Сама себе детектив бесплатное чтение
Обычно, попав в книжный магазин, я выхожу оттуда не скоро. Теперь не советские времена, когда полки были заставлены собраниями сочинений основоположников марксизма-ленинизма, мемуарами дряхлого генсека или, в лучшем случае, книжками в мягких обложках из серии «библиотека школьника». Достать подписку на тома русских классиков тогда считалось счастьем, а уж получить в собственность книгу зарубежного – вообще фантастикой. Существовало Всесоюзное общество книголюбов и его отделения на предприятиях, это чуть-чуть исправляло ситуацию – правда, в нагрузку к стоящей книге всегда навязывалась какая-нибудь ерунда. Потом придумали давать талоны на популярные книги за макулатуру, и все кинулись ее сдавать – в результате практически в любой квартире появилась полка с одинаковыми корешками: Александр Дюма, Рафаэль Сабатини, Джек Лондон, Теодор Драйзер, Морис Дрюон… Когда все в стране перевернулось, избавившиеся от цензуры и мелочной опеки издательства принялись наверстывать упущенное, и население самой читающей страны в мире тоже. Поначалу в книжных магазинах толпился народ, книги раскупались, по привычке новинки горячо обсуждали на работе…
Сейчас не так. Публика переключилась на легкое необременительное чтиво – детективы, любовные истории, фэнтези. В магазине народа немного, а разнообразие на полках такое, что не знаешь, на чем глаз остановить.
Около часа я бродила среди стеллажей, выбрала две книжки. До закрытия оставалось минут пятнадцать, когда я, рассеянно просматривая корешки, подошла к полке с детективами. Как всегда, при виде собственных творений у меня сердце ворохнулось. Три из восьми написанных. Значит, раскупают… А вот Устинова. Взяв в руки новую книжку любимой писательницы, перелистала. Конечно, я прочитаю ее завтра же, а может и сегодня ночью, но удержаться трудно, взгляд зацепился за какую-то строчку…
С другой стороны к невысокому стеллажу подошел мужчина, я мельком глянула на него и опять уткнулась в книгу, слегка отвернувшись. Но незнакомец обошел стеллаж и встал прямо передо мной. Пришлось поднять глаза. Он улыбнулся и произнес дурацкую фразу:
– Хочешь, угадаю, как тебя зовут?
Перед мысленным взором как по мановению волшебной палочки возник только что побритый рекламный красавец, на все лады задающий этот вопрос самому себе перед зеркалом. Вот оно, магическое действие телевизионной рекламы, забивающих наши головы всякой чепухой.
Псих какой-то, подумала я про незнакомца и, едва подавив желание покрутить пальцем у виска, захлопнула книгу и двинулась к кассе.
– Лера! – понеслось мне вслед.
Я обернулась. Он опять стоял передо мной. Примерно моего возраста, среднего роста, очень прилично одет. Темные волосы, карие глаза, опушенные густыми ресницами, на подбородке ямочка. Что-то знакомое… По имени позвал… Может, мы когда-то пересекались?
Увидев мое замешательство, незнакомец напомнил:
– Август 1980 года, Косая линия, училище имени адмирала Макарова, Вячеслав Князев…
Сердце сначала замерло в груди, потом радостно забилось. Как я могла забыть?! Вячеслав… Я тогда еще сказала, что имя неуклюжее, трудно произносить, и он предложил называть его на выбор Славой или Вячиком.
– Вячик! – воскликнула я.
Через десять минут мы уже сидели в «Идеальной чашке». Поставив на стол пирожные и две чашки кофе, Вячеслав расположился напротив меня.
– Ты почти совсем не изменилась за эти… 27 лет, – начал он с комплимента.
– А я тебя не узнала… Такой плотный, солидный стал, а был тощий и лопоухий. Куда ты уши дел?.. Операцию сделал?
– Просто удачная стрижка. Ты тоже не такая худенькая, как в семнадцать. Шучу, это я в отместку за уши… У тебя прекрасная фигура. А вид все такой же независимый! Помнишь, как ты вышла из Макаровки и шагала с гордым видом, не обращая на меня внимания? А я целую остановку вился вокруг, разве что на руках не ходил, добиваясь, чтобы ты на меня посмотрела.
– И добился! Начал хвастать, что поступил в высшее инженерно-морское училище и вскоре станешь настоящим морским волком, что-то плел про традиции пересечения экватора, про серьги в ушах у пиратов…
– А ты отвечала, что сама только что стала студенткой факультета журналистики, и что Макаровкой тебя не удивишь, у тебя там мама работает и ты там бываешь чуть ли не ежедневно…
– Да, – кивнула я, улыбаясь воспоминаниям, – в столовой училища очень вкусно готовили, и обслуживание было, считай, как в ресторане: официантки бегали с кружевными наколочками в волосах. Теперь таких уже не увидишь…
– Что-то я не помню, чтобы там вкусно готовили, – покачал он головой.
– Так это для преподавателей и сотрудников! Моя мама работала бухгалтером и совершенно правильно посчитала, что дешевле мне там обедать, чем ей дома ежедневно что-то изображать. Вот я и питалась в училище по будням почти два года. А ты ведь знаешь, вход только по пропускам и надо было миновать караульного курсанта. Вначале я звонила маме из проходной и она выбегала меня встретить, а потом сообразила, что можно принять независимый вид, не обращать внимания на салажонка, который стоит у турникета, и чесать мимо него, едва кивнув, как будто я взрослая и здесь работаю, а пропуск доставать мне просто лень. И ведь почти всегда это срабатывало, несмотря на мои детские сапожки и пальтецо с черным мутоновым воротничком!
– Так вот откуда был высокомерный вид! – протянул мой собеседник, улыбаясь.
– Ага, я долго тренировалась.
– А помнишь, как мы гуляли тогда до ночи?
Вот это я точно не забыла.
– Пожалуй, никогда в жизни я дольше не ходила пешком. Мы обошли все набережные, вернулись к заливу…
– И закончили поцелуями в беседке детского садика. А на следующий день ты уехала к тете в Феодосию.
– В Евпаторию. Ты обещал, что первого сентября придешь в эту беседку, и не пришел…
– Я не знал, что первокурсников держат в Стрельне на казарменном положении не меньше полугода. Я бы позвонил, но у тебя не было телефона…
– А я просидела в этой беседке несколько вечеров подряд, а потом попросила маму достать билет на вечер в училище – думала, встречу там тебя. И только после узнала, что первокурсников на этих мероприятиях не бывает.
– Как только учебка закончилась, я примчался к тебе – а ты уже замужем. И опять этот высокомерный вид! Я был просто в шоке, больше полугода мечтал о встрече с тобой и…
Конечно, прошло много лет, но я все прекрасно помнила. Помолчав немного, вздохнула:
– Да уж, по-дурацки я тогда замуж выскочила. Мама считала моряка дальнего плавания самой удачной партией для своей дочери, и давно уговаривала познакомиться с одним пятикурсником, все твердила: «Чудный парень, отличник, общественник». Я согласилась. Он показался мне интересным человеком, все-таки старше на четыре года, уже в загранку на учебных судах ходил, ухаживал с цветами и конфетами. Совратил он меня довольно быстро и сразу же заявил, что как честный человек, уважающий меня и мою маму, обязан жениться. Представь себе, я в те времена тоже так думала: коль согрешила – надо грех прикрыть. Вот и вышла замуж, дурочка… И только много позже поняла, что никакой любви ни с его, ни с моей стороны не было. Сашке требовалось в Питере зацепиться, чтобы распределили в БМП, не хотел за Полярный круг возвращаться. А мне… Ну, это я уже объяснила.
– Ты так говоришь… Вы расстались?
– Давным-давно. После этого я еще дважды побывала замужем.
– Побывала?.. А сейчас?
– У меня сын, Андрюшка, двадцати четырех лет, и семнадцатилетняя дочь Полинка – так что я не одна.
– Как так сложилось? Расскажешь?
– Хорошо, только закажи еще кофе.
Вскоре он вернулся с двумя чашками, и под его вопросительным взглядом я начала рассказывать историю своей жизни.
– С первым мужем мы неплохо жили, если со стороны посмотреть. Все подруги мне завидовали. Сашка не пил, хорошо зарабатывал, я честно ждала его из рейсов. Но мы были совершенно разными людьми. Я – натура творческая. Мне больше нравилось с книжкой посидеть, в театр сходить, а потом обсудить увиденное, а он – то, что называется «приземленный материалист». Все в дом, все в дом! Чего только не привозил из-за бугра: аппаратуру, шмотки всякие, контрабандой не брезговал… Все его разговоры крутились вокруг того, сколько что стоит там и здесь, сколько за рейс наварил, что выгодно везти из какой страны.
– Мне это знакомо. Почти все моряки такие были. Я ведь тоже ходил в загранку, – заметил Слава.
– Извини, – смешалась я.
– Не за что. Меня-то как раз контрабанда никогда не интересовала. Если что-то конкретно заказывали – привозил. А так – прятать, изворачиваться, потом суетиться, продать с выгодой – это не мое. Я море любил.
– Последний романтик, что ли?
– Вроде того, – улыбнулся он. – Ну, дальше рассказывай, я тебя перебил.
– Только я перешла на третий курс – родился сын. Конечно, пришлось взять академку… А вскоре мама заболела – рак. Два года до ее смерти так тяжело было – вспомнить страшно! У меня маленький ребенок на руках, и у матери – то операция, то облучение, то химиотерапия. Сашка почти все время в рейсах, помочь некому… А когда мама отмучилась, я об учебе уже не вспоминала. Муж сказал: «Зачем тебе образование? Сиди с ребенком дома». Он как раз к тому времени купил трехкомнатный кооператив. Но почему-то именно в новой, просторной, хорошо обставленной квартире я окончательно поняла, что мы с ним не пара. Подруги твердили, что я с жиру бешусь: квартира отдельная, сын подрос, больной матери на руках уже нет, работать не надо, муж по полгода в плавании – сама себе хозяйка! Но я не могла так больше. Мы даже не ругались, мы просто говорили каждый о своем, и не хотели слышать друг друга. В восемьдесят шестом развелись. В общем-то мирно расстались, разменяли квартиру. При размене нам досталась двухкомнатная, и Андрюшке отец до сих пор материально помогает. Так что, по идее, он неплохой человек, просто мы не любили друг друга и по-разному смотрели на некоторые вещи. – Я выдержала небольшую паузу и закончила: – А я после развода устроилась работать в библиотеку и через год снова вышла замуж.
– Так быстро нашла свою любовь?
– Никакой особой любви, и ничего я не искала – подруга познакомила с сослуживцем. Антон был симпатичный интеллигентный мужик, по характеру – полная противоположность моему бывшему. Он показался мне очень милым и приятным человеком. Работал инженером в закрытом НИИ, и работу свою любил. Все было бы хорошо, если б не эта перестройка. Помнишь, водка по талонам была?
Вячик неопределенно пожал плечами.
– Меня это не коснулось, я ж по восемь месяцев в море болтался, да и вообще никогда много не пил.
– Антон тоже вначале не пил. А тут в доме постоянно запас спиртного – талоны ведь всегда старались отоварить, мало ли – пригодится для бартера. Да и жизнь пошла тяжелая… Стал он изредка к бутылке прикладываться. Сперва в одиночку, потом и компания нашлась. В начале девяностых его НИИ развалился. Вот тут уж он вообще с катушек съехал! Чего только ни пил: и спирт, и самогон и что-то химическое – кажется, для протирки стекол. Конечно, я боролась, даже лечить пыталась, но без его желания все было впустую. Помучилась-помучилась, и решила разводиться: сколько можно по окрестным дворам алкоголика искать, сколько можно капельницы ставить, выводя из запоев? Антон, конечно, каждый раз божился, что завяжет, но я уже не верила. Короче, вернула его матери по месту прежней прописки, и осталась опять вдвоем с Андрюшкой.
– Как вдвоем, а дочка семнадцати лет?
– Полинка мне не родная. Это дочь моего третьего мужа, Леши. Я тогда служила в технической библиотеке, а Леша часто ходил к нам работать с зарубежной литературой. Высоченный худющий очкарик, немного не от мира сего, но очень талантливый в своей области. В тридцать лет защитил докторскую по математике. Представляешь? Когда мы познакомились, ему было тридцать пять. Смешной такой, вечно с авоськами ходил. Как-то разговорились, и я узнала, что у него жена несколько лет назад умерла, он один воспитывает дочь. Потом мы случайно встретились в Пушкине в выходные, детей там выгуливали. Восьмилетняя Полинка была заморыш-заморышем: худющая, одета кое-как, волосы явно папа подстригал, но живая и веселая девчушка. Так и вертелась вокруг нас с Андрюшей. На следующее воскресенье я их к себе в гости пригласила. Глядела, как они мою стряпню наворачивают, а сердце от жалости разрывалось. С жалости все и началось. Вскоре мы с Лешей поженились и съехались – выменяли просторную четырехкомнатную квартиру. Может, это и глупо было, ведь квартплата постоянно росла, но нам хотелось, чтобы и детям по отдельной комнате, и Леше кабинет для работа. Мы хорошо жили, дружно. Полинка очень меня полюбила, уже через пару месяцев стала мамой звать.
– Ты говоришь, хорошо жили, отчего же разошлись?
– Ты знаешь, сколько получал профессор в конце прошлого века? Пять тысяч. Чуть больше библиотекаря! Лешка пытался репетиторством подрабатывать, но родителям семнадцатилетних оболтусов хотелось гарантий, что их чадо поступит в институт, а мой муж на это пойти не мог, он бы себя уважать перестал. Кое-какие деньги в нашей семье появились только пять лет назад, когда я начала писать детективы, и они неожиданно стали пользоваться успехом.
Вячеслав уставился на меня во все глаза:
– Ты – писательница?
– Да, печатаюсь под псевдонимом Ольга Троепольская, – ответила я с некоторой гордостью.
– Лерка, а я ведь читал твои книжки, три или четыре… Вообще-то я дамское не читаю, это супруга моя поклонница женских детективов. И мне понравилось. В стиле Агаты Кристи: никакой кровищи, чистая дедукция. Правда, жена говорит, что не хватает любовной истории, как у Устиновой.
– Ну, насчет Агаты Кристи – это ты загнул! – скромно заметила я. – А что касается любовных историй – у меня просто не получается. Выходит бесчувственно и неубедительно, так что лавры второй Татьяны Устиновой мне не грозят.
– Нет, Лерка, обалдеть! Ты – писательница! – продолжал удивляться Вячик.
Я улыбнулась и пожала плечами.
– Как-то так неожиданно получилось. Я всегда дружила с пером и бумагой, потому и на журналистику пошла. Потом работала в библиотеках, заочно окончила Институт культуры. А когда Лешка на свои репетиторские деньги купил компьютер, я из интереса стала учиться на нем работать. И поняла, что это намного удобней, чем от руки и даже на печатной машинке. Перепечатала свои юношеские рассказики, которые никогда никому не показывала, начала их править, просто чтобы научиться пользоваться компом… А когда выправила, оказалось, что у меня не самый плохой слог. Осталось придумывать сюжеты. И за этим дело не стало. У меня в детстве был дружок, Колька, мы с ним на даче в Комарове познакомились. И мамы наши по-соседски дружили. Сейчас Колька матерый мент, старшим опером в области работает, он-то и подкидывает сюжеты для моих страшилок. Конечно, большая часть романов – выдумки и, как Колька говорит, полная лажа… Может, мне бы в жизни в печать не продвинуться со своими опусами, но и тут повезло – одна из моих однокурсниц редактором в издательстве работает, помогла мою лажу опубликовать. А после первого издания – пошло-поехало. Конечно, я не самый популярный и продуктивный писатель, но на жизнь сейчас хватает.
Слава смотрел на меня почти с восхищением, и я скромно опустила глаза. Возникла небольшая пауза, а потом он опять спросил:
– Ты так и не сказала, отчего со своим замечательным профессором развелась?
– Около трех лет назад Лешку пригласили в Америку, читать лекции в одном из университетов. Думал, едет на год, но вскоре там нашлась еще более интересная работа, он подписал долгосрочный контракт и приехал за нами. А мы ехать отказались.
– Серьезно? От Америки отказались? – не поверил Слава.
– Это только звучит красиво – Америка! Что я забыла в маленьком университетском городке? Это ведь просто деревня, захолустье. Лешке-то плевать – он кроме своей работы ничего не видит. А мне чем заняться? Домохозяйкой сидеть, от скуки помирать? Писанина моя там никому не нужна… Да и вообще, я слишком Питер люблю и Родину, как бы пафосно это ни звучало… Конечно, когда я ему свое решение озвучила, разразился скандал, первый и последний в нашей жизни. Он вопил: «У этой страны нет будущего, это болото, из которого надо выбираться!» А я ему в ответ: «Эта страна тебя воспитала, обучила, а ты бросаешь ее на произвол! Если уедут все лучшие, кто останется? Воры и алкоголики?»
Я вздохнула.
– Конечно, Лешку можно понять. Здесь он за десять лет всего на один симпозиум съездил, а ученым необходима подпитка друг от друга. Он ведь большой умница, но на родине математический метод, который он изобрел, никого не заинтересовал. А там благодаря этой разработке он получил лабораторию и грант на несколько лет, и теперь регулярно ездит на всякие научные тусовки по всему миру. В Америке у Лешки действительно прекрасное будущее. Конечно, если бы я его сильно любила, то поехала за ним куда угодно, хоть на край света, но мы всего лишь хорошие друзья, а здесь у меня друзей много – что же, их всех бросать ради одного? К тому же мой сынок в то время как раз журфак заканчивал. В Питере он имеет возможность реализоваться в выбранной профессии, а там? Ну, а Полинка не захотела нас бросать. Я, если честно, была тронута, что она предпочла остаться со мной. Короче, мы с Лешкой развелись, но дружбу поддерживаем, недавно все втроем съездили к нему в гости. С деньгами у него теперь полный порядок, так что он нас повозил, многое посмотрели. И с удовольствием вернулись домой. Вот и все обо мне. Ну, а ты как? Как я понимаю, женат. Дети есть?
– Женат, уже в третий раз, – без особого энтузиазма начал свой рассказ Вячеслав. – Первый раз женился еще на четвертом курсе. На будущих моряков тогда девчонки вешались, да и мне, чтобы в загранку ходить, нужен был штамп в паспорте. Сама знаешь, холостяков туда не больно пускали. Около десяти лет мы с Ириной вместе прожили, материально я ее хорошо обеспечивал, одета была, как кукла. С рейса приду, обязательно на курорт, а если зимой – то по театрам и ресторанам. Ждала меня вроде бы верно, во всяком случае, упрекнуть мне ее было не в чем. Вот только детей Ирка не хотела, принципиально. Уж сколько я ее уговаривал, чего только не сулил! Наотрез отказывалась, говорила, что бабушек у нас здесь нет, а одна она на себя такую обузу взваливать не собирается. Я предлагал: давай уйду на берег, вдвоем справимся! Нет, говорит, сама работу не хочу бросать. А когда захочет? Мне – тридцать один, ей уже тридцать два. Куда тянуть-то? Ладно бы по состоянию здоровья не могла родить, я бы понял, тем более все остальное меня в ней устраивало… Она сказала: если так детей хочешь, ищи другую. Ну, нашел. Развелся, и снова женился. Надя была на шесть лет моложе меня, и ребенка тоже хотела, но забеременеть все никак не могла. Проверялись оба. Я в порядке, а у нее… – мой собеседник замялся, не зная, стоит ли вдаваться в такие подробности. – Лечилась четыре года, а результат нулевой, Надя и бросила. Я стал узнавать про операцию по искусственному оплодотворению… И вдруг, неожиданно совсем, Надька забеременела.
– Так бывает, уже потеряешь надежду, и вдруг – чудо! – вставила я.
– Именно чудо! В девяносто девятом родилась Яночка. Солнышко мое, радость… – глаза у Славы потеплели. – Когда был на берегу, надышаться на нее не мог. Я тогда уже под флагом ходил…
– Как это – под флагом? А до этого без флага? – по привычке до всего докапываться и впитывать новую информацию поинтересовалась я.
– Ну, это когда компания российская, команда может быть и смешанная, порт приписки – Генуя, а флаг вообще какой-нибудь Гвинеи-Биссау. Деньги хорошие платили, я же старпом! Зато работа на износ: месяц дома, четыре-шесть – в море. Однажды пришел из рейса, а Яночка – ей тогда около четырех было, – рассказала, что пока я плавал, мама ее к бабушке отвозила и она там подолгу жила. Я у Надьки спрашиваю: что за дела? А она лепечет, мол, бабушка внучку любит, хотелось сделать матери приятное. Я сделал вид, что поверил, хотя подозрения кое-какие возникли. Моряки вообще народ ревнивый… Но и понять можно: несколько недель берега не видишь, ступишь, наконец, на землю, а там одни черные. Ну, пусть даже и белые… Проституток иной раз прямо на корабль подвозят, но мне, например, противно… Следующий рейс кончился, домой приехал – а жены и след простыл. Я сразу к теще. Оказалось, что Надька нашла свою судьбу – молодого, богатого, перспективного…
Слава умолк на некоторое время.
– Хорошо, не настаивала, чтобы после развода дочка с ней осталась. Может, ее новому чужой ребенок не нужен был, а может, понимала, что за границу я дочку не отпущу. Они собирались в Германию на ПМЖ. Уехали, там у них родился сын, и теща тоже туда намылилась… Сперва-то она мне с Яночкой помогала… Конечно, я тут же списался на берег. За несколько лет у меня скопились немалые деньги. Еще пока в море ходил, купил на них квартиру и сдавал, потом еще одна от тетки в наследство досталась. После развода лишнюю жилплощадь продал и вложил в дело.
– Так ты бизнесмен?
– Скорее – партнер, – улыбнулся Вячик. – Одному знакомому тесть в качестве свадебного подарка отдал часть своей типографии. Мол, работай, развивайся, будет вам с дочерью на хлеб с маслом. Приятель предложил мне инвестировать в это производство. Я согласился, но с условием, что буду совладельцем. Сейчас это вполне успешное предприятие, делаем обложки для видео и аудиопродукции, и прочую цветную полиграфию на картоне. У нас с Константином по сорок процентов акций, двадцать процентов у некой госпожи Барышниковой, но она фигура номинальная. Дама где-то за границей живет, я ее в глаза никогда не видел. Мы с Костей Ермолаевым по очереди директорствуем: два месяца я, два месяца он. Остальное время я свободен.
– Вот это график! – поразилась я.
– Типография небольшая, вдвоем там делать нечего. Вот мы и договорились: недельку друг друга в курс вводим – и адью, свободен! Зато сколько времени я могу дочке уделять! Мы с ней где только не бывали… Сейчас отвез Яночку в Латвию, к моей маме, а сам хочу на пару недель смотаться на рыбалку. На границе Ленинградской, Псковской и Новгородской областей есть чудное местечко. Глушь несусветная, даже сотовой связи нет. Из всех благ цивилизации – электричество от движка. Я там у егеря останавливаюсь. Тишина, красота, в речке рыба водится… Люблю отдохнуть в полном одиночестве – наверное потому, что много лет приходилось жить в коллективе. Иной раз так они все надоедали – хоть за борт бросайся…
– И жена тебя на рыбалки отпускает? – улыбнулась я.
– Отпускает, – кивнул Вячик как-то невесело.
– Про второй развод ты рассказал, а как опять женился? – поинтересовалась я.
– После Надьки я вообще жениться зарекся, да только трудновато одному с ребенком, несмотря на то, что няню нанимал. Мастер, у которой я стригусь, общительная такая тетка – все сокрушалась, что я без жены. Есть, говорит, у меня клиентка – девушка серьезная, с такой вполне можно семью строить. Свела нас. Я посмотрел – вроде симпатичная. Стали встречаться. Правда, в качестве будущей супруги я Алену вначале не представлял. Слишком молоденькая – всего двадцать два года. Однако, на удивление, они с моей пятилетней Янкой отлично поладили. Алена нашла для дочки другую няню, сменила домработницу; в квартире воцарился порядок, ребенок всегда вовремя накормлен и правильно одет. Затем она устроила Яночку в кружок танцев, в бассейн. Для меня главнее дочки ничего на свете нет, вот и подумал: кто еще о ней так заботиться станет? И хотя что-то мне в Алене казалось неестественным – знаешь, бывает иногда при общении, будто человек играет роль, но текст проговаривает не слишком талантливо, не от души, – мы все-таки поженились…
– Ты что же, и влюблен в нее не был?
Вячеслав пожал плечами.
– Не знаю, можно ли влюбиться в таком возрасте… Да и какая любовь? У меня Яночка на руках, я о ней прежде всего думал. И, говоря откровенно, я хоть был уверен, что Алена со мной не из-за денег… У нее около двух тысяч баксов в месяц, так что…
– Ничего себе! – не сдержалась я. – Это кем же твоя жена работает?
– Да никем она не работает, и образования никакого. Просто повезло девчонке. Жила с бабушкой в маленьком городке Чусовом, это под Пермью, Мать ее умерла молодой… И вот, когда Алене исполнилось семнадцать, объявился ее отец, вернее, не объявился, а вызвал к себе в Питер. Заболел раком и вспомнил перед смертью. Надо было кому-то наследство оставлять, квартиру в центре, полную антиквариата. После его смерти Алена некоторое время бездумно тратила отцовское состояние, а когда поняла, что оно не бесконечно, остатки вложила в какие-то акции и стала жить на доход с них. Тут как раз мы с ней и познакомились.
– Что-то ты нерадостно рассказываешь. Молодая жена, с состоянием, о доме и дочке заботится, чего тебе еще?
– Не так все хорошо оказалось, как думалось. Вначале вроде ничего, а потом… Но я не хочу сейчас об этом говорить. Короче, я собираюсь разводиться.
– Грустно, – не нашлась я, что сказать.
– Моя история лишь доказывает, что браки без любви недолговечны.
– Моя тоже, – кивнула я. – Я ведь ни одного из своих мужей не любила. Была приязнь, чувство долга, жалость – все что угодно, кроме любви.
Мы с Вячеславом уже давно вышли из кафе и шагали по набережной Фонтанки к Невскому проспекту. Помолчав немного, он сказал:
– Знаешь, тот единственный вечер, который мы провели вместе, пожалуй, самое романтическое воспоминание в моей жизни. Я ведь влюбился в тебя с первого взгляда, близость почувствовал – хотя у нас ничего не было… А с другими… Да, было влечение, я говорил те слова, которые от меня хотели услышать, но и только! Просто положено моряку быть женатым, и я был. А нынешняя моя жена вообще человек другого поколения, какая уж тут близость! – Вячик остановился и посмотрел на меня. – Но с тобой… Я давно так с женщинами не разговаривал.
– Как это – так?
– Не задумываясь о произведенном впечатлении, не пытаясь очаровать и не боясь поддаться очарованию.
– Звучит довольно двусмысленно. Тебе наплевать на мое впечатление и мнение? – улыбнулась я.
– Наоборот. Прости, я, наверное, просто неуклюже выразился. Я имел в виду, что с тобой могу не играть ни в какие игры, быть самим собой, как в семнадцать лет.
– Мы изменились за эти годы…
– Нет, я не замечаю в тебе перемен, разве что волосы другого цвета. – Слава коснулся кончиков моих волос. – А лицо, оно стало еще красивее…
– Брось, просто уже темновато, – слегка пококетничала я.
– Я не шучу. У тебя все такие же ясные глаза… ямочки на щеках… и губы… – он провел по ним пальцем, склонился и поцеловал.
Как это было непохоже на наши детские поцелуи! Мне стоило больших усилий оторваться от него.
– Не надо, – еле произнесла я, отворачиваясь.
– Тебе неприятно? – удивленно спросил он.
– Приятно, но это не имеет никакого смысла.
– Не понял… – Вячеслав взял мое лицо в ладони и повернул к себе.
Я мягко убрала его руки и заговорила, осторожно подбирая слова, чтобы не обидеть.
– У меня не так много принципов, но одному я не изменяла никогда: я не вступаю в отношения с женатыми мужчинами.
– Какие отношения, мы просто поцеловались! – он опять потянулся ко мне.
– Но мы ведь не школьники, чтобы ограничиваться поцелуями. Вячик, я серьезно. Я очень рада, что мы встретились. Надеюсь, теперь станем друзьями, но это – все.
– Тебя останавливает только то, что я женат? Больше ничего?..
– Больше ничего.
– Тогда завтра же начинаю разводиться, – решительно заявил он.
– Ничего не выйдет, выходные! – рассмеялась я.
– Ладно. Но встретиться завтра мы можем? Только ближе к вечеру, днем смотаюсь на дачу поговорить с женой о разводе. Поездка на рыбалку отменяется!
– Хорошо, встретимся завтра, – немного помолчав, согласилась я. – А сейчас мне пора – уже первый час ночи, и дома меня, наверное, потеряли. Удивительно, что никто не звонил.
Я достала из сумочки трубку.
– Ну конечно, разрядилась.
– Позвони с моей.
– Не стоит. Надеюсь, они спят.
Мы уже вернулись к тому месту, с которого начали прогулку. Витрины магазина были закрыты роллетами, но вывеска сияла вовсю. Зачем они делают это, подумалось мне. Это же не ночной клуб и не ресторан… Кто будет в первом часу ночи думать о книгах?
Вячеслав открыл дверцу припаркованного невдалеке от магазина громоздкого джипа.
– Куда тебя отвезти?
– К парку Победы.
Не прошло и десяти минут, как мы остановились возле нашего большого сталинского дома. Слава хотел еще поболтать, но я торопливо сунула ему визитку и сказала, что буду ждать звонка.
В квартире стояла сонная тишина. Я тихонько умылась и пробралась в свою комнату. Несмотря на поздний час, долго ворочалась в постели, все никак не могла уснуть. Перебирала в памяти слова, сказанные Вячеславом, его взгляды, поцелуи. Меня охватило странное ощущение, как будто со мной уже происходило это, словно сбывался давний сон.
Я сто лет не вспоминала про Вячика, про наше знакомство с ним, про один-единственный вечер, который мы провели вместе. Это был первый раз, когда я познакомилась с парнем на улице, раньше считала такое неприличным. Я была скромной девочкой, все больше с книжками сидела, с парнями не гуляла и не целовалась ни разу. Пубертатный период прошел у меня как-то незаметно.
Пубертатный… Мы и слова-то такого тогда не знали. Хотя, конечно, все девчонки мечтали о любви, говорили о мальчишках без конца, а у Ленки Барышевой даже был настоящий любовник. Правда, она не рассказывала «про это», только улыбалась загадочно на расспросы одноклассниц. За ней прямо к школе иногда приезжал на машине мужчина лет под тридцать – нам он казался ужасным стариком. Я, например, никогда бы не влюбилась в мужчину, который старше на десять лет…
А в Вячика влюбилась, за один вечер. И весь остаток лета мечтала о будущей встрече первого сентября. Несмотря на прохладную погоду и накрапывающий дождик я вырядилась в свой любимый белый сарафан в голубой горошек и сидела в беседке два часа, пока не продрогла окончательно. И на следующий день сидела, и еще два дня. А потом решила, что он просто забыл. Забыл про меня за эти две с половиной недели. Но я-то, дурочка, помнила! Не встретив Вячика на танцах в Макаровке, я приказывала себе не думать о нем, но все равно не получалось…
Вячик был единственным мужчиной, в которого я была влюблена. Хотя можно ли назвать мужчиной семнадцатилетнего мальчишку, не умеющего целоваться?
Всю жизнь, читая о любви или слушая рассказы подруг, я ощущала какую-то ущербность. У всех романы, бешеные страсти – одна я, как инвалид, не способна любить. Но сейчас… Давнее забытое чувство будто пробудилось от глубокого сна, мне хотелось быть с Вячиком, хотелось, чтобы он снова целовал меня… Если то, что он сказал – правда, если он разведется…
Не надо загадывать, остановила себя я, закрывая глаза. Надо дождаться завтра его звонка…
Я проснулась непривычно поздно, в одиннадцатом часу. Обычно в это время я уже сижу за компьютером или гуляю по парку, если работа застопоривается и необходимо проветрить мозги.
Из кухни доносился запах свежеиспеченных блинов. Это Ритка, моя домоправительница и добрый ангел, уже приготовила нам завтрак. Рита появилась в доме года четыре назад, хотя мы были знакомы и даже дружили очень давно.
Сейчас Маргарите за пятьдесят, но больше сорока ей никто не даст. Всегда приветливая, улыбчивая, с аккуратно уложенными пепельными волосами… В ранней молодости Ритуля была настоящей красоткой, вроде Лидии Смирновой в фильме «Моя любовь». Она человек одаренный: неплохо рисует, отлично вяжет и шьет, делает чудные вышивки крестиком. Для нее плевое дело сочинить стихотворение к какому-нибудь юбилею. А как вкусно она готовит! Все, за что она ни берется, так и горит у нее в руках!
Однако судьба оказалась неласковой к этой красивой и доброй женщине.
Во-первых, Рита вышла замуж за урода. В прямом и переносном смысле. Знакомые недоумевали – чем он ее прельстил? С лица чуть лучше Квазимодо; двух слов связать не может, а если вдруг свяжет, окружающие долго пытаются сообразить, что же он такое выдал – может, в этом есть скрытый смысл или какой-то особенный юмор? Но, главное – Павел не работал. То есть совсем, никогда. В те годы, когда за тунеядство высылали на сто первый километр, Рита «подвешивала» мужа на какой-нибудь неважной должности, так что статус трудяги и пенсия были бездельнику обеспечены. Семью содержала Ритуся, работая на двух, а порой и на трех работах, причем первая была – завхоз в небольшой заводской гостинице. Возможно, она и мухлевала что-то на этой должности, поскольку после восьми лет жизни в коммуналке на Петроградской стороне семья переехала в трехкомнатный кооператив на Ржевке, там как раз их сын Юрка в школу пошел. Пашка целыми днями пропадал у пивных ларьков и в гаражах. За кружку пива или стакан водки он с дорогой душой помогал автолюбителям: тут поддержать, там поддомкратить… Ничего серьезного не умел, при этом строил из себя большого знатока автомобилей. Почти ежедневно Ритке приходилось разыскивать своего пьяницу и полуживого волочить домой. В бреду Пашка клялся, что будь у него машина – он бы капли в рот не брал. И Маргарита решила, что как только расплатится за кооператив, начнет копить деньги на автомобиль мужу – конечно, не новый, подержанный.
Однажды я спросила, как ей одной, с семьей на шее, это удалось? В ответ услышала целую лекцию об экономии: как надо ходить на рынок с утра, чтобы торговцы сделали тебе скидку; как перелицовывать старые пальто; как практически в черте города арендовать землю под огород; как солить капусту и делать другие заготовки. Как из обмылков сала, колбасы, сосисок, которые никогда не стоит выбрасывать, сварить вкуснейшую солянку; как сделать из томат-пасты качественный спирт, а на его основе замечательные ликеры из любых ягод и фруктов.
И правда, в гостеприимном Ритусином доме стол всегда ломился от еды. Домашние соленья, консервы, варенье, пирожки со всячинкой… Рита никогда не выбрасывала ни крошки съестного и пекла пиццу во времена, когда в нашей стране даже слова такого не слыхивали.
К моменту, когда наконец была куплена машина, сын окончил мореходку и успел жениться на бывшей однокласснице. Невестка не захотела жить со свекровью, и ради счастья сына Рита пошла на необъяснимый для всех шаг. Поменялась квартирами с родичами новоиспеченной невестки, которые жили в двухкомнатной в том же подъезде, да еще и официально оформила обмен. Через год у Юры с Тамарой родилась дочка, вот только «благодарная» невестушка практически не подпускала к ней Ритусю. Надеясь увидеть внучку, бабушка вынуждена была караулить на скамейке возле парадной, ожидая, когда девочку выведут погулять. Но Рита не показывала обиды, говорила: «Бог с ней, с Тамарой, лишь бы Юрику было хорошо».
С виду Рита была всем довольна. Павел колымил потихоньку, даже иногда в дом деньги приносил, и пить вроде стал меньше…
Но однажды вечером Ритуля прибежала ко мне в слезах:
– Лера, помоги! – отчаянно закричала она с порога. – Пашка на деньги попал, машину бандитскую разбил…
– Ты ведь говорила, что он аккуратно водит, не лихачит, – ошарашено прошептала я, и добавила вопросительно: – Может, это аферисты? я слышала, бывают такие, нарочно подставляются.
– Какое нарочно! Он выпивши был. Сидел-сидел и вдруг вспомнил, что машина под окном, приспичило ему на стоянку ее отогнать. И я-то, дура, не успела ключи отобрать, подумала, гараж буквально за углом, как-нибудь доедет… Только он из подворотни вывернул, и прямо под нашими окнами… Там сплошной лед. Я только грохот услышала, а через минуту его крики… На улицу глянула и тут же побежала… Ты бы видела, как они его били!.. Звери, а не люди! Из-за какого-то куска железа…
– И ты сунулась в драку? – охнула я.
– Уж не знаю, как мне самой не попало… У Пашки физиономия разбита, два ребра сломано. Я хотела милицию вызывать, а один из бугаев: «Не трудись, я сам – милиция», – и удостоверение мне в лицо. «Никакая милиция, – говорит, – не поможет, а за ущерб придется платить: три тысячи баксов, и сроку три дня, а не то мы такое устроим, что сами квартиру нам отпишете и еще будете считать, что повезло».
– Когда это случилось?
– Позавчера, завтра надо отдавать, а я только две тысячи наскребла. Один Пашкин знакомый нашу машину за девятьсот взял, пятьсот у меня в загашнике было, остальное по друзьям – кто сто дал, кто двести. И все равно тысячи не хватает. Что делать, Лер?
У меня в шкатулке лежало почти полторы тысячи, гонорар за вторую книжку. Откладывали на отпуск, но до лета еще далеко, решила я, Рите нужнее.
– Успокойся, у меня деньги есть. Отдашь этим уродам, чтоб они провалились!
Благодарная Ритуся кинулась меня обнимать:
– Я долг верну, – всхлипывала она, – в течение года верну, вот только на работу устроюсь, хоть на рынок, что ли…
– Почему на рынок? – удивилась я.
– Так завод разорился, распродает помещения, в аренду сдает… Нашу гостиничку прикрывают. Какие сейчас командировочные – все производство встало… Но ничего, два месяца у меня есть, найду работу.
Я задумалась. Сроду не жила, как барыня, но в последнее время так запустила дом…
– Слушай, Рит, а если ты у меня экономкой или домоправительницей… – произнести слово «домработница» язык не поворачивался.
– Да я с удовольствием! Ты же теперь писательница, тебе некогда…
– Язвишь? У меня действительно до всего руки не доходят.
– Что ты, я серьезно, я с дорогой душой… И порядок наведу, и постираю, и приготовлю. Да я так приготовлю, что вы на еде вдвойне сэкономите!
Рита уже улыбалась сквозь слезы.
– И я о том же – увольняйся сейчас же и приступай.
– Увольняться я не буду. Все равно только до двух работаю, и на бирже по сокращению еще три месяца платят сто процентов. А потом я уборщицей куда-нибудь устроюсь – семью-то кормить надо.
– Я могу платить тебе по сто пятьдесят долларов в месяц. Через семь месяцев будем в расчете. Каждый день приходить не надо, через день-два, по необходимости.
С тех пор в нашем доме воцарился порядок, не то что раньше. Надо знать, насколько члены моей семьи не страдают любовью к чистоте. Лешка, если его не одергивать, даже тапочек не надевал бы. Сыночек спокойно может жить в полном бардаке, он утверждает, что тратить время на уборку все равно бесполезно. Полинка в состоянии помочь по хозяйству, но только после скандала, и то заряда энергии ей хватает не больше чем на день. Короче, споры, кому выносить ведро (всего лишь до мусоропровода), были у нас обычной практикой.
С появлением Ритуси все изменилось. На кухне – красота, да и в остальных комнатах полы чистые, окна помыты и шторы постираны. Со временем она приучила и детей поддерживать относительный порядок в своих комнатах. Я не пускала ее убирать только в кабинете мужа, уважая его личное пространство. С тех пор в нашу в квартиру можно прийти в любое время, и не застанешь беспорядка. Раньше, чтобы усадить гостя, приходилось освобождать диван от газет, журналов, неглаженного белья, сырых полотенец… и нестись на кухню готовить дежурные пельмени. Зная, что в этом доме их вряд ли накормят, подруги обычно приносили с собой и выпивку, и закуску, и что-нибудь к чаю. А сейчас всегда есть чем угостить даже нежданного гостя. Холодильник полон закруток Ритусиного приготовления, чуть не ежедневно пироги. И как она все успевает?.. Это надо видеть! Носится по квартире, как электровеник. Здесь у нее варится и парится, там стирается, и одновременно она что-нибудь моет или протирает. А я в это время могу спокойно заниматься своей писаниной. Порой, чтобы не отвлекать меня, Рита даже помогает Полинке с уроками. Не женщина, а ангел!
А чуть больше года назад сынок этого ангела развелся и вернулся в родительский дом. Добро бы он ходил в рейсы, как прежде, а то ведь списался на берег и работает в строительной фирме. Ритуся оказалась в одной комнате с мужем-пропойцей. Эта альтруистка даже и не думала поговорить с бывшей невесткой и ее матерью об обратном обмене. Там же Маришенька, ее внученька…
Жить с опустившимся алкоголиком в двенадцатиметровой комнате – удовольствие сомнительное. Но к тому времени мой бывший муж окончательно обосновался в Америке и я, войдя в положение подруги, предложила ей приют. Рита с радостью согласилась и расположилась гостиной, где прежде спали мы с Лешей, я же перебралась в кабинет. Конечно, Ритка по-прежнему содержит своего пьяницу и мотается к мужикам через день – готовит и убирает.
Так что теперь мы живем вчетвером: я, Полинка, Андрюшка, и Ритуся. Правда, это не совсем верно, сын уже второй год снимает квартиру, хотя появляется дома достаточно часто.
Дело в том, что Полинка влюблена в Андрюшку. Вначале мы с Лешкой втихую посмеивались: восьмилетняя девочка получила готовенького пятнадцатилетнего брата, который с удовольствием ее опекает… Но через несколько лет, когда повзрослевший Андрюшка впервые привел на ночь девицу, Полинка весь день ревела. Я пыталась успокоить девочку и из ее всхлипываний поняла, что любовь у нее не шуточная, не просто чувство младшей сестренки. Оказывается, она намечтала в своей головке, что Андрюшка должен дождаться, когда она вырастет, и жениться на ней. Пришлось поговорить об этом с сыном. Тот расхохотался:
– Она чего, рехнулась? Мам, ну ты прикинь, я уже мужчина, мне ее игры в бирюльки нафиг не нужны. Что мне с тринадцатилетней делать? Продолжать на утренники водить? Знал бы, никуда ее с собой не брал! Я же ее по кружкам и музеям таскал, чтобы вам с дядей Лешей помочь.
– Ты что же, совсем ее не любишь?
– Люблю, но не так же! Нет, мне что, из-за нее и девушек теперь к себе не водить? – начал он уже возмущаться.
– Этого я тебе, сынок, запретить не могу, но постарайся быть поделикатней с Полинкой.
Надо отдать Андрюшке должное, около года девушки в нашем доме появлялись только в компаниях однокурсников. Но вот после празднования его двадцать первого дня рождения одна из них осталась ночевать.
С утра Полина отказалась от завтрака, заперлась в своей комнате и сказала, что с этой мымрой за стол не сядет. Мне девушка тоже не понравилась. Оксана с видимым интересом осматривала большую квартиру и за завтраком высказалась в том смысле, что без домработницы такие хоромы, конечно, трудно содержать.
Через пару дней она опять появилась в нашем доме и задержалась на неделю. Все эти дни Полинка запиралась в своей комнате, даже ела там. Честно говоря, мне хотелось вести себя так же. Андрюшина пассия чувствовала себя, как дома. Громко включала музыку, без конца смотрела по телевизору бредовое МузТВ, бросала где попало семечки, которые постоянно лузгала. Она без спросу брала мои шампуни и кремы, ни разу не убрала за собой посуду и даже не говорила «спасибо», вставая из-за стола. Я старалась держать дистанцию, не смотреть на девушку как на потенциальную невестку, но на душе было неспокойно. А когда узнала, что у Оксаны в Воронеже родители, две сестры и брат, и живут они там в тесной двухкомнатной квартирке, решила объясниться с сыном, как ни неприятен был такой разговор.
– Андрюш, я понимаю, что ты стал совсем взрослым, может, и жениться надумаешь, – начала я.
– Пока не собираюсь, – отмахнулся он.
– Это ты не собираешься, а Оксана?.. Думаешь, ей захочется через год в Воронеж возвращаться?
– Мам, ты думаешь, она меня не любит, и только из-за жилплощади в Питере?..
– Сынок, это не исключено, – я старалась говорить как можно мягче. – Я не хочу касаться ваших чувств, но в этом доме безусловно комфортнее, чем в общаге. Не обижайся. Мне сорок лет, и я смотрю на жизнь трезво. Поэтому у меня к тебе предложение: сними квартиру.
– Ты чего, ма? Сына из дома гонишь? – обиделся Андрюшка.
– Пойми меня правильно. Я хочу, как лучше. Вспомни Ритину ситуацию. Но у нее хоть невестка – ленинградка, а будь она иногородней? Не исключено, что Ритуля опять оказалась бы в коммуналке. Так вот, чтобы к тебе не прописалась никакая девушка…
– Да не собираюсь я жениться! – завопил сын.
– Тем более. Снимем тебе квартиру. Пока ты учишься, за нее буду платить я. Ты можешь жить там с кем хочешь, и неудобств не будешь испытывать. Мы, кстати, тоже. Подумай хоть о Полинке. Ей что, всю жизнь взаперти просидеть? А эта девушка, Оксана, я думаю, поймет, что, если ты снимаешь жилье, здесь ей рассчитывать не на что. Конечно, если ты всерьез решишь соединить с ней судьбу – тогда другое дело, а так… И вообще, я считаю, что молодежь должна жить отдельно, чтобы узнать что почем, строить жизнь по-своему, ни на кого не оглядываясь. Денег, которые тебе дает отец, должно хватить на твое пропитание, можно еще и подработать. Попытайся стать взрослым…
Сын задумался, видимо, перспектива жить отдельно уже не казалась ему ужасной.
– Но, если совсем оголодаю, подкормишь, мать? – спросил он, улыбаясь.
– Естественно. Для тебя этот дом всегда открыт.
Квартиру сняли довольно быстро. Сынку понравилось чувствовать себя самостоятельным, вот только девушки у него подолгу не задерживались. То ли он сам, то ли они не стремились к длительным отношениям. Обычно, разойдясь с очередной подругой, Андрюшка возвращался на несколько дней домой, отъедаться на Ритусиных пирожках.
– Женюсь только на такой, которая умеет вкусно готовить, – разглагольствовал за столом сынок после очередного «развода».
Полинка, смешная, тут же приняла это к сведению, стала чаще вертеться на кухне, помогая Рите с готовкой. И вот однажды, когда Андрюшка одобрил обед, похвасталась:
– А это я приготовила котлеты!
– Молодец, сестренка! Просто вкуснятина!
Полинка просияла от его похвалы.
Но Андрюшка нечасто жил дома. Я искренне надеялась, что детская влюбленность дочери постепенно сойдет на нет.
Едва я вошла в кухню, Полинка вскочила из-за стола.
– Мамик, ты где шлялась до ночи? Тут вчера такое было! – завопила она.
– Садись, поешь блинов, – захлопотала Ритуся, доставая еще одну тарелку.
– Погодите, дайте умыться.
– Не выйдет, там Андрюшка. Очередное возвращение блудного попугая! Знаешь, что он вчера тут устроил?.. – тарахтела Полинка, сверкая глазами. – Битва при Ватерлоо! Ледовое побоище!..
– Да что случилось-то? – забеспокоилась я.
– Ко мне пришел Серега Мукашев, к экзаменам готовиться…
– Как же, к экзаменам… – сын появился на кухне и чмокнул меня в щеку. – Привет, мам. Представляешь, заглянул в комнату, чтобы поздороваться, а эта парочка сидит там и целуется. Ей к экзаменам надо готовиться, а она хахалей водит!
– Никакой он не хахаль! Мамик, этот псих схватил Сережку и буквально вытолкал из квартиры. Какое он право имеет?! – Полька так смешно изображала «искреннее возмущение»…
– Право старшего брата! – отрезал Андрюша, принимаясь за блины. – Если б я не вмешался, это бы черт знает, чем кончилось…
– Не суди по себе! Мы только целовались.
Я пристально посмотрела на дочь.
– И больше ничего?
– Ничего, мам, честно.
– Ну, все! Переезжаю обратно домой, а то эта соплюшка и школу не окончит. Тебе, мать, как вижу, не до нее?.. Сама-то где пропадала до ночи?
– Встретила знакомого, которого не видела сто лет. Посидели в кафе, потом гуляли по городу, – ответила я, улыбаясь.
Веселенькая ситуация: мать отчитывается перед сыном, почему явилась домой в час ночи.
– И у этой романтическое приключение! – патетически воскликнул Андрюшка. – Вот что значит – мужика в доме нет! С сегодняшнего дня все изменится. Ты, Полька, марш заниматься! Мам, дашь машину? Я за компьютером и вещичками смотаюсь.
– Ты что, серьезно сюда перебираешься? Андрюша, мне бы не хотелось…
– Единственного родного сыночка отказываешься в дом пустить? – притворно нахмурился Андрюшка.
– Ты начнешь водить сюда разных девушек, а нам это не слишком приятно…
– Никого я не собираюсь водить, не до того. Надо, чтобы Полька в институт поступила, буду с ней заниматься. А в той квартире пока мой друг поживет.
Только за сыном закрылась входная дверь, как Полинка повисла у меня на шее.
– Ну что за детство, ты меня опрокинешь!
– Мамик, ты поняла? Он приревновал!.. Он понял наконец, что я ему нужна! Что я лучше всех его девиц! Ведь правда, лучше?
Я посмотрела на Поленьку. Как она изменилась за последний год! Передо мной стояла симпатичная стройная девушка. Пухлые губки, румяные щечки, ясные голубые глаза, длинные русые волосы. Все-таки нет ничего лучше естественной юношеской красоты. Пару лет назад дочка стала увлекаться косметикой и порой выглядела как пугало. Зеленоватые волосы, лиловые тени, синяя помада… Сейчас она практически не красится, но явно похорошела. И все-таки не надо вселять в ее сердечко лишние надежды.
– Не обольщайся, – я потрепала Полинку по голове. – Андрюша просто хочет, чтобы ты сдала экзамены и поступила в вуз. И кончай мечтать, осталось всего две недели, а ты сегодня еще и книгу в руках не держала.
Полинка ушла в свою комнату, а Ритуся подсела ко мне.
– Слушай, Лер, а может, Андрюшка и правда Полинку любит, но сам этого не понимает?.. Уж очень он вчера разбушевался! Я даже испугалась, что до драки дойти может. А дочь твоя, хитрюга, торжествовала, но виду не показывала. Ну и что же это будет, если они и вправду…
– Во всяком случае, это не будет кровосмешением, – улыбнулась я. – Полинка действительно любит его не только как брата, а если и Андрюшка…. Ох, Ритусик! Если честно, об этом можно только мечтать! Представляешь, они бы поженились – и никаких разменов квартир, невесток, зятьев, новой ненужной родни… Вот если бы Андрюшка женился на той Оксане и все ее воронежские родственники стали к нам в гости ездить… Да еще Полька может выйти замуж за парня, имеющего кучу родни…
– Ну и что такого? – не поняла Рита.
– Это ты, дорогая, у нас экстраверт, общительная хлебосольная натура. А я часто ловлю себя на мысли, что общение с некоторыми людьми меня раздражает. И с годами таких людей становится все больше.
– Это естественно, Лера. Ты писательница, умный человек, тебе неинтересны глупые, пустые люди.
– Ритуся, ты ничуть не глупее меня, просто у нас разные характеры. А по поводу детей… Не буду питать напрасных надежд, но очень не хочется, чтобы Полинка разочаровалась.
Оставив Риту наедине с горой грязной посуды, я направилась к себе. Привычно уселась за компьютер, открыла начатую рукопись, но не написала ни строчки. Поймала себя на том, что думаю о Вячике. А вдруг он не позвонит? Как я тогда найду его?
Мужчина смотрел на распростертую на кровати женщину, медленно осознавая, что она мертва, окончательно, безвозвратно мертва. А ведь он любил ее… Да, пожалуй, только ее он и любил.
Их игра в насильника и жертву могла закончиться как обычно, но она вывела его из себя. Она всегда была послушной девочкой, а в этот раз не захотела подчиниться, не выполнила его указаний. Наоборот, раздразнила своего мужа, и тот стал поговаривать о разводе, а это могло порушить все их планы. Как замечательно все прошло в первый раз! Муженек отправился в мир иной, приняв слишком большую дозу лекарства от сердца, а она осталась молодой богатой вдовой. Что ж, сердце болит не только у стариков, пятый десяток для мужчины – тоже критический возраст. Но на этот раз она уперлась, пожалела девчонку сиротой оставить.
Склонившись, он убрал закрывавшие лицо женщины волосы. Как она похожа на свою мать, которую нашли мертвой в кровати с черной шелковой лентой на шее. Убийцу тогда не нашли, и сейчас не найдут. Никому в голову не придет связать две эти смерти. Другой город, другая фамилия, да и жизнь уже другая. Сколько лет прошло? Двенадцать? Почти тринадцать.
Он собрал все, что привез с собой, вымыл стаканы, протер ручки дверей. Его отпечатков пальцев нет ни в одной картотеке, но чем черт не шутит? Конечно, первым под подозрение попадет ее муж, тем более, никто не знает, где он сейчас. Пожалуй, этим стоит воспользоваться и все-таки осуществить то, о чем мечтал.
Взглянув в последний раз на кровать, мужчина прошептал: «Прощай, моя девочка».
Из дома он вышел без опаски, забор вокруг просторного участка поднимался на три метра, по эту и другую сторону густые ели, соседских домов не видно. Ворота тоже расположены удачно, никто не увидит, откуда выехала его машина ранним субботним утром.
Звонок раздался в первом часу. Только что вернувшийся Андрюшка передал мне сотовый, который я по обыкновению бросила в коридоре.
– Старый друг? – подмигнул он.
Я выхватила телефон и закрылась в своей комнате.
– Алло…
Это действительно был Вячик. Едва поздоровавшись, он спросил, не могу ли я срочно приехать к нему на дачу. Голос звучал как-то странно, и я встревожилась.
– Что-то случилось?
– Лера, у меня беда. Но это… не по телефону. Так приедешь?..
– Конечно, объясняй, как добраться.
Выслушав его, я пообещала, что буду примерно через час.
В субботу город не перегружен транспортом, но добралась я до дачного поселка на Выборгской трассе лишь часа через полтора. Следуя указаниям Вячеслава, обогнула поселок слева и очутилась на его окраине. По правую руку тянулись глухие высокие заборы, слева к самой дороге подступал еловый лесок. Проехав метров триста, я увидела друга у распахнутых настежь ворот, заехала на участок и припарковалась рядом с огромным джипом и кокетливой сиреневой «Тойотой». Вышла из машины и огляделась. Участок казался огромным и пустым. Дверь в белоснежный, похожий на швейцарское шале дом была распахнута. Вячеслав запер изнутри тяжелые ворота из листового железа и подошел ко мне.
Взглянув ему в лицо, я испугалась. Должно произойти что-то ужасное, если за один день человек постарел на десять лет.
– Вячик, что с тобой? Что произошло?
– Там, – кивнул он на дом, – лежит моя жена, она мертва, ее кто-то задушил. Но это не все. Пойдем, ты сама увидишь.
Я не двинулась с места, потому что была буквально ошарашена его словами. И мне вовсе не хотелось идти смотреть на труп жены человека, которого я, в сущности, совсем не знаю. Мало ли, что мы два вечера гуляли по городу, так это ведь за всю жизнь!.. Да, я когда-то была влюблена, но что мне известно о нем? Только то, что Вячик сам рассказывал…
– Думаю, надо вызвать милицию, – начала я осторожно, – ты вызвал?
– Нет, я хотел, но потом побоялся, что меня сразу арестуют и я ничего не успею тебе объяснить. Почему-то я подумал, что только ты сможешь мне помочь. Ты ведь распутываешь такие истории!
– Вячик, я всего лишь писательница, даже не слишком известная, и все в моих книгах – выдумки. Я понятия не имею, как расследуются настоящие преступления. Я ведь не Маринина, и никогда не работала в органах!