Новая пташка для владыки бесплатное чтение

1

Музыка лилась из-под ее пальцев и заполняла собой все вокруг. Она проникала в потемневшие от времени стены, в грубо сколоченные скамьи и оседала на лицах сидящих. Но никто не замечал этой магии музыки, кроме Эллин. Она играла на скрипке с такой страстностью, с такой неистовостью, но ее словно никто не слышал.

Девушка обвела взглядом таверну, в которой выступала. Никто не удостоил ее и взглядом. Эллин давно привыкла к этому. Отец как-то сказал ей, что ценителей музыки, хорошей музыки очень мало. Главное, что нужно людям – зрелище.

«Наверное, – подумала девушка, убирая скрипку в футляр, – если бы я играла голой, добилась бы большего успеха».

Но голой играть не хотелось, более того, Эллин перед выступлениями всегда одевалась в мужскую одежду. Широкие штаны, плотный кафтан, шляпа, надвинутая на глаза – вот ее привычный наряд. А все потому, что женщину-менестреля не воспринимали всерьез, сочинительство песен и игра в тавернах считались исключительно мужским ремеслом.

Какая несправедливость! Ведь игра на скрипке – единственное, что могла делать Эллин. Единственное, чему научил ее отец. Девушка вздохнула и с любовью прикоснулась к старой скрипке. Скрипка да знание нот –вот и все, что ей осталось от отца, который три года назад покинул этот мир и отправился к богине Даэрии. Проще говоря, умер. Оставив после себя кучу неоплаченных долгов и восемнадцатилетнюю дочь.

Эллин не любила вспоминать о тех тяжелых временах. Кредиторы отца выставили ее на улицу с собственного дома на следующий день после похорон. Матери у нее никогда не было, и она ничего не помнила о ней. Вообще, у девушки с памятью творилось что-то странное. Она не помнила почти своего детства и того, как росла. Порой она забывалась настолько, что не могла сразу назвать свое имя. Возможно, причиной тому были необычные сны, что часто посещали ее. Сны о других местах. Сны, где она – другой человек. Эллин любила эти сны. Так же, как и музыку. Именно в тех снах она черпала вдохновение. Вот, что держало ее: музыка и сны о волшебных краях.

Чтобы выжить, она начала работать. Первые полгода Эллин то мыла посуду в местной гостинице, то собирала урожай у фермеров, то стирала белье горожан. Выматывала такая работа страшно, а платили жалкие гроши. Ей хватало только на ночлег и еду. В очередную зимнюю ночь, глядя на огрубевшие руки, Эллин решила, что с нее довольно. Она взяла отцовскую скрипку, на последние деньги купила поношенную мужскую одежду и отправилась в дальний путь.

Эллин нигде не задерживалась подолгу. Неделя в одном городе, неделя в другом. За игру в тавернах и гостиницах платили неплохо и бесплатно давали место для ночлега. Так два с половиной года она и странствовала по стране. Не заводила близких знакомств и копила деньги на свою мечту.

А мечтала Эллин по-крупному. Больше всего на свете она хотела попасть в королевскую академию музыки. Туда почти не принимали женщин, но все-таки бывали исключения. На это девушка и надеялась. Представив себя в стенах академии, Эллин мечтательно улыбнулась и закрыла глаза. Пьяные крики вернули ее в реальность. Кто-то опять перебрал лишнего. Девушка нахмурилась и подошла к хозяйке таверны за своей платой.

– Посетителей сегодня мало, – проворчала женщина, протягивая Эллин несколько монет, – потому и плата меньше.

Эллин хотела возмутиться, но прикусила губу. Сама ведь согласилась на такие условия. Много посетителей – больше плата. Все по-честному. Она протянула руку и забрала деньги.

– Какие тонкие руки для парня! – раздался чей-то грубый голос над ее головой.

Не оборачиваясь, Эллин кивнула и направилась к лестнице.

– Эй, скрипач, постой! – вслед крикнул тот же голос, – неплохо играешь. Где так научился?

Эллин остановилась и посмотрела на обладателя голоса. На нее взирал высокий, широкоплечий мужчина. Темно-серые глаза хитро поблескивают, пухлые губы приподняты в улыбке. Он был привлекательным и отталкивающим одновременно. Что-то в нем было не так. Исходила некая опасность, Эллин чувствовала ее кожей. При взгляде на него, ей тут же захотелось убежать сломя голову. Вместо этого девушка произнесла низким голосом, имитируя мужской:

– Спасибо на добром слове, – она вежливо коснулась шляпы и вновь направилась к лестнице.

Мужчина в два прыжка нагнал ее и схватил за локоть.

– Какой голосок у тебя, парень, интересный, – тихо произнес он, пытаясь заглянуть ей в лицо, – сними шляпу, будь другом.

Эллин вздохнула. Вообще-то ее уже много раз уличали в том, что она вовсе не юноша. И всегда это заканчивалось благополучно. Но в этот раз совсем не хотелось показывать, кем она является на самом деле. Особенно такому человеку. Что-то подсказывало, что делать этого не стоит. Она попыталась освободить руку из лапы этого типа и уйти. Мужчина лишь крепче сжал ее. А другой рукой резким движением сорвал с нее шляпу. Длинные каштановые волосы рассыпались по плечам.

– Ба! – воскликнул мужчина, – да ты девушка!

Эллин смерила его гневным взглядом.

– И что с того? – произнесла она обычным голосом, – женщин, что ли, никогда не видел?

Мужчина довольно хохотнул и стал пристально рассматривать ее с ног до головы. Хорошо, что на ней была бесформенная одежда, иначе она бы чувствовала себя не так уверенно.

– Женщин я повидал достаточно, – с самодовольной улыбкой сказал он, – но таких красавиц, как ты, еще поискать.

– Все рассмотрел? – язвительно поинтересовалась Эллин, – а теперь дай мне пройти.

Она снова дернула рукой. Но этот наглец даже не думал отпускать ее. Вместо этого он еще крепче сжал ее за руку и потащил к выходу.

– Что ты делаешь? – вскрикнула она, – а ну отпусти меня немедленно!

Мужчина проигнорировал ее требования и продолжил тянуть к выходу. Эллин пыталась вырваться, кусала его за руку, пару раз пнула ногой. Без толку.

– Что же это такое? – воскликнула она, озираясь по сторонам, – помогите! Помогите кто-нибудь!

Никто в зале даже не шелохнулся. Мужчины продолжали потягивать имбирное пиво, работницы с отрешенным видом протирали столы.

– Не кричи, пташка, – произнес мужчина, подводя ее к двери, – побереги голосок.

Он открыл дверь ногой и выволок девушку на свежий воздух. На улицу опустились сумерки, мимо пробегали редкие прохожие. Никому не было дела до странной пары у таверны. Мужчина обхватил Эллин за талию и затащил за угол здания.

– Надеюсь, ты поёшь так же сладко, как играешь на своей скрипке, – сказал мужчина, – по крайней мере, это тебе пригодится.

– Пригодится для чего?! – задыхаясь от ярости, крикнула Эллин, – отпусти меня, ты, мерзавец!

Она задергалась в его руках и со всей силы ударила его коленом. Мужчина удивленно охнул, но хватку не ослабил. Он вырвал у нее скрипку и швырнул ее на землю. Одной рукой зажал Эллин рот, другой –удерживал ее руки.

– Ишь, какая непокорная попалась, – пробормотал он, – эй, Туссен, выходи! Нужна твоя помощь. Кобылка-то необъезженная!

В кустах неподалеку послышался шорох, а через мгновение к ним уже направлялся какой-то парень. Высокий и жутко худой, с редкой рыжей бородкой, он чем-то напоминал козла.

– Рикар, – проблеял он, – может, не надо было ее брать здесь? Нас могут увидеть.

– Никто нас не увидит, – ответил Рикар, – давай-ка свяжи ее, да покрепче. Она так брыкается, что одному мне не справиться.

Эллин с ужасом наблюдала, как рыжий Туссен туго связывает ее руки и ноги. Рикар все это время крепко держал ее, полностью обездвижив. Когда девушку связали, Рикар опасливо убрал руку с ее рта. Девушка тут же набрала полную грудь воздуха и закричала:

– Помогите! Кто-нибудь, помогите!

– Заткнись! – властно произнес Рикар, – или придется отрезать твой маленький язычок. Ты же не хочешь этого, верно?

Эллин замолчала и поискала глазами скрипку. Она валялась в дорожной пыли неподалеку. Девушка молилась, чтобы инструмент не был поврежден. Эллин перевела дыхание и мысленно досчитала до десяти, чтобы успокоиться.

– Что вам от меня нужно? – произнесла она уже более спокойным тоном, – если вы решили похитить меня ради выкупа, то это глупая затея. У меня нет ни богатых родственников, ни денег, чтобы откупиться. Вы совершили ошибку. Отпустите меня, и я забуду ваши лица и имена.

Туссен и Рикар переглянулись и загоготали.

– У тебя есть кое-что другое, пташка, – весело сказал Рикар, – твоя молодость, твоя красота, твой талант –вкупе это целое сокровище! Ценный товар, на который найдется хороший покупатель. А если еще окажется, что ты умеешь петь…

Эллин с ужасом следила за ним.

– Какой товар? Какой покупатель? – спросила она, – о чем ты говоришь?

– Не волнуйся так, – ответил Рикар, – ты еще будешь благодарить нас. Скоро будешь жить в таком месте, что все девицы королевства позавидуют тебе. Видишь ли, я оказываю услугу одному человеку, помогаю развеять его скуку…Вот я и решил подарить ему нечто такое, что позабавит его.

– И ты решил подарить меня?! – воскликнула Эллин, – а точнее, продать! Но почему именно я?

– Потому что я редко встречал красивых девиц, которые бы умели так хорошо играть. Владыка будет доволен…

Услышав последнее слово, Эллин застыла. Сердце от ужаса сжалось в тугой узел, в висках пульсировало.

– Владыка? – шепотом переспросила она, – какого именно владыку ты имеешь в виду?

– Владыку Западных земель, – ответил Рикар, – вижу, ты о нем наслышана.

– Нет! Нет! – закричала Эллин, – лучше сразу убейте меня!

Рикар и Туссен не ответили. Они заткнули ее рот кляпом, схватили с двух сторон и закинули в карету, которая была неподалеку. Рядом бережно положили скрипку.

Из глаз брызнули слезы. Еще несколько часов назад ее жизнь была почти прекрасна. Она была свободной, она практически накопила нужную сумму для поездки в академию. А теперь…

Теперь ее похитили и везут на продажу, как скотину, самому страшному человеку. Тому, чьим именем пугают детей. Тому, кого боятся все жители королевства. И особенно девицы. Особенно.

2

Тело болело от жуткой тряски в карете. Тугие веревки натерли кожу. Глаза превратились в щелочки от слез. Эллин уже давно перестала плакать и тупо смотрела на свою скрипку в чехле. Поначалу именно при взгляде на любимый инструмент девушка разревелась. Все мечты пошли прахом…Но потом именно скрипка ее успокоила. Привела в чувства. Инструмент молчаливо напомнил ей, что у нее все еще есть цель в жизни.

«Надо только придумать способ, как сбежать, – думала Эллин, – я не позволю просто так распоряжаться кому-то моей судьбой».

Она покосилась на Рикара, который восседал рядом с таким видом, словно они совершали приятную прогулку, а не неслись в карете во весь опор. Туссен был в роли извозчика и погонял лошадей ударами хлыста. Сколько они уже проехали? Где сейчас находятся? Эллин не имела ни малейшего представления. Размышления прервал грубый голос ее похитителя.

– Пташка, наверное, проголодалась?

Она ответила самым ненавидящим взглядом, на какой только была способна.

– Тебе стоит поесть. Владыка не обрадуется, если мы привезем ему тебя истощенной, – продолжил говорить Рикар, – сейчас я уберу кляп. Но если ты закричишь…

Он помедлил и пристально посмотрел на нее, затем перевел взгляд на скрипку и произнес серьезным тоном:

–…То я сломаю твою скрипку.

Эллин невольно содрогнулась. Это не оказалось незамеченным. Рикар хитро улыбнулся, поняв, что попал в самую точку. Своей огромной рукой он поднял скрипку и положил на колени.

– До конца путешествия она побудет у меня. Лучше будь паинькой, пташка. Усекла?

Девушка нехотя кивнула. Похититель убрал кляп и быстро отдернул руку, опасаясь, что девушка вновь начнет кусаться. Затем достал из мешка кусок сыра и мяса и протянул девушке.

– Я не смогу есть со связанными руками, – хмуро произнесла Эллин, – развяжи меня. Я не буду пытаться сбежать.

Рикар оценивающе взглянул на нее, словно раздумывая, верить ли ее словам или нет. Спустя пару минут он достал узкий кинжал и одним движением срезал веревки. Эллин облегченно потерла затекшие руки. На запястьях уже образовались розовые следы пут. Она дотронулась до них и еле слышно застонала. Было больно. Больше всего она волновалась за руки и пальцы. Как музыкант, она должна беречь их.

– Ну же, ешь, – произнес Рикар, протягивая ей пищу, – кстати, как твое имя, пташка?

– Какая тебе разница? – ответила девушка и впилась зубами в жесткое мясо.

– Нам предстоит ехать вместе, – как ни в чем не бывало ответил мужчина, – так что было бы неплохо подружиться.

Девушка чуть не подавилась от такой наглости.

– Подружиться? – возмущенно ответила она, – с тем, кто похитил меня и везет на продажу? Ты в своем уме?

– О, не будь такой букой, – весело сказал Рикар, поигрывая кинжалом, – в конце концов, ты будешь жить в одном из самых красивых мест на земле. Окруженная роскошью и изобилием. Разве ты не слышала, что владыка щедро одаривает своих…

– Своих рабынь, ты хотел сказать? – перебила его Эллин, – нет, но я слышала кое-что другое.

– О, пташка, неужели ты настолько глупа, чтобы верить слухам?

– Нет, но я достаточно умна, чтобы не верить похитителю и преступнику, – ответила девушка.

– Этот спор ни к чему не приведет, – сказал Рикар и небрежно дотронулся до скрипки, – довольно об этом. А теперь назови свое имя. Будет обидно лишиться такого инструмента из-за собственного упрямства.

Руки девушки сжались в кулаки. Она молча смотрела то на драгоценную скрипку, то на кинжал Рикара. Если набросится на него сейчас – тут же погибнет. Придется пока играть по его правилам. «Но только пока, – мысленно пообещала себе девушка, – скоро это изменится».

– Эллин, – хмуро сказала она, – меня зовут Эллин.

– Хорошее имя, – с наглой улыбкой произнес мужчина, – мое Рикар, но ты и сама это знаешь. Вижу, ты уже поела. Теперь выпей-ка это. И не вздумай упрямиться.

Он достал из мешка небольшой флакон с жидкостью и протянул его девушке.

– Что это? – недоверчиво спросила Эллин.

– То, что успокоит твою душу.

Эллин отвернулась и плотно сжала губы.

– Я спокойна. И ничего пить не буду.

– Я сказал: ВЫПЕЙ! – взревел Рикар, – сейчас же.

Эллин покачала головой и сцепила зубы. Ничего пить она не собиралась. Пусть делает, что хочет. Мужчина швырнул скрипку на пол и одной рукой схватил Эллин за подбородок. Больно сдавил пальцами, настолько, что у нее хлынули слезы из глаз. Силой разжал челюсти, запрокинул ее голову и влил жидкость прямо в горло. Эллин подавилась и закашлялась. Жидкость горячей струей проникла в тело. Внезапно язык распух и прилип к небу. Она открыла рот, чтобы вскрикнуть и с ужасом обнаружила, что не может говорить. Вместо слов раздавалось лишь глухое мычание. Она расширила глаза, зрачки быстро двигались.

«Меня опоили», – только и успела подумать девушка и провалилась в темноту.

Она пришла в себя оттого, что ей в лицо плеснули воды. Открыв глаза, Эллин сначала не могла вспомнить, где она и что произошло. Но блеющий голос Туссена тут же вернул ее в реальность.

– Очухалась, наконец? – совсем недобро улыбаясь, сказал он.

Эллин промолчала, в горле стоял ком, и чувствовала она себя ужасно. Ее чем-то опоили и похитили. Везут к самому страшному человеку в королевстве, что еще может быть хуже?

– Какое-то время ты не сможешь говорить, – с озорством произнес Туссен, – ха! Пташка без голоса, ну смешно же!

Козлобородый противно засмеялся.

Эллин с трудом подняла голову и только сейчас поняла, что находится в какой-то комнате. Она лежала на узкой кровати, руки были связаны. Мерзкий Туссен сидел рядом на стуле и продолжал хихикать. Второго похитителя не было.

Если бы не ее ужасное состояние, у Эллин был бы крохотный шанс сбежать. Можно было бы ударить Туссена в пах, например. Но девушка даже пальцем не могла пошевелить. Говорить она тоже не могла. На помощь не позовешь. Оставалось только тупо лежать и прожигать взглядом рыжего Туссена.

Скрипнула дверь, послышались громкие шаги, и перед Эллин возник Рикар. Он улыбался такой улыбкой, словно они с Эллин были лучшие друзья.

– О, пташка пришла в себя, – довольно произнес он и потряс перед ее глазами каким-то свертком, – я принес кое-что. Не можешь же ты предстать перед владыкой в этих лохмотьях.

Услышав про владыку, Эллин испуганно заморгала и попыталась встать. Тщетно. Тело еще не слушалось ее.

Рикар усмехнулся.

– Вижу, тебе не терпится увидеть владыку своими глазами. Не могу препятствовать твоему желанию, – сказал он, – а потому мы отправимся к нему прямо сейчас.

Эллин смогла только выдавить испуганный писк.

– Но сначала мы тебя переоденем, – продолжил Рикар и развернул бумажный сверток.

«Нет! Нет!» – мысленно завопила Эллин. Вслух же она ничего не могла сказать, как и не могла бороться с происходящем. Она была в ярости, она хотела убить проклятущего Рикара, но сил у нее хватило лишь на то, чтобы часто моргать и издавать тихие невнятные звуки.

Похититель вытащил какое-то одеяние из тонкой ткани и склонился над девушкой. Туссен с плотоядным взглядом придвинулся ближе. Рикар прикоснулся к штанам девушки, медленно потянул и остановился.

– Туссен, – сказал он, повернувшись к подельнику, – выйди из комнаты.

– Но я хочу помочь тебе, – ответил рыжий, – и посмотреть!

– Скоро она будет принадлежать владыке. Вряд ли он обрадуется, что кто-то смотрел на нее, понимаешь?

– А как же ты? – недоверчиво спросил Туссен, но все же попятился к двери.

– Я – совсем другое дело, – спокойно ответил Рикар, – ну же, уходи, мы теряем время!

Туссен обиженно шмыгнул носом и вышел, хлопнув дверью. Рикар коротко хохотнул и, не говоря ни слова, потянулся к штанам Эллин. Девушка напряглась и зажмурилась, пытаясь представить, что она находится в другом месте. Никогда прежде ей не доводилось испытывать подобного унижения. Никогда.

Она почувствовала, как с нее медленно стянули брюки. Как же она хотела сейчас врезать этому подонку. Как много она бы отдала за это. Эллин попробовала пошевелить рукой, – бесполезно. Из-под закрытых век потекли слезы бессилия и ярости.

– Мне жаль, – услышала она голос Рикара, – что я должен раздевать тебя, пташка. Но иного выхода у меня нет.

«Есть, – с гневом подумала девушка, – ты можешь просто отпустить меня, мерзкое ты создание!»

Вслух же она смогла только промычать.

Рикар обхватил ее за талию и приподнял с кровати. Легким движением стянул с нее старую рубаху. Эллин осталась почти раздетой, если не считать коротких панталон и тугой ленты, что обтягивала ее грудь.

– Это тоже нужно снять, – неожиданно тихо сказал Рикар и потянулся к ленте. Эллин вздрогнула от отвращения и еще крепче зажмурилась.

Могла ли Эллин представить, что она, дочь виртуозного музыканта, окажется в такой унизительной ситуации? Нет. Но должен же быть выход.

Рикар раздел ее. Кожа девушки покрылась мурашками. Так противно ей еще не было.

Мужчина взял тунику, что принес, и аккуратно надел на девушку. На ноги – золотистые сандалии из мягкой кожи.

– Почти готово, – уже веселым тоном произнес он и прикоснулся к волосам Эллин. Провел по ним пятерней и слегка взъерошил, – вот, так-то лучше. Теперь, пташка, мы можем идти.

Эллин впервые за всю унизительную процедуру открыла глаза.

«Идти? Да он просто издевается надо мной!»

Рикар обвел глазами комнату и откуда-то из угла вытащил скрипку. Свободной рукой он подхватил девушку и перекинул через плечо, как мешок.

– Идем к владыке! – пробасил он и гоготнул, словно сказал нечто веселое.

Всю дорогу до замка Владыки западных земель Эллин почти ничего не соображала. То ли еще действовало то пойло, что влил в нее Рикар, то ли ужас от происходящего настолько повлиял на нее. Но, как бы там ни было, а в себя она пришла, когда оказалась стоящей в огромном зале. С двух сторон ее придерживали Туссен и Рикар. Если бы не они, она бы свалилась на пол и вряд ли бы уже поднялась. Перед глазами плыли круги, а тело покрылось мурашками от холода. Проклятая туника совсем не спасала от вечерней прохлады.

Огромный зал круглой формы был пуст. Стояла тяжелая, почти осязаемая кожей, тишина.

Послышались неторопливые, даже ленивые, шаги. Из глубины зала к ним шел лысый мужчина лет сорока. На нем был красный костюм и кольца в ушах.

Он не произнес ни слова. Но, тем не менее, было ясно, что человек он важный. Он излучал власть и высокомерие. Мужчина приблизился к девушке и с равнодушием оглядел ее с головы до ног.

– Неплохо. Она точно играет на скрипке? – лениво растягивая слова, сказал он.

– Лучшей игры я не слышал, – ответил Рикар.

Мужчина повернулся и сделал кому-то знак рукой. Из глубины зала вышел вооруженный человек. Он приблизился к Рикару и кинул ему небольшой мешок, в котором громко звякнули монеты.

Рикар прикинул мешок на вес.

– Но здесь меньше, чем мы договаривались, – произнес он.

– Мы не на рынке, – с легким презрением сказал мужчина, – приходи через неделю, если Владыка окажется доволен твоим даром, получишь все, что было обещано.

Он хлопнул в ладони, к ним подошли еще двое. Они бесцеремонно взяли девушку под руки и поволокли в глубь дворца.

Эллин с ужасом понимала, что только что произошло, и ничего не могла сделать. Она словно превратилась в немую тряпичную куклу, которую вели, переодевали, передавали друг другу, а она даже слова сказать не могла.

А скоро и вовсе погибнет. Ведь Владыка Западных земель известен на все королевство и за его пределами своими зверствами, что творит над девушками. Ни одна не уходила с его замка живой.

«Смерть будет желанной и сладкой наградой, коль в замок его попадешь», – вот так говорили о нем. Правосудие было не властно над ним. Он – Владыка, он неприкосновенен. Он – Владыка, он сам правосудие.

Он самое страшное чудовище и мучитель женщин. И она попала в его логово. Эллин тихо всхлипнула, и по ее щекам потекли слезы.

Ее приволокли в какую-то комнату. Стоял полумрак, глаза застилали слезы, и Эллин ничего не могла разглядеть. Один из стражников уложил ее на постель и неожиданно бережным жестом накрыл ее одеялом.

Второй прошептал что-то на незнакомом языке и хлопнул в ладоши. Появилась угрюмая женщина с бокалом в руке. Он взял его и протянул к губам Эллин.

– Пей, – сказал он с легким акцентом. Эллин помотала головой.

– Пей! – приказал мужчина, – это исцелит тебя. Пей!

Эллин глубоко вздохнула. Терять ей было уже нечего. Она коснулась бокала губами и сделала несколько глотков. По вкусу было похоже на молодое вино. Эллин выпила еще немного и почувствовала, как закрываются веки.

«Меня опять опоили, – сонно подумала она, – какая же я дура».

Девушка громко зевнула, а через секунду уже спала, как убитая, распластавшись на кровати.

3

Она проснулась, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд. Девушка нехотя открыла глаза. Над ней склонилась темноволосая женщина и без зазрения совести разглядывала ее. На вид незнакомке было лет сорок, ее густые волосы были подобраны массивным золотым обручем, а голые запястья были украшены узорами.

– Кто вы? – прохрипела Эллин и приподнялась.

Женщина ничего не ответила и громко цокнула языком. Подлетели две девушки в легких платьях. У одной в руке был массивный кувшин, у второй поднос.

Темноволосая женщина вела себя с ними как хозяйка. Она сухо кивнула одной из девушек, произнесла что-то и, больше не взглянув на Эллин, вышла из комнаты.

Девушка с кувшином протерла Эллин лицо влажной тканью. Вторая поставила перед ней поднос с едой.

– Где я нахожусь? – спросила Эллин, не прикасаясь к еде, – и кто была эта женщина?

– Вы в спальне для прислуги, – сказала одна из девиц, – госпожа хотела взглянуть на вас.

Девушка потупила глаза и протянула Эллин сыр с хлебом.

– Кто твоя госпожа?

– Нам запрещено…запрещено судачить, – залепетала девица, – госпожа сама решит, когда одарить вас милостью своего имени.

Эллин хмыкнула. Эта темноволосая женщина сразу показалась непростой. И дело было не только в неприлично дорогом обруче. Во взгляде, в повадках женщины сквозили какая-то загадка и властность.

– Ну а про себя-то ты можешь сказать? – с улыбкой сказала Эллин, – как тебя зовут?

Девушка робко улыбнулась в ответ.

– Надайя, – ответила она и прикоснулась ко второй девушке, которая все это время молча наблюдала за ними, – а это Лирена, она не понимает ваш язык. Мы здесь для того, чтобы ухаживать за вами и помочь вам… – она на короткий миг запнулась и опустила глаза, – помочь вам привыкнуть.

Ее слова ошарашили Эллин. Она ожидала чего угодно: пленения, оков, охрану, жестокое обращение, но уж точно не служанок. Но все-таки этот мерзавец продал ее Владыке, а, значит, ничего хорошего ждать не стоит. И надеяться на сказочный прием и легкую жизнь тем более. В принципе, на жизнь надеться не стоит. Все, кто попадают к Владыке, умирают. Все.

Но ведь всегда можно попытаться не быть как все.

Можно попытаться выжить.

Ее отец всегда говорил, что знание – это сила и ценное оружие. Так что для начала следовало вооружиться фактами. И вытянуть из девушки все, что только возможно.

– Почему вы должны ухаживать за мной? – дружелюбно спросила Эллин и поднялась с постели. В комнате стоял полумрак, и было непонятно, какое сейчас время суток: то ли рассвет, то ли закат.

Надайя склонила голову и произнесла:

– Говорят, вы новый соловей нашего владыки. То есть, станете соловьем.

От упоминания владыки у Эллин затряслись поджилки. Почти с младых лет она слышала о нем только самое страшное. Никто не пугал ее сильнее, чем эта личность. Отец часто говорил, что бояться чего-либо опасно – страхи могут сбываться. Она не верила в это и посмеивалась над этим убеждением, но теперь поняла, что папа был прав. Ее самый нелепый страх стал реальностью.

– Что… что это значит – соловей? – голос Эллин дрожал, и чтобы немного себя успокоить, она принялась медленно расхаживать по темной комнате.

Надайя взглянула на нее с недоумением, словно та произнесла какую-то глупость.

– Соловей поет, – ответила Надайя.

– Для вашего владыки?

– Соловей поет, – с той же интонацией повторила Надайя.

Эллин подошла к ней ближе и заглянула в глаза. Словно надеялась прочитать в них хоть что-то, дарующее надежду, дающее ответ.

– Ваш владыка любит музыку? – вкрадчивым голосом, почти не дыша, произнесла Эллин.

Надайя испуганно дернулась и прошептала что-то на незнакомом языке. Вторая девушка подбежала к ней на цыпочках и что-то произнесла в ответ. Несколько секунд они шепотом о чем-то спорили, а затем подошли к двери, скрытой в полумраке.

– Мы не можем, – пролепетала Надайя, – не должны говорить о… о нем. Прошу, не спрашивайте меня больше. Вы должны идти с нами.

Вид у нее был очень напуганный, словно она увидела ожившую тень. Это только усилило мрачные мысли Эллин.

«Если только один разговор о владыке вызывает у них ужас, – думала она, – то даже подумать страшно, что это за человек. Да и человек ли?»

Люди толковали, что Владыка западных земель – не человек. А полубог. По обычным меркам, жил он точно дольше, чем большинство людей. Эллин услышала о нем еще в раннем детстве от пожилой соседки, а та узнала о нем, когда сама была ребенком. Говорили, что он долго живет за счет чужих жизней. Жизней молодых девиц и их крови. Много что говорили о нем, и все истории были одна страшнее другой.

Эллин никогда не верила слухам. Но только это были не просто слухи. Слишком много жертв было, слишком много девиц пропало без вести в его владениях, слишком многие не вернулись домой.

И теперь она одна из них. Одна из множества, чьи имена утонули в пучине времени.

Только Эллин не собиралась становиться жертвой.

Надайя осторожно коснулась ее руки и кивком указала на дверь.

– Вам нужно идти с нами, – тихо, но настойчиво сказала она, – я должна отвести вас в вашу комнату. И познакомить с остальными.

Эллин обреченно вздохнула и пошла следом за девушками. Пройдя по сумрачному коридору несколько беззвучных шагов, она наконец вспомнила о своем сокровище.

– Где она? – громко сказала Эллин и остановилась, – где моя скрипка?

Надайя не остановилась и даже не взглянула на нее.

– В вашей комнате, – спокойно ответила она, – прошу, поспешим!

Эллин вздохнула с судорожным облегчением. Музыка всегда приносила ей радость, а после смерти отца еще и утешение. Скрипка была ей и другом, и советчиком, и источником вдохновения. И сейчас ей была она нужна как никогда прежде. Просто коснуться пальцами упругих струн… Обрести покой и тишину в мыслях.

Одна только мысль о музыке, податливом смычке и знакомых струнах успокоила Эллин и внесла в сумбурные мысли немного ясности.

Девушка глубоко вздохнула и огляделась по сторонам. Узкий коридор, по которому они следовали, был скрыт в полумраке, пол устилал жемчужно-серый ковер, а из дверных проемов колыхались прозрачные занавески.

Было тихо, темно и безлюдно. Пока они бесшумно ступали, никто не встретился им на пути. Словно это место вымерло, и его населяли призраки. Они шли долго. Эллин даже стало казаться, что она сама умерла от пойла, что дал Рикар, и попала в потусторонний мир. Иного объяснения этому странному месту и ощущению, что время здесь застыло, у нее не было.

Когда эта мысль уже перестала казаться дикой фантазией, впереди забрезжил тусклый желтый свет. Они вышли в круглое помещение, которое тускло освещали толстые свечи. Пол был устлан красным ковром. Кроме него и нескольких кресел, в помещении ничего не было.

Прямо на полу сидели три девушки и о чем-то тихо переговаривались. Одна из них, красивая блондинка, подняла голову и пристально посмотрела на Эллин. А затем что-то прошептала, и вся троица дружно рассмеялась, глядя на Эллин. И хотя она не расслышала, что же было сказано, и о ней ли вообще, но почему-то была уверена, что именно так. И смех этот был вовсе не добрый.

«По крайней мере, они не выглядят замученными», – ободрила себя Эллин и отвернулась.

Надайя покачала головой и жестом указала на овальную дверь, скрытую в полумраке.

– Нам сюда, – произнесла она и скрылась за дверью.

Эллин последовала за ней. Ей и не хотелось оставаться в одном помещении с этими девицами, которые беззастенчиво разглядывали ее, словно приценивались.

Девушка ожидала увидеть очередное полутемное помещение, и на мгновение ее ослепил тот свет, что заливал комнату. Здесь было много, очень много света. Пухлые свечи на полу, лампы на изогнутых подставках, золотистые фонарики у окон. Эллин показалось, что увидела даже пару светлячков – все искрилось от мягкого, теплого света.

– Наконец-то! – воскликнул чей-то звонкий голосок, и к Эллин подбежала светловолосая кудрявая девушка. Все ее хорошенькое лицо было усеяно веснушками, она была ниже Эллин на полголовы и больше была похожа на ребенка, чем на девушку.

Незнакомка схватила Эллин за руки и повернулась к Надайе.

– Надайя, ты можешь идти, остальным я займусь сама. Спасибо и доброй ночи!

Надайя тепло улыбнулась и покинула комнату.

– Ну, – веселым голосом произнесла девушка, – теперь можно и познакомиться. Меня зовут Мелисса, и я просто не могла дождаться твоего прихода, с тех пор как только услышала, что тебя привезут. Сейчас я тебе все покажу, идем, – она, не выпуская руку Эллин, потянула ее в глубь комнаты, – здесь мы иногда собираемся с другими девушками, а вот тут…Ой! Что-то я совсем разболталась. Прости. Давай сначала. Я Мелисса, а тебя как зовут?

Эллин непроизвольно улыбнулась.

– Эллин, – ответила она, мягко высвобождая свою руку, – очень приятно, конечно. Но что тебе известно обо мне? Что это за место? Кто ты и другие девушки, о которых ты говорила?

Мелисса посмотрела на руки Эллин и пожала плечами.

– Я разузнала от Кейла, это охранник казначея, что скоро привезут новую девушку. Да не просто девушку, а соловья. Рикар всем сказал, что привезет соловья. И привез! Я просто не могла дождаться!

Она радостно захлопала в ладоши.

Эллин нахмурилась. Что-то не вязалось в ее рассказе. Рикар, будь он проклят всеми богами, похитил ее всего несколько дней назад, он никак не мог успеть оповестить людей владыки об этом за такой короткий срок.

– А когда ты узнала об этом? Ты знакома с Рикаром? – спросила Эллин.

– Примерно месяц назад, да, это было перед днем растущей луны. Рикар пришел к казначею и рассказал, что нашел нового соловья, – беззаботно ответила Мелисса, – идем, я отвечу на все твои вопросы по дороге. Близится ночь, и мы должны успеть подготовиться.

– Месяц назад? – ошарашено произнесла Эллин, позволяя Мелиссе вести себя, – так значит…Значит, он меня выслеживал?

Мелисса остановилась и посмотрела на нее без тени улыбки.

– Разумеется, – серьезно ответила она, – Рикар охотник. Он многих из нас выслеживал. Это его работа. Находить новых пташек.

– Пташек? – шепотом повторила Эллин, чувствуя, как внутри у нее все холодеет.

– Да, – Мелисса взяла ее запястье и повела дальше, – все мы пташки владыки. Есть воробьи, есть совы, есть ласточки… Ты вот станешь соловьем. Если, конечно, Рикар, не ошибся. Впрочем, он никогда не ошибается.

Мелисса тяжело вздохнула и замолчала. Некоторое время они шли молча. У Эллин были сотни вопросов, но один тревожил больше всего.

Ей потребовалось несколько минут, чтобы осмелиться его произнести вслух.

– Это правда? – шепотом спросила она, глядя на курносый профиль Мелиссы, – правда, что девушки здесь…умирают?

Мелисса крепче сжала ее запястье.

– Правда, – глядя прямо перед собой, ответила она. – Почти все, что говорят о нем, правда.

Эллин резко остановилась. Ее трясло, и она сама не знала, отчего: от страха ли, или от негодования.

– Как ты можешь говорить об этом так спокойно? – звенящим, не своим голосом, сказала она, – словно овца, которую ведут на убой! Так нельзя! Мы же не рабыни, никто не имеет права держать нас здесь, делать из нас каких-то пташек, убивать!

Мелисса резко схватила ее за плечи и встряхнула.

– Тише ты! – прошипела она, – замолчи сейчас же!

Она огляделась по сторонам и понизила голос.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь. Позже поймешь. И мы не рабыни, запомни это, и никогда больше не произноси этого слова ни вслух, ни про себя. Мы пташки. И если кто-то иногда умирает, – Мелисса смотрела на Эллин немигающим взглядом, – значит, такова судьба.

Девушка повернулась и подошла к двери. Казалось, в этом замке тысячи дверей и комнат.

Эллин пошла следом за Мелиссой. А что еще ей оставалось делать?

– Ты так говоришь об этом…спокойно, – тихим голосом сказала Эллин, – неужели ты не боишься?

Мелисса неожиданно улыбнулась.

– Нет, – ответила она, – мы все пташки, и нас так же много, как птиц в лесу. Немного везения, немного сноровки, и можно прожить чуть дольше.

Эллин похолодела от такого оптимизма, который больше походил на обреченную покорность.

– И как долго ты живешь здесь?

– Четыре года, – спокойно ответила Мелисса и распахнула очередную дверь, – но дольше всех здесь живет Айси. Почти десять лет. Ее привезли сюда, когда ей не было и двенадцати. Но пташкой она стала незадолго до того, как я сюда попала. Она ласточка.

– Ласточка? Что это значит, что она делает? – Эллин рассеянно разглядывала место, куда привела ее Мелисса. Это помещение больше напоминало купальню, выложенную мозаикой. В центре высился бассейн с зеленоватой водой. Как и в других комнатах, здесь не было ни души.

– Не все сразу, – ответила Мелисса, – мы должны подготовить тебя.

Она отпустила запястья Эллин, подошла к одной из стен и уверенным движением нажала на одну из плиток мозаики на стене, она заскрипела и медленно отодвинулась, открыв очередной проход. Из него выбегали девушки, одетые более скромно, чем Мелисса. У каждой в руке было по предмету: кувшин, отрез тонкой ткани, шкатулка, какие-то статуэтки, свиток и что-то еще, что Эллин не смогла разглядеть.

Глядя прямо перед собой, стайка девушек влетела в комнату и встали вдоль бортика бассейна. Их движения были точными, выверенными, слаженными, будто у танцоров. Это и восхищало, и пугало Эллин.

Мелисса стояла, уперев по-хозяйски руки в бока. Она крикнула что-то на незнакомом языке, и в комнату вошли еще две темноволосые и очень высокие девушки. Как и Мелисса, они были одеты более роскошно. Волосы обеих были покрыты золотыми украшениями, предплечья увиты тонкими браслетами, и даже на пальцах ног были тонкие колечки. Несомненно, золотые.

Одна из них подошла к Эллин и высокомерно взглянула на нее сверху вниз.

– Так это и есть новый соловей? – тягучим, как патока, и слегка капризным голосом сказала она, – не очень-то она красива.

– Не тебе судить об этом, Шайла! – сердито вскрикнула Мелисса и встала рядом с Эллин, – вряд ли владыке понравится, что ты так отзываешься о соловье. Тебя выбрали не для того, чтобы ты оценивала пташку. Мы должны подготовить ее. Ты должна.

Шайла и бровью не повела, но все же сделала шаг назад и скрестила руки на груди. Весь ее вид выдавал высокомерие вкупе с легким презрением. Эллин не злилась на нее. На своем пути она иногда видела таких девиц. Одаренные ослепительной красотой и часто богатством, они все вели себя так же: слегка высокомерно и пренебрежительно, уверенные, что весь мир обязан им. То ли таков характер выдавался таким красавицам при рождении, то ли сами люди и мир делали их такими. Как бы то ни было, а Эллин не была удивлена такому поведению Шайлы.

Больше ее интересовало, о какой подготовке шла речь. А еще, как сбежать отсюда. И выжить.

Мелисса прикоснулась к плечу Эллин и сделала знак рукой одной из девушек-служанок, что стояли у бассейна. Девушка беззвучно подбежала к ним и склонив голову, встала в ожидании. Поразительно покорная, подумала Эллин.

– Эллин, сейчас мы тебя разденем, – полушепотом произнесла Мелисса, – кое-что тебе может не понравиться. Но для твоего же блага, заклинаю, молчи. И не будь упрямой.

Эллин едва заметно кивнула. Чтобы выжить и сбежать, нужно быть осторожной. Узнать больше. Играть по чужим правилам. До поры до времени.

Мелисса хмуро взглянула на Шайлу. Та приблизилась к Эллин, медленно, будто бы нехотя. Они встали слева и справа от Эллин, произнесли что-то на незнакомом языке, синхронно повернулись к Эллин и одновременно сдернули с нее тонкую тунику, бросив ее на пол. Следом за ней последовали короткие панталоны, которые то ли из милосердия, то ли насмешки ради оставил Рикар.

Обнаженная кожа Эллин покрылась мурашками. Она инстинктивно обхватила себя руками, стараясь прикрыться. Но Шайла резко дернула ее за руки, прошипев еле слышно:

– Не смей.

Мелисса тоже обхватила ее запястье и прижала к себе. Эллин ничего не оставалось, как стоять обнаженной и дрожать от холода и стыда. Она чувствовала на себе жжение чужих взглядов, едких, пристальных, любопытных. И хотя девушки у бассейна смотрели на нее беспристрастно, она чувствовала, как ее изучают.

Шайла и Мелисса, все еще держа Эллин за руки, подвели ее к бортику бассейна. Служанки расступились, слегка склонив головы.

– Зайди в воду, – прошептала Мелисса и едва заметно кивнула влево. Эллин заметила ступени, ведущие прямо в бассейн. Интуитивно она понимала, что этого не стоит делать, каким-то образом она чувствовала, что этим перечеркнет жизнь прошлую, проведет некую черту. Она боялась. Ее затрясло еще сильнее.

Эллин посмотрела по сторонам, будто ища помощи или поддержки, а еще лучше выход из этого места, дверь назад, в ее пусть и неуютный, но такой привычный и безопасный мир.

Но двери никакой не было, как и участия в глазах. Сплошь равнодушие. Эллин посмотрела на зеленоватую мутную воду в бассейне и осталась стоять на месте.

– Если ты не зайдешь в воду, я столкну тебя, – прошептала ей в затылок Шайла, – отволоку за волосы.

Эллин резко развернулась и взглянула в темные, почти черные глаза Шайлы.

– Попробуй, – звонким, как монеты в мешке Рикара, голосом отчеканила Эллин, – и пойдешь за мной следом. На самое дно.

Губы Шайлы дернулись, но она промолчала, внезапно придав лицу смиренное выражение. Эллин почувствовала, как Мелисса мягко, но настойчиво потянула ее за руку.

– Это безопасно, – прошептала она, почти касаясь губами уха Эллин. – Мы все через это проходили, каждая из нас. Просто зайди в воду. Пожалуйста.

– А если я не хочу? – громко произнесла Эллин.

Вместо ответа Мелисса громко охнула, расширив глаза. Через мгновение горячий вихрь обхватил Эллин за плечи, дернул и поднял в воздух. Прежде, чем она успела что-то понять, швырнул ее с высоты в мутную воду бассейна.

Больно ударившись о поверхность воды, Эллин краем сознания подумала о колдовстве. Ей тут же вспомнились слова Мелиссы о владыке.

«Правда. Все, что о нем говорят – правда».

Владыка западных земель. Колдун, убийца и тиран. Чудовище, жестокий полубог.

Эллин ударилась ногой о мраморное дно бассейна и наглоталась воды, которая, на удивление, была теплой. Девушка вынырнула на поверхность. Горло неприятно саднило, а в носу было жжение от воды. Она открыла глаза и увидела, что девушки стоял как ни в чем не бывало.

Видимо, подумалось Эллин, невидимая сила, что швыряет людей в воду, для них норма. Колдовство для них норма. И смерть, судя по всему, тоже. Эллин вспомнила, как спокойно об этом говорила Мелисса, и кожа снова покрылась мурашками, несмотря на теплую воду.

Раздался плеск воды, и через мгновение к Эллин подплыла служанка, за ней еще одна, и еще. Оказавшись рядом с Эллин, они мягко подхватили ее за руки и ноги и приподняли над водой. В этот раз Эллин решила все-таки не сопротивляться. Быть утопленной ей не хотелось.

Шайла хриплым голосом запела. Мелисса тихо подпевала ей. Остальные девушки подхватили слова, и теперь вокруг раздавался нестройный хор. Петь умели не все. Две девушки плавно нажали на плечи Эллин, толкая ее под воду.

– Окунись, смой былую личину, – пели они у самого уха, – в воде оставь все старое, прошлое.

Эллин задержала дыхание, и через секунду оказалась под водой. Вынырнула. Отдышалась.

– Имя и образ оставишь ты в прошлом, – гудели девицы, – растворишь в воде все лишнее. Теперь ты птенец в нашем саду.

И снова ее толкнули под воду. Несколько секунд, чтобы отдышаться, монотонное пение, и снова ныряние под воду. И так раз за разом. Раз за разом. До бесконечности. Эллин уже давно перестала соображать, ее хватало только на то, чтобы успевать задерживать дыхание и судорожно хватать воздух на поверхности.

Она замерзла, устала и давно не чувствовала своего тела. Монотонное пение давно потеряло смысл и теперь ей казалось, что они поют бессмысленную тарабарщину. Перед глазами мельтешило, и она почти забыла, кто она и откуда. Забыла свое имя, имя отца, свой дом, мечту и свой путь. Почти. Но этого почти хватало, чтобы она с поразительным упорством вновь и вновь хватала воздух, цепляясь за жесткие тела служанок, чтобы не захлебнуться. Чтобы выжить.

Это была безобидная, адская пытка.

Когда дыхания перестало хватать, и она несколько раз судорожно прокашлялась, Эллин наконец вытащили из воды. Кто это сделал, она не помнила. То ли служанки, то ли тот же бесплотный вихрь, что кинул ее в бассейн.

Ее положили прямо на холодный мраморный пол. Глаза Эллин прикрыла – они покраснели и непрерывно слезились от воды. Смутно она догадывалась, что в бассейн было что-то добавлено, что обессилило ее. Отуманило разум. Почти.

Краем сознания девушка отметила, что пение, проклятое монотонное пение прекратилось. Воцарилась долгожданная тишина. Тягостная и холодная.

Кто-то положил отрез ткани ей на лицо.

«Укройте мое тело», – подумала она, но сил произнести это вслух у нее не хватило. Она лишь бессвязно прохрипела, стараясь уловить смысл в перешептываниях Шайлы и Мелиссы.

Эллин почувствовала, как к ее телу прикоснулись и начали его рьяно, до боли растирать. Ноги и руки чем-то повязали, влажные волосы туго заплели. Ее натирали чем-то масляным, ароматным. От этого запаха у нее закружилась голова, и она чувствовала, как реальность покидает ее, как сознание скачками то убегает, то возвращается вновь. Теперь она не могла даже говорить, смутно осознавая, что ее куда-то несут.

Она чувствовала, как ее, по-прежнему обнаженную, перемещают по коридорам, анфиладам комнат и залов. Все они были заполнены людьми, Эллин чувствовала на себе десятки взглядов.

Острое, раскаленное жало прикоснулось к ее лодыжке, и она тихо, еле слышно простонала. Над ней склонилось красивое, побледневшее лицо Шайлы, и она что-то шепнула ей на ухо. Что-то очень важное.

«Я должна запомнить это», – вяло подумала Эллин, закрывая веки. В затуманенное сознание врывались разные образы: жесткое лицо мужчины в огне, стаи черных птиц, водопады, шкатулка, обитая бархатом…

К ее ногам вдруг кто-то прикоснулся, Эллин с трудом разлепила глаза и увидела, как над ней склонился пожилой мужчина. Резким и грубым движением он раздвинул ей ноги и запустил холодные пальцы прямо в лоно.

– Девственница, – услышала Эллин, и ее сознание рухнуло в темноту.

4

Весело щебетали птицы, солнце ласково касалось кожи. Стоял знакомый и такой любимый аромат травяной настойки, которую отец выпивал каждое утро. В их старом, крытом соломой домике всегда было уютно и даже в самый дождливый день там было солнечно.

Отец мурлыкал под нос очередную мелодию. Говорил, что они приходит к нему ежечасно и жужжат вокруг как мухи, надоедают до тех пор, пока он их не запишет да не сыграет на скрипке. Не открывая глаз, Эллин сонно улыбнулась. Она дома, и все хорошо. Их ждет скромный, но вкусный завтрак с отцом и новый счастливый день.

«Вставай, моя спящая пташка», – произнес ласково отец над ее головой.

Эллин не понравилось это слово. Отец никогда не называл ее так. Что-то было не так. Внезапно солнце закрыли тучи, стало темно и холодно. Аромат настойки отца растворился в воздухе, его голос смолк. Воцарилась тишина, прерываемая непрестанным щебетом птиц. Он становился все громче, громче…Невыносимо!

Эллин вздрогнула и открыла глаза. Она была не в своей комнате. Да и уже давным-давно нет у нее ни своей комнаты, ни отца. Девушка лежала на узкой кровати на шелковых простынях. Она по-прежнему была обнажена. Бледная кожа покрыта мурашками от холода. Эллин порывисто поднялась, и у нее закружилась голова от слабости. Она попыталась вспомнить, когда ела последний раз и не смогла.

Дрожащей рукой Эллин сдернула с кровати необъятную простынь и обвилась ею как туникой. Стало чуть теплее. По крайней мере, теперь она чувствовала себя комфортнее.

Держась рукой за кровать, девушка встала на ноги и осмотрелась. Комната, в которой она находилась, была небольшой и скупо обставленной. Кровать, растения в кадках на полу, шкаф и огромное, почти во всю стену, окно без стекла. Эллин подошла к окну. За ним простирался дикий заросший сад, где отчаянно щебетали птицы. Они-то и разбудили ее, поняла девушка.

Солнце недавно взошло, и стояла умиротворяющая тишина, что бывает только ранним утром, на восходе солнца. Если забыть на миг, где находишься, то можно насладиться и пением птиц, и розовым солнцем. Но Эллин забыть не могла. Она была разбитой, будто провела в дороге несколько суток без сна, отдыха и пищи. Лодыжка болела, и девушка вспомнила, как ей показалось, что туда ужалило что-то.

Она медленно опустилась на кровать и задрала ногу, чтобы осмотреть зудящую лодыжку. В месте, где болело, черным цветом был начерчен незнакомый ей знак: две волнистые линии и круг с точкой в центре. Ей поставили метку, как какому-то скоту!

Неожиданный гнев придал сил. Эллин подскочила с кровати и подлетела к окну. В нем нет стекла – перемахнуть через него и окажешься в саду. А там только бежать, бежать вперед и когда-нибудь она добежит до стены и…

А дальше что?

Но Эллин отмахнулась от этой мысли. Она должна попробовать, а дальше будь что будет. Она живой человек, не чья-то вещь, не пташка, не клейменный скот. Она – свободный человек!

Оглядевшись, девушка перешагнула через широкий подоконник и оказалась в саду. Вокруг не было ни души, если не считать поющих птиц. Густые заросли диких трав, экзотических цветов, кустарников и деревьев скрывали ее от посторонних глаз. Босая, закутанная в простыню, Эллин засеменила на восток, глядя на равнодушное солнце. На востоке безопасно. На востоке нет владыки и его пташек, и охотников на них.

Она бежала, часто оглядываясь по сторонам. Ей везло – никто не встретился по дороге. Более того, этот сад выглядел запущенным – местом, куда много лет не ступала нога человека. Иногда она останавливалась, садилась на корточки, чтобы перевести дыхание и немного отдохнуть. Девушка смутно осознавала, что голодна, но сейчас ее это мало тревожило. Главное – выбраться отсюда, уйти как можно дальше из этого проклятого места.

Внезапно Эллин резко остановилась и чуть не заревела в голос. Ее скрипка осталась там, в этом ужасном месте! Она там, лежит где-то, затерянная в веренице комнат и дверей. Эллин не могла оставить ее. Но и вернуться тоже. Скрипка ее отца, все, что осталось от него…

Две слезинки скатились по щеке, но Эллин упрямым движением стерла их с лица и пошагала дальше, к солнцу. Если бы отец был жив, он бы понял. И никогда бы не стал равнять свою скрипку и свободу дочери.

И все-таки потеря скрипки напомнила ей другую, более горькую потерю…

Наконец, пройдя не одну сотню шагов, Эллин оказалась на аккуратно выстриженной лужайке. Эта часть сада выглядела ухоженной. Вдоль лужайки вились узкие дорожки, выложенные камнем. Тут и там стояли изящные скамейки с мягкими подушками. Где-то журчала вода. Здесь птицы пели тише и меньше.

Оглядевшись по сторонам, Эллин ступила на тропинку. Ее ступни саднили, изрезанные влажной травой и мелкими камнями. Идти по гладкой поверхности казалось почти блаженством. Пробежав на цыпочках, Эллин подняла голову и едва сдержала возглас радости. Впереди виднелась зеленая, увитая плющом стена. А за ней – свобода!

Оставалось пробежать еще триста шагов.

Она подбежала к могучим деревьям, которые словно для того и росли, чтобы спрятать ее от взоров. Касаясь шершавой коры, едва не падая от усталости, Эллин упорно семенила на восток. Туда, где встало солнце. Туда, где высилась спасительная стена. Шаг, еще один.

– Я бы на твоем месте не стал этого делать, – раздался чей-то голос у нее за спиной.

От неожиданности Эллин вскрикнула и едва не упала. Держась за дерево, она нехотя обернулась. Перед ней стоял молодой мужчина в рабочем костюме, кое-где испачканном землей. Белые волосы были перевязаны шнурком, в руках – большие садовые ножницы. Он был выше Эллин на голову, и с невозмутимым спокойствием взирал на нее сверху вниз.

Девушка инстинктивно закуталась в простыню и посмотрела по сторонам, раздумывая, что же делать дальше. Мужчина не выглядел опасным, скорее любопытным. И если попытаться проявить сноровку, то можно опередить его и успеть добежать до стены. Вскарабкаться и…

– Ты решила сбежать? – прервал ее судорожные размышления мужчина. Эллин хмуро взглянула на него. Может, попробовать вырвать у него инструмент и ударить его по голове?

Мужчина будто прочитал ее мысли и кинул ножницы в сторону, в густую траву.

– Новая пташка? – сочувственно произнес он и сделал шаг к Эллин, – я Ардел, садовник. Не бойся, я не сделаю тебе больно.

Эллин молча попятилась и уперлась спиной в дерево. План побега провалился с треском, и она еле сдерживалась, чтобы не зареветь.

Ардел вздохнул и посмотрел вниз.

– Твои ноги кровоточат, – сказал он, подняв глаза, – как далеко ты собралась?

Угрюмое молчание в ответ. Может, все-таки сделать попытку. Садовник ножницы убрал, так что большого вреда он ей не причинит. Наверное. Эллин глубоко вдохнула, обхватила крепче злосчастную простынь и побежала к стене.

Ардел догнал ее через несколько секунд. Резко схватил за тонкое запястье и остановил. Эллин чудом удержалась на ногах.

– Тебе, видимо, еще не объяснили, – тихим, но жестким голосом сказал он, – что отсюда не сбежать. Это верная смерть.

Эллин подняла голову и натолкнулась на его пристальный взгляд. Глаза темно-синие, холодные. Но не злые.

– Но если я здесь останусь, – хрипло произнесла она, – то тоже умру. Я хотя бы пытаюсь…Пытаюсь сделать что-нибудь.

Ардел отпустил ее руку и отступил назад.

– Здесь ты можешь прожить очень и очень долго, – сказал он, нахмурившись, – ты станешь пташкой, будешь жить в роскоши. Но если попытаешься сбежать, тебя ждет мучительная смерть. Владыка не знает пощады. За этой стеной, – он кивнул в сторону стены, – еще один двор, где отдыхают гости владыки, а за ним высокая стена. Там всюду люди владыки, и если тебя поймают…

Он не закончил предложение и нахмурился еще сильнее.

Эллин глядела на него, размышляя, сказал ли он правду о том, что находится за этой стеной. Скорей всего. Было наивно верить, что к свободе будет такой легкий путь.

Девушка глубоко вздохнула и плавно опустилась на землю. Она закрыла лицо руками, чувствуя, что вот-вот разревется в голос. Все ее силы почти иссякли. Удивительно, что она вообще продержалась так долго.

К ее плечам прикоснулся Ардел и быстрым движением поставил на ноги. Мягко убрал ладони с лица.

– Идем, – сказал он, – если тебя увидят здесь, то накажут. Я помогу тебе вернуться в твою комнату. Нужно сделать это до тех пор, пока никто не проснулся.

Эллин покачала головой. Она не могла, не хотела возвращаться в эту комнату, в этот дворец, что больше похож на тюрьму. Все, чего она хочет – это оказаться в повозке на пыльной дороге, на пути к очередному трактиру. Она уперлась спиной в шершавое дерево, одной рукой по-прежнему удерживая простынь.

– Упрямая какая, – произнес Ардел и отвернулся. Он поднял свои ножницы и медленно пошел в сторону дворца.

Эллин с отчаянием смотрела то на зеленую стену, которая еще несколько минут назад казалась ей спасительной, то на спину садовника и проклятый замок.

У нее нет выхода, нет. Сейчас, по крайней мере. Глубоко вздохнув, Эллин укуталась плотнее в простыню и засеменила к Арделу. Ей вовсе не хотелось, чтобы он провожал ее, но она боялась, что на обратный путь у нее уже не хватит ни сил, ни воли.

Садовник обернулся и с невозмутимым лицом стал ждать, пока к нему приблизится девушка.

– Сюда, – угрюмо сказал он, указав рукой в непроходимые заросли, – здесь нас не заметят.

Эллин покорно последовала за ним. Больше он не сказал ни слова, а ей поддерживать разговор не хотелось вовсе. Изредка она останавливалась, чтобы дать отдых ногам. Они не устали, но очень болели, изрезанные камнями и острой травой.

Наконец, когда, как ей казалось, прошла вечность, они пришли к стене дворца и ее окну. Эллин вопросительно подняла бровь – она не говорила, в какой части замка находилась комната.

– Все новые пташки живут в этой части замка, – ответил на безмолвный вопрос Ардел, – отдыхай, пташка и постарайся больше не сбегать. Не все такие спокойные, как я. Здесь редко помогают.

– Спасибо, – прошептала Эллин.

Садовник ничего не ответил, круто развернулся и ушел обратно, в сторону зеленой стены.

Эллин осталась стоять перед окном, не решаясь перешагнуть через широкий подоконник. И все же стоять больше сил не было. С трудом сдерживая слезы, она вернулась в свою комнату. В темницу.

Девушка постояла несколько секунд и рухнула на жесткую постель. Состояние у нее было такое, словно она провела несколько ночей без сна. Эллин не уснула, но впала в какое-то странное забытье, она будто оцепенела, уставившись в одну точку на потолке. Ей не хватало музыки. Пытаясь забыться, она стала думать о своих снах, что так часто снились ей. Волшебные края, бирюзовый водопад, песни… Эти видения бередили душу, но и успокаивали. А в этом жутком месте хотелось именно этого – немного покоя и забвения.

5

Когда солнце было в зените, в комнату вошла Мелисса. Одетая в белое платье из тонкой ткани, усеянное звездочками, она буквально сверкала. В руках у нее был серебристый поднос.

– Я решила зайти к тебе первой, – вместо приветствия сказала она и поставила поднос на стол в углу, – скоро придут служанки. Как ты?

Эллин повернула голову и равнодушно взглянула на Мелиссу.

– Меня будто терзали псы, – ответила она слабым голосом.

Мелисса взяла с подноса крохотный флакон и села на край кровати.

– Это все из-за бассейна. Это проходила каждая из нас. Я не знаю точно, то ли дело в воде, то ли в магии, но каждая, прежде чем стать пташкой, испытывала это. Вот, выпей, – она открыла флакон и протянул его Эллин, – это лечебная настойка, ее делает придворный лекарь. Тот же, что осматривал тебя.

Девушку посетили смутные воспоминания.

– Проверял, что я…

– Девственница ли ты, – закончила за нее Мелисса, – да, это тоже проходили все пташки. Рутина. Ну же, выпей.

Она ткнула ей под нос флакон. Эллин нехотя повиновалась. Жидкость на вкус оказалась сладкой и пахла душицей и мятой. Туман в голове сразу ушел, а ломота в теле сменилась слабостью. И проснулся голод.

Оживленная настойкой, Эллин приподнялась и села рядом с Мелиссой.

– Как? – произнесла Эллин, схватив Мелиссу за руку, – как ты можешь быть такой радушной и веселой? Живя здесь, в неволе, с этой меткой, как чья-то скотина?

– Легко, – улыбнувшись, ответила Мелисса, – ты привыкнешь. Все привыкают. Многим даже нравится, многие мечтают стать райской птицей…

– Что это значит? – спросила Эллин.

Мелисса ответила не сразу. Она отвела глаза в сторону, рассеянно теребя подол платья.

– Мы все – пташки владыки. Если Рикар прав, то ты станешь соловьем. Соловьи поют. Есть воробьи, они помогают служанкам, воробьев очень много. Есть ласточки, они танцуют. А есть райские птицы…Чаще они проводят время в постели владыки.

Мелисса прикусила губу и внезапно покраснела.

– Я не должна была тебе этого говорить, – сказала она и поднялась с кровати, – ты узнаешь все в свое время. Тебя ждет обучение. Никто не станет пташкой без обучения и подготовки.

Мелисса грациозно подбежала к двери.

– Постой! – вскрикнула Эллин и соскочила с постели, – а если я не пройду это ваше обучение, то что тогда?

Мелисса остановилась в дверях. Ее полудетское лицо было серьезным, большие глаза увлажнились.

– Рикар поедет искать новую пташку, – отрывисто произнесла она, – а ты…ты… Исчезнешь.

Мелисса развернулась на пятках и выбежала из комнаты. Эллин неподвижно стояла посреди комнаты. Она не была удивлена. Чего-то подобного она и ожидала. Теперь, когда подействовала настойка лекаря, к ней вновь вернулась способность соображать, несмотря на слабость и голод. Сейчас Эллин понимала, что ее утренняя затея с побегом была обречена на провал, и ей крупно повезло, что ее обнаружил садовник, а не кто-нибудь похуже.

Вошли две служанки. Пробормотав что-то бессвязное, они взяли Эллин под руки и повели в другую комнату, наполненную паром и ароматом сандала. Это была купальня. Посреди комнаты стояла ванна, наполненная горячей водой, в которой плавали листья мирра.

Эллин позволила раздеть себя и усадить в ванну. Горячая вода подействовала расслабляющее, а разум заработал с новой силой. Пока девушки не щадя натирали ее кожу, Эллин пыталась вспомнить все, что слышала о владыке и этом месте.

Помнила она не так и много. Все истории о нем были похожи: они были кровавые и жуткие, наполненные страданиями и мертвыми девами. Владыка любил убивать, он жил за счет чужих жизней. Ничего о пташках она никогда не слышала. Эллин знала, что все девицы, что попадали к владыке, становились рабынями, его вещами. Это несмотря на то, что в их королевстве рабства не было уже тысячи лет. Но только не для владыки. Для него закон не писан. Может, дело было в его нечеловеческой природе (ни один человек не способен жить так долго), может, в его силе, колдовстве или в богатстве. А, может, во всем сразу.

Но всем было ясно: если ты попадешь к владыке, прощайся с жизнью. И истязать он будет так, что смерть даром небес покажется.

Эллин взглянула на вытатуированную метку на лодыжке. Ее клеймили, она уже стала рабыней. И все же те, кого она видела, не были похожи на напуганных, забитых девиц.

«Или еще не пришел их черед», – с горькой усмешкой подумала Эллин, вспомнив слова Мелиссы, что их так же много, как птиц в лесу. А сколько гибнет птиц в лесу? Никто не знает. Никто и не замечает этого.

От этой мысли у Эллин похолодело внутри. А ведь действительно, ее исчезновения никто не заметит. У нее никого не осталось в этом мире, чтобы ощутить утрату, начать искать, в конце концов, скорбеть.

Поэтому Рикар, этот мерзкий охотник за живыми людьми, выбрал ее? Потому что она совсем одна? Мало ли девушек, что умеют петь да играть. Да, поняла Эллин, именно так.

Служанки помогли ей встать из ванны и насухо вытерли тело хлопковым полотном. Надели жемчужно-серое шелковое платье без рукавов. Длина его была такая, что было видно метку на лодыжке. Ноги обули в закрытые туфли, а влажные волосы собрали на макушке, убрав под металлический обруч.

После всех приготовлений, ее снова повели в другую комнату. Ничего, кроме круглого столика и мягких подушек, в ней не было. На столе ее ждал ужин: суп, хлеб, сыр и фрукты. Служанки усадили Эллин прямо на подушки и оставили ее одну.

Когда Эллин уже доедала десерт, в комнату вплыла темноволосая, красивая экзотичной красотой, женщина.

– Ты неправильно ешь, – мягким, с легким акцентом, голосом произнесла она и села на подушки напротив Эллин. Это была та самая женщина, что разглядывала Эллин, когда ее только-только привели в замок. – Это зимний фрукт, его нужно разрезать на небольшие кусочки и есть вилкой, макая в мед.

Эллин демонстративно взяла зимний фрукт в руку и откусила приличный кусок.

– Здесь нет меда, – произнесла она, прожевав, – и вилки тоже.

– Знаю, – холодно сказала женщина, – но ты должна запомнить на будущее, что я сказала. Ты должна запоминать все, что я говорю, понятно? И не совершать нелепых ошибок. Они могут стать роковыми.

Эллин принялась за второй фрукт.

– Я так понимаю, здесь так принято, – сказала она равнодушным тоном, – запугивать, не давая объяснений.

– Здесь принято рассказывать о правилах и соблюдать их. И за любое нарушение правил ждет суровое наказание. Я не потерплю глупости или легкомысленности. Владыка милосердный – он предпочитает прежде предупредить о правилах. Запомни, это птаха.

– Своеобразные понятия у вас о милосердии, – сказала Эллин и вытерла руки холщовой салфеткой.

Женщина сузила глаза и выставила указательный палец перед лицом Эллин.

– Никто не обсуждает и не осуждает нашего владыку. Это первое правило, – полным гнева голосом сказала она, – запомни это раз и навсегда, если дорожишь жизнью.

Она не напугала Эллин, но все же в этот раз девушка решила промолчать и со смиренным лицом кивнула. Порой лучше притвориться, что играешь по чужим правилам, чтобы после придумать свои.

Женщина будто осталась довольна реакцией Эллин. Она встала с подушек и плавно прошлась по комнате, высоко подняв голову. Осанка и походка у нее были величавыми, горделивыми, словно она была королевских кровей.

– Меня зовут Изора, – важно произнесла она, – я слежу за порядком во дворце и буду твоей наставницей. Не каждая пташка удостаивается такой чести. Но если этот охотник прав, то ты будешь соловьем. А соловей должен быть достоин своего владыки.

Она приблизилась к Эллин и критично осмотрела ее.

– Встань, – приказала она.

Эллин нехотя поднялась и скрестила руки на груди. Изора обошла ее кругом, осматривая с головы до ног пристальным взглядом.

– Что ж, – вынесла она, наконец, вердикт, – неплохо вполне, но еще есть над чем поработать. Во-первых, твои волосы, – она прикоснулась к выбившимся из прически прядям, – им не хватает блеска, огня. Твои руки грубы, ты когда-нибудь умащивала их маслами или кремом?

Эллин усмехнулась. Последние два года она проводила либо в пути, либо переодетая в мужскую одежду. Ей точно было не до масел. Она ухаживала за руками – это ее инструмент – но насколько хватало времени и сил.

Изора заметила усмешку Эллин и цокнула языком.

– Относись с уважением к наставнице, это второе правило, – сказала она и больно дернула Эллин за руку, – и никогда не спорь с ней. Усмешки оставь для других пташек.

Эллин с трудом сдержалась, чтобы не ответить что-нибудь колкое. Два года в странствиях и тавернах закалили ее, и она привыкла всегда давать отпор обидчикам. Но сейчас она чувствовала, что лучше стоит промолчать. Она планировала выжить и сбежать отсюда, а для этого не стоит привлекать к себе внимание. Потому Эллин лишь кивнула с кротким видом.

Изора осталась довольна. Она снова обошла девушку кругом.

– Что ж, комплекция у тебя недостаточно изящная, – сказала она, – соловьи нашего владыки всегда были более хрупкими, маленького роста, но, думаю, это не проблема. А теперь самое главное.

Она подошла к дверному проему и что-то крикнула на все том же незнакомом языке. В комнату вбежали две служанки, одна из них несла скрипку и смычок Эллин. При взгляде на нее у девушки защемило сердце. Служанка робко протянула инструмент девушке. Эллин схватила ее и критично осмотрела, любовно пробежалась пальцами по струнам и погладила гладкий корпус. Отцовская скрипка была цела – это самое главное.

– А теперь сыграй, да хорошенько постарайся. Если ты недостаточно хорошо сыграешь, обучение тут же закончится. Навсегда. Ты исчезнешь, пташка, а твои перья растворятся в ветре, – Изора обнажила зубы и села на мягкие подушки.

Эллин поняла намек. Если сейчас ее игра не понравится Изоре, то она умрет.

Девушка взглянула на наставницу, на служанок, стоящих у дверного проема, и с глубоким вздохом подняла скрипку. Что ж, она играла для публики и похуже. Эллин на секунду задумалась, что именно сыграть. Сначала она хотела сыграть известную народную песенку или сонет, написанный иноземным музыкантом. Но неожиданно ей пришло в голову сыграть собственную мелодию, ту, что она написала под впечатлением старого сна. Эллин закрыла глаза и нежно провела смычком по струнам.

Она уже не была во владениях владыки. Не было ничего и никого вокруг, лишь музыка и упругие струны. Мелодия унесла ее далеко-далеко, в те волшебные края, где царят свобода, счастье и покой. Она представляла себе золотистые холмы, деревья с розовой листвой и журчащий водопад, что так часто снился ей ночами.

Выкрик Изоры вернул ее в реальность. Эллин раскрыла глаза и опустила скрипку. Наставница прогнала служанок, и они снова остались вдвоем в этой тесной комнате.

– Неплохо, – задумчиво произнесла Изора, в ее суровом голосе слышалось едва заметное одобрение, – что это за мелодия? Я никогда не слышала ее.

– Её написала я, – тихо ответила Эллин, и необъяснимая грусть уколола ее сердце.

Изора неопределенно хмыкнула и какое-то время молчала, расхаживая по комнате.

– Свое умение петь продемонстрируешь завтра, когда мы начнем обучение. Прежде тебя надо привести в порядок.

Она снова позвала служанок и дала им какие-то указания на каркающем языке. И величаво вышла из комнаты, оставив после себя едва уловимый аромат сандала.

Вбежали служанки и, смущенно улыбаясь, взяли под руки Эллин. Они пытались взять у нее и скрипки, но девушка сопротивлялась, упрямо вцепившись в инструмент.

Ее снова повели сквозь вереницу комнат, коридоров и залов. Перед глазами мельтешили двери, окна, незнакомые женские лица. Наконец, ее привели в очередную купальную комнату, небольшую, но роскошно отделанную. Ванна, наполненная горячей, обжигающей кожу водой, уже ждала ее. Эллин аккуратно положила скрипку на резную скамейку и, стянув с себя платье-тунику, без лишних слов нырнула в воду.

Следующие несколько часов ее уставшее тело намывали, умащивали его ароматными маслами и мазями. На каштановые волосы нанесли дурно пахнущую смесь, а волосы на теле удалили с помощью мягкого воска. Через какое-то время смесь с волос смыли, и они приобрели яркий вишневый оттенок и блестели как водная гладь.

На нее надели другое, голубое с золотистой каймой, платье, на ноги – простые сандалии. Влажные волосы тяжелой волной ниспадали на спину. На губы нанесли густой бальзам с ароматом малины и подвели к зеркалу. Поначалу Эллин не узнала своего отражения. Волосы по-прежнему были темными, но этот новый цвет изменил ее, сделал ярче, губы казались пухлее, а кожа – светлее.

– Госпожа приказала отвести вас в комнату и оставить там до завтра, – с легким акцентом прощебетала одна из девушек.

По дороге Эллин пыталась расспросить у служанок о владыке, Изоре, но девушки упорно молчали.

Вскоре они пришли к массивной красной двери.

– Сюда, – сказала служанка, указав на дверь, – мы придем за вами завтра.

И, больше не говоря ни слова, они убежали по коридору. Эллин осторожно толкнула дверь. Она ожидала увидеть очередную скупо обставленную комнату, но ошиблась.

Эта комната размерами больше походила на танцевальный зал. На полу – тонкие коврики и подушки, на стенах – гравюры и картины птиц, зеркала и полки. Широкие окна с выходом в сад. И много узких односпальных кроватей. Некоторые из них были застелены, на некоторых лежали какие-то побрякушки, платья. Но кроме нее, в комнате никого не было.

Девушка подошла к окну. Ей никто не запрещал выходить в сад, не так ли? А воздуха ей сейчас особо не хватало. Все еще держа скрипку и смычок в руках, она раскрыла окно и проскользнула в сад. Близился вечер, и стояла приятная прохлада, которая бывает только летним вечером. Этот сад выглядел ухоженным, повсюду росли ровные ряды выстриженных кустарников и цветов. Эллин прошлась немного по каменной дорожке и села на скамью, скрытую под сенью дерева.

Куда бы она ни посмотрела – повсюду была зелень да стены дворца. Он был огромным, будто целое государство уместилось внутри другой страны.

«И как сбежать отсюда? Как сбежать? – думала Эллин, с тоской глядя на небо, – должен же быть какой-то выход».

Ее беспокойные размышления прервал шелест травы, девушка вздрогнула и подскочила с места. С другой стороны сада шал садовник, тот самый, что застал ее сегодня утром.

Глядя на него, Эллин пыталась вспомнить, как его зовут.

«Ардел», – подумала она с каким-то странным облегчением, не отрывая от него глаз. В этот миг мужчина и заметил ее. Он медленно оглядел ее с ног до головы, на мгновение губы озарила хитрая улыбка. Зрачки расширились, а брови приподнялись.

– И снова здравствуй, утренняя пташка, – сказал он уже с серьезным лицом и остановился.

Эллин нахмурилась и поджала губы.

– Я не пташка, – тихо, но твердо сказала она, – а человек, у которого есть имя.

Ардел улыбнулся одними уголками губ и сделал шаг вперед.

– Я бы назвал тебя по имени, – сказал Ардел, – если бы знал его.

Он скрестил руки на груди и выжидающе посмотрел на нее. Эллин на миг растерялась. Она вовсе не собиралась заводить знакомства здесь с кем бы то ни было, особенно с мужчинами. Но, с другой стороны, он не выдал ее сегодня утром, когда застал в саду. А еще его глаза… Эллин казалось, что она видит в них что-то, похожее на участие.

– Эллин, – ответила она, глядя прямо ему в глаза. – Зови лучше меня так.

Ардел улыбнулся и подошел к ней почти вплотную.

– Как скажешь, Эллин, – сказал он и неожиданно прикоснулся к пряди ее волос, – тебе изменили цвет волос… Прежний мне нравился больше.

От его внезапной близости девушка шумно выдохнула и попятилась. Ардел пристально посмотрел ей в глаза и улыбнулся. Сделал шаг назад и скрылся за живой изгородью. Послышался странный треск, и вскоре появился мужчина. Он нес в руке три огромные, переплетенных между собой, магнолии. Сощурив глаза, садовник приблизился к Эллин и воткнул цветы ей в волосы.

Все это время девушка стояла, не шевелясь. Будто завороженная, наблюдала за уверенными движениями Ардела. Его губы тронула легкая улыбка. Он пронзительно смотрел на нее. Выдохнул. И внезапно намотал локон ее волос на палец.

– И не пташка, и не цветок… – задумчиво, словно самому себе сказал он.

Эллин хотела спросить, что он имеет в виду, но он резко отпрянул от нее и быстрым шагом скрылся в чаще сада.

Девушка с удивлением смотрела ему вслед. Удивил не его нахальный жест или внезапный уход, нет. Удивило ее собственная реакция. Она не отпрянула, не вздрогнула и не оттолкнула его, как это бывало с другими мужчинами. Более того, она не хотела этого делать.

– Почему? – прошептала она, все еще глядя в ту сторону, куда ушел садовник. Будто листва и цветы могли дать ответ.

– Разговариваешь сама с собой? – раздался за спиной звонкий голос.

Эллин вздрогнула и обернулась. Перед ней стояла Мелисса с широкой улыбкой, от которой все так и светилось вокруг. Эллин неопределенно пожала плечами.

– Тебя преобразили, – сказала Мелисса и села на скамью, – это со всеми делают. Мне пытались отбелить веснушки, но ничего не вышло.

Эллин улыбнулась и села рядом.

– А мне очень нравятся твои веснушки, – сказала она, – и мой прежний цвет волос тоже нравился. И прежний образ жизни – тоже.

Мелисса звонко рассмеялась, встряхнув мелкими кудряшками.

– Ты привыкнешь, – сказала она, – как и все мы. Здесь может быть не так уж и плохо. Многие жили в нищете до того, как попали сюда. А теперь им не стоит задумываться о пропитании или крыше над головой. У нас есть то, чего нет у многих.

– Но у вас нет свободы, – жестко сказала Эллин.

Лицо Мелиссы стало серьезным.

– Ты думаешь, она есть у тех, кто живет за стенами этого замка? – произнесла она и посмотрела по сторонам, – Нет, на свете мало по-настоящему свободных людей. И тебе лучше не говорить об этом. Это опасно.

– Почему? Меня убьют?

Мелисса несколько секунд молчала, а затем едва заметно кивнула.

– Ты исчезнешь, – прошептала она, – и никто о тебе не вспомнит.

От ее слов у Эллин пробежал мороз по коже. Она схватила Мелиссу за тонкое запястье.

– Это он делает? – прошептала она, – он убивает девушек, как говорят?

Мелисса замерла, широко раскрыв глаза. Несколько долгих мгновений она не шевелилась, а затем перевела взгляд налево.

– Как тебе новая спальня? – нарочито громким и веселым голосом сказала она, убирая с запястья руку Эллин, – уже познакомилась с остальными?

Эллин недоуменно смотрела на Мелиссу, а затем огляделась по сторонам. Вокруг не было ни души. Мелисса испугалась, что их могут подслушивать? Она не стала отрицать, что владыка убивает девушек, думала Эллин, и это пугало больше всего.

– Мне понравилась спальня, – отрывисто ответила Эллин. Мелисса с облегчением выдохнула. – Но я еще никого, кроме тебя, не видела и ни с кем не познакомилась. Ты тоже живешь здесь?

Эллин очень надеялась, что да. Мелисса – единственный человек здесь, что ей нравился. Она словно приносила свет с собой каждый раз, как появлялась в комнате.

– Нет, – прежним веселым голосом сказала Мелисса, – это – обитель соловьев. Я живу в другом крыле замка. Я дружу с несколькими воробьями, они и сказали мне, где тебя можно найти. Скоро вернутся остальные девушки, и ты с ними познакомишься.

– А сколько у владыки соловьев? – спросила Эллин и оглянулась. Ей показалось, что кто-то следит за ней, но вокруг никого не было.

– Это знает лишь сам владыка, – с легким благоговением в голосе сказала Мелисса, – у него всегда много пташек…Очень много.

Она внезапно смолкла и глубоко вздохнула.

Эллин разглядывала ее из-под опущенных ресниц. Мелисса казалась такой хорошенькой, милой, почти как ребенок. И Эллин так и подмывало спросить, а кем же является она, Мелисса, в этом диком, извращенном саду? Ласточкой? Совой? Но что-то удерживало ее от этого, заставляло тактично молчать. Еще не время, поняла Эллин. Вскоре она все узнает.

Она поднялась на ноги и неспешно прошлась вдоль скамейки. Мелисса, глядя на нее, тоже встала и взяла Эллин под руку.

– Расскажи о своей прошлой жизни, – прошептала Мелисса, удивив Эллин своей просьбой, – кем ты была до того, как Рикар нашел тебя. Где жила, чем занималась? Расскажи мне все-все-все, пожалуйста. Пожалуйста!

В ее тонком голосе слышался легкий, едва уловимый надрыв. Но такой, что Эллин крепко сжала ладошку Мелиссы и начала свой недлинный рассказ.

Пока они прогуливались, держась, будто сестры, за руки, Эллин рассказала о своей недолгой жизни. Она рассказала, как жили они с отцом – скромно, но счастливо. Как он каждое утро перебирал струны скрипки, ища, как он говорил, истинный мотив. Как они каждое воскресенье ездили на ярмарку за свежими овощами и козьим сыром. Она рассказала, как готовила отцу пирог, и после славного ужина, когда лучи солнца падали на старый половичок, он играл ей на скрипке. Играл музыку, что написал специально для нее.

«Все его мелодии хранятся в моей голове, – сказала Эллин, – когда пришли кредиторы, они не позволили мне вынести ни одной бумажки».

Рассказала Эллин и про смерть отца. Про то, как она в одночасье лишилась всего: любящего отца, крова и надежды.

Мелисса молча выслушала ее, лишь изредка крепче сжимая руку Эллин. А когда она замолчала, Мелисса начала говорить о себе. Сначала еле слышно, невнятно, а затем все громче и громче, по-прежнему сжимая руку Эллин, как спасительную соломинку в бурной реке.

Мелисса рассказала, что, как и у Эллин, у нее никого не осталось. Родилась она в далекой стране, там, где горы круглый год покрыты снегами, где волки больше местных медведей. Она жила вместе со своей многочисленной семьей в небольшой деревушке у подножия гор. Они занимались разведением коз. Мелисса, самая младшая из шести своих братьев и сестер и самая смешливая, думала, что всегда будет жить в этой деревне, выйдет замуж, заведет семью и будет тоже разводить коз. Однажды она поехала в соседний город на ярмарку – мать впервые отпустила ее одну. Радостная, она продала козий сыр и накупила себе и сестрам бус, тканей и леденцов. А когда вернулась, ее дома уже не было. Ничего не было. Гора, что тысячи лет безмолвствовала, пробудилась. И засыпала своими снегами всю деревню. Погребла всех навеки в белоснежных могилах.

– Через полгода меня нашел Рикар, – охрипшим от слез голосом сказала Мелисса, – я бродяжничала и была вечно голодной и грязной. Не знаю, что он тогда разглядел во мне. Но он отмыл меня, переодел и привез сюда. Я слышала о владыке, но даже не сопротивлялась. Тогда я хотела только две вещи: есть и умереть. Странно, правда?

Эллин кивнула и украдкой вытерла слезы.

– А вместо смерти, – продолжила уже более бодрым голосом Мелисса, – получила эту жизнь. Теперь понимаешь, что не для всех это место наказание и тюрьма? Для кого-то это спасение.

– Ты счастлива здесь? – тихо спросила Эллин и остановилась, глядя Мелиссе в глаза.

Мелисса улыбнулась невинной улыбкой, веснушки вспыхнули на ее лице.

– Почти всегда, – ответила она и посмотрела в сторону замка, – надеюсь, и ты будешь. Другие соловьи вернулись. Нам пора, идем!

Она снова уже привычным жестом взяла Эллин за руку, и они вернулись во дворец, в обитель соловьев.

6

Сад изменился, листья окрасились в пурпурные и золотые цвета. Мелисса объяснила, что сады в замке владыки постоянно меняются, и никто не знает, какие завтра там будут расти деревья и цветы.

Комната действительно была похожа на обитель соловьев. Девицы щебетали на разные голоса, некоторые из них, не обращая внимания на шум, упражнялись в игре на инструментах. Кто на арфе, кто на свирели. Словом, стоял пронзительный шум.

Но стоило Эллин под руку с Мелиссой войти, как тут же стало тихо. Некоторые девушки перешептывались, глядя на обеих, а трое подошли к Эллин.

– Новый соловей? – протянула одна из них явно неодобрительным тоном.

– Да, – звонко сказала Мелисса, – я и Шайла подготавливали ее, а Изора обучает. Так что поаккуратнее.

Сказанные слова произвели сильное впечатление. Все стихли и уставились на Эллин, как на неведомое чудо. Она поняла, что Изора обучает не каждых, но не ожидала такого эффекта.

«Что-то здесь не так, – подумала девушка, изучая ставшие внезапно кроткими лица девушек, – нужно разобраться, в чем дело».

Мелисса подошла к одной из пустующих кроватей у окна и похлопала по матрасу.

– Ты будешь спать здесь, – сказала она с улыбкой Эллин и повернулась к остальным, – вы знаете правила.

И больше не говоря ни слова, она грациозно подбежала к двери. Обернулась, с улыбкой помахала Эллин и вышла, оставив ее в полном недоумении. Эллин не могла понять: ей показалось, что у Мелиссы были приказные нотки в голосе?

«И кто же она? – подумала Эллин, усаживаясь на свою кровать, – что за птица?»

И о каких правилах шла речь?

Вскоре девушки в комнате вернулись к своим делам. Кто-то пел, кто-то играл, кто-то шептался. На Эллин не обращали внимание. Ей никто не грубил, но и знакомиться тоже никто желанием не горел. Впрочем, это было взаимным. Эллин задумчиво перебирала пальцами струнами, все еще сидя на кровати, и думала то о Мелиссе, то об Изоре, то о садовнике, который касался ее волос. И о владыке, что любит музыку, птиц и убийства.

Принесли скромный ужин. Девушки ели прямо на полу, рассевшись на мягких подушках. Быстро расправившись с едой, Эллин почувствовала слабость и почти сразу уснула.

На этот раз сновидения к ней не являлись.

На следующее утро, на рассвете, за ней пришли служанки и вновь повели в ту комнату с мягкими подушками. По пути Эллин с удивлением отметила, что сад за ночь изменился. Листва окрасилась в кроваво-алые цвета, а вместо пруда стояла громадная клетка, в которой сидела заморская птица. Служанки шепотом сказали, что сады часто меняются по прихоти владыки.

Изора уже была на месте, восседая за низким столиком. Она выглядела так, словно проснулась пару часов назад: на лице не было ни следа утренней припухлости или сонливости. Горделивая и прекрасная, она невольно вызывала восхищение.

– Садись, – женщина указала на место рядом с собой после коротких приветствий.

Эллин послушно села и приступила к завтраку. На этот раз она старалась есть медленнее и аккуратнее. Наставница пристально наблюдала за девушкой.

– Уже лучше, – произнесла она, вставая, – но твоя осанка никуда не годится. Ты сутулишься как батрак на полях. Вставай!

Эллин поднялась на ноги, и следующий час Изора учила ее, как правильно держать осанку, как ходить и даже как садиться. Утомленная, раздраженная окриками наставницы, Эллин еле сдерживалась, чтобы не огрызнуться и не убежать прочь. Но что-то сдерживало ее от этого порыва. Возможно, дело было в ощущении, что за ними кто-то пристально наблюдает. И если, она сделает что-то не так, то может пострадать.

Может, это владыка? Кто знает…Всем известно, что владыка владеет искусством колдовства.

После уроков осанки наставница начала учить Эллин манерам и этикету.

– Владыка не любит, когда его пташки невоспитанные, – важно произнесла Изора, – увы, по тебе видно, что ты из низших слоев, с плохой родословной. Чувствуется неотесанность. Но я исправлю это.

На этот раз Эллин не выдержала.

– Я не скаковая лошадь, чтобы иметь родословную! – воскликнула Эллин, остановившись в центре комнаты, – видите неотесанность? Я же вижу только высокомерие и напыщенность! Как вообще смеете учить меня, какой мне быть?

Хлесткая пощечина заставила Эллин замолчать. Скорее разозлившись, чем испугавшись, она изумленно уставилась на Изору, прижав ладонь к пылающей щеке.

– Замолчи! – прошипела Изора, выставив указательный палец и надвигаясь на Эллин, – глупая ослица! Еще слово – и ты превратишься в пыль в землях пустоши. Знаешь, что бывает с непокорными пташками?

Она больно обхватила запястье Эллин рукой и силой потащила ее к стене.

– Аилла Мора! – выкрикнула она.

Внезапно в стене появилась массивная дверь, с ручками в виде женских голов. Не выпуская Эллин, Изора нетерпеливо повернула ручку. Дверь нехотя и со скрипом отворилась.

Наставница втащила Эллин внутрь. Сначала она ничего не увидела – стояла густая темнота. Но через мгновение Изора раздраженно выкрикнула какие-то слова, и вспыхнул тусклый, оранжевый свет.

– Погляди, – прошипела Изора и вытолкнула Эллин перед собой.

Эллин замерла, чувствуя, как внутри все холодеет, а дрожь пробирает все тело. Бесконечно длинный, с высокими потолками, зал был пуст. Но на его стенах, сверху до низу, висели головы, женские головы. Бесчисленное количество. Как охотники украшают своими трофеями стены дома, так и этот зал, по-своему, был жутко украшен. Эллин не поняла даже, настоящие это головы или нет.

Выглядели они так, будто спят – мертвенно-бледные, с закрытыми глазами и безмятежными лицами. Ниже каждой головы были резные таблички с надписями. Что на них написано, Эллин знать не хотела. Она чувствовала, как тошнота подкатывает к ее горлу, и требовалось немало усилий, чтобы не закричать. Каким-то образом она сдержалась.

– Это, – произнесла Изора за ее спиной, – все те, кто нарушил правила. Непокорные, глупые, неряшливые, грубые… Видишь, их тут сотни и сотни! Многие из них были намного красивее тебя, многие были талантливее тебя. У кого-то был ангельский голос, у кого-то дар танцевать, у кого-то дар играть на скрипке. Если ты думаешь, что чем-то лучше них, – Изора повысила голос и обвела рукой зал, – то глубоко ошибаешься. В зал непокорных попадали и за меньшее. Думаешь, ты особенная и можешь позволить себе вольности? Это не так! Ты – как все они. Такая же! Ты просто пташка!

Эллин замотала головой, чувствуя головокружение. Она хотела что-то возразить, но в горле у нее пересохло, и она могла лишь беззвучно открывать рот. Девушка развернулась и побежала в сторону выхода. Но двери там не было. Лишь мраморная стена, увешанная жуткими трофеями владыки.

– Войти сюда легко, – сказала Изора, подойдя к ней, – а выйти – непросто. По своему желанию ты отсюда не выйдешь. Запомни это, глупая пташка.

Наставница прошептала слова-заклинания, и в стене медленно, будто не желая, появилась та же массивная дверь с жуткими ручками.

Когда они оказались в коридоре, Изора кликнула служанок и дала им какие-то приказания на незнакомом языке. Затем повернулась к Эллин.

– Сегодня ты меня утомила, – высокомерно сказала она, поправляя черные волосы, – завтра расскажешь мне все правила для пташек. Запнешься, заикнешься, забудешь хоть одно правило, хоть одно слово – и окажешься в этом зале.

Резко крутанувшись на пятках, Изора вышла в одну из дверей, оставив Эллин с двумя служанками.

– Но я не знаю никаких правил, – прошептала Эллин, глядя на дверь, будто та могла ей дать ответ.

Эллин повернулась к служанкам.

– Что за правила? – спросила она, – вы знаете, что за правила?

Девицы, как по команде, качали головами.

– Мы не понимаем, – произнесла одна из них, потупив взор, – нам велено отвести вас назад. Прошу вас.

Служанка взмахнула рукой, указывая в другую сторону. Эллин нехотя подчинилась.

Шли они молча, девушка несколько раз пыталась расспросить про правила, но тщетно – все ее вопросы игнорировались. Эллин понимала, что Изора не шутила, каким-то внутренним чутьем она чувствовала, что от знания этих проклятых правил зависит ее жизнь. От каких-то правил, будь они прокляты богами! Будь проклята Изора, владыка и этот замок! Будь проклят этот Рикар, подлый мерзавец!

Эллин стиснула зубы, не зная, чего она хочет, то ли разреветься, то ли заорать в полный голос все грязные ругательства, что она слышала в тавернах.

Эллин не заплакала. Не закричала. Стиснув зубы, она молча следовала за служанками. Молча вошла в комнату. Молча села на жесткую постель. Одна из девиц положила рядом с ней скрипку и вышла. Эллин прикоснулась к корпусу скрипки, обвела взглядом комнату и шушукающих девушек.

– Можете рассказать мне о правилах? – отрывисто произнесла Эллин, глядя на других соловьев.

Девушки взглянули на нее. Некоторые прыснули от смеха, некоторые равнодушно отвернулись, некоторые зашептались. И ни одна не удостоила ее ответом.

– Кто-нибудь, – повышая голос, произнесла Эллин, – может рассказать мне правила для пташек?! От этого зависит моя жизнь.

Никакого ответа.

Эллин почувствовала, что вот-вот разревется.

«Им все равно, – подумала девушка, – умру я или нет. Они привыкли к этому. Я никто для них, для всех них».

Она рассеянно погладила скрипку. Руки ее дрожали, а горло стиснуло спазмом от невыплаканных слез. Она думала об отце, его музыке и почти детской наивности. О тех далеких временах, когда она была свободной и счастливой, хотя тогда и не понимала этого.

Музыка – вот, что может успокоить ее и вернуть разуму ясность.

Эллин взяла смычок со скрипкой и вышла в сад. К счастью, там никого не было, не считая птиц. Настоящих птиц. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Эллин закрыла глаза и начала играть одну из мелодий отца. Пару раз она сбивалась, дрожащие пальцы путали струны, но вскоре музыка, как и всегда, увела ее прочь от этого сада и замка, далеко-далеко, в те края, где всегда царят древняя магия и покой.

Она не знала, сколько прошло времени. Закончив с одной мелодией, Эллин принялась за вторую, третью…Весь мир с его проблемами исчез. Наконец, она успокоилась, и решение пришло как-то само собой. Эллин доиграла и открыла глаза.

Перед ней на скамейке неподвижно сидел Ардел. На земле в свернутом холщовом мешке лежали его инструменты. Мужчина внимательно, без улыбки, смотрел на Эллин. Поймав удивленный взгляд девушки, он поднял руки и медленно похлопал.

– Ты хорошо играешь, Эллин, – сказал он, сделав акцент на ее имени.

Эллин не шевелилась, изумленно глядя на него.

– Как ты здесь оказался? – сказала она, сощурившись, – я совсем не слышала шагов.

Ардел усмехнулся и встал со скамьи.

– Да ты вообще ничего не слышала. Пройди здесь целый полк, ты бы не заметила. – Ардел поднял мешок с земли и подошел к девушке, – я подрезал вон те кусты, когда ты пришла сюда и начала играть.

Эллин проследила взглядом, куда указал Ардел. Там действительно росли аккуратно постриженные кусты в форме зверей.

– Разве тебе можно здесь находиться? – сказала она, – мне почему-то кажется, что мужчинам нельзя бывать там, где живут пташки.

Ардел рассмеялся. Смех на удивление у него был красивым и искренним, а улыбка такой лучезарной, что Эллин, сама того не желая, тоже заулыбалась.

– Пташки повсюду, – все еще улыбаясь, произнес Ардел, – и мужчинам-слугам владыки можно бывать везде. Почти везде. Нам можно смотреть на пташек, слушать их, – он замолчал на несколько мгновений и подошел к Эллин почти вплотную, – только прикасаться нельзя.

От его близости у Эллин перехватило дыхание, и она отпрянула.

– Значит, ты знаешь, где живут остальные пташки? – спросила она, машинально поглаживая скрипку.

Ардел перекинул мешок в другую руку и снова улыбнулся.

– Нет, – сказал он, – это невозможно. Их слишком много.

От этих слов Эллин стало не по себе. Одной больше – одной меньше. Если завтра она не расскажет эти проклятые правила и пополнит собой этот жуткий зал, никто не станет горевать.

– А знаешь ли ты, как мне найти Мелиссу? – шепотом спросила Эллин, – такая маленькая блондинка с веснушками.

Ардел в удивлении приподнял брови.

– Конечно, – сказал он, – Мелисса – птица важная, почти все знают, где она обитает.

«Важная птица? – удивилась про себя Эллин, – о чем он говорит?» Она хотела уж было спросить у него об этом, но внутреннее чутье удержало ее от этого. Эллин взглянула на окна своей комнаты-темницы, на густые заросли сада, за которыми где-то живут свободные люди, и перевела взгляд на Ардела.

– Ты можешь отвести меня к ней? – сказала она.

На этот раз Ардел нахмурился.

– Зачем тебе это нужно? – произнес он с явным неодобрением в голосе.

– Я должна кое-что узнать у нее, – тихо ответила Эллин, – кое-что важное. От этого зависит моя жизнь. Помоги мне…Пожалуйста.

Эллин с мольбой посмотрела на Ардела. Его губы странно дернулись, то ли в усмешке, то ли в отвращении – девушка не поняла.

Несколько секунд мужчина молчал, задумчиво глядя на Эллин. Он будто вел внутренний спор с самим собой. На миг Эллин охватило странное чувство, что сейчас, в этот миг, решается ее судьба.

– Хорошо, – нехотя согласился Ардел, – я проведу тебя. Но ты должна знать, что Мелисса живет в той части замка, где многим бывать запрещено.

Эллин кивнула – терять ей было нечего. Прижав к груди скрипку и смычок, она двинулась следом за Арделом. Он шел впереди, а она чуть поодаль, все время озираясь по сторонам. Они шли молча, Ардел – уверенным шагом, Эллин – глядя то на его широкую спину, то на небо, которое стало для нее символом свободы. Несколько раз им встречались другие девушки, и пташки, и служанки – Эллин теперь могла отличать их по одежде – ни одна не обратила на них внимание. В этом Мелисса была права – пташек много. Как птиц в лесу, оттого, видимо, никого не удивляла Эллин, семенившая следом за садовником. Пару раз она видела и других мужчин, некоторые из них были вооружены.

– Успокойся, – шепнул Ардел, когда разволнованная Эллин споткнулась и уперлась в его спину. – Им нет до нас дела. Все знают, что отсюда сбежать невозможно.

– Но что тогда они охраняют? – прошептала Эллин, проходя с Арделом мимо охранников.

Ардел ухмыльнулся.

– Помимо сада и пташек, здесь есть и другие сокровища, – ответил он, странно посмотрев на Эллин, отчего у нее засосало под ложечкой.

Она отвернулась, и какое-то время они вновь шли молча. Вскоре сад начал редеть, и все чаще встречались изящные беседки, фонтанчики и статуи в виде обнаженных мужчин и женщин. Эллин украдкой разглядывала их. Владыка, конечно, ужасный человек, подумалось ей, но во вкусе ему не откажешь. Все вокруг было полно света и красоты. Как ни крути, а это место было мало похоже на логово монстра.

«И тем оно опаснее», – подумала Эллин, вспомнив ужасный зал с головами.

Они пришли к стене, увитой пурпурным плющом. Ардел отодвинул низкие кусты, и за ними оказалась кованая дверь. Мужчина распахнул ее и указал рукой.

– Там, – сказал он, – ты найдешь Мелиссу.

Он отвернулся и уверенно пошагал в обратную сторону. Остановился и обернулся. На его лице играла легкая улыбка, осветившая жесткие черты.

– Удачи тебе, Эллин, – тихо произнес он, – что бы ты ни задумала.

Не дожидаясь ответа, Ардел развернулся и устремился прочь. Странная тоска охватила Эллин, когда она смотрела на его удаляющуюся фигуру. Несколько мгновений она пыталась понять ее причину, пока ее внезапно не осенило. Ей с ним спокойнее. Намного спокойнее. Будто пока он рядом, ей ничего не грозит.

Шумно выдохнув, Эллин развернулась, шагнула в открытую дверь и обомлела. Эта часть разительно отличалась от той, где бывала она. Здесь тоже был сад, но более просторный и солнечный. Золоченные статуи в виде обнаженных фигур, золоченные скамейки, беседки и даже бортики фонтана. В этом месте все так и сияло от золота, что у Эллин зарябило в глаза. Даже деревья здесь были иные, какие девушка никогда не видела прежде: голые столбы на макушке венчали продолговатые листья. Где-то вдали раздавались звуки арфы и приглушенный женский смех.

Эллин пошла на звук, вскоре перед ней предстали белоснежные и гладкие стены дворца, и девушка в очередной раз изумилась, насколько же этот замок большой. Да и замок ли – скорее, город в городе.

Окна и двери тоже были позолоченными, и отчего-то у Эллин возникла уверенность, что золото настоящее. Ей вспомнились слова Ардела, что Мелисса – важная птица, и теперь ей становилось это ясно. Здесь все кричало о роскоши и богатстве.

«Кто же она такая?» – подумала Эллин, в нерешительности замерев у входной двери. Где-то там может быть Мелисса, но Эллин опасалась зайти внутрь. Кто знает, что ее там ждет, и не приведет ли это к гибели.

Несколько долгих секунд Эллин стояла, раздумывая, войти ли внутрь или подождать, пока появится кто-нибудь. Но случай все решил за нее.

Дверь распахнулась, и прямо навстречу Эллин выбежала стайка девушек. Увидев ее, они все как одна, замолчали и остановились.

– В чем дело? – раздался знакомый капризный голос, а вскоре появилась Шайла, облаченная в алые шелка и золото. Она была ослепительна, и у Эллин отчего-то при виде нее засосало под ложечкой. Она вдруг вспомнила, что Шайла шепнула ей что-то тогда, у бассейна, что-то очень важное. Но как ни силилась, Эллин не могла вспомнить, что именно. Впрочем, сейчас были дела и поважнее.

– А, новая пташка, – с легким презрением произнесла Шайла и скрестила руки на груди, – как занесло тебя в эту часть замка?

– Мне нужна Мелисса, – сказала Эллин, чувствуя на себе пристальные взгляды девушек. Они были не враждебными, скорее, любопытными.

Шайла ухмыльнулась и произнесла что-то на незнакомом языке. И впервые Эллин пожалела, что не интересовалась ранее другими языками – сейчас бы ей это здорово пригодилось. Она приготовилась к тому, что Шайла заупрямится и скажет очередную колкость, но та ее удивила.

– Мелисса! – звонко прокричала Шайла, хлопнула в ладоши и подошла к Эллин почти вплотную.

– Развлекайтесь. – Прошептала она почти у самого уха девушки, и у Эллин снова всплыло воспоминание.

– Погоди! – Воскликнула Эллин, схватив Шайлу за локоть, когда та уже отходила от нее. Шайла удивленно подняла брови и небрежно, будто неприятную букашку, стряхнула с себя руку Эллин.

– Говори, – сказала Шайла, глядя Эллин прямо в глаза.

– Ты мне что-то прошептала тогда, у бассейна, – тихо сказала Эллин, делая к ней шаг, – когда вы…готовили меня. Что ты говорила? Я не помню ни слова.

Глаза Шайлы вспыхнули яростным огнем, и она улыбнулась ослепительно-ледяной улыбкой.

– И что только не привидится у Исток-бассейна, – продолжая улыбаться, произнесла Шайла, – ничего я тебе не говорила, глупая птаха.

– Но…

Изумленный окрик не дал Эллин закончить фразу. К ней спешила Мелисса, Шайла скривила губы и, одарив Эллин презрительным взглядом, направилась в глубь замка, в окружении своей свиты.

– Эллин! – восторженно воскликнула Мелисса. Она была одета в бело-розовые одежды, воздушные, как облако. Ее веснушки раскраснелись, а на теле не было ни единой золотой цепочки или браслета – Мелисса разительно отличалась от остальных девиц. И особенно от Шайлы.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она, увлекая Эллин за собой в замок.

«У меня к тебе тот же вопрос», – подумала Эллин, глядя на богатое убранство замка: ковры, в которые ноги утопают по щиколотку, картины в золотых рамах, мебель, инкрустированная драгоценными камнями, резная мебель, хрустальные вазы с фруктами, слуги…

– Мне нужна твоя помощь, – тихо произнесла Эллин, когда они сели белоснежный диванчик в небольшом алькове, – больше мне не к кому обратиться. Изора требует, чтобы завтра я рассказала правила для пташек, слово в слово, все до единого. А если я не расскажу…Если запнусь, то…

Перед глазами Эллин снова предстал жуткий зал, и она не смогла дальше говорить, хватая ртом воздух. Но Мелисса, кажется, поняла все без слов. Она участливо кивнула и погладила Эллин по плечам.

– Не продолжай, – ласково сказала Мелисса, – я расскажу тебе все правила.

Она встала с дивана и приказала служанке принести фрукты, сыр и цветочное вино. Когда перед ними оказался круглый стол с яствами, Мелисса снова села и протянула Эллин бокал с вином.

– Это вино из цветков мальвы, – тихо сказала она, – оно очень легкое и проясняет мысли. Это то, что тебе сейчас нужно.

Эллин приняла бокал и сделала несколько глотков. По вкусу больше напоминало сок, который ей в детстве делал отец из ягод и апельсинов.

– Правил, – сказала Мелисса после перекуса, – не так уж и много. Изора носится с ними как курица с яйцом, считая их чуть ли не священными.

– Значит, их можно нарушать? – шепотом спросила Эллин.

– Нет, – спокойно ответила Мелисса, и веснушки на ее лице снова вспыхнули алым, – наказание за нарушение – исчезновение. Поэтому запоминай, Эллин, это очень важно. Первое правило пташек: никогда не называть себя рабынями, – Мелисса выразительно подняла брови, – мы не рабыни, не слуги. Мы птицы, просто птицы в саду нашего владыки.

– Но ведь и птицы бывают несвободными, – перебила ее Эллин, – некоторых держат в клетках, подрезают им крылья, а на ночь закрывают покрывалом. Они не могут летать, видеть мир, лишь прутья клетки!

Девушка замолчала, вспомнив трактиры, которые сейчас казались ей прекраснее любого замка, и свою мечту об академии. В горле застыл ком невыплаканных слез.

– Да, – сказала Мелисса, – но мы не в клетках, разве не видишь? Поэтому никогда, никогда не говори, что ты несвободна! Ты свободная пташка в саду своего владыки.

Эллин нехотя кивнула, повторяя про себя ненавистные ей слова.

– Второе правило: пташка должна следовать своему предназначению, – произнесла Мелисса, – если ты воробей – летай, собирай крошки и помогай слугам. Если ласточка – извивайся, танцуй и радуй глаз, если соловей – пой и играй, услаждай нашего владыку и его гостей музыкой…

– А если ты райская птица? – перебила Эллин, пристально глядя на Мелиссу.

– Ты не станешь ею, – прошептала Мелисса, ресницы ее дрогнули, а веснушки так и пылали. – Соловьи поют. А райские птицы – ублажают по-другому. Но иногда наш владыка…

Мелисса запнулась на полуслове и замолчала, опустив голову. Она взяла свой бокал и сделала несколько больших глотков. Когда она подняла голову, веснушки на ее лице приняли обычный, золотистый цвет.

– Иногда, – продолжила она, глядя на Эллин своими детскими глазами, – владыка может попробовать то, что принадлежит ему, если пожелает. Независимо от того, воробей ты или сова.

Эллин поежилась. На ее теле поднялись волоски от ужаса.

– И как часто он этого желает? – расширив глаза, прошептала Эллин.

– Часто.

Мелисса опустила голову, а у Эллин на языке вертелся один вопрос. Но глядя на полудетское лицо Мелиссы, ее порозовевшие щечки, Эллин решила промолчать. Какая разница, «пробовал» владыка Мелиссу или нет, – Эллин может выяснить это у других девушек.

«Но у кого? Со мной же никто больше не разговаривает», – пронеслось у нее в голове, и она вдруг вспомнила про Ардела.

– Пташкам нельзя прикасаться к другим мужчинам, – резко произнесла Мелисса, прервав хаотичные размышления Эллин.

Девушка вздрогнула и подняла глаза. Мелисса пристально смотрела на нее большими печальными глазами.

– Мужчинам не запрещено подходить к нам, – продолжила Мелисса, – им можно смотреть на нас, слушать нас, разговаривать с нами – все, что они пожелают. Но если они позволят себе лишнего: прикосновение, объятие, поцелуй, рукопожатие – это только наша вина. За это ждет жестокое наказание. Очень жестокое. Тому же, кто прикоснулся к пташке, ничего не будет.

– Но если это было против воли девушки?

Мелисса глубоко вздохнула и вытянула вперед тонкие ноги. Замерла на несколько секунд, глядя перед собой.

– Это неважно, – еле слышно произнесла она, – виновата только пташка. Значит, она неверно себя вела или ходила по неверным дорогам, или носила неверные наряды…Это неважно. Поэтому запомни правило: пташки не должны позволять мужчинам прикасаться к ним. Если мужчина прикоснулся к пташке – это ее вина. Только владыка может трогать то, что принадлежит ему.

– Но это же ужасно! – не выдержала Эллин и подскочила с дивана, – здесь нет никакой справедливости! Как можно жить по чьим-то придуманным правилам? Это же ненормально!

Мелисса схватила ее за руку и больно дернула к себе, вернув Эллин на место.

– Тихо! – произнесла она, с тревогой глядя по сторонам, – конечно, здесь нет справедливости. А ты часто встречала ее за пределами этого замка? Жить можно по любым правилам. Главная задача здесь – выжить, понимаешь? Не исчезнуть, не сгинуть. Хочешь смерти – пожалуйста. Поцелуй любого мужчину, называй себя рабыней, не выполняй свои обязанности – и тебя больше не будет. Никогда!

Губы Мелиссы побледнели и задрожали, она замолчала. Внезапно Эллин осенило. Она поняла, почему Мелисса реагирует так эмоционально. Это же так очевидно.

– Кто-то из близких тебе людей уже исчез здесь? – тихо произнесла Эллин, положив руку на плечо Мелиссы, – какая-то подруга?

Мелисса подняла раскрасневшиеся глаза.

– Да, – ответила девушка, – и она тоже была соловьем. Как и ты. В нашем саду с соловьями беда…

От этой интонации Эллин стало не по себе, и она невольно поежилась. Ей ужасно хотелось расспросить Мелиссу об ее подруге, узнать все подробности, но она сдержалась, хоть и с трудом. Сама пережив потерю, она понимала, что это тема болезненная, и Мелисса расскажет сама, если захочет.

Мелисса рассказывать не захотела. Осушив бокал вина, она повернулась к Эллин. На ее лице играла легкая улыбка, но щеки по-прежнему были бледны.

– Следующее правило: пташки должны быть покорны, слушать и подчиняться наставнице. Пташки не прекословят, не задают вопросов. Они покорно делают то, что им говорит наставница. – Бодрым голосом выпалила Мелисса, – пташкам запрещено выходить за пределы замка без позволения. Запрещено ходить грязными, голодными, больными, неухоженными. Если пташка чувствует недомогание, то сообщает это наставнице и идет к лекарю. В особых случаях лекарю можно прикасаться к нам.

Эллин пыталась остановить Мелиссу, чтобы задать пару вопросов. Но Мелиссу будто подменили. Она тараторила без умолку, делая паузы лишь для того, чтобы глотнуть вина. Эллин оставили всякие попытки остановить или замедлить Мелиссу, надеясь на свою тренированную память музыканта.

Правил было много. Нельзя наносить увечья другим пташкам. «Вредишь пташке – вредишь самому владыке», – сказала Мелисса. Нельзя наносить самой себе увечья. Нельзя прекословить владыке, нельзя дерзить, хамить, браниться. Нельзя плохо отзываться о ком-либо из гостей владыки, наставнице, самом владыке, разумеется. Из всех правил следовала простая и ясная истина: владыка – бог и вседержитель, а пташка – его покорная собственность, которую при желании он может взять в свою постель, а может и убить. Тут уж какое настроение будет у владыки. Проклятый безумец, вот он кто, думала Эллин, но вслух, конечно же, не сказала. Это верная смерть.

Прошел час, а, может, и гораздо больше. От усталости у Эллин раскраснелись щеки и немного кружилась голова. Закончив рассказывать правила, или птичий свод, Мелисса начала уже слушать Эллин, проверяя, что она запомнила.

У Эллин была хорошая память. И все же этого было недостаточно, чтобы запомнить все наизусть и по порядку.

– Ты, наверное, сильно разозлила Изору, – со вздохом сказала Мелисса, в очередной раз поправив Эллин, – обычно на это дается неделю, а кому-то и больше. Что ты такого сказала ей?

– Спросила, кто она такая, чтобы учить меня, – усталым голосом сказала Эллин. Она и впрямь чувствовала себя уставшей, будто прошла по дорогам не одну сотню лиг. Эллин зевнула, ее все сильнее и сильнее клонило в сон.

– О, представляю, в какой ярости она была, – задорно хихикнув, произнесла Мелисса. В отличие от Эллин, она выглядела бодрой и свежей, как после хорошего сна. – Но мы не дадим ей шанса отыграться. Хорошо, что ты придумала пойти ко мне. Кстати, как ты меня нашла?