Железный век бесплатное чтение

Пролог. Италия, к северу от Милана, район бывшего королевского парка. Май 1939 года.

Репродуктор выплевывал бесконечную скороговорку комментатора. Возбужденный голос вещал: мы станем очевидцами старта нового сезона автогонок. Легендарные итальянские автомобили будут бороться с немецкими соперниками – предстоят напряженные часы для восемнадцати смельчаков на необычайно быстрых машинах по тяжелой и коварной трассе.

Джон, разумеется, и так все знал: он один из этих восемнадцати гонщиков. Газетчики называли их по-разному: кто-то героями, ведь требуется немало отваги, чтобы покорить громоздкое железное чудовище в пятьсот лошадиных сил, а кто-то и безумцами, поскольку нормальный человек не сядет за руль мощного и тяжелого в управлении автомобиля. Впрочем, на их мнение Джону наплевать. Его задача выйти на старт и победить, при этом не угробив себя. Эпитеты пусть придумывают другие.

Джон оглядел переполненные зрителями трибуны и широкую стартовую прямую – там в несколько рядов размещались его соперники. Если постараться, можно ощутить непередаваемую смесь эмоций – так бывает только перед гонкой: страх, восторг, напряжение, радость, тревога. Ни механики, ни руководство команды к нему не приближались. Лишние слова перед стартом ни к чему. А когда на дистанции советчики тем более без надобности.

Шлем, перчатки. Джон устраивается за рулем. А когда он опускает на глаза очки, падает последний барьер, и окружающее меняется окончательно, теперь он уже по иную сторону мира. В эти моменты ощущения предельно обострены, ты уже не совсем человек, а фантастическое существо, которому предстоит на долгие часы слиться с автомобилем в единое целое.

Джон вдавил педаль сцепления, ожидая, когда судья взмахнет флагом – и гонка стартует. В первом ряду взревели четыре машины. Он же стоял во втором. Но это не страшно – впереди длинная дистанция, где может случиться все что угодно. А он должен, нет, скорее обязан, сегодня одержать победу и доказать всем, кто на самом деле лучший гонщик Европы.

Пять, четыре, три, два…

И тут случилось непредвиденное.

Глава 1. Пригород в Восточной Англии. 1927 год.

Время до обеда тянулось медленно, точно патока. Констебль полицейского участка Уортон со вздохом посмотрел на часы и представил жирные кусочки бекона и поджаренного хлеба на сковороде. Но проклятая минутная стрелка, казалось, не меняла положения.

Тогда Уортон взглянул в окно, где виднелся дворик полицейского участка. Неужели не выдержал и ушел? Нет, стоит – прислонился к стволу дерева. Вот же терпение, любой взломщик со стажем позавидует.

По правде говоря, в их городке почти не бывало событий, требующих полицейского вмешательства. Поэтому Уортон сегодня дежурил в одиночестве – на всякий случай. Но никаких текущих дел не скопилось, а единственным посетителем оказался вздорный мальчишка. Так что Уортон выдерживал его во дворе из чистой вредности – пусть прочувствует глубину своего проступка.

Со вздохом Уортон поднялся с места и зычно крикнул в форточку:

– Милтон! Джонни Милтон! Проходи.

Перед тем как парень вошел в кабинет, констебль успел застегнуть мундир на все пуговицы – сегодня жарковато. Пусть видит власть во всей красе. А шлем надевать не стал: уж это перебор.

Не торопясь, со вкусом Уортон оглядел нескладного молодого человека. Тощ и лопоух. Темные волосы взъерошены. А вот физиономия симпатичная – такие должны нравиться барышням. Со временем возмужает. Милтон смотрел на констебля, не мигая и не отводя глаза.

Выждав необходимую паузу, Уортон веско произнес:

– То есть ты, Милтон, желаешь, чтобы я снова разрешил тебе летать на этом железном… чудовище?

– Мистер Уортон, мой мотоцикл совсем не заслуживает таких слов, – вежливо ответил паренек.

– Дорогой Джонни, как раз-таки наоборот, – тон превратился в назидательный. – Ты носишься взад и вперед по тихим улицам, распугиваешь добропорядочных жителей. Подвергаешь опасности себя, и не только себя. Вот недавно Джек Джейкобс чуть не угодил тебе под колеса…

– Так он напился как собака и передвигался зигзагами, – парировал Джонни.

– А миссис Томпсон и миссис Харрис? – не останавливался констебль. – Эти пожилые леди спать не могли, пока ты носился возле их дома…

– Нечего спать в обед, старушки могли выбрать для сна и другое время…

– А гусь мистера Ривера? Бедное животное, каково ему найти смерть под колесами…

– Ага! Словно перина взорвалась! – радостно вспомнил Джонни.

– Заканчивай носиться как на пожар, – не меняя суровой интонации, распорядился констебль. – И о родителях подумай, какое несчастье будет, сверни ты шею. Ты единственный, кто так торопится в нашем мирном городе, даже я не так… – Уортон задумался и не стал продолжать мысль, резонно рассудив, что ему порой все-таки следует иногда поспешать.

– Констебль Уортон, прошу Вас: верните мотоцикл, – храбро выпалил Джонни. – Обещаю не носиться по городу и передвигаться немногим быстрее человеческого шага. Не забывайте, мне нужно помогать отцу. Сегодня требовалось поехать с поручением к мистеру Хейзу, а кого отправишь?

Уортону понравилось, что парень держался с достоинством. И в самом деле, историю с гусем благополучно замяли, вина заглажена. Джонни можно понять – кому из нас не хотелось в девятнадцать лет покрасоваться перед девчонками? Но все-таки власть есть власть. Куда мы скатимся, если с юных лет к ней станут пренебрежительно относиться?

– Будешь еще озорничать – отберу права окончательно и не посмотрю, что твой отец – уважаемый человек. Вот именно – уважаемый!

Уортон воздел палец кверху:

– А значит и ты должен…

Как назло, мысль сбилась, и констебль оборвал фразу на полуслове. Ну, ничего – недосказанность из уст власти тоже неплохо.

– Мотоцикл отдам, но при малейшем нарушении порядка – пеняй на себя, – буркнул Уортон.

Джонни просиял, рассыпаясь в благодарностях.

– И запомни, моя задача как полицейского не столько наказать, сколько научить разуму и не допустить рецидива, – отчеканил Уортон. – Марш к сараю – там твой монстр.

Наблюдая, как Джонни устраивается в седле, Уортон строго заметил:

– И не вздумай направиться к Мэри Брэндон, поедешь через город – переполошишь всех в обеденное время. Нечего встречаться с девушкой на этом рычащем чуде, весь в пыли, будто дворник. Пешком ходи на свидание, как и делают порядочные горожане.

– Разумеется, констебль, – кротко молвил Джонни. Даже подозрительно кротко.

– Делом бы тебе заняться, – по-отечески напутствовал Уортон. – Может, к нам? В полицию? Парень ты лихой, вон как ловко у тебя получается с этой штукой, никто у нас в городке не может, как ты.

И тут голос Уортона потонул в грохоте мотора. Несносный мальчишка, похоже, нарочно притопил газу сильнее, чем требовалось: мотоцикл, соскучившись по воле, взорвал провинциальную безмятежность и помчался по улице, обдав Уортона на прощание выхлопом бензина.

Констебль с негодованием покачал головой, что же делать с парнем – пока не перебесится? Хотя это скорее забота его родителей. Уортон и не заметил, как подкрался обед. Вот и прекрасно. Уже совсем проголодался.

Джонни выкрутил ручку мотоцикла – звук мотора вспорол окрестную тишину, возвестив обывателей о возвращении Милтона-младшего в седло. Хотя никто не смог по достоинству оценить ни рев двухколесного зверя, ни уверенную езду седока – вокруг просто никого не было. Жители городка, как всегда, заняты делом: в этом тихом углу Старой Англии лодырей не жалуют, праздно шататься по улицам некому.

Собака мисс Бэйтс единственная порадовалась его появлению, попробовала перелаять рык мотоцикла и даже пробежала пару десятков метров следом за Джонни, но ей быстро надоело. Неведомо чья курица, напротив, ничуть не стремилась встречаться со злым роком, и Джонни, слегка изменив траекторию, избавил ее от гибели. Иначе хозяев ждал бы урок – следите лучше за своей несушкой

На изгибе дороги Джонни постарался тормозить как можно меньше, снижая скорость за счет работы газом. Но маневр вышел слишком резким, на повороте мотоцикл занесло, и вместо красивой дуги получился совсем неэлегантный рывок. Хорошо, никто не увидел. Джонни выровнялся в седле и помчался дальше.

В сознании проявился волнующий образ, губы сами вспомнили ощущения других губ, полных и очень горячих. Но дальше поцелуев дело пока не зашло. Мэри Брэндон, бывшая одноклассница. Очень хотелось обрадовать ее известием, что он вновь за рулем, показать ей, что он ничуть не утратил навыков быстрой езды. А, может, и прогуляться в сторону рощи, это очень удобно, поскольку Мэри живет на окраине городка.

На нужной развилке очень хотелось повернуть в другую сторону, но Джонни сдержал себя. С неторопливым, но непреклонным Уортоном лучше не спорить. Судьба водительских прав Джонни и в самом деле повисла на волоске. Это сегодня разомлевший полицейский вполне благодушен, а тогда, после истории с гусем, был вне себя от ярости. Ладно, Мэри может и подождать.

В конце концов, его воспитывали примерным мальчиком, и к синим мундирам он относился вполне уважительно. Только все знакомые ему полицейские почему-то не вызвали ассоциаций со скоростью и риском. А жить без этого – ой как скучно.

За полдня Джонни с этими переживаниями нагулял отличный аппетит и сейчас жадно, с удовольствием поедал горячую похлебку. Отец, напротив, ел не спеша, делая длинные паузы прежде чем окунуть ложку в тарелку. Мама же не обедала: наблюдала за мужчинами, подперев подбородок руками. Миссис Милтон была еще совсем не старой женщиной, сохранила красоту и стройность – при том, что все держалось исключительно на ней: и хозяйство, и ее мужчины.

Джонни вообще любил оставаться дома только с родителями, хотя такая возможность выпадала редко. Последнее время в обществе вечно занятых братьев Джонни ощущал себя неуютно. Младший Пол пропадал где-то на курсах – ему нравилось возиться с документами, и он готовился поступать в университет по какой-то экономической специальности. А еще у Пола обнаружилась способность к изучению языков. Старший Мартин уехал в Бирмингем, ближайший крупный город, по делам отцовской компании: он отвечал за контакты с поставщиками.

Милтон-старший владел крупной мастерской по ремонту машин – настолько крупной, что к нему приезжали из соседних городов. Хотя консервативные жители захолустья с опаской переходили с лошадей на технику, тем не менее, автомобили получали все большее распространение. Но несовершенные конструкции легко ломались. Не хватало людей, которые умели с ними управляться, и уж тем более – чинить. Отец Джонни недавно нашел опытных рабочих и занялся еще и тракторами. Так что бизнес пошел в гору, увеличивая доходы семьи Милтонов.

Сегодня все посчитали обязательным обсудить судьбу Джонни, и после обычных застольных тем разговор свернул в опасное русло.

Мать провела рукой по лицу Джонни, на котором отпечатались следы от мотоциклетных очков. Он не сильно усердствовал, умываясь: руки еще как-то помыл, а вот лицо…

– Гарри, раз в полиции сжалились над Джонни – ему снова придется мотаться на этом дурацком мотоцикле между городами. Неужели никого другого нельзя найти на место курьера? Пристрой его к себе, пусть займется делом.

– И вовсе он не дурацкий, – возмутился Джонни, убирая руку матери от лица.

– Оливия, дорогая, неужели ты не видишь: как ни прискорбно, но у Джонни напрочь отсутствуют способности к работе в гараже, он ненавидит возиться с железками.

– Папа, что ты такое говоришь? Нет способностей?! – в голосе сына звучала обида. – Когда «Дракон» сломался, я его чинил весь день. Сам. И починил.

– Ладно, ладно, – поднял ладони отец, – способности у тебя, может, и найдутся, но где усидчивость? Где желание? Ты возился весь день, потому что знал: никто тебе чинить мотоцикл не будет. Сам сломал, сам и делай. Иначе бы пешком ходил – а это для тебя хуже пытки.

– Появится у него усидчивость, – мама не сдавалась.

– Оливия, я давно научился различать, у кого и к чему склонность. Мне нужны спокойные парни, чтоб весь день старательно возились в гараже. Ради денег, или ради удовольствия и денег. Заставлять я никого не буду, родного сына тем более. Для переговоров с поставщиками он еще слишком юн, да и не его это. Скучно ему, видите ли, считать болты и трубы.

– Получается, ваш средний сын ни на что не годен, – усмехнулся Джонни, – спасибо, отец!

Мама, желая подбодрить, приобняла сына, но тот увернулся. Что еще за нежности, спрашивается?!

– Хватит молоть чепуху. Да, ты не хочешь заниматься техникой, как я, или работать в поле, как твой дед. Я не вижу в тебе продолжателя моего дела, на это есть Мартин. А еще у тебя нет желания заниматься коммерцией, и в университет ты тоже не спешишь. Но кто говорит, будто из тебя ничего не получится? Я – никогда!

– Меня все устраивает, – этот спор звучал уже не первый раз, и Джонни знал все реплики наперед, – но я тоже не хочу сидеть на вашей шее. В конце концов, мне уже девятнадцать.

– Конечно, устраивает: пугать соседей и производить впечатление на девчонок – это же так занимательно, – ухмыльнулся отец. – Но ты прав. В нашей семье все всю жизнь занимались делом. Кроме дяди Билли… И ты не должен стать исключением. Ты смел и бесстрашен, а это уже немало. Вот что у тебя получается лучшего всего?

– Носиться на этом ужасном… «Драконе», – ответила за Джонни мама, – придумал же название!

– Это как раз никуда не приспособить. Ну, не приедет он в Бирмингем за час, так приедет за полтора. Я про другое. С войны прошло почти десять лет, жизнь понемногу налаживается. Вот и фирма наша на ноги встала, семью я всегда смогу обеспечить. А таким смелым, но неспокойным молодым людям, как Джонни, самое место на военной службе. Там определенно найдется применение его особым талантам; он всегда будет сыт и одет. И новой войны пока, слава Господу и нашему королю Георгу, не предвидится.

– Вечно ты, Гарри, хочешь его сплавить! – взмахнула руками мама, – он хоть и смел, но еще ребенок, наиграется с мотоциклом. Даже твой дядя Билли одумался – поздновато, конечно…

– Если в армию, то в авиацию, – сказал Джонни. – Маршировать с винтовкой ничуть не лучше, чем в гараже каждый день один и тот же винт прикручивать.

– Какая еще авиация, совсем ума нет, – разозлилась мама. – В кого же ты такой?! Мы с твоим отцом всю жизнь живем в деревне.

– Мама, так я же как лучше хочу. За техникой будущее, неужели не замечаете! У нас недавно всего один помощник в мастерской работал, а сейчас их больше десятка. И за самолетами будущее, скоро все так воевать начнут: только танками или в воздухе.

– Какое еще «воевать»?! Гарри, скажи ты ему!

Глава 2. Где-то в Восточной Африке. 1929 год.

Песочный грузовик, гордость британской промышленности, катил на полной скорости по выжженной земле. Жесткое ребро борта больно упиралось в локоть, и Джонни постарался немного сменить позу: в тесном кузове это было непросто. Водитель, рядовой Гриффин, гнал по прямой, нимало не заботясь о пассажирах – их жестко трясло, приходилось постоянно придерживать винтовку. Вот позору-то не оберешься, выпади она за узкий борт на грязно-желтый песок то ли саванны, то ли степи. География никогда не была сильной стороной Джонни. Одно он знал точно: несмотря на ровный вид сверху, рытвин и ям тут хватало. Задница ощущала их слишком остро.

– Пьем мы, значит, с ней еще по кружечке эля. Чую, дама ко мне благоволит, и уже пора, – штаб-сержант Холл украсил свой рассказ похабным жестом. – Но куда ж мне ее вести? Своего угла нет, не на улице же … хм. Но когда солдат армии Его Величества терялся?! Само собой, я, мать вашу, проявил смекалку… Милтон, ты чего скалишься?! Бабы хоть были у тебя?

– Никак не скалюсь, сэр, – мгновенно отреагировал Джонни. – Бабы были, сэр!

По счастью, сержант не стал отвлекаться и продолжил рассказ, поминутно снабжая его характерными жестами и прорвой смачных подробностей.

«Пронесло», – с облегчением подумал Джонни: он не хотел нарушать субординацию, да и не мог быть конкурентом опытному командиру. В свой актив он мог записать только двадцатидвухлетнюю знойную красотку Дороти, не устоявшую перед статью бравого мотоциклиста. Ну, или это Джонни не устоял перед напором настырной соседки, в объятиях которой, по слухам, перебывало немало его земляков.

А вот с более трепетной Мэри у них так толком ничего не вышло: юношеская привязанность почему-то так и не переросла в страсть и остановилась на полпути. Без клятвы верности друг другу не обошлось, но, немного познавший вкус жизни – спасибо Дороти! – Джонни иллюзий насчет Мэри уже не питал. А вскоре стало совсем не до того: он отправился покорять большой мир.

На заветы родителей он, разумеется, наплевал и первым делом попытался стать летчиком. После войны обязательный призыв отменили, и в штабе к желанию юного Милтона служить отнеслись вполне доброжелательно. Однако с самолетами не задалось. Джонни прошел несколько испытаний, но в итоге прозвучал безжалостный вердикт – в авиацию не годен. А какие на то причины – большой ли наплыв мальчишек, стремящихся в небо, или что-то иное – никто не разъяснил. Армия – это вам не банк, там расшаркиваться не принято. Потом Джонни попытался попасть в королевский парашютный полк – элитное подразделение армии Его Величества, – но вновь потерпел неудачу. Так он очутился в рядах простой пехоты, с заверением армейского начальства о переводе в полк в будущем.

– Сэр, а мы вернемся к завтраку? – спросил рядовой Диксон.

– Ладно, завтрак. Чем брюхо набить, всегда найдем. Вот если бы дали отлежаться денек. С ночи ж пилим, считай, не дрыхли, – размечтался рядовой Флорес.

– Хорошо б захрапеть на весь день, – в тон им протянул сержант, но тут же опомнился, одернул себя за недопустимый гуманизм и снова рявкнул. – Командиру виднее! Прикажет – будете на брюхе весь день шнырять туда-сюда по этой гребаной пустыне, как долбанные буйволы.

Так-то он славный мужик, сержант Холл. Воевал уже лет пятнадцать, а может, и дольше: был на Великой войне, видел разные континенты. Везде поднимал оружие во славу Его Величества короля Георга, а наград заработал больше, чем ранений. Настоящему сержанту положено рвать глотку на рядовых, и Холл строго соблюдал эту традицию.

Гриффин, как обычно, даже не подумал объехать внушительную кочку с чахлой травой, и машину вновь здорово тряхнуло. Джонни посмотрел в сторону кабины – с той стороны как раз занималась полоска восхода.

В пехотной службе не оказалось ни капли экзотического, но в самом месте экзотику можно было хлебать через край. После «учебки» Джонни вместе с корпусом занесло аж в Восточную Африку – в одну из тех небольших стран, названия которых он никогда не знал и ничего не потерял бы, оставаясь в неведении и дальше. Но судьба и военное командование распорядились по-своему. Теперь в составе британского контингента Джонни с винтовкой в руках утверждал владычество Короны над ее колониальными уделами. Надо сказать, эти места были богаты полезными ископаемыми, потому и военного контингента тут хватало.

Вблизи все вообще выглядело не так, как учили в школе. Насаждать британское господство Джонни порой не хотелось. Он никогда не считал себя домашним ребенком, всегда был в меру драчливым и хулиганистым. Но выяснилось: казармы, муштра и вынужденное пребывание среди десятков соотечественников совсем не вдохновляли молодого солдата. Странно: тяготясь в стенах родительского дома, он при первой же возможности сбегал на волю, зато сейчас все чаще вспоминал о том, что когда-то (как это было давно!) у него была собственная комната, а душ не приходилось делить с целой толпой.

Может, останься Джонни на родине, он бы по-прежнему романтизировал армию. Но пришлось служить в очень уж в необычном месте. Британское правительство контролировало только часть страны, где племенные вожди и вождишки с различными верованиями постоянно сражались между собой, а заодно и с проклятыми англичанами. Эти войны были мелкими, ограничиваясь только местными стычками. А вот поблизости находилась еще одна колония, где во славу короля Георга с аборигенами воевали уже серьезнее, с авиацией и тяжелой техникой. По соседству был французский протекторат. Рядом – португальский. И там тоже хватало проблем, своих непокорных вождей и сепаратистов. Вдобавок, в стране процветала контрабанда; через границу в обе стороны шастали шпионы – в поисках информации, старатели – в поисках алмазов, бандиты – в поисках наживы, и просто разнообразные авантюристы, которые были и шпионами, и старателями, и бандитами. В течение года Джонни во всем этом немного разобрался, и энтузиазм от службы заметно угас. Точно сон вспоминал он, как еще недавно мчался на «Драконе» и на скорости сорок миль в час вставал во весь рост на сиденье, а окрестные девчонки, разинув рот, с обожанием смотрели на смелого седока. И все в жизни казалось простым и незамысловатым.

Джонни резко бросило к заднему борту – машина затормозила: этому, мать его, Гриффину следовало поучиться водить. Последовала резкая команда. Солдаты спрыгнули за борт, ощутив под ногами песок, покрывавший эту страну, уголь и хлопок которой были так необходимы Британской империи.

– Залечь, оружие приготовить, – скомандовал лейтенант Андерсон.

Джонни в две секунды размял затекшие конечности и упал на землю, рядом с товарищами, выставив перед собой винтовочный ствол.

– Рассредоточиться, а то разлеглись всей кучей, как крокодилы на пляже, мать вашу, – шепотом прокряхтел сержант, и, подавая пример, завалился на пузо неподалеку.

Лейтенант покосился на них, но промолчал. Он вообще новичок в полку, недавний выпускник военной академии. Честно говоря, особым авторитетом среди солдат пока не пользовался: это тебе не призывниками командовать. Но, может, у него все еще наладится.

Помимо вчерашнего школьника Джонни во взводе хватало солдат с жизненным или военным опытом. Впрочем, он не чувствовал пренебрежения к себе. Слишком часто им приходилось воевать по-настоящему, и товарищество здесь ценилось. Это Джонни уяснил достаточно быстро. Они же не только просиживали штаны на базе, несколько раз приходилось усмирять местное население, довелось и пострелять. Безусловно, Британская корона – величайшая на земном шаре, и все что они делали – правильно, но Джонни почему-то искренне рассчитывал, что он ни в кого не попал.

Андерсон следом за ними опустился на африканскую землю, достав пистолет из кобуры, и устремил взор вперед. Где-то в двухстах ярдах в разгорающемся рассвете виднелся джип такого же песочного цвета. Один человек за рулем, трое рядом. Это и было поручение, ради выполнения которого солдаты снялись в ранний час со спокойной территории базы во враждебную степь. Суть задания никто из лежащих тут, естественно, не знал: когда это его доносили до простых рядовых? Хотя и лейтенанту Андерсону навряд ли известно что-то большее – кроме того, что он должен следовать за джипом, прикрывая его при случае.

В джипе расположились капитан с эмблемами инженерного полка и трое рядовых: никого из них солдатам не представляли, а Андерсон перед выездом перекинулся с ними лишь парой слов. Джонни служил уже не первый день и догадывался, что капитан в джипе, может статься, совсем не капитан и уж точно никакой не инженер. Смотрелся он куда солиднее Андерсона с его пробивающимися редкими усиками, а подчинённые капитана казались хваткими ребятами, которым винтовка, несомненно, привычнее циркуля.

На базе Джонни уже встречал подозрительных связистов; медиков, к которым отроду не ходили больные; летчиков без самолетов. Да и их миссия не была чем-то из ряда вон выходящим. Обстановка на границе крайне неспокойна: разведка, должно быть, трудилась не покладая рук.

Джонни прижался щекой к прикладу. Сейчас еще прохладно – ночи в Африке довольно холодные, а вот валяйся они здесь днем, глаза заливал бы едкий пот, и все мысли были бы исключительно о том, как оказаться на морозе, поближе к айсбергам и белым медведям.

Предутренние африканские просторы полны не тишиной, а самыми разными звуками: скрежетали какие-то ночные птахи, что-то шелестело, откуда-то раздавалось уханье или свист, иногда рычание, одни жители саванны просыпались, а другие торопились убраться восвояси. Непривычный человек мог бы и в штаны наделать, но мы-то уже ребята привычные.

Джип впереди погасил фары, поэтому можно было только догадываться: он где-то там. Оставалось ждать. Нормальное занятие для любого солдата.

Мысли невольно перескочили на дом, такой далекий и желанный. Он остался где-то совсем далеко. Письма приходили сюда, на край света, или точнее – в круг ада, с большим запозданием. В мире бушевал небывалый кризис, разорялись компании, миллионы людей теряли работу – но здесь, в чахлой саванне не менялось абсолютно ничего.

Отец скупо писал: многих рабочих пришлось уволить, но мастерская как-то держится. Мать больше спрашивала, как там Джонни, иногда чернила на письме расплывались пятнами. Джонни вспоминал мамины слезы на вокзале и сердце сжималось тревогой. Младший брат поступил в свой несчастный университет, прилежно учит языки – может, хоть из него толк выйдет. О старшем вестей почти нет, вроде он играл на бирже. Ну и…

Сержант пшикнул неразборчивое, но Джонни и сам увидел: на том месте, где должен был стоять джип, загорелся яркий синий огонек (фонарик, что же еще!), и с какой-то системой часто-часто замигал, прерываясь иногда на пару секунд. Длилось это зрелище недолго. Затем джип снова включил фары и темный силуэт двинулся куда-то вглубь.

– Все в порядке, – лейтенант поднялся, стряхивая песок с колен и убирая пистолет в кобуру.

– Ну и слава Господу, – сержант тоже встал. – Кажись, сигнал правильный, разведка двинула на свою секретную встречу, видать, заберет чего, или кого… Ладно обошлось, по уму надо бы нам пулемет выделить, а то много навоюешь с винтовочкой. Штабные, что с них взять, мозгов как у макак!

Андерсон неодобрительно посмотрел на не в меру разговорившегося подчиненного и достал из кармана сигареты.

Сержант, еще поглядел во тьму, отвернулся, чуть замялся, но потянулся к пачке.

– Угостите хорошим табачком, сэр.

Солдаты тоже вытащили папиросы, зачиркали спичками. Потом, как люди опытные, тщательно затоптали их сапогами: здесь же не только песок, но и жухлой травы полно.

И тут неожиданно раздались резкие звуки. Бах-ба-бах, а потом еще раз, пара секунд тишины – и снова. Бах-бах. Выстрелы!

Военные стряхнули накатившее оцепенение, но осознание, что все рушится, еще не пришло. Андерсон дрожащими пальцами пытался нащупать застежки кобуры и достать пистолет. Сначала он рванул вперед, сделав сразу шагов десять, а потом так же внезапно встал как вкопанный.

Солдаты привычно взяли винтовки на изготовку и выжидательно смотрели на командиров.

– За машину, укрыться, – быстро скомандовал сержант, – Гриффин, за дверь.

Сам сержант тоже кинулся было в сторону Андерсона, но остановился, быстро вертя головой, направо-налево, налево-направо. Джонни даже на секунду почудилось, будто сержант растерялся. Но сержант Холл не тот человек!

У джипа, судя по всполохам, шла хаотичная стрельба. Оставалось только догадываться, что стало с псевдо-инженером: наверняка, это он пошел навстречу.

– Огонь! – скомандовал Андерсон и винтовки солдат отозвались нестройным залпом. – Своих заденем! – тут же опомнился командир.

Впереди забегали огоньки: джип тронулся с места. Но сразу же фары остановились, и Джонни показалось – сидящие в машине даже не огрызаются огнем. Дела совсем плохи!

– Им не помочь! – заорал Холл. – В машину, Андерсон! В машину, мать твою, уносим задницы!

Не дожидаясь команды, Гриффин стремглав вскочил на подножку и бросился в кабину, но тут случилось страшное. Раздался громкий треск, дверь словно прошило током, боковое стекло лопнуло, сдавленный вскрик – и ноги Гриффина безжизненно свесились с сиденья.

Сержант лихорадочно стрелял – выстрел раздался вовсе не с той стороны, где шел основной бой; беспорядочно опустошал магазин Андерсон; солдаты тоже разрядили винтовки. Последовали крики, полные боли, на языке, который не разобрать. Но по ним больше не палили, атака прекратилась. Правда, перемещения темных пятен впереди говорили – приближаются новые гости. Первое ошеломление прошло – в конце концов, они не зеленые юнцы. Джонни был готов защищать свою жизнь, включились вбитые на многочисленных тренировках рефлексы.

– Надо убираться! – орал сержант. В этот момент командиры переглянулись, и по взглядам Джонни понял – а кто сядет за руль? Кто, вашу мать?! Возможно, Андерсон худо-бедно умел водить легковой автомобиль, но с грузовиком все гораздо сложнее.

Он не сразу понял, что слышит свой звенящий от напряжения голос:

– Я за руль, сэр.

Джонни забросил винтовку в кузов – на кой она теперь нужна; распахнул продырявленную дверь, одним мощным рывком схватил обвисшее тело водителя за руку и за ремень, и – откуда столько сил! – сбросил его на землю. Прости, Гриффин.

Джонни уже на сиденье. Две секунды, не больше – понять, что к чему. Руль, педали, длинный рычаг переключения передач… Дома он целых два раза ездил за рулем грузовика – за запчастями: их оказалось так много, что отцу пришлось добывать большой автомобиль. Слава Господу, они не заглушили мотор.

Силуэты, которые были впереди, уже совсем рядом. Что это там такое – неужели огни приближающейся машины? Совсем плохо. Опять стреляют! И тут же заорал Андерсон. Солдаты попрыгали в кузов. Холл, страшно сквернословя, зашвырнул следом, как куль с мукой, лейтенанта.

– Трогай!!! – истошно вопил сержант.

Грузовик, как назло, развернут носом к нападавшим. Разумеется, Гриффин, не подумал, что придется лихорадочно удирать. Джонни перекинул рычаг передач. Машина тронулась с места крайне медленно – это вам не мотоцикл. Пригнувшись, Джонни выворачивал руль. Силуэты уже совсем близко. По кузову застучали пули. А если сейчас скосит кого-то из ребят?! Где же сержант?! Вот и он. Холл на ходу рванул дверь и вскочил на подножку, забрасывая себя в кабину.

– Гони!!!

Машина потихоньку ускорялась, все увереннее набирая обороты, передачи переключались отчаянными рывками, ноги инстинктивно давили на педали, а руки как влитые вертели руль.

– Едут за нами! – Холл приоткрыл дверь и, высунувшись назад, орал, – Стреляют, обезьяны косорукие! А я в них – никак!

– Знаю.

Джонни на всякий случай вел машину зигзагами, пассажиров в кузове должно нещадно трясти, самого его подбрасывало чуть ли не до потолка, но никакая сила не могла заставить его снять ногу с педали. Главное – хотя бы верно держать направление (шоссе-то в пустыне не проложено) и не зарулить к врагу. Он уже не понимал, стреляют ли им в след. Гнать во весь опор, а там разберемся.

И они оторвались. А может, погоня не захотела углубляться на подконтрольную британской короне территорию, где сама могла легко нарваться на неприятности. Чуть позже они перевели дух, кое-как перевязали стонущего Андерсона, раненного в плечо, сориентировались и уже спокойно катили на базу.

– Вот тебе и хваленая разведка, – разгоряченный Холл болтал без умолку, одну за другой куря свои вонючие сигареты.

– Кто это, сержант?

– А это одним гиенам ведомо. Шпионы какие или контрабандисты. Криворукие бегемоты, даже засаду нормальную не поставили. А штабные-то каковы, павиана им в зад! Дураки, понадеялись на своего агента. Сдал наших с потрохами. Никогда я не любил, Милтон, этих шпиков, разведка, мать их, шакалы. То ли дело мы с тобой, справные солдаты. А где ты так водить научился? Когда палить стали, думал все, отвоевался, и даже исповедаться не успел. Ан нет… глядишь, поживем еще. Ладно-то как у тебя выходит – и ручку эту дергать, и колесо это дурацкое крутить.

Глава 3. Западная Англия. Окрестности графства Вустершир. 1933 год.

Джонни с наслаждением затянулся сигаретой, прикончил ее в несколько затяжек, щелчком запустил окурок подальше и натянул на лоб широкие очки. Скоро его очередь. Там уже не до курева. Он не чувствовал волнения, только азарт. Джонни никогда не бывал на охоте – это аристократическое занятие в их рабочем городке сроду не практиковали, но почему-то полагал: бывалый охотник в ожидании дичи, что вот-вот выскочит под выстрел, ощущает нечто подобное.

Его сверкающий лаком, приземистый и аккуратный, но не очень мощный автомобиль призывно урчал мотором. Ему тоже, должно быть, не терпелось рвануть с места. Погоди чуток. Скоро нас вызовут. Джонни без особого интереса наблюдал за попытками соперников и даже не прислушивался к выкрикам хронометристов. Надо просто оказаться лучшим. И все.

Он участвовал в новомодной автомобильной забаве – подъёму на холм. Кто быстрее поднимется, тот и победил. Все просто. Первое время он выступал в таких соревнованиях на своих любимых мотоциклах, но после того, как вылетел из седла и чуть не свернул шею, мать заставила поклясться: он больше ни под каким видом не подойдет к мотоциклу. А если так уж хочется укротить холм, то пусть поменяет транспорт. Машины казались ей чуть более безопасными. Хотя Джонни не сильно возражал. Не то чтобы он боялся, но на двух колесах проще получить травму и убить время на лечение, пропустив гонки. А время – деньги.

Пора. Судья дает отмашку. Джонни упал на сиденье и повел машину к линии старта. В первой попытке он оказался лучшим, но кто-то из соперников наверняка уже превзошел его время. Опозориться – нельзя.

Сигнал! Машина взревела и стала проворно подниматься по гравию. Длина трассы всего тысяча ярдов, так что подъем занимал немногим более минуты. Но на этой короткой дистанции никак нельзя ошибиться, секундой позже переключил передачу – и все, плакали денежки.

Крутая трасса петляет, взмывая на вершину холма, перепад высот – более ста ярдов. А еще очень узко: только выехал за укатанную зону, как мгновенно теряется сцепление. Хорошо, если удержишь машину. Не каждый и взберется: кому не хватает мощности мотора, кому попросту опыта.

Джонни прекрасно знал трассу, а руки сами выполняли точные движения рулем. Вправо-влево. Мотор натужно надрывался. Передачи вверх, передачи вниз. Потерпи, машинка, немного. Все. Финиш. Взобрались. Взмыленный Джонни проехал мимо хронометриста и направился к спуску. Там и узнаем результат, как раз все подсчитают.

Выбравшись из автомобиля, он помахал в ответ зрителям. Простодушные британские обыватели задорно улюлюкали и свистели, многие попивали пиво или эль – самое то для теплой погоды.

Так, где же они? Джонни прищурился, высматривая маму и Нору. Как ни уговаривал мать не ехать, она все равно увязалась следом, ничего не поделаешь. Хотя втайне Джонни радовался: у мамы в кои-то веки появился повод гордиться непутевым чадом, которое и школу-то окончило ни шатко, ни валко, никуда потом себя не приспособило, да еще все норовило вляпаться в приключения.

Вдоволь навоевавшись с не сделавшими ему лично ничего плохого аборигенами в засушливых саваннах и жужжащих от комаров болотах, Джонни вернулся для поправки здоровья на родину: подлечить небольшую контузию, после которой одно ухо слышало не очень хорошо.

А в это время в мире, стране и армии стало крайне неспокойно. Хотя жизнь после Великой депрессии немного налаживалась, стабильности не ощущалось и близко. Поэтому никто не стал настаивать, и капрал Милтон, отслужив без малого четыре года, вчистую демобилизовался и оказался свободен как ветер.

Фирма отца, в отличие от многих, устояла на ногах, хотя и вышла из всех передряг сильно потрепанной. Малышка Мэри уехала покорять Новый Свет, да так и пропала. Ни одной весточки от нее за эти годы. Младший брат Пол как-то учился в своем университете, хватаясь ночами за любую подработку – иначе в Лондоне не выжить. А вот старший… Мартин заигрался на бирже и в какой-то момент, промотав все, пустил себе пулю в лоб.

Первый месяц по возвращении Джонни провел в алкогольном тумане, оплакивая брата и отходя от ужасов гарнизонной жизни, а потом задумался, как жить дальше. Долго выбором он не мучился: любовь к скорости никуда не исчезла. Отец махнул рукой и купил ему машину: пусть сын развлекается как угодно, лишь бы не мешался под ногами. А в этом году дела в фирме пошли лучше, и папа даже начал помогать – и запчастями, и механиками. В конце концов, выигрывая, Джонни получал призовые, пусть и небольшие, но все же достаточные, чтобы не слыть нахлебником – поначалу чопорные соседи уже бросали на него неодобрительные взгляды.

Первым делом после гонки Джонни обнял маму, отметив, как блестят от недавних слез ее голубые глаза. Все, все, мама, я живой! Подумаешь, какой-то паршивый холм. А еще она сильно постарела за годы разлуки с Джонни – если раньше в каштановых волосах не было ни сединки, то теперь вон сколько белых прядок.

Объятия с Норой получились более жаркими и продолжительными. С яркой и задорной брюнеткой с потрясающе стройной талией и округлым бюстом Джонни познакомился на соревнованиях близ Лондона. Нора готовилась на медсестру, но бросила учебу из-за недостатка средств и теперь с удовольствием колесила с Джонни по всей Британии.

– Я первый! – немного по-мальчишески похвастался Джонни.

– Обязательно в ресторан, закажем шампанское, – томно протянула Нора, положив голову на плечо Джонни. – Какой же ты молодец!

– Заслуга невелика, – он махнул рукой с затаенной гордостью, – Жаль, отец не смог приехать. Хоть бы раз посмотрел, как я выигрываю.

– Ты же знаешь, на фирме дел невпроворот, столько заказов, – сказала мама. – Он к ужину и то не всегда поспевает.

– Передай ему – вредно так много работать, – рассмеялся Джонни. – Пусть берет пример с сына: взлетел на холм и положил пачку фунтов в карман.

– Не мели чушь. Отец много трудится, чтобы мы ни в чем не нуждались и были счастливы. И даже с гонками твоими смирился, будь они не ладны.

– Я знаю. И тоже считаю: не одному отцу обеспечивать семью, – Джонни продолжил уже серьезнее. – Я на этот холм с закрытыми глазами могу заехать. Надо переходить в следующий класс, там и машины мощнее, и холмы покруче, и соперники неуступчивые. Хватит ерундой заниматься.

– Вечно тебе надо куда-то бежать, – возмутилась мама. – Я как посмотрю на тебя, сердце замирает. Тут один прямо перевернулся и лежит, не встает, я чуть не зарыдала. А толпа шумит себе…

– Вы же видите – это не пустая забава. Я о вас думаю прежде всего: новый класс – совсем другие деньги. Отец обещал установить мне более мощный мотор. Думаю, тогда я не потеряюсь. Это иной уровень!

– Ты – да потеряешься?! – Нора восхищенно смотрела на Джонни.

– Так и это не предел. Велика ли отвага – взбираться на холм: два часа ждешь – минуту поднимаешься, по большому счету – детская забава.

– А что не забава? – прикусила алую губку Нора.

– Гонки. Представь, ты одновременно с толпой соперников мчишься по трассе, обгоняешь, сражаешься. Конечно, потребуется серьезная машина. Правда, сейчас за самый высший класс толком не гоняют. Депрессия, чтоб ее, ни у кого нет денег. Но есть куча мелких соревнований.

– Ага, там-то наверняка убьешься… сражаться он с кем-то собрался, – мама не успокаивалась. – Мало я слез ночами проливала.

– Разберемся. Пойдемте праздновать.

Джонни обнял двух самых близких женщин. Его переполняли эмоции, и он чувствовал себя как в юности, когда упивался скоростью и встречным ветром. Словно не было внезапных побудок до зари, будто он не шлепал по грудь в вонючей речной воде с поднятой вверх винтовкой, точно он никогда не бежал в растянутой цепочке солдат по каменистой саванне, преследуя кого-то под аккомпанемент бешеного собачьего лая.

– Знаете где лучшие соревнования по автогонкам? – спросил Джонни. – На континенте, в Италии. Там самые быстрые гонщики.

– Еще чего! Все наши семьи испокон веков жили, где родились. В столицу-то не все за жизнь выбирались. В кого, вот в кого ты такой неугомонный?!

Глава 4. Италия, пригород Болоньи. Апрель 1934 года.

В его родной Англии в это время небо обычно затянуто низкими серыми тучами, и моросит противный, мелкий, холодный дождь. А здесь – превосходное начало апреля: небо ясное и синее, солнце поднимается все выше и согревает собравшихся внизу людей.

Но погодную идиллию омрачало настроение: в душе бушевала гроза, грохотал гром и вспыхивали молнии. Джонни смолил одну сигарету за другой, от чего во рту уже был противный привкус сушеной травы. Он старался реже смотреть в сторону копошащегося Чарли, но тот, чувствуя беззвучные мольбы, все равно порой отрывался от работы и только пожимал плечами. Проблема серьезнее некуда: машина сломалась и упорно не желает заводиться, а до старта гонки, между тем, оставалось всего нескольких часов. Это провал.

– Я поменял топливный насос, мистер Милтон, но без толку, – Чарли в который раз пожал плечами. – Надо перебирать мотор. Боюсь, времени не хватит. Даже если я каким-то чудом заведу ее, двигатель может отказать на первой же кочке.

Тьфу ты! А ведь все так удачно начиналось: Джонни хорошо знал эту трассу, а большинство заявленных участников не считались опытными пилотами. Конечно, это не самое престижное соревнование. Сейчас лишь начало гоночного сезона, многие гонщики и машины еще не готовы. Фавориты нежатся на Лазурном берегу, не торопясь возвращаться за руль. Но все это неважно! Он-то здесь, и мог бы побороться – если не за первое место, то хотя бы за призовые. Как обидно все рушится!

Прошлым летом Джонни, естественно, не устоял перед соблазном и рванул покорять Европу. Как д’Артаньян – Париж, прихватив с собой вместо рыжего коня – автомобиль, да еще и отцовского механика Чарли в придачу, а вместо пятнадцати экю – скопленные призовые и занятые под честное слово у приятелей деньги. Просить у родителей он постеснялся.

За несколько месяцев Джонни вдоволь поколесил по Европе, утомился от калейдоскопа старинных городов и городишек, где почти ничего не запомнил, пожил в уйме плохих и очень плохих отелей, а самое главное – поучаствовал в разнообразных соревнованиях: престижных и не особо, горных и шоссейных гонках, многочасовых марафонах и коротких заездах, кольцевых этапах и ралли. Нельзя сказать, что он сильно блистал, но порой удавалось недурно выступить. Да и не нужно забывать – его автомобиль не самый новый и не самый мощный.

Джонни удачно завершил сезон и промозглым ноябрем вернулся домой, к английским туманам. Он отметил Рождество и провел неожиданно спокойно несколько месяцев, купаясь в материнской заботе и стараясь не встречаться с кредиторами (надо потерпеть еще чуть-чуть, ребята, путешествовать по Европе выходит ой как накладно).

– В хорошую бы мастерскую, докатить на руках, а там и вышло б чего, – почесал в затылке Чарли, – или взять автомобиль в аренду, может, деньги кому нужны?

Может, и нужны. Нам, например. Джонни швырнул на обочину недокуренную сигарету и пошел прочь от машины. Глаза б ее не видели! Предательница.

– Ты куда, дорогой? – дернулась было Симона.

Красавица Дороти осталась в прошлом. В Милане он познакомился с буфетчицей Симоной (Джонни обожал кофе), очень милой, простодушной и доброй девушкой. Она покорила своей непосредственностью британца, немало стеснявшегося в новой для него стране.

Джонни промолчал, и Симона не стала донимать его. Она прекрасно уяснила: когда дела в гонках идут плохо, добродушного в любое другое время англичанина лучше не злить.

Хорошая мастерская на трассе, конечно, имеется, и механики там не чета Чарли. Только кто туда пустит? Это вотчина итальянских команд, представителей целых автомобильных концернов. Правда, из серьезных соперников сюда приехали только Монетти, а все остальные – кустари и частники, как и он сам. Поэтому-то Джонни и рассчитывал не затеряться на дистанции, а то и зацепить кого-то из лидеров. Ключевое – рассчитывал.

Он бездумно шел вдоль трассы, где в беспорядке стояли машины участников: новые и потрепанные жизнью, огромные монстры с необъятным капотом и более обтекаемые современные модели, блестящие от лака и тусклые, мощные и не очень. Тут же беспорядочно сновали беззаботные зеваки, шустрые журналисты, кричащие дети, блохастые животные, бдительные судьи, ленивые полицейские, а еще красивые девушки с томными взглядами и букмекеры с подозрительно бегающими глазками. Стандартные гоночные будни. Только вот на этом празднике скорости он, получается, чужой?!

– Слышал, Кавалло руку повредил. Вздумал полихачить и упал с мотоцикла по дороге на трассу.

– И как он будет выступать? Может, левую?

– Да какая разница. Это Санети наплевать, а вот Кавалло…

Слух Джонни (ухо уже восстановилось) выхватил из толпы разговор двух суетливых господ, по виду корреспондентов. Ноги сами, машинально понесли его в стан Монетти.

Найти их не составило труда, надо только ориентироваться на самое большое скопление людей. Хорошо, никаких ограждений нет и в помине. Гонщик мог блуждать, где ему вздумается – да и зритель, при желании тоже. В Италии обожали автогонки, и толпы прохожих в беспорядке гуляли повсюду. От машин их, конечно, отгоняли, но и только.

Джонни знал, кто ему нужен. Мистер Монетти. Молодой мужчина тридцати с небольшим лет, невысокого роста, с ранней лысиной, в строгом костюме. Он, гордо выпрямив спину, стоял посреди всеобщей суеты и отдавал команды механикам. Джонни знал: Монетти никогда не повышает голос, говорит очень тихо и четко, держит своих экспрессивных южан в ежовых рукавицах так, что они в благоговейном трепете внимают ему, боясь пропустить хоть слово или тем более возразить.

Джонни окинул стан итальянцев тренированным взглядом: в той долбаной пустыне ой как много значило, сумеешь ли ты быстро выделить нужное, например, затаившегося аборигена с ружьем, или отличить человека от зверя. Вот оно что! Лучший из присутствующих представителей Монетти – Джино Кавалло сидел в одиночестве на металлическом ограждении, безучастно смотрел куда-то вдаль и баюкал руку на перевязи. Ну, а для того, чтобы вести машину, необходимы обе.

Довольный увиденным, Джонни смиренно дождался, когда большой человек освободится, и решительным шагом ринулся вперед. На последних ярдах мозг пронзила паническая мысль – это же сам ужасный Марио Монетти! Но уже поздно.

– Синьор Монетти, меня зовут Джон Милтон, я гонщик, но, к сожалению, моя машина сломалась. Может, вы слышали обо мне, я победил в…

– Меня это не интересует, мистер… хм… Милтон, – Джонни показалось, что глаза всесильного Марио сверкнули, но, конечно, за темными стеклами очков, которые в любую погоду носил итальянец, этого никак не разглядеть. – Вы отвлекаете меня. У вас тридцать секунд.

– Мне хватит и меньше: разрешите мне участвовать в гонке на одной из ваших машин, – выпалил Джонни. – У меня большой опыт выступлений, я не подведу.

– Молодой человек, на старте двенадцать машин нашей марки, от новых до устаревших моделей, – в голосе Монетти слышалось раздражение. – Любой желающий может приобрести автомобиль либо взять в аренду. За вполне умеренную, но достойную плату, поскольку мы делаем лучшие гоночные автомобили в мире. В мире! Слышите меня?! Но за два часа до старта у меня нет лишней машины, опытный ездок – должен это знать, – губы Монетти презрительно скривились. – Прошу извинить. Много дел.

– Погодите, – быстро заговорил Джонни, зажмурившись от собственной наглости, – у вас же есть машина. Мистер… сеньор Кавалло повредил руку, отдайте мне его автомобиль. Он все равно свободен. Где вы сейчас найдете гонщика?! Я смогу. Я очень хорошо знаю трассу.

– Умом тронулись? – Монетти даже, кажется, развеселился. И сделал шаг в сторону.

– Вы же ничего не теряете, – Джонни преградил дорогу всемогущему патрону. – Если я разобью машину, то верну вам деньги.

Интересно, откуда ты их возьмешь, Джонни?! Ограбишь банк? Но утопающий цепляется даже за самую гиблую дощечку.

– Я просто откажу вам и останусь при своем. Все. Вы мне надоели. Я уважаю настырность, но не перегибайте.

– Мы поделим призовые пополам! – почти выкрикнул Джонни. Оказывается, вот как работает мысль в критической ситуации.

– Слишком мало, – поморщился Марио.

– Вы уже торгуетесь, сэр… эээ… синьор?

– Все равно не победишь. Разобьешь машину и опозоришь Монетти. Наш бессмысленный разговор окончен.

– Я заявлен на старт как частный пилот. Если вдруг я выиграю, вы сможете сказать: Джон Милтон представлял Монетти. И слава достанется вам. А если проиграю – что ж, еще один неудачник потерпел неудачу на арендованной машине, никто не удивится.

– Как твоя фамилия? Милтон? Не ты ли недавно пришел вторым в гонке на Тоскане? Смелый маневр, хотя и безрассудный.

Джонни был просто поражен: могущественный человек знает его? Видел его выступления? Запомнил?!

– Чтобы возглавлять лучшую гоночную команду, нужно следить за всеми серьезными соревнованиями, – многозначительно произнес Монетти. – Подбери челюсть, ты же гонщик, а не балбес на трибуне. Повредишь машину – вернешь деньги. Семьдесят пять процентов призовых мои. Еще спорить будешь?! Так-то лучше. Вот времена настали, а? За считанные часы до старта – даешь автомобиль неведомо кому.

Джонни не успевал следить за мыслью своего благодетеля. По спине полз ручеек пота. Д’Артаньян проявил напор и получил плащ мушкетера. Только этим плащом еще надо правильно воспользоваться, не то окажешься калифом на час.

Повинуясь указаниям Марио, к ним подбежал пилот из его команды – Рене Перон, родом из Франции, известный победитель гонок еще в двадцатые. Ну, и день знакомств сегодня выдался!

– Рене, возьмешь машину Кавалло, она самая быстрая, а свой автомобиль отдашь вот ему. Это наш гонщик на сегодняшний день. Джимми… Джонни. В общем, пусть освоится. Ровно за час до старта жду на брифинг.

Пока Джонни следовал за Пероном, в сознание, вытесняя восторг, все больше заползала тревога. Он оказался в положении отчаянного игрока, поставившего все на красную единичку. Что будет, если он проиграет?

В годы Депрессии толкового регламента гоночных машин не существовало, и каждый ездил на чем хотел. Сейчас правила все больше ужесточали: регламентировался и вес, и мощность машины, и объём двигателя. Что ж, даст бог, обойдется без сюрпризов. В конце концов, это такая же гоночная машина, с рулем и четырьмя колесами.

Но до чего же здорово воспарить из гоночной пропасти, куда он чуть не сверзился, и оказаться на самом Олимпе! Ладно, пусть не самом, но где-то совсем рядом. Дело за малым – всего-то оказаться быстрее двадцати смельчаков, по меньшей мере половина из которых сделает все, чтобы поставить на место выскочку, который неожиданно пролез в команду мечты.

Для гонщика четыре с лишним часа состязания – сплошная череда разгонов, торможений и бесчисленных переключений передач. А еще предельной концентрации: маленькая помарка – упущенное время и позиция, крупная ошибка – вылет с трассы и поврежденная машина. В память врезаются только самые яркие события.

Старт. Теперь у Джонни под капотом настоящая мощь – двести пятьдесят лошадей. Его собственному скромному автомобильчику такое и не снилось. По жребию, которым определяются места на стартовом поле, машина Джонни на десятом месте. Но это ничего, за пятьсот километров дистанции, все не раз поменяется. А до финиша вообще доберутся немногие – техника на таких скоростях пашет на пределе и часто не выдерживает.

Джонни резко бросил сцепление и рванул с места ровно в тот же миг как опустился клетчатый флаг. В первом повороте, отчаянно рискуя, удалось пройти пару конкурентов. И только потом Джонни запоздало сообразил – если бы он повредил машину уже в дебюте, все для него и закончилось бы. Страшно представить реакцию сурового Марио.

Первые круги Джонни наслаждался управляемостью своего неожиданного железного коня. Какая устойчивость в поворотах. Восхитительная динамика разгона. Как четко переключаются передачи. Придется признать, во всем, что касается гонок, итальянцы – превосходные мастера. Даже чуточку обидно, как истинному альбионцу.

Час гонки позади. Джонни пятый. Пора идти на прорыв. Даже как частный пилот он никогда не считал такое место пристойной позицией, а что уж теперь, когда под задницей настоящая красная ракета?! Впереди синенький французский автомобильчик. Придется ему подвинуться и уступить соседу по Ла-Маншу.

Первая треть дистанции позади. Пора в боксы. Пусть их болиды – вершина технической мысли, но на колесах самая обычная резина. Поэтому шины не выдерживают такой мощи и быстро изнашиваются. Приходится ждать, пока механики возятся с Пероном. Есть время выдохнуть после сумасшедшего напряжения. Временный напарник выскочил из машины и пьет воду огромными глотками, но Джонни постеснялся. Кто он такой для Монетти? И так проявил наглость сверх меры. Потерпит.

Снова он на дистанции. Опять погоня. За соперниками, за секундомером, за результатом. Перед гонкой Марио бросил Джонни: «делай что хочешь, но береги автомобиль и не путайся под колесами у ребят». Глава Монетти переживал, как бы не отдать победу французам. Таллорези и Перон – отличные гонщики, но им далеко до лидеров команды – Джино Кавалло и самого Франко Санети. Вот те бы камня на камне не оставили от обороны конкурентов.

Но у Джонни своя гонка. Как бы половчее справиться с соперниками? На прямой обгоны возможны только если есть значительное преимущество в скорости, а так добро пожаловать в поворот. Как правило, именно здесь, на торможении и решается судьба позиции. Кто сумет позже погасить скорость, но при этом не вылететь с трассы, кто лучше наберет темп на выходе, тот и получает преимущество. Можно еще проходить виражи в управляемом заносе, практически не касаясь педали тормоза, но на это способны только настоящие виртуозы.

Скоро и Джонни достигнет таких вершин мастерства, что его будет восхвалять вся спортивная пресса, но пока стоит пользоваться проверенными методами. Соперник, конечно, упирался, но Джонни подловил его ошибку и ринулся в зазор между обочиной и бортом болида. Правда, зацепил колесами траву и чуть не потерял управление. Но удержался.

Вновь шины никуда не годятся. Очередная замена. Сам Марио, скрестив руки на груди, наблюдает за тем, как механики суетятся вокруг автомобиля Джонни, но не говорит ни слова. Впрочем, пока у грозного шефа нет причин для недовольства своим нежданным приобретением.

Все ближе финиш. Как обычно, ломит тело, руки ноют от усталости, на ладонях выскочили мозоли, глаза слезятся от напряжения. Но надо держаться. Сколько историй, когда ребята чрезмерно расслаблялись к финалу. А это чревато. И, как назло, Джонни ошибся с выбором передачи и совершил экскурсию за пределы трассы. Машину затрясло – аж зубы лязгнули. Лихорадочные движения рулем! Как бы презрительно скривился Марио, если бы Джонни не выправил ситуацию. А если бы еще травмировался – на этом бы и закончились его недолгое мгновение славы. Когда машина переворачивается – вся надежда, что гонщика выбросит наружу, так хоть жив останешься, пусть и поломаешься, а если придавит тяжеленным кузовом, не долго и шею свернуть.

Джонни третий. Когда он гонялся в родной Британии, то не признавал никаких мест, кроме первого. В Европе стало намного сложнее. Он бы и был рад не поступаться принципами, но техника не позволяла добиться большего. Теперь он пилот Монетти, пусть и временный. Там тоже единственным приемлемым результатом считают только победу. Но она и так в кармане итальянцев: впереди Таллорези и Перон. Выходит Джонни выполнил свою задачу? Вряд ли синьор Монетти стал бы требовать от него большего.

За пять кругов до финиша Джонни на всякий случай приблизился к лидерам. Пусть Марио видит, что не прогадал. На новой машине британец не в полной мере осознал пределы возможностей машины: где-то можно было нажимать и посильнее, поэтому у резины еще оставался ресурс. А вот у напарников, похоже, все не так прекрасно. Лидировал Перон, но его болид неуверенно рыскал в поворотах, еще хуже обстояли дела у Таллорези – того прямо мотало по трассе. Кажется, или от его колес и впрямь отлетают ошметки резины?

Джонни следовал за ними в задумчивости. Будь они не из одной команды, он бы ринулся в атаку, не раздумывая. Но как отреагирует Марио? Разъярится ли на выскочку? Или оценит такую смелость? Если Джонни хочет попасть в лучшую конюшню, не стоит ли показать, что он способен опережать ее гонщиков? Или, наоборот, что он свято соблюдает субординацию? На скорости двести километров в час подсказать некому.

Да, что ж тебя так таскает, приятель? Как заманчиво Таллорези выбирает широкие траектории в поворотах. «Не путайся под ногами». Что имел ввиду Марио? Это итальянец сейчас путается у него под ногами. Но тактично ли опередить партнера? А с другой стороны – какие они партнеры?! Джонни же заявлен как частный пилот. Решено. Он гонщик и точка. И должен использовать любую возможность, чтобы выйти вперед. Остается надеяться, что Марио его поймет, он же тоже гонщик, пусть и бывший.

Итальянский спортивный ежедневник. Статья на второй полосе под заголовком «Невероятный дебют».

Десятки тысяч зрителей, собравшиеся на приземистых холмах Болоньи, поначалу приуныли, разочарованные тем, что в гонке не будет участвовать всеми обожаемый Франко Санети. Когда еще и Кавалло попал в нелепую аварию перед самым стартом, любители гонок и вовсе впали в отчаянье. Но, думается, зрелище, что открылось их взору, не разочаровало даже самых искушенных наблюдателей. Вновь Монетти удивил крайне рискованным шагом – доверив место в команде малоизвестному британцу Джонни Милтону – гонщику-частнику, который неплохо зарекомендовал себя ранее. И невероятная по накалу борьбы гонка подтвердила правильность решения славящегося своей интуицией Марио Монетти.

Потрясающе быстрые алые ракеты под управлением Перона и Таллорези с самого старта захватили лидерство в гонке, растолкав медлительные французские автомобили. Милтон поначалу держался в тени именитых напарников, но в итоге англичанин сумел сберечь резину и за несколько кругов до финиша совершил рискованный обгон Таллорези, в то время как лидировавший Перон допустил ошибку и повредил своего алого скакуна. Несмотря на победу британского гонщика, этот этап стал очередным безусловным доказательством превосходства итальянской промышленности, и очередным подтверждением невероятной скорости и надежности выпускаемой продукции.

Что до Милтона то, похоже, он произвел правильное впечатление на своего патрона – его включили в заявку на ближайший этап. Беспрецедентное решение: англичанин становится постоянным пилотом Монетти. Ну, а верно ли оно – покажет время.

Глава 5. Швейцария. Близ кантона Аргау. Август 1934 года.

Марко, механик лучшей итальянской команды Монетти, постарался принять самую удобную позу – оперся спиной на высокий ящик с инструментами и уложил ноги на ящик поменьше. Гонка длинная, веки порой наливались тяжестью, клонило ко сну. Но Марко – настоящий профессионал. Он никогда не позволял себе вздремнуть во время состязания. Ну, разве что самую малость. Вот балбес Луиджи однажды так захрапел – еле добудились, когда срочно потребовался. А потом увалень еще и кое-чего напутал спросонья.

Уж лучше потерпеть. Ведь мы работаем в замечательной корпорации «Примо Андреа». Она создает самые быстрые автомобили в мире. От одного ее названия сердце каждого итальянца бьется чаще.

Вместо того чтобы считать мух, Марко внимательно оглядел гараж команды. Надо всегда быть начеку, и тогда однажды он станет помощником главного техника, как Лукка. Обычные механики лежали вповалку на полу, а кто-то даже беззаботно дрых. Дылда Луиджи грыз сухую фокаччу. Марко сглотнул слюну – у него в рюкзаке тоже лежал обед, приготовленный кухаркой команды Сарой, которая ему благоволила. Но объедаться в такой ответственный момент? Это ниже его достоинства.

Лукка – как и положено начальнику, пусть и небольшому – восседал на высоком ящике, тревожно глядя в сторону трассы. Самые же важные люди в команде, синьор Монетти и его помощник Серджио, стояли у самой кромки дороги и внимательно, с биноклем в руках, следили за гонкой. Но опытный Марко знал: спокойствие мнимо. В любой момент последует сигнал – гонщик залетит в гаражный переулок, и надо будет мчаться со всех ног: менять пышущие жаром колеса, заливать вонючий бензин или, не приведи Мадонна, пытаться чинить капризную технику.

Пара механиков бдят вместе с начальниками, на каждом круге показывая гонщикам таблички, на которых отмечены место и отрыв от следующего за ними пилота. А еще один записывает результаты прохождения каждого круга.

Пока, постучим же по дереву, все шло превосходно. Пролетал круг за кругом, а лидировал один и тот же автомобиль под управлением Франко Санети – самого прославленного, бесстрашного и превозносимого итальянцами гонщика. Санети, если честно, для механиков – настоящая головная боль: никто не разбил столько красных машин, сколько он. Но ему все прощали – никто не проводил гонки с такой же страстью, как этот великий человек. Вся Италия носила его на руках. Многие односельчане Марко приставали, чтобы он поведал им какие-нибудь байки о гениальном соотечественнике, но Марко многозначительно поднимал глаза к небу и отмалчивался: большой, дескать, секрет.

На почтительном расстоянии от Санети двигался синий автомобильчик французского гонщика Шарля Дюваля. Слава Мадонне, он никак не беспокоил Санети – скорее, его самого терзал «наш англичанин» Джонни Милтон. Сначала британца допускали лишь на незначительные гонки, а потом он незаметно влился в основную обойму пилотов, да там и закрепился.

Марко весьма сдержанно относился к иностранцам в команде: ведь только итальянец может с подлинной отвагой укротить сноровистую, точно молодая кобылка, Монетти. Но Милтон нравился ребятам, он не похож на чопорных меланхоличных дылд по ту сторону Ла-Манша, поэтому с его появлением пришлось смириться. Хотя, конечно, сын своего промозглого острова Милтон никогда не радовался победам так, как умеют только они – итальянцы.

На третьем месте, и это очень беспокоило Марко, долгое время катил белоснежный автомобиль фон Дальберга. Но потом Марко с мстительным удовольствием заметил, как немецкий гонщик, оставляя позади следы черного масла, заехал к своим механикам – да там и остался. Что поделать, Марко не любил бошей еще больше, чем англичашек. Еще и потому, что немецкие машины крупного автоконцерна «Рамберт», забросив на несколько лет участие в гонках, теперь все чаще выходили на старт.

Дальше следить за порядком пилотов уже сложнее. Перон еще в гонке – хоть и француз, но он так долго выступал за Монетти, что механик с ним свыкся; Кавалло и Таллорези уже покинули дистанцию – один из-за прокола колеса, а второй – когда в него врезался идиот-бельгиец (машину теперь чинить часов десять). При этом более дисциплинированный Таллорези бродил где-то в гараже, а темпераментный Кавалло умчался в гостиницу.

Марко первым заметил сигнал Луиджи и понесся к стартовой прямой, попутно распинывая валявшихся товарищей. Быстрее, быстрее, ленивые задницы! Машина Милтона заезжала в гараж. Неужели поломка, о святая Эуфемия?! Нет, англичанин показывал: надо менять резину, и верно – переднее колесо зияло проплешиной. Еще чуть-чуть – и автомобиль, будто конь, потерявший подкову, остановился бы в лесу, а то и вылетел бы с трассы. А катить его обратно, считая километр за километром, – настоящее проклятье для механиков.

Марко волочет домкрат с огромной ручкой – требуется нешуточная сила, чтоб с первого раза поднять тяжеленный кузов. Луиджи отрывисто командует. Механики остервенело колотят молотками по единственной гайке – иначе колесо не снимешь. В это время машину дозаправляют топливом при помощи огромной бочки и воронки. В спешке бензин расплескивается по жестяному корпусу. На плечи гонщику не забыли бросить полотенце – пусть и слабая, но защита от смертельной жидкости. Хотя, если полыхнет на совесть, мало не покажется.

Наконец, все четыре колеса валятся в сторону. А где свежая резина?! Уффф, вот она – под рукой. Случалось, и забывали в спешке. Теперь надеть новые колеса. Закрутить как следует. Да, быстрее же, болван! Марко вырывает молоток у недотепы Луиджи и, обливаясь потом, лихорадочно стучит по мерзкой гайке. Ну, давай, гадина, поддавайся!

Синьор Монетти стоит рядом – его взгляд сверлит несчастных механиков через знаменитые очки: каждое мгновение на счету, и всякий знает, как дорого обходятся ошибки! Все члены команды одновременно обожают и ненавидят строгого босса. Монетти жестом показывает – на одном колесе перегрелись тормоза, из припасенного заранее ведра Марко обрушивает на них холодную воду.

Снова неимоверное усилие и машина падает с домкрата. Милтон жадно пьет, лихорадочно проливая воду на гоночный комбинезон – лицо покрыто копотью и пылью, а голос звонок и весел:

– На новой резине я обойду Дюваля. Его французский чайник пыхтит как старинный пароход, а мне как раз не хватало скорости.

– Колесо страдает – ты атакуешь бордюры под неправильным углом. Просто держи трассу, – Монетти все видит и замечает. – Ты выигрываешь совсем чуть-чуть, но убиваешь резину. Не рискуй понапрасну.

Синьор Монетти – непререкаемый авторитет. Хотя ему только тридцать пять, многие механики старше его. Неслыханное дело – боссы итальянского автогоночного гиганта «ПримоАндреа» позволили назвать автоспортивное подразделение именем его директора.

Милтон умчался обратно на трассу. Хорошо бы, он показал лягушатникам, чего стоят наши машины. Все-таки Джонни добрый малый, а еще он внимательно относился к простым механикам и несколько раз накрывал им за свой счет превосходный ужин. Да и его подруга быстро стала любимицей команды: высокая Стефани из парижского кабаре пела потрясающе глубоким голосом пробирающие до мурашек романсы. Самому Марко больше по душе девушки в теле, с большим бюстом, когда есть за что подержаться как следует, но что взять с этих островитян.

Марко остался на стартовой прямой, наблюдая за проносившимися мимо машинами. Гонка близилась к завершению, но он упорно стоял на месте. Пусть синьор Монетти видит: Марко не просто отбывает номер. Конечно, он не отказался бы поспать – а вы попробуйте за одну ночь безукоризненно подготовить к старту все машины. И поесть бы не мешало.

Марко мечтательно улыбнулся. В его голодном детстве, в глуши, где не у всякой семьи и лошадь-то имелась, односельчане, увидев автомобиль, сочли бы его чудом света или адским наваждением. А вот поди ж, теперь он – один из маленьких винтиков могучего механизма, что одну за другой кует победы на гоночных трассах Европы. И, между прочим, сам великий Дуче пристально следит за успехами итальянских автомобилей, оказывая им всяческую поддержку. Не это ли истинное признание успеха?

Глава 6. Северная Италия, 20 километров от Генуи. Октябрь 1934 года.

Часто при упоминании какой-то нации в голове сразу всплывают стереотипы: англичане – сухощавы и чопорны, немцы – скупы и педантичны, русские – могучи и бородаты. Но жизнь сложнее стереотипов. Взять тех же итальянцев – они далеко не всегда низкорослые, чернявые и импульсивные, не пропускающие ни одной юбки и напевающие под нос оперные арии. К примеру, тот же Монетти, жесткий и холодный шеф команды – живое воплощение британского рыцаря, а вовсе не темпераментного южанина. Но сейчас классические представления об итальянцах пришлись к месту. Казалось, будто их не десять человек, а целый полк – все громко и возбужденно переговаривались, перебивая друг друга.

– Прошу к столу.

Хозяин открыл двери в просторный зал, где было накрыто роскошное угощение. В еде, надо признать, итальянцы толк знают. Широченный стол был уставлен разнообразнейшими тарелочками, мисочками, чашечками: манила нежная козлятина, шкворчала баранина, беззвучно раскрывала рты треска, кучей громоздились сардины, блестела тончайше нарезанная полупрозрачная ветчина, желтел чуть ли не десяток разного вида сыров, скромно притулились бобы и томаты, вздымались горой оливки, а свежайшие лепешки еще дымились, и все это источало ароматы розмарина, тимьяна и базилика. Ну и, естественно, вино – куда же без него: отвоевывая пространство у снеди, на столе высились запотевшие кувшины и запечатанные бутылки с кроваво-красными, бледно-желтыми, светло-алыми и мутно-лимонными напитками.

Если мы употребим все это, то сможем катиться по трассе и без наших машин. Джонни уселся за стол, по левую руку от него разместилась его новая любовь – начинающая актриса итальянского кинематографа – Беатриче. В миру ее, правда, звали Марта, но разве можно взобраться на киношный Олимп, будучи просто Мартой? Джонни познакомился с ней на одном из званых вечеров. Беатриче-Марта обладала умопомрачительно роскошной шевелюрой, была миниатюрной, живой и неумолчно говорливой.

Сегодня же в новом особняке лидера команды Франко Санети гонщики и их спутницы отмечали окончание автогоночного сезона. Оно всегда наступало существенно раньше календарного года: гонки завершают в начале октября, когда даже на юге Европы начинаются дожди и пронизывающий ветер.

Год еще не миновал, но Джонни уже был готов подвести итоги. Это время было наполнено невероятным количеством впечатлений: он сверх ожиданий очутился за рулем бесподобного автомобиля и смог сражаться бок о бок с лучшими пилотами Европы. Неугомонный Монетти, неустанно совершенствуя машину, отправлял своих гонщиков на всевозможные состязания: чем больше пройдено километров, тем больше возможностей для анализа и последующих улучшений конструкции. Поэтому они гоняли каждую неделю, а то и чаще.

А еще он, обычный деревенский парень, неожиданно оказался втянутым в светскую жизнь и побывал на раутах, журфиксах, приемах и суаре (раньше и слов-то таких не знал!) и даже в парижской опере. Ему пришлось выучить итальянский. Довелось разбить пару красных машин, за что он удостоился выволочки от самого Монетти. Кроме того, он чуть не сломал ногу в одной опасной переделке на трассе и провел неделю на больничной койке. И пусть ни в одной серьезной гонке он так и не победил, ему удалось застолбить особое место в таком рискованном и таком захватывающем виде спорта.

– Я не мастер красивых слов, у меня лучше получается на трассе, – раздались аплодисменты, и Санети поднялся с бокалом в руках. – Несмотря на то, что Монетти одержали больше всех побед в сезоне, год выдался непростым, соперники не дремлют и не обещают нам легкой жизни. Но разве когда-то было легко?! Монетти, благодаря Вам, мои дорогие друзья, ну и вашему покорному слуге тоже, – тут он шутливо раскланялся, – признает только первое место! В наших жилах горячая кровь настоящих победителей! Вива Монетти! Вива Италия!

Чокаясь с другими, Джонни кисло усмехнулся про себя: как так получается? Его страна – сильнейшая в мире держава, она владеет огромными территориями, имеет невероятное влияние. И при этом не может создать быстрые гоночные машины. Так что он, англичанин, вынужден находиться на вторых ролях у итальянцев, чьи владения не идут ни в какое сравнение с британскими. Хотя, надо признать, что Дуче, сосредоточив в своих руках всю власть, вкладывает колоссальные средства в автопромышленность и в автоспорт. Джонни, впрочем, тут же нашел ответ: спорт – по большому счету, игрушка. Наша же Империя пока сосредоточена на решении более важных и серьезных задач в этом неспокойном мире. Она все равно возьмет свое и в автомобильном спорте, притом с присущим ей королевским размахом.

– В следующем году очень усилятся немцы, помяните мое слово, – взял слово степенный Перон. – Германия уже оправилась от поражения в войне, а этот их бесноватый ефрейтор тоже полюбил спорт по примеру Дуче.

– На трассах наши машины разделывают немцев под орех, – махнул рукой Кавалло. – Они нам не конкуренты.

– Не скажи, в гонки возвращается мой старый соперник Кабрера, он восстановился после той ужасной аварии, – задумчиво возразил Санети.

– Хвала, конечно, ему. Я сомневался, что Вильгельм сможет вообще ходить, он же тогда на моих глазах улетел с дороги, – сказал Кавалло. – Но ты, мой дорогой Франко, лучше думай, как будешь обороняться от меня. В этом году ты победил, но в новом правила будут прозрачнее.

Все тут же с готовностью подхватили тему и начали обсуждать грядущие изменения. Во времена Великой депрессии единых правил гонок не существовало – как и системы, которая позволяла бы выявить сильнейшего гонщика. Но в последние годы собрание автомобильных клубов Европы – крайне неторопливая организация, управляемая в основном потомственными аристократами, – все больше приводила регламент к единому знаменателю. А недавно и вовсе объявила: со следующего года возрождается полузабытый общий зачет для гонщиков. Теперь за победу на этапах будут начисляться баллы: чем выше финишировал, тем ниже балл, а набравший наименьшее количество – станет чемпионом. Но баллы при этом будут начисляться не за все гонки, а только за определенные. В общем, тема животрепещущая, вопросов хватало, и гонщики обсуждали их оживленно.

Вскоре слово взял сеньор Дузио, единственный на вечере мужчина не из числа пилотов. Сложно сказать, кто этот лысоватый мужчина, что все время отирался в гаражах Монетти. Гонки привлекали людей самых разных профессий, как свечка – ночных мотыльков. Судя по несомненному достатку и жемчужным булавкам в галстуках, Дузио мог быть фабрикантом, коммерсантом или банкиром. Но он постоянно присутствует на гонках, кто тогда управляет бизнесом? Периодически к нему наведывались подчиненные – щеголеватые мрачные типы с квадратными подбородками, все как один одетые в костюмы от хороших портных.

Дузио принялся петь дифирамбы Санети:

– Можно бесконечно перечислять подвиги столь любимого всеми Франко и восхищаться его мужеством. Кто не помнит, как он со сломанной ногой гонялся, привязанный к седлу мотоцикла?! Он поразил нас, когда с переломом руки сбежал из больницы и победил! Свежи воспоминания, как камень, вылетев из-под колес, чуть не выбил ему глаз, но наш полуослепший герой смог закончить гонку. Мы ужасаемся фотографиям Франко на больничных койках и думаем: на нем не осталось живого места. Но Франко никогда не остановит адская боль. И за это мы носим его на руках! Поднимем бокалы за Франко! Человека, презирающего тормоза!

Смущенный и польщенный Санети полез обниматься с тостующим. Человечество только начало массово осваивать машины: в гонках травмироваться, а то и сыграть в ящик – плевое дело. Для многих первая же серьезная травма зачастую означает конец карьеры и прозябание инвалида. Санети же с завидным постоянством, намного чаще других, попадал в передряги. Только он всегда выходил из них хоть и поцарапанным, но живым; озарял всех своей знаменитой улыбкой и как ни в чем не бывало возвращался на трассу. Порой даже казалось, что многочисленные переломы лишь добавляют ему крепости и сил.

По прошествии времени, отяжелев от всего съеденного и захмелев от выпитого, гости стали расползаться по просторному дому. Женщины стайкой обсуждали малоинтересные сплетни. Беатриче очутилась в центре внимания и совсем не растерялась в малознакомой компании. Мужчины же собрались для приватных бесед в сигарной комнате, которую мгновенно затянуло сизым туманом.

Джонни вышел в зябкую прохладу вечера на улицу и закурил сигарету. К аристократическому куреву он так не привык, да и хотелось побыть одному. Все гонщики относились к нему как к равному: им вместе, как на войне, приходилось каждый день рисковать жизнью, но иногда он явственно ощущал – он тут немного чужой.

– Ааа, Милтон, – его уединение продолжалось недолго, рядом покачивался Кавалло. Щуплый итальянец изрядно захмелел, от него несло благородным винным ароматом. – Слышал Дузио?! Сколько подобострастия, а ведь это очень серьезный человек. Все восхищаются Санети. Везучий, сукин сын! Франко то, Франко это… Думаешь, у меня мало аварий?! Я – ничего не ломал?! Как плохо срасталась моя нога, как я орал, когда ее ломали и снова гипсовали, хромал потом как черт! Как я не могу уснуть ночами и жру горстями эти опес… обес… обезболивающие! Но я же молчу! Он герой, а я никто! Но все изменится, поверь. А ты мне нравишься, Милтон, ты больше молчишь, а мы все говорим-говорим без умолку, а пользы ноль. Из тебя выйдет толк, Джонни! Только если будешь держаться старого Кавалло.

Джонни даже чуток умилился, до того всклокоченный итальянец в расстегнутой рубашке напоминал выпивох в пабе его полузабытого родного городка, вечно жалующихся на жизнь, работу, жену и тещу. Джонни подавил желание потрепать Кавалло по плечу, мол, все обязательно образуется, старина. Так-то это гонщик мирового уровня, за его подвигами на трассе следят толпы людей, а вот сейчас и не скажешь.

– Дорогой Джино, пойдем лучше выпьем прекрасного вина, и все проблемы покажутся нам такой ерундой. Ну, до завтрашнего вечера совершенно точно.

Глава 7. Франция. Центральная площадь города Ним. Март 1935 года.

Заметка из газеты «Общество».

Турнир тысячи лье – эти слова заставляют сердце любого спортивного болельщика биться чаще. И пусть фактически протяженность гонки составляет «всего» 1500 километров, старинная мера длины как нельзя лучше отражает дух легендарного соревнования. Как и героям прошлого, гонщикам предстоит проскакать тяжелый путь на своих железных конях по всему югу Франции, им необходимо проявить смелость и выдержку, а их скакунам – надежность и скорость. Дистанция гонки проходит по дорогам общего пользования, где гонщикам придется одолеть невероятные препятствия. И только истинно лучший из них по праву сполна насладится лаврами победителя.

Первый участник стартует по традиции с центральной городской площади ровно в восемь вечера, остальные следом за ним с минутным интервалом. А финиширует гонка там же в утренние часы, но до финиша доберутся только сильнейшие. Дорогие читатели, мы следим за развитием событий.

20 минут до старта

Джонни оглядел разноцветное море машин на площади старинного города. Когда-то джентльмены из собрания автоклубов приняли историческое решение: отныне в официальных соревнованиях машины каждой страны будут иметь свой цвет. Италии достался красный, Англии – зеленый, Франции – синий, Германии – белый, Бельгии – желтый. Сейчас же преобладали красные и синие тона: оно и понятно – итальянцы традиционно сильны во всех соревнованиях, а французы свою вотчину без боя не уступят. Белого цвета откровенно мало – педантичные немцы пока только вкатывались в гонки после вынужденного перерыва.

К сожалению, зеленого не так много, как хотелось бы. Да и машины, если честно, не блещут.

Автогоночный сезон стартовал совсем недавно, а «Тысяча лье» и вовсе – первое крупное состязание. Поэтому сюда съехались все фавориты. Престиж победы в этом изнурительном марафоне чрезвычайно высок.

Но Джонни отлично отдохнул в зимние месяцы и нацелен на хороший результат. В нем клокотала энергия, требовавшая выхода, и сам гонщик чувствовал, что находится на пике возможностей.

Две минуты до старта

Все работало точно лучший швейцарский хронометр. Сотни лошадиных сил, скрытых под капотом, рвутся наружу. Рядом на сиденье – в марафонах использовались спортивные, а не гоночные автомобили – сидел Чарли. Джонни с трудом вытащил с родины своего первого механика: с соотечественником ему спокойнее, но этот дурень совсем не стремился обратно в Европу.

Полчаса после старта

Джонни прекрасно понимал: нет смысла гнать во весь опор, нужно вкатиться в ритм долгой гонки. Перво-наперво придется разбираться с медленными машинами, стартующими впереди, а потом расклад сил станет более или менее ясен. Стараясь не рисковать понапрасну, Джонни аккуратно объезжал неторопливых соперников, предусмотрительно оставляя зазор между ними и собой. За опытность этих ездоков поручиться сложно, а выбывать из гонки по причине чьей-то безалаберности он не планировал.