Майкл Джексон. Жизнь короля бесплатное чтение

Вступление

Пасторальному городу Лос-Оливос в округе Санта-Барбара немногим больше ста лет. Если турист захочет окунуться в местную историю, ему стоит посетить таверну Маттеи, построенную в 1886 году. Один из многих памятников ушедшей эпохи, это место служило остановкой для дилижансов. В эпоху, когда единственным средством передвижения был конный экипаж, гости находили здесь ночной приют во время своих путешествий. Там также располагалась станция узкоколейной железной дороги Тихоокеанского побережья, построенной в 1880-х годах, на случай, когда путешествие по суше вдоль побережья менялось от трудного до невозможного. Во времена расцвета эта местность простиралась на семьдесят пять миль от территории, которая некогда именовалась Харфорд-Уорф в заливе Сан-Луис, к югу от Лос-Оливоса. Путники оставались переночевать у Маттеи, чтобы на следующий день продолжить путь в Санта-Барбару на дилижансе. Сегодня здесь находится Музей карет, знакомящий всех желающих с историей региона. Бывший водопой ныне являет собой очаровательную закусочную Brothers Restaurant at Mattei’s Tavern.

Однажды в музее появился странного вида мужчина с мальчиком, девочкой и младенцем. Его сопровождали две женщины, смотревшие за детьми, – возможно, няни. Одна из них прижимала к себе ребенка в одеяле. Кроме того, с ними был помощник, мужчина двадцати с небольшим лет. Он рыскал взглядом, в полной боевой готовности, зорко следя за происходящим вокруг.

Мужчина постарше, в темно-фиолетовой шелковой хирургической маске, шляпе поверх черных волос и огромных солнечных очках, остановился перед одним из экранов с фотографиями. «Принс! Пэрис! – воскликнул он. – Идите сюда! Поглядите-ка». Малыши подбежали к нему. Человек указал на изображение бледным тонким пальцем, на кончик которого был намотан пластырь, и прочел сопроводительное описание. Его высокий голос звучал поучительно. В середине текста он посоветовал мальчику слушать внимательнее, настаивая, что «это важно». Группа перешла от первого экрана к следующему, мужчина в маске читал каждое описание, увещевая детей не отвлекаться.

После экскурса они с удовольствием перекусили в ресторане. Они смеялись, шутили на личные темы и казались огороженными от всего вокруг, не замечая существования кого-либо за пределами их крохотного мира. Человек в маске ел, не снимая ее полностью, лишь чуть-чуть опустив. Местные жители старались не обращать внимания на необычных посетителей. Однако было трудно не смотреть на них, тем более дети тоже были в масках – правда, не хирургических… а в карнавальных. Они сняли их, чтобы поесть, а затем надели снова, спрятав лица.

В начале 1900-х годов в тридцати милях от побережья Тихого океана была построена новая железнодорожная линия. Из-за того, что она обошла Лос-Оливос стороной, население некогда процветающего города сократилось. Город обрел второе дыхание лишь благодаря притоку туристов, наблюдающемуся в последние двадцать лет. Сейчас здесь есть индейская резервация и игорное казино, а также спа-салоны и ультрасовременные лечебные центры. Небольшие местные художественные галереи, антикварные магазины, сувенирные лавки, бутики и винодельни процветают в отреставрированных зданиях в западном стиле.

Однажды днем мужчина в маске посетил одну из художественных галерей. «Не правда ли, эта картина просто идеально смотрелась бы в спальне?» – спросил он юного помощника. В руках мужчина держал небольшую картину маслом с изображением двух ангелов, парящих в воздухе над спящим ребенком. Помощник кивнул. «Эй! – мужчина в маске подозвал куратора. – Сколько вы хотите за нее?» Поговорив с ним, человек подошел к помощнику и что-то прошептал ему на ухо. «Хорошо, очень хорошо, – сказал он наконец владельцу магазина. – Я беру ее».

Владелец нацарапал цифры на листе бумаги и протянул его молодому человеку, доставшему из бумажника пачку банкнот. Он отсчитал необходимую сумму.

«Нет, постойте! Это слишком дорого, – сказал человек в маске, внимательно наблюдавший за происходящим. – Я думал, вы сказали, что она стоит сто долларов, а не сто шесть долларов с мелочью». Начались торги. «Что? Налог? Серьезно? За это?» – мужчина сделал вид, что усердно думает. «Ладно, – решил он, отложив картину, – в любом случае спасибо».

Как вдруг переговоры вступили в новую силу.

«Серьезно? Пусть так. Сто долларов».

Мужчина в маске снова посмотрел на картину. «Боже мой, не правда ли, она так прекрасна? – пробормотал он, беря ее в руки. – То, как дети на ней… защищены. Так мило». Когда они с помощником выходили из галереи, мужчина обернулся и прокричал владельцу: «Хочу, чтобы вы знали: я считаю вас замечательным человеком и желаю вам огромной удачи с вашим магазином! Я еще вернусь».

Лос-Оливос – территория, где расположено примерно пятьсот лошадиных ранчо, дома в викторианском стиле и около двух десятков предприятий. Тысяча человек, а может и меньше, называют это глухое захолустье своим домом (меньше дюжины из них черные), включая одного необычного жителя, единственного мужчину в городе, который носит маску: Майкла Джозефа Джексона.

Горная дорога Фигероа ведет вверх через густо поросшую и холмистую долину Санта-Инес в Лос-Оливосе. Мужчина продает яблоки под старым зеленым тенистым деревом на обочине дороги из года в год. Каждый день он сидит и ничего не делает, только продает фрукты, наслаждается днем и жарится на солнце. Вот такое место.

В полумиле от дороги, за внушительными дубовыми воротами находится горная дорога Фигероа 5225, массивный двухуровневый фермерский дом в датском стиле с кирпичными и каменными стенами, перекрытыми деревянными балками. Здесь живет Майкл Джексон.

Поместье площадью 2700 акров (почти 11 км²) когда-то было известно как ранчо Сикамор – ранчо для разведения овса и содержания крупного рогатого скота. Его выставили на продажу за 35 миллионов долларов; Майкл приобрел его за 17 миллионов долларов в мае 1988 года. После этого он сменил название на Neverland Valley Ranch, или Неверленд, как дань уважения Неверленду из книги о Питере Пэне. Первоочередной задачей для Майкла было построить на участке собственный парк развлечений, включающий карусель, гигантскую горку, железную дорогу с поездом и даже колесо обозрения. С теми деньгами, что он имел, он мог осуществить практически все, что хотел… и поступил именно так.

Райский уголок купается в зелени. Старомодные ветряные мельницы венчают пейзаж. В величии присутствует утонченная плавность; тысячи деревьев отбрасывают мягкие тени на великолепно ухоженные газоны, искусственное голубое озеро площадью пять акров (20,2 км²) с бесшумным пятифутовым водопадом и изящным мостом. Именно здесь, среди бесконечной тишины тихой, холмистой, идиллической сельской местности, Майкл Джексон создал собственный мир, убежище, чтобы оградить себя от постоянного давления и преследующих его проблем.

В двух тысячах миль к востоку, в грязном промышленном городе Гэри, штат Индиана, на углу стоит небольшой дом с двумя спальнями и одной ванной, облицованный кирпичом и алюминием. Собственность на Джексон-стрит, 2300, имеет около ста футов (около 30 м) в глубину и пятьдесят футов (около 15 м) в ширину. Нет ни гаража, ни зеленой травы. Густые клубы дыма поднимаются вверх от близлежащих заводов; он проникает в атмосферу таким образом, что человек, дышащий воздухом, чувствует себя немного… нездоровым. В 1950 году Джозеф и Кэтрин Джексон, родители Майкла, купили этот дом за 8500 долларов с первоначальным взносом в 500 долларов.

В том преимущественно черном районе будущий король поп-музыки провел детство, здесь же выросли его братья и сестры: Морин, Джеки, Тито, Джермейн, Ла Тойя, Марлон, Джанет и Рэнди.

Как и большинство родителей, Джозеф и Кэтрин хотели, чтобы их дети были успешны. В начале 1950-х лучшее, что они могли дать отпрыскам, – это две спальни и одна ванная на одиннадцать человек да одежда и обувь из секонд-хенда. Супруги надеялись, что после окончания средней школы старшие найдут постоянную работу, возможно на заводе… если только не смогут добиться большего.

Однако когда Джексоны обнаружили в детях музыкальные таланты, их мечты стали смелее: они решили, что мальчики с редкими вокальными и танцевальными способностями будут выигрывать конкурсы, и тогда их заметят.

Как только сыновья записали первые альбомы, воображение родителей разыгралось: большое поместье в Калифорнии; прислуга на побегушках; шикарные автомобили каждому; костюмы-тройки, кольца с бриллиантами и культ личности Джозефа; норковые шубы, драгоценности и выход в свет Кэтрин. Они мечтали, как включат телевизор и увидят своих знаменитых детей исполняющими собственные хиты для восторженной толпы. Джексоны полагали, что благодаря известности мальчиков вся семья станет узнаваема, востребована, будет позировать фотографам, раздавать автографы. Они все станут звездами и заживут в чудесном мире. Больше никаких забот, обо всем уже позаботился счастливый случай.

Не слишком ли многого они хотели? На тот момент все это наверняка казалось хорошей идеей. Однако, как гласит мудрость, бойтесь своих желаний, они имеют свойство сбываться.

Джозеф и Кэтрин

Джозеф Уолтер Джексон родился 26 июля 1929 года в семье Сэмюэля и Кристал Джексон в Фаунтин-Хилл, штат Арканзас. Он был старшим из пяти детей; его сестра Верна умерла в возрасте семи лет. Сэмюэль, учитель средней школы, был суровым неуступчивым человеком, который воспитывал детей железной рукой. Им не разрешалось общаться с друзьями за пределами дома. «В Библии сказано, что плохое общество негативно влияет на юные умы», – объясняла им Кристал.

«Сэмюэль Джексон любил свою семью, но был замкнут, и до него с трудом получалось достучаться, – вспоминал один из родственников. – Он редко проявлял теплоту к близким, поэтому его не понимали. Люди думали, что он толстокожий, но Сэм был чувствительным человеком, не знавшим, как выразить свои эмоции. Джозеф во многом унаследовал поведение отца».

Сэмюэль и Кристал развелись, когда Джозеф был подростком. Сэм переехал в Окленд, взяв с собой сына, а Кристал увезла брата и сестер Джозефа в Восточный Чикаго. Когда Сэмюэль женился в третий раз, Джозеф решил присоединиться к матери, брату и сестрам в Индиане. Он бросил школу в одиннадцатом классе и стал боксером, участвующим в любительском турнире «Золотые перчатки»[1]. Вскоре после этого на вечеринке по соседству он повстречал Кэтрин Эстер Скруз. Она была хорошенькой миниатюрной девушкой. Джозефа привлекли ее приветливый характер и теплая улыбка.

Кэтрин родилась 4 мая 1930 года, ее окрестили Кэтти Б. Скруз в честь тети по отцовской линии. (В детстве малышку звали Кейт или Кэти, так же сейчас к ней обращаются близкие.) Девочка родилась в семье Принса Альберта Скруз и Марты Апшоу в округе Барбур, в нескольких милях от округа Рассел, штат Алабама. Этот сельский фермерский район был домом для ее семьи на протяжении поколений. Ее родители поженились, а в 1931 году у них родится еще один ребенок, Хэтти.

Принс Скруз работал на семинолской железной дороге, а также арендовал хлопковую ферму, как когда-то дед и прадед Кэтрин, Кендалл Браун. Тот, что каждое воскресенье пел в церкви округа Рассел и прославился благодаря своему голосу, а раньше был рабом в семье Скрузов в Алабаме. Их фамилию в итоге он взял себе.

«Люди говорили мне, что, когда открывались окна церкви, голос моего прадеда разносился по всей долине, – вспоминала Кэтрин. – Он просто перекрывал все остальные голоса. И когда я это услышала, то сказала себе: „Наверное, это у нас в крови”».

Когда Кэтрин было восемнадцать месяцев, она заболела полиомиелитом, который в то время часто называли детским параличом, часто поражающим детей. Тогда еще не существовало вакцины, и многие малыши – как, например, сестра Джозефа Верна – умерли от этого заболевания либо навсегда остались калеками.

В 1934 году Принс Скруз переехал с семьей в Восточный Чикаго, штат Индиана, в поисках постоянной работы. Он работал на сталелитейных заводах, прежде чем найти работу носильщиком у Пуллмана на Центральной железной дороге Иллинойса. Меньше чем через год Принс и Марта развелись; Марта осталась в Восточном Чикаго с маленькими дочерьми.

Из-за полиомиелита Кэтрин превратилась в застенчивого и замкнутого ребенка. Ее часто дразнили одноклассники. Она не вылезала из больниц. Не имея возможности окончить среднюю школу, она пошла на курсы для взрослых и все-таки получила аттестат. До шестнадцати лет она носила корсет или использовала костыли. Сегодня женщина по-прежнему прихрамывает.

Ее светлые детские воспоминания всегда были связаны с музыкой. Вместе с сестрой Хэтти они выросли, слушая по радио музыкальные передачи в стиле кантри и восхищаясь такими звездами, как Хэнк Уильямс и Эрнест Табб. Они были членами школьного оркестра, церковного юношеского оркестра и школьного хора. Кэтрин, певшая еще и в местной баптистской церкви, мечтала о карьере в шоу-бизнесе: сначала она хотела стать актрисой, потом – вокалисткой.

Встретив Джозефа, Кэтрин сразу же влюбилась. В тот момент он был женат на другой, но это не продлилось больше года. После его развода Кэтрин и Джозеф начали встречаться, и вскоре пара обручилась. Она была окутана его чарами, покорена его харизмой, обезоружена его обаянием, его внешностью, его силой. Парень был весьма властным, стараясь контролировать абсолютно все, и девушка почувствовала, что будет с ним как за каменной стеной. Кэтрин нравились его истории, она смеялась над его шутками. У Джозефа были большие, широко расставленные глаза необычного карего цвета, почти изумрудные. Глядя в них, она забывала обо всем; и это было именно то, чего ей хотелось. Как говорила сама Кэтрин: «Я абсолютно потеряла голову».

Во многом они были противоположностями: Кэтрин – мягкая, Джозеф – суровый; Кэтрин – разумная, Джозеф – вспыльчивый; она – романтичная, он – прагматичный. Однако в остальном химия была на их стороне.

Они оба были музыкантами: Джозеф – гитаристом-блюзменом, Кэтрин – поклонницей кантри, игравшей на кларнете и фортепиано. В период ухаживаний холодными зимними вечерами возлюбленные прижимались друг к дружке и пели рождественские гимны. Иногда они сочиняли гармонии, благодаря красивому сопрано Кэтрин композиции выходили на ура. Майкл Джексон чувствовал, что унаследовал свои певческие способности от матери. Он рассказывал, что его самые ранние воспоминания – как мать держала его на руках и пела «Ты мое солнце» («You Are My Sunshine») и «Хлопковые поля» («Cotton Fields»).

5 ноября 1949 года в Краун-Пойнте, штат Индиана, мировой судья поженил двадцатилетнего Джозефа и девятнадцатилетнюю Кэтрин после шестимесячной помолвки.

Женщина рассказывала, что на нее так повлиял развод родителей и жизнь в неблагополучной семье, что она пообещала себе: как только найдет мужа, то останется замужем, независимо от трудностей, которые встретятся им на пути. Хотя, что касается Джозефа, казалось, ей не о чем было беспокоиться. Он относился к ней уважительно и был очень внимателен. Ей нравилось общество мужа; он мог рассмешить ее так, как никто и никогда раньше. Важно отметить и то, что между ними существовала сильная сексуальная связь. Джозеф был страстным человеком; как и Кэтрин, хоть и в меньшей степени. Однако молодые люди были влюблены, подходили друг другу, и это работало на них.

Молодожены поселились в Гэри, штат Индиана. Их первый ребенок, Морин по прозвищу Ребби (произносится как Ри́би), родился 29 мая 1950 года. Остальная часть потомства не заставила себя долго ждать. 4 мая 1951 года, в двадцать первый день рождения Кэтрин, она родила Зигмунда Эско по прозвищу Джеки. Два года спустя, 15 октября 1953 года, родился Тариано Адарил; его звали Тито. За ним последовали: Джермейн Ла Жуан 11 декабря 1954-го; Ла Тойя Ивонн 29 мая 1956-го; Марлон Дэвид 12 марта 1957-го (один из недоношенных близнецов; второй, Брэндон, умер почти сразу после рождения); Майкл Джозеф 29 августа 1958 года (по словам матери, «со смешной головой, большими карими глазами и длинными руками»); Стивен Рэндалл 29 октября 1961-го и, наконец, Джанет Дамета 16 мая 1966 года.

Начало

Для начала поговорим о тесноте… Когда-то, в забытые богом времена, все одиннадцать членов семьи Джексонов жили на Джексон-стрит, 2300. «Пройдя пять шагов от входной двери, вы оказывались у заднего выхода, – говорил Майкл о доме. – Дом на самом деле был не больше гаража».

Кэтрин и Джозеф занимали спальню с двуспальной кроватью. Мальчики ютились во второй и последней спальне в доме на трехместной двухъярусной кровати: Тито и Джермейн делили кровать наверху, Марлон и Майкл – посередине, а Джеки спал внизу в одиночестве. Три девочки спали на раскладном диване в гостиной. Когда родился Рэнди, он поселился на втором диване. В особенно холодные зимние месяцы семья собиралась вместе на кухне перед открытой духовкой.

«Для всех нас находилась работа по дому, – вспоминает Джермейн. – Всегда было чем заняться – натереть полы, помыть окна, заняться работой в саду. Тито мыл посуду после обеда. Я ее вытирал. Ребби, Джеки, Тито и я занимались глажкой, и нас не выпускали из дома, пока мы не заканчивали работу. Мои родители верили, что труд облагораживает. Мы рано познали чувство удовлетворения от проделанной работы».

Джозеф работал крановщиком на заводе Inland Steel в Восточном Чикаго с четырех часов до полуночи. Одно из ранних воспоминаний Майкла об отце – как он возвращается с работы с большим пакетом глазированных пончиков для всех. «Работа была тяжелой, но стабильной, было грех жаловаться», – говорил Джозеф. Однако денег никогда не хватало. Джозеф редко зарабатывал больше шестидесяти пяти долларов в неделю, несмотря на регулярную подработку сварщиком. Семья научилась так жить. Кэтрин сама шила детям одежду или закупалась в магазине Армии Спасения. Они ели простую пищу: на завтрак – бекон и яйца; на обед – сэндвичи с яйцом и болонской колбасой, иногда томатный суп, на ужин – рыбу и рис. Кэтрин любила печь на десерт персиковые коблеры и яблочные пироги.

Сохранилось мало школьных фотографий детей Джексонов, потому что они не могли себе позволить купить их после того, как позировали. Первые пять лет, что они жили на Джексон-стрит, в семье не было телефона. Когда в четыре года Джермейн заболел нефритом, воспалением почек, и его госпитализировали на три недели, это сильно ударило по Кэтрин и Джозефу как в финансовом, так и в эмоциональном плане.

Всякий раз, когда мужчину увольняли, он подрабатывал, собирая картофель, и тогда семья досыта наедалась картофеля, вареного, жареного или печеного.

«Я не был доволен, – вспоминал Джозеф Джексон. – Что-то внутри меня подсказывало, что в жизни есть нечто большее. Сильнее всего на свете я хотел найти путь в музыкальный бизнес». Вместе с братом Лютером и тремя другими музыкантами они образовали ритм-н-блюз-группу The Falcons, обеспечивавшую дополнительный доход их семьям за счет выступлений в небольших клубах и барах. Трое старших сыновей Джозефа – Джеки, Тито и Джермейн – были очарованы музыкой, которую играл их отец, и присутствовали на домашних репетициях. (Майкл, впрочем, The Falcons не помнит.)

Тем не менее The Falcons не имели коммерческого успеха. Когда они распались, Джозеф спрятал свою гитару в спальне в шкафу. Этот струнный инструмент был единственным свидетелем его несбывшейся мечты, и он не хотел, чтобы кто-нибудь из детей прикасался к нему. Майкл называл кладовку «священным местом». Иногда Кэтрин снимала гитару с полки и играла на ней детям. Они собирались в гостиной и все вместе пели песни в стиле кантри: Wabash Cannonball и The Great Speckled Bird.

После того как группа распалась, Джозеф не находил себе места. Работая дополнительную смену на Inland Steel и дневную смену на American Foundries, он знал только, что хочет лучшего для себя и своей семьи. Это было в начале 1960-х, и «все, кого мы знали, были участниками вокальных групп», – вспоминал Джеки. «Как будто пойти и присоединиться к группе было неким обязательным жизненным этапом, – продолжал он. – Создавались бэнды и вокальные группы. Я хотел быть в вокальной группе, но нам не разрешали тусоваться с другими детьми. Тогда мы начали распевать на весь дом. Вскоре у нас сломался телевизор, и мама уже сама стала заставлять нас петь. А однажды, когда отец ушел на работу, мы прокрались в его спальню и взяли ту самую гитару».

«Я тоже играл на ней, – признавался Тито. – Мы были вместе с Джеки и Джермейн. Пели, разучивали новые песни, а я играл. Однажды пришла мама, и мы разом замерли, типа „ой-ой, нас застукали”, но она ничего не сказала. Просто разрешила нам продолжать».

«Я не хотела мешать им, потому что это было очень талантливо», – объясняла Кэтрин позже.

Так продолжалось несколько месяцев, пока однажды Тито не порвал струну на гитаре. «Я знал, что у меня будут проблемы, – вспоминал он. – У всех нас будут проблемы. Отец был суровым человеком, и мы его боялись. Поэтому я спрятал гитару обратно в шкаф и надеялся, что он не догадается о том, что произошло. Но папа догадался и унизил меня – выпорол. Несмотря на то что мать солгала, будто разрешила мне играть на гитаре». Когда Тито рассказывает эту историю, голос не слушается его, он становится сдавленным. Спустя много лет все еще чувствуются его переживания. «Она просто не хотела, чтобы меня пороли, – произносит он с грустью. – Только не это».

«Когда отец остыл после случившегося, он вошел в комнату. Все еще плача на кровати, я произнес: „Знаешь, я ведь могу играть на той штуке. Я правда умею”. Он посмотрел на меня и сказал: „Хорошо, покажи, что ты умеешь, умник”. И я сыграл. А Джермейн и Джеки подпевали. Джозеф был поражен. Он понятия не имел, ведь это был страшный секрет, который мы скрывали от него, потому что очень сильно его боялись».

Позже Джозеф признался, что момент, когда сыновья открыли ему свой талант, принес ему огромную радость. «Я решил оставить музыку сыновьям, – сказал он много лет спустя. – У меня была мечта, связанная с ними. Я представлял, как дети будут радовать публику, делясь своим талантом, возможно унаследованным от меня». Казалось, оглядываясь в прошлое, он был тронут собственными словами. «Я просто хотел, чтобы они кем-то стали. Это все, чего я хотел», – добавил он.

На следующий день Джозеф ушел на работу и той же ночью вернулся домой, что-то пряча за спиной. Он подозвал Тито и протянул ему коробку. В ней была красная электрогитара. «А теперь давайте порепетируем, мальчики», – сказал Джозеф, широко улыбаясь. Он собрал троих сыновей – девятилетнего Джеки, семилетнего Тито и шестилетнего Джермейна, – и они играли все вместе. «Мы никогда не были так близки, – вспоминал Тито. – Как будто наконец нашли что-то общее. Марлон и Майк наблюдали за нами, сидя в углу. Мама давала советы. Я заметил, что родители были счастливы. Мы все были счастливы. Мы обнаружили нечто особенное».

В 1960-е годы жизнь в Гэри была суровой, и район Джексонов подчас оказывался опасным местом для молодежи. Кэтрин и Джозеф жили в постоянном страхе, что один из их детей пострадает на улице. «Родители всегда защищали нас, – вспоминал Джеки. – Нам никогда не разрешали веселиться на улице, как другим детям. У нас был строгий комендантский час. Только в школе нам представлялась редкая возможность поиграть со сверстниками. Нам нравилось то, что в школе мы можем общаться с другими ребятами».

Кэтрин Джексон, оказывавшая значительное влияние на детей, передала им глубокое и непреходящее уважение к отдельным религиозным убеждениям. Она была баптисткой, а затем лютеранкой, но отвернулась от обеих религий по одной и той же причине: узнала, что у некоторых служителей церкви были внебрачные связи. Когда Майклу было пять лет, Кэтрин стала членом «Свидетелей Иеговы»[2], в новую религию ее обратил коммивояжер. Она крестилась в 1963 году в бассейне школы Рузвельт в Гэри. С тех пор женщина просила, чтобы каждое воскресенье родные надевали лучшие костюмы и шли с ней в Зал Царства, место культа. Джозеф, воспитанный в лютеранской вере, пару раз сопровождал жену, чтобы успокоить ее, но перестал это делать, когда дети были еще маленькими, потому что, как говорит Марлон, «там было скучно». Со временем Майкл, Ла Тойя и Ребби станут самыми преданными адептами своей религии.

Будь это любая другая организация, а не «Свидетели Иеговы», Майкл Джексон, вероятно, стал бы совершенно другим человеком. Идеология «Свидетелей Иеговы» настолько отличалась от привычного протестантизма, что иногда их считали сектой, особенно в 1950—1960-е годы. Независимо от места жительства, ни один последователь «Свидетелей» не будет салютовать флагу (они воспринимают это как идолопоклонство) или служить в каких-либо вооруженных силах (любой член организации считается священнослужителем и, следовательно, освобожден от воинской повинности). Они не празднуют Рождество, Пасху или дни рождения. Обычно они не жертвуют деньги кому-либо за пределами своей церкви, потому что считают проповедование Евангелия самым стоящим благотворительным делом. Члены «Свидетелей Иеговы» периодически оказываются в новостях, потому что отказываются от переливания крови для себя или своих детей, независимо от тяжести болезни.

Согласно учению люди, вступившие в организацию, могут считаться «овцами»; все остальные – «козлами». Когда же начнется Армагеддон – великая битва ожидалась в 1972 году, а затем в 1975 году, – в одно мгновение все «козлы» будут уничтожены, а «овцы» спасены. Затем последние воскреснут к жизни на земле как подданные Царства Божьего. Ими будут править Христос и избранная группа из 144 000 «свидетелей», живущих на небесах подле Христа. По прошествии тысячи лет Сатана придет искушать живущих на земле. Тех, кто поддастся его хитростям, немедленно уничтожат. Остальные будут жить в полной идиллии. Конечно, как и те, кто придерживается определенных религиозных убеждений, некоторые члены организации более категоричны в отношении идеологии, чем другие.

По оценкам, от 20 до 30 % членов «Свидетелей Иеговы» – чернокожие. Людей судят исключительно по их добрым делам – миссионерству или хождению по домам и обращению в веру, – а не по новым машинам, большим домам, дорогой одежде и другим признакам высокого положения в обществе. Из-за своей преданности «Свидетелям Иеговы» Кэтрин в основном была довольна тем, что имела. Она радовалась жизни. Беспокоило ее только одно: город не обещал иного будущего для ее детей, кроме как работа на заводах для мальчиков и домашнее хозяйство для девочек. Так ли уж это плохо? Да, говорил ей Джозеф, безусловно. Иногда его жена соглашалась с ним. А иногда и не знала, что думать.

Каждый день, хотели они того или нет, мальчики репетировали по меньшей мере три часа: единственной мыслью Джозефа было увезти свою семью из Гэри.

«Когда я узнал, что мои дети хотят стать артистами, я действительно занялся ими, – уверял Джозеф Джексон в интервью Time. – Когда другие играли на улице, мои мальчики работали дома, пытались научиться чему-то в жизни, добиться своего».

Занятия музыкой, возможно, и сплотили Джексонов как семью, но вместе с тем создали пропасть между Джексонами и их соседями. «Люди и без того считали нас странными из-за религии, – вспоминал Джеки. – А потом упрочили свое мнение. Они говорили: „Эй, посмотрите на этих Джексонов. Они думают, что они особенные”. Все остальные тогда собирались то там, то сям и пели со своими группами. Но нам было нельзя. Приходилось тренироваться дома. Поэтому другие ребята думали, что мы слишком задирали нос, чтобы петь с ними на углу».

Репетиции по-прежнему проводились дважды в день, до школы и после нее, даже несмотря на то, что соседи считали, что Джексоны зря теряют время. Пока они репетировали, через открытые окна доносились голоса с улицы: «Эй, Джексоны, да вы – ничто!» В гостиную швыряли камни. Однако Джексонов это не волновало: они не обращали внимания на насмешки и продолжали репетировать, несмотря ни на что.

В 1962 году к группе присоединился пятилетний Марлон, он играл на бонго и пел, в основном мимо нот. (Марлон не умел ни петь, ни танцевать, но его все равно приняли в группу, потому что Кэтрин не позволила бы поступить с ним иначе.) Однажды, когда мальчики упражнялись, пока Джозеф был на работе, женщина наблюдала, как четырехлетний Майкл начал копировать Джермейна, исполнявшего песню Джеймса Брауна. Когда Майкл запел, его голос был таким сильным и чистым, что это поразило Кэтрин. Как только Джозеф вернулся домой, она уже ждала его у дверей, чтобы сообщить хорошую новость: «Я думаю, у нас есть еще один солист».

Джозеф бьет Майкла

Сегодня Майкл Джексон часто говорит о жестоком обращении, которому он подвергался со стороны отца. Когда в 2003 году во время неоднозначного интервью Мартину Баширу он вспомнил, как к нему относился папа, на глазах его мгновенно выступили слезы. «Это было ужасно, – говорил он о побоях, – просто ужасно». Наблюдая за Майклом, мыслями возвращавшимся в Гэри в те времена, когда отец бил его, испытываешь боль и сострадание. Без сомнения, спустя годы он все еще находится под влиянием детских травм.

Маленький Майкл был очаровательным ребенком. «Уже с ранних лет Майкл казался мне не похожим на остальных детей, – говорила Кэтрин. – Я не верю в реинкарнацию, но вы же знаете, как дискоординированно двигаются младенцы? А Майкл никогда так не двигался. Он «танцевал», словно взрослый человек».

Майкл всегда был развит не по годам. Его мать вспоминала, что в полтора года он держал бутылку и танцевал в ритме стиральной машины. Его бабушка Кристал Джонсон (позднее ее имя по замужеству) упоминала, что он начал петь, когда ему было около трех лет. «И что это был за чудесный голос, – восторгалась она. – Уже тогда его было приятно слушать».

Майкл был слишком чувствительным мальчиком, чтобы с ним обращались так, как его отец. Кроме того, он был очень проворным и принял решение избегать ссор с Джозефом. Тито вспоминал, что Майкл был «настолько быстр, что, если бы мать или отец в те времена замахнулись на него, он бы моментально убрался с их пути. Они бы просто промахнулись».

Джозеф верил, что грубая сила – ценный и полезный инструмент дисциплины. «Либо ты в жизни победитель, либо проигравший, – любил говорить он. – Ни один из моих детей не будет проигравшим». Он не задумываясь бил детей, чтобы удержать их на правильном пути к «победам». Для него было обычным делом размазать кого-то по стене, особенно когда речь шла о мальчиках. Между тем именно Майкл стал единственным ребенком в семье, который пытался отвечать, когда его провоцировал отец. Однажды, когда ему было всего три года, Джозеф за что-то отшлепал его. Рыдая, Майкл снял с себя ботинок и швырнул его в отца. Джозеф пригнулся, ботинок пролетел мимо.

«Ты с ума сошел? – крикнул мужчина. – Сопляк, ты только что подписал себе смертный приговор. А ну, иди сюда!»

В ярости Джозеф схватил Майкла и, по словам Марлона, держа его за одну ногу вниз головой, снова и снова ударял рукой, целясь по спине и ягодицам. Вскоре вопли и плач стали так пронзительны, что могло показаться, будто ребенок пытается призвать на помощь всю округу.

«Отпусти его, Джозеф, – вскрикнула Кэтрин. – Ты же убьешь его! Ты его убьешь!!!»

Когда отец отпустил мальчика, тот побежал в свою комнату и произнес, рыдая: «Я ненавижу тебя». Это оскорбило Джозефа. Он последовал за Майклом в спальню, захлопнул дверь и снова хорошенько задал ему.

«Как-то Джозеф запер сына в шкафу на несколько часов, – вспоминает друг семьи Джексонов. – Это был ужасный, травмирующий опыт».

Кэтрин не знала, как примириться с отношением мужа к детям. Как мог мужчина, который временами был настолько нежным, что целовал кончики ее пальцев, меняться до неузнаваемости и бить детей? Его поведение было за гранью понимания богобоязненной женщины, но она не знала, что делать. Как бы она ни любила его, она боялась его. Время от времени она подавала голос, но делала это неохотно.

По правде говоря, Кэтрин также была мишенью для ярости Джозефа. Когда родилась Ребби, тот вечно находился на грани из-за постоянного недосыпания и тяжелого рабочего графика. В один день, вернувшись домой, он обнаружил плачущего ребенка и увидел, что Кэтрин разговаривает с кем-то из соседей. Он выбежал за ней. «Ребенок орет во всю глотку», – закричал он. Кэтрин сразу же вернулась к малышке. «Мне очень жаль, Джозеф, – сказала она. – Я не знала, что она проснулась». Джозеф резко обернулся и ударил жену по лицу. «Моя щека онемела», – вспоминает Кэтрин. Ее реакция была мгновенной и яростной. Она взяла керамический подогреватель для бутылочек и швырнула в него вместе со всем содержимым. Прибор попал ему в предплечье и, расколовшись, оставил глубокий порез. Пока они спорили, из раны хлынула кровь. «Никогда больше не поднимай на меня руку, – предупредила его жена, – или не успеешь оглянуться, как я брошу тебя». Кэтрин говорит, что тот раз стал первым и последним, когда Джозеф ударил ее, но, по всей видимости, он обратил свой вспыльчивый характер на детей.

Когда Майклу было пять лет, он направлялся в комнату, как вдруг у него перехватило дыхание: Джозеф поставил ему подножку, и мальчик упал, окровавленный. «Это за то, что ты сделал вчера, – сказал отец. – А завтра ты получишь от меня за то, что натворишь сегодня».

Майкл заплакал. «Но я еще даже ничего не сделал», – пролепетал он сквозь слезы.

«Но ведь сделаешь, мой мальчик, – возразил Джозеф, – обязательно сделаешь».

С того самого дня когда бы маленький Майкл ни входил в комнату, он смотрел сначала налево, затем направо, как будто переходил улицу. Ребенок старался не встречаться лишний раз с отцом. Как мальчику жилось с таким страхом? «Я начал так сильно бояться этого человека, – вспоминал Майкл позже. – На самом деле, думаю, можно с уверенностью сказать, что я его ненавидел».

Певец говорил: «Отец всегда был для меня загадкой, и он это знает. Одна из вещей, о которой я жалею больше всего, – я никогда не мог почувствовать настоящую близость с ним». Честно говоря, ни один из детей Джексонов никогда не знал «настоящей близости» с Джозефом, который почти не проявлял нежности. Иногда он брал мальчиков в походы и на рыбалку по выходным или учил их боксировать, чтобы они умели защитить себя, но никогда не обращал особого внимания на девочек. (В детстве Джанет любила залезать в кровать с матерью и отцом, но ей приходилось ждать, пока Джозеф уснет.)

Методы воспитания старшего Джексона были, мягко говоря, нетрадиционными. Всякий раз, когда мальчики оставляли окно своей спальни открытым на ночь, он выходил на улицу и забирался в их комнату, а затем кричал на них что есть мочи… лицо его скрывала страшная маска. Самые маленькие начинали плакать и задыхаться, напуганные до полусмерти. Почему отец так травмировал малышей? Джозеф объясняет, что он пытался продемонстрировать, почему нельзя оставлять окна открытыми на ночь. В конце концов, что, если грабитель проникнет в дом? Спустя много лет Майкл и Марлон все еще будут страдать от ярких ночных кошмаров о том, как их похищают из безопасных спален.

Достаточно сказать, что чем старше становился Майкл, тем сильнее он отстранялся от Джозефа, держась за мать, которую он боготворил, как будто от этого зависела сама его жизнь (возможно, так оно и было). «Даже имея девять детей, она относилась к каждому из нас как к единственному ребенку, – вспоминал он в 1991 году. – Благодаря нежности, теплоте и вниманию Кэтрин я и представить себе не могу, каково расти без материнской любви. [Любопытное заявление, учитывая, что оба его ребенка сегодня воспитываются без матери, Дебби Роу.] Ее уроки, преподанные нам, были бесценными. На первом месте для нее были доброта, любовь и внимание к другим людям».

Что же насчет Джозефа? «Меня тошнило всякий раз, когда я думал о нем», – подытоживал Майкл. В своем интервью Мартину Баширу в 2003 году он сказал, что у Джозефа голубые глаза. Видимо, они очень давно не встречались взглядами, так как глаза старшего Джексона ореховые, почти зеленые.

Забираясь на вершины

В 1963 году, в возрасте пяти лет, Майкл Джексон пошел в начальную школу Гарнетта. Кэтрин рассказывала, что он был до такой степени щедрым, что, случалось, брал украшения из ее комода и дарил их учительницам, выражая тем самым свои симпатии. Будучи упрямым, мальчик продолжал поступать так даже после того, как мать наказала его за то, что он раздавал ее личные вещи.

Одно из первых воспоминаний Майкла связано с его выступлением в пятилетнем возрасте, когда он а капелла исполнил для класса песню Climb Ev’ry Mountain из культового мюзикла «Звуки музыки». Не меньшее впечатление, чем талант, на детей произвела его уверенность в себе. Он сорвал овации. Учительница прослезилась. Кэтрин пришла на представление вместе с отцом Джозефа, Самюэлем, который был не самым сентиментальным человеком, но даже он был тронут до слез проникновенным выступлением Майкла. «Я не знаю, откуда у него это взялось, – говорила Кэтрин о певческом мастерстве сына. – Он был так хорош, так юн. Некоторые дети особенные, и Майкл один из них».

Пятилетний мальчик обладал такой энергией и харизмой, что Джеки, которому в то время было двенадцать, решил, что его младший брат станет лидером их бэнда. Для Майкла все было совершенно естественно, ему нравилось быть в центре внимания. Однако чувства Джермейна оказались задеты. Он являлся солистом группы и вдруг внезапно стал недостаточно хорош. Некоторые члены семьи предполагали, что одной из причин, по которой он заикался в детстве, была неуверенность в себе. Тем не менее Джермейн поддержал решение семьи, потому что Майкл явно был прирожденным артистом. В то же время стоит отметить, всегда казалось, что Джермейн соперничал с братом, часто пытаясь превзойти его, особенно будучи взрослым.

«Он стал великим маленьким подражателем, – вспоминал Джермейн. – Стоило ему что-нибудь увидеть, какой-то детский танец или, скажем, Джеймса Брауна по телевизору, – и вы получали точную копию. Майкл выучивал все наизусть и точно знал, как это использовать. А еще он любил танцевать. Марлон был хорошим танцором, может быть даже лучше Майка. Но Майку танцевать нравилось больше. Дома он постоянно репетировал. Всегда можно было застать его танцующим перед зеркалом. Он уединялся, чтобы тренироваться, а затем возвращался и показывал нам новое движение. Мы включили его в выступление. Майкл начал ставить хореографию наших номеров».

«Наконец-то пришло время принять участие в конкурсе талантов, – говорил Майкл. – Я помню все, словно это было вчера. Все в округе хотели попасть на шоу и выиграть приз. Мне было лет шесть, но уже тогда я понял, что ничего не дается просто так. Ты должен выиграть. Или, как пел Смоки Робинсон в одной из своих песен: „Ты должен заслужить”. Мы участвовали в конкурсе талантов в средней школе Рузвельта в Гэри. Спели песню My Girl The Temptations и взяли главный приз».

Мальчики также представили свое исполнение хита Роберта Паркера Barefootin’. Во время проигрыша в середине песни маленький Майкл скинул обувь и начал танцевать босиком по всей сцене на радость публике.

«Вскоре мы начали выигрывать все шоу талантов, в которых участвовали, – отмечал Майкл. – Просто двигались от одного конкурса к другому, забираясь все выше и выше. Весь дом был полон наград, и мой отец был очень горд. Наверное, именно там, в Гэри, когда мы выигрывали все эти конкурсы, я видел своих родителей по-настоящему счастливыми. Я думаю, что тогда, в самом начале, когда у нас за душой не было ничего, кроме нашего таланта, мы были наиболее близки».

К 1965 году Джозеф зарабатывал всего около 8 тысяч долларов в год, работая на заводе полный рабочий день. Кэтрин подрабатывала продавщицей в сети универмагов Sears. Когда Джозеф захотел тратить больше денег на группу (на музыкальное оборудование, усилители, микрофоны), жена забеспокоилась.

«Я боялась, что мы пытаемся прыгнуть выше головы», – вспоминала она. У них были серьезные разногласия по поводу финансов. «Я разглядел огромный потенциал в своих сыновьях, – заявил Джозеф в свою защиту. – Ну да, я переборщил. Вложил много денег в инструменты, хотя жили мы тогда более чем экономно. Мы с женой горячо спорили об этих „тратах”, как она говорила. Кэтрин кричала, что деньги нужно тратить на еду, а не на гитары и барабаны. Но я был главой семьи, и последнее слово было за мной. Я пренебрег ее мнением. Черные люди привыкли бороться и сводить концы с концами. В этом не было ничего нового ни для меня, ни для кого-либо из нас. Когда я оказался в затруднительном положении, мои дети научились беречь деньги. У них просто не было выбора. Мы старались сохранить каждый пенни, питаясь потрохами и капустой. Я говорил им, что мы употребляем духовную пищу и она помогает нам исполнять настоящий соул. Мы пытались двигаться вперед, пытались вырваться. Я не мог представить, чтобы что-то встало на нашем пути».

В конце концов, они с Кэтрин выдерживали любые ссоры. После ругани Джозеф наклонялся и нежно целовал ее в губы. Он мог быть на удивление нежным. Позже женщина призналась, что дрожала всякий раз, когда тот применял романтическую тактику; супруг всегда мог урезонить ее таким образом. „Джозеф убедил меня, что мальчики того стоят, – вспоминала она. – Никто никогда не верил в своих сыновей больше, чем мой муж. Он часто говорил мне: „Если бы потребовалось, я бы потратил на парней свои последние десять центов”».

Вскоре Джозеф повез детей на конкурс талантов в Чикаго – город, сочащийся сенсационным соулом 1960-х и полный такими талантами, как Кертис Мэйфилд, The Impressions, Джерри Батлер и Мейджор Ланс. Джозеф, возможно, и не был шоуменом, но определенно понимал, что такое шоу. Он научил мальчиков всему, что знал благодаря личному опыту, наблюдениям и интуиции: как обращаться с публикой и завоевывать ее. «Невероятно, как он разбирался во всем. Он был лучшим учителем, который у нас когда-либо был», – признавал Майкл.

«Но отец не был способен делать все с легкостью, – отмечал певец. – Как-то он сказал: „Ты делаешь неправильно, нужно вот так”. Потом он ударил меня, что только усложнило задачу. Еще он говорил: „Делай как Майкл”, – и ставил меня в пример. Я ненавидел это. Я не хотел быть примером, я не хотел, чтобы меня выделяли. Братья смотрели на меня со злостью, потому что не могли повторить за мной. То, что Джозеф делал, было ужасно. Но в то же время он был гениален. Он рассказал мне, как работать со сценой, с микрофоном, какие делать жесты и все прочее. Меня постоянно разрывало на части. С одной стороны, он был ужасным человеком, а с другой – потрясающим менеджером».

Когда группа отыграла первое платное выступление в ночном клубе Гэри под названием «Mr Lucky’s», то заработала примерно семь долларов. Затем мальчики начали выступать в других клубах, а завсегдатаи бросали на сцену монеты и купюры. «Мои карманы были просто набиты деньгами, – сказал мне Майкл. – С меня буквально спадали штаны. Я шел и покупал конфеты, много-много конфет для себя и для всех остальных».

Многие соседские мальчишки время от времени сопровождали Джексонов в качестве приглашенных музыкантов, и в 1966 году постоянным членом группы стал барабанщик Джонни Портер Джексон (не родственник). Семья Джонни была дружна с Джексонами, которые со временем стали считать Джонни «кузеном». К группе также присоединился клавишник Ронни Рэнсифер. Мальчики играли в клубах в Гэри и даже в Чикаго; Майкл в свои восемь лет был солистом. Тито играл на гитаре, Джермейн на басу, Джеки был на шейкерах, а Джонни Джексон на барабанах. Марлон подпевал и танцевал, хотя и не был хорошим танцором. (Тем не менее он работал над собой и был настолько настойчив в своем желании преуспеть, что в итоге мог бы посоперничать с Майклом!)

Джексоны возвращались на Джексон-стрит, 2300, в своем фургоне в пять часов утра в понедельник после утомительных выступлений в выходные. По прибытии Джозеф целовал Кэтрин в нос и одаривал ее мальчишеской улыбкой. «Как ты, Кэти?» – в фургоне «Фольксвагена» спрашивал он. Для женщины не было ничего лучше, чем выражение лица ее мужа, когда у мальчиков дела шли хорошо. Это была настоящая радость. Каждый из сыновей обнимал ее. Затем все они спали пару часов, пока Кэтрин распаковывала их чемоданы и готовила особенно щедрый и аппетитный завтрак, прежде чем муж уходил на работу, а дети – в школу.

Несмотря на то что женщина была рада растущему успеху сыновей, она беспокоилась о смене приоритетов в семье. Внезапно музыка стала не просто развлечением, а способом зарабатывать на жизнь. Как будто было нормальным, уже зарабатывая на жизнь, хотеть еще больше денег. Как член «Свидетелей Иеговы», Кэтрин ставила добрые дела выше денег. Поэтому была обеспокоена тем, как ликуют мальчики, возвращаясь домой с концерта с карманами, полными мелочи. «Помните, это не главное», – говорила она им. Но какой бы ребенок ей поверил, особенно если мама сама воодушевляла их выигрывать каждое шоу талантов, а следовательно, зарабатывать больше денег?

Свое имя группа The Jackson 5 получила в окрестностях торгового центра в Гэри, штат Индиана. «Я беседовал с моделью по имени Эвелин Лихи, – как-то рассказал мне Джозеф. – Мальчики выступали в универмаге, и она сказала мне после шоу: „Джозеф, я думаю, что The Jackson Brothers звучит старомодно, как The Mills Brothers. Почему бы вам просто не назваться „Пятеркой Джексонов”?” И правда, почему нет? Мне понравилось такое имя – „Пятерка Джексонов”. Так мы их с тех пор и называли: The Jackson Five».

Вскоре группа стала все чаще выступать в клубах за городом по выходным. Джозеф устанавливал багажник для их оборудования на крышу своего «Фольксвагена» и мчал на площадки для чернокожих исполнителей в общенациональной сети The Chitlin’ Circuit: театры на две тысячи мест в самом центре таких городов, как Кливленд (штат Огайо), а также Балтимор, Мэриленд и Вашингтон (округ Колумбия). Афиша всегда пестрила именами, и все старательно добивались благосклонности публики. Порой это были исполнители, уже получившие признание, как The Four Tops, но часто на сцене оказывались и неизвестные артисты, например The Jackson 5. Такая система давала возможность новичкам учиться у опытных игроков. После выступления братья расходились кто куда, но Майкл оставался и наблюдал за другими исполнителями. Когда кому-то хотелось найти восьмилетнего певца, они всегда знали, где его искать: за кулисами, где он наблюдает, учится и, как он сам вспоминал, «без преувеличения, фиксирует каждый шаг, каждое движение, каждый поворот, каждый оборот, каждый трюк, каждую эмоцию». Для него это была «лучшая школа».

Постепенно Майкл начал использовать стандартные приемчики и фишки из лучших номеров артистов, выступавших на одной сцене с братьями. Среди них был, например, Джеймс Браун, чьи выступления он постоянно смотрел. (Дайана Росс делала то же самое до того, как The Supremes стали знамениты. Она брала понемногу у всех в Motown Revue!)

«Джеймс Браун научил меня паре вещей, которые он проделывает на сцене, – вспоминал двенадцатилетний Майкл в 1970 году. – Это было несколько лет назад. Он научил меня опускать микрофон и ловить его до того, как он упадет на пол. Мне потребовалось всего около получаса, чтобы научиться этому. Выглядит сложно, но на самом деле проще простого. Все, что я хочу сейчас, – пара лакированных туфель, как у Джеймса Брауна. Но таких для детей не выпускают».

The Jackson 5 выигрывали любительское шоу талантов в чикагском театре Regal три недели подряд, что стало большим успехом для семьи. Мальчики становились более опытными, их стиль – более отточенным, а Майкл обретал уверенность и профессионализм в качестве основного вокалиста. Они играли в Сент-Луисе, Канзас-Сити, Бостоне, Милуоки и Филадельфии. Они не просто выступали на разогреве у The Temptations, The Emotions, The O’Jays, Джеки Уилсона, Сэма и Дейва, Bobby Taylor & the Vancouvers, но подружились с артистами и из первых уст узнавали, чего стоит ожидать от мира шоу-бизнеса.

Однажды, перед очередным шоу талантов, один конкурсант сказал другому, что им лучше остерегаться The Jackson 5, «потому что у них есть карлик, которого они используют как солиста». Джеки, который подслушал их разговор, не мог перестать смеяться.

Когда об истории узнал Майкл, она его задела. «Я что, виноват, что я самый маленький?» – сказал он, расплакавшись.

Джозеф отвел сына в сторону. «Послушай, Майкл, – сказал он, становясь на колени, чтобы быть с ним одного роста, – ты должен гордиться, что о тебе говорят соперники. Значит, ты на верном пути. Все будет хорошо».

«Вот еще, – возразил Майкл. – Они говорят обо мне плохие вещи».

Джозеф поцеловал сына в макушку – редкий момент проявления нежности. «Это только начало, Майкл, – сказал он с улыбкой, – привыкай».

В августе 1967 года The Jackson 5 приняли участие во всемирно известном любительском шоу в знаменитом Apollo Theater в Гарлеме. В то время работа там была мечтой большинства молодых чернокожих артистов. В книге «Showtime at the Apollo» писатель Тед Фокс заметил: «[Apollo был] не только величайшими подмостками чернокожих, но и особенным местом, где можно было достичь эмоциональной, профессиональной, социальной и политической зрелости». Джозеф и его близкий друг Джек Ричардсон отвезли мальчиков в Нью-Йорк на семейном «Фольксвагене». На тот момент Джеки было шестнадцать, Тито – тринадцать, Джермейну – двенадцать, Марлону – десять, а Майклу только-только исполнилось девять лет. Братья участвовали в конкурсе Superdog Contest, победа в котором считалась самым престижным достижением среди артистов.

Майкл однажды сказал мне: «Выступать в Apollo было сложнее всего. Если вы нравились публике, значит, вы ей действительно нравились. А если вы ее разочаровывали, вас забрасывали едой и попавшейся под руку мелочью. Но знаешь что? Мы не боялись. Мы знали, что были хороши. В то время в нас было столько уверенности в себе. На других концертах, которые мы успели отыграть, публика всегда была за нас. Я пел, смотрел на Джермейна, и мы подмигивали друг другу, потому что всегда знали, что зал наш. Я хочу сказать, именно с таким чувством нужно выходить на сцену и использовать данный тебе шанс, понимаешь? К тому же с Джозефом иначе было просто невозможно. Мы хотели доставить ему удовольствие. Я имею в виду, это было так же важно, как победа в любом конкурсе».

За кулисами Apollo The Jackson 5 нашли небольшое бревно, установленное на пьедестале. Оно якобы осталось от легендарного Древа надежды.

По слухам, Древо надежды стояло напротив ночного клуба Connie’s Inn, где Луи Армстронг выступал в знаменитой гарлемской версии мюзикла «Hot Chocolates» Фэтса Уоллера. Спустя годы сотни исполнителей становились под деревом и касались его на удачу. Это стало традицией. Когда во время строительства дороги в Нью-Йорке Седьмую авеню расширили, дерево выкорчевали. Однако Билл «Божанглз» Робинсон устроил, чтобы Древо надежды – именно он его так окрестил – переместили на островок безопасности на Седьмой авеню к югу от 132-й улицы. В конце концов дерево срубили; никто не помнит причину, и все, что осталось на месте его последнего пристанища, – мемориальная табличка. Тем не менее небольшая часть Древа надежды осталась красоваться на постаменте за кулисами театра Apollo. Родился обычай всякому дебютанту прикасаться к дереву перед выходом на сцену на удачу. Он встанет в один ряд с теми черными артистами, которые делали невозможное, чтобы воплотить свои мечты в реальность, боролись за уважение, заплатили сполна и в конце концов победили: их раса и их наследие стали неотъемлемой частью американской поп-культуры.

Пьедестал стоял сбоку от сцены, чтобы зрители могли видеть, как артисты касаются его. Был вечер среды, и на афише были заявлены The Jackson 5 и The Impressions, едва ли не самая популярная вокальная группа того времени. Один из ее основателей, Фред Кэш, однажды поведал мне, как он подошел к девятилетнему Майклу перед выходом братьев на сцену и рассказал ему легенду о дереве. «Вы серьезно? – спросил Майкл Фреда, и его глаза сделались размером с два блюдца. – Вау! Потрясающе. Мне нравится такой обычай. Готов поспорить, он и правда работает».

«Эй, парни, а вы знали об истории с деревом? – спросил Майкл братьев. – Прикоснемся к нему, и нам повезет».

«Не-а. Я не верю в удачу», – невозмутимо сказал Тито.

«Ну а я верю, – возразил Майкл. – Жаль, что я не могу взять бревно с собой домой. Тогда мне бы всегда везло».

«Дамы и господа! – объявил ведущий, когда мальчики собрались за кулисами. – Встречайте, The Jackson 5!» Прожекторы осветили сцену. Для The Jackson 5 пришло время занять достойное место в истории. Джозеф с гордостью наблюдал, как каждый из его сыновей касался мемориальной таблички Древа надежды: сперва Джеки, затем Тито, следом Джермейн, Марлон, Майкл и, наконец, «кузен» Джонни. Группа выбежала на сцену под аплодисменты публики. Однако Майкл оказался последним у рампы. Он побежал назад, чтобы еще раз прикоснуться к Древу надежды… на всякий случай. Должно быть, двойное касание сработало: мальчики выиграли конкурс, а восторженная реакция публики стала лучшим доказательством их победы.

«Бедная моя, бедная семья»

Начиная с подросткового возраста публика строила догадки о личной жизни Майкла Джексона. Натурал, гей, а может, и вовсе асексуал? Удивительно, но сексуальные предпочтения исполнителя, излучавшего сексуальную энергию на сцене, всегда оставались загадкой.

В раннем возрасте Майкл получил противоречивую информацию о сексе. Установки Кэтрин были ясными и однозначными: будучи глубоко верующим членом «Свидетелей Иеговы», она считала греховной похоть как в мыслях, так и в делах. Согласно 1 Посланию к Коринфянам 6:9, ни один из неправедных – «ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники» – не унаследует Царства Божьего. Следовательно, физическая близость была предназначена только для брака.

В то же время от Джозефа, избегавшего религии, которую исповедовала Кэтрин, мальчики получили противоположное послание. В первые годы существования группы отец приглашал мальчиков в кабаки и стриптиз-бары. Обычно строгий, очевидно, тогда он предоставлял сыновьям полную свободу, позволяя девятилетнему Майклу стоять за кулисами и смотреть, как мужчины свистят и пожирают глазами роскошных женщин, обнажавшихся на сцене. Однажды парень с восхищением наблюдал, как хорошо сложенная стриптизерша сняла с себя все, кроме нижнего белья. Затем, в «момент истины», вытащила из бюстгальтера два больших апельсина и сорвала парик, продемонстрировав, что «она» на самом деле он.

Когда мальчики выступали в клубе Peppermint Lounge в Чикаго, они нашли в гримерной глазок, через который хорошо было видно женский туалет. Каждый по очереди смотрел в него. «Мы узнали все, что нужно было знать о женщинах», – вспоминал Марлон. (Несколько лет спустя, когда группа играла в Лондоне, тринадцатилетний Майкл и четырнадцатилетний Марлон обнаружили глазок прямо в соседнюю гримерку, занимаемую звездой театра Кэрол Чэннинг. «Смотри, она голая!» – взволнованно сказал Марлон, глядя в дыру. «Я не могу», – ответил Майкл. «Но она голая, – не унимался Марлон. – Голая Кэрол Чэннинг!» Брат быстро взглянул. «Ух, – простонал парень. – Она и правда голая».)

Можно с уверенностью сказать, что подобного рода переживания останутся с Майклом на всю жизнь. В девять лет мальчик психологически не был готов в полной мере осознать сексуальное возбуждение, которое он мог получить от того, что видел, например от стриптиза. Он, несомненно, находился в противоречивом состоянии: чересчур строгий взгляд на мир со стороны матери и чрезмерно распущенный взгляд на мир со стороны отца.

Одним из первых номеров The Jackson 5 стала их версия пронзительной песни соул-певца Джо Текса Skinny Legs and All. Во время выступления Джозеф предложил юному Майклу выйти к публике, залезть под столы и приподнять женские юбки, чтобы взглянуть на трусики. Неважно, насколько самого певца смущало подобное действие, этим трюком он украшал каждое выступление, закатывая глаза и ехидно улыбаясь. Начинающий артист знал, что зрителям все нравилось и после они с готовностью бросали деньги на сцену. Тогда мальчики дрались за мелочь. После шоу ребята возвращались домой к своей религиозной матери, которая укладывала их в постель и напоминала им о ценностях «Свидетелей Иеговы». Она в самом деле ничего не знала о ночных клубах даже много лет спустя.

Само собой разумеется, когда мальчики семейства Джексонов были в разъездах, Кэтрин оставалась дома с младшими детьми. Ее отсутствие дало Джозефу карт-бланш на свидания с другими женщинами, в основном с поклонницами. Мальчики прекрасно понимали, что он использовал их талант для секса. Марлон вспоминал, как отец входил в гостиничные номера сыновей с красивыми женщинами, по одной с каждой стороны. «Доброй ночи, ребята», – говорил он. Братья, лежа в постели в своих пижамах, молча смотрели, как отец и его подруги закрывали за собой дверь. После до них могли доноситься смех и прочие звуки из соседнего номера. Как будто он хотел, чтобы дети знали, что он делает у Кэтрин за спиной. О чем думал мужчина? Кто знает… В свои тридцать он сделался такой же загадкой, какой позднее, достигнув того же самого возраста, станет и его сын Майкл.

Однако кое-что не вызывало сомнений: Джозеф был неуверенным в себе человеком с искривленным взглядом на мир. Кроме того, он всегда чувствовал, что собственная семья его недооценивает. Независимо от того, насколько успешными и популярными Джозеф делал своих сыновей или сколько он давал жене и дочерям, он никогда не получал достаточно благодарности и уважения в ответ. Близкие редко демонстрировали ему свои чувства. В семье проявления нежности были нечастым явлением. Возможно, потому, что Джозеф сделался замкнутым человеком, когда его жизнь полностью переключилась на успех сыновей (к тому же патетика всегда был чужда ему). Семья не знала, как относиться к нему, и он тоже не мог их понять. Поэтому Джозеф искал одобрения и понимания вне дома.

«Он делал с нами самые ужасные вещи», – однажды сказал мне Майкл об отце. Он говорил, что его приводила в бешенство одна только мысль о том, чем занимался Джозеф со своими подругами в гостиничном номере. (На ум приходят слова его песни Scream: «О, отец, пожалуйста, сжалься, я больше не могу это выносить […] ******* [отстань] от меня!») В столь юном возрасте Майкл был вынужден гадать, как законный муж мог снова и снова предавать Кэтрин, очевидно, ни капли не стыдясь собственных действий. Спустя десятилетия его все еще раздирали противоречия в отношении отца и его поступков. «Я любил Джозефа, – сказал он во время перерыва в интервью с Баширом в 2003 году. Внезапно на его глазах выступили слезы. – И одновременно ненавидел за то, что он делал с моей матерью». Он с трудом сглотнул, пытаясь подавить эмоции. «Моя бедная мама, – сказал Майкл. – Моя бедная семья. Бедная-бедная семья».

Никогда ни один из сыновей не причинил бы Кэтрин боль, рассказав, что ее муж делал, пока они были в отъезде, и, конечно же, они бы не осмелились предать Джозефа. Необходимость лгать матери стала дополнительным бременем. «Естественно, у Кэтрин никогда не было любовника. Она всегда была верна Джозефу, – вспоминала Сьюзи Джексон, жена барабанщика группы Джонни Джексона. – Уже один этот факт заставил их любить свою мать еще сильней. Дети просто вынуждены были научиться очень искренне лгать и лицемерить. Она спрашивала: «А что делает Джозеф, пока вы там работаете, ребята?» И они отвечали: «Ничего. Просто валяется». И это было правдой, только валялся он не один».

Доктор Кэрол Либерман, психолог из Лос-Анджелеса, чьим пациентом Майкл не был, предположила: «Неверность отца, как правило, сильнее всего ударяет по младшему ребенку в семье. [В данном случае им был Майкл, младший из членов группы, причастной к прегрешениям Джозефа. Пройдут годы, прежде чем его младший брат Рэнди и сестра Джанет узнают об изменах отца.] Он посчитал бы, что, скрыв правду от матери, по большому счету, предал ее. Конечно, подобное повлияло бы на него во многих отношениях, и ложь по такому поводу в столь раннем возрасте, очевидно, просто научила бы его, что лгать – нормально».

«Возможно, я молод, – говорил маленький Майкл, представляя песню Смоки Робинсона Who’s Lovin’ You во время выступления группы, – но я знаю, что такое блюз». Хотя сама фраза была лишь частью сценической болтовни, за ней скрывалось больше правды и боли, чем кто-либо из зрителей мог предположить.

Семья Джексонов ликовала после абсолютного успеха мальчиков в Apollo Theater, и не без оснований: тот момент стал поворотным в их жизни. «Я так чертовски счастлив, что мог бы долететь до Гэри без всякого самолета», – сказал Джозеф позже, широко улыбаясь. Воодушевленный выступлением и гордый их решимостью быть лучше всех, Джексон был полон решимости продолжать делать все необходимое, чтобы обеспечить успех своей семьи в жестком конкурентном бизнесе. Поэтому решил перейти на полставки в «Континентальной стали» и больше времени уделять карьере сыновей.

В 1968 году Джозеф заработает всего пять тысяч сто долларов вместо обычных восьми-десяти тысяч. Он отказался от относительной финансовой защищенности, чтобы сделать ставку на будущее. И она быстро окупилась: мальчики начали зарабатывать шестьсот долларов за выступление. Увеличение дохода позволило Кэтрин и Джозефу отремонтировать дом и купить первый цветной телевизор.

На волне успеха Джексоны репетировали каждый день, продолжая оттачивать выступления, что часто приводило к эмоциональным всплескам. Однажды Джозеф пытался убедить Майкла выполнить танцевальный шаг определенным образом, но тот отказался. По словам Джонни Джексона, Джозеф ударил сына по лицу. Мальчик упал навзничь.

«Теперь сделаешь так, как я сказал, понятно тебе?» – прокричал Джозеф девятилетнему ребенку.

Майкл заплакал, его правая щека покраснела и опухла. «Не буду», – сказал он.

Джозеф посмотрел на него и сделал шаг вперед, подняв руку, чтобы ударить снова.

Майкл вскочил с пола. «Не бей меня, – предупредил мальчик. – Если ты еще хоть раз ударишь меня, я буду петь в последний раз! Я серьезно». Отец и сын обменялись гневными взглядами. Однако Майкл, должно быть, произнес волшебные слова, потому что Джозеф отвернулся и пошел прочь, бормоча под нос что-то о своем «неблагодарном» сыне.

Майкл вспоминал, что с годами мужчина становился все более жестоким. Главная трагедия его юности: отец был тираном. «Если ты напортачил на репетиции, тебя били, – говорил певец, – иногда ремнем или тумблером „Прутом”. Однажды он вырвал шнур холодильника и отхлестал меня им, так он был зол». Это был порочный круг: чем сильнее старший Джексон его бил, тем сильнее Майкл злился. Чем сильнее он злился, тем чаще перечил… и тем пуще его избивали. Избиения были жестокими, частыми и травмирующими. «Я пытался дать отпор, – вспоминал артист, – просто размахивая кулаками. Вот почему я получал больше, чем мои братья вместе взятые. Если бы я дрался по-настоящему, отец убил бы меня, просто разорвал бы на части».

Однажды Майкл опоздал на репетицию, и, когда он вошел, Джозеф подошел сзади и толкнул его в груду музыкальных инструментов. Парень упал на барабаны и сильно ушибся. «Будешь знать, как опаздывать», – сказал отец.

Ребби женится

Примерно в это же время, в 1968 году, когда Майклу было почти десять лет, в семье Джексонов произошел семейный кризис. Восемнадцатилетняя Морин влюбилась в Натаниэля Брауна, набожного члена «Свидетелей Иеговы». Она объявила, что хочет выйти за него замуж и переехать в Кентукки. Кэтрин, преисполненная счастья за свою дочь, поддержала ее. По мнению женщины, для дочерей не было более важной цели в жизни, чем исполнить роль жены и матери.

Однако Джозеф выступил против брака. «Все это была идея Морин и ее матери, – объяснял он позднее. – Меня она вовсе не радовала».

Поскольку Морин (или Ребби, как ее называли в семье) обладала хорошими вокальными данными, отец надеялся, что она подумает о карьере в шоу-бизнесе. Он чувствовал, что если девушка выйдет замуж и заведет семью, то уже никогда не сможет уделить внимание работе. Хотя в детстве Морин и брала уроки танцев и игры на фортепиано, музыкальная карьера ее не интересовала. Изменчивости шоу-бизнеса она предпочла комфорт и безопасность счастливой семейной жизни.

К тому же Ребби хотела выбраться из дома на Джексон-стрит, где ежедневно разыгрывалась драма: сначала безумный восторг от победы мальчиков на шоу талантов, который молниеносно сменялся травлей и издевательствами Джозефа. Ребби хотела уйти. Кто мог ее судить? Как бы то ни было, ее бегство было лишь первым из подобных случаев в семье, поскольку еще несколько детей предпочли жениться в раннем возрасте вопреки воле отца, чтобы оказаться подальше от него.

Споры продолжались неделями, пока в конце концов Джозеф не уступил. Так и быть, Ребби могла выйти замуж. Правда, последнее слово осталось за ним: он не поведет ее к алтарю.

Первая запись

После победы в очередном конкурсе талантов, на этот раз в средней школе Beckman Junior High в Гэри, на мальчиков обратил внимание Гордон Кейт, владелец небольшого местного лейбла Steeltown Records. Он не задумываясь подписал с братьями контракт на запись.

В субботнее утро, полное больших надежд, Джозеф повел свой выводок на звукозаписывающую студию. Мальчиков отвели в маленькую стеклянную кабину. Майклу дали большие металлические наушники, которые доходили ему до середины шеи. Его братья подключили инструменты к усилителям. Были бэк-вокалисты и духовая секция. Наконец-то настоящая запись! Юные Джексоны пребывали в восторге, что было заметно по их сияющим лицам. Конечно, и для Джозефа это был большой день. На запись первой песни ушло несколько часов. После они возвращались для новых записей каждую субботу в течение нескольких недель. Одна песня была инструментальной; в шести других солировал Майкл. Было очевидно, что он должен быть в центре группы: уже в раннем возрасте со всей очевидностью стали проступать его уникальность, фирменный звук и завидная самоуверенность.

Результатом проделанной работы стали два сингла, выпущенных на студии Steeltown Records в 1968 году: с треками Big Boy и We Don’t Have to Be Over 21 (to Fall in Love) на стороне А и You’ve Changed/Jam Session на стороне В. Оба сингла были довольно посредственными и не раскрывали потенциал Майкла Джексона как вокалиста, но мальчики все равно радовались. В конце концов, это были их первые записи. С того мгновения, казалось, они поняли, что нет ничего невозможного. Каким же запоминающимся должен был стать для них момент, когда семья собралась вокруг радио, чтобы послушать трансляцию первой записи. Майкл вспоминал, что они сидели в гостиной, словно парализованные. «Затем, когда все закончилось, мы рассмеялись и обнялись. Мы чувствовали, что достигли успеха. Это было удивительное время для нас как для семьи. Я до сих пор испытываю волнение, вспоминая о нем».

Бен Браун, тогдашний высокопоставленный руководитель в Steeltown, помнил день, когда Джексоны позировали для рекламных фотографий в марте 1968 года. «После того как фотограф разместил мальчиков, Майкл покинул свое место и, надувшись, отошел в сторону, – сказал Браун. „Это фото не будет похоже на рекламное, – жаловался Майкл. – У нас выйдет семейный портрет”. „Ну, сделай иначе”, – сказал Джозеф. Тогда Майкл пошел и переставил всю группу, встал впереди на одно колено и сказал: „Теперь можете снимать”. Мы сделали снимок, и знаете что? Получился первоклассный кадр. Откуда он только знал, как делать рекламные фото? Он был таким не по годам зрелым, как будто уже успел побывать суперзвездой в другой жизни».

В мае 1968 года группу снова пригласили выступить в театре Apollo, и на сей раз им должны были заплатить. Они оказались на одной афише с Эттой Джеймс, Джозефом Саймоном и другой семейной группой, The Five Stairsteps and Cubie, чьей солистке было всего два года.

«Майкл был очень трудолюбивым, – сказал в одном из интервью исполнитель ритм-н-блюза Джозеф Саймон, тем самым присоединяясь к воспоминаниям практически всех, кто когда-либо работал на одной сцене с юной звездой. – Часть меня не сомневалась, что он карлик. Я слышал, что его отец являлся предприимчивым бизнесменом. Говорили, будто он просто выдал карлика за ребенка. Помню, как подошел к Майклу и пристально посмотрел на него, раздумывая: „Ну так что, этот малыш карлик или нет?” „Эй, парень, перестань на меня пялиться, хорошо?” – ответил он мне».

«Да, я помню, каким он был талантливым, – говорила Этта Джеймс о Майкле. – А еще вежливым и очень заинтересованным. Как-то раз я работала на сцене, и вот пою Tell Mama и вижу, как маленький черный ребенок наблюдает за мной из-за кулис. И думаю: что за малыш? Он меня прямо отвлекает. В перерыве между песнями я подхожу к нему, пока раздаются аплодисменты, и шепчу: „А ну-ка брысь, детка! Исчезни. Ты меня раздражаешь. Иди смотреть из зала”. Я напугала его до чертиков. Он вытаращил на меня свои большие карие глаза и убежал. Минут через десять снова появился. Теперь он уже стоял перед сценой, в стороне, и наблюдал за тем, как я выступаю».

После шоу, когда Этта снимала макияж в гримерке, в дверь постучали.

«Кто это?» – спросила она.

«Это я».

«Кто я?»

«Майкл, – произнес юный голос. – Майкл Джексон».

«Я не знаю никакого Майкла Джексона», – сказала Этта.

«Нет, знаете. Я тот мальчик, которому вы велели исчезнуть».

Этта, крепкая чернокожая женщина с высветленными волосами и громким, звучным голосом, приоткрыла дверь и, взглянув вниз, увидела девятилетнего ребенка, смотрящего на нее большими глазами, полными любопытства. «Чего ты хочешь, парниша?» – спросила она.

Майкл, ничуть не смутившись, сказал: «Мисс Джеймс, мой отец сказал мне прийти сюда и извиниться перед вами. Простите, мэм, я смотрел на вас просто потому, что вы так хороши. Вы невероятно хороши. Как вы это делаете? Я никогда не видел, чтобы люди так аплодировали».

Этта, теперь польщенная, улыбнулась и похлопала мальчика по голове. «Иди сюда, присядь рядом со мной, – сказала она. – Я могу научить тебя нескольким трюкам».

«Я не помню, что ему тогда сказала, – вспоминала Этта, – но помню, как подумала, когда он уходил: вот мальчик, мечтающий учиться у лучших, и однажды он сам станет лучшим».

Между тем, когда Джозеф находился в холле Американской федерации в Нью-Йорке, заполняя кое-какие документы для договора с Apollo, он познакомился с молодым белым юристом по имени Ричард Аронс. Поговорив с ним всего несколько минут, Джозеф попросил Аронса помочь ему в управлении группой. Джексона привлекала идея поддержки со стороны белых – блажь, которая доставит ему немало проблем в будущем. Аронс как менеджер занимался организацией концертов группы, в то время как Джозеф стремился заинтересовать студии звукозаписи. В какой-то момент он попытался связаться с президентом Motown Берри Горди, послав ему аудиозаписи некоторых песен Джексонов; однако никакой реакции ни от Горди, ни от кого-либо еще в Motown не последовало.

В 1968 году, когда The Jackson 5 выступали в театре Regal в Чикаго, исполнительница Глэдис Найт, записывающаяся на Motown, договорилась о посещении шоу некоторыми из исполнительных продюсеров студии, но не Берри. В то время группа вызывала некоторый интерес в профессиональной среде. До Берри дошли слухи, что Джексоны – весьма многообещающая группа, но тем не менее он не не предлагал им подписать контракт с лейблом.

В июле 1968 года, когда Джеки было семнадцать, Тито – четырнадцать, Джермейну – тринадцать, Марлону – десять, а Майклу – девять лет, группа выступила в чикагском клубе High Chaparral на разогреве у группы Bobby Taylor and the Vancouvers. Увидев, как Джексоны работают на сцене, Тейлор позвонил Ральфу Зельцеру, главе креативного отдела Motown, а также руководителю юридического отдела, и предложил устроить группе прослушивание на студии.

«У меня были некоторые сомнения, – вспоминал Ральф Зельцер. – Помимо творческих соображений у меня возникли опасения из-за их возраста и тех изменений во внешности и голосе, которые последуют, когда они станут старше. Но Бобби был от них в таком восторге, что в конце концов я сказал ему привозить группу в Детройт».

И хотя сразу после Чикаго Джексоны должны были отправиться в Нью-Йорк, чтобы принять участие в местной телевизионной программе, Бобби Тейлор убедил Джозефа, что вместо этого он должен взять ребят в Детройт на прослушивание. Тейлор организовал съемки их выступления. Он предложил Ральфу Зельцеру переслать запись Берри Горди в Лос-Анджелес, если мальчики произведут впечатление.

Позже в тот же день Кэтрин позвонила в клуб High Chaparral, чтобы поговорить с мужем. Ей сказали, что он и мальчики уехали в Мотор-Сити. «Детройт? – удивленно спросила женщина. – Вы хотите сказать, что они отказались от телешоу, чтобы поехать в Детройт? Чего ради?»

«Motown, – ответил голос на другом конце провода. – Они поехали в Motown».

Джексоны в Motown

23 июля 1968 года в 9:45 утра «Фольксваген» семьи Джексонов въехал на стоянку напротив вереницы одноэтажных белых домиков на Уэст Гранд Бульвар, 2648, в Детройте. Вывеска над одним из строений говорила сама за себя: Хитсвилл, США. Это была компания Motown Records, место, где родились многие памятные записи, возглавлявшие хит-парады. К 1968 году при помощи компании Берри Горди-младший успел перевернуть мир эстрады. В звукозаписывающем бизнесе он был белой вороной, провидцем, находившим на улицах города молодых чернокожих ребят, подающих надежды, и превращал их в суперзвезд международного уровня, как The Supremes, The Temptations, The Miracles, The Vandellas и The Marvelettes. Его успех с такими группами и сольными исполнителями, как Стиви Уандер, Марвин Гэй и Тамми Террелл, во многом явился результатом умения окружать певцов самыми талантливыми авторами, продюсерами и аранжировщиками Детройта, среди которых были Смоки Робинсон, Брайан Холланд, Ламонт Дозье и Эдди Холланд, Норман Уитфилд, Барретт Стронг и многие другие. Взяв за основу идею командной работы, вместе с артистами они сумели создать оригинальный заразительный стиль музыки, разошедшийся миллионами пластинок. Его прозвали Motown Sound.

Напористая ритм-секция, цепляющие строчки и припевы, а также остроумные тексты – все это стандартные составляющие песен вроде Where Did Our Love Go? и I Can’t Help Myself, Dancing in the Streets, Please Mr Postman, Stop! In the Name of Love, The Tracks of My Tears. Они и бесчисленное множество других композиций стали не только гимнами целого поколения, но и символами того периода американской истории.

Берри Горди являлся суровым руководителем, поощрявшим острую конкуренцию между своими группами, авторами и продюсерами. Самая большая критика в адрес Горди, прозвучавшая сначала со стороны, а позднее повторенная самими артистами, была связана с полным контролем, который он осуществлял, пользуясь своей властью. Практически ни один певец не имел представления о том, сколько денег приносил компании, и, как правило, все избегали подобных вопросов. Они пели и выступали, и это было все, чего от них ждали. «Впервые я увидела налоговую декларацию в 1979 году, – сказала однажды Дайана Росс, подписавшая контракт с Горди в 1960 году. – Берри был такой сильной личностью и наставником, что вы полностью полагались на него. Вы не брали на себя ответственность».

До Джозефа доходили некоторые слухи о Motown. Например, небылицы о связи компании с мафией. Он также слышал, что у некоторых артистов возникали проблемы с оплатой работы. Однако в тот день 1968 года, когда мужчина привел своих мальчиков на прослушивание, все мысли остались в стороне.

По дороге в Хитсвилл на переднем сиденье фургона рядом с Джозефом сидел Джек Ричардсон, близкий друг семьи, путешествовавший с группой и выполнявший функции дорожного менеджера. Сзади теснились мальчики с кучей инструментов, усилителей и микрофонов.

«Выходите и становитесь на осмотр», – приказал Джозеф.

Ребята выбрались на уже прогретую улицу Детройта, где, словно военный отряд, они выстроились в линию по возрасту: семнадцатилетний Джеки, четырнадцатилетний Тито, тринадцатилетний Джермейн, десятилетний Марлон и девятилетний Майкл. К группе присоединился семнадцатилетний Джонни Джексон. Хотя они не были родственниками, Джозеф обращался с ним так же, как со своими сыновьями, и тот так же быстро повиновался. «Хорошо, – рявкнул Джексон-старший. – Сейчас десять часов. Пошли. Помните все, чему я вас учил, и открывайте рот, только когда поете или когда с вами разговаривают, в остальных случаях держите его на замке. И помните, что говорю всегда я…» И посмотрел на Джермейна.

«В этой жизни ты или победитель, или проигравший, – сказал тот. – И среди моих детей нет проигравших».

«Что за мальчик!» – произнес Джозеф, похлопывая его по спине.

Внутри главного здания банду первым поприветствовал строго одетый темнокожий мужчина. Когда он спросил, чем может им помочь, Джозеф объяснил, что они семья Джексонов из Гэри и что у них назначено прослушивание. Встречающий ответил, что ждал их. «Ты, должно быть, Майкл», – произнес он, глядя на самого маленького ребенка. Затем, указывая по очереди на мальчиков, правильно назвал каждого по имени. «А вы, сэр, наверное, Джозеф», – пробормотал мужчина, пожимая руку отцу семейства. Мальчики удивленно посмотрели друг на друга.

Затем семья прошла в небольшую студию. Войдя, они увидели человека, устанавливающего видеокамеру на штатив. Перед небольшим деревянным подиумом, служившим сценой, стояло десять складных стульев.

Сюзанна де Пасс, креативный помощник президента Берри Горди, вошла в студию в синей мини-юбке и желтой блузке с оборками. Ее высокие каблуки цокали, когда она направилась к группе, чтобы представиться. Это была привлекательная молодая чернокожая женщина с мягкими волосами до плеч и яркой дружелюбной улыбкой. Она сразу понравилась мальчикам.

Следующим появился Ральф Зельцер. Высокий белый мужчина в темном костюме и строгом галстуке, Зельцер казался более устрашающим, чем де Пасс. Он пожал руку каждому мальчику, а затем Джозефу и Джеку.

«Мы много слышали о вашей группе, – сказал он Джексону. – Мистер Горди не смог присутствовать, но…»

«Вы хотите сказать, что мистера Горди здесь нет?» – спросил Джозеф, не в силах скрыть досаду.

Когда Зельцер ответил, что продюсер находится в Лос-Анджелесе, глава семейства начал настаивать, что им следует провести прослушивание тогда, когда тот вернется в Детройт. Он хотел, чтобы его сыновей прослушивал босс, а не его лакеи. Однако Зельцер объяснил, что они хотят снять прослушивание на камеру, а затем отправить запись руководству на Западное побережье. «Тогда мистер Горди и примет решение», – сказал Ральф.

«Он примет решение», – повторил Джозеф скорее самому себе, чем Зельцеру.

«Да, именно он, – сказал Зельцер, кивая головой. – Мистер Горди примет решение».

«Мистер Горди будет принимать решение», – повторил Майкл Марлону.

«Что это значит?» – прошептал Марлон.

Майкл пожал плечами.

После того как из фургона вытащили, а затем установили все оборудование, еще восемь сотрудников, которые не представились, зашли в студию, каждый с блокнотом. Майкл был готов говорить в микрофон, когда услышал, как кто-то в углу ухмыльнулся и произнес: «Ну да, Jackson Jive [никчемные]». Это прозвучало как оскорбление. Ральф Зельцер откашлялся и пристально посмотрел на человека, сделавшего замечание.

«Первая песня, которую мы хотели бы исполнить, – I Got the Feeling Джеймса Брауна, – объявил Майкл. – Готовы? Тогда поехали». Он задал ритм: «Раз, два, три!» – и парни заиграли: Тито на гитаре, Джермейн на басу и Джонни Джексон на барабанах.

«Бэйби, бэйби, бээй-ба. Бэйби, бэйби, бээй-ба. Бэйби, бэйби, бээй-ба», – пел Майкл. Он состроил рожицу и издал клич, подражая Джеймсу Брауну. «У меня возникло чу-у-у-вство. Господи Боже всемогущий!» – мальчик покатился по полу, как знаменитый певец. «Мне хорошооооо», – прокричал он в микрофон, и его маленькое личико оживила озорная гримаса.

Сюзанна де Пасс и Ральф Зельцер улыбнулись друг другу и кивнули. Другие исполнительные продюсеры находились во власти музыки. Джозеф, стоявший в углу, скрестив руки на груди, смотрел на них с чувством удовлетворения.

Когда мальчики закончили, в зале никто не захлопал, зато все что-то лихорадочно писали в свои блокноты.

Парни в замешательстве посмотрели друг на друга, затем на отца, чтобы понять, что им делать. Джозеф жестами показал, что они должны продолжать выступление.

«Спасибо. Большое спасибо, – сказал Майкл, как бы отвечая на овацию. – Этого мы и ждали».

Затем певец представил группу, как делал во время их живого выступления, после чего они исполнили блюз Tobacco Road.

И снова никаких аплодисментов, только пометки.

«Следующая вещь, которую мы хотели бы исполнить, – песня студии Motown, – объявил Майкл. Он сделал паузу, ожидая одобрительных улыбок, которых, однако, не последовало. – Who’s Loving You Смоки Робинсона, припоминаете? Тогда поехали. Раз, два, три…»

Они завершили песню ярким финалом и ждали реакции сотрудников. Но все по-прежнему что-то писали. «Jackson Jive, а? – сказал кто-то в комнате. – Эти парни не шутят. По-моему, они великолепны».

Майкл просиял, его глаза блестели.

Ральф Зельцер прокашлялся и встал. «Я хотел бы поблагодарить вас, ребята, что пришли», – сказал он. Его голос не давал ни малейшего намека на впечатление от прослушивания. Мужчина пожал руку каждому из них, а затем подошел к Джозефу и объяснил ему, что компания разместит их всех в отеле неподалеку. «Я свяжусь с вами, – заключил Зельцер, – через пару дней…»

«Когда мистер Горди примет решение», – продолжил Джозеф, заканчивая фразу. В его голосе не было радости. Мальчики тоже явно казались разочарованными. Когда они вышли, никто не сказал ни слова.

Двумя днями позже Берри Горди просмотрел шестнадцатимиллиметровую черно-белую пленку и быстро вынес вердикт. «Да, несомненно, нужно нанять этих детей, – сказал продюсер Ральфу Зельцеру. – Они потрясающие. Не теряйте ни секунды. Подпишите их!»

26 июля 1968 года Ральф Зельцер пригласил Джозефа в свой офис в Motown на встречу. Во время двухчасового совещания, пока мальчики ждали в вестибюле, он рассказал, что Берри Горди заинтересован в том, чтобы The Jackson 5 подписали контракт с лейблом, а затем обрисовал в общих чертах, какие отношения, как он надеется, компания будет развивать с юными Джексонами. Он говорил о «гении Берри Горди» и ожидании продюсера, что The Jackson 5 станут крупными звездами. «Дети прославятся, прославятся, прославятся», – восторженно повторял Зельцер. Его поведение было гораздо более радушным, чем во время первого визита. «Поверьте мне, если мистер Горди говорит, что они прославятся, значит, они прославятся». Джозефу, должно быть, казалось, что он видит удивительный сон.

Затем Зельцер показал Джозефу стандартный девятистраничный контракт Motown. Джексону никогда не пришло бы в голову, что ему следовало явиться на такую важную встречу с независимым юрисконсультом, никто не предупредил его.

«Берри не хотел, чтобы сторонние юристы просматривали наши контракты, – объяснил Ральф Зельцер в интервью спустя много лет после того, как их пути разошлись. – Проще говоря, он не желал, чтобы посторонние влияли на исполнителей. Я считал более чем справедливым дать артисту возможность взять контракт домой, прочитать его, все обдумать. Берри сказал мне, что, если бы я когда-нибудь позволил артисту забрать контракт домой, ни один из них не подписал бы бумаги. Однажды я попытался, и он оказался прав: музыкант не подписал соглашение. Берри решил, что лучше всего, чтобы артисты читали договор в моем офисе, а затем просто подписывали. Если их это не устраивало, они не становились артистами Motown. Все было так просто».

Зельцер начал с параграфа номер один, где говорилось, что соглашение заключается сроком на семь лет.

«Подождите, – прервал его Джозеф, – это слишком долго».

Джексон считал, что контракт следует подписать только на год. Такой короткий период был неслыханным для Motown, где минимальный срок соглашения составлял пять лет. Горди полагал, что столько времени нужно, чтобы раскрутить артиста, а затем окупить вложения компании.

Ральф Зельцер снял трубку и позвонил Берри Горди в Лос-Анджелес. Он объяснил ситуацию и передал телефон Джозефу, с которым Берри никогда не встречался. После короткого разговора Джозеф повесил трубку.

«Он сказал, что подумает», – сказал Джексон Зельцеру, который понимающе улыбнулся. Через две минуты снова зазвонил телефон. Горди хотел еще раз поговорить с Джозефом. Он объяснил, что для него настоящая проблема заключалась в доверии. Если бы Джозеф действительно верил в Горди и Motown, то не возражал, чтобы компания связала его детей контрактом на семь лет. В конце концов, продюсер был готов платить за их проживание, записи, репетиции и так далее. Однако, если бы Джексон настаивал на изменении данного параграфа, его бы изменили. «Потому что, в конечном счете, я просто хочу сделать лучше для детей», – объяснял Горди.

Джозеф улыбнулся и показал Ричардсону большой палец вверх. Он передал телефон Зельцеру, который снова был на проводе и некоторое время разговаривал с Берри. Затем тот на время прервал общение с главным продюсером и вызвал в кабинет помощника, получившего несколько быстрых указаний от Горди. Примерно через пять минут помощник вернулся с новым документом, где говорилось, что группа заключает договор с Motown только на один год. Джозеф просиял: он выиграл стратегический поединок с Берри Горди.

Ральф Зельцер быстро объяснил остальную часть контракта. Джозеф кивнул и позвал своих мальчиков в кабинет.

«Контракт наш, мальчики», – объявил он.

«Ой, боже, это уже слишком!»

«Мы на Motown!»

«Мы подпишем контракт!»

Они начали скакать и обниматься.

Ральф Зельцер выдал контракт каждому ребенку. «Просто подпишите прямо здесь, ребята».

Они посмотрели на отца. «Давайте. Все в порядке. Подписывайте».

Хотя Джозеф даже не читал соглашение – ему просто разъяснили его содержание – и ни один из его сыновей и подавно его не прочел, каждый мальчик просто поставил свою подпись.

«И вот ваш договор, мистер Джексон, – сказал Ральф Зельцер, передавая Джозефу документ. – Это согласие со стороны родителей, где говорится, что вы должны следить, чтобы мальчики соблюдали условия только что подписанного контракта».

Джозеф подписал бумаги.

«Что ж, поздравляю, – сказал Ральф Зельцер, улыбаясь и крепко пожимая руку старшему Джексону. – Позвольте мне первому поприветствовать вас в Motown».

Впоследствии многие будут гадать, как Джозеф Джексон позволил сыновьям подписать контракт с Motown, да и сам подписал соглашение, даже не прочитав документ. Годы спустя на судебном процессе против студии Джозеф объяснял: «Ни я, ни мои сыновья не читали соглашение, потому что все подобные контракты были основаны на принципе «соглашайся или уходи». Так как мальчики только начинали свою карьеру в сфере развлечений, мы подписали договор, основываясь на заявлениях Ральфа Зельцера о том, что условия хорошие».

Сам Ральф не признавал данного факта, что вызывало легкое беспокойство. «Я не помню, чтобы когда-либо говорил Джозефу Джексону или The Jackson 5, что соглашение, предложенное Motown, было хорошим».

Позже, покинув офис Ральфа Зельцера, Джозеф позвонил Ричарду Аронсу, человеку, которого он нанял в качестве своего адвоката и неофициального менеджера группы. Он вспоминал: «Джозеф позвонил мне и сказал, что подписал контракт с Motown. На тот момент я мало что мог посоветовать».

Легко понять, почему Джозеф просто подписал бумаги. В конце концов, это был Motown. Однако с контрактом возникли серьезные проблемы, многие из них впоследствии доставили семье неприятности.

В параграфе пятом, например, было сказано, что The Jackson 5 не сможет записываться для любого другого лейбла «в течение пяти лет с момента истечения или прекращения действия настоящего соглашения». Это был стандартный пункт для Motown, присутствовавший в договоре независимо от того, подписывался ли он на семь, пять лет или, как в случае с The Jackson 5, на один год. Так что уступка Берри Горди Джозефу Джексону оказалась бессмысленной: The Jackson 5 оставались связанными по рукам и ногам как минимум шесть лет.

Кроме того, в третьем параграфе говорилось, что Motown не обязуются записывать группу или продвигать ее музыку в течение пяти лет, даже несмотря на то что речь шла о контракте на один год! Были и другие условия договора, которые могли бы вызвать у Джозефа вопросы, прочти он соглашение: Motown сама будет выбирать все песни, а группа должна записывать каждую композицию «до тех пор, пока запись не удовлетворит нас [Motown]». Однако Motown «не обязуется выпускать какую-либо запись» – иными словами, если трек записан, это еще не значит, что публика его услышит. Группе платили 12,5 доллара за готовую запись песни. Но для того чтобы она считалась готовой, трек должны были выпустить. В противном случае им ничего не доставалось. То есть они могли записать десятки песен за сессию, из которых выпущена оказалась бы лишь одна, и только за нее им бы и заплатили. Что до остального, это было бы пустой тратой времени.

В контракте указывалось, что Джексоны получали гонорар в размере 2,7 % от оптовой цены – стандартный гонорар Motown 1960-х годов. Фактически, согласно договору, мальчики получали 6 % от 90 % от оптовой цены (за вычетом всех налогов и упаковки) любого выпущенного сингла или альбома. По такому же тарифу работали и Марвин Гэй, и The Supremes. Однако Марвину как сольному исполнителю не приходилось делить свой процент с кем-то еще. The Supremes оказалось необходимо разделить его на три части. И ту же самую сумму нужно было поделить на пятерых братьев Джексон. То есть Майкл получал пятую часть от 6 % от 90 % оптовой цены, или чуть меньше половины пенни за любой сингл и 0,0216 доллара, около двух центов, за выпущенный альбом (из расчета предполагаемой оптовой цены 0,375 доллара за сингл и 2 доллара за альбом).

Кроме того, согласно прописанным условиям, Motown обязались оплатить стоимость аранжировки, копирования и аккомпанемента, а также все прочие расходы, связанные с каждым сеансом записи, независимо от того, выпущена песня или нет. Однако эти и другие расходы должны были быть возмещены компании из гонорара, полученного от продажи выпущенных пластинок. Подобное соглашение приведет ко множеству жалоб со стороны артистов Motown и станет большой проблемой для The Jackson 5. Но Джозеф и представить себе не мог, что группа запишет так много песен, которые не будут выпущены. Тем не менее их окажется очень много, может быть, около ста! Позже для группы будет практически невозможно зарабатывать деньги на выпущенных песнях, потому что мальчикам придется продолжать расплачиваться за все записи, что не вышли в тираж.

Кроме того, если бы Майкл или кто-то из его братьев покинул бы группу, то навсегда лишился бы права говорить, что был участником The Jackson 5, «и дальнейшего права использовать название группы для каких-либо целей». Возможно, Джозеф не осознавал, но это могло стать большой проблемой. Например, когда в 1967 году Флоренс Баллард была уволена из The Supremes, она не могла рекламировать себя как бывшую участницу группы. В ее пресс-биографии для ABC, когда она подписала контракт с лейблом в качестве сольной исполнительницы в 1968 году, можно было указать только то, что она была «участницей популярной женской вокальной группы».

Также Motown могли в любое время заменить любого члена группы любым человеком, выбранным компанией. Иными словами, если бы, к примеру, Тито начал создавать проблемы, он мог бы быть отстранен, а его место занял бы кто-то другой, кого подобрала компания, а не Джозеф.

Еще более ограничивающий артистов в правах параграф № 16 гласил, что Motown владеет всеми законными правами, правом собственности и интересами в отношении имен The Jackson 5 и The Jackson Five. То есть, возможно, они и пришли в компанию как The Jackson 5 (The Jackson Five), но уже точно не уйдут из нее под этим именем. Когда в 1972 году The Supremes хотели покинуть лейбл, им предоставили такую возможность, но они были обязаны сменить название. И группа осталась.

В контракте с Motown можно было бы указать даже то, что Джозеф будет обязан передать Рэнди и Джанет компании, чтобы она могла вырастить их, если Горди счел бы это нужным, и старший Джексон мог бы согласиться. Важно было то, что мальчики оставались с Motown на любых условиях.

Итак, 26 июля 1968 года Майкл подписал договор мелким неразборчивым почерком: «Майкл Джозеф Джексон»..

«Голливудская жизнь»

27 сентября 1968 года Motown организовали выступление The Jackson 5 на благотворительном концерте на стадионе Гилрой в Гэри, штат Индиана. Собранные деньги шли на предвыборную кампанию Ричарда Хэтчера. В тот день на афише значились артисты Motown: Глэдис Найт и Пипс, Шорти Лонг, Бобби Тейлор и The Vancouvers. The Jackson 5 открыли шоу. Годы спустя компания распространит официальную версию, что именно здесь Дайана Росс впервые увидела мальчиков, «открыла» их и обратила на них внимание Горди. В реальности к тому времени у The Jackson 5 уже был подписан контракт с лейблом. Более того, в тот момент Дайаны Росс не было в городе. Она находилась в Лос-Анджелесе, где репетировала с The Supremes.

Во время рождественских праздников Берри Горди устроил вечеринку в Детройте, в поместье, купленном продюсером в 1967 году за миллион долларов. (Хотя он и переехал на Западное побережье, но все еще владел домом в Мичигане.) The Jackson 5 пригласили выступить на вечеринке для артистов Motown и других друзей. Это было важным событием.

В трехэтажном особняке были бальный зал с мраморными полами и колоннами, бассейн олимпийских размеров, бильярдная, боулинг с двумя дорожками, частный театр, соединенный с главным домом туннелем, и паб, мебель для которого привезли из Англии. Все комнаты были украшены сусальным золотом, потолки – расписаны фресками и украшены изысканными хрустальными люстрами. Роскошные полотна с изображением друзей и семьи Горди украшали вход.

Если Джексоны прежде и видели такой дом, то только в кино, и обитателями его обычно были члены королевской семьи – белой королевской семьи. «Черные люди действительно так живут? – спрашивал самого себя Джозеф, бродя по особняку и качая головой. – Я просто не могу в это поверить». Когда Горди случайно услышал его слова, то положил руку на плечо старшего Джексона и прошептал что-то на ухо, отчего Джозеф улыбнулся. Двое мужчин обменялись рукопожатием в знак согласия, и Горди провел гостя в гостиную.

«Скажи мне, дружище, что ты об этом думаешь?» – спросил продюсер, останавливаясь перед огромной картиной Горди в образе Наполеона Бонапарта. Ее заказала сестра Берри, Эстер.

«Боже правый. Что я могу сказать? – ответил Джозеф. – Это ты? Старик, невозможно поверить».

«Так тебе нравится?» – настаивал Горди.

«Мне, эээ… Ты… эээ…» – только и мог произнести Джозеф. Как раз тогда к нему подбежал Майкл. «Эй, а что это за странно одетый парень на картине?» – спросил он.

Джозеф вздрогнул и бросил на сына взгляд. Горди улыбнулся.

«Я никогда не забуду ту ночь, – скажет Майкл. – Там были горничные и дворецкие, и все были очень вежливы. Повсюду сновали звезды Motown. Приехал даже Смоки Робинсон. Тогда я впервые увидел его. The Temptations тоже присутствовали. Мы пели некоторые из их песен, поэтому очень нервничали. А когда я посмотрел в зал, там стояла Дайана Росс. Вот тогда я чуть не сошел с ума».

После выступления мальчиков Берри впервые представил их Дайане. Женщина была подобна королеве в белом шелковом платье с драпировкой, ее волосы были собраны в шиньон.

«Я просто хотела сказать, что мне очень понравилось ваше выступление, ребята, – сказала она, пожимая им руки. – Мистер Горди сказал мне, что мы будем работать вместе».

«Мы?» – спросил Майкл.

«Да, конечно, – ответила Дайана. Ее улыбка была почти такой же ослепительной, как бриллианты в ушах и на шее. – Я сделаю все от меня зависящее, чтобы посодействовать вам».

«Что ж, мисс Росс, мы очень ценим это», – с трудом выговорил Джозеф Джексон. Для него, изящного оратора в обычной жизни, та ночь стала очень непростой.

Улыбка Дайаны была теплой и искренней. Она повернулась к Майклу: «А ты такой милашка». Когда женщина ущипнула его за щеку, мальчик покраснел. Сразу после подписания контракта с лейблом Джексоны начали записываться на студии Motown под руководством продюсера Бобби Тейлора, человека, который действительно открыл их в Чикаго. Следующие несколько месяцев они проводили будние дни в школе в Гэри, а выходные и свободное от учебы время – в Детройте, ночуя на полу в квартире Тейлора. Они записали пятнадцать песен, почти все они затем вошли в альбомы. Как-то Тейлор скажет, что ему не платили за сеансы записи. «Конечно, мне нравилось признание за то, что я открыл The Jackson 5, – говорил он, – но признанием не оплатишь счета».

(Однажды Берри Горди и Бобби Тейлор говорили о мальчиках, и Бобби произнес, что счастлив участвовать в чем-то столь захватывающем, как становление The Jackson 5. «Тейлор, позволь мне объяснить тебе кое-что, – парировал Горди, согласно воспоминаниям Бобби. – Как только они разбогатеют, то забудут, кто ты такой».)

Следующие восемь месяцев были по-настоящему трудными. Берри чувствовал, что The Jackson 5 еще не готовы к выпуску сингла; он не остался по-настоящему доволен ни одной из записанных ими песен. Члены семьи теряли терпение, тем более что условия в Гэри ухудшались из-за того, что уличные банды терроризировали окрестности. На Джозефа напали, а позже панк наставил на Тито нож. Каждый день семья ждала звонка от кого-нибудь – кого угодно – из Motown, кто укажет, каким будет следующий шаг в их жизни.

11 марта 1969 года контракт со студией был заключен окончательно. Задержка возникла, когда Ральф Зельцер обнаружил, что The Jackson 5 все еще принадлежат Steeltown Records, несмотря на прошлые попытки Ричарда Арона вывести их из дела. Motown пришлось заключить соглашение, к большому огорчению Горди. К тому времени, по словам Ральфа Зельцера, компания потратила более тридцати тысяч долларов на The Jackson 5, не включая сумму за соглашение со Steeltown Records. Горди очень хотелось начать окупать свои вложения.

В августе 1969-го, спустя больше года после прослушивания, раздался звонок из Motown: Горди хотел, чтобы Джозеф, его пятеро сыновей, а также Джонни Джексон и Ронни Рэнсифер переехали в Лос-Анджелес. Они будут ходить в школу на Западном побережье и записываться в новых голливудских помещениях Motown. Хотя Горди не приводила в восторг ни одна из песен Джексонов, он находился под впечатлением от юного солиста. «Майкл был прирожденной звездой, – скажет продюсер позже в интервью. – Классическим примером полного понимания своей работы. Я осознал, что в нем крылась огромная глубина, просто невероятно. Когда я впервые увидел его, то почувствовал в этом ребенке нечто особенное».

Джозеф, Тито, Джек Ричардсон, барабанщик Джонни Джексон и клавишник Ронни Рэнсифер приехали в Лос-Анджелес на новом семейном «Додже» максивэне. Motown оплатили перелет Джеки, Джермейна, Марлона и Майкла несколькими днями позже. Джозеф принял решение не переезжать всей семьей из Гэри в Лос-Анджелес, пока не убедится в том, что их будущее там будет безопасным. В конце концов, вполне возможно, что Берри ошибается, группа потерпит неудачу, и им придется начинать все сначала. Итак, Джанет, Рэнди и Ла Тойя остались с Кэтрин в Гэри.

Берри зарегистрировал семью в одном из самых захудалых мотелей Голливуда, Tropikana, на бульваре Санта-Моника. Майкл, Марлон и Джермейн жили в одной комнате, а Тито и Джеки – в другой. Комната Джозефа располагалась дальше по коридору. Семья редко бывала там. Поскольку шли школьные каникулы, большую часть времени, свободную ото сна, они репетировали и записывались в студии Motown в Голливуде.

Впоследствии Горди переселил семью в мотель Hollywood, расположенный через дорогу от школы Hollywood High School и ближе к головному офису Motown. Это было еще более ужасное жилище для мальчиков: здесь вели свой бизнес проститутки и сутенеры. Однако для Джексонов ничто не имело значения. Почему? Просто они наконец жили в Калифорнии. Даже если они не видели кинозвезд на каждом углу, как мечтали, Лос-Анджелес по сравнению с Гэри казался просто раем.

Неискушенных Джексонов поражало все новое. Майкл никогда не видел настоящей пальмы до того, как попал в Калифорнию. «А там они были высажены в ряд по всей улице», – вспомнил он однажды. Куда бы они ни посмотрели, везде были роскошные автомобили, и, казалось, все, кто водил их, носили солнцезащитные очки, даже в пасмурное утро, когда солнце не появлялось до полудня. На самом деле, как вскоре узнают юные Джексоны, многие люди также носят солнцезащитные очки по ночам. «Вот это голливудская жизнь», – скажет Джозеф.

Однажды днем Берри собрал бэнд в доме Дайаны Росс. Это была их первая встреча с момента выступления мальчиков в доме Берри в Детройте прошлой зимой. Дом Дайаны, возможно, не был впечатляющим по голливудским стандартам – в то время она была одинокой женщиной и временно жила в доме с тремя спальнями на Голливудских холмах. Она находилась в процессе покупки нового, более дорогого особняка в Беверли-Хиллз. Однако когда пятеро юных Джексонов и их отец сравнили ее жилище с домом размером с гараж в Гэри, им было трудно вести себя как ни в чем не бывало.

Майкл вспоминал, как Горди усадил мальчиков в гостиной Дайаны, чтобы поговорить с ними. «Я сделаю вас, дети, самыми большими знаменитостями в мире, – сказал он им. – У вас будет три хита номер один подряд. О вас напишут в учебниках истории. Так что будьте готовы, потому что этот момент уже близок».

Джексоны хотели услышать подобные слова. Все, чего Джозеф хотел для своих сыновей, – успех, и теперь он казался достижимым. Отец сказал мальчикам, что они должны делать все, что «мистер Горди» им скажет, не задавая вопросов. Проще говоря, Джозеф трепетал перед Берри. Однако он также и опасался его. «Вот чернокожий мужчина, заработавший миллионы долларов в шоу-бизнесе, – говорил Джексон-старший. – Если я только смогу кое-чему научиться у него, то мне тоже удастся добиться подобного».

Когда встреча подходила к концу, в комнате появилась Дайана, выглядящая как… Дайана Росс… в черных атласных обтягивающих шортах, с пышной укладкой и золотыми серьгами в форме колец. «Она всегда выглядела как богиня, – рассказывал Джермейн. – Я помню, когда она вошла в гостиную в тот день, мы все разинули рты». Хотя мальчики встречали ее раньше, они все еще трепетали при ее виде. Джозеф изо всех сил старался произвести впечатление.

«Я лишь хотела сказать вам, мальчики, что я здесь ради вас, – призналась она. – Если я могу что-то сделать для вас, надеюсь, вы дадите мне знать».

По словам Джермейна, она казалась искренней. «Было трудно поверить, что она говорила это нам, – вспоминал он. – Я имею в виду, что мы такого сделали, чтобы заслужить ее поддержку? Чистое везение».

Самое важное, что запомнил Джермейн из того дня, – телеграмма, которую им показала Дайана. «Это послание от меня многим и многим», – объяснила она. В послании было написано: «Пожалуйста, присоединяйтесь ко мне, чтобы поприветствать блестящую музыкальную группу The Jackson 5 в понедельник, 11 августа, с 18:30 до 21:30 в Дейзи, Северный Родео Драйв, Беверли-Хиллз. The Jackson 5 и их восьмилетняя сенсация Майкл Джексон выступят с концертом на вечеринке, [подпись] Дайана Росс».

«Я думаю, вы ошиблись, – сказал ей Майкл. – Мне не восемь. Мне десять».

«Больше нет», – произнес Берри с усмешкой.

Продюсер объяснил, что причиной несоответствия является специфика PR. Последовало краткое обсуждение искусства рекламы с Майклом: ему напомнили, что, по мнению СМИ, именно Дайана Росс привела его и его братьев в Motown. Он всегда должен помнить об этом, потому что, как объяснила ему Дайана: «Все делается только для твоего блага».

«Понятно, – ответил Майкл. – Мне восемь. И нас открыла великая мисс Дайана Росс».

«Ты все понял, – сказала Дайана, улыбаясь. Она крепко его обняла. – Ты такой милый».

Позже Майкл вспоминал: «В раннем возрасте я осознал, что если кто-то сказал обо мне неправду, это будет ложь. Но если кто-то сказал неправду о моем имидже, все нормально. Потому что это не ложь, а PR».

11 августа 1968 года Дайана Росс представила своих новых протеже The Jackson 5 с особым размахом, присущим крупным голливудским дебютам. Триста «ближайших» друзей и деловых партнеров Горди и Дайаны заполнили шикарный частный клуб Беверли-Хиллз, Daisy. Все они были лично приглашены Росс. Они аплодировали стоя, когда Майкл Джексон и The Jackson 5 – как их представила Дайана – исполняли песни компании Motown, такие как Who’s Loving You Смоки Робинсона, и даже классику Диснея вроде Zip-a-dee-do-dah. Мальчиков одели в одинаковые жилетки салатного цвета, золотые рубашки и зеленые ботинки в тон. Каждое движение было тщательно поставлено и отрепетировано в профессиональных традициях Motown. Они имели успех у публики. После этого всем присутствующим был разослан пресс-релиз, где возраст каждого мальчика был уменьшен на два года.

Сияя от гордости на приеме, Берри объявил, что в следующий раз The Jackson 5 выступят на концерте с Дайаной Росс и The Supremes на Forum через пять дней, а затем – в октябре, когда Дайана будет приглашенной ведущей на телешоу The Hollywood Palace.

Каждый Джексон знакомился с прессой по очереди, и Дайана Росс представляла мальчиков: «Это Майкл. Разве он не милый? А это Джермейн. Разве он не очарователен? А там Джеки. Посмотрите, какой он высокий!» и так далее.

Репортер Soul Джуди Шпигельман вспоминала: «Я помню, как меня впечатлило вежливое и общительное поведение молодых людей. В конце концов, они были всего лишь детьми, но не испорченными вниманием».

К Майклу подошла Полин Данн, репортер из лос-анджелесской газеты Sentinel для чернокожих.

«Каково быть звездой, Майкл?» – поинтересовалась она.

«Ну, по правде говоря, я уже почти потерял надежду, – сказал мальчик с улыбкой. На нем был черный котелок поверх прически в стиле афро. – Я думал, что стану стариком к тому времени, когда меня узнают».

Затем, понизив голос и прибавив драматизма, он заключил: «Но тут появилась мисс Дайана Росс, чтобы спасти мою карьеру. Она открыла меня».

«А сколько тебе лет, Майкл?» – спросила журналистка.

Тот взглянул на Дайану, которая гордо стояла позади него, положив руку ему на плечо. Рядом возвышался Берри Горди.

«Восемь», – ответил Майкл.

«Но я думала, ты старше. Думала, тебе одиннадцать», – не отставала подозрительная корреспондентка.

«Ну, нет, – настоял на своем юный артист. – Мне восемь».

«Но я слышала…»

«Эй, ребенку восемь, вы слышали? – вмешался Берри. – Следующий вопрос».

«Следующий вопрос, пожалуйста», – поправил его Майкл, улыбнулся и подмигнул Полин Данн, как бы говоря: «Вот как мы играем в эту игру».

Первый хит The Jackson 5

Начало 1970-х стало самым важным переходным периодом, который Motown Records переживали с тех пор, как зарекомендовали себя в качестве крупного музыкального лейбла. К тому времени, хотя компания все еще производила великолепную поп- и ритм-н-блюз-музыку, некоторые из ее главных звезд начали выражать недовольство из-за конвейерного метода создания хитов.

1970-е стали эпохой перемен как в социальном, так и в политическом плане, и это затронуло индустрию поп-музыки. Чтобы идти в ногу со временем, многие лейблы в конце концов распустили штат композиторов и продюсеров и подписали контракты с плодотворными авторами-исполнителями и группами, сочинявшими и исполнявшими собственную музыку. Берри Горди не был в восторге от подобной тенденции. Он всегда отговаривал музыкантов писать и продюсировать свой материал, потому что, очевидно, не хотел, чтобы артисты участвовали в издании музыки, что было неизбежным следствием данной затеи. Продюсер предпочитал иметь резерв авторов и музыкантов, каждый из которых имел контракт с его издательской компанией Jobete. В итоге большая часть денег оставалась в Motown.

Однако некоторые артисты нуждались в большей творческой свободе. Например, Стиви Уандер и Марвин Гэй чувствовали, что переросли производство музыки по методу Motown – исполнение песен от штатных авторов и композиторов. Певцы, должно быть, наконец-то осознали, что продюсеры и авторы, такие как Смоки Робинсон и Норман Уитфилд, зарабатывали большие суммы на авторских гонорарах, не изнуряя себя турами по сорока городам и публичными выступлениями. Теперь Уандер и Гэй просили Берри дать им возможность выразить себя в музыкальном плане через написание песен и, как следствие, принять участие в их издании.

Дело в том, что музыка не была в центре внимания Берри Горди, когда он решил перенести Motown из Детройта в Лос-Анджелес. Он завершил два десятилетия мичиганского благоденствия по той же причине, по которой оптимистично настроенные выпускники средней школы и смазливые молодые беглецы стекаются в Город ангелов каждый день со всего мира: голубой экран. Берри мечтал пробиться в кино, и его протеже Дайана Росс должна была стать для него входным билетом. Руководя передвижением на запад, Горди оставался прагматичен и верен себе. Он воспользовался случаем, чтобы навести порядок на студии: сотрудники и артисты, считающиеся мертвым грузом, останутся в Мотор-Сити, в то время как нужные кадры смогут сохранить рабочие места, если согласятся переехать в Лос-Анджелес.

Когда Берри Горди увидел запись о прослушивании The Jackson 5 в Детройте, то понял, что ребята появились в нужное время. Группа не только откроет новую музыкальную эру для Motown, но и сделает это с помощью хита, выпущенного собственным производственным персоналом компании. Дети не хотели писать и продюсировать свои песни, они просто хотели стать звездами. У Берри определенно было дежавю. Как он тосковал по недавним временам, когда Стиви и Марвина заботило только пение, а не издательское дело. Подписать контракт с группой, готовой полагаться исключительно на Motown в выборе материала, – значит подтвердить проверенный временем процесс работы еще как минимум на несколько лет. (Однако даже Горди не мог предсказать, насколько Jobete будет процветать благодаря контракту с The Jackson 5.) В 1969 году отделом Западного побережья Motown руководил один из ведущих авторов и продюсеров компании. Как неотъемлемый член «Клана» (The Clan), группы авторов и продюсеров компании, Дик Ричардс написал несколько потрясающих песен (например, Love Child группы The Supremes). Он и Берри наслаждались близкими отношениями; у Дика даже была телефонная линия, предназначенная исключительно для товарища, и тот, желая поделиться идеями, звонил ему в любое время дня и ночи.

Неотъемлемой частью работы Дика в качестве креативного директора отдела талантов Западного побережья Motown был постоянный поиск многообещающих авторов и исполнителей для пополнения артистического пула компании. В том же году он познакомился с двумя талантливыми молодыми авторами, Фредди Перреном и Фонсом Мизеллом. Он думал, что оба обладали прекрасным потенциалом, и ему не терпелось ввести их в семью Motown.

В течение следующих трех месяцев Дик Ричардс, Фредди Перрен и Фонс Мизелл совместно работали над песней I Want to Be Free, предназначенной для Gladys Knight and the Pips. Команда отправилась на студию Motown вместе с талантливым составом музыкантов, чтобы записать инструментальные партии. Перрен с любовью вспоминает этот сеанс как «одно из величайших инструментальных выступлений».

Тем временем Берри пригласил Дика на шоу The Jackson 5 в клуб The Daisy. Его вела Дайана Росс. Дик был впечатлен.

В Motown до него доходили слухи, что Бобби Тейлор сейчас записывает материал с братьями в Детройте. Хотя тот спродюсировал несколько хороших песен, все знали, что в новом списке нет хитов. Когда Дик сыграл для Берри I Want to Be Free, песня ему очень понравилась, и продюсер подумал, что она идеально подойдет для Джексонов. «Отдай песню Фрэнки Лаймону на обработку, – сказал он Дику, – и мы посмотрим, что произойдет».

Дик вспоминал: «Берри какое-то время носился с песней, и у него была пара хороших идей. Он загорелся. Я хотел, чтобы Берри принял участие. Постепенно процесс захватил всех нас».

Дик решил назвать команду, состоящую из Фонси Мизелла, Фредди Перрена, самого Дика и Горди, «Корпорацией», чтобы укрепить демократические предпосылки, избежать раздутого эго и обеспечить каждому справедливое обращение. Он рассказывал: «После того как основной инструментальный трек был закончен, пора было начать репетировать детский вокал для записи поверх него. Мальчики подошли к дому Берри, и тогда мы начали говорить с ними о песне и „возводить мосты”. В течение следующих нескольких недель дети проработали уйму часов над одной песней. Это была тяжелая работа. В конце концов трек переименовали в I Want You Back».

«Главная проблема с The Jackson 5 заключалась не в необходимости работать, – говорил Дик. – Трудность состояла в том, что требовалось стать для них не просто продюсером, но и учителем по фонетике и английскому языку. Было утомительно учить их правильно произносить слова. Нам приходилось повторять слово за словом, что было непросто. Если у Майкла и были какие-то проблемы помимо фонетических, они были связаны с атакой и удержанием слов и нот. Как любой ребенок, он имел обыкновение обрывать слова, он охотнее бросал ноту, нежели тянул ее. Он думал о танцах или о чем угодно, кроме текста. Мне приходилось говорить ему: „Мне нужны все ноты, Майкл, все до единой”».

«Однако как певец он был великолепен. Что касается интонации и всего прочего, мальчик был потрясающим. Мы оказывали на него большое давление, потому что, когда вы находите ребенка, который может так петь, возникает чувство: „Да, он такой крутой, я хочу, чтобы он был еще круче”. Я чувствовал, если он мог быть настолько хорош в «„сыром виде”, только представьте, на что стал бы способен, если его как следует отполировать».

«Я помню, что Дик Ричардс был одним из моих первых учителей, – говорил Майкл Джексон. – Боже, мы столько времени потратили на I Want You Back. Он был очень терпелив со мной, со всеми нами. Думаю, я записал трек два десятка раз. Я понятия не имел, что запись может быть такой трудной работой. Помню, как клевал носом в микрофон. Я задавался вопросом, наступит ли этому когда-нибудь конец. В тот момент, когда я подумал, что мы закончили, нам нужно было вернуться и записать все заново».

Последняя сессия записи I Want You Back длилась до двух часов ночи. «Песня должна была стать самым дорогим синглом в истории Motown, – добавил Дик Ричардс. – Он обошелся примерно в десять тысяч долларов. На тот момент обычный сингл компании стоил около двух тысяч. Мы продолжали добавлять и убирать музыку до самого конца. На самом деле оригинальная песня начиналась с гитарного соло, но в последнюю минуту я захотел, чтобы наверху было глиссандо фортепиано. Я попросил Фредди и Фонса провести пальцами по пианино для вступления».

2 октября 1969 года, после окончательного сведения I Want You Back, Берри спросил Дика, какое, по его мнению, название группы должно появиться на лейбле звукозаписи. «Пятерка Джексонов»? «Пятерка Джексонов и Майкл Джексон»? Дик посчитал, что группу следует называть просто The Jackson 5 с цифрой 5. Берри согласился. С Джозефом Джексоном даже не посоветовались. Представляете, какое напряжение могло бы возникнуть в семье, если бы Дик предпочел «Пятерка Джексонов и Майкл Джексон»?

Майкл переезжает к Дайане

1 октября 1969 года, в то время как начальство Motown переселяло отца и братьев Майкла из отеля в отель, было решено, что сам Майкл Джексон переедет к Дайане Росс в ее дом на голливудских холмах. «У нас был свой расчет. Я хотел, чтобы он находился рядом с ней, – объяснял Берри Горди. – Люди думают, что он остался там случайно, но это не так. Я стремился к тому, чтобы Дайана научила его всему, что знала. Она умеет влиять на людей. Я знал, что Майкл нахватается чего-то, просто находясь рядом с ней. Росс говорила, что он напоминал ее саму в одиннадцать лет. Парень был беспокойным и заинтересованным, а также талантливым, как и Дайана, когда я впервые встретил ее. Девушке тогда исполнилось шестнадцать. Я спросил, не возражает ли она, чтобы Майкл пожил у нее, а она ответила, что нет. Дайана тоже хотела, чтобы он был рядом. Ей было полезно подумать о ком-то еще. Это длилось всего четыре недели в октябре».

Как бы Дайана ни хотела помочь, она была настолько поглощена собственной карьерой, что, вероятно, оказалась не готова к роли суррогатной матери. Тем не менее женщина очень старалась, относилась к Майклу как к сыну и привязалась к нему. Однако, очевидно, жизненный уклад подростка в доме Росс сводился к тому, что «мать» учила его избегать зла. Казалось, в этой обители ничего не имело значения, кроме шоу-бизнеса. «Ты будешь великой, великой звездой, – напоминала ему Дайана за завтраком. – А теперь ешь свои хлопья».

Хотя Росс оставалась дома весь октябрь, она была очень занята, поскольку собиралась покинуть The Supremes и начать сольную карьеру. Между тем у них с Берри был бурный роман. Майкл, несомненно, стал свидетелем многих ссор между парой, а затем, вероятно, наблюдал, как они улыбались и ворковали друг с другом перед репортерами. Он многое узнавал о правилах PR в шоу-бизнесе, но только время покажет, как это повлияет на него.

Майкл посещал школу днем и записывался в студии до поздней ночи. Тем не менее он отмечал, что в то время, когда жил с Дайаной Росс, она находила время, чтобы приобщить его к искусству. «Мы выходили вдвоем и покупали карандаши и краски, – писал Майкл в автобиографии. – Когда мы не рисовали или не писали красками, то ходили в музеи».

Восхищение Майкла Дайаной – некоторые позже назовут это одержимостью – длилось много лет. Она была не только матерью, когда его собственная находилась за тысячи миль, но и прекрасным исполнителем; он изучал ее поведение постоянно. «Я помню, как просто сидел в углу и смотрел, как она двигается, – вспоминал певец. – Она была произведением искусства. Вы когда-нибудь видели, как она двигает руками? Я был… [он пытался подобрать правильное слово] зачарован ею. Целыми днями, когда я не репетировал свои песни, то слушал ее. Однажды я наблюдал, как она репетировала перед зеркалом. Росс не видела, что я смотрю. Я изучал, как она двигалась, как пела, как была самой собой. После я сказал ей: „Я хочу быть как ты, Дайана”. И она ответила: „Просто будь собой, и ты станешь великой звездой”».

Живя в доме Росс, одиннадцатилетний Майкл испытывал и чувство одиночества, когда она была на работе; он скучал по своей родной матери и постоянно разговаривал с ней по телефону, увеличивая телефонные счета Дайаны.

Кэтрин волновалась за Майкла в тот период, по словам друга семьи, женщины, пожелавшей остаться неназванной, поскольку женщина все еще ей доверяет. «Кэти действительно беспокоил образ жизни Дайаны Росс и то, как он может повлиять на ее сына, – рассказывает подруга. – Она не хотела, чтобы сына развратила Дайана или ее друзья из шоу-бизнеса. Кроме того, она очень мало знала о Дайане. Знала ее как знаменитость, которая имела репутацию эгоистичной и самовлюбленной звезды. Все то время, пока Майкл был вдали от нее, Кэти могла только представлять, что творится в доме Росс и как Майкл справляется. Ее воображение разыгралось. Это было тревожное время, когда она задавалась вопросом, каким ценностям Дайана Росс учит мальчика».

Возможно, положение Кэтрин усложнялось тем, что Дайана, казалось, не хотела говорить с ней напрямую. Когда женщина звонила, чтобы проведать Майкла, ей приходилось говорить с прислугой, если подросток не был доступен. Дайана обычно не подходила к телефону.

Кэтрин волновалась из-за возможных вечеринок в доме Росс, но абсолютно зря. Дайана была серьезным человеком, а не тусовщицей. Она рано ложилась спать, чтобы на следующий день успеть на все свои многочисленные встречи. Во всяком случае, Росс научила Майкла основам трудовой этики, сослужившей ему хорошую службу в юности. Она хотела стать для него примером и желала показать ему только свою лучшую сторону.

«Я хорошо ее узнал, – скажет Майкл много лет спустя, – и она многому меня научила на собственном примере. Помню, что Дайана оставалась в студии звукозаписи до утра, возвращалась домой, примеряла костюм, репетировала, обедала, смотрела телешоу, а потом отдыхала, может быть, часа два. Потом снова ехала на студию. Я помню, как подумал: а у меня все не так плохо. Посмотрите на нее. А она Дайана Росс!»

Успех!

Слава The Jackson 5 была не за горами, но по пути нужно было совершить пару обходных маневров. Когда в октябре 1969 года вышел сингл I Want You Back, он не сразу стал хитом. Песня вошла в топ-100 журнала Billboard под номером 90. Отделу продвижения и продаж Motown приходилось снова и снова поощрять диск-жокеев играть ее, а музыкальные магазины – держать запись на складе. Затем, десять недель спустя, 31 января она наконец-то стала номером один, сместив песню Би Джей Томаса Raindrops Keep Falling on My Head.

С I Want You Back Берри Горди, Дик Ричардс, Фонс Мизелл и Фредди Перрен сумели с успехом запустить последнюю находку Motown и ввести звукозаписывающий лейбл в новое и захватывающее десятилетие. Не по годам развитый, но совершенно очаровательный и милый Майкл проложил для своих старших братьев путь к сердцам, домам и стереосистемам белой Америки среднего класса. Зажигательный сингл также снискал успех в черных, или ритм-н-блюзовых чартах.

Как и в случае с успешной для The Supremes формулой 1960-х, звук The Jackson 5 представлял собой здоровую, безопасную соул-музыку, легко усваиваемую и принимаемую покупателями пластинок всех рас. Хотя в Америке песня сохраняла лидерство лишь одну неделю, было продано фантастическое количество записей: 2 060 711 копий в Соединенных Штатах и еще четыре миллиона за рубежом. В Великобритании песня дошла до второго места и оставалась в чартах тринадцать недель, было продано 250 000 копий.

«Профессионалы говорили нам, что никогда ни у одной группы не было лучшего старта, чем у нас, – вспоминал Майкл Джексон. – Никогда».

После выхода I Want You Back имидж The Jackson 5 изменился. Знаменитая школа хороших манер Motown – классы по воспитанию, проводимые в Детройте, чтобы превратить уличных детей, таких как The Temptations, в опытных артистов, – больше не работала, поскольку компания переехала в Лос-Анджелес. Теперь всю работу по изменению имиджа должен был выполнять тот, кого Горди мог убедить помочь. Сюзанна де Пасс, ныне президент Motown Productions, была назначена ответственной за преображение ребят. С ними работали стилисты, они подбирали цветовые сочетания, придумывали лучшие прически и сценические костюмы для каждого участника группы. Сюзанна и мальчики ходили по магазинам в поисках самых эпатажных нарядов, которые они только могли найти, и некоторые из них были действительно ужасны – кричащих цветов и с диким дизайном. Однако, как ни странно, все сработало. В конце концов, на дворе были 1970-е.

18 октября 1969 года стало еще одной важной вехой для The Jackson 5: состоялось их первое появление на национальном телевидении в шоу The Hollywood Palace с Дайаной Росс в роли ведущей. (The Supremes тоже были там, хотя Мэри Уилсон и Синди Бердсонг не получили в ту ночь много эфирного времени.) За кулисами Джозеф продолжал засыпать мальчиков последними советами, как делал всегда перед выступлением. Майкл однажды сказал, что отца обычно легко было не слушать: он в сотый раз повторял одни и те же вещи. По словам Джека Льюиса, художника-постановщика программы ABC, в тот вечер Джозеф был еще более напряженным.

«Джо расхаживал за кулисами, как лев в клетке, – вспоминал он. – Я не сомневаюсь, что он нервничал больше, чем дети. Мальчики были в восторге от своего прорыва. Дайана Росс продолжала ходить за кулисы и беседовать с Майклом наедине. Она много гладила его по голове, что, как я заметил, раздражало Джо».

На Дайане был открытый белый топ и белые брюки, которые подчеркивали ее изящную фигуру. Волосы она собрала в изысканный пучок; ее серебряные серьги длиной до плеч порхали взад и вперед, когда она танцевала с Майклом за кулисами перед шоу. «Давай, начинаем! – сказала она, подзывая его. – Ты мужчина! Ты мужчина!» Майкл изобразил Джеймса Брауна: он закружился, рухнул на колени, а в следующее мгновение уже снова был на ногах. «Я мужчина», – сказал певец, смеясь. «Ты меня правильно понял», – услышал он в ответ.

Берри Горди находился за кулисами. Прямо перед выходом он собрал всех вокруг себя и устроил импровизированное совещание. Затем, когда продюсер закончил, Джо – чтобы не отставать – сделал то же самое.

Находясь по ту сторону занавеса, они услышали вступительное слово Дайаны: «Сегодня я счастлива представить вам молодую звезду, которая в шоу-бизнесе с рождения. Он начал вместе со своей семьей, когда малыш поет и танцует, сцена загорается».

В этот момент на сцену выскочил Сэмми Дэвис-младший, чтобы развеселить публику. Он якобы думал, что Дайана представляет его, но женщина объяснила, что на самом деле значили ее слова, а затем произнесла: «Майкл Джексон и The Jackson 5».

В то же мгновение занавес открылся, и на сцене появилась группа, они исполняли композицию Слая Стоуна Sing a Simple Song. Ребята были одеты в одинаковые костюмы, те же самые, что и во время дебютного выступления в The Daizy: бледные, салатные, двубортные, с широкими лацканами, с жилетками без рукавов, с брюками-клешами и замшевыми ботинками точно такого же оттенка. Их рубашки с длинными рукавами были золотого цвета. (Хотя многие и предполагали, что за наряды заплатила компания Motown, на самом деле их купили Джозеф и Кэтрин в Гэри.)

По словам художника-декоратора Джека Льюиса, когда мальчики пели, за кулисами между Джозефом Джексоном и Берри Горди разгорелся спор.

«Что еще за „Майкл Джексон и The Jackson 5”? – спросил Джозеф. – Мне об этом никто не говорил. Со мной никто ничего не обсуждал».

Берри пожал плечами. «В сценарии такого не было, – объяснил он. – Дайана только что выпалила. Она такая. Делает то, что хочет. Уже много лет я пытаюсь говорить ей, что делать, но все бесполезно».

«Мне такое не нравится, – возмутился Джексон-старший. – Все мальчики равны. Мы не выделяем Майкла. Это наверняка вызовет проблемы».

«Но послушай, Джо, он явно звезда, – сказал Берри, внимательно следя за выступлением. – Ну давай же! Взгляни на него. Ты, должно быть, шутишь?»

«Нет, они все звезды», – возразил Джозеф.

«Что ж, теперь уже слишком поздно», – сказал Берри, снова пожимая плечами. Затем они оба наблюдали за остальной частью представления, Берри с широкой улыбкой, а Джозеф с кислой миной.

Когда братья закончили следующие две песни (Can You Remember? и I Want You Back), аплодисменты зрителей во главе с Дайаной были щедрыми. Вне всяких сомнений, мальчики произвели на публику сильное впечатление.

После шоу за кулисами возникло столпотворение, мальчики кричали от восторга, хлопали друг друга по спине, подпрыгивали и обнимались. Джозеф находился в центре происходящего, наслаждаясь сладким моментом победы вместе с сыновьями.

Дайана вышла за кулисы и направилась прямо к Майклу. «Я так горжусь тобой, – воскликнула она. – Ты лучший! Самый лучший. Ты будешь большой, очень большой звездой». Она действительно гордилась успехами певца, можно было подумать, что она и вправду его настоящая мать, а не просто подставное лицо. Затем женщина отвернулась от своего «сына».

«Кто-нибудь, пожалуйста, принесите мне полотенце. – Дайана не обращалась к кому-то конкретно. Она повысила голос: – Здесь меня должно было ждать полотенце. Я хочу полотенце. Ну где же оно? Кто-нибудь!»

«Я принесу, мисс Росс», – предложил Майкл, исчез, а через мгновение вернулся с мягким белым полотенцем.

Дайана улыбнулась и взяла его. «Спасибо, Майкл», – сказала она, погладив его по голове.

Подросток просиял и убежал.

Берри подошел к Дайане и, как услышал Джек Льюис, спросил: «Что это было за вступление: „Майкл Джексон и The Jackson 5”?»

Сняв полотенце и обнажив плечи, артистка с гордостью посмотрела на Берри. «О, я сама это придумала, – сказала она. – Неплохо вышло, да?»

«Наверное, но отца это очень разозлило», – заметил Берри.

Дайана посмотрела на продюсера с таким выражением, будто он сошел с ума, если его заботит, что думает «отец»… «Ну и что?» – спросила она. «Вот, возьми», – сказала женщина, протягивая ему полотенце, как будто он был ее помощником, а не президентом звукозаписывающей компании. «Майкл! О, Майкл, – крикнула Росс, уходя. – Ну где же этот мальчик?»

Со времен Сэмми Дэвиса-младшего мир не видел ребенка-исполнителя, обладающего таким же врожденным чувством сцены, как Майкл Джексон. Как певец и танцор молодой Майкл излучал просто сверхъестественную харизму. После того как юноша записал меланхоличную блюзовую песню Смоки Робинсона Who’s Loving You? у сотрудников Motown был только один вопрос: «Где он научился так выражать свои чувства?» Ответ был в том, что ему не нужно было учиться, казалось, он просто знал.

Продюсеры всегда удивлялись тому, как в перерывах между сеансами записи Майкл играл в детские игры, такие как карты и прятки, а затем подходил к микрофону и исполнял песню с эмоциональной гибкостью и осмысленностью человека, испытавшего немало душевной боли. Не менее удивительным было то, что помимо демонстрационных записей песен, спетых сессионным певцом, чтобы дать Майклу направление главной мелодии, а также очистить его дикцию, которая была постоянной заботой Дика Ричардса, в студии Майкл был в значительной степени предоставлен самому себе. Когда ему сказали спеть как отвергнутому поклоннику, никто в студии на самом деле не ожидал, что он это сделает, что он прочувствует эмоции человека с разбитым сердцем. Да и как они могли думать иначе? В конце концов, ему было одиннадцать.

«Я скажу тебе чистую правду. В самом начале я не знал, что делаю, – однажды признался мне Майкл. – Просто делал. На самом деле я умел петь и ничего не контролировал. Все получалось само собой. Не знаю, откуда это взялось… просто пришло. Половину времени я даже не понимал, о чем пою, но всегда чувствовал стоящие за словами эмоции».

Продюсеру Дику Ричардсу приходилось сажать Майкла на мусорное ведро, чтобы он пел в подвесной микрофон над ним. Джермейн и Джеки стояли по обе стороны от брата (на первых порах Марлон и Тито редко записывали бэк-вокал, так как ни один из них не обладал гармоническим слухом). Ноты стояли перед лицом мальчика на пюпитре. Находясь за пультом управления, Ричардс мог видеть в студии лишь Джермейн и Джеки, которые стояли по обе стороны от двух кроссовок, болтающихся по бокам мусорного бака.

Когда Майкл и его братья стали профессиональными артистами, существовало, вероятно, миллион столь же талантливых молодых танцоров. Что отличает артиста от уличных танцоров, – так это его исполнение, несомненно, сформировавшееся за годы наблюдения за хедлайнерами ритм-н-блюзовых концертов, в которых он и его братья обычно появлялись. Уже ребенком он понимал, какие приемы работали.

У легендарного соул-певца Джеки Уилсона Майкл научился важности сценической драмы. Он быстро понял, что резкое опускание на одно колено, старый прием Уилсона, обычно заставляло аудиторию кричать от восторга. Однако по большей части наблюдение за молодым Майклом напоминало наблюдение за сотой копией Джеймса Брауна. Подросток позаимствовал у самопровозглашенного «самого трудолюбивого человека в шоу-бизнесе» все, что мог. Он не только использовал шпагат и скольжение на одной ноге, но и обращался с микрофоном так же дерзко, как Браун, – словно пьяный парень со своей девушкой в бильярдной на углу субботним вечером.

Кроме того, Майкл украл у Джеймса Брауна его знаменитое вращение. Тем не менее в то время оно заводило публику гораздо меньше, чем исполнение певцом прогулки на верблюде (Camel Walk), другого танца, популяризированного Брауном. Когда мальчик вышагивал по залу American Bandstand во время первого появления The Jackson 5 в этой передаче, даже хорошо воспитанные белые подростки обезумели от восторга.

От Дайаны Росс Майкл получил не только чувство стиля, но и осознание силы. Дайана умела доминировать негласно. Он наблюдал, как люди реагировали на нее, когда женщина входила в комнату. Ее уважали. К ней относились с почтением. Ему такое нравилось.

Была еще одна вещь, которую Майкл позаимствовал у Дайаны в пении: его ранние «оооу». Первые вокальные импровизации почти всегда то тут, то там перемежались восклицанием «оооу». Однако это было не протяжное «оооу», а скорее резкое, как удар или восклицательный знак. Певица использовала подобный эффект во многих записях The Supremes. Майкл был в восторге от приема и добавил его в свою копилку. Безусловно, маленькому Джексону помогало каждое «оооу».

В начале ноября 1969 года Берри Горди арендовал дом для семьи Джексонов на Куинс-роуд, 1601, в Лос-Анджелесе. Майкл переехал из дома Дайаны Росс к отцу и братьям. Месяц спустя Кэтрин, Ла Тойя, Джанет и Рэнди присоединились к родным. Motown оплатила их перелет, их первое путешествие на самолете.

Когда они подъехали, мальчики ждали на лужайке перед домом. Майкл первым бросился в объятия матери. «Ты так вырос», – воскликнула она. Слезы текли по ее лицу, когда женщина по очереди обнимала каждого из своих сыновей. Джеки, дразнясь, поднял Марлона и подбросил его в воздухе. «Я следующая, я следующая», – закричала трехлетняя Джанет.

По воспоминаниям Кэтрин, войдя в дом, она долго осматривала гостиную. Комната была такой огромной (в два раза больше их дома в Гэри), что миссис Джексон оцепенела. «Это точно не Гэри», – сказал ей Джозеф, гордо улыбаясь. Затем супруг заставил Кэтрин закрыть глаза. Он вывел жену во внутренний дворик на заднем дворе. «Хорошо, теперь ты можешь осмотреться», – разрешил Джексон.

От дома, стоящего на склоне холма, открывался вид на ночной Лос-Анджелес: тысячи огней мерцали в темноте. «Наверное, так выглядят небеса, – сказала Кэтрин, когда обрела дар речи. – Я никогда не видела ничего более красивого».

«Отныне каждую ночь все они будут светить для тебя», – прошептал ей Джозеф. Он был счастлив видеть ее, свою жену и спутницу жизни. Иногда печаль Кэтрин была настолько острой, что граничила с депрессией. Джозеф знал, что в этом есть и его вина. Он старался не думать о дурных поступках, сосредотачиваясь больше на том, что он делал хорошего. Например, на возможности предоставить ей новый и захватывающий образ жизни. Хотя у Джозефа были интрижки, он всегда утверждал, что Кэтрин Джексон была единственной женщиной, которую он когда-либо любил, а все остальное было… развлечением. Временами Джозеф мог быть жестоким и бесчувственным, эгоистичным. Спустя годы он будет наблюдать, как любовь Кэтрин к нему окажется погребена под руинами его откровенной неверности, упрямства и амбиций. Однако в минуты покоя, когда муж оставался с ней наедине, то, чем они делились друг с другом, было настоящим и сильным чувством, живым по сей день. Они женаты пятьдесят три года.

Кэтрин вспоминала, что попросила оставить ее одну во дворе нового дома. Женщина стояла среди апельсиновых деревьев и цветочных клумб, все было красиво освещено. Джозеф включил уличную аудиосистему, чтобы на фоне играла романтическая музыка. В воздухе пахло жасмином. Настоящее волшебство.

«Прекрасно, не правда ли?»

Кэтрин резко обернулась на звук незнакомого женского голоса, но прежде чем кто-либо из них успел что-то сказать, Майкл уже был подле Кэтрин. «Мама, это она. Это Дайана Росс, – сказал он взволнованно. – Правда, она красива? До чего же она красива!»

Позже, рассказывая подруге о той встрече, Кэтрин замечала, что Дайана была такой же стройной, молодой и привлекательной, как и на телеэкране. Невысокая и полная женщина с болью осознала, какой простушкой могла показаться гламурной певице. Прихрамывая, Джексон приблизилась к ней. Росс же словно плыла по воздуху. Она была приветливой и дружелюбной. Ее большие темные глаза сияли, женщина взяла Кэтрин за руку. «Миссис Джексон, я так рада познакомиться с вами, – сказала она. – Ваши дети так много говорили о вас. Ребята просто лучшие».

Как она ни была рада услышать похвалы, Кэтрин не могла не задаться вопросом, почему Дайана находилась в доме и когда приехала. Росс, должно быть, угадала ее немой вопрос. «О, я просто пришла в гости», – пояснила она, тепло обняла Кэтрин и поцеловала в щеку.

Кэтрин сказала Дайане, что благодарна за все, что та сделала для ее мальчиков, особенно для Майкла, и что счастлива, что теперь может сама воспитывать его. «Ему нужна мать, – твердо сказала она. – Меня не было слишком долго». От подобных слов певице, казалось, стало не по себе – ее поведение изменилось. «Я рада за вас», – мягко произнесла она. Росс казалась расстроенной деликатным напоминанием о том, что больше не может оказывать влияние на жизнь молодого Майкла. Ей нравилось быть его «матерью», пусть и на такой короткий срок. Мальчика будет не хватать. Жизнь Дайаны была одинокой, с пятнадцати лет она занималась исключительно карьерой. Однако совсем скоро у нее появятся собственные дети – три девочки, а затем два мальчика, – и она посвятит им себя без остатка. «Я бы хотела поболтать, – сказала она Кэтрин, – но не могу, потому что очень занята».

«Разве вы не можете остаться хотя бы на чашку кофе?» – предложила Джексон.

«Нет, правда. Прошу простить, я должна бежать…»

«О… конечно», – ответила Кэтрин.

Не сказав больше ни слова, Дайана повернулась и ушла.

«Пока!» – крикнул ей вслед Майкл, но Росс не ответила.

Кэтрин обняла ребенка. Затем, не оглядываясь, мать и сын рука об руку вошли в дом, чтобы начать новую жизнь.

ABC и The Love You Save

К концу 1969 года в возрасте одиннадцати лет Майкл Джексон воссоединился с родной матерью, в то время он был живым, энергичным и веселым мальчиком. «Все, чего я хочу сейчас, – посмотреть, как далеко мы можем зайти как семья, – сказал он репортеру журнала Soul Джуди Шпигельман. – Мне нравится шоу-бизнес, Голливуд и все с этим связанное, то, что делают люди вроде Берри Горди, чтобы ты выглядел хорошо. Я по-настоящему взволнован происходящим».

В декабре Motown Records выпустили первый альбом братьев: «Дайана Росс представляет The Jackson 5». Было продано 629 363 копий, невероятное количество для дебютной пластинки. В Великобритании она достигла шестнадцатой позиции хит-парада и оставалась в первой сотне в течение четырех недель. «Честность всегда была для меня особенным словом, понятием, – обращалась Дайана Росс к слушателям с обложки альбома. – Но когда я думаю о своем личном понимании честности, я представляю что-то, что вижу целиком и полностью, без тайн и прикрас, как есть… Вот так я отношусь к The Jackson 5 – пяти братьям Джексон, которых я обнаружила в Гэри, штат Индиана. Они очень талантливы, но прежде всего – они честны».

Майкл читал предварительную версию обложки альбома в одном из офисов Motown, пока его братья и промоутер наблюдали за ним.

«Нам даже не дали сыграть на наших собственных инструментах, – проворчал Тито. – Но вот на обложке мы держим их, как будто играем. Мне это кажется неправильным». По правде говоря, ему и Джермейну не разрешили играть на басу и гитаре во время записи, так как Берри посчитал, что они не готовы к студийной работе. Все инструментальное сопровождение было записано лучшей командой музыкантов Motown, которые работали там еще до того, как Джексоны попали на студию. Так что мальчики должны были научиться копировать звук как можно лучше для живых выступлений.

«Я думаю, мы сами должны играть во время записи», – решил Тито.

Майкл закатил глаза. «Почему?» – спросил он.

«Потому что иначе все – неправда, – ответил брат. – Нечестно, как сказала бы мисс Росс».

«А как насчет этой части?» – уточнил Джермейн, все еще глядя через плечо Майкла. Он указал на реплику Дайаны об открытии группы. «Это тоже нечестно. Это был Бобби Тейлор».

Майкл пожал плечами. «Это пиар, – сдержанно сказал он. – Ну же, ребята. Заканчиваем».

«Он действительно серьезно заинтересовался имиджем в довольно раннем возрасте, – рассказывал Стэн Шерман, независимый промоутер, ставший свидетелем перемен. – Остальные мальчики были сбиты с толку из-за лжи, но не Майкл. Один-единственный раз ему все объяснили, и он не только принял это, но, я думаю, даже начал верить. Меня пугало его отношение. Казалось, Майкл хотел и даже стремился приспособиться к вымышленному миру».

Позже в том же месяце, 14 декабря 1969 года, The Jackson 5 появились в The Ed Sullivan Show. Хотя они уже однажды выступили на национальном телевидении в The Hollywood Palace, пришедшее в октябре приглашение выступить в The Ed Sullivan Show стало важной вехой в их карьере.

Программа не могла приписать свой успех ведущему. Суровый и, как правило, неулыбчивый, Салливан, обозреватель New York Daily News, лишь представлял гостей, чьи имена обычно перевирал или забывал. Однажды, когда в передаче участвовали Смоки Робинсон и The Miracles, он представил их как Smokey and his little Smokeys. Тем не менее привлекательность шоу была обеспечена составом гостей. Новички понимали, что достигли успеха, когда их приглашали выступить на шоу; те же, кто купался в лучах славы, были уверены, что все еще находятся на вершине. Эд Салливан никогда не принимал во внимание бывших звезд или людей, желающих ими быть.

Как только Салливан представил «сенсационную группу», Марлон, Джеки и Майкл, а также гитаристы Тито и Джермейн начали свое выступление с исполнения песни Sly & The Stones Stand. Они были одеты в немыслимые стиляжные наряды, созданные Сюзанной де Пасс после походов по магазинам в Гринвич-Виллидж.

Майкл снова находился в центре внимания. Когда он пел, его глаза блестели. Он выглядел просто очаровательно в пурпурной ковбойской шляпе. Все, кто видел шоу, вспоминали, каким невероятно милым был этот малыш на сцене. И речи быть не могло о необработанном алмазе, он уже казался безупречным опытным исполнителем. Когда он пел Can You Remember? чистота и диапазон его голоса противоречили самому его возрасту. К тому времени, когда The Jackson 5 закончили выступление зажигательным номером I Want You Back, они уже полностью покорили аудиторию. Просто появиться рядом с Эдом Салливаном уже было большим достижением, но такие бурные аплодисменты, казалось, пророчили настоящий успех.

По традиции Салливан немного подшучивал над гостями, но вскоре обратил внимание на одного из зрителей: «Человек, открывший The Jackson 5, – Дайана Росс». Женщина, одетая в то, что можно описать как взрослую версию воздушного розового платья для молодежной вечеринки, встала и скромно поклонилась.

Перед Motown стояла сложная задача: выпустить вслед за дебютным синглом № 1 от The Jackson 5 второй хит, который тоже станет лидером чартов. Поскольку Горди исходил из принципа, что авторы и продюсеры первой популярной песни должны получить возможность сочинить еще одну столь же успешную, Берри поручил работу Дику Ричардсу и «Корпорации». «Однажды ночью я был в квартире Фонса [Мизелла] и Фредди [Перрена], и мы дурачились с их электрическим пианино, – вспоминал Дик Ричардс. – Я начал думать о Холланде-Дозье-Холланде[3] и о том, как они часто делали определенные типы записей, снова и снова, используя одну и ту же последовательность. Это была проверенная формула успеха. Так что я взял часть I Want You Back – ту, где группа поет припев, – и решил положить ее в основу их следующего сингла».

Он продолжил: «Я сидел за пианино, играл аккорды, и мне на ум пришел текст ABC. Фонс и Фредди посмотрели на меня как на сумасшедшего. „Ну, а что теперь?» – спросил я самого себя. – Знаю! Как насчет раз, два, три?” К тому моменту парни уже думали, что я сошел с ума. А потом я придумал следующую строчку: „До, ре, ми”. И закончил громогласным „Ты и я!”».

«Ну вот и все, – сказал Дик партнерам, смеясь. – Хит готов».

Вскоре трое мужчин были в студии и записывали песню ABC с Майклом и его братьями.

«Я полюбил ABC, как только услышал ее в первый раз, – говорил певец. – С большим энтузиазмом отнесся к работе над ней, чем над синглом I Want You Back. Это была такая заводная песня, отличная идея с классной мелодией. Мне не терпелось записать ее. Я помню, как Дик и другие парни тут же на ходу сочиняли слова. „Присядь, девочка, я думаю, что люблю тебя”. Потом было: «Двигайся, двигайся, детка», знаете, на манер The Contours и других старых групп. Я понятия не имел, что можно делать нечто похожее в студии, просто придумывать такие фрагменты в последнюю минуту».

В феврале 1970 года Motown выпустили АВС, второй сингл The Jackson 5. За каких-то шесть недель песня забралась на вершину чартов Billboard, потеснив Let It Be группы The Beatles. Песня, разошедшаяся тиражом 2 214 790 копий – даже больше, чем I Want You Back, – казалось, не только подшучивала, но и принимала новую и набирающую обороты тенденцию в популярной музыке – преимущественно белый стиль бабблгам-поп. В Великобритании трек достиг восьмой строчки хит-парада и оставался в чартах почти три месяца. Гудящий бас, бойкие клавиши и очаровательный припев привели The Jackson 5 на вершину популярности.

Фредди Перрен вспоминал: «После двух хитов Берри продолжал спрашивать: „А как насчет продолжения? Что насчет продолжения?” Он очень хотел получить третий шлягер. Мы сводили дорожки для третьей песни на Sound Factory в Голливуде. Берри никогда не приходил на сеансы наложения музыки, но изменил привычке. Послушал минут пятнадцать и сказал: „Я не волнуюсь. Вы, ребята, сделали еще один хит”. И ушел. Именно тогда мы узнали, что у нас есть третий хит».

Это был сингл The Love You Save, выпущенный в мае 1970 года, еще одна потрясающая песня для подростков с захватывающим дух исполнением Майкла. В The Love You Save милый куплет и жалостливый припев стали наживкой, а заразительное сочетание гитары и перкуссии подсаживало на крючок. Как и предсказывал Дик Ричардс, «Корпорация» разработала формулу успеха для The Jackson 5, которая во многом походила на модель Холланда-Дозье-Холланда, примененную в работе с The Supremes. Первые три хита от Дайаны и девочек, Where Did Our Love Go? Baby Love и Come See About Me, по сути, являлись одной и той же песней с хитроумно измененной структурой аккордов в нужных местах. Дик и компания использовали тот же волшебный метод с I Want You Back, ABC и The Love You Save – песнями, звучащими настолько похоже, что непосвященному слушателю ничего не стоит их перепутать. Берри хотел три песни № 1 для The Jackson 5 и, как обычно, добился своего.

Было продано 1 948 761 копий The Love You Save, что немного уступало продажам двух предыдущих пластинок, но все же сингл считался мощным хитом. В Англии он достиг седьмой строчки чарта и оставался там почти два месяца.

Песня также подарила The Jackson 5 звание первой группы в эпоху рок-н-ролла, чьи три песни попали на вершины хит-парадов. И снова они сместили песню The Beatles (The Long and Winding Road) с первого места.

«Все становилось только лучше…»

Первый концерт The Jackson 5 в качестве гордости Motown состоялся в конференц-центре Филадельфии в субботу вечером второго мая 1970 года. Несмотря на потрясающие продажи пластинок, никто не мог предположить, насколько популярными они стали всего за пять месяцев. Более трех с половиной тысяч кричащих фанатов собрались в международном аэропорту Филадельфии в надежде хоть мельком увидеть молодых братьев. Только благодаря невероятным усилиям лучших сотрудников службы безопасности Джексонам удалось выбраться целыми и невредимыми.

Сцена повторилась на следующий вечер на концерте, когда сотня полицейских снова и снова сгоняли публику со сцены. Три лимузина в сопровождении мотоциклов доставили The Jackson 5 обратно в отель после выступления. Как только самый младший мальчик вошел в номер, он не выдержал и заплакал.

«Майкл [которому было одиннадцать лет] оказался напуган до смерти, – говорит Джермейн. – Мы же были больше удивлены, чем напуганы, но Майк действительно пребывал в ужасе. Он говорил: „Не знаю, смогу ли я заниматься этим всю жизнь. Может быть, какое-то время, но не всегда”».

Массовая истерия послужила предупреждением для Motown о том, что в следующий раз, когда братья будут выступать с концертом, компания должна быть лучше подготовлена.

В том же месяце The Jackson 5 выпустили второй альбом ABC. Он стал даже более успешным, чем дебютный, разошедшийся тиражом 867 756 копий. Вскоре Берри организовал переезд семьи из дома на Квинс-роуд в более крупный на Боумонт-драйв над Троусдейл Эстейтс. Неподалеку жил Либераче, а также Дэви Джонс из The Monkees. «Их [Джексонов] выставили из нескольких домов, – объяснял Берри Горди Майклу Голдбергу в интервью Rolling Stone. – Видите ли, от них слишком много шума. У них была своя группа, и мы находили для них дом, но потом их выгоняли. Мы арендовали другое место, они продолжали сильно шуметь, и их снова выставляли за дверь».

В июле 1970 года The Jackson 5 побила рекорды посещаемости «Форума» в Лос-Анджелесе, продав 18 675 входных билетов. Концерт собрал 105 тысяч долларов.

«Я был на том выступлении в „Форуме” с Берри и Дайаной, – рассказывал продюсер группы Дик Ричардс. – Нас чуть не затоптали насмерть. Перед тем как они начали исполнять The Love You Save, Майкл сказал что-то вроде: „Вот та песня, которая выбила The Beatles с первой позиции”, – и это спровоцировало настоящее безумие. Мы были на третьем ряду и в середине концерта услышали громкий звук, ряды складывались один за одним, люди падали друг на друга. Кто-то выбежал на сцену и забрал оттуда детей. Они даже песню не допели. Берри, Дайана и я покинули ряд как раз вовремя, прежде чем его снесли подростки, пытавшиеся добраться до сцены».

Месяц спустя компания выпустила первую балладу The Jackson 5 I’ll Be There. Она казалась Горди очевидным следующим шагом, но это должна была быть правильная песня, чтобы ее приняли фанаты, привыкшие к радостному звучанию. I’ll Be There – нежная смесь проникновенной мольбы и сладостного вдохновения. В сопровождении клавесина и клавишных исполнение Майкла было безупречным. Песня закрепила за The Jackson 5 славу универсальных звезд звукозаписи. Сингл был № 1 в Америке в течение пяти недель, было продано более двух с половиной миллионов копий по всему миру (250 000 из них только в Великобритании). Песня вышла на четвертое место в Великобритании и оставалась в британских чартах более четырех месяцев!

I’ll Be There вытеснила трек Нила Даймонда Cracklin’ Rosé с первой позиции в поп-чартах Billboard и стала самой продаваемой пластинкой Motown; компания утверждала, что всего было продано более четырех миллионов копий, но на самом деле цифра составила примерно на 800 000 копий меньше (3 178 523 экземпляра). В итоге The Jackson 5 стали первыми исполнителями в истории поп-музыки, чьи дебютные четыре сингла побывали номером один в чарте Billboard. Как выразился Майкл: «Все становилось только лучше».

В октябре 1970 года группа снова отправилась в путь, чтобы провести дополнительные концерты на Восточном побережье. Однако три выступления в Техасе оказались под угрозой, когда против них выступили члены программы Operation Breadbasket, «Южного христианского совета лидеров», – организации, занимающейся улучшением экономических условий жизни чернокожих. Дик Кларк занимался продвижением тура, а представители Operation Breadbasket посчитали, что Motown должен был нанять кого-то чернокожего. «Это просто смешно, – говорил Берри Горди. – Черный, белый. Какая, черт возьми, разница, пока мы все делаем деньги?»

Тем не менее протестующие распечатали листовки и готовились к пикетированию на концертных площадках. Пресса была в ожидании скандала. «Именно то, что нам нужно, – сказал Берри промоутеру Motown, работающему с Диком Кларком. – Отменить. Скажи Кларку отменить выступления во всем проклятом штате. Они увидят The Jackson 5, когда возьмутся за ум». Концерты были отменены.

«The Jackson 5 выше расовых предрассудков, – скажет позже Берри Горди. – Никто не может указывать мне, как строить карьеру мальчиков. Черный или белый, я принимаю решения. Это моя группа».

Без сомнения, заявление Берри стало бы новостью для Джозефа.

К январю 1971 года двенадцатилетний Майкл Джексон осознал, что индустрия развлечений – сложный бизнес. За последние пару лет он часто становился тому свидетелем, но все же умел справляться с трудностями, связанными с записью, гастролями и появлением на телевидении. Успех был для него еще слишком новым чувством, чтобы вызывать какие-либо ощущения, кроме постоянного волнения. «Это лучшее, что когда-либо случалось с нами, – говорил Майкл о достижениях своей семьи. – Мисс Росс сказала мне, что люди в шоу-бизнесе могут страдать. Я не понимаю, как подобное возможно».

К тому времени Motown выпустили пятый сингл The Jackson 5 Mama’s Pearl. Сохраняя стилистику предыдущих заводных синглов, Майкл вновь солировал, конечно же, в окружении своих братьев, которые время от времени получали возможность пропеть строчку в куплете. Гитары гудели во время припева, а песню отличало характерное звучание «Корпорации».

С самого начала с песней Mama’s Pearl возникла заминка. Дик Ричардс решил, что Фонс Мизелл и Фредди Перрен поработают над синглом без него, чтобы посмотреть, что у них получится. Когда Дик пришел на студию, он услышал, как Майкл поет: «Он сказал, что мое – его, а его – мое…» Для мальчика они придумали песню под названием Guess Who’s Making Whoopie (With Your Girlfriend). В ней шла речь об обмене девушками – определенно, не лучший сюжет для подростка. Дик попросил Фонсе и Фредди переработать текст, но не мелодию, и за короткое время они придумали Mama’s Pearl.

Несмотря на то что запись добралась «только» до второго места в чарте Billboard, она стала № 1 по версии журнала Cash Bo, так что Берри остался доволен. Однако в Великобритании композиция достигла лишь 25-го места.

Начало года ознаменовало сентиментальное событие: 31 января The Jackson 5 вернулись в родной город Гэри, штат Индиана. В то время Джеки было девятнадцать, Тито – семнадцать, Джермейну – шестнадцать, Марлону – тринадцать, а Майклу – двенадцать лет. В рамках кампании по переизбранию мэра Ричарда Гордона Хэтчера группу попросили дать два концерта в средней школе Вестсайда. Расстояние между Гэри и Лос-Анджелесом можно измерить в милях, но чтобы определить расстояние между Гэри и звездной славой, потребуются световые года. Возвращаясь домой звездами, братья Джексоны придали событию большой размах: прибыли на вертолете, приземлившемся на стоянке Вестсайд Хай, где две тысячи студентов собрались, невзирая на мороз, чтобы поприветствовать их.

Оба концерта прошли с аншлагами. Пятнадцать тысяч счастливых обладателей билетов пришли отдать дань уважения пятерым землякам. Два года назад многие из тех же соседских детей бросали камни в дом Джексонов, издеваясь над группой во время репетиций. Теперь они принимали успех семьи как свой, гордясь тем, что все они вышли с одних и тех же улиц. Когда зажглись прожекторы и Джексоны предстали перед зрителями в своих радужных облачениях, фанаты не могли сдерживать эмоции. Спортзал был набит битком, наверное, самой шумной публикой из всех, встреченных мальчиками. Было так много вспышек фотоаппаратов, что казалось, будто в зале нашествие светлячков.

После первого концерта мэр Хэтчер проводил семью Джексонов обратно в их бывший дом на Джексон-стрит. В их честь улицу переименовали в бульвар The Jackson 5 на целый день. На лужайке перед старым домом по адресу Джексон-стрит, 2300, красовалась табличка: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, The Jackson 5. ХРАНИТЕЛИ МЕЧТЫ». Позже, когда лимузин тронулся с места, фанаты бросились к плотно закрытым окнам. Находившиеся внутри мальчики улыбались и махали руками, пораженные творившимся вокруг безумием. Следующей их остановкой была ратуша, где группе вручили ключи от города. Мальчики вернулись домой героями, символами надежды. В своем выступлении в тот день мэр Хэтчер сказал, что «The Jackson 5 прославили Гэри по всей стране и миру, превратив его в город, которым можно гордиться». Джозеф, в свою очередь, очень гордился сыновьями. Находясь на подиуме, он произнес: «Я всегда говорил сыновьям: в жизни ты либо победитель, либо проигравший, но никто из моих детей никогда не будет проигравшим. Я с гордостью могу сказать, что они доказали мою правоту».

Следующий сингл The Jackson 5 Never Can Say Goodbye выйдет в марте 1971 года и достигнет второго места через месяц, разойдясь тиражом почти два миллиона копий. Однако песне удалось занять лишь 33-ю строчку в Великобритании, поэтому Горди стал немного беспокоиться о привлекательности группы на международном уровне. Тем не менее это была важная запись. Автор, актер Клифтон Дэвис, вспоминал: «Речь шла об эмоциональной песне, много значившей для меня, когда я ее писал. Я волновался, что Майкл может не понять слова о страдании и разбитом сердце. Помню, как он спросил меня об одной из строк: „Что означает слово „осадок”?” Я объяснил. Он пожал плечами и просто спел строку. „Остается этот осадок, остается это сомнение”, – пел он. И я ему верил».

Джозеф и Кэтрин покупают поместье

5 мая 1971 года, после того как мальчики вернулись из очередного национального турне, Джексоны переехали в большой дом по адресу Хейвенхерст, 4641, в Энсино, штат Калифорния, где Джозеф, Кэтрин и прочие Джексоны (за исключением Майкла и Джанет) проживают и по сей день.

Супруги купили недвижимость за 250 000 долларов. Они переехали на следующий день после сорок первого дня рождения Кэтрин. Она попросила Джозефа не продавать дом с двумя спальнями в Гэри, «на всякий случай, если финансовое состояние семьи ухудшится и им всем придется вернуться в Индиану». Хотя Джексон-старший не думал, что подобное может произойти, он решил не продавать дом на Джексон-стрит, 2300, а сдать его в аренду. (Сегодня он оценивается примерно в 100 000 долларов и все еще принадлежит семье.)

Джозеф и Кэтрин никогда не совершали такой крупной покупки, как в Энсино, и не знали, как это делается. Джексон хотел заплатить за будущее владение наличными («По крайней мере, тогда оно будет нашим и никто не сможет нас выгнать»), но ему не хватало сбережений. Так или иначе, Берри Горди убедил его, что семье нужно списать как можно больше налогов на собственность, поскольку их доход рос ежемесячно, и проценты по ссуде могли быть списаны с их налогов. Несмотря на то что Джозеф принял решение вкладывать как можно меньше денег в собственность в Энсино из-за того, что его кредитный профиль не был хорошим, ему пришлось поднять ставку почти на 40 %, чтобы получить кредит. Это были большие деньги для первоначального взноса: 100 000 долларов. Берри хотел одолжить Джозефу и Кэтрин средства, но Джексон отказался. «Если мы собираемся жить в этом доме, он должен быть нашим», – сказал он продюсеру. Motown уже и так слишком сильно контролировал его детей: мужчина не хотел, чтобы Берри получил еще и право владения семейным домом.

В конце концов главе семьи все же удалось взять в кредит 100 000 долларов, но он должен был получить большой аванс за деятельность своих сыновей. Конечно же, от Motown… то есть от Берри.

Энсино находится в тридцати пяти минутах езды от центра Лос-Анджелеса, является одним из самых богатых районов Южной Калифорнии и домом для многих знаменитостей. Собственность Джексонов площадью два акра, украшенная восемнадцатью цитрусовыми деревьями и бесчисленными экзотическими растениями, находилась под защитой электронных ворот, по бокам располагались гостевой дом, дом для игр и помещения для прислуги.

Джонни Джексон и Ронни Рэнсифер, барабанщик и органист The Jackson 5, переехали в особняк вместе с остальной семьей. Так произошло потому, что Джозеф и Кэтрин беспокоило влияние обоих мальчиков (особенно Джонни) на их сыновей. Парни предпочитали тратить, а не копить те небольшие деньги, что им давали. Кроме того, они курили сигареты и употребляли алкоголь. Джозеф подумывал позволить им уйти, но решил, что это будет несправедливо, поскольку они стали частью группы с первых дней в Гэри.

«В доме было пять ванных комнат и шесть спален, – вспоминала Сьюзи Джексон, бывшая жена Джонни. – Джеки и Ронни делили комнату. Тито был с Джонни, Джермейн с Марлоном, Майкл с Рэнди, а Ла Тойя с Джанет. Была еще одна спальня, которую занимали Джозеф и Кэтрин. В общем, там жило много народа».

В центре гостиной располагался утопленный диван. Стены украшали многочисленные таблички, золотые и платиновые пластинки, означающие, что синглы и альбомы были проданы миллионными тиражами. Один репортер отметил, что комната напоминала «нечто среднее между вестибюлем мотеля и холлом звукозаписывающей компании на Сансет-бульвар».

На территории располагались огромный бассейн, небольшая баскетбольная площадка, корт для игры в бадминтон и тир для стрельбы из лука. Безмятежное окружение сулило безграничный покой столь знаменитой семье. Они надеялись, что, когда придет время, смогут расслабиться здесь и набраться сил вдали от навязчивых взглядов публики.

В планах было добавить студию звукозаписи за 100 тысяч долларов и фотолабораторию за 25 тысяч долларов.

Обычно «Датсун» 240 Z Джеки Джексона был припаркован на въезде рядом с новой «Ауди» Кэтрин, золотым кабриолетом «Мерседес» 300 SE Джозефа и большим семейным фургоном.

«Мы весело проводили время в “казенном доме”, – вспоминала Сьюзи Джексон. (Со временем многие родственники стали называть этот дом „казенным”, потому что ощущали, что для сыновей и дочерей Джексонов он стал не только жилищем, но и тюрьмой.) – Там происходили не только драмы и предательства, но и вечеринки. Вначале мы ощущали особую близость. Я помню много веселых моментов, когда они только въехали. Каждый раз, когда вы оказывались в доме, Джексоны жарили арахис».

Хотя Кэтрин наслаждалась роскошным особняком и прочими радостями новой жизни, она скучала по Гэри. Проще говоря, женщина была не так счастлива в Лос-Анджелесе, как ожидала. Она скучала по своим старым друзьям и родственникам.

Если Южной Калифорнии суждено было стать ее новым домом, Кэтрин не собиралась позволять гламурному окружению превратить ее или семью в напыщенных снобов. Она была полна решимости поддерживать нормальное течение жизни.

Кроме того, семья Джексонов не раздумывая выражала свою признательность людям, помогающим им в построении карьеры. Скромным встречам в интимной обстановке они предпочитали большие приемы, организованные с размахом, где на первом месте стояло количество приглашенных. Для Кэтрин такие вечеринки были как обычные дружеские посиделки. Только вместо пива и крендельков на заднем крыльце она предлагала обильные угощения в семейном поместье. Женщина была радушной хозяйкой, и каждый гость чувствовал себя как дома. Вне всякого сомнения, Джозеф гордился своим владением. Он снова и снова проводил экскурсии для всех, кто выражал интерес. В августе 1972 года после выступления The Jackson 5 в «Форуме» в Лос-Анджелесе, Кэтрин и Джозеф устроили одну из вечеринок в семейном доме для примерно пятидесяти друзей, представителей прессы и шоу-бизнеса.

Супруги не разочаровали гостей. Они накрыли шведский стол длиной 12 футов (3 метра), где были гамбургеры, ростбиф, перец чили, шиш-кебаб, свежие фрукты и морепродукты. Тележку с пирожными украшали красные и желтые розы. Посреди семейного бассейна овальной формы Джозеф разместил огромный логотип J-5, сделанный из роз и окрашенных гвоздик. Чтобы поразвлечься, The Jackson 5 сразились с The Temptations в баскетбольном матче. Джексоны выиграли.

(Автор книги был гостем на многих вечеринках семьи Джексон в период с 1976 по 1981 год в доме в Энсино.)

Телефонная компания ежемесячно меняла номер телефона в доме на новый, чтобы его не узнали посторонние. Тем не менее цифры постоянно становились достоянием общественности. Однажды девушка из Ньюарка позвонила Майклу, чтобы поговорить с ним в два часа ночи, буквально через сутки после смены старого номера на новый.

Как всегда, Джозеф ограничивал телефонные разговоры пятью минутами и, не колеблясь, брался за ремень, если кто-либо из младших членов семьи нарушал правило, будь то поп-звезда или нет. Мягко говоря, дети были очень дисциплинированными. Фактически, мальчиков знали в голливудских кругах как самых воспитанных юношей в шоу-бизнесе. «Иногда казалось, что они чересчур милые, – говорил один репортер. – Складывалось ощущение, что что-то не так. Они напоминали привидения».

Джермейн вспоминал, что, когда семья переехала в дом в Энсино, они стали отдаляться друг от друга просто потому, что там было слишком просторно. «Мы были очень близки, когда жили в других местах, до Энсино, – рассказывал он. – В Гэри у нас было две спальни, одна для наших родителей и другая для всех нас. Нам приходилось быть рядом. Эта близость сплотила нас как семью. Но в Энсино пространство оказалось настолько большим, что мы должны были заранее планировать наши встречи. Я думаю, что Майкл был особенно несчастен там. Как и я, он чувствовал, что все мы постепенно теряем связь друг с другом».

В июне 1971 года The Jackson 5 выпустили очередной сингл для Motown Maybe Tomorrow, который разошелся тиражом 830 794 копии – меньше, чем у предыдущих альбомов, но все равно заслуживал уважения. Месяц спустя группа записала первый специальный телевизионный выпуск «Goin’ Back to Indiana» для ABC-TV (он вышел в эфир в сентябре). Позже у них даже будет свой мультсериал, настолько популярными они стали за такое короткое время. (Реальные голоса Джексонов слышны в музыкальных номерах, но их диалоги озвучивали молодые чернокожие актеры.) Тем летом The Jackson 5 отыграли пятьдесят концертов за одно турне, что стало самой длинной серией однодневных выступлений для мальчиков. «Хотелось бы хоть раз закончить выступление, а не сбегать раньше времени из-за толпы, рванувшей на сцену, – жаловался Майкл. – У нас действительно хороший финал, но нам еще ни разу не выпал шанс его отыграть».

В августе того же года в Madison Square Garden шоу пришлось остановить, когда публика ворвалась на сцену всего через две минуты после начала. «Вернитесь на свои места, пожалуйста», – умолял испуганный солист. Однако в итоге группу вытащили из толпы и быстро вывели из помещения. Концерт возобновился после того, как зрители успокоились. Шестьдесят минут спустя, когда концерт подошел к концу, Джексоны, чтобы скрыться как можно быстрее, бросились к ожидающим лимузинам, не исполнив заключительный номер. Люди взбесились. Как только фанаты поняли, что группа ушла, они хлынули на сцену, подобно разъяренной толпе, сметая на своем пути полицию и охрану, рыская в гримерке в поисках своих кумиров.

Это было пьянящее время для парней из Гэри, и им никогда не суждено будет достичь ни той близости, ни той радости, которые они познали тогда. Изолированные от постороннего общества представителями Motown и собственным отцом, они составляли компанию друг другу. В свободное время они развлекались, бросая водяные бомбочки и пакеты с водой из окон гостиничных номеров, устраивая бои подушками и играя в «Скрэббл», «Монополию» и карты. (Они прозвали Джермейна «Лас-Вегас», потому что он так наловчился, что стал настоящим шулером.) У Майкла сохранились теплые воспоминания о командных поединках и битвах за крем для бритья с братьями, пока они сидели взаперти в номерах, «или о забегах по коридорам отеля, когда наш сопровождающий спал», говорил он.

Майкл, которому в то время было двенадцать, был настоящим проказником. Ему нравилось звонить на ресепшн, заказывать огромные обеды, а затем отправлять их незнакомым постояльцам отеля. Но больше всего он любил устанавливать ведро с водой над дверью в их с Джермейном комнату (они всегда жили вместе), таким образом, каждый, кто туда входил, оказывался облит.

«Майк постоянно сваливал все на меня, – с усмешкой вспоминал Джермейн. – Он обожал розыгрыши: бросить нас в коридоре в одном нижнем белье или брызгать из водяных пистолетов. Как правило, инициатива всегда исходила от него. Мы много развлекались. Нам всегда было весело».

Действительно, для The Jackson 5 успех был приятным и невинным событием. «У нас нет золотых пластинок, – сказал мне однажды Майкл с грустным выражением лица. Затем, немного погодя, он добавил: – Потому что они все платиновые! Ха-ха!»

Время от времени кто-то из братьев Джексон проявлял интерес к противоположному полу. Когда группа выступала в Hollywood Bowl, за кулисами шестнадцатилетняя дочь Берри Горди Хейзел обняла Джермейна, которому тоже исполнилось шестнадцать, и, казалось, покусывала его за ухо. Джозеф удивленно наблюдал за происходящим, а затем отвел сына в сторону.

«Что с ней происходит?» – потребовал он ответа.

«Я не знаю, – сказал Джермейн, пожимая плечами. – Думаю, я ей нравлюсь».

Сначала Джозеф был раздражен. Затем он задумался и одобрительно кивнул. «Дитя Берри, – пробормотал мужчина про себя. – Хм, неплохо. Совсем неплохо».

Во время концерта Джермейн решил посвятить песню Bridge Over Troubled Water, где он солировал: «Хейзел, в честь ее дня рождения». Реакция публики была вялой. И хотя обычно после номера ему аплодировали стоя, казалось, тем вечером фанатки в толпе не оценили честность молодого человека в отношении его дружбы с Хейзел.

Позже он рассказывал: «Помню, отец отвел меня в сторону и произнес: „Тебе лучше больше так не делать”. И я сказал: „Знаешь, ты прав. Лучше не надо”. Так я и поступил».

Первая сольная пластинка Майкла

Джозеф Джексон постоянно следил за конкурентами, а именно за Osmond Brothers, семейной группой из Солт-Лейк-Сити, штат Юта. В июне 1971 года MGM Records выпустили сольную композицию Sweet and Innocent в исполнении самого молодого участника группы Донни Осмонда. Успех записи практически гарантировал ему статус звезды в журналах для белых подростков. Несмотря на популярность и привлекательную внешность, из-за цвета кожи таблоиды никогда бы не представили The Jackson 5 как кумиров молодежи. Хотя Джексоны время от времени появлялись в таких журналах, как «16» и «Fave», Осмонды и подобные им белые звезды господствовали на страницах периодических изданий. Данный подход огорчал Джозефа, расценивавшего его как проявление расизма.

После выхода хита от Донни Осмонда Джексон решил, что Майкл тоже должен записать песню один. Вдвоем с Берри Горди они приняли решение выпустить трек Got to Be There как сольный сингл Майкла, а не как запись группы, отойдя от первоначального плана. Майкл по-прежнему будет частью группы, также как Донни оставался участником Osmond Brothers, но теперь он выступит как сольный исполнитель Motown. «Так мы все сможем зарабатывать больше денег», – рассуждал Джозеф. Он и представить не мог, что только что привел в действие план, который однажды разлучит Майкла не только с его братьями, но и с ним самим.

Got to Be There вышел в октябре. Хотя он и не достиг вершины хит-парадов, но превратился в своего рода проверку, и братья Джексон увидели, что Майкл может самостоятельно пробиться в пятерку лучших. В Англии песня достигла пятой строки хит-парада и оставалась в топ-50 почти три месяца. По всему миру было продано 1 583 850 копий Got to be There.

Отлично реализованная песня о любви стала идеальным стартом для сольной карьеры Майкла; определенно, это одна из самых красивых песен, выпущенных Motown. В то время она оказалась предметом зависти многих артистов, чья угасающая карьера могла возродиться благодаря столь многогранному и хорошо сделанному номеру. Трек упрочил положение и без того очень популярного солиста группы The Jackson 5.

Сразу после Рождества 1971 года братья отправились в концертный тур по югу страны. В Далласе репортер договорился об интервью в их гостиничном номере. Вскоре за дверью собрались фанаты, скандируя: «Майкл! Майкл! Майкл!» Тито вышел в коридор, надеясь их успокоить. Когда он открыл дверь, группа девушек ворвалась в комнату и начала целовать и обнимать Майкла, совершенно игнорируя остальных присутствовавших. Братья, похоже, не завидовали и отнеслись к инциденту скорее как к возможности подразнить младшего. «Дождись, пока я выпущу свою сольную песню, – сказал Джермейн. – Посмотрим, кто здесь будет ловелас».

«Сейчас ловелас – Майкл», – сказал Джеки после того, как охранники вывели девушек из комнаты.

«Да ладно вам», – робко возразил младший брат.

«Все так, – подтвердил Джермейн, – но ненадолго…»

И тут все четверо набросились на мальчика, защекотали его и повалили на пол. Их смех эхом разлетался по коридорам.

Взрослея у всех на виду

Анализируя жизнь человека, неизбежно чувствуешь соблазн вернуться в прошлое, чтобы найти виноватых в том, как все обернулось, но это не всегда справедливо. Конечно, у Джозефа и Кэтрин были лучшие намерения, когда они воспитывали детей, и они не собирались причинять им вред. Хочется верить, что родитель, который намеренно пытается полностью испортить жизнь ребенку, все же редкость. Если бы Джозеф сказал сыновьям забыть о шоу-бизнесе и сосредоточиться на жизни вне поля зрения публики, подобное требование точно добром бы не кончилось. Как бы они ни старались, система ценностей семьи Джексон, как минимум, отклонялась от нормы. Братьям сказали, что они должны сделать все необходимое, чтобы достичь вершины. Кэтрин пыталась бороться с подобным подходом и надеялась привить им на жизненном пути другие идеалы, в частности связанные с ее вероисповеданием. Однако ни один из религиозных принципов не казался действительно важным в мире, где воспитывались ее дети, в мире шоу-бизнеса. Все они оказались во власти большой иллюзии: если стать богатыми и знаменитыми, то жизнь улучшится. Судьба и обстоятельства, а также очевидная неопытность в воспитании запустили цепь событий, которые нанесут непоправимый вред всем детям Джексонов, и особенно Майклу. У старших братьев хотя бы оказалось несколько лет форы, они успели застать детство. Майкл же был навсегда лишен такой возможности: ему едва исполнилось пять, когда его поглотил мир шоу-бизнеса.

Безусловно, мальчики любили выступать – более того, они хотели выступать. И преуспели в этом деле. Довольное лицо Майкла на сцене не оставляло сомнений: он делал то, что хотел, и, если бы ему предложили выбирать между игрой в баскетбол с друзьями и выступлением на сцене, он бы предпочел последнее. Однако существует тонкая грань между желаниями детей и их интересами. Вероятнее всего, Джозеф не совсем понимал или не был в состоянии оценить разницу между собственными планами на детей и тем, что могло оказаться им полезным.

Маленьких звезд отличают не только огромные суммы денег, что они зарабатывают. Большинство детей-исполнителей также не получают достаточного образования. Единицам удается регулярно посещать общеобразовательную школу. В киноиндустрии их часто обучают на съемочной площадке. У MGM[4] даже была школа для детей, снимавшихся в их фильмах. Хотя дети должны были заниматься определенное количество часов каждый день, съемка часто оказывалась важнее уроков. Они получали от занятий то, что могли, а затем возвращались к своей работе перед камерами.

Более того, юные артисты часто лишены возможности овладеть социальными навыками – важнейшим инструментом в отношениях с людьми. Другие мальчики и девочки вокруг, как правило, тоже работают. Одни из самых счастливых воспоминаний Джуди Гарленд связаны с мимолетным эпизодом юности, когда казалось, что ее карьера катится в никуда. Она бросила школу при студии, поступила в Голливудскую школу, скрывая свое прошлое от однокурсников, и наслаждалась жизнью по полной. (Тот счастливый период внезапно закончился, когда заместитель директора сказал ей, что она не должна ходить в школу с «нормальными людьми».)

Младшие мальчики Джексон, Майкл и Марлон, романтизировали пару лет, проведенные в общеобразовательных школах, представляя их как самые яркие моменты жизни, но, по правде говоря, они были не так уж счастливы. Майкл учился в шестом классе начальной школы на Гарднер-стрит в Лос-Анджелесе, хотя часто пропускал занятия из-за своего рабочего графика. Вероятнее всего, он был там просто гостем, появляясь в классе эпизодически, словно в телешоу. Его учительница в шестом классе, Лаура Джерсон, вспоминала: «Как-то раз я учила детей песне с трехчастной гармонией и взяла фальшивую ноту, у меня самой волосы встали дыбом. Майкл вытаращил глаза. Никто, кроме него, не заметил. Он никогда не говорил о себе. Время от времени мальчик пропадал и появлялся на телевидении…»

В седьмом классе Майкл присоединился к Марлону в средней школе Эмерсона. Но к тому времени успехи The Jackson 5 в Motown лишили их уединенной жизни. Они провели там всего две недели. Несомненно, это был слишком короткий срок, чтобы успеть интегрироваться в общество или близко познакомиться с кем-то. Но мальчики были вынуждены уехать. Им грозили расправой, и все закончилось: Джозеф забрал их из государственной школы. Его решение устраивало братьев: они и сами хотели уйти. «В коридорах стояли толпы людей и просто заглядывали в кабинет», – вспоминал Марлон. – Нас это и смущало, и пугало». С тех пор парни получали образование в частных школах или дома.

Закон Калифорнии требует, чтобы работающие подростки обучались в школе не менее трех часов в день. Миссис Роуз Файн, назначенная государством в качестве «надзирателя за благополучием детей», стала наставником для младших Джексонов. Находясь в дороге, большую часть времени они готовились к контрольным, которые сдавали сразу по заселении в гостиничные номера. В перерывах между учебой, репетициями, настройками звука и концертами, а также обычным дуракавалянием мальчикам всегда было чем заняться.

Посещая частную школу в свободное от гастролей время, то есть не систематически, Майкл откровенно скучал, он отказывался выполнять домашние задания и сделался ужасным учеником. На уроках рисовал животных и монстров, вместо того чтобы уделять внимание учебе. Когда его просили ответить, парень не имел представления, о чем шла речь, и ему было все равно.

У Джеки и Тито сохранились неприятные воспоминания о времени, проведенном в средней школе Фэрфакс, государственной школе Лос-Анджелеса. Карьерные установки делали почти невозможным нормальный образ жизни; находясь в центре всеобщего внимания, они не могли стать членами ни одной спортивной команды – большое разочарование для Джеки, любившего бейсбол. Когда их начали примечать прежде безразличные одноклассники, два брата уже подозрительно относились к окружающим. Кто искренен в намерениях, а кем движут скрытые мотивы в желании узнать их?

Джеки и Тито закончат Фэрфакс, когда им исполнится восемнадцать. По крайней мере, они смогут вспоминать о том недолгом периоде, когда находились среди людей, далеких от шоу-бизнеса, даже если сами не были в восторге. Майкл, Марлон и Джермейн не имели подобной возможности (уполномоченная Роуз Файн вручила им эквиваленты дипломов об окончании средней школы). Хотя формально они и были выпускниками, трое младших мальчиков Джексон, безусловно, не получили достаточных знаний по основным предметам, в чем нет вины Роуз Файн, ведь она, вероятно, сделала все возможное. По сей день у каждого наблюдаются проблемы с почерком, грамматикой и (это касалось и Майкла) с орфографией. Кроме того, у них нет понимания истории, за исключением той информации, которой они нахватались за время поездок.

Еще в 1972 году, когда певцу исполнилось примерно четырнадцать, он стал вести себя иначе, чем его братья. В то время как они легко справлялись с бременем славы, казалось, оно сильно давило на подростка. «Он просто чувствительнее других», – объясняла Кэтрин. Если о ком-то в истории шоу-бизнеса и можно было сказать, что ему не хватало «навыков общения», так это о Майкле Джексоне. Он не просто не понимал других, но даже не пытался их понять, потому что в юности, как правило, находился в окружении детей из шоу-бизнеса или богатых студентов. Те, как и он сам, почти не сталкивались с обывателями.

Именно тогда Билл Брэй (охранник The Jackson 5, много лет работавший на певца) позаботился о том, чтобы в отелях артист имел доступ к грузовым лифтам и не пользовался общественным лифтом с «обычными людьми», как их называл сам подросток.

Годом ранее Майкл сказал Джуди Шпигельман из журнала Soul: «Я такой же, как другие дети». Однако вскоре он осознал, что совсем не похож на них. Остальные члены группы, похоже, не возражали против «обычных людей» (пока речь не заходила о толпе безумных фанатов), даже если их ничто не связывало. Однако Майкл всегда привлекал больше внимания. Когда он входил в помещение с кем-то из братьев, именно его атаковали фанаты. То, что его выделяли, давали почувствовать себя особенным и притягивающим всеобщие взгляды, сильно повлияло на певца. У него появились признаки глубокой беззащитности и даже неполноценности. Как будто он понимал, что не вписывался. Молодой человек чувствовал, что, если бы мог провести свою жизнь на сцене, то был бы счастлив. К сожалению, мир не был его сценой. Ему приходилось иметь дело с публикой, но он не мог адаптироваться и в такие моменты чувствовал себя не в своей тарелке.

«Майкл стал одиночкой, – вспоминала Кэтрин Джексон. – Я волновалась за него, но надеялась, что он перерастет это, что это фаза взросления. Он не ладил с ребятами своего возраста. Ему было лучше со взрослыми. Не знаю, были ли у него друзья-сверстники. Думаю, нет. Как и прежде, братья были его друзьями. Я считала, что пока мы все будем держаться друг друга, с нами все будет в порядке. Я молилась, чтобы с нами все было хорошо».

Тито женится

Невероятный успех в музыкальной индустрии неизбежно привлек в жизнь Джексонов доступных женщин. Девушки на любой вкус и цвет кожи, всех форм и размеров стали предлагать себя, появляясь за кулисами после концертов и заманивая ребят всевозможными «услугами». Если Майкл и Марлон были слишком юны, то Джермейн и Джеки посчитали возможным воспользоваться повышенной сексуальной активностью молодых фанаток. Однако Тито не особо интересовали поклонницы. Он старался держаться в стороне и хотел уйти из дома и дистанцироваться от Джозефа.

В 1972 году Тито объявил, что намерен жениться на семнадцатилетней Делорес (Ди Ди) Мартес, с которой познакомился в средней школе Фэрфакса за несколько месяцев до того, как группа стала известной. Джозеф и Кэтрин были недовольны: они опасались, что Ди Ди могли интересовать лишь деньги, а Тито был слишком неопытен, чтобы это понять. Самое меньшее, что он мог сделать, по их мнению, – настоять, чтобы его невеста подписала брачный договор. Он так и поступил, и девушка согласилась.

Майкл отчетливо понимал, что, женившись, Тито разочарует фанатов группы, и хотел убедить его изменить свое решение. «Подумай о всех тех девчонках, что без ума от нас», – сказал он однажды, пытаясь урезонить парня, когда они находились в офисе Motown.

«Они даже не знают нас, Майк, – ответил Тито. – Мы не можем жить для совершенно незнакомых людей».

«Нет, они знают нас, – возражал Майкл, по словам очевидца, – и мы в долгу перед ними, Тито. Мы в долгу перед ними».

«И что прикажешь делать? – поинтересовался брат. – Провести с Джозефом всю оставшуюся жизнь? Если так, то я вообще не хочу быть в группе».

После таких слов Майкл отстал от Тито, возможно, опасаясь, что следующим его шагом может стать решение бросить сцену.

Джозеф и Кэтрин надеялись, что Берри Горди будет настаивать, чтобы Тито, будучи артистом Motown, оставался холостым. Однако когда Джексон-старший объяснил ситуацию продюсеру, тот предпочел остаться в стороне. «Не впутывайте меня, – сказал он. – Пока Майкл не женится, меня все устраивает».

Джозеф помрачнел. «Майкл не единственный член группы, Берри, – ответил мужчина. – Спасибо за помощь».

Свадьба состоялась в июне 1972 года в маленькой скромной часовне в Инглвуде, штат Калифорния. Джозеф провел большую часть вечера, бросая злобные взгляды на Ди Ди и ее семью. Кэтрин держалась более приветливо, хотя можно было предположить, что она просто пыталась пережить тот день. Их первый ребенок, сын, названный в честь Тито, родился год спустя. Поскольку сам артист был на гастролях, его роль взяла на себя Ла Тойя, пройдя с Ди Ди курс подготовки к родам.

Фанатки

Молодого Тито Джексона, возможно, и сбросили со счетов, но Джеки и Джермейн были молоды, холосты и готовы пуститься в любую любовную авантюру, предоставленную им славой. В прошлом Джозеф был для них ужасным примером и со временем не стал лучше. Случилось так, что популярность мальчиков позволила отцу заводить связи с их поклонницами! С таким учителем были ли основания полагать, что братья вырастут ответственными мужчинами? К 1972 году, гастролируя по стране и переезжая из города в город, старшие Джексоны успели оставить за собой длинный след из разбитых сердец. Затем они сняли квартиру недалеко от дома в Энсино, где могли развлекаться с фанатками вдали от пристального взора Кэтрин.

Ронда Филлипс оказалась одной из тех девушек. Сегодня ей сорок девять лет, она разведена и живет с тремя детьми в Лонг-Бич, Калифорния. В августе 1972 года, когда ей было восемнадцать, девушка познакомилась со своим кумиром Джеки – ему на тот момент был двадцать один год. Она была выбрана из аудитории одним из менеджеров группы, когда братья выступали на сцене «Форума» в Инглвуде, Калифорния. За кулисами Джеки передал Ронде записку с адресом, предлагая ей встретиться через час. Раздумывая над его приглашением, она почувствовала на себе чей-то взгляд и обернулась. Это был Майкл. «Он казался обычным симпатичным парнем, – вспоминает Ронда. – У него были крупные зубы, плоский широкий нос, идеальные волосы. Он выглядел как милый четырнадцатилетний чернокожий мальчишка по соседству. Майкл заметил клочок бумаги у меня в руке».

«Это Джермейн тебе дал?» – спросил он.

«Нет, Джеки».

«Он хочет с тобой увидеться, да?»

«Да, – ответила Ронда. – Не знаю, должна ли я…»

Певец не дал ей договорить.

«Нет, – сказал он, – Не думаю, что тебе стоит с ним встречаться».

Ронда спросила, почему. Женщина сохранила в памяти его ответ: «Мои братья не слишком вежливо обращаются с девушками. Они могут вести себя нехорошо. Пожалуйста, не ходи».

Ронда помнит, как подумала, что Майклу всего четырнадцать; как он мог что-то знать? Девушка сменила тему и попросила автограф, протянула листок бумаги, который ей дал Джеки, юный артист что-то нацарапал на нем и вернул поклоннице.

Представитель группы заказал такси для Ронды, чтобы она встретилась с Джеки. Ее доставили в квартиру Джексонов в Энсино. Когда машина подъехала к обочине, она случайно перевернула клочок бумаги, остававшийся у нее в руках, и увидела, что на обратной стороне Майкл написал не только свое имя. Он оставил послание: «Надеюсь, ты не пойдешь». И подпись: «Майкл Джексон».

Она вошла в здание, нашла квартиру и переспала с Джеки. «После сегодняшней ночи я больше не смогу с тобой видеться», – произнес он, когда все закончилось. Девушка заплакала.

«Внезапно мне стало стыдно, – вспоминала она много лет спустя. – Я осталась еще ненадолго, а затем он сказал, что снаружи меня ждет человек из Motown, чтобы отвезти домой. Джеки поцеловал меня, и я ушла. Все длилось менее получаса».

Когда Ронда вышла на улицу, подъехал белый «Роллс-ройс». Майкл и Марлон сидели на заднем сиденье. Автомобиль подъехал к обочине. Мальчики вышли, и Марлон пробежал мимо Ронды прямо в дом. Майкл подошел к ней.

«Что ты здесь делаешь? – спросил он обвинительным тоном. – Ты была в квартире с Джеки?»

«Да, была», – ответила она.

«Вы занимались сексом?» – выпытывал Майкл.

Ронда заплакала.

Майкл грустно покачал головой. «Мне очень жаль, – сказал он. – Брат заставил тебя?»

«Нет, конечно, нет. Я сама хотела».

«Ты сама хотела? – удивленно спросил Майкл. – Зачем?»

Ронда села в машину и опустила стекло. Подросток все еще стоял у обочины. «С тобой все будет в порядке?» – спросил он.

«Да», – произнесла девушка.

«К тому моменту я уже рыдала, – рассказывает Ронда. – Я закрыла окно, и машина тронулась. Я посмотрела в заднее окно, и последним, что увидела, был Майкл Джексон, стоящий на том же месте и махавший мне рукой на прощание».

В годы юности четырнадцатилетний певец часто делил комнату с братьями, пятнадцатилетним Марлоном и семнадцатилетним Джермейном. Последний ждал, пока их охранник Билл Брэй уснет, прежде чем пробраться в вестибюль, чтобы забрать девушек. Часто он приводил их обратно в комнату, а затем велел Майклу и Марлону, как вспоминал Марлон, «притвориться спящими».

Иоланде Льюис сегодня сорок шесть лет, она замужем и живет в Сент-Луисе. В одном из интервью она рассказала о своем опыте общения с Джермейном Джексоном в 1972 году, когда ей было шестнадцать. «Я была настоящей групис[5], – вспоминала женщина, – и мальчики давали концерт в Кливленде, где я тогда жила. После концерта мы с подругами отправились в отель, где, как мы знали, они остановились. У нас были значки и плакаты, мы просто хотели получить автографы, надеялись увидеть ребят, может быть, сфотографироваться с ними. Джермейн спустился и стал болтать с некоторыми из нас. Он был милым, застенчивым. Потом отвел меня в сторону и спросил, не хочу ли я подняться в его комнату. Естественно, я согласилась. Он был таким красивым, у него были идеальные белоснежные зубы.

Мы поднялись в номер, я вошла следом за Джермейном. Было очень темно, только ночник горел в углу.

“Майкл и Марлон спят, – прошептал он мне. – Так что мы должны вести себя тихо. Снимай одежду. Быстро”. Парень не был романтиком. Я легла с ним в кровать, и он забрался на меня сверху. Когда Джермейн достиг оргазма, то содрогнулся так сильно, что я испугалась, как бы он не разбудил Майкла и Марлона, которые спали в трех футах (метре) от меня на соседней кровати. По крайней мере, думала, что они спят. Когда я выскользнула из комнаты, то услышала, как Майкл сказал Джермейну: „Отлично постарался. А теперь не могли бы мы немного поспать, пожалуйста?”» Пройдет еще пара лет, прежде чем Марлон начнет развлекаться с поклонницами. Что касается Майкла, он в этом не участвовал: ему просто было неинтересно, и он считал поведение братьев по отношению к фанаткам недостойным. После многих лет столь травматичного опыта казалось, что сама идея секса стала для него ненавистной.

Человек, знавший артиста с 1974 года, однажды поделился: «Как-то во время нашего разговора Ребби сказала мне: „У Майкла нет времени на девочек”. Я спросил: „Что это за парень, у которого нет времени на девушек?” Она ответила, что у него были особые обстоятельства. Когда я попросил объяснить, о чем идет речь, то услышал ужасную историю. Когда Майклу было пятнадцать лет, один из членов его семьи, человек, которому он доверял (не скажу, о ком идет речь, хотя знаю его имя), решил, что тот уже достаточно взрослый, чтобы заняться сексом, и что он должен заняться сексом. Поэтому нашел двух проституток. Он попросил их обслужить парня по полной, а затем запер Майкла в одной комнате с ними. Ребби говорила, что тот инцидент сильно травмировал ее брата. Я не знаю, действительно ли у Джексона был секс с проститутками. Ребби не сказала».

Если все случилось на самом деле, данное событие должно было наложить глубокий психологический отпечаток на Майкла, как и на любого подростка, переживающего период полового созревания. Говорят, что позже младший Джексон стал обращаться к проституткам не для секса, а для разговора. Казалось, что реакцией на поведение братьев по отношению к поклонницам стала попытка Майкла убедить себя в том, что женщины хороши не только для развлечений в постели. Джеймс Макфилд, бывший пианист и руководитель группы, вспоминал: «Иногда, может, пару раз, Майклу просто необходимо было с кем-то поговорить, и его знакомили с очень милыми женщинами, чтобы он мог провести время в компании противоположного пола. Но, насколько мне известно, он не занимался с ними сексом и между ними вообще не происходило ничего интимного. Ему нравились красивые девушки, чистые девушки, которые, казалось, не знали улицы».

Одна из таких «девушек для свиданий» вспоминала знакомство с Майклом после концерта в Нью-Йорке. «Я торчала за кулисами, так как работала в гардеробе Мэдисон-Сквер-Гарден, – рассказывает Лилиас Харрис, – когда человек, представившийся сотрудником Джексонов, подошел ко мне с вопросом, не хочу ли я провести вечер с Майклом. „Черт возьми, да”, – ответила я. Он спросил меня, сколько денег мне нужно заплатить, и я сказала, что сделаю это бесплатно. Я хотела заняться сексом с Майклом Джексоном. А кто не хотел? Меня привели в гримерку. Певец сидел там один. Я вошла, и он попросил меня закрыть дверь. Затем спросил: „Почему ты работаешь проституткой?” Я объяснила: „Потому что мне нужны деньги”. Он сказал: „Хочешь заняться со мной сексом?”, и я ответила: „Да, конечно, хочу”. На вопрос о том, сколько это будет стоить, я ответила: „Нисколько”. Он смотрел на меня с интересом. Тогда я расстегнула блузку и обнажила перед ним грудь. Парень отвернулся, как ошпаренный. „Прекрати. Я не могу заниматься с тобой сексом. Пожалуйста, спрячь обратно”, – добавил Джексон, имея в виду мою грудь. Когда я спросила его, почему, он произнес: „Потому что просто не могу”. Я подумала, что у него не было эрекции, он выглядел таким грустным. Затем Майкл сказал: „Мы можем поговорить о тебе и твоей жизни?” Я не хотела разговаривать и пришла за другим. Так что просто оставила ему свой номер телефона. „Если захочешь пошалить, звони в любое время”, – предложила я. Певец посмотрел на меня и спросил: „Что значит пошалить?” Он действительно не понимал. „Это значит потрахаться, Майкл, – ответила я ему. – В любое время, когда захочешь потрахаться, звони мне. Теперь понял?” Он ответил: „А, хорошо. Может, я тебе когда-нибудь позвоню. Хотя сильно сомневаюсь”. Затем я ушла. Майкл показался мне одиноким и невинным, – заключила Лилиас Харрис. – Он был милым, растерянным и симпатичным парнем, искавшим женской компании. Однако в ту ночь точно не собирался заниматься сексом и был напуган до смерти. Мне было интересно, позвонит ли он мне когда-нибудь. Но Майкл ни разу не позвонил».

Rockin’ Robin и Ben

К зиме 1972 года Motown выпустили еще два сольных сингла Майкла Джексона, первым из которых был Rockin’ Robin. Пока певец подражал птичьему щебету, сессионный пианист наигрывал незатейливую мелодию. В результате, получилась песня, перед которой невозможно устоять. Rockin’ Robin ждал еще больший успех, чем Got to Be There. Как и оригинал покойного Бобби Дэя, песня в исполнении Майкла добралась до второго места хит-парада.

Одна из ранних записей Майкла, до сих пор вызывающая улыбку, – Ben. Это гимн дружбе, но в словах нет ни малейшего намека на то, что на самом деле речь идет о грызуне. (В фильме «Бен» главный герой подружился с крысой по имени… Бен. Малоизвестный факт: одним из продюсеров фильма был Бинг Кросби.) Голос Майкла расцвечивает искусную оркестровку и гитарное соло; трек в струнной аранжировке дополняет каждый эмоциональный момент фильма. Сама по себе песня получилась действительно особенной. Это был первый сольный сингл Майкла, ставший хитом № 1. Было продано рекордное количество пластинок – 1 701 475 копий. Кроме того, песня номинировалась на «Оскар».

Певец смотрел фильм «Ben» много раз: он устраивался на заднем ряду кинотеатра и ждал, когда прозвучит саундтрек, а затем его имя появится на экране. В детстве Майкл любил крыс. Однажды Кэтрин пришла в ужас, обнаружив, что в его спальне тридцать крыс уживаются в одной клетке. Он был увлечен грызунами, пока не заметил, что они съедают друг друга. Не выдержав ужасного зрелища, Майкл вынес крысиную клетку на улицу.

Помимо сольных синглов, младший Джексон начал работать над песнями группы отдельно от остальных участников. Теперь он самостоятельно записывал сольную партию на студии. Следом приходили братья и записывали бэк-вокал. Часто на подпевку приглашали еще и других певцов, имена которых оставались неизвестными. Motown приняли такое решение, чтобы сделать процесс записи более целесообразным. Однако новшество заставило Майкла чувствовать себя одиночкой, а не частью группы. Ему это не нравилось.

В ноябре 1972 года The Jackson 5 отправились в двенадцатидневный европейский тур, начавшийся с особенного выступления перед королевой Елизаветой. Вообще-то, в Motown были некоторые опасения: возможно, концерт не увенчается успехом из-за положения группы в Европе. В отличие от Америки, продажи пластинок The Jackson 5 в Европе снизились, особенно в Великобритании. Например, альбом Maybe Tomorrow даже не вошел в топ-50 Великобритании. Их сингл Sugar Daddy также провалился. Однако сольная карьера Майкла шла в гору. Got to Be There и Rockin’ Robin заняли пятое и третье место в Великобритании соответственно. Позже в том же месяце песня Ben достигнет седьмого места и только в Соединенном Королевстве разойдется тиражом более четверти миллиона копий. В итоге, даже если отношения с британской аудиторией у группы не складывались, можно было надеяться, что благодаря Майклу гастрольный тур привлечет публику. Так и случилось. Когда британские подростки заполонили лондонский аэропорт Хитроу, чтобы поприветствовать группу, возникшее столпотворение напомнило битломанию.

«Люди вырывали на сувениры пряди волос из гигантского афро Джермейна, – говорится в пресс-релизе Motown от 22 ноября. – Крик толпы, настолько сильный, что он заглушал вой реактивных двигателей, чем довел до слез Майкла и Марлона. Тито пострадал в общей давке, когда толпа сбила его с ног. Рэнди был на грани приступа паники, когда обезумевшие девушки стискивали его в объятиях и покрывали влажными поцелуями. Джеки выглядел спокойным, но был сильно встревожен. Это было массовое безумие. Это был хаос. Это была ДЖЕКСОНМАНИЯ».

Майкл потерял ботинок, и его чуть не задушили до смерти. «Он был очень напуган, – вспоминал Джермейн. – Они тянули его за шарф с обоих концов, фактически задушив его. Брату пришлось просунуть руку под шарф и начать кричать».

Майкл ненавидел массовые скопления людей. Он вспоминает, как ему приходилось продираться сквозь толпы кричащих девушек, закрывая глаза руками из страха, что они расцарапают лицо ногтями. Певец рассказывал, как прятался в чуланах, надеясь, что толпа проскочит мимо, не заметив его. «Тебя хватают за волосы и тянут изо всех сил, а это ужасно больно, – говорил он. – Возникает ощущение, будто тебя сейчас или придушат, или расчленят».

В Лондоне поклонники заблокировали вход в отель The Churchill, где остановилась группа, не давая им возможности вернуться в гостиницу после их выступления перед королевой. Джозеф позвонил в полицию. Офицеры приехали, вооруженные водяными шлангами, которые они направили на фанатов. На следующий день девятилетняя девочка пригрозила ножом швейцару отеля, чтобы он пустил ее в комнату Майкла. Фанатку задержала полиция. Лимузин «Роллс-ройс» группы получил повреждений на сумму 12 тысяч долларов: девушки, пытаясь добраться до кумиров, оставили на нем многочисленные вмятины и царапины. Позже, пока Джексоны выступали в ночном клубе Talk of the Town, благодаря охотникам за сувенирами их лимузин лишился подушек, радиоприемника, фар, покрышек…

Так было везде, где бы братья ни оказались во время гастролей, будь то Амстердам, Брюссель, Мюнхен, Франкфурт или Париж.

Кэтрин подает на развод

Долгие годы Кэтрин Джексон терпела измены со стороны Джозефа. Она знала, что муж ей изменяет. Все знали. Джозеф много лет путешествовал с мальчиками и крутил шашни с их поклонницами. Мало того что ей рассказывали друзья, но еще и некоторые особо наглые любовницы звонили домой на протяжении многих лет, чтобы похвалиться. «Я не хочу, чтобы эти женщины звонили сюда! – кричала она мужу, иногда на глазах у детей. – Я сыта по горло, Джозеф. Довольно». Причины такого поведения Джексона не имели значения для Кэтрин. Она даже не была уверена, что хочет, чтобы супруг исправился, как она призналась одному другу. Женщина просто хотела, чтобы он не выставлял все напоказ. «Неужели обязательно выставлять меня дурой? – спрашивала она его в ярости, со слезами на глазах. – Не смей обращаться со мной как с идиоткой! Нет ничего хуже, чем это».

По правде говоря, пока они были мужем и женой, Джозеф относился к жене так, как она ему позволяла. Джексон считал, что у него не было особых причин что-то менять. С его точки зрения, он много работал, поддерживал семью, обеспечил им хорошую жизнь, поэтому то, что он делал в свободное время, их не касалось, покуда Джозеф был рядом, когда они нуждались в нем.

В январе 1973 года Кэтрин узнала, что одна из подруг Джозефа забеременела и у нее случился выкидыш. Сначала Кэтрин отказывалась в это верить, подобное было уже выше ее сил. Однако, удостоверившись, что все правда, она нашла для себя единственный выход – подать на развод. «Все кончено, – объявила женщина. – Мой брак разрушен».

Дети сразу встали на ее сторону; старшая дочь Ребби, которой было двадцать три года, не могла находиться в одной комнате с отцом. «Я не знаю, как моя мать держалась все эти годы, – сказала девушка позже. – Она не должна была мириться с душевной болью после всего, что делала: была матерью, поддерживала выступления детей, занималась деловыми вопросами. Это было слишком. Я убедила ее уйти от отца. Я знала, что он разрушал ее, что она не могла обрести душевное равновесие».

Дети Джексонов многие годы наблюдали, как плохо Джозеф обращался с Кэтрин, и были счастливы, увидев, что она наконец дала ему отпор. «Я ненавижу Джозефа, – сказал Майкл одному из сотрудников Motown. – Я так сильно ненавижу его за то, что он сделал с мамой. Не могу даже выразить словами, насколько именно».

«Но, Майкл, – ответил сотрудник Motown, – тебе не следует так думать. В конце концов, он твой отец».

«Иногда я жалею, что он мой отец, – сказал четырнадцатилетний подросток. – Жалею всем сердцем. Он неудачник. Вечно твердит о победителях и проигравших или о том, кто побеждает, а кто проигрывает. Но в этом противостоянии он всегда среди проигравших».

Кэтрин подала на развод в Лос-Анджелесе 9 марта 1973 года.

Джозеф был ошеломлен. Он так много лет контролировал Кэтрин и манипулировал ею, что не понимал, как она могла поступить подобным образом. Джексон знал, что не сможет жить без нее. К тому же у них была семья. Он должен был переубедить жену. Кто будет растить детей?

Кэтрин столкнулась с проблемой, когда она и ее поверенные начали заполнять необходимые формы. Она не имела ни малейшего представления о стоимости или размерах ее общей с Джозефом собственности. Женщина не знала, сколько ее муж – или ее дети – зарабатывают ежегодно и каковы объемы их теперь уже крупной коммерческой организации. Она даже не знала номера социального страхования Джозефа. Поэтому ей пришлось оставить без ответа две страницы вопросов, касающихся личной информации. Ее адвокат, Нил К. Ньюсон, напечатал: «В настоящее время происходит сбор информации, необходимой для заполнения данной декларации. Будет подана отдельная финансовая декларация с поправками». Кэтрин заплатила ему 150 долларов, а затем вернулась в дом на Хэвенхёрст. Она не покинула особняк, как и Джозеф. Супруги просто не разговаривали друг с другом.

«Когда в Motown узнали, что Кэтрин подала на развод, начался настоящий ад, – вспоминал один из друзей семьи. – Происходящее могло испортить их идеальный семейный имидж. Все истории о том, насколько они были близки, какой любящей семьей они были… Могла разразиться настоящая пиар-катастрофа. Горди решил, что никто не должен знать, что Кэтрин и Джозеф расстались. Это станет секретом, строго охраняемым пресс-службой. Сегодня невозможно скрыть подобное от прессы, особенно если дело касается обращения в суд. Но в начале 1970-х пресса не вторгалась в личную жизнь так, как сегодня. Новость так никуда и не просочилась. Однако Кэтрин постоянно подвергалась нападкам со стороны должностных лиц компании, которые пытались убедить ее помириться с Джозефом ради имиджа семьи».

«Между мной и Джозефом все кончено», – сказала Кэтрин одному из официальных лиц Motown во время встречи, где обсуждались возможные последствия ее решения. «Она выглядела очень уставшей», – вспоминал адвокат. На ней было простое, но элегантное черное платье, жемчуг на шее и изящная алмазная булавка на плече. Черные как смоль волосы были аккуратно уложены. «Это не должно отразиться на карьере мальчиков, – твердо произнесла женщина. – Они все еще могут записывать пластинки и быть знаменитыми, в то время как их родители разводятся. Боюсь, у нас нет другого пути».

Хотя советник Motown не был убежден, ее сын Майкл определился. «Насколько я понимаю, все кончено, – сказал он Дайане Росс, согласно воспоминаниям. – Мой отец причинил боль моей матери – вот все, что мне нужно знать. Для меня это конец».

«Но люди такие сложные, – возразила Дайана, намекая на сложность проблем Джозефа. – Кто знает, почему они делают то, что делают».

«Я знаю, – настаивал Майкл. – Потому, что Джозеф плохой человек, вот почему. Мои братья идут по тому же пути. Я уже это вижу».

Через пару месяцев Кэтрин забрала документы о разводе. Джозеф пообещал ей, что попытается измениться, и убедил, что она не должна разрушать семью из-за поступков, которые останутся в прошлом. К большому разочарованию детей, родители помирились.

Падение

Несмотря на всемирную популярность The Jackson 5 среди любителей живых выступлений, назревали проблемы с продажами их пластинок. В Европе они никогда не были очень высокими, тогда как в музыкальных магазинах Америки достигали весьма высоких показателей. Однако к апрелю 1972 года то ли из-за чрезмерной шумихи, то ли из-за недостаточной рекламы у группы наступила черная полоса. Апрельский релиз Little Bitty Pretty One стал огромным разочарованием. За исключением рождественского выхода песни Santa Claus is Coming to Town, на тот момент пластинка стала самой плохо продаваемой в истории The Jackson 5 – всего лишь 590 629 копий по всему миру. Последовавшая за ней песня Lookin’ Through the Windows показала еще более низкие результаты: 581 426 копий. Это было ужасное зрелище. (Вместе с тем интересно, что сама песня ознаменовала внезапный скачок продаж в Британии – попадание в десятку лучших, несомненно, стало следствием их недавнего тура). Когда сингл Corner of the Sky из бродвейского мюзикла «Pippin» (который финансировал Горди) разошелся неутешительным тиражом в 381 426 копий по всему миру, Джозеф пришел в ярость.

«Что, черт возьми, происходит?» – с негодованием думал он. Джексон периодически заявлялся в Motown, допытываясь у отдела продаж и руководства по продвижению, в чем причина провала.

Проблема заключалась в том, что Берри Горди больше не занимался звукозаписывающей компанией лично. Вместо себя он поставил во главе человека по имени Юарт Эбнер, опытного в звукозаписывающей индустрии менеджера, который к тому моменту перебрался в Motown. Сам Берри теперь посвящал большую часть своего времени кинокарьере Дайаны Росс и основанию кинокомпании «Motown Productions». Хотя он по-прежнему был председателем совета директоров Motown, его интересовало лишь кинопроизводство, а не студия звукозаписи. Съемки фильма «Mahogany», звездный трамплин для Дайаны Росс, занимали большую часть времени Берри.

В то время Motown делали ставку на Марвина Гэя и Стиви Уандера. Вероятно, аудитория The Jackson 5 предвкушала звук более модный, чем тот, который они услышали в следующем релизе группы Hallelujah Day. Удалось продать менее четверти миллиона пластинок. Досадно, ведь запись была потрясающей, солировали Майкл, Марлон и Джеки.

Судя по всему, Юарту Эбнеру не было дела до The Jackson 5. Он не участвовал в подписании их контракта с компанией и чувствовал, что их лучшие дни остались позади. «Ради всего святого, у них уже даже был собственный мультфильм, – объяснял мужчина. – Зачем продолжать тратить на них деньги?» Эбнер решил, что, если продажи низкие и группа теряет публику, это ее собственная вина, а не Motown. Неудивительно, что Джозеф сильно невзлюбил Юарта Эбнера.

Вышедший в марте альбом Skywriter разошелся тиражом 115 045 копий и стал самой плохо продаваемой пластинкой группы (и не попал в топ-50 в Великобритании). Джозеф считал, что все неудачные записи могли бы быть успешнее, если бы Motown продвигали их должным образом.

Черную полосу разбавил луч света, когда продюсер Хэл Дэвис сочинил для мальчиков потрясающий трек под названием Get It Together. Он был отлично спродюсирован; музыка, бэк-вокал и более взрослое звучание от Майкла хорошо сочетались. Песня продемонстрировала уход от «сладкого» поп-стиля, ранее ассоциировавшегося с группой. Сингл вышел в августе 1973 года и был продан тиражом более 700 000 копий. Хотя продажи и не перевалили за миллион, результат утвердил Джозефа в мысли, что у его сыновей все еще есть аудитория. По его мнению, The Jackson 5 еще было что сказать. Но в истории между ним и Motown произошел разлом.

Джермейн влюбляется в дочку босса

В начале 1973 года, когда Кэтрин и Джозеф занимались выяснением отношений, их сын Джермейн влюбился… в дочь Берри Горди. Он встречался с Хейзел Горди несколько месяцев и, когда ему было всего восемнадцать, казалось, собирался последовать примеру Ребби и Тито, используя брак как способ вырваться из дома Джексонов.

Братья понимали, что Хейзел имела на него влияние и стала важным человеком в его жизни. Например, на репетиции в марте ребята вместе с Сюзанной де Пасс пытались определиться с одним моментом в хореографии. В итоге было принято решение, устроившее всех парней. Однако Хейзел, на тот момент посещавшая репетиции, отвела Джермейна в сторону и что-то прошептала ему на ухо. Тот выслушал, рассеянно кивнул и вернулся к братьям. «Я думаю, нам стоит изменить шаг», – послушно заявил он.

«Почему? – возразил Майкл, согласно воспоминаниям очевидца. – Он и так отличный».

«Потому что у Хейзел есть идея получше. Смотри, Майкл, ты стоишь здесь, – сказал молодой человек, указывая место. – А Тито здесь, Марлон там и Джеки вон там». Затем Джермейн продемонстрировал «великую идею» Хейзел, благодаря которой занял более заметную позицию. Когда Сюзанна поняла, что произошло, она бросила на девушку взгляд. Та невинно улыбнулась. Поскольку Хейзел была дочерью Берри, де Пасс ничего не оставалось, кроме как согласиться с ее предложением. «Выглядит неплохо, ребята, – сказала она. – Давайте так и оставим».

«По мне, так стало просто ужасно, – заявил Майкл, глядя на брата. – Ну же, Джермейн. Я думал, мы уже приняли решение».

Парень отвернулся.

Другие братья старались не обращать внимания на произошедшее. «Это не так уж важно», – произнес Тито.

«А я думаю, это важно, – заключил Майкл. – Но вы, ребята, можете делать все что хотите». Затем он посмотрел на Джермейна, в очередной раз совещавшегося с Хейзел, покачал головой и закатил глаза.

Джексону приглянулась девушка, когда они впервые встретились в 1969 году, но не так сильно, как ей понравился он. Довольно скоро Хейзел сказала Джермейну, что влюблена в него. Он же дал понять, что не уверен, что может ответить ей взаимностью. Участник знаменитой музыкальной группы был кумиром подростков, звездой и мог получить любую девушку. Всеобщее обожание вскружило ему голову, поэтому уже сама мысль связать себя с одной женщиной, кем бы она ни была, казалась сомнительной.

«Джермейн слишком любит девушек, чтобы жениться, – говорил Майкл. – Я думаю, он решится на нечто подобное, когда ему будет уже за тридцать».

Однако Хейзел была молодой мечтательной девушкой и больше всего на свете хотела выйти замуж и создать семью. Мало того что ее отец был трижды разведен, так она еще и стала свидетельницей его бурного, душераздирающего романа с Дайаной Росс. Несмотря на юный возраст, Хейзел считала, что настоящая любовь – иллюзия, тем не менее оставалась романтиком. «Честно говоря, с тех пор как я влюбилась в Джермейна, я перестала думать о других мужчинах», – говорила она.

Делорес Робертсон, подруга Хейзел в те времена, вспоминала: «Берри Горди щедро одаривал дочь подарками столько, сколько она себя помнила. Она сказала ему, что влюблена в одного из The Jackson 5 и хочет, чтобы он принадлежал только ей. Ее чувства к Джермейну были настолько сильны, что она боялась, что если упустит его, то больше никогда не встретит того, кто сможет сравниться с ним. Хейзел ревновала, когда видела Джермейна с фанатками. «У Майкла могут быть поклонницы, а у тебя нет», – повторяла она ему. Как правило, Берри старался, чтобы она получала то, что хотела. Теперь она хотела Джермейна. Берри познакомился с ним поближе, и даже если чувствовал, что с Джозефом могут возникнуть проблемы, все же считал Джермейна подходящей партией для Хейзел. Когда Джермейн попросил у Берри руки его дочери, он согласился».

Хотя Берри предполагал, что позиция старшего Джексона может стать камнем преткновения, это было не так, по крайней мере сначала. Хейзел действительно нашла неожиданного союзника в лице Джозефа, который даже не настаивал на брачном контракте (как было в случае с женой Тито). Он был уверен, что союз сына и дочери босса обеспечит сохранность работы для клана Джексонов в Motown, особенно с учетом того, что в последнее время ему было трудно даже дозвониться до Берри. Джозеф делал все, что было в его силах, чтобы помочь молодой паре, даже называл девушку «моя Хейзел» и говорил, что любит ее.

Если бы он отнесся к ситуации серьезнее, то явно обратил бы внимание на недавнюю историю. Пока сестра Берри, Анна, была замужем за певцом Motown Марвином Гэем, союз не давал Марвину никаких особых привилегий в компании. Фактически, по словам артиста, это только усложнило его жизнь и карьеру, потому что при любых разногласиях Анна действовала как шпион. Марвин редко мог совершить действие, о котором Берри не знал бы заранее. Кроме того, Гэй говорил, что всегда чувствовал сильный конфликт интересов во время постоянных ссор с продюсером.

Многие артисты Motown, в том числе и Марвин, полагали, что Берри планирует сделать из Джермейна «короля шоу-бизнеса» по примеру Дайаны Росс, которая покинула The Supremes и обрела статус суперзвезды. Ведь два сольных релиза Джермейна для компании (That’s how love goes и Daddy’s Home) были успешными, и у него есть потенциал стать одним из главных артистов компании. На самом деле некоторые критики отмечали сильное сходство вокального стиля Джермейна и Марвина Гэя. По правде говоря, у Джексона было собственное звучание, и оно тоже было хорошим, насыщенным и всегда интересно контрастировало с высоким голосом Майкла во многих совместных записях для Motown. (В действительности причина, по которой Джермейн начал петь соло в компании, заключалась в том, что продюсер группы, Дик Ричардс, был госпитализирован из-за смещения межпозвоночного диска. Он не хотел, чтобы Фонс Мизелл и Фредди Перрен работали с Майклом без него, поэтому велел им написать что-нибудь для Джермейна. И они сочинили I Found That Girl, трек появился на оборотной стороне пластинки The Love You Save).

Свадьба Джермейна и Хейзел

В ноябре 1973 года у Кэтрин и Джозефа произошла очередная серьезная размолвка; выйдя из себя, женщина покинула город, оставив семью в недоумении и растерянности. «Это пагубно отразилось на детях, особенно на Майкле, – вспоминала Джойс Джилсон, тогдашняя подруга Кэтрин. – Он хотел уехать с ней. „Если ты уходишь, то я тоже ухожу. Я не отпущу тебя одну”». Майкл не желал оставаться в доме с братьями, сестрами и отцом, если там не было Кэтрин, которая выступала в качестве буфера. Для мальчика она была единственным вменяемым родным человеком. Но теперь даже ее поступки стали непредсказуемыми. Кэтрин не хотела разрушать семью, но больше не могла оставаться дома ни секунды. Поэтому велела Майклу остаться и пообещала, что вернется. Сын плакал и не переставал спрашивать: «Почему Джозеф не может уйти? Это он должен уйти».

Когда Кэтрин услышала от друзей, что прессе стало известно о проблемах с мужем, она забеспокоилась. Женщина хотела, чтобы в центре внимания СМИ была предстоящая свадьба Джермейна, а не ее расставание с Джозефом. Так что она вернулась домой за несколько дней до свадьбы. Видя проявления уязвленной гордости супруга, а не искреннее раскаяние, она не могла решить, как долго будет оставаться с ним, но знала, что ей придется провести рядом с ним свадьбу Джермейна. Она чувствовала себя обязанной сыну и семье.

Свадьба Джермейна и Хейзел Горди состоялась 15 декабря 1973 года и стала дорогим и претенциозным событием. «Если моя дочь выходит замуж, – сказал Берри, – она сделает это со вкусом. Для нас нет ничего невозможного». Свадьба обошлась ему примерно в четверть миллиона долларов, что по тем временам было огромной суммой. Деньги Берри пошли на создание зимней страны чудес в эксклюзивном отеле для торжеств в Беверли-Хиллз. Искусственные заснеженные сосны, сто семьдесят пять белых голубей в белых клетках и тысячи белоснежных камелий, хризантем и гвоздик украшали залы, где проходили церемония, прием и торжественный обед. На само бракосочетание было приглашено сто гостей и пятьсот с лишним человек на последующее празднование.

Афроамериканский журнал Ebony назвал ее «свадьбой века». Ходили слухи, что гости сравнивали событие с королевским бракосочетанием – принцесса Анна и капитан Марк Филлипс поженились в Лондоне чуть больше месяца назад. Эйб Ластфогель, основатель компании William Morris, назвал это «самым шикарным слиянием», которое он когда-либо видел. Для того чтобы СМИ не исказили детали, Motown раздал приглашенным репортерам пресс-релизы.

Шестнадцатилетний Марлон исполнял роль шафера. Пятнадцатилетний Майкл и его братья Джеки (двадцать два), Тито (двадцать) и Рэнди (одиннадцать) были друзьями жениха. Обязанности младшего Джексона в тот день заключались в том, чтобы рассадить гостей до начала церемонии, а после сопроводить одну из подружек невесты из часовни. Однако люди, близкие к семье, отмечали, что Майкл сильно волновался. Джермейн всегда был его любимым старшим братом, поэтому свадьба полностью меняла привычный ход вещей.

«Сначала Майкл не придавал браку значения, – вспоминал их общий друг. – Тито женился, и в группе The Jackson 5 ничего не изменилось. Его жена никогда не вмешивалась в их дела. Но Джермейн женился на Хейзел, дочери босса, женщине, имевшей собственное мнение и привыкшей действовать по-своему. По мере того как приближался день свадьбы, брат стал замечать, что теперь Джермейн смотрит на вещи иначе, будто глазами Хейзел. Из друга Майкла он превращался в мужчину Хейзел. Майкл остро переживал эту потерю. Они с Джермейном были так близки, что он чувствовал, как теряет своего лучшего друга».

По правде говоря, Джозеф тоже посмотрел на Хейзел иными глазами, когда осознал, каково ее влияние на Джермейна. Он чувствовал, что девушка могла манипулировать сыном, а следовательно, вмешиваться в отношения внутри группы. Кроме того, она всегда могла обратиться к своему отцу. Невозможно было предсказать, как все обернется, и Джексон-старший не мог не беспокоиться.

На веранде отеля такие звезды шоу-бизнеса, как Смоки Робинсон, Дайана Росс, Лола Фалана, Дайан Кэрролл и Билли Ди Уильямс, общались с другими почетными гостями, например с Кореттой Скотт Кинг, вдовой Мартина Лютера. Кэтрин изо всех сил пыталась вести себя так, будто все было нормально, несмотря на то что чувствовала себя очень несчастной. Но как бы она ни старалась, ее подавленность была очевидна. Как только фотографы переставали снимать ее и Джозефа, она отстранялась от него. В определенный момент обеспокоенный Майкл спросил ее, не хочет ли она стакан пунша. Кэтрин рассеянно покачала головой, глядя поверх головы сына на Джозефа. «Я не хочу танцевать, дорогой», – ответила женщина. Молодой человек наблюдал, как она отвернулась, чтобы слиться с толпой, и его глаза были полны любви и тепла. Даже самому случайному наблюдателю она казалась очень одинокой.

Очень скоро центром внимания стала Дайана Росс, грациозно позировавшая перед фотографами так, как умела только она одна. «Я обратила на него внимание мистера Горди, – сказала артистка, втягивая Майкла в кадр, – и посмотрите, где он сейчас. Все хотят сфотографироваться с этим милашкой, потрясающе». Дайана крепко сжала Майкла, как будто он был трофеем. Любовь и гордость озаряли ее лицо. «И вы только посмотрите на его костюмчик», – не унималась она, дергая Майкла за борт пиджака. На его лице мелькнула тень раздражения.

«Ты ужасно благодарен мисс Росс, не так ли, малыш, – спросил Майкла репортер, – за то, что она открыла тебя?»

«А… да», – ответил Майкл. Он, должно быть, задавался вопросом, как долго ему придется жить в мире, где Дайана Росс «открыла» его.

«О, разве он не душка? – проворковала Дайана. – Знаете, я была в Гэри, в Индиане, и увидела выступление группы, и тогда я сказала себе…»

Лас-Вегас

Джозеф Джексон всегда умел соперничать. Однако эта черта еще ярче проявилась после свадьбы Джермейна, как будто новые отношения между его сыном и Берри Горди превратили Джозефа в «Давида», решившего дать отпор «Голиафу» в лице Motown. Чтобы иметь больший вес в мире эстрады, Джексон основал собственную звукозаписывающую компанию Ivory Tower International Records и подписал контракт с женским квартетом M-D-L-T Willis из Аштабулы, штат Огайо. Компания и группа не пойдут далеко, и Берри убедится, что Джозеф не обладает достаточной компетентностью.

Однако одна цель Джексона, которая, казалось, не приходила в голову Берри или его правой руке в Motown, Юарту Эбнеру, заключалась в том, чтобы изменить имидж сыновей, уйти от образа кумиров молодежи и занять более безопасную нишу. Он осознал, что любовь подростков длится около двух лет, затем карьера угасает и на смену старым звездам приходят новые. Джозеф хотел изменить образ The Jackson 5, пока не стало слишком поздно.

Джозеф и Берри разошлись во мнениях относительно состояния карьеры группы. Джозеф считал, что у мальчиков проблемы, и ссылался на недавнюю череду плохо продаваемых пластинок. Однако Берри придерживался той точки зрения, что мальчики по-прежнему востребованы, и приводил в пример их последний более ритмичный альбом Dancing Machine, работу Хэла Дэвиса.

Когда по популярности на сцене диско сравнялось с поп-музыкой и ритм-н-блюзом, альбом Dancing Machine позволил The Jackson 5 сохранить оригинальность, идя в ногу со временем. Благодаря энергии Майкла тексты оживали и подзадоривали стройное звучание его братьев, и все это венчалось заразительными ритмами. В мире поп-музыки братья Джексон явно держались наравне с такими исполнителями, как The Temptations, The Spinners и The Four Tops, которые из кумиров превратились в коллег по цеху. The Jackson 5 опередили свое время на много лет и приблизились к электронному звуку 1980-х. Стиль Dancing Machine похож на звучание, что через десять лет получит известность как техно-поп.

Когда наступил период полового созревания, голос Майкла изменился. Исчезли мальчишеские выкрики, известные по песням I Want You Back, АВС и The Love You Save. Им на смену пришли более четкие и чистые интонации, как в Dancing Machine.

Композиция заняла второе место в чартах Billboard и была продана тиражом в 2 170 327 копий (наибольшим со времен Never Can Say Goodbye). Поэтому, по мнению Берри, в мире The Jackson 5 все было хорошо. Однако большая часть продаж пришлась на Америку. В Европе песня не имела такого успеха, а в Британии даже не попала в топ-50! (Последующие синглы и альбомы будут иметь такие низкие показатели в Великобритании, что о них не стоит и упоминать.) Но Джозефу не нравились нестабильные продажи; стало невозможно предугадать, когда Motown поддержит группу, а когда останется в стороне. Джексону подобное было не по нраву.

Зимой 1974 года во время семейного собрания он объявил: «Мальчики, мы будем выступать в Лас-Вегасе».

«Но в Вегас отправляются только те, у кого нет хитов, – возразил Джеки, – когда нет другого выбора».

«Братья думали, что тусоваться в отелях с белыми будет не так уж весело, – вспоминал Майкл позже. – Но я хотел сыграть в Лас-Вегасе. Для меня Лас-Вегас был частью традиционного шоу-бизнеса. На той встрече отец сказал нам две вещи. Во-первых, что пытается показать миру, что мы ничуть не хуже Осмондов. Во-вторых, о Сэмми Дэвисе и о том, через что ему пришлось пройти, чтобы такие парни, как мы, могли играть в Лас-Вегасе».

Джозеф объяснил сыновьям, что в 1945 году Сэмми Дэвис-младший, его отец Сэмми и его дядя Уилл Мастин играли в отеле «Эль Ранчо Вегас» в Лас-Вегасе за пятьсот долларов в неделю. В то время Лас-Вегас был новой Меккой шоу-бизнеса. Однако, даже несмотря на то, что Дэвису и остальным предложили выступать в зале El Rancho Vegas, им не позволили оставаться в том отеле, потому что они были черными. Более того, им пришлось остановиться в пансионе, где жили темнокожие носильщики и посудомойки, работавшие в отелях. В этом не было ничего необычного. Даже такая крупная звезда, как Билли Экстайн, работавший в Лас-Вегасе в те времена, не мог поселиться в отеле, где давал концерты. Выставочные залы и казино также были закрыты для чернокожих посетителей: черные могли развлекать, но не могли играть или общаться с белыми.

В последующие годы Сэмми Дэвис-младший преодолеет сегрегационные барьеры благодаря таланту и настойчивости, а также небольшой помощи Фрэнка Синатры, использовавшего свое влияние, чтобы открыть многие двери для приятеля Сэмми. Тот прошел путь от трио Уилла Мастина до сольной карьеры и зарабатывал более 175 000 долларов в неделю в Лас-Вегасе. Используя звездное положение и отказываясь принимать отрицательный ответ, «Мистер шоу-бизнес» сыграл важную роль в десегрегации города, дав чернокожим возможность не только появляться в Лас-Вегасе, но и отдыхать и веселиться там. Посещая собрания правления городских отелей и работая внутри политической системы, а не против нее, Дэвис также добился того, что в конце 1950-х в Sands, где он выступал, стали нанимать больше чернокожих работников. Когда в мае 1990 года Сэмми умер, Лас-Вегас-Стрип погрузился во тьму на десять минут, чтобы почтить его память.

«Больше всего на свете я хотел быть частью великой традиции, – скажет Майкл много лет спустя, вспоминая первое выступление в Лас-Вегасе. Он был поклонником Сэмми Дэвиса с десяти лет. – Для меня это был важный шаг».

Когда окончательно подтвердилось, что в апреле The Jackson 5 дадут концерт в Лас-Вегасе в MGM Grand, самой новой и самой роскошной гостинице города, руководство Motown было не в восторге. «Если вы решитесь на выступление, то сделаете все самостоятельно, – сказал Юарт Эбнер Джозефу. – Без участия компании. Дети не готовы к Лас-Вегасу». Позже Берри позвонил Джозефу лично: «Вы совершаете самую большую ошибку в своей карьере», – сказал он.

«Не указывай мне! – ответил Джексон. – Это мои дети, черт возьми. В Лас-Вегасе есть свои традиции, и я хочу, чтобы они о них знали. Пора им двигаться вперед».

«Приятель, речь идет еще и о карьере моего зятя. Я волнуюсь за него, за всех них».

Джозеф повесил трубку.

Конечно, Берри понимал, что успешное выступление в Лас-Вегасе имело ценность и престиж для любого исполнителя. В конце концов, он был одним из тех, кто добился прорыва The Supremes в Лас-Вегасе в 1966 году. Однако то выступление было организовано после многих лет оттачивания мастерства и элегантности трио. Берри хотел, чтобы артисты Motown понравились взрослой публике, особенно белой публике, но был уверен, что Джексоны потерпят неудачу из-за отсутствия опыта работы со средней, преимущественно белой аудиторией и неумения удовлетворить ее запросы.

«Хорошо, пусть поедут в Лас-Вегас, если хотят», – сказал продюсер одному из своих помощников. Он до сих пор был уязвлен поведением Джексона-старшего: мало кто в его жизни позволял себе бросить трубку. «Я боюсь, что ребята там провалятся, – добавил мужчина, – но, возможно, это станет хорошим уроком для Джозефа. Жаль, что мальчикам придется пострадать из-за него, особенно Джермейну».

Джозеф очень хотел преподать Берри собственный урок. По его настоянию вся семья объединилась, чтобы доказать, что продюсер ошибается. «Мы знали, что Motown не верил в то, что мы делали, – вспоминал Джермейн. – Отец стремился доказать, что они неправы, и братья были на его стороне на все сто процентов. Я разрывался на части. Я боялся, что тесть был прав».

Чтобы превратить семейное шоу в уникальное представление для Лас-Вегаса, Джозеф последовал примеру The Osmonds. Эта группа привлекла младшего брата Джимми и сестру Мэри к выступлению в Caesars Palace, и оно имело большой успех. Чтобы не отставать, Джозеф позвал в шоу семнадцатилетнюю Ла Тойю, двенадцатилетнего Рэнди и семилетнюю Джанет. (Ожидалось, что выступит и Ребби. Однако, так как она вывихнула лодыжку, ее дебют был отложен на несколько месяцев, до июня.)

Ни одно из нововведений в шоу The Jackson 5 нельзя было назвать выдающимся, но дополнительные возможности должны были придать блеск. Кэтрин придумала, что Рэнди и Джанет будут изображать Сонни и Шер, звезд ритм-н-блюза Микки и Сильвию и даже Жанетт Макдональд и Нельсона Эдди. Также Джанет перевоплотится в обворожительную Мэй Уэст, надев розовое атласное платье без спинки и с боа из перьев, которое журнал Variety назвал бы «игривым».

Ла Тойя присоединилась к чечетке в номере 42nd Street. Однако с Ла Тойей возникла небольшая проблема. Девушка хотела спеть соло, но не обладала нужными вокальными данными. «Она хотела быть в центре внимания, – вспоминал ее друг. – Кричала, плакала и закатывала истерики. Джозеф сказал, что все, что ей будет позволено, – это участвовать в групповых номерах, молча открывая рот на сцене и делая вид, будто она поет со всеми. Ей не нравилось, но у нее не оставалось выбора».

В премьерный вечер 7 апреля 1974 года за спинами семьи Джексон находился MGM Grand Orchestra. Этот оркестр по размерам превосходил обычный и не поместился бы на большинстве сцен. Скромная группа музыкантов – ритм-секция музыкантов Motown – добавилась к общему составу, чтобы помочь воссоздать звучание знакомых записей The Jackson 5. Яркие и красочные огни вспыхнули на бледно-голубом фоне, когда Джексоны появились на сцене, что привело публику в особый восторг.

Хотя The Jackson 5 по большей части прославились как исполнители ритмичной музыки, для шоу в Лас-Вегасе они подготовили попурри композиций в самых разных стилях. Шоу отличалось от обычного. Вместо того чтобы танцевать, братья сидели на высоких стульях напротив стоек с микрофонами. Их костюмы лучше всего подходили под описание «стиляги в духе мариачи[6]». Жилеты до пояса поверх белых рубашек с открытыми воротами и оборками напоминали те, что носили бродячие мексиканские музыканты, но на этом сходство заканчивалось. Отвороты были расшиты пайетками, да и сами костюмы отличали нетрадиционные цвета: оливковый, зеленый, ярко-оранжевый, розовый, фиолетовый и золотой. Брюки-клеш были светло-оливковыми, бледно-оранжевыми, бордовыми, сиреневыми и коричневыми. Образ дополняли белые лакированные туфли на массивных пятисантиметровых каблуках.

Попурри началось с того, что Тито не пел, а играл на гитаре соло, затем его сменил Майкл с плавным исполнением Killing Me Softly Роберты Флэк. На последней строчке Майкл повернулся к Джермейну, который продолжил выступление лирической версией песни Глена Кэмпбелла By the Time I Get to Phoenix. В середине номера партии Майкла и Джермейна зазвучали в припеве. Казалось, их голоса парили в невесомости, образуя идеальную гармонию и создавая естественный и правильный звук. Затем они повернулись к Джеки, и он начал петь классический вариант Danny Boy – отличный выбор для его фальцета. Когда к нему присоединился Марлон, два голоса слились в единое целое. Здесь не было того вокального общения, что Майкл и Джермейн разделили моментом ранее; тем не менее два тембра, звучавшие как один, создавали полновесный и прозрачный тон. Первая часть закончилась переплетением отрывков из трех песен – каждая мелодия растворялась в последующей, чтобы затем вспыхнуть новыми красками. Было очевидно, что братья посвятили много времени совершенствованию такой сложной, красивой аранжировки, участие в рабочем процессе принимал не только Майкл. Публика чувствовала особую близость между братьями, гораздо более сильную, чем между коллегами по сцене. Зал аплодировал стоя.

Однако, когда Майкл оказался в свете софитов, стало ясно, что именно он – настоящая звезда. Кружась в сверкающем костюме, словно волчок, окруженный братьями и сестрами, Майкл с легкостью исполнял один номер за другим: I Want You Back, ABC, The Love you Save и так далее. Снова и снова меняя темп, гипнотизируя зрителей и удерживая их внимание железной хваткой. «Когда мы начинали, я был маленьким, милым и обаятельным, – сказал Майкл со сцены. – Теперь я большой, милый и обаятельный». После каждой песни он подходил к рампе и принимал аплодисменты своих поклонников.

Для дебюта в Лас-Вегасе Джексоны сделали все возможное, объединившись ради звездного выступления. Когда все они взялись за руки и торжествующе подняли их вверх, публика встала с мест и разразилась овациями. Кэтрин стояла впереди и в центре и принимала аплодисменты.

Стоя за правой кулисой, Джозеф раскачивался взад и вперед на каблуках, засунув руки в карманы смокинга, его лицо расплылось в довольной улыбке. Если не считать отсутствующей Ребби, прошедшая ночь была воплощением его самой большой мечты: все его дети выступали вместе. «Они сделали это, – произнес он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Они сделали это».

Когда Берри узнал, что Джексоны успешно провели премьеру в Лас-Вегасе, он послал в город группу исполнительных продюсеров Motown, чтобы создать образ корпоративной солидарности, стоящей за семьей. «Мы всегда были уверены, что у мальчиков есть все необходимое, – отметил он в готовом заявлении, отправленном в прессу. – Шоу – лишь верхушка айсберга, когда речь идет о таланте Джексонов…»

За кулисами после выступления на четвертый вечер Джозеф прочел семье содержимое пресс-релиза. Все чувствовали себя обманутыми, за исключением Джермейна, который ничего не сказал. Триумф в Лас-Вегасе был заслугой Джозефа, а не Берри. Прочитав статью, Джексон-старший скомкал газету в руках и бросил в мусорное ведро. В августе 1974 года семью снова пригласили на сцену MGM Grand в Лас-Вегасе, но за кулисами дела обстояли не менее напряженно. Альбомы выходили все реже. Если раньше группа записывала по меньшей мере три альбома в год, то в 1974 году была выпущена только одна пластинка Dancing Machine. Два сингла, вышедшие в конце года, Whatever You Got I Want и I Am Love, не имели успеха. Затем Motown отменил выпуск сингла Майкла Джексона Doggin’ Around. Череда провальных записей обычно ставила недовольного артиста на место, когда он выступал против такого крупного лейбла, как Motown, и семью Джексонов настигла полоса неудач в чартах.

И как будто молодым артистам было мало свалившихся на них деловых проблем, их мать обнаружила, что у Джозефа роман с фанаткой The Jackson 5 из Канзаса. Любовницей оказалась двадцатишестилетняя чернокожая женщина, сперва увлеченная Джеки. Однако парень не проявил к ней интереса, и девушка переключила свое внимание на отца.

Ходили слухи, что она беременна. Открыто тема не обсуждалась, мальчики шептались об этом между собой. Интересовало ли их, был ли Джозеф отцом ее ребенка? Мысль о том, что у Джексона-старшего будет ребенок от другой женщины, так удручала Майкла, что он с трудом выходил на сцену. Он воспринимал сложившуюся ситуацию как чудовищное предательство его матери.

После одного из выступлений в Лас-Вегасе Джозеф устроил собрание группы, чтобы обсудить ошибки, замеченные им в выступлениях мальчиков. По его мнению, шоу должно было продолжаться, даже несмотря на личные проблемы, возникшие внутри семьи. Однако Майкл решил прогулять собрание.

Позже Джозеф обнаружил сына, когда тот бродил по казино MGM Гранд. Он похлопал Майкла по плечу. Тот оглянулся, увидел, кто его позвал, и продолжил идти дальше. Джозеф вышел из себя: «Какого черта?» Он оттеснил посетителей, пытаясь добраться до Майкла.

«Я помню все, как будто это было вчера, – вспоминает Стивен Хак, фанат The Jackson 5, приехавший в Лас-Вегас ради шоу. – Певец скрывался от отца по всему казино, увертываясь, словно заяц, и пытаясь быть на шаг впереди Джозефа. „А ну, слушай меня”, – потребовал Джексон-старший и схватил Майкла за руку. Я понятия не имел, что происходит, в чем проблема, но не мог оторвать взгляд».

Хак вспомнил, что Джозеф стал быстро шептать что-то Майклу на ухо. Парень слушал с безучастным лицом. Затем во время разговора ему, кажется, удалось высвободиться из рук Джозефа и оттолкнуть его. «Больше никогда не прикасайся ко мне. Слышишь?» – голос Майкла заглушил гул игровых автоматов. Люди, находившиеся поблизости, стали оборачиваться и, узнав его, зашептались между собой. Никто не подошел.

«Я и представить себе не мог, что Майкл Джексон способен повысить голос на своего отца или на кого бы то ни было, – рассказывал Хак. – Я был в шоке. Казалось, ему было очень больно. Когда он закричал, звук напомнил мне стон раненого животного».

Джозеф выглядел потрясенным. На мгновение отец и сын застыли, глядя друг на друга, прежде чем мужчина поднял правую руку, как будто собирался нанести удар. Это был бы не первый раз, но взгляд Майкла давал понять, что он стал бы последним. У Джозефа отвисла челюсть, он отступил на два шага. Майкл поспешил скрыться в шумном казино.

Пройдут годы, прежде чем он узнает правду о романе отца и о своей сводной сестре, внебрачной дочери Джозефа.

Джеки женится

Зимой 1974 года двадцатитрехлетний брат Майкла Джексона Джеки попал в заголовки газет из-за его внезапной женитьбы на Энид Спанн. Парень познакомился с ней на дне рождения Хейзел Горди пятью годами ранее. Девушка училась в школе Беверли-Хиллз (как и Хейзел), и ей было всего пятнадцать, когда они с Джеки, который был старше на три года, начали испытывать взаимное влечение.

Она рано узнала о брачном соглашении. Влюбленные только начали встречаться, когда до адвоката Джексонов Ричарда Аронса уже дошли слухи, что Энид настроена серьезно. Он решил принять превентивные меры: встретиться с ней и объяснить, что, если она выйдет замуж за Джеки, ей придется подписать брачный договор.

«Позвольте мне кое-что вам сказать, – ответила девочка адвокату. – Если я буду выходить замуж за Джеки Джексона – а я полагаю, что подобного не произойдет никогда, – свидетельство о браке не будет достаточно важным для него документом, ведь тогда он станет мне неинтересен, и я сама за него не пойду».

Аронс был удивлен ее дерзостью.

«И вот еще что, – добавила она, – я бы на вашем месте помалкивала, ведь это вы тот, кто кормится с их стола».

Энид вспоминала, что вскоре семья Джексонов стала ей «совершенно безразлична»: «Когда я рассказала маме, что произошло, она расстроилась. Было подло говорить о таких вещах с пятнадцатилетней девушкой. После того разговора мы с Джеки поругались. Я думала, из-за моей беседы с Ричардом. Однако когда я наконец раскрыла ему подробности, он рассердился и сказал адвокату: „Как ты посмел говорить с ней об этом?!”»Джеки и двадцатилетняя Энид поженились, организовав небольшую частную церемонию в номере Джексона в MGM Grand во время очередного семейного выступления в Лас-Вегасе. Джозеф подозревал, что Энид выходила замуж за его сына, руководствуясь скрытыми мотивами, тем более что, в отличие от жены Тито Ди Ди, она не подписывала брачный договор. Он также чувствовал, что Энид слишком прямая и независимая и это станет проблемой. То, что Джозеф запретил Джеки жениться на Спанн, лишь подстегнуло его старшего сына пойти к алтарю. Для молодого человека тот факт, что он связывал себя узами с женщиной, с которой предположительно проведет остаток всей жизни, казался менее важным, чем то, что он поступал наперекор отцу.

Как менеджер Джозеф был на высоте. Как родитель он совершал ошибку, вцепившись в детей, за что ему пришлось дорого заплатить. В каком-то смысле ту же ошибку допускал Берри Горди со многими артистами Motown, но Джозеф был не просто менеджером, но и отцом, тем не менее мужчина был не в состоянии разглядеть, где заканчивалась одна роль и начиналась другая. Он относился к детям так же, как и к деловым партнерам: вел переговоры, стуча кулаком по столу и горланя громче, чем кто-либо в комнате. Его поведение пугало жену и дочерей и лишало мужественности сыновей. «Майкл рассказывал, как они неслись по коридору и захлопывали двери спальни, когда слышали, что Джозеф возвращается домой», – вспоминает Джейн Фонда.

Майкл встречается с Берри наедине

В январе 1975 года компания Motown выпустила четвертый сольный альбом Майкла Джексона Forever Michael. Он не имел успеха, достигнув лишь 101-го места в чартах, что было на восемь строчек ниже самой плохо продаваемой пластинки певца Music and Me. Ни один из альбомов не вошел в топ-50 в Великобритании, остальная часть Европы также показала низкие продажи. «Хватит! – решил Джозеф. – Он больше не будет записывать сольные альбомы для Горди. Этот человек погубит Майкла!»

Джозефа все больше волновало отсутствие рекламы со стороны Motown и утверждение Берри о том, что у группы нет потенциала писать или выпускать собственную музыку. Мужчина понимал, что его сыновья не заработают больших денег до тех пор, пока им не будут принадлежать права на издание их песен. Если артист пишет свой материал, то получает не только гонорар артиста, но и дополнительные выплаты, поскольку авторам песен выплачивается определенная сумма за каждую проданную запись. В то время ставка составляла два цента за проданную копию, которые делились пятьдесят на пятьдесят с издателем песни. Таким образом, оборотная сторона сингла – песня с миллионным тиражом, которую редко или вовсе никогда не транслируют по радио – может стоить до двадцати тысяч долларов. По крайней мере, рассуждал Джозеф, мальчики должны быть способны на «сторону B». Неужели он слишком многого просил?

Большинство авторов песен, сотрудничающих с Берри, подписали контракт с его издательской компанией Jobete. Поэтому им приходилось делить свои два цента с продюсером. Джозеф хотел, чтобы его сыновья основали собственную издательскую компанию и деньги оставались в семье. Чем активнее он продвигал идею, тем сильнее сопротивлялся продюсер.

В прошлом тот всегда неохотно делился деньгами, полученными за издательские права на песни Motown. Смоки Робинсон, ближайший друг Берри, вел переговоры, чтобы тот позволил ему издавать и свои песни. Jobete также владел всеми записями Смоки, и он, как и Джозеф Джексон, хотел ухватить лакомый кусок побольше. В конце концов, Берри позволил другу поделить деньги, так что его можно было убедить. Впрочем, настойчивость всегда была ключом к тому, чтобы заставить Горди сделать то, чего он не хотел. Смоки и Берри были друзьями, но Робинсону пришлось провести изрядное количество напряженных переговоров. Чего же Джозеф – уж точно никак не друг – мог ожидать от Берри? Казалось, что у него и его сыновей минимальный шанс на контроль издательских прав своих материалов, при наличии столь противоречивых отношений. Кроме того, Юарт Эбнер теперь практически руководил отделом звукозаписи Motown… еще один тип, которого Джозеф терпеть не мог.

И тогда Джексон принял решение: The Jackson 5 должны уйти из Motown.

Было ли это вообще возможно? Если бы не Берри и Motown, где были бы The Jackson 5? Возможно, все там же в Гэри, штат Индиана. Тем не менее ясно было одно: если обстоятельства в компании вскоре не изменятся, коммерческое будущее группы окажется под угрозой.

Хотя вопрос еще не выносили на голосование (и вполне вероятно, что голос Джозефа повлиял бы на сыновей), позже Майкл сказал, что он знал, что братья согласятся с отцом. Певцу, как и остальным членам семьи, не нравилось происходящее в Motown, но все же он был предан Берри. В конце концов, во многом благодаря уверенности Берри в The Jackson 5 они теперь получили возможность выбирать среди других звукозаписывающих компаний. Это было важным решением для молодого Майкла, и он не хотел, чтобы его отец, человек, которому он не доверял и который, более того, был ему неприятен, делал что-то за него.

Другие Джексоны считали Майкла застенчивым и сдержанным, что, безусловно, было правдой в большинстве случаев. Тем не менее у подростка была еще одна черта характера, нечасто проявлявшаяся, но сильная: решимость. Когда дело коснулось его будущего в Motown, шестнадцатилетний Майкл Джексон оказался готов взять все в свои руки. Он снял трубку и набрал номер. «Мистер Горди, – сказал он, – нам нужно поговорить». Ни один из братьев Джексон никогда не встречался с продюсером наедине. До сих пор у них не было причин. Вряд ли Берри согласился бы встретиться с Джеки, Марлоном, Рэнди или Тито. Ни один из них не обладал ни уникальным голосом, ни харизмой Майкла на сцене. И Берри чувствовал, что должен выслушать мальчика. Хотя ему нравился Майкл, он считал его застенчивым и покладистым, вряд ли способным на прямоту и откровенность. Поэтому, вероятно, мысль о разговоре с ним заинтриговала Берри.

Майкла не волновало, как его отец отреагирует на решение встретиться с продюсером. Фактически, он не обсуждал это с ним. Майкл принял собственное решение, до сих пор злясь на Джозефа за все, что тот сделал с Кэтрин, не говоря уже о систематическом жестоком обращении с сыновьями. Кроме того, Майкл позже скажет, что его интуиция подсказывала ему, что сложная ситуация с Motown могла бы разрешиться раньше, если бы только Джозеф не выходил из себя по каждому поводу и не был таким собственником.

Остальные сотрудники лейбла с ним согласились. Смоки Робинсон, оглядываясь назад, говорил: «Джо так и не привык к мысли, что только Берри будет указывать его детям, что им делать. Он считал, что, будучи их отцом, он был и их боссом. Точка. Но Джо не являлся бизнесменом. Он лишь все портил и допекал окружающих. Никто не хотел иметь с ним дела, что плохо отражалось не только на братьях, но и на Берри, и на Motown. Без вмешательства со стороны Джо Берри поступил бы с Джексонами так, как со мной, со Стиви Уандером и со всеми, кто был недоволен компанией, но в итоге остался».

Майкл не посвятил в свой план и братьев, поскольку был уверен, что они попытаются отговорить его. Джексоны гордились тем, что каждый мог высказаться, даже если голос Джозефа, как правило, перекрывал голоса остальных. Безусловно, братья и сестры Майкла почувствовали бы, что, встретившись с Берри, он захватил больше власти, чем имел право иметь как участник группы.

Майкл и Берри договорились встретиться в доме Горди в Бель-Эйр 14 мая 1975 года. «Это была одна из самых сложных вещей, которые я когда-либо делал», – вспомнит Майкл. Собравшись с духом, он выложил карты на стол.

«Мы все недовольны, мистер Горди, – сказал он, как ему помнилось. – Вы действительно хотите, чтобы мы покинули Motown?»

«Что ж, Майкл, такой смышленый парень, как ты, – начал Берри, – должен знать, что без Motown сегодня The Jackson 5 все еще находились бы в Гэри».

Певца не испугал тот факт, что продюсер, по-видимому, решил сыграть на чувстве вины. «Вы не ответили на мой вопрос», – парировал он.

Позднее Майкл вспоминал, что жаловался Берри на то, что Motown не позволял братьям писать или производить свою музыку или же иметь издательские права. Он был расстроен, потому что ему не разрешили внести вклад в последний альбом The Jackson 5 Dancing Machine, хотя сам Джексон считал, что у него было несколько сильных песен и их можно было бы добавить на пластинку. По словам Майкла, если бы на альбоме была хотя бы одна его песня, это показало бы, что Горди доверяет ему как автору.

Берри сохранял спокойствие. «Я часто слышу подобное от своих артистов, – ответил он. – И все же мы можем решить эту проблему, Майкл. Послушай, мы ведь справились, когда вопрос касался Стиви [Уандера] и Марвина [Гэя], правда?» Ответ был очевиден. Он сказал, что не хочет, чтобы группа покидала Motown. Однако добавил: «Если вы думаете, что можете заключить более выгодный контракт в другом месте, то, я полагаю, вам нужно пойти туда. Правда, такой поступок будет неправильным… или нечестным».

В глазах Майкла Берри Горди был героем. Он уважал его и преклонялся перед упорством, с которым он превращал The Jackson 5, провинциальных мальчишек из Гэри, в международных суперзвезд. Майкл считал Берри одним из самых умных людей, восхищался тем, что он привел Motown к международному успеху. Продюсер вдохновлял его. Певцу тяжело было слышать, как он говорит, что семья Джексонов поступает с ним нечестно, после того как он привез группу в Лос-Анджелес, создал условия для жизни, оплатил образование и сделал их звездами.

«Что заставляет вас думать, что вы можете написать или выпустить собственный хит?» – спросил Берри у Майкла.

Ответ Майкла был кратким: «Я просто знаю».

Горди скептически посмотрел на него. «Я не уверен, что этого достаточно».

«Хорошо, а что заставило вас думать, что вы сможете превратить Motown в то, чем компания является сегодня?»

Берри не ответил.

«Вы просто знали, ведь правда?» – парировал подросток.

Мужчина снисходительно усмехнулся. «Он кивнул мне, как бы говоря: „Ты далеко пойдешь, парень”», – вспоминал Джексон-младший. В конце разговора Берри подчеркнул, что считал себя кем-то вроде отца Майкла, но также отметил, что важно уважать своего настоящего отца. «Он сказал, что верит в то, что я сделаю правильный выбор», – поведал мне позже Майкл, вспоминая эту встречу. Певец добавил, что его немного мутило из-за всего происходящего, особенно когда Берри обнял его на прощанье, потому что в глубине души он знал: что бы он ни говорил Джозефу и братьям, расклад был против Джексонов, оставшихся с Motown.

«Я могу пообещать тебе, – заключил Берри, – я не сделаю ничего, что навредит тебе или твоей семье».

Встреча Майкла с Берри Горди продемонстрировала не только неожиданную для подростка инициативу, но и немалое мужество. В то время для многих это стало первым показателем того, что он был не просто одаренным ребенком. У него был кураж. Казалось, Майкл понимал то, чего не видел его отец: бывают моменты, когда имеет смысл сесть за стол переговоров с вашим противником и попытаться урезонить его. Своим нехитрым способом Майкл сумел избежать риторики, которая в последнее время преобладала в общении Берри с Джексонами. Ему удалось получить обещание, что тот не сделает ничего, что может ухудшить положение его семьи, – довольно серьезное и, кажется, искреннее заявление.

Джозеф услышал от сотрудника Motown, что Майкл виделся с Берри наедине. Представьте себе его ярость. Когда подросток вернулся в Энсино, он метался по гостиной, словно животное по клетке в ожидании обеда. Майкл не хотел обсуждать со мной детали спора, который произошел между ним и его отцом, но нетрудно представить, как Джозеф дал понять, что, по его мнению, Майкл оказался не в его команде, раз пытался вести переговоры с кем-то вроде Горди. Однако, когда Джексон-старший успокоился, то не мог не восхититься мужеством сына. По крайней мере, ему хотелось так думать. Братья, между тем, были раздражены.

«Майкл не имел права встречаться с Берри, – настаивал Джеки много лет спустя. – С его стороны было бесчестно делать это за нашими спинами. Мы все злились на него. И чего в итоге он добился?»

Возможно, с точки зрения будущего The Jackson 5 в Motown Майкл не многого достиг, но встреча с Берри явилась для него важной личной вехой. Он привлек внимание продюсера, чего не смогли сделать ни отец, ни братья (за исключением Джермейна). Произошедшее действительно отдалило его от остальных участников группы, и с этого момента никто из них не отнесся бы с энтузиазмом к предложению, чтобы Майкл выделялся еще сильнее. «У брата всегда было собственное представление о том, как все должно быть, – сказал однажды Марлон Джексон. – Но The Jackson 5 являлись группой, а не его личным проектом, и ему принадлежал всего один голос». Другими словами, Марлон видел, к чему все идет.

Вечером после встречи Майкла с Берри Джозеф созвал собрание группы в гостиной их дома в Энсино. Ожидалось, что будут все братья, кроме Рэнди и Джермейна. В то время юный Рэнди не имел права голоса в делах группы. Джермейн отдыхал с Хейзел, но его, вероятно, в любом случае исключили бы, поскольку семья чувствовала, что он потерял объективность в отношении Motown. Позже он скажет: «Из-за того, что я был женат на Хейзел, родные считали, что не могут мне доверять, и поэтому все от меня скрывали».

Джеки, Тито, Марлон, Майкл и Джозеф единогласно проголосовали за то, чтобы покинуть Motown. Майкл колебался, но знал, что неразумно выступать против в одиночестве. В любом случае, какая ему от этого польза?

«Я просто хочу, чтобы решение было справедливым, но что-то в нем кажется мне нечестным, – сказал подросток. – Берри прославил нас. Не забывайте».

«Послушай, мы благодарны ему, но все кончено, – сказал один из братьев. – Пришла пора зарабатывать большие деньги».

«Согласен, – поддержал другой. – Надо двигаться дальше. Мы умираем в Motown».

«Он сказал, что не навредит нам», – возразил Майкл, пытаясь заступиться за Берри.

«Да, конечно, – язвительно ответил Джозеф. – Все, решение принято».

«А что насчет Джермейна?» – поинтересовался Майкл.

«Я позабочусь о нем, – сказал Джозеф. – Что я всегда говорю вам, дети?»

«В этой жизни есть победители и проигравшие, – машинально повторил Майкл кредо своего отца. – И никто из моих детей не будет проигравшим».

Джозеф улыбнулся. «Если мы останемся в Motown, – подытожил он, – мы проиграем. А мы не проигрываем».

CBS предлагает Джексонам «отличную сделку»

После того как жребий был брошен, Джозеф Джексон и его адвокат Ричард Аронс потихоньку начали подыскивать звукозаписывающую компанию для заключения новой сделки, для начала встретившись с представителями Atlantic Records – лейблом, у которого был большой опыт работы с ритм-н-блюзом. К их удивлению, глава корпорации Ахмет Эртегун заявил, что он не в восторге от The Jackson 5 из-за их нестабильных продаж в Motown за последние годы. Джозеф не собирался убеждать кого-либо в популярности своих детей. Как бы то ни было, мнение Ахмета помогло Джексону утвердиться в мысли, что Motown действительно нанес вред репутации его сыновей в музыкальной индустрии.

В любом случае Джозефа больше интересовала CBS Records Group, поскольку большинство чернокожих исполнителей заключали контракт с ее дочерней компанией Epic. CBS славилась первоклассной сетью распространения и продвижения пластинок. «По сравнению с ними Motown – слабаки», как выразился тогда Джексон-старший.

Рон Алексенбург, президент Epic и, по иронии судьбы, бывший протеже Юарта Абнера из Motown, был заинтересован в подписании контракта с The Jackson 5. Джозеф уважал Алексенбурга – под его руководством Epic увеличила годовую выручку с менее чем 10 миллионов долларов до более чем 100 миллионов. Конкурентоспособный лидер, державший руку на пульсе звукозаписывающей индустрии, он подозревал, что Берри Горди раскрыл лишь малую часть всего потенциала Джексонов. Он хотел проверить, на что еще была способна группа.

Джозефа также привлекало прибыльное сотрудничество компании с Кенни Гэмблом и Леоном Хаффом, продюсерами так называемого филадельфийского саунда, приносившего миллионы благодаря хитам таких чернокожих групп, как The O’Jays и Three Degrees. У Гэмбла и Хаффа был собственный лейбл на CBS – Philadelphia International. Хотя Джозеф чувствовал, что Philadelphia International была слишком маленькой дочерней компанией для The Jackson 5, он восхищался приверженностью CBS черной музыке. «Возможно, компания однажды тоже наградит нас собственным лейблом», – думал он. Мужчина видел в CBS будущее не только для сыновей, но и для себя.

Рон Алексенбург сообщил президенту CBS Records Уолтеру Йетникоффу, что хочет немедленно подписать контракт с The Jackson 5. Последний был настроен скептически. «Они уже давно не такие крутые, как раньше, – ответил Уолтер. – Посмотри на них. Они увлечены этой безвкусной постановкой в Лас-Вегасе».

«Поверь мне, – сказал Рон, – группа еще не показала, на что способна. Парни еще даже не начали».

После быстрых и легких переговоров было достигнуто соглашение, которое Джозеф окрестил «отличной сделкой». The Jackson 5 получат аванс в размере 750 000 долларов, известный в звукозаписывающей индустрии как «подписной бонус». Им также выплатят дополнительные 500 000 долларов из «звукозаписывающего фонда» – деньги, предназначенные специально для выпуска альбомов. Им гарантировали 350 000 долларов за пластинку, намного больше, чем они когда-либо получали в Motown (но на много миллионов меньше, чем Майклу Джексону заплатят за его работу всего через пять лет).

Весь аванс от CBS должен был быть возмещен за счет гонораров, но ставка, предложенная новым лейблом, составляла 27 % от оптовой цены на альбомы, выпущенные в Соединенных Штатах. В Motown The Jackson 5 платили 2,7 %, при этом они знали, что должны будут покрывать расходы за счет гонораров, включая студийное время, практически не поддающееся контролю.

Шел 1975 год, одна пластинка продавалась примерно за 6,98 доллара в розницу и 3,50 доллара оптом. Таким образом, в Epic выручка The Jackson 5 составит примерно 94,5 цента за альбом, проданный в Соединенных Штатах, и 84 цента за рубежом. В Motown они получали примерно 11 центов за альбом, проданный в Соединенных Штатах, и столько же в Европе.

Как было указано в договоре с Epic, после того как продажи каждого альбома The Jackson 5 превысят 500 000 долларов, гонорар группы подскочит до 30 % и составит около 1,05 доллара за диск. Говоря о прибыли, эта новая сделка стоила примерно в пятьсот раз больше той, что была у группы в Motown.

Заминка в переговорах произошла в тот момент, когда Уолтер Йетникофф запретил Джексонам писать и производить или даже выбирать материал. Он просто не верил в их авторские и продюсерские способности, поскольку ни у кого из них не было опыта. Рон Алексенбург заверил Уолтера, что демо или черновые сэмплы песен, написанные и спродюсированные Джексонами, очень многообещающие. И все же Уолтера они не убедили. Поэтому Джозеф смог добиться только того, что его сыновья смогут выбирать по крайней мере три песни для каждого альбома, написанные ими или кем-то другим. Также было достигнуто соглашение, что, если группа придумает три собственные хорошие песни, мелодии рассмотрят для использования в альбоме. Они никогда не имели чего-то подобного в Motown. Однако в контракте договоренности отражены не были, а любой знает, что в мире бизнеса трудно привести в исполнение устное соглашение. Но, по крайней мере, состоялся диалог о возможности группы иметь творческую свободу. Джозеф был уверен, что его мальчикам нужно будет проявить себя только один раз… и после они уже никогда не оглянутся назад.

Майкла поразил контракт, который CBS предложила семье. Он понятия не имел, что группа стоит так дорого и что таким был тип контракта, к которому другие суперзвезды привыкли в звукозаписывающем бизнесе. Подросток вынужден был отдать должное упорству отца. В конце концов, если бы не Джозеф, The Jackson 5, возможно, канули бы в безвестность. «Я должен признать, – позже заметил Майкл, – это была невероятная сделка со звукозаписывающей компанией. Мой отец проделал для нас потрясающую работу».

Тем не менее Майкл разрывался между чувством порядочности по отношению к Берри и представлением о деловом чутье. Он решил обсудить все с Дайаной Росс. Ее реакция была предсказуемой. Она сказала, что не имеет никакого влияния на Берри, когда дело касается деловых вопросов – и не лгала, – но Майкл должен его слушать, поскольку продюсер знает, что лучше для всех его артистов. «Я просто считала, что мальчики должны остаться в Motown, – вспоминала Росс в интервью 1981 года. – В то время я была верна Берри и чувствовала, что они тоже должны хранить ему верность. Я сказала Майклу, что верность важнее денег».

Шесть лет спустя Дайана Росс изменила свое мнение. Когда у нее возникли собственные разногласия с Берри, она решила проверить, во сколько ее оценивают другие компании, и RCA пообещали ей 20 миллионов долларов, что было намного больше, чем могла предложить Motown. Она обратилась за советом к Смоки Робинсону. Мужчина дал ей тот же совет, что она когда-то дала Майклу. Однако Дайана чувствовала, что у нее нет выбора. Отказываться от такой суммы не имело смысла – она подписала контракт с RCA.

Джозеф говорит Джермейну: «Подписывай!»

Контракты CBS были составлены за пару дней. Каждый из четырех братьев с готовностью подписал их.

Проблема заключалась в том, как сообщить эту новость Джермейну и убедить его подписать договор. Его свекор, Берри Горди, теперь считался врагом, но Джозеф осознал, что продюсер имеет сильное влияние на его сына. Недавно он пообещал Джермейну захватывающее и прибыльное будущее в Motown. Он подозревал, что группа попытается уйти, и хотел заверить зятя, что в компании у него есть будущее. Он достаточно доверял молодому человеку, чтобы выдать за него замуж единственную дочь. Задачей Джозефа было убедить сына в том, что его желания должны преобладать над желаниями Берри. Он ждал три дня, прежде чем вызвать Джермейна, пытаясь определиться со стратегией. Вскоре Джексон-старший понял: простого способа переманить сына нет. «В любом случае для Джермейна все не должно быть таким уж сложным», – решил мужчина. В конце концов, отцом был он, а не Берри, поэтому Джозеф успокаивал себя тем, что сын примет «правильное» решение. «В конце концов, – подвел он итог, – Джермейн не дурак. Я надеюсь».

«Приходи к нам домой сегодня вечером, – сказал он сыну по телефону. – Только один. Не приводи жену».

«Именно тогда я понял, что что-то не так, – вспоминал Джермейн много лет спустя. – Хейзел очень настойчивая и задает много вопросов. Я уверен, что мой отец думал, что сможет заставить меня сделать что угодно без супруги. Я боялся идти, боялся того, что он мне скажет».

Когда Джермейн приехал в Энсино, Джозеф проводил его в спальню и закрыл дверь. Контракты были разложены на бюро, подписи стояли на четырех из них. Пятый еще не был подписан. Джозеф взял договор Джермейна и передал ему. «Подпиши», – приказал он. Отец не пытался убедить его или хотя бы объяснить что-то… просто велел: «Подписывай». Как Джозеф мог быть таким недалеким, остается загадкой. Он мог бы получить подпись Джермейна, если бы использовал хоть немного здравого смысла. Конечно, парень отказался.

«Я сказал, подпиши».

«Нет, Джозеф, – сказал Джермейн. – Я не подпишу».

«Ты подпишешь проклятый контракт, Джермейн».

«Я не подпишу».

«Подумай о деньгах, – продолжил Джозеф, повышая голос. – Настоящие деньги. Думаешь, Motown даст нам что-то подобное? Посмотри на суммы». Он пролистал страницы, пытаясь найти параграф, в котором изложены условия.

«Мне все равно, – ответил Джермейн. – Дело не в деньгах».

«Тебе все равно? Ты сумасшедший. Вот кто ты, – вспылил Джексон-старший. К тому моменту он уже грозил сыну кулаком. – Ты подпишешь проклятый контракт, Джермейн, или пожалеешь. CBS говорит, что The Jackson 5 будут следующими The Beatles, и ты знаешь, что именно ради этого мы и работали».

«Черт возьми, нет. Я не хочу быть битлом, – возразил Джермейн. – Я не подпишу, Джозеф. Забудь».

Затем, как Джермейн вспомнил в интервью несколько лет спустя, он выбежал из спальни и немедленно покинул дом. Парень решил, что должен рассказать Берри о произошедшем и о том, что Джексоны на самом деле покидают Motown – такие новости не могли ждать, пока он вернется домой. Молодой человек подъехал к телефону-автомату и позвонил тестю.

«Братья подписали контракт с CBS, Берри, – выпалил он, как только тот взял трубку. – Я не могу поверить. Но они это сделали. Они ушли из Motown».

Джермейн вспомнил, что на другом конце линии была тишина. Наконец, мягким и спокойным голосом Берри заговорил: «Ты абсолютно уверен, Джермейн?»

«Они уже подписали контракты, – ответил парень в исступлении. – Я видел их собственными глазами». «Ну, а ты? Ты подписал?» – спросил Берри.

«Братья уходят из-за проблем в Motown, – объяснил Джермейн, – но я хочу остаться, Берри. Я хочу помочь лейблу».

Позже он вспоминал: «Я сказал, что не подписал и не собираюсь подписывать бумаги. Горди попросил приехать к нему домой, что я и сделал. Мы поговорили обо всем. В ту ночь он стал для меня вторым отцом, рассудительным отцом. „Ты на пути к вершине. Когда-нибудь ты сможешь управлять Motown”, – сказал он мне. Вот чего я хотел. Я хотел быть президентом Motown. Я знал, что смогу. Знал, что это было во мне, даже если Джозеф никогда не верил в меня. Берри вселил в меня уверенность в том, что я смогу пойти куда угодно, если останусь с ним и Motown. Я поверил. Я не верил ни единому слову родного отца. Я верил в Берри Горди, а не в Джозефа Джексона».

Несмотря на то что в семье царил хаос, группе все еще нужно было гастролировать. Когда через несколько дней Джермейн вернулся в дом, чтобы репетировать, они с Кэтрин на повышенных тонах обсудили его решение не подписывать контракт с CBS. Мать была рассержена на него. Джермейн напомнил ей, что Берри Горди был тем, кто «платил за стейки на нашем столе и зубы в наших ртах». Кэтрин не могла поверить своим ушам. «Мы и так ели стейки в Гэри, – сказала она сыну в сердцах. – А что касается зубов, которые он вставил в рот Джеки и Тито, то затраты окупились сотни раз, даже не сомневайся». (Однако маловероятно, что Джексоны действительно ели стейки в Гэри.)

Следующей в маршруте группы была музыкальная ярмарка в Уэстбери на Лонг-Айленде в Нью-Йорке. По дороге Майкл попытался выступить в качестве арбитра между Джермейном и Джеки, которые горячо спорили о Motown и CBS. В конце концов братья, за исключением Майкла, полностью отвернулись от Джермейна. «Они не понимали, как могли пойти в одну сторону, а я – в другую, – вспоминал Джермейн. – Это было тяжело. Это было ужасно».

Майкл занял более беспристрастную позицию, чем его братья. «Я думал, в конце концов он взглянет на вещи с нашей точки зрения, – вспоминал он позже. – Я никогда не сомневался, что все станет хорошо».

В некотором смысле семейное давление проявлялось предсказуемым образом. Хейзел, почти всегда путешествовавшая с группой, стала оберегать мужа, не позволяя ему скрыться из виду. Один из дорожных менеджеров группы вспоминал: «После того как мы зарегистрировались в отеле на Лонг-Айленде, все собрались в вестибюле и веселились, там были остальные братья и их друзья. Я поднялся в номер Хейзел и Джермейна, чтобы позвать его, но Хейзел сказала, что Джермейн не может „выйти и поразвлечься”. Я подумал, что это странно, и продолжил настаивать. Ей мое поведение пришлось не по душе: „Я сказала, ему нужен отдых. Теперь, пожалуйста, уходи. Оставь его в покое”. У Джермейна и группы не было выступления до следующего вечера. Почему ему вдруг потребовалось больше отдыха, чем остальным? Хейзел гнула свою линию: „Я сказала, что он не может выйти, значит, не может. И точка”. Казалось, в то время она преследовала лишь одну цель: отделить Джермейна от его семьи».

Джексон вспоминал, что перед отъездом группы в Нью-Йорк Берри Горди встретился с ним и Хейзел «и сказал, что муж и жена должны прежде всего хранить преданность друг другу, а не кому-то и не чему-то другому». По словам Джермейна, Берри объяснил: «Будь то я и Motown или семья Джексонов и CBS, все это стоит на втором месте после вас как супружеской пары, потому что вы два человека, которым придется жить друг с другом и с теми решениями, что вы принимаете».

Если отбросить дипломатию Берри, он наверняка прекрасно понимал: Джермейн не смог бы покинуть Motown, если бы хотел остаться в браке с дочерью босса.

После первого выступления The Jackson 5 на ярмарке в Уэстбери в гримерке зазвонил телефон. Горди хотел поговорить с зятем.

Пока семья наблюдала за лицом Джермейна, пытаясь понять, о чем идет речь, тот крепко сжимал телефонную трубку. Он почти ничего не сказал, только попрощался – глубоко выдохнул и повесил трубку.

«Ладно, я думаю, мне пора», – объявил Джермейн.

«Сейчас? Мы должны быть на сцене через тридцать минут!»

«Как мы будем работать без тебя?» – в недоумении воскликнул Джеки.

«Не могу поверить, что ты так поступаешь с нами», – добавил Тито.

Все заговорили одновременно, но голос Джозефа выделялся из общего гула. «Ты рехнулся? – взорвался он. – Мы твоя семья. Не Горди. Что с тобой не так, Джермейн? Говорю, малец, ты никуда не пойдешь».

Берри потребовал, чтобы двадцатилетний парень принял самое важное решение в своей жизни прямо здесь и сейчас: Motown или CBS? Джексоны или Горди? Его родная семья или его новая семья?

Независимо от того, действовал ли Джермейн импульсивно или понимал все последствия того, что собирался сделать, он выскочил из раздевалки со слезами на глазах. «Я ухожу отсюда», – сказал молодой человек. Он добрался до своего гостиничного номера, где примерно за пять минут собрал чемодан. «Что происходит? Что происходит?» – повторяла Хейзел. Джермейна душили рыдания, он не мог произнести ни слова. «Мы уезжаем», – все, что парень мог сказать. Черный лимузин Motown ждал у входа, чтобы отвезти пару в аэропорт, а затем обратно в Лос-Анджелес.

«Мы были потрясены, полностью обескуражены, у нас был настоящий шок, – вспоминал позже Марлон. – Все было похоже на ночной кошмар. Раздался звонок и затем Джермейн ушел от нас вот так. До шоу оставалось около часа. Зал был полон. Мы должны были выступить. У нас не было времени на размышления. Майкл плакал, и я сказал: «Не сейчас, Майкл. Нас ждут фанаты. Нам необходимо взбодриться». Вытирая глаза, он сказал: «Я справлюсь, Марлон. Но позже мы должны разобраться. Мы должны вернуть Джермейна»».

В ту ночь The Jackson 5 выступали на сцене ярмарки в Уэстбери с таким запалом, что никто из зрителей даже не догадался бы о закулисной драме, развернувшейся незадолго до концерта. Важнее всего для Майкла была аудитория. Ему было всего шестнадцать, но он знал, что нужно делать. Во время исполнения Dancing Machine он раскачивал стойку микрофона, отточенными шагами проходился по сцене, словно робот, а затем делал шпагат в тот самый момент, когда стойка падала ему на плечо. После он смотрел на инструмент с презрением, подразумевающим смертельное оскорбление. Толпа восторженно ревела.

Ваш покорный слуга – на тот момент совсем зеленый – присутствовал на шоу, и это выступление Джексонов я в деталях помню до сих пор.

Хотя Джермейна не хватало – Майкл объявил, что у него грипп, – выступление все равно было сногсшибательным.

Во время ироничного трибьюта Motown Sound Майкл двигался по сцене, словно одержимый танцор балетной труппы: I Want You Back, ABC, The Love You Save, Never Can Say Goodbye – все хиты Motown и не только исполнялись с изящной и довольно взыскательной хореографией. Что бы ни требовалось, чтобы угодить поклонникам, именно это и делал Майкл, уже по привычке превращая личные переживания в чистую энергию. Получая зрительскую отдачу, он, казалось, избавлялся от всех тревог. Снова был с единственными людьми, которым, как он знал, мог полностью доверять: своими фанатами.

Печальный гитарный рифф из хита The Jackson 5 I’ll Be There прозвучал с еще более сладкой горечью, когда Майкл исполнил его во время вечернего шоу. Без всякой репетиции Марлон вмешался и перехватил строки Джермейна, зазвучашие теперь иначе. «Я буду твоей опорой, – пел он, – я не сдамся». Марлона всегда недооценивали как певца, у него никогда не было возможности по-настоящему выйти из тени своих братьев. Сегодня он не сдался, несмотря на большие проблемы. Тем не менее Джермейн принадлежал сцене, его законное место было рядом с Майклом. Иначе все становилось каким-то неправильным.

Когда парни закончили, зрители повскакивали с мест, было три выхода на бис. Но потом за кулисами не было ни музыки, ни вечеринки, ни смеха, как обычно после отличного выступления. Все погрузились в мрачное настроение. «Почему шоу должно заканчиваться? – спросил Майкл брата Джеки. Он казался подавленным. Хотя подросток постоянно пытался скрыть свои чувства, казалось, они всегда выходили наружу. – Я бы хотел, чтобы это длилось вечно».

Я подошел к Майклу и спросил: «Эй, дружище, что случилось с Джермейном?», а потом добавил: «В любом случае, шоу прошло отлично. Вау, чувак. Просто нечто!» Тогда я не замечал, как сильно может заискивать юный поклонник. «Какое это было великолепное шоу, – продолжил я. – Боже мой. Все было просто… зашибись».

Майкл выслушал мои комплименты, грустная улыбка едва коснулась его губ. «Спасибо. Джермейн вернется, – ответил он. – Он… болен».

Джозеф молча сидел в углу. Его семья распадалась, и он ничего не мог поделать. У любого, кто смотрел на него, разрывалось сердце – настолько жалкий у него был вид. Он казался непривычно уязвимым, сидя на стуле, качая головой, как бы говоря: «Я просто не понимаю. Как вообще такое могло случиться?»

Майкл подошел к отцу и внимательно посмотрел на него. Он положил руку Джозефу на плечо. Это был момент настоящей близости между ними.

Внезапно Джозеф вскочил. В считанные секунды скорбь сменилась яростью. «Моя кровь течет по венам Джермейна, – проорал Джозеф. – Не Берри Горди. Не Берри Горди». Затем он выскочил из гримерки, захлопнув за собой дверь.

Поначалу казалось, что покинуть Motown будет легче, чем Джозеф предполагал. Берри Горди ничего не сделал, чтобы помешать их уходу. В любом случае он был занят кинобизнесом Motown и не выглядел слишком встревоженным тем фактом, что The Jackson 5 покидают компанию. Пока Джермейн был на его стороне и он выигрывал битву, Берри казался довольным. Он в любом случае не хотел иметь дело с Джозефом, так что тем, кто занимался большинством вопросов, касающихся The Jackson 5, в их последние дни в Motown, был Эварт Эбнер.

Но мало кто из артистов покидал Motown без драмы. Джозеф не подозревал, что Берри Горди приготовил ему еще один сюрприз.

В последнюю неделю июня 1975 года заместитель президента Motown позвонил Джозефу Джексону и сообщил новость, которая должна была произвести эффект разорвавшейся бомбы: компания владеет именем The Jackson 5. Джозефу было сказано, что группа может покинуть Motown, но им придется отдать имя. The Jackson 5 останется с компанией.

«Что ты несешь? – спросил Джексон. – Мы пришли в Motown под именем The Jackson 5. Это моя фамилия».

«Я не знаю, пришли ли вы сюда под именем The Jackson 5 или нет, – ответил ему Майкл Рошкинд, – но вы не уйдете отсюда как The Jackson 5, это я могу сказать тебе точно».

«Что, черт возьми, ты имеешь в виду?» – воскликнул Джозеф.

«В мире наберется, вероятно, сорок тысяч человек по фамилии Джексон, – сказал Рошкинд. – Пятерых из них мы сделали звездами. Мы можем найти еще пять, если потребуется, и их мы тоже можем сделать знаменитыми».

«Ах ты сукин сын», – воскликнул Джозеф. Он бросил трубку.

Так случилось, что параграф 16 контракта Motown, который старший Джексон никогда не читал, но подписал в 1968 году, гласил: «По взаимному согласию, мы [Motown] владеем всеми законными правами, правом собственности и интересами в отношении имени The Jackson 5».

Кроме того, 30 марта 1972 года, после первой серии хитовых записей The Jackson 5, компания Motown обратилась в Патентное ведомство США с просьбой зарегистрировать логотип The Jackson 5, чтобы гарантировать право собственности компании на название. Словосочетания «Jackson Five» и «Jackson 5» также принадлежали исключительно Motown Records Corporation.

Конечно, Джозеф мог бы зарегистрировать названия Jackson Five, Jackson 5 и любое другое имя, если бы только подумал заранее. Подобная мысль просто не приходила ему в голову. Что же касаеется Motown, для них было обычной практикой регистрировать имена своих подопечных. Компания проделывала это с The Supremes, The Temptations… и многими другими в течение долгих лет.

С последним залпом уход группы из Motown превратился в битву между двумя семьями: Джексонами и Горди. Некоторым очевидцам казалось, что Берри сделает все возможное, чтобы продемонстрировать свою власть в изменчивой звукозаписывающей индустрии и прессе, даже запретит мальчикам использовать собственное имя, если понадобится. «Конечно, игра была грубой», – поделился со мной Майкл позже.

Он оказался поражен тактикой Берри в отношении названия группы. «Я о таком даже и не думал», – объяснил певец. Как будто был не только противником, но и учеником Берри. Пока другие братья смотрели, ждали и злились, Майкл учился. «Я хочу знать, как он все провернул, – сказал он. – Мне необходимо все запомнить».

Состоялось очередное семейное собрание на тему: «Что же нам теперь делать?»

«Если Берри владеет именем, значит, он владеет именем, – произнес Майкл, согласно его воспоминаниям. – Нам не обязательно быть The Jackson 5, ведь правда? Я хочу сказать, мы же можем называться просто „Семья Джексонов»? Или „Джексоны”?»«Кажется, у нас нет иного выхода, – ответил Джозеф. – Меня бесит, что мы теряем название. Сколько мы в него вложили!»

«И ты ведь знаешь, что они не собираются его использовать, – проворчал Тито. – Оно просто пропадет».

Тито был прав. После того как Motown заявила свои права на имя, компании не оставалось ничего лучшего, как продавать старые альбомы.

Джексоны покидают Motown

В понедельник 30 июня 1975 года Джозеф Джексон организовал пресс-конференцию, чтобы объявить о переходе группы в CBS. До истечения срока контракта с Motown оставалось восемь месяцев, и Джозеф, казалось, больше, чем прежде, стремился покинуть компанию. Несмотря на то что тогда Берри был очень занят Дайаной Росс и постпродакшеном ее фильма «Mahogany», он держал удар. Утром в день объявления Джозефа Майкл Рошкинд сказал прессе, что если CBS рассчитывало заполучить всех участников The Jackson 5, то они будут разочарованы – подразумевая, что Джермейн никогда не предаст Берри. Рошкинд добавил: «Группа не сможет петь под прежним именем в другой компании. Они никогда не получат ни пятерых участников группы, ни имени The Jackson 5».

Ранее тем же утром Берри попросил одного из адвокатов отправить телеграмму Артуру Тейлору, президенту CBS Records, с предупреждением, что его компании лучше не проводить пресс-конференцию, посвященную The Jackson 5, поскольку Горди обладал исключительными правами на «авторизированную рекламу». Когда Берри узнал, что Тейлор планировал проигнорировать предупреждение, он отослал ему другую телеграмму, где сообщал, что ему лучше не называть группу The Jackson 5 на встрече со СМИ, поскольку Motown владеет исключительными правами на их имя.

Пресс-конференция прошла в ресторане Rainbow Grill на крыше Рокфеллеровского центра на Манхэттене. Когда зал заполонили репортеры и фотографы, освещавшие событие, пресс-агент CBS торжественно ввел одиннадцать членов семьи Джексон. Улыбок не было. Каждый занял свое место на возвышении, где за длинным узким столом стояли десять черных стульев с высокими спинками. Все члены семьи, за исключением Джермейна, отсутствовавшего по понятным причинам, собрались вместе, чтобы объявить о подписании контракта с CBS 10 марта 1976 года, в день истечения их контрактов с Motown. Джозеф пригласил Кэтрин, Морин (Ребби), Ла Тойю, Джанет и Рэнди, чтобы продемонстрировать семейную солидарность.

Атмосфера была мрачной, как на экстренном заседании ООН. Джозеф в темном костюме в тонкую полоску, занявший место с краю по правую сторону стола, объявил, что Джексоны подписали контракт с CBS Records, и передал слово другим членам семьи.

Джеки объяснил, что группа, которую в тот день называли «Семья Джексонов», подписывала контракт с Columbia, «потому что компания занимается продажей альбомов, а известность приносят именно альбомы». Когда его спросили, пыталась ли группа вести переговоры с Motown, он ответил: «Да, но цифры были просто смехотворными».

Майклу в черном бархатном пиджаке и жилете того же цвета нечего было сказать. «Я думаю, что теперь раскрутка будет проходить активнее», – осторожно заметил он. Казалось, молодой человек находился не в своей тарелке, особенно на фоне уверенных в себе братьев. Было совершенно очевидно, что Майкл не находил себе места. «Я думаю, Motown проделали для нас отличную работу, – произнес он робко. Джозеф бросил на него гневный взгляд. Майкл уловил его настроение и поспешно добавил: – А теперь все будет еще лучше».

«Как все это повлияет на ваши отношения с Берри Горди?» – спросил один корреспондент.

Все сидевшие за столом посмотрели на Джозефа, предоставляя ему право ответить. Он пожал плечами и выдавил из себя подобие улыбки. «Поживем – увидим. Следующий вопрос».

«Присоединится ли Джермейн к группе?»

И снова ответил Джозеф. «Да. Но это займет некоторое время. Следующий вопрос».

«Почему Джермейна здесь нет?»

«Следующий вопрос».

После пресс-конференции Берри Горди подал иск против Джозефа Джексона, The Jackson 5 и CBS, требуя возмещения ущерба в размере пяти миллионов долларов за подписание контракта с CBS до истечения срока действия контракта с Motown. Джозеф подал встречный иск, заявив, что компания не выплатила семейные гонорары, авансы и не покрыла расходы. Джексон-старший думал, что Motown должны им денег. Он ошибался. Это он задолжал компании. По условиям контракта, The Jackson 5 несли ответственность за оплату всех песен, что записали для Motown, включая невыпущенные.

Сказать, что лейбл находил чем занять мальчиков, было бы преуменьшением. За шесть лет, то есть с 1969 по 1975 год, Майкл Джексон и The Jackson 5 записали для Motown 469 песен. Это примерно 75 песен в год – поразительная цифра, учитывая, что не только записями братья зарабатывали на жизнь. Помимо того, что им нужно было выучить песни, прежде чем записать, они также репетировали постоянно меняющееся сценическое шоу, гастролировали по миру с концертами, появлялись во многих телевизионных программах, в том числе в специальных выпусках, давали бесконечные интервью, позировали для фотосессий (есть тысячи неопубликованных фотографий), а также пытались иметь видимость личной жизни вне шоу-бизнеса.

Из 469 песен, записанных The Jackson 5, только 174 были выпущены, то есть всего 37 %. Остальные 295, как решили продюсеры компании и Берри Горди, не соответствовали стандартам Motown. Поэтому, к большому огорчению группы, Джексоны задолжали компании более 500 000 долларов за песни, так и не услышанные публикой. «Полный отстой, – скажет позже Джозеф. – Они нас достали».

Майкл Джексон, которому в августе 1975 года должно было исполниться семнадцать, был настроен скептически. Он начал всерьез сомневаться в способностях Джозефа как менеджера. По его мнению, отец совершил несколько серьезных ошибок: потерял Джермейна, потерял название их группы, а теперь ему пришлось отдать кучу денег за невыпущенные песни. «Наверное, нам стоило прочесть тот контракт», – с горечью говорил Майкл.

Тем не менее время показало, что переход мальчиков из Motown в Epic не вписывается в ряд ошибок Джозефа. Если бы не то решение, Майкл, вероятно, стал бы малоизвестным представителем шоу-бизнеса, выступающим в лаундж-зонах в Лас-Вегасе, а не в крупных концертных залах. Большинство историков музыки придерживаются мнения, что после выхода альбома Moving Violation The Jackson 5 ожидал бы тот же застой, что случился у других групп, оставшихся в Motown после расцвета, как, например, произошло с The Supremes после ухода Дайаны Росс, вытащившей счастливый билет.

Если бы Джозеф поступил иначе, Майкл, скорее всего, выступал бы сегодня в ревю «Золотые шлягеры» с одним из участников The Temptations, парочкой из Four Tops и Мэри Уилсон из оригинального состава The Supremes. В свои сорок он бы по-прежнему пел I Want You Back и ABC, чтобы заработать на жизнь, как делает великая Марта Ривз, все еще исполняющая Love is like a Heatwave не столько потому, что хочет, сколько потому, что должна. Такова суровая правда жизни для всех жертв Motown, и сама жизнь не для слабонервных. Похожим был бы и путь Майкла, если бы он не получил свободы писать и продюсировать собственные песни. Что бы кто ни думал о Джозефе как о личном менеджере артиста, в конечном счете этот человек спас карьеру Майкла Джексона.

Семейные ценности Джексонов

Пройдет восемь месяцев, прежде чем Джексоны смогут записаться для CBS. Они заключили контракт с новым лейблом до истечения срока их соглашения с Motown, и им пришлось ждать окончания предыдущего договора, прежде чем они смогли отправиться на студию. Чтобы наверстать потерянное время, Джозеф подписал контракт с телесетью CBS на участие в съемках летнего развлекательного сериала, который стартовал в июне 1976 года.

В то время в интервью Майкла часто спрашивали о Джермейне, и он пытался подчеркнуть, что «бизнес есть бизнес, а семья есть семья. Он по-прежнему навещает нас». Майкл добавлял: «Мы общаемся. Вместе ходим в разные места. Общество основывается на настоящей дружбе и крепкой семье. Шоу-бизнес – важная часть жизни, но еще важнее, чтобы семья всегда держалась вместе».

Майкл выдавал желаемое за действительное. Члены семьи отдалялись друг от друга, даже если певец хотел, чтобы все было не так. Джермейн приходил время от времени, но только когда дома не было Джозефа. «Я просто не мог больше находиться рядом с ним, – объяснял молодой человек. – Он так сильно ранил меня. Даже родная мать спрашивала меня, что со мной не так и как я мог предать семью. Это раздирало меня на части».

Остальные братья все еще злились на Джермейна за его решение. «Они вешали трубку, когда я звонил. Один из них сказал мне, что я больше ему не брат. Как они могли быть так жестоки со мной? Несмотря ни на что, я думал, что мы семья. В конце концов, мы всегда проповедовали другое отношение друг к другу. Но когда пришло время доказать слова действиями, ничего не произошло. Я стал чужаком».

Джермейн, возможно, в итоге утешился в объятиях жены, но другие члены семьи Джексонов, казалось, становились все более асоциальными, избегая контакта с людьми за пределами поместья (по указанию Джозефа) и похоронив себя в своей вере «Свидетелей Иеговы» (по воле Кэтрин). Братья и сестры, все еще жившие дома – Ла Тойя, Марлон, Майкл, Джанет и Рэнди, – не имели никаких прочных отношений вне собственной семьи.

«Я не хожу на свидания, – говорила мне Ла Тойя в то время. – Я не доверяю людям. Если честно, у меня нет друзей. Меня это не беспокоит. Когда мне одиноко, я читаю Библию». Я подумал про себя: как жаль, что она так подозрительно относится к другим. Девушка также сказала, что редко выходила на публику, если не была с родными. Она не проявляла интереса к браку. «Я не хочу производить на свет ребенка в подобном обществе».

Как будто братьев и сестер Джексон учили не доверять посторонним. Когда у Джеки начались проблемы в семье, Джозеф заострил внимание на том, что подобные разногласия доказывают: чужакам нельзя доверять. Энид подала на развод в сентябре 1975 года, через девять месяцев после свадьбы. «Вы видите? – сказал Джозеф своим сыновьям. – Спустя всего девять месяцев, смотрите, какие проблемы у Джеки». (Пара помирилась и пробыла в браке еще одиннадцать лет.)

Затем в январе 1976 года Марлон шокировал всех новостью: он тайно женился на ком-то четыре месяца назад! Пока группа выступала в Лас-Вегасе, он обвенчался с восемнадцатилетней фанаткой из Нового Орлеана Кэрол Паркер. Церемония состоялась 16 августа 1975 года. Он не доверился ни одному из братьев, потому что был уверен, что они расскажут Джозефу. Он не хотел пройти через то, через что прошли Ребби, Тито и Джеки из-за родительского противодействия браку, а также не желал, чтобы Джозеф и Кэтрин знали, что Кэрол не подписывала брачный договор.

Майкл с обидой воспринял тайный союз Марлона; он думал, что он и брат были гораздо ближе. «Мы всегда делили друг с другом горести, но никогда радости, – жаловался певец. – Я совершенно не понимаю свою семью, и мне не всегда нравится, как братья обращаются с женами. Я никогда не женюсь». А затем добавил: «Брак – это ужасно. Я никому не доверяю настолько, чтобы решиться на свадьбу».

В то время, когда он должен был с энтузиазмом строить жизнь и карьеру, Майкл Джексон пал духом и утратил всякую надежду. «Люди снова и снова причиняют друг другу боль, – мрачно сказал он. – «Мне часто бывает грустно. Кажется, будто я сижу в глубокой яме и никто не может меня достать».

Проигрывая Motown

Когда дело доходило до голосования внутри группы, голос Майкла Джексона был лишь одним из шести: пять братьев плюс Джозеф. (Когда Джермейн покинул группу, его место в составе занял юный Рэнди, хотя он редко пел соло. Марлон взял на себя большую часть партий Джермейна в песнях, и, конечно же, группа никогда не исполняла сольные хиты ушедшего брата.)

Хотя казалось очевидным, что Майкл был, вероятно, самым важным членом группы, семья не хотела выделять его. Они опасались, что, если его будут поощрять слишком сильно, молодой человек однажды обретет достаточно уверенности, чтобы покинуть группу, а это было последним, чего они хотели. Майкл распознал их страх. «Они не слушают меня, потому что боятся, – сказал он одному из сотрудников. – Думаю, я могу их понять. Они не хотят меня потерять, не хотят, чтобы у меня было слишком много власти. Но это выводит меня из себя».

Когда в 1976 году Джозеф подписал контракт на участие мальчиков в телесериале CBS, Майкл ясно дал понять, что не хочет участвовать. Тем не менее он оказался в меньшинстве. Получасовая программа The Jacksons с участием семьи и приглашенных звезд выходила в течение четырех недель. Первая серия попала в эфир 16 июня 1976 года. Как и в семейном шоу в Лас-Вегасе, в сериале приняли участие Ла Тойя, Джанет и Ребби.

Впервые черная семья снималась в телесериале, и в случае хороших рейтингов был шанс, что CBS продолжат крутить шоу в январе. Майкл находился в плохом состоянии. Из-за изнурительного производственного графика у него не было времени практиковаться, а он терпеть не мог выходить на сцену, чувствуя себя неподготовленным. Он надеялся, что шоу не возобновят. К несчастью для него, рейтинги были на уровне, и CBS заказали больше серий, чтобы начать трансляцию в январе 1977 года. Майкла передернуло… но он поставил подпись, где требовалось. Младший Джексон называл предприятие «дурацким телесериалом» и признавался: «Соглашаться на такое было глупостью, и я ненавидел каждую минуту съемок».

В итоге хоть и случайно, но интуиция не подвела Майкла: The Jacksons доставили больше неприятностей, чем они того стоили. По-видимому, кто-то из CBS-TV, какой-то непутевый сотрудник художественного отдела, ненароком использовал фотографию старого состава The Jackson 5 с Джермейном в рекламе телегида. Как только Джозеф сообщил CBS об ошибке, компания убрала объявление и отправила в Motown письмо с извинениями и уверением, что впредь такое не повторится. Слишком поздно. Компания использовала оплошность, чтобы внести поправки в первоначальный иск против группы, увеличив размер требуемой компенсации с пяти до двадцати миллионов долларов. Майкл Рошкинд сказал, что ошибка «серьезно пошатнула авторитет» и «нанесла большой денежный ущерб». Обвинение было раздутым. Рекламное объявление занимало половину страницы, а изображение было настолько расплывчатым, что никто не смог бы узнать Джермейна на фотографии. Очевидно, Джозеф не единственный затаил обиду.

Джексон-старший пытался доказать, что в Motown с ним обошлись бесчестно, ради чего даже попрал свою гордость. В показаниях он признал, что в тот роковой день в Детройте (26 июля 1968 года), когда он находился с адвокатом Берри, Ральфом Зельцером, и ему представили контракт, он не прочел его, прежде чем отдать детям на подпись. Ральф поддержал Джозефа, признав: «Я не помню, чтобы кто-либо из них [The Jackson 5 или Джозеф Джексон] прочитал документ полностью перед тем, как подписать».

Почему же? Джозеф объяснил: «Потому что мое образование – это одиннадцать классов средней школы. Контракт 1968 года с Motown был первым, который мне когда-либо представляли или который я когда-либо видел». (Заявление Джозефа казалось неубедительным, поскольку его сыновья уже подписывали контракт со Steeltown Records до Motown… хотя он с тем же успехом мог не изучить и первый договор.)

Джозефу пришлось признать, что он также не читал «Родительское соглашение», прежде чем подписать его, где говорилось, что отец будет следить за тем, чтобы сыновья соблюдали положения контракта с Motown. Откровенно говоря, Джозеф ничего не читал. Он просто поставил подпись там, где ему указали. Мужчина хотел, чтобы его дети получили шанс. Джексон бы сделал для них все что угодно.

В конце концов Берри получит 600 000 долларов в качестве возмещения ущерба, включая непогашенные авансы и компенсацию за то, что группа подписала контракт с CBS до официального истечения срока контракта с Motown. Ему также была выплачена компенсация за «ущерб», понесенный компанией, когда Джозеф запретил мальчикам записывать новые песни для Motown (после того как выяснил, что группа должна 500 000 долларов за все прочие песни, записанные, но не выпущенные). В целом за то, чтобы уйти, Джексоны заплатили Горди и компании около двух миллионов.

Что еще важнее и, возможно, удивительно для некоторых, семья согласилась отказаться от причитающихся им гонораров за записи, сделанные до 1 декабря 1979 года, и за будущие выпуски записей, сделанных до 11 марта 1976 года, – другими словами, за все свои хиты. Взамен Motown пообещали учитывать и выплачивать гонорары за любой «новый продукт», включавший треки до 1976 года, записанные, но не выпущенные, и за любые сборники «лучших хитов», которые они могут выпустить в будущем.

На самом деле для артистов Motown отказ от собственных гонораров был обычной практикой, если они хотели уладить отношения с компанией. Однако, оглядываясь назад, приходится признать, что часто для них это было плохим решением и, возможно, одной из причин того, что бывшие участники The Supremes, The Marvelettes, The Vandellas, The Temptations и The Miracles сегодня находятся в тяжелом финансовом положении.

Когда судья вынес решение в пользу Motown, вице-президент компании Майкл Рошкинд сказал: «Мы радуемся не потому, что выиграли, а потому, что это был вопрос принципа».

Одной фразы было достаточно, чтобы некоторых вывернуло наизнанку.

Первый альбом Джексонов для CBS (The Jacksons) вышел весной 1977 года на лейбле Epic. На пластинке было много всего. Например, Blues Away, одна из первых песен за авторством Майкла, и Style of Life, написанная братьями. Их спродюсировали сами Джексоны, так что фактически они делали то, ради чего ушли из Motown. Для остальной части альбома исполнительные продюсеры Гэмбл и Хафф наняли штатных продюсеров (Декстера Ванселя, Джина Макфаддена и Джона Уайтхеда), чтобы они помогли сделать сильную, если не новаторскую, подборку. Майкл говорил, что многому научился, работая с Гэмблом, Хаффом и компанией, с точки зрения создания структуры мелодии и того, что он называл «анатомией песни».

The Jacksons выпустили главный хит группы Enjoy Yourself, их первый сингл для Epic. Заводная танцевальная песня стала самой успешной записью со времен выхода Dancing Machine тремя годами ранее. Сингл занял шестую строчку в поп-чартах, но поскольку это был единственный хит альбома, The Jacksons достигли лишь 36-й строчки в американских чартах. Не лучший результат. В Великобритании первый тираж Enjoy Yourself даже не вошел в чарты. Затем сингл был перевыпущен, но так и не попал в топ-400. Покупатели пластинок по всему миру, казалось, были сбиты с толку, возможно, потому, что Motown выпустили альбом со своими записями Джексонов, Joyful Jukebox Music, составленный из некоторых ранее неизданных песен. Шаг выглядел как грубая попытка нажиться на продвижении группы, принадлежавшей CBS. Та пластинка стала первым альбомом The Jackson 5, не вошедшим в топ-200 в Америке, а в Великобритании положение было и того хуже. Он также сослужил плохую службу новому продукту CBS. Как сказал бы Майкл: «Конечно, Берри Горди вел жесткую игру».

Место The Jacksons в поп-чартах стало разочарованием, но не таким сильным, как сольная пластинка Джермейна. После всех общественных и частных волнений по поводу того, должен ли он уйти с отцом и братьями или остаться с Горди, альбом My Name is Jermaine достиг всего лишь 164-го места в топ-200. Сингл Let’s Be Young Tonight добрался только до 55-й строчки. В Великобритании о появлении на небосклоне Джермейна вообще не догадывались. Это был страшный позор, молодой певец явно заслуживал лучшей доли от Motown. Напрашивался вопрос, каковы были намерения компании в отношении карьеры Джермейна. (Случится так, что у него будет всего несколько хитов, и он никогда не реализует свой потенциал. Motown были обязаны сделать из него звезду, у него были все данные.)

Джексоны продолжали гастролировать без Джермейна, что стало обычным делом. В мае 1977 года они выступали в Мемфисе, штат Теннесси. Во время гастролей Майкл должен был ставить автографы на пластинках The Jacksons в универмаге Woolco. Десять тысяч человек ожидали в очереди часами, надеясь втиснуться в отдел звукозаписи магазина, где проходила автограф-сессия. Когда толпа начала выходить из-под контроля, Майклу пришлось спасаться бегством на крышу универмага.

В ту же ночь за кулисами перед шоу к нему подошел Джон Сивер, работавший в фирме, продвигавшей мемфисское соглашение: «Я показал Майклу статью в Billboard, где говорилось, что альбом Джермейна в Motown стал настоящим провалом. Без тени смущения автор утверждал, что The Jacksons разнесли пластинку в пух и прах. Майкл сначала ничего не сказал. Затем прокомментировал: „О, он придет в норму. Я уверен. Джермейн не допустит подобного еще раз”. Казалось, ему искренне жаль брата. Остальные тоже прочли статью. Марлон сказал что-то вроде „ужасно”. Тито согласился, что альбом не был так хорош, но надеялся, что в следующий раз Джермейн, возможно, сделает что-нибудь получше. „Несмотря ни на что, он наш брат, – сказал Тито, – и мне не нравится видеть его неудачи. Думаю, случившееся просто доказывает, что Берри сам не знает, что делает”. Все согласились с ним».

Затем в гримерку вошел Джозеф.

«Что вы, ребята, читаете?»

Джеки протянул ему статью. «Прочти, там о Джермейне», – сказал он.

Отец быстро просмотрел статью. «Знаешь, что? Я думаю, так ему и надо», – произнес он, швырнув журнал на стол, а затем ушел. Братья удивленно посмотрели друг на друга. Наступила тишина. Им, наверное, было трудно распознать боль Джозефа, предательство, которое он ощущал, не говоря уже о том, что он чувствовал себя использованным бездушной машиной Motown. Конечно, Джозеф никогда не открывался семье, чтобы добиться хоть какого-то понимания с их стороны. Поэтому всегда оставался непонятым. Когда Джексон-старший вышел за дверь, Майкл бросил на него холодный оценивающий взгляд. «А еще отец называется», – пробормотал он.

Татум

К тому времени, когда Майклу Джексону исполнилось девятнадцать, в августе 1977 года, он был одним из самых известных артистов последних лет, кумиром многих девушек. В то время как его братья часто пользовались возможностью заняться сексом в поездках, Майкл никогда не следовал их примеру. Хотя его музыка стала более чувственной, а танцы не отличались скромностью, в юности он не был искателем сексуальных приключений.

«Классно, что девушки считают меня сексуальным, – говорил мне Майкл в 1977 году. – Но сам я так не думаю. На самом деле это всего лишь их фантазия. Мне нравится видеть своих поклонников счастливыми, поэтому я могу позировать или танцевать так, чтобы они видели во мне романтика. Но, честно говоря, мне кажется, что я совсем другой».

Большинство людей, приближенных к Майклу в подростковом возрасте, подтверждали, что в тот период у него никогда не было серьезных романтических отношений. Парень никому не доверял настолько, чтобы позволить нарушить границы, возведенные им. Возможно, его слишком часто предавали люди, которых он любил или которыми восхищался – его отец, братья, может быть, даже Берри Горди, – чтобы он мог позволить себе стать уязвимым в отношениях. Тем не менее Майкл понимал ценность связей с общественностью и популярности в шоу-бизнесе. Поэтому выставил на публичное обозрение несколько «романов».

Совсем недавно, во время интервью Мартину Баширу в 2003 году, Майкл сказал, что актриса Татум О’Нил, которой летом 1977 года было всего тринадцать лет, стала его первой девушкой. Подростки впервые встретились двумя годами ранее на вечеринке, устроенной Полом Маккартни на борту лайнера Queen Mary в Лонг-Бич, Калифорния. Затем не общались до весны 1977 года, когда Майкл заметил Татум с ее отцом, Райаном О’Нилом, в клубе в Лос-Анджелесе. Певец общался с двумя пресс-агентами из Epic, Сьюзен Блонд и Стивом Мэннингом, последовавшие мгновения врезались в его память: «Внезапно я почувствовал нежное прикосновение, моя рука оказалась в чужой руке. Это была Татум». Тот факт, что девушка решила взять Майкла за руку, был для него колоссальным событием. «Для меня такой шаг был серьезным. Она прикоснулась ко мне», – сказал он.

На следующий день Татум пригласила Майкла на вечеринку в поместье основателя Playboy Хью Хефнера в Холмби-Хиллз. Там они посмотрели видеозапись мини-сериала Алекса Хейли Roots, имевшего хорошие рейтинги. Когда девушке стало скучно, она попросила Джексона залезть с ней в джакузи. «Но у меня нет купального костюма», – возразил он.

«Кому нужны купальные костюмы?» – ответила Татум.

Когда Майкл покраснел, О’Нил попросила у одного из сотрудников Хефнера два купальника, а затем протянула один Майклу.

Мягкие светлые волосы Татум ниспадали ниже плеч. Ее кожа была нежно-розовой, а фигура казалась довольно пышной для девушки, которой не исполнится четырнадцать до конца года. Она была пухленькой. «Татум похожа на священную куклу», – заметил Майкл в разговоре с другом. Парень сказал, что, купаясь и наблюдая за падающими звездами, они делились секретами друг с другом.

Спустя годы пошли слухи, что в джакузи молодые люди были голыми. «О нет, мы не обнажались, – твердо заявил мне Майкл в интервью. – Мы были в купальных костюмах. Почему люди обязательно должны видеть во всем что-то грязное?»

Татум О’Нил получила «Оскар» в возрасте девяти лет за роль заядлого курильщика и верного спутника афериста (которого играл ее отец) в фильме «Бумажная луна». Что до ее собственного детства, то оно было трудным.

Родители Татум, актеры Джоанна Мур и Райан О’Нил, расстались, когда дочери исполнилось три года. Какое-то время она жила на ветхом ранчо с умирающей лошадью, несколькими мертвыми цыплятами и матерью, пристрастившейся к наркотикам. В семь лет Татум выращивала цветы в разбитой машине во дворе и готовила завтрак и обед для себя и младшего брата Гриффина. Отец имел право навещать их по выходным.

«Когда она жила с матерью, я всегда мог сказать, в каком состоянии находилась Татум, глядя на ее волосы, – рассказывал Райан. – Я знал, что, если они имели аккуратный вид, она была в мире с собой. Если же все было плохо, то на голове появлялись проплешины. Иногда она корнала себя ножницами».

Джоанна, к 1972 году оказавшаяся на грани, решила обратиться за помощью к бывшему мужу, который платил тридцать тысяч долларов в год в качестве алиментов. Райан помог ей с реабилитацией, а она, в свою очередь, отдала ему восьмилетнюю Татум. Дочь ненавидела Джоанну. Когда маленькая девочка пришла навестить ее в больнице, то почувствовала такое отвращение к матери, что плюнула ей в лицо. Когда она поведала Майклу о своей жизни, подросток сказал, что никогда не слышал такой трагической истории.

«Моя мать – святая, – заявил Майкл в 1977 году. – Когда я слышу о матери Татум и о том, через что она прошла, это заставляет меня благодарить бога за Кэтрин. Люди думают, что у меня была тяжелая жизнь. Но посмотрите на Татум. Вот почему она мне нравится. Она – боец».

В отличие от Майкла, для которого сцена была главной целью, Татум стала актрисой случайно. Райан помог ей получить первую роль, фактически, чтобы следить за ней, пока снимался в фильме «Бумажная луна». Когда Татум начала работать актрисой, Райан О’Нил взялся руководить ее карьерой почти так же, как Джозеф Джексон распоряжался карьерой Майкла. «Я выбрал для нее картину Международный приз „Вельвет”, – говорил Райан. – Она даже не читала сценарий. Я просто сказал: „Ты будешь там сниматься”, потому что знал, что это хорошее кино».

Когда Татум пожаловалась на то, как отец распоряжается ее жизнью, Майкл посочувствовал. «Я очень хорошо понимаю, о чем ты говоришь», – сказал он.

Тем не менее девушка была способна принимать собственные решения. Однажды она рассказала Майклу историю о том, как отказалась от роли несовершеннолетней проститутки в фильме „Taxi Driver”, ее в итоге сыграла Джоди Фостер. На прослушивании Татум сообщила, что хочет сыграть роль таксиста; ей было двенадцать. Продюсер проигнорировал предложение и продолжил говорить о роли проститутки. Наконец, девочка произнесла: «Честно говоря, я думаю, что роль слишком мала для меня. Знаете, я ведь лауреат премии „Оскар”».

– Не могу поверить в то, что ты так сказала. Не думаю, что у меня хватило бы смелости, – восхитился Майкл, когда услышал эту историю. – Я хочу быть таким. Я хочу, чтобы люди думали, что у меня железные нервы.

В автобиографии певец написал, что Татум стала его первой любовью «после Дайаны». Однако девушка подчеркивала, что ее отношения с Майклом носили чисто платонический характер.

В книге говорится о детских и подростковых фантазиях Майкла о женщинах, с которыми, по его утверждению, у него были романы, включая Дайану Росс и Брук Шилдс (с последней у него «некоторое время были серьезные романтические отношения»), но все они отрицали, что когда-либо состояли с ним в интимных отношениях. После того как Майкл рассказал о Татум в интервью Мартину Баширу в 2003 году, упомянув, что она приставала к нему, О’Нил сделала ответное заявление, сообщив, что у Джексона «богатое воображение». Актриса Сара Джексон (не родственница Майкла), бывшая в то время подругой Татум, делилась воспоминаниями: «Она говорила мне, что Майкл был хорошим парнем, но слишком застенчивым. „Какая девушка сможет с ним встречаться? Когда мы вместе, он едва может связать два слова. Я знаю, что он девственник. Кто-то должен поговорить с ним. Мне кажется, он боится заняться сексом. Возможно, ему такое не слишком интересно”».

«Почему люди думают, что я гей?»

Слухи о сексуальной ориентации преследовали Майкла Джексона с подросткового возраста. Возможно, причиной был его высокий голос. Быть может, застенчивость или тот факт, что он старался избегать зрительного контакта и чувствовал себя неуютно в собственной шкуре. Некоторые думали, что он либо скрывает что-то о себе, либо еще не смирился со своей сексуальностью.

Майкл много лет работает с таблоидной прессой и чувствует, что его превратно понимают из-за искаженного и лживого освещения его жизни в СМИ. Однако когда ему было девятнадцать, он впервые расстроился из-за истории, не соответствовавшей действительности. Как часто бывает, ложь выглядела нелепой: якобы он собирался сделать операцию по смене пола и выйти замуж за привлекательного актера по имени Клифтон Дэвис, автора песни Never Can Say Goodbye. Новость быстро разлетелась по стране: многочисленные музыкальные издания наводнили ею прессу.

Майкл как-то рассказал мне, что стоял в музыкальном отделе магазина на Юге, когда впервые услышал об этой сплетне. Певец пояснил: «Одна девушка подошла ко мне и сказала: „Пожалуйста, скажи мне, что все неправда! Пожалуйста!” Она плакала. Я спросил: „Что? Что неправда?” Поклонница ответила: „Скажи мне, что ты не станешь девушкой. Скажи мне”».

«Где ты такое вычитала?» – хотел знать Майкл.

«В Jet, – призналась девушка. – Написали, что ты собираешься сменить пол».

«В тот момент я почувствовал, что не знаю, кто я, – вспоминал Джексон. – И попросил ее рассказать всем друзьям, что это просто дурацкий слух».

Как бы глупо ни было, Майклу казалось, что куда бы он ни пошел, все обсуждали ту историю. Тогда для него не могло быть ничего ужаснее мысли о том, что есть люди, считающие его гомосексуалом. Майкл вырос в семье, где гомосексуальность считалась грехом.

Несколько месяцев спустя после появления слухов Майкл посетил Caesars Palace, чтобы посмотреть выступление Дайаны Росс. Там он столкнулся с Клифтоном Дэвисом. Тот был за кулисами с исполнительницей Лесли Уггамс. «Я был с Дайаной, держал ее за руку, – вспоминал Майкл. – Клифтон стоял рядом со мной и держал за руку Лесли. Когда я стоял там и позировал фотографам, я подумал про себя: „О нет, это идеальная поза для того, чтобы какой-нибудь журнал подправил фотографию так, будто мы с Клифтоном держимся за руки”. Вот какую паранойю вызвала эта сплетня», – признался Майкл.

После того как фотографы уехали, Клифтон подошел к Джексону и пошутил: «Эй, погляди на себя. Ты же не девушка, ведь правда?» Майклу вопрос не показался забавным. Молодой человек так и не привык к рассказам о том, что ведет тайную жизнь гея, и до сих пор не любит, когда его спрашивают о сексуальной ориентации.

«Для протокола, ты гей или нет?» – спросил я его во время интервью в 1979 году.

«Нет, я не гей, – отрезал Майкл. – Я не гомик. Люди выдумывают истории о том, что я гей, потому что им больше нечем заняться. Им не удастся вывести меня из себя. У меня не будет нервного срыва из-за того, что люди думают, будто мне нравится заниматься сексом с мужчинами. Я этого не делаю, и точка». Джексон отчеканивал каждое слово: «Если я стану реагировать, то буду выглядеть ничтожеством. Я уверен, что у меня должно быть много фанатов-геев, и я не против. Но есть их жизнь, а есть моя. Ты можешь напечатать все мои слова, – сказал он, ткнув меня указательным пальцем. – Что во мне такого, что заставляет людей думать, что я гей? Почему люди думают, что я гей?»

Я оставил вопрос без ответа. Он и так уже был расстроен.

«Из-за голоса? – спрашивал Майкл – Это потому, что у меня такой мягкий голос? У всех в нашей семье такие голоса. Или потому, что у меня было не так много девушек? Я просто не понимаю».

На самом деле Майкл никогда бы не позволил себе иметь гомосексуальные отношения, даже если бы у него были чувства к другим мужчинам. Из-за религиозного воспитания у него были крайне пуританские взгляды. «Свидетели Иеговы» твердо верят, что конец света неизбежен и что лишь избранные служители Господа смогут пережить ужасный апокалипсис. Всю свою юность Майкл провел с одним вопросом: обретет ли он спасение или сгорит в адском пламени? Если он хотел спастись – и провести со своей матерью вечность, – ему пришлось бы жить в соответствии со всеми строгими учениями церкви, и, конечно, он не мог быть геем. Потворство слабостям не является частью веры «Свидетелей Иеговы». Любой прихожанин, не придерживающийся правил и догм, становится изгоем или «исключается из общины». В подростковом возрасте Майкла приучили жить по определенным правилам. Он не смог бы нарушить их.

Кроме того, если бы у младшего Джексона были гомосексуальные наклонности, он бы слишком боялся дать им волю. Певец знал, что любые отношения, будь то с мужчиной или женщиной, подразумевают риск, что его партнер сообщит подробности газете или журналу, готовым заплатить астрономические суммы за подобную сенсационную информацию. Хотя в последние годы некоторые, пусть и немногие, публичные личности, являющиеся гомосексуалами, «вышли из шкафа», в 1970-е годы подобное было из ряда вон.

До сих пор многие артисты скрывают свою настоящую сексуальную ориентацию от поклонников и коллег, потому что не хотят быть отвергнутыми обществом и потерять доход. Всегда рассудительный, когда дело касается работы, Майкл понимал, что гомосексуальность могла бы навредить не только его карьере, но и его отношениям с семьей. Как бы Кэтрин и Джозеф пережили его признание? «Когда до меня впервые дошли слухи о том, что он гей, я подумала, что сойду с ума, – рассказала однажды Кэтрин. – Он мой сын, и я знаю правду. Он тоже знает правду. Мы с ним обсуждали сплетни и оба плакали. Слухи сильно ранили Майкла. Он не гей. Это противоречит нашей религии». Мать и сын плакали из-за того, что люди, которых они даже не знали, шептались за их спинами.

Как бы его братья отреагировали, если бы Майкл сказал, что он гей? В 1970-х они были бы расстроены, потому что подобное сказалось бы на имидже группы. А сегодня? Публично они способны продемонстрировать свою поддержку. Однако, оставшись наедине, мужчины, скорее всего, выдали бы свою озадаченность. Как и мать, они не придерживались прогрессивных взглядов. В самом деле, если бы Майкл был геем сегодня – а никто не говорит, что это так, – и внезапно принял бы решение раскрыть правду, единственный член семьи, который, вероятно, смог бы принять его – Джанет, женщина, имеющая богатый жизненный опыт и понимающая, что геев можно встретить в любой профессии.

Помимо неприятных вопросов об ориентации, в конце 1970-х у Майкла были и другие проблемы. Конечно, многие люди переживают трудные времена на определенных этапах взросления, но младший Джексон был гораздо более чувствителен к проблемам полового созревания, чем большинство его сверстников, возможно, потому, что являлся предметом пристального внимания общественности. Например, в середине 1970-х у него появилась сильная угревая сыпь – ему было так стыдно за свой внешний вид, что с трудом давался каждый выход на публику. «Кажется, будто у тебя на каждой сальной железе по прыщику», – вспоминал он. На сцене состояние кожи было не таким заметным благодаря тщательно нанесенному макияжу и правильному освещению. Однако за кулисами становилось очевидно, что у Майкла есть проблемы с цветом лица. Репортеры обсуждали его кожу. Поклонники были шокированы его внешним видом. Певец с трудом выдерживал подобные унижения.

«То время оставило шрамы в моем сердце, – признался он. – Мне было очень стыдно, и я стеснялся встречаться с людьми. Это повлияло на меня настолько сильно, что подавило меня как личность».

Майкл не мог смотреть на людей, когда говорил с ними, предпочитал смотреть в пол или в сторону. Джексон не встречался взглядом даже с матерью, когда они разговаривали. «Сын не хотел выходить из дома, – вспоминала Кэтрин. – Если и выходил, то всегда с опущенной головой». Он так и не смог оправиться от психологических проблем, ставших следствием акне. «Майкл изменился навсегда, – сказала Кэтрин. – Он больше не был беззаботным и общительным бесенком. Стал более сдержанным, серьезным и одиноким».

Ситуацию усугубило то, что Майкл считал себя абсолютно непривлекательным. Он решил, что у него слишком темная кожа и очень широкий нос. Несмотря на то что семья знала о ранимости Майкла, Джозеф и братья не обращались с ним как-то по-особенному. За кулисами они выглядели шумной веселой компанией, где все вечно подтрунивали друг над другом. Иногда его это задевало, иногда нет.

В девятнадцать лет Майкл был полон противоречий. Парень мог набраться смелости, чтобы встретиться с президентом Motown, но боялся того, что приводило в восторг большинство его сверстников, например вождения автомобиля. В то время как многие подростки мечтают сесть за руль к шестнадцати годам, Майкл, которому было на три года больше, вздрагивал от одного упоминания о самостоятельных поездках. «Я просто не хочу, – объяснял он, когда на него начинали давить. – У меня просто нет желания. Что бы мы ни делали в жизни, мы совершаем это потому, что хотим. Конечно, есть и то, что мы просто должны делать, но вождение точно не входит в список обязанностей. И я просто-напросто не хочу. Для меня в этом нет ничего особенного». Обычно, куда бы он ни пожелал поехать, Майкла везде возил лимузин, хотя он часто ездил и с кем-то из братьев.

Помимо того, что певец боялся водить машину, он также не хотел идти в департамент транспортных средств, чтобы сдать экзамен на вождение. Боялся, что его узнают, а затем начнут унижать, потому что в его возрасте у него еще не было прав. Мысль о подобном испытании заставляла Майкла нервничать. Наконец, когда он решил, что готов хотя бы попытаться водить машину, то вознамерился добиться особого положения, чтобы избежать визита в департамент. Однако знаменитости не редкость для подразделения в Энсино: тамошние чиновники не считают их особенными. Майклу все казалось невыносимым. Он не мог сдать экзамен. «Но представь, что ты где-то, а твой шофер заболел, – не сдавалась Кэтрин. – Ты должен уметь водить машину». Джексону исполнится двадцать три, прежде чем он наконец получит водительские права, исключительно по настоянию матери.

Подростковая меланхолия Майкла Джексона усилилась, когда второй альбом The Jacksons для CBS Goin’ Places, выпущенный зимой 1977 года, с треском провалился. Несмотря на то что первая пластинка для нового лейбла получила неоднозначные отзывы и стала лишь золотой, хотя все надеялись на платиновые продажи, CBS отправили группу обратно в Филадельфию к Кенни Гэмблу и Леону Хаффу. Заглавный трек Goin’ Places занял лишь 52-е место в топ-100 Billboard; альбом достиг 63-го места в топ-200. В Великобритании добрался до 45-й строчки и оставался в чартах всего неделю! Однако, несмотря на плохие продажи, The Jacksons в Epic чувствовали себя лучше, чем Джермейн Джексон в Motown. Его альбом Feel the Fire, вышедший в то же время, расположился на 174-й строчке в Америке; в Великобритании и остальной Европе дела обстояли и того хуже. Теперь большинство музыкальных обозревателей подозревали, что по непонятным причинам в Motown намеренно пытались испортить карьеру Джермейна, даже несмотря на то, что он был женат на дочери босса.

Для альбома Goin’ Places Майкл написал ритмичную песню Different Kind of Lady, которая стала успешным клубным хитом, но ее редко можно было услышать по радио. Как сингл она так и не вышла. Другой трек, написанный группой, Do What You Wanna, также не был издан отдельно. К тому моменту у The Jacksons не было альбома № 1 со времен Mama’s Pearl 1971 года. Джозеф беспокоился. Было ясно, что новые отношения сыновей с CBS складываются не так, как он мечтал.

Джексон-старший решил встретиться с Роном Алексенбургом, человеком, участвовавшим в подписании контракта The Jacksons с Epic, чтобы попытаться убедить его раз и навсегда в том, что группа должна иметь возможность записывать и продюсировать собственный материал. Возможно, Джозеф вспомнил, как в решающий момент Майкл проявил личную инициативу и встретился с Берри Горди, и поэтому пригласил сына пойти вместе с ним.

Молодой человек удивился, что отец попросил его о помощи, и подозревал в наличии скрытых мотивов. Тем не менее согласился. Майкл считал будущее группы настолько важным, что был готов на время преодолеть свою неприязнь к отцу и объединить силы для решения проблемы. Джозеф примерил на себя роль образцового отца, а певец притворился любящим сыном.

«Он по-прежнему был мягким, нежным Майклом Джексоном, но что-то определенно изменилось в нем к тому времени, – рассказывал Джеймс Ситап, пианист и руководитель группы The Jacksons. – Все, кто был к нему близок, включая членов семьи, начали проявлять особый такт при общении с Майклом. Тихая сила, которой он обладал, меня поражала. Я никогда не видел, чтобы кто-то имел такое влияние на людей без проявления агрессии. Я заметил, что, когда он говорил, люди внимательно слушали. Он все еще был в меньшинстве, но теперь Джозеф и братья стали давать ему больше свободы. Я заметил, что если они видели хоть малейшие признаки недовольства на его лице, то начинали волноваться. Конечно, Майкл рос, и положение вещей менялось».

Тем не менее нетрудно представить, как возмущал братьев авторитет Майкла. Даже если это и было выгодно для них, им не нравилось, что именно младший Джексон всегда общался с боссами звукозаписывающей компании.

Во время встречи с Роном Алексенбургом Майкл и Джозеф объяснили, что они недовольны тем, как до сих пор складывалась карьера группы в CBS, и что компания должна наконец предоставить им контроль над альбомом. «Если вы не можете, – сказал Майкл, – то нам нужно двигаться дальше. Зачем тратить больше денег на песни, которые не будут продаваться? Дайте нам поработать над собственной записью. Тогда у вас будет хит. По-другому не получится».

По иронии судьбы, без ведома Майкла и Джозефа новый президент CBS Records Уолтер Йетникофф уже решил избавиться от The Jacksons. По его мнению, они стали коммерчески нежизнеспособны. Его соображения повторяли ход мыслей Юарта Эбнера из Motown!

По словам Уолтера Йетникоффа, два альбома, выпущенные на CBS, не были настолько успешными, чтобы записывать третий. Бобби Коломби, тогдашний глава отдела по работе с артистами Epic на Западном побережье, вспоминал: «Мои коллеги в CBS действительно хотели, чтобы я избавил их от сделки с The Jacksons. Они рассчитывали, что я попытаюсь выкупить их [Джексонов] долю. Но мне было так жаль парней. Группа мне нравилась. Я сказал себе: „Боже мой, если я дам этим людям сто тысяч долларов, чтобы они ушли, они возьмут деньги, оплатят свои счета и навсегда покинут музыкальный бизнес”».

Представьте себе унижение, которое испытали бы Джозеф и его сыновья, если бы после всего, через что они прошли, чтобы покончить с Берри Горди, президент нового лейбла исключил бы их из списка своих артистов. Бобби Коломби был прав: неудача, вероятно, навсегда положила бы конец The Jacksons, а Джозеф был бы обвинен в гибели группы.

К счастью для всех, Бобби Коломби удалось убедить боссов дать Джексонам еще один шанс на Epic. Теперь братья будут вовлечены в работу. Если они потерпят неудачу, им будет некого винить, кроме самих себя. Итак, когда Майкл выдвинул подобное предложение на встрече, Рон Алексенбург согласился. В любом случае, все было решено еще до прихода Джозефа и Майкла. Однако отцу и сыну, очевидно, нужно было показать руководству лейбла, что у них есть стимул и желание заняться собственным проектом, прежде чем им будет гарантирована полная поддержка компании.

«Все прошло очень хорошо, правда, сын?» – сказал Джозеф в лифте после встречи. Он особо выделил слово «сын». Было время обеденного перерыва, и они спускались в лифте, полном руководителей и сотрудников CBS. Майкл, сделав усилие, улыбнулся отцу. Позже он вспоминал, что поездка обратно в отель была «мирной». Когда они вернулись в гостиницу, по словам артиста, Джозеф положил руку ему на плечо, пока они шли через вестибюль. «Ты победитель, Майкл, – произнес Джексон-старший. – Все мои мальчики – победители. Все до одного. Понял?» «Понял, Джозеф, – ответил певец. – Я понял».

«The Wiz»

К 1977 году девятнадцатилетний Майкл Джексон оказался на той же ступени карьерной лестницы, что и когда-то его наставница Дайана Росс. Он точно так же хотел начать принимать решения относительно своего будущего, как и артистка, решившая выйти из-под контроля Берри Горди, который доминировал над ней в течение семнадцати лет. Избрав карьеру киноактрисы, она очень хотела сама найти фильм, чтобы сыграть в нем главную роль и присвоить все лавры, так как два предыдущих ее фильма, «Lady Sings the Blues» и «Mahogany», были находками Motown.

В то же время в рамках производственного контракта с Universal компания Берри Горди Motown Productions приобрела «The Wiz», мюзикл по сказке Лаймена Фрэнка Баума «The Wonderful World of Oz. The Wiz» в контексте афроамериканской культуры. Премьера спектакля состоялась на Бродвее в январе 1975 года, он получил семь премий «Тони».

В 1977 году Роб Коэн, двадцатичетырехлетний белый вундеркинд, возглавлявший Motown Productions, уже совершал попытки запустить съемки «The Wiz». Он упоминал, что проект задумывался как малобюджетный фильм с участием Стефани Миллс, сыгравшей главную роль в бродвейском спектакле. Стефани также была артисткой Motown, хотя ее опыт работы в компании был менее чем удовлетворительным. Ее единственный альбом для лейбла For the First Time, спродюсированный Бертом Бакараком и Хэлом Дэвидом, вышел в 1975-м и обернулся провалом, несмотря на то что это была отличная пластинка. Съемки в экранизации «The Wiz» стали бы для нее вторым шансом. Однако когда Дайана Росс решила, что она хочет сыграть Дороти, для Стефани Миллс все было кончено. «Меня невероятно вдохновляла Дороти и ее поиски самой себя, – вспоминала Дайана. – Мы с ней так похожи!»

Фильм давал артистке возможность продемонстрировать Берри, что у нее есть не только талант, но и творческое чутье. Продюсер не согласился. Он считал съемки в «The Wiz» ужасной затеей, но отказ лишь распалил Дайану. Между свенгали[7] и его протеже началось противостояние. В конце концов Дайана одержала победу.

Практически все в Motown согласились с тем, что в свои тридцать три Росс была слишком взрослой, чтобы, как выразился Горди, «играть какую-то чертову Дороти». Тем не менее Берри и Роб Коэн заключили для нее контракт на миллион долларов с Universal. «Я хотела участвовать в проекте, и, честно говоря, мне было все равно, сколько мне заплатят, – сказала тогда Дайана. – Однако была очень счастлива, что мне заплатили столько, сколько я заслуживала на данном этапе карьеры».

После кастинга, проведенного Россом, Берри решил отдать «The Wiz» в полное распоряжение Роба Коэна. Тот нанял режиссера Сидни Люмета, чей послужной список включал «Serpico», «Dog Day Afternoon» и «Equus». Он никогда раньше не снимал мюзиклы.

Идея Люмета заключалась в том, чтобы сделать фильм современным манхэттенским фэнтези, используя во время натурных съемок реальные нью-йоркские локации. Дайана играла 24-летнюю школьную учительницу Дороти, которую буря уносит в страну Оз. Покойные Тед Росс и Нипси Рассел должны были исполнить роль Льва и Железного дровосека соответственно. Ричард Прай и Лена Хоум также участвовали в съемках. Кроме того, Сидни решил пригласить на роль Страшилы комика Джимми Уокера, он запомнился благодаря яркому образу шумного Джей-Джея из черного ситкома «Good Times». Однако Роб Коэн хотел, чтобы персонажа сыграл Джексон.

«Майкл всегда производил на меня впечатление, – вспоминал Роб. – Он казался мне таким безупречным и одновременно искренним. Кроме того, он умел петь, чего Джимми не мог, а ведь это был мюзикл».

Когда Роб сказал Дайане, что Майкл, возможно, подходит для роли, она горячо поддержала идею. Именно Росс тогда предложила Джексону сниматься. Хотя он видел спектакль на Бродвее полдюжины раз и, очевидно, любил постановку, Майкл не желал участвовать. Он понимал, что из-за вражды, все еще существовавшей между Motown и семьей Джексонов, Берри Горди может использовать свое влияние, чтобы его забраковали. Дайана заверила, что все будет по-честному. Через несколько дней после прослушивания Майклу в Энсино позвонил Сидни Люмет, чтобы сказать, что он получил роль.

Джозеф не хотел, чтобы младший сын получил персональное внимание, спровоцированное фильмом. Поскольку приоритетом всегда оставалось благополучие и сплоченность семьи, он никогда не поощрял проявления индивидуализма в группе. Когда Майкл записывал сольные альбомы в Motown, важным фактором было всеобщее понимание того, что у Джермейна и Джеки тоже была подобная возможность. (Тито и Марлон также работали над проектами сольных альбомов для Motown, хотя записи и не были опубликованы.)

Конечно, Джозеф знал, что без голоса Майкла, его оригинальности и харизмы The Jacksons были бы совершенно другими и, возможно, не настолько классными, особенно после ухода Джермейна. В прошлом для Майкла никогда не было проблемой работать с братьями, мальчик отлично работал в команде. Однако теперь, став старше, он начал чувствовать, что демократические настроения группы ограничивают его свободу. И тот факт, что все были категорически против его мечты о сольной работе, продемонстрировал, что на самом деле остальные просто вели себя эгоистично.

Хотя Джозеф годами пытался найти проект, где могли бы сняться The Jacksons, братьев на самом деле не волновали съемки в кино так сильно, как Майкла. «Я постоянно смотрю фильмы и представляю, как бы все сложилось, если бы я мог быть кинозвездой, – вспоминает он. – Всегда мечтал только об одном – стать известным актером». Как бы он ни хотел сыграть роль Страшилы, принять предложение было нелегко. Для этого Майклу пришлось бросить вызов Джозефу и рискнуть пойти против семьи. Кроме того, ему предстояло оказаться в непривычной среде. Еженедельное (и ненавидимое им) телешоу не являлось достаточной подготовкой к главной роли в кино. Майкл, перфекционист во всем, задавался вопросом, справится ли он с новой задачей. Хотя выбор был для него мучительным, в конце концов он решил последовать зову сердца. «Я снимаюсь в фильме, – сказал он Джозефу. – Надеюсь, ты меня поддержишь».

«Что ж, если я не могу отговорить тебя, тогда вперед, – ответил отец. – Но не говори, что я тебя не предупреждал. Ты совершаешь большую ошибку».

Майкл расстроился. «Ты всегда говоришь нам о победителях и проигравших, – возразил сын. – Теперь ты считаешь, что стоит сделать шаг назад, когда я знаю, что могу стать победителем».

Джозеф на мгновение задумался над его словами. «Это авантюра, Майкл».

«Конечно, – согласился тот. – Как и все твои действия, Джозеф. Те, что привели нас туда, где мы находимся сейчас».

«Ты прав, – сказал Джозеф, улыбаясь. – Снимись в фильме. Используй свой шанс. Ты мужчина. Но никогда не забывай одну вещь».

«Победители и проигравшие?» – спросил Майкл, имея в виду отцовское кредо.

«Нет. Помни, что ты член семьи и участник группы наравне со своими братьями, независимо от того, чем ты занимаешься. Семья, Майкл, – самое главное».

Двое мужчин улыбнулись друг другу. Сохрани они теплые отношения, они бы, возможно, обнялись, но все было иначе. Майкл показал отцу большой палец вверх и поспешил уйти.

Братья не разделили великодушия Джозефа в отношении Майкла и «The Wiz».

«Честно говоря, мы думали, что он откусил больше, чем мог проглотить, – вспоминал Джеки. – Мы не считали, что это хорошо для него или для группы. Так что да, нам хотелось, чтобы он не соглашался на съемки».

Однако Майкл не пожелал отказываться от своей мечты просто потому, что его братья не разделяли ее. Он был прирожденным игроком, хотя в то время мало кто так думал. Подстегиваемый собственным воображением, парень хотел рискнуть. Роб Коэн вспоминает, как Джексон сказал ему: «Я должен сниматься в фильме по личным соображениям. Есть вещи, которые я должен доказать себе самому и еще кое-кому».

«The Wiz» стал для Майкла временным спасением от негатива, исходящего от его братьев. Когда он временно переехал в Нью-Йорк в июле 1977 года, чтобы начать работу над фильмом, то попросил Ла Тойю составить ему компанию. Они проживали в шикарной квартире на 37-м этаже за две тысячи долларов в месяц, расположенной в дорогом районе Саттон-Плейс на Манхэттене. Те несколько месяцев станут первым периодом, когда два Джексона окажутся вдали от остальной семьи. Кэтрин переживала, что ее дети оторваны от родных, но она рассудила, что будет лучше, если кто-то сможет находиться рядом с Майклом. «Мы с Ла Тойей были действительно близки. В то время мы были очень похожи».

Поскольку Ла Тойя тосковала вдали от дома, девушка нашла утешение в шоколаде. «Она ела шоколад все время, пока была в Нью-Йорке, – вспоминает Сьюзи Джексон. – Действительно пристрастилась к нему. Ла Тойя рассказывала мне, что ситуация становилась все хуже и дело дошло до приступов, когда она хватала какао Hershey’s, просто разводила его в воде и выпивала – вот настолько она стала зависима. К моменту, когда ребята вернулись, Ла Тойя поправилась на девять килограммов».

Если для Ла Тойи отъезд из дома стал стрессом, Майкл наслаждался обретенной независимостью. «Он был совсем не похож на странного человека, которого вы знаете сегодня, – вспоминал Роб Коэн. – Тогда Джексон любил повеселиться, и мы отлично проводили время. Каждый вечер я, Майкл, Ла Тойя и другие участники проекта ходили в клубы потанцевать. Тогда он не боялся выходить на публику. Волновался, как маленький ребенок на детской площадке. Днем он думал лишь о работе, а я редко видел, чтобы кто-то работал так усердно, кроме, пожалуй, Дайаны Росс. Вечерами развлекался».

Съемки фильма стоимостью 24 миллиона долларов (в то время одной из самых дорогих картин в истории кино) проходили с 3 октября по 30 декабря 1977 года на Astoria Studios. Это была тяжелая работа шесть дней в неделю. Майкл просыпался в четыре часа утра, чтобы выехать на студию в 5:30. Следуя наставлениям матери, Ла Тойя готовила для своего брата ранний завтрак, обычно состоявший из апельсинового сока, бекона, тостов с маслом, травяного чая и овсянки. Гримеру Стэну Уилсону требовалось пять часов, чтобы сделать из Майкла Страшилу.

«Мне понравилось, – сказал мне Джексон после того, как фильм был закончен. – Я превращался в Страшилу, когда мне наносили грим, и был им, пока грим не снимали. Этот момент я ненавидел». Он говорил, что иногда даже возвращался домой в гриме. По его словам, это был отличный способ спрятать прыщи. Стоило ему скрыться за фальшивым носом и всклокоченным париком из железной ваты, как артист мог свободно разгуливать, оставаясь неузнаваемым. Впрочем, разумеется, в подобном виде он привлекал еще больше внимания.

«Манхэттен приводил Майкла в восторг, – вспоминал Роб Коэн. – Он встретил Жаклин Онассис[8] в Rainbow Grill. После этого он несколько дней говорил о ней, о том, какая она гламурная и утонченная, о том, как он надеется однажды узнать ее получше. Он встретил Кэролайн и Джона Кеннеди на теннисном турнире памяти Роберта Кеннеди. Тогда он чаще бывал на людях, чем сегодня, иногда он выходил в свет с Дайаной».

На самом деле во время съемок между Джексоном и Росс возникло некоторое напряжение. В июле актеры начали репетировать музыкальные номера в отеле St. George в Бруклине. Майкл был опытным танцором, чего нельзя было сказать о Дайане. В то время как он мог сразу запомнить движение хореографа и точно выполнить шаг, артистке приходилось репетировать часами, и у нее все равно получалось неидеально. Во время одной особенно трудной репетиции она отвела Майкла в сторону.

«Ты меня смущаешь», – сказала она строго.

«Что ты имеешь в виду?» – спросил Майкл, искренне удивившись.

«Ты слишком быстро разучиваешь танцы».

«Я был немного шокирован, – поделился со мной певец. – Я не хотел ее смущать, уж точно. Поэтому старался вести себя так, как будто не всегда знал, что делать, чтобы помочь ей почувствовать себя увереннее».

У Майкла сохранились счастливые воспоминания о работе над «The Wiz» вместе с Росс, и он поделился ими с прессой. «Дайана заходила в мою гримерку каждый день и спрашивала, что может сделать для меня, – говорил Джексон. – Она была мне как мать. Я очень ее люблю».

В это время девятнадцатилетняя подруга Майкла Тереза Гонсалвес (молодые люди познакомились в ноябре 1974 года, когда девушка приехала в Лас-Вегас, чтобы увидеть группу на свой шестнадцатый день рождения) позвонила ему и сообщила, что собирается посетить Нью-Йорк. Они планировали встретиться.

«Когда я пришла по адресу, он передал швейцару, чтобы я поднималась, – вспоминала Тереза. – Дверь открыла раздраженная Тойя. „Майкл не сказал мне, что у вас были планы”, – сказала она. Как будто он должен был спросить у нее разрешения, но не сделал этого».

Тереза спросила Тойю, где брат, и девушка ответила, что он на кухне печет печенье с шоколадной крошкой. «После того как мы с Майклом поболтали и съели печенье, я стала изучать обстановку. В номере был балкон. Майкл любил висеть на перилах, как будто собирался прыгнуть. Ему нравилось дурачиться, чтобы позлить сестру. У Тойи была самая чудесная комната, настоящее произведение искусства, с огромной кроватью и зеркалом над ней, спальня в пентхаусе для звезды. Майклу досталась небольшая простая спальня с двухместной кроватью и письменным столом. Я задалась вопросом: почему у нее такая роскошная комната, а он ютится тут?»

Однажды Майкл вернулся со студии, он был очень взволнован из-за нового образа, созданного для его персонажа. «Пойдем со мной», – сказал он Терезе. Девушка последовала за ним в скромную спальню. Там артист начал показывать ей альбом с фотографиями со съемочной площадки.

«Ну, что думаешь? Невероятно, правда?» – спросил Майкл.

«Да, тебе так повезло», – восхищалась Тереза.

Майкл закрыл книгу и задумчиво посмотрел в глаза Терезе. Парень неловко наклонился к ней. В этот момент в комнату вошла Ла Тойя. «Что здесь происходит?» – поинтересовалась она. Майкл нервно отступил.

«Так или иначе, я…» – пробормотал он.

Спустя годы Тереза вспоминала: «Я так хотела, чтобы он меня поцеловал. И я знаю, что он бы сделал это, если бы нас не застала Тойя».

Встреча с Destiny

После съемок «The Wiz» (но еще до выхода фильма в прокат) The Jacksons вернулись к привычным делам. Однако теперь Майкл иначе относился к семье и карьере. Он был доволен своей работой в Нью-Йорке и получил высокую оценку людей, чье мнение имело для него значение, – все это придало ему особенную уверенность в себе как в артисте. Джексон-младший хотел как можно скорее приступить к работе над сольным альбомом, обещанным ему Epic, хотя остальная часть семьи считала нужным сконцентрироваться на третьем альбоме The Jacksons для лейбла. Семья снова победила.

Группа отправилась на студию, чтобы записать Destiny, первую пластинку, авторами и продюсерами которой являлись сами Джексоны. Хотя они действительно написали все песни, кроме одной, исполнительный продюсер Бобби Коломби и Майк Аткинсон выполнили бо́льшую часть продюсерской работы. Когда возникли разногласия из-за их формального статуса, Майкл был единственным, кто сказал, что Коломби и Аткинсон должны считаться исполнительными продюсерами.

На тот момент Destiny, безусловно, стал лучшим альбомом The Jacksons даже в сравнении с тем, что было записано на Motown. Впервые группа выпустила пластинку с продуманной структурой. Проходных песен не было, все восемь треков заслуживали внимания.

Более того, на этом альбоме Майкл звучал лучше, чем когда-либо. Его исполнение мечтательной баллады Push Me Away, отличавшейся мощной оркестровкой и яркой мелодией, было легким и беззаботным. Тем не менее при внимательном прослушивании становится очевидным, что вокал Майкла тщательно рассчитан и выверен. Он точно знает, как сфокусировать внимание на главном в песне, чтобы создать правильное настроение. После многих лет в студии и на публике он стал блестящим интерпретатором благодаря искренней любви к пению и интуиции.

Несмотря на слабую мелодию стартовой композиции Blame It on the Boogie (сингл не попал даже в топ-40 в США, но оказался в топ-10 в Британии), альбом Destiny окажется намного удачнее, чем Goin’ Places. Доказательством тому стала совершенно гипнотическая песня Shake Your Body (Down to the Ground), написанная Майклом и Рэнди. Выпущенная в феврале 1979 года, она стала главным хитом альбома, заняв седьмую строчку в поп-чартах (два миллиона проданных копий по всему миру). Shake Your Body с хриплым соло Майкла, хлестким припевом братьев и настойчивым непрерывным битом воплотил в себе тенденции модного в то время диско. Многие музыкальные критики до сих пор считают его идеальным танцевальным номером и одним из главных достижений семьи Джексонов.

The Jacksons давали много интервью прессе для промоальбома, где часто упоминали, что давно уже писали песни, но выход Destiny стал их первой возможностью продемонстрировать собственные наработки. Именно ради этого они покинули Motown и теперь чувствовали себя победителями. Без сомнения, их было сложно критиковать за умело созданные треки: выпустив Destiny, они показали, на что способны. Однако поразительно, что братья все еще не могли компетентно обсуждать свою музыку. Джеки было двадцать семь лет, Тито – двадцать пять, Марлону – двадцать один, Майклу – двадцать, Рэнди – шестнадцать, и они выдавливали неоднозначные комментарии и банальные фразы о том, как им «замечательно» писать и продюсировать свою музыку. На заре карьеры в Motown их тренировали говорить только то, что им велели, но теперь, когда Джексоны могли свободно общаться с прессой, они не знали, как это делать.

Я был одним из репортеров, встречавшихся с братьями, когда они занимались раскруткой Destiny. Поскольку в прошлом я много раз брал у них интервью, то знал, что мне следует избегать серьезных музыкальных дискуссий. И все же время, проведенное с ними в тот августовский день 1978 года, запомнилось мне не столько разговорами о работе, сколько наблюдениями за их отношениями внутри группы.

Когда мы с фотографом подъехали к поместью Джексонов в Энсино, зловещие черные кованые ворота были открыты, так что мы смогли проехать прямо на круговую подъездную дорожку, где были припаркованы «Кадиллаки», «Роллс-ройсы» и «Мерседесы». Три сторожевые собаки, запертые в конце дороги, бросились к ограждению, их свирепый лай резко контрастировал с пронзительными криками трех больших павлинов, также запертых в клетке поблизости.

Оглядевшись, я заметил на стволе ближайшего дерева изготовленный на заказ уличный знак «БУЛЬВАР THE JACKSON 5». И вспомнил, как годом ранее присутствовал на барбекю, во время которого Майкл и Джермейн с гордостью прибили к дереву табличку, сделанную для них в почетный день The Jackson 5 в Гэри. Слева находилась площадка, где я и несколько других репортеров, далеких от мира спорта, стояли в стороне с Майклом, Джанет и Ла Тойей, пока братья и члены The Temptations играли в мяч. Когда я взглянул на двухэтажный дом в этот раз, то заметил, что сверху на меня смотрели четыре человека: Майкл, Ла Тойя, Рэнди и Кэтрин с серьезными лицами прижимались к оконным стеклам, напоминая заключенных в колонии.

Молодая и полная энергии двадцатидвухлетняя Ла Тойя, одетая в белый теннисный костюм, открыла нам парадную дверь. Когда через несколько мгновений появился Майкл, она извинилась, выскочила на подъездную дорожку, села в спортивный красный кабриолет «Мерседес» и умчалась под визг тормозов.

«Рад, что ты смог приехать, – сказал артист, когда мы пожали друг другу руки. – Рад снова тебя видеть». На нем была желтая футболка Jaws, черные джинсы и летняя шляпа, из-под которой выглядывало афро. Он шел босиком. Говорил странным приглушенным фальцетом, который казался еще мягче, чем во время последней встречи. Ровно через неделю ему исполнялось двадцать.

Майкл провел нас в гостиную. На выступе за окном сидел огромный желто-зеленый попугай и чистил арахис. Какаду, расцвеченный красным, синим и желтым оперением, наблюдал за нами через другое окно. Когда мы сели, он издал пронзительный крик.

«Почему ты не предложишь гостям лимонад?» – спросила Кэтрин у Майкла, войдя в гостиную. Хотя женщина хромала, но ее осанку можно было описать только как царственную. Ей было сорок девять.

«Ой, извините», – пробормотал Майкл. Он бросился на кухню, дав мне возможность догнать Кэтрин, пока фотограф настраивал оборудование.

Декор гостиной представлял собой смесь бледно-желтого, нежно-зеленого и ярко-белого цветов с вкраплениями розового. Выглядело немного крикливо. Кэтрин сказала мне, что сама придумала этот мотив в качестве задания для урока по декорированию. Она говорила, что собиралась сделать косметический ремонт на кухне. Затем упомянула, что любимыми блюдами Майкла в то время были горячие пирожки с яблоками и сладкий картофельный пирог. «В последнее время я не могу заставить его поесть хоть что-нибудь. Я пытаюсь снова и снова, – встревоженно заметила Кэтрин. – Все думаю, что он поест, когда проголодается, но мальчик никогда не бывает голодным. Ты заметил, какой он худой? Я волнуюсь».

Я огляделся. «Прошедшие несколько лет, несомненно, были хорошими, – заметил я. – Может быть, лучшими в вашей жизни?»

«Не совсем, – ответила она. – Лучшие годы остались в Гэри. – В ее глазах появилась задумчивость. – У нас была одна спальня для мальчиков, и все они спали вместе на трехъярусных кроватях. Перед сном я пела им народные песни. Я всегда хотела быть звездой кантри, но о какой черной звезде кантри тогда могла идти речь?»

Кэтрин встала и подошла к небольшому антикварному столу, стоявшему в углу, открыла ящик и достала фотографию с загнутыми уголками. «В то время мы были так счастливы, – сказала она, показывая мне ее. На карточке семья была запечатлена стоящей перед домом на Джексон-стрит в Гэри. – Я бы отдала все, что у нас есть сейчас, чтобы хотя бы на один день вернуться в те дни в Гэри, когда жизнь была проще. Когда мы только приехали в Калифорнию, то постоянно повторяла: „Я бы хотела, чтобы все было так, как раньше в Гэри”. Но ничто не осталось прежним. Все изменилось».

Майкл вернулся в гостиную с двумя стаканами лимонада. Протянув один стакан мне, а второй фотографу, он сел на стул в позе лотоса. Кэтрин ушла.

Во время нашего двухчасового интервью Майкл делился своими мыслями по многим вопросам. «Я не очень разбираюсь в политике, – признался он в какой-то момент. – Кто-то недавно сказал мне, что Джеральд Форд был президентом». Он усмехнулся; казалось, певец был в хорошем настроении – ничего общего с той робкой, замкнутой суперзвездой, какой станет Майкл спустя несколько лет. Я засмеялся вместе с ним, думая, что он шутит, но это было не так. Джексон был серьезен. «Я помню, когда он был вице-президентом, – задумчиво продолжил Майкл. – Это я помню. Но президентом?» Он растерянно пожал плечами: «Это я пропустил».

Удивленный его неосведомленностью, я спросил: «Как ты следишь за текущими событиями? Ты читаешь газеты? Смотришь телевизор?»

«Я смотрю мультфильмы, – ответил он, и его глаза загорелись. – Я люблю мультфильмы. Я люблю «Дисней». Волшебное королевство. Диснейленд. Место, полное чудес. Уолт Дисней был мечтателем, как и я. И он воплотил в жизнь свои мечты, как и я. Надеюсь».

«А что насчет текущих событий?»

Майкл недоумевающе посмотрел на меня: «Текущие события?»

«Ты читаешь газеты?» – спросил я.

Он отрицательно покачал головой. «Штука в том, что я люблю шоу-бизнес. Я все время слушаю музыку. Я смотрю старые фильмы. Фильмы Фреда Астера. Еще я люблю Джина Келли. И Сэмми [Дэвиса]. Я могу смотреть на них весь день, двадцать четыре часа в сутки. Вот что я люблю больше всего».

Какое-то время мы говорили о старых фильмах и о его съемках в «The Wiz». Затем я спросил, что он считает главным профессиональным вызовом для себя.

«Оправдать ожидания Джозефа».

«Выполнить то, чего ожидает от тебя отец, – это профессиональный вызов?» – уточнил я.

Майкл обдумывал мой вопрос. «Да, – подтвердил он. – Профессиональный вызов».

«А как насчет личных требований?»

«Мои профессиональные и личные требования суть одно и то же, – произнес он с некоторым беспокойством. – Я просто хочу выступать. Понимаешь, когда я учился во втором классе, учитель спросил меня, чего я хочу. Я сказал, что хочу огромный дом, мир во всем мире и возможность выступать… Мы можем поговорить о чем-нибудь другом?»

«Есть ли у тебя друзья, которым ты на самом деле можешь доверять?»

Майкл поежился. «Нет, на самом деле нет. Я довольно одинок».

«А что насчет Татум?» – поинтересовался я.

Майкл задумался. «Она милая, – сказал он. – Она была рада за меня, когда я получил роль в «The Wiz». Татум и Райан были со мной, помогали мне с текстом. Она меня понимает и будет учить водить машину. Она знакомит меня с людьми. Известными, очень известными людьми».

«У тебя есть еще друзья?»

«Ну, у меня есть один друг, – сказал он. – Очень дорогой, близкий друг, ему я могу рассказать свои самые сокровенные, самые страшные секреты, потому что знаю, что она никому не расскажет. Ее зовут… – Майкл сделал паузу для драматического эффекта. – Мисс Дайана Росс».

«У тебя есть сокровенные, страшные секреты?»

Он засмеялся. «У каждого есть такие секреты».

В тот момент к нам присоединились Джеки, Тито, Марлон и Рэнди. Мы говорили об успехе группы в Motown и о фанатичной истерии, вызванной их популярностью.

«Однажды в музыкальный магазин в Сан-Франциско пришли более тысячи детей, – сказал Майкл приглушенным тоном. – Они так толкались, что разбили окно. На девушку упал большой кусок стекла. И ей перерезало горло». Джексон быстро провел указательным пальцем по шее.

«Майкл, не делай так. Это мерзко», – сказал Рэнди.

Тот не обратил внимания на младшего брата и продолжил рассказ: «Ей просто перерезало горло. И я помню, что везде была кровь. Господи, столько крови. Она схватилась за горло, она истекала кровью, и всем было все равно. Почему? Потому что там был я, и они хотели меня, хотели взять у меня автограф». Майкл вздохнул: «Я думаю о том, что случилось с той девушкой…»

«Наверное, она умерла», – невозмутимо пробормотал Тито.

Поклонники были не только благословением, но и проклятием. «У нас есть три сторожевые собаки. Одну зовут Хэви, другую – Блэк Герл, а у третьей нет имени, – сказал Майкл. – Мы были вынуждены их завести. Однажды неизвестная женщина перелезла через наши ворота, вошла в дом и села в комнате. Когда мы вернулись, она посмотрела на нас, и знаешь, что сказала?» Он обратился к Марлону за помощью: «Что сказала та женщина?»

«Она сказала: „Я здесь потому, что меня послал Бог”», – ответил Марлон.

«Бог послал ее», – повторил Майкл.

Джеки засмеялся. «Да, бог послал ее сидеть в доме The Jackson 5 и ждать, пока все придут, чтобы она могла взять их автограф и, возможно, даже сфотографироваться с ними. У нее была божественная миссия».

«А однажды целой семье удалось каким-то образом проникнуть в поместье и осмотреть наш дом, – продолжил Майкл. – Они видели все наши вещи. Нашли все самое личное. И Джанет находилась здесь одна. Это было жутко. А иногда фанаты задают странные вопросы. Они не осознают, что ты живой человек. Как-то раз фанатка очень смутила меня, спросив перед всеми: „Ты ходишь в ванную?” Мне было так неловко».

В середине интервью добродушные колкости между братьями перестали быть безобидными, когда кто-то поднял тему прозвищ.

«У Майка есть прозвище, – сказал Джеки, его глаза озорно блестели. – Хорошее такое прозвище».

Улыбка исчезла с лица певца, он стал серьезен. «Не надо, Джеки», – предупредил он и отвернулся.

«Мы зовем его…»

«Пожалуйста, парни!» – взмолился Майкл.

«Большой нос», – закончил Джеки. Братья рассмеялись. Майкл заерзал на стуле.

«Да, Большой нос», – повторил Марлон с усмешкой. Он протянул руку и в шутку ударил Майкла по руке: «Что случилось, Большой нос?» Тот бросил на Марлона злобный взгляд, приоткрыл рот, но не произнес ни слова. Он больше не разговаривал в присутствии братьев.

После интервью мы вышли на улицу, чтобы сфотографироваться под теплым калифорнийским солнцем. Ко мне подошел Джозеф, крупный шестифутовый (1,8 метра) мужчина с родинкой на лице, тонкими усами, на его мизинце красовалось кольцо с огромным бриллиантом. «Смотри, у меня есть философия воспитания детей. Мой отец был строгим. Он был школьным учителем и относился ко мне как к одному из своих учеников, а не как к сыну. Со мной никогда не обращались по-особенному. Я рад, что все было так. В юности я получил суровое воспитание, благодаря чему мне удалось многого добиться. Мои дети тоже получили строгое воспитание, и посмотрите, чего они достигли. Я считаю, что дети должны испытывать страх перед родителями. Хорошо, когда они вас боятся. Это хорошо и для них, и для родителей. Я старался как мог для своих мальчиков», – сказал он, указывая на братьев, позировавших фотографу.

«Они когда-нибудь разочаровывали вас?» – спросил я.

Выражение его лица стало серьезным. «Много раз, – ответил он. – Джермейн с Берри в Motown, а не с нами. Он предпочел Берри мне. Ты знаешь, что я чувствую? Вот здесь болит». Джозеф ударил кулаком по левой стороне груди. «Я был разочарован и другими их поступками, – продолжил мужчина, – но не думаю, что когда-либо подводил мальчиков. Если бы я так поступил, это было бы очень плохо для них. Воспитывая детей, вы делаете все, что в ваших силах, – сказал он, улыбаясь. – Помогло то, что у них был стимул. У них всегда были выступления, а я репетировал с ними. А еще они занимаются спортом, который закаляет характер, например футболом и бейсболом. Джеки мог бы стать бейсболистом, если бы захотел, и выступать в составе Chicago White Sox. Все они достаточно спортивные, за исключением Майкла, который ни разу в жизни не брал в руки биту». Джозеф улыбнулся. Это был неожиданный момент нежности. «Думаю, он не знал бы, что делать с бейсбольной битой. Поэтому мы дразним его, а он злится. Майкл всегда был чувствительным», – заметил старший Джексон.

«Однако в Майкле есть кое-что особенное, – добавил Джозеф, – с четырех лет он хотел стать артистом. И всегда хотел быть лидером. Вот почему он расстраивается из-за спорта, потому что братья могут побить и превзойти его, в спорте он не может быть первым. Но Майкл знает, что в музыке он точно номер один. И, говоря о Майкле, Марлон рассказал мне о том, что произошло. Ты ведь не собираешься писать про прозвище, правда? – спросил он. – Мальчик так переживает из-за своего носа». Джозеф спросил: «Ты можешь сказать, что не так с его носом? Единственное, о чем он говорит, о чертовом носе. Он грозил исправить его, но как? Я сказал, что разбил бы ему лицо, если бы он когда-нибудь его переделал». Зеленые глаза Джозефа сверкнули. Мужчина запрокинул голову и расхохотался. «Никто не исправляет то, что не сломано, – добавил отец семейства. – У него отличный нос. Похож на мой».

Затем Майкл вернулся в гостиную, чтобы еще раз поделиться своими мыслями о жизни и карьере. Пока мы с фотографом наблюдали, он закинул левую ногу на правое колено и начал рассеянно ковырять ногти на ногах. «Когда я не на сцене, я меняюсь, становлюсь другим, – заметил он. – Я пристрастился к сцене. Когда я долго не могу выйти на сцену, то схожу с ума. Я начинаю плакать, веду себя странно и психую. Не шучу. Я начинаю танцевать дома».

Он заговорил быстрее: «Как будто теряю какую-то часть себя и должен вернуть ее, чтобы почувствовать себя полноценным. Так что я должен танцевать, и я должен петь, понимаешь? Во мне есть эта тяга. Мне комфортно только на сцене. Мне неудобно рядом…» Артист сделал паузу, подбирая нужное слово: «…с обычными людьми. Но когда я выхожу на сцену, то открыт для всех, и у меня нет проблем». Он выглядел взволнованным, встревоженным. «Все, что происходит в моей жизни, не имеет значения. На сцене я свободен и говорю себе: «Вот оно. Я дома. Это именно то место, где я должен быть, куда послал меня Бог». Когда я на сцене, для меня не существует границ. Я номер один. Но когда ухожу со сцены, – парень пожал плечами, – я уже не так счастлив».

В тот же день я брал интервью у режиссера «The Wiz» Сидни Люмета. «Майкл Джексон – самый одаренный артист со времен Джеймса Дина, – сказал он мне. – Блестящий актер и танцор, вероятно, один из самых редких талантов, с которыми я когда-либо работал».

Я поделился наблюдениями Сидни с Майклом. Артист казался смущенным. Затем спросил: «Кто такой Джеймс Дин?»

Позже он начал говорить о роли Страшилы в «The Wiz». «Что мне нравится в его характере, так это растерянность. Он знает, что у него есть проблемы, я думаю, ты можешь их перечислить. Но не знает, как они появились и почему стал таким. Страшила осознает, что видит вещи иначе, чем все остальные, но не может понять, почему. Он не похож на других людей. И его никто не понимает. Всю свою жизнь он живет с этой… растерянностью».

Майкл посмотрел вдаль, казалось, что парень потерялся в своих мыслях. «Все думают, что он особенный, но на самом деле ему очень грустно. Он такой… такой грустный. Понимаешь?» Певец бросил на меня задумчивый взгляд и снова спросил: «Ты понимаешь его грусть?»

«The Wiz» терпит фиаско

«The Wiz» вышел в октябре 1978 года, разочаровал кинокритиков и провалился в прокате. Финальная версия картины представляла собой напыщенное зрелище, и большинство людей, принимавших участие в съемках, сразу же вычеркнули его из своего послужного списка. Даже сугубо коммерческий релиз Ease On Down the Road, в котором Майкл объединился с Дайаной Росс – дуэт, казалось, бы созданный для первой десятки, – и тот не попал в топ-40. Берри Горди, не участвовавший в производстве фильма, считал, что Дайане не стоило в нем сниматься и никогда публично не обсуждал «The Wiz».

«Это была большая несбывшаяся мечта, – вспоминал продюсер Роб Коэн. – Блестящая идея провалилась. Мне становится дурно, когда я думаю о том, что два года моей жизни, 23 миллиона долларов Universal, тысячи часов человеческого труда, а также надежды каждого из нас пошли на дно вместе с фильмом, не имевшим шансов».

Несмотря на провал, работа над «The Wiz» ознаменовала личную победу Майкла Джексона. Играя роль Страшилы, он смог заглянуть внутрь себя и обнаружить новые силы. «Работа над фильмом показала мне, как становятся королями мира, – сказал артист. – Я почувствовал, что могу поверить в себя так, как никогда раньше». Он также расширил профессиональный кругозор и в ходе работы завоевал уважение коллег и даже некоторых критиков, недовольных картиной.

И все же Майкл не мог игнорировать тот факт, что «The Wiz» провалился в прокате. Джексон был потрясен, ведь никогда не терпел столь громких неудач. «Я совершил ошибку? – спросил он Роба Коэна через несколько недель после выхода фильма. – Может, мне не стоило сниматься в фильме? Может, я должен был слушать свою семью? Как это отразится на моей карьере?»

«Слушай, ты следовал интуиции, – ответил Роб. – Как и все мы. Сейчас не время сомневаться в себе. Нам нечего стыдиться. Мы сделали все, что могли».

«Но…»

«Но ничего, – оборвал Роб. – Живи своей жизнью и делай карьеру. Будь звездой. Ты только начал свой путь».

Джозеф тоже поддерживал Майкла в тот печальный период. Когда один из братьев презрительно высказался о фильме, Джозеф резко ударил его по плечу. «Ай! Джозеф! – вскрикнул он. – Больно».

«Будешь знать, – ответил Джозеф. – Ты не смеешь критиковать брата. По крайней мере, он пытался. Во скольких фильмах ты снялся, большая шишка?»

В конце 1978 года Джозеф Джексон разорвал отношения с Ричардом Аронсом. Он нанял в качестве менеджеров Рона Вайснера и Фредди Деманна. Оба имели опыт работы в сфере развлечений: Вайснер являлся бизнес-менеджером, а Деманн – промоутером. Джозеф уповал на помощь белых людей как гарантию того, что CBS будет продвигать The Jacksons так же, как своих белых артистов. Ему казалось, что компания видела в его сыновьях прежде всего «чернокожих исполнителей» и, следовательно, ограничивала способы их продвижения. Обеспокоенность Джексона была распространенной и часто оправданной реакцией чернокожих артистов, имевших контракты со звукозаписывающими компаниями, такими как CBS, которые состояли преимущественно из белого руководства. Подобно Джозефу, многие чернокожие менеджеры утверждают, что белые руководители не знают, как продавать «черный» продукт «по всем фронтам», то есть как среди белых покупателей пластинок, так и среди чернокожих. Конечно, Ричард Аронс тоже белый, поэтому было ясно: Джозеф нанял новых менеджеров, полагаясь на их опыт и большое влияние в музыкальном бизнесе.

Стратегия сработала в Америке. Альбом Destiny разошелся тиражом более миллиона копий и достиг одиннадцатой позиции в чарте Billboard, что неплохо для группы, долго не выпускавшей успешных записей.

Однако в Великобритании дела Destiny так и не шли в гору. На релиз пластинки там ушло около полугода, но она добралась лишь до 33-го места. У Джексонов опять были нестабильные продажи в Великобритании, и с этим, кажется, ничего нельзя было поделать. Пробиться там было труднее, чем в Штатах. Джозеф воспринял эту информацию с пониманием, даром что в то время основное внимание все равно уделялось продажам в США, а не в Европе.

Однако Майкл все еще был недоволен. Несмотря на отношение его братьев, в глубине души он знал, что успех Destiny не полностью его и их заслуга. CBS развели настоящую шумиху вокруг того, насколько эффективны братья как продюсеры, но это было неправдой. На самом деле не только они отвечали за продюсирование альбома. Майкл ненавидел жить во лжи, он давно чувствовал, что уже вырос из вранья. Прошли времена, когда такие небылицы были приемлемы.

Майкл никогда не был обеспокоен своей жизнью и карьерой так, как после окончания тура Destiny в 1979 году. В дороге он потерял голос, из-за чего Марлону пришлось петь партии в более высоком регистре, в то время как солист просто шевелил ртом и чувствовал себя униженным. В конце концов из-за проблем Майкла со связками две недели гастролей пришлось просто отменить.

На протяжении всего тура младший Джексон был измотанным и поникшим, казалось, он не мог найти тот неограниченный запас энергии, на который всегда полагался в прошлом. Несмотря на энтузиазм публики, Майкл чувствовал, что ему чего-то не хватает. Артисту едва исполнился двадцать один год, и он осознал, что перестал расти в профессиональном плане; ему не нравилось выступать в составе группы. «Одно и то же повторялось снова и снова, – сказал он мне в интервью после тура. – Один за всех и все за одного, но я начал думать, что, может быть, мне стоит делать что-то самостоятельно. Мне было дискомфортно».

Что еще хуже, Майкл ненавидел говорить с Джозефом и, более того, иногда с трудом находился с ним рядом.

Хотя многие обозреватели полагали, что благодаря успеху Destiny Джозеф Джексон стал блестящим менеджером в сфере развлечений, Майкл так не считал. По мнению певца, отец использовал в работе «метод дробовика»: «Если выпустить достаточно пуль, в конечном счете одна попадет в цель, – объяснял певец. – Но еще это значит потратить впустую много боеприпасов и, возможно, поразить некоторые нежелательные цели, – продолжал он. – Посмотри, как Джозеф оттолкнул от себя Берри и всех остальных сотрудников Motown». Артист утверждал, что некоторые люди определяют цель, преследуют ее столько, сколько необходимо, а затем попадают в нее одним выстрелом. «Таков правильный путь», – рассуждал Майкл.

Честно говоря, Джозеф никогда не смог бы победить в случае с сыном, сколько бы выстрелов в яблочко ни совершил. Увести группу из Motown было лучшим, что он когда-либо делал, но Майкл не мог этого понять. По известным причинам его восприятие омрачалось личным опытом, он видел в Джозефе отца, виновного в жестоком обращении с детьми и разврате. Он просто не мог приписать заслугу Джозефу Джексону… за что-либо… когда-либо.

Артист не чувствовал, что группа сделала что-то значимое после ухода из Motown и подписания контракта с CBS, хотя у них и был хит Shake Your Body. Этого было недостаточно. Он устал от образа The Jackson 5 и знал, что хочет сделать: записать еще один сольный альбом, теперь для CBS, который реализует его амбиции, даст волю его артистизму и избавит от беспокойства, преследовавшего после окончания тура Destiny. Майкл днями напролет сидел один в своей спальне, размышляя, как позже скажет Марлон, «кто его знает о чем, он очень скрытный».

Братья вскоре поняли, что с Майклом что-то не так, и испугались. «Он вел себя странно, – вспоминал Тито. – Как будто что-то сломалось в нем. Перестал появляться на семейных встречах, и, когда мы обсуждали наши планы на будущее, ему нечего было предложить. Может, он собирался остаться сам по себе, я не знаю. Майк никогда особо не говорил. Невозможно было понять, о чем он на самом деле думал».

«Я просто считал несправедливым, что пауза в выпуске сольных альбомов так затянулась, – сказал певец много лет спустя о том времени. – Одним из условий нашего контракта с CBS была самостоятельная запись. Но мы никак не могли найти время, я начал нервничать и расстраиваться».

Когда Майкл сказал отцу, что хочет записать сольный альбом, реакция Джозефа была предсказуемой: положительной, только с одним «но». «Почему бы и нет? – сказал он. – Ты знаешь мое мнение, Майкл. Делай то, что хочешь, если это не мешает работе группы».

«То есть?» – спросил Майкл.

«Ты прекрасно понимаешь, – предупредил его отец. – Самое главное – семья».

Пожалуй, Джозеф не слишком беспокоился о том, что Майкл сделает сольный альбом, потому что, по правде говоря, его пластинки никогда не имели большого успеха: первые две записи для Motown, Got to Be There (1971) и Ben (1972), были проданы тиражом чуть более 350 000 копий каждая – неплохое достижение. Однако у его третьего альбома Music and Me (1973) были совсем другие показатели – 80 286 экземпляров, что весьма удручало. Его последняя сольная пластинка для компании Forever Michael (1975) показала немногим лучший результат (99 311 копий). Альбомы с участием всех Джексонов всегда продавались лучше, чем сольные. Статистику продаж сольного альбома Джеки (кстати, потрясающего) можно даже не брать в расчет. Джозеф всегда считал, что совместное выступление отвечает общим интересам.

Так что если Майкл чувствовал необходимость записать сольный альбом, чтобы «выпустить пар», это было нормально для Джозефа – до тех пор, пока чудо-мальчик помнил, что в первую очередь он хранит преданность семье и группе, а не себе.

Off the Wall

Когда Майкл Джексон намеревался записать новый сольный альбом, он не знал, каким должен быть результат. Однако знал, чего не хочет, а именно – выпустить пластинку, похожую на альбом The Jacksons. С самого начала профессиональной карьеры кто-то решал за Майкла, как будет звучать его музыка. Сначала продюсерский персонал Motown, затем исполнительные продюсеры, отвечающие за артистов и репертуар, в CBS и Epic. Хотя семье была предоставлена свобода писать и продюсировать альбом Destiny, Epic настояли на том, чтобы Джексоны записали песню Blame It on the Boogie, авторами которой не являлись. В процессе работы над тремя альбомами лейбла раз за разом происходили другие уступки и компромиссы, и Майкл никогда не чувствовал себя полностью ответственным за результат. В то время как песня Shake Your Body, ставшая хитом Destiny, восстановила репутацию группы на рынке, многие обозреватели в музыкальном бизнесе, как и Майкл, полагали, что магия братьев осталась в Motown.

Теперь певец хотел большей творческой свободы. Он стремился к тому, чтобы его следующий альбом был записан без какого-либо участия семьи, хотя братья, как только узнали о проекте, отчаянно пытались сделать сольную пластинку совместной. Их обижало, что Майкл хотел работать в одиночку, но он твердо стоял на своем. «Я сделаю все сам, – сказал он. – Им просто нужно понять. Хотя бы раз».

Не зная, как поступить, Майкл позвонил Куинси Джонсу, протянувшему ему руку помощи во время работы над «The Wiz». Они впервые заговорили на съемочной площадке, когда Майкл репетировал сцену, в которой Страшила вытащил листок бумаги из своей набивки и прочитал цитату Сократа. Джексон приписал утверждение Сокраду (Soh-crates). «Я всегда думал, что имя произносится именно так», – сказал Майкл позже. Когда он услышал хихиканье команды, то понял, что ошибся.

«Со-краТу (Sock-ra-tease), – прошептал кто-то ему на ухо. – Это Со-краТ».

Он повернулся и увидел Куинси, музыкального директора фильма.

Пожилой мужчина протянул ему руку. «Я – Куинси Джонс, – сказал он с теплой улыбкой. – Обращайтесь, если понадобится помощь…»

Майкл запомнил его предложение. Чуть больше года спустя он позвонил Куинси и попросил предложить возможных продюсеров для сольного проекта. Тот предложил самого себя.

Куинси не был очевидным кандидатом на роль продюсера для Майкла. Он добился успеха в мире музыки поп и ритм-н-блюз, выпуская пластинки, представлявшие собой виртуальные музыкальные мастерские музыкантов, авторов и аранжировщиков под руководством Джонса. Куинси также добился массового успеха с Brothers Johnson, дуэтом из Лос-Анджелеса, чьи платиновые альбомы он продюсировал. Тем не менее большинство обозревателей негласно считали, что Куинси был довольно ограничен в музыкальном плане, чтобы сделать отличную поп-пластинку; многие полагали, что его внешне успешные записи с Brothers Johnson звучали посредственно.

Однако Куинси прошел в шоу-бизнесе долгий и насыщенный путь. Он начал с позиции трубача и аранжировщика Лайонела Хэмптона, когда ему было пятнадцать. В последующие годы погрузился в студийную работу, аранжировал, сочинял и продюсировал для Дины Вашингтон, Дюка Эллингтона, Биг Мэйбелл, Томми Дорси и Каунта Бэйси. В начале 1960-х годов был вице-президентом Mercury Records, первым чернокожим руководителем крупного лейбла. В 1963 году начал новую карьеру в Голливуде, где стал первым чернокожим в высшем эшелоне кинокомпозиторов. В его активе значилось тридцать восемь картин, включая «The Wiz».

«Я не особо хотел работать над «The Wiz», – сказал Куинси. – Я подумал, что публика ни за что не примет черную версию „The Wizard of Oz”. Все время говорил Сидни Люмету, что не хочу участвовать, но, поскольку он отличный режиссер и нанял меня для написания саундтрека к моему первому фильму [„The Pawnbroker”, 1965], я согласился. Вот с чего началось мое сотрудничество с Майклом Джексоном».

Когда в 1979 году мужчины встретились на студии звукозаписи в Лос-Анджелесе, чтобы определиться с ритмическими дорожками, артист и продюсер сразу нашли общий язык. Метод работы Куинси на студии заключался в том, чтобы предоставить исполнителю превосходные песни и прекрасных музыкантов, а затем дать полную свободу действий. Майкл так привык быть на коротком творческом поводке, что пришел в восторг, когда Куинси начал серьезно относиться к его идеям. Продюсер вспоминал, что сначала Майкл выглядел очень замкнутым, застенчивым и неуверенным в себе: «Он сомневался, что сможет сделать себе имя самостоятельно. Я тоже».

Вместе с тем Куинси не имел дела с такими блестящими артистами, как Джексон, со времен работы с некоторыми из великих джазовых музыкантов. В певце он наконец нашел то, что искал в творце. Как он скажет мне позже: «Майкл воплощает в себе суть исполнителя и артиста». «У него есть все необходимое в эмоциональном плане, и он подкрепляет это дисциплиной и усердием. Он никогда не перегорит, – уверял Джонс. – Если дело касается ведения проекта, то я превращаюсь в надзирателя, но в случае с Майклом в подобном нет необходимости».

Куинси также был поражен многогранностью Джексона. «Он может прийти в студию и записать две вокальных партии и три бэк-вокала за один день, – говорил продюсер. – Репетирует и много работает дома. Большинство певцов хотят делать все в студии – писать слова и музыку, подбирать гармонию, пробовать разное исполнение песни. Это сводит меня с ума. Все, что я вижу, – деньги, которые утекают как песок сквозь пальцы. Студийное время стоит дорого, и потому такой артист, как Майкл, – мечта любого продюсера. Он приходит подготовленным. Меня поражает, как много мы успеваем сделать за одну сессию. Уверен, Майкл Джексон станет звездой восьмидесятых и девяностых».

Джонс и Джексон установили тесные отношения и за пределами студии, и спустя годы Майкл будет думать о Куинси как о втором отце. Певец доверял продюсеру и следовал его советам, что напомнило многим наблюдателям те отношения, которые, по мнению общественности, были у Майкла с Джозефом. Тем не менее Куинси являлся полной противоположностью родного отца, применявшего насилие, чтобы заставить Майкла действовать в соответствии с ожиданиями.

«В студии я против атмосферы напряжения или враждебности, – сказал Куинси в интервью Опре Уинфри. – Это бессмысленно. Я верю в атмосферу любви».

Наконец, прослушав сотни песен, Майкл и Куинси определились с выбором записей. Среди них были три композиции Майкла Джексона: фанковая Don’t Stop ’Til You Get Enough, Working Day and Night для фанатов танцпола и заводная Get on the Floor (написанная в соавторстве с Луи Джонсоном, басистом группы Brothers Johnson).

Куинси хотел добиться баланса между танцевальными песнями и мелодичными поп-балладами, такими как эмоциональная симфоническая She’s Out of My Life автора-аранжировщика Тома Бэллера; яркая и меланхоличная It’s the Falling in Love Дэвида Фостера и Кэрол Байер-Сейджер; хрупкая и нежная песня Пола Маккартни Girlfriend и, наконец, романтичная Rock with You в умеренном темпе, драйвовая Burn This Disco Out и мощная Off the Wall (которая в итоге даст название пластинке), написанные Родом Темпертоном, главным автором песен и клавишником британской поп и ритм-н-блюз группы Heatwave.

Отобрав треки, Куинси Джонс пригласил лучших музыкантов – клавишников Грега Филлингана, Джорджа Дьюка и Майкла Боддикера, гитаристов Дэвида Уильямса и Ларри Карлтона, басиста Луи Джонсона, перкуссиониста Паулиньо да Кошта и группу Seawind Horns во главе с Джерри Хеем, – и они приступили к работе.

Во время исполнения Don’t Stop ’Til You Get Enough (первого сингла альбома Off the Wall) голос Майкла звучал совершенно по-новому: он пел игривым сексуальным фальцетом. В песне было все: неудержимый бит, тщательная, хорошо сбалансированная подача текста и мелодии, а также драйвовая энергия. Майкл рассказывал, что однажды в его голове возникла навязчивая мелодия. Он ходил по дому, беспрестанно напевая ее себе под нос. Наконец, вошел в семейную студию звукозаписи с двадцатью четырьмя дорожками и попросил Рэнди подобрать мелодию на пианино (Майкл не умел играть). Когда он исполнил ее для Куинси, вопрос отпал сам собой: песня должна была оказаться на пластинке.

Сингл Don’t Stop был выпущен 28 июля 1979 года. Менее чем через три месяца он стал лидером хит-парадов и первой сольной записью Майкла № 1 за семь лет. Трек взлетел на третье место в Великобритании – огромный успех. Также на песню был снят первый сольный клип Майкла. По сравнению с музыкальными видеоклипами, которые Майкл будет делать всего через пару лет, Don’t Stop ’Til You Get Enough кажется слишком простым. Единственной находкой стало эпизодическое появление трех Майклов, танцующих вместе. Однако, несмотря ни на что, видео жизнерадостное и запоминающееся, ведь оно было первым.

Альбом Off the Wall, результат сотрудничества Майкла с Куинси, вышел в августе 1979 года. Обложке было уделено почти столько же внимания, сколько и самой пластинке. На ней певец широко улыбался, был одет в элегантный смокинг и едва не сверкающие белые носки. «Смокинг стал центральной идеей альбома Off the Wall и его оформления, – сказал тогдашний менеджер Джексона Рон Вайснер. – Прежде у Майкла был подростковый имидж, и внезапно его место занял молодой человек с зажигательным альбомом, одетый с иголочки. Смокинг был нашей задумкой как менеджеров. Носки придумал Майкл».

У поклонников и коллег по цеху в буквальном смысле отвисли челюсти, когда вышел Off the Wall. Инженер звукозаписи Брюс Сведьен позаботился о том, чтобы выгодно подать треки Джонса и голос Джексона. Поклонники клялись, что они не слышали, чтобы тот пел с такой радостью и самоотдачей даже на заре The Jackson 5. Альбом раскрыл взрослого Майкла Джексона, настоящего артиста, а не чьего-то вокального подражателя.

Майкл Джексон официально достиг успеха. Вышедшая работа раскрыла стороны, о каких меломаны раньше и не подозревали. Например, никто не знал, что Майкл мог быть таким деликатным и утонченным, каким он предстал в удивительной записи I Can’t Help It Стиви Уандера. Песня была важна для проекта, потому что из всего, что Майкл когда-либо записывал, ее щедрые на смену аккорды были наиболее близки к джазовой манере исполнения.

Еще более запоминающимся был эмоциональный Майкл, действительно плачущий в финале She’s Out of My Life. (Позже Джонс прокомментировал, что Джексон не смог сдержать слезы каждый раз, когда они записывали вокал. После нескольких безрезультатных попыток было принято решение оставить на записи слезы.) Сдержанная аранжировка, также понравившаяся публике скупым аккомпанементом на клавишных, позволила Майклу проникновенно рассказать о горе утраченной любви в трогательной и местами обжигающей манере.

Когда песня Rock with You также стала номером один, а Off the Wall и She’s Out of My Life попеременно заняли десятое место, Майкл стал первым сольным артистом, чьи четыре сингла с одного альбома оказались в десятке лучших в Америке. В Великобритании Off the Wall также вошла в историю звукозаписи, обеспечив пять хитов с одного альбома. Хотя по всему миру было продано шесть миллионов копий, он никогда не поднимался выше третьего места в США и пятого места в Великобритании. Майкл был в восторге, но осторожничал. «Все только начинается», – говорил он.

Джозеф был немного обеспокоен. «То, что происходит с Майклом, хорошо, – сказал он одному из семейных адвокатов. – Я горжусь ребенком, но волнуюсь».

«Почему?» – спросил юрист.

«Слишком много независимости, – ответил Джозеф. – Это нехорошо».

«Знаешь, звезды покидали группы во все времена, – сказал адвокат. – Сэмми Дэвис ушел из семьи. Дайана ушла из The Supremes. Смоки покинул The Miracles. Такое случается. Невозможно удержать звезду».

Джозеф покачал головой. «Не в моей семье, здесь подобного не произойдет, – ответил он. – И Майкл это знает. Он знает».

Когда Off the Wall получил лишь одну премию «Грэмми» (в категории ритм-н-блюз), Майкл был раздавлен. «Это мучило меня, – говорил певец. – Я много плакал. Семья думала, что я схожу с ума, потому что я постоянно плакал».

«Он был так разочарован, – подтвердила Джанет. – Мне было жаль его. Но в конце концов он сказал: „Вот увидите. Следующий альбом, который я сделаю, вы просто… Я покажу им”».

Тем временем Джозеф был сам не свой. «Взглянем на это в перспективе, – предложил он в узком кругу. – Мальчику не нужно большего успеха, ему нужно оказаться на студии со своими братьями. Вот то, что ему нужно».

Майклу исполняется двадцать один год… и у него появляется личный адвокат

29 августа 1979 года Майклу Джексону исполнился двадцать один год. Хотя он, как член «Свидетелей Иеговы» не праздновал свои дни рождения, мы, представители прессы, отмечали это событие. Я брал интервью у певца для журнальных статей, чтобы отметить важные возрастные вехи: «Майклу исполняется шестнадцать лет», «Майклу исполняется восемнадцать лет» и даже «Майклу исполняется двадцать лет», так что я был счастлив встретиться с ним еще раз, потому что «Майклу исполняется двадцать один год».

Тогда случился поворотный момент в его судьбе, и он остро это почувствовал. Артист достиг совершеннолетия, собирался взять жизнь и карьеру в собственные руки. «Я действительно ощущаю, что быть мужчиной – значит делать именно то, что ты хочешь, делать это успешно и достигать цели, – сказал он мне. – Я знаю, что возраст – всего лишь число. Сегодня я не в большей степени мужчина, чем был им вчера. Но тем не менее для меня двадцать один год что-то значит. Я много видел, много сделал. Я думаю, сейчас для меня все будет иначе, в чем-то лучше. Как по мне, настоящий мужчина – это Уолт Дисней». И продолжил: «Чарли Чаплин – настоящий мужчина. Фред Астер, Билл Робинсон. Они не только достигли целей, обрати внимание, сколько радости они принесли другим людям. На них смотрели снизу вверх. Я хочу, чтобы на меня тоже так смотрели. Они проложили путь. И я тоже хочу проложить свой. Вот что для меня значит быть мужчиной».

Всего через несколько дней после интервью у Майкла и Джозефа произошел спор – гораздо более ожесточенный, чем когда-либо за последнее время. Артист решил, что пришло время дать понять отцу, что он хочет сам контролировать свою карьеру. Джозефу не нравилось, когда Майкл критиковал его, но он сам задал вопрос. Когда отец спросил, какие проблемы были у Майкла в прошлом, тот предоставил ему список жалоб. Отчасти ему не понравилось, как была разрешена ситуация с Джермейном, он не был удовлетворен тем, как группа покинула Motown, а также был недоволен недавним продуктом от CBS, за исключением альбома Off the Wall. Майкл поступил мудро, говоря только о делах и не упоминая личные жалобы, конечно же, он не затронул тему вопиющей неверности Джозефа.

«Я позволил тебе сняться в фильме, не так ли? – парировал Джозеф. – Так ты мне решил отплатить?»

«Не ты позволил мне сняться в фильме, – ответил Майкл, его глаза горели. – Я теперь взрослый, Джозеф. Я Майкл Джексон. Я сам принимаю решения».

«Ах ты, маленький…» – Джозеф замахнулся и собирался ударить сына, как в старые времена. Однако передумал. Майкл бросил на него гневный взгляд и ушел.

Джозеф был одинаково сильно обижен и взбешен. Он думал, что Майкл слишком критикует его как менеджера и не понимал, как сын мог оказаться таким неблагодарным. Когда тот сказал, что собирается встретиться с адвокатом, чтобы изучить его «варианты», старший Джексон был раздавлен. До того момента Майкл, его братья и сестры использовали только семейных адвокатов и бухгалтеров. Теперь, когда Майкл хотел иметь собственного представителя, Джозеф чувствовал, что сын ему не доверяет. Конечно, певец ему не доверял. У Майкла теперь было более миллиона долларов на его банковском счете благодаря Off the Wall, и он хотел сохранить их. Молодой человек понимал, что деньги – это власть, и, если он захочет отдалиться от семьи, именно банковский счет поможет ему осуществить намерение, а не Джозеф и не братья. Та история стала для мужчины грубым пробуждением. «Хорошо, хорошо. Если ты так хочешь», – побежденно сказал он, рассудив, что не стоит еще больше злить сына. Отец надеялся, что Майкл не осуществит свой замысел, что внезапное волнение утихнет. Он ошибался.

Бухгалтер Майкл Месник который также представлял The Beach Boys, организовал для Майкла встречу с тремя юристами из индустрии развлечений, чтобы он выбрал того, кто ему больше понравится. Первым в списке был Джон Бранка, 31-летний уроженец Нью-Йорка с опытом работы в области корпоративного налогового права и переговоров в музыкальном бизнесе для тех же The Beach Boys, Нила Даймонда и Боба Дилана. Яркий, молодой, напористый и решительный, Джон хотел сделать себе имя в индустрии развлечений.

Поскольку он скорее являлся поклонником рок-н-ролла, Джон был смутно знаком с музыкой и карьерой Майкла. Однако, когда проконсультировался с коллегами, узнал, что музыкальный мир воспринимает певца как человека, способного стать суперзвездой. Джон заинтересовался. Он посчитал, что Джексон может стать артистом, которого он выведет на новый уровень. В то же время юрист чувствовал, что работа с Майклом может упрочить его собственную карьеру адвоката.

Джон вспоминал, что их встреча была несколько необычной. Молодой человек снял солнцезащитные очки только один раз, в начале, когда взглянул на Джона и спросил, встречались ли они раньше. Когда мужчины выяснили, что прежде не виделись, Майкл улыбнулся и снова надел солнцезащитные очки. Месник задал Джону вопросы из списка, и артист выслушал ответы. Сначала, казалось, он стеснялся и был не в своей тарелке. Наконец, когда он почувствовал себя комфортно, то сказал Джону, что причина, по которой нуждается в представителе, заключается в том, что он хочет независимости от семьи, «раз и навсегда», и особенно от отца. В то время у The Jacksons был групповой контракт с Epic; Майкл сказал, что хотел бы один контракт для себя как сольного исполнителя, а также второй контракт как для участника The Jacksons. Кроме того, он требовал, чтобы все его дела были пересмотрены, включая издательский договор и продажи пластинок.

Джон был полон энтузиазма и готов помочь любым возможным способом, ведь он владел ценной информацией. По мнению Майкла, Бранка отлично подходил для этой работы. После встречи Джексон отменил два других собеседования и нанял юриста. Позже Джон сказал, что был впечатлен полным доверием певца. Эффект оказался заразительным: Джону не терпелось начать работать на него.

В начале их сотрудничества Майкл доверил Джону две свои основные цели: во-первых, сказал, что хочет стать «самой большой звездой шоу-бизнеса», а во-вторых – «самым богатым». Он сказал Бранка, что злился из-за того, что альбом Off the Wall удостоился только одной премии «Грэмми». «Я продал пять миллионов пластинок в США, шесть миллионов – за границей. Это большое достижение, – заводился Майкл. – Абсолютно несправедливо, что я не получил премию за лучшую запись года, ведь такое может никогда больше не случиться».

Джексон был огорчен неуважением со стороны мира эстрады. Он всерьез считал, что заслуживает попасть на обложку журнала Rolling Stone, и просил своего пресс-агента Нормана Винтера попытаться организовать съемку. «Мы бы очень хотели сделать большую статью о Майкле Джексоне, но считаем, что пока его история не подходит для обложки», – ответил издатель Ян Веннер в письме Винтеру (от 27 ноября 1979 года).

Когда Майкл увидел послание, то пришел в ярость. «Мне снова и снова говорили, что люди не покупают журналы с чернокожими на обложке, – жаловался он. – Просто подождите. Однажды таблоиды будут умолять меня об интервью. Может, я соглашусь. А может, и нет».

В следующие двадцать с лишним лет Джон Бранка, бесспорно, будет единственной важной персоной в карьере Майкла Джексона. Он станет надежным другом и советником, ведущим переговоры по каждой сделке и следящим за тем, чтобы «талантливый ребенок из Гэри» реализовал обе свои цели.

В первую очередь юрист инициировал пересмотр контракта Майкла с CBS и пообщался с президентом компании Уолтером Йетникоффом. Джону удалось обеспечить Джексону самую высокую на тот момент ставку гонорара в бизнесе: 37 % от 100 % оптовых продаж, такую же ставку имели Нил Даймонд и Боб Дилан. Он также заключил сделку с Уолтером и законным представителем Джексонов, Джоном Мейсоном, согласно которой Майкл мог покинуть группу в любой момент. Бранка решил, что, если певец уйдет, CBS все равно должны будут записывать The Jacksons без него. Жест доброй воли умилостивил Джозефа. Он был полностью уверен, что группа сможет существовать вчетвером, потому что, как твердил уже много лет, «дело не только в Майкле». Конечно, Джозефу было виднее, но его внимание всегда было сосредоточено на семье.

С того момента, благодаря Джону Бранка, Майкл Джексон мог перестать записываться с группой, не нарушая контрактных обязательств. Очевидно, братья были недовольны его независимостью, но нюансы сделки какое-то время их не затрагивали. Они привыкли, что Майкл записывает сольные альбомы, и по-прежнему были уверены, что он останется с группой. (Конечно, пытаясь вырваться на свободу, артист и Джон Бранка не учли «фактор Кэтрин», который вскоре вступит в игру: если братья захотят, чтобы Майкл сделал то, чего он делать не желает, они станут просить вмешаться мать.)

Новые условия для певца были настолько впечатляющими, что Рэнди, у которого внезапно возникли амбиции сольного исполнителя, решил, что он тоже хочет нанять юриста. Во время обеденной встречи Джон спросил Майкла, что тот думает. «Я думаю, это плохо пахнет, – ответил тот, по воспоминаниям адвоката. – Я не могу поверить. Наняв тебя, я сделал что-то только для себя, и теперь все стараются пролезть следом. Подожди, первым стал Рэнди. Затем ты получишь известие от Джеки. Возможно, Тито тоже хочет записать пластинку».

«Ты хочешь сказать, что ты против, если я буду представлять Рэнди?» – с улыбкой спросил Бранка. Его ошеломила категоричность Майкла (не говоря уже об идее того, что Тито Джексон сделает сольную запись).

«Я говорю, – хладнокровно отвечал Майкл, – что не хочу, чтобы ты когда-либо представлял Рэнди, Джеки, Тито или кого-либо еще по фамилии Джексон. Если ты поступишь иначе, мы прекратим наше сотрудничество».

«Ясно», – согласился Джон.

«Да, и еще кое-что, – добавил певец. – Я не хочу, чтобы Рэнди знал, что решение принято из-за меня. Пусть оно выглядит твоим».

«Хорошо», – сказал адвокат. Они пожали друг другу руки. Между ними росло доверие, и оно помогало обоим добиться лучшего из того, что им мог предложить звукозаписывающий бизнес.

Тайна Джозефа

Сегодня многие люди считают Майкла Джексона загадкой. Парадоксально, что двадцать с лишним лет назад о его отце Джозефе думали точно так же – если не общественность, то семья и друзья точно. «Иногда мне кажется, что он ведет двойную жизнь, – сказал когда-то давно Майкл. – Он очень загадочный человек». Конечно, в жизни Джозефа были женщины, с которыми он виделся на стороне. Но было ли что-то еще? В 1980 году офисные служащие компании Joseph Jackson Productions начали подозревать, что их босс пытается скрыть нечто большее, чем просто неверность. К началу 1980 года девятнадцатилетняя служащая по имени Джина Спраг особенно сблизилась с боссом. Девушка имела мексикано-англо-ирландское происхождение. Ростом 165 сантиметров, весом 45 килограммов, с каштановыми волосами до плеч, она была жизнерадостна, умна и ослепительна. И покорила Джозефа. Однако она настаивает на том, что у них с Джексоном не было романа, хотя многие его близкие друзья не верят в это. По ее словам, они были просто близкими друзьями. «Джозефу нужен был друг, – говорила девушка. – Он был так отчужден от своей семьи. Иногда ему нужно было просто поговорить. И я была рядом. Я знала, что у него репутация ловеласа, но наши отношения были другими. Если он верил в вас, то вселял достаточно сил и мужества, чтобы вы попытались достичь цели, даже если вы не думали, что сможете. Как только я узнала его, то смогла понять, почему члены его семьи стали суперзвездами. Мне пришлось напомнить Джозефу, что он должен гордиться собой. Я говорила ему: „Конечно, Майкл и остальные получают все внимание, но посмотри, откуда они пришли”».

Джина продолжила: «„Мальчик ненавидит меня», – говорил мне Джексон-старший о Майкле. Я сказала: „Джозеф, это неправда”. Он ответил: „Ты не видела, как он на меня смотрит”. В его глазах стояли слезы. „Ребенок ненавидит меня, Джина. Ненавидит до глубины души. Они все меня ненавидят”».

«Одна вещь казалась мне очень странной, – вспоминала девушка. – Майкл, его братья и сестры звали его Джозеф. Когда Джанет впервые вошла в мой кабинет, ей было около тринадцати. Она вошла и спросила: „Привет. Где Джозеф?” Или когда звонил Майкл, то говорил: „Привет, Джина, это Майкл. Джозеф здесь?” И я отвечала: „Твой отец сейчас на собрании”».

Однажды Спраг, обеспокоенная недавним переменчивым настроением и таинственными исчезновениями шефа, спросила его, что происходит. «Не скажу, – ответил он с некоторым сомнением в голосе. – Лучше покажу».

Затем Джозеф отвез Джину к дому в пригороде Лос-Анджелеса, где познакомил ее с Шерил Террелл. Затем афроамериканская девочка лет шести вбежала в гостиную. «Папочка! Папа!» – воскликнула она.

«Вот она, – широко улыбнулся Джозеф. – Моя маленькая девочка». Он подхватил ребенка на руки и крепко обнял.

Как позже объяснил мужчина, у него и Шерил Террелл был роман в 1973 году. Результатом этих отношений стала дочь Джо Вонни, родившаяся в Лос-Анджелесе 30 августа 1974 года, на следующий день после шестнадцатого дня рождения Майкла. Имя Джозефа Уолтера Джексона указано в свидетельстве о рождении. В графе «профессия» написано «менеджер развлечений». На момент рождения ребенка ему было сорок шесть лет, а Шерил – двадцать шесть.

Джозеф хранил секрет в течение многих лет, но к 1980 году решил рассказать семье о внебрачной дочери. Он хотел активнее участвовать в ее воспитании и мечтал, чтобы девочку признали равноправным членом семьи.

Уладив все с Джиной, Джозеф собрал сыновей в гримерке после выступления, чтобы сказать им, что у них есть сводная сестра. Остается только гадать, какой, по его мнению, могла бы быть их реакция на такие новости – и почему отец решил рассказать им эту новость, прежде чем сообщить Кэтрин? Конечно, все были подавлены. Затем сыновья рассказали сестрам, которые тоже были обижены и рассержены. Вскоре дети задались вопросом, как сказать Кэтрин и должны ли они вообще говорить ей. Каким же бременем для них было жить с этим знанием… В конце концов, по словам Ла Тойи, один из братьев – неизвестно какой – рассказал матери. Естественно, ее охватили вполне ожидаемые эмоции.

Когда правда вышла наружу, не оставалось ничего, кроме как разобраться с ситуацией. Будучи практичной женщиной, приверженной семейным ценностям, Кэтрин забыла о своих чувствах и согласилась, что Джозеф несет ответственность перед Джо Вонни и ее матерью. Чтобы их обеспечить, супруги купили дом с тремя спальнями в Ван-Найсе, пригороде Лос-Анджелеса, за 169 000 долларов. В качестве попечителя имущества своей дочери Джозеф передал собственность в руки Джо Вонни. После этого девочка с матерью переехали в новый дом. Кэтрин не могла сделать большего. Ее племянник Тим Уайтхед (матерью была сестра Кэтрин, Хэтти, а отцом – сводный брат Джозефа, Вернон), рассказывал: «Джозеф хотел, чтобы ребенка приняли в семью, но, боюсь, это было невозможно. Слишком больно для тети и для детей. Они нелегко переживали произошедшее, им было очень и очень тяжело».

По словам Джерома Ховарда, бывшего финансового менеджера семьи, однажды Кэтрин зашла в продуктовый магазин и увидела любовницу Джозефа и их дочь. «Она застыла на месте. „Джером, девочка выглядит в точности как Джозеф”, – сказала она».

Хотя Кэтрин, казалось, вела себя последовательно и разумно, ее не так сильно обеспокоила новость о существовании Джо Вонни, как она демонстрировала. Позже Майкл отметит, что именно тогда он почувствовал перемены в поведении матери. В те дни она редко улыбалась, зато выходила из себя из-за мелочей. Время от времени женщина ругалась, что было нетипично, и называла Джо Вонни «сволотой». Когда Майкл запротестовал, она предложила ему найти слово в словаре и убедиться в том, что использует его правильно. Очевидно, поступки Джозефа сломали ее, подорвали ее самооценку и гордость. Теперь время от времени Кэтрин становилась рассерженной и злой.

Несмотря на то что она переживала тяжелое испытание, а семья разрывалась на части из-за недавних событий, Джексоны вынуждены были демонстрировать чувство сплоченности в средствах массовой информации. Пиар был очень важен. Семья игнорировала реальность ради создания имиджа с тех пор, как переехала в Лос-Анджелес из Гэри. Однако для Майкла все изменилось навсегда. Джозеф предал его мать, да и их с братьями и сестрами, и в течение многих лет артисту было трудно иметь какое-либо дело со своим отцом. Что бы ни думали люди, Майкл почему-то ожидал от отца большего.

Хотя Кэтрин явно злилась, и у нее были на то веские причины, она оставалась религиозной женщиной и отчаянно хотела быть всепрощающим членом «Свидетелей Иеговы». Она никому не рассказывала о кипящей в ней ярости, не хотела обсуждать обиду. Вспышка сдерживаемого гнева была лишь вопросом времени, особенно когда летом 1980 года до нее дошли слухи о том, что у Джозефа новый роман с Джиной Спраг, женщиной, первой узнавшей о Джо Вонни. Некоторые из друзей Кэтрин Джексон говорили, что она напоминала бомбу замедленного действия, тикающую, тикающую, тикающую… вот-вот готовую взорваться.

Кэтрин выходит из себя

Со временем Джина Спраг начала прикрывать Джозефа всякий раз, когда он хотел навестить свою дочь. «Семья знала о ней, но он не хотел афишировать их общение, – рассказывала девушка. – Иногда они звонили и спрашивали его, и, хотя я знала, что он был с Джо Вонни и, может быть, даже с Шерил, я врала и говорила, что Джексон на встрече или просто занят. Так продолжалось месяцами».

Поскольку Джозеф и Джина, казалось, имели много общих секретов, в его продюсерской компании пошел слух, что у них роман. По словам Спраг, кто-то в офисе начал скармливать сплетни Кэтрин, теперь с подозрением относившейся ко всем подругам Джозефа и все еще не оправившейся от шока из-за истории с Шерил и Джо Вонни.

Как-то раз зазвонил телефон. Джина подняла трубку. «Добрый день, Joseph Jackson Productions».

«Я хочу, чтобы вы уволились с работы, – произнес женский голос. – Вы меня слышите? Увольняйтесь, или мы до вас доберемся».

«Что? Кто это?» – в панике спросила Джина.

На другом конце повесили трубку.

Девушка была взволнованна. Она пошла прямо к Джозефу и рассказала ему о таинственном звонке.

«Не бери в голову, – ответил ей Джексон, едва отрываясь от работы с бумагами. – Никто до тебя не доберется, Джина. Я обещаю тебе. Все будет хорошо».

На следующий день, 16 октября 1980 года, в три часа дня девушка сидела за своей стойкой в приемной Joseph Jackson Productions по адресу Бульвар Сансет, 6255, офис 1001 (в том же здании находилась компания Motown Records), когда вошел восменадцатилетний Рэнди Джексон. Он попросил двух других сотрудников покинуть офис, чтобы они с Джиной могли остаться наедине. Те сделали, как им сказали. Затем Рэнди сам отлучился на секунду и вернулся с четырнадцатилетней Джанет и Кэтрин. Последовал ожесточенный спор об отношениях Джины с Джозефом.

Затем, согласно тому, что девушка рассказала полиции, ситуация вышла из-под контроля, и Кэтрин, Рэнди и Джанет выволокли ее на лестничную клетку и стали избивать. Когда Джим Криг, охранник офиса, услышал крики, он побежал посмотреть, что происходит, и позже рассказал, что увидел, как Рэнди держал Джину у стены, в то время как Кэтрин била ее сумочкой. Увидев охранника, Джанет прошипела ему: «Уходите, мистер. Мы решаем семейное дело». Он ушел по указанию четырнадцатилетней девочки. Кэтрин сорвала с шеи Джины золотой медальон. «Он принадлежит мне, – сказала она, – а не тебе». Когда мимо проходил один из братьев Дайаны Росс, то спросил: «Мама, что ты делаешь?» [Многие из друзей Кэтрин называли ее «Мама».] «Иди куда шел, мы разбираемся с делами нашей семьи», – ответила женщина. Обескураженный, он поспешил уйти. Остальная часть полицейского рапорта представляет собой отчет о насилии, которое, по словам Джины, имело место в тот день.

Джозеф находился на собрании за закрытыми дверьми. Когда Джина, хромая, вернулась в офис, она плакала. Джексон выбежал из кабинета. «Боже мой, что с тобой случилось?» – спросил он.

Слишком измученная, чтобы говорить, девушка рухнула на пол. На место происшествия прибыли полицейские и скорая помощь, вызванные Джимом Кригом. Когда медики подняли Спраг, чтобы положить ее на носилки, она испустила пронзительный крик. Джозеф наклонился и настойчиво прошептал Джине на ухо: «Скажи мне, кто это с тобой сделал? Какой-то сумасшедший фанат?»

«Это была Кэтрин», – сказала девушка сквозь слезы, понизив голос, чтобы никто не услышал ее, кроме босса.

Глаза Джексона расширились. «Не может быть», – прошептал он.

«Джозеф, я говорю правду», – повторила Джина.

Джину Спраг доставили в Голливудский пресвитерианский медицинский центр, где лечили от множественных порезов, синяков и незначительной травмы головы. Джозеф не навещал ее. На следующий день Спраг выписали. Измученная, она легла спать, как только вернулась домой. Едва она начала засыпать, как услышала громкие голоса – подруга отказывалась впускать Джексона в дом. Джина поднялась и подошла к двери. «Впусти его», – сказала она.

Джозеф выглядел обессилившим из-за недостатка сна, лишенным обычной жизненной энергии. Не без сомнений подруга оставила их наедине.

«За что, Джозеф?» – спросила его Джина, как вспоминала она позднее.

«Я просто не могу поверить, что жена так поступила», – сказал мужчина, уронив голову на руки. Джина никогда раньше не видела его таким и была шокирована. Вместе с тем она была на него рассержена.

«Ты вызывала копов, да? Что теперь будет? – спросил Джозеф. – Только ты одна на свете знаешь, как сильно я люблю свою семью. Они для меня – все».

Джина удивленно покачала головой. «Я пыталась прикрыть тебя, чтобы ты мог видеть Джо Вонни, и вот что со мной произошло, – зло сказала она. – Неужели тебе все равно?»

«Меня волнует моя семья, – повторил Джозеф и вытер глаза тыльной стороной ладони. – Я так много работал». Он залез в нагрудный карман куртки, трясущейся рукой вытащил конверт и протянул его Джине. Внутри был чек на крупную сумму.

«Возьми, – настоял Джозеф. – Это тебе».

Она в изумлении посмотрела на него. «Мне не нужны твои деньги, Джозеф, – произнесла девушка, смяла чек и бросила ему в лицо. – Уходи из моего дома, – потребовала она. – Да как ты смеешь?»

Спотыкаясь, Джексон вышел из комнаты, опустив голову. Джина захлопнула за ним дверь.

Майкл был ошарашен тем, что, возможно, его мать, сестра и брат напали на Джину. Он никак не мог совместить столь жестокий поступок с образом любимой и нежной матери. Артист отказывался верить и до сих пор настаивает на том, что тех событий никогда не было. Однако большая часть семьи знает, что тогда Кэтрин дошла до точки. «Джозеф был влюблен в Джину, – вспоминал Тим Уайтхед. – А моей тете это не нравилось, и она хотела, чтобы все прекратилось. Кэтрин была сильно расстроена и пошла в офис, чтобы увидеть Джину. Спустя столько лет она оказалась на краю. Оставалось только ее подтолкнуть».

Джина решила не выдвигать обвинения против Джексонов. Женщина говорит, что адвокат посоветовал ей не ввязываться в судебные дрязги, «потому что богатые люди никогда не попадут за решетку, а вы зря будете тратить свое время, пытаясь их туда посадить». Зато она подала гражданский иск на двадцать один миллион долларов против Кэтрин, Джанет и Рэнди.

Они отрицали, что инцидент когда-либо имел место. В своем ответе на иск члены семьи заявили, что Джина никогда бы не пострадала, если бы «заботилась о себе», что звучит… странно.

В конце концов Джина и Джозеф договорились о внесудебном урегулировании спора, подробности которого она не вправе раскрывать. «Мне было их жалко, – заключает Спраг. – Я любила семью Джексонов. Знаю, я была той каплей, которая переполнила чашу, но, как я сказала Кэтрин в суде, в следующий раз надери задницу ему. Не мне».

Джейн Фонда

Осенью 1980 года Майкл руководил работой над клипом на песню The Jacksons Can You Feel It?. По иронии судьбы, учитывая историю с Джиной Спраг, песня, написанная Майклом и Рэнди, является гимном общечеловеческой любви. В видео братья предстают в образе великанов, поднимающих яркую радугу, чтобы осветить небеса. Они осыпают землю звездной пылью, которая озаряет светом благодати детей всех рас и цветов кожи. Купаясь в цветах радуги, дети с удивлением смотрят на Майкла и его братьев. В ответ Джексоны дружелюбно улыбаются, Майкл – шире всех.

«Мир, откуда к нам пришел Майкл, – удивительное место, – заметил однажды Стивен Спилберг. – Я бы хотел, чтобы мы все могли провести какое-то время в его реальности».

За это время Майкл сблизился с актрисой Джейн Фонда, ей в то время было сорок два года, она была примерно на двадцать лет старше певца и пыталась воодушевить его увидеть свою мать в лучшем свете. С Джейн они познакомились в 1980 году на пресс-конференции в Лос-Анджелесе. Они разговаривали о личной жизни: оба росли в семьях, связанных с миром шоу-бизнеса, и быстро сблизились. Некоторые люди в окружении Майкла предполагали, что причина, по которой его тянуло к сильным и внешне самодостаточным женщинам, таким как Дайана Росс, а позже и Элизабет Тейлор, заключалась в том, что в детстве он чувствовал себя беспомощным, наблюдая, как его мать подвергается издевательствам со стороны Джозефа. Он считал Кэтрин беззащитной жертвой, поэтому искал иной образ матери, сильной женщины, чтобы он мог равняться на нее и уважать. Это одна из множества догадок. Кто знает, может, он просто любит находиться в окружении див?

Отец Джейн Фонда, легендарный актер Генри Фонда, был эмоционально замкнутым и трудным человеком, как и отец Майкла, Джозеф. Она понимала злость артиста из-за обращения Джексона-старшего с супругой, потому что испытывала такие же острые переживания в отношении своих родителей и годами работала над их преодолением. Она пригласила Майкла погостить в ее хижине на озере в Новой Англии, когда она и ее отец работали над фильмом «On Golden Pond» вместе с легендарной актрисой Кэтрин Хепберн. «В некотором смысле, – вспоминала Джейн Фонда, – Майкл напомнил мне измученного, чрезвычайно хрупкого человека».

Когда певец пришел к Хепберн с магнитофоном, она поделилась с ним историями из жизни. «Каждая история содержала какое-то послание для Майкла, – рассказала Джейн, – о том, как он, вероятно, будет справляться со славой, как, возможно, захочет устроить свою жизнь. Они стали хорошими друзьями. Джексон считал ее совершенно очаровательной».

Находясь в Новой Англии, Майкл также подружился с Генри Фонда.

Однако ближе всего сложились отношения с Джейн. Как он сказал мне: «Мы вместе совершали прогулки на лодке и только и делали, что разговаривали, разговаривали и разговаривали… обо всем на свете: политика, философия, расизм, Вьетнам, актерское мастерство – что угодно».

Однажды друзья ехали на машине – актриса находилась за рулем – и обсуждали его потенциальные кинопроекты. «Боже, Майкл, я бы хотела найти фильм, который могла бы спродюсировать для тебя», – сказала она с тоской. Внезапно ей в голову пришла идея. «Я знаю, кого ты должен сыграть, – воскликнула женщина. – Питера Пэна! Точно!»

На глазах Майкла навернулись слезы. Он хотел знать, почему Фонда подумала именно об этом образе. Джейн ответила, что он для нее действительно был Питером Пэном – символом молодости, радости и свободы.

Певец заплакал. «Ты знаешь, стены моей комнаты увешаны изображениями Питера Пэна. Я вижу себя Питером Пэном, – сказал он, вытирая глаза, – потерянным мальчиком из Неверленда».

Когда во время одной из бесед они заговорили о Кэтрин, Майкл рассказал Джейн об инциденте с Джиной Спраг. По словам Бернис Литтман, подруги Джейн Фонды из Беверли-Хиллз, работавшей в то время ее личным ассистентом, «Джейн думала, что вся эта история [Кэтрин против Джины] была ужасной трагедий и что Майкл казался слишком хрупким, чтобы с ней справиться». Помимо того, она сочувствовала матери Джексона и задавалась вопросом, до какого состояния надо довести женщину, чтобы она повела себя подобным образом. Джейн долгое время пыталась подружиться с ним, не жалела времени и сил, как будто он стал важной частью ее жизни. «Я чувствую ответственность за него, – сказала она мне, – как один человек может чувствовать свою ответственность за другого. Ему так нужна любовь».

Однажды во время беседы Фонда сказала певцу: «Ты должен перестать искать силы в других людях». Они находились в библиотеке у нее дома. «У твоей матери есть недостатки, Майкл, как и у всех нас. Но теперь ты взрослый, – произнесла она. – Почему бы не позволить собственной матери быть самой собой и не найти силы в себе самом?» Не думаю, что артист мог понять, о чем она говорила. «Вы можете помочь мне? – спросил он. – Я так несчастен. У меня ужасная жизнь». Они обнялись. «У тебя прекрасная жизнь, Майкл, – ответила она. – Просто сейчас трудное время, но все наладится. Я обещаю».

«Майкл рыдал как младенец, – рассказывала Бернис. – Я тоже. Стояла перед библиотекой и плакала. Это было так печально. И ему было так грустно. Как будто он был инопланетянином, только что прибывшим из иного измерения».

Вскоре Джексону позвонил глава CBS Records, чтобы узнать у него, как обращаться с прессой, задающей вопросы о Кэтрин.

«Что ты имеешь в виду?» – уточнил Майкл.

«Инцидент с Джиной Спраг».

«Кто она?» – резко спросил певец.

«Женщина, у которой возникли разногласия с твоей матерью, Рэнди и Джанет».

«Этого никогда не было», – поспешно ответил Майкл.

«Но…»

«Очень жаль, – заключил Майкл, – но мне пора».

Он быстро повесил трубку. Джексон все сильнее погружался в мир собственных фантазий – место, где такое происшествие, как нападение его матери на девушку отца, никогда бы не произошло. Он становился все более замкнутым, до него все труднее было достучаться. Много ли времени пройдет, прежде чем ни один человек, будь то Джейн Фонда или кто другой, не сможет заслужить его доверие? Для Джексона станет невозможным разрешить кому-либо приблизиться к нему свыше дозволенного.

Первая пластика носа… и больше независимости

Несмотря на попытки добиться независимости от семьи, к 1981 году Майкл Джексон все еще чувствовал, что не контролирует свою жизнь. Когда он выступал на сцене, то мог превратиться в идеального человека своей мечты: сексуального, общительного, уверенного, полностью владевшего собой и публикой. Но за кулисами другое дело. Когда он смотрел в зеркало, то видел человека, который ему не очень нравился. Человека, который все еще позволял управлять собой другим людям. Человека, чей талант заслуживал уважения, но чье мнение не имело значения. Кое-что Майкл уладил с помощью Джона Бранки, но что мог поделать с внешним обликом? Он, без сомнения, никогда не считал себя красивым; помимо того, к 1981 году у него в жизни накопилось много личных проблем, сделавших его и без того хрупкую личность совершенно беззащитной.

Певец думал о ринопластике, более известной как пластика носа, чтобы сделать широкий нос более тонким. Примерно с тринадцати лет он стал зацикливаться на размере своего носа. Дразня его «Большим носом», братья еще сильнее усугубили положение. Широкие плоские носы были семейной чертой Джексонов, унаследованной от Джозефа. Майкл годами намеревался сделать операцию, но на самом деле слишком боялся довести дело до конца. Однако весной 1979 года он споткнулся во время сложного танцевального номера, упал на сцену… и сломал нос. Это был знак судьбы, у него не осталось выбора. Джексон вернулся в Лос-Анджелес, где ему сделали первую ринопластику.

Джина Спраг вспоминала: «Джозеф сказал мне, что сомневается, что Майкл сам бы решился на пластику носа когда-либо, если бы ему не пришлось. Это был первый шаг. Никто и представить не мог, к чему он приведет в будущем. После того как повязки были сняты, парню понравилось то, что он увидел».

Результат первой операции можно увидеть на обложке альбома Off the Wall, на ней Майкл запечатлен с носом размером чуть меньше того, с которым он родился. В самом деле, лицо певца было изменено хирургическим путем, и он убедился в том, что мог бы полностью контролировать свою внешность, если бы захотел.

Однако вскоре Майкл стал жаловаться на некоторые проблемы с дыханием и пением. Тогда его направили к доктору Стивену Хоффлину, и тот предложил вторую операцию. Именно этот врач проведет ее и все другие операции, впоследствии сделанные Джексоном.

Его подруга Джейн Фонда была настолько обеспокоена новой пластической операцией, что решила поговорить с ним. Она была достаточно проницательной женщиной, чтобы предположить, что настоящая причина операций заключалась не в том, чтобы стать похожим на Дайану Росс (как тогда злословили), а в том, чтобы в итоге потерять сходство с Джозефом. Фонда являлась особенным человеком для Майкла, ведь на уме у нее был не только шоу-бизнес. Рассудительная и прямолинейная, она была единственным другом Джексона, выступившим против операции. «Я хочу, чтобы ты немедленно прекратил, – сказала она Майклу, согласно ее воспоминаниям. – Не надо больше никаких операций. Обещай мне, что ты остановишься. Люби себя таким, какой ты есть».

«Я постараюсь», – обещал Майкл.

«И стой прямо, – велела Джейн, будто школьный учитель. – Ты должен иметь важный вид и понимать, что делаешь и почему ты здесь. Если ты будешь хотя бы выглядеть самоуверенным, может быть, перестанешь быть таким застенчивым».

«Да, Джейн».

Но Майкл, очевидно, не был уверен в себе. К 1980 году он сделал новый нос, но все еще был отчаянно несчастен. «Даже дома мне одиноко, – говорил артист. – Иногда я сижу в своей комнате и плачу. Так сложно заводить друзей, а есть вещи, о которых невозможно поговорить с родителями или семьей. Иногда я брожу по окрестностям ночью, надеясь найти кого-то и поговорить. Но в итоге просто возвращаюсь домой». Мысль о Майкле Джексоне, всемирно известной суперзвезде, гуляющем по Энсино в поисках собеседника, не укладывается в голове. Представьте себе глубину его отчаяния и одиночества.

То, что его лицо все еще было покрыто прыщами, только усугубляло проблему. Майкл прочел, что жирная пища, которую он любил, влияла на состояние кожи. Джермейн (у него были те же проблемы) стал вегетарианцем, и это сработало. Майкл решил, что поступит так же. Неожиданным результатом диеты стало то, что он похудел. Майкл, безусловно, не был полным, но у него все еще копился «детский жирок» вокруг талии, а лицо было пухлым. Певец хотел быть стройнее, иметь «тело танцора», как он выражался. Со временем его фигура станет более подтянутой, а округлость лица исчезнет. От прыщей он тоже избавится. Многие люди предполагают, что Майкл перенес операцию по «имплантации щек» в 1980 году, но новые, четко очерченные линии его лица на самом деле проявились из-за постепенной потери веса после того, как он стал вегетарианцем, а также были вызваны естественным процессом старения.

Джон Бранка подсказал Майклу, что, если он хочет добиться хотя бы минимальной независимости, то имеет смысл подумать о покупке собственной недвижимости. Ему исполнилось двадцать два года. Почему он обязан продолжать жить в семейном особняке? Мысль уйти от Джозефа будоражила Майкла, но он не хотел оставлять Кэтрин. Тем не менее артист решил попробовать. Поэтому в феврале 1981 года Джексон купил кондоминиум с тремя спальнями и тремя ванными комнатами по адресу авеню Линдли, 5420, в Энсино за 210 000 долларов. Он заплатил 175 000 долларов наличными. Оставшуюся сумму (35 000 долларов) доплатила Кэтрин. Взамен Майкл передал матери в исключительную собственность долю в кондоминиуме, а значит, ей не нужно было делить недвижимость с Джозефом. Таким образом, сын подарил женщине немного свободы. Конечно, певец не нуждался в том, чтобы она вносила 35 000 долларов. Несомненно, миссис Джексон хотела заплатить за возможность иметь личную собственность, как и ее сын. «Теперь, если ты больше не захочешь его видеть, – сказал Майкл, имея в виду Джозефа, – то можешь переехать сюда». Он продолжил: «Было бы здорово. Мы могли бы жить здесь вместе, только представь себе! Без него».

В итоге все осталось как есть. Он не мог переехать, тем более Кэтрин тоже не хотела уходить. «Я чувствую, что момент еще не настал, – говорил артист. – Если я съеду сейчас, то умру от одиночества. Большинство людей, которые съезжают от родителей, каждый вечер ходят на дискотеки. Они веселятся каждую ночь, приглашают к себе друзей, а я ничего такого не делаю». (Через пару лет Майкл временно переедет в кондоминиум вместе с другими членами семьи на время ремонта их дома в Энсино. Сегодня он все еще владеет этой недвижимостью; в моменты супружеских невзгод квартира служила временным пристанищем для братьев Майкла.)

Весной 1981 года было решено, что The Jacksons отправятся в концертный тур по 39 городам США в поддержку их нового альбома под названием Triumph. Майкл не хотел ехать. Ему не нравилось, что гастроли требовали тяжелого труда и серьезных приготовлений, но не оставляли после себя абсолютно ничего, в отличие от фильмов или видео. «Самое печальное, что ты не можешь остановить мгновение, – говорил он мне о живых выступлениях. – Подумай, сколько великих актеров или артистов были забыты из-за того, что они выступали только лишь на сцене. Фильм снимают, затем показывают по всему миру, и он никуда не исчезает. Спенсер Трэйси в „Captains Courageous” вечно молодой, а я получаю возможность учиться и вдохновляться его игрой. Так много потеряно в живом театре. Или на эстраде. Ты знаешь, как многому я научился, наблюдая за артистами? Когда я выступаю, мне кажется, что отдаю очень много, но зря. Мне нравится делать записи, обладать ими и делиться с миром».

Однако у него не было выбора. Его семья хотела, чтобы он отправился в турне с ними – тур должен был принести им миллионы долларов – звукозаписывающий лейбл также настаивал на гастролях. Турне невозможно было избежать. Майкл только надеялся, что поездка каким-то образом сблизит семью после всех трудных времен, пережитых дома. Он был расстроен и удручен, но заставлял себя идти вперед. Тем не менее некоторые заметили на его лице полную отрешенность, когда певец находился на репетициях. Он казался отсутствующим, не вовлеченным, не заинтересованным.

Перед тем как отправиться в тур в поддержку Triumph, Майкл перенес вторую операцию по ринопластике, рекомендованную доктором Стивеном Хоффлином. «Он не предупредил родных, – поделился Маркус Филлипс. – Просто сделал это. Пришел домой забинтованный и с синяками на лице, и Кэтрин сказала: „О боже, Майкл, что с тобой произошло?”» Должно быть, мать подумала, что его избили. „Ты что, опять сломал нос?” – спросила женщина. Он ответил, что нет, просто его лечащий врач рекомендовал вторую операцию. Затем удалился в свою спальню, чтобы провести там всю неделю, время от времени выходя на кухню за овощами. Одну вещь я знаю точно: Майкл был в восторге оттого, что после второй пластики носа стал меньше походить на своего отца. Это его очень радовало. Если он не мог стереть Джозефа из жизни, то, по крайней мере, мог стереть его из отражения в зеркале. Так что тут же заговорил о третьей ринопластике».

Несмотря на то что певец никогда ни с кем не обсуждал свои операции, он взывал о помощи, становясь одержимым внешностью, – начинала вырисовываться опасная тенденция.

В июне 1981 года Майкл и Куинси Джонс начали работу над записью аудиокниги по мотивам фильма Стивена Спилберга «E.T. the Extra-Terrestrial». Джексон также стал исполнителем песни Someone in the Dark, написанной Аланом и Мэрилин Бергман. Майкл был настолько очарован картиной, что во время рекламной фотосессии ему не терпелось познакомиться с анимированным «актером». «Он схватил меня! И обнял! – рассказывал Майкл об аниматронном роботе, его лицо выражало искреннее детское удивление. – Он казался настолько реальным, что я разговаривал с ним. Я поцеловал его на прощание. На следующий день я по нему скучал».

Позже в том же месяце Майкл находился на студии с Дайаной Росс, где продюсировал для нее песню Muscles, названную в честь его домашней змеи. Джексон был счастлив возможности выступить музыкальным продюсером своего кумира. Некоторые и правда утверждали, что Майкл сделал пластическую операцию, чтобы добиться некоторого сходства с мисс Росс. Однако, как сказал один близкий Джексону человек: «Поверьте мне, если бы Майкл Джексон хотел быть похожим на Дайану Росс, то у него были миллионы, чтобы выглядеть в точности как Дайана Росс. Его намерения явно были иными». Однако нельзя сказать, что ему не польстили разговоры об их сходстве. «Вы действительно думаете, что я на нее похож? – спрашивал он, наклоняя голову и становясь в позу. – Если так, то супер! Это было бы просто потрясающе».

Тогда Дайана покинула Motown и записывала свой второй альбом для RCA под названием Silk Electric. Пластинка не получалась, ей нужен был незаурядный трек, поэтому она обратилась к Майклу. «Я возвращался из Англии, где работал над альбомом Пола Маккартни. Я летел на „Конкорде”, когда мне в голову пришла песня, – вспоминал артист. – Я сказал себе: „Она идеально подойдет для Дайаны”. У меня не было магнитофона или чего-то такого, пришлось терпеть около трех часов. Как только я добрался до дома, то все записал на пленку».

Дайана сказала, что Майкл казался очень смущенным, пока они вдвоем работали в студии. Он не мог заставить себя руководить ее действиями.

«Ты мужчина, – настаивала артистка, с восхищением глядя на Майкла. – Ты здесь главный». Дайана хотела, чтобы Джексон взял под свой контроль сеанс записи, но ему было сложно. «В итоге песня как будто спродюсировала сама себя», – говорит друг Дайаны. Необычный текст Muscles воспевает мужские мускулы «по всему телу». «Не знаю, была ли это фантазия Майкла или моя», – сказала Росс, когда песня наконец вышла.

В любом случае запись попала в десятку лучших.

Тур Triumph стартовал в Мемфисе, штат Теннесси, 9 июля 1981 года и закончился рекордным четырехдневным аншлагом на «Форуме» в Лос-Анджелесе. Большую часть шоу составляли сольные песни Майкла из альбома Off the Wall. В программе использовались спецэффекты, созданные фокусником Дугом Хеннингом: певец растворялся в клубах дыма после исполнения Don’t Stop ’Til You Get Enough. Находясь за кулисами Майкл, казалось, тоже мечтал испариться, изредка поддерживая разговор с братьями или кем-то из окружения. «Это мой последний тур, – говорил он всем, кто спрашивал. – Этого больше не повторится. Никогда».

В дороге братья Джексон осознали, насколько Майкл отдалился от них. Он начал говорить с прессой о возможности сольной карьеры. «Я думаю, что в будущем так и произойдет, – сказал молодой человек Полу Грейну из Billboard. – Думаю, публика меня поддержит. Это определенно случится».

Братья явно хотели услышать другое. Они почувствовали себя еще менее уверенно, когда Майкл начал погружаться в деловую часть шоу. Например, однажды он должен был репетировать с группой, когда кто-то принес ему копию контракта на грузовики для перевозки оборудования. Джексон взглянул на него и сказал: «Подождите, мне нужно переговорить с адвокатом».

«Это может подождать, Майкл, – грубо отрезал Джеки. – У нас важная репетиция».

Артист проигнорировал замечание старшего брата и покинул сцену, чтобы найти телефон. Он позвонил Джону Бранка. «Джексон хотел, чтобы я объяснил параграф, касавшийся того, что произойдет, если грузовик сломается, у него спустит колесо или дорога будет размыта, – вспоминал Джон. – Я объяснил. Он задал пару вопросов и сказал: „Хорошо, я понял”. Майкл был очень внимателен к деталям, всегда все уточнял, хотел все знать. И обычно говорил: „Важно, что я знаю”».

Затем певец вернулся на сцену, подписал контракт и продолжил работу. Примерно в то же время Майкл наконец научился водить машину и теперь мог покинуть общий дом, когда ему было тяжело там находиться. Певец Мики Фри (бывший участник группы Shalamar) помнит свою первую встречу с Майклом осенью 1981 года. «У меня был контракт с управляющей компанией Дайаны Росс. Она остановилась в отеле The Beverly Hills и спросила меня, не хочу ли я приехать в ее бунгало и встретиться с Майклом. А кто бы не захотел? – рассказывает он. – Итак, я ужинал с Майклом, Дайаной и Джином Симмонсом из Kiss, в то время ее парнем. Я нервничал, потому что всегда мечтал встретиться с Джексоном, он был таким милым. И вот наступил момент, когда мне пора было возвращаться домой. Меня привез на машине водитель Дайаны, и она предложила: „Я скажу водителю, чтобы он приехал и отвез тебя обратно”. Майкл очень мягко сказал: „О, не надо, я отвезу Мики домой”».

Диана и Джин были сильно удивлены. «Ты уверен, что хочешь это сделать, Майкл? – спросила его Дайана. – Ты уверен, что справишься?»

«Да, я справлюсь», – уверенно сказал Майкл.

Мики сел в «Роллс-ройс» Джексона, и они поехали по дорожке перед отелем. «Будьте осторожны, – крикнула им вслед Дайана. – Не гони слишком быстро, Майкл».

Когда примерно через пятнадцать минут они добрались до дома, где находилась квартира Мики, певец несколько раз объехал квартал, прежде чем смущенно признаться: «Знаешь… Я могу водить эту штуку, но не умею делать параллельную парковку. Можешь припарковаться за меня?» Майкл остановил машину посреди дороги, и они поменялись местами.

«Я десять раз объехал квартал, прежде чем найти место для парковки, чтобы люди могли видеть, как я везу Майкла Джексона на его великолепной машине», – вспоминал Мики.

Непрямой разговор

К осени 1981 года, несмотря на все усилия CBS Records сохранить в тайне внутренние передряги в семье Джексонов, большинство людей, следящих за происходящим в индустрии, знали как о конфликте Кэтрин и Джины, так и о подаче иска в суд. Майкл ясно дал понять, что не хочет сталкиваться с репортерами, потому что боялся, что его могут попросить прокомментировать ситуацию. Однако кампания, продвигающая Triumph в прессе, продолжилась, несмотря на пожелания артиста.

Майкл Джексон, которому только что исполнилось двадцать три года, являлся противоречивым человеком. Будучи решительным и целеустремленным, как он уже успел несколько раз доказать, он также был уязвимым и растерянным. Он начал контролировать свою карьеру, но все еще не разрывал связи с семьей. «Я бы умер, если бы остался один, – признался он мне в телефонном интервью в свой день рождения. Майкл не мог выбраться из кокона, покинуть дом. – Ни за что. Я никогда не смогу уйти отсюда».

Вместо того чтобы взрослеть, Джексон, казалось, начал регрессировать: покупал игрушки, играл в детские игры и впервые окружил себя детьми. Юных фанатов, толпящихся у ворот дома, чтобы мельком увидеть проходящего певца, теперь приглашали в святая святых, где они могли провести время с Майклом. Это выглядело странно. Джеки теперь называл его «мужчина-ребенок», объясняя: «Он мужчина, но все еще ребенок, прекрасное сочетание». Когда его спрашивали о возможности иметь собственных детей, Майкл отрицательно качал головой. Он говорил, что хотел бы вырастить ребенка, но он его усыновит, и это произойдет «в далеком будущем». Артист утверждал, что не будет заводить потомство. «Я не обязан производить на свет свое продолжение, – неловко произнес он. – Это не для меня».

Джексон продолжал: «Одно из моих любимых занятий – быть с детьми: общаться с ними, играть вместе. Они – главная причина моего творчества. Дети знают все, что люди пытаются понять, владеют столькими секретами, но им нелегко их раскрыть. Я же извлекаю уроки. Они говорят вещи, которые поражают. Проходят блестящий, гениальный этап жизни. Но потом, когда достигают определенного возраста… – Майкл замолчал. – Когда они достигают определенного возраста, все исчезает».

Я должен был брать интервью у необычного «мужчины-ребенка» 3 октября 1981 года. Встреча была организована пресс-агентом Epic. Меня заранее предупредили, чтобы я не упоминал о Джине Спраг и не задавал вопросов об «инциденте» или браке родителей Майкла.

Я сидел за столом и составлял список вопросов, когда зазвонил телефон. Это был он. Джексон быстро перешел к делу. «Я хочу, чтобы интервью прошло по-особенному», – сказал он.

«Конечно, Майкл. Как тебе будет угодно».

«Ну, – завел он разговор, – я хочу, чтобы Джанет нам помогла».

«Помогла?»

«Да. В общем, Джанет будет присутствовать на нашем интервью, – пояснил он. – Ты начнешь задавать ей вопросы, а потом она будет спрашивать меня. Тогда получится, что я буду отвечать ей, а она станет передавать тебе мои ответы. Как тебе?»

«Звучит странно. Я даже не уверен, что все понял. Не мог бы ты еще раз мне объяснить?»

Он повторил сценарий и сказал, что согласен дать интервью только на таких условиях. «Надеюсь, ты понял, – живо произнес Джексон. – Ну, пока».

«Подожди, – сказал я. – Не понимаю, Майкл. Ты даешь интервью мне, но ты не разговариваешь со мной? Что за абсурд?»

«Может, тебе это и кажется безумным, – ответил он. – Но если я так поступаю, значит у меня есть на то причины. Тебе просто нужно постараться понять. Если ты готов сделать по-моему, то жду тебя завтра. Хорошо? Давай, пока».

Я задумался над тем, смогу ли провести интервью таким способом. Есть ли в этом какой-то смысл? Конечно, я должен был попробовать. Как я мог отказаться от участия в самом странном интервью, которое у меня когда-либо было с Майклом, да и с кем угодно, чего уж скрывать.

На следующий день я приехал в дом в Энсино в назначенное время. «Я очень рад, что ты согласился», – сказал певец, когда мы пожали друг другу руки. На нем были черные футболка и джинсы. Он стоял босиком. Я заметил, что его нос стал тоньше и острее, с тех пор как я в последний раз видел его за кулисами на концерте Патти Лабелль в Голливуде примерно шесть месяцев назад. Его высокий шепот стал еще мягче.

После того как мы с Майклом обменялись любезностями в гостиной, вошла пятнадцатилетняя Джанет в красной кожаной мини-юбке, черных ботинках и клетчатом свитере. Она не поздоровалась. Словно робот, быстро села рядом с братом, как будто и не замечая самого его присутствия.

Джексон представил нас, как если бы мы никогда не встречались. (Конечно, это было не так.) Мы пожали друг другу руки, но она ни разу не посмотрела мне в глаза. Я сел напротив них.

«Теперь ты возьмешь интервью так, как ты мне обещал, ага?» – удостоверился Майкл.

Когда я ответил, что ничего не «обещал», он встал со стула. «Что ж, тогда мы не можем провести интервью», – сказал он резко. «Подожди, – остановил я его и жестом пригласил сесть. – Давай попробуем. Начнем с нового альбома. Что ты о нем думаешь?»

Майкл пригвоздил меня к месту взглядом темных глаз и кивнул в сторону сестры. Я перенаправил свой вопрос. «Джанет, не могла бы ты спросить его, что он думает об альбоме?»

Девушка повернулась к Майклу. «Он хочет знать, что ты думаешь об альбоме», – повторила она.

«Скажи ему, что я очень доволен, – ответил Майкл расслабленным тоном. – Работа с братьями снова стала для меня невероятным опытом. Это было… волшебно».

Джанет кивнула и повернулась ко мне. «Он велел мне сказать тебе, что он очень доволен альбомом, – повторила сестра артиста. – И работа с братьями явилась для него невероятным опытом».

Последовала пауза.

«Ты забыла сказать, что это было волшебно», – поправил ее Майкл, казалось, он злился из-за того, что девушка не выполняла свою работу должным образом.

«О, да, – Джанет посмотрела на меня виноватыми карими глазами. – Он сказал, что это было волшебно».

«Волшебно?» – спросил я.

«Да. Волшебно».

Пока я придумывал следующий вопрос, который могла бы задать ему Джанет, то впервые за день внимательно посмотрел на Майкла. Внезапно я понял, что он нанес макияж. Его брови и ресницы были накрашены тушью, а на веки наложены нежно-розовые тени. Румяна подчеркивали его скулы и… на нем была помада? Да, убедился я, алая помада. Сегодня не удивить тем фактом, что Майкл Джексон носит макияж в повседневной жизни (в отличие от сцены или видеосъемок, для которых красят практически всех мужчин). Однако в 1981 году никому бы и в голову не пришло, что молодой человек будет краситься, чтобы дать интервью в собственном доме. Макияж был сделан аккуратно и умело. Он выглядел экзотично.

Подобие интервью продолжалось еще около тридцати неловких минут. Время от времени Джанет добавляла собственные комментарии, как мне казалось, чтобы поддержать разговор. «Майкл, помнишь, как одна девушка расстроилась, услышав, что ты сменил пол? – сказала она ему. – Ты помнишь, что с ней случилось? Она так переживала, что выбросилась из окна. Думаю, бедняжка умерла».

Джексон безучастно смотрел в пустоту.

В конце концов я решил, что с меня достаточно, и сказал, что больше не хочу продолжать интервью. «Но почему? – хотел знать Майкл. – Подожди. Джанет расскажет тебе, что произошло, когда я был у Кэтрин Хепберн в прошлом месяце. Это интересная история».

«Я бы предпочел, чтобы мне рассказал ты, Майкл», – настаивал я.

«Ну, я не могу…» Возникла долгая пауза.

«Тогда просто забудь, – сказал я. – Давай просто забудем все».

«Хорошо, договорились», – согласился он. Несколько грустно улыбаясь, он встал. «Рад был видеть тебя снова, – заметил артист, не обращая внимания на мое разочарование. – Давай когда-нибудь повторим». Затем он вышел из комнаты. Джанет бросила на меня злой взгляд и протянула руки ладонями вверх, как бы восклицая: «Посмотри, что ты натворил».

Оставшись в одиночестве в гостиной Джексонов, я пытался понять, что произошло. Когда я убирал диктофон и пометки в портфель, вошла Кэтрин. У нее был грустный вид. «Ты только что взял интервью у Майкла? – спросила она. – Пожалуйста, будь с ним добр. В наши дни пресса такая жестокая». Женщина огорченно покачала головой. «Я даже не знаю, что тебе сказать», – произнесла мать певца и рухнула на стул напротив меня. Утомленная, она не могла говорить. Это меня обескуражило. Раньше Кэтрин всегда была полна достоинства и держала осанку.

«Я волнуюсь за него, – сказала она, наконец взглянув на меня. Ее глаза излучали тепло и обеспокоенность. – Такое давление, все так… сложно». Когда она поняла, что, возможно, сказала лишнее, то замолчала. «Ты можешь уйти?» – внезапно спросила она меня.

Когда я вышел через парадную дверь, внутри меня все сжалось. Что происходит в этом доме, хотел бы я знать? Идя по подъездной дорожке, я взглянул на особняк и увидел человека, смотрящего на меня из окна наверху. Это был Майкл. Когда он понял, что я заметил его, то скрылся из виду.

На следующее утро мне позвонил Джозеф. Перед тем как покинуть дом, я увидел его на подъездной дорожке. Я остановился, чтобы рассказать ему, что случилось. На темном обветренном лице появилась широкая ухмылка. Он пожал плечами: «Ну, таков мой мальчик», – сказал мужчина. Теперь старший Джексон позвонил по телефону, чтобы объяснить. «Мне очень жаль, парень. Я думал об этом и решил прояснить ситуацию».

По словам Джозефа, Майкл сказал звукозаписывающей компании, что больше не будет напрямую контактировать со СМИ, боясь вопросов о «той девушке, с которой, как ты знаешь, у нас возникли проблемы». Я понял, что он имел в виду Джину Спраг. «Плюс его беспокоят еще кое-какие темы, – продолжил Джозеф. – Но когда он сказал, что не хочет устраивать интервью, лейбл [руководители Epic] стал его заставлять. Я тоже. Я говорил, что нужно дать интервью тебе и другим ребятами из прессы. Так будет правильно. Ну, что я могу сказать? Майкл сделал то, что должен, по-своему. Прости. Думаю, ему хотелось хоть немного управлять своей жизнью, как считаешь?»

«Полагаю, все так, мистер Джексон», – согласился я. Мы говорили минут пятнадцать. Он казался в порядке, как будто в его жизни не происходило ничего необычного. «Приходи как-нибудь, чтобы написать о Ла Тойе, – сказал он мне. – У нас есть на нее планы. Подожди, и ты увидишь, что мы собираемся сделать. Девочка станет большой звездой. Невероятной, говорю тебе. Невероятной».

Когда я повесил трубку, то долго размышлял о том, что сказал Джозеф. Тактика Майкла казалась нелепой, решил я, но надо признать, что, находясь в отчаянии, люди принимают отчаянные меры, чтобы доказать свою точку зрения… особенно когда никто их не слушает. Я испытывал невольное восхищение тем, как певец добился желаемого. Контролируя ситуацию, он довел ситуацию с обещанным интервью до абсурда. Я так и не написал статью и отменил публикацию. Майкл получил то, что хотел: никакой истории.

Кэтрин говорит Джозефу: «Убирайся!»

К лету 1982 года Кэтрин Джексон уже просто не могла выносить безалаберное поведение Джозефа. Что бы ни произошло с Джиной Спраг, это определенно был неприятный инцидент. Однако муж не извлек урок. Либо его аппетит к женщинам был ненасытным, либо он просто не мог заполнить ту пустоту, которую чувствовал в своем сердце. Оглядываясь назад, можно предположить, что Джозеф причинял Кэтрин боль, чтобы женщина почувствовала его эмоции, настолько одиноким и изолированным он ощущал себя в семье. Какой бы ни была его скрытая мотивация – а может, и вовсе неосознанная, – Кэтрин подозревала, что у него были романы на стороне.

Однажды, после того как женщина несколько раз ответила на телефонные звонки, а на другом конце бросали трубку, Кэтрин пошла на кухню, чтобы сказать Джозефу, что поедет за покупками. Он поцеловал ее на прощание в макушку. Когда она шла по дорожке, телефон снова зазвонил, как миссис Джексон и подозревала. Женщина спокойно вошла в гостевой дом, и, оказавшись там, глубоко вздохнула и сняла трубку. Она слушала, как Джозеф говорил с девушкой, с которой его, по всей видимости, связывали романтические отношения. Его голос был нежным, счастливым. Кэтрин позже вспоминала, как ее сердце сжалось в груди. Она чувствовала, как почва уходит из-под ее ног, ей было тяжело дышать, как будто ее ударили кулаком в живот.

Когда разговор был окончен, ноги понесли Кэтрин по подъездной дорожке к входной двери дома. Она нашла Джозефа в гостиной, муж лежал, закинув ноги на диван, казалось, ему было наплевать на весь мир. На мгновение она вперила в него свой взгляд. Как Кэтрин позже скажет, она не могла поверить, что супруг так поступил с ней… снова. Она громко кашлянула.

«О, привет, Кейт. Я думал, ты ушла», – сказал он, вскакивая на ноги.

«Не сомневаюсь. Я слышала твой разговор с подружкой, – отчеканила она. – Какой же ты ублюдок».

Затем она окончательно потеряла над собой контроль и набросилась на него с кулаками. Кэтрин таскала его за волосы, бросила в него вазу. Когда он увернулся, женщина снова бросилась на него. Ее было не остановить. «Я больше не хочу тебя знать, Джозеф, – кричала она. – Ты мне больше не нужен. Я хочу, чтобы ты убрался из этого дома. Ты для меня умер».

Джексон-старший был в шоке, по крайней мере, какое-то время. «Ладно, ладно, – сказал он, подняв руки вверх. – Что, даже не дашь мне возможности объясниться?» Теперь его голос был ровным и спокойным. Казалось, он пытался вести себя равнодушно. Как обидно, как позже скажет Кэтрин, что муж вел себя так, словно все это его не касалось.

«Тебя вообще что-нибудь волнует?» – спросила она со злостью.

«Конечно, – грустно сказал он. – Ты, Кэти. С тех пор, как я полюбил тебя».

«Убирайся!»

Когда он повернулся, чтобы выйти из комнаты, дрожащая Кэтрин Джексон схватила со стола их фотографию в серебряной рамке и швырнула ее на пол, а вместе с ней и всю накопленную обиду. Она так презирала Джозефа, что даже не понимала, что делает. Стекло разлетелось вдребезги – подходящая метафора для ее жизни.

На следующий день, 19 августа 1982 года, Кэтрин подала на развод. Ее действия практически не освещались в прессе. Она была осторожна, не желая ставить под угрозу имидж семьи публичным скандалом. В заявлении было написано: «Примерно год назад Джозеф сказал мне, что у нас не хватает денег. Я стала задавать ему вопросы о бизнесе, и он сказал мне «держаться подальше от дел». Я знаю, что за последний год он потратил более 50 000 долларов на молодую женщину и приобрел для нее недвижимость за счет наших общих семейных средств. Я боюсь, что если Джозеф не будет ограничен постановлением суда, то продолжит растрачивать семейные сбережения и отдавать общие средства, что ставит под угрозу мои права на общее имущество».

Хотя Кэтрин имела лишь смутное представление о том, какая собственность принадлежала обоим супругам, она хотела запретить Джозефу передавать или иным образом распоряжаться какой-либо ее частью. Имущество, о котором она знала, включало долю дома в Энсино, мебель, предметы интерьера и прочие личные вещи, ее долю в компании Joseph Jackson Productions и различные банковские счета. Она составила список остальных активов: Mercedes-Benz 1979 года выпуска (цвет не указан в юридических документах), серо-голубой Mercedes-Benz 1971 года, белый «Роллс-ройс» 1971 года, коричневый Mercedes-Benz 1978 года, синий Rolls-Royce 1971 года, дом на колесах GMC 1974 года, грузовик Toyota 1981 года, белый лимузин Cadillac 1980 года, фургон Ford 1978 года выпуска, две лодки (дневные круизеры) с прицепами и финансовый план Кьоу[9].

С декларацией Кэтрин была только одна проблема. Джером Ховард, ставший ее бизнес-менеджером в 1988 году, вспоминал: «Она сказала мне, что после того, как подала на развод, естественно, ожидала, что Джозеф переедет из дома. Однако муж отказался уходить. Что она могла сделать?»

«Дом принадлежит и мне тоже, – бросил Джозеф Кэтрин. – Ты моя жена, я люблю тебя, и все будет по-прежнему».

Майкл не мог оставаться в стороне. «Ты должна выгнать его, – говорил он матери. – Вызови полицию. Или добейся судебного запрета. Он не может жить здесь только потому, что хочет».

Кэтрин не станет обсуждать проблему ни с Майклом, ни с кем-либо из детей, считая ее своим собственным секретом, а не семейным.

«Их развод меня убивает, – сказал Майкл старшей сестре Ребби, согласно ее воспоминаниям. – Я никогда не женюсь. Никогда не стану так доверять человеку, потому что не смогу пережить что-то такое снова».

«Но, Майкл, это их жизнь, а не твоя, – произнесла она с глубоким сочувствием. – Ты будешь жить иначе. Поверь мне».

«Откуда ты знаешь? – спросил Майкл, его глаза покраснели от слез. – Мама никогда ничего подобного для себя не хотела, правда ведь?»

«Нет, я уверена, что не хотела, – ответила Ребби, обнимая его. – Я уверена, что не хотела».

Майкл добился своего?

В августе 1982 года Майкл и Куинси Джонс начали работу над новым альбомом в Westlake Recording Studios в Лос-Анджелесе. Пластинка получила название Thriller, бюджет на продюсирование составил около 750 000 долларов, а результатом стали девять песен, тщательно отобранных Майклом и Куинси из примерно трехсот. Сессии прошли хорошо, Джексон остался доволен работой. Однако когда мужчины прослушали альбом после финального сведения, он звучал не так, как Майкл предполагал. На самом деле звук оказался ужасным. Артист был подавлен. Всегда проявлявший стойкость перед трудностями, он, плача, выбежал из студии.

Чтобы исправить ситуацию, нужно было переделывать каждую песню: повысить уровень оркестровки и голоса для одних и приглушить для других. Это была трудоемкая, утомительная работа со скоростью две песни в неделю, но результат того стоил. Куинси Джонс вместе с одним из менеджеров певца Роном Вайснером и его адвокатом Джоном Бранка были с Майклом на студии, когда тот прослушивал альбом. Теперь он считал музыку потрясающей, выглядел довольным, качал головой в такт и широко улыбался.

«Майк, ты же знаешь, рынок звукозаписи сейчас переживает не лучшие времена», – сказал Рон Вайснер, когда из динамиков зазвучала песня под названием Thriller. Мужчине пришлось практически кричать, чтобы его услышали.

«Да, Майк, – согласился Куинси. – Не стоит ждать, что с новым альбомом будет так же, как с Off the Wall».

«Сегодня два миллиона продаж – отличный результат», – добавил Рон.

«Да, сейчас сложный период для рынка. Ни у кого нет хитов», – сказал Куинси.

«Останови, – вдруг крикнул Майкл инженеру. – Я сказал, останови!» Его улыбка исчезла.

«Что с вами, ребята? – поинтересовался он. – Как вы можете мне такое говорить? Вы ошибаетесь. Вы сильно ошибаетесь».

«Но, Майкл…» – начал было Куинси.

«Слушай, не говори мне этого, – прервал его Майкл, отворачиваясь. – Мы же сами его с тобой и делали, Куинси. Никогда больше не говори мне ничего подобного. Что это за отношение?»

Джон Бранка сидел в углу и наблюдал за происходящим. Кривая улыбка коснулась его рта. Он достаточно хорошо знал Джексона, чтобы предугадать, как завершится сцена.

«Всем пока», – попрощался артист и спешно покинул студию.

На следующий день Майкл рассердился по-настоящему. Он позвонил юристу и рассказал ему, как был зол на Рона и Куинси за то, что они считали, что будет продано «всего» два миллиона копий Thriller.

«Понимаю, – ответил ему Джон. – Не слушай парней, Майк. Только ты знаешь все, они – нет».

«Но Куинси должен знать», – возразил Майкл.

«Ну, может быть, не в этот раз, – сказал Джон. – Ты главный. Позвони Уолтеру [Йетникоффу], и он скажет тебе то же самое».

«Нет, давай ты позвонишь, – предложил Майкл. – И скажешь ему. Ты скажешь ему, что запись отменяется, Джон. Все кончено. Я даже не представлю ее на CBS».

«Но, Майк…» – возразил Бранка.

«Нет, Джон. Если Куинси и Рон не верят в альбом, пусть забудут о нем, – продолжал Джексон. – Я не собираюсь выпускать альбом. Thriller будет вечно пылиться на полке. Лучше пусть никто никогда его не услышит, чем принимать равнодушие публики».

«Майк…» – пытался переубедить его адвокат.

«Позволь мне сказать тебе кое-что, – прервал его Майкл. – В жизни есть победители, Бранка, и есть проигравшие». Прежде чем Джон успел ответить, артист повесил трубку.

Десять минут спустя Бранка перезвонил певцу, чтобы сообщить, что он передал сообщение Уолтеру Йетникоффу, и, что неудивительно, тот хотел поговорить с Майклом. Он хотел, чтобы Джексон позвонил ему.

«Что? Да никогда! – ответил Майкл. – Скажи ему, чтобы сам мне позвонил».

«Но, Майк…»

«Скажи ему, чтобы сам мне позвонил». Джексон повесил трубку.

В то время как большинство артистов CBS боялись Уолтера Йетникоффа, Майкл оказался не из их числа. В конце концов, он общался с Берри Горди один на один. Продюсер позвонил, как ему и было предложено.

По воспоминаниям Уолтера, когда Майкл рассказал о том, что произошло в студии, он попытался его успокоить. «Что, черт возьми, они знают? – сказал он о Куинси и Роне. – Ты суперзвезда, а не они. Господи, Майкл. Мы верим тебе. Не Куинси, при всем уважении к парню. И уж точно ни одному из твоих менеджеров. Ты суперзвезда».

«Ты так считаешь?» – спросил Майкл смущенно.

«Абсолютно».

«Так ты согласен?»

«Конечно».

«Хорошо, – решил Майкл. – Тогда можете выпускать пластинку».

Джексон устроил настоящий цирк вокруг альбома Thriller, в чем не было сомнений. Неужели он действительно отменил бы выпуск просто потому, что Куинси предсказал, что будет продано всего два миллиона копий? Возможно. Однако, вероятнее, Майкл просто пытался, как сказали бы в семье Джексонов, «добиться своего». То, как он справлялся с ситуацией, нельзя было назвать «хитрой стратегией». Это больше походило на динамику семейной размолвки, когда один человек затевает ссору, как часто случается в больших семьях, затем упирается и стоит на своем до тех пор, пока не получит одобрение. Подобная тактика много раз сработает для Майкла в будущем. Очевидно, что прочерченной дороги к успеху нет. Немногие артисты вообще когда-либо достигают звездной вершины, и если кому-то удается найти способ туда добраться, то ему нужно отдать должное. Кажется, Джексон определенно нашел способ, который работал.

Thriller – это… блокбастер

1 декабря 1982 года Thriller был выпущен на рынок в рождественский сезон. Кажется забавным, учитывая влияние пластинки на музыкальную индустрию, что, когда CBS выпустили первый сингл (в октябре, более чем за месяц до релиза альбома), многие обозреватели полагали, что Thriller станет разочарованием. Удачный союз Майкла Джексона и Пола Маккартни в работе над среднетемповой песней The Girl is Mine (написанной во время совместного просмотра мультфильмов) представлял больший интерес, чем сама композиция, – хоть она и была милой, но ей не хватало смысла. Многие как в черном, так и в белом музыкальном сообществе посчитали, что Майкл и Куинси Джонс зашли слишком далеко, сознательно создав пластинку для белой поп-аудитории. Если бы весь альбом был собран из треков, подобных первому синглу, то, кажется, у певца возникли бы большие проблемы.

Но затем вышла песня Billie Jean.

Мрачный и редкий экземпляр в числе продюсерских работ Куинси Джонса, композиция Billie Jean ритмично кралась за вами, словно хищное животное. Это волнительная песня, которую Майкл написал о девушке, утверждавшей, что он является отцом ее ребенка. Должно быть, когда Майкл писал текст, то думал о внебрачных связях Джозефа и о его дочери Джо Вонни. Однако была еще одна история, подтолкнувшая Майкла к созданию трека.

В 1981 году фанатка написала артисту письмо, в котором сообщила, что он отец ее ребенка. Девушка приложила свои фотографии: на них были запечатлены незнакомая Джексону молодая, привлекательная чернокожая женщина примерно двадцати лет и младенец. Майкл, часто получавший признания такого рода, как всегда, проигнорировал послание. Однако эта поклонница была настойчивее остальных. Она утверждала, что любит Майкла и мечтает быть с ним. Писала, что не может перестать думать о нем и о том, как они будут счастливы, когда вместе станут воспитывать общего ребенка. Фанатка явно была не в себе.

В последовавшие месяцы певец получил еще десятки писем от нее. В одном из них она говорила, что у ребенка глаза Майкла, и не понимала, как он может игнорировать свою плоть и кровь. Вскоре Майклу начали сниться кошмары. Он постоянно думал о преследующей его девушке, гадая, где она, когда появится у его ворот и что он тогда будет делать. Некоторым членам семьи казалось, что он стал так же одержим поклонницей, как и она им.

Однажды Майкл получил от нее посылку. Когда он открыл ее, то обнаружил очередную фотографию: выпускной портрет времен средней школы. На фото девушка невинно улыбалась. Также в коробке лежал пистолет. В записке фанатка просила Майкла, чтобы он убил себя в определенный день в определенное время. Она написала, что сделает то же самое сразу после того, как убьет ребенка. Преследовательница решила, что, если они трое не могут быть вместе в этой жизни, возможно, они обретут друг друга в следующей. Майкл был в ужасе. Он взял фотографию, поместил ее в рамку и, к большому разочарованию Кэтрин, поставил в столовой на журнальном столике. «Боже, а что, если она объявится? – волновался молодой человек. – Что я буду делать? Я должен запомнить ее лицо. Так, на всякий случай. Я никогда не должен забывать ее лицо».

Она так и не появилась у ворот особняка. Позже Джексон узнал, что бедная девушка попала в психиатрическую лечебницу.

После выхода Billie Jean Майкл рассказал, что написал песню, думая о той одержимой фанатке. По иронии судьбы Куинси Джонс не хотел включать композицию в альбом Thriller, поскольку не считал, что она достойна стать его частью. Певец, напротив, верил в песню – у них с Куинси возникли серьезные разногласия по поводу ее достоинств. Когда Майкл придумал название, то спросил Ла Тойю: «Тебе ведь не кажется, что люди подумают, будто я говорю о той теннисистке, а?» Он имел в виду Билли Джин Кинг. Ла Тойя так не считала. Однако Джонс захотел изменить название песни на Not My Lover. Разумеется, Майкл не позволил.

Во время записи альбома отношения между Майклом и Куинси резко ухудшились, особенно когда последний отказался признать артиста сопродюсером песен Billy Jean и Beat It. Демонстрационные записи обеих песен, которые Майкл сделал до того, как над ними поработал Куинси, звучали почти так же, как конечный продукт. Джексон считал, что будет справедливым, если его назовут сопродюсером, а также выплатят дополнительные гонорары. Куинси не согласился, к большому огорчению певца.

При более внимательном изучении альбома Thriller видна амбициозная работа, проделанная в нескольких направлениях. Спокойная и в чем-то наивная композиция The Girl is Mine являлась полной противоположностью неудержимой Beat It, еще одной сильно заряженной мелодии от Джексона в перекрестном ритм-н-блюз стиле с жестким рок-н-ролльным звучанием. Некоторые обозреватели считали, что песня Beat It была явной попыткой привлечь слушателей хард-рока – в записи принял участие Эдди Ван Хален, лидер Van Halen, выдающейся рок-группы с мощными гитарными риффами. Даже если мелодия и была маркетинговым ходом – в прошлом Майкл никогда не проявлял особой любви к чистому рок-н-роллу, – Beat It все же нашла признание среди поклонников рока.

Возможно, фанковая песня Wanna Be Startin’ Somethin’ напоминает Don’t Stop ’Til You Get Enough и Working Day and Night из альбома Off the Wall, но ведь они и написаны почти в одно время. В Startin’ Somethin’ Джексон обнажил свою реакцию на сплетни, его голос сопровождали бас и перкуссия. Центральная часть мелодии, напоминающая пение на суахили, в кульминационный момент придала треку интернациональное звучание. Было невозможно слушать гневные строки о ненависти и беспомощности и не задумываться о душевном состоянии Майкла в тот период.

На пластинке можно найти и другие шедевры: грустная и созерцательная Human Nature, написанная Стивом Поркарро и Джоном Беттисом, была поп-балладой, настолько чистой, что не выглядела слащаво. Фанковая композиция P.Y.T. (она же Pretty Young Thing), приписываемая Джеймсу Инграму и Куинси Джонсу, и знойная баллада Lady in My Life Рода Темпертона были призваны усилить ритм-н-блюз звучание альбома Thriller. По той же причине в Lady in My Life Майкл вплотную приблизился к сексуальному и проникновенному исполнению баллады, известному еще со времен Motown. Возможно, поэтому потребовалось так много дублей, прежде чем ведущая вокальная партия понравилась Куинси Джонсу.

Заглавный трек Thriller был сам по себе уникален. В нем много говорится об увлечении Майкла сверхъестественным и мрачным. Типичная композиция Рода Темпертона – мелодичная, запоминающаяся, с плавной басовой партией. Текст создает напряжение и интригу, а в финале звучит голос «мастера ужаса» Винсента Прайса. Thriller стал бы еще интереснее, если бы являлся заглавной записью концептуального сборника, но пластинка не имела общей идеи. Это был просто альбом с отличными песнями. Даже обложка, на которой артист предстал в расслабленной позе, одетым в непривычные для него белый пиджак и брюки, казалась чем-то отдельным. Вместе с тем, именно ту фотографию чаще всего вспоминают, обсуждая его пластические операции: «Вот бы ему тогда остановиться – выглядел бы отлично!»

В альбоме Thriller Майкл и Куинси с успехом продемонстрировали яркие и аутентичные поп-, соул- и фанк-композиции, обращаясь практически ко всем слушателям. Однако никто в музыкальном бизнесе не ожидал, что публика воспримет все так буквально. В какой-то момент Thriller продавался уже не как предмет досуга – например, журнал, игрушка, билеты на популярный фильм, – а как обязательная к наличию вещь в доме. На пике продаж CBS сообщала, что альбом расходился тиражом 500 000 копий в неделю.

Во время общения с представителями прессы Куинси вел себя так, словно знал, что Thriller станет сенсацией. «Я был уверен, еще когда в первый раз прослушал альбом на студии, потому что волосы у меня на руках стояли дыбом, – сказал он. – Это верный знак, никогда еще меня не подводивший. Майкл выдал весь свой гений, накапливавшийся внутри в течение двадцати четырех лет. Я был словно наэлектризован, как и все остальные участники проекта. Энергия была заразительной, и однажды ночью она оказалась настолько мощной, что динамики в студии загорелись от перенапряжения. Впервые за сорок лет в бизнесе я видел нечто подобное». О чем, черт возьми, он говорил, какие еще горящие динамики? Куинси – просто хороший шоумен. Как мы помним, в реальности мужчина предсказал два миллиона проданных экземпляров – весьма средний показатель, сильно огорчивший певца.

«Что я тебе говорил? – злорадно сказал Майкл Джону Бранка, когда стало ясно, что популярность Thriller взлетела до звезд. – Я это знал. Я просто знал». Адвокату оставалось только улыбаться.

К концу 1983 года Thriller разошелся тиражом 13 миллионов копий в США и почти двадцать два миллиона по всему миру. В то время самым продаваемым альбомом всех времен был оригинальный саундтрек к фильму «Saturday Night Fever». С момента его выхода в 1977 году в мире было продано 25 миллионов экземпляров. Вскоре Майкл побил этот рекорд. Он достиг одной из вершин славы: еще ни один сольный альбом не был продан [в Америке] тиражом более 12 миллионов копий.

Помимо личных достижений Джексон в одиночку возродил умирающую звукозаписывающую индустрию. Когда люди стекались в музыкальные магазины, чтобы купить Thriller, они приобретали и другие пластинки. В результате бизнес выдал лучшие показатели со времен 1978 года. Как сказал Гил Фризен, тогдашний президент A&M Records: «Вся индустрия заинтересована в успехе Thriller». Победа Майкла также вызвала новый всплеск интереса к черной музыке.

В итоге Thriller будет продан тиражом более пятидесяти миллионов копий по всему миру. Тридцать семь недель альбом будет оставаться на первом месте в чартах Billboard – потрясающий результат. В Великобритании он также станет № 1 и продержится в чартах невероятные 168 недель! (Thriller[10] – первая пластинка в истории, которая одновременно была № 1 в США и Великобритании.) Кроме того, до его релиза ни один альбом прежде никогда не имел семь синглов в десятке лучших: Billie Jean, Beat It, The Girl is Mine, Human Nature, Wanna Be Startin’ Somethin’, P.Y.T. и Thriller. Эти песни отлично продавались по всему миру.

CBS заработали не менее шестидесяти миллионов долларов только на сингле Thriller. Майкл тоже преуспел. По словам Джона Бранка, у певца была «самая высокая ставка за гонорар в звукозаписывающем бизнесе». Показатель рос вместе с продажами, но в среднем составлял 42 % от оптовой цены каждой проданной записи, или около 2,10 доллара за каждый проданный в Соединенных Штатах альбом. Только за счет внутренних продаж Thriller принес ему 32 миллиона долларов. Еще около 15 миллионов долларов составила прибыль от продаж за границей. Цифры, конечно, не включают гонорары за четыре песни, написанные им для альбома.

Майкл Джексон был очень богатым двадцатипятилетним молодым человеком. Он определенно прошел долгий путь от ставки гонорара в 0,2 %, когда-то предложенной ему Motown.

Чем больше люди слушали Thriller, тем больше им нравилось. Возможно, это была самая проигрываемая запись всех времен, как частно, так и на радио. Майкл и Куинси достигли своей цели: для многих слушателей – белых, черных, интеллектуалов, поклонников хеви-метала, малолетних модниц, родителей – Thriller получился идеальным альбомом. Каждая песня является образцом поп-продюсирования, каждая аранжировка совершенна, а каждая нота находится на своем месте. Майкл стал для музыкальной индустрии больше чем просто героем: она возвела его на более высокий уровень, практически сделав святым. Конечно, сегодня в развлекательном бизнесе даже самый бездарный артист, продающий огромное количество продукции, становится «провидцем». Однако феноменальные продажи вкупе с невероятным талантом создали совершенство под названием Thriller. Совершенство, которое певец втайне пытался превзойти до конца своих дней.

Хейвенхерст

Джозеф Джексон известен среди своих друзей и коллег как человек, вкладывающий все средства и силы в рискованные предприятия. Конечно, некоторые его инвестиции оказались прибыльными. Например, предприятие с лимузинами принесло доход. Однако чаще Джозеф терял вложения. Например, однажды он основал собственную звукозаписывающую компанию, стоившую ему небольшого состояния. Мужчина вложил много денег в продюсирование вокальных групп и управление ими, возможно, желая доказать, что способен сделать для других то же, что для сыновей. Однако ни одно из его начинаний никогда не превращалось в нечто серьезное. Кто из его окружения не вспомнит Joe Cola, безалкогольный напиток, который также потерпел неудачу на рынке? Однако надо отдать ему должное – он пытался. Джексон-старший никогда не боялся рисковать, инвестировать в то, что казалось ему хорошей идеей, и доводить начатое до конца. Ведь именно так он проложил для The Jackson 5 путь в Лос-Анджелес и в Motown, верно?

Однако к началу 1981 года у Джозефа возникли достаточно серьезные финансовые проблемы, вынудившие его продать поместье в Энсино. Он никогда не покушался на доходы детей для решения собственных трудностей. «Я бы сказал, что мы были среди немногих счастливых артистов, вышедших из мира детского бизнеса с чем-то существенным – деньгами, недвижимостью, другими инвестициями, – говорил Майкл. – Все это сделал для нас мой отец. По сей день я благодарен ему за то, что он не пытался присвоить наши деньги себе, как часто поступают родители звездных детей. Представь себе, красть у собственных детей. Мой отец никогда ничего подобного не совершал».

Джозеф, возможно, не был праведником, но не был и вором. Он позаботился об инвестициях детей, и если в будущем они и потеряли деньги – а их потеряют все, за исключением Майкла и Джанет, – то, возможно, потому что унаследовали склонность Джексона-старшего к неудачным инвестициям. Но никак не потому, что они не получили то, что им причиталось.

Джозеф нашел идеального покупателя для имения в Энсино: Майкла.

Возникает вопрос, подумал ли он о последствиях своего предложения, прежде чем его сделал. Несомненно, как только он превратится из владельца в арендатора, его отношения с сыном тоже изменятся. За исключением особых обстоятельств, жилье, как правило, обеспечивает глава семьи: как только дети становятся взрослыми, они переселяются в свои дома. Смена устоявшихся ролей часто приводит к слому традиционных взаимоотношений. Джозеф всегда твердо придерживался идеи, что отец должен иметь возможность контролировать детей – независимо от их возраста, желаний и опыта. Удивительно, что, определив для себя главную роль, Джозеф и представить не мог, какую угрозу он в итоге почувствует, живя в доме сына, который к тому же когда-то был его собственным. Конечно, Джексон-старший знал Майкла и ценил доброту, если не по отношению к нему, то по отношению к Кэтрин. Он был уверен, что сын не вышвырнет их из дома. В итоге артист заплатил около 500 000 долларов за свою долю в имении. Кэтрин и Джозеф владели второй половиной. В конце концов отец продаст свою часть Майклу, оставив 25 % супруге. Можно также задаться вопросом, думал ли он, что в следующий раз, когда Кэтрин захочет выгнать его, вероятнее всего, ему придется уйти, поскольку имение будет принадлежать ей и Майклу, а не ему.

Став совладельцем, певец решил снести дом до основания и построить новый. Адрес, возможно, и остался прежним, но новое поместье – детище Майкла, на чье строительство ушло два года, – было поистине королевским. Справедливость восторжествовала, но происходящее было не лишено лиризма: молодой человек смог уничтожить место, с которым у него было связано так много плохих воспоминаний, а на его пепелище возвести новый дом, открытый будущим свершениям. Во время турне по Англии несколькими годами ранее он был очарован постройками в стиле Тюдоров в загородной местности. Когда работы подошли к концу, стало ясно, что результат вышел – и остается по сей день – впечатляющим.

Дорога из кирпича вела к декоративному трехъярусному белому фонтану перед особняком в тюдоровском стиле. Все окна представляли собой объемные витражи. Когда Майкл находился дома, «Роллс-ройс», выбранный вместе с Татум О’Нил, стоял напротив дома перед гаражом на четыре автомобиля в стиле Тюдоров. (Артист все еще беспокоился о навыках вождения и предпочел бы совершить часовой объезд, но избежать автострады в Лос-Анджелесе. «Я не могу ни выехать туда, – жаловался он, – ни съехать».)

Над воротами гаража красовалась большая вывеска «Добро пожаловать». По центру строение украшали внушительного размера часы с римскими цифрами. Наверху, на втором этаже гаража, можно было обнаружить трехкомнатную галерею с сотнями фотографий семьи Джексонов на стенах и даже потолках.

На заднем дворе в водоемах томились изящные черные и белые лебеди. Кроме того, на территории обитали пара павлинов, две ламы, два оленя, жираф и баран. Ночью животные находились в стойлах, а днем могли свободно передвигаться. Джексон сказал мне, что его двухметровый удав Мускул «надрессирован есть репортеров». Однажды Кэтрин прибиралась в гостиной, и змея оказалась под одной из диванных подушек. Женщина испустила истошный крик, который, наверное, было слышно во всем Энсино.

Рядом с гаражом Майкл построил мини-версию главной улицы американского Диснейленда, включая кондитерскую. Там была механическая копия Авраама Линкольна, который говорил точь-в-точь как фигура из Диснейленда. Всякий раз, когда Майкл отправлялся в парк развлечений, свое «любимое место на земле», его узнавали – и наступал полный хаос. Поэтому он предпочитал, чтобы сотрудники проводили его через задние двери и туннели аттракционов. В Энсино он построил собственный маленький Диснейленд, это был предшественник большого парка развлечений в Неверленде. В частном парке были и другие куклы. «Они совсем как настоящие, – объяснил как-то Майкл журналисту, косящемуся на них. – Разве что они не хватают вас и не просят об одолжении. Мне комфортно с этими истуканами. Они мои близкие друзья».

Извилистые кирпичные дорожки, украшенные экзотическими цветами и аккуратно подстриженными кустами, вели в укромные уголки большого поместья, где Майкл часто бродил в одиночестве и предавался размышлениям. Был и большой, привлекающий внимание бассейн. Вода текла из четырех источников, сконструированных в виде Нептуна с длинной бородой, расположенного на подпорной стене. Перед двумя неразлучниками струился водопад, керамические фигуры были выполнены из изысканной красочной плитки. Прохладная на вид вода каскадом стекала в главный бассейн, а затем продолжала путь дальше в бурлящее джакузи.

На первом этаже особняка находился театр на тридцать два места с креслами из красного бархата, оборудованный 16-миллиметровым и 35-миллиметровым проекторами. Стены и занавес перед экраном были голубого цвета. Майкл проводил в театре бесчисленные часы. Всегда наготове были фильмы Фреда Астера и The Three Stooges[11]. «Я нашел здесь место для всего, – отметил Джексон, – так что мне никогда не придется выходить туда». Он имел в виду внешний мир.

Была в доме и отделанная деревянными панелями комната славы, где многие награды Майкла стояли на полках из красного дерева. Стены были увешаны золотыми и платиновыми альбомами Джексонов. В семье шутили, что если у Ла Тойи когда-нибудь будет золотой альбом, то повесить его окажется негде. (На тот момент подобной проблемы не возникало.)

Среди обложек журналов и других памятных вещей стояла двухметровая диорама «Белоснежка и семь гномов». «Однажды мне позвонил Майк, – вспоминает Стив Хауэлл, которого артист нанял в качестве видеографа. – „Приходи с оборудованием, ни за что не угадаешь, кто приехал”. „Кто?” – спросил я. Оказалось, Белоснежка и семь гномов! Он нанял костюмированных актеров Диснея. Я сказал: „О, круто”. Когда работаешь на Джексона, то ничему не удивляешься».

На записи, сделанной Стивом в тот день, видно, как двадцатишестилетний Майкл, словно ребенок, играет с гномами в комнате славы и слушает серенаду Белоснежки. Судя по его выражению лица, это был один из самых счастливых дней в его жизни.

Винтовая лестница из белого мрамора с зеленым ковровым покрытием вела наверх, где находились тренажерный зал и четыре спальни, каждая с отдельной ванной комнатой. В просторной спальне Майкла царил бардак. «Мне просто нужна комната для танцев и книг», – говорил он. У него не было кровати, он спал у камина на полу, покрытом мягким зеленым ковриком. Некоторые стены были обиты тканью. Изображения Питера Пэна висели поверх других. На окнах были деревянные ставни, которые он обычно держал закрытыми. В комнате всегда был беспорядок, но скорее творческий: повсюду были разбросаны книги, пластинки и высились стопки видео- и музыкальных кассет. В углах лежали письма поклонников.

Также в спальне было пять женских манекенов, представлявших разные этнические группы – кавказскую, восточную, индийскую и две чернокожие. Застыв в позах, они смотрели на посетителей пустыми глазами. Хорошо одетые и выполненные в натуральную величину, фигуры выглядели как модели высокой моды в дорогой одежде. Майкл рассказал, что изначально он планировал выделить одну комнату в доме специально для манекенов, но потом передумал и решил оставить пластмассовых друзей у себя в комнате. Кэтрин, должно быть, вздохнула с облегчением.

«Наверное, я мечтаю оживить их, – объяснял Майкл. – Мне нравится представлять, как я с ними разговариваю. Знаешь, о чем я думаю? Пожалуй, скажу тебе. Я думаю, что окружаю себя друзьями, но на самом деле они таковыми не являются. Наверное, у меня есть двое друзей. Я приобрел их недавно. Будучи артистом, ты просто не можешь сказать, кто твой друг. Поэтому я окружаю себя людьми, с которыми хочу дружить. То же самое с манекенами. Мне будет о чем с ними потолковать».

У доктора Пола Габриэля, профессора клинической психиатрии Медицинского центра Нью-Йоркского университета, есть теория о любви Майкла к манекенам, врач по-прежнему придерживается ее и сегодня, как следует из документального фильма Мартина Башира 2003 года: «Это особая нарциссическая эксцентричность. Нам нравится думать, что мы красивы. Мы создаем образы по своему подобию. Дети очень нарциссичны. Они видят в куклах свое отражение, то же самое произошло с Майклом Джексоном. В возрасте пяти или шести лет дети переходят данный этап, но он, по-видимому, так никогда его и не перерос».

Позже в углу спальни появится детская кроватка, где будет спать шимпанзе Майкла по имени Бабблс, в будущем ставший знаменитостью.

Ванная комната Майкла поражала роскошью черного мрамора и золота. В раковинах на месте смесителей возвышались медные лебеди.

Винтовая лестница вела из спальни на отдельный балкон с личным джакузи Майкла на открытом воздухе.

Спальня Ла Тойи находилась дальше по коридору. «Он так сильно шумит, – пожаловалась она однажды. – Когда он сочиняет, музыка – на всю комнату. Еще слышно, как он всю ночь смотрит «The Three Stooges» и смеется. В его комнате постоянно горит свет, Майкл вечно читает книги. Туда невозможно пробраться из-за книг и всякого хлама. Мне жаль домработницу». Артист всегда был шутником и любил прятать жуков и пауков под простынями Ла Тойи, а она кричала, их обнаружив. Кроме того, говорила девушка, Майкл считал нормальным войти в чужую спальню, открыть ящики и изучить содержимое. Он постоянно выводил из себя членов семьи тем, что совал нос в их личные дела, но очень обижался, если кто-нибудь поступал с ним подобным образом.

Поместье Хейвенхерст – неофициально названное так по имени улицы Энсино, где оно располагалось, – стало идеальным местом для отдыха Майкла Джексона. Конечно, новый особняк был далек от скромного дома, в котором он провел детство, и даже от прежнего дома. С крыши певец наблюдал за закатом и мерцанием белых огоньков, усыпавших в темноте все деревья и очерчивающих силуэт особняка.

Майкл снова встречается с Берри

12 марта 1983 года истек срок договора между Джозефом Джексоном и командой Рона Вайснера и Фредди Деманна о совместном руководстве карьерой Майкла Джексона и его братьев. Ожидалось, что певец перезаключит контракт, но он не хотел. «Давайте просто подождем и посмотрим, что будет», – повторял Майкл, когда всплывала эта тема. Ему на тот момент исполнилось двадцать четыре года, и он добился большого успеха в качестве сольного исполнителя после выхода альбома Thriller, поэтому был уверен в своих решениях. Его пластинка только что была названа дважды платиновой во время пресс-конференции в отделении CBS на Западном побережье. Он знал, насколько влиятельным стал в индустрии звукозаписи. Артист больше не чувствовал себя обязанным следовать за братьями, готовыми продолжить сотрудничество с Джозефом. С того момента Рон Вайснер, Фредди и Джозеф начнут работать без контракта, пока Майкл будет решать, как ему с ними работать.

Конечно, если отец хотел продолжить управлять карьерой Майкла, то плохое обращение с Кэтрин не улучшало его положение. За последние годы сын стал свидетелем множества семейных драм и не мог отделить личность человека, которого он считал ответственным за страдания матери и родных, от того, кто был его менеджером. Он начал обдумывать возможные варианты. «Почему Джозеф вообще должен принимать в этом участие? – задумался Майкл. – Только потому, что он мой отец? Что ж, этого недостаточно».

Младшему Джексону также не давало покоя письмо, которое Джозеф написал Рону и Фредди еще в 1980 году. В нем он критиковал менеджеров за то, что они уделяют слишком много времени карьере Майкла и недостаточно – другим участникам группы. Отец, вероятно, не ожидал, что письмо попадет в руки певцу. Если бы решал только мужчина, то у Майкла и вовсе не было бы сольной карьеры. Без сомнения, его успех мог сулить братьям хорошие перспективы в работе до тех пор, пока тот оставался частью команды, что казалось сомнительным, особенно после его следующего появления на телевидении.

В марте – когда песня Майкла Billie Jean стала хитом № 1 – Сюзанна де Пасс находилась на завершающей стадии монтажа спецпроекта канала NBC «Motown 25: Yesterday, Today and Forever», приуроченного к 25-летнему юбилею компании. Сюзанна, в ту пору президент Motown Productions и правая рука Берри Горди, хотела, чтобы все бывшие звезды, включая тех, что расстались с лейблом на плохой ноте, воссоединились в этот вечер и отдали дань уважения пятидесятичетырехлетнему Берри, признав его влияние на их жизнь и карьеру.

Сюзанне было нелегко получить согласие от артистов. Например, у нее возникла идея воссоединить Дайану Росс и The Supremes спустя тридцать лет после распада. Но Дайана, теперь артистка RCA, не видела Берри с тех пор, как покинула Motown, и у нее остались смешанные чувства, поэтому она предпочла отказаться. Ее решение поставило под угрозу предложенную задумку о воссоединении The Supremes. Тогда был найден выход: вместо него состоится воссоединение Майкла Джексона и The Jackson 5 с участием брата Джермейна, не выступавшего с группой с 1975 года. Все братья согласились, что идея выйти на сцену вместе для «Motown-25» – отличная. Все, кроме Майкла.

Прежде всего, он не хотел появляться в телепрограмме. Причина, по которой ему так нравилось снимать музыкальные клипы, заключалась в том, что тогда он мог полностью контролировать конечный продукт. Каждый момент мог быть доведен до совершенства: либо несколькими дублями, либо тщательным редактированием. Выступать вживую для студийной аудитории в программе, записанной для последующей телетрансляции, было рискованным делом. У артиста не будет необходимого ему контроля, чтобы добиться качества, подобного его видеоработам. Телевидение не могло передавать… волшебство.

Майкл не интересовался «Motown-25» и по еще одной немаловажной причине: в отличие от всей остальной семьи, его не очень привлекала идея снова работать с братьями. В течение многих лет он зависел от Джексонов, нуждался в их любви, поддержке. Однако недавно певец начал освобождаться от подобной потребности – сначала эмоционально, дистанцировавшись от них, а затем и в профессиональном плане, превзойдя их успех. На самом деле он никогда не объявлял об уходе из группы, но Майкл определенно больше не хотел, чтобы его воспринимали как одного из Джексонов.

Помимо того, он испытывал неоднозначные чувства к Берри. Он не забыл о встрече в 1975 году. Горди пообещал, что ничего не сделает, чтобы навредить семье Джексонов. Однако затем убедил любимого брата Майкла, Джермейна, покинуть группу. Конечно, все было немного сложнее, но Майкл воспринял ситуацию именно так. Он также знал, что в Motown, по его выражению, сыграли «жестко», не позволив ему и братьям использовать имя The Jackson 5 на CBS. В некотором смысле у певца остались незавершенные дела с Берри, и он, как и Дайана Росс, не был уверен в том, что хочет его чествовать.

Естественно, Джозефу понравилась идея воссоединения. Дело было не в том, что он хотел отдать дань уважения Берри Горди (вряд ли!), а в том, что увидел возможность представить семейную группу должным образом: единым целым, где братья вместе до конца. Джозеф хотел превратить воссоединение группы в крупный прибыльный гастрольный тур. Эта идея наверняка заставила Майкла вздрогнуть, однако отец все равно обдумывал ее. «Он сделает то, что я ему скажу», – сказал Джозеф в приватной беседе. Но, как обычно, недооценил сына. Не обращая внимания на желания Джексона-старшего, Майкл обсудил вопрос с другими менеджерами, Роном Вайснером и Фредди Деманном, а также с адвокатом Джоном Бранка. После чего решил, что не будет появляться в программе.

Берри оказался весьма равнодушен к нежеланию некоторых бывших звезд Motown воздать ему должное. Даже Марвин Гэй, его бывший зять, сказал, что не будет участвовать. «В любом случае будет первоклассное событие», – заявил Берри. «Да неужели? – возразила Сюзанна де Пасс. – Что у нас есть первоклассного без Дайаны Росс и Майкла Джексона? О, да, DeBarge и High Inergy. [Обе группы были не такими значимыми артистами Motown.] Ты должен поговорить с ними».

Берри позвонил Дайане; после их разговора она согласилась появиться в программе. Марвин Гэй в конце концов тоже дал утвердительный ответ. Однако Майкл все еще держал оборону.

Однажды вечером, когда Майкл монтировал специальный микс песни Billie Jean в студии Motown, Берри решил появиться там без предупреждения. Увидев Горди, Майкл был ошеломлен, но быстро взял себя в руки. Что бы ни происходило в прошлом, Берри много для него значил. В какой-то момент он действительно хотел, чтобы его отцом был Берри, а не Джозеф. Честно говоря, если забыть о сложностях в бизнесе, продюсер всегда был добр по отношению к Майклу, чего нельзя было сказать о Джозефе. Берри также очень уважал певца, чего, опять же, нельзя было сказать о родном отце звезды. Майкл был рад снова видеть Горди, его улыбка заставила вспомнить о хороших моментах в начале пути в Motown.

Сидя рядом с ним за пультом, Берри спросил Майкла, почему он не хочет появиться в «Motown-25». Тот объяснил, почему ему не нравится выступать на телевидении, но не высказал своих соображений в отношении братьев или самой компании. Затем они начали вспоминать старые времена, и стало ясно, что Майкл все еще был привязан к своему прошлому. Тем не менее он действительно не хотел выступать, если только не увидит личную выгоду. Почему бы и нет? Ведь все остальные что-то с этого имели: Берри получал дань уважения, братья – воссоединение, Джозеф – воплощение идеи, телесеть – большие рейтинги… Почему бы и Майклу не получить что-то? «Слушайте, если я соглашусь, то хочу сольное выступление», – сказал певец.

«Отлично, – охотно поддержал его Берри. – Я тоже этого хочу».

Горди решил, что Майкл имел в виду одну из сольных записей для Motown, таких как Got to be There или Ben. Он начал перебирать названия, даже упомянул Never Can Say Goodbye, которая, конечно, не была сольной. Однако для Берри, никогда не вникавшего в тонкости истории Motown, все они были просто отличными песнями.

Майкл отрицательно покачал головой. «Нет, Берри, – твердо сказал он, – я хочу исполнить Billie Jean».

Продюсер начал жевать свой язык (он делал так всегда, когда глубоко задумывался). Затем объяснил, что специальное мероприятие устраивалось в честь Motown, и поскольку песня Billie Jean была записана для CBS, то ставить ее в программу не имеет никакого смысла.

Майкл ответил Берри, что если не может исполнять Billie Jean, то просто не появится в шоу. Артист хотел доказать, что, несмотря на достоинства классических шлягеров Motown, он сам смог сочинить настоящий хит. Хотя раньше он не был уверен, что уход Джексонов из компании, принесшей им мировую известность, оказался правильным шагом, то теперь знал, что решение стало лучшим из всего, что могло случиться с ним и его братьями. Теперь он хотел, чтобы публика увидела его рост. А еще желал прорекламировать Billie Jean, входящую в десятку лучших и не нуждавшуюся в продвижении, но почему бы и нет? Конечно, он хотел «своего».

«Не уверен насчет Billie Jean, – медленно произнес Берри. – Мне это кажется неправильным».

«Что ж, Берри, мне очень жаль…»

Наступила длинная пауза.

«Ладно, – согласился Горли с усмешкой. – Пусть будет Billie Jean. Черт возьми, я ведь люблю ее».

«Плюс мне нужно видеть видеозапись финальной версии выступления с песней перед трансляцией», – добавил Майкл.

Ни один другой артист не обращался с подобной просьбой. Большинство не беспокоились о чем-то подобном, потому что это не было принято. Наконец, у Берри возникли сомнения. В Motown всегда любили контролировать конечный продукт, так было с самого начала. Однако все должно было измениться, если он хотел, чтобы Джексон был на борту.

«Хорошо, – сказал Берри и крепко пожал руку артисту. – И тогда ты примешь участие в воссоединении The Jackson 5, да? Потому что Джермейн с нетерпением ждет».

Майкл закатил глаза и вздохнул: «Да, конечно. Почему нет?»

Двое мужчин улыбнулись друг другу, поднимаясь со стульев. Майкл обнял Берри и что-то прошептал ему на ухо. Горди покинул студию, сияя.

Вчера, сегодня и навсегда

С момента его последнего выступления на телевидении прошли годы, и 25 марта 1983 года на записи «Motown 25: Yesterday, Today and Forever» Майкл Джексон выглядел иначе: более стройным, почти хрупким. Его нос теперь приобрел правильную изящную форму – заслуга Микеланджело XX века, его пластического хирурга. На лицо был нанесен искусный макияж: черный карандаш и тени подчеркивали миндалевидные глаза, легкие румяна оттеняли высокие скулы, легкий блеск касался губ. Прическа тоже была другая: кудри, обрамлявшие лицо, пришли на смену афро, два локона спадали на лоб.

Воссоединение The Jackson 5 прошло успешно. Когда они вышли на сцену в Городском центре Пасадены, публика уже успела увидеть выступление Марвина Гэя, Смоки Робинсона и Мэри Уэллс. При виде братьев, которые снова были вместе, зрители разразились аплодисментами. В номер I Want You Back вернулся Джермейн, он широко улыбался и стоял рядом с Майклом, как прежде. К тому времени, как Джексоны перешли к The Love You Save и Рэнди выбежал на сцену, чтобы присоединиться к ним, толпа – мужчины в смокингах, женщины в вечерних платьях – рукоплескала стоя. Во время исполнения I’ll Be There, когда Майкл и Джермейн делили между собой свет софитов и микрофон, казалось, у обоих перехватило дыхание. Глаза старшего брата наполнились слезами. Майкл обнял его за плечо, и они посмотрели друг на друга с большой теплотой. Это был очень эмоциональный, запоминающийся момент.

Обнявшись друг с другом, остальные Джексоны покинули сцену.

Затем свет прожектора упал на него. Засиял блестящий черный пиджак с манжетами в сочетании с серебряной рубашкой, тоже расшитой блестками, и белыми блестящими носками, выглядывавшими из-под укороченных черных брюк. На ногах певца были черные лаковые лоферы. И конечно же, на его левой руке красовалась одна белая перчатка со стразами, вышитыми вручную.

Майкл поблагодарил аудиторию. У него был задумчивый вид, и он говорил довольно сбивчиво. «Должен признать, то время было хорошим. Я люблю те песни, – сказал он о попурри. – Эти волшебные моменты я прожил со всеми братьями, включая Джермейна». Певец начал расхаживать по сцене, держа руку в кармане, и говорил так, словно просто озвучивал мысли, внезапно пришедшие ему в голову, будто он был один, а не перед полным залом зрителей. Он шел так близко к краю сцены, что можно было вырвать шляпу из его руки. «Но знаете что, – продолжал Майкл, – да, у нас были классные песни. Мне они очень нравятся. Но еще больше мне нравятся, – к тому времени он оказался в центре сцены, лицом к публике, – мои новые песни». Зрители знали, что их ждет. Они начали скандировать Billie Jean.

Когда зазвучал фанковый гитарный рифф, Майкл взялся за дело. Он пел под фонограмму – это было ясно с первой же ноты, но никого не волновало. Пока пульсировала музыка, артист натянул черную шляпу на глаза и принял позу – правая рука на шляпе, левая нога согнута и готова к действию. Поза, возможно, была данью уважения Бобу Фоссу или Сэмми Дэвису-младшему, но заключала в себе магию Майкла Джексона. В то время как большинство артистов выступают для публики, он, похоже, выступал тем вечером для себя. Возможно, это был катарсис, его способ справиться со своей болью, прогнать мучивших его демонов, смириться с разочарованиями прошлого.

Он изящно отбросил шляпу, публика была вне себя.

Майкл постоянно находился в движении. Даже когда стоял неподвижно, казалось, что он двигается.

Братья замерли за кулисами с разинутыми ртами. Его родители и сестры сидели в зале, завороженные. «Он просто сделал шоу! – воскликнул Джозеф Кэтрин. – Этот мальчик только что сделал шоу». Берри также стоял и аплодировал, он был одним из главных фанатов на вечере.

«Билли Джин не моя возлюбленная», – пропел Майкл с выражением боли на лице. Он пел глубоко личную песню об отцах и сыновьях, об отрицании, лжи и лицемерии, о приближении к краю безумия.

Все выступление Майкла было завораживающим, но во время короткого проигрыша он выполнил комбинацию движений, закрепивших за ним репутацию танцевальной легенды. Сначала он сменял движения и позы, застывая в них на доли секунды, а затем заскользил по сцене своей теперь знаменитой гладкой и изящной «лунной» походкой – обратным синкопированным скольжением вперед и назад одновременно. «Лунная» походка сменилась столь же знаменитым вращением, – отточенным до скорости торнадо за многие годы практики, и вдруг он застыл на носках. Никто, кроме Майкла Джексона, не мог так танцевать. Публика сходила с ума.

Артист не изобрел ни одного из тех движений: все позы были измененной версией «локинга», уличного танца 1970-х годов. «Лунная» походка являлась приемом, от которого танцоры телесериала «Soul Train» отказались почти три года назад. Сэмми Дэвис-младший, Джеймс Браун и Джеки Уилсон использовали одно и то же вращение, а подъем на цыпочки Майкл подсмотрел в классических фильмах Фреда Астера 1930-х годов. Объединить все движения из разных времен – взять разные стили и превратить их в собственный – именно в этом гений Майкла Джексона как танцора и творца.

С детства, когда он уже был вокалистом The Jackson 5, певец обладал волшебным даром волновать публику и пением, и танцем. Однако необъяснимым образом сегодня вечером что-то изменилось. В тот день зрителей также тронула за живое сила его личности, а не только голос и работа ног. Видеокассеты с выступлением Майкла не передают того исступления, что вызвал номер. Несколько минут, проведенные Джексоном на сцене Городского центра Пасадены, повлияют на всю его дальнейшую карьеру. После этого его жизнь – как личная, так и профессиональная – никогда не будет прежней.

Когда все закончилось, Майкл выглядел удивленным. Он сделал еще один шаг, прежде чем понял, что музыка остановилась, – или, может быть, совершил движение по инерции. Зал разразился овациями. Артист поклонился, затем выпрямился и поднял руку. Его оленьи глаза смотрели прямо вперед, а тело было неподвижно. Он не улыбнулся и не принял момент, который, конечно, был частью действия.

Позже он вспоминал, что остался недоволен выступлением. Майкл планировал выполнить вращение и остановиться на цыпочках, словно в подвешенном состоянии. Вращение получилось, но он не оставался на носках так долго, как планировал, когда в одиночестве репетировал на кухне. Перфекционист во всем, Джексон хотел бы повторить номер еще раз. И если бы это было видео, а не телевидение, он бы мог так поступить. «Выступление было не таким уж отличным», – подумал он про себя, несмотря на признание публики.

За кулисами его ждали братья. Все пятеро – Джеки, Тито, Джермейн, Марлон и Рэнди – обняли его, как только он покинул сцену.

«Какая работа, Майк!» – воскликнул Джеки.

«Я никогда не видел ничего подобного», – добавил Джермейн.

Все говорили одновременно. Они понятия не имели, что Майкл собирался представить во время сольного номера, и он решил им не говорить.

Джермейн поцеловал его в щеку. Потом Джеки, потом остальные. Это было необычное зрелище, ведь братья, следуя примеру Джозефа, обычно не проявляли нежности или других эмоций. Однако Майкл показал им, на что он способен, они уважали его за это и не могли сдерживаться. Может, все-таки выступление было хорошим.

Однако очень скоро ситуация приняла совсем другой оборот. Братья заговорили о том, что слава Майкла может значить для них, – о возможности снова поехать вместе на гастроли и заработать больше денег, чем когда-либо прежде. «The Jackson 5 вернулись, – повторял Джеки, и остальные с радостно соглашались. – Это будет здорово».

Майкл не хотел принимать участие в затее. Он развернулся и пошел прочь. «Эй, дружище, мы же семья», – напомнил ему один из братьев. Певец с непроницаемым выражением лица лишь покачал головой и продолжил идти.

Майкл шел по коридору, когда за ним последовал мальчик в смокинге. «Привет, Майкл, – крикнул ребенок. – Постой».

Он остановился.

«Слушай, кто научил тебя так танцевать?» – мальчик смотрел на своего кумира восторженными глазами.

«Я много занимался», – сказал Майкл.

«Ты был великолепен», – произнес его поклонник.

«Спасибо, мне это было нужно», – ответил Джексон.

Ребенок ушел.

Майкл кивнул самому себе и, улыбаясь, продолжил путь по коридору. Теперь он чувствовал себя хорошо.

Человек и Луна

Атмосфера в доме Джексонов в Хейвенхерсте была праздничной, люди звонили со всей страны, чтобы выразить восхищение Майклом. Особняк переполняли люди – родственники, руководители CBS и Motown, соседи и даже фанаты, – члены семьи неоднократно включали видеозапись потрясающего выступления артиста. «Вы должны посмотреть еще раз, – говорил Джозеф, гордый отец, всем, кто проходил мимо. – Я никогда не видел ничего подобного. Вы только посмотрите на этого ребенка».

Джексон-старший, возможно, не задумывался, но видеоплееры по всей стране также были включены. Появившись на «Motown – 25», Майкл добился двух вещей. Доказал верным фанатам, что он – удивительный талант, который они всегда ценили. Кроме того, благодаря силе телевидения добрался до миллионов зрителей, которые никогда прежде не видели его выступления. Только в двух других случаях – первых национальных телевизионных выступлениях Элвиса Пресли и The Beatles, оба произошли на The Ed Sullivan Show – телевидение так ловко доставило суперзвезду поп-музыки на дом. Однако номер Майкла Джексона, возможно, был самым захватывающим представлением поп-музыки с пением и танцем в истории телевидения. За две недели до выхода программы сингл Beat It стал хитом № 1. Этот мир принадлежал Майклу Джексону, а все остальные просто жили в нем.

Даже великие танцоры, такие как Фред Астер, были впечатлены мастерством Майкла. На следующий день после специального эфира Фред позвонил Гермесу Пэну, легендарному хореографу и лауреату «Оскара», научившему Фреда и Джинджер Роджерс их самым запоминающимся танцевальным движениям (кстати, они были соседями в Беверли-Хиллз). Он попросил его прийти как можно скорее.

Когда появился Гермес, Фред включил видеозапись выступления. «Ничего не говори, пока не посмотришь до конца». Затем два старых профессионала с трепетом наблюдали, как простой паренек завоевывал Америку. Фред никогда не хвалил других танцоров-мужчин, но был потрясен певцом.

«Мы решили, что должны немедленно позвонить Майклу, – рассказал мне Гермес Пан. – Каким-то образом Фред нашел номер. И сказал ему, что он чертовски хороший танцор, „отличное выступление”. А потом добавил: „Вы действительно сделали всех прошлой ночью. Вы злой танцор. Как и я”. Я присоединился к разговору, чтобы поздороваться, и на той стороне мне ответил шепот. Меня поразило, что у человека, танцующего с таким гневом, был настолько мягкий голос. Я сказал ему, как мне нравится его работа, и он был очень любезен, очень рад нас слышать. На мгновение мне показалось, будто Джексон решил, что это розыгрыш. Он мне сразу понравился, потому что показался не испорченным шоу-бизнесом или звездной болезнью. Майкл действительно не мог поверить в то, что ему позвонил Фред Астер».

Позже певец скажет, что комплимент Фреда значил для него больше, чем все, что он когда-либо слышал в свой адрес. Учитель вокала, Сет Риггс, вспоминал, что «Майкл завтракал, когда позвонил Астер, и был так взволнован, что почувствовал себя дурно и не смог доесть». Позже Фред пригласил артиста к себе домой, чтобы он мог обучить его и Гермеса «лунной походке».

Вскоре Майкла в Энсино посетил Джин Келли. «Он знает, когда взять паузу, чтобы затем вспыхнуть как молния», – сказал тот о младшем Джексоне, который, казалось, присоединился к новому танцевальному братству. «Работает четко, аккуратно, быстро, с чувственностью, которая пронизывает его тело, – сказал Боб Фосс о Майкле, после того как запись „Motown – 25” вышла в эфир. – Важны не движения. Важен стиль».

Лунной походке артиста научил один из бывших танцоров популярной американской телепрограммы Soul Train. Сам прием существовал уже около трех лет. Майкл не мог не выучить его, когда впервые увидел движение во время просмотра шоу. Рон Вайснер познакомил его с шестнадцатилетним Джероном Кандидатом, известным под сценическим псевдонимом Каспер, парнем, который изобрел такой шаг.

«Я видел одну вещь, которую вы, ребята, делали в Soul Train, – сказал Майкл Касперу, – когда вы словно движетесь вперед и назад одновременно».

«Это называется скольжением назад», – понял Каспер.

«Потрясающе! – воскликнул Майкл. – Вы сможете научить меня?»

Каспер был так потрясен, что едва сумел ответить «да». На следующий день танцор и его партнер Кули Джексон встретились с Джексоном в репетиционной студии в Лос-Анджелесе. Под музыку The Pop-Along Kid группы Shalamar Кули продемонстрировал вариант отката, больше походивший на толкание на месте, чем на ходьбу назад. Это было не то, чего хотел Майкл. Затем Каспер показал скольжение, при котором кажется, что танцор одновременно идет вперед и назад. Певец подпрыгнул. «Да! Вот оно. То, чему я хочу научиться».

Когда Каспер сел, Майкл схватил его за ботинки, чтобы осмотреть подошвы. «Что у тебя на подошве? – поинтересовался он. – Колеса, да? Ты так делаешь этот шаг?»

Каспер объяснил, что не было никакой специальной обуви или колес – просто искусно исполненный танцевальный шаг. Танцор начал обучать Майкла, используя стул. На первом практическом занятии артист держался за спинку стула и повторял шаг на месте, пытаясь привыкнуть к движению стопы. «Он выучил базовый прием примерно за час, – вспоминал Каспер. – Было нелегко, но он все освоил».

Через пару дней состоялось еще одно занятие. «У Майкла все еще не получалось, – вспоминал Каспер. – В то время как мое движение было естественно, как будто я шел по воздуху, его шаг был жестким. Ему это не давало покоя. „Я не могу исполнить движение на публике, пока не научусь делать его правильно”, – повторял он».

После репетиций Майкл отправился в тур с братьями. «Я был на шоу в Лос-Анджелесе, но он не сделал шаг, – рассказывал Каспер. – Я был удивлен. Когда я зашел за кулисы и спросил его, он объяснил, что просто еще не готов. Он не чувствовал, что владеет движением».

Танцор находился дома и смотрел «Motown-25», как и миллионы зрителей, когда увидел, как Майкл впервые выполняет шаг перед публикой. «Я не мог поверить, – вспоминал он. – Мое сердце начало бешено колотиться. Я вскочил с кресла и закричал: „Да! Он сделал это! Наконец-то он это сделал. И я тот парень, который научил его”». Вскоре он пояснил: «Но это не лунная походка, а скольжение назад. Лунная походка – это когда вы повторяете шаг по полному кругу. Но каким-то образом то движение, которое Майкл показал на телевидении, стало известно как лунная походка, а не скольжение назад».

Действительно, лунная походка, или скольжение назад, вскоре стала фирменным танцевальным шагом Майкла. Его выступление в «Motown-25» было номинировано на премию «Эмми» (а сама программа получила награду). За уроки Касперу заплатили всего тысячу долларов. «Столько я попросил, – сказал он, смеясь. – Мне было шестнадцать. Для меня это были хорошие деньги. Честно говоря, я бы научил его и бесплатно. Откуда мне было знать, что прием станет визитной карточкой Майкла Джексона?»

Видео «Billie Jean» и «Beat It»

В марте 1983 года Майкл снова занял первую строчку с хитом Billie Jean. Он будет оставаться на вершине хит-парадов в течение семи недель, в первую очередь из-за появления песни в «Motown – 25», а также благодаря видеоклипу. «Когда его сотрудники обратились к нам с просьбой снять ролик для Billie Jean, у них вообще не было никаких идей», – вспоминает Саймон Филдс, продюсировавший клип. Он объяснил, что концепция принадлежит режиссеру Стиву Бэррону. «По сути, мы просто задали Майклу направление, – сказал он. – Но этот парень гений, так что можно рассчитывать на то, что он сделает блестяще абсолютно все».

«Billie Jean», первое видео с альбома Thriller и первый полноценный музыкальный клип Майкла, в итоге получился слишком претенциозным, что играло на руку. В серии абстрактных кадров певец использует высокие технологии при игре в прятки с преследующим его фотографом – вторым главным героем, – что явно демонстрирует паранойю Джексона насчет прессы. Однако сама песня о девушке, которая преследует Майкла, настаивая на том, что он отец ее сына, имеет такую яркую сюжетную линию, что неясно, как можно было ее проигнорировать. По сути, клип представляет собой не более чем набор странных сцен.

Главным достижением артиста была демонстрация зрителям своего нового образа. На видео Майкл был крут, загадочен и неуловим. Самый захватывающий момент в «Billie Jean», конечно же, связан с танцем: с каждым шагом тротуар под его ногами загорается, как сказал бы Майкл, будто «по волшебству».

Майкл продемонстрировал еще более высокий танцевальный уровень в великолепном ролике «Beat It». Если концепция клипа «Billie Jean» была не до конца ясна, то на сей раз он точно знал, чего хочет. Опытный успешный режиссер Боб Джиральди и бродвейский хореограф Майкл Петерс работали над созданием одного из самых динамичных и дорогих видео в истории. В последующие годы групповой танец, поставленный для «Beat It», будут часто копировать, и даже сегодня он по-прежнему является связующим элементом в видеоклипах многих поп-исполнителей.

Возможно, из всего, что Майкл представил поклонникам за свою карьеру, видео «Beat It» стало самым явным отклонением от привычного жанра. Он показал настоящий рок-н-ролл, изначально отвергаемый ярыми поклонниками Майкла, особенно чернокожими. Кроме того, видео демонстрировало Джексона, которого никто прежде не видел: жителя города, ребенка из неблагополучного района – да чего там, человека.

Некоторые фанаты, особенно живущие в подобных городских кварталах, ощутили, что кумир поддерживает их. В «Beat It», написанной для молодежи, он играет роль хорошего парня, в итоге прекращающего войну между двумя влиятельными бандами. Те зрители, что не могли отделить музыкальный феномен Майкла Джексона от Джексона-актера, упускали суть и недовольно спрашивали: да что он знает о бандах? Неужели он действительно думает, что танцевать, не обращая внимания на проблемы, с которыми мы здесь сталкиваемся – грабежами, убийствами, наркоманией, – это ответ на наши беды?

«Никто не обязан быть крутым парнем, – объяснил Майкл. – Вы можете не принять бой и по-прежнему оставаться мужчиной. Вам не нужно умирать, чтобы доказать, что вы мужчина».

Визуальный ряд клипа получился достаточно правдоподобным. Снятый на бедных улицах Лос-Анджелеса, он передавал мрачную и убогую атмосферу. В поисках аутентичности в качестве статистов и массовки для съемок были наняты сто членов двух реально существующих, конкурирующих уличных банд Лос-Анджелеса. (Их кормили, каждый получил по сто долларов за две ночи съемок.)

«Банды находились как бы на расстоянии, – сказал однажды хореограф Майкл Питерс, – так что Джексону особо не приходилось иметь с ними дело. Но он немного нервничал, как и все мы вначале. Однако прекрасно поладил с ними. Думаю, поворотный момент наступил, когда люди увидели, как мы танцуем. Мне кажется, так мы заслужили их уважение. Майкл раздавал автографы и фотографировался с ними».

Актерство давалось певцу легко: всю свою жизнь он пел и играл на сцене. Однако мужчина не привык танцевать в ансамбле. Поклонники никогда не видели Майкла в постановке, подобной бродвейской, и некоторые из них, вероятно, задавались вопросом, зачем такому профессионалу нужен был кто-то, кто учил бы его шагам. Но хореографу Майклу Петерсу удалось создать ослепительный, веселый танец в духе мюзикла «Chorus Line». Все выглядело так просто, казалось, что это мог повторить каждый. Ну-ну, попробуйте. «Внешняя простота может быть обманчивой, особенно когда дело касается танцев», – объяснял артист с усмешкой. В целом снятый им клип – идеальный рок-театр. Стиль и артистизм Джексона действительно помогли сделать музыку более интересной, что всегда является главной целью музыкальных роликов.

Что действительно заслуживает внимания, если говорить о видеоклипах Майкла к альбому Thriller, так это то, как они повысили популярность тогда еще молодого канала MTV. Круглосуточный кабельный канал, который показывал только музыкальные клипы, запустил трансляцию в 1981 году и стал необычным явлением, но к 1983 году там редко показывали работы чернокожих артистов. Формат станции был «строго рок-н-ролльным», говорил Боб Питтман, исполнительный вице-президент и главный операционный директор Warner American Express Satellite Entertainment Company и движущая сила MTV. Определение, данное Питтманом, исключило большинство чернокожих артистов из плейлистов канала. Фактически, из более 750 видеороликов, показанных на MTV в течение первых восемнадцати месяцев существования канала, менее двух десятков были с участием чернокожих артистов. Фил Коллинз пел песню The Supremes You Can’t Hurry Love, а Холл и Оутс исполняли композиции с характерным черным звучанием, но ротация клипов афроамериканских певцов в то время была неприемлема для MTV. Когда появлялись видеоклипы чернокожих артистов, от них быстро отказывались, как от не относящихся к «рок-н-роллу».

Отделы исследований и маркетинга MTV каким-то образом пришли к выводу, что белые дети в пригородах не любят черную музыку и, возможно, боятся чернокожих. В этом нет ничего плохого, считал Боб Питтман: «Bloomingdale’s[12] тоже не продает всю когда-либо произведенную одежду».

Боб Джиральди, режиссер видеоклипа «Beat It», наиболее верно резюмировал мнение многих чернокожих критиков об MTV, сказав, что каналом управляли «ублюдки-расисты». Артист Motown Рик Джеймс, чьи видео не были приняты станцией, также заявил, что сеть является расистской и отбрасывает чернокожих на четыреста лет назад. Боб Питтман, вероятно, не был расистом, но он и MTV, безусловно, обслуживали расизм белых пригородов.

Когда CBS представили MTV клип «Billie Jean» Майкла Джексона, кабельная станция быстро отклонила его. Тогда лейбл пригрозил убрать с канала все свои клипы, если те не будут транслировать «Beat It». Майкл Джексон стал настолько популярным, что Боб Питтман – и белая Америка – просто не могли его игнорировать. Наконец, в начале марта 1983 года видеоклип «Billie Jean» вышел в эфир на MTV в так называемой «жесткой ротации», то есть в течение дня его показывали довольно часто. Затем последовал «Beat It». После чего MTV запустили в показ еще несколько видеороликов чернокожих артистов, и хотя канал по-прежнему сильно тяготеет к белому рок-н-роллу, по крайней мере, некоторые чернокожие артисты – хотя и не многие – получают эфирное время, в основном благодаря прорыву Майкла Джексона много лет назад.

Проблемы в руководстве

К июню 1983 года Майкл и его братья все еще не перезаключили контракт ни со своим отцом, ни с со-руководителями, Роном Вайснером и Фредди Деманном. Хотя Джексоны относились к повторному подписанию договора неоднозначно, они были готовы это сделать. В любом случае у них просто не было вариантов. Конечно, только Майкл был против. Он разочаровался в отце, а теперь и в Роне Вайснере и Фредди Деманне. Поскольку он не торопился со своим ответом, все были обеспокоены. От его решения зависели многие люди, на кону стояли деньги и власть. Если певец подпишет бумаги, все остальные в семье последуют его примеру. Если нет, возможно, другие тоже не захотят.

В последнее время Джозеф мало что делал для Майкла, особенно с тех пор, как в его жизнь вошел Джон Бранка. Артист безоговорочно доверял Джону и хотел быть уверенным, что он, а не Джозеф принимал участие в каждом решении. Неудивительно, что Джексон-старший недолюбливал Джона (и наоборот) и обращался к нему с явной неохотой, только если не мог поговорить с Майклом напрямую. Рон и Фредди занимались тем, чем Бранка заниматься не хотел, так что сам он, пусть даже это не было закреплено ни формально, ни для ближнего круга (тем более юридически), именно Джон Бранка был для Майкла в равной степени менеджером и адвокатом.

Последние два года певец жаловался Джону, что Рон Вайснер и Фредди Деманн утратили креативность. «Я просто не понимаю, зачем они здесь. Они ведь даже не знают, что делают». Но всякий раз, когда юрист обсуждал слова Майкла с Роном и Фредди, они не понимали, что тот имеет в виду. Оба считали, что артист доволен их работой, поскольку он никогда не говорил обратного. Молодой человек перенял многие деловые черты Джозефа, но искусство конфронтации не входило в их число. Он мог бы в случае необходимости пойти на открытый конфликт… но предпочел его избежать.

«Ты помнишь их идею для видео «Beat It»? – напомнил Майкл Джону. – Они хотели, чтобы у меня были лук и стрелы. Ну скажи, Бранка, это же бред». У Рона и Фредди действительно была концепция для клипа «Beat It», согласно которой Майкл должен быть одет как Робин Гуд. А почему бы и нет? Все дело в интерпретации, не так ли? Если описать видео «Beat It» в том виде, в каком мы его знаем, то Майкл помогает двум конкурирующим бандам понять, что танцы приведут к мирному разрешению их разногласий. Тоже, если вдуматься, не бог весть что.

Поскольку Джозеф нервничал из-за своего шаткого положения, когда дело касалось Майкла, он отреагировал мгновенно и надеялся стать его менеджером вместо Вайснера и Деманна, тем самым оставшись единственным доверенным лицом в карьере сына, как было прежде. «Все кончено, – сказал отец артиста журналу Billboard о Роне и Фредди. – Мои мальчики не продлят с ними контракт. Разные ничтожества пытаются развалить группу, – заметил он, возможно, имея в виду постоянный упор Рона и Фредди на сольную карьеру младшего Джексона. – Многие пытаются влиять на Майкла, но мы знаем, кто они, и знаем, что они занимаются этим только из-за денег». Затем, как бы желая надавить на сына, он добавил: «Я был здесь с самого начала и останусь до конца».

В любом случае братья не были довольны Вайснером и Деманном, потому что последние месяцы оба уделяли внимание только Майклу. Они хотели оставить Джозефа в качестве менеджера. Однако ждали, когда Майкл, вынесет решение. Братья знали, что проблем не миновать.

Они были правы. Майкл злился на отца за то, что тот взял дело в свои руки, и еще больше – на разговор с репортером об их личных проблемах. Как будто если весь мир будет в курсе, артист расхочет выступить против своего Джозефа. Однако чем больше говорил Джексон-старший, тем сильнее ухудшал свое положение. «Было время, когда я чувствовал, что мне нужна помощь белых в работе с топ-менеджерами CBS, – объяснял он. – И я решил, что Вайснер и Деманн смогут помочь. Но они никогда не оказывали мне того уважения, которого вы ожидаете от делового партнера».

Со своей стороны Вайснер и Деманн заявили прессе, что да, у них действительно были проблемы с Джозефом, «но нет проблем с Майклом или братьями», и что их отец не принимал участия в каких-либо важных деловых решениях в последние годы. «Мы не всегда ладим, – признал Фредди, – но я не думаю, что у него хорошие отношения с кем-то, у кого не черная кожа».

«Люди называют меня расистом. Это неправда, – возражал Джозеф. – Если бы я был расистом, то не нанимал бы столько белых людей, чтобы они работали на меня. Я не расист. Я американец. И передал детям 100 % своих умений, знаний и времени, пытаясь развить их, чтобы они стали такими, какие они есть сейчас, и это окупилось. Все еще окупается».

Наконец, Майкл понял, что прессе говорят слишком многое, особенно о расовой принадлежности. Он решил перейти к делу и уволить Вайснера и Деманна. В любом случае он так и собирался поступить, а его отцу и не нужно было делать ничего, кроме как согласиться. «Они сказали, что будет продано только два миллиона экземпляров Thriller, и сильно ошиблись, – объяснял Майкл Джону Бранка. – Так кому они нужны? Они рекомендовали не участвовать в «Motown-25», и посмотри, какой это был плохой совет».

Джон напомнил Майклу, что тот и сам поначалу не хотел выступать в специальной программе Motown. Артист возразил: «Дело не в этом. Рон и Фредди согласились со мной, когда им следовало попытаться меня переубедить. Предупреди их. С ними покончено».

22 июня Рон Вайснер и Фредди Деманн получили от Майкла бумаги об увольнении. Как ни странно, ранее тем утром Рон разговаривал с певцом, и во время разговора он вел себя так, как будто между ними все было в полном порядке. Когда чуть позже он получил письмо об увольнении от Джона, Рон был поражен. Очевидно, не самый смелый поступок – поручить кому-то сделать за него всю грязную работу, но для Майкла это оказалось самым простым решением проблемы, и кроме того, Джон Бранка зарабатывал много денег, делая то, что певец предпочел бы не делать сам. Хотя Майкл, по всей видимости, и не унаследовал вздорный характер Джозефа, он определенно был сыном своего отца, когда кто-то переходил ему дорогу, и остается таким по сей день: как только человек теряет расположение Джексона, артист вычеркивает его из своей жизни, будто не знал его вовсе.

Что касается Джозефа, Майкл тоже сделал публичное заявление, чтобы дистанцироваться от слов отца. «Я не знаю, что заставило его поделиться чем-то подобным», – сказал он репортеру, имея в виду комментарии Джексона-старшего о «помощи белых».

«Мне больно слышать от него такое. Я не понимаю, откуда он это взял. Я не делаю выбор в зависимости от цвета кожи. Я нанимаю на работу не цвет, а компетентность. Раса или вероисповедание не имеют значения, если я получаю лучшее [качество]. Расизм – не моя тема».

Когда Рон и Фредди были уволены, а новый контракт с Джозефом не был подписан, оказалось, что артист номер один в мире, Майкл Джексон, остался без менеджера. Его команду теперь составляли адвокат и главный советник Джон Бранка, охранник Билл Брэй, бухгалтер Маршал Гельфанд и секретарь. Когда песни Beat It и Billie Jean вошли в топ-10, Куинси Джонс попросил организовать трехстороннюю телефонную конференцию с певцом и Джоном Бранка.

«Я не могу поверить в то, что происходит, Майкл, – сказал Куинси. – Тебе нужен менеджер, парень. Как ты мог уволить Вайснера и Деманна? Что ты будешь делать?!»

«Бранка справится, Куинси, – ответил артист. – Он великолепен. Почему ты нервничаешь, когда я спокоен?» Прежде чем Джонс смог объяснить что-либо, Майкл оборвал разговор и повесил трубку.

Позже Куинси позвонил Бранка.

«Джон, слушай, я волнуюсь. Карьера Майкла как самолет без пилота, – сказал он. – Будущее этого малого под угрозой».

Адвокат не мог поверить своим ушам. «Что? Два его сингла в десятке лучших, а его карьера под угрозой? – усмехнулся он. – Слушай, остынь. Все будет хорошо».

Куинси был сбит с толку; он не понимал, как Майкл собирался строить успешную карьеру без менеджера. Если продажи альбома Thriller снизятся из-за отсутствия чуткого руководства, проблемы скажутся на банковском счете каждого, в том числе и Куинси. Однако в то время Джексон был золотой рыбкой, публика тянулась к нему, а музыка говорила сама за себя.

«Майк знает, что делает, – сказал Джон. – Этот парень – гений. А CBS и Уолтер [Йетникофф] прикрывают наши тылы. Все, что нам нужно делать, – следовать указаниям Майкла».

«Да, но…» – снова было начал Куинси.

Джон перебил его: «Чувак, это наш шанс, и я готов пойти и надрать задницу за этого пацана, потому что он того стоит, Куинси. Он много значит для меня, и я готов следовать за ним».

Сын против отца

Как бы Майкл ни злился на Джозефа, ему все еще было сложно сделать следующий шаг – разорвать с ним профессиональные отношения.

Точно так же, как он считал важным дать Берри Горди последний шанс, прежде чем группа примет окончательное решение уйти из Motown, Майкл теперь надеялся, что отец сделает что-нибудь, чтобы снискать его расположение к себе. Однако Джозеф просто не мог принять вызов… в большей степени потому, что даже не знал, что его проверяют. Джексон-старший никогда не пытался произвести впечатление на своих детей. По его мнению, поселить их в Лос-Анджелесе и сделать звездами уже было достаточно впечатляющим. Он чувствовал, что проявил себя, и на этом все прекратилось.

«С ним все кончено», – решил Майкл по поводу Джозефа. Кэтрин, возможно, не смогла отделаться от него как от мужа, но их сын был уверен, что способен избавиться от него как от менеджера. Как только Майкл Джексон решал уволить кого-то, он не отступал, независимо от того, кем был человек, – пусть даже его собственным отцом.

«Джозеф знал, что момент близок, – вспоминал его старый друг Ларри Андерсон. – Знал, что его время истекло».

Майкл поручил Джону Бранка составить официальные бумаги, уведомляющие Джозефа о том, что его менеджерские услуги больше не потребуются. В тот день, когда посыльный должен был доставить документы, Майкл покинул дом. Он не возвращался, дав мужчине время свыкнуться с происходящим. «Нелегко уволить собственного отца», – объяснил артист позже, и это было еще мягко сказано.

Продемонстрировав редкое для них единство, братья приняли решение единогласно. Они тоже хотели, чтобы Джозеф ушел, и если Майкл был готов сделать первый шаг, остальные последовали примеру. Никто из них не продлил контракт с отцом.

Сначала Джозеф был зол, а вскоре раздавлен. «Не могу поверить, что мальчики уходят от меня», – сказал он Кэтрин. Отчаяние супруга спровоцировало внутренний конфликт. Конечно, она не простила Джозефу обращения с ней и все еще не отказалась от развода. Однако женщина ему сочувствовала. «Я знала, как много он для них сделал, – скажет Кэтрин позже. – А это… это было настоящее горе. Я не хотела видеть, как он страдает».

По словам одного из советников Майкла, певец встретился с Джозефом в гостиной дома в Энсино, чтобы обсудить случившееся. Он попросил советника присутствовать, потому что не хотел общаться с отцом наедине.

«Уже одно то, что ты даже не можешь поговорить со мной без этого парня, – сказал Джозеф, указывая на советника, – делает мне больно, Майкл. Ты знаешь, что я чувствую?» На его глазах выступили слезы. Он выглядел сломленным: «Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Почему я постоянно должен это говорить вслух?»

Майкл отвел глаза, он не хотел встречаться взглядами. «Ты никогда не произносил этого вслух, Джозеф, – злобно ответил он. – Не веди себя так, как будто ты когда-либо говорил мне, хотя бы однажды. Никогда».

«После всего, что я сделал для тебя и твоих братьев? – спросил Джозеф. – Подумай еще разок. Я всегда все делал ради тебя и твоих братьев. Вот как я это говорил».

Майкл бросил на него презрительный взгляд. «А, то есть так? – с горечью произнес он. – А как насчет того, что ты сделал с Кейт? Как это называется, Джозеф?»

Согласно воспоминаниям советника, слова Майкла рассердили Джексона-старшего. «Это здесь ни при чем», – сказал он, повысив голос так резко, что молодой человек отшатнулся. Джозеф поднялся и теперь возвышался над сыном, который все еще сидел. «Мой брак не имеет к тебе никакого отношения, Майкл! – кричал мужчина. – Ты знаешь, я люблю твою мать. Это касается только нас с ней!»

Майкл встал лицом к лицу с отцом, его темные глаза налились гневом. «Это касается нас всех, Джозеф! – воскликнул он. – Если ты не понимаешь, то я не знаю, о чем с тобой вообще говорить». Парень выскочил из комнаты.

Затем Джозеф обратился к советнику. «Это все из-за вас, – произнес он в отчаянии и ярости. – Вы внушили ему эту чушь и разрушаете нашу семью. Все из-за вас». Затем Джексон рухнул на стул. Казалось, картина мира Джозефа пошатнулась, как будто вся логика, справедливость и здравый смысл внезапно исчезли, и на их месте теперь было… это. Он закрыл лицо руками и сидел на стуле, недоуменно покачивая головой.

Летом 1983 года те из Джексонов, кто жил в поместье Хейвенхерст – Майкл, Джанет, Ла Тойя, Джозеф и Кэтрин, – находились в постоянном эмоциональном напряжении. Представьте себе: певец уволил отца с поста менеджера, но они продолжали жить вместе в одном доме. Кэтрин подала на развод, но он все еще спал в коридоре. Конечно, разумнее было бы съехать. Однако Джозеф никуда не собирался уходить. Тот факт, что он больше не владел домом, не имел значения.

«Мой отец очень суровый, очень строгий, – жаловалась Ла Тойя писателю Тодду Голду. – В глубине души он замечательный человек, но, чтобы понять это, вы должны его знать. В противном случае у вас может сложиться неверное впечатление. Вы решите, что он злой и что все происходит, как он скажет. Так и есть. Однако иногда если вы действительно боретесь, то можете добиться своего. Правда, оно того не стоит».

Как только Джексон-старший покидал поместье, чтобы поработать, его охватывало чувство облегчения. По субботам же, когда он уходил, чтобы навестить Джо Вонни, дом Хейвенхерст оживал. Ла Тойя сказала Тодду Голду: «Мы приглашаем кучу детей, показываем в кинотеатре фильмы, машина для попкорна вовсю работает, животные гуляют по территории и все танцуют под музыку».

В течение недели Майкл старался быть уверенным, что ни за что не пересечется с отцом. Если они случайно сталкивались, то скандал был неизбежен. В итоге Майкл, рыдая, сбегал в свою комнату, а Кэтрин следовала за ним. Приходил Джозеф. Крик, слезы. Повсюду хлопали двери. Напряженная обстановка влияла на каждого: Джанет и Ла Тойя проводили много времени в спальнях с включенной музыкой.

Конечно, возможно, Джексоны и переживали тяжелую личную драму, но все еще оставались Джексонами и жили с чувством единства, которое иногда изумляло. Все они требовали преданности от сотрудников, работники фактически не имели личной жизни. Стив Хауэлл, видеооператор Майкла в то время, вспоминает случай, произошедший, когда он отдыхал на озере Тахо. «Я был там со своей девушкой и совершил ошибку, позвонив домой, чтобы узнать, все ли в порядке. „Ты должен немедленно вернуться, – в панике сказал мне Билл Брэй, охранник Майкла. – Телевизор не работает, а Майклу нужно смотреть телевизор! Быстро возвращайся”. Так что я отменил оставшуюся часть отдыха, вылетел обратно в Лос-Анджелес, добрался до дома и обнаружил, что кабель отключен. Я вставил его в розетку, телевизор включился, и Майкл сел его смотреть. „Спасибо”, – сказал он».

Хороших помощников трудно было найти и в Энсино. Однажды из одной из спален украли деньги. Джексоны заподозрили горничную. Тогда они начали оставлять деньги на видном месте, а затем подглядывать, чтобы увидеть, кто их возьмет. Ага! Это была горничная. Ее застукал Майкл: двадцать баксов! После того случая домашние работники стали часто подвергаться проверкам. Кэтрин отключала сигнализацию в шкафу, где хранила дорогие меха. Она оставляла дверь слегка приоткрытой, чтобы любой, кто проходил мимо, мог видеть, что внутри. Затем пряталась и следила за тем, кто проявит наибольший интерес к мехам. С того момента человеку уделялось особое внимание. «Не спускай с нее глаз, – говорила она Майклу. – Я ей совершенно не доверяю». Возможно, подобное времяпрепровождение отвлекало их от проблем с Джозефом.

В то время посторонних в Хейвенхерсте не жаловали, особенно прессу, способную пронюхать о проблемах. Конечно, назойливые поклонники всегда оставались проблемой. «Я люблю своих фанатов, но боюсь их», – признался Майкл фотожурналисту Дэйву Нуссбауму. «Некоторые пойдут на все, чтобы добраться до нас. Они не понимают, что их действия могут травмировать, – говорил Майкл о фанатке, которой удалось пройти за ворота. – Мы проснулись и обнаружили ее сидящей у бассейна. Девушка перепрыгнула через ворота. К счастью, в тот момент наши собаки находились взаперти. Обычно они были снаружи, и они бы ее уничтожили. Мы повели ее в дом. В очень грубой манере она требовала остаться, поэтому находилась там, пока за ней не пришли и не выпроводили».

Перед уходом репортер спросил Майкла, не хочет ли он перекусить вместе.

«О нет, – ответил Майкл, покачав головой, указав за пределы электронных ворот. – Я не могу выйти туда. Они меня точно поймают. Они совсем рядом и хотят схватить. – Ужас в его глазах казался настоящим. – Я точно не хочу туда выходить».

Пока Майкл разговаривал с репортером, охранник Билл Брэй, бывший офицер полиции, стоял неподалеку и наблюдал.

Брэй, проработавший с Майклом вплоть до недавнего выхода на пенсию, был в потрясающей форме. Однажды, когда работник Джексона покидал поместье, фанатка проскользнула внутрь через открытые ворота.

Стив Хауэлл вспоминал: «Я разговаривал с Майком во дворе. Было около трех часов дня. Я точно помню, потому что в три часа – время, когда дети выходили из школы – дежурили двое охранников вместо одного. Мы с Майком общались, и следующее, что я помню, девушка подошла к нам и поздоровалась. Затем она крепко обняла его. Фанатка находилась спиной ко мне, а Майк беспомощно махал мне руками, как бы говоря: „Кто этот человек?” Я собирался что-то сказать, но внезапно почувствовал, как разорвался воздух. Вжух! Кто-то пронесся мимо со скоростью света. Это был Билл Брэй. Он схватил девушку, повалил ее на землю, надел наручники и выволок оттуда. Приехали копы, забрали ее. Она истерически плакала, возможно, была до смерти напугана. Майкл оценил ситуацию, повернулся ко мне и, не теряя ни секунды, продолжил: „Так вот…” И мы вернулись к разговору, как будто ничего не произошло. В округе было много „51–50”, поэтому произошедшее было не ново».

«51–50», как объяснил Стив Хауэлл, было полицейским обозначением психически неуравновешенного человека.

Как долго могла продлиться осада дома? У Джозефа была большая выдержка, и в то время он мог сказать: «Все будет продолжаться так долго, как я пожелаю».

Наконец, Кэтрин надоела история с разводом, затягивавшая семейный кризис. Спустя годы она объяснила свое трудное положение. «Я оказалась между молотом и наковальней, – вспоминала женщина. – Я хотела выставить Джо, но не собиралась предавать гласности наши проблемы. Я знала, что пресса раструбит обо всем, а я не могла вынести огласки. Для меня тогда наступили очень странные времена. Иногда один его вид приводил меня в бешенство. В другие дни я замечала, что разговариваю с ним так, будто между нами ничего не произошло».

Спустя десять месяцев Кэтрин решила забрать документы о разводе. Она поняла, что без Джозефа ее жизнь – так уж вышло – была бы пустой и бессмысленной. Женщина призналась себе, что все еще любит его, хотя и не понимает, почему.

«Часть меня считает, что, затаив обиду, человек причиняет себе вреда больше, чем тому, с кем враждует. Кроме того, я принимаю учение Христа о прощении. Он сказал: сколько раз вы прощаете человека? Семьдесят раз по семь… столько, сколько нужно. Но я не собираюсь делать вид, что внезапно между Джо и мной все стало как раньше, – заключила она, возможно, несколько романтизируя их историю, полную бури страстей. – Потому что это не так».

Майкл под давлением

Майкл Джексон подозревал, что теперь, когда его родители помирились, Джозеф мог ожидать, что его примут обратно не только как мужа Кэтрин, но и как менеджера. «Подобного не будет, – сказал он Джанет, согласно ее воспоминаниям. – Может, мама и хочет, чтобы он вернулся, но я не хочу, и не думаю, что братья захотят. Они ни за что не позволят ему вернуться».

Однако отец был хитрее, чем предполагал Майкл, потому что у него действительно был план «возвращения», от которого братья не смогут отказаться: тур воссоединения.

Многие артисты, участвовавшие в юбилейном телевизионном выпуске Motown, почувствовали новый дух братства и товарищества с лейблом. После программы Берри Горди подписал контракт с The Four Tops, а компания выпустила на одной пластинке песни групп The Four Tops и The Temptations, объединив их точно так же, как в тот вечер на сцене в Пасадене. Другие артисты тоже начали переговоры с Берри. Холланд-Дозье-Холланд вернулись, и даже Дайана Росс снова общалась с продюсером. Как будто все они пытались воскресить чувство, что испытывали во времена славы Motown. Все, кроме Джермейна Джексона.

После того как шоу было записано на пленку, он начал обсуждать с братьями и Джозефом возможность ухода из Motown, воссоединения с группой и совместных гастролей. Майкл ничего не знал об их встречах. «Успех Майкла нам только на руку, – сказал Тито. – Его популярность гораздо выше нашей, и, может быть, он сможет спустить нам веревку, чтобы мы поднялись по ней». Тур также избавил бы Марлона от определенного финансового давления. Он и его жена Кэрол расстались, но затем снова сошлись. Супруги были полны решимости реанимировать свой брак, несмотря на денежные затруднения. Однако нуждались в некоторой поддержке.

Кроме того, братья подготовили новый альбом The Jacksons для CBS под названием Victory. Майкл не хотел участвовать в проекте. Он напишет и споет только два трека, а также примет участие в написании третьего, но даже перечисленное было для него чрезмерным. Однако когда братья записывали альбом, то загорелись идеей тура для продвижения пластинки после ее выхода.

Никто не хотел думать о реакции младшего Джексона, вероятно, потому, что в глубине души подозревали, какой она будет. «Дело в том, что мы всегда очень много работали, – заметил в то время Марлон. – Насколько я помню, с тех пор как нам с Майклом исполнилось шесть и семь лет, мы ходили в школу, делали уроки, посещали репетиции, а по выходным выступали в ночных клубах, не спали до четырех утра, потом наставал понедельник, мы вставали и шли в школу. Для нас это было очень-очень тяжело. Я не думаю, что можно перерасти своих братьев и сестер, и Майкл считает так же. Мы одной крови. Нашу связь просто нельзя разорвать».

К лету 1983 года Джермейн был настолько взволнован возможностью тура, что попросил у Берри отставки из Motown. По его словам, он хотел рассмотреть свои перспективы. Arista Records предложили ему сделку (на которую он согласился) и возможность свободно гастролировать с The Jacksons.

К сожалению, сольная карьера Джермейна в Motown не сложилась. Вся эта семейная драма – и ради чего? Альбом Let’s Get Serious попал в десятку лучших и разошелся тиражом 722 737 копий, но только лишь в 1981 году, примерно через шесть лет после памятного концерта на Музыкальной ярмарке в Уэстбери, когда ему пришлось выбирать между своей семьей и семьей Горди. Однако, говоря в защиту компании, некоторые считали, что Джермейн сам не был амбициозен: он не жаждал славы, как Майкл. Многие его поклонники думали, что ему следовало остаться с группой, женатым на дочери Берри… и надеяться на лучшее.

«Иногда мне снится, что я на сцене с братьями, – рассказал он мне в интервью в 1983 году. – Задаю ритм песням, как я всегда делал, когда мы выступали вместе. Мы все вместе, и толпа сходит с ума. Внезапно я просыпаюсь. Какое разочарование. Все мы начинали здесь, в Motown, и если кто-то кого-то и бросил, то я чувствую, что это они оставили меня в Motown. Если бы мы снова объединились, не было бы предела ни нашим возможностям, ни всеобщему восторгу».

Берри отпустил Джермейна, положив конец его бесплодным дням в Motown.

Наконец, Джозеф созвал собрание в семейной гостиной. Он объявил, что им пора вернуться и отправиться в тур оригинальным составом The Jackson 5 плюс Рэнди. Ответ Майкла был быстрым и по существу: «Без меня».

Джозеф попытался урезонить сына. Большой тур мог решить многие финансовые проблемы его братьев, а они были у каждого. В последнее время никто не зарабатывал деньги, кроме Майкла. Конечно, он понимал, что ни один из его братьев не был таким состоятельным, как он после выхода альбома Thriller. Однако также знал, что, если они обуздают свои вздорные желания, дела у них пойдут на лад. «Деньги Майкла не имели значения ни для кого, кроме него самого, – утверждал Джозеф. – В этом вопросе он всегда проявлял скрытность. Но что более важно, братьям нужно было поправить положение. Как и любой другой группе, им необходим был тур».

Джозеф попытался вызвать в Майкле чувство вины и обвинил его в том, что, став суперзвездой, певец отвернулся от братьев. Если бы артист, который никогда не проявлял эгоизма по отношению к своей семье, почувствовал нужду, а не жажду наживы, он бы согласился. Однако Джексон знал, когда его использовали, и понимал, что даже если поедет в тур, его статус суперзвезды будет проигнорирован. У него будет только один голос из шести – то есть, как обычно, никакого. «Нет, – сказал он, – я не еду». Братья тотчас покинули собрание. «Доволен? – сказал Джозеф, тыча в него пальцем. – Ты вывел их из себя».

«Ну и что? – ответил артист. – Умереть не встать».

Примерно через неделю братья и Джозеф еще раз встретились с Майклом и попытались прибегнуть к юмору. Они принесли с собой его картонную фигуру в полный рост. «Если ты не поедешь с нами, мы поставим его на сцене вместо тебя», – ухмыльнулся Джермейн. Сопротивляться улыбке Джермейна было сложно, он и Майкл всегда были близки. Братья засмеялись, и Майкл сказал, что подумает.

Несколько дней спустя, когда певец все еще не принял решения, Джозеф сорвался. «Слушай, ты нам все равно не нужен, – кричал он. – На самом деле, я думаю, было бы лучше, если бы ты не участвовал в туре. Джермейн может исполнить несколько номеров, а Джеки, Марлон и Рэнди – спеть другие песни. Тито тоже. Так что пошел к черту, Майкл. Пошел к черту».

Обратная психология Джозефа подействовала чудесным образом: сын расстроился. Он сказал своему юристу: «Бранка, о чем он говорит? Братья не умеют петь. Только я могу быть солистом».

Так как Майкл был уже почти готов участвовать в туре, лишь бы группа не поехала без него, а она, возможно, хотя и маловероятно, продемонстрировала, что он в группе не нужен, Джозеф вытащил из рукава главный козырь: Кэтрин назначили соорганизатором. Ее главной задачей было воплотить новую семейную мечту в реальность, окончательно и бесповоротно убедив Майкла согласиться. «Когда мама говорит, мы слушаем», – сказал однажды Джермейн.

Не составило бы труда доказать, что артист за эти годы сделал для Кэтрин больше как в финансовом, так и в личном плане, чем любой из его братьев. Казалось нечестным, что теперь мать будет уговаривать его сделать то, чего он явно делать не хотел, просто чтобы она могла угодить остальным и заработать больше денег для семьи. Однако Кэтрин любила всех детей. К тому же знала, что они были в затруднительном денежном положении и что только тур с Майклом помог бы им все наладить. По ее мнению, это было меньшее, что мог сделать Джексон. В конце концов, они были семьей.

Кэтрин встретилась с Майклом наедине и попросила его подумать о туре – ради нее. Как он мог сопротивляться? Ради Кэтрин он готов был остаться связанным семейным делом, вместо того чтобы развиваться самостоятельно, что было более естественно для его жизни и карьеры в то время. До тех пор пока физически Майкл присутствовал на сцене, Джозефу и братьям было все равно, если его душа витала где-то далеко.

В любом случае, тогда Майкл думал о другом. В октябре 1983 года он встретился с Джеки Кеннеди-Онассис в доме в Энсино, чтобы обсудить возможное написание его автобиографии для издательства Doubleday, редактором которого она работала.

Пятью годами ранее, в 1978 году, Майкл подружился с Джоном Кеннеди-младшим и Кэролайн. Они познакомились в Нью-Йорке, когда он участвовал в съемках фильма «Виз». Молодой человек был так полон решимости увидеться с их матерью, что попробовал назначить свидание Кэролайн (ей тогда было двадцать), наверное, думая, что она может познакомить его с бывшей первой леди. «Я помню, что Майкл постоянно звонил Кэролайн и даже надеялся, что вдруг ответит Джеки, – вспоминала Ла Тойя, жившая с братом в Нью-Йорке. – Наконец, та согласилась пойти на свидание. Они отправились на каток, а затем обедать. Кэролайн заказала оссобуко из телятины – Майкл никогда раньше не слышал о таком блюде. Брат рассказал, что после обеда попытался поцеловать ее, но она объяснила: „Если моя мать узнает, что я целовала черного мальчика, то точно убьет меня”. Майкл пришел домой в слезах, но все еще хотел познакомиться с Джеки». (Много лет спустя, когда певец спросил Джеки о словах Кэролайн, женщина разозлилась. Она настаивала на том, что Кэролайн просто придумала оправдание, чтобы не целовать его.)

Ла Тойя рассказала, что обнаружила обнаженную фотографию Джеки в комнате Майкла в Нью-Йорке в ящике для носков. Смущенный певец объяснил, что недавно обедал дома у репортера New York Daily News. Когда они разглядывали реликвии журналиста, то наткнулись на фотографию Джеки. Майкл недоумевал, почему она позировала фотографу без одежды. Репортер пояснил, что снимок сделал папарацци, очевидно, без ее разрешения. Затем подарил Майклу фотографию на память. «Я просто не могу перестать смотреть на нее, – признался он Ла Тойе. – Я должен познакомиться с ней».

«Что ты будешь делать, когда увидишь ее?» – спросила сестра.

«Не знаю, – ответил Майкл. – Наверное, упаду в обморок».

К осени 1983 года Джексон стал всемирно известной суперзвездой, а Джеки – редактором Doubleday, стремившимся издать его мемуары. Когда Кеннеди-Онассис предложила ему встретиться за ланчем в Лос-Анджелесе, у Майкла наконец-то появился шанс с ней познакомиться. Однако в назначенный день у него случилась паническая атака. «Она самая известная женщина в мире, – объяснил артист одному из членов семьи. – А я… Ну что я».

В то время как Джеки и пара помощников ждали его в ресторане в Беверли-Хиллз, Майкл весь день страдал рвотой и одышкой в Хейвенхерсте. На следующий день певец пригласил Джеки к себе домой в Энсино.

«В день, когда она должна была прийти в дом, все были взволнованны, – вспоминал Стив Хауэлл. – Естественно, мы все хотели с ней познакомиться, но были бы рады и просто увидеть, как она идет от лимузина к дому. В особняке стоял гул: „Джеки О. едет, Джеки О. едет”. Ее водитель позвонил из машины, чтобы предупредить Майкла, что они находятся примерно в тридцати минутах езды. „Хорошо, все свободны, – сказал Майк. – Вы все можете идти. Вон, вон, вон!”

Хотя никто не хотел уходить, они обязаны были послушаться. Майкл решил, что все должны покинуть дом, чтобы он мог побыть наедине с Джеки. „Но я тоже хочу познакомиться с Джеки О.”, – сказала Кэтрин. „Нет, – ответил ей Майкл, – не в этот раз, Кейт. Может, как-нибудь потом”.

Один друг Майкла вспоминал: «Джеки хотела поговорить о книге, но у него на уме были другие мысли. Джексон хотел знать, как она себя чувствует из-за того, что ее фотографируют везде, куда бы она ни пошла. Ему было интересно, как она справляется со своей известностью. Он спросил ее совета о том, как избежать папарацци. Майкл восхищался ею и надеялся выяснить, что заставляет ее двигаться вперед».

Майклу было двадцать пять лет, и ему было неловко писать мемуары. «Я сам все еще пытаюсь разобраться в своей жизни», – признался он Стиву Хауэллу. Часть его прошлого действительно заслуживала детального изучения, но люди, знавшие Майкла в то время, соглашались, что он был не самым объективным человеком. Его слишком заботил собственный имидж и имидж семьи, чтобы поведать правду. У артиста определенно было много личных проблем, о большинстве из которых Джеки не подозревала, но он готов был сделать все, чтобы защитить достоинство семьи. «Я не хочу огорчать своих поклонников, – объяснил певец. – Они будут шокированы».

Майкл знал, что на тот момент просто не мог позволить себе излить душу в книге, поэтому попросил Джеки подумать о варианте с альбомом: книгой, иллюстрированной такими раритетами, как его первый табель успеваемости, ранние рисунки и стихи. Джеки попыталась изобразить заинтересованность, но на самом деле это ее не привлекло. Она хотела, чтобы Джексон выплеснул все свои мысли на бумагу, но пока что редактор согласилась с идеей альбома.

На следующий день Майкл отвез Джеки в Диснейленд. Женщина была одета в кожаную куртку с ремнем, застегнутым вокруг ее невероятно тонкой талии, и в кокетливые полосатые брюки. Майкл поехал в концертной куртке в стиле милитари с блестками, украшенной серебряными молниями и пряжками. На обоих были солнечные очки.

«Позже он сказал мне, что считает ее сильной и умной, и тот факт, что она пережила смерть Джона Кеннеди, заставил его почувствовать, что Джеки должна занять место матери в его жизни, – сказала Латоя. – Я возразила: „Но, Майкл, у нас уже есть мать”. Он ответил: „Да, но мы должны заботиться о Кейт из-за всего, что она переживает с Джозефом. А кто позаботится о нас?” Я не знала, что сказать, но была уверена, что точно не Джеки О.».

Тем временем Майкл завязал первую из числа многих дружбу с мальчиком, а именно с двенадцатилетним актером Эммануэлем Льюисом. Тот был ростом 101 см, и парень любил брать его на руки, как если бы тот был малышом. Подросток приехал в Голливуд, чтобы сниматься в ситкоме «Webster». Майкл видел его по телевизору в рекламных роликах и всегда хотел с ним встретиться. Артист позвонил матери мальчика и пригласил его в Хейвенхерст. Они быстро подружились. По правде говоря, Майкл стал почти одержим Эммануэлем Льюисом. Они возились с домашними животными, бегали по поместью, как маленькие дети, играющие в ковбоев и индейцев, вместе валялись на лужайке и смеялись. Со стороны казалось, что певец пытался прожить детство, которого, по его ощущениям, у него не было. Сегодня это «нормальное» поведение для Джексона, все привыкли, что он проводит время с детьми. Однако в 1983 году подобное казалось необычным даже для него.

Один гость поместья Энсино вспоминал, как наблюдал за певцом, читавшим Эммануэлю историю про Питера Пэна. Затем оба представили себя персонажами сказки. По словам очевидца, двадцатипятилетний Майкл и двенадцатилетний Эммануэль сидели на полу с закрытыми глазами и фантазировали, будто летят над Неверлендом. «Поверь, и все станет правдой, – прошептал Майкл. – Ну, ты готов? Ты веришь? Веришь?»

«Да, я верю, – сказал мальчик, его глаза были закрыты. – Я верю».

Затем они начали читать диалоги из книги. Через некоторое время оба рассмеялись и стали бороться на полу, как щенки.

По слухам, семья Эммануэля Льюиса забеспокоилась после того, как артист и подросток поселились в отеле Four Seasons в Лос-Анджелесе как отец и сын. Неизвестно, какие фантазии они тогда разыгрывали. Однако вскоре друзья перестали так часто видеться друг с другом.

Как только Майкл согласился на тур с братьями, Джозеф и Кэтрин попросили Дона Кинга помочь им в продвижении затеи. Дон – яркий, эпатажный и неоднозначный чернокожий мужчина, которого в то время многие считали главным популяризатором бокса в мире. Выросший в гетто Кливленда, он попал в тюрьму в 1966 году за убийство второй степени[13], произошедшее в уличной драке. Отсидел четыре года, а затем начал раскручивать призовые бои.

Кинг получил известность благодаря масштабной рекламной кампании боксерского поединка Мухаммеда Али «Триллер в Маниле» и боя между Шугар Рэй Леонардом и Роберто Дюраном. Однако когда братья встретились с ним, то не впечатлились. Во время встречи Кинг был одет в белую шубу, на нем были кольца с бриллиантами и золотая цепь с подвешенной короной и буквами «ДОН» на ее вершине. Его седые волосы торчали дыбом, как будто его только что ударило током. Братья сочли его имидж слишком показушным и не хотели, чтобы такой человек представлял их публике. Однако их отрицательное мнение о Доне Кинге изменилось, когда он сам предложил отдать три миллиона долларов в обмен на доходы от концертов, то есть по 500 000 долларов каждому участнику группы. Братья остались в восторге, Джозеф был счастлив, а Кэтрин довольна.

«Я думаю, что он жуткий, – сказал Майкл одному другу. – Я не доверяю ему. Он просто хочет урвать свой кусок, вот и все». И это точно не будет маленький «кусок». Было запланировано сорок шоу с прогнозируемым доходом в 30 миллионов долларов. Если вычесть шесть миллионов долларов на расходы, получится чистая прибыль в размере двадцати четырех миллионов долларов, из которых 85 % пойдет группе, 7,5 % – Дону Кингу и 7,5 % – Джозефу и Кэтрин. То есть 3,4 миллиона долларов на каждого члена группы Джексонов – достаточно, чтобы братья снова встали на ноги, по крайней мере на какое-то время, а также по 900 тысяч долларов Джозефу и Кэтрин и 1,8 миллиона долларов Дону Кингу.

Оказавшись на борту, тот связался с Джеем Колеманом, предприимчивым промоутером, специализирующимся на получении спонсорской поддержки туров от крупных корпораций. Дон рассказал Джею о туре Джексонов и о том, что им нужен крупный спонсор. «А ты, мой друг, всего лишь белый мальчик, который может войти в корпорацию и нажать на нужные рычаги», – сказал он и был прав. Джей привлек Pepsi Cola, предоставившую еще пять миллионов долларов.

Джеки, Тито, Рэнди, Марлон и Джермейн проголосовали за то, чтобы нанять Дона Кинга менеджером. В конце концов, дополнительные пять миллионов долларов были впечатляющей суммой. Однако для Майкла пять миллионов долларов были, как раньше говорили в Гэри, «мелочью», особенно после того, как все поделили на шесть частей и 15 % ушли Дону, Джозефу и Кэтрин, оставляя Майкла с 700 000 долларов и слабым стимулом. Певец неохотно согласился позволить Дону Кингу продвигать тур, но был против Pepsi Cola. «Забудьте, – сказал он. – Я не пью Pepsi Cola. Я не верю в Pepsi Cola».

Семья начала уговаривать Майкла принять предложение корпорации, на кону было слишком много денег, чтобы отказываться, и речь шла о конкурентоспособном и впечатляющем спонсоре, независимо от того, пил Майкл напиток или нет. The Rolling Stones получили полмиллиона спонсорской помощи. Фактически, до того времени в истории Мэдисон-авеню самой крупной была сделка Atari[14] с актером Аланом Альдой, всего на миллион долларов. Братья считали Майкла сумасшедшим. «Я просто не хочу, – настаивал он. – У меня плохое предчувствие».

Наконец, после уик-энда, проведенного под сильным давлением, певец подписал контракт в понедельник в четыре часа утра. В поправке ясно давалось понять, что он не обязан держать банку газировки или пить из нее на любой коммерческой или рекламной фотографии.

«Ты хоть что-то понимаешь? Я не знаю, что мальчик имеет против зарабатывания денег, – сказал Джозеф позже, говоря о несогласии Майкла на поддержку Pepsi Cola. – Денег всегда может быть больше. Мне все равно, сколько у тебя средств, ты никогда не дойдешь до точки, когда тебе не нужно еще больше. Я думаю, в то время всем в семье, кроме Майкла, были нужны деньги».

30 ноября 1983 года в ресторане Tavern on the Green в Нью-Йорке состоялась пресс-конференция, на которой было объявлено о туре воссоединения Джексонов и о том, что его будет продвигать Дон Кинг. К этому моменту у Майкла прибавилось еще два крупных хита, Human Nature и P.Y.T. Ожидалось, что округа будет переполнена фанатами, что и произошло: «Таверну» охраняли более сотни полицейских.

Пресс-конференция началась странно… а потом все пошло под откос. Во вступительном слове Дон Кинг говорил о боге, затем о любви и «восхищении», а также о том, что «Майкл добрался до вершин неизведанного». Затем мастер рекламы продолжил: «Нам повезло, и как символично, что именно у нас есть столь прекрасная семья и мы можем показать ее всему миру. Они скромные. Они добродушные. Они обладают особым магнетизмом. Любовь, исходящая от парней, настолько заразительна. – Менеджер говорил с энтузиазмом. – Их песни завораживают и пленяют, меня закружили в вихре музыкальные чары, и, кажется, я не могу выбраться из потока…» Кинг продолжал и продолжал, почти полчаса. Затем показал пятнадцатиминутный документальный фильм… о себе. Кэтрин, Джозеф, Ла Тойя и Джанет с замешательством на лицах наблюдали, как промоутер перефразировал речь Мальволио из «Двенадцатой ночи» Шекспира: «Да не устрашит тебя величие, – сказал он, гордо вздымая грудь. – Одни рождаются великими, другие достигают величия, к третьим оно нисходит».

Джозеф наклонился к Кэтрин и слышно было, как спросил: «Он говорит о нас или о себе?» Женщина пожала плечами.

«Есть ли хоть какой-то смысл в его словах?» – недоумевающе спросила Кейт.

Затем Дон Кинг рассказал о предстоящем туре по сорока городам, фильме-концерте и прямой спутниковой трансляции. Он также объявил, что компания Pepsi Cola отдала пять миллионов долларов за эксклюзивное право спонсировать проект. В рамках соглашения Джексоны снимутся в двух рекламных роликах Pepsi Cola. «Это будет потрясающе. Самый кассовый и самый невероятный тур в истории от этих выдающихся людей…»

Наконец, Майкл, Марлон, Тито, Джермейн, Рэнди и Джеки вышли под бурные аплодисменты прессы. Они сидели на подиуме с мрачными лицами, их глаза были скрыты за солнцезащитными очками. Никого из них не радовало то, как Дон Кинг продолжал выступать перед СМИ. Наконец, тот настоял, чтобы Майкл взял слово. «На самом деле мне нечего сказать, – начал певец. – Думаю, я хотел бы представить остальных членов моей семьи. Сначала моя мама, Кэтрин…»

«Да, Кэтрин», – вставил свои пять копеек Дон Кинг. – Костяк, сила, сердце и душа…»

«А это мой отец, Джозеф».

«Вот и он, Джозеф Джексон. Этот человек поистине очаровал меня».

«Ла Тойя и Джанет», – сказал Майкл, хмуро глядя на Дона.

«Да, разве они не прекрасны? Сестры Джексон, Ла Тойя и…» – голос Дона затих, когда он заметил выражение лица Майкла.

«А здесь прекрасные жены братьев, – продолжил Майкл. – Хейзел, Кэрол, Энид и Ди Ди. Моей сестры Морин здесь нет, потому что она записывает альбом для CBS. Большое спасибо».

После чего артист отказался отвечать на вопросы.

«Спасибо, Майкл, наш золотой голос», – торопливо произнес Дон.

«А как будет называться тур?» – спросил репортер.

«Названия еще нет», – ответил Кинг.

«Простите, но у нас есть название, – вмешался Марлон. – Мы назовем его Victory Tour».

«Теперь вы все знаете, дамы и господа, – объявил Дон. – Вот название тура, Victory Tour. Как же чертовски красиво звучит!»

«А в чем смысл гастролей?» – задал вопрос кто-то еще.

«Братья снова собираются вместе, чтобы объединиться и тесно сотрудничать друг с другом, чтобы показать миру, что мы можем сделать всех счастливыми. И все люди на земле сплотятся, мы хотим сделать это вместе во имя всеобщего мира», – заключил Джермейн примерно с той же долей смысла, что и Дон Кинг.

«Майкл может сказать еще что-то?» – спросил другой репортер.

«Э, ну… – Дон бросил взгляд на младшего Джексона. Тот отрицательно покачал головой. – Он… э… у него проблемы с голосом, потому что он так много работал, исполняя и записывая все те хитовые пластинки, – сказал Дон. – Сейчас он не сможет больше говорить. Да, Майкл?»

Казалось, взгляд артиста сверлил промоутера из-под очков.

Позже репортеры из Вашингтона Максвелл Глен и Коди Ширер окрестят событие «одной из самых отвратительных пресс-конференций в истории СМИ». Другой обозреватель назвал тур Джексонов «нитро-туром», объяснив, что «в любую минуту все может взлететь на воздух».

Майкл договорился о записи пресс-конференции на видео. Через несколько часов после того, как все наконец-то закончилось, он, Джон Бранка и несколько других доверенных сотрудников просмотрели видео в люксе Майкла в гостинице Helmsley Palace. «Это ведь черт знает что, разве нет?» – таков был вердикт Майкла.

Джон заметил, что на самом деле звездой шоу стал Дон Кинг, а The Jacksons были «на подтанцовке».

«Все это дурно пахнет, согласны? – рассерженно сказал Майкл. – Мы должны показать кассету братьям».

Затем Майкл собрал всех в своей комнате. Джеки, Тито, Джермейн, Марлон и Рэнди появились через несколько минут. После пресс-конференции даже у них возникли сомнения насчет Дона Кинга. «Посмотрите на этот кошмар», – сказал Майкл, вставляя видеокассету в плеер.

«Да что с вами такое? – спросил певец на последних кадрах записи. – Разве вы не видите, что он нас использует? Это шоу Дона Кинга с The Jacksons на разогреве. Неужели вы не понимаете, как это отвратительно?»

«Ты прав, Майкл, – ответил Джеки, разочарованно покачав головой. – Этот парень полный придурок».

«Невероятно, – согласился Джермейн. – Майк прав. Мне никогда не было настолько не по себе. Конференция прошла плохо, просто ужасно».

Остальные братья подтвердили. Само участие в пресс-конференции не вызывало особой радости, но увидеть, как все смотрелось со стороны, – на этом Джексоны взорвались. «Как вы вообще выбрали этого урода», – не унимался Майкл. «Теперь мы с Бранка найдем другого координатора тура, который действительно будет заниматься делом, кого-то вроде Билла Грэма или Ирвина Азоффа, кого-то влиятельного, ладно? – спросил он, выступая за главного. – Не пора ли вернуть себе власть?»

Парни кивнули.

Очередная претенциозная показушная мелодрама?

К 1984 году, несмотря на огромную известность и большое состояние, Майкл Джексон все еще продолжал ходить по домам и проповедовать для «Свидетелей Иеговы» «два раза в неделю примерно час или два», как утверждала Кэтрин. Также он четыре раза в неделю посещал встречи в Зале Царства со своей матерью, когда находился в городе.

Типичный день несущего слово Божие: на Майкле маскировка – усы, шляпа, очки, а также галстук и свитер, в руках у него экземпляр «Библии Сторожевой Башни», он находится у двери квартиры в пригороде Таузенд-Оукс, Калифорния, январское утро 1984 года. «Я здесь, чтобы поговорить с вами о Боге», – обратился он девушке, которая ему открыла.

Она захлопнула дверь перед его носом.

Молодой человек направился в соседнюю квартиру.

«Сегодня я здесь, чтобы поговорить с вами о Боге», – произнес он, когда дверь открылась. Его пригласили в квартиру, и дверь за ним закрылась. Луиза Гилмор вспоминала день, когда к ней пришел Майкл: «Все было очень странно. Сначала я подумала, что это розыгрыш вроде „кошелек или жизнь”. К моей двери подошел молодой темнокожий мужчина с фальшивыми усами, бородой и в большой шляпе. Его лицо было слишком гладким, чтобы можно было принять растительность на лице за настоящую. Он был похож на маленького мальчика, изображавшего взрослого. У него был мягкий голосок, и он выглядел достаточно безобидно. „Могу я поговорить с вами минутку?” – вежливо спросил парень. Я решила его впустить. Он сел и вытащил из сумки стандартный набор книг и брошюр. „Вам следует это прочитать”. Он коротко рассказал мне о „Свидетелях Иеговы”, но я не слушала, поэтому не могу передать вам его слов. Затем выпил стакан воды, поблагодарил меня и пошел дальше. Я подумала только об одном: „Боже, какой вежливый мальчик”. На следующий день сосед спросил меня: „Майкл Джексон и к вам приходил?” Я ответила: „Ты о чем?” Когда я сообразила, то чуть не упала в обморок. Все, что он мне оставил, я сохранила на память. Нет, я не присоединилась к их религии».

Больше, чем когда-либо прежде, Майкл считал себя строгим последователем «Свидетелей Иеговы». Он не верил ни в переливание крови, ни в Пасху, ни в Рождество (которые считал «языческими праздниками»), ни в празднование собственного дня рождения. Он также не верил в клятву верности флагу. (В апреле 1984 года он будет присутствовать на ужине Фонда Т. Дж. Мартелла в честь Уолтера Йетникоффа, президента CBS Records. Майкл отказался находиться на сцене, пока монсеньор Винсент Пума читал молитву, толпа присягала флагу, а затем пела гимн.)

Несмотря на то что Джексон был набожным – и, без сомнения, пожертвовал довольно много денег на религию, – в 1984 году старейшины церкви остались недовольны им, в основном из-за видео на песню Thriller.

Майкл оказался настолько впечатлен фантастическим фильмом ужасов «An American Werewolf in London», что воспользовался услугами режиссера Джона Лэндиса, а затем нанял Рика Бейкера для создания спецэффектов. Бюджет четырнадцатиминутного клипа составлял 600 000 долларов. В то время артист мог снять качественное видео примерно за 25 000 долларов. Джон Бранка посчитал, что Майкл переусердствовал, и посоветовал найти способ окупить видео «Thriller».

Джон и Майкл придумали мини-фильм «The Making of Thriller». Одновременно со съемками клипа будут отсняты дополнительные кадры того, как все происходило, включая интервью с некоторыми ключевыми фигурами и даже с самим Майклом. Затем Джон предложил видеодистрибьютору Vestron Video заплатить около 500 000 долларов за право распространять продукт.

После чего Джон отправился на MTV и сказал руководству, что Майкл снимается в 60-минутном документальном фильме и что если они захотят его показать, им придется за него заплатить. В то время MTV не платили даже звукозаписывающим компаниям за право транслировать клипы, потому что появление видео артиста на кабельной музыкальной станции считалось отличной рекламой. Если сегодня между MTV и менеджерами артистов, адвокатами и руководителями звукозаписывающих лейблов обязательно ведутся финансовые переговоры, в 1984 году все было не так. Однако, поскольку Майкл был очень популярен, MTV быстро согласились на частичное финансирование фильма «The Making of Thriller», при условии, что Джексон отдаст каналу право на официальный премьерный показ. В итоге видео обошлось в сумму чуть больше миллиона долларов. Кабельный канал Showtime также купил права на трансляцию. На двоих MTV и Showtime вложили почти половину от миллиона долларов.

В клипе «Thriller» иллюзия и реальность умело переплетены. В начале истории Майкл останавливает белый кабриолет Chevrolet на проселочной дороге. Используя старый как мир подкат, артист поворачивается к спутнице Оле Рэй (недавней «девушке месяца Playboy») и говорит: «Боюсь, у нас кончился бензин». Однако вместо того, чтобы приятно проводить время в машине, они решают прогуляться.

Молодой человек просит ее стать его девушкой. Она соглашается. «Я не такой, как другие парни», – говорит он ей мягким шепотом.

«Конечно, нет, – соглашается попутчица, не вникая в особый смысл, стоящий за его словами. – За это я тебя и люблю».

«Не в этом дело, – настаивает Майкл. – Я хочу сказать, что я иной».

Когда из-за облака выходит луна, Ола обнаруживает, насколько парень на самом деле отличается от остальных: у скольких еще парней появляются клыки, когти и бакенбарды, они воют на луну и превращаются в оборотней? Парень гонится за ней по лесу. Она спотыкается, падает. В следующем кадре девушка лежит на спине, а оборотень парит над ней, явно замышляя недоброе.

Когда монстр собирается напасть, камера переходит на Майкла и Олу, сидящих в зрительном зале. На них более современная одежда, чем на их двойниках на экране, одетых в стиле 1950-х годов. Она съеживается от ужаса, а молодому человеку явно нравится наблюдать за фильмом. «Я не могу на это смотреть», – говорит девушка, вставая, чтобы уйти.

Неохотно откладывая попкорн, Майкл выходит за ней из кинотеатра, подтрунивая над ее страхами. Он начинает петь, пока они идут по безлюдным улицам. Когда молодые люди проходят мимо кладбища, из могил и склепов вылезают зомби и окружают пару. Их кожа землистого цвета, из уголков рта капает кровь, у них выпучены глаза, они выглядят так, будто давно гниют.

Ола убегает, чтобы укрыться в заброшенном доме. Тем временем Майкл возглавляет танец жуткой компании, его лицо исказилось и вселяет ужас, а кроваво-красная одежда делает образ еще более зловещим. Он ведет других зомби к Оле. Пока она дрожит от страха, изменившийся парень и его страшные спутники прорываются в дом сквозь стены, окна, пол. Девушка вжимается в диван и кричит, когда оборотень тянется к ней.

Внезапно они оказываются в доме Майкла. «Эй, в чем дело?» – спрашивает тот, улыбаясь. Ола смотрит на него растерянным взглядом. Это был сон? Возлюбленный бережно обнимает ее за плечо. Но затем, поворачивается к камере, и мы видим, что глаза у него звериные, а улыбка – зловещая.

Несомненно, Майкл никогда не думал о клипе как о пропаганде сатанизма или оккультизма. Он был настолько во власти фантазии, что «Thriller» казался ему не страшнее костюмов для Хэллоуина. В конце концов, когда он заканчивал тяжелый рабочий день на съемочной площадке, то отправлялся домой к манекенам с мертвыми глазами, стоящим в спальне. Однако еще до того, как он завершил работу над клипом, видео обострило длительный конфликт между Майклом и церковными старейшинами Зала Царства в Энсино. Узнав об общем замысле, они вызвали певца на встречу узнать, что у него на душе. Он не хотел, чтобы ему говорили, что делать, – ни его отец, ни церковь. Артист не пожелал отказаться от своей работы, на чем настаивала церковь. «Я знаю, что я несовершенный человек, – сказал Майкл, – и не изображаю из себя ангела».

Наконец, когда старейшины пригрозили изгнать его из лона церкви, Джексон забеспокоился и позвонил в офис Джона Бранка. Когда секретарь сняла трубку, казалось, что на линии никого нет. Она слышала только дыхание, полное отчаяния, как будто кто-то пытался отдышаться между рыданиями. «Я не знаю, кто это, – сказала она боссу. – Должно быть, Майкл».

Когда Джон взял трубку и не услышал ничего, кроме тяжелого дыхания, то забеспокоился. Однако, прежде чем смог понять, что происходит, звонок оборвался. Джон позвонил Майклу, но ответа не было.

На следующий день певец перезвонил и прошептал, что у него «большие проблемы». Затем снова резко повесил трубку. Можно ли было вести себя еще более драматично? Подобные сводящие с ума загадочные телефонные звонки продолжались несколько дней, пока Джон не стал сильно беспокоиться.

В конце концов Джексон, очевидно, взял себя в руки и позвонил юристу, чтобы спросить, есть ли у него записи видео «Thriller». Когда адвокат сказал, что у него их нет, поскольку они находятся в процессе обработки, Майкл приказал ему забрать их. «Я хочу, чтобы ты их уничтожил, – сказал артист. Его голос звучал отчаянно. – Никто никогда не должен увидеть этот клип».

Прежде чем Джон успел ответить, Майкл повесил трубку.

На следующий день он перезвонил, чтобы узнать, забрал ли адвокат записи. К тому времени Джон устал играть в игры. Он хотел знать, что происходит, особенно учитывая тот факт, что Майкл уже потратил на «Thriller» миллион долларов, полученный от MTV, Showtime и Vestron. Как теперь было возможно уничтожить материалы?

Когда Майкл объяснил, что его угрожают изгнать из церкви, если «Thriller» выйдет в прокат, Джон был поражен. Он пытался убедить певца, что тот не должен позволять церковным старейшинам влиять на его творчество, но в тот момент Джексона не интересовало его мнение.

Майкл перезвонил на следующий день. «Записи у тебя?» – спросил он. Бранка ответил утвердительно. Когда певец спросил: «Ты уничтожил их?», Джон ответил, что именно так и поступил; в действительности же записи лежали на его столе. «Хорошо, тогда все отлично», – сказал Майкл и повесил трубку.

По случайному совпадению, тогда Бранка читал книгу о Бела Лугоши[15]. Подумав о нем и его Дракуле, Джон перезвонил Майклу и заговорил о звезде ужасов, объяснив, что актер был религиозным человеком, но сыграл демонического Дракулу, что заложило фундамент его карьеры. Майкл внимательно слушал слова Джона о том, что религиозные убеждения Лугоши не имеют никакого отношения к искусству, и что тот факт, что он изображал вампира в фильмах, не сделал его менее религиозным в реальной жизни. Бранка предложил певцу возможный вариант выпуска видео «Thriller» со вступительным словом о том, что работа не отражает личных или религиозных убеждений Майкла. Тот счел идею блестящей. Он даже не рассердился, когда Джон признался, что в итоге не уничтожил записи.

На следующий день юрист позвонил режиссеру, Джону Лэндису, чтобы сказать ему об оговорке вначале. «Чушь собачья, – ответил Лэндис. – Ни за что».

«Слушай, чувак, если не будет оговорки, то и видео не будет», – возразил ему Джон. Затем объяснил всю ситуацию. «Господи Иисусе, – сказал Лэндис, – с парнем не все в порядке, да?»

Джон Бранка не мог не согласиться, хотя из уважения к клиенту не стал комментировать подобное заявление. Майкл отреагировал на все происходящее так странно, что было не по себе. Что за нездоровое поведение со звонками и бросанием трубок, тяжелым дыханием и рыданиями? В некотором смысле сценарий напоминал его театральное заявление об отмене альбома. Трудно понять, действительно ли Майкл был расстроен (а если и был, то почему не придумал лучший способ справиться с проблемой) или снова разыгрывал претенциозную мелодраму ради привлечения внимания к проекту.

В конце концов видео «Thriller» вышло со следующим вступительным словом: «Из-за моих личных убеждений я хочу подчеркнуть, что клип никоим образом не пропагандирует веру в оккультизм. Майкл Джексон».

Затем была выпущена видеозапись «The Making of Thriller«– видео, показывающее, как создавалось другое видео. По данным Американской ассоциации звукозаписывающих компаний, дебют Джексона на рынке домашнего видео стал первой музыкальной видеокассетой, которая сразу же превратилась в претендента на получение золотого и платинового сертификатов. На сегодняшний день «Thriller» остается самым продаваемым музыкальным клипом. Майкл заработает на нем миллионы.

За неделю до выхода видеоклипа в конце декабря 1983 года продажи пластинки Thriller упали до 200 000 копий в неделю, что более чем достойно для альбома, вышедшего год назад. По данным Time, через неделю после выхода видео и его трансляций по MTV всего за пять дней было продано еще 600 000 копий, и альбом снова поднялся на первую строчку в чартах Billboard.

Pepsi Cola обжигает Майкла

Первым делом на 1984 год стала съемка двух рекламных роликов Pepsi Cola. Майкл все еще был недоволен спонсором, особенно когда Quaker Oats Company предложили поддержать тур Джексонов суммой, которая превосходила предложение Pepsi Cola на 40 %. Хотя контракт уже был подписан, Джон Бранка все же пытался вывести Майкла из соглашения. Однако Дон попросил Кэтрин «вразумить сына». Сделка возобновилась.

С самого начала все участники понимали, что полный контроль качества рекламы будет осуществлять Майкл. Его братьям нечего было сказать о съемках, и это их устраивало. Им платили приличную сумму за рекламу, и они были довольны.

После нескольких встреч с Майклом руководители Pepsi Cola забеспокоились. Так случилось, что друзья певца Пол Маккартни и Джейн Фонда сказали ему, что он совершил ошибку, согласившись на рекламу, потому что она спровоцирует чрезмерную шумиху. Майкл решил, что один из способов исправить проблему – убедиться, что его лицо появится в кадре крупным планом только один раз и не более четырех секунд. Иными словами, хотел сыграть эпизодическую роль в собственном рекламном ролике – и за это Pepsi Cola пришлось бы заплатить пять миллионов долларов.

«Есть и другие способы снять меня, не тыча камерой в лицо, – настаивал Майкл на встрече с тремя рассерженными руководителями Pepsi Cola в своем доме. – Используйте мои узнаваемые фишки. Снимите мои туфли, мои гетры, мою перчатку, весь мой костюм – и под конец покажите меня». Он разрешил руководству использовать трек Billie Jean и обещал написать новый текст для джингла. Джексон не пытался выйти из сделки, просто хотел, чтобы реклама была особенной. Он решил, что если будет сниматься, то почему бы не сделать ее достойной. Когда Майкл встретился с Роджером Энрико, президентом и главным исполнительным директором компании Pepsi Cola, то сказал ему: «Роджер, я собираюсь заставить Coca-Cola пожалеть, что они не Pepsi Cola».

Хотя Майкл и пытался работать в команде, у него все еще оставались сомнения. «У меня до сих пор дурное предчувствие, – говорил он о спонсорстве. – В глубине души я считаю, что неправильно поддерживать то, во что не веришь. Я думаю, что это плохое предзнаменование, но понимаю, что должен извлечь максимум пользы».

В пятницу, 27 января 1984 года, стартовали съемки. Три тысячи человек заняли места в Shrine Auditorium в Лос-Анджелесе, готовясь изображать живую концертную аудиторию. Джексоны должны были исполнить You’re a Whole New Generation – рекламный текст на музыку Billie Jean.

Братья готовились – поправляли костюмы, наносили грим – перед одним из дублей, а Майклу понадобилось отойти в туалет. «Давай, воспользуйся моим», – предложил режиссер Боб Джиральди. «Не волнуйтесь, я на минутку», – сказал Майкл, вошел и закрыл дверь.

Тридцать секунд спустя из туалета раздался леденящий кровь крик.

«Господи! Что случилось? – Джиральди в панике начал стучать в дверь. – Майкл, Майкл! С тобой все в порядке?!»

Когда тот медленно открыл дверь, Боб и еще несколько человек бросились в ванную. «Я уронил перчатку», – смущенно сказал певец.

«Куда?» – спросил Боб.

«Туда», – коротко произнес Майкл и указал на унитаз. В воде плавала одинокая белая перчатка со стразами.

«Забудь, – ответил Боб, стараясь не рассмеяться. – Кто-нибудь, возьмите вешалку или что-нибудь в этом роде. Нам просто нужно выудить ее оттуда».

Все принялись искать вешалку. Наконец артист сказал: «Да ну вас», полез в унитаз и вытащил мокрую перчатку. «У кого-нибудь есть фен?»

Это был долгий день. Все братья, кроме Майкла, приехали в девять утра. Тито работал дублером, заняв его место для съемки с разных ракурсов и других технических позиций. Майкл, звезда шоу, присоединился к группе несколькими часами позже.

Примерно к шести часам вечера они исполняли свой номер шестой раз за день, чтобы Боб Джиральди мог внести технические коррективы. Наконец, в 18:30 началась запись. Как и во время репетиций, Майкл спустился с подиума по лестнице на фоне яркой иллюминации. Его братья играли на сцене. Дымовая шашка и пиротехника взорвались, как и планировалось, на мгновение скрыв певца из виду.

Сначала появился узнаваемый силуэт.

Затем магниевая световая бомба с грохотом взорвалась в полуметре от головы Майкла.

Когда он спустился по лестнице, дым стал густым. Что-то было не так. Он начал танцевать. Сделал поворот. И еще, и еще. После трех оборотов вскочил на цыпочки. Джексон был горяч – буквально. Когда он повернулся, публика издала громкий вздох. В результате взрыва его волосы вспыхнули. Позже он вспомнил, как чувствовал жар, но думал, что это из-за яркого света на сцене. Артист продолжил петь, но недолго.

Когда он почувствовал жгучую боль, то натянул куртку на голову и упал на сцену. «Тито! Тито!» – прокричал он.

Боб Джиральди вспоминал: «Позже на записи будет видно, что, пока его волосы горели, он пытался снять куртку. Может, думал, что та тоже горит. Однако Майкл сделал два быстрых вращения и собственными силами потушил огонь».

Первым среагировал Мико Брандо, двадцатидвухлетний сын знаменитого актера Марлона Брандо, и один из сотрудников службы безопасности Майкла: «Я выбежал, обнял его, схватил и провел руками по его волосам», – и обжег себе пальцы.

Несколько мгновений никто, казалось, не понимал, что произошло и как реагировать. Царили хаос и паника. Позже Джермейн скажет, что подумал, будто в Майкла стреляли. Команда выскочила на сцену, бросила его на пол и накрыла голову одеялом, чтобы потушить огонь. После того как принесли лед и одолжили чью-то футболку, чтобы сделать холодный компресс, Майкла унесли со сцены.

Когда певца увезли и он не вернулся на сцену, руководству стало трудно сохранять спокойствие и порядок в толпе. Зал наполнился криками. Поскольку никто из ответственных лиц не мог ничего объяснить, публика начала строить собственные догадки. Большинство считало, что произошло покушение на Майкла.

Чтобы избежать поклонников и представителей средств массовой информации, руководители надеялись вывести Майкла через черный ход. Однако артист настоял на том, чтобы выйти оттуда, где его могли видеть толпа и фотографы. Он сказал, что хочет показать поклонникам, что с ним все в порядке. По правде говоря, Джексон знал, когда выбрать нужный момент; никто не мог просить о лучшем PR. «Нет, не снимайте перчатку, – сказал он фельдшерам скорой помощи, когда его готовили к носилкам, – здесь репортеры». Несмотря на боль, шок или истерию, шоумен внутри него победил.

Видеозапись, на которой Майкла кладут в машину скорой помощи, стала главной темой всех выпусков новостей в тот вечер. Вот он, прикованный к носилкам, накрытый до носа, его забинтованная и перемотанная голова покоится на подушке, рука в перчатке с блестками едва видна из-под покрывала. Майкл поднял руку из последних сил… и помахал камерам. «Если бы Инопланетянин не попал к Эллиоту, он пришел бы в дом Майкла», – сказал Стивен Спилберг. Что ж, теперь артист был инопланетянином, странным маленьким существом, которого травмировали взрослые, игравшим с огнем, увезенным неизвестно куда, неизвестно кем и неизвестно с какой целью.

Позже он скажет, что, когда его выносили, он заметил, как несколько руководителей Pepsi Cola сбились в кучу с озабоченными лицами. Они, должно быть, понимали, что несчастный случай может запустить один из самых масштабных судебных процессов в истории шоу-бизнеса: к тому времени, как дым рассеется, Майкл Джексон может владеть Pepsi Cola.

На следующий день фотографии певца в роли Инопланетянина были на первых полосах газет всего мира. Майкл назовет его: «Тот знаменитый снимок со мной».

Майкла доставили в отделение неотложной помощи Cedars-Sinai Medical Center, где нанесли на раны антисептический крем и повязки. Ему предложили обезболивающее, но из-за брезгливого отношения к наркотическим веществам он отказался. Однако вскоре понял, что обезболивающее ему нужно, и принял лекарство. Затем Майкл в сопровождении Джозефа и Кэтрин, Билла Брея, его брата Рэнди и доктора Стива Хоффлина был доставлен в Мемориальную больницу Бротмана в Калвер-Сити.

Я попытался взять интервью у Кэтрин и Джозефа, когда они, рука об руку, бросились в больницу. «Что вы сейчас чувствуете?» – спросил я.

Кэтрин продолжала идти, но старший Джексон остановился и посмотрел на меня. «Это мой сын, – сказал он расстроенным голосом. – Как ты думаешь, что я чувствую? Что чувствует отец, когда его сын ранен?»

«Однако у вас с Майклом были разногласия», – заметил я.

Джозеф внимательно посмотрел на меня. «Эй, парень, а у тебя есть дети?»

Я отрицательно покачал головой.

«Тогда ты не можешь понять, что я чувствую. Что бы ни случилось, отец навсегда останется отцом. Его сын всегда будет его сыном. Понятно?»

Вечер пятницы Майкл провел в палате 3307, отдыхая. Однако вскоре ему стало скучно, и он попросил видеоплеер. Поскольку ни у кого из персонала не было ключа от шкафа, где хранилось видеооборудование, кто-то сломал замок, чтобы достать певцу плеер и записи. Он выбрал научно-фантастический фильм «Close Encounters of the Third Kind», снятый его другом Стивеном Спилбергом, и смотрел его, пока не заснул в час ночи после приема снотворного.

Выйдя из палаты, Кэтрин, Джозеф и Билл Брэй собрались ехать домой. Они вздохнули с облегчением. Это был напряженный, изматывающий опыт. Джозеф заметил группу сотрудников Pepsi Cola, которые держались вместе и все еще выглядели потрясенными. Проходя мимо них, он спросил: «Почему у вас такие хмурые лица? Боже. Ожог размером с полдоллара».

Майклу повезло; его лицо и тело в результате инцидента не пострадали. Он получил ожоги второй и третьей степени на затылке размером с ладонь. Лишь небольшое пятно – меньше доллара, точнее, четверти доллара – было ожогом третьей степени. Врачи сказали, что бо́льшая часть его волос отрастет снова. По иронии судьбы Джексон навещал ожоговых пациентов в той же больнице в новогодний день. Ему особенно запомнился один человек, двадцатитрехлетний механик Кейт Перри, получивший ожоги третьей степени на 95 % тела. Майкл сфотографировался, держа его за руку, в перчатке с блестками. Когда его спросили, почему он в перчатке, певец ответил: «Я никогда не схожу со сцены». Фотографии быстро распространились благодаря средствам массовой информации.

Уже к субботе, по словам медсестры Патрисии Лавалес, «Майкл пел в душе». Утром он смотрел по телевизору «American Bandstand» и «Soul Train» либо разговаривал по телефону. Звонили Дайана Росс и Лайза Миннелли. Позже в тот же день Джексона выписали. По словам Лавалес, перед тем как покинуть больницу, артист в бирюзовом больничном халате поверх уличной одежды и в черной шляпе, закрывающей рану, переходил из палаты в палату, прощаясь, фотографируясь и раздавая автографы другим пациентам с ожогами.

После выхода из больницы Майкл остановился на ночь в Sheraton Universal, чтобы побыть вдали от семьи. Там его встретил Джон Бранка.

«Майк, я думаю, бог пытается сказать тебе что-то об этой рекламе, – обратился к нему юрист. – Мы не должны были соглашаться».

«Я знаю, Бранка».

«А еще знаешь что? За произошедшее нужно благодарить Дона Кинга», – добавил Джон.

«Слушай, не напоминай мне», – прервал его Майкл. Ему было явно неприятно.

В тот вечер Майкл, Стив Хоффлин – врач, делавший операцию по ринопластике, и глава отделения пластической хирургии в больнице Бротмана – и другие люди из окружения Джексона, в том числе Джон Бранка, просмотрели видеозапись происшествия, чтобы понять, что именно произошло. (После инцидента напарник Джона, Гэри Стиффелман, забрал пленки у операторов. У Pepsi Cola не осталось ни единой записи. Все они были у Майкла.)

После того как певец увидел запись, он пришел в ярость. «Я мог умереть, – сказал он. – Вы видели, что они со мной сделали? Ты это видел? Не верю своим глазам».

Его пытались успокоить, но все было бесполезно. «Включите еще раз», – скомандовал Майкл.

Кто-то вставил кассету обратно в видеомагнитофон.

«Вот что, – произнес Майкл, – я хочу, чтобы запись стала доступна публике. Я хочу, чтобы люди это увидели. Я уничтожу Pepsi Cola. После того как мои поклонники увидят, что случилось, Pepsi Cola станет историей».

«Но, Майк…» – начал один из его сотрудников.

«Я серьезно, – перебил его Джексон. – Выпустите запись. Я хочу, чтобы она немедленно попала в СМИ. Я хочу, чтобы все видели, что со мной произошло. Все было готово в понедельник. Pepsi Cola пожалеют».

«Ты не можешь так поступить, Майк».

«Хочешь поспорить? Конечно, могу, – настаивал певец. – И сделаю».

К воскресенью известие о решении Майкла дошло до Роджера Энрико, президента Pepsi Cola. Джон Бранка показал ему кассету. «В прессе говорилось, что его волосы горели? – вспоминал позже Роджер. – Мне показалось, что полыхала вся его голова. Как человеческий факел. Никто не должен был увидеть те кадры. Это абсурдно».

Роджер знал, что должен был повлиять на решение Майкла, иначе после того, как поклонники увидят, «что Pepsi Cola сделала с ним», ни один из фанатов Джексона на планете больше никогда не будет пить их газировку.

«Волнуясь, как никогда прежде в своей жизни», Энрико позвонил Джозефу и спросил, как решить проблему.

«Какую проблему?» – уточнил тот.

«Майкл хочет выпустить видео со своими горящими волосами».

«Зачем?» – спросил несколько озадаченный Джозеф.

Роджер не знал ответа. Он мог предположить, что артист хотел отомстить. Энрико сказал Джозефу, что, если Майкл выпустит фильм, люди всегда будут связывать его имя с пожаром, как, по его словам, публика ассоциирует запись убийства, сделанную Запрудером, с президентом Джоном Ф. Кеннеди.

Джозеф не знал, что ответить. «Попробуй скажи Майклу, что делать, – начал он. – Это невозможно. Он делает то, что хочет. Все, что я могу вам предложить, – надеяться на удачу».

В конце концов Джексон решил, что кассета будет выпущена в начале следующей недели. Он хотел возмездия. Запись вышла бы раньше, но его сотрудники не смогли найти студию, которая успела бы обработать видео за воскресенье.

Во-первых, чтобы подогреть всеобщий интерес, Associated Press распространили нечеткую фотографию Майкла, спускающегося по лестнице с горящими волосами; казалось, будто у него вокруг головы нимб. Она попала на первые полосы практически каждой ежедневной газеты.

После того как снимок опубликовали, Джон Бранка подумал, что у Майкла было достаточно времени, чтобы остыть, и попытался отговорить его выпускать запись.

«Это жутко, Майк, – сказал ему Джон на встрече с коллегами. – Не поступай так со своими фанатами. Кроме того, я считаю, что нам следует просто договориться с Pepsi Cola и двигаться дальше. Зачем выводить всех из себя?»

«А почему бы и нет?» – поинтересовался артист.

«Ну же, Майк. Ты выше этого».

Тот улыбнулся. «Я веду себя глупо, а?» – спросил он застенчиво. Джексон осознал собственное капризное поведение. «Ты прав, – сказал он адвокату. – Давай покончим с этим, но я хочу, чтобы они заплатили, Бранка. Я серьезно. Они должны заплатить сполна».

Хотя за рекламу Pepsi Cola Майклу заплатили всего 700 000 долларов, известность, которую он получит из-за несчастного случая, окажется несоизмеримой. Инцидент вызвал волну общественного сочувствия по всему миру. В больницу, куда его сначала доставили на лечение, даже пришлось нанять шесть добровольцев, отвечавших на телефонные звонки фанатов и доброжелателей. В Бротмане получили тысячи звонков, писем и открыток.

Даже Рональд Рейган присоединился к поклонникам и отправил Майклу письмо от 1 февраля 1984 года: «Я был рад узнать, что вы не пострадали серьезно в результате недавнего происшествия. Я знаю по опыту, что подобное может произойти на съемочной площадке, независимо от принятых мер предосторожности…»

«Что действительно разозлило Майка, – вспоминал Стив Хауэлл, – адвокаты Боба Джиральди попытались свалить вину за пожар на средство для волос, использованное им. Они говорили, что продукт стал причиной возгорания его волос. Джексон думал, что Джиральди был другом, и задавался вопросом, почему Боб так поступил. Он сказал мне, что средство для волос, как и все остальные его продукты для тела, полностью натуральное, без химикатов».

Когда Майкл вернулся домой в Энсино, то первым делом позвонил Стиву Хауэллу: «Не мог бы ты приехать и установить видеооборудование в комнате, чтобы я мог смотреть „The Three Stooges»?”

Днем певец катался по территории на электромобиле, точной копии машины из «Дикой поездки мистера Тоада» в Диснейленде. С улицы, за воротами, его фанаты (всегда дежурившие неподалеку) могли видеть, как он носится взад и вперед по дорожке, словно маленький мальчик, который счастлив, потому что мама наконец выпустила его поиграть. Убрав в сторону дорогую игрушку, Майкл шутливо швырнул больничный халат через ворота поклонникам.

По сей день артист испытывает некоторую боль на месте ожога. «Они знали, что я мог бы подать в суд, – писал Майкл о Pepsi Cola в книге „Moonwalk”, хотя большинство людей думали, что, по всей вероятности, виновата продюсерская компания. – Но я действительно был очень добр».

Что ж, он был не так уж добр. По просьбе Майкла Джон Бранка потребовал у Pepsi Cola денежную компенсацию. Он хотел 1,5 миллиона долларов. Корпорация утверждала, что сумма слишком большая. Они заплатили бы, но не считали себя виноватыми в инциденте и обвиняли продюсерскую компанию. «Как насчет полумиллиона?» – предложил один из юристов. Наконец, под угрозой судебного разбирательства Pepsi Cola выплатила Майклу 1,5 миллиона долларов.

Артист принял деньги, а затем пожертвовал их ожоговому центру Майкла Джексона, основанному в его честь в Бротмане после несчастного случая.

«Когда я танцую, я никогда не улыбаюсь»

К февралю 1984 года несчастный случай, произошедший с Майклом Джексоном, был предметом новостей уже несколько недель. Огласка только усилила тревогу по поводу новых рекламных роликов Pepsi Cola, премьера которых должна была состояться во время грядущей трансляции «Грэмми». Некоторые люди говорили о премьере так, словно речь шла об одном из самых ярких событий века. Перед церемонией рекламные ролики будут представлены на официальном мероприятии для тысячи производителей безалкогольных напитков в Линкольн-центре в Нью-Йорке; они также будут показаны прессе в Нью-Йорке, их мировая премьера состоится на MTV (бесплатно для спонсора), а затем, наконец, они появятся во время «Грэмми».

Однако до самой последней минуты Майкл доставлял компании Pepsi Cola много проблем. Увидев готовый продукт – два ролика, концертную сцену и «уличную» сцену с Майклом и танцором Альфонсо Риберио, – он категорично заявил, что видео недостаточно хороши. На его взгляд, они были ужасны. Так, в ролике с концертом было слишком много кадров его крупного плана. Более серьезная проблема заключалась в том, что Майкл не делал руководителям замечаний напрямую. Либо он капризничал, либо стеснялся. Никто ни в чем не был уверен.

Затем Роджер Энрико позвонил Джозефу и пожаловался, что они не смогут сделать рекламу «лучше», если Майкл отказывается ее обсуждать. Независимо от того, что люди думали о старшем Джексоне, они ценили тот факт, что обычно он был готов по крайней мере их выслушать. Если он считал, что идея заслуживает внимания, то прикладывал все усилия, чтобы убедить Майкла принять положительное решение.

«Послушайте, сыну непросто, – сказал Джозеф одному из руководителей Pepsi Cola. – У него есть отличные идеи, но он не всегда способен их объяснить. Позвольте мне помочь. Я могу действовать как посредник и упростить задачу для всех. Я знаю этого парня. Я знаю, как он думает».

Через несколько часов Джозеф позвонил Роджеру. «У меня здесь Майкл, – сказал он, – и я уверен, что вы, ребята, со всем справитесь».

Последовала пауза.

«Давай. Поговори с человеком, – настойчиво прошептал Джозеф. – Возьми трубку, Майкл».

Певец взял трубку и пожаловался Роджеру, что его заставили снять солнцезащитные очки во время съемок, чего он совершенно не хотел делать. Ему обещали, сказал он, что будет только один крупный план без очков, «сейчас же я вижу много кадров с крупным планом, когда я без очков». Кроме того, он был обеспокоен тем, что его слишком много в рекламе – «больше четырех секунд с моим лицом». Фильм оказался довольно темным. На видео он вращается дважды. «А я дал согласие только на одно вращение», – напомнил Майкл. Еще артист хотел, чтобы в рекламном ролике с Альфонсо Риберио, который ему понравился и которого он называл «волшебным, просто волшебным», зазвенели колокольчики в момент, когда танцор врезается в Майкла во время танца, «словно дуновение ветра».

«Колокольчики?» – озадаченно спросил Энрико.

«Да, колокольчики».

Оба ролика были быстро переделаны с учетом пожеланий Майкла. Затем певец ознакомился с новым продуктом и позвонил Роджеру, чтобы вынести свой вердикт. «Здравствуйте, мистер Энрико. Это Майкл Джексон, – сказал он. – Помните? Человек, с которым вы недавно говорили о рекламе».

Роджер помнил.

Он сказал, что ролик с Альфонсо Риберио получился хорошим. Однако в концертном видео его по-прежнему было слишком много. В общей сложности пять секунд. Он напомнил, что его появление должно занимать только четыре секунды. Кроме того, в одном из танцевальных моментов он улыбался.

«И что?»

«Что когда я танцую, я никогда не улыбаюсь», – объяснил Майкл.

«Ясно».

7 февраля во время церемонии в Американском музее естественной истории в Нью-Йорке Майкл был занесен в Книгу рекордов Гиннесса благодаря альбому Thriller, побившему все рекорды продаж, – двадцать пять миллионов копий. CBS Records устроили официальный вечер для полутора тысяч гостей. Майкл пришел на мероприятие в сопровождении актрисы Брук Шилдс. Ее «люди» связались с его «людьми», предположив, что она будет для него идеальной спутницей. «Почему бы и нет?» – решил артист.

Когда Майкл вернулся в Лос-Анджелес, он встретился с Джозефом, Кэтрин, братьями и Доном Кингом, чтобы сообщить им о своем решении по поводу тура. «Я хочу назвать его иначе, – сказал он. – Мне не нравится Victory Tour, я хочу назвать его The Final Curtain».

Джексон хотел дать понять, что предстоящие гастроли станут концом их с братьями общего пути. Как только тур закончится, певец больше не будет работать с Джексонами, поэтому его лучше назвать The Final Curtain.

«Никому из братьев абсолютно не понравилось название, – вспоминал Марлон. – Нашим родителям тоже. Майкл говорил так, словно речь шла о похоронах, будто кто-то умер. Но мы не умирали».

Артист не был доволен названием Victory Tour из-за очевидного подтекста, будто тур был каким-то победным событием. На самом деле он чувствовал, что потерпел поражение, поддавшись уговорам матери принять участие в этом событии. Что же касалось нового названия, то большинство проголосовало против, что неудивительно.

«Как ты думаешь, сколько „Грэмми” я получу?» – спросил Майкл Куинси Джонса.

Тот пожал плечами. Умный человек. После истории с Thriller он знал, что лучше воздержаться от прогнозов.

«Ну, надеюсь, их будет много», – произнес Майкл с улыбкой.

Обзор истории «Грэмми» – церемонии награждения, которую Национальная академия искусства и науки звукозаписи учредила в конце 1950-х годов как аналог премии «Оскар» в мире поп-музыки, показывает, что лауреаты премии не всегда являются действительно выдающимися артистами своего времени. Например, Элвис Пресли никогда не получал «Грэмми» ни за одну из своих громких поп-работ, хотя был самым влиятельным поп-исполнителем за последние сорок лет. Чака Берри также обычно игнорировали. The Beatles получили только четыре «Грэмми» за время существования группы, что невероятно, учитывая их влияние на музыку и нашу культуру. Новаторский альбом Боба Дилана Highway 61 Revisited не завоевал ни одной «Грэмми» в 1965 году. Легендарное творение Дэвида Боуи о Зигги Стардасте даже не получило номинации в 1972 году. The Rolling Stones, Слай Стоун и Дайана Росс никогда не получали премий «Грэмми». Проще говоря, шесть тысяч заведомо консервативных людей, голосующие за претендентов, не склонны своевременно осознавать важность и значение новых артистов.

Есть еще одна причина политического характера. Уже давно ходят слухи, что и в процессе номинации, и при выборе победителей премии «Грэмми» предпочтение отдается крупным звукозаписывающим компаниям, что превратило награду в показное мероприятие. К 1983 году это соревнование свелось к борьбе между двумя крупными лидерами – группой компаний Warner Brothers / Elektra-Asylum / Atlantic-Atco (WEA) и группой Columbia / Epic (CBS). В результате артистам, которые не имели контракт с WEA или CBS, было очень сложно выиграть «Грэмми». Артисты Motown, за исключением Стиви Уандера, обычно даже не попадали в список претендентов. Фактически, в 1982 году CBS получили двадцать одну из шестидесяти двух возможных наград, включая все главные номинации.

Майкла не интересовала политика вручения «Грэмми». «Какая разница? – сказал он однажды другу. – Все, что я хочу, – получить столько наград, сколько способен».

Ему не о чем было волноваться. Майкл Джексон и без того был слишком популярен, чтобы академия могла его проигнорировать. Он стал настолько известен, что все признавали его значимость: артист был самым знаменитым музыкальным героем и к тому же артистом CBS. Когда были объявлены номинанты на «Грэмми», он получил беспрецедентные двенадцать номинаций – рекордное количество для сольного исполнителя в истории премии, – включая «Лучшую запись года» (Beat It), «Альбом года» (Thriller) и «Песню года» (Beat It и Billie Jean); номинацию на «Лучший альбом для детей» (E. T. the Extra-Terrestrial); номинации для инженеров, сделавших ремикс инструментального трека Billie Jean для сингла, а также для авторов песни P.Y.T.; номинации для продюсера Куинси Джонса; плюс еще одну на звание лучшего продюсера, которую Майкл разделил с ним же. Фактически, ближайшим конкурентом Джексона был продюсер и приглашенный аранжировщик Куинси Джонс, получивший шесть номинаций.

Помимо Thriller за звание «Альбом года» боролись Synchronicity, саундтрек к фильму «Flashdance», а также Innocent Man Билли Джоэла и Let’s Dance Дэвида Боуи.

«Грэмми»

Во вторник 28 февраля 1984 года, в день церемонии вручения наград «Грэмми», у входа в Shrine Auditorium в Лос-Анджелесе царило настоящее столпотворение. Гигантские прожекторы эффектно расцвечивали темное небо белыми лучами. Поклонники за ограждениями визжали от восторга и выкрикивали имена каждого, кого им удавалось узнать. Когда 25-летний Майкл Джексон, готовый стать королем мира поп-музыки, прибыл на свою «коронацию», он был одет в блестящий мундир с эполетами и перчатку со стразами на правой руке. Его сопровождала Брук Шилдс.

Вообще-то Майкл не хотел идти с Брук. Незадолго до церемонии она неожиданно появилась у него дома, чтобы спросить, не хочет ли артист пойти вместе с ней. Хотя они были друзьями вот уже два года, неизвестно, действительно ли Брук, которой тогда было восемнадцать, нравился Майкл, или она понимала, что, идя с ним, актриса делала себе отличную рекламу. Брук уже сопровождала его на церемонии вручения American Music Awards в январе, когда Майкл стал звездой вечера (победив в восьми номинациях), и на церемонии вручения премии Гиннесса в феврале. Ее фото с Джексоном было напечатано в каждой газете страны.

Брук Шилдс стала мгновенно узнаваема еще в 1984 году, но не являлась крупной звездой. Ее карьера не получила одобрения критиков, а фильмы с ее участием обычно проваливались. Знаменитую рекламу джинсов, где она снялась, больше не показывали, а съемки фильма «Sahara» временно отложили. Умная и коммуникабельная, в ту пору она училась в Принстонском университете в Нью-Джерси. Брук и Майкл любили проводить время вместе, они понимали друг друга, так как оба были детьми-звездами и испытывали давление требовательных родителей. Мать и менеджер Брук Тери поощряла общение дочери с Майклом.

Ла Тойя и Джанет сидели на кухне, когда туда вбежал брат, чтобы рассказать им о предложении Брук. «Я не хочу брать ее с собой, – сказал он, по воспоминаниям Ла Тойи. – Я правда, правда не хочу».

«Ну тогда скажи ей, Майкл, – ответила сестра. – Скажи ей нет, если не хочешь брать ее».

«Не могу».

«Почему?» – спросила Джанет.

«Потому что не хочу обидеть ее», – объяснил Майкл.

Сильно ссутулившись, он вернулся в гостиную.

Спустя несколько минут молодой человек вернулся к сестрам, робко улыбаясь.

«Ну?» – спросил Ла Тойя.

«Я пойду с ней», – произнес Майкл подавленным голосом. Какая ирония в том, что Брук Шилдс вынудила поп-звезду, которую не запугали боссы звукозаписывающего бизнеса Берри Горди и Уолтер Йетникофф, сделать то, чего он делать не хотел.

Несколько месяцев спустя артист и его сотрудник Стив Хауэлл просматривали фотографии с церемонии награждения. На одной из них он был с Брук Шилдс. «Какая она?» – спросил Хауэлл.

«О, она хорошая, – небрежно ответил Майкл. – Но я взял ее с собой, только чтобы ей помочь. Никакой романтики. Все было исключительно для ее рекламы».

Действительно, когда певец и Брук приехали на белом «Роллс-ройсе» за несколько минут до начала церемонии, фанатов охватила такая массовая истерия, словно они попали в гости к членам королевской семьи. Бедная Татум О’Нил стояла у входной двери с четырьмя друзьями и наблюдала за творившимся безумием. Молодые люди и группа охранников пронеслись мимо нее. «Майкл, привет! Майкл!» – крикнула Татум. Слишком поздно. Он ушел. Девушка обратилась к друзьям: «Я познакомлю вас с ним позже. Обещаю».

Припудренный Майкл с подведенными глазами сидел в первом ряду с Брук и Эммануэлем Льюисом, встретившим их на месте. Казалось, девушке было неловко из-за того, что ей приходится делить свидание с двенадцатилетним мальчиком. Перед этим, когда их атаковали фотографы, Майкл одной рукой держал Эммануэля, а свободной рукой обнимал Брук. Как будто пытался продемонстрировать актрисе, а возможно, и публике: присутствие ребенка на свидании значит, что он не воспринимает ее всерьез. «Пойдем отсюда, – было слышно, как Брук обратилась к звезде. – Люди смеются над нами».

Во время церемонии овации фанатов на балконе и коллег в партере раздавались каждый раз, когда на студийных мониторах мелькало лицо Майкла или просто упоминалось его имя. На «премьеру» двух рекламных роликов Pepsi Cola публика отреагировала шквалом аплодисментов и свистом. Было очевидно, что он стал королем вечера еще до того, как выиграл хотя бы одну награду. Комедийная актриса Джоан Риверс, объясняя, как были подсчитаны голоса, отметила: «Мы читаем правила, чтобы все проигравшие знали, почему они проиграли Майклу Джексону».

Той ночью певец вошел в историю «Грэмми», забрав восемь наград из десяти возможных в двенадцати номинациях (три из его номинаций были в одной категории).

Впервые со времени блестящего восхождения Стиви Уандера в Motown в середине 1970-х (он выиграл пять «Грэмми» в 1973 и 1974 годах) публика, пресса и индустрия – три столпа, которые редко сходятся во взглядах – охотно согласились, что один конкретный артист важен для всей поп-культуры. В каком-то смысле единодушное признание Майкла Джексона в Shrine Auditorium означало, что фанаты, критики и члены академии выбрали нового короля поп-музыки.

Принимая награду за «Лучший альбом» – им стал Thriller (на тот момент было куплено 27 миллионов копий, пластинка являлась самой продаваемой в истории и все еще занимала первое место в чартах Billboard), – взволнованный и застенчивый Майкл произнес: «Это большая честь. Я очень счастлив».

Позже, когда он получил седьмую и рекордную статуэтку «Грэмми», певец снял темные очки, победно приветствуя «девушек на балконе». Кэтрин Хепберн («дорогой друг») отчитала Майкла за то, что он был в очках на церемонии American Music Awards, актриса сказала ему, что Джексон «обманывает» своих поклонников, не позволяя им видеть его глаза.

Артист принял одну награду с комментарием: «Мне нужно сказать кое-что очень важное… правда», – и он отдал трогательную дань уважения недавно умершей звезде ритм-н-блюза Джеки Уилсону.

Тот был одним из кумиров Майкла в мире шоу-бизнеса. После сердечного приступа на сцене в Нью-Джерси в 1975 году Джеки находился в беспомощном, практически вегетативном состоянии в доме престарелых. Однажды в 1977 году все дети Джексонов приехали его навестить. Его главным попечителем была Джойс МакКрэй, работавшая в Joseph Jackson Productions, заклятый враг Джины Спраг. Джеки не мог говорить – только один раз моргнуть, говоря «нет», и дважды – «да». Все братья и сестры Джексон собрались у его постели, пытаясь не заплакать, пока Джойс представляла их одного за другим. Когда очередь дошла до Майкла, Джеки улыбнулся и дважды моргнул. МакКрэй вспоминала: «Его лицо светилось от счастья, такого невероятного, такого глубокого и такого трогательного. Он был так рад, что они пришли. Это был особенный момент».

Майкл также получил награду в номинациях «Лучшая запись» (Beat It) и «Лучший вокалист» в трех областях: поп-музыка (Beat It), рок (Billie Jean) и ритм-н-блюз (Billie Jean). Он также одержал победу в категориях «Лучший альбом для детей» (E. T. the Extra-Terrestrial), «Лучшая ритм-н-блюз песня» (Billie Jean) и «Лучший продюсер» – премию он разделил с Куинси Джонсом. Джексон потерпел два поражения от группы The Police, завоевавшей три премии «Грэмми» за альбом Synchronicity и сингл Every Breath You Take. В целом его восемь побед превзошли предыдущий рекорд Пола Саймона, получившего семь наград в 1970 году за Bridge Over Troubled Water.

Принимая одну из наград, Майкл вызвал на сцену главу CBS Уолтера Йетникоффа. В другой раз пригласил Ла Тойю, Джанет и Ребби присоединиться к нему.

За кулисами после церемонии Джексону нечего было сказать СМИ. Прессе уже сообщили, что он не будет давать интервью – разрешено только фотографировать. Собравшимся репортерам, лишенным возможности задать вопросы о его победах, не оставалось ничего, кроме как спрашивать всех остальных победителей, что они думают об успехе Майкла. «За свою жизнь я видел четыре явления: Фрэнк Синатра, Элвис Пресли, The Beatles и Майкл Джексон», – отметил Куинси Джонс.

«Какая ваша любимая песня?» – крикнул кто-то Майклу, когда он начал уходить.

«My Favourite Things Джули Эндрюс», – ответил певец.

«Это шутка?» – спросил репортер.

«Нет».

Майкл начал петь: «Капли дождя на розах и усы у котят…», удаляясь по коридору в сопровождении четырех охранников. Когда он выходил из зала с Брук и Эммануэлем, его охранники оттеснили пятьдесят человек, включая Татум О’Нил и ее четырех друзей. «Я познакомлю вас с ним позже», – пообещала она им снова. Когда Rolls-Royce артиста отъехал от здания, он опустил окно и высунулся наружу, торжествующе подняв обе руки и размахивая «Грэмми». «Все в порядке! – крикнул он. – Все в порядке!»

Майкл Джексон стал одной из самых востребованных знаменитостей Голливуда, его всегда приглашали на все лучшие вечеринки. Часто ему требовалась компания, и, чувствуя себя неловко в новой роли светского льва, он искал женщину постарше и понадежнее. Он особенно любил общество Лайзы Миннелли, отчасти потому, что Майкла всегда привлекал загадочный образ ее матери, Джуди Гарланд, но также и потому, что Лайза выросла в Голливуде, знала, как себя вести, и позволяла певцу чувствовать себя комфортно и расслабленно.

Кроме того, в 1984 году именно Лайза, а не Майкл, получила желанное приглашение на вечеринку 10 апреля, устраиваемую знаменитым литературным агентом Ирвингом «Свифти» Лазаром. Мероприятие, проводимое каждый год сразу после вручения премии «Оскар», когда-то было настолько престижным, что даже именитые звезды считали за честь попасть туда. Знаменитости часто просили своих пресс-агентов раздобыть приглашение от Свифти за несколько месяцев до события. В 1984 году вечеринка прошла в Bistro в Беверли-Хиллз. Среди гостей были Орсон Уэллс, Кэри Грант, Жаклин Биссет и Линда Эванс.

Было очевидно, что каким бы популярным ни стал Майкл, в душе он был просто еще одним звездным фанатом. Судя по выражению лица, успех не уменьшил его благоговения, но позволил увидеть кумиров вблизи. В свою очередь, знаменитости искали возможность познакомиться с Майклом, парнем, снявшимся только в одном фильме (провалившемся!).

Майкл не отходил от Лайзы ни на шаг. На нем были один из его блестящих военных мундиров синего цвета, темные очки-авиаторы и неизменная перчатка со стразами; Джексон оглядел комнату и, вероятно, не мог не заметить, что все глазели на него. Что касается Лайзы, она гордо расхаживала с певцом под руку, как бы говоря: «Да, я с Майклом Джексоном. Как вам такое?»

«Принесите мне скотч и кока-колу, – сказала Лайза официанту. – И мистеру Джексону тоже».

«О нет, – возразил Майкл. – Я буду… Мне, пожалуйста, апельсинового сока».

«О, конечно, – подхватила Лайза. – И мне тоже. Со скотчем». Актриса весело рассмеялась.

Официант ушел. «Эй, – робко окликнул его Джексон. – Мне без скотча».

Джоан Коллинз не спеша подошла к паре. «Майкл, мой дорогой мальчик, как приятно тебя видеть». Она тепло обняла его и подмигнула Лайзе, словно сообщница. Певец выглядел смущенным.

«Быстрее встань рядом с ним, я вас сфотографирую», – женщина подтолкнула своего мужа к Майклу. «Это для нашей дочери Наташи», – робко объяснил мужчина. Артист, который, без сомнения, слышал подобную фразу уже тысячу раз, терпеливо кивнул.

«Кстати, меня зовут Майкл Кейн», – сказал актер после того, как был сделан снимок. Они пожали друг другу руки, а жена Кейна, Шакира, сняла еще одно фото.

Джоан Коллинз повернулась к другу. «Знаешь что? Мне нужно имя его пластического хирурга, – сказала она. – Я просто влюблена в его нос, а ты?»

Джонни Карсон, сидевший со своей девушкой Алексис Масс, наблюдал со стороны и подошел к певцу в тот момент, когда ему подавали апельсиновый сок.

«Рад видеть тебя, Майкл», – сказал Карсон, крепко пожав ему руку.

Тот был озадачен. «Я… эээ, я тоже рад видеть вас снова, мистер Карсон».

«Зови меня Джон».

«О, ладно. Зовите меня Майк».

Лайза Миннелли схватила молодого человека за руку. «А теперь послушай, Джонни, он со мной», – сказала актриса, широко улыбаясь.

«Ух ты! Отличный парень этот Джонни Карсон», – произнес Майкл, пока Лайза уводила его прочь.

«О да, он милый, – согласилась она. – Сейчас мы позвоним моему отцу».

«Мы?»

Лайза повела Джексона к телефону-автомату.

После того как набрала номер, она начала бить чечетку. «Забудь о своих проблемах, давай, будь счастлив», – пела она. Женщина чувствовала себя… хорошо.

Майкл рассмеялся. «Я люблю проводить время с тобой, ты знаешь?» – сказал он ей.

«Шшш», – ответила Лайза. Ее отец снял трубку.

«Папа, послушай, я хочу, чтобы ты познакомился с Майклом Джексоном».

«С кем?» – послышался, по-видимому, вопрос на том конце провода.

«Да ведь это великолепный певец и один из моих лучших друзей, – объяснила она. – А теперь просто поздоровайся».

Пауза.

«О, папа, просто поздоровайся. Ну, давай».

Актриса передала телефон Майклу. «Нет, я не могу», – отказался Майкл, прикрыв рукой трубку.

«О, но ты обязан», – настаивала Лайза.

«Но он мой кумир!» – Майклу всегда нравились фильмы режиссера Винсенте Миннелли.

«Ну, тогда поздоровайся, – женщина шутливо толкнула его в плечо. – Он не кусается».

Джексон убрал руку. «Здравствуйте, мистер Миннелли», – прошептал он. Затем слушал пять секунд, его глаза бегали влево-вправо. Хихикая, он вернул телефон Лайзе.

«Боже, он такой милый», – хмыкнул Майкл.

Актриса забрала трубку. «А теперь послушай, папа. Надень бархатный пиджак. Мы будем через двадцать минут».

Пауза.

«Да, я приведу его туда».

Пауза.

«Неважно, во что он одет».

Еще одна пауза.

«Хорошо, на нем одна перчатка с блестками, так пойдет? Теперь ты доволен?»

Майкл согнулся пополам от смеха.

«Тогда договорились. До свидания».

Пока Лайза и Майкл протискивались сквозь толпу, чтобы выбраться наружу и сесть в ожидающий их лимузин, было слышно, как Джимми Стюарт произнес: «А вот и они, маленькая девочка Дороти… и Волшебник».

Почти двадцать лет спустя «The Wiz» будет частью звездной свадебной вечеринки, когда «маленькая девочка Дороти» в четвертый раз сочетается браком в Нью-Йорке. Джексон выступит в качестве шафера, а Элизабет Тейлор – подружкой невесты, когда в марте 2002 года Лайза выйдет замуж за Дэвида Геста в широко разрекламированной феерии. К сожалению, через шестнадцать бурных месяцев их союз распадется.

«Поверь мне, неприятности еще впереди»

Предстоящий Victory Tour включал сорок концертов и по крайней мере сорок миллионов возможностей, что что-то пойдет не так для Майкла, пока Дон Кинг будет в деле. Певец чувствовал, что ему нужен кто-то для защиты его интересов. Джон Бранка был отличным адвокатом, но теперь ему требовался опытный менеджер, поскольку Вайснер и Деманн были уволены, как и Джозеф.

Так получилось, что Motown только что выпустили сборник песен Майкла, записанных им в начале 1970-х. Альбом назывался Farewell My Summer Love 1984, что вводило в заблуждение, поскольку записи сделали более чем десятью годами ранее. Было продано всего около ста тысяч копий – ничтожное количество, учитывая тридцать три миллиона проданных копий Thriller. Майкл считал, что Motown пытаются нажиться на его славе, что было неприятно. «Это нечестно, – сказал он. – Я не мог контролировать ту музыку. Мне даже не нравятся некоторые из старых песен. Мне нужен тот, кто не позволит произойти подобному в будущем».

Джексон встречался с разными менеджерами, включая полковника Тома Паркера, патрона-деспота Элвиса Пресли, надеясь найти самого квалифицированного человека. Когда дело дошло до выбора менеджера, Майкл стал крайне осторожен. Он расспрашивал всех, кого знал, об определенных людях, пытаясь оценить их значимость в индустрии развлечений. Говорил со своими братьями, чтобы узнать, какие сплетни они слышали; наводил справки среди исполнительных продюсеров звукозаписывающих компаний. В итоге его выбор удивил многих.

Семью месяцами ранее, в августе 1983 года, Майкл спросил руководителя отдела продвижения Epic Records Фрэнка Дилео, не хочет ли он быть его менеджером. У них была встреча по поводу Thriller в бунгало в Beverly Hills Hotel. Джексон был убежден, что успех альбома, а также огромные продажи всех его синглов – во многом заслуга Фрэнка. После поисков он снова вернулся к Дилео, хотя у него практически не было опыта работы менеджером. Многие обозреватели задавались вопросом: почему именно Фрэнк? («Я задал Майклу тот же вопрос: почему я?» – говорил Дилео.) Певец чувствовал, что агрессия, которой тот руководствовался в мире звукозаписи, может оказаться для него преимуществом. Нанимая Дилео, Майкл знал, что получает в его лице потрясающего музыкального промоутера, он может оказаться или не оказаться хорошим менеджером, но точно будет готов рискнуть.

В то время Фрэнку по прозвищу Туки (артист обычно называл его дядей Туки) было тридцать шесть лет, он родился и вырос в Питтсбурге, а карьеру в звукозаписывающей индустрии начал в качестве помощника промоутера звукозаписи на Среднем Западе.

В начале 1970-х, когда ему был двадцать один год, он устроился на работу в RCA Records в Нью-Йорке на должность национального директора по продвижению. Находясь в RCA, превратил отдел продвижения лейбла в лучший в звукозаписывающем бизнесе. В 1979 году Фрэнк был назначен вице-президентом по продвижению в Epic. В компании он заработал репутацию уверенного в себе человека, полностью контролирующего все вокруг, даже то, что его не касается. Это был эффектный мужчина, в офис он надевал спортивный костюм вместе с часами Rolex за восемь тысяч долларов, подаренными ему REO Speedwagon, группой, подписанной Epic. Своим успехом ему в значительной степени были обязаны Мит Лоуф, Culture Club и Синди Лопер.

Через несколько лет после начала работы в Epic Фрэнка пригласили на студию звукозаписи, чтобы посмотреть, как Майкл работает над альбомом Thriller. Именно тогда между ним и Джекосном возникло взаимопонимание, хотя они и были противоположностями практически во всем: Майкл был застенчивым и скромным, Фрэнк – шумным и живым; Майкл был приверженцем здоровой кухни, Фрэнк любил съесть большой сэндвич и запить его пивом; Майкл никогда не курил, Фрэнк обожал сигары, и чем сильнее они пахли, тем лучше; Майкл весил около 54 килограммов; Фрэнк был вдвое больше. Тем не менее певец восхищался тем, как менеджер ставил перед собой цели, а затем достигал их. «Я хотел бы быть похожим на Дилео, – сказал как-то Джексон. – Он выполняет свою работу».

Кроме того, Фрэнк был близким другом и доверенным лицом Уолтера Йетникоффа и общался с адвокатом Нэтом Вайсом, одним из проверенных друзей президента CBS Records. Майкл понимал, насколько стратегически ценными могут быть для него эти отношения. Однако предупредил Дилео, что если он займет должность его менеджера, то не будет иметь права управлять еще чьими-то делами. Он должен был стать эксклюзивным представителем артиста. Фрэнк согласился.

К марту все было готово к Victory Tour. Хотя идея состояла в том, чтобы продемонстрировать публике семейное единство, за кулисами дела шли настолько плохо, что найти что-то общее между участниками было практически невозможно.

Если Майкл должен был поехать в тур, то хотел иметь больше контроля над ситуацией. На сей раз он не только проявлял свою независимость, но и осознавал, что провал шоу может навредить его карьере. Братья думали только о том, чтобы заработать на жизнь, но для Майкла это было наименьшей заботой – он и так был обеспеченным человеком. Также, поскольку у Майкла теперь был менеджер, братья посчитали, что им он тоже нужен. Поэтому наняли Джека Нэнса, работавшего тур-менеджером группы в Motown. Итак, теперь у певца был свой менеджер, а у братьев – свой.

Что еще хуже, Майкл не хотел иметь ничего общего с Доном Кингом, особенно после того, как Фрэнк рассказал Майклу о репутации Дона. Дилео сообщил артисту, что того упрекали в том, что он освещал фиктивный чемпионат США по боксу на телеканале ABC. Джексон также слышал об обвинениях, которые Кинг отрицал: что он воровал деньги во время закрытых боев и продавал билеты по пятьсот долларов на боксерские матчи, не отчитываясь о продажах. Майкл решил, что, если ему придется отправиться в тур, он сделает все, что в его силах, чтобы быть подальше от Дона Кинга. «Я могу сказать тебе одно, – говорил он Джону Бранка. – Я не хочу, чтобы этот парень говорил мне, что делать, и я не хочу, чтобы он коснулся ни единого пенни из моих денег». Как позже скажет Кинг: «С Майклом всегда чувствуешь себя как на суде».

Через адвоката артист отправил Дону ряд следующих инструкций:

1. Кинг не имеет права общаться с кем-либо от имени Майкла без предварительного согласования.

2. Все деньги будут забирать представители Майкла, а не Кинг.

3. Кинг не имеет права обращаться к промоутерам, спонсорам или другим лицам от имени Майкла.

4. Кинг не имеет права нанимать персонал или местных промоутеров, арендовать залы или вообще что-либо делать без предварительного одобрения Майкла.

Дона, казалось, смутили подобные требования, но у него не было другого выбора, кроме как принять их. Тем не менее Кинг понимал, что Майкл слишком легко поддался влиянию белого менеджера Фрэнка Дилео и белого юриста Джона Бранку. «Я вижу, что вокруг Джексона нет чернокожих, – сказал Дон репортеру. – Ни одного». Может быть, это и выглядело правдой, но со стороны промоутера было ошибкой заявить что-то такое прессе. «Увольте его, – рассерженно сказал Майкл. – Кем он себя возомнил?»

Но у Дона был контракт, и он никуда не собирался уходить.

Чуть позже Кинг и Бранка встретились за ужином в Beverly Hills Hotel, чтобы попытаться уладить дела. «Послушай, Джонни, нет причин, по которым между тобой и мной должны быть плохие отношения, – сказал Кинг. – Мне нравится Майкл. Ты мне нравишься. Давайте работать».

Они согласились, что им следует попытаться наладить отношения. Однако на тот момент братья тоже относились к Кингу неоднозначно, особенно после пресс-конференции.

Присматривать за ним пригласили Чака Салливана, главу компании Stadium Management Corporation из Фоксборо, штат Массачусетс, и бывшего владельца клуба по американскому футболу New England Patriots. Он должен был организовывать концерты. Майкл также смог убедить братьев нанять Ирвинга Азоффа, главу MCA, в качестве консультанта. Между тем на заднем плане оставался еще и Джозеф, который делал все возможное, чтобы быть вовлеченным в процесс и не позволить Дону затмить его. Также была Кэтрин, наблюдавшая и выжидавшая момент, когда ей нужно будет поговорить с сыном, чтобы заставить его сделать то, что он делать не хочет.

«Я говорил, что случай с Pepsi Cola был плохим предзнаменованием, – сказал Майкл Фрэнку Дилео однажды, когда они распределяли все роли. – Но не знал, что это значит. Теперь знаю. Поверь мне, неприятности еще впереди».

Еще одна ринопластика и вечеринка Кэтрин

Весной 1984 года Майкл договорился с доктором Стивеном Хоффлином, своим пластическим хирургом, сделать ему еще одну ринопластику – третью. «Он был уверен, что два последних результата недостаточно хороши, – сообщил человек, когда-то работавший в офисе Хоффлина. «„Он должен быть тоньше, – настаивал Майкл. – Вы видели, как он смотрелся на церемонии вручения награды American Music Awards, когда я стоял рядом с Дайаной? Ее нос был таким тонким, а мой – таким широким. Ужас”. Он не сказал открыто, что ему нужен нос, как у Дайаны Росс, но было сложно не догадаться, что он хотел такую форму».

«Я видел его после третьей операции, – вспоминал Стив Хауэлл. – Заехал передать какую-то пленку, а Майк был дома. Он не знал, что я там, и мы столкнулись. Он закричал: „О нет!” и убежал. Все равно что столкнуться с незнакомой женщиной в нижнем белье и без макияжа.

Так Майк отреагировал. Его лицо было черно-синим. Нос перевязан бинтами. Он был похож на парня, который участвовал в боксерском поединке и забыл поднять руки. Пару недель спустя мы разговаривали, и я стоял очень близко к нему. Я заметил, как мне показалось, прыщики вокруг его носа и подумал: „После всех натуральных кремов и прочей косметики у него до сих пор есть прыщи?” Однако, присмотревшись к внутренней стороне одной ноздри, я понял, что это были не черные точки, а шесть маленьких швов. В последующие недели изменения продолжались: его кожа выглядела так, будто ее подтянули или сделали пилинг, типа того. Точнее не скажу, потому что в доме это не обсуждали».

В мае 1984 года Майкл вместе с братьями и сестрами устроил вечеринку по случаю дня рождения в честь их матери Кэтрин в ресторане Bistro Garden в Беверли-Хиллз. Что бы ни происходило между ними, Джексоны любили ее.

Среди прочих подарков Кэтрин получила кольцо с бриллиантом и розовый «Роллс-ройс» с бежевой крышей. «Позже пресса сообщила, что автомобиль был подарком Майкла, – рассказала его свояченица, покойная Энид Джексон. – На самом деле мы все приняли участие в покупке. Как вы думаете, что почувствовали братья, когда весь мир решил, что его купил Майкл? Но это то, к чему они должны были привыкнуть с годами. Подобные мелочи могут быть очень болезненными. Если бы, не дай бог, они все попали в авиакатастрофу, люди бы говорили, что Майкл погиб в авиакатастрофе… а братья просто тоже были на борту».

Немалая часть семьи Джексонов посетила вечеринку. Ее дети в качестве особого сюрприза пригласили отца Кэтрин из Индианы. Некоторым из друзей показалось странным, что она, будучи членом «Свидетелей Иеговы», согласилась на празднование дня рождения.

Майкл нанял Стива Хауэлла для съемки празднования. Чтобы не отставать, Джермейн тоже попросил своего видеооператора заснять процесс.

Видео Стива получилось красноречивым. Оно демонстрирует, что члены семьи не близки, хотя выглядят достаточно любезными друг с другом, когда общаются в официальной обстановке. Как только вошла Джанет в сопровождении певца по имени Джеймс Дебардж, все разбежались. Было очевидно, что он никому не нравился.

Самый эмоциональный момент вечера случился между Майклом и Кэтрин. Артист в роскошном серебряном костюме и галстуке вышел на сцену и сказал матери: «Это одна из твоих любимых песен. Я хотел бы спеть ее для тебя». Он нервничал, даже смущался. Младший Джексон без проблем мог петь перед многотысячной толпой, но его по-настоящему пугали встречи в тесной компании.

Майклу аккомпанировал звезда кантри Флойд Крамер, игравший на электромеханическом пиано. (Крамер прилетел на вечеринку, потому что Кэтрин была его большой поклонницей.) Пока музыкант играл вместе с бэндом из трех человек, Майкл пел кантри-песню Криса Кристофферсона For the Good Times, читая текст по шпаргалке.

Как только он спел первую строчку «Не смотри так грустно, я знаю, что все кончено», на глазах Кэтрин выступили слезы. Человек со стороны мог решить, что она думала о браке с Джозефом, которого даже не было рядом, он находился где-то в зале.

Пока Майкл пел песню, его голос звучал чисто, а манера исполнения была выразительна – Кэтрин покачивалась, словно выступление унесло ее очень далеко. Ни одна мать никогда не смотрела на своего сына с большей любовью, и взгляд Майкла был столь же трогательным.

Майкл встречается с президентом

Примерно в то же время Джону Бранка позвонила министр транспорта Элизабет Доул и спросила, не позволит ли Майкл использовать запись Beat It в качестве фоновой музыки для телевизионного рекламного ролика длиной тридцать две секунды и рекламы на радио длиной шестьдесят две секунды о вождении в нетрезвом виде. Когда Джон передал информацию певцу, его реакция была мгновенной. «Как нелепо, – сказал он. – Естественно, нет».

Бранка сказал Майклу, что позвонит Элизабет Доул и передаст ей, что они не заинтересованы в проекте. Однако затем у артиста возникла идея. «Знаешь что, – размышлял он. – Если мне удастся получить какую-то награду от Белого дома, я отдам им песню. Как тебе такое? Посмотрим, о чем ты сможешь договориться с ними, Бранка».

«Чего ты хочешь?» – недоуменно спросил Джон.

«Что ж, – ответил Майкл, словно ребенок, придумывающий список желаний. – Я хочу войти в Белый дом. Хочу быть на сцене с президентом [Рональдом Рейганом] и получить от него награду. И мне необходимо встретиться с Нэнси [первая леди, Нэнси Рейган]. В целом так. Почему нет? Ты думаешь, что сможешь это сделать, Бранка? Ты сможешь организовать мне награду из рук президента?»

Джон рассмеялся: «Что ж, я могу попробовать». На следующий день юрист приступил к работе над осуществлением плана. Он позвонил Элизабет Доул и сказал ей, что она могла бы получить песню для своей кампании против вождения в нетрезвом виде, если бы придумала какую-то гуманитарную награду, которую президент мог вручить Майклу. Она приняла предложение. Президент согласился, как и первая леди.

Мероприятие назначили на 14 мая 1984 года. Это был волнительный день. Говорили, что, по сути, в Белом доме не было так оживленно с тех пор, как заложники вернулись домой из Ирана. По такому случаю президент надел темно-синий костюм, галстук в сине-серую полоску и белую рубашку. Нэнси выглядела шикарно в белом костюме от Адольфо, отделанном золотыми пуговицами и золотой тесьмой. Однако не имело значения, во что она была одета, потому что любой, кто стоял бы рядом с Майклом Джексоном в тот день, померк бы на его фоне. Певец был ослепителен в синем пиджаке с блестками, украшенном тесьмой с блестками, золотой лентой с блестками и золотыми эполетами с блестками. Он также надел свою фирменную белую перчатку со стразами.

Сотни чиновников и секретарей Белого дома, многие из которых держали в руках фотоаппараты, собрались на залитой солнцем лужайке, чтобы поглядеть на Майкла. Более чем в сотне ярдов от сцены у забора толпились фанаты, на многих была одна белая перчатка, такая же, как у их кумира.

Две тысячи человек приветствовали Рональда Рейгана, когда он поднимался на сцену Южной лужайки Белого дома вместе с Нэнси и Майклом. «Ну, разве это не триллер? – сказал он. – Мы не видели столько людей с тех пор, как покинули Китай. Подумать только, и вы все пришли ко мне».

Когда Майкл, президент и первая леди подошли к Овальному кабинету, один офисный работник Белого дома средних лет, стоявший напротив Розового сада, закричал: «Я видел его ногу. Я видел его ногу!»

В саду Жаклин Кеннеди был установлен специальный металлоискатель для проверки Майкла и сопровождавших его восьми сотрудников службы безопасности, а также Фрэнка Дилео, Джона Бранка и публициста Нормана Уинтера. Кроме того, с Джексоном был молодой человек, которого, казалось, никто не знал, за исключением самого певца. Он был двадцати с небольшим лет, смуглый и симпатичный. Дилео, Бранка и Уинтер терялись в догадках, кто этот парень, а когда спросили Майкла, как его следует представить прессе, он ответил: «Он мой близкий друг. Меня не волнует, что вы скажете людям. Это никого не касается». Очевидно, Норман Уинтер понимал, что присутствие таинственного друга вызовет некоторые вопросы. Чтобы защитить Майкла от злых языков, он назвал его агентом секретной службы.

Оказавшись на трибуне, президент отметил, что Майкл был «живым примером того, что можно достичь, если вести здоровый образ жизни – без алкоголя и наркотиков». «Подобное вызывает уважение среди молодых и пожилых людей, – продолжил он. – Если американцы последуют его примеру, то мы сможем решить проблему с вождением в нетрезвом виде, и, говоря словами Майкла, сумеем „быть круче”». После того как президент вручил ему почетную награду, единственные слова, которые Джексон нервно произнес или, скорее, прошептал, были: «Большая честь для меня. Огромное спасибо, господин президент». Пауза. «О, и миссис Рейган тоже», – добавил он, спохватившись. Затем хихикнул, как будто внезапно осознав, что да, он и правда стоит рядом с президентом Соединенных Штатов.

Шесть новостных фотографов, освещавших событие, надели перчатку на одну руку, когда снимали Рейганов и Джексона. Все мероприятие заняло около девяти минут. Позже Майкл покинул Белый дом в сопровождении девяти полицейских мотоциклов, нескольких фургонов и конной полиции.

Но перед отъездом для сопровождающих артиста была проведена специальная экскурсия по Белому дому; Майкла особенно очаровал портрет Эндрю Джексона в военной форме, очень похожей на тот мундир с синими блестками, который был на нем в тот день. После осмотра группа должна была провести время с президентом и первой леди.

Однако дела пошли хуже, когда Майкл пришел в Дипломатическую приемную, где ему предстояло встретиться с Рейганами наедине. Ему сказали, что будут присутствовать только несколько детей сотрудников. Вместо этого в комнате было около семидесяти пяти взрослых. Певец вошел в приемную, быстро осмотрелся, а затем выбежал в коридор и скрылся в туалете рядом с Президентской библиотекой. Фрэнк Дилео и остальные последовали за ним. Однако, прежде чем они смогли догнать его, Майкл успел запереть дверь.

«Эй, Майк, выходи», – сказал Фрэнк.

«Нет. Они говорили, что будут дети. А это не дети», – крикнул артист в ответ.

«Но дети будут. Мы приведем детей, – пообещал помощник и обратился к ассистенту: – Слушай, если первая леди увидит, что происходит, она будет в бешенстве. Так что пойди и приведи сюда детей, черт возьми. Найди дочку Джеймса Бейкера. Она милая. [Начальник штаба Джеймс Бейкер привел с собой свою шестилетнюю дочь Мэри Боннер.] Меня не волнует, кого ты найдешь, просто приведи детей».

Затем Фрэнк снова обратился к закрытой двери: «Все в порядке, Майкл. Мы собираемся привести детей», – его голос был терпеливым, как будто он успокаивал расстроенного ребенка. Джон Бранка стоял рядом и ошеломленно наблюдал.

«Что ж, еще вам придется увести оттуда всех лишних людей, прежде чем я выйду», – предупредил Майкл.

«Уже сделано».

Кто-то забежал в приемную. «Хорошо, теперь вон! – сказал он. – Всем вон. Вон, вон, вон!»

Старшие сотрудники и члены кабинета так быстро очистили комнату, что со стороны можно было подумать, будто подложили бомбу.

«Что происходит?»

«Где Майкл Джексон?»

«Он ушел?»

Все заговорили одновременно, когда их вывели из комнаты. Затем помощник побежал к двери туалета, где толпились мужчины с встревоженными лицами. Он посовещался с одним из сотрудников Майкла. «Ладно, теперь можешь выходить, Майкл, – наконец произнес Норман Уинтер. – Все хорошо».

«Вы уверены?» – послышался тихий голос.

Фрэнк Дилео громко постучал в дверь кулаком: «Майк, выходи оттуда. Я серьезно».

Дверь в туалет медленно открылась. Появился Джексон. Он огляделся, немного смущенно огляделся. Фрэнк обнял его. «Мне очень жаль, – сказал ему артист, – но мне сказали, что людей будет не так много».

Затем Майкла провели обратно в приемную, где его ждали всего несколько чиновников и их дети. Элизабет Доул первой подошла к молодому человеку. Протянула ему альбом Thriller и попросила подписать обложку.

Затем появились Рональд и Нэнси Рейган, они пригласили Майкла в комнату Рузвельта, чтобы встретиться с другими помощниками и их семьями.

Нэнси Рейган прошептала одному из сотрудников певца: «Я слышала, что он хочет быть похожим на певицу Дайану Росс, но на самом деле, глядя на него вблизи, я нахожу его намного красивее, чем она. Вы не согласны? Я имею в виду, что она не так привлекательна, как он».

Первая леди ждала ответа. Но его не последовало.

«Как жаль, что он не снимает солнцезащитные очки, – сказала она. – Скажите, а ему делали операцию на глазах?»

Помощник пожал плечами. Он знал, что лучше не обсуждать личную жизнь Майкла даже с женой президента.

Она внимательно изучала Джексона, пока тот разговаривал с ее мужем в другом конце комнаты. «Конечно, у него оперирован нос, – заметила женщина шепотом. – И, по-моему, не раз. Но меня заинтересовали его скулы. Это макияж или их тоже сделали хирурги?»

К тому времени первая леди, казалось, уже не ждала ответа, но помощник все равно снова пожал плечами.

«Все так странно, – заметила Нэнси, когда Рональд Рейган пожал руку Майклу. – Мальчик, который выглядит как девочка, шепчет, а не говорит, все время носит перчатку на руке и солнцезащитные очки. Я просто не понимаю».

Она взволнованно покачала головой, как будто не находя слов.

Наконец сотрудник Джексона нарушил молчание. «Послушайте, вы и половины не знаете», – произнес он, закатывая глаза и посмотрел на нее с заговорщической улыбкой, ожидая, что жена президента рассмеется. Но она не рассмеялась. Зато холодно посмотрела на него. «Что ж, зато он талантлив, – сказала она, уходя, – а остальное, думаю, вас не касается».

«Их последний шанс»

Возможно, в мае 1984 года с Майклом и обращались, как с американским героем, но все изменилось в июне, когда был объявлен план распространения билетов на Victory Tour, стартовавший в Канзас-Сити 6 июля. Джозеф Джексон, Дон Кинг и Чак Салливан разработали уникальную концепцию: билеты будут стоить тридцать долларов каждый и продаваться только комплектом из четырех билетов. Заказ билетов не гарантировал их получение. Имена заказчиков выбирались наугад с помощью купонов, которые нужно было вырезать из рекламы, публикуемой в местных газетах. Затем фанат Джексона должен был отправить почтовый денежный перевод на 120 долларов – плюс два доллара за услуги дополнительно за каждый билет – и купон в «стандартном конверте номер десять»[16] на адрес, указанный в рекламе.

Промоутеры предсказывали, что двенадцать миллионов фанатов из двенадцати городов отправят по почте денежные переводы на сумму 1,5 миллиарда долларов за сорок два концерта Victory Tour, но только один из десяти претендентов на самом деле получит билеты. Денежные переводы должны были быть отправлены на почтовый адрес как минимум за две недели до концерта, чтобы их рассмотрели. Учитывая задержку от четырех до шести недель с возвратом денег проигравшим, промоутеры и Джексоны могли использовать их в течение шести-восьми недель. Если предположить, что билеты на тур проданы на 144 миллиона долларов, как все и рассчитывали, то необходимо будет вернуть 1,4 миллиарда долларов денежных переводов. На обычном депозитном счете в банке, который выплачивал около 7 % процентов, эти деньги принесли бы восемь миллионов долларов за месяц промоутерам и семье Джексонов. Представитель Джексонов, Говард Блум, сказал, что любые проценты, начисленные по каждому переводу на 120 долларов, пойдут на обработку и почтовые расходы за невыполненные заказы.

Если бы вы стали счастливчиком, которому повезло увидеть шоу Victory Tour, вы бы узнали об этом, как и о месте концерта, лишь за два дня до даты. А из-за почтовых задержек билеты могли бы запросто прийти после концерта.

Цены были явно слишком высокими даже для белых подростков из семей среднего класса, потому что им приходилось покупать их по четыре штуки. Трудно представить, чтобы многие из самых преданных Майклу поклонников, дети из гетто, смогли позволить себе роскошь посетить концерт.

Что еще неприятнее, Джексоны и их промоутеры заявили, что они не хотят платить за рекламу, объясняя это тем, что подобные объявления должны публиковаться бесплатно как «общественные». Конечно, большинство газет так не считали. «Просто семья стремится заработать больше миллионов», – сказал Боб Харинг, исполнительный редактор Tulsa World.

Прежде чем обнародовать настолько возмутительный план, Майкл и Джон Бранка встретились с братьями, чтобы попытаться отговорить их.

«Мы должны выручить как можно больше за билеты, – сказал один из братьев. – Нет ничего невозможного».

«Нет, – возразил Майкл. – Так не делается. Будет обратная реакция. Билеты не должны стоить дороже двадцати баксов каждый. А идея заказа по почте – просто кошмар». Для справки: билеты на концерты The Rolling Stones и Брюса Спрингстина в то время стоили по шестнадцать долларов. Майкл хотел обычную цену билета в двадцать долларов, без комплекта по четыре, без денежных переводов, без купонов.

Братья проголосовали против предложения: пять против одного.

«Ну вот и все, – решил позже певец на встрече с Джоном Бранка и Фрэнком Дилео. – Это будет мой последний тур с ребятами. Я совершенно серьезно. Поэтому я не хочу, чтобы вы пытались на что-то повлиять. Пусть делают все по-своему. У меня всего лишь один голос из шести. Пусть делают, что пожелают. Я остаюсь в стороне».

«Но почему, Майк? – поинтересовался Фрэнк. – Они же собираются все испортить».

«Потому что если что-то пойдет не так, я не хочу об этом ничего слышать, – объяснил Джексон. – Я не хочу слышать о проблемах от своей матери, отца или братьев. Пусть делают по-своему, а я остаюсь в стороне. Может быть, деньги, которые они заработают, обеспечат им комфортную жизнь. Так что я умываю руки».

Когда был анонсирован план, фанаты по всей стране пришли в возмущение. Los Angeles Herald Examiner провели телефонный опрос: используют ли фанатов Майкла Джексона в личных интересах? Из 2795 респондентов 90 % ответили утвердительно.

Газета опубликовала редакционную статью, осуждающую Джексонов: «Трудно не сделать вывод, что промоутеры, если не сами молодые звезды, используют поклонников. Говорят, что все братья, включая Майкла, участвовали в планировании тура. Если это правда, то им следовало подумать о поклонниках, сделавших их такими богатыми и знаменитыми».

Другие газеты по всей стране последовали примеру, критикуя группу, и в частности Майкла, поскольку он был самым известным из них. «Тур Джексонов не про музыку. Он про жадность и наглость, – писали вашингтонские обозреватели Максвелл Глен и Коди Ширер. – Какой толк от имиджа без наркотиков, без алкоголя, без употребления мяса, когда главным посланием становится „гони сюда свой кошелек”?»

Пресса обеспечила ужасную рекламу артисту, который был моделью для подражания среди молодежи. «Я ведь и близко не хотел участвовать в этом туре, – раздраженно жаловался он. – А теперь смотри, что происходит».

Несмотря на бурную реакцию, когда первые купоны были напечатаны в Kansas City Times, толпы фанатов с ночи ждали, когда на улицах появятся ранние утренние газеты. Чтобы удовлетворить спрос, Times выпустила дополнительные 20 000 экземпляров. Почтовые служащие подготовили 140 000 бланков денежных переводов на случай ожидаемого наплыва посетителей. Билеты были проданы очень быстро.

Тем не менее все происходящее было не в пользу Майкла. Фрэнк Дилео предупредил, что, если он не выступит против очевидной жадности братьев и промоутеров, его репутация может быть подорвана. «Им нет дела до твоего будущего, – сказал менеджер. – Их единственная забота – настоящее, возможность заработать как можно больше, пока они могут. Твоя карьера продлится дольше, чем тур. А их, скорее всего, нет».

Майкл не знал, как справиться с ситуацией. «На самом деле я просто хочу, чтобы все исчезло», – высказался певец, но подобное не было похоже на способ решения проблемы. Наконец, в Dallas Morning News появилось открытое письмо, подействовавшее на него. Одиннадцатилетняя Ладонна Джонс написала, что копила деньги, чтобы увидеть The Jacksons, но не смогла накопить достаточно, чтобы купить четыре билета. Она очень многозначительно спрашивала Майкла: «Как ты мог оказаться таким эгоистом?»

Когда помощник показал артисту письмо, тот был расстроен. Он знал, что в основе тура действительно лежали жадность и эгоизм. Но разве его семья уже не заработала больше денег, чем большинство людей когда-либо видело в своей жизни? Конечно, да. Однако потребовался обиженный ребенок, чтобы заставить его что-то предпринять.

До этого момента он не предпринимал серьезных попыток вмешаться в ситуацию, но теперь понял, что должен повлиять на родных. Он организовал встречу с Джозефом, Доном Кингом и Чаком Салливаном. «Измените правила продажи билетов, – сказал им Джексон. – Это мошенничество. Вы знаете. Я знаю. Измените правила. Или я не буду гастролировать».

«Но, Майк…»

Он не стал ничего обсуждать. Только сказал, что, если ситуация не изменится, братьям придется отправиться в тур без него.

На следующий день было решено поменять систему.

Неприятности с Victory Tour

Майкл стал весить 47 килограммов, тогда как его нормальный вес составлял 57 килограммов. Таким худым он никогда не был. Казалось, артист находился в сильном стрессе, когда 26 июня он и его братья прибыли в отель Hyatt в Бирмингеме, штат Алабама, чтобы в течение недели провести несколько деловых встреч. Когда Майкл зарегистрировался, у него так сильно закружилась голова, что ему пришлось опереться на одного из своих телохранителей. Повар отеля подошел, чтобы поздороваться с ним, охранник ослабил хватку, и звезда чуть не рухнула на пол. Со стороны некоторым показалось, что у Майкла едва ли хватало сил, чтобы ходить. Как он собирался выступать?

Возможно, проблема с усталостью была связана с пищевыми привычками звезды. По указанию Джексона сикхский повар Мани Сингх Хальса кормил его кешью, орехами пекан, семенами, травами и специями. «Он помешан на здоровье, – рассказал его двоюродный брат Тим Уайтхед, принимавший участие в туре. – Люди не знают, что Майкл вегетарианец не столько из-за влияния мяса на организм человека, сколько потому, что не выносит мысли о том, что нужно убить животное, чтобы он смог пообедать. Я часто задавался вопросом, как ему хватает той еды, что он ест».

«Если бы мне не нужно было есть, чтобы жить, я бы вообще никогда не ел», – сказал однажды артист своей матери.

Позже в тот же день состоялась напряженная телефонная конференция с братьями, адвокатами и менеджерами. К тому времени, когда она закончилась, Майкл был без сил. Войдя в грузовой лифт (он всегда ездил в грузовых лифтах, а не в общественных), он прислонился спиной к стене и стал медленно сползать вниз, пока не сел на пол. Кто-то попытался помочь ему встать, но он был слишком истощен, чтобы стоять. «Просто оставьте меня в покое. Позвольте мне немного отдохнуть здесь», – сказал Джексон, поднимаясь на шестнадцатый этаж. Свидетели начали шептаться, что артист страдает нервной анорексией, это было неправдой, но, безусловно, казалось правдоподобным, учитывая то, как он выглядел и вел себя.

Пришло время объявить о новых условиях покупки билетов. Майкл провел полуденную пресс-конференцию 5 июля, за день до того, как должен был состояться первый концерт. На нем была белая куртка с блестками и лента в красно-белую полоску. Марлон, Рэнди и Тито сопровождали его. Чтобы опровергнуть обвинения в корысти и в том, что он делал шоу только ради прибыли, Джексон объявил, что намерен пожертвовать все деньги, заработанные в туре, в любимый благотворительный фонд. Более того, в каждом городе около двух тысяч билетов будет подарено малообеспеченной молодежи, которая иначе не смогла бы посетить концерты.

Майкл добавил: «Мы долго работали, чтобы сделать шоу как можно лучше. Но мы знаем, что у многих детей возникли проблемы с приобретением билетов. На днях я получил письмо от девочки из Техаса по имени Ладонна Джонс. Она откладывала деньги с мелких заработков, чтобы купить билет, но с действующей системой ей пришлось бы покупать четыре билета, а она не могла себе позволить нечто подобное. Поэтому я попросил нашего промоутера разработать новый способ распространения билетов – способ, не требующий денежного перевода на 120 долларов. Было много разговоров о том, что промоутер удерживает деньги тех, кому не достались билеты. Я попросил как можно скорее прекратить использование системы доставки билетов по почте, чтобы никто не платил деньги, если не получит билет». Майкл сообщил, что подробности новой схемы покупки билетов через прилавок будут объявлены в ближайшее время. (Новые правила вступили в силу уже после начала тура, в Джексонвилле.)

Джексон не отвечал на вопросы. Внезапно его и братьев окружили охранники. А затем они ушли.

«Почему певец решил пожертвовать все свои деньги на благотворительность?» – спросил один из репортеров Фрэнка Дилео.

«Потому что он хороший парень», – ответил тот.

Предполагаемое состояние Майкла тогда составляло семьдесят пять миллионов долларов, поэтому пожертвовать на благотворительность три-пять миллионов долларов, которые он заработал в туре, было бы щедрым жестом, но не заставило бы его изменить образ жизни. Однако его братья не могли позволить себе такой подарок. Также Майкл не стал – или просто не смог – решать другие проблемы. По словам Клиффа Уоллеса, управлявшего Louisiana Superdome, Джозеф и Кэтрин Джексон, Дон Кинг, Чак Салливан и The Jacksons попросили бесплатную аренду стадиона, освобождение от городских, государственных и федеральных налогов, долю от прибыли за еду, напитки и парковку и бесплатную рекламу в придачу. Выполнение их требований обошлось бы городским налогоплательщикам в 300 000 долларов. И принесло бы пять миллионов долларов семье.

Майкл распорядился, чтобы Ладонна Джонс получила комплект из четырех бесплатных билетов на шоу, куда ее доставит лимузин. Артист встретился с ней после шоу. «Он спросил меня, были ли у меня хорошие места, – вспоминала девочка. – Они оказались не очень хорошими, но все равно было здорово».

В это время CBS выпустили альбом Victory. Не считая концертного альбома 1981 года, это была первая пластинка The Jacksons за четыре года, так что ее все ждали. В альбом вошел дуэт Майкла и Мика Джаггера State of Shock – не столько песня, сколько прославление гитарного риффа The Rolling Stones. Лучшим синглом стала песня Джеки под названием Torture («Пытка»), написанная в стиле хай-техно, где Майкл будто изображает ураган. В альбом вошли песни, написанные всеми братьями – все главные роли были разделены поровну, – так что в продажу поступила именно групповая работа, ставшая идеальным стартом для тура.

Наконец, долгожданный и противоречивый Victory Tour стартовал в пятницу 6 июля 1984 года в Канзас-Сити, штат Миссури. «Любой, кто увидит шоу, изменится в лучшую сторону и надолго, – заявил в тот день прессе Дон Кинг. – Майкл Джексон преодолел все земные границы. Представители всех рас, цветов кожи и вероисповеданий ждут этот тур. То, как он гонит прочь отчаяние и уныние, приводит меня в восторг. Только в Америке такое могло случиться, только в Америке. О, я так благодарен за то, что я американец…»

«Кто-нибудь может заткнуть ему рот? – спросил Майкл одного из своих помощников. – И без него тошно». Ситуацию усложнило то, что Джеки повредил ногу и только позже он сможет присоединиться к братьям; Джермейн, Марлон, Рэнди, Тито и Майкл должны будут появиться на сцене без него.

Джексон против Джексона в дороге

В день первого концерта фанаты начали собираться у стадиона Arrowhead за несколько часов до восхода солнца. Внутри к массовому мероприятию готовились пятьсот человек службы безопасности и тысяча других рабочих сцены. Два гигантских гобелена на лесной сюжет обрамляли каждую сторону сцены, а в четырех с половиной метрах перед ней было построено деревянное ограждение, чтобы поклонники не набросились на братьев Джексон.

«Встаньте все вместе и узрите царство, – прогремел голос, когда шоу началось для 43 000 зрителей. Компьютеризированная сцена и система освещения в стиле Джорджа Лукаса были визитной карточкой концерта вместе со скрытой гидравлической сценой, на которой предстала группа (Майкл в брюках с принтом зебры в вертикальную полоску, в рубашке с блестками, белых носках, лоферах в стиле 1950-х годов и белой перчатке), они словно выросли из-под земли, появившись на специальном покрытии из двухсот ослепляющих огней. Можно было разглядеть лишь силуэты братьев, медленно спустившихся по лестнице. Они подошли к микрофонам, сняли солнцезащитные очки и запели первую песню, принадлежавшую Майклу, Wanna Be Startin „Somethin”. На сцене царили магия, иллюзия и фейерверки: красные и зеленые лазеры, алый свет стробоскопов и пурпурные дымовые шашки. Все восемнадцать песен – от I Want You Back до Shake Your Body (Down to the Ground) – звучали из сотни уличных динамиков. Все. (Как ни странно, братья не исполнили ни один номер из нового альбома Victory. Позже Марлон объяснил, что Майкл отказался репетировать или исполнять их перед живой аудиторией.)

Джермейн исполнил три собственные песни. Сольные хиты Майкла Billie Jean и Beat It были припасены на финал. Он находился в отличной вокальной форме и сейчас был певцом больше, чем когда-либо прежде. К тому времени, когда группа закончила выступление, публика обезумела, даже несмотря на то, что большинство зрителей довольствовались искаженными изображениями братьев на огромных экранах, расположенных по всему гигантскому футбольному стадиону. Однако было ясно, что они заплатили высокую цену за билеты, только чтобы увидеть одного человека, Майкла Джексона.

Благодаря музыке – не говоря уже о наступлении эпохи видео – слава Майкла к тому времени достигла таких невероятных масштабов, что никто не мог делить с ним сцену. Как писал Джим Миллер для Newsweek: «Он танцует с захватывающей дух энергией своего предшественника Джеймса Брауна, обольстительной легкостью Дайаны Росс, неуклюжей трогательностью Чарли Чаплина, острой радостью человека, который остался жив. Толпа воет и кричит…»

После первого из трех концертов в Канзас-Сити стало ясно: Майкл не должен был соглашаться на тур не только из-за проблем с ценами на билеты и продвижением. Он был фронтменом шоу, частью которого больше себя не ощущал, и братьям тоже было некомфортно играть роли второго плана. Или, как выразился один критик: «Марлон, Джермейн, Рэнди и Тито по большей части выглядели неуклюжими статистами на собственном празднике».

Странные комментарии, которые Джермейн в то время дал репортеру Саймону Киннерсли, продемонстрировали разногласия и братскую ревность, царившие в группе. Он сказал: «Несмотря на то что Майкл очень талантлив, он во многом обязан своим успехом времени и доли везения. На его месте так же просто мог оказаться я. Но сейчас я много чем занят. Я везде нарасхват, больше других участников группы. То же самое случится, когда остальные займутся своим делом».

Однако для публики все прочитанные и услышанные споры переставали иметь значение, когда он, бесспорная звезда Майкл Джексон, появлялся на сцене. Все, что имело значение, – его талант, его страсть к работе, его харизма, его голос – и то, как он мог выполнить одно из тех невозможных скользящих движений назад по сцене. Аудитория ревела от восторга после каждой его песни. Он не только перерос любое семейное зрелище, но чувствовалось, что сам артист сдерживал себя из страха отодвинуть на задний план братьев.

Кроме того, было ощущение – надуманное или нет, – что Майкл не мог дождаться окончания шоу. В то же время братья, выступавшие с сильным голодом и рвением, выглядели так, будто знали, что тур – шанс всей их жизни… и, возможно, последний. Однако не было и намека на то, что они разделяли какие-либо общие ценности или цели со своим звездным родственником. И ни разу не случилось так, чтобы Майкл хотел сделать вместе с ними что-то большее, чем требовалось. Пытаясь доказать преданность семье, он еще больше отдалился от них. Более того, возможно, потерял частичку своей души. Конечно, он должен был почувствовать, как что-то сломалось, когда Джеймс Браун – один из его кумиров – отказался от приглашения выступить с ним на сцене Madison Square Garden в Нью-Йорке.

Он всегда был большим поклонником Майкла, но посчитал, что высокие цены на билеты помешают присутствию многих черных фанатов группы. Это решение должно было больно отразиться на певце и заставить его задуматься о том, чего стоит ему этот тур.

Агония Victory Tour продлится до 9 декабря 1984 года – одна и та же программа и диалоги в каждом представлении. Майкл не силен в импровизации. Для каждого концерта есть свой порядок действий, и он редко отклоняется от него. Брюс Спрингстин присутствовал на шоу в Филадельфии, а после они с Майклом поговорили за кулисами.

«Вы разговариваете со зрителями во время концертов? – спросил его Джексон. – Я слышал, что вы так делаете».

«Да. Я рассказываю истории, – ответил Брюс. – Я знаю публику. Людям нравится слышать, как ты говоришь, а не только поешь. Они сходят с ума, когда ты просто говоришь».

Майкл вздрогнул: «О, я бы никогда не смог сделать так. Мне кажется, что люди узнают о тебе что-то, чего не должны знать».

Чем ближе подходило время завершения тура, тем больше Майкл хотел, чтобы он закончился. «Таким, каким мы его планировали, это был бы величайший тур всех времен, – вспоминал Джозеф Джексон. – Но вмешались внешние факторы. Вскоре братья вцепились друг другу в глотки».

Без сомнения, самым досадным моментом в поведении братьев на протяжении многих лет была их разочаровывающая неспособность взять на себя ответственность за собственные действия. Долгое время все они указывали пальцем на внешние источники внутренних проблем. Менеджеры, промоутеры, публика либо их любимый противник – пресса – были виноваты в трудностях, но только не они сами. На самом деле правда в том, что они почти всегда сами были источником внутреннего разлада.

Гастроли могут стать для артиста стрессом, вызвать чувство одиночества даже при самых благоприятных обстоятельствах. Однако ощущать себя изолированным от людей, с которыми выступаешь, не говоря уже о том, что они являются членами твоей семьи, ужасно, особенно для такого чувствительного человека, как Майкл. Семья уже начала распадаться, и Victory Tour, казалось, ускорил ее полное разрушение. В какой-то момент певец был так расстроен из-за братьев, что начал страдать от истощения и обезвоживания, и его пришлось лечить под присмотром врача.

В результате оказываемого давления Майклу становилось все труднее. Некоторые из его требований были необоснованными. В какой-то момент он пригрозил не выступать, если не уволят определенного пресс-агента, работавшего в туре. Очевидно, тот разрешил напечатать что-то, что не понравилось Майклу. Братья проигнорировали угрозу. Затем, в последнюю минуту, прямо перед началом шоу, Фрэнк Дилео объявил, что артист не появится, если пресс-агента сейчас же не уволят. Естественно, позже его уволили.

В начале тура было решено, что только выступающие члены семьи будут путешествовать в фургоне Джексонов. Когда Майкл начал появляться везде с Эммануэлем Льюисом, братья пришли в ярость. Еще до того, как тур подошел к концу, они начали путешествовать в отдельных фургонах и лимузинах – Джеки (присоединившийся к группе в середине тура на костылях, но не выступавший), Марлон, Рэнди и Тито в одной машине, Джермейн – в другой, Майкл – в третьей, тоже один. Когда им приходилось путешествовать по воздуху, братья пользовалась услугами коммерческих авиакомпаний; Майкл летел на частном самолете. (Мультимиллионер и муж Пиа Задоры, Мешулам Риклис, друживший с Джексонами, сжалился над братьями и предложил им воспользоваться его самолетом.) В Нью-Йорке, когда группа должна была лететь на вертолете на стадион Giants, они договорились, что в кабине не будет посторонних. Но Майкл появился в компании Джулиана Леннона, сына Джона Леннона. Братья пристально смотрели на них обоих во время короткого полета.

В какой-то момент Джексоны получили предложение от продюсера, который хотел заплатить им миллионы долларов за то, чтобы снять шоу и выпустить запись на рынок домашнего видео, когда тур закончится. Они проголосовали. Все были за, кроме Майкла. Молодой человек пригрозил, что не будет выступать, если сделку заключат. Кроме того, никто не должен был снимать концерт на видео. Не имея иного выхода, братья резко отказались и от контракта, и от всех денег.

Затем, три дня спустя, группа выступала на сцене, окруженная камерами. Сам Майкл организовал видеозапись выступления. «Я дам вам копии, не волнуйтесь», – пообещал он братьям, когда они столкнулись с ним после выступления, но копии им так и не прислали. (Когда певец попытался уговорить их разрешить ему выпустить видео на рынок, они отказали.)

Во всех городах братья останавливались на разных этажах гостиниц, не разговаривали друг с другом по дороге на стадионы. Каждый раз, когда проводилась встреча по какому-либо поводу, параллельно проводились собрания между различными представителями группы, включая пару юристов, представлявших Майкла, одного, работавшего на Джермейна, и двух, выступавших от имени остальных братьев. «Это было ужасно, – рассказала давний друг семьи Джойс МакКрэй. – Самый ужасный опыт, который когда-либо переживал Майкл. Его успех повлиял на каждого члена семьи. Некоторые из них завидовали, другие отрицали, в наличии был весь спектр человеческих эмоций».

В течение последней недели тура Джозеф и Дон Кинг начали строить планы о Victory Tour в Европе. Когда Майкл услышал о возможности европейских концертов, то не поверил своим ушам. Он послал Джозефу и Дону краткое сообщение через Фрэнка Дилео: «Я ни за что не поеду в Европу с Victory Tour. Удачи вам. Майкл».

9 декабря 1984 года после финальной песни Майкл крикнул со сцены Лос-Анджелеса: «Это наше заключительное и последнее выступление. Это были долгие двадцать лет, и мы всех вас любим».

Участники группы посмотрели на Майкла с удивлением, как будто его заявление стало для них новостью. «Каков засранец! – сказал один из братьев. – Как он посмел? Вот чертяка».

«Невозможно, чтобы Майкл Джексон был таким знаменитым и так относился к семье, – возмущался Дон Кинг после финального шоу, когда ему стало ясно, что гастроли в полном составе невозможны. – Он считает, что отец обошелся с ним плохо? Джозеф, возможно, и сделал что-то не так, но сам-то Майкл должен был поступить правильно».

Промоутер продолжал: «Что Майклу нужно понять, так это то, что Майкл – негр. Неважно, насколько великолепно он умеет петь и танцевать. Меня не волнует, что он может скакать. Майкл – одна из суперзвезд мира, но он все равно останется черной суперзвездой. И должен это принять. Не просто понять, но принять и продемонстрировать, что хочет быть негром. Почему? Чтобы показать, что негр на такое способен».

Если бы Майкл мог взлететь до небес, когда прочитал подобные комментарии, он бы так и сделал. «Давай засудим эту тварь, – сказал он Джону Бранка. – Он напрашивался с первого дня». Джон знал, что лучше не тащить в новый год Дона Кинга и новую тяжбу. Он успокоил певца, как ему всегда удавалось, и убедил отпустить ситуацию.

Как будто желая избавиться от неприятного ощущения, оставшегося после Victory Tour, Майкл пожертвовал все свои доходы – почти пять миллионов долларов – фонду The T. J. Martell Foundation по исследованию рака, United Negro College Fund и the Ronald McDonald Camp for Good Times.

Когда Майкл писал о Victory Tour в автобиографии «Moonwalk», он не упоминал Дона Кинга, Джозефа и Кэтрин, Чака Салливана или кого-либо из других главных участников гастролей. Там, где речь шла о братьях, он, как всегда, говорил о себе с долей превосходства. «Было приятно снова играть с ними, – вежливо и осторожно вспоминал он. – Мы снова были вместе… Мне понравился тур». Хотел артист признать публично или нет, но настоящая победа заключалась в том, что он и его братья наконец закончили быть гастролирующей группой.

Будущее их семьи тоже не выглядело многообещающим.

Джанет сбегает из дома

Пока Майкл и братья были заняты Victory Tour, проблемы назревали и дома. Ко всеобщему ужасу, Джанет (16 мая 1984 года ей исполнилось восемнадцать) связалась с молодым певцом по имени Джеймс Дебардж. Тот вырос в большой семье певцов из Гранд-Рапидс, штат Мичиган (тот самый Дебардж, работавший с Джексонами в Motown), и у них с девушкой, казалось, было кое-что общее. По крайней мере, на первый взгляд, поскольку оба выросли в семьях, занимающихся шоу-бизнесом. Джозеф и Кэтрин не одобрили их отношения, заявив, что Джеймс агрессивный и непредсказуемый. К тому же, как они думали, Джанет была слишком молода и неопытна. Однако позже молодой человек утверждал, что они с Джанет впервые стали близки, когда ей исполнилось всего пятнадцать, и, как он весьма неделикатно добавил, «это были настоящие занятия любовью».

Вдобавок родители узнали, что Джеймс злоупотребляет наркотиками, и считали, что роман их дочери должен завершиться. Однако Джанет заявила, что влюблена и решила выйти замуж, несмотря на – или, возможно, как раз из-за – их неодобрение. По ее словам, она знала о проблемах парня с наркотиками, но думала, что справится с ними и поможет любимому. «Всегда думаешь, что сможешь изменить людей, – говорит она, оглядываясь в прошлое. – Я знала, что он хотел измениться. Пытался, но недостаточно сильно».

Они сбежали 7 сентября 1984 года в Гранд-Рапидс, родной город Дебарджа. Их первая брачная ночь была катастрофой, как вспоминал Джеймс: «Я абсолютно все испортил. На свадебной церемонии Джанет тряслась от страха, и я подумал, что самое меньшее, что могу сделать, – дать ей запомнить эту ночь. Я забронировал лучший номер в отеле Amway Plaza Hotel, что обошлось мне в небольшое состояние. Но потом вышел и напился с друзьями. В итоге я вернулся в отель в три часа ночи, Джанет ждала меня и плакала».

На следующий день девушка позвонила Ла Тойе, чтобы сообщить ей о своем замужестве. Затем она поручила сестре сообщить поразительную новость Джозефу и Кэтрин, которые, как и следовало ожидать, не восприняли ее хорошо. Она также позвонила всем братьям, кроме Майкла. Те расстроились и рассердились, особенно Джермейн. «Уверена, он убил бы Джанет, если бы смог до нее добраться», – вспоминала Ла Тойя.

Затем встал вопрос о том, как сказать Майклу. На самом деле никто из членов семьи не хотел этого делать. Казалось, все знали, что человек, рассказавший ему столь ужасные новости, будет навсегда очернен в его глазах. Майкл всегда оберегал Джанет, говорил, что она – его лучший друг в семье, его «близнец». Произошедшее наверняка должно было его расстроить, Victory Tour уже стал для него достаточно трудным испытанием и без домашних невзгод. Никто не хотел быть «тем самым человеком». Наконец, дочь Куинси Джонса, друг семьи, позвонила Майклу; ей нечего было терять. Как и предполагалось, новость его сильно расстроила. «Меня убило, что сестра сбежала и вышла замуж, – скажет позже певец. – Я не знал, как с этим всем справиться».

В течение месяца Джанет и Джеймс жили в Хейвенхерсте с семьей Джексонов, к большому разочарованию молодого человека. «Он хотел, чтобы у них появилось собственное жилье, – объяснила его мать Эттерлен. – Сын чувствовал, что им нужно остаться одним, чтобы иметь возможность расти в браке. Однако Джанет не хотела покидать родной дом. Она все еще была похожа на маленькую девочку, которая не в состоянии выйти из комнаты».

«Джеймс приходил в дом совершенно не в своем уме из-за наркотиков, – вспоминал Стив Хауэлл. – Он был под кайфом из-за употребления кокаина и алкоголя, дважды охранники пытались помешать ему войти в Хейвенхерст. „Если вы это сделаете, мистер Джексон убьет вас”, – предупреждали они его, говоря о Джозефе. Однако он продолжал вести себя агрессивно, ему было все равно. Самое удивительное, что, когда Джеймс не был под кайфом, он был самым милым парнем в мире. В нем словно жили доктор Джекилл и мистер Дебардж».

«Оставь моего мужа в покое!» – кричала Джанет на отца.

«Он тебе не подходит, Джанет! – отвечал Джозеф. – И если ты намереваешься разрушить семью, оставаясь замужем за ним, то можешь забыть об этом».

Кэтрин попыталась найти разумное решение проблемы: предложила записать Джеймса на программу реабилитации. Он отказался.

В одном из интервью Дебардж представил поместье в Энсино как «Дом страха» и описал Майкла, который ненадолго вернулся домой в середине тура, в мрачных тонах. «Когда я жил там, то понял, какой он печальный и одинокий человек, – сказал Джеймс. – Майкл был подобен привидению, бродящему вокруг в поисках дружбы. Он приходил в нашу комнату поздно ночью, тихонько стучал в дверь и спрашивал: „Ничего, если я войду?” Однажды мы с Джанет занимались любовью, и в этот момент вошел ее брат! Он лег с нами в постель и излил душу. „Я завидую вам двоим, потому что вы есть друг у друга и вы любите друг друга. А у меня никого нет”. Не было даже намека на присутствие женщины в его жизни».

Дебардж так вспоминал о зяте: «Он действительно был очень одиноким мужчиной-ребенком. Веселился, только когда к нему приходили друзья, чтобы поиграть в игровом зале за два миллиона долларов, но люди практически всегда вынуждены были проигрывать Майклу. Если бы они этого не делали, их бы не приглашали снова».

У Джеймса сохранилось много удивительных воспоминаний о жизни в «Доме страха». Он вспоминает день, когда шел дождь и Майкл голым танцевал вокруг бассейна. «Мать кричала из окна: „Оденься, Майкл. Твой отец скоро будет дома”. Страх перед Джозефом контролировал их всех», – рассказывал Джеймс. (Учитывая, что в тот период он все еще употреблял наркотики, назвать его надежным источником информации нельзя.)

Через несколько месяцев Джеймс и Джанет переехали в собственный кондоминиум по адресу: 12546, Виста, Брентвуд. «Они съехали, потому что Джозеф готов был убить Джеймса, – вспоминал Стив Хауэлл. – Я серьезно».

«Джеймс несколько раз ссорился со старшим Джексоном, – подтвердила мать Дебарджа. – Они были врагами, ненавидели друг друга».

Джанет не хотела иметь ничего общего со своей семьей до тех пор, пока они не принимали ее мужа. Вообще-то, девушка стала отдаляться от родных пару лет назад, когда начала сниматься в телесериале «Fame». «Мои родители были очень строгими, пока я росла, – сказала она мне однажды. – Музыка действительно была нашей работой. У нас не было детства, не было возможности узнать, что на самом деле происходит за пределами нашего мира. Это было нехорошо, потому что когда впервые оказываешься по ту сторону, то испытываешь шок. Я увидела много того, о чем прежде даже не знала».

Вскоре Джанет поняла, что несчастна в браке. Она хотела независимости и добилась ее, но какой ценой? Теперь она не спала по ночам, беспокоясь о Джеймсе.

По словам Джерома Ховарда, бывшего бизнес-менеджера Джозефа и Кэтрин, «посреди ночи Джанет звонили друзья Джеймса и рассказывали ей, где он находился – обычно в гетто, примерно в двадцати пяти милях от Энсино, где он покупал или употреблял наркотики». «Джанет, никогда в жизни там не бывавшая, собиралась и ехала за ним, – уверял Ховард. – Со временем она узнала гетто лучше, чем любой другой Джексон. Она любила мужа и была готова ради него на все».

Поскольку все Джексоны выступали против этого брака, каждый член семьи по очереди пытался убедить Джанет развестись. Проблемы, с которыми столкнулись молодожены, особенно наркотики, шли вразрез со всем, что Майкл отстаивал в личном и духовном плане. Кроме того, он видел, как брак повлиял на эмоциональное состояние его сестры. Однажды она потеряла сознание, и ее пришлось срочно доставить в больницу. Джанет была истощена физически и эмоционально. В то время она прислушивалась только к Майклу. Он умолял ее оставить Джеймса, плакал, разговаривая с ней по телефону во время остановок в Victory Tour. Наконец Джанет удалось убедить.

«Боже, я чувствовала, как вся моя жизнь рушится, и как он [Джеймс] тонет, но ничего не могла сделать, – говорила девушка. – А муж сказал мне: „Ну, ты и не пыталась мне помочь”. И тогда я подумала: „Как насчет того, чтобы помочь себе?” И решила: да, я могу пойти на дно вместе с ним, и это будет конец моей жизни, или я могу отпустить его и двигаться дальше в одиночестве».

Джанет ушла от Джеймса 7 января 1985 года и немедленно подала прошение об аннулировании ее брака и восстановлении прежнего имени Джанет Дамита Джексон. В прошении она указала, что ее общий ежемесячный доход составляет всего 3000 долларов – мизерная сумма в сравнении с теми миллионами, которые она заработает позже. Девушка утверждала, что размер дохода мужа ей «неизвестен». Вернувшись домой из здания суда, она позвонила другу Рене Элизондо и произнесла: «Боже, я не могу поверить в то, что только что сделала».

(Брак был окончательно аннулирован 18 ноября 1985 года. К тому времени Джанет возвратилась в Хейвенхерст.)

Джеймс настаивает на том, что Джанет сделала аборт, когда они были женаты. «Не думаю, что она говорила членам семьи, – сказал он, – но ее мать знала. Я бы не был против ребенка, но главное слово оставалось за Джанет. Думаю, что на решение повлияли ее карьера, планы и семья. Мы отправились в клинику в Лос-Анджелесе, где пришлось пользоваться черным ходом, потому что нас могли узнать. Было очень страшно. После этого я отвел ее домой, обнял и сказал, что все будет в порядке».

В течение многих лет Джанет опровергала слухи, будто на самом деле она выносила и родила ребенка и он тайно воспитывается в Европе. Женщина уверяет, что это неправда. А еще она почти десять лет отрицала, что находится замужем за Рене Элизондо, хотя так оно и было. Правда вскрылось только тогда, когда он подал на развод… Удивится ли кто-нибудь, если Джанет Джексон однажды расскажет, что много лет назад забеременела и решила вырастить малыша вне общественного внимания?

«Майкл не гей»

Трудно было представить Майкла Джексона, рассматривающего романтические отношения в позитивном ключе, когда его окружали столь печальные примеры. Брак его родителей едва ли можно назвать счастливым. Брак Марлона и Кэрол оказался полон проблем, хотя они помирились. Было сложно разобраться, что происходило в семье Джермейна, но большинству казалось, что Хейзел доминировала в отношениях. На тот момент брак Джеки тоже находился под угрозой, потому что он изменил Энид. Эти двое в итоге разведутся, но точка в вопросе будет поставлена лишь в августе 1987 года, после того как они заставят друг друга пережить столько страданий – и судебных разбирательств, – сколько возможно. К счастью, Тито с Ди Ди, похоже, хорошо ладили. И все же Майкл рано научился проявлять осторожность, прежде чем вступать в какие-либо отношения, которые могли стать серьезными.

Поэтому оставался один – за исключением случайных молодых людей, таких как Эммануэль Льюис и десятилетний Джонатан Спенс, ставший его постоянным спутником в 1984 году. Артист и мальчик прижимались друг к другу и обнимались всю осень 1984 года.

Вместе с огромным успехом Майкла настигли слухи о его сексуальности. Певец всегда был крайне чувствителен к домыслам относительно своей сексуальной ориентации, и ничто не раздражало его больше, чем то, что они возникали каждые несколько лет. Однако к сентябрю 1984 года вопрос оставался открытым: Майкл – гей?

Конечно, быть невинным двадцатишестилетним кумиром подростков, приверженным сексуально репрессивной религии, непросто, особенно когда шоу-бизнес требует, чтобы мужчина-знаменитость был, выражаясь словами Майкла Джексона, «вовлечен в романтические отношения» с женщиной, отсюда присутствие Татум О’Нил и Брук Шилдс в его жизни. Но публика угадывала фарс, и злые языки продолжали болтать.

Ходили слухи, что, когда Майкл был младше, Джозеф велел ввести ему женские гормоны, чтобы его голос не изменился с возрастом. Он хотел, чтобы голос оставался высоким, то есть коммерчески востребованным. «Неправда, – говорит наставник Майкла по вокалу Сет Риггс. – Когда он начинал, то пел высоким голосом, а я научил его петь еще выше. Это смешно. Я даже не знаю, реально ли такое возможно».

По словам Сета, однажды на уроке во время перерыва он сказал певцу: «Знаешь, все думают, что ты гей».

Тот кивнул и рассказал Риггсу, как однажды к нему подошел высокий красивый блондин и произнес: «Майкл, я думаю, ты великолепен. Я точно лег бы с тобой в постель».

Артист впился в него взглядом. «Когда ты в последний раз перечитывал Библию?» – спросил он.

Блондин ничего не ответил.

«Знаешь, тебе действительно стоило бы ее прочитать, потому что там есть кое-что важное о гомосексуальности».

«Понятно. Думаю, если бы я был девушкой, все было бы иначе, – продолжал парень. – Тогда бы ты занялся со мной сексом».

«Нет, я бы не стал, – возразил ему Майкл. – В Библии об этом тоже говорится».

Тем не менее о Джексоне ходили странные слухи. Например, репортер Дениз Уоррелл писала о нем для Time и пыталась договориться с ним об интервью, но безуспешно. Однако женщина смогла поговорить с его родителями. Без ведома Майкла Джозеф решил устроить репортеру экскурсию по дому. В какой-то момент он постучал в дверь спальни артиста. Ответа не последовало. «Майкл, здесь кое-кто пришел, я хочу вас познакомить, – сказал отец и вошел. – Могу я пригласить ее в твою комнату?»

Дениз написала, что Майкл был в комнате с другом, мужчиной около двадцати лет, они смотрели телевизор. Он был единственным источником света в комнате. Она заметила очертания манекенов у стены.

Майкла ошеломило появление отца и гостьи. Он нервно представил Джозефа своему другу по имени. Затем пожал руку журналистке, она сообщила, что его рукопожатие «было похоже на облако», он «едва поздоровался». Потом друг Майкла нервно протянул руку, которая показалась ей «влажной». Джексон еще какое-то время не сводил с нее глаз, а затем снова уставился в телевизор.

Когда Джозеф и Дениз вышли из комнаты, отец выглядел как человек, только что открывший ящик Пандоры. «У Майкла в гостях друг, – объяснил Джозеф и добавил, нервно посмеиваясь: – Он не сможет дать интервью, хотя у вас почти получилось».

После того как Дениз покинула дом, ее догнал охранник. Отец и мать певца хотели снова с ней поговорить. Джозеф, должно быть, сообщил жене о том, что произошло в комнате.

«Мы надеялись, что вы исправите ситуацию и положите конец слухам, – сказала Кэтрин, как только увидела Дениз. – Говорят, Майкл – гей, но это не так. Гомосексуальность противоречит его религии. Это против Бога, против того, что говорится в Библии».

«Майкл не гей», – решительно повторил Джозеф.

Возможно, Майкл не гей, но его интересовал образ жизни гомосексуалов. Один из друзей вспоминает тот день, когда они с певцом пошли в гей-бар на бульваре Санта-Моника в Западном Голливуде. «Майкл записывался в студии Larrabe, которая находилась через дорогу от бара в гейском районе Голливуда. Я сказал ему: „Пойдем выпьем там”. Он ответил, что не пьет, но, возможно, в баре найдется апельсиновый сок. „Знаешь, это гей-бар”, – предупредил я его. „Вот как? Я никогда не был в гей-баре, – сказал он. – Что там происходит?” Я ответил, что он должен пойти и сам посмотреть. Он колебался. „Что ж, мне всегда было любопытно. Хорошо, давай сделаем это”. И мы пошли.»

«„Почему здесь так темно?” – хотел знать Майкл. У меня создалось впечатление, что он и в обычном баре никогда не бывал, не говоря уже о гей-баре. Там стояло несколько парней, но было еще рано, поэтому толп не наблюдалось. Майкл сделал глубокий вдох, подошел к бармену и заказал апельсиновый сок. Тот сказал: „Эй, а ты не Майкл Джексон?” Он ответил: „Нет. Но мне говорят, что я на него похож”, повернулся ко мне и подмигнул.

Мы с ним сидели в углу и смотрели на парней. Некоторые узнавали его, но не трогали. К нему не подошел ни один человек.

„Это все, что они здесь делают? – спросил меня Майкл. – Просто пьют, болтают и смотрят видео?” „Мне было интересно, что, по его мнению, люди делают в барах. Пока мы сидели, вошли двое мужчин и сразу начали целоваться. Когда Майкл увидел их, я почувствовал, как он напрягся. В конце концов друг произнес: „Хорошо, я насмотрелся. Пошли отсюда”. Мы встали и вышли. На выходе Майкл сказал: „Не могу поверить, что эти два парня целовались. Как так вышло?” „Может быть, у них взаимная симпатия”, – ответил я.

„Ну, если это то, что делают в гей-барах, то не думаю, что когда-нибудь еще туда пойду”, – решил Майкл».

Тот же человек вспомнил день, когда они с Майклом зашли в Drakes, магазин подарков на проспекте Мелроуз в Голливуде, специализирующийся на секс-игрушках и порнографии. В глубине, в закрытой зоне, можно было найти литературу и глянцевые журналы для геев.

«Эй, а что там позади?» – спросил Майкл, как только вошел.

«Лучше тебе не знать», – ответил его друг.

«Нет, я действительно хочу», – настаивал Майкл. Затем смело направился туда, где, вероятно, еще никогда не бывал ни один Джексон.

Через тридцать секунд прибежал обратно и выглядел потрясенным, как будто только что увидел привидение. «Нам нужно уйти прямо сейчас», – нервно сказал он.

«Почему?»

«Лучше тебе не знать», – парировал Майкл.

Чем более загадочно вел себя молодой человек, тем больше люди судачили и даже шутили о нем. Видеооператор Стив Хауэлл однажды спросил о комедийном скетче, который Эдди Мерфи показал в шоу Saturday Night Live. Эдди изображал женоподобного и жеманного Майкла, приглашенного на вымышленное ток-шоу Guy Talk к фальшивому Либераче, сыгранному другим актером. Оба хвастались своими сексуальными подвигами с женщинами, что было нелепо и очень смешно.

Майкл улыбнулся. «Я не против, – мягко сказал он. – Чем больше они смеются надо мной, тем больше людей будут интересоваться тем, кто я на самом деле. Меня не волнует, когда меня называют педиком. Никто не знает правды. Никто не знает, кто я и что я».

«Тебе все равно, что о тебе говорят?»

«Люди могут говорить все что хотят, потому что в конечном счете озвучивают домыслы и не оставят свои попытки выяснить, гей я, натурал или что-то еще, – объяснил Майкл. – Меня подобное не беспокоит, и чем больше они потратят времени на поиск правды, тем более знаменитым я стану».

Возможно, иногда Майкл воспринимал все именно так, но когда-то он сказал журналисту Rolling Stone Джерри Хирши, что проживает свою жизнь с маниакальной осторожностью, «точно больной гемофилией, который не может позволить себе ни царапины».

В августе 1984 года таблоиды утверждали, что Майкл крутил роман с британской поп-звездой Боем Джорджем, что было клеветой. Певец впал в ярость. Его пресс-агент Норман Уинтер вспоминал: «Майкл злился из-за сплетен о том, что он гей, из-за того, что маленькие дети, едва умеющие читать, слышали обсуждающиеся истории, возможно, от матерей, ведь те покупают желтую прессу и рассказывают другим о прочитанном. Кто знает? Главным образом, он понимал, что зарабатывает нежелательную репутацию. Артист сообщил мне, что хочет организовать пресс-конференцию, чтобы опровергнуть слухи. Я сказал ему, что, скорее всего, это плохая идея. „Зачем придавать слухам такое значение? Может, все само собой уляжется”. Джексон ответил: „Нет, все становится только хуже. Я должен что-то сделать прямо сейчас”. Фрэнк [Дилео] был против его идеи, но Майкл – очень решительный человек. Я написал текст заявления, он его одобрил, и мы запустили процесс».

Проблема заключалась в том, что Джексон не желал появляться на пресс-конференции: он был слишком застенчив, чтобы предстать перед прессой и обсуждать столь личное дело.

5 сентября 1984 года в звукозаписывающей студии Западного Голливуда была организована большая пресс-конференция. Фрэнк Дилео – в темных очках и с сигарой во рту – встал перед трибуной и заявил, что собирается зачитать двухстраничное заявление Майкла, «достигшего, как вы все знаете, вершины мастерства на своем поприще».

Резким уверенным голосом менеджер прочел: «В течение некоторого времени я пытался понять, стоит ли мне публично отреагировать на многочисленные лживые слухи, распространяющиеся обо мне. Я решил сделать заявление, потому что данные утверждения голословны и глубоко травмируют тех, кому я близок.

Мне очень повезло, что за приложенные усилия я получил признание. Оно также означает ответственность перед поклонниками во всем мире. Артисты всегда должны служить образцом для подражания и подавать пример молодежи. Мне грустно оттого, что многие могут и правда поверить нынешнему шквалу ложных обвинений. Чтобы покончить со всем этим РАЗ И НАВСЕГДА: НЕТ! Я никогда не принимал гормоны, чтобы сохранить высокий голос. НЕТ! Мои скулы никогда не переделывали. НЕТ! Мне никогда не делали косметических операций на глазах. ДА! Однажды в будущем я планирую жениться и создать семью. Любые предположения об обратном просто не соответствуют действительности.

Отныне, если в печати появятся новые домыслы, я дам знать своим адвокатам о готовности возбудить судебный иск и впоследствии привлечь к ответственности виновных по всей строгости закона.

Как было сказано ранее, я люблю детей. Все мы знаем, что они очень впечатлительны и поэтому восприимчивы к подобным историям. Я уверен, что уже были болезненные реакции на ужасную клевету. Помимо их восхищения я хотел бы сохранить их уважение».

Прочитав заявление, Фрэнк отказался отвечать на вопросы толпы репортеров и покинул трибуну.

Ни одна знаменитость еще не заходила так далеко, чтобы заявить о своей гетеросексуальности. То, что Майкл не явился лично, ослабило эффект. Кроме того, сказанное было правдой лишь наполовину. Возможно, ему не делали операцию на глаза, как он настаивал, но ему точно делали операцию на нос, причем трижды. Как можно опровергнуть одну историю касательно пластической хирургии и опустить всю правду о работе, проделанной над носом? Из-за очевидного замалчивания возникал вопрос: что еще скрыл Майкл? В итоге пресс-конференция имела неприятные последствия, во всяком случае, она вызвала больше вопросов, чем ответов.

Майкл покупает песни The Beatles

Пока Майкл Джексон находился на гастролях Victory Tour, его имя снова попало в заголовки – теперь уже деловых заметок – в связи с покупкой ATV Music Publishing Company – за невероятные 47,5 миллиона долларов. Покупка, считавшаяся крупнейшим издательским приобретением, когда-либо сделанным отдельным человеком, в действительности явилась кульминацией десяти напряженных месяцев переговоров. Идея предприятия родилась несколькими годами ранее, когда Майкл приехал в Лондон, чтобы записать будущий хит номер один Say, Say, Say с Полом Маккартни на студии Abbey Road. В Лондоне Джексон подружился со знаменитым битлом и Линдой Маккартни, он почти все время обедал у них дома за городом. Однажды вечером после ужина Пол показал ему увесистую книгу с названиями песен, права на которые ему принадлежали, включая большую часть материала Бадди Холли и такие джазовые стандарты, как Autumn Leaves, Sentimental Journey и Stormy Weather.

«Отличный способ заработать большие деньги, – сказал Пол. – Каждый раз, когда кто-то записывает одну из этих песен, мне платят. Каждый раз, когда кто-то играет их на радио или на живых выступлениях, мне платят».

«Ты шутишь?» – спросил Майкл.

«С чего ты взял?» – серьезно ответил Пол. В действительности, говорят, что Маккартни зарабатывает более сорока миллионов долларов в год благодаря гонорарам за записи и песни, хоть и не является их автором.

Майкл был заинтригован. Ему принадлежали издательские права на его собственные песни – их получение стало одной из причин ухода от Motown и издательства Jobete Берри Горди – но он всегда считал издательство утомительным делом, в первую очередь связанным со сбором гонораров и лицензированием материалов для других медиа. Пол объяснил, что издательский мир может оказаться прибыльным, особенно благодаря буму компакт-дисков и все более частому использованию популярных песен в рекламе, фильмах и на телевидении. Авторы песен порой лишаются своих авторских прав по той или иной причине: иногда продают их ради дохода – недальновидный поступок, особенно в наши дни, когда в музыкальной индустрии зарабатывается так много денег, – а иногда теряют права из-за незнания, как произошло в случае с The Beatles, которые просто согласились на отчуждение прав, будучи неопытными и наивными.

Так случилось, что Пол Маккартни и Джон Леннон отдали свои авторские права издателю по имени Дик Джеймс, когда были молоды. В итоге Джеймс нажил состояние на песнях The Beatles. Затем, в конце 1960-х, когда и Маккартни, и Леннон отдыхали с женами после их свадеб, Джеймс продал Northern Songs – компанию, продолжающую владеть правами на композиции группы – ATV Music Limited сэра Лью Грейда. Позже активы ATV были приобретены Bell Group австралийского бизнесмена Роберта Холмса А’Курта. Маккартни и Леннон делили с ATV доход от 251 песни, написанной между 1964 и 1971 годами, включая Yesterday, Michelle, Help! A Hard Day’s Night, The Long and Winding Road, Hey Jude, Let It Be и многих других. ATV также владели издательскими правами на тысячи других композиций таких исполнителей, как The Pointer Sisters, Пэт Бенатар и Литтл Ричард (в том числе Tutti Frutti, Long Tall Sally, Rip It Up и Lucille).

Когда Майкл сказал Полу: «Может быть, однажды я куплю твои песни», – тот засмеялся.

«Давай, ага, – сказал он. – Хорошая шутка».

Джексон не шутил, и однажды Маккартни пожалеет об их разговоре.

«Я дал ему много бесплатных советов, – скажет артист позже. – И знаешь что? Надо уметь держать язык за зубами».

«Майкл – из тех парней, что перенимают чужой опыт. Когда мы работали вместе, мне кажется, он еще не делал пластическую операцию. [На самом деле к тому времени у него уже была пластика.] У меня есть фотографии, где мы вместе в нашем доме, и он выглядит совсем иначе. С тех пор Майкл перенес много операций по изменению внешности. Помню, он сказал мне, что собирается на религиозный ретрит, и я ему поверил. Но вернулся он оттуда с новым носом. Думаю, дело в силе молитвы».

Между Майклом и Полом проявлялись некоторые признаки дружбы, но вместе с тем Джексон сохранял дистанцию. Он не хотел, чтобы Маккартни видел в нем больше чем просто знакомого, возможно потому, что у него выработался план.

Когда Майкл вернулся в Соединенные Штаты, он упомянул книгу Пола с названиями песен во время разговора с Джоном Бранка и сказал, что тоже хочет приобрести кое-какие авторские права. Джон исследовал рынок и представил певцу список продаваемых песен. Первой покупкой стал каталог Слая Стоуна, куда вошла вся поп-классика Слая 1970-х, в том числе Everyday People, Hot Fun in the Summertime и Stand! (The Jackson 5 выступили с ней, когда впервые появились на шоу Эда Салливана, но теперь она принадлежала Майклу). Менее чем за миллион долларов Джексон также получил и другие права, в том числе на два хита Селин Дион The Wanderer и Runaround Sue, на композиции 1-2-3 Лена Барри и Expressway to Your Heart группы Soul Survivors.

В течение следующих нескольких месяцев Майкл был слишком поглощен Victory Tour, чтобы сосредоточиться на каких-либо издательских сделках. Но позже, в сентябре 1984 года, когда Джон Бранка прилетел в Филадельфию на встречу с Фрэнком Дилео и Майклом по поводу проблем, связанных с гастролями, адвокат небрежно упомянул о наличии каталога ATV. Джексон не представлял, какую музыку предлагали ATV.

«Ну, там есть несколько вещей, которые могли бы тебя заинтересовать», – поддразнил Джон.

«Например?» – спросил Майкл.

«Northern Song».

Певец пришел в восторг. «Ты имеешь в виду ту самую компанию Northern Song, да?»

«Да, Майк», – ответил Джон. Он не мог сдержать своего восторга.

«Мы говорим о The Beatles, чувак. The Beatles».

Сам Пол Маккартни пытался купить ATV еще в 1981 году. Он предложил Йоко Оно приобрести издательство вместе за двадцать миллионов долларов (чтобы каждый заплатил по десять миллионов), но она решила, что это слишком большие деньги, и отказалась. Поскольку Пол не хотел один тратить двадцать миллионов долларов, сделка сорвалась.

Майкл скакал по комнате и ликовал от радости, но Бранка предостерег его, что в борьбе за такие популярные песни будет жесткая конкуренция. «Мне все равно, – заявил артист. – Я хочу эти песни. Достань для меня их, Бранка».

Юрист пообещал посмотреть, что можно сделать. Затем позвонил Джону Истману, адвокату и шурину Пола Маккартни, спросил, планирует ли тот участвовать в торгах, и услышал в ответ: «Нет. Это слишком дорого».

Несколько дней спустя Йоко Оно позвонила Джону и сказала, что до нее дошли слухи о том, что Майкл заинтересован в покупке ATV. Затем в течение сорока пяти минут она пыталась убедить Бранка в том, что покупка каталога – ужасная идея. Джон обсудил разговор с Майклом. «Чувак, очевидно, она сама его хочет, – сделал вывод Джексон, – но не хочет тратить деньги. Надеется, что цена упадет, если я его не приобрету. Так что покупай скорей, Бранка».

Следующие несколько месяцев прошли в напряженных и безуспешных переговорах. Конкуренцию Майклу составляли Чарльз Коппельман и развлекательная компания Мартина Бандиера, лейбл Virgin Records, известный магнат в сфере недвижимости Самюэль Дж. Лефрак и финансист Чарльз Кнапп. В какой-то момент Джон Бранка полностью прекратил переговоры.

В течение восьми неспокойных месяцев Пол Маккартни вновь пытался убедить Йоко Оно присоединиться к нему. Когда Йоко снова ответила, что она не заинтересована, певец решил не участвовать.

Каждую неделю Майкл звонил Джону Бранка узнать новости.

Когда Коппельман и Бандиер перекрыли предложение Джексона на сумму 47,5 млн долларов, поставив планку в 50 млн долларов, тот был раздавлен. «Бранка, мы не можем сейчас проиграть, – сказал он. – Ты должен что-то сделать. Я знаю, мы договорились, что не потратим больше 41 миллиона долларов, но я готов на все».

Предложение Коппельмана и Бандиера финансировала компания MCA, поэтому Джон позвонил ее главе Ирвингу Азоффу. «Ты не можешь дать парням деньги на покупку каталога, – сказал адвокат. – Ты знал, что они конкуренты Майкла? Помнишь, что ты был консультантом во время Victory Tour?»

«Джонни, не беспокойся, – ответил Азофф. – Я обо всем позабочусь».

После чего выбил почву из-под ног Коппельмана и Бандира, отказавшись финансировать их предложение. Джон Бранка вернул Майклу место лидера.

Вскоре Роберт Холмс А’Курт позвонил адвокату артиста и практически умолял его поехать в Лондон и закрыть сделку. Джон играл жестко и вел себя так, будто Майкл не был заинтересован. Холмс А’Курт предложил оплатить ему билет на самолет, но Бранка мог позволить себе перелет и предпочел обойтись без каких-либо одолжений на данном этапе. Он согласился поехать в Европу, и Холмс А’Курт пообещал возместить все расходы на дорогу и проживание, даже если сделка не состоится.

После того как Майкл передал Джону доверенность, он отправился в Англию и закрыл сделку за сутки. Джексон никогда не подписывал важные и знаковые контракты, этим занимался Бранка. Затем он позвонил Майклу по междугороднему телефону, чтобы сообщить ему хорошую и плохую новости. Плохая новость: Джон потерял 47,5 миллиона долларов. Хорошая новость: права на каталог ATV принадлежат им.

Майкл не мог поверить своим ушам. То же самое можно сказать и о Поле Маккартни, вспоминавшем: «Однажды мне позвонили и сообщили: „Майкл купил твои песни”. Я воскликнул: „Что??!” По-моему, это подло». Он пожаловался: «Все равно что купить ковер, на котором стоит твой друг».

После того как сделка была закрыта, Майкл попытался позвонить Полу, чтобы все обсудить. Зная его личные качества, вероятно, ему было довольно нелегко, но, по крайней мере, певец совершил усилие. Однако, когда он позвонил, Маккартни повесил трубку. Наконец, Майкл пришел к выводу: «Это у Пола настоящая проблема, а я больше не играю в хорошего парня. Тем хуже для него. Песни у меня, все».

Анализируя приобретение ATV в статье для Los Angeles Times, Роберт Хилберн объяснил резоны Майкла так: «Если, например, Yesterday приносит 100 000 долларов в год в виде гонораров от продажи пластинок, трансляций и живых выступлений, то наследники Леннона и Маккартни – как соавторы – делят около 50 % дохода, примерно по 25 000 долларов каждый. Издатель – теперь уже Майкл Джексон – получает остальные 50 %. Издатель также имеет контроль над использованием песен в фильмах, рекламных роликах и театральных постановках». Даром что Yesterday, вероятно, приносит значительно больше денег.

Как только Майкл совершил покупку, он и его представители изучили варианты, как окупить сделку. Он нанял сотрудников для разработки антологий и четырех фильмов с использованием музыки The Beatles, в том числе анимационного фильма «Strawberry Fields», кино про русских рокеров «Back in the USSR» и картин по мотивам песен Eleanor Rigby и The Fool on the Hill. Джексон также планировал производство музыкальных поздравительных открыток и музыкальных шкатулок.

Когда он предоставил Nike право на использование песни Revolution для рекламы кроссовок, то получил согласие Йоко Оно, но �