Новая ложь взамен старой бесплатное чтение
Коммунистическая стратегия обмана и дезинформации
ПАМЯТИ
Анны Ахматовой
СОВЕСТИ И ДУШЕ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Издано впервые на английском языке в 1984 году
Перевод на русский : Н.Н.И. (2022 год)
Примечание переводчика : эта книга впервые переведена на русский язык. Цель – довести её тезис до русскоговорящих стран и людей, первых заинтересованных описанными событиями. Она поможет иметь новый взгляд на разные события в коммунистических странах XX века, которые определяют современный курс событий. Переводчик благодарит журналиста и писателя Жана Робена, за оказанною ему помощь.
Предисловие редакторов
ОЧЕНЬ РЕДКО раскрытие информации из-за железного занавеса проливает новый свет на корни коммунистических мысли и действий и бросает вызов принятым представлениям о функционировании коммунистической системы. Мы считаем, что данная книга делает и то, и другое. Она не может не вызывать споров. Она отвергает общепринятые взгляды на самые разные темы – от свержения Хрущева до ревизионизма Тито, от либерализма Дубчека до независимости Чаушеску, и от диссидентского движения до китайско-советского раскола. Анализ автора имеет много очевидных последствий для западной политики. Он не будет с готовностью принят теми, кто долгое время придерживался противоположных точек зрения. Но мы считаем, что дискуссии, которые он, вероятно, вызовет, приведут к более глубокому пониманию природы угрозы международного коммунизма и, возможно, к более твердой решимости противостоять ей.
Служба автора партии и КГБ и необычно долгий период, проведенный им на учебе, в основном в КГБ, но также в Университете марксизма-ленинизма и Дипломатической школе, делают автора уникально квалифицированным гражданином Запада, чтобы писать на темы, затронутые в данной книге.
Он родился под Полтавой, в Украине, в 1926 году. Таким образом, он был воспитан как представитель послереволюционного поколения. С 1933 года жил в Москве. В пятнадцать лет, будучи курсантом военного училища, он вступил в коммунистическое молодежное движение (комсомол). Он стал членом Коммунистической партии Советского Союза (КПСС [тогда ВКП(б)]) в 1945 году во время учебы в артиллерийском училище для офицеров в Одессе.
В том же году он поступил в военную контрразведку. По окончании Московской школы военной контрразведки в 1946 году он поступил на службу в советскую разведку. Работая в ее штабе, посещал вечерние занятия в Университете марксизма-ленинизма, который окончил в 1948 году. С 1948 по 1950 год он учился на факультете контрразведки Высшей разведывательной школы; также с 1949 по 1952 год он заочно окончил Высшую дипломатическую школу.
В 1952 и начале 1953 года он вместе с другом участвовал в разработке предложения для Центрального Комитета по реорганизации советской разведки. Предложение включало в себя пункты по укреплению контрразведки, более широкому использованию разведслужб стран-сателлитов и восстановлению «активистского стиля» в работе разведки. В связи с этим предложением он присутствовал на заседании Секретариата под председательством Сталина и заседании Президиума под председательством Маленкова с участием Хрущева, Брежнева и Булганина.
В течение трех месяцев в 1952-53 годах автор работал в качестве главы отдела в управлении советской разведки, ответственном за контрразведку против Соединенных Штатов. В 1953 году он был направлен в Вену, где в течение двух лет служил под прикрытием в качестве сотрудника аппарата советской контрольной комиссии. Первый год он работал против русских эмигрантов, а второй – против британской разведки. В 1954 году он был избран заместителем секретаря партийной организации в резидентуре КГБ в Вене, насчитывавшей семьдесят сотрудников. По возвращении в Москву он четыре года учился на дневном отделении Института КГБ, ныне Академии КГБ, и в 1959 году окончил его с дипломом юриста. Будучи студентом института и членом партии, он имел все возможности следить за борьбой за власть в советском руководстве, которая отражалась в секретных партийных письмах, совещаниях и конферециях.
С 1959 по 1960 год, в период разработки новой долгосрочной политики для блока и реорганизации КГБ для участия в ней, он служил старшим аналитиком в отделе НАТО Информационного управления советской разведки. Затем он был переведен в Финляндию, где под прикрытием должности вице-консула в советском посольстве в Хельсинки занимался вопросами контрразведки вплоть до своего разрыва с режимом в декабре 1961 года.
К 1956 году он уже начал разочаровываться в советской системе. Венгерские события того года усилили его недовольство. Он пришел к выводу, что единственным практическим способом борьбы с режимом является борьба из-за рубежа, и что, вооруженный своими внутренними знаниями о КГБ, он сможет сделать это эффективно. Достигнув своего решения он начал систематически собирать и фиксировать в памяти информацию, которая, по его мнению, была бы актуальной и ценной для Запада. Принятие новой, агрессивной долгосрочной коммунистической политики ускорило его решение порвать с режимом. Он чувствовал, что необходимость предупредить Запад о новых масштабах угрозы, с которой он столкнулся, оправдывает его решение покинуть свою страну и пойти на личные жертвы. Его разрыв с режимом был преднамеренным и давно продуманным политическим актом. Сразу же по прибытии в Соединенные Штаты он попытался передать высшему руководству правительства США предупреждение о новых политических опасностях для западного мира, возникающих в результате использования всех политических ресурсов коммунистического блока, включая его службы разведки и безопасности, в интересах новой долгосрочной политики.
С 1962 года автор посвятил значительную часть своего времени изучению коммунистических дел в качестве стороннего наблюдателя, читая как коммунистическую, так и западную прессы. Он начал работу над данной книгой. Во время работы над книгой он продолжал доводить до сведения американских и других западных властей свои взгляды на рассматриваемые в ней вопросы, а в 1968 году позволил американским и британским официальным лицам ознакомиться с рукописью в том виде, в котором она была написана. Хотя с тех пор рукопись была расширена, чтобы охватить события последнего десятилетия, и пересмотрена по мере того, как автору становилась яснее основная коммунистическая стратегия, суть аргументов мало изменилась с 1968 года. Из-за большого объема рукописи значительная ее часть была отложена для публикации в более позднее время.
За редким исключением, те западные официальные лица, которые были осведомлены о взглядах, выраженных в рукописи, особенно о китайско-советском расколе, отвергли их. Собственно, с годами автору становилось все более ясно, что нет никакой разумной надежды на то, что его анализ коммунистических дел будет серьезно рассмотрен в западных официальных кругах. В то же время он все больше убеждался, что события продолжают подтверждать справедливость его анализа, что угроза со стороны международного коммунизма не была правильно понята и что эта угроза вскоре вступит в новый и более опасный этап. Поэтому автор решил опубликовать свою работу с намерением привлечь внимание более широкой части мирового общественного мнения к опасностям, как он их видит, в надежде стимулировать новый подход к изучению коммунизма и вызвать более последовательный, решительный и эффективный ответ на него со стороны тех, кто по-прежнему заинтересован в сохранении свободных обществ в некоммунистическом мире.
Чтобы воплотить в жизнь свое решение о публикации, автор обратился за редакционным советом и помощью к нам четверым, всем бывшим государственным служащим США или Великобритании. Трое из нас знают автора и его взгляды на протяжении двенадцати или более лет. Мы можем свидетельствовать о его сизифовых усилиях убедить других в правоте того, что он говорит. Мы высоко ценим его личную и профессиональную честность. Ценность его услуг для национальной безопасности была официально признана не одним правительством на Западе. Несмотря на неприятие его взглядов многими нашими бывшими коллегами, мы продолжаем считать, что содержание данной книги имеет огромное значение и актуальность для правильного понимания современных событий. Поэтому мы с готовностью откликнулись на просьбы автора о помощи в редактировании его рукописи для публикации, и мы рекомендуем эту книгу для самого серьезного изучения всем, кто интересуется отношениями между коммунистическим и некоммунистическим мирами.
Подготовка рукописи была предпринята автором с помощью каждого из нас, действующего в индивидуальном и частном качестве.
Автор является гражданином Соединенных Штатов Америки и почетным Командором ордена Британской империи (CBE).
СТИВЕН ДЕ МОУБРЕЙ
АРТУР МАРТИН
ВАСЯ К. ГМИРКИН
СКОТТ МАЙЛЕР
Примечание автора
ЭТА КНИГА – результат почти двадцати лет моей жизни. В ней изложены мои убеждения в том, что на протяжении всего этого периода Запад неправильно понимал природу перемен в коммунистическом мире и вводился в заблуждение и обманывался коммунистическим коварством. Мои исследования не только укрепили мои убеждения, но и привели меня к новой методологии, с помощью которой я могу анализировать коммунистические действия. Эта методология учитывает диалектический характер коммунистического стратегического мышления. Я надеюсь, что эта методология будет использоваться студентами, изучающими коммунистические дела, во всем западном мире.
Я принимаю на себя исключительную ответственность за содержание этой книги. При ее написании я не получал никакой помощи от какого-либо правительства или другой организации. Я представил текст соответствующим властям США, которые не возразили против его публикации по соображениям национальной безопасности.
Для транслитерации русских фамилий я использовал систему, принятую в государственных учреждениях США. Транслитерация китайских имен соответствует старой системе.
Я хочу поблагодарить моих друзей, Стивена де Моубрея и Артура Мартина, которые выполнили львиную долю работы по редактированию и помогали мне на протяжении всего времени своими редакторскими советами. Я также благодарю Васю К. Гмиркина и Скотта Майлера за их вклад в редактирование и за их редакторские советы.
Я благодарен ПК, ПУ, РХ, ПХ и АК за их самоотверженность при наборе рукописи, женам моих друзей, которые молча страдали во время ее подготовки, и особенно моей жене, Светлане, за ее поддержку и терпение.
Я хочу выразить глубокую благодарность двум моим американским друзьям, которые останутся неназванными, за их помощь и усилия в привлечении внимания издательства «Dodd, Mead & Company» к моей рукописи. Издатели заслуживают моего восхищения за их понимание значимости рукописи и за смелость опубликовать столь спорную книгу. Я особенно благодарен Аллену Клотсу из «Dodd, Mead & Company», который проявил большой личный интерес к публикации, а также осуществил окончательное редактирование рукописи.
Наконец, я благодарю советское правительство и партию за прекрасную учебную базу, которая сделала возможной эту книгу; и благодарю русскую историю и литературу за вдохновение, которое они дали, когда направляли меня к моему сознательному решению служить народу, а не партии.
АНАТОЛИЙ ГОЛИЦЫН
От своих врагов люди не получают и крупицы правды,
не одаривают их ею и друзья;
именно поэтому я и говорю правду.
Алексис де Токвиль,
ДЕМОКРАТИЯ В АМЕРИКЕ
Новая ложь взамен старой.
Приписывается Анне Ахматовой
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Две методологии
1 Проблемы, с которыми сталкиваются западные аналитики
НЕКОММУНИСТИЧЕСКИЙ МИР уделяет значительные усилия изучению коммунистического мира, и справедливо, поскольку политика Запада в отношении коммунистического мира основана на западных оценках положения внутри. В США, Великобритании, Франции и других странах появилось множество учреждений, изучающих коммунистические проблемы. Помимо традиционных исторических исследований дореволюционных России и Китая, были придуманы новые специальности, такие как «советология» или более ограниченная «кремленология», изучающие уровень формирования политики в Советском Союзе. Аналогичные специальности были созданы в области «китаеведения» и восточноевропейских исследований.
Результаты западных исследований действительны только в том случае, если успешно преодолены два вида трудностей: общие трудности, вытекающие из стремления коммунистических режимов к секретности, и особые трудности, возникающие из-за использования ими дезинформации. Неудача современных западных исследований во многом объясняется тем, что они не смогли воспринять вторую группу трудностей.
Общие трудности
Общие трудности и препятствия на пути западных исследований вытекают из природы коммунистических режимов и широко признаны на Западе. Главными среди этих трудностей являются:
• Специальные меры, принятые для предотвращения утечки секретной информации, касающейся проблем разработки и проведения политики, как например выплата 15-процентной надбавки к зарплате сотрудникам КГБ за сохранение секретности.
• Существование огромных мощных ресурсов службы безопасности, направленных на защиту государственных секретов и подавление истинной свободы слова.
• Монополия партии и государства на издательские и коммуникационные средства и на распространение информации как для внутреннего, так и для внешнего потребления.
• Эффективный контроль и наблюдение за иностранными посольствами, журналистами и посетителями коммунистических стран, а также за их контактами в этих странах.
В принципе, эти меры не новы, они являются сопутствующими для всех тоталитарных систем, которые применяют их с разными техникой и степенью эффективности.
Хотя эти трудности осложняют изучение коммунистических режимов и политики на Западе, они не делают его невозможным. Западные ученые накопили опыт преодоления этих трудностей. Рассказы очевидцев многих бывших жителей коммунистического мира, ныне проживающих на Западе, оказались чрезвычайно полезными для серьезного изучения коммунистических режимов и их проблем в прошлом.1 Если бы эти общие трудности были единственными, западные оценки ситуации в коммунистическом мире могли бы быть более или менее точными; однако существуют и другие, особые трудности.
Особые трудности: Дезинформация
Особые трудности возникают из-за целенаправленных усилий коммунистических правительств по введению в заблуждение и дезориентированию западных исследований и оценок. Эти преднамеренные усилия известны как дезинформация. В Большой советской энциклопедии говорится, что это слово происходит от двух французских корней: dé(s)-, означающего уничтожение или удаление, и information, означающего осведомление.2 В БСЭ дезинформация определяется как «распространение (в прессе, по радио и т. д.) ложных сведений с целью ввести в заблуждение общественное мнение». Далее говорится, что «капиталистические пресса и радио широко используют дезинформацию для того, чтобы обманывать народы, опутывать их ложью и изображать новую войну, подготовляемую американо-английским империалистическим блоком как оборонную, а мирную политику СССР, стран народной демократии и других миролюбивых стран как якобы агрессивную».
Это было бы в целом точным определением дезинформации, если бы предполагаемые роли «империалистического» и советского блоков поменялись местами. На самом деле, дезинформация использовалась в той или иной степени на протяжении всей истории Советского Союза.
Эта книга в первую очередь посвящена коммунистическому использованию стратегической дезинформации. Термин этот означает систематические усилия по распространению ложной информации, искажению или сокрытию информации с целью ложно представить настоящую ситуацию и политику коммунистического мира и тем самым запутать, обмануть и повлиять на некоммунистический мир, поставить под угрозу его политику и побудить западных противников невольно способствовать достижению коммунистических целей. С 1958 года была введена в действие программа стратегических операций по политической дезинформации. Ее целью было создание благоприятных условий для реализации долгосрочной политики коммунистического блока, препятствование принятию эффективных контрмер или политики со стороны некоммунистического мира, а также обеспечение стратегических выгод для мирового коммунизма. Понимание программы дезинформации имеет решающее значение для правильного анализа ситуации в коммунистическом мире, но на Западе ее существование либо игнорировалось, либо не принималось во внимание. В этой книге будет предпринята попытка объяснить на основе внутренней информации и новой методологии автора роль программы дезинформации и используемые в ней методы.
Дезинформация в коммунистических режимах
Дезинформация практикуется не только коммунистическими правительствами. Тем не менее, дезинформация играет более значительную роль в коммунистических режимах, чем любого другого типа. Ее роль определяется особыми способами, которыми коммунистические режимы реагируют на кризисы внутри своих систем, неограниченностью коммунистических внешних задач, а также коммунистической способностью исполнять глобальную, долгосрочную, наступательную политическую стратегию.
Роль дезинформации в коммунистических режимах можно прояснить, сравнив коммунистические и демократические системы по способу их реакций на внутренние кризисы, и в характере их внешней политики.
В демократических обществах внутренние кризисы обычно носят открытый характер и ограничены в своих масштабах. Демократическая система позволяет поглощать силы народного недовольства посредством демократических выборов, судебных процессов и гибких ответных мер в форме переговоров и посредничества. По этой причине политические или социальные протестные движения обычно не приводят к восстаниям всего населения против режима. Кризисы обычно приводят к некоторым корректировкам в системе и могут решать судьбу отдельных политиков, групп или партий, но основная стабильность системы остается незатронутой. Гибкую, демократическую реакцию такого рода можно увидеть в США во время кампании против войны во Вьетнаме и во время Уотергейтского кризиса, и во Франции после событий мая 1968 года.
В коммунистических режимах кризисы обычно скрыты от внешнего мира; из-за отсутствия демократических процессов и подавления внутренней оппозиции, народное политическое, социальное и экономическое недовольство накапливается и грозит перерасти в серьезные потрясения или восстания всего населения против системы в целом. Так произошло в Венгрии в 1956 году. Способ разрешения такого кризиса в коммунистической системе обычно произвольный и авторитарный.
Что касается внешней политики, то политика некоммунистических стран обычно диктуется национальными интересами и имеет ограниченные, краткосрочные цели. За исключением военного времени, они обычно носят оборонительный характер. Демократические правительства имеют дело непосредственно с правительствами других стран и ограничены в своих отношениях с оппозицией, за исключением случаев гражданской войны. Демократические правительства, как правило, либо не склонны, либо не готовы воспользоваться кризисами в других странах, которых они могут рассматривать как противников или нет.
Коммунистическая внешняя политика, с другой стороны, является глобальной, идеологической и долгосрочной и имеет конечной целью мировое господство. Она по своей природе склонна брать на себя инициативу, если только ее не вынуждает к обороне чрезвычайное стечение обстоятельств. Несмотря на внешний вид, коммунистическая внешняя политика также имеет тенденцию уделять значительное внимание взаимодействию с крайне левой оппозицией установленному правительству, а также взаимодействию с самим правительством. Коммунизм всегда склонен и обычно готов воспользоваться любым кризисом в некоммунистической стране; этого требуют свои долгосрочные, неограниченные цели.
Различия между коммунистическими и некоммунистическими системами в их реакциях на внутренние кризисы и в их внешных политичиских действиях определяют различную роль дезинформации в соответствующих системах. Демократические системы, будучи более открытыми и, следовательно, по наследству более стабильными политически, не нуждаются в дезинформации для сокрытия внутренних кризисов, которые время от времени происходят, и средств, с помощью которых они разрешаются. Кризисы становятся общеизвестными и не могут быть скрыты. Уотергейтский кризис является тому примером. Главным условием успешного разрешения такого кризиса является то, что он должен стать достоянием общественности; поэтому здесь нет места дезинформации. Хотя демократические правительства в определенной степени управляют новостями для создания лучшего образа своей деятельности, использование специальных, подпольных методов для внутренних целей может быть раскрыто и использовано оппозицией в следующей избирательной кампании. Во внешней политике демократические правительства могут практиковать дезинформацию в ограниченном масштабе для достижения своих ограниченных, национальных и обычно оборонительных целей, но такая дезинформация, как правило, имеет скромные масштабы и ограничивается военными и контрразведывательными сферами.
В коммунистических режимах роль дезинформации совершенно иная. Отчасти она обусловлена присущей коммунистическим системам нестабильностью. Политическая уязвимость коммунистических режимов, их забота о стабильности и недемократические методы разрешения внутренних кризисов обязывают их использовать дезинформацию в широком масштабе, чтобы скрывать и развеивать угрозы своему существованию и представляться в выгодном свете как стабильная форма общества. Внутренняя роль дезинформации заключается, с одной стороны, в сокрытии недемократических, антинациональных, незаконных и даже преступных методов разрешения внутренних кризисов и, с другой стороны, в минимизации или нейтрализации внутренней антирежимной деятельности при одновременном предотвращении или нейтрализации любых попыток извне разжечь и использовать эту деятельность.
Особая роль дезинформации усиливается агрессивным и амбициозным характером коммунистической внешней политики. Она направлена на продвижение и установление коммунистических режимов в некоммунистических странах по всему миру путем оказания поддержки крайне левой оппозиции, получения временных политических союзников, использования и углубления любых внутренних кризисов и даже создания искусственных кризисов. Чтобы быть успешной, такая политика нуждается в плаще или ширме, маскирующим или искажающим ее конкретные задачи, тактику и маневры, в то же время создавая благоприятные условия в соответствующих странах для достижения своих целей. Дезинформация предоставляет этот плащ или ширму, а также средство оказания влияния. Именно сочетание агрессивности с дезинформацией придает коммунистической политике заговорщический характер. Эта комбинация – не предмет спекуляций, а существующая и постоянная действительность коммунистической деятельности, которая не может произвольно игнорироваться западными правительствами и учеными без ущерба для точности и реалистичности их оценок коммунистического мира.
Размах и масштабы дезинформационной деятельности коммунистических режимов практически не ограничены. Для операций по дезинформации не существует никаких юридических или политических препятствий. Полицейское государство с его централизованной властью, полным контролем над ресурсами, неограниченными возможностями для осуществления маневров и внезапных изменений в политике, а также иммунитетом от давления организованного общественного мнения дает огромные преимущества для проведения дезинформационных операций по сравнению с демократической системой.
Учитывая полный контроль над средствами коммуникации, коммунистическим правительствам не нужно бояться негативной огласки; они могут говорить одно на публике и совершенно безнаказанно делать противоположное в частном порядке. Они также могут использовать в целях дезинформации возможности своих служб разведки и безопасности, действующих в масштабах и с иммунитетом, не имеющими аналогов на Западе.
Учитывая эти преимущества, неудивительно, что коммунистические режимы должны заниматься дезинформацией на государственном уровне как значительной частью своей деятельности; у них есть неограниченные возможности практиковать тотальную дезинформацию, то есть использовать все возможные виды и каналы дезинформации.
Коммунистические операции по дезинформации контролируются на самом высоком правительственном уровне. Они служат для поддержки интересов долгосрочной политики, и поэтому их формы, модели и задачи определяются характером политики в каждый конкретный период.
Оценивая возможности коммунистической стратегической дезинформации, следует помнить, что во время Второй мировой войны западные союзники показывали себя способными разрабатывать изобретательные и эффективные военные и стратегические обманные операции. Тремя основными условиями успеха этих операций были наличие четко определенных и согласованных военных целей союзников, система цензуры прессы и радио в военное время, и знание, получаемое союзниками в немецкой разведке, особенно благодаря способности расшифровывать немецкие сообщения. В 1958-60 годах коммунистические режимы имели сопоставимые условия и преимущества по отношению к Западу.
2 Модели дезинформации: «Слабость и эволюция»
МОГУТ БЫТЬ ВЫДЕЛЕННЫМИ ТРИ МОДЕЛИ коммунистической стратегической дезинформации: модель для периода, когда преследовали конкретную, долгосрочную политику; модель для периода кризиса в коммунистическом режиме или его политике; и модель для переходного периода.
Модель «Слабость и эволюция»
Модель дезинформации, используемая в ходе реализации долгосрочной политики, может быть названа моделью «слабости и эволюции» или моделью «расчетливой идеологической умеренности». Ее цель – успокаивать страхи противников международного коммунизма путем преуменьшения реальной силы коммунизма и сбить с толку политику этих противников путем маскировки реалий коммунистической политики.
Поэтому, следуя этой модели, дезинформация отражает реальные или мнимые слабости, расколы и кризисы в коммунистическом мире и проецирует образ эволюции от идеологической к обычной, национальной системе. Намерение в том, чтобы страны некоммунистического мира, приняв предполагаемые раскол и эволюцию коммунистического мира за подлинные, не могли эффективно ответить на коммунистическую наступательную стратегию и в своем замешательстве склонялись к практическим просчетам и ошибкам в своих отношениях с коммунистическим миром. Главная роль дезинформации в модели слабости и эволюции заключается в сокрытии и искажении истинной природы, задач, тактики и приемов коммунистической политики.
Для того чтобы получать и использовать временных, тактических политических союзников и не тревожить их, предпринимаются усилия по сокрытию или преуменьшению настоящих силы и агрессивности коммунизма. Фактическая информация, благоприятная коммунистическим режимам, скрывается или преуменьшается; неблагоприятная информация раскрывается, просачивается или выдумывается. Учитывая, что коммунистические, в отличие от демократических, правительства не беспокоятся о своих избирательных перспективах, они могут позволить себе раскрывать правдивую или ложную информацию, неблагоприятную для себя. В период реализации политики подчеркиваются реальные и искусственные слабости системы; корректировки и решения представляются как неудачи; идеологические различия между коммунистической и некоммунистической системами принижаются; допускается расчетливая умеренность и даже некоторые отступления от коммунистических догм; общие черты и общие интересы между коммунистической и демократической системами чрезмерно подчеркиваются или преувеличиваются; долгосрочные коммунистические цели и скоординированные действия по их достижению скрываются. Но главной особенностью этой модели является проецирование предполагаемых расколов и кризисов в коммунистическом мире и предполагаемая эволюция коммунистических государств в независимые, обычные национальные государства, мотивированные, как и любые другие, прежде всего национальными интересами. Модель определяет формы и средства. Ведущую роль играют специальные операции по дезинформации; пропаганда отводится на второстепенную роль.
Прецедент НЭПа
Модель слабости и эволюции была успешно использована Лениным в 1920-х годах. В 1921 году Советская Россия оказалась перед лицом неминуемого краха. Промышленность была разрушена войной, сельское хозяйство находилось в кризисе. Русский народ, разочарованный жесткой политикой «военного коммунизма», был на грани восстания; политика террора оказывалась неэффективной; в Сибири и на Волге происходили крестьянские восстания; националистические движения в Украине, Грузии, Армении и Средней Азии открыто провозглашали сепаратизм и представляли серьезную угрозу национальному единству; восстали моряки Кронштадтской морской базы. За рубежом, надежды на мировую революцию угасли после коммунистических поражений в Германии, Польше и Венгрии. Крупнейшие европейские державы, хотя и не объединенные, были по отдельности враждебны коммунизму и новому советскому государству; огромное движение русской эмиграции, охватившее всю Европу, замышляло свержение режима. Советская Россия находилась в полной политической и экономической изоляции.
Именно в этой ситуации, в условиях крайне неблагоприятного соотношения сил по отношению к Западу, Ленин задумал и начал проводить долгосрочную политику, которая в течение последующих восьми лет должна была показать впечатляющий успех. Она получила намеренно вводящее в заблуждение название «Новая экономическая политика», или НЭП. На самом деле она выходила далеко за рамки экономики, определяя также основные политические и идеологические задачи и тактику режима внутри и за пределами страны, и стратегию для международного коммунистического движения. В рамках НЭПа советские лидеры должны были ликвидировать сепаратизм путем создания федерации национальных республик – СССР. Они должны были ввести национальное долгосрочное экономическое планирование. Они должны были спланировать и построить систему электроснабжения, чтобы охватить и связать всю страну. Они должны были начать изменять мировое соотношение сил в коммунистическую пользу.
Для мира в целом НЭП означал, что иностранным промышленникам предлагались концессии в советской промышленности и приглашалось открывать бизнесы в Советской России; что советские промышленные предприятия должны были быть реорганизованы как тресты и работать на основе прибыли; что более мелкие предприятия и недвижимость могли принадлежать кооперативам или частным лицам; что деньги возвращались в обращение и разрешалась частная торговля; что ограничения на поездки были ослаблены; что эмигрантам предлагалось вернуться по амнистии, а некоторым советским гражданам разрешалось эмигрировать; и что советская дипломатия стремилась к мирному сосуществованию с Западом.
Советские руководители видели это по-другому. Они предполагали, что НЭП не только обеспечит экономический подъем, но и послужит предотвращению внутреннего восстания, расширению внешней торговли, привлечению иностранных капитала и опыта, получению дипломатического признания со стороны некоммунистических стран, предотвращению крупного конфликта с западными державами, использованию противоречий в капиталистических странах и между ними, нейтрализации эмигрантского движения и содействию мировой революции через коммунистическое движение.
Ленин верил, что эта в основе агрессивная и идеологическая политика могла бы оказаться эффективной, если бы она сопровождалась систематическим использованием искажения и обмана, или, выражаясь современным языком, дезинформацией. Характеристики этой дезинформации были видимая умеренность коммунистической идеологии, избегание ссылок на насилие в коммунистических методах, преувеличение степени восстановления капитализма в Советской России, использование трезвого и делового стиля в дипломатических и торговых переговорах с Западом, акцент на разоружении и мирном сосуществовании. Все это должно было вызвать во внешнем мире веру в то, что коммунистическая система слаба и теряет свой революционный пыл. Предоставленная сама себе, она либо распадется, либо примирится с капиталистической системой.
Советская служба безопасности была реорганизована, переименована в ОГПУ и получила новые политические задачи. Она была направлена на проведение дезинформационных и политических операций. В ОГПУ создавались и тайно контролировались ложные оппозиционные движения. Их целью было привлечение в свои ряды настоящих противников режима внутри и за пределами страны. Эти невинные люди могли затем быть использованы режимом различными способами. Они могли выступать в качестве каналов дезинформации; их можно было шантажировать и вербовать в качестве агентов; их можно было арестовывать и устраивать над ними публичные суды. Характерным, но не уникальным примером этой техники является так называемая операция «Трест».
В 1921 году, когда запускали НЭП, ОГПУ создало внутри Советской России ложную антисоветскую организацию – Монархическое объединение Центральной России. Когда-то это была настоящая организация, основанная царскими генералами в Москве и Петрограде, но ликвидированная советской службой безопасности в 1919-20 годах. Бывшие члены этой организации, среди которых были царские генералы и представители старой аристократии, перешедшие на сторону СССР, номинально возглавили движение. Их новая лояльность советскому режиму не вызывала сомнений, поскольку они предали своих бывших друзей по антикоммунистическому подполью. Это были царские генералы Брусилов и Зайончковский; царский военный атташе в Югославии генерал Потапов; и царский транспортный чиновник Якушев. Самым активным агентом «Треста» являлся бывший сотрудник разведки Генерального штаба Российской империи, чьи множественные фамилии включали Опперпут.
Агенты Треста выезжали за границу и устанавливали конфиденциальные контакты с настоящими лидерами антикоммунистической эмиграции, чтобы (напоказ) координировать деятельность против советского режима. Среди важных эмигрантов с которыми они встечались были Борис Савинков и генералы Врангель и Кутепов.
Эти агенты сообщали своим связным, что антисоветское монархическое движение, которое они представляли, уже прочно обосновалось в Советской России, проникло в высшие эшелоны армии, службы безопасности и даже в правительство, а со временем захватит власть и восстановит монархию. Они убеждали лидеров эмигрантов, что режим претерпел радикальные изменения. Коммунизм потерпел полный крах; идеология мертва; нынешние лидеры не имеют ничего общего с фанатичными революционерами прошлого. В душе они были националистами, а их режим превращался в умеренный, национальный режим и вскоре мог рухнуть. НЭП следует рассматривать как первую важную уступку на пути к восстановлению капитализма в России. Вскоре последуют политические уступки. Поэтому, говорили агенты «Треста», любое вмешательство или враждебный жест со стороны европейских держав или эмигрантских движений будет неразумным, если не трагичным, поскольку это только сплотит русский народ вокруг своего правительства и тем самым продлит его выживание. Европейские правительства и эмигрантские лидеры должны бы прекратить антисоветскую террористическую деятельность и изменить свое отношение к советскому режиму с враждебного на пассивное принятие. Они должны бы предоставить дипломатическое признание и расширить торговлю. Таким образом, у них будет больше возможностей внести свой вклад в эволюционный процесс. Эмигрантские лидеры должны бы вернуться в Россию, чтобы внести свой вклад.
Естественно, среди эмигрантов были сомневающиеся, но авторитет руководителей организации (в частности, генерала Брусилова) убедил большинство. Они принимали дезинформацию Треста за чистую монету и передавали ее своим влиятельным друзьям в европейских разведслужбах. К тому времени, когда она распространялась среди правительств как «секретная» разведка, она казалась очень впечатляющей, а когда со временем один и тот же рассказ подтверждался источником за источником, она стала «секретной и надежной». Разведслужбы Европы были преданы своему делу, и было немыслимо, что они могли бы все ошибиться.
Пока Трест процветал, ОГПУ полностью или частично взяло под контроль два других движения, призванных повлиять на политический климат в поддержку НЭПа. Это были «Смена вех» и «Евразийское» движение. Первое использовалось советской службой безопасности для введения в заблуждение эмигрантов и интеллигенцию в Европе, чтобы они поверили, что сила коммунистической идеологии идет на спад и что советский режим эволюционирует в более умеренное, национальное государство. При неофициальном содействии правительства движение издавало в Праге и Париже еженедельный сборник «Смена вех», а в Берлине – газету «Накануне». В 1922 году советское правительство, рискуя, разрешило издавать в Петрограде и Москве два журнала – «Новая Россия» и «Россия». Они должны были оказывать аналогичное влияние на интеллигенцию внутри страны.
К 1926 году все публикации сменовеховцев были ликвидированы, движение распущено, а некоторые его руководители в Советском Союзе арестованы. Официальная советская публикация частично подтверждает использование движения и описывает его конец. Вскоре после этого деятельность «Треста» была прекращена с арестом тех противников режима, которые имели неосторожность показать себя таковыми, связавшись с «Трестом».
Чтобы произвести впечатление на советских людей, по всей стране проводились судебные процессы над представителями оппозиции – некоторыми подлинными, некоторыми ложными. За рубежом использовались различные средства, чтобы нанести ущерб, сорвать и дискредитировать как эмигрантские движения, так и европейские разведслужбы. Агенты тех и других – некоторые подлинные, некоторые ложные – публично были судимы заочно; руководителей эмигрантских движений, европейских журналистов, бизнесменов, дипломатов и правительственных чиновников шантажировали, под предлогом их участия в работе на советскую разведку; отдельных руководителей эмигрантских движений, включая Бориса Савинкова и генерала Кутепова, и эстонского посла в Москве Бирка, похитили; компрометированных шпионов обменивали или возвращали; отдельные лица и правительства выставляли на посмешище как «дураков, обманутых ловкой провокацией ОГПУ» или оказывали давление или шантажировали угрозой дискредитации. Например, еще в 1944 году, во время советского занятия Финляндии, Жданов погрозил финскому президенту Маннергейму, что если он не подчинится советским требованиям, то будет предан публичному суду за участие в антисоветской деятельности во время операции «Трест» и таким образом, будет вытеснен из политики.
НЭП был официально завершен Сталиным в 1929 году, что было названо «социалистическим наступлением на всех фронтах». Концессии иностранным промышленникам были отменены; частное предпринимательство было запрещено; частное имущество было конфисковано; сельское хозяйство было коллективизировано; усилились репрессии против политической оппозиции. НЭПа могло бы и никогда не быть.
Результаты НЭПа
Сельское хозяйство, промышленность и торговля значительно улучшились во время НЭПа. Хотя НЭП не смог привлечь крупные кредиты с Запада, он принес технику и новое эффективное оборудование. Тысячи западных техников помогли индустриализации Советского Союза, а западные фирмы построили там важные заводы. Справедливо сказать, что основы советской тяжелой и военной промышленности были заложены в 1920-е годы с американской, британской, чехословацкой и, после Рапалльского договора (1922), немецкой помощами. Германия сыграла особенно значительную роль в советской милитаризации. Согласно секретным пунктам договора, немцы помогли построить в СССР современные авиационные и танковые заводы. Коммунисты цинично говорили об иностранных концессионерах и бизнесменах как о «помощниках социализма». Были запущены долгосрочные планирование и индустриализация. Признание де-юре Советского Союза Западом помогло режиму нейтрализовать внутреннюю оппозицию и таким образом стабилизировать себя политически. Остатки других политических партий (социалисты-революционеры, меньшевики, сионисты) были подавлены, ликвидированы или сосланы. Крестьяне были умиротворены. Независимость церквей была нарушена, и новые, подконтрольные «живущие церкви» приняли режим. Националистические и сепаратистские движения в Грузии, Украине, Армении и азиатских республиках были подавлены, а их народы полностью включены в федеральный союз. Во время НЭПа не возникло новой организованной политической оппозиции режиму. Регулярные чистки членов коммунистической партии поддерживали идеологическую чистоту; меньшинство членов поддалось соблазнам капитализма и было исключено. Партия и служба безопасности приобрели опыт активистских методов и контроля контактов с Западом. Служба безопасности начала осуществлять эффективный контроль над советским обществом.
Европейский блок, который, как предполагалось, будет сформирован против Советского Союза, не состоялся. Де-юре признание было предоставлено всеми крупными странами, кроме США. Русское эмигрантское движение было успешно проникнуто, дискредитировано и оставлено на распад. Рапалльский договор, подписанный с Германией в 1922 году (венец достижения ленинской дипломатии), поднял советский престиж, помог увеличить советскую военную мощь, исключил возможность создания единого антикоммунистического фронта в Европе и ослабил Веймарскую республику.
В период с 1921 по 1929 год в Коминтерн вступили двенадцать новых коммунистических партий, общее число которых достигло сорока шести. Используя легальную тактику, коммунистические партии усилили свое влияние в профсоюзах и парламентах. Хотя попытка сформировать единый фронт с Социалистическим Интернационалом провалилась, некоторые социалистические партии – немецкая, французская, испанская и чехословацкая – раскололись под влиянием коммунистического подхода; левые группы присоединялись к коммунистическим партиям или создавали новые. Коминтерн приобрел ценный опыт в одновременном использовании революционной и легальной тактики, в готовности переходить от одной к другой и в умении координировать свои действия с советской дипломатией. Тактика единого фронта успешно использовалась коммунистами в националистическом Китае. Монголия стала первым советским сателлитом.
Урок НЭПа
Дезинформация периода НЭПа была успешной. Если видеть западным взглядом, угроза коммунизма в период НЭПа, казалось, рассеялась. Страх перед большевизмом пошел на спад. Позиции антикоммунистов были подорваны. Возбудились ожидания сближения. Западная общественность, не желая идти на жертвы, призывала свои правительства к дальнейшему приспособлению с советским режимом. В действительности, конечно, вызов коммунизма усилился: впоследствии западные ожидания были грубо разрушены. Но коммунистические стратеги усвоили урок, что западных лидеров можно обманывать и склонять к ошибкам в их оценках и политике в отношении Советского Союза. Дезинформация фактически создала благоприятные условия для успеха советских внутренней политики, активистской дипломатии и деятельности Коминтерна.
3 Модели дезинформации: «Фасад и сила»
ЕСЛИ КОММУНИСТИЧЕСКИЙ РЕЖИМ НАХОДИТСЯ В СОСТОЯНИИ КРИЗИСА, если режим является слабым, если его руководство расколото или скомпрометировано, логичная схема дезинформации – скрывать кризис и его размеры, привлекать внимание к другим областям и проблемам и представлять ситуацию как внутри страны, так и внешнему миру в как можно более выгодном свете. Эта модель дезинформации – «фасад и сила», или «потемкинская деревня».3 Она применяется во всех коммунистических странах, включая, например, Китай и Румынию, а также и Советский Союз.
Общая модель дезинформации определяет принимаемые ей формы и используемые методы. В модели «фасад и сила» информация, наносящая ущерб режиму, подавляется, а информация, благоприятная для него, преувеличивается. Реальные вопросы, если они отражаются в прессе, то нечетко. Статистические данные скрываются или завышаются. Пропаганда играет ведущую роль до такой степени, что сама по себе становится главной формой дезинформации. Для поддержания достоверности пропаганды проводятся специальные обманы. Неудачи и слабости режима выдаются за его успехи и сильные стороны. Политические и идеологические пассивности и отступления представляются как политические и идеологические победы. Беспокойство о будущем выдается за уверенность. Страхи внешнего мира перед коммунистической силой намеренно возбуждаются, а коммунистическая угроза преувеличивается по сравнению с ее настоящим потенциалом, чтобы препятствовать внешнему вмешательству в коммунистические дела.
Массовое использование дезинформации в соответствии с этой моделью имело место во время сталинских чисток и в последние годы его жизни. Для примера, во время массовых репрессий 1930-х годов режим не без успеха проецировал себя во внешний мир как образцовую демократическую систему под руководством сильного лидера. Красная Армия, офицерский корпус которой был практически ликвидирован, представлялась как самая мощная армия в мире. В послевоенный период утаивали падение влияния коммунистической идеологии и степень народного недовольства в Советском Союзе c его восточноевропейскими сателлитами; успешно скрывали значительность оппозиции Сталину со стороны Жданова и его ленинградской группы в 1948 году; а так же и напряженность в отношениях между Советами и китайцами и другими коммунистическими странами. Блок искаженно представляли как монолит. Политическая, военная и экономическая мощь так называемого монолита была сильно преувеличена в коммунистической пропаганде – главном средстве дезинформации.
Чтобы Запад не мог обнаружить глубину внутреннего кризиса в блоке, который пропаганда была намеренна скрыть, контакты между коммунистическим и некоммунистическим миром были сведены к абсолютному минимуму. Гражданам СССР и стран-сателлитов запрещалось совершать зарубежные поездки, кроме как в составе официальных делегаций; делегатов тщательно проверяли перед отъездом и держали под пристальным наблюдением во время пребывания за рубежом. Единственными посетителями блока из некоммунистических стран были коммунисты или попутчики, и даже они подвергались тщательной проверке до получения разрешения на посещение. Когда они приезжали, их маршруты строго контролировались, и бо́льшая часть их программы посвящалась посещению колхозов и заводов, которые были организованы как выставочные площадки. На иностранных дипломатов и журналистов налагались жесткие ограничения; их передвижение ограничивалось двадцатипятикилометровой зоной вокруг столицы. Был установлен строгий порядок официальных контактов между иностранными дипломатами и коммунистическими чиновниками; в 1946-47 годах были приняты специальные декреты, определяющие ответственность советских чиновников при работе с государственными секретами. Западные контакты с уличными людьми практически не существовали, а когда они были, то контролировались. Благодаря этим мерам коммунистические страны были буквально отгорожены от остального мира.
Коммунистические газеты были лишены каких-либо подлинных новостей. Их статьи посвящались только силе режима, достижениям руководителей и недостаткам некоммунистического мира. Только те, кто был искусен в анализе пропаганды и дезинформации могли иногда читать между строк и догадываться о том, что происходит на самом деле.
Официальные речи и партийные документы
Пример практиковавшейся в то время модели «фасад и сила», можно найти в докладе ЦК КПСС XIX съезду партии в октябре 1952 года. В нем рассматривалась политическая и экономическая ситуация в СССР и коммунистическом блоке после войны. Вот некоторые выдержки:
Зерновая проблема [в Советском Союзе] решена окончательно и бесповоротно.
Достигнутые успехи во всех отраслях народного хозяйства привели к дальнейшему повышению материального и культурного уровня жизни советского общества.
Наша партия, неуклонно проводя ленинско-сталинскую национальную политику, укрепляла советское многонациональное государство, развивала дружбу и взаимное сотрудничество между народами Советского Союза, всемерно поддерживала, обеспечивала и поощряла расцвет национальных культур народов нашей страны, вела непримиримую борьбу против всех и всяческих националистических элементов. Советский государственный строй, выдержавший тяжелые испытания войны, ставший для всего мира примером и образцом подлинного равноправия и содружества наций, демонстрирует великое торжество ленинско-сталинских идей по национальному вопросу.
Отношения СССР с этими странами [коммунистическими сателлитами] являются примером совершенно новых отношений между государствами, ранее не встречавшихся в истории. Они построены на началах равноправия, экономического сотрудничества и уважения национальной независимости. Верный своим договорам о взаимной помощи, СССР оказывает и будет оказывать помощь и поддержку в дальнейшем укреплении и развитии этих стран.
Этот доклад был пародией на реальное положение дел. То, что в нем говорилось, было прямой противоположностью правде. Те, кто составили его, те, кто одобрили его, и те, кто озвучили его, прекрасно знали, что он абсолютно ложный.
Специальные дезинформационные операции
Специальная служба дезинформации (5-ая служба) была создана в 1947 году как часть советской разведывательной службы, известной в то время как Комитет информации (КИ). Ее возглавлял полковник Граур.4
Специальные дезинформационные операции коммунистических разведывательных служб никогда не рассматриваются как самоцели. Они призваны служить целям политики, обычно путем создания и формирования условий для ее успешной реализации. Поскольку в последние годы жизни Сталина в советских делах наблюдался острый кризис и отсутствие какой-либо последовательной политики для его разрешения, специальные операции 5-ой службы ограничивались масштабами неотносимых пропагандистских операций, призванными скрывать кризис и оправдывать некоторые из наиболее возмутительных и иррациональных случаев поведения Сталина. В качестве примера можно привести попытку посеять подозрение, что Тито и другие югославские руководители были долгосрочными западными агентами.
Еще одним фактором, ограничивающим масштабы специальных дезинформационных операций, был культ личности, который пронизывал сталинскую диктатуру и запрещал откровенность даже в тех случаях, когда она требовалась для придания правдоподобия лжи. Два примера иллюстрируют это. Советский агент был послан с миссией на Запад. Он должен был притвориться перебежчиком, ищущим политического убежища. Принимающая страна позволила ему дать пресс-конференцию, на которой он, что вполне естественно, раскритиковал советский режим. Когда Сталин прочитал отчет о пресс-конференции, он спросил, кто являлся контролером агента, а затем спросил: «Где работал до работы в разведке?». «Он был колхозником», – ответил начальник службы. «Тогда, – сказал Сталин, – отправьте его обратно в свой колхоз, если он не может понять, насколько вредны заявления своего агента. Они указывают на нашу политическую нестабильность».
В другом случае польская служба безопасности создала фикцию, что подпольная организация в Польше, которая на самом деле была ликвидирована, продолжает действовать. Они хотели использовать эту мнимую организацию как канал для политической и военной дезинформации. Когда Сталина попросили санкционировать передачу этой дезинформации, он отказался. «Это создает неправильное впечатление о политической стабильности Польши», – объяснил он.
В 1951 году, когда советская разведка была передана из КИ (Комитета информации) в МГБ (Министерство государственной безопасности), 5-ая служба стала управлением в новом КИ при Министерстве иностранных дел, занимаясь только дипломатической дезинформацией. Во время антисемитской кампании 1951-53 годов 5-ая служба была так же деморализована, как и остальные сотрудники разведки. Фактически, ее руководитель Граур сошел с ума. Его сменил Иван Иванович Тугаринов, который впоследствии стал главой КИ.
4 Модели дезинформации: Переход
БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ МЕЖДУ ПРЕЕМНИКАМИ СТАЛИНА длилась со смерти Сталина в 1953 году до окончательной победы Хрущева в июне 1957 года. В значительной степени борьба шла не только между соперничающими личностями, но и между соперничающими политическими курсами. В отсутствие устоявшейся и последовательной политики неудивительно, что в советской разведке в этот период не было централизованного управления дезинформации. Дезинформация практиковалась спорадически начальниками управлений, действовавшими по указаниям руководителя службы.
Цели дезинформации в то время состояли в том, чтобы скрыть от Запада размеры внутреннего кризиса в коммунистическом мире, сгладить различия в политическиx курсаx претендентов на преемственность, утаить жестокость борьбы и исказить образ процесса десталинизации.
Успешное сокрытие внутреннего кризиса можно проиллюстрировать на примере обработки информации о событиях в Грузии.
5 марта 1956 года, в годовщину смерти Сталина, в Тбилиси, столице Грузинской ССР, произошли первые массовые беспорядки. Большие толпы людей, особенно студентов, стихийно собрались на антисоветский митинг на главной площади. Выступающие требовали отмены однопартийного правления, роспуска службы безопасности, свободы слова и независимости Грузии от Советского Союза. Студенты обращались к толпе с призывами присоединиться к восстанию, и многие грузины откликались. По приказу Хрущева на улицы были выведены специальные войска с приказом открыть огонь по толпе. Многие были убиты и ранены. Многие студенты были арестованы. Национальные подразделения грузинских и армянских войск в местном военном округе были разоружены и демобилизованы за одну ночь.
То, что произошло в Грузии весной 1956 года, можно сравнить с «Кровавым воскресеньем» (9 января 1905 года), печально известным днем в истории России, когда по царскому приказу народная демонстрация была разогнана с кровопролитием. В 1905 году заголовок о Кровавом воскресенье был опубликован во всех газетах России, вызвав массовое возмущение по всей стране. В 1956 году это событие было проигнорировано. Ни одна газета не упомянула о нем. Казалось, что этого никогда не было. До сих пор остается государственной тайной, что Хрущев и Серов, председатель КГБ, поспешили в Грузию для руководства подавлением беспорядков.
Грузия была полностью изолирована от остальной части страны. Регион, привлекающий отдыхающих со всего Советского Союза на свои знаменитые курорты, был пустынным в течение всего лета 1956 года. Был введен жесткий контроль за поездками. Полуофициально объяснялось, что осуждение Сталина расстроило сильные националистические чувства грузин.
Новости о беспорядках в Грузинской ССР дошли позже до Запада, но они были истолкованы как националистическая вспышка недовольства от обращения со Сталиным, а не как спонтанная демонстрация против всей советской системы.
Искаженный образ десталинизации
Что касается борьбы за власть, то ЦК, КИ при МИДе и КГБ были вовлечены Хрущевым в успешную дезинформационную операцию по искажению причин смещения его соперников и реального характера его собственной позиции и политики. Поскольку эта операция включала в себя искажение вопросов, связанных со сталинизмом и десталинизацией, и представляла собой часть основного приема для программы стратегических дезинформационных операций, начатых в 1959 году, она заслуживает подробного объяснения.
Чтобы избегнуть недопонимания, полезно начать с проведения различия между антикоммунизмом и антисталинизмом и с определения степени, в которой десталинизация является подлинным процессом.
Антикоммунизм
Антикоммунизм конкретно не связан с враждебностью к какому-либо отдельному коммунистическому лидеру. Он означает оппозицию коммунистическим принципам и практике; это критическое отношение к коммунизму в самом широком смысле. Он существовал в различных формах в Советском Союзе и за его пределами с 1917 года. Он развился во времена Ленина, расцвел при Сталине и продолжал существовать, хотя и менее энергично, при его преемниках. В нем можно выделить три тенденции: консервативную, чья оппозиционность более или менее жестка и последовательна; либеральную, которая время от времени выступает за определенную степень приспособления к коммунизму; и нейтралистскую, особенно среди некоммунистических соседей коммунистического блока, которые пытаются заключить практические соглашения с коммунистическими режимами, чтобы обеспечить свое собственное выживание.
Антикоммунизм в интеллигенции может возникнуть из-за интеллектуального неприятия догматических притязаний марксизма как философии. На всех уровнях общества его подпитывает вера в то, что коммунизм – это противоестественная, нетерпимая и бесчеловечная система, которая пренебрегает личностью, поддерживает себя в основном силой и террором и проводит агрессивную идеологическую политику, направленную на окончательное господство в мире. В прошлом коммунистическая теория и практика в таких вопросах, как захват власти, злоупотребление и разрушение демократических учреждений, подавление свободы личности и использование террора, вызывали воинственный ответ социал-демократов, что привело к углублению пропасти между социалистической и коммунистической партиями и расколу в международном рабочем движении.
Сила международного антикоммунизма то возрастала, то ослабевала. Двумя пиками были англо-французские усилия по созданию европейской антисоветской коалиции во время гражданской войны в России с 1918 по 1921 год и создание НАТО после Второй мировой войны.
Внутри и за пределами Советского Союза антикоммунизм выражался в различных формах, начиная с 1917 года. Типичные примеры можно найти в гражданской войне в России 1918-21 годов; в сепаратистских движениях в нерусских республиках; в восстаниях на Кавказе и в Средней Азии в 1920-х годах; в более поздних подпольных движениях сопротивления в Украине и республиках Прибалтики; и в деятельности эмигрантских организаций, политических беженцев и тех, кто порвал с западными коммунистическими партиями.
Оппозиция такого рода существовала бы независимо от того, был бы Сталин у власти или нет, хотя она усилилась и ожесточилась его репрессивным влиянием. Фактически, правление Сталина было настолько личным и деспотичным, что на какое-то время сталинизм стал почти синонимом коммунизма, а оппозиция одному стала путаться с оппозицией другому, в особенности с тех пор, как Сталин подавлял оба вида оппозиции с одинаковой беспощадностью и жестокостью. В 1930-е годы он подавлял действительную и мнимую оппозицию себе массовыми репрессиями, даже членов партии. Некоторые из лидеров III Интернационала, как Зиновьев, Бухарин и Бела Кун, были расстреляны. Троцкий, который наряду с социал-демократическими лидерами рассматривался Сталиным как один из опаснейших врагов Советского Союза, был убит в 1940 году тайными агентами, действовавшими по приказам Сталина. Социал-демократические лидеры в Восточной Европе после Второй мировой войны были физически устранены.
Антисталинизм
Все антикоммунисты являются антисталинистами. Но важно отметить, что антисталинизм традиционно принимался многими коммунистами, которые стремились не отменить коммунистическую систему, а укрепить и очистить ее путем устранения определенных элементов в сталинской политике и практике. Антисталинизм такого типа критикует коммунизм только в узком смысле. Он существовал в коммунистическом движении с 1922 года. После смерти Сталина он стал элементом официальной партийной жизни и политики и породил подлинный процесс десталинизации.
Во многих отношениях политика Сталина следовала классическим ленинским доктринам: например, в диктатуре пролетариата и коммунистической партии, индустриализации, коллективизации сельского хозяйства, ликвидации капиталистических классов, строительстве «социализма» в Советском Союзе и в поддержке «социалистических» революций за рубежом. Но были и отступления от ленинских принципов и практики: в сталинском учреждении своей личной диктатуры, в своих безжалостных физических устранениях оппозиции и репрессиях против лояльных элементов внутри партии, в созданной им расширяющейся пропасти между правящим классом и обездоленными рабочими и колхозниками, и в манипулировании и дискредитации коммунистической идеологии.
Коммунистическая оппозиция Сталину выражалась на протяжении многих лет:
• Лениным, который в своем завещании раскритиковал грубость и нетерпимость Сталина и предложил снять его с поста генсека партии.
• Публично, в 1920-х и 1930-х годах, Троцким и его последователями, которые проводили различие между ленинскими и сталинскими элементами в политике Сталина.
• Публично Тито и югославской коммунистической партией, во время и после раскола со Сталиным в 1948 году.
• Тайно Ждановым и его ленинградской группой в 1948 году.
• Тайно китайскими коммунистическими лидерами с 1950 по 1953 год и открыто в 1956 году.
• На деле а не на словах с 1953 по 1956 год, и открыто с 1956 года и далее, лидерами КПСС и других компартий.
Критика этих людей и групп была разной по интенсивности и откровенности, но все они оставались коммунистами в своих различных проявлениях и, в особенности, сохраняли верность ленинизму. Критика их являлась истинным выражением десталинизации; иными словами, они верили в восстановление ленинского коммунизма без сталинских отклонений.
Опасности сталинизма для коммунистического движения игнорировались или не замечались в 1930-х и 1940-х годах из-за угрозы фашизма и возможностей, которые он предоставлял для формирования народных фронтов с социалистическими партиями в 1930-х и для создания союза с западными державами во время войны. Но к 1953-56 годам ущерб, нанесенный сталинизмом коммунистическому делу, стал видимым. Это можно увидеть в следующем:
• Искажение, деградация и дискредитация коммунистической идеологии. Образ марксизма как философии был опорочен в глазах западной интеллигенции.
• Углубление недовольства в Советском Союзе и его сателлитах, приведшее к взрывчатым революционным ситувциям в ГДР, Польше и Венгрии.
• Упадок коммунистического влияния и изоляция коммунистических партий и режимов.
• Отвращение к сталинскому коммунизму западных либералов, которые ранее относились к нему с симпатией.
• Возросшее влияние и престиж антикоммунизма.
• Сильная оппозиция со стороны различных религиозных движений, включая католицизм и ислам.
• Формирование западных военных союзов, таких как НАТО, СЕАТО и Багдадский пакт (позднее СЕНТО).
• Враждебность со стороны умеренных, искренне неприсоединившихся национальных лидеров развивающихся стран, таких как Неру.
• Сотрудничество между западными демократическими правительствами и антикоммунистическими эмигрантскими организациями.
• Сотрудничество между социал-демократическими и консервативными правительствами и партиями против советской угрозы.
• Разрыв Югославии с коммунистическим блоком и сближение с Западом в период 1948-55 гг.
• Серьезная напряженность между Советским Союзом и коммунистическим Китаем, которая грозила привести к расколу между ними в 1950-53 гг.
• Оппозиция Жданова к Сталину.
• Крупная борьба за власть в советском руководстве, последовавшая за смертью Сталина.
В некоторых областях сталинизм объединил два вида оппозиции: антикоммунизм и антисталинизм. В случае Югославии, которая после 1948 года оказалась ближе к Западу, чем к коммунистическому блоку, они почти слились. В нынешнем контексте самым значительным эпизодом в истории неудачной оппозиции Сталину при его жизни была попытка сформировать группу вокруг Жданова в 1948 году. Несмотря на провал, она была известна непосредственным наследникам Сталина в советском руководстве. Она являлась частью накопленных ими знаний о различных формах оппозиции коммунизму и сталинизму и важным аргументом, заставившим их признать необходимость исправления сталинских искажений в системе, если они хотели избежать бедствия. Десталинизация была очевидным курсом, и теперь необходимо рассказать о том, как она была осуществлена после смерти Сталина.
Десталинизация на практике
Можно выделить три разных этапа десталинизации: первый – начальная, неотрепетированная и непродуманная, но подлинная десталинизация, проводившаяся с 1953 по 1956 год растерянным, разделенным и конкурирующим руководством под давлением населения и при отсутствии какой-либо долгосрочной политики для блока; второй – откат от десталинизации в 1956-57 годах, когда Хрущев прибегал к сталинским методам для подавления восстания в Венгрии и оппозиции самому себе, чтобы обеспечить свое личное превосходство; третий – осторожное возрождение с 1958 года некоторых подлинных элементов десталинизации (например, постепенное освобождение и реабилитация некоторых жертв Сталина) в сочетании с расчетливым политическим использованием этого процесса, в ходе которого некоторые его элементы намеренно искажались.
Импровизированная десталинизация с 1953 по 1956 год
Десталинизация началась не с секретного доклада Хрущева на ХХ съезде КПСС в феврале 1956 года, как часто полагают, а сразу после смерти Сталина в марте 1953 года. Каждый из претендентов на преемственность – Берия, Маленков, Молотов, Булганин, Хрущев – был по-своему антисталинистом. Все они без исключения знали о кризисе коммунистической системы и все они были согласны с настоятельной необходимостью отказа от сталинской политики. С другой стороны, существовали разногласия по поводу характера и масштабов необходимых изменений. Ни один из претендентов не был преобладающим, ни один из них не разработал деталей своей собственной политики, и – живя, как и прежде, под тенью Сталина – между ними не было выработано никаких соглашений по вопросам политики.
Разные личности и политические курсы претендентов повлияли на ход десталинизации. Берия замысливал самые глубокие и неортодоксальные формы перемен, включая упразднение колхозов. Маленков, наиболее уверенный из руководителей в своем собственном положении, пошел дальше других в открытом осуждении методов политического сыска и отстаивании уступок народным требованиям. Десталинизация была инициирована не Хрущевым, а Маленковым, Берией и Молотовым, которые господствовали в Президиуме после смерти Сталина.
Ряд шагов был предпринят более-менее сразу. Были пересмотрены дела некоторых ведущих личностей, осужденных и заключенных в тюрьмы при Сталине. Кремлевские врачи были освобождены. Был издан запрет на массовые аресты. Международная напряженность была ослаблена урегулированием корейской войны. Сталинское указание от декабря 1952 года о возобновлении деятельности советской разведки за рубежом было отменено, чтобы не скомпрометировать воздействие новой умеренности в советской внешней политике.
Первый намек на принижение роли Сталина и признание его ошибок был сделан в июле 1953 года в секретном партийном письме к партийным членам, в котором сообщалось об отстранении Берии и причинах этого. В нем Сталин упоминался не как великий вождь, а просто как «Сталин И.В.», а его фамилия была заключена в скобках с фамилией Берии, заявляя, что сталинский фаворитизм помешал разоблачению Берии. Это было первое молчаливое признание членами партии ошибочности Сталина.
Позже в партийных кругах стало известно, что в июле 1953 года после ареста Берии, в Президиуме по инициативе Маленкова состоялось обсуждение. Единогласно было принято решение внести изменения в сталинскую практику в партии и администрации, хотя и без публичной критики Сталина. В частности, Президиум рекомендовал пересмотреть и реформировать практику работы службы безопасности с тем, чтобы в будущем, когда ситуация в партии и стране успокоится, найти разумное объяснение отступлениям Сталина от коммунистических принципов, таким как его необоснованные репрессии против личного состава, включая членов партии. Все члены Президиума, включая Хрущева, согласились, что критиковать следует только Сталина и Берию и что не должно быть признания ошибок другими членами Президиума.
Таким образом, секретный доклад о преступлениях Сталина, представленный Хрущевым в феврале 1956 года на ХХ съезде партии, позже попавший на Запад, но никогда не опубликованный в Советском Союзе, на самом деле был следствием решения Президиума. Доклад был подготовлен Поспеловым, бывшей главой партийного научно-исследовательского Института Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина. Факты были взяты из секретных архивов службы безопасности, а многие идеи – из рассказов ленинской «старой гвардии» о сталинских репрессиях, найденных в мемуарах бывших коммунистических лидеров, опубликованных на Западе в 1930-е годы, особенно у Троцкого. Проект доклада Поспелова был обсужден и одобрен Президиумом накануне съезда партии.5 Выступая с докладом, Хрущев добавил несколько собственных штрихов.
Самым важным моментом в докладе было то, что он предотвратил перерастание десталинизации в атаку на коммунистические принципы в целом. Изменения, которые замысливали Берия и Маленков в своей ревизионистской версии десталинизации, могли изменить режим в принципе. Кроме того, учитывая глубину кризиса в коммунистическом мире и интенсивность борьбы за власть в советском руководстве, если бы эти изменения продолжились, они могли бы получить собственный импульс и привести к радикальному преобразованию советского общества независимо от желания их инициаторов и с неисчислимыми последствиями для Советского Союза и остального коммунистического и некоммунистического мира. Недаром Берию расстреляли за то, что он был «агентом мирового империализма», а Маленкова отстранили с поста председателя Совета Министров в 1955 году за «отход от теорий Ленина и Сталина». Их идеи действительно угрожали режиму и могли привести к ситуации, которую они не смогли бы контролировать. Возложив вину за все прошлые ошибки на проступки – а не на теории – одного-единственного человека, Сталина, руководство партии смогло, внеся некоторые тактические изменения, сохранить суть коммунистического режима.
Ресталинизация
Разоблачение ошибок Сталина дало существенный толчок антикоммунизму в целом и антисталинским настроениям в коммунистических партиях как блока, так и вне блока. В Грузинской ССР, Польше и Венгрии произошли восстания. Кризис во многих других коммунистических партиях углубился.
Реакцией Хрущева стал возврат к сталинским методам. Была усилена служба безопасности; использовалась вооруженная сила для подавления восстаний в Советском Союзе и Восточной Европе.
Продвижение Хрущева к своей собственной форме личной диктатуры встревожило своих коллег в руководстве. Молотов и Маленков появились как лидеры оппозиции. В это время, Молотов формировал свое собстенное отношение и политику по десталинизации. Он и его сторонники ясно дали понять, что хотят сместить Хрущева, чтобы обеспечить продолжение процесса десталинизации, который задержал Хрущев. Как коммунисты, они хотели стабилизировать систему, и они с тревогой смотрели на создание Хрущевым собственного культа личности. Это угрожало их собственному положению. По их мнению, его обращение к политике репрессий могло привести к еще большему взрыву, чем венгерское восстание, и полностью противоречило курсу, принятому после смерти Сталина. Хрущев, в их глазах, был новым Сталиным, которого нужно было сместить.
Развязка наступила в июне 1957 года. С помощью армии и службы безопасности Хрущев с минимальным перевесом победил «антипартийную группу». Если бы оппозиция добилась успеха, это вновь открыло бы возможность подлинного и неконтролируемого процесса десталинизации и либерализации режима. Публичное разоблачение сталинских методов, использованных Хрущевым для достижения личной власти, в сочетании с возобновленными обвинениями в репрессиях политического сыска и публичным судом над председателем КГБ Серовым, привели бы к народным требованиям дальнейших перемен. Будучи разделенной, оппозиционная группа, если бы она пришла к власти, была бы вынуждена пойти на уступки независимо от желания отдельных членов. Возникла бы обостренная борьба за власть, и новая, согласованная, долгосрочная политика не смогла бы быть принятой.
Победа Хрущева над оппозицией в июне 1957 года оставила его в неоспоримом положении, позволяющем пересмотреть ситуацию в Советском Союзе и блоке без вмешательства изнутри руководства. Первым его шагом был перевод стрелок на антипартийную группу, ложно, но успешно навесив на них ярлык сталинистов. Ему удалось присвоить себе заслугу разоблачения преступлений Сталина, скрыть свое собственное использование сталинских методов в погоне за властью и отвлечь внимание от сущности обвинений оппозиции против него. Неверно преподнесенная как победа над силами сталинизма, победа над оппозицией была изображена как благословение для советской общественности и всего мира. Хотя лично и даже в некоторых партийных организациях наблюдался первоначальный скептицизм, внутреннее и международное давления на правительство были ослаблены.
5 Новая политика и стратегия дезинформации
ПОБЕДА ХРУЩЕВА в борьбе за власть в июне 1957 года ознаменовала начало конца кризиса в мировом коммунизме. Она открыла период стабильности, в котором отношения между членами коммунистического блока должны были восстановиться на новой и более прочной основе, и в котором предстояло разработать новую долгосрочную политику и новые стратегии для ее претворения в жизнь.
В течение нескольких дней после своей победы Хрущев возобновил усилия по восстановлению партийных и государственных отношений с югославами – курс, на который он встал во время своего визита к Тито в мае 1955 года.
Уже к июню 1957 года советские и китайские лидеры пришли к согласованной оценке Сталина и его искажений коммунистической доктрины. Китайский вклад в эту оценку содержится в двух статьях Мао, которые были опубликованы в советской прессе в апреле и декабре 1956 года.6 На VIII съезде Коммунистической партии Китая (КПК) в сентябре 1956 года китайские руководители поддержали осуждение культа личности XX съездом КПСС в феврале 1956 года.7
К концу 1957 года было достигнуто примирение между лидерами всех коммунистических государств. На совещании в Москве в ноябре 1957 года все они согласились, что Сталин несет ответственность за пагубные искажения коммунистической теории и практики. Все они в той или иной степени возмущались вмешательством Сталина в их внутренние дела и жестким конформизмом, который он от них требовал. Но все (включая югославов, чье присутствие на совещании было намеренно скрыто) были готовы сотрудничать на ленинской основе в партнерстве равных. Советы, по сути, согласились отказаться от своего господства в коммунистическом движении. Они даже предложили отказаться от ссылок на свою ведущую роль в заявлении, опубликованным после окончания совещания. По настоянию китайцев такие ссылки были включены. Совещание приняло неопубликованное решение сформулировать новую, ленинскую программу для мирового коммунизма, намеренную внушить движению чувство цели и направления, в котором оно так нуждалось.8
Следующие три года были периодом интенсивных исследований и консультаций между коммунистическими партиями внутри и вне блока, пока разрабатывались новая политика и стратегии.9 Кульминацией этого процесса стало Совещание 81 партии, состоявшееся в Москве в ноябре 1960 года. Лидеры всех восьмидесяти одной партии обязались следовать программе, изложенной в Заявлении совещания, или, как его иногда называют, Манифесте. С того дня и по сей день главной связующей силой в коммунистическом движении, внутри и вне блока, был не диктат Советского Союза, а верность общей программе, в которую внесли свой вклад лидеры многих коммунистических партий. Несмотря на последующую видимость, между лидерами партий была создана атмосфера доверия, в которой советское принуждение стало излишним, но советские советы и помощь принимались охотно.
Новая политика
В 1957 году, как и в 1921, коммунистические стратеги, разрабатывая свою новую программу, должны были учитывать политическую, экономическую и военную слабости коммунистического блока и неблагоприятный баланс сил по отношению к Западу. Раскольнические тенденции в Венгрии и других странах Восточной Европы угрожали сплоченности блока в 1957 году, как националистические движения угрожали единству Советской России в 1921. Коммунистический мир столкнулся с враждебностью от западных как консерваторов, так и социалистов. Западная пропаганда держала коммунистические режимы под постоянным давлением. Запад в целом неохотно торговал с блоком. И блок столкнулся с совершенно новым фактором – возможностью ядерной конфронтации.
Как на этом фоне коммунистические лидеры могли сделать свою систему более приемлемой для своих народов? Как они должны были добиться сплоченности и сотрудничества между членами блока? И как они могли продвигать коммунистическое дело за пределами блока, не провоцируя бо́льшую степень единства в некоммунистическом мире? Было ясно, что возврат к сталинской политике массовых репрессий у себя потерпел бы неудачу, а традиционная революционная тактика за рубежом только усилила бы конфронтацию с Западом в период неблагоприятного соотношения сил. Прецедент ленинского НЭПа, казалось, давал ответы на многие вопросы, хотя, конечно, новая политика должна была бы быть гораздо более сложной и изощренной.
Необходимость новой политики с особой остротой ощущалась советским руководством. Старшие члены, как Хрущев, Брежнев, Микоян, и Суслов, хотели очиститься от пятна сталинизма и реабилитировать себя в глазах истории. Более молодые, как Шелепин, хотели получить славу новаторов. Все они понимали, что только согласие о долгосрочной политике исключило бы периодическую борьбу за власть и обеспечило бы стабильность руководства.
В Заявлении, принятом на Совещании 81 партии (ноябрь 1960), явно прослеживается влияние идей и практики Ленина, как и в последующей речи Хрущева от 6 января 1961 года.10 Эти два основных документа продолжают определять курс коммунистической политики и по сей день. В них подробно объясняется, как победа коммунизма во всем мире должна быть достигнутой путем консолидации экономической, политической и военной мощи коммунистического мира и подрыва единства и силы некоммунистического мира. Использование коммунистическими партиями различных насильственных и ненасильственных тактик специально разрешено. Мирное сосуществование прямо определено как интенсивная «форма классовой борьбы между социализмом и капитализмом». Рекомендуется использование мировым коммунизмом экономических, политических, расовых и исторических антагонизмов между некоммунистическими странами. Вновь подчеркивается поддержка «национально-освободительных» движений во всем третьем мире.
Все стороны, внутри и вне блока, включая китайцев, подписали Заявление – за единственным исключением Югославии. По тактическим соображениям Югославия не присутствовала на совещании, но, как впоследствии публично заявили Громыко и Тито, югославская и советская внешняя политика совпадали по многим вопросам.
Соглашение между коммунистическими лидерами о новой ленинской программе для мировой революции было лишь половиной дела. Необходима была стратегия для претворения такой программы в жизнь в условиях, когда подвластное население коммунистического блока было серьезно отчуждено от своих коммунистических режимов, а превосходящие в военном отношении западные державы были полны решимости противостоять дальнейшему распространению коммунизма.
Некоторые аспекты стратегии, такие как единые фронты с социалистами в развитых капиталистических странах и поддержка национально-освободительных движений в странах третьего мира, были открыто провозглашены. Но решение использовать систематическую, стратегическую дезинформацию в качестве основной составляющей стратегии, очевидно, должно было быть тщательно скрыто.
Недостатки кажущегося единства
Коммунистические стратеги понимали, что главным недостатком проведения всеми сторонами блока единой и открыто агрессивной политики было то, что сочетание идеологического рвения с монолитным единством встревожило бы некоммунистический мир и заставило бы его к большей сплоченности и, возможно, к энергичному и скоординированному ответу на коммунистическую угрозу. В лучшем случае это привело бы к сохранению статус-кво между Востоком и Западом, а в худшем – к усилению давления на коммунистический мир со стороны Запада, обладающего превосходящим ядерным арсеналом.
Единая стратегия была бы еще большим препятствием для международного коммунистического движения. Опыт показал, что деятельность Коминтерна была затруднена своим опознанием как инструмента советской политики. То же самое можно сказать и о Коминформе, его преемнике. Коммунистические партии в некоммунистическом мире не смогли добиться влияния или, во многих случаях, даже юридического признания из-за их очевидного подчинения Москве. В 1958 году, более сорока партий были незаконными.
На основе исторического опыта Советского Союза и блока, коммунистические стратеги определили факторы, благоприятствовавшие западным объединенным действиям против коммунизма. В период до НЭПа Запад чувствовал угрозу со стороны советской идеологии и воинственности. Результатом этого стала интервенция союзников на территорию России. После окончания Второй мировой войны угроза монолитного сталинского коммунизма заставила Запад объединиться в военные и политические союзы, такие как НАТО, СЕАТО и Багдадский пакт, а также в другие формы военного, политического, экономического, и охранного сотрудничества.
Аналогичным образом коммунистические стратеги определили факторы, имевшие тенденцию подрывать единство в западном подходе к коммунистическому миру. Это были умеренность в официальной советской политике; акцент на противоречивых национальных интересах коммунистических стран и партий в ущерб их идеологической солидарности; и роспуск Коминтерна в 1943 году, заставивший многих западных наблюдателей поверить, что всемирная коммунистическая подрывная деятельность была прекращена.
Преимущества кажущейся разобщенности
Коммунисты считают единство между западными державами нестабильным по своей природе; из природы капиталистической системы следует, что в нормальных обстоятельствах раскольнические соображения национальных интересов перевешивают тенденции к солидарности и сплоченности. Поэтому коммунистические стратеги рассудили, что, создавая правильный образ блока и коммунистического движения, они смогли бы помочь разрушить ту меру западного единства, которую создала сталинская политика. Более того, они решили не ждать появления естественных противоречий и раскола на Западе, а предпринимать активные политические шаги для искусственного создания условий, в которых западное экономическое и политическое единство имело бы тенденцию к распаду и которые, таким образом, оказались бы благоприятными для осуществления своей долгосрочной блоковой политики. По их мнению, благодаря последовательным и скоординированным усилиям, страны блока смогли бы повлиять на политику и на отношение правительств с населениями некоммунистического мира в благоприятном для себя направлении. Перед ними был успешный прецедент советской политики и разведывательных операций в период НЭПа .
Наивные иллюзии, проявленные Западом в прошлом в отношении коммунизма и его политики, неспособность западных союзников выработать скоординированную, долгосрочную политику во время их альянса с Советским Союзом во время Второй мировой войны, а также склонность капиталистических стран проводить политику, основанную на национальных интересах – все это учитывалось при планировании того, как оказать влияние на Запад.
Был сделан вывод, что если факторы, которые ранее служили для создания сплоченности Запада в определенной степени – то есть коммунистическая идеологическая воинственность и монолитное единство – будут восприниматься Западом, соответственно, как умеренные и разлагающие, и если, несмотря на увеличение фактической силы блока, будет успешно проецироваться образ блока, ослабленного экономическим, политическим и идеологическим беспорядком, то реакция Запада на коммунистическую политику будет более слабой и менее скоординированной; фактические тенденции Запада к разложению могут провоцироваться и поощряться, создавая тем самым условия для изменения баланса сил в пользу коммунистического блока.
Другими словами, общая логика подсказывала, что блок должен идти к своей цели – всемирной победе коммунизма – путем создания собственного единства и координации своей политики, насколько это возможно втайне, и в то же время подрывать единство и сопротивление некоммунистического мира, создавая ложный образ собственной эволюции, разобщенности и слабости. В этом, собственно, и заключалась скрытая суть долгосрочной политики блока, принятой в 1958-60 годах, и база различных стратегий, разработанных с тех пор для осуществления этой политики. Совещание 81 партии в Москве в ноябре 1960 года вполне могло бы создать новый, открытый центральный координационный орган международного коммунистического движения в качестве преемника Коминтерна и Коминформа, но оно этого не сделало. Вместо этого оно одобрило использование отдельными коммунистическими партиями различной тактики в рамках долгосрочной политики и, вместо контролирующего центра, призвало к координации и синхронизации политики и тактики между блоковыми и внеблоковыми партиями. Таким образом, хотя координация была фактически улучшена, решение не создавать новый, явный центральный орган, акцент на «полицентризме» и использование разнообразия тактических приемов коммунистическими партиями, были призваны создать эффект аналогичный тому, возникшему в результате роспуска Коминтерна в 1943 году.
Политическое использование десталинизации
Советские лидеры признали, что на первом этапе десталинизации были допущены ошибки. Слишком быстро и слишком много допустили реабилитаций жертв Сталина; партия и служба безопасности были слишком пассивны перед спонтанной реакцией интеллигенции на разоблачение преступлений Сталина; превыше всего, советские лидеры признали, что им следовало заранее проконсультироваться с партиями других коммунистических стран. Они понимали, что дальнейшие неконтролируемые меры по десталинизации могли бы привести к усилению ревизионизма и народным волнениям. Но они также понимали, что энергичное размахивание антисталинским флагом могло бы помочь им подорвать оппозицию внутри страны и улучшить свой имидж за рубежом; часть ущерба, нанесенного сталинизмом, может быть восстановлена.
Контролируемый антисталинизм можно было использовать для стабилизации режима; с помощью пропагандистского акцента на различиях между новой политикой и политикой Сталина можно было подорвать некоторую внутреннюю и внешнюю оппозицию. Например, бывшие члены коммунистической партии всех рангов, пострадавшие от репрессий при Сталине, или их вдовы и семьи могли быть привлечены к активному сотрудничеству с режимом в проведении ленинской политики, которая якобы отвергала сталинизм. Контролируемый антисталинизм мог бы создать благоприятные условия для политических и дипломатических маневров против некоммунистических стран. Он мог бы использоваться для изменения отношения к коммунизму и коммунистическим партиям в трудящемся и социал-демократическом движениях. Если последствиями сталинизма в форме личной диктатуры и неизбирательного применения террора для подавления оппозиции внутри и вне партии были слияние и альянсы между различными типами оппозиции, то можно было утверждать, что акцент на антисталинизме мог бы привести к ослаблению и разрушению таких альянсов. Если сталинизм привел к сотрудничеству между группами с разными интересами, между консерваторами и социал-демократами при создании НАТО, между западными капиталистами и югославскими коммунистами-ревизионистами после 1948 года, между русскими эмигрантами и западными правительствами, антисталинизм мог бы использоваться для ослабления этих связей. Если сталинизм способствовал падению советского престижа, дипломатическим неудачам и потере союзников, антисталинизм мог бы использоваться для обращения этого процесса вспять, возвращения старых союзников и приобретения новых – среди западных интеллектуалов, либералов, социал-демократов и националистов.
В 1953-1956 годах подлинная, импровизированная десталинизация использовалась для исправления ошибок и улучшения советского режима. В 1956 и 1957 годах Хрущев обманным путем использовал мнимую десталинизацию как средство победы над своими соперниками, скрывая при этом характер своих собственных методов. С 1958 года и далее расчетливое, обманное использование мнимой десталинизации помогало новой долгосрочной политике достигать свои внутренние и внешние цели.
К 1958 году настоящие вопросы, связанные со сталинизмом, антисталинизмом, ревизионизмом и национальным коммунизмом, были решены, но их можно было возродить в искусственной форме как «вопросы», якобы вызывающие разногласия между разными лидерами и разными партиями внутри и вне блока. Отдельных коммунистических лидеров или групп лидеров (все они – убежденные ленинцы) можно было представлять в ложном свете и противопоставлять друг другу как «сталинистов», «неосталинистов», «маоистов», «догматиков», «сторонников жесткой линии», «приверженцев», «воинствующих» или «консерваторов» в противовес «антисталинистам», «прагматикам», «ревизионистам» и «национальным», «либеральным», «прогрессивным» или «умеренным» коммунистам.
Задачи дезинформации по этим «вопросам» можно резюмировать следующим образом:
• Представить коммунистические страны как находящиеся в состоянии беспорядка, путем возрождения мертвых вопросов и показа явных разногласий по ним, в соответствии с моделью дезинформации «слабость и эволюция».
• Скрыть фактическое единство блоковых партий и правительств в их стремлении к общей, идеологической долгосрочной политике, благодаря отображению ложного образа национализма и конкурирующих национальных интересов в коммунистических режимах блока и между ними.
• Создать благоприятные условия для реализации этой политики как внутри, так и за пределами блока.
• Предоставить широкие рамки и удобные приемы для конкретных дезинформационных операций по советским отношениям с Югославией, Албанией, Китаем, Румынией, Чехословакией и некоторыми западноевропейскими коммунистическими партиями.
• Использовать эти вопросы для дезинформации о якобы продолжающейся борьбе за власть и нерешенной проблеме преемственности, о сдвигах в коммунистической внутренней политике и в дипломатической тактике для реализации различных этапов этой политики.
Источники вдохновения
Принятое в 1957 году основное решение вернуться к полномасштабному использованию стратегической дезинформации вызвало всплеск исследований прецедентов и способов. Например, Центральный комитет запросил имевшиеся в КГБ и ГРУ секретные публикации по этой теме, а в частности – написанное офицером ГРУ Поповым секретное учебное пособие для внутреннего пользования, в котором на восьмидесяти страницах описывались способы дезинформации, и другое пособие, написанное полковником КГБ Райной, под названием «Об использовании агентов влияния».11
В пособии Попова дезинформация определялась как средство создания благоприятных условий для получения стратегических преимуществ над противником. В нем указывалось, что дезинформация должна функционировать в соответствии с требованиями военной стратегии и дипломатии, и оговаривалось, что при любых обстоятельствах она должна подчиняться политике.
В книге классифицируются различные типы дезинформации: стратегическая, политическая, военная, техническая, экономическая и дипломатическая. В ней перечислены каналы, по которым может распространяться дезинформация, а именно:
• Декларации и речи ведущих государственных деятелей и официальных лиц страны происхождения.
• Официальные правительственные документы.
• Газеты и другие материалы, публикующиеся в этой стране.
• Зарубежные публикации, вдохновленные агентами, работающими среди иностранных журналистов и других экспертов.
• Специальные операции в поддержку дезинформации.
• Агенты влияния и другие агенты в зарубежных странах.
Исследования отдельных сторон НЭПа проводились по заказу ЦК КПСС, начиная с 1957 года. Наряду с правительственными ведомствами, научные учреждения, как Институты права и истории, также внесли свой вклад. В КГБ были предприняты два проекта, имеющие особое значение для нового внедрения стратегической дезинформации. Один из них – исследование по использованию агентов влияния КГБ в советской интеллигенции (под которой в данном контексте понимались ученые, академики, писатели, музыканты, художники, актеры, режиссеры театра и кино, и религиозные деятели); другой – по разглашению государственной тайны в интересах политики.
Пособие Попова было фактически единственным доступным современным текстом, посвященным стратегической дезинформации. Ленин не оставил после себя специального трактата на эту тему, хотя в его трудах есть разрозненные упоминания о ней; обман и двуличие являлись важнейшими элементами его политической техники. Примечательно, что советские власти решили впервые опубликовать в период с 1960 по 1965 год, в пятом издании сочинений Ленина, некоторые его документы, относящиеся к периоду НЭПа и использованию дезинформации, в частности, его переписку со своим наркомом иностранных дел Чичериным.
В одном из своих писем Ленин, комментируя проект заявления советской делегации на Генуэзской конференции, советовал Чичерину выкинуть всякое упоминание о «неизбежном насильственном перевороте и применении кровавой борьбы», а также исключить слова, «что наша историческая концепция включает применение насильственных мер» и «безусловно предполагает неизбежность новых мировых войн». Он написал: «Ни в каком случае подобных страшных слов не употреблять, ибо это означало бы играть на руку противнику».12
Чичерин с энтузиазмом откликнулся на идеи Ленина о дезинформации. Он написал ему 20 января 1922 года: «Если американцы будут очень приставать с требованием representative institutions (представительных учреждений – Ред.), не думаете ли, что можно было бы за приличную компенсацию внести в нашу конституцию маленькое изменение? Например, мы можем допустить присутствие трех представителей нерабочего класса в органе, состоящем из 2 тыс. членов. Такой шаг может быть представлен американцам как представительное учреждение».13
Ленин и Чичерин были не единственными источниками вдохновения для возрождения стратегической дезинформации. Древнекитайский трактат о стратегии и обмане «Искусство войны» Сунь-цзы, переведенный на русский язык Н. И. Конрадом в 1950 году (вскоре после победы коммунистов в Китае), был переведен на немецкий язык в 1957 году советским ученым Ю. И. Сидоренко с предисловием советского стратега и военного историка генерала Разина.14 Книга была опубликована в ГДР Министерством обороны ГДР и предписывалась для изучения в военных академиях ГДР. Новый перевод и другие исследования Сунь-цзы были опубликованы в Пекине в 1957 и 1958 годах и в Шанхае в 1959 году. Известно, что Мао находился под влиянием Сунь-цзы при ведении гражданской войны.
Такой интенсивный официальный интерес к Сунь-цзы со стороны как Советов, так и китайцев в то самое время, когда разрабатывались новые политика и стратегия, является хорошим признаком того, что китайцы, вероятно, внесли положительный вклад в их разработку.
Стратегия укрепления коммунистического блока при создании видимости коммунистической разобщенности четко выражена в афоризмах Сунь-цзы:
• Война – это путь обмана. Поэтому, если ты и можешь что-нибудь, показывай противнику, будто не можешь; если ты и пользуешься чем-нибудь, показывай ему, будто ты этим не пользуешься.
• Заманивай его выгодой; приведи его в расстройство и бери его.
• Слабость рождается из силы […] Сила и слабость – это форма. (Тот, кто хочет казаться слабым, чтобы сделать своего врага высокомерным, должен быть чрезвычайно сильным. Только тогда он сможет притвориться слабым.)
Чтобы быть правдоподобным и эффективным, обман должен в максимально возможной степени соответствовать надеждам и ожиданиям тех, кого он призван обмануть. Поскольку коммунистическим стратегам было известно, особенно благодаря их знанию Бильдербергских документов15, что Запад почти надеется и горячо желает распада коммунистического блока, они могли предвидеть, что проецирование внешнему миру фиктивного распада блока было бы выгодным при условии, что он всегда будет сопровождаться параллельным действительным, но частично скрытым осуществлением долгосрочной политики укрепления блока и изменения мирового баланса сил в свою пользу.
Как на практике можно было этого достичь? Изучение подлинного раскола между Тито и Сталиным 1948 года показало, что далеко не все его последствия были негативными. Открытое неповиновение Сталину подняло престиж Тито в его собственной стране и во всем мире. Неподчинение Советскому Союзу позволило Югославии получить существенную экономическую и военную помощь со стороны Запада и приобрести зачатки политического влияния в странах третьего мира и в западноевропейских социалистических партиях. Более того, в 1957-58 годах Тито продемонстрировал, что, несмотря на полученную им западную поддержку, он остается верным ленинцем, готовым работать от всей души с другими лидерами блока16.
Более отдаленным, но не менее поучительным прецедентом стала дальневосточная политика Ленина в 1920-х годах. Понимая, что Советской России будет не под силу защитить все свои границы одновременно, Ленин решил добровольно «пожертвовать» значительной территорией на Дальнем Востоке, создав в апреле 1920 года независимое «некоммунистическое» буферное государство – Дальневосточную республику (ДВР). Она была независимой и некоммунистической только по форме, ее политика тесно координировалась с самого начала с политикой Советской России. Тем не менее, ее существование, а также обещания экономических уступок, которые не были выполнены, ослабили давление со стороны японских и американских интересов в том регионе, в то время как советская армия и Коминтерн укрепили свой потенциал для борьбы с угрозой со стороны белого русского эмигрантского движения в Монголии под руководством барона Унгерна. К ноябрю 1922 года советское влияние в регионе стало достаточно сильным, чтобы «независимая» ДВР была открыто включена в состав Советского Союза в качестве его Дальневосточной области (впоследствии края).
Совместные уроки ДВР и раскола Тито-Сталина подсказали коммунистическим стратегам 1950-х годов, что притворные расколы и независимости в коммунистическом мире могут использоваться для ослабления западного давления и получения большей западной экономической и даже военной помощи отдельным коммунистическим странам, в то время как мировой баланс сил незаметно смещается в пользу коммунистов.
К концу 1957 года, вопросы вызывавшие действительные и потенциальные расколы в коммунистическом мире, в основном сталинистское вмешательство в дела других коммунистических государств, были решительно и окончательно решены. Было достигнуто общее соглашение об отказе от признанных Сталиным искажений ленинской доктрины. Советский Союз соблюл условия соглашения на практике, например, сделав целое заявление о своих бывших агентах разведки в Китае и Восточной Европе.
Устранив причины для подлинных расколов, открылся путь для создания подложных расколов в соответствии с принципом политической профилактики Дзержинского; то есть предотвращения нежелательного развития событий (таких как расколы или рост оппозиционных движений) путем преднамеренного провоцирования и контроля таких событий с помощью секретных агентов, направляя их в безвредную или положительно полезную для режима сторону.
В 1957 году Хрущев продемонстрировал, как искажение сталинского вопроса может быть использовано в собственных интересах в борьбе за власть. Искусственное возрождение мертвых вопросов, связанных со сталинизмом, было очевидным и логичным средством показа убедительных, но притворных разногласий между разными коммунистическими лидерами или партиями.
6 Доклад Шелепина и изменения в организации
ПРИНЯТИЕ НОВОЙ БЛОКОВОЙ ПОЛИТИКИ и стратегии дезинформации повлекло за собой организационные изменения в Советском Союзе и во всем блоке. В Советском Союзе, как и в других странах блока, это был Центральный комитет партии, который реорганизовал службы разведки и безопасности, министерство иностранных дел, и другие отделы партийно-государственного аппарата и массовые организации таким образом, чтобы они были способны реализовать новую политику. В 1958 году и после в аппарат ЦК было внесено несколько весьма существенных изменений. Был создан новый Отдел внешней политики, для надзора за всеми занимающимися иностранными делами правительственными отделами, и для координации советской внешней политики с политиками других коммунистических государств. Он находился под непосредственным контролем Хрущева.
Была принята новая практика в отношении назначения послов в другие коммунистические страны. Видные партийные чиновники, обычно члены ЦК, выбирались для обеспечения надлежащей координации политики между партиями, а также правительствами.
Был введен еще один новый отдел ЦК – Отдел активных мероприятий. В его функции входила координация программы блоковой дезинформации и проведение специальных политических и дезинформационных операций в поддержку политики. Вначале отдел проводил секретные совещания для высокопоставленных чиновников Министерства иностранных дел, Комитета информации, служб безопасности и разведки. Агентство печати «Новости» было образовано для обслуживания интересов этого нового отдела.
Важным изменением стал перевод в аппарат ЦК Комитета информации, который до этого подчинялся Министерству иностранных дел. Одной из его новых функций стала подготовка долгосрочных исследований и анализов для ЦК. Другой функцией было установление контактов с иностранными государственными деятелями и другими ведущими фигурами либо в их странах, либо во время их визитов в Советский Союз, и использование их для оказания влияния на правительства западных стран. Его главой являлся Юрий (Георгий) Александрович Жуков, бывший агент советской разведки, имевший множество контактов среди западных политиков, журналистов и деятелей культуры. Сам он был способным журналистом.
Пожалуй, самыми значительными изменениями стали назначения Миронова и Шелепина. Миронов возглавлял Ленинградское отделение КГБ. Находясь на этой должности, он изучал операцию «Трест», в которой Ленинградское ОГПУ принимало активное участие. Он являлся другом Брежнева и имел к нему свободный доступ. Шелепин являлся другом Миронова. Именно Миронов впервые обратил внимание Шелепина на роль ОГПУ в период НЭПа.
В 1958 году Миронов и Шелепин обсуждали с Хрущевым и Брежневым идею превращения КГБ из типичного органа тайного политического сыска, которым он являлся, в гибкое, сложное политическое оружие, способное играть эффективную роль в поддержке политики, как это делало ОГПУ во время НЭПа.
За это предложение они были вознаграждены должностями в аппарате ЦК. Шелепин стал заведующим отделом партийных органов, а позже председателем КГБ; Миронов – заведующим отделом административных органов.
Осенью 1958 года предложение Миронова и Шелепина обсуждалось в контексте эффективности КГБ и его главы генерала Серова на Президиуме ЦК. Серов выступил в Президиуме с докладом о работе КГБ в стране и за рубежом, и этот доклад стал объектом острой критики. Главным критиком был Шелепин. По его словам, КГБ при Серове стал очень эффективной сыскной организацией, которая, имея широкую сеть осведомителей и агентов по всей стране, успешно выявляла и контролировала оппозиционные элементы среди населения, а также агентов западных разведслужб. Однако ей не удалось повлиять на взгляды населения в пользу режима или предотвратить развитие нежелательных политических тенденций ни внутри страны, ни среди антикоммунистов за рубежом. Он высоко оценил недавние успехи КГБ в проникновении в секреты западных правительств, но сказал, что его роль была слишком пассивной и ограниченной, поскольку он не сделал ничего, чтобы помочь стратегической, политической, экономической и идеологической борьбе с капиталистическими державами.
Шелепин продолжил, что основная причина неудовлетворительной ситуации в КГБ заключалась в том, что он отошел от традиций и стиля ОГПУ, своего предшественника при Ленине. ОГПУ, хотя и неопытное, внесло больший вклад в реализацию политики, чем любой из его преемников. В качестве примеров того, что он имел в виду, он сослался на Евразийское движение, «Смену вех» и «Трест». В отличие от ОГПУ, КГБ выродился в пассивную, репрессивную организацию. Его методы были саморазрушительными, поскольку служили лишь для укрепления оппозиции и нанесения ущерба престижу режима. КГБ не сотрудничал со службами безопасности других блоковых стран по политическим вопросам.
Шелепин высоко оценил идеи Миронова и сказал, что КГБ должен заняться позитивной, творческой политической деятельностью под управлением партийного руководства. Новая, более важная роль должна бы быть отведена дезинформации. Советский Союз, как и другие коммунистические страны, обладал жизненно важными активами внутренней и внешней разведки, находящихся в спящем состоянии, особенно в лице агентов КГБ среди советской интеллигенции.
Президиум решил рассмотреть новую роль КГБ на XXI съезде партии, который должен был состояться в январе-феврале 1959 года. Советская пресса в общих чертах подтвердила, что такое рассмотрение состоялось.
При Миронове отдел административных органов стал очень важным. Его функция заключалась в надзоре и координации работы ведомств, занимающихся внутренним порядком, как КГБ, МВД, прокуратура, Министерство юстиции и суды. Миронов был отобран для того, чтобы привить этим учреждениям стиль и методы Дзержинского, председателя ОГПУ в 1920-е годы.
Шелепин был назначен председателем КГБ в декабре 1958 года. В мае 1959 года в Москве состоялось совещание старших офицеров КГБ. На нем присутствовали Кириченко, представлявший Президиум; министры внутренних дел и обороны; члены ЦК; и около двух тысяч офицеров КГБ .
Шелепин доложил на совещании о новых политических задачах КГБ.17 Некоторые из наиболее конкретных пунктов его доклада были следующими:
«Главными врагами» Советского Союза были Соединенные Штаты, Великобритания, Франция, ФРГ, Япония и все страны НАТО и других поддерживаемых Западом военных альянсов. (Это был первый случай, когда ФРГ, Япония и малые страны были так названы в документах КГБ).
Службы безопасности и разведки всего блока должны были быть мобилизованы для влияния на международные отношения в направлениях, требуемых новой долгосрочной политикой, и, по сути, для дестабилизации «главных врагов» и ослабления альянсов между ними.
Усилия агентов КГБ в советской интеллигенции должны были быть перенаправлены против иностранцев для заручения их помощью в достижении политических задач.
Недавно созданный отдел дезинформации должен был тесно сотрудничать со всеми другими соответствующими подразделениями партийного и государственного аппарата по всей стране. С этой целью все министерства Советского Союза и все первые секретари партийных организаций республик и областей должны были ознакомиться с новыми политическими задачами КГБ, чтобы иметь возможность оказывать поддержку и помощь в случае необходимости.
Совместные политические операции должны были предприниматься со службами безопасности и разведки всех коммунистических стран.
Доклад заканчивался заверением, что Президиум одобрил новые задачи КГБ, придает большое значение их выполнению и уверен, что сотрудники КГБ сделают все возможное для претворения директивы в практику.
После совещания в КГБ был проведен ряд организационных изменений. Управление контрразведки было расширено. Его тремя основными задачами были: оказание влияния, передача дезинформации и вербовка агентов среди сотрудников посольств капиталистических стран и стран третьего мира в Москве, а также приезжих журналистов, бизнесменов, ученых и академиков; осуществление профилактических политических операций по нейтрализации и последующему использованию внутренней политической оппозиции, особенно националистических, интеллектуальных и религиозных групп; проведение совместных политических операций со службами безопасности других коммунистических стран.
Отдел «Д»
Когда в январе 1959 года Шелепин создал новый отдел дезинформации – отдел «Д», он позаботился о том, чтобы его работа была скоординирована с другими службами дезинформации партийно-государственной машины: ЦК, Комитетом информации, отделом дезинформации в советской военной разведке и двумя новыми отделами «активистских методов» в КГБ (один обслуживающий самого Шелепина, другой обслуживающий управление контрразведки).
С самого начала отдел «Д» подчинялся аппарату ЦК, который определял его требования и задачи. Он отличался от других служб дезинформации тем, что для распространения дезинформации использовал собственные средства и специальные каналы, доступные только КГБ. К таким каналам относятся: секретные агенты внутри страны и за рубежом; агенты влияния за рубежом; проникновения в западные посольства и правительства; технические и другие секретные средства провоцирования соответствующих инцидентов или ситуаций в поддержку политики – например, инцидентов на границе, демонстраций протеста и так далее.
Отдел «Д» имел доступ к исполнительным органам правительства и к отделам ЦК, что позволяло ему готовить и осуществлять операции, требующие одобрения или поддержки партийного руководства или государственной машины. Наиболее тесные контакты с Центральным Комитетом поддерживали отдел административных органов Миронова, Международный отдел Пономарева, Отдел внешней политики и Отдел активных мероприятий, а с советским правительством – Государственный комитет по науке и технике и плановые органы. Особенно тесное сотрудничество налажено между новым отделом и отделом дезинформации Службы военной разведки.
На должность начальника нового отдела было два опытных кандидата: полковник Федосеев, глава факультета внешней разведки Института КГБ, специалист как по внутренним операциям КГБ, так и по использованию эмигрантских каналов для проникновения в американскую разведку; и полковник Агаянц, глава факультета политической разведки Высшей разведывательной школы, специалист по Ближнему Востоку (в частности, Ирану) и Западной Европе (в частности, Франции). Шелепин выбрал Агаянца.
Новый отдел состоял на первых порах из пятидесяти-шестидесяти опытных офицеров разведки и контрразведки. Под началом полковника Агаянца был полковник Григоренко, специалист по контрразведывательной работе внутри страны и эмиграционным операциям за рубежом. Он был советником венгерской службы безопасности с 1953 по 1955 год, а затем работал в управлении контрразведки в штаб-квартире в качестве главы отдела, отвечавшего за наблюдение за эмигрантами и репатриантами. Этот отдел был упразднен, когда Григоренко перешел в отдел «Д».
В отделе работали эксперты по НАТО, США, Германии, Франции, Японии и другим странам; по разведслужбам США; по трудящимся США, Европы, Азии, Африки и Латинской Америки; по ракетной технике, авиации и другим специализированным темам. Был специалист по Израилю, полковник Келин, который, будучи офицером службы безопасности, двадцать лет работал против евреев в Москве. Полковник Ситников был специалистом отдела по Германии, Австрии и НАТО. Полковник Костенко (появившийся в 1960-х годах в Англии под дипломатическим прикрытием) был специалистом по авиации. Действительно, по составу отдела было ясно, что он имел как политические, так и военные цели.
Был также образован отдел дезинформации из примерно двадцати офицеров в аппарате КГБ в ГДР под руководством Литовкина, специалиста по проникновению в западногерманскую разведку.
7 Новая роль разведки
В ОБЩИХ ЧЕРТАХ, в дополнение к их традиционным функциям по сбору разведданных и обеспечению безопасности, новые задачи разведслужб блока заключались в том, чтобы, во-первых, способствовать созданию благоприятных условий для реализации долгосрочной политики путем распространения стратегической дезинформации о разобщенностях в блоке и в международном коммунистическом движении, в соответствии с моделью слабости и эволюции; во-вторых, непосредственно способствовать реализации политики и ее стратегий путем использования коммунистических блоковых и западных агентов влияния; и в-третьих, способствовать изменению военного баланса сил в пользу коммунистов через содействие ускорению блокового военного и экономического развития путем накопления научно-технических разведданных на Западе и путем подрыва западных военных программ.
Если брать в первую очередь последнюю из этих задач, то советские чиновники считали в 1959 году, что коммунистический блок отстает от Соединенных Штатов на десять-пятнадцать лет, например, в области военной электроники. Используя блоковый разведывательный потенциал, можно было надеяться сократить это отставание за пять лет.18 И наоборот, используя дезинформационный потенциал блоковых служб безопасности и разведки, надеялись, как говорил Шелепин, запутать и дезориентировать западные военные программы и направить их в бесполезные, расточительные и экстравагантные сферы расходов. С этой целью отдел «Д» вместе с ЦК участвовал в подготовке советских ученых к работе на различных международных конференциях, где они имели контакты с иностранными учеными.
Некоторые другие операции отдела «Д» были известны автору в общих чертах на их ранних стадиях.
Планировалась операция по оказанию влияния на французское правительство, чтобы оно вышло из НАТО. Советские эксперты уже в 1959-60 годах были убеждены, что для этого можно использовать «противоречия» между США и Францией.19
Готовился долгосрочный план по дискредитации антикоммунистических американских лидеров трудящихся и оказанию влияния на них с целью изменить их отношение насчет контактов с коммунистическими профсоюзами.
Также существовал план под названием «Действия против американских учреждений», в особенности ЦРУ и ФБР, подробности которого автору не известны.
Одна операция, проведенная вскоре после создания отдела «Д», была направлена на то, чтобы помочь изолировать ФРГ от НАТО и западного сообщества. Эксперты по еврейским делам в отделе «Д» подготовили для своих агентов многочисленные письма для отправок родственникам в Израиле и других странах, рассчитанные на то, чтобы вызвать враждебное отношение к ФРГ и создать неверное впечатление о политических событиях в Советском Союзе.
Из имевших наибольшее долгосрочное значение – приказ Шелепина, отданный Агаянцу в конце 1959 года, о сотрудничестве с Отделом активных мероприятий ЦК и с албанскими и югославскими представителями по дезинформационной операции, связанной с новой долгосрочной политикой и касающейся советско-югославско-албанских отношений.
Ряд других отражений принятия новой политики и возрождения дезинформации попали в поле зрения автора в ходе его работы в советской разведке.
В начале 1959 года секретное партийное письмо предостерегало членов партии от разглашения государственных и партийных секретов.
Подлинные, потенциальные западные источники информации о новой политике были подавлены. Например, КГБ арестовал ценного американского агента в Советском Союзе, подполковника ГРУ Попова.
Другие потенциальные возможности для Запада получить информацию о политике были закрыты: например, была издана специальная инструкция для сотрудников КГБ чтобы усилить вербовку, компрометацию и дискредитацию западных ученых и экспертов по коммунистическим вопросам, посещающих коммунистические страны.
Сотрудникам КГБ было дано указание сообщать в дезинформационный отдел о подробностях всех имеющихся у них источников и каналов разведки, чтобы при необходимости они могли быть использованы в целях дезинформации.
Были спланированы и созданы новые каналы для подачи дезинформации на Запад. В этом контексте заслуживают упоминания три момента. Отдел «Д» проявил большой интерес к использованию двух специальных французских источников, принадлежащих советской контрразведке: они попросили перевести контролирующего сотрудника Окулова в отдел «Д». Существуют серьезные, неразрешенные свидетельства того, что полковник Пеньковский был подсажен КГБ на западную разведку. В американской прессе появилась информация о том, что важный источник ФБР по советским делам, известный как «Fedora», находился под советским контролем во время сотрудничества с ФБР в 1960-х годах.20
Отдел Второго главного управления КГБ, возглавляемый полковником Норманом Бородиным и отвечавший за вербовку и работу с агентами среди иностранных корреспондентов в Советском Союзе, был расформирован во избежание создания централизованного набора агентов, занимающих подозрительно схожую линию. Агенты были переданы в соответствующие географические отделы КГБ для обеспечения того, чтобы их дезинформационная деятельность была тесно связана с конкретной ситуацией в каждой стране или области.
Двух бывших резидентов гитлеровской службы безопасности со своими агентурными сетями в Украине, находившихся под контролем КГБ, подготовили для насаждения на западногерманскую разведку.
В 1959 году глава советской контрразведки генерал-лейтенант Грибанов дал указание своим сотрудникам подготовить операции по влиянию на западных послов в Москве в соответствии с требованиями новой политики. Западные разведки и службы безопасности – в частности, французская – имели повод расследовать деятельность Грибанова против своих послов. Грибанов также поручил членам своего штаба, выдавая себя за высокопоставленных чиновников разных советских правительственных ведомств, установить личные контакты с послами в Москве всех развивающихся стран и оказывать на них политическое влияние.
В 1960 году КГБ в Москве издал секретную директиву для представителей разведывательных служб за рубежом и служб безопасности в СССР относительно влияния на иностранных гостей в Советском Союзе, особенно на политиков и ученых; были предприняты усилия по использованию, вербовке и дискредитации антикоммунистических политиков, журналистов, ученых, и аналитиков коммунистических дел во время их визитов в коммунистические страны. Для примера, была предпринята попытка дискредитировать с помощью домогательства видного американского ученого, профессора Баргхорна, в Москве в 1963 году. Почти каждая западная служба безопасности накопила свидетельства по этому вопросу.
Особая форма контроля над советской прессой была установлена аппаратом ЦК для того, чтобы ЦК и КГБ могли использовать прессу в целях дезинформации. Для примера, КГБ снабжал Аджубея, главного редактора «Известий», «спорными» материалами о внутреннем положении в Советском Союзе.
Были задействованы ресурсы КГБ национальных республик; например, только в 1957-58 годах КГБ Украинской ССР представил на утверждение Москвы 180 оперативных предложений по вербовке или насаждению агентов к иностранцам внутри или за пределами Советского Союза.
Были предприняты прямые попытки оказать политическое влияние за рубежом. Резидентам КГБ в Финляндии, Италии и Франции были даны указания усиливать и использовать в своих целях проникновения руководств социалистических и других политических партий для достижения изменений в руководствах и политиках этих партий в соответствии с требованиями блоковой политики.21
В Финляндии в 1961 году резидент КГБ Женихов разрабатывал план по смещению с политической сцены ведущих антикоммунистических лидеров финской социал-демократической партии, как Таннер и Лескинен, и замене их советскими агентами.22
В руководство социал-демократической партии Швеции был насажен агент КГБ.
Убийства не исключались в отношении антикоммунистов, представлявших собой препятствие для успешной реализации блоковой политики. Например, в 1959 году КГБ тайно убил в ФРГ лидера украинских националистов Степана Бандеру. Об этом стало известно благодаря разоблачениям бывшего советского агента Сташинского, убившего Бандеру по приказу Шелепина.
Список можно было бы расширить. Но уже сказано достаточно, чтобы показать, что весь советский разведывательный потенциал был использован для проведения операций в поддержку первого этапа новой долгосрочной блоковой политики; то же самое можно сказать и о разведывательном потенциале других стран коммунистического блока.
Поскольку даже профессиональные аналитики на Западе не всегда ясно осознают, во что может вылиться разведывательный потенциал коммунистического блока в действии с точки зрения оказания благоприятного для блока влияния, желательно на данном этапе привести хотя бы несколько теоретических примеров.
Предположим, например, что конкретная некоммунистическая страна становится объектом блокового разведывательного потенциала. Это означало бы, что все сотрудники разведки и контрразведки всех коммунистических стран проанализируют все свои разведывательные активы и сделают предложения о том, что можно сделать для оказания политического влияния на правительство страны, ее политику и дипломатию, политические партии, отдельных лидеров, прессу и так далее. Это означило бы, что весь разведывательный персонал блоковых стран, находящийся под дипломатическим или другим официальным прикрытием в соответствующей стране, который может насчитывать несколько сотен высококвалифицированных профессионалов плюс несколько сотен секретных агентов из числа граждан страны, будет направлен на работу разными способами для достижения одной цели в соответствии с одним планом. Агентам указывали бы не только получать информацию, но и предпринимать определенные действия или оказывать влияние по требованиям плана где бы и когда бы то ни было. Их совокупная способность влиять на правительство, прессу и общественное мнение вполне может быть значительной.
То же самое можно было бы сказать, если бы объектом исследования была группа некоммунистических стран; или конкретная проблема, например, оборонная программа некоммунистической страны; или особое западное отношение к коммунистическому блоку или одному из его членов; или мировое общественное мнение о конкретной политике; или такие вопросы, как война во Вьетнаме, предполагаемый западногерманский реваншизм или ситуация на Ближнем Востоке.
В своей речи 6 января 1961 года Хрущев, упомянув о том, что «диктатура рабочего класса вышла за пределы одной страны и стала интернациональной силой», заявил, что «в современных условиях созданы предпосылки для того, чтобы социализм все больше определял характер, методы и пути международных отношений». Именно переориентация аппарата ЦК, массовых организаций, дипломатических, разведывательных и охранных служб блока обеспечила Хрущеву и его союзникам средства для изменения характера и методов международных отношений.
Некоторые элементы новой блоковой политики, как проведение экономических реформ в промышленности и сельском хозяйстве Советского Союза и других коммунистических государств, или акцент на мирном сосуществовании, разоружении и улучшении дипломатических, торговых и других отношений с некоммунистическими странами – все это напоминало период НЭПа и само по себе было средством искажения намерений блока и влияния на некоммунистический мир на первом этапе политики. Еще более значительными, и опять же напоминающими период НЭПа, были разительные изменения в стиле, количестве и качестве информации, раскрываемой коммунистическим миром о себе. Эти изменения отразились в более широком доступе иностранных гостей в Советский Союз и большинство стран Восточной Европы. Они совпали по времени с докладом Шелепина и интенсивной подготовкой программы операций по политической дезинформации. Совпадение по времени помогает объяснить эти изменения.
8 Источники информации
В ПРЕДЫДУЩИХ ГЛАВАХ было подробно описано, как программа, стратегия, организация и оперативная философия в центре международного коммунизма развивались в период с 1957 по 1960 год. Как случилось, что западный мир почти полностью не смог обнаружить эти изменения и воспринять их значение? Чтобы найти ответ на этот вопрос, необходимо начать с изучения источников информации, доступных для западных аналитиков.
Западные источники
Основными западными источниками информации о коммунистических странах являются:
• Секретные агенты западных разведслужб.
• Перехват и расшифровка коммунистических коммуникаций.
• Наблюдение за коммунистическими посольствами и официальными лицами в некоммунистических странах.
• Фотографические и другие наблюдения за промышленными объектами, ракетными площадками, передвижениями войск и т.д. с западных самолетов и спутников, пролетающих над коммунистической территорией.
• Мониторинг ядерных и ракетных испытаний с помощью технических устройств.
• Личные наблюдения западных дипломатов, журналистов и визитеров в коммунистических странах.
• Неофициальные контакты в этих странах западных дипломатов, журналистов и других посетителей.
• Ученые, занимающиеся вопросами коммунизма.
• «Внутренние эмигранты» или доброжелатели в коммунистических государствах.
• Беженцы из коммунистических стран и партий и, в частности, бывшие чиновники и агенты их разведслужб.
Эти источники различаются по своей значимости и надежности, по степени доступа, который они предоставляют, и по тому, как их нужно интерпретировать.
Поскольку коммунистические общества являются закрытыми обществами, а цели их правительств агрессивны, Западу жизненно необходимо иметь энергичные, здоровые и эффективные разведывательные службы, способные получать надежную секретную информацию стратегического характера о внутренних делах и внешней политике коммунистических стран, об их отношениях друг с другом и об их отношениях с коммунистическими партиями за пределами блока. Тайные агенты западных разведслужб потенциально являются наиболее ценными источниками информации, при условии, что они действуют добросовестно и имеют доступ к информации на уровне разработки политики. Проблема в том, что западные разведслужбы иногда принимают провокаторов за настоящих агентов, а провокаторы являются излюбленным каналом для передачи коммунистической дезинформации.
Перехват и расшифровка сообщений могут дать ценную информацию при условии, что всегда следует помнить о возможности дезинформации и правильно ее оценивать.
Аналогичным образом, наблюдение за коммунистическими посольствами и официальными лицами может быть ценным, но следует помнить, что методы, используемые западными контрразведками и службами безопасности, хорошо известны и в большинстве случаев могут быть преобразованы коммунистическим блоком в каналы для дезинформации.
Технический мониторинг ядерных и ракетных испытаний и различные формы воздушной разведки ценны, но не могут рассматриваться как самодостаточные. В силу своих ограничений, информация, которую они предоставляют, всегда должна оцениваться в сочетании с информацией из других источников. Все методы имеют свои индивидуальные ограничения. Общее ограничение, которое они все разделяют, заключается в том, что, даже если они предоставляют точную информацию о том, что присутствует и что происходит в конкретной местности, они не могут ответить на вопросы о том, почему это присутствует или происходит, кто несет ответственность и каковы их реальные намерения. Например, на основании только этих источников невозможно сказать, является ли наличие скоплений войск на китайско-советской границе свидетельством подлинной враждебности между двумя странами или свидетельством совместного намерения советского и китайского руководств создать впечатление, в целях стратегической дезинформации, что между ними существует вражда.
Личные наблюдения иностранных дипломатов, журналистов и других посетителей коммунистических стран имеют ограниченную ценность из-за контроля над их поездками и контактами. Не следует переоценивать ценность информации, полученной в результате неофициальных контактов, поскольку существует вероятность того, что эти контакты, какими бы критичными для режима они ни были, контролируются службами безопасности. Учитывая масштабы деятельности коммунистических служб безопасности, невозможно, чтобы гражданин коммунистической страны оставался в течение какого-либо времени в несанкционированном контакте с иностранцем. Расследования, столь популярные на Западе, невозможны в коммунистических странах без хотя бы молчаливого сотрудничества со стороны органов безопасности.
Западные ученые могут быть чрезвычайно ценными аналитиками при условии, что им предоставляется точная информация. Их ценность как источников не всегда велика, поскольку их визиты в коммунистические страны не обязательно дают им доступ к внутренней информации, и они, как и другие посетители, могут быть введены в заблуждение преднамеренной коммунистической дезинформацией. Их визиты также могут быть опасными.
«Внутренние эмигранты», или доброжелатели, – это граждане коммунистических стран, которые по политическим или другим причинам обращаются к иностранным дипломатам или гостям или пытаются проникнуть в западные посольства с предложением секретной информации. Они могут быть ценными источниками, но проблема в том, что на их пути стоит множество препятствий. Например, советская служба безопасности практиковала провокационный метод, при котором любого доброжелателя, пытавшегося установить контакт по телефону с американским или британским посольством в Москве, соединяли со специально обученными сотрудниками службы безопасности. Они выдавали себя за сотрудников американского или британского посольств и договаривались о встрече с доброжелателем за пределами посольства с предсказуемыми последствиями для доброжелателя. Многие доброжелатели пытались связаться с посольствами западных стран, но лишь немногим это удавалось. Даже если им это удавалось, посольства не всегда доверяли им, поскольку советские службы безопасности намеренно дискредитировали этот тип людей, посылая в посольства собственных провокаторов под видом доброжелателей.
Опыт прошлого показывает, что наиболее ценную информацию предоставляли беженцы и перебежчики из коммунистических стран и коммунистических партий. Наиболее информативными были те, кто занимал руководящие должности, такие как Троцкий, Уралов и Кравченко, или те, кто работал в органах, где реализовалась политика, такие как службы разведки и безопасности (Агабеков, Волков, Дерябин, Петровы, Растворов, Хохлов и Святло), военная разведка (Кривицкий, Рейсс, Гузенко, Ахмедов), дипломатическая служба (Бармин, Казначеев) или вооруженные силы (Токаев). Важная информация была раскрыта югославскими лидерами во время советско-югославского раскола с 1948 по 1956 год. Ценную информацию также предоставили бывшие руководящие коммунисты или коммунистические агенты, такие как Суварин, Джей Лавстон, Боркенау, Чамберс и Бентли.
Ценность информации из таких источников зависит, конечно, от степени их доступа к информации, а также от их образования, опыта, честности, степени эмоциональности и полноты их разрыва с коммунизмом. Разоблачения Троцкого имели ограниченную ценность, поскольку он порвал не с коммунизмом, а со Сталиным. То же самое можно сказать и о югославских лидерах. На некоторую информацию о беженцах влияет эмоциональность. В период холодной войны часть литературы о коммунизме, опубликованной на Западе, была искажена по пропагандистским соображениям и может использоваться лишь с осторожностью.
Прежде всего, ценность информации, полученной от перебежчиков и беженцев, зависит от их добросовестности, поскольку обычной практикой коммунистических служб безопасности и разведки является отправка провокаторов за границу под этим прикрытием, чтобы действовать в качестве каналов дезинформации.
Коммунистические источники
Коммунистические источники должны рассматриваться как отдельная категория. Их можно разделить на официальные, неофициальные и «секретные» коммунистические источники. Официальными являются:
• Опубликованные отчеты международных совещаний коммунистических правительств и коммунистических партий внутри и вне блока.
• Публичная деятельность и решения партий, правительств и министерств отдельных коммунистических стран.
• Публичная деятельность и выступления коммунистических лидеров и других официальных лиц.
• Коммунистическая пресса: книги, периодические издания и другие публикации.
• Официальные коммунистические контакты иностранных дипломатов, журналистов и других посетителей.
• Общественная деятельность и решения коммунистических партий в некоммунистических странах.
Неофициальными коммунистическими источниками являются:
• Неофициальные выступления и не записанные комментарии коммунистических лидеров и официальных лиц.
• Неофициальные контакты в коммунистических странах иностранных дипломатов, журналистов и других посетителей.
• Настенные плакаты в Китае и подпольные издания в других коммунистических странах, такие как самиздат в Советском Союзе.
• Книги коммунистических ученых.
«Секретные» коммунистические источники – это случайные, часто ретроспективные, утечки или разглашения коммунистической стороной, иногда в документальной форме, информации, к которой ранее относились как к секретной. Они часто связаны с полемиками между членами коммунистического блока и могут охватывать:
• Секретную деятельность, обсуждения и решения руководящих органов блока.
• Секретную деятельность, обсуждения и решения партий, правительств и министерств отдельных коммунистических стран.
• Тайную деятельность и выступления коммунистических лидеров и чиновников.
• Секретные партийные и правительственные документы, особенно партийные циркуляры для рядовых членов.
Анализ информации из коммунистических источников
Не следует игнорировать или переоценивать возможности получения достоверной информации о коммунистическом мире из коммунистических источников. Очевидно, что не все появляющиеся в коммунистической прессе материалы являются ложными или искаженными в целях пропаганды или дезинформации. Хотя и то, и другое присутствует в значительной степени, коммунистическая пресса отражает также, во многом точным образом, сложную жизнь и деятельность коммунистического общества. Партия и население информируются через прессу о важных партийных и правительственных решениях и событиях; они также мобилизуются и направляются через прессу на осуществление этих решений.
По этим причинам изучение коммунистической прессы важно для Запада. Но проблема для западных аналитиков заключается в том, чтобы отличать фактическую информацию от пропаганды и дезинформации, которые можно найти в прессе. Здесь мешают определенные западные тенденции: тенденция рассматривать определенные коммунистические проблемы как отражение вечных, неизменных мировых проблем; тенденция считать, что изменения в коммунистическом обществе происходят спонтанно; тенденция интерпретировать события в коммунистическом мире на основе опыта, понятий и терминологии западных систем.
Несомненно, в коммунистической политике действуют вечные и универсальные элементы (у Сталина действительно было что-то общее с другими тиранами, которые не были коммунистами). Некоторые события в коммунистическом мире происходят спонтанно (примером может служить венгерское восстание), и есть некоторые сходства между развитием событий в коммунистическом и некоммунистическом мирах. Важнее отметить, что в коммунистическом движении и его режимах существует определенная идеологическая, политическая и оперативная преемственность, специфические элементы которой не следует упускать из виду или игнорировать. Существует более или менее постоянный набор факторов, отражающих суть коммунизма и отличающих его от любой другой социальной или политической системы, и есть определенные постоянные проблемы, с которыми коммунисты справляются с разной степенью неудачи и успеха. Этими факторами и проблемами являются, например, классовая идеология, национализм, внутриблоковые и межпартийные отношения, интернационализм, ревизионизм, борьба за власть, преемственность в руководстве, чистки, политика в отношении Запада, тактика партии, природа кризисов и неудач в коммунистическом мире, и применяющиеся к ним решения или корректировки. Упускать из виду то, что является специфически коммунистическим в содержании и решении всех этих проблем, значит впадать в ошибку. Например, попытка объяснить чистки 1930-х годов с точки зрения психологического склада Сталина было бы поверхностным. Не менее ошибочным был бы анализ с западной точки зрения национализма, который, несомненно, существует в коммунистическом мире.
Даже те западные эксперты, которые признают специфическую природу и непрерывность коммунистических режимов и преодолели три вышеупомянутые тенденции, часто проявляют четвертую тенденцию, которая заключается в применении стереотипов сталинского периода к последующим событиям в коммунистическом мире, тем самым не принимая во внимание возможность корректировки коммунистических режимов и принятия более рационального подхода к стоящим перед ними постоянным проблемам. Исторически сложилось так, что коммунистические и идеология и практика показали их способность к гибкости и успешной адаптации к обстоятельствам: НЭП Ленина является хорошим примером. В коммунистической системе присутствуют и непрерывность, и изменения; и то, и другое отражается в коммунистической прессе.
Поэтому анализ коммунистической прессы важен для понимания коммунистического мира, но только если он сделан правильно. Знание коммунистической истории и понимание постоянных факторов и проблем, а также способов их решения в различные исторические периоды является необходимым. Также – а это до сих пор на Западе отсутствовало почти полностью – необходимо понимание роли и характера коммунистической дезинформации в тот или иной период и ее эффект на достоверность и надежность источников.
9 Уязвимость западных оценок
УЧИТЫВАЯ, ЧТО КОММУНИСТИЧЕСКИЕ РЕЖИМЫ ПРАКТИКУЮТ ДЕЗИНФОРМАЦИЮ в мирное время в масштабах, не имеющих аналогов на Западе, очень важно определять следуемую модель дезинформации, если западные исследования и оценки хотят избегать серьезных ошибок. Как только модель будет определена, она обеспечит критерии для различия надежных от ненадежных источников и подлинную информацию от дезинформации. Определить закономерность сложно, если не невозможно, если нет надежной внутренней информации.
Здесь следует отметить различие между коммунистическими и западными источниками. Все коммунистические источники постоянно доступны как естественные каналы для коммунистической дезинформации. Западные источники в целом менее доступны как каналы, но могут стать таковыми в той или иной степени в зависимости от того, известно или нет их существование коммунистической стороне. С коммунистическими источниками проблема – обнаружить, как они используются для дезинформации. С западными источниками проблема двоякая: определить, были ли они скомпрометированы коммунистической стороной, и если да, то используются ли они в целях дезинформации.
Поскольку западные источники в целом менее уязвимы, чем коммунистические, для использования в целях дезинформации, они, как правило, считаются более надежными, чем коммунистические, которые полностью открыты для использования. Однако, если западные источники скомпрометированы (и особенно если Запад не знает или не хочет признавать, что они были скомпрометированы), они могут стать ненадежными и даже опасными. И наоборот, если известна модель дезинформации и используется адекватный метод анализа, даже коммунистические источники могут выявить надежную и значимую информацию.
Идеальная ситуация для Запада – это когда его разведслужбы имеют надежные источники информации на уровне принятия решений, когда Запад применяет адекватные методы анализа к коммунистическим источникам и когда известна модель коммунистической дезинформации. Эти три фактора влияют друг на друга к взаимной выгоде. Внутренние источники предоставляют информацию, влияющую на адекватность западного анализа; они также помогают определить модель дезинформации и своевременно предупредить о любых изменениях в ней. Установленная модель дезинформации и правильный анализ коммунистических источников вместе ведут к точной оценке западных секретных источников и выявлению среди них испорченных.
Однако проблема заключается в том, что эффективность западных разведывательных служб нельзя считать само собой разумеющейся. Помимо общих препятствий для получения надежной внутренней информации высокого уровня о коммунистическом мире, существуют особые риски компрометации надежных источников в результате их собственных ошибок или проникновения коммунистов в западные разведслужбы. Некоторые западные источники – например, подслушивающие устройства – могут быть обнаружены и использованы коммунистической стороной в целях дезинформации без проникновения в соответствующие западные службы. Но основным фактором, который нанес ущерб эффективности западных служб, было проникновение в них коммунистических оппонентов; что скомпрометировало западные источники и позволило коммунистической стороне использовать их в качестве каналов для дезинформации.
Если западные разведывательные службы теряют свою эффективность и сами становятся каналами для коммунистической дезинформации, это, в свою очередь, наносит ущерб западному анализу коммунистических источников и приводит к неспособности обнаружить модель коммунистической дезинформации и любые изменения в ней. Когда все три фактора – способность Запада получать секретную информацию, способность Запада интерпретировать коммунистические источники и способность Запада понимать дезинформацию – сами негативно подвергаются последствиям проникновения и дезинформации, тогда весь процесс западного восприятия коммунистических дел становится неэффективным, а реальные проблемы и реальные изменения в коммунистическом мире невозможно отличить от фиктивных и обманчивых. Сомнительная информация из официальных, неофициальных или «секретных» коммунистических источников подтверждает или подтверждена дезинформацией, поступающей через скомпрометированные западные секретные источники. Информация, преднамеренно сливаемая коммунистической стороной, принимается Западом как достоверная. Подлинная информация, случайно полученная Западом, может быть поставлена под сомнение или отвергнута. Таким образом, ошибки в западных оценках становятся не только серьезными, но и необратимыми, если и пока не будет правильно установлена модель дезинформации. Критическое состояние процесса оценки на Западе тем серьезнее, что оно не признается и не диагностируется. Если западные оценки коммунистического мира ошибочны, то за этим последуют просчеты и ошибки в политике Запада. Эти просчеты и ошибки используются коммунистической стороной в своих интересах. Когда это происходит и западные ошибки признаются общественностью, политики, дипломаты и ученые, связанные с этими ошибками, дискредитируются, и создается основа для возникновения экстремистских течений. Очевидным примером является подъем маккартизма в США после провала американской послевоенной политики в Восточной Европе и Китае.
Последствия различных форм дезинформации
Характер западных просчетов зависит в значительной степени от модели коммунистической дезинформации. Во время кризиса коммунистической системы, когда используется модель дезинформации «фасад и сила», Запад путается насчет реальной ситуации в коммунистических странах и не воспринимает слабость их режимов. Убедительный, но надуманный фасад монолитного единства строится вокруг реальных взрывоопасных реалий коммунистического мира. Как бы ни был надуман этот фасад, западные наблюдатели и даже правительства могут принять его за чистую монету. Их переоценка силы и сплоченности кажущегося монолита мешает им предпринять надлежащие шаги для использования действительного кризиса в коммунистическом мире.
Кризис в блоке, 1949-56 гг.
Несомненно, на Западе существовало определенное осознание трудностей в коммунистическом мире в годы, непосредственно предшествовавшие и последовавшие за смертью Сталина. Но дезинформация «фасад и сила» успешно скрывала существование подлинных китайско-советских разногласий между 1950 и 1953 годами; она также скрывала остроту революционной ситуации в Восточной Европе. Если бы глубина кризиса там была более полно оценена на Западе, можно было бы ожидать более активной и полезной западной реакции на события в Польше и Венгрии; возможно, часть или вся Восточная Европа была бы в целом освобождена.
В ходе реализации долгосрочной политики используется модель дезинформации «слабость и эволюция». Снова, Запад вводится в заблуждение относительно реальной силы коммунистических режимов и, на этот раз, относительно их политики. Создается убедительная картина упадка идеологии и появления конкурирующих национальных образований в коммунистическом мире. Хотя эта картина ложна и сознательно проецируется коммунистическими режимами, она может быть принята Западом за чистую монету как точное отражение спонтанно происходящих политических событий. На этой основе Запад склонен недооценивать силу и сплоченность коммунистического мира и не замечать необходимости принятия надлежащих оборонительных мер. Более того, его можно ввести в заблуждение, заставляя предпринимать наступательные шаги, которые непреднамеренно служат целям коммунистической политики и предоставляют возможности для будущей эксплуатации коммунистической стороной в ущерб Западу.
Из двух моделей дезинформации, вторая потенциально имеет более серьезные последствия для Запада, поскольку в случае успешного применения она может негативно повлиять на западные наступательные и оборонительные меры; первая же препятствует только западным наступательным мерам и служит для укрепления его обороны.
Вторая мировая война
Во время Второй мировой войны советскому экспансионизму помогала дезинформация. Ни в коем случае не ставя под сомнение необходимость антифашистского альянса между Советским Союзом и западными союзниками в военное время, правомерно отметить, что этот альянс был успешно использован Советским Союзом для достижения своих собственных политических целей. Есть простор для подробного исторического исследования методов и каналов, использованных советским режимом для влияния и дезинформации американского и британского правительств до Тегеранской и Ялтинской конференций насчет реальной природы советского режима и его намерений. Американские и британские архивы должны бы предоставить дополнительную информацию о влиянии советских агентов в Госдепе США и МИД Великобритании, таких как Дональд Маклейн и Гай Бёрджесс.23 Между тем, можно сделать несколько замечаний, иллюстрирующих использование тем упадка идеологии, роста националистического влияния, и разобщенности и нехватки сотрудничества между коммунистическими партиями.
В период военного альянса идеологическая критика США и Великобритании практически исчезла из советской прессы. Революционная идеология, хотя и не была полностью оставлена, была смягчена. Прославлялись старые русские традиции; в Красной Армии были восстановлены бывшие царские звания и награды. Было проявлено новое уважение к религии; в 1943 году Сталин провел публичную аудиенцию для предстоятелей Русской церкви. Были подчеркнуты общие опасности, стоящие перед Советским Союзом и Западом, и их общая заинтересованность в выживании, а также описана основа для будущего сотрудничества. Западным государственным деятелям и дипломатам говорили, что послевоенная либерализация советского режима и его превращение в национальное государство западного типа неизбежны; им даже льстила мысль, что эти изменения произойдут под западным влиянием. Принятие Советским Союзом Атлантической хартии в 1941 году и подписание Декларации Объединенных Наций 1 января 1942 года следует рассматривать как часть усилий, направленных на повышение западных ожиданий относительно благоприятного развития событий в Советском Союзе. Но самым ярким и значительным обманом, призванным скрыть продолжающееся активное сотрудничество между компартиями и убедить западных союзников в том, что революционные цели были оставлены, стал роспуск Коминтерна в мае 1943 года, за шесть месяцев до Тегеранской конференции. С этим обманом были связаны темы о том, что Советский Союз и Красная Армия сражаются только за освобождение Восточной Европы от фашизма и не думают об установлении коммунистических режимов в этом регионе.
10 Успехи коммунистической разведки, провалы Запада и кризис западных исследований
НЫНЕ, западные усилия по получению секретной политической информации о коммунистическом мире, западные попытки анализировать информацию из коммунистических источников, западные способности различать надежные и ненадежные источники – между подлинной информацией и дезинформацией – все, похоже, страдают, по крайней мере, от временной потери эффективности. Такое положение дел является симптомом проникновения в западные разведывательные службы своих коммунистических оппонентов.
Западная разведка не всегда была безуспешной. Во время послесталинского кризиса коммунистические службы разведки и безопасности были слабы. Было настроено больше людей для помощи Западу; в 1954 году дезертировали пять сотрудников советской разведки. Хотя Запад так и не смог полностью раскрыть степень проникновения коммунистической разведки в свои правительства и общества, западная разведка все же имела некоторые надежные источники с доступом к органам формирования политики в коммунистических странах. Но по мере того, как коммунистический мир выходил из кризиса, его разведка и службы безопасности восстанавливали свою силу и эффективность. Усилия по проникновению в западные правительства в целом и западные службы разведки и безопасности в частности, не прекращавшиеся с 1917 года, были успешно оживлены. Здесь не место для детального изучения проблемы; тем не менее, необходимо привести несколько примеров, иллюстрирующих аргументацию.
Из своей службы в отделе НАТО Информационного управления Первого главного управления КГБ в 1959-60 годах, автор знает, что в то время советские и блоковые разведслужбы имели агентов в министерствах иностранных дел большинства стран НАТО, не говоря уже о министерствах многих не входящих в НАТО стран. Это означало, что советские лидеры и их партнеры были почти так же хорошо информированы о внешней политике западных правительств, как и сами эти правительства.
Симптомами глубины и масштаба проникновения стали дела бывшего чиновника британского Адмиралтейства Вассалла; бывшего шведского военного атташе в Советском Союзе, а затем в США полковника Веннерстрёма; бывшего высокопоставленного сотрудника штаб-квартиры НАТО в Париже полковника Пака; а также сорока скрытых микрофонов, запоздало обнаруженных в американском посольстве в Москве в 1964 году.
Имеются также поразительные публичные свидетельства коммунистического проникновения в западные разведслужбы. Британским службам безопасности и разведки, старейшим и наиболее опытным на Западе, был нанесен серьезный ущерб Блантом, Филби, Блейком и другими, которые работали на советскую разведку внутри них в течение многих лет, прежде чем были раскрыты.
Разоблачение кольца Фельфе в немецкой разведке в 1961 году показало, что эта служба была проникнута Советами с момента ее возрождения в 1951 году.
Подробная информация автора об обширном советском проникновении во французскую разведку в течение длительного периода времени была передана соответствующим французским властям, которые смогли нейтрализовать это проникновение.
Американская разведка пострадала от советского проникновения в службы союзников, с которыми она сотрудничала. В 1957-58 годах американская разведка потеряла важного секретного агента в Советском Союзе, подполковника Попова, в результате проникновения КГБ.24
В частности, поскольку проблема дезинформации не была понята, сомнительно, что адекватно учитывается компрометация источников в результате известных случаев коммунистического проникновения в западную разведку.
Факторы успеха коммунистической разведки
Три основных фактора способствуют успехам коммунистических разведслужб против Запада. Во-первых, они действуют в гораздо бо́льших масштабах. Разведывательный потенциал разведки тоталитарных режимов всегда выше, чем у демократических, поскольку они полагаются на политический сыск для обеспечения своей внутренней стабильности. Решимость коммунистических режимов продвигать свою систему в других странах влечет за собой расширение роли их разведслужб за рубежом. Соответственно, коммунистические режимы более серьезно относятся к работе по разведке и безопасности и выделяют на нее больше человеческих и финансовых ресурсов, чем демократии. В Советском Союзе сотрудники могут быть обучены по этим предметам до уровня, эквивалентного университетской степени. Их поощряют расширять свои сети информаторов в массовом масштабе как на своей территории, так и за ее пределами.
Во-вторых, коммунистические лидеры осознают важность хорошей работы безопасности для их выживания и конструктивный вклад, который хорошая разведка может внести в успех их международной стратегии. Поэтому коммунистические службы разведки и безопасности освобождены от сложных, если не сказать невозможных ограничений, наложенных на деятельность их аналогов в демократических странах. Они занимают официально признанное и почетное место в коммунистических учреждениях. У них нет проблем с прессой или общественным мнением в своих странах. Они могут позволять себе быть более агрессивными, особенно при вербовке новых агентов.
Третий, и, возможно, самый важный фактор заключается в том, что с 1958-60 гг. объединенные ресурсы разведки и безопасности всего коммунистического блока были призваны коммунистическими правительствами играть влиятельную роль в реализации новой долгосрочной блоковой политики, взяв на себя активную политическую роль, что повлекло за собой предоставление западным разведслужбам тщательно отобранной «секретной» информации изнутри коммунистического мира.
Дополнительным свидетельством потери эффективности западной разведки является то, что это изменение в роли коммунистических разведслужб практически осталось без внимания на Западе, как и значение двух совещаний ведущих сотрудников КГБ в Советском Союзе в 1954 и 1959 годах. До сих пор не было никаких признаков осознания нового аспекта проблемы, связанного с участием коммунистических разведок в стратегической дезинформации. Это похоже указывает на то, что какие бы секретные западные источники ни существовали, они не сообщали об этом.
Устаревшие западные методы анализа коммунистических источников
До сих пор западные аналитики обычно использовали метод содержания для анализа коммунистических источников, в основном коммунистической прессы и периодических изданий. Поскольку правила были сформулированы бывшим немецким коммунистом Боркенау, этот метод часто называют методом Боркенау. Не ставя под сомнение интеллект или честность западных аналитиков, следует усомниться в том, что они продолжали и почти исключительно полагались на его метод после того, как были приняты новая долгосрочная политика блока и систематическое использование дезинформации.
Основные правила метода Боркенау можно сформулировать следующим образом:
• Не поддавайтесь фасаду коммунистической пропаганды и не отвлекайтесь на пустое словоблудие коммунистических заявлений, чтобы определить реальные проблемы и реальные конфликты в коммунистических обществах.
• Интерпретируйте эти вопросы и прогнозируйте возможное развитие событий в коммунистическом мире до того, как они станут достоянием общественности.
• Ищите подсказки для толкования событий в коммунистическом мире в национальной и местной коммунистической прессе в объявлениях о назначениях или увольнениях должностных лиц и в некрологах.
• Проведите детальное сравнение выступлений ведущих коммунистов в одной и той же стране и в разных странах в поисках существенных различий, особенно в акцентах и подходе к доктринальным проблемам.
• Проводите аналогичные подробные сравнения между коммунистическими газетами, другими изданиями и передачами в одной и той же стране и в разных странах с одной и той же целью.
• Интерпретируйте текущие события в свете знаний о старых партийных противоречиях.
• Уделяйте особое внимание борьбе за личную власть; прослеживайте биографии и карьеры партначальников и изучайте группировку их последователей.
Этот метод был действенным и эффективным для периода диктатуры Сталина и для борьбы за власть, последовавшей за его смертью. Ликвидация Сталиным группы Жданова в 1948-49 годах, существование китайско-советских разногласий в сталинский период и «победа» Хрущева над большинством в Президиуме в июне 1957 года – все эти факты поддавались более или менее точному толкованию и оценке с помощью этих средств.25 Фракционность, политические споры, политическое маневрирование, борьба за власть – все это были реальные проблемы того времени, и анализ их по линии Боркенау оправдал себя и дал ключ к пониманию реалий коммунистического мира и его политики.
В начальный послесталинский период, с 1953 по 1957 год, самый стихийный и неконтролируемый период в истории коммунизма, произошли некоторые новые события. Подлинный национализм и ревизионизм приобрели значительные масштабы. Возникли различные группы интересов (военные, партия и техническая администрация), вместе с группами сталинистов и умеренных, либералов и консерваторов. Эти новые факторы были приняты во внимание западными аналитиками, которые соответствующим образом изменили свою технику.
Однако стихийный период закончился с восстановлением власти коммунистических партий в блоке. Корректировки в коммунистическом мире изменили первоначальное значение и смысл различных факторов, изучаемых западными аналитиками. Поскольку последние не смогли осознать эти корректировки, их метод анализа коммунистических источников оказался несостоятельным.
Принятие долгосрочной политики прочно утвердило принцип коллективного руководства, положило конец реальной борьбе за власть, обеспечило решение проблемы преемственности в руководстве и создало новую основу для отношений между различными членами коммунистического блока. Если методы оценки национализма и ревизионизма были актуальны в кризисный период с 1953 по 1956 год, когда произошла потеря советского контроля над сателлитами и возникли стихийные восстания, в частности в Польше и Венгрии, то они перестали быть актуальными после того, как лидеры коммунистических партий и правительств получили тактическую независимость и все они, включая югославов, взяли на себя обязательства по новой долгосрочной политике блока и международной коммунистической стратегии. Силы национализма и ревизионизма перестали определять коммунистическую политику где бы то ни было; коммунистическая политика определяла то, как их можно использовать. Именно потому, что это фундаментальное изменение было успешно скрыто от западных наблюдателей, последующий западный анализ советско-албанских, советско-югославских, советско-румынских, советско-чехословацких, советско-китайских и советско-польских отношений, основанный на старой, устаревшей методологии, стал опасно вводящим в заблуждение.
Восстановление партийной власти положило конец влиянию групп интересов. Это можно проиллюстрировать на примере группы военных. При Сталине военные были потенциально важной группой, поскольку подвергались преследованиям с его стороны. Они знали все о методах Сталина на личном опыте. По этой причине антипартийный шаг военных всегда был возможен. Во время борьбы за власть с 1953 по 1957 год партийный контроль над советскими военными был слабым, и военные сыграли значительную роль сначала в смещении неугодных лидеров, таких как Берия, а затем, через Жукова, в «победе» Хрущева над оппозицией. После смещения Жукова, военные попали под более надежный партийный контроль и были избавлены от угрозы преследования. Точно так же партийный контроль над военными в Китае был подтвержден с 1958 года. Военные не могут и не формируют политику ни в одной из стран. «Открытие» западными аналитиками военной группы давления в Советском Союзе в 1960 году и акцент на роли бывшего министра обороны Китая Линь Бяо были ошибочными. Военные лидеры, как и так называемые технократы, все являются членами партии, находящиеся под контролем партийного руководства. В своих отдельных областях они все являются активными участниками реализации долгосрочной политики.
После того, как коллективное руководство было учреждено в Советском Союзе и подтверждено в китайской партии в 1959-60 годах, фракционность потеряла свое значение. Больше не могло быть реальных групп сталинистов, неосталинистов, хрущевцев или маоистов, но такие группы могли быть выдуманы, если того требовали политические соображения. Фактор личности в руководствах коммунистических партий приобрел новое значение. Личный стиль и идиосинкразии лидера больше не определяли коммунистическую политику; напротив, долгосрочная блоковая политика стала определять действия лидеров и использовать их различия в личности и стиле в своих целях. Сталин использовал культ личности для установления своей личной диктатуры; Мао использовал его, отчасти, чтобы скрыть реальность коллективного руководства. Поскольку принятие общей долгосрочной политики также решило проблему преемственности, борьба за власть потеряла свое прежнее значение и стала частью рассчитанной и контролируемой демонстрации различий и разобщенности внутри блока. Существование подлинных групп сталинистов и либералов, сторонников жесткой линии и умеренных в Советском Союзе столь же иллюзорно, как и существование просоветских и антисоветских групп или групп консерваторов и прагматиков в китайском руководстве. Верно, что в обоих руководствах были представители старшего и младшего поколений, но попытки найти различия в идеологии или политике разных поколений не могут быть подкреплены вескими доказательствами. Оба поколения в обеих партиях были и остаются в равной степени приверженцами долгосрочной политики 1958-60 годов.
Когда в Советском Союзе шла реальная борьба за власть, имело смысл просматривать коммунистическую прессу в поисках подсказок, намеков и существенных упущений, прочитать завуалированную критику между строк или найти расхождения в акцентах по тому или иному вопросу в разных газетах или у разных лидеров в одной партии или в разных партиях. Это имело смысл, особенно в годы до и после смерти Сталина. Однако после 1960 года продолжать анализ в этом направлении стало не только бесполезно, но и решительно опасно, поскольку стратеги блока знали все о технике Боркенау и его клише и использовали свои знания при планировании стратегической дезинформации. Они знали все ориентиры, на которые полагались сторонники метода Боркенау в своем понимании работы коммунистической системы; они знали, какую завороженность вызывают фактические и потенциальные расколы в коммунистическом мире; они знали, когда и как бросать намеки в прессе или в частных беседах, наводя на видимые сдвиги в балансе между видимыми соперничающими группами в руководстве; они знали, где и как разглашать тексты тайных выступлений и дискуссий, отражающих видимые разногласия между партиями; и, наконец, они научились вести подконтрольные публичные полемики между партийными лидерами достаточно реалистично для убеждения внешнего мира в реальности советско-албанской и китайско-советской враждебностей и в то же время сохраняя и укрепляя единство действий внутри блока в соответствии с взаимно согласованной долгосрочной политикой и стратегией.
Западная неспособность обнаружить дезинформацию и ее нынешнюю модель
Традиционная методология склонна считать секретный источник надежным, если информация, которую он предоставляет, в целом согласуется с другими открыто доступными сведениями; и наоборот, источник, сообщающий информацию, которая противоречит общепринятому взгляду на ситуацию в коммунистическом мире, должен быть отброшен или отвергнут. В отсутствие дезинформации эта методология была бы действенной. Но доклад Шелепина в мае 1959 года ознаменовал собой возобновление систематической программы дезинформации. Действительно, в конце 1960-х годов рост активности коммунистической дезинформации, в основном тактического характера, связанной с фабрикацией и утечкой коммунистической стороной предполагаемых западных документов, привлек внимание Запада и был доложен ЦРУ Конгрессу США. Но дело в том, что когда Шелепин представил свой доклад на совещании КГБ в 1959 году, у Запада, видимо, не было источников, способных сообщить о нем; его содержание и последствия оставались неизвестными и неисследованными ни одной западной разведслужбой, пока не рассказал о них автор. Принимая во внимание публичные ссылки на долгосрочную политическую роль КГБ на XXI съезде КПСС, добросовестность любого источника или перебежчика из КГБ, описавшего совещание КГБ 1959 года и доклад Шелепина на ней как рутину, вызывает серьезные сомнения.
Западу не только не хватало конкретной информации о докладе Шелепина; коммунистическое использование дезинформации в целом постоянно недооценивалось на Западе, и предназначение модели «слабость и эволюция» практически неизвестно.26 Если бы Запад знал о докладе Шелепина и воспринял его последствия, западная методология должна была бы перевернуться, и, вероятно, перевернулась бы; осознали бы, что надежный источник может дать противоречащую общепринятой картине информацию. Коммунистическая концепция тотальной дезинформации подразумевает использование всех доступных каналов для передачи дезинформации, то есть всех коммунистических источников и всех западных источников, за исключением, очевидным образом, неизвестных коммунистической стороне и неподходящих по некоторым практическим причинам. Если коммунистические и западные источники отражают один и тот же образ коммунистического мира, то это хороший признак того, что западные, так же как и коммунистические, источники успешно используются в целях дезинформации.
На фоне превосходства усилий коммунистической службы безопасности и разведки и ее известных успехов в проникновении в западные разведслужбы, шансы на выживание надежных и бескомпромиссных западных тайных источников на стратегическом политическом уровне в коммунистическом мире очень малы. Если бы, несмотря на все трудности, такой источник выжил, он должен был бы предоставить информацию, расходящуюся с информацией из всех других источников. В то время, когда использовалась модель дезинформации «фасад и сила», надежный источник на нужном уровне должен был бы привлечь внимание к существованию критической ситуации в коммунистическом мире, которую коммунистическая сторона стремилась скрыть. И наоборот, после того, как в 1958-60 годах была вновь введена модель «слабость и эволюция», надежный секретный источник должен был бы обратить внимание, в отличие от других источников, на лежащую в основе силу и координацию коммунистического мира. Поскольку Запад не смог узнать или понять коммунистическую дезинформацию после 1958 года, он не смог изменить свою методологию; поскольку он не смог изменить свою методологию, он продолжал принимать как подлинную информацию из всех источников, как коммунистических, так и западных, отражающих разобщенность и замешательство в коммунистическом мире. Тот факт, что все источники, как западные, так и коммунистические, продолжают рассказывать практически одну и ту же историю по этому вопросу, является хорошим признаком того, что усилия по дезинформации были всеобъемлющими и эффективными. Самым опасным последствием неспособности Запада обнаружить и понять коммунистическую дезинформацию и ее модели является то, что в отсутствие какого-либо корректирующего влияния со стороны надежных западных секретных источников, версия событий, передаваемая через коммунистические источники, все чаще принимается за правду. Традиционные западные взгляды на китайско-советский «раскол», «независимость» Румынии и Югославии, «Пражскую весну», еврокоммунистическое диссидентство и другие темы, обсуждаемые во второй части, были разработаны для Запада и переданы ему коммунистическими стратегами.
11 Ошибки Запада
ПРОВАЛ ЗАПАДНЫХ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫХ СЛУЖБ в приспособлении своих методологий для учета изменений в коммунистической политике и стратегии в период 1957-60 гг. и повторного введения дезинформационной модели «слабость и эволюция» означил, что эти службы потеряли способность производить или вносить вклад в точные и сбалансированные оценки ситуации в коммунистическом мире; они невольно стали проводниками дальнейшего распространения дезинформации, преднамеренно скормленной им их коммунистическими противниками. Поскольку они не смогли передать адекватные предупреждения ни о мобилизации разведывательного потенциала блока для политических действий, ни о методах и моделях дезинформации, неудивительно, что западные дипломаты, ученые и журналисты не обратили внимания на расчетливую подачу дезинформации через средства коммуникации и все чаще принимали за чистую монету «разглашения», сделанные им коммунистическими лидерами и официальными лицами в неофициальных, незаписанных разговорах.
Принятие нового вида дезинформации, начиная с 1958 года, отнюдь не было всеобщим и немедленным. По крайней мере, до 1961 года существовали, в общем, две школы мысли среди серьезных западных исследователей коммунистических дел. Были те, кто на основе своего долгого опыта и знакомства с коммунистическими двуличностью и обманом, и своего интуитивного недоверия к свидетельствам и «утечкам», исходящим из коммунистических источников, скептически относились к ранним проявлениям расхождений и расколов в коммунистическом мире и предостерегали от некритического принятия этих проявлений за чистую монету. Скептицизм в отношении подлинности китайско-советских разногласий по-разному и на разных основаниях выражали, в частности, W. A. Douglas Jackson, J. Burnham, J. Lovestone, Natalie Grant, Suzanne Labin и Tibor Mende. Например, Джексон писал: «Во второй половине 1959 года и в течение 1960-о, в результате различных мнений, выраженных в заявлениях, опубликованных в Пекине и Москве, идея о возможном разрыве между двумя державами [получила] значительный импульс в некоторых западных столицах. Желание увидеть развитие конфликта между КНР и СССР вполне законно, но оно может ослепить Запад к фундаментальным реалиям, если придавать чрезмерное значение кажущимся признакам разлома, когда на самом деле ничего фундаментального может не существовать.»27
Джеймс Бернхем отметил в National Review, что китайско-советский конфликт, похоже, был темой разговора, которую предпочитали коммунисты для западных государственных деятелей и журналистов во время их визитов в Москвуи Пекин; он задался вопросом, являются ли заявления о китайско-советском споре «преднамеренным обманом коммунистов, или желаемым некоммунистами, или слиянием того и другого».28
Сюзанн Лабэн повторила в своей книге мнение беженца из коммунистического Китая, доктора Тана, согласно которому китайско-советские разногласия возникли из-за разделения труда между СССР и Китаем.29
Тибор Менде, посетивший в то время Китай, предостерег от преувеличения важности существующих разногласий и заметил, что «когда Китай и Советский Союз встречаются, это не просто торг, но и согласование действий».30
Натали Грант, хорошо знакомая с историей Треста, пошла дальше, предположив, что «тщательное изучение материалов, на основании которых якобы делается вывод о наличии серьезного китайско-советского конфликта, доказывает отсутствие каких-либо объективных оснований для такого убеждения… все заявления о наличии серьезных разногласий между Москвой и Пекином по вопросам внешней политики, войны, мира, революции или отношения к империализму являются выдумками. Все они являются плодом плодовитого воображения и необоснованных спекуляций». Она также заявила, что многая часть «ошибочной информации» о китайско-советских отношениях была вдохновлена коммунистами и «напоминает о той почти забытой эпохе, когда господствовал Институт тихоокеанских отношений».31
Противоположная школа мысли применила к новой ситуации методы Боркенау и уделила большое внимание изучению так называемых «символических», или «эзотерических», свидетельств, которые начали появляться в коммунистической прессе с 1958 года, о расхождениях и доктринальных спорах между различными членами коммунистического блока.32 Эзотерические доказательства китайско-советских разногласий подкреплялись различными неофициальными заявлениями советских и китайских лидеров, такими как критические замечания Хрущева о китайских коммунах покойному сенатору Хьюберту Хамфри 1 декабря 1958 года или «откровенные признания» Чжоу Энь-лая Эдгару Сноу осенью 1960 года.33 Дальнейшая поддержка исходила от неофициальных комментариев коммунистических чиновников в Восточной Европе.34
На протяжении 1960 и большей части 1961 года мнения колебались между скептиками и верующими в эзотерические доказательства. Затем, на XXII съезде КПСС, состоявшемся в октябре 1961 года, Хрущев выступил с публичной критикой руководства албанской компартии, а Чжоу Энь-лай, руководитель китайской делегации, отказался от участия на съезде. Советско-албанский диалог перестал быть эзотерическим и стал публичным. По мере развития публичной полемики между советскими и албанскими с китайскими лидерами на Западе стали появляться ретроспективные рассказы о спорах, якобы произошедших за закрытыми дверьми на съезде Румынской компартии, состоявшемся в Бухаресте в июне 1960 года, и совещании 81 коммунистической и рабочей партии, состоявшемся в Москве в ноябре 1960 года. Наиболее заметными из этих разглашений стали статьи Edward’а Crankshaw в лондонской Observer за 12 и 19 февраля 1961 года и 6 и 20 мая 1962 года. За ними последовали публикации официальных документов и заявлений в прессах итальянской, французской, бельгийской, польской и албанской коммунистических партий. Эти материалы подтверждали и дополняли содержание статей Крэнкшоу.35
К концу 1962 года сочетание эзотерических свидетельств, публичной полемики между коммунистическими лидерами, и в основном ретроспективных свидетельств фракционности на международных коммунистических собраниях оказалось непреодолимым; признание существования подлинного раскола в коммунистическом мире стало почти всеобщим. Эзотерические и неофициальные свидетельства из коммунистических источников доказали свою надежность и точность. Была подтверждена неизменная обоснованность основных положений старой методологии, а ее практикующие были оправданы. Почву отрезали из-под ног скептиков. Некоторые изменили свое мнение. Те, кто сохранил свои сомнения, не имели веских доказательств, которыми можно было бы себя подкреплять, и им оставалось только молчать. Изучение расколов набирало обороты, создавая по пути различные личные обязательства и корыстные интересы в обоснованности анализа, который демонстрировал ускоряющийся распад коммунистического монолита. У новых исследователей, приходящих в эту область, не было ни стимулов, ни оснований для оспаривания принятой ортодоксии или для пересмотра основных положений методологии или достоверности доказательств, на которых они были основаны.
Развитие расколов в коммунистическом мире привлекает западное сознание во многих отношениях. Оно питает тягу к сенсационности; оно порождает надежды на коммерческую выгоду; оно будит воспоминания о прошлых ересях и расколах в коммунистическом движении; оно показывает, что фракционность является элементом как коммунистической, так и западной политики; оно поддерживает утешительную иллюзию, что, предоставленный сам себе, коммунистический мир распадется и коммунистическая угроза остальному миру исчезнет; и оно подтверждает мнения тех, кто на интеллектуальных основаниях отвергает притязания коммунистической догмы на предоставление уникального, универсального и непогрешимого вождя для понимания истории и проведения политики. Неудивительно поэтому, что свидетельства официальных коммунистических источников, которые противоречат образу разобщенности и беспорядка в коммунистическом мире и которые указывают или могут быть истолкованы как указывающие на продолжающееся сотрудничество между Советским Союзом, Китаем, Румынией и Югославией и продолжающуюся координацию в осуществлении долгосрочной политики блока, были отброшены или проигнорированы. В центре внимания почти всегда оказываются свидетельства разногласий. Эти свидетельства были настолько захватывающими, а западное понимание мотивов и методов коммунистической дезинформации настолько недостаточным, что все меньше и меньше внимания уделялось коммунистическому происхождению свидетельств. Практически все они были предоставлены Западу коммунистическими правительствами и партиями через их прессу и разведслужбы. Не принимая это во внимание, западные наблюдатели все глубже и глубже попадали в расставленную для них ловушку.
Нынешняя ситуация напоминает период НЭПа с одним важным отличием: в 1920-е годы западные ошибки относились только к Советской России, а сегодня ошибки относятся ко всему коммунистическому миру. Там, где Запад должен видеть единство и стратегическую координацию в коммунистическом мире, он видит только разнообразие и разложение; там, где он должен видеть возрождение идеологии, стабилизацию коммунистических режимов и усиление партийного контроля, он видит смерть идеологии и эволюцию к демократической системе или конвергенцию с ней; там, где он должен видеть новые маневры коммунистов, он видит умеренность в коммунистической политике. Коммунистическая готовность к подписанию соглашений с Западом по тактическим соображениям на обманчивой основе неверно истолковывается как утверждение национальных интересов великой державы над преследованием долгосрочных идеологических целей.
Еще две тенденции усугубили ряд западных ошибок: тенденция применять клише и стереотипы, полученные при изучении обычных национальных режимов, к изучению коммунистических стран, упуская или недооценивая идеологический фактор в их внутренних системах и отношениях друг с другом; и тенденция выдавать желаемое за действительное.
Обе тенденции способствуют некритическому принятию Западом того, что коммунистические источники, официальные и неофициальные, говорят, в частности, о китайско-советском споре. Бо́льшая часть западной литературы на эту тему объединяет исторические свидетельства о соперничестве между двумя странами, когда ими управляли цари и императоры, с противоречиями между ними в 1920-1960-е годы – и все это в попытке обосновать подлинность нынешнего спора без какой-либо серьезной попытки изучить различные факторы, действовавшие в разные периоды. Западное внимание всегда сосредоточено на расколе, а не на свидетельствах из тех же коммунистических источников, пусть и скудных, о продолжающемся китайско-советском сотрудничестве. Западные аналитики, как в правительстве, так и вне его, похоже, больше озабочены спекуляциями на тему будущих отношений между коммунистическим и некоммунистическим миром, чем критическим изучением фактов, на которых основывается их толкование событий.
Национализм был важной силой в коммунистических партиях во время последних лет жизни Сталина и в период кризиса после его смерти. От него пострадали различные партии, особенно в Югославии, Польше, Венгрии и Грузинской ССР. Важно осознать, однако, что националистическое несогласие в партиях того времени было реакцией на сталинские отступления от ленинских принципов интернационализма. После осуждения сталинской практики и внесения необходимых корректив в ведение коммунистических дел, начиная с 1956-57 годов, особенно в отношениях между КПСС и другими коммунистическими партиями, основа для националистического несогласия в этих других партиях постепенно стала исчезать. С того момента националистические чувства в соответствующих группах населения стали фактором, с которым коммунистические режимы могли бороться с помощью согласованного разнообразия тактик и расчетливого проецирования ложного образа национальной независимости коммунистических партий. Как бы то ни было, с 1957-60 годов режимы в Китае, Румынии, Югославии и Чехословакии Дубчека не были мотивированы различными видами национального коммунизма; их действия последовательно диктовались ленинской идеологией и тактикой, направленной на преследование долгосрочных интересов и целей коммунистического блока в целом, которым подчинены национальные интересы народов коммунистического мира.
Основополагающей западной ошибкой на протяжении всего времени было игнорирование принятия долгосрочной политики блока, а также роли и модели коммунистической дезинформации. Либо дезинформация вообще не принимается во внимание, либо предполагается, что используется модель «фасад и сила». В действительности же с 1958-60 годов применяется модель «слабость и эволюция». Дезинформация по этой модели заложила основу для западных ошибочных оценок коммунистического мира, которые, в свою очередь, породили ошибки в западных реакциях и политике. В результате коммунистическому миру было позволено систематически реализовать свою долгосрочную политику в течение более чем двадцати лет.
12 Новая методология
СУЩЕСТВУЮТ ДВА СПОСОБА анализа и толкования каждого из произошедших в мировом коммунизме с 1958 года главных событий, описанных во второй части. Согласно общепринятой точке зрения, основанной на старой, устаревшей методологии, каждое из этих событий является проявлением спонтанного роста расщепляющих тенденций в международном коммунизме. Новая методология приводит к радикально иному выводу: каждое из них является частью взаимосвязанной серии стратегических дезинформационных операций, направленных на реализацию долгосрочной блоковой политики и ее стратегий. Суть новой методологии, отличающая ее от старой, состоит в том, что она учитывает новую политику и роль дезинформации.
Традиционная методология часто пытается анализировать и интерпретировать события в коммунистическом мире изолированно и по годам; инициативы коммунистов рассматриваются как спонтанно возникающие попытки достижения краткосрочных целей. Но поскольку в 1957-60 годах произошла корректировка внутриблоковых отношений, а также была сформулирована и принята новая долгосрочная политика для блока в целом, правильное понимание того, что произошло в те годы, дает ключ к пониманию того, что произошло после. Первый и основной принцип новой методологии заключается в том, что отправной точкой для анализа всех последующих событий должен быть период 1957-60 годов.
Факторы, лежащие в основе новой методологии
Из уже приведенного отчета о тех годах, основанного в основном на внутренней информации, можно выделить восемь новых факторов. Только если все эти факторы и взаимодействие между ними будут поняты и учтены вместе, анализ событий последних двадцати лет может дать правильные результаты. К этим факторам относятся:
• Корректировки в отношениях между членами коммунистического блока, включая Югославию, начиная с 1957 года, и принятие общей долгосрочной политики.
• Решение вопроса о сталинизме.
• Установление коллективного руководства, прекращение борьбы за власть и решение проблемы преемственности.
• Этапы и долгосрочные цели политики.
• Исторический опыт на котором была основана политика.
• Подготовления к использованию партийного аппарата, массовых организаций, дипломатических, разведывательных и охранных служб всего блока в целях политического влияния и стратегической дезинформации.
• Принятие модели дезинформации «слабость и эволюция».
• Новая оценка коммунистическими стратегами того, как можно использовать полемику между различными членами коммунистического блока.
Из этих новых факторов можно вывести новые аналитические принципы. Каждый фактор будет рассмотрен по очереди.
До начала формулирования новой политики и в качестве одной из существенных предпосылок для ее формулирования в 1957 году были установлены новые отношения между режимами коммунистического блока. Советское господство над восточноевропейскими сателлитами и сталинские попытки вмешательства в дела китайских и югославских коммунистов были отменены в пользу ленинских концепций равенства и пролетарского интернационализма. Господство уступило место подлинному партнерству, взаимному сотрудничеству и координации в преследовании общих долгосрочных интересов и целей всего коммунистического блока и движения; учитывалось разнообразие конкретных национальных условий, в которых действовал каждый коммунистический режим и партия.
Устаревшая, традиционная методология не смогла распознать значение этого изменения; она продолжала считать, что советская партия пытается, часто безуспешно и в конкуренции с китайцами, оказывать свое влияние на другие коммунистические партии, чтобы обеспечить их соответствие советскому образцу. После осознания того, что по взаимному соглашению между 81 партией, подписавшими Заявление в ноябре 1960 года, разнообразие внутри коммунистического движения было санкционировано, легко понять, что споры и разногласия между коммунистами по поводу ортодоксальности различных тактик являются искусственными, надуманными и рассчитанными на достижение определенных стратегических или тактических целей. Новая методология исходит из того, что 81 партия приняли на себя обязательства по новой долгосрочной политике и согласились внести свой вклад в достижение ее целей в соответствии с характером и масштабом их ресурсов. Более того, поскольку разнообразие было разрешено, разделение труда могло быть между партиями, и любой из них могла быть отведена особая стратегическая роль в соответствии с ее национальной спецификой и предложением Ленина в более раннем историческом контексте, что «нам нужен громадный концерт; нам нужно выработать себе опыт, чтобы правильно распределить в нем роли, чтобы одному дать сентиментальную скрипку, другому свирепый контрабас, третьему вручить дирижерскую палочку».36 Решения 1957-60 годов дали советской, китайской, албанской, югославской, румынской, чехословацкой, вьетнамской и другим партиям разные инструменты и музыкальные партии для исполнения в симфонической партитуре. Старая методология слышит только диссонирующие звуки. Новая методология стремится воспринять симфонию как единое целое.
Новое толкование фактов, доступных из официальных коммунистических источников, приводит к выявлению шести взаимосвязанных коммунистических стратегий и иллюстрирует различные стратегические роли, отведенные разным коммунистическим партиям в рамках общего замысла.
Совещание коммунистических и рабочих партий блока в 1957 году согласилось с общей, взвешенной оценкой ошибок и преступлений Сталина и с мерами, необходимыми для их исправления. Основа для разногласий между коммунистами по вопросу о сталинизме и десталинизации была устранена; вопросы были решены. Старая методология практически не учла этого и продолжила рассматривать их как спорные вопросы между разными советскими лидерами, между Советами и китайцами и албанцами. Новая методология рассматривает сталинизм с 1958 года и далее как мертвый вопрос, который был намеренно и искусственно возрожден и использован для создания ложного образа враждующих фракций среди лидеров коммунистического блока. Понимание составных элементов десталинизации и того, как они использовались, дает ключ к пониманию коммунистической тактики и техники в остальной программе соответствующих дезинформационных операций, касающихся, например, мнимых конфликтов между югославским и советским «ревизионизмом» и китайским и албанским «сталинизмом», или «независимостью» Румынии.
Начиная с 1958 года концепция коллективного руководства постепенно расширилась и охватила гораздо больше, чем согласование политики между отдельными членами Президиума или Политбюро. Она стала охватывать всех, кто мог внести свой вклад в формулирование политики, разработку и применение путей и средств достижения ее целей, включая не только лидеров всех блоковых и некоторых более важных внеблоковых партий, но и высокопоставленных чиновников аппаратов ЦК, дипломатических и разведывательных служб, и академий наук.
Решение вопроса о сталинизме, вместе с установлением коллективного руководства в данном смысле и распространением власти вниз и связанного с ней влияния, фактически устранили основания для подлинной фракционности, борьбы за власть и проблем преемственности в руководстве коммунистических партий блока. Теперь эти явления можно было использовать в качестве объектов дезинформационных операций в поддержку долгосрочной политики, и именно в этом свете их рассматривает новая методология. Кремленологи и наблюдатели за Китаем оказались в затруднительном положении, когда продолжили пытаться рационально объяснять взлеты и падения советских и китайских лидеров с помощью устаревшей методологии, не учитывавшей дезинформацию. Согласно новой методологии, повышения и понижения в должности, чистки и реабилитации, даже смерти и некрологи выдающихся коммунистических деятелей – ранее значимые ориентиры для метода анализа Боркенау – должны быть изучены на предмет их соответствия коммунистическим попыткам представить изменения в политике как продиктованные личными, а не стратегическими или тактическими соображениями.
Традиционная методология пытается анализировать развитие ситуации и политику коммунистического мира либо с точки зрения краткосрочных целей, либо с точки зрения соперничающих, долгосрочных великодержавных национальных интересов Советского Союза и Китая. Она редко оценивает заметное влияние, особенно с 1958-60 годов, диалектического мышления на коммунистическую политику, которое часто включает в себя свои противоположности: например, коммунистическая дипломатия разрядки, подразумевающая расчетливое повышение международной напряженности по конкретным вопросам и ее последующее ослабление после достижения конкретных коммунистических целей; позор коммунистических лидеров, подразумевающий их последующую реабилитацию; преследование или принудительное изгнание диссидентов, подразумевающее их последующее помилование или возвращение на родину.
Новая методология рассматривает текущие события в связи с целями долгосрочной политики. Она рассматривает эту политику как имеющую три этапа, как и ее предшественница, НЭП. Первый этап – создание благоприятных условий для реализации политики; второй – использование непонимания политики Западом для получения конкретных преимуществ. Эти два этапа, подобно фазам электрической сети переменного тока, являются непрерывными, перекрывающимися и взаимодействующими. Начало третьего, последнего, этапа наступления знаменуется серьезным изменением коммунистической тактики в подготовке к всестороннему нападению на Запад, в ходе которого коммунистический мир, пользуясь долгосрочными стратегическими ошибками Запада, продвигается к своей конечной цели – глобальному триумфу международного коммунизма.
На первом этапе НЭПа экономические реформы использовались как для оживления экономики, так и для создания иллюзии, что Советская Россия утратила революционный импульс. Таким образом, были созданы благоприятные условия для второго этапа – стабилизации режима и получения дипломатического признания и экономических уступок от западных держав. Третий этап начался с отмены экономических реформ в 1929 году и начала идеологических наступлений внутри страны через национализацию промышленности и коллективизацию сельского хозяйства, и за пределами страны через подрывную деятельность Коминтерна. Успех как внутренних, так и внешних наступлений был предрешен искажениями сталинского режима. Соответствующие первые два этапа нынешней долгосрочной политики продолжаются уже более двадцати лет. Можно ожидать, что заключительный этап начнется в начале 1980-х годов.
Промежуточные цели политики можно кратко сформулировать следующим образом:
• Политическая стабилизация и укрепление отдельных коммунистических режимов как необходимое условие для укрепления блока в целом.
• Исправление экономических недостатков блока за счет международной торговли и приобретения кредитов и технологий у промышленно развитых некоммунистических стран.
• Создание подструктуры для конечной мировой федерации коммунистических государств.
• Изоляция Соединенных Штатов от их союзников и содействие объединенными действиями с социалистами в Западной Европе и Японии с целью обеспечения роспуска НАТО и пакта безопасности между Соединенными Штатами и Японией и становления Советского Союза с нейтральной, предпочтительно социалистической, Западной Европой и Японией против Соединенных Штатов.37
• Объединенные действия с националистическими лидерами в странах третьего мира для устранения западного влияния из этих стран в качестве предварительного условия для их поглощения в коммунистический блок.
• Обеспечение решающего сдвига в балансе политических и военных сил в пользу коммунистического мира.
• Идеологическое разоружение Запада с целью создания благоприятных условий для заключительного наступательного этапа политики и окончательной конвергенции Востока и Запада на коммунистических условиях.
Новая методология стремится видеть как события в коммунистическом мире могут быть связаны и способствуют достижению этих целей на каждом этапе политики. Решения ноября 1960 года разрешили использовать все формы тактики – правые и левые, легальные и революционные, обычные и идеологические – для достижения коммунистических целей. Соответствие советскому образцу перестало быть критерием ортодоксальности, исчезла самая мощная причина фактических и потенциальных расколов в коммунистическом мире. Поэтому новая методология рассматривает так называемые расколы как новую форму тактики и пытается понять, как они служат целям политики. Как только становится ясно, что разрешенный антисоветизм на самом деле может принести выгоду для общей коммунистической стратегии, легко понять, что антисоветизм ведущих диссидентов внутри Советского Союза и еврокоммунистов за его пределами, как и антисоветизм китайских, албанских, югославских и румынских лидеров, искусственно создан для того, чтобы служить целям долгосрочной политики.
Старая методология практически не учитывает историю НЭПа и других периодов, в которых дезинформация имела большое значение. Она поэтому не может воспринять или осветить реализацию долгосрочной политики, которая была основана в основном на пересмотре этой истории. Новая методология применяет уроки НЭПа. Элементы в них, наиболее относящиеся к 1960-м годам, и, следовательно, наиболее полезные для новой методологии в целях сравнения, были следующими:
• Стабилизация советского режима путем создания ложных, подконтрольных оппозиционных движений и эффективного использования этих движений для нейтрализации подлинной внутренней и внешней оппозиции.
• Создание благоприятных условий для проведения активной советской внешней политики, направленной на обеспечение дипломатического признания со стороны западных держав и расширение торговли с ними.
• Опыт Рапалльского договора, заключения тайного военно-политического альянса с капиталистическим государством для приобретения военных технологий.
• Успешное проецирование ложного образа Дальневосточной республики (ДВР) как независимого режима.
• Тактические советы Ленина коммунистическим партиям по преодолению их изоляции, созданию единых фронтов с социалистами и усилению их влияния в парламентах и профсоюзах.
Подлинный раскол Тито-Сталина в 1948 году десять лет спустя предоставил модель коммунистическим стратегам, на которой они могли основывать свое планирование надуманных расколов в будущем. Поэтому история советско-югославских отношений с 1948 по 1955 год предоставляет набор критериев новой методологии для оценки подлинности последующих расколов.
Решение использовать разведывательный потенциал блока в целях стратегической дезинформации, воплощенное в докладе Шелепина в 1959 году и связанных с ним документах, разрушает представление, подразумеваемое во многой части традиционной методологии, о том, что коммунистические разведслужбы занимаются исключительно шпионажем и работой по обеспечению безопасности. Новая методология учитывает доклад Шелепина и ту важную роль, которая отводится советским чиновникам, профсоюзным деятелям, ученым, священникам, академикам, художникам и другим представителям интеллигенции в реализации политики посредством оказания политического влияния. Новая методология пытается увидеть, как их деятельность и публичные заявления могут служить интересам политики.
Чтобы создать благоприятные условия для реализации этой политики, стратеги блока взяли на вооружение модель дезинформации «слабость и эволюция», успешно применявшуюся в период НЭПа в Советском Союзе и распространившуюся в 1958-60 годах на весь коммунистический блок. Поэтому новая методология диктует, что вся поступающая на Запад информация о коммунистическом мире и международном коммунистическом движении, включая еврокоммунизм, должна восприниматься в соответствии с этой моделью.
Значительный вклад в формулирование долгосрочной политики и технику дезинформации о расколах внес югославский руководитель Эдвард Кардель, чья книга «Социализм и война» была опубликована незадолго до Совещания 81 партии в ноябре 1960 года. В ней Кардель писал, что разногласия между коммунистами «не только не вредны, но и являются законом прогресса».38 По мнению Карделя, внутренняя и внешняя политика югославской коммунистической партии не может быть независимой от интересов социализма, но может быть независимой от «субъективно придуманных понятий»39 других партий, таких как КПК. Нельзя довольствоваться «толкованием того или иного явления в ходе развития простым повторением стереотипных догматических фраз».40 «При объективном анализе нужно стараться отделить субъективное от объективного, то есть не позволять лозунгам и политическим декларациям скрывать понимание реальной сути вещей».41 Тито высказал практически ту же ленинскую мысль, заявив в 1958 году, что «интернационализм – это практика, а не слова и пропаганда».42
По понятным причинам Кардель и Тито не могли открыто заявить, что надуманная полемика между коммунистическими партиями впредь будет использоваться как часть техники коммунистической дезинформации. Тем не менее, четко проведенное различие между субъективной природой полемики и объективной природой общих интересов и социалистической солидарности, выраженной в единстве действий, обеспечило теоретическую основу, на которой подлинная полемика между Тито и Сталиным могла быть трансформирована, когда того требовали интересы долгосрочной политики, в надуманную полемику между коммунистическими лидерами без угрозы для фундаментального идеологического и практического единства коммунистического мира.
Актуальное изложение точки зрения Карделя было сделано Юрием Красиным: «Полное единодушие вряд ли может быть условием совместных действий. . . . Необходимо не статичное, монолитное единство, а динамичная система взглядов и позиций, характеризующаяся различиями по отдельным вопросам, но развивающаяся на основе фундаментальных принципов марксизма-ленинизма».43
Из таких заявлений и их последствий можно вывести пять соответствующих принципов. Первый – не считать, что там, где есть полемика между коммунистами, обязательно есть и разногласия. Второй – оценивать, есть ли прочные и последовательные основания для существования разногласий. Третий – искать доказательства единства действий за разобщенностью слов, искать тайные скоординированные совместные действия явных врагов или соперников. Четвертый – искать корреляцию по времени между вспышками полемик и крупными инициативами коммунистов, переговорами с западными державами (например, ОСВ) или встречами с западными лидерами. Пятый – предпологать, что полемика является частью операции по дезинформации, и изучать ее на предмет того, может ли она, рассматриваемая в этом свете, способствовать достижению коммунистических целей. Приведем несколько очевидных примеров: обвинения Хрущева в китайском подстрекательстве к войне и ответные обвинения Китая в советском ревизионизме и пацифизме в 1960-х годах должны быть изучены на предмет того, помогли ли они создать на Западе образ Хрущева как умеренного человека, с которым можно вести переговоры о конкретных сделках. Продолжающееся исключение Югославии из коммунистического блока, несмотря на тайное участие Тито в формулировании и проведении новой долгосрочной политики, следует рассматривать в связи с укреплением авторитета Югославии как лидера движения неприсоединения в третьем мире. Советские нападки на консервативных западных лидеров в последние несколько лет следует рассматривать в сочетании с китайскими усилиями по установлению более тесных отношений с этими же лидерами. Эскалацию китайско-советских военных действий в 1969-70 годах следует рассматривать как попытку облегчить как переговоры по ОСВ между СССР и США, так и сближение Китая с развитыми индустриальными странами. Короче говоря, изучение полемик, если их прочитывать как дезинформацию, может пролить свет не на существование расколов, а на долгосрочную политику и стратегические интересы, которые видимые расколы призваны продвигать.
Новая методология и западные источники
Существование программы дезинформационных операций имеет последствия для каждого типа источников информации о коммунистическом мире. Если дезинформация будет и дальше игнорироваться, западные заблуждения и ошибочная политика в отношении коммунистического мира будут множиться. Учитывая коммунистическую концепцию тотальной дезинформации, любая западная переоценка ситуации, если она имеет смысл, должна охватывать информацию из всех источников, открытых и секретных, человеческих и технических. Следует отказаться от предположения, что если секретные и открытые источники в целом поддерживают друг друга, то надежность обоих подтверждается; следует осознать, что два потока информации, открытый и секретный, вполне могут иметь общую точку происхождения в Центральных комитетах и отделах дезинформации партий и разведслужб блока. Если информация из западных секретных источников совпадает с информацией из открытых источников, включая официальные коммунистические источники, это само по себе ставит под сомнение надежность западных секретных источников. Те западные секретные источники, чья информация с 1958-60 годов соответствует модели «слабость и эволюция», нуждаются в особенно тщательном изучении, чтобы выяснить, не стали ли они известны коммунистической стороне в результате компрометирования или другими способами.
Если соответствие нормальной модели информации, поступающей из коммунистического мира, является показателем ненадежности источников, то обратный принцип заключается в том, что свидетельствам, противоречащим этой модели, следует придавать больший вес, даже если они исходят только из одного источника. Например, личные наблюдения западного посетителя китайской коммуны в 1961 году, сообщившего, что в материальном отношении жители коммуны живут не хуже, чем раньше, и что китайский народ неизбежно все теснее отождествляет себя с коммунистическим режимом, не должны были быть отброшены на том основании, что эти наблюдения противоречили общепринятому мнению того времени, что ситуация в коммунах была катастрофической.44
Полная дезинформация, чтобы быть эффективной, требует обнародования коммунистической стороной объема точной информации о себе, включая подлинные секреты, чтобы придать достоверность и вес дезинформации, которую она стремится передать. В сталинский период обнародование секретной информации коммунистической стороной было невозможным. С принятием долгосрочной политики и программы дезинформации положение изменилось. Была вновь введена ленинская концепция первичных и вторичных видов жертв. Первичным коммунистическим секретом является существование и характер долгосрочной политики и стратегии блока, а также роль дезинформации. Военные, научно-технические, экономические и контрразведывательные секреты являются вторичными; они образуют резервуар, из которого можно черпать и выдавать информацию в стратегических целях, особенно если есть основания полагать, что она уже могла быть скомпрометирована подлинными утечками или техническими средствами. Например, личности секретных агентов, которые по той или иной причине заканчивают свою полезность для коммунистической стороны, могут быть переданы через источник, к которому коммунистическая сторона стремится установить доверие Запада. Поэтому добросовестность западных секретных источников или перебежчиков с коммунистической стороны не подтверждается автоматически тем фактом, что они производят большое количество информации по военным, экономическим, научно- техническим или контрразведывательным вопросам или что они выступают со зрелищными разоблачениями коммунизма. Более важным критерием является то, что они могут сказать о долгосрочной политике коммунистов и использовании дезинформации. Число коммунистических лидеров, чиновников и интеллигенции, которые имеют полное представление об объеме и масштабах программы дезинформации, очень ограничено, но число тех, кто участвует в том или ином ее аспекте, очень велико. Большинство секретных источников или перебежчиков, если они действительно передали свою приверженность Западу, должны иметь возможность сказать что-то ценное о современных коммунистических методах в этой области, даже если они сами не осознают всей значимости своих знаний.
При оценке научно-технической информации, поступающей на Запад, следует учитывать тот факт, что Шелепин в своем докладе в мае 1959 года и в статьях для сотрудников КГБ в «Чекисте» призывал к подготовке дезинформационных операций, призванных запутать и дезориентировать западные научные, технологические и военные программы, добиться изменения западных приоритетов и вовлечь Запад в дорогостоящие, расточительные и неэффективные направления исследований и разработок. Поэтому следует ожидать, что имеющаяся на Западе информация о советских космических проектах, системах вооружений, военной статистике и достижениях в области науки и техники будет содержать элемент дезинформации.
Учитывая, что действует программа тотальной дезинформации и что коммунистическая сторона хорошо осведомлена о заинтересованности Запада в перехвате ее сообщений, доказательства, полученные из коммунистических сообщений на обычном языке или слабых кодов и шифров, являются особенно подозрительными; более того, к ним следует относиться так же, как к свидетельствам из официальных коммунистических источников. Согласно западной прессе, по крайней мере, некоторые свидетельства о потерях в китайско-вьетнамской «войне» 1979 года попали в эту категорию.
Новая методология и коммунистические источники
Все коммунистические источники постоянно доступны для использования в качестве каналов для дезинформации; все они должны соответствовать текущей модели, если мы хотим сохранить доверие к этой модели. Тем не менее, можно провести различие между источниками, которые с большей или меньшей вероятностью будут использоваться для передачи дезинформации на Запад, и источниками, которые с большей или меньшей вероятностью будут содержать откровенную информацию о реализации долгосрочной политики.
Официальные коммунистические источники
Начиная с официальных заявлений и решений международных коммунистических собраний, те, что относятся к периоду 1957-1960 годов, имеют основополагающее значение не только потому, что это был период формулирования и принятия долгосрочной политики, но и из-за характера самой политики. Существенным элементом этой политики было то, что ее существование и образ действий не должны были быть восприняты на Западе. Поэтому следовало ожидать, что после ее принятия последующие официальные заявления о политике должны были быть менее откровенными в отношении долгосрочных целей и методов их достижения, чем основополагающие документы периода формирования политики. К последним следует отнести документы совещания блоковых коммунистических и рабочих партий в 1957 году, XXI съезда КПСС в январе-феврале 1959 года, совещания 81 коммунистической и рабочей партии в ноябре 1960 года и стратегический доклад Хрущева от 6 января 1961 года.