оставшись единственной, естественно стала притягивать к себе всякого рода шушеру, искателей приключений, прочих неблагонадежных личностей. Для чего потребовалась первая чистка. Но в ходе ее – произошли вещи, которые тогда никто не оценил. Первая – эту чистку проводил Сталин, его орг-парт бюро и в ходе ее было проведено первое массовое анкетирование. Анкеты были подробными, составленными на удивление хорошо даже по нынешним временам (если руку приложил лично Сталин, надо отдать ему должное, талант организатора у него был развит), и самое главное – они сохранялись навсегда. Неверный ответ, неверное имя в анкете – спустя десять – пятнадцать лет становилось пропуском на тот свет.

Первая чистка, по всей видимости, была организована не Сталиным, если он и имел к ней отношение – то был одним из нескольких. Двадцать первый год – это год когда определился победитель в Гражданской войне. Ради того чтобы победить партия принимала в свои ряды всех кто хотел вступить, во многих местах были рады принять хоть кого-то. Когда идет война – не до привередливости. Но война подошла к концу и пришла пора разобраться с кадрами, подготовиться к мирной жизни.

Кроме того чистка была удобным предлогом для того чтобы избавиться от тех, кто себя в войну запятнал – а такие тоже были и немало, и многие при оружии.

Ну и… едва ли не треть членов партии ее покинула. Обвинения, в общем-то, банальные – кто просто примазался, кто научился извлекать из своего положения выгоду. 3 % партийцев покинула партию в знак протеста против НЭПа. Помимо собственно выбрасывания из партии лишних, чистка преследовала еще такую цель: если кто-то прошел чистку и потом что-то совершил, вопросы будут и к комиссии по чистке – как пропустили?

Помимо партийных чисток были в то время и другие мероприятия, приближавшие не коммунизм, а бойню.

В. Сарабеев. Троцкий, Сталин, коммунизм

Сохранилось весьма живописное описание партсобрания на крупном ленинградском предприятии, заводе «Красный треугольник», оставленное сторонником «новой оппозиции», секретарем ячейки ВКП(б) данного завода И.С. Кострицким:

«Укажу, как, например, тов. Ворошилов грубо и резко набросился на комсомольцев, перебежав на другой конец стола Президиума. Он заявлял: “Я вас сотру в порошок”. Такое заявление тов. Ворошилова вызвало бурные протесты комсомольцев, на что тов. Ворошилов снова заявил: “Я вас возьму в Красную Армию, и там мы поговорим…” Тов. Калинин также употреблял постоянно резкие выражения, чем вызвал волнение собрания. Например, обращаясь к женщинам, он сказал: “Ну, вы полоумные, мы с вами меньше всего будем считаться”, обращаясь к комсомольцам, назвал их сопляками».

Голосование в конце собрания, на котором присутствовало 500 членов партии – работников завода и 100 «гостей», по требованию М.И. Калинина должно было происходить следующим образом: в переполненном зале сторонники ЦК должны были отойти налево, а противники – направо. Далее И.С. Кострицкий сообщает:

«Когда после этого, как указано выше, тов. Калинин при шуме и протестах собрания начал делить коммунистов, то группа членов партии начала качать тов. Калинина, а затем и тов. Ворошилова. В это время тов. Молотов заявил, что он требует, чтобы я, как председатель, встал на стол и заявил, что большинство за резолюцию, предложенную тов. Ворошиловым. На это я заявил, что это неверно, что таким способом нельзя определять большинство и что, кроме того, собрание постановило, чтобы голосовать только членам коллектива “Красный Треугольник”, между тем, как “голосовали” свыше ста человек гостей. Тогда тов. Молотов крикнул мне: “Сволочь, саботажник, контрреволюционер, сотру тебя в порошок, привлеку тебя в ЦКК, я тебя знаю”».

Естественно, что от подобных сцен до запрета на оппозиционную деятельность и физических расправ за нее дистанция была уже не столь велика. И логическое развитие методы борьбы группировок в партии получили на ее следующем этапе, в ходе борьбы объединенной оппозиции против сталинско-бухаринского большинства в 1926–1927 годах.

Далее чистки если и были то местные – но если не было аккордной кампании чисток то это не значит, что чисток не было вовсе. Товарищ Сталин взял на себя кадровую и организационную работу и надо отдать ему должное – в короткое время поставил ее на хороший уровень. Заполнялись личные дела, проводилось анкетирование. Вопросник видимо составлял сам Сталин и вопросы выдают неплохого знатока человеческих душ.

Вот, например такой вопрос

Вопрос об отношении к директивам и дисциплинированности предполагал следующие варианты ответа: подчиняется с улыбкой; подчиняется скрепя сердце; волынит, но подчиняется; саботирует; не подчиняется

Думаю, эта анкета отправила многих на тот свет, потому что по ней Сталин потом определял человека. Я как то раз прочитал такую характеристику Бухарина: непокорный. Это ключевое слово, они все, перевернувшие Россию обладали этим качеством – были непокорными. Но когда Сталин стал отстраивать свою вертикаль – они из товарищей превратились для него в опасность. Ему нужны были только те, кто подчинялся с улыбкой. Ему.

Остальных он ликвидировал, не задумываясь, одного за другим. Непокорным – смерть.

А вот 1929-ый год – это чистка, инициированная лично Сталиным. Год крутого перелома – он решал сразу несколько задач:

– Окончательно разгромить троцкистов;

– Окончательно разгромить зиновьевцев и каменевцев (пока, кстати, речь шла только о небольших сроках и ссылках в отдаленные области);

– Прочистить партию от тех кто хорошо устроился во времена НЭПа;

– Прочистить партию и от тех кто не был согласен с резким переходом к насильственной коллективизации и индустриализации, кто предвидел голод, разрушение только пришедшей в себя деревни, итальянки (забастовки). Кто в принципе не верил в возможность построения будущего на базе насилия и пропаганды;

– Прочистить партию от тех, кто не согласен был насиловать деревню.

Одновременно с этим чистку можно считать и некоей попыткой замкнуть партию на саму себя, дать ей какое-то дело не дать потенциальным критикам сорганизоваться и дать бой сталинской банде.

Третья чистка 1933-34 годов видимо планировалась Сталиным как финальная перед нормализацией. О том что планировалась нормализация говорят самые разные свидетели и факты. За нормализацию был Ягода, Ворошилов, Калинин. Вероятно и сам Сталин серьезно рассматривал такую возможность. Самый тяжелый первый этап и индустриализации и коллективизации был пройден. Планировались самые разные мероприятия по послаблениям – от предоставления избирательным прав всем, прекращение преследований детей за отцов (сын за отца не отвечает), принятие новой Конституции.

Вопрос: что же тогда произошло?

На мой взгляд, сыграл роль целый комплекс факторов

– К власти в Германии пришел Адольф Гитлер – и Сталин понял что подготовка к войне неизбежна, а она требует нового форсирования промышленности, причем без отдачи в хозяйстве

– Убийство Кирова

– Но помимо убийства Кирова – Сталин видимо получил еще целый комплекс данных свидетельствующих как о переходе оппозиции к силовым акциям так и неготовности НКВД бороться по-настоящему с теми кого они считали своими. Ягоду снимали с формулировкой «НКВД опоздало на четыре года» – это указывает на то что у Сталина были какие-то конкретные данные и подверстанные именно к 1932 году

Вот и получилось так что два плана было запущено одновременно – план демократизации и план чистки. И какое-то время они осуществлялись одновременно.

Обмен партийных документов 1935-36 годов – это фактически новая чистка, она явно незапланированная, чрезвычайная и без перерыва перетекает в события террора 1937 года…

Глава 3. Причины сталинской жестокости

Ora pro nobis

Молитесь за нас…

Немного в сторону от основного повествования. Едва ли не главной отличительной особенностью сталинского правления – была крайняя жестокость функционеров и постоянно предпринимаемые акты насилия для того чтобы заставить события идти так а не иначе. В иерархической пирамиде режима жестокость проявляли все, и не было никого, кто был бы совершенно точно неприкосновенен. Сталин проявлял жестокость к министрам и полководцам, министры и полководцы проявляли жестокость к своим подчиненным – и так далее, до последнего председателя колхоза, который заставлял работать голодных крестьян за трудодни, и лишал земельного надела (огорода) тех, кто не вырабатывал норму. Надо отметить, что хотя Сталин вносил немалую лепту в распространение жестокости вниз по системе – все же отнюдь не он один являлся ее продуцентом. Придя к власти в США или Великобритании, он просто не смог бы править так, как он правил в России. И надо понять причины всего этого.

Часть из этих причин – это конечно привычка к насилию, оставшаяся после Первой мировой и Гражданской войн. Но преувеличивать значение этого фактора тоже не стоит. В 1937 и последующих годах насилия – все большее участие принимали те кто в Гражданскую были детьми и подростками и могли запомнить только голод и страдания. Однако и они с энтузиазмом включились в сталинскую систему насилия… почему? Помимо прочего, это говорит о том, что система эта имеет куда более глубокие корни, она не произрастает из трагедии одного поколения.

Большевики – в конечном итоге пришли к построению СССР по типу хорошо знакомого крестьянам общества – семьи. Не просто так Ленина называли неонародником и обвиняли его в отходе от классического марксизма. Но надо понимать, что это такое – общество-семья. Крестьянская большая семья – это несколько поколений одного рода под одной крышей. Во главе старший рода – большак. В такой семье – ни у кого нет никаких прав. Еще раз – никаких, большак все решает сам, остальные должны безоговорочно подчиняться. Сын, даже если имеет свою жену и детей, – тоже не имеет никаких прав и слушается отца. В семье не может быть никакой защиты от действий отца (по крайней мере, в то время и при том уровне правосознания). Большевистское государство выступало в роли жестокого, тиранического отца, выжимающего из семьи все соки ради того, чтобы выбраться из нищеты.

Но были у сталинского террора и отличия от ленинского. Причем – большие.

Террор первых лет советской власти – если это были не эксцессы на местах – имел в своей основе классовую ненависть. Большевики – как садовники сад, «пропалывали» Россию, уничтожая тех, кого они считали сорняками и человеческими отбросами. Конечно же, большевики были вынуждены отступать и делать исключения под давлением обстоятельств – взять например, набор царских офицеров в РККА. Но конечная цель оставалась неизменной – однородное социалистическое общество без «классовых врагов». Сталинский террор чаще всего носил прикладной, а не классовый характер. Он обрушивался на тех кто был по каким-то причинам опасен, или не справлялся с порученной работой, он был средством страха и принуждения, и главными его жертвами были коммунисты. Члены партии. Сталинский террор был направлен на самое себя, палачи сами то и дело становились жертвами. Во-вторых – Сталин при осуществлении террора все-таки на первое место ставил пользу и признавал перевоспитание, хотя и очень специфическое. ГУЛАГ не был местом, где просто уничтожали людей – в отличие от ленинской чрезвычайки или гитлеровского концлагеря. Во-первых – режим пытался получить пользу от их рабского труда. Во-вторых – ГУЛАГ был создан все же для перековки людей методом тотального унижения и низведения до скотского существования. ГУЛАГ должен был взять человека с мыслями и чувством собственного достоинства и превратить в рабочую скотину, готовую повиноваться командам и по команде отдать все, что у него есть. Но это все же не лагерь смерти, по крайней мере, физической. Для Сталина террор был средством не ленинской очистки общества, а просто экстремальным средством управления.

Сталинский террор носил строго государственный характер, попытки со стороны отдельных лиц или общества присвоить право на террор (тот же Леонид Николаев) пресекались с невиданной жестокостью. Если в 1918 году всякие тройки и чрезвычайки действовали в меру собственной жестокости, распущенности и сдобренного водкой и кокаином революционного правосознания – то в 1937 году террор был строго централизован, распланирован и при выходе из-под контроля немедленно и жестоко пресекался – Ежов и сотоварищи при попытке выйти из под контроля были поголовно уничтожены. Террор уже ни коем случае не мог быть способом социальной мести – он предназначался для решения строго государственных задач.

В конечном итоге – жестокость сопровождала все русское общество, начиная с начала века, то прорываясь кровавыми вспышками, то утихая. Такое перманентное состояние жестокости – есть в первую очередь признак скрытой гражданской войны, ведущейся в обществе – и она действительно велась весь девятнадцатый век. В открытых боях, бойнях и катаклизмах, начиная с революции 1905 года и заканчивая взятием Берлина сорок лет спустя – мы потеряли только прямыми потерями не менее пятидесяти миллионов человек убитыми, такие потери за такой короткий исторический срок имеют немного прецедентов в человеческой истории. И за большую часть этих гор трупов – несут ответственность большевики. И лично – И.В. Сталин.

Репрессии конца 20-х – начала 30-х

«Ша́хтинское дело»

«Ша́хтинское дело» – судебно-политический процесс, проходивший с 18 мая по 6 июля 1928 года в московском Доме Союзов. В рамках процесса группа из 53-х руководителей и специалистов угольной промышленности СССР, входившая как в ВСНХ и трест «Донуголь», так и в управляющие органы ряда шахт Донбасса, обвинялась во вредительстве и саботаже. Кроме того, участников процесса, являвшихся преимущественно представителями старой (дореволюционной) технической интеллигенции, обвиняли в создании подпольной контрреволюционной организации, связанной с зарубежными антисоветскими центрами, в частности, с «парижским центром». Первые аресты отдельных участников произошли в июне-июле 1927 года, в марте 1928 года. После того, как Политбюро ЦК приняло версию о «заговоре», дело стало политическим.

По мнению профессора Сергея Красильникова, в действиях чекистов по «расследованию» «Шахтинского дела» прослеживались три основные стадии: шахтинский, «дополитический» этап, продолжавшийся с июня по октябрь 1927 года, в рамках которого основные следственные мероприятия осуществлялись сотрудниками Шахтинско-Донецкого оперативного сектора Полномочного представительства ОГПУ по Северо-Кавказскому краю лишь при незначительном участии ростовских коллег; ростовский этап, длившийся с октября 1927 года по февраль 1928 года; и завершающий, ростовско-украинский этап (с марта по апрель 1928 года), в рамках которого к следствию подключились, а затем и стали доминировать, украинские и ряд московских чекистов.

Демонстрация в городе Шахты

При этом небольшой поселок Шахты, входивший с 1920 по 1924 год в состав Украинской ССР, привлёк внимание ОГПУ задолго до самого процесса: ещё в 1923 году горняки Власовско-Парамоновского рудника, измотанные голодом и безденежьем, выдвинули петицию из двенадцати пунктов, в которой требовали улучшения условий труда на руднике, повышения зарплаты, соблюдения техники безопасности и развития местного самоуправления; в посёлке прошла манифестация, в которой приняли участие около 10 тысяч шахтёров, двинувшихся к зданию местного ГПУ – а также началась забастовка. Манифестанты были встречены отрядом вооружённых солдат, открывших огонь: несколько человек были ранены, об убитых в те дни не сообщалось. В результате, организаторов протестов и активистов арестовали, а сами волнения стихли только после смены руководства шахтоуправления и изменения административной принадлежности всего Шахтинского района, ставшего частью Северо-Кавказского края РСФСР. При этом, в мае 1927 года массовые выражения недовольства повторились – по мнению заместителя секретаря Шахтинско-Донского окружного комитета партии Ивана Кравцова, высказанному 20 мая в письме в ЦК, теперь это произошло из-за введения на шахтах нового коллективного договора, повышавшего нормы выработки и понижавшего расценки на труд, в результате чего реальная заработная плата горняков упала почти вдвое.

Шахтинский этап

Первые аресты нескольких инженеров, техников и управленцев Донецко-Грушевского рудоуправления «Донугля» произошли в период с июня по июль 1927 года: только трое из арестованных в дальнейшем оказались среди подсудимых на процессе, ставшем одним из первых политических процессов в СССР, направленных на искоренение «классовых врагов»; остальные были репрессированы Коллегией ОГПУ. Следующая серия арестов, в рамках которой были арестованы пять человек, состоялась в период с 9 по 11 ноября, а ещё один арест произошёл 3 декабря. В 1928 году ещё пять человек были арестованы в течение двух месяцев – с января по февраль. В итоге, к началу марта 1928 года – к моменту информирования членов Политбюро ЦК ВКП(б) о «раскрытии заговора»– под арестом находилось около четверти из будущих подсудимых; дополнительные обвиняемые «добирались» в рамках последующих «форсированных» следственных мероприятий. Так, с 3 по 10 марта харьковскими чекистами были задержаны 19 человек, а затем – в течение месяца – были взяты под стражу ещё два десятка человек; последние ордеры на арест были датированы 15 апреля 1928 года.

Причиной начала самого следствия стала гибель шахтёра в руководимом Беленко забое. В начале мая Беленко был отпущен под подписку о невыезде при поручительстве профсоюзной организации; при этом, он был снят со своей должности и переведён техником на другую шахту. После этого в Шахтинский отдел ОГПУ поступило сразу несколько заявлений от местных рабочих, в которых они указывали на «многочисленные нарушения», допущенные их бывшим начальником в работе: на одно заявление от 23 июля начальник окружного отдела ОГПУ Финаков наложил резолюцию о создании технико-экспертной комиссии для проверки фактов и об открытии в отношении Беленко нового дела, которое должно было быть «увязано» с делом № 267 в отношении нескольких других инженеров и техников ДГРУ, арестованных в июне по статье 58-й (пункт 7, «экономическая контрреволюция»)

Краевой этап

9 сентября 1927 года следствие по делу против тринадцати человек перешло в ведение Экономического отдела ПП ОГПУ по Северо-Кавказскому краю: на начальном этапе в качестве ключевых фигур чекисты рассматривали заведующих шахтами Николая Гавришенко и Беленко. В тот период в деле появились несколько заявлений от рабочих, сообщавших о недоплате (позже многие шахтеры на допросах сообщали о тяжелых условиях труда, неправильном начислении заработной платы и бюрократизме инженерно-технического персонала) и обвинявших Беленко во враждебном отношении к советской власти. Летом 1927 года к местным чекистам из города Шахты прибыли их ростовские коллеги: Евгений Еленевич, Михаил Яхонтов и Борисевич-Луцик, что позволило ускорить ход дела. Арестованным стали организовывать очные ставки с бывшими сотрудниками и агентами «белогвардейской» контрразведки, которые давали «стереотипные» показания о причастности арестованных к репрессиям в отношении рабочих.

Постепенно изменилось и поведение самих арестованных: в конце августа 1927 года Беленко и Гавришенко, практически одновременно, изменили свою прежнюю линию поведения – они начали давать показания о наличии в ДГРУ целой группы управленцев и техников, настроенных антисоветски. 24 августа 1927 года Беленко сообщил следователям, что на производстве была задействована группа, родственно связанная между собой, а также связанная между собой деловыми дореволюционными связями во главе с Емельяном Колодубом, в прошлом известным шахтовладельцем.

В тот же день Беленко впервые озвучил и конкретные обвинения, заключавшиеся в сокрытии данных о богатых угольных месторождениях, разведанных ещё до 1917 года и, одновременно, в разработке бесперспективных угольных пластов. После этого уже Гавришенко в своих показаниях «солидаризировался» с коллегой. Красильников считал неизбежным, что после подобных признаний технико-экспертные комиссии начали давать «нужные чекистам заключения».

Во второй половине января 1928 года в ходе следствия произошёл «принципиальный перелом»: через полтора месяца после ареста начал давать «признательные» показания инженер Абрам Башкин (Башнин), длительное время работавший в ДГРУ. Красильников считал, что Башкин представлял «особый интерес» для следствия, поскольку имел брата, проживавшего в Берлине, с которым состоял в переписке и от которого получал посылки. 21 января, ознакомившись с предъявленными ему обвинениями сразу по нескольким пунктам 58-й статьи, включая и «шпионский», Башкин написал: …Быстрое развитие каменноугольной промышленности и укрепление ея с большими достижениями срывались врагами и буржуазией, диктовавшей свою борьбу и методы ведения ея через приезжавших внутрь страны иностранцев и организованных в центре Управления Донугля лиц, принимавших эти задания и передававших их дальше, через главных инженеров или путем выезда выезжавших на места, то есть в Рудоуправления[,] иностранцев.

После этого, с 21 января по 23 марта 1928 года, следователи допросили Башкина 48 раз – больше, чем кого-либо из других арестованных; протоколы его допросов заняли около 280 машинописных страниц. В результате, на признаниях Башкина ростовские чекисты составили свои первые обзоры по «Шахтинскому делу», направленные ими в центральный аппарат ОГПУ. Кроме того, данные показания послужили толчком для аналогичных признаний целого ряда других арестованных и позволили развиться делу, послужившему своеобразным сигналом к окончанию относительного «гражданского мира» в советской стране. В частности, Гавришенко после ознакомления с признаниями Башкина также решил дать признательные показания, однако у него вскоре произошёл «психологический слом», и он начал давать «ложные и противоречивые» показания. 30 января Гавришенко выбросился из окна четвёртого этажа: следователь Константин Зонов, «благодаря чрезвычайно умелому допросу» ответственный за основные показания Гавришенко, «имевшие решающее значение в деле», был представлен к боевому ордену.

После того, как Политбюро приняло версию «заговора», в регионе началась полоса массовых арестов по делу. Группа следователей под руководством Иосифа Блата, состоявшего начальником экономического управления ГПУ УССР, развернула интенсивные действия в отношении арестованных инженеров и управленцев. Активность чекистов вывела дело на требуемый Москвой уровень: из собранных материалов следовало, что в регионе существовала и действовала подпольная организация, являвшаяся разветвлённой и связанной с зарубежьем. Украинские чекисты получили признательные показания от целого ряда арестованных руководителей «Донуголя»: в частности, от Юрия Матова и Дмитрия Сущевского, работавших в управлении нового строительства треста. Преимущественно на основании показаний Матова, рукописный подлинник протокола только одного из допросов которого занял 53 листа с оборотами, и Сущевского республиканское ГПУ подготовило к 1 апреля 60-страничный обзор, озаглавленный «Экономическая контр-революция в Донбассе. Следственное дело „Донуголь“», а 11 апреля Политбюро приняло решение объединить следственное дело «Донугля» с «Шахтинским». 24 апреля появился 95-страничный доклад под названием: «Экономическая контр-революция в Донбассе», имевший двадцать три раздела, в котором была «предвосхищена» схема обвинительного заключения по делу.

Предварительное следствие вёл следователь по важнейшим делам при прокуроре РСФСР Эммануил Левентон. Красильников считал, что само предварительное следствие по «Шахтинскому делу» показало «невысокий» уровень работы органов ОГПУ, перед которыми встала задача доказать наличие несуществующей заговорщицкой организации. Кроме того, в деле проявилась и недостаточная компетентность самих чекистов, входивших в экономические подразделения: поскольку в течение нескольких месяцев следственный аппарат не мог «сломать» ряд арестованных руководителей шахт, «закалённых в хозяйственных конфликтах» и «уверенно опровергавших обвинения», следствие не укладывалось в нормативами сроки и неоднократно продлевалось. Особенно «скандальными» оказались действия чекистов в отношении арестованных немецких специалистов.

Несмотря на это, 9 февраля ОГПУ всё же доложило председателю Совнаркома Алексею Рыкову о раскрытии контрреволюционной организации, которая в течение ряда лет занималась «вредительством» в горнорудной промышленности. Для тщательной подготовки процесса Политбюро создало специальную комиссию в составе Рыкова, Сталина, Григория Орджоникидзе, Вячеслава Молотова, Валериана Куйбышева и (с марта) Климента Ворошилова; 2 марта Молотов и Сталин разослали членам Политбюро письмо, в котором утверждалось о связях шахтинских специалистов с русскими контрреволюционными элементами в эмиграции, а также – с немецкими капиталистами и контрреволюционерами.

Ход процесса

Судебные заседания, проходившие в колонном зале Дома Союзов, начались 18 мая 1928 года и продолжались сорок один день. Председательствовал в суде ректор Московского государственного университета Андрей Вышинский, до этого являвшийся государственным обвинителем в целом ряде громких процессов, включая дело «Гукон» (1923), дело ленинградских судебных работников (1924) и дело Консервтреста (1924), а в число судей входил Владимир Антонов-Саратовский. Сторону обвинения представляли два государственных обвинителя: Николай Крыленко, на которого Политбюро 15 марта возложило обязанности главного обвинителя и поручило ознакомиться со всеми материалами дела, и Григорий Рогинский. Кроме того, в заседаниях принимали участие и сорок два общественных обвинителя. Обвиняемых защищали пятнадцать адвокатов, состоявших членами московской губернской коллегии защитников: На суде присутствовали несколько сотен журналистов и многочисленные зрители. Двадцать три из пятидесяти трех обвиняемых отказались признать себя виновными, а десять – признали свою вину лишь частично.

Сталин выступил против расстрела шахтинских «вредителей», но Бухарин настоял на расстреле:

6 июля 1928 года было вынесено решение суда, согласно которому одиннадцать обвиняемых были приговорены к «высшей мере социальной защиты» – расстрелу; через три дня, 9 июля, пять человек – инженеры Н. Н. Горлецкий, Н. А. Бояринов, Н. К. Кржижановский, А. Я. Юсевич и служащий С. 3. Будный – были расстреляны. Для шести остальных приговоренных – Н. Н. Березовского, С. П. Братановского, А. И. Казаринова, Ю. Н. Матова, Г. А. Шадлуна и Н. П. Бояршинова – расстрел был заменён десятью годами заключения, поскольку суд счёл нужным довести до сведения Президиума ЦИК, что ряд осуждённых к расстрелу признали свою вину и «стремились раскрыть преступную деятельность организации», а также относились к числу высококвалифицированных специалистов.

Четверо обвиняемых, в том числе двое граждан Германии, были оправданы, ещё четверо, в том числе гражданин Германии Бадштибер, были приговорены к условным срокам наказания. Остальные фигуранты дела получили различные сроки лишения свободы, составлявшие от одного года до десяти лет, с поражением в правах на срок от трех до пяти лет: 10 подсудимых – от 1 до 3 лет; 21 – от 4 до 8 лет; троих подсудимых – 10 лет

***

Дело вредителей в Шахтах – это одно из первых дел общесоюзного уровня о вредительстве и первое, где удалось придать ошибочным, своекорыстным, а порой и глупым действиям хозяйствующих субъектов политический подтекст. Это было первое дело, в котором советская власть открыто выступила против «технократов» – профессионалов реальной экономики, руководителей и инженеров.

В чем подоплека этого дела? Думаю в том, что обвиняемые вели себя изначально, так как ведут себя хозяева в капстранах – то есть выжимают из пролетариев все что можно. На это на все видимо наложился не слишком высокий технический уровень специалистов, оборачивающийся авариями и ошибками. А откуда взят высокий? Те или были иностранцами или эмигрировали.

Но в этот раз обвинения вдруг резко стали политическими, причем и международными. Дело вышло на конфликт с веймаровской Германией, к которой советское руководство испытывало особую «любовь» ввиду срыва мировой революции.

Но этот процесс не идет пока ни в какое сравнение с процессами тридцатых. В частности – нет прямой связи с внутренними политическими разногласиями, еще никого не обвиняют в «троцкизме». Расстреляна лишь небольшая часть обвиняемых.

Однако это пока только проба сил. Впервые на сцене Андрей Вышинский. Впервые локальное в общем то дело приобретает общесоюзный характер. Впервые процесс приобретает театральный характер, массово освещается прессой, проводятся митинги «смерть вредителям!».

Следующим шагом было дело Промпартии.

Дело Промпартии

Дело Промпартии— организованный властью СССР крупный судебный процесс по сфабрикованным материалам по делу о вредительстве в 1925—1930 годах в промышленности и на транспорте, состоявшийся 25 ноября – 7 декабря 1930 года.

Весной 1930 года, после ряда забастовок рабочих на шахтах, была арестована большая группа инженеров и научно-технической интеллигенции. По материалам дела они обвинялись в создании антисоветской подпольной организации, известной под названиями: «Союз инженерных организаций», «Совет Союза инженерных организаций», «Промышленная партия». По данным следствия, эта антисоветская организация в 1925—1930 годах занималась вредительством в различных отраслях промышленности и на транспорте. Кроме того, согласно обвинению, она была связана с «Торгпромом» («Торгово-промышленным комитетом»), объединением бывших русских промышленников в Париже и французским генеральным штабом и подготавливала иностранную интервенцию в СССР и свержение советской власти.

По данным следствия, в состав ЦК Промпартии входили инженеры П. И. Пальчинский (расстрелян до показательного процесса «Промпартии» по приговору коллегии ОГПУ по делу о «совете Союза инженерных организаций»), Л. Г. Рабинович (осуждён по «шахтинскому процессу»), С. А. Хренников (умер во время следствия), А. А. Федотов, С. В. Куприянов, В. А. Ларичев, профессор Н. Ф. Чарновский.

Хотя в обвинительном заключении было указано, что в подпольной Промпартии состояло 2 тыс. человек, перед судом предстали всего восемь её членов; главой «Промпартии» был объявлен профессор Леонид Константинович Рамзин – директор Всесоюзного теплотехнического института, член Госплана и ВСНХ.

Процесс начался 7 декабря 1930 года. Дело рассматривало Специальное судебное присутствие Верховного Суда СССР под председательством А. Я. Вышинского, государственное обвинение представляли прокуроры Н. В. Крыленко и В. И. Фридберг, защитниками были И. Д. Брауде и М. А. Оцеп.

В обвинительном заключении по делу Промпартии указывалось:

Преступная антигосударственная деятельность ЦК Промпартии выражалась:

а) во вредительстве для создания расстройства хозяйственной жизни,

б) вредительской работе по срыву планового строительства путём создания кризисов в топливоснабжении, металлоснабжении, энергохозяйстве, текстильной промышленности и других отраслях,

в) в шпионской работе по заданиям французского генерального штаба и находящегося во Франции «Торгпрома» по сообщению данных об экономике нашей страны и секретных сведений касающихся обороны в целях облегчения иностранной военной интервенции,

г) в военной работе, направленной к дезорганизации Красной армии и подготовке изменнических действий со стороны отдельных частей и командного состава – в тех же целях облегчения иностранной интервенции,

д) в диверсионной работе, направленной на разрушение производительных сил советской промышленности, тыла Красной армии уже непосредственно в момент интервенции.

В ходе процесса обвиняемые признались, что в случае прихода к власти они намеревались сформировать контрреволюционное правительство. Его премьер-министром должен был стать П. А. Пальчинский (осуждённый и расстрелянный ещё до начала суда), министром внутренних дел – бывший промышленник П. П. Рябушинский, а министром иностранных дел – академик Е. В. Тарле (позднее на Западе выяснилось, что Рябушинский умер в эмиграции ещё до того, как якобы создавалась эта организация).

Все восемь обвиняемых признали свою вину; пятеро из них (Рамзин, Ларичев, Чарновский, И. А. Калинников и А. А. Федотов) были приговорены Верховным судом СССР к расстрелу с конфискацией имущества, а трое (С. В. Куприянов, В. И. Очкин и К. В. Ситнин) – к 10 годам лишения свободы и поражению в правах на 5 лет, также с конфискацией имущества. Президиум ЦИК СССР по ходатайству осуждённых заменил расстрел 10-летним тюремным заключением с поражением в правах на 5 лет (оставив в силе конфискацию имущества) и снизил срок наказания другим осуждённым с 10 до 8 лет (оставив в силе конфискацию имущества и 5 лет поражения в правах).

В ходе процесса по делу Промпартии прямо в зале суда был арестован П. С. Осадчий (с 1921 по 1929 – первый заместитель Председателя Госплана; выступал одним из общественных обвинителей на «шахтинском процессе»). Его обвинили в том, что он был одним из руководителей «головного звена» этой партии и участвовал в её шпионской деятельности. 18 марта 1931 года Осадчий был приговорён к расстрелу, который позже был заменён десятью годам лишения свободы. Освобождён досрочно в 1935 году. В 1989 году посмертно реабилитирован.

Всего по делам, связанным с Промпартией, было арестовано более 2 тыс. человек.

Дело Промпартии – это следующий шаг после шахтинского дела, потому что в этот раз речь не просто про группу вредителей, речь про подпольную политическую партию, ставящую задачу свержения существующего строя через создание экономических трудностей. Впервые следователи придумали «теневое правительство» и впервые в числе обвинений – подготовка к иностранной интервенции. Впервые одно дело повлекло за собой множество других.

Все шло по нарастающей.

Но снова – нет обвинений в троцкизме, нет обвинений в подготовке террора против руководства партии. Расстреляны не все обвиняемые.

Очевидно, что власть постепенно училась использовать судебные процессы и обвинения во вредительстве. Цели в основном пропагандистские, это своего рода театр. Но с реальными смертями, сломанными судьбами и трагедиями. Зрители в нем – это и простые люди, которым предлагались простые ответы на сложные вопросы, и одновременно доказывалась дееспособность государства и его органов. И специалисты, инженеры, которых советская власть, таким образом, воспитывала, заставляя работать на себя.

Де́ло «Весна́»

Де́ло «Весна́» – репрессии в отношении офицеров Красной армии, служивших ранее в Русской Императорской армии, и гражданских лиц, в том числе бывших белых офицеров, организованные в 1930—1931 годах органами ОГПУ. Только в Ленинграде в мае 1931 года по этому делу было расстреляно свыше тысячи человек.

Организатором дела «Весна» был деятель ОГПУ Израиль Моисеевич Леплевский. При поддержке зампреда ОГПУ Ягоды он раздул масштабы «Весны» до масштабов «дела Промпартии»

Всего было арестовано по некоторым данным более 3 тыс. человек, среди них были А. Е. Снесарев, А. А. Свечин, П. П. Сытин, Ф. Ф. Новицкий, А. И. Верховский, Ю. К. Гравицкий, В. А. Ольдерогге, В. А. Яблочкин, Н. Соллогуб, А. А. Балтийский, М. Д. Бонч-Бруевич, Н. А. Морозов, А. Е. Гутор, А. Х. Базаревский, М. С. Матиясевич, В. Н. Гатовский и другие.

Кроме того, по различным делам арестовано свыше 300 морских офицеров (председатель Научно-технического комитета Балтфлота Н.И.Игнатьев, начальник Управления военно-морских сил РККА М.А.Петров, начальник штаба морских сил Балтийского моря А.А.Тошаков и другие). Всего по Г. д. в Ленинграде в мае 1931 расстреляны свыше 1 тысячи человек. Место захоронения казненных до сих пор не установлено.

***

Дело «Весна» – это первый этап чисток в армии, по нему расстреляно свыше тысячи человек. До этого в 1927-28 годах были репрессии среди бывших солдат и офицеров гвардейских полков, там пострадало около 800 человек. От дела Тухачевского Весна отличается тем что под репрессии попали явно классово чуждые, бывшие военспецы. В деле Тухачевского – удар пришелся на своих, на создателей Красной армии, на победителей Гражданской войны.

В чем была суть обвинений?

Снесарев много общался со своими бывшими сослуживцами по царской армии. Среди его знакомых А. А. Свечин, А. А. Брусилов, С. Г. Лукирский, Н. Е. Какурин, Д. Н. Надёжный и др. В георгиевский праздник бывшие георгиевские кавалеры устраивали встречи, в которых принимал участие и Снесарев. Всех их, по словам Снесарева, преследовал некий страх возмездия со стороны интервентов и белоэмигрантов за службу Советской власти. Это чувство усиливалось к концу 1920-х годов, особенно в связи с «военной опасностью» и с ослаблением (по их оценкам) прочности ВКП(б), как основы существования режима, из-за раскола на «левых», «правых» и «центристов. В рамках группового дела «Весна» целый ряд бывших царских офицеров обвинили в создании контрреволюционной организации и планировании заговора. В число арестованных вошел и Снесарев, арест которого был произведен в ночь на 28 января 1930 года. Обвинительное заключение инкриминировало Снесареву принадлежность к московскому монархическому союзу РНС («Русский национальный союз»). 13 августа 1930 года Снесарев и другие обвиняемые предстали перед Коллегией ОГПУ. Более десяти человек были приговорены к расстрелу. Снесареву высшую меру наказания заменили на 10 лет лагерей. Но на этом злоключения Снесарева не кончились: к прежним обвинениям добавились покушение на свержении советской власти с помощью иностранных интервентов. Началу нового дела послужили аресты и показания помощника начальника 3-го управления перевозок штаба РККА Владимира Серебрянникова и бывшего капитана Генштаба Владимира Сергеева. По этому делу Снесарев повторно был приговорен к высшей мере наказания. По указанию Сталина расстрел был заменён на 10 лет ИТЛ.

Снесарев держал что-то вроде салона для своих, где каждый мог получить рюмку-другую водки. Видимо, изначально это и привлекло внимание ОГПУ – спаивание сослуживцев. Водка лилась рекой, и запьяневшие бывшие начинали крамольные речи. Суть речей была понятна – коллективизация, ругань советской власти, перспективы связанные с «военной опасностью». Конец 20-х – это перспективы войны последовательно с Польшей, Британией, Японией на КВЖД. Активизировались белогвардейцы – их структуры на Балканах сохранялись в боевом состоянии, были налажены даже кадетские корпуса для пополнения.

Этот процесс выделяется из ряда других тем, что он был совершенно не публичным, подсудимые были осуждены не судом, а коллегией ОГПУ. По-видимому, Сталин крайне опасался выносить на всеобщее обозрение проблемы в РККА. Кроме того – не заметно чтобы Сталин был заинтересован в крутых мерах по этому процессу – по его настоянию, дважды приговоренному к расстрелу Снесареву, меняют наказание на 10 лет.

Здесь есть два момента, которые надо бы осветить.

Первый – это противостояние «наступательных» и «оборонительных» группировок в РККА. Свечин возглавлял оборонительную, после дела Весна она была разгромлена, результат мы все знаем по 1941 году. Сталин видимо знал о грызне в РККА и попытался приостановить или смягчить дело, что для него нехарактерно.

Второй – предположения некоторых современных историков что заговор все-таки был.

Чтобы предполагать такое надо совершенно не знать, с какой ненавистью солдаты и краскомы – относились к бывшим в армии. Выступление против соввласти – да их бы растерзали! Если бы выступление возглавил человек типа Гамарника (даже не Тухачевского) – за ним реально могли бы пойти, он обладал огромным авторитетом в войсках. За Свечиным или Снесаревым или Брусиловым – не пошел бы никто.

Тем не менее – дело Весна нанесло сильный удар по подготовке командных кадров в РККА, парализовало нормальную передачу опыта, дискредитировало само понятие «оборона» – и сильно, не менее сильно, чем дело Тухачевского – сказалось на нашем поражении летом 1941 года…

Глава 4. Горький и революция

Алексей Максимович Пешков родился в 1868 году в Нижнем Новгороде, в большом деревянном доме на каменном фундаменте на Ковалихинской улице, принадлежавшем его деду, владельцу красильной мастерской, Василию Васильевичу Каширину. Мальчик появился в семье столяра Максима Савватьевича Пешкова (1840—1871), который был сыном разжалованного офицера. Был крещён в православии.

Рано осиротев, Алексей провёл детские годы в семье деда по матери Василия Каширина в Нижнем Новгороде, в частности в доме на Почтовом съезде, где c 1933 года располагается музей (официально открыт в 1938 году). С 11 лет вынужден был зарабатывать – идти «в люди»: работал «мальчиком» при магазине, буфетным посудником на пароходе, пекарем, учился в иконописной мастерской.

В школе Пешков считался трудным подростком. Атеистическое мировоззрение сохранилось у Горького на всю жизнь, уже став маститым писателем, он сказал: «Бог выдуман – и плохо выдуман! – для того, чтобы укрепить власть человека над людьми, и нужен он только человеку-хозяину, а рабочему народу он – явный враг».

После домашней ссоры с отчимом, которого Алексей едва не зарезал за жестокое обращение с матерью, Пешков вернулся обратно к деду Каширину, который к тому времени совсем разорился. На некоторое время «школой» мальчика стала улица, где он проводил время в компании подростков, лишённых родительского присмотра; получил там кличку Башлык. Недолго учился в начальном приходском училище для детей из неимущих слоёв. После уроков для пропитания собирал тряпьё, вместе с компанией сверстников подворовывал дрова со складов; на уроках Пешкова высмеивали как «ветошника» и «нищеброда». После очередной жалобы одноклассников учителю, что от Пешкова будто бы пахнет помойной ямой и неприятно сидеть рядом с ним, несправедливо обиженный Алексей вскоре бросил училище. Среднего образования не получил, документов для поступления в университет не имел. При этом Пешков обладал сильной волей к обучению и, по свидетельству деда Каширина, «лошадиной» памятью. Пешков много и жадно читал, через несколько лет уверенно изучал и цитировал философов-идеалистов – Ницше, Гартмана, Шопенгауэра, Каро, Селли; вчерашний бродяга поражал дипломированных приятелей своим знакомством с произведениями классиков. Однако и к 30 годам Пешков писал полуграмотно, с массой орфографических и пунктуационных ошибок, которые ещё долго выправляла его жена Екатерина, профессиональный корректор.

Начиная с юности и в течение всей жизни Горький постоянно повторял, что не «пишет», а только «учится писать». Себя писатель с молодых лет называл человеком, который «в мир пришёл, чтобы не соглашаться»

С детства Алексей был пироманом, чрезвычайно любил смотреть, как завораживающе горит огонь.

В 1884 году Алексей Пешков приехал в Казань и попытался поступить в Казанский университет, но потерпел неудачу. В тот год уставом университета было резко сокращено число мест для выходцев из беднейших слоёв, к тому же у Пешкова не было аттестата о среднем образовании. Работал на пристанях, где начал посещать сходки революционно настроенной молодёжи. Познакомился с марксистской литературой и пропагандистской работой. В 1885—1886 годах работал в крендельном заведении и булочной В. Семёнова. В 1887 году работал в булочной народника Андрея Степановича Деренкова (1858—1953), доходы которой направлялись на нелегальные кружки самообразования и прочую финансовую подпитку движения народников в Казани. В этом же году потерял бабушку и дедушку: А. И. Каширина скончалась 16 февраля, В. В. Каширин – 1 мая.

По мнению психиатра, профессора И. Б. Галанта, который в середине 1920-х годов изучал личность писателя и психопатологическую подоплёку его произведений и его жизни, в юности Алексей Пешков был психически неуравновешенным человеком и сильно страдал по этой причине; о выявленном им постфактум «целом букете» психических заболеваний профессор Галант сообщил в письме самому Горькому. У молодого Пешкова усматривался, в частности, суицидальный комплекс, склонность к самоубийству как к средству кардинального решения житейских проблем

С октября 1889 года Пешков работал письмоводителем у адвоката А. И. Ланина. В этом же месяце впервые был арестован и заключён в нижегородскую тюрьму – это было «эхо» разгрома студенческого движения в Казани; историю первого ареста описал в очерке «Время Короленко».

29 апреля 1891 года Пешков отправился из Нижнего Новгорода странствовать «по Руси». Побывал в Поволжье, на Дону, на Украине (в Николаеве попал в больницу), в Крыму и на Кавказе, большую часть пути прошёл пешком, иногда ехал на подводах, на тормозных площадках железнодорожных грузовых вагонов. В ноябре пришёл в Тифлис. Устроился рабочим в железнодорожную мастерскую. Летом 1892 года в Кутаисской губернии в Абхазии работал на строительстве шоссе Сухум – Новороссийск, после чего ненадолго завербовался на бакинские нефтепромыслы – этот труд писатель потом называл самым тяжёлым из всех, что выпали на его долю. Предлагал рабочим записывать в тетради и блокноты факты произвола и угнетения со стороны администрации на предприятиях, поскольку верил, что зафиксированное в письменном источнике обладает силой свидетельства и подтачивает социальную несправедливость. Тифлисские знакомые отмечали могучую фигуру Пешкова, его нарочито грубоватые манеры, движения и жесты. В тифлисский период Пешков написал целые тетради высокопарных стихов в подражание Байрону, наизусть читал соседям по подвалу «Каина» и «Манфреда». Впоследствии на основе своих стихотворных набросков создал поэму «Девушка и смерть», впервые опубликованную в 1918 году. Напротив, устные рассказы Пешкова, по воспоминаниям слушателей, отличались житейской достоверностью, ироничным стилем и яркостью деталей.

К 1892 году Пешков уже имел опыт работы грузчиком, столяром, красильщиком, хлебопёком, бурлаком, строителем, сторожем, репортёром и др.

В 1898 году издательством С. Дороватовского и А. Чарушникова выпущены первые два тома сочинений Горького. В те годы тираж первой книги молодого автора редко превышал 1000 экз. А. Богданович советовал выпустить первые два тома «Очерков и рассказов» М. Горького по 1200 экз. Издатели «рискнули» и выпустили больше. Первый том 1-го издания «Очерков и рассказов» вышел тиражом 3000 экз., второй том – 3500. Оба тома были быстро распроданы. Через два месяца после выхода книги писатель, чьё имя было уже на слуху, был снова арестован в Нижнем, этапирован и заключён в Метехский замок Тифлиса за прежние революционные дела.

…

То, что произошло в России в начале 20 века нельзя понять без образа Максима Горького. Он прожил долгую жизнь, он видел и то, как зарождалась революция, и то, к какому ужасу она пришла. И к первому и ко второму он имеет самое непосредственное отношение.

С детства Алексей был пироманом, чрезвычайно любил смотреть, как завораживающе горит огонь.

От этого огня едва не сгорел весь мир. Кстати один из трех признаков будущего маньяка.

Горький родился в семье, которая по меркам того времени относилась к среднему классу, даже наверное к высшему его слою. Он не был родом из курной избы или из рабочей слободки. То есть с материальным у семьи было все в порядке. Но он с детства познал трагедию – от болезни умер отец, причем заразился он от него, от маленького Алексея. В семье был отчим, которого он чуть не зарезал за жестокость к матери.

Типичный путь трудного подростка того времени – прибился к уличной шайке, поворовывал помаленьку. Ходил в тряпье. Понятно, что отчим его одевать не стал бы.

В нем было видимо в избытке то, что имеет очень меткое название – окаянство. Не русская черта, но в России оно проявляется специфически – в виде бунта. Россия – это не только страна великих композиторов, художников, писателей, ученых. Это еще и страна великих бунтовщиков. Тема русского бунта, восстания против порядка – проходит через века. Для Горького это был сначала бунт против Бога. Для Сталина – тоже, он в семинарии сказал – Бога нет, нам всё врут. Горький изрезал святцы. Он не готов был подчиняться.

Вдобавок, он видимо обладал повышенной эмпатией. Мог чувствовать чужую боль. Так в революционное движение пришли многие. Дочь генерала Шура Коллонтай стала революционеркой, когда посетила рабочую казарму и увидела тамошних детей. Но у Алексея Пешкова путь был другим. Он никогда не был профессиональным революционером – хотя для революции сделал, может быть не меньше чем Ленин и Сталин. Он стал писателем и начал писать о том, что творится внизу. Печатным словом сшивать две России – Россию петербургских дворцов и Россию рабочих окраин. При этом он стал говорить литературным языком о мало кому знакомом. Страдания крестьян для верхов вряд ли были новостью, тем более что крепостное право отменили. Горький начал писать о русском городе. О его низах. О нищете, о страданиях, о всей мерзости.

При этом Горький писал не только о том, что видел – но и о том, что испытал, он ведь и сам с детства водился с босяками, погружался на самое дно. Он не был в полном смысле этого слова писателем – он был скорее социальным журналистом, в стране, где была цензура. Но в том, то все и дело, что русские цензоры тут сильно просчитались. Они выискивали прямую крамолу на власть, на Государя. Но Горький не писал прямой крамолы, он просто показывал жизнь, как она есть. Не давал отвернуться и не видеть того что происходит. И это была самая страшная крамола.

Кстати в тот момент – зарождается первородный грех нашего печатного слова. В условиях цензуры и ограничений на издание газет и журналов – политическую и социальную журналистику частично подменяет собой художественная литература на социальные темы. В художественной литературе нет запрета на выдумку, писатель не обязан быть точным, правдивым. Таким образом, у нас журналистика частично подменяется писательством, а человек пишущий – становится политически пристрастным борцом. У него уже нет внутреннего запрета на неправду, гиперболу, если эта неправда «ради благого дела». Так умирает, едва родившись, журналистика и рождается пропаганда, так интеллигенция получает моральную санкцию на ложь. Потом эту санкцию просто перехватит государство, не спросив разрешения. Право возвышенно лгать с полным осознанием своей правоты – это типично русское, и к каким бедам оно приведет?!

Но Горький ведь писал не только о нищете и страданиях, он писал и о другом. Есть такая его пьеса – Мещане, которую блистательно разобрал Семен Экшут. Суть простая – старшина малярного цеха Бессеменов и двое его детей, получивших образование. Сын – уже почти революционер, выгнали из университета за беспорядки. И дочь – земская учительница, тоже настроенная антиправительственно…

Горький пишет еще и о конфликте поколений. О том, что правда отцов и правда сыновей совсем разная. О том, что отцы и дети – это по сути два разных народа…

После всего шести лет регулярной литературной деятельности 25 февраля 1902 года происходит избрание Горького в почётные академики Императорской Академии наук по разряду изящной словесности. Возмущённый Николай II наложил язвительную резолюцию: «Более чем оригинально». И прежде чем Горький смог воспользоваться своими новыми правами, его избрание было аннулировано правительством, поскольку новоизбранный академик «находился под надзором полиции». В связи с этим Чехов и Короленко отказались от членства в Академии. Дружить с Горьким и проявлять солидарность с ним в литературной среде стало престижно. Горький становится основоположником течения «социальный реализм» и законодателем литературных мод:

Напомню – до тридцати лет Горький считал, что он только учится писать, писал крайне безграмотно, жена корректировала. Какая тут изящная словесность! Но избрание Горького – это и признание того что вот эта литература нужна людям и афронт интеллигенции власти.

В Нижнем Новгороде, при щедрой финансовой и организационной поддержке Горького завершалось строительство Народного дома, создавался народный театр, открылась школа им. Ф. И. Шаляпина.

Квартиру писателя в Нижнем Новгороде современники называли «Горьковской академией», и в ней, по оценке В. Десницкого, царила «атмосфера высокого духовного настроя». Почти ежедневно писателя посещали в этой квартире представители творческой интеллигенции, в просторной гостиной зачастую собирались по 30—40 деятелей культуры. Среди гостей были Лев Толстой, Леонид Андреев, Иван Бунин, Антон Чехов, Евгений Чириков, Илья Репин, Константин Станиславский.

В нижегородской квартире Горький закончил пьесу «На дне», ощутил вдохновляющий успех после её постановок в России и Европе, сделал наброски к роману «Мать», написал поэму «Человек», осмыслил канву пьесы «Дачники».

Максим Горький талантливо проявил себя и как издатель. С 1902 по 1921 год он возглавлял три крупных издательства – «Знание», «Парус» и «Всемирная литература». Под началом Горького издательство «Знание» полностью сменило своё направление, сделало главный упор на беллетристику и развило большую активность, выдвинувшись на лидирующие позиции в России. Ежемесячно выпускалось около 20 книг совокупным тиражом более 200 тысяч экземпляров.

В начале 1906 года Горький покинул Россию, где его начали преследовать за политическую деятельность, и стал политическим эмигрантом.

Кто такой Горький в начале 20 века? По сути, он – воплощение американской мечты в России. В детстве гонял с босяками и воровал дрова. Спустя 15 лет – он известнейший и один из богатейших русских писателей, основатель направления в русской литературе, крупный издатель – по своему направлению крупнейший в России. Это к тому, что описанная Горьким в его литературе безысходность – как то не соответствует реальному положению дел, и это видно на примере самого Горького. Россия начала 20 века – это страна быстрых, почти фантастических успехов. Успех Горького – это часть стремительного развития России в то время. Появляется массовое книгопечатание на новых типографских мощностях, а поезда позволяют быстро доставить книги по всей России. Появляется городской средний класс, и даже верха крестьянства, которые не озабочены выживанием, которому интересно что-то прочесть о себе самих. Если есть спрос – появляется и предложение: Горький.

И тем не менее, Горький остается самим собой. Он не становится солидным книгоиздателем, с усмешкой вспоминающем в престижном клубе на Пэлл-Мэлл за сигарой и коньяком каким он был в молодости. Он начинает помогать самой страшной, самой непримиримой политической партии того времени – партии большевиков Владимира Ленина.

В 1917—1919 годах Горький, прохладно воспринявший Февральскую, а впоследствии и Октябрьскую революцию, вёл большую общественную и правозащитную работу, критиковал методы большевиков, осуждал их отношение к старой интеллигенции, спасал ряд её представителей от репрессий большевиков и голода. Вступался за низложенных Романовых, над которыми повсеместно глумились стихийно собирающиеся толпы.

В газете «Новая жизнь» Горький выступил в качестве колумниста; из своих публицистических колонок, которые Дм. Быков оценил как «уникальную хронику перерождения революции», позже Горький сформировал две книги – «Несвоевременные мысли» и «Революция и культура». В ноябре 1917 года Горький писал, что «Ленин…считает себя вправе проделать с русским народом жестокий опыт, заранее обречённый на неудачу». Красной нитью публицистики Горького этого периода были размышления о свободе русского народа («Готовы ли мы к ней?»), призыв к овладению знаниями и преодолению невежества, к занятиям творчеством и наукой, к сбережению памятников культуры, которые в то время нещадно разграблялись или уничтожались. Горький активно осуждал разгром «звероватыми» сельскими мужиками имений Худекова и Оболенского, сожжение барских библиотек, уничтожение картин и музыкальных инструментов как классово чуждых крестьянству предметов. Неприятно удивило Горького, что из всех ремёсел в стране процветала спекуляция. Не понравилась Горькому начавшаяся в России люстрация и публикация списков тайных сотрудников охранного отделения, которых, к удивлению писателя и общества, в России необъяснимо оказались многие тысячи. «Это позорный обвинительный акт против нас, это один из признаков распада и гниения страны, признак грозный», – счёл Горький. Эти и подобные заявления вызвали напряжённость во взаимоотношениях писателя и новой рабоче-крестьянской власти.

16 октября 1921 года – отъезд M. Горького за границу, слово «эмиграция» в контексте его поездки тогда не употреблялось. Официальной причиной отъезда было возобновление его болезни и необходимость, по настоянию Ленина, лечиться за границей.

В мае 1928 года по приглашению Советского правительства и лично Сталина первый раз за 7 лет после отъезда в эмиграцию Горький приехал в СССР. Но в СССР Горький не остался, осенью уехал обратно в Италию.

С 1928 по 1933 годы, как утверждает П. В. Басинский, Горький «жил на два дома, зиму и осень проводя в Сорренто» на вилле Il Sorito, а окончательно вернулся в СССР 9 мая 1933 года. Большинство распространённых источников указывает, что Горький приезжал в СССР в тёплый сезон 1928, 1929 и 1931 годов, в 1930 году не приезжал в СССР из-за проблем со здоровьем, а окончательно вернулся на родину в октябре 1932 года.

В 1934 году Горький проводит I Всесоюзный съезд советских писателей, выступает на нём с основным докладом. В этом же году Горький – соредактор книги «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина». Это произведение Александр Солженицын охарактеризовал как «первую книгу в русской литературе, воспевающую рабский труд».

18 июня 1936 года около 11 утра Максим Горький скончался в Горках, на 69-м году жизни, пережив сына чуть более чем на два года. Последние слова Горького, оставшиеся в истории, были сказаны медсестре Липе (О. Д. Чертковой) – «А знаешь, я сейчас с Богом спорил. Ух, как спорил!».

…

Отношения Горького с властью похолодели после его возвращения в Советский Союз в 1933 году – больше его не выпускали за границу. Он продолжал писать пропагандистские статьи в «Правде» и прославлять Сталина. Однако к 1934 году его отношения с режимом становились всё более отдаленными. Горьковская концепция «социалистического реализма» и создание Союза писателей вместо того, чтобы положить конец «литературной диктатуре» РАПП и объединить «пролетарских» писателей с осуждёнными «попутчиками», становится инструментом усиления цензуры…

А знаешь, я сейчас с Богом спорил. Ух, как спорил!

По-моему, для Максима Горького лучшей эпитафии и не придумаешь. Ух, как с Богом спорил!

Существует несколько очень разных Горьких. Молодой Горький – одно. Горький в эмиграции – другое. Горький в 1917 году – третье. Горький при Сталине – четвертое.

Молодой Горький – бунтарь, спорщик с Богом и властью, говорящий то, что нельзя и остающийся сам собой даже став одним из самых богатых литераторов России. Дальше идет Горький – революционер, помогающий большевикам, через него проходили сотни тысяч, возможно миллионы на содержание когорты профессиональных революционеров за границей.

А вот 1917 год стал для Горького горьким, очень горьким уроком. Он видел его совсем не так.

Все же Горький сильно переоценил народ. Непонятно, когда – но переоценил. Горький из народа из самой его толщи – но в отношении народа он разделяет все без исключения заблуждения интеллигентов и политиков. Что достаточно скинуть ненавистную царскую власть, выбороть свободу – и все будет хорошо. Это общее заблуждение всех русских политиков, включая, кстати, и Ленина. Чего они катастрофически недооценили – это стремление народа к социальной мести.

Немного отойдем в сторону. В 1917 году было ведь несколько левых, марксистских партий. Почему же победили большевики, ведь эсеры считались более радикальными. Более того – они и на выборах в Учредительное собрание взяли большинство. Я вам скажу. И меньшевики и эсеры, а несколько ранее их даже кадеты споткнулись на одном и том же. Они пытались проводить процесс социального примирения и сплочения перед лицом врага. Они все, поочередно попадая во власть, начинали и вести себя как власть. Ответственно, проводя политику компромисса или пытаясь ее проводить. Тут же они теряли поддержку улицы. Тут же! Народ в лице наиболее агрессивной его части – звериным чутьем чувствовал, что они вошли в соглашение с властью и сами стали властью – и тут же отворачивался от них. Восстание 1917 года было восстанием не за свободу, оно было восстанием против государства и против элит в целом. Это страшно признать – но это надо признать. Восставшие страшились установления любого порядка, ибо подозревали, что любой порядок будет рано или поздно обращен против них. И это – во время войны.

Как тогда удержались большевики, как они получили власть? Конечно, Ленин. Он был гениальным политическим хамелеоном и остро чувствовал момент. В Петроград он приехал в шляпе, но уже через неделю заменил ее на кепку, которую и не снимал. Он не постеснялся закончить войну, подписав тяжелейший для России мир. Ленин никогда и ни перед чем не останавливался. Другой, его антипод – Троцкий. Именно он создал армию с царскими офицерами, крестьянскими солдатами и комиссарами как специалистами по агитации и гарантами лояльности, как первых, так и вторых. Армия выиграла Гражданскую войну. Вот и всё.

А потом пришел Сталин. Организационный гений и гений террора. Он начал восстанавливать по сути то же автосубъектное государство, какое и было до 1917 года – только с собой в качестве царя. И получил в этом поддержку самых разных слоев населения. Начиная от обывателя, которому просто надоел революционный бардак. И заканчивая притаившимся, но никуда не девшимся миллионом бюрократов, мелких и средних – которые чутьем распознали в Сталине своего. А он распознал своих. Тех кто будет выполнять его приказания и не задавать глупых вопросов. Так закончилась антипатримониальная революция в России – ее поражением и полным восстановлением довлеющего государства.

Ну а Горький?

Горький попытался сначала публично протестовать, а потом когда понял, что плетью обуха не перешибешь, и его просто не слышат, смирился и стал просто жить. Принял щедрые подачки от власти и пытался в личных беседах переубедить Сталина делать то, что он делал. Не переубедил – только оттолкнул от себя.

Затем он попытался убедить сам себя что происходящее – нормально. Поздний Горький запятнал себя поездками с НКВД на великие стройки коммунизма, выполняемые государственными рабами и хвалебными статьями про это, про всё. Еще одним пятном стала его снохаческая любовь к невестке Тимоше – но это так к слову.

Чему нас учит судьба Горького?

Первое – русская интеллигенция так и не выработала до конца понимания свободы.

Сложно сказать, почему. У нас как то так получилось, что свобода не обязательно предполагает свободы личности. Свобода личности предполагает развитое чувство собственного достоинства – а его то в России никогда не было и что удивительно – интеллигенция не очень и протестовала. Ставка на общинность – это ведь ставка и против свободы личности, верно?

В итоге не было выработано верной системы координат, которая бы позволила вовремя оценить, что такое ГУЛАГ, измерить верной меркой все начинания Сталина, начиная с той же коллективизации. Посещение ГУЛАГа должно было вызвать в Горьком протест именно против попрания чувства собственного достоинства, триумфа коллективного над индивидуальным, причем насильственного – а не вызвало!

Второе – это изначальная глубокая бытовая нечистоплотность и аморальность нашей интеллигенции.

Какую вообще систему моральных норм могли выработать те, кто еще во второй половине 19 века… Знаете, кстати, что такое располагать собой? Об этом рассказал Семен Экшут. В те времена девушка могла свободно выбирать место жительства и род занятий без согласия родителей, только если выходила замуж. И вот очаровательные россиянки массово стали заключать фиктивные браки с прогрессивными юношами просто для того, чтобы иметь возможность жить, как они хотят – не с тем, с кем они брак заключили. А прогрессивные юноши считали за честь помочь барышне. Потом, правда, проблемы начались. Например – вы полюбили друг друга, можно в церковь идти – ан нет! Там уже есть запись о браке! И супруга/супругу нигде не найти. То ли она в революцию ушла, то ли еще где. Или такой поворот сюжета: вам 50 лет, открывается дверь, и вам заявляют – здрасьте, я ваш сын/дочь. Откуда?! Ну, вы же «цать» лет назад заключили брак с моей маменькой? Заключили. Дети, нажитые в таком браке – считаются вашими. И что там, кстати, с наследством: большое?

Или такие вещи: жизнь втроем. Бывший муж, с которым брак отнюдь не расторгался, жена и ее нынешний муж/любовник. И это считалось нормальным! Даже прогрессивным.

Горького в США выставили из гостиницы посреди ночи, когда узнали что Мария Андреева – не миссис Горькая. А в старости он снохаческой любовью полюбил невестку Тимошу. Которой домогался Ягода и сам И.В. Какую систему моральных ценностей могли разработать такие люди?

А без нее – как можно было предотвратить то, что произошло?

Глава 5. Год 1929. Раскулачка и коллективизация

19 февраля 1933 года Сталин произнес длинную речь на Всесоюзном съезде колхозников-ударников. Явно намекая на катастрофическую ситуацию на Украине и во многих других регионах СССР, он говорил о голоде 1918–1919 годов, «когда рабочим Ленинграда и Москвы в лучшие дни удавалось выдавать по восьмушке фунта черного хлеба и то наполовину со жмыхами. И это продолжалось не месяц, и не полгода, а целых два года. Но рабочие терпели и не унывали, ибо они знали, что придут лучшие времена. Сравните-ка ваши трудности и лишения с трудностями и лишениями, пережитыми рабочими, и вы увидите, что о них не стоит даже серьезно разговаривать.

Фронда. Блеск и ничтожество советской интеллигенции. К.Э. Кеворкян

1929 год – это год начала очередного этапа войны партии большевиков во главе со Сталиным против собственного народа. Не надо быть наивными – вся ранняя история СССР, начиная с 1917 года и заканчивая годом 1941 – это годы войны партии большевиков против собственного народа. В этой войне можно выделить три основные кампании

– 1917-1921 годы – гражданская война, попытка строительства «с наскока» военного коммунизма, которая закончилась поражением большевиков и вынужденным введением Лениным НЭПа перед угрозой гибели государства в крестьянских войнах и восстания армии, принципиальную возможность которого показал Кронштадт.

– 1929-примерно 1933-34 годы – нападение государства на крестьян, коллективизация, фактическое введение второго крепостного права.

– 1937-1939 годы – третья война, нападение государственного аппарата на советское общество, политическая и этническая чистка, направленная на уничтожение даже не инакомыслящих, а всех кто способен на самостоятельные мысли и поступки, всех кто способен не просто слепо подчиняться. Только за два года –от рук палачей погибло свыше миллиона человек и несколько миллионов оказались в ГУЛАГе.

Концом этих войн следует считать 1941 год. Причин этому две. Первая – выигранная Великая отечественная война дала советскому государству новый мощнейший источник легитимности и сделала ненужным массовый террор. И второе – прецедент массового вооружения и обучения народа вооруженному насилию, сплочение в ходе войны офицерства – заставило стареющего Сталина вести себя крайне осторожно, особенно в отношении армии. Он так и не осмелился расстрелять Жукова, понимая, насколько он популярен в армии, и на что может пойти офицерство после его расстрела. После Сталина новые вожди уже никогда не прибегали к террору как к средству, ни к массовому, ни к индивидуальному, таким образом, можно сказать, что на Сталине террор закончился. Но он закончился, в том числе и потому что сталинское государство выиграло войну с обществом и те, кто мог сопротивляться – были безжалостно уничтожены.

Основной удар сталинской тоталитарной машины пришелся по крестьянству.

Русское крестьянство.

Русское крестьянство было тормозом на пути к коммунизму, потому что оно по самой природе было мелкобуржуазным, а так как крестьянство составляло до 90 % населения страны, говорить о какой-то легитимности любой городской власти – как то не приходилось. Основой существования крестьянина была община, но в 20 веке – община претерпевала естественный процесс распада и умирания, связанный с нарастающим имущественным и деятельностным расслоением крестьянства. К 1914 году крестьянства как единого целого не было, это были люди с разной судьбой, по-разному зарабатывающие и очень по-разному живущие. Но все они работали на себя, крестьянству был органически чужд и противен характерный для пролетария коллективный труд. Важно отметить, что даже при переделах земли (а во многих местах их не было за весь период после 1861 года) – крестьянство не практиковало коллективный труд и каждый обрабатывал свою полоску сам. Не было и коллективных орудий труда за исключением кооперативов, в которые вступали строго добровольно.

В последние десятилетия Империи – в общинах нарастало напряжение, так как власть последовательно лишала общину рычагов административной власти над ее членами, а система податей была устроена так что основная ее тяжесть ложилась на самых бедных и многодетных. Подоходного налога не было. Но за землю приходилось платить и вообще все подати и тягла для крестьянского населения – высчитывались от количества земли в собственности или в пользовании. Но чем дальше шло развитие – тем больше крестьян кормилось не от земли. Автор, например, встречал воспоминания тамбовчан, которые на 5-6 месяцев в году отправлялись «на вахты» работать на нефтяные прииски в Баку. Те, кто ходил на прииски имели в хозяйстве по 4-5 коров (за ними могли ходить и женщины, в то время как пахать женщины не могут), то есть они не нуждались в том чтобы пахать землю, вахтенных заработков и того что давали коровы хватало чтобы кормить даже очень большую семью (и видимо не случайно, именно на Тамбовщине произошло самое жестокое крестьянское восстание против большевиков). Кто-то ходил в город наниматься на фабрику, на извоз, кто-то торговал. Кто-то вовсе в деревне не появлялся, только числясь за общиной. Но они и не участвовали в распределении общинного тягла! Либо участвовали, но в минимальной степени. А основная тяжесть ложилась на тех, кто пахал землю, чтобы прокормить себя и детей, кому это нужно было для выживания. Существовало такое понятие как «наваливание земли» – то есть, земли крестьянам вроде как не хватало, но в то же время самые богатые крестьяне противились получению не нужных им участков земли, заявляя, что общество «не имеет право наваливать» то есть давать земельные участки против воли. И тягло, связанное с землей они тоже не брали. Все это создавало в общине все усиливающееся напряжение и вело к разорению наиболее бедной части крестьянства, задавленного налогами.

При этом, последние десятилетия своего существования, Российская империя все менее нуждалось в крестьянстве. Все большее значение имел город, городские промыслы и расширенное воспроизводство, в то время как крестьянство в Центральной России давало все меньше, требовало все больше, и все чаще находилось в состоянии голода или на его грани.

Во время Великой войны – крестьянство показало свое истинное лицо – ну и отомстило. Во-первых – именно крестьянство к 1917 году устало, открыло фронт и рвануло домой делить землю. Тому можно много придумать причин, но главная причина кроется все же в самом призывном контингенте, который устал и который решил что позорный мир лучше продолжения войны. Все остальное – это уже частности, поводы – но не причины. И одновременно с этим – провалился эксперимент по централизации снабжения городов хлебом. Это кстати была – ни много ни мало – катастрофа земского принципа, на который возлагали столько надежд с самой земской реформы. Земцы десятилетиями вкладывали в развитие провинции, шли туда работать, строили больницы, школы – в общем жертвовали. Крестьянин чем-то жертвовать отказался, он явно дал понять, что не считает это государство своим.

Потом с этим со всем пришлось иметь дело большевикам.

Первая попытка решить проблему «наскоком» не только не получилась, но стала одной из причин разгорания гражданской войны.

Прежде чем говорить дальше – давайте поймем, что такое крестьянская община, как жил русский крестьянин в начале 20 века и почему война государства сталинского типа и общины была неизбежной.

https://postnauka.ru/video/89879

Историк Леонид Алаев о появлении русской общины, помещичьей собственности и колхозах.

…Открыл русскую общину немец барон Август фон Гакстгаузен, который был направлен царским правительством на изучение сельского хозяйства и социальных отношений в русской деревне, когда стали готовиться к освобождению крестьян от крепостной зависимости. Фон Гакстгаузен вернулся из Санкт-Петербурга, издал книгу, где прославил русскую общину, еще первобытную, которая сохраняет русский дух, russischer geist. В это время как раз в Германии тоже открыли германскую общину и считали, что она выражает немецкий дух, deutscher geist. Вообще, это признак того, что нация живая и хорошая, коллективистская.

Как наши философы не увидели эту общину в своей стране – это, конечно, загадка. Помещики, которые стали интеллигентами, уделяли мало внимания проблеме крепостничества и проблеме, в частности, общины. Ни Гакстгаузен, ни славянофилы не заметили, что крепостная община сидит на помещичьей земле. Помещик руководит ею, хотя очень многие функции отдает самой общине. И как можно говорить об общинной собственности на землю, которая проявляется в переделах земли, если это земля не их, а помещичья?

Затем появились народники, которые стали думать о социализме и подхватили общину как зародыш будущего социализма. Хотя не все из них были марксистами, они стали писать Марксу с вопросом, как он к этому относится, потому что он был известен как теоретик социализма будущего. Россия, конечно, страна отсталая, но, опираясь на общину, можно было бы начать строить в ней социализм в России. Маркс был человеком вежливым и не отвечал им так, как он хотел бы ответить. Я прочитал все его письма русским на эту тему, он говорил, что это в принципе возможно, но для этого прежде должна произойти социалистическая революция в Западной Европе. Тогда социалисты в Западной Европе помогут российским социалистам установить социализм в России. Это не устраивало русских социалистов – эсеров.

Большевики, российские социал-демократы, в частности Ленин, прекрасно знали, что никакого социализма на общине построить нельзя. Когда появились исследования о возникновении общины, появились работы Чичерина и Кавелина, они дошли до Маркса, и тот обиделся, так как считал, что община первобытная, а Чичерин и Кавелин доказывали ее позднее происхождение.

Оказалось, что сведений об общине до XVII века на Руси нет. Все те, кто пишет об общине в России до XVII века, либо выдумывают, либо фантазируют, либо переносят на прежнюю историю то, что видят в XVIII–XIX веках. В XVII веке с развитием крепостничества помещики стали получать земли и начали выселять на них крестьян из других деревень, назначать им старосту или таким образом организовывать общину. После Петра I была введена подушевая подать, и любые мужчины любого возраста ее платили. Значит, землю тоже распределяли по мужчинам, в том числе младенцам. Все это исходило из того, что человека нужно заставить работать как можно больше, тогда будет все хорошо.

В центральных районах община существует только в тех пределах, которые дозволяются помещиком, у нее нет никакой самостоятельности. В северных районах России не было помещиков, там были государственные земли и государственные крестьяне. Хотя Вологодская, Архангельская, Псковская губернии были в полной власти царской администрации, некоторые считают, что волость существовала как крестьянская община. И при этом нам сообщают, что крестьяне часто обращались с жалобами, обращались с предложениями отобрать у них землю, потому что они не могут это тягло нести. Представляете себе крестьянина, который отказывается от земли? И в то же время он имеет право на эту землю, может ее продать, наследовать. Некоторые ученые пишут, что крестьянин был собственником, значит, он мог ее наследовать и продавать. Но этот собственник просит его этой собственности лишить. Значит, что-то с этой собственностью не так.

Потом крестьян освободили от крепостного права, указами создали общину, которая называлась обществом, общиной или миром. Миру была дана земля в пользование, причем крестьяне после освобождения не были уравнены со всеми остальными гражданами Российской империи в правах, они не получили собственности на землю. В постоянное владение землю получил двор, у которого был хозяин. Без разрешения общины нельзя было выйти из этого двора, продать можно было только с разрешения земского начальника такому же крестьянину.

Дело дошло до реформ Петра Столыпина, который захотел закончить дело, распустить общину, наделить крестьян землей, чтобы они могли развивать свое хозяйство. Реформа Столыпина так и не была закончена, события пошли другим путем. Затем к власти пришли большевики и отменили помещичью собственность. Владения помещиков, половину всех существующих земель, большевики раздали помещикам. Но только они объявили о национализации земли, то есть земля была не в частной собственности, а в собственности государства. Потом крестьяне быстро наладили все производство. НЭП залечил все основные кровоточащие раны на экономике, и началась коллективизация.

Большевики могли бы заявить, что это они восстанавливают общину, но Ленин был категорически против общины, поэтому параллели между колхозом и миром, российской общиной, никогда не проводили. Сейчас модно говорить, что русский крестьянин всегда был общинником. Но при всей общинности российский крестьянин хоть и временно, но имел свою землю, на которой сам работал и собирал урожай. А колхозник не имел никакой земли, кроме приусадебного участка. И работал он тоже не самостоятельно, а в бригадах. Советский колхозник не был крестьянином, и история общины на этом закончилась. В 1936 году официально было объявлено, что общества распускаются и вся руководящая роль переходит в сельсоветы или райсоветы.

Первая проблема – русский крестьянин не был учредителем государства, в котором он жил.

Почему в России так легко прижилась варяжская теория – по сути, теория порабощения. Пригласили, мол, варягов – правьте нами, а то у нас ума нет самим себе организовать власть. Да все это потому что точно такое же государство существовало в России в 18-19 веке. Это была система самоколонизации, русские элиты и русские низы были не схожи настолько, что это были два разных народа с двумя разными культурами. Но при этом нельзя сказать, что между низами и верхами всегда была война. Это был сложный симбиоз, в котором и крестьяне, в общем-то признавали власть и несли тягло (никто например не сомневался в том что Романовы – русские) и элиты сами себя считали русскими и как могли, как считали нужным заботились о стране, и социальные лифты худо-бедно, но работали. Но при этом – власть совершенно не была заинтересована в политическом пробуждении основной массы населения.

Что такое была община? Это была традиционная система низового самоуправления в деревнях. До реформы 1861 года она не имела такого значения как после реформы, потому что основным агентом государства на селе был помещик, он был низовой властью, он собирал подати, и он кстати был заинтересован в общине чтобы иметь дело не с каждой семьей в отдельности – а с обществом в целом.

При этом, уже во времена Александра I стала проявляться неблагоприятная тенденция – помещики разорялись, они не могли и не хотели исполнять те функции которых от них ждало государство, они переезжали в города, а «крещеная собственность», крестьяне были им нужны только для того чтобы заложить их в Дворянский банк, получить кредит и расточительно его прожить. При этом, про возврат кредита никто и думать не думал, считалось что эти деньги как бы «выдаются дворянам потому что они дворяне».

Отмена крепостного права поставила власть перед несколькими сложными вопросами:

Кто и как будет собирать налоги и выкуп за землю

Каким образом получать рекрутов для армии.

Как вообще строить систему местного самоуправления на низовом уровне

Ответом стала община – что, кстати, ставит под сомнение тезис о том, что община существует в России тысячу лет, что это исконная форма самоорганизации крестьян. Община может, и не родилась в 1861 году, но административные функции в отношении своих членов она получила именно тогда. Община стала коллективным помещиком, а система, унаследовавшая пороки старой, приносила денег все меньше, и требовала вложений все больше. В период с 1880-1900 годы в России все более явственно строилось Иждивенческое государство

Приведу в сокращении статью из моей книги «Империя»

… Говоря о русском крестьянстве – если мы хотим действительно серьезного разговора, а не бреда как плохо жилось при Царе и как хорошо при Сталине – надо понимать, что истинных данных о том, как жилось крестьянам – у нас практически нет. Причин тут две. Первая – многое из того что у нас есть, собрано интеллигенцией, а она уже тогда стояла в жесткой оппозиции режиму, и собирала сведения не для того чтобы понять, а для того чтобы судить. Вторая – сами крестьяне делали все, чтобы скрыть свое благосостояние и на то – были причины. Первая – только в 1903 году отменили круговую поруку, то есть уплату податей богатыми за бедных. То есть если ты показывал, что ты не нуждаешься, на тебя взваливали выплаты за соседей – кому это надо? Но и после 1903 года ситуация не изменилась – дело в том, что нищим было быть выгоднее, так можно было получать ссуды и продовольственную помощь, а так же списание долгов. О конкретных схемах поговорим ниже, пока скажу лишь одно – ни государственная статистика, ни воспоминания истинное состояние дел в деревне не отражают.

Ну и… крестьяне были не дураки и прекрасно понимали смысл задаваемых им вопросов: если правительство поймет что они не бедствуют – обложат налогами. Так что врали все.

Из книги «Из записок агронома» Аннина

…

… К сожалению, с первых же шагов пришлось столкнуться с недоверием к нашему брату: «статейщикам», «грунтовщикам». Всем было ясно, что сведения собирались для целей оценки, поэтому такое отношение являлось вполне естественным. В начале получение достоверных данных было делом крайне нелегким. Иногда ответы крестьян доводили прямо до отчаяния, поражая своею несообразностью; особенно с инородцами трудно было иметь дело. Если начнешь спрашивать одного хозяина, он показывает так, как есть в действительности, но когда их соберется десяток-другой, разговор принимает совсем иной оборот. Спрашиваешь, например: «Сколько высеваете ржи на душу?» Отвечают: «Десять пудов». «Сколько нажинаете на душу?». – «Один овин». – «А сколько намолачиваете с овина?» «Пуда три». И как ни убеждаешь, что этого не может быть, что это – явная нелепость, они стоят на своем. «Но ведь тогда незачем и сеять?» – «Да и действительно», – говорят – «незачем; если мы и занимаемся земледелием, то только потому, что отцы и деды им занимались, а что выгоды нет никакой, одни убытки…

Потом на базе этого рождались сказки об отсталой России и нестерпимости царского гнета, и о том, что жить было не на что и жрать нечего и выкупные платежи непосильные…

Но давайте начнем с самого начала.

Крепостничество. Это была палка о двух концах, крепостничество развращало как крепостников, так и крепостных. Хозяин должен был кормить своих крепостных в неурожайный год, так как если крепостные умрут – он потеряет свое имущество. Таким образом, у крепостных зарождались иждивенческо-патерналистские установки. И с ними мы и пришли к реформам Александра II, который освободил крестьян от личной зависимости, чтобы тут же ввести коллективную. Теперь крестьянин попадал в рабство к общине. Впрочем, власть можно было понять – надо было, как то собирать подати. Никакого другого инструмента кроме общины и круговой поруки – придумать не смогли, точнее – не решились.

Здесь надо сказать, что в том, что произошло со страной далее, виновата русская элита во главе с императором Александром II. Они приступили к реформам одновременно с американскими элитами, причем американские элиты находились в более сложном положении – у них произошла Гражданская война, весь юг лежал в руинах, население относилась к янки по понятным причинам крайне враждебно, кроме того и рабы и рабовладельцы были развращены рабской жизнью, жизнью с рабством. И, тем не менее, американские элиты пошли намного дальше, чем наши – они освободили рабов индивидуально (то есть без всяких попыток создать общину), без наделения землей.

Кстати, если уж подняли эту тему…

Жили-были две страны. В общем то начинали они примерно с одного и того же. Но одна стала мировым лидером, а другая – пережила две удачные революции и одну неудачную и стала едва ли не главным отрицательным примером двадцатого века.

Первая страна –это США. Вторая – это Россия. Освобождение крестьян от крепостного права и гражданская война, закончившаяся освобождением рабов – произошли практически одновременно. То как это было сделано – во многом определило будущее этих стран.

Давайте кратко, хотя бы тезисно определим различия между освобождением рабов и освобождением крестьян и попробуем понять, что же у нас пошло не так

Рабов освободили без земли.

Это главное, и вероятно фундаментальное отличие, смысл которого у нас практически никто не понимает. А американцы, наверное, не поймут нашей проблемы – освободить крестьян с землей. Как это – с землей? С чужой что ли?

Один из лидеров аболиционистов Фредерик Дуглас на вопрос, а что же делать с рабами после их освобождения ответил: С ними ничего не нужно делать: нам нужно заниматься своим делом и дать им возможность заниматься своим.

Вообще, для любого человека выросшего в культуре Запада вопрос о том, а что делать с освобожденными крестьянами тоже не стоял бы. Есть земельный участок? Он и будет вашим. Нет? Нанимайтесь на работу к помещику, если разбогатеете, купите свой. Нет работы – уходите в город.

Напомню, вопрос аграрной перенаселенности – тогда не стоял. Он встал потом, когда появилась передельная община – и там где она появилась.

Кажущаяся гуманность освобождения крестьян с землей (а что они кушать будут?) на самом деле выгодна, прежде всего… помещикам. Русский землевладелец не готов был платить за работу по обработке своего земельного участка деньгами. Не готов был существовать в условиях рынка и покупать на нем чужой труд. Потому он проделал совершенно потрясающую по своему цинизму операцию – государство выкупало у помещика землю по установленным расценкам (а кто их обосновал?) после чего принудительно навязывает эту землю крестьянам, да еще и в долг с выплатой огромного процента.

Если бы крестьян освободили без земли, вся земля, в том числе и выделяемая крестьянам оставалась бы у помещика – он в любом случае вынужден был бы нанимать людей на ее обработку и платить им деньги. Он вынужден был бы конкурировать с соседями и с городом. Потому то крестьян еще и прикрепили к месту, где они жили – только паспорт теперь выдавал не помещик, а община. То есть, крестьянин по-прежнему не был свободен, он не мог свободно перемещаться и предлагать рабочие руки там, где за них больше дают. Собственником земли тоже стала община.

Все это привело к чудовищным последствиям. Община с ее переделами земли по едокам – привела к нежеланию крестьян вкладывать в землю, ведь улучшенная земля достанется кому-то другому. Круговая порука – привела к нежеланию крестьян трудом добиваться успеха – ведь тогда на него разверстают больше податей и вообще зависть общинников – страшная штука. Отказ в полной мере распространить на крестьян действие закона – привело к правовому нигилизму, отказу уважать чужие права и собственность, в конечном итоге породило саму идею массового силового передела земель в свою пользу.

Кстати, в США в Конгрессе была группа, боровшаяся за то чтобы освободить рабов по российскому варианту – то есть конфисковать южные плантации и раздать бывшим рабам землю. К счастью они проиграли.

Рабов освободили индивидуально и дали им все те же права, что и другим гражданам. В России не так – освобождение крестьян от власти помещика не предоставило им индивидуальные права – они не могли продать свой участок земли, уйти в город, самостоятельно выбрать место жительства и род занятий. Государство было заинтересовано в том чтобы крестьяне так и оставались крестьянами, а не уходили массово в города. Тем самым кстати закладывалась демографическая мина под страну – в городах не хватало ни рабочих рук ни потребителей для ускоренного развития, а на селе не хватало земли чтобы прокормить тех кто остается. Государство пока что не осознавало перенаселенность деревни и то что в ней много крестьян – это не рабочие руки, не податное население – это обуза, которая не только не сможет кормить себя, но и будет требовать все больше и больше помощи.

Идем далее.

Следующим рубежом, вероятно, следует считать голод 1891 года. В тот год – впервые правительство оказало деревне массовую и ставшую безвозмездной помощь. Кроме того – помощь оказывали все, начиная от благотворительных организаций и заканчивая частными лицами.

Надо сказать, что механизм помощи в голодные годы был предусмотрен правительством еще при отмене крепостного права. Помощь оказывалась и ранее, но строго на возвратной основе. 1891 год стал переломным в том смысле, что оказанная помощь так и не была возвращена. При позднем Александре III, а затем и все время Николая II начинает свое существование уникальная форма «народной монархии» или иждивенское государство.

23.06.1892 г. Высочайшим повелением было установлено, что ссуды крестьяне могут возвращать либо деньгами, либо натурой из расчета пуд за пуд полученного хлеба. Что это значило: в голодные годы цена хлеба высока, а в те годы когда хлеба излишек цена низкая, таким образом, отдавая хлеб в голодные годы и получая назад в «сытые» государство как бы скрыто дотирует сельское хозяйство. Но это еще было бы ничего, если бы возвратность была обеспечена. Но она обеспечена не была…

20.06.1893 г. Высочайшим указом было списано долгов за ранее полученные продовольственные и семенные ссуды на 52 миллиона рублей.

14.11.1894 г. Высочайшим Манифестом по случаю свадьбы Николая II было списано еще около 50 млн. руб. долгов.

11.08.1904 г. по случаю крещения наследника цесаревича и великого князя Алексея Николаевича Высочайшим манифестом со всех крестьян Империи были списаны все личные недоимки по всем платежам, какие были на тот момент (выкупные, по ссудам и прочее).

Высочайшим указом от 05.08.1905 г. было списано по всем продовольственным долгам ссудам: в Казанской, Нижегородской, Новгородской, Псковской, Самарской, Саратовской, Симбирской, Уфимской губерниях, в Терской области – две трети долга, в прочих местностях – одна вторая. Членам семей подданных, призванных в армию и на флот на время войны с Японией – долги прощались полностью.

Что это было в деньгах. В период 1891-1900 гг. из средств бюджета на поддержку села было отпущено 230 млн.. руб. (для сравнения, большая кораблестроительная программа стоила 430 млн.. рублей.), в том числе 211 млн.. руб. на возвратной основе. Фактически население вернуло 19 млн.. руб., все остальное было списано. Доходная часть бюджета страны в те годы – примерно 1,4 – 1,5 млрд.. рублей.

В 1901 году долг населения по продовольственным ссудам составил 52,7 млн.. руб. к 1905 г. вернули 771 тыс. руб., прощено 24,9 млн.. руб. На 01 января 1905 г. этот долг составлял уже 127,6 млн.. руб.

О чем говорят эти цифры. Во-первых – они говорят о том, что царская власть отнюдь не выжимала последние соки из деревни как это делал, к примеру, Сталин. Во-вторых – при таких постоянных списаниях, о какой системе налогообложения можно говорить? Никто и не платил ни налоги, ни выкупные – зачем, все равно спишут. А кто платит, тот дурак.

В-третьих – нетрудно заметить, что это своего рода система социального взяточничества. Власть пыталась ссудами и их списанием купить лояльность самой многочисленной категории своих подданных. И тем самым отложить или вовсе устранить потребность в политическом их представительстве, то есть в политических реформах. Народ же все больше проникался иждивенчеством и все больше требовал от государства вместо того чтобы работать самому.

В-четвертых – начиная с массовой раздачи 1891 года, эта система становилась все более и более коррумпированной.

Расскажу самую простую схему. При первой же возможности уезд, а то и вся губерния заявляет о недороде. Это выгодно всем, от крестьянина до губернатора, потому что поступят «федеральные деньги» /говоря современным языком/. Как только деньги поступали – волостные писари и земцы начинали составлять списки тех, кому нужна помощь – продовольственная или на обсеменение. В списки первым делом попадали родственники, потом родственники родственников, потом те, кого надо уважить, потом их родственники. Потом те, кто принес «барашка в бумажке». Списки никто не проверял, потому что это начало 20 века, как проверишь. По спискам поступала помощь, которая выдавалась в виде записок – ярлыков. Получив ярлык на столько-то пудов – крестьянин из списка (ему зерно было не нужно) шел к купцу – какому надо купцу. Купец давал ему не зерно, а деньги – из расчета 50-60 копеек за пуд, крестьянин расписывался в книге и отдавал ярлык. Монетизация льгот, однако. Купец шел с ярлыками в управу и получал по ним уже 90 копеек за пуд, причем физического зерна у него могло и не быть – просто он зарабатывал на записях в тетради. Понятно, что при таких гешефтах – недороды становятся очень выгодным делом и происходят все чаще и чаще.

МВД, которое ведало и продовольственным делом – просто не имело возможности проверить всех и вся – но редкие проверки выявляли совсем поразительные факты. Были, например те, кто продавал по тысяче и более пудов урожая – и тут же становился в очередь на продовольственную и семенную ссуду как голодающий. Нетрудно понять и то, что при таких порядках помощь до людей, действительно в ней нуждающихся – обычно не доходила.

Потом наступил 1914 год – и проблемой помощи беженцам и действующей армии начали заниматься те же самые земские люди, которые в российской прессе почему-то почитались образцом честности и бескорыстного служения, и которые год из года составляли эти списки. Это именно та «прогрессивная общественность», которая создала «Союз Союзов», «Земгор», которая шлялась по тылу в земгусарских френчах, которая прорвалась в Думу и упоенно критиковала власть.

Кстати. По странному стечению обстоятельств царский гнет для этих людей стал особенно невыносимым после того, как в начале 1917 года Царь окончательно понял, что Дума взяла путь на конфронтацию и по отмашке из Зимнего Дворца началась реализация накопленных материалов, а так же новые ревизии, связанные с распределением продовольственной и прочей помощи беженцам и выполнением гособоронзаказа. Понятно, что там было воровство великое, и воровали «лучшие люди страны» – те же самые, которые воровали два десятилетия до этого. Потому то и скинули несчастного Николая II – не мешай воровать!

Был царь дурачок, был и хлеб пятачок. А пришла республика – хлеб стал тридцать три рублика…

Н-да…

Почему происходили постоянные недоимки. Почему русское село не развивалось, все больше и больше пропитываясь иждивенческими настроениями, ждало все новых и новых послаблений от государства?

Считается, что крестьяне были освобождены в 1861 году, почти одновременно с освобождением американских рабов. На самом деле, это было не так. Крестьяне, избавившись от зависимости от барина – но лишь для того, чтобы попасть в другую зависимость – к общине. Зависимость эта была по сегодняшним меркам беспрецедентной.

Община была как бы маленьким квазигосударством. Высшим органом власти общины был сход, в котором имели право участвовать все домохозяева. Сход выбирал старосту, который вершил власть в общине в промежутках между сходами.

НИКАКИМИ ПРАВОВЫМИ АКТАМИ ПРОИСХОДЯЩЕЕ В ОБЩИНЕ НЕ РЕГУЛИРОВАЛОСЬ. ОБЩИНА ИМЕЛА ПОЧТИ АБСОЛЮТНУЮ ВЛАСТЬ НАД ИМУЩЕСТВОМ И ДАЖЕ ЖИЗНЯМИ КРЕСТЬЯН.

Все акты общины вершились полуграмотными, а порой и совсем безграмотными людьми по «обычаю», которого в писанном виде никто и никогда не видел. Община имела право в любой момент и как угодно провести передел земли, которая принадлежала общине, а не крестьянам (хотя на деле проводили не все и не всегда, часть общин не произвела к моменту начала Столыпинских реформ ни одного передела). Община имела право накладывать натуральные повинности на ее членов, а так же право разбирать судебным порядком споры между членами общины на сумму до трехсот рублей. Для справки – справный крестьянин имел доход 100-150 рублей в год – то есть два три годовых дохода, при этом суд общины опять-таки вершился полуграмотными людьми, а не судьями, без процедуры и по обычаю, не по закону. Община распределяла налоговое бремя между ее членами, а если кто-то не платил – то община имела право переложить бремя уплаты на другого человека или на всех. Община поставляла рекрутов, то есть решала, из чьих семей забирать детей на 25 лет. Никаких возможностей пожаловаться на решения общины не было. Как не было и возможности выйти – община решала, может ли человек выйти из общины, получить паспорт и уехать, скажем, в город на заработки.

А теперь скажите мне: это свобода?

Помимо прочего, выдвинутые общиной должностные лица – быстро коррумпировались и разлагались, превращаясь в этаких маленьких волостных и уездных хозяев.

МВД в 1887 г. так охарактеризовало сельское самоуправление: «Растраты общественных сумм, превышение и бездействие власти, явные насилия и произвол, неисполнение закона, лихоимство и другие преступления и проступки по должности сделались в течение последнего десятилетия (1875-1885) обычным явлением в среде как волостных старшин и сельских старост, так и других должностных лиц крестьянского общественного управления». Так, например, в одной из Юго-Восточных губерний с 1875 по 1880 г. привлечено было к ответственности 720 сельских должностных лиц, растративших в сумме 227 тыс. руб. Неудовлетворительность состава крестьянских должностных лиц, пишет Бржеский, наблюдается почти повсеместно и в 1890-е гг. Сельские власти из органов, «поставленных на страже интересов крестьянского самоуправления… превратились в зависимых от полиции взыскателей подати, энергия которых находится в прямой зависимости от воздействия полицейского начальства, так как других побуждений к надлежащему ведению дела не имеется…

…

Бржеский /доктор права, вице-директор Департамента окладных сборов (заместитель министра по налогам и сборам в современной терминологии)/ так же отмечает: «Сельский староста и волостной старшина, который настоятельно и строго требует выполнения крестьянами их податных обязанностей, нередко считается обществом за врага, сход уменьшает ему содержание, выживает из должности и даже впоследствии продолжает мстить ему, обделяя землей и лесом, притесняя пастбищем, нанося всякие обиды и оскорбления. Понятно, что ввиду такого возмездия со стороны однообщественников должностные лица предпочитают нести всякие наказания за свои служебные упущения и нарушения закона со стороны общих властей, лишь бы не восстановлять против себя крестьян, тем более, что известны случаи даже назначения обществами особого денежного вознаграждения старшинам, которые были подвергнуты взысканиям за нерадение по службе».

Предвыборные кампании на селах – сильно напоминали нынешние…

В Рязанской губернии хорошие люди, строгие по жизни, в старосты нейдут, уклоняются от этой должности, поэтому сходы часто избирают людей самых сомнительных качеств, которые, чтобы быть избранными, подпаивают мир, имея в виду в будущем попользоваться мирскою копейкою.

…

Волостные старшины в башкирских волостях Орского уезда Оренбургской губернии, которые тратили иногда до 1,5-2 тыс. руб. на свое избрание в расчете с лихвою вернуть все поборами, преимущественно с переселенцев, проживающих в волостях, заняты, прежде всего, устройством своих частных дел и не заботятся о казенных интересах».

Право же – читаешь, и видишь перед глазами, например Петра Алексеевича Порошенко…

Бытующее мнение о том, что недоимки допускали крестьяне, которым нечем было платить – так же не соответствует действительности…

Бржеский отмечает, что «задолженность достаточных хозяев есть явление повсеместное и притом весьма распространенное», и приводит ряд фактов, с которыми полезно будет ознакомиться современным певцам народных страданий.

Задолженность зажиточных крестьян встречается почти во всех уездах Нижегородской губернии . Так, большие недоимки, которые Нижегородский уезд накопил в 1891-1893 гг., местная администрация, по обыкновению, объясняла «хозяйственными невзгодами плательщиков, сокращением заработков, пожарами» и т. п. Однако местный податной инспектор Ушаков провел подворное обследование 90 селений 11 волостей Нижегородской уезда и выяснил, что свыше 50% всех недоимщиков составляют «вполне зажиточные и достаточные домохозяева; многие из них владеют, кроме надельной, еще собственной землею в количестве до 40 и более десятин; занимаются различными промыслами и торговлей, владеют лавками, мельницами и т. п. Сумма задолженности этих зажиточных и достаточных крестьян составляет от 30,5 до 50,6% всего количества недоимок, числящихся за всеми селениями. Так, из общей суммы недоимок по 60 селениям в 190600 руб. на долю означенных лиц приходится 75900 р., т. е. 40%, а по 6 селениям из общего количества недоимок в 12700 руб. за зажиточными числится 6500 руб., что составляет 50%» .

Во многих местностях губерний Восточного района зажиточные домохозяева накопили крупные недоимки, однако их не только не привлекают к круговой поруке за других недоимщиков, «но даже не понуждают к уплате причитающихся с них сборов».

В Оренбургской губернии «недоимочность зажиточных хозяев и должностных лиц – явление обычное в большей части уездов. В Верхнеуральском уезде состоит за ними почти до У всей недоимки», причем в их числе встречались «лица, ведущие торговлю на десятки тысяч рублей, содержатели почтовых трактов, арендаторы базарных площадей и проч.»; в башкирских волостях Орского уезда такая недоимочность повсеместна, причем есть недоимщики, имеющие 100 и более лошадей, а «сельские и волостные власти не смеют тревожить богатых недоимщиков, от которых зависит самое избрание их на ту или другую должность»

В Ардатовском уезде Симбирской губернии числилось к 1893 г. около 2000 состоятельных недоимщиков с недоимкой в 80 тыс. руб. По сведениям податного инспектора (октябрь 1894 г.), в Симбирском уезде за 116 состоятельными недоимщиками числится свыше 4000 руб. казенной недоимки. Некоторые недоимщики весьма зажиточны: состоят председателями и членами волостных судов, сельскими старостами и т. п.; все они имеют достаточные средства для исправного отбывания повинностей. Один из них, например, за коим числится 22 руб. 45 коп. казенной недоимки, имеет 9 дес. надельной земли, 26 голов мелкого скота и кроме того, ветряную мельницу и бакалейную лавку (!!!); другой, имеющий 8 дес. надельной земли и содержащий почтовую станцию, за которую получает от 736 руб., состоит в недоимке на 18 руб. 40 коп.

Причины этого – в общем-то, те же что и сегодня при неуплате налогов. Зажиточные крестьяне – были грамотнее, они могли найти общий язык и с податным инспектором и с миром, как то договориться. Они же лучше знали и понимали, когда можно ждать списания недоимок – а какой смысл платить, когда завтра долги спишут?

Уже к началу 20 века – стало понятно, что община ведет русскую деревню в пропасть. Начали резко расти недоимки и неурожаи. Усиливалось пьянство. Если немецкий крестьянин или американский фермер, получив какие-то деньги, вкладывали их в дом, в землю – то русский крестьянин старался их как можно быстрее пропить. Вкладывать в землю было бессмысленно – чем лучше твой кусок земли, тем больше желающих на него будет при очередном переделе. Дом тоже лучше не перестраивать – будут завидовать, а зависть страшное чувство, особенно если ты зависишь от тех, кто тебе завидует. Лучше пропить.

При этом крестьяне, как уже было сказано выше, всегда имели деньги на выпивку, не имея при этом денег на выкупные платежи. Мологский комитет Совещания Витте, например, отметил, что население чрезмерно обременено платежами, из которых выкупные составляют две трети всех платежей. На это уездный податной (налоговый) инспектор Хомутов ответил, что выкупные платежи надо рассматривать как платежи по обязательствам и что население, расходуя до 450 тыс. руб. на вино, вполне естественно в состоянии уплачивать по своим обязательствам, достигающим суммы не свыше 252 тысяч.

Для справки – за период 1894-1913 год в бюджет России поступило питейного дохода 11,75 миллиардов рублей или три госбюджета России образца 1913 года. Для справки – за это же время от экспорта хлеба выручено 10,36 млрд.. рублей. То есть, страдающие от непосильного бремени крестьяне пропили даже больше средств, чем дал экспорт выращенного ими хлеба! В том числе в 1913 году питейного дохода собрано 0,952 млрд.. рублей. С каждым годом потребление алкоголя только увеличивалось.

Еще один пример. В 1906-1907 году в связи с недородом (интересно, с чего бы это) крестьянам двенадцати пострадавших губерний была оказана помощь на 128,3 млн.. рублей. В то же самое время крестьяне этих же губерний купили спиртного на 130,5 млн.. рублей. Во время недорода и связанного с этим голода – потребление спиртного в пострадавших губерниях не только не снизилось – но даже увеличилось. Причиной этого местные податные инспекторы называли приподнятое настроение крестьян (?!!) пропитие средств от продажи полученного во время погромов и грабежей усадеб, уклонением от уплаты податей, выборкой и пропитием средств из сберегательных касс, а так общее мнение что недоимки и так все спишут. Получаемые продовольственные ссуды так же часто обращали в деньги и тут же пропивали.

Однако, мысль о том, что податное бремя непосильно для крестьянства – уже не просто прочно засело в буйных головах наших интеллигентов – но и превратилось в своего рода опознавательный знак свой – чужой. Если ты считаешь что посильно – то ты сатрап и слуга царского режима. На истинную же причину бедственного положения крестьянства – передельную общину – предпочитали не обращать внимания.

Протасьев, непременный член Рязанского губернского присутствия:

Если бы представитель полиции при принудительном взыскании допустил десятую долю того произвола и того разорения, которое у всех на глазах допускается самодеятельным миром, то для такого полицейского чина не нашли бы подходящей скамьи подсудимого, а мужицкий «мир» творит все это безнаказанно.

Учитывая все это – совершенно в ином свете предстает историческая фигура П. А. Столыпина, который в письме Л. Н. Толстому писал: «Теперь единственная карьера для умного мужика быть мироедом, т. е. паразитом. Надо дать ему возможность свободно развиваться и не пить чужой крови». Столыпин, вопреки общепринятому мнению – знал сельский мир ничуть не хуже Толстого. И в отличие от Толстого он начал действовать.

Если первую цель предполагалось достичь немедленно (масштаб аграрных волнений летом 1906 года был несовместим с мирной жизнью страны и нормальным функционированием экономики), то вторую цель – процветание – сам Столыпин считал достижимой в двадцатилетней перспективе.

Если коротко, то Столыпинская аграрная реформа заключалась в следующем:

Повышение качества права собственности крестьян на землю, состоявшее прежде всего в замене коллективной и ограниченной собственности на землю сельских обществ полноценной частной собственностью отдельных крестьян-домохозяев; мероприятия в этом направлении носили административно-правовой характер.

Искоренение устаревших сословных гражданско-правовых ограничений, препятствовавших эффективной хозяйственной деятельности крестьян.

Повышение эффективности крестьянского сельского хозяйства; правительственные мероприятия состояли прежде всего в поощрении выделения крестьянам-собственникам участков «к одному месту» (отруба, хутора), что требовало проведения силами государства огромного объёма сложных и дорогостоящих землеустроительных работ по разверстанию чересполосных общинных земель.

Поощрение покупки частновладельческих (прежде всего помещичьих) земель крестьянами, через разного рода операции Крестьянского поземельного банка, преобладающее значение имело льготное кредитование.

Поощрение наращивания оборотных средств крестьянских хозяйств через кредитование во всех формах (банковское кредитование под залог земель, ссуды членам кооперативов и товариществ).

Расширение прямого субсидирования мероприятий так называемой «агрономической помощи» (агрономическое консультирование, просветительные мероприятия, содержание опытных и образцовых хозяйств, торговля современным оборудованием и удобрениями).

Поддержка кооперативов и товариществ крестьян.

Если коротко – то Столыпин освободил крестьян полностью и организовал для них систему помощи, поощряющую заниматься выгодным и продуктивным сельхозпроизводством. По Столыпину – крестьянин теперь получил свободу от схода, а так же право требовать сведения всех причитающихся ему земель в отруб, который не мог быть отчужден. Это значило, что отныне у крестьянина появлялся смысл вкладывать деньги в хозяйство, в землю, в скот, не боясь зависти соседей и того что ухоженный участок отберут. Так же крестьянин получал возможность кредитоваться и получать агрономическую помощь, а так же создавать кооперативы и товарищества для совместной обработки земли.

Но мало кто знает, что помимо законов о землеустройстве, Столыпин внес в Думу и пакет законопроектов о кардинальной реформе местного самоуправления («Положение о волостном управлении», «Положение о поселковом управлении», «Положение о губернском управлении») – ими намеревалось уничтожить общину как таковую и установить нормальное местное самоуправление. Ни один из этих законопроектов Думу не прошел.

Дума в пику столыпинским законам – предлагала отчуждение помещичьих земель, полное или частичное. Но с учетом того что мы теперь знаем – это привело бы лишь к увеличению потребления алкоголя на селе.

Столыпинские реформы часть деревни встретила враждебно, особенно конфликтогенными оказались выделения отрубов – их временно прекратили уже в воюющей России в 1915 году. Крестьяне писали, что выделение земли отдельным домохозяевам как бы обездоливает не только нынешние, но и будущие поколения. Самое страшное – они были искренни в своем неприятии реформы. Живя в состоянии зависимости от схода, они не чувствовали унижения, завися от равных, и не представляли, что может быть как-то иначе. Представили уже их дети, тридцать лет спустя, в колхозе, работая за трудодни…

…

Ну, как? Нормально?

Теперь вопрос – с чем столкнулись большевики, а затем и лично товарищ Сталин.

1. Крестьянство в России составляло 90 % населения. Революция и гражданская война почти полностью смели тот и так небольшой образованный слой населения, который страна накопила до 1917 года.

2. Значительная часть крестьянства прошла через войну, имела опыт убийств и припрятанное оружие. Война стала опытом морального развращения целой страны, после фронта слова «не убий» были простым сотрясением воздуха.

3. Крестьянство не считало государство своим, и не приучено было платить налоги. Режим Николая II внес немалый вклад в «развращение деревни» социальными взятками. Одной рукой брали – прибылями от продажи водки, акцизами на товары первой необходимости – основная тяжесть такого обложения ложилась на бедных. Другой рукой давали – постоянные списания недоимок, все учащающаяся помощь, которая не решала проблемы нищеты и безземелия на селе, но порождали иждивенческие настроения, мол, если урожай плохой, или если пьянствовали – государство поможет, в беде не оставит. Не была создана ни система налогообложения, ни система сбора налогов.

4. Надо сказать, что и Ленин и Сталин имели отрицательный личный опыт взаимодействия с крестьянами. Что явно сказалось на отношении советской власти к крестьянам (нацеленность на их уничтожение). Ленин пытался правильно хозяйствовать в унаследованном поместье, разделил землю на участки, сдавал в аренду, пытался завести маслобойку – и прогорел. Сталина крестьяне в Сибири едва не убили, когда он соблазнил несовершеннолетнюю, а потом в 1929 году, когда он поехал в Сибирь на хлебозаготовки, один крестьянин ему в лицо сказал – а ты спляши, тогда дам хлеба. И Ленин, и Сталин испытывали личную ненависть к крестьянству. Это важно. Ленин заявлял, что торговля хлебом есть государственное преступление.

Теперь главный вопрос – что тогда было с землей.

Я бы разделил вопрос крестьянской земли на два периода – до 1891 года и после.

Голод 1891 года – на самом деле это этап во взаимоотношениях власти и деревни, города и деревни. Стало понятно, что община не только не выполняет то, что от нее ожидалось, но и является тормозом в развитии деревни. И, наверное, власть плюнула бы на это если бы не одно «но» – на помощь голодающей деревне в 1891 году потратили деньги, сравнимые со стоимостью кораблестроительной программы. Уже Александру III стало понятно, что если ничего не менять, то деревня превратится из донора бюджета в бездонную бочку. Это кстати к распространенному в советские времена тезису о том что государство обложило деревню непомерными выкупными платежами за землю и этим жило. От выкупных платежей государство получило намного меньше, чем рассчитывало, а в виде помощи часть денег обратно вложили в деревню.

Потому Александр III, а за ним и Николай II начали предпринимать меры, направленные на развитие деревни с тем, чтобы она могла, по крайней мере, прокармливать себя. Как? Первое, что они делали – отнимали у общины административную власть. Этот процесс шел еще до Столыпина, например, право давать или не давать членам общины паспорт чтобы те могли уйти в город – у общины отняли еще в 1903 году, примерно тогда же лишили права ссылать своей властью в Сибирь. Столыпин завершил процесс, причем завершил резко, разрешив крестьянам выходить их общины с землей. Причем этот процесс не был таким революционным, как это считается сейчас – решение 1903 года еще революционнее. Дело в том что потенциальный заработок в городе не сравним с таковым в деревне. И потому если ранее община могла шантажировать наиболее удачливых своих членов паспортом, то теперь кому надо – получил паспорт и ушел в город. Да, без земли – но так ли много значит этот нищенский надел земли с которого едва прокормишься? Решение 1903 года разорвало обязательства между самыми богатыми и удачливыми членами общины и всеми остальными. Причем – sic! – в деревне тяглом облагался не доход – а земля. В итоге – крестьянин, отказываясь от земли, отказывался и от налога, наложенного на общину и уплачиваемого по системе круговой поруки.

Столыпин этот процесс не начал, он его завершил – теперь можно было уходить и с землей.

Столыпинское время – это одновременно и золотое время русской деревни… впервые стали доступны банковские кредиты, массово появилась в обороте сельхозтехника, стоимость земли постоянно росла, появилось множество кооперативов, появились новые способы заработков (тамбовские крестьяне по полгода работали вахтой в Баку на нефтеприисках, каждый имел большой дом и несколько коров, женщины сбивали на маслобойке и продавали масло). И одновременно с этим это было время распада общины, жесточайшего имущественного расслоения деревни и появления крестьян, которые голодали практически постоянно. Те, кто не смог вписаться в новые экономические реалии – остался наедине с истощенной землей, многодетными семьями (детей много рожали, чтобы получить больше земли «по едокам»), полудохлыми лошаденками и без какой-либо перспективы в жизни. До 1861 года политику имущественного выравнивания крестьян проводил помещик, которому было не выгодно, чтобы одни его крестьяне богатели, а другие с голода мерли, после – была община и круговая порука, перекладывающая подати на более богатых. После реформ не осталось ничего. К тому же земля постоянно дорожала, лишая безземельных возможности ее приобрести.

Перед тем как продолжать про советскую власть, расскажу еще про двух человек того времени.

В.К. Плеве, многолетний директор департамента полиции, потом министр внутренних дел. Он не известен как реформатор – но планы реформ у него были, в том числе крестьянская. О ней мало что известно, так как Плеве был убит до того как представил ее императору – но кое-что известно. Так например, Плеве предлагал часть земли сделать «крестьянской» то есть исключить ее покупку кем-то кроме крестьян. Не такая плохая идея, учитывая то, что свободный оборот земли приводил к спекулятивному росту цен на нее. Хотя и не слишком хорошая – тут надо было принимать принципиальное решение, что такое земля. Если земля это ресурс для бизнеса – то ее может продать любой и купить любой и выращивать что угодно. Если земля это некий заповедник, чтобы на ней, в некоем огороженном от остальной страны и ее правил пространстве как то жили и выживали крестьяне – то это другое. Но тогда не стоит ждать, ни модернизации сельского хозяйства (бедные крестьяне это не потянут, даже не по причине отсутствия средств, а по причине отсталости, многодетности и затурканности), ни повышения его товарности, ни модернизации страны в целом. Появление «крестьянской земли» могло привести к тому, что следующее поколение вынуждено было бы жить при риске цивилизационной войны развившегося города и еще более опустившейся деревни. Европа и Африка в одной и той же стране.

Второй человек куда более известен – это Сергей Витте. Финансовый кудесник Романовых, как его считают. Но результаты его работы никак нельзя считать однозначно положительными. Витте является отцом дифференцированного тарифа, причем перекошенного настолько, что из Сибири везти зерно и масло к экспортным портам было выгоднее, чем из центральной России. И Витте само собой пробил низкий ж/д тариф для любимой Украины, где он начинал. К чему это привело? На современном языке это называется перекрестное субсидирование – на монопольном рынке одни потребители дотируют других, платят по-разному за один и тот же товар или услугу. Дифференцированный тариф привел к тому, что купцы и землевладельцы Сибири, Украины, Азии богатели, а в Центральной части России едва сводили концы с концами. Высокий тариф для центральной России делал невыгодным выращивание зерна на продажу. Так его и не выращивали. А кто выращивал, искал возможность сократить издержки. И сокращал. Как? Меньше платил работникам, то есть крестьянам. Это приводило к тому что в Центральной России было меньше инвестиций, беднее земства, избыток рабочих рук и более низкая цена на рабочую силу… короче говоря, те самые перекосы, которые и приведут в итоге к социальному взрыву 1917 года. Большевизм охватил территорию Центральной России не случайно – она была куда менее благополучна чем окраины, и белогвардейцы не смогли взять именно эту территорию, а большевики именно с нее, перенаселенной и нищей – черпали неисчерпаемые людские ресурсы. По воспоминаниям командиров белых – большевикам проще было потерять три тысячи человек, чем белым – триста.

Может, при иных обстоятельствах – такая политика и привела бы к раскрытию Сибири как русской житницы, как страны неисчерпаемых чудес. Но вместо этого произошел взрыв, и Витте внес немалый вклад в это.

И возвращаясь к большевикам – с каким типом русского крестьянина им пришлось иметь дело:

– Крестьянин считал, что ему все по жизни должны, а он никому и ничего не должен. Причем это объяснила ему интеллигенция, в том числе и большевистская. Весь 19 век, когда интеллигенты в других странах пытались создать единую политическую нацию – наши объясняли крестьянину что государство «не его», что законы выполнять не надо, потому что они преступны, и написаны врагами. И крестьянин это усвоил.

– Крестьянин считал, что налоги платить не надо, врал о том, сколько он зарабатывает – и привык что государство недоимки спишет, а то и помощь подкинет. Если начать мятеж – особенно.

– Крестьянин вообще не считал городских своими, а соврать чужаку – это доблесть, а не грех.

– Еще одно – большинство крестьян не поддавались экономической стимуляции. То есть после того, как крестьянин бывал сыт сам и накормил детей и скотину – он не стремился произвести еще больше, чтобы заработать, скопить – он начинал меньше трудиться. Причина такого подхода – это как раз гибельное воздействие общины и крепостного права. Хорошо живешь – помещик лишнее отберет. Потом хорошо живешь – мир на тебя больше податей разверстает. Хорошо жить в русской деревне было очень опасно – зависть.

Ну и просто – крестьянин десятилетиями, столетиями работал на износ, надрывался, и теперь, когда большевики провозгласили власть народную – почему бы не понять это как призыв отдохнуть наконец то, не рвать жилы.

Теперь о том, что произошло в период 1927-1932 годы. Сначала официальная версия, потом что было на самом деле.

Из Википедии

К осени 1927 государство установило твёрдые цены на хлеб. Быстрый рост индустриальных центров, увеличение численности городского населения вызвали огромный рост потребности в хлебе. Низкая товарность зернового хозяйства, неурожай зерновых в ряде регионов СССР (преимущественно на Украине и Северном Кавказе) и главным образом выжидательная позиция поставщиков и продавцов в условиях так называемой «военной тревоги» 1927 привели к событиям, именуемым «хлебной стачкой». Несмотря на незначительное снижение урожая в период с 1 июля 1927 по 1 января 1928 государством было заготовлено на 2000 тыс. т. меньше, чем в тот же период предшествующего года. Нежелание главных поставщиков хлеба подогревало и то, что в прошлые годы правительство, как правило, вынужденно в конце концов повышало закупочные цены для выполнения хлебного баланса.

Уже к ноябрю 1927 года встала проблема с обеспечением продовольствием некоторых промышленных центров. Одновременный рост цен в кооперативных и частных лавках на продовольственные товары при снижении плановых поставок привёл к росту недовольства в рабочей среде.

Для обеспечения хлебозаготовок власти в некоторых районах СССР вернулись к заготовкам на принципах продразвёрстки. Подобные действия, однако, были осуждены в Резолюции пленума ЦК ВКП(б) от 10 июля 1928 года «Политика хлебозаготовок в связи с общим хозяйственным положением».

Курс на коллективизацию сельского хозяйства был провозглашён на XV съезде ВКП(б) в декабре 1927 года. На 1 июля 1927 года в стране насчитывалось 14 880 всех коллективных хозяйств (в них объединились 194 700 единоличников), на тот же период 1928 года социалистических хозяйств стало 33 200 (416 700 единоличников), в 1929 году их количество превысило 56 999, объединив 1 007 700 индивидуальных хозяйств. Среди организационных форм коллективных хозяйств преобладали товарищества по совместной обработке земли (ТОЗы); имелись также сельхозартели и коммуны. Для поддержки коллективных хозяйств государством были предусмотрены различные поощрительные меры – беспроцентные кредиты, снабжение сельхозмашинами и орудиями, предоставление налоговых льгот.

Товарность зернового хозяйства в то время была крайне низкой – в 1926/27 году производители имели возможность поставить на рынок лишь 13,3 % продукции, причём по этому показателю наилучший результат (47,2 %) показывали социалистические предприятия – колхозы и совхозы. Товарность 20,0 % имели кулаки (при доле в сельском населении 5 %), 11,2 % – бедняки и середняки. Однако в валовой продукции зерна колхозы и совхозы занимали лишь 1,7 %, кулаки − 13 %, середняки и бедняки − 85,3 %. Кулацкие хозяйства располагали значительной частью (15-20 %) средств производства, в том числе им принадлежало около трети сельскохозяйственных машин.

Практика первых колхозов и совхозов 1928 года на Украине и Северном Кавказе показала, что они имеют больше возможностей для преодоления кризисов (природных, хозяйственных и т. п.). По замыслу Сталина, именно крупные промышленные зерновые хозяйства – совхозы, создававшиеся на государственных землях, – могли бы «разрешить хлебные затруднения» и избежать трудностей с обеспечением страны необходимым количеством товарного зерна. 11 июля 1928 года пленум ЦК ВКП(б) принял резолюцию «Об организации новых (зерновых) совхозов», в которой указывалось: «утвердить задание на 1928 г. с общей площадью вспашки, достаточной для получения в 1929 г. 5-7 млн пудов товарного хлеба».

Результатом этой резолюции стало принятие Постановления ЦИК и СНК СССР от 1 августа 1928 г. «Об организации крупных зерновых хозяйств», п. 1 которого гласил: «Признать необходимым организовать новые крупные зерновые советские хозяйства (зерновые фабрики) на свободных земельных фондах с таким учётом, чтобы к урожаю 1933 обеспечить получение товарного зерна от этих хозяйств в количестве не менее 100 000 000 пудов (1 638 000 тонн)». Создаваемые новые советские хозяйства намечалось объединить в трест общесоюзного значения «Зернотрест», в непосредственном подчинении Совету труда и обороны.

Из-за хлебной стачки рыночные цены хлеба за год с декабря 1927 года по декабрь 1928-го выросли вдвое, фураж подорожал в полтора раза. При том, что печёный хлеб изготавливался из заготовленного государством зерна и продавался в магазинах по твёрдым государственным ценам, мука на рынке стоила в некоторых регионах дороже печёного хлеба. Этот разрыв цен вызвал «оседание» сырья в крестьянских хозяйствах. Печёный хлеб те же крестьяне стали скупать на корм скоту, а высокие цены фуража вызвали падение поголовья скота. Цены на коров и лошадей снизились вплоть до 27 %, соотношение индекса цен на молоко и на фураж снизилось с 0,82 до 0,57 в Зауралье и с 1,31 до 0,62 в Ярославско-Костромском регионе (1926/27 г. в сравнении с 1927/28 г.).

Высокий уровень вольных цен на хлеба и картофель ухудшил конкурентоспособность технических культур – в первую очередь, льна. Если в 1926/27 г., индексы цен зерна ко льну составлял на Смоленщине по ржи до 1,35, по овсу до 1,55, то в четвёртом квартале 1927/28 г. он достиг соответственно 3,75 и 3,54. Ещё более тревожной тенденцией стало снижение конкурентоспособности основных товарных групп Нечерноземья (молоко, свёкла, лён) в сравнении с зерном].

Всё это вынудило государство повышать заготовительные цены 1928 года не на 16,8 %, как это планировалось в июле, а гораздо больше, особенно на кормовые культуры: по овсу в ноябре они выросли на 33,9 %, по ячменю на 27 %. Заготовительные цены мяса в ряде регионов превышали рыночные.

Именно рост частных сельскохозяйственных цен вызвал общий рост цен в стране при том, что для ликвидации «ножниц» ранее государство снизило цены на промышленную продукцию. Деревня не только поглотила предоставленную населению льготу, но и вызвала рост стоимости жизни по своему сектору товаров на 20 % в целом и на 50 % в частной торговле. Ускоренными темпами стали расти и торговые наценки. По 45 городам, кроме Москвы, они выросли с октября 1927-го по ноябрь 1928 года: по 8 основным промтоварам с 21,3 % до 26,3 %, а по 6 основным сельхозтоварам с 28,6 % до 84,0 %. По ржаной муке наценка увеличилась в 6,5 раз (с 19,4 % до 133 %), по подсолнечному маслу в 3 раза (с 51,1 % до 164,8 %). Всё это снижало реальные доходы городского населения, а выигрыш деревни (преимущественно кулака) от государственного регулирования цен повышало: в 1926/27 г. сельхозпроизводители получили дополнительно 77,8 млн рублей, а в 1927/28 г. уже 362,4 млн.

Из-за диспропорций цен на сельскохозяйственное сырьё (продававшееся по вольным ценам) и готовый хлеб (из заготовленной по государственным ценам муки) осенью 1928 года правительство было вынуждено ввести хлебные карточки в крупных городах. В феврале 1929 г. карточная система на хлеб стала всесоюзной: рабочим и служащим промышленных предприятий полагалось 900 гр. печеного хлеба в день, для членов их семей и безработных – 500 гр. В остальных промышленных городах и рабочих поселках – соответственно 600 и 300 гр. Перебои с продовольствием привели к тому, что на местах в дополнение к хлебным карточкам стали стихийно распространять нормирование и карточки на другие продукты: масло, мясо, сахар, крупы и т.д.

Таким образом, при благоприятной ситуации со сбором урожая в 1928/29 году страна оказалась в продовольственном кризисе. Перед партией большевиков встал вопрос дальнейшей судьбы НЭПа и выбора способа развития и преодоления кризиса и дефицита в поставках хлеба и других продуктов. Ряд сторонников продолжения политики НЭПа (т. н. «правая оппозиция»: Н. И. Бухарин, А. И. Рыков, М. П. Томский) предлагали снизить темпы индустриализации, отказаться от развёртывания колхозного строительства и «наступления на кулачество, вернуться к свободной продаже хлеба, подняв на него цены в 2-3 раза, а недостающий хлеб купить за границей». Однако ресурсов для такого курса у страны не было, поэтому хлебная стачка 1928 года фактически подтолкнула массированные социалистические преобразования в деревне, «совхозы и колхозы, способные использовать тракторы и другие современные машины» (из выступления И. Сталина на XVI Съезде ЦК ВКП(б) (1930 г.)), с подавлением противников, а также «внутренних врагов» (т. н. нэпмана и кулака)

А теперь – что было на самом деле.

Крестьянин всегда был у большевиков как кость в горле. Сам способ его жизни – противоречил большевистским теориям, и пока львиная доля населения страны живет своим мелкотоварным производством – о каком строительстве социализма можно говорить? Большевики помнили, как крестьяне предали страну в 1917 году, захотев мира, и если уж они предали Царя – что им стоит предать каких-то подозрительных людей в основном нерусских национальностей. Большевики обнаружили, что крестьянскую массу не удается расколоть по классовому принципу: если в городе «обездоленные» рабочие имели перевес над «буржуями», то на селе узы общины были важнее политических теорий и классовой вражды. Большевикам удалось привлечь на свою сторону только совершенно конченых типов – алкашей, отморозков, уголовников – тех кого сама община отвергла как «порченых». И напомню – крестьяне тогда составляли 90 % населения страны. Был т.н. Кронштадтский синдром – посланная на подавление мятежа дивизия состоящая из крестьян отказалась стрелять в своих, развернулась, и если бы не агитаторы, не известие о введении НЭП – цепочка событий могла бы кончиться свержением советской власти. Учитывая что солдат кроме как из крестьянства брать было больше неоткуда – большевики никогда не были бы уверены в устойчивости армии, особенно если придется подавлять беспорядки внутри страны.

И самый главный вопрос – вопрос социалистического накопления

Социалистического накопления закон, экономический закон, выражающий объективную необходимость систематического накопления известной части национального дохода и использования её для расширения, качественного совершенствования производства и увеличения богатства социалистического общества, создания условий для всестороннего развития членов общества. Социалистическое накопление коренным образом отличается от капиталистического. В социалистическом обществе происходит не накопление капитала, а накопление богатства, являющегося общественной собственностью. К. Маркс

Впервые вопрос социалистического накопления в СССР поднял Е. Преображенский в 1923 г. в восьмой книге "Вестника коммунистической академии" где стал доказывать, что накопление, необходимое для строительства хозяйственной базы социализма в СССР, может и должно быть создано лишь методом первоначального капиталистического накопления. При этом Преображенский различал два рода накоплений.

– Социалистическое накопление, присоединяющее к функционирующим средствам прибавочный продукт, создаваемый внутри социалистического хозяйства. То есть это дополнительный продукт, прибавочный, который ранее забирал капиталист.

– Первоначальное социалистическое накопление – это накопление вне комплекса государственного хозяйства путем грабежа деревни. Преображенский считает подобное неизбежным для начального построения социализма.

…Такие страны, как СССР, должны пройти период первоначального накопления, очень щедро черпая из источников досоциалистических форм хозяйства. Задачи социалистического государства не в том, чтобы брать с мелкобуржуазных производителей меньше, чем брал капитализм, а в том, чтобы брать ещё больше… Чем более экономически отсталой, мелкобуржуазной, крестьянской является та или иная страна, переходящая к социалистической организации производства, чем менее то наследство, которое получает в фонд своего социалистического накопления пролетариат данной страны в момент социальной революции, тем относительно больше социалистическое накопление будет вынуждено опираться на части прибавочного продукта досоциалистических форм хозяйства. Мысль, что социалистическое хозяйство может развиваться само, не трогая ресурсов мелкобуржуазного, в том числе крестьянского хозяйства, является, несомненно, реакционной мелкобуржуазной утопией.

Напомню, что на тот момент – партия как раз пыталась оказать помощь деревне, боролась с «ножницами цен».

Эта теория была немедленно подхвачена троцкистами (то есть Сталин украл ее потом именно у троцкистов) и была осуждена правыми коммунистами

Рыков

Эта теория возмутительна. Преображенский нас убеждает, что социализм должен строиться методами первоначального капиталистического накопления. Можно ли придумать большее, чтобы смертельно скомпрометировать социализм? Нам трудно установить эквивалентность обмена между городом и деревней, индустрией и сельским хозяйством. К нарушению этой эквивалентности, к изъятиям доходов деревни нам неизбежно приходится прибегать, но это не должно быть высасыванием до последней кровинки из крестьянства, это не должно быть "пожиранием" деревни, о чем с такой настойчивостью говорит Преображенский. У него деревня только дойная корова для индустрии".

Бухарин назвал взгляды Преображенского чудовищными, Сталин также отверг теорию Преображенского, заявив, что она "не имеет ничего общего с взглядами партии". Но через четыре года Сталин и его команда воспримут эту, и многие другие троцкистские теории и начнут их воплощать в жизнь с звериной жестокостью.

Тут надо еще раз повторить. Ленинский период СССР делится на две части. Первоначальный наскок – до НЭПа, это примерно до 1921 года. Приведший к гражданской войне, голоду, непрерывным крестьянским восстаниям и Кронштадскому мятежу, который при ином развитии событий мог погубить советскую власть. И период НЭПа, выходящий и за смерть Ленина, в котором Ленин полностью отступил от всех принципов, которые провозглашал и с которыми делал революцию и пришел фактически к меньшевистской экономической политике.

Проблема была в том, что в этом случае возникал у многих вопрос- а за что сражались то? а попытки выстроить систему ограничений с тем чтобы СССР был все-таки страной идущей к социализму хотя бы для виду – приводила к тому, что экономика не развивалась в полную силу, инвестиции не шли.

Поворот к коллективизации 1929 года – обусловлен тем, что Сталин и сотоварищи решили попробовать вернуться к первоначальным идеям Ленина. Но с одной стороны – в более лучших экономических условиях, при нескольких годах мира и передышки в экономике, позволившей накопить кое-какие средства, которые теперь по мнению Сталина надо было «взять». С другой стороны – теперь в распоряжении советской власти была армия и была система явной и тайной полиции, которая позволяла подавить крестьянские бунты. В первый раз не получилось из—за того что крестьянские мятежи реально угрожали падением власти большевизма. Сейчас Сталин был уверен что удержит ситуацию и потому твердо был намерен попробовать то что не получилось сделать Ленину.

Были ли у Сталина объективные основания начать коллективизацию? Были и такие, к сожалению. В 1913 году деревня дала примерно 26 % товарного хлеба. Большая его часть – была произведена в крупных хозяйствах – экономиях, а так же вывезена на рынок кулаками. К 1927 году мы подошли в сборе хлебе примерно к тем же показателям, что и до войны – но товарность сократилась вдвое, до 12-14 %. Причина на поверхности – черный передел 1917 года, разорение крупных, товарных хозяйств и передел земли. Крестьяне сделали то о чем так долго мечтали – захватили и переделили землю. Помимо сокращения урожайности в связи с последствиями Гражданской войны и разрухи, снижением количества вносимых удобрений и в целом откате назад в вопросах культурности ведения сельского хозяйства (а где взять культурность, если крупные хозяйства разрушены, а крестьянская масса скептически, а часто и враждебно относится к чужакам из города, причем любым) – речь шла еще и о том, что крестьянство направило дополнительное зерно на собственное потребление. Просто стали больше есть и завели больше скотины – опять-таки чтобы лучше питаться самим и продавать мясо в город. У государства же интерес был иной, получить экспортный товар, зерно, на тот момент единственный экспортный товар которым располагали. Но как? Единоличное и даже мелко кооперативное крестьянское хозяйство не интенсифицируешь. Чтобы добывать из крестьянина товарный хлеб, нужен скупщик – то есть кулак. То есть, в политике придется свернуть как раз на то против чего все время боролись. Сделать ставку на богача, а не на бедняка. А ведь надо было принимать во внимание и такую возможность – сохранившиеся и образованные вновь крупные коммуны, тракторные хозяйства в случае их успешности возбуждали бы в обычном крестьянине ровно ту же самую зависть, какую до того возбуждал помещик с его «культурным хозяйством» и любой делец. И все могло закончится тем же самым – погромом и переделом земли. Ну и «на сладкое» – система с мельчайшим крестьянским хозяйством в случае большой мобилизации обречена на голод, потому что землю мобилизованного в армию крестьянина обрабатывать некому – и армию кормить тоже будет некому.

Как вспоминал Бухарин – он предупреждал о том, что политика коллективизации приведет к крестьянским восстаниям, но в какой-то момент понял, что сталинисты только этого и ждут.

Н.А. Ивницкий. Голод 1932-1933 годов в СССР

9 января 1928 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение отправить в зерновые районы секретарей и членов ЦК для проведения хлебозаготовок: В.М.Молотова на Урал, А.И.Микояна – на Северный Кавказ, Г.К.Орджоникидзе – в Сибирь, Н.А. Кубяка— в Казахстан. В связи с болезнью Орджоникидзе его командировка в Сибирь была отменена, и 15 января туда выехал И.В.Сталин.

18 января 1928 г. в Новосибирске состоялось заседание бюро Сибкрайкома ВКП(б) с представителями заготовительных и других организаций, на котором выступил Сталин. В принятом по его предложению постановлении предлагалось окружным и районным комитетам партии «обеспечить энергичное взыскание недоимок по сельхозналогу с тем, чтобы ряд кулаков был обязательно подвергнут репрессивным мерам взыскания за несвоевременную сдачу сельхозналога (арест, судебные процессы и прочее)». Предлагалось также в каждом из основных хлебозаготовительных районов Сибири кулаков, располагающих большими запасами хлеба, «использующих хлебные затруднения для спекуляции, взвинчивания цен, задержек и невыпуска хлеба», привлекать к судебной ответственности по ст. 107 Уголовного кодекса РСФСР (лишение свободы до трех лет с конфискацией всего или части имущества или без таковой). Суды должны проводить такие дела «в особо срочном, и не связанном с формальностями, порядке».

С января 1928 г. ст. 107 УК РСФСР стала применяться к лицам, отказывающимся от сдачи «излишков» хлеба по государственным ценам.

Меры, как видим, принимались крутые. Правда, не все соглашались с предложением Сталина предавать суду кулаков за «невыпуск хлеба на рынок». Так, председатель правления Сибирского краевого сельхозбанка С.И.Загуменный на заседании бюро крайкома партии 18 января и на следующий день в письме И.В.Сталину и секретарю Сибкрайкома ВКП(б) С.И.Сырцову возражал против применения 107 статьи УК РСФСР к кулакам «в полном ее объеме».

«Основной смысл предложений товарища Сталина, выдвинувшего необходимость воспользоваться этой статьей, – писал Загуменный, – сводится к тому, чтобы ударить по кулаку… Развивая эту мысль дальше, т. Сталин рекомендовал сосредоточить внимание на той именно части 107 ст., которая трактует о наказании именно за «невыпуск» таковых на рынок…

По соображениям, высказывавшимся вчера на заседании, такой нажим на кулака заставит середняка повезти хлеб на рынок…

Я считаю этот расчет ошибочным. Я глубочайше убежден, что эффект от таких мероприятий мы получим совершенно противоположный тому, который ожидаем. И вот почему.

Как я и говорил уже вчера на заседании, мы еще ни разу за все время нэпа, – насколько я могу судить об этом, – не применяли по отношению к деревенскому кулаку таких мер, чтобы судить его только за невывоз хлеба на рынок. Если мы и ссылали кого-то в Нарым, так, видимо, только городских хлебных спекулянтов, за которыми непосредственно не стоит многомиллионная масса крестьянина-середняка. К кулакам, эксплуататорская сущность которых состоит не в торговле, а в производстве продуктов сельского хозяйства, мы не только не принимали таких мер, какие намечены сейчас, а пропагандировали, преимущественно, необходимость экономического воздействия с целью ограничения их роста. Поэтому, хоть закон у нас и есть, все же он будет непонятен основной массе крестьянства, как закон, не соответствующий духу новой экономической политики. Может быть, я ошибаюсь, но я твердо убежден в том, что основная масса середняка и бедноты расценит привлечение кулака к суду только за непродажу хлеба не иначе, как возврат, в той или иной форме, к временам военного коммунизма, периоду продразверстки… Осуждение кулака только за «невыпуск» хлеба приведет середняка к убеждению, что рано или поздно очередь дойдет и до него, как держателя известной части хлебных излишков…

Мне кажется, что мы слишком круто поворачиваем».

И.В. Сталин, прочитав это письмо, сделал на нем пометки: «Мы админ, мер не исключали», «ха-ха», «NB», а также сделал подчеркивание и вопросительные знаки. А на закрытом заседании бюро крайкома ВКП(б) 20 января он специально остановился на письме С.Н. Загуменного: «Он написал это письмо в связи с теми решениями, которые мы приняли относительно применения 107 статьи. Он считал наше решение насчет применения 107 ст. к кулаку не как к скупщику хлеба, а как к обладателю большой массы хлебного товара, который кулак не выпускает на рынок, – тов. Загуменный считает это решение неправильным… Те предполагаемые меры, о которых я говорил позавчера, ударят по кулаку, скупщику, чтобы не было взвинчивания цен. И тогда крестьянин поймет, что, значит, цены повышаться не будут, значит, нужно вывозить хлеб, а то еще попадешь в тюрьму. Мы из этого исходим. Тов. Загуменный говорит, что это приведет к сокращению хлебозаготовок. Откуда это ясно?» И далее Сталин привел данные о том, что на Украине и Северном Кавказе в результате применения чрезвычайных мер заготовки возросли в два раза, а в центральных губерниях – в 2,5 раза.

Сталин потребовал тех представителей «прокурорской и судебной власти», которые не применяют к кулакам 107 ст. УК РСФСР «вычищать» и «заменять» «другими, честными работниками». Он предложил далее, чтобы местные власти потребовали от кулаков сдачи всех «излишков хлеба» по государственным ценам, а в случае отказа привлекать их к судебной ответственности по ст. 107 и конфисковывать у кулаков хлеб в пользу государства, распределив 25% конфискованного хлеба среди бедняков и малоимущих середняков по низким государственным ценам или в порядке долгосрочного кредита. Сталин этим самым пытался материально заинтересовать бедняков, чтобы привлечь их к борьбе с кулаками.

В целях усиления хлебозаготовок запрещалась частная торговля на рынках зерном и мукой, широко применялась ст. 107 УК РСФСР. В результате применения чрезвычайных мер, заявлял Сталин, заготовки хлеба «стали немного оживляться. Серьезный перелом должен начаться в конце января или начале февраля». И действительно, в Сибири было заготовлено 77,1 млн. пудов хлеба, а всего в 1927/28 г. в стране было заготовлено 660 млн пудов. Достигнуто это было за счет применения чрезвычайных мер. Только за январь и февраль 1928 г. в Сибири органами ОГПУ было арестовано 1704 человека. На Северном Кавказе за январь-март осуждено 3424 человека, в том числе более двух тысяч середняков и бедняков[27]. В апреле 1928 г. по данным Наркомюста РСФСР по ст. 107 УК РСФСР было привлечено 5597 человек, в том числе 1700 середняков и бедняков. В других сообщениях Наркомюста сообщалось, что «107 статья применялась и в отношении середнячества и маломощно-бедняцкой части крестьянства».

Чрезвычайные меры переполнили чашу терпения крестьян, и они решались на крайние меры. В 1928 г. было зарегистрировано около 1400 террористических актов против сельских активистов. В официальных документах партийных и карательных органов террористические акты и крестьянские волнения трактовались как кулацкие или организованные ими выступления. На самом деле это было проявление недовольства крестьян политикой советской власти в деревне.

Оправдывая применение чрезвычайных мер, Сталин на апрельском 1928 г. пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) говорил, что статью 107 УК РСФСР пришлось применить якобы потому, что в 1928 г. сложились чрезвычайные обстоятельства, созданные «спекулянстскими махинациями кулачества» и угрожавшие голодом. В будущем году, если «не будет чрезвычайных обстоятельств и заготовки пойдут нормально, 107 статья не будет иметь применения. Если же «капиталистические элементы начнут опять «финтить», 107 статья снова появится на сцену».

Хлебозаготовки 1928-1929 годов – интересны еще и тем, что это первая организованная сталинской командой массовая спецоперация, по достижению форсированного результата методами насилия. Именно на этой операции были отработаны основные элементы системы «нажима», которые потом так трагически проявят себя в тридцатые

1. Переход какой-то из частей обычной деятельности в режим спецоперации с тем чтобы в короткие сроки кардинально изменить ситуацию, вопреки даже здравому смыслу

2. Массовое пропагандистское сопровождение кампании в прессе

3. Отмена, изменение и ужесточение законодательства в ходе кампании, в том числе и задним числом, наказание, снятие с должностей и даже арест тех исполнителей, которые не готовы участвовать в достижении целей кампании любой ценой даже с нарушением закона. Вот этот момент очень важен, потому что именно здесь скрывается исток сталинской системы беззакония, именно тут начался путь к 1937 году. Я изначально думал, что тридцать седьмой это порождение жестокостей Гражданской войны – но теперь думаю иначе. Война есть война, все ее участники понимают чрезвычайность обстоятельств и мотивацию насилия – идет война. В тридцать седьмом был мир. Тридцать седьмой – это результат нескольких лет отрицательного воспитания и селекции правоохранителей сталинской командой, когда Сталин не только изменял на ходу законодательство в репрессивных целях – но и поощрял исполнителей закона по всей системе, которые демонстрировали готовность ради достижения целей кампании отринуть ограничения закона и действовать с его нарушением. Сталин очень ценил готовых на все людей, потому что и сам был таким. И он принципиально считал, что закон не имеет права защищать людей от государства, что государственная необходимость всегда и везде должна быть выше закона.

4. Политизация кампании. Каждая кампания даже с сугубо хозяйственными задачами – превращалась в политическую, а те, кто не желал или не мог играть по объявленным государством правилам – объявлялись врагами народа и им предъявлялись политические обвинения.

5. Отсутствие ограничений. Как говорил Молотов – кампании ведутся наступательно, нажим не прекращается до достижения нужного результата. В случае с хлебозаготовками – кампания перешла в стопроцентную коллективизацию, сопровождаясь постоянным насилием – и почти без паузы перетекла в чистки 1937 года, в ходе которых реализовался потенциал насилия, накопленный при коллективизации. Звериная жестокость, проявленная в тридцать седьмом – есть вырвавшаяся на свободу разрушительная энергия скрытой войны власти и общества, вызванной отменой НЭП и коллективизацией. Как я покажу далее – Сталину не удалось реализовать то, что он наметил в ходе коллективизации и индустриализации, в том числе и по причинам скрытого саботажа значительной части населения страны, отказывающейся играть в игру, в которой не было ни единого шанса выиграть. Ведь согласитесь, если, к примеру, к вам придут и скажут – вы будете работать в два раза больше, а получать в два раза меньше, потому что так надо – вы вряд ли поверите что «надо» и вряд ли навалитесь на работу с удвоенной силой, верно? Так и тогда.

Вообще в этой историей с хлебозаготовками 1928-29 годов впервые сталинское государство очень ярко проявляет свою уголовную сущность. Оно будет демонстрировать ее еще не раз – например, в истории с денежной реформой 1947 года сталинский режим это коллективный мошенник, а с заготовками 1928-29 годов – коллективный бандит. Уголовная сущность сталинизма выявляется в самых простых логических конструкциях, каковые ни Сталин, ни сталинисты не считали нужным скрывать. Если государству нужны большие деньги на индустриализацию надо пойти и взять их. При этом никто не задается вопросом, а правомерно это или нет – в этом и есть сущность уголовного мышления. Когда уголовнику нужны деньги, уголовник их у кого-то отнимает, и именно поэтому он уголовник. Когда сталинскому режиму нужны были деньги, он их либо выманивал обещаниями, либо отнимал силой. Так почему же его нельзя считать уголовным?

Н.А. Ивницкий. Голод 1932-1933 годов в СССР

Так, в связи с подготовкой проекта постановления Политбюро ЦК о хлебозаготовках Сталин 10 августа 1929 г. писал Молотову: «Читал постановление ЦК ВКП(б) по хлебозаготовкам. При всех его достоинствах оно, по-моему, совершенно недостаточно». И далее он предлагает усилить репрессии в связи с хлебозаготовками. Он советовал «дать немедля директиву органам ГПУ открыть немедля репрессии в отношении городских (связанных с городом) спекулянтов хлебных продуктов (т.е. арестовывать и высылать их из хлебных районов), чтобы держатели хлеба почувствовали теперь же (в начале хлебозаготовительной кампании), что надежда на спекулянтов плоха, что хлеб можно сдавать без скандала (и без ущерба) лишь государственным и кооперативным организациям».

Во-вторых, «дать немедля директиву руководящим верхушкам кооперации, Союзхлеба, ОГПУ и судебных органов выявлять и немедля предавать суду (с немедленным отрешением от должности) всех уличенных в конкуренции хлебозаготовителей, как безусловно чуждых и нэпмановских элементов (я не исключаю и «коммунистов»), воровским образом пробравшихся в наши организации и злостно вредящих делу рабочего государства».

В-третьих, «установить наблюдение за колхозами (через КХЦ, парторганизации, ОГПУ) с тем, чтобы уличенных в задержке хлебных излишков или продаже их на сторону руководителей колхозов немедля отрешать от должности и предавать суду за обман государства и вредительство».

….

Об этом писал в одном из писем М.А.Шолохов (1929 г.): «Я втянут в водоворот хлебозаготовок (литература по боку!) и вот верчусь, помогаю тем, кого несправедливо обижают, езжу по районам и округам, наблюдаю и шибко «скорблю душой».

Когда читаешь в газетах короткие и розовые сообщения о том, что беднота и середнячество нажимают на кулака и тот хлеб везет – невольно приходит на ум не очень лестное сопоставление! Некогда, в годы гражданской войны, белые газеты столь же радостно вещали о «победах» на всех фронтах, о тесном союзе с «освобожденным казачеством»…

А вы бы посмотрели, что твориться у нас и в соседнем Нижне-Волжском крае. Жмут на кулака, а середняка уже раздавили. Беднота голодает, имущество, вплоть до самоваров и полостей, продают в Хоперском округе у самого истого середняка, зачастую даже маломощного. Народ звереет, настроение подавленное, на будущий год посевной клин катастрофически уменьшится. И как следствие умело проведенного нажима на кулака является факт (чудовищный факт!) появления на территории соседнего округа сформировавшихся политических банд… Что же такое, братцы? Дожили до ручки! В 29-м году – и банда…

Мне не хочется приводить примеров, как проводили хлебозаготовки в Хоперском округе, как хозяйничали там районные власти. Важно то, что им (незаконно обложенным) не давали документов на выезд в край или Москву, запретили почте принимать телеграммы во ВЦИК. Один парень – казак хутора Скуляндного, ушедший в 1919 году добровольцем в Красную Армию, прослуживший в ней 6 лет, красный командир – два года до 1927 года работал председателем сельсовета… У него продали все вплоть до семенного хлеба и курей. Забрали тягло, одежду, самовар, оставили только стены дома… После этого и давайте говорить о союзе с середняками. Ведь все это проделывалось в отношении середняка.

Я работал в жесткие годы, 1921-1922 годах на продразверстке. Я вел крутую линию, да и время было крутое; шибко я комиссарил, был судим ревтребуналом за превышение власти, а вот этаких «делов» даже тогда не слышал, чтобы делали…

Письмо это, адресованное Е.Г.Левицкой, члену партии с 1903 г., было передано Сталину, но и после этого в политике и практике хлебозаготовок ничего не изменилось, насилие продолжалось, репрессии усиливались.

…зимой 1929/30 г. начинался голод. Голодали крестьяне и незерновых районов. Об этом, в частности, свидетельствует письмо секретаря Амурского окружкома партии Е.Накорякова секретарю Дальне-Восточного крайкома ВКП(б) И.Перепечко: «Считаю необходимым, – писал секретарь окружкома, – быть с тобой откровенным до конца и сказать, что по всем данным, хлебные запасы деревни очень незначительны, что бедняцко-маломощная часть села уже с зимы не имеет хлеба, а до 70 сел голодают, не ошибясь можно сказать, что у 50% примерно хозяйств запасов хлеба совсем нет».

В одной из спецсводок ОГПУ о хлебозаготовках в Средне-Волжском крае (октябрь 1928 г.) приводились объяснения местных работников о нереальности планов хлебозаготовок: «Хлеба у крестьян нет и подобную контрольную цифру, данную по каждому селу, могут давать только бюрократы» (Самарский округ). «Категорически отказываюсь от заготовки хлеба, так как у крестьян излишков хлеба нет, контрольную цифру выполнить не сможем – это головотяпство со стороны тех, кто давал такие цифры» (там же). «Хлеба нет, в хлебозаготовку опять придется задеть бедноту, потому что иначе мы не выполним план. Нами недовольно все население деревни» (Ульяновский округ).

…

Непомерный объем хлебозаготовок, насилие и репрессии при изъятии зерна, угроза неминуемого голода привели к резкому обострению классовой борьбы в деревне. В 1929 г. резко возросло количество террористических актов против хлебозаготовителей и партийно-советского актива: если в 1927 г. был зарегистрирован 901 случай террора, то в 1928 г. – 1153, а в 1929 г. – 9137, причем 77% их числа произошло на почве хлебозаготовок и наступления на зажиточные слои деревни. Наибольшее число террористических актов приходилось на зерновые районы страны: Украина – 1458 случаев, ЦЧО – 1135, Сибирь – 989, Урал – 662, Средняя Волга – 473, Северный Кавказ – 401 и т.д.

В связи с резким ростом числа террористических актов ЦК ВКП (б) 3 октября 1929 г. принял директиву органам ОГПУ и Наркомюста РСФСР и УССР, в которой предлагалось: «Принять решительные и быстрые меры репрессий, вплоть до расстрелов, против кулаков, организующих террористические нападения на совпартработников и другие контрреволюционные выступления....

Проводя соответствующие меры, как правило, через судебные органы, в отдельных случаях, когда требуется особая быстрота, карать через ОГПУ. Соответствующие меры ОГПУ принимает по согласованию с областкомами ВКП(б), а в более важных случаях по согласованию с ЦК ВКП(б)».

Иллюстрации моих предыдущих тезисов, «большой хлеб» можно было взять только один год, потому что на следующий год справные крестьяне много сажать не будут и излишков хлеба тоже не будет. Через год, однако, хлеб понадобится опять и придется отбирать уже у середняков и бедняков, причем отбирать последнее. Так – деревня объединяется на антисоветской платформе против грабежа и разбоя власти.

Из выступления Сталина на пленуме ноября 1929 года

Что представляют собою чрезвычайные меры в нынешних условиях нашего наступления и развернутого колхозного движения? Они представляют десятую, может быть двадцатую часть, составную часть этого наступления и этого движения. Не ясно ли, что выпячивать теперь вопрос о чрезвычайных мерах вне связи с наступлением на кулачество и ростом колхозного движения, значит занять лицемерную, фальшивую, насквозь трусливую позицию? Не ясно ли, что также фальшивы и лицемерны ссылки правых уклонистов на решение пленума ЦК в прошлом году насчет нежелательности превращения чрезвычайных мер в меры постоянного порядка, ибо постановление ЦК в прошлом году касается чрезвычайных мер старого порядка (по преимуществу административных мер), тогда как мы имеем теперь дело с чрезвычайными мерами нового порядка, подкрепляемыми миллионными массами бедняков и середняков и представляющими составную часть дела наступления на кулачество, дела развития колхозного движения

Понятно, что Сталин нагло лгал. Речь шла именно про наступление на крестьянство, которое упорно отказывалось работать и жить в интересах государства. То что происходило в 1928-29 годы – несравнимо было даже с временами Гражданской войны. И я прекрасно понимаю, почему – потому что тогда классовые интересы были не пустым звуком, у богатых отнимали, чтобы действительно отдать бедным и голодающим рабочим, и отнимали продотрядовцы и комбедовцы. В 1928-29 годах отнимало государство, государственные служащие, чтобы продать на экспорт и получить деньги для индустриализации. Это принципиально разные ситуации и это понимали все, и те, кто отнимал и те, у кого отнимали, и даже часть партийных деятелей. Государственный интерес тут прямо противоречил классовому.

И Сталин понял, что с деревней так не совладать, что крестьяне просто перестанут работать, и ничего ты с ними не сделаешь. Так родилась идея отнять у крестьян все имущество и восстановить крепостное право – коллективизация.

Сырцов

Нескладный, долговязый председатель Совнаркома РСФСР Сырцов, никогда не расстававшийся с портфелем, молодой твердокаменный большевик, человек сильной воли и большого тщеславия, стал душой московского заговора 1930 года. Воспитанный духотой закулисной коммунистической борьбы, кость от кости партии, Сырцов все же не выдержал всероссийского погрома крестьянства, предпринятого Сталиным.

Роман Гуль.

Из Википедии

Серге́й Ива́нович Сырцо́в (5 [17] июля 1893, Славгород, Екатеринославская губерния – 10 сентября 1937, Москва) – советский партийный и государственный деятель, третий председатель СНК РСФСР (1929—1930).

Сын торгового служащего. Закончил в Ростове-на-Дону коммерческое училище. В 1912 году поступил на экономическое отделение Петербургского политехнического института. В 1916 году – исключен. Большевик с 1913 года, вёл социал-демократическую пропаганду. В 1914 году – член Невского райкома и пропагандистской коллегии при ПК РСДРП. Был арестован и приговорен к 9 месяцам тюрьмы. В 1916 году повторно арестован и сослан в село Манзурка Иркутской губернии. После Февральской революции возвращается из ссылки в Петроград. Направляется ЦК в Ростов-на-Дону. Внёс существенный вклад в большевизацию промышленно-горняцкой зоны Области войска Донского, что сильно повлияло на захват власти революционерами.

Участник Октябрьской революции. В октябре 1917 года – председатель Ростово-Нахичеванского совета и военно-революционного комитета (ВРК). В ходе переговоров с меньшевиками и эсерами 13-16 ноября способствовал оформлению соглашения о создании принципиально нового органа – реорганизованного ВРК, получившего название «Военно-революционный комитет объединённой демократии». С. И. Сырцов получил критику с обеих сторон: справа – как «большевистский узурпатор», слева – как «коммунистический кадет».

В ноябре 1917 – феврале 1918 года – председатель Донского областного ВРК по борьбе с белоказаками. В марте-сентябре 1918 года – заместитель председателя СНК Донской советской республики, проводил линию на соглашение с фронтовым казачеством.

Ведущий член Донского бюро ЦК РКП(б), В январе-апреле 1919 года – начальник отдела гражданского управления при Реввоенсовете Южного фронта. В годы Гражданской войны – военный комиссар 12-й армии Красной Армии. Один из организаторов «расказачивания», ставшим ответом на белоказачий террор, карательные экспедиции В. М. Чернецова. Пришел к выводу, что в изменившихся условиях сотрудничество с казачеством и привлечение его на сторону революционной власти будет «сговором с контрреволюцией», «аграрная революция на Дону должна состоять в полном разрушении экономического базиса казачества», «стирании всякой экономической грани между крестьянами и казаками» и «общие условия заставляют нас, идя навстречу крестьянам, за исключением самых верхушек, сделать их своей опорой в деле ликвидации казачества», что следует из его донесений и докладов в ЦК.

Весной 1920 года после освобождения Ростова-на-Дону частями РККА призвал к соглашению с трудовым казачеством. Старые оппоненты, С. Васильченко и М. Жакова, были недовольны расширением социальной базы власти и привлечением элементов из казачьей среды. 28 мая 1920 года Донком решил добиваться от ЦК отстранения от руководства, и Сырцова, и Васильченко, по причине них невозможности сработаться в течение долгого времени.

В 1920—1921 годах – секретарь Одесского губкома РКП(б). В 1921 году участвует в подавлении Кронштадтского восстания. В 1921—1923 годах – заведующий Учётно-распределительным отделом ЦК РКП(б). С 1924 года – заведующий Агитпропотделом ЦК. Член Президиума Комакадемии, редактор журнала «Коммунистическая революция».

На пленуме ЦК РКП в апреле 1925 года С. И. Сырцов выступил с содокладом «О положении казачества», обосновывающим необходимость договорённости власти с трудовым казачеством в условиях нэпа и вовлечения казачества в социалистическое строительство. По итогам пленума в тексте резолюции был зафиксирован курс партии на тщательный и постоянный учёт особенностей и традиций в казачьих областях, искоренение розни между казаками, крестьянами и ранее угнетенными национальностями, на полный отказ от насильственных мер в борьбе с остатками казачьих традиций. Был пересмотрен вопрос о лишении избирательных прав станичных и хуторских атаманов, восстановлены в избирательных правах реэмигранты, привлечены в аппараты местных Советов представители казачьей интеллигенции. Принято решение вовлекать казаков во все общественные организации – комсомол, кооперацию, ККОВы. Даны равные права крестьянам и казакам при поступлении в учебные заведения, не допускалась дискриминация казачества в национальных районах. Как для казачества, так и для самого Сырцова стало важнейшей вехой принятие этого документа. Принципиальные решения пленума ЦК РКП(б) обеспечили начало реабилитации казачества и возвращение 30 тысяч казаков-эмигрантов на Родину.

В 1926—1929 годах – секретарь Сибирского крайкома ВКП(б). Пытался проводить в Сибири НЭП в «бухаринском» виде. Характерными чертами было повышенное внимание к росту простейших форм кооперации, особенно в животноводстве и маслоделии, акцентирование не только на бедноте, но и уделение внимания среднему, и зажиточному трудовому крестьянству. Публично провозгласил лозунг «Накопляйте в добрый час», осуществлял попытки на этой почве противостоять ревизии НЭПа со стороны троцкистско-зиновьевской оппозиции. Отказался от своих предложений, получив серьёзную критику со стороны Сталина и Молотова.

Член ЦК ВКП(б) в 1927—1930 годах, кандидат – с 1924 года. Кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б) в 1929—1930 годах. Член ВЦИК и ЦИК СССР. С мая 1929 года – председатель СНК РСФСР. В 1920-е годы активно боролся как против троцкистско-зиновьевской оппозиции, так и против «правого уклона».

Как экономист он усвоил и учитывал требования рыковской школы управления, которая сформировалась во второй половине 1920-х годов. Зарубежная пресса описывала Сырцова: «Деловой администратор и организатор с практическими наклонностями русского купца или крестьянина – для американских и европейских деятелей он олицетворял новое поколение русских вождей, уходящих от лозунгов революционной эпохи, проникнутых духом американизма. По мнению зарубежной прессы, направление Сырцова в сторону освобождения от идеологических догм в экономических вопросах, его забота о развитии техники и новых технологий, научной организации труда – свидетельствовало о появлении нового типа руководителя, идущего на смену сталинским вождям».

Антисталинская политика

С 1929 года начинает открыто критиковать Сталина. В 1929 году на заседании СНК РСФСР он подверг критике практику осуществления и темпы индустриализации, а в 1930 году поставил вопрос о перемещении Сталина с поста генсека. Называл Сталина «тупоголовым человеком, который ведёт страну к гибели».

В апреле 1930 года стал во главе группы инакомыслящих членов партии, которую Сталин позже назвал «Право-левацкий блок Сырцова-Ломинадзе».

4 ноября 1930 года состоялось объединённое заседание Политбюро и Президиума Центральной контрольной комиссии (ЦКК), на котором с докладом выступил Г. Орджоникидзе. Был обсужден вопрос «О фракционной работе тт. Сырцова, Ломинадзе, Шацкина и др.». По итогам С. Сырцов был снят с должности за «фракционную деятельность» и одновременно выведен из состава Политбюро и ЦК ВКП(б)и направлен на партийную работу на Урал.

Находился на хозяйственной работе. С 1931 года – заместитель председателя правления акционерного общества «Экспортлес», управляющий «Вохимтрестом». В 1933 году с трудом прошел партийную чистку. В постановлении комиссии под председательством Р. Землячки было указано, что Сырцов не осознал до конца своих преступлений перед партией и «не изжил в себе до конца оппортунизма». В партии его оставили с последним предупреждением.

В 1935—1937 годах – директор завода в г. Электросталь.

В 1935 году в НКВД были получены сведения о неудовлетворенности Сырцова его положением и «тяжелых настроениях». Говорилось, что он ведёт себя как большой политический руководитель, невзирая на свою «политическую замаранность». Имеет негативную оценку положения в сельском хозяйстве, сомневается в участии Г. Е. Зиновьева в организации покушения на Кирова и др.

В 1937 году арестован НКВД.

Следователем Л. И. Влодзимирским был составлен протокол, в котором на 21 вопрос отмечен 21 отрицательный ответ. Мужественное поведение Сырцова отменило планы организации нового открытого политического процесса. Ввиду недостатка доказательств существования «резервного центра правых» всех обвиняемых осудили без публичного процесса по обычной конвейерной системе.

С. И. Сырцова военная коллегия Верховного Суда осудила в течение 15 минут по статьям 58-7, 58-8, 58-11 к высшей мере наказания 10 сентября 1937 года. В тот же день он был расстрелян.

Реабилитация

Посмертно реабилитирован военной коллегией Верховного суда СССР 27 декабря 1957 года. Посмертно восстановлен в рядах КПСС Комитетом партийного контроля при ЦК КПСС 29 июля 1959 года.

Точки зрения

С. А. Кислицын о Сырцове:

Позитивный вклад С. И. Сырцова в развитие страны значительно превосходит по масштабу отдельные его ошибки и просчеты. Его личная трагическая судьба может стать предостережением многим современным политикам, мечтающим о построении нового «светлого будущего» на пути форсированных радикальных преобразований, не обращая внимания на их социальную и гуманитарную цену и последствия. Трагедия Сырцова – это трагедия всей партии, большевиков, которые, искренне веря в возможность революционного переустройства России в кратчайшие сроки, отказались во имя «бешеных темпов» от общечеловеческих морально-нравственных ценностей, от гуманизма и достижений мировой цивилизации. Начав строить общество социальной справедливости с помощью насилия, они дискредитировали великие социалистические идеалы и погубили самих себя.

…

Почему то Ш. Фитцпатрик в своей книге про команду Сталина причисляет Сырцова к членам его команды пусть и очень недолгим. Это не так. Но Сырцов стоит того чтобы о нем поговорить – как о реальной альтернативе страшной сталинской диктатуре.

Не помню, кто из ленинских сподвижников сказал: трагедия революции заключается в том, что она полностью оттолкнула от себя весь образованный класс России, всю интеллигенцию. Добавлю от себя – все то цивилизованное, что наработала Российская Империя за годы трудных реформ. Это очень трезвое и здравое рассуждение. Тогда все сравнивали с французской революцией – так вот, французская революция все же была не столь низовой, не столь ориентированной на потребности самого дна общества. А большевики вынуждены были не только начинать с нуля в разрушенной стране. Они сами состояли из двух частей: политических эмигрантов из Европы, которые не знали жизни, и огромной полудикой прослойки выходцев из тех самых низов, которые может, и усвоили самые элементарные нормы марксизма, но дай им волю, они будут ногти обкусывать на заседании СНК.

Сырцов – это представитель малоизвестной, но все же существовавшей тогда прослойки большевиков. С одной стороны он отлично образован, не хуже того же Ленина. С другой стороны, он понял и принял марксизм, причем хорошо понял хотя бы потому что был в состоянии это понять, вряд ли Сталин с его семинарским образованием и тюремными университетами так хорошо понимал марксизм. С третьей – он все же был русский, и видимо его это когда-то от чего-то останавливало.

По всей жизни Сырцова в революции заметно – он проводит политику отличную от ранней ленинской – но, кстати, вписывающуюся в позднюю. Он не пытается обострять, наоборот – пытается сглаживать. Входить в соглашения. Трагедия сталинской эпохи в том, что Сталин никогда не пытался сглаживать (может разве что с Гитлером). Он охотно и целенаправленно шел на конфликт, в его понимании врага надо было обязательно победить, а не договориться с ним. Он получил огромный опыт в 1917 году, опыт этот заключался в том, что все преследовали свои интересы, и ничего хорошего в итоге не вышло. Вся деятельность Сталина, вся его борьба – исходила из того что люди не должны думать о своих интересах и преследовать их – только общие, а общие это те которые поставила партия, то есть лично он, Сталин. Вся деятельность Сталина конца 20-х и все тридцатые – это нападение на разные группы интересов и их разгром, это военная, по сути, кампания. Сырцов же получил интересную и многообещающую кличку – красный кадет. То есть, оставаясь искренним коммунистом, он верил в то, что большинству или даже всем можно найти в обновленной России – СССР место и включить их в общее дело. Он верил не в разгром как Сталин, он верил в сотрудничество. Хотя и воевать мог – как он воевал с казачеством. Но опять таки –и в казачестве он выделял тех с кем еще можно сотрудничать, кого можно включить в общий проект – трудовое казачество. Сталин наоборот пытался вычистить страну от потенциальных врагов «до донышка».

Вероятно, Сырцов мог куда большего добиться в ленинском СССР – нежели в сталинском. Ведь Ленин в отличие от Сталина сделал совсем иные выводы из гражданской войны. Он ужаснулся. Ужаснулся тому, что увидел и понял. Поздний Ленин повторяет один в один выводы Струве – проблема не в политике, не в экономике – первоначальная проблема в культуре. И это Струве говорил до 1917 и до 1914 года – а что тогда говорить Ленину в 1921-22 годах? Бескомпромиссность, жестокость, злобность, пресловутый «ндрав» – это как раз наследие цивилизационной дикости низов и тех условий, в которых они существовали. И последние работы Ленина – они о преодолении этой дикости, причем Ленин предостерегает от форсированного движения вперед дикой, некультурной массы, предвидя каких они наломают дров и как дискредитируют революцию в целом. Понятно, что при Ленине такому культурному работнику как Сырцов нашлось бы приличное место и кто знает, чего бы он добился.

Сырцов примыкает к советской экономической школе Рыкова. Что это значит? Это значит, что он осознает ценность экономики самой по себе, а не как бесплатного приложения к классовой борьбе и политике. Тем самым он вдвойне опасен для Сталина. Он опасен, потому что его не обмануть враньем пятилеток, он прекрасно видит что происходит – государство старается выдавить из населения все, что только можно, сконцентрировать максимум ресурсов для строительства, прежде всего оборонной промышленности, которая отдачи не даст. Видит он и то, что сам путь избранный Сталиным – путь принуждения и лжи – он порочен сам по себе, колхозники перестают сеять, рабочие работают спустя рукава, и в целом встает вопрос: это и есть то государство, за которое мы боролись в гражданской войне? Какое же оно «то», если эксплуатация по сравнению с капитализмом только усилилась?

И он опасен, потому что он может и готов договариваться и искать общность интересов. Вся политика Сталина – это политика недоговороспособности, сжигания мостов и лишения любой альтернативы даже самых ближайших соратников. О том, в какой степени диктатура была персоналистской, держалась только на злой воле Сталина – говорит хотя бы ее стремительное падение после его смерти: никто, даже самые близкие соратники не захотели продолжать его политику. Чем сильнее был нажим Сталина – тем больше бы возрастала потребность в таких людях как Сырцов. Тем более что Сырцов знал что делать в экономике – в отличие от Сталина который рассматривал экономику только с точки зрения того сколько она может произвести вооружений.

Кстати, история Сырцова и его группы заговорщиков – это почти точная копия так называемого «Ленинградского дела» конца сороковых – и не зная про Сырцова, наверное нельзя понять и параноидальное озверение Сталина в Ленинградском деле. Вознесенский почти зеркально повторил Сырцова, который готовил атаку на Сталина, используя структуры РСФСР, будучи председателем Совмина и фактически управляющим союзной экономикой после смерти Алексея Рыкова.

Интересно и то что Сырцов был сторонником НОТ – научной организации труда. Труд в СССР был поставлен на пьедестал только на словах. При Ленине работа шла, планировалось создание Центрального института труда. При Сталине труд изучался – но уже по остаточному принципу, на смену НОТ пришла стахановщина. Сталин явно верил в самые простые вещи, в трудовой порыв, в силу слова, в искреннее и бескорыстное движение по пути коммунизма, в то что народ готов верить и терпеть. Научная организация труда была для него опасной по двум причинам. Первая – смычка интеллигенции, часто оппозиционной с рабочими. Вторая – НОТ раскрыла бы опаснейшую тайну Сталина – что все его усилия нацелены на то чтобы люди работали побольше, а получали – поменьше. Это было неизбежно и рабочим это сильно бы не понравилось.

Сырцов заслуживает уважения тем, что он до конца отстаивал свои убеждения. Он не сломался – как Постышев. На вопросы анкеты, которую ему предложил следователь – он дал все (!!) отрицательные ответы. Стало понятно, что его выводить на процесс нельзя, он не будет ни каяться, ни подыгрывать, это второй Димитров. Его и расстреляли.

Глава 6. Коллективизация

Дальше была коллективизация – страшное преступление, буквально истребившее русское крестьянство и оставившее жителей деревни, дети которых поступают в институт и в деревню уже не возвращаются. Была нарушена связь людей с землей, стал отвратителен труд. Но самое главное – была окончательно разрушена русская община, связь между людьми и между поколениями. Сталин сумел буквально за десять лет сделать то, что не удалось Столыпину. Он пошел от противного – нарушил связь между трудом и его плодами, сделал труд на земле бессмысленным тяглом, потому что плоды труда достанутся не тебе, а стране. От этого страшного удара русская деревня уже не оправится – при Хрущеве и Брежневе на село пойдут инвестиции, но страна кормить себя уже не сможет. Порочная практика – работы как на помещика – будет длиться все время, весь советский строй.

Из Википедии

С весны 1929 года на селе проводились мероприятия, направленные на увеличение числа коллективных хозяйств – в частности, комсомольские походы «за коллективизацию». В РСФСР был создан институт агроуполномоченных, на Украине большое внимание уделялось сохранившимся с гражданской войны комнезамам (аналог российского комбеда). В основном применением административных мер удалось добиться существенного роста коллективных хозяйств (преимущественно в форме ТОЗов).

7 ноября 1929 года в газете «Правда» № 259 была опубликована статья Сталина «Год Великого перелома», в которой 1929 год был объявлен годом «коренного перелома в развитии нашего земледелия»: По утверждению Сталина, в 1929 году партии и стране удалось добиться решительного перелома, в частности, в переходе земледелия «от мелкого и отсталого индивидуального хозяйства к крупному и передовому коллективному земледелию, к совместной обработке земли, к машинно-тракторным станциям, к артелям, колхозам, опирающимся на новую технику, наконец, к гигантам-совхозам, вооружённым сотнями тракторов и комбайнов».