Первый Волк Атиозеса бесплатное чтение

Глава 1. Первое полнолуние

До жителей деревушки на окраине небольшого городка Вердкорта стали доходить слухи о готовящейся войне.

Информация сильно разнилась. То приходила новость о том, что собирается напасть соседское княжество: якобы, некто из правящей верхушки обесчестил дочку тамошнего правителя и теперь отказывается жениться.

То пивнушке рассказывали, что в городе видели чёрта. Самого настоящего — с копытами и рогами. Он играл на свирели, развлекая девок и зевак в тавернах, и даже был приглашен во дворец. Разумеется, о чёрте и, как следствие, о приближающемся конце света, громче всего кричали местные священники Истрета. Деревенский староста, да и старики поговаривали, что в город всего-навсего зашёл любопытный сатир, коих хоть и не много, но все же водилось в бескрайних лесах Грика, которые произрастали, в общем то, не так уж далеко — всего три недели, если ехать на повозке не загоняя лошадь.

Доходили также слухи, что из болот и лесов полезла нечисть. Не то чтобы она никогда оттуда не лезла. Лезла, ещё как! Но обычно это случалось сезонно, иногда в связи с какими-то катаклизмами или капризами погоды. Да и сельский и городской люд уже давно привыкли к соседству с сильванами, сиренами, гидрами, грифонами и прочими отличающимися от людей существами. Если коротко — по волшебным местам не шастай, дураком не будь, сам не плошай, да и сведётся встреча к лёгкому испугу, а не к новой могилке из того, что после обеда трупоедов останется. Если кто-то обнаружит останки, конечно.

Затем уже стали доходить совсем уж небылицы. Будто возник из ниоткуда в лесах Грика целый дворец, да настолько прекрасно украшенный, что ни одна мастерица не сможет сплести кружево, столь изящное, как узоры, покрывающие фрески и двери этого дворца. А с другой стороны континента доходили слухи о настолько же внезапно появившейся крепости, но уже не прекрасной, а пугающей и ужасающей своим видом. Будто бы замок вгрызся в скалу, ни одну сотню лет на острове стоявшую, и, как паразит, оплел ее своей паутиной, как сплав двух металлов, став с той скалой цельным. Что призраки бродят по его коридорам, и одинокие волки поют свою печальную песнь под луной, сжирая неосторожных путников вместе с костями. Иногда рассказы дополнялись ярким заревом, светившим из-за горизонта несколько часов.

Собственно, слухи всегда очень быстро распространяются, будь то новость о том, что у кого-то загуляла жена, или что корова родила теленка с одним глазом. Мало кто в них верит. И даже чаще лучше, когда не верят — людям свойственно напраслину на неприятеля возводить. Но так сложилось, что в этот раз некоторые из россказней оказались правдой.

⋆☽ ◯ ☾⋆

— Аккуратней, больно же! — Олаф сидел на лавке с силой вцепившись в ее края, стараясь громко не шипеть.

— Ну прости, я стараюсь не задевать сильно. — Герда, супруга Олафа, пыталась в очередной раз обработать рваную рану на ноге. — Не понимаю, что такое?! И кровь не течет, и затягиваться толком не хочет. Запаха лишнего нет, может просто еще подождать, сама заживет?

— Ты уверена, что нигде чернеть не начало? А то это, вдруг ступню отнять придется — если упустим и пойдет по ноге вверх, еще хуже будет, — с беспокойством осматривал укус волка приятель семьи, Бран.

— Да типун тебе на язык! — хором воскликнули супруги, и все трое рассмеялись, стараясь весельем отогнать страшные воспоминания о завершенной битве.

Вердкорт был взят за пару дней. Надо признать, что тамошний правитель внял предупреждениям сатира и для начала набрал армию. Жителей близлежащих деревень эвакуировали под защиту замковых стен. А затем, когда поняли, что силы не равны, сдались захватчикам. Надо ли говорить, что переговоры тоже помог устроить этот рогатый лесной чёрт?

Днём стены замка непрерывно атаковались стрелами. Стоило кому-то выглянуть в бойницу или выйти на стену, как невезучий моментально получал стрелу, в большинстве случаев, со смертельным исходом. Стрелы летели из ближайшего лесочка. Нападающих видно не было. Отвечать той же монетой было совершенно бессмысленно — помимо того, что невозможно высунуться, обычные луки были неспособны добить на такое расстояние. Дружественных существ, способных приказывать ветру, который мог бы поддержать полет стрел, как-то в город не завозили…

Когда наступила темнота, пришла новая напасть. Поток стрел прекратился. Теперь стражей города атаковали с воздуха неведомые существа. Поначалу Олаф, широкоплечий детина — сын местного лесника, думал, что это ожили горгульи, своими каменными изваяниями украшающие городской замок и ближайшие поместья, но статуи были на своих законных местах. Кто-то из новобранцев предполагал, что это были гарпии, но вроде перьев на крыльях не видели, да и гнездовались они очень далеко от этих мест. Вот поди — разбери что-либо в такой темноте, тем более находясь внизу, охраняя ворота.

В первую ночь таранить врата никто не спешил. Люди-птицы растворились в темноте так же быстро, как и появились. Кто-то из новобранцев рассказывал, что на его соседа по строю напал юноша с крыльями как у летучей мыши. Прогрыз горло, скинул несчастного со стены. Затем поднялся взмахом крыльев в воздух, и раскидав ветром от своего рывка стоящих неподалеку защитников. И только после этого кинулся в бой с мечом, зарубив нескольких, прежде чем вновь исчезнуть.

Наутро выйти за стены и забрать трупы вновь не дали стрелы. Не успели ни земле, ни огню предать тела убитых, оказавшихся внутри стен — оттащили только, сложили в одну кучу, а зря. На следующую ночь мертвецы ожили. Неспеша поднялись, распугивая народ, побрели к воротам, стали открывать. Мечи, копья, топоры, вилы — ничего не брало. Видать, мертвеца по второму разу убить не получится, даже если вогнать ему железо в грудь по рукоятку.

Пока люди пытались сладить с не обращающими на них внимание мертвяками, к городу подобралась стая волков. Стража не придала этому поначалу никакого значения — мало ли, оголодали, или их чужаки шуганули. Олаф с товарищами в ту ночь был у ворот — тоже махал топором, пытаясь снова заставить спокойно лежать почивших, как и положено в общем-то. Мертвецам все-таки удалось начать поднимать ворота. В едва показавшуюся щель между землей и решеткой сразу стали протискиваться волки. И тут-то началась самая потеха.

Первые волки, оказавшись внутри, бросились в атаку на жителей, метясь в горло. Волки следующей волны на несколько мгновений замирали, отряхивались, хрустели костями со страшным звуком — и после этого вставали на задние лапы, хватали упавшее на землю оружие внезапно превратившимися в когтистые руки лапами, и кидались в бой на продолжающих сопротивляться горожан. Олафу тогда повезло — еще не начавший превращение пятнистый волк с ярко-рыжим «фингалом» из шерсти вокруг левого глаза, промахнулся мимо его горла — топором лесник владел хорошо, удалось отклонить эту атаку. Но споткнулся, упал — и волчара вцепился ему в щиколотку. Удар острием топора по предплечью заставил зверя отпустить добычу и, скуля, отбежать за спины поднимающихся на лапы сородичей. Он тоже начал меняться и вставать, заживляя свежую рану. Олаф тем часом время зря даром не терял и заполз за телегу, чтоб немного отдышаться и осмотреться. Впрочем, после этого, волк потерял к леснику интерес и переключился на других, находящихся по близости людей.

Верить глазам Олаф совершенно отказывался. Верно люди говорят, что у страха глаза велики. Не воин он — и никогда им стать не стремился. Вот он и думал, что ему мерещится. Крылатые тоже подключились к бойне. Рубили всех, кто попадался под руку, в том числе и тех, кто оказался без оружия. Из открытых мертвецами ворот зашли еще несколько десятков воинов, но уже без крыльев, и тоже присоединились к резне.

Прозвонил колокол, главнокомандующий прокричал бросать оружие и сдаться. Олаф увидел, что один из этих нелюдей, зависнув в воздухе благодаря ритмичным взмахам крыльев, держит в руках ребенка, восьмилетнего сына правителя, грозя сбросить его вниз. Олаф с досадой откинул топор. "Эх, детей использовать — последнее дело" — со злостью подумал молодой лесник, молясь всем Богам, чтобы его беременная супруга сейчас была в безопасности.

Люди сложили оружие. Чужаки собирали уцелевших стражников в кучу. Тем временем в замок зашли еще несколько захватчиков. Олаф смог их рассмотреть, насколько позволял тусклый лунный свет и редкие факелы. Пришедшие в город люди были высокими, длинноволосыми, в легких одеждах до земли. Некоторые из них были с изящными посохами, чьи навершия светились мягким светом, излучаемым встроенными камнями. Сатир был среди пришельцев. Двери замка распахнулись, и процессия вошла в здание. Через какое-то время крылатая тварь вернула ребенка на балкон в целости, и сама тоже отправилась внутрь.

К утру глашатай объявил, что чужаки уйдут, уведут своих чудовищ, но город теперь будет платить дополнительный налог, они займут одно из поместий неподалеку и берут в заложники старших отпрысков правящей семьи и власть имущих фамилий. Глашатай провозгласил еще какие-то требования, но простого люда они не слишком касались, и Олаф особо не вслушивался.

Захватчики выполнили условия, не причинив дополнительного вреда жителям, если не считать саму бойню и уведенных с собой пленных. Люди вскоре разошлись по домам. Новобранцев из деревенских тоже отпустили — жизнь вернулась на круги своя. Во всяком случае, до ближайшего полнолуния.

С момента, когда захватчики ушли, деревенский народ в основном работал и пил. Вино, пиво и что покрепче текли рекой — очень уж всех ошарашили новые существа, появившиеся в мире Атиозес. Пили, поминая погибших во время бойни. Пили, жалея часть урожая и монет, которые пойдут в чьи угодно карманы, кроме тех, кто ради этого пахал. Пили за то, что сами остались живы, и что не их родню повели в неволю к нелюдям. Пили потому, что наступил вечер и хотелось расслабиться. Пили потому, что просто не пить было невозможно — слишком много было поводов, даже без недавних событий. А если у кого-то особого повода не было, то ему помогали найти приятели или личные обстоятельства.

Вот и Олаф, согласившийся в очередной раз сменить повязку, выдул напополам с приятелем три бутылки запрятанного на особый случай вина. В конце концов, вдруг действительно придется звать лекаря и ногу отнимать? А уже почти полночь — а он уже будет готов. Сегодня вообще молодой лесник чувствовал себя странно, если не сказать, что паршиво. Жара вроде бы не было, но все кости ломило, как при зимней лихорадке. Голова трещать начала еще до того, как он начал прикладываться к бутылке — разболелась с вечера, как только солнце стало скрываться за шапками лесных крон и уступать место сумеркам. Собственно, поэтому они с Гердой и позвали на всякий случай Брана, если вдруг дело плохо — чтобы жене на середине срока не самой в город бежать. Поскольку рана выглядела хорошо, за исключением того, что не хотела начинать заживать, настроение у всех троих было весьма приподнятое.

Когда мужики уже значительно захмелели, и Герда стала убирать со стола, раздался сиплый сдавленный хрип. Олаф, сильно раскрасневшись, начал медленно заваливаться на бок и резко рухнул с лавки на четвереньки. Герда и Бран кинулись к нему, пытаясь помочь — вдруг подавился? Герда успела дотронуться до раскаленного как при зимней лихорадке плеча супруга, и ужаснулась: когда она занималась раной, с мужем все было в порядке! Но сейчас из глотки Олафа раздался устрашающий звериный рык. Она одернула руку и отскочила в недоумении. Бран же замер на месте, уставившись на то, что начало происходить с его другом.

Первое, что почувствовал молодой лесник — как дрогнуло сердце, затем пропустило один удар и стало биться в груди с бешеной силой и частотой, разгоняя кровь в жилах до состояния кипятка. Олафа начало колотить, как при сильном ознобе — но не от холода. По всему телу пошла болезненная судорога, сразу схватившая человека за горло так, что перехватило дыхание. Олаф свалился с лавки на пол, не в силах понять, что происходит, пошевелиться и вымолвить хоть слово. Через несколько мгновений его хрип превратился в рык, причем он это даже не сразу заметил — ему было не до таких мелочей.

Судорога, начавшаяся в мышцах, перешла на кости, так будто бы они тоже могли сокращаться. Хруст, от смещающихся неестественным для человека образом суставов, перемешался с криком Герды, полном ужаса. Она смотрела во все глаза на любимого, не в силах помочь — вопль вырвался у нее из груди, когда у мужа начала вытягиваться пятка, вылезая из башмака. Олаф в совершеннейшем непонимании повернулся в сторону звука, когда уже начала меняться челюсть и пропадать сознание. Шерсть, растущая из глубоких слоев кожи, заставляющая верхний ее слой лопаться и спадать с тела клоками, уже не слишком привлекала внимание нового Волка — у него появились проблемы поважнее чем боль во всем теле, которая уже начала утихать.

Это был Страх.

Ошарашенный своим появлением в деревянной клетке, зверь на несколько секунд замер, озираясь по сторонам, ища выход. Прямо перед ним на полу в слезах сидело существо. Судя по запаху самка. Остатки разума заметили, а может быть, не до конца угасшая память подсказала, что она была беременна. Низкая, худая, если не считать живота, со свободными руками. Испугана, опасность не представляет. Чуть поодаль, почти в такой же позе на полу, сидело еще одно существо. Запах подсказал, что особь мужская. Тоже боится, тоже руки пусты.

Когда глаза Брана и Волка встретились, это вывело человека из ступора.

— Волк!!! Ликаон!!! — взревел Бран как раненый бизон и, мгновенно вскочив на ноги, кинулся к двери, позабыв про Герду.

Выскочив на улицу, он не стал проверять, гонится ли за ним старый друг в зверином обличье. Бран орал во всю глотку, в итоге сорвав себе голос, улепетывая в сторону города. Из окон и дверей стали выглядывать мужики, услышавшие его вопли и готовые кинуться на защиту своих семей.

Крик сбежавшего приятеля вывел из ступора молодого Волка. Он вздрогнул от неожиданности, зарычал, прыгнул вслед за сиганувшим в дверь человеком, но промахнулся и с грохотом впечатался в стену. Голова нещадно кружилась после влитого в нее алкоголя. Единственные мысли, которые просто засели у Олафа в мозгу: бежать и спрятаться. Выскочив в проем, Олаф метнулся в сторону леса, но скатился кубарем со ступенек — хоть человеком он себя уже не осознавал, но к наполовину волчьему телу тоже ещё не приспособился. Затем рванулся в сторону леса, и неудачно запутался в верёвках для сушки белья. Он их быстро оборвал, но полностью не выпутывался — побежал дальше, волоча за собой оборванные хвосты.

Соседи, увидев вывалившееся из дома Олафа чудище, похватали оружие, у кого что было под рукой, и погнались за ним. Кто-то все же в избу заглянул: проверить, живы ли хозяева. Обнаружили лишь обезумевшую от горя и ужаса Герду. Увели в соседнюю избу, чтобы бабы приглядели.

Волк бежал медленнее, чем мог бы, если бы не был пьян. Веревки цеплялись за все деревья и кустарники, мимо которых он прокладывал путь, оставляя за собой сломанные ветки и обрывки ткани. Когда деревня уже давно скрылась из поля зрения, Олаф застрял, продираясь через особо плотный кустарник. Не успел он до конца выбраться из западни, как люди его настигли по свежим следам. Волк рычал и скалился, готовый вступить в бой с самыми отважными смельчаками.

Первый мужик, пытающийся насадить Олафа на вилы, внезапно упал навзничь с кинжалом, торчащим из глаза. Сразу вслед за этим двух ближайших преследователей сбило с ног прилетевшее из-за спины Волка трухлявое бревно. Мелькнула тень, в какой-то момент разделившаяся на три силуэта, кинувшаяся выбивать оружие ещё у троих мужиков. Затем тени зарябило, и две из них стянуло к центральной, дав возможность увидеть со спины высокого мужчину, когда все три слились воедино. Одновременно с этим на головы к оставшимся мужикам слетела ещё одна тень, с огромными крыльями, распугивая их и срубая мечом наконечники длинного оружия.

Люди, видя что к волку подоспела подмога, побросали оружие, какое было, и помчались в деревню, надеясь, что погони за ними не будет.

Пока крылатый разгонял сельчан, образовавшийся из трёх теней мужик обернулся к Волку, что-то сказал. Олаф на тот момент не помнил человеческой речи. Лишь осознавал, что незнакомец обращается к нему. Не получив ответа, достал из карманов тонкую длинную цепь. Накинул не прекращающему вырываться Олафу на шею, затянул на манер ошейника для собаки. Другой конец цепи прикрепил к ближайшему толстому дереву. Второй крылатый в погоню за мужиками не кидался. Коротко произнес пару слов, втянул крылья в спину со странным звуком, прерывисто вздохнув. Достал такую же, как у первого мужчины, цепь, и они вместе скрутили оборотню руки за спиной, после чего распутали бельевые веревки и вытащили пленника из зарослей.

Олаф рвался на свободу как мог, чувствуя, как тонкая цепь режет кожу на лапах и шее. Наблюдая за его стенаниями, первый, показывая на него рукой, говорил что-то второму. Второй сначала огрызнулся, потом вздохнул и начал шарить по карманам штанов. Достал пузырек, собрал несколько резко пахнущих трав неподалеку. Сложил все вместе, присыпав порошком из флакона, рядом с Волком, на расстоянии, чтобы тот не смог дотянуться. Первый подошёл, щёлкнул пальцами над этой небольшой кучкой травы. От щелчка пошли искры, и трава с порошком стали тлеть, легонько потрескивая и распространяя сладко-горький дым.

Оборотень попытался было ускакать подальше от импровизированного ароматного костерка, но один из незнакомцев снял с пояса свёрнутый кнут, поймал им Олафа за шею и подтащил поближе к дыму, давая возможность им хорошенько надышаться. Конечности постепенно становились ватными. Веки тяжелели, дыхание выравнивалось. Рычание вскоре заменил почти жалобный скулеж. Вымотанный Волк уснул.

Глава 2. Братья

Олаф очнулся от того, что его потихоньку, но довольно настойчиво, тарабанит по лбу чей-то палец, легонько цепляя кожу когтем. "Когтем?" — лесник встрепенулся от этой мысли, открыл глаза и перекатился по земле на небольшое расстояние, случайно скинув с себя длинную куртку.

— Проснулся, приятель? Давай, приходи в себя, солнце уже высоко.

Рядом с Олафом на земле сидел болезненного вида юноша. Лицом был из чужих краев. Через тонкую белую кожу сероватого цвета, просвечивали синие жилы. Волосы были короткими, серебристыми, с несколькими черными прядями, будто бы парень вдруг резко поседел, и пролил на себя пузырек чернил. Рубахи на юноше не было, и Олафу сразу бросились в глаза знаки, полукругом покрывающие его грудную клетку. Парень дотянулся до уроненной лесником куртки, встал, встряхнул ее и начал надевать, находясь полубоком к Олафу, так что тот увидел прорези на спине у этого изделия. У лесника сразу возникла мысль: "не тот ли это крылатый, что ребенка сбросить тогда грозился?", — чувствуя гадкую неприязнь и вновь подступающий страх, подумал Олаф, но решил, что расспрашивать об этом своих пленителей не стоит.

— Сет, время есть: в деревне все по домам попрятались, носа за двери не кажут. Только отправили баб скотину кормить, — раздалось откуда-то сверху. Чувствовалось, что язык незнакомцам был не родным.

Олаф поднял глаза. На верхушке высокой сосны, стоя одной ногой на суку, а другой придерживаясь за ствол, вглядывался в сторону деревни мужчина. Пользуясь тем, что юноша отвернулся, Олаф просунул пальцы между кожей и цепью и попытался ослабить петлю.

— Конечно есть, они в лес ближайшие пару дней не сунутся, я тебе гарантирую, — хмыкнул Сет. — Спускайся уже, бессмысленно сейчас на стреме стоять.

Мужчина послушно сиганул вниз, легко приземлившись на землю, будто бы спрыгнул с невысокой табуретки, а не столетнего дерева. Олаф сразу одернул руки вниз, надеясь, что случай выбраться еще предоставится и внутренне напрягся. «Обычный человек бы расшибся насмерть» — от этой мысли у Олафа нехорошо засосало под ложечкой.

Спрыгнувший же бодрым шагом подошел к Олафу поближе, присел на корточки, заглянул к нему в глаза.

— Я Аэлдулин, — начал говорить он, выглядя вполне дружелюбно, насколько дружелюбно может выглядеть мужчина с грубыми длинными шрамами, пересекающими половину лица: четыре борозды брали свое начало на лбу, рассекали бровь и щеку, неравномерно заканчиваясь ближе к подбородку. Но глаз при этом был цел. — А этот, — незнакомец кивнул в сторону Сета, — мой младший брат.

Младший брат при этих словах зарычал, оскалился, обнажая клыки:

— Тебе давно уже пора забыть свое имя, как это сделал я. Чем чаще будешь вспоминать про эльфийскую жизнь, тем для тебя же хуже. Да и ни к чему этому рыжему, с нами знакомиться. Все равно он наверняка вздернется к вечеру.

Олаф пока молчал, переводя тяжелый взгляд с одного на другого. Братья были сильно похожи. Если бы не черные пряди младшего и не шрамы старшего, сошли бы за двойняшек, но разница в летах чувствовалась. Да и старший выглядел немного здоровее. Во всяком случае, кожа хоть и была бледна, но все же была ближе к человеческой, даже сохранила еле заметный загар. Старший сжал губы, немного поклонился и произнес нарочито смиренным бесцветным голосом.

— Мой господин, прошу простить мою ошибку.

Олаф, пользуясь тем, что пленители сконцентрировались друг на друге, стал тянуть цепь, стремясь освободиться.

Младший дернулся как от пощечины, поднес ладони к лицу, потер кончиками пальцев глаза возле переносицы:

— О Боги, только не ты! Джастин, прости! — парень открыл руки в примиряющем жесте. — Я сам не свой последнее время, нервы ни к черту, — взгляд юноши сильно смягчился и стал виноватым.

— Забудь, — старший печально улыбнулся. Видно было, что тема была достаточно болезненна для обоих.

Сет вновь обернулся к Олафу, когда тот еще не успел убрать от шеи руки. Он был уверен, что клыкастый заметил его попытки выбраться, и замер, ожидая нападения. Но юноша совершенно спокойно подошел и начал развязывать озадаченному Олафу руки, пока тот недоверчиво на него косился.

— Ответишь на вопросы, с шеи петлю тоже сниму, — продолжил Сет. — Можешь не рыпаться — цепь зачарованная, кроме владельца никому ее не снять.

— А если владельца задушить, к примеру? — буркнул Олаф.

— Можешь попробовать, — хохотнул Джастин. — Нам воздух нужен, только чтобы говорить. Спорим, надоест тебе это занятие быстрее, чем устанут руки?

— Не спорим. Верю на слово, — проворчал Олаф, оценивая сероватую кожу с синими венами у обоих братьев и почти не мигающие взгляды. Немного промолчал, обдумывая положение, представился, и согласился отвечать.

— Ты, как обернулся, кого-то укусить или когтями подрать успел? Так, чтобы не насмерть?

Олаф закрыл ладонями лицо, вспоминая события прошедшей ночи. Ярким пятном в памяти всплыл сверкающий пятками Бран и окаменевшая от испуга супруга.

— Герда… Герда! — в памяти Олафа, отдавая болью в висках вспыхнули воспоминая о прошедшей ночи. В нарастающей панике начало приходить осознание произошедшего. — Герда! Пустите! Я должен… — Олаф решительно вскочил на ноги и дернулся, стремясь как можно скорее рвануть бегом в сторону дома, но совершенно забыл о цепи. Та, перехватив его горло от рывка, с силой вонзилась в глотку, выбивая воздух, не давая закончить фразу.

— Э, друг, не спеши, — младший прищурился, и подождал немного, пока Олаф прокашляется, чтобы задать следующий вопрос, — Тебя кто-то видел? В смысле, кто-то видел, как ты шерстью покрылся и выжил при этом?

— Супруга моя видела и друг, — прохрипел Олаф, дрожащими руками хватаясь за цепь чуть ниже шеи, натягивая ее. — И не тронул я никого, сразу сбежать пытался — все целы, — Олаф собирался было дернуть путы, но осекся и застыл, памятуя соседа с кинжалом в глазу, вроде бы должен лежать неподалеку, и стал озираться.

— Ты мужика, который был с вилами ищешь? Я велел ему отойти к дороге поближе, а то труп вонять начнет скоро, погода то теплая, — подал голос Сет, будто бы это было само самой разумеющимся.

У Олафа пробежался холодок по спине. «На что еще они способны, если такой силой обладают?» Он округлил глаза, вновь ухватившись обеими руками за свой ошейник, пытаясь расширить петлю, вопрошающе глянув на Джастина. Тот покачал головой, будто прочитав его мысли:

— Нет, я так не умею. И вернемся к теме. Ты уверен, что никого не успел покалечить? Это важно, — и проникновенно заглянул к Олафу в глаза, усердно игнорируя его попытки освободиться.

Пленник замялся. Братья его пугали чуть ли не до икоты. Выбраться из передряги самостоятельно не предстояло возможным. Собственный страх был ему противен. Расхрабрившись, стараясь придать голосу как можно больше решимости, Олаф повысил голос, чувствуя как начинает злиться:

— Да уверен я! — Олаф вновь с силой потянул цепь, надеясь порвать или хотя бы растянуть звенья, но она не поддавалась. Братья флегматично наблюдали за его потугами ни капли не волнуясь, что пленник сможет сорвать путы. — У меня на руках крови нет человеческой и не будет никогда! Пустите! — Олаф почувствовал, как закипает. Кровь забурлила в жилах и суставы начало неприятно покалывать. Тогда он вновь с размахом дернул цепь, обдирая себе кожу. С дерева, к которому был прикреплен другой конец пут от рывка отлетели несколько кусочков коры.

— Но-но, остынь-ка, рыжий, а то могу и помочь успокоиться, — Сет шагнул вперед, кладя руку на рукоять меча, но Джастин остановил его, положив руку брату на плечо.

— Давай-ка лучше я. Олаф, сосредоточься, — Джастин начала щелкать пальцами перед глазами начинающего оборачиваться Волком лесника. — Глубокий вдох — выдох, вдох — выдох, будто при панике успокоиться пытаешься. Вдох — выдох,

К удивлению Олафа, это помогло. Щелчки и дыхание помогли отвлечься и сосредоточиться, останавливая превращение, но цепь из рук он так и не выпустил. Видя, что Олаф слушает и начинает успокаиваться продолжил:

— Герда, это кто? Супруга твоя? Мы же не просто так спрашиваем. Если утаил, что ранил ее — она в следующее полнолуние, как и ты, Волчицей обернется. Только ей, как тебе, не повезет — мы тут торчать так долго не собираемся. И тебе домой возвращаться нельзя — видели тебя в процессе превращения. Люди разбираться не станут, друг ты им был, сват или брат, — Олаф, чувствуя внутренний протест, и предугадывая, что Джастин скажет дальше, активно замотал головой в отрицании. И вновь рванул цепь, сдирая пальцы в кровь, чувствуя нарастающую панику теперь еще и за свою семью. Видя, что молодой Волк не может согласиться, тон старшего стал более назидательным:

— Для них ты со вчерашней ночи — чудовище. И переубедить испуганную толпу не получится. Контролировать себя ты пока особо не умеешь — уверен, что в следующий раз все целы останутся? Чаще всего новых Волков своя же родня и убивает, если сами живы остаются.

— С человеком всегда поговорить можно. У нас люди добрые живут, не бросят в беде, — рыкнул Олаф, зло переводя взгляд с одного брата на другого. Братья внушали животный ужас. Он нутром чувствовал, что с ними что-то неладное, но ни на одно из известных существ, даже из легенд, они похожи не были. Он совершенно не понимал, почему его до сих по не добили, и почему продолжаются расспросы. Одно только знал — они не люди и, вероятно, никогда ими и не были в отличие от него самого. Вновь подавшись панике, начал рваться на свободу, обдирая кожу, желая, чтобы произошло хоть что-нибудь, что может прояснить их намерения. Или увидеть в них каплю человечности.

— Ну да, — подал голос младший, скептически наблюдая за потугами Олафа высвободиться. — И твои добрые люди гнались за тобой в лес всего лишь, чтобы пригласить на кружку пива и поинтересоваться о здоровье, — с кислой миной, вкладывая в голос иронию парировал Сет.

Он явно хотел сказать что-то еще, но умолк на полуслове, прислушиваясь. Олаф тоже навострил уши, прерывисто дыша, опуская израненные о цепь руки. За шумом листвы от ветра, стрекотом насекомых и шуршанием мелких грызунов в траве расслышал тихие, несколько тяжелые шаги и чье-то дыхание.

— И кстати о людях, сюда кто-то идет, — прошептал юноша, обнажая клинок.

⋆☽ ◯ ☾⋆

Ночь Герда провела у соседей, заламывая руки и стараясь не выть от томительного ожидания неизбежной печали. Раз за разом в голове прокручивался момент превращения. Она пыталась себя то убедить в том, что все обойдется, и заклятие удастся снять… То мысленно хоронила мужа.

«Он же меня не тронул, может, не все потеряно? Вдруг душа и разум остались целы? У кого совета спросить?» — Герда хотела выскочить из избы и идти искать помощи, хоть у монахов, хоть у того же чёрта, но соседки в нее мертвой хваткой вцепились. Поняв, что просто так ей не вырваться, приняла смиренный скорбный вид, стараясь вспомнить все, что она знала из легенд об оборачивающихся в волков существ.

Память, увы, ничего толком не подсказывала. Если нимфы, русалки, гарпии и сирены были на Атиозесе в изобилии, то о случаях покрытия шерстью не по своей воле, она не знала. Даже дракайну — существо, обращающее в камень взглядом встретить было куда вероятнее, чем найти упоминание о подобных чудесах.

Версию с заколдованным вином она сразу отмела — Бран бы тогда тоже оборотился. Вероятнее всего дело было в незаживающем укусе. А раз у любимого теперь есть клыки и когти, вероятно, придется обороняться при встрече… С этой мыслью Герда сослалась на безумную усталость, тяжесть в животе и голод. Беременную сразу повели на кухню кормить. Внутренне передергиваясь от замысленного деяния, Герда незаметно стащила острый ножик у хозяев, клявшись себе, что обязательно когда-нибудь вернет, извинится и отблагодарит.

Кусок в горло не лез, но она сделала вид, что трапезничает. Страх за Олафа разрывал ее на части, но она решительно не представляла, как она может ему помочь, и что может делать. Если он сгинул, то она и ее малыш оставались без защиты — а значит ее могли легко отправить со следующей партией пленных, если чужаки вновь заявятся… Убедившись, что никто на нее не смотрит, несколько ломтей хлеба запрятала себе в карман.

Когда из лесу прибежали мужики, глава семейства, трясущимися руками запер дверь на засов, захлопнул ставни. Велел сыновьям дежурить поочереди. На все вопросы ответил только, что демонов в лесу встретили, и что ежели ее муж оборотился, назад ему дороги нет, коли жив еще. Так и просидели до утра в страхе перед нападением, недобро поглядывая на Герду. Но все было тихо. Поутру, поскольку коровы уже начали недовольно мычать, женщин выпустили заняться хозяйством, а сами, вероятно, берегли силы на случай необходимой обороны.

Герда слышала, как сплетничают бабы, что вдруг Олаф не один ликаон, а вся семейка чудовищ людьми прикидывалась. Соседи все еще изображали сочувствие и подбадривающие улыбки, сторонясь супругу оборотня, и ее уже колотило от предчувствия, что ни ей, ни малышу несдобровать. Дитя, которое она носила под сердцем, чувствуя тревогу матери, активно ворочалось внутри, будто бы пинками заставляя скорее шевелиться.

Герда, собрав свой завтрак в узелок и закончив с помощью подругам, поклонилась соседскому дому и родной земле, и, убедившись, что все заняты и за ней более не наблюдают, шмыгнула через задний двор и ушла из деревни. Из глаз блеснули непрошеные слёзы. Она их смахнула. Для них было еще слишком рано. Надежда еще была жива.

⋆☽ ◯ ☾⋆

Стоило из-за кустов показаться человеческой фигуре, как Сет тут же убрал клинок обратно, отвернулся и тихо выругался, увидев вышедшую к ним невысокую заплаканную девушку. Она явно не заметила чужаков, и сразу бросилась к их рыжему пленнику.

— Олаф! — воскликнула Герда, вне себя от счастья и облегчения обнаружить мужа живым, да еще и человеком. Кинулась ему на шею, не заметив братьев. Руки, сплетенные в объятьях, нащупали сковывающую его цепь. Она отстранилась и смогла разглядеть кровь и содранную кожу. Сердце ее затопило яростью. Герда начала осматриваться, в надежде найти спасение от пут, и ее взгляд наткнулся еще на двоих участников этой сцены. Замершие, как статуи, затаившие дыхание и с любопытством наблюдающие… Чувствовался от них потусторонний холод, хоть взгляды и отличались. Надменный вид того, что выглядел моложе, вызвал волну злобы и бессилия. Сжав кулаки, Герда сорвалась на крик:

— Это вы с ним сделали? За что? Отпустите, нелюди! Не сделали мы вам ничего. Расколдуйте обратно!

Джастин был готов провалиться сквозь землю, наблюдая эту сцену. Будучи живым, он вырос на убеждениях в исцеляющей силе добра и любви, в мире, когда еще не началась война и нашествие проклятых. Сет открыл проход между двумя мирами по приказу отца: их родным, погибающим, и Атиозесом — выбранный их правителями для переселения. И они притащили эту заразу с собой. История, едва они переступили порог нового мира грозила повториться. И вновь страдали ни в чем неповинные жители. С обращенным мужиком он еще как-то внутренне смирился, все-таки война по большей части было делом мужским, и глупо было бы считать, что обойдется вовсе без жертв. Но его добивал явно угадывающийся живот женщины. Обычно семьи пострадавших оставались где-то за стенами. Было легче отвернуться после битвы, представить, что их не существует вовсе, чем лицезреть семью обвиняющую их с братом в случившемся. Джастин все равно считал себя причастным к их беде, путь и косвенно, чувствуя безграничное сострадание и бессилие исправить положение. Не в силах выдавить из себя ни звука, виновато развел руками и посмотрел на брата в поисках поддержки.

Сет сердито скрестил руки на груди, хмуро оценивая супругу Олафа взглядом. С одной стороны, это было очень даже кстати. Кровью от девки не пахло, а значит велика вероятность, что заразы в ней нет. «Но ведь вместо того чтобы дома сидеть и дитя беречь, приперлась! Да еще и чуть ли не с кулаками на них накинется. Дура бесстрашная!» — ругался про себя Сет, чувствуя невольное уважение к ее поступку.

Олаф, чувствуя как тает от нежности и благодарности, мягко приобнял жену, успокаивая, тихо шепнул ей:

— Не серчай, любимая. Они меня спасли.

Герда потеряла дар речи от подобного заявления. В один миг чудовища стоящие перед ней превратились в двух незнакомцев. Явно родню, но с очень разными характерами. Тот, что старше, выглядел виновато и дружелюбно. Младший явно размышлял, и мысли его далеки от добрых. Про себя отметила, что дело иметь придется именно с младшим, удивляясь такому выводу.

Олаф всегда был весьма доверчив. Она прекрасно это знала, когда выбрала его. Облапошить наивного добряка было легче легкого — и большинство дел вела она. Супруг не сопротивлялся. Ее характер его восхищал, хоть злые языки частенько перемывали их семье кости. Но почему-то именно в этот момент незнакомцам верилось. Или очень хотелось верить. Кулаков она не разжала и с вызовом посмотрела в глаза скрестившему руки чужаку.

Сет, выждал паузу. Взгляд у него был, как и у Отца. Колючий, ледяной и тяжелый, особенно если это было нужно. Девица упорно смотрела ему в глаза, отражая его взгляд как зеркало, возвращая сторицей. Ему это несказанно понравилось. Не опуская глаза, ухмыльнувшись, скомандовал:

— А девка-то не из робкого десятка оказалась. Джастин, сними уже с него эту удавку, не силком же его за собою тащить.

Джастин моментально повиновался, будто ждал команды. Герда все еще недоумевала, отчего командует младший, но взгляд смягчила, искренне улыбнулась и поклонилась. Сет кивнул в ответ. Девица нравилась ему все больше. Особенно тем, что даже после обмена любезностями осталась настороженной. Мысленно он ее уже ассоциировал с лесной кошкой. Которую может медведь не испугать, если та решит, что ее семье угрожает опасность. Олафа же он уже мысленно окрестил тюфяком. «Пушистого волка стая разорвет в клочья, что же с ними делать?» — с досадой и сожалением продолжал размышлять Сет, перестав напрягать Герду взглядом и опустив руки.

Пока старший брат снимал с шеи Олафа цепь, тот недоуменно спросил:

— Вот так просто, отпустите и все? Неволить не станете?

Сет грустно усмехнулся. Прикидывая, кто же из этих двоих возьмет судьбу в руки.

— А какая мне польза тебя неволить? Мы с братом остались проследить, вдруг кто из стаи ослушался и обратил человека ненароком. Если бы таких, как ты, много оказалось — тут такое бы началось! Дикая стая может за первую ночь полгорода вырезать, а остальную половину заразить. И потом пойдет эта эпидемия дальше, а Отцу этого не нужно…

— Но все же нельзя вам домой возвращаться. Любит тебя жена сильно, вот и пошла за тобой, выручать. Только мы не в доброй сказке живем — если лекарство от проклятия и есть, то оно нам неведомо, — подхватил Джастин, всем сердцем желающий отмотать время назад и как-то выручить этих двоих. — Вы с женой можете подальше от города уйти, дом в лесу построить и зажить отдельным хозяйством. Или найти другое поселение, где вас не знает никто, и там осесть, только очень осторожными быть. Тебе, Олаф, не пить, в драки не ввязываться, вообще сердиться поменьше, авось справитесь.

Сет, услышав Джастина, чуть было не поперхнулся. Опять старшего заносило в романтический бред, будто бы не было войны.

— Джастин, разуй глаза — какой дом в лесу, какое другое поселение, романтик ты хренов? — возмущенно и уставше проговорил Сет. Затем обратился все-таки к Олафу. Никак не мог смириться с мыслью, что женщина руководить может.

— Да и ты, рыжий, вроде сообразительный мужик, что молчишь? У тебя жена на сносях, ниже тебя на полторы головы — ребенок крупным может быть. Может быть ты роды еще сам принимать собрался? А если что пойдет не так, знаний и умений не хватит — и жену загубишь, и дитя? — Сет впервые за это время смотрел в сторону Волка с сочувствием, отрицательно покачивая головой. — А в другом селении, если ты случайно при ком обернешься, или слух про тебя дойдет, думаешь, будут люди разбираться, что ты с обычными людьми живешь, а не с волчицей и волчонком? И как долго твои родные проживут в таком случае? Это я еще не говорю о том, вдруг ребенок волчонком родится сразу.

— Это с чего это вдруг? — удивился Джастин. — Он же только вчера обернулся впервые, а она уже давно беременна.

— А с того, что мы не в Вириди Хорте сейчас, а в другом мире. Кто знает, может у здешних людей процессы идут немного по-другому, — видя непонимающий взгляд Олафа и Герды, пояснил мысль:

— Оборотень в человеческом облике, как правило, не заразен. Проклятье передается только если в кровь человека попадет слюна или пот Волка, поэтому при ране от когтей шанс заразиться все-таки меньше. А в человеческом облике не кусаются обычно, поэтому и не проверяли толком, — Сет замялся, подбирая слова. Язык он хоть и выучил достаточно хорошо благодаря сатиру, но не был уверен в правильном оттенке некоторых значений. — Но у человека есть определенные… соки. В общем, ни за что не поверю, что после битвы вы с женой не… миловались. И если с ней все в порядке, вовсе не значит, что на ребенка это никак не отразилось.

Джастин скривился, и изобразил крайне скептический взгляд. Сет в ответ закатил глаза и снова скрестил руки:

— Да, вероятность маленькая. И скорее всего я ошибаюсь, но все-же она есть, — упрямо проговорил он.

— И что ты предлагаешь, клыкастый? За тобой пойти, к вашей стае прибиться? — с детской непосредственностью осведомился Олаф.

Джастин поддержал предположение, но Сет снова начал закипать:

— Не к нашей стае, а к Отцовской, это раз. Во-вторых, эти отморозки наверняка твою девку по кругу пустят, не посмотрят, что беременна. Можешь, конечно, попробовать ее отбить у вожака. Защитить свое право на единоличное обладание женщиной, но жив навряд ли останешься. Да и в таком случае для нее исход все-равно один будет.

Олаф покраснел от такого заявления, Герда насторожилась. Предполагать, что им ожидается теплый прием среди проклятых было бы глупо.

Джастин тихо, боясь снова вызвать всплеск ярости брата, от которых они оба уже устали, предложил:

— Не пустят, если ты за них заступишься. В конце концов мы сами им надежду подали, мы теперь за них и в ответе. К тому же, к чему им примыкать к отцовской стае? Создай свою в конце концов — это далеко не последний город, где отцовские Волки проштрафятся.

— И снова с ним поцапаться? Да и не смогу я постоянно рядом быть — отбиваться придется самим, — огрызнулся Сет.

— Почему же отбиваться, — пожал плечами Джастин. — Флаума же ты отстоял — и никто его трогать не рискует. Бегает себе, у всех под ногами путается, и все терпят.

— Так он мой пёс, моя собственность в конце концов. А эти, — Сет кивнул на замерших супругов, — на домашних питомцев как-то не тянут. Если я их на цепи приведу, им же хуже будет, — после этих слов Сет задумался. Объявить их своей собственностью, шансы, что не тронут повысятся весьма ощутимо. Но он внутренне протестовал такому развитию событий. Эта семья ему нравилась. Объявлять их своими рабами он не хотел.

— Над этим можно поразмыслить. Но, Олаф! Ты уже не человек, как не отрицай. Мы с братом тоже не люди. Случиться может всякое. Кровь проливать придется, если захочешь выжить и семью свою защитить.

Видя презрительное выражение лица Олафа, Сет тяжело вздохнул и продолжил:

— Мужик, пойми, я вам зла не желаю, правда. Но как случилось, так случилось — я действительно могу лишь по первости вас защитить. И да, может быть идея со своей стаей, из местных волков не такая уж и плохая. Во всяком случае, люди ими становиться будут по воле случая, а не как Отцовские головорезы, за особые заслуги…

Он действительно хотел им добра. Попавших в ловушку проклятья людей ему было жаль. Но брать на себя ответственность за их судьбы, тем более в таком месте как Итернитас — этого хотелось избежать. Во всяком случае, выбор, идти ли за ним, принимать людям.

— Ваша жизнь — Вам и решать. Если надумаете, то добро пожаловать в нашу небольшую, но хорошенько ушибленную на всю голову проклятую семью, — с этими словами Сет развернулся и пошел быстрым шагом на запад, в сторону Итернитаса — перенесенного из погибающего мира, замка проклятых. Джастин пожал плечами и развел руки в жесте, мол: "ну что с него взять", и последовал вслед за братом.

Герда с Олафом переглянулись. Обоих одолевали сомнения и тревожные мысли. Одно было ясно без слов — они столкнулись с проблемой, в одиночку с которой не справиться. И прежней жизни больше не будет, как ни желай они этого. Супруга первого Волка мира Атиозес молча улыбнулась, мягко взяла мужа за руку, и повела его за братьями.

Глава 3. Гордвал

Через половину дня путники добрались до реки, отделяющей восточную часть материка от западной. Около берега рядом с походными сумками лежал огромный пес с торчащими вверх, почти как у летучей мыши ушами и раскрасом камышового кота. Едва завидев путников, вскочил на лапы и начал бешено молотить себе по бокам хвостом, повизгивая от радости как щенок.

Сет тихо свистнул, и пес сорвался с места, кинувшись встречать Хозяина. При приближении начал напрыгивать на младшего, пытаясь достать языком до лица. Сохраняющий все это время весьма хмурый вид юноша оттаял, разулыбался и привстал на колени, чтобы приласкать своего питомца. Герда с Олафом остались на почтительном расстоянии. Размеры и необычный вид пса внушали опасения и трепет. Джастин подбадривающе улыбнулся, видя их замешательство, тоже потрепав пса за ухом.

— Свои! — коротко сказал он псу. — Иди, знакомься, только с женщиной осторожнее, не урони.

Олаф наклонился и дал псу обнюхать свою ладонь. Герда проделала то же самое. Пес, в начале знакомства явно пытался вести себя серьезно и деловито, после официальной части подпрыгнул, встал в приглашающую к игре позу: приник передними лапами к земле, высунул язык и снова начал молотить себя по бокам высоко поднятым хвостом перед Гердой.

— Это Флаум. Без команды не укусит, — представил питомца Сет, глядя на пса с долей иронии и нежностью. Немного подумав, со вздохом добавил, — И пока не наиграется, не отстанет.

Флаум, будто в подтверждение его слов, сорвался с места, покрутился рядом с Гердой и Олафом, схватил первую попавшуюся толстую палку и начал подсовывать Герде в руки.

Она не удержалась и искренне рассмеялась, внутренне чувствуя диссонанс. Поверье, что пес часто похож на хозяина ходило в быту, но на Сета эта жизнерадостная махина похожей не казалось. Герда приняла палку, и швырнула ее посильнее. Пёс вприпрыжку, почти как заяц, кинулся за ней. Скорость движения казалась быстрее, чем у обычной собаки. Палку он успел схватить до того, как та коснулась земли, хоть Герда и смогла закинуть достаточно далеко. Пёс уже несся обратно, победно сияя, желая продолжить игру.

— Ты это… Поосторожней такие движения резкие делай что-ли, — проворчал Сет. — До города не близко, на повивальную бабку ни я, ни Джастин не тянем.

Флаум, вновь поняв Хозяина, ткнулся макушкой в бедро Герды, будто извиняясь за прерванное веселье, отошел и робко предложил палку Сету. Тот нарочито осуждающе на него посмотрел, но палку принял и швырнул в сторону реки. Пес радостно кинулся следом. Палка, рассекая воздух с гулким свистом, полетела к середине весьма широкой и бурной реки, так что Олаф одобрительно присвистнул, продолжая наблюдать за чудо-псом. Потом он мог поклясться, что несколько шагов пес пробежал лапами по поверхности воды, и лишь потом погрузился в воду и поплыл.

— Устроим привал. Твоей супруге надо отдохнуть, — коротко бросил Сет, снял обувь со штанами и сам занырнул в реку. У берега спуск оказался далеко не пологим. Герда округлила глаза осознав, что пес действительно пробежался по поверхности как какая-то водомерка.

— Он всегда такой хмурый? — обратился Олаф к Джастину.

Джастин начал собирать ветки, чтобы смастерить костерок. С ответом медлил, подбирая слова. Флаум и Сет уже плескались в воде, утроив настоящую детскую возню. Для Олафа и Герды было загадкой, каким образом их не уносит течением.

— На него слишком много всего навалилось за последние годы. И, признаться, вы оба в наши планы совершенно не входили, — наконец смог выдавить из себя Джастин.

— Может нам все-таки уйти своей дорогой? — буркнул Олаф.

— Сами решайте, — пожал плечами Джастин.

Сет и Флаум из реки вернулись с добычей. Двумя огромными рыбинами, которых тут же разделали и стали жарить их на костре.

Разговор не клеился. Сет становился все более нервным и раздраженным. Видимых причин на это не находилось. Джастин же представлял собой оплот спокойствия и невозмутимости. Флаум в какой-то момент начал поскуливать и ластиться к Хозяину. Сет почти вымученно его погладил.

— Можно спросить, что происходит? — решилась подать голос Герда. Малыш внутри беспокойно пинался, и игнорировать напряжение больше не было сил.

Сет, со стоном, будто бы его мучила боль, улёгся на траву. Флаум сразу забрался на него сверху и положил морду ему на грудь.

— Итернитас опять проснулся? — предположил Джастин.

Сет тихо ругнулся на незнакомом супругам языке.

— Да будет тебе! Считаю, что они должны знать, куда именно идут, — назидательным тоном пробурчал Джастин.

— Их должно волновать только то, как уберечь мать и ребенка, — с рычанием огрызнулся Сет. — Может и правда лучше будет рискнуть и осесть в ближайшем городе. Или за море вообще уплыть — не думаю, что отцу захочется захватить настолько много территории.

— Меня только это и волнует! Как уберечь. Но не я виноват в том что происходит! — повысил голос Олаф.

Сет привстал на локте, собираясь ответить, но вдруг его глаза остекленели, взгляд застыл, став неживым. Супругам показалось, что потемнела область вокруг глаз, но через пару мгновений иллюзия исчезла. Сет со страдальческим выражением лица посмотрел на взгрустнувшего брата.

— Что приказал? — стараясь говорить будничным тоном поинтересовался Джастин.

Сет недоверчиво кинул взгляд на супружескую пару. Как бы ему ни понравились эти люди, от человечества он уже очень давно ничего хорошего не ждал, даже с учётом того что Олаф был им с братом обязан.

— На юго-запад от нас ещё город, который приглянулся. Эльфы не претендуют — слишком близко к Итернитасу, но помогут стрелами, как обычно.

— Еще одна бойня? И ты нужен чтобы трупы поднять? — ощетинился Олаф.

— Если коротко, да, — спокойно, даже в какой-то мере безразлично ответил Сет. — Может опять получится чьего-то высокородного сынка словить.

— Так это всё-таки ты был? Сволочь клыкастая, это ж кем надо быть? А ну иди сюда! — Олаф вскочил, засучивая рукава, не замечая как руки начали покрываться шерстью.

Флаум зарычал оскалившись. Джастин вскочил с места, надеясь снова успокоить вспыльчивого волка. Герда с ужасом наблюдала за происходящим, разрываясь между желанием встать перед супругом, загородив ему путь и инстинктом спрятаться. Один Сет оставался невозмутимым.

— Приказ был резать всех без разбору, пока не сдадутся. Стражу, стариков, детей… — слова давались Сету с трудом. Будь его воля, обошлись бы без кровопролития, но от него по сути ничего не зависело. — Замок… Итернитас питается энергией. Чем больше смертей вокруг, тем быстрее он насытится и перестанет терзать своими щупальцами меня и отца. Я предпочел пойти на сделку с совестью — вынудить правителей поскорее сдаться и сохранить как можно больше жизней, несмотря на то, что это дало бы мне гораздо более долгую передышку. А теперь давай, герой, начисть мне рыло за то, что предпочел обойтись малой кровью.

Олаф замер, трясясь от гнева. Сплюнул, выругался, затем сел на место. Настроение у всех было подавленным.

— Значит, следующей цели грозит то же самое? — наконец подал голос Олаф.

Едва Сет собрался ответить, как его взгляд снова остекленел. Джастин насторожился. Отец редко когда обращался к Наследнику с таким маленьким промежутком времени. Флаум начал скулить, отползая от Хозяина. Герда с Олафом переглянулись и инстинктивно отстранились, чувствуя неладное.

— Сука! Тварь костлявая! — стоило глазам Сета прийти в норму, как он рывком вскочил на ноги и мгновенно очутился рядом с деревом позади супругов. Движения они не увидели, лишь почувствовавши ветер от его перемещения. Сет же не обращая внимания на испуганные взгляды людей, месил дерево кулаками, обдирая руки. Окровавленная кора отлетала со ствола вместе с ошметками кожи, но Сет не обращал на это внимание.

Джастин осторожно приблизился, будто ожидая, что кулак прилетит и по нему, и мягко положил руку на плечо младшего брата. Флаум тоже подошел, поскуливая, и начал робко ластиться, напоминая огромную грустную кошку.

Спустя несколько ударов Сет остановился и обессиленно прислонился лбом к изувеченному стволу, стараясь справиться с комком в горле. Джастин нежно коснулся губами макушки младшего и замер, сместив руку и слегка его приобняв, пока Сет пытался справиться с эмоциями.

Герде и Олафу было неловко и страшно наблюдать эту сцену. Над поляной зависло молчание. Штиль, предвещающий неизбежную беду.

Когда Сет смог справиться с голосом, еще не в силах отстраниться от дерева, ответил на заданный ранее вопрос.

— Следующей цели грозит полное уничтожение. Нам с братом велено возвращаться в Итернитас. Городом займется Жрец. Паразит будет досыта накормлен.

Джастин обреченно вздохнул, похлопал брата по спине и вернулся на место.

— Но так же нельзя! Надо их остановить! Предупредить жителей! Ну что вы стоите?! — Олаф был готов прямо сейчас сорваться с места. Он явно видел, что братьев не устраивает решение их правителя, кем бы он ни был, но их бездействие сбивало с толку и выводило из себя.

— Мне был дан приказ не приближаться к тому городу и возвращаться в Итернитас. Нарушить я его не могу, — видя, что Олаф собирается протестовать, перебил. — Тут мои пожелания не учитываются. Приказ — это не как людская команда старшего по званию, где исполнение лишь дело долга и совести. Это магия. Почти как дергание за веревки марионетки. Хотел бы остановить, но не в силах.

— Но если не ты, то может Джастин, верно? — с надеждой осведомилась Герда.

— И как ты себе это представляешь? Залетает в окошко такой мужичок с лицом свежего покойника и мило беседует со старостой? Что, мол, люди добрые, бросайте дома и скот, а то вас сейчас неведомы чудища перережут? — огрызнулся Сет. — Да и я против того, чтобы потом из Джастина стрелы вынимать. Что-то мне подсказывает, что его нашпигуют еще на подлете.

— Но… — Олаф не находил себе места. Он не понимал, как можно оставаться в безучастными зная о роке, повисшем над ни о чем не подозревающими людьми. Как бы он ни был испуган собственными метаморфозами, как бы не переживал за Герду, как бы не ужасали его братья, начавшие казаться чуть более человечными за проведенное с ними время, считал совершенно недопустимым просто промолчать и уйти. Готов был сделать что угодно, лишь бы спасти горожан.

— Хватит! — рявкнул Сет, — Я уже много лет пытаюсь до отца достучаться, и все без толку. И городки подобно этому уже пытались спасать — исход все равно один. Максимум, что я могу — подобрать чудом уцелевших после, вроде тебя с супругой. Да и то, лишь тех, кто попадется по дороге в замок.

Перечить клыкастому в открытую Олаф не посмел. Если бы его вновь посадили на ту прочную цепь, шанс исполнить свой долг перед людьми и небесами оказался бы утерян.

⋆☽ ◯ ☾⋆

— Рыжий доиграется… Надо было его в тех кустах оставить! Вот и помогай людям после этого, — Сет в ярости ходил вдоль берега, каждый десяток шагов меняя направление. От воды уже начал идти пар. Герда упрямо глядела на младшего, стараясь держать язык за зубами. Олаф, когда полуденное солнце сморило братьев под тенью раскидистых ветвей, не теряя времени даром коротко объяснил жене свое решение и сиганул в реку, держа курс на Гордвал.

— Братишка, ну он же человеком в душе остался! Было бы глупо предполагать, что он к нам с тобой настолько сильно проникнется, чтобы спокойно пройти мимо…

— Он мне обязан! — рявкнул Сет. — Я же объяснил все! Даже не врал! И где теперь его искать? Мне Отец только общее направление городка сообщил. А эта, — Сет показал на Герду большим пальцем через плечо, не желая смотреть ей в глаза. — Молчит как эльф на допросе.

Герда скрестила руки на груди, копируя позу Сета и зло уставилась на его затылок. О, ей было что сказать этому заносчивому мальчишке… Но она пока не разобралась, насколько он может держать себя в руках.

Джастин, успевший привязаться к Олафу за такой короткий промежуток времени пытался осторожно уговорить младшего:

— Не сердись на него. Наверняка попробует поговорить с кем-то из горожан. Наткнется на глухую стену и вернется.

— Или окажется взаперти и станет кормушкой для Итернитаса, как и все остальные! — огрызнулся Сет.

— Так в кусах оставить, или все-таки беспокоишься? — подала голос Герда.

Сет остановился, пытаясь взять себя в руки. Его раздирали противоречивые чувства. Рыжего он определенно хотел вернуть. Тем более, что его беременная супруга осталась с ними, и как ни крути, и бросить ее на произвол судьбы не позволила бы совесть.

— Всех всё равно не спасти. Если ему лучше сгинуть вместе с остальными, чем защищать свою семью, кто я такой, чтобы ему мешать? — Сет саркастически развел руками. — К тому же, с чего он решил, что тебе рядом с нами будет безопасно? Оставил жену с двумя чужаками. Нелюдями.

— Супруга и сама может за себя постоять, — Герда с вызовом посмотрела в глаза Сету. Что-что, а в том, что этот парень ей зла не причинит, она была уверена абсолютно точно. Слишком уж он оберегал ее с самого начала их знакомства.

— Давай я его найду и верну. Флаум возьмет след. Позже вас нагоним, — предложил Джастин.

Сет задумался. Надолго. Меньше всего ему хотелось подставлять брата под удар. Но именно у него был шанс убедить рыжего вернуться. Джастин всегда был гораздо человечнее и лучше понимал простой народ.

— Ладно. Только осторожнее — я тебя второй раз воскресить не смогу, — выдавил из себя Сет.

⋆☽ ◯ ☾⋆

Олаф был приятно удивлен тому, с какой легкостью он переплыл бушующую реку. Сил проклятие явно прибавило, что не могло не радовать. Тем не менее он помнил, как лишился разума во время обращения, и особо оптимистичных надежд по поводу своего нового тела не питал. К тому же, вся голова была занята тем, как бы предупредить людей об опасности. Переговорщик из него всегда был так себе.

На подходе к Гордвалу все явственнее слышался стук топоров. Олаф приободрился. Лесник лесника поймет наверняка. К тому же в городе жило несколько их знакомых — родственников Брана. Решившись поговорить в первую очередь с ними, он ускорил шаг.

Лесников было пятеро. Еще один разводил костер. Рядом с котелком развалился слишком броско выглядящий для лесной прогулки юноша. Вероятно, кто-то из знатных охотился. Заходить за стены Олаф посчитал опасным. Все-таки и оставлять Герду надолго было боязно, и попасться в ловушку не хотелось. В лесу он стал чувствовать себя значительно комфортнее, чем раньше.

— Доброго здравия, люди добрые! — Олаф не таясь вышел к лесникам.

— И тебе здравия, путник. С чем пришел? — взял голос пёстро одетый юноша. Видимо, он был главным. Алан, недавно сменил отца на посту старосты. В этот день решил развеяться, выйти из городских стен, может даже поохотиться. Вид рыжего мужика в насквозь мокрой одежде, будто только из реки выбрался, насторожил. Окружающие топорами лесники остановили работу и уставились на пришедшего.

Олаф почтительно поклонился, нервно откашлялся.

— Пришел я с вестями недобрыми. Сам я из Вердкорта, лесником был. Город чужаки захватили. Нелюди. Узнал, что Гордвалу та же беда грозит, примчался предупредить. Да не налогом обложить, а всех изничтожить хотят.

— Слухи разные доходили — всем ли верить? Мой дядька рассказывал, что друг его после шерстью порос и в лес убежал, — в голос засмеялся один из лесников.

Олаф осекся, понимая, что ему не поверят без доказательств. Но как превратиться самому не представлял. Да и боязно было — зарубят топорами ведь.

— Не ты ли Брана племянник? — буркнул Олаф, хмуро уставившись на потешающегося юнца.

Алан с интересом наблюдал за перепалкой. Он еле-еле сумел сохранить лицо и не рассмеяться вместе с лесником. Считал недостойным потешаться над убогими.

— Ну, я буду его племянником. Гансом звать. Дядька как только в город приехал, все по кабакам шарится, толкует что ликаон супругу в лес утащил и сожрал. И что соседи, что в лес за зверем кинулись, еле ноги унесли от демонов крылатых. Да кто в его бредни поверит?

— Ганс, я Олаф. Приведи Брана, он меня узнает, — тихо проговорил молодой волк.

Ганс слегка побледнел, но позиций не сдал.

— Полгорода знает, что ликаона Олафом кликали. Да и как я его разбужу? И что-то шерсти и волчьей морды я не вижу. Ты, дядь, видимо в студеной воде слишком много времени провел, или о камень головой треснулся, если тебе мерещится волчий хвост на заду.

— А если перекинусь, поверишь? — пропустив издевку мимо ушей, внутренне холодная, спросил Олаф. — Только топоры не опускайте. Вполне может быть забуду что человеком был.

Алан все больше дивился рыжему чужаку, и все больше грустно становилось оттого, что такой молодой и, судя по всему, добрый мужик лишился разума. Сердце сжимала тоска. "У рыжего ведь наверняка где родные остались? Как бы выяснить? Может получится привести его в чувство. Всем известно было, что чудовища свой облик менять не могут". А россказням пьяного дядьки Ганса он не верил, хоть и слышал.

— Ну давай, посмотрим на твою волчью форму. Только не сердись, очень уж похоже, что это все выдумки.

Глава 4. Ликаон

Сет, не мог устоять на одном месте. Переживание за брата и рыжего балбеса подстегивали ускорять шаг, и без того влекомый приказом к замку. В этот раз отец не давал четких указаний по времени прибытия. Лишь велел не задерживаться попусту. И веских причин, чтобы притормозить, пока не находилось.

— Сет! Мы можем идти хоть немного помедленней? — подала голос запыхавшаяся Герда. Она уже не чувствовала ног и очень хотела есть. Размышляла, как бы подать мысль так, чтобы потом не оказаться «обязанной». Очень уж ее зацепило это слово из уст младшего брата. И интуиция подсказывала, что это может хорошенько аукнуться.

Сет резко остановился, как в землю врос. Впитанное с детства уважение к зарождающейся жизни и ее вместилищу оказалось для приказа достаточным основанием для задержки, чем несказанно обрадовало его. Тем не менее вся ситуация очень раздражала. Быть нянькой никак не входило в его планы. Но людям надо отдыхать и есть, а значит придется немного поохотиться.

— Ты сможешь о себе позаботится пару часов? — обратился он к Герде, с изнеможением усаживающейся к дереву, почти сползающей по стволу.

Приняв кивок за утвердительный ответ кинул рядом с ней походные сумки и двинулся прочь от реки вглубь леса, добыть кабанчика или зайца. Заодно хотел успокоиться, пособирать травы и хоть как-то отдохнуть от общества. Для него каждое дополнительное существо к Флаум с Джастином, будь то эльф, вампир, человек или кто бы то ни было ещё — уже создавал толпу, в которой он уставал и хотел спрятаться. Находиться рядом с, по сути, незнакомой женщиной столь длительное время также добавляло дискомфорт, как бы она ему при этом ни приглянулась. Привыкал к новым знакомым он всегда очень долго.

Герда, утомившись от такого стремительного марш-броска, прилегла, положив под голову сумки и задремала, предварительно зажав в руке взятый с кухни соседей нож. Не заметила, как вскоре после ухода Сета к берегу пристала лодка.

⋆☽ ◯ ☾⋆

— Если ты так уверен, что будешь опасен, может будет лучше тебя связать? — осторожно, и даже в какой-то мере дружелюбно предложил Алан. Про себя же он прикидывал, как бы доставить несчастного к лекарю и поддается ли лечению подобная душевная болезнь.

Олаф напрягся. От топоров в случае чего, можно было бы увернуться и убежать. Оказаться связанным в его планы не входило. Но он не был уверен, что не будет опасен, поэтому молча протянул вперёд сомкнутые запястьями руки.

Ганс воткнул топор в пенек и пошел завязывать руки рыжему чудаку, назвавшемуся Олафом, после кивка сеньора. Вообще, в детстве они с Олафом даже виделись. Но это было более десяти лет назад, и Ганс не был уверен, что узнает друга дядьки. Тогда у Олафа еще ни бороды, ни усов в помине не было — а этот мужик был весь обросший.

Олаф терпеливо ждал, когда мальчишка завяжет ему руки и лихорадочно соображал. Оборачивался он ведь всего раз — той злосчастной ночью. После этого лишь чувствовал горячую кровь, когда злился. А злиться по заказу он не умел.

— Ну? — с нетерпением спросил Алан, чувствуя, что пауза затянулась.

— Может, меня кто-нибудь стукнет? — неуверенно предложил Олаф, чувствуя нужен внешний стимул.

— Так что нам тебя стукать, ежели ты ничего худого нам не сделал? Может, пройдешься с нами в город к лекарю? Сам же видишь, не выходит у тебя превращение, — дружелюбно предложил Алан, заглядывая Олафу в глаза.

Джастин, наблюдая за этим разговором с дерева, то и дело прятал в ладони лицо, ругая рыжего дурака на чем свет стоит. Вытащить его и увести связанным будет сложнее. Но при этом он и сам хотел, чтобы люди поверили первому Волку мира Атиозес. Был бы шанс, что успеют вывести семьи, или хотя бы будут во всеоружии и немного проредят ряды проклятых. Поэтому медлил и наблюдал, а Флаум ждал команды внизу. Шансы, что добряк сообразит, как обернуться по заказу были исчезающе малы.

— Погоди! — Олаф начал часто дышать в панике. Обратиться было необходимо. Он напряг все фибры души, чтобы разозлиться… Но не удавалось.

Алан, сочувственно глядя на потерянного в своих фантазиях мужика велел его скрутить и тащить к лекарю. Олаф шарахнулся от приблизившихся людей и с силой потянул руки, стараясь освободиться. Он хотел ослабить веревки. От его усилия они больно вонзились в кожу, разогревая рядом с очагом дискомфорта кровь. Ощущение прошло очень быстро, но отвлечь Олафа успело. На него кинулись сразу трое и повалили на землю.

Олаф отбивался, стараясь сильно их не помять. К его удивлению, даже сдерживаемые движения явно оставляли синяки на пытающихся его повязать людях. «Что же будет, когда обернусь?» — с ужасом подумал Олаф, представляя, что могло бы быть, если бы волк не решил, что Герда и Бран опасности не представляют. Картина с растерзанной в их маленькой кухне супругой привела в ужас. В памяти сразу возник Сет, выколачивающий свою боль из дерева. «Сука! Тварь костлявая!» — эхом отозвалось в памяти, подкидывая в голову картины с убитыми горожанами. Злость и безысходность кусачего паренька передалась Олафу. Он вновь почувствовал как закипает кровь, начинает ломить и покалывать суставы. Но в этот раз он гасил ощущения, а подстегивал.

Лесники, первоначально взявшиеся за дело с азартом, недоуменно отстранились услышав как изменился звук дыхания рыжего чудака. У Алана похолодело внутри. Он еще надеялся, что Олаф дурачится, или, на худой конец, что это все ему снится. Но вслед за хрипом послышался оглушительный хруст и тело чужака начало меняться. Все было именно так, как рассказывал Бран.

Стоявший перед Аланом ликаон выглядел внушительно, ужасающе, но спокойно. Только дышал тяжело и пытался поймать его взгляд. Но тот потерял дар речи от потрясения. Мужики, менее избалованные встречей с разными тварями, пришли в себя быстрее. Схватились за топоры и кинулись в атаку на чудовище. Тот же, что до этого момента с невозмутимым видом колдовал над котелком, бросился со всех ног наутек за подмогой.

Под первый удар топора Олаф поднырнул, боднув атакующего и опрокинув его на спину. Старался как можно сильнее сжимать челюсти, помятуя слова братьев про заразную слюну. От второго топора полностью увернуться не удалось — лезвие сильно повредило ногу. Волк взвыл от боли, чувствуя, что человеческое сознание собирается его оставить, уступив место раненому зверю.

Люди, увидев кровь чудовища приободрились. Третий атакующий тоже промахнулся. Олаф ухватился за древко топора и руку нападавшего, в одно движение выдергивая оружие. На его спину собирался опуститься топор от четвертого лесника, но мелькнула тень, и некое существо вцепилось с рычанием в руку человека, уводя топор в сторону. Олаф с радостью узнал Флаума, и тут же чуть было не умер от ужаса, потому что пятый, Ганс, сменил цель и решил перерубить сначала псу хребет. Но несмотря на то, что лезвие опустилось точнехонько посередь позвоночника, оставило псу лишь синяк — соскользнуло по шерсти, как с гуся стекает вода. Флаум взвизгнул, перекатился по земле, но вскочил на лапы и вцепился в руку не успевшего отскочить Ганса. Спустя какие-то секунды борьбы человек выронил оружие.

Первые поваленные на землю мужики уже повскакивали на ноги и собирались вновь иди в атаку. Алан откровенно говоря был в полнейшей растерянности. Он жил в мирное время — стычки с соседями почти не случались. Фейри в окрестностях тоже были, можно сказать, мирными — а тут такая заварушка. Воином он не был. Смерти этому Волку он не желал, хоть и был сильно напуган. Пока он мешкался, не заметил, как позади него с кроны дерева спустилась еще одна тень. Некто резко дернул его за волосы, открывая шею, к которой сразу же был приставлен острый клинок, грозящий ее перерезать.

— Прекратить! — все участники боя замерли от голоса Джастина.

— Во. Въе…, — начал было говорить Олаф, забывший на миг о том, что у него пасть. Сообразив, осекся и даже смутился. Жар боя отступал. Раненая нога взорвалась болью от неловкого движения. Олаф присел, понимая, что стоять он больше не в силах. Кровь продолжала хлестать из раны.

— Размялись и хватит. Топоры медленно на землю. Флаум, собрать! Ты, щенок, развяжи Волка, — жестким холодным тоном раздавал приказы Джастин.

Флаум как ни в чем ни бывало отпустил руку Ганса, схватил его топор и оттащил поодаль. Затем принялся утаскивать остальное оружие от повиновавшихся мужиков. Ганс, удивляясь, что такой зверь не то что не откусил ему ничего — даже кожу не прокусил, будто бы специально держал осторожно, начал трясущимися руками развязывать Олафу руки, нервно поглядывая на Джастина, угрожающего кинжалом Алану.

— Хреново дело, — с недовольным рычанием произнес Джастин, осматривая издалека состояние Олафа. — Сейчас будет очень сложно, но необходимо. Тебе надо успокоить кровь и обратиться обратно в человека.

Олаф вопросительно посмотрел на Джастина, с силой надавливая на рану в надежде остановить кровь. Голова кружилась все сильнее. Нарастала паника, а вместе с ней зверь старался прогнать человека из сознания.

— Вот хоть о котятах сейчас думай, — огрызнулся Джастин. Привести Олафа в чувства было необходимо. Волк в панике может впасть в состояние берсерка и потерять разум как в первое полнолуние, а он надеялся до людей все-таки достучаться. — Думай о Герде с малышом. Тебе надо, во-первых, перестать бояться, во-вторых, искренне захотеть обернуться обратно человеком. Прям представь, как у тебя все на место в теле встает и морда обратно втягивается. О ране забудь. Убеди себя в том, что ты все еще человек.

Пока Олаф боролся с собой, обратился к Алану.

— Теперь ты. Я сейчас кинжал от горла уберу. Глупостей не делай только. Поговорим, — Алан собрав все силы осторожно кивнул, стараясь не порезаться. Дар речи пока отказывался возвращаться.

Джастин медленно отпустил его волосы и убрал оружие, как и обещал. Осторожно отошел в сторону ближе к начавшему превращаться Олафу, чтобы встретиться с Аланом взглядом. Тот не спускал с чужака глаз. Шрамы, мертвенная бледность и заостренные ногти наводили на мысли, что этот чужак тоже окажется нелюдью. Только вот тело Олафа все пылало здоровьем, а этот человек ему казался в лучшем случаем смертельно больным.

Как только Олаф принял обратно человеческий облик, на него навалилась всепоглощающая усталость. Казалось, что он может вырубиться на месте — настолько сильно кружилась голова. От потери сознания спас подскочивший Флаум, лизнувший его в лицо. Это немного взбодрило. Рана нещадно чесалась. Олаф, вновь переведший на нее взгляд с удивлением обнаружил, что она перестала кровоточить и на глазах затягивается.

Джастин уже слышал приближающийся топот ног вызванной подмоги. Действовать нужно было быстро. Но и просто так уйти, не попытавшись убедить людей в опасности он не мог.

— Олаф не врал, — вкладывая в голос как можно больше стали произнес Джастин. Видя, что взгляды устремлены на него, стал натягивать маску мертвеца. — Скоро от города останется лишь погребальный курган, — голос стал звенеть тяжелой нотой, отдаваясь неестественным эхом в затылках людей. Некоторые из присутствующих невольно потянули руку к голове. Джастин, на дух не выносивший подобные трюки, в этот раз был рад возможности посеять страх. Может быть, удастся достучаться:

— Кто получит укус — станет волком и потеряет человеческий разум. Остальных могут сожрать живьем, — Джастин широко зловеще улыбнулся, сверкнув заостренными клыками, затем снизил голос до предсмертного хрипа, серея лицом, давая венам четче проступить на обозрение людей. Он медленно поднял руку к лицу, впился ногтями в свою и так уже испещренную шрамами щеку и медленно провел вниз, разрывая ткани. — А то и еще что похуже. Люди, не в силах пошевелиться, нутром чувствуя, что хищник наверняка погонится за добычей, стоит ей только дернутся. Наблюдали, как медленно, неестественно для человека стекает на одежду чужака темная кровь, а рана уже затягивается, возвращая шрамы на первоначальные места.

Джастин нарочно не мигал и не дышал все это время. Воздуха в легких еле хватило, чтобы закончить предыдущую фразу, и он все-таки сделал вдох. Эффект это немного сглаживало, но он почти видел, как у людей на головах шевелятся волосы. Решив, что этого достаточно, все-таки он пугать, в отличие от Отца и Сета не любил и не умел, подвел черту, стараясь вложить в голос как можно больше убедительности и давления.

— У вас четыре дня. Соберите семьи и скройтесь. В болото или горы — местность мы знаем плохо и нас не много. Лес для укрытия не подойдет, — Джастин замялся, понимая, что просто так сорваться с места и бросить все будет сложно. Тем более, что этой горстке перепуганных людей, пусть один из них и из верхов, будет тяжело уговорить остальных бежать. Он, сам того не желая, начал медленно крутить головой в отрицании, постепенно снижая голос до еле слышного шепота. Заглядывая каждому из живых пустым взглядом мертвеца. Он был уверен, что сейчас люди жадно проглатывают каждое слово. — С нами Жрец смерти. Обороняться бессмысленно. Бегите.

С последними словами Джастин за мгновенье стащил с себя рубаху. Затем, не сумев сдержать выражение боли на лице, достал крылья, подхватил в охапку недоумевающего Олафа и рывком взлетел. Флаум рванул следом по земле.

Люди, пребывая ещё с полминуты парализованными от всего пережитого, как по команде начали спорить, верить ли нелюдям, бежать или драться. Алан машинально потирал шею в том месте, куда бы приставлен клинок, словно пытаясь убедиться, что она на месте и молчал. Итоговое решение все равно придется принимать ему.

У Олафа свело мышцы бедер от ощущения полета и невообразимой скорости. Ветер хлестал в лицо с такой мощью, что вдохнуть, если держать голову в направлении движения, было невозможно. Слабость все не проходила. Он надеялся, что люди вняли, и что хотя бы кто-то из них сможет спастись. И был бесконечно благодарен за помощь.

Джастин летел наискось в направлении, куда двинулись Сет и Герда. Он приблизительно представлял их скорость, по его подсчётам они не могли уйти далеко, учитывая живот супруги Олафа. Джастин высматривал их на берегу, поскольку Сет наверняка старался бы держаться рядом с водой — стихией, которой младший брат был связан энергетически и управлял ей почти в абсолюте.

— Что за звук? — выкрикнул Олаф, стараясь перекричать ветер. Ему послышался плач младенца.

Джастин завис в воздухе ритмично размахивая крыльями. Младенец ему тоже почудился, но он не стал об этом говорить Олафу. Герде было ещё рановато рожать. Вместе с тем звуком ветер принес запах крови и смерти. Чувствуя, как что внутри обрывается, Джастин полетел вперёд что было мочи.

Увидев лодку рядом с предположительным местом пребывания брата напрягся. Они с Олафом были ещё достаточно далеко, чтобы увидеть, что творится на берегу дальше — большой участок был скрыт за деревьями. Рядом с лодкой на берегу была кровь. В сторону леса виднелись много следов мужских сапог. На этой тропинке также встречались кровавые пятна.

Джастин, не спуская Олафа с рук, полетел по следам в лесок, царапая о ветки крылья. Олаф почти не дышал, уловив настроение Джастина и тоже расслышав тревожные запахи.

Когда деревья расступились, Джастину и Олафу открылось место бойни, не похожее на обычную стычку с разбойниками. Олаф ошарашено скользил взглядом по трупам бандитского вида мужиков. Воздух был пропитан смрадом, исходившим от одного из обезглавленных тел, рядом с которым лежал драгоценный обруч в мерзкой на цвет жиже.

У остальных мертвецов отсутствовали видимые повреждения, какие случаются во время сечи. Они покоились, образовывая будто-бы нарочито очерченный полукруг перед деревом, с лежащей у его корней Гердой, навевая мысли об алтаре и неком свершившемся обряде. Олаф жадно вглядывался, молясь, что зрение его подвело, или то, что он видит — лишь сон или злая иллюзия. Половина лица Герды была с содранной кожей, кровоподтеками и темными синяками. Ворот рубахи вовсе изорван, грудь кое-как прикрыта. С расстояния, да и из-за зависшего в воздухе, благодаря взмахам крыльев, Джастина, было сложно разглядеть, вздымается ли грудь, указывая на наличие жизни. Олафу и так для потери равновесия было достаточно увиденного, но он заставил себя рассмотреть супругу целиком. На ее животе, показавшимся несколько меньше привычного, слегка прикрывая бедра, была наброшена куртка. Юбки не было. Почти все вокруг и сама Герда было перемазано кровью.

Олаф, отказываясь верить своим глазам и принять свершившееся, душераздирающе взвыл, вырываясь, вновь покрываясь шерстью прямо на руках Джастина. Ускользающее сознание навечно запечатлело в памяти образ истерзанной супруги.

Глава 5. Проклятый венец

Герда почти всегда спала чутко. И сейчас, учитывая все случившееся, она открыла глаза сразу же, предупреждающе выставив перед собой ножик, едва заслышала тихие шаги от нескольких людей.

— Тише, курочка, не лопни, — осклабился мужик с проседью и залысинами. Ухо у незнакомца было оборвано. Поношенное, бывшее когда-то дорогим одеяние смотрелось на нем неуместно. Великовато, неумело залатано, не по погоде, частично напоминающее одеяние торговцев из Дорна, но он был сильно южнее и на другом материке. Безвкусно надетые разномастные кольца намекали на то, что они были давно украдены у разных владельцев.

После глупой шутки сопровождающая его «свита» из бандитов, под стать седому, похабно заржали. Вдали от поселений, спутники у девки явно отсутствовали — разбойники несколько минут выжидали рядом. Чувствуя себя в абсолютной безопасности они совершенно не скрываясь жадно ее рассматривали.

Герда оценила обстановку, и она была явно не в ее пользу. Один кухонный ножичек против шести свиней в человечьем обличии мало чем мог ей помочь. К тому же, они явно были чем-то разозлены и трое из них успели побывать за бортом — с них вода разве что не ручьем текла. Убежать на таком сроке тоже шансов не было. Откупиться и тянуть время, пока Сет не вернется. Мысль пошуметь она сразу отмела. Она не представляла, насколько далеко был ее нелюдь-спутник, а эту кампанию крики могли только раззадорить.

— Господа. Подозреваю, с вами можно договориться, — стараясь не выдавать волнение произнесла Герда, делая вид, что убирает нож. — Быть может вас устроит содержимое сумки? — она подбросила дорожные мешки братьев к ногам главного. Их сразу начали развязывать и выворачивать все что есть на землю двое ближайших бандитов.

— Глупая курочка, — заключил седой, цокнув языком и наклонив голову, — Мы бы и так эти мешки взяли. Мы вообще не любим договариваться. Это скучно…

Герда лихорадочно соображала, когда еще двое бандитов с мерзкими ухмылками стали приближаться с двух сторон сжимая кулаки. К горлу подкатила тошнота. Кольца были у всех бандитов. Грязные, перепачканные землей и бурой массой. Было очень похоже, что они используют как кастеты. У одного из них был зажат в руке кривой нож. Надежда, что ее оставят живой даже после того как этот сброд получит то, что хочет, стремительно улетучивалась. И уповать на их милость она не собиралась.

— Смотри как, так языком чешет, а сама-то воровка! — один из разбирающих сумки бандитов продемонстрировал серебряный обруч с красными каменьями, похожий на венец странной формы. По центру он был немного скошен вниз, образовывая острый край.

Седой снова насмешливо поцокал языком. Герда была напряжена, как кобра перед броском, следя за приближающимися к ней бандитами.

— Воровка? Ворья мы не любим. Ворье наказывать надо, так ведь, курочка?

На нее кинулся бандит с клинком, но Герда увернулась. Он прошелся вскользь по нее руке, царапнув по плечу. Изловчилась и воткнула свой нож нападавшему в глаз. Тот помер мгновенно, упав на нее и придавив к земле.

— Сука! — второй угостил ее кулаком в скулу, оглушив. Перед глазами мир взорвался цветными кругами. Ободранную о кольца щеку жгло. От второго удара, тем не менее, она смогла отмахнуться наугад, и кулак встретился с лезвием. Бандит взвыл и отскочил, зажимая руку.

Остальные бандиты заржали. Свои жизни они мало ценили, а уж чужие-то и подавно. Их оставалось еще много — гибель товарища по оружию означало лишь то, что на каждого теперь будет чуть больше добычи.

— Глядите-ка, кусается стерва! Что, простой люд женской ласки не достоин? Может курочке князька охота? Ну-ка, приоденься, — обратился седой к держащему в руках венец.

Бандит охотно вскочил на ноги и небрежно нацепил себе на голову венец набекрень. Сделал шаг, замер, вылупил глаза, захрипел и начал пытаться снять его с себя, но руки соскальзывали с краденого украшения. Остальные с кривыми улыбками уставились на представление. «Коронованный» же тем временем упал на колени, затем на бок, все еще пытаясь сдернуть с себя венец, и начал кататься по земле с визгом.

— Ты что, в скоморохи записался? — полушутя осведомился седой, отходя от припадочного на пару шагов. Происходящее все меньше начинало походить на шутку, и как на это реагировать, было неясно.

Герда, убедившись, что он нее отвлеклись, начала тихо выкарабкиваться из-под бандита, надеясь, если не убежать, то хотя бы принять более выгодную позицию, молясь чтобы Сет поскорее вернулся.

— Снимите!!! Снимите это с меня!!! — когда бандит наконец смог набрать воздух в легкие, разразился оглушительным криком, надрывая связки, вспугнувшим птиц и мелких обитателей леса на большом расстоянии вокруг.

От вопля и последующей картины перехватило дух и подвело живот у всех зрителей. Герда тоже замерла от ужаса, ожидая все что угодно, кроме увиденного, но вовремя отвернулась, продолжая выбираться. Понимая, что теперь-то уж точно ей не жить.

Бандит уже не мог кататься по земле, только визжал, пока весь воздух не вышел, схватившись за венец. Пальцы и лоб потемнели, и черная гниль начала ползти дальше к глазам. От головы стали отваливаться куски мертвого мяса, с волосами. Пальцы тоже начала поедать колдовская гангрена, превратившая живую ткань в многодневный некроз. Показавшаяся белая кость черепа тоже начала чернеть и ввалилась внутрь, выплескивая похожее на кисель содержимое, в которое превратился мозг. Бандит уже не кричал. Он был мертв. Но его лицо и руки продолжали разрушаться, опадая гнилыми кусками, пока освободившийся от чужака венец не сполз на землю в лужу мерзости, источающей соответствующий запах.

⋆☽ ◯ ☾⋆

Сет уже успел поймать двух зайцев и отвлекся на травы. Лаборатория требовала пополнить ингредиенты, а с новой флорой еще предстояло разобраться: насколько идентичны были миры только предстояло узнать. Когда он уходил от Герды, прислушался к лесу. Река его не интересовала, поскольку климат не подходил для земноводных хищников наподобие аллигаторов. Ни людей, ни кого-либо крупнее рыси он рядом с берегом не заметил. Подходящих людям в пищу зверей в общем-то тоже было не слышно, поэтому решил углубиться в чащу. И задержался, наслаждаясь тишиной и единением с лесом, забыв о времени.

Но затем он услышал далекий вопль со стороны, где оставил Герду. Холодея от ужаса за женщину, понимая что он слишком далеко, рванул к месту привала, не разбирая дороги, не зная, кому молиться, чтобы не оказалось слишком поздно. Никогда в жизни он еще так быстро не бежал.

Удержать содержание в желудках не смог никто их бандитов. Седой, понимая, что на месте сгнившего товарища мог оказаться в первую очередь он, пришел в ужас и всепоглощающую ярость.

— Ты!!! — седой, в помутнении рассудка подскочил к почти выбравшийся Герде. Рванул за ворот ее рубахи так, что затрещала и разорвалась ткань.

Бандит хватал ртом воздух не находя слов ни бранных, ни цензурных. Остался лишь ужас, который он выплескивал на девку в надежде выбить его из своей памяти.

Ножик помог вырвать раненый, схватив ее руку и с силой долбанув ей по стволу. Седой схватил Герду за волосы и отшвырнул от себя, впечатав в кору щекой, обдирая кожу. Упав, она собралась было подняться, но почувствовала удар сапогом в бок, от которого перебило дыхание.

Удары начали сыпаться со всех сторон, и Герда сжалась в комок, стараясь спрятать от них живот, по которому они будто бы нарочно метили.

Били молча. Исступленно. Толкаясь и теряя равновесие от бешеной пляски зверства. В этот раз они не испытывали удовольствия. Ими двигал ужас и кровавая пелена, застилающая останки человечности. Сапоги врезались в жертву без какой-либо системы, даже периодически промахиваясь и попадая по корням дерева, не чувствуя собственной боли от ушибленных пальцев. Они не видели женщину. Бандиты старались скорее забить насмерть свой ужас, как ядовитого паука и змею. Они бы нескоро установились в случае гибели попавшей под руку жертвы. Просто не заметили бы, пока сами бы не выбились из сил и не упали бы рядом в изнеможении.

У каждого перед глазами стоял наскоро истлевший брат по оружию. И у каждого мысленно был надет проклятый смертоносный венец на собственную голову.

Внезапно удары прекратились и один из нападавших навалился на нее всем телом. Но как-то странно. Упал и замер не предпринимая больше ничего. Герду трясло. Все тело болело, больше всего ей было страшно за малыша. По бокам и животу досталось очень сильно. Она не могла пошевелиться будто бы в ней может что-то оборваться от малейшего движения. Живот нехорошо тянуло, переходя в спазмы.

Навалившееся тело с нее внезапно стряхнули. Прохладные, дрожащие руки с заостренными ногтями неловко, нежно прикоснулись к ее плечу и голове.

— Прости, прости, прости, прости! — шептал невидимый спаситель, — Герда с трудом повернула голову и посмотрела на источник звука. Перед ней на коленях стоял Сет с искренней болью в глазах. Его веки потемнели, но постепенно возвращали обычный цвет, будто бы на какое-то время ими завладела тьма, но уже отступала. Герда заставила себя улыбнуться. Попыталась распрямиться. Но тут же охнула и скрючилась от боли. Из нее хлынула кровавая вода. Побои были слишком сильны.

⋆☽ ◯ ☾⋆

Сет мчался сквозь лес, обгоняя ветер и вечерний свет. Ветки хлестали в лицо, ранив глаза, но он не обращал внимания — царапины мгновенно затягивались, а он слишком боялся опоздать, чтобы обращать внимание на себя. Путь до Герды казался вечностью. Услышав иступленное "Ты!" Сет понял, что никак не успевает, хоть и оставалось до нее каких-то пару минут. Он уже слышал глухие удары и тихие вскрики ближе к земле. Молясь ее не зацепить, направил импульс энергии смерти из своего весселя [ментальный резервуар с энергией] в сторону ударов, метясь примерно на середину своего роста.

Попал. Импульс вырвал души из всех четырех бандитов, окруживших Герду. Они даже не успели ничего заметить. Их тусклые жухлые искры душ подхватили жнецы смерти, задержавшиеся на несколько мгновений из-за внезапности кончины тел. Уже потом, когда отошел от шока, Сет метался в беспомощной злости, представляя все известные ему казни для этих подонков. Если б смог, сам бы за яйца всех четверых приволок бы и отдал Жрецу. Да еще бы и помог. Или отогнал бы жнецов, заставляя забыть о долге, оставив призраков навечно привязанными к старому дубу, снабдив напоследок отголосками ощущений от зачарованного венца.

Но сейчас он об этом не думал. Рядом с дубом все еще вились двое жнецов в ожидании пассажиров, для препровождения душ в Долину Теней. В скольких мирах успел побывать Сет — не пересчитать. Демиурги создавали разнообразные юниверсумы как по законам магии, так и по живой природе. Объединяло миры лишь одно — жнецы. Будто бы там, где заканчивалась жизнь, пропадал и интерес демиурга к своим творениям. Известно было лишь то, что из Долины Теней никто не возвращался. Кроме Отца Сета. Да и тот вернулся уже не человеком, а иным существом, упоминания о котором не было ни в одном из древних свитков Вириди Хорта.

Жнецы же явно поджидали Герду и малыша. Сет потянулся к их телам импульсом, нарочно закрепляя связи души и тела, не давая им вырваться. Подобным образом он когда-то оттягивал неизбежное, когда при смерти оказался Джастин. Но тогда все закончилось плачевно — тело не могло справиться с повреждениями и Сет решился превратить своего брата, когда тот был еще эльфом, в вампира. С отцовскими обращенными у Джастина оказалось всего одно значительно отличие после трансформации — Сет отдавил в теле кусочек души.

Теперь же он, не зная, как выйти из ситуации, начал поддерживать мать и дитя, по из-за его беспечности оставшихся без защиты. Чувство вины поглотило все остальные ощущения, когда он скинул с Герды труп бандита и увидел ее израненное тело. Мольба о прощении сама срывалась с его губ, хоть он и не считал, что имеет на это право. Сам себя он никогда не просит. Улыбка Герды подарила робкую надежду на благополучный исход, но когда начались схватки и хлынули воды, поддерживающий импульс пришлось усилить.

Герда затравленно посмотрела на Сета, понимая, что сейчас ей предстоит стать матерью. Даже несмотря на происходивший кошмар почувствовала жалость к этому нелюдимому парню. Было похоже, что роль повивальной бабки все-таки придется ему брать на себя. Такое совпадение ее даже развеселило. Она понимала, что шансы у ребенка не велики, поскольку срок еще не подошел. Но все-таки она носила его под сердцем достаточно долго, чтобы шансы, хоть и призрачные, все-таки были. А раз так, она запретила себе думать о плохом.

— Все хорошо! Просто я сейчас рожу. Тебе придется мне немного помочь, — сдерживая смех и стоны сообщила Герда Сету, начавшему активно крутить головой в отрицании и прятать в ладонях лицо.

— Да ладно тебе! Будет что внукам рассказать, если не постыдишься! — попыталась подбодрить его Герда, чувствуя раздражение, по своему растолковав этот жест.

Сет пытался справиться с подступившим к горлу комком. Он видел, что эта женщина собирается бороться до конца. Но он уже знал то, о чем Герда не догадывалась. Сет, имеющий связь с водой уже обследовал их двоих энергетическим потоком, мысленно увидев составляющие организмы жидкости. Тела не справлялись. Организм женщины собрался изгнать плод. Об одном только ее тело не знало, решившись на подобный шаг. Дитя не успело перевернуться должным образом и ждало своего рождения находясь поперек живота.

Когда Сет прохрипел всего одно слово: «поперек», что-то в Герде рухнуло и перевернулось. Она знала, что в подобных случаях женщине предстояло умереть в родильной горячке под молитвы священника, стоящего рядом со примерно скорбным и благочестивым лицом.

Но перед ней стоял не священник, а перепуганный, почти так же как, и она сама, паренек, уже не казавшийся ей нелюдью. Не могла бы нелюдь настолько искренне сопереживать. Да и людям не всем дано. И руки постулатами веры у него явно были не связаны.

— Вытащи его из меня! — твердо произнесла Герда, поймав взгляд Сета.

Реальность размывалась. Сет находился почти в полусне, отказываясь принимать участие в происходящем. Он уже привык к тому, что его руки были в крови. Приказы отца были неоспоримы, и обойти их удавалось редко. Сам он никогда не присоединялся к бессмысленной жестокости, но и отказаться от участия в кровопролитных стычках не мог. Но когда вот таким образом перед ним, из-за него вот-вот оборвется жизнь двоих невинных душ — было выше его сил. У эльфов к детям вообще отношение очень трепетное. Каждый малыш священен. Даже после перехода на сторону тьмы отцу не удалось вытравить из него это убеждение.

Он желал помочь всеми фибрами своей искалеченной, искореженной души, но не мог пока найти выхода кроме как поддерживать в них двоих жизнь. А учитывая обстоятельства чувствовал себя некромантом на службе у палача — когда жертвам нарочно не давали умирать как можно дольше. Реплика Герды словно сняла пелену с его глаз. Он, все еще не до конца взяв себя в руки, сунулся в карман за пузырьком с порошком забвения, который использовал на Олафе в его первое полнолуние.

— Сонного порошка не осталось, — растеряно пробормотал Сет.

— Так режь! — выкрикнула Герда, начиная злиться. Ее вновь скрючило от боли. Схватки нарастали настолько стремительно, что она не успевала приспособиться и начала сдавленно стонать, стискивая зубы. Запустила бы в него чем-нибудь тяжелым, окажись подходящий для этого предмет под рукой, но боялась лишний раз пошевелиться. Если парень не решится помочь — не выживет ни она, ни малыш. Паника нарастала, путая мысли. Герда, борясь с болью и ужасом совершенно не могла представить, чем еще можно подтолкнуть Сета к действию, да и говорить в момент схватки было совершенно невозможною. Оставалось только громко стонать, сдерживая крик, пытаясь не растерять остатки самообладания, в надежде придумать хоть что-то во время следующей краткой передышки.

Сет мотнул головой, приводя себя в чувства. «Резать? Резать я могу…» — промелькнула успокаивающая мысль, охлаждающая эмоции.

Взгляд парня поменялся и Герда внутренне содрогнулась. Глаза Сета начали заволакиваться красно-черными волнами. Он молчал. И перестал дышать. Иллюзия жизни улетучилась как пар дыхания в морозный день. «Все-таки, не человек…» — колючим страхом пришло осознание в голову борющейся с очередной схваткой женщиной. Но выбирать ей на тот момент было не из кого.

Глава 6. План

Движения Сета стали резкими. Он напоминал хищную птицу. Герда невольно отстранилась, когда он оказался рядом с ней на коленях. Движения отследить она не успела. Внутренне напрягшись, она ожидала, что он сразу полоснет ей по животу чем угодно. Сейчас она была согласна даже на когти. Но он начал приближаться к ее лицу.

Неверно истолковав намерения юноши, Герда размахнулась, намереваясь дать ему пощечину. Но он перехватил руку и уставился на ее запястье своими страшными неживыми глазами. Затем потянулся к нему, открывая рот. Герда увидела острые, несколько длиннее человеческих, клыки, и задержала дыхание в ожидании боли. Но стоило зубам Сета прокусить кожу, как сознание Герды унесло на волнах совсем неподходящего ситуации удовольствия, сопровождаясь приятным головокружением и цветными пятнами, рисующими перед глазами неуловимо прекрасные картины. Страх ушел, боль тоже. Тело Герды расслабилось и она провалилась в сон, навеянный вампирским мороком, смущающим разум и отключающим болевые ощущения.

Как только Герда заснула, Сет не стал терять времени даром. Увы, лекарь из него был так себе, несмотря на владение стихией воды. По какой-то причине на энергетическом уровне удавалось только переливание крови. Так что придется действовать по-человечески — руками. Как обычный полевой врач. Сет уже сотню раз себя проклял за то, что учился в этом направлении из рук вон плохо. На нем самом раны затягивались за считанные мгновенья, а на поле боя врачеванием обычно занимались маги воды или света — взаимодополняющих дружественных энергий.

По иронии судьбы, а может быть и по воле демиурга, Сету досталось несочетаемое — вода и тьма. После того как ему пришлось вытаскивать почти перешедшего в Долину Теней Джастина, не успев залечить его раны, Сет все-таки стал носить с собой минимальный набор врачевателя. На крайний случай в кармане всегда были сухожильные нити с иглой, да пузырек с хитозаном на шее. Остальные атрибуты полевого хирурга даже полудохлому эльфу найти в окружающей природе было делом пустяковым.

Самогон и вино обнаружились, как он и предполагал, в лодке разбойников. Мед диких пчел, мох и травы найти тоже проблемы не составило. Огниво достал у одного из покойников из кармана, прокалить импровизированные «инструменты» и подогреть вино для обработки раны.

Сет уже несколько минут не дышал. Запах крови будоражил разум, а он уже был достаточно голоден, чтобы с трудом держать себя в руках. Сильно пить Герду не рискнул — и так большая кровопотеря. Голова на плечах должна быть холодная в такие моменты, когда от тебя зависит чья-то жизнь и медлить нельзя. Он был почти уверен, что удастся спасти мать. Сделать надрез, вынуть дитя и то, что должно быть изгнано вместе с ним, продезинфицировать, сшить обратно, да забинтовать. Должно быть не сложнее обработки раны напоровшегося на меч или копье война, предполагал он в момент начала действия. Про ребенка он старался не думать. Шансы были бы лишь в случае, если уже успели развиться легкие, да и то под вопросом — очень уж поколотили мать. Спасти хотя бы ее.

Одного не учел — ребенок тоже отчаянно хотел жить, чем и оповестил всю округу оглушительным криком, стоило извлечь его на свет.

Информации о новорожденных в памяти Сета почти не было. Он самозабвенно отлынивал во время учебы от всего, что считалось не достойным его внимания, или же казалось, что никогда не пригодится. Разумеется, некоторые представления все-таки были. Что ребенок должен вдохнуть и закричать, что много будет вокруг скользкой жидкости, что пуповину нужно перерезать и завязать… Даже помнил, что надо поддерживать голову. Только вот, вообще не представлял, что с этим ребенком делать дальше, и как долго он будет орать.

Спустить с рук на землю надрывно кричащую, быстро синеющую на ветру малютку было морально невозможно. Но надо было закончить с матерью. Пронеслась отстраненная мысль: «Она уже хочет есть? Молоко? У Герды вообще после такого появиться молоко?». Будь на нем рубаха, использовал бы ее, но он ее никогда не носил — довольствовался курткой с прорезями для крыльев. Но она была слишком жесткой и тяжелой, чтобы заматывать в нее младенца, а снимать одежду с трупов он брезговал. Сет не смог придумать ничего лучше, чем стянуть с Герды юбку, разодрать на пару кусков и использовать чуть более сухой и чистый из них как пеленку, замотав, стараясь не перетянуть, как смог.

К его счастью, ребенок устал кричать и затих. Сет осторожно положил его на траву рядом с собой, не переставая поддерживать энергетический поток. Один из жнецов уже отлетел поодаль, но нельзя было заранее понять, за кем именно приходят посланники смерти. Встряхнувшись, заставив перестать дрожать руки, принялся за обработку раны Герды.

Когда с перевязкой было закончено, что-то разбудило младенца. Звук резал барабанные перепонки скальпелем, оставляя звон в голове. Наскоро накинув на Герду свою куртку, Сет вновь подхватил новорожденную на руки и принялся укачивать, отходя в сторону, желая перестать видеть трупы и израненную Герду хотя бы на несколько минут. Инстинктивно укачивая малышку отошел за дерево, чтобы сделать вдох. Он прекрасно представлял запах, сопутствующий результату действия нахоженных на венец чар, и вдохнуть его полной грудью очень не хотелось. Если бы не два поддерживающих жизни энергетических потока, давно бы уже велел мертвецам отползти подальше, но боялся распылить внимание. К тому же запасы энергии в весселе, ментальном сосуде с энергией, далеко не безграничны, а он не представлял, сколько еще времени потребуется, чтобы отгонять жнецов.

Малышка, убаюканная покачиваниями уснула обратно. Сет не спешил снять ее с рук. Даже не столько боялся разбудить, сколько желал запомнить это чувство, когда держишь в руках маленькую жизнь. У мертвецов не могут рождаться дети. Он и его единоутробный брат, оставшийся на стороне эльфов, появились благодаря жертвоприношению. Сет, когда узнал об этом, преисполнился чувством вины, хоть и понимал, что не он лично отнял жизнь у другого младенца.

Жрец, способный ловить души. Как же он его ненавидел… И себя вместе с ним. Способности к некромантии у Сета начали проявляться, как только он добрался до Итернитаса. До этого он знал лишь о связи с водой, и что по прихоти природы родился эльфом с клыками и тягой к крови. Отец повелел Жрецу взять Сета в ученики. Тот обучал его. Пока Сет не воспротивился, узнав слишком многое, с чем смириться не мог. По этой же причине наотрез отказывался связывать себя узами брака. Отцу не удавалась сформулировать достаточно четкий приказ, чтобы учесть все возможные уловки, начиная от угрозы внезапных смертей потенциальных невест, что было невыгодно Князю Корвосу, заканчивая вызывающими заявлениями, что Сет может и полностью переключиться на юношей, дабы исключить любые возможности продолжения рода. Устав бороться со спесивым отпрыском, с этой задачей Отец решил повременить. А Сет, беспокоясь, что Жрец начнет совершать ритуал просто на всякий случай, дабы вовремя подловить сынка обожаемого правителя, перешел на почти аскетический образ жизни, позволяя себе вольности лишь вдали от бездушного некроманта.

Надо признать, что воздержание давалось нелегко. В Вириди Хорте недостатка в подобном роде развлечениях не было. Эльфы и так достаточно любопытны. А высокий статус и достаточно экзотическая для детей природы внешность оказались весьма привлекательными для ищущих выгоды и удовольствия дев. К тому же, можно было и поймать удачу за хвост — и угодить в объятья сразу двоих высокородных родственников. При воспоминаниях о Селфис’харлане, единоутробном брате, в сердце вновь начала клокотать ярость. Именно из-за его поступка Сет оказался изгнан из Вечного Леса и был вынужден отправиться к Отцу в Итернитас. Если бы он только знал, чем это все обернется…

От тяжелых воспоминаний отвлек душераздирающий вой. Сет выскочил из-за дерева и увидел, как Олаф, начавший покрываться шерстью еще на руках заходящего на посадку Джастина, вывернулся и упал на землю, потеряв сознание.

— Какого?! — Джастин с выпученными от ужаса глазами задохнулся, не в силах подобрать слова, не обратив внимание на пропавшего из рук Волка. — Что произошло? Где ты был?! — проорал старший брат, опускаясь на землю и начиная убирать крылья, от шока не обращая внимания на сопровождающую этот процесс боль. Он уже и так догадался, что именно произошло, видя виноватое лицо Сета с живым кульком на руках и еле дышащую Герду. Не говоря уже о трупах…

— Беспечный, избалованный, эгоцентричный кретин! — от того, чтобы устроить младшему хорошую взбучку, спасал только младенец, посапывающий у того на руках. Хорошо, что природа позаботилась о том, что в первые дни жизни посторонние звуки никак не влияют на сон новорожденных, иначе бы он разразился криком. А вот Джастину оставалось только орать, выплескивая боль и щемящую душу жалость к их невольным спутникам.

— И ты еще собираешься тащить их в Итернитас? Вот плевать, что ты там себе решил! Сворачиваем обратно! Оставим в любом из уже захваченных городов! С тобой рядом находиться — только смерти искать! — стенал Джастин, не в состоянии схватить себя на язык.

Фраза брошенная братом в сердцах резанула душу. В условной смерти Джастина Сет тоже винил в первую очередь себя. Уж кому-кому, а Аэлдулину, вечно старающихся всем помочь и всех спасти эльфу никак нельзя было отращивать клыки, но судьба распорядилась иначе. Слышать имя данное при рождении было невыносимо тяжело. Оно напоминало о семье и о жизни. Тогда Аэлдулин переименовал себя в Джастина, по примеру младшего брата.

Сет отвел глаза, не в силах выдержать взгляд Джастина, переведя его на ненавистный венец, лежащий в зловонной субстанции.

— Собери вещи и отмой от… этого. Что возможно надо постирать и пустить на тряпки для перевязки и пеленки, — тихо начал Сет, стараясь унять дрожь.

— Сам разгребай свое дерьмо! — огрызнулся Джастин, — Как Герда и Олаф очнутся, пусть уходят! Они сильные — справятся. Я затрахался за тобой подчищать!

— Герда навряд ли сможет идти. Нужны носилки. Я вынул дитя из разреза в животе, — скорее почувствовав, чем увидев округлившиеся глаза Джастина, продолжил, — Я бы рад отпустить их. Но тут два жнеца. Пока не откажутся от добычи и тела людей не смогут сами поддерживать жизнь, я отойти от них не смогу. Поток…

⋆☽ ◯ ☾⋆

Олаф очнулся. Тело нещадно ломило. Каждая косточка, каждый кусочек плоти вопил в безмолвном крике. Сознание ещё не успело пробудиться от обморока, вызванного истощением, и Олаф надеялся, что последнее воспоминание перед отключкой было лишь страшным сном.

Увы, нюх зверя провести было невозможно. Даже в человеческом облике, принятым телом во время безмятежности, чувства были обострены до предела и близки к волчьим.

Он отчётливо слышал запах крови, гнили, многодневного пота и прочих нечистот, источаемых трупами бандитов. Но запахи стали чуть тише, будто бы был устранен основной источник. Запах травы, реки и леса вместе со всеми обитателями его не интересовал. Олаф различил запахи братьев. Похожие и не похожие на людские одновременно. Они были легче и чище, тяжелее и слаще одновременно. И запах Герды. Он не обращал раньше на него внимания, даже когда превращался. Но тем не менее запомнил, и сразу узнал. И был ещё один, почти неуловимый аромат непередаваемого вкуса. Воздух, которым невозможно надышаться и не опьянеть от желания уберечь его источник.

Олаф разлепил сопротивляющиеся веки. Все плыло, смазывая очертания спутников и окружающей природы в колеблющиеся пятна, скрывающие ответы на его безмолвный вопрос.

— Олаф! — негромко окликнула его супруга, заметив пробуждение. Родной голос помог сосредоточиться и сфокусировать зрение. Герда полулежала, прислонившись к стволу, и улыбалась счастливой, несколько полубезумный блаженной улыбкой, глядя на супруга. В ногах спал Флаум, служащий живой грелкой. На ее руках, прикрывая грудь, находился свёрток из тканей ее юбки.

Сет сидел рядом с понурым видом, избегая взглядов, поджав губы, и что-то мастерил из веток, веревок и ткани. Джастин насаживал на деревянный вертел разделанную тушку зайца. Рядом с ним жизнеутверждающе плясал озорной огонек разгорающегося костерка. Трупы, судя по тянувшимся следам на траве, были отволочены с места привала.

К удивлению Олафа, он стремительно терял силы. Голова стала кружиться все сильнее, будто бы ее подхватил невидимый водоворот. Слабость охватила тело, заставив упасть на траву едва он начал подниматься. Перед новым сном Олаф все-таки успел услышать короткую, едва различимую за остальными звуками леса фразу супруги.

Герда, стараясь не шевелиться лишний раз, чтобы не потревожить залатанное тело, нежно прошептала:

— Это девочка.

⋆☽ ◯ ☾⋆

— Оставь ты уже его, дать хоть отдышаться! — рявкнул Джастин, оттаскивая Сета за локоть от харкающего кровью Олафа.

Сет развернулся, оттолкнул брата от себя и закрутившись обратно, пнул Волка сапогом по хребту, опрокидывая на землю.

— Да хватит зверствовать! — Джастин подскочил и загородил собой Олафа в человеческом обличии, борющимся с собой.

Сет зарычал, обнажая клыки. Он неоднократно велел Джастину отойти подальше с Гердой и не мешать их с Олафом тренировкам. Тем не менее смягчился и скомандовал:

— Давай!

Олаф, услышав оговоренное слово, отпустил кипящую в венах кровь изменять его тело. Почувствовал уже почти привычные судороги. Головокружение и слабость вновь охватили обращенного волка. Ощутив, как затягиваются глубокие порезы, оставленные кинжалом и когтями Сета, попытался встать, но тело отказывалось повиноваться, и он вновь упал.

Сет поджал губы, ругнулся и швырнул клинок на землю, едва не попав в руку Олафа. У Волка даже не было сил одернуть ее. Джастин посмотрел на брата с укоризной.

— Что?! Думаешь, вожак вот так будет мирно сидеть, виляя хвостом и ждать, когда Олаф восстановится? — с вызовом и лютым беспокойством за Олафа огрызнулся Сет.

Чем ближе они приближались к Итернитасу, тем более нервным становился Сет, и мрачным — Джастин. Даже малышка, Адела, чуя общее напряжение, вела себя весьма тихо. В какой-то момент, подходя к болотистой местности, Сет не выдержал всеобщего молчания и предложил.

Из-за приказа он не мог останавливаться надолго или сворачивать в сторону. А все еще преследующий Аделу на почтительном отдалении жнец смерти не мог позволить от них далеко отойти. Сет даже почти не спал, боясь, что если энергетический поток прервется, ребенку несдобровать. А значит, отправить семейство в город или оставить где-либо по пути, было нереально.

К тому же Джастин и не думал извиняться за вырвавшиеся слова, и они казались Сету правдивыми. Чувствовать себя повинным за поломанные судьбы было выше его сил. Привести семью в Итернитас в качестве пленных перечеркнуло бы все надежды на хоть какое-то мало-мальски светлое будущее. А значит пришедшему в замок Проклятых Олафу придется отстаивать свое право на равенство с волками отцовской стаи.

Стая выросла из банды головорезов еще в Вириди Хорте. Семей у тех Волков не было. Главенствовал вожак. Что хотел, забирал себе. Все что не числилось как «его» — было общим. Разумеется, женщину рассматривали бы как общий трофей, после того как с ней наигрался бы вожак. А может быть, до вожака, еще и Князь. И последнего она, весьма вероятно, могла б не пережить.

А значит, Олафу требовалось встать вровень с отцовским вожаком. Права на женщину и приплод перешли бы к Сету, поскольку занимать место в стае Олафу не требовалось. Но была загвоздка. Для того чтобы это провернуть надо было победить отцовского вожака в схватке. У добряка с полным отсутствием опыта шансов почти не было. Конечно, Сет даже при летальном исходе поединка заступился бы за Герду с ребенком. Но очень уж он не хотел такого развития событий.

У Сета было предположение, как можно обмануть судьбу и выйти победителем. Но это требовало тренировки. И сделки с совестью.

Для превращения человека в волка и обратно за короткий промежуток времени требовалось колоссальное количество энергии. И находиться в теле волка долго тоже было нежелательно. Так что, туда-сюда оборотни перекидывались только при необходимости, предпочитая большую часть времени находиться в человеческом облике.

Переход из одного состояния тела в другое запускал процесс регенерации, что тоже истощало внутренний ресурс организма. Обращение человека в волка, затем обратно в человека происходил относительно безболезненно. Но вот последующее превращение спустя несколько минут грозило сильным истощением и почти наверняка приводило к глубокому обмороку. Особенно, если обращение сопровождалось необходимостью залечить раны.

План был достаточно прост для понимания, но тяжел в исполнении. Схватка за Право всегда начиналась с формы волка. То есть, если прийти в Итернитас уже лохматым, это бы чуть сохранило энергии для одного превращения.

Говорить при этом до схватки что-либо необязательно. Достаточно напасть на посягнувшего на женщину вожака. Тут все без слов будет понятно. Причем напасть желательно сразу нанеся какое-то увечье. Исподтишка. Подло. Вероятно, даже в спину, хоть вожак навряд ли повернется к новому волку спиной.

Затем предстоит схватка. Надеяться, что вожак подерет Олафа слабо не приходится. Раны будут. Тут главное не подпустить вожака к горлу. И вопреки бушующей крови заставить себя обернуться человеком.

Это запустит регенерацию. Но человеческое тело гораздо проще ранить. Это будет на руку вожаку — он будет пытаться задрать насмерть.

И тут придется терпеть. И защищаться, опять же не допуская волка к горлу. И гасить кровь, стремящуюся перекинуть тело обратно в волчье.

Убедить вожака, что он выиграл в схватке. Лежать не шевелясь на земле, как потерявший сознание. А когда вожак уже примет человеческий вид, чтобы объявить о своем Праве — волчья пасть к человеческой речи малопригодна, выгадать момент, вновь обернуться волком и схватить соперника за горло.

Отец наверняка не пожелает расставаться с верным слугой, и велит остановить поединок. Грызня стаи за роль нового вожака была совершенно ни к чему. И поскольку бой будет завершен не совсем честно — стая навряд ли рискнет попробовать завоевать первенство. Олафу тогда нужно будет перекинуться обратно человеком и заявить о своем Праве. До потери сознания от истощения.

Все это провернуть с наскока было совершенно невозможно. Нужно было научиться владеть телом и разумом, терпеть боль и драться с помощью пасти и когтей. Джастин план не комментировал. Он вообще не проронил ни слова с того привала. Олаф, скрепя сердце, согласился. Герда, содрогаясь, тоже. Приступили немедленно. Вернее, Сет приступил, никого не предупредив о начале схватки, резко развернувшись и ударив Олафа ногой в живот. Он, разумеется, согнулся, и тут же бы сбит вторым оглушающим ударом на землю, не ожидая скоро нападения, и чуть было не выбил глаз об острые камни на земле.

Джастин, ожидающий нечто подобное, зная резкость и решительность брата, обхватил себя руками, пытаясь удержать на месте. В какой-то мере он был очень рад, что младший взял задачу экстренного обучения на себя, но видеть, как Сет издевается над Олафом, пусть даже и ради его же пользы, было мучительно. Герда, повинуясь зову сердца, дернулась встать к Олафу, не понимая, отчего Сет вдруг напал, но он перегородил ей путь.

— Там тебе придется только стоять и смотреть. В замке церемониться никто с тобой не станет. Можешь наблюдать если хочешь. Но лучше отдохни где-то неподалеку. Тебе ещё предоставиться возможность смертельно испугаться за его жизнь, — бесцветным голосом произнес Сет, избегая гневных глаз Герды.

А еще было катастрофически мало времени. Если нести Герду на носилках, магия гнала Сета вперед почти без остановки. В какой-то момент Герда решилась идти, поддерживаемая поочередно своими спутниками. Это помогло как и снизить скорость, так и делать более длительные привалы, пока какие-то внутренние часы Приказа не начинали бить в набат и звать Сета в замок.

Так они добрались до болотистой местности, где вновь устроили привал, и Сет вновь хорошенько отлупил и изрезал Олафа, стремясь натренировать выносливость и самообладание. Получалось лучше. Но этого все-равно было недостаточно.

Вдобавок к этому где-то близко было змеиное гнездо. Все трое мужчин отчетливо слышали близкое шипение. По-хорошему, стоило бы отойти подальше, но Олаф не держался на ногах и Герда тоже была уставшей. Еще проснулась Адела, укушенная оводом, и Герда старалась ее успокоить, но малышка никак не хотела замолкать, будто тоже требовала убраться из этого места подальше.

Как же громко дети кричат! Заглушают собой почти все посторонние звуки и затмевают рациональные мысли. Джастин пытался помочь Олафу встать, когда под чей-то испуганный полушепот «ты что творишь?» из-за деревьев прилетела стрела и глубоко вошла в мышцы его бедра.

Глава 7. Дракайна

Олаф взвыл и сразу начал порастать шерстью. Сет, зная, что из-за запущенной регенерации мышцы и кожа могут начать обрастать вокруг застрявшего в теле предмета, подскочил к почти закончившему превращение Олафу и выдернул стрелу, готовясь перехватить следующую, и ринуться в атаку. Змеиное шипение стало раздаваться совсем рядом, но источника пока не было видно.

Со стороны, откуда вылетела стрела, с тугим луком на изготовку, весь всклоченный и грязный, с обезумевшими глазами наскоро протрезвевшего пьяницы, вышел Бран. За ним, опасливо озираясь, с извиняющимся взглядом вылез Ганс, держа руки перед собой в примиряющем жесте, норовя осторожно перейти дядьке дорогу и загородить предупредивших его город об опасности чужаков.

— Ни с места! Мрази! — Бран нервно переводил острие с одного на другого. Младенец продолжал надрываться плачем.

— Бран! Ты что творишь?! Вы же друзья! — Герда попыталась встать и достучаться до приятеля, но он начал целиться и в нее.

— Это Зверь, а не Олаф! — проорал Бран. Было заметно, что у него дергается глаз. Не снимая Герду с прицела, спросил ее голосом, преисполненным нежности, — Они околдовали тебя, да?

Герда эмоционально завертела головой, но он на её уже толком не смотрел. Было похоже, что Бран по большей части разговаривает сам с собой, хоть и обращался к ней. Он действительно считал её мертвой, сгинувшей вслед за другом. Чувство потери погнало его к родным — в Гордвал, где он и узнал из сбивчивого рассказа Ганса, что Олаф жив. А что до Герды… Они выросли вместе. Он был влюблен в нее с детства. Еле смог пережить, что она выбрала его лучшего друга вместо него, но не позволил своему горю и ревности рушить чужое счастье и крепкую дружбу. А теперь друг исчез — и рыжий монстр увел его возлюбленную из родных краев. Бран теперь желал всем сердцем уберечь хотя бы её:

— Ничего! Я вытащу тебя отсюда, тогда заживем! Ребенка как своего воспитаю!

— Дядька, я же говорил тебе, не похож он на чудовище! Если б не они, то все мы бы сгинули! Ты же говорил, что помочь ему хочешь! — чуть ли не плача, перекрикивал Аделу Ганс, не зная, как поступить.

— А я и помогу! Нельзя человеку жить зверем. На тот свет зверя отправлю. Человека нет больше! — выкрикнул Бран, вновь переводя прицел на все еще покрытого мехом бессознательного Олафа.

Джастин и Сет не шевелились. Замерли, надеясь перехватить стрелу. Сейчас бы очень пригодился Флаум, но его отправили ранее раздобыть какую-нибудь дичь на ужин для людей. Если бы в руках праведного героя был обычный человеческий лук, они бы его уже давно скрутили. Но лук был эльфийским. А значит стрела, даже случайно выпущенная, наверняка бы попала в цель. А еще это значило, что бой за Гордвал состоялся. И хотя бы часть людей спаслись. Джастин мысленно поблагодарил местных богов за то, что люди вняли их предостережению и приняли меры.

Внезапно глаза Брана расширились от ужаса, он резко переместил прицел в листву, правее от Сета и выстрелил. Герда в момент спускания тетивы, бросила взгляд в том направлении. Узнав выползшее к ним существо, сначала не поверила своим глазам — подобные разумные твари обитали значительно южнее их мест. Раздумывать было некогда. Решив, что лучше путь она окажется пугливой дурой в глазах всех присутствующих, если ошиблась, упала траву, лицом к земле, прикрывая малышку и закричала:

— Дракайна! Прячьте глаза! — но Сет уже успел встретиться взглядом с зашедшем в шипящем крике существом, раненым в предплечье стрелой Брана.

Он не успел толком разглядеть чудовище. Лишь почувствовал сильный энергетический импульс от зрачка к зрачку, прошедший по всему телу от глаз к пяткам. Ступни, щиколотки и голень сразу свело, и вверх начало распространяться болезненная анемия. Его собственная регенерация уже начала работать. Его охватила всё нарастающая, до кровавой пелены перед глазами жажда, сопутствующая сильные повреждения. Понимая, что еще чуть-чуть, и он сам, не хуже волка в первое полнолуние, накинется на паренька, Герду или Олафа, ведомый инстинктами, кинулся к ранившему его неведомым образом чудовищу, надеясь, что никого больше она не успела зацепить.

Настигнув дракайну, успевшую сразу оплести его тело змеиным хвостом и начать душить, грозя переломать кости, повалил её вниз на траву и вцепился в первый попавшийся кусок плоти, вызывая у жертвы паралич ментальным воздействием. Клубок из чудовищ двух миров, коренного Атиозесу и пришлого из Вириди Хорта, скатился в глубокий овраг к болоту. Джастин за Сета обычно не переживал. Он вообще сомневался, что кто-либо сможет нанести его младшему брату реальный физический вред.

Ганс и Герда оплакивали окаменевшего Брана, попавшего в ловушку собственной гордыни и самонадеянности. Олафу еще предстояло узнать, что стало с бывшим другом. Вздохнув, Джастин, шестым чувством понимая, что Сет явно сейчас живее Брана, начал перетаскивать спящего Олафа прочь от оврага.

— Дракайны здесь не водятся! — подала голос Герда, — Они мирные отшельники. Всегда с повязками на глазах, если вдруг выходят к людям. Откуда она вообще взялась? — вымученно спросила она Джастина.

Тот отвел глаза, не зная, как ответить. Нрав брата был весьма суровым, особенно в моменты, когда тот был вымотан физически и эмоционально. Надеялся, что боль и желание выместить злость не затмят голос разума и совести, пока он помогает Герде подняться и отойти. Энергетический поток, поддерживающий жизнь Аделы он чувствовал. Сет даже в такой момент не забывал о малышке. «Заодно узнаем, как далеко можно отойти» — решил Джастин, стараясь сконцентрироваться. Как только поток начнет ослабевать, придется остановиться. Жнецов он сам видеть не мог, и подобные энергетические мосты прокидывать не умел — это была прерогативой младшего брата. Он вообще магом был так себе. Разве что мог различать возмущение энергии, магические потоки, да высечь несколько искр из пальцев, чтобы разжечь костер. В теории, мог бы попытаться обернуться волком, но не был уверен, что не лишится разума в первое обращение, так что, подавлял в себе эту способность.

Кровь монстра помогла затормозить процесс, происходящий с ногами Сета. Насытившись, он убедился, что начинается регенерация, и идет она значительно быстрее, чем обычно. Но всё же, что-то происходило неправильно.

Сет, шипя от боли, задрал штанину и ужаснулся: по ноге струились вверх щупальца камня, произрастающие из ступни. Организм, не ведающий, что у него не обычное ранение, начал регенерировать, но не сообразил отторгнуть инородную субстанцию. Громко выругавшись, понимая, что придется оперировать, злой на весь свет, Сет крикнул:

— Джастин! Дай кинжал и сумку!

Когда к нему на голову прилетел походный мешок, порылся, достал запасной ремень, сложил и сунул его себе в рот, зажимая зубами.

— Помочь? — с беспокойством спросил Джастин. Он уже забыл, что сердился на брата за все произошедшее с Гердой и Олафом. Слишком испугался за него, после того как увидел Брана, за считанные секунды окаменевшего полностью. Как бы ни была сильна регенерация Сета, с такой задачкой они в Вириде Хорте не сталкивались.

— Сгинь! — прорычал Сет, сквозь зажатые челюсти, пытаясь собраться с духом. Его всё ещё мучила совесть. В какой-то мере он был даже раз произошедшему, воспринимая всю ситуацию как некое наказание свыше. Будто бы Богам было какое-то дело до того, что происходит на земле.

Джастин поджал губы, кинул взгляд на парализованного монстра. Лица видно не было. Она, а это была именно самка — по вполне себе человеческой женской груди это было очевидно, лежала на спине отвернувшись, заведя руки назад настолько сильно, что казалось, будто их и вовсе нет.

— Кажется, у нее руки связаны. Прими к сведению, когда будешь решать… — глядя на жесткий взгляд Сета, желающего испепелить его взглядом, осекся, понимая что сейчас у брата то самое состояние, когда трогать его нельзя, отсвечивать тоже, — Что с ней делать дальше, — еще раз окинул прощальным взглядом распластанную на краю болота дракайну и ушел.

Сет, уговаривая себя, что бывало и хуже, отколупывал кинжалом камень из своего тела, пока организм решил, что так и должно остаться. Извлечение инородного материала сопровождалось нарастающим бешенством.

Он нарочно не дал кромсать себя Джастину, зная, что тому тяжело даётся причинение боли кому-либо, даже если того требуют обстоятельства. К тому же, если вдруг дракайна окажется с высоким сопротивлением к параличу, и сможет его преодолеть, рисковать братом Сет был категорически не согласен. Регенерация Джастина была стандартной для вампиров — это Сету и Селфису, хоть и в меньшей степени, с ней повезло. У Джастина же она происходила не столь быстро, и Сет не был уверен в том, что она смогла бы побороть окаменение.

Когда ноги были освобождены от камня и стремительно обрастали мясом и кожей, Сет злобно посмотрел на источник физических страданий, искренне желая дать помучиться дракайне не меньше, чем ему самому. К тому же, заживление ран вновь подхлестнуло жажду. Прихрамывая, Сет подошёл к парализованной сопернице, сжимая в руке кинжал.

⋆☽ ◯ ☾⋆

Остановившись в паре шагов, стараясь не встретиться с дракайной взглядом, Сет начал с интересом ее рассматривать. Более всего она казалась похожа на ламию: до пояса человек, а ниже — змеиный хвост. Он неоднократно встречал людей-змей, исследуя чужие миры.

Но были отличия. На женской человеческой части тела тоже была чешуя, но не везде. Она поднималась от бедер по бокам, немного заходя на грудь, оставляя открытыми самые обычные человеческие соски. Пупка не было несмотря на то, что подходящее для него место было не покрыто чешуей. Змеиная кожа также частично покрывала руки, заходила на плечи и ключицы, создавая узор, навевающий мысли о нарисованной накидке.

Но интереснее всего была голова. Сет осторожно перевел взгляд на лицо дракайны. Вместо волос из головы росли толстые длинные наросты, совпадающие по цвету с болотно зелёным, переливающимся хвостом. Каждый отросток завершался утолщением с двумя яркими горошинами по краям, придавая сходство со змеёй.

Из любопытства, Сет взял в руку один из наростов, помял и тряхнул. Казалось, что внутри есть тонкая косточка или хрящ. От тряски с кончика послышался звук как от хвоста гадюки.

"Может, ты ещё и ядовитая, а? Гадина?" — промелькнула неприятная мысль.

Сет потянулся к лицу дракайны, приподнял ее губы, чтобы рассмотреть зубы. Как он и предполагал, в целом челюсть была как человеческая, только клыки уже и острее. Надавил пальцем на десну над клыками — может быть удастся нащупать, что они выдвигаются, как у ламий — но нет, в этой части подвоха на было.

Тогда он нажал на челюсть, чтобы ее разжать и заглянуть внутрь. Ощупав небо с другой стороны также убедился, что клыки дракайна выбрасывать не умеет. Отметил, что язык был змеиным, а значит, с человеческой речью все весьма проблематично.

Оставив рот дракайны в покое, осторожно открыл пальцами веки, стараясь не заглянуть в зрачок. Радужка оказалась почти такая же зелёная, как и хвост, а вот белок был красного оттенка. Зрачок тоже был не как у людей, черным, а красным с отблеском серого.

Досадуя, что ядовитых зубов на трофеи не собрать, и похоже, даже яда на худой конец не нацедить, повернул дракайну на бок, осмотреть спину: вдруг там обнаружится что-то пригодное для лаборатории.

От шеи до крестца шли два длинных плавника, с виду кажущиеся жесткими и колючими. Но проведя по ним рукой Сет понял, что это такая же обманка, как и «змеи» на голове. Больше похоже, что призваны отпугивать хищников, да улучшать маневренность в воде. И, наконец, он обратил внимание на её руки, как и предполагал Джастин, крепко связанные за спиной врезавшимися в кожу грубыми веревками. Когти, пожалуй, были самой опасной частью дракайны, если не брать во внимание смертоносный взгляд. Каждый длиной не менее пальца, на котором они произрастали. Ногтевая пластина была не человеческой — покрытые перепонками пальцы завершал самый настоящий коготь. Поразмыслив, что дракайна и так парализована, перерезал путы, чтобы лучше осмотреть спину.

Плавники были мягкими, даже в какой-то степени нежными на ощупь. Он невольно представил, как изящно бы они выглядели, расправь их дракайна в воде среди морских водорослей. Размечтавшись, невольно обратил внимание на весьма аппетитно выглядящий округлый зад, увы, полностью покрытый чешуей и цельный. Отгоняя от себя непрошеные мысли выяснить, не прячется ли за какой чешуйкой секрет, приближающий существо к земной женщине, с досадой вздохнул.

По итогу интерес представляли только глаза. Но он не был уверен, что они сохранят свои свойства после извлечения из тела. Плавники, конечно, красивы. Да и из шкуры с хвоста наверняка можно было что-то смастерить. Когтей и обычных клыков в Итернитасе и так было в достатке у вполне себе разумных существ. А разбирать поверженное чудовище на части просто, чтобы похвалиться интересной шкуркой, да плавниками, было по нём. С другой стороны, он же собирался ей отомстить за окаменение…

По всему выходило, что существо было земноводным. Человеческая речь наверняка не была доступна из-за строения челюсти и языка. «Интересно, насколько она разумна? Ну очень уж она внешне женственна…» — Сет мало надеялся, что у этого существа будет человеческий разум. Гули, вон, тоже вполне себе люди. Были… Гарпии, с которыми успели столкнуться эльфы за много лиг отсюда, имели мозг как у курицы… или чайки. Пожрать, защитить гнездо — самое сложное на что был способен их разум. Агрессивные твари — даже спрятаться не догадывались, сразу в атаку шли. Сирены тоже не отличались человеколюбием, хоть тут разум и присутствовал. Сет бы сказал, что эти водные девы были наиболее близки вампирам. Заманить моряка в пучину, поразвлечься и сожрать — вот и весь нехитрый досуг. Мерзко. От осознания того, что по сути являлся таким же, поскольку не мог отрицать, что определенные игры ему нравились.

Поморщившись, мысленно предполагая, что разум дракайны окажется такой же зловонной жижей, как и останки «коронованного» его венцом разбойника, прикоснулся рукой к затылку твари и ментально потянулся к ее сознанию. Не то чтобы ему сильно были интересны переживания чудовища. Он и так знал, что ей сейчас больно от все еще торчавшей из предплечья стрелы, освобожденных рук и чертовски страшно за свою шкуру. Эти-то чувства характерны абсолютно для всех. Но ему нужно было какое-то подтверждение, что перед ним тварь наподобие бешеной собаки, или медведя-людоеда… Чтобы добить, отбросив сомнения.

Читать мысли, если это не целенаправленный «разговор» — сложное занятие, особенно когда менталист из тебя так себе… Можно подглядеть картинки, задеть кончиком мысли эмоции, да подбросить в мысли образ, который запустить череду ассоциаций в памяти. И неудобно, что для этого необходим контакт кожа к коже.

Речи, как и ожидалось, Сет не различал. Разумеется, мысли дракайны полны страха перед человеком, так бесцеремонно щупающим ее, прокусившим кожу рядом с торчащей стрелой и имеющим при себе острое оружие. И горькая радость. Несмотря на то, что она не успела отвести взгляд, и ему досталась участь окаменеть, как и то чудовище, что направляло острую быструю пику на мать, дитя и беззащитного странного человека… Этот страшный человек с клыками справился с проклятьем и выжил. Она ползла на крик младенца, надеясь, что ей смогут помочь освободиться, как увидела монстра, готового на подлость. Измученная многодневным пленом, сумевшая сбежать от тварей, временно ослепивших ее, соскользнув в реку с из маленького судна, она была слишком разъярена на подобного сорта людей, чтобы вовремя спрятать глаза.

Сет застонал, отпрянув от дракайны, обжегшись о ее воспоминания. Он догадывался, о каких именно тварях в человеческом облике с маленьким судном идет речь. Пристали к берегу, упустив добычу и заметили Герду… А он ее чуть-было не разобрал на составные детали. И продолжает мучить.

Бережно отодвинув в сторону «волосы» дракайны, освобождая тонкую длинную шею, впился в нее клыками, насылая морок, как и Герде недавно. Когда ее дыхание стало спокойным, первым делом подскочил к сумке, извлек разорванные на бинты для перевязки Герды тряпки. Извлек стрелу, обработал, зашил и перевязал рану. Затем осторожно размял ей руки, помогая восстановить кровообращение. Немного подумав, использовал одну из тряпок в качестве повязки на глаза. Все-же, он решил попробовать с ней поговорить. «Не оставлять же ее теперь так, на краю болота».

Сет отогнал морок, разбудив дракайну, но не избавлял ее от паралича. Ментально обратился к ее разуму, посылая образы, что она снова сможет шевелиться, что опасности нет, и он ее не тронет, если она не станет нападать. Грудь дракайны взволновано вздымалась. Тело еще не успело прийти в себя после морока, сопровождаемого возбуждением. Разум существа отказывался верить в спасение, преисполняясь благодарностью к перевязавшему и освободившему ее человеку.

Избавившись от паралича, дракайна с усилием поднялась, принимая положения полусидя. Осторожно начала поглаживать свое тело, начиная с рук. Их виду очень важны были прикосновения. Сет сидел рядом совершенно бесцеремонно ее разглядывая. Он предполагал, что в представлении нет ничего интимного. Сам бы наверняка стал себя растирать в подобной ситуации — просто, чтобы удостовериться, что на самом деле остался цел. Но движения дракайны завораживали. Он и любовался, пользуясь моментом, стараясь гнать от себя озорные мысли.

Дракайна, закончив обследовать свою кожу, слегка приоткрыла губы и медленно потянулась рукой в сторону Сета. Тот замер, с некоторой опаской поглядывая на ее когти, но любопытство пересиливало осторожность. Она коснулась его плеча подушечками пальцев, стараясь не задеть когтями. Медленно провела рукой в сторону груди. Наткнувшись на магические знаки замерла в нерешительности. Глаза были завязаны так, что точно не подсмотришь, а значит, она чувствовала таящуюся в них магию. Немного помедлив, пальцы дракайны заскользили вверх по шее к лицу Сета. Она трогала его, как слепая, что было довольно логично, учитывая обстоятельства. Он не возражал. Учитывая, что до этого он сам ее обследовал, вероятно, сильнее чем следовало.

Проведя пальцами по его губам дракайна приблизила свое лицо, все еще с полуоткрытыми устами. Сет готов был голову на отсечение дать, что это уже начинало выходить за рамки обычного «слепого» любопытства. Обнаглев, потянулся к ней и поцеловал. Она ответила, будто этого и ожидала. Затрепетала. Сет услышал шуршание погремушек в ее волосах, что рассмешило и раззадорило его.

Он на секунду отстранился, не в силах сдержать предвкушающую улыбку. По привычке дотронулся языком до клыка и повторил поцелуй. Дракайна зарылась пальцами в его волосы. Вторая рука скользнула вниз по его животу и встретила преграду одежды. В этот раз погремушки зашуршали уже явно в возмущении. Тело дракайны затряслось мелкой дрожью, сначала сбивающей с толку. Она начала требовательно водить руками по мешающей ей одежде, скрывающей мужскую плоть, не видя, и явно не зная, как ее достать.

Сету потребовалась вся выдержка, чтобы не рассмеяться, когда он убедился в том, что раздражение дракайны направлены всего-то на ремень и штаны, и дрожь и агрессивное шипение не предвестник атаки. Он еле остановил ее руки, мешающие развязать ремень и грозящие испортить когтями ткань. Он терялся в догадках, что же последует дальше, поскольку подобные межвидовые связи для него были в новинку.

Когда дракайна обнаружила требуемое, перестала возмущенно шипеть и трещать, и вновь прильнула к губам Сета, обматывая свой хвост вокруг его ног.

Гибкое сильное тело влекло его вниз. Сет дал уложить себя на бок, пытаясь подстроиться, надеясь, что она и дальше подскажет, как осуществить желаемое. Он переключился с губ дракайны на ее шею, затем грудь, сжимая ее в объятьях, стараясь ненароком не задеть перевязанной предплечье. Она выгибалась, тихо шипя от удовольствия, принимая его ласки. Одну из рук Сета дракайна плавно переместила со своей спины ниже, направляя своей рукой его пальцы к сокрытому месту ее женственности.

Как Сет и предполагал ранее, часть чешуек в нужном месте были мягки и подвижны. Ощутив нежной, обычно скрытой от посторонних глаз плотью, что человек разобрался, она выкрутилась из его объятий и приняла рядом с ним позу кошки. Изогнувшись, приглашая, и опустив голову.

Сет не стал долго себя томить, и уж тем более тратить мысли на рассуждения, было ли ее желание следствием недавнего морока, или искренним, свойственным их виду действием — платой за оказанную помощь.

Стараясь не забывать о необходимости поддерживать энергетический поток для Аделы, Сет устроился удобнее на коленях, и, придерживая дракайну одной рукой за талию, а другой скользя вдоль плавников по спине вверх, к шее, чтобы при желании можно было ухватиться и помочь изменить положение, принял ее благодарность.

Глава 8. Итернитас

Увидев растрепанного, но весьма довольного и повеселевшего брата, ведущего за руку слепую из-за повязки на глазах дракайну, Джастин облегченно выдохнул. Сет во многом походил на отца. Бывал вспыльчив, резок, даже иногда мог быть жесток и безрассуден, но во многих случаях успевал вовремя сдержаться, и не совершить непоправимое. На морок у братьев были диаметрально противоположные мнения. Джастин считал его необходимым злом, для избавления от боли, поскольку жертва не могла отличить собственные реакции от внушаемых. К тому же, этот вид ментального вмешательства был обоюдоострым, у взбудораженного кровью вампир была вероятность сорваться и загрызть «обед» насмерть, не говоря уже о втором побочном варианте. Сет же был уверен, что после завершения трапезы голова на плечах у обеда оставалась своя, а значит и ответственность за дальнейшие действия лежали исключительно на жертве. Поэтому чаще всего они пили вместе, чтобы смочь в случае чего помочь друг другу остановиться. И да, иногда пользовались сложившейся ситуацией.

В паре дней пути от Итернитаса располагалась пещера рядом с озером. По идее, должна была подойти дракайне в качестве временного пристанища. Тащить ее с собой в замок Сет решительно не хотел, хотя так и подмывало дать ей встретиться глазами с Жрецом и посмотреть, что из этого выйдет. Он отдавал себе отчёт, что даже если некромант и окаменеет, наверняка успеет убить ее импульсом, как и Сет бандитов ранее, а причинять ей вред он не хотел. Тем более, что в памяти дракайны о пленении и узкой лодке он обнаружил, что она, как и он сам, была энергетически связана с водой, и могла сотворить нечто вроде водоворота-телепорта, после совершения которого и смогла ускользнуть, а это могло ему пригодиться в дальнейшем. Сам он мог создавать портал между мирами. Проход внутри портала, напоминающий ледяную пещеру, всегда выходил рядом с водой. Но внутри одного мира провернуть такую штуку было невозможно. Во всяком случае, известными ему способами.

Статую Брана пришлось оставить рядом с болотом. Ганс распрощался со спутниками, немного их проводив, обещая когда-нибудь возместить им поступок своего дядьки. Что бы окаменевший пьяница ни говорил, чудовищами братьев и Олафа он не считал. Как можно считать монстрами тех, кому обязан жизнями десятков семей?

Небольшое отклонение от курса было на руку — можно было продолжать тренировать Олафа. Но первый же спарринг в присутствии дракайны вышел боком. Стоило Сету напасть, как она задрожала, услышав звуки схватки, отростки на ее голове зашевелились, начиная танцы змей, создавая вокруг головы угрожающий кокон, и она ринулась в атаку на Олафа, едва не задушив.

Насилу освободили, вновь применяя паралич. Сет, чертыхаясь, пытался объяснить ей ментальными образами, для чего это нужно, но она только пугалась и начинала думать о Волке, как об опасности.

Обречённо закатив глаза, Сет вновь начал рыться в мешке, перебирая кольца с каменьями. В итоге выбрал одно и надел дракайне на палец. Оно засветилось мягким зелёным светом, активируя наложенные на него чары. Сет заговорил, обращаясь к дракайне, стараясь подбирать максимально простые слова, понятия о которых наверняка были бы между видами.

— Волк наш друг. Нужно учиться. Иначе, превращаясь, тратит много сил и спит. Важно. Иначе погибнет.

Дракайна с удивлением поднесла руки к вискам. Внутри в ее разуме раздавались слова, произнесенные Сетом, переиначенные чарами на ее язык. Появилось головокружение и нарастающая боль, причина которой была ей неизвестна. Смысл сказанного она поняла и кивнула, оповестив об этом. Начала шипеть, желая задать вопрос, думая, что теперь ее тоже поймут, но Сет перебил.

— Носящий кольцо понимает чужую речь, остальные — нет. Долго нельзя. Сними — больно может стать.

Дракайна стянула с пальца кольцо и зажала в кулаке. Он уже потянулся было к ее руке, с целью забрать артефакт, но руку перехватили.

— Ты что? Нельзя забрать у дракайны подарок! Это же наивысшее оскорбление — она руки на себя наложить может! — взволнованным полушепотом протараторила Герда, помятуя местные легенды.

Сет недовольно стиснул зубы и поджал губы. Сказать, что он не любил делиться своими вещами — ничего не сказать. Одни чары на венце весьма точно характеризуют его отношение к тем, кто посягает на его собственность. И передавая артефакт дракайне рассматривал это как угодно, кроме передачи его в дар. Зачаровать предмет стоило очень дорого. Мастеров, решающихся на изменение природы вещей в родном мире и так было мало — очень уж сильные для чародеев могли быть последствия. И слишком малому количеству этих существ была оказана честь перебраться вместе с горсткой эльфов и проклятых из погибающего мира на Атиозес.

Решив подумать над возвращением почти бесценной, хоть и нелюбимой вещицы позже, Сет двинулся к Олафу, желая продолжить прерванное, но дракайна решительно перегородила ему путь. Взяла его руку и положила себе на лоб. Он понял, что ей есть, что сказать, и вновь ментально потянулся к ее разуму.

Мысли дракайны были сумбурны. Из-за того, что ей редко удавалось разглядеть других существ, боясь из окаменения, образы выходили корявыми. В ее сознании в итоге начинали возникать лишь части тел, то с голой кожей, то обрастающие шерстью. И эмоционально уже не было страха или какого-то немого вопроса — было предложение. Сет убрал руку и задумался. Догадка, что имеет в виду дракайна заинтересовала его, но он не был уверен в результате.

— Олаф, план меняется. Учись обращать только голову.

⋆☽ ◯ ☾⋆

— А точно другого пути к замку нет? — спросила Герда, брезгливо, борясь с тошнотой и страхом смотря на мост через реку, созданный некромантом. И перила, и саму дорогу составляли скрепленные гниющей плотью кости разных существ. Иногда среди соединений можно было разглядеть голову человека, коровы, коня или кошки. И вся эта конструкция была покрыта полчищами мерзких мух. Исходящий от моста запах ужасал. Флаум, не став дожидаться решения Хозяина и его спутников, спрыгнул в реку и начал ее переплывать.

Сет не стал отвечать. Он предпочел бы вообще обойтись без моста, чтобы запереть всех волков и мертвецов на этом островке, но у вампиров были крылья, а оборотни смогли бы и переплыть это озеро, несмотря на противоречащее природе течение, как у реки. Это чудо архитектурной мысли нужно было в большей степени для устрашения и транспортировки пленных. Другой вопрос, как бы жрец стал уговаривать перейти по такому мостику скот… Молча Сет подошел к воде и потянулся к ней импульсом энергии. Стихия повиновалась. От кромки ближайшего берега вода начала останавливаться. Её частицы быстро замедляли свой ход охлаждаясь и превращаясь в лед. Кривая, но широкая и толстая ледяная дорога весьма быстро достигла противоположного берега.

Братья первыми ступили на магический мост. Джастин, с улыбкой отсалютовав рукой пошел к замку. Сет остановился и не оборачиваясь произнес.

— Это последний шанс уйти. Жнец смерти еще вьется неподалеку от Аделы. С того берега я уже не смогу поддерживать поток. Будь моя воля, все бы сложилось иначе… — и быстро зашагал не оглядываясь.

Насчет жнеца он не соврал, но не дать им выбор, хоть какой-то, просто не мог. Сет был уверен, что теперь-то точно семья последует за ним. После того как они проводили дракайну до грота рядом с озером, вновь в полдень устроили привал. Когда братья забылись быстрым сном, Герда с Олаф попытались уйти, мало веря в россказни о поддерживающем жизнь Аделы энергетическом потоке. По мере отдаления семьи от братьев, нить постепенно истончилась. Слишком плавно, чтобы Сет смог это заметить во сне. Когда силы из него тянулись уже совсем тонкой нитью, он ушел в глубокий сон, и цепь прервалась. Адела засипела и начала синеть, испуганно вытаращив глазки. Олаф с Гердой сначала опешили, но затем бегом бросились обратно. Джастин проснулся от их испуганных призывных криков, сразу поняв, что произошло. Разбудить Сета не удалось бы сразу, не будь рядом брата — в глубоком сне он выглядит как мертвец и почти ничего не ощущает. Кричать, бить, тормошить или даже чем-то острым колоть — совершенно бесполезно. Но Джастин знал об этой особенности сразу плесканул в него воды с собравшегося на большом листе репейника росы. Сет проснулся, быстро сориентировался и успел вновь подхватить жизнь в теле младенца. Случай спутники даже не обсуждали. Все стало ясно без слов.

Адела мирно посапывала на руках у Герды, вдоволь наевшись материнского молока. Олаф шел, периодически неловко опираясь на передние руки-лапы и старался внутренне зачерстветь, как того требовал план. Герда пыталась принять стойкий и невозмутимый вид, внутренне молясь, хоть она и делала это не часто, что все пройдет, как и было задумано. И что все останутся живы.

На том берегу их встретил сначала густой перелесок и небольшое болотце. Прямо из ряски вдруг выглянула девушка с серовато-зеленой кожей, в простой мокрой рубахе. Но встретившись глазами с Сетом нырнула обратно. Герда не задерживалась, чувствуя, что многие из здешних обитателей окажутся слишком отличными от известных ей существ. Расспросить можно было потом. Сейчас предстояла битва.

Перед выходом из лесочка Сет остановился, достал из сумки печально известный венец, нацепил на голову, и надел на пальцы несколько перстней. Герда, догадываясь, что с законным владельцем ничего плохого не произойдет, все равно внутренне содрогнулась. Сет, заметив ее беспокойство грустно улыбнулся и предупредил:

— Когда пересечем черту леса — забудьте мое имя. Остаются только титулы. Подсказок не будет. Только приказы. Во всяком случае, пока можем попасться на глаза кому-либо кроме проклятой каменюки. В этих стенах я не имею права на дружбу и привязанность, — будто оправдываясь, добавил, — Ушел бы, если б не незримая энергетическая цепь Итернитаса, накинувшего силки как только я ступил на его плиты несколько лет назад.

За лесочком путникам открылся вид на озеро и замок, пожирающем скалу. Они стояли, сросшиеся серые твердыни, проникающие породой друг в друга, оплетая место стыка каменистыми корнями. У Олафа и Герды в мыслях сразу возникла ассоциация о лишае или плесени. О том, что замок растет еще и в глубину, расширяя свои подземелья, вгрызаясь в почву мира наподобие хищной грибницы, они еще не знали.

У замка не было излишних украшений. Он более походил на крепость, чем на дворец, позволяя себе выделиться лишь парой острых башен и каменными горгульями, не придающим ему изящества. Казалось, что замок вдруг свалился на землю с высоты, поскольку имелось несколько раскрошенных стен, валялись оттащенные в спешке глыбы, чтобы не мешаться под ногами. Кое-где стояли леса — явно проводился ремонт. Во двор Итернитаса вела полуразрушенная тяжелая арка с лестницей, выходящей на ровную площадку рядом с большим озером. На ней были отчетливо видны казненные оборотни, посаженные на заостренные колья высоко над землей. Одного из Волков Олаф узнал. Тот самый, «в яблоках» с ярко-рыжим пятном вокруг левого глаза… Виновник его преображения и присутствия в этом ужасном месте. Олаф хотел почувствовать хоть что-то похожее на злорадство, но ощущал лишь жалость и страх за семью.

Ветер колыхал остатки листвы на деревьях и шерсть на мертвых волках, но несмотря на движение воздуха казалось, что стало очень душно и затхло. Определить, откуда именно идет запах болезни было невозможно. Казалось, что ей была пропитана почва и все вокруг на острове, где поселились проклятые.

С каждым шагом к площадке, где столпились люди и Волки, из братьев будто выходила жизнь. Озорной и порой грубоватый Сет становился похожим на механическую куклу на шарнирах со стеклянными глазами. Дружелюбный и печальный Джастин натянул маску скучающего безразличия. Их движения потеряли плавность и нечто, что могло привязать к ним понятие личности. Лишних движений не было, те что производились были резкими и рваными, нарочито жестче чем необходимо. Приглядевшись, супруги заметили, что ни тот, ни другой не дышат и почти не моргают. У Сета сильнее потемнела область вокруг глаз и отчетливей стали видны вены, Джастин просто как-то осунулся и немного посерел. Изменения спутников пугали до чёртиков, но поворачивать назад было уже поздно.

Сет, подходя ближе к площадке мысленно бранился всеми известными ему ругательствами на языках всех миров. Он и так ожидал, что Жрец вернется к их приходу вместе со стаей. Но Сет вовсе не рассчитывал застать рядом с отцом высокую статную женщину с тонкими чертами лица, напоминающими эльфийские, и вечно надменным выражением лица. Клэр стояла, скучая, рядом с его отцом, замерев как изящная статуя, то тех пор пока не обратила внимание сверток в руках у Герды. Глаза вампирши сразу зажглись жадным вожделенным огнем, и она вопросительно посмотрела на Жреца, судя по всему, тоже рассматривающим неожиданную свиту Наследника. Под капюшоном с вуалью тьмы было не видно его наполовину мумифицированного лица. Жрец уже несколько лет постепенно превращался в Лича, поддерживая свою жизнь потоком жертв, поскольку Отец не желал отпускать его со службы. А Сет категорически был против занять его место и взвалить противные его убеждениям обязанности.

— Даже не мечтай! Они мои! — спокойно, почти безразлично бросил он обоим заинтересовавшимся младенцам мертвецам и встретился взглядом с Отцом.

— Ты долго шел, — тихо сказал Князь. Будто повинуясь безмолвному приказу все затихло вокруг. Даже ветер перестал дуть, и слова Отца были слышны всем.

— Ты не уточнял срок, — безразлично пожал плечами Наследник, — А мне хотелось изучить мир и развлечься.

— Удалось? — почти таким же тоном поинтересовался Князь у сына.

— Даже не представляешь, насколько, — ухмыльнулся Сет, вспоминая дракайну. Возможно, чуть позже он даже поделится впечатлениями с Отцом. Наверняка получил бы нагоняй оттого, что не доставил ее в Итернитас хотя бы по частям, но все же… Но сейчас надо было решить вопрос с семьей Олафа.

Только вот для начала надо было заранее придумать, как бы скрыть ее месторасположение на случай если отец задаст прямой вопрос или прикажет его выдать. Враньё не пройдет — вампиры отлично чувствую ложь, ну а с приказом и так всё ясно.

Аллар Корвос смерил нерадивого отпрыска тяжёлым уставшим взглядом. Юнец совершенно искренне играл в имитацию мертвеца точно также как обычные вампиры играли в имитацию жизни. Воды древнего темного озера помогли привязать его волю к приказам отца, и даже заперли его прежнее «я» в весселе, но первый дамнар чуял, что в Сете все ещё теплится душа, так мешающая ему принять свою суть.

И несмотря на его требование в полном подчинении, которое вновь и вновь игнорировал и обходил изворотливый отпрыск, князь не спешил ломать его об колено. Что-то останавливало. Вероятно, это были отголоски памяти о том, как бы он мог поступать, если бы остался человеком. А может быть это была гордость за хитрый живой ум и воистину ослиное упрямство младшего сына. Или восхищение и даже трепет, с нотками страха и уважения перед растущей силой Сета. Но он в этом сыну никогда не признавался, опасаясь что тот вовсе отобьется от рук и наворотит глупостей, так свойственных молодым живым юношам.

А ещё где-то в памяти сохранялось, что власть все равно так или иначе передается от отца к сыну, и отпрыску необходимо давать чуть больше свободы действий, иначе он так и привыкнет только подчиняться. Что-то ему подсказывало, что рыжего волка и кровоточащую девку с ублюдком он не просто так притащил. Мысленно обещая себе приказать Сету собственноручно спустить со всех троих шкуру, если только ему хоть покажется, что живые ему небезразличны, бросил Волкам:

— Делите.

Глава 9. Схватка

«Началось», — Джастин в бессильной злобе сжал челюсти и стал бесстрастно наблюдать, прикидывая реальные шансы.

Сет скрестил руки на груди и с деланным интересом тоже уставился на представление, мысленно уговаривая рыжего добряка наступить себе на горло и сделать все как было оговорено.

Волки засвистели, заголосили похабщину на разных языках, предвкушая развлечение. Понятное дело, что интересовала их только девка, ну может ещё новенького уму-разуму поучить. Главное, что им развязали руки, сказав "фас".

Герда невольно попятились, крепче прижимая к себе малышку. Люди… В отличие от братьев, их отца и вампирши, эти ещё не покрывшиеся шерстью Волки внешне были совершенно не отличимы от людей! Они оставались живыми. Из сердца качали кровь по венам, им требовался воздух, в теле должна была оставаться душа… Но в уравнение закрался парадокс. Будучи мертвыми по многим признакам браться имитировали внешние проявления «смерти» в то время как волки на пару с вампиршей и Князем имитировали жизнь… Оставаясь пустыми внутри даже при наличии искры, называемой богослужителями бессмертной душой.

Олаф ощерился, оскалился, вздыбил шерсть на затылке и прорычал.

— Пгхррра-во! — долго же с ним возился Сет, в минуты отдыха от активных действий заставляя раз за разом выговаривать пастью это короткое слово.

— О как! Щенок решил, что вот так просто можно на вожака лапу поднять?

Отстранясь от кружки с пивом, с лавки лениво поднялся коренастый плотно сбитый мужик, всем своим видом показывающий, что он вообще ни при чем. Он уже выпустил пар, порвав когтями нарушивших запрет на укусы Волков. Дело довершил Князь, повелевший учинить смертельную показательную расправу над не сумевшими себя сдержать идиотами. Вожак по утере членов стаи не грустил. Их место довольно быстро займут новые. В любом из миров найдется достаточно подонков, прельстившихся сильно отсроченной старостью, быстрым заживлением ран и полной свободой действий с общим имуществом, да это ещё и при сохранении души. По иронии, многие их работников ножа и топора были крайне религиозны.

Сет понял, что план дал трещину, когда Альберт, бессменный на протяжении десятилетий вожак стаи, приблизился на расстоянии прыжка. Он мог превращаться почти мгновенно. Буквально, в полете. Такой скорости Олафу и за пяток лет было бы не достичь. Они надеялись, что удастся ранить вожака ещё в человеческом теле, чтобы больше энергии уходило на следующее обращение.

Но Олаф прошляпил подходящий момент. Не смог в зверином облике напрыгнуть на человека. Когда этот ленивый и медленный с виду мужик сделал рывок, в прыжке покрываясь шерстью, Олаф успел только дернуться назад и вбок, отстраняя шею от волчьих клыков.

Герда отскочила на полметра, чтобы рычащий серо-рыжий клубок из наполовину волчьих тел не подгреб ее под себя и не раздавил. Хотела отойти и дальше, но забавляющиеся оборотни взяли поединок в кольцо, перекрыв ей пути отхода. Самые наглые, оказавшиеся рядом, норовили хлопнуть и ущипнуть за что придется — на такие вольности вожак в обиде не будет.

Сет аж прикусил язык, внутренне закипая. Герде тоже придется потерпеть. Клэр по-прежнему поглядывала на младенца, из-за чего Наследник чувствовал все нарастающее беспокойство. От этой вампирши у Сета с Джастином и так был уже один сводный брат. Не то чтобы она желала еще раз походить беременной, второй раз стать матерью и растить нового ребенка — вовсе нет. Отголоски человеческих убеждений, что женщина должна рожать прочно сидели в памяти мертвого тела. Отсутствие каких бы то ни было целей и мечт, свойственных живым, приводили к тому, что мертвецы следовали когда-то известным им установкам, не сильно заботясь о том, а действительно ли им оно надо… С поправкой неадекватной для живых реакцией на кровь, приносившей хоть какие-то эмоции, отличные от скуки. Все равно никакие действия не могли принести полное удовлетворение и ощущение благодати, называемой счастьем. К этому добавлялось желание угодить Князю.

Флаум, фамильяр-полукровка, на расстоянии гоняясь за зайцами в лесочке почувствовал, что Хозяину стало совсем тяжко, и, бросив развлечение, кинулся к площадке. Он терпеть не мог Итернитас. Являясь наполовину волшебным существом, он представлял интерес для энергетического паразита, коим являлся этот замок. Поэтому старался держаться поодаль по мере возможности, пока Хозяин не звал. Мертвецы и жестокие Волки тоже не нравились этому жизнерадостному псу. Собственно, он искренне любил Хозяина и его брата. Новый молодой Волк и человеческая женщина с ребенком ему тоже понравились. Он видел схватку, но знал, что вмешиваться нельзя. Зато можно было отшугнуть стаю от Герды.

Флаум с рычанием влетел в толпу, оскалившись, клацая зубами на распускавших руки Волков, оттесняя Герду в сторону. Князь выразительно подняв бровь зыркнул на сына. Тот оставался совершенно невозмутим. Он знал, что на расстоянии Сет не мог передать мысль своему глупому псу, но вполне мог дать указания заранее. С него станется. Тем не менее формально ничего сверхъестественного не происходило, и заподозрить Сета в излишней мягкости было нельзя. Князя это вполне устраивало.

Схватка тем временем была в самом разгаре. Вожак был сильнее, опытнее и беспринципней. У Олафа было в лоскуты изодрано ухо, одна из рук безвольно свисала, залитая кровью. На грудную клетку и спину было страшно смотреть из-за глубоких ран от когтей и слипшейся от крови шерсти. Вожак на верхней части туловища почти не пострадал. Отметины оставленные Олафом вполне можно было считать легкими царапинами по сравнению с тем, как его разукрасил вожак.

Олаф выдохся. Настолько сильно его Сет никогда не трепал, хоть и случались даже открытые переломы от их тренировок. Сейчас же он прекрасно понимал, что упустил возможность с самого начала, и не смог толком навредить вожаку в схватке. Шансы выйти из ситуации активно стремились к нулю. Но сдаться он не собирался.

Когда вожак вновь подмял его под себя и стал драть когтями, Олаф извернулся и цапнул волка, что было сил, за ляху в область рядом с пахом. Вожак взвыл и начал полоснул Олафа когтями по глазам, ослепив. Не разжимая челюсть, молодой волк стал драть когтями ноги вожака, стремясь добраться до вен.

Вожак откровенно говоря не ожидал такого поворота событий. Волчонок был мягким, пушистым и чуть-ли не скромным — будто стеснялся нанести увечье. От такого совершенно нельзя было ожидать, что он вцепиться в места по умолчанию и солидарности считаемое неприкосновенными. В ярости он все-таки смог отцепить щенка от себя и отшвырнуть в сторону озера.

Почувствовав, что он вот-вот потеряет сознание, Олаф усилием воли дал себе расслабиться, пока скатывался по траве вниз. Холодная вода, сомкнувшаяся над ним, помогла остудить пыл и Олаф начал обращаться в человека, запуская регенерацию.

Вожак возликовал. Его не волновало, что щенок начал восстанавливаться. Ярость застила глаза. Он был даже рад, что рыжий примет человеческую форму. Через шкуру когтям достать до мяса было немного сложнее. Но драть щенка когтями было уже не то. Щенка хотелось утопить в луже, чем он и занялся, подскочив к озеру и сбив вставшего было Олафа в воду.

Герда уже не могла стоять — ноги подкашивались. Она упала на колени не замечая взглядов и обхватила Флаума за шею, как за спасительную соломинку. Зная, что помощь не придет, все равно искала взглядом Джастина и Сета, надеясь что все-таки можно что-то изменить.

Сет упорно не смотрел в ее сторону, вглядываясь в участников поединка. Джастин уже не мог справляться с собой и стоял закусив губу. С Гердой он взглядом пересекся. На секунду его взгляд вновь стал живым, выражая скорбь и боль, он еще заметно покачал головой в отрицательном жесте, и выражение лица вновь разгладилось, став мертвым. Надежды стремительно угасала.

Жрец, видя, что все увлечены поединком, незаметно снял перчатку со своей иссушенной временем и магией руки и незаметно дотронулся до Сета, приглашая к диалогу. Тот нехотя, подозревая, что это не спроста, потянулся к мыслям Жреца.

— Мой мальчик, кого ты пытаешься обмануть? Жнец вьется рядом с твоим рыжим другом, и я вижу, как ты поддерживаешь жизнь малыша. Зачем? Отдай их мне. Душа ребенка переродится в более совершенном теле. К чему эта показуха? Материальное тело ничего не значит — важна лишь душа, а она останется в мире. Ни этого ли ты желаешь? Сколько детей не доживают и до трех лет. Ребенок слаб, ты не сможешь держать цепь постоянно.

— Тебе не понять, — рявкнул Сет. В словах Жреца была своя правда. Он вообще умел выворачивать все так, что хотелось к нему прислушиваться. И Сет уже был порядком вымотан от постоянного поддержания потока, — Ребенка не отдам, и ты это прекрасно знаешь. Сунешься — посмотрим чей дар Смерти сильнее, кого Владычица больше желает увидеть в Долине Теней. Ты и так задержался.

— Может, сделку? Я помогу твоему другу продержаться, чтобы выжить. Ты отдаешь мне младенца. Своим друзьям ты все объяснишь. Они станут прекрасными няньками для своего перерожденного малыша, просто не будут связаны кровью.

"Как ножом режет". Олаф действительно уже почти потонул — не шевелился, полностью скрытый под водой. Но и к вожаку уже подлетел жнец — Олаф все-таки смог побороть свои убеждения и брезгливость, и удачно прокусил идущую по ноге артерию. Вожак стремительно истекал кровью. Вскоре он почувствует головокружение и обернется — свою шкуру головорез ценил.

— Уговор? — уточнил Сет, не собирающийся исполнять его условия.

— Клятва… Мой мальчик, я же хорошо тебя знаю…

Сет замер размышляя, переводя взгляд со свертка на руках отчаявшейся Герды обратно на поединок. На его груди и так уже места не было для новых нерушимых клятв, да и поступить так с Гердой он не мог. Вожак тем временем уже отпустил всплывшее тело Олафа, отвернулся и начал оборачиваться человеком. Но жнец, пришедший за Олафом все еще не подхватил душу молодого волка, а значит надежда была. Только вот знал об этом только Сет. Кроме него и Жреца посланников Долины Теней никто видеть не умел.

Легкие Олафа жгло раскаленным огнем, но он терпел. Дракайна оказалась весьма сообразительным существом, подав идею не только с обращением головы, но и с реализаций затеи. Поначалу им никак не удавалось задуманное, пока она не предложила попробовать это сделать в воде, опустив голову сильно вниз. Заодно и потренировали задержку дыхания.

Во всей голове пульсировала кровь, грозя ее взорвать от перенапряжения и нехватки кислорода. Легкие резало так, что уже казалось, что хлебни он озерной воды — все лучше будет чем просто не дышать. И он заставил себя расслабить мышцы и всплыть.

Вожак отцовской стаи отпустил Олафа, когда тот перестал дергаться, поверил, что молодой волк потерял сознание. К этому времени голова уже кружилась нещадно. Надо было запускать регенерацию, что он и сделал. На всплеск внимания не обратил — всё-таки для трансформации требовалось какое-то время, хоть она и была весьма быстрой.

Олаф напал на вожака сзади, напрыгнув и заваливая на мелководье. Только закончивший превращение в человека вожак не успел среагировать и спасти шею. Молодой Волк схватил его за горло, раня, опасно близко к сосудам. Возможно, если бы схватившая его пасть была полностью волчьей, помер бы мгновенно. Но челюсть оказалось слишком узкой и короткой, и почти без шерсти. Мышцы ещё не успели набрать волчью силу, и зубы не были столь остры. Тем не менее разодрать кожу вожаку Олаф успел. Рана на ноге вожака только-только перестала кровить и начала затягивать, отнимая силы, но было совершенно неизвестно, как поведет себя захвативший горло в капкан человек с не сформировавшейся головой. Олаф замер, тяжело дыша, плотнее сжимая челюсти, готовый в любой момент отгрызть кусок мяса от соперника и весь обратился в слух — глаза ещё не успели восстановиться.

Князя действительно удивило прерванное обращение. Его волки подобным не баловались — нужды не было. Идея показалась интересной. Было ли это особенностью людей мира Атиозес, или же волков Вириди Хорта тоже можно было натаскать — предстояло выяснить. К Наследнику в кой-то веки претензий не было: нашел себе слугу, обучил, показал, чего тот стоит, хоть и зелен ещё. Не спрашивая дозволения, не советуясь, не теряя лица поступил как считал нужным. Пусть так. Очень уж напоминает его самого в молодости, когда он сам был живым. Авось еще что дельное и вырастет. Не может не вырасти, с его-то кровью…

— Ловко. Позабавил. Достаточно. Они твои, — коротко бросил отец торжествующе ухмыльнувшемуся Сету, отстранившемуся от руки Жреца.

Тот сдержанно поклонился Наследнику. Увы, расценивать этот жест можно было совершенно как угодно. С ребенка нельзя было спускать глаз, во всяком случае, пока в Итернитасе находилась Клэр. Детей, зачатых с его помощью, путем жертвоприношения с последующим переселением душ Жрец считал почти родными. Вампирша же уже один раз согласилась стать матерью таким способом, а значит, весьма вероятно, что захочет еще. «Какого черта она вообще не в новом поместье порядки наводят! Или снова ей что-то не по нраву пришлось? Неужто стерва надеется в замке навечно остаться?» — с неприязнью думал Сет, следуя за Князем и все еще держащей его под руку вампиршей. У нее были все шансы стать их с братом мачехой, если б Князь углядел в этом браке особую выгоду. Внешне она Отцу явно нравилась, напоминая о вынужденных союзниках — эльфах. Сету она, положив руку на сердце, тоже казалась весьма привлекательной. Он навряд ли стал долго раздумывать, реши она немного поиграть.

Волки, рассмотрев вынырнувшего и победившего обманом вожака заорали о бесчестности, но это уже было неважно. Князь сказал свое слово, Олаф с облегчением выпустил из пасти наряженного в пружину вожака.

Тот злобно посмотрел на морду молодому Волку, сплюнул:

— Урод лысый! — тяжело встал и пошел, прихрамывая к бочонку на столе под вопли разгоряченной стаи.

Олаф подождал, когда немного восстановятся глаза. Он не мог поверить, что все получилось. Поискал взглядом Герду. Она стояла на коленях рядом с высунувшим язык Флаумом и прижимала к себе Аделу. Спохватившись, заставил принять себя полностью человеческий облик и озвучил свое Право. После чего рискнул встать, но головокружение и слабость нахлынули, кидая вновь его на землю. Сознание он в этот раз не терял. Но и шевельнуться не мог. А было нужно.

Вожак отцовской стаи как ни в чем ни бывало, будто вернувшись с легкой пробежки, цедил пиво, готовый выбить глаз любому, кто к нему рискнет за чем-либо сунуться. Поквитаться ещё представиться возможность, а сейчас ему долгое время придется держать ухо востро. Занять место вожака может захотеть любой из стаи, хоть и навряд ли кто отважится бросить вызов напрямую. Князь вполне мог и казнить зачинщика беспорядка, а вот яд в его кружке теперь вполне может оказаться. Что до молодого волка — теперь они формально на равных, каждый в своей стае. Обманом или нет, условия были соблюдены.

◦ ☽ ✯ ☾ ◦

Уже ближе к полудню приятели собрались в комнате Джастина. Осеннее солнце прощальными лучами пробивалось сквозь серые облака, даря последние теплые лучи этого года. Олаф лежал на кровати, наворачивая третью тарелку риса с мясным гарниром. Живот все еще продолжало подводить от голода, поскольку организм требовал восполнить растраченную в поединке энергию. Благо, Джастин притащил с кухни целый небольшой котелок, и с удовольствием кормил осваивающуюся семью.

Флаум не отходил от Герды, занимающейся малышкой. Она не могла поверить, что все прошло так удачно. Думала, что у нее сердце остановится, во время поединка. Отказывалась размышлять о том, вмешались бы братья, если бы дело стало совсем плохо. И переживала, что Сет долго отсутствует. Она ни на миг не забывала, что жизнь в Аделе поддерживается благодаря ему, и его присутствие вселяло спокойствие.

Вскоре в дверь прошмыгнул и Сет, держащий подмышкой три бутылки.

— Насилу отвязался! — весело воскликнул он, уже вновь казавшийся живым. — Олаф, прости, но тебе нельзя. Так что, тебе я притащил обычный компот. Клэр в меня как клещ вцепилась!

— Еще бы не вцепиться, — буркнул Джастин, бросив взгляд на Герду. — И тебе я тоже настоятельно не рекомендую напиваться. Тебе крепко засыпать не желательно.

— За-а-ану-у-уда! — протянул Сет, откупоривая бутылку и наливая себе в простую кружку. — Что вы сидите такие кислые все?

— Серьезно? Олафа чуть в клочки не разорвали и не утопили, а ты радуешься? — вспылила Герда. Она вроде бы и понимала обстоятельства, но простить безразличный взгляд во время поединка не могла.

— Все живы, и рыжий скоро наестся и будет скакать, что грустить-то? — недоумевал Сет.

— Здесь все такое… мертвое… я не представляю, как мы тут будем жить… — сокрушенно покачал головой Олаф.

— Да брось! Приспособитесь! Только Адела окрепнет и интерес для Жреца перестанет представлять, подумаем, куда вам направиться. И, кстати об этом… — Сет отхлебнул от кружки, думая, какие лучше подобрать слова, чтобы сидящая рядом Герда вновь не решила ему зарядить пощечину. — Герде с малышкой придется пожить у меня в покоях.

— С какой это радости? — взбеленился Олаф, рыпнувшись в кровати встать и вновь получил порцию головокружения.

— А с такой, что пока Аделе хотя бы месяц не исполнится, она очень подходит для жертвоприношения, — тихо сказал Джастин, наливая себе вина. — Так к Герде никто не рискнет сунуться, решив что она игрушка наследника. А Жреца Сет к ребенку не подпустит. Да и про энергетический поток вспомните — его точно проще поддерживать, когда видишь объект. Да и Герда сможет растормошить Сета, если тот уснет слишком крепко.

— Если я вообще усну… — пробурчал Сет. Мало того, что ему придется делиться площадью, еще у живых есть одно замечательное свойство — они издают звуки даже если молчат. Дышат, пульс стучит, чихнуть могут… а уж крик младенца он вообще представлял с содроганием.

— С чего такая милость? — хохотнул Джастин, потихоньку расслабляясь. В действительности теперь все выглядело не так уж и плохо. К тому же он подозревал, что вечно кривящийся от слова «романтика» брат неравнодушен к супруге Олафа.

— Вот не надо подначивать! Я и так весь извелся уже, — признался Сет. Слишком много эмоций он испытывал к этой человеческой семье, и многие из них были слишком противоречивы и мучительны. Впустить кого-то к себе в комнату, да еще и на месяц. А учитывая действительно не самое крепкое тело малышки, может и на более длительный срок, стоило ему дорого. Но решение он принял, и отступать был не намерен. Было среди миров нечто поважнее его собственного комфорта.

Какое-то время люди ели, вампиры пили, Флаум переводил взгляд с одного угрюмого лица на другое, пока ему это не надоело. Запрыгнув сначала передними лапами на колени к Сету, стащил с него венец и стал носиться по комнате, сшибая все вокруг. Сет с Джастином, чертыхаясь, опрокидывая кружки и книги, начали его ловить, заражаясь его весельем. Герда засмеялась, выплескивая смехом и слезами накопившиеся страхи. Олаф тоже проникся общим настроением, но у него по-прежнему было слишком мало сил.

Когда Флаума удалось угомонить, общими усилиями попытались вернуть порядок в воцарившемся в комнате хаосе. Настроение было приподнятым. За уборкой стали вспыхивать разговоры о разных, чаще забавных случаях из жизни. О чем-то тяжелом ни говорить, ни думать не хотелось. Приятели просто наслаждались обществом друг друга и теплым солнечным деньком.

Когда пришло время расходиться, каждый думал о своем. Флаум просто был рад, что удалось вытащить друзей из пучины уныния. Олаф не успел толком ни о чем подумать — вырубился почти мгновенно, стоило только обратно прилечь и прикрыть веки. Джастин несколько досадовал, что вновь поползут гнусные слухи. За Олафом надо было присмотреть — не отправлять же его к отцовской стае в таком состоянии. Адела мирно спала на руках у матери, мало заботясь о происходящем вокруг. Переживать ей было некогда — нужно было окрепнуть, и на это организм тратил все свои силы, из-за чего спала она довольно крепко и часто. Герда же размышляла, в действительности ли им теперь ничего не угрожает, и оставалась собранной.

Сет пытался мысленно настроиться на то, что придется смириться с посторонними в комнате. Одно радовало — Герда ему нравилась. А раз так, времяпровождение могло стать интересным. Ему предстояло коротать вечность, выполняя приказы отца. Стареть и уж тем более окончательно умирать Князь явно не собирался. Покушения на них двоих иногда совершались, и все проваливались. Регенерация как-то даже смогла справиться с почти отрубленной головой, прирастив ее на место, так что быть в подчинении у Отца он настраивался на многие века вперед, считая его и себя неуязвимыми.

В тот день он не предполагал, насколько сильно ошибался.