Басни дедушки Феди бесплатное чтение
Медведь-сердечник
Командно – административной системе
В начале месяца в отделе у Медведя,
Как в доме отдыха, спокойно жизнь течет.
Тут каждый день не гости, так соседи,
То новость на хвосте Сорока принесет,
То мимоходом забежит Зайчишка-шут
И всем подчас такой отмочит анекдот,
Что со смеху катается Верблюд,
И уж на что бухгалтер-Крот,
И даже тот до слёз хохочет,
Взявшись за живот.
Хохочут все от Мишки до Коня,
В углу пронзительно визжит Свинья…
И, чтоб начальству угодить,
Вскопытившись на стол,
На весь завод ревет Осел!
Так день идет за днем, неделя за неделей.
Галдят все обо всем, но только не о деле.
Когда же близится к концу квартал,
В отделе объявляется аврал!
Вмиг разлетаются сороки по цехам,
Вновь «толкачи» шныряют тут и там.
Норушка-машинистка, мокрая от пота,
За день печатает по три больших отчета.
А Белка-секретарь весь день, как в колесе:
То вверх ко Льву, то вниз опять к Лисе.
Трещит звонок! И в трубку голос Льва:
– Программу, сукин сын, а не слова!
Поняв, что с планом снова погорел,
Медведь заохал вдруг и срочно заболел.
Но не сробел отдел. Забыв досуг и сон,
Программу выполнить из кожи лезет вон.
И лишь Медведь и усом не ведет.
Забравшись с медвежатами в берлогу,
Спокойно лапу сладкую сосет:
Ему Сова от сердца приписала мед!
Квартал минул. И вот за труд
Отделу премию дают.
Довольны все, и лишь Медведь взбешен:
С Волом был в премии приравнен он.
От боли в сердце Мишка заревел:
– Помилуйте! За что? Да кто посмел?
Но, Льва заметив, сильно побледнел,
И, премиальные зажав мохнатой лапой,
Ушел в отдел…
Отделы и медведи в этом роде
Встречаются не только на заводе
Крышка
заводская басенка
Очень важным стал Микишка
С толстой папкою под мышкой.
Посмотри! – кричат Микишке. –
В цехе брак идет по крышке.
Но не слушает Микишка:
В цехе он – большая шишка.
У технолога Микишки
Брак сплошной идет по крышке.
Чтобы в цехе у Микишки
Браку крышки была крышка,
Надо, чтобы в расчетной книжке
Премиальным была крышка.
Может быть, взглянувши в книжку,
Вспомнит он тогда про крышку
Хомяк
Жил бы как жил,
только по чужим закромам не ходил
пословица
По мере сил в колхозе он пахал,
По мере сил, конечно, воровал.
В открытой насыпи сегодня нет зерна.
Лафа прошла. Не та уже страна.
Ревут голодные быки, мычат коровы,
А на току следы лишь от половы.
Пшеничка спрятана надежно в закромах,
Кругом замки оскомой на зубах.
Хомяк суда бояться не привык,
Хоть поначалу он заметно сник.
Но вору нипочем тюрьма и тьма:
Он под полом прокрался в закрома.
Набив защечные мешки ворованным зерном,
Хомяк сопел: – И без колхоза проживем!
Длинный мост
Песенная побасенка
Левобережный нищий Муравей
Наслышался от братьев и друзей,
Что на кисельном правом берегу
Бесплатны рыба, мясо и рагу.
Ешь-пей от пуза и гуляй!
Короче, там не жизнь, а рай!
Ешь-пей от пуза и гуляй!
Короче, там не жизнь, а просто рай!
Через длиннющий, стародавний мост,
За семь извечных и нелегких верст
Хлебать семь невкушенных киселей
Отправился голодный Муравей.
Мост очень ветхий, весь насквозь прогнил,
Ползти вперед уж больше нету сил.
Всему на этом свете есть предел,
Бедняга на пролете околел…
Как дальше жить? – вопрос совсем не прост.
Когда же кончится наш длинный мост?
Как дальше жить? – вопрос совсем не прост.
Взорвать бы к черту этот длинный
«Догоним и перегоним»
Песенная побасенка
Наслышались Косой и Черепаха, ха-ха,
Про сказочные рощи за «бугром», за «бугром»,
В которых можно каждому без страха
Полакомиться соком и плодом.
Да, плодом!
Пока молилась Черепаха Богу, ха-ха,
Возилась по хозяйству что есть сил, что есть сил,
Пока рядилась в дальнюю дорогу,
Попутчика ее и след простыл.
Да, простыл!
Едва живая доползла до рощи, ха-ха,
И чуть не поседела от беды, от беды:
Остались от нее живые мощи,
От рощи – лишь огрызки и следы…
Да, следы!
Америку и Запад мы догоним, ха-ха,
Через годков примерно пятьдесят!
Вот только жаль – в «телячьем» мы вагоне,
А их экспрессы все вперед летят!
Не назад!
Ассамблея ребусная
… на место сетей крепостных
Люди придумали много иных…
Н.А.Некрасов
В лесу чуть не гражданская война!
Медведь искусан. Спасу нет от роя;
Пес-волкодав лишил всех серых сна,
Мангусты змеям не дают покоя.
Всегда Лев почитал вельмож и знать:
–Я царь! За мир в лесу болею.
Чтобы смутьянов злостных обуздать,
Вчиняю Ребусную Ассамблею!
Чтоб черный люд был занят и молчал,
Задействовать отныне и на годы
Заморской мудрости богатый арсенал:
Сканворды, ребусы, кроссворды.
Неузнаваем стал с тех пор народ:
Повсюду от зари и до зари
Порой, не положив ни крошки в рот,
Решают ребусы смутьяны-бунтари.
Тревожно пчелы больше не гудят.
Им не мерещатся медвежьи злые морды.
Они жизнь берегут и свой пчелиный яд,
Решают молча умные кроссворды.
Хоть звери словно мухи мрут,
Никто наверх не смотрит косо.
Нигде нет больше прежних смут,
С чего начать? Что делать? – нет вопросов.
Что производство чахнет на мели,
Уж никого, как прежде, не тревожит:
Все с головою в ребусы ушли.
В лесу Лев крепко держит вожжи.
Мораль? Нужна-ль?
Дарственный дом
Два мальчика, две сироты,
В детдоме мыкали и горе, и мечты.
Как братья кровные, они в нужде росли,
А повзрослели – разошлись, как корабли.
Старшой, едва женившись, овдовел,
Но с горя не запил. По горло было дел.
Вдовец бездетный занемог… Дыша с трудом,
Он другу детства отписал свой дом.
Бездомный гость слезу на друга уронил.
И тут! О чудо! Вдруг больной ожил!
Воскресший от слезы был жизни рад.
«А дом?» Подарки не берут назад.
На родине жены, как лунь седой,
Он приглянулся вдовушке одной.
Хоть путь до друга был далек,
Он погостить приехал на денек.
Привез гостинцы дорогие он.
В воспоминаньях день прошел, как сон.
Не полагаясь на авось и на потом,
Смотрел влюбленными глазами он на дом.
«Прости меня, мой друг! –
Сказал хозяин на прощанье вдруг. –
Я помню: ты мне дом свой подарил,
Но за ночлег ты мне не заплатил…
Кот и мыши
У грызунов, особо у мышей,
Кот – архиважный чин,
У канцелярских крыс до склона дней –
Почетный Гражданин.
Чужой среди служебных злых собак,
Кот – свой средь крыс-мышей.
Он ловко избегает шумных драк,
Все становясь мудрей.
По волеизлиянию мышей
В парламент Кот попал.
Кот серый порыжел за пару дней,
Его нос красно-синим стал.
Был год Свиньи счастливым для Кота,
Для крыс – был золотым.
У всех животных связана мечта
С календарем земным.
Год называть по имени зверей
Заведено от века.
Когда придет к нам год простых людей –
Земной Год Человека?!
Погуляли
Два кума повстречались на вокзале,
Сто лет прошло, как вместе выпивали.
Пока мы живы, пьем на этом свете.
Как этакую встречу не отметить?
Известно, рестораны, что капканы,
Нас ждут, чтоб вывернуть карманы;
Но пьяненький клиент, что тот баран,
Хоть кол теши, припрется в ресторан.
Сначала угощал Степан Ивана,
Затем Иван попотчевал Степана.
Бифштексы, колбаса, пять звездочек коньяк
И на заказ – любимый краковяк.
На славу погуляли в ресторане,
Ан кинулись платить – дыра в кармане.
Наличных явно не хватало:
Подорожало все – бифштекс и сало.
Иван с трудом официанта упросил
Взять под залог заморские часы.
У кума Степы враз прошел угар,
Когда отдал фамильный портсигар
.
Когда копейка на весу,
Не торопись брать колбасу!
Премия грача
Грач просидел в грозу в кустах,
А грудь, как у Героя, в орденах.
Он по примеру жирных индюков
Ходил в парадной форме моряков,
Затем звезд на погоны нацеплял.
Чем Грач не вице-адмирал?
Дружил он с птицами высокого полета
И удостоен был всеобщего почета.
Средь певчих Грач прижился понемногу,
Средь глухарей слыл композитором от бога.
Хоть в нотах был и дока, и мастак,
Грач новой музыки создать не мог никак.
Заслуженным он стал сто лет тому,
Но захотелось и народным стать ему.
Грач на дворе монетном все ж медаль отлил
И премией Грача медаль он окрестил.
Медалью награждал лишь самых певчих он,
Конвертом же лишь Гриф был одарен.
После концерта Грач накрыл поляну,
Чем потчевал гостей, перечислять не стану.
Не удивит читателей мое признанье:
И мне вручил Грач премию… без содержанья.
Чернопёрое жюри
На конкурсе Дрозд первым выступал
И пением своим очаровал весь зал.
Затем вступила русская жалейка,
И на эстраду вышла Канарейка.
Под «Браво!» дружных голосов
Певица расцвела среди цветов.
Соловушка в ударе певчем был,
Излил он в трелях юный пыл.
Концерт резвился до зари,
Затем Ворона огласила мнение жюри:
«Отрадно! Дрозд – солист, а не хорист,
Но констатируем мы смело:
Его мелодия уж устарела.
Гармония слаба. В надрыве много крику.
Он воспевает Красную Гвоздику!?
Хоть Дрозд и черного пера,
Но голосом поет чужим.
Ему давно понять пора:
Не модно нынче быть седым».
«Несовременно Канарейки пенье! –
Прокаркала Ворона всем на удивленье. –
Голубка в песне белая от Бога,
А в жизни? Черная от смога!»
Но больше всех досталось Соловью
За то, что прославлял он братскую семью.
За музыку и пенье от бедра,
За восхваленье наготы Востока
Приз Черного Орла и Черного Пера
Снискали Трясогузка и Сорока
«Незаслуженный» Соловей
На старой ветке засиделся Соловей.
Он даже не заслуженный по роще:
Бал на базаре птичьем правит Воробей,
В народные пробились Грач и теща.
Хоть в крае нет весны без Соловья,
Нет утренней зари без звонкой трели,
Повсюду в «звездах» ходят кумовья,
Везде эстрадные бездарности при деле.
Соловушка решил извлечь урок,
Стал на заслуженного собирать бумажки –
За подписью сверчков, жуков, сорок,
И даже от возвышенной букашки.
Нет сил и времени для песен у певца:
Бумажной волоките нет конца.
Ворон Черный – заслуженный,
Ворона – заслуженная,
Дочь Галка – заслуженная,
Даже Галчонок, и тот – заслуженный.
Лишь самый заслуженный
Из «незаслуженных»
В парадном подъезде Хрипит простуженный.
Ёж и змея
В тени, там, где стоит садовая скамья,
В капкан Ежу попалася Змея.
Ползла я от Ужа, родного братца, –
Змея тут начала юлить и извиваться. –
За что же ты, безжалостный сосед,
Меня решил отправить на тот свет?
– Ах! Прошлое мое? В мешке не скроешь шила,
Но в новый век я мирно жить решила.
Клянусь! Презрев шипящее коварство,
Готова яд отдать я на лекарство.
Нет, подколодная! – ответил старый Еж. -
Нет мира там, где правду травит ложь!
Как бы Змея ни извивалась под Ужа,
Но ей не обвести колючего Ежа.
Чабан-шкуродер
Худо овцам, где волк в пастухах
пословица
Волк из охотников переметнулся в чабаны,
И сразу таять начали отары.
Куда ни кинь – следы улик видны;
И вор попался за занятьем старым.
Хоть гору шкур и актов на падеж
Представил он, заверив акты кровью,
Всевластный Лев нутром учуял ложь, -
И Волк уволен был с работы «по здоровью».
К чему мораль? В ней проку мало.
Пора признать нам наконец:
Волков повсюду нынче стало
Гораздо больше, чем овец.
Егозливая Овца
Бойся не тесноты, а пустоты
Овце быть под надзором надоело,
Хотелось полной грудью подышать.
Она своей подружке между делом
Призналась, что желает убежать.
– Ты, что плетешь? В своем уме ли?
Тебя ведь волки сразу задерут!
– И пусть! Мне так собаки надоели.
Смерть, где угодно, только, чур, не тут!
Овечка поздно вечером глухим
Тайком ушла, зеленая от злости.
А утром под горою пастухи
Нашли ее обглоданные кости…
– О! Ближние! Не ссорьтесь без конца,
Друг в друга кулаками тыча.
Смекайте: безотарная Овца
Для волков легкая добыча.
Воробей и попугай
Моя хата с краю – ничего не знаю
пословица
Кот Мурзик не спускал беспутных глаз
С молоденькой вальяжной Воробьихи.
Был нетерпимо так велик соблазн,
Что он схватил ее в гостях Ежихи.
Держите Мурзика! Ах, он, злодей! -
Еж старый захрипел от злости.
Держите! – зачирикал Воробей.
Держите! – подхватили гости.
Сосед! Слетай к Орлу скорей! -
У ног молодожена – Попугая
Чирикал, побивался Воробей.
Но тот: – Моя, брат, хата с краю!
Через неделю Мурзик уволок
Жену заносчивого Попугая.
Тот: – Караул ! Воробушка, дружок,
Слетай к Орлу, тебя я умоляю!
Мужчиной будь, Попуга! Не робей! -
Ему спокойно прочирикал Воробей. -
Твой жене не миновать гарема,
Но это уж, прости, твоя проблема
Медведка и жук
Хрен редьки не слаще
пословица
Под жухлою картофельной ботвой
Худая, тощая Медведка
Жука чуть не забрызгала слюной,
Желчь излила с насмешкой едкой:
«Ты пришлая, залетная Букашка,
Ведешь себя, как местная Свинья.
Жрешь день и ночь. Тебе во всем поблажка.
А пред людьми всегда виновна я.
Я коренная. Здесь родилась и крестилась.
Чинить голодомор нам тут не надо.
Вот перышко тебе. Воткни на милость
И с ним лети в родное Колорадо!»
«Защитница несчастного народа !-
Жук возразил: – Не я ль здесь агроном?
Не ты ли под землей на огородах
Ешь клубни зрелые, отборные притом?
Язык же у тебя, что помело!
Боюсь, поднимут на смех тебя люди…»
«О кей! Коли на то пошло,
Пускай Картошка нас рассудит!»
Тряхнув с негодованием ботвой,
Картошка им ответила сердито:
«Не вижу разницы меж вами никакой:
Вы оба тунеядцы-паразиты!»
Замужество с приданым
В лесу законы соблюдались строго,
Но беспредел пробрался и в леса.
Льва немощного, старого, больного
Задрали сообща Медведь, Барс и Лиса.
Вздохнули звери с облегченьем,
Никто по Льву не уронил слезы.
Но вскоре радость заменили огорченья
Из-за вражды Медведя и Лисы.
Друзья смертельными врагами стали.
Во сне такое не приснится,
На ум кому придет едва ли:
Женой Медведя стала Львица!
Не в решете тут чудеса,
Здесь просто нечему дивиться:
Нужна Медведю не Лиса,
А позолоченная Львица
История квартирная
Родись, крестись, женись, умирай –
за все денюжки давай.
пословица
Грудь в орденах, весь в шрамах, но живой
Пришел с войны Топтыгин-победитель.
Ему бы крышу получить над головой,
Да все в развалинах. Уж тут – простите!
Пришлось блиндаж разбитый обживать.
Стал на учет. А очередь – все мимо…
Приспело малых в школу отправлять,
А там – призыв грядет неумолимо.
Жена скончалась. Сам едва скрипит.
Соседи появились слева, справа;
И всякий Свин быть паном норовит,
Блиндаж отхрюкать зарится лукаво.
Решил приватизировать жилье –
Оставить внукам огородик с садом.
А кинулся – хоть в гроб ложись живьем:
Представить гору разных справок надо.
К кому ни обратишься – «Дай!» «Плати!»
Бочонка меда будто на бывало.
Опять Лиса болеет, Слон в пути,
Крот «за бугром». И всем все мало!
То штамп не там, то подпись неясна;
То нет печати, то не та бумага.
Медведь устал. Совсем лишился сна.
Взревел и в лес направился бедняга.
У новой эры на пороге
Одно спасенье – жить в берлоге.
Нора Ежа
Нора Ежа, уютна и тепла,
Для змей бельмом в глазу была.
Но вот Еж старый занемог…
Змея подумала: – Нору мне дарит бог!
Слабел заметно Еж. Стал тощ и хил,
Но умирать он явно не спешил.
Однажды, когда Еж лежал безмолвно,
Змея в нору залезла вероломно;
Пыталась потеснить хозяина слегка,
Да напоролась вдруг на иглы старика.
Еж ощетинился! Так давонул ее со зла,
Что гостья чуть живая уползла.
Мораль ясна: в норе Ежа
Змея отнюдь не госпожа.
Интеллект бараний
Баран-научное светило! Не дебил,
Не олух там царя небесного какого;
Официально /!/ приглашенье получил
Блеснуть менталитетом гения земного.
Глаза на лбу. Как колесо, баранья грудь.
На каждом перекрестке, как глашатай,
Баран орет: «Я в США готов блеснуть
В любой лаборатории любого Штата!»
Блеснул, да только не умом. Баран!
На деле он – ни бэ, ни мэ, ни кукареку.
Работу потерял… Ни цента – за свой сан;
Похожим внешне стал на нищего калеку.
С позором возвратился он домой,
Как «секонд хэнд». Глаза потупил долу.
Под корень стриженый. Небритый и худой.
Не муж ученый, а небесный олух!
Господь! В башку втемяшить помоги
Любителям набить карманы,
Что в мире ценятся мозги,
А не безмозглые бараны.
Невидимое жало
Кто в чин вошел лисой, тот в чине будет волком
пословица
Отстал от стаи Шакаленок.
Он слышал от отца еще с пеленок:
Съедобно все на удивленье,
В чем есть хоть признак шевеленья;
Знал: в поле- мясо даже жук,
Будь он о дюжине голов и рук.
Шакал – храбрец со стаей в стаде,
А в одиночку нападает сзади.
Глупышка Скорпиона увидал
И принял за жука. Чем не еда?
Тот поднял хвост острастки ради,
Чтоб Шакаленок не подкрался сзади.
Был в добром настроеньи Скорпион,
И потому сказал беззлобно он:
«Тебя, глупышку, проучить бы не мешало,
Да жаль тупить напрасно жало.
Стрела, коль с ядом, валит и Слона.
Опасна сила, если не видна».
Но Шакаленок был упрям и глуп
И тут же напоролся на иглу.
Известно с незапамятных времен:
Не так опасен Скорпион,
Как незаметный, ядовитый хвост;
Так не опасен грозный Сам,
Как его Зам,
Коли к тому ж он жук-прохвост.
Ехидный Хамелеон
В клубок гадюк попал Хамелеон,
Чуть дух не испустил со страху он.
То вороном чернел, то был, как мел;
В лице меняясь, еле уцелел.
Вдогонку змеи бросились за ним,
Но был Хамелеон неуловим:
Менял свои одежды на ходу,
И таял перед носом на виду;
То замирал сучком, то будто в ветку врос…
Не перечесть его мудреных поз.
Нет бы судьбу свою благодарить,
Да вздумал он пред гадиной съязвить:
И тут же поплатился дурачок,
Некстати высунув свой длинный язычок.
Коль в жизни в «серпентарий» попадешь,
Спрячь свой язык: погибнешь ни за грош.
Лакей-Трезор
Служить бы рад, прислуживаться тошно
А.С. Грибоедов
Однажды темной ночью Вор,
Как тень, во двор пролез.
Он знал, что сторож – злой Трезор,
А Граф – богат, как Крез.
Риск был достаточно велик,
Но как тут не рискнуть?
Вовнутрь Вор чрез балкон проник,
На ощупь метя путь.
Но тут вдруг пасть Трезор открыл,
И Вора след простыл…
Всю ночь пролаял верный Пес,
Спать Графу не давал,
За то был высечен до слез
И водворен в подвал.
Служить служи, да не лакействуй очень.
Кому ты служишь, между прочим?
Несешь ли службу, молча мучась,
Или собачью разделяешь участь?
Азартный волкодав
Полкан – герой из волкодавов старых.
Герой народный, не какой-нибудь!
Гроза для злых волков, матерых, ярых:
Не раз сходился с ними грудь на грудь.
Но Пес устал бессонными ночами
Сидеть в засаде, поджидать воров.
И надо же, один, скрипя зубами,
Решил напасть на логово волков.
Полкан рвал и метал! Но волчья стая
Сбежалась на тревожный вой.
И он один, весь кровью истекая,
В ночном лесу смерть встретил, как герой.
Носи награды гордо на груди,
Но в волчью стаю в одиночку не ходи
Ворона и Лиса
(подражание)
Ворона у подвыпивших «крутых»
Кусок голландского взяла, как у своих.
На ель воровка, взгромоздясь,
Позавтракать было уж собралась;
Да вспомнила, что Лисонька – плутовка,
Чтоб сыр заполучить /без лести/, ловко
Укоротит враз басенный сюжет
Броском дубинки в зоб. И ваших нет!
Ворона поняла тут не до жиру.
Капкан приладила с кусочком сыру,
Присыпала листвой …
Сюрприз готов. Задержка за Лисой.
На ту беду Лиса голодная бежала
С брюшком подтянутым, как у Шакала.
Дух сырный Лисоньку остановил.
Лисица чует сыр. Лисицу сыр пленил.
Хоть выросла плутовка на обмане,
Схватила сыр! И Лисонька в капкане!
«Ур-р-а-а! Попалась! Значит не допер-р-ла!» –
Ворона каркнула во все воронье горло.
Знать, невдомек Лисе-плутовке,
Что сыр бесплатный только в мышеловке
Егерь и Браконьер
Убитому за правду редактору газеты
«Слава Севастополя» В.И. Иванову
Охотник, встретив Браконьера, дался диву;
Затем давай его чихвостить в хвост и в гриву:
«Ты самок тельных бьешь, везде подранки;
В твоих силках белеют бренные останки.
Как хищный зверь, живую кровь ты пьешь,
Убьешь на сотню, – унесешь на грош!»
Пал на колени Браконьер в слезах
И начал каяться в содеянных грехах.
«Ты мне глаза открыл, не скрою, -
Он обратился к Егерю с мольбою. –
Во имя Бога! Пощади ради детей!
Молиться буду за тебя до склона дней!»
Охотник сжалился. Умерил гнев и пыл
И с миром Браконьера отпустил.
Но Егерь не вернулся в дом родной:
Его нашли в лесу с простреленной спиной.
Лоб раньше мазали зеленкой пред расстрелом
И называли это беспределом.