Нежность и ненависть бесплатное чтение

Глава 1

Джэ

Человека нельзя обратить в вампира. Люди думают, что так бывает на самом деле из-за сомнительных любовных романов и сериалов с озабоченными подростками. Но это все чушь.

– Не могли бы вы достать мне что-нибудь более высокого уровня? Ранговые вампы не сдают вам кровь? Может быть, третье поколение?

Минутку, извините, я что, какой-то подпольный наркодилер? Это больница. Улыбаясь, я вежливо отвечаю на японском:

– Большинство наших доноров – люди или вампиры низкого уровня. С медицинской точки зрения любой из этих вариантов обеспечит надлежащее питание вашей уникальной природе.

Пациентка драматично фыркает и откидывается на спинку стула. Подростки. Сегодня у меня совсем нет на это времени.

– Юкико?

Она поворачивает голову ко мне, ее взгляд серьезен.

– Я не хочу быть «низкого уровня», доктор Дэвис. Я хочу большего. Как я могу поднять свой ранг? Как я могу стать одной из них и больше не быть аутсайдером? Ненавижу!

Если говорить кратко, никак. Нельзя подняться на другой ранг с помощью вампирской крови. Ты тот, кем ты рождаешься. Половина моей работы заключается в подобном объяснении каждому пациенту, хотя все это очевидно.

В Японии такое случается чаще всего. Почти каждый день я имею дело с вампирами низкого уровня и фанатиками в той или иной степени. И все они спрашивают меня: «Как я могу стать частью их мира?» или «Как мне обратиться в полноценного вампира?»

Это невозможно. Нужно смириться и двигаться дальше.

– Юкико, ты здоровая молодая девушка, живущая в обществе, где люди, чья кровь смешана с вампирской, могут жить комфортно. За последние несколько десятилетий отношение к людям-вампирам смягчилось. Вместо того, чтобы сосредотачиваться на том, чего у тебя нет, может быть, стоит обратить внимание на то, что доступно? Здесь, в Японии, особенно большое сообщество людей-вампиров. Ты пыталась связаться хоть с кем-нибудь из них?

Она усмехается.

– Вы говорите о группах поддержки для неудачников низкого уровня?

Я мотаю головой.

– Нет. – Хотя, именно их и имею в виду, но следующую фразу произношу в политкорректной манере оксфордского кандидата наук. – Я говорю о сообществах единомышленников. О группах людей с общими интересами и проблемами. У тебя есть друзья, похожие на тебя по своей природе?

– Не совсем, – она опускает голову. Ее длинные темные волосы спадают вперед. – Я до сих пор держу свое происхождение в секрете. В школе никто не знает. Я здесь только потому, что мои родители поймали меня, когда я пила собачью кровь. Снова.

– Никто из твоих родителей этого не делает?

– Нет. – Юкико вздыхает. Она теребит края своей плиссированной юбки, слишком короткой, вероятно, в несколько раз завернутой на поясе. Меня всегда интереовал вопрос, что появилось раньше: аниме-карикатуры на старшеклассниц или сами старшеклассницы. Искусство, имитирующее жизнь, и все такое.

– Моя мать чистокровный человек, – объясняет она. – У моего отца остаточные гены вампира, но он не кормится. Он сопротивляется желанию. А я чувствую жажду, но не хочу ее игнорировать! Хочу принять ее, быть как Хисаки-тян и Хару-сама. Красивой и неземной. Таинственной.

К счастью, она не смотрит на меня, потому что я закатываю глаза. Я лишь смутно знаком с «Хисаки-тян», так как много раз слышал его имя из уст своих пациентов-подростков. Судя по всему, он какая-то андеграундная гранж-глэм-рок-звезда, а также вампир первого поколения, что автоматически делает его шикарным и великолепным. Я его не видел, но мне это и не требуется.

Все ранговые вампиры красивы или богаты. Обычно и то, и другое. Они бывают всех форм, цветов и размеров, но эти два фактора остаются неизменными. Пересечься с вампиром высокого ранга не так-то просто. Представители второго и третьего поколения немного приближены к человеческому обществу, но вампиры первого поколения и чистокровные в основном держатся особняком от людей. Я не виню их, учитывая страх, ненависть и насилие, с которыми они столкнулись, когда об их существовании стало известно в начале 1800-х годов.

Сейчас все совсем по-другому. Но встретить сегодня рангового вампира – все равно, что пересечься со знаменитостью. У людей сносит крышу, и они пересказывают эту историю всем, кто готов слушать: «Вы не поверите, я стоял в очереди в супермаркете, а прямо за мной был вампир второго поколения. Покупал капусту! Поразительно». Еще больше шансов встретить одного из них – часто посещать заведения, принадлежащие вампирам. Однако в этих местах крайне негативно относятся к фанатизму, поэтому доступ будет быстро (и справедливо) аннулирован.

Некоторые страны и города населены ранговыми вампирами больше, чем другие. Зависит от того, живут там чистокровные или нет. Горячие точки – вся Италия, а также Париж, Рио-де-Жанейро, Лос-Анджелес, Гонконг, Нью-Йорк, Окленд и с недавних пор западная Япония.

Мой дом, старая добрая Англия, – абсолютно мертвая зона. Это одна из немногих стран, где вообще нет чистокровных вампиров, и никто не знает, почему. Неразгаданная тайна в вампирской культуре. Я изучал здоровье и медицину вампиров в месте, где их почти не было. Мой друг Сайрус говорил, что я будто пожарный, живущий в иглу-городке.

Переезд в Японию – совершенно другая история. Чертовски гениальная. Единственный недостаткок – странное беспокойство, которое появилось у меня с момента прибытия. Не понимаю почему, но иногда оно охватывает меня особенно сильно, если рядом вампир высокого уровня. Хотя умственно и эмоционально я чувствовал себя хорошо подготовленным к этой невероятной возможности, ведь мечтал о подобном с подросткового возраста. Но был ли готов физически? Не знаю. Кажется, мое тело все еще приспосабливается к новым условиям.

– До меня дошел слух, что Хару-сама и Нино-сама приезжали в эту больницу. – Юкико моргает, ее глаза широко раскрыты. – Это правда? Они сидели в этом кресле? Боже мой…

– Мы никогда не разглашаем информацию о том, кто посещает или не посещает нашу больницу. – Она бы с ума сошла, если бы узнала, что это правда. Харука сидел именно на этом месте, и завтра он и его супруг снова будут здесь. Эти двое…

На подоконнике за моим столом стоит ряд брошюр о различных ресурсах. Я хватаю одну, но прежде, чем передать ей, беру ручку со стола и ставлю звездочку напротив нужной строчки.

– Поищи этот сайт. Здесь перечислено множество сообществ, где ты сможешь пообщаться с большим количеством подростков и молодых людей, оказавшихся в похожем положении. Когда я увижу тебя на следующей неделе на плановом кормлении, я надеюсь услышать, что ты связалась хотя бы с одним из них.

Она берет глянцевый буклет из моей руки и встает, неловко одергивая свою плотную клетчатую юбку.

– Ага… ладно.

– И, может быть, сделай перерыв от социальных сетей и вампирских фан-сайтов?

Юкико вздергивает подбородок.

– Это не фан-сайты. Хисаки-тян и Хару-Нино – мои люди.

Она смотрит на меня, так что я не могу закатить глаза. Но они не ее люди. Я никогда не встречал Хисаки-тян, но Харука и Нино находятся совершенно на другом уровне существования, как и все ранговые вампиры. Как короли и королевы, живущие за толстой стеклянной стеной, не скованные такими вещами, как бедность и болезни, расизм, гомофобия и общая безобразность, которую часто порождает смешение человеческой генетики. Между тем все мы, люди, просто стоим у этой стены, прижимая наши уродливые лица к стеклу, пока оно потеет от нашего дыхания, а мы пялимся, желая оказаться по другую сторону.

Это невозможно.

Я встаю из-за стола.

– Увидимся на следующей неделе, Юкико.

Она кланяется в той поспешной, непочтительной подростковой манере, которая больше похожа на «да пошел ты», чем на «спасибо, благородный и мудрый доктор, который дает мне не собачью кровь».

Как только она выходит за дверь, раздается сигнал, и я понимаю, что это мой мобильный.

– Черт… – Я уже опаздываю. Интересно, он на самом деле ждет, что я что-то приготовлю?

В последнее время вампир первого поколения по имени Джуничи крутился возле моего кабинета и настаивал на том, чтобы мы поужинали вместе. Я встретил его случайно в поместье Харуки и Нино, когда был там, чтобы проверить самочувствие Нино и передать несколько книг, которые попросил его супруг. Даже тогда Джуничи строил мне глазки и откровенно флиртовал. Это застало меня врасплох.

Я не знаю, во что, черт возьми, он играет или чего хочет, называя меня «красивым». Это перебор. Только моя мама называла меня таким, и я почти уверен, что в то время она теряла связь с реальностью.

Обычно я слышу «странный» или «милый». Иногда, если повезет, двойную оценку: «по-странному милый». Один из моих однокурсников на медицинском факультете в Оксфорде сказал, что я горячий. Это было приятно. Мой друг Сайрус однажды назвал меня красавчиком, когда напился вдрызг. На следующий день он все отрицал и добавил, что я похож на кого-то из глупого американского бродвейского шоу «Кошки», мол мне даже не нужен грим, могу отправляться прямиком на сцену. Кретин.

В общем, не будет никакого ужина. Быстрый перепихон у меня дома, а потом я отправлю этого вампира восвояси. По правде говоря, последнее время такое случается часто. Вампиры интересуются мной, но я понятия не имею, почему. Впрочем, зачастую низкоуровневые, а не ранговые, как Джуничи. Не то чтобы я вообще сталкивался со многими до недавнего времени. До Японии.

Эти чистокровные вампы вызывают у меня странные ощущения, будто желудок завязывается узлом. Джуничи не исключение. Он в хорошей форме – длинноногий, с черными как смоль глазами и темными вьющимися волосами, красивой, загорелой кожей, напоминающей мне арахисовое масло. Он бегло говорит по-японски, но в нем, должно быть, течет еще какая-то кровь?

Кожа Сайруса тоже смуглая, но с красным подтоном (у Джуничи он более золотистый). Семья Сая родом из Дели, Индия. Он говорит, что придурки, которым не нравятся люди со смуглой кожей, в глубине души просто завидуют. Мы с ним расходимся во многих вещах, но в этом вопросе полностью совпадаем.

Дело обстоит так: вампиры низкого уровня приходят ко мне, чтобы обнюхать и подразнить. Если я в настроении, мы занимаемся сексом. Иногда они кусают меня, но сразу же переключаются на что-то другое, утверждая, что я ужасен на вкус, словно блестящее красное яблоко, оказавшееся гнилым внутри. Я сказал себе, что больше не буду заниматься подобным после переезда в Японию, не позволю им гонять меня, как клубок ниток. Но я всегда знаю, во что ввязываюсь. И иногда получаю от этого удовольствие.

Собрав вещи со стола, задвинув стул и захватив рюкзак, я смотрю на часы. 18:05. Может быть, я куплю что-нибудь в бакалее, а потом загляну в магазинчик на углу за смазкой и презервативами. Вампиры привередливы в отношении презервативов, но здесь я настойчив: их тело может востанавливаться, а мое нет.

Глава 2

Джэ

Часы показывают 18:50, когда я принимаю душ и торопливо достаю готовые блюда из сумки с продуктами. Машинально провожу рукой по влажным волосам, укладывая их гладкими, тяжелыми волнами. Мокрые, они выглядят более послушными. Если я их не подстригаю, становлюсь похож на гребаного льва.

Или на персонажа из «Кошек», судя по всему.

Мой мобильный жужжит, на экране имя Сая. Помяни дьявола. Я правда не могу с ним сейчас разговаривать, поэтому перенаправляю звонок на голосовую почту.

Нервничаю. Это чувство, похожее на изжогу, возникающую в центре груди, и руки трясутся. Я знаю, что Джуничи меня не обидит. Ранговые вампиры не такие. Люди, которые думают, что они жестоки, либо невежественны, либо смотрят слишком много фильмов.

На самом деле, Юкико права. Ранговые вампиры – сверхъестественные существа. Они более эмоциональные, культурно и генетически развитые в отличии от людей. И их глаза всегда ясны и сосредоточены, но в то же время пусты. Когда Нино и Харука сидят напротив меня, они держат головы совершенно неподвижно, едва моргая своими совиными глазами. Это и жутко, и завораживающе.

У Джуничи черные глаза, похожие на капли чернил. Его невозможно прочитать, пока он не улыбнется пухлыми губами, и тогда радужки становятся игривыми и выразительными. Все трое вызывают у меня странное ощущение в животе. Сора тоже. Моя младшая медсестра в больнице – представительница первого поколения, как и Джуничи. Это означает, что она в одном поколении отстала от чистокровного статуса, но по-прежнему принадлежит к элитной группе.

Большая часть моего интимного опыта была связана с вампами более низкого уровня, очень далекими от своего чистокровного происхождения. Настолько, что они больше похожи на людей, чем на вампиров. В Англии они тянулись ко мне, как хипстеры к подвальному магазину пластинок или претенциозно эклектичному кафе. Одна из них была настоящим хипстером. Светлые дреды, рваные джинсы и тоннели. Целовалась она прилично, но после ее ухода в моей квартире всегда пахло дурью. Во второй раз, когда мы переспали, она укусила меня, сказала, что на вкус я как скипидар, и ушла. Больше никогда ее не видел… но это и к лучшему.

Раздается звонок в дверь, я вздрагиваю от испуга. Делаю глубокий вдох. Где, черт возьми, мои очки? Нахожу их на тумбе рядом с телефоном, надеваю и иду к входной двери. Медлю, схватившись за ручку. Зачем я это делаю? Знаю же, что он не может хотеть от меня ничего материального или настоящего…

Если честно, может быть, мне иногда просто приятно побыть с кем-то? Я хорошо справляюсь один, и знаю, как позаботиться о себе, ведь делаю это уже очень давно. Признание в том, что я бываю одинок, звучит жалко, правда? Никто не хочет этого признавать, но это так.

Я открываю дверь. Уже закат. Погода все еще теплая, несмотря на конец сентября. Джуничи стоит передо мной, на фоне оранжево-фиолетового горизонта. Он ухмыляется. Выглядит очаровательным, как и всегда. А в руках держит… букет цветов. Стрелиция?

– Здравствуйте, доктор Джэ.

– Господи.

– Нет. Это Джуничи, помнишь?

– Цветы?

– В благодарность за то, что согласился поужинать со мной. – Он моргает своими ониксовыми глазами. – Я заметил картину на стене в твоем кабинете. Подумал, что они могут тебе понравиться?

Мой взгляд сканирует его тело: на нем чистая белая летняя рубашка, модная, с короткими рукавами и без воротника. Брюки темные, зауженные к лодыжкам – идеально сидят на его длинных ногах. Ярко-желтые кроссовки. Растительность на лице аккуратно и коротко подстрижена, а на запястье дорогие на вид часы. Кажется, они сделаны из дерева? Господи. Все в нем изящно, но естественно. Только я вот не понимаю, почему он стоит на моем пороге.

– Доктор Джэ?

Выпрямляю спину. У меня был открыт рот? Отойдя в сторону, я придерживаю дверь:

– Я разрешаю тебе войти.

Джуничи переступает порог, держа сбоку элегантный букет.

– Как официально, – замечает вампир, оглядывая мою квартиру. Неожиданно, но он говорит на английском. – «Войди» вполне достаточно.

После недолгой паузы тоже отвечаю на английском. Хоть я и горжусь своим японским, потому что усердно учился, родной язык всегда удобнее, правда? Кроме того, мы у меня дома.

– Точно. Ну… я же не каждый день это делаю. – Во всяком случае, не с высокоуровневыми. За три с половиной месяца, что я здесь, я не позволил ни одному вампиру лапать меня. Сайрус был бы горд.

Только ранговые вампиры – чистокровные, первого, второго и третьего поколения – нуждаются в разрешении на вход в частную собственность. Это иронично, потому что большинство ранговых вампиров вряд ли захотели бы войти в дом человека.

Закрыв дверь, я прохожу мимо него, направляясь на кухню. От него хорошо пахнет, как будто вокруг его тела витает дымка чего-то очень приятного. Это точно не одеколон, а что-то более легкое, чистое и природное. Кипарис и мята. Нотки лаванды?

– Пиво? Вино? – Спрашиваю я, открывая холодильник.

– Ты нервничаешь? Выглядишь напряженным.

– Нет, – лгу я, проводя рукой по волосам. Они почти высохли. – Что ты предпочитаешь?

Он подходит ближе и прислоняется бедром к тумбе, все еще держа цветы.

– А что ты будешь? – спрашивает он.

– Пиво, наверно.

– Значит пиво.

Одной рукой я беру две бутылки из холодильника. Затем протягиваю руку к нему, чтобы передать одну, он поднимает букет и ухмыляется, будто хочет, чтобы мы обменялись. Наступает неловкая пауза, прежде чем я с тяжелым вздохом беру у него цветы, а он забирает пиво.

– Спасибо, – говорю я, кладя цветы на столешницу.

Подхожу к круглому столу в стороне. У меня маленькая уютная кухонька, места вполне достаточно для меня и еще одного человека. В целом квартира очень простая: бежевые стены, предметы первой необходимости и функциональная мебель. Чайник на плите, кухонный стол, серый диван в зоне отдыха и высокая книжная полка из клена у стены, набитая всеми моими медицинскими журналами и научно-исследовательскими книгами. У меня даже нет телевизора, и меня не особо заботит декор.

У кухонного стола я выдвигаю для себя стул.

– Я взял немного еды в магазине… на случай, если ты действительно хочешь поесть.

Джуничи подходит ко мне.

– Насколько я помню, мы договаривались об ужине. Это то, о чем я просил на прошлой неделе, когда возвращал тебе книгу.

Я выдыхаю.

– Верно. – Садясь, я говорю себе не раздражаться, он просто играет со мной в какую-то грубую вампирскую игру – просит ужин и приносит мне дорогие цветы. Я не знаю, зачем он это делает. Мне все это не нужно, особенно, если он просто собирается меня трахнуть и уйти.

Он садится напротив меня, пока я снимаю пластиковые крышки с нашей еды. Она еще теплая. Люблю супермаркеты в Японии. Там аккуратно и чисто, очень много готовой вкусной еды, есть даже свинина в панировке с рисом, всевозможные хрустящие крокеты, гигантские роллы макидзуси[1] и даже окономияки[2], не говоря уже о широком ассортименте бэнто[3] с овощами и жареной рыбой. Будто в каждом из них есть кухня, где работает замечательная бабуля и каждый день готовит деликатесы.

Звучит ужасно, на самом деле. Эксплуатация стариков. Я искренне надеюсь, что это не так.

– Ты сказал, что у тебя в больнице очень плотный график? – Голос Джуничи звучит спокойно и мягко в тишине, а его черные глаза устремлены на меня.

Я избегаю его взгляда, перекладывая вещи на столе.

– Да. В первый месяц дела шли медленно, но сейчас становится суматошно.

– Ты здесь уже три месяца, так?

– Почти четыре. – Я соединяю ладони над едой в знак благодарности, согласно местному обычаю, прежде чем взять палочки. – Itadakmasu[4].

Джуничи повторяет фразу и жест, затем берет свои палочки.

– Как тебе здесь?

Я пожимаю плечами.

– Здесь хорошо. Чисто. Люди дружелюбны, и работы много.

– Судя по твоему акценту, ты из Англии?

– Да. Родился в Лондоне, в Ист-Энде. Но наша семья переехала в окрестности Бристоля, когда мне было тринадцать. Там преимущественно сельская местность.

– Бристолец. – Джуничи улыбается. – Юго-западная Англия прекрасна. Я ездил в Бат по работе. – Он ловко управляется с палочками, держа их своими длинными пальцами, захватывает ломтик лосося и подносит ко рту. Я смотрю на него и думаю: интересно, кем он работает. Такой высокий парень мог бы быть моделью.

А еще я хочу задать ему вопрос: «Кто ты ты по национальности?». Странно, ведь я ненавижу этот вопрос. Мне все время его задают, и от этого всегда так неловко. Хотелось бы, чтобы люди не торопились, узнавали друг друга не спеша, собирая все подсказки самостоятельно, а не зацикливались на расовой принадлежности (мое нынешнее лицемерие не в счет).

Часто это самый первый вопрос, который мне задают при знакомстве, и тогда приходится объяснять, что моя мать – белокурая англичанка, а отец – южнокореец, как будто я собака в Вестминстерском клубе собаководства, предлагающая свои документы. Любой, обладающий интуицией и пониманием мира, догадается, что мое имя корейское, а фамилия – нет. Имя говорит за меня: половина к половине. Джэ Дэвис.

Но Джуничи Такаяма… полностью японское. Хотя глядя на него…

– У тебя была возможность увидеть какие-нибудь известные места или города? – задумчиво спрашивает Джуничи. – Замок Химэдзи пользуется популярностью. Кокоэн[5] особенно очарователен осенью.

– Нет. – Отвечаю я, качая головой и сдерживая свое любопытство. Он здесь только для того, чтобы переспать со мной, укусить и уйти. Нет необходимости в этой болтовне.

– А как насчет других городов? Киото? Осака или Токио?

– Нет. – Я подхватываю палочками кусочек риса. – Был слишком занят.

– Какая жалость. Знаю, что я необъективен, но здесь есть на что посмотреть и чем заняться. На случай, если у тебя будет время, я отличный гид.

Серьезно? Кладу в рот последний кусочек лосося и смотрю на него. Я ем быстро – требование профессии. Да и все остальное делаю быстро – читаю, хожу, сплю. Все в моей жизни урезано, чтобы я был максимально продуктивен. Такие привычки сформировались на фоне стресса и тревоги в процессе обучения в медшколе, но я за это даже благодарен.

Настенные часы показывают 19:30, скоро пора ложиться спать. Я, пожалуй, приму душ еще раз после того, как мы закончим, чтобы не делать этого утром. Нам нужно приступать.

Он продолжает задавать вопросы и неспешно жевать. Я потягиваю пиво и отвечаю ему, ожидая, когда он закончит. Джуничи доедает, я встаю. Его взгляд следует за мной.

– Я знаю, что ранговые вампиры не переносят венерические заболевания, – говорю я, – но предпочитаю использовать презервативы. У меня есть несколько. Надеюсь, для тебя это не проблема?

Джуничи моргает, с его губсрывается короткий смешок. Он откидывается на спинку стула и скрещивает руки:

– Прошу прощения?

Я снова смотрю на настенные часы. 19:52.

– Мне завтра рано вставать, так что будет лучше, если мы сделаем это сейчас.

Вампир прищуривается, его руки по-прежнему сложены на груди.

– Если мы сделаем это… в смысле?

– Черт. Я не возражаю, если ты меня укусишь, но мне говорили, что у меня не очень приятный вкус. Вот и все. Поскольку ты высокоуровневый, я, вероятно, покажусь тебе на вкус еще хуже.

Джуничи хмурится, опустив голову, и некоторое время молчит, явно о чем-то размышляя. Я собираюсь снова заговорить, но он поднимает глаза и опережает меня:

– Ты думаешь, я какое-то чудовище?

Я делая шаг назад, удивленно глядя на него.

– Что? Н-нет…

– Я всего лишь попросил тебя поужинать со мной, чтобы познакомиться поближе, как это обычно делают люди, встречая кого-то. Я пришел сюда не потому, что мне нужен благотворительный секс, и не для того, чтобы принудить тебя к каким-то необдуманным поступкам. Я пришел, потому что ты показался мне ярким и интригующим.

Он встает, но что-то внутри меня негодует, когда я делаю шаг вперед.

– Познакомиться поближе? Да ладно. Чего еще может желать ранговый вампир от человека, кроме как поиграть со мной, как с игрушкой? Тут нет долгосрочной перспективы. Я делаю тебе гребаное одолжение и перехожу к делу, приятель. Мне не нужны цветы и прочая ерунда.

Мой голос становится громче. Я не хочу кричать, но делаю это неосознанно в моменте. Он спокоен, будто сама невинность. Можно подумать, переспать со мной – последнее, о чем он думает, хотя я знаю, что это не так.

Джуничи делает шаг ко мне. Он выше меня по крайней мере на шесть дюймов[6], и меня раздражает то, что приходится поднимать голову. Его чистый лавандово-кипарисовый аромат витает вокруг. Когда он сжимает мой подбородок кончиками пальцев, странный узел в моем животе вздрагивает и практически вспыхивает, заставляя мои глаза округлиться.

Я тяжело сглатываю, потому что никогда раньше не чувствовал ничего подобного. Ощущение такое теплое, пульсирующее и устремляющееся вниз, к моему паху. Но я не хочу этого признавать. Прямо сейчас я должен быть возмущен, а не возбужден.

Джуничи смотрит мне в лицо своими бесстрастными черными глазами. Кажется, что он вот-вот поцелует меня. Если честно… Черт. Мне очень хочется, чтобы он это сделал, и я уже собираюсь облизнуть губы.

Но не делаю этого. А он меня не целует. Вместо этого его рот растягивается в циничной ухмылке.

– Мне не нужно от вас никаких одолжений, доктор Дэвис. Ровным счетом ничего.

Глава 3

Джэ

Я проспал, и поэтому опаздываю в больницу. Такого со мной никогда не случается. Это качество досталось мне от отца. В детстве он был непреклонен в трех вещах: быть пунктуальным, говорить по-корейски и научить меня готовить национальную еду. Ну, возможно, он был приверженцем только двух вещей? Поскольку последние два пункта бесспорно связаны между собой.

Сегодня у меня очень плотный график, и это прекрасно. А вот не очень прекрасно то, что после ухода Джуничи прошлой ночью я не мог уснуть. Тело горело. У меня все ныло, и мой член был безумно твердым. У меня никогда не было такой бессонной ночи. Даже с Сайрусом, а я годами сох по этому идиоту.

Я попытался подрочить, что определенно помогло, но потом я думал об этих темных глазах, красивых губах и длинных ногах… Через несколько минут я снова корчился в постели. Жалкое зрелище. Я повел себя так, будто делал Джуничи одолжение. А получается, он мог бы оказать его мне, если бы я не вел себя как кретин. Какой ужас. Словно я еду в метро, и тут в вагон набегает толпа людей, а я думаю только том, чтобы никто не сел рядом со мной, но в итоге все равно чувствую обиду, что этого и вправду никто не сделал.

На самом деле, неважно. Я, наверное, больше никогда его не увижу.

Я выхожу из лифта и вижу Сору, она уже на своем рабочем месте. Ее темно-карие глаза кажутся менее похожими на совиные, потому что она носит очки в яркой красной оправе.

Смущенно улыбаясь, я подхожу к стойке.

– Доброе утро. Прости, что опоздал. Тебе пришло сообщение?

Она скрещивает руки и прислоняется к стойке.

– Да, но это не похоже на тебя – опаздывать. Все в порядке? – В ее голосе звучит беспокойство. Это приятно. Честно говоря, в моей жизни не так много людей, которые беспокоятся о моем благополучии. Я уже давно самодостаточен. Выбора нет.

Пару недель назад Сора пригласила меня на ужин. Мысль о детях-вампирах всегда немного пугала меня, но ее близнецы на самом деле оказались довольно милыми. Забавно. Они обычные дети за исключением того, что пьют кровь. Слава богу, я не видел, как они это делают.

– Я плохо спал, – признаюсь я. – Они уже здесь?

– Да. Я закончила забор крови, и сейчас они сидят у тебя в кабинете. Я уже отправила пакеты вниз, чтобы сегодня вечером их послали в Италию. Помимо этого, мои дети спрашивают, когда ты снова придешь на ужин. Как насчет следующих выходных, в воскресенье? Так как завтра в больнице торжественный вечер с советом директоров. Не забудь.

– Не забуду – я уже почистил свой костюм. И следующее воскресенье звучит прекрасно. Спасибо, Сора.

Я поворачиваюсь и иду по коридору к своему кабинету. Королевская семья вампиров не должна ждать.

Поскольку воскресенье – мой единственный выходной, обычно после обеда я играю в сёги[7] в местном храме со стариками. Ужин с семьей Соры – достойная уступка.

– Я жду паджон[8], – кричит она. – Раз уж ты похвастался рецептом своего отца.

– Верно. – Я улыбаюсь. Нужно будет составить список покупок и не забыть про паджон.

Я открываю своего кабинета, где меня уже ждут Харука Хирано и Нино Бьянки, столетние чистокровные вампиры, которые просто проводят время в ожидании меня. Ничего особенного.

Я вежливо кланяюсь в пояс:

– Доброе утро. Искренне прошу прощения за задержку.

– Сегодня мы никуда не торопимся, не волнуйтесь, – говорит Нино, моргая. Его глаза медового цвета, а радужки настолько яркие, что практически светятся. Глаза его супруга темно-бордового цвета, как бокал Мерло, поднесенный к солнцу.

– Сора говорит, вы никогда не опаздываете. Все хорошо? – спрашивает Нино.

– Все в порядке, спасибо. – Я быстро вешаю рюкзак, хватаю с вешалки свой медицинский халат и надеваю его, а затем сажусь за стол. – Как прошел забор крови?

Он, конечно же, держит Харуку за руку, улыбаясь, тепло, золотисто и открыто.

– Отлично. Врач в Италии говорит, что мой отец становится сильнее с каждым днем. Он считает, что благодаря крови, моей и брата, мы можем немного сбавить обороты и начать посылать кровь раз в два месяца.

– Это отличные новости!

– Да, мы ценим вашу помощь.

– Это честь для меня. – Я снова кланяюсь. Это действительно так. Помогать им во всем очень ценно. Даже когда они сидят здесь… я, вероятно, один из немногих врачей в истории, которые работали с чистокровными вампирами. Доктора – это не то, в чем они обычно нуждаются. Их тела имеют самовосстанавливающиеся биологические компоненты. Даже если бы Нино не пришел ко мне несколько месяцев назад, лечение было бы более трудным, но, в конце концов, он бы поправился.

– Харука, ты в порядке? – спрашиваю я, потому что он не сказал ни слова, а его не так легко прочитать, как его супруга. Он вежливо улыбается и кивает.

– Да. Спасибо, доктор.

Если Нино похож на непоседливого, впечатлительного и дружелюбного пса, то Харука – на вальяжного и нелюдимого черного кота. Я понятия не имею, как эти двое оказались вместе, но их обожание друг к другу ощутимо. Когда несколько месяцев назад Нино попал в больницу, Харука не отходил от него ни на шаг. Я заходил в палату и видел, как он проводил пальцами по волосам Нино и держал его за руку, или сидел у него в ногах и массировал его ступни и ноги.

Они не стесняются и не скрывают своей любви, будто в целом мире, неотъемлемой частью которого они являются, существуют только вдвоем. В вампирской культуре нет ярлыков и строгих критериев, касающихся романтических отношений и идентичности, в отличии от нас, людей. Любовь в буквальном смысле – это просто любовь, и ты тот, кто ты есть.

Эти двое так сильно влюблены друг в друга, что иногда, мне кажется, я должен отвести взгляд, чтобы дать им возможность побыть наедине. Даже представить себе не могу, чтобы у меня был парень, и я чувствовал себя так же – абсолютно комфортно и беззаботно. Мир, в котором я живу, не позволяет мне этого.

– Сора сказала, что вы хотели поговорить со мной о чем-то?

Яркие глаза Нино направлены на супруга. Он слегка сжимает его ладонь, их переплетенные руки лежат на коленях Харуки, и тот переводит дыхание.

– Мы заинтересованы в расширении нашей семьи в будущем, поэтому нам было интересно, знаете ли вы что-нибудь о…

– Суррогатах. – Улыбнувшись, охаю я. – Как… Кто-то сказал вам, что я хочу это сделать? Подождите, не может быть… Я ведь никому здесь об этом не говорил.

Они оба хлопают глазами, как будто я сошел с ума.

– Прошу прощения. Я… Я думал об этой теме какое-то время. Учитывая неуклонное сокращение популяции чистокровных вампиров.

Харука кивает:

– Да. Этот вопрос вызывает беспокойство в нашей культуре. Хотя недавнее открытие населения Сокотры успокоило массы.

– Верно, – подтверждаю я. Новости о чистокровных вампирах Сокотры в последнее время освещались во всех крупных человеческих СМИ. Оказалось, что в мире больше чистокровных, чем мы изначально предполагали, но все же это открытие – временное решение более серьезной и глубокой проблемы.

– Я… я подумал, что, если бы у нас была надежная программа суррогатного материнства… и, возможно, база данных заинтересованных доноров и носителей, это помогло бы решить вопрос с населением. Однополым парам вампиров чрезвычайно сложно и долго искать подходящие пары самостоятельно. В человеческой культуре таких программ становится все больше и больше. Они очень успешны.

– Есть ли в настоящее время где-нибудь такая программа для вампиров? – спрашивает Харука.

– К сожалению, нет, насколько мне известно. Это пока только моя идея. Мне не хватает ресурсов… контактов и финансирования. Я думал о том, чтобы составить заявку, но я не проработал здесь и шести месяцев. – Нужны новая база данных для ведения подробного учета биологии вампиров, характеристики ранговых вампиров. А это, в свою очередь, создает дополнительные уровни конфиденциальности и культурные последствия. Ни один ранговый вампир не станет добровольно передавать свою биологическую информацию какому-то странному человеческому врачу.

Но если бы это был чистокровный вампир, работающий с такой базой данных? Если бы это были Харука и Нино? Другие вампиры абсолютно точно передали бы им такие сведения. Не было бы никаких сомнений в готовности рангового вампира участвовать в процессе.

– Может быть, мы могли бы помочь? – спрашивает Нино, затем смотрит на своего супруга. – Ты так много времени проводишь дома, Хару.

Нино сказал последнюю фразу на английском. Это еще одна забавная вещь. Когда они говорят друг с другом, они всегда используют английский. В остальном – японский. Неужели они думают, что я не говорю по-английски?

– Любимый, этой программы не существует, – возражает Харука. – Я не могу помочь с тем, что еще не было создано. Должно быть письменное заявление, представленное совету больницы. Это первый шаг.

Нино поворачивается ко мне и снова переходит на японский:

– Если вы напишете предложение, и его одобрят, в таком случае мы сможем вам помочь. Вам будет трудно заставить других вампиров подчиниться, но они сделают это для нас.

Я киваю, волнение бурлит в груди. Я думал об этом годами. Это было бы блестяще, и я мог бы узнать больше о биологии вампиров и стать еще лучше в своем ремесле. Сколько времени мне потребуется, чтобы написать заявление? С чего бы я вообще начал? Кому бы я его предоставил? Начальнику отдела? Членам совета директоров? Гендиректору…

– Теперь я весь внимание… – Харука говорит на английском, его глубокий, бархатистый голос ровный и спокойный. – В его природе бесспорно есть что-то вампирское.

– Я подумал о том же, – соглашается Нино, щурясь. – Но почему? Вы человек, верно?

Их совиные глаза устремлены на меня. Я смотрю в ответ, совершенно сбитый с толку. Они знают, что я владею английским или нет? Должен ли я ответить? Конечно, я человек.

Раздается стук в дверь. В кабинет заглядывает Сора:

– Твоя следующая пациентка только что пришла. Она в приемной.

– Да, спасибо, Сора. – Проклятье. Как бы мне хотелось поговорить с ними об этом побольше и уточнить детали. – Я начну работу над предложением, но будут некоторые тонкости, которые я… Будет нелегко организовать и разобраться в этом самостоятельно. Не могу сказать, сколько времени у меня на это уйдет.

Нино улыбается.

– Хару может помочь. – Удивленные глаза Харуки расширяются, он смотрит на супруга, а тот продолжает. – В последнее время он не занят, так что для него это не проблема. Я тоже помогу, чем смогу. Но он историк, а историки в нашей культуре имеют массу связей и информации.

Я смотрю на Харуку, пытаясь не выглядеть слишком восторженно.

– Это было бы здорово, но… вы не против, Харука?

Он кивает, его самообладание восстановилось.

– Все в полном порядке. Я готов помочь. Если у вас есть вопросы, назначьте встречу у Асао, как вы это уже делали раньше. – Нино поднимает с колен их сцепленные с Харукой руки и закрывает глаза. Он прижимается губами к костяшкам пальцев своего супруга. Этот личный момент так нежен и мил, что мне хочется отвести взгляд.

– Доктор Дэвис? – говорит Нино.

– Д-да?

Нино разговаривает со мной, но смотрит на своего супруга. Глаза Харуки направлены куда-то вдаль, словно он не желает признавать того, что скоро случится.

– Я знаю, что вам нужно идти, но… сейчас, после того, как были обнаружены чистокровные Сокотры и раскрыто Великое исчезновение, нам уделяется много внимания. И… последние пару недель мы очень неохотно выходили из дома. Хотел спросить, есть ли у вас какие-нибудь рекомендации, как легче пережить этот период? Не думаю, что сидеть взаперти поможет нам справиться с потерей приватности.

Я не могу прочитать пустое выражение лица Харуки, но очевидно, что речь идет о нем. Последние пару недель их лица были повсюду. Я даже видел людей в футболках с лицом Харуки в стиле поп-арт. Зная Харуку, хоть и совсем немного, уверен, что эта ситуация для него сущий кошмар.

– Хм… Попробуйте выйти из дома ради чего-нибудь, что вам действительно нравится.

Нино кивает:

– Хорошо, например?..

– Например, если вам очень нравится играть в теннис. Выходите из дома хотя бы раз в неделю, чтобы поиграть. Если у вас есть любимое кафе-мороженое, постарайтесь ходить туда пару раз в месяц. В общем, нужно придумать что-то такое, чтобы вознаграждение перевешивало риск. Кроме того, у вас есть непосредственная цель, на которой нужно сосредоточиться. И, кажется, это может стать хорошей отправной точкой?

Нино смотрит прямо на своего мужа и говорит по-английски тихим голосом:

– Думаю, звучит неплохо. Давай попробуем, tesoro[9]? М-м? – Он снова поднимает руку Харуки, но на этот раз переворачивает ее ладонью вверх и осыпает поцелуями.

Я отворачиваюсь и делаю глубокий вдох, в животе появляется это подозрительное и странное ощущение. Хочется прокашляться, но кто я такой, чтобы прерывать столетних и всемирно известных чистокровных, целующихся в моем кабинете?

Вампиры-геи. Черт подери.

Глава 4

Джуничи

Dios mío, ahí viene la misma vaina[10]. Моя мать говорила это всякий раз, когда слышала, как мой отец кричит в коридорах дома – высокомерно выставляя напоказ свою чистокровную ауру, выпуская ее наружу и вообще ведя себя как придурок. Вот и у нас та же фигня.

Именно так я себя сейчас и чувствую.

– У Харуки снова отрастают волосы.

Я ненадолго отрываю взгляд от швейной машинки, чтобы посмотреть на напыщенного вампиреныша, расположившегося на моем диване. Он сидит, скрестив ноги. Длинный белоснежный хвост туго затянут на затылке. В руках у него чашка горячего чая, и то, как пар поднимается от напитка, только добавляет нелепого драматизма его поведению.

Хисаки вскидывает подбородок:

– Мы пригласили его на поздний завтрак в прошлом месяце. Мама приставала к нему по поводу реабилитации вампиров Сокотры и того, что, по его мнению, произошло с британскими чистокровными. В последнее время все представители аристократии только об этом и говорят. Какая разница, что с ними случилось? Их нет уже несколько десятков лет. Скукота.

Он делает вдох и отпивает чая, прежде чем продолжить.

– В любом случае, мне нравится короткая стрижка Харуки, но длинные волосы ему больше идут. Они подчеркивают его утонченные черты лица, которые напоминают мне черную реку, текущую меж скал в ночной мгле… Я должен это записать.

Я сажусь прямо и смотрю на него – на этого драматичного маленького кретина, поэтично излагающего свои мысли на моем диване. Он делает еще один глоток чая.

– Харука замужем, – говорю я. – Связан узами. На всю жизнь.

Хисаки безучастно пожимает плечами. Он переводит свои голубые глаза на меня. На прошлой неделе они были зелеными. Это линзы.

– Разве ты не слышал? Узы могут быть разорваны.

– Бред. – Я мотаю головой и наклоняюсь, чтобы настроить регулятор натяжения нити на моей швейной машинке. Он продолжает заедать. – Убирайся с моего дивана. Иди домой.

– Как грубо. – Хисаки вскидывает голову, так что его конский хвост мотается из стороны в сторону, как у выставочной лошади. – Почему тебе позволено свободно посещать поместье Харуки, когда захочешь? Мне всегда приходится назначать официальную встречу с этим старым сторожевым псом-слугой. А если мою просьбу не считают весомой, отказывают. Как ты этого добиваешься? Открой мне свой секрет.

Я настраиваю регулятор, поправляю нить и усаживаюсь прямо, затем осторожно нажимаю на лапку швейной машинки. Ткань, которую я подшиваю, медленно проходит под иглой.

– Что ж, дай подумать. Я уважаю его связь и не пытаюсь залезть к нему в штаны…

– Я не заинтересован в сексуальных отношениях с Харукой. Мои намерения бескорыстны. Он чудесный, и я хочу только самого лучшего для его Светлости. Харука заслуживает того, кто понимает его величие и может поддержать его как лидера и короля, которым он является. И это я, а не тот итальянец…

– Нино наполовину японец.

– Неважно. В последнее время Харука почти не покидает дом и не посещает великосветские мероприятия. Меня это очень беспокоит. Я просто хочу быть рядом с ним.

Я пришил эти пуговицы к рубашке вчера, а сегодня, мне кажется, что вместо черного цвета коричневый смотрелся бы более современно. Деревянные пуговицы выглядели бы интереснее…

– ТАКАЯМА Джуничи.

Я подпрыгиваю и поднимаю ногу с педали, вовремя убирая пальцы, чтобы не зацепиться за иглу. Мое терпение официально иссякло.

– Ты, маленький засранец…

– Не игнорируй меня. Ненавижу, когда ты так делаешь…

– Никогда не поднимай на меня голос. – Я тычу указательным пальцем, пристально глядя на него. – Хисаки, у меня сегодня нет времени на твою самозабвенную чушь. Мне нужно закончить к пяти часам, а сегодня вечером у меня торжество. Уходи. Сейчас же.

Он наклоняет голову.

– Серьезно? Что за торжество? Для аристократии? Почему меня не пригласили…

– Estoy cansada de decirte[11]…

– Ладно, я ухожу. Ненавижу, когда ты говоришь по-испански. Ты же знаешь, я тебя не понимаю. – Он встает с чашкой и, покачивая своим бледным узким задом, направляется к двери.

Он молодой вампир – ему всего двадцать три года. Тысячи людей и вампиров подросткового возраста обожают этого паршивца. Его музыка еще не достигла большого успеха на международном уровне, но на национальном он уже звезда. Я послушал его альбом, потому что он продолжал докучать мне. Альбом неплохой, но это определенно не мое.

Как старший, я должен быть добрее к нему.

Но я не могу. Он меня чертовски раздражает. В нем есть все изъяны ранговых вампиров: самовлюбленность, заносчивость и предвзятость. Он едва прожил два десятка лет, а уже излучает высокомерие, будто старше в пять раз, чем есть на самом деле.

Я снова нажимаю ногой на педаль швейной машинки. Краем глаза замечаю, что Хисаки все еще маячит в дверном проеме.

Он вскидывает подбородок и прочищает горло:

– Когда… когда куртка, которую я заказал, будет здесь?

Я вздыхаю, сосредотачиваясь на ткани под моими руками.

– Через две недели. – И почти добавляю: «Не возвращайся до тех пор». Но ему все равно. Он приходит ко мне в студию каждое воскресенье, в любую погоду, вне зависимости от того, заказывал он что-то или нет. Понятия не имею почему. Наверно, я счастливчик.

– Хорошо, – говорит он. – Увидимся в следующее воскресенье. Он моет чашку в раковине на кухне рядом с прихожей, и вскоре колокольчик над главным входом звенит, давая мне понять, что он ушел.

Я вздыхаю, нажимаю ногой на педаль и снова продеваю ткань под иглу.

– Претенциозный маленький кретин.

Без Хисаки, который отвлекает и требует моего внимания, я быстро заканчиваю работу над рубашкой клиента, так что он может забрать ее раньше, чем планировалось. Это хорошо, потому что теперь у меня есть время зайти в бар и посидеть с моим любимым старым вампиром, прежде чем отправиться домой собираться на торжественный вечер в больнице.

Асао – слуга Харуки и Нино, но он вампир третьего поколения. Это необычно для рангового вампира – быть слугой, но именно это мне и нравится во всей их семье. Все в них освежающе необычно. Расслабленно.

Я закрываю свою мастерскую и иду по мощеной дороге исторического квартала. Прекрасный свежий полдень, кроны ив шумят на ветру. Люблю этот маленький ленивый городок. Я вырос в Хиросиме, но здесь я чувствую себя как дома.

Всего пять минут ходьбы, и я в баре. Моим глазам требуется мгновение, чтобы привыкнуть к темноте после яркого солнечного света. Поднимается хор приветствий.

– Привет, Джун!

– С возвращением, Джуничи.

Я приподнимаю подбородок в знак признательности и улыбаюсь. Бар принадлежит вампиру. Наша аристократия в Западной Японии довольно сплочена, но все равно продолжает расти. За последние пару месяцев лидеры нашего королевства привлекли к себе много внимания, так что теперь каждый вампир и их мать хотят здесь жить.

Асао машет мне рукой, и я с удивлением вижу, что рядом с ним сидит Нино. Харуки нет. Заставить его выйти из дома в последние несколько недель было все равно, что уговорить кота слезть с дерева. Обычно мне удается соблазнить его рекомендацией хорошего ресторана, но в последнее время даже это не помогает. Я пробираюсь через бар – сквозь шум веселой болтовни и смеха, звон бокалов и тарелок и негромкую музыку энка[12]. В воздухе витает теплый аромат жареных овощей и мяса, от которого у меня текут слюнки.

– Привет, Джун. – Нино тепло улыбается, когда я сажусь рядом с ним в кабинке. Асао сидит напротив нас. – Мы празднуем.

– Что, скажи на милость? – спрашиваю я, хватая полупустой кувшин пива и бокал.

Асао усмехается. Он старше меня более чем на сто лет, но по-прежнему коренаст, красив и молод душой. У него явно была хорошая жизнь.

– Харука сегодня пошел гулять. Сам по себе, – говорит он, хватая свое пиво.

– Правда? Как, черт возьми, тебе это удалось?

– Вчера у нас была встреча с доктором Дэвисом, чтобы обсудить варианты суррогатного материнства, – говорит Нино. – Пока мы были там, я спросил его, что мы можем сделать, чтобы справиться со всем этим новым вниманием. А позже вечером я еще раз поговорил об этом с Харуки, и он согласился попробовать. Мы нашли довольно безопасное занятие для начала.

Я поднимаю свое пиво в честь тоста.

– Это отличные новости. – Они тоже поднимают свои бокалы, и мы чокаемся. Сделав глоток, Нино вздыхает.

– Я не хочу, чтобы люди думали, что он сноб, понимаете? Если он продолжит прятаться и игнорировать всех, ситуация может измениться. Они обнаружили новую группу вампиров на Сокотре. Детектив давит на нас, чтобы мы приняли больше беженцев. А кроме того, она продолжает рассказывать журналистам о нашем участии. Харука ненавидит все это внимание.

Он вполне мог бы быть напыщенным придурком, учитывая его древние семейные корни, внешность и элитное воспитание. Я бы даже не винил его, если бы он был таким. Это почти ожидаемо. Качество его природы делает его маяком для других ранговых вампиров, а его родословная чиста и стара как мир, что означает, что он, вероятно, райский на вкус. Не могу представить, какой была его жизнь после разрыва связи. Он рассказал мне, что скрывался в Англии десять лет, и я сразу понял, почему.

– Кстати, о докторе Дэвисе… – Асао ухмыляется, глядя на меня. Я хмурюсь, закатываю глаза и подношу стакан с пивом к губам, потому что знаю, что сейчас будет. – Как прошло твое свидание? – спрашивает он.

Я делаю большой глоток, прежде чем поставить стакан обратно на стол.

– Дерьмово.

– Правда? – Нино поднимает брови. – Почему? Доктор Дэвис кажется милым.

Я дипломатично киваю:

– Да, доктор очень мил со своими пациентами, что очень хорошо для больницы. У меня нет претензий.

За пределами больницы он предвзятый осел. Красивый осел, который вкусно пахнет. Да пошел он к черту со своими вкусными запахами. С каких пор это преступление – поужинать с кем-то, кого вы считаете привлекательным? Что такого ужасного в желании заняться любовью? Теперь я никогда не смогу заняться с ним сексом, потому что, если я это сделаю, то докажу, что он прав.

– С ним определенно происходит что-то странное, – говорит Нино.

– Вчера мы с Хару провели переучет. Он человек, но… я не знаю.

Асао кивает в мою сторону.

– Ты должен укусить его. Посмотри, какой он на вкус, чтобы знать наверняка.

Я передергиваю плечами.

– Неа. Этого не будет. – Будучи ранговым вампиром, питаться от людей не весело. На вкус они как грязь, и, если увлечься, это может навсегда разрушить родословную. Несколько лет назад в Париже, в порыве страсти, я питался от одного из моих человеческих любовников, утонченной молодой оперной певицы, чья семья иммигрировала во Францию из Кении. Лизетт Ноэль Моро. После этого я вообще не мог выходить на солнце, потому что у меня сгорала кожа. Мне пришлось отменить встречи, назначенные на два дня вперед, и сидеть у нее в лофте, как скваттер. Оно того не стоит.

– Хару говорит, такое чувство, будто внутри у доктора Джэ стена, – произносит Нино. – Как будто что-то заблокировано. Но в то же время он не зарегистрирован как вампир низкого уровня. Это сбивает с толку.

– Что ж, ему придется найти кого-то другого, чтобы справиться со своим блоком. – Я поднимаю бровь и наклоняюсь вперед, чтобы закончить мысль. – Потому что это не я.

Асао откидывается на спинку и складывает руки. Он наблюдает за мной по-отечески, и это заставляет меня смущаться, что мне несвойственно.

– Доктор не упал к ногам Казановы, и теперь ты расстроен?

– Нет, – говорю я, но потом понимаю, что это звучит так, будто я дуюсь. – Просто это была не очень хорошая партия.

– Почему? – наседает Асао. – Ты преследовал его три недели. Что случилось?

– Технически, две недели, так как на третьей он сказал «да». И я не «преследовал» его. Я возвращал его книги… постепенно.

Нино фыркает, пытаясь разрядить обстановку, но я игнорирую его.

– В любом случае, он совершенно ясно дал понять, что не заинтересован ни во мне, ни в том, что я могу предложить. – Я раскрываю ладони в отрывистом жесте, как будто я прокурор и изложил все очевидные доказательства. Или как будто я фокусник. Вуаля.

Асао смеется и качает головой.

– Казанова помешан на контроле. Если кто-то не следует идеальному сценарию, который он разработал, то отменяет всю постановку.

– Ого. – Нино моргает, поднося пиво ко рту.

Я качаю головой.

– Это не правда.

– Правда, Джун. – Асао ухмыляется. – На прошлой неделе ты отказался от нового клиента, потому что он слишком жестко подходил к выполнению индивидуального заказа. Ты делаешь это постоянно! Тебе просто повезло, что ты достаточно богат и красив, чтобы это сходило тебе с рук. И именно поэтому ты не хочешь связывать себя узами брака – потому что ты не можешь контролировать такие ситуации, и потому что ты не можешь никому доверять и быть ранимым.

– Черт! Расслабься, старик. – Я поднимаю ладони вверх, будто защищаясь от атаки. – Я пришел сюда за чертовым пивом, а не за психоанализом. Боже. – Снова повожу плечами. Нино смеется.

Асао ухмыляется:

– Я просто называю это так, как вижу.

– Держи «это» при себе.

– Ты не хочешь соединиться? Я этого не знал, – говорит Нино. Его невинные янтарные глаза опускаются, как будто это не укладывается у него в голове. Конечно. Он соединился с любовью всей своей жизни, и их связь сработала с первой попытки. Это неслыханно, как впервые играть в гольф и попасть в лунку с первого же удара. Для них фактически сошлись звезды. Но они исключение, а не норма.

– Я не хочу соединяться, но я не против здоровых долгосрочных отношений. За эти годы у меня их было немало с прекрасными людьми… Черт подери. – Я поднимаю свой бокал и запрокидываю голову, чтобы допить золотистую жидкость.

На лице у Асао самодовольное выражение.

– Вот почему у него отношения только с людьми, Нино. Он не может заключать с ними связь. И, будучи ранговым вампиром, у тебя всегда есть преимущество. Ты контролируешь ситуацию.

Я морщусь:

– Сегодня ты действительно в ударе.

Он играет бровями.

Асао ошибается. Дело не в том, что я контролирую людей. Я просто не хочу, чтобы меня контролировали, и чтобы я вечно был кому-то обязан.

Это мой самый страшный кошмар: оказаться во власти кого-то, кто превосходит меня по рангу, кто может контролировать и манипулировать каждым аспектом моей жизни. Тогда я буду несчастен и застряну в таком положении, пока один из нас не умрет – именно это и случилось с моей матерью.

Глава 5

Джэ

Почему держать человека за руку кажется более интимным, чем секс? Что это говорит о нас, как о сложных, физиологических существах? За эти годы я занимался сексом со многими людьми и вампирами, но я не могу вспомнить, когда в последний раз держался с кем-то за руку (и что это говорит обо мне?).

Сейчас это все, о чем я могу думать, когда вхожу в роскошный банкетный зал. Внутри подсвеченные ледяные скульптуры, а с потолка свисают хрустальные люстры. Официанты на серебряных подносах разносят шампанское и закуски. Впечатляет. Люси в облегающем черном платье впечатляет не меньше. Она стоит рядом со мной в качестве моей спутницы на сегодняшнем торжественном вечере.

Люси диетолог, она работает в больнице несколькими этажами ниже. Человек. Ничего вампирического. Однажды в больнице я разговаривал на корейском языке с заблудившимся пациентом, а Люси проходила мимо. Я довольно неплохо владею языком, но мне не хватало знаний, чтобы сказать ему, куда идти, поэтому Люси вмешалась. Она выросла в Америке – кореянка-американка. Мы встречались (в основном занимались сексом) время от времени. Врачам тяжело ходить на свидания. Иногда проще сразу перейти к делу.

Несмотря на то, что мы периодически спим, взять ее за руку кажется мне очень странным. Я не буду этого делать, хотя сейчас это буквально единственная мысль в моей голове. Люси часто говорит мне, что я, цитирую: «симпатичный и довольно сексуальный». Я не совсем понимаю, как это работает, но она мне нравится, поэтому я не против.

– Эй. – Люси легонько толкает меня плечом. Сегодня мы с ней одного роста, потому что она на каблуках. – Твои друзья-вампиры идут.

Я поднимаю глаза и вижу, что ко мне направляются Сора и Косукэ. Они милые и одеты с иголочки, как пара из рекламы модельного дома. Волосы Соры сегодня распущены, и это выглядит чудесно. Обычно она завязывает их в хвост или собирает в большой пучок.

– Привет, Джэ. – Сора улыбается. Косукэ, ее супруг, дружелюбно кивает. – Люси, верно? – спрашивает Сора.

– Да… Напомни мне еще раз свое имя? – Люси неловко улыбается. Я знаю, она испытывает странные чувства к вампирам и не понимает, как и почему я работаю с ними каждый день. Однажды Люси призналась мне, что была бы в ужасе, если бы один из них напал на нее и укусил. Я сказал, что они обычно такого не делают, и что большинство ранговых вампиров, вероятно, думают, что она отвратительна на вкус. Я также посоветовал ей не верить всему, что она видит в Интернете или в фильмах.

Мы ведем типичную банальную светскую беседу, пока не раздается объявление. Официальная презентация вот-вот начнется. Главный финансовый директор, который помог этой больнице достичь нынешнего успеха, уходит на пенсию, и на его место назначен новый руководитель. В обычной ситуации мне было бы все равно. Я здесь по гранту, и моя должность гарантирована только на год, а дальше – в зависимости от роста и потребностей, поскольку в последнее время в этом районе наблюдается большой приток вампиров. Я своего рода тестовая программа для больницы, благодаря которой будет понятно, ценны ли мои услуги, поэтому я опасаюсь предлагать крупный, потенциально дорогой и долгосрочный проект.

Однако у меня появляется все больше и больше пациентов, и предложение, касающееся суррогатного материнства для вампиров, могло бы вывести больницу на инновационный уровень. Не многие больницы удовлетворяют нужды вампиров (потому что их тела сложны и самодостаточны), но мы могли бы стать авторитетом в чем-то очень важном и актуальном для древней могущественной расы. Так что, сегодня вечером я внимателен и думаю о том, кому мне нужно будет представить свою идею, когда я доведу ее до ума.

Мы решаем сесть за один стол. Он круглый, с плотной белой скатертью и полной сервировкой в западном стиле: фарфоровые тарелки и масленки, хрустальные бокалы и столовые приборы сверкают в тусклом пурпурном свете. В центре стола потрясающие белые орхидеи. Люси сидит слева от меня, а Сора справа. Последняя наклоняется ко мне:

– Я не знала, что ты встречаешься с Люси?

Я пожимаю плечами.

– Сравнительно недавно. – Мы встречаемся? Как-то раз мы брали еду в магазине на углу, когда возвращались ко мне из больницы. Может быть, это наше первое настоящее свидание?

– Хм. Я думала, что тебе нравится Джуничи. Он определенно казался заинтересованным тобой.

Мой желудок сжимается от одного только упоминания его имени. Господи. Я чешу затылок, потому что не знаю, что ответить.

Я считаю себя бисексуалом. Много времени и душевной боли ушло на то, чтобы к этому прийти, но я знаю, что этот ярлык мне подходит. Быть геем, квиром или трансгендером открыто не принято и не приветствуется в японской культуре. Сора – вампир, и ей на все это наплевать… но все же. Я меняю тему.

– Кто это сейчас на сцене? – шепчу я. У стеклянной трибуны стоит молодой парень в типичном для «обычного служащего» черном костюме и галстуке. Он долго кого-то представляет. Может, гендиректора больницы? Я не услышал имени.

– Он один из членов совета директоров, – шепчет в ответ Сора, поправляя очки.

– Если бы я хотел написать предложение о новой программе для больницы, кому бы мне нужно было его представить?

Карие глаза Соры расширяются.

– Ты думаешь сделать что-то, связанное с вампирами?

– Да. И возможно, Харука Хирано мне в этом поможет. Но моя идея еще на ранних стадиях. Он сказал, что сначала мне нужно написать и утвердить предложение.

– Это прекрасно, Джэ. Лучше всего тебе поговорить с Джуничи.

Мой желудок снова сжимается, и я хмурюсь.

– Почему?

– Потому что он лучший друг Харуки, а к тому же он владеет больницей и лично финансирует все проекты.

– Что?

– Тс-с. – Люси оборачивается и одергивает меня, но у меня кружится голова, и я сосредоточен на Соре.

– Он что? – говорю я тише.

– Он генеральный директор, Джэ. «Декан больницы», хотя ему не нравится, когда его называют ни тем, ни другим титулом. Ты не знал? Он подписывает твои чеки.

– Я не… я не получаю зарплату. Мне передают деньги напрямую.

– А твой трудовой договор?

– Его подписывал Кавагути-сан!

Сора пожимает плечами.

– Ну тем не менее. Я думала, ты знаешь.

– Нет.

– Тс-с!

Сора морщится и наклоняется через меня:

– Прости, Люси.

Я качаю головой, пытаясь все переварить. Джуничи владеет больницей. Он генеральный директор… Владелец больницы, где я работаю, в течение трех недель уговаривал меня поужинать, пришел ко мне домой, принес дорогие цветы, а я предложил ему слегка теплую еду, а затем сказал, что у меня есть презервативы, и заявил, что делаю ему одолжение.

Я прижимаю пальцы ко лбу и закрываю глаза, голова раскалывается.

– Твою мать…

– Джэ. Jebal, joyongheehae. Mooseun il itnee? – Люси просит меня шепотом по-корейски, а мне просто хочется залезть под стол, свернуться калачиком и умереть.

– Видишь? – Сора трогает меня за плечо и говорит, – Смотри. Он там.

Я не хочу смотреть. Если я посмотрю, значит, это правда. Все вежливо хлопают, когда я поднимаю голову.

Он там, кланяется молодому человеку в костюме и подходит к стеклянной трибуне. Джуничи улыбается, его черные глаза блестят, и кожа цвета арахисового масла сияет под ярким светом. Теперь он чисто выбрит и одет в прекрасно сшитый костюм сливого оттенка в дополнении с атласным галстуком глубокого насыщенного цвета. На ком бы то ни было другом костюм такого цвета выглядел бы нелепо. На мне уж точно.

Но Джуничи Такаяме он выглядит сказочно.

Спустя час мне все еще хочется умереть. Но сначала меня, должно быть, вырвет. Опорожню желудок, а затем окажу услугу гробовщику. Джуничи ходит по залу и здоровается с гостями за каждым столиком, пока подают ужин. Чем ближе он подходит к моему столу, тем сильнее скручивается в узел мой желудок.

Сора и Люси вежливо переговариваются, наклоняясь вперед через меня. Я откидываюсь назад, так и не прикоснувшись к еде на тарелке. Мне так стыдно, что даже больно. Почему меня так волнует мое поведение именно сейчас? Когда я думал, что он просто какой-то случайный вампир, меня это не особо волновало. Теперь, когда я знаю, что он мой босс и единственный владелец огромного благотворительного учреждения, я раздавлен.

И мне нужно представить ему предложение. Я сказал Харуке и Нино, что сделаю это… Я хочу помочь им и другим подобным парам. Но я действительно облажался, так ведь?

Джуничи стоит у соседнего столика, улыбается и ведет себя обходительно. Я слышу, как все восторгаются и смеются, расхваливая его. Я встаю со своего места, чтобы удалиться. Не могу сейчас встретиться с ним лицом к лицу. Не здесь. Может быть, позже я отправлю электронное письмо или что-то в этом роде и извинюсь? Черт. Так поступают только трусы. Я извиняюсь, потому что мне искренне жаль? Или потому что он мой босс? А может, потому что мне что-то нужно от него?

Все вышеперечисленное вместе?

Официант указывает, где туалет, и я испытываю благодарность, что там никого нет. Я прячусь в кабинке, запираю дверь и прижимаюсь к ней спиной. Закрываю глаза, глубоко дышу и пытаюсь заставить это подозрительное, узловатое, ужасно неприятное ощущение в моем теле утихнуть.

Оно появилось, когда я впервые переехал в Японию и начал работать с Сорой. Тогда это было тихое гудение, похожее на фоновый шум внутри меня.

Встреча с Харукой и Нино усугубила ситуацию. Гудение сменилось легкой пульсацией, но я все еще мог ее игнорировать. И справляться с этим ощущением. С Джуничи… Оно хуже, чем когда-либо. Это похоже на удары в основание моего позвоночника и скручивания в желудке. С той ночи, как он пришел ко мне домой, оно вспыхивает при одном упоминании его имени. Я чувствую себя подростком, у которого бабочки в животе, только вот эти бабочки полыхают пламенем и борются друг с другом. Я даже просил коллегу осмотреть меня, чтобы выяснить, нет ли у меня какой-либо болезни, но ничего необычного не обнаружилось.

Я дышу, но лучше не становится. На самом деле, становится хуже – все только обострилось, и у огненных бабочек появились крошечные ножи. Я слышу, как распахивается дверь в мужской туалет, когда я двигаю спиной влево по двери кабинки, нуждаясь в каком-то облегчении. Шаги эхом отдаются от мрамора, двигаясь к центру помещения, но затем останавливаются. Сместив спину вправо, я глубоко вдыхаю и тут же чувствую запах. Кипарис и лаванда.

– Доктор Дэвис.

Мои глаза расширяются. От напряжения неконтролируемо бьется сердце. Я сглатываю, поворачиваюсь и отпираю дверь кабинки. Медленно открываю и выглядываю наружу. Джуничи стоит, скрестив руки на груди и прислонившись к тумбе. Его черные глаза смотрят прямо на меня, но я совершенно не могу его прочитать.

Глава 6

Джуничи

Это моя вина. Мне стоило отказаться от этой идеи, когда он не согласился поужинать со мной после двух недель уговоров. Я был непреклонен, потому что он вызывает недоумение и пахнет чем-то теплым и сладким, словно прямиком из духовки.

Но к черту все! Это закончится прямо сейчас. Я не могу допустить, чтобы медперсонал маминой больницы бегал от меня и прятался в туалетах, будто я монстр.

Он смотрит на меня так, словно боится, выглядывая из-за двери кабинки. Почему он все время такой напряженный? Я жду, пока он выйдет, прежде чем начать разговор. К счастью, здесь больше никого нет. Я говорю на формальном японском, поскольку не чувствую себя комфортно и хочу, чтобы он это знал:

– Во-первых, забудьте о том, что произошло в пятницу. Я ошибся в суждениях, поэтому не нужно убегать от меня и чувствовать себя неловко. Я больше не буду вас беспокоить.

Плечи доктора опускаются, и он тянется почесать затылок. Его волосы золотистого цвета с эффектом омбре. Как ему удается так идеально их высветлять? Костюм на нем будто с отцовского плеча, он плохо сидит на квадратных плечах и худощавой фигуре Джэ. Да он, можно сказать, плавает в нем.

– Во-вторых. Сора только что сказала мне, что у вас может быть идея для новой программы в области вашей специальности. Я не ваш начальник и не контролирую повседневную работу больницы. Но все крупные финансовые начинания должны быть одобрены мной, поскольку я их финансирую. Когда ваше предложение будет готово, свяжитесь с Рисой Судзуки и договоритесь о встрече. Она ведет мой график совещаний в больнице.

Он смотрит на меня сквозь очки, хлопая глазами, и через несколько секунд быстро и вежливо кланяется. А затем следует моему примеру и отвечает на формальном японском:

– Да. Я понимаю. Спасибо.

Отлично. Я не люблю драмы. Мне их хватает с моим источником питания. Обычно я не встречаюсь ни с кем, когда нахожусь в Японии. Все мои романтические связи проходят за границей и вдали от дома. Распущенность среди аристократов порицается, и это может быстро привести к серьезным последствиям, поскольку большинство ранговых вампиров хотят связать себя узами брака. С людьми и вампирами низкого уровня намного легче – они не такие привередливые или требовательные.

Я отворачиваюсь от него и мою руки. Он встает рядом, делая то же самое. Тогда я подставляю руки под сушилку, она громко шумит, и в то же время доктор поворачивает ко мне голову и что-то говорит. Нахмурившись, я отдергиваю руки:

– Что?

– Красиво, – говорит он. – Цвет. Мне нравится ваш костюм.

Он говорит по-английски с воздушным, едва уловимым акцентом. Я неохотно следую его примеру в своем ответе.

– Спасибо… Ваш костюм плохо подогнан.

Доктор осматривает свой простой серый костюм, белую классическую рубашку и отвратительный клетчатый галстук.

– Правда? Отчего же?

– Он слишком велик в плечах и манжетах, будто бы это костюм вашего отца в девяностые.

Он смеется и запускает влажные руки в волосы.

– Так и есть. Он у меня с восемнадцати лет.

– Сколько вам сейчас?

– Тридцать два… будет тридцать три в марте следующего года.

Боже. Катастрофа. Теперь он улыбается мне идеально белыми ровными зубами. Кажется, впервые за все это время он немного расслабился в моем присутствии. Я этого не понимаю, и часть моего сознания говорит мне уйти прямо сейчас. Но…

– Почему вы так себя повели? – спрашиваю я. – Когда я пришел к вам домой. Разве я вас чем-то обидел?

Он качает головой.

– Нет… я…

Кто-то заходит в уборную. Я узнаю его, но не могу вспомнить имя. Он видит нас, вежливо кланяется и выходит. Посмотрев на вошедшего, доктор снова возвращает взгляд на меня.

– По правде говоря, каждый мой опыт общения с вампиром… Они были довольно откровенны в своих желаниях. А у меня действительно плотный график, поэтому я просто подумал… ну, знаете… – Он пожимает плечами.

Я хмурюсь.

– У вас был большой опыт общения с вампирами?

– Не очень большой. Господи. Да всего с парочкой. Но я никогда не общался в таком ключе с ранговыми вампирами.

Я наклоняюсь к нему, стреляя глазами.

– Что ж, я полагаю, нам не стоит делать необоснованные обобщения о вампирах, не так ли?

Он смотрит на меня, и, клянусь, его взгляд на долю секунды опускается на мой рот.

– Сожалею об этом, – говорит он.

Я выпрямляюсь, игнорируя быстрый прилив жара в паху.

– Вам жаль только потому, что вы теперь думаете, что я некто важный.

– Нет, – строго отвечает он, нахмурившись. – Я чувствовал себя дерьмово сразу после того, как вы ушли. Но я не думал, что когда-нибудь увижу вас снова.

– Ну, если ваше заявление будет безупречным, вам нужно будет увидеть меня лишь еще один раз. – Я улыбаюсь. Веду себя как придурок, знаю. Обойдя его, я иду к двери. На полпути слышу, как доктор говорит у меня за спиной:

– Значит, вы тогда не думали о том, чтобы переспать со мной? Совсем?

Дерзость его вопроса меня удивляет. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, но не показываю своих чувств.

– Вы думаете только о сексе, доктор Джэ? Начинает казаться, что это именно то, чего вы от меня хотите, и просто проецируете.

Он снимает очки и, проводя ладонью по лицу, выдыхает смешок. Я жду, но он этого не отрицает.

Возможно, Асао отчасти прав? Сценарий уже испорчен, поэтому я не хочу с ним связываться.

– Как бы там ни было, – говорю я, – этого никогда не случится, так что не волнуйтесь. С нетерпением жду возможности ознакомиться с вашим предложением, доктор.

Я вежливо киваю, разворачиваюсь и выхожу из уборной. Дело закрыто. Пока я иду по коридору, в кармане пиджака гудит телефон. Я вытаскиваю его и смотрю на экран. Быстро всплывают еще два сообщения. Все от гарпии.

У нас на завтра запланировано кормление Вайолет.

Ты, сексуальный ублюдок.

11:00. НЕ ОПАЗДЫВАЙ.

Если за последнюю неделю ты питался

от какого-нибудь вампира низкого уровня

или человека, даже не приходи.

Убирая телефон обратно в карман, я тяжело вздыхаю. Сегодня вечером мне следует покормиться от какого-нибудь низкоуровневого вампира или человека, просто чтобы досадить ему и ткнуть носом в его пустые угрозы.

Глава 7

Джэ

Недавно понял, что редко способен на первый шаг, особенно к другому мужчине. Могу вспомнить несколько случаев, когда я был инициатором физической близости с женщиной. Мужчины же всегда первыми проявляют ко мне интерес. Не знаю, почему.

Неужели мне никто не нравился? Или они просто выбирали меня, а я соглашался? Может, я неосознанно жду, что кто-то другой сделает первый шаг? Здесь нужен более глубокий анализ.

Я держу в руках свой блокнот, расхаживая по больнице взад-вперед у конференц-зала. Джуничи внутри. Я слышу его голос, но не могу понять, что он говорит. Я также не слышу, чтобы говорил кто-то еще. Думаю, он разговаривает по телефону.

– Tu no dejes que esa gente te hable así[13].

Зато теперь у меня есть подсказки. Он определенно говорит по-испански. На каком диалекте, я понятия не имею. Это может быть мексиканский испанский, пуэрториканский испанский, кастильский испанский и так далее. Пусть это и не обязательно означает, что он частично латиноамериканец, но, по крайней мере, теперь я знаю о нем немного больше. Всю неделю мой разум находился в состоянии перетягивания каната, наполовину обеспокоенный предложением проекта, наполовину занятый мыслями о Джуничи. И в особенности тем, как потрясающе выглядела его золотисто-коричневая кожа в том сливовом костюме.

– Por qué diablos tu ordenaste una caja de fideos? Qué tu vas a hacer con toda una caja?[14]

Сегодня мне нужно принять еще пять пациентов. Один из них – новенький, а я всегда безумно рад знакомству с новыми пациентами и погружению в их уникальные обстоятельства. Есть в этом что-то захватывающее, словно новая загадка, которую нужно разгадать. К тому же, я искренне люблю помогать.

– Oh, guineos! Ah bueno… tá bien.[15]

Риса сказала мне, что у Джуничи нет официального офиса в больнице, так как он почти никогда здесь не бывает. Приезжает только на совещания, поэтому и располагается в конференц-зале, пока не закончит все дела. Прошла неделя с тех пор, как мы виделись на торжественном вечере. Я еще не закончил с предложением, но мне нужны некоторые характеристики и, возможно, рекомендации.

Когда через минуту мне кажется, что я слышу, как он говорит «adiós[16]» и наступает тишина, рискую и стучу в дверь. Он приглашает меня войти.

Этот конференц-зал – один из лучших, что есть в больнице. Другие же будто созданы для заложников, без окон и с резким флуоресцентным освещением. Здесь же преобладает естественный свет. Комната находится в задней части здания, а ее окна выходят на небольшой лес в этой стороне. Полуденный золотистый свет падает на все еще ярко-зеленые, дрожащие на легком ветерке листья. Надеюсь, уже через месяц они окрасятся в красный и оранжевый.

Джуничи сидит у стола сбоку, а не во главе. Он один, как я и думал, и одет на удивление непринужденно. На нем серая хлопчатобумажная рубашка, а сверху – блейзер, похожий на кремовый джемпер, украшеный тонкими черными горизонтальными полосками. На ногах темно-синие джинсы и дорогие кроссовки, выполненные из черной кожи. Подошва идеально белая, как будто он надел их впервые.

Джуничи выглядит чертовски восхитительно, и комната наполнена его чистым, древесно-лавандовым ароматом. Он печатает сообщение на телефоне, но останавливается и смотрит на меня черными глазами из-под темных ресниц.

– Здравствуйте, доктор Дэвис.

Сегодня английский. Это хорошо. Раньше, когда он говорил по-японски, это звучало сердито.

– Здравствуй… – Стол слишком широк, чтобы сесть напротив него, а садиться рядом как-то неловко. Я сажусь во главе стола лицом к нему.

– Риса сказала, что ты хотел спросить меня о предложении? – Он снова пишет сообщение, но потом останавливается и демонстративно кладет телефон на стол экраном вниз, уделяя все свое внимание мне.

Я сглатываю, игнорируя дурацкую тревогу в животе.

– Да. Я впервые пишу предложение для этого учреждения… и для тебя. Пока я, очевидно, отвечаю на основные вопросы – для кого предназначено это предложение, на что оно направлено, почему оно актуально и так далее – я надеялся на более конкретные характеристики. Возможно, у тебя есть ожидания от этого проекта?

Прежде чем вслепую сорваться с обрыва, я решаю узнать, чего он ждет. Так я не потрачу впустую ни его, ни свое время.

– Очень умно. Твоя идея состоит в том, чтобы создать базу данных вампирских суррогатов для однополых пар, верно? – спрашивает Джуничи.

Я моргаю.

– Откуда ты знаешь?

– Харука сказал мне.

– Верно… – Я же сижу здесь с владельцем отмеченной наградами крупной столичной больницы, чей лучший друг – чистокровный король вампиров в Западной Японии. Понятия не имею, как я здесь оказался и как стал отдаленно связан с этим элитным кругом существ.

– Харука предложил мне помочь тебе с подготовкой предложения, так как я знаю о нашей культуре того, чего не знаешь ты, – говорит Джуничи. – Так что хорошо, что ты пришел ко мне. Он сказал, что поможет тебе с предварительными исследованиями и установлением контактов там, где это необходимо.

Я киваю.

– Хорошо, отлично. – Я кладу блокнот на стол, открываю его на новой странице и беру ручку. – Поскольку ты уже знаешь основную идею предложения, можешь ли ты сказать мне, какие у тебя есть первоначальные опасения, исходя из твоего понимания культуры?

Джуничи скрещивает руки и усаживается поудобнее. Он кладет лодыжку на колено.

– Ну, я не беспокоюсь о том, сколько нам нужно будет заплатить суррогатам. Если имена Харуки и Нино будут упомянуты, у тебя будет много вампиров, готовых подписаться на что угодно за небольшую компенсацию или безвозмездно.

– Согласен, я тоже думаю, что это возможно.

– Больше всего меня беспокоит коммуникация и то, как будет храниться информация, когда мы ее получим. Я думаю, сначала мы должны провести небольшое тестирование. Нужно понять, как мы представим это сообществу вампиров. Желательно быть осторожными с выражениями, которые мы используем, потому что ранговые вампы могут быть очень надменными из-за своей крови. А, кроме того, что насчет неранговых вампиров? Они неизбежно узнают, что мы этим занимаемся. Значит ли это, что мы не признаем их биологию и прямо говорим им обращаться в человеческие агентства? Это ведь дискриминация. Если мы делаем такой проект для чистокровных и ранговых вампиров, мы должны сделать его доступным и для однополых пар низкого уровня, которые тоже этого хотят.

Записывая в бешеном темпе, я неустанно киваю. Об этом я и не думал.

– Согласен. Никто абсолютно точно не хочет дискриминации.

– Необходимо четкое понимание, – объясняет Джуничи. – Как только мы все наладим, больницы в других регионах должны будут наладить свои собственные процессы, отличные от наших, но мы все будем общаться друг с другом и использовать одну и ту же базу данных. Понимаешь?

– Вполне логично. Мы бы создали структуру, а затем предложили ее другим больницам для внедрения и администрирования.

– Точно. Ты должен учитывать нагрузку, которую берешь на себя. Это масштабный проект, и должна быть жесткая граница там, где ты передаешь бразды правления. Больница за больницей? Город за городом? Страна за страной? Об этом тоже стоит задуматься.

Я все еще пишу и киваю, он абсолютно прав. Я не смотрел так далеко в будущее, но хочу, чтобы база данных была доступна на международном уровне. Это будет означать то, что каждый доктор сможет помочь любой паре вампиров в любом месте. Но было бы лучше, если бы этим занималась только одна крупная больница в городе, чтобы информация поступала в чистом виде, а не через множество других больниц и источников. Чем больше больниц (да еще и маленьких), тем больше сложностей, а значит и ошибок. Черт. Мне нужно о многом подумать.

– Я бы хотел, чтобы в своем предложении ты все это предусмотрел. – Джуничи опускает руки на колени. – Четкий, упорядоченный план того, как это будет работать, никого не задевая и не исключая.

Я кладу ручку и разминаю пальцы.

– Конечно, обязательно все обдумаю. У меня не так много опыта с ранговыми вампирами, но у низкоуровневых бывает огромное эго. Я определенно не хочу наступать им на пятки. Даже называть их «низкоуровневыми» постепенно становится неполиткорректно. Они предпочитают «человек-вампир» или «вампир человеческого происхождения».

– Почему ты решил работать с вампирами и изучать их? – Джуничи моргает в ожидании. Ответ длинный и сложный, но… я его сокращаю.

– Меня всегда очень интересовала биология вампиров. Ваша кровь работает иначе, чем наша, и это завораживает.

Он ухмыляется.

– Как лабораторные крысы?

– Нет. Вовсе нет. Я просто… – Существует тяжелая историческая инсинуация, которую я не одобряю. А правда о том, как возник мой интерес к вампирам, звучит странно. Однажды я рассказал об этом Саю и тут же пожалел.

– Все нормально. – Идеальные губы Джуничи растягиваются в полуухмылке. – Ты увлечен. Много опыта.

Я щурюсь.

– Ты говоришь об этом там, будто это мой фетиш. Но это не так. Я никогда не выступаю инициатором. Низкоуровневые всегда готовы заняться сексом со мной. Для справки, я говорю не о своих пациентах.

Джуничи качает головой, все еще ухмыляясь и оставаясь невозмутимым, как всегда.

– Почему у тебя все сводится к сексу? Я даже ничего не сказал.

– Ты подразумевал.

– Нет. Кстати, как обстоят дела с симпатичным диетологом, которая была с тобой на торжественном вечере? Ты встречаешься с ней? Не то чтобы это мое дело, просто она очаровательная.

Я улыбаюсь. Оказывается, он это заметил, хотя на прошлой неделе, на торжестве, казался совершенно недовольным мной. Но все по делу. Я его не виню, а еще он по сути сказал, что мой костюм – дерьмо.

– Не совсем встречаюсь. – Я подавляю ухмылку.

– Боже. – Джуничи смеется, проводя длинными пальцами по мягким черным кудрям на макушке. – Есть ли кто-нибудь, с кем ты не только занимаешься сексом?

– Ты?

Он молчит, и я внезапно чувствую себя наглецом. Джуничи же вроде как мой босс, но он не мой босс. От него невероятно пахнет, и он такой проницательный и учтивый. С тех пор, как он держал мой чертов подбородок кончиками пальцев и смотрел на меня своими черными глазами, и эти красивые полные губы… Я все думаю, каково было бы поцеловать его.

Мой подбородок. Вот что выбило меня из колеи. Господи.

Он наклоняется вперед, опираясь на локти. Его глаза сфокусированы на мне, как темные блестящие шарики.

– Я и не думал, что ты заинтересован.

– Я никогда этого не говорил.

– Ты был не очень восприимчив к моим ухаживаниям, Джэ. Как будто я был тем, с кем нужно быстрее покончить. Ты ведешь себя так, будто боишься меня.

– Вовсе нет, и мне жаль… Я уже это объяснил. – Я делаю вдох. Сколько раз мне нужно извиниться? Это первый раз, когда он произнес мое имя без слова «доктор». Я был «доктором Дэвисом» в ночь торжества, что кажется еще более сдержанным и похожим на жесткую границу. Джуничи продолжает смотреть на меня, а я ощущаю комок в горле.

– Я не знаю, какой у тебя был опыт, – говорит он, – но я не делаю ничего легкомысленно или необдуманно. Я не «трахаю» людей и не тороплюсь. Если мне кто-то интересен, я уделяю ему все свое внимание.

Я делаю еще один вдох, потому что мой желудок снова скручивает сумасшедшими узлами. Сижу прямо, но он настолько близко, что мне было бы легко поддаться вперед и коснуться его губ. Но я лишь молча наблюдаю и облизываю свою нижнюю губу. Не знаю, что на меня нашло, но мне нужно поцеловать его.

Глава 8

Джуничи

Этот человеческий доктор облизывает губы и смотрит на мой рот, как будто это что-то, что он может съесть.

Закат, отражающийся в окне, подсвечивает каштаново-коричневые радужки его глаз, похожих на капли дождя, лежащие под тяжелыми, темно-золотистыми ресницами. У меня возникает соблазн стянуть очки с его лица, чтобы получше рассмотреть, прежде чем коснуться его губ, слегка приоткрытых, словно приглашающих меня.

Раздается стук в дверь, я перевожу на нее взгляд и устраиваюсь поудобнее.

– Входи, Риса.

Джэ опускает голову и запускает пальцы в свои густые волосы. Он выглядит так, будто ему больно. Я разделяю его разочарование, но мне лучше получается его скрыть. Поднимаю глаза и тепло улыбаюсь Рисе, когда она входит.

– Да?

– Доктор Изуми хочет знать, можно ли ей забежать к вам на несколько минут до вашего ухода? Она ждет моего звонка.

– Конечно. – Я вскидываю запястье, чтобы посмотреть на часы, затем перевожу взгляд на Джэ, голова которого все еще опущена. – Мы закончили?

Он почти свирепо смотрит на меня из-под ресниц.

– Да, – твердо произносит он, используя вежливый японский, его лицо спокойно. Но это маска. Доктор Дэвис недоволен. Он встает, отталкиваясь от стола ладонями, хватает свой блокнот и ручку, а затем кланяется, прежде чем уйти.

Все к лучшему. Я едва знаю этого мужчину. По какой-то причине напряжение между нами уже накалено до предела. С людьми никогда не бывает так сложно, поэтому они мне и нравятся.

Я пытался не торопиться и сначала поговорить с ним, чтобы понять его мысли и переживания. Что им движет? Я наслаждаюсь этой частью, потому что именно это впоследствии и делает меня лучшим любовником. Многие люди ищут дешевых острых ощущений и быстрых побед. Но не я. Я слишком долго живу, и это поверхностное дерьмо ничего для меня не значит. Заниматься любовью и быть в отношениях с кем-то гораздо приятнее, когда человек полностью открыт, честен и доверяет мне. Вот что приносит мне удовольствие.

Но он не был заинтересован. Сказал мне, что это полная чушь.

Он привлекателен и, очевидно, привык к тому, что его все хотят, но я не знаю, как к этому относиться. Он быстро объединил меня в одну категорию со всеми, кто пытался его трахнуть и укусить в прошлом.

Звучит лицемерно, но я вампир первого поколения! У меня гребаное эго.

На следующий день я сижу на кухне Харуки и Нино, которая стала для меня вторым домом. У нас ранний обед, так как ночью у меня самолет в Европу, буду там две недели. Обычно я выезжаю за границу к клиентам раз в квартал, но последняя командировка была прервана. У Харуки и Нино случился кризис, и я вернулся пораньше для моральной поддержки.

Харука заходит в кухню, одетый для прогулки. Последние несколько недель он носил только повседневные халаты, дизайн которых разрабатываю для него я. В этом нет ничего плохого, но это также явный признак того, что он не выходит из дома.

– Привет, Джун.

– Ваша Светлость. – Я улыбаюсь. Мне не нужно его так называть. В основном я делаю это, чтобы подразнить его. Он же воспринимает это как должное. Как-то раз в шутку я назвал его «чистокровным принцем», и ему это совсем не понравилось.

Он садится во главе стола, его темные волосы спадают вперед на виски и щеки. Он вздыхает, зачесывая их назад, но когда он опускает руки, волосы снова падают вперед. Я смеюсь.

– Твой парикмахер не хочет тебя стричь, да? Ты слишком долго тянул, поэтому он посоветовал тебе отрастить их, чтобы снова отдать на благотворительность.

Он стонет:

– Да, они отросли до такой неудобной длины, что просто невозможно зачесать их назад. И все же, если это моя самая большая проблема, я с радостью ее принимаю.

Я улыбаюсь.

– Хорошая смена перспективы. – Этой весной у Харуки и Нино выдалось несколько тяжелых месяцев. Неудобная длина волос – желанная проблема по сравнению с этим. – Где Нино?

– В душе.

– Он пообедает с нами? – У Нино нет проблем с выходом из дома. Он управляет делами аристократии в Киото и Осаке. Это не дает ему заскучать. Он любит свою работу и отлично в ней разбирается. Нино раз за разом превращает нуждающиеся бары и рестораны в успешные заведения.

Харука зевает.

– Нет. У него встреча. Хотя мы договорились, что по воскресеньям не будет работы, но он заверил меня, что это последняя встреча, которую он назначает.

Сидни, их молодой чистокровный жилец, заходит на кухню с пакетами продуктов. Он весело здоровается, а затем расставляет вещи по местам.

– Доброе утро, Джуничи!

– Здравствуй, Сид. Как на рынке?

Он останавливается, смотря на меня шалфейно-зелеными глазами из-под копны песочно-каштановых волос.

– Замечательно. Людно! Теперь на осень есть груши и хурма. Асао научил меня… – Он делает глубокий вдох и широко улыбается. По выражению его лица можно подумать, будто он только что описал луну и звезды на небе.

Сидни – спасенный чистокровный с Сокотры – один из первых, кого приняли в наше королевство. Он прибыл без пары и поначалу был довольно тощим и эмоционально замкнутым. Нино и Хару пытались поселить его в отдельной квартире, как они делают это с другими беженцами, но все пошло не так, как задумывалось. Они приходили его проведать, а он сидел в темноте в углу и отказывался есть или кормиться.

Но с тех пор, как они перевезли его жить сюда, в поместье, и помогли ему, он очень сильно изменился. К тому же, он любит готовить – чертовски хорош в этом деле.

– Как обстоят дела с предложением доктора Джэ? – спрашивает Харука.

– Мы поговорили об этом вчера. Думаю, что после нашего разговора он точно сможет во всем разобраться. Я дам тебе знать, когда получу официальный отчет.

Харука кивает, затем снова проводит пальцами по волосам.

– Доктор вызывает у меня недоумение. Почему он так физически привлекателен для меня? И ты упомянул ранее, что можешь отличить его запах от других. У него не типичный человеческий запах, верно?

– Ага, – говорю я, опираясь локтем на стол и подпирая щеку рукой. Такое ощущение, что доктор Джэ Дэвис постепенно занимает все больше и больше места в моем мире. – Ты не чувствуешь от него никакого уникального запаха?

– Нет. Чем он пахнет? Если не секрет?

Я хмурюсь.

– Почему это имеет значение? – Запахи – очень субъективный опыт для ранговых вампиров. Буквально тот случай, когда то, что для одного мусор, для другого клад. Мой источник пахнет ветчиной. Я люблю ветчину, но есть разница между желанием и вампирской жаждой: я не собираюсь заниматься сексом с тем, кто имеет запах ветчины. Если я скажу это Харуке, он сойдет с ума.

Но я должен ему что-то сказать.

– Разговоры о запахах – это личное. – Отмахиваюсь я. Но затем наклоняю голову, устремляя на него пристальный взгляд. – Чем для тебя пахнет Нино?

– Корицей. И дубом. Солнечным светом.

Я сажусь прямо, почесывая голову.

– Ладно, видимо, мы не смущаемся… Как именно пахнет солнечный свет?

– Это сложно описать. Солнечный свет – это скорее восприятие.

– Понятно.

– Привет, Джун. – Нино заходит в кухню, улыбаясь. Красивый солнечный свет.

– Привет… чем для тебя пахнет Харука? – Все или ничего.

Нино останавливается у тумбы, скрестив руки на груди.

– Сложно сказать. Самый простой ответ – розами. Но когда я питаюсь от него, это выходит за рамки простого чувственного опыта. Как будто я совсем в другом месте… как будто его душа – это пропитанный дождем сад с буйной зеленью и цветущими розами. Сладкий и свежий. Прекрасно.

Харука теперь открыто ухмыляется и смотрит на своего супруга. Нино подходит к нему, словно его что-то безмолвно манит. Харука приподнимает его подбородок, и Нино подается вперед, оставляя два крепких поцелуя на его губах. Затем он выпрямляется и достает что-то из заднего кармана.

– О, вот. – Он вытаскивает тонкую черную эластичную повязку. Харука морщит лицо, когда Нино быстро надевает ее ему через голову, а затем подтягивает вверх, чтобы расположить на голове. Отросшие волосы Харуки наконец-то убраны с его лица.

– Спасибо, любимый. – Харука вздыхает, затем смотрит на меня, приподняв бровь. – Твоя очередь.

Боже. Как теперь не выглядеть глупым после того описания роз в дождливом саду?

– Это что-то сладкое… запеченный десерт с пряными персиками.

– Что за пряные персики? – спрашивает Нино. – Звучит вкусно.

– Так доктор Джэ пахнет для Джуна. – Харука хлопает бордовыми глазами, глядя на меня. Изучает.

Нино смеется.

– О, это мило.

– Да, неважно. – Я хмурюсь. Чертовски унизительно. Как будто я ребенок, помешанный на фруктовых десертах.

– Все будут кофе? Я могу сварить перед обедом. – Сидни уже возится с кофейником.

– Да, пожалуйста. – На лице Харики добродушная и искренняя улыбка чистокровного принца. – Большое спасибо, Сидни.

Молодой вампир двигается плавно, открывая шкафчики, чтобы достать кружки.

– Не за что!

Харука откровенно сказал мне, что ему не по себе, когда этот молодой, эмоционально и физически травмированный чистокровный вампир прислуживает им. Но Сидни искренне наслаждается этим, и в сочетании с еженедельными сеансами терапии его прогресс неоспорим.

Когда я пригласил его впервые выпить пива и спросил его – не лучше ли ему иметь свое собственное жилье и быть более независимым. Он сказал мне, что ему нравится поместье Харуки и Нино, потому что он может быть чем-то занят, там он чувствует себя счастливее и безопаснее, чем в любом другом месте, где он когда-либо был. С этим не поспоришь.

– Обычные люди не источают такие отчетливые запахи, Джун. Ты спрашивал доктора Дэвиса о его биологии?

Я пожимаю плечами.

– Нет. Он человек. – Но его, очевидно, трахало и кусало довольно много вампиров низкого уровня, так что, может быть, у него есть какие-то задатки? Я держу эту нелепую мысль в голове.

Харука скрещивает руки:

– В нем есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд.

– О-о… – говорит Нино. – Вампир-историк официально в деле.

Харука переводит взгляд на меня, он серьезен.

– Ты должен покормиться от него.

– Нет. Месяц назад ты наорал на меня за то, что я просто пошутил о том, чтобы укусить его.

– Питание от людей в течение длительного времени и в качестве основного ресурса наносит ущерб нашей биологии и родословным, но не нанесет большого вреда, если сделать это один-два раза за долгий период.

– Большого вреда. – Я усмехаюсь. – В последний раз, когда я питался от человека, солнце буквально сразу же сожгло мне кожу. Я не мог выйти на улицу целых два дня. Это было ужасно… Моя плоть была похожа на горящую сигаретную бумагу.

Нино отстраняется, стиснув зубы.

– Фу. Господи.

Сидни протягивает Нино чашку с кофе, затем обходит стойку, чтобы передать мне и Харуке наши. После того, как мы его благодарим, он возвращается за тумбу и начинает вытаскивать кастрюли и сковородки из шкафов. Он скользит по кухне, как будто всегда был здесь. Кажется, будто он совсем не прикладывает усилий.

– Никогда не слышал, чтобы ты добивался кого-либо из аристократии, – говорит Харука. – Кроме Рена…

– Я не добивался Рена.

– Конечно. – Харука вежливо кивает, любезно переступая через эту разговорную мину. – Мне всегда было интересно, почему встречаешься исключительно с людьми? Ты против своих сородичей?

Вопрос задан, и когда я поднимаю глаза, все смотрят на меня и замирают на месте – Нино, Сидни, и даже Асао внезапно появляется здесь. Он ухмыляется, когда мой взгляд падает на него.

– Когда, черт возьми, ты здесь появился? – спрашиваю его я.

Он надменно вздергивает подбородок:

– Я здесь живу. Или ты забыл? Отвечай на его вопрос.

Откинувшись назад, я делаю вдох. Асао уже знает ответ на него. Мы часто говорим об этом, когда выпиваем.

Когда я нахожусь в этом доме, на меня редко обращают внимание. Обычно я проверяю все ли у них в порядке. Веду себя скромно. Я намного старше Харуки и Нино. Несмотря на то, что мы не придерживаемся строгих иерархических стандартов (и это одна из причин, почему они мне нравятся), я не закрываю глаза на разницу в возрасте. Инстинктивно я испытываю к ним братские чувства.

Я скрещиваю руки, эта тема заставляет меня обороняться.

– Мне не нравится встречаться с ранговыми вампирами, потому что они высокомерны и суетливы.

– Ты ранговый вампир, Джун, – говорит Нино. Капитан Очевидность.

– И он высокомерный и суетливый, – вмешивается Асао.

– Верно. – Я уверенно киваю. – Какого черта мне хотеть быть в отношениях с кем-то точно таким же, как я?

– Учитывая то, что мы не можем создавать связи с людьми, – говорит Харука, – ты не хочешь соединяться?

– Нет, – прямо отвечаю я.

– Почему? – спрашивает Харука. – До того, как моя первая связь была разорвана, я был искренне этим взволнован, и только после того, как меня предали, моя позиция резко изменилась.

Когда Харука был моложе, он был связан с чистокровной женщиной по имени Юна. Он никогда не рассказывал подробностей, но суть в том, что у нее было что-то интимное с другим вампиром, в результате чего их связь разорвалась. Событие было беспрецедентное. Мы все думали, что узы никогда не разрываются.

– Я вырос в доме с двумя вампирами, которые принудительно связали себя узами брака, – объясняю я, делая глубокий вдох. – Мой отец был манипулятивным, требовательным и строгим ублюдком, который использовал свое чистокровное влияние над моей матерью и всеми нами при каждом удобном случае. Не хочу впредь оказаться в такой ситуации. Я никогда не свяжусь с ранговым вампиром, особенно с чистокровным. Без обид.

– Не все чистокровные строгие и любят контролировать других, – задумчиво говорит Харука. – Думаешь, мы с Нино такие?

– Конечно, нет. Но вы оба заняты, не так ли?

Нино смеется и качает головой.

– Жаль, что мне пора уходить. Увидимся позже, ребята. – Он допивает свой кофе, и мы тепло провожаем его, прежде чем я снова смотрю на Харуку.

– Ты действительно можешь сидеть здесь и говорить мне, что большинство ранговых вампиров не высокомерные засранцы?

Харука качает головой.

– Не могу. Однако… если я смог встретить такого вампира, как Нино, возможно, есть надежда и для тебя? Твоя природа не может быть удовлетворена таким образом – иметь эмоциональную близость с одним источником и апатично питаться от другого. Ты будешь глубоко удовлетворен, когда эти два источника сольются в одном человеке. Питаться от вампира, которого ты любишь… Джуничи, нет ощущения более приятного. И ничто с этим не сравнится.

Я вытягиваю руки вверх и насмешливо улыбаюсь.

– Это все фантазии. Причудливые мечты.

– Но это случилось со мной.

– Ну ты же чистокровный принц, не так ли?

Он хмурится и закатывает глаза, отворачиваясь от меня. Такой способ Харука выбирает, чтобы сказать «пошел ты». Хотя он никогда не сказал бы этих слов вслух. Хотел бы я, чтобы он хоть раз это сделал. Возможно, я бы даже заплатил, чтобы услышать, как он ругается. В любом случае, мне это на руку, как минимум потому, что неприятная тема сошла на нет.

Глава 9

Джэ

– Эй. Придурок. Ты почему, черт возьми, не берешь трубку?

Я провожу ладонью по лицу, прижимая телефон к уху.

– Чтобы на меня не орали?

– Умник, – говорит Сайрус. Он расстроен, но я слышу смех в его голосе. – Ты в Японии сколько, четыре месяца, а я тебе уже безразличен, да? Старина Сай больше не нужен. Черт с ним.

– Драматично. – Я вздыхаю. Был ли у вас в детстве близкий друг, с которым вы хорошо проводили время, как и полагается в подростковом возрасте, но позже, повзрослев и достигнув зрелого возраста, думали: «Если бы я встретил тебя сейчас, с моими полностью сформировавшимся взглядами, возможно, я бы не захотел быть твоим другом?»

Это про меня и Сая.

Вечер вторника. Я сижу перед ноутбуком и пытаюсь написать Джуничи электронное письмо о предложении. По словам Рисы, он будет в Европе ближайшие две недели.

– Я волнуюсь, понятно? – говорит Сайрус. – Ты и твоя странная одержимость вампирами. Япония же кишит ими. Я боюсь, что ты позволишь одному из них осушить тебя и бросить в сточной канаве.

– Я не одержим. Я не какой-то фанатик…

– Точно. Ты профессиональный фанат. Доктор Фанат.

– Отвали, Сай. Ты мне поэтому позвонил? Чтобы начать дискуссию? – Ненавижу, когда он так делает – придирается ко мне по поводу вампиров, хотя он знает, причину моего интереса.

– Нет, – произносит он, и его голос наконец смягчается. – Я правда беспокоюсь, ясно? И Пип тоже. Она только что спросила меня, когда я в последний раз разговаривал с тобой, а я и не смог вспомнить. Не пропадай больше, чем на неделю, Джэ. Пожалуйста.

Я массирую лоб пальцами. Почему он не мог просто сказать это сразу?

– Хорошо. Я постараюсь.

Сайрус и мой папа – единственная семья, которая у меня есть. Мама умерла, когда я учился в средней школе. Папа остался со мной и был рядом до выпускных экзаменов. Затем я уехал в Оксфорд на учебу, а он вернулся в Корею.

Его семья не очень любит меня, хотя я никогда с ними не встречался. Наверно, технически они и моя семья тоже. Но эти «родственники» ненавидели мою маму, потому что папа бросил своей матери вызов, когда они поженились и переехали в Англию. Видимо, бабушка была категорически против всего этого. Теперь, когда мамы больше нет, ее злоба переметнулась на меня. Я стараюсь не думать слишком много о том, что у меня есть бабушка и дедушка, тетя и двоюродные братья, которых я никогда не видел. И, возможно, никогда не увижу. Мама воспитывалась в приемной семье, поэтому достоверной семейной истории с ее стороны нет.

С папой я довольно часто общаюсь. Он всегда спрашивает, как я себя чувствую, искренне беспокоится о моем здоровье. Я не видел его с тех пор, как мне исполнился двадцать один год. Тогда я закончил бакалавриат, а он прилетел в Англию на церемонию вручения дипломов. Кроме того, он купил коттедж в Бристоле и переписал его на меня, чтобы у меня было собственное жилье. Необычный, аккуратный домик выбрала моя мама еще в то время, когда была здорова. Правда, сейчас там живут арендаторы. Коттедж наводит на меня тоску, поэтому мне не хочется там оставаться.

– Что делаешь? – спрашивает Сайрус, наконец, успокоившись.

– Работаю над предложением, и мне нужно кое-что написать директору больницы.

– Предложение для…? Видишь, я уже даже не знаю, что происходит в твоей жизни.

Я смеюсь.

– Если ты заткнешься, я тебе расскажу. Это программа, помогающая однополым вампирским парам заводить детей.

– Извини, что спросил.

– Кретин.

– Встречаешься с кем-нибудь? – спрашивает Сайрус. – Я имею в виду с нормальными. С людьми. Только не рассказывай мне о своих сомнительных вампирских похождениях.

– Я тебя ненавижу.

– Ты меня любишь. Пип передает привет.

– Привет, Пиппа. – Я вздыхаю. Пиппа – светловолосая, голубоглазая, похожая на пикси невеста Сайруса. В детстве мы с Саем так много времени проводили вместе, что его младшая сестра часто шутила, что мы геи. Я не возражал, потому что… ну, я им и был, или вроде того. На тот момент, я еще не совсем разобрался в себе. Но Саю это не нравилось, как и его родителям. Когда перед моим отъездом Сай обручился с Пиппой, его родители не были в восторге от ее внешности, но подозреваю, они были рады тому, что она женщина.

Однажды я сказал Саю, что вдвоем они напоминают детскую книжку о мальчике и его собаке, которые разгадывают тайны. «Сайрус и Пип: что-то неладное на пляже» или «Сайрус и Пип на ярмарке: исчезающие клоуны – не шутка». Ему, правда, вовсе не показалось это забавным.

– Мы можем наверстать упущенное в эти выходные? – спрашиваю я. – Мне нужно закончить это письмо, пока я не потерял ход мысли.

– Обещаешь? – говорит Сайрус.

– Обещаю. Пока.

– До скорого.

Я вешаю трубку и делаю глубокий вдох. Сайрус постоянно доводит меня с тех пор, как я переехал в Японию. С подросткового возраста мы все время были вместе, а сейчас я как будто пытаюсь аккуратно перерезать пуповину, но он-то этого не хочет. Сай был категорически против моего переезда, говорил, что тяжело жить без знакомых, да еще и так далеко. Он вот-вот женится и начнет новую жизнь, и, честно говоря, у меня нет никакого желания быть третьим колесом для него и Пипы.

Я еще раз перечитываю электронное письмо.

Кому: [email protected]

Тема: Вопросы по предложению

Здравствуй, Джуничи,

Надеюсь, ты наслаждаешься поездкой. У меня есть еще два вопроса относительно деталей предложения:

1. В дополнение к данным о родословных и рангах, должны ли мы также собирать биографические справки? Например, интересы и хобби.

2. Можешь ли ты назвать примерную стоимость запуска новой больничной программы? Сколько стоили другие программы в прошлом? Я хотел бы рассчитать бюджет.

Спасибо,

Джэ Дэвис

Глядя на свое имя, я думаю, стоит ли мне поставить после него «доктор медицины, кандидат наук» или лучше подписаться «доктор Дэвис», поскольку он обычно называет меня именно так.

Я удаляю свою фамилию и нажимаю кнопку «отправить». Вздохнув, я откидываюсь на спинку кресла. Уже до неприличия поздно, и мне, вероятно, следует попытаться заснуть, но в последнее время мое тело было перевозбуждено. Я уже собираюсь встать, когда приходит уведомление о новом сообщении. Смотрю на экран: Джуничи уже ответил мне по электронной почте.

От: Такаяма Джуничи

Тема: Re: Вопросы по предложению+Здравствуйте, доктор Дэвис,

1. Отличная идея. Пожалуйста, включи биографические сведения в собранные нами данные с конкретными вопросами, чтобы я мог их рассмотреть.

2. Напиши Рисе на электронную почту.

Спасибо,

Джуничи

Я быстро набираю ответ.

Будет сделано. Спасибо!

Когда ты вернешься из поездки?

Джэ

Закусив губу, я нажимаю кнопку «отправить». Он сейчас в сети, так что… я решаю попробовать. Может, он больше не заинтересован, и я все испортил. Или, может, он все еще хочет узнать меня получше? Я помню его слова о том, что он не торопится и уделяет все свое внимание… Всякий раз, когда они всплывают у меня в голове, жар поднимается по шее и лицо пылает. Я начинаю представлять, на что это может быть похоже – обладать полным вниманием Джуничи.

Раздается уведомление о новом электронном письме.

10 октября. А что? Тебе что-то

нужно до этого времени?

Технически нет. Но…

Нет, я в порядке. Мне просто было любопытно. Ты в отпуске?

Примерно через минуту приходит его ответ.

Я работаю. Почему ты не спишь?

Задумываюсь на минуту. По правде говоря, я не могу уснуть.

Я тоже работаю. Плотный график.

Ты выполняешь работу для больницы?

Уже десять минут от него нет ответа, и мне кажется, что я потерял его. Внутри зияющее, слегка тревожное чувство… как будто я задал слишком много вопросов, и это вызвало у него раздражение.

После еще десяти минут бездумного сканирования Интернета (я говорю себе, что не жду его ответа – мне действительно нужно узнать, «где сейчас Фредди Принц-младший»), я сдаюсь и встаю, чтобы налить себе стакан воды.

Когда я отворачиваюсь, приходит новое уведомление.

Какой у тебя номер телефона?

Могу тебе позвонить?

Я вне себя от радости! Скорее печатаю: «да», – набираю номер своего мобильного и нажимаю «отправить». Мой телефон лежит на журнальном столике возле дивана. Я быстро наливаю немного воды, и к тому времени, как я усаживаюсь поудобнее, он звонит.

– Алло?

Глава 10

Джуничи

– Почему в три часа ночи ты берешь у меня интервью по электронной почте? – спрашиваю я. – Это часть предложения?

– Нет… – произносит доктор с теплым акцентом. Когда он говорит, то звучит так, будто поет песню, и я слышу улыбку в его голосе. – Мне просто было интересно.

Я поднимаю бровь, откидываясь на спинку плюшевого кресла и устраиваясь поудобнее:

– Теперь я тебе интересен?

– Да. У тебя же был мой номер раньше…

– Это было раньше.

– Ты удалил его?

– Зачем мне его хранить? – спрашиваю я.

Он молчит, но после паузы спрашивает:

– Это твой личный номер?

– Да. – Я слышу, как он возится с телефоном. Похоже, сохраняет его.

– Где ты? – Закончив, спрашивает он. – Если ты, конечно, не против такого вопроса.

– Я в Париже. В гостиничном номере.

– В Париже, ничего себе… Зачем ты приехал туда?

– У меня есть пара клиентов в этом городе, для которых я разрабатываю дизайн. Через три дня я поеду в Амстердам с той же целью.

– Что… именно ты разрабатываешь?

– Одежду, – говорю я.

Разговор кажется мне странным. До этого момента Джэ никогда не задавал вопросов обо мне, и поэтому я полагал, что ему действительно наплевать. Теперь же он только и делает, что задает вопросы.

– Удивительно… ты разрабатываешь дизайн одежды и управляешь больницей? – спрашивает он.

– Я не управляю больницей. Я только утверждаю важные решения и просматриваю финансовые отчеты. Одежда – моя страсть.

– А, понял. Логично… Ты всегда выглядишь безупречно. Сливовый костюм. Ты сам его сшил для себя?

– Да. Но обычно я не шью одежду для себя. Только какие-нибудь странные вещицы. Предпочитаю тратить свое время на дизайн одежды для других и на то, чтобы они выглядели хорошо.

– Мило с твоей стороны.

– Я чуткий вампир, – говорю я. – Такое бывает.

– Чуткий вампир… Звучит как название меланхоличного любовного романа в магазине сувениров в аэропорту.

Я ерзаю в кресле и кладу лодыжку на колено.

– Тебе такое нравится?

– Что? Сувенирные магазины в аэропорту? Любовные романы?

– Ну, мы знаем, что ты не любитель романтики.

– Это неправда, – говорит он. – Я просто… не привык к этому. Особенно с вампирами… или с парнями.

Я поднимаю бровь.

– Похоже, я в двойном минусе. Все это время карты складывались против меня.

В трубке повисла пауза. Я собираюсь задать ему еще один вопрос, просто чтобы поддержать разговор, но он опережает меня.

– Мы можем начать сначала?

Я моргаю. Искренность такого предложения застает меня врасплох.

– Откуда?

– С самого начала. С того момента, как ты пригласил меня на ужин.

– Значит, мы будем делать вид, что ничего этого не было?

– Нет… – запинается он. – Я не имею в виду забыть. Но… ты сказал, что хочешь, чтобы мы узнали друг друга получше…

– Хочу. И я сказал, что ты красивый, потому что это так. – Услышав, как он вздохнул, я быстро добавляю, – Но это не означает, что все, чего я хочу, – это переспать с тобой. Разве это так трудно понять?

– Ну, нет, – говорит он. – Не трудно…

– Хорошо. – Я улыбаюсь. Кажется, у нас наконец что-то получается. И почему это было так сложно? Вспоминая его реакцию на меня в тот первый вечер и то, что он сказал… Я все еще думаю, что у Джэ сумбурный характер, как будто что-то бурлит внутри него, но мне это нравится. А с виду он выглядит спокойным и даже немного расслабленным.

– Я бы тоже хотел познакомиться с тобой поближе, – говорит он. И снова откровенное признание застает меня врасплох. Когда я замолкаю, он спрашивает, – Ты поужинаешь со мной? Когда вернешься после поездки? Поедим где-нибудь как полагается.

– Почему, Джэ? – спрашиваю я. – Что изменилось?

Он на мгновение замолкает, очевидно, задумавшись. Наконец, он говорит:

– Я изменился, и теперь смотрю на тебя без всего того нелепого личного багажа.

Мгновение я пытаюсь это переварить. Прозвучало не сексуально, но мне нравится его ответ – то, что он замечает подобное в себе и старается исправить, впечатляет. Большинство людей ищут вовне, обвиняя во всем других. Никакой ответственности.

Хотя, на самом деле… возможно, это очень сексуально.

– Все в порядке. Я поужинаю с тобой. С нетерпением этого жду.

– Я тоже. Значит, через две недели?

Две недели кажутся таким долгим сроком…

– Если мы сможем согласовать наши графики, ты бы хотел созваниваться вот так, пока я в командировке?

– Да. С удовольствием.

Я улыбаюсь.

– Только не в три часа ночи. Я не могу допустить, чтобы врачи в маминой больнице работали вполсилы. Почему ты не спишь?

– Не могу расслабиться. Что ты имеешь в виду под «маминой больницей»? Она ею владеет? Сора сказала мне, что владелец ты.

Я смотрю на часы, и там, где он, сейчас 3:25 ночи.

– Во сколько ты идешь в больницу на смену, Джэ?

– В шесть. Я уже встал. Просто скажи мне.

Откинув голову на спинку кресла, я закрываю глаза.

– Да, я владелец больницы. Когда моя мать была жива, она работала там медсестрой.

– Впечатляет. Не многим вампирам комфортно работать в больницах, учитывая, что запахи человеческой крови и болезней воздействуют на их органы чувств… Это как работать в амбаре, полном фейерверков.

– Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

– Э-э… возможно, ты бы сказал «ситуация вот-вот выйдет из-под контроля»?

Я смеюсь, качая головой.

– Все не так уж плохо. Но да, это требует твердого характера и силы воли. Моя мать определенно этим обладала. Ей нравилось помогать людям и работать медсестрой. Я всегда восхищался этим, поэтому, когда она умерла, я купил больницу и переименовал в ее честь.

– Это прекрасно. Правда. Такой чудесный способ почтить ее память. А что насчет твоего отца?

– Мой отец умер более пятидесяти лет назад. Я не скучаю по нему.

– О, ну… тогда ладно…

– А как насчет твоих родителей? – спрашиваю я, понимая, что мне нужно разрядить обстановку. – Они гордятся своим сыном – врачом вампиров?

– Ну, на самом деле моя мама тоже давно умерла. Когда я еще учился в средней школе. Мой отец сейчас в Южной Корее со своей семьей. Он не против того, чем я занимаюсь. По крайней мере, он не высказывал категоричного мнения.

Я делаю паузу, уловив что-то странное.

– Мне жаль твою маму. Ты сказал, что твой отец со своей семьей? Разве они не твоя семья тоже?

Джэ на другом конце делает глубокий вдох.

– Технически. По закону и генетике? Они не признают меня одним из них. Запутанная история с женитьбой моих родителей без одобрения бабушки. Но это не имеет большого значения. Я довольно часто общаюсь с отцом. Все в порядке.

Я представляю, как он пожимает плечами, но сижу со сморщенным от недоверия лицом. Не похоже на то, что у него все в порядке.

– Понятно. Семья твоей матери более благосклонна к тебе?

– Мама выросла в приемной семье в Лондоне, поэтому родственников с ее стороны нет. Я слышал, что родственники – в любом случае боль, так что не переживаю по этому поводу. – От меня не ускользает и то, что он пытается превратить в шутку тот факт, что у него, по сути, нет никаких родственных связей. Джэ пытается говорить об этом беззаботно, но что-то в этом заставляет мою грудь сжаться.

– Ты встретил кого-нибудь, переехав в Японию? – спрашиваю я. Жизнь на новом месте может быть чертовски одинокой, если не иметь семьи, к которой можно было бы обратиться. Где его племя? Его община? Ни один человек не может быть гребаным островом.

– Не совсем… но Сора пару раз приглашала меня на ужин. Обычно я очень занят новым наплывом пациентов и проектом по суррогатному материнству. В одиночестве мне лучше всего работается. Я довольно хорошо справляюсь со всем самостоятельно… уже много лет. Это действительно не так плохо, как может казаться. Я не какой-то одиночка… Как мы пришли к этой теме? Боже.

– Может быть, когда я вернусь, я свожу тебя в долину Окуцукей перед ужином? К тому времени там будет по-осеннему красиво… раз уж ты сказал, что не видел никаких достопримечательностей. Или, может быть, в замок Химэдзи?

Я почти слышу облегчение в его голосе, когда он отвечает:

– Мне бы этого очень хотелось. Звучит превосходно. По воскресеньям у меня выходной.

– Что ты обычно делаешь в это время? – спрашиваю я.

– Хм, в основном занимаюсь домашними делами, а также играю в сёги в местном храме ради забавы.

Я делаю паузу, приподняв бровь.

– Ты играешь в японские шахматы со стариками ради забавы в свой единственный выходной?

Он смеется.

– Ну, они очень добры, гостеприимны, и им нравится привозить мне гостинцы и сувениры каждый раз, когда они возвращаются из отпуска.

– Ладно, если ты положил глаз на кого-то из них, скажи мне сейчас, и я не буду мешать.

Джэ фыркает.

– Не положил!

– Если тебе нравятся мужчины постарше, то я, наверно, вдвое старше любого из них. Да и гостинцы я тебе привезу повкуснее.

Джэ продолжает звонко смеяться, и мне приятно это слышать. Я чувствую, как стена, построенная им, начинает разрушаться.

Глава 11

Джэ

Я не дефилирую. Это не то, чем я занимаюсь.

Я улыбаюсь. За последнюю неделю я так много улыбался, что у меня онемели щеки. Я не могу вспомнить, когда в последний раз я был так взволнован чем-то в своей личной жизни. Как будто внутри меня парят звезды. Чудо. Ощущаю себя ребенком в канун Рождества.

Мои пальцы быстро скользят по экрану, и я нажимаю кнопку «отправить».

Ты бы мог быть моделью.

И прекрасно бы дефилировал

по подиуму. Шикарные ножки.

В чате тут же всплывает небольшой пузырек – Джуничи пишет сообщение, и вскоре оно высвечивается на экране.

Если ты будешь продолжать в том же духе,

у меня сложится неверное представление

о твоих намерениях.

Я смеюсь, чувствуя себя злодеем.

Пожалуйста, пусть сложится неверное.

Ужасное, очень плохое, нехорошее представление.

Вы дразнитесь, доктор Дэвис. Будешь

стесняться, когда я вернусь домой?

Тебе придется это выяснить.

Удачи на переговорах сегодня.

– Пять минут, – объявляет пожилой мужчина в передней части комнаты. Прежде чем я убираю телефон, он вибрирует еще раз.

Спасибо. Поговорим еще вечером?

Да, конечно.

Отлично. Наслаждайся стариками…

но не слишком сильно.

Я качаю головой, засовываю телефон под свои скрещенные на татами[17] ноги и сажусь прямо. Боже. Не могу дождаться возвращения Джуничи.

Мы разговаривали и переписывались каждый день в течение последней недели. Я так много о нем узнал: он любит классический джаз, благодаря чему они с Харукой сразу же нашли общий язык. А еще он играл в кэндо[18] в старшей школе и выиграл чемпионат (в знаменитой старшей школе, предназначенной только для вампиров); Джуничи любит путешествовать, но ненавидит летать, потому что, по его словам, это все равно, что оказаться запертым внутри человеческой консервной банки на несколько часов. Это выбивает его из колеи, потому что он чувствует, как эти люди жили в прошлом, и как живут теперь… Я хоть и человек, но меня это не обидело, потому что представив себя на его месте, я понимаю, как это ужасно. Одной мысли об этом вечном запахе пердежа, смешанном с омертвевшими клетками кожи и несвежими подмышками, достаточно, чтобы вызвать у меня рвотный рефлекс.

Ладно, забудем об этом. Каждый раз ровный прохладный голос Джуна действует на меня словно афродизиак. Мы разговариваем допоздна, и ко мне в голову то и дело лезут развратные мысли: постоянно хочется сказать ему что-нибудь грязное о моем члене или о его члене, о том, что бы я хотел сделать с ним.

Однако если я пойду по этому пути, не уверен, что он последует за мной, поэтому я сохраняю легкость и кокетливость, а он и не против. Когда Джуничи вернется на следующих выходных, придется сдерживаться, чтобы не обхватить его и не облизать, как только увижу.

– Три минуты.

Сегодня воскресенье, я в местном храме играю в сёги со стариками. Храм спрятан в глубине лесистого парка здесь, в Химэдзи, и игроки тут хорошие. Безобидные. Я не появлялся здесь два воскресенья: сначала из-за торжества, а потом из-за ужина в доме Соры.

Хироюки, который ведет матчи, сказал мне, что какой-то новичок претендует на первое место. Каждую неделю здесь стал появляться молодой вампир, он уже обыграл двух лучших игроков после меня. Я должен сыграть с ним сегодня, чтобы вернуть себе место. Как только я начинаю задаваться вопросом, где, черт возьми, его носит, то понимаю, что надо мной кто-то стоит. Я поднимаю взгляд, и у меня отвисает челюсть.

– Харука?

Он моргает своими совиными бордовыми глазами. Клянусь, они всегда светятся.

– Здравствуйте, доктор Дэвис. Какой приятный сюрприз.

– Я не знал, что вы играете в сёги? – Он садится на подушку напротив меня, между нами лежит игровая доска.

– Конечно, раньше я играл в частном порядке, – говорит он, поджав под себя длинные ноги. – Но никогда не соревновался, как сейчас. Я здесь по вашей рекомендации. Помните?

Я вспоминаю наш последний разговор. Это было всего несколько недель назад, но кажется, что прошла целая вечность.

– Верно. Выйти из дома и заняться тем, что тебе нравится… – Я хмурюсь, потому что я идиот, и понимаю, что мы говорим на английском. До этого момента я никогда не разговаривал на нем с Харукой. – Откуда вы узнали, что я владею английским?

Харука небрежно закатывает рукава своего черного джемпера, изучая доску.

– Ваша фамилия Дэвис. И Сора сказала мне, что вы перевелись сюда из Англии, но вы всегда начинаете разговор на японском. Предпочитаете говорить на нем?

– Я… Нет. Все в порядке…

– Готово – начали! – кричит Хироюки. В комнате воцаряется сосредоточенная тишина.

– Ну что, приступим? – Харука холодно улыбается. От него исходит сильная уверенность.

Я киваю, не менее уверенный в своих силах.

– Да.

К концу турнира я вымотан до предела. У меня болит голова, но я все равно спрашиваю Харуку, не хочет ли он выпить со мной чашечку чая в ближайшем кафе. Оно находится на территории храма, и многие игроки ходят туда после окончания турниров. За пределами внутреннего дворика есть сад, бамбуковая роща и прелестный каменный водопад. Там царит очень спокойная атмосфера – настоящий дзен.

Когда мы сидим и пьем чай, я делюсь хорошей новостью:

– Я планирую представить предложение Джуничи на этой неделе. Моя цель – среда. Мне еще нужно проработать множество мелких деталей, но, если он одобрит, мы сможем запустить тестовую программу уже в декабре.

Харука улыбается.

– Это замечательная новость. Вы смогли завершить предложение за впечатляюще быстрый срок.

Пожимаю плечами. Я использовал все эти бессонные ночи по максимуму.

– Знаю, что это важно для вас с Нино, да и сам я уже давно размышлял о подобном проекте. Джуничи тоже мне очень помог.

– Джуничи – очень эффектный вампир, – говорит Харука, поднося чашку ко рту. Я киваю. Так и есть. После нашего первого телефонного разговора я искал его в Интернете. Не знаю, почему мне не пришло в голову сделать это раньше. Джуничи – частный модельер с известными клиентами по всему миру. Там были его фотографии с политиками и знаменитостями, в том числе и с историческими личностями. Он сделал наряд для Дэвида Боуи, ради всего святого.

Он также владеет и управляет больницей исключительно на свои деньги. Больница «Джанна Грасиа Медикал» названа в честь его матери, как он мне и сказал, и у главного входа есть ее фотография. Последние четыре месяца я почти каждый день проходил мимо нее, даже не подозревая об этой связи.

Это черно-белый портрет, женщина на нем великолепна – длинные темные вьющиеся волосы, спадающие на плечи, кожа цвета мокко и яркая, широкая улыбка. Однажды утром Сора увидела, как я смотрю на фотографию, и рассказала, что Джанна переехала сюда из Санто-Доминго, чтобы выйти замуж за чистокровного отца Джуничи по политической договоренности. Его мать – доминиканка. Все оказалось на поверхности. Так бывает, когда очень долго ждешь.

– Доктор Дэвис? – спрашивает Харука.

– Можете звать меня просто Джэ.

– Джэ, каково ваше биологическое происхождение? Вы знаете историю своей семьи?

Я моргаю. Это неожиданный вопрос.

– Ну, мы говорим о расовом происхождении?

– О родословной, в частности.

– Я человек. Мой отец южнокореец, человек. Насколько мне известно, никаких предков-вампиров. Моя мать была сиротой. Она… я не знаю ее биологического происхождения. – Это ящик Пандоры, который я бы не хотел открывать. Мне нравится Харука, но я не готов вываливать на него свои маниакальные теории заговора.

– Ваша мать была сиротой… – размышляет Харука, скрестив руки на груди. – Где она сейчас?

– Она скончалась очень давно. Всю жизнь болела, но справлялась. Матери стало намного хуже, когда ей было около сорока лет.

– Я сожалею о вашей утрате.

– Спасибо, Харука.

– Если вы не возражаете, могу я узнать, чем она болела?

Странно, почему он этим так заинтересовался. Связано ли это с тем, что несколько недель назад они с Нино решили, что я вампир?

– Врачи всегда говорили, что ее тело не может должным образом усваивать питательные вещества. Они выписывали ей пищевые добавки и направления на различные процедуры, но в итоге так ничего и не смогли сделать. В конце концов ее сердце отказало.

Он кивает и явно о чем-то думает. Я решаю воспользоваться его молчанием:

– Как… вы с Нино познакомились? Как вы поняли, что он вам подходит?

Процесс заключения вампирских связей скрыт от человеческой культуры. Невероятно, как им это удается, ведь не существует буквально никаких письменных документов или исследований на эту тему. Насколько я знаю, Нино и два других вампира исполнили перед Харукой яркий брачный танец, а затем он выбрал того, кто ему понравился больше всего.

Или, возможно, наоборот. Мне трудно представить Харуку, исполняющего брачный танец. Он бы сделал это великолепно – темный шелк и струящиеся халаты… Мне бы очень хотелось посмотреть.

Все полагают, что этот ритуал связан с сексом или кормлением. Но это все сплетни, вряд ли кто-нибудь мог случайно проболтаться об этом. Некоторые аспекты вампирской культуры очень личные, и людям не нужно о них знать.

– Все между мной и Нино было естественно, когда мы встретились. Мы открыто общались друг с другом и подчинялись своим инстинктам. Никто из нас не боролся с внутренним притяжением.

– Звучит мило. – Я искренне улыбаюсь. – Так обстоит дело с большинством ранговых вампиров?

– К сожалению, нет. Прошлый опыт, предположения и недопонимание часто омрачают сознание вампира и мешают ему взглянуть на другого вампира без предрассудков. Я полагаю, люди сталкиваются с теми же трудностями?

Харука поднимает одну бровь, я киваю.

– Да. Безусловно.

– Может быть, чтобы отпраздновать подачу вашего предложения, вы согласитесь поужинать с нами в следующее воскресенье? Джуничи тоже там будет.

– Поужинать? У… у вас дома?

– Да. Или вы не находите нашу природу оскорбительной?

– Нет, конечно, нет. – Их природа просто заставляет меня нервничать, а желудок скручивает узлами. Вот и все. – Я бы с удовольствием отпраздновал это за ужином. Ух ты…

– Отлично. – Харука улыбается. – Вы можете присоединиться к нам после сёги на следующей неделе.

Я прищуриваюсь, глядя на него и чувствуя конкуренцию.

– Да… сёги. На следующей неделе.

Харука откидывает голову назад и смеется, издавая глубокий гортанный звук. Мне хочется толкнуть его, как будто мы на детской площадке в начальной школе.

Глава 12

Джуничи

Привет. Ты готов?

Нажав «отправить», я снова падаю на кровать в гостиничном номере и устраиваюсь поудобнее. Я устал, был долгий день. Через минуту приходит ответ.

Да.

За последнюю неделю я получил истинное удовольствие от общения с доктором. Сейчас он более расслаблен и открыт, и во многом у него интересная и обоснованная точка зрения. Он задает вопросы, что, я полагаю, является основной характеристикой врача.

Откинувшись на подушку, я набираю его номер и подношу телефон к уху. После нескольких гудков он отвечает.

– Привет… ты собираешься участвовать в шоу?

Я вздыхаю.

– Нет. Я же сказал тебе, я не модель.

– Я нашел дизайнера в Интернете, – говорит он. Это еще одна забавная вещь. Если я упоминаю что-то, чего Джэ не знает, он начинает самостоятельно изучать это. И в следующий раз, когда мы разговариваем, он уже практически эксперт в этом вопросе. – Ты идеально подходишь под его эстетику. Все другие его модели с последнего дефиле тебе проигрывают.

– Каким образом? – любопытствуя, хмурюсь я.

– Ну, знаешь, очень высокий и… безупречно элегантный с водянистой развязностью.

– Водянистой развязностью?

– Сочащейся. Капающей с тебя.

Я смеюсь и качаю головой.

– Как патока, – говорит он. – Патока со вкусом бурбона…

– Ладно, Джэ. Откуда ты только это берешь?

– Ты вдохновляешь меня. И в моем представлении образ тебя выглядит именно так.

Как ни странно, я улыбаюсь.

– Держу пари, ты говоришь это всем вампирам.

– Не говорю. Никогда.

Мне так и хочется спросить его, почему он дурачится с вампирами низкого уровня, но думаю, это испортит атмосферу. Кроме того, у каждого есть свои предпочтения, хотят они признавать это или нет. Очевидно, я предпочитаю людей. Значит ли это, что у меня фетиш? Думаю, нет. Просто с ними легче взаимодействовать. Никаких правил и культурной иерархии. Никакой угрозы быть соединенным и прикованным к ним навечно.

– Ты звонил своему другу на выходных? Сайрусу? – спрашиваю я. – Чтобы он не орал на тебя.

– Звонил… идиоту. Я позвонил ему по видеосвязи, но он был вроде как… занят и все время отвлекался, не мог усидеть на месте. Несносный.

– Он всегда такой?

– Хм, не знаю. С тех пор, как я переехал в Японию, Сай стал странным. Он кричит на меня, если я не звоню, а когда я звоню, он ведет себя неловко и почти не обращает на меня внимания.

– Может, он скучает по тебе? – рассуждаю я. – И не знает, как это сказать?

Джэ выдыхает с недоверием.

– Кто знает.

– Может, ты ему нравишься? – предполагаю я. – Он гей?

– Нет-нет, абсолютно нет.

Я приподнимаю бровь. У некоторых людей есть странные убеждения относительно влечения к представителям своего пола. Настолько, что когда они его испытывают, то часто отрицают, и проявляется это самым странным образом.

– Ты уверен? – спрашиваю я.

– Уверен, – отвечает Джэ. – Мы были лучшими друзьями с самого детства. И я всегда был откровенен с ним о своей сексуальности. Он бы мне сказал.

Я пожимаю плечами, оставляя эту тему.

– У тебя есть предпочтения? – спрашивает Джэ. – Мужчины или женщины? Другое?

– Не особо, – говорю я, сгибая руку и кладя ладонь под голову. – Я не люблю драмы, а на это способны все гендеры. Как насчет тебя? Ты встречаешься с диетологом Люси.

– Не совсем встречаюсь…

– Значит, просто спишь с ней?

– Не так давно… Я… Ну…

– Я не осуждаю тебя, Джэ. Ты не перед судом. Можешь спать с кем захочешь.

– Могу?

Тишина становится тягостной, и я улыбаюсь. Этот доктор – нечто.

– Ты собираешься отвечать на мой вопрос? Что ты предпочитаешь?

– Наверное, у меня нет предпочтений… но мы говорим о сексе?

– Ты всегда говоришь о сексе, так что, полагаю, да.

С его губ срывается смешок.

– Господи. Что ж, женщины более… удобны? Чтобы спать с ними. Мужчины…

– А мужчины нет? – говорю я.

– Мне это не противно. Просто… Очевидно, что существует масса способов заняться сексом. Но по моему опыту, мужчины всегда немного грубоваты и вульгарны, как будто им нужно что-то доказать. Некоторые мужчины ведут себя так, будто ты замочная скважина, в которую можно совать свой член. Типа: «О да, он отлично сюда влезет. Ладушки, это было здорово, прости-прощай и всего хорошего». Они уходят, насвистывая и поправляя свой монокль, потому что им плевать на все, и в особенности на то, что человек – не замочная скважина.

– А женщины не обращаются с тобой, как с замочной скважиной?

Джэ смеется.

– Нет. Не обращаются. И я тоже с ними так не обращаюсь.

– Мне жаль, что у тебя был такой опыт.

– Такова жизнь, – говорит он. Мне не нравится апатия в его голосе.

– Не всегда, Джэ. Не все мужчины такие.

– Да?

Я снова улыбаюсь. Этот доктор заставляет меня много улыбаться. Есть в нем что-то очень искреннее и… милое? Как будто он вообще ничего от меня не скрывает, и мне хочется обхватить его и прижать к своей груди.

– Да. Не теряй надежды.

– Я и не теряю, – говорит он. – В последнее время я думаю о довольно длинноногом джентльмене с черными глазами, которые напоминают мне бурбонную патоку.

Вот опять. Я улыбаюсь.

– У тебя есть братья или сестры? – спрашивает он.

– У меня есть старшая сестра. Она живет на Ямайке. – У меня интересная сестра. Как только наш отец умер, она уехала из Японии и больше никогда не возвращалась. Она даже не говорит со мной по-японски, хотя мы выросли, разговаривая на нем. Теперь она использует только испанский или английский. Когда я был ребенком, старался не мешать отцу и делал то, что мне говорили, прежде всего потому, что боялся его и не хотел, чтобы меня били. Но она постоянно вступала с ним в перепалки. Мама всегда говорила, что они слишком похожи. Сестра это ненавидела.

– А у тебя? – спрашиваю я.

– Нет, у меня нет. Хотя я всегда хотел этого. Вы близки с ней? Я имею в виду, с твоей сестрой.

– Мы общаемся довольно регулярно – по крайней мере, раз в месяц. И мне нравится ее пара. Она тоже первого поколения.

– Ого, у нее есть пара…

– Есть. Они вместе уже около двадцати лет.

– Это мило, – говорит Джэ, затем делает паузу. Повисает мертвая тишина, как будто он хочет что-то сказать, но сомневается.

– Что такое? – подталкиваю я.

– Ты когда-нибудь встречался с ранговыми вампирами?

– Нет, – признаюсь я. – Ранговые вампиры превозносятся в человеческой культуре, но, правда в том, что они жесткие и сложные.

– Это предупреждение?

Я смеюсь.

– Такой у меня был опыт. Думаю, у тебя все будет иначе. – Я не думаю, что я жесткий или сложный. На мой взгляд, я гораздо более расслабленный и спокойный, чем типичный ранговый вампир. Единственный повод для разногласий – это подчинение.

Только чистокровный может заявлять свое положение надо мной, так как я довольно древний представитель первого поколения. Я бы никогда не стал встречаться с чистокровным. Мой отец был чистокровным, с совершенной родословной, и он использовал это, чтобы командовать всеми нами и вести чрезвычайно строгое хозяйство.

Когда я был маленьким, моя мама любила танцевать. Меренге, сальсу, бачату. Отец запретил ей танцевать (а со временем и работать медсестрой). Это было «неприлично» и «примитивно» – дикое покачивание бедрами под непристойную музыку.

Когда он уезжал по делам, мы танцевали – гипнотические ритмы рекинто[19], бонго и гуиро[20] разносились по дому, и мама в эти моменты была полна жизни. Она кружила меня и смеялась. Я помню ее подпрыгивающие в танце локоны и прекрасную улыбку. Мы готовили вместе, она делала дульче фрио[21] со свежими фруктами. Иногда пирожные с шоколадной крошкой (обычно по просьбе сестры).

Мне нравилось, когда отца не было дома. Это были лучшие моменты моего детства.

– Ты другой, Джун. Не такой, как все, кого я когда-либо встречал. – Джэ так искренен, когда говорит подобные вещи. Его мягкий, беспечный акцент, словно искрящийся солнечный свет, отражающийся в прозрачной реке.

Я мог бы сказать ему, что чувствую то же самое. Несмотря на то, что все начиналось не очень гладко, он – самое интригующее и очаровательное существо, с которым я общался за очень долгое время. И он удивляет меня снова и снова, а это не так-то просто.

Но пока рано раскрывать карты. Вместо этого я отвечаю:

– Я полагаю, что ты говоришь это в положительном ключе?

– Конечно, – смеется он. – В самом лучшем смысле. Я с нетерпением жду, когда ты вернешься домой…

Я улыбаюсь.

– Я тоже. Хочу тебя увидеть, и мне нужно составить список всех мест, которые можно тебе показать. Ты здесь уже почти пять месяцев, а ничего так и не видел.

– Это неправда. Я сто раз видел помещение бара Лоусона за углом от моей квартиры. Я также видел несколько станций линии Кишин…

– Ха-ха. – Я ухмыляюсь. – Может быть, нам стоит начать с Кобе. Там есть красивый маленький городок под названием Китано, который я обожаю. Там произошло много исторических событий, и в нем есть один из моих самых любимых тайских ресторанов. Ты любишь тайскую кухню?

– Д-да, безусловно.

– Слава богу. На мою долю выпало немало привередливых людей.

– Вампы не брезгуют брюссельской капустой или брокколи?

– Нет. Но мы привередливы в напитках.

– Ах да, ну, это понятно. Ты питаешься от людей, Джун?

– Практикую воздержание. Но раньше питался. Это не лучший вариант.

– Логично… – Джэ делает вдох, и я почти чувствую, как у него в голове крутятся шестеренки, поэтому жду. – Если… что-то столь фундаментальное для тебя люди не удовлетворяют, зачем напрягаться? Что тебя в них привлекает?

– Кормление – это основа моего существования, но я не связан этим. Это не единственная мотивация моей повседневной жизни. Это просто то, что я должен делать, чтобы выживать.

– Это… неожиданно. Я всегда представлял кормление очень важным и приятным занятием для вампиров. Но от тебя это звучит обыденно – как дышать кислородом или пить воду.

Дело в том, что я питаюсь от одного и того же существа с тех пор, как моя кожа затвердела. Хотя я вроде как его ненавижу. Так что да, кормление не является для меня каким-то волшебным занятием. Если уж на то пошло, я боюсь этого и хотел бы, чтобы мне не приходилось испытывать это чувство вовсе. Так я был бы намного счастливее.

– Для большинства вампиров это так, – подтверждаю я. – Но не для меня. Вместо того чтобы быть одержимым чьим-то вкусом, я предпочитаю смотреть на картину в целом. На таланты и характер, неподдельную доброту, которую излучает человек в своем искреннем желании помочь другим, на его яркую улыбку или на то, как солнечные лучи падают на волосы. Для меня эти вещи имеют более высокий приоритет.

– Я… Да. Это действительно звучит гораздо приятнее.

– Ты же понимаешь, что я говорю о тебе?

Джэ смеется.

– Ну, честно говоря, я надеялся, но не был уверен до конца.

– Будь уверен. – Улыбаюсь я. – Ты полностью завладел моим вниманием.

Глава 13

Джэ

Сейчас я работаю над частью составления бюджета по программе суррогатного материнства, которую я намеренно приберег напоследок, потому что мне казалось, что это похоже на выковыривание глаз из орбит тупой ложкой.

Однако все не так плохо. Собственно, я узнал кое-что очень интересное: лидеры королевств собирают налоги с членов своей аристократии. Об этом я и не догадывался. В разных регионах и странах это работает по-разному, но в Западной Японии существует полная прозрачность между лидерами королевства и членами их аристократии, – ежеквартальные отчеты в электронном виде предоставляет слуга Харуки. Лидеры выплачивают единовременную сумму налогов человеческим правительствам, чтобы избежать двойного налогообложения, затем они собирают и используют деньги членов аристократии для финансирования различных общественных мероприятий. Программы помощи беженцам для чистокровных Сокотры финансируются как раз за этот счет.

Также, если есть два связанных чистокровных вампира из разных стран (как в случае с Харукой и Нино), деньги и ресурсы между двумя аристократиями становятся текучими – как символ бесконечности, простирающийся между Окаямой и Миланом. Мы не можем получить все, что нам нужно из этого единственного ресурса, но Риса уверяет меня, что, по крайней мере, двадцать пять процентов нашего финансирования будет поступать из него. Она также считает, что Харука и Нино сделают солидное пожертвование программе из своих личных средств.

Меня поражает, как эти вампиры поддерживают друг друга и заботятся о том, чтобы их люди ни в чем не нуждались. Невероятно.

Я редактирую диаграмму с указанием статей расходов и их прогнозируемой стоимости, когда раздается телефонный звонок. Я смотрю на экран, зеваю, и от этого у меня слезятся глаза.

Почему ты не спишь?

Ухмыляясь, я хватаю телефон и набираю ответ.

Может быть, я спал? Пока кто-то

не написал мне и не разбудил меня?

Ответ приходит быстро.

Мне остановиться?

Теперь, хмурясь, я прикусываю нижнюю губу.

Нет…

Теперь на экране высвечивается вызов, это видеозвонок. Такое чувство, будто мой телефон внезапно превратился в заряженную взрывчатку, так он меня напрягает. Я снимаю очки, тру пальцами внутренние уголки глаз, чтобы убедиться, что там нет никакой странной слизи, и быстро провожу рукой по волосам. Черт. Жаль, у меня не было времени немного их намочить.

– Привет, – отвечаю я. Я выгляжу так, будто не спал несколько дней, да еще и свет от настольной лампы передо мной желтый и тусклый, но все остальное погружено в тень. Не совсем то, что нужно для сексуального ночного звонка.

Джун, конечно, выглядит безупречно. Он снаружи, на каком-то балконе, а позади него ярко-голубое небо с облаками.

– Ты сидишь за своим столом и полностью одет. Очевидно, я тебя не разбудил? – Он приподнимает одну темную бровь, а его черные глаза игриво сияют.

– Я сказал, может быть. Думал, ты уже в аэропорту. – Он сказал мне, что планирует вернуться завтра. Сейчас он в Праге.

– Я получил заявку в последнюю минуту, – говорит он. – Поэтому мне пришлось отложить свой рейс на пару дней. Когда ты в последний раз хорошо высыпался, Джэ? Ты не спишь каждую ночь.

Потирая лицо ладонями, я вдыхаю и выдыхаю. Мое нутро бушует уже несколько недель, и я понятия не имею, что с этим делать.

– Я не помню, но иногда я сплю. Все в порядке… не волнуйся.

– Если тебе нужна помощь с предложением, не бойся попросить об этом. Ты переживаешь из-за планирования бюджета? Помни, что тебе не нужно все идеально продумывать. Просто составить смету, и с этим я тоже могу помочь.

– Дело не в этом. У меня все получится, обещаю. – Опуская руки, я смотрю на экран и улыбаюсь. Я знаю, что это вялая попытка, но я стараюсь изо всех сил. Приятно, что он беспокоится, но все действительно в порядке. Я всегда справляюсь.

Наступает нежный момент тишины, когда мы просто смотрим друг на друга, ничего не говоря. Его лицо серьезно.

– Тебе не обязательно делать все самому, Джэ.

Слова просто повисают в воздухе, но их воздействие подобно удару под дых. Это последнее, что нужно моему нутру – волнение. Я делаю вдох и сглатываю, но воздух идет вниз так, словно в горле застрял кусок ваты. Это слишком, и я очень устал. Я мотаю головой.

– Я в порядке, Джун. Но спасибо.

Он встает, перемещая камеру на ходу.

– Просто ощущение, которое я получаю от тебя… как будто ты думаешь, что ты остров. Но я рядом, если я тебе понадоблюсь.

– Хорошо… – Туда мы точно не полезем.

Он возится с камерой, пока двигается.

– Посмотри. – Экран переключается на другую сторону, и теперь я смотрю на Прагу с высоты птичьего полета. Это похоже на что-то из шекспировской пьесы: холмы на фоне голубого неба и белые пушистые облака, безвольно висящие над красно-коричневыми крышами. Вдалеке виднеются башни с заостренными углами, широкая гладкая река и ряд каменных мостов. Я никогда не был в Праге, но этот пейзаж ошеломляет и заставляет меня жалеть, что я не с Джуничи.

– Ух ты. Как красиво!

– Ты красивый, – говорит он, переключая обратно камеру на свое лицо с лукавой ухмылкой на губах. Я потираю рукой лоб. Каждый раз, когда он говорит мне это, я теряю над собой контроль. Как будто я спокойно еду на велосипеде, а потом он вставляет металлический прут в спицы, и я перелетаю через руль. Я никогда не знаю, что ответить, кроме как сказать ему, что он сумасшедший. Но это не очень красиво.

– Тебе не нравится, когда я тебе это говорю? – спрашивает он.

– Не то чтобы мне это не нравится… Я… я просто не привык к такому. Так что это застает меня врасплох. На самом деле… моя мать часто говорила мне то же самое перед смертью. Так что я просто… не знаю. – Добавьте еще то, что я слышу это от вампира первого поколения с модельной внешностью. Может ему стоит проверить глаза? Я думал, что у них удивительно острое зрение.

– Твоя мать была права. Я мало что о ней знаю, но все равно могу сказать, что она была умной женщиной.

Это заставляет меня улыбнуться.

– Спасибо.

– У меня скоро встреча, я просто хотел сообщить тебе, что мои планы откладываются. Попробуешь уснуть?

– Постараюсь. Удачи тебе на встрече. – Мы заканчиваем видеозвонок, и я смотрю на экран, мой разум затуманен, внутренности перекручены, но на сердце тепло. Я не знаю, что именно между мной и этим вампиром-аристократом, но… это приятно. Как бы долго я ни пробыл в этом состоянии, я хочу им наслаждаться. И буду.

Я должен поспать. Хотя бы попытаться, сказал же Джуну, что попытаюсь. Но прямо сейчас мне очень хочется закончить этот раздел сметы по статьям расходов. Я так близок к завершению предложения. Как только я его подам и получу одобрение, начнется настоящая работа, вот чего я жду. Если мне придется провести несколько ночей без сна, чтобы ускорить процесс, пусть будет так.

Почему время между посадкой самолета, выходом человека из аэропорта и возвращением в общество кажется черной дырой? Или каким-то разрывом в пространственно-временном континууме, где вы не можете до них дозвониться и понятия не имеете, что с ними случилось.

Самолет Джуничи из Гонконга (с пересадкой в Лондона из Праги) должен был приземлиться два часа назад. Я сижу в своем кабинете, откинувшись в кресле и смотрю на свой мобильный, словно жду, когда он отрастит крошечные ножки и станцует чечетку на моем столе, чтобы сообщить о возвращении Джуна. Мы переписываемся и разговариваем каждый день уже почти три недели.

Сейчас 10:35, а мой следующий прием назначен на одиннадцать. Пожилой джентльмен, у которого всю жизнь были незначительные проблемы со здоровьем – усталость и быстрая потеря веса из-за недоедания, – впервые нанесет мне визит. Врачи так и не смогли определить проблему. Его жена убедила его приехать сюда, чтобы проверить, есть ли у него ДНК вампира. Я с нетерпением жду встречи с ним.

Можете себе представить? Прожить всю свою жизнь, чувствуя себя немного паршиво, думая, что это «нормально», а потом выяснить, что тебе просто нужно было немного вампирской крови, чтобы все наладилось. Надеюсь, я смогу ему помочь.

Я вздыхаю и поворачиваюсь к своему компьютеру. Собираюсь ответить на письмо, когда раздается стук в дверь.

– Да, войдите, – говорю я на вежливом японском. Дверь приоткрывается, и в проеме появляется темная курчавая голова Джуничи. Я встаю и втягиваю воздух, широко раскрыв глаза. Совсем не круто. Наверное, мне следует вести себя менее взволнованно, но я не могу.

Он заходит внутрь. Конечно, он выглядит восхитительно. На нем облегающие мшисто-зеленые брюки, накрахмаленный белый джемпер, поверх которого надет осенний плащ глубокого золотисто-рыжего цвета, и коричневые кожаные кроссовки. На лице снова появилась борода, аккуратно подстриженная и обрамляющая его красивые губы.

– Здравствуйте, доктор Дэвис. У меня телефон сдох в Гонконге. Прошу прощения за молчание.

– Привет… – Не знаю, что на меня нашло, но я очарован им. Я обхожу свой стол, направляясь к нему. Меня тянет к этому вампиру, и от него так невероятно пахнет… Почему я чувствую его запах через чертову комнату? И кто выходит с самолета в таком виде? Он что, сначала зашел домой и принял душ? Ладно, все это не имеет значения. – Ничего страшного… Как перелет?

– Долгий. – Он улыбается и прислоняется спиной к закрытой двери, его пальцы сжимают ручку. – Веришь или нет, но у меня срочное совещание через… – Он вскидывает запястье, чтобы отогнуть рукав пальто, и смотрит на свои элегантные часы. – Восемь минут. Я хотел сначала зайти и сообщить тебе, что я вернулся, а также прочитал предложение в самолете. Оно отличное. Как только остальные члены моего совета его одобрят, ты получишь полное финансирование.

– Фантастика. – Улыбаюсь я. Теперь я стою в полуметре от Джуничи и просто смотрю на него как идиот, а потом спрашиваю, – Все в силе перед завтрашним ужином в доме Харуки и Нино? Мы хотели отпраздновать подачу заявки.

Он ухмыляется, ониксовые глаза сияют.

– Да. Кажется, наше первое свидание за ужином сорвалось.

Я качаю головой и делаю еще один шаг вперед, глядя на него снизу вверх.

– Нет. Это не считается.

– Нет? – Он слегка опускает голову, чтобы посмотреть мне в лицо. – Так значит, ты уже приглашаешь меня на второй ужин? Возможно, ты не захочешь этого после первого. Посмотрим, соглашусь ли я с тобой переспать.

– Я уже хочу второй… третий, четвертый. – Я делаю шаг к нему, опускаю руку и скольжу пальцами по выпуклости в его штанах. Слегка нажимаю, ощущая его под ладонью. Он часто дышит, и из его груди вырывается глубокий, но едва уловимый стон. Мое лицо в нескольких сантиметрах от его рта. Его дыхание теплое и мятное, когда оно касается моих губ. – Я хочу столько, сколько смогу получить.

Быстрым движением я поднимаю подбородок, чтобы сомкнуть наши губы, все еще сжимая и лаская его член кончиками пальцев. Но отстраняюсь, чтобы убедиться, что он тоже этого хочет. Он хочет, потому что проводит одной рукой по моим волосам на затылке, наклоняясь вперед. Я облизываю губы и приоткрываю рот. Когда он целует меня, его язык мгновенно соединяется с моим. Ощущение великолепное.

Этот поцелуй теплый и влажный, со вкусом лаванды. Я издаю стон, кажется, что мы боремся, но это прекрасно. Он прижимается своим языком к моему, будто бросает мне вызов, и я каждый раз отвечаю. Теперь обе его руки в моих волосах, обхватывают мою голову и удерживают меня в плену.

Моя грудь напряжена, живот и пах горят. Ощущение, будто огонь поднимается вверх по моему позвоночнику. Никогда не испытывал такого, целуя кого-либо. Я все еще сжимаю его пальцами, но хочу, чтобы он был голым. Несколько секунд назад мне очень нравилась эта одежда, а теперь я нахожу ее совершенно ненужной.

Он медленно отрывается от моего рта, и я втягиваю воздух, лишившись его тепла. Я тяжело сглатываю. Все мое тело дрожит. Он наклоняется, чтобы соприкоснуться носами. Я закрываю глаза, потому что это самая милая и сексуальная вещь, которую кто-либо когда-либо делал со мной.

– Доктор не стесняется, – шепчет он. Мои глаза все еще закрыты, но я чувствую, как он улыбается.

– Нет, – отвечаю я, в горле пересохло. Я снова сглатываю. Он массирует мою голову своими длинными пальцами. Его запах настолько силен, будто окутывает меня.

– Увидимся завтра днем? – говорит Джуничи и мягко касается своими губами моих. – Я не знаю, сколько времени займет это совещание, и мне нужно поспать.

– Завтра, – выдыхаю я, открываю глаза и вижу, как он смотрит на меня сверху вниз и улыбается. Я удивляюсь, когда он снова быстро целует меня в губы, затем вырывается из моих рук и приоткрывает дверь. Он проскальзывает в проем и исчезает. Я остаюсь на том же месте, трясусь, как мокрая чихуахуа, и думаю, как, черт возьми, я должен теперь принимать пациентов и как мне дожить до конца дня.

Я не стильный, и не слежу за модой.

В последнее время мир (возможно, в основном это молодые женщины в возрасте от шестнадцати до тридцати) помешался на корейских поп-группах, которые состоят из юношей и девушек с асимметричными стрижками в яркой радужной одежде и надутыми ангельскими личиками.

Я и близко не выгляжу так же, и тот факт, что я наполовину кореец, не сразу бросается в глаза. Про меня говорят: «что-то». Например, «что-то смешанное с чем-то». Я не похож на типичного англичанина, но и не совсем азиат. Думаю, если бы мои волосы не были такого странного цвета львиной гривы, а были бы черными или темно-коричневыми, я бы визуально больше походил на азиата. Я их не крашу и ничего с ним не делаю, кроме стрижки.

Сегодня воскресенье, и этот день гораздо продуктивнее, чем мой обычный выходной, который состоит из лежания на кровати, просмотра Нетфликс и поедания чипсов до тех пор, пока не наступит время сёги. Но сегодня я вообще пропустил сёги (я написал Асао, чтобы сообщить об этом Харуке). Я подстригся и прошелся по магазинам одежды. А также приготовил подарок к ужину – изысканный набор органического зеленого чая.

К четырем часам я схожу с пригородного поезда на станции Курашики. Джун хочет сводить меня на небольшую экскурсию момидзи[22] по его городу, прежде чем мы отправимся ужинать в дом Харуки и Нино в семь часов. Он говорит, что знает одно тихое местечко, где осенние листья особенно красивы.

Я стою у станции и достаю телефон из заднего кармана, быстро набираю сообщение.

Я снаружи. Ты здесь?

Тут же всплывают маленький серый пузырь с тремя точками.

Буду через три минуты.

Солнце уже низко, и небо выглядит словно произведение искусства, созданное с помощью крупных мазков кисти в оттенках нежно-розового, оранжевого и золотого. Облака тяжелые, но рассеянные и тенистые. Сегодня определенно чувствуется осень. До меня доносится запах рисовых полей, которые сжигают и готовят к следующему сезону сбора урожая. Прохладный ветерок касается моего лица. Я глубоко вдыхаю, набирая воздух в легкие.

Поправляю край своего джемпера. В своем стремлении не выглядеть броско я, кажется, наоборот – перемудрил. На мне темно-синие брюки, как и джемпер (который хорошо сидит в плечах на этот раз). Под ним черная рубашка с тисненым нежным узором. Манекен на витрине магазина был одет точно так же, и я просто попросил продавца принести мне этот наряд только в моем размере.

Я честно приложил усилие, чтобы не надеть то, что ношу уже двадцать лет. Но в данный момент я не знаю, что стыднее – если Джуничи заметит, что я приложил усилия, или если не заметит.

Он модельер. Конечно, заметит.

Когда к обочине подъезжает черное такси, я смотрю, как Джуничи выходит из него, благодарит водителя и закрывает дверь. На нем бежевый джемпер с замысловатым темно-синим узором. На квадратных плечах коричневые замшевые заплатки, а рубашка под джемпером тоже темно-синего цвета. Потрясающе. Это несправедливо, правда.

Он улыбается, пока идет мне навстречу, а когда оказывается рядом шепчет: «Здравствуйте, доктор». Инстинктивно я поднимаю голову, потому что он чертовски высокий, но когда он крепко целует меня в губы, моя грудь сжимается, ведь мы на людях. Вокруг юлит много народу, а в Японии не очень-то жалуют публичные проявления симпатии, особенно гомосексуальной. Поэтому трепетное чувство в моем сердце внезапно вступает в прямой конфликт с правилами соблюдения общественного порядка.

Словно почувствовав мое беспокойство, Джун хмурится, отстраняясь после быстрого поцелуя.

– Все в порядке?

Я делаю вдох, чтобы успокоить нервы.

– Да. Привет…

– Ты выглядишь восхитительно, – говорит он, отступая назад и оглядывая меня с ног до головы. – Кто тебя одел?

Манекен. Я и обувь купил ту, что была на нем.

– Я сам все это выбрал, нахальный ты мерзавец.

Он выдыхает смешок и ухмыляется.

– Иногда я не понимаю твой странный британский жаргон, но это мило, так что не прекращай это делать.

Опять это «мило»… Я не против этого, но, если он назовет меня странным, я могу завестись.

– Это что? – спрашивает он, глядя на плотный бумажный пакет у меня в руках.

– Знак благодарности хозяевам за приглашение на ужин.

– Как предусмотрительно.

Я надменно задираю подбородок.

– Я чуткий человек.

– Хм… «Чуткий человек» – далеко не лучшее название для книги. – Говорит он, вспоминая мою историю о Сае и Пиппе, а затем украдкой дарит мне еще один мягкий, быстрый поцелуй. Сердце замирает. Боже. Не знаю, испытывал ли я когда-нибудь такое волнение из-за кого-то. Это немного пугает.

Но я благодарен, потому что, похоже, мои вчерашние усилия сделать первый шаг окупились. Мы общались по телефону три недели, поэтому я волновался, что личное общение ничего не даст, что нам будет неловко или неудобно. Но этого не произошло.

– Идем? Храм находится всего в пятнадцати минутах ходьбы отсюда. – Он делает шаг вперед и плавно берет меня за руку, сжимая ладонь. Джуничи тянет меня вперед, и мое сердце стучит где-то в горле: наполовину от явного возбуждения, вызванного физической близостью, наполовину от сверхосознания того, что люди на самом деле пялятся на нас. Я оглядываюсь вокруг, встречая их взгляды, когда Джун внезапно останавливается.

Он смотрит на меня, затем поднимает голову, чтобы оглядеться вокруг, и слегка сжимает мою ладонь.

– Тебе некомфортно?

– А, ну… не совсем, я…

Он осторожно отпускает мою руку и убирает свои в карманы брюк. Улыбается.

– Понял. Извините, доктор. Я очень стар и временами самонадеян. Следуй за мной. – Он идет дальше.

Я чувствую себя как… что? Дерьмо? Трус? У меня первое настоящее свидание с тех пор, как я себя помню, да еще и с этим длинноногим, статным существом. У меня нет привычки открыто проявлять нежность к другому мужчине на людях, но… Какого черта мне стыдиться или заботиться о том, что о нас подумают незнакомцы?

Я ускоряюсь, чтобы нагнать его широкий шаг, колеблюсь, но протягиваю руку и обхватываю пальцами его запястье. Он замедляется, глядя на меня, пока я вытаскиваю его руку из кармана.

– Не некомфортно, просто… непривычно. – Я улыбаюсь. Освободив его руку, я снова кладу свою ладонь в его и сжимаю пальцы. Он, в свою очередь, сжимает мои, пока мы продолжаем идти по тротуару.

Джуничи смотрит вперед, на губах ухмылка.

– Я уж подумал: «Что случилось со вчерашним смельчаком?»

– Ну… он был за закрытыми дверями.

– Тогда, полагаю, я буду с нетерпением ждать возможности снова оказаться за ними с тобой.

Глава 14

Джэ

– Я думаю, что еще слишком рано обсуждать этот вопрос, – говорит Джуничи. – В культурном плане мы еще не оправились после отвратительных военных преступлений, совершенных в 1940-х годах. Мы вампиры. Мы помним все очень долго, Джэ.

– Спорить не стану. Совсем. Никаких вопросов. Однако в последнее время об этом много говорилось в новостях, в связи с ростом заболеваний у людей. Безумие.

Джун провел меня через самый очаровательный маленький городок с мощеными улочками и плакучими ивами. Здесь красиво и воздух кажется особенно чистым. Теперь мы идем по покрытой гравием дорожке, по обеим сторонам которой нас окружают деревья. Это уединенное место. Тихое, не считая хруста камней под нашими ногами и шелеста сухих листьев на ветру. Лучи заходящего солнца, похожие на свет камина, тускло сияют вокруг нас.

– Твоя семья участвовала в войнах? – спрашиваю я. – Из исследований я знаю, что многие кланы вампиров не участвовали в обеих мировых войнах. Даже скрывались.

– Это так. Я уже говорил тебе, что мой клан базируется в Хиросиме? Мы покинули континент, как только люди объявили войну Америке, и отправились в Швейцарию, благодаря связям моего отца. Но отец остался и был в нашем поместье, когда на город сбросили бомбу. Он выжил, но после этого он уже никогда полностью не оправился. Просто потребовалось много времени, чтобы радиация окончательно его добила.

– Боже, Джун… это ужасно.

– Семья Нино активно участвовала в первой войне, – говорит Джуничи. – Так погибла его мать. Любой вампир, замешанный в этой катастрофе, либо умирал от голода, либо попадал в плен и подвергался экспериментам. Поэтому для ученых снова поднимать тему использования нашей крови для генетических исследований… Это отвратительно. Эксперименты, проводимые над нами, могут показаться давними для людей – по меркам их продолжительности жизни. Но не для нас. Можно попробовать дипломатично подойти к этой теме снова через тысячу лет. Но до тех пор пусть все идет к черту.

– Согласен. Абсолютно. Как любознательный человек, я надеюсь, что однажды между сообществом вампиров и сообществом ученых-гуманитариев сможет возникнуть взаимовыгодное, дружеское сотрудничество. На благо обеих сторон.

– Я это уважаю. И, будучи частью молодого поколения, мы адаптировались и научились ценить настоящее в отличии от наши предков, – жить мирно день за днем, без злобы идти в ногу с непостоянством и прогрессом, но все же мы помним.

Я даже не знаю, как мы перешли к этой тяжелой теме. Думаю, это моя вина, что я заговорил о новостях. Тропинка вывела нас на огороженную поляну. Впереди, на невысоком холме, возвышается поросший мхом и скрытый от посторонних глаз храм. Каменное сооружение небольшое и расположено на фоне занавеса из деревьев, окутанных красными, оранжевыми и золотыми оттенками. Их листья трепещут в сумерках. Я медленно поворачиваюсь, осматриваясь вокруг. Дух захватывает. Умиротворяюще.

– Знаешь, что мне в тебе нравится? – говорит Джун, подходя ко мне и снова беря меня за руку.

– Что тебе во мне нравится? – спрашиваю я, ухмыляясь, когда он тянет меня к узким ступеням. Я искренне хочу знать.

– Что ты помогаешь сообществу вампиров. Ты не пытаешься ничего у нас отнять или приставать к нам ради личной выгоды. Когда совет директоров сказал мне, что им нужен доктор для запуска новой программы для вампиров низких уровней, я был циничен. Я сказал им: «Удачи в поисках кого-то, кто не окажется замаскированным доктором Джекилом и мистером Хайдом[23], ставящим опыты на вампирах-маргиналах ради своей личной выгоды». Но вот ты здесь, искренний и настоящий. Кажется, все возможно.

Я все еще широко улыбаюсь, когда мы оказываемся наверху лестницы. Он отпускает мою руку, и я иду вперед, чтобы исследовать местность. Здание кажется старым, но не ветхим. Как и все остальное в этом маленьком городке, он ухожен и чисто подметен. Даже фонтан у входа в рабочем состоянии – чаша для мытья рук наполнена пресной водой, которая плавно струится из пастей двух маленьких каменных драконов, расположенных по обеим сторонам.

Я делаю вдох, чувствуя легкое тепло в своем сердце. Хочется полностью присутствовать в этом моменте. Быть в этой волшебной сказочной обстановке с этим элегантным и соблазнительным вампиром… Внезапно возникает ощущение, что все действительно возможно.

Положив на камень пакет с подарками для хозяев сегодняшнего ужина, я тянусь к ковшу у фонтана, чтобы вымыть руки.

– Ты когда-нибудь встречал настоящего врача-вампира? – спрашиваю я.

Джун стоит напротив меня, следуя моим действиям.

– Не лично, но я знаю, что они существуют. Просто это редкость. Медсестры вроде моей матери и Соры встречаются чаще.

– Что ж, врачи-вампиры не пользуются большим спросом, не так ли? – Я стряхиваю воду с рук, прежде чем взять пакет, и прохожу чуть дальше на территорию храма, прислушиваясь к тихому счастливому щебетанию птиц на деревьях вокруг нас, когда в голову приходит еще одна случайная мысль. Я поворачиваюсь и смотрю на Джуна. – Ты когда-нибудь читал романы о вампирах, написанные людьми?

– Конечно, нет.

Я смеюсь. Думаю, я бы тоже не стал на его месте.

– Ты обычно встречаешься с людьми… Уверен, что тебе попадались чудаки.

– М-м. Сейчас я гораздо мудрее в отношении того, с кем провожу время, но, когда я был моложе и в самом начале моей вновь обретенной свободы от отца, я принимал много неверных решений.

– Например? – спрашиваю я с диким любопытством.

– Например, один мужчина пытался меня завербовать для какого-то дьяволопоклоннического культа в 1970-х годах. Или женщина, которая была убеждена, что я ходячий источник молодости, и постоянно спрашивала, может ли она попробовать мою кровь – «только один раз». В конце концов, она попыталась заколоть меня…

– О Боже…

– Другая женщина в начале восьмидесятых попросила меня пойти с ней в церковь. Она все время смотрела на меня и позже сказала, что ожидала, что я вспыхну пламенем. Она смеялась, как будто это была шутка. Нелепая чушь.

– Вау… Типа, она подстроила это, чтобы ты сгорел в огне? Она надеялась, что это произойдет? – Как странно. Это заняло много времени, но, наконец, к началу 1900-х годов вампиры были официально признаны законным видом, юридически утвержденным людьми в большинстве стран. Настоящая раса, биологически отличная от людей (мне кажется безумием, что об этом вообще нужно было «официально» заявлять). Несмотря на это, к некоторым понимание приходит очень медленно.

– Кто знает. Однако к тому времени, как мне стукнуло сто, я научился выбирать партнеров лучше. – Джуничи подмигивает. – С тех пор все идет гладко.

Теперь мне интересно, как долго он обычно поддерживает отношения с людьми, с которыми встречается. Пока не потухнет искра? Пока они не состарятся? Но это кажется назойливым, как будто я копаю и хочу получить какую-то информацию о том, чем мы с ним сейчас занимаемся. Три недели беспрерывных разговоров, прогулки по осенним пейзажам уединенного храма и ужин с друзьями. Это похоже на, ну… не буду говорить. Я буду просто наслаждаться этим, что бы это ни было.

Мы исследуем территорию храма еще немного, прежде чем он ведет меня на небольшую пешеходную экскурсию по историческому кварталу. После этого мы отправляемся на ужин в дом Нино и Харуки, который на удивление находится всего в нескольких минутах ходьбы.

Их дом великолепен – традиционная японская архитектура, но с изящными современными акцентами. Мы ужинаем на улице, во внутреннем дворике за кухней. Здесь растут огромные вишневые деревья, но сейчас октябрь, поэтому цветов, конечно, нет. Листья становятся золотистыми с красными кончиками. Крона напоминает огненный закат, а по нижним ветвям развешаны крошечные белые фонарики. Рядом с дубовым столом, за которым мы сидим, ярко горит костер. Все выглядит великолепно и в корне отличается от того, к чему я привык.

Их шеф-повар – как мне сказали, его зовут Сидни – привлекательный, худощавый молодой мужчина с очень большими зелеными глазами. Он определенно ранговый (это видно по его совиным глазам), но я понятия не имею, сколько ему лет. Я говорю «молодой», потому что его поведение сильно отличается от поведения Харуки, Нино и Джуничи.

Вампиры постарше ведут себя так, будто видели много всякой чертовщины, и их уже ничем не удивить. Молодые вампиры кажутся чересчур счастливыми, как будто долгая жизнь их еще не изнурила. Нино – исключение, потому что он чувствует себя и тем, и другим. Из его медкарты я знаю, что он немногим старше Харуки, что удивительно. Ощущение, будто Харука старше. Я не знаю, сколько лет Джуничи, и продолжаю избегать этого вопроса, потому что думаю, что ответ может меня напугать. А потом я снова буду гадать, какого черта он меня хочет.

Мы пьем вино и едим первое блюдо из маслянистого легкого фарфалле[24] со шпинатом, грибами и панчеттой[25]. Я чувствую себя ослом из-за того, что меня это удивляет. Из-за того, что думал, что мы будем есть жареные котлеты из свинины или какое-то сочетание риса, рыбы и мисо-супа[26].

Разговор идет на удивление комфортно, несмотря на мою общую тревогу, связанную с тем странным чувством внутри. Мы немного поговорили о дальнейших шагах по подготовке предложения, а Харука и Нино задали мне несколько вопросов о моем прошлом и спросили, нравится ли мне жить в Японии.

Все было довольно безобидно, поэтому я немного удивляюсь, когда Харука вдруг останавливает свой взгляд на мне и резко спрашивает:

– Вы когда-нибудь сдавали кровь на анализ?

– Эм… на что? – спрашиваю я. Он имеет в виду диабет?

– Чтобы узнать, есть ли в вашей родословной какие-нибудь следы вампирской генетики, – прямо отвечает он, выжидая.

Это простейший анализ, который может сдать каждый – особенно люди и низкоуровневые, поскольку ранговые вампиры знают о своем происхождении с рождения. Обычно все делают такой тест в подростковом возрасте ради забавы. И мы часто применяем его в медицинских целях (на самом деле, я делал его буквально вчера для пожилого джентльмена, у которого был положительный результат на вампирскую кровь). Это означает, что в кто-то в роду был вампиром.

Он дает только положительный или отрицательный результат. Никаких подробностей. С научной точки зрения у нас пока недостаточно данных о том, как работает вампирская ДНК, чтобы узнать более точную информацию. Нет никакого банка родословной или генеалогии, чтобы выяснить свое вампирское происхождение, потому что, опять же, настоящие вампиры рождаются, зная о своем наследии.

– Я… я сдавал, – признаюсь я, не желая лгать.

– Каков был результат? – спрашивает он прямо. Теперь они все смотрят на меня стеклянными глазами, и впервые я чувствую себя не в своей тарелке.

Как я вообще здесь оказался? Сижу в доме Харуки Хирано и Нино Бьянки, ужинаю с неуловимыми высокородными вампирами и обыденно провожу день с одним из них – всемирно признанным модельером, который был знаком с Джими Хендриксом! Что за хрень?

Отвечать на вопрос Харуки кажется абсурдным. Как будто я сижу рядом с Моцартом за пианино и говорю ему: «Да, приятель, мне нравится играть «Мерцай, мерцай, звездочка». Конечно, я не должен здесь находиться, потому что я ни в коем случае не вампир. Стресс, вызванный этим, внезапно охватывает меня, и мое лицо становится все горячее.

Какого черта я здесь делаю?

Глава 15

Джуничи

Историк заподозрил неладное. Харука пытается что-то найти уже несколько недель, потому что его настораживает Джэ. Я понимаю это любопытство и тоже считаю, что в докторе есть нечто странное. Но Джэ краснеет и расстроено потирает ладонью лицо.

Я тянусь и нежно беру его за запястье другой руки, которая лежит у бедра. Он слегка подпрыгивает и смотрит на меня.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

– Я не хотел доставлять вам неудобства.

Харука изящно поднимает свой бокал вина.

– Мне было просто интересно. Особенно на основании той информации, которой вы поделились со мной о своей матери. Пожалуйста, не думайте, что вы обязаны отвечать.

Я скольжу рукой вниз, и Джэ автоматически раскрывает мне свою ладонь. Я переплетаю наши пальцы и улыбаюсь.

– Ничего страшного. Мы не задиры.

Джэ делает глубокий вдох.

– Нет… я так не считаю. Простите. Иногда я зацикливаюсь на своих мыслях. Человеческий недостаток.

– Как и все мы, – оживленно подхватывает Нино. – Когда я впервые встретил Хару, он показался мне таким взрослым. Он был мудрым и опытным, как будто знал о мире все, а я ни черта… На самом деле, я до сих пор иногда так думаю.

Харука поворачивается и обеспокоенно смотрит на своего супруга.

– Ты знаешь о поп-культуре гораздо больше, чем я.

– И что? – Нино хмурится. – Tesoro, не думаю, что это важно.

– О бизнесе тоже. – Теперь Харука открыто отстаивает свою позицию, наклоняясь к нему. – И финансах. Готовке. – Нино мотает головой и берет свой бокал вина.

Джэ смеется над этим, и я улыбаюсь. Харука и Нино обладают таким непринужденным обаянием, словно любовь, которую они питают друг к другу, непроизвольно изливается наружу и затрагивает любого, кто находится рядом с ними. Через мгновение Джэ робко улыбается.

– У меня был положительный результат… на вампирскую генетику. Но это ничего не значит. Это просто тест с ответами «да-нет».

– Могу я спросить, почему вы его прошли? – спрашивает Харука. – Что вас побудило?

– Многие люди делают это просто ради забавы, верно? – добавляю я, не желая, чтобы он снова чувствовал давление. Джэ запускает пальцы в свои волнистые темно-золотые волосы и делает глубокий вдох.

– Да, но… причина, по которой я это сделал, была другой… вы подумаете, что я сумасшедший, как мешок с хорьками, если скажу.

Я хмурюсь.

– Что, черт возьми, это значит?

– Не в своем уме, – отвечает Харука.

Нино удивленно произносит:

– Откуда ты это знаешь? На днях мне пришлось объяснять тебе слово «долбежка» как эвфемизм.

Харука пожимает плечами.

– Я жил в Англии несколько лет, а лидер королевства обладал очень красочным словарным запасом.

Ухмыляясь, я перевожу взгляд на Нино:

– Почему ты объяснял «долбежку» как эвфемизм, Нино?

– Не переживай об этом, Джуничи. – Он поднимает свою медно-красную бровь и самодовольно откидывается на спинку стула.

– Джэ? – говорит Харука, возвращаясь к теме. – Будьте уверены, мы не подумаем о вас плохо. Пожалуйста, объясните, если вы не против.

– Ну… хорошо, я… – Джэ делает еще один глубокий вдох. – В детстве, я думал… Я думал, что моя мама была вампиром… но она определенно им не была, учитывая, что ее больше нет. Она умерла, когда ей было сорок. Поначалу, будучи глупым ребенком, мне казалось, если мама и вправду вампир, то я словно живу с монстром под кроватью или стариком-серийным убийцей по соседству.

Харука поворачивается к Нино, хлопая глазами в замешательстве:

– Это нормальное предположение в человеческой культуре? – его супргу пожимает плечами и делает еще один глоток вина.

Джэ смеется.

– Скорее всего, нет. Но когда мне было тринадцать или четырнадцать лет, я начал изучать вампиров. Рассматривал фотографии тех, кто был очень болен – серые, с высохшей кожей и истощенные. Именно так перед смертью выглядела моя мама. Как будто она просто высохла. Она была болезненной всю свою жизнь, но с возрастом ей становилось все хуже и хуже.

После ее смерти, я спросил у отца, не была ли мама вампиром. Его реакцию я никогда не забуду. Он ответил: «Почему ты так думаешь?». Я же ожидал от него фраз вроде: «Заткнись, идиот» или «Ты совсем с ума сошел?». Его лицо было совершенно невозмутимым, и он нисколько не был шокирован моим вопросом. Когда я рассказал ему о своих доводах, он просто кивнул. Больше он ничего не сказал, и мы уже никогда об этом не говорили. Я сделал тест, когда мне было шестнадцать.

Я тяжело сглатываю. Мы все молчим, слушая его. Не знаю, как воспринимать эту информацию, но я точно не думаю, что он сумасшедший.

– Вам когда-нибудь хотелось крови? – спрашивает Харука, его взгляд сосредоточен. – Или жаждали ли вы чего-то, но не могли понять чего?

Джэ отстраняется.

– Я? Нет. Конечно, нет. Никогда. Я целиком и полностью человек.

– Что вы чувствуете, находясь рядом с нами? – спрашивает Харука. Он сильно наседает, и сейчас он единственный, кто говорит. Мы с Нино просто наблюдаем за происходящим.

– Ну, если честно… я в порядке. – Джэ пожимает плечами. – Но я определенно нервничаю. Как будто внутренности скручиваются. Это похоже на тревожность.

– Так всегда происходит, когда вы нервничаете? Или это появилось недавно?

– А… наверно, недавно? С тех пор как я переехал в Японию, кажется, стало еще хуже. Для меня это новая страна и новая среда. Я все еще ко всему приспосабливаюсь.

Харука кивает.

– Конечно. Джэ, вы когда-нибудь болели? Может быть, простудой или гриппом?

Джэ смеется, и я чувствую облегчение. Вопросы Харуки напрягают, но я также понимаю, к чему он клонит.

– Не думаю, – отвечает Джэ. – Повезло, наверное? Харука, я не вампир. Я не пью кровь и никогда не хотел. Я просто… странный. И…

– Да? – подбадривает Харука.

– Я… Меня раньше кусали вампиры низкого уровня. Они говорят, что я довольно противный. В открытую, на самом деле. Если бы я был вампиром, уверен, что это было бы не так.

На этих словах Харука откидывается на спинку стула и поднимает свой бокал вина, поднося его к губам. Этот последний кусочек информации… Он о чем-то говорит. О чем-то существенном. Харука осознает это и явно пришел к выводу. Он приподнимает бровь, прежде чем сделать большой глоток.

– Не обязательно.

Остаток ужина проходит гораздо менее напряженно. Что бы Харука ни искал, он доволен результатом.

После ужина мы с Джэ стоим за каменной стеной, огораживающей поместье. Мне хочется перед ним извиниться.

– Что ж, прошу прощения за хозяина сегодняшнего вечера. Обычно он ведет себя непринужденно. Я не думал, что Харука устроит тебе допрос.

Джэ качает головой, улыбаясь.

– Нет-нет. Все в порядке. Было… интересно поговорить об этих вещах. У меня в голове уже много лет вертится эта история с матерью, так что, на самом деле, было приятно обсудить это. – Джэ проводит пальцами по волосам и смеется. – А Харука весьма… убедителен? Такое чувство, что я обязан ему отвечать, будто королю вампиров.

Я прищуриваю глаза. Его слова в сочетании с напряженной дискуссией о том, может ли Джэ быть вампиром, вызывает во мне тревогу.

– Ты чувствуешь, что обязан отвечать ему? Будто это врожденное ощущение? – спрашиваю я. Харука молод, но у него древняя родословная, что сильно влияет на всех ранговых вампиров, с которыми он сталкивается. Хотят они того или нет. Нам всем очень повезло, что он скорее рассудительный интроверт, чем жаждущий власти эгоист.

Джэ хмурится.

– Господи, Джун, и ты туда же? Я человек. Ты действительно думаешь, что я вампир и не знаю об этом?

– Честно? Я не знаю, Джэ. Ты приятно пахнешь для меня, и ты привлекателен для моей врожденной природы, что необычно. Но ты не кормишься или не хочешь кормиться, и ты здоров. Выходит, что ты прав. А может быть ты вампир низкого уровня и просто игнорируешь свою разбавленную родословную? – Хотя вампы низкого уровня никогда не пахнут так хорошо, как он…

Джэ пожимает плечами.

– Возможно. В любом случае, я знаю, что чувствую. Я человек… очень тревожный человек.

Ох уж этот доктор с его сияющей кожей, каштановыми глазами и аккуратным нарядом, который он явно снял с манекена в элитном универмаге. Обычно я не занимаюсь сексом у себя дома, но я подумываю пригласить Джэ. Это звучит странно, но причина связана с моим источником, поэтому я всегда вступаю в отношения, когда нахожусь за границей и подальше от аристократии – моего дома. В редких случаях, если я и встречался с кем-то в Японии, это обычно было в Токио или Саппоро, подальше от чужих глаз.

Сейчас я не могу сказать Джэ: «Может, нам снять номер?», – не звуча при этом заносчиво и высокомерно. Я так не привык.

Доктор стоит рядом, наши тела почти соприкасаются. Он закладывает руки за спину и смотрит на меня из-под очков в черной оправе.

– Почему ты молчишь?

Я вспоминаю вчерашний день, когда он чертовски потряс меня, скользнув пальцами по моему члену и сжав. Не знаю, чего я ожидал, когда зашел в его кабинет поздороваться, но не этого. Это… было восхитительным сюрпризом. А целовать его было еще лучше.

По какой-то причине я ожидал, что он будет застенчив. Он не совсем коротышка, но гораздо ниже меня и худощав. Я предполагал, что первый шаг придется сделать мне. Он постоянно переключается между неуверенностью (стыдится чего-то?) и дерзостью, но мне нравится его вздорный, смелый дух. Я никогда не знаю, чего ожидать, и это захватывает. Нелегко застать стотридцатилетнего вампира врасплох, но ему это удается снова и снова.

Я смотрю на него сверху вниз, но не целую, хотя мог бы.

– Я думаю.

– О чем? – Он смотрит на меня. Такое ощущение, что он побуждает меня поцеловать его. Ранее на вокзале он оцепенел, когда я открыто его поцеловал, но сейчас мы на этой улице одни…

Я наклоняюсь и касаюсь его носом. Он закрывает глаза и вздыхает, делая ответный жест. Ему это действительно нравится.

– О тебе, – говорю я, – и мне.

– Об ужасных, очень плохих и нехороших вещах?

Я смеюсь.

– Ты этого хочешь, Джэ?

– Да, – выдыхает он, все еще поглаживая меня носом. Он запрокидывает голову и поднимает подбородок, нежно целуя меня в губы. – А ты? – шепчет он.

Сдаваясь, я обхватываю его за талию и притягиваю к себе. Он выдыхает, когда ударяется о мою грудь и пах, а затем улыбается. Я снова целую его, прежде чем сказать:

– Я бы предпочел делать с тобой замечательные, прекрасные, очень хорошие вещи, если ты не против. Ты пойдешь ко мне домой?

Он подтягивается, обвивая руками мои плечи и еще сильнее прижимаясь ко мне своим телом. Я обнимаю его еще крепче, его тепло изумительно. Он шепчет мне в губы:

– Конечно.

Глава 16

Джэ

У Джуничи есть кошка. Она черная, с черным кожаным ошейником и золотыми глазами.

Сначала я был в шоке от этого. Но я ей нравлюсь. Джуничи крайне этому удивлен. Как только я скинул ботинки и ступил на деревянный пол, она начала ластиться у моих ног. Когда я погладил ее, она выгнула спину дугой, прижавшись к моей ладони. Ее зовут Лулу. Он сказал мне, что она обычно царапается и шипит на всех, кроме него, и ему приходится ругать ее за это. Во всяком случае, хорошо, что Лулу на моей стороне.

Естественно, дом Джуничи уникален: выглядит, как модный тропический лес. Стены холла выкрашены в кремовый цвет, их теплота подчеркнута с помощью мягкого освещения. В гостиной же они переходят в глубокий изумрудный, повсюду много растений, интересные черно-белые фотографии и плюшевый диван цвета подсолнухов. Очень яркий. Вся задняя стена дома стеклянная, и я вижу траву снаружи, декоративную стенку из бамбука и патио с удобной мебелью.

Я успеваю на них только взглянуть, потому что Джуничи берет меня за руку и тянет через открытое пространство гостиной и кухни, а затем по узкому коридору. Чувства захватывают меня. Я в доме Джуничи, и он пропитан его запахом: эпицентр. По моей руке от его прикосновения словно пробегают электрические разряды. Я не могу перевести дыхание.

В его спальне темно. Одна стена так же сделана из стекла, и сейчас мягкая голубоватая дымка луны – единственный источник света. Он тянет меня в сторону ванной и улыбается.

– Может сначала примем душ?

Я киваю, хоть уже и делал это перед тем, как уехать из Химэдзи на ужин. Но мы, черт возьми, можем делать все, что ему заблагорассудится.

Меня поражает, что душ – это еще не все. Хотя если бы мы не делали ничего, кроме этого, я бы уже чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.

У Джуничи впечатляющий душ, похожий на большую коробку из нержавеющей стали, с потолка которого дождем льется вода. Было приятно ощущать горячие капли на коже и его большие руки. Мы осторожно пытались понять друг друга, как Кубики Рубика в виде людей.

Пока он целовал меня, мои мысли были сосредоточены на его губах и теле, его руки скользнули вниз к моей заднице. Он вставил в меня один из своих длинных пальцев, так нежно и медленно, мне потребовалось мгновение, чтобы осознать это.

А после у меня закружилась голова от того, как было хорошо. Не было жжения, и я не чувствовал себя неловко, как это обычно бывает, когда парень делает со мной подобное. Его губы были крепко прижаты к моим, его член скользил по мне, а свободная рука поглаживала мою поясницу, горячая вода стекала вниз… Было слишком много ощущений, чтобы с ними справиться, и все они были невероятными.

Сейчас я лежу в его постели, голый, подушка подоткнута под бедра. Для меня это ново. Два его скользких пальца внутри меня, а его голова медленно покачивается между моих бедер. Мой член у него во рту, и я чувствую, как его язык скользит по мне, пока он скручивает пальцы внутри меня. Он продолжает ими двигать, медленно, то входя, то выходя. Я стону, выгибаясь в спине. Боже, это так приятно. Все это – прохладные мягкие простыни, на которых я лежу, его свободная рука, ласкающая мое бедро, его чистый лавандовый запах, который я вдыхаю. Оргазм бурлит низко и жарко в моем паху, как будто он медленно вытягивает его из меня. Взращивает и высвобождает.

– Джун. – Я выдыхаю его имя как раз перед тем, как оргазм вырывается и проходит сквозь меня, заставляя меня дрожать и напрягаться, прежде чем ослабить власть над моим телом. Я произнес его имя, чтобы предупредить, что я кончаю, но он продолжал держать свою голову там, непрерывно облизывая и пробуя меня на вкус. Моя грудь вздымается, когда он поднимает голову, облизывая мою головку, и это самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел – будто он не может насытиться мной и хочет каждую каплю.

Он поднимается. Я втягиваю воздух, когда чувствую, как он вводит в меня третий смазанный палец. Это невероятно. Я уже чувствую, как тепло удовольствия снова бурлит в паху.

Нависая надо мной, он опирается на один локоть, потому что его другая рука все еще занята внутри меня. Его длинное тело идеально – красивое, смуглое и гладкое, как арахисовое масло, с изящно очерченными мышцами. На груди немного шелковистых темных волос. Я раздвигаю бедра шире, позволяя ему растягивать меня сколько душе угодно.

– Ты в порядке, солнышко? – шепчет он. Тепло его дыхания обжигает мою кожу. Я поднимаю подбородок, приоткрывая губы, чтобы поцеловать его. Никогда раньше такого не чувствовал, но хочу ощутить его в себе, смешаться с его идеальным ароматом лаванды и мяты. Я не думал, что это мое, но, кажется, это так. Совершенно неожиданно.

Он делает своими тремя пальцами внутри меня что-то такое, что заставляет меня пыхтеть от удовольствия, прижимаясь к его рту. Джуничи приподнимается, и я резко вдыхаю. Когда у меня получается собраться с мыслями, я говорю:

– Я готов. Я хочу тебя.

Он улыбается, тепло и игриво, как будто я не просто какой-то человек, которого он трахает, а так будто он действительно верит, что я прекрасное непостижимое создание. Он медленно убирает пальцы с моего тела, цепляется рукой под моим коленом и осторожно сдвигает меня вместе с подушкой дальше на кровать. Движение удивляет меня, и я хрипло и весело смеюсь. Я в полной эйфории. Не знаю, был ли я когда-нибудь так счастлив и беззаботен с кем-нибудь в постели.

Рядом с Джуничи лежит презерватив, он хватает его и разрывает упаковку. Я приподнимаюсь.

– Позволишь? – Он протягивает его мне, ухмыляясь, как будто передает масленку за ужином. Я вытаскиваю презерватив из упаковки, чувствуя влагу на кончиках пальцев. Он целует меня в лоб, потом в нос и в щеку, когда я тянусь вниз, чтобы схватить его. Он наклоняется, чтобы поцеловать меня в шею, но я, смеясь, съеживаюсь.

– Черт, Джун, ты меня отвлекаешь.

Он смеется, но останавливается, чтобы дать мне сосредоточиться. Когда презерватив оказывается у него на головке, я осторожно разворачиваю его. В этот момент он снова наклоняется, чтобы меня поцеловать. Я раскатываю презерватив по всей длине, полностью покрывая член, и предаюсь ритму его рта на моем, заканчивая вслепую. Просто трогая и сжимая его.

Джуничи отрывается от поцелуя и упирается в мою грудь кончиками пальцев, толкая меня обратно на постель. Я несколько драматично падаю и выдыхаю. Клянусь богом, это самый длинный секс, который у меня когда-либо был, а он еще даже не трахнул меня. Такое ощущение, что прошли часы блаженства, я уже кончил два раза (первый был в душе, от приятной смеси табачно-сандалового мыла и поглаживаний).

– Я предупреждал, что не люблю торопиться, – говорит Джуничи. Я снова широко раздвигаю перед ним свои бедра, когда он устраивается между ними, наклоняясь надо мной. Я чувствую, как головка его члена прижимается к моему отверстию.

Я улыбаюсь.

– Предупреждал. Я не жалуюсь. – Он медленно вводит себя внутрь. Я упираюсь ногами и двигаю бедрами вверх, проталкивая его глубже. Но он упирается в мое тело, заставляя меня поднять ноги и подтянуть колени к груди. Он теплый и толстый, но еще не целиком внутри меня.

Он улыбается своими пухлыми губами и нависает надо мной, когда говорит:

– Пожалуйста, не помогай.

Я расслабляюсь в новой позе, скрещивая лодыжки за его задницей и упираясь в нее пятками.

– Грубиян. – Я ухмыляюсь.

– Я не знаю, что это значит, – шепчет он, целуя меня, но я смеюсь, так что наши губы не совсем соприкасаются. Мои руки обвиваются вокруг его плеч. Теперь, когда он полностью внутри меня, он ослабляет свой вес, затем направляет мои руки вверх, пока они не вытягиваются над моей головой. Мои локти слегка согнуты, но я чувствую себя еще более незащищенным. Он скользит своими руками в мои, и мы переплетаем пальцы. Как только я сжимаю его ладони, он вжимается в меня своим телом, одним приятным твердым движением.

Я ловлю ртом воздух, он наклоняется и лижет меня. Все снова повторяется – изобилие ощущений. Он целует меня, вводит в меня свой член и в то же время крепко сжимает мои руки. Это потрясающе. Ощущения невероятные, но есть что-то в этом… То, что он делает, заставляет меня рассыпаться эмоционально. Моему сердцу слишком тепло в груди, а в животе роятся бабочки.

Он входит в меня медленно, томно, снова и снова, а затем отрывается от моих губ. Теперь он просто смотрит на меня своими ониксовыми глазами. Его нос касается моего лица, но он также лениво ловит мой рот. Наблюдает за мной. Я не могу дышать.

– Отпусти, солнышко. Не сопротивляйся. – Он сильнее двигает бедрами, и я издаю хныкающий звук, которого никогда не издавал раньше. Которого я никогда в жизни от себя не слышал. Как будто он задел что-то очень глубоко внутри меня, и это спровоцировало все мое тело. Я не думал, что мне нужно что-то отпускать, но внезапно мне кажется, что это так. Я стону, когда жар пробегает вверх по позвоночнику к мозгу, к груди и к конечностям.

Тяжелое тело Джуничи содрогается на мне, и он в последний раз сильно вдавливает в меня свои бедра. Его тело напрягается, и он прислоняется ко мне лбом, дыша в меня.

По какой-то очень странной причине я хочу, чтобы он меня укусил. Прямо сейчас. Я знаю, кто он и что ему нужно. Мне хочется… Как будто мое тело хочет дать ему это. Я никогда не испытываю подобного, когда сплю с низкоуровневыми. Они кусают меня просто так. Я никогда не хочу этого. Но я хочу этого с Джуничи. Мне вдруг хочется удовлетворить его в глубине его уникальной природы. Я могу дать ему то, что он только что дал мне.

Отойдя от кульминации, он лениво улыбается и целует меня в щеку и висок. Я понимаю, что это и есть занятие любовью. Физический акт проявления глубокой привязанности и желания к другому человеку. Выражение эмоций и нежности через дар сильного удовольствия.

Джуничи показал мне это сегодня ночью. Он подарил это мне. Он занимался любовью с каждым дюймом меня, и я в ужасе, что теперь я могу быть разрушен этим.

Глава 17

Джуничи

На следующее утро я встаю первым и быстро принимаю душ. Когда выхожу из ванной, Джэ все еще спит в моей постели – очень сладко, лежа на боку, как будто здесь его место. Как будто он спит здесь постоянно.

Сейчас 5:30 утра. Я не знаю, во сколько начинается его смена в больнице (думаю, он работает в обычное время, поскольку он специалист). Но я полагаю, он захочет пойти домой и переодеться для работы. Поезд до Химэдзи от моего дома идет чуть меньше часа.

Я подхожу к кровати, наклоняюсь так, что мои руки упираются по обе стороны от его тела, затем нагибаюсь, целую его в изгиб шеи и шепчу:

– Доктор Дэвис? Вам пора вставать.

Он шевелится, открывает теплые карие глаза, выражающие мечтательное, удовлетворенное изумление. Оно быстро сменяется на замешательство, затем что-то похожее на унижение, когда его взгляд блуждает и останавливается на мне. Черт. За эти семь секунд многое произошло.

– Доброе утро.

Он потирает рукой свою растрепанную золотистую голову и медленно садится. Плечи сгорблены, голос хриплый.

– Доброе.

– Во сколько у тебя сегодня смена?

– Черт… сколько сейчас времени?

Я вскидываю запястье и смотрю на часы.

– 5:35.

Он вздыхает.

– О… Эм… в 8:00.

– У тебя полно времени. Я не готовлю, но ты хочешь кофе? Чай?

– Чай, пожалуйста…

– Эрл Грей или зеленый? У меня есть только эти два.

– Эрл Грей.

Кивнув, я направляюсь к двери.

– Ты можешь принять душ здесь, если хочешь. На тумбе в ванной лежит полотенце.

В открытом пространстве своей гостиной я открываю раздвижную стеклянную стену. Утренний воздух свежий туманный и, похоже, идет дождь. Осень. Я беру пульт и включаю развлекательную систему, затем быстро переключаю на музыкальный канал с классическим джазом. Играет «Take 5» Дейва Брубека[27]. Идеально.

Иду на кухню и готовлю чай для Джэ. Кофе для себя. Я делаю паузу, когда слышу, как в моей ванной включается тропический душ. Интересное ощущение, я никогда не слышу этого со стороны.

Заниматься любовью с Джэ было поистине божественно. Он доверчивый, расслабленный, игривый, идеально теплый и восхитительный. У него есть маленькая коричневая родинка справа от пупка, одна на внутренней стороне левого бедра, а другая в изгибе шеи. Боже… Будто это мишени, которые говорят: «Пожалуйста, укуси здесь, здесь и здесь».

Я хотел его укусить. Очень. Что меня чертовски шокировало. Он так хорошо пахнет, и я не могу понять, почему. Я стараюсь не зацикливаться на этом, как это делает Харука. Если Джэ говорит, что он человек, значит, он человек. Он мне нравится, и между нами все идет гладко.

К тому же он не пьет кровь, не нуждается в кормлении, а это то, что фундаментально определяет нас. Так что, если он этого не делает, он не может быть одним из нас.

Проходит еще пятнадцать минут, прежде чем Джэ просовывает свою влажную голову в дверной проем. Мокрыми его золотистые волосы выглядят темными, очки снова на лице. Он сбросил их прошлой ночью перед нашим очень чувственным душем.

– Эй, для тебя на стойке кружка и чайный пакетик.

– Спасибо. – Он медленно подходит к стойке, затем садится на барный стул. Я хватаю чайник, подхожу и наливаю в его кружку кипяток, стараясь не пролить его на столешницу.

Закончив, я поднимаю на него глаза:

– Все в порядке, доктор?

Он открывает чайный пакетик и медленно опускает его в чашку. Смотрит в нее, его лицо непроницаемо.

– Мое прошлое снова затуманивает мой взгляд.

Я выдыхаю смешок. Не потому, что смешно, а потому, что это прямолинейно.

– Могу ли я помочь с этим? Я ценю твою честность.

Он смотрит на меня, его прекрасные глаза серьезны.

– Все кончено?

– Ты хочешь, чтобы было кончено?

– Ну… не совсем.

– Тебе понравилось прошлой ночью?

– Да. А тебе?

Я улыбаюсь.

– Очень. Я хотел бы сделать это снова. Кроме того, ты сказал, что хочешь два ужина.

– Я сказал столько, сколько смогу получить. – Он впервые улыбается. Слабая, нерешительная улыбка, но она есть.

– Помню. – Я опираюсь на стойку локтями напротив него. – Из-за того, кто я и кто ты, у нас никогда не может быть ничего серьезного…

Доктор кивает.

– Знаю.

– Но пока мы оба получаем удовольствие, я думаю, мы должны наслаждаться?

– Я бы этого хотел. – Джэ улыбается чуть ярче, и, клянусь, его глаза выглядят так, будто излучают свет. Я качаю головой.

– Хорошо, – говорю я. – Давай заключим сделку.

Теперь Джэ демонстрирует свою обычную искреннюю ухмылку. Его идеально ровные белые зубы блестят. Он поднимается со стула и подается вперед, слегка наклоняя голову, и прижимается своими губами к моим.

Сладкий медленный поцелуй, кажется, у нас уже есть свой собственный ритм. Мы изучаем друг у друга. Его рот на вкус как персики и корица, хотя я знаю, что у него не было даже возможности почистить зубы, а у людей обычно ужасный запах изо рта по утрам.

Позже на неделе Харука присылает мне сообщение с просьбой приехать в поместье. Это странно.

Харука никогда мне не пишет. Он вообще никому не пишет. Нино говорит, что он отвечает ему (иногда) только потому, что он уже больше года ругается с ним по этому поводу. Чистокровному попросту не нравятся смартфоны. Что-то в их свете раздражает его глаза. Это не официальная повестка с печатью его семьи, доставленная и написанная от лица Асао, но, зная Харуку, что-то не так.

В пятницу у меня наконец-то появляется время заглянуть в поместье. Пробыть в Европе две недели – это фантастика, но дома у меня накопилось множество встреч и заявок. Я сказал Джэ, что постараюсь в течение недели приехать в Химэдзи на ужин, но у меня не было времени. Может быть, я зайду сегодня вечером ненадолго? Воскресенье просто лучше подходит для нас обоих, потому что у него выходной, и у меня обычно тоже.

Сегодняшний визит в дом Харуки и Нино совершенно другой, потому что, когда я вхожу, Асао говорит мне, что Харука в своем кабинете.

– Где, черт возьми, его кабинет? – спрашиваю я. – Мы ведем все наши дела на кухне.

Асао смеется над этим, провожая меня по коридору противоположному кухне.

– Ваш парень, врач, пробудил в Харуке искру жизни. Он едет в Гонконг на следующей неделе.

Я удивляюсь, опешив.

– Гонконг? Он не мой парень. – Мне сто тридцать лет, а Джэ больше тридцати. Никто в этой ситуации не является гребаным «парнем».

Асао останавливается, приподнимая бровь.

– Ты сейчас спишь с кем-нибудь еще?

Я возмущенно вскидываю подбородок.

– Откуда ты знаешь, что я с ним сплю?

– Ты спишь с ним. Дома. Это само по себе говорит о многом.

– Ладно, старик. Продолжай идти.

Асао смеется и идет вперед. Я слишком много ему говорю. Если честно, Асао немного похож на отца, которого у меня никогда не было. Ну, на отца, которого я хотел бы иметь. Он говорит мне то, что мне нужно услышать, но он добрый. Вдумчивый, в меру ворчливый. Я спросил Харуку, каково это – быть воспитанным Асао после смерти его собственного отца. Он сказал, что очень уважает Асао и ценит ту роль, которую он сыграл в его воспитании, но что ни один вампир не сможет заменить ему биологического отца.

Я слышал, что отец Харуки, Хаято Хирано, был невероятным мужчиной – как публично, так и в личной жизни. Очень остроумный и крайне ласковый. Озорной. Вампиры в Окаяме являются убежденными сторонниками клана Хирано отчасти из-за него.

Харука однажды рассказал мне, что, когда он был маленьким, отец часто играл с ним в прятки. Когда Харука шел его искать, тот выскакивал откуда-то и подхватывал сына, обнимая и целуя. Харука сказал, что это было одновременно волнующе и пугающе.

Эта история и ее образ остались со мной. Я не могу вспомнить ни одного случая, когда мой отец играл со мной так – или каким-либо другим образом. Ситуация Харуки была исключением. Моя – скорее нормой. Олдскульные чистокровные отцы… Они не ласковые и в прятки обычно не играют.

Асао открывает передо мной дверь, и я вхожу. Кабинет Харуки – это старый кабинет его отца. Он традиционный, с татами на полу, бумажными дверями, украшенными элегантными рисунками суми-э[28], и стеной с окнами в пол на противоположной стороне, из которых открывается вид на сад и пруд с карпами. Вдоль задней стены расположены ряды книжных полок, а сам Харука сидит за низким столиком на подушке. На нем повседневный черный халат, который я для него сшил.

Если не считать его одежды, все это кажется слишком формальным, поэтому, когда я стою перед ним, поднимаю ладони.

– Эм, какого черта?

Харука что-то пишет. Он ненадолго поднимает на меня свои глаза цвета сангрии, прежде чем снова вернуться к своему дневнику.

– Твой любовник – вампир.

Я сажусь напротив него, сложив ноги на татами. Говорить «любовник», вместо «парень» и правда комфортнее, не спорю.

– Он не кормится, так как же он может быть вампиром?

Харука вздыхает и откладывает ручку, массирует лоб пальцами.

– Я все еще разбираюсь с этим моментом. Однако, он, бесспорно, вампир по своей природе – и ранговый. Не низкого уровня. Вполне вероятно, что его мать тоже была вампиром по природе, и поскольку она лишила свое тело необходимых ресурсов, она погибла.

Скрестив руки на груди, я перевариваю услышанное.

– Это смелое предположение. И я не думаю, что оно обоснованное, учитывая тот факт, что Джэ не питается. И не хочет.

Харука наклоняется вперед, опираясь на локоть и поднимая вверх один палец:

– Во-первых, Джэ кажется привлекательным нашей природе. Во-вторых, он обладает уникальным запахом. В-третьих, он сказал, что вампиры более низкого уровня находят его неприятным на вкус. Чего он не понимает, так это того, что вампиры более низкого уровня находят всех ранговых вампиров неприятными на вкус.

Тут я вздыхаю. Джэ говорил мне об этом раньше. Вампиры низкого уровня считают нашу кровь слишком крепкой, слишком сильнодействующей. Как водка в чистом виде. Ни льда, ничего. Среди некоторых молодых вампиров низкого уровня бытует заблуждение – больше похожее на фантазию, – что питье крови рангового вампира схоже с эйфорией и невероятным опытом. Они ошибаются. У них бы сработал рвотный рефлекс.

Все четыре пальца Харуки подняты вверх, и только большой прижат к ладони.

– В-четвертых, он никогда не болел, что крайне необычно для человека. В-пятых, он сказал, что стал чувствовать себя некомфортно с тех пор, как он переехал в Японию. «Внутренности скручиваются» – это именно то, что происходит с нашей природой, когда нас тянет к другим ранговым вампирам. Инстинктивно он, вероятно, переехал сюда из-за тяги к своим сородичам. В-шестых…

– Ладно, Харука, я тебя понял. – Я останавливаю его, когда он поднимает другую руку, чтобы продолжить считать. – Ты думаешь, что Джэ в тайне ранговый вампир.

– Моя теория состоит в том, что он это подавляет. – Выпрямившись, Харука скрещивает руки на груди.

– Ты можешь подавить свою природу только будучи низкоуровневым вампиром, чья родословная настолько далека, что они могут игнорировать пережитки своей природы, верно?

– Да, как правило, но… что, если ранговый вампир понял, как подавить свою родословную?

– Зачем, черт возьми, это делать? Мы гордимся своей природой.

– Верно. Однако… – Харука делает глубокий вдох, его темные брови нахмурены. – Это предположение, но Джэ англичанин по происхождению. Мы знаем, что у британских вампиров особенно жестокое и кровавое прошлое, связанное с войнами кланов. Что если… чтобы избежать непосредственных угроз, вампиры прошлого решили завершить свои родословные? Обратиться против самих себя?

Трудно принять эту дикую теорию. Харука более живой и взволнованный, чем я видел его за последние несколько недель. Это даже мило.

– Опять же, я тебя понял. Но я не понимаю, как это возможно.

– Никто не думал, что разорвать связь возможно, пока это не случилось со мной.

Я киваю.

– Верно…

– И я не думал, что связь с первой попытки возможна, пока это не случилось со мной. Поэтому я считаю, что это вполне вероятно. Возможно, детали моей теории ошибочны. И все же Джэ является ранговым вампиром. Если ты покормишься от него, это подтвердит мои слова.

Я тру макушку, распушив тугие кудри, и вздыхаю.

– Я не буду кормиться от него. У меня много дел. Я не могу просидеть дома взаперти несколько дней в случае, если ты ошибаешься.

Он качает головой.

– Не ошибаюсь.

Я закатываю глаза.

– Джуничи, сам факт того, что он тесно с нами связан, говорит сам за себя. Мы не вступаем в случайные связи с людьми.

– Я вступаю, – признаюсь я, пожимая плечами.

– Это другое. Джэ изучает вампиров, работает в принадлежащей вампирам больнице и сейчас живет в густонаселенном вампирском королевстве. Он встречается с элитным вампиром первого поколения и работает с чистокровными над запуском очень культурно значимой программы. Признаки повсюду.

– Может быть, он просто очень удачливый поклонник? – шучу я, но теперь, когда он указал мне на всю эту хрень, я верю ему. Это заставляет меня нервничать, и мне не хочется думать об этом сейчас.

– Для чего ты едешь в Гонконг?

– Там есть историк, коллега, чья библиотека содержит более ранние материалы, чем моя. Недавно я связался с ней, и у нее есть несколько древних документов о подавлении вампиризма. Я собираюсь туда, чтобы почитать ее материалы.

– Вау, ты действительно серьезно к этому относишься.

Харука хмурится, как будто я веду себя глупо.

– В моем королевстве происходит нечто очень интересное и редкое. Это моя обязанность – понять и потенциально помочь Джэ, если возникнет такая необходимость.

Я набираюсь смелости и задаю решающий вопрос:

– Если ты думаешь, что Джэ – подавленный ранговый вампир, значит ли это, что мне не следует с ним спать? Есть ли опасность, что я случайно соединюсь с ним?

Лицо Харуки теперь ровное, но выражение все еще говорит о том, что я веду себя глупо.

– Джун. Чтобы заключить связь необходимо двухстороннее кормление и секс… и я подозреваю, что даже больше, теперь, когда мы с Нино тщательно обработали данные «Жажды и Желания» и поговорили со многими чистокровными Сокотры. Ты отказываешься питаться от него, а он не заинтересован в том, чтобы питаться от тебя. Так что нет. Связи не будет.

Он прав. Это был глупый вопрос, словно я ребенок, спрашивающий, откуда берутся дети. Только я уже чертовски стар и знаю намного больше. Я выдыхаю с облегчением. Спать с доктором Джэ было восхитительно и приятно, и мне искренне нравится проводить с ним время. Я с нетерпением жду следующей встречи.

Мне не нравится забавляться с ранговыми вампирами. Большая часть меня надеется, что Харука во всем этом ошибается.

Но что-то внутри меня знает, что он, скорее всего, прав.

Глава 18

Джэ

Скрывать что-то о себе кажется эгоистичным. Особенно, если вы состоите в отношениях. По сути, вы берете все под контроль и решаете, что ваши желания и благополучие превыше желаний и благополучия вашего партнера. Кажется немного несправедливым.

– И что произойдет, если я остановлюсь? – Сегодня суббота, я провожу консультацию с последним пациентом в моем расписании.

– Ну… – рассуждаю я. – Вы почувствуете заметную разницу в уровне вашей энергии и чувств. Ваша природа в первую очередь человеческая, но у вас более выраженные вампирские характеристики, чем у большинства низкоуровневых вампиров. Полный отказ от крови будет очень похож на воздержание от наркотиков. Это то, что совершенствовало ваше тело и чувства в течение многих лет. Десять, верно?

Мой пациент напряженно теребит руками свои темные волосы. Он горбится, упираясь локтями в бедра.

– Да… Я начал, когда мне был двадцать один год. Это помогло мне получить докторскую степень. Теперь, когда я с Ами… Черт. Я не хочу, чтобы она знала об этом. Я больше не хочу этим заниматься.

Ами – невеста моего пациента. Он намеренно скрывает от нее свою «другую» природу. Она человек, и он думает, что это ее напугает, поэтому хочет вообще перестать пить кровь. Но это будет трудно, ведь он делал это так долго. Как только вы подчиняетесь этой части своей природы, будучи низкоуровневым, ее довольно сложно отключить.

– Иногда… мне хочется ее укусить, когда мы спим. Я говорил вам, что мои зубы в самом деле могут заостряться как маленькие клыки?

– Да, вы упоминали об этом раньше. Но это не повод для беспокойства. Это довольно распространено среди людей в подобных обстоятельствах. – Его резцы не будут полностью вытягиваться, как у рангового вампира, потому что его биология не требует столько крови. Насколько я понимаю, чем выше физиологическая потребность в крови, тем длиннее, острее и внушительнее клыки.

– Доктор Дэвис, я не могу. Я не хочу делать это с ней. Она сойдет с ума, если узнает.

– Это удручает, я понимаю. Вы делаете очень серьезный выбор. Вы можете хотя бы попытаться открыться ей? Если хотите, приходите с ней на следующий прием, и мы втроем можем поговорить об этом, чтобы я мог подробно объяснить вашу природу?

Он поднимает голову, его глаза полны надежды.

– Правда? Вы сделаете это?

– Конечно. Я здесь, чтобы поддержать вас. Если бы медицинский работник объяснил, что вы не представляете угрозы и никогда не причините ей вреда из-за своей природы, это могло бы помочь? – А еще я хочу сказать, что если она действительно «сойдет с ума», узнав о его истинной природе, возможно, оно и к лучшему? Может быть, ему стоит найти кого-то, кто действительно примет его таким, какой он есть?

Но я ничего из этого не говорю. Я не вправе.

– Хорошо… – выдыхает он. – Разрешите мне подумать об этом. Большое спасибо, доктор Дэвис.

– Не за что. Значит ли это, что вам не нужен пакет на этой неделе?

Он хлопает глазами. Я подавляю желание рассмеяться. Уголок его рта приподнимается в ухмылке.

– Э… нет, я все равно возьму один. Может, лучше не мучиться, пока не придется?

– Точно. Загляните к Соре, как будете уходить. Она назначит следующий прием и предоставит вам соответствующие пакеты.

– Спасибо, доктор.

Когда мой пациент уходит, я откидываюсь в кресле и вытаскиваю мобильный из кармана халата. Я быстро набираю текст и нажимаю «отправить».

Встретимся в твоей мастерской?

Или в ресторане?

Джуничи сказал мне, что может опоздать, в зависимости от того, как пройдет его день. На следующей неделе состоится какое-то вампирское свадебное мероприятие, и в последнюю минуту у него возникло несколько просьб о корректировках.

Приходи в мастерскую, пожалуйста.

Я буду готов к твоему приходу.

Мы можем пойти в ресторан вместе.

Я киваю и печатаю в ответ:

Хорошо. Выхожу из больницы.

Сначала заеду домой. Целую

Будь внимателен на дороге, целую.

У меня внутри все перекручивается от одной мысли о нем. Мы собирались встретиться за ужином в течение недели, но оба были слишком заняты.

Мы. Как будто я в нормальных отношениях. Мне просто хочется, чтобы все улеглось на мгновение, и можно было бы свалиться без чувств.

Мы планировали встретиться сегодня, но в пятницу он заехал ко мне по пути на какое-то аристократическое мероприятие, принес букет стрелиций, а потом целовал меня до тех пор, пока у меня не перехватило дыхание. Когда он оставил меня стоять в фойе, я был безумно возбужден.

По иронии судьбы вскоре после этого мне позвонила Люси и спросила, может ли она переночевать у меня. Мое тело отчаянно нуждалось в разрядке, но я сказал ей, что занят, чтобы не обращаться с ней как с замочной скважиной.

Я иду домой и переодеваюсь перед поездкой до Курашики. У меня с собой кожаный рюкзак с зубной щеткой и сменной одеждой, потому что завтра выходной, и меня пригласили остаться на ночь. На мне еще один купленный с манекена наряд, но базовый. Простой серый джемпер и джинсы. Кроссовки на манекене были броскими (ярко-красные, холщовые), поэтому я выбрал такую же пару, но белого цвета. Консультант в магазине сказал, что такое сочение выглядит хорошо.

Мастерская Джуничи находится в историческом квартале в центре города Курашики. Я люблю гулять по этому району. Он такой необычный и живописный. Когда я дергаю дверь, раздается тихий перезвон колокольчика. Помещение его мастерской современное и чистое, светлое. Стены голубовато-серого цвета, белая мебель и светильник в стиле модерн, свисающий с потолка, похожий на птичье гнездо.

– Джэ?

– Ага. – Я слышу, как он зовет меня по имени откуда-то из глубины помещения и иду к нему по узкому коридору. На стенах висят его фотографии с известными людьми, помещенные в стильные рамки. Некоторых я узнаю, некоторых – нет. Там же в рамке висит обложка глянцевого журнала с его изображением. Три обложки… пять.

– Привет, солнышко.

Джун стоит возле белого стола и, улыбаясь, раскладывает всякие безделушки. Его золотисто-коричневая кожа сияет.

– Приветик. – Сегодня он менее броский, в простом темно-зеленом джемпере и светлых рваных джинсах, как будто на него набросилась злая кошка. Наверно, это модно? Он все еще носит бороду.

Я подхожу к нему, он прекращает свои дела и поворачивается ко мне лицом, берет меня за подбородок своими пальцами, поднимает мою голову и наклоняется ко мне. Я рефлекторно открываю рот. Это нелепо, но каждый раз у него невероятный вкус. Что-то в нем меня очень успокаивает. Знакомый в каком-то нелогичном смысле – как будто я знаю его или какую-то его сторону очень глубоко. Он вздыхает в поцелуе, как будто мой вкус так же хорош для него. Я надеюсь, что так и есть.

Когда он отстраняется, то все еще держит меня за подбородок и моргает своими чернющими глазами.

– Кто тебя одел?

Я фыркаю от смеха.

– Я.

– Твоя одежда изменилась с первых недель нашего общения. Ты стараешься для меня?

Я вырываю лицо из его хватки.

– Не говори так. Мне неловко. – Он хватает меня за запястье и снова притягивает к себе. Когда снова оказываюсь рядом, он обнимает меня за талию.

– Мне нравится, – говорит он. – Это очаровательно.

– Я не чертов кролик, – говорю я, засовывая пальцы под его джемпер. У него короткие, шелковисто-кудрявые волосы вокруг тугого пупка, и мне вдруг очень хочется коснуться их кончиками пальцев. Я отвлекаюсь от своей задачи, когда он скользит руками вниз к моей заднице и прижимает меня к себе.

– Ты уверен? – Он выдыхает смешок, наклоняясь к моему уху и целуя его. Боже… Возможно, я и есть кролик, потому что я мог бы трахнуть его прямо здесь. Я мог бы трахнуть его на каждой поверхности в этой комнате, если бы он мне позволил. Никакого ужина. Просто секс в его студии.

Он прижимается лицом ко мне и делает эту штуку с носами, которую я люблю. Становится жарко, когда его руки обхватывают меня и прижимают ближе, он собирается снова меня поцеловать, но над входной дверью раздается звон колокольчика. Он замирает и вытягивает шею, как жираф, почуявший опасность.

– Проклятье, – выдыхает он, затем отпускает меня и идет к комнатке, похожей на очень большую гардеробную.

– В чем дело? – спрашиваю я.

– Такаяма Джуничи?

У входа раздается голос молодого человека. Великолепно. Когда обладатель голоса проходит в дверь, он оказывается не совсем таким, как я ожидал. Это вампир, и его волосы (думаю, это «он». Или она?) цвета платины, зачесаны назад в длинный густой хвост. Бледное лицо вампира узкое и острое, как карикатура на полумесяц, а одежда выглядит дорогой, но безвкусной. Слишком много узоров.

Молодой вампир смотрит на меня кроваво-красными глазами. Без предупреждения это существо открывает рот и шипит на меня, слегка согнув ноги в коленях и поднимая руки вверх, словно лапы. Я делаю шаг назад, потому что мне кажется, что он вот-вот превратится в какого-то кота. Не думаю, что вампиры способны на такое, но в этом мире существует много вещей, которых я не понимаю.

Явно рассерженный, Джуничи выглядывает из гардеробной:

– Т-ты только что зашипел на него? Что, черт возьми, с тобой не так?

– Что это? – говорит кот-вампир, кружа вокруг меня. Я искренне пугаюсь, поэтому делаю еще один шаг назад. – Он человек или вампир? Я не могу понять!

Джуничи какое-то время колеблется, глядя на меня, как будто обдумывает вопрос. Он качает головой.

– Хисаки, встань прямо и перестань вести себя как придурок. Ты сейчас ведешь себя чертовски грубо.

Ах. Это Хисаки… Он выполняет команду и встает прямо, но указывает на меня так, словно мы ссоримся, глядя на Джуничи.

– Почему он так пахнет? От него разит двусмысленностью и замешательством. Я все время нахожусь рядом с людьми, и у них очень отчетливый запах, но его запах не совсем человеческий, и не совсем вампирский…

Хисаки откидывает голову назад, раскачивая хвостом и прищуриваясь.

– Как будто внутри него спрятан вампир… или он его съел.

Я ошарашенно смотрю на него, как будто он говорит не обо мне. Это звучит ужасно. Клянусь, я никогда не ел вампира. Я даже никогда не ел оленину или перепелку… не то чтобы это сопоставимые вещи, конечно.

Джуничи чертыхается, снова исчезая в гардеробной. Когда через несколько секунд он оттуда выходит, в его руках один из роскошных пакетов для одежды. Он прижимает его к груди Хисаки, а его лицо выражает ярость.

– Извинись перед ним. Потом бери свою гребаную куртку и уходи.

Хисаки смотрит на меня так, словно я куча вонючего мусора.

– Почему я должен изви…

– ИЗВИНИСЬ СЕЙЧАС ЖЕ.

Тишина. Сила и тяжесть голоса Джуничи шокируют меня, и я моргаю, пока он смотрит на маленького бледного вампира. Последний поворачивается ко мне и отдает отрывистый поклон.

– Приношу свои извинения.

– Иди домой, – говорит Джуничи, возвращаясь к гардеробу. Хисаки хватает одежду и идет к двери. У выхода он останавливается, поворачивается к нам и наклоняет голову.

– А как насчет коррективов?

– Mejor lárgate de aquí![29]

– Хорошо, я ухожу… но я вернусь на следующей неделе. – Он откидывает свой хвост и выскальзывает из мастерской. Джуничи делает глубокий вдох и извиняется передо мной. Я говорю ему, что это не его вина, но он в ярости.

Весь ужин и весь остаток ночи он очень недоволен. Жалуется на ранговых вампиров и на то, какими самонадеянными и грубыми они могут быть. Хисаки-кун (Хисаки-кун) – худший пример.

У Джуничи также есть источник по имени Рен. Он навещает его раз в девять или десять дней. И хотя для поддержания здоровья следует кормиться раз в неделю, ему невыносимо видеть Рена так часто. Меня, как врача, это глубоко беспокоит.

Я принял великолепный горячий душ и подготовился (как ни странно, Джун не захотел присоединяться ко мне и оказывать честь). Пока мы пьем пиво на его бархатном диване цвета подсолнуха, я пытаюсь отвлечь его от случившегося, проводя пальцами по его бедру, чтобы завязать разговор, но он говорит мне, что не в настроении. Судя по всему, Джуничи не любит заниматься сексом, чтобы выплеснуть свое разочарование или злость, за что я его уважаю.

Вместо этого мы говорим о классическом джазе и о том, действительно ли Kind of Blue является величайшим джазовым альбомом всех времен (он говорит «да», я говорю «нет». Я сказал, что это Sunday at the Village Vanguard, что вызвало бурную дискуссию о живых альбомах и студийных записях).

Позже он рассказывает мне о музыке меренге и бачаты, которую слушал в детстве со своей матерью, а также о некоторых своих любимых современных исполнителях. Я составляю мысленный список, чтобы исследовать их в следующий раз, когда буду сидеть в телефоне. Мы болтаем до тех пор, пока я не засыпаю, прижавшись к нему.

Глава 19

Джэ

Я открываю глаза, ярко-желтый солнечный свет заполняют комнату. Сегодня мы должны пообедать набеяки удон[30], а потом посмотреть на осенние листья возле долины Окуцукей. Погода кажется идеальной для этого.

Мне тепло. В какой-то момент ночью Джуничи укутал нас очень мягким, пушистым одеялом. Оно черное, как семена подсолнуха. Такое ощущение, что мы лежим на медведе (и я говорю это в самом гуманном смысле). Джуничи лежит позади меня, и моя спина прижата к его груди. Я чувствую его твердое тело и глубокое, идеальное кипарисовое дыхание.

Когда это я успел стать «маленькой ложечкой»? Не думаю, что я когда-либо делал этот выбор осознанно, но, похоже, я часто оказываюсь в этом положении, когда у меня интимные отношения с мужчинами. С кем бы я мог быть «большой ложечкой»? Дело в росте? Дерзости? Нужен ли мне кто-то пониже (хотя я сам не такой уж и низкий – пять футов шесть дюймов[31]), или какой-нибудь низкорослый парень с комплексом Наполеона по-прежнему будет считать меня маленькой ложечкой?

Это заслуживает более глубокого анализа, но позже. А пока я хотел бы, чтобы эта большая аппетитная ложечка сзади трахнула меня. Я постоянно думаю о нашем первом разе. Случайное воспоминание настигает меня, когда я невинно шевелюсь, вызывая вспышку жара глубоко в паху и позвоночнике. Лицо заливается краской.

Я уважаю его отвращение к сексу от злости. Не знаю, в каком настроении он будет этим утром, поэтому я просто придвигаюсь к нему ближе, чтобы прижаться. Он стонет и обнимает мне, скользя рукой под мою футболку и кладя ее на мой голый живот. Мое сердцебиение учащается, но сейчас я совершенно неподвижен. Пусть он сделает первый шаг. Джуничи такой теплый, и на нем нет рубашки (хотя он был одет до того, как я заснул, так что он снял с себя рубашку после). Я уютно угнездился рядом с ним – спиной к груди, задницей к паху, бедрами к бедрам. Его лицо в моих волосах, и я чувствую его дыхание.

Он снова ерзает, на этот раз нежно прижимаясь ко мне своим членом, а затем сжимая пальцы у меня на животе. Мгновение спустя его длинные пальцы опускаются ниже, пробираясь под резинку моих спортивок. Когда он просовывает руку и крепко сжимает меня в своей ладони, я втягиваю воздух.

– Господи. – Я выгибаюсь и вжимаюсь в него, а мои губы приоткрыты и сухи. Я облизываю их, но такое ощущение, что меня сейчас пытают.

Джун опускает голову, уткнувшись носом в мои волосы. Голос у него хриплый.

– Доброе утро.

– Доброе утро, – говорю я, но это звучит хрипло. Мое тело жаждет его, словно позвоночник горит и пламя распространяется наружу.

Он сжимает меня и целует шею. Мягкие, кокетливые поцелуи, которые ведут к изгибу моего плеча. Я снова выгибаюсь, ощущая его твердый член, и это заставляет меня чувствовать себя животным. Боже. Я хочу, чтобы он прямо сейчас снова был во мне.

Мы продолжаем играть в эту игру, мягко потираясь друг о друга. Я поворачиваю голову, потому что я жадный и хочу его рот. Он приподнимается на локте, наклоняется и дает мне то, чего я желаю. Теперь мы медленно покачиваемся и целуемся, его язык переплетается с моим. Я могу кончить только от этого. От ласок через одежду. Как будто я чертов подросток.

Я прерываю поцелуй, потому что близок к тому, чтобы потерять рассудок, но не хочу кончать так.

– Я хочу всего тебя, – говорю ему. Он вытаскивает руку из моих штанов и наклоняется, чтобы поцеловать меня в шею, а затем отстраняется от меня, будто собирается встать, но я в панике хватаю его за запястье. – Куда ты идешь? – Все это кажется слишком сексуальным, ленивым и идеальным, чтобы прерывать. Не хочу терять этот момент.

Он улыбается.

– За смазкой и презервативом.

Наступает момент молчания, пока я пристально смотрю на него.

– Ты… не обязан. – И я серьезно. Обычно я очень требователен к презервативам. Смазка также всегда необходима. Много смазки. Вампиры не могут подхватывать и передавать венерические заболевания. Но поскольку я человек, то все еще могу получить разрыв и заразиться, поэтому обычно я непреклонен в этом вопросе.

Но у меня поехала крыша, потому что я просто хочу, чтобы он был внутри меня прямо сейчас. Без промедления.

Он наклоняется, все еще улыбаясь, и быстро целует меня в губы.

– Да, обязан. – Он поднимается и плавно движется от дивана по коридору к своей спальне, и исчезает за дверью.

Я падаю на живот и делаю глубокий вдох. Я действительно это имел в виду. Что, черт возьми, на меня нашло? Слава богу, у кого-то из нас еще есть самообладание. Нужно будет как следует рассмотреть мужчину в зеркале, когда я вернусь в свою квартиру. «Теперь мы готовы позволить вампирам трахать нас без презерватива, не так ли? – Спрошу его я. – Где твое чувство самосохранения, похотливый ты ублюдок?»

Я все еще лежу на животе и мысленно ругаю себя, когда Джуничи снова появляется с подходящими средствами для комфортного занятия любовью. Он бросает их в изгиб дивана и садится верхом на мою задницу, упираясь одним коленом в подушки, а другую ногу, подогнув, оставляет на полу. Он приподнимает низ моей футболки и большими пальцами массирует мою поясницу. Я закрываю глаза. Это невероятно.

– Мы больше не в настроении? – спрашивает он. Я слышу в его голосе ухмылку. Мой ответ звучит приглушенно, потому что мое лицо наполовину прижато к пушистому одеялу.

– Мы в настроении. – Он поднимает мою футболку выше, наклоняясь и целуя мою обнаженную спину. Дюйм за дюймом.

– Я верю, – говорит он, опускаясь вниз, – что хорошие вещи приходят к тем, кто ждет.

Я улыбаюсь.

– Хорошо ли кончают те, кто ждет?

Он хихикает. Я люблю его смешить.

– Давай поэкспериментируем, – говорит он. – Ты можешь сообщить о своих выводах? – Он хватается за эластичный пояс моих спортивок и медленно стягивает их. Я приподнимаю бедра, чтобы ему было легче это сделать, и выпячиваю задницу, пока он целует меня в поясницу.

– О, научный метод и секс – две мои любимые вещи, ловко объединенные в одну. Ты очаровашка.

Я перестаю кокетничать, когда он опускается на колени, чтобы поцеловать и облизать мою попу. Я извиваюсь, потому что не уверен, что он собирается сделать то, о чем я думаю, и я также не уверен, готов ли я к этому морально и эмоционально.

Когда его нос упирается между моими ягодицами, и я чувствую, как его язык скользит по моему отверстию, я понимаю, что не готов. Вообще. Я задыхаюсь и издаю еще один незнакомый звук. Отодвигаюсь, потому что это кажется диким и распутным, и мне неловко. Я знаю об этом, но никто никогда не делал этого со мной.

Джуничи хватает меня за бедра и притягивает к себе после того, как я пытаюсь вырваться. Он намеренно тепло дышит на меня, прежде чем снова прикоснуться языком к моей плоти, и я хнычу так, как никогда раньше. Когда он держит меня, а его язык мягко ныряет внутрь, я отдаюсь этому и пытаюсь отпустить чувство стыда, которое испытываю. Позволяю ему делать со мной то, что действительно ощущается невероятно, если выкинуть это из головы.

Медленно я расслабляю нижнюю половину тела, взамен сжимая в кулаках плюшевое одеяло и открываясь Джуну, позволяя ему овладеть мной. И он это делает, двигается вниз, чтобы облизать другие части меня, которые никогда не видели дневного света. Нежно посасывая и дразня меня своим ртом, игриво покусывая зубами.

Джун делает это, кажется, целую вечность, подталкивая мое тело к новому и необычайному пределу, и я забываю, как дышать. Когда я, наконец, чувствую, как его мокрый палец осторожно входит в меня, я кончаю. Всего один палец, и я выдыхаюсь. Я стону и чертыхаюсь, уткнувшись лицом в мягкое одеяло, а мои глаза слезятся. То, что он только что сделал со мной… это слишком. От чистого удовольствия и реальности происходящего моя кожа горит и покалывает.

В конце концов, он вводит внутрь второй скользкий палец и просит мне расслабиться. Я слушаюсь. К этому моменту я готов сделать все, что он захочет. Я чувствую, как он склоняется надо мной, и его низкий голос звучит мягко:

– О чем говорят полученные данные?

Я просто дышу, не в силах сейчас сказать что-то толковое. Мозг почти не работает. Не соображает. Он вытаскивает из меня пальцы, и я слышу, как он открывает презерватив. Я даже не могу предложить ему его надеть. Ленивый поганец. Просто лежу здесь и жду, когда меня трахнут.

– Ты все еще хочешь меня? – спрашивает он. Я чувствую на себе гладкую головку его члена. – Можно я тебя возьму?

– Да, – отвечаю я, мое лицо все еще пылает, а сердце колотится. Можно я тебя возьму. Джун был таким же вежливым и в первый раз, когда мы занимались любовью. Он заставил меня почувствовать себя восхитительным десертом, который он искренне хочет попробовать. Как будто я кусок пирога.

Я чувствую вялость от оргазма, но когда он вводит головку, и я медленно двигаю задницей вверх и на него. Он в свою очередь покачивается, удерживая себя, но я поднимаюсь все чаще и делаю всю работу. Ему это нравится, потому что я слышу, как из его груди вырывается глубокий стон – почти как рычание, – что придает мне немного больше смелости.

Он опирается на меня своим весом и может расслабить бедра. Я принимаю это, постоянно двигаясь вверх на его член внутри меня. Он кладет свою руку на мою, побуждая меня растопырить пальцы, чтобы их переплести. То, что он держит меня за руку, когда мы занимаемся любовью, приводит меня в восторг. Мое сердце не выдержит.

Я сильнее прижимаюсь к нему, пока он решительно держит меня за руку. Я слышу и чувствую, как он теряет голову, когда говорит, как приятно я делаю ему. Он не знает, почему я все время его удивляю или почему у меня такой запах. Я хочу знать, как я пахну, но также хочу, чтобы он кончил, поэтому не собираюсь отвлекать его своим типичным врачебным любопытством: «И давно ли я так пахну? Заметил ли ты изменения в своем стуле?»

Как раз в тот момент, когда я пытаюсь придумать, что еще могу сделать, чтобы довести его до оргазма, он наклоняется к моей шее и лижет ее. Это голодный долгий круг языком прямо в изгибе шеи. Когда он говорит, слова касаются моей кожи теплым дыханием. Почти отчаянно.

– Могу ли я попробовать тебя на вкус? Пожалуйста?

Я не думал, что это возможно, но мое сердце еще больше ускоряется в груди. Я сглатываю.

– Да. – Низкоуровневые никогда не спрашивают меня об этом. Они просто кусают без предупреждения, будто если я с ними сплю, чего еще я должен ожидать? Я ничтожный человек, и мое согласие не нужно.

Этот вампир и то, что он мне показывает, – то, как он обращается со мной, и то, что он заставляет меня чувствовать… Как будто ничего никогда не будет прежним. Как я могу принять что-то меньшее?

Он впивается в основание моей шеи. Несмотря на то, что он предупредил меня, я все еще вздрагиваю от шока. От давления у меня перехватывает дыхание, и я замираю, как будто время остановилось. Я чувствую, как его толстые резцы глубже проникают в мою кожу, плавно, но это не больно. Когда он всасывается в мою плоть, он кончает. Его тело вздрагивает и напрягается, пока он крепко держит меня за талию свободной рукой. Он стонет, полностью удовлетворенный, и тяжело выдыхает.

Он достигает оргазма, а я нет, потому что внутри меня происходит что-то еще, и это очень отвлекает. Такое ощущение, что какая-то узловатая, извилистая штука внутри меня распутывается, и это чертовски странное ощущение. Я не знаю, что с этим делать. Как будто плавится блок металла? Горячий воск свечи? Я начинаю беспокоиться, что порвал какой-то орган или что-то в этом роде, но ощущение плавления, словно электрические пауки, движется вверх по моему позвоночнику к голове. Все это очень необычно. Я замираю, отвлеченный, когда Джун отрывает свой рот от моей шеи, облизывает и быстро выходит из меня.

Мое тело сильно дрожит. Трепещет изнутри, и я понятия не имею, почему. Это странное чувство. Джун встает и снимает презерватив, поправляясь. Несмотря на мое шаткое состояние (у меня припадок?), я сажусь и смотрю на него. У него очень странное выражение лица. Которого я раньше не видел. Он смотрит вперед и моргает, держа в руке использованный презерватив. Нечитаемый. Отсутствующий.

– Джун? – спрашиваю я. Он переводит взгляд на меня, по-прежнему пустой, но вскоре он становится обвинительным. Я немного отстраняюсь.

Он встает без предисловий, идет на кухню, чтобы выбросить презерватив, и моет руки. Все это в тишине, а я просто онемев наблюдаю за ним с дивана. Затем он направляется из кухни ко мне, но проходит мимо к стеклянным стенам.

– Джун, в чем дело? – спрашиваю я. Уже начинаю раздражаться, и душа уходит в пятки. Что за черт?

Он отпирает одну из стен и толкает массивное стекло в сторону. Медленно он выходит во двор и просто стоит там, босой, без рубашки, в пижамных штанах и с поднятой к небу головой.

Я встаю, надеваю штаны и осторожно иду к двери. Я представить не могу, что происходит. Я сказал ему, что на вкус как дерьмо, так что он не мог расстроиться из-за этого. Я предупреждал его – много раз.

Я дохожу до двери и хочу ступить на дорожку, но земля очень холодная для моих босых ног. Остаюсь внутри на деревянном полу и зову его:

– Джуничи, поговори со мной. Что, черт возьми, с тобой происходит?

Он надолго застывает – совершенно не двигается и просто дышит, как будто чего-то ждет. Когда он поворачивается, золотой свет осеннего солнца падает на его рельефное тело. Стоя там, он сияет. Как Адонис.

Но его лицо сурово.

– Ты чертов вампир.

Он совсем не выглядит удивленным. Он выглядит так, будто я каким-то фундаментальным образом его предал – будто я солгал о том, кто я такой. Раньше мы шутили об этом, но в этот момент… сейчас это кажется очень серьезным.

Я мотаю головой, не мигая.

– Нет.

Глава 20

Джуничи

Джэ стоит в дверях и смотрит на меня яркими каштановыми глазами. Его темно-золотистые волосы – пушистые и растрепанные, а по шее тянется кровавый след от того места, где я кормился. Он качает головой.

– Нет, Джун. Нет.

Я не хочу его пугать, поэтому глубоко вдыхаю, чтобы успокоиться. Когда я это делаю, я замечаю, как хорошо себя чувствую, стоя под теплым солнечным светом. Совсем не жжется.

Завтра я должен навестить Рена, чтобы покормиться. Так как я постоянно откладываю кормление на последнюю минуту, я всегда добираюсь туда голодным. У меня меньше энергии, я более раздражителен, и тон кожи не такой насыщенный, каким должен быть. А сейчас я чувствую себя так, будто получил заряд энергии. Кровь Джэ на вкус для меня точно такая же, как его запах – как десерт из коричневого сахара и рома, который могла бы приготовить моя мама. Сейчас его кровь пульсирует во мне и дает мне жизнь.

Точно так же, как кровь рангового вампира.

Я возвращаюсь к двери, и Джэ отступает в сторону, глядя на меня, когда я прохожу мимо него. Я иду прямо на кухню, достаю из ящика стола чистую тряпку и смачиваю ее у раковины. Выжав ее, я подхожу к нему, беру его за руку и подталкиваю к дивану.

– Мы можем присесть, пожалуйста?

Он садится, не сводя с меня своих ярких глаз. Я протягиваю руку и осторожно протираю тряпкой его кожу. Место укуса больше не кровоточит, но у него все еще есть небольшие следы от проколов и легкие синяки. Я качаю головой. Если он ранговый вампир, они должны были зажить мгновенно. Кроме того, его кожа была мягкой для укуса, а не твердой. Кусать другого вампира – все равно, что кусать яблоко – очень сытное, хрустящее и сочное. Кусать человека – как кусать пончик с джемом. Плоть Джэ – это пончик.

Ничто не имеет никакого гребаного смысла.

Я вытираю кровь с его ключицы.

– Твоя кровь – кровь рангового вампира. Ты не в курсе?

– Что? Нет. Это бессмыслица, я никогда тебе не лгал. Я не пытаюсь тебя обмануть… Откуда мне знать, какая у меня на вкус кровь?

Я опускаю руки на колени и смотрю на него.

– Ты никогда не пил кровь? Ни разу?

– Нет.

– У тебя никогда не было желания? Даже мимолетной мысли?

– Нет.

Теперь мы смотрим друг на друга, его глаза полны решимости, а мои – недоверия. Я откидываюсь и, вздыхая, потираю лицо ладонями.

– Боже, ты меня чертовски нервируешь. Я понятия не имею, что с тобой происходит, и ты не помогаешь.

– Что я должен сделать? – спрашивает Джэ, вскидывая руки. – Я был собой всю свою жизнь. Я знаю, кто я и что я. Но вдруг ты говоришь мне, что я нечто совершенно иное, и у меня нет никаких доказательств этого. У меня нет ощутимых причин, чтобы начать вести себя по-другому или думать иначе.

Его теплые глаза, обычно игривые, дразнящие или расслабленные, сейчас напряжены. Я давлю на него. Знаю, он прав, но и я тоже прав. Когда я замолкаю, он продолжает, на этот раз спокойнее:

– Даже если то, что ты говоришь, правда, что мне делать, Джун? Хочешь, я начну питаться? Даже если у меня нет никакого желания делать это?

– Ты не обязан делать то, чего не хочешь.

– Верно. Ладно. И что?

Я вздыхаю.

– И ты меня очень нервируешь. Ты неизведанный, и это заставляет меня чувствовать себя некомфортно.

Когда я говорю это, он садится. Выражение его лица становится жестким, незнакомым.

– Значит, между нами все кончено?

Я моргаю. Мне не нравится это выражение лица.

– Почему ты так говоришь? Что я все кончено…

– Потому что так оно и есть, разве нет? Какой смысл приукрашивать? Я гребаный чудак, из-за которого тебе некомфортно, так что между нами все кончено.

Он собирается встать с дивана, но я хватаю его за талию и мягко тяну обратно, а затем сажусь прямо и смотрю ему в лицо.

– Пожалуйста, прекрати. Мы просто разговариваем. Мы можем поговорить? – Я поднимаю руку и запускаю пальцы в его растрепанные волосы. Он отводит взгляд от меня, но не отстраняется. – Я не говорил, что мне из-за тебя некомфортно. Ты заставляешь меня чувствовать себя очень комфортно, Джэ. Слишком комфортно – и это то, что заставляет меня нервничать. И «неизведанный» не означает «странный». Пожалуйста, не искажай мои слова.

Я медленно наклоняюсь и касаюсь носом его щеки:

– Ты сейчас ведешь себя так из-за того, что было в прошлом?

Он выдыхает смешок, но не улыбается.

– Может быть.

– Ты мне нравишься, – наконец признаюсь я вслух и целую его в щеку. Даже сейчас он пахнет для меня восхитительно. Опьяняюще и сладко. Я мог бы укусить его снова – этого гибрида человека и вампира. – Я хотел бы продолжить встречаться с тобой, если ты все еще хочешь меня видеть?

Наконец он поворачивает голову и смотрит на меня, выражение его лица смягчается.

– Да, конечно, только… пожалуйста, перестань обвинять меня в том, что я ввожу тебя в заблуждение. Потому что это не так.

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его, и он автоматически приоткрывает губы. Мне это нравится. Как будто идешь по дорожке к чьему-то дому, а там открывает дверь еще до того, как я появлюсь. Теплый прием. Я на мгновение погружаюсь в его персиково-пряный рот, прежде чем отстраниться.

– Харука в Гонконге до четверга. Я хочу поговорить с ним об этом – о тебе – поскольку он, как правило, все знает о таких вещах. Ты не против? Мы встретимся в следующую субботу вечером для еще одной ночевки, и я смогу тебе все передать?

Он кивает.

– Да, хорошо. – Я удивляюсь, когда он высвобождается из моих объятий и падает обратно на диван. Просто плюхается и потирает ладонями лицо. – Господи.

Я встаю и закидываю его ноги на диван. Когда сажусь, заставляю его прильнуть ко мне, вытянув одну ногу, а другую положить мне на колени. Я улыбаюсь.

– Я не хотел причинять тебе стресс. Извини меня.

– Черт возьми. – Он вдыхает, продолжая тереть лицо ладонями.

– Должно быть, я тебе действительно нравлюсь? – спрашиваю я, ухмыляясь.

Он поднимает голову и, хмурясь, смотрит на меня.

– Ты издеваешься? Тебя это забавляет?

– Нет, – говорю я, буквально сдерживая смех. – Я нахожу тебя очаровательным. И восхитительным. Тот, кто сказал тебе, что у тебя плохой вкус, был идиотом.

– Спасибо… – он вздыхает и откидывает голову назад, распрямив спину, пока я лениво глажу его бедро у себя на коленях. Возникает комфортная пауза, прежде чем он говорит, – Так… я всегда должен быть пассивом, когда мы занимаемся сексом? Мы можем поговорить об этом?

Теперь я смеюсь.

– Тебе не всегда нужно что-то делать, Джэ.

Возникает неловкая пауза, прежде чем Джэ снова поднимает голову.

– Кретин. Это звучит как «ты можешь пойти и переспать с кем-то другим и быть сверху, если хочешь».

Теперь мы оба смеемся. Признание: я занимался сексом самыми разными способами и со многими людьми, но я никогда не был снизу, когда спал с мужчиной. Я не думал, что у меня есть комплексы по этому поводу, но, возможно, так оно и есть. Асао сказал бы, что это потому, что у меня серьезные проблемы с доверием… Возможно, он был бы прав.

Я ласкаю рукой его бедро, поднимаясь выше, пока не провожу ладонью по его члену. Он стонет, тяжело дыша, и раздвигает бедра чуть шире. Мне нравится, что ему сейчас комфортно и он открыт, расслаблен и говорит то, что думает. Как будто все стены рухнули, и я наконец-то добрался до его сути.

– Думаешь, я обращаюсь с тобой как с замочной скважиной?

– Нет. Но было бы неплохо иногда пользоваться моим ключом. Раз уж он у меня есть.

Я снова смеюсь. Ох уж это существо.

– Я подумаю об этом, – говорю я, сжимая его.

Джэ стонет, но в некотором роде посмеивается. Он улыбается и извивается под моей ладонью.

– Он об этом подумает. Функции и использование моего члена вынесены на обсуждение. Жюри удаляется для совещания.

Я продолжаю смеяться, и все напряжение, возникшее ранее, тает. Я меняю свое положение так, чтобы смотреть прямо на него, чтобы я мог протянуть свободную руку и погладить кончиками пальцев его челюсть.

– Вздорный, аппетитный мужчина…

Я удивляюсь, когда он резко поворачивает голову в сторону и ловит два моих пальца ртом. Он морщит нос, вызывающе, когда тянется руками и берет меня за запястье, чтобы пососать и облизать мои пальцы.

Боже, он заставляет меня нервничать.

Глава 21

Джуничи

В понедельник вечером я сижу в одиночестве в чайной поместья клана Миёси в Хиросиме на замысловатой подушке, сложив под собой ноги. Я чувствую себя жертвой. Смотрю на часы: 19:15. Он заставил меня прождать вот так пятнадцать минут.

Гарпия испытывает меня. Провоцирует меня уйти.

Я мог бы. После вчерашнего кормления от Джэ я все еще чувствую себя сытым и полным энергии. Но я также нервничаю. На вкус он как ранговый вампир, но клянется, что им не является и не пьет кровь. Я чувствую себя испытуемым нового энергетического напитка, который поначалу кажется неплохим, но через три дня я могу вспыхнуть пламенем. Вот почему я остаюсь: чтобы влить немного проверенной, надежной чистой крови в мой богом забытый организм на случай, если кровь Джэ окажет какое-то неизвестное негативное воздействие.

Рен Миёси, мой источник, – дело рук моего отца. Даже после смерти отец продолжает портить мне жизнь.

Рен – чистокровный. Он неофициальный лидер королевства в префектуре Хиросима. Харука является официальным лидером всего Тюгоку. Но это огромный регион, и у него есть Кансай. Харука с его характером (беззаботным, медлительным и избирательно ленивым) позволяет клану Миёси управлять префектурами Хиросима и Симанэ, в то время как сам в основном занимается Окаямой и Тоттори.

Мой отец официально предложил меня семье Рена в качестве источника, когда мы оба были еще детьми. Технически, согласно договоренности, мы уже должны быть соединены. Когда нам исполнился двадцать один год, надо было скрепить сделку. Мы пытались годами, но ничего не вышло. Наверное, потому что я искренне его недолюбливаю.

Я питаюсь от Рена время от времени с тех пор, как нам обоим было по шестнадцать. Когда я впервые увидел его, то подумал, что он великолепен. Его глаза как ириски, что редкость для вампира японского происхождения, и у него длинные темные ресницы, которые практически касаются щек, когда он закрывает глаза. Он носит угольно-черные волосы до пояса, как будто мы живем в чертову феодальную эпоху. Они были той же длины и тогда, когда мы были молоды. Он всегда любил струящиеся мантии с замысловатыми узорами, и они прекрасно ему подходили.

Когда я кормился от него в первый раз, у меня глаза горели огнем от его вкуса. Он казался мне восхитительным. Но когда он отстранился и увидел меня, то крепко ударил и сказал, что я «распутник». Назвал меня варваром или каким-то другим старомодным словом. Не могу вспомнить. С тех пор мои глаза не загорались. Я был сломлен.

Не хочу кормиться от него, но мое тело приучено к нему. Я могу питаться от другого вампира первого поколения или, может быть, второго, но это не то же самое. Далеко не так удовлетворительно. В этом власть Рена надо мной – в том, что мой первый источник питания был чистокровным. В течение многих лет и во время переломного этапа развития моей вампирской биологии я был приучен к этой насыщенной, чистой вампирской крови. Это то, к чему привыкло мое тело. Даже когда я отчаянно хочу держаться от него подальше – и поверьте мне, я пытался – в конце концов, я возвращаюсь. Я всегда буду возвращаться, и он это знает.

Чистокровные вампиры не так легко предлагают свою кровь. Они могут свободно питаться от других, но редко дают делать это с ними, потому что они считаются источником жизненной силы нашей расы. Чистокровный вампир может предложить себя дважды за всю свою жизнь. Это максимум. Так что я не могу просто найти еще одного чистокровного и питаться от него. В этом случае придется заключить договоренность о связи, чего я тоже не хочу делать.

Так что я застрял с гарпией.

– Здравствуй, Вайолет.

Я смотрю прямо перед собой. Краем глаза я вижу, как он опирается о дверной косяк, одетый в какой-то шелковый халат темно-фиолетового цвета, распахнутый на груди. Он знает, что мне не нравится, когда он меня так называет. Я игнорирую его, словно он ребенок: если непослушных детей балуют, они продолжают вести себя плохо.

Он шагает по татами, пока не оказывается прямо передо мной. Надо мной. Затем он плюхается на колени так, что мне приходится смотреть на него. Его волосы идеально блестящие и темные, зачесанные на левую сторону и ниспадающие на плечо. Его выразительные глаза ясны и полны озорства. Он ухмыляется.

– Мне жаль, что заставил тебя ждать.

Я усмехаюсь.

– Не жаль.

– Не жаль. – Он улыбается, приподняв бровь со сладкой злобой. – Ты заставляешь меня ждать, так почему бы мне не заставить тебя?

Он тянется кончиками пальцев, чтобы дотронуться до моих губ, но я отдергиваю голову, прежде чем он их коснется. Я хмурюсь.

– Я не заставляю тебя ничего делать. Пожалуйста, давай покончим с этим как можно скорее?

Он вздыхает, а затем драматично падает передо мной, переворачивается на спину, и его халат разлетается по сторонам. Под ним он голый, и теперь выглядит неприлично, глядя на меня снизу вверх, а его нелепые волосы рассыпаны по татами. Он похож на кота, который хочет, чтобы ему почесали живот… или на эротическую картину сюнга[32] в стиле укиё-э.

– Ты так холоден со мной, – хнычет он, глядя на меня глазами цвета ириски. Он проводит рукой по животу и вниз к обнаженному паху, подтягивая одно колено. – Мы не пробовали уже несколько десятилетий. С тех пор, как умер твой подлый старый отец. Займись со мной любовью.

– Нет.

Он молниеносно садится и крепко сжимает мой подбородок кончиками пальцев. Больше никаких притворств. Он наклоняется ко мне так, что наши лица находятся в нескольких дюймах друг от друга, а его глаза холодны, несмотря на их теплый, красивый цвет.

– Мне нужно лишить тебя крови. Никогда больше не позволять тебе кормиться от меня. Что ты тогда будешь делать? – Он наклоняется и проводит языком по моему лицу. Я позволяю ему.

Молчу, и когда он заканчивает, то снова смотрит на меня.

– Что ж?

– Ты всегда это говоришь. Но никогда не делаешь. – Я почти хочу, чтобы он это сделал, чтобы перестал ждать меня, думая, что мы волшебным образом влюбимся и будем вместе. Этого не произойдет. Он должен перерезать пуповину ради нас обоих. Отпустить все свои детские фантазии о нас и заставить меня страдать от ломки.

Его длинные пальцы опускаются к верхним пуговицам моей рубашки. Он играет с ними, но не пытается их расстегнуть. Рен надменно усмехается.

– Я никогда этого не сделаю. Как я могу лишить крови Джуничи Такаяму? Изысканного, всемирно известного модельера первого поколения. Я кормлю его. Я его источник, и я поддерживаю его существование – заставляю его разрабатывать одежду и очаровывать мир вокруг. А он кормит меня. С чего бы мне вообще отказываться от такой чести?

– Ты лидер королевства…

– Действующий, – говорит он, задрав нос. У Рена так много неуверенности в себе по отношению к Харуке, что это причиняет боль. Меня забавляет то, что они могли бы быть родственниками – если бы у Харуки был злой, показушный старший брат. Рен завидует статусу Харуки в аристократии (местном и международном), его древней родословной, его гендерно неоднозначной внешности и тому факту, что Харука младше по возрасту. Его «роскошному, привезенному из-за границы партнеру» (прямая цитата).

Он еще больше раздражается, когда у Харуки отрастают волосы. Это его фишка, Рен всегда злиться, если кто-то делает так же. Судя по всему, ни у одного другого вампира не может быть длинных волос. Ему не нравится и то, что я провожу с Харукой больше времени, чем с ним. Я научился вообще не упоминать его в присутствии Рена.

– И все же, – говорю, – ты мог бы открыться? Связаться с кем-то другим…

– Нет никого другого, Вайолет. – Он проводит носом по линии моего подбородка, наклоняясь к моей шее. – Только ты. – Он облизывает меня, затем сильно впивается в мою плоть. Рен кормится, и я зажмуриваюсь от натиска извращенной, собственнической любви, которую он испытывает ко мне. Он вливает ее в меня, как будто это изменит мои чувства и заставит меня тоже его захотеть.

Ошеломляет, как чистокровные могут это делать. Ненавижу. Но я научился закрывать свой разум от этого. От него и этого влияния – этой тяги и глубоко укоренившегося желания сделать меня своим. Мне требуется почти двадцать четыре часа, чтобы избавиться от его эмоционального багажа. Как только они проходят, я снова наполняюсь энергией, снова соображаю и могу избегать его еще восемь или девять дней. Это не самая лучшая система, но это все, что у меня есть.

Сегодня пятница. Неделя была мучительно суматошной из-за поспешных переделок и попыток все успеть. Но свадебная церемония прошла гладко. Жених и невеста выглядели сногсшибательно (я разработал их традиционные кимоно и переделал наряды половины присутствующих вампиров), и теперь мы пьем напитки в дзен-саду, залитом сумрачным светом. На окружающих нас деревьях мягко светятся большие фонари. Это потрясающе. Эксцентрично.

– Почему не пригласил Джэ? – спрашивает Нино, потягивая свой напиток. Он невероятно красив в облегающем костюме цвета шалфея, который я сшил для него несколькими месяцами ранее. Зеленый цвет отлично сочетается с медовым оттенком его кожи и янтарными глазами. Харуке он идет не так сильно, поэтому его кимоно глубокого серебристого цвета с акцентами того же оттенка. Нино подумывал надеть кимоно на это мероприятие, но струсил. Я бы сшил для него наряд. Он бы выглядел великолепно в чем угодно.

– Во-первых, он сказал мне, что у него грипп. Во-вторых, зачем мне приводить гибрида человека и вампира на аристократическое мероприятие? Он просто отвлечет внимание от жениха и невесты.

Нино пожимает плечами.

– Справедливо. Мне нравится доктор Джэ. Он забавный. Напоминает мне меня до того, как я встретил Харуку – немного неуверенного в себе.

Внезапно мои мысли возвращаются к тому моменту, когда он впервые поцеловал меня и скользнул пальцами по моему члену.

– Не всегда, – бормочу я, затем делаю глоток своего напитка. Кроме того, Джэ чертовски хорошо целуется. Это не то отличие, которое я обычно замечаю в человеке, но его поцелуи уверенны и интуитивны. Он не просто жадно впивается в меня, как это делали некоторые люди. Он страстный, но он обращает внимание на то, что делает – как будто он целует, но также и прислушивается.

– Здравствуйте, джентльмены. – Сора непринужденно подходит к нам с бокалом белого вина. Платье цвета глубокой полуночи облегает ее стройные изгибы. Красные очки, которые она всегда носит, красиво контрастируют с синим цветом. – Пили хорошую кровь в последнее время?

Нино приподнимает бровь в лукавой ухмылке.

– Что ж…

– Ладно, герой-любовник. – Улыбаюсь я. – Никто не хочет слушать, как ты хвастаешься тем, что пьешь древнюю чистую кровь. – Нино ухмыляется и делает еще один глоток из своего бокала. Я поворачиваюсь к Соре. – Где муженек?

Сора машет свободной рукой в сторону общей зоны:

– Там.

– Как дела в больнице? – спрашивает Нино.

– Много работы… особенно на этой неделе, с попытками перенести приемы и согласовать другой план кормления. Низкоуровневые любят доктора Джэ. Он в порядке? Он с вами не связывался?

Она смотрит на меня, склонив голову. Эта неделя была безумной, но теперь, когда я думаю об этом…

– Нет. Со… вторника? – говорю я. – А что? Вы о нем ничего не слышали?

– Нет, с утра среды. Он не появлялся вчера и сегодня, что на него совсем не похоже. Вчера весь день пыталась до него дозвониться и написать, но он мне не отвечает. Если он с вами тоже не связывался, стоит ли нам его проведать? Не думаю, что у него здесь есть друзья…

– Мы должны съездить к нему, – вмешивается Нино, нахмурив брови. – Джэ сказал, что никогда раньше не болел. Почему заболел сейчас?

Я вскидываю запястье и смотрю на часы. Если я успею на следующий поезд, то буду там через сорок пять минут. Черт подери. Почему я нервничаю из-за этого?

– Он пришел в понедельник и выглядел изможденным и бледным, – говорит Сора. – Серым.

Я вздыхаю, отставляя свой напиток на круглый высокий столик.

– Я пойду сейчас.

– Я пойду с тобой, – вызывается Нино. – Дай только предупредить Хару. В последнее время он увлечен доктором, но сейчас он точно не может уйти. А вот я, наверное, смогу улизнуть. – Нино направляется к своему супругу, стоящему в толпе вампиров, включая жениха и невесту.

Я тяжело выдыхаю и провожу пальцами по макушке. Мое горло сжимается, а сердце бешено колотится. Боже, я надеюсь, что он просто отсыпается от какой-то человеческой болезни. У меня еще не было возможности поговорить с Харукой и сказать ему, что я покормился от Джэ.

Сора поворачивается ко мне, ухмыляясь:

– Последние несколько недель поведение Джэ стало ярче. Веселый и гораздо более расслабленный. Уверена, он будет рад, если директор больницы лично его проведает…

Я хмурюсь.

– Сора, о чем ты?

Она пожимает плечами.

– Это просто интересно. Годами вампиры нашей аристократии пытались выяснить, почему ты не связан с Реном. Я не любительница сплетен, но мне кажется, у меня есть ответ. Рен знает, что ты предпочитаешь людей?

Я выпрямляю спину и поднимаю бровь.

– Рен живет в своем собственном мире и его мало волнует, что нравится или не нравится другим вампирам.

Сора смеется, поднося бокал с вином к губам.

– Он тот еще фрукт, это точно.

Когда Нино проходит сквозь толпу и направляется к нам, он говорит мне, что готов, и мы уходим. К тому времени, как мы добираемся до квартиры Джэ в Химэдзи, уже восемь часов, и на фоне темнеющего горизонта все еще видны пятна оранжевого солнечного света.

Мы стучим, затем ждем. Ответа нет.

Снова стучим.

Ничего.

Черт.

– Черт. – Я провожу пальцами по голове, пока Нино стучит в третий раз. Когда нас встречает та же глухая тишина, он поворачивается ко мне.

– Думаю, я смогу открыть дверь… – Он сосредотачивается на ручке. – Но мне никогда не давали разрешения войти в квартиру. А тебе?

– Да, – выдыхаю я. – Если ты откроешь, я смогу войти.

Нино делает шаг вперед и прижимает кончики пальцев к механизму замка. Он закрывает глаза, и я чувствую, как от его тела медленно исходит гул пикантной чистокровной энергии. Она теплая и кажется почти… газированной? Успокаивающие, покалывающие пузырьки на моей коже. Он открывает глаза, и они светятся. Цвет похож на абрикос. Я слышу громкий щелчок. Он крутит ручку, тянет, и дверь перед ним открывается.

– Впечатляет. – Я улыбаюсь, на мгновение отвлекаясь на сосредоточенность и силу, которую он только что продемонстрировал.

Он, смеясь, ухмыляется.

– Если бы ты знал, сколько вещей я уничтожил, чтобы достичь этого, ты бы не был так впечатлен.

Мы оба заглядываем внутрь, в квартире темно. Нас обоих одновременно охватывает зловоние, потому что мы оба от него шарахаемся. Пахнет затхлостью и чем-то разлагающимся. Я трясу головой, начиная по-настоящему паниковать.

– Чееерт.

– Может быть, он мертв? – Глаза Нино широко открыты, его голос выше обычного. – Я даже не подумал об этом.

Я хмурюсь.

– Не помогает. – Мы вдвоем: два взрослых вампира, которые психуют и брезгуют на пороге человеческого дома. Какая от нас польза? – Дерьмо. – Я переступаю порог и прохожу прямо в главную комнату, где кухонное пространство перетекает в гостиную. Ничего такого. Кроме вазы с увядающими стрелициями и множества пустых бутылок из-под воды на столе, на полу, на стойке. Как будто человек умирал от жажды.

Нино стоит в дверях позади меня.

– Я открою окна снаружи? Проветрить?

– Спасибо, Нино. – Я оглядываюсь через плечо, и его глаза снова загораются. Он поднимает руку, щелкает пальцами, и замок на окне рядом с главной комнатой с треском ломается.

Инстинктивно я иду по узкому коридору. Здесь еще темнее, потому что нет окон. Я прохожу мимо двери справа от меня, заглядывая внутрь на ходу. Это импровизированный кабинет, на татами низкий столик, подушка и повсюду разбросаны бумаги. Комната выглядит так, будто по ней прошелся торнадо. Джэ нет.

В конце коридора слева есть дверь. Мои чувства говорят мне, что он там. Я подхожу к двери, за ней – обычная спальня. На полу еще больше бутылок из-под воды, словно тут был пикник, и люди не убрали за собой мусор.

Джэ лежит на кровати спиной к двери. Он совсем не двигается.

Глава 22

Джуничи

– Джэ? – зову я. Ничего. Я быстро подхожу к кровати и сажусь на край. Его кожа вся серая, потрескавшаяся и шелушится. Я наклоняюсь к его лицу. Через мгновение я благодарю Бога, что он дышит. Дыхание поверхностное, но он не мертв. – Дерьмо. – Что, черт возьми, с ним происходит?

– Ты нашел его? – зовет Нино у входной двери. – Он жив?

– Да, – кричу я. – Подожди. – Я осторожно хватаю его за плечо и переворачиваю на спину. Он поддается безо всякого сопротивления. На нем нет очков, глаза закрыты, а губы разомкнуты, ощущается слабое дыхание. – Джэ. Ты меня слышишь?

Ничего. Я кладу ладонь на его пепельную щеку и говорю уже чуть громче.

– Джэ, открой глаза. – Это занимает несколько секунд, хотя кажется, что проходит десять минут. Медленно его тяжелые веки приоткрываются. Его обычно теплые каштановые глаза белые и молочные, и он не смотрит непосредственно на меня. Его взгляд пустой, безжизненный.

Все еще держа его лицо, я наклоняюсь к нему так, что наши лбы соприкасаются.

– Два слова, хорошо? «Нино, входи». Можешь сделать это для меня, пожалуйста?

Он закрывает глаза от тепла моего лица, и я думаю, что он без сознания. Я потерял его. Но спустя долгое мгновение слова вырываются слабым и сухим шепотом:

– Нино… входи.

Я сажусь прямо и делаю глубокий вдох, слыша шаги Нино, направляющегося к нам. Вскоре он оказывается в дверном проеме и нависает надо мной.

– Господи. Он… он похож на высохшего вампира. Хару был прав. Взгляни на него.

Я поворачиваюсь к Нино с широко раскрытыми глазами, паника оседает в моей груди.

– Что, черт возьми, нам делать?

Нино пожимает плечами.

– Покорми его?

– Джэ не питается. Он никогда не пил кровь. Никогда не хотел. Может, нам отвезти его в больницу?

Нино мотает головой.

– Он же сам врач! И на мой взгляд он похож на голодного вампира, Джун. Мой отец выглядел так вскоре после смерти матери, и Хару выглядел так однажды, когда мы впервые встретились. Я не профессионал, но я знаю это состояние.

– Мы не можем просто дать ему кровь рангового вампира. Что если я убью его? Что если я навсегда испоганю его тело?

– Хорошо, подожди. – Нино достает свой смартфон из кармана брюк. – Я звоню Хару.

– Он не возьмет трубку… у него, наверное, даже нет с собой телефона!

Нино набирает номер и подносит телефон к уху.

– Звоню Асао. Он с ним… Эй, Асао? Можешь дать Хару, пожалуйста? – Он идет в коридор. Я смотрю вниз на эту разлагающуюся оболочку доктора, мотая головой.

– Что, черт возьми, с тобой происходит? – И почему сейчас? Это я как-то на это повлиял? Сделал ли он что-то, что спровоцировало это? Он говорил, что раньше встречался с вампирами. Ими были практически все, с кем он имел отношения в Англии. Случалось ли это в прошлом, и он просто скрывал это от меня? Может, это случается раз в полгода, как будто он гребаный вампир на полставки? Миллион вопросов проносится у меня в голове, когда Нино возвращается в комнату.

– Верно. Ладно, я тебя люблю. – Он тяжело выдыхает, когда отрывает телефон от уха. – Хару сказал покормить его.

– Черт. – Я провожу ладонью по лицу и делаю глубокий вдох. Я не могу в это поверить.

Нино наблюдает за мной, его взгляд мягкий, а голос спокойный:

– Я знаю… предлагать себя по такой прихоти – не идеальный вариант. Но тебе нравится Джэ, верно? Ты проводишь с ним время, и он хороший парень?

Закрыв глаза, я массирую лоб пальцами, пытаясь осмыслить эту ситуацию, одновременно борясь со своим эго.

– Я сделаю это. Дай мне минутку, пожалуйста?

Нино кивает.

– Конечно. Я пойду приберусь на кухне и дам вам побыть наедине. Вниз по улице есть магазин. Я принесу ему что-нибудь поесть. Он потерял много веса.

– Спасибо. – Медленно вдыхаю я.

– Без проблем. Ты не один, Джун. Что бы с ним ни происходило, мы поможем. Он наш сородич. – Нино подбирает бутылки с пола в спальне, прежде чем уйти и направиться в кухню.

Он наш сородич… Он не должен быть нашим чертовым сородичем. Он должен быть человеком. Покачав головой, я подношу ладонь ко рту, но медлю.

Что, если мы соединимся?

Если он вампир, мы спали вместе, и я кормился от него… Что если это последняя деталь? В ту секунду, когда он сделает глоток моей крови, мы будем прикованы друг к другу до конца жизни? Единственным возможным выходом может быть разрыв связи, который, как я понимаю, является болезненным и ужасным процессом (если вы его переживете). Я знаю этого мужчину всего месяц. Он мне нравится, но хочу ли я быть привязанным к нему навсегда?

Я пытаюсь сделать еще один глубокий вдох, грудь сдавливает. Я не могу позволить ему умереть здесь. Время будет потеряно, если я скажу Нино и Харуки, что нам нужно найти кого-то другого, чтобы Джэ смог покормиться. Тогда я подвергну его жизнь опасности и буду выглядеть трусом.

Я заставляю свои резцы удлиниться и впиваюсь в собственную плоть, прежде чем снова повернуться к Джэ. Тяжело сглатываю, поднося ладонь к его приоткрытым губам.

– Джэ, тебе нужно выпить это. – Я жду в ужасе, не зная, сделает ли он это. Слышит ли он меня вообще.

Я чувствую, как его язык медленно скользит по моей руке, его глаза все еще закрыты. Несколько секунд спустя он поднимает подбородок к моей ладони, его язык прижимается к моей плоти, чтобы втянуть больше крови. Я протягиваю свободную руку и провожу пальцами по его волосам на затылке, затем осторожно поднимаю его голову с подушки.

Он кормится. Его кадык подпрыгивает при глотании, и он дышит немного глубже. Я смотрю на него сверху вниз, наблюдаю за ним. Ничего не происходит, в комнате тишина.

Мой разум борется. Я думаю о том, как бы мне хотелось, чтобы моя жизнь была простой: я придумываю и шью одежду, финансирую мамину больницу и встречаюсь с людьми, чтобы избежать ранговых вампиров и их аристократических драм. Это то, кем я был последние пятьдесят пять лет с тех пор, как умер мой отец. Такой образ жизни помогает мне быть свободным и необремененным. И мне это нравится.

Как я оказался в грязной квартире, кормящим гибрид человека и рангового вампира, уму непостижимо. Я вне себя от злости. Не знаю, на кого мне следует обижаться – на него за то, что он скрывал это от меня, или на себя за то, что вообще заинтересовался им.

Через час, который требуется Джэ, чтобы проснуться, я говорю Нино, что около недели назад кормился от Джэ, и что на вкус он действительно похож на рангового вампира. Это мое большое откровение, но Нино не удивлен.

– Хару узнал много интересного, пока был в Гонконге, – говорит он мне, сидя на полу напротив меня, подобрав колени к груди и прижавшись спиной к стене. – Он думает, что Джэ всегда был вампиром, но не знал об этом. Полагаю, есть кланы, которые делали так в древние времена – подавляли свои родословные, как сопротивляющиеся вампиры.

Я оторопеваю.

– Он думает, что Джэ из древнего клана?

Нино качает головой.

– Не обязательно. Он думает, что Джэ подавлен совсем недавно, потому что его мать была больна, и он чувствует себя беспокойно рядом с нами. Хару не может сказать, в течение скольких поколений, но, возможно, начиная с конца 1800-х годов? Это все предположения.

– Так почему это происходит сейчас? Я что-то сделал, чтобы его спровоцировать?

– Не знаю. Возможно. Хару сказал, что есть некоторая информация о процессе фактического подавления, но ничего о возрождении родословной.

– Думаешь, это то, что с ним сейчас происходит? Пробуждение?

– А ты нет? – Нино смеется с недоверием. – По-моему, похоже.

Я смотрю в пространство, задаваясь вопросом, во что, собственно, вляпался. Единственное, что приводит меня в себя, это то, как Джэ ерзает позади на кровати. Я сижу на полу, прислонившись к ней спиной, поворачиваю голову, Джэ безуспешно пытается подняться.

Я приподнимаюсь, чтобы сесть на кровать, затем хватаю его за руки, чтобы помочь. Его кожа шелушится, и его трясет. Усталые глаза уже не такие белесые, скорее, как молоко с медом.

– Успокойся, – прошу я.

– Ч-что со мной? – Его голос срывается на хриплый шепот. – Почему…

– Ты не знаешь? – спрашиваю я. Почему-то не могу поверить, что он не знает. Что он был совершенно слеп к чему-то такому врожденному в себе. Что в его сознании об этом не было ни малейших догадок.

Ядержу его за руки, он все еще дрожит, но встречает мой взгляд.

– Я… я думал… у меня грипп. Это не грипп.

– У тебя не грипп, – говорит Нино из другого конца комнаты. Джэ вскидывает голову, чтобы посмотреть на него, как будто не знал, что он здесь.

Он сжимает кулаки и опускает голову, тряся ей.

– Что со мной? – Он напуган. Искренне напуган, когда я осторожно беру его запястье в свои руки. Я чувствую, как страх и смятение охватывают его. Мое разочарование тает. Он не врал мне. А если врал, то он ошибся профессией и упустил свой шанс стать оскароносным актером.

Я наклоняюсь к нему, прижимаясь лбом к его виску, потому что, когда я делаю что-то подобное, он всегда успокаивается.

– Дыши, Джэ. – Он дышит. Его плечи вздымаются и опускаются. Он делает так несколько раз, и дрожь ослабевает.

Когда я поднимаю голову, его глаза закрыты.

– Мы расскажем тебе, что, по нашему мнению, происходит, но тебе нужна ванна и, возможно, немного еды. Как ты себя чувствуешь?

Джэ открывает глаза. Они уже чуть ярче.

– Растерянно.

– Физически… – Нино улыбается с другого конца комнаты. – Как твое тело?

Джэ моргает, глядя на него.

– Растерянно.

Нино смеется. Я качаю головой.

– Ладно. – Я встаю. – Сначала ванна. Ты можешь идти?

Джэ неуверенно кивает. Нино встает с пола и встречает нас у кровати. Он помогает мне поднять Джэ, и мы оба ведем его в ванную.

Он еще немного приходит в себя, когда я купаю и тру его. Кожа Джэ отслаивается и исчезает в стоке. Но когда я заканчиваю, его кожа становится мягкой и эластичной, а цвет снова нормальный, как будто ничего и не было, и мне все это приснилось.

Джэ оживляется, и я оставляю его, чтобы он ополоснулся и вытерся. Нино все еще бродит по квартире и наводит порядок (я понимаю, что он, должно быть, помешан на чистоте, потому что он вышел за пределы спальни и теперь убирает импровизированный кабинет Джэ, чего ему определенно не нужно делать), я иду в гостиную рядом с кухней и достаю свой телефон.

Я теряю самообладание, и мне нужна проверка на вменяемость. Набираю номер Асао, потому что вероятность, что он ответит, выше, затем прошу поговорить с Харукой. Проходит всего секунда, прежде чем его глубокий голос раздается в трубке.

– Привет, Джун. Как он?

– Он одевается. – Я наматываю круги по комнате и потираю затылок. – Кажется, ему лучше после ванны и моей крови… Черт. Было так много омертвевшей кожи, но теперь он в порядке.

– Значит, ему стало лучше после того, как ты его накормил, а разлагающаяся плоть – окончательное доказательство, – говорит Харука. – Он один из нас, и он меняется.

В это, черт возьми, трудно поверить.

– Так что же мне делать? И он все еще не совсем вампир. У него нет клыков, и он не может кормиться сам. Мне продолжать его кормить? Или, может быть, мы должны найти ему другой источник? Что лучше? И почему это происходит сейчас? – Я не пытаюсь переложить эту проблему на кого-то другого. Нет. Но я также понятия не имею, во что ввязываюсь, и это меня искренне пугает.

– На какой вопрос ты хочешь, чтобы я ответил первым? – спрашивает Харука.

– Почему это происходит именно сейчас?

– Я верю, что ваши натуры тянутся друг к другу. Вот почему ты был уникальным образом способен различить его запах и заметить его раньше, чем Нино или я. Но после того, как ты указал на это, все стало очевидным.

Я стою неподвижно, думаю.

– На прошлой неделе я впервые покормился от него. У него был потрясающий вкус. Слишком приятный.

– Возможно, именно твое кормление спровоцировало это? Уникальная близость кормления в сочетании с вашими совместимыми натурами.

– Значит, это моя вина, что он в таком состоянии?

– Не совсем, но в некотором смысле, да. Джуничи, тебе нужно принять решение.

– Насчет?

– Ты поможешь ему пройти через это? Мы не так много знаем об обстоятельствах, но для любой вампирической жизнеспособности постоянство является ключевым моментом. Его источник питания должен быть тем же самым, пока он медленно пробуждается, – и высокого качества, поскольку он явно ранговый. Его источник также должен сделать его переход максимально комфортным, без стресса, поскольку мы не знаем, чего ожидать. Должны ли мы попытаться найти кого-то другого? Или ты готов посвятить себя процессу его пробуждения?

Услышав что-то, я поворачиваюсь и вижу, как Джэ тихо входит на кухню из прихожей. Он босиком, а его и без того стройная фигура теперь выглядит костлявой от потери веса. Он одет в чистые треники, его золотистые волосы темнее, чем обычно, потому что мокрые. Очков нет. Мы настороженно встречаемся глазами, прежде чем он проходит в кухню и присаживается.

Я киваю, снова расхаживая взад-вперед.

– Да. Конечно.

– Я думаю, это наилучший вариант. Я приду завтра, чтобы напрямую поговорить с Джэ о его случае. Это моя обязанность как лидера его королевства.

Я качаю головой.

– Ты копался в этом несколько недель – приглашал его на ужин к себе домой, летал в Гонконг и проводил исследования в той старой библиотеке. И сейчас ты очень взволнован, не так ли?

В трубке повисает небольшая пауза, прежде чем он отвечает:

– Немного.

Глава 23

Джэ

Я думал… что, когда я в конце концов приму ванну с Джуничи, это будет очень сексуальное, горячее мероприятие, словно из пышной эротической новеллы. Тиковое дерево, пар, скользкие руки и тяжелое дыхание. Медленные толчки и глубокие поцелуи.

Ни разу я не фантазировал о том, как он счищает омертвевшую кожу с моего иссохшего тела, потому что я слишком слаб, чтобы сделать это самому. Я также не представлял себе, как Нино время от времени заглядывает, чтобы убедиться, что мы оба в порядке.

Неа. Совсем не так я себе это представлял.

Я сижу за кухонным столом и бездумно ем мисо-суп с рисом, которые любезно купил для меня Нино. Что бы со мной ни происходило, это быстро обострилось. В понедельник на работе я почувствовал усталость. В течение дня мне становилось все тяжелее обращать внимание на то, что мои пациенты говорят мне.

Утром во вторник я проснулся измученным, чувствуя себя высохшей губкой, оставленной на краю кухонной раковины. Я никогда не чувствовал себя так – словно вся влага из меня была выжата или выкачана куда-то, сделав меня хрупким. Я связал это с обезвоживанием, но сколько бы воды я ни пил, я не мог насытиться. Все это приводило к тому, что я бегал в туалет каждые двадцать минут… пока не начал добираться дотуда ползком. Потом я не мог ни двигаться, ни что-либо делать, и все дико болело.

Это чувство все еще внутри, угрожает снова овладеть мной. Кажется, Нино занят уборкой всей моей квартиры (благослови его бог, хотя это крайне унизительно), а Джуничи расхаживает взад-вперед по моей гостиной, разговаривая с Харукой по телефону. Я знаю, что это Харука, потому что Джуничи меняется, когда говорит с ним. Они друзья, но с ним он менее надменный.

Я хочу его. Я всегда хочу его, но сейчас это ощущается как-то иначе. Прежде я чувствовал дикое удовлетворение просто от его присутствия и разговоров. Поцелуй? Замечательно. Секс? Великолепно. Я все еще хочу этого, но что-то внутри меня теперь хочет большего. Я сижу здесь и не могу понять, чего именно.

Джуничи кладет трубку и идет ко мне. Он был до странности тихим с тех пор, как помыл меня в ванне. Когда он переодевался, то отказался от пиджака. Теперь на нем накрахмаленная белая рубашка (рукава закатаны до локтей) и брюки. Весь костюм был черным, но с тонким атласным матовым узором пейсли. Великолепно. Еще одна вещь, которая сделала бы меня похожим на клоуна, но Джуничи выглядит самым нарядным существом во всей Японии.

Когда он присаживается, я не могу не смотреть на него. Цвет его радужек кажется почти приглушенным, но они все равно очень выразительные. Сейчас в них чувствуется доброта.

– Как ты себя чувствуешь?

– Я в порядке. – Мой голос, наконец, вернулся к норме. Он был странным и хриплым, когда я только проснулся. – Спасибо… за все это. Мне очень жаль, что я прервал ваше мероприятие. Я ценю твою помощь.

– Почему ты мне не позвонил? – спрашивает он.

– Все пошло наперекосяк довольно быстро. Я думал, что подхватил что-то, и что поправлюсь через день или два. К тому времени, как я понял, что был неправ, я буквально не мог пошевелиться.

Джуничи на это кивает, скрещивая руки, и откидывается назад.

– Две вещи. Первое – совет одобрил твой проект по суррогатному материнству. Так что, когда ты будешь готов, можешь начинать свое первое испытание.

Несмотря на то, что я чувствую себя дерьмово, я искренне рад это слышать.

– Превосходно. Я с нетерпением жду этого. Ты рассказал Харуке и Нино хорошие новости?

– Это подводит меня ко второму. Харука придет поговорить с тобой завтра.

У меня отвисает челюсть, и широко раскрываются глаза.

– Что? Харука… здесь? – Господи. Уже достаточно унизительно, что Нино здесь, но Харука в моей обшарпанной квартире? Почему я ее не украсил? Ради всего святого, я здесь уже пять месяцев. У меня есть еда в холодильнике? Вино? Чай?

– Да, – говорит Джуничи, прерывая мои переживания о том, что я плохой хозяин и декоратор. – Завтра ты сможешь все рассказать ему лично. Ему также нужно поговорить с тобой. Джэ, ты действительно понятия не имеешь, что происходит?

– Что со мной происходит? – Ужас бурлит у меня в животе. – Пожалуйста, скажи мне? – Я не хочу это признавать, но то, как я выглядел – серая, пепельная кожа – напомнило мне о том, как выглядела моя мать незадолго до своей смерти.

Джуничи делает глубокий вдох.

– Мы думаем, ты оборачиваешься.

Я моргаю и оторопеваю.

– Куда?

– Куда? – Джуничи хмурится. – Что это значит?

– Что ты имеешь в виду? Я машина? Влево или вправо?

– Джэ. Оборачиваешься в вампира. Ну, технически ты всегда им был, по-видимому. Так что, меняешься? Пробуждаешься?

Я не знаю, как выглядит мое лицо, но я не могу говорить. Не могу двигаться. Его заявление настолько нелепо и противоречит всему, что я когда-либо изучал о вампирах.

– Джэ? – Он наклоняется ко мне. Я встаю.

– Ты злишься?

– Что? Нет…

– Сколько… сколько раз мне нужно повторить тебе, что я, черт возьми, человек. Превратить человека в вампира невозможно. Это невозможно, черт возьми…

– Джэ, пожалуйста, успокойся.

Я не могу успокоиться. Никто и никогда не смог бы этого сделать, услышав такую новость. Скорее, это имеет обратный эффект. Я прекращаю болтать, но думаю, что он окончательно свихнулся. Все они. Со мной что-то не так, но я не могу быть вампиром!

– Ты помнишь, что я сделал, чтобы тебе стало лучше?

– Что ты сделал? – повторяю я.

– Я…

Отводя взгляд, пытаюсь вспомнить, что было чуть больше часа назад. Я помню, как слышал голос Джуничи. Его запах. Его безупречный, чудесный аромат. Он говорил со мной, просил меня что-то сделать. Потом он дал мне что-то… что-то чудесное на вкус, точно такое же, как и его запах. Идеально чистое, кипарисовое и мятное. Джуничи в неразбавленном виде. Гиперболизированный.

Я снова нервно оглядываюсь на него.

– Ты мне что-то дал. Что ты мне дал?

Он смотрит на меня, кажется, целую вечность, как будто пытается вселить в меня тревогу.

– Мою кровь, Джэ. Ты пил мою кровь и теперь тебе лучше. Понимаешь?

Тишина. Я жду, когда он скажет мне, что шутит. Не нахожу это забавным. Он ничего не говорит. Я начинаю чувствовать себя безногим, поэтому снова падаю на стул. Мы оба долго молчим. В конце концов, я серьезно на него смотрю.

– Это не было похоже на кровь. – Это все, что я могу сказать. В свое оправдание, ваша честь, это не было похоже на кровь. Я никогда не пил крови (даже своей собственной – никогда не царапался и не ранился), но знаю, что на вкус она медная и соленая, как пенни. Однажды я лизнул пенни, потому что мне было любопытно. Сначала я почистил ее. Может быть, не стоило? Возможно, грязь – неотъемлемая часть органического опыта.

– Какой она была на вкус? – спрашивает Джуничи.

– Как… – Я никогда не произносил этого вслух, поэтому размышляю. – Точно такая же, как твой запах – как лес, но немного сладковатая. Чистая.

Джуничи ухмыляется:

– Это потому, что ты гребаный вампир.

– Как твоя кровь могла быть такой вкусной?

– Спасибо за комплимент. Ранговые вампиры обладают очень интуитивными чувствами, включая нашу способность уникальным образом воспринимать и чувствовать запах крови других вампиров. Лестно, что я для тебя нечто приятное.

Я качаю головой, не веря его словам. Никогда не говорил этого, но много думал о его запахе. Незадолго до того, как мне исполнилось тринадцать, мы переехали из Лондона в сельскую местность, недалеко от Бристоля. Это было волшебно по сравнению с городской суетой и шумом, а лес сезон за сезоном служил моей новой игровой площадкой. Коттедж, где мы жили, находился недалеко от поляны. Местность пышная и безмятежная, полная цветов, солнечного света, деревьев и жизни в весеннее время. Зимой она морозная и свежая, можно даже почувствовать запах блестящих снежных сугробов, покрывающих ландшафт.

Запах Джуничи напоминает мне о доме. Когда дом был уютным и безопасным. До того, как умерла мама, и там стало пусто и одиноко.

– Как насчет Нино и Харуки? – спрашивает Джуничи. – Как они пахнут?

Я пожимаю плечами.

– Очень хорошо. Совсем не неприятно.

– Ничего конкретного?

– Нет.

– Сора?

– То же самое.

– А как насчет Хисаки? – спрашивает он. – Кого-то рангового, но не соединенного.

Я задумываюсь на мгновение.

– Как черная лакрица. – Мне не нравится черная лакрица, воротит даже от ее запаха. Но я ничего из этого не говорю, потому что это кажется довольно грубым.

Джуничи еще раз игриво ухмыляется.

– Ты заставляешь меня нервничать, Джэ.

– О, ты нервничаешь? – Я раздраженно хмурюсь. – Я был человеком всю свою жизнь, а ты вскользь заявляешь, что я вампир, будто говоришь, что ужин уже готов. Но ты нервничаешь?

– Дело не во мне…

– Верно.

– Я понимаю. Но я нервничаю из-за момента, в который это произошло, и из-за нас двоих.

Я откидываюсь и смеюсь, потому что, честно говоря, не знаю, что еще делать, но я в замешательстве. Из-за нас двоих, что? Он придает этому большое значение.

– Хочешь покормиться?

Хмурясь, я смотрю вниз на стол, в свою пустую тарелку из-под супа.

– Нет.

– Тебе следует. Твоя кожа выглядела хорошо в ванной, но сейчас она снова немного не того цвета, и твои глаза не в порядке. Ты должен покормиться, раз уж ты пробудился.

– Нет, спасибо.

Он смеется.

– Боже. Ты все еще не веришь мне. Ты действительно сидишь здесь и не хочешь покормиться от меня? Тебе сейчас ничего не кажется привлекательным?

Я поднимаю голову и встречаю его взгляд. Я всегда хочу его. С той самой первой ночи, когда он пришел ко мне в квартиру, и хотя я вел себя как идиот, я хотел его. Прошла почти неделя с тех пор, как мы в последний раз занимались любовью. Возможно, я хочу чувствовать его вес на мне? Возможно, мне просто нужно хорошо потрахаться, а потом сходить на осмотр к человеческому врачу, который и расскажет, что на самом деле происходит.

А может… то, что случилось с моей матерью, происходит и со мной?

Нино снова появляется в кухне. Он выглядит чудесно в современном костюме цвета шалфея, который идеально дополняет его теплый цвет кожи и индивидуальность.

– Мне нужно успеть на поезд домой. Харука будет здесь завтра. Он сказал тебе?

– Сказал, – отвечает Джуничи, глядя на меня.

– Джун, ты остаешься? – спрашивает Нино.

– Остаюсь? – повторяет Джуничи, его взгляд, словно лазерный луч, направлен на мое лицо.

Я не уверен, хочет ли он этого, или я его обременяю, потому что очень хорошо знаю, как Джун относится к ранговым вампирам. Он рассказал мне о них и даже немного о Рене – своем чистокровном источнике, которого он практически ненавидит. Теперь он говорит, что я один из них. Я не верю в это, но представляю, как он убегает от меня, крича и размахивая руками, при первой же возможности.

Я не эгоист. Я знаю, как быть одному и как позаботиться о себе, но… это была тяжелая неделя, и я не хочу так скоро оставаться один. Не сейчас.

– Да, пожалуйста.

– Хорошо. – Усмехается Джуничи. – Его все еще нужно убедить.

Нино улыбается.

– Конечно, нужно. Мы же не просто сказали ему, что он на четверть немец, а попытались заверить, что он совершенно другой вид – будто он радостно пасся как лошадь, а теперь стал львом, и ему нужно есть мясо. Это большая перемена.

– Слышишь, Джэ? – Джуничи улыбается. – Теперь ты лев. Король джунглей. Вершина пищевой цепочки.

Я закатываю глаза. Я не чувствую себя львом. Чувствую себя неуклюжим человеком, чью тревогу усиливают два вампира, а тот факт, что я несколько дней не появлялся на работе, заставляет меня чувствовать себя еще и безработным врачом.

– Позаботьтесь о себе сегодня, Джэ, – говорит Нино. – Увидимся позже.

– Спасибо, Нино, – повторяю я. – За все, правда. И мне очень жаль.

– Я лидер вашего королевства и ваш друг. Я рад помочь вам. – Нино кивает Джуну, который, в свою очередь, машет рукой, прежде чем он проходит через парадную дверь и закрывает ее за собой.

Лидер королевства? Как неловко. Я опираюсь локтями на стол, потирая ладонями лицо. Боже, помоги мне.

– Ты готов снова покормиться?

– Нет. Я не буду пить твою кровь, Джун. Не обижайся, ладно? Я бы хотел услышать второе мнение.

– Ты уже.

– Уже что?

– Пил мою кровь, Джэ. Ты уже это сделал.

Я опускаю руки.

– Ну, я не буду делать этого снова. Пока не увижу человеческого врача. – Встав из-за стола, я иду к своему дивану, потому что мне надоедает, что он смотрит на меня, как кот, объевшийся сметаны. Как будто он безоговорочно прав, а я чокнутый.

Я плюхаюсь и продолжаю тереть лицо. Мои руки и кожа до сих пор чертовски потрескавшиеся. Псориаз? Лишай? Я подкрадываюсь к сорока, и примерно сейчас начинают происходить странные вещи. Может быть, завтра я захочу любовника вдвое моложе меня или спортивную машину, которую не могу себе позволить. Боже милостивый. Завтра мне нужно идти на работу. У меня же пациенты! Что, черт возьми, происходит с ними? Могу ли я работать в таком состоянии? Я провожу пальцами по волосам, они кажутся слишком длинными. Мне нужно подстричься. Успею ли я до смены?

– Черт возьми.

Я падаю обратно на диван и делаю глубокий вдох. Мой мир буквально разваливается, и я чувствую себя совершенно дерьмово. Я поднимаю голову и открываю глаза, потому что чувствую запах Джуничи, стоящего на коленях прямо передо мной. Я не хочу этого, но мой вопрос звучит как нытье:

– Что теперь?

Он молчит, но обхватывает своими длинными пальцами внутренний сгиб моих коленей и тянет. Это действие заставляет меня скользнуть ближе к нему, но еще глубже в изгиб дивана, так что я сгорбливаюсь. Я не в настроении для этого. Он тянет меня за руки, побуждая выпрямиться, и опирается на колени между моими бедрами. Когда я сажусь прямо, он держит ладонь своей большой руки у меня на щеке и смотрит мне в лицо снизу вверх.

– Поцелуй меня?

Я не должен целоваться сейчас. Или даже думать о поцелуях. Но он смотрит на меня своими обсидиановыми глазами, приоткрыв пухлые губы. Я всегда хочу его, разве нет? Он притягивает меня к своему рту, и я позволяю ему это сделать. В тот момент, когда мы соединяемся, я выдыхаю. Я люблю его рот – такой теплый, чистый и талантливый. Медленный и ритмичный, будто он им танцует, ведет меня и притягивает к себе. Он лижет глубже, и я встречаю его стремление, нежно переплетая наши языки. Пробуя друг друга на вкус.

Он слегка отстраняется, прижимаясь своим лбом к моему, и шепчет:

– Солнышко, тебе нужно покормиться. Ты почувствуешь себя лучше.

– Звучит ненормально.

– Это не так. – Он чуть приподнимает голову и втягивает нижнюю губу в рот. Сначала я смущаюсь, но потом вижу, что он прикусывает внутреннюю часть губы, и отстраняюсь, тяжело дыша.

– Джун…

– Попробуй, пожалуйста? – Он смотрит на меня своими черными как смоль глазами, наклоняясь ко мне, но останавливается. Ждет, когда я встречусь с ним. Когда подчинюсь. Я вижу, как кровь скапливается внутри, когда он приоткрывает рот.

Мое горло сжимается, и я не знаю, что, черт возьми, я делаю, но я наклоняюсь – просто быстро касаюсь его губ своими, а затем отстраняюсь, колеблясь и чувствуя себя совершенно безумным. Он обхватывает мое лицо ладонями и наклоняет голову, прижимаясь губами, побуждая меня разжать губы, его язык мягко проскальзывает в мой рот, я открываю его шире и пробую кровь Джуничи на вкус. Она такая же, как и прежде – свежая и древесная. Необъяснимая, как воздух зимнего леса и лаванда.

Инстинктивно я закрываю глаза и поддаюсь, желая еще, потому что это так вкусно. Совсем не похоже на кровь. Не медная и не соленая. Она восхитительна в жаре наших ртов, и я начинаю гоняться за ней. Он снова притягивает меня, я соскальзываю с дивана и сажусь к нему на колени, обвивая руками его шею – отчаянно желая и его, и его вкуса, потому что это успокаивает меня.

Он прерывает поцелуй, и у меня перехватывает дыхание. Мое сердце бешено бьется, и я хочу его всего. Он подносит руку ко рту. Я наблюдаю, как медленно появляются его клыки, удлиняясь, словно по волшебству, в толстые острые белые острия. Они действительно прекрасны, я заворожено наблюдаю, как он кусает ребро своей ладони. Когда он заканчивает, там выступают две капли крови, угрожающие стечь по его плоти и капнуть. Мои глаза мечутся между его зрачками и его ладонью.

– Тебе нужно больше, – говорит он совершенно спокойно. Ручеек крови уже бежит по его коже, потому что я слишком долго ждал. Поколебавшись, я подношу его руку ко рту, все еще не понимая, что я на самом деле собираюсь сделать и насколько это бессмысленно. Психопат. Кто-то должен запереть меня и сразу же выбросить ключ.

Слизывая, я провожу языком по следу жидкости, пока не достигаю эпицентра. Дорожка на вкус такая же, как и в предыдущие два раза, поэтому я обхватываю губами следы его укусов. Это так приятно, как будто у вас есть целая миска чипсов после того, как вы утащили всего одну или две штуки у своего друга в течение последних десяти минут. Я чувствую себя жадным, и у меня хватает наглости сосать, как будто я действительно знаю, что делаю. Когда поток останавливается, я возмущенно поднимаю голову. Отверстия закрылись и зажили. Я моргаю.

– По-почему?

Он смеется, хотя, насколько я могу судить, в этом нет ничего смешного.

– Теперь ты хочешь еще?

– Нет. – Я качаю головой, проводя ладонью по лицу. – Я… Джун, это слишком…

Он подталкивает меня бедрами, прижимая еще ближе к своему телу.

– Можешь попить еще, если скажешь, что хочешь. – Он целует меня в линию челюсти, затем вверх к уху и вниз по шее. Его руки обхватывают мою задницу, прижимая меня к себе. Он крепкий и надежный, и я могу ему доверять. Кажется, впервые за очень долгое время я не одинок.

Я делаю глубокий вдох, решая позволить себе опереться на кого-то. Во всяком случае, попытаться.

– Я хочу, – говорю я ему. – Я… я хочу.

Глава 24

Джэ

На мой взгляд, Харука немного похож на Папу. За исключением того, что он намного моложе и японец… красивый гей с великолепным загорелым мужем.

Ладно, возможно, он совсем не похож на Папу.

Он царственный. Терпеливый и добрый. Что-то исходит от него, спокойное и элегантное, что говорит мне. том, что он находится в другом игровом поле. Это есть у всех ранговых вампиров, но Харука с его бордовыми глазами и холодным поведением заставляет меня чувствовать, что я нахожусь в присутствии очень старой души. Короля. Кого-то, кто совершенно не вписывается в мою убогую квартиру. Он сидит со мной за кухонным столом. Джуничи занимает третье место.

– Вы были вампиром со дня своего рождения, Джэ, – объясняет Харука, его завораживающие глаза сосредоточены на мне. – Вы никогда не были по-настоящему человеком.

Он делает паузу. Я понятия не имею, что на это ответить.

– Ладно…

– Вы можете это принять? – спрашивает он.

– Ну… – я выпрямляюсь, расправляя плечи. – Я с радостью пил кровь Джуничи последние двадцать четыре часа, так что я определенно не человек, как полагал. Люди обычно так не делают… А если делают, то их считают сумасшедшими.

– Верно. – Харука кивает. – Вы получаете удовольствие от этого процесса?

Джуничи поджимает губы и хмурится:

– Мне кажется, это очень личный вопрос.

Харука закатывает глаза. Я подавляю желание хихикнуть.

– Да, – отвечаю я. – Получаю… Почему это происходит со мной? Почему сейчас?

– Я уже говорил об этом Джуну, потому что он задавал тот же вопрос, – говорит Харука. – Исходя из того, что я знаю о вампирской природе и формировании романтических связей, вполне вероятно, что ваши натуры имеют очень высокую совместимость – вот почему ваш запах так сильно действует на Джуничи, и почему это проявляется внутри вас сейчас. Как будто что-то в Джуничи заставляет вашу кровь пробудиться и расцвести. Как магниты.

Формирование романтических связей… Черт. Я киваю, смутно понимая, что все это значит. Я не знаю точно, как формируются вампирские узы, но я знаю, что это серьезное дело. Не то что человеческий брак, где можно просто «разойтись» и сослаться на «непримиримые разногласия». Предполагается, что вампирскими узами связываются на всю жизнь: один вампир связывает своей генетический код с другим. Они идеально подходят друг другу и нет смысла искать кого-то другого. В противном случае они умрут.

Отвлекаясь, я смотрю на Джуничи.

– Чем я пахну…

– Не сейчас, пожалуйста.

Наступает момент неловкой тишины, прежде чем Харука качает головой в сторону Джуничи и продолжает:

– Я чувствую, что, хотя взаимодействие с Джуничи, несомненно, взволновало вашу природу, ваша родословная уже была в состоянии волнения. Вы упомянули, что чувствовали себя «странно» или «тревожно» рядом с нами?

– Да. С тех пор, как я переехал в Японию, все стало хуже, чем когда-либо.

– Вампирские родословные, особенно те, что выше по природе, врожденно тянутся друг к другу. Мы существа, которые процветают в сообществе. Как таковые, мы естественным образом тяготеем к себе подобным. Туда, где есть чистокровный, со временем приходят и другие ранговые вампиры. Ваше проживание здесь, в отличие от Англии, где нет чистокровных и мало ранговых вампиров, вероятно, также пробудило вашу бурно развивающуюся природу.

Я размышляю о своей жизни, о том, как начал изучать вампиров, стал их врачом и переехал сюда. Был ли это мой выбор? Или так решила «природа» внутри меня, которая все время внушала мне все это без моего осознанного понимания? Является ли эта штука мной? Я говорю так, будто это что-то отдельное от меня – какая-то инородная, чуждая вещь, обитающая в моем теле. Что-то, что взяло под контроль мою судьбу и мои действия. Но Харука говорит мне, что оно всегда было во мне, молча занимая водительское кресло.

Это тревожно.

Я трясу головой. Займусь этим позже.

– Так… вы думаете, моя мама тоже была вампиром? То, что случилось со мной на этой неделе… это то, что случилось с ней?

– Думаю, да, – говорит Харука. – Ваша мать, вероятно, была вампиром по своей природе, но ее никогда не кормили должным образом. Знала ли она об этом и отказывалась ли, мы никогда не сможем сказать точно. Но, возможно, вас постигла бы та же участь – вчера или когда-нибудь в будущем.

Все это кажется нереальным.

– На этой неделе я не знал, что со мной происходит. Я знал, что мне что-то нужно, что моему телу не хватает чего-то жизненно важного. Но я понятия не имел, чего именно. Откуда мне было знать? Откуда мама могла знать? Если ты никогда не был настоящим вампиром, как ты можешь знать, что тебе нужна кровь?

– Учитывая ваше воспитание, вы не могли этого знать. К счастью, вы уникальным образом близки к вампирам высокого уровня, которые знают и способны поддержать вас.

– Я… я очень благодарен, – говорю я, кланяясь с места.

Харука вежливо улыбается.

– Мы ваши сородичи. Мы несем ответственность за то, чтобы вы прошли через этот переход.

Я вскидываю голову, моргая.

– Значит… я вампир, но не совсем? И вы продолжаете говорить, что я ранговый. Какой… какой у меня ранг? – Это все так странно. Я даже не могу поверить, что задаю эти вопросы.

– Ты все еще в духовке, солнышко, – говорит Джуничи, опираясь на локти. – Не совсем готов.

– Что означает…

– Что вашей природе потребуется некоторое время, чтобы полностью пробудиться, – отвечает Харука. – Мы еще не уверены в вашем ранге, но Джуничи считает, что вы, вероятно, принадлежите к первому поколению, судя по качеству вашей крови. Впрочем, время покажет. Ваша кожа еще слишком мягкая, и у вас нет клыков, чтобы питаться должным образом, верно?

Я мотаю головой.

– Нет… насколько я знаю.

– Чем больше вы будете питаться от своего источника, тем больше ваша истинная природа будет раскрываться. Я не знаю, через сколько времени вы станете полноценным вампиром, но думаю, что через несколько недель или месяцев, возможно, дней. Годы точно не потребуются, учитывая скорость изменений, которые вы уже претерпели.

– Хорошо… – я выдыхаю, моргая. – Хорошо… Я превращаюсь в вампира… Все в порядке… Блестяще.

Джуничи снова говорит:

– Ты не совсем превращаешься, Джэ. Ты всегда был одним из нас. Твоему восприятию просто нужно приспособиться, вместе с твоим телом и природой. Ты проявляешься.

Верно. Приспособить восприятие. Легко сказать, гораздо сложнее сделать. Дыши глубоко. Не психуй перед вампирами. Господи. Я тоже вампир. Дыши глубоко.

– Я проведу тебя через этот процесс, – говорит Джуничи. Я даже не замечаю, что мои глаза были закрыты, когда бросаю взгляд на него. – Я буду твоим источником на протяжении всего времени. Харука считает, что мы не должны торопиться, так что я буду с тобой и позабочусь о том, чтобы твоя природа оставалась стабильной.

– Поскольку это беспрецедентное и деликатное обстоятельство, – говорит Харука, – я считаю, что лучше всего использовать один и тот же источник на протяжении всего процесса. Когда вы почувствуете желание покормиться, вы должны его выразить. Постарайтесь пока не питаться от других источников.

Я оторопеваю.

– Я бы точно не стал. Я был бы совершенно вне себя. – Одна только мысль о том, что я пью кровь какого-то случайного вампира, заставляет меня вздрогнуть. Я едва привык к тому немногому, что дал мне Джуничи. Это все еще чертовски странно, но в то же время довольно приятно… как шпинат в фруктовом коктейле или ананас в пицце. Кто это придумал?

Харука встает из-за стола, и мы с Джуничи автоматически поднимаемся следом.

– В моей домашней библиотеке есть много справочных материалов. Вам было бы полезно почитать мои книги, чтобы узнать больше ограниченной информации о нашей культуре… и вашей тоже. Я могу ответить на вопросы, если они возникнут. Вам это интересно?

О, Боже, да.

– Да, конечно. Я также могу держать вас в курсе процесса поиска кандидата на суррогатное материнство. Джун дал мне знать, что я могу официально начать связываться с людьми и собирать информацию.

Харука мило улыбается.

– Это замечательная новость. Начнем на следующей неделе после сёги?

– Да, прекрасно. Спасибо, Харука.

– Не стоит благодарности, и спасибо за помощь в развитии нашей семьи.

Когда он уходит, я понимаю, что чувствую себя лучше. Для меня знания – действительно сила. По крайней мере, я лучше понимаю, что, черт возьми, происходит. Есть еще так много неопределенности, и называть себя настоящим вампиром кажется безумием, но груз стал немного легче.

Как только он провожает Харуку до двери, и мы остаемся одни, Джуничи говорит мне, что хочет обсудить еще несколько деталей. Мы достаем пару банок пива из холодильника и садимся на диван. Джуничи смотрит на меня:

– Я не думаю, что нам следует заниматься сексом, пока мы заняты твоим переходом.

Я моргаю.

– Прошу прощения? – Мы не занимались любовью прошлой ночью. Он сказал, что мне нужно отдохнуть и восстановиться, с чем я согласился. К тому же, кто захочет заниматься любовью с кем-то, чья кожа похожа на древесную кору? Очевидно, его рассуждения простирались глубже.

– Ты медленно пробуждаешься, Джэ, и я кормлю тебя – питаю тебя. Я не собираюсь кормиться от тебя, но я уже кусал тебя однажды. Поскольку мы еще много не знаем наверняка, я бы чувствовал себя более комфортно, если бы мы ничего не усложняли. Ты определенно ранговый. Мы не знаем, когда ты обратишься, и… я не… я просто не хочу, чтобы все усложнялось, или чтобы мы попали во что-то, к чему не готовы.

Перевод: он не хочет, чтобы мы случайно соединились. Я не знаю, что должно произойти, чтобы сформировалась вампирская связь, но, если честно, я чувствую себя немного подавленным этим. Если бы вы спросили меня, что я предпочитаю: «Джуничи как искусного любовника?» или «Кровь Джуничи?», я бы без вопросов выбрал первое.

– Хорошо, – говорю я, держа свои настоящие чувства при себе. – Я понимаю и ценю, что ты делаешь это для меня, и что выступаешь моим источником. Уважаю любые твои условия. – Я поднимаю на него глаза, но затем быстро отвожу взгляд и делаю глоток пива. Он смотрит на меня сверху вниз, а эти губы…

Мы не можем целоваться? Обниматься тоже нельзя?

– Кроме того, – начинает он, – ты живешь почти в часе езды от меня. Я знаю, что для тебя так ближе к больнице, но как ты относишься к тому, чтобы жить со мной во время этого процесса?

– Смогу ли я без проблем работать? Мое положение в больнице под угрозой? Программа суррогатного материнства…

– Твоя должность в безопасности. Ты можешь не ходить на работу до полного выздороления. Но я бы хотел, чтобы ты жил со мной, так тебя будет удобнее кормить.

Я обдумываю это предложение: жить с Джуном, но не спать с ним и не целовать его мягкие пухлые губы. Не проводить кончиками пальцев по его упругому животу и не касаться его носа своим. Постоянно чувствовать его запах. Видеть его каждый день.

Это похоже на ад.

– Если тебе так будет лучше, – отвечаю с каменным лицом. – Ты не должен тратить час на дорогу ради меня. Конечно, я могу переехать.

– Хорошо. Я ценю это.

Мое сердце замирает, потому что все становится похожим на холодный деловой контракт. Мы ведь так не договаривались. Почему мы должны делать это сейчас? И Харука сказал, что, по его мнению, у нас высокая совместимость – как у магнитов.

Джуну не нравятся ранговые вампиры, но действительно ли я один из них? Даже если я являюсь таковым по классификации, являюсь ли я таким по характеру? Вот к чему у него претензии. Их чопорные манеры и негибкий образ мышления. Но я не такой. Вот почему я понравился ему с самого начала.

Как только я говорю себе снова сделать глубокий вдох, раздается звонок в дверь. Я никого не жду, и единственные люди, которых я знаю, были здесь в течение последних двадцати четырех часов (кроме Соры, но она позвонила мне сегодня утром, чтобы узнать, как дела. Так любезно с ее стороны). Я встаю, искренне радуясь тому, что удаляюсь от ныне запретного объекта моего сильного желания. Я открываю дверь, и меня настигает шок.

– Ты, придурок. Какого хрена ты не отвечал на звонки? – Там стоит Сайрус. Возле него чемодан на колесиках. Его круглые, как у лани, карие глаза полны злости.

Глава 25

Джуничи

Кто-то грубый и слишком шумный для нынешних обстоятельств стоит у входной двери. Я вытягиваю шею, откидываясь на спинку дивана, и смотрю в сторону входа, так как он не очень далеко. Там стоит человек. Он сильно толкает Джэ плечом, проходя мимо него в квартиру.

– Сай… какого черта…

– Я звоню тебе каждый день с прошлой субботы, и ты ни разу не взял трубку! Что мне делать, Джэ? У тебя нет семьи, кроме твоего отца, и ты чертовски упрям в том, чтобы заводить друзей и просить о помощи. Так что?

– Драматично, – выплевывает Джэ. – Боже, Пиппа тоже здесь?

– Нет, не здесь, кретин. Почему ты не отвечаешь на мои звонки? Я же твой лучший друг.

Очевидно, это Сайрус. Лучший друг Джэ и первая любовь. Он рассказал мне о нем все во время одного из наших ночных телефонных разговоров, когда я был за границей, и о том, как он был сбит с толку в юности из-за своих чувств к Саю.

А теперь выясняется, что он был гребаным вампиром. Мы не навешиваем ярлыки на свою сексуальную ориентацию, как это делают люди, принимаем себя любыми. Как больно расти, не зная, кто и что ты есть на самом деле, что тобой движет, чувствовать стыд, бремя и разочарование от попыток себя узнать. Люди действительно неправильно все понимают.

Когда я встаю и обхожу диван, Сайрус наконец замечает меня. Он поворачивается ко мне лицом, затем отступает назад, его глаза широко раскрыты. А глаза у него большие. Они шоколадно-карие и по форме напоминают огромный миндаль. Его кожа такого же орехового цвета. У него короткие шелковистые иссиня-черные волосы, очень прямой нос и небольшая щетина, обрамляющая тонкие губы.

У Джэ определенно есть типаж. И подтипаж – на один уровень глубже, чем вампиры. Я понимаю, что ставлю две галочки напротив того, что ему явно нравится.

– Ты кто, черт возьми? – спрашивает Сайрус, приподняв густую бровь. Он и Джэ стоят передо мной. Они одинакового среднего роста, но один теплая ваниль, а другой карамельный макиато. Раздраженный, Джэ встает между нами.

– Сай, пожалуйста. Это Джуничи Такаяма, Джуничи, это Сайрус Даял.

Я улыбаюсь.

– Приятно познакомиться. Я много слышал о вас.

Сайрус с презрением усмехается.

– Хотел бы я, черт возьми, сказать то же самое. Ты вампир.

– Верно.

Сайрус переводит взгляд на Джэ, фокусируясь на нем словно лазер.

– Господи, мужик… ты с ним спишь?

– Ради бога, Сайрус, пожалуйста, прекрати, ладно? Просто успокойся. Ты меня убиваешь. Буквально уничтожаешь. Кровавая баня. Все виды судебно-медицинских доказательств.

Типичный воздушный английский акцент Джэ внезапно стал тяжелее, его слова – менее ритмичными, а гласные более протяжными с появлением Сая, как будто он сдерживал свою манеру речи от нас, говорящих на американском диалекте. Как будто мы бы не поняли его естественного произношения.

Он делает паузу, кажется, впервые принимая во внимание своего друга с тех пор, как Джэ открыл дверь. Он глубоко вдыхает и выдыхает, прежде чем неохотно смотрит на меня.

– Прости, приятель.

Я поднимаю бровь, обхожу их двоих и направляюсь к двери.

– Похоже, вам обоим нужно время, чтобы наверстать упущенное. Я пойду в кафе через улицу. Кто-нибудь из вас что-нибудь хочет?

– Нет, спасибо. – Джэ вздыхает, приподнимая очки и потирая переносицу.

Сайрус с ехидством вскидывает подбородок.

– Ничего не нужно. Спасибо.

Я вежливо киваю, прежде чем уйти. Боже. Сайрус как клубок огня и напряжения, последнее, что нам сейчас нужно. Я и так на взводе из-за всего этого испытания, пытаюсь сохранять спокойствие, взять на себя ответственность за пожар, который я разжег.

Чего Харука не сказал Джэ, так это того, что он думает, что мой укус стал спусковым крючком. Я сказал ему, что от Джэ раньше питались другие вампиры, но качество моей родословной – вот что отличается в этот раз. С того момента, как я увидел его почти два месяца назад, отношения между нами были напряженными, и притяжение становилось все сильнее, чем больше мы сближались.

Это пугает меня до смерти.

Одно дело, когда я считал его особенным чувствительным человеком. Зная теперь, что он такой же, как я – что он вампир по своей природе и поэтому способен формировать связь, – мне кажется, что я играю со спичками в сухом-сухом кустарнике. Весь мой образ жизни, все, что я построил для себя, находится под угрозой. Одно неверное движение, и все пойдет прахом. Я буду прикован к нему навеки, даже не зная, какой он вампир на самом деле.

Кем он станет, когда его природа полностью пробудится? Насколько сильно он изменится? Является ли жесткая, надменная гордость рангового вампира наследственной в нашей крови или приобретенной? Природа или воспитание? Сейчас я не могу этого знать.

Мне нравится Джэ. Очень. Он веселый и добрый, умный, проницательный и приземленный… очаровательно тревожный, наглый и теплый. Красивый. Если этого недостаточно, он потрясающий на вкус. Он мне нравится. Но я не могу отказаться от своей свободы ради него. Или ради кого-либо. Не навсегда.

Глава 26

Джэ

– Тогда скажи мне, что ты не трахаешься с ним.

Сайрус расхаживает передо мной взад-вперед. Я сижу на своей кровати, прижавшись спиной к стене и скрестив ноги в позе дзен. Это не помогает мне расслабиться.

– Ну? – Он делает паузу, глядя на меня. Технически я больше не сплю с Джуничи. Он только что сказал мне, что мы не можем этого делать.

– Не сплю, – просто отвечаю я.

Сайрус отшатывается назад.

– Значит, не спал? Никогда?

Ну… это уже другой вопрос, не так ли? Я уклоняюсь.

– Ты можешь расслабиться, пожалуйста? – спрашиваю я. – Ты пришел сюда кричать на меня? С тех пор, как я переехал, ты совершенно меня не поддерживал. Еще до этого ты высмеивал мою карьеру и исследования, мою сексуальную ориентацию…

– Я просто смеялся с тобой над этими вещами. Не принимай близко к сердцу…

– Но это не смешно, Сайрус.

Ненавижу, когда люди говорят: «Не принимай близко к сердцу». Это такая хрень. Для меня это звучит так: «О, не будь сложным, живым и дышащим человеком с чувствами, опытом и взглядами, отличными от моих собственных. Просто прими, что я бесчувственный придурок, ладно?» Люди ужасны.

– Именно это я тебе и говорю, – продолжаю я. – Ты был еще большим кретином из-за того, что я живу здесь… но я всегда поддерживал тебя. В том, чтобы стать дантистом, обручиться с Пиппой… когда ты решил сесть на эту гребаную «соковую диету» на тридцать дней и выглядел как ходячая реклама помощи голодающим детям.

Сайрус, дуясь, складывает руки.

– Идиот.

– Ты можешь поддержать меня… хотя бы раз? Наши жизни… Мы меняемся. Ты скоро женишься. Я узнаю о себе много нового здесь, и это хорошо. Можешь, пожалуйста, уважать это и не кричать на меня все время?

Тяжело выдохнув, Сайрус подходит ко мне и забирается на кровать. Он садится рядом со мной, лицом ко мне. Выражение его лица искреннее и спокойное впервые с тех пор, как он вошел в мою квартиру.

– Я не хотел на тебя кричать. Я просто… я скучаю по тебе. Дома ты был не очень занят, и я мог в любое время увидеться с тобой или зайти к тебе в офис и принести тебе обед… помнишь? Обед номер двадцать шесть с жареным тофу и большой порцией брокколи?

Я вздыхаю.

– Я скучаю по тому тайскому ресторану.

– А я скучаю по совместным походам в паб субботними вечерами. Скучаю по играм в футбол в Порт-Медоу по воскресеньям. Мы все время разговаривали, Джэ, но теперь ты здесь, и ты доктор Бизи[33], и я как будто больше не существую для тебя… Я хочу, чтобы ты вернулся домой.

Сайрус смотрит на меня так искренне, что мне становится немного не по себе. Обычно с ним все грубо и резко – шлепок по плечу или хлесткий подзатыльник. Какой-нибудь язвительный комментарий, от которого мне хочется его ударить. Не знаю, осознает ли он, насколько близко он находится к моему лицу. Мне хочется отклониться назад, но я не хочу снова провоцировать его, поэтому увожу взгляд.

– Я не могу вернуться домой. У меня контракт с больницей, и… мне здесь нравится. Мне нравится быть занятым, нравятся мои пациенты и люди, которых я встретил. Вы с Пиппой начинаете совместную жизнь. Тебе не нужно, чтобы я был третьим колесом… я и не хочу им быть.

Я думаю, что донес свою мысль, когда между нами воцаряется приятное молчание. До тех пор, пока Сайрус снова не смотрит на меня, хлопая своими шоколадными глазами.

– Это не обязательно.

Я хмурюсь.

– Что это значит?

– Это можем быть только ты и я, если ты этого хочешь?

Теперь, глядя на него, глазами хлопаю я, совершенно потерянный. Я собираюсь спросить его, о чем, черт возьми, он говорит, но, прежде чем я успеваю это сделать, он наклоняется и целует меня. Без колебаний. Губы Сайруса на моих. Меня словно ударило током, потому что я отпрыгиваю назад и отстраняюсь от него. Он все еще наклоняется ко мне, мои глаза безумны.

– Что, ради всего святого, ты делаешь?

– А на что это похоже?

– Почему?

– Потому что… потому что ты мне нравишься, Джэ. Ты мне нравишься.

Теперь мы оба смотрим друг на друга: Сайрус – так, будто он только что сказал мне, что небо голубое, а я – так, будто у него внезапно выросла вторая голова.

– Что?

– Неужели это так шокирует тебя? – Сай хмурится. – Даже моя чертова младшая сестра это видела, когда мы были еще мальчишками. Мой отец жестко поговорил со мной об этом, и как только ты наконец уехал в Японию, Пиппа сказала: «Мой главный конкурент ушел».

Я мотаю головой.

– Нет. Сай, ты не гей.

– А что, если да?

– Нет.

– Может быть, да, Джэ… Я гей для тебя.

– О… о Господи. О нет…

– Что? – спрашивает Сайрус, его брови напряжены. – Что в этом плохого?

– Это ужасно.

– Это романтично.

Я усмехаюсь, тряся головой, не веря своим ушам.

– Это не так.

Сайрус наконец выпрямляется, скрестив руки на груди.

– Почему? Хочешь сказать, это не романтично?

Я делаю паузу, все еще неловко отстраняясь от него.

– Потому что вся тяжесть и ответственность за твою сексуальность лежит на мне, разве нет? Как только все покатится к чертям, ты больше не будешь «геем для меня». Это будет моя вина, что ты гей. Моя вина, что твоя жизнь разрушена и что твоя семья с тобой в ссоре. Нет, спасибо, приятель.

– Нет! Я бы не сделал этого с тобой. Такого не будет…

– А как же Пиппа? – Недоверчиво спрашиваю я. – Ты женишься на ней через три месяца…

Сайрус хватает меня за руки и притягивает к себе. Когда я оказываюсь рядом, он одной рукой проводит пальцами по моему затылку, а другой крепко сжимает мое плечо.

– Ты можешь просто… Черт. Ты можешь успокоиться на минуту? Ты даже не представляешь, как давно я хотел сказать тебе эти слова, как давно я хотел прикоснуться к тебе, ты… до нелепого умный, совершенно необычный и восхитительный человек. – Он наклоняется, но на этот раз я отодвигаюсь назад, продолжая смотреть на него так, словно у него две головы. Такое ощущение, что я попал в какую-то перевернутую параллельную вселенную.

– Мы можем просто попробовать? – спрашивает Сай. Нет, он умоляет. Он трет пальцами мою голову, а его глаза такие ласковые. Он никогда не смотрел на меня так – с такой любовью и желанием. – Пожалуйста?

Что-то внутри меня хочет дать ему это. Он проявляет такую уязвимость, какой я никогда от него не видел. Он мой друг – мой лучший друг. Я забочусь о нем и его чувствах. И он был первым парнем, в которого я влюбился, – моей первой любовью. Мои подростковые годы прошли либо с Сайрусом, либо с мыслями о Сайрусе. Я мечтал о нем.

Сейчас он здесь, говорит мне, что все это время чувствовал то же самое, что я ему тоже нравлюсь, и он хочет, чтобы мы начали встречаться. Для кого-то это сказочный поворот. Золотой путь к хорошему, счастливому концу.

Но не для меня.

Он снова пытается меня поцеловать, а я отстраняюсь от него. Уже почти лежу на кровати, когда слышу тихий стук в дверной косяк. Я поворачиваю голову в сторону, а там стоит Джуничи. Мое сердце сжимается.

– Я иду домой, – мягко говорит он, его лицо непроницаемо. – Приятно познакомиться, Сайрус. И Джэ, я полагаю, ты позвонишь мне, если тебе понадобится моя помощь. – Он вежливо кивает и исчезает в дверном проеме. Сайрус смотрит на меня, вздернув нос.

– Для чего, черт возьми, тебе может понадобиться его помощь? Кто он тебе?

В панике, не говоря ни слова, я вырываюсь из хватки Сайруса, встаю с кровати и захлопываю за собой раздвижную дверь, выходя из комнаты и следуя за Джуничи. Господи, моя жизнь – полный кавардак. Фиаско.

Я вхожу в гостиную как раз в тот момент, когда Джуничи надевает свои парадные туфли, чтобы уйти. Я стою там, но он игнорирует меня. Я говорю тихо:

– Все было не так, как кажется.

Джуничи встает, уставившись на меня своими черными глазами. Он не говорит ни слова.

– Между нами ничего нет, – говорю я. – Я не запутался в том, кого я хочу, Джун.

– А как насчет того, кто ты? Ты все еще в замешательстве по этому поводу?

Я делаю несколько шагов вперед, чтобы сократить расстояние между нами, так что мы находимся в двух футах[34] друг от друга.

– Я… стремлюсь к этому. Думаю, это займет не один день. Справедливо?

– Да. – Он смотрит на меня сверху вниз. Его темные глаза совершенно нечитаемы, поэтому я говорю ему об этом.

– Я не могу тебя понять, когда ты так на меня смотришь.

Он тянется и берет меня за руку. На сердце становится тепло, когда он подносит ее ко рту, а затем оставляет нежный целуй на моей ладони.

– Тебе не нужно объяснять мне свои действия, Джэ. Ты можешь спать с кем захочешь.

Я поднимаю бровь.

– Могу?

Он выдыхает теплый веселый смешок в мою ладонь, затем снова целует ее. Он мне не отвечает, поэтому я продолжаю:

– Мы не можем заниматься сексом… но можем ли мы быть близки вот так? Мы можем целоваться?

По сути, он сейчас целуется с моей ладонью. Это сексуально, но я бы предпочел, чтобы он делал это с моим лицом. Он говорит между поцелуями:

– Я никогда не говорил, что не можем.

Я морщу нос.

– Мы иногда можем обниматься?

Он смеется.

– Вампиры обнимаются?

– Мм, это приятно. Мы хорошо это делаем. Опытные обнимальщики.

Он опускает наши руки между нами и переплетает наши пальцы.

– Когда ты сможешь приехать ко мне?

– Я думаю, на этой неделе. Но теперь это зависит от того, как быстро я смогу отправить Сая домой. Можно я позвоню завтра, чтобы дать тебе точный ответ?

Он кивает.

– Не допускай, чтобы прошло слишком много времени, иначе закончишь так, как было вчера.

– Понял… Спасибо, Джун.

Хотел бы я поцеловать его. Просто чтобы убедиться, что в этой ситуации нет путаницы. Но он чертовски высок. Это всегда ставит меня в немного невыгодное положение. Стоит мне потянуться к нему, как он тут же выпрямит свое жирафоподобное тело, а я буду похож на какого-то придурка, высунувшегося из открытого окна.

Он наклоняется и нежно целует меня в щеку, затем прижимается лбом к моему виску. Он теплый и пахнет божественно. Его голос низкий, и я чувствую его дыхание на своей коже:

– Спокойной ночи, солнышко.

Когда он отстраняется, то медленно разнимает наши руки. Я вздыхаю. На самом деле это было гораздо лучше, чем мой потенциально сорванный поцелуй. Мгновение спустя он уходит. Остается только его успокаивающий запах. Мне кажется, что я парю, пока иду по коридору к своей спальне. Но я опускаюсь на землю, когда открываю дверь и вижу Сая, угрюмо скрестившего руки на груди.

– Знаешь, я как-то читал роман с таким названием – «Для тебя я гей». Такое часто случается в любовных книгах. Кстати, именно так мой отец узнал про меня, когда мне было шестнадцать. Он обнаружил мой тайник с эротикой.

Я стою в дверях, смотрю на него и чешу затылок. У меня буквально нет слов. Он продолжает.

– Я всегда представлял, как ты обрадуешься, услышав это от меня, и потом мы не сможем оторваться друг от друга. У нас был бы неловкий, неуклюжий, но искренний секс, я ведь никогда не занимался им должным образом с другим мужчиной, затем мы бы разругались с моими родителями и со всем миром. Это была моя драматическая вступительная фраза. Она должна была изменить все между нами.

Обдумывая, я выдыхаю.

– Честно? К черту эту книгу и твою фразу. – К черту и неловкий, неуклюжий секс. Я становлюсь слишком старым для этого дерьма.

Сайрус усмехается.

– Неважно. В этих книгах один парень всегда очень богат, а другой позорно беден. Я никогда не мог решить, кто из нас кто. Мы оба выросли в среднем классе. И ни один из нас не белый. Они почти всегда белые…

– Ты не видишь проблемы в том, что ты основываешь наши отношения на эротических романах с заезженными сюжетными приемами? – спрашиваю я, скрестив руки. – Кормишь меня строчками из них?

Сайрус пожимает плечами.

– Тогда это казалось хорошей идеей.

– Ну… тебе стоит попробовать еще раз – на другом мужчине, я имею в виду. Некоторым парням это действительно понравится…

– Заткнись. – Сайрус дуется. – Ты спал с этим ногастым парнем? Этим чертовым вампиром-аристократом. Какой у него ранг? Какая национальность?

Столько неудобных вопросов. Я избегаю первого.

– Первый ранг. Почему его национальность имеет значение?

– Потому что я хочу знать! – Сайрус горько усмехается. – Ты определенно с ним трахался. Даже не трудись отвечать, придурок.

Глава 27

Джэ

В итоге Сайрус остался на пять дней. Что, честно говоря, на четыре дня дольше, чем я надеялся.

Его признание началось легкомысленно и довольно нелепо – он цитировал мне строчки из своего тайника с эротическими романами. Но дни шли, он открывался все больше, и его чувства оказались шокирующе глубокими.

Это началось, когда я сказал ему, что сожалею о том, что испортил его «гейский отпуск». Он не нашел в этом ничего смешного. Наверно, я должен был догадаться, потому что это одна из наших проблем. Всякий раз, когда я шучу с ним, он никогда не находит мои шутки забавными. Он всегда злится и начинает ругаться со мной. Тем временем он говорит мне все, что, черт возьми, захочет, и я принимаю это, пропускаю мимо ушей раз за разом.

Наверно, это была его фантазия – что я всегда буду его маленьким напарником и буду принимать любую избитую чушь, которую он мне бросает, улыбаясь и радуясь тому, что мы наконец-то вместе. Мой лучший друг, натурал, стал для меня геем. Он хочет меня и только меня. Вот радость.

Но нет. У меня достаточно собственного багажа, над которым я уже работаю. Я не собираюсь взваливать на себя еще и его. Хотя я перед ним извинился, позже осознал, что был бесчувственным, когда он впервые открылся мне, рассказав о своей сексуальности. Я определенно сожалею об этом – моя первоначальная реакция была неправильной. В конце концов, я сказал ему, что между нами никогда не может быть ничего романтического. Я также сказал, что если он действительно чувствует, что он голубой, он должен исследовать это и лучше понять себя, и что он не должен возлагать ответственность за свои чувства и выбор ни на кого другого. Это несправедливо по отношению к человеку, с которым он состоит в отношениях. Я также сказал ему быть честным со своей семьей, когда он будет готов, и на своих условиях.

Сай попросил мне перестать относиться к нему как к одному из пациентов, но я надеюсь, что он прислушается. Обычно я беру неприлично много денег за такие советы, а он получил их бесплатно.

Я обещал выходить с ним на связь хотя бы раз в месяц. Это дерьмово с моей стороны, но я занят, не так ли? Перевоплощаюсь в вампира. Я ничего не сказал ему об этом, потому что и без того проблем полно. Я сказал ему, что переезжаю к Джуничи, и что сплю с ним. Он продолжал донимать меня на эту тему, так что я в итоге признался.

Он задавал мне много вопросов о Джуне – чем он занимается, где вырос, о его семье. Честно говоря, я был удивлен, что смог ему ответить. По тому, как я говорил, я был похож на парня, у которого есть нормальный бойфренд. На кого-то в стабильных отношениях, хотя и не чувствую себя так на самом деле. Единственный вопрос, на который я не смог ответить, это сколько лет Джуничи.

В странный душевный момент Сай также спросил, делает ли Джун меня счастливым. Я хотел сказать ему, что он заставляет меня чувствовать себя так, будто у меня выросли крылья, чтобы я мог облететь для него луну и вернуться со звездами. Мне с ним так хорошо и уютно, что я готов упиваться его кровью, когда он кусает себя ради меня. Что это за маниакальный уровень привязанности?

Но отвечаю простым «да».

Сейчас я подхожу к дому Джуна со своим чемоданом на колесиках, рюкзаком и хозяйственной сумкой, полной продуктов. Сегодня пятница, поздний вечер – целая неделя с тех пор, как Джуничи, по сути, вернул меня к жизни из полумертвого состояния. Он оставил мне ключ под ковриком у входа. Джун работает допоздна в своей мастерской, поэтому сказал, чтобы я входил и располагался.

Я так и делаю. Он сказал, что я могу занять комнату напротив его по коридору… Фантастика.

Если без сарказма, это прекрасная комната. На стенах висят очаровательные зеленые растения в стеклянных сосудах с чистой водой, из узкого окна открывается вид на тихую улицу, а матрас покрыт белым постельным бельем. Это просто другой уровень, по сравнению с моей облезлой квартиркой. Может быть, я тот самый бедняк из гейских романов, о которых говорил Сай, а теперь наступает та часть истории, где меня берет к себе богатый благодетель?

Хотя я не совсем бедный. Я не богат, но у меня чуть больше ста тысяч фунтов в инвестиционном портфеле и около пятидесяти тысяч в сбережениях, плюс оплаченный дом в Бристоле. Не так уж и плохо, но у меня, вероятно, должно быть гораздо больше пенсионных сбережений.

Распаковав вещи, я отправляюсь на кухню, чтобы разобрать сумку с покупками и начать готовить ужин. Лулу следует за мной, крадясь. Время от времени я наклоняюсь и глажу ее, позволяя ей выгнуть свою гладкую спинку под моей ладонью, пока она мурлычет. Что удивительно, так это то, что каждый раз, когда я говорю с ней, она отвечает.

– Думаешь, Джун расстроится, если я ненадолго займу его кухню?

– Мяу.

– Он, кажется, не особо ею пользуется, да?

– Мяуууу.

– Я знаю. Просто позор.

У него замечательная кухня. Гладкая бытовая техника из нержавеющей стали, фарфоровый фартук с сине-белым узором пейсли и темные гранитные столешницы. Открываю холодильник, а там буквально ничего нет, кроме двух ярко-зеленых пучков зеленого лука, упаковки пива и воды в бутылках.

– Какого хрена? – Я хватаю лук и выпрямляюсь.

– Мяууу.

Два часа спустя, в 19:30, Джуничи приходит домой, потому что Лулу, взволнованно мяукая, идет по коридору к входной двери. Все это время она составляла мне компанию, пританцовывала со мной, пока я готовил, и мы слушали стриминговую станцию Авентура и Ромео Сантоса. Я как раз заканчиваю, когда Джуничи медленно появляется из-за угла.

Я ухмыляюсь в его сторону.

– Приветик.

Он смотрит на меня, словно я одет в костюм клоуна, а клоуны его очень нервируют.

– Что… происходит? – спрашивает он.

– Я приготовил ужин. – Я поднимаю горячую кастрюлю с плиты за обе ручки, прихватив их двумя найденными тряпками для посуды. Подхожу к кухонному столу, на котором уже расставлены другие гарниры. Я оглядываюсь на него через плечо. – Надеюсь, ты не возражаешь.

– Нет… не возражаю. – Он медленно идет вперед, все еще сбитый с толку. – Ты готовишь?

– Да.

– И тебе нравится бачата?

– Все больше и больше, – честно отвечаю я. – После того, как ты рассказал мне о музыке, которую ты слушал с мамой, я поискал на ютубе имена, которые ты упоминал. Я вроде как застрял на Авентуре – Ромео Сантос, Тоби Лав. Мне нравится тот молодой паренек, который сейчас популярен… Черт, как же его зовут? Ах… Принц Ройс? В любом случае, я просто включил развлекательную систему, и она уже была на этом канале. Я не знаю, как переключать каналы, поэтому оставил этот.

Он все еще смотрит на меня, как будто я в костюме клоуна, но уже начинает к этому привыкать. Я дружелюбный клоун, который не причинит ему вреда.

– Что? – спрашиваю я. – Почему ты на меня так смотришь?

– Потому что ты невероятный. Как губка.

– Я врач. Это то, что я делаю. По всей видимости, мне нужно начать говорить, что я «врач-вампир». Хотя пока понятия не имею, что это значит.

Он подходит к столу и встает рядом со мной, осматривая еду.

– Это невероятно. Ты все сам приготовил?

Я киваю.

– Это не трудно. Мне просто нужна мотивация. А вот кимчи[35] я не делал. Я купил его в магазине.

Он хлопает глазами:

– Ты можешь сам приготовить кимчи?

Я пожимаю плечами.

– Конечно, если у меня есть время и возможность. Нужны kongnamul muchim, sigeumchi namul[36]… Подожди. Ты говоришь по-корейски?

Он мотает головой, глядя на меня как загипнотизированный:

– Неа.

Не знаю почему, но меня это удивляет. Я слышал, что большинство ранговых вампиров говорят на нескольких языках, а учитывая близость Кореи к Японии…

– На каких языках ты говоришь?

– На английском, японском, испанском и французском, – отвечает Джуничи. – Я понимаю кантонский диалект, но все еще путаю интонации, когда пытаюсь на нем говорить. Ты говоришь на других языках, кроме английского, японского и корейского?

– Неа, это все. Я немного знаю немецкий, учил его в школе.

– Я думаю, что три – это чертовски впечатляюще, учитывая, что тебя растили как человека.

Растили как человека. Так странно. Я пожимаю плечами.

– В семье говорили на двух языках. А японский я выучил самостоятельно после получения докторской степени.

– Что заставило тебя переехать сюда? Почему Япония? Любой крупный город в Италии был бы ближе, к тому же там быстро растущее население вампиров. В Лос-Анджелесе в Америке тоже.

Я сажусь за стол, и Джуничи садится рядом. Пока объясняю, я указываю на блюда.

– Это приправленный шпинат, ростки фасоли, жареные кабачки, вот рис, приготовленный на пару, а в большой кастрюле – гальбитан – суп из говяжьих ребрышек. И, думаю, мне всегда нравилась японская культура, хотя история между Кореей и Японией дерьмовая.

– Человеческая история между Японией и почти каждой страной в Азии – дерьмовая. – Джун наклоняется и поднимает крышку кастрюли с супом. – Пахнет потрясающе. Можно есть?

– Да. Все готово. Если что-то останется, это идеально подойдет для брекки на следующее утро. Ты мог бы поесть, прежде чем отправишься в мастерскую.

Он делает паузу и смотрит на меня.

– Что, черт возьми, такое «брекки»?

Я смеюсь.

– Завтрак. Суп тоже подходит для завтрака. С рисом. Очень сытно и успокаивающе с наступлением холодов.

Мы оба не спеша наполняем свои плошки и маленькие тарелки, и как только мы приступаем, Джун нарушает тишину:

– Твой отец научил тебя, как это готовить?

– Ага.

– Он знает, что ты здесь? В Японии?

– Знает. Не знаю, потому ли, что я ближе, но в последнее время он звонит мне чуть чаще. Примерно раз в неделю. Обычно он делает это раз в месяц. Всегда спрашивает о моем здоровье.

– Это мило, – говорит Джун, берет ложку риса и опускает ее в бульон гальбитан. Приготовлен идеально. – Может, он захочет тебя увидеть?

Я вздыхаю.

– Я не знаю. Он сказал мне, что его мать недавно заболела, и что нужно кучу всего сделать, чтобы помочь ей. Не думаю, что у него будет время со мной встретиться.

– Ты сказал ему, что ты вампир?

Я усмехаюсь, мотая головой.

– Боже, нет. Он даже не знает, что я бисексуал.

– Ты не бисексуал, Джэ. Ты просто любишь. Мы не думаем о себе в таких строгих терминах. Твоя сексуальность существует в широком спектре, который ты можешь свободно исследовать.

– Ерунда. Это работает для тебя, но мне понадобилась вся моя юность, чтобы принять этот ярлык. Не пытайся его у меня сейчас отнять. Это мое.

Джуничи посмеивается над этим.

– Пусть будет по-твоему.

– Будет. – Я поднимаю подбородок, ухмыляясь.

Если бы все действительно было по-моему, мы бы занялись любовью сегодня ночью после ужина. Поскольку этого не может произойти (очевидно), у меня есть другая идея. Я выразил ее только после того, как мы побольше поговорили, поужинали и убрались на кухне.

Музыка все это время играла тихо. Джуничи протирает тумбу, когда я стою в открытом пространстве гостиной. Сегодня полнолуние, поэтому, несмотря на темноту, небо сияет глубоким синим цветом, а лунный свет льется сквозь стеклянные стены задней части дома. Улыбаясь, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.

– Потанцуй со мной?

Вытирая столешницу, он замирает и поднимает на меня глаза. Я снова становлюсь клоуном, вызывающим у него беспокойство.

– Что?

– Ты меня слышал. Покажи мне, как. Благодаря ютубу я знаю основные шаги.

Он опускается на стойку и закрывает лицо ладонью.

– Dios mío[37]…

– Я не ужасен, клянусь. – Я ухмыляюсь, понимая, что я белый, наполовину англичанин, и как нелепо я, должно быть, выгляжу для него прямо сейчас. – Я довольно хорошо двигаю бедрами.

Джуничи убирает руку от лица, его черные глаза сияют, а одна темная бровь приподнята.

– О, я прекрасно знаю, как хорошо ты двигаешь бедрами.

– Наглец… – Улыбаясь, я задираю нос. – Ну ладно, давай.

Когда он действительно поднимается, с важным видом огибает кухонную стойку и подходит ко мне, у меня сердце к горлу подпрыгивает. Я взволнован. Возможно, я подхожу к этому слишком самоуверенно, но я действительно думаю, что смогу это сделать, после просмотра всех этих видео. Точно так же, как когда вы сидите на диване и едите чипсы, наблюдая, как гимнасты олимпийского уровня промахиваются при приземлении, и думаете: «Господи, для чего ты тренировался все эти годы? Я бы тоже мог туда выйти».

Он стоит передо мной и поднимает левую руку. Инстинктивно я сжимаю его ладонь правой, когда он кладет свою правую руку мне на талию. Я кладу свободную руку ему на плечо и не могу перестать улыбаться.

– Видишь?

– Мы даже не начали двигаться.

– Я справлюсь.

– Какой шаг, Джэ?

– Бачата? Шаг в бок, шаг.

– Так просто?

– Ага. – Киваю я. Песня, играющая сейчас, по счастливой случайности медленная. Я расправляю плечи. – Я готов.

– Давай сначала убедимся, что ты можешь держать ритм. Не волнуйся о своих бедрах, ладно?

– У моих бедер свои планы, поэтому я не могу давать никаких обещаний – мои бедра не лгут.

– Ладно, Джэ. Боже… – Он смеется, побуждая меня сделать шаг вправо вместе с ним. Я подстраиваюсь под его движения, не отставая от медленного ритма, когда он уже ведет меня влево.

У меня есть чувство ритма. Я не Фред Астер[38], но я могу держать такт. И хорошо следую ему – снова шаг вправо в бок, затем те же шаги влево. Он снова ведет меня вправо, но потом поднимает мою руку, чтобы ввести меня в поворот, когда мы поворачиваем влево. Я не ожидал этого, поэтому мои движения становятся немного неуклюжими. Человек на диване, наблюдающий за нами по телевизору, мог бы сделать это лучше.

– Ты должен был меня предупредить! – Я улыбаюсь ему, когда мы снова делаем основной шаг.

– Ты так хорошо справлялся, что я решил бросить тебе вызов.

Когда он делает движение во второй раз, я ожидаю этого, поэтому у меня все получается. Он впечатленно ухмыляется.

– Очень хорошо. Но ты ступаешь слишком высоко – почти на носочках. Больше упрись в пол ступнями. Именно оттуда должно исходить движение бедер. Из давления стоп о землю. Вот так. – Он опускает руки вниз, так что его ладони лежат на моих бедрах. На мгновение я не знаю, что делать со своими руками. Я не помню, чтобы смотрел такое видео.

– Плечи, – просто говорит он. Я поднимаю руки и расслабляю ладони на его квадратных плечах. – Смотри, – инструктирует он. Я смотрю вниз на томное, легкое покачивание его бедер, на то, как он чередует их движения в зависимости от давления, которое оказывает на каждую ногу.

Вскоре он направляет мои бедра своими ладонями, чтобы сделать то же самое, и я подражаю ему. Я стараюсь использовать давление ступней, как он мне говорил. Слава Богу, играет медленная песня. Это намного сложнее, чем я думал.

Когда мелодия затихает, он притягивает меня ближе, скользя руками по моей пояснице. Я обнимаю его за шею, и теперь наши тела прижаты друг к другу. Он все еще мягко покачивает бедрами в спокойном ритме. Тепло его тела разжигает огонь в моем животе и груди. А потом он опускает одну руку вниз, чтобы взять меня за задницу.

Глава 28

Джэ

Джуничи наклоняет свое лицо, и я утыкаюсь в него носом, прижимаясь и вдыхая его запах.

– Ты справился гораздо лучше, чем я думал, – говорит он. Господи. Я хочу сделать это снова, но в следующий раз нагишом. Танцевать бачату голышом не считается сексом, так ведь? Как далеко мы можем зайти, прежде чем это станет сексом? Мне нужно четкое руководство.

– Я же говорил тебе, – шепчу я, касаясь его губ своими. Мой разум затуманивается, а тело перегревается. Он целует меня, и я стону, потому что он так хорош и крепок. Он всегда такой.

Джуничи отрывается от легкого поцелуя, медленно подносит ладонь ко рту и кусает себя. Я самоуничижительно улыбаюсь.

– Я выгляжу болезненным? – Он велел мне спрашивать его, когда я захочу покормиться, но я еще не привык это озвучивать. Кроме того, я не знаю, когда мне это нужно. Это чувство отличается от моего обычного человеческого голода.

Начнем с того, что у меня появляется сухое першение в горле, и оно становится все хуже и хуже – вот почему я принял это за грипп. Я могу его игнорировать, но не знаю, как долго я должен это делать. Сколько времени должно пройти, прежде чем я окажусь обездвиженным, покрытым струпьями и в позе эмбриона? Мне, кажется, нужно проверить это в безопасной среде, чтобы понять свои новые ограничения.

Он отрывает свой клыкастый рот от ладони.

– Ты немного серый, – рассеянно говорит он. – Ты еще не испытываешь желания покормиться? Так, будто ты от природы этого хочешь?

Я беру его ладонь и подношу ко рту. Как только кровь выступает, я уже не стесняюсь ее лакать.

– Ну, я всегда хочу тебя. Теперь гораздо больше.

Слизав скопившуюся на его ладони кровь, я подношу ребро его ладони ко рту и посасываю. Я закрываю глаза. Он прекрасен на вкус и успокаивает сухую боль в горле.

Происходящее начинает казаться менее сумасшедшим и более интимным. Запретным. Как будто он дает мне эту очень личную вещь из своего тела, которой он, как правило, не стал бы делиться.

Джуничи тяжело вздыхает у меня над головой, тепло его дыхания мягко треплет мои волосы.

– Ты блестящий доктор с искренними побуждениями и идеями, ты чертовски забавный, великолепный, ты умеешь готовить, а теперь танцуешь со мной бачату… Откуда ты взялся? Что мне с тобой делать?

Я чувствую, как дырочки на его коже затягиваются. Печально. Я быстро облизываю место укуса, чтобы убедиться, что оно полностью исчезло. Рассматриваю его ладонь и говорю:

– На самом деле, я могу придумать массу вещей, которые ты можешь сделать со мной. – После перечесления им всех моих характеристик, я выгляжу впечатляюще, не так ли?

Я игриво поднимаю взгляд и моргаю, но у него серьезное выражение лица, что заставляет меня нахмуриться.

– В чем дело?

– Ты заставляешь меня нервничать, Джэ.

– Почему? Ты все время это говоришь. Что именно я делаю…

– Ты же знаешь, что я не делаю этого с ранговыми вампирами. Я уже говорил тебе об этом.

Говорил, несколько раз, очень разочарованно и обычно в связке со своим чистокровным источником.

– Я еще не настоящий вампир, Джун. Видишь, никаких клыков. – Я неуклюже открываю рот, чтобы попытаться развеять внезапно мрачное настроение. Это не срабатывает.

– Но ты им станешь, – говорит он. – Со дня на день. А я тебя кормлю. Я уже питался от тебя, и, если мы займемся любовью, а ты ранговый вампир, мы можем соединиться. Ты понимаешь, насколько это серьезно?

Я качаю головой.

– Не совсем. Это все, что нужно для связи? Вокруг вампирских уз так много тайн. Люди не знают точно, что для этого требуется.

Он берет меня за руку и ведет к своему дивану цвета подсолнуха. Мы оба садимся.

– Краткий ответ – да, – говорит Джуничи. – Взаимное кормление и секс – основные компоненты для создания вампирской связи. Но есть и другие, более сложные факторы, которые определяют, как быстро это произойдет, или качество связи – насколько сильной она будет.

– Такие как? – спрашиваю я. – Что это за факторы?

– Самое важное, что мы недавно узнали, – это совместимость. В семье Харуки есть руководство по исследованию вампирских связей под названием «Жажда и желание». В нем освещаются все факторы, связанные с вампирской близостью и связью.

Господи. Целая исследовательская работа о вампирских связях. Интересно, даст ли он мне почитать, когда я начну навещать его в ближайшее воскресенье…

– Если пара ранговых вампиров обладает высокой совместимостью, они сближаются быстрее, – продолжает Джуничи. – Харука говорит, что, по его сведениям, самые качественные связи формируются в течение одной-трех попыток. Но это редкость. Обычно вампирам требуется от пяти до десяти попыток, прежде чем образуется связь, но в этом случае узы слабые, вынужденные. Это низкокачественные связи.

Несколько мгновений я сижу в тишине, позволяя обилию информации крутиться в моем мозгу.

– Хорошо… как пара узнает, насколько они совместимы?

Джуничи тяжело вздыхает и откидывается на спинку дивана.

– Поговори об этом с Харукой, когда навестишь его. Он говорит, что это то, что ты чувствуешь – некое притяжение. Он считает, что доверие – это главный фактор.

Я киваю. Обязательно спрошу у него, но сейчас мне нужны примеры.

– Итак, сколько времени понадобилось Харуке и Нино, чтобы сблизиться?

– С первой попытки.

– И это редкость?

– Безумная.

– Значит, в каком-то смысле они идеально совместимы? – спрашиваю я.

– Да. «Выбор партнера не является абсолютным». Это то, что мы всегда говорили в нашей культуре – что не существует единственного вампира, который «идеален» для нас. Но эта новая информация говорит нам о том, что есть вампиры, которые невероятно подходят друг другу, что связь между нами возникает мгновенно и легко.

– С первой попытки… – бормочу я, обдумывая. Я думаю о Харуке и Нино и о том, насколько они уравновешены. Какие они мягкие и внимательные друг к другу. Как нежное тепло между ними похоже на сияние солнца. Это трогает меня и заставляет улыбаться, просто находясь в их присутствии.

Я вспоминаю, что сказал мне Харука, когда мы впервые вместе пили чай: все между ним и Нино было естественным. Они общались и открыто принимали притяжение, которое чувствовали в своих инстинктах. Магнетизм. Уверен, что это огромная часть для соединения. Они не боролись с этим. Они не позволили своему прошлому, подавленности и предположениям встать на пути и полностью доверились друг другу.

Я смотрю на Джуна, решив вернуться к основам:

– Что значит соединиться, Джун?

– Это значит, что ты обязан, – говорит он. – Ты навсегда прикован к единственному вампиру. Разрыв цепи чреват тяжелыми последствиями. Ты можешь питаться и иметь близость только с этим конкретным вампиром до конца своей жизни, и ваша родословная будет общей. Глубоко переплетенной и зависимой.

Тот факт, что его определение пронизано пессимизмом, не проходит мимо меня. Это не было беспристрастным объяснением. Я хочу задать Харуке тот же вопрос в воскресенье. Может, и Соре тоже в следующий раз, когда я буду на работе. Просто чтобы получить как можно больше мнений, прежде чем я выработаю свою собственную точку зрения.

Однако уже сейчас, если взять то, что он сказал, и убрать предвзятость, это звучит довольно мило. Питаться от вампира, с которым у вас идеальная совместимость, и заниматься любовью с ним вечно? Да, пожалуйста. Конечно.

Чего бы я только не отдал, чтобы иметь это. Никогда больше не ходить на первое свидание, не проходить неловкую кривую изучения нового сексуального партнера (только для того, чтобы в конце кривой обнаружить, что вы не совместимы, и секс просто ужасен). Хочется, чтобы всегда было с кем разделить моменты, смех и переживания, никогда больше не быть отвергнутым, не страдать паранойей, что тебя снова бросят или оставят одного.

Для меня это звучит великолепно. Для Джуничи, однако, не очень.

– Ты говоришь о связи как о своего рода тюрьме, – говорю я.

– В доме, где я вырос, так и было. Мне потребовалось семьдесят пять лет, чтобы освободиться от нее. И даже сейчас на мою биологию все еще влияет выбор моего отца, несмотря на то что он мертв уже более пятидесяти лет. В каком-то смысле я все еще скован.

Я киваю и быстро подсчитываю. Возраст Джуничи между ста двадцатью пятью и ста тридцатью годами. Трудно понять, каково это – жить так долго.

Я не говорю этого вслух, но это и есть травмирующее прошлое Джуничи. Среда, в которой он вырос, была разрушительной для его взглядов на отношения. Я открыто признаю все, через что пришлось пройти. У меня проблемы с одиночеством, токсичный лучший друг, и я стараюсь делать все самостоятельно. Мне это хорошо известно, и я пытаюсь бороться с этим, когда оно затуманивает мой разум. Я не уверен, понимает ли Джуничи свое прошлое так же хорошо, и готов ли он взять на себя ответственность за него.

Я хочу прощупать почву, поэтому продолжаю:

– Не все связи отражают то, что ты лично пережил в детстве. Посмотри на Нино и Харуку.

Джуничи усмехается.

– Они исключение, помнишь? Не правило.

Я киваю и замолкаю. Нулевая осведомленность о травмах прошлого. Мои мысли крутятся в миллион разных направлений, поэтому я слегка подпрыгиваю, когда он тянется ко мне и сжимает мою руку.

– Я напугал тебя? – Спрашивает он.

– Нет. Извини. Просто задумался.

– Я должен быть честен перед тобой. Связь – это не то, чего я хочу, Джэ. Обычно я не попадаю в такие ситуации. Никогда не предлагаю свою кровь вот так и даже не позволяю никому оставаться в моем доме. Но ты мне небезразличен… и ты мне нравишься.

– Ты мне тоже нравишься.

Он кивает, отвечая на мою улыбку.

– Поэтому я хочу поддержать тебя в этом. Я поддержу… с удовольствием. Но нам нужно быть осторожными. Без шуток, ты можешь отнестись к этому с уважением?

– Могу. – И отнесусь. Я прекращу эти кокетливые комментарии и попытки его раззадорить. Если он действительно боится, что мы можем случайно соединиться, я не буду его провоцировать. Даже ради обнимашек.

То, что он делает для меня, невероятно. Позволяет мне переехать в его дом, вторгнуться в его личную жизнь и пить его кровь. Конечно, я буду уважать его желания. Я могу вести себя прилично. Он увидит.

Глава 29

Джуничи

Как думаешь, во сколько будешь дома?

Я смотрю на сообщение от Джэ и обдумываю свой ответ.

Довольно поздно. Возможно, ближе к полуночи.

Хорошо. Я собирался сегодня вечером приготовить сондубу чжигаэ[39]… Лучше на завтрак?

Да, пожалуйста. Постараюсь не разбудить тебя, когда вернусь домой. Целую.

Я кладу телефон на рабочий стол и вздыхаю. Прошло около месяца с тех пор, как Джэ начал «пробуждаться», и мало что изменилось, кроме его режима сна. Он сказал, что раньше мог не спать всю ночь. Беспокойный и нервный. Но с тех пор, как я начал его кормить, он спит глубоко и спокойно. Это определенно хорошо. Я рад.

– О тебе ходят слухи, Такаяма Джуничи.

Воскресный полдень, и Хисаки сидит на моем диване, драматично машет своим конским хвостом и смотрит на меня. Я должен избавиться от этого дивана. Нечего ему тут слоняться как дураку, когда больше некуда пойти.

– Интересно, то странное существо, которое я встретил здесь в прошлом месяце, это тот, о ком все говорят? Тот, кто в последнее время проводит время с Харукой. Этот доктор. Негодяй. Откуда у него такое право? – Говорит Хисаки.

Я вручную вышиваю узор на наружной стороне воротника кимоно. Новый год не за горами, и я подумываю попросить Джэ сходить со мной в местный храм. Я не религиозен, но думаю, что традиция хорошая. Моя мама таскала нас с сестрой, потому что ей нравилось приобщаться к японской культуре, несмотря на жесткие обстоятельства. Я думаю, она всегда старалась извлечь из всего самое лучшее.

В качестве сюрприза шью Джэ кимоно и накидку. Я начинаю с накидки, потому что пока не знаю его точных размеров, прикидываю шею и плечи, но могу внести коррективы позже.

– Ты меня игнорируешь? – спрашивает Хисаки.

– Пытаюсь. – Я делаю лазуритовый накладной шов. Ткань, которую я использую, глубокого стального серого цвета. Кимоно к ней пранируется темно-синего. Я думаю, что на нем будут хорошо смотреться эти цвета, и это остановит его от покупки какой-нибудь готовой комбинации кимоно с манекена в универмаге.

– Ты живешь с ним?

Я качаю головой, сосредотачиваясь. Мне не нужно отвечать на вопросы этого кретина или объясняться перед кем-либо. То, что происходит с Джэ, – не его дело, не аристократии. Пока что нет. Когда он пробудиться, тогда они все узнают.

Жить вместе с Джэ оказалось на удивление комфортно. Легко. Он приятный и постоянно чем-то занят. В его комнате всегда куча бумаг и исследовательских материалов, но он содержит в чистоте места общего пользования и кухню. У меня раньше никогда не было соседа по комнате, поэтому мне не с чем сравнивать. Но я думаю, что он, наверно, самый лучший.

– Знаешь, моя родословная уникальна среди вампиров, – хвастается Хисаки. – У нас очень острое обоняние. Оно передавалось каждому последующему первенцу из поколения в поколение. Поэтому мне не составило труда понять, что что-то не так с твоим… другом?

Я не сказал больше трех слов по крайней мере за последние десять минут. Невероятно, как он сидит здесь, совершенно довольный тем, что слушает самого себя.

– Джуничи, ты очень популярен среди нашей аристократии. Твоя родословная и воспитание превосходны. Они подходят для соединения с любым чистокровным. Ты не должен общаться с этим странным существом в таком ключе. Меня не интересует физическая близость – и разница в возрасте значительна, – но… даже я был бы более социально приемлемым выбором в качестве твоего партнера.

Я сдерживаю рвотный позыв и быстро перевожу дыхание, а затем откладываю иглу и ткань на стол и закрываю глаза.

– Хисаки. То, чем я занимаюсь в личной жизни, не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к кому-либо из аристократов. Ты понимаешь?

Он смотрит на меня своими красными глазами, как теленок на новые ворота.

– Нет. Я не понимаю. Потому что мы сплоченное сообщество, и мы хотим знать больше об этом существе, к которому ты вдруг привязался. Рен знает об этом?

Мой первый инстинкт – сказать: «К черту Рена». Но я не могу. Не вслух. Он как мой наркодилер – тот, у кого есть хорошая дурь. Я должен сохранить между нами как можно более дружеские отношения.

Или, может быть, я должен сказать это и полностью разорвать между нами связи? Именно это и должно произойти. Вот только я слабак. Я пью его кровь с шестнадцати лет… чертова чистая кровь. Сегодня я собираюсь встретиться с Реном, поэтому не могу поужинать острым супом из тофу с ярким, сексуальным доктором, живущим в моем доме. Я должен идти получать свою чертову дозу.

Джэ хлопотал в течение последнего месяца. Он принимал пациентов на полставки в больнице, организовывал и проводил собеседования с кандидатами на программу суррогатного материнства, навещал Харуку и проводил с ним исследования. Сейчас он у себя дома, но обычно приезжает два раза в неделю. Когда Джэ возвращается, он очень взволнован. Уверен, Харуке это тоже нравится – иметь еще одного книжного червя, с которым можно поболтать о вампирских преданиях. К тому же, Джэ отличный ученик. Даже его бачата стала лучше.

По вечерам он готовит и проводит время со мной. Ирония в том, что он делает именно то, о чем я просил, и серьезно относится к моей позиции относительно того, что мы не занимаемся сексом. Но я сам домогаюсь его, когда мы дома вместе.

У него маленькая сексуальная родинка в изгибе шеи, и, если я прохожу мимо него на кухне, я наклоняюсь и целую ее. Спонтанно. Он смеется и съеживается каждый раз, когда я это делаю. Мне это нравится. Если мы вместе сидим на диване, в конце концов я притягиваю его в свои объятия, чтобы, пока мы разговариваем, он сидел, прильнув ко мне спиной. Затем я утыкаюсь лицом в его мягкие темно-золотистые волосы и покусываю его за ухо. Он пахнет так чертовски хорошо и сладко – мне так хочется его укусить, что это невыносимо. Иногда у меня текут слюнки от того, что он рядом.

Я не кусаю его. Не кусал с того первого раза. Он до сих пор совсем не может выпускать клыки и говорит, что чувствует себя как прежде. Возможно, я слишком осторожен, но откуда я могу знать? Это неизведанная территория.

– Я спросил, Рен знает? – повторяет Хисаки, хмуро глядя на меня.

– Опять же – мое дело. Не твое. Иди домой. Мне пора уходить. – Я встаю и иду к гардеробу, чтобы убрать туда свой проект. Я работаю над кимоно Джэ в конце дня, когда все мои клиенты обслужены. Во всяком случае, уважаемые.

– Это выставляет Рена не в очень хорошем свете… ты сожительствуешь с этим загадочным существом. Это неуважительно по отношению к твоему чистокровному источнику.

Я выглядываю из гардеробной, мои глаза острые, как кинжалы.

– Ты мне сейчас нотации читаешь?

– Нет. – Он быстро поднимается, явно заметив злость на моем лице и в моем тоне. – Я ухожу. Увидимся на следующей неделе.

– Предпочел бы тебя не видеть. – Я возвращаюсь в гардеробную, чтобы повесить одежду.

Чтобы встретиться с Реном в Хиросиме, нужно ехать два часа в один конец. Одного этого должно быть достаточно, чтобы убедить меня прекратить это дерьмо. Когда я открываю дверь в маленькую чайную комнату в его поместье, где мы всегда кормимся и встречаемся, он уже там. Это меня удивляет. Обычно он заставляет меня ждать пятнадцать-двадцать минут, а потом мне приходится наблюдать драматический выход.

Он сидит на полу на подушке, подогнув под себя ноги. На нем черный халат с замысловатым геометрическим волнистым узором приглушенного золотого цвета. Его длинные темные волосы торопливо собраны в небрежный пучок на макушке. Руки скрещены.

На самом деле, этот халат сшил для него я. Очень давно. Он редко носит то, что я делаю. Говорит, что моя эстетика недостаточно смелая или яркая. Ну и пошел он.

Я задвигаю дверь и иду к свободной подушке прямо перед ним.

– Это приятный сюрприз, – говорю я. Может быть, я смогу убраться отсюда быстрее, чем обычно? Его глаза цвета ириски поднимаются на меня, следя за тем, как я сажусь напротив него в ту же формальную позу, что и он.

Я бы сказал, что он выглядит раздраженным, но… он почти всегда так выглядит: угрюмо, как будто проглотил что-то невкусное. Когда мы были детьми, у него было то же выражение лица. Очень жаль, потому что он действительно эффектный: его худые, прямые черты словно произведение искусства. Иронично, потому что он еще и довольно хороший художник. Однажды он даже нарисовал мой портрет. Но его личные качества лишают все это значимости.

– Да что с тобой такое? – Спрашиваю я, поднимая бровь. Было время, когда я был более формальным по отношению к Рену. Более вежливым. Эти времена давно прошли.

Его яркие глаза ничего не выражают, но взгляд пронизывающий.

– Кто с тобой живет? В твоем доме.

– Друг.

– Кто?

– Это мое личное дело, Рен. К тебе это не имеет никакого отношения…

Он протягивает руку и хватает меня за волосы на макушке. И почему я недавно не подстригся, и к черту его за то, что он такой быстрый. Моя рука обхватывает его запястье, но, когда я пытаюсь отдернуть ее, он сжимает волосы еще крепче.

– Черт…

– Ты трахаешься с кем-то и кормишься от кого-то у меня под носом? В нашей аристократии?

Я собираюсь сказать ему, чтобы он убрал от меня свои чертовы руки, но его глаза загораются, и я втягиваю воздух. Мое тело внезапно ощущается как тысяча фунтов, будто я валун размером с человека, прикованный к полу. Я не могу пошевелиться. Он в ярости смотрит на меня с ярким золотым светом в глазах.

Он делал это со мной только однажды. После смерти моего отца, когда я искренне пытался разорвать отношения между нами. Я сказал ему, что больше не буду с ним спать, и что я собираюсь попытаться отучить свой организм от его крови. Он взбесился, придавил меня к полу и сказал, что я ему нужен, что я не могу бросить его. В тот момент я даже не знал, что он способен на такое. Он держал это в секрете.

У некоторых чистокровных есть способности, но у большинства их нет. Обычно потому, что их предки не очень хорошо справлялись с поддержанием чистоты своей родословной на протяжении веков. Кто-то испоганил ее, слишком много питаясь от людей. Крови требуется пара поколений, чтобы восстановиться, если это вообще возможно.

Родословная Рена чиста (что только усиливает мою зависимость от него). Когда он взял надо мной контроль в первый раз, я чертовски испугался. После этого он плакал, говорил, что сожалеет, что принимает мои чувства по поводу того, что мы не можем быть связаны, но спросил, можем ли мы оставаться источниками друг друга. Мы были вместе с самого детства, и я был всем, что он когда-либо знал. Он умолял меня, говорил, что больше никогда так со мной не поступит.

Разумеется, я ему доверился. Но, похоже, он солгал.

– Скажи мне. – Он еще крепче сжимает мои кудри в кулаке и опускает меня ниже, поднимаясь на колени и используя мою голову как опору. Я ничего не говорю. Он может манипулировать моим телом, но не может заставить меня говорить. Я не могу поверить, что он вот так утверждает свою власть и положение надо мной, зная, как сильно я это ненавижу, и каким был мой отец, как я каждый день своей юности ходил вокруг него на цыпочках, чтобы избежать именно такой ситуации.

Рен отрывает руку от моей головы, словно она внезапно загорелась. Я дрожу, хотя все еще не могу пошевелиться по собственной воле, неловко согнувшись перед ним в поклоне. Он делает глубокий вдох.

– Вайолет, почему ты все так усложняешь? Мы с тобой уже должны были быть соединены. Мы должны были пожениться много лет назад.

Он кладет руки мне на виски. Я не могу двигаться самостоятельно, но поскольку он все контролирует, то подталкивает меня вверх. Он смотрит мне в глаза, как будто что-то ищет.

– Почему твои глаза больше не горят для меня? Однажды они горели. Это было восхитительно… Я никогда не забуду этот цвет.

Я закрываю глаза, потому что он не может заставить меня смотреть на него. Он заблуждается. Он сильно ударил меня в первый и единственный раз, когда мои глаза горели для него. Первый и единственный раз, когда они загорелись для кого-либо. Но сейчас он рассказывает об этом так, будто это приятное воспоминание. Как будто это был хороший момент между нами, хотя это было не так.

Голос Рена спокоен, но тверд.

– Ты принадлежишь мне. Все это знают. Что бы ты, черт возьми, ни делал, остановись. Твой отец был строгим, деспотичным ублюдком, я понимаю. Мы все это знали. Поэтому я позволил тебе поиграть и побыть свободным… Я был добрым, позволяя тебе год за годом скитаться по Европе. Всему есть предел. Мы должны заключить нашу связь. С меня хватит этих детских игр.

Он наклоняется и облизывает мою шею длинным влажным движением, прежде чем сильно впиться в плоть. Я еще крепче зажмуриваюсь, готовясь к потоку его разочарования и собственнических чувств, которые в его сознании означают любовь. Они вливаются в меня, как чернила, сдавливая меня, удушая. Обычно это просто неприятно, но сегодня это ужасно. Невыносимо.

Закончив, он отстраняется, снова облизывает меня, затем крепко целует в щеку с громким чмокающим звуком. Он улыбается, исполненный гордости.

– Не думаю, что позволю тебе покормиться от меня сегодня. Назовем это наказанием за то, что ты меня расстроил. Впустить в свой дом какое-то странное существо… Ты ни разу не пригласил меня в свой дом. Это обидно, Вайолет. Я чувствительный.

Его власть над моим телом ослабевает, и я с силой его пихаю. Он падает назад и, смеясь, шлепается на задницу, когда я встаю. Мне хочется его ударить, но я не могу. Даже несмотря на то, что он со мной сделал, чертов моральный кодекс, вбитый в меня с рождения, не позволит мне ударить чистокровного вампира. Если бы я был чистокровным вампиром и мог сравниться с ним по силе и статусу… если бы мы были равны? Я бы высушил его до смерти.

Мои ноги онемели, и я все еще дрожу. У меня перехватывает дыхание, когда я тычу в него пальцем.

– Ты больше никогда не прикоснешься ко мне. Между нами все кончено.

Он усаживается прямо, ухмыляясь, поднимает руки, чтобы неспешно распустить свои длинные волосы из пучка на макушке.

– Ой, не драматизируй. Тебе нужно будет покормиться в течение дня максимум, и ты прибежишь обратно. Давай считать, что завтрашняя ночь станет для нас новым началом, хорошо? Ты можешь заниматься со мной любовью и питаться от меня, как раньше. Тебе понравится, обещаю. Я позабочусь об этом.

Я трясу головой, пятясь назад и прочь от сидящего на полу монстра. Голова идет кругом, и я чувствую тошноту, выходя из комнаты. Когда я оказываюсь за воротами поместья, меня действительно тошнит, чего ни разу не было раньше. Какое ужасное ощущение. Я никогда не чувствовал себя так плохо после того, как Рен покормился от меня. Тяжесть его власти ушла, но ощущение, что что-то осталось внутри меня. Мое тело и разум тяжелы, слабы.

Мне просто нужно добраться до дома и принять горячий душ. Когда я окажусь в своем безопасном пространстве и отмоюсь от его отпечатков пальцев и слюны, будет лучше. Я посплю, а утром смогу поесть с Джэ острого супа с тофу и понять, что, черт возьми, мне делать.

Именно это дает мне силы пережить двухчасовую поездку на поезде и добраться до дома – мысль о завтрашнем дне и завтраке с теплым, милым Джэ в моем доме.

Глава 30

Джэ

– Прекрати.

Я стону и переворачиваюсь на другой бок в мягкой постели. Я оставил окно слегка приоткрытым, и в моей комнате довольно свежо. Мне это очень нравится. Спать зимой уютно под весом пухового одеяла, мне не приходится его сбрасывать посреди ночи, потому что стало слишком жарко.

– Мяуууу.

– Лулу. – Я выпрямляюсь, потому что меня донимает эта кошка. Мяукает и упирается своей пушистой головой в мою, словно хочет подраться. Я обычно оставляю дверь приоткрытой, потому что иногда она любит спать на краю кровати в ногах, как щенок. Думаю, когда ее там нет, она в комнате Джуна. Чередует нас, как будто мы разведенные родители. Но у нас все в порядке, у меня и Джуна. Никаких проблем.

– Мяу.

– Черт, кошка. Что такое? – Я смотрю, как она спрыгивает с кровати, непрерывно мяукая. Она идет к двери и проскальзывает в нее. Я думаю, что она уходит, но потом она снова просовывает голову внутрь, еще больше мяукая. Господи. Мне что, идти за ней? Когда мы были моложе, Сайрус был одержим очень старыми американскими телешоу. Было одно, которое он иногда заставлял меня смотреть, «Лесси»[40]. Я вспоминаю об этом сейчас, типа: «Что такое, девочка? Джуничи упал в колодец?»

Я вылезаю из постели. На мне только пижамные штаны (меньше шансов перегреться), хватаю халат и направляюсь к двери. Лулу бежит впереди меня, дальше по коридору и в открытую гостиную, все еще завывая. Теперь совершенно очевидно, она хочет, чтобы я следовал за ней. Странно.

Она останавливается и мяукает перед комнатой Джуничи. Когда я стою рядом с ней, кошка приподнимается на задних лапах и упирается передними в закрытую дверь, глядя на меня своими ярко-золотыми глазами. Я вздыхаю.

– Лулу, твой отец не хочет, чтобы я его беспокоил. – Нужно ли мне объяснять ей, что Джуничи не хочет видеть меня в своей постели, потому что боится соединиться со мной? Действительно ли мне нужно сообщать кошке эту информацию?

Когда я колеблюсь, Лулу опускается и бросается на мои ноги.

– Эй. – Я отступаю назад подальше от ее лап. Она подходит к двери и снова, суетясь, встает на задние лапы.

– Ладно, ладно. – Позже, когда Джун будет раздражен тем, что я пробрался в его комнату посреди ночи, насколько убедительно будет сказать: «Меня заставила кошка?». Думаю, не очень.

Я нажимаю на ручку двери и заглядываю внутрь. Сегодня ночью очень темно. Сквозь стеклянную стену проникает немного лунного света. Джун похож на длинный комок, лежащий на кровати поверх одеяла на боку. Признаюсь… сразу же возникает ощущение, что что-то не так. Не знаю почему, но атмосфера какая-то неправильная.

– Мяуууу.

– Господи… хорошо. – Я захожу внутрь и иду вперед. Оставляю дверь приоткрытой на случай, если Лулу присоединится ко мне. Но когда я оглядываюсь, она сидит в холле и наблюдает за мной. Теперь кошка молчит.

Подойдя к кровати, я говорю тихо, чтобы его не напугать:

– Джун?

Он не просыпается. Его не было дома, когда я приехал от Харуки и Нино. В последнее время я очень сонный (что приятно), поэтому сразу после душа пошел спать. Кстати говоря, Джун, должно быть, тоже, потому что вокруг его талии обернуто только полотенце.

Здесь прохладно. Когда я кладу ладонь на его бицепс, его кожа оказывается на удивление холодной. Я говорю чуть громче:

– Джун…

Его глаза распахиваются, и он отпрыгивает, напугав и меня. Мгновение мы хлопаем глазами в кромешной темноте, прежде чем я говорю:

– Эй… ты в порядке?

Он дрожит. Я вижу, как он запускает руку в свои густые кудри на макушке, а в его глазах замешательство, какого я никогда раньше не видел. Обычно черные глаза Джуна такие холодные и спокойные. Иногда я не могу понять, о чем он думает, потому что у него такое чванливое бесстрастное выражение лица. Сейчас оно не такое. Оно напряженное.

Обеспокоенный, я опираюсь на кровать обеими ладонями, стараясь не вторгаться в его пространство и не пугать его.

– В чем дело? – Он отводит взгляд и снова смотрит на меня. Его рука все еще дрожит, когда он протягивает ее, обхватывает одно из моих запястий и мягко тянет меня на кровать.

Соображая, я забираюсь на нее. Он медленно притягивает меня. Пока я ложусь на бок, он обхватывает меня руками за талию, притягивая к себе, обнимая меня, прижимается ко мне своим телом так, что его лицо оказывается на уровне моих ключиц и чуть ниже моего подбородка. Я чувствую его дыхание, когда он крепко держит меня, поэтому я перемещаюсь и обнимаю его голову. Мой подбородок упирается в макушку его мягкой темной головы.

Он ничего не говорит, но через минуту дрожь стихает. Его дыхание медленное и глубокое, его руки крепко обнимают меня, тело, прижатое к моему, теплое и длинное. Он совершенно неподвижен. Вскоре я чувствую, что тоже засыпаю.

Это даже лучше, чем тяжелое одеяло. Это зимний сон на высшем уровне.

Мои пальцы прижимаются и трутся о что-то твердое и упругое. Там шелковистые волоски. Я улыбаюсь, потому что это приятно, и я помню ощущение этой текстуры. Когда вспоминаю, почему мне это нравится и почему это заставляет меня улыбаться, я широко открываю глаза.

Утро. Я полулежу на Джуне, прижавшись к нему животом. Он на спине. Я слегка приподнимаюсь. Его пальцы в моих волосах, поглаживают кожу головы, когда я в панике смотрю на него сверху вниз. Я еще больше обеспокоен, когда понимаю, что он голый. Чудесно, прекрасно, но полотенце пропало – распуталось каким-то образом ночью.

– Черт. Извини, Джун.

Он не спит и лениво наблюдает за мной с нежной улыбкой на его прекрасных губах.

– Доброе утро, солнышко.

Я провожу ладонью по лицу. Боже, он великолепен.

– Доброе.

– За что ты извиняешься?

Я снова опускаю взгляд на его обнаженное тело. Черт. Прекрати.

– Я не должен быть здесь… но, ты в порядке? Кошка заставила меня сюда прийти, чтобы проверить, как ты. Я буквально то, что кошка на хвосте принесла.

Джун смеется, и беспокойство в моей груди немного ослабевает. Я продолжаю тереть его упругий живот пальцами, он, похоже, не возражает, а я скучал по этому. Очень сильно.

– Я почти уверен, что моя мать что-то сделала с этой кошкой, – говорит он. – Она любила науку и обладала пытливым умом.

Я хмурюсь.

– Кошка или твоя мама?

– Моя мать… очевидно.

– Точно. Почему, как думаешь?

– Лулу была кошкой моей мамы. Она была жива и совершенно здорова в течение… Похоже, в этом году ей будет восемьдесят три года?

– Да ты прикалываешься надо мной.

Джуничи пожимает плечами.

– Неа. Я думаю, что мама ввела ей собственную кровь, но я никогда не узнаю наверняка. Я говорю это только потому, что иногда она странным образом напоминает мне мою мать.

– Боже… – я качаю головой. «Кошка-вампир». Отчасти я удивлен, отчасти встревожен, а отчасти задаюсь вопросом, нужно ли мне проявлять к Лулу больше уважения в будущем.

– Не технически. Она не кусается и не кормится – по крайней мере, я никогда не видел, чтобы она это делала.

– Возможно, ее нужно пробудить, – шепчу я, слегка испугавшись. – Как меня…

Джуничи смеется, когда притягивает меня к своему рту. Нелепое напряжение второсортного фильма ужасов, которое я испытываю, исчезает. Обычно я сразу же приоткрываю губы, но сейчас я этого не делаю, потому что не уверен, как далеко он хочет зайти. Вскоре он убеждает меня их разомкнуть, что я и делаю. Чувствуя тепло и влажность его рта, его язык божественен. Я скучал по нему. Весь последний месяц он игриво целовал и щипал меня. Невинно.

Это сводит меня с ума. Я чувствую себя голодным медведем, а он все ласкает и дразнит меня, но мне хочется повернуться и проглотить его целиком. Возможно, я сначала потрахаюсь с ним.

Как только поцелуй становится приятнее, а моя кожа – горячей, он прерывает его, глядя на меня мягкими черными глазами. Я готовлюсь к худшему, когда он шепчет:

– Можно я тебя возьму?

Я почти говорю: «А что, если мы соединимся?»

Но я не дурак, поэтому вместо этого отвечаю:

– Да.

Он приподнимает голову, чтобы снова поцеловать меня. На этот раз я вкладываю в поцелуй всего себя, выдыхая в него и бесстыдно пробуя на вкус. Заново знакомясь с текстурой его языка и ритмом его рта, когда он двигается. Пока мы целуемся, я одной рукой сбрасываю с плеч свой халат. Джун чувствует, что я хочу раздеться, и помогает, освобождая меня от ткани.

Когда халат снят, он переворачивает меня на спину и садится. Я цепляю большими пальцами штаны, чтобы спустить их. Он снова помогает мне, хватая их в бедрах и подтягивая к ступням. Два других раза, когда мы занимались любовью, Джун был таким медленным во всех своих движениях, будто у нас был целый день… даже вечность.

Сейчас между нами бешеная энергия, как будто мы оба отчаянно нуждаемся в этом. Я полностью раздет, когда он снова поднимается к моему лицу. Он тянет руку вниз, между нами, чтобы поровнять свой член с моим, прежде чем опустить бедра. Все, что ниже и вокруг моего пупка, полыхает огнем – изумительным жаром, который заставляет меня стонать и корчиться. Он наклоняется, снова прижимаясь губами к моим. Его движения голодные, но они замедляются до нашего обычного темпа.

Теперь мы целуемся мягче, и я просто наслаждаюсь тяжестью его тела на мне. Вкусом его рта. Мои бедра широко раздвинуты, и я лениво подтягиваю одно колено вверх и скольжу лодыжкой по внешней стороне его ноги. Когда мы прерываем поцелуй, он просто смотрит на меня, а я провожу руками по его спине. Мне вдруг кажется, что мы находимся в эпицентре торнадо, совершенно спокойные и неподвижные.

– Что? – ухмыляюсь, наслаждаясь моментом. Я так счастлив.

В ответ он наклоняется и касается своим носом моего, что заводит меня каждый, черт возьми, раз. Как будто мое сердце может разорваться. Я закрываю глаза и стараюсь не позволять этому захлестнуть меня.

После еще нескольких нежных, милых поцелуев он снова садится и, улыбаясь, отстраняется.

– Один момент, пожалуйста. – Он встает. Я смотрю, как его длинное, удивительно золотисто-коричневое и мускулистое тело движется к ванной. Я слышу, как открывается и закрывается пара шкафчиков, затем он снова идет ко мне с занятыми руками.

Я удивляюсь, когда он садится рядом со мной и открывает смазку. Как только она распределяется на его пальцах, он ложится, устраиваясь поудобнее рядом со мной и опираясь локтем на подушку.

– У тебя есть предпочтения? – спрашивает он.

– Мне нравится наблюдать за тобой и видеть, что ты делаешь со мной.

Джун наклоняется, обхватывает пальцами мой член, заставляя меня втянуть воздух. Он водит рукой и сжимает меня. Я приподнимаю бедра навстречу его движениям, потому что ощущения превосходные. Через минуту он опускает пальцы ниже.

– Можешь продолжить?

Я тянусь вниз и сжимаю свой член, в то время как кончики пальцев Джуна массируют и ласкают все ниже и ниже, пока не заигрывают с моим отверстием. Он еще почти ничего не сделал, а я уже схожу с ума. Все во мне в экстазе и диком восторге. Все мое тело радуется этому.

Он вводит в меня палец. Я дышу и расслабляюсь от проникновения. Это приятно, но я уже представляю всю его полноту внутри себя. Мысленно я уже закончил с растягиванием и хочу его всего. Закрываю глаза, представляя это, пока вожу рукой и сжимаю себя. Джун вводит и выводит палец из меня медленными, уверенными движениями.

Постепенно он проникает глубже. Когда он касается нужной точки, прилив теплого удовольствия возникает во мне из ниоткуда, словно жидкий жар, проникающий в позвоночник. Я выгибаю шею, стону и позволяю ему овладеть мной. Позволяю ему поглотить меня с головы до ног.

Джун целует меня, когда я медленно расслаблюсь, в щеку, висок и ухо. Мое дыхание тяжелое, грудь вздымается и опускается. Он продолжает целовать меня с такой любовью. Внимательно. Как будто мой оргазм – единственное, чего он хотел, и он в восторге от этого.

– Боже, – выдыхаю я, когда он вводит в меня второй палец. Теперь я слегка придвигаюсь к нему, чтобы дать ему лучший доступ к моему телу. Я прямо под ним, смотрю вверх и улыбаюсь. – Привет.

Он смеется. Я люблю его смешить.

– Ты прекрасен, когда кончаешь, – говорит он.

Я чувствую, как теплый румянец смущения заливает мое лицо.

– Не думал, что услышу это сегодня… или когда-либо.

– Это так. – Он наклоняется и снова целует меня, нежно водя пальцами внутрь и наружу, скручивая и сгибая. – Ты этому отдаешься, – говорит он, прерывая поцелуй. – Мне и тому, что я даю тебе. Это соблазнительно, наблюдать за тобой… так доверяешься.

– Потому что это ты. Ты заставляешь меня чувствовать это.

В этом есть ирония. Когда несколько недель назад я спросил Харуку, что значит «связь», его определение было намного проще и объективнее, чем у Джуна. Харука сказал: «Быть по-настоящему связанным с кем-то – значит полностью доверять ему. Открыто отдавать себя и свою любовь».

Мне нравится это объяснение. Оно имеет смысл, и я чувствую это с Джуном. Я доверяю ему. Он оборачивает или «пробуждает» меня, ради всего святого. Я доверяю ему сделать со мной эту совершенно безумную вещь. Для меня. И я… я бы честно отдал ему все, если бы он этого захотел. Все.

Теперь он вводит в меня третий палец. Мой пах снова сжимается, поэтому я тянусь пальцами, чтобы взять его за подбородок. Я не хочу кончать так во второй раз.

– Войди в меня сейчас, пожалуйста.

Глава 31

Джуничи

Джэ смотрит на меня с подушки, его каштановые глаза полны сексуального удовлетворения. Мой милый принц – теплая кремовая кожа и темно-золотистые взлохмаченные волосы.

Теперь, когда я точно знаю, кто он, это очевидно. Как, черт возьми, я упустил это или даже поставил под сомнение? Он потрясающий. Озадачивающий. Притяжение, которое я чувствую к нему, неоспоримо; жужжит внутри меня низким гулом. Оно всегда заставляло меня нервничать, поэтому я старался не обращать на него внимания. Я оттолкнул его вместе со словами, сказанными Харукой, что пробуждение Джэ отчасти произошло из-за меня. Наша совместимость настолько сильна, что его природа внутренне откликается на меня.

Я убираю пальцы и сажусь прямо. Схватив его за руку, я притягиваю его к себе. Он смущен, но улыбается. Он доверяет мне.

– Что такое? – спрашивает он.

Я сижу прямо, сложив ноги посередине кровати. Его рука все еще в моей, поэтому я подтягиваю его к себе.

– Иди ко мне, – говорю я, улыбаясь ему, когда он поднимается на колени. Я кладу его руку себе на плечо, как будто мы танцуем, подталкивая его к себе на колени. Теперь он это понимает и забирается на мои сложенные ноги. Я держу его за талию, пока он кладет руки мне на плечи, чтобы опереться.

Вскоре он оказывается лицом ко мне, а его ноги широко раздвинуты, когда он сидит в просвете между моих ног. Презерватив лежит рядом со мной, поэтому я беру его и передаю ему. Пока он открывает его и медленно разворачивает на мне, я лениво провожу кончиками пальцев вверх по его бедрам и талии, затем по пояснице.

Могу ли я делать это с ним вечно? Жить с ним в моем доме, теплым, остроумным и очаровательным? Днем работать в мастерской, а вечером возвращаться домой к нему… радовать его и смеяться вместе с ним. Танцевать и есть.

У меня никогда не было желания связать себя узами брака. Даже когда от меня ожидали, что я сделаю это с Реном, я этого не хотел. Связь с отцом медленно убила душу моей мамы. Я ненавидел наблюдать это год за годом, зная, что ничего не могу с этим поделать, кроме как пообещать себе никогда не оказаться в такой ситуации, как она, – навсегда быть обязанным кому-то холодному, кто превосходит меня по рангу.

Я все еще не могу сказать, что хочу связать себя узами брака, но… когда Джэ полностью пробудится и станет представителем первого поколения, как я, возможно… возможно, я смогу это допустить. Тогда мы будем равными – хорошо совместимыми и врожденно тяготеющими друг к другу. Если он будет второго или третьего поколения, когда пробудится, моя природа так сильно реагирует на него, и я должен буду принять это, не так ли? Я избавлюсь от Рена и его чертовой чистой крови. Это будет тяжело, но… может, мне стоит довериться этому чувству?

Джэ издает сексуальные стоны, медленно усаживаясь на мой член. Я его никоим образом не заставляю и не манипулирую им. Я просто целую вдоль линии челюсти, поглаживая кончиками пальцев его поясницу, ожидая, пока он устроится поудобнее. Когда он полностью опускается, обхватывает меня ногами, вздыхает и находит мой рот, чтобы поцеловать меня в ответ. Он такой узкий и горячий. Его вес изумителен: не слишком тяжелый, не слишком легкий. Идеальный. Он расслаблен и уже мягко покачивает бедрами, целуя меня. Такой чертовски сексуальный и дерзкий. Он делает вещи, от которых у меня по спине бегут мурашки.

Я опускаю руки на его бедра, побуждая его двигаться мне навстречу. Мы все еще целуемся, но с покачиваниями Джэ это становится диким. Грязным. Джэ разрывает поцелуй и вдыхает так, будто не может дышать, задирая лицо к потолку и зажмурив глаза.

– Боже, Джун… ты так хорош.

С закрытыми глазами он убирает руки с моих плеч и опирается ладонями на кровать, чтобы сильнее вжиматься в меня. Он чертыхается и задыхается, как будто отчаянно гонится за необходимой ему разрядкой.

Я очарован им. Ощущение его тела, обвивающего меня, его восхитительный запах и его бесстыдное желание. Я убираю одну руку с его бедра и решительно обхватываю его член между нами, чтобы помочь в его стремлении. Крепко сжимаю его, вожу рукой, и мгновение спустя он вскрикивает, изливаясь на меня. Он выгибает шею и спину, потрясающий и ангельский в золотом солнечном свете, льющемся сквозь стеклянную стену.

Даже не задумываясь, я хватаю его за торс и притягиваю к себе, пока его шея открыта. Я задираю подбородок так, что оказываюсь прямо над его ключицей, и сильно впиваюсь зубами. Я слышу, как Джэ ловит ртом воздух, затем чувствую его руки на моих плечах, быстро обхватывающие меня.

Его кровь течет мне в рот, божественная, я втягиваю ее и глотаю. На вкус он такой же, как и его запах – сладкий, теплый и хороший. В нем сочетается и свежая выпечка, и дождливый день, и зимняя ночь у камина. Все уютное и приятное словно сконцентрировано в крови Джэ, и я не понимаю, почему. Как он доставляет мне такое невероятное удовольствие, когда он еще даже не полностью пробудился?

Возвышенное наслаждение от его крови и тепла его упругого тела толкает меня за грань. Я достигаю оргазма, все еще кормясь от него, словно электричество проходит по позвоночнику и сквозь меня прямо к мозгу. Джэ держит одну руку на моей шее, другую – в волосах, его пальцы нежно массируют мою голову, а его локти лежат на моих плечах. Он поощряет то, что я делаю. Добровольно отдавая себя.

Когда я отрываюсь от его шеи и облизываю рану дочиста, замечаю, что он дрожит. Обеспокоенный, я поднимаю глаза, чтобы заглянуть ему в лицо.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

Он спокоен, когда улыбается.

– В полном.

– Почему ты так дрожишь? – Я рассматриваю его, скользя руками по его спине, чтобы крепко обнять и ослабить его дрожь.

Он крепче обнимает меня за плечи.

– Я не знаю… Это случилось и в первый раз, когда ты кормился от меня. Внутри я чувствую себя липким и тающим. Это заставляет меня дрожать, но это проходит. Я в порядке.

Я моргаю, поднимая голову от теплых объятий, и смотрю ему в лицо.

– Почему ты не сказал мне об этом в первый раз?

Он наклоняется ко мне с закрытыми глазами, касаясь моего носа своим.

– Ты тогда был немного зол на меня, помнишь? Думал, что я лгу тебе о том, что я вампир.

Я улыбаюсь, встречая его ласку.

– Так и было.

Он поднимает голову, его лицо серьезно.

– Не было. Джун…

Я целую его и еще крепче обхватываю руками за талию. Когда чувствую, что напряжение в нем ослабевает, я подтягиваюсь.

– Я шучу, Джэ. Если ты почувствуешь, что с твоим телом происходит что-то странное, пожалуйста, скажи мне. Прости, что в тот первый раз я был не в настроении.

– Ничего страшного, – говорит он, снова прижимаясь ко мне носом. Боже, ему это действительно нравится. – Мы теперь… связаны?

Я смеюсь.

– Нет. Если бы мы были связаны, ты бы знал. Я слышал, что это безошибочное ощущение, будто якорь бросают в твое нутро и в основание позвоночника.

– Я искренне сомневаюсь, что это так болезненно и ужасно, как ты описываешь.

Я пожимаю плечами.

– Это просто то, что я слышал… и иногда бывают вспышки света и цвета. – Я щипаю его за зад, так что он слегка подпрыгивает от неожиданности. – Если ты меня отпустишь, может быть, мы примем душ, съедим немного острого супа из тофу, а потом вернемся сюда?

Кормление от Джэ похоже на очиститель. Остаточная эмоциональная гадость, которую Рен влил в меня, ушла, но я все еще чувствую усталость. У меня на сегодня было запланировано не так много встреч. Те, что были, я отменю. Я знаю, что Джэ обычно занимается исследованиями и работает над программой суррогатного материнства по утрам, но…

Он ухмыляется, вздрагивая, когда медленно поднимается с моего члена.

– Бездельничать все утро в постели? С тобой? Да, пожалуйста… Итак, секс для нас снова на повестке дня?

Отвлекаясь, я осторожно снимаю использованный презерватив.

– Очевидно. – Когда он оказывается у меня в пальцах, я сползаю к краю кровати.

– Нет, я имею в виду… Это не одноразовая акция? Как будто ты просто хотел пройти курс повышения квалификации.

Я встаю, чтобы пойти в ванную, но останавливаюсь и смотрю на него.

– Я думаю… если ты будешь откровенен со мной о том, что ты чувствуешь, возможно, у нас все в порядке? Поскольку ты еще не полностью пробудился… нам не нужно быть такими требовательными. – И глубоко внутри – глубоко, глубоко внутри – я говорю себе, что, если это случится… это случится.

Джэ откидывается назад, широко улыбаясь, вытягивает руки над головой и потягивается на одеяле, счастливый и обнаженный.

– Я обещаю рассказывать тебе все. Никаких секретов… Ты с кем-нибудь еще спишь? В настоящее время?

Я в ванной, но все равно слышу его.

– Нет. – Я выглядываю в проем. – А ты?

Джэ переворачивается и ложится на живот лицом ко мне. Его ноги болтаются в воздухе, и он опирается на локти.

– Неа. Я не хочу.

Я ухмыляюсь его сухому ответу. Он смотрит на меня так, словно хочет сказать что-то еще. Когда он этого не делает, я спрашиваю:

– Ты пойдешь со мной в душ? – Он кивает и подбирается к краю кровати. Пока он идет ко мне, я уже думаю о том, как заставить его кончить в третий раз, прежде чем мы вымоемся.

Я бы сказал, что каждый раз, когда Джэ готовит, это все равно что есть в ресторане. Но это не так. Это лучше. Словно каждое блюдо сделано в его неповторимом стиле – ароматное, сытное и легкое. Он не перебарщивает с приправами, все всегда в меру.

Мы приняли душ, хорошо поели и снова лежим в моей постели. На этот раз одеты – в удобные спортивки и рубашки с длинными рукавами. Я лежу на спине на подушках, с руками за головой. Джэ сидит прямо рядом, сложив ноги. Наши единственные точки физического контакта – это его левое бедро, упирающееся в мое, и его левая рука, пробравшаяся под мою рубашку. Его ладонь лежит на моем животе, нежно лаская пальцами мою кожу – в области пупка и вокруг него. Он поглаживает мой живот ритмичными движениями, словно играет на пианино.

– Что с тобой случилось? – Спрашивает Джэ с серьезным, но искренним выражением лица. – Что было не так прошлой ночью?

Я подозреваю, что он хотел задать этот вопрос еще до того, как мы приняли душ, но продолжал колебаться. Джэ умеет читать обстановку и находить подходящий момент, чтобы что-то сказать – не считая нашего первого свидания за ужином.

Я глубоко вдыхаю, затем выдыхаю.

– Рен вчера вел себя как говнюк, когда я пошел покормится от него.

– То есть?

– Что ж, дай подумать… Он применил физическое насилие и использовал свой ранг, подавляя меня своей аурой, выплеснул на меня свои извращенные эмоции, когда питался, а затем отправил меня прочь, не дав мне поесть.

– Господи, Джун…

Я пожимаю плечами.

– Обычно он самовлюбленный мерзавец, но вчера был особенно злобным.

– Почему?

Мгновение я обдумываю это, и все, что сказал мне Рен.

– Он хочет меня, но я не хочу его. Технически мы должны были заключить связь давным-давно.

Джэ кивает.

– Ты говорил мне об этом. Я помню…

– Этого никогда не случится. Я даже не спал с ним несколько десятков лет. Я думал, он понимает, к чему я клоню, но, видимо, все это время он просто «позволял мне играть» – как будто я его гребаный питомец, а он всегда был единственным, кто контролировал ситуацию. Теперь ему это, кажется, надоело. Он сумасшедший.

Рука Джэ не двигается уже пару минут – просто лежит на моем животе, пока он с тревогой смотрит на меня.

– Когда ты говоришь, что он «подавлял» тебя, что ты имеешь в виду?

– Чистокровные могут излучать свою вампирическую энергию наружу. И если их кровь особенно чистая, они могут манипулировать ею таким образом, словно обладают уникальными способностями, которые зарождаются в их крови и эмоциях. Вампиры могут использовать их, чтобы подчинять или контролировать свою добычу, чтобы силой заставить какого-нибудь дурака делать то, что они хотят. Ощущения дерьмовые, и это больно.

– Звучит ужасно.

– Ненавижу это.

– И что ты будешь делать? – спрашивает Джэ.

Я убираю руки из-за головы, потирая ими лицо от напряжения. До сих пор я отбрасывал реальность этого на второй план.

– Очевидно, мне нужно его бросить.

– Да, он действительно жестокий, Джун. Физически и эмоционально.

– Я знаю. Просто… Это легче сказать, чем сделать. Я не вернусь. Не вернусь. Но… я не знаю, что это значит. Как мое тело отреагирует на это решение.

Найти другого вампира первого поколения или более низкого ранга, чтобы питаться от него, было бы довольно легко. Но как скоро мое тело начнет капризничать? И смогу ли я успешно пережить ломку? Как долго мне придется страдать, прежде чем я смогу функционировать нормально? Комфортно? Я испытываю стресс, просто думая обо всем этом дерьме.

Когда я поднимаю глаза на Джэ, у него снова тот же взгляд, как будто он хочет что-то сказать, но колеблется. Я тянусь вниз и встречаю его руку под своей рубашкой, переплетая наши пальцы.

– В чем дело? Скажи мне, о чем ты думаешь?

Глава 32

Джэ

Я думаю о двух вещах. Во-первых, я не хочу, чтобы Джун снова встречался с Реном. Никогда. Я знаю, что в вампирской культуре существует иерархия, но мне трудно представить, чтобы кто-то подчинял себе Джуна. Он уверен в себе и независим. Добр. Он такая сильная духом личность, что кто-либо, кто берет над ним верх – нет, издевается над ним, – выше моего понимания.

Во-вторых, я чуть крепче сжимаю руку Джуна у его живота.

– Я знаю, что еще не совсем вышел из духовки, но… когда ты питаешься от меня, это приносит удовлетворение? Твоя природа насыщается?

– М-м. – Он кивает на подушке, наблюдая за мной. – Странным образом.

– Хорошо, а почему бы тебе тогда не питаться от меня? Не возвращайся к Рену. Просто возьми меня в качестве источника?

К сведению, это не поспешное решение. Каждый раз, когда он уходил к Рену за последний месяц нашей совместной жизни, я думал об этом. Я не знаю Рена, но он мне не нравится. Джуничи никогда не рад их встречам, и это огорчает меня. Джун всегда расслаблен, пока не время, когда ему нужно увидеться с Реном. В такие дни все его поведение меняется, и мне это очень не нравится.

Джун внимательно наблюдает за мной своими черными глазами. Я не могу его прочитать.

– Ты предлагаешь мне себя? – говорит он.

Я моргаю, чувствуя в словах какой-то формальный нюанс, которого не понимаю.

– Ну… да. Это что-то особенное в вампирской культуре?

– Да. – Джуничи улыбается. – Это довольно серьезная штука, Джэ.

– Должен… должен ли я встать на одно колено или что-то в этом роде?

Джуничи смеется.

– Нет. Ты сейчас думаешь о том, чтобы жениться на мне?

– Я… – я тяжело сглатываю, потому что мое сердце подпрыгивает к горлу. Черт. Я… Что?

– Как ранговые вампиры, – объясняет Джуничи, – мы очень избирательно относимся к тому, кому мы себя предлагаем. Это личный выбор, но некоторые из нас делают его всего несколько раз в течение жизни.

– В каких случаях это уместно?

– Хм… это зависит от многого. Иногда источники устанавливаются через контракт, когда мы еще дети и до того, как нам исполнится шестнадцать, как было в случае со мной и Реном. Иногда мы выбираем свои источники, основываясь на личных предпочтениях. В любом случае, долгосрочное намерение состоит в соединении. Вот почему я не нашел новый источник, Джэ. Потому что он сто процентов потребует, чтобы я заключил с ним связь.

Я киваю.

– Значит, ты связался с дьяволом, которого знаешь.

– В общем и целом.

– Но теперь дьявол требует, чтобы ты снова попытался установить с ним связь?

– Верно. – Я удивляюсь, когда Джун вытаскивает наши руки из-под рубашки и мягко тянет меня вперед, поднося мою руку ко рту и целуя мои пальцы. Он делает паузу и серьезно смотрит на меня. – Я знаю, что помогаю тебе в этом процессе, но ты никогда не должен чувствовать себя обязанным мне. Даже после пробуждения ты волен уйти отсюда и исследовать нашу культуру, свою новую жизнь и то, как ты вписываешься в этот мир. На самом деле я думаю, это пойдет тебе на пользу. Так что будь осторожен, предлагая себя, хорошо?

Он снова целует мои пальцы, закрывая глаза. Я понимаю, что он имеет в виду. Понимаю. Я вижу в этом логику, но… Я придвигаюсь чуть ближе, заглядывая ему в лицо.

– Я понимаю. И спасибо, что сказал мне эти вещи, но… Джун, я хочу тебя. Ты постоянно отдаешь себя мне, поэтому я тоже хочу отдавать себя тебе… помогать тебе. Мне не нравится видеть тебя в этой дерьмовой ситуации с Реном, и я…

Я резко останавливаюсь, потому что чувствую, как эмоции разгораются во мне, вырываются на поверхность и заливают мое лицо румянцем. Три слова. Возникают из ниоткуда, и я не знаю, стоит ли их произносить. Еще слишком рано, даже тот факт, что они сейчас во мне, является достаточным подтверждением.

Но я проглатываю их и делаю вдох.

– Я знаю, что быть свободным чрезвычайно важно для тебя. Так что, если я тебя удовлетворяю, позволь мне кормить тебя, и тогда ты сможешь обрести свободу… со мной?

Мое сердце бешено бьется в груди, и я смущенно смотрю на него. Наступает момент паузы, когда Джун, не шевелясь, смотрит на меня. Пока я раздумываю, не выбежать ли мне через заднюю дверь и не напороться на ближайший столб забора, происходит нечто поистине удивительное. Что-то, что я видел своими собственными глазами лишь однажды.

Черные, водянистые лужицы его радужной оболочки становятся ярче от центра – меняются и загораются, словно медленно включается диммер. В тот момент, когда у меня перехватывает дыхание от резкого изменения цвета, он крепко зажмуривает глаза и со стоном подносит ладони к лицу.

– Ay, Dios mííío[41]…

Я резко сажусь, мои глаза широко раскрыты от шока.

– Джун, что… что происходит?

– No puedo creer que esto está pasando[42]…

Я понятия не имею, что он говорит, но он так явно взбешен, что это заставляет меня улыбнуться, когда я тянусь и обхватываю пальцами его запястья.

– Джун, стой, я не говорю по-испански! Дай мне посмотреть? – Я убираю его руки с лица, но его глаза плотно зажмурены. – Джун.

Я жду, когда он выдыхает и открывает один глаз. Я мотаю головой, потому что это захватывает дух. Он открывает оба глаза и смотрит на меня. Странное тающее чувство перемещается во мне, теплое и бурлящее глубоко в моем позвоночнике. Это отвлекает, но я не могу оторвать от него глаз. Его радужки светятся ярким фиолетовым цветом, как кристаллы аметиста.

Он проводит ладонью по лицу:

– Невероятно…

– Почему? Это… Ты восхитителен. Господи, Джун. Как это возможно с научной точки зрения?

Джун смеется.

– Обалдеть. – Он открывает свои светящиеся глаза, но перекладывает голову на подушку, отворачивается от меня и смотрит сквозь стеклянную стену.

– Почему это происходит? – Спрашиваю я, наклоняясь над ним. – Однажды я видел, как загорелись глаза Харуки… они стали малиновыми. Думаю, он был зол. Ты расстроен?

– Нет, – быстро отвечает Джун. – Не расстроен.

– Тогда почему?

Джун делает еще один глубокий вдох и закрывает глаза. Он выдыхает через нос, снова смеясь, но смех кажется самоуничижительным.

– Потому что моя природа так реагирует, несмотря на то что ты еще даже не полностью пробудился.

– Так это хорошо? – Я знаю, что это происходит только у чистокровных и вампиров первого поколения. Человеческие исследования предполагают, что у любого, кто занимает более низкий ранг, активность крови недостаточно сильна. Так что, конечно, у нас нет об этом достоверной информации, поскольку мы редко имеем возможность работать с вампами более высокого ранга. Харуки и Джуны мира не разглашают секреты своей биологии человеческим ученым и исследователям. Зачем, черт возьми, им это делать?

Он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. Я снова поражаюсь, когда его глаза медленно превращаются обратно в ониксовые стеклянные шарики.

– Да, это хорошо, – говорит он. – И я принимаю твое щедрое предложение. Спасибо.

Я усаживаюсь прямо, на сердце все еще тепло.

– Хорошо. Не за что.

Джуничи тоже садится прямо. Я отодвигаюсь назад, давая ему больше пространства, но затем он проводит пальцами одной руки по моему затылку и прижимается своим лбом к моему, его дыхание ласкает мой рот, когда он шепчет:

– Если ты передумаешь после пробуждения, просто скажи мне. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя обремененным, ладно? Ты не прикован ко мне.

– Я не передумаю. – Я наклоняю голову и прижимаюсь к его пухлым губам. Его челюсть отвисает, и он прижимает ко мне в поцелуе еще крепче, исследуя меня своим языком. Боже…

Как он может быть мне обузой? Я хочу сказать ему, что это невозможно, и что я хотел бы быть каким-то образом прикован. Я бы хотел, чтобы… он был официально моим, а я его, чтобы просыпаться каждый день с этой уверенностью. Этот странный путь, на котором я нахожусь и его бесчисленные неопределенности. Как замечательно было бы знать, что Джун всегда будет рядом, что этот вампир, в которого я влюблен всем сердцем, всегда будет со мной, и я никогда больше не буду одинок.

Конечно, я ничего из этого не говорю, потому что, наверное, уже сказал слишком много. Вместо этого я просто целую его. Открыто и так, будто он значит для меня все, ведь так оно и есть. Быть с ним, изучать все эти завуалированные знания о вампирской культуре, учиться у Харуки и запускать программу суррогатного материнства – все это мечта, и Джун находится в ее центре.

Я целую его, просто надеясь, что он каким-то образом понимает, что я чувствую.

Глава 33

Джэ

В среду утром я, как обычно, сижу на татами в кабинете Харуки. Он сидит за своим низким столиком и просматривает запросы аристократов, а я читаю мемуары, написанные чистокровным вампиром семнадцатого века. Я почему-то измотан, но это невероятно интересно.

Этот вампир-француз был интеллектуально увлечен какой-то женщиной-ученой, но питье ее крови медленно убивало его. Он документирует свой упадок и влияние ее крови на тело, ставя под сомнение свой выбор в пользу любви, а не личного благополучия. Харука говорит, что эти мемуары известны в вампирской культуре по двум причинам. Во-первых, это был первый письменный отчет о том, что физически происходит с ранговыми вампирами, когда они питаются от людей в течение длительного времени (с ужасающими пошаговыми подробностями, могу добавить). Во-вторых, ключевой вывод заключается в том, что, если бы ситуация этого чистокровного была действительно любовью, не было бы такого пагубного воздействия на его личное здоровье и смертность.

Я сказал Харуке, что люди отнеслись бы к этой истории совсем по-другому, что его вопиющее самопожертвование романтично. Настоящая любовь и преданность «несмотря ни на что». Харука ответил, что это саморазрушение или, скорее, форма насилия, окрашенная романтизированными представлениями.

В конце концов, чистокровный бросает женщину-человека и спаривается с вампиршей первого поколения из Португалии. Харука говорит, что они по сей день счастливы, здоровы и живут в Париже.

Из глубины моей груди вырывается зевок. Боже. Когда мной овладевает зевота, она ощущается внутри меня как землетрясение. Подняв очки, я кончиками пальцев вытираю слезы, выступившие в уголках глаз.

– Вы хорошо себя чувствуете, Джэ? – Спрашивает Харука, наблюдая за мной через всю комнату. – Сегодня вы выглядите особенно уставшим.

– В порядке. – Я снимаю очки. – Я хорошо спал прошлой ночью, так что не знаю, почему чувствую себя таким уставшим.

– Хм. – Харука выглядит так, словно хочет что-то сказать, но не говорит. Он просто смотрит, оценивая меня. Раздается стук в раму приоткрытой двери. Когда я поднимаю глаза, там стоит Нино.

– Привет, Джэ. – Его глаза ярко-янтарные и сияют в утреннем свете. Он прекрасно выглядит в темных брюках и джемпере насыщенного канареечного цвета. Все эти вампиры такие чертовски модные. Интересно, это дело рук Джуна, или они сами по себе такие.

– Доброе утро. – Я улыбаюсь, когда он приближается ко мне, неся большой конверт из манилы.

– Это пришло от Джованни сегодня утром. – Нино протягивает его мне. – На ощупь довольно толстый. Может быть, это хороший знак?

Сияя, я беру конверт обеими руками.

– Да. Отлично. Превосходно. Я просмотрю их, а затем сопоставлю с документами других кандидатов, которые у меня есть. Думаю, в следующем месяце у меня будет довольно много потенциальных суррогатов, готовых к вашему рассмотрению. – Благодаря местным связям Харуки и старшего брата Нино в Италии я начал собирать данные и заявки кандидатов. Они, конечно, не знают, для кого будут суррогатными матерями, тем не менее, отклик был невероятный. Харука подписал ознакомительные письма, уверен, во многом ажиотаж связано с этим.

Нино ухмыляется мне, подходя к своему супругу.

– Очень волнующе. У вас все хорошо? Вы сегодня какой-то бледный.

– Я в порядке. Просто немного устал. Но спасибо, что спросили.

– Конечно. – Нино достает из кармана гладкий черный смартфон. Я предполагаю, что это его, но он опускается на колени рядом с Харукой, кладет телефон на стол и придвигает к нему. – Почему он лежал разряженный под раковиной в ванной? А на прошлой неделе он был в щели между стеной и твоим прикроватным столиком.

Харука хлопает своими бордовыми глазами, словно он так же озадачен, как и Нино.

– Я не знаю.

– Ага, не мог бы ты проследить за этим сегодня? – Спрашивает Нино. – Я зарядил его. Напишу тебе, если задержусь сегодня вечером.

Харука смотрит на телефон, надувшись, как будто его просят использовать какой-то инородный, сложный предмет:

– Просто… напиши Асао. Он мне передаст.

– Нет, tesoro. Я хочу писать тебе сегодня. Tutto il giorno[43].

Я не знаю, что сказал Нино, так как я не говорю по-итальянски, но наступает отчетливая пауза. Как противостояние. Харука вздыхает.

– Ладно…

Нино наклоняется и начинает неистово целовать Харуку. Это как вспышки нежности – в переносицу, затем в лоб и щеку. Харука отворачивается, и Нино целует его в ухо и в висок. Когда он заканчивает, Харука слегка отклоняется в сторону, его лицо растянуто в улыбке.

Нино приподнимает подбородок, ухмыляясь.

– Ti amo[44].

Харука поворачивается, чтобы посмотреть на него.

– Я тебя люблю. – Он протягивает руку и хватает Нино за джемпер, притягивая к себе, и дважды быстро целует в губы. Нино хмыкает теплым, удовлетворенным звуком, затем встает и идет к двери. Он машет мне рукой. – Увидимся позже, Джэ.

Я машу в ответ, преисполненный благоговения. Когда я смотрю на Харуку, он качает головой и закатывает глаза, но это его явно забавляет. Их связь кажется несправедливой по отношению к другим. У каждого должна быть возможность иметь такого партнера, как Нино или Харука, или ни у кого.

– Мои извинения. – Харука вздыхает, берет телефон и откладывает его на другой конец стола.

– Все в порядке. – Я улыбаюсь. Честно говоря, я к этому уже привык. За последний месяц я заметил, что часть очарования в их отношениях заключается в том, что Нино беззаботно подшучивает над Харукой, как будто Харуке нужно мягкое напоминание о том, что не стоит быть таким серьезным. Когда Нино делает так, это также напоминает мне, что я могу открыто задавать вопросы Харуке, что он не какая-то непробиваемая стена чистокровного отличия и великолепия, каким кажется.

– Харука… почему у вампиров светятся глаза? Что это значит?

– Причина того, что наши глаза загораются, сильно зависит от контекста. Как правило, в нашей природе пробуждаются какие-то глубокие эмоции, которые и вызывают это. Они могут быть положительными или отрицательными.

Я киваю.

– Например, если ты очень зол или очень счастлив?

– Проще говоря, да. – Харука сидит совершенно прямо, скрестив руки на груди. – Сияние наших глаз – побочный продукт проявления нашей вампирской ауры, обычно вызванный какой-то значительной эмоцией. Например, настоящая ярость от того, что тебе или близкому человеку угрожает физическая опасность. С другой стороны, искренние любовь и страсть – врожденное, глубокое желание к другому существу. Я являюсь исключением из этого общего правила, потому что строго сохраняю уникальный контроль над своей природой. Когда я манипулирую вещами с помощью своей энергии, мои глаза тоже светятся, независимо от моего эмоционального состояния.

– Нино такой же?

Харука кивает.

– Да, и это зависит от того, что он получает все больше контроля над нашей общей родословной и природой. Я должен отметить, что это происходит только с теми существами, которые обладают преимущественно вампирической природой.

– Да, я знаю. Только чистокровные и вампиры первого поколения.

– Верно.

Я надеваю очки, вспоминая наш разговор с Харукой о связи несколько недель назад. Он даже разрешил мне прочитать «Жажду и желание». Книга довольно толстая, и я еще не закончил ее читать, но она поражает меня близостью вампирских уз. Невозможно представить, как можно быть настолько глубоко связанным с другим человеком, чтобы читать мысли и ощущать эмоции друг друга.

Они пьют кровь друг друга. Я знаю, что это утверждение кажется обыденным в контексте вампиров, и в последнее время мы с Джуном тоже это делаем, но… иногда мне все же нравится отгородиться от этой мысли, просто чтобы осознать ее значение и вес.

Мы с Джуном пьем кровь друг друга.

Безумие.

– Значит, если глаза вампира для кого-то загорятся… возможно, он захочет соединиться с ним?

– Не только, – говорит Харука. – Но перспектива, несомненно, высока. Ваша природа может сказать вам что-то… показать нечто глубоко истинное. Но всегда есть свобода воли. Нами, как вампирами, движет наша природа, но мы не являемся ее рабами.

– Верно. – Прошлое всегда запутывает нас, не так ли?

До понедельника я, кажется, никогда не говорил слова «я люблю тебя» никому, кроме моей мамы. Я даже не могу вспомнить, чтобы говорил это папе. Возможно, в детстве говорил. Скорее всего. Должен был. Но я четко помню, как говорил это маме, когда был старше. Особенно когда она стала слабеть и перед тем, как умерла. Тогда я говорил это все время.

Я заостряю на этом внимание, потому что это похоже на фразу, которая хранилась в сейфе внутри меня, и совершенно неожиданно она попыталась вырваться наружу. Эти три слова, которые я никогда не складывал в таком конкретном последовательном порядке. Не то чтобы я когда-либо говорил: «ты любить меня» или «любить я тебя». Это было бы странно.

– Связь кажется напряженной, – комментирую я. – Будто двое становятся одним целым и всем делятся… Ты не можешь лгать, изменять или скрывать что-либо когда-либо.

– Связь не мешает вампиру изменять, хотя это влечет за собой тяжелые и болезненные последствия. Например, часто я не раскрываю своей половинке всей правды. Тем не менее, он самое интуитивное существо, которое я когда-либо встречал, поэтому мои попытки обмануть скорее его забавляют, чем нет.

Это заставляет меня рассмеяться. Харука определенно положил телефон под раковину в ванной.

– Почему вы спрашиваете? – Харука многозначительно смотрит на меня. Я не уверен, стоит ли мне рассказывать, что глаза Джуна засветились в моем присутствии (это было так великолепно, что иногда я лежу в постели и прокручиваю в памяти этот момент). Джун выглядел взволнованным. Я уверен, что он не хотел бы, чтобы я трепался об этом. Как только я собираюсь уклониться от вопроса Харуки, меня одолевает еще один зевок, и я подношу ладонь ко рту, чтобы прикрыть его. Господи.

– Не хотите отдохнуть в гостевой комнате перед обедом? – Предлагает Харука. – Вы выглядите изможденным.

Я киваю. Странно дремать в доме Харуки, но если я собираюсь это сделать, то лучше лечь в нормальную постель, чем вырубиться посреди его кабинета, надо же иметь хоть какое-то достоинство. Что, черт возьми, со мной не так?

– Спасибо, Харука, я признателен. Не знаю, почему я сегодня так устал. Прошу прощения.

– Не нужно извиняться. – Харука безмятежно улыбается, вставая. – Химия вашего тела кардинально меняется. Возможно, процесс идет?

Я тоже встаю, как раз в тот момент, когда на меня накатывает очередной зевок.

– Не уверен. Я чувствую себя прекрасно, если не считать того, что меня медленно затягивает в хлопковое море.

Харука ведет меня в уютную гостевую комнату, расположенную рядом с садом на заднем дворе их дома. Там растет гигантский раскидистый темно-бордовый клен, окруженный прудом с карпами и зеленой травой, несмотря на конец сезона. Там чудесно и спокойно – идеальное место, чтобы вздремнуть, поэтому я оставляю дверь приоткрытой, чтобы впустить прохладный воздух.

Я ложусь в мягкую постель, меня вдруг переполняет густое, ватное ощущение. Мое тело кажется тяжелым, а разум уносится куда-то далеко, как будто мое сознание ускользает слишком глубоко, и я теряю себя из виду. Меня это пугает, я хочу как-то побороть это.

Но в конце концов у меня не получается. Я мысленно брыкаюсь и кричу, но оно тянет меня вниз, заставляет меня подчиниться.

Глава 34

Джуничи

Сейчас начало второго, в перерыве между клиентами звонит мой телефон. Смотрю на экран – Харука. Уже второй раз в этом году. Удивительно.

– Привет.

– Привет, Джун.

– Что случилось? – Я почти добавляю, как странно, что он пользуется телефоном, но пускай лучше переходит к делу.

– Я думаю, что у Джэ переход. Пора.

Я замираю посреди своей студии, в груди паника. Такое чувство, будто моя супруга вот-вот родит. Готовы ли мы? Где сумка? Нужно ли вызвать врача?

– С чего ты взял?

– Он был неподвижен последние два с половиной часа. Выглядел усталым, поэтому я подумал, что, возможно, ему нужно поспать, что само по себе странно и не похоже на него, учитывая время суток. Сейчас он бешено ворочается в гостевой спальне. Дрожь и потливость. Ты должен прийти сюда, если можешь.

Черт. Это происходит. Боже. Я смотрю на часы.

– Хорошо, я буду через пятнадцать минут. Мне нужно отменить встречи с клиентами. Он тебе отвечает?

– Да. Но он явно недоволен, как будто борется с тем, что с ним происходит.

– Ладно, я скоро буду.

Мы заканчиваем разговор, и я сразу же набираю своего клиента, встреча с которым назначена на два часа. После этого мне нужно сделать еще четыре звонка. Обычно я тщательно убираю свою мастерскую и рабочий стол перед уходом, но сегодня я пропускаю свою рутину, выключаю свет и запираю за собой дверь.

Когда я прибываю в поместье Курашики, там находится только Харука с Сидни, который нервно слоняется по дому. Нино в Киото, а Асао уехал по делам.

– Скажи ему, чтобы он перестал сопротивляться, – говорит Харука, ведя меня через наружный проход к гостевой комнате, где находится Джэ. – Он сопротивляется, и это усложняет процесс.

– Откуда ты все это знаешь? – Спрашиваю я. – Ты не мог прочитать об этом. Ты сказал, что такого раньше никогда не случалось.

– Верно. Однако то, что я знаю, в сочетании с простой наблюдательностью, позволяет мне делать обоснованные предположения. Он сопротивляется, потому что боится, что вполне объяснимо. Но ему нужно расслабиться и подчиниться процессу.

Когда я вхожу в комнату Джэ, я вижу, что именно Харука имеет в виду. Он лежит на кровати, но его лицо искажено, грудь вздымается и опускается, а по вискам бегут капельки пота. Комната залита холодным послеполуденным светом, когда я прохожу вперед. Оглянувшись, я вижу Харуку, прислонившегося плечом к дверному косяку, его руки в карманах темных брюк, он наблюдает за происходящим.

Я сажусь на край кровати и беру руку Джэ в свою.

– Привет. – Его каштановые глаза широко распахиваются в панике. Неистовые и безумные, как при сильной лихорадке. Он переводит взгляд на меня, и хрипит:

– Джун… со мной что-то происходит, и я… не могу ни думать, ни двигаться!

Я придвигаюсь ближе.

– Тебе нужно постараться расслабиться. Не борись с этим.

Он трясет головой на подушке, его взгляд дикий.

– Нет… Мне… мне кажется, я умираю. Я не хочу умирать!

Глубокий голос Харуки доносится из дверного проема:

– Я думаю, в некотором смысле, он действительно умирает. – Я поворачиваюсь к нему и хмурюсь. Не помогает.

Я наклоняюсь над телом Джэ и прижимаюсь к его лицу, так что наши носы соприкасаются, потому что знаю, что ему это нравится, и это успокаивает его.

– Солнышко, тебе нужно дать своему телу отдохнуть и позволить ему сделать то, что нужно. Если оно хочет спать, пусть спит.

Я чувствую, как его дыхание замедляется, тело становится немного менее напряженным. Он выдыхает, расслабляясь. Когда я поднимаю голову, его взгляд мягкий, но мечущийся, под глазами темные мешки. Его волосы спутаны от пота, но поведение стало менее безумным. Он шепчет ломким и сухим голосом:

– Я чувствую себя таким тяжелым. Уставшим…

– Я знаю.

– Не… По-пожалуйста, не оставляй меня.

– Не оставлю, – говорю я, улыбаясь. – Я здесь. – На душе становится так тепло, что мои глаза грозятся загореться и снова предать меня, но я вдыхаю и выдыхаю, чтобы подавить нахлынувшие эмоции. – Когда ты проснешься новеньким блестящим представителем первого поколения, давай поговорим о нашей совместной жизни. – Это смелые слова, знаю, но… я говорю это искренне. Я хочу этого. Все это… эти странные, беспрецедентные обстоятельства говорят мне, что пора навсегда расстаться с Реном и чистой кровью.

Наконец, выражение лица Джэ смягчается, и что-то похожее на умиротворение омывает его взгляд. Он улыбается, его глаза закрываются.

– Совместной… жизни?

– Да. – Наклонившись, я нежно целую его в кончик носа, затем в щеку и вверх по виску. Когда я заканчиваю, он крепко спит. Спокойный и неподвижный.

Я сижу прямо, наблюдая за ним. Мой спящий принц, прекрасный в лучах позднего осеннего солнца. Харука проходит вперед, чтобы встать рядом со мной. Он спокойно смотрит на Джэ, когда я спрашиваю:

– Должен ли он был подчиняться? Ты в этом уверен?

Харука пожимает плечами.

– По большей части.

– Вау.

– Разве он сейчас не спокойнее, чем минуту назад? – Рассуждает Харука. – Независимо от результата, это явно лучше, чем его страдания.

– Может, мне стоило покормить его в последний раз?

– Можешь попробовать сейчас?

Поднеся руку ко рту, я выпускаю клыки и кусаю. Когда я осторожно оттягиваю подбородок Джэ свободным большим пальцем и подношу рану к его рту, то чувствую, что его язык прижимается к моей коже, и он инстинктивно сосет кровь. Удивительно.

– Почему ты решил, что Джэ будет представителем первого поколения, когда он полностью пробудится? – спрашивает Харука.

– Это наиболее вероятно, разве нет? – Тихо говорю я, глядя вниз на довольное, спящее лицо Джэ. – Даже если его мать была полностью подавленным вампиром, отец Джэ был человеком. Он не может быть выше по рангу. Я думаю, что первое поколение – это лучший вариант развития событий, но все же втайне надеюсь, что он будет высшего ранга, ведь его кровь мне так приятна на вкус. Может быть, мы будем равны?

– Хм. – Харука разворачивается и идет к двери. Я собираюсь спросить, с чем он не согласен, но он меня опережает. – Сидни приготовил обед. Когда ты закончишь, может быть поедим и дадим Джэ отдохнуть?

Я чувствую, как ранки на моей ладони затягиваются, поэтому подношу руку ко рту и слизываю остатки крови дочиста. Джэ крепко спит.

– Да. Как думаешь, долго он будет спать?

– Я не знаю. Время покажет.

Глава 35

Джуничи

– Должен ли я вернуться? – Я никогда не считал себя трусом. Но черт… может быть, так оно и есть? – Могу я просто позвонить? Написать «пошел ты» на каком-нибудь красивом печатном бланке и отправить по почте?

– Нет, ты должен сделать это лично, Джун, – говорит Асао, рассеянно крутя свой пивной бокал на деревянном столе. – Не говори «пошел ты». Отправь просьбу напрямую родителям Рена, чтобы они участвовали во встрече. Избегай разговоров с ним наедине, так как это, похоже, не работает. Харука или Нино тоже должны будут пойти с тобой, так как ты под их властью, а твоего отца больше нет.

– Твою мать. – Я вздыхаю, прислонившись затылком к стене кабинки. Я должен был сделать это давным-давно.

– Он все еще пишет тебе? – спрашивает Асао, поднося пиво к губам.

– Каждый чертов день.

Сегодня понедельник. Прошла неделя с тех пор, как я в последний раз видел Рена. Пять дней с тех пор, как Джэ заснул. Он и в настоящий момент спит в доме Харуки. Я прихожу к Джэ каждый день, и сейчас я неподалеку – в баре в историческом районе в паре кварталов от поместья. Джэ безжизненный и холодный. Его дыхание такое слабое, что мне приходится наклоняться и прикладываться ухом к его рту, чтобы почувствовать едва уловимое тепло. Я делаю это каждый раз, когда захожу в комнату. Моя новая привычка. Меня это беспокоит, потому что он буквально кажется мертвым, но Харуку это не тревожит, так что я сохраняю спокойствие.

Рен обычно не пишет мне так часто. Если я дома, он, как правило, пишет раз в семь дней. Он знает, что к тому времени я, вероятно, на последнем издыхании, и считает, что должен напоминать мне, что нужно покормиться, как будто я этого, черт возьми, не знаю. Но все равно всегда откладываю это еще на два или три дня, если хватает терпения. Просто назло ему.

Если я путешествую по Европе, он меня вообще не беспокоит, потому что знает, что я питаюсь от какого-нибудь вампира первого поколения или кого-нибудь еще. Я не в лучшей форме, когда это делаю. По моим представлениям так ощущается тяжелый случай сезонной аллергии. Я чувствую себя дерьмово и рассеянно, но могу справиться с этим. К тому же, Рен будет рядом, чтобы вернуть меня в оптимальное состояние, когда я вернусь домой.

Он пристает ко мне сейчас, потому что волнуется. Или он чувствует себя виноватым? Я не уверен, способен ли Рен испытывать чувство вины. Для этого нужно, чтобы он признал свою ошибку. В тот день я пришел к нему на наше регулярное кормление, а он решил поиграть в гребаные игры и не покормил меня. Прошла еще неделя, а я до сих пор не явился, чтобы покормиться. Он в бешенстве.

Чего он не знает, так это того, что я питался от Джэ утром, перед тем, как он заснул. Признаюсь, я пожадничал. Я уже кормился от него в понедельник утром. Но утром в среду он был голый и лежал, растянувшись на спине, занимая половину моей кровати. Крепко спал. Он был со мной всю ночь, но это было все равно, что проснуться от чего-то сладкого и вкусного, будто мне принесли завтрак в постель: теплые маслянистые блинчики с сиропом и свежими персиками.

Я залез под простыни, подтолкнул его лодыжку, чтобы согнуть колено, и укусил внутреннюю сторону бедра. Прямо там, где маленькая коричневая родинка, которая всегда соблазняла меня. Он проснулся на резком вдохе, смеясь в лучах золотого солнца и запуская пальцы в мои волосы. Потом я сделал с ним кое-что еще, ведь он был божественным на вкус, а я никак не мог насытиться.

Я ловлю себя на том, что постоянно угождаю Джэ. Может быть это происходит потому, что он ничего от меня не требует, и мне легко отдавать? Или, может быть потому, что я нахожу его таким чертовски восхитительным? Я хочу приласкать его и рассмешить. Это странно. Обычно я не эгоистичный любовник, но и не такой бескорыстный. Мне буквально приятно доставлять ему удовольствие.

Несмотря на то, что это было пять дней назад, я все еще чувствую себя прекрасно. Стабилен и полон энергии. У меня правильный тон кожи, и я еще не высыхаю. Может быть, так и бывает, когда питаешься от того, кого не презираешь втайне? Его кровь питает лучше, потому что я не отвергаю ее. И могу продержаться дольше, потому что питаюсь чаще.

Я спросил Нино, как долго он может обходиться без кормления от Харуки. Сначала он сказал, что не знает, потому что они питаются друг от друга почти каждый день. Голубки. Должно быть приятно. Но потом он вспомнил, что, когда его похитили, он не питался от Харуки пять или шесть дней, и здоровье Нино пошатнулось. Его тело в это время находилось в сильном стрессе (и его язык в конце концов исчез).

Я рассчитывал и распределял время кормления на протяжении десятилетий. Странно представить, что этого больше не нужно делать. Большинство вампиров этого не делают. Я – аномалия, потому что избегаю Рена и стараюсь сохранить свою свободу. За такой образ жизни приходится платить немалую цену.

Питаться от Джэ дважды за одну неделю… У меня никогда не было такой возможности. Во всяком случае, я никогда не позволял себе этого. Я уверен, что Рен был бы более чем счастлив кормить меня несколько раз в неделю, обвиваться вокруг меня, как змея, и держать в своей удушающей хватке чаще. К черту это. Пошел он.

– Свяжись с его родителями, – повторяет Асао. – Ты разрываешь официальный договор, длившийся десятилетия, поэтому уместно сделать это именно так – сесть за стол переговоров со всеми ними. И ты сможешь обойти истерику Рена.

Я вздыхаю, поднимая свое пиво.

– Да. Ты прав. Я должен сделать это именно так.

Асао улыбается.

– Так лучше для тебя.

– М-м.

– Ты официально выбираешь le petit[45] доктора?

– Перестань так его называть.

– Он милый и напоминает мне двадцатилетнего вампира – взволнованный и наивный. У него нет того «мертвого взгляда», который появляется с возрастом, как будто ему разбивали сердце.

– У Нино этого тоже нет.

– У Нино никогда не было разбито сердце, – рассуждает Асао. – Первое существо, которое он по-настоящему полюбил, ответило ему взаимностью.

– Не знаю, старик, у каждого свой крест. Джэ иногда может вспылить на меня. У него есть триггеры.

– Как и у тебя. Теперь ты готов к связи?

Мое тело естественным образом сжимается при этом вопросе. Я думал об этом, позволяя этой идее тихонько крутиться в моей голове уже больше недели, но я не произносил ее вслух.

– Я не знаю. Может быть. – Это лучшее, что я могу сказать на данный момент.

– Ух ты. – Асао откидывается назад, изображая изумление. – Это здорово, Джун. Обычно ты не можешь быстро сказать «нет», будто стряхиваешь с плеча проклятого комара. – Он изображает этот жест.

Я смеюсь.

– Ага-ага.

– Рен – самовлюбленный сопляк. Но что в маленьком докторе поменяло твое мнение? После всех этих лет?

– Ну… – я делаю паузу, раздумывая. – От него хорошо пахнет. Моя природа тянется к нему…

Асао отмахивается от меня.

– Это не первый раз, когда твою природу провоцируют. Ты игнорировал это раньше – та блондинка, помнишь? Что же в Джэ заставило тебя поддаться в этот раз?

Он прав. История с Джэ больше, чем просто инстинкты. Так все и началось, когда я впервые увидел его и сразу почувствовал влечение и притяжение. Но теперь ощущения другие.

Я редко работаю в Америке, потому что быть смуглым вампиром мужского пола там вообще некомфортно. Есть много людей, которым не нравится это сочетание, и они не стесняются сообщать мне об этом. Но я получил заказ на дизайн платья для поп-звезды из Майами. Для церемонии Грэмми. Она была чистокровной вампиршей пуэрториканского происхождения. Симпатичная женщина с маленьким лицом, миниатюрной пышной фигурой и светлыми волосами до середины спины. Она была милой и пахла миндалем и поджаренными кокосами. Восхитительно.

Я ее не трогал, но чувствовал тягу к ней, моя природа билась в животе, как рыба, выброшенная на берег. Она пристально смотрела на меня большими зеленовато-серыми глазами и тоже это чувствовала. Но я проигнорировал ее. Держался профессионально, дружелюбно и закончил работу, ни разу не поддавшись на флирт. Она была чистокровной. Больше я ее не видел. Несколько месяцев спустя она попросила меня разработать для нее еще одно платье, но я отказался, сказав ей, что слишком занят. Это было не так. Я бы нашел для нее время, если бы захотел.

Похожая ситуация произошла с мужчиной первого поколения, которого я встретил в Марокко. Он был со мной одного роста, с глубокими карими глазами и безупречной черной кожей, как полночь. Великолепный. Его запах напомнил мне лимонные пирожные с бисквитом из крекеров. Что за чертовщина происходит со мной и десертами? Боже…

Я прикасался к нему. Мы провели пару ночей вместе. Он предложил мне свою кровь, я согласился, потому что в тот момент остро нуждался в приличном питании. Его кровь на вкус напоминала пикантный сливочный коктейль. Она была настолько хороша, что напугала меня до чертиков. Я пробыл в Марокко всего неделю, но тот мужчина быстро стал навязчивым, и я покончил с этим, причинив ему боль. Он не понимал, почему я так себя веду, и я догадывался, что его смущает.

Когда вы находите эту сильную связь в нашей культуре, общепринятая мудрость говорит, что вы не убегаете от нее. Вы цепляетесь за нее, соединяетесь с ней. Но, как я уже сказал, я никогда не хотел соединяться… может быть, скоро все изменится.

– Джэ подкрался ко мне незаметно. Он не должен был быть вампиром.

Асао смеется над этим и качает головой.

– Он подловил тебя, когда ты потерял бдительность. Маленький подлый доктор.

Я смеюсь, потому что смешное прозвище становится все длиннее.

– Он не обманывал меня намеренно.

– И все же. Ты не бросил его.

– Потому что он другой. Он вампир с человеческим мышлением. Он не зашоренный и не зажатый, не озабоченный родословными и рангом.

Асао кивает.

– Это правда.

– И он не предъявляет мне требований и не говорит постоянно о связи. Он заботится о вампирах низшего ранга, об их здоровье. Восхищаюсь этим качеством в людях. Я живу с ним уже больше месяца. Асао, несколько месяцев назад я и подумать не мог, что позволю другому человеку жить со мной. И я до сих пор не чувствую себя гнетуще прикованным к нему, понимаешь? Я чувствую себя свободным, но в то же время у меня есть это смышленое и восхитительное существо, порхающее по моему дому. Он как вишенка на торте. – Черт. Снова десерты.

– Но сейчас ты с ним не связан, – говорит Асао. – Ты думаешь, что это изменится, если свяжешься? Начнется ли угнетение?

Я хмурюсь.

– Не знаю. Вот почему я сказал, что не знаю. Может, я не готов… а может, готов? Черт… Но я хочу, чтобы он жил моем доме. Мне с ним комфортно.

– Как домашнее животное?

– Нет… Зачем ты подливаешь масла в огонь?

– Не подливаю. – Асао пожимает плечами. – Я помогаю тебе прояснить твои чувства. Вникаю в эти шуры-муры.

Я ухмыляюсь и снова беру свое пиво.

– Ты такой старый. «Шуры-муры». Кто, блин, так говорит?

– Заткнись. Ты влюблен в Джэ.

Я делаю большой глоток пива.

– Любовь – громкое слово. Тяжелое.

– Ты не готов. – Асао откидывается назад, скрестив руки на груди. – Я дам тебе совет. Когда ты сможешь это признать, ты будешь готов.

Я поднимаю подбородок.

– Что насчет тебя? Как долго ты собираешься играть в стариковские игры с продавщицей якитори[46] через дорогу?

Асао показывает пальцем, улыбаясь.

– Эй… это дело взрослых.

– Dios mío. Лицемерие. – Я закатываю глаза, когда мой телефон вибрирует на скамье. Я тянусь и переворачиваю его, чтобы быстро прочитать входящие сообщения, все от Рена.

Как долго ты собираешься это делать!?

Ты пытаешься что-то доказать??

Ты ведешь себя как чертов ребенок!

Тащи свою задницу сюда СЕЙЧАС ЖЕ.

Хватит, Вайолет. Не мори себя голодом мне назло.

Моя совесть слишком хрупка,

чтобы нести такой груз.

– Кто тебе строчит? – спрашивает Асао. – Это Харука? Джэ проснулся?

– Нет, – говорю я, переворачивая телефон, не отвечая на сообщения. – Это Рен. Выдвигает требования и угнетает.

Утро среды, я собираюсь отправиться в студию, когда мой телефон жужжит на кухонной тумбе. Я все еще игнорирую стервозные сообщения Рена и все обстоятельства, связанные с тем, что с ним все кончено, но беру телефон и смотрю на экран. Это Харука.

Джэ шевелится.

Я выключаю кофеварку, хватаю ключи и выхожу за дверь.

Глава 36

Джуничи

Аура вампира и ее сила существуют в спектре. Некоторые люди говорят, что только у чистокровных есть настоящая аура. На самом деле, это просто элитарно-аристократический бред.

У всех нас есть ауры в той или иной степени. Очевидно, что чистокровные обладают самыми сильными аурами, потому что они «сердце» нашего существования: истоки того, откуда мы, ранговые вампиры, происходим. Сила чистокровной ауры естественным образом притягивает к себе остальных, действуя как эпицентр и создавая вокруг него многоуровневое сообщество вампиров. Вот почему королевство Харуки и Нино выросло с пятидесяти до трехсот ранговых вампиров за последние полтора года с тех пор, как они сюда переехали.

Как вампир первого поколения – на одно поколение ниже от чистокровных – я особенно чувствителен к притяжению их энергии. Среди снобистских семей первого поколения существует правило, которое называется «держать ближе к сердцу». Это устаревшее выражение, которое все еще практикуется как намеренно, так и непреднамеренно.

В моем случае я был намеренно воспитан в соответствии с этим указом. Будучи взрослым, делая свой собственный выбор, я все еще действую в рамках этой системы, хотя и неосознанно.

Идея заключается в том, что семья, в которой рождаются дети первого поколения, должна убедиться, что они каким-то образом связаны с чистокровным вампиром. Цель состоит в том, чтобы сохранить родословную как можно выше. Не дай бог, если линия семьи опустится до второго или третьего поколения, что так далеко от сердца нашей природы, будто родословная медленно ползет к человечеству, как слизняк в заполненную грязью бесплодную яму. Вот почему Рен был выбран в качестве моего источника, когда я был молод.

Если вы сведете меня с чистокровным в годы моего развития, угадайте, чего я буду хотеть и искать всю оставшуюся жизнь? Гребаного чистокровного. Даже если у нас с Реном ничего не получится, что я буду пытаться найти? Другого чистокровного. Для того, чтобы сохранить благородную и достойную родословную моей семьи.

Вот почему Хисаки постоянно расспрашивает меня, как сблизиться с Харукой (даже несмотря на то, что Харука явно несвободен в качестве потенциального партнера). Больной урод. Как получилось, что я сблизился с Нино и Харукой? Как получилось, что я могу приходить и уходить в их поместье по своему желанию, в то время как любой другой вампир из нашей аристократии должен назначать им официальную встречу?

Отчасти это, вероятно, мое воспитание. Непреднамеренное притяжение. Самое главное, что они не похожи на обычных чистокровных, а я не похож на среднего представителя первого поколения. Я думаю, каким-то образом наши темпераменты просто совпадают. Мы друзья.

Они не разговаривают со мной снисходительно и не пытаются заставить меня чувствовать себя неполноценным, а я не преклоняюсь перед ними и не говорю с ними на витиеватом формальном языке. И Харука, и Нино ненавидят это. Они не осуждают меня за то, что я сплю с людьми, несмотря на мой ранг, или за то, что не связан с Реном, хотя многие вампиры в нашей аристократии открыто осуждают меня по этому поводу:

«Почему, скажите на милость, вы с ним не соединились и чего вы ждете?»

«Как вы смеете заставлять лорда Рена ждать? Эгоистично сосредоточились на собственных путешествиях и карьере.»

«Да, ваш отец был известен своей суровостью, но боже мой, не пора ли вам остепениться?»

Я действительно слышал такие вещи и многое другое на приемах аристократов. Обычно от старших, ругающих меня и игнорирующих тот факт, что Рен чудовище, о чем на самом деле все втайне и думают. Он действующий лидер королевства не просто так. Никто по-настоящему не уважает его. Но он мой монстр. Меня назначили ему, поэтому я должен поступить правильно и запереться с ним в клетке.

Черт бы его побрал.

Когда я оказываюсь на ступенях перед поместьем Курашики, я замираю совершенно неподвижно на морозном утреннем воздухе, и мое дыхание расходится веером перед глазами. Обычно, когда я прихожу сюда, то чувствую сильную пульсацию объединенной ауры Харуки и Нино, но… теперь здесь присутствует вторая, уникальная энергия. Она слабее, но она есть. Я тяжело сглатываю, когда стучу в дверь. Почти сразу же она распахивается.

– Привет, – говорит Асао. Его бровь приподнята, когда он отходит в сторону.

– Привет… – рассеянно отвечаю я.

– Они ждут тебя.

– Он… он в порядке?

Асао ухмыляется.

– Я думаю, ты знаешь, что он более чем в порядке, Джун.

Нахмурившись, прохожу мимо старого вампира и пробираюсь к задней части поместья по длинному наружному коридору, через сад, и вот я стою у двери в гостевую комнату Джэ. Я открываю дверь и заглядываю внутрь.

Джэ все еще в постели, в сидячем положении. Нино сидит на краю кровати, лицом к нему. Харука стоит позади своего супруга. Все они поворачиваются и смотрят на меня. Челюсть Нино отвисает в паническом выражении. Беззвучный крик, который вижу только я, исходя из расположения остальных вокруг него.

Харука улыбается, спокойный как всегда:

– Здравствуй, Джун.

Я чувствую это. Я знаю, почему Нино беззвучно кричит на меня, и мне самому хочется закричать, осознав реальность происходящего, и выбежать из комнаты, потом, возможно, вернуться и попробовать снова. Этого не может быть.

Нино закрывает рот и быстро встает рядом со своим супругом. Я шагаю внутрь, но теперь стою в дверном проеме, застыв, как идиот, с завязанным в узел животом.

– Привет.

Джэ смотрит на меня. Хлопает глазами. Его темно-золотые волосы взлохмачены после семидневного лежания, но его кожа безупречна. Может быть, это мое воображение, а может быть, это потому, что солнечный свет льется через окно позади него и обрисовывает его фигуру, но он выглядит божественно. Великолепный, неземной, кремовый ангел с растрепанными волосами.

Ангел говорит:

– Джун?

Я моргаю и делаю шаг вперед.

– Привет…

Я двигаюсь медленно, но, в конце концов, подхожу к кровати, занимая место, которое только что освободил Нино. Я сажусь, сцепляю руки на коленях и крепко сжимаю их.

– Как ты себя чувствуешь?

– Туманно, – говорит он со своим воздушным акцентом, поднимая руку, чтобы почесать в диком гнезде на своей голове. – Устало.

– Ты проспал почти семь дней. – Я не знаю, что еще сказать.

– Ага. – Он выдыхает этот ответ, улыбаясь. Из него вырывается теплое персиковое дыхание, а мое тело настолько чувствительно к нему, что по мне пробегают мурашки. Моя природа сходит с ума, а позвоночник становится горячим. Мне хочется встать и отойти от него, потому что это пугает меня. Но я знаю, что не должен этого делать. Я не могу. Мне так чертовски неловко, что я не знаю, что с собой поделать.

Теперь мы просто смотрим друг на друга в белом солнечном свете. Я отворачиваюсь и делаю вдох, расправляя плечи. Как, черт возьми, это возможно?

– Можно… Ничего, если я покормлюсь от тебя? – спрашивает Джэ, заставляя меня снова взглянуть на него. Раньше мне казалось, что его каштановые глаза светятся, хотя это было не так. Сейчас же они и вправду сияют. Он строит мне глазки, и я не могу понять, нарочно или нет. Я тяжело сглатываю и поворачиваю голову в сторону Харуки. Мне нужно, чтобы кто-то из них что-то сказал, объяснил мне эту ситуацию.

Харука нежно берет Нино за запястье.

– Вам нужно побыть наедине. – Нино следует за супругом, но смотрит на меня широко открытыми глазами. Мои глаза тоже широко раскрыты, потому что они уходят, оставив меня наедине с этим непонятным и соблазнительным существом.

Я буквально смотрю, как Харука и Нино выходят из комнаты и закрывают дверь, и мне хочется, чтобы они вернулись.

– Джун?

Я оборачиваюсь, хлопаю глазами, как будто не знаю, кто он. А знаю ли я, кто это? Этот мужчина излучает королевскую энергию: древнюю и благородную, словно он из другого времени и места. Что случилось с моим вздорным le petit доктором?

– Что случилось? – спрашивает Джэ, нахмурив брови. Теперь мне не по себе, поэтому я тяжело сглатываю и повожу плечами. Я должен взять себя в руки. Я должен сделать это.

– Ничего. – Я улыбаюсь, стараясь вести себя нормально.

– Харука сказал, что кормление может помочь с туманностью, которую я ощущаю.

– Да. Конечно… Он сказал что-нибудь еще?

Джэ выдыхает еще раз, и его дыхание ударяет меня прямо по лицу. Я закрываю глаза, чтобы подавить безумную реакцию моей природы на него. Безумную. Как будто мое тело горит.

– Он сказал мне не осушать тебя.

Мои глаза все еще закрыты, но я слышу улыбку в его голосе. Я потираю пальцами переносицу, дышу и сосредотачиваюсь.

– Наверное, не стоит никого убивать в первый день в качестве вампира. – Джэ смеется над этим, ощущение легкое и искрящееся. Клянусь богом, если он не прекратит…

– Господи, звучит странно, – говорит он. Я открываю глаза, и, как я и думал, на его губах легкая самоуничижительная улыбка. – Думаешь… думаешь, со мной все будет в порядке? Я справлюсь? Как мне выпустить зубы? Они пульсируют и немного болят. Это странно. – Он приподнимает верхнюю губу, скользя языком по втянутым резцам, нащупывая их.

– Все будет хорошо. И твои зубы будут знать, что делать, даже если ты не знаешь. Кроме туманности, что еще ты чувствуешь?

Он делает паузу, бросая взгляд своих ярких медово-карих глаз вниз, затем снова на меня. Клянусь, он делает это нарочно.

– Честно?

– Да… что?

– Я хочу тебя, – говорит он, откидывая одеяло с ног и заставляя меня слегка отодвинуться назад. – Я всегда хочу тебя, но… – Он подползает ко мне, и я отодвигаюсь еще дальше на кровати, застигнутый врасплох, моя грудь напряжена. Он сокращает дистанцию, плавно забираясь ко мне на колени и усаживаясь на меня.

– Твой запах теперь такой сильный… первозданный. – Джэ проводит пальцами по моему затылку и волосам, прижимаясь ко мне лбом. – Я и раньше думал, что ты хорошо пахнешь, но боже… Ты как лаванда, зима и кипарисы – все в одном. Все мое тело будто наэлектризовано. Я не чувствовал этого, пока ты не вошел сюда, но это невероятно.

Я замираю и даже не прикасаюсь к нему, потому что чувствую себя так, будто у меня на коленях сидит необузданный зверь. Прекрасное и дикое существо, не знающее собственной силы. Его энергия не излучается наружу, но я чувствую, как ее сила гудит внутри него и притягивает меня, пока он осыпает мое лицо поцелуями. Его запах и жар его тела обуревают мои чувства.

– Джэ.

Он останавливается, моргая.

– Хм?

– Можешь помедленнее, пожалуйста? – Я делаю глубокий вдох, кладя руки ему на бедра.

Он ухмыляется, сверкая игривой улыбкой.

– Извини. У меня ужасно пахнет изо рта? Прошло семь дней с тех пор, как я чистил зубы…

– Нет. Ты можешь покормиться. У тебя есть согласие. Как сказал Харука, не соси слишком сильно, ладно? И… пожалуйста, будь осторожен со своими мыслями. Старайся их контролировать. Не перегружай меня тем, что у тебя в голове. – Черт, я нервничаю.

Он кивает, его взгляд мягкий. Искренний.

– Хорошо.

Я с трудом сглатываю.

– Давай.

Он все еще улыбается, наклоняясь к моей шее, лижет меня снова и снова, мягко, как будто пробуя на вкус и пытаясь решить, куда он хочет меня укусить. Когда он касается ртом, я чувствую, как его клыки прижимаются к моей коже. Они мягко протыкают ее, а затем его язык касается ранки, контролируя жидкость, текущую в рот.

Он делает все очень осторожно. Точно, как… ну, как хороший доктор. Через мгновение я чувствую его разум. Мысли сияющие и мягкие. Это напоминает мне свечу, ее нарастающее тепло.

Он любит меня. Самоотверженно и искренне, радуется жизни и хочет меня. Он благодарен мне. Его мысли такие чистые и искренние. Слишком честные. Мои глаза вспыхивают, и я крепко закрываю их из-за жжения. Моя природа снова одолевает меня, как будто у нее есть собственный разум, яростно реагирующий на Джэ и все, что он со мной делает. Я не могу его подавить. Не могу контролировать.

Когда он поднимает голову, мое тело дрожит. Джэ обхватывает мое лицо ладонями, и я открываю все еще светящиеся глаза.

– Было плохо? – Тихо спрашивает он. – Почему ты дрожишь? Твои глаза снова аметистовые… Это так прекрасно.

– Я в порядке. Ты отлично справился, Джэ.

– Да? – Он наклоняется, оставляя легкий поцелуй на моих губах, и задерживается, касаясь своим ртом моего, желая, чтобы я ответил.

– Да, – выдыхаю я, размыкая для него губы, но он снова льнет ко мне и впивается, прижимаясь крепче. Я сжимаю его бедра и откидываю голову назад.

– Джэ.

– Мм?

– Просто… Тебе нужно поесть. Настоящей еды. И, возможно, принять душ. Как твоя голова? Менее туманна?

– Да. – Он усмехается. – Ты присоединишься ко мне в этом «возможно душе»?

Точно нет.

– Нет. Ты забыл, что мы в доме Нино и Харуки?

Он смеется, переполненный радостью.

– Вполне возможно.

Я снимаю его с себя и встаю с кровати.

– Я принес тебе сумку с одеждой и бельем. Все уже в гостевой ванной в соседней комнате. Прими душ и встретимся на кухне, хорошо?

– Хорошо. Тебе нужно покормиться? Ты можешь, если хочешь…

– Нет. – Говорю я, и, должно быть, это звучит резко, потому что спокойное, счастливое выражение лица Джэ меняется, и он слегка отстраняется. Поэтому я говорю, – Спасибо, Джэ, но я пока в порядке. Скоро увидимся?

– Да… – Он кивает, но я уже сорвал ту хлипкую маску. Теперь он знает, что что-то не так. Несомненно.

Я покидаю Джэ, прохожу через наружный коридор и возвращаюсь в главный дом. Когда я сворачиваю за угол в открытую кухню, Харука и Нино сидят за столом. Харука безэмоционален с чашкой кофе. Челюсть Нино отвисает в беззвучном крике, когда он видит меня.

Сохраняя спокойствие, я прохожу к столу и сажусь. Харука отпивает из своей чашки, а Нино смотрит на меня, разинув рот. Я раздраженно хмурюсь.

– Ты мух ловишь?

– Хару был прав, – говорит Нино, широко раскрыв глаза.

Я перевожу свой раздраженный взгляд на вампира, потягивающего кофе во главе стола.

– Ты знал?

Он говорит между глотками:

– Я подозревал.

– Ты мог бы сказать что-нибудь. Предупредить меня?

– Я не был уверен.

– Джун! – Нино моргает. – Джэ чистокровный. Ты понимаешь, что это значит?

Я в полной заднице? Я каким-то образом оказался в ситуации, которой отчаянно пытался избежать всю свою жизнь? Я источник двух чистокровных одновременно… как элитная кормушка? И в сантиметре от того, чтобы связаться с одним из них?

– Джэ – это ответ. – Произносит Нино с драматичной паузой, как будто это должно что-то значить для меня. Джэ – это ответ? Истина и свет? О чем, черт возьми, он говорит?

Я поднимаю подбородок.

– О чем, черт возьми, ты говоришь?

– Джэ британец и чистокровный вампир. – Нино хлопает глазами, глядя на меня. – Многие уже давно пытаются найти ответ на этот вопрос, и сейчас он перед нами. Значит, люди там, вероятно, подавлены, из поколения в поколение, живут и даже не знают, что они вампиры.

– Ты пробудил чистокровного британца, Джун, – говорит Харука, и его глаза цвета сангрии наполнены восторгом. – Единственного в мире, о котором мы знаем. Поздравляю.

Глава 37

Джэ

Что я чувствую? Я продолжаю задавать себе этот вопрос в качестве проверки на вменяемость.

Я чувствую себя живым. Для начала. Я не мертв. Все остальное незначительно, на самом деле.

Сначала я чувствовал себя разбитым. Когда я открыл глаза, Нино был рядом. Мой разум был затуманен, как будто я выползал из мокрого песка. Затем я долго лежал неподвижно в постели, чувствуя себя так, словно весил тонну. Ни с того ни с сего все вокруг стало ярким, даже слишком ярким, и от этого у меня загудела голова.

Со временем все поблекло, как цвета и резкость, настраиваемые на объективе фотоаппарата. Теперь моя кожа очень… стянута? Тугая, как пищевая пленка, натянутая на форму для запекания. Я не знаю. Харука сказал мне, что я спал шесть дней, но на седьмой день я восстал. Так по-библейски с моей стороны. Он сказал, что Джун уже в пути, и это меня очень обрадовало. Беспокоило сухое першение в горле. Он бы помог с этим.

Затем в комнату вошел Джун и, черт возьми, было ощущение, что кто-то щелкнул выключателем. Все мое тело засветилось изнутри, как рождественская елка. Никогда в жизни я не ощущал такого восторга и одновременно возбуждения. Я едва мог совладать с собой, чтобы не заползти к нему на колени, пока Нино и Харука все еще стояли там. Он пах чудесно, и это поглотило меня, каждую частичку меня. Я чувствовал себя ослепленным им.

Но потом, сквозь пелену вожделения и эйфории, я заметил, что Джун ведет себя немного странно. Вроде как… неловко? Не знаю почему. Меня это очень тревожит.

Я выхожу из душа и провожу рукой по запотевшему зеркалу, осматривая себя. Помимо того, что я чувствую себя крепким и тяжелым, моя кожа сейчас очень чистая. У меня никогда не было плохой кожи, но сейчас она выглядит сияющей. Мои глаза тоже больше похожи на совиные. Стали ярче. Мое изображение немного размыто, поэтому мне по-прежнему нужны очки. Бесит.

Ощущение плавления (ранее узловатое чувство) все еще у моего позвоночника. Теплое и покалывающее. Это ощущение… счастья? Когда Джун был в комнате, было так дико, словно лава в вулкане, бурлящая и закипающая перед извержением. У меня от него закружилась голова. Может, это его и расстроило? Я не уверен. Мне придется держать себя в узде.

Я помню, прежде чем я заснул, он сказал мне, что когда я проснусь, мы сможем поговорить о нашей совместной жизни. Вместе. Я и он – оба вампиры. Честно? Это заставило меня захотеть побыстрее заснуть, только чтобы попасть на другую сторону и быть «вместе» с Джуном.

Выглядит жалко? Любить кого-то так сильно и быть по-настоящему взволнованным? Для меня это ново, поэтому я не уверен, но… это просто то, что я чувствую. Я действительно хочу принять это и, наконец, сказать ему, чтобы не было никаких вопросов.

Одевшись, я выхожу из комнаты и иду по наружному коридору. Я двигаюсь, но мне кажется, что я парю. Могу ли я летать? Я лечу? Я останавливаюсь посреди открытого зала и кружусь. Теперь я смеюсь над тем, какой я нелепый. Неужели я проснулся тасманийским дьяволом? Он даже не может летать (во всяком случае, не совсем… он скорее скользит?). Превращение в вампира заставило меня потерять рассудок. Я виню в этом радостную, тающую штуку внутри меня. Делающую меня полоумным, как ребенка.

Я смотрю на сад, снаружи идет легкий снег. Вдыхая чистый, прохладный воздух, я чувствую все: влажную траву возле ледяного пруда с карпами, землистую кору деревьев и стебли бамбука, снег, висящие в холодной облачной атмосфере. Это невероятно. Первый день новой жизни.

Дойдя до кухни, я заглядываю внутрь. Там присутствуют пять вампиров – Харука, Нино, Джуничи, Асао и Сидни. Все они замирают, увидев меня. Голова все еще кружится, но я успокаиваю себя и медленно иду к столу. Чувствую себя аутсайдером. Я знаю, что теперь должен быть вампиром, и я действительно в корне чувствую себя совершенно иначе. Но мне кажется, что мне здесь не место.

Я отодвигаю стул и сажусь рядом с Джуничи, хочу потянуться и взять его за руку, но все просто наблюдают за мной. Это неловко.

– Привет…

– Как ты себя чувствуешь? – Спрашивает Харука. Молодой голубой красивый японский Папа во главе стола смотрит на меня добрыми глазами. У меня возникает желание рассмеяться над его описанием в моем воображении, но вместо этого я прочищаю горло.

– Я в порядке… Все хорошо? Я сделал что-то не так?

– Конечно, нет, – говорит Харука. – Почему ты так думаешь?

– Я не уверен. Атмосфера немного напряженная? – Я смотрю на Джуна, когда говорю это. Он смотрит на меня в ответ. Ониксовые радужки непроницаемы. Он ничего не говорит.

– Ты знаешь, кто ты, Джэ? – спрашивает Нино.

– Я врач, – автоматически отвечаю я. – С тревожностью…

– Нет. – Харука улыбается. – Твой ранг, Джэ, как вампира.

Я моргаю. Какой у меня ранг? Откуда, черт возьми, мне знать? Я так занят тем, чтобы не наклониться и не лизнуть этого восхитительно пахнущего мужчину рядом со мной. Если бы я мог просто лизнуть его один раз, может быть, я смог бы сосредоточиться на других вещах? Я знаю, что ранее его уже лизал… но это было ранее.

– Не знаю, – признаюсь я. – Это что-то, что обычно чувствуют вампиры?

Харука откидывается на спинку, затем смотрит на Нино, тот улыбается, как будто он впечатлен.

– Полагаю, ты прав, – говорит Нино. – Когда мы рождаемся, это просто то, что нам говорят окружающие нас вампиры… Я никогда не задумывался об этом.

– Ты чистокровный, Джэ, – просто говорит Харука. И больше ничего.

Я услышал слова… а после них он произнес мое имя. Но нет ощущения, что он говорит со мной. Я врач со странной реакцией на высокоранговых вампиров. Кроме того, мне нравится пить кровь Джуна. А еще мне нравится лизать его… и спать с ним. Это все. Я в двух словах. О, и я бисексуал. Но если ты не планируешь со мной встречаться, это не твое дело.

– Джэ? Вы меня слышали? – Спрашивает Харука.

Я киваю.

– Угу.

Нино вдруг смеется, нарушая странную тишину. Он качает головой:

– Ноль реакции.

– Потому что я не знаю, что это значит, – объясняю я. – Что мне делать по-другому? Я знаю, что это означает в контексте вашей культуры…

– Джэ, – терпеливо говорит Харука. – Вы часть нашей культуры. Мы все ранговые вампиры в этом доме. Вы не чужак. Вы один из нас. Вы чистокровный. Понимаете?

Тишина. Я слушаю, а мое сердце бешено бьется в груди. В горле пересохло, и когда я говорю, мой голос звучит тише, чем я хотел бы.

– Но мой отец… Даже если моя мать, возможно, была вампиром, мой отец наверняка человек. Как я могу быть чистокровным с отцом-человеком?

– Родословная чистокровных вампиров сильна… особенно если она чиста, – говорит Харука. – Это предположение, но представьте, что ваша вампирская природа кристаллизовалась и дремала, изолированная глубоко внутри вашей ДНК и непрерывно передаваемая из поколения в поколение. Мощная в своем анабиозе, но неспособная по-настоящему процветать.

Когда она получила необходимые ей ресурсы, замороженная сущность треснула, просочилась наружу и медленно поглотила вашу человеческую природу. Я считаю, что ваша генетическая сторона была поглощена вампирской природой, и именно поэтому вы так долго спали. Эта часть вас умерла, и медленно умирает уже несколько недель. Теперь в вас нет биологического представления о человеческой природе, Джэ. Вы сидите передо мной, и моя природа распознает вас как чистокровного. Она всегда была там, влияя на ваши решения и действия, притягивая вас ближе к нам, пленяя Джуничи.

Слишком… много информации за раз. Определенно не то, что я ожидал. Совсем. Я смотрю на элегантного, высокого и молчаливого вампира рядом со мной. Почему он ничего не говорит?

– Природа Джуна обусловлена очень чистой кровью, – продолжает Харука. – В сочетании с его близостью к людям и их культуре неудивительно, что он нашел вас. Что вы нашли друг друга.

Моя грудь так стеснена, тревога, которую я чувствую, почти душит меня. Я знаю, как это звучит: подстава. Джун не заводит романтических связей с чистокровными. Он ясно дал это понять. Я продолжаю смотреть на бесстрастное лицо Джуна. Это заставляет меня так нервничать.

– Я не нарочно так с тобой поступил. Я не лгал тебе.

– Я не думаю, что ты лгал, – категорично говорит он. – Но в этом, черт возьми, есть большой смысл.

– Что это значит?

– Мы поговорим об этом позже.

Господи. Такое ощущение, что моя трахея сдавливается сама по себе, потому что я не могу дышать.

Что я сделал? Что это? Это невозможно. Ничего из этого. Единственной причиной, по которой я начал принимать это безумие, был Джун, потому что у меня в голове был этот теплый, неясный образ самого себя, «пробуждающегося» и становящегося представителем первого поколения. Может даже второго? И я мог бы быть с Джуном, и мы были бы одинаковыми – или он был бы выше меня по рангу. Мне на самом деле плевать на все это, но ему определенно есть дело.

Я мог бы работать в больнице и расширять программу суррогатного материнства, помогая всем своим пациентам. Иногда Джун заходил бы ко мне в кабинет и целовал меня до тех пор, пока я не начну задыхаться, потом мы бы встречались дома, готовили вместе ужин. Я бы стал еще лучше танцевать бачату, и мы бы занимались любовью, проводили ленивые утра в постели и кормились.

Ему больше никогда не нужно было бы видеть Рена, потому что моя кровь ему подходит, и я бы помог ему избавиться от зависимости. Было бы тяжело, но я бы справился. Я доктор. И у меня была бы долгая, счастливая жизнь с этим великолепным, невероятным вампиром, которого я люблю и которому доверяю. Может быть, однажды он увидел бы, как нам хорошо вместе, и мы бы тихо заключили связь, и это не было бы большой проблемой. Мы бы просто вечно были вместе, и я бы, как обычно, приготовил на следующий день на завтрак острый суп из тофу.

Это видение разбивается вдребезги, потому что, если я чистокровный, это значит, что Джун меня не хочет. Это абсолютно точно означает, что он покончил со мной. Теперь я подчинился этой безумной ситуации, и, вместо того, чтобы распутничать и быть одиноким еще тридцать пять-сорок лет, я запер себя в ней на века. К тому же, мне придется пить странную кровь и иметь дело с совершенно новым пейзажем, в который я понятия не имею, как вписаться. Я подпрыгиваю, когда Сидни ставит передо мной замысловатую тарелку с едой.

– Вы в порядке, доктор Дэвис?

– Вам нужно поесть, чтобы восстановить силы, – ободряюще говорит Харука.

Кивнув, я беру вилку, лежащую рядом, перемешиваю еду на тарелке и совершенно не могу сосредоточиться. Не могу есть сейчас. Я едва могу дышать.

Когда завтрак завершен (я не съел ничего), беру свои сумки и смиренно извиняюсь за то, что проспал в их доме почти семь дней. Безумно грубо с моей стороны. Нино смеется над этим, что освежает. На мгновение этот звук пробивается сквозь толщу напряжения в моей груди и горле. Харука хочет, чтобы я продолжал приходить к нему заниматься. Он также хочет, чтобы я держался в тени, учитывая, что я единственный чистокровный британец в мире. Зашибись.

Мы с Джуном неловко молчим всю поездку на такси до его дома. Я бы все отдал, чтобы подержать его за руку. Мне просто нужно что-то, любой знак, чтобы понять, что у нас все в порядке. Я до смерти боюсь, что потянусь к нему, а он отдернет руку. Думаю, я бы умер, если бы он прямо сейчас это сделал со мной. Не смог бы этого вынести, поэтому держу руки при себе и делаю глубокие вдохи.

Как морально и эмоционально подготовиться к тому, что сердце будет разбито? Думаю, обычно в таких случаях это просто случается. Это неожиданно. Никто не ожидает, что это произойдет, и он не успеет подготовиться, как если бы кто-то вдруг решил сдать назад на светофоре.

Я знаю, что это произойдет. Чувствую это. Но не знаю, что делать. Я никогда… я никогда раньше так не влюблялся. Никогда не любил человека так сильно… так крепко. Открыто. Мне очень нравился Сай, когда я был моложе, но это была безответная любовь (хотя, как оказалось, это не так). Я никогда не признавался в этом вслух и не поддавался этому. Никогда не позволял себе полностью утонуть в своих чувствах к нему, как это было с Джуном.

У меня нет опыта, на который можно было бы опереться, типа: «О, вот что я сделал в прошлый раз, когда меня бросил любимый человек. Я сделаю это снова, чтобы справиться». Прошлого раза нет. Это первый раз, когда я просто… потерял себя в ком-то. Боже. Я такой идиот. О чем, черт возьми, я думал? Я не думал. В этом-то и проблема.

Когда мы оказываемся в доме, Джуничи идет впереди меня. Я все еще чувствую себя так, будто вешу тысячу тонн в этом новом теле. В горле снова першит.

– Мы можем присесть в гостиной и поговорить? – Спрашивает Джун, оборачиваясь, чтобы бросить на меня взгляд, пока он идет к кухне.

– Да. – Я волочу за ним ноги. Несмотря ни на что, я не буду плакать. Если я смогу выдержать хотя бы этот разговор, не расплакавшись перед ним, буду считать это успехом. Такова низкая планка, которую я ставлю для себя в первую ночь в качестве якобы чистокровного вампира.

Глава 38

Джуничи

– Хочешь пива? – Спрашиваю я, держа перед собой открытую дверцу холодильника.

– Спасибо, не надо. – Джэ идет в гостиную и садится на диван, его спина прямая и неподвижная, будто я собираюсь зачитать ему смертный приговор.

Черт. Я еще ничего не сказал, а он уже балансирует на краю обрыва. Моя цель – вести рациональный разговор, чтобы он не слетел с уступа, но он уже на нем, с поднятыми руками, и кричит: «Не подходи, или я спрыгну». На данный момент, что бы я ни сказал, это подтолкнет его.

Взяв свою бутылку, я направляюсь к дивану и сажусь рядом с ним. Того счастливого, игривого существа, которое было раньше, больше нет. Теперь он сидит здесь как колючий ежик.

– Джэ… не мог бы ты немного расслабиться?

– Нет. – Он мотает головой, глядя прямо перед собой, избегая моего взгляда. – Просто скажи это. Все кончено.

– Почему ты так говоришь? Ты говорил мне это раньше…

– Потому что так оно и есть. Просто и понятно. Теперь я такой… и ты этого не хочешь. Ты говорил мне снова и снова, так что мне не нужно вести об этом сложный разговор.

Я ставлю пиво на стол, затем поворачиваюсь, подогнув одну ногу на диване, и смотрю Джэ в глаза.

– Я не «покончил» с тобой. Но можешь ли ты понять, что для меня это определенно неожиданно.

– Да. – Он вздыхает, затем проводит пальцами по своим темно-золотистым волосам. – Как будто для меня это не неожиданно. Все это. – Я изумленно смотрю на его профиль. Он и раньше был привлекателен для меня, но теперь от него исходит сияние, которое агрессивно притягивает меня к себе, заставляя меня хотеть прикоснуться к нему и утешить его. Обнять и успокоить.

Я стою на своем.

– Я не думаю о тебе, как о большом плохом чистокровном, Джэ. Я не думаю, что ты внезапно стал похож на Рена. И я не думаю, что ты переменишься и попытаешься меня контролировать. Это не так.

– Хорошо… тогда на что это похоже?

– То, что произошло между нами за последние два месяца, было вихрем. Очень сильным и очень быстрым. Я был готов отучить свой организм от Рена вместе с тобой, перейти на нормальный режим кормления. Но теперь мне кажется, что я просто прыгаю от одного чистокровного к другому… как счастливый клещ.

Наконец он смотрит на меня, его теплые глаза искренни.

– Я не против, Джун.

– А я против. Я уже созависим от него. Это токсично, и я был таким всю свою чертову жизнь. Я не хочу иметь такую же поверхностную зависимость от тебя.

– Но это не поверхностно. Это то, к чему привыкло твое тело. Тебе нужно питаться, твое тело предпочитает определенный вид крови… У меня он есть, и мы не токсичны. Так в чем проблема?

– Это просто предпочтение, – возражаю я. – Пристрастие к культовым винам супер-люксового уровня, в то время как вино премиум класса должно питать меня просто на отлично. Это мучило меня десятилетиями… Мне просто нужно знать, что я могу это побороть, что я не какая-то чистокровная ищейка, выращенная и выдрессированная моим отцом. Я сам себе чертов вампир, и сам делаю свой выбор. Я был готов делать это с тобой, но…

– В конце концов, я чистокровный, а ты вынюхал меня, потому что я вино супер-люксового уровня, и ты думаешь, что именно поэтому мы здесь. Почему мы зашли так далеко.

– Может быть, не совсем уверен. – Я думаю обо всех способах, которыми пытался ему угодить, о том, как я упорно выслеживал его, когда мы впервые встретились. Неужели все это были только мои инстинкты? Моя природа легко распознавала и знала, что он на самом деле собой представляет, даже если я сознательно не имел об этом ни малейшего представления?

Джэ откидывается назад, сгорбившись на диванных подушках. Он вздыхает, снимает очки, отбрасывает их в сторону и закрывает глаза. Он массирует пальцами переносицу.

– Я также думаю… что ты как бы новый вампир, и это невероятно, Джэ.

– М-м, – выдыхает он, звук ровный, а глаза все еще закрыты.

– Ты должен исследовать это. Попей крови других вампиров и почувствуй себя чистокровным аристократом, узнай, что это значит для тебя, и утверди свою новую индивидуальность. Я не думаю, что для твоей вампирской идентичности полезно полностью зацикливаться на мне и моей крови.

Джэ открывает свои яркие глаза, но смотрит прямо перед собой. Он молча складывает руки, я продолжаю:

– Я хочу убедиться, что мы вместе по правильным причинам, а не потому, что я жадная, чистокровная ищейка, и не потому, что я единственный ранговый вампир, с которым ты когда-либо был близок, и я пробудил тебя. Откуда нам знать, что то же самое не произошло бы с другим ранговым вампиром, если бы он нашел тебя первым?

– Потому что он не нашел меня. – Джэ, наконец, смотрит на меня. – Ты нашел.

– Я не думаю, что мы должны ввязываться в это. Все развивалось так быстро… Я думаю, нам следует ненадолго расстаться и подумать обо всем, что произошло. Надеюсь, что ты понимаешь меня.

– А у меня есть выбор? – Джэ хмурится, все еще наблюдая за мной. – Мне кажется, это надумано.

– Что?

– Ты не хочешь меня из-за того, кто я есть, поэтому это твой способ легко отпустить меня, постепенно дистанцироваться. Ты говоришь мне, что мои чувства к тебе потенциально искусственны, но это не так. Ты мне нравишься не потому, что ты первый вампир, обративший на меня внимание, и не потому, что ты в хорошей форме. Есть масса других причин. Возможно, это моя первая ночь в качестве вампира, но я не вчера родился. Я знаю, кто я и что чувствую. Я не запутался. Это все чушь.

Я в шоке смотрю на него и моргаю. Этот мужчина всегда удивляет меня.

– Я не готов к тебе, Джэ. Еще нет. Не сейчас.

– А когда будешь?

– Не знаю, – честно говорю я. – Я не могу назвать тебе сроки… Ты требуешь, чтобы я это сделал? Это ультиматум?

– Нет, Джун. Господи. Я просто… – Он качает головой и встает с дивана. Теперь он ходит взад-вперед, запустив руки в свои густые волосы. – Я не «требую» от тебя. Я бы никогда не стал. Не знаю, как это делать, ясно? Быть чистокровным вампиром. Чувствую, будто я не могу быть собой, потому что знаю, как ты относишься ко мне сейчас, к этой новой версии, которой я должен быть. Это несправедливо, бредово. Если бы я знал, что ты будешь таким, я бы ни за что не пошел на это. Я бы просто попытался остаться таким, каким был!

Я скрещиваю руки на груди и сижу на диване, внимательно наблюдая за ним.

– Так… ты стал вампиром ради меня, Джэ? Ты винишь меня за это?

Джэ делает паузу. Сначала он смотрит на меня с недоверием. Затем он отводит взгляд и снова проводит ладонью по волосам. Он выглядит так, будто ему больно.

– Черт. Нет. Я не это имел в виду… я…

Он наваливается на мой деревянный журнальный столик. Руки на голове, спина сгорблена.

– Черт возьми.

– Ты все еще не осознаешь ситуацию, и это меня нервирует, Джэ. У тебя было два варианта – пробудиться или умереть молодым. Принять свою природу или позволить ей медленно поглотить тебя. Ты всегда был вампиром. Независимо от того, пробудил я тебя или нет, ты был одним из нас, просто ты этого не знал. Ты до сих пор этого не понимаешь. Это не доходит до тебя, и ты возлагаешь все свои вампирские надежды на меня.

Он молчит, согнувшись, локти на коленях. Я беру свое пиво и делаю глоток, прежде чем сказать:

– Знаешь, чего я не хочу? Чтобы мы связались, а потом в аристократии случилось какое-то странное дерьмо, потому что это неизбежно, и испортило твой день. Потом ты придешь домой и скажешь: «Если бы я не позволил этому гребаному Джуничи пробудить меня, мне бы не пришлось заниматься этой хренью».

Джэ выпрямляется, нахмурившись, и поворачивается ко мне.

– Я бы так не сказал.

– Ты, по сути, только что это сделал.

– Я прошу прощения.

Поднеся бутылку к губам, я запрокидываю голову и выпиваю остатки жидкости.

Мы сидим в долгом молчании. В конце концов появляется Лулу, прокрадывается мимо меня и запрыгивает на стол, толкая головой Джэ в поясницу. Предательница. Она принимает его сторону. Или, может быть, она утешает его, когда я отказываюсь.

Он поворачивается, поглаживая ее макушку ладонью. Она трется о него носом, осыпая его лаской.

– Что теперь? – спрашивает Джэ, сосредотачивая взгляд на Лулу и поглаживая ее по спине. – Я должен спать с аристократией и попробовать кровь каждого на своем пути самопознания?

– Вообще, аристократия не одобряет распутства. Но ты чистокровный, так что технически ты можешь делать все, что захочешь… может быть, не в этой конкретной аристократии? Не думаю, что Харука и Нино это оценят. Но они довольно спокойно относятся к этому.

– Ты действительно хочешь, чтобы я это делал, Джун?

– Дело не в том, чего я хочу. Дело в том, чтобы ты принял себя таким, какой ты теперь есть. Какой бы путь ты ни выбрал, чтобы достичь этого. Опять же, на твой выбор. Я не скажу тебе не делать этого.

Я знаю, чего он хочет от меня. Я не хочу, чтобы он спал и питался от всего, что движется, но я не скажу этого. Это его путь. Его решение, и я считаю, оно необходимо.

– Но я бы хотел, чтобы мы оставались близки, – говорю я. – Я не «дистанцируюсь» от тебя, как ты сказал, и не хочу, чтобы мы стали чужими. Было бы здорово знать, чем ты занимаешься… как ты. Я не хочу, чтобы ты злился на меня. Мне просто нужно время.

– Я… я понимаю, – говорит он. – Я тебя услышал… – Теперь Лулу буквально лежит на нем, вытянув ноги. Dios mío. Она резко садится, когда Джэ медленно встает из-за стола. Он вздыхает. – Тогда я пойду соберу свои вещи.

Я удивленно выпрямляюсь.

– Что? Я не выгоняю тебя, Джэ. Тебе не нужно уходить. Ты можешь не торопиться, и тебе, вероятно, нужно снова покормиться.

Он трясет головой.

– Нет… я что-нибудь придумаю. Я уеду сегодня вечером. Так будет лучше всего, я думаю. – Он пытается обойти стол с противоположной стороны, избегая меня. Я встаю и быстрым движением преграждаю ему путь. Я кладу руки ему на плечи и смотрю ему в лицо.

– Мы прояснили, у нас не «все кончено», или что ты там, черт возьми, продолжаешь твердить? Дело не в этом. Ты правда понимаешь? Это просто время, чтобы подумать и поработать над собой. Перенастроиться.

– Я понимаю, – отвечает он, избегая моего взгляда.

В этот момент и в этот единственный день, когда я решительно не потакал Джэ (после нескольких недель, в течение которых я это делал), я беру кончиками пальцев его подбородок, чтобы он посмотрел на меня. Наклоняюсь и утыкаюсь в него носом, медленно подчиняясь сильному притяжению, которое я ощущал к нему весь проклятый день. Сопротивление было изнурительным, и даже эта небольшая уступка ослабляет напряжение в моем позвоночнике.

Я наклоняю голову и прижимаюсь к его губам. Целую его, но Джэ полностью закрыт. Он не приоткрывает для меня губы, не отвечает моему ритму, изо всех сил стараясь, чтобы поцелуй был вежливым. Я решаю украсть его прием. Я поднимаю одну руку вверх и запускаю ее в густые волны его волос, затем провожу другой рукой вниз между нами, чтобы коснуться пальцами выпуклости между его ног.

Он открывает рот, задыхаясь, и я атакую, скользя нашими языками друг по другу. Он стонет, выдыхает, и теперь он со мной, попадая в наш уникальный ритм и двигая подбородком по моему. Его руки сжимают мой свитер на талии, будто он растворяется во мне, или, может быть, мы растворяемся друг в друге.

Чувство переполняет меня, и я не могу понять, где начинается его рот и заканчивается мой, поэтому отстраняюсь. Моя ладонь сжимает его затылок, его глаза зажмурены, как будто ему больно. Я собираюсь спросить, все ли с ним в порядке, но тут его глаза открываются, и у меня перехватывает дыхание.

Они сияют самым невероятным оттенком синего. Кобальтово-синий – насыщенный и неотразимый, как небо над Санторини и Эгейским морем, сливающееся с горизонтом.

Он зажмуривается, слезы текут из внутренних уголков его глаз. Я не знаю, потому ли это, что его глаза впервые загорелись (ощущение похоже на жжение в первые несколько раз), потому ли, что наши эмоции зашкаливают, или из-за вероятного сочетания того и другого.

– Джэ…

Он вырывается из моей хватки, мотая головой.

– Извини… мне нужно собираться.

Я тянусь к нему, чтобы схватить за запястье, снова встаю на его пути и обхватываю его за плечи. Когда он оказывается в моих объятиях, говорю:

– Тебе не нужно собираться прямо сейчас. Просто посиди со мной, хорошо? И не уезжай сегодня. По крайней мере, останься до завтра и поговори со мной… обо всем. Если ты злишься, если тебе грустно… если ты думаешь, что я веду себя глупо, и все это чушь собачья. Не сдерживай себя. Скажи мне.

Проходит минута, он медленно поднимает руки к моей талии и обхватывает меня.

Тихо плачет в мой свитер, пока я его держу. Это хорошо. Я бы предпочел, чтобы он сделал это здесь, со мной, и мы поговорили открыто, а не в одиночестве в своей комнате, собирая вещи и делая вид, что все в порядке. Эта хрень порождает горечь и обиду. Я хочу, чтобы эта разлука была здоровой для нас. А не стартовой площадкой для токсичности.

Глава 39

Эва

2 октября

Облачно.

Я наконец-то рассказала Чжэ-Хва о своих ужасных снах. Думаю, это происходит уже месяц. Каждый раз, когда мне снится кошмар, я просыпаюсь с ужасной дрожью и в поту. Меня и так иногда трясет, но это просто невыносимо – как будто я не могу контролировать свое тело. Просто хочу, чтобы это прекратилось, но, кажется, становится только хуже.

Каждую ночь, когда я с этим сталкиваюсь, мое рабочее утро превращается в ад. Некоторые из моих учеников даже заметили это и начали задавать вопросы. Это последнее, что мне сейчас нужно.

Мой дорогой Дэвид стал финалистом Национального конкурса наук и инноваций. Завтра у него большой показ в Университете Кардиффа. Я сказала ему, что не смогу прийти… но, если честно, я специально взяла для этого отгул. И я, и Джэ-Хва будем там. Он так удивится. Не могу дождаться, когда увижу его лицо. Я так горжусь этим мальчиком.

7 октября

Облачно, дождь.

Вчера вечером у меня был еще один приступ. Ужасно. Джэ-Хва проснулся и сделал мне холодный компресс на голову, потому что мне было так жарко, а потом он держал меня. Это похоже на лихорадку, но это не она. Мы снова обратились к врачу, но, как обычно, они ничего не нашли. Совершенно бесполезно. Если бы я сказала им, что, по моему мнению, со мной не так, они бы поместили меня в лечебницу. Почему нет настоящих врачей-вампиров? Кто-то подобный действительно выслушал бы меня. Может быть, пришло время взять дело в свои руки. Я поговорю об этом с Джэ-Хва.

Дэвид занял второе место на соревнованиях на прошлой неделе. Он был разочарован, но я думаю, что он потрясающий. Джэ-Хва тоже был впечатлен. Мы взяли его на суши в тот шикарный японский ресторан в городе, хотя Джэ ненавидит суши. Я настояла на этом, потому что это был особенный вечер для Дэвида, он должен получать то, что ему действительно нравится. Джэ-Хва жаловался всю дорогу, но, к счастью, в ресторане он замолчал. Это был хороший ужин.

20 октября

Переменная облачность.

Я на кухне и пытаюсь насладиться чаем, но Сайрус здесь с Дэвидом, а телевизор работает так громко, что коттедж грохочет, как кинотеатр. Господи. У меня голова раскалывается, хотя я – через две комнаты от них.

Мне нужно следить за временем. Не хочу, чтобы мама Сая дышала мне в затылок, потому что я позволила ему задержаться до вечера. Надменное осуждение в духе: «Я не знаю, как вы воспитываете своего ребенка, но что касается моего, то он должен быть дома до наступления темноты».

Отвалите, дамочка. Вы никогда не думали, что ваш сын все время здесь, потому что это более счастливая семья? Хотела бы я сказать это ей. Вообще-то стоит. Нудная маленькая стерва. Ее муж еще хуже, вспыльчивый барсук.

10 ноября

Небольшой снег.

Сегодня школа потребовала, чтобы я взяла отпуск, и я раздавлена. Директор сказал, что мне нужно заняться своим здоровьем, что я слишком бледная и делаю слишком много перерывов, слишком часто хожу в туалет. Я не могу в это поверить. Я столько сил потратила на эту работу с тех пор, как мы сюда переехали, и дети меня любят. Боже, какое разочарование. Я чувствую себя пленницей в собственном проклятом теле.

На прошлой неделе Джэ-Хва позволил мне попробовать… выпить его крови. Мы сделали все чисто и просто – неглубокий порез на его пальце, я лизнула ранку. Это не было ужасно, но не особо помогло. Мы сделали это дважды, но ничего не изменилось. Я все еще этого странного серого цвета, и сны не прекратились. Не знаю, нужно ли мне пить больше, или попробовать что-то еще? Может кошку или собаку? Боже, я понятия не имею.

Джэ-Хва спросил меня, приятный ли он на вкус, и я сказала, что в самый раз. Он сказал, что надеялся, что я скажу, что он на вкус как ароматизированный соджу[47] или маэсиль[48], ведь я так любила эти напитки, когда мы вместе преподавали в Корее. Я сказала, нет, извини, твой вкус не похож на восхитительный сливовый сок и алкоголь. Мы посмеялись от души.

Это было приятно. Не помню, когда мы в последний раз вместе смеялись. В последнее время все кажется таким серьезным.

15 ноября

Солнечно.

У меня красивый сын. Сегодня я наблюдала, как он вместе с Джэ-Хва счищал снег с дорожки, ведущей к дому. Я стояла на кухне и смотрела в окно. Клянусь, от солнца он почти светился. Джэ-Хва не любит, когда я говорю Дэвиду, что он красивый, хотя он всегда был таким. Он отговаривал меня говорить ему это, когда тот был ребенком, утверждая, что ему не нужен сын с огромным эго. Но я все равно шептала ему это, когда укачивала его. Все время. Сейчас ему пятнадцать, и он все такой же потрясающий и яркий, с роскошными светлыми волосами с эффектом омбре. У него прекрасная чистая кожа, напоминающая мне французское ванильное мороженое (мое любимое), и глаза, похожие на завитки карамели. Он забавный и милый. Мне очень повезло с этим ребенком.

Мама Сая зашла вчера, когда забирала его. Она принесла нам большую кастрюлю осаман-дала[49] со свежим нааном[50]. Я была шокирована. Более того, она посидела со мной и спросила, как я себя чувствую, а потом сказала, что сожалеет, что я слишком больна, чтобы работать в школе.

Пока Дэвид и Сай смотрели телевизор, она сказала мне, что они с мужем обеспокоены тем, что Сайрус может быть геем. Спросила, не заметила ли я что-нибудь в Дэвиде. Честно говоря, я понятия не имею. Меня гораздо больше волнует, выживет ли он и будет ли здоров, и не является ли эта болезнь, которой я болею, наследственной. Меня совершенно не волнуют его сексуальные предпочтения, и это, безусловно, его дело. Я так ей и сказала. Она отрывисто кивнула, встала и позвала Сая домой. На этом наше общение, похоже, закончилось.

Я еще раз поблагодарила ее за еду. Все еще думаю, что она снобистка.

30 ноября

Снежно.

Я пробовала свиную кровь, куриную и коровью. Каждая вызывала у меня рвоту. Я пыталась попить еще крови Джэ-Хва. От нее меня не тошнит, но она и не облегчает боль, не прекращает дурные сны и дрожь. Она ничего не делает, и я чувствую, что быстро угасаю. В последнее время мне трудно встать с постели. Теперь Дэвид ходит вокруг меня на цыпочках, словно я какая-то хрупкая маленькая птичка. Я всегда ею была, но, по крайней мере, могла передвигаться, путешествовать и справляться с этим. Заботиться о себе. На днях я упала и, кажется, напугала его. Мой бедный малыш.

Я благодарна, что он кажется здоровым. Похоже, что бы это ни было, оно не передалось ему. Когда я была в его возрасте, у меня уже были проблемы, я посещала врача за врачом вместе со своими приемными родителями и пыталась понять, что, черт подери, со мной не так. Врачи не знали тогда и не знают до сих пор.

Что мне попробовать? Кто может мне помочь? Такое ощущение, что мое тело отторгает и предает само себя. Из-за кошмаров я продолжаю думать, что я, возможно, нечто другое. Или во мне что-то есть. Я не знаю, как дать ему то, что оно хочет, поэтому оно медленно разрушает меня.

15 января

Холодно.

Декабрь был ужасен. Сегодня первый день за последние несколько недель, когда я встала с постели, и, наверное, не следовало бы.

Теперь, когда Рождество прошло, Джэ-Хва снова на работе, так что со мной здесь только Дэвид. Он не может быть властным и командовать мной, как его отец, поэтому я пью чай на кухне. Он готовит для меня, запах просто божественный.

По секрету, он готовит лучше, чем Джэ-Хва. Паджон Джэ всегда немного густоват и слишком тяжел, а у Дэвида он всегда получается идеально легким и хрустящим по краям. В комнате тепло. Пахнет кунжутным маслом и каким-то вкусным рестораном, который мы с его отцом часто посещали в Сеуле.

Как бы я хотела взять его туда на семейный отдых и показать ему университет, где я познакомилась с его отцом. Я бы хотела, чтобы семья Джэ-Хва была более благосклонна к нам, чтобы Дэвид мог познакомиться с ними и узнать, что у него есть другие родственники, а не только его отец и я. Я бы хотела, чтобы мое тело могло выносить больше детей, чтобы у него, по крайней мере, были братья и сестры, на которых можно было опереться и которые поддержали бы его. Я бы не хотела, чтобы он был таким независимым и взрослым, пока он еще подросток. Жаль, что я не сказала Джэ-Хва, чтобы он вбивал это Дэвиду и каждый день давал ему знать, какой он красивый, потому что он, похоже, понятия не имеет.

Я буду говорить ему. Как можно больше, пока еще могу. Я позабочусь о том, чтобы он знал.

Глава 40

Джэ

– Доктор Дэвис, вы выглядите иначе. – Юкико наклоняется вперед так, что ее лоб и брови занимают весь экран компьютера. Это неловко. Мы разговариваем по видеосвязи, но я инстинктивно откидываюсь назад.

– Типа… красивее, – продолжает она. – Вы пользуетесь подводкой для глаз?

Я не подвожу глаза.

– Юкико, этот прием касается тебя. Давай попробуем сосредоточиться?

– Когда вы вернетесь? Прошло уже четыре месяца! – Девушка отсаживается подальше от экрана. Она в своей спальне, что неудобно. Я попросил ее родителей устраивать эти звонки на кухне или в другом месте общего пользования в их доме. Но, видимо, ее мать пьет чай с друзьями. Через ее плечо я вижу большой глэм-рок постер с изображением Хисаки-тян, приклеенный скотчем к стене. Это немного меня раздражает, вызывая воспоминания о черной лакрице и злых, шипящих, похожих на кошек вампирах.

Перенаправляя разговор, я сцепляю ладони и опираюсь локтями о стол.

– Как прошла встреча с Объединением вампиров-подростков? Вы ходили в кино, верно?

– Ага. Все прошло неплохо. Некоторые ребята оказались милыми. Один парень был довольно симпатичным… неважно. Мне не было противно.

Я улыбаюсь. Для Юкико это восторженный отзыв.

– Отлично. Присоединишься к следующей вылазке? Что будет?

Она пожимает плечами.

– Одна из девушек хочет устроить что-то у себя дома. Я могла бы пойти. Не знаю, неважно.

Теперь я нервничаю. Я врач, но что-то отеческое пробуждается во мне.

– Звучит замечательно, но помни, питайся только из тех пакетов, которые мы назначаем тебе в больнице. Твоя природа все еще стабилизируется, и мы не хотим, чтобы ты питалась от человека, о крови которого мы ничего не знаем. Помни, твое тело не такое, как у полноценного вампира, и ты по-прежнему восприимчива к заболеваниям крови и болезням.

Оскорбленная, Юкико откидывается назад, вздернув нос.

– Фу, боже, доктор Дэвис, умоляю. Я не собираюсь ни от кого кормиться. Это так унизительно.

Я абсолютно уверен, что она бы попробовала от кого-нибудь покормиться. Кормилась же от своей собаки.

– Ладно, я просто хочу тебя предупредить. Повеселись на вечеринке. Увидимся на следующей неделе в то же время.

Она снова наклоняется к экрану, не так близко, как раньше, но достаточно, чтобы полностью завладеть моим вниманием.

– Когда вы возвращаетесь в Японию?

Глубоко вздохнув, я сглатываю.

– Не скоро, но, к счастью, у нас есть технологии, чтобы продолжать встречи. Увидимся на следующей неделе, хорошо?

Юкико кивает, по-видимому, удовлетворенная моим двусмысленным ответом.

– Хорошо… Спасибо, доктор Дэвис.

Я заканчиваю звонок и начинаю делать записи о нашем сеансе. У меня есть около пятнадцати минут до встречи с финансовым директором больницы, чтобы поговорить о процессе возмещения расходов на утвержденных суррогатных матерей. Сейчас мы проводим только пробный запуск, для одной пары – Харуки и Нино – и используем этот процесс в качестве модели для всех остальных. Это здорово, но я сталкиваюсь со всевозможными трудностями и мелкими деталями, которые не предусмотрел в своем первоначальном предложении, что вполне естественно.

– Эй, ты голоден? Мне заказать пиццу? Будешь ее есть? – Сайрус прислоняется к дверному косяку. – У тебя перерыв между встречами?

– Нет, конечно, может быть, да. – Я прекращаю писать и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Он ухмыляется, как чеширский кот, заходит в комнату и встает рядом со мной.

– Мне нравится «может быть». – Он садится на подоконник рядом с моим столом. Я устроил свой кабинет в комнате в задней части дома, которая была моей старой спальней. Здесь мило, вид на наш задний сад и деревья, окаймляющие опушку леса. Он красив и полон появляющихся зеленых листьев. Крона еще не густая.

– Еда – это хорошо, Джэ. Твое новое чистокровное тело выглядит немного худым. Ты красавчик. Кстати, когда ты собираешься подстричь свои проклятые волосы? Они сейчас собраны в маленький пучок? Господи. Ты выглядишь как бариста кофейни в Шордиче.

Я просто смотрю на него снизу вверх, он как будто ведет свой собственный разговор, в котором мне не нужно участвовать. Сай ухмыляется.

– Теперь ты смотришь на меня угрюмым вампирским лицом.

– Что тебе нужно? У меня скоро встреча. – Я рассказал Сайрусу о том, кто я, в начале декабря, как раз перед возвращением домой в Бристоль. Договор аренды, который я заключил с арендаторами коттеджа, истек. Идеальный момент, полагаю. Я спросил своего начальника в больнице, разрешит ли он мне виртуально принимать своих пациентов. Он согласился, но только на короткий срок. На данный момент у меня нет долгосрочного плана.

К тому же, Сай не очень удивился, когда я сказал ему, что я вампир. Он сказал, что в этом больше смысла, чем в том, что я человек, и я не знал, как к этому отнестись.

– Я хотел спросить тебя об ужине… и сказать, что на этой неделе у меня будет пятое свидание с Бенджамином, что просто превосходно. – Сайрус играет густыми бровями.

– Я не знал, что мы ведем счет? Очень мило, Сай.

Теперь он подается вперед, упираясь локтями в бедра.

– Знаешь, что я недавно попробовал?

– Что?

– Анальный секс.

Я закашливаюсь.

– Черт побери… я думал, ты скажешь эскарго[51] или йогу.

Сайрус смеется.

– Я пробовал и то, и другое, но у меня никогда не было анального секса. Честно говоря, это было просто нормально.

– Я не хочу говорить об этом сейчас.

– Ах, да ладно, Джэ! Мне больше не у кого спросить. Мои родители и сестра очень поддержали меня, но я, очевидно, не могу поговорить с ними об этом. Мне не очень понравилось, но мне кажется, что я должен это делать, верно? Типа, это обязательно.

– Это не так. Есть множество способов получать удовольствие и заниматься сексом. Тебе просто нужно поговорить с партнером.

Покачивая головой, Сайрус поджимает губы, словно глубоко обдумывая то, что я только что сказал, и это хорошо. Но потом он смотрит на меня и говорит:

– Так… у тебя есть предпочтения…

– Не будем, Сай, ладно? Точно нет.

Он встает, смеясь, протягивает руку и хлопает меня по плечу.

– Теперь, когда ты вампир, ты стал еще более раздражительным. Я собираюсь заказать пиццу и подогреть для тебя пакет крови, хорошо? Только что пришла новая коробка. Перестань зацикливаться на своей работе и спустись со мной вниз. Отдохни, приятель.

– После этой встречи… – Мой телефон вибрирует на столе, и я наклоняюсь, чтобы посмотреть, кто это. Прочитав, я делаю вдох, затем снова беру ручку, чтобы закончить в блокноте свои заметки о Юкико перед встречей с финансовым директором.

– Ты все еще игнорируешь Длинноногого Папочку? – Спрашивает Сайрус. – Он настойчив для того, кто сказал тебе отвалить. Как часто он тебе звонит?

– Не знаю… может быть, два раза в неделю.

– А ты ему когда-нибудь звонишь?

– Нет.

– Хм. Он искренне переживает за тебя, но старина Сай здесь, чтобы как следует позаботиться о нашем парне. Ты был вампиром всего четыре месяца, Джэ, а я старше тебя. Ты будешь жить дальше, но до самой своей смерти я всегда буду старше тебя. Никогда не забывай об этом. Уважай старших.

– Боже, это удручает. – Я хмурюсь. – Ты такой странный малый, ты это знаешь?

Сайрус усмехается, направляясь к двери.

– Конечно, знаю. Мой лучший друг – гребаный чистокровный вампир. Должны же быть какие-то побочные эффекты от того, что я всю жизнь был рядом с тобой… например, постоянно стоять перед микроволновкой.

Покачав головой, я закрываю блокнот и откладываю его в сторону, затем хватаю мышь и открываю приложение для виртуальной встречи.

Джун и я, ну, мы довольно часто общаемся. Он звонит или пишет мне, иногда мы разговариваем по видеосвязи, если наши графики совпадают.

Мое тело… Это новое тело постоянно говорит со мной. Не буквально, но у меня есть побуждения, ощущения и очень сильные реакции. Если я слишком долго не питаюсь, оно очень ясно дает об этом знать. У меня болит горло, а резцы пульсируют и гудят, начинает появляться ощущение высохшей губки, которое меня пугает до чертиков. У меня до сих пор ПТСР[52] после того первого раза.

Теперь я знаю, что все это общение исходит от моей «природы». Та извилистая, тающая штука, которая всегда была у меня в животе, проходит сквозь меня и шумит. Особенно, если я разговариваю или думаю о Джуничи. Один только звук его голоса мгновенно вызывает во мне глубокие воспоминания, связанные с его присутствием: каково это – быть рядом с его теплом, зажатым между его крепкими ногами на прохладных простынях и окруженным его запахом. Вкус его сладкой, лавандовой и землистой крови. Его большие руки, скользящие вверх и вниз по моей спине или по животу, невероятное удовольствие от его пульсации во мне, и когда его губы касаются моих.

Все это накатывает и поглощает меня, моя природа корчится и бьется в припадке от недостатка этого. Но я должен сидеть и делать вид, что ничего не происходит. Как будто я вот-вот не лопну по швам от сильного желания к этому существу, которое помогло мне пробудиться, но не хочет иметь со мной ничего общего из-за того, кто я есть.

Отстой, честное слово.

Делаю глубокий вдох и расправляю плечи. Мне не нравится думать о Джуничи, потому что я абсолютно ничего не могу поделать в этой ситуации. Я раскрыл ему все свои карты. Я доверял ему и был полностью с ним открыт. Я целовал его всем своим естеством и никогда не сдерживал себя, танцевал с ним бачату и готовил в его доме. Покупал новую одежду и забирался к нему на колени после того, как он кусал себя ради меня. У меня было четыре месяца, чтобы обдумать свое поведение, и каждый раз, когда я вспоминаю, меня передергивает.

Когда вот так любишь кого-то и вкладываешь в это всего себя, но не получаешь взаимности, всегда чувствуешь себя полным идиотом. И это точно не прекратилось бы, если бы я продолжал бегать за ним, когда он меня не хочет. Больше не бегаю.

Я заказываю кровь у компании Примаблад. Эта компания существует уже долгое время и была создана для того, чтобы отбить охоту у вампиров низкого уровня беспорядочно питаться людьми и нападать на них. На самом деле, это сработало хорошо. Но они не рекламируются в каждой стране. На некоторых рынках они не нужны, потому что популяция вампиров высока, и община заботится о себе сама. Например, в Японии в них нет необходимости, и я никогда не рекомендовал их своим пациентам.

В Англии, однако, эта компания совершенно необходима.

Они никогда не получают запросов от чистокровных, поэтому им пришлось сделать уникальную смесь синтетической крови, чтобы удовлетворить мои потребности в питании. И это все, что она делает – удовлетворяет мои основные потребности. Это совсем не похоже на то, как когда я кормился от Джуничи. Представьте себе, что вам дают пластиковый пакет с холодной, застывшей, фабричной подливкой без специй. Вот так и здесь. Если подогреть, то консистенция становится чуть лучше, но на вкус все равно пресная.

Два месяца назад я ездил в Лондон, чтобы навестить Сая. Он всегда заезжает сюда, чтобы повидаться со мной, но, в конце концов, он уговорил меня приехать в город и сходить с ним куда-нибудь. Харука попросил меня держаться в тени, я так и делаю. Но Сай продолжал приставать ко мне.

В общем, я встретил женщину. Второго поколения. Технически ее родословная недостаточно высока, чтобы удовлетворить меня. Харука объяснил мне это еще до того, как я покинул Японию (чему он был не рад). Мы с женщиной разговорились в баре, одно привело к другому, она предложила себя, и я попробовал. Она была вкуснее, чем кровь из пакета, но на следующий день я чувствовал себя ужасно. Кошмарная боль в животе и озноб. Как будто моя природа была разгневана, вопя: «Давай больше никогда так не делать, умоляю!»

Когда я заканчиваю совещание и спускаюсь вниз, Сай ставит пиццу на угловой столик, а рядом с моей тарелкой стоит кружка теплой синтетической крови. Он думает, что ему нужно заезжать вот так и проведывать меня, но я в порядке. Я просто работаю над программой суррогатного материнства и виртуально принимаю пациентов. Вот и все.

– Как прошла встреча? – Сай стоит над раковиной, чистит кастрюлю, в которой подогревал мне кровь, и оглядывается через плечо. – Все суррогатные штуки в порядке?

Я сажусь за стол и беру чашку. Мои зубы начинают пульсировать, ужасное ощущение. Делаю быстрый глоток теплой, безвкусной жидкости.

– Да. Я еще не сказал им, но мы нашли суррогата для нашей тестовой пары. Однако теперь, когда суррогатная мать знает, для кого она будет вынашивать ребенка, она отказывается от оплаты. У нас с ней небольшое препирательство по этому поводу. Нам нужно установить стандарт, какую компенсацию будут получать вампы, чтобы выяснить представление о типичных ожиданиях. Она не помогает.

– Может быть, это и будет типичная ситуация? – Закончив мыть посуду, он вытирает руки и идет к угловому столику, садясь на скамейку напротив меня. Сай хватает кусок и поднимает подбородок. – Ешь.

– Я не собираюсь одновременно пить кровь и есть пиццу. – От этой мысли у меня сводит живот. Как будто я забыл, как есть. Со временем мое тело и чувства становятся более острыми и вампирическими. У меня нет сильного ощущения голода, как раньше, но это нормально. Еда мешала, отнимала время и силы. Теперь я могу просто подогреть чашку крови и продолжить работу.

Мы сидим в тишине, Сайрус ест свой кусок пиццы, я смотрю перед собой, держа в руках кружку и время от времени подношу ее ко рту. Когда Сай доходит до корки, он говорит:

– Ты хотя бы чувствуешь себя немного более взволнованным по поводу Италии и свадьбы в следующем месяце?

– Не особо.

– Ах, Джэ, это твое большое знакомство с аристократией! Может быть, все будет не так ужасно, как ты предполагаешь? Может быть, будет приятно увидеть Длинноногого Папочку лично?

Я поднимаю кружку и выпиваю последний глоток крови. Сейчас она едва теплая. И безвкусная. Конечно. Будет приятно увидеть Джуничи. Делать вид, что мы просто лучшие друзья, как будто он никогда не был внутри меня. С нетерпением этого жду.

Все, кто хоть что-нибудь из себя представляет, будут на свадьбе Селлины и Джованни в следующем месяце. Они поженились в прошлом году, но официальная церемония состоится в Ломбардии на курорте у озера Комо. Место сказочное, если верить картинкам в Интернете. Не могу себя там представить. Харука и Нино, конечно, тоже будут, но они же не могут нянчиться со мной, верно? Я не собираюсь бродить в одиночестве или разговаривать со странными существами в три раза старше меня.

Мой план – это принести хороший подарок (что можно подарить существам, живущим более века? Новые часы?), поприветствовать всех должным образом, а потом забиться в уголок и не мешать.

– Алло?

Я моргаю, встречаясь с оленьими глазами Сая.

– Прости. Что?

Он качает головой.

– Ты сам не свой, Джэ. Неужели превращение в вампира тебя так сильно изменило? Что я могу сделать? Ты редко выходишь из дома, не ешь, и все время такой серьезный. Что случилось с моим причудливым и веселым другом со всеми его дурацкими шутками и странными наблюдениями? Он где-то там внутри? Я скучаю по нему!

Я почти говорю в шутку: «Он умер», – но это не смешно. Подняв руки, я потираю ладонями лицо и под очками чувствую знакомое жжение в глазах. Качаю головой, не знаю, что на меня нашло, но заливаюсь беззвучными слезами. Иногда это все просто захватывает меня: разочарование, смятение и печаль.

Я больше не знаю, кто я и что делаю. Сайрус здесь, он навещает меня, пытается помочь, я знаю. Но каждый день я словно на автопилоте, никогда еще не чувствовал себя более одиноким за всю свою жизнь. Я мог справиться с этим раньше, когда был человеком. Привык к этому. Но теперь одиночество простирается в бесконечность. Как будто этому нет конца, и я застрял.

– Ах, черт… прости, приятель. Черт возьми. – Сай встает и подходит к другой стороне скамейки, где я сижу. Он похлопывает и держит меня за плечо, затем неловко стягивает очки с моего лица. – Почему ты продолжаешь носить их? Они же тебе больше не нужны. Ты говорил, что твое зрение даже лучше, чем стопроцентное?

Закрыв глаза, я глубоко вдыхаю, затем выдыхаю, чтобы успокоиться. Я так спонтанно не плакал уже две недели. Думал, что мне становится лучше.

– Они просто… привычны. Я ношу очки с восьми лет. Мне вставили прозрачные линзы.

Сайрус все еще сжимает меня за плечо.

– Ну, я вроде понимаю. Как броня… Но это глупо.

– Спасибо.

– Нет, думаю, это проблема. Ты продолжаешь бунтовать против новой жизни всеми странными микроагрессивными способами. Если ты примешь это – будешь чаще бывать в Лондоне, пить кровь настоящих людей, перестанешь перечитывать мамин депрессивный дневник и избавишься от этих проклятых очков – тебе станет легче? Живи той жизнью, которой не смогла жить твоя мама. Тебе дано нечто особенное, болван. Перестань дуться.

Когда я поговорил с отцом и сообщил ему, что я чистокровный вампир, он даже не усомнился в этом. Он сказал мне подняться на чердак и почитать мамины дневники. Это была его первая реакция на мое большое откровение. Оказывается, она знала, кто она. Они оба знали. Но не знали, что с этим делать. У нее не было рядом ни Джуничи, ни Харуки, ни Нино, которые могли бы ее вычислить, потому что мы жили в стране, где не было вампиров. Я не могу решить, чувствую ли я себя лучше или хуже, прочитав о ее последних днях. Но это дает мне некоторые ответы.

Я делаю еще один глубокий вдох, снова потирая лицо. Смотрю на Сайруса.

– Я должен попробовать. Ты прав.

Он сжимает мое плечо, его губы изгибаются в ухмылке.

– Конечно, прав, ты красавчик вампир… Боже, ты еще горячее, чем был раньше. Я мог бы поцеловать тебя.

– Пожалуйста, не надо.

Глава 41

Джуничи

На дворе прохладный, пасмурный весенний день, мы с Нино сидим в передней чайной поместья клана Миёси. На улице моросящий дождь, которого достаточно, чтобы промокнуть, но недостаточно для зонтика, чтобы не чувствовать себя драматично.

Позади нас большое окно, заливающее комнату серым светом, пока мы сидим в стиле сэйдза на толстых подушках в ожидании Рена и его отца. Они заставили меня ждать этой проклятой встречи четыре месяца, потому что родители Рена были в разъездах. Хотя за это время я перестал питаться от него. На самом деле, я даже не видел его с ноября – с того дня, когда он удерживал меня и вел себя как маньяк. После отъезда Джэ я начал питаться от знакомого вампира первого поколения: это мой друг, так что договоренность у нас непостоянная. Я также начал сдавать кровь больнице и отправлять пакеты Рену, чтобы не видеть его.

Это ад. Я постоянно устаю, и кожа у меня странного цвета. Питаюсь, но никогда не чувствую удовлетворения своей природы. Но мне нужно было это сделать. По крайней мере, чтобы знать, что я способен, и что я не раб чистой крови. Моей жизнью и решениями движет не только потребность или зависимость, созданная моим контролирующим отцом.

– Почему ты продолжаешь пялиться в свой телефон? – спрашивает Нино, глядя на меня.

– Потому что два дня назад я пытался позвонить Джэ по видеосвязи, а он не ответил и не написал мне. Он игнорирует меня все больше и больше. Мне это не нравится.

Нино расправляет плечи, глядя вперед.

– Это потому, что ты испортил ему день рождения.

Я опускаю руки с телефоном на колени.

– Может хватит так говорить? Это не помогает.

– Но это правда. Ты разбил ему сердце, потом он сбежал от нас, хотя даже не знает, как быть вампиром. Я не могу представить, через что он сейчас проходит.

– Слушай, я не был готов, – говорю я в сотый раз. В последнее время мне кажется, что я только и делаю, что защищаюсь рядом с ним. Харука ничего не говорит о моем выборе, но Нино придирается ко мне. Как будто он отождествляет себя с Джэ каким-то врожденным образом. – Если мне нужно время, мне нужно время. К тому же, все это дерьмо с Реном надо было уладить. Я не говорил Джэ покинуть Японию. Я не хотел, чтобы он уезжал, но я не могу одновременно сказать ему, что мне нужно пространство, и попросить его оставаться рядом, как придурок.

Нино кивает.

– В яблочко. Подумай, Джэ умер, физически и метафорически, потому что все, что, как он думал, он знал о себе, и все, что для него было истиной, перевернулось с ног на голову в один день. Он просыпается в совершенно новом мире, с новым телом, перспективой и генеалогией, где не за что ухватиться, и в тот же день единственный человек, которому он искренне доверяет, говорит: «Можешь дать мне немного пространства?»

Со стоном я потираю лицо ладонями. Он бросает подобные комментарии в мой адрес уже несколько месяцев. Сейчас он в ударе, так что я просто позволяю ему выплеснуть это из себя.

– Знаешь, в ту ночь, когда мы с Хару познакомились, он взбесился…

– Да, Асао рассказал мне эту историю. Я знаю.

– Но чего Асао не знает, так это того, что Хару держал меня за руку. Он был так напуган, Джун. Безумно встревожен. Я никогда раньше не видел его таким. Я думал, что он оттолкнет меня или будет холоден ко мне, потому что он совсем не хотел связывать себя узами брака. Он говорил мне это снова и снова. Но потом бум, мы оказались в той неожиданной ситуации, и он не оттолкнул меня. Он подошел и взял меня за руку. В тот момент я понял, что у нас всегда все будет хорошо, что я могу доверять ему, и он никогда не причинит мне вреда.

Я сижу прямо, сложив руки.

– Ну, мы не можем все быть идеальными, как Харука.

– Я не об этом. Я понимаю, что то, что Джэ чистокровный, неожиданно. Но… ты не можешь отталкивать его и одновременно обижаться на то, что он не берет трубку, когда ты звонишь. Либо ты говоришь ему, что тебе нужно личное пространство, и оставляешь его в покое, либо ты преодолеваешь свое дерьмо и находишься рядом с ним. Ты не можешь иметь и то, и другое.

Я снова выдыхаю со стоном, потому что знаю, что он прав. Я знаю, но…

– Твоя ситуация менее сложная, потому что вы с Хару оба чистокровные. У Хару было прошлое, но вы оба вступили в отношения на равных. Это задает тон.

– Это не имеет значения, – говорит Нино. – Мы с Хару равны в формальном ранге и в уединении нашего гнезда, но ты знаешь, что его родословная намного древнее и чище моей. Когда мы находимся среди аристократии, это незаметно, но люди относятся к нам по-разному. Когда вампы приветствуют нас, они обращают большую часть своего внимания на него. Если мы получаем приглашения на светские мероприятия, они всегда в первую очередь требуют Харуку. Меня тоже все уважают, но так уж устроена аристократия. Меня это не волнует. Важно то, что происходит между нами двумя, и Хару никогда не относился ко мне так, будто я ему не ровня. И я очень сомневаюсь, что Джэ когда-либо смотрел так на тебя…

Бумажная дверь слева от нас открывается, и мы оба встаем, наблюдая, как Рен и его отец входят в комнату. Рен очень зол. Его лоб наморщен, а глаза цвета ириски острые, как бритва, когда он смотрит на меня. Халат на нем сегодня более строгий (еще один, который я сшил для него), а волосы аккуратно собраны в гладкую длинную косу, спускающуюся по позвоночнику. Когда он и его отец оказываются перед нами, мы все кланяемся в пояс, затем опускаемся на отведенные нам подушки. Рен сидит передо мной, скривив рот и не сводя с меня глаз. Его отец сидит рядом с ним, напротив Нино, который осторожно улыбается.

– Здравствуйте, Миёси-сан. – Нино вежливо опускает голову. – Спасибо, что встретились с нами сегодня.

Отец Рена узкий, как доска, но высокий. Его серебристые волосы коротко подстрижены, и хотя его лицо с возрастом испещрилось морщинами и огрубело, за жесткими линиями все еще можно увидеть нотки красоты, особенно когда он улыбается.

– Рад видеть вас, мой юный лорд, несмотря на характер обстоятельств, которые свели нас вместе. Такие контракты редко расторгаются, но, полагаю, это давно назревало.

Я наблюдаю за Миёси-сан, но чувствую жар от взгляда Рена на своем лице. Не буду врать, я сейчас в ужасе. В любой момент он может выпустить свою ауру и ударить меня головой о землю. Это не убьет меня, но я все же хотел бы избежать этого, если возможно. Поэтому я отказываюсь смотреть на него. Я просто продолжаю переводить взгляд с Нино на Миёси-сан.

– Такие ситуации случаются редко, – соглашается Нино. – Но это поправимо. Поскольку Джуничи разрывает контракт, заключенный между ним и вашей семьей, вы можете указать условия, на которых вы позволите это расторжение. Вы определили свои требования?

Теперь я наблюдаю за Нино, который сидит прямо, уверенно в своем свитере цвета ржавчины – его ладони спокойно лежат на коленях, обнажая красивые часы на запястье с коричневым кожаным ремешком и циферблатом из розового золота. У нас была долгая дискуссия о том, кто должен сопровождать меня в качестве лидера моего королевства и представителя на этой встрече. Это чертовски нелепо.

Мне сто тридцать лет, но я не мог прийти на эту встречу и отстоять свои права, потому что я представитель первого поколения. Несмотря на то, что речь идет обо мне и моей жизни, мне нужен был чистокровный, чтобы говорить от моего имени с другими чистокровными. Еще безумнее то, что мне повезло. Если бы лидеры королевств были придурками, они могли бы заставить меня соблюдать контракт, потому что не хотят тратить свое драгоценное время на то, чтобы разбираться с моим дерьмом.

Если бы мои родители были живы, это была бы их ответственность, поскольку они были инициаторами этого договора. В конце концов, мы все решили, что Нино будет лучшим представителем для меня. Присутствие Харуки здесь было бы для Рена дополнительной пощечиной. Это был хороший выбор, потому что он и так достаточно взволнован.

Миёси-сан вскидывает подбородок, его взгляд решителен.

– Да, мой юный лорд. Мой партнер и я установили два условия. Во-первых, поскольку Джуничи находится под вашей властью и юрисдикцией, мы считаем, что вы должны взять на себя ответственность за организацию нового источника питания для нашего сына. Если мы разрываем нашу договоренность с сегодняшнего дня, этот вопрос должен быть рассмотрен в крайнем срочном порядке.

Нино делает глубокий вдох, но кивает.

– Мы с Харукой принимаем эти условия. И ваше второе условие?

Миёси-сан бесстрастно смотрит на меня.

– Компенсация. Мы просим выплатить взнос в размере пяти миллионов иен в качестве небольшого утешения. Эти две стороны должны были вступить в брак десятилетия назад – ресурсы и финансы нашего клана были распределены поровну. Однако из-за заверений Рена мы позволили этому неортодоксальному соглашению продолжаться. Поскольку в конечном итоге активы наших семей не будут объединены, требуется компенсация за значительную потерю времени и возможностей.

Я киваю, выдыхая. Я знал, что они о чем-то попросят. Я думал, что они попросят поместье моей семьи на острове Миядзима. У нас там большой участок на горе, в глубине леса. Там никто не живет, и я уже целую вечность туда не заглядывал. Строение, скорее всего, обветшало, но старые семьи обычно предпочитают недвижимость, а не наличные.

– Я признаю, что мой сын отчасти виноват в этом неудачном соглашении. – Миёси-сан смотрит на Рена, его лицо лишено эмоций, когда он говорит о своем сыне так, будто его здесь нет. – Он был благословлен внешней красотой, но, как наш самый младший, ему сильно не хватает обаяния и изящества. В этом смысле мы с моим партнером потерпели неудачу, и мы в курсе его скверного характера и плохой репутации. И за это я потребую только прямую денежную выплату.

Я мельком бросаю взгляд на Рена. Он смотрит на свои колени, ткань его халата сжата в бледных кулаках.

– Джун?

Когда я поворачиваю голову в сторону, Нино обращает свой взгляд на меня.

– Ты принимаешь эти условия? – спрашивает он.

Сглотнув, я снова киваю. Пять миллионов иен в качестве прямой выплаты за неудавшиеся отношения, длящиеся столетие, – это оскорбительно. Еще и Рену.

– Да, я принимаю.

– Хорошо. – Миёси-сан поднимается, что вызывает цепную реакцию, и мы с Нино тоже быстро встаем. Рен не двигается. – Считайте, что соглашение расторгнуто. Джуничи, когда ваш отец предложил этот брак, я предупредил его о моем младшем и его угрюмом, избалованном характере. Полагаю, я должен поблагодарить вас за то, что вы терпели его и не позволяли ему позорить нас так долго.

– Могу я поговорить с Джуничи, пожалуйста? Наедине.

Мы втроем смотрим на Рена, который сидит, подняв подбородок, и смотрит на меня. Я не хочу снова оставаться с ним один на один. Он обращался со мной как с дерьмом в течение многих лет – надменно входил сюда, заставляя меня ждать его, а затем неделю за неделей изливал на меня свои черные как чернила чувства. Я так близок к тому, чтобы уйти, не будучи вдавленным в пол или блюющим.

– Тебе решать, Джун, – говорит Нино. – Я могу постоять прямо снаружи. – Черт. Почему у меня такое чувство, что я должен ему? Может быть, это потому, что я никогда не видел, как Рен общается со своей семьей, и это меня удивляет: как небрежно его отец говорит о нем и оскорбляет его прямо в лицо. Я всегда думал только о монстре, с которым мне приходилось иметь дело неделю за неделей. Наверно, я никогда не задумывался о среде, которая могла его породить.

Проведя пальцами по макушке головы, я выдыхаю.

– Хорошо. – Я сажусь обратно на подушку, ненавидя тот факт, что мне придется звать Нино, чтобы он спас меня, если Рен решит прижать меня к полу. Когда Миёси-сан и Нино уходят и дверь закрывается, я передергиваю плечами. Собираюсь сказать Рену, что это к лучшему для нас обоих, и что это давно пора сделать. Но он опережает меня. Его слова вырываются на одном дыхании.

– Вайолет, я люблю тебя. – Его глаза цвета ириски крайне серьезны. Не думаю, что когда-либо видел его таким важным. – Я тебя люблю. Почему тебе этого никогда не было достаточно? Что еще я должен был сделать?

Теперь он ждет. Воздух в комнате такой неподвижный, будто время остановилось. Тишина подчеркивает этот момент. Запах дождя и татами в этой простой комнате, куда я прихожу неделю за неделей, год за годом, чтобы посидеть с ним. Все эти токсичные кормления, споры и оскорбления, даже те смутные ранние дни, когда мы были так молоды и действительно занимались любовью, когда я искренне старался ему угодить, и когда он души не чаял во мне. Бывали и такие времена: солнечные дни периодически вкраплялись в вечный бушующий шторм наших отношений. Редкие затишья, когда мы находились в эпицентре бури. Я едва могу вспомнить эти моменты, но я знаю, что они были.

Рен ждет, чтобы я объяснил, почему. Знаю, он отдал все, что мог, все, на что был способен. Я понимаю это. И всегда понимал.

– То, как ты любишь, удушает меня. Это больно.

Рен стискивает зубы, его глаза стекленеют в пасмурном полумраке комнаты.

– Что это значит?

– Ты собственник. Ты питаешься от меня, и каждая мысль в твоей голове вливается в меня, говоря мне, что я принадлежу тебе. Что я должен любить и хотеть только тебя, и что я никогда не найду никого лучше. Никто другой никогда не сможет обладать мной. Это манипуляция, и это то же самое дерьмо, которое мой отец говорил моей матери. Может быть, ты так любишь, но это не та любовь, которую я хочу.

Из-за Рена и моего отца я долгое время даже не хотел любви. Если это и есть любовь, то к черту ее. Мне гораздо лучше без нее.

Но иногда что-то вроде тихого шепота пробиралось сквозь заросли терновника и колючего кустарника в моей груди. Я помню звуки музыки и смеха, запах корицы и фруктовой выпечки, шоколада и дождливых дней, проведенных дома, когда в поместье было тихо, потому что отца не было. Это тоже была любовь. Другая, более мягкая, которая давала, а не забирала. Она раскрепощала, а не сковывала.

Чудом я снова нашел такую любовь. С Джэ. Все, чем он является, согревает меня и возвращает к тем хорошим, мирным моментам, где на первом плане была радость, воодушевление и безопасность, которые я чувствовал, его причудливое искрометное чувство юмора и то, как он заставляет меня смеяться, его страсть и искреннее желание помогать людям и то, как он постепенно разрушил все свои стены и полностью доверился мне.

Но вместо того, чтобы держаться за это – за него – я испугался и оттолкнул его. И испортил ему день рождения.

– Значит, я даю тебе неправильную любовь? – Рен хмурится, его голос становится громче. – Не знаю, что это значит. Я дал тебе все. Позволял тебе скитаться по Европе десятилетиями, засовывая свой член и клыки бог знает в кого и во что! Играть со своей глупой одежкой и делать свой бизнес…

– Послушай себя. Ты все время говоришь, что «позволяешь мне» что-то делать, Рен. Но я не принадлежу тебе. Ты не владеешь мной.

– Но я владею, Вайолет. – Он усаживается прямее, и свет в его глазах теплеет, медленно переходя в ярко-золотой. – Ты мой. Тебя подарили мне, когда мне исполнилось шестнадцать, и мы всегда были вместе. Таков контракт…

– Контракт расторгнут. – Я распрямляю ноги, потому что все во мне кричит, что я должен встать и уйти. Я знаю, что и мои действия по отношению к нему не были идеальными. Но он меня совсем не слышит. Объяснять бесполезно.

Он наклоняется ко мне, его голос низкий и угрожающий:

– К черту контракт. Ты никогда не сможешь уйти от меня, Вайолет. Я никогда тебя не отпущу.

Он слишком близко к моему лицу, поэтому я пытаюсь встать, но уже слишком поздно. Он поднимает пальцы, и я делаю вдох как раз перед тем, как мое горло практически сжимается само по себе, как будто вокруг моей шеи обернута тяжелая скоба или кандалы, но изнутри.

Я не могу дышать, когда меня снова силой прижимает к полу, на колени, а глаза вылезают из орбит и слезятся. Но через секунду я слышу, как открывается бумажная дверь. Я не могу двигаться или что-либо видеть, передо мной только Рен. Он замирает, деревенея, и давление в моем горле и теле рассеивается.

Я падаю на четвереньки и давлюсь, воздух комнаты обжигает, проходя через мое пересохшее от боли горло. Когда я поднимаю взгляд, Нино уже там, его глаза светятся красивым абрикосовым цветом, а рука протянута к Рену. Он держит его на коленях совершенно неподвижно, и только глаза Рена мечутся по сторонам.

– Ты в порядке? – Нино хлопает глазами, глядя на меня. – Мне так жаль, Джун… Хару написал мне, и я отвлекся. Он редко даже касается своего телефона, понимаешь? Поэтому я должен поощрять такое поведение.

Я все еще на четвереньках, но теперь смеюсь и качаю головой.

– Я в порядке, – выдыхаю я. – Все хорошо. – Способности Нино становятся все более и более впечатляющими с каждым разом, когда я их вижу. Он легко подчинил себе Рена, но я думаю, что это сила двух связанных чистокровных против одного.

Нино сияет, все еще удерживая Рена в объятиях своей ауры цвета заката.

– У Хару были хорошие новости. Джэ позвонил ему, и они нашли нам суррогата – она одна из беженцев с Сокотры! Это случилось!

Я улыбаюсь, искренне радуясь за них, но в то же время тихо отмечая, что у Джэ есть время позвонить Харуке, но не мне.

– Это прекрасно, Нино. Поздравляю.

Прежде чем мы покидаем поместье Миёси, отец Рена отводит меня в сторону и предлагает полностью отказаться от взноса за расторжение контракта в обмен на то, что я буду хранить молчание о том, что Рен сделал со мной. Я сказал ему, что заплачу. Я не собираюсь болтать, но, если меня кто-то спросит, лгать я тоже не буду. Ни за что на свете я бы никому не позволил войти в такую ситуацию вслепую.

Глава 42

Джэ

Глубоко вздохнув, я закрываю глаза, сосредотачиваясь на тепле солнца на моем лице в сочетании с тихим щебетанием птиц прямо за маленьким окном над моей головой. Я чувствую в воздухе запах леса, пыльцы и цветов. Дуб и можжевельник, глициния и магнолия. Остаточный ночной конденсат, осевший на листьях деревьев, сырость травы и почвы. Если я сконцентрируюсь, то смогу почувствовать все эти запахи и ощущения. Это божественно.

Некоторое время это преследовало меня, как будто я ощущал слишком много вещей одновременно, и они атаковали меня. Но с течением времени у меня получается различать каждый элемент по отдельности: насколько по-разному пахнет воздух, в зависимости от того, сухой он или дождливый, неподвижен или неистово дует, и я могу различать новые запахи, доносящиеся из соседней деревни или прямиком из большого города.

По сути я собака в человеческом обличье. Я открываю глаза и смотрю на открытый потолок. Комната залита утренним солнечным светом – широкие лучи с крошечными пылинками, плавающими и танцующими между светом и тенью.

Мой планшет жужжит на полу рядом со мной. Я колеблюсь, когда вижу имя абонента, но потом ставлю его на коробку прямо перед собой и, сложив ноги, усаживаюсь ровнее. Я провожу пальцем по экрану, чтобы ответить на видеозвонок, и улыбаюсь.

– Привет.

Джуничи наклоняется к камере так, что я вижу только его щеку, частично покрытую темной, аккуратно подстриженной бородой.

– Что думаешь? – спрашивает он. – Лучше, да?

– На что именно я смотрю?

– На мою кожу. Оттенок лучше, тебе не кажется?

Я качаю головой. Джуничи проходит путь, который я называю «Путь умеренного голодания». Знаю, что это очень важно для него, но он выглядит ужасно последние пять месяцев, хотя сейчас – определенно лучше, чем в декабре. Первые несколько недель были для него особенно тяжелыми.

– Я не уверен, Джун. Мне кажется, что он все еще немного коричневато-серый.

Джуничи, дуясь, отстраняется от камеры.

– Правда? Я мог поклясться, что сегодня выгляжу лучше.

– Может, я плохо вижу через камеру? Возможно, дело в освещении.

Ухмыляясь, он складывает руки, сидя в своей гостиной на роскошном бархатном диване цвета подсолнуха. Я скучаю по этому дивану. У меня остались как очень хорошие, так и не очень хорошие воспоминания о нем.

– Возможно, ты прав, – говорит он. – Но чувствую я себя хорошо. Эта неделя была лучшей. Вчера было… пять месяцев?

– Поздравляю, Джун.

– Muchas gracias[53]. И спасибо, что взял трубку и поговорил со мной.

– Я сейчас не занят.

– Значит, удачное время. Я слышал, что ты назначил Нино встречу, чтобы получить его биообразец. Он немного волнуется по этому поводу.

Это заставляет меня рассмеяться.

– Почему?

Джуничи откидывается на спинку дивана, все еще улыбаясь мне.

– Потому что теперь это кажется ему более ощутимым. У них действительно будет ребенок через несколько месяцев. Раньше все это было гипотетически. К тому же Нино сказал, что чувствует давление, потому что Харука настаивал на том, чтобы именно он сдал образец.

Я улыбаюсь, потому что это правда. Но ничего не говорю. Врачебная тайна и все такое.

– У меня такое чувство, что он очень хочет, чтобы ребенок был похож на Нино, – продолжает Джуничи. – Мне просто смешно. Харука так безразличен ко всему до того момента, пока не случается.

Я смеюсь, потому что тоже заметил это.

– Он был крайне сообразителен всякий раз, когда мы вместе играли в сёги. Можно подумать, что его не волнует победа, но это определенно так.

Мы застываем в моменте, улыбаясь друг другу, но лишь на мгновение. Я отвожу взгляд, чтобы с чем-то повозиться, отвлекаясь от теплого чувства, охватившего мое тело.

– Ты сегодня на чердаке. Снова читаешь дневники своей мамы?

– Да, но я сейчас смотрю некоторые ее вещи. Перебираю коробки.

– Ты говорил с отцом о его происхождении? – Спрашивает Джуничи. – Ты собирался поговорить.

– Я поговорил. Он… он сказал мне, что его прадед был в третьем поколении.

Джуничи качает головой.

– Ничего себе. Все это время у тебя был кто-то по обеим линиям…

– Но я не знал! Мой отец не кормится, и он никогда не говорил мне об этом.

– Я знаю, Джэ. – Взгляд Джуничи смягчается. – Тебе не нужно защищаться. Я знаю. Все в порядке.

Джун никогда не обвиняет меня во лжи, но я просто… я начинаю так обороняться. Моя природа пускается бушевать, кожа становится горячей, и я честно готов бросить трубку.

– Мне не терпится увидеть тебя на следующей неделе, – говорит Джуничи. – Ты ждешь свадьбы?

Я сглатываю, получается с трудом, будто у меня в горле вата.

– Конечно, – лгу я. Не могу представить, как это будет: как мое тело отреагирует на него лично теперь, когда мои чувства стали еще острее. Оно уже и так напряжено во время дурацкого видеозвонка.

– Все хотят тебя видеть, – говорит Джуничи. – Даже Сидни сказал мне, что скучает по тебе и с нетерпением ждет встречи. Я тоже по тебе скучаю.

Теперь мне кажется, что по моей коже пробегает электрический ток – вверх по рукам к голове и плечам, вниз по туловищу и позвоночнику. Он такой сильный, но я игнорирую его и киваю.

– Я с нетерпением жду встречи со всеми. Сидни приедет на свадьбу?

Джуничи улыбается.

– Да. Что ты делаешь на этих выходных? У тебя рейс в понедельник?

– Да, и… я думаю, Одри приедет в гости. Она говорит, что нашла новый рецепт булочек с корицей и хочет опробовать их на мне.

– Вампирша Одри. Она заставляет тебя так ее называть?

Я смеюсь, что хорошо, потому что это отвлекает от всего, что кипит внутри меня.

– Нет. Она так только представляется. Одри эксцентрична, это точно. Она купила мне корзину вкуснейших манго, но отказалась сказать, откуда они у нее.

Джуничи пожимает плечами.

– Может, она их украла?

– Разве вампиры воруют манго?

– Если больше нечем заняться.

Я смеюсь, потому что звучит совершенно нелепо.

– Вся аристократия в одном лице, – говорит Джуничи. – Они сбегаются к тебе. С манго.

– Я не думаю, что одного представителя чего-либо можно определить как стаю.

Он ухмыляется.

– Но это ненадолго. Скоро кто-нибудь узнает кто ты, и о тебе напишут в Нью-Йорк Таймс, Би-би-си и Вэмпайр Интернешнл Ньюс. Я уже вижу заголовки: «Британские чистокровные существуют».

– Боже, надеюсь, что нет. Господи.

– Они будут ломиться в твою дверь с корзинами украденных фруктов.

– Ты намеренно пытаешься вызвать у меня приступ тревоги? – Я улыбаюсь. – Это цель на сегодня?

– Нет. Точно нет. Но я счастлив, что могу заставить тебя улыбаться и смеяться. Это достойная цель на день.

Я все еще улыбаюсь, и это теплое, пузырящееся ощущение продолжает бежать по моей коже и сквозь меня. Я не знаю, что сказать, когда он бросает мне кокетливые замечания. Прежний Джэ сказал бы что-нибудь острое и дерзкое в ответ. Беззастенчивое.

Когда я думаю о себе тогдашнем и о том, насколько я был уверен в себе, мне становится смешно. Сайрус уверенно признался мне в своих чувствах – абсолютно убежденный, что я отвечу ему взаимностью. Тогда я чувствовал надменность по отношению к нему, но разве я не вел себя подобным образом с Джуном? Слава богу, я никогда не говорил ему о своих чувствах. Если бы я это сделал, я бы не смог смотреть в лицо ни ему, ни себе.

Сайрус связывал со мной все свои гейские надежды и мечты, а я все свои вампирские связывал с Джуном. Я даже не осознавал, насколько сильно позволил себе зависеть от него. Это унизительно.

Мой планшет вибрирует, звонит мой непосредственный руководитель из больницы. Мне неприятно это признавать, но я испытываю некоторое облегчение. Если я продолжу так разговаривать с Джуничи, мне станет слишком комфортно, и потом будет еще больнее.

– Эй, из больницы кто-то звонит, и мне нужно ответить.

– Конечно. Хорошего дня. Я рад, что ты взял трубку, и я действительно с нетерпением жду встречи с тобой, Джэ.

Я киваю, подавляя и игнорируя свою природу.

– И тебе того же.

Несколько дней спустя суббота, полдень. Я сижу в гостиной своего коттеджа с Вампиршей Одри. Весенний дождь слегка постукивает по окнам и крыше, а мой желудок полон чая «Английский завтрак» и теплых булочек с корицей и изюмом. Она рассказывает мне историю о том, как однажды в 1970-х пробежала голой по Трафальгарской площади за чашку кофе. Это действительно захватывающая история, но я отвлекаюсь, думая, что, возможно, схожу с ума.

– В те времена не было камер и всех этих модных технологий, поэтому было гораздо легче избежать наказания за мелкие проделки. Я перевоплощалась снова и снова, просто ради забавы. – Одри делает большой глоток чая, затем промакивает свои рубиново-красные губы салфеткой. – Эх, времена…

– Сейчас сделать это было бы гораздо сложнее, безусловно. – Я ерзаю на стуле, пытаясь успокоиться. Это не срабатывает.

– О, это было бы невозможно сделать сейчас. Каждый – ходячая видеокамера! Мои дни беготни нагишом прошли. – Одри подносит чашку ко рту, но затем хмурится и обращает внимание на меня. – Дорогой, ты в порядке?

Я вдыхаю, и все, что я чувствую, становится более и более интенсивным.

– Я не знаю. Я… кажется, я схожу с ума.

– В чем дело? Я не специалист в чистокровных делах, но, возможно, смогу помочь. Я кое-что знаю. – Одри второго поколения, и она определенно много знает. Гораздо больше, чем я. Мы встретились в городе на выходных три месяца назад, когда я решил зайти в более крупный сетевой супермаркет вместо своего маленького местного. Она была потрясена, когда увидела меня – британского чистокровного. Но она сохранила все в секрете, как я и просил. Одри очень добрая. Навещает меня каждую субботу, если я не работаю. Приятно поговорить с кем-то, кроме Сая.

– Я… ты помнишь, что я тебе сказал? – Спрашиваю я. – О вампире, который помог пробудить меня?

– Джуничи, – говорит она, кивая. – Конечно, я помню. Он довольно важен для тебя.

– Я не знаю, что со мной не так, но я как будто чувствую его. Я не думал о нем, но это ощущение становится все сильнее, и я чувствую и обоняю его прямо сейчас.

Я провожу руками по волосам, зажмуриваюсь и чувствую, как краснеют шея и лицо. Это ошеломляет, как будто он повсюду. Почему мое тело мучает меня?

– Он здесь? Если ты чувствуешь его таким образом, он, должно быть здесь… – Одри ставит чашку на стол, встает и подходит к окну, ее длинная шелковая юбка развевается вокруг ее ног, когда она скользит, чтобы выглянуть через забрызганное дождем стекло. – К твоему дому подъезжает черный «ягуар». Ты кого-то ждешь?

Повернув голову, я хлопаю глазами.

– Нет.

Она все еще смотрит в окно.

– Ну, кто-то здесь. О… он выходит из машины… довольно высокий парень. Эффектный. Милый, я думаю, это твой вампир.

Глава 43

Джуничи

Я решил устроить Джэ сюрприз в Бристоле по двум причинам.

Во-первых, ему было бы неудобно идти на свадьбу одному. Я не стал спрашивать, потому что знал, что он скажет мне «нет» и будет настаивать на том, что с ним все в порядке. Но входить в крупную аристократию, такую как Милан, в одиночку и в качестве новенького чистокровного – просто ад. Пугающе – это даже не то слово. Добавьте к этому, что у Джэ нет опыта общения с другими высокоранговыми вампирами, будучи ранговым вампиром. Ему нужно сопровождение. Без вопросов.

Во-вторых, мне хотелось немного поговорить и побыть с ним наедине до свадебной суматохи. Будет настоящий цирк, когда мы туда доберемся, но мне нужно сказать ему о своих чувствах. Я готов к нему и ко всему, что нас ждет, если он все еще хочет меня.

Я был удивлен, когда он уехал из Японии сразу после перехода. Да, его пробуждение и чистокровность чертовски потрясли меня. Он лез на меня, и его энергия была настолько сильной, что это пугало, я признаю это. Но я не хотел, чтобы он уходил с концами. Я надеялся, что он останется в больнице, пока я разбираюсь со своим дерьмом с Реном, и что он продолжит учиться у Харуки и навещать его. Наша община – хорошее и безопасное место для него, поэтому мне было странно, что он просто свалил и начал выполнять всю работу по программе суррогатного материнства удаленно.

До того, как он проснулся, и пока я думал, что он может быть представителем первого поколения, я решил, что буду открыт для связи с ним. Мне просто нужно было время, чтобы привыкнуть. Но, кажется, что в сознании Джэ (и Нино, видимо, тоже) я категорически отверг его. Это не так, и я пытался объяснить ему это в день его пробуждения, но его мысли были где-то в другом месте, и я не смог до него достучаться.

Может быть, я был не прав, оттолкнув его в тот момент. Я понимаю точку зрения Нино, но я не могу вернуться назад и что-то изменить. Все, что я могу сделать сейчас, это утешить его, дать понимание и уверенность в том, что его любят, поддерживают и что он не одинок.

Я арендовал машину в аэропорту, чтобы доехать до коттеджа Джэ. Район, где он живет, находится довольно далеко от города – примерно в двадцати милях. Здесь красиво. Дорога впереди тянется тонкой линией среди холмистых пастбищ, и все вокруг ярко-зеленое и живое, несмотря на стальные облака, застилающие небо. Ветер тоже начинает усиливаться, и ветки деревьев гнутся и качаются в гипнотическом танце.

Когда я, наконец, подъезжаю к коттеджу, то громко смеюсь. Он буквально похож на что-то из сказки. Джэ как принц, который живет в уединении в сказочном коттедже с мятно-зеленой отделкой, кирпичными стенами, увитыми плющом, и кустами красных роз по обеим сторонам.

Это слишком. Будто он специально устроился здесь, чтобы все было как можно драматичнее.

Я паркую машину, глушу двигатель и выхожу на улицу, мятно-зеленая дверь коттеджа медленно открывается. В проеме неподвижно стоит Джэ. Его волосы немного длиннее, чем я помню, зачесаны назад и немного взлохмачены, как будто он провел по ним пальцами. Он в очках, белоснежной хлопковой кофте, которая идеально сидит на его фигуре, и темных брюках цвета хаки.

Наши глаза встречаются. Ветер мягкий, но холодный, все еще пронизанный морозным дыханием зимы, треплет мой плащ по краям. Джэ идет ко мне по дорожке, и я замечаю его до нелепого милые темно-синие кожаные туфли-лодочки. Весь этот наряд так ему идет – не похоже, что он снял это с манекена.

Решив оставить чемоданы в машине, я первым делом залезаю на заднее сиденье, вытаскиваю оттуда большую переноску, ставлю на землю и открываю.

Она тут же набрасывается на мою руку. Неблагодарное создание. Кошка ведет себя со мной так с того дня, как Джэ покинул мой дом. Ее подбородок приподнят, когда она выскальзывает из переноски, затем ныряет под машину и направляется прямо к своей цели. Я смотрю, как Джэ наклоняется и в шоке гладит встревоженную кошку.

– Лулу! – Глаза Джэ широко раскрыты, а кошка задирает голову к его ладони, упираясь лапами в его колени. Dios mío. Можно подумать, что Лулу его кошка. Мне пришлось сделать ей паспорт, прививки и микрочип (она не была рада ни тому, ни другому), а также справки, чтобы получить разрешение на въезд в Великобританию. Ко всему прочему, она ворчала на меня всю дорогу, зато теперь она довольна как слон.

Быстро схватив свой второй сюрприз с пассажирского сиденья, я иду навстречу к Джэ по дорожке. Он медленно поднимается, глядя на меня так, словно его вот-вот вырвет. Понятия не имею, что означает это выражение лица и хорошо ли это.

– Привет, солнышко.

– Ч-что ты здесь делаешь? – Он смотрит на меня с тем же выражением, но теперь я замечаю его глаза. Они все такие же: яркие, каштаново-коричневые, но вокруг радужек появилось плотное кольцо синего цвета, чего я не замечал во время наших видеозвонков. Когда это произошло? И еще, почему он до сих пор носит очки? Он очень сексуален, когда их носит, но три месяца назад он сказал мне, что его зрение более чем исправилось.

– Кошку приветствуют лучше, чем меня? Если уж на то пошло, это я привез ее сюда. – Я раскрываю руки, показывая букет цветов, который держал за спиной. Проходит минута, а выражение лица Джэ остается непроницаемым, но он шагает ближе и холодно меня обнимает. Боже. Мы разговаривали по телефону с тех пор, как он уехал. Не было похоже, что он сердится на меня. – Я скучал по тебе, – говорю я ему. – Рад тебя видеть.

– Я тоже, – говорит он, поспешно высвобождаясь из моих объятий. Я держу цветы у груди. Букет выполнен в ярко-синем и фиолетовом тонах, которые напоминают мне о нас.

– Это дельфиниумы. Они тебе нравятся?

Джэ наконец улыбается. Улыбка слабая, но она есть. Он сосредотачивается на букете.

– Они великолепны.

– Поскольку ты сказал мне, что стрелиция была любимым цветком твоей матери, нам придется решить, какой твой любимый цветок.

Он приподнимает бровь.

– Мне он нужен?

– Да. Абсолютно. У любого культурного, утонченного мужчины, уверенного в своем стиле и вкусах, он должен быть.

Джэ закатывает глаза, все еще улыбаясь.

– Конечно. А у тебя какой?

– Подсолнух. Но ты не можешь выбрать мой.

– Я не хочу его. Впрочем, тебе идет. Диван.

– Именно. – Я шевелю бровями. Обожаю этот диван. Он послужил основой всего остального дизайна в гостиной и кухне. Почему? Потому что мой отец ненавидел бы этот диван. «Дикий и аляповатый», как покачивания бедрами под гитару и бонго, – вот как он бы его называл.

Джэ берет букет и подносит к носу.

– Спасибо за цветы… Почему ты здесь? Я думал, что увижу тебя в Милане.

– Джэ. Ты единственный из ныне живущих британских чистокровных вампиров, и ты никогда не был на аристократическом мероприятии. Я бы не позволил тебе войти в эту ситуацию в одиночку.

Возникает неловкая пауза, когда я чувствую, что он хочет что-то сказать, но вместо этого отводит от меня взгляд и смотрит на цветы.

– Очень мило с твоей стороны. Спасибо… Тебе нужна помощь с чемоданами?

Я поднимаю бровь. Мило с моей стороны?

– Нет, не нужна.

– Одри внутри. Тебе стоит войти и познакомиться с ней. – Он поворачивается, и я следую за ним по очаровательной дорожке, выложенной булыжниками, к входной двери. Прямо перед тем, как переступить порог, я зову Лулу. Она прыгает по траве, как дельфин, выпрыгивающий из океана, затем рысью проносится мимо меня и входит в дом. Видно, что ей здесь уже нравится. Жаль, что владелец этого потрясающего маленького дома не в восторге от меня.

– Я ничего не украла за пятнадцать лет, – восклицает Вампирша Одри. – В наши дни это слишком сложно. А в тюрьме никогда не было весело. Эту крошку за решетку не засадишь. Никогда больше!

Я смеюсь, когда свистит чайник; звук пронзительно и звонко разносится по теплой гостиной. Джэ вскакивает с кресла и направляется на кухню, а Лулу следует за ним по пятам. Она не отходила от него с тех пор, как мы вошли в дом.

Я откидываюсь на спинку дивана, расслабляюсь и вдыхаю. Весь дом пропитан его запахом – теплым и успокаивающим, персиковым и свежим – и от этого мне так сильно хочется его укусить.

Он взывает ко мне, и моя природа отвечает однозначно.

– Это милое юное создание… – Выразительные карие глаза Одри смотрят на меня, не мигая, обрамленные морщинками от улыбки. – Напоминает мне вампира, едва достигшего совершеннолетия. Он рассказал мне свою историю и о том, как вы познакомились. Он не должен быть здесь один. – Она вампир постарше, как и Асао, но пока мой друг вел довольно размеренную жизнь, на удивление домашнюю, занимаясь воспитанием и опекой чистокровного сына своей лучшей подруги, Одри развлекалась.

– Согласен.

– Чистокровные – это центр. Они сердце нашей культуры, и они не должны быть на задворках и в изоляции – особенно такие молодые щенки, как он, которые ничего не знают.

Скрестив руки, я ухмыляюсь.

– Одри, основываясь на ваших рассказах о беготне голышом и воровстве, я бы не счел вас традиционалисткой, внезапно декламирующей мне классическую аристократическую риторику.

Она пренебрежительно взмахивает рукой.

– Иногда я смеюсь над глупыми людьми, но наше сообщество священно. Мы нужны друг другу, а чистокровные – тем более. Я никогда не встречала счастливого и процветающего чистокровного, который был бы сам по себе. Ни разу. Их потребность в товариществе и общении в десять раз сильнее, чем у вас или у меня. Та толика человечности, которая есть у нас, позволяет нам нормально переносить изоляцию, но чистокровные? Их природа требует иного. – Одри встает, хватая сумку. – Надеюсь, вы приехали сюда, чтобы помочь ему. Вряд ли ему полезно пить фальшивую, фабричную кровь. Ужасно. Никогда не слышала о таком.

– Что ж, я обязательно попробую помочь Джэ.

Она подходит к двери и открывает ее. В проеме она снова поворачивается ко мне. Дождь накрапывает за ее спиной чуть сильнее, чем когда я только приехал.

– Не пробуй, котик. Сделай это. – Она с громким стуком захлопывает дверь, и я хмурюсь. Почему эта случайная вампирша, которую я только что встретил, говорит мне, что делать? Как будто я пришел сюда не для того, чтобы попытаться убедить его вернуться со мной в Японию.

– Одри ушла? – Джэ стоит у входа в кухню с растерянным выражением на ангельском лице.

– Ушла.

Он делает паузу, смотрит на меня, затем отводит взгляд и проводит пальцами по своим золотисто-каштановым волосам, поворачивается и уходит обратно в кухню. Оставшись в одиночестве, я качаю головой, затем встаю и следую за ним.

Кухня такая же уютная, как и гостиная. Белая бытовая техника устарела, но каким-то образом это только добавляет очарования чистому пространству, обрамленному насыщенными светло-голубыми стенами. Над кухонной мойкой квадратное окно с видом на передний двор, и я вижу несколько кустов красных роз, выглядывающих и угрожающих закрыть нижнюю часть окна.

Прямо напротив бытовой техники и раковины находится эркер с угловым столиком из белого дерева и изогнутой скамьей. Отсюда открывается вид на сад и лес: сочная, бархатистая зелень и полевые цветы качаются от дождя и ветра. Похоже, надвигается гроза.

Джэ стоит у тумбы, чрезмерно сосредоточенный на чайнике и подносе с сервизом.

– Я сказал Одри, что собираюсь заварить еще один чайник чая. Почему она ушла?

Я подхожу к скамье и проскальзываю за стол, глядя на капли дождя, усеивающие окна в сером предвечернем свете.

– Я не знаю, но может быть, ты присядешь со мной?

Он не отвечает, продолжая возиться с вещами на тумбе. Лулу вертится вокруг его лодыжек. Когда он, наконец, поворачивается с подносом в руках, она опережает его и запрыгивает на противоположный край скамьи. Он садится рядом с ней, снимая с подноса наши чашки и избегая моего взгляда.

– У меня есть молоко или мята. Она все еще растет с тех пор, как мама посадила ее много лет назад. Есть и сахарные кубики… – Он откладывает все в сторону, я все жду, когда он посмотрит на меня, но он этого не делает.

– Как прошел полет? – Спрашивает он, наливая мне чай.

– Все было хорошо. Я тебя люблю.

Он перестарался, и теперь чай в блюдце под чашкой и на столе, но, по крайней мере, Джэ смотрит на меня своими небесными глазами. Они напоминают мне кольца, вращающиеся вокруг Сатурна.

– Я люблю тебя, Джэ. Я пришел сюда не потому, что добрый, или потому, что это мой гражданский долг, или что ты там думаешь. Я пришел сюда, потому что скучал по тебе.

Джэ смотрит на меня, крепко сжимая в руках чайник, словно восковая фигура, поэтому я тянусь и забираю его.

– Мы можем его поставить? – Он подпрыгивает, но я убираю чайник в сторону и сжимаю его руки в своих по обе стороны от подноса, заставляя нас обоих упереться локтями о стол.

– Я прошу прощения, если обидел тебя, или если ты чувствовал, будто я бросил тебя, когда ты нуждался во мне. Это вовсе не было моим намерением. Ты понимаешь?

Джэ замирает еще на мгновение, затем, наконец, кивает и разрывает наш зрительный контакт. Он говорит: «Да», – но я чувствую, что он эмоционально сдержан. Джэ сидит здесь, наши руки сцеплены, я смотрю на него, но он никогда не ощущался таким далеким от меня, как будто мы даже не в одной комнате.

– Неужели я действительно все испоганил? Неужели потерял тебя? – Я подношу одну из его рук ко рту и, ожидая, касаюсь губами костяшек его пальцев. Я наблюдаю, как он делает короткие вдохи, затем зажмуривает глаза и опускает голову, как будто ему больно. Я понятия не имею, что происходит. Уже собираюсь спросить, все ли с ним в порядке, когда он внезапно отрывает руки от моего рта и вырывается из моей хватки.

– П-прости… не мог бы ты дать мне минутку? – Он встает, затем быстро исчезает в дверях кухни. На этот раз Лулу не бежит за ним, а поворачивает голову и смотрит на меня.

Я сижу в тишине, слушаю, как дождь тихо стучит по окнам этого прекрасного коттеджа, и понимаю, что, возможно, я действительно все испоганил.

Глава 44

Джэ

Господи, это тело. Мне кажется, что я вот-вот вспыхну, и я понятия не имею, что с этим делать, кроме как отойти от человека, который выбивает меня из колеи.

Я не могу даже осознать или порадоваться тому, что говорит мне Джуничи, потому что все во мне похоже на газировку, которую взболтали, или напиток, приготовленный с огнем. Я выхожу из кухни так быстро, как только могу, и направляюсь в ванную. Закрываю дверь и хватаюсь за фарфоровую раковину, делая медленные глубокие вдохи. Прохладная поверхность под моими ладонями помогает мне отвлечься.

Я не знаю, что со мной происходит. Больше не знаю.

Это чувство… Когда Одри была здесь с нами, было плохо, но терпимо, потому что я мог сосредоточить все свое внимание на ней. Она была как нейтрализатор по сравнению с тем, что Джуничи делает со мной. Но теперь, когда ее нет, мне труднее отвлечься. Когда он прикасается ко мне, и говорит, я буквально не могу дышать, потому что мое сердце колотиться.

Теперь, когда я нахожусь в ванной, мне становится немного легче, поэтому я включаю холодную воду и наклоняюсь. Снимаю очки и откладываю их в сторону, прежде чем плеснуть водой в лицо, хочется смыть это чувство, это тело. Когда я останавливаюсь и выпрямляюсь, чтобы посмотреть на себя в зеркало, капли стекают по моей слишком тугой, слишком идеальной коже, и эти странные кольца вокруг радужек, появившиеся пару месяцев назад, выглядят так, будто светятся.

– Черт. – Я потираю ладонями лицо, желая, чтобы это прекратилось. Все это. Я чувствую себя гребаным уродом.

Я долго нахожусь в ванной, пытаясь успокоиться. Когда Джуничи передо мной, все в моем теле словно вцепляется в него когтями и рвется к нему. Даже когда я был человеком, я всегда хотел его. Но это кажется нелепым.

К тому времени, когда я выхожу из ванной, я чувствую себя немного более уверенно. Мои странные глаза перестали светиться, а сердцебиение стало спокойнее. Я делаю глубокий вдох, поворачивая за угол и возвращаясь на кухню. Джуничи все еще сидит на том же месте, и его темные глаза сразу же встречаются с моими. Мое тело разогревается, но я делаю еще один вдох и подавляю его. Не могу больше позволять этим чувствам захлестывать меня.

Я выдавливаю улыбку.

– Прости за это…

Его взгляд напряженный, но задумчивый, тон искренний.

– Что только что произошло?

– Я все еще приспосабливаюсь. Я в порядке.

– Если ты поговоришь со мной и расскажешь, что происходит, я смогу тебе помочь. Я не Харука, но все равно многое знаю и могу объяснить то, что может показаться тебе непонятным.

Я верю ему. Верю. Но… я не хочу снова вываливать на него все свое дерьмо. Я уже делал это в прошлом, не так ли? Ранее он уже говорил мне, что я могу на него положиться, и что случилось?

Я справлюсь и разберусь с этим самостоятельно. Справлюсь.

Я медленно двигаюсь к скамье, изо всех сил стараясь держать свою природу и тело под контролем. Мне просто нужно сосредоточиться. Пока я сижу, Лулу смотрит на меня своими золотыми глазами. Она, очевидно, не может говорить, но похоже, будто она беспокоится и спрашивает, в порядке ли я, что чертовски странно.

– Спасибо, – говорю я Джуну, ровно дыша. – Но я в порядке. – Я сплетаю пальцы между бедрами под столом, потому что это дает мне возможность сосредоточиться, и это не даст ему схватить меня и снова вывести мою природу из себя. Я делаю еще один глубокий вдох. – О… том, что ты сказал ранее.

– Мы можем не спешить? – Спрашивает Джуничи. – Тебе не нужно отвечать мне прямо сейчас. Ты приспосабливаешься, и я не ожидаю, что ты внезапно доверишься и откроешься мне снова, как выключатель, по которому щелкнули. Я знаю, что это так не работает. Но я здесь, Джэ. Просто знай, что я здесь ради тебя, и на этот раз я не уйду, если ты не скажешь мне уйти. Договорились?

Я не думаю, что это сработает, что это возможно сейчас. Но как я могу сказать ему уйти? Этому человеку, который пробудил меня, и чья кровь и присутствие заставляют все мое тело чувствовать себя так, будто я взрывчатка. И все же я чувствую облегчение, потому что он избавил меня от необходимости признать, что я в полном и абсолютном тупике. Я едва могу контролировать свою природу, и не знаю, что происходит с этим безумным телом каждую минуту.

Я тоже его люблю. Конечно, я его люблю. Я просто… хотел бы, чтобы все было по-другому. Чтобы я все еще был собой – тем собой, которого я знаю, – или чтобы я оказался в первом поколении или ниже. Тогда во мне осталось бы немного человечности, и Джуну было бы комфортнее со мной. Мне самому было бы комфортнее с собой. Все было бы намного лучше.

Это несправедливо.

Я киваю, делая еще один глубокий вдох. Мне кажется, я уже лучше контролирую свою природу. Я чувствую это.

– Да. Договорились.

Джуничи наклоняет голову, глядя на меня, и на его губах появляется улыбка.

– Я лучше вижу твои глаза без очков.

Инстинктивно я поднимаю руку и касаюсь переносицы. Должно быть, я оставил их на раковине в ванной.

– Ты говорил мне, что у тебя сейчас идеальное зрение, – продолжает Джуничи. – Когда появился синий цвет?

Со стоном я потираю глаза кончиками пальцев.

– Я не знаю. Каждый раз, когда мне кажется, что я достиг предела, происходит что-то еще, и я выхожу на новый извращенный уровень ненормальности. – Я потираю уголки, но останавливаюсь и поднимаю взгляд на молчащего Джуна. Он все еще смотрит на меня с тем же мягким выражением лица.

– Не извращенный. Твои глаза завораживают, Джэ. Словно янтарный камень, очерченный океаном… Я не могу отвести от тебя взгляд.

Я сглатываю и делаю вдох, прежде чем отвожу. Затем я подавляю теплое чувство, бурлящее вверх по моему позвоночнику, и сосредотачиваюсь на темных тенях деревьев и кустах, покачивающихся и колышущихся за окном.

Не думаю, что это сработает, но… я попробую.

Если бы погода была хорошей, я бы взял Джуна на прогулку вокруг коттеджа. Там есть тропинка среди деревьев, ведущая к небольшому озеру, и на закате она потрясающе красива. Но из-за густой облачности стемнело раньше обычного. Теперь дождь сильно барабанит по стенам и окнам. Вдалеке, приближаясь, раздаются раскаты грома.

Вместо этого я решил отвести его на чердак. Он просмотрел мамины дневники и сказал, что, по его мнению, Харука обмочится за такое исследование. Извините, но я не могу представить, чтобы Харука обмочился ни при каких обстоятельствах. Сама мысль об этом оскорбительна.

Мы поужинали (я приготовил простое рагу с овощами, так как он сказал, что не слишком голоден), затем поговорили, прежде чем разойтись по своим комнатам. Он больше не пытался прикасаться ко мне, и мы разговаривали о других вещах, кроме нас самих и этой неловкой ситуации между нами, так что я смог сохранить некоторое подобие нормальности. Было приятно осознать, что я способен проявлять некоторый контроль.

Сейчас я читаю в постели, чего, согласно исследованиям, делать не следует. Но я делаю. Мне так уютно, особенно в такие бурные ночи, как эта.

За окном вспыхивает яркая молния, освещая темноту снаружи и затененные очертания деревьев. За ней следует сильный раскат грома, сотрясающий весь дом. Мать-природа сегодня очень сурова.

Тихий стук в дверь заставляет меня оторваться от книги.

– Да? – Она со скрипом открывается, и Лулу заходит внутрь. Я почти начинаю паниковать, думая, что кошка-вампир способна стучать в двери и открывать их, но тут Джуничи просовывает голову внутрь.

– Привет.

Я моргаю и смотрю, пока мои внутренности начинают скручиваться знакомым образом.

– Привет… что не так? – Лулу уже запрыгнула на кровать и уютно устроилась рядом со мной. Еще одна белая вспышка молнии. Раскат грома, последовавший за ней, снова сотрясает дом. Джун закрывает дверь, прижимается к ней спиной с закрытыми глазами и делает глубокий вдох.

– Что такое? – спрашиваю я снова.

– Не смейся надо мной… – говорит он, его глаза все еще закрыты. – Но я не люблю грозу. Ты не против компании?

– Я… – Потирая рукой голову, взъерошиваю волосы, чтобы отвлечься от тепла, которое внезапно пульсирует в паху и змеится по позвоночнику. – Я… Ладно. Но с чего бы мне смеяться над тобой из-за этого?

Еще одна вспышка, и Джун приходит в движение. Он пытается притвориться, но его походка слишком бодрая, когда он движется к моей кровати. Как раз в тот момент, когда гремит гром, он забирается на нее и ложится рядом со мной, немного свернувшись калачиком. Как только дом перестает грохотать, он говорит:

– Потому что это заставляет меня чувствовать себя ребенком. Я слишком большой, чтобы вести себя так: буквально шесть футов один дюйм[54].

– Ты сейчас просто хвастаешься. – Я ухмыляюсь, глядя на него сверху вниз. Он уютно устроился в серой винтажной футболке и черных спортивках. От него пахнет чем-то, чем мне хочется вымазать лицо, но я не обращаю на это внимания. – Мне тебя не жалко. Ты все испортил.

Его голова лежит на подушке, а руки под ней. Он моргает, глядя на меня своими ониксовыми глазами.

– Какой у тебя рост? Пять футов… пять дюймов?

– Эм, пять футов шесть дюймов[55], спасибо. Пожалуйста, не обманывай меня ни на дюйм.

Джун лежа пожимает плечами, усмехается и закрывает глаза.

– Не имеет значения. Ты идеален.

Точно. С каких пор? Несколько месяцев назад он едва хотел находиться со мной в одной комнате. Но теперь я идеален?

– Однажды ты сказал мне, – начинает Джун, – что тебе грустно здесь находиться, поэтому ты так долго отсутствовал. Ты по-прежнему грустишь?

– Хм… немного. – Я закрываю книгу и кладу ее на прикроватный столик. Снимаю очки, массируя пальцами неизбежную отметину на переносице. – Не так сильно, как раньше, когда я приезжал проверить это место во время учебы в университете. Сейчас я чувствую себя ребенком, который присматривает за домом, пока родители в отъезде. Только вот, они не придут. Нет ощущения, что этот дом принадлежит мне.

– М-м. Может, сделать ремонт? Поставь на нем свой собственный отпечаток?

– Я бы хотел. – Я наклоняюсь, чтобы выключить лампу, затем устраиваюсь на спине рядом с ним. – Мне нужно принять кое-какие серьезные решения, прежде чем делать большие переделки.

– Серьезные решения? Например?

– Останусь ли я здесь надолго, или перееду работать в город работать, или туда, где есть настоящие вампиры, которым я могу помочь. От этого будет зависеть, как я займусь перепланировкой и интерьером: будет ли это сделано в соответствии с моими личными вкусами или более общими для покупателя или арендатора.

– Куда бы ты ни отправился, Джэ, в конце концов, вампиры сами будут искать тебя. Просто требуется время на создание собственной общины.

– Верно. Одри мне тоже это говорила. Но хочу ли я этого? Кто я такой, чтобы управлять чем-либо или руководить кем-либо? Я едва понимаю свое тело и то, что со мной происходит. Будто я когда-нибудь смогу «возглавить королевство». И может быть, я даже не хочу, чтобы меня беспокоили всей этой аристократической ерундой.

Джун тихо смеется в темноте.

– Я плохо влияю.

– Может быть. Вероятно. – Я смеюсь. Снаружи вспыхивает свет от грозы, затем дом снова содрогается. Это кажется невозможным, но дождь, похоже, идет еще сильнее. У меня перехватывает дыхание, когда я чувствую, как Джун придвигается ближе, ложится рядом со мной, на волосок от того, чтобы коснуться меня, но он совершенно неподвижен Я чувствую тепло его тела, прохладный лавандовый аромат мягко витает в воздухе.

Я крепко зажмуриваюсь и глубоко вдыхаю. Господи. Я так сильно люблю его и хочу. Стараюсь не обращать внимания на то, что его обычно кремовая, золотисто-коричневая кожа странного оттенка, как кедр, коричневая, но с примесью серого. Недостаточно теплоты. Не совсем правильная. Я знаю, если бы он питался от меня, ему было бы лучше. Я мог бы помочь ему с этим, и что-то внутри меня говорит, что мне было бы так приятно позволить ему это.

Но сейчас все не так, потому что я даже не знаю, как себя вести дальше. Та версия меня, которая была раньше, та, которая без устали флиртовала и кормилась с его ладони… Мне стыдно за того человека. Я не знаю, существует ли тот Джэ, и хочу ли я, чтобы он существовал.

– У меня есть еще один вопрос. – Джун зевает, его лицо наполовину поглощено подушкой, голос негромкий на фоне статичного звука проливного дождя.

– Да?

– Почему твоя мать в своих дневниках называет тебя Дэвидом? И если твой отец кореец, почему твоя фамилия английская?

Я ухмыляюсь.

– Это два вопроса…

Я чувствую быстрый щипок за талию, и, клянусь, чуть не вскакиваю с кровати, будто сейчас вспыхну. Приподнимаюсь на одном локте, смотрю вниз на Джуна и дышу, как кролик, попавший в капкан, но он не двигается, а только улыбается.

– Рассмеши меня? – Просит он.

Сглотнув, я снова опускаюсь на простыни, но мое тело на пределе. Трепещет.

– О-она хотела назвать меня Дэвидом. Но мой отец беспокоился о том, что я буду расти здесь с его фамилией, что это усложнит мне жизнь в дальнейшем, когда я захочу подать заявление и резюме на работу.

– Расизм.

– Да. – Я делаю вдох. – Поэтому они пошли на компромисс, и она назвала меня в его честь, но у меня ее фамилия.

– Как зовут твоего отца? – Спрашивает Джун, открывая глаза, чтобы посмотреть на меня.

– Чон Джэ-Хва. Так что в ее голове, все время пока она была беременна мной, я был «Дэвидом Чоном». Она продолжала называть меня Дэвидом даже после моего рождения, так что я стал воспринимать это как прозвище. В любом случае, я просто благодарен, что я не Дэвид Дэвис, что добавило бы разрушительный слой к моей тревоге.

Джуничи тихонько смеется. Вся наша беседа поглощена дождем и ночью, мягкими простынями, теплом наших тел и энергий. Мы лежим неподвижно, даже не касаемся друг друга, но я чувствую своей кожей кокон, который мы каким-то образом создаем. Непреднамеренное, но неоспоримое притяжение и переплетение.

Это ощущается приятно, безопасно и интимно. Мне хочется прижаться к нему и почувствовать его еще больше, но я не знаю, что сделает мое тело, и это меня пугает. Этот страх удерживает меня от того, чтобы пошевелиться и испортить идеальный момент. Поэтому я просто смотрю на него рядом с собой, пока он дышит с закрытыми глазами.

– Твоя мать сделала правильный выбор. Дэвид – хорошее имя, – говорит он, затем вдыхает и снова зевает. Он лениво открывает свои черные глаза. – Я думаю… все вампиры и люди, которых я встречал по имени Дэвид, всегда отличались прекрасным характером. Тебе идет.

Я продолжаю наблюдать за ним, глядя прямо в глубокие ониксовые омуты его глаз. Позволяю себе этот момент, поскольку моя природа на самом деле спокойна, как будто спит, а я незаметно улизнул, чтобы немного развлечься.

– Спасибо. – Улыбаюсь я.

Глаза Джуна снова закрываются.

– Имя Джэ мне тоже очень нравится… Джэ – сексуально, но Дэвид кажется милым. Ласковым. Ты и то, и другое… Какое животное милое, но опасное?

– Енот.

Джуничи открывает глаза, хмуро глядя на меня, но я смеюсь.

– Нет, – ругается он. – Ты не похож на животное, которое опрокидывает и роется в мусорных баках.

– Может, и похож. Дай мне минуту. – Я все еще хихикаю, но Джун не улыбается. – Скунс? Что-то бешеное и непредсказуемое, – предлагаю я, приподняв бровь.

Джун смотрит на меня, затем фыркает, ворочается и закрывает глаза.

– Ни то, ни другое – и я не имею в виду опасное, как жестокое. Я имею в виду чувственное. Манящее. Но я рад узнать, где ты видишь себя в своей голове. Теперь у меня есть четкое понимание того, с чего мы начинаем, и какой путь нам предстоит проделать.

Я усмехаюсь.

– Мы? – Мои глаза расширяются. Едкий вопрос вылетает у меня изо рта еще до того, как я успеваю его обработать. Не собирался спрашивать это вслух, но не удержался.

Но Джун не упускает ни единого шанса.

– Мы. Ты и я, солнышко. Если ты не укажешь обратное.

Наступает пауза, и он снова открывает глаза, смотрит на меня и ждет, что я скажу. Когда я этого не делаю, он снова сворачивается калачиком.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи…

Пространство между нами затихает, но шум дождя все еще порывист, ветер хлещет по стенам коттеджа. Гром и молния стихли, я лежу и слушаю, борясь со сном, потому что хочу, чтобы этот момент не кончался, чтобы мы просто жили и существовали в этом мирном, идеальном пространстве в центре бури.

Джуничи любит утренний секс.

До встречи с ним я обычно занимался сексом под покровом ночи, когда имеют место все виды беспринципного поведения. Так и должно быть, думал я. Как будто вещи, которые вы делаете, как-то скрыты, и в них есть легкое чувство стыда. Негласное, но общепризнанное.

Не то чтобы у меня никогда не было секса днем. Просто это не было обычным делом. Ночное время казалось мне более естественным.

Только не Джуну. Первым делом утром, когда солнечный свет пробивался сквозь его нелепую стеклянную стену, он ласкал и тискал меня. Я просыпался от нежных поцелуев в изгиб шеи или по обнаженной спине, от его длинных пальцев, поглаживающих мои бока. Однажды я проснулся, задыхаясь от дерзкого укуса в бедро. Невероятно. Джун не испытывает ни капли стыда, занимаясь любовью. Он упивался моим телом и солнечным светом, словно тот был прожектором, и он хотел, чтобы весь мир увидел, что мы делаем. Как прекрасны мы были обнаженные и сплетенные вместе, и как превосходно он доводил меня до экстаза.

Исполнительское искусство.

Утро. Я лежу на спине, не сплю и смотрю в потолок. Моя природа, может быть, и спала прошлой ночью, но сейчас она бодрствует и практически ревет во мне, дикая и лихорадочная, стреляющая вверх и вниз по моему телу, по каждой поре и каждому дюйму моей кожи. Я хорошо спал всю ночь. Возможно, лучше, чем когда-либо за последние месяцы. Но теперь мне кажется, что моя природа отплатила мне десятикратно за эту единственную мирную ночь.

Я собираюсь встать, когда чувствую, как Джун шевелится рядом со мной. Его голос звучит хрипло, когда он потягивается:

– Доброе утро.

– Привет. – Я сажусь прямо. Он делает незначительные движения, а его запах разносится веером и омывает меня волнами. Я делаю вдох, чтобы попытаться успокоить безумие, происходящее внутри меня. – Т-ты хорошо спал? Хочешь позавтракать? – Мой голос звучит хрипло, и я тяжело сглатываю.

Джуничи медленно садится, затем поворачивает голову и смотрит на меня.

– Да.

Я киваю.

– Отлично… – Когда он не продолжает, я повторяю, – Завтрак?

– Тебе не нужно ничего для меня делать.

– Если не я, то кто?

– Я практиковался.

Отстраняясь, я хмурюсь, но со скептической улыбкой.

– В готовке?

– Да.

– Правда?

Он поднимает подбородок.

– Да.

– Что ты можешь приготовить?

– Хм… рис, если есть рисоварка. Отварную курицу с рисом, фасоль с рисом. Мисо-суп… с рисом.

Я смеюсь и качаю головой, что неплохо отвлекает от бурлящего во мне жара.

– Значит, если я простужусь или вдруг захочу набрать абсурдное количество веса, у тебя все схвачено, да? Как диета больного.

– Я делаю успехи. Могу приготовить кесильо – доминиканский флан[56]. Это легко, и моя мама постоянно готовила его для меня.

Я улыбаюсь.

– Это здорово… Но я не возражаю, приготовлю быстрый завтрак.

Я удивляюсь, когда Джуничи наклоняется ко мне, пока мы не оказываемся нос к носу, и я хлопаю глазами, потому что он так близко. Он не прикасается ко мне, но я перестаю дышать, когда он тихо говорит, а теплый шепот его дыхания касается моих губ:

– Завтрак в постель, как вариант? – Он мягко ударяется лбом о мой лоб, затем наклоняет голову и касается моего носа своим.

И это все, что требуется. Я не могу дышать, и внутри меня разгорается и вспыхивает огонь, который я не могу контролировать: такой сильный, какого я никогда раньше не чувствовал, и все довольно быстро катится к чертям.

Глава 45

Джуничи

Не думаю, что я сделал что-то драматичное, но внезапно атмосфера в комнате меняется, теплеет и накаляется.

Тревога в теле и поведении Джэ существенная. Я чувствую, как он опасается и отстраняется от меня. Неуверенность и сомнения. Он осторожен и очень осмотрителен со мной.

Мы не связаны. Я слышал, что такие вещи можно легко распознать у своего партнера, когда вы с ним связаны. Джэ пока не мой партнер, но я все еще могу читать его, как чертов рекламный щит. Прошлой ночью, когда мы разговаривали, он казался расслабленным, был еще безмятежнее, чем когда я сюда приехал. Поэтому сегодня утром я решил попробовать.

Я скучаю по нему. Он так вкусно пахнет, и я просто хочу его поцеловать. Я хочу, чтобы он поцеловал меня своим проникновенным, прекрасным и доверчивым образом. Так, как может только он. Я хочу прикоснуться к нему, почувствовать его под своими руками и на своей коже и помочь ему понять, что он не урод, не енот и не скунс, что он необыкновенное, великолепное создание. Он всегда им был: добрым, забавным, милым и чертовски игривым, и я все это люблю.

Я решил, что, наконец, попробую, но теперь он отстранился от меня, а на его лице выражение чистого ужаса.

Все начинается с его глаз. Кольцо голубого цвета загорается по внешнему краю радужки, затем тает в центре, заглушая любые остатки медово-коричневого. Затем я чувствую, как его природа вырывается наружу, чистая, такого же яркого синего цвета, как густая дымка, окутывающая его тело.

Вскоре она тянется к моей природе. Моя энергия становится ярче, и я чувствую, как мои глаза горят в ответ на то, что делает природа Джэ. То, что она сообщает мне.

Он хочет меня. И точка. Глубоко и искренне он любит и желает меня. Это совсем не похоже на ауру Рена – густые, промозглые миазмы, пронизанные чернильным чувством собственничества, претенциозности, требования и недовольства.

Я чувствую желание Джэ, но в нем нет никакого собственничества. Это больше похоже на приглашение. Оно согревает мою кожу. От него исходит сладкий и божественный запах, словно он владелец роскошного магазина, где продаются свежие, вкусные продукты, и меня приглашают войти. Там я буду в безопасности, и обо мне позаботятся. Я больше никогда ни в чем не буду нуждаться.

Поражаюсь тому, как это приятно. Желание исходит наружу, медленно поглощая мое тело и покрывая меня. Я хочу большего – жадно прочувствовать это и лучше понять различные слои и грани, – но Джэ резко встает, уставившись на меня тем же испуганным взглядом, все еще запечатленном на его лице. Он пятится от меня, и тепло и сладость исчезают, словно меня вытолкнули за дверь и оставили под ледяным дождем. Всегда ли мое существование было таким? Или это какой-то уникальный эффект от воздействия его ауры?

Джэ поворачивается, проходит через всю комнату, заходит в ванную и захлопывает дверь. Я сглатываю и вдыхаю, приходя в себя от потери этого ощущения. Сердце колотится в груди, но я заставляю себя встать и подойти к двери ванной. Я чувствую себя чертовски растерянным, и мои глаза все еще горят.

– Джэ?

Он не отвечает мне. Через мгновение я стучу, непрерывно делая глубокие вдохи, чтобы успокоиться.

– Джэ? Что ты делаешь? – Я чувствую его ауру, приглушенную дверью. Теперь, вместо того чтобы находиться внутри магазина, я как будто заглядываю внутрь через окно. Я не могу ощутить это полностью, но знаю, что внутри очень хорошо. – Джэ…

– Я-я встречу тебя внизу!

Его лихорадочный голос приглушенно доносится через дверь. Когда больше ничего не слышно, я поворачиваюсь и иду к кровати. Тяжело падаю, откидываюсь на спину и, прижав ладони к лицу, ожидаю, когда мои глаза выгорят.

Черт. Я чувствую себя под кайфом, но не под густым, ватным наркотическим кайфом. Скорее, будто я принял несколько таблеток счастья и испытываю затяжной эффект – мягкое покалывание на моей коже и легкость на сердце. Мое тело возбуждено, теперь я действительно хочу прикоснуться к нему. Я знал, что его природа и сущность будут добры ко мне, когда я, наконец, почувствовал его истинную суть. Это было фантастично, даже когда она была подавлена, а он был человеком. Но эта его нефильтрованная, грубая вампирская энергия… Это что-то другое. Мощная и эйфорическая. Великолепная.

Джэ остается в ванной очень долго. Не знаю точно, как долго, но к тому времени, когда дверь открывается, я уже сижу прямо, скрестив руки на груди, а мое тело снова приспособлено к жизни под ледяным дождем. Он вздрагивает, когда видит меня, даже делая небольшой шаг назад. Он избегает моего взгляда и запускает пальцы в волосы.

– Я… я сказал, что встречу тебя внизу.

Я наблюдаю за ним со скрещенными на груди руками. Когда я ничего не отвечаю, он, наконец, вышагивает из ванной, настороженно глядя на меня. Полностью закрытый.

– Прости… за…

– Почему ты ушел от меня? – спрашиваю я. Джэ делает паузу. Он смотрит на меня, хлопая глазами, медленно отступает назад, его лицо меняется, а брови нахмуриваются. Я уже видел раньше это выражение лица.

– Почему я ушел от тебя? – Отвечает он, в его вопросе сквозит недоверие. – Разве мы забыли, что это ты ушел от меня? Что пять месяцев назад ты сказал мне, чтобы я отвалил, потому что ты не хотел иметь с этим ничего общего? – Джэ разводит руками и широко раскрытыми глазами пробегает по всему своему телу. – Ты сказал мне, что тебя никогда не будут волновать ранговые вампиры, особенно чистокровные! И ты прямо сказал мне, что ненавидишь ауру Рена и тот факт, что у чистокровных есть эта нелепая способность. Но ты появляешься здесь без предупреждения и тычешься в меня своим лицом, и что я должен делать? Быть вне себя от радости? Быть уступчивым? Чего, черт возьми, ты ожидал?

Он поворачивается и шагает туда-сюда, запуская руки в волосы. Смотрит в сторону, но продолжает говорить со мной.

– Это не сработает. Я… я не могу делать это с тобой.

– Почему?

– Потому что я больше не знаю, как вести себя с тобой. – Он поворачивает голову, чтобы взглянуть на меня, и его глаза стекленеют. Но когда он видит, что я смотрю в ответ, он снова смотрит в стену, потирая ладонью лицо и глубоко вдыхая. – Что бы я ни делал, я боюсь, что это будет выглядеть как командование тобой, или использование моего положения над тобой, или что-то в этом роде. И я знаю, что ты на самом деле чувствуешь ко мне сейчас. В этой форме. Тебе это не нравится, и мне тоже. Так почему же два человека должны пытаться существовать вместе в таких обстоятельствах? Это токсично и болезненно.

Он вытирает глаза, его плечи вздымаются и опускаются. В конце концов, он смотрит на меня, хмурясь.

– Ты слушаешь?

– Слушаю. Что-нибудь еще?

Он наклоняет голову.

– Разве этого недостаточно?

Я подвигаюсь на кровати и хлопаю по матрасу ладонью.

– Пожалуйста, присядь. – Сначала он не двигается с места. Однако через мгновение делает шаг к кровати.

Если бы Джэ сказал мне все это до того, как я почувствовал его физическую ауру, я бы ему поверил. С момента моего приезда он был напряжен, насторожен и чувствовал себя неуютно. Вкупе с этим заявлением я мог бы сдаться, решив, что это то, чего он действительно хочет.

Но теперь я узнал истинную внутреннюю суть его существа, его душу и то, чего он искренне желает. Осознает он это или нет, я не знаю. Но сейчас он лжет. И мне, и себе. Он хочет этого так же сильно, как и я.

Когда он садиться рядом со мной на кровать, я смотрю на него.

– Все, что ты сказал, обоснованно. Но не все из этого было правдой.

– Что было неправдой? – Спрашивает он, глядя в окно на серое, пасмурное небо.

– Во-первых, что я сказал тебе «отвалить».

– Ты сказал.

– Нет. Я сказал, что мне нужно пространство. Если уж на то пошло, мне нужно было отвалить на минутку. Я никогда не хотел, чтобы ты уезжал из Японии. Ты мог бы остаться в моем доме и работать столько, сколько захочешь. Мне просто… мне нужно было время, чтобы все обдумать и приспособиться, и мне нужно было уладить всю эту хрень с Реном. Я был бы совершенно не против, если бы ты остался со мной…

– Конечно. Да. Я должен был просто перебороть себя. Ходить и притворяться, будто я не люблю… будто мне все равно. – Он делает еще один глубокий вдох и запускает руки в волосы.

Я ухмыляюсь.

– Как будто ты не любишь меня, Джэ?

Он опускает руки и упирается ими в край кровати, сгорбившись. Его кожа краснеет, и он ничего не говорит – осторожничает. Я не могу сдержать улыбку и качаю головой. Неужели он даже не понимает, что такое его аура? Ее функции и то, что она говорит о его врожденных желаниях и потребностях? Нино был прав. Он не умеет быть вампиром. Вообще.

Это делает его еще привлекательнее, на самом деле.

– Во-вторых, – продолжаю я, поскольку он явно закончил говорить, – ты сказал, что ты мне не нравишься таким. Это неправда. Неважно, кто ты. Эта внешняя оболочка не имеет значения. Я люблю тебя, Джэ Дэвис, и все прекрасное, неосязаемое и чудесное, что существует вместе, чтобы создать сущность того, кто ты есть.

Его кожа все еще розовая и в пятнах, но его хватка ослабевает. Он смотрит в окно, его лицо освещено серым заревом неба.

– Почему? – Спрашивает он после долгого молчания. – Что изменилось за последние пять месяцев?

– Я. – Я улыбаюсь, глядя на его профиль. – Цитирую кого-то, кого я глубоко уважаю: «Я смотрю на тебя без всего моего нелепого личного прошлого, которое мне мешает». Это ничего?

Джэ проводит ладонью по лицу. Слабая попытка скрыть улыбку.

– Ты не можешь использовать мою собственную фразу на мне.

– Почему не могу? Она произвела на меня впечатление, когда ты ее сказал. Это дало мне понять, что ты осознаешь себя и работаешь над тем, чтобы измениться. Теперь и я тоже.

Наступает момент паузы, когда солнечный свет пробивается сквозь облака. Я вижу ярко-желтый луч, словно прожектор, но только лишь мгновение. Джэ садится прямо, складывая руки на коленях. Его голос тихий:

– Я больше не знаю, кто… или что я такое. И я не знаю, как управлять этим телом.

Я качаю головой.

– Это нормально…

– Правда? – Наконец он смотрит на меня, его блестящие, недоумевающие глаза огорчены. – Что, если то, чего ты боишься, правда? Что, если я такой же, как Рен и все другие чистокровные, которых ты ненавидишь, и это только вопрос времени? Или со мной произойдет что-то еще, кроме того, что мои глаза меняют цвет, или из меня вырывается эта безумная голубая сфера? Я не знаю, Джун!

– Я знаю. Я чувствую тебя, и ты такой же, солнышко. Ты просто… мешаешь себе? – Я рискую, потому что очень хочу прикоснуться к нему. То, как он пахнет, и притяжение его природы все еще здесь, скрытое, но манящее. Опьяняющее меня. Я знаю, что сейчас не до поцелуя, но если бы я только мог…

Как только мои пальцы касаются его пальцев на кровати, он убирает руку. Я хмурюсь.

– Джэ…

– Не трогай меня! Ты просто заведешь меня, и я снова стану синим огненным шаром. Господи Иисусе, как унизительно. Потребовалась целая вечность, чтобы успокоиться. Мне нужно поговорить с Харукой, как только мы доберемся до Милана. Должен быть способ остановить это.

– Ты можешь не останавливать это и просто дать ему дышать. Это твоя аура, и это физическое проявление твоей вампирской энергии. Она естественным образом реагирует на меня. На нас. – Я улыбаюсь, но он хмурится и качает головой.

– Это цирк уродов.

– Это не так.

– Ты сказал мне, что ненавидишь это чувство! И что оно было насильственным и контролирующим…

– Не твое. Это не всегда так, и я был неправ, рассказав тебе только об этой стороне. Но есть и другая сторона. Твоя аура также является сущностью того, кто ты есть, Джэ – твое истинное, нефильтрованное «я», окружающее меня и общающееся со мной, зовущее меня. Оно чистое и прекрасное, и мне это нравится. Мне это приятно. – Я наконец устанавливаю зрительный контакт, поэтому пользуюсь случаем и говорю, – Можем ли мы попробовать? Я думаю, мы вполне можем справиться, если будем двигаться медленно, и если ты действительно простишь меня за то, что я причинил тебе боль. Сможешь?

Теперь, когда он был честен со мной и выказал свое недовольство, я знаю, что у нас все получится. Он уже менее напряжен, и хотя еще есть препятствия, которые нужно преодолеть, я наконец-то вижу вдалеке финишную черту. Каким-то образом я уже знаю, как выглядит земля обетованная, где течет молоко и мед. Она действительно хороша.

Когда он кивает, я выдыхаю, даже не осознавая, что сдерживал дыхание.

– Да, – говорит он. – Я прощаю тебя… но не прикасайся ко мне, пока я не выясню, как контролировать эту штуку внутри меня.

Я прикусываю губу и отворачиваюсь от него, потому что не хочу давать такого обещания. И я мог бы помочь ему научиться управлять этим, если бы он позволил мне. Он серьезно?

– Джун?

Я вскидываю голову, чтобы посмотреть на его ангельское, но нахмуренное. Он абсолютно серьезен. Черт.

– Хорошо. Я не буду. Только…

– Что?

– У меня есть для тебя еще один сюрприз. Чтобы закончить, мне, возможно, потребуется прикоснуться к тебе.

Джэ поднимает бровь.

– О чем ты говоришь?

– У меня есть для тебя костюм. Он почти готов, но мне нужно, чтобы ты примерил его, чтобы я мог убедиться, что он идеально сидит. Я прикинул твой рост, но, похоже, ошибся на дюйм.

Смеясь, он слегка откидывается назад.

– Ты хочешь сказать, что сшил для меня целый костюм без моего физического присутствия при снятии мерок? Как это возможно?

Я пожимаю плечами.

– Это мое дело, и я занимаюсь этим на протяжении десятилетий. Кроме того, я довольно хорошо знаком с интимными моментами и размерами твоего тела, не так ли? – Я смотрю в его ореховые глаза с синим окаймлением, и, что приятно, он не сразу отводит от меня взгляд, но затем понимающе улыбается, вставая с кровати.

– Справедливо, – говорит он. – Мне нужно ответить на несколько писем по работе, а вечером у меня встречи. Я пытаюсь успеть все до завтрашнего рейса в Милан. Примерю костюм сегодня чуть позже.

– Отлично. Я сварю кофе?

– Спасибо. Если погода будет ясной, давай прогуляемся к озеру в обед?

– С удовольствием.

Он улыбается, проходя мимо меня и направляясь к двери. Лулу, которая все это время лежала, свернувшись калачиком в центре кровати, внезапно спрыгивает с нее и протискивается в дверь за ним. Я качаю головой. Предательница.

Глава 46

Джэ

– Ты можешь выпустить Лулу в сад, если она захочет, Одри. Она… довольно умна, и Джун уверяет, что она не потеряется.

Из окна автомобиля озеро Комо выглядит сверкающей бирюзовой гладью, когда мы проносимся мимо. На другом берегу зеленые и высокие горы, усеянные деревьями разных оттенков на фоне чистого голубого неба.

Трудно поверить, что я нахожусь в Италии, еду на заднем сиденье этого роскошного лимузина в сшитом специально под меня костюме и направляюсь к месту под названием Вилла дель Бальбьянелло. Я поискал в Интернете информацию об этом месте, и оно выглядит как место из многомиллионного романтического фильма, который пользуется успехом у зрителей во всем мире. Дом, в котором мы остановились (кого-то из знакомых Джованни), тоже нелеп. Поправочка, не дом. Это средневековый замок. Наша ванная комната похожа на оранжерею.

– Да, все нормально. Спасибо, что присматриваешь за ней, – говорю я в трубку. – Не стесняйся, звони, если тебе что-то понадобится… Да, мы вернемся в субботу… Хорошо, спасибо, Одри.

– Все в порядке? – спрашивает Джуничи. Он сидит рядом со мной на заднем сиденье. Его пиджак глубокого коричневого цвета, а брюки черные, как и жилет, одетый поверх накрахмаленной белой рубашки. Лацканы украшены узором пейсли черного цвета. Как и ожидалось, все это чертовски модно, но утонченно. Костюм, который он сшил для меня, классический черный, единственное отступление – мой галстук и нагрудный платок того же насыщенного коричневого цвета, что и пиджак Джуничи. Я рассмеялся, когда увидел его, но, честно говоря… это мило, не так ли? К тому же, если я заблужусь, это будет что-то вроде «пожалуйста, верните к сопровождающему в соответствующем пиджаке».

– Да, – говорю я. – Одри просто нервничает из-за того, что кошка потеряется, или на нее нападут дикие животные.

Джуничи откидывается на спинку сидения, переставляя свои длинные ноги, и я смотрю вниз на его красивые, блестящие черные оксфорды.

– Лулу может пережить всех нас и постоять за себя. Одри не о чем беспокоиться.

– Думаю, да, учитывая, что даже у обычной кошки девять жизней. Сколько же у кота-вампира?

Джуничи усмехается, кивает, потом оглядывается и встречается со мной взглядом.

– Ты нервничаешь?

– Да. Все это очень сюрреалистично.

– Отчего же?

– Я чувствую себя не в своей тарелке. Но… не знаю. Я всегда себя так чувствую. Никогда и нигде не вписываюсь. И вот я здесь. Это нелепо.

– Ну, – говорит Джун, сцепив руки между бедер. – В тебе всегда была дремлющая чистокровная энергия. Ты пытался жить своей жизнью как человек, но это было не совсем то, кем ты был.

– Возможно. Но есть и другие слои. Например, когда я был ребенком в Лондоне и ходил в школу, я никак не мог найти свою точку опоры. Я был слишком необычным для белых детей, но недостаточным азиатом для остальных. Когда мы переехали в Бристоль, и я встретил Сая, то почувствовал себя более комфортно, но потом у нас с Саем возникли свои проблемы…

Джуничи смеется.

– У вас интересная дружба, без сомнения.

Снова выглядывая в окно, мы едем по узкой дороге, усаженной кипарисами и соснами. Перед нами возвышается вилла, большая и квадратная, как лепной дворец. Впереди длинная вереница машин, и я вижу, как причудливо одетые вампиры выходят из своих автомобилей и направляются внутрь. Гул всех их энергий отражается от моей кожи. Если я сфокусируюсь, то смогу направить свои чувства на любого из них. Если не стану, то все, что я чувствую и обоняю, – это Джуничи. С ним я ощущаю себя накрытым мягким одеялом, пахнущим лавандой, но если захочу, могу приподнять край и выглянуть наружу.

– У меня было так много времени подумать, – продолжаю я. – О своей жизни и о том, чем я занимаюсь. Какая часть из этого была подлинным «я», или мной тайно управляла моя природа? Почему все было именно так. Я понимаю… Я вошел в колею, только когда поехал в Японию. Мне там было очень хорошо, как будто я понимал себя и работу, которую делал. Я был один, но, наконец, все обрело смысл, и я почувствовал себя уверенно.

– Ты был не один, Джэ. Наоборот. Ты, наконец, общался с большим, процветающим сообществом вампиров и стал его частью, и, хотя ты не знал, что происходит, твоя внутренняя природа проснулась. Это то, что тебе было нужно все это время.

Подняв руку, я почесываю затылок.

– Не знаю. – Звучит логично. Я советовал своим пациентам присоединиться к местным группам, соответствующим их конкретным обстоятельствам. Но почему я чувствую себя как рыба, выброшенная на берег? Как самозванец. В любую минуту эта «чистокровная» кожа слезет, и, сюрприз, я на самом деле ящерица.

Раздается гудение, и Джуничи достает телефон из кармана пиджака. Он смотрит на экран, что-то печатает, затем наклоняется вперед, чтобы обратиться к водителю.

– Если вы проедете мимо этой линии, справа будет вторая дорога, по которой нам нужно ехать. Охранник у ворот пропустит вас.

– Да, сэр!

Водитель выполняет указание, плавно проезжая мимо вереницы машин, поворачивает и подъезжает к большим, довольно устрашающим, но богато украшенным железным воротам.

Я смотрю в окно, будто это моя первая в жизни поездка на машине, но тут в моей голове возникает вопрос. Я поворачиваюсь к Джуну:

– Ты хорошо знаешь Селлину и Джованни?

Джуничи все еще печатает в телефоне.

– Джованни не очень, а вот Селлину чуть больше. Я был ее сопровождающим на нескольких светских мероприятиях, когда она заменяла Харуку в прошлом году, пока Нино выздоравливал. Милое создание.

– Я встречал ее один раз в больнице, но не Джованни… Ты встречался с ней?

Он поднимает на меня глаза, прежде чем снова опускает взгляд в телефон.

– Нет. Меня не волновали ранговые вампиры, помнишь?

Я хихикаю.

– Ах. Точно.

– Хотя это было еще до их связи, я видел, как Джованни смотрел на нее всякий раз, когда они вместе находились в одной комнате. Обычно я не играю по правилам, но есть некоторые чистокровные, с которыми лучше не шутить.

– Принято к сведению…

В конце концов, мы оказываемся на противоположной стороне виллы. Там огромный сад со всевозможными цветами и кустами роз, я вижу зеленовато-голубое мерцание озера сквозь деревья.

Когда мы выходим из машины, погода идеальная и дует легкий прохладный ветерок. Перед нами возвышается ряд каменных ступеней, а на самом верху толстые колонны украшают по обе стороны деревянную дверь с замысловатой резьбой. Когда я выглядываю из-под метафорического одеяла сущности Джуничи, то уже знаю, что Харука, Нино, Селлина, Джованни и даже Асао и Сидни где-то там, наверху, вероятно, ждут нас.

– Можно твою руку?

Джуничи спрашивает меня и ждет, но его руки в карманах брюк, пока он стоит там и выглядит чертовски аппетитно в своем костюме. Он чисто выбрит, что, в общем-то, не имеет значения, потому что он нравится мне любым. Его темные, мягкие кудри коротко подстрижены. Мне так хочется запустить пальцы в его волосы.

Моя природа не слетала с катушек с того первого раза в моей спальне воскресным утром. Это было два дня назад, и с тех пор он не прикасался ко мне, но… я хочу попробовать. Я сказал, что попробую. Тянусь, и он встречает меня, медленно сжимая наши руки.

– Все нормально? – спрашивает он.

Теплые покалывания стреляют вверх по моей руке и отдаются в груди и животе, но я в порядке.

– Да. – Я киваю. Он переплетает наши пальцы, затем тянет меня к ступенькам.

Дверь открывается прежде, чем мы к ней подходим, и из-за нее появляется Асао с ухмылкой на лице. На нем тоже черный костюм, который прекрасно сидит на его широких плечах. Мне вдруг становится интересно, всех ли Джун одел в этой комнате.

– Le petit доктор. – Асао усмехается, его глаза полны стариковского озорства. – Рад видеть вас снова.

Я хлопаю глазами, совершенно застигнутый врасплох.

– Что? – Я смотрю на Джуна, а он качает головой в сторону Асао, поджимая губы. Но, прежде чем я успеваю опомниться, ко мне подплывает Селлина. Или, по крайней мере, мне кажется, что она плывет, потому что ее походка легкая, а бедра покачиваются под серебристо-стальным платьем, в которое она одета.

– Доктор Джэ! – Она тянется и берет меня за обе руки, как раз когда Джуничи отпускает свою. – Большое спасибо, что пришли.

Селлина очень красива и пахнет так, как может пахнуть цветущая весна. Ее насыщенные серые глаза, смотрящие на меня из-под тяжелых темных ресниц, заставляют меня краснеть, что ощущается унизительно.

– Я… Можете звать меня просто Джэ, пожалуйста! Спасибо за приглашение. – Она улыбается мне, и ее кожа цвета молочного шоколада сияет.

Она тянет меня к Харуке и Нино, которые стоят рядом с довольно мускулистым, высоким и красивым чистокровным. Я замечаю его сходство с Нино, но этот мужчина более крупный. Селлина держит меня только за одну руку, но я все еще чувствую жар, распространяющийся по моей шее и щекам.

– Это Джованни – мой супруг и брат Нино. Вы ведь не встречались, когда Нино был в больнице?

Я делаю небольшой поклон. Понятия не имею, почему, но мне кажется, что я должен? Энергия этого парня подобна толстой стене, и он стоит здесь, безупречно одетый, и смотрит на меня совиными глазами цвета лесного ореха.

– П-приятно познакомиться, – выдавливаю я.

Его взгляд опускается на руку Селлины, сжимающую мою, затем возвращается к моему лицу. Он поднимает подбородок.

– Ты сейчас ухлестываешь за моей супругой?

Черт побери.

– Н-нет…

– Джи! – Нино поворачивается к нему лицом, нахмурив брови. – Ты ведешь себя невежливо.

Каменное лицо Джованни расплывается в улыбке, он протягивает руку и обхватывает затылок Нино грубым, но игривым жестом.

– Я просто шучу, малыш, успокойся.

– Это не смешно.

– Боже мой. – Свободной рукой Селлина массирует переносицу и качает головой. – Ты можешь вести себя прилично хотя бы пять минут?

– Неа. Я вел себя прилично всю свою проклятую жизнь. – Джованни играет бровями, улыбаясь мне и все еще сжимая шею Нино, подталкивая его вниз в поклоне. – Приятно познакомиться, Джэ. Я знаю, что ты новичок в вампирской хрени, но, пожалуйста, помни, что она связана.

– Джи!

Джованни смеется, но Селлина отпускает мою руку и с молниеносной быстротой щелкает своего супруга между бровей. Его ладонь освобождает шею Нино и летит к центру его лба.

– Черт…

– Ты меня раздражаешь. Это неловко. – Селлина качает головой и скрещивает руки на груди, глядя на него.

– Привет, Джэ.

Когда я слышу глубокий успокаивающий голос самого Папы-вампира, я делаю вдох и расслабляю плечи.

– Привет, Харука. Приятно видеть вас снова.

Он улыбается.

– И мне вас. – Я вдруг понимаю, что они с Нино одеты в совершенно одинаковые смокинги. Цвет похож на платье Селлины, но их бабочки и нагрудные платки шалфейно-зеленого цвета. Смокинг Джованни такой же за исключением того, что на нем нет бабочки, а воротник его рубашки небрежно распахнут.

– Как вы себя чувствуете? – спрашивает Харука. – Вы выразили обеспокоенность по поводу приезда сюда и того, как ваша природа отреагирует на всех.

Мы с Харукой разговариваем по крайней мере раз в месяц с тех пор, как я покинул Японию. Но я стараюсь не беспокоить его слишком часто, потому что, ну, я очень стараюсь никого не беспокоить. Я вдыхаю, оценивая обстановку, когда Нино подходит и встает рядом с Харукой.

Энергия Джованни похожа на жесткую стену, но она ощущается как… фасад? Снаружи – мгновенная демонстрация силы, но внутри он, должно быть, мягкий и чуткий. Что касается Харуки и Нино, ну… энергия, исходящая от них, пульсирует вокруг нас. Она мощная и заглушает все странным приятным образом. Она полностью исходит от Нино, но кажется приглушенной, когда я сосредотачиваюсь на Харуке.

Я поражаюсь разным уровням контроля и манипулирования, исходящим от всех них. Полагаю, когда кто-то рождается вампиром и воспитывается в этой среде, управление своей аурой не является проблемой.

– Джэ?

– А… я в порядке. Пока все хорошо, хотя я хотел бы поговорить с вами позже, если у вас будет время.

Харука наклоняет голову.

– Неужели? Нино настаивал на том, чтобы я говорил с вами, пока мы здесь. Ваше дело срочное?

– Не совсем. Я просто… я хотел бы знать, как управлять своей, э… аурой лучше. – Неловко даже говорить это. Своей «аурой». Господи.

– Нет-нет, подождите. – Янтарные глаза Нино светлеют, и он слегка поворачивается, протягивает руку и обхватывает Харуку за талию поверх пиджака. Это движение удивляет его, потому что он подпрыгивает от прикосновения Нино. – Я научу тебя этому – управлению своей аурой, – уверяет меня Нино. Он смотрит на своего супруга, и они обмениваются многозначительными взглядами, прежде чем Харука закатывает глаза. Нино морщит нос. – Теперь я хорошо контролирую и манипулирую ею, разве нет?

– Конечно, – говорит Харука.

– Поэтому я помогу Джэ.

– В чем проблема? – Джуничи подходит и встает рядом со мной. Я лишь смутно помню, как он был занят с Асао в углу после того, как мы вошли. Похоже, они уже закончили.

– Нет проблем, – говорит Нино, наклоняясь к щеке Харуки. – Но, если Харука научит Джэ управлять своей аурой, возможно, ты больше никогда ее не увидишь.

Харука качает головой, смеясь.

– Это неправда.

– Угу, – язвит Нино, а затем быстро целует его в щеку.

– Ну, я, конечно, не хочу этого, – заявляет Джуничи. – Но я не думаю, что у меня есть право голоса.

Я поднимаю глаза на Джуна, потому что мне кажется, что в этом заявлении может быть что-то скрыто, какой-то пассивно-агрессивный подтекст. Но меня тут же отвлекает блеск и глубина его глаз, смотрящих на меня сверху вниз, и моя природа (которая до этого момента была ко мне очень добра) делает что-то вроде сальто в животе. Я отворачиваюсь и делаю вдох. О чем мы говорили?

– Они готовы принять нас, – говорит Асао, стоя у двери в другом конце комнаты.

– Хорошо, еще раз. – Селлина присоединяется к собравшимся, а Джованни и Сидни замыкают круг позади нее. За всей этой суматохой я даже не заметил его. Я улыбаюсь в его сторону, и он весело машет мне рукой.

– Асао и Сидни занимаются официантами и организуют их работу. Сначала Нино и Хару поприветствуют всех, когда выйдут на балкон, затем Нино встанет с Хару, пока он будет зачитывать свидетельство о подтверждении, да?

Нино кивает.

– Да.

Селинна обращается ко мне и Джуну:

– Вы двое с нашими друзьями – Маттео, Мией и Серхио, и моим братом Козимо станете свидетелями нашей связи… Наши родители тоже будут там. Вы все будете сидеть вместе в первом и втором рядах. Вам нужно будет только встать и сказать «да», когда судья обратится к вам. Он скажет вам, когда. Очень просто.

Я хлопаю глазами, ошеломленный тем, что у меня есть маленькая роль в этом грандиозном, вычурном испытании. Джун находит мою руку и мягко сжимает ладонь.

– Тебя это устраивает?

– Конечно! Да.

Селлина сияет.

– Отлично.

Джованни обхватывает Селлину сзади за талию и наклоняется через ее плечо, обращаясь ко мне.

– Сегодня вам не о чем беспокоиться. Просто наблюдайте и старайтесь получать удовольствие. На этой церемонии много чистокровных со всего мира, и никто не надеется встретить британца. Они узнают, только если вы заговорите, да и то, пока все будут пить, я уверен, никто ничего не заметит. Так что расслабьтесь.

Нино хмурится.

– Теперь ты хочешь, чтобы он расслабился? Но ты был чертовски груб, как только он вошел.

– Это потому, что он вошел сюда, будто пугливый олень. Я пошутил.

– И как эта «шутка» должна была помочь?

– Никто из вас сейчас не помогает. – Селлина снова качает головой, и они оба замолкают. Харука прочищает горло, и мы все смотрим на него.

– Ну что, идем?

Все еще держа меня за руку, Джун тянет меня к двери, пока Асао держит ее для нас открытой.

Глава 47

Джэ

Церемония проходила на большом балконе с видом на озеро и горы. Все были так сдержаны и внимательны. Наряды напоминали мне сцену из фильма «Великий Гэтсби», о временах, когда всех гораздо больше заботило то, как они выглядят.

Джованни и Селлина искрились (не буквально), а их любовь и преданность друг другу, когда они произносили свои клятвы, заставили мое сердце трепетать. Зачитывание Харукой свидетельства было захватывающим. В документе были описаны поколения семей Селлины и Джованни, начиная с восемнадцатого века и до наших дней, создавая извилистую, легендарную историю о том, как эти две уникальные семьи сплелись навеки. Его сильный голос завораживал, казалось, будто все застыли во времени, даже не дыша, пока внимали каждому его слову.

К закату еда была подана и съедена, напитки подливались снова и снова. Я сижу под атриумом с Харукой, мы одни. Джуничи популярен. У меня было это ощущение, когда я искал его в Интернете, задолго до нашего первого настоящего свидания. И еще раз, когда я зашел в его мастерскую и увидел, как он красиво позирует на обложках многочисленных журналов. Но видеть это воочию – как вампиры окликают его через всю комнату или прерывают разговоры, чтобы увести его, восторгаясь последней знаменитостью или иконой, которую он одел, – впечатляюще.

Он все это время был со мной, ни разу не оставил меня одного, а когда кто-то брал его за руку и тащил за собой, он тут же хватал меня и тянул следом. Только когда Харука нашел нас и заверил Джуна, что мы не уйдем далеко, он отделился от меня.

Мы с Харукой снова на балконе, сидим в первом ряду пустых кресел с видом на теперь уже потемневшую воду. Она бесшумно движется в угасающем свете, солнце садится за затененные горы. Маленькие белые и желтые огни домов, расположенных на холмах, мерцают, их отражения ярко танцуют в воде. Небо представляет собой прохладный градиент темно-синего и нежно-желтого цветов.

Я делаю вдох, пытаясь ощутить спокойствие и красоту этой сцены как внутри своего тела, так и снаружи. Возможно, если я вдохну достаточно глубоко, то смогу удержать это ощущение и использовать его позже, когда оно мне понадобится.

– Как жизнь в английской деревне? – Спрашивает Харука, его голос каким-то образом идеально гармонирует со спокойной атмосферой, ксловно он поет колыбельную.

– Все нормально. Ни на что не жалуюсь.

Харука откидывается, чтобы устроиться поудобнее, скрещивает ноги и кладет руки на колени.

– Я тоже несколько лет жил в английской деревне.

– Да, я помню. Сидмут, верно? Вы сказали мне об этом в тот первый раз, когда я ужинал у вас дома.

– Верно. Когда я вспоминаю свой опыт, мне было далеко не «нормально». На самом деле, это было, откровенно говоря, жалкое существование. Но, возможно, ваши обстоятельства сильно отличаются от моих.

Я делаю паузу, мгновение переваривая эту мысль, размышляя о том, как я провожу свои дни – работаю, не ем, пью синтетическую кровь заводского производства, потом снова работаю. Иногда пла́чу на чердаке. Это, конечно, худшие дни. В лучшие дни я хожу к озеру… Но иногда я сижу там, смотрю на гладь и думаю, каково это – войти в него и, возможно, никогда не выйти обратно.

– Я был несчастен, – продолжает Харука. – Но я не осознавал, насколько был несчастен, пока кое-кто не подружился со мной. Оказалось, я ощущал себя так, будто сидел один в темной комнате, а потом вдруг включился свет. Внезапно я смог видеть, и больше невозможно было сидеть в темноте и одиночестве.

Я улыбаюсь.

– Нино?

Харука улыбается в ответ, его рубиновые глаза сверкают в окружающем мраке.

– Да. Это было непреднамеренно с его стороны, но он показал мне кое-что важное. Ну, много чего. Но в первую очередь то, что я не должен быть один, изолировать себя, пить кровь, непригодную для моих биологических потребностей, и в целом жить, страдая от недоедания. Я годами говорил себе, что меня устраивает такое существование, но когда я вспоминаю и позволяю своему разуму вернуться в то время… Я бы никому не пожелал такой жизни.

Я понимаю, что он говорит. Понимаю, но…

– Поэтому вы соединились с Нино?

– Нет. – Харука качает головой. – Не сразу. Сначала я вернулся домой. В свою общину.

– Но… не у всех это есть. Дом и община.

– У вас есть.

На этом я делаю паузу, потому что уверен, что это не так. У меня есть дом… и Одри, когда она не путешествует.

– С нами, Джэ. Ваша община и дом с нами.

– Это… это не совсем мой дом. Это дом Джуничи. Я просто как… друг, который пошел на вечеринку с кем-то, у кого есть настоящее приглашение. – Когда я встречаюсь взглядом с Харукой, он смотрит на меня как на сумасшедшего.

– Нет, – говорит он. – Это не так. Вы пробудились и переродились в моем королевстве. Мы с Нино помогли и вам и Джуничи пройти через это, поэтому мы чувствуем уникальное родство и ответственность за ваше благополучие и развитие. Я предполагал, что мы также разделяем уникальные товарищеские отношения благодаря нашим научным интересам и исследованиям. Возможно, я ошибался, и дружба была односторонней?

– Нет… нет, конечно, нет! Я ценю вас и Нино больше, чем могу выразить, я просто подумал… Мне не место тут после того, что случилось с Джуном.

– Вы принадлежите этому месту, независимо от ваших отношений с Джуничи. Вам всегда рады в нашем доме и обществе, но это ваш выбор.

– Спасибо, Харука. – Мои руки крепко сцеплены между бедер, пока я думаю о чем-то, что я изучал втайне, но безуспешно. Решаю рискнуть и спросить. – Есть ли… вампиры-психотерапевты? Я имею в виду профессионалов, с которыми я могу поговорить, и которые занимаются вампирскими делами? Я не смог никого найти ни в Бристоле, ни даже в Лондоне, а человек кажется мне дико неуместным.

– Есть. Но они редки – возможно, так же редки, как вампиры-врачи. Наша культура во многих отношениях прогрессивна, но в некоторых мы испытываем острую нехватку. Ресурсы психического и эмоционального здоровья являются одними из них. И Нино, и Сидни время от времени ходят к кому-то в Осаке. Уверен, они будут рады поговорить с вами об этом более подробно.

Великолепно. Одна только эта возможность заставляет меня чувствовать себя более взволнованно впервые за долгое время, и я не уверен, что это говорит о моем нынешнем душевном состоянии. Пока мы сидим вместе в тишине, я ощущаю его мягкую энергию и решаю рискнуть, задаю еще один, вероятно, неортодоксальный вопрос:

– Могу я спросить, почему вы держите свою энергию в таком сдержанном состоянии? Чувствую, как она свободно исходит от Нино, но ваша кажется… приглушенной?

Он улыбается мне своей терпеливой улыбкой Папы.

– Да, это просто личное предпочтение. Когда я нахожусь в уединении у себя дома или с Нино, я позволяю своей энергии струиться свободно. Но в людных местах, подобных этому, я обычно заглушаю свою ауру. Просто так мне намного комфортнее.

– Я понимаю. – Это имеет смысл. Но я заметил, что он единственный, кто это делает. У каждого второго чистокровного здесь энергия излучается наружу в той или иной степени. У некоторых ярче, чем у других, словно они, возможно, пытаются покрасоваться? Привлечь кого-то? Я не совсем уверен. Я еще недостаточно знаю о своей собственной, но после воскресного инцидента в спальне она была практически в спящем состоянии.

– Если позволите, я задам не менее личный вопрос? – Спрашивает Харука.

– Конечно.

– Разумеется, мы рады помочь вам достичь более тонкого контроля над своей природой. Однако создает ли Джуничи безопасную среду для ваших экспериментов? Для начала было бы лучше изучить и понять свою энергию, находясь в интимном пространстве, позволяя ей комфортно излучаться наружу и принимая ее уникальные ощущения.

– Я… Ну… – Может быть, если бы я дал ему шанс. По тому, как он говорил со мной об этом, когда мы были в Бристоле, было похоже, что так и будет. Но я не знаю.

– Хару… Джи хочет, чтобы ты кое с кем познакомился. – Нино идет по проходу, освещенный ярким светом, льющимся из внутреннего зала. Я все еще слышу музыку живого оркестра, звук, плывущий поверх смеха и оживленной беседы, звона бокалов и посуды. Это как слоеный торт из радостных звуков.

– Вы будете в порядке, Джэ? – Спрашивает Нино, оказавшись рядом со мной.

– Ага. – Я киваю, внезапно замечая лестницу в углу балкона, которая, похоже, ведет вниз на первый этаж, ближе к воде и саду. – Я просто собираюсь прогуляться.

– Хорошо. – Нино улыбается. – Давайте встретимся завтра, чтобы поговорить о вашей ауре?

– Звучит отлично. – Я также благодарю Харуку, когда он встает, а затем смотрю, как они вдвоем, взявшись за руки, медленно идут по проходу, о чем-то разговаривая. Я слышу эхо звонкого смеха Харуки перед тем, как они исчезают в толпе.

Здесь все кажется теплым и размытым. Я наблюдаю за ночным небом: гладь бархатисто-голубого цвета с крапинками ярких звезд. Я встаю, потягиваю руки и начинаю спуск по извилистым каменным ступеням. Когда я достигаю низа, музыка и разговоры становятся тише, а плеск воды о камни громче. Вдоль воды идет извилистая дорожка, на противоположной стороне которой растут кипарисы и сосны. Так спокойно. Я вдыхаю, наслаждаясь хвойным запахом.

Нахожу каменную скамью в алькове деревьев, откуда открывается вид на озеро, и вскоре отчетливо ощущаю, что мой сопровождающий направляется в мою сторону. Вероятно, я забрел слишком далеко, и ему нужно убедиться, что со мной все в порядке. Мне становится смешно от того, каким вдруг внимательным стал Джуничи. Хотя, я думаю, он всегда таким был, с самого начала. Просто в кинопленке был сбой. Или, может быть, царапина на виниловой пластинке с нашей песней.

Когда он оказывается рядом, я улыбаюсь.

– Приветик.

– Привет… устал от вечеринки? – Он садится рядом со мной, расстегивая пиджак и расправляя плечи.

– Нет. Здесь внизу было хорошо, и мне захотелось прогуляться. Тебе не нужно было уходить. Я в порядке, Джун.

Он откидывается на скамье, раскинув руки на спинке, затем кладет ногу на ногу.

– Я хотел посидеть с тобой, Джэ. Если ты не против?

– Не против. – Я следую за его взглядом, устремленным на озеро. Оно так красиво, мы молчим, слушая, как вода мягко разбивается о камни снова и снова. Это успокаивает.

– Как прошел твой разговор с Харукой? – В конце концов спрашивает Джун тихим голосом.

– Хорошо. Рассказал мне несколько ободряющих и проницательных вещей. Он очень добрый. Нино сказал, что завтра он поможет мне с моей аурой.

– Это здорово. Я очень рад.

Я щурюсь.

– Это прозвучало странно.

Он смотрит на меня.

– Отчего же?

– Не знаю… как будто фальшиво.

Джуничи смеется, возвращая взгляд на озеро.

– Это не было фальшиво.

Звучит не убедительно.

– Ты ведешь себя неуклюже, что не совсем работает, потому что неуклюжий тут я.. – Он фыркает от смеха, но по-прежнему ничего не говорит. Просто смотрит вперед. – В чем дело? – Спрашиваю я. Проходит еще мгновение, и он, наконец, отвечает.

– Мне бы очень хотелось тебя поцеловать. Я хочу прикоснуться к тебе. Ты сказал мне не делать этого, и я это уважаю. Но я скучаю по тебе.

Его слов достаточно, чтобы внутри меня вспыхнул жар, как вспышка фотоаппарата. Моя кожа покрывается мурашками, и тепло моей энергии снова пробуждается. Честно? Я тоже скучаю по нему. И, конечно, я хочу его поцеловать, но…

Я сглатываю, пытаясь сдержать всплеск, который чувствую внутри, но уже знаю, что это бесполезно. Он начинает проявляться и гореть в моих глазах. Как только дело заходит так далеко, я знаю, что уже слишком поздно поворачивать назад.

– Если мы поцелуемся, я точно вспыхну, как фейерверк…

– Все в порядке, Джэ. – Наклоняясь, он поворачивает туловище ко мне, но не касается меня. Его лицо выглядит страдальческим. – Если ты не против, я не возражаю… я хочу этого. Позволь мне почувствовать тебя… – Он поднимает руки и обхватывает мое лицо, глядя мне в глаза и ожидая. Внутри меня такой жар, что я даже не могу говорить. Сейчас я никак не могу это заглушить, и мне некуда бежать.

Я киваю, чувствуя, как свет в моих глазах усиливается и как трясутся мои руки.

– Хорошо. – Он касается своим носом моего, и я крепко закрываю глаза. Мне нравится эта нежность. Всегда нравилась. Но я также напуган, потому что чувствую, как моя природа теперь набухает и исходит из меня, горячая и неумолимая. Я широко открываю глаза, и моя грудь сжимается.

– Дыши, солнышко. Не борись с этим. Пожалуйста, просто отпусти.

Мои руки находят нижнюю часть его лацканов, я цепляюсь за него, стараясь не сопротивляться, хотя это то, что я всегда делал. Он целует мое лицо, и я снова закрываю глаза. Затем он движется вниз к линии моей челюсти, нежно прижимаясь губами к моей коже и утыкаясь лицом в изгиб моей шеи.

Когда я вдыхаю и выдыхаю, бушующий жар в конце концов смягчается. Он переходит в нечто более прохладное, менее яростное и сильное. Когда я открываю глаза, оно вокруг нас. Отчетливая синяя дымка, не густая и не плотная, как туман. Она воздушная и легкая, движущаяся, но зависающая на месте, как по волшебству.

Джуничи отрывает лицо от моей шеи и смотрит на меня, радужки его глаз светятся аметистом. Прежде чем я успеваю по-настоящему восхититься его загадочным очарованием, он наклоняет голову и целует меня. Моя челюсть отвисает, как будто к ней прикрепили гирю, а он уже впивается в меня. Мы впадаем в страстный ритм, который давно не применялся на практике, но движется так же плавно, как и раньше.

Мы целуемся и двигаемся так интенсивно, что я мысленно возвращаюсь в комнату, залитую солнечным светом. Внезапно я оказываюсь в Японии, в Курашики, и мир кажется новым и свежим, как утро после ночи проливного дождя, когда блестят листья и цветы. Переизбыток ощущений. Все слишком ярко, но я до смешного взволнован. До абсурда. Возможно, это самый волнующий момент в моей жизни, потому что сейчас я чувствую себя частью чего-то. Я чувствую связь, любовь и безопасность, и есть кто-то, кто поддерживает меня, а я поддерживаю его. Он хочет быть со мной, а я с ним, и у меня действительно нет никаких вопросов или сомнений. Я чувствую себя полным жизни, и хочу, чтобы это чувство никогда не заканчивалось. Где-то внутри меня – где-то глубоко, чего я еще не совсем понимаю, – что-то говорит мне, что этого никогда не произойдет.

Я открываю глаза, и Джун держит меня, запустив пальцы в мои волосы и прижав их к затылку. Его глаза все еще светятся ярко-фиолетовым, и я чувствую, что мои тоже горят. Моя энергия излучается наружу, окружая нас и удерживая в плену, как защитная сфера. Но уже не больно. Теперь… это даже приятно. Покалывание и мягкость.

Он ничего не говорит, просто смотрит на меня из-под тяжелых век. Когда моя голова немного проясняется, я говорю:

– Я не знаю, как это отключить.

– Не нужно это отключать. – Он наклоняется и снова целует меня, без колебаний. Потом целует в нос, в щеку. – Просто позволь этому быть свободным, пока оно не насытится.

Я скольжу руками с его лацканов под пиджак и осторожно кладу ладони на его талию.

– Полагаю, для тебя это не ужасно? – Я улыбаюсь, но нервничаю.

Он продолжает всюду меня целовать, бездумно, словно в состоянии эйфории.

– Мне это нравится. Если бы я не боялся смутить тебя, я бы раздел тебя и занялся с тобой любовью прямо сейчас на этой скамье.

Мой желудок сжимается, и внутри меня снова поднимается жар.

– Ты знаешь, какая у тебя аура, Джэ?

Моргая, я вспоминаю определение из учебника, которое он давал мне несколько раз.

– Это физическое проявление моей вампирической природы.

Джун, смеясь, фыркает.

– Да, но все гораздо сложнее. Я уже говорил тебе, что она общается со мной. И что она раскрывает самые искренние и незамутненные части тебя и твоих желаний. Она взывает ко мне.

Я сглатываю, испугавшись ответа, но желая задать вопрос.

– Что… она говорит?

– Что ты выбрал меня. Что ты любишь меня и хочешь, чтобы я был твоей парой, и если я подчинюсь тебе, то никогда ни в чем не буду нуждаться.

Твою ж мать, как неловко. Господи. Я откидываюсь назад, пытаясь вырваться из его хватки.

– Нет. Я… я бы никогда не попросил тебя…

– Джэ. – Его голос мягкий, но он крепко держит мою голову в своих руках, приближая наши лица еще ближе. – Даже если ты не скажешь ни слова или попытаешься это отрицать, я знаю правду и то, что ты на самом деле чувствуешь. Она вокруг нас… Ты сказал, что простил меня, но почему ты все еще отталкиваешь меня? Это сбивает с толку, солнышко.

– Это сложно – быть таким открытым и прозрачным.

– Потому что ты боишься?

– Да.

Он снова наклоняется, оставляя быстрый поцелуй на моих губах.

– Я понимаю. Но обещаю, что тебе не нужно бояться. – Джун смотрит в мои глаза, колеблясь. – Можно я попробую тебя на вкус? Технически я не имею права задавать тебе этот вопрос. Я не должен этого делать, и мне следует ждать, пока ты сам предложишь мне себя. Но я действительно просто…

Я поднимаю одну руку с его талии и хватаю его за подбородок, чтобы он замолчал, затем встречаюсь с ним взглядом.

– Да.

Он прав. Я сказал, что хочу попробовать и что простил его, но я все еще пытаюсь защищаться. Я замкнут. Однако это не работает, не так ли? Ты либо любишь полностью, либо не заморачиваешься. Работа в полсилы не принесет пользы ни одному из нас. Это было бы бессмысленно.

Я удивляюсь, когда Джун поднимает дрожащую руку, чтобы поймать мою, сжимающую его подбородок. Этот вампир, который всегда так спокоен, собран и невозмутим, сейчас очень уязвим. Не знаю как, но я чувствую его голод и стремление ко мне, глубину и искренность в его глазах, когда они встречаются с моими.

Он подносит мою ладонь к своему носу и глубоко вдыхает, прежде чем лизнуть ее в центре. Джун наклоняет голову и мягко кусает, затем его клыки удлиняются и погружаются глубже в мою кожу, он кормится. Сначала его глаза закрыты, он выдыхает и стонет от… облегчения? Когда Джун снова открывает их и смотрит на меня, я позволяю себе погрузиться в этот момент, чтобы полностью ему довериться. Я возвращаюсь к тому чувству, которое витало на окраинах моей души, к тому дню, когда я впервые проснулся в этой новой жизни, и у меня не было никаких сомнений ни в чем. Передо мной простирались только обещания и надежды.

Встретившись с его взглядом, скованность в моей груди ослабевает. Возможно, позже я буду не уверен в этом, но сейчас, когда я питаю и даю ему жизнь, в которой он нуждается, я верю, что он не уйдет от меня снова.

Как только мое тело расслабляется, что-то вздрагивает внутри меня, и это слегка пугает. Джун прекращает кормиться и смотрит на меня так, будто чего-то ждет. Я открываю рот, чтобы заговорить, но не могу, потому что внутри меня вспыхивает жар. Геенна огненная. Мое тело напрягается, но Джун притягивает меня к себе и крепко обнимает, заземляя меня – или нас – во всем происходящем. Я могу только наблюдать, как моя энергия смещается, намеренно вытягивая аметистовую ауру Джуна из его тела. Я буквально вижу, как два цвета сливаются и перетекают друг в друга, словно два оттенка краски, смешанные для создания нового, невероятного цвета.

Когда цвета сливаются воедино, энергия, теплая и жидкая, медленно вливается в нас обоих, как осмос. Я ощущаю тяжесть в груди и не могу пошевелиться. Кажется, эта новая энергия приспосабливается внутри меня, словно птица в новом гнезде.

В конце концов, тяжесть уменьшается, и мое тело расслабляется, но Джун все еще держит меня в своих объятиях, пока я задыхаюсь, отчаянно пытаясь втянуть воздух и сглотнуть. Его дыхание тоже затруднено, но он не отпускает меня. Ни на секунду.

Глава 48

Джуничи

Кончено. Больше никаких игр.

Я чувствую себя пустой кружкой, в которую налили что-то насыщенное, теплое и более приятное, чем все, что я мог себе представить. Описать это означало бы только преуменьшить значение Джэ и его сущности, сложность и великодушие того, что он мне дал.

Но я также чувствую себя ослом, потому что бегал от этого всю свою жизнь, даже убежал от Джэ на несколько месяцев. Он предлагал мне – умирающему вампиру – восстановление и удовлетворение, настоящую любовь и убежище от ядовитого и болезненного существования, от жизни, в которой я регулярно морил себя голодом и добровольно зависел от кого-то, кто издевался надо мной, потому что я думал, что лучшего варианта нет. Я отверг Джэ, ослепленный собственным упрямством, предрассудками и предположениями.

Дурак.

Тяжесть связи между нами растворяется, теплом распределяясь по всему моему телу. Она не тяжелая, как якорь. Поначалу была, а теперь она рассеялась, и я чувствую, как она расходится по всему телу, словно жидкие перья. Это невероятно.

Джэ отстраняется от меня, и я ослабляю хватку на его теле. Я хотел этого. Я был готов. Знаю, что и он тоже (где-то внутри, может быть, в глубине души), потому что если бы не был, этого бы не произошло. Но я готовлюсь к срыву, потому что таков его образ действий.

Он смотрит на мой галстук, но на самом деле в его глазах пустота. Я скольжу руками к его локтям и жду, наблюдая за ним. Он делает глубокий вдох.

– Неужели я только что…

– Неужели мы? – Поправляю. – Да.

Наступает долгая пауза, прежде чем он садится чуть прямее. Теперь я держу его за запястья. Наконец он поднимает на меня глаза. Они больше не горят, но они все еще теплые и небесные. Он смотрит в замешательстве.

– Мы связаны?

– Да.

– Я… я думал, что для связи нужен секс?

На самом деле я много думал об этой ситуации, так что я не очень этим удивлен.

– Ну да. Это требование – наряду с другими, более важными, вещами, которые происходят между нами. К тому же, мы месяцами занимались сексом и питались друг от друга, Джэ. Ты тогда еще не полностью пробудился, но… Мы как будто бы воспользовались тридцатидневным бесплатным пробным периодом, и теперь пришло время платить?

– Ты только что сравнил наши отношения с маркетинговой стратегией?

Я отворачиваюсь, чтобы скрыть свое веселье.

– Да. – В тот момент, когда он впервые проснулся в доме Харуки и Нино, я почувствовал это. Тяга к нему была слишком сильной, а он был таким открытым и доверчивым, что его энергия практически тянулась ко мне. Думаю, если бы я покормился от него в тот день – бац. Это случилось бы. А может и нет? Не знаю. Я не был готов.

Джэ смотрит в сторону темного озера, раскинувшегося перед нами. Оно тихое и движется невидимым течением. В нем мирно отражаются луна и ночное небо.

– Ты расстроен этим? – Он поворачивается и смотрит на меня. – Раньше ты этого не хотел.

Я скольжу своими руками в его, сцепляя наши ладони.

– Я выгляжу расстроенным? Теперь мы разделяем связь. Ты чувствуешь меня?

Его лицо спокойно, когда он смотрит на меня, изучая. Через мгновение он кивает.

– Чувствую. Немного.

– И?

– Ты кажешься облегченным и… возбужденным?

– Верно. Я думаю, что твое ощущение меня будет становиться сильнее по мере того, как ты будешь больше раскрываться, принимать свои энергию и экспериментировать с ней.

Он кивает в знак согласия, глубоко вздыхая, но подавляя улыбку. Очевидно, я тоже могу его читать. И поскольку я знаю, что делаю, то могу прочитать его лучше. Он в восторге. Взволнован, но не хочет этого показывать. Боится слишком бурно отреагировать и дать себе волю. Хочет защитить себя и меня на случай, если это меня оттолкнет, как это было тогда, когда он только пробудился.

Энергия Джэ излучается и говорит со мной, как открытая книга. Кажется, он этого не осознает, потому что все еще пытается скрыть от меня свои настоящие чувства. Но это нормально. У нас все получится. Самое трудное позади.

– Я пришел сюда, – говорю я, – потому что вампиры начинают уходить. Мы закругляемся.

– Это странно. Я предполагал, что вампиры будут веселиться всю ночь, – Вампиры, как и люди, днем работают. Может, пойдем в дом и подготовимся к возвращению?

– Ладно… – Джэ делает паузу, сжимая мои руки. – Они узнают? Об этом?

– Да.

– Как?

– Потому что наши энергии изменились. Когда мы прибыли, у нас было две разных энергии, исходящих из наших тел. Но теперь у нас одна, общая.

Джэ тянется почесать затылок.

– Это неловко.

– Немного.

– Они подумают, что мы занимались здесь сексом?

Я пожимаю плечами.

– Вероятно.

– Ах, черт побери…

– Это не имеет значения! – Я тянусь и снова обнимаю его, беспомощно ухмыляясь. – Кого волнует, что кто думает? Я люблю тебя, и у меня есть ты, а у тебя есть я. Мы связаны, Джэ.

Я хочу, чтобы он позволил себе быть таким взволнованным, каким я его знаю, таким же взволнованным, как и я. Но он просто крепко обнимает меня, прижав ладони к моей спине. Я чувствую тепло и восторг, исходящие от него, но он не говорит ни слова.

Чуть позже, когда мы открываем дверь в заднюю комнату виллы, на нас отовсюду смотрят широко раскрытыми глазами. Селлина сидит на диване, положив босые ноги на колени Джованни, и он их поглаживает. Харука сидит в кресле, а Нино без пиджака расхаживает позади него, пока не замечает нас и не замирает как вкопанный. Селлина выпрямляется, когда мы заходим внутрь.

– Вот это да! Поздравляю!

– Спасибо, – говорю я, держа Джэ за руку. Джованни склоняет голову набок.

– Так вы двое трахались в саду? Кто соединяется на чужой церемонии?

Селлина хмурится, высвобождая ноги из его рук.

– Ты сегодня такой неуправляемый.

– На самом деле я только покормился с его руки, – уточняю я.

– То, как они соединились, абсолютно не твое дело. – Харука смотрит на Джованни холодным взглядом. В такие моменты в красноте его глаз читается скорее плохое предчувствие, чем безразличие или игривость. Я редко вижу у него такое выражение, но когда вижу, оно меняет все его поведение, и я вдруг вспоминаю, насколько стара его кровь и что он мог бы с ней сделать, если бы захотел.

Но Джованни смотрит в ответ, а затем ухмыляется.

– Ты сейчас обзываешь меня про себя, не так ли?

– Обзывает. – Нино идет нам навстречу, его янтарные глаза еще больше загораются от искренней улыбки. – Поздравляю. Значит ли это, что ты возвращаешься в Японию? – Он смотрит на Джэ, но тот вздрагивает и смотрит на меня, потом снова на Нино.

– Я не знаю. Мы… нам придется поговорить об этом и решить.

Нино кивает.

– Хорошо, значит, вы поговорите, решите, а потом вернетесь в Японию?

– Любовь моя, может, нам стоит дать им немного пространства?

Харука встает с кресла и идет к нам. Нино запускает пальцы в волосы и вздыхает.

– Извиняюсь. Но я очень рад за вас. За вас обоих. Это здорово.

Харука подходит к Нино и кладет ладони на его плечи, наклоняется и быстро целует его в затылок. В частном порядке я знаю, что Нино испытывает трудности в личной жизни: как с некоторыми изменениями в отношениях между ним и его братом, так и с этой ситуацией с ребенком. Он рад последнему, но это вызывает в нем неожиданные реакции, и он ходит к специалисту, чтобы тот помог ему справиться с этим. В последнее время его темперамент был несколько напряжен.

– Мы ждали вас, – заявляет Харука. – Мы готовы вернуться в поместье Серхио на вечер. Вы оба тоже?

Мы с Джэ соглашаемся и крепко держим друг друга за руки, когда покидаем виллу, и даже во время поездки на машине обратно в поместье.

Я уже бывал в поместье Бьянки. Это обширный участок, похожий на маленькую деревню, полную коттеджей из бурого камня и домов, вкрапленных между прекрасными садами. Это поместье совсем другое. Оно принадлежит другу Джованни, Серхио, другому бизнес-магнату, но не столь известному, как брат Нино.

Дом Серхио – настоящий средневековый замок – со рвом и подъемным мостом, высокими прямоугольными башнями, широкими дворами и зубчатыми стенами – все как полагается. Но внутри все современно и уютно. Здесь стеклянные атриумы, гранитные столешницы и сосновые полы. Освещение встроенное, все играет теплым светом и тенями. Смелое сопоставление по сравнению с внешним видом, но я приветствую его дизайнерский выбор.

Когда мы все прибываем, в главной гостиной начинает собираться что-то вроде афтепати. Джованни плюхается на диван в своем костюме и отбрасывает пиджак в сторону. Серхио направляется к внушительной стене из темного кленового дерева и стекла, которая явно выполняет функцию большого винного шкафа. Селлина и Харука идут рука об руку к другому уютному дивану, а Нино следует за ними, шагая рядом с Козимо, братом Селлины. Нино явно недоволен, пока Козимо увлеченно объясняет ему что-то, чего я не могу уловить.

Наклонившись, я шепчу Джэ:

– Стоит ли нам присоединиться ко всем? Или с тебя на сегодня хватит?

– Сегодня многое произошло… Я бы хотел побыть в тишине, чтобы все обдумать.

Я киваю, затем быстро объявляю, что мы ложимся спать и что увидимся утром. Тут же Джованни окликает меня с другого конца комнаты:

– Олень чувствует себя менее пугливым?

Я не знаю, какого хрена он продолжает придираться к Джэ, но меня это бесит.

– Если он олень, то Джун, несомненно, волк. – Маттео с ухмылкой смотрит на меня, проходя мимо в своих расшитых блестками брюках. Мы с ним часто пересекаемся, когда я работаю в Италии. Его очень ценят за макияж, который он делает для журнальных фотосессий. Судя по всему, он и Селлина очень близки, о чем я и не догадывался.

– Согласен с такой оценкой. – Джэ смотрит на меня невинным взглядом лани. Точно.

Я хмурюсь.

– Что?

– Это не так уж далеко от истины. – Селлина опирается на подлокотник дивана и смотрит на меня. – У тебя немного волчьи повадки. – Харука сидит рядом с ней и наклоняет голову, словно собираясь что-то сказать, но с меня хватит.

Я слегка кланяюсь, положив свободную руку на живот.

– Желаю вам всем гребаной спокойной ночи. – Я поворачиваюсь, увлекая за собой Джэ, пока все хихикают.

Спальня, отведенная нам, находится на первом этаже, в задней части замка, путь к которой лежит через небольшой внутренний двор. Это очень уединенное место, вход увит свисающими лозами и плющом. На первый взгляд это похоже на комнату или чулан, о котором, возможно, забыли много веков назад. Внутри красивая спальня квадратной формы с каменными стенами, светильниками и огромной кроватью.

Наверху открытые деревянные балки, поддерживающие низкий потолок, а через узкий арочный проход с комнатой соединен стеклянный атриум, который служит нам ванной комнатой. Там есть отдельная деревянная зона с дверью, за которой находится туалет. Большая ванна стоит посередине, а сбоку находится душ. Повсюду растения: свисают в горшках с потолка, покрывают пол у наших ног и на выступе, который проходит через все помещение.

Эта часть замка, скорее всего, была оранжереей или садовым сараем, который Серхио решил переоборудовать в спальню. Сложно представить, каким было это место до того, как хозяин здесь все преобразовал. Опять же смелое решение, которое меня очень впечатлило.

– У меня такое чувство, что я в «Хоббите». – Джэ стоит посреди спальни и осматривается. Мы приехали днем, и тогда здесь было ярко и солнечно. Ночью все приобрело другой вид. Сказочная обстановка с мягким светом, таинственными чудесами и спрятанными сокровищами.

Встречая его в центре уютного пространства, я ухмыляюсь.

– Ты устал?

Он мотает головой.

– Не очень. – Джэ отходит от меня, чтобы рассмотреть один из витражных фонарей на полке рядом с кроватью. Все еще нервничает. Насторожен. Я чувствую, как это пульсирует в нем.

– Я никогда не принимал ванну в оранжерее, – заявляю я.

– В оранжерее в средневековом замке на берегу озера в Италии?

Я смеюсь.

– Ну, когда ты так говоришь, это кажется немного чересчур.

– Вполне.

– Тем не менее… – Я стаскиваю с плеч пиджак и бросаю его на ближайший стул, затем иду к арке, ведущей в оранжерею. – Я бы хотел этим воспользоваться. Ты присоединишься ко мне? Можешь расслабиться, и я дам тебе знать, когда все будет готово? Но сначала нам нужно принять душ. Ничего не могу с собой поделать – это укоренившийся обычай.

Джэ смеется.

– Хорошо, конечно.

Мы в душе, но я не прикасаюсь к нему никаким существенным образом, потому что я, видимо, и правда волк, связавшийся с оленем. Ну чтоб меня.

Я не трогаю его, но игриво пихаю несколько раз ногтем, чтобы снять очевидную напряженность. Он смеется, когда я это делаю, и мы говорим о том, как прошел день, пока моемся. Как прекрасны были вилла и вся церемония, какой Джованни засранец, но у него добрые намерения. Нынешнее беспокойство Нино очевидно, но он будет отличным отцом, и мы за него не переживаем.

Луна высоко и так ярко светит в небе, озаряя ночь. Я вижу ее, когда первым усаживаюсь в ванну. Пока мы были в душе, у Джэ зазвонил телефон, и он пошел проверить его на случай, если в больнице или у суррогатной матери Нино и Хару что-то случилось. Я расслабляюсь, затем замечаю выключатель на краю полки, где помимо прочего расположились несколько растений в горшках. Любопытствуя, я щелкаю им. Вдоль полок загораются крошечные белые волшебные огоньки, гирлянда спрятана между лозами и листьями растений, так что кажется, что они просто парят в воздухе. Вода идеально теплая, а через стекло открывается прекрасный вид на внутренний двор.

Когда Джэ возвращается в оранжерею, он все еще голый и с удивлением оглядывается по сторонам.

– Ну, это что-то… Надеюсь, там никто не прогуливается.

– Ага. Все в порядке?

Он останавливается у противоположного конца большой ванны, затем осторожно забирается внутрь, стараясь не наступить мне на ноги, когда я их немного подтягиваю.

– Угу, все в порядке. Это был мой отец. Он оставил сообщение и просто проверял меня.

– Ты сказал ему, что приедешь в Италию на неделю?

– Да, – говорит он, садясь и прижимая колени к груди. – Он хотел знать, благополучно ли я добрался.

– Ты сказал ему, что связан?

Он усмехается.

– Нет, еще нет. Но я скажу позже. Это долгий разговор.

– Ты сказал мне, что твой отец переехал в Корею, когда ты закончил школу, но, похоже, он довольно часто поддерживает с тобой связь?

– Да, мой отец ни в коем случае не плохой человек. Он просто не хотел оставаться один в том коттедже, пока я в университете. Для него это было весьма логично.

– Но это невольно сделало тебя одиноким.

Джэ пожимает плечами, проводя мокрыми руками по волосам, чтобы зачесать их назад.

– Я справился.

Я ничего не говорю, потому что не уверен, что ему это удалось. Во всяком случае, не очень хорошо.

Между нами повисает тишина, за стеклом стрекочут сверчки, слышен тихий зов ночной птицы. Я смотрю на Джэ, и он вежливо улыбается, прежде чем повернуть голову и отвести от меня взгляд. Я знаю, чего он хочет: придвинуться сюда и быть ближе ко мне. Но он колеблется и сомневается в себе.

Не знаю, может быть, это волк во мне, но я начинаю немного разочаровываться. Сколько раз мне нужно подсказывать ему подобное?

Подавшись вперед, я протягиваю руку под водой, хватаю его за одну из лодыжек и тяну. Он соскальзывает вниз, в шоке взмахивая руками как раз перед тем, как его голова уходит под воду. Я знаю, что он сейчас через что-то проходит и пытается в себе разобраться. Я знаю, но я действительно устал от этой робости.

Он выныривает на поверхность, хватая ртом воздух и откидывая с глаз намокшие волосы.

– Черт, Джун…

– Почему ты медлишь?

Я удивляюсь, когда он шлепает по поверхности воды, посылая волну прямо мне в лицо.

– Потому что я сейчас чертовски колеблюсь! Вот что я делаю!

– Раньше ты не был таким.

– Это было раньше. – Он делает глубокий вдох, снова приглаживая волосы.

Я вытираю лицо ладонями.

– Ты такой же, солнышко.

– Не с биологической точки зрения. Я совсем другой.

– Ты слишком много думаешь.

Он смотрит на меня так, словно собирается затеять драку – что вполне нормально. Я бы предпочел, чтобы он вот так огрызался на меня и был честен, чем вежливо скрывал свои чувства, как будто я какой-то незнакомец, рядом с которым он сидит в самолете.

Джэ наблюдает за мной, но затем его взгляд смягчается, и он подползает ко мне, взбирается на мои бедра, и в тот момент, когда он опускается, я обхватываю руками его задницу и притягиваю его к себе еще плотнее. Он наклоняется и целует меня, не сдерживаясь. Без колебаний.

Джэ поднимает руки к моей голове и запускает пальцы в мои волосы на затылке, сжимая меня, пока его губы скользят по моим, язык проникает в мой рот. Этот вес и ощущение его, сидящего на мне, феноменальны. Я думал о нем и хотел быть рядом с ним вот так уже несколько месяцев. Чуть-чуть приподнимаю колени, чтобы он еще теснее прижался ко мне, и чувствую его тепло и твердость на своем животе.

Мои глаза закрыты, но они начинают гореть, чем дольше он меня целует. Вдыхая его сладкий аромат, пробуя его на вкус и держа его гладкое обнаженное тело в своих объятиях. Моя природа и все внутри мне на седьмом небе от счастья. Он отрывается от поцелуя, я открываю глаза и вижу, что его тоже горят. Цвет изменился, но незначительно. Чистый синий цвет, который был раньше, теперь больше похож на индиго – синий, но с темным оттенком моего фиолетового.

Джэ подносит одну руку к моей щеке и смотрит:

– Твои глаза изменились.

Я улыбаюсь.

– Так бывает. Это естественно.

– Хм. – Он выдыхает и снова целует меня. Просто мягкое, сладкое касание губ, прежде чем он отстраняется. – Мне нравится, что ты волк.

– Это хорошо. Теперь уже поздновато поворачивать назад.

Он качает головой.

– Я бы никогда… я хочу поговорить с кем-нибудь.

– О чем?

– Обо всем, – говорит он, его глаза медленно выгорают и возвращаются к нормальному состоянию. – Об этом изменении и превращении в вампира… или, скорее, пробуждении. Чувстве, будто я не в своей тарелке. О незнании, где мое место.

Я слушаю и лениво скольжу пальцами вверх-вниз по нижней части его позвоночника под водой. Мне есть, что сказать по этому поводу, но время неподходящее, поэтому я просто жду и позволяю ему продолжить.

– Харука сказал, что знает кое-кого в Осаке, – продолжает Джэ. – Психотерапевт. Я хотел бы поговорить с ним, если это возможно.

– Значит ли это, что ты хочешь вернуться в Японию?

Он усаживается немного прямее, упираясь руками мне в грудь.

– Ну, там твоя работа…

– Моя работа может быть где угодно. Если ты хочешь остаться в Европе, для меня это не проблема. У меня и здесь много клиентов, а материалы можно легко доставить.

– Верно. – Джэ вдыхает, размышляя. – Но больница и моя работа находятся в Японии, было бы лучше, если бы я был на месте, чтобы контролировать программу суррогатного материнства и моих пациентов. Удаленная работа идет нормально, но моему начальнику такая схема определенно не нравится.

Я выдыхаю с облегчением. Япония – лучший выбор. Хотя у меня в голове уже были разработаны стратегии на случай, если бы Джэ захотел остаться в Англии. Возможно, мы были бы в порядке. Честно? Джэ нужно больше, чем я. Проведя с ним несколько дней и увидев, как это пробуждение повлияло на него, я обеспокоен. Думаю, что наша связь – это определенно шаг в правильном направлении, но этого недостаточно.

Я не ожидал, насколько глубоко он будет травмирован всем этим, что было недальновидно с моей стороны. Вся его жизнь перевернулась с ног на голову. Разлука с ним не помогла, но я могу хотя бы исправить эту часть. Это маленькая часть общей картины, с которой я могу справиться.

– Ты не против? – спрашивает он. – Я вернусь с тобой?

Приподнявшись, я целую его в подбородок и улыбаюсь.

– Конечно. Хотя мне нравится дом в Бристоле. Мы можем его оставить? Может быть, иногда проводить там отпуск? Или, если наши графики совпадут, ты сможешь присоединяться ко мне во время моих поездок в Европу по работе.

– Мне бы этого хотелось.

Мои руки упираются в его бедра, когда я наклоняю голову:

– Ты больше не светишься?

Он усмехается, проводя кончиками пальцев по моему животу.

– Я не знаю точно, но… если я позволяю этому ощущению перегореть, как сделал раньше, на какое-то время оно становится более управляемым. Сейчас оно будто спит, как ребенок, который вымотался после игры.

Я смеюсь над образами этого сценария: синяя аура Джэ подобно ребенку свернулась внутри него и дремлет, потому что я ее вымотал.

– Могу я высвободить ее для тебя? – Спрашиваю я.

– На что это будет похоже?

Подняв одну руку из воды, я потираю затылок, размышляя.

– Я, очевидно, не чистокровный, поэтому не знаю наверняка. Я не могу испытать это, но могу сделать это для тебя. Я слышал, что это одна из лучших вещей в чистокровности. Лучше, чем секс.

Джэ смотрит на мой живот, все еще водя по нему пальцами. Молчит.

– Это не обязательно, если ты не готов. У нас много времени.

– Нет, – говорит он, поднимая на меня глаза. – Я хотел бы попробовать. Что я должен делать?

– Давай посмотрим на это как на упражнение по слушанию своего тела и природы. Просто расслабься и доверься этому.

Глава 49

Джэ

Джуничи усаживается прямее подо мной, скользит ладонями вверх по моей спине, прижимая меня к своей груди и задирая голову к изгибу моей шеи. Я поднимаю руки из воды и обнимаю его, сжимая пальцы в верхней части его позвоночника. Нервничаю, но если он говорит, что это будет приятно, то я ему верю.

Он облизывает меня прямо под челюстью – длинным, ровным движением – затем лижет мою шею и под ухом, пробуя меня на вкус, прежде чем укусить. Когда Джун впивается зубами, он стонет, этот звук и его твердость подо мной разжигают огонь внутри. Жар пульсирует по всему моему позвоночнику.

Мои глаза загораются, и я делаю вдох. Впервые я могу отчетливо воспринимать мысли Джуна и то, что он делает со мной. Он говорит мне, что я в безопасности и что он любит меня, что я совершенен таким, какой есть, и он никогда не оставит меня. Мне больше никогда не придется быть одному. Мысли настолько чисты в моем сознании, что я могу их чувствовать. Содрогаюсь в его объятиях, и у меня слезятся глаза, потому что сердце переполнено.

Все, что он передает, – теплый, мягкий шепот, роящийся внутри меня, – то, что мне сейчас нужно. Во мне нет места для смущения, потому что это слишком приятно, чтобы от этого отказываться. Не хочу подвергать это сомнениям или выражать неуверенность.

Он кормится, и у меня перехватывает дыхание. Я цепляюсь за него крепче, потому что он тянет за что-то внутри меня, и мне кажется, что меня выворачивают наизнанку. Эта неизвестность пугает. Я не знаю, чего ожидать. Но в этом слишком много приятного, чтобы отказываться от происходящего. Он тянет снова, я напрягаюсь и стону, мои глаза широко раскрыты, пока я держусь за него. Думаю, я должен позволить ему взять то, что он тянет. Мое тело говорит мне сказать «да». Подчиниться всему, что он мне дает.

Когда Джуничи тянет в третий раз, он еще сильнее прижимает меня к своему твердому телу в воде, и я выдыхаюсь, перестаю сопротивляться. Огонь внутри меня стреляет вверх по позвоночнику, в мозг, в пах и везде, куда только можно. Я кончаю Джуну на живот, но это нечто гораздо большее, чем просто оргазм, как будто с меня сняли груз, моя душа освободилась, и я избавился от бремени. Это заставляет меня ловить ртом воздух и трястись, а пурпурно-голубое сияние моей энергии окружает нас, словно блестящая дымка.

Мое тело напрягается и на долгое мгновение погружается в какой-то восхитительный восторг, когда все во мне пульсирует. Постепенно дымка индиго рассеивается и угасает. Напряжение спадает, и я падаю в объятия Джуна, мои руки обмякают, пока он крепко меня держит. Я выдыхаю в полной эйфории:

– Господи…

– Просто Джун.

Я в изумлении. Чувствую себя легким, как перышко, но смеюсь, поднимая руки, чтобы снова обнять его голову. Когда он поднимает ко мне подбородок, я целую его изо всех сил. Всем сердцем. Я не целовал Джуна так с тех пор, как был человеком, но я помню, как это делается и на что это похоже. Бесстыдно. Уверенно и раскованно. Блаженно.

Когда он, наконец, отрывает от меня голову, то ухмыляется.

– Приятно, да? Я знаю, что сделал все верно, когда ты целуешь меня вот так.

Мои веки тяжелы, я смотрю на него, и не знаю, что на меня находит, но я просто не могу остановиться.

– Я думаю, ты должен растянуть меня… – Я наклоняюсь, чтобы снова поцеловать его, но он отстраняется.

– Как насчет того, чтобы ты растянул меня?

Это меня немного отрезвляет.

– Прости?

Он скользит руками вниз и вдоль по моим бедрам.

– Займись со мной любовью.

Еще один неожиданный поворот, я смеюсь.

– Почему?

– Почему бы и нет?

– Потому что… это не то, что мы делаем. Будет неловко. Я не такой блестящий лидер в постели, как ты.

Джун усмехается, его черные глаза сияют в теплых сверкающих огнях, окружающих нас.

– Спасибо за это. Но я думаю, что ты невероятный лидер, Джэ.

Тишина. Я смотрю на него, потому что искренне не понимаю, о чем, черт возьми, он говорит.

– Что?

– Когда ты позволяешь мне овладеть тобой, ты задаешь темп, солнышко, а не я. Мы оба ведем, но по-разному, и мы прислушиваемся друг к другу. Я могу сделать дом эстетически привлекательным, но ты – фундамент, и ты потрясающий.

Качая головой, я сдерживаю смех. Мы ведем вместе, а я задаю темп? Это подмена понятий, для которой я еще не совсем готов. Мне нужно будет подумать об этом позже, когда я не буду сидеть верхом на этом волке, отвлекаясь и искренне надеясь, что мы можем прекратить болтать, чтобы он уже был внутри меня. Джун шепчет:

– Я хочу делать с тобой все. И это то, чего я не пробовал за более чем сто лет занятий любовью.

– Ни разу?

– Неа. Можешь ли ты дать мне это сегодня? Наша первая ночь, будучи связанными… – Он целует уголок моего рта, затем щеку и спускается к линии челюсти.

Джуничи – дизайнер с каталогом поз и соблазнительных движений. Он волк. Я – нет, но… я люблю его. И хочу, чтобы ему было так же хорошо, как он только что сделал мне. Так что, ладно. Я сделаю это.

Я поднимаю голову от шквала поцелуев, которыми он осыпает мою шею и лицо, и беру его за подбородок.

– Спальня?

Он улыбается.

– Да.

Я сижу на кровати, голый, но вытертый после ванны, и смотрю, как Джун (тоже восхитительно голый) достает из чемодана пузырек со смазкой. Когда он поворачивается и с важным видом подходит ко мне, я усмехаюсь.

– Как-то самонадеянно с твоей стороны брать с собой смазку. А эта смазка привезена из Японии или ты купил ее в Англии? Это двухконтинентальная смазка?

Он бросает ее рядом со мной и плюхается в раздражении. Не отвечает мне, но сдвигается, поджимая ноги ложась на спину позади меня с подтянутыми коленями.

– Что ж? – Спрашиваю я.

Его грудь вздымается, прежде чем он делает еще один глубокий вдох.

– Ты говоришь самонадеянно, я говорю оптимистично. Это как счастливая одежда. – Он устраивается на спине, кладя руки по бокам и глядя на открытые балки над головой.

Я хихикаю, сдвигаюсь и, в конце концов, опускаюсь на колени между его раздвинутыми бедрами. Ухмыляясь, я кладу руки на его голени.

– Может быть, я слишком самонадеян, полагая, что смазка предназначалась мне.

– Это верное предположение, учитывая, что я не мог перестать думать о тебе в течение пяти месяцев и явно приехал сюда с намерением заключить с тобой связь. – Он снова вдыхает, затем выдыхает очередной вдох. – Больше никого нет, солнышко. Только ты.

Мое лицо печет и краснеет, пока я слушаю, но до меня медленно доходит, что он очень напряжен. Он постоянно подстраивается и ерзает. Это незаметно, но более очевидно в сочетании со всеми этими глубокими вдохами, которые он продолжает делать. Я скольжу ладонями вверх и кладу их на его колени.

– Джун… ты нервничаешь?

Еще один глубокий вдох.

– Я не нервничаю.

Чувствуя, что для него это гораздо сложнее, чем он мог предположить, я немного отодвигаюсь назад и скрещиваю ноги.

– Поговори со мной, – начинаю я. Он поднимается, опираясь на ладони, пока его спина не упирается в темное, гладкое изголовье с роскошной резьбой.

Я знаю, что Рен плохо обращался с Джуном, потому что он рассказал мне об этом в деталях. Рен проявлял над ним свою чистокровную власть, манипулируя и выливая свои эмоции на Джуничи, когда кормился. Обращаясь с ним как с местом, где можно избавиться от всех своих токсичных, собственнических эмоций.

Джун сейчас здесь, и он соединен со мной… но такие шрамы очень глубоки. Я понимаю, как профессионально, так и лично, что эти раны невозможно просто залечить.

Джун проводит рукой по своим густым кудрям.

– Я знаю… что у меня проблемы с доверием. Большую часть своего существования я провел под чьим-то непосредственным контролем и манипуляциями. Я был свободен только около пятидесяти лет… свободен от отца, но не от Рена. Его было легче игнорировать, поскольку мы никогда не были связаны, и я стал ответственным за контракт между нами после смерти моего отца.

Я слушаю, но тут в моей голове всплывает вопрос, над которым я размышлял. Я многое узнал о вампирской культуре и политике от Харуки и из его обширной библиотеки, но есть некоторые нюансы, которых я до сих пор не понимаю.

– Могу я задать вопрос?

– Конечно.

– Ты провел с Реном более ста лет и не привязался к нему. Почему это устраивало его родителей и твоих? – Я собирался добавить: «Я не вампир, но похоже, это очень долгий срок.»

– Большинство договорных пар заключают свои контракты очень рано – с Реном нам обоим было по шестнадцать, когда наша кожа затвердела, и мы могли начать питаться друг от друга. Но общепринятый процесс созревания вампира длится столетие. Никого не воспринимают всерьез и не считают настоящим взрослым, пока ему не исполнится сто лет. Когда Рен и я достигли совершеннолетия в двадцать один год, нам сказали, что мы должны искренне попытаться установить связь. Но никто не ожидал, что мы свяжемся так рано. У некоторых пар связь возникает сразу, но у большинства – нет. У нас было много времени, так что спешить было некуда.

– Подожди. – Я моргаю, переваривая информацию. – Твой отец говорил тебе, когда начинать заниматься сексом?

– Да.

– Фу. – Я морщусь. Господи. Боже.

– Он говорил мне, с кем и когда, а иногда и в самом начале за нами с Реном наблюдали, чтобы убедиться, что мы искренне стараемся и делаем это правильно. – Джуничи дышит. – Вот как работала договоренность. Поэтому, когда я, наконец, был свободен, я хотел делать все только по-своему и отказывался идти на компромисс. Но… – Он поводит плечами, размышляя в тишине. Я воспринимаю его паузу как момент, чтобы вмешаться.

– Мы никогда не обязаны делать то, чего ты не хочешь, Джун. Я правда не возражаю…

– Но я возражаю, – говорит он. – Я больше не хочу, чтобы мне что-то мешало. Я не хочу, чтобы это влияло на меня или на нас, на то, что у нас есть. Знаю, что сейчас все хорошо и совсем не похоже на то дерьмо, с которым я имел дело. Мне надоело носить это в себе. Ты понимаешь? – Вздыхая, он потирает ладонями лицо.

Дважды сегодня вечером я видел эти очень уязвимые стороны Джуна. Он всегда кажется таким спокойным и непоколебимым, уверенным и непреклонным. Но он сидит здесь голый и открывает мне свою душу.

Наклоняясь вперед, я обхватываю пальцами его лодыжки. Его ноги все еще согнуты в коленях.

– Я понимаю. И мы можем не торопиться… Может, нам просто лечь спать?

Джун смеется.

– Полагаю, внезапный глубокий самоанализ о моем отце не очень-то возбуждает.

Я опускаю голову и целую его колено.

– Когда ты разговариваешь со мной вот так, это всегда возбуждает.

Он поднимает голову, в его чернильных глазах появляется темный блеск.

– Мы можем не торопиться, но и не спать?

– В смысле?

– Я все еще хочу, чтобы ты занялся со мной любовью, но медленно… пожалуйста.

Расправляя ноги, я приподнимаюсь и наклоняюсь к нему, раздвигая его колени, чтобы я мог прильнуть к теплу его лица и заглянуть ему в глаза. Я наклоняю голову и мягко прижимаюсь к его губам, ожидая, что он ответит мне.

Я действительно хочу этого. Поначалу это желание застало меня врасплох, но теперь, когда оно осело в моей голове, я очень хочу его.

Каждый раз, когда мы занимаемся любовью… Я возможно задаю темп, но Джун направляет меня, крепко держа руль, как гонщик Формулы-1. Мне нравится то, что мы делаем, и то, насколько плавными становятся наши движения и связь, это моя возможность открыть для себя что-то новое и чему-то научиться. Наконец, его потрясающе длинные ноги, подтянутый живот и красивые формы раскинутся передо мной, как неизведанная территория. Я отчаянно хочу исследовать его так, как мне еще не удавалось.

Поцелуй становится все глубже, наши языки скользят, борются и пробуют друг друга на вкус. Когда я чувствую руки Джуна на своей талии, побуждающие меня сесть к нему на колени, я нежно прерываю поцелуй. Он улыбается.

– Извини.

Ухмыляясь, я качаю головой.

– Ты ничего не можешь с собой поделать.

– Я могу… но мне нравится чувствовать тебя на своих коленях.

– Я знаю. Не мог бы ты лечь обратно, пожалуйста? – Он ложится, прикусывая губу, чтобы подавить восторг, и сползает вниз. Если я сяду на него, все кончено. Мне это тоже нравится, но так я окажусь в ловушке, а я не хочу этого сейчас.

Когда он ложится на спину и великолепно раскидывается передо мной, я сдвигаюсь выше, чтобы начать сверху. Моя цель – сделать так, чтобы ему было хорошо, безопасно и комфортно со мной. И я смогу этого добиться.

Сначала я целую его, наслаждаясь вкусом его рта. Чувствую голод, когда лижу его, наклоняя голову и вдыхая его чистый кипарисовый аромат.

Джун стонет, его руки скользят по моей пояснице, когда я поднимаю голову, отрываясь от его рта, чтобы провести губами по его щеке к мочке уха. Я покусываю его там мгновение, одновременно проводя пальцами по густым тугим, мягким кудрям на его макушке. Чертовски люблю его волосы. Иногда они пахнут кокосовым маслом или каким-то насыщенным маслянистым ароматом. Ши или какао.

Он раздвигает бедра шире, снова подталкивая меня ближе, в свою твердость и жар. Я знаю, чего он хочет, но это нарушает мой темп, потому что я пытаюсь спуститься к его шее. Он не хочет уступать руль, и я смеюсь.

– Перестань. – Он стонет в ответ, извиваясь подо мной, игриво приподнимаясь и гоняясь за моим телом. Не знал, что Джун начинает извиваться, когда возбужден. Это хорошая новость.

Двигаясь вниз от его шеи, я целую и пробую на вкус его ключицу, затем красивый изгиб его плеча. Понятия не имею почему, но я хватаю и поднимаю его руку над головой, затем зарываюсь лицом в мягкие волосы у него подмышкой.

Джун хихикает, я вдыхаю и кусаю его там, прежде чем поцеловать в грудь. Это безумие, но я буквально хочу попробовать на вкус каждый дюйм его тела. Моя природа пылает в животе и вверх по позвоночнику, подбадривяя меня. Я провожу ладонью вниз по одной стороне его груди, наслаждаясь чувственным, четким изгибом его грудных мышц и мягкими пушистыми волосками. С другой стороны мой рот занят, облизывая и пробуя на вкус его сосок, чувствуя, как он твердеет под моим языком.

В этот момент руки Джуна путаются в моих волосах, и это сводит меня с ума, пока я продолжаю целовать его, проводя руками по его телу. Он что-то говорит по-испански, задыхаясь, но я не говорю на испанском (очевидно, мне стоит научиться). Это ничего, потому что я практически в трансе от своей решимости, и мне нравится, как он реагирует на все, что я делаю.

Когда я достигаю его тугого маленького пупка, я по-настоящему набрасываюсь на его плоский живот и маленькие курчавые волоски на нем, лаская и погружая свой язык внутрь и наружу, оттягивая кожу зубами.

– Джэ.

Я делаю паузу, поднимая на него глаза, хотя я очень занят и особенно взволнован теплом и полнотой его члена, раскачивающегося прямо под моим подбородком. Я с удивлением замечаю, что его глаза загорелись.

– Да?

– Ты не мог бы подняться сюда?

– Я еще не закончил! Ты просил меня двигаться медленно…

– Я знаю, но… черт. – Он откидывает голову на подушку, расправляя спину, его грудь вздымается.

Драматичный. Ухмыляясь, я снова целую его живот.

– Кто-то нетерпелив.

Он стонет и бормочет что-то, чего я не могу понять, сжимая простыни в кулаках у своих бедер. Мне действительно нужно немедленно начать учить язык.

Глядя на него сверху вниз, становится очевидным, куда мне следует двигаться дальше. Совершенно очевидно. И я хочу его, но пропускаю пах и облизываю внутреннюю сторону его бедра. Джун все еще стонет и протестует, но я провожу кончиками пальцев по обратной стороне его бедер и к заднице, а затем опускаюсь на кровать.

Его ноги подтянуты, поэтому его красивое тело широко раскрыто передо мной. Я никогда раньше не видел его с такого ракурса, и я поглощен им. Скользя ладонями по его заднице, я подаюсь вперед, закрываю глаза и очень нежно лижу его тепло, как будто пробую новый вкус мороженого в рожке. Джун приподнимается на кровати, и его тело напрягается.

– Черт. Твою мать.

Он отскакивает от меня, и я в замешательстве.

– Хочешь, чтобы я остановился? Ты делал это со мной. – Когда я смотрю на него, его глаза все еще горят, а кожа даже немного покраснела, чего обычно не бывает. Я ухмыляюсь, потому что понимаю, что он взволнован. Он всегда тот, кто дает, поэтому он как будто не знает, как получать.

Его голос срывается, когда он смотрит на меня глазами цвета индиго:

– Я это знаю, но… это другое. И если ты будешь продолжать в том же духе, я долго не продержусь.

– Тогда не держись. И прекрати вырываться! – Я ухмыляюсь, снова погружаясь в него. Я двигаюсь вверх от его отверстия, нежно покусывая и потягивая тяжелую кожу под его членом, который очень тверд. Он резко вдыхает, но на выдохе произносит мое имя, и это великолепно. Просто фантастика. Я хочу остаться внизу и поиграть еще немного, но сейчас меня отвлекает полнота его члена. Я приподнимаюсь, облизывая нижнюю часть длинным движением.

Джун чертыхается, хватает ртом воздух и отчаянно произносит мое имя, как будто разрядка, с которой он боролся, в считанные секунды готова настигнуть его, как вздымающаяся океанская волна, что вот-вот обрушится на берег. Я опускаю голову, постепенно вбирая его в рот и наслаждаясь каждым дюймом, потому что Джун никогда раньше не позволял мне этого делать.

На вкус он… такой же как на запах. Та же концентрированная, восхитительная, сладкая и древесная эссенция, которой веет от его кожи и каждого его дюйма. Господи. Раньше для меня это никогда не было вкусным. В лучшем случае терпимо, но не настолько заманчиво.

Я расслабляю челюсть, позволяя языку скользить по нему, пока он медленно поднимает бедра вверх и входит в меня. Я сжимаю у основания его члена, желая, чтобы он кончил, и я мог полностью ощутить его вкус. Понимаю, что хочу этого, он ощущается достаточно толстым и полным у меня во рту.

Вскоре Джун рычит, его тело напрягается, когда я чувствую его сперму. Я дышу и сглатываю, ослабляя рвотный рефлекс, пока он не выдохнется и не закончит. Когда его отпускает, я чувствую, как он запускает пальцы в мои волосы и прижимаются к моей голове. Он подталкивает меня вверх, и я удивленно моргаю. Я был так сосредоточен, что не заметил, как мои глаза загорелись, пока были закрыты.

Его грудь медленно поднимается и опускается, а светящиеся глаза мягкие.

– Я хочу, чтобы ты был внутри меня. – Его рука опускается с моих волос, лаская и обхватывая ладонью мое горячее лицо, и я улыбаюсь. Пока я сажусь прямо, Джуничи поднимает и сдвигает вторую подушку у его головы так, чтобы она лежала под его бедрами.

– Я еще даже не растянул тебя. – Я хватаю смазку, быстро смазываю пальцы и отбрасываю ее в сторону.

– Мы можем сделать это вместе.

– Вместе? – Спрашиваю я, касаясь пальцами его отверстия, а затем очень медленно ввожу один в него. Он выдыхает и закрывает глаза. Я чувствую, как он расслабляется.

– Все нормально? – Произношу я и осторожно ввожу палец внутрь, затем обратно.

– Мм, – выдыхает Джун, его глаза все еще закрыты. – Идеально. Ты в порядке?

– Я в порядке. – Ухмыляюсь я, продолжая работать. – Я наслаждаюсь тобой… я всегда наслаждаюсь, но… Обычно мне не доводится делать такие вещи.

– Потому что я никому не позволяю делать такие вещи.

В конце концов, я отстраняюсь и ввожу внутрь два пальца. Джун стонет, но затем я чувствую, как он снова расслабляется.

Через пару минут он удивляет меня, когда перемещает свою руку между ног, гладит пальцем мою смазанную ладонь, а затем медленно вводит в себя третий палец, чтобы помочь мне его растянуть. Твою мать. Он крепко зажмуривает глаза цвета индиго и выгибает шею в ответ на то, что мы делаем. Вбирая воздух сквозь приоткрытые губы, он выглядит ошеломительно, и мне приходится напоминать себе о том, что нужно дышать.

Наши пальцы двигаются и растягивают его, свободной рукой переключаюсь между лаской его упругого живота и сжатием его члена. Моя аура была довольно тихой с тех пор, как Джун вытянул ее в ванне, но наблюдение за тем, как он дышит и извивается под моей рукой, снова возбуждает ее. Кроме того, желание покормиться от него начинает затапливать мое сознание. Я сосредоточен на нем, и мой приоритет в том, чтобы он чувствовал себя комфортно со мной в этот момент, но жажда его медленно поглощает мои чувства, как густой туман, надвигающийся на гавань.

– Я готов. – Он стонет, открывая свои горящие глаза. Я тяжело сглатываю, когда мы осторожно убираем наши пальцы.

Я ползу вперед, и Джун скользит ладонями по моим бедрам, опуская меня ниже и ближе к себе, но мой голос серьезен.

– Скажи мне, если нужно будет остановиться.

Он мотает головой на подушке, снова прикусывая губу.

– Тебе не нужно будет останавливаться.

Я хватаю себя, опускаясь ниже между его ног. Тревога застает меня врасплох. Чувствую ее гудение краем сознания, но игнорирую и трогаю себя, стараясь не забивать голову и сосредоточиться на этом прекрасном мужчине подо мной.

Когда я оказываюсь у его входа, Джун ласкает мою кожу и сжимает мою задницу обеими руками, подталкивая меня внутрь. Я медленно вхожу, наблюдая, как он закрывает глаза и дышит, слегка приоткрыв рот. Он такой теплый и узкий, его большие руки сжимают меня. Честно говоря, этого достаточно, чтобы мне прямо сейчас сорвало крышу, когда я еще ничего не сделал. Но я вдыхаю и закрываю глаза, затем выдыхаю, сосредотачиваясь.

Прежде чем я успеваю войти в него, он двигает бедрами вверх. У меня перехватывает дыхание, и я опускаюсь на локти, чтобы оказаться прямо над его лицом. Наши лбы и носы находятся на одной линии, нежно соприкасаясь. Он прижимается и снова двигается на меня, плотно и сильно. Его дыхание обдает мои губы, когда они соприкасаются. Я никак не могу продолжать в том же духе. Это слишком приятно, его запах переполняет меня, а моя природа разгорается и сходит с ума. В паху все раздувается, как огонь.

– Джун, я… – На этот раз он обхватывает меня и двигает бедрами, насаживаясь на мой член, и я выдыхаю звук, который издаю только когда я с ним.

Он молчит, но наклоняет голову и нежно целует меня в губы. Я чувствую, как одна из его рук скользит между моими ягодицами, и его палец дразнит мое отверстие, пока он снова двигает бедрами на меня. Когда он сладко касается меня своим носом, это доводит меня. Я стону и позволяю всему, что горит в моем паху, расцвести, позволяю этому одновременно вырваться из меня и подняться по позвоночнику к моему мозгу. Это делает нашу связь внутри Джуна еще более влажной и заставляет меня дрожать.

Пока я все еще в муках, желание покормиться от него просто калечит, жажда и потребность почти болезненны. Я не питался от него с тех пор, как мы снова сошлись, и боялся попросить, но сейчас мое тело дрожит от желания.

– Кормись, солнышко. Тебе никогда не нужно колебаться.

Не знаю, откуда он знает, но все, что я могу сделать, это наклониться и провести языком по его шее, прежде чем укусить, полностью предаваясь его божественной крови, которая пробудила меня. Эта кровь есть, была и всегда будет неотъемлемой частью меня. Я люблю его и его вкус больше всего на свете, поэтому я изливаюсь в него, желая, чтобы он понял, как много для меня значит, как я благодарен за него.

Закончив, я открываю глаза, нас снова окружает голубовато-фиолетовый свет. Тепло окутывает и делает тускло освещенную комнату светлее. Я облизываю его шею, но, когда пытаюсь отстраниться от его тела, он обнимает меня и крепко прижимает к себе.

– Спасибо, – говорит он, выдыхая. – За то, что дал мне это. Все это.

Я собираюсь сказать ему, что готов дать все, что он захочет. Все. Но его грудь вздымается и опускается подо мной в медленном ритме, а глаза закрыты. Его хватка все еще теплая и крепкая на моей спине и талии, так что я не двигаюсь, позволяю ему обнимать меня, хотя он постепенно проваливается в сон.

Глава 50

Джэ

Утром я открываю глаза, и на секунду очень смущаюсь тому, что нахожусь внутри этой шикарной пещеры. Но я быстро вспоминаю, где я и какова теперь моя жизнь, поэтому делаю глубокий вдох, втягивая прохладный влажный воздух.

Я слышу пение всевозможных птиц снаружи, за оранжереей. Ярко светит солнце, практически заливая стеклянный атриум. Но в нашей спальне его свет приглушен. По всей комнате на полках педантично расставлены витражные лампы и множество других стеклянных штуковин, которые сияют в тусклом свете.

С тех пор, как я начал общаться с этими вампирами, мне довелось увидеть и испытать немало прекрасных вещей, но, честно говоря, эта спальня с ее собственной застекленной ванной комнатой превосходит все.

Обычно… ну, раньше, когда я был человеком, я никогда не просыпался раньше Джуна. Но, видимо, я измотал его прошлой ночью.

Он лежит наполовину на животе, наполовину на боку. Белые простыни собраны низко у его бедер, так что вся его спина обнажена. Сначала я провожу пальцами по изгибу его позвоночника, мягкой впадинке рядом с его мускулистыми лопатками. Жадничая, я кладу одну руку на его тело так, чтобы он оказался в ловушке подо мной, затем я целую его в центр спины, наслаждаясь ощущением его теплой кожи на своих губах. Когда он стонет и ерзает, я останавливаюсь.

– Доброе утро.

Голос у него сонный, приглушенный:

– Доброе.

Я продолжаю покрывать поцелуями его поясницу, но снова делаю паузу, чтобы сказать:

– Ты долго спал.

– Мм.

– Неужели пугливый олень утомил волка? – Я ухмыляюсь. Меня ничуть не смущает эта характеристика. Это лучше, чем енот. Олени грациозные и величественные.

Джун переворачивается ко мне лицом так быстро, что у меня замирает сердце. Он хватает меня за руку и тянет так, что я проскальзываю под него, затем наваливается на меня сверху всем весом. Он тяжелый, и теперь я прижат к кровати, частично запутавшийся в простынях. В этот момент я могу двигать только руками, поэтому я прижимаю ладони к его груди и толкаю. Честно говоря, я не прилагаю особых усилий.

– Ты тяжелый.

В ответ он обвивает мои ноги своими, так что теперь я действительно в ловушке. Мне тепло, и солнце светит чуть ярче. Я просто дышу, спокойный и прижатый к мягкому матрасу под весом Джуна, вдыхая его успокаивающий лавандовый аромат. Через мгновение мои глаза закрываются.

– Джэ.

– Мм?

Наступает пауза, я открываю глаза и не вижу его лица, потому что его голова находится чуть выше моей.

– Я думаю, тебе стоит поговорить с кем-нибудь. Я знаю, что тебе нужно кое-что проработать, но знай, что ты сюда вписываешься, принадлежишь к нашему виду. Ты один из нас. Помимо всего остального, пожалуйста, перестань сомневаться в этом. Ты понял?

Я тяжело сглатываю, потому что он как будто только что ударил меня в живот без какой-либо провокации. Внутри меня тотчас же переполняют эмоции, и в следующее мгновение из уголков моих глаз текут слезы. У меня свободна только одна рука, поэтому я поднимаю ее, чтобы как можно лучше вытереть лицо. Мой голос звучит слабо:

– Да.

Он целует меня в макушку, потом в лоб и в уголок глаза, а я продолжаю плакать, хотя чувствую себя счастливым. Он сдвигается вниз, все еще лежа на мне, но достаточно низко, чтобы его лицо оказалось рядом с моим на подушке. Он больше ничего не говорит, просто наблюдает за мной и тянется, чтобы взять мою свободную руку в свою, переплетая наши пальцы. Я закрываю глаза, вдыхая и выдыхая, чтобы прекратить распускать нюни.

Когда я, наконец, успокаиваюсь, то спрашиваю:

– Как ты думаешь, есть ли еще такие, как я?

– Понятия не имею.

– Я не могу быть единственным.

Он подносит наши руки к своему рту, сладко целуя костяшки моих пальцев.

– Возможно, ты прав. Но откуда нам знать? Я думаю, что наша ситуация уникальна. Может быть, то, что мы нашли друг друга, это шанс, выпадающий раз в жизни.

– Что ты меня вынюхал?

– Как сделал бы любой нормальный волк.

Я смеюсь, но затем делаю еще один глубокий вдох, вбирая этот момент.

– Я рад.

– Правда?

Повернув голову на подушке, чтобы встретиться с ним взглядом, я улыбаюсь.

– Да. – Я делаю паузу, глядя ему в глаза. Свет, струящийся в комнату, находится позади меня, но Джун лежит к нему лицом. Впервые я понимаю, что его глаза не ахроматические. Они всегда казались мне черными омутами, но… на самом деле они очень глубокого фиолетового цвета, почти черного с пурпурным отливом. Я изумленно смотрю на него, потому что поражен этим. Невероятно.

Он моргает.

– Что такое?

– Ты просто… потрясающий.

Его рот изгибается в той редкой улыбке, которая говорит мне, что я застал его врасплох. Сейчас я в ударе, поэтому прилагаю все усилия, чтобы спихнуть его с себя так, чтобы он упал на спину. Он откровенно смеется и чертыхается от неожиданности, а я перекидываю ногу и сажусь на него сверху.

– Могу я покормиться?

Он ухмыляется.

– О, прошлой ночью было недостаточно?

– Я голоден, а ты райский на вкус. Гораздо лучше, чем те пакеты.

– Какое облегчение.

Я наклоняюсь к его шее, чувствуя, как его руки гладят меня по бокам и, в конце концов, обхватывают мою задницу. Пока я облизываю его, он приподнимает бедра и слегка прижимается ко мне. Это пробуждает мою природу, и я чувствую, как жар нарастает и расходится во мне. Я не останавливаюсь, все кажется слишком идеальным и чувственным. Уже готовлюсь укусить, когда слышу голос Джуна:

– Ты сегодня должен научиться контролировать свою ауру с Нино, верно?

Я делаю паузу, чувствуя, как тепло окутывает нас. Мои резцы удлинились и пульсируют, глаза блестят, а руки Джуна все еще лениво поглаживают меня, и он твердый подо мной.

– Может быть, было бы лучше просто провести день в постели и попрактиковаться вместе… понять твою прекрасную, необузданную ауру. Думаю, мы могли бы разобраться без него. Я помогу тебе…

В этот момент мой разум и тело полностью переходят в режим вампира, и я, не задумываясь, соглашаюсь с ним. Моя энергия уже вытянута наружу. Я раскрепощен, хочу учиться и исследовать себя с Джуном. Знаю, что теперь он не просто принимает меня таким. Наши чувства гораздо глубже.

Сегодня же позвоню Нино и отменю встречу. Сегодня это точно не то, что мне нужно.