Я (не) нужен тебе бесплатное чтение

Глава 1

В родной город после многолетнего отсутствия можно вернуться по-разному. Кто-то въезжает в него на белом мерседесе, снисходительно пожимая руки лишь избранным, кто-то вваливается рубахой-парнем, радостно обнимая знакомцев и незнакомцев, а кто-то, облажавшись по всем фронтам, приползает поджав хвост. Ну, мой случай – последний.

Огненно-горячий асфальт обжигает пятки сквозь тонкие подошвы кед. От поезда удушливыми волнами исходит жар. Несвежая после ночи в плацкартном вагоне футболка и мятые джинсы липнут к телу. Вокруг суетятся люди. Я стою посреди перрона под палящими лучами полуденного июльского солнца, придерживая за ручку большой старый чемодан.

Когда толпа редеет, я покидаю перрон, прохожу через прохладное здание вокзала, выбираюсь на небольшую парковку и отыскиваю машину отца. Рядом с ней стоит и обшаривает окрестность взглядом мама. В лёгком летнем брючном костюме, светлом, льняном. Они с отцом одногодки, обоим уже под шестьдесят, но мама следит за собой, временами сидит на какой-нибудь диете, занимается спортом, поэтому выглядит отлично для своего возраста. Я подхожу к ней, она улыбается и обнимает меня:

– Андрюша! Я думала, ты с Иришкой приедешь.

Родители ничего не знают. Я не стал говорить по телефону. Не так-то приятно признаваться в своих неудачах и в своей глупости, поэтому я и оттягивал момент до личной встречи.

– Нет, я один. – И, предвосхищая торопливые расспросы, добавляю: – Дома поговорим. Я всё расскажу.

Из машины выходит отец, сухой и подтянутый, высокий, с полностью седыми волосами, в рубашке с коротким рукавом и джинсах. Вокруг его глаз разбегаются лучики морщинок. Он тоже улыбается, тоже рад меня видеть. Крепко, уверенно жмёт мою руку, притягивает к себе и хлопает ладонью по спине. Убирает мой чемодан в багажник.

У отца хорошая машина. В салоне тихо, прохладно, работает кондиционер и едва слышно мурлычет радио. Я сижу на заднем сиденье, смотрю в окно на проплывающие мимо улицы родного города. Всё изменилось: что-то неуловимо, а что-то кардинально. Где-то выросли новые большие многоэтажные дома, где-то появились призывно сверкающие вывесками торговые центры, что-то снесли, а что-то до неузнаваемости отреставрировали.

Мне становится немного тоскливо, как будто я лишился чего-то, не успел куда-то, упустил что-то важное. Как течение реки: берег тот же, но вышел я из одной воды, а вхожу уже в другую. Да я и сам уже другой. Где тот восемнадцатилетний мальчишка, который уехал отсюда десять лет назад? Где его наивные надежды, восторженные мечты? Всё растаяло, растворилось под влиянием суровой реальности.

В квартире жарко и душно. Мама тут же уходит на кухню суетиться с обедом, а отец включает кондиционер и закрывается с телефоном в их комнате. Я слышу его строгий, начальственный голос. Он главный технолог на заводе. Сегодня он не пошёл на работу, чтобы встретить меня, и сейчас, судя по тону, раздаёт очередные указания подчинённым.

Когда-то я хотел стать таким же как он. Поступил в тот же московский вуз, что окончил в своё время отец, на ту же инженерную специальность. Мечтал получить красный диплом, вернуться и пойти работать на завод, возможно даже к отцу в отдел, стать там лучшим. Чтобы меня ценили и уважали так же, как и его.

Жизнь внесла коррективы в мои планы. Учиться было непросто, пару раз я оказывался на грани отчисления, так что даже синий диплом достался мне с большим трудом.

Вернуться после учёбы в свой город мне тоже недовелось. На последнем курсе меня настигла первая настоящая любовь. Яркая, ослепляющая, всепоглощающая, такая, какая обычно оставляет после себя лишь пепел в выжженной душе.

Тогда я готов был положить мир к ногам своей избранницы и, конечно же, когда она отказалась переезжать со мной в мой город, остался в Москве. Получив диплом, начал работать в проектной организации, где требовался молодой специалист моего профиля. Мы сняли квартиру, и я уже готовился сделать предложение, но выяснилось, что для моей девушки я был лишь перевалочным пунктом. Зарплате инженера и поездкам на метро она предпочла преуспевающего бизнесмена и новенькую иномарку. Так бывает, к сожалению, и не редко.

Разрыв оказался очень болезненным для меня. Мне ничего не хотелось, лень было двигаться, шевелиться, делать какие-то шаги, и я нашёл забвение в работе. Она нравилась мне, и я с головой в неё погрузился. Зарплата устраивала, аренда за небольшую квартирку не казалась высокой, и я не стал ничего менять в своей жизни, так и остаться в Москве.

Время лечит, это правда. Как бы сильна не была боль, она отступает, превращаясь из острой в тупую, а потом и вовсе затихая. Моя душевная рана начала постепенно затягиваться, да и сама Москва стала мне нравиться. Наш город тоже далеко не маленький, но столица, в сравнении с ним, огромный мегаполис. Жизнь в нём бурлит и ночью, и днём, не замирает ни на минуту. Магазины, бары, рестораны, тусовки и, конечно же, красивые девушки – всё это манило меня, затаскивало в свои сети.

Я прохожу в свою комнату. Собранный диван застелен новым пледом, пыль вытерта – к моему приезду готовились. Бросаю чемодан возле шкафа и сажусь на диван.

Я так редко бывал здесь. Приезжал два-три раза в год, на пару дней, когда был отпуск и в новогодние каникулы. А теперь вот вернулся.

Бездумно глажу мягкий плед ладонью. Как я буду жить дальше? Куда пойду работать? На завод к отцу? Вряд ли. Отец не всесилен. В стране кризис, сокращения, и если мне за несколько месяцев не удалось найти место в Москве, вряд ли здесь меня ждут свободные вакансии.

Мама зовёт на кухню, ставит на стол тарелки с дымящимся борщом, отец разливает по рюмкам водку. Мы выпиваем за встречу, едим, и я чувствую приближение расспросов.

– Ты надолго? – начинает отец.

– Я не знаю. Меня сократили, я не могу найти работу по специальности. Квартиру снимать не на что. Так что, возможно, я совсем вернулся. Что у вас на заводе, пап?

– Тоже всё непросто, период такой. Я вряд ли смогу тебе сейчас помочь.

– Это не страшно, – успокаивает мама. – Со временем всё наладится. Но почему ты приехал один, без Иришки?

– Мы расстались.

– Совсем? Или просто поругались?

– Совсем.

На лице мамы читается неподдельное сожаление и разочарование:

– Почему?

После той, бульдозером проехавшейся по мне любви, я никому больше не дарил своё сердце. Не знаю почему. Возможно, не был готов, возможно, не встретил ту самую. Конечно, девушки были в моей жизни, в моей квартире и в моей кровати. Они появлялись и исчезали, редко задерживаясь надолго, не цепляя, не задевая ничего в душе. Лишь в двадцать шесть я решился на серьёзные отношения. Как раз с Иришкой, про которую сейчас спрашивает мама. Иришка была милой, доброй, казалась мне интересной. Не могу сказать, что я любил её, но за почти два года отношений привык к ней. К тому же, за несколько редких встреч она сумела завоевать расположение моих родителей.

Что мне сейчас ответить маме? Что когда на моём горизонте замаячило сокращение, Иришка вдруг изменилась, вдруг стала совсем другой, всем недовольной? Что когда я потерял работу и перестал давать ей деньги, она весьма прозрачно намекнула, что лучше бы мне поискать другую идиотку? Что она буквально выгнала меня из квартиры, за которую я заплатил аренду на месяц вперёд?

– Мам, мы просто поняли, что не подходим друг другу. Да и чувств между нами особых не было, если честно.

Мама тянется ко мне через стол и треплет по плечу:

– Не переживай, ты ещё встретишь свою любовь. Какие твои годы…

***

Я самый обычный, каких миллионы. Обычные темно-русые волосы, обычная стрижка, обычные серо-зелёные глаза, обычные для мужчины черты лица. Среднего роста, среднего телосложения, по мере сил и возможностей отбывающий повинность в спортзале, ровно настолько, чтобы не стыдно было раздеться перед девушкой. Я очень редко дерусь, практически никогда, и боюсь того, чего боится большинство мужчин. Боюсь быть непонятым, боюсь быть преданным, боюсь потерять и не найти работу, боюсь оказаться за бортом жизни. И, наверное, сейчас у меня чёрная полоса, потому что большая часть моих страхов превратилась в реальность.

– Андрюш, ну чего ты целыми днями дома киснешь? – говорит мне как-то днём мама. – Сходи куда-нибудь. Вспомни про друзей. Про Толика хотя бы.

Я действительно уже третью неделю сижу дома. Июль закончился, наступил август, а ни одна из моих попыток найти работу пока не увенчалась успехом. А друзья… Десять лет прошло с тех пор, как я общался с ними. Мой самый близкий друг детства Толик – почти единственный, с кем я поддерживал отношения все эти годы, в основном онлайн конечно, но всё же.

Я достаю телефон и пишу ему. А вечером захожу в магазин, покупаю торт, бутылку коньяка и иду в соседний двор, по хорошо знакомому адресу. Меня встречает подъезд старой девятиэтажки, в котором мы с Толиком, будучи школьниками, провели бесчисленное множество вечеров. Теперь на двери подъезда домофон, внутри не воняет кошачьей мочой и нет бесконечных надписей на стенах – они чистые и выкрашены светло-зелёной краской. Именно в этом подъезде я впервые поцеловал девчонку, пока этажом выше Толик проделывал тоже самое с её подругой. Так вот, оказывается, что такое ностальгия.

Толик женился почти сразу после школы. Его родители уехали жить в деревню, оставив квартиру молодой семье, и сейчас мне открывает дверь жена Толика, изящная черноволосая Венера, та самая, которую он тогда целовал этажом выше.

– Андрей! – она улыбается, разглядывая меня, а потом стискивает в объятиях.

Осторожно выпутываюсь:

– Торт помнёшь. Держи. – Вручаю ей свои покупки.

– Андрюха! – Толик жмёт мне руку и хлопает по плечу. – Ну наконец-то!

Тут же появляется пятилетняя Марина, их дочь и миниатюрная копия Венеры. Она судорожно сжимает в руках недовольную кошку, полностью серую, с мелкими чёрными пятнами по всему длинному худому телу. Марина серьёзно, немного испугано смотрит на меня шоколадными глазами матери. Я видел девочку только на фотографиях и теперь с радостью исправляю эту оплошность:

– Привет, Мариш. Наконец-то я с тобой познакомился. Твой папа не врал, ты действительно красотка!

Марина отвечает, тщательно выговаривая слова и ещё сильнее сжимая кошку:

– Здравствуйте, дядя Андрей.

Кошка недовольно мяукает, и Венера спасает животное, вытягивая из цепких ручонок дочери:

– Мурка ни в чём не виновата.

– Какое красивое у твоей кошки имя. – Я пытаюсь наладить с девочкой контакт, но не удерживаюсь и добавляю: – А главное – редкое.

Венера усмехается:

– В её имени четыре слова, каждое из которых и с пятого раза не выговоришь. Поэтому в миру она просто Мурка.

– И сто́ит она как крыло самолёта, – ворчит Толик. – Идёмте уже на кухню.

За ужином мы вспоминаем школьные годы (то, что можно вспоминать в присутствии ребёнка) и делимся событиями уже взрослой жизни. Марина оттаивает, взахлёб рассказывает мне о своих горестях и радостях – таких наивно-невинных, но вместе с тем искренних, какие бывают только в детстве. Наконец глаза девочки начинают слипаться, и Венера уходит укладывать её спать.

Толик наполняет коньяком рюмки:

– Что Андрюх, совсем пиздец с работой?

Я киваю, и мы выпиваем.

У самого Толика с работой полный порядок. Он всегда сходил с ума по компьютерам и их начинке, поэтому сейчас возглавляет айтишную фирмочку, обитающую в большом офисном здании и это здание обслуживающую. Что ж, он может быть спокоен, его кризис не коснётся – в здании арендует офисы достаточно много компаний: от малюсеньких, в одну комнатку, до огромных, занимающих несколько этажей. Конечно, в больших компаниях есть свои айтишники, а вот для маленьких это дорогое удовольствие, и они с радостью пользуются услугами Толика. И даже если какие-то из этих фирм разорятся, свято место пусто не бывает, и его займут другие, у которых тоже будет оргтехника, и её обслуживанием, вероятнее всего, также займётся фирмочка Толика.

– А знаешь, – начинает он, вновь берясь за бутылку, – я тут с главным инженером одной конторы общался… У нас на работе, мы их обслуживаем… Так вот, он говорил, что они какой-то там тендер выиграли, и им теперь надо слегка расширить штат. Вроде как они по твоей теме идут. Хочешь, спрошу завтра?

– Ну спроси, – отвечаю я без особой надежды и тянусь за наполненной рюмкой.

Толик звонит мне на следующий день, в обед:

– Сейчас адрес скину, подгребай. Им инженер-технолог нужен. Не факт, что на постоянку, но на этот проект – да. А проект у них полгода точно тянуться будет. За это время может чего другое себе найдёшь. А может приживёшься и так у них и останешься.

Я быстро привожу себя в порядок, даже надеваю костюм, и отправляюсь на собеседование.

Фирма небольшая. По сути это некое подобие проектной организации. Несколько человек отпочковались от одного из НИИ нашего города и создали ООО. Связи у гендиректора остались, поэтому и заказы у них есть. Только вот штат штормит периодически, потому что с проектами то густо, то пусто, и людей приходится то набирать, то сокращать. Вот и сейчас они выиграли тендер, получили заказ и снова расширяют штат.

После обстоятельного разговора с гендиректором и главным инженером меня принимают и просят выйти на работу уже завтра, потому что проект ждать не станет, и чем быстрее я подключусь, тем лучше.

Глава 2

Назавтра случается среда, и без пятнадцати девять утра я замедляю шаг и останавливаюсь у высокого офисного здания. Целая серия прозрачных раздвижных дверей окружена широким крыльцом. На этом самом крыльце, по обе стороны от входа, возле высоких блестящих хромированных урн курят обитатели офисов, группами и поодиночке.

В этот раз на мне нет костюма – я всего лишь инженер, поэтому тёмные джинсы и рубашка с пиджаком вполне уместный наряд.

Я ещё не ступил на крыльцо, топчусь перед ним и собираюсь с мыслями. И в этот момент мой взгляд зацепляется за девушку. Она стоит у самой дальней от входа урны, одна, боком ко мне. Довольно высокая, наверняка почти как я ростом, и, скорее всего, стройная, а может и вовсе худая. Одета девушка довольно странно для офиса: чёрные лёгкие кеды с ослепительно белой подошвой, на босу ногу, и укороченные узкие чёрные джинсы (а ножки у неё очень даже – длинные, ладные). Сверху флисовый и тоже чёрный балахон длиной чуть ли не до середины бедра, с широким стоящим горлом. Этот самый балахон настолько бесформенный, что мне невольно становится интересно: что там под ним? Так ли хороша девчонка, как и её ножки?

Она курит, зажав тонкую длинную сигарету между таких же тонких длинных пальцев, а я продолжаю её разглядывать. Темно-каштановые волосы, густые, абсолютно прямые и блестящие на солнце, без чёлки и разделённые на прямой пробор, они заканчиваются ровным срезом чуть ниже плеч. Передние локоны совсем немного короче и падают на лицо, но мне виден высокий лоб, ровный нос и аккуратные губы, обхватывающие фильтр сигареты. Девушка затягивается. Откидывает изящным, немного ленивым движением руки волосы назад, поднимает лицо к ясному небу, чуть жмурясь от солнца, и выпускает вверх дым.

Мимо меня проходят спешащие попасть в здание люди. Они обтекают меня довольно плотным потоком – до начала рабочего дня чуть меньше десяти минут. А я, кажется, позабыл зачем пришёл сюда, так и стою, разглядывая необычную девушку во всём, кроме подошв кед, чёрном.

Наконец она докуривает, гасит в урне бычок и, бросив ещё один взгляд на небо, идёт к ближайшей двери. Когда я вижу её со спины, мне вдруг на секунду кажется, что это парень. Не знаю, может дело в отнюдь не девчачьей одежде, или в засунутых в карманы жуткого балахона руках, или в том, что она пропускает вперёд двух женщин, с которыми столкнулась в дверях, но что-то заставляет меня усомниться.

Я вспоминаю зачем я здесь и тоже быстро иду ко входу, надеясь застать девушку у лифтов и рассмотреть поближе. Прикладываю к турникету выданный мне накануне пропуск и оказываюсь в просторном вестибюле. Но, когда я подхожу к лифтам, двери одного из них как раз закрываются, и я лишь успеваю заметить её лицо: светлую матовую кожу и пристально, внимательно глядящие на меня светло-серые глаза в обрамлении длинных пушистых ресниц. Мне тут же снова кажется, что это парень. Ну вот не стала бы девушка так смотреть на незнакомого мужчину, в упор и без тени кокетства.

Да уж, странное, загадочное существо.

Выйдя из лифта на своём этаже, я иду в отдел кадров, который представлен всего одной сотрудницей, обитающей в кабинете бухгалтерии. Там я подписываю приказ, согласно которому с сегодняшнего дня числюсь в штате, в должности инженера-технолога. После этого я отправляюсь к руководству. ООО, в котором я теперь работаю, небольшое, и гендиректор с главным инженером делят один кабинет на двоих. Они оба – дядьки в возрасте и, по всей видимости, друзья.

– Идём, я сам представлю тебя твоим новым коллегам, – говорит гендиректор. – В твоём отделе чисто женский коллектив, тебе понравится.

Он распахивает дверь одной из комнат на этаже и пропускает меня вперёд:

– Знакомьтесь, это Андрей, которого я вам вчера обещал.

Из-за ближайшего стола поднимается полненькая улыбчивая женщина возраста гендиректора, то есть предпенсионного, а может быть даже и пенсионного:

– Здравствуй! Мы тебя ждали. Можно ведь на «ты»?

– Конечно.

Гендиректор представляет мне женщину:

– Это Татьяна Ивановна, наш главный технолог.

Потом кивает по очереди на двух девушек, приблизительно моих ровесниц:

– А это Оля и Полина.

Они обе, чуть ли не хором, говорят мне:

– Привет.

При этом смугленькая худенькая Оля с коротко стрижеными тёмными волосами смотрит открыто и дружелюбно, с вежливым интересом, а Полина, довольно яркая блондинка, несколько раз взмахивает покрытыми тушью ресницами, стреляя из-под них глазками. Задерживаю на последней взгляд – она совсем недурна, но вот мутить с ней здесь, на рабочем месте, было бы верхом глупости с моей стороны. Хотя… Глупость – моё второе «я», так что зарекаться не стану.

– Ну вот, девочки, теперь у вас есть мужчина. – Гендиректор улыбается. – Смотрите не обижайте его.

Полина хихикает, а Оля закатывает глаза, и я понимаю, что скучно мне тут не будет.

Когда гендиректор уходит, Татьяна Ивановна показывает на стол напротив своего:

– Это твоё рабочее место. Компьютер хороший, довольно новый. Программы, все какие нужны, установлены. Вроде бы. Но им долго не пользовались, так что я вызвала мастера, чтобы он ещё раз всё проверил, настроил, прописал тебя в сети и дал пароль. Обещали прислать в начале рабочего дня. Мастера, я имею в виду. У нас своих нет, но тут фирма местная, очень хорошая, она нас и обслуживает.

Сажусь за свой стол и отвечаю с вежливой улыбкой:

– Хорошо, Татьяна Ивановна. Спасибо.

Получается, это она про фирмочку Толика говорит, и сейчас придёт один из его орлов?

Практически тут же раздаётся стук в дверь, и она открывается. Однако вместо орла на пороге кабинета возникает то самое загадочное существо непонятно какого пола. Оно окидывает кабинет взглядом:

– Здравствуйте.

И тут тоже ничего не понятно. Голос приятный: немного высоковат для мужчины, и немного низковат для женщины, хотя, учитывая, что она курит… Или всё-таки он?

– Вот, у нас новый сотрудник – Андрей, – говорит Татьяна Иванова, показывая на меня взглядом. – Ему нужно компьютер настроить и пароли от сети выдать.

– Хорошо. – Существо кивает и подходит к моему столу.

Смотрит на меня своими прохладно-серыми глазами вопросительно, и я догадываюсь, что ему надо уступить рабочее кресло.

Мой компьютер тихонько урчит, на широком, матово светящемся мониторе сменяются друг за другом окна. Руки существа плавно порхают над клавиатурой, иногда вспоминая про мышку. Я стою рядом, сбоку от существа, и украдкой разглядываю его. Очень надеюсь, что у меня действительно получается делать это украдкой, потому что на самом деле мне хочется пялиться и пялиться.

Существо увлечено и вроде бы не обращает на меня внимания, а я пытаюсь отгадать, какого же оно всё-таки пола. За столом он, или она, сидит ровно – не горбится как некоторые задроты-айтишники. Ноги широко не разводит, но и не сжимает. Поза в меру расслабленная, но такая может быть как у девушки, так и у парня.

А вот черты лица кажутся мне женскими. Девичьими, точнее. Узкий аккуратный подбородок запрятан в широкий ворот отвратительного балахона, маленький ровный носик выглядит любопытным, губы не очень полные, но мягкие, не потрескавшиеся, явно знакомые с бальзамом или гигиенической помадой. А вот косметики нет. Совсем. Но она тут и не нужна. Кожа у существа, можно сказать, идеальная – ни единого прыщика или пятнышка, светлая, матовая. Брови аккуратные, темные, в цвет волос, а ресницы настолько длинные и пушистые, что накрась их тушью, и это выглядело бы чересчур, просто вульгарно. Может быть поэтому она и не красится? Или она не красится, потому что она это он?

Я перевожу взгляд на руки существа. Они опять же не кажутся мне мужскими, даже несмотря на то, что ногти коротко аккуратно подстрижены и на них нет никакого, даже прозрачного, лака. Всё равно, запястья тонкие, пальцы длинные, суставы не выпирают, и на фалангах нет волосков.

Существо, откинув этими самыми пальцами волосы, поворачивает ко мне лицо, смотрит немного снисходительно и говорит совсем тихо:

– Андрей, если ты будешь так пялиться, я забуду все пароли и что-нибудь перепутаю. И не будет у тебя ничего работать.

Я ещё на пару секунд невольно задерживаю взгляд на смотрящих на меня глазах. Удивительно чистый и почти прозрачный серый цвет завораживает – мне не хочется отворачиваться, но я понимаю, что это надо сделать.

– Извини, – говорю я так же тихо и начинаю разглядывать девушек.

Вот тут никаких сомнений нет. Сначала я смотрю на «серую мышку» Олю. Она что-то увлечённо пишет на листке бумаги, а потом, склонившись к монитору, чуть морщит аккуратный носик с прыщиком на кончике, ну а я подмечаю обручальное колечко на её пальце.

Перевожу взгляд на Полину. На фоне Оли она смотрится довольно выигрышно. Тоненькая водолазка обтягивает хоть и небольшую, но весьма аппетитную грудь и хрупкие покатые плечи. Ровные белоснежные зубки покусывают покрытую розовым блеском пухлую нижнюю губу. И вот же совпадение – у неё, как и у существа, серые глаза, но цвет конечно же совсем не такой, темнее, с оттенком зелёного. На щеках нежные румяна, на веках полупрозрачные тени, на ресницах умеренный слой туши – всё это смотрится очень гармонично. Да и вообще, Полина – красивая девушка, очень даже в моём вкусе. Но почему тогда мне хочется перевести взгляд обратно на существо?

Лишь усилием воли я не делаю этого, продолжая пристально разглядывать девушку. Она, очевидно, чувствует мой взгляд, взмахивает ресницами и тоже смотрит на меня. Те же самые зубки покусывают ту же самую нижнюю губу, но теперь это чистой воды кокетство. Зубки прячутся во рту, губы смыкаются и расползаются в лёгкой улыбке. Я тоже уже почти улыбаюсь в ответ, когда рядом со мной раздаётся:

– Готово. – Существо поднимается из-за стола и кладёт на него маленький квадратик бумаги с накарябанными буквами и цифрами: – Твои логин и пароль.

Она, или он, слегка поворачивает монитор в мою сторону и объясняет как зайти в локальную сеть. Кивает на принтер на краю моего стола:

– Принтер прописан, программы обновлены, всё работает. Что будет непонятно, звони. Могу я ещё чем-нибудь помочь?

Вот так вот, по-деловому, совсем не по-девчачьи – особенно это заметно на контрасте с нашими гляделками с Полиной. Но существо же айтишник. Они все такие, даже девчонки. Наверное.

– Нет, мне всё понятно. Спасибо.

– Пожалуйста, – вежливо-безразлично отвечает существо и уходит.

Я сажусь за свой стол. Проверяю программы, которые мне понадобятся для работы, и запихиваю под клавиатуру листочек с паролем. Всё это я делаю немного на автомате – загадочный айтишник не выходит из моей головы.

Я некоторое время бездумно смотрю в монитор. Мне очень хочется написать Толику, спросить, что это за чудо такое у него работает? И я уже берусь за телефон, но меня подзывает Татьяна Ивановна.

– Андрей, работы на самом деле много… – Она обстоятельно объясняет мне суть моего участия в проекте и показывает где на общем диске лежат нужные файлы и наброски схем, с которыми мне предстоит работать.

Я тут же забываю про существо и с головой погружаюсь в проект, из которого выныриваю только когда девчонки начинают шуршать сумками, а Татьяна Ивановна говорит мне:

– Андрей, обед с часа до двух. Мы обычно с собой приносим, но на втором этаже у нас очень хорошая столовая, и недорого. Спустишься на лифте, там сразу указатель будет.

Есть действительно хочется, и я, поблагодарив начальницу, иду в разрекламированную ею столовую.

***

Столовую я нахожу сразу, как только спускаюсь на второй этаж. Довольно большой чистый зал, столики, покрытые светло-зелёными скатёрками, на каждом салфетки, солонки-перечницы и малюсенькие белые вазочки с такими же малюсенькими пластиковыми веточками розовых, голубых и жёлтых цветков. Что ж, вполне уютно.

Я иду к раздаче, беру поднос и пристраиваюсь в хвост небольшой очереди. На декоративной колонне, тоже светло-зелёного цвета, висит распечатка меню, которое я начинаю изучать, радуясь вполне демократичным ценам. Да, это вам не Москва.

– Бери голубцы, они здесь всегда вкусные. – Мне не надо оборачиваться, чтобы узнать голос, но я конечно же оборачиваюсь.

Существо стоит прямо за мной, прижимая поднос к своему отвратительному балахону.

– Ещё бифштексы из говядины классные. – Существо суёт нос в распечатку: – Но сегодня их нет.

Подходит моя очередь, и я беру только что порекомендованные мне голубцы. Дополняю их салатом, компотом и хлебом. Нахожу свободный столик, усаживаюсь за него и, как только я надрезаю голубец, рядом снова возникает существо, со своим подносом. Кивает на мой столик:

– Позволишь?

– Конечно, – отвечаю я и добавляю с улыбкой: – Буду рад.

На подносе существа тоже голубцы и компот, но без салата. Она, или он, долго и тщательно протирает вилку и нож салфеткой, а потом начинает есть, отрезая небольшие кусочки, не спеша пережёвывая их и запивая маленькими глотками компота.

Сейчас мне кажется, что передо мной точно девушка. Несмотря на бесформенный балахон, я вижу, что у неё идеальная осанка, но поза при этом довольно непринуждённая, а движения рук и пальцев, держащих столовые приборы, лёгкие и элегантные. На секунду у меня появляется чувство, что я не в офисной столовой, а в ресторане высокой кухни, и напротив меня сидит не айтишница, а дама из высшего общества.

– Я сейчас подавлюсь, – говорит она и поднимает на меня глаза.

У меня снова перехватывает дух от их чистоты и прозрачности, и я выдавливаю из себя:

– Извини.

Она кладёт на стол нож и заправляет волосы за уши, сначала с правой стороны, а потом с левой. У неё аккуратные небольшие уши, но серёжек нет, и дырок для них тоже. Я снова начинаю сомневаться, но ведь не все девушки прокалывают уши, правда?

– Ты так смотришь на меня, Андрей, словно пытаешься разгадать тайну мироздания.

Надо же, она запомнила моё имя.

И тут меня осеняет. Всё просто, на самом деле. Сейчас я всё и узна́ю.

– Как тебя зовут?

– Женя.

– Вот чёрт, – бормочу я расстроенно.

Да какого же хрена в этом создании всё такое бесполое?

– В чём дело? Тебе не нравится моё имя? Считаешь, оно не идёт мне? Или ты что-то имеешь против всех Жень?

Я молчу. Существо несколько секунд внимательно разглядывает моё лицо, а потом удивлённо распахивает глаза:

– Боже, серьёзно, Андрей?! Ты решил, что я… Ты правда не можешь понять, парень я или девушка?

Мне становится неловко, и в третий раз за сегодняшний день я говорю:

– Извини.

– Не извиняйся. Это даже забавно. Давно со мной такого не было. Давно меня не путали с…

Женя замолкает, задумчиво крутит салфетку, продолжая разглядывать меня. Постепенно в серых ледяных безднах появляется озорной блеск:

– Знаешь, а ты прикольный. Хочешь сыграем?

Я вопросительно приподнимаю брови:

– Что ты имеешь в виду?

– Ммм… – Женя накручивает локон на палец (ну точно девчонка). – Сегодня среда. Я дам тебе время… Скажем, до конца недели. Рабочей, разумеется. В выходные я найду себе занятия поинтереснее. Если ты разгадаешь кто я, какого я пола, я тебя награжу.

– А если не разгадаю?

Женины губы растягиваются в довольной улыбке:

– Всё равно награжу. За старания.

Я хмыкаю:

– И как же ты будешь меня награждать?

Женя перестаёт улыбаться, опять наклоняется ко мне и говорит тихо, глядя в глаза:

– Тебе понравится.

Сейчас Женин голос более низкий, он больше не кажется мне женским, но от этих хриплых интимных ноток, от непонятно чего обещающего взгляда по моей спине пробегают мурашки, а потом становится тепло в паху.

Я стряхиваю с себя наваждение:

– И как я должен разгадывать?

Женя откидывается на спинку стула и начинает вылавливать чайной ложечкой ягоды из остатков своего компота:

– Ммм… Вкусные. – А потом медленно облизывает ложечку и вслед за ней губы.

Да она заигрывает – доходит до меня. Чего тут гадать, конечно передо мной девушка.

– Ну так как я должен разгадывать? – повторяю я вопрос.

– Как?.. Ну как-как… Набухаемся с тобой, и ты залезешь ко мне в трусы, как же ещё? – Женя с явным удовольствием смотрит в мои округлившиеся глаза, по которым наверняка можно прочитать, что я точно не против такой перспективы. А потом рушит все мои надежды: – Да шучу я. Этим путём мы не пойдём, это было бы слишком просто. Общаться будем, по вечерам. Если ты свободен, конечно.

Женя вдруг хмурится:

– Кстати, а ты свободен? Кольца у тебя нет, но может быть у тебя есть девушка? Тогда всё отменяется – я в такие игры не играю.

– Можешь быть спокойна: ни жены, ни девушки у меня нет. И вечера абсолютно свободны.

Женя снова веселеет:

– Отлично! Тогда пойдём сегодня в бар. Напиваться мы, конечно, не будем, и в трусы к себе я тебя не пущу, но немного расслабленного неформального общения поможет тебе приблизиться к разгадке.

Я смотрю на неё с сомнением и вспоминаю про свой режим экономии. Женя оказывается более чем понятливой:

– Если у тебя с деньгами негусто, я заплачу. Бар недорогой. Здесь рядом, я иногда бываю в нём.

– Хорошо, – решаюсь я. – Раз бар недорогой, то заплатим пополам.

– Окей. – Женя смотрит на часы: – Ладно, обед не резиновый, а мне ещё покурить надо успеть.

Она начинает вставать из-за стола, но потом вдруг садится обратно и смотрит на меня с подозрением:

– Я надеюсь, ты не станешь жульничать? Не пойдёшь к своим коллегам за ответом?

– Хм, да зачем мне к коллегам ходить? Я могу у Толика спросить. Он ведь твой начальник?

Женя вскидывает брови:

– «Толик»? Ты его знаешь?

– Да. Мы дружим со школы. Но я не стану у него ничего спрашивать, нет. Предпочитаю честную игру. – Ухмыляюсь одним уголком губ: – К тому же, мне была обещана награда в любом случае.

– Ты её получишь, не сомневайся. – Женя подмигивает мне: – Жду тебя на улице после работы. – Встаёт и уходит вместе со своим подносом.

А я запоздало начинаю задумываться: в каком виде мне будет выдана награда, если существо окажется парнем?

Глава 3

В шесть часов вечера я захожу в лифт на своём этаже, и следом за мной забегает Полина. На её губах свежий слой блеска, и она слегка улыбается мне за спиной одного из наших попутчиков.

После турникетов, перед стеклянными дверями, Полина спрашивает:

– Где ты живёшь?

Я называю ей свой район, мы выходим из здания на крыльцо, и она оживляется:

– Здорово! Мне в ту же сторону. Поедем вместе?

– Извини, я пока не еду домой. – Обшариваю взглядом крыльцо и замечаю возле дальней урны Женю, с сигаретой, зажатой между пальцами. – Меня Женя ждёт.

Полина прослеживает мой взгляд и вскидывает брови:

– Женя? Ты подружился с Женей? – Она смотрит на меня с некоторым удивлением: – А ты знаешь, что Женя…

– Нет, – быстро обрываю я её. – Мы не будем обсуждать Женю. Это неэтично. Извини. Пока.

Я оставляю Полину и иду к существу.

– Твоя коллега положила на тебя глаз? – спрашивает Женя довольно безразличным тоном, туша в урне сигарету.

– Не думаю.

– Она тебе что-нибудь сказала про меня?

– Нет. Хотела, но не успела.

– Хорошо. Идём.

На деле бар оказывается немецким пивным рестораном, но, когда нас сажают за столик и вручают меню, цены выглядят действительно достаточно демократично, и я расслабляюсь.

– Попробуй их фирменные колбаски, – советует Женя. – Под пиво просто идеально. И к ним идёт офигенная капуста. Ещё давай гренки на двоих возьмём. Чёрные, с чесноком, здесь большая порция. И соус сырный. Лучше сразу два.

В этот момент мои мысленные весы склоняются в сторону «Женя – парень». Как-то сухо, по-деловому и по-мужски это всё звучит. Но Женя их тут же выравнивает, мягко и лукаво улыбаясь:

– Извини, Андрей, я давлю на тебя? Может ты хочешь что-то другое?

Чёрт.

– Доверюсь твоему выбору, – отвечаю я.

– И это правильно. Я разбираюсь в хорошей еде.

Женя ненавязчиво помогает мне и с выбором пива, и мы делаем заказ. Сначала почти молча едим эти восхитительные колбаски с не менее восхитительной капустой и гренками, а потом, когда голод оказывается утолён, Женя говорит:

– Ну, рассказывай.

– Что тебе рассказывать?

– Как ты дошёл до такой жизни, что не можешь отличить девушку от парня?

– А может быть это лучше ты мне расскажешь, как ты дошла до такой жизни, что тебя нельзя отличить от парня? Или может быть расскажешь, как ты дошёл до такой жизни, что тебя нельзя отличить от девушки?

Женя смеётся, а потом отвечает:

– Андрогинная внешность. Никогда не слышал?

– Слышал, – бурчу я недовольно.

Конечно я чего-то там слышал про андрогинную внешность, но немного. Правда, в Москве я навидался всякого: и парней, переодетых в девушек, и девушек, переодетых в парней, но понять кто передо мной, я обычно мог, пусть и не всегда сразу.

– Ты специально так одеваешься? – спрашиваю я. – Нравится развлекаться, вводя людей в заблуждение?

Женя отпивает пиво и довольно облизывает губы:

– Не-а. Не поверишь, ты у меня такой первый. Обычно я одеваюсь так, что сомнений не возникает. Просто сегодня я так оде… Чёрт! В общем, этот балахон оказался на мне сегодня случайно, просто утром я обли… Короче, на меня утром пролился кофе, а я уже опаздыв… Да блядь! Это невозможно! Я ду… Мне казалось, это будет проще. Всё. Давай лучше ты говори, а я буду молчать. В нашем удивительно богатом русском языке невозможно обойтись без глаголов, выдающих половую принадлежность рассказчика.

Теперь уже смеюсь я, а Женя возмущается:

– Ну что ты ржёшь?! Рассказывай давай лучше, как ты под стол пешком ходил, как в школе дрался, как тебя предки наказывали, как с девушками встречался, ну и так далее.

– Зачем тебе это? Под стол все примерно одинаково ходят, в школе я особо не дрался – у меня отец строгий, так что себе дороже было. А девушки… Я московский вуз закончил, на последнем курсе у меня случилась несчастливая любовь. Точнее, сначала она была счастливая, а потом меня променяли на тугой кошелёк и красивую машинку.

– Такие истории тоже почти у всех есть. Это жизнь, Андрей. И влюбляться – большая глупость.

Меня несколько удивляют эти слова, довольно трагичные, но произнесённые таким ровным и спокойным тоном, словно просьба передать соль. Женя не даёт мне обдумать и спрашивает:

– Ты же только с сегодняшнего дня на работу устроился. Где ты раньше работал?

– В Москве. Меня сократили весной. Кризис же. И вместе с работой я потерял девушку, с которой жил последние два года. С безработным инженером ей оказалось не по пути.

Женя смотрит на меня со снисходительным сожалением:

– То есть ты сейчас весь такой с разбитым в очередной раз сердцем?

– Нет. После первого раза я больше не влюблялся. Не знаю почему. Просто так вышло. Может быть пока мне не встретилась та самая… Так что сейчас я просто весь такой, чувствующий себя доверчивым идиотом.

– Это пройдёт. Это лучше, чем разбитое сердце, поверь мне.

– А ты, Жень? Тебе разбивали сердце?

Существо молчит несколько секунд, а потом говорит совсем тихо, так, что в шуме ресторанного зала мне приходится прислушиваться:

– Андрей, я не знаю ни одного человека, которому не разбивали бы сердце. Я – не исключение. Со мной это тоже было, лишь однажды, и не повторится впредь. Но я не расскажу тебе эту историю. Ни сейчас, ни когда-либо позже. Извини.

Я начинаю раздумывать, что бы всё это значило, а Женя поднимается из-за стола:

– Мне надо в туалет.

Я киваю и почти тут же поднимаюсь и иду следом. Может быть это не совсем честно, но сейчас я всё узнаю. Существо останавливается аккурат между двумя дверями с буквами «М» и «Ж» и оборачивается ко мне – оказывается, я предсказуем.

– Ай-ай-ай, Андрей. И не стыдно тебе? Захотел сжульничать?

Я возмущаюсь:

– Я так никогда не догадаюсь. Нужных глаголов ты не употребляешь, про себя не рассказываешь, мы оба состаримся, прежде чем я что-нибудь пойму.

– А я и не обе… В общем, никто тебе не обещал, что будет просто.

Но я не собираюсь отступать. Стою и жду, какую же дверь выберет существо. А оно тоже не торопится, прислоняется к стене между дверями:

– Смотри, Андрей, ты сам сказал, что я не пойми как кто выгляжу, а значит сейчас я могу войти в любую дверь, и никто мне слова не скажет и даже косо не посмотрит. – Женя теребит пальцем нижнюю губу, словно размышляя, а на самом деле издеваясь надо мной: – Что же мне выбрать? В женском туалете, вероятнее всего, очередь, так что пойду я, пожалуй, в мужской.

Женя отлепляется от стены и наклоняется ко мне:

– В кабинку, конечно же. Идём. Не бойся, я не буду смотреть как ты писаешь.

Вот же сучка!

Женя скрывается в кабинке. Как на зло, под дверью нет даже малюсенькой щели и невозможно подсмотреть как стоят Женины ноги, поэтому, скрипнув зубами, я иду к писсуару.

Когда мы выходим из мужского туалета, Женя останавливается:

– Пойду на улицу, покурю.

Выход из ресторана в одной стороне от туалетов, а наш столик в другой. Я машинально делаю шаг за Женей, и Женя оборачивается:

– Андрей, улица – не туалет. Пространство там не разделяется по половому признаку, так что никаких подсказок не предвидится. Иди лучше ещё пива закажи, и мне тоже, на свой вкус. И не бойся, я не сбегу, не оплатив свою половину счёта.

Вот же сучка в квадрате! Может быть это мне уже пора бежать куда подальше от этого существа?

***

– У тебя что, ненормированный рабочий день? – хмыкает отец, выходя в коридор, когда я вваливаюсь туда около десяти вечера, пришибленный энным количеством бокалов пива и впечатлениями от существа.

Следом появляется мама:

– Ужинать будешь?

– Нет и нет, – отвечаю я, скидывая ботинки. – У меня нормированный рабочий день, просто после работы я зашёл в бар с… коллегой. И ужинать, соответственно, не буду.

Я вспоминаю, как существо, дойдя со мной до автобусной остановки после ресторана, сказало: «Неплохо посидели. Если до завтра не догадаешься, вечером приглашаю тебя в гости. Но условия те же: никаких попыток забраться в трусы и потрогать то, чего трогать не полагается». Я смотрю на маму и добавляю:

– И завтра тоже не буду ужинать. Иду в гости к коллеге.

Зайдя в свою комнату, я закрываю дверь и снимаю пиджак. Дверь тут же открывается, и в комнату заглядывает мама:

– А эта коллега – девушка?

Отличный, блядь, вопрос! Просто на миллион долларов! Если бы я ещё знал на него ответ.

– Мам, я вам потом всё расскажу, ладно?

– Ну что за вопросы? – ворчит в коридоре отец. – Мужику под тридцатник. Что он, про каждую юбку, которую задрал, докладывать должен?

Да уж, чем-чем, а юбкой в моём сегодняшнем вечере точно и не пахло. Мама надувает губы, но оставляет меня в покое, закрывая дверь с другой стороны, а я забираюсь с ногами на диван.

В моей голове сумбур. Схемы трубопроводов и оборудования, расчёты производительностей и пропускных способностей из проекта перемежаются образами Жени. Длинными тонкими пальцами на моей клавиатуре, внимательным, чуть насмешливым или грустным взглядом серых глаз, тенью на щеках от густых ресниц, бликами солнца на тёмных распущенных волосах, губами, обхватывающими сигаретный фильтр. Проект быстро отходит на второй план, я кладу руку на пояс джинсов, и мне хочется опустить её ниже, потому что от этих видений там всё оживает.

Мне немного не по себе. Какая-то странная, предложенная Женей игра. Зачем это Жене? Я интересен ей как мужчина? Но она практически не флиртует, совсем немного, еле уловимо. Не как девушка. Получается… это парень? Ну да, он курит, он матерится, он выпил сегодня пива наравне со мной и не особо опьянел. Всё это по отдельности не сказало бы ни о чём, а вот в совокупности… Но ведь девчонки бывают очень разными. Я никогда не увлекался такими, а Женя мне нравится. Я с сомнением смотрю на свой пах. Не может же у меня стоять на парня? Раньше ни на одного не стояло. Да и зачем бы я сдался парню, если он не гей? Получается, если Женя парень, то он гей? Мне стоит бояться обещанной награды? Почему я тогда не боюсь?

От всех этих вопросов, наложившихся на пиво, у меня начинает гудеть голова. Я быстро встаю с дивана, переодеваюсь, умываюсь и ложусь спать. И в моих снах губы Жени обхватывают не сигаретный фильтр, а мой член.

На следующий день Полина в начале рабочего дня подозрительно косится на меня, но ничего не говорит. Я увлекаюсь работой и не вспоминаю ни то что про неё, но даже и про Женю, и про то, как дрочил утром в душе на обрывки своего сна. Именно за этим утренним занятием я всё же пришёл к выводу, что Женя девушка, скорее всего. Ну не может мой организм так реагировать на парня.

Обеденный перерыв подкрадывается незаметно, и я снова иду в столовую. Почти успеваю съесть бифштекс из говядины, который вчера нахваливало существо, когда само существо подсаживается ко мне за столик с точно таким же бифштексом, словами «приятного аппетита» и во вчерашнем отвратительном балахоне.

– Что, сегодня на тебя опять пролился кофе?

– Нет. Я просто поддерживаю интригу. У тебя уже есть версия? – спрашивает Женя, снова тщательно протирая салфеткой вилку и нож и сверля меня взглядом.

– Есть. Целых две. По одной из них ты девушка, по другой – парень.

– Очень смешно.

– На самом деле я склоняюсь к одному из вариантов, но пока не скажу тебе к какому, потому что не уверен, и потому что хочу пойти к тебе в гости.

Женя с аппетитом, но опять же очень элегантно, поглощает бифштекс. Да уж, она это или он, а пожрать любит.

– Ну что ж, – говорит Женя прожевав. – Я подго… Чёрт… Моя квартира готова к приёму такого важного гостя, как недогадливый инженер-технолог. Всё, что могло бы служить подсказкой, я уб… – Женя закатывает глаза: – Всё убрано, короче. Нет, я точно или свихнусь, или проболтаюсь.

– Жду этого с нетерпением.

– Чего? Того, что я проболтаюсь? Или того, что свихнусь?

– Как плохо ты обо мне думаешь. Жду визита в твою квартиру.

– Ах это. Ладно. Встречаемся как вчера, у входа. А сейчас, ты поел уже? Вот и иди. Нечего меня смущать.

Не тороплюсь уходить. Наклоняюсь к Жене:

– А я тебя смущаю?

Женя поднимает нож и тычет остриём в мою сторону:

– Проваливай.

Хмыкаю и удаляюсь вместе с подносом. Да уж, сама милота. Версия, что Женя девушка, снова начинает рассыпаться.

В конце рабочего дня я выжидаю пока уйдёт Полина, чтобы снова не объяснять ей почему мы не можем поехать домой вместе. Но она не торопится. Оли и Татьяны Ивановны уже нет, а Полина всё возится. Подкрашивает губы у зеркала на стене, поправляет волосы – всё это стоя ко мне спиной и демонстрирую обтянутую джинсами задницу. Отличную, надо сказать, задницу. Но сейчас мои мысли в другом месте, и Полина откровенно раздражает.

Наконец она бросает мне «пока» и уходит. Я сижу ещё пять минут, а потом выключаю всё в кабинете и запираю его выданным мне накануне ключом. На улице я оказываюсь в пятнадцать минут седьмого.

Женя демонстративно смотрит на часы:

– Все твои давно ушли. Я уж поду… Мне показалось, что ты испугался и передумал.

Решаю пофлиртовать сам:

– А что, мне стоит тебя бояться?

Женя улыбается снисходительно:

– Андрей, тебе сколько лет? Всегда нужно быть осторожным, когда идёшь в гости к малознакомому человеку.

Зеркалю Женину улыбку:

– Я рискну.

Женя закатывает глаза:

– Идём уже. – А потом отворачивается и направляется к переходу через дорогу.

Мы переходим на другую сторону улицы и останавливаемся на автобусной остановке. В этот момент я бросаю взгляд на наше офисное здание и замечаю Полину около дальней стороны крыльца. Она крутит в руках телефон и внимательно смотрит на нас с Женей.

Глава 4

Район, в котором живёт Женя, располагается на другом конце города по сравнению с моим, и практически на окраине. Мы добираемся туда на двух автобусах, с пересадкой. Квартира в относительно новой, но самой примитивной многоэтажке. Однокомнатная, с довольно свежим, не больше трёх лет, ремонтом, но недорогим, и тоже недорогой и тоже новой мебелью.

Женя выдаёт мне мягкие тапочки и показывает на двери:

– Комната. Ванная и туалет в одном, так сказать, флаконе. Кухня. Действуйте, детектив. – Тоже переобувается. – Жрать, кстати, хочешь? Я вот хочу.

– Мне кажется, что ты всегда хочешь жрать.

– Не надо грязи, не так уж и много я ем. Ладно, осматривайся, а потом я котлеты погрею.

Я решаю начать с комнаты, к тому же дверь в неё призывно распахнута.

Мебель и в комнате, и в коридоре выдержана в одном стиле и в одном тёмно-коричневом цвете. Обои тоже одинаковые, светлые, практически белые, с абстрактными едва отличающими по тону крупными завитками. На полу везде ламинат немного темнее мебели.

Справа, сразу у входа в комнату, располагается довольно длинный комод, и я невольно задерживаю на нём взгляд. Шкатулки. Много. Разные, но все довольно старые, такие, которыми много пользовались и которые передавали из поколения в поколение. Они расставлены довольно хаотично, и я разглядываю их по очереди, вырывая глазами те, что особенно в них бросаются.

У самой стены – деревянная, ничем не покрытая, слегка рассохшаяся от времени, но с удивительно тонким резным узором на крышке. Левее и ближе ко мне – тоже деревянная, но гладкая, покрытая чёрным лаком и расписанная яркими цветами, ягодами и ветками. Через одну от неё – небольшой ларчик с пирамидальной наборной крышкой из дощечек разного оттенка. Самая большая и самая красивая конечно же стоит по центру. Она тоже деревянная, покрытая полупрозрачным лаком янтарного оттенка, но его почти не видно, шкатулка практически вся отделана тонкими перламутровыми пластинами. Перламутр матово и нежно бликует зеленоватым, голубоватым, розоватым, не даёт отвести взгляд.

Интересно, что в них? Милые девичьему сердцу безделушки? Отгадаю ли я загадку, открыв их? Не знаю. Но я не открою. Я хорошо воспитан, и лезть без спроса в чужие вещи, к тому же такие интимные, не стану ни за что.

– Они пустые, – раздаётся тихий Женин голос прямо возле моего уха, и я вздрагиваю – не заметил, как существо подкралось ко мне.

– Они очень красивые. Особенно эта. – Я провожу пальцами по перламутровой пластине на крышке центральной шкатулки.

Берусь за чёрную, расписанную цветами, и приоткрываю крышку:

– Можно?

– Да, я же ска… Ты же слышал, что они пустые.

Я заглядываю внутрь, в каждую шкатулку по очереди. Они действительно пусты. Некоторые из них отделаны изнутри тканью под бархат или самим бархатом разных, в основном тёмных цветов: какие-то – неплохо сохранившимся, а какие-то – потёртым и истончившимся, с проплешинами. Некоторые без отделки, но дерево внутри светлее – меньше было подвержено влиянию воздуха и пыли, чем снаружи.

Я заканчиваю перебирать шкатулки и продолжаю осмотр комнаты.

Сразу за комодом покрытая пледом песочного цвета кровать с парочкой декоративных подушек в тон пледу. Немаленькая. Интересно, меня на ней награждать будут?

У окна стол с широким монитором и здоровенным системным блоком со снятой боковой стенкой. Изогнутая клавиатура и ощетинившаяся кучей кнопок мышка. Кроме компьютера на столе закрытый ноутбук, тонкий, но довольно широкий. Ну да, существо же айтишник, всё правильно, именно так и должны выглядеть её, или его, игрушки.

В правой стороне комнаты стенка – просто череда одинаковых шкафов, безо всяких открытых полочек и ниши для телевизора.

– У тебя нет телевизора?

– Нет. Зачем он мне? Всё, что мне надо посмотреть, я могу посмотреть в интернете.

Я возвращаюсь взглядом к шкафам. У самого центрального прозрачные створки, и я подхожу ближе. Все полки за стеклом заставлены статуэтками, фигурками старых игрушек, довольно древними вазочками и тому подобной лабудой. Я стою и глазею на всё это, а Женя подходит и останавливается у меня за спиной.

– Эти вещи… Они принадлежали твоей семье?

– Нет. – Женя говорит медленно, очевидно выстраивая фразы так, чтобы избежать тех самых, указывающих на половую принадлежность рассказчика, глаголов. – Они все были куплены.

Что? Да она ненормальная. Сейчас я ни на секунду не сомневаюсь, что это она. Ни один мужик в здравом уме не станет скупать весь этот хлам.

И я просто не могу не спросить:

– Зачем?

Женя подходит чуть ближе ко мне, но на самом деле мне кажется, что она хочет быть ближе к своим сокровищам.

– Все эти вещи принадлежали разным людям. Они были свидетелями их жизней: радостей, страхов, побед и разочарований. Свидетелями их историй. Участниками их историй. Можно сказать, что у каждой из этих вещиц есть своя история.

– Ты что, скупила антикварный магазин?

– Нет. – Я не вижу Жениного лица, но по голосу чувствую, что она морщится. – Ни один из этих предметов не был в антикварном магазине. Каждый был куплен у предыдущих хозяев, у тех, кто действительно владел ими, пользовался. Что-то я на… Что-то нашлось в интернете, на досках объявлений, а что-то – на блошином рынке.

Женя чуть отодвигает меня, легонько отталкивая плечом, и открывает створки шкафа:

– К примеру, вот эта ваза… – Женя бережно проводит пальцами по боку глиняной, тёмно-зелёной, даже на вид тяжёлой вазы. – Она принадлежала тяжелобольной женщине преклонного возраста. Женщина годами не вставала с постели, а её муж, с которым они прожили вместе сорок с лишним лет и воспитали троих детей, уже был пенсионером, но раз в месяц, со своей небольшой пенсии, он покупал ей букетик совсем дешёвых цветов и ставил в эту вазу, на тумбочку возле кровати. И каждый раз, когда он приносил ей эти цветы, она брала его за руку и просила посидеть рядом. И он сидел. И вытирал её слезы с покрытых морщинами щёк. И просил не плакать, говорил, что любит её по-прежнему. И она тоже говорила, что любит. Потом они долго вспоминали какие-то незначительные, но милые им обоим моменты их жизни. Или наоборот, значительные. Всегда по-разному. Но для обоих эти воспоминания о счастье и были счастьем на закате их жизней.

Я смотрю на вазу и Женины пальцы на её боку приоткрыв рот, но Женя не даёт мне опомниться. Она берёт в руки фигурку маленькой резиновой собачки, которая могла бы поместиться в моём кулаке – дешёвой игрушки советских времён, бело-рыжей, давно потускневшей и облезшей. Вместо глаз у собачки остатки голубой краски, а вместо языка – красной. Женя ставит её себе на ладонь и показывает мне:

– Этот пёсик принадлежал девочке-школьнице. У этой девочки были две длинные, тоненькие, очень светлые косички. И сама девочка тоже была длинной и тоненькой. Она очень хотела настоящую собаку, но их семья жила бедно, в малюсенькой комнатке в коммуналке, и родители, хоть и любили девочку безумно, не позволяли ей заводить животных.

Женя задумчиво гладит собачку большим пальцем по обшарпанной голове:

– Эту игрушку девочка увидела в магазине, когда училась во втором классе. Она долго мечтала о ней и наконец купила на сэкономленные на школьных завтраках деньги. Песик был с девочкой круглые сутки, на уроках он лежал в кармашке чёрного фартука школьной формы, ночью – под подушкой. Девочка назвала его Томом, и рассказывала ему всё-всё, вообще без утайки. Том стал настоящим другом для неё, и они прожили душа в душу почти два года. А потом Тома украл мальчик из соседней квартиры, одноклассник девочки. Они играли вместе во дворе, Том стоял на лавочке среди других игрушек, девочка зазевалась, и мальчик его стащил. Девочка обнаружила пропажу лишь спустя пару часов и не могла уличить мальчика. На самом деле она даже и думать на него не хотела. Ведь он, как и сама девочка, был пионером, а пионер – он ведь всем пример, он не ворует у девочек игрушки. Девочка расстроилась очень сильно, долго и безутешно рыдала в своей кровати, почти до самого вечера. Родители переполошились и обошли все два магазина игрушек в городе, но, конечно же, такой собачки больше нигде не было. А потом, на классном часе, учительница как всегда рассказывала им истории из жизни людей, со смыслом истории, и с выводами. А после, в очередной раз объясняла, что значит быть настоящим другом и товарищем. Учительница была уже пожилой, опытной, и говорила очень убедительно. Девочка тут же вспомнила про своего друга и товарища Тома и снова заплакала. И мальчик в этот момент тоже вспомнил про Тома, и ему стало очень стыдно. Ему, на самом деле, почти сразу после кражи стало стыдно, но очень уж ему тогда пёсик приглянулся. И вот мальчик, прямо на классном часе, после слов учительницы, вытащил пёсика из своего портфеля, поднял руку и вышел к доске, и прямо при всём классе признался в своём дурном поступке и вернул Тома девочке. Так у девочки стало два настоящих друга: Том и этот самый мальчик. А потом, на выпускном балу, мальчик поцеловал девочку, прямо в губы, и сказал: «Помнишь Тома? Он ведь ещё у тебя? Хочу, чтобы он наконец-то стал нашим общим. Выходи за меня замуж». И девочка конечно же расплакалась, а потом конечно же сказала: «Да». Такая вот история у этого пёсика, Андрей.

Я смотрю на собачку, а Женя ставит её на место. Бережно берёт с другой полки фарфоровую статуэтку балерины, абсолютно белую. Балерина стоит но носочках, скрестив ноги и подняв над головой руки. Кажется, ещё секунда, и она откинет ногу назад, прогнётся и закружится в танце. Женя показывает её мне:

– Смотри, Андрей. Эту балерину купил, ещё очень давно, до революции, пожилой купец. Он привёз её из само́й Москвы для своей молодой жены, и она жене очень понравилось. Жена поставила её на самое видное место и подолгу на неё любовалась. А через год жена умерла, рожая купцу дочь. Купец был безутешен. Ну просто потому, Андрей, что он был не тупой скотиной, как в кино пожилых купцов показывают, а хорошим человеком. И жену свою очень любил. И жена его тоже очень любила, несмотря на разницу в возрасте. Но вот взяла и умерла. Хреново тогда с медициной было, сам понимаешь. Ну так вот, жена умерла, а дочка выжила. Только не радовала она купца совсем. Купец считал, что если бы не дочка, то жена его была бы жива. Поэтому дочку нянчила нянька, а купец не желал её даже видеть. Он подолгу сидел в своей комнате и смотрел на эту балерину. Целых пятнадцать лет смотрел. И вот, когда дочке исполнилось пятнадцать, она зашла в комнату отца, когда того там не было, и взяла эту балерину в руки. И подошла с ней к окну. А на улице тогда была поздняя весна, солнышко, яркое-яркое, прямо в окно светило. Купец зашёл в комнату – а он совсем старый уже стал, слепой почти – и увидел, что у окна стоит его покойная жена, светится вся, на голове у неё нимб, а в руках та самая балерина. Купец сразу же посреди комнаты упал на колени, начал тянуть к ней руки и по имени звать. Дочка испугалась, к отцу бросилась, говорит: «Что ты, папенька, это же я. Я просто на матушку похожа, вот ты и перепутал». Купец в себя пришёл – он хоть и старый, но не в маразмах ещё был – и отвечает: «Нет. Ничего я не перепутал. Это и правда она была, матушка твоя. Просто через тебя мне явилась, укорить хотела, что я, хрыч замшелый, сух и чёрств к нашей дочери, к единственному, что у меня от неё по-настоящему осталось. Что с бирюлькой этой ношусь, – купец на балерину кивнул, – а дочь и не замечаю». Обнялись они, поплакали и стали совсем по-другому жить, не как два чужих человека, а как отец с дочерью. А балерину эту купеческая дочка потом своей дочери подарила, и историю эту рассказала. А та – своей. И так далее.

Женя замолкает и гладит пальцами разлетающиеся края пышной юбки балерины.

Я обретаю способность говорить:

– Жень, а ты откуда всё это знаешь? Тебе эти истории бывшие владельцы рассказывали?

Женя, ещё бережнее чем доставала, ставит балерину на место и говорит абсолютно будничным тоном:

– Да ничего я не знаю. И никто мне ничего не рассказывал. Я эти истории сочиняю. Точнее, они сами в моей голове появляются. А на самом деле, может всё совсем по-другому было. Может быть ваза эта со дня покупки и до того, как ко мне попала, на чердаке пылилась, и никакие цветы в неё вообще не ставили, потому что подарила её нелюбимая тётушка, а хозяйка считала её страшной. Собака эта вполне могла принадлежать какому-нибудь мальчишке, который про неё месяцами не вспоминал, а потом в кладовку забросил, нашёл уже на старости лет, да и продал на барахолке, потому что на бутылку не хватало. А балерину мог подарить жене какой-нибудь скользкий тип, после того, как изменил ей. С соседкой, например. Или вообще с сестрой этой самой жены. Всё может быть, Андрей, но я не знаю этого. И в этом и прелесть. Я вижу именно те истории, которые хочу видеть.

Я поворачиваюсь к Жене, и в этот момент она тоже поворачивается ко мне. Наши лица совсем близко. Я смотрю в её глаза и говорю тихо:

– У тебя богатое воображение.

Женя также тихо отвечает:

– Да, наверное.

– Все твои истории немного грустные, но романтичные, и с хорошим концом.

– Это всего лишь сказки, Андрей. В жизни так не бывает.

Женя шагает ещё на полшага ближе ко мне, и я кладу руки ей на плечи, веду ладонями вверх, но она быстро перехватывает их своими руками и разводит в стороны. Шепчет:

– Мы договорились, что ты не будешь трогать. – И при этом немного приподнимает лицо.

От Жени едва уловимо пахнет апельсинами и какой-то мягкой, но кружащей голову восточной пряностью. К этому аромату чуть слышно примешивается запах сигаретного дыма. Я наклоняюсь и целую. Очень медленно касаюсь удивительно мягких губ. Они размыкаются под моими губами, но мне не хочется спешить. Хочется смаковать, хочется распробовать это загадочное создание. Я не лезу в рот языком, просто бережно прихватываю губы по очереди. Женя понимает моё настроение и повторяет эти движения. Она ласкает мои губы, а её ладони, держащие мои запястья, начинают ползти под рукава пиджака, поглаживая кожу. И я уже забираюсь языком под её верхнюю губу, но Женя отстраняется, отодвигается и закрывает створки шкафа, отгораживая стеклом свои истории от меня и от окружающего мира.

Я снова кидаю взгляд на странную коллекцию и спрашиваю:

– А здесь есть вещи из твоей семьи? Что насчёт твоей истории?

Женя смотрит на меня немного печально:

– Здесь нет вещей из моей семьи, Андрей. А мою историю ты никогда не узнаешь. Пошли есть котлеты. И пиво пить.

Глава 5

Женя делает несколько шагов к выходу из комнаты, но я беру её за рукав и останавливаю:

– Подожди. Я готов дать ответ.

– Да? – Она замирает и смотрит на меня с интересом.

– Да. – Я подхожу к ней ближе. – Ты девушка.

Выражение Жениного лица не меняется:

– Это твой окончательный ответ?

Я уже набираю воздуха в грудь, чтобы сказать «да», но тут сбоку от меня, в углу комнаты, что-то начинает шевелиться. Я оборачиваюсь и замечаю на полу, между крайним шкафом и батареей, кошачий домик, плюшевый, такого же тёмного-коричневого цвета, как и мебель. Внутри него что-то копошится, а потом на свет выходит кот.

Выглядит кот просто отвратительно. Ужасно тощий и облезлый. Сразу видно, что он очень-очень старый. Длинная шерсть явно была когда-то белой и роскошной, но сейчас она тусклая, с желтоватым оттенком и безжизненно висящая. Кот медленно делает несколько шагов и замирает посреди комнаты, смотрит на меня исподлобья помутневшими от возраста глазами и принюхивается. Я инстинктивно делаю шаг назад, подальше от этой страхолюдины. А вот Женя буквально бросается к коту, подхватывает его на руки, прижимает к себе и целует в поблекший розоватый нос. Воркует с ним:

– Ты опять всё проспал? Да? Да, Феликс? Ты у меня соня? Признавайся, скучал по мне? Скучал? – Женя перехватывает кота поудобнее. – Проголодался? Сейчас покормлю, сейчас, маленький.

А потом подходит вместе с ним ко мне:

– Феликс, знакомься, это Андрей. Он инженер, но всё равно бестолковый. И его тоже придётся сегодня покормить.

Коту на меня явно плевать, он даже не смотрит в мою сторону, жмурится, прижавшись к Жене и оставляя на её отвратительном балахоне отвратительные белые волосы.

– Сколько ему лет? – спрашиваю я.

– Восемнадцать.

– Ничего себе! Это сколько же тебе было, когда его завели? Семь лет? Или восемь? Он с тобой почти всю жизнь живёт?

Женя смотрит мне в глаза слегка наклонив вбок голову:

– Нет. Он у меня три года. Достался мне от одного из любовников.

Что? Вот так спокойно говорить парню про своих любовников? И я тут же перестаю быть готовым дать окончательный ответ.

Женя осторожно опускает кота на кровать и опять поворачивается ко мне:

– Что ты завис? Я уже не встречаюсь с ним. Мы расстались сразу же, как он отдал мне кота. По моей инициативе расстались. Потому что мне не по пути с предателями. Прикинь, он этого кота завёл, ещё когда в школе учился. Феликс с ним пятнадцать лет прожил. Любил его, урода. Ждал из школы, потом из универа, потом с работы. Провожал на свидания, встречал с них, утешал, когда девчонки его бросали, а они его точно бросали, потому что он мудак, просто не представляю как его можно не бросить. Феликс даже смирился с его женой, когда этот козёл женился. И он даже готов был смириться с их ребёнком, но у ребёнка обнаружилась аллергия на Феликса. И вот, этот мудак мне как-то говорит: «Знаешь, Жень, кота, по ходу, усыпить придётся». Я его спрашиваю: «Как так? Почему?» Ну он мне про аллергию и задвинул. Прикинь, усыпить хотел Феликса! Феликс пятнадцать лет с ним жил, а он его чуть не усыпил. Мне очень хотелось убить это чмо. Самого его усыпить. Короче, он отдал мне кота и больше мы не виделись.

Мой окончательный ответ окончательно перестаёт быть окончательным, а Женя садится на кровать рядом с Феликсом и чешет его между ушей.

– Знаешь как он переживал? Тосковал. Плакал по ночам. Я его в свою кровать б… В моей кровати он спал, в общем. Сейчас уже не может – тяжело ему ночью в темноте спрыгивать и запрыгивать, зрение плохое стало, да и суставы, так что в домике теперь.

– Жень, но ведь если у ребёнка аллергия, коту действительно не место в квартире. И потом, он же его не усыпил. Может он специально так сказал, чтобы тебе его впарить. А если бы с тобой не вышло, он бы его кому-нибудь другому отдал.

– Да он даже не позвонил потом ни разу, чтобы узнать как тут Феликс без него! – Женя возмущается, распаляется и гневно сверкает глазами: – А аллергия у ребёнка… Да мне плевать и на аллергию, и на детей. Терпеть их не могу. И вообще людей не люблю. Что ты, блин, его оправдываешь? Бесишь меня, Андрей! Не дам тебе котлет! И пива тоже!

Женя сгребает кота, обнимает его, уткнувшись в шерсть носом, и через пару минут успокаивается:

– Ладно. Идём на кухню.

На кухне Женя достаёт из холодильника пакетик с кошачьим кормом и вытряхивает его в миску, попутно объясняя мне, что зубов у кота почти нет, поэтому ест он только влажный корм: паштет или мягкие кусочки в соусе. Кот крутится около Жениных ног, а я сажусь на стул и осматриваю кухню.

Здесь та же цветовая гамма: светлые стены и тёмно-коричневая мебель. Всё очень чисто и расставлено в строгом порядке. А ещё, довольно много кухонной техники. Я в ней не сильно разбираюсь, но мне удаётся идентифицировать комбайн и то ли мультиварку, то ли хлебопечку.

Женя ставит миску на пол у стены, на специальный небольшой коврик, кот подходит и начинает медленно, с королевским достоинством есть. Женя меняет ему воду: моет миску, а потом наливает в неё воды из бутылки, судя по этикетке, недешёвой.

– Ты покупаешь ему воду? – удивляюсь я.

– Конечно.

– Зачем?

– Что «зачем»?

– Это же кот. Можно из-под крана налить. Ну или кипячёной.

– Ну и что, что кот? Что, кот – не человек тебе?

– Вообще-то нет.

Женя смотрит на меня пристально:

– Ты прав, Андрей. Он не человек, он лучше. Он не умеет предавать. – И ставит миску с водой на кошачий коврик.

Кот доедает, потом долго шумно пьёт, а потом гордо покидает кухню.

– Что там насчёт котлет? – спрашиваю я.

Женя подходит ко мне и облизывает губы:

– Что ты хочешь сначала: котлеты или награду?

– Награду?

– Ну да. Ты же дал свой ответ.

Женя подходит ещё ближе, стоит надо мной, и я снова слышу легкий запах апельсинов с восточной пряностью. Так близко, я едва удерживаюсь, чтобы не взять её, или его, за руку, не притянуть к себе и не поцеловать снова. Мне не хватило того, что было в комнате. Я хочу ещё. Хочу гораздо большего.

Женя берётся обеими руками за низ своего балахона, собираясь его снять, но я говорю быстро:

– Стой. Подожди. Я передумал.

Женя отпускает балахон, прикусывает нижнюю губу, а в серых глазах расплывается разочарование:

– Передумал? Ты передумал насчёт награды?

– Нет. Я передумал насчёт ответа. Он не окончательный.

Разочарование сменяется интересом:

– Да? И какой же окончательный?

– Я не знаю, Жень. Сейчас мне уже не кажется, что ты девушка. Я не уверен.

Женя закатывает к потолку глаза:

– Андрееей, какой же ты нерешительный… Завтра последний срок. Придёшь опять ко мне. Если, конечно, ты хочешь награду.

Женя достаёт наконец обещанные котлеты, ставит их в микроволновку и вытаскивает из холодильника две банки пива:

– Надеюсь, тебе не нужен стакан? Ненавижу мыть посуду.

– Если хочешь, я помою.

– Очень заманчивое предложение, но ты в гостях, так что нет.

После котлет и пива Женя берёт с подоконника пачку сигарет. Закуривает, затягивается несколько раз, а потом запоздало кивает на сигарету:

– Ты ведь не против? Тебя не раздражает дым?

Я пожимаю плечами:

– Это твоя кухня.

– Я в курсе, что это моя кухня. Но если тебе не нравится, что я при тебе тут курю, то я пойду на балкон.

– Твоё гостеприимство не знает границ. Мне пофигу. Я и сам когда-то начинал курить. Когда был студентом. Потом бросил. И против курящих ничего не имею, так что травись на здоровье.

Женя достаёт ещё две банки пива, открывает обе и суёт одну из них мне в руки. Выдыхает в потолок дым:

– Просто не могу не выпить за такого офигенного тебя.

Женя докуривает, раскачиваясь на стуле, прихлёбывая пиво и разглядывая меня из-под ресниц. Отвратительный балахон, покрытый кошачьей шерстью, оставляет простор для фантазии, и мне хочется снять его с Жени. Самому. Очень медленно. Мне интересно, что я увижу под ним: небольшую упругую женскую грудь или плоскую мужскую? Что я буду делать, если верным окажется второй вариант? Судя по тому, как блестят слегка пьяненькие Женины глаза, она, или он, меня хочет.

– Жень, а что я получу в награду?

– Ммм… – тянет Женя. Тушит окурок и ставит локти на стол, наклоняясь ко мне: – А что бы ты хотел?

Я тоже наклоняюсь:

– Тебя.

– Дааа? – Голос Жени вкрадчивый и дразнящий: – Но ведь у тебя ещё нет ответа. Что, если я парень? Ты готов к такому повороту событий?

На самом деле я ни черта не знаю, к чему я там готов, но вот мой член уже давно определился, и ему пофигу, парень Женя или девушка, поэтому я отвечаю:

– Да.

А Женя наклоняется ближе и целует меня. И это уже не как в комнате, это уже сразу с языком. И с привкусом пива. И с запахом табака. И так терпко, и так пряно, и так хочется ещё, так хочется большего.

И Женины руки уже на моих плечах, и я забываю про запрет и тоже обнимаю Женю. Но, в отличии от меня, Женя бдит. Вытаскивает из моего рта язык и говорит хрипло, вообще не женским голосом:

– Руки убрал. Быстро.

И я быстро убираю руки, а потом ещё быстрее снова втягиваю в рот Женин язык. Потому что без него сейчас нельзя, без него у меня во рту сейчас очень пусто.

Женина ладонь перемещается на мою шею, сжимает, поглаживает, пальцы другой зарываются в волосы, вцепляются в них, Женя почти кусает и тихо стонет мне в рот. От этого звука я снова забываюсь, мои руки обхватывают Женины плечи, тянут к себе, ближе.

Женя вырывается и отпихивает меня:

– Всё, стоп. Иначе я выдам тебе награду прямо сейчас и безо всякого ответа вообще.

Женя вытирает влажные припухшие губы тыльной стороной ладони и делает несколько больших глотков пива из банки, снова вытирает губы и, окончательно придя в себя, откидывается на спинку стула. Сообщает мне совершенно будничным тоном:

– Кстати, Андрей, трахаться мы не будем. Это на случай, если ты решил, что наградой будет именно это. – Женя вытягивает из пачки сигарету и прикуривает. – Точнее, может и будем, потом, если ты захочешь, и если я захочу. Но в награду это не войдёт.

Я, всё ещё немного ошалевший, пялюсь на Женино лицо, и единственная моя мысль сейчас: как бы снова впиться в эти губы. Поэтому я спрашиваю почти на автомате:

– Да? А что же тогда войдёт?

– Андрей, ты такой бестолковый! Я просто сделаю тебе приятно, понимаешь? – Очевидно, Жене кажется, что я не просто бестолковый, а вообще тупой, поэтому я получаю уточнение: – Отсосу, короче.

Женя обхватывает губами фильтр, глядя мне в глаза, и глубоко затягивается, а я едва удерживаюсь, чтобы не послать всё к чёрту и не дать хоть какой-то ответ прямо сейчас, лишь бы эти губы обхватили вместо фильтра мой член.

Наверное, моё желание написано у меня лице, потому что Женя добавляет:

– Так. Котлеты ты сожрал, пиво выбухал. Всё, лавочка закрывается. Чудеса моего гостеприимства закончились. Езжай домой, Андрей.

Глава 6

Домой я снова возвращаюсь поздно. Заглядываю в комнату к родителям. Они сидят в обнимку на диване и смотрят телевизор. Надо же, как им так удалось? Тридцать лет вместе и до сих пор питают друг к другу нежные чувства, хотя передряги в их жизни конечно же случались. Но они лишь сплотили их, сделали ближе. М-да, прям как в Жениной истории про вазу. Получается, бывает так на самом деле. Только вот не у меня. Я, почему-то, постоянно получаю пинок под зад – то тем нехорош, то этим. Или я просто не те, как выражается отец, юбки задираю?

Сообщаю родителям что вернулся, что всё со мной в порядке и что есть я не хочу. Закрываюсь в своей комнате. Сегодня мне надо подумать, и даже больше чем вчера.

Сегодня, если бы не страхолюдина-кот, я бы дал Жене ответ, я был уверен, что Женя девушка. Мне казалось, что у шкафа я целовался именно с девушкой, что истории мне рассказывала именно девушка. Но вот после появления кота… Передо мной точно был парень. Все эти высказывания про любовника, про детей, про секс, они не женские, не девичьи. И поцелуй на кухне. Женя вёл, Женя контролировал ситуацию. Я не знаю, что там на самом деле под отвратительным балахоном, но в тот момент Женя был парнем.

Что ж, пора посмотреть правде в глаза. Я целовался с парнем, у меня стоит на парня, и я хочу парня. И что мне теперь делать с этим открытием? Я же не гей. Не гей, однозначно. Я всегда был по девушкам. Ну, похоже «был» здесь ключевое слово. Наверное, я би. Хотя, если бы я был би, к двадцати восьми годам я уж точно знал бы об этом. Может быть Женя всё-таки девушка? Нет. Определенно нет.

Следующим утром, когда я подхожу к офисному зданию, я замечаю на крыльце Женю, прохаживающегося возле дальней урны с сигаретой в одной руке и небольшой картонной коробкой, квадратной и серой – в другой. Я приближаюсь к нему. Отвратительный балахон тщательно вычищен, ни единого кошачьего волоска на нём не осталось.

– Привет! – Женя выбрасывает сигарету в урну и протягивает мне коробку: – Это тебе.

– Что это? – Я кручу коробку в руках и не нахожу на ней никаких надписей.

– Кружка. Если у нас с тобой сегодня вечером всё пойдёт по пизде, пусть это будет компенсацией за моральный ущерб. Будешь сидеть на работе и гонять чаи. Ты ведь наверняка ещё не принёс из дома.

– Где ты её взял?

– Ммм… Я уже «взял»? Не «взяла»? Ты так быстро меняешь своё мнение, Андрей. Надеюсь, к вечеру ты перестанешь метаться и мямлить и дашь хоть какой-то однозначный ответ. А кружка из магазина.

– Так магазины же ещё закрыты.

Женя загадочно улыбается:

– Пусть это будет ещё один мой маленький секрет. Идём. – Он поворачивается ко входу в здание.

– Жень. – Останавливаю я его. – Я уверен, что вечером у нас ничего по пизде не пойдёт.

Он становится серьёзным:

– Посмотрим.

Я выхожу из лифта, а Женя едет выше. Открываю дверь в нашу комнату. Татьяны Ивановны ещё нет, а вот девушки стоят посередине и, судя по всему, о чём-то спорят. Я успеваю услышать, как Оля, нахмурив брови, тихо, но твёрдо говорит:

– Это не наше дело.

Полина стоит спиной ко мне. Она быстро начинает:

– А что, если они… – Но Оля замечает меня, быстро дёргает её за рукав, и Полина замолкает.

– Привет, девчонки, – здороваюсь я, и они расходятся за свои столы. – Кому кости моете?

– Ты их не знаешь, – тут же говорит Полина, не глядя на меня.

Я сажусь за свой стол и достаю из коробки кружку. Она самая обычная, белая снаружи и тёмно-синяя внутри. Что ж, практично: не так заметны будут следы от чая. Ах да, ещё надпись на боку, такими же тёмно-синими буквами: «Я не тормоз, я медленный газ». Всё-таки Женя сучка. И даже если парень, всё равно сучка. Убираю кружку в стол.

Я немного нервничаю из-за вечера, поэтому не могу толком сосредоточиться на проекте. Прокручиваю и прокручиваю в голове смену своего натурального статуса на гейский. На самом деле, трагедии никой нет. Я не раз встречал в своей жизни геев и никогда от них брезгливо не отворачивался. Каждый сам решает с кем ему спать, и оттого, что человека трахают в зад или сам он кого-то трахает в зад, хуже он не становится. Ну, Женя-то меня точно трахать не станет. Я более чем уверен, что если он и парень, то точно пассив. А я… Ну, это будет интересный опыт. Учитывая, что настоящим геем я вряд ли стану, всё-таки на других мужиков у меня не стоит, так почему бы не попробовать? Если это доставит удовольствие нам обоим, то прекрасно. А если нет, то мы просто не будем повторять, останемся друзьями. Женя прикольный. С ним интересно. Я однозначно хотел бы иметь такого друга.

В итоге за всеми этими мыслями я ожидаемо ошибаюсь в расчёте, замечаю это только начертив половину схемы отделения, выбрасываю наконец Женю из головы и начинаю пересчитывать, а потом перечерчивать.

Закопавшись в проекте, я попадаю в столовую к концу обеденного перерыва и замечаю Женю за столиком в компании двух молодых людей, очевидно, его коллег-айтишников. Быстро обедаю в одиночестве и возвращаюсь к работе.

Когда мы приезжаем к Жене вечером, нас встречает кот. В этот раз он не проспал появление хозяина и его гостя, и сейчас стоит в коридоре и смотрит как мы переобуваемся. Женя снова сюсюкает с ним и несёт на руках на кухню. Я иду следом и, когда Женя накладывает корм в миску, подхожу к нему сзади и кладу на плечи ладони. Он быстро сбрасывает мои руки:

– Ты ещё не дал ответ.

– Я готов его дать, и я уверен в нём.

Женя ставит коту миску с кормом и меняет воду. Потом приближается ко мне:

– Ну и что ты мне скажешь?

Я ничего не говорю. Медленно беру его пальцами за подбородок, наклоняюсь и целую. Женя отвечает. Сначала немного нехотя, но, когда мой язык оказывается у него во рту, более увлечённо.

Я отстраняюсь и смотрю в его глаза с лёгкой улыбкой:

– Ты парень, Жень.

– Уверен?

– Уверен. Снимай свой балахон. Он просто отвратительный.

Женя отходит от меня:

– Сам знаю. – И стаскивает через голову балахон.

Мне кажется, что я не дышу в этот момент, настолько мне хочется увидеть какой Женя под одеждой. Он остаётся в белой футболке и в обтягивающих джинсах. И он… просто офигенный. Я не думал, что смогу сказать такое про мужика, но это так. Ни на какую девушку он не похож. Да, он не соврал про андрогинную внешность, но для девушки у него слегка широковаты плечи и узки бёдра, немного выступает кадык. И ещё мускулы на руках. У девушек их обычно чуть меньше. А в остальном… Он довольно стройный, тонкий – тело юноши, не мужчины, хотя ему и двадцать пять. Я успел немного почитать про андрогинов, в автобусе, по дороге на работу, ещё вчера. Если верить прочитанному, он возмужает, но позже, после тридцати, а может и годам к сорока. Всё будет зависеть от образа жизни. И… мне хотелось бы это увидеть. Посмотреть, каким он станет. Мне кажется, его это не испортит. Мне кажется, его вообще ничего не может испортить.

Женя небрежно бросает балахон на спинку стула и кривится:

– За эти дни я успел его возненавидеть.

А потом садится на стул сам. Облокачивается расслабленно и вытягивает ноги. Темные волосы рассыпаются по плечам, по белой футболке. Женя закуривает и выдыхает в потолок дым, запрокинув голову и блаженно прикрыв глаза:

– Ну наконец-то, Андрей… Ты не представляешь, как я заебался фильтровать базар.

М-да. Я серьёзно считал это существо девушкой? Где вообще были мои глаза? Как я умудрился разглядеть тут хоть каплю женственности? Наверное, я просто принимал желаемое за действительное. Мой мозг отказывался признавать, что я увлёкся мужчиной.

Женя замечает, что я так и стою посреди кухни, не шелохнувшись, и пялюсь на него.

– Что смотришь? Не нравлюсь? Извини, балахон обратно не надену.

– Нравишься.

– Награду по-прежнему хочешь?

– Хочу.

Женя видит, что всё так же интересен мне, и начинает забавляться:

– А чего больше хочешь: награду или котлеты? А может, хочешь выпить для храбрости, м?

– Награду.

– Это хорошо. Потому что котлеты вчера последние были. И наливать я тебе тоже не собираюсь – хочу, чтобы ты был трезвым. Идём.

Он докуривает и поднимается со стула, берёт меня за руку, так просто и естественно, как будто уже сто раз брал, и выводит из кухни.

В комнате мы останавливаемся посередине. Женя выпускает мою руку и заходит мне за спину, так медленно, словно ленивый кот. Мягко ведёт ладонями по моим рукам вверх и снимает пиджак. Вешает его на спинку стула, и я оборачиваюсь к нему. Он рассматривает меня, изучает, а потом кладёт ладони на мою грудь. Они лежат неподвижно, а Женя смотрит мне в глаза. Его руки начинают шевелится, чуть поглаживая, ползут ниже, большие пальцы трогают через рубашку соски. Дойдя до живота, он сначала задерживается на нём, а потом начинает вытаскивать полы рубашки из джинсов. Расстёгивает нижние пуговицы, не отводя взгляда. Он не торопится, давая мне осознать, что я с мужчиной, и остановить его, если я струшу.

Но я не трушу. Более того, мне самому тоже хочется его трогать, и я берусь обеими руками за низ его футболки, слегка тяну вверх:

– Можно?

– Если бы было нельзя, ты бы тут не стоял.

Женя поднимает руки вверх, и я снимаю с него футболку. Его грудь абсолютно плоская, с пятнышками бледных сосков и без единого волоска. Я немного мешкаю, рассматривая. Уголок Жениных губ дёргается вверх:

– Что, сисек не хватает?

– Нет. Они были бы тут лишними. – Я осторожно провожу пальцами по гладкой коже, а Женя расстёгивает оставшиеся пуговицы рубашки и снимает её с меня.

Тоже гладит мою грудь, трогая соски пальцами, а потом подталкивает к кровати. Нажимает на плечи, вынуждая лечь на спину. Нависает надо мной и целует. Его волосы рассыпаются вокруг моей головы, укрывая плотным шелковистым пологом с запахом пряных апельсинов и сигаретного дыма.

– Подожди. – Женя поднимается и садится на мои бёдра, достаёт из кармана джинсов прозрачную резинку-пружинку и стягивает волосы в хвост.

Он делает это медленно, чуть потягиваясь, демонстрируя своё гибкое стройное тело. Женин пах слегка ёрзает по моим бёдрам, притирая его выпуклость к моей. Это так необычно: хоть и через два слоя джинсов, но о мой член трётся чужой член. Мой мозг пока не готов к такому, он не поспевает за реакциями тела, которые вполне однозначны: кровь бурлит, стремительно приливая к паху, а ладони уверенно ложатся на Женины бёдра.

Женя опирается о мои плечи и целует шею, дразнит языком, а потом словами:

– Хочешь засос? М? Хочешь, на видном месте? – Он чуть прикусывает кожу, но отпускает, так и не поставив отметку.

Скользит к груди, и мои ладони переползают с его бёдер на задницу, а затем и на спину. Его язык кружит вокруг сосков, Женя втягивает их в рот по очереди, теребит зубами, ровно на грани боли и удовольствия.

Джинсы на мне явно лишние, они давят на член, и я уже хочу, хочу… Если бы со мной была девушка, я давно взял бы ситуацию в свои руки, и она уже лежала бы подо мной полностью обнажённой. Но Женя сказал, что ничего кроме минета мне не светит, поэтому я терплю эту сладкую пытку, желая одновременно и продлить её, и приблизить разрядку.

А жестокое существо не торопится. Его язык выписывает узоры вокруг моего пупка, ныряет внутрь, щекоча и посылая импульсы в пах.

Наконец его пальцы расстёгивают пуговицу и молнию. Он не снимает с меня ни джинсы, ни трусы, просто слегка приспускает, освобождая член. Разглядывает его и обхватывает ладонью:

– Именно таким я его себе и представлял.

Проведя несколько раз рукой вверх и вниз и размазав выступившие капли смазки, Женя наклоняется и облизывает головку, посасывает её одну, а потом поднимает на меня глаза:

– Ты слишком тихий. Я хочу, чтобы ты стонал.

Он тут же отворачивается и опускается ртом на мой член, до самого основания, чуть сдавливая его горлом, утыкаясь носом в пах и сгребая в ладонь яйца. И я сразу перестаю быть тихим, выдыхая со стоном, сдержать который нет никакой возможности. А когда Женя начинает сосать, ритмично, втягивая щеки, мои стоны становятся громче, становятся откровенно порнушными. Я сжимаю в ладонях плед, не выдерживаю, сжимаю Женины волосы, сдёргиваю с них резинку, и они рассыпаются, чтобы оказаться в моих руках. Женя позволяет мне всё. Гораздо больше, чем позволяли мне мои девушки. Позволяет вцепляться в пряди, задавать темп, нажимая ему на затылок, подкидывать навстречу бёдра, и даже позволяет кончить ему глубоко в горло.

После того, как по моему телу пробегает последняя судорога, Женя медленно выпускает изо рта член и тщательно облизывает его, утирает вытекшую изо рта слюну и смотрит на меня. Я вижу в его взгляде жадность и желание, но он ни о чём не просит. Сползает с моих бёдер и поднимается с кровати:

– Я оставлю тебя ненадолго. – Его голос низкий и хриплый после побывавшего в горле члена.

Джинсы весьма характерно бугрятся в его паху, и не нужно быть провидцем, чтобы понять куда и зачем он идёт.

– Стой. – Я хватаю его за пояс джинсов, его брови приподнимаются, он смотрит вопросительно. – В рот не возьму, но у меня есть руки.

– Ммм… И не побоишься?

– А что, он у тебя такой страшный?

– А ты сам посмотри.

Женя расстёгивает джинсы, но медлит. Я тяну его за руку и укладываю на кровать. Приспускаю джинсы с трусами так же, как недавно делал он. Некоторое время смотрю на Женин пах. Там нет ни одного волоска, всё идеально гладкое. Я впервые вижу такое у мужчины.

Ещё какое-то время я разглядываю член. Он далеко не маленький, особенно сейчас, когда прилип к животу и с него свисает ниточка смазки. Собираюсь с духом и обхватываю его ладонью. Женя шумно выдыхает, и я начинаю дрочить. Это немного необычно, совершать обычные движения, но с чужим членом. Слежу за реакцией Жени – ему явно нравится, он слегка толкается в мою ладонь. Я ускоряюсь, а потом замедляюсь, и Женя тихо стонет, с нетерпением подкидывая бёдра. Дрочу быстрее и резче, и он кончает себе на живот, конечно же запачкав и мою руку.

Я отпускаю член, смотрю сначала на лужицу на Жениной коже, а потом на чужую сперму на пальцах. Я не успеваю об этом подумать, Женя берёт мою руку, тянет на себя и слизывает свою сперму. Медленно и с удовольствием. А потом ползёт по кровати к комоду и вытаскивает из ящика упаковку влажных салфеток. Вытирает мою руку:

– Вот и всё. Ничего не осталось. Надеюсь, ты не успел испугаться и получить психологическую травму? – Он достаёт ещё салфетки и вытирает себя, а потом ложится: – Ну что, ты не разочарован наградой?

– Нет, не разочарован. – Я ложусь рядом с Женей и вожу пальцем по его животу, там, где недавно была сперма. – И я хотел бы большего.

– Не сегодня точно.

– Почему? – Мои пальцы крадутся к его паху. – Ты не хочешь?

Женя убирает мою руку, толкает меня на спину и нависает надо мной, практически ложась сверху:

– Хочу. Но я не думаю, что этого хочешь ты. Не думаю, что ты действительно этого хочешь.

– Я хочу.

– Дааа? – тянет он вкрадчиво. – У тебя был анальный секс, Андрей?

– Был.

Женина коленка оказывается у меня между ног, слегка разводя их в стороны:

– С мужчиной?

– Нет. Но какая разница?

Женя снисходительно улыбается, а его коленка трётся о мой пах:

– То есть ты трахал девочек в попу и сейчас решил, что трахнешь меня, да?

– А разве нет?

– Конечно нет. Если у нас с тобой будет что-то большее, то это я тебя трахну, а никак не наоборот.

Я хлопаю глазами:

– Но я думал, что ты… Что ты обычно…

– Что «я»? Что «я обычно»? Ты думал, что я только подставляю задницу? Нет. Мне нравится по-всякому. – Женя наклоняется ко мне ближе, практически касаясь грудью моей груди. – Я получаю удовольствие и так, и так. – Он медленно проводит языком по моему уху и воркует в него: – Очень большое удовольствие, Андрей. И если ты решишься, то ты его тоже получишь, поверь мне.

– Но… если тебе по-всякому нравится, почему ты не хочешь со мной?..

Женя отстраняется, слезает с меня и садится рядом:

– Потому. – Его голос теряет соблазняющие нотки и становится жёстким. – Я не стану твоим экспериментом. Если ты хочешь трахаться со мной, то сначала дашь. А потом – уже по обстоятельствам. Если, конечно, это «потом» будет.

Он встаёт с кровати и застёгивает джинсы. Надевает футболку:

– Сейчас тебе лучше уйти и побыть одному. Подумай обо всём. Подумай, чего ты хочешь и чего не хочешь. Только не очень долго. Я не буду ждать твою задницу вечно.

Глава 7

Субботы стоит любить хотя бы за то, что в них можно выспаться. А можно и не выспаться, если ты не выключаешь на ночь телефон и в семь утра тебе звонит твой лучший друг.

– Андрюх, привет и прости. – Голос у Толика такой виноватый, что мне даже не хочется его придушить. – Ты сегодня не занят?

– Нет.

– Ты не мог бы посидеть с Маринкой? Нам нужно кошку на выставку везти, мы с няней договорились, а она только что позвонила, сказала, что у неё ночью температура поднялась, простуда, наверное. А у всех же планы уже – суббота сегодня, и погода хорошая. Дачный сезон в самом разгаре, сам понимаешь.

– Толь, да я как-то не очень с детьми…

– Да она спокойная. Поиграешь с ней во что-нибудь, может почитаешь ей чего. Она сама тебя развлечёт, только смотри, чтобы в пределах разумного. Нам выезжать уже через час, Андрюх. Выручи, а? За мной не заржавеет, ты же знаешь.

– На хрена вам вообще эта выставка сдалась?

– Венерка котят хочет, а для этого надо разводную получить. Короче, никак без выставки, а то котята вроде как беспородные будут, ну, документы им не дадут. Блин, Андрюх, спросишь потом у Венерки, я сам ни черта толком не знаю, мне сказали надо, значит надо.

Я вспоминаю тот единственный раз, когда общался с Мариной. Вроде бы она действительно спокойная. И я соглашаюсь, надеясь, что справлюсь как-нибудь с пятилетним ребёнком.

Вот только пока я завтракаю, принимаю душ и собираюсь, думаю я совсем не про дочку Толика. В моей голове настойчиво копошатся мысли о Жене. Я бы хотел продолжить, если честно, но не так, как хочет он. Всё-таки я не готов подставить задницу другому мужику. Тут же в голове всплывает Женино вкрадчивое: «Очень большое удовольствие, Андрей. И если ты решишься, то ты его тоже получишь, поверь мне». Я верю. И мне очень хочется получить это удовольствие. Получить его именно с Женей. Но, когда я представляю в своей заднице член, мне делается немного не по себе.

Когда я прихожу к Толику, они с Венерой уже стоят в коридоре, с кошкой в переноске и ещё парой сумок кошачьего барахла.

– Когда вы вернётесь? – спрашиваю я.

– Обычно это на целый день, – отвечает Толик.

– Спасибо, Андрюш. – Венера целует меня в щёку, поворачивается к трущейся за её спиной Марине: – Слушайся дядю Андрея.

– Хорошо, – важно кивает Марина, и Толик с Венерой и кошкой уходят.

– Мама тебе тапочки приготовила. – Марина с лёгкостью переходит на «ты» и протягивает мне тапочки.

– Чем займёмся? – спрашиваю я, заходя в её комнату.

– Я познакомлю тебя со своими лошадками.

Марина вытряхивает из коробки на ковёр резиновые фигурки лошадей. Она называет их по именам и рассказывает про каждую какие-то небылицы. Ну прямо как Женя про свои сокровища.

Задумавшись в очередной раз про Женю, я блуждаю в своих мыслях и выныриваю из них, только когда замечаю, что в монологе Марины наступила пауза. Вспоминаю, что я тут не просто для мебели, и вежливо спрашиваю:

– Ты любишь лошадей?

– Да! Они хорошие и добрые, прямо как кошки. Но кошек я люблю больше. А ты знаешь, что у нашей Мурки будет жених? Мне папа сказал. А потом у них родятся котята. Андрей, а у тебя есть невеста?

– Нет.

Марина удивляется:

– Почему? Тебе ведь уже много лет. Как моему папе. И как маме.

– Нууу… – Я мысленно проклинаю Толика, Венеру и их кошку. – Просто ещё не нашёл.

– Ты, наверное, плохо ищешь. Вот у меня есть жених. Даже два. В детском садике.

Я усмехаюсь:

– Зачем тебе два? Так нельзя. Должен быть только один.

– Но я же не виновата, что они мне оба нравятся. Я ещё не выбрала, за кого из них замуж выйду. Пойдём гулять, Андрей!

Я несколько теряюсь:

– Гулять?..

Про прогулки Толик мне ничего не говорил.

– Да. Погода хорошая. Если бы мама с папой не поехали на выставку, мы обязательно пошли бы гулять. В центр, на Проспект. Там есть кафе с мороженым, мы каждую субботу туда ходим. Но без выставки нельзя. Мама сказала, что без выставки Мурку не возьмут замуж, и котят не будет. Пойдём! Позвони папе, если не веришь.

Я звоню Толику, в надежде, что он не одобрит прогулку, тем более поездку в центр города, но легкомысленный папаша даёт добро. Правда, тут же перезванивает Венера и долго инструктирует меня, что надо надеть на Марину и как мне за ней присматривать.

К моменту окончания разговора Марина уже сама находит все нужные шмотки и даже успевает натянуть их на себя.

Центральный Проспект в нашем городе широкий и пешеходный, с кучей магазинов, магазинчиков, кафешек и ресторанов. С праздношатающимися прохожими, влюблёнными парочками и шумными компаниями подростков. Он очень похож на Старый Арбат в Москве. И, на самом деле, я люблю такие улицы.

Марину я крепко держу за руку, и она не противится, потому что мы договорились об этом ещё дома. Идёт, крутит головой по сторонам и довольно улыбается. И я тоже улыбаюсь. Потому что погода хорошая, не жарко и светит солнце.

Вскоре мы доходим почти до середины Проспекта. Справа от нас большой книжный магазин – самый известный книжный в городе, самый старый и самый дорогой. В нём три входа, и он растянулся на весь первый этаж длиннющего дома. Когда мы почти подходим к началу магазина, дверь центрального входа открывается и из неё выходит… Женя. В тонком джемпере песочного цвета, светлых узких джинсах и с рассыпавшимися по плечам волосами. В нормальной одежде он не похож на девушку и выглядит, надо сказать, офигенно.

В одной руке у Жени фирменный пакет книжного, а другой он придерживает дверь, из которой появляется коротко стриженый белобрысый парень. Они сбегают по ступенькам и останавливаются возле магазина, в стороне от прохожих. Женя вытаскивает из пакета большую толстую книгу, явно подарочное издание, и, повесив пустой пакет на запястье, раскрывает её наугад. Тычет пальцем в страницу, что-то втирая парню, и они оба начинают смеяться. Женя перелистывает несколько страниц, парень склоняется над книгой, так близко к Жене… Они листают, обсуждают, со смехом толкая друг друга локтями.

Да, недолго он дожидался моей задницы. Какая-то обида пополам с разочарованием растёт в моей груди, и я с удивлением понимаю, что… ревную.

Я не хочу, не хочу, чтобы этот парень стоял рядом с Женей, не хочу, чтобы они смеялись вместе над чем-то, не хочу, чтобы дотрагивались друг до друга. Не хочу…

– Ай! Ты чего?! – пищит рядом Марина. – Больно!

И я разжимаю непроизвольно сжавшуюся руку, освобождая её ладошку:

– Прости.

В этот момент Женя закрывает книгу и убирает её обратно в пакет. Протягивает пакет парню, но тот отказывается. Они со смешками препираются.

Вот, значит, как? Женя – любитель дарить подарки? Мне – кружку, парню – книгу. Кому и что он ещё дарит?

В итоге парень забирает пакет, и они с Женей жмут друг другу руки. Женя хлопает парня по плечу, и парень уходит в другую сторону, а Женя поворачивается в нашу и замечает меня. Его глаза округляются. Он не спеша подходит:

– Андрей? Не знал, что у тебя есть ребёнок.

– Это дочь твоего начальника. Марина.

– Вот как?

Женя с интересом смотрит на Марину, а я представляю его девочке:

– Это дядя Женя, он работает с твоим папой.

Женя тут же присаживается на корточки перед Мариной и так искренне улыбается, что я не понимаю, куда делась знакомая мне сучка.

– Здравствуй, Марина Анатольевна. А что это ты тут делаешь?

– Здравствуйте, дядя Женя, – степенно отвечает Марина. – Мы с Андреем гуляем. Сейчас пойдём мороженое есть. – Она не отрываясь смотрит на Женины волосы: – Они такие красивые. Можно мне потрогать?

– Можно. – Женина улыбка становится теплее и шире.

Марина осторожно гладит лежащие на плечах локоны.

– А мне можно? – стебусь я.

– А тебе нельзя, – отвечает Женя, а потом наклоняется к Марине и говорит громким коварным шёпотом: – Не вижу твоих родителей. Признайся, Андрей украл тебя, да?

Марина улыбается:

– Нет. Мама с папой повезли кошку на выставку. Потому что без выставки у неё не будет жениха и котят. А Андрей за мной присматривает.

– У тебя есть кошка? Здорово! У меня тоже. Правда, кот.

– А ты пойдёшь с нами есть мороженое? – Женя тоже удостаивается чести обращения на «ты».