Советы Богу бесплатное чтение

Пролог

«Знаешь? Чем лучше я узнаю этот мир, тем больше понимаю, как ты несовершенен в своих решениях. Сколько ошибок ты совершаешь. Чем ты руководствуешься? Зачем столько лишнего? Ведь можно делать иначе, делать так, чтобы мир становился лучше, исправлять огрехи.

Я понимаю, как велики масштабы твоей ответственности, что невозможно все сделать хорошо, чтобы каждый Человек был доволен. С этого дня тебе станет легче. Я начну с простой уборки. Нет! Везде убрать грязь будет сложно, но начинать надо с того, что тебя окружает. Если каждый Человек приберется рядом с собой, то и мир станет чище. Рабочий стол, который долго не протираешь, обрастает пылью и превращается из инструмента в мусор, но стоит хорошенько пройтись тряпкой, и снова можно созидать. Есть люди, как окалина на металле, которую надо вовремя заметить и избавиться, чтоб не нарушить работу всего механизма.

Стоя на Горе я смотрю на город внизу. Он, как гигантское млекопитающее, тяжело дышит, неповоротлив, ему тяжело кормить своих детей, он оброс массой ненужных организмов. Ему просто необходима помощь. И если у тебя с этим возникают проблемы, то я помогу тебе и ему.

Я начинаю».

1

Ветер гонял морской воздух по лабиринтам улиц, смешивая его со смогом печных труб и выхлопом автомобилей, чьи хозяева решили сегодня выехать пораньше. Казалось, что ветер забавляется странной игрой, раскидывая мусор из урн по тротуарам и лужайкам, хлопая незапертыми дверьми подъездов и пытаясь сбить с крыш остатки шифера.

Осенью сильные ветры – типичное явление, их приносят с собой шторма, заходящие в залив, на берегу которого расположилась областная столица. Город Береговой недавно отпраздновал свои сто пятнадцать лет со дня основания и по праву считался лучшим местом для проживания трех сотен тысяч жителей на территории Северской области. Небольшой городок, зажатый между сопками и морем, с продуваемыми распадками небольших речушек и одиноко стоящей на окраине ТЭЦ, к которой несколько раз в неделю от порта по узкоколейке бегал небольшой состав, доставляя пищу для вечно голодных котлов. Береговой был обычным провинциальным городом на одном из рубежей нашей большой страны. Кто жил в селах и деревнях, хотели перебраться поближе к нему, а сами же береговчане мечтали о золоте московских куполов, сырости питерских набережных или жарком солнце Краснодарского края. Они хоть и любили свой город, но большинство мечтало переехать в центр и при малейшей возможности старались это сделать или, как минимум отправить учиться туда детей, в надежде, что обратно ребенок будет приезжать лишь в гости.

Полина любила такую погоду, ей нравилось надеть теплую кофту, укрыться дождевиком и гулять в лесу, особенно когда у тебя осенние каникулы и целую неделю не надо ходить в школу. Вокруг шумит ветер, дождь выбивает затейливые мелодии на листьях деревьев, петляет между зарослями кустарников тропинка, ведущая на вершину сопки, которую береговчане гордо называли – Гора. В такие моменты Полина представляла себя путешественницей, покоряющей непролазную глухую сибирскую тайгу. Обычно она выгуливала своих хаски на пустыре за школой, но в такие дни старалась уходить в лес, во-первых, так интереснее, а во-вторых, хаски – это не какие-нибудь там терьеры, им хоть иногда, но надо бегать на настоящей природе.

Вот и сегодня, проснувшись и увидев за окном стихийное бедствие местного масштаба, она решила устроить Тому и Джерри лесную прогулку, чтоб они хоть на пару часов почувствовали себя героями романа Джека Лондона. Когда папа принес ей на окончание седьмого класса двух милых голубоглазых щенков, она почему-то сразу решила, что назовет их дурацкими именами, которые им совсем не подходят, но зато будет очень забавно. Умывшись и наскоро перекусив вчерашними отбивными, Полина оделась, прицепила собакам поводки, сказала маме, что пошла с барбосами в лес, и вышла на улицу. До начала тропинки на гору они добежали за один заход, потомки ездовых собак разделяли любовь своей хозяйки к не совсем приятным погодным условиям и с радостным лаем неслись между домами, гаражами и развалинами бараков, увлекая за собой старающуюся не упасть Полину. Добравшись до леса, девочка сняла поводки с псов, и те рванули вверх по склону. Дорогу они знали, гуляя этим маршрутом, Полина могла не опасаться, что ее оболтусы потеряются или заблудятся в лесу. Обычно она доходила до небольшой смотровой площадки, там смотрела на простирающийся внизу город, иногда перекусывала, взятыми из дома бутербродами и звала собак в обратный путь.

Псов уже не было видно, только иногда слышалась их заливистая перебранка, наверно, решали, кто быстрее бежит в горку. Полина неторопливо поднималась по тропинке, проигрывая в голове сценарий новогоднего представления, которое они со школьным театральным кружком взялись поставить на празднике. Ей отводилось сразу две роли: помощника режиссера и одна из двух главных женских ролей. Они с ребятами еще не решили, кто будет Снегурочкой, а кто принцессой, которую хотят похитить коварные разбойники, прямо с новогоднего бала. Претенденток было две: Полина и Катька из 10-го «Б», Катька была старше ее на год, но не так активно участвовала в работе кружка, поэтому Полина резонно надеялась, что роль принцессы достанется ей. Потому что Снегуркой быть неинтересно, роль хоть и яркая, но небольшая, слов мало, и все внимание отвлечено на Деда Мороза, а принцесса половину постановки в центре внимания, и реплик много, и, самое главное, в конце поцелуй с принцем – Семеном из параллельного класса, над страничкой которого в соцсетях вздыхают большинство девчонок в школе. Нет, конечно, поцелуй должен быть не настоящим, да и занавес закроется до того, как их губы встретятся, но есть же репетиции и вообще, что, просто так, что ли, он ей лайки под фотками оставляет.

Ее не по возрасту грамотное планирование и шум ветра в кронах деревьев прервал собачий вой. До полянки оставалось пройти еще метров двести, и Полина побежала, потому что ее любимцы никогда еще так жалобно не скулили. Раскидывая ногами мокрую пожухлую, смешанную с грязью листву, девочка вбежала на распростертую над городом поляну. Собаки метались рядом с большим, ветвистым деревом, роя лапами землю. Лил дождь. На краю поляны что-то валялось, подойдя ближе, Полина увидела черный штатив, на котором закреплен смартфон. Экран не светился. Псы не прекращали скулить и рычать. Обернувшись на собак, Полина подняла взгляд на дерево, и крик ужаса застрял в ее горле. Вытирая и глотая слезы, она бежала вниз по скользкой тропинке, доставая, непослушными, трясущимися пальцами из кармана телефон. Вслед за девочкой, не переставая лаять, вниз с горы неслись ее сибирские хаски: Том и Джерри.

2

Еще утром, собираясь на службу, Сергей знал, что день будет непростым, он чувствовал, что циклон, накрывший город, принес с собой не только порывистый ветер с дождем, но и очередные неприятности. А интуиция его подводила редко. В том числе благодаря ей он и стал к двадцати восьми годам старшим опером «убойного отдела», а в данный момент являлся еще и временно исполняющим обязанности начальника отделения по раскрытию тяжких и особо тяжких преступлений против личности уголовного розыска УВД Северской области. Будучи на хорошем счету у руководства и имея неплохие заслуги в своей не такой уж длинной карьере, капитан Норвежский все чаще задумывался о смене рода деятельности. Своими мыслями он ни с кем не делился, потому что знал, что его будут отговаривать, говоря о скорой минимальной пенсии по выслуге, о соцпакете и о том, как нелегко сейчас найти нормальную работу с хорошей зарплатой. Также в голове явственно звучал голос Петра Валерьевича: «Давай, давай, в церберы пойдешь, шлагбаум поднимать».

Отца у Сергея никогда не было, он и не знал о нем ничего. Когда был маленьким, конечно, спрашивал у матери, но всегда получал ответ, что так бывает и не все, кто родился мужчинами, могут оправдывать это звание в течение жизни. Главным мужчиной в жизни мальчика Сережи был его дядя, брат матери. Он с самого рождения племянника относился к нему как к сыну и помогал сестре чем только мог. Дядя учил давать сдачи во дворе, обращаться с молотком и отверткой. Он учил пятилетнего мальчишку играть в шахматы, думать за себя и за соперника, что в будущем привело к победе в первенстве города и первому юношескому разряду.

Петр Валерьевич Устинов был лучшим дядиным другом, он служил в милиции и носил на боку кобуру, которая при встрече крала внимание мальчишки. Когда маленький Сережа бегал по дачному участку с пластмассовым пистолетом и гонялся за вымышленными бандитами, он всегда представлял себя старшим лейтенантом Устиновым, который в одиночку борется со всей преступностью мира. Весенне-осенняя охота, рыбалка на горных перекатах, походы в лес на несколько дней – во всех этих занятиях их всегда было трое. Но весной, в год, когда будущему капитану полиции исполнялось четырнадцать лет, он не поехал с ними в горы. В планы на майские праздники вмешалась ангина, и Серега лежал дома, ел малиновое варенье вперемешку с антибиотиками и смотрел по видику старые боевики. С той рыбалки Петр Валерьевич вернулся один. Тело Сережиного дяди через одиннадцать дней нашли в нескольких километрах ниже по течению от того места, где он зашел в реку, чтобы отцепить застрявшую в камнях блесну, и не удержал равновесие. Сильный горный поток не простил ему такой оплошности.

После гибели дяди именно Петр Валерьевич стал для подростка авторитетом и примером для подражания. После одиннадцатого класса Сергей хотел идти в армию, а потом в милицию, но Устинов настоял, что надо поступить в вуз, а уж если так хочется защищать людей от несправедливости, то вуз должен быть юридическим. Когда, уже с придя с дипломом домой, Сергей заявил матери о том, что через несколько дней он все же идет в армию, Петр Валерьевич помог утешить Маргариту Львовну, которая не понимала, зачем выпускнику-юристу нужно год терять в казармах, если можно его пристроить сразу в УВД. Он же, через связи в военкомате, отправил Сергея, как он хотел, в погранвойска, в часть на Курильских островах. Сейчас полковник внутренней службы в отставке Петр Валерьевич Устинов был для Сергея лучшим собеседником, достойным соперником в шахматах и человеком, к мнению которого он прислушивался и часто с ним соглашался.

Как раз его мнения по поводу возможной смены работы Сергей и опасался. И если мать, наверно, будет рада, что ее сын больше не будет ночевать в кабинетах и искать по подвалам бомжей, перебивших друг друга по пьянке, то Петр Валерьевич расстроится и даже, возможно, обидится на своего протеже.

Обруливая криво припаркованные во дворе машины, Норвежский выехал на залитую дождем улицу и, тихо ненавидя погоду, поехал к зданию УВД. На очередном светофоре телефон завибрировал и начал свой короткий концерт: звонил оперативный дежурный:

– Сергей, ты где?

– Через десять минут буду в управлении.

– Вызов. На Горе тело нашли, группа уже выехала. Езжай на первую смотровую.

– Хорошо, – устало ответил Норвежский и сбросил вызов.

Интуиция его не обманула.

– Труп находится в висячем положении, лицом на запад, Ваня, не отвлекайся, записывай, – прикрикнул эксперт-криминалист Вадим Прошин на молодого опера, – чем быстрее все сделаем, тем быстрее поедем сохнуть и греться.

Прошин был самым старшим по возрасту среди собравшихся этим утром на сырой лесной поляне. Ему было за сорок, за свои годы он успел повидать многое: и будни скорой помощи, и медицинскую службу во вторую чеченскую войну. Вадим хорошо выглядел в свои годы. У него была подтянутая спортивная фигура, накачанные руки, что при среднем росте делало его похожим на спортивного гимнаста в расцвете карьеры. Его действия всегда были хорошо продуманными и аккуратными. При этом характером Вадим обладал скверным, на его сарказм и иронию иногда обижались даже близкие друзья. Когда Вадим пребывал в задумчивости, его взгляд становился «на две тысячи ярдов». С Норвежским они были хорошими приятелями, годы совместной деятельности помогли стереться тем шероховатостям, которые мешали нормально работать в первое время. К особенностям характера Прошина Сергей адаптировался и узнал много такого, за что криминалиста можно было уважать.

– Пишу, пишу, – отозвался Иван, стараясь не смотреть на тело.

Когда Сергей поднялся на смотровую площадку, там уже работала оперативная группа. Мертвое тело было подвешено за руки на большом суку дерева, могучая крона частично прикрывала его от ливня. Спокойное бледное лицо молодой девушки ярко выделялось на фоне окровавленного тела, дождь смыл часть крови, вытекшей из рассеченного горла на короткое изумрудно-зеленое платье. Засохшие багряные потеки стремились вниз по голым ногам, чтобы окрасить пожухлую траву поляны в темные цвета. На вид жертве было не больше двадцати пяти, худая, невысокая, с рыжими волосами, которые, видимо, вчера были уложены в простенькую прическу.

– Кто обнаружил? – задал вопрос Сергей, окидывая взглядом поляну.

– Девочка. С собаками гуляла, поднималась, откуда ты пришел, – ответила дежурный следователь Валентина и показала раскрытым зонтом в направлении лесной тропинки, – они и разрыли землю под телом, кровь учуяли.

– Дома уже?

– Да, мать успокоительным отпаивает. Не задалось начало каникул у девчонки. Я закончила здесь, поеду к ней, опрошу под протокол.

– Напиши сразу, если что-то дельное расскажет?

– Хорошо, – сказала Валентина и пошла через лес к дежурной «Ниве».

Сергей проводил взглядом маленькую фигуру, закутанную в светлый плащ. Валентина Пересветова пару лет, как трудилась следователем, Сергей не очень хорошо знал эту молодую женщину. У Валентины была классическая внешность «серой мышки»: небольшой рост, невзрачная одежда, когда Валя была одета в гражданское, очки с толстыми широкими линзами. Ему она всегда казалась какой-то странной, хотя по работе к ней претензий практически не было, свое дело она знала. Иногда он замечал на себе ее заинтересованный взгляд, но почему-то это доставляло ему дискомфорт, а не тешило мужское самолюбие.

Дождь не останавливался. Порывы ветра раскачивали безвольное тело, как на адских качелях. Город у подножья сопки потихоньку втягивался в начало рабочей недели, вдалеке белым дымом натужно дышала электростанция. Порт был практически свободен от судов, которые вышли на рейд переждать спотыкающийся о волнорезы шторм. Сергей огляделся: эту полянку он знал с детства, сюда мало кто приходил. Это была первая и самая низкая смотровая площадка над городом. Кто хотел красивый вид, те забирались выше. Парочки, желавшие уединения, так вообще съезжали с дороги, которая вела на вершину Горы, и находили скрытые от чужих глаз места. Сюда чаще всего водили малышню из начальной школы в походы выходного дня, идти близко, невысоко. Пришли, чай из термосов попили, фотографии на фоне города и моря сделали и домой. Дети довольны, и учителям мероприятие.

Тело опустили на расстеленный полиэтилен, в котором предусмотрительно сделали отверстия, чтобы импровизированный одр не превратился в бассейн. Рыжие волосы обрамляли молодое восковое лицо. Так девушка казалась еще меньше, как подросток-старшеклассница. Миниатюрная беспомощная фигура, в запекшейся крови. Красивый маникюр на посиневших пальцах, целый – даже не сопротивлялась. Чей-то близкий человек лежал сейчас под натянутым тентом, будто пытаясь проколоть его, а вслед за ним и грозовые тучи острым стеклянным взглядом. В какую-то семью сегодня придет ужасное горе.

«Интересно, кто решил устроить в подобном месте живую иллюстрацию к романам Гранже? – подумал Сергей. – На поляну не заехать, машину надо оставлять у дороги, а это метров сто пятьдесят через лес. Если заходить со стороны домов, где я оставил машину, там и вовсе тропинка, та самая, по которой пришла девочка с собаками. Значит, жертва пришла сюда сама или ее тащили от машины».

– Серега, – крикнул Вадим, – я закончил, остальное надо смотреть на столе, могу сказать, что убили ее здесь, крови много, кроме горла, других повреждений не видно, даже ногти целые. Единственное, на шее точки, похоже на шокер, но точно скажу позднее. Говорю ребятам, чтоб увозили красавицу?

– Хорошо! Больше ничего? Поляна чистая?

– Еще штатив валялся с телефоном, забрали уже. Телефон выключен, разряжен, скорее всего, в бюро разберемся, судя по положению, камера была направлена на тело. Так что, возможно, нас ждет занимательный просмотр.

– Ладно, заканчивай упражняться в остроумии. Завтра к девяти отчет будет? Во сколько ее убили?

– Постараюсь сделать. Часов пять она точно провисела, хорошо, что высоко, живность не обглодала ночью. А комаров, я думаю, она не боялась, хотя какие комары в ноябре…

Сергей подошел к Ивану и взял протокол. Стандартные фразы, замеры, описания. Никаких личных данных жертвы и намеков на следы душегуба.

«Надо потеряшек посмотреть, – отметил для себя капитан. – Девчонка на дереве, горло, собаки, роющие пропитанную кровью землю, как в кино, как в дешевом старом американском триллере. Еще и смартфон на штативе. Ладно, будем решать вопросы по мере их поступления».

Труп уносили в спецтранспорт, дождь не думал останавливаться и всячески пытался помешать людям, размывая и без того скользкие лесные дорожки.

– Ваня, поехали со мной, машина внизу стоит, – сказал Сергей, и они стали спускаться вниз с Горы, по той самой тропинке, где несколько часов назад бежали, радостно лая, Том и Джерри.

3

Дождь смывал с тротуаров остатки опавшей листвы и грязь, забивая ливневки и подпитывая лужи на пешеходных переходах. Редкие лучи зенитного солнца пробивались в прорехи туч, утыкались в невысокие здания и дарили надежду на прекращение небесной вакханалии. Отражаясь от оцинкованных крыш домов и зеркальных окон офисных зданий, преломляясь в струях падающей воды, они создавали причудливый калейдоскоп, играя с цветами радуги и раскрашивая воздух необычными узорами. Можно было представить, что кто-то над облаками играется с детским фонариком, у которого меняются цвета.

Дворники черного «Субару» справлялись со своей работой, четко убирая воду на край лобового стекла. Из колонок в дверях автомобиля приятным голосом Антон Завьялов пел про комнату, еле слышно шуршала печка, наполняя салон теплотой, что было очень нужно после нескольких часов в промозглом лесу. Рабочий день грозил затянуться на неопределенное время, и по дороге в отдел оперативники решили заехать перекусить. Когда информация дойдет до СМИ, пойдет резонанс по всем направлениям, ближе к вечеру проснется Москва и внесет свою лепту в создание ненужной суеты, которая только отвлекает от нормальной работы. С одной стороны, убийства в Береговом не редкость, но чаще всего это бытовуха: пьянки, драки возле клубов и кабаков, заканчивающиеся поездкой в морг для одного или нескольких участников. А тут случай из ряда вон, конечно, пару дней к такому будет приковано внимание людей и журналистов, пока не случится что-то еще: очередной чиновник попадется на взятке, найдут допинг пятнадцатилетней давности у спортсмена, который давно уже депутат Госдумы, или новая трещина в обшивке МКС. В современном мире громкие инфоповоды появляются очень часто, и о таких вещах, как убийство в небольшом городе, через пару дней помнят только родные жертв и полицейские, над которыми довлеет план по раскрытию.

Сергей заказал себе суп и второе, Иван ограничился пловом и чаем с блинами. Заказ ждали молча, проглядывая ленту в телефонах. Бар «Скучающий Ключник» был относительно новым и довольно уютным, удобное расположение почти на середине пути от дома до работы не оставляло шансов Сергею не стать его постоянным клиентом. В интерьере заведения преобладала мореная древесина, удачно сочетающаяся с матово-серыми металлическими конструкциями. Мебель из массива дуба и сосны, гостеприимные кресла и резная барная стойка. Ненормированный рабочий день и отсутствие хозяйки в доме неблагоприятно влияли на рацион и частоту питания капитана Норвежского, поэтому вкусные обеды и изредка ужины в «Ключнике» сильно облегчали его жизнь. Еще одним немаловажным фактором частого пребывания в этом заведении была бармен Александра. Миловидная брюнетка с похожими на угольки черными глазами и открытой доброй улыбкой с первого взгляда обратила на себя внимание Сергея. За несколько недель ее работы в баре у них успели сложиться интересные отношения, вроде простое общение, но с постоянной примесью недосказанности и флирта. Сергей заезжал в то время, когда зал был полупустой, а у стойки вообще никого не было, он заказывал себе кофе, и они беседовали на разные темы. Откровением для него стало, что девушка безумно любит футбол, следит за ведущими чемпионатами и матчами сборных, болеет за «Ливерпуль» и мечтает посмотреть мерсисайдское дерби с трибун «Энфилда». Он в юности тоже был заядлым болельщиком, ходил на матчи местной команды и периодически пинал мяч с друзьями на школьном стадионе. Сейчас он следил за главной игрой с мячом значительно меньше, но основные события знал. Один раз он позвал Сашу в кино, но за два часа до сеанса его срочно вызвали на службу, и романтический вечер сменился копанием в бытовке рыболовного стана, рядом с которым лежал сторож с проломленным затылком. На этом попытки перейти на более близкий уровень общения Сергей временно прекратил, чем, как ему показалось, расстроил симпатичную барменшу.

Еду принесли, ребята принялись за обед. По телевизору на стене шли новости местного канала, звук был выключен, но по титрам было ясно, что ведущий рассказывал, как проходит циклон, как хорошо с ним справляются коммунальные службы города, потом пошел репортаж про ремонт одной из улиц, чиновник из городского департамента ЖКХ с печальным лицом рассказывал, как из-за недобросовестных подрядчиков он третий год не может закрыть вопрос с двухсотметровым участком проезжей части в частном секторе города. Сергей закончил с супом и принялся за фаршированные перцы, вполглаза поглядывая на пейзажи ремонтируемого частного сектора, где люди три года ходят по грязным обочинам вместо нормальных тротуаров.

Расплачиваясь по счету, набирая пин-код, Сергей мельком взглянул на телевизор, и пальцы застыли над зеленой клавишей терминала оплаты. На экране была рыжеволосая девушка, только вместо зеленого в крови платья были джинсы и кожаная куртка-косуха. Она улыбалась и нагло смотрела на немногочисленных посетителей «Ключника» с фотографии с надписью: «Внимание!!! Розыск!!!».

Пока они ехали до отдела, Ваня в интернете нашел довольно много нужной информации. Все-таки современные технологии и желание самих людей быть публичным сильно облегчают работу сотрудников полиции. Раньше, чтоб собрать хотя бы первоначальную информацию о человеке, надо было перелопатить архивы, анкеты, собрать показания соседей и коллег. Сейчас человек сам рассказывает про себя почти все со страниц соцсетей. А если он ведет активную жизнь в сети, тогда с его профилей можно очень близко к реальности воссоздать ту часть его жизни, которую он выставляет напоказ и хочет, чтоб окружающие судили о нем именно по этим постам, твитам и влогам.

– Зинаида Бокова, она же @ofeliya69, двадцать четыре года, не замужем, детей нет, довольно известная в молодежной тусовке личность, – Ваня рассказывал то, что сумел найти, участникам срочно собранного оперативного совещания.

Установив личность жертвы, Сергей решил не ждать завтрашнего утра, а объединить всю информацию сейчас, криминалиста звать не стали, так как данных вскрытия еще не было. Проще завтра с утра самому съездить в бюро, забрать заключение и послушать выводы Вадима. Поэтому сейчас в кабинете сидели они с Иваном и следователь Валентина, которую «обрадовали» новостью, что это дело будет вести она.

– Отсмотрев ее контент, можно сделать вывод, что человеком Зина была не самым приятным. Самолюбование, глупые рассуждения на злободневные темы вперемешку с видеороликами, на которых она ругается с продавцами или унижает пожилую операторшу в почтовом отделении, хамское поведение и стандартные фото с новыми гаджетами на фоне фотостен клубов и лобби ресторанов, задница в стрингах и грудь, прикрытая рукой, – продолжал Иван.

– И как много людей готовы смотреть такое? – устало спросил Сергей.

– Оказывается, немало, у нее больше тридцати тысяч подписчиков, и под многими постами куча одобрительных комментариев.

– Ладно, чем она еще знаменита в узких кругах?

– Особо ничем. Провокационный контент, который на самом деле довольно однообразен, правда, в последнее время в ее видеоблоге стали появляться ролики в стиле расследований, со скидкой на то, что это делала молодая девушка, с девятью классами образования, которая даже в описании к собственным постам допускает орфографические ошибки.

– Прям расследования? – в наигранным изумлением спросила Валентина.

– Не такие, как ты подумала. – Ваня потер подбородок. – У нее в этом стиле два ролика, один про измену парня подруги и как она его хитро на этом поймала, по ее мнению. И второй про ночной отдых каких-то двух мужиков в компании самой Зинаиды и ее подруг. Мне сложно судить про ажиотажность этих историй, я не в теме особо. Надо поговорить с ее окружением, тогда ее личность станет яснее.

– Тебе и карты в руки. – Сергей повернулся к следователю, он делал какие-то пометки на листе бумаги. – Валя! Что говорит девочка?

– Ничего, что могло бы нам помочь, – ответила она. – Гуляла с собаками, они побежали вперед, завыли, она за ними. Увидела висящее тело и убежала, позвонила матери, та уже в дежурку и побежала навстречу дочери. Девочка, слава богу, не разглядела жертву и подумала, что там обычный висельник. Больше ничего и никого не видела. Показания я оформила, они в деле.

– Ясно. Завтра с утра заеду к Вадиму за заключением и узнаю, что там с найденным смартфоном. Ваня, на тебе круг общения убитой, учитывая ту информацию, что у нас есть, к своим двадцати четырем годам у нее легко могли быть недоброжелатели и даже с ножом.

– Есть, товарищ капитан, – браво сказал Иван. – Я не закончил про эту Офелию. Она вчера веселилась в клубе «ГригорьевЪ», после ухода оттуда она пропала. Сегодня подруги раскидали фотку с розыском по сети, откуда она и попала в новости.

– Выясни подробности вечера: кто был рядом, с кем танцевала, с кем уехала и все прочее. Как в учебнике по криминалистике. И почему подруги решили объявлять розыск, когда не прошло и суток с момента их последней встречи?

Сергей остался в кабинете один. Лист бумаги все больше покрывался короткими записями. Когда он узнал больше о личности убитой девушки, у него стало легче на душе. Конечно, полицейский не должен делить жертв на плохих и хороших, искать убийц надо одинаково хорошо, несмотря на то, кого они убили: немощного инвалида или мужика, который после работы, приходя домой и накатив двести граммов, кулаками учит жизни жену и детей. Сергей давно понял для себя одно правило: работая со скотинами по обе стороны их баррикад, главное, самому не оскотиниться. Потому что тогда ты мало чем будешь от них отличаться и рано или поздно станешь совершать поступки, которые нормальные люди считают скотскими. И в этом случае неважно, просто глупой девушкой была эта Зинаида-Офелия, в голове которой не могли формироваться нормальные мысли, ведущие к адекватному поведению, или она целенаправленно творила всю ту дичь, про которую Ванька рассказывал. В любом случае вряд ли она заслуживала того, чтоб висеть мокрой на ветру, истекая кровью из распоротого горла, и того недочеловека, кто так с ней поступил, необходимо найти и как можно скорее. Но все же ловить убийц жертв, которые были хорошими людьми, всегда сложнее: чувствуешь большую ответственность перед самим собой, что ли. Видимо, Сергей был не таким уж хорошим сыщиком, ему стало легче. Норвежский скомкал исписанный лист и метким броском отправил его в урну.

4

Странно, но СМИ до сих пор не пестрели заголовками об утреннем происшествии, видимо, никто из коллег еще не успел продать информацию акулам пера, да и Москва подозрительно молчала. Сергей ехал в бар, он не был голоден, просто хотелось еще раз увидеть Сашу. За окном машины неспешно доживали свой век старые покосившиеся деревянные дома на два подъезда и еще крепкие с виду, но рассыпающиеся внутри «сталинки». Обдумывая план работы на завтрашний день, он обнаружил много пробелов, которые должны были заполнить Иван, после встречи с подругой убитой девушки, и Вадим, который должен уже закончить вскрытие и работу с уликами с поляны. Ваня договорился о встрече с близкой подругой Зинаиды, той самой, которая инициировала рассылку постеров о розыске, и вроде как именно она была последней, кто видел Зину живой, кроме ее убийцы. Еще Иван должен был завтра вместе с этими показаниями принести и записи с камер клуба, где в последний раз веселилась убитая. Все это должно было внести ясность в события прошедшей ночи, потому что пока зацепиться было не за что.

В приятном мягком свете выполненных под вид свечей светодиодных ламп множество столиков в зале пустовало. Будний день, да и погода не благоволила романтическим ужинам. Сергей сидел за барной стойкой, пил кофе из большой пузатой чашки и слушал Александру.

– В один момент я поняла, что надо переезжать, хотя бы в Береговой, а потом, может, и дальше, в крупный город. Когда ты ребенок, тебе хватает того пространства, что вокруг, тебя не заботит ни социалка, ни медицина с образованием. Мне, конечно, грех жаловаться, я выросла в нормальной семье, дома всегда была еда, и я не ходила в грязной или несколько раз штопаной одежде, – Саша легко откровенничала о прошлом. – Родители нормально зарабатывали, но и ничего лишнего, роскошного мы себе позволить не могли – «от зарплаты до зарплаты». Но такие вещи понимаешь, уже будучи относительно взрослой. Вот и я лет в пятнадцать поняла, что если останусь, там, где родилась, то в лучшем случае буду также нормально зарабатывать и весь год ждать тринадцатую зарплату, чтоб купить что-то крупное или отложить на отпуск. После школы я поступила здесь на финансовый, закончила и работаю на баре, – рассмеялась девушка.

Прямые до плеч волосы цвета черного оникса подчеркивали немного резкие черты лица Саши. Ее это не портило, наоборот, добавляло в привлекательную и милую внешность наброски строгости.

– Ты же недавно здесь? – отпивая кофе, произнес Сергей.

– Я с четвертого курса подрабатывала в кафе рядом с институтом, окончив и, поняв, что без опыта и связей по специальности устроиться нереально, а деньги нужны, осталась работать там же. Вообще, мне нравится моя работа: общение с людьми, всегда в коллективе. Может, когда-нибудь и стану бухгалтером или экономистом, но сейчас мне нравится то, чем я занимаюсь, юношеский максимализм, видимо, угас. А потом меня позвали в «Ключник», и я рада, что согласилась. Тут и контингент посетителей другой, и зарплата выше, чаевыми тоже не обижают. Так что я хоть чуть-чуть, но оправдала желание себя пятнадцатилетней о другой жизни. Мне повезло, что с жильем нет проблемы, я живу в бывшей бабушкиной квартире, она умерла давно, пока я была маленькая, квартиру сдавали, а когда я приехала учиться, то поселилась в ней. Так что я невеста с приданым, – вновь засмеялась Саша, и отчетливо проявились ямочки на слегка покрасневших щеках.

– Тут мы похожи, мне квартиру дядя оставил, он жил без семьи и сильно меня любил, был мне вместо отца, а когда он погиб, оказалось, что по завещанию квартира моя. Как из армии пришел, так и решил, что пора жить самостоятельно. Так что я тоже завидный жених, – улыбнулся Сергей.

– Ты сегодня уставший какой-то, день непростой?

– В моей работе вообще простых дней не бывает. Знаешь, я с детства хотел быть милиционером, ловить бандитов и участвовать в захватывающих погонях. Романтика. Но уже во время прохождения практики в институте я понял, как далеки друг от друга представления ребенка и реальность. Нет, меня не отпугнуло то, что я увидел, как на самом деле служат люди в погонах, просто понял, что надо менять собственные ожидания от будущей профессии. Но сейчас, после почти семи лет в полиции, я стал задумываться об уходе. Не из-за сложностей или грязи, с которыми сталкиваешься на местах преступлений. Меня разочаровывают люди, причем как с одной, так и с другой стороны.

– Еще кофе?

– Да, пожалуйста. С одной стороны, много коллег, которые пришли не за наведением справедливости и уменьшением количества злодеев, а за властью, связями и взятками. Которых больше интересует, какое вознаграждение ему может негласно дать потерпевший, чем где найти того, кто ограбил этого человека, – Сергей начал заводиться, голос стал громче. – Когда пьяные машут корочками перед водителем, в машину которого они только что врезались. И повсеместная круговая порука, ведь на поверхность выходят только самые дикие случаи так называемого полицейского беспредела, а большая часть утаивается, дела «спускаются на тормозах», и в худшем случае виновнику грозит увольнение по собственному или незапланированный выход на пенсию.

– Да уж!

– И, с другой стороны, люди, которые из-за того, что один другого не пропустил на дороге, хватаются за биты или травматы. Кухонные ножи между ребрами из-за не поделенной последней стопки. Или школьники, прыгающие толпой на голове «лоха-одноклассника», потому что это будет «круто» выглядеть на видео, которое потом будет гулять по сети. Вот это все и ведет к моральному выгоранию нормальных людей. Кто-то пьет, чтоб подальше отодвинуть реальность, кто-то просто делает вид, что этого всего нет, и говорит, что все хорошо, а то, что плохо, – так это люди врут. А я пытаюсь с этим бороться, в меру своих сил, мозгов и нервов. Но сейчас ресурсы на грани истощения, и я уже некоторое время всерьез думаю об увольнении и кардинальной смене обстановки.

– Уезжать хочешь?

– У меня друг армейский держит хозяйство небольшое, недалеко от Вологды. Свиньи, птица, пасека своя. И давно к себе переманивает. Он расширяется, а одному тяжело, вот и зовет в долю и помощь. Если квартиру продам, как раз там на дом хватит. Вот думаю уже второй месяц.

Сергей допил второй кофе и посмотрел на дернувшийся на стойке телефон. Иван прислал сообщение, что опрос свидетельницы удался, флешка с записями камер тоже у него, что он готов прямо сейчас приехать и доложить о результатах. Сергей ответил, что это терпит до утра, и убрал смартфон в карман.

– Ты во сколько заканчиваешь? – спросил он, глядя в пропасть черных глаз Саши.

– В одиннадцать.

– Я хочу подвезти тебя домой.

– К кому? – засмеялась Саша. Ей очень удавалось быть веселой, она органично и искреннее смеялась. Губы обрамляли красивую ровную улыбку, и при смехе из глаз как будто вылетали маленькие молнии.

Сергей улыбнулся, ему очень нравилось смотреть на эту уверенную в себе молодую, немного дерзкую и очень неглупую девушку.

Они ехали по ночному городу, придорожные фонари разгоняли воздух вокруг себя тусклым желтым светом. Дождь уже прекратился, но ветер порывисто напоминал об уходящем вдаль от города циклоническом вихре. «Теплый воздух от крыш», подгоняемый Галаниным, сопровождал их в пути до Сашиной квартиры, которая располагалась в одном из спальных районов города и навевал мысли о лете, о горячем песке, теплом море и сладкой клубнике, которую бабушки продают на рынках и рядом с остановками.

– Поднимешься? – спросила она, положив свою ладонь на его запястье, когда машина остановилась возле подъезда панельной пятиэтажки.

– Не сегодня, боюсь омрачить впечатление, день и правда был не из лучших.

– Надеюсь, дальше у нас будут только хорошие дни, – сказала Саша.

– Конечно, – ответил он и коснулся ее губ своими.

Окна Сашиной квартиры остались позади, в них только что загорелся свет, Сергей вел свой «Субару» почти на автопилоте. Голова жила своей жизнью, в ней яркими всполохами сменялись картинки: закрытые глаза, наслаждающейся поцелуем Саши; лежащее на покрывале, мокрое от дождя и крови тело Зины Боковой; собаки в сыром лесу, копающиеся в окровавленной земле; чашка с дымящимся кофе на барной стойке.

Сергей четыре раза глубоко вздохнул и сосредоточился на мокрой дороге. Подъезжая к своему дому, он понял, что весь путь до дома с его лица не сходила довольная и, наверно, немного придурковатая улыбка. Улыбка человека, у которого очень хорошо на душе.

Сергею не спалось. Прокручивая в голове события прошедшего дня, он, лежа на диване, смотрел на мерцающие фонари за окном. Ночной сонный воздух принимал в себя все, даже самые незначительные звуки и быстро разносил их по скудно обставленной однушке капитана Норвежского. Сергей не был скрягой, получал по меркам Берегового нормальную зарплату и вполне мог себе позволить постепенно заполнить бывшую дядину квартиру мебелью и техникой, но не видел в этом смысла. В быту он был рационален, только необходимое и только то, чем он точно будет пользоваться. Единственным, что выбивалось из этих правил, была огромная кровать с хорошим качественным матрасом, ее Сергей предпочел раскладному дивану. Потому что всегда хотел, чтобы в его жилище было такое спальное место, большое и комфортное, чтоб не просыпаться с утра с одеревеневшей спиной или больной шей. Да и немногочисленные девушки, которые оставались на ночь, тоже по достоинству оценивали слабость Сергея в отношении к мягкой мебели.

Два семнадцать показывал светодиодный экран настольных часов-будильника. Сергей зашел на кухню и включил кофемашину. Кофе никогда не бодрил его, ему просто нравился его горьковатый вкус. Сев за стол, он открыл ноутбук и стал проглядывать сетевую активность Зины-Офелии. Фото с подружками, какие-то мутные розыгрыши-лотереи, видео с вечеринок, ночных поездок на машине и тупых пранков. Философские размышления в тексте выглядели нелепыми и никак не соответствующими образу девушки, а местами и откровенно глупыми. В видеоблоге последние два ролика выбивались из общего потока бреда и глупости. Первый ролик на протяжении двадцати с лишним минут представлял собой запись, сделанную на телефон, так, чтоб никто этого не заметил. Суть была в том, что Зина, сидя за столиком в кафе, предлагала сидящему напротив парню устроить ей интересный и нескучный вечер, а она в свою очередь в долгу не останется. Но, как было ясно из подводки к видео, парень был в отношениях с подругой Зинаиды, и весь этот спектакль был затеян девушками для проверки его нравственной устойчивости. И, когда он согласился развлечь Зину предстоящей ночью, внезапно подошедшая к столику «обманутая возлюбленная», не стесняясь в выражениях, объявила ему о том, что проверку он не прошел и может больше не удостаивать ее своим вниманием. Второе видео было коротким и динамичным. Оно рассказывало подписчикам канала о том, как двое мужчин отдыхают в ночном клубе, в компании трех молодых особ, одной из которых была Зинаида. Ребята, будучи в изрядном подпитии, рассказывали, как они успешны в делах и как любят тратить деньги на нимф и алкоголь, намекали на возможность легко достать субстанцию, называемую в народе «Первым», и все в таком духе. Обещание катать девчонок по рассветному пляжу на купленном недавно «Крайслере» как бы говорило зрителям о далеко идущих планах мужчин на остаток ночи. Мотив для съемки второго видео был Сергею неясен, так как ролик заканчивался ничем, никаких выводов или разоблачений не было.

Вряд ли весь этот «сам себе режиссер» мог быть поводом для распятия молодой, пусть и не самой умной девушки в дождливом лесу. Хотя в современных реалиях Сергей не удивился бы и такому.

Он допил кофе, пошел в комнату и лег на кровать. Закрыв глаза, он вспомнил Сашу, ее глаза, вкус губ и запах волос. Как она смотрела на него, улыбаясь с хитринкой во взгляде. Ему стало легко и хорошо, как в детстве, когда на тебе нет ответственности. Тебя накормят, оденут и отведут в детский сад, где целый день можно играть и гулять, не думая о каких-то там проблемах. Жаль, что это беззаботное время люди начинают ценить, уже став взрослыми.

Утро встретило Сергея трелью лесных птиц из будильника, стоящего на прикроватной тумбе и скромно заглядывающим в окно солнцем. Норвежский брился, он смотрел в зеркало и нравился себе. Будучи подростком, он почему-то считал себя некрасивым, ему никто об этом не говорил, девочки почти всегда отвечали ему взаимностью на нехитрые юношеские ухаживания, но Сергей думал, что это не из-за внешности, а просто так, само собой. Он же веселый прикольный пацан, а внешность не главное. Особенно для мужика. Потом, когда девочек сменили девушки, он понял, что все-таки, наверно, является довольно привлекательным для противоположенного пола. Рост выше среднего, темные короткие волосы, всегда начисто выбрит, а небольшой шрам на подбородке только добавлял мужественности. Сергей с детства делал зарядку и старался так или иначе заниматься спортом. Сейчас, конечно, времени на зал не хватало, но дома был минимальный набор спортивных снарядов, состоящий из пары гантель, скамьи и турника, трансформирующегося в брусья. На телефон пришло сообщение. Если бы что-то важное, то был бы звонок, а так можно не отрываться от ежедневных утренних ритуалов.

Сергей откусил за раз почти половину бутерброда и просмотрел мессенджер, в нем было одно новое сообщение: «Если вечер свободен, могу дать тебе шанс на реванш», – гласила надпись на экране смартфона. Это означало, что Петр Валерьевич вернулся с рыбалки и не против сыграть партию в шахматы. Играли они давно, силы были примерно равны, но в последнее время перевес побед был на стороне Устинова, что безмерно радовало его и давало повод на частое упоминание фразы: «Мастерство требует тренировки и никакими подростковыми разрядами не измеряется». Эти подтрунивания, конечно, говорились с любовью и уважением, но все равно Сергей намеревался в ближайшем будущем напомнить, кто из них настоящий шахматист, а кто с друзьями-коллегами от скуки фигуры по доске двигал.

5

– На тело будешь смотреть?

– А надо? Я думал, ты и так мне все расскажешь, – ответил Сергей.

– Ну, мало ли. Соскучился за сутки или еще чего, – прикусывая зубами фильтр сигареты, сказал Вадим.

– Смешно, – без тени улыбки произнес Сергей. – Рассказывай давай.

– Я начну со скучного, самое интересное на закуску оставлю. Подвесили ее еще живую, но без сознания. Следов борьбы и сопротивления нет, зато есть следы от шокера сзади на шее. Покушения на ее целомудренность также не выявлено, так что душегуб наш не сексуального характера. При этом у жертвы был половой контакт за несколько часов до смерти, но, скорее всего, по обоюдному согласию, поэтому, как я уже сказал, следов, характерных для изнасилования, нет. Рана на теле всего одна, она же и причина смерти: разрезано горло, со всеми полагающимися в этом случае сосудами и тканями. Не могу пока понять, чем он резал, но, скорее всего, лезвие закругленное.

– Он на стремянку вставал? Она же больше метра от земли висела?

– А вот тут мы подходим к самому интересному. Телефон, что на штативе был, я зарядил и включил. Ее это трубка, блокировки все сняты, так что проблем не возникло. В нем и есть самый цимес, так сказать. Пойдем к компу.

В небольшом кабинете криминалиста висела тяжелая табачная дымка. Маленький настольный вентилятор не справлялся с наведением свежести в воздухе.

– Ты б окно открыл, дышать нечем! – сказал Сергей, садясь за компьютер. – Самому нормально?

– Сам как думаешь? – затягиваясь, вопросом ответил Вадим.

В папке на рабочем столе моноблока было много видеороликов и фото, Вадим скопировал всю галерею с телефона убитой. Но в отдельную папку «Важное» было перенесено два видеофайла.

– Смотри внимательно, – сказал Прошин.

Сергей навел курсор на первый файл и дважды щелкнул левой клавишей мышки. Съемка велась от первого лица, Зина шла по той самой тропинке, где любила гулять с собаками девочка Полина, дождя не было, но было слышно, как порывы ветра бесстрашно бьют по мембране микрофона. Девушка поднималась к смотровой площадке, довольно приятный голос говорил прямо в микрофон: «Как и обещала, скоро будет “бомба”, сейчас я получу такой инсайд, который в первые же часы выхода видоса выведет меня в тренды. Погода – говно, но ради этого эксклюзива я готова потерпеть. Иду на встречу с человеком, который передаст мне дичайший компромат на одного мажорика, и через пару дней я в новом видео растопчу его в пыль». Вся эта фраза была сказана веселым, бравадным тоном. Зина вышла на поляну, и в кадре замелькали огни ночного города. На этом видео заканчивалось.

Сергей молча включил следующий ролик. Дождя все еще не было. В темном кадре, вспышка не была включена, хорошо было видно тело девушки, безвольно висящее на тонких связанных руках, на веревке, перекинутой через толстую ветку дерева, голова свешивалась на грудь. Луне приходилось сильно напрягаться, чтоб осветить смотровую площадку сквозь бежавшие тучи. Зина стала приходить в себя, в темноте не было видно выражение лица и открыты ли глаза, по ее движениям было ясно, что она не понимает, что происходит. Стало темнее, видимо, туча перекрыла поток лунного света, и Сергей инстинктивно придвинулся ближе к экрану. Сбоку в кадр, спиной к камере, вошел человек, он был в темной одежде, с капюшоном на голове, подойдя к девушке и действуя четкими, отточенными движениями, без какой-либо суетливости, одной рукой взяв жертву за голову, другой одним быстрым рывком перерезал молодой интриганке горло и так же, спиной к камере, вышел из кадра. Кровь хлынула густым потоком, тело сотрясали посмертные конвульсии. Это были последние мгновения жизни Зинаиды. И тут мертвая девушка внезапно взлетела вверх. Сергей дернулся от неожиданной перемены в кадре, но сразу догадался, что убийца натянул до конца веревку, к которой привязаны руки Зины.

– Телефон снимал, пока не села батарейка, – сказал Вадим, – с фантазией товарищ попался, надо остановить поскорее этого Хичкока, а то вдруг он решит еще наснимать блокбастеров.

– Там еще есть что-нибудь?

– Нет, потом дождь пошел и тело на ветру качало, он больше не появлялся. Штатив упал, подмыло почву под опорой.

– Что еще в телефоне?

– Ничего интересного, как у всех. Я фото и видео глянул, стандартный набор. Контакты – это уже ваша забота. Из примечательного: фотка на главном экране, ДТП какое-то. Странно такое видеть на телефоне молодой девчонки. Я в отчете все указал, сами разберетесь.

– Хорошо. А по поляне что? Штатив?

– Палка чистая, как и телефон, даже ее пальчиков нет. На земле тоже нет следов, они туда до дождя пришли, а потом ливень, собаки… Убили ее с трех до пяти утра, а трахалась она часов в двенадцать ночи, плюс-минус. Вроде все.

– Спасибо, скинь мне это все на флешку, да я поеду.

– Давай, – Вадим вдавил окурок в пепельницу.

Ваня весь сиял от удовлетворенности проделанной работой. Он служил в полиции немногим больше года, но быстро вникал в суть дела, не отлынивал от неизбежных переработок и если пока не на опыте, то на молодом энтузиазме вытягивал многие дела. Его наивное, мальчишеское лицо в сочетании с двумя метрами роста и телосложением молодой березки, часто служили ему плохую службу при исполнении служебных обязанностей. Учитывая, что голову молодого опера покрывали густые светлые кудри, выглядел он недокормленным ангелом-переростком. Чтобы быть мужественнее, пару месяцев назад Иван решил отрастить если не бороду, то хотя бы густую щетину и удвоить количество занятий в ведомственном спортзале. Сергей ценил вклад Ивана в общее дело и не боялся доверять ему различные поручения, он быстро понял, что Ваня находится на своем месте и в дальнейшем может дослужиться до высоких чинов и званий, если, конечно, грамотно обойдет жернова системы, которые многих подающих надежды ментов сломали и выплюнули на обочину жизни.

Опросив подругу убитой, Иван узнал, что в вечер перед гибелью они отдыхали в «Григорьеве», который считался самым пафосным местом ночной жизни города. Пришли туда вдвоем, довольно рано. Там познакомились с двумя парнями, с которыми и продолжали вечер. Зина не пила и поделилась с подругой секретом, что у нее назначена встреча на два часа ночи с человеком, который должен передать ей какие-то компрометирующие материалы на какого-то паренька, естественно, за вознаграждение.

– Там, как я понял из рассказа, классический пример золотой молодежи в самом плохом понимании этой фразы, – пояснял Иван, – когда-то они с Зинаидой что-то не поделили в сети и это вылилось в перепалку в комментариях под одним из ее постов. Поэтому она давно хотела, сейчас будет прямая речь: «Облить мажорика говном на массах».

Подруга ничего не знала о таинственном информаторе Зины, но ее удивило странное время встречи – ночью. Блогерша ее успокоила, сказав, что человек просто работает в ночную смену и ему удобнее так. Про место встречи девушка не говорила и, вообще, много на эту тему не распространялась. Зато знала она сумму, которую Зинаида должна была заплатить за компромат, – 150 000 рублей. Сумма, по меркам Берегового, некрупная, но и не маленькая. Три-четыре средних зарплаты по городу.

– Поэтому Зина и не употребляла алкоголь, чтоб на встрече быть со «светлой головой», – продолжал молодой оперативник, – однако это не мешало ей расслабляться, веселиться и танцевать в компании новых знакомых.

Дальше, по словам свидетельницы, около полуночи Зина с одним из парней уехала из клуба кататься, и больше она ее не видела. Она звонила Зине около половины второго, та была в хорошем расположении духа и беспокойства не высказывала. А когда утром не смогла до нее дозвониться, потому что телефон был не в сети, заволновалась. Когда Зинаида и к полудню не вышла на связь, то она обратилась в местную поисковую группу с просьбой начать розыск, те в свою очередь сделали постер и раскидали по группам и сочувствующим СМИ.

– Надо найти этих ребят из клуба и выяснить, что это за мальчик-мажор, – задумчиво сказал Сергей. – И нет ли у него папиной «Волги».

– Почему именно «Волги»?

– Да это я сам с собой, песня есть такая. Из прошлого века, – Сергей прокручивал в голове новую информацию.

– Понятно, – протянул Иван. – Ну, с парнями-то проблем меньше, на записи с камер видно машину и их лица, это дело техники. А вот мажора надо искать по переписке Зинаиды и оттуда уже копать.

– Согласен. Ты записи с камер скинул в компьютер?

– Да. Тут еще такое дело. Вряд ли это имеет прямое отношение к нашему делу, но факт примечательный.

И Ваня рассказал, как он решил пробить убитую блогершу по базам и выяснил, что девять лет назад Зинаида с друзьями угнали машину. Гоняли по городу и на пешеходном переходе сбили дедушку с внучкой. Дед умер, а девочка осталась инвалидом, с травмой позвоночника. Их задержали очевидцы, машина после наезда врезалась в газетный киоск. Вся компания была под изрядной долей алкоголя. В итоге сел только один парень, самый старший из них и на тот момент единственный совершеннолетний. Два года колонии-поселения, которые выглядели как насмешка над ситуацией. В ходе следствия подростки говорили, что именно Зина захотела покататься и она же управляла автомобилем, но парнишка взял все на себя и на два года получил постоянное местожительство.

– Не редкая история в наше время, – Норвежский решил не придавать этой истории большого значения, но для очистки совести отработать, конечно, стоило, – надо найти родственников пострадавших, мало ли.

– Я поищу детали, но кадр именно с этого ДТП был установлен на главном экране ее смартфона, я сравнивал, – сказал молодой опер, садясь за рабочий ноутбук, – вот записи с камер «Григорьева». Смотри, мужчина с Зиной садятся в «Ягуар» и выезжают с парковки. Сейчас запись из зала покажу, там лица хорошо видны.

– Давай, – лицо Сергея стало напряженным, – но я и так знаю, чья это машина.

6

Максим Березин, двадцати девяти лет от роду, спал в своей квартире, в одном из элитных жилых комплексов города. Солнце, находящееся почти на вершине небосвода, не прекращало тщетных попыток проникнуть через высокие панорамные окна двухуровневой квартиры на последних этажах построенной в стиле hi-tech высотки. Но плотные темно-зеленые шторы стояли на страже покоя хозяина квартиры и не давали ни малейшего шанса солнечным лучам потревожить его безмятежный сон.

Жизнь у Максима был не такая легкая, как казалось многим окружающим. С одной стороны, про него можно было сказать: «родился с серебряной ложкой во рту», хотя, если точнее, этой «ложкой» он обзавелся уже в более зрелом возрасте. Родился он на стыке советской и российской эпох в семье водителя самосвала и врача-хирурга. Это была обычная рабочая семья – «как все». Отец работал вахтами на угольном разрезе в восьмистах километрах от города, мать была сначала хирургом, а впоследствии заведующей хирургическим отделением детской областной больницы. Жили нормально, Максим неплохо учился в школе, не без успеха занимался плаванием и втайне мечтал о спортивной карьере и блеске олимпийских наград.

Жизнь сделала крутые повороты в год, когда мальчику исполнилось четырнадцать лет, сначала в хорошую сторону: мама Максима стала главным врачом детской областной больницы, что влекло за собой существенное увеличение семейных доходов и обрастание полезными связями. А потом в их семью пришла боль. В один из апрельских дней его с урока биологии вызвали к директору школы, в кабинете, которого боялись все ученики, его ждала мама с красными, опухшими глазами. Утром на угольном разрезе произошел обвал породы, и груда тяжелой глинистой земли вперемешку с булыжниками накрыла бытовку. Под завалом оказались четыре человека, среди которых был отец Максима. Жена и сын тяжело переживали гибель родного человека.

Через три года жизнь подкинула еще неприятностей, и не в одну семью. В детской больнице произошел несчастный случай: из-за путаницы с лекарствами пострадали семеро детей, четверо погибли, трое остались инвалидами на всю оставшуюся жизнь. Как часто бывает, реального наказания никто не понес, матери Максима пришлось уволиться, заместителю министра областного здравоохранения вынесли выговор, и на этом наказания закончились.

Виктория Сергеевна Березина долго без дела не оставалась. Она открыла частную клинику «Гармония здоровья», которая за прошедшие тринадцать лет трансформировалась в крупную медицинскую сеть, включающую в себя кроме стандартных услуг еще косметологические кабинеты и полный комплекс стоматологической помощи. ООО «Гармония» приносило высокий постоянный доход и пользовалось хорошей репутацией у горожан. Правда, недоброжелатели говорили, что добиться этого мать Максима смогла не без помощи человека из областной власти, с которым ее связывали не только деловые отношения. Но вокруг успешных людей всегда витает много слухов и сплетен.

Все эти жизненные коллизии вывели Максима во взрослую жизнь обеспеченным молодым человеком, материальные желания которого удовлетворялись с умопомрачительной быстротой. Высокий привлекательный парень с фигурой пловца был в центре жизни своих сверстников и, естественно, сверстниц. Всегда был хорошо одет, дорогие часы, гаджеты, он часто был лидером в своей компании, хотя в душе ему не очень нравилось всегда быть на первых ролях. После смерти отца ему постоянно не хватало обычного внимания и материнской теплоты. Виктория Сергеевна многого добилась, и одним из мотивов ее стремлений было как раз желание, чтоб сын ни в чем не нуждался. В этой непрекращающейся гонке за миллионами, связями и авторитетом ей не оставалось времени на общение с сыном. А общения Максиму очень не хватало, и он бы, не задумываясь, поменял бы брендовые шмотки и часто меняющиеся премиальные телефоны на внимание матери, разговоры с ней и ее участие в его жизни. Даже сейчас, будучи взрослым мужчиной, где-то в глубине души он таил детскую обиду на маму за его юношеское одиночество.

Максим был неглупым, хорошо закончил школу и поступил в московский финансовый вуз. Правда, справедливости ради, нужно уточнить, что при поступлении все же помогли те самые немалые доходы ООО «Гармония», но только для того, чтоб из множества абитуриентов, проходящих по баллам и успешно прошедших дополнительные вступительные испытания, выбрали именно его. После окончания университета он, вопреки уговорам матери, вернулся домой. Ему было скучно, как часто бывает с людьми, у которых все есть и которым хватает мозгов не пуститься при этом во все тяжкие. Чтоб развеселить себя, Максим решил заняться каким-нибудь бизнесом, оставаться в столице он не хотел, начинать дело было проще дома. Дома друзья, деловые связи матери и душевный покой. Но если берешься за дело не потому, что очень хочется, а по принципу: «лишь бы не скучать», то часто все заканчивается быстро и грустно. Вот и из бизнес-идей Макса ничего путного не вышло. Сначала была кофейня с кальянами, которая со временем превратилась в забегаловку для шпаны и в итоге закрылась, к радости жителей соседних домов. Потом была автомастерская, но так как Максиму было неинтересно вникать в суть дела, которое он начинал, то и тут все закончилось распродажей оборудования, чтоб оплатить аренду боксов. Делались эти стартапы, естественно, на мамины деньги, что добавляло нервов к и так не самой спокойной жизни Виктории Сергеевны. Она замечала, что Максим изменился, нет, он остался таким же серьезным и говорящим правильные вещи молодым человеком, но при этом она видела, что ко многим вещам он относится безразлично. Поэтому ею было принято стратегическое решение, которое объединило в себе экономию средств «Гармонии» и контроль над занятостью сына. Для Макса сделали должность директора по развитию сети, с солидной зарплатой, свободным графиком и интересными задачами, он поначалу противился, не хотел работать у матери, но со временем успокоился и смирился, а в дальнейшем даже стал предлагать и следить за воплощением в жизнь идей по расширению и укреплению бизнеса Виктории Сергеевны. Мать была довольна.

Спал Максим крепко, вернувшись домой только под утро из соседнего города, где он почти сутки, без отдыха и не жалея сил и печени, налаживал связи с местными муниципальным властями с целью получения нескольких помещений под будущие филиалы клиники. Снился ему лес, утро на берегу реки, туман расползается между деревьями, нежно поглаживая водную гладь. Он стоял на каменистом берегу и, закрыв глаза, слушал концерт лесных птиц, и было ему хорошо и умиротворенно. Внезапно голоса пернатых певцов перекрыл противно дребезжащий звук дрели. «Соседи, – подумал Максим, – и тут покоя нет». Открыв глаза и оглядевшись, он никого не заметил на берегу, но дрель продолжала атаку на барабанные перепонки. Максим выругался, развернулся и, не удержав равновесие, грохнулся в окутанную туманом реку.

И проснулся.

Теперь уже по-настоящему открыв глаза, он понял, что лежит дома на кровати, а на тумбочке в бешеном танце двигается телефон, оставленный в режиме вибрации. Он посмотрел на экран, сон его был прерван звонком человека, с которым они дружили с детского сада и умудрились остаться близкими друзьями и через двадцать с лишним лет. Звонил его лучший друг – Серега Норвежский.

Говорят, что друг познается в беде, так вот, с этим древним утверждением оба были не согласны. И Сергей, и Максим были уверены, что в трудной ситуации поддержать человека проще, чем искренне порадоваться вместе с ним в моменты счастья. Чтобы без зависти и негатива честно разделить с другом положительные перемены его жизни. Когда семья Макса шагнула вверх от «среднего класса», Сергей был очень рад за друга, потому что большие деньги давали большие возможности. А когда Максим, успешно провалив эти возможности, вернулся в Береговой и увидел, что карьера товарища идет в гору, то и он в свою очередь отнесся к этому без толики зависти, хотя его профессиональные успехи оставляли желать лучшего.

Мягко шурша по неровному асфальту, шины «Субару» раскидывали по сторонам дорожную грязь. Город готовился к зиме, коммунальщики закупали реагенты, от которых таяла не только утренняя наледь на дорогах, но и кузова автомобилей вместе с обувью пешеходов. Садовники закрывали в укрывные саркофаги молодую поросль будущих могучих деревьев в городских скверах. А владельцы шиномонтажных и кузовных автомастерских готовились к ежегодному сезонному увеличению прибыли.

Когда Сергей увидел на экране рабочего монитора знакомую машину, его настроение резко упало. Неплохо начинающиеся расследование дошло до момента, которого он опасался всю жизнь: что одним из фигурантов уголовного дела станет близкий человек. Этого боится любой адекватный мент, что жертвой или подозреваемым станет друг, брат, жена или родители. Конечно, от дела, скорее всего, отстранят из-за конфликта интересов, но на душе от этого легче не станет и от проблем уйти не поможет.

Он дозвонился до Макса не сразу. По телефону не стал ничего объяснять, сказав лишь, что надо срочно обсудить важное дело. Максим, услышав спросонок серьезный тон друга, спорить не стал, и они договорились через час встретиться в азиатском кафе, где делали лучший хемультан в городе.

– Хреновая ситуация, – проговорил Макс после рассказа Сергея о последних часах жизни Зины Боковой, – мне и добавить особо нечего. Меня вечером в воскресенье позвал в этот гадюшник Леня, помнишь, в баскетбол вместе играли как-то? Дома скучно, а утром в понедельник надо было ехать в Холмогорск, вот я и согласился, хотя ты знаешь, что я не люблю такие места. С девчонками этими познакомились, сидели весело, Зина эта с коленок не слезала, хотя коктейли только безалкогольные пила.

– Уехать кто предложил? – спросил Сергей.

– Она. Говорит: «Поехали кататься». Я-то думал, что кататься мы поедем до моего дома, но она в гости ехать не захотела, в гостиницу тоже. По набережной поездили, потом дала мне за ДК бывшим, прям в машине. Я уже отвык от такого, ни душа, ни комфорта. А ей нормально, она вообще в хорошем настроении была, я подумал еще, что, может, под веществами.

– Нет. Ни алкоголя, ни наркотиков в крови. Видимо, так сильно понравился и постарался. А ты ЗППП не боишься, смельчак?

– Смешно, – без тени улыбки хмыкнул Максим, – от ЗППП я предохраняюсь. Затем заехали в магазин, на Кутузова, она воды взяла и батончик какой-то, потом высадил ее возле старого БУМа, как попросила. Время было около двух ночи. Удивился еще, что в таком месте, там до жилых домов метров четыреста топать, и погода начинала портиться.

– Время точно помнишь?

– Сейчас, – Максим стал копаться в смартфоне, – 01:23 списание денег с карты, в магазине я платил. Все, в принципе, я пошутил еще, что она или смелая, или глупая – ночью в таком месте оставаться. И уехал домой, а с утра умчал в Холмогорск, откуда только сегодня под утро вернулся.

– То есть, грубо говоря, с двух ночи и до утра ты был один, и никто этого подтвердить не может?

– Получается так. Охранник на шлагбауме возле дома, может, запомнил. Есть камеры на подземке и в лифте, не знаю только, работают или нет. В телефоне геолокация отмечается. Ну и около девяти утра я уже на трассе был, там камеры тоже есть.

– Ну, девять утра никого и не интересует. Она говорила что-нибудь о себе? Рассказывала, за каким хреном ей надо ночью на окраину города?

– Нет. Говорю же, веселилась и несла всякую чушь про шмотки, лайки и вечеринки. Пустышка, но симпатичная. Вообще оставила впечатление не очень умной девушки. Второй раз я б не стал с ней встречаться. Скучно и предсказуемо.

– Ладно, поехали в отдел. Оформим под протокол твои воспоминания.

Друзья рассчитались по счету и вышли из кафе. Небо над морем было ярко раскрашено закатом. В это время года в Береговом в четыре часа вечера дневное светило уже готовится ко сну и прячется под одеялом облаков за морской горизонт.

– У меня проблемы? – спросил Максим перед тем, как разойтись по машинам.

– Ты последний, кто ее видел живой, причем всего за пару часов до смерти.

– Ну ты-то понимаешь, что все было так, как я говорю?

– Естественно. Я верю тебе, но в любом случае найди хорошего адвоката и постарайся достать записи с камер в доме. Поверь мне, пригодится.

– Не сильно ты подбодрил меня, друг, – усмехнулся Макс и сел за руль своего «Ягуара».

7

Петр Валерьевич Устинов жил круглый год на даче, участок был в черте города, что сильно упрощало логистику жизни пенсионера. Выглядел он максимум лет на пятьдесят, хотя в прошлом году отметил шестидесятилетний юбилей. Пенсионер вел относительно здоровый образ жизни, выпивал редко и под хорошую закуску, свободное время проводил на природе, спортзал ему заменял огород. Загорелое поджарое тело и седой «ежик» на голове в жаркие летние дни на грядках сводили с ума престарелых соседок по участку. В хозяйстве у него была трехгодовалая «Нива», за которой отставной полковник ухаживал и следил, как за родным человеком. Наполированное белоснежное произведение отечественного автопрома обитало в теплом гараже и получало все радости техобслуживания не только по необходимости, но и в обязательном порядке в начале каждого летнего и зимнего сезона. В основном с этим был связан тот факт, что в дальних выездах, маршрут которых часто проходил по лесным, горным и снежным дорогам «Нива», вопреки стараниям производителя, ломалась крайне редко. А внедорожная подготовка автомобиля помогала с легкостью справляться с распутицей и неглубокими бродами по каменистому дну горных рек. Поэтому можно уверенно заявить, что «Нива» являлась полноценным напарником Петра Валерьевича при сезонном отстреле дичи и ловле кижуча и гольца.

На краю массивного деревянного стола стояла большая кружка с горячим брусничным чаем. Сергей хоть и был приверженцем «кофейной секты», но домашний чай старшего друга и наставника очень уважал, тот сам собирал в лесу ягоды, листья и коренья, по-разному их смешивал, настаивал и заваривал. Получалось очень вкусно, а в промозглое осеннее время еще и полезно. Они расположились в больших удобных креслах, каждый у своего края стола, на котором лежала красивая, ручной работы шахматная доска. Она выглядела как произведение искусства. Резные металлические фигуры было очень приятно держать в руках, ощущая их вес и значимость каждой для шахматных баталий. Сегодня мужчины разыгрывали классическую итальянскую партию, являющуюся одним из простых и базовых дебютов.

Мысли Сергея были заняты не только происходящим на доске. Пару часов назад после допроса под протокол был отпущен под «подписку о невыезде» его друг Максим. Следователь Валентина Пересветова не усмотрела причин для задержания, и важный свидетель не перешел в разряд подозреваемых. Максим отправился домой искать адвоката и надеется на благоразумие следственных органов. Потом звонила Саша, и ему было очень непросто сказать ей, что они не смогут сегодня увидеться. Мысли устраивали карусель в его голове и мешали сосредоточиться на партии, он бездарно потерял уже две фигуры и понимал, что, скорее всего, исход поединка предрешен.

Свою лепту в отвлечение от игры вносили и пространные размышления вслух Петра Валерьевича, который не без доли стариковского брюзжания повествовал о проблемах родного края, иногда сужая масштабы до своей улицы. Это был больше монолог, чем беседа за партией в шахматы. Бывший полицейский удивлялся, как недавно присланный Москвой новый губернатор может нахваливать отремонтированные дороги, если оценивает их с борта вертолета, на котором перемещается по области, оправдывая это экономией своего, а значит, и государственного времени. Рассказывал Петр Валерьевич и случаи, которые не дошли до массового потребителя новостной информации, например, как пьяный руководитель местного департамента по экологии за неделю до начала весеннего охотничьего сезона опубликовал в социальной сети видео, где он довольный позирует с убитыми самками уток и ружьем. Видео, конечно, быстро удалили, да и ночью дело было, так что зрителей было немного, но интернет все помнит, и ролик разошелся по мессенджерам. Из местных СМИ только одно решилось на публикацию этой новости, а для федеральных новостных агентств или фигура была мелковата, или хорошо сработала пресс-служба областного правительства, убедив нужных людей в отсутствии смысла раскручивать эту историю. Чиновник, по слухам, отделался неприятным разговором со своим, любящим воздушные путешествия, начальством и отпиской в то самое смелое СМИ, что видео было старым, а аккаунт героя публикации взломанным. Эти истории Петр Валерьевич рассказывал будничным тоном, а по-настоящему распалялся, переходя на более насущные проблемы в масштабах города, а не области. Город уже второй год в период с середины весны по самый новый год задыхался в пробках. Да, это не были многокилометровые пробки, как на Кутузовском проспекте Москвы, но для небольшого городка, вытянутого вдоль моря, где расстояние от края до края не превышало двадцать пять километров, стоять по сорок минут в пробках было дикостью. А причиной этому были перекрытые для ремонта сразу несколько участков автомобильных артерий города. Нет, ремонт – это хорошо и нужно, но ковырять двести метров улицы почти восемь месяцев, именно это никак не укладывалось в голове пенсионера. И такое безобразие происходило уже второй год кряду, он не мог с этим смириться и был вынужден бежать из городской квартиры на дачу, откуда выбирался в центр довольно редко.

Выговорившись, пожилой шахматист убрал с доски ладью Норвежского, заменив ее своим конем, и с довольной улыбкой на лице откинулся на спинку кресла.

– Что-то ты мне не нравишься, – сказал Устинов и отхлебнул горячего чая.

Сергей, понял, что партию уже не вытянуть, и уложил своего короля спать на клетчатом поле. Расслабившись, он рассказал наставнику о прошедших днях, сильно не вдаваясь в детали. Рассказ получился коротким и сухим.

– Совсем народ с ума посходил. Понятно, что Макс тут ни при чем, но защитой ему все равно стоит обеспокоиться, – высказал свое мнение Устинов.

Петр Валерьевич тоже знал Максима давно, мальчишки часто гостили у него, он их брал с собой в лес и на реку. Последние годы он потерял его из виду и знал о жизни парня только из рассказов Сергея.

– Ни следов, ни улик? – спросил Устинов.

– Следов нет, с орудием вопрос, не понимает пока эксперт, чем ей горло перерезали. Из улик, по сути, только телефон жертвы.

– Общая картина-то понятна.

– Это да, показания подруги и Макса, плюс видео это дают понимание последних часов жизни Зинаиды, но не больше. С мотивом тяжело, с одной стороны, с ее образом жизни и занятий, врагов себе могла массу нажить, но чтоб убить! Да еще и выбор способа оригинальный.

– Я уверен, ты разберешься. Психов проверь, осень. Еще партию?

– Нет, спасибо, поеду я, спать хочу. Спасибо за чай и игру.

– Я там тебе гостинец собрал: ягоды сушеные и рыбка копченая, по рецепту дядьки твоего, царство ему небесное. На веранде пакет красный забери и дверь захлопни, не хочу вставать, – с улыбкой сказал Петр Валерьевич.

– А вот за это отдельное спасибо, – ответил Сергей, вставая из-за стола и протягивая руку.

Петр Валерьевич сидел на кресле, он наблюдал, как за окном в свете удаляющихся задних фонарей автомобиля скромно кружится первый ноябрьский снег.

Саша стояла у окна на кухне и смотрела в морскую даль. Шел снег. Первый снег приближающейся зимы. Легкие невесомые хлопья медленно опускались на крыши домов и машин, чтобы превратиться в капельки воды. Красиво и спокойно выглядит снегопад в желтом свете уличных фонарей на набережной. Тяжелые волны, с трудом перекатываясь, наступали на песчаный берег. Она любила вот так просто стоять и смотреть на море, особенно через падающие снежинки или резко бьющие струи дождя. Была в этом какая-то немая мощь природы, ее превосходство над человеком и его попытками эту природу покорить.

Саше по-настоящему нравился Сергей, она обратила на него внимание с первой же их встречи. И, когда заметила, что он тоже проявляет к ней интерес, была рада. У нее никогда не было серьезных отношений с мужчинами, таких, чтобы долгие месяцы, не говоря уже про годы, жить вместе. Чаще всего вся романтика заканчивалась довольно быстро, а дальше они или сразу расходились по своим отдельным жизням, или через недолгое время совместный быт рушил все надежды на долгую и счастливую семейную жизнь. И, если быть до конца откровенной, Саша понимала, что за свои двадцать шесть лет, кроме родителей и их кота Дымка, никого больше не любила. Влюбленности, конечно, бывали, но чтоб сильно, когда все мысли заняты только одним человеком, когда душа рвется наружу, чтоб показать всем, как она счастлива, – такой любви она не знала.

Сергей был не таким, как ее прошлые увлечения. Он сразу показался ей серьезным, самодостаточным человеком, с четким взглядом на жизнь и точным понимаем того, чего он от этой жизни хочет. Эта уверенность очень подкупала Александру в нем. Хоть они общались не очень долго, но рядом с ним она чувствовала себя защищенной и спокойной. Ей хотелось видеть его каждый день, но то ли у него и правда была большая загруженность на работе, то ли она была чересчур самоуверенной.

Саша очень мало знала о его жизни. Он почти ничего не рассказывал ни про то как он живет, ни про свою личную жизнь. Она не знала, был ли он женат, есть ли дети, она даже не знала его фамилию. Зачастую их беседы сводились к пространным рассуждениям или к обсуждению воспоминаний из детства и юности. Сейчас, рассматривая ночную битву снега и морских волн, она отчетливо поняла для себя, что влюбилась.

Уже лежа в постели она с улыбкой вспоминала его пристальный взгляд, приятный убаюкивающий голос и тот единственный нежный поцелуй при расставании вчера в машине.

8

За день рутинной оперской работы Сергей установил два интересных факта. Во-первых, семья, пострадавшая в результате подросткового ДТП Зины Боковой, год назад переехала жить в Подмосковье, поэтому эту линию расследования можно было отодвинуть на второй план, хотя наличие фото с места аварии в телефоне убитой оставляло много вопросов. А во-вторых, была установлена личность парня, желание получить компромат на которого и завело Зинаиду в лес. И личность эта была примечательная – семнадцатилетний будущий выпускник местного элитного лицея был ярким представителем золотой молодежи города. Соцсети наполнены фото и видео брендовых вещей, роскошью салонов родительских автомобилей и убранством загородных домов. И вот тут можно перейти к самой важной детали при описании личности парня – к его отцу. Отец представлял собой депутата городского собрания и являлся одним из лидеров ежегодной гонки налоговых деклараций чиновников Берегового. Пикантности образу депутата добавляло то, что до кресла председателя комитета по экономике он значился авторитетным бизнесменом, владельцем собственного охранного холдинга и нескольких городских торговых центров, а еще раньше лидером местной организованной преступности по кличке Влад. Сейчас сложно уже вспомнить, почему такая кличка была дана Туроняну Глебу Викторовичу, а его про такие детали биографии никто из интересующихся спросить не решался. В настоящее же время доли в торговых центрах были проданы близкому окружению Глеба Викторовича, а хозяйкой НАО «Защита» и всей одноименной охранной структуры с недавнего времени являлась его супруга.

Следуя заветам русских пословиц, яблоко и в этот раз упало недалеко от яблони. Младший Туронян рано понял, что деньги, родительские связи и папин авторитет делают его поступки безнаказанными. Такие выходки, как избиение официанта в кофейни и пьяная езда на одной из маминых машин, оставались без должной реакции правоохранительных органов. Конечно, дома отец устраивал сыну нравоучительные беседы с финансовыми наказаниями, но особого воспитательного эффекта это не приносило, и через некоторое время юный отпрыск авторитетного депутата снова попадал в неприятности.

С погибшей Зинаидой они переругались из-за его комментариев о стиле ее одежды под постом с рекламой какого-то шоурума с китайско-турецкой продукцией легкой промышленности. Он написал, что она нацепила на себя хлам из харбинского секонд-хенда, она ответила, на что похоже его мнение и куда он должен его засунуть, далее шло несколько страниц взаимных оскорблений, и заканчивалось это произведение современного эпистолярного жанра угрозами с обеих сторон, с обещаниями переломанных ног от парня и перспективами освещения личности юного мажора от разозленной блогерши.

Как еще выяснил Сергей, Эдик Туронян жил вне родительского загородного дома. Купленная ему квартира была рядом с лицеем, что, видимо, совмещало в себе и удобство короткого расстояния до места учебы, и зачатки некой самостоятельности, но все же на отцовские деньги. Но все эти детали не очень волновали капитана Норвежского, больше его тревожило то, что на данный момент Эдуард Глебович Туронян становился главным подозреваемым и его надо было вызывать на допрос и хорошенько крутить на события ночи с воскресенья на понедельник. Но, учитывая статус его семьи в различных кругах города, с этим могли возникнуть серьезные проблемы. Сергей прекрасно это понимал. Было принято решение, что Валентина свяжется с матерью Эдика, объяснит ей ситуацию и пригласит их с сыном завтра на беседу, а там уже они с Сергеем будут действовать по ситуации.

Валя рассказала, что адвокат Максима принес свидетельские показания сотрудников круглосуточного магазина и вахтера у дома, добавив к этому записи с камер. Все это указывало на то, что Макс приехал домой в начале третьего ночи и уехал около восьми утра.

Сергей закончил писать отчет и план по оперативной работе на предстоящие дни и позвонил Саше. У нее сегодня был выходной, и они договорились встретиться через час на набережной, в сквере у дома культуры моряков.

Он шел по коридорам УВД и поймал себя на мысли, что чувствует некую удовлетворенность. В деле появилась хоть какая-то ясность и намеки на мотивы случившегося, Макс точно не при делах, и сейчас в этом уверен не только он, но и следователь. Душу грело предвкушение скорой встречи с девушкой, которая в последнее время отвоевывала у работы все больше и больше места в его голове.

Свет фар от проезжающих мимо машин нагло перепрыгивал со стены на потолок – врывался в комнату через оставленные без присмотра штор участки окна. Он соперничал с первыми лучами рассветного солнца за территорию спальни Сергея Норвежского.

Они лежали поверх одеяла и переговаривались тихими, уставшими голосами:

– Я недавно вспоминала свою крестную, как она учила меня маленькую есть конфеты. Знаешь, есть такие конфеты шоколадные «Василек»? – спросила Саша.

– В детстве ел, но мне они не нравились никогда.

– Мне тоже, но крестная предложила необычный способ. Надо отрезать мякиш душистого черного хлеба. Хотя черный хлеб в ее время и сейчас, конечно, разные вещи, – уточнила она, – и на этот мякиш положить конфету. Запивать получившийся бутерброд необходимо только горячим чаем, желательно с мятой. По заверению крестной, это был самый вкусный десерт в ее жизни.

– Гастрономическое извращение какое-то, – сказал Сергей. – Кстати, могу тебя напоить вкусным чаем с ягодами, меня тут угостили дарами леса, но, правда, «Васильков» и черного хлеба нет.

– И не надо, – улыбнулась Саша. – Я даже в таком виде их не очень-то ела, а чай давай пить, тебе же на работу скоро надо будет собираться.

Она встала с постели и распахнула шторы, утренний свет с полным правом ворвался в комнату. Сергей смотрел на стоящую у окна девушку, она, абсолютно не стесняясь своей наготы, потягивалась с кошачьей грацией. Солнечные лучи ласкали ее стройное молодое тело, черные волосы лежали на плечах с милой небрежностью. Саша обернулась:

– Подглядываешь? – игриво спросила она.

– Любуюсь, – ответил Сергей. – Иди ко мне.

Девушка отвернулась от окна и сделала несколько шагов, чтобы упасть в объятия Сергея.

Они сидели на кухне и пили ароматный чай, сдобренный ягодами из гостинца. Пока Саша принимала душ, Сергей сделал нехитрый завтрак из бутербродов с копченым мясом и огурцом и сваренных вкрутую яиц. Пока готовил, он думал о том, что давно в его личной жизни события не развивались так гладко и логично, как-то сами собой, без особых усилий с его стороны. Вчерашняя прогулка по набережной, кофе с пирожными в простенькой кофейне недалеко от старого маяка, ночь, на протяжении которой они не сомкнули глаз. Такая легкость была только в юности, когда эмоции и страсть преобладают над разумом, ускоряя течение времени.

Горячий бодрящий напиток обжигал губы. Саша смотрела на Сергея, как он с аппетитом откусывает бутерброд и запивает его чаем.

– Я ведь очень мало знаю про тебя, – сказала она. – Но женских вещей я не заметила, детских тоже. Расскажи об этой стороне своей жизни, пожалуйста. Чтобы я догадок не строила.

– Есть такой старый анекдот. Двое лежат в постели. Она говорит: «Я очень люблю детей». А он отвечает, пытаясь ее впечатлить: «Отлично, кстати, у меня жена на пятом месяце», – серьезным тоном произнес Сергей. – Так вот, это не про меня. Жены нет и не было никогда, детей тоже.

– Здесь должна быть шутка про тех, о которых ты не в курсе.

– Дурацкая шутка, я уверен в том, что говорю, – сказал Сергей, делая еще глоток из кружки. – Похвастаться огромным количеством подруг я тоже не могу, вообще, никогда не понимал этой страсти некоторых мужиков собирать коллекции из женщин. Я с юности придерживался позиции, что в отношениях главное качество, а не их количество.

– Мудро, особенно для молодого симпатичного парня, – улыбнулась Саша.

– Наверно. Один раз дело почти дошло до свадьбы, но только почти. И, видимо, к лучшему, я по крайней мере долго не переживал, да и она, думаю, тоже. Это все, больше рассказывать не о чем. В последние годы так вообще главным в моей жизни является работа, как-то так вышло. Ну, до недавнего времени, – Сергей взял ее ладонь в руки.

– Меня очень радует эта информация, – сказала Александра. – Ты во сколько поедешь? Отвезешь меня домой? А вечером снова заберешь к себе? У меня сегодня тоже выходной.

– По всем вопросам да, – ответил он, вставая из-за стола, – надо только телефон включить, а то он как вечером сел полностью, так я его с зарядки и не снимал. Непрофессионально, но город вроде прожил ночь без капитана Норвежского.

Убрав кружки и тарелки в посудомойку, Сергей прошел в комнату и взял телефон с беспроводной зарядки. Смартфон загрузил операционную систему и разразился градом уведомлений о пропущенных звонках и новых сообщениях. Глядя на экран, Сергей менялся в лице, ночь, которая принесла ему столько удовольствия и радости, была не ко всем такой благосклонной.

Саша уехала на такси. Норвежский разгонял свой «Субару» по просыпающемуся городу, ловко объезжая городскую технику, которая самоотверженно боролась с последствиями ночного снегопада.

9

«Посмотри, как легко можно исправлять ошибки. Жаль, что никто не осознает истинных причин происходящего, они думают, что это все просто так. Хотя, может, и хорошо, что не все живущие могут понимать настоящую суть протекающей жизни на этом свете. В этом ты был прав, что не сделал всех одинаковыми Людьми.

То существо было недостойно жизни, она с малолетства паразитировала на окружающем ее обществе. Я не стал ей ничего объяснять, ведь в этом нет смысла, такие, как она, похожи на глупых аквариумных рыбок с короткой памятью. Жизнь подобных индивидов состоит из двух функций: питаться и гадить. Только, в отличие от хвостатых обитателей стеклянных тюрем, двуногие могут гадить не только выделениями своего организма, но и иными способами. Нарушать жизнь настоящих Людей. Создавать проблемы обществу в целом.

Ты попробуй делать, как я. Зачем ты позволяешь подобным недоразумениям рождаться и созревать до зрелости организма и разума. Если закончить их путь в начале, всем станет легче. Ты в отличие от меня, можешь видеть, как будет развиваться жизненная линия еще до рождения плода. Так почему нельзя убирать гниль сразу, как сорняки на грядке, еще до того, как они смогут вредить сильным и светлым колосьям.

Сегодня я уберу очередной мусор с общественного пространства. Тварь, погрязшую в алчности и корысти. Она должна была помогать Людям решать непростые проблемы, в которые они попали, но выбрала другой путь. Я покажу жителям нашего города, сколько грязи и гнили может быть в одном мерзком организме.

Надеюсь, тебя убедит проделанная мной работа и ты начнешь убирать сорняки в зародыше».

10

Вихляющей линией велосипедный след бежал по свежему снегу, которого за ночь насыпало немало. Белый покров ровным слоем распределился по тротуарам и площадям. И если с проезжей части улиц его бесцеремонно смели щетки тракторов, то на пешеходных дорожках и в скверах он властвовал единолично.

Улугбек Насимов давил на педали своего видавшего виды велосипеда. Остальную часть коммунальной бригады должны были подвезти на развозке, вместе с инструментом, а он добирался до начала рабочего маршрута своим ходом. Улугбек круглый год ездил на велосипеде, исключения составляли только дни, когда метель засыпала все пути и направления, ну и в сильный гололед он оставлял своего двухколесного напарника на приколе. Молодой узбек мечтал найти себе красивую невесту, а для этого надо держать себя в хорошей форме и иметь крепкое здоровье. Этому, по мнению Улугбека, хорошо способствовали утренние велопробеги по свежему, еще не удобренному автомобильными выхлопами воздуху.

Сегодня работа должна начинаться с очистки от снега сквера Правосудия, именно туда вел его внутренний навигатор. Мысли парня были заняты проблемой, о которой он размышлял уже пару дней. В скором времени к нему должен был приехать младший брат, и если место в рабочей бригаде он для него уже нашел, то с экзаменом на знание русского языка могли возникнуть проблемы. Человек, который раньше решал подобные вопросы, уже несколько недель находился в местном СИЗО и помочь не помог по естественным и не зависящим от него причинам. Надо было срочно искать кого-то другого и надеяться, что его услуги будут по карману братьям Насимовым.

Улугбек подъехал к скверу, пристегнул велосипед к фонарному столбу, огляделся и понял, что он приехал первым, бригады еще не было. Чтобы не замерзнуть, он зашагал по заснеженным дорожкам. Название скверу Правосудия дало расположенное рядом старинное здание, в котором располагался областной арбитражный суд, сквер был не большим, и не маленьким, прямоугольной формы со статуей Фемиды в центре. От статуи расходились асфальтированные дорожки, обрамленные излучающими тусклый свет фонарями на декоративных столбах. Пространство между дорожками гордо занимали тисовые аллеи. Кроме стандартных скамеек и урн в сквере были установлены кованые ящики со стеклянными дверцами для когда-то модного увлечения – буккроссинга.

Он дошел до статуи женщины с завязанными глазами и весами в руках. Краем глаза он увидел в конце дорожки, что вела к зданию суда, фигуру, сидящую на скамейке. Пять утра не то время, когда люди сидят в скверах, подумал парень и пошел по направлению к одинокому отдыхающему. Подошел ближе и увидел, что рядом с сидящим человеком на земле что-то темнеет. Улугбек решил, что это, наверно, сумасшедшие собачники, которым дома не сидится, и они таскаются со своими животными по тротуарам и скверам, загаживая пространство, которое он с ребятами потом убирает. Он ускорил шаг, чтобы поскорее указать наглому любителю четвероногой фауны на табличку, запрещающую выгул домашних питомцев на территории сквера. Дворник подошел к скамейке, и грозная речь, которую он готовился произнести, застряла в горле. Улугбек с ужасом смотрел на сидящую женщину и темную кучу у ее ног. Затем он достал простенький смартфон, набрал номер 112 и заикающимся голосом, с сильным от волнения акцентом попросил оператора соединить его с полицией.

Немолодая грузная женщина сидела, откинувшись на спинку скамейки, заснеженная голова с каштановыми вьющимися волосами свисала на грудь, полы короткого до колен кожаного пальто распахнуты. Когда-то белая блузка вспорота вдоль на две половины вместе с кожей на животе, из образовавшегося разреза на сиденье скамейки и свежий ночной снег вывалилось содержимое брюшной полости. Морозный утренний воздух как ни старался, не мог разогнать металлический запах, перемешанный с тошнотворными ароматами сырого мяса и содержимого кишечника. Из карманов пальто торчали края разноцветных денежных купюр. Глаза убитой были закрыты атласной повязкой, насыщенного золотистого цвета. Понять, куда устремился последний взор мертвых глаз, было нельзя.

Кабинет, в котором располагается «убойный отдел», находился на третьем этаже здания областного УВД. Четыре рабочих места, шкафы-картотеки и белая металлическая доска. От советско-милицейских времен остался только стол-книжка, он был свидетелем множества назначений и увольнений, повышений по службе и прибавлений в семействе. Большую часть времени он скромно стоял у стены под окном и служил подставкой для крупного алоэ, но когда наступало его время, то становился главным действующим лицом этих нескольких квадратных метров.

Сергей сидел один, в кресле в углу. Солнце уже закатилось за линию горизонта, и роль его заместителя выполняли квадратные светодиодные светильники на потолке. Музыкальный центр, выигранный отделом в профсоюзной спартакиаде, наполнял рабочее пространство мелодиями прошлого века. Сейчас звучал бодрый ритм «На берегу безымянной реки», Бутусов как будто чувствовал настроение Сергея и пытался его приободрить. Сегодняшний день вместил в себе огромное количество событий. Жертвой из сквера Правосудия была Залозина Галина Павловна сорока четырех лет, которая последние двенадцать лет трудилась судьей областного арбитражного суда, а до этого следователем областной прокуратуры. На совещании у руководства УВД на первый план вышла версия убийства по профессиональным мотивам, ее и было приказано развивать. Убийство судьи вызвало понятный резонанс, новость с заголовком «Бойня под присмотром Фемиды» быстро разлетелась по городу, местами приукрашенная фантазией журналистов. Но и без лишних выдумок, происшествие было из ряда вон хотя бы по способу убийства. Жертва была задушена, затем убийца разрезал ей брюшную полость и вытащил наружу петли кишечника и желудок. Карманы пальто были набиты купюрами разного достоинства, глаза завязаны золотой тканью, учитывая место работы убитой, отсылки в этой кошмарной инсталляции были ясны и прямолинейны. Ивану было поручено разобраться с личной жизнью Галины Павловны, а сам Сергей прорабатывал дела, которые она разбирала за последние пару лет. Упор он делал на крупные суммы в исках и известные в области фамилии.

Сегодня состоялась беседа с Эдиком Туроняном, в присутствии его матери и двух адвокатов предпринимательско-депутатского семейства. По факту беседовали в этой компании только адвокаты, Эдуард Глебович ограничился кивками головы, односложными ответами и надменным взглядом на Валентину и Сергея. Было видно, что он раздражен, нервничает, но пытается это скрыть за наглостью и молчаливой агрессией. Мать подростка сидела с отрешенным видом, давая понять, что адвокатов она привела с собой не зря и не собирается отнимать у них хлеб. После полутора часов диалогов показания подростка оформились в рассказ о том, что лично Зинаиду Бокову он не знал, неприязни не испытывал, та переписка была просто желание «потроллить тупую куклу», а обещание про сломанные ноги – это на эмоциях. Встречаться с ней он не хотел и вообще быстро забыл об их сетевом общении. В ночь убийства спал в квартире один, подтвердить или опровергнуть это никто не может. В целом впечатление о парне было однозначное: наглый, самодовольный, уверенный в безнаказанности любых своих поступков, по крайней мере, пока отец жив и здоров. Видимо, устав от повторяющихся вопросов, под конец допроса школьник вспылил. Заявил, что вообще не понимает, с чего вдруг «мусорам» интересоваться его жизнью, ведь вряд ли эту «лярву» многие любили. Затем последовали извинения из уст представителей адвокатуры под презрительным взглядом Эдика. После того как эта замечательная компания ушла, Сергей и Валентина обсудили произошедшее. Пришли к выводу, что надо получше узнать личность подростка, поговорив с одноклассниками, учителями и соседями по квартире. Паренек был непростым, и списывать его со счетов было нельзя, при том, что других подозреваемых в деле интернетной Офелии не было.

За окном кабинета уставший осенний город был занят вечерними хлопотами. Хозяйки готовили на кухнях ужин, школьники корпели над домашними заданиями. Бармены наполняли кружки пенным пивом, а с другой стороны барной стойки за их манипуляциями следили предвкушающие приятый вечер мужчины. Опустела очередная чашка кофе, Сергей задумался, что такого в его карьере еще не было. За несколько дней два странных убийства, две совершено разные жертвы и разные реакции на эти преступления. В первом случае абсолютно рядовая работа, без огласки в СМИ и наставлений от генералов, хотя трупы, свисающие с деревьев перед объективом камеры телефона, мягко говоря, нечастое явление для города и области. А во втором жертва – судья, бывшая прокурорша, которая к тому же несколько лет назад председательствовала в громком процессе между областным Минтрансом и столичными хозяевами главного морского порта области. Вот тут и журналисты распелись на все лады, перевирая, как обычно, факты, и начальство в больших погонах решило вспомнить молодость и поучить работе Сергея и его коллег. Обычный пример лицемерного общества двойных стандартов, особенно со стороны руководства.

Мысли об увольнении снова посетили капитана полиции. Он чувствовал, что устал, морально устал, надоело вранье в статистике, вечные нелепые сравнения с АППГ, постоянная чернуха, безотрывно следующая за оперативной работой. Он поставил для себя срок: работает до Нового года, а потом сядет, взвесит все за и против и примет решение, а пока надо разобраться во всей дикости произошедшего.

На столе загорелся экран мобильника, Сергей встал с кресла и взял телефон, горела фамилия криминалиста.

– Серега! Занят?

– Нет, говори.

– Я только закончил с судьей, благо душегуб упростил мне работу, – усталым голосом съязвил Вадим.

– Что там?

– Завтра с утра пришлю заключение, но ты точно рад не будешь.

– Не тяни, Вадим, голова к вечеру плохо соображает, устал я.

– Смерть наступила в промежуток между часом ночи и четырьмя утра в результате механической асфиксии: точечные кровоизлияния в глазах и на поверхности легких говорят о смерти от удушения. Сделали это чем-то наподобие шнура или веревки средней толщины: 6–8 миллиметров. Живот вспороли, уже мертвой, как я с утра и предполагал, внутренности выпали не сами, он их вытаскивал. Органы все на месте, ничего с собой на память он не взял. Скучный нынче народец пошел.

– Не отвлекайся.

– Ну да, судя по месту обнаружения, пришла она туда на своих ногах, следов волочения нет, ну, или он ее принес. Где ее задушили, я не знаю, но препарировал прям там, так что хладнокровия убийце не занимать. Следов нет, ни вокруг, ни на теле. Только на предплечьях синяки, держал ее или за руку тащил. Ему еще со снегом повезло. Собака след взяла, но довела только до проезжей части, там, видимо, сел в машину. Намеков на сексуальный подтекст нет, белье целое, следы проникновения отсутствуют. В крови алкоголь, немного, пара бокалов пива или вина. Повязка на глазах – обычный атлас, думаю, можно найти в любом магазине тканей или из интернета заказать, не дефицит. Деньги в карманах все наши, отечественные, общей суммой – семь тысяч рублей. Отпечатков и потожировых следов ни на повязке, ни на банкнотах нет.

– Короче, следов ноль, – констатировал Сергей.

– Да, но напоследок я припас самое вкусное, – заговорщицким тоном произнес Прошин, было слышно, как он затягивается сигаретой. – Ты готов?

– Говори уже.

– За ухом бывшей служительницы Фемиды я обнаружил след от электрошокера, утром при осмотре не заметил, а на столе, в спокойной обстановке увидел. И я могу с большой долей вероятности утверждать, что разрез на животе сделан тем же предметом, что и на горле рыжеволосой любительницы ночных прогулок в лесу. Чем резали, пока также не скажу, но работаю над этим, есть наметки. Теперь могу наверняка заявить, что лезвие не прямое, а закругленное и хорошо отточенное. У меня все. Ты слушаешь?

– Да. Спасибо за рассказ – проговорил Сергей, сбросил звонок и прикрыв глаза сделал четыре глубоких вздоха. Нервы надо было успокоить.

11

@golospravdy: Ты можешь это доказать? Где пруфы? Или опять лишь бы написать свою чушь поскорее? А может, ты рядом стоял, пока распихивали? Как же много вас – хомячков – тут пасется.

@grEmlin78: Да, распихали по карманам, как всегда. У них понятия «Качество» и «Контроль работ» отсутствуют от слова совсем.

@golospravdy: Ну, понятно! За все хорошее – против всего плохого. Такого лозунга придерживаетесь по жизни? Конкретные предложения есть? У нас ведь только ругать все умеют, а как самим что-то придумать, так оказывается, что не так все просто, да?

@oldlawyer: Изначально было ясно, что бредовая идея. Перед выборами спороли чушь, а потом решили доиграть до конца.

@golospravdy: Судя по тебе, складывается впечатление, что эволюция не всех охватила. Мозг как у рыбки, и руки только под клавиатуру заточены. Для таких, как ты, точно нужен вход в интернет по паспорту. Не пиши больше, не позорься. Пожалуйста. Спасибо.

@QjfyU7408gBNKyop: А вы чего ждали-то? Эти клоуны никогда ничего умного и не делали. Это же не с замами по *****ским саунам зажиматься. Тут мозг нужен.

Местный интернет-форум кипел от возмущения по поводу провалившейся стройки автомобильного тоннеля на месте железнодорожного переезда в центре Берегового. На пересечении двух видов наземного транспорта по несколько раз в день образовывались крупные автомобильные заторы из-за закрытых шлагбаумов. Дорога была центральной, рядом сосредоточение торговых центров и государственных структур разной подчиненности, поэтому данная проблема уже много лет терзала жителей города, а возможные способы ее решения были главным козырем кандидатов на различных выборах на важные посты и в органы власти.

Пару лет назад одна из политических партий во время предвыборной гонки под слоганом «Город – где хочется жить» активно продвигала идею строительства тоннеля под железнодорожными путями, что сильно разгрузило бы движение в центре областной столицы. Выборы прошли, партия взяла большинство в областной думе и на удивление многих решила выполнить обещания, данные электорату. В итоге по прошествии двух лет и нескольких конкурсов за немалую сумму бюджетных денег был разработан проект, который по факту был неосуществим из-за геологических особенностей территории. Власти идею о тоннеле свернули, про бездарно потраченные деньги вздохнули и забыли, а электорату сказали: «Не получилось».

Альбина Бельская сидела на кровати, опершись спиной на изголовье, ноутбук лежал на ее ногах и освещал темную спальню мягким голубоватым светом. Стрелки дизайнерских настенных часов готовились начать отсчет нового дня. По коридору в сторону кухни деловито проехал робот-пылесос, шурша щетками по испанскому ламинату. Она, под ником @golospravdy, вела неравный бой с «диванными войсками». Как главный редактор принадлежащего областному правительству издания «Северный берег» и одноименного новостного портала Альбина вместе с подчиненными, были обязаны находить позитивное в любых, даже самых провальных государственных проектах и нести этот позитив в массы. Для этого в редакции были созданы две должности, на которых люди весь рабочий день на родных просторах всемирной паутины вступали в споры и требовали доказательств у тех, кто писал о несовершенстве действующих законов, глупости большинства мегапроектов и возможной коррупционной составляющей при осуществлении различного государственного регулирования.

В отличие от большинства коллег, ей эта часть работы приносила удовольствие. Альбина любила вот так, как сегодня, сесть после вкусного ужина, открыть на форуме самую горячую ветку в разделе «Власть», вступить в дискуссию и показать тупому стаду всю их примитивность. Основные игроки на этой арене были всегда одни и те же, кого-то она знала лично, кто-то скрывал свою настоящую личность. У всех было по несколько учетных записей на форуме, и это походило на своеобразную игру на остроумие и умение быстро ориентироваться в ситуации. Альбина себя не прятала, в описании профиля @golospravdy были указано ее настоящее имя и фамилия, а по ним уже все желающие могли вычислить и место работы. Конечно, она имела еще и штук пятнадцать серых аккаунтов, но использовала их нечасто. Ей нравилось вести переписку от своего имени и наслаждаться тем, как умело она ставила на место домашних оппозиционеров. В тоне и выражениях она не стеснялась ни в сети, ни в жизни, вышестоящим руководством на это был дан карт-бланш и за более чем десять лет профессиональной деятельности у Альбины выработалась своя манера поведения, которая представляла собой симбиоз хорошего знания предмета беседы и наглого, а порой даже хамского поведения при изложении своего взгляда. Она знала, что коллеги и конкуренты считают ее грамотной, но сумасбродной личностью, которая всегда идет напролом, по этой причине оппонентов у нее в работе было немного, большинство старалось просто с ней не связываться.

В свои тридцать четыре Альбина ощущала себя самодостаточной и самореализовавшейся личностью, способной на поступки. Должность в «Северном береге» приносила ей хороший доход, так как почти сто процентов государственных контрактов на освещение деятельности областной и городской властей выигрывалось ее редакцией, а власть в таких вопросах не жалела как бюджетных ассигнований, так и внебюджетных поощрений. Поэтому жила Альбина в двухуровневой студии в престижном жилом комплексе, на подземной парковке которого ее ждал красный «Порш Кайен» прошлого года выпуска. Отдыхала в тех местах, в которых хотела, и была частой гостьей в столичном ЦУМе. Следующей материальной целью был домик с видом на Средиземное море, но до него, по расчетам Альбины, было еще года четыре и пара предвыборных кампаний.

Спустя час словесных онлайн-баталий Альбина отложила ноутбук в сторону, подключила к нему зарядное устройство и встала с кровати. Потянулась и, сделав несколько движений из школьного курса физкультуры, вышла из спальни и стала спускаться вниз. Ванная была размером с комнату в стандартном студенческом общежитии, итальянская сантехника соседствовала здесь с французской мебелью. Положив домашний костюм и белье в корзину для стирки, Альбина встала перед большим зеркалом, оглядев свою обнаженную фигуру, она в который раз осталась довольна. Бока не висят, живот подтянут, грудь такая же, как и в двадцать пять лет. Кто-то, наверно, сказал бы, что она тощая, но Альбина была не согласна с подобным мнением, ее полностью устраивало отражение в зеркальном стекле. Худое вытянутое лицо было свежим, карие глаза укрыты нарощенными длинными ресницами, качественно прокрашенные красные пряди переливчато отражали свет потолочных ламп. Шарма образу Альбины добавляла татуировка в виде уробороса между лопатками. По этой причине в ее гардеробе вечерних нарядов преобладали платья с открытой спиной.

Она немного перевела взгляд в сторону, и хорошее настроение вмиг улетучилось. В отражении за своей спиной она увидела кусочек настенного керамического панно. Последние полгода взор на панно выбивал ее из колеи. Давно пора переделать ванную и убрать этот ужас. Панно выбирал Паша, бывший муж, развод с которым лег темным пятном на душе Альбины. Развелись они семь месяцев назад, прожив вместе шесть лет, вроде бы обычное житейское дело. При том, что детей не было, имущество тоже не пришлось делить, но развод стал сильным ударом по самолюбию Альбины. Она, которая умная, сильная, успешная победительница по жизни, не смогла удержать мужа. Больше всего бесило то, что он бросил ее. Просто взял и ушел, сказав, что больше не может и не хочет находиться с ней рядом. Он не сбежал к другой, не был пойман на измене, а просто бросил Альбину, потому что захотел так сделать. К такому она была не готова, закаленная годами журналисткой работы психика не выдержала удара с той стороны, в которой Альбина была уверена. Нервный срыв, две недели за свой счет, рецепты на успокоительные препараты и коллеги, отводящие взгляд в сторону. Она не стала унижать себя попытками примирения, расписалась в получении свидетельства о расторжении брака и решила мстить. Через соцсети и профессиональные связи утроила масштабную кампанию по очернению репутации бывшего мужа. Он был довольно известным в городе человеком, владел собственным агентством по проведению праздников и других мероприятий, в котором являлся и главным действующим лицом. Его работа на корпоративных вечеринках, днях рождения и свадьбах была расписана на месяцы вперед. По этим активам и ударила Альбина из всех возможных орудий, жители города узнали про возможные нетрадиционные увлечения Павла Грушина, про его якобы склочность в бытовых, соседских вопросах. Просачивались слухи о мужской несостоятельности на фоне различных злоупотреблений и все тех же нетрадиционных увлечений и еще много разной информации, способной отпугнуть потенциальных клиентов праздничного бизнеса. Все это было выдумкой обиженной женщины. Как эти провокации повлияли на количество заказов Пашиного агентства, сложно сказать, но его продолжали звать ведущим на мероприятия, и если судить по внешним признакам, то в доходах он не потерял. Павел никогда публично не комментировал дурно пахнущие потоки информации в свой адрес. Зато действия Альбины вызвали большие статьи в жанре «скандалы, интриги, расследования» в конкурентных ей изданиях, особенно либерального толка. В журналистских опусах детально описывались все перипетии закончившейся личной жизни главного редактора «Северного берега», сдобренные пикантными домыслами. С теми изданиями, кто проявил большую фантазию при описании жизненных коллизий Альбины, она судилась до сих пор.

Альбина встала под тропический душ, включила теплую воду и попыталась прогнать прочь дурные мысли. Заботливые струи воды ласкали кожу, сбегали по длинным стройным ногам и уносили с собой тяжесть прошедшего дня. Альбина, закрыв глаза, представляла, как через несколько лет перед сном она будет сидеть на балконе или веранде своего дома и ловить глазами белые барашки в набегающих на берег теплых волнах, а вкусный соленый ветер будет гладить ее бархатистую кожу и трепать волосы. Рядом обязательно будет сидеть высокий, статный брюнет и красивыми пальцами сильной руки гладить ее колено, бедро и… Мечты горячей тяжестью окутали низ живота Альбины, она выключила воду, вытерла тело приятно пахнущим свежестью большим белым полотенцем и по подогретым плиткам пола вышла из ванной.

В выдвинутом ящике прикроватной тумбочки лежали несколько вибраторов, после развода с Павлом только они были ее постоянным половыми партнерами при поддержке известного порносайта. Она подумала и выбрала один, небольшого размера, розовый с мягким покрытием и широким диапазоном интенсивности виброрежима. Удобно устроившись на кровати, она открыла сразу несколько вкладок с видеороликами по тегам «latino» и «muscles» и приготовилась к наслаждению собственными чувствами.

На рабочем столе ноутбука всплыло уведомление о новом письме с пометкой «ВАЖНО».

Решив, что отвлекающие моменты ей не нужны, Альбина отложила в сторону розовую игрушку и открыла почтовый клиент. В графе «Отправитель» была всего она буква – «Я», а тема письма звучала как призыв заразить ноутбук всеми вирусами мира – «Прочитай меня». Альбина была не робкого десятка, антивирус тоже был готов к обороне, поэтому она смело кликнула на письмо.

«Здравствуйте, Альбина Иннокентьевна. Думая, с кем поделиться своими мыслями, Я сразу вспомнил о Вас. Мне нравится Ваша смелость и профессиональный напор, и Я подумал, что именно Вы сможете стать моим проводником в народ. А Ваша беспринципность (не обижайтесь, в данном случае это – комплимент) не даст Вам поводов для замалчивания моих мыслей.

Их убил Я.

Они были глупы и смешны, и лишь несовершенство нашего мирка позволило таким пустышкам добиться денег и власти. Почему сейчас, не стесняясь показывать сиськи в интернете, можно заработать больше, чем инженер на фабрике? Почему, решая, кто из двух ворюг-коммерсантов прав, можно получить от обоих мзду и жить лучше, чем животновод в колхозе? Они очень забавно корчились от электрического тока… Где та социальная справедливость и средний класс, о котором любят говорить Ваши коллеги с экрана телевизора?

Это не конец. Я накажу еще многих. Я не собираюсь сидеть на диване и молча кивать, соглашаясь с тем бесчинством, что сейчас творится в обществе.

Вы, наверно, думаете зачем Я все это пишу Вам? Я делаю это в уверенности, что Вы не побоитесь и сообщите людям о моей миссии.

Надеюсь на Ваше понимание. С уважением к Вашей смелости.

До встречи».

Закончив читать, Альбина заметила, что не дышит, вдохнула и забыла, что надо выдыхать. Сделав над собой усилие, она выпустила воздух, через плотно сжатые губы и поняла, что розовый вибратор ей сегодня не пригодится.

Она не поняла, что шокировало ее больше: пугающее содержимое письма или так небрежно брошенная в конце фраза «До встречи». Перечитав послание несколько раз, Альбина успокоилась, все-таки это была журналистская удача, но публиковать такое на сайте «Северного берега» без одобрения информационного департамента нельзя, а вот в личном блоге – запросто. Да, нагоняй от руководства она, конечно, получит, но рост ее рейтинга перекроет эти неудобства.

Утром, когда офисный планктон рассядется по местам, она выложит это на своем мессендж-канале, через пару минут сделает пару репостов, своими же ботами. А потом уже позвонит в департамент и полицию, пока они раскачаются, половина города будет знать, кому и что пишет этот псих.

Выработав план действий, взбодренная и довольная собой Альбина открыла порносайт, перешла по тегу «hardcore» и достала из тумбочки огромный черный фаллоимитатор.

12

«Салах прорывается по флангу, навешивает в штрафную, и Фирмино, перевисев Стоунза в воздухе, головой замыкает на дальней штанге. “Ливерпуль” в самом начале матча выходит вперед, очень бодрое начало выдают команды, после перерыва в чемпионате на игры сборных…»

Александра уютно устроилась под теплым, крупной вязки, пледом, с азартом переживала за игру любимой команды. Время перевалило за полночь, и, чтобы не тревожить соседей, ей приходилось сдерживать эмоции от просмотра матча. В полутемной спальне Сергея она ощущала себя как дома, будто живет здесь уже много лет. Свет в комнате не горел, но включенный телевизор довольно хорошо освещал пространство. Миллионеры в красной и голубой формах показывали зрителям стадиона «Этихад» и всем тем, кто наблюдал за их игрой с экранов телевизоров и телефонов, все, на что они способны. Саша, не отвлекаясь, следила за происходящим на поле, изредка перенося тонкими пальцами с фиолетовым маникюром виноградинки из фарфоровой пиалы в рот.

Сергей вышел из ванной, заглянул в комнату, постоял немного, наблюдая, как увлеченно смотрит матч английских грандов девушка, в которую влюблен, взял из принтера на рабочем столе несколько чистых листов бумаги и прошел на кухню. Он опустился на стул у окна, нажал на кнопку кофемашины и положил листы на глянцевую поверхность стола. С серийными убийцами до этого дня Сергей имел дело только при просмотре фильмов и сериалов, а в том, что это серия, он был убежден. Исходя из способов убийства, тот, кто их совершает, явно вкладывает в это какой-то посыл. Сергей придвинул к себе кружку ароматного кофе, отхлебнул глоток и нарисовал на белом листе два прямоугольника. Внутрь левого он вписал букву – Б, а в правый – С. Сверху листа аккуратно вывел овал, который соединил линиями с прямоугольниками, в центре овала стояла буква – У. Отпив еще кофе, Сергей оглядел свою нехитрую схему, на мгновение задумался и к левому прямоугольнику пририсовал кружок с буквами ЭТ внутри. Ниже слева на листе он написал:

ОБЩЕЕ:

1. Орудие.

2. Шокер.

3. Ночь.

4. Женщины.

5. Нет улик и следов.

6. Антураж места преступления.

Нельзя залезть в голову к убийце, насильнику или педофилу и понять, почему он совершил то, что совершил. Даже если он рассказал тебе все, все мотивы, все действия, что совершал во время преступления, ты все равно не сможешь ответить на главный вопрос: зачем? Потому что, если ты нормальный человек, ты никогда не сможешь влезть в шкуру зверя. Особенно если речь про людей с маниакальностью, ими всегда движет не корысть, как у шпаны, которая бьет ночью кастетом человека в переулке, не ярость, которая так часто становится соучастницей застольных убийств, не зависть или ревность, что нередко толкает женщин на лишение жизни соперниц. Маньяками всегда движет ЖЕЛАНИЕ. Они совершают преступление, потому что хотят. И на допросах потом непонимающе смотрят на следователя, говоря: «Я просто понял, что хочу убить».

Из комнаты раздался полный разочарования вздох, видимо, «Манчестер» сравнял счет, значит, второй тайм обещал быть интересным.

Сергей отметил абсолютное различие между жертвами. Возраст, сфера деятельности, социальный статус, отличительные черты внешности – все было разное. Судя по тому, как убийца обставляет свои преступления, он очень серьезно относится к их подготовке и должен так же серьезно относиться к выбору жертв, а это значит, что какая-то связь между блогершей и судьей быть должна. Предстояло тщательно изучить личность убитой вершительницы судеб предпринимателей и попытаться найти пересечения с Зинаидой. Этим будет заниматься Иван, сам же Сергей для очистки совести решил рассмотреть профессиональную версию, а заодно и изучить дела судьи Залозиной. Его не оставляли впечатления от дневного допроса отпрыска семейства Туронян, про Эдика надо было узнать как можно больше, тут Сергей хотел воспользоваться помощью друга. Макс лучше него ориентировался в молодежной тусовке города, хоть и старался избегать публичных мероприятий, но связи в этой среде имел неплохие. Пару раз Сергей уже просил друга о подобных услугах по сбору информации, и Максим всегда выручал.

Он допил кофе и поставил вопросительный знак рядом с кружком ЭТ на схеме и встал из-за стола. Взял лист, подошел к урне и выкинул его, предварительно разорвав на мелкие кусочки. Судя по приглушенным звукам футбольной трансляции на туманном Альбионе, все было готово ко второму тайму. Сергей зашел в комнату и лег рядом с Сашей, аромат ее кожи пьянил и начисто стирал из головы все мысли о проблемах.

– Ничья? – спросил он.

– Пока да, но Сити хорош, Агуэро – монстр просто, нашим тяжело с ним. Ты насовсем пришел?

– Да, – ответил Сергей и положил голову на бедра Саши.

– Тогда давай смотреть, сейчас самое интересное начнется, – сказала она.

– Давай, – тихо произнес он, закрыл глаза и уснул.

Напротив подъезда, где жил Сергей Норвежский, стоял грязно-серый «Фольксваген Пассат», водитель и пассажир которого тоже не спали в это позднее время. Если бы кто-нибудь из полуночных прохожих заглянул в темный салон машины, то первой реакцией на увиденное стало бы первобытное удивление. На передних сиденьях народного немецкого автомобиля сидели два абсолютно одинаковых человека. Как будто, кто-то воспользовался комбинациями клавиш Ctrl+C–Ctrl+V, идентичные лица, одинаковые черные шапки, скатанные к макушке, и серые вязаные свитера с высоким воротником. Отличали их только действия: парень на водительском сиденье сосредоточенно читал текст с экрана смартфона с включенной черной темой и убранной до минимума яркостью. Его пассажир же разглядывал окна спящих квартир.

– Пиши, – сказал он близнецу, – 00:55 кухня погасла, в комнате остается включенным телевизор.

– Правильно, ночью жрать вредно, – усмехнулся водитель, делая пометку в записной книжке, – хотя я б тоже сейчас не отказался бы бутерброда.

– В пакете возьми, на заднем, там и термос. Вот почему ты родился раньше на девять минут, а умнее и предусмотрительнее из нас двоих я?

– Иди ты, – ответил голодный человек своей копии и, перегнувшись, взял пакет с едой.

13

Черный кожаный диван поскрипывал под грустным полным мужчиной. Он сидел с опущенной вниз головой, исподлобья поглядывая на собеседника, и никак не мог удобно устроиться на хорошо знакомых мягких подушках. Залозин Артем Сергеевич, слегка за пятьдесят, владелец крупной юридической конторы и уже сутки вдовец.

– В последнее время Галя чаще ночевала в квартире, ей так было удобнее, ближе до работы, чем из поселка добираться, – тихим сильным голосом рассказывал Артем Сергеевич, – я, наоборот, пару недель почти не выходил из дома, готовлюсь к сложному процессу, за городом легче концентрироваться.

Иван заранее приехал в офис юридической фирмы, принадлежавшей мужу убитой накануне судьи. Они договорились встретиться в полдень, но Ваня решил приехать на час раньше и расспросить сотрудников компании об их руководителе и его супруге. Затея не увенчалась успехом, юристы были на заседаниях, а секретарь и помощница Залозина неохотно шла на контакт и сплетничать на тему личной жизни своего начальника не желала. Иван привлек на помощь все свое обаяние, но на несговорчивую секретаршу это не произвело должного эффекта.

– Рассматривала она несколько дел, деталей не знаю. Мы о работе почти не говорили, у каждого свои дела, их много и тащить проблемы с работы домой мы не считали нужным, – продолжал Залозин.

– Может, что-то очень сложное или важное было, чем она делилась? Вы же понимаете, нам надо выяснить могло ли это случиться из-за профессиональных мотивов, – настаивал Иван, – возможно, не сейчас, ранее, в течение последних нескольких лет?

– Вы считаете, что из-за споров о долгах и торговых площадях мою жену вот здесь вспороли, как теленка на забое? – Артем Сергеевич дернул головой в сторона окна и повысил голос: – Какие, черт возьми, профессиональные мотивы?! Мы не в Москве! Вы плохо представляете себе, как решаются дела в нашей местности. Все поделено изначально и начиная с верхов. В арбитраже чаще всего сталкиваются интересы мелких фирм, а если и звучат фамилии серьезных людей, то в девяносто пяти процентах случаев все и так решено, просто необходима подпись судьи на официальной бумаге.

Иван был немного удивлен таким откровениям о рабочих моментах из судейской практики, но виду не подал и сосредоточено делал пометки в блокноте, хотя записывал беседу на диктофон в телефоне.

Офис, в котором шла беседа, располагался на втором этаже недавно построенного здания. Верхние семь этажей отделанной зеркальным фасадом новостройки занимал областной арбитражный суд, а внизу были модное кафе и офисы тех юридических фирм, кому было позволено существовать рядом с вершителями судеб предпринимателей за немалую арендную плату.

Кабинет руководителя юридической фирмы «Залозин и партнеры» выглядел живой иллюстрацией к романам про Шерлока Холмса, как в знаменитой отечественной экранизации здесь, были высокие мягкие кресла и книжные шкафы под потолок, заполненные разноцветными многотомниками. Не хватало только камина и уютно потрескивающих в нем поленьев. Окна рабочего кабинета Артема Сергеевича, как будто по чьей-то злой насмешке, выходили как раз на сквер Правосудия.

– Вам сколько лет? Как давно вы в органах? – лицо Залозина стало багряным. – Список всех дел можно получить в архиве суда и у помощника Галины.

– Долги и торговые площади бывают разными, и люди, опять же, по-разному к ним относятся. Кто-то идет в суд, как в последнюю инстанцию, где ему точно помогут восстановить справедливость, – четко проговаривая слова сказал Иван. – И разочарование в вынесенном решении может в особо впечатлительных людях пробудить обиду и злость на того, кто это решение вынес.

– Извините, – снова опустив взгляд в пол, произнес Артем Сергеевич, – вы, наверно, правы. Нервы на пределе. Из каких-то сложных процессов в последние годы Галя вела только спор между хозяевами ночного клуба «ГригорьевЪ» и тяжбы о банкротстве Холмогорского морского порта, который москвичи по кускам растаскивают четвертый год. Но эти дела закрыли больше года назад, а в последнее время ничего, что привлекло бы мое внимание, не было.

– Спасибо, Артем Сергеевич, – дописывая страницу, сказал Иван. – Это очень важная информация. Как супруга обычно добиралась домой после работы?

– На машине, но позавчера они с подругами собирались вечером задержаться, отметить успешную аттестацию, поэтому возвращаться Галя должна была на такси. Ее машина стоит на паркинге дома.

Их беседа продолжалось еще больше часа. Иван многое узнал об убитой как о супруге и матери и почти ничего как о судье. Понял, что горе Артема Сергеевича искреннее и ему нелегко было пережить предыдущие сутки.

Когда высокие напольные часы в виде Биг-Бена отбили 14:00, на телефон Ивана пришло сообщение: «Жду в сквере». Всю возможную информацию от мужа жертвы Ваня уже получил, еще раз принес свои соболезнования и покинул кабинет Артема Сергеевича.

Небо над Береговым медленно затягивалось серо-стальными тучами, идеально ровный диск солнца четко был виден за облаками, но так желанной осенью теплоты уже не давал. Сергей стоял у дерева и смотрел на обтянутую сигнальной лентой скамейку, сквозь картон его руку обжигал горячий кофе из кафе на первом этаже здания арбитражного суда. Иван подошел к начальнику и спросил:

– Что рассказывают?

В то время пока молодой оперативник беседовал с убитым горем вдовцом, Сергей в этом же здании вел опрос коллег Галины Павловны. Женщины оказались словоохотливыми и не выглядели подавленными. Сергей узнал все сплетни из жизни суда: кто, кого, где и с кем. Узнал, что помощник судьи Мещеряковой никогда не скидывается на зерна, воду и фильтры, хотя хлещет кофе литрами. Узнал, что даже в служебном туалете суда воруют бумагу и даже, возможно, сливают жидкое мыло из диспенсеров. Из всего потока полученной информации Сергей вычленил главное: позавчера вечером Галина Залозина и ее три коллеги после окончания рабочего дня спустились в кафе, где пили вино, ели сыр и фрукты. Обычные разговоры о работе, коллегах, уставших мужьях и треплющих нервы детях. Заведение закрывается в полночь, но Галина Павловна за час до закрытия дверей и обесточивания помещений вызвала себе такси. Машина приехала быстро, о чем ей пришло эсэмэс, водитель ожидал ее на автобусной остановке, путь к которой пролегал по тисовым аллеям сквера Правосудия. Подруги Галину не провожали, маршрут был знакомый и «свой», вышла она из кафе в начале двенадцатого ночи, а оставшаяся часть компании заказала еще бутылку вина и стала думать, в какой караоке бар ехать продолжать веселье.

– Скорее всего, до такси она вообще не дошла, я сказал техникам, чтоб нашли машину, которая за ней приезжала, – рассказывал Сергей, глядя на место преступления. – Но мне кажется, что это без толку, если это тот же самый человек, который снимал кино с Зиной Боковой на Горе, то вряд ли он настолько глупый, чтобы приезжать за своей новой жертвой за рулем рабочей машины. Я зашел в кафе, там все подтвердили, смена та же работала, что и сегодня. Кофе хочешь?

Иван жестом отказался от протянутого стаканчика.

– Говорят, что были, сидели, пили, – Сергей покачал стаканом, оценивая сколько осталось напитка. – Сначала одна ушла, потом еще одна, а двоих они уже вежливо выставляли после закрытия заведения. Все было тихо и спокойно, без скандалов. Обычный вечер обычного кафе.

Дорожки сквера начали темнеть. Тучи над городом приступили к своим прямым обязанностям. Сергей посмотрел на небо, гулко выдохнул и точным броском отправил пустой стаканчик в урну. Он не любил осень, больше осени его раздражала только весна. Если осенью главной проблемой была погода: холодные ночи и еще жаркие дни, перемежающиеся дождевыми циклонами, то весна – это вечная грязь и слякоть, тонны собачьего дерьма, появляющегося из-под снега по воле нерадивых хозяев четвероногих питомцев, и рождение новых дорожных ям.

– Поехали в управу, – сказал Сергей.

– Серег, я отпроситься хотел на пару часов, а если можно, то до завтра, – произнес Иван. – Я тебе запись разговора с Залозиным скину, я на диктофон писал, но там ничего особо существенного нет. А сегодня мне очень надо отлучиться с работы.

– Случилось что? Серьезное?

– Нет. Можно сказать, что плановые мероприятия с отцом. Обычно я на выходных стараюсь все делать, но тут исключение.

– Ладно, надо, значит, надо. Решай свои дела, но завтра ты мне будешь нужен.

– Спасибо большое, – приободрился Ваня. – Тогда я на остановку побежал.

– Давай я подкину.

– Не, спасибо. На автобусе проще будет.

– Как хочешь. Иван! – остановил Сергей уже собирающегося убегать коллегу. – Нужна будет помощь, говори, не стесняйся.

– Хорошо, – Ваня пожал старшему товарищем руку и, прикрывшись от дождя кожаной папкой, побежал в сторону проезжей части.

Сергей еще раз окинул взглядом статую непредвзятой Фемиды и здание суда. Поднял воротник куртки и направился к припаркованной у тротуара машине. Дождь набирал силу, показывая людям, что осень – это воистину его время.

14

Нечистая ткань сиденья пахла сыростью. При этом в салоне автобуса, следующего по маршруту номер шестнадцать, было довольно чисто и удивительно сухо, несмотря на заливающий город дождь. Иван сидел и через запотевшее окно рассматривал улицы. Струи дождя омывали стекло и искажали городской пейзаж не хуже кривых зеркал.

Микрорайоны Берегового были застроены панельными пятиэтажками, из-за сейсмической угрозы в советское время высотки здесь не строили. В районах, с которых город начинал свое существование, доживали свой век двухэтажные «сталинки» и деревянные бараки на несколько семей. А территории, которые застраивались в настоящее время, представляли собой скопление многоэтажных массивов, именуемых в народе «человейниками». Современные технологии и жажда наживы застройщиков и чиновников увеличили этажность зданий до невиданных раньше в городе двадцати пяти, а то и тридцати уровней. Сейчас вытянутый вдоль моря город начинал уходить в сопки, под благовидным предлогом строительства туристического и спортивного кластеров ушлые предприниматели вырубали краснокнижные леса, ровняли горные склоны и засыпали родники. И появлялись в экологически чистых зонах, рядом с небольшим спортивным манежем, элитные жилые комплексы и таунхаусы, на радость риелторов и разрешительных организаций.

Ваня ехал до конечной. Там, в распадке реки Ястребиная, стояли корпуса реабилитационного интерната для инвалидов.

Отец с матерью развелись, когда Иван был уже совершеннолетним. Ждали, наверно, пока сын вырастет. Терпели. Он был у них поздним ребенком, не хотели травмировать подростковую психику. Ваня никогда не замечал особой натянутости в их отношениях. Бывало ругались, сорились, бывало все вместе хорошо проводили время на природе или в отпуске на материке. Жили как все. Пять лет назад они объявили ему, что разводятся, и разошлись так же мирно, как и жили. Ваня остался жить с отцом, так было удобнее, да и всю жизнь отец был ближе для сына. Обычно наоборот, все держится на матери и дети всегда рядом с ней, а если настает момент разделения уже бывшей семьи, то по умолчанию дети остаются с ней. У Ивана было не так, он с детства ощущал большую любовь именно от папы, общие дела с ним, первые секреты тоже с ним. Будучи ребенком, глядя на семьи своих друзей, он задавался вопросом, с кем бы остался в случае развода родителей, выбор падал всегда на отца. Мать он любил, но отец был ближе.

Весной отца сразил инсульт, он выжил, но последствия были плачевными. Все прошедшее с момента трагедии время отец Ивана находился под наблюдением врачей в реабилитационном центре, куда его удалось устроить при помощи Сергея. Норвежский обратился с этой проблемой к Виктории Сергеевне Березиной, и та самыми короткими коридорами помогла лучшему другу сына. Полгода терапии смогли сделать так, что отец Ивана сам стал глотать, заново научился поворачивать голову и немного владеть левой рукой. Недостаточный приток кислорода в мозг сильно действовал на рассудок старика, и несколько раз в месяц наступал кризис. Он переставал понимать, где он и в каком он состоянии, в глазах был виден ужас, первобытный страх неизвестности и непонимания.

Иван навещал отца каждые выходные, старик узнавал сына и изображал подобие улыбки на одеревеневшем лице. Ваня рассказывал о своей жизни и интересных новостях. Говорил только о хорошем, мать, которая ни разу за полгода не поинтересовалась состоянием бывшего мужа, он при отце не вспоминал.

Сегодня с утра Ивану позвонил врач и сообщил, что произошел очередной приступ и желательно, чтоб он приехал и помог вернуть отца в обычное состояние. Ваня давно свыкся с мыслью, что таким, как раньше, папа уже не будет, но делал все возможное, чтобы остаток жизни отец провел, как можно достойнее.

Автобус, переваливаясь на дорожных ямах, подъехал к конечной остановке шестнадцатого маршрута. Иван спустился со ступенек на скользкий от дождя грунт и быстро зашагал в сторону второго лечебного корпуса реабилитационного центра.

15

Сергея не отпускали странности в деле Зины Боковой. Он уже попросил Макса собрать информацию об Эдике Туроняне, как он себя ведет в городской тусовке и как к нему относятся люди, кроме стандартной зависти к папиным деньгам и авторитету. Сам Сергей решил уточнить данные по ДТП, фото с которого убийца, а Сергей думал именно так, установил на главный экран Зининого смартфона. Он забрал из архива дело девятилетней давности и теперь сидел за рабочим столом, неспешно пил дымящийся кофе из металлической термокружки и проглядывал пыльные листы.

Дело было простым с точки зрения юриспруденции. Протоколы осмотра места происшествия, показания участников событий, экспертизы, заключения… Пятнадцатилетняя Зина вместе с подругой и двумя парнями залезли в старый, японского производства, микроавтобус, завели его и поехали кататься по вечерним улицам Берегового. Естественно, все действия сопровождались употреблением алкоголя. За рулем, исходя из протоколов допроса, сидел молодой человек Зинаиды, он же и заводил автомобиль.

В это же время домой после спектакля возвращалась двенадцатилетняя школьница со своим дедушкой. Девочка очень любила театр, и дед всегда составлял ей компанию, заодно и осуществляя функции охранника при поздних прогулках от здания драматического театра до дома. В тот злополучный вечер они шли привычным маршрутом, эмоции от постановки были свежими, и их диалог представлял собой бурное обсуждение нестандартного подхода режиссера к классическому произведению. До родного двора оставалось пройти не больше пятисот метров, перейти Байкальскую улицу по пешеходному переходу, обойти заброшенное здание хозяйственного магазина, и вот он – дом.

Грязно-коричневый микроавтобус с проржавевшими до дыр колесными арками мчался по проспекту Гоголя. Его водитель почти не обращал внимания на дорогу, в салоне царило пьяное веселье, подростки старались перекричать орущий из телефона свежий хит, обсуждали, куда ехать дальше.

Дедушка с внучкой подошли к краю тротуара и ступили на полосатую дорожку пешеходного перехода, который местные называли – «у стекляшки». Машин по обе стороны четырехполосной дороги не было.

Уже явно пережившее свой век изделие японского автопрома на высокой скорости подъезжало к Т-образному перекрестку. Водитель, проигнорировав требования дорожных знаков «СТОП» и «Уступи дорогу», вывернул руль направо, и машина под визг тормозов и резины выскочила с проспекта Гоголя на улицу Байкальскую.

Девочка и ее дедушка успели дойти до середины проезжей части, сначала они услышали резкие звуки, затем успели заметить слева свет единственной работающей фары стремительно приближающейся машины. Шансов у них не было.

Подростки в салоне микроавтобуса даже не поняли, что произошло. Поворот. Удар. Осколки лобового стекла летят в салон. Машина теряет управление. Снова удар. Все остановилось. Секундная тишина. Крики с улицы.

Сергея иногда пугала реальность собственного воображения. Сухой язык материалов уголовного дела обретал в его голове довольно правдоподобные образы.

Люди, ставшие свидетелями этого происшествия, бросились на помощь отброшенным с перехода дедушке с девочкой, звонили в скорую и полицию. Некоторые из проезжавших мимо машин остановились, водители выходили и шли к мигающему поворотниками микроавтобусу. Подростки по одному вылезли из искореженного автомобиля. Как часто бывает в ДТП, пьяные виновники отделались лишь ссадинами и ушибами. Они пытались убежать, когда увидели и поняли, что натворили, но небезразличные к ситуации люди не дали им этого сделать. Оперативные службы приехали быстро, тело пожилого человека накрыли тканью, за жизнь девочки боролись врачи скорой помощи. Подростков усадили в машины ДПС и отвезли в дежурную часть, туда же приехали и их родители.

Девочка выжила, но поврежденный позвоночник навсегда приковал ее к инвалидному креслу. По материалам следствия, за рулем был девятнадцатилетний возлюбленный Зины Боковой, он сел на два года поселения и должен был выплатить родным пострадавших материальный ущерб.

Сергей допил кофе, встал из-за стола и подошел к окну. Два года. Такую цену определил суд за жизнь человека и поломанную судьбу ребенка. Сергей ко многому привык за годы службы, но иногда на него все равно накатывали злоба и ярость от несправедливости, творящейся вокруг. Он хрустнул пальцами на руках, четыре раза глубоко вздохнул и вернулся к столу, набрал на рабочем телефоне номер следователя, который вел дело девять лет назад.

– Это Норвежский из убойного, – сказал Сергей в трубку, – Гаврилов на месте?

– Перезвони еще раз, капитан, телефоны спаренные, после четвертого гудка он возьмет, – ответил ему невидимый собеседник.

Сергей нажал на кнопку сброса и набрал номер снова.

– Слушаю! – грубо произнес хриплый голос.

– Простыл, что ли? – спросил Сергей.

– Серега! Здорово! Давно тебя не слышал. Да так, немного, сопли, да горло село.

– Гриша, я по делу. Девять лет назад у тебя дело было, ДТП с трупом и тяжкими телесными. Подростки на угнанной машине деда с внучкой на переходе у Стекляшки сбили. Припоминаешь?

– Было такое, – шмыгнув носом, сказал Гаврилов. – Так там все закончилось, и мудак этот вышел уже давно.

– Знаю, читал материалы. Ты деталей не помнишь? Там вроде не все так однозначно с обвиняемым было, то ли он, то ли не он…

Смартфон Сергея дернулся и звякнул мелодией нового сообщения. На экране блокировки высветилось: «Макс». Норвежский разблокировал телефон и прочитал сообщение от друга. Максим писал, что есть информация и сегодня можно встретиться для ее обсуждения. Сергей переложил трубку рабочего телефона к левому уху и набрал ответ: «Приезжай сейчас в управу, пропуск закажу».

– Плохо помню уже. Но были там какие-то непонятки, сначала эти детки говорили, что девчонка все замутила и управляла она, – продолжал Григорий. – Потом, когда ее хахаль на себя стал все грузить, и они показания поменяли. А нам еще и лучше, чем с малолетками связываться. Я все оформил и в суд передал. Дальше не моя забота, дел куча. Помню, что срок смешной, но «таков закон».

– Два года поселения, – сказал Сергей.

– Да! Точно! Охренеть, конечно. Сейчас в таких делах строже наказывают.

– Сам что думаешь? Кто главным был в той компании?

– Хрен его знает, да и не помню уже. Но девочка была ушлая и хитрая, строила из себя овечку, хотя не так проста и наивна. Запросто могла и она быть идейным вдохновителем и исполнителем задуманного.

– Ясно, выздоравливай. Спасибо.

– Ага. А тебе зачем? Столько лет прошло, – спросил Гаврилов.

– Да так, собираю информацию по новому делу. Счастливо.

– Пока.

Сергей закончил разговор и тут же начал новый, с проходной УВД, чтобы заказать пропуск для Максима.

16

Альбина морщилась. Запах готовящейся еды раздражал ее. Вторую неделю в здании, где располагалась редакция «Северного берега», не могли починить вентиляцию. Из-за этого ароматы пищи, которую готовили в своей коморке вахтеры, распространялись по всем этажам. Воняло жутко. Какие-то кислые супы, тушеная капуста, жареная ким-ча с копченой колбасой – все это уничтожало тонкое обоняние главреда, и сделать она ничего не могла. Здание было частным, вентиляция и вахтеры находились под юрисдикцией хозяина помещений. И если с ремонтом вентиляцией он мог решить вопрос и по собственным уверениям усиленно этим занимался, то слежка за питанием обслуживающего персонала в его планы явно не входила.

Редакция занимала два этажа здания, построенного в перестроечное время. Государственное строение в успешные для некоторых людей девяностые годы путем приватизации оказалось в частных руках, и бывшую типографию быстро превратили в простенький бизнес-центр.

Альбина проводила здесь немалую часть своей жизни. Ей все нравилось. В работе она подпитывалась эмоциями людей, их реакциями на события. Она получала удовольствие от власти над сотрудниками и умами читателей. И пусть завистники судачили о «мании величия» и сумасбродности Альбины, у нее для них всегда был заготовлен один ответ – завидуйте молча.

Когда она утром встала с постели, то еще раз перечитала пугающее послание. Сейчас она не была уже так уверена в том, что это стоит выкладывать у себя на канале. Вдруг провокация от либерастов или их же розыгрыш. С них станется, а она дурой будет выглядеть. А если нет. Это же – бомба! Федералы зацепятся, эфир на центральных каналах обеспечен. Альбина смотрела в окно на покрытые белым сопки и покусывала ноготь в идеальном маникюре. Детская вредная привычка возвращалась в моменты напряженных раздумий. Опасность есть, но если это письмо настоящего психа, то рискнуть стоит, в крайнем случае можно будет сделать вид, что она так и задумывала изначально. Якобы знала, что провокация, и специально подставилась, чтобы потом вывести оппонентов на чистую воду.

Альбина встала со стула и прошлась по кабинету. Стены офиса были увешаны рамками с благодарственными письмами и совместными фото с узнаваемыми и очень узнаваемыми людьми. Свет люминесцентных ламп отражался в стеклянной столешнице большого переговорного стола. Она всегда включала освещение в кабинете, не экономила на электричестве, дома у нее тоже по вечерам свет горел во всех комнатах, и перед сном «умный дом» выключал разом все. Альбина не любила темноту. Как говорят психотерапевты: «Все идет из детства», а детство у нее было нелегким. Отношения со сверстниками не складывались, родителям особого дела не было до того, как и чем живет дочь, агрессия в ответ на агрессию, ссоры, буллинг и ночные рыдания за закрытой дверью детской спальни. Поэтому детство в памяти Альбины было укрыто черным тюлем, и в своей настоящей жизни она любила свет и старалась чтобы на душе и в пространстве, которое ее окружает, всегда было светло. Она стояла у большого панорамного окна, смотрела на пар, поднимающийся из градирен ТЭЦ: белые клубы на фоне белых сопок поднимались в небо и сливались с белыми кучевыми облаками. Электронная сигарета в ее руке слабо завибрировала, давая понять, что пора заканчивать сеанс отравления организма продуктами горения табака. Альбина выкинула уже бесполезный стик в урну и вернулась к своему столу, на экране монитора был открыт ее мессендж-канал и заранее подготовленный текст нового сообщения был забит в форму для отправки. Рука легла на беспроводную мышь, и еле слышный клик левой клавиши обновил изображение на экране. Губы Альбины растянулись в улыбке, она предвкушала, какой ажиотаж начнется через несколько минут в информационной сфере Берегового и всей области.

Максим сидел в кабинете Сергея, он крупными глотками пил, принесенную с собой французскую минералку. Полчаса назад он получил временный пропуск на проходной УВД и сейчас заканчивал рассказывать другу информацию об отпрыске семьи Туронян.

– Там вся семья одинаковая, – говорил Макс. – Про отца, думаю, ты и так знаешь достаточно. Сынок – такой же упырь, только молодой еще, а поэтому глупый и непуганый. Матушка от них тоже недалеко, в рассказах о ней самое приличное и в то же время самое часто произносимое слово – хамка.

– Про пацана что говорят?

– Отморозок. Наглый, без страха, злопамятный. Когда серьезное что-то, то за него впрягаются быки из папиной охранной конторы. Контора, как ты сам понимаешь, существует для официального рэкета и легальных стволов.

– Это и ребенку понятно. Про конфликт Эдика и Зины сплетни есть?

– Нет. У него столько подобных ситуаций случается, что если бы не папина спина, то до семнадцати лет Эдик бы точно не дожил. Он не выбирает, с кем кусаться, я же говорю, страха нет вообще.

– Под его отцом весь город. Правда, сам «Влад» всю жизнь под ребятами «с пирожковой», поэтому жив и на свободе до сих пор, но это уже из другой оперы ария.

– Но одна девчонка с гоу-гоу «Григорьева» говорит, что Эдик на днях сцепился с кем-то в лаундже и орал что-то типа: «…а то закончишь, как та шмара в лесу…», – отправляя пустую бутылку в ведро, продолжал Максим. – Но мне кажется, что это просто тупые понты. Жидковат он для таких дел, там характер и мозги все-таки нужны, а у него ни того, ни другого особо нет.

– По-разному бывает. Но в принципе я согласен. В убийствах виден обстоятельный подход, подготовка, и, видимо, есть какая-то идея, которую я пока не понял… – начал рассуждение Сергей.

– Погоди, погоди! – удивленно перебил его Макс. – В каких убийствах? Еще кому-то горло перерезали?

– Живот. Судье, – мрачно ответил Сергей и вкратце рассказал о прошлой ночи в сквере Правосудия.

– Не слабо, – протянул Максим, после того как Сергей закончил историю. – Поди, все уже возбудились? Нервы мотают?

– Чуть больше, чем обычно. Сроки раскрытия нереальные ставят, но это не ново, – Сергей показал пальцем на потолок. – Там половина без оперативного опыта, вся война только на бумагах. Справимся, не в первый раз.

Резко и громко заиграла музыка, Максим от неожиданности вздрогнул. Сергей ухмыльнулся и, глядя на друга, поднес телефон к уху.

– Здорово! – бодро сказала трубка голосом криминалиста-эксперта Вадима Прошина. – Ты уже читал?

– Что? – ответил вопросом на вопрос Сергей. – Привет.

– А-а-а, значит, не видел еще. Поздравляю, у нас теперь свой Зодиак, – насмешливо сказал Вадим. – Кино смотрел Финчера?

– Блин, Вадик, говори ты по-человечески, – разозлился Сергей. – Без тебя умников хватает в последнее время.

– Ладно, извини. Канал такой есть в одном из мессенджеров, «Мегаломания по-Северски». Его баба одна ведет, журналистка местная – стерва редкостная, как-то пересекался с ней на паре мероприятий. Канал так себе, она у чиновников на подсосе, поэтому пишет в основном про местный позитив, а если и проскакивает какая-то грязь про нашу политическую элиту, значит, как писал Маяковский про звезды: «это кому-нибудь нужно».

– Короче, Вадим! Суть в чем?

– А! Ну да. Мне ссылку скинули на ее последний пост, минут двадцать назад опубликовала. Эх… Не буду пересказывать, не тот эффект будет. Сейчас тебе перекину, сам читай. И помни: когда мы его поймаем, не забудь про меня при составлении рапорта о поощрениях. Ладно, кладу трубку, лови ссылку.

Сергей положил смартфон на стол и взглянул на Макса.

– У тебя динамик громкий, – сказал Максим. – Я почти все слышал, но тоже ни хрена не понял.

Короткая трель озвучила приход сообщения от криминалиста. Сергей нажал на подсвеченную синим ссылку, в открывшемся окне приложения мессенджера появился текст:

«Вчера мне на почту пришло преинтереснейшее письмецо. В свете последних событий в городе текст его выглядит нетривиальным. Я долго думала, стоит ли его вообще выносить в общественность, и решила сделать это здесь. Моих комментариев не будет, выводы сделайте сами».

Дальше шел текст письма, которое накануне вечером прислали Альбине. Сергей внимательно прочитал весь текст два раза и протянул телефон Максу.

– Как в кино, – сказал Максим, возвращая смартфон его владельцу. – Думаешь, реально он написал? Может, хайпануть решила? Акула пера, блин.

– Не знаю, – сказал Сергей, еще раз проглядывая текст на экране телефона. – Не знаю…

Дверь кабинета распахнулась, и в кабинет, по-хозяйски широко шагая, зашел полковник внутренней службы в отставке Устинов.

– Привет, парни, – громко сказал он с порога. – Макс, решил променять бизнес на погоны?

– Что-то случилось? – спросил, вставая и протягивая руку, Сергей.

– Добрый день! – произнес Максим.

– Все нормально, ребята, – пожимая обе протянутые руки, ответил Петр Валерьевич. – Я в кадры заходил, справку надо в пенсионку сдать. А вы чего? Приятнее кабинета места для встречи друзей не нашлось?

– Да тут не до дружеских встреч, работа и еще раз работа. Чай? Кофе?

– Нет, не хочу, спасибо. А знаете, что, орлы! Давайте-ка вечерком ко мне, баня, веники с хвоей, настоечка своя. Отдохнете и поговорите, намного лучше и комфортнее, чем здесь. Да и мне не скучно, а то последнее время живых людей вижу только в магазинах.

– Я не против, – сказал Максим.

– Хорошо, только я еще Ваньку позову, – произнес Сергей. – Ему тоже полезно будет голову разгрузить.

– Это молодой который у тебя? Зови, конечно. Ментовское братство своих не бросает. Ладно, я тогда на рынок и баню готовить, жду вас в половине восьмого, без опозданий.

Когда дверь закрылась, друзья вернулись за стол.

– Так, что думаешь-то? – спросил Максим.

– Не знаю, – как мантру, повторил Сергей.

17

Столу, который накрыл для гостей Петр Валерьевич, позавидовали бы многие рестораны русской кухни. Деревянный стол из струганных досок был накрыт бледно-фиолетовой скатертью с геометрическими узорами и стоял в большой комнате отдыха. Баню Петр Валерьевич строил обстоятельно: массивные двери с ухватистыми деревянными ручками, широкий предбанник, двери из которого вели в парную и комнату отдыха. Отдельный выход к маленькому, но глубокому пруду, где было приятно охладиться после жарких процедур с пахучими вениками. Баня была гордостью загородного хозяйства, в нее было вложено много труда, денег и частичка души. Снаружи она выглядела впечатляюще: сложенное из толстого бруса здание с коньковой крышей, внешняя стена комнаты отдыха была полностью из зеркальных окон в пол, изнутри прикрытых плотными вертикальными жалюзи. Баня по своему размеру и убранству могла смело посоперничать с множеством жилых домиков по соседству.

Распаренные довольные мужчины сидели за столом на крепких деревянных стульях с высокой резной спинкой. Через щели в жалюзи была видна почти полная луна, которую периодически прикрывали темные облака, устроившие гонки по вечернему небу. На столе было все. Надрезанные караси в сметане лежали на белом блюде, обрамленным с краев свежей зеленью с рынка. Рядом стояла большая супница, доверху наполненная домашними пельменями, посыпанными твердым тертым сыром, от которых аппетитно валил пар. Толстые ломти черного бородинского хлеба были бережно укрыты пластиками огурцов и уже пропитались маслом с лежащих сверху шпрот. Чеснок. Хрустящие соленые огурчики и квашеная капуста с брусникой. Пятилитровая банка домашнего компота из погреба. Сало с прослойкой. И начатая запотевшая бутыль настойки на можжевельнике и морошке.

– Карась покупной, но по собственному рецепту, – разливая по стаканам настойку, рассказывал Петр Валерьевич. – А вот пельмеши сам лепил, даже счастливый сделал, поэтому аккуратнее.

– Монетка? Перец? – спросил Максим.

– Поверь мне, если тебе попадется – ты поймешь, – усмехнулся Устинов.

Стаканы звонко стукнулись друг о друга, и очередная порция домашнего алкоголя вступила в бой с ресурсами организма.

– А чего ты ждал, Сережа? Не зря их профессию второй древнейшей называют, – продолжил начатый ранее разговор хозяин дома.

– Да понятно все. Но я ее спрашиваю: «Почему сначала в полицию не обратились? Дело-то серьезное, не мандарин на рынке украли». А там доводы одни: что не обязана, что свободная пресса и цензуру она не потерпит. В общем, идейная мадам.

– Ага. Смотря кто оплачивает идею, – вставил реплику Макс.

– Я вообще подумал, что пранк это, – ловя пытающуюся убежать с бутерброда шпротину, сказал Иван. – Мне когда прислали этот пост, я был уверен, что кто-то так не смешно шутит.

Когда Сергей дозвонился до Альбины и начал задавать уместные в этой ситуации вопросы, то был ошеломлен наглостью и безапелляционным тоном собеседницы. Она сообщила, что говорить с полицией не хочет, если надо, то по повестке придет. Что не надо указывать ей, как работать, она сама может многому научить и полицию, а если надо, и прокуратуру с ФСБ. Она будет делать то, что считает нужным, и советоваться ни с кем не собирается. Сергей смог добиться только того, чтобы она переслала ему письмо от неизвестного и на этом их общение прекратилось. Когда Сергей пошел к начальству с докладом по ситуации и предложением не церемониться и изъять компьютер госпожи Бельской как важную улику, ему ответили, что на этого человека давить не надо. Однако он смог настоять на необходимости вызова ее повесткой на допрос. Письмо он переслал Валентине и парням из технического отдела, но понимал, что вряд ли это даст какие-то зацепки.

– Да хрен с ней, – жуя сало, сказал Сергей. – Не факт, что это настоящее письмо. Могла и сама себе отправить. Но отработать, естественно, надо.

– Само собой, – Устинов снова стал собирать стаканы в шеренгу.

– Но вообще мистика какая-то, ни следов, ни улик. Таксиста нашли, который на заказ судьи приехал, говорит, что уже стоял ждал на остановке у сквера и пришел отказ, но деньги за подачу машины пришли, и он уехал на другой адрес. По камерам это подтверждается. Причем видно, что она вышла из здания суда, а до дороги не дошла. В сквере камер нет. Все записи с ближайших рабочих отсмотрели – ничего интересного.

– Сейчас-то Максим вне подозрения? – спросил Петр Валерьевич.

Макс, хотевший было откусить сразу половину от маринованного огурца, замер и посмотрел на отставного полковника.

– Его никто и не проверял, все возможно, – улыбнулся Сергей, – Максим, это ты убил судью?

– Я у матери ночевал, охрану поселка можете спросить. Вечером приехал, утром уехал. Юмористы, блин, – заканчивая с огурцом, сказал Максим.

– Ну, – протянул Петр Валерьевич. – Дом большой, окон много. Вылез и лесом в город добрался, так же и назад. Задача несложная. Так что алиби у тебя так себе.

– Да ну вас, – произнес Максим.

Стаканы звякнули снова.

– Жертвы абсолютно разные, – продолжил Сергей, – связи никакой. Только пол и время совершения преступлений одинаковые.

– Кстати, – Максим вытер руки тряпичной салфеткой и потянулся к стакану с компотом, – моя матушка знакома была с этой судьей, только она тогда следаком была. Это она вела дело о смерти детей в больнице тринадцать лет назад. Мать, когда новости увидела, сразу ее вспомнила. Видать, после СК на повышение пошла.

– Занятно, – произнес Петр Валерьевич. – А ты, Сережа, ищи зацепки. Что-то должно убиенных связывать. Какая-то логика должна быть в действиях преступника, если он так заморачивается с антуражем, как постановщик в театре, то должен для себя оправдывать это.

– Ищу, но глухо, – Сергей откинулся на спинку стула. – Больше половины камер в городе не работают, хотя должны в системе быть. Макс вон с Зинаидой два часа по городу катались, а на записях только на одном перекрестке и у магазина засветились.

– Не напоминай, – буркнул Максим.

– Тебе не раз еще придется пересказывать события той ночи, так что не расслабляйся.

Иван молчал и слушал беседу. Добавить ему особо было нечего, а попусту трепаться он не любил.

По телевизору, висевшему на противоположной окнам стене, фоном шел спортивный канал. Сейчас было включение местной рекламы, показывали пафосный ролик, как молодой, но уже седовласый, спортивного телосложения мужчина в дорогом костюме подходит к стоящему на краю обрыва небольшому вертолету. Поток воздуха от винта треплет длинные до плеч волосы, мужчина встает на хромированную подножку винтокрылой машины, камера облетает вокруг и берет общий план. Вертолет поднимается в воздух и улетает в сторону города. Следующим кадром идет посадка на плоскую крышу здания, разноцветные огоньки подсвечивают посадочную зону, главный герой ролика после короткой прогулки по крыше заходит в двойные кованые двери. Камера вылетает за пределы крыши здания и становится видна подсвеченная надпись на каменном фасаде – «ГригорьевЪ».

– Вот был случай, – кивая на телевизор, начал рассказ хозяин. – Когда этот кабак сделали в бывшем Доме профсоюзов, его решил себе отжать Влад, а в то время было модно устраивать рейдерские захваты. И в одно хмурое зимнее утро группа молодчиков в форме его охранной фирмы зашла в здание. Там их ждали похожие ребята, потасовка, правда, без стрельбы и ножей, но одному из Владовских череп чем-то проломили. Скорая приехала забрала его и нам в дежурку, естественно, отзвонилась. После обеда приходит в больничку участковый, чья земля, чтоб опросить беднягу, а тот в отключке еще.

– Вы как будто рядом ходили, так гладко рассказываете, – сказал Иван.

– Ты слушай дальше и поймешь, почему я так помню хорошо, эта история как раз про удачные совпадения, которых вам пока не хватает, – снова разливая по стаканам, ответил тот. – Ладно, не буду долго трепаться, в общем, этот с дыркой в башке оказался рецидивист в федеральном розыске, он на материке троих подельников порешил, с кем игровой салон обнес, и в бега. К нам приехал и к этой гниде Туроняну прибился.

– Бывает же, – восхищенно произнес Максим. – От сумы и от тюрьмы…

– Ага, мало того, когда на даче, где он жил, обыск делали, схрон нашли с железом, там от пээмов до мухи было. Владовское барахло, конечно, но этот болезный его не сдал. Правда, все равно до суда не дожил. Сердечная недостаточность в СИЗО настигла внезапно. Он как раз только расклады по группировке давать начал, и тут она – хворь. Вот такие совпадения. В этой истории еще один нюанс есть, редкий для настоящего времени. Когда награды расписывали за поимку опасного преступника, про участкового не забыли, причем не грамота перепала, а цацка какая-то на грудь. Мелочь, а приятно было человеку.

– Интересная история, – сказал Ваня. – А с группировкой-то…

– Погоди, – перебил его Сергей. – Так клуб чей в итоге оказался?

– Туроняновский, конечно, – выключая телевизор, ответил Устинов. – Он тогда уже в полной силе был, тем более с прикрытием конторским. Но сейчас не знаю, может, уже продал. Депутат же. Бизнесом владеть не может.

В глазах Сергея появился блеск, как когда человека осеняет отличная идея. Но развивать тему он не стал, надо было все хорошенько обдумать и сопоставить данные. Он поднял свой стакан, стукнулся краем дна о стеклянных близнецов в руках товарищей и залпом выпил ароматный обжигающий пищевод напиток.

Вечер пятницы плавно перетекал в субботнюю ночь. Разговоры о работе сменялись байками о прошлом советской милиции и откровениями о личной жизни. Заканчивалась вторая бутылка настойки, а на плите в предбаннике закипала вода для очередной порции домашних пельменей.

– Люди – загадочные существа, некоторых легко просчитать, а другие так маскируются, что никогда не догадаешься, что у них на душе, – повествовал Сергей. – Вон Вадика возьми. Вроде несложный человек, циничный, где-то надменный, расист, ну, или, как он сам говорит, – здоровый националист.

– Что он имеет в виду? – задал вопрос Петр Валерьевич.

– Россия для русских, но в хорошем смысле слова без погромов на овощных рынках и всего прочего. Контроль за иммиграцией, чтоб не замалчивали преступления наших союзных братьев. Приоритет для местного населения в социальных вопросах, усложнить получение гражданства и реальное наказание за коррупцию в этой сфере.

– Ты как будто манифест произносишь, – пьяно произнес Ваня.

– Мы с ним говорили на эту тему подробно. Пару лет назад два гастарбайтера залезли в дом, изнасиловали и убили старушку, 73 года. Вот когда мы после суда над одним из них, второй на родину сбежал, в управление ехали, он мне и выговаривал свои мысли.

– Ты, по-моему, в сторону от рассказа ушел, – заметил Петр Валерьевич.

– Ну да. Так вот, я недавно узнал, что Вадик, когда есть время, в отряде волонтеров в детских больницах клоунские представления проводит. И там не делит детей на русских и среднеазиатских. Не хвастается этим, хотя по натуре любит повыпендриваться. Людская натура – вещь глубокая и сложная.

– Я тоже раньше хотел помогать кому-нибудь чужому, – лицо Ивана посерьезнело, – но пока для этого времени нет. Работа и семья на первых местах.

– Ты женат? – спросил Петр Валерьевич.

– Нет, семья-то не только жена. Отец у меня болеет.

Иван замолчал.

– Я вот что тебе скажу. Помогать родителям надо, но класть на это свою молодость глупо. Первую половину жизни мы целуем чужие лбы. А потом жизнь незаметно ускоряет свой ход, и ты все ближе к тому моменту, когда к твоей холодной голове прислонятся горячие губы, соленые от стекающих слез. Я предлагаю выпить за то, чтобы никто из нас никогда не стал обузой для своих близких, – Петр Валерьевич поднял стакан. – Это громкие и неприятные слова. Но так правильно. Дети не должны жить проблемами родителей.

Они выпили. Потом еще выпили, под горячие пельмени. Ваня все чаще прикладывал голову на лежащие на столе руки. Стрелка настенных часов приблизилась к цифре три. Пора было разъезжаться по домам.

Сергей помог Максиму усадить Ваню на заднее сиденье синего в белых шашечках «Форда» и сам сел вперед. Водитель вбил в навигатор точки, куда ему предстояло доставить пассажиров, и машина выехала за ворота. Ваню совсем сморило, его голова лежала на плече Максима, и молодой оперативник уже видел хмельные беспокойные сны.

Ехали они молча. Водитель следил за дорогой, Сергей смотрел в ночное небо и ни о чем не думал, Максим просматривал ленту свежих фотографий в соцсетях. Никто и не заметил, как из неприметного в лунном свете лесного поворота выехал и последовал за их такси серый «Фольксваген Пассат» с выключенными фарами и габаритными огнями.

18

Сергей лежал в кровати и не торопился вставать, сегодняшний день, конечно, нельзя было назвать полноценным выходным, работать, естественно, придется, но поваляться с утра он мог себе позволить, тем более после вчерашних посиделок. Когда он вернулся ночью домой, то сразу уснуть не смог, в тяжелой от алкоголя и хронического недосыпа голове крутились схемы и связи участников запутанного дела. Саша ночевала у себя. Он налил себе кофе и полез на сайт арбитражного суда искать дело о переделе прав владения клубом «ГригорьевЪ». Суть была в споре владельцев заведения и хозяев помещения, где оно располагалось. Сергей не стал сильно вникать в юридические дрязги и сразу перешел к решению. По итогам череды заседаний судья Залозина Г. П. вынесла решение о приостановке деятельности увеселительного заведения до окончательного определения того, кто должен получать прибыль от танцующей и пьющей коктейли молодежи. Клуб простоял закрытым около трех месяцев, затем снова стал принимать гостей, дальнейшая его судьба решалась уже без участия Галины Павловны. Противоборствующие стороны в этом конфликте представляли собой супругу депутата Туроняна со стороны клуба и представителей одного из высоких чинов правительства Северской области, аффилированной с которым фирме принадлежало здание бывшего Дома профсоюзов.

Когда Сергей вчера в гостях услышал, что «ГригорьевЪ» принадлежал Владу, он сразу мысленно соединил красными нитями фотографии двух жертв на схеме расследования. Наконец-то хоть какая-то связь между убитыми, странная, непонятная, но хоть что-то. Обе убитые женщины в своей жизни попортили нервы семейству Туронян. Что из этого следует, Сергей пока придумать не мог, но в этом направлении определенно стоило поработать. С такими мыслями капитан Норвежский закрыл крышку ноутбука и пошел в спальню.

Сейчас, отодвигая голову в сторону от нападающего на постель солнечного луча, он лежал и обдумывал результаты своих ночных изысканий. Нет, озарение не снизошло на него во сне, ему не приснился тот, кто за неделю убил двух женщин, обставив свои преступления с извращенной фантазией. Но все-таки план ближайших мероприятий Сергей для себя составил. В понедельник с утра должна прийти на допрос журналистка Бельская, повестку ей в кабинет доставили вчера перед самым концом рабочего дня. И, видимо, надо еще раз вызывать Эдика Туроняна с матерью и надеяться на его несдержанность, может, чего и сболтнет со психа.

От размышлений его отвлек звук нового сообщения на телефоне. Странно, что до половины десятого утра ему еще никто не позвонил.

«Доброе утро, милый! Я соскучилась! Давай сегодняшний вечер проведем вместе. Я в 20:00 освобожусь, меня Андрей подменит. Заберешь меня из “Ключника”?»

Сергей отправил ответное сообщение, встал с постели, пошел разогревать корейский острый суп с кровяной колбасой – лучшее средство от похмелья.

Для Альбины субботнее утро началось кардинально иначе. В 7:30 утра она уже уверенными четкими движениями расчерчивала поверхность воды в бассейне дорогого фитнес-центра, а в то время пока Сергей выставлял время разогрева своего завтрака на микроволновке, уже разгоняла свой «Кайен» по пустым холодным улицам Берегового. Ехала она на брифинг Министерства здравоохранения об ухудшении эпидемиологической ситуации в области, в связи с наступлением сезона ОРВИ. Ежегодное формальное мероприятие, но ей там быть необходимо, в брифинге принимает участие губернатор, а Альбина никогда не упускала шанса лишний раз показаться во всей красе перед руководством области. У нее были заготовлены вопросы, которые одновременно выставляли ее в хорошем свете перед начальством, и само руководство могло ответить на них так, чтобы заголовки новостей были в положительном ключе.

Альбина ловко ввинтила свой «Порше» в поворот и выехала на привокзальную площадь. После утреннего дождя площадь представляла собой что-то среднее между мелким бассейном и неглубоким прудом. При проектировании и дальнейших ремонтных работах все участвующие лица упустили из вида обустройство ливневых колодцев, и теперь после каждого дождя парковка перед вокзалом и подъездные пути к ней покрывались ровным слоем воды, выше щиколотки взрослого человека. Отступать перед трудностями главный редактор «Северного берега» не любила, поэтому усилила давление на педаль акселератора и, рассекая потоки грязной, воды за несколько секунд проскочила местную Венецию в отдельно взятом районе Берегового, попутно окатив волной из-под колес зазевавшегося у бордюра пешехода.

Она была довольна тем ажиотажем, который произошел после ее вчерашнего поста на канале. Куча репостов, звонков от коллег разной профессиональной величины и реакция полиции. Эмоции от произошедшего укутывали ее, как теплое одеяло в зябкую ночь. Сейчас Альбина была уверена, что это не провокация от недругов или конкурентов, хотя кто в местных условиях может с ней конкурировать. Для Альбины уже давно в профессии была она и все остальные, часто, по ее словам, альтернативно одаренные маратели бумаги и уничтожители клавиатур. Теперь она ждала следующего письма и очень надеялась, что в нем ей расскажут о новом трупе и она объявит об этом раньше полиции. Это настоящая журналистская удача, и к кому как не к ней она должна была повернуться лицом. Вчера вечером Альбина отправила на адрес таинственного отправителя свои вопросы, но ответа не получила. Или адрес был одноразовым, или собеседник предпочитал сам задавать темп разговору. Ее план был в следующем: разговорить этого психа и убедить его дать ей видеоинтервью, естественно, на условиях анонимности. Опасная, но чертовски крутая идея. Понятно, что будут претензии ментов, и, скорее всего, начальство тоже в восторге не останется, но ей на это уже будет плевать. После такого интервью ей будут открыты все двери в российской журналистике, и можно будет параллельно развить свой канал до федерального масштаба. А дальше…

В мечтательных раздумьях Альбина подъехала к шлагбауму парковки правительства Северской области. Аккуратно размещая автомобиль между нарисованных на мокром асфальте полос, она вдруг снова представила соленый и немного терпкий запах морского бриза в будущем собственном доме у моря. Вот ее мечта, и это определенно стоит риска и усилий.

– Заходи, Сереженька. Тапочки надевай. Обедать будешь? – Виктория Сергеевна, как всегда, была мила и учтива со старым знакомым.

– С удовольствием. Борщ? – закрывая за собой входную дверь, спросил Сергей.

– Рассольник. Будешь?

– Конечно, уже забыл вкус вашей домашней еды. Сколько лет не заходил.

– Я так поняла, что и сейчас бы не зашел, если бы не такой ужасный повод.

Час назад Норвежский позвонил матери Максима и напросился в гости. Юлить по телефону не стал, сразу объяснил свой интерес к неприятным обстоятельствам знакомства Виктории Сергеевны с ныне покойной Галиной Залозиной. Сергей, когда приехал к дому матери своего друга, не стал сразу выходить из машины, он сидел и размышлял, стоит рассказывать подробности убийства судьи или лучше упустить детали. Местные журналисты уже, конечно, описали в красках события роковой ночи в сквере у суда, но, как это всегда бывает, половину додумали, а вторую половину переврали.

– Да, теть Вик, стыдно в этом признаваться, но так и есть, – Сергей вышел из коридора в просторную гостиную. Тапки шуршали по наборному паркету.

Большая светлая комната с овальным обеденным столом у стены, книжные шкафы, ковер с толстым высоким ворсом у камина с каменной полкой. Интерьер в светлых цветах был сделан со вкусом, без лишнего пафоса. Комната выглядела одновременно современно и по-домашнему.

– Макс сказал, вы были знакомы с Залозиной? – садясь за стол, задал первый вопрос Сергей.

– Ты сразу о деле, – усмехнулась хозяйка. – Как живешь-то? С Максима ведь слова не вытянешь.

– Извините. Нормально все. Служба-дом-служба. Скучно, наверно.

– Не женился?

– Нет, – улыбнулся Сергей. – Сработаю на опережение и сразу скажу, что девушка есть. Но пока все только начинается, и мне нравится, как все складывается.

– Ну и замечательно, я рада. Мама как?

– Хорошо, не жалуется. Она ведь никогда не жалуется. Но я слежу, через соседей, родню. Все нормально. Внуков только очень ждет, переживает, – рассмеялся Сергей.

– Мы все переживаем по этому поводу. Мой вон тоже не торопится, а скоро четвертый десяток пойдет.

Виктория Сергеевна поставила перед гостем глубокую тарелку с дымящимся супом. Рядом на блюдце лежали треугольные кусочки хлеба, сало и зеленый лук с пригоршней соли.

– Ты ешь, а я расскажу. История будет короткой. Когда в больнице случилась трагедия, от комитета делом она занималась. Спокойная, уравновешенная женщина. Довольно грамотная. Проблем от нее серьезных не было, занималась своим делом. Когда все закончилось, мы с ней больше не общались. Как-то в ресторане встретились, поздоровались, вежливыми фразами перекинулись, и все. Ужасно, конечно, я, когда узнала, что с ней сделали…

Виктория Сергеевна налила себе воды из пузатого графина и залпом выпила стакан.

– Получается, после суда у вас контактов не было? – Сергей с аппетитом ел суп вприкуску с зеленым луком.

– Я не искала с ней встреч. Сам понимаешь, хотела быстрее забыть всю историю. Плюс было много дел, связанных с открытием бизнеса, это хорошо помогало переключить голову.

– Я никогда не спрашивал, а Макс сам в подробности не вдавался. Если вам не сложно, расскажите о событиях в больнице и дальнейшем расследовании.

– Зачем тебе? – выражение лица Виктории Сергеевны сменилось с грустного на серьезное.

– Хочу больше понять про личность Залозиной. Уверен, ваш рассказ мне поможет.

– Хорошо, но больше я не хочу возвращаться к этой теме.

– Как скажете, – произнес Сергей и приготовился слушать.

– Тринадцать лет назад в течение нескольких дней резко ухудшилось состояние семи детей. У всех были проблемы с неврологией, лечение было схожим. В итоге четырех детей мы не спасли, а трое получили инвалидность и необходимость в постоянном принятии лекарств. Зрение упало, нагрузки никакие нельзя, сердце может не выдержать. Я была главврачом тогда. Началось расследование, которое установило, что вместо хорошего лекарства был закуплен дешевый непроверенный аналог с кучей побочек. Залозина вела это дело. В итоге мне пришлось уйти, начальника отдела закупок и старшего юриста больницы тоже уволили, заму в департаменте выговор выписали. Родителям дали компенсацию и возместили расходы на похороны, естественно, вряд ли это их обрадовало. Конец.

Виктория Сергеевна замолчала. Она рвала на мелкие обрывки уже вторую бумажную салфетку, воспоминания давались ей нелегко. Взгляд был затуманенным и полным отрешенной безнадежности.

– Больше не спрашивай. Подробностей не будет, – жестко сказала она. – Для меня эта история, как ножом по сердцу.

– Вопросов только два, – сказал Сергей, отставляя в сторону пустую тарелку. – Почему такое слабое наказание? И за что уволили юриста?

– Про наказание ты у своих коллег спроси, я приговоры не выносила и степень вины не определяла. А юрист вел контракты по закупкам, – ответила Виктория Сергеевна, было очевидно, что разговор ей неприятен.

– Да, мои коллеги могут ответить только по букве закона, а я хочу узнать, что повлияло на вердикт. Вы поймите, я пришел не для того, чтобы вам нервы мотать, мне не интересно, из-за чего произошла та ситуация, прошлого не вернуть, и я не так сентиментален, чтобы ради внутренней справедливости расследовать старые дела, – Сергей встал из-за стола и прошелся по комнате. – В карьере Залозиной было не так много резонансных дел, что в следствии, что в суде. Я хочу разобраться, каким человеком она была и за что ей могли выпустить кишки на свежий ноябрьский снег.

– Так про кишки правда? Я думала, журналисты чернят, – Виктория Сергеевна сцепила ладони в замок.

– Правда. Жизнь сейчас вообще страшнее выдумок писателей и корреспондентов.

Сергей ходил вдоль шкафов с книгами и полок с фотографиями. Тома Большой медицинской энциклопедии стояли бок о бок с классиками зарубежной литературы: «Тайна Эдвина Друда» Диккенса, «Зеленые холмы Африки» Хемингуэя. Верхний ряд занимали подборки отечественных авторов: Булгаков, Достоевский. У самого края шкафа, обращала на себя внимание книга с длинным названием: П. И. Карпов «Творчество душевнобольных и его влияние на развитие науки, искусства и техники». Главнаука, 1926 год.

– Разумов оказывал мне поддержку в то время, – уже спокойно произнесла Виктория Сергеевна.

– Это который в Совете Федерации?

– Да, тогда он в областной думе был, председателем.

– Теть Вик, не из любопытства спрашиваю. Он по личным мотивам помогал или по коммерческим интересам?

– По личным. Подробности надо? – ответила Виктория Сергеевна, острый взгляд, казалось, готов был прожечь Норвежского насквозь.

– Не обижайтесь. Я бы никогда не стал задавать подобные вопросы в обычной ситуации, – рассматривая многочисленные рамки с фотографиями, сказал Сергей. – Я хотел именно от вас это узнать подробности, чтоб Макса не грузить этим и не играть в испорченный телефон.

– Да поняла я.

– Кстати, – заметил Сергей, – Макса дома не застать, блин. Он сюда, что ли, переехал. Я в среду искал его, не дозвонился, заехал на проспект, а его нет. Потом он рассказывал, что тут ночевал. Это у него так кризис среднего возраста начинается? Снова к маме под крыло тянет?

Виктория Сергеевна улыбнулась шутке. Она немного расслабилась, неприятная и больная тема осталась позади, а вот обсудить сына она всегда любила.

– Среда, среда… Да, вроде тут был. Точно! – вспомнила она. – Днем еще приехал, баню топил. Вообще, в последнее время часто стал заезжать просто так, в гости и оставаться на ночь тоже. Скучно, наверно, одному в квартире. Он особо душу не раскрывает. Скрытничает, особенно на тему чувств, переживаний.

– В тот раз тоже ночевал, видимо?

– Да, только ночью в город сорвался, сигнализация сработала, датчик протечки на кухне.

– Ого, он не говорил. Залил кого?

– Нет, обошлось. Фильтр, по-моему, потек, который на питьевую воду, и потихоньку накапал лужицу прям у датчика.

– Повезло, – задумчиво произнес Сергей.

Он дошел до каминной полки, на которой вперемешку с маленькими литыми статуэтками тоже стояли фотографии. На одной из них был запечатлен рабочий коллектив на крыльце детской областной больницы. На ступеньках рядами стояли люди в белых халатах, внизу в середине была Виктория Сергеевна и солидный мужчина в темном костюме. Сергей взял рамку в руки и внимательно стал рассматривать глянцевое изображение.

– Это День медика, года за полтора до тех событий, о которых ты расспрашивал, – пояснила Виктория Сергеевна, заметив интерес Сергея.

Один из мужчин во втором ряду казался Норвежскому знакомым, но он не мог вспомнить, где видел это лицо. Или просто похож на кого-то. Сергей буравил взглядом улыбающееся лицо молодого человека, но в голову ничего не приходило.

– А это кто? – Сергей указал на интересующую персону.

– Костя Семушов. Тот самый юрист, которого уволили вместе со мной. Знакомы?

– Да не могу вспомнить, где я его видел. Точно не дружили и не работали вместе. Вертится в голове образ, а откуда – не могу понять. Можно я сфотографирую? – спросил Сергей, ставя рамку обратно на полку.

– Конечно.

Тонкий лед у обочины дороги звонко хрустел под колесами «Субару» Норвежского, день близился к закату, и Сергей возвращался в город в предвкушении приятного вечера с Сашей. Настроение было паршивое, не давали покоя фотография с каминной полки и фраза, сказанная Викторией Сергеевной перед тем, как закрыть дверь за гостем: «Я тебе всегда рада, Сережа, но, пожалуйста, больше с такими вопросами ко мне не приезжай». И закрыла дверь.

Сергей нашел в списке последних вызовов Вадима и сделал вызов.

– Чего? Привет, Серега! – было слышно, что Вадим в хорошем расположении духа.

– Слушай, не могу вспомнить, где видел человека. Лицо знакомое, а памяти нет. Я тебе сейчас скину фотку, взгляни, мало ли. Почему-то мне кажется, что это с работой связано.

– Давай, но я накатил уже. Выходной же. Так что за оперативность мыслей не отвечаю, – засмеялся в трубку Вадим.

– Завидую тебе, – сказал Норвежский и закончил разговор.

Следя за раскисшей дорогой, Сергей переслал эксперту фото парня с больничного крыльца. Еще его беспокоил Макс и его странные ночные поездки из поселка в город в ночь убийства судьи Залозиной. Нет, он не подозревал друга в кровавых забавах, но совпадения по обоим эпизодам были дурацкими и напрягали без того забитую мыслями голову.

Пришло ответное сообщение. Вадим ответил картинкой, скриншотом экрана телефона с открытым видеороликом. Ролик Сергей уже видел. Стол в ночном клубе, двое мужчин с одной и три девушки с другой стороны. Одним из мужчин был немного располневший бывший юрист детской больницы Семушов, а напротив него сидела веселая рыжеволосая Зина Бокова.

19

– То есть, пока ты тут со мной отдыхаешь, мальчик роется в пыльных архивах? – спросила Саша, медленно потягивая горячий глинтвейн.

Они сидели на открытой террасе пляжного ресторанчика, укутались в толстые пледы, смотрели вслед погружающемуся в море солнцу. К вечеру погода улучшилась, пропал ветер, приятно потеплело, облака оставили свой дежурный осенний пост и скрылись за горизонтом. Горячее вино грело тело. Аффинаж из уличных динамиков окутывал теплом душу. Ровный перебор струн, и музыка летит над водной гладью.

– Ну я ж все-таки начальник, могу себе позволить делегировать обязанности молодому сотруднику, – щурясь на закат, ответил Сергей. – И архивы сейчас в основном цифровые, а на них пыль не скапливается.

После того как Норвежский понял, где он видел человека с фотографии старого рабочего коллектива матери Максима, он позвонил Ивану и дал ему задание собрать все, что можно, на Константина Семушова – двенадцать лет назад уволенного с работы из-за расследования следователя Залозиной и героя одного из роликов скандальной блогершы Оfeliya69.

– И вообще не понимаю вопроса, – Сергей перевел взгляд с морской дали на привлекательную спутницу. – Он опер, и работать в выходной – его бремя. Тем более сейчас.

– Да, понятно, но он такой… Выглядит беспомощным и наивным. Я же видела его, когда вы обедать заезжали. Не похож он на матерого сыщика.

– Конечно, не похож. Матерые сыщики выглядят матерыми только на экране. В жизни чаще всего это замученные отчетностью и сумасбродностью начальства уставшие люди. Часто пьющие не в меру много.

– Ты вроде в меру, – усмехнулась Саша.

– Да я, считай, вообще не пью, по меркам моей работы. Если бы пил, вообще бы отдел загнулся, и так вдвоем с Ванькой пашем. Даже в городском отделе есть народ, а у нас недобор. Ладно, Саш, ну ее эту службу, давай о другом. Смотри, погода какая, закат красивый.

– Как скажешь. Но знай: захочешь выговориться, не стесняйся, я всегда готова выслушать. По себе знаю, как иногда хочется просто рассказать кому-то о проблемах, даже не слушать чье-то мнение или советы, а просто говорить с тем, кто умеет и хочет слушать.

Ярко-оранжевый диск небесного светила уже наполовину вошел в перекатывающиеся тяжелыми волнами море.

– О чем ты мечтаешь? – не глядя на Сергея, спросила она.

– Мой ответ может напугать тебя, – улыбнулся Сергей. – О таком не говорят девушкам в первый месяц отношений.

Саша перехватила его взгляд.

– Нет, не извращения и не секс втроем с твоей подругой, – засмеялся он. – Мечтой это, наверно, неправильно называть. Мечта – это что-то невыполнимое: полет в космос, адекватное поведение большинства людей в мире, абсолютное здоровье близких, а о материальном мечтать глупо, к этому надо стремиться. Поэтому я и не мечтаю ни о чем – смысла не вижу. А вот желание есть. Я хочу ребенка. И чтобы родила мне его любимая женщина, с которой мы потом проживем долгую совместную жизнь и успеем понянчить внуков.

Саша поставила бокал на стол и внимательно слушала Сергея. Она видела, что он не шутит, не пытается ее разыграть или спровоцировать на эмоции. Он говорит то, что думает, что идет у него из души.

– Странно, наверно, слышать такое от молодого и красивого мужика, – с улыбкой продолжал он. – Мне и тридцати нет, гулять и гулять, как думают многие. Но не я. На работе я постоянно сталкиваюсь с бардаком в жизни других людей, с грязью и враньем, с предательством и подлостью. Мне хочется иметь в этой жизни островок покоя и уверенности, где можно спрятаться на время от всего внешнего. Прийти домой, закрыть за собой дверь и оказаться в своем другом мире, где люди любят друг друга, доверяют, просто так, бескорыстно. Мир без лжи и фальши, где все друг за друга и вместе.

– Не бывает такого, ну, или бывает, но недолго, а вообще…

– Знаю, – перебил Сергей Сашину мысль, – но я себе выдумал именно такую семью и хочу попробовать жить именно так и приложу для этого максимум усилий, как только шагну на эту ступень жизни. Не напугал я тебя?

– Нет, – ответила девушка, – но удивил, конечно. Открытостью.

– Я по весне ходил в детский магазин, подарок выбирал для дочери приятеля. Знаешь? Там между рядов с куклами, машинками и трансформерами есть стойки с колготками, носками, чепчиками. Так вот, я почему-то застыл у носков, маленьких таких, для новорожденных. Стоял, смотрел на них, довольно милое зрелище, наверно, было: взрослый мужик пялится на маленькие разноцветные носочки, а на лице дебильная улыбка. А я стоял, – продолжал Сергей, делая глоток горячего напитка, – и думал, какое, наверное, счастье – смотреть на лежащего в колыбели собственного ребенка, с такими маленькими пяточками, если на них можно надеть такие носки.

Сергей говорил спокойным, будничным тоном. Было видно, что это хорошо обдуманные и не раз прокрученные в голове мысли.

– Ты сейчас совсем другой. Настоящий, что ли. Свободный от предрассудков и абсолютно искренний, – сказала Саша, придвинула свой стул ближе к Сергею и положила голову ему на плечо.

– Потому что говорю от чистого сердца, – сказал Сергей, касаясь губами ее головы. – У меня самого отца не было никогда, дядька многое мне дал, но погиб, как раз когда мне нужно было мужское мнение, когда мальчик переходит в возраст мужчины, надо, чтобы было с кем поговорить и обсудить проблемы. Никто не знает, кроме Макса и Валерьича, но мать у меня пьет. Не запоями, но почти каждый вечер у нее на столе вино, и я это видел с подростковых времен. Сначала думал, что у всех так, а оказалось, что нет. В принципе, это никак не влияло на ее отношение ко мне, но сейчас, когда я стал взрослым, неприятный осадок все же есть. И отказываться от этого она не хочет, меня не слушает. А я хочу, чтобы было по-другому, более человечно и в то же время более просто, что ли.

– Это, мне кажется, у всех родителей так. У них рано или поздно наступает тот возраст, когда они не делают того, что им советуешь, даже если сами попросили о помощи.

Сергей обнял Сашу за плечо и прижал к себе сильнее.

– Видишь, зря ты сказала, что готова меня слушать, – гладя ее по волосам, сказал Сергей. – Всю душу излил.

– Ты говоришь правильные и понятные вещи. Всем хочется покоя и уюта дома, в семье, как же иначе. – Саша прикрыла глаза. – Не могу тебе ничего обещать, у нас все только начинается, и я счастлива от происходящего.

– Сейчас будет «но»?

– Да, – ответила девушка, – но не расстраивайся раньше времени. Мне близки твои мысли и убеждения, но я думаю, что только хорошей семьей ты не достигнешь морального благополучия. Работа – большая часть твоей жизни, и ты серьезно к ней относишься и, соответственно, близко к сердцу принимаешь неудачи и проблемы, с ней связанные. Только семья тут не поможет, тебе надо или научиться разделять работу и дом, или стать менее болезненно переживать невзгоды на службе.

– Ты как будто не финансовый, а психологический заканчивала, – сказал Сергей.

– Просто я хочу, чтобы у тебя все получилось, я хочу быть с тобой, но я боюсь, что ты перегоришь. Ты внешне сильный, но душа у тебя ранимая и жаждущая теплоты и ласки. А такие люди часто не справляются с внешним прессом проблем и обязательств, если не пересматривают свое отношение к жизни.

– То есть ты не против разделить со мной желания о счастливой семейной жизни? – тихим голосом спросил Норвежский.

– Это ты мне так предложение делаешь? – последние лучи заходящего солнца пытались пробиться через ее опущенные веки.

– Нет, еще слишком рано.

– Согласна.

– На что?

– С тем, что слишком рано, – рассмеялась Александра.

Мерцающий рисунок раскрасил небосвод. Одинокие звезды и созвездия расположились на темном куполе, согласно одному им известному плану. Яркий полумесяц отчертил ровную, колыхающуюся на волнах дорожку от горизонта до песчаного берега. Сергей и Саша шли по мерзлому песку, обходя коряги, недавно выкинутые штормом с морского дна на неприветливый берег. Они шли молча, обняв друг друга, и каждый думал о своем, или, может, они думали об одном и том же. Никто этого никогда не узнает. Им было хорошо вместе. Для Сергея это было как глоток свежего воздуха после утреннего городского смога. А Саша просто наслаждалась каждым мгновением так внезапно появившегося в ее жизни счастья.

20

Альбина не помнила, когда в последний раз она так часто проверяла электронную почту. Дома за обеденным столом она просматривала ленту новостей на планшете и раз в несколько минут проверяла смартфон на наличие новых писем. Он должен еще раз написать. Она была уверена в этом. Если начал, то должен продолжать – сто процентов, иначе зачем начинал. На ее письма этот псих не ответил, хотя, как подсказывала ей интуиция, адрес, с которого пришло письмо прошлой ночью, все-таки был одноразовым. Поэтому ей оставалось только ждать.

Альбина подошла к барной стойке и налила себе белого сухого вина в высокий, тонкого стекла, бокал. От нападок ментов она отбилась, в понедельник, конечно, придется сходить к ним, но она уже знает, что будет говорить, а больше, чем она сама захочет рассказать, они из нее не вытянут. Сначала она снимет все сливки с так удачно подвернувшейся истории, а потом уже чем сможет, тем поможет ребятам в погонах. У себя в канале она отписалась, что готова устроить интервью с автором письма на условиях анонимности и теперь очень надеялась, что будет новое сообщение и в нем псих напишет, что согласен на разговор. Если так будет, то все… Это билет в первый класс современной отечественной журналистики.

Сменились сутки, и начался отсчет нового дня, Альбина приглушила свет в спальне и открыла шторы. Ночной город отдыхал. Микрорайоны, как внутренние органы большого существа, расслабились и набирались энергии перед дневной суетой, которая придет вместе с рассветом. Свет горел лишь в единицах окон многоквартирных панельных домов. Артерии дорог были чистыми от автомобильных холестериновых бляшек. По главной аорте – узкоколейке, пронзающей Береговой от края до края, – медленно волочился состав с углем – городу нужна пища и тепло. Город отдыхал от своих назойливых обитателей.

Альбина снова вернула максимальную мощность верхнего освещения и вернулась за стол. Обновила список писем, и вверху белой пульсирующей надписью загорелось новое сообщение. Она отставила опустевший бокал в сторону и испытала чувства, которые ребенок ощущает перед тем, как разорвать упаковку найденных под елкой первого января подарков.

«Здравствуйте, Альбина Иннокентьевна. Я рад, что не ошибся в Вашей смелости. Вы способны на поступки, как и Я. Как говорится в старой избитой фразе: люди делятся на волков и овец. Так вот, такие как Вы и Я, – мы волки! Мир должен делать то, что Мы захотим, и он будет это делать. Будущее за Нами. Сегодня Мы победим город, а завтра страну и континенты. Служители Фемиды Нам не соперники. Я давно слежу за Вами как за профессионалом своего дела, и я доволен, что выбрал именно Вас своим проводником в мир простых людей.

Я обдумаю Ваше предложение о личном разговоре. А пока знайте, что у Вас теперь есть сильный и умный единомышленник.

До встречи».

– Полный псих, – произнесла вслух Альбина.

Она перечитала письмо еще два раза. Отправлено было с другого адреса, но по стилю ясно, что тем же человеком. Нет. Это она не будет выкладывать, такое может сыграть против нее. Единомышленник, блин. Альбина налила себе еще вина, но вообще неплохо: если он так настроен и верит в то, что пишет, то интервью состоится. Альбина знала такой тип людей, тщеславие – вот то, на чем их можно раскрутить, часто это забитые жизнью и непонятые обществом неудачники. Если показать им, что ими восхищаются и их слушают, то они становятся податливыми, как теплый пластилин. Надо только поговорить лично, и тогда дальше все будет по ее правилам.

Альбина встала из-за стола, приказала умному дому выключить свет и включить музыку. Подошла с бокалом в руке к окну в гостиной, на горизонте разноцветными огнями мерцали здания морского порта. Высокие горбатые краны, словно исполинские цапли, замерли в ожидании добычи. Рубки пришвартованных судов искрили отблесками луны в отражениях стекол.

Спокойная музыка звучала в темной комнате, Альбина скинула халат и, не выпуская бокала с вином, медленно закружилась в плавном танце. Луна бросала свой мертвенный свет на стройное обнаженное тело, двигающееся в такт мелодии. Она танцевала перед разглядывающим ее городом, она не стеснялась, в их паре она была главной – диктовала свои условия совместного существования.

– Громче, – распорядилась Альбина.

Бездушная машина подчинилась и усилила мощность динамиков, Альбина танцевала, руки порхали, рисуя узоры в пустом пространстве комнаты. Она закрыла глаза, сделала еще глоток, музыка гладила ее тело. Мыслями она была уже далеко от своей квартиры, где ей было одиноко вечерами, холодно ночами и мерзко по утрам. У нее было все, о чем мечтает обычный человек, ей завидовали многие коллеги и недруги. Но хотела она другого. Любви, тепла и надежного человека рядом с собой. Сегодняшнее письмо что-то тронуло в ее давно огрубевшей душе. Незнакомый, явно больной на всю голову отморозок написал ей слова, которые она не слышала очень давно. Получается, что, кроме как от психа по переписке – жестокого убийцы, больше ни от кого она не заслуживает подобного.

– Громче! – крикнула Альбина.

Музыка взвилась сильнее, пытаясь унести прочь из головы грусть и безысходность. Альбина открыла глаза, из них лились соленые и горькие от женской печали слезы, с криком она швырнула о стену пустой бокал и упала на кровать. Даже громкая, не по времени суток, музыка не могла заглушить истерические рыдания такой сильной и властной внешне, но опустошенной и одинокой в душе женщины.

Воскресное утро началось для Альбины с дежурного кофе и электронной сигареты. Сейчас ей было стыдно за ночную эмоциональность. Скоро у нее все снова будет хорошо. И любовь будет, и ласка, и теплота. Но не здесь, а там – у теплого, пенящегося прибоем, Средиземного моря. Она придвинула к себе ноутбук и открыла мессенджер со своим каналом.

«Вчера было еще письмо, но его публиковать я пока не буду. Там очень личное. Этот человек не так прост и примитивен, как о нем думают в органах. Мне кажется, что я знаю о нем больше, чем они. Не о том, где и кто он, а о нем как о Личности. Так что, друзья мои, наберитесь терпения, скоро я расскажу вам все».

Перечитав напечатанное, она удовлетворенно допила остатки кофе и опубликовала сообщение. Она добьется своего, чего бы ей это ни стоило.

21

Ночь насыпала на улицы много свежего белого снега. В городе он к вечеру растает, а на природе приживется уже до весны.

На синей с белыми узорами скатерти стояли две кружки с горячим чаем, а на белой квадратной тарелке лежали высокой дымящейся стопкой свежеиспеченные блины. Рядом в трех неглубоких пиалах покоились: мед, сметана и черничное варенье. Через приоткрытое окно заползал свежий утренний воздух. Кухня капитана полиции Норвежского в это утро служила местом спонтанного рабочего совещания. Сергей с Иваном сидели напротив друг друга, пили чай с блинами и обсуждали данные о бывшем юристе детской больницы, которые вчера всю вторую половину дня добывал молодой оперативник. Саша стояла у плиты, ловко справлялась с двумя горячими сковородами сразу, башня из блинов требовала все новых и новых кирпичиков.

– Все оказалось намного интереснее, чем представлялось с самого начала, – говорил Иван. – Я поднял все базы и связался с пенсионкой, хоть и выходной день, но они помогли. Правда, не без помощи общих знакомых.

– Это подвиг для их структуры, – макая блин в варенье, сказал Сергей. – Они в будний день-то еле как работают.

– Ну. Так вот, его уволили из больницы, но он долго не горевал и через пару недель уже работал юристом в фирме. Угадаешь с одного раза, чьему мужу принадлежит фирма?

– Да брось ты! – Сергей отложил надкусанный блин и вытер руки о полотенце. – Не бывает таких совпадений.

– Как в кино, я же говорю. Но дальше только интереснее: работал он, значит, у мужа Залозиной больше десяти лет, – продолжал рассказ Иван, – и ушел оттуда не так давно. Я звонил Залозину, он, конечно, не особо обрадовался, но на вопросы ответил.

Сергей очень внимательно смотрел на Ваню, у того горели глаза, раскраснелись щеки, то ли от горячего чая, то ли от взволнованного пересказа проделанной работы. Речь молодого опера была быстрая и четкая, как у студента, отлично знающего материал на экзамене.

– Ай! – вскрикнула Саша и засунула в рот безымянный палец.

Парни резко обернулись, Сергей встал и подошел к девушке.

– Об сковородку, – произнесла она, – ничего страшного.

– Под холодную воду подставь. Сильно? – спросил Сергей, беря в руки ее запястье.

– Чуть-чуть. Неприятно просто. Ладно, не отвлекайся, – Саша подставила раненый палец под ледяную струю. – Ваня, еще блинов?

– Нет спасибо, все очень вкусно. Давно так не ел, – с удовлетворением в голосе ответил Иван.

– Заходи почаще, – рассмеялась девушка, глядя уже на Сергея.

– И что Залозин? – Сергей вернулся за стол и впился глазами в собеседника.

– Говорит, что нормальный сотрудник был, до недавнего времени претензий не было. Он в подробности не вдавался, но сказал, что примерно с января-февраля в работе Семушова стало много брака. Залозин терпел до осени, а потом уволил его.

– Когда точно это произошло?

– А вот здесь фантастическое совпадение номер два. Через неделю после публикации Зиной Боковой ролика из ночного клуба.

– Красиво, – ухмыльнулся Норвежский.

– Правда, Залозин утверждает, что ролик не видел и ничего о нем не знает и что увольнение связано только с ошибками в работе. Никаких личных мотивов.

– Да это, по сути, и неважно уже.

– Я так же подумал. Сейчас Семушов, видимо, безработный, по крайней мере, официально не трудоустроен. В сети неактивен, те аккаунты, которые есть в соцсетях, не обновлялись несколько месяцев. Контактов и связей я тоже не нашел. Того мужика с видео, который вместе с ним был, установить не удалось.

– Адрес?

– Прописан в Береговом, в старых Черемушках. Про семью неясно, но записей в загсе нет.

Саша убрала посуду в посудомойку и вышла из кухни. Через минуту из спальни донеслись звуки футбольного матча. Показывали повтор вчерашней игры «Ливерпуля», которую Саша пропустила, любуясь закатом и слушая изливавшего душу Сергея.

– Итого, – Сергей сдвинул в сторону тарелку, – есть человек, который лично знаком с обеими жертвами и которого уволили вследствие действий обеих.

– Ну, не факт, – вставил реплику Иван.

– Согласен. Не факт, но предпосылки к такому выводу есть. То есть у нас появился первый настоящий подозреваемый.

– А Туронян?

– У Туроняна мотивы за уши притянуты. Естественно, его тоже надо довести до конца, но с Семушовым перспективы выглядят яснее. Есть четкие мотивы.

– Почему он тогда Залозину двенадцать лет назад не убил? – Иван задавал очень точные вопросы.

– Не знаю. Мыслишь ты верно. Неувязок хватает. Но в любом случае необходимо как можно скорее найти его, и пусть он сам расскажет, где был, что делал в ночи совершения преступлений.

Сергей встал из-за стола.

– Допивай чай, – на ходу бросил он Ивану, – я быстро соберусь, и едем в управу. Если хочешь, можешь блинов с собой взять, контейнер в том шкафу. День будет длинный.

Норвежский наскоро побрился, привел внешность в порядок и оделся в удобную одежду. Кровь у него бурлила, как всегда бывает в предвкушении приключений.

Сергей подошел к кровати, присел на корточки и поцеловал Сашу.

– Мы поехали, – сказал он. – Буду не раньше вечера. Не скучай тут.

– Береги себя, пожалуйста, – ответила Александра. – Помни, теперь у тебя есть тот, кто ждет тебя дома.

Сергей еще раз поцеловал девушку и вышел из комнаты.

22

– Найди его номер и скинь технарям, пусть биллинг сделают. – Сергей выворачивал из дворовых проездов на улицу. – И набери дежурного следака, нам постановление нужно подписать.

– Номер у меня есть, Залозин дал.

Сергей ловко обрулил прикрытые деревянными треногами канализационные люки и выскочил на проспект.

– Группу будем вызывать? – спросил Иван, ища в смартфоне номера.

– Смысла нет. Космонавты на учениях, можно пэпээсников подтянуть на всякий случай. Посмотрим. Ты табельное возьми и броник, обязательно.

Искомая квартира находилась в районе ТЭЦ. Здесь в основном была свежая трехэтажная застройка – дома, построенные по программе переселения из ветхого жилья. Дешевый облупившийся сайдинг, балконы первого этажа почти вровень с землей и не укладывающееся в логичные рамки количество алкомаркетов и пивных магазинов. По чьей-то странной архитекторской задумке, здесь, как Гэндальф среди хоббитов, стояла четырнадцатиэтажная зеркальная башня. Здание имело два входа с разных сторон. В один заходили клиенты фирм, снимавших офисы на первых трех этажах, а в другой жители квартир с четвертого по четырнадцатый. Это соседство отлично показывало все причуды провинциальной псевдоэлитной недвижимости Северской области.

Норвежский припарковал «Субару» рядом с магазинчиком бытовой химии под желтым баннером с жирными черными буквами: «СОЦИАЛЬНЫЙ». За углом у трансформаторной будки в уазике их с Иваном ждал наряд патрульно-постовой службы.

Биллинг ничего не дал. Телефон Семушова последние три недели не покидал района, где, согласно прописке, жил его владелец. Других номеров на него зарегистрировано не было. Норвежский запросил по адресу трафик у интернет-провайдера, судя по цифрам, – дома кто-то был, фактическая скорость обмена данными указывала на просмотр видео или игру по сети.

– Я план дома нашел, от застройщика, – глядя через лобовое стекло на высотку, сказал Сергей. – Судя по нему, вон те окна на шестом, выше и левее кондиционера с красной наклейкой.

– Где балкон не застеклен? – произнес Иван.

– Да, но высоко, и лезть некуда, поэтому тут можно не караулить, – серьезно сказал Норвежский.

– Как думаешь, спокойно все пройдет? – разглядывая дом, спросил Иван.

– Нервничаешь? Это нормально. Только дебилы не боятся. Значит так, один из патруля останется внизу, один с нами. Поднимемся, к двери я подхожу один, там, скорее всего, или камеры, или видеозвонок, пусть видит только меня. Живет он вроде один, в заложники брать некого, бежать некуда. Он должен быть уверен в себе и в том, что его никто не вычислит. Дверь откроет, я захожу, и захват, берем жестко, без церемоний. Если что, то я потом отпишусь.

– А если не откроет?

– Должен открыть. Если нет, то гвардия и МЧС. Никуда не денется.

– Что говорить будешь?

– По классике, – улыбнулся Сергей.

Норвежский достал из куртки смартфон и набрал номер старшего патруля, ждавшего их за углом.

– Готовы? Мы тоже. У кого из вас дети есть? Надо! Отвечай давай, – Сергей говорил командным тоном, он уже перешел в «боевой режим» и был готов к любому развитию событий. – Значит, сержант остается у входной двери подъезда, а ты поднимаешься с нами. Ясно? Отлично! Я иду первым, через пару минут мой напарник, потом вы, аккуратно, вдоль дома, чтоб из окон видно не было. Он остается внизу, а мы поднимаемся: я на лифте, вы пешком. Встречаемся на шестом, я подхожу к квартире, ты держишь лифт. Дальше по обстановке. Автомат с предохранителя сними заранее, но на поражение не стрелять. У тебя на часах сколько? В семнадцать минут начинайте. Все, отбой!

– Пошли? – спросил Иван.

– Да, жилет надевай. Под куртку. И будь внимателен и сосредоточен. Не паникуй. Может, это вообще не тот, кто нам нужен.

Норвежский вышел из машины и прогулочным шагом направился к дому. Полуденное низкое солнце отражалось в огромном четырнадцатиэтажном зеркале. Сегодня было тепло, даже ветер, гонявший пыль по детской площадке, не нарушал приятное впечатление от последних погожих дней перед зимней приморской стужей.

Сергей зашел в подъезд, код от электронного замка ему час назад назвали в управляющей компании. Широкий коридор, плитка на полу и стенах, местами обвалившаяся. Три лифта: два пассажирских и один грузовой, Норвежский поочередно зашел в две узкие кабинки и, немного поколдовав с внутренностями панелей управления, застопорил оба пассажирских на первом этаже. Подъездная дверь скрипнула, зашел Ваня, Норвежский велел ему дождаться патрульных и на грузовом лифте поехал на этаж, где жил Константин Семушов. Выйдя из кабины лифта, он оглядел площадку этажа. Семь квартир, коридоры с поворотами, как он и думал, все двери с видеодомофонами, но, к счастью, дверь Семушова от лифта не видно. Со стороны лестничного марша из двери показался Иван, через пару минут за ним, тяжело дыша, вошел и старший патруля.

– Держи лифт. Если начнется суета, то подключайся, – вполголоса говорил Сергей. – Мы к двери.

– Есть, – опираясь на ребро лифтовой двери, прошептал полицейский, – Но обратно чур я на лифте.

Сергей отвернулся и глазами показал Ивану идти за ним. Дверь в квартиру Семушова была за изгибом коридорного лабиринта. Норвежский жестом показал, где надо остановиться Ивану, а сам снял куртку и, сильно топая, пошел к двери.

– Открывай, муфлон! – заорал Сергей хриплым голосом, нажимая на кнопку вызова и одновременно колотя рукой и ногой в стальной лист двери. – Два этажа уже залил, козел.

Иван еле удержался, чтобы в голос не засмеяться. Такой резкой перемены в личности начальника он не ожидал увидеть. Норвежский, истерично крича, колотил по двери и выглядел реально неадекватным человеком.

– Падла! Я тебя все равно вытащу! Полтора ляма в ремонт впулил, ты у меня жопой намокшие обои сдирать будешь. – Сергей выкручивал свои актерские способности на полную.

Когда Иван уже подумал, что этот спектакль не найдет своего главного зрителя, замок в двери начал щелкать и жужжать. Как только дверь приоткрылась, Норвежский схватился за ее край и рванул на себя. На Сергея смотрели красные больные глаза на несвежем лице, слежавшиеся волосы были давно не стрижены и не мыты. Мужчина был немного ниже Норвежского, плотного телосложения, даже на расстоянии Сергей уловил запах грязного тела.

– Ты кто такой? Чего разоряешься? – быстро произнося слова, высоким голосом спросил открывший дверь человек.

– Полиция! Спокойно! – Норвежский переступил порог квартиры. Он не ожидал, что Семушов, а это был именно он, будет выглядеть так.

Зайдя из ярко освещенного подъезда в темную прихожую, Сергей на секунду потерял концентрацию и в тот же момент получил сильный удар сдвоенными кулаками в грудь. Он удержался на ногах, но инерцией его выкинуло обратно в подъезд.

Семушов, не дожидаясь дальнейших действий от незваного гостя, бросился вглубь квартиры.

– Стой! – закричал охрипшим от сбитого дыхания голосом Норвежский. И уже тише добавил: – Куда ты денешься-то?

Время замедлилось. Как бывает при разборах дорожных аварий, когда в пару секунд укладывается длинная череда событий, а часто и судьба человеческих жизней. С Иваном они одновременно ворвались в квартиру негостеприимного хозяина. Дверь – гардеробная. Никого. Дверь – ванна. Никого, только смердящий запах нечищеного месяцами унитаза. Проем – кухня. Очень нечисто, но людей нет. Прямо открытая гостиная, направо закрытая дверь. Видимо, хозяйская спальня. В квартиру забежал патрульный, готовый в любой момент разрезать затхлый воздух автоматной очередью. Норвежский быстро заглянул за открытую дверь. Пусто. Значит, тут. Он повернул круглую дверную ручку, дверь поддалась и начала открываться внутрь. В комнате было светло и свежо, несмотря на дикий бардак. По мере открытия двери взору капитана полиции представали стул со сваленной на него одеждой, компьютерный стол с разбитым ноутбуком, открытая балконная дверь, откуда и поступал свежий воздух. Сергей шагнул в комнату, его нога за что-то зацепилась, он бросил взгляд вниз и увидел тянущуюся вслед за своим ботинком леску. Щелчок, и сбоку от дверного косяка под его ноги покатился черный овальный предмет.

– Граната! – заорал патрульный и бросился на пол в коридоре.

Норвежский не успел опомниться, как Иван втолкнул его внутрь комнаты и упал в проходе, накрывая черный крутящийся предмет свои телом. Сергей влетел в открытую настежь балконную дверь, сзади гулко донесся негромкий хлопок. И на Норвежского нашло наваждение: боковым зрением он увидел, как Семушов шагает с края балконной плиты, но не падает, а улетает вдаль от принадлежащей ему жилплощади. Сергей уже был готов признать, что это предсмертный бред, галлюцинации и что он сам скоро так же полетит или вверх к ангелам, или вниз к чертям. Сергей обернулся, чтобы увидеть растерзанное взрывом тело молодого напарника, но мозг, видимо, продолжал шутить со своим хозяином жуткие шутки. Иван переворачивался на спину и пальцами отламывал от бронежилета куски корпуса гранаты.

– Не боевая, – тихо и удивленно проговорил Иван, взгляд молодых глаз был растерянным. – Где он, Серега?

Норвежский подскочил к краю балкона и понял, как Семушов резко превратился в Бэтмена. От стены между балконом и комнатой вниз на улицу уходил металлический трос, второй конец которого был закреплен на крыше того самого магазина, рядом с которым оставил свой автомобиль Норвежский. Семушов как раз коснулся ногами магазинной крыши, обернулся на стоящего в оцепенении капитана и бросился бежать. Сергей оглядел балкон. Ничего подходящего. Он резкими движениями выдернул из джинсов ремень, перекинул через трос, намотал петлями на кисти рук и залез на отгораживающую его от шестиэтажной высоты бетонную плиту.

Поднявшись на ноги и ощупывая ребра под титановыми пластинами бронежилета Иван увидел, как его начальник шагает вниз с балкона шестого этажа. Скорость импровизированного полета была небольшая, тот, кто провешивал трос, хорошо знал, что он делает и для каких целей, главное было крепко держаться. Сергей держался, он видел, как Семушов по внешним коробам вентиляции слез с крыши магазина и сейчас заводил сильно потрепанный жизнью «Ниссан Скайлайн» в тридцать третьем кузове, мечту всех мальчишек в конце девяностых – начале двухтысячных годов. Норвежский спрыгнул на грязную крышу магазина бытовой химии и, растирая затекшие ладони, побежал к краю здания.

Выезд из микрорайона на трассу был один, поэтому Сергей хоть и потерял сначала из виду белый «Ниссан», но ближе к перекрестку без труда его догнал. Две с половиной тысячи кубических сантиметров металлического сердца «Субару» Норвежского, ускоряемые турбиной, не давали ни малейшего шанса явно давно отжившему свое мотору «Скайлайна». Машины выскочили на трассу, хорошо, что в воскресный полдень окраина города была полупустая. Сергей уже передал в дежурку сигнал на перехват и знал, что сейчас им навстречу уже едут автомобили ДПС.

Семушов ехал дерзко, не разделяя дорогу на попутную и встречную полосы, редкие машины шарахались по обочинам. Он ехал в город, что было странно, там сложнее уйти от преследования. Если бы убегал Сергей, он поехал бы в область, там всегда можно скрыться по проселкам и помех меньше. Вдалеке замигали сине-красные огни, две «Нивы» ДПС перегородили проезжую часть в узком месте, но беглец не собирался легко сдаваться, не снижая скорости, он вывернул колеса «Ниссана» влево, трое молодых парней, снимавших на телефоны заслон из полицейских машин, в последний момент успели отскочить в сторону. «Скайлайн» на высокой скорости проскочил между деревьев и, сильно виляя задней осью, продолжил гонку по тротуару.

Норвежский не рискнул повторить маневр преследуемого.

– Отгоняй! – рявкнул он в открытое окно на постовых. – Быстрее!

«Нивы» разъехались, и Сергей вдавил педаль в пол. Он понимал, что не имеет права упустить Семушова, а у того явно был какой-то план отхода, уж очень уверено он ехал, да и трюк с тросом, видно, что заранее готовился убегать. «Скайлайн» снова стал ближе, Сергей четкими, выверенными движениями управлял автомобилем, еще немного, и догонит. В зеркале заднего вида перемигивались проблесковые маячки «Нив». Автомобиль беглеца свернул в распадок, дорога через который вела к старому водохранилищу и карьерам. Там, зная местность, можно так спрятаться, что и с собаками не найдешь. Нельзя, чтобы он доехал до карьеров, Сергей взял в руку табельный «Макаров» и открыл окно. В тире он всегда выбивал норматив на «Отлично», но сейчас на ходу, одной рукой удерживая руль, задача была не из простых. До «Ниссана» было метров двадцать пять – тридцать, Норвежский сосредоточился, попытался представить, что ствол оружия – это продолжение руки. Укатанный белый снег на дороге, проходящей через хвойный лесок. Идиллическая картина – здесь можно было бы снимать фильмы про царские свадебные катания на тройках с бубенцами, но сейчас все было иначе. Выстрел. Еще один. Еще. Дорога неровная, рука тряслась, одна пуля ушла в задний фонарь, остальные мимо. Выстрел, «Ниссан» вильнул в одну сторону, затем в другую и вылетел с дороги в редкий лес, взрыв пушистого снега, и, сделав кувырок через крышу, уперся днищем в высокую ель. Двигатель заглох, из-под капота валил белый густой дым. Норвежский выскочил из-за руля и побежал к лежавшему на боку автомобилю. На бегу Сергей думал только о том, чтоб Семушов был жив. Главное, чтобы был живой. Подбежав, он увидел, как через паутину трещин лобового стекла на него злобно смотрят глаза с красными белками. Зажатый между креслом и боковой стойкой Константин Семушов был жив. Сергей обернулся на звук и увидел, как рядом с его «Субару» со скрежетом стертых колодок останавливаются «Нивы» ДПС с красно-синими мигалками на крышах.

23

Не о таких воскресных вечерах мечтал Сергей. Свет от ламп нещадно выжигал пространство кабинета Норвежского. Семушов сидел на деревянном стуле и баюкал закованную в гипс руку. Сломанная конечность и ссадины с синяками были единственными последствиями автомобильного кульбита.

После того как патруль ДПС подъехал к месту, где закончилась недолгая погоня, стало ясно, что без помощи спасателей беглеца из покореженной машины не вытащить, да и скорая помощь лишней не будет. Гидравлический инструмент в руках сотрудников МЧС играючи, как консервную банку, вскрыл стойки старого «Ниссана». После осмотра ран, Семушов, в сопровождении двух вооруженных полицейских, на уазике скорой помощи уехал в приемное отделение городской больницы, Норвежский двинулся следом.

Проезжая изгибы дороги по пятам творения Ульяновского автозавода с красным крестом на борту, Сергей на миг задумался о том, что непонятно, как до сих пор такие «буханки» собирают и продают. Ясно, что основной сегмент покупателей – это государственные бюджетные учреждения, в которых денег на нормальные микроавтобусы или внедорожники не хватает, да и покупку «Лэнд Крузеров» или «Мултивэнов» вышестоящее руководство попросту не одобрит. За исключением администраций городов, краев и дум, разной степени подчиненности. В гараже областного УВД такие «буханки» называли – капсулы смерти, за отсутствие минимального комфорта и пассивной, не говоря уже об активной, безопасности.

Сергей ухмыльнулся собственным внезапным рассуждениям и вернулся мыслями к делам насущным. Достав из подстаканника телефон, он набрал Ивана.

– Догнал? – взволнованно спросил Ваня вместо стандартных телефонных фраз.

– Да. Ты как? Живой?

– Да, ребра немного болят, но целые. Граната страйкбольная была, даже без наполнителя. Просто шумовая. Тут в шкафу еще несколько таких же лежат.

– Слава богу! Спасибо тебе.

– За что? – недоуменно спросил Иван. – Ты ж сам его взял.

– Ты жизнь мне спас.

– От таких хлопушек не умирают, – засмеялся Ваня.

– В коридоре мы этого не знали, – сказал Сергей.

Норвежский, только после того как догнал Семушова, осознал, какой поступок совершил его молодой напарник. В долю секунды принять решение, накрыть собой готовую к разрыву гранату, Сергей о таком только в книжках читал. И сейчас его в глубине души потихоньку грызла мысль: почему он не поступил так же. Что это? Растерянность? Малодушие? Почему он вообще дернул растяжку? Он же профессионал, один из лучших в своем деле, а этого не предусмотрел. Если бы граната была боевой, как минимум сейчас Ваньку собирали бы по частям, а как максимум в догорающей квартире, недалеко от ТЭЦ лежали бы три трупа. И все это по его вине. Возомнил себя супергероем.

– Ладно тебе, все ж нормально закончилось, – с детской простотой в голосе заметил Иван.

– Вызывай Вадика и следователя, проводите обыск в квартире. Пусть пэпээсники соседей опросят, если будут возмущаться, звони мне.

– Соседи?

– Пэпээсники. Они могут права качать, что не их обязанность. Скажи им, что у меня сверхполномочия по этому делу, пусть выполняют приказ. И делайте все быстро. Мы едем в больничку, там этого альпиниста подлатают, и я его к нам привезу. Думаю, часа два все займет, плюс в камеру посажу, пусть не понимает, почему его не допрашивают, у него с башкой явные проблемы, вот пусть и поволнуется немного.

– Может, по горячему, а то в камере насочиняет себе сценариев.

– Судя по растяжке и тросу, он уже все что мог насочинял и знает, как собирается с нами разговаривать, так что ничего страшного. В общем, у вас часа четыре, потом мне нужны результаты обыска и в идеале данные с его ноута. Пусть Вадим очень постарается.

– Понял. До вечера, – по голосу было ясно, что Ивана захлестывает адреналин, сейчас минимум сутки будет ходить по городу с довольным видом.

– Ага, – Сергей сбросил звонок.

Он злился на себя, и снова мысли перескочили на идею с переездом на материк и сменой круга рабочего контингента с отморозков на милых и полезных пчел. Вот только добавился еще один фактор – Саша. Захочет ли она все бросить и уехать фактически с малознакомым человеком на другой конец страны, изменить кардинально собственную жизнь? Норвежский четыре раза глубоко вздохнул и решил, что для начала надо закончить с делами на службе, затем обсудить этот вопрос с Александрой и поставить в известность мать и Устинова, а потом уже всерьез рассмотреть вопрос о смене профессии и места жительства.

Навстречу их со скорой небольшому кортежу проехал эвакуатор, который под присмотром дорожного патруля должен был вытащить разбитый «Ниссан» и доставить его спецстоянку. Сергей сосредоточился на дороге и вариантах ведения допроса такого непростого подозреваемого, как Константин Семушов.

На улице стемнело. Семушов с отстраненным видом рассматривал нехитрое убранство кабинета оперативников. Свое слово он уже сказал и теперь всем своим видом показывал, с каким призрением он относится к сидящим в кабинете людям и к ситуации в целом. Сергей молчал, рассматривая подозреваемого: явный невротик, хоть и пытается выглядеть уверенным в себе, но пальцы постоянно в движении, губы и щеки кусает, в глаза не смотрит. Норвежский получил всю информацию из квартиры Семушова, на которую рассчитывал, но успешность обыска была скудная.

– Послушай, Костя, – начал Норвежский. – Сядешь ты в любом случае. Покушение на жизнь сотрудника, сопротивление при задержании – это уже срок. Небольшой, не как за убийство, но один хрен – лагерь.

– Не надо мне тыкать, мы с вами в садике на соседних горшках не сидели! – прокричал Семушов. – Я. Уже. Сказал. Я никого не убивал. Я требую законного защитника.

– Это понятно. Ты послушай, у тебя есть единственный шанс отделаться «малой кровью». В твоем случае – это не сесть, а лечь. В больницу. Как невменяемый. А там полечат месяц-другой и отпустят. Но для этого надо говорить, а ты молчишь.

– Адвоката, – по буквам произнес Семушов.

– С адвокатом поздно будет, а сейчас я тебе шанс даю. Мне это дело надо закрыть быстрее и уволиться отсюда. А с адвокатом так не выйдет. Ты же понимаешь, что квартиру твою обыскали и информацию с ноутбука вынули. Что ж ты пожалел компьютер? Разбил, и все. Надо было жесткий сверлить. Так что? Согласен на условия? Ты рассказываешь, а я делаю так, что проходишь ты как псих.

– Ничего твои ищейки не могли найти у меня, – зло прошипел Константин. – Я юристом всю жизнь проработал и знаю, что и как. И таких, как ты, знаю. Сколько дел ты так слепил? Потому что тебе так удобнее. А!? По головам идешь к большим звездам на погоны и полковничьей пенсии. Я понасмотрелся на таких быстрых и ушлых, там лизнул, здесь прогнулся, и уже начальник, уже при деньгах, и зарплата хорошая, и взятки суют коробками. А нормальные люди, честные, умные, по краю жизни ходят, мимо богатства и авторитета. Пашут сутками, на семью времени нет. Только потому, что такие, как ты, делают так, как им удобнее, сверху их прикрывают такие же, но жирнее, а снизу помогают стремящиеся к этой гнили. И так вся жизнь.

Семушов замолчал. Капли пота стекали по красному от злости лицу, губы были влажными от летящей слюны, а пальцы кровоточили от сорванных в нервных движениях заусенцах.

– Да даже если так, тебе самому что лучше: нары всю жизнь или палата на пару лет? И ответь. Вот с судьей мне всю ясно: ты ее как коррупционера наказал. А девочку-то за что? Вообще причины не вижу. Ты же юрист, должен был следовать четкому мотиву.

Семушов буравил взглядом Сергея.

– Еще и улики сам для нас подготовил. Вот этот приятный человек, слева от тебя, – Сергей кивком головы показал на Вадима, – гений всего, что касается сбора и обработки вещественных и информационных доказательств. Немного поколдовав с твоим ноутбуком, он вытащил оттуда логи и метаданные, которые указывают на то, что именно ты писал письма госпоже Бельской. Дело резонансное, все хотят быстрее найти и наказать виновного. А теперь вспомни свой юридический опыт и прикинь, чем все для тебя закончится.

– Я никого не убивал, письма писал, чтоб посмеяться над дурой, но не убивал! – с криком вскочил со стула Семушов. – И никак ни ты, ни твой продажный суд обратного не докажете. Умоетесь, твари.

Иван подскочил с ринувшемуся на Сергея допрашиваемому и заломил тому здоровую руку, Семушов завыл от боли и опустился на колени. Его била истерика.

– Отпусти его, – Норвежский встал из-за стола и присел на корточки, рядом с разрываемым рыданиями человеком. – Сейчас тебя отведут в камеру, подумай до утра, отдохни. Завтра придет Бельская на допрос, а после нее мы с тобой еще раз переговорим.

Сергей позвал дежурных, и те вывели бывшего юриста из кабинета.

– Чаю хотите? – Сергей наполнил и включи чайник. – Или кофе?

– Воскресенье, половина десятого вечера, – устало сказал Вадим. – Может, водки?

– Водка будет, но не сегодня. Как так-то? Вообще в квартире ничего интересного нет? – Норвежский готовил кружки, Ваня тоже подошел к столу.

– Интересного много, но по нашим делам пусто. Ты видел, что там творится? Нам соседи спасибо говорили, когда поняли, что этого задержали. Он полдома тараканами и клопами заселил.

– Да, – вмешался в беседу Иван, – соседка, знаешь, из таких старушек, которые про всех все знают, говорит, что он раньше нормальный был, а потом странным стал, заговариваться начал. Все про несправедливость говорил, что одним все, а другим шиш с маслом. Это я дословно говорю. Она даже перестала с ним в лифт заходить, страшно, говорит, стало. Затем и проблемы с чистоплотностью добавились. Соседи вычислили, откуда тараканы бегут, жаловались и в управляйку, и участковому. Толку, естественно, не было.

– Знатно у него шифер отъехал, – бросая три куска сахара в кружку, заметил Вадим. – Но в одном он прав. Ни хрена у нас нет, и ноут мертвый. Ты, Серега, красиво, конечно, ему здесь чесал про метаданные, но по факту пришить ему можно только растяжку страйкбольную и полуденный нидфорспид с тобой.

– Знаю я, – Сергей уселся за стол, – но человек говорит, что писал письма, в которых есть сведения, недоступные людям вне следствия и убийце. Человек делает растяжку на входе в собственную спальню, и это в загаженной, до состояния свалки, квартире. Мастерит трос с шестого этажа на крышу двухэтажного здания, чтобы, как Бэтмен, летать над осенним Береговым. И он же, поняв, что к нему пришла полиция, убегает, применяя все доступные ему способы, с риском для собственной жизни. Внимание! Вопрос! На хрена?

– Потому что он псих, и никто не знает, что он себе навыдумывал перед этим. По поводу писем есть одна простая вещь, настолько простая, что может и сработать. Если это он писал и окончательно сознается в этом, есть шанс, что писал он с браузера, а не с почтового клиента, и если он ящик не удалил, то письма должны быть в отправленных на сервере. Тебе надо выпытать у него пароль от почты, а логин, думаю, нам завтра звезда местной журналистики сообщит.

– Прям выпытать?

– Ну, это уже как сам захочешь. Эти письма – единственное, что сейчас может связать его с жертвами.

– Ребята, – Иван сосредоточено тер ручку кружки, – не похож он на того, кто нам нужен. Тот спокойный, уравновешенный, убить судью, возле суда, в центре города, тут хладнокровие, как у змеи, надо. А этот нервный, дерганый. Не сходится.

– Вот я про то же думаю весь день, – задумчиво проговорил Норвежский.

– А я не думаю, думалка устала, я спать хочу, – сказал Вадим. – Завтра с утра еще отчеты для вас составлять. Подкинешь меня?

– Всех подкину, собирайтесь, только кружки за собой сполосните, а то плесенью к утру покроются.

Сергей поднялся и вышел из кабинета. Ему надо было размышлять о деле и как завтра докручивать Семушова, а он думал о том, как приедет скоро домой, примет контрастный душ и ляжет в нагретую Сашей постель. Хоть на несколько часов, до утра, забудет про всю грязь, которой вокруг все больше и больше.

Но, как говорил талантливый оскароносный, но своеобразный режиссер Аллен Стюарт Кенигсберг: «Если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах».

24

Каждый вечер воскресенья Альбина заканчивала в бассейне, и сегодняшний день не был исключением. Проплыв два километра, она удобно расположилась в парной отдельного номера сауны для VIP-клиентов. Альбина прижалась спиной к горячему дереву, сверкающие капельки пота взяли в плен упругую кожу живота и подтянутых бедер. Она закрыла глаза и ловила волны жара, растекающиеся от стоящей в углу печи с потрескивающими сверху камнями. В такие моменты она наслаждалась одиночеством, никто не мог ей помешать получать истинное удовольствие от простых вещей. Завтра с утра предстоял визит в полицию, идти она собиралась со своим адвокатом и со стойкой установкой, что говорить с ментами ей не о чем. По крайней мере, пока она сама для себя не закончит эту увлекательную историю. Судьба предоставила ей возможность, которую Альбина не имела права не реализовать. Красный столбик в деревянном термометре у двери уверенно подбирался к отметке сто, Альбина втягивала ноздрями обжигающий воздух и пыталась выбросить из головы все мысли. Парная с юности была для нее лучшим местом для своеобразной медитации, главными условиями были отсутствие других людей и полное сосредоточение на том, как горячий воздух обволакивает каждый кусочек ее кожи. Альбина закрывала глаза, и терзающие мозг мысли и проблемы ненадолго вытеснялись ощущением еле терпимого жара на обнаженном теле. Альбина никогда не ходила к психологам, чтобы разобраться с проблемами, она была сама для себя лучшим специалистом по душевным страданиям. Ей надо было спокойно сесть, подумать и проанализировать последние события, и затем она безошибочно определяла зерно нервных мучений и уже решала конкретно ту проблему, из-за которой на душе было неспокойно. Именно этим способом она выяснила, что чаще всего из равновесия ее выбивают воспоминания о бывшем муже. Об этой скотине, который обошелся с ней как с надоевшей игрушкой. Альбина вообще в последнее время часто задумывалась о том, почему ей попадаются или слабаки, или мудаки. Где найти равного себе, сильного и уверенного мужика. Может, хоть там… На берегу теплого ласкового моря она встретит того, кто достоин разделить с ней остаток жизни, прекрасные и беззаботные годы будущего.

Браслет пискнул, оповещая о закрытии личного шкафчика в раздевалке фитнес-центра, Альбина в красной вязанной шапке и теплом спортивном костюме стального цвета, она перекинула рюкзак с буквами LV через левое плечо и направилась к выходу на парковку. За то время, пока она занималась спортом и расслаблялась в парной, ее «Кайен» вымыли и отполировали до зеркального блеска. Альбина бросила рюкзак на пассажирское сиденье и села за руль, двигатель мощным рычанием отозвался на нажатие кнопки зажигания, и автомобиль, как обученный жеребец, подчиняясь умелым действиям своей хозяйки, выскочил с паркинга на проезжую часть городских улиц. Время близилось к полуночи, девять динамиков штатной аудиосистемы сотрясали пространство салона «Порше» звуками одной из любимых песен Альбины:

Проскочив на мигающий зеленый, Альбина повернула на улицу с односторонним движением. На город спускался осенний ночной туман. Светофоры на второстепенных улицах перешли в режим мигающего желтого света.

Вдалеке из двора на дорогу выехала маленькая серая машина, Альбина называла такие «мандавошками». Водитель ехал странно, он вилял по дороге, включал то левый, то правый поворотник. В конце концов автомобиль остановился, перекрыв всю проезжую часть, к слабому в тумане свету уличных фонарей добавилась ритмичная цветомузыка аварийки. Альбина остановила свой «Кайен» почти вплотную к багажнику ставшего помехой автомобиля. Немецкий ксенон три раза моргнул дальним светом. Поняв, что эффекта это не возымело, Альбина коротко нажала на сигнал. Жилых домов поблизости не было, поэтому мощный гудок мог разбудить только задремавших на ветках городских птиц. Дверь серого автомобиля открылась, и из нее, держась рукой за грудь, вышел человек, с трудом переставляя ноги, он сделал несколько шагов в сторону от машины и рухнул на покрытый трещинами асфальт. Проклиная себя за то, что выбрала этот маршрут из всех возможных, Альбина вышла из машины и пошла к лежащей фигуре.

– Пьяный, что ли? – подходя, брезгливо спросила она.

Человек лежал на боку и держался рукой за сердце, выглядел опрятно и алкоголем от него не несло.

– Вам плохо? Лекарство есть с собой? Я сейчас скорую вызову, – Альбина развернулась, чтобы вернуться оставленным в машине за телефоном.

– Прихватило что-то, – медленно прошептал человек, пытаясь подняться. – Домой от дочки поехал, и зажало в груди. Помогите встать, земля холодная.

Альбина подошла к лежащему, присела, беря его под левую руку, он повернул голову, и прежде чем потерять сознание от электрического разряда шокера, который человек правой рукой приставил к ее шее, она поймала спокойный взгляд его улыбающихся глаз.

– Очухалась? – голос шел из темноты задних кресел «Кайена».

Альбина постепенно приходила в себя, она пыталась осмыслить произошедшее. Болели шея и голова, руки были за головой и, судя по всему, скованы наручниками через подголовник кресла. Плечи затекли, в глазах медленно, как заморенные мухи, плавали черные точки. В зеркале заднего вида отражался силуэт человека, сидящего за водительским креслом, объемный капюшон и темнота не давали и малейшей возможности разглядеть его лицо.

– Королева свободной прессы! – с усмешкой произнес он. – Говорить можешь?

– Могу, – пересохшим ртом ответила Альбина. – Если ты знаешь, кто я, то должен и понимать, что после этого дня твоя жизнь кардинально изменится, и не в лучшую сторону.

– Глупо угрожать человеку, в чьих руках твоя жизнь. Ты же считаешь себя самой умной, раскинь мозгами. Кто я такой?

Альбина наконец окончательно пришла в себя. Первым делом она оценила обстановку. Машина стоит в каких-то заброшках, то есть этот урод перегнал ее с места, где она вырубилась, за окнами ночь, туман плотно сел на город, а значит, хрен их кто здесь случайно увидит. Самой освободиться шансов нет. Вывод!? Надо разговаривать!

– Если ты тот, кто писал мне письма, то зря ты выбрал такой способ личного знакомства. Я сама искала возможность встретиться с тобой.

– Ну-ну, – донеслось сзади, – говори, говори.

– Если ты писал, значит, тебе есть что сказать людям. А я могу сделать так, что тебя услышат все. Не только здесь, а по всей стране, миру. Ты сможешь донести свои идеи до каждого, кто имеет смартфон, телевизор и может пользоваться интернетом. Народ у нас – это стадо, которое любит, когда их вкусно кормят, дурачки, аплодирующие в самолете. А в случае с информацией, самая вкуснятина для стада – это криминал, и твои мысли, высказанные через меня, могут стать вишенкой на этом торте. Только представь, мы делаем интервью, ты сидишь спиной к камере, одежда, чтобы фигуру было не понять, голос изменим. Рассказываешь, за что ты их убил и почему это правильно. Исходники с оригинальным голосом можешь оставить себе. А потом я делаю так, что через сутки все новостные ленты и выпуски, все тренды интернета начинаются с тебя. Это выйдет за пределы страны. Первое в мире интервью с непойманным действующим маньяком. Зодиак и Джек-Потрошитель в аду от зависти лопнут. Ты навсегда войдешь в историю. О тебе будут писать в учебниках и снимать фильмы.

Услышав про Зодиака человек улыбнулся.

Адреналин выплескивался в кровь Альбины в угрожающих дозах. Она забыла про боль и неудобства, про то, что в метре от нее хладнокровный психопат. Настолько соблазнительными были перспективы.

– Ну? Согласен? Можем прям сейчас поехать. Ко мне. Видишь, я даже не боюсь приглашать тебя домой. Я верю тебе. У тебя есть идея, а я уважаю людей, идущих к своей цели несмотря ни на что. Я сама такая.

– Браво, – спокойно сказал человек, – не зря тебе деньги платят. Красиво говоришь, как на предвыборных дебатах. Только есть один маленький нюанс…

– Деньги! – перебила Альбина. – Ты получишь сколько надо. До конца жизни хватит.

– Да замолчи ты уже, – усмехаясь сказал человек. – Давай правда как на дебатах. Время, отведенное на твое слово, истекло. Теперь я буду говорить.

– Хорошо, как скажешь, – Альбина облизала сохнувшие губы сухим шершавым языком.

– Твоя проблема в том, что ты считаешь себя умнее всех. Я немного изучил твою личность. Самодовольная, сумасбродная девочка с комплексами из детства. Ведь так? Угадал?

– Чушь, – Альбина метнула взгляд в зеркало.

– Не-не-не. Не чушь. Ты уверена, что лучше всех знаешь, как надо жить, работать, отдыхать. На работе тебя считают конченой стервой, подруг нет, таких, с кем можно ночь просидеть за бутылкой вина и излить душу. Мужики быстро сбегают, потому что никому не нравится, когда их унижают. Знаешь, такое моральное домашнее насилие. Только в твоем случае направленное от женщины к мужчине. Ты же мужа даже после развода продолжала гнобить.

– Заткнись. Это не твое дело, – прошипела Альбина. – Ты знать не знаешь ни меня, ни этого слюнтяя.

– Вот видишь, опять ты думаешь, что умнее всех, – засмеялся человек. – Город у нас маленький, а личность ты известная и многими ненавидимая. Люди любят косточки перемывать таким, как ты. Ладно, я отвлекся. Так вот, главная твоя проблема в завышенном самомнении, как говорит молодежь – ЧСВ.

Глаза Альбины привыкли к темноте, и она пыталась определить, в каком районе города они находятся. Судя по сопкам и телевизионной вышке, машина стояла где-то в районе парка культуры, а это километрах в трех от места, где ее вырубили. Плюс был в том, что на дорожных камерах, возможно, будет видно лицо этого психа, а минус в том, что даже если она освободит руки и выскочит из машины, бежать тут особо некуда.

– Ты думаешь, что тебе все что-то должны, что мир вертится вокруг тебя, – ровным тоном продолжал человек. – В этом и есть главная ошибка. Когда я прочитал о том, что тебе написал убийца судьи, моя первая мысль была, что ты просто решила, опять прибегну к молодежному сленгу, словить хайп. Сейчас же из беседы с тобой я понял, что тебе и правда кто-то что-то присылал. И ты тут же решила, что человек, который убил двоих людей за несколько последних дней, обязательно сочтет своим долгом докладывать тебе о своих мотивах и открывать перед тобой душу. Правильно! Ведь кому, если не тебе? Ты же главная в местной журналистике – некоронованная королева. Повелительница фраз, которая, по ее мнению, своими статьями может менять судьбы людей в них описанных.

Альбина молча слушала. К ней медленно подступало понимание неизбежного.

– Не знаю, кто тебе и что писал. Но это был не я, – спокойными фразами, словно бесшумными выстрелами, человек добивал Альбину Бельскую – главного редактора «Северного берега», центрального провластного СМИ области. – У меня свои цели и делиться ими с инфантильными дамами в мои планы не входит. Тебя жестоко разыграли или специально обманули. Тут уж тебе виднее. Ты погналась за сенсацией, подумала, что сможешь навязать свои правила игры, и проиграла. Теперь уверенность в собственной значимости может лишить тебя жизни.

Сейчас Альбина испугалась. По-настоящему. Животный страх поднимался откуда-то снизу, больно бил в виски и застревал в горле. Слезы встали в глазах женщины, считающей свой характер железным.

– Я же ничего не сделала, пожалейте меня, – сама удивляясь своим словам, всхлипнула Альбина.

При посторонних такой жалкой она не выглядела со школьных времен. Веки мгновенно опухли. Она мелко покусывала губы, соленые от стекающих слез.

– Расскажи мне о себе, – попросил человек. – Почему ты стала такой? Когда из милой маленькой девочки Алечки ты стала беспринципной стервой Альбиной? Это твой последний шанс пережить эту ночь. Если мне понравится услышанное, то ты завтра увольняешься, навсегда уходишь из своей мерзкой профессии и улетаешь из этого города. Будь искренней.

– Вы сумасшедший, – глотала слезы Альбина.

– Плохое начало. Давай еще раз. Последний, – строго сказал человек.

Альбина попыталась взять себя в руки, а вдруг и правда отпустит. Лица она не видела, только голос. Если отпустит, то с утра на самолет и подальше отсюда. Как можно дальше.

– Не знаю когда. Я всегда была ершистой, назло маме – начала рассказ Бельская. – В школе обычная была, не лидер, но и не лохушка. Подруги были, мальчики бегали, не много и не которых хотелось бы, но внимание было. Я не умела себя подавать еще, а в институте уже поняла, что надо делать, чтоб быть главной. У нас в обществе вежливость приравнивается к слабости, если ты вежливый и добрый, значит, на тебе можно ездить. Вот я и стала наглой хамкой, где-то стервой, а где-то и сукой – переборола себя. Мама меня воспитывала хорошей девочкой, какой она сама была, а я росла и с каждым годом понимала, что это не мой вариант. Нас в семье было трое детей, я старшая. Пока маленькая была, особо не понимала, что происходит, а потом заметила, что мать семью всю на себе тащит, хотя на рождение детей ее отец уговаривал, хотел большую семью, видимо, комплексы какие-то свои реализовывал. Не, он работал – зарабатывал, не много для троих детей, но с голоду не пухли, хотя и в долгах часто сидели. У мамы даже подруг не было, он всех отвадил. Поговорить было не с кем.

На грустном лице Альбины высохли слезы. Она как будто провалилась в прошлое вместе с рассказом. На мгновение забыла, почему она стала вспоминать детство.

– В семье он был как большой и наглый ребенок. Приходил с работы и садился играть в приставку, а мать ему ужин прям к телевизору принесет, а потом грязную посуду убирает и чай тащит. А если заминка какая вышла, то все! Скандал, что хозяина не кормят, не ценят. И так во всем. Мама делала ремонт дома, занималась машиной. Машина одна была в семье, и мать с утра всех завтраком накормит, младших в сад отведет, а потом бегом домой, чтоб отца на работу везти, сам он за руль редко садился. Командовал с пассажирского кресла, как надо правильно ездить. Он вообще все знал, как надо правильно, в семье было два мнения: папино и неправильное. Все знал, но ни хрена не делал. Только попрекал всех, что все не так, со снисходительной улыбкой. Зато окружающие думали, что он настоящий мужчина – семьянин, с характером, всех в узде держит, а мама – деревенская простушка, которой позволили нарожать детей гениальному человеку. Я выросла и поняла, что если ведешь себя как козел, то люди будут тебя бояться и уважать, даже считая козлом. А если добрый и хороший, то – размазня и уважения недостоин.

– А сейчас что? – спросил мужчина.

– Только утвердилась в этом, – в голосе Альбины стала отчетливо преобладать злость. – Мужики все слабые, ни одного еще не встретила равного себе. Каждого прогнуть легко оказалось. Вообще, люди в массе своей – тупые животные. Куда пастух их поведет, туда и пойдут, хоть на пастбище, хоть на убой. Главное, чтоб пастух знал свое дело. Тупое жвачное стадо. Если хотя бы половина были такие, как я, то жили бы совсем иначе. Жить я буду, так как захочу.

Альбина задергалась в кресле, пытаясь вырвать подголовник.

– И ты такой же слабак! – закричала она. – Баб не можешь победить, вот и убиваешь. Или что? Борец за справедливость? СЛАБАК И ТРЯПКА! И ничего ты мне не сделаешь. Выпусти меня! Быстро! Я СКАЗАЛА!

Она выгнулась и ударила ногами в лобовое стекло, закричала в полный голос, срывая горло. Человек сделал быстрое движение вперед, и второй раз на ночь разряд электрического тока отправил Альбину Бельскую в забытье.

Она снова пришла в себя. Сильно раздражал резкий запах, знакомый, но не тот, который слышишь в повседневной жизни. Тело не слушалось, во рту была какая-та ткань, говорить было невозможно, дышать приходилось только носом, чему сильно мешал тошнотворный химический запах. Альбина открыла глаза. До сих пор ночь. Она цепями на замках привязана к металлическому столбу. Столб холодный, у Альбины замерз затылок. В голове промелькнули кадры из фильма про Жанну Д’Арк. Тут Альбина вспомнила, что за запах ее так раздражает – бензин. Она поводила глазами по сторонам и, как будто со стороны, увидела весь ужас происходящего. Старый неработающий фонтан в лесной зоне парка культуры, вокруг темные кроны деревьев, растерявшие листву в ожидании зимы. Облупившиеся бетонные бортики неглубокой чаши фонтана и ржавые торчащие со дна трубы. В середине к центральному столбу прикована она. Ночь, тишина, лунный свет в густом тумане.

Человек стоял спиной к Альбине на дорожке, опоясывающей фонтан. Он был чем-то увлеченно занят. Альбина никогда всерьез не задумывалась о смерти. Как-то не до этого было. В детстве, конечно, когда обижалась на родителей или друзей, как и все, представляла собственные похороны: все плачут и говорят хорошие слова, как переживают, что обижали. А во взрослой жизни – никогда. Человек развернулся и пошел к ней, и она осознала, что это сама смерть шагает. Шаг, еще один, и жизнь Альбины Бельской с каждым этим шагом становится все короче и короче. Человек подошел, ничего не говоря, зашел за спину Альбине, положил ей левую руку на плечо, а правую подвел к горлу. Альбина закрыла глаза, смысла кричать не было, она представила теплое море, набегающие на песчаный берег пенистые волны, как она оборачивается, стоя на песке, а с террасы ее домика машет рукой загорелый красавец. Оточенное лезвие пробежало короткий маршрут по натянутой коже горла, разрезая его почти до позвоночника. Кровь густым потоком хлынула на дно фонтана. Человек сделал несколько шагов назад, наблюдая конвульсии. Дождавшись, когда закончится дьявольский танец умирающей плоти и кровь перестанет хлестать из горла жертвы, человек обошел столб и приблизился к безвольно повисшему на цепях телу. Он поднял руки и совершил ему одному известные манипуляции, затем развернулся и пошел к краю чаши фонтана, что-то бросая на дно. Выбравшись на дорожку, человек подошел к установленному на штативе телефону Альбины, блокировки были сняты. Человек зашел в приложение социальной сети и выбрал режим прямого эфира, на экране замигала красная точка и побежал таймер времени. Тут же в трансляцию стали заходить подписчики, видимо, из разряда полуночников. Человек отошел немного в сторону, присел на корточки и поджег лежащий на земле кусок ткани. Огонь, получив волю, стал прокладывать себе путь по заранее намеченному бензином по дну фонтана фарватеру. Добежав до середины чаши, он без промедления перекинулся на прикованное к столбу тело. Яркий свет озарил ночной лесопарк, сполохи огня чертили причудливые формы в низком тумане. Тело Альбины Бельской пришло в движение, оно пыталось выгнуться в разные стороны, но жестко зафиксированные конечности не позволяли таких вольностей. К прямому эфиру подключались все новые и новые люди, в окне чата побежали строчки комментариев. Человек удовлетворенно кивнул, будто прощаясь с девушкой, и, пройдя между деревьев, скрылся в тумане.

С противоположной стороны от места, где стоял штатив с телефоном, в лесополосе, прислонившись к дереву и зажав рот рукой, стоял пожилой человек. Он стоял здесь с момента, как Альбина пришла в себя, и сначала хотел выйти и разузнать, что за бесовские обряды тут происходят. Но, увидев, как кровь вырывается из разрезанного горла, он замер и стоял, почти не дыша, пока страшная фигура в капюшоне не скрылась за деревьями. Старик подождал для верности еще минут двадцать, он глядел, как догорает тело на столбе, затем, медленно переступая, чтобы не шуметь, пошел к выходу из парка. Дойдя до будки охраны, он заглянул в темное окошко, через минуту быстрых нервных стуков дверь открылась, и вышел заспанный толстый человек в форме охранной фирмы. Продолжить сон в эту ночь ему уже не довелось.

25

Сергей высадил Ваню на светофоре у дома, Вадим остался сидеть на пассажирском сиденье, он играл на смартфоне в какую-то простенькую игру.

– Вадик, – Сергей специально не начинал этот разговор, пока они не остались вдвоем, – знаю, ты не любишь эту тему, но ответь, ты бы подумал о возможной растяжке в квартире, учитывая свой полевой опыт?

Вадим убрал телефон в карман куртки, достал сигареты, взглядом спросил у Сергея разрешение закурить и нажал на кнопку стеклоподъемника.

– Переживаешь? – выпуская дым в приоткрытое окно, спросил он, – Зря! Всего не просчитаешь. Никогда и нигде.

Сергею очень редко доводилось слышать речь криминалиста в таком серьезном тоне.

– Не знаю, меня там не было. Я на практике не раз встречался с растяжками на телах убитых парней, были и заминированные головы мальчишек-срочников, несколько суток назад пропавших с караула, и много чего еще. По первости на таких сюрпризах подрывались даже опытные ребята, прошедшие Афган и повидавшие разное. Подрывались из-за эмоций, которые побеждали осторожность и дисциплину. Задним умом все сильны, а в реальности все просчитать никогда нельзя.

Сергей молча слушал товарища, Вадим был старше его лет на пятнадцать. Взрослый мужик, ответственный профессионал своего дела, он большую часть времени общался с людьми в циничной форме, свойственной чаще всего врачам. Любил жесткие шутки, практически не признавал авторитетов на работе, ему было без разницы кто перед ним: полковник или сержант, тон и манера общения была одинаковая. Но в очень редкие моменты Вадим как будто менял личность – переключался на другой, внутренний аккаунт. Он становился серьезным, слова, вылетавшие из его рта, словно рубили толстое и неподатливое дерево, они хлестко били слушающих и пресекали все попытки несогласия и споров. Эти моменты наступали, когда Вадим вынужденно вспоминал командировки на Кавказ в то время, когда туда шли не миллиардные дотации из Москвы, а эшелоны вооруженных молодых парней со всей страны.

– Закончилось все хорошо. Опыт останется с тобой, ты не дурак, а значит, сделаешь правильные выводы, и в следующий раз это сыграет в твою пользу. Ванька – молодец, но это в силу молодости. У молодых геройство в крови, тем более в таких ситуациях. В командировках по глупости чаще всего гибли или молодые, которые безрассудно бросались в бой, как в приключение, или, наоборот, старые, но глупые бойцы, которые были уверены, что все знают и умеют, как водитель, обгоняющий перед встречной фурой с мыслью: «Я сорок лет за рулем и знаю, как ездить».

– Я понимаю, о чем ты, – Сергей смотрел, как ближний свет фар режет опускающийся на город туман, – но на душе как-то паскудно. Если бы у этого неадеквата граната была настоящая…

– Заканчивай, – перебил Вадим, щелчком отправляя окурок на свидание с сырым асфальтом. – Если бы да кабы… Это разговоры «для бедных», так можно себя загнать далеко. Поверь мне! Я, когда смотрю, что творится сейчас в стране, на фоне, как ты выразился, моего полевого опыта, у меня нервы бывают на пределе. Когда дети тех, кто убивал наших пацанов, высовывают автоматы из окон «Мерседесов», празднуя свадьбы на Воробьевых горах, а те, кого они могут случайно ранить, потом будут записывать видео с извинениями перед гордым и наглым народом. В такие моменты я тоже начинаю загоняться и думать, как же так, почему наша страна в последние годы все больше и больше потакает тем, кто не хочет соблюдать ее законы. Может, стоит переключиться с внешнего врага на внутренние интересы. А потом я вспоминаю, что от моих моральных терзаний ничего не поменяется. Вообще ничего! И успокаиваюсь. Я знаю, что точно можно изменить в этом мире, а что нет, и делаю что могу для себя и остальных. Начинать надо всегда с себя.

Сергей остановился на красный свет светофора и взглянул на Вадима. Тот говорил свою речь с потухшими и грустными глазами.

– А у тебя в этом плане все проще, – Вадим впервые за свою речь добавил в голос улыбку. – Ты можешь повлиять на причину своих переживаний. Проанализировать ошибки и сделать правильные выводы, а не заморачиваться просто так. Что ты замолчал?

– Слушаю, – Сергей нажал на газ. – Вроде простые и понятные вещи говоришь, а звучит очень доходчиво. Спасибо за поддержку.

– Ой, ладно, слезу еще пусти, – Вадим снова вернулся в привычный саркастический тон. – Высади меня вон там, за знаком, во дворы не заезжай, перекопали все, как обычно, перед зимой.

– Как скажешь. Завтра во сколько ждать отчет? – Сергей остановил автомобиль у бордюра с угрожающе торчащей арматурой.

– До обеда скину, спасибо, что подвез, – Вадим накинул капюшон и вышел из машины, закрывая дверь, он еще раз серьезно взглянул на Норвежского. – Освободи голову от лишнего, каждый должен заниматься своим делом, а твое дело требует чистых и светлых мыслей. От тебя сейчас многое зависит.

– Спасибо, – еще раз сказал Сергей вслед закрывающейся двери.

Фигура познавшего жизнь человека медленно таяла в плотном тумане, удаляясь от света уличных фонарей. Сергей проводил взглядом коллегу с непростым характером, но определенно доброй душой и вернул свой «Субару» на проезжую часть. Начинался последний час этого сложного дня, сейчас Сергей мечтал о горячем душе, теплом чае и мягком, спасающем от дурных наваждений взгляде любимой девушки.

Горячий душ остался позади, Сергей сидел за кухонным столом и тер руки о высокую кружку с мятным чаем, Саша сидела напротив. Она видела, что день у него вышел непростым, но не задавала вопросов, если он захочет, то сам расскажет, лезть в душу она не собиралась.

– Не хочу говорить о работе, – Сергей пил чай. – Ты чем занималась?

– Спала, читала, ела, спала, – улыбнулась девушка.

– Как я тебе завидую, – устало произнес он. – Закончу с этим делом и возьму отпуск или вообще закончу со службой. Надоело. Уедешь со мной?

Сергей сам удивился произнесенной фразе. В последнее время в общении с Сашей он часто озвучивал спонтанно пришедшие в голову мысли.

– Я сегодня много думала о нашем вчерашнем разговоре, – она подошла к холодильнику и налила себе половину стакана вишневого сока. – Мы с тобой знакомы сколько? Около месяца?

– Вроде того, – Сергей откинулся спиной к стене.

– Вроде того, – повторила Саша. – Неделю мы вместе, почти каждую ночь и все свободное время. Всего неделю, а у меня такое ощущение, что я тебя с рождения знаю. Мне всегда было тяжело доверять людям, но с тобой иначе. Я подумала, что если и менять свою жизнь, то надо попробовать сделать это вместе с тобой.

Она подошла и опустилась на его колени, ее руки обвили шею Сергея.

– В одной песне есть очень красивая фраза, – Саша погладила кончиками пальцев его бровь, – «Я люблю тебя не за то, кто ты. Я люблю тебя за то, кто я с тобой».

Поцелуй был долгим и нежным. Сергей поднялся, беря Сашу на руки, путь до спальни был коротким и хорошо знакомым.

Начался новый день, новая неделя. За прикрытым шторами окном желтел в лунном свете похожий на сладкую вату ночной туман. Город перешел на ночной режим, на перекрестках беззаботно моргал желтый глаз светофоров, казалось, даже море вело себя тише, аккуратно накатываясь на беззащитный берег. Семафоры на железнодорожных переездах, отдыхая, горели мертвенно-белым светом, готовясь через пять часов перейти на мигающий красный, пропуская через себя составы с углем для печей городской ТЭЦ.

Сергей с Сашей не спали. Они наслаждались друг другом, страстно и жадно, как будто боясь, что это скоро закончится. В перерывах, жадно дыша, они обсуждали будущее и строили планы на жизнь. Совместную жизнь в другом месте. Совершенно другую жизнь.

– Надо спать, – сказала она. – Я уже без сил, и тебе завтра… То есть сегодня уже на работу.

– Знаю и не хочу. – Сергей бросил взгляд на часы. – Начало четвертого. Смысл уже спать?

Он повернулся к ней, но девушка со смехом выскочила из-под одеяла и встала с постели.

– Откуда у тебя силы? Ты же вечером еле за столом сидел.

– От тебя зарядился энергией. – Сергей тоже поднялся и выглянул в окно.

– Я в душ и спать, ты как хочешь, – сказала Саша, разворачиваясь к выходу из комнаты.

– А я хочу тоже в душ. С тобой, а там посмотрим, – он обогнул кровать и подошел к обнаженной девушке.

Она взяла его за руку и потянула в ванную. Прозвучала трель, и темный потолок спальни осветился экраном телефона Норвежского. Сергей нехотя повернул голову в направлении тумбочки, где лежал электронный нарушитель спокойствия. На экране горело уведомление о начале прямого эфира одним из тех, на кого Норвежский был подписан в социальной сети.

– Извини, – произнес он, дотягиваясь до смартфона.

В прямой эфир среди ночи вышла Альбина Бельская, он подписался на нее в пятницу, чтоб изучить получше. Сергей не особо удивился этому, дама, судя по всему, была экстравагантная и легко могла развлекаться в такое время суток даже в воскресенье.

– Догоняй, – мило прошептала Саша, чмокнула четко очерченными губками воздух и скрылась за дверью ванной, зашумела вода.

Сергей разблокировал телефон и нажал на уведомление. Сначала он не понял, что происходит на экране. Всполохи огня на темном фоне, индустриальный пейзаж. Затем глаза привыкли к свету экрана, и он увидел тело, закрепленное на столбе, которое изгибалось в огненных клочьях. Средневековая картина. И тишина, почти полная тишина. Отдельные звуки, потрескивания, но никаких криков, никаких живых звуков из динамика телефона не доносилось. Норвежский заставил себя переместить взгляд с горящего тела и узнал место, откуда велась съемка. Старый фонтан в парке, Сергей там много лет не был, но в детстве часто с пацанами они играли в войнушку в лесочке рядом с этим местом. Он взял Сашин телефон и зашел в ванную.

– Ты чего так долго? – спросила девушка, выглядывая из-за шторки.

Она увидела застывшее лицо Сергея, два телефона в его руках и поняла, что романтика этой ночи подошла к концу.

– Разблокируй свой телефон и набери, – Сергей продиктовал номер оперативного дежурного УВД. – Дай, пожалуйста.

Он вышел из ванной, начиная объяснять дежурному ситуацию. Саша выключила воду и в ночной тишине услышала каждое слово, которое Норвежский произносил в микрофон смартфона. По ее коже побежали мурашки, хотя в ванной было жарко.

Сергей быстро ехал. Ночной город позволял делать это без угрозы для своих жителей, туман покидал улицы. Саша, провожая его в ночь, сказала только, что будет ждать его и спать не ляжет, больше они не говорили, пока он собирался. Она очень хорошо понимала моменты, когда не надо говорить, если хочешь помочь. Из машины он позвонил Вадиму, быстро все объяснил, сонный эксперт переспрашивать не стал и ответил, что через сорок минут будет на месте. Ивана Норвежский решил не тревожить, он ему с утра понадобится свежим и отдохнувшим.

Мысли в голове оперативника сменяли одна другую с неимоверной скоростью. Несмотря на огромное количество событий, уместившихся в хронометраж последних суток, сейчас Сергей мыслил четко и без лишних сантиментов. Это точно продолжение серии, уж очень похоже на предыдущие случаи: вычурно и незамысловато. Семушов тут точно ни при чем, так как сейчас спит в КПЗ. Если здесь будет шокер и резаная рана от округлого лезвия, то надо объединять дела и искать маньяка. Как искать, непонятно, никаких следов и зацепок пока нет, кроме силуэта на видео с убийством Боковой, но толку от этого – ноль.

На подъезде к парку Сергей обогнал «УАЗ» дежурной части. Он оставил автомобиль у покосившихся металлических ворот и быстрым шагом пошел к старому фонтану. Норвежский прекрасно понимал, что человек, прикованный к столбу, мертв и на девяносто девять процентов был уверен, что знает имя и фамилию новой жертвы. Ребус был несложным. Торопился Сергей, чтобы быть первым на месте преступления, чтобы никто не успел затоптать или от большого рвения уничтожить возможные улики и следы.

Туман рассеивался, Сергей вышел на площадку перед бетонной чашей фонтана. На дорожках кое-где вмерзла в грунт опавшая листва, лунный свет, скромно пробивавшийся через остатки тумана, бросал отблески на куски белой краски на треснувшем бетоне. Огонь погас, обуглившиеся останки висели на железных цепях, столб выглядел как адский вертел. Сергей аккуратно подошел к штативу со смартфоном. Он внимательно вглядывался в почву под ногами, чтобы ничего не пропустить. От штатива в лесной массив протянулась цепочка еле видимых следов. Следы он оставил кинологу и криминалисту, а сам едва уловимым прикосновением мизинца к экрану прервал трансляцию жуткой пародии на казнь времен святой инквизиции. Больше он ничего трогать не стал и спустился в чашу фонтана. Опознать тело было невозможно, туман полностью рассеялся, и жуткие блики легли на белоснежную кость черепа и зубов. Сергей смотрел на экран своего телефона, с которого с легкой улыбкой на лице смотрела Альбина Бельская, и пытался найти сходство с висящим на столбе телом. У него не получалось.

В одно мгновение жизнь вокруг закипела. Разрывая ночь блеском сине-красных огней, из глубины парка выехал автомобиль дежурной части, со стороны, где Сергей оставил свой «Субару», светя себе фонарем, подходил Вадим с чемоданчиком в руке, а из лесополосы вышли полный мужчина в форме охранника и сухонький старичок. Оглядевшись, Сергей подумал, что теперь знает, что должен чувствовать злодей, которого окружили на месте преступления.

Город постепенно пробуждался, вдыхая морозный морской воздух и выдыхая смог печных труб частного сектора. На востоке за дальними сопками солнце готовилось подвинуть луну с темного небосвода. А оперативная группа во главе с капитаном Норвежским приступала к выполнению алгоритма действий при осмотре места совершения жестокого преступления – уже третьего за прошедшую неделю.

26

«Видишь? Я – милосерден с ними. Как и ты с большинством примитивных особей на Земле. Я дал ей шанс. Надо было только раскаяться и понять свои ошибки, и она получила бы возможность спасти себя. Шанс на настоящую жизнь. Ведь все, чем она занималась до этого дня, было построено на лжи. Долгие годы она врала людям, которые искали правду об обществе, в котором живут. Разве достойна она называться Человеком? Разве достойна ходить по одним улицам с настоящими Людьми? Тебе надо быть строже! Раньше, сотни лет назад, ты решал такие вопросы более смело. Твои воины находили и уничтожали подобный сброд по всему Миру. Сегодня я решил вернуться к истокам. Она не пожелала изменить свою судьбу, и огонь очистил Город от черных помыслов, которые роились в ее голове, как могильные черви в недельном покойнике. Люди глупы и наивны, ими легко управлять. Вокруг меня много народа, но среди него очень мало Людей.

Сегодня не будет много слов, Я хочу, чтобы ты оценивал Меня в первую очередь по делам. Мой город стал еще немного чище. Настоящим Людям стало чуточку легче. Я делаю все, что могу, и, надеюсь, ты меня понимаешь, прислушаешься ко мне».

27

В современном обществе часто случается так, что важные решения принимают люди, совершенно не разбирающиеся в специфике вопроса. Просто волею судеб или по желанию своих покровителей они оказались на местах, где необходимо решать важные задачи. Хорошего руководителя от обычного назначенца всегда отличали, среди прочего, смелость и умение принимать решения, касающиеся функционирования больших коллективов, а иногда и жизней немалого количества людей. Подчиненным всегда хорошо видно, обладает этими качествами их начальник, или у него резко потеют ладони при необходимости ставить свою подпись внизу документа.

Сергей все это ненавидел. Когда он закончил работу на месте преступления и приехал в УВД, первое, что сказал ему начальник, было:

– Ты понимаешь, кого убили? Норвежский! Через полтора часа срочное совещание у губернатора. Сам там будешь краснеть и мямлить, как у тебя за неделю три резонансных трупа образовались. Понял меня?

На пререкания с брызжущим слюной генералом у Сергея не было ни сил, ни желания. Он молча кивнул и вышел через тяжелые двойные двери в приемную.

Ощущение было такое, словно голову залили свинцом. Затылок тянуло, лоб ломило, в висках стучало. Норвежский сидел за рабочим компьютером, пил кофе и набрасывал справку для доклада губернатору.

Глава области был на своем ответственном посту недавно и пока запомнился только многочисленными появлениями в пресс-релизах. Его пиарщики словно переместились на машине времени с начала двухтысячных годов, судя по сценариям сюжетов, которые они сочиняли. Тут были ставшие уже хрестоматийными случайные заходы в обычный магазин, посещение кружка хоровой песни для пенсионеров и даже не стареющая веками классика – бревно на плече при уборке городского парка. Александр Николаевич Кабачков светил с экранов телевизоров и мониторов качественно установленными винирами и всеми силами старался показать, что он достоин находиться там, куда его поставили. Вот только у людей складывалось впечатление, что старается новый губернатор произвести впечатление не на население области, а на свое вышестоящее руководство, с целью через несколько лет прыгнуть с такого удачного трамплина, как Северская область, прямиком за высокие стены Кремля.

Сергей отправил на печать один лист. Тезисы он накидал, остальное хранилось у него в голове, и забыть эту информацию было невозможно.

– Три часа назад я разговаривал с Москвой, – суетливо проговаривал слова Кабачков. – А ведь у них ночь. Чувствуете, как их беспокоит обстановка в области? Товарищ генерал!

На совещании в Доме правительства Северской области присутствовали руководители силовых ведомств, пресс-служба губернатора и Норвежский. Сергей сидел рядом с начальником УВД и уставшим взором следил за нервной речью главы области. Было видно, что Кабачкову досталось от Москвы, и, скорее всего, были выданы обещания в дальнейшем добавить наказаний, если ситуация не решится в самые короткие сроки. Губернатор сидел с красным лицом и всем видом показывал, как он зол и что готов рвать и метать, но, на взгляд Сергея, выглядело это не впечатляюще. Руководитель областного управления ФСБ тоже не верил в возможности Кабачкова рвать и метать и меланхолично изучал пейзаж за окном малого зала для совещаний на шестом этаже правительственного здания.

– …капитан Норвежский! – закончил свой ответ непосредственный руководитель Сергея.

Сергей поднялся с белого с красной обивкой стула и посмотрел на губернатора.

– На данный момент совершенно три преступления, которые по ряду факторов решено было объединить в одно расследование. Три убийства – изощренные преступления, везде похожий подход: ночь, полное отсутствие улик, которые помогли бы определить личность преступника, – Сергей докладывал монотонно, на эмоции за последние дни не осталось сил, ему нужен был отдых. – В первом случае местом преступления был лес, где ни камер, ни свидетелей не было. Во втором эпизоде камеры в сквере у здания суда не работали, такая же ситуация и на ближайших перекрестках. Как выяснилось, этой проблеме уже несколько недель, обслуживающая технику организация не может внятно ответить.

– Подождите! – перебил его Кабачков. – Вы же полиция! Вы же должны следить за всей этой системой? Бардак получается!

– Я точно не должен следить за работоспособностью камер, у меня хватает работы по моим прямым обязанностям, – спокойно произнес Норвежский.

– Капитан, – шикнул на него начальник УВД.

– Разрешите я продолжу, – Сергей хотел как можно быстрее закончить доклад.

Кабачков вытер потный лоб носовым платком и молча кивнул. Дерзость молодого полицейского не пришлась ему по душе.

– Сегодняшнее убийство произошло в заброшенной части парка, где тоже нет никого наблюдения. Охранник один на всю территорию, как оказалось, даже не заходит в ту часть парка, где старый фонтан. Да и делает он всего один обход ближе к полуночи, а потом, видимо, спит, если его, как сегодня, не потревожат. По сегодняшнему эпизоду у нас есть свидетель: у старика поздно вечером сдох любимый пес, и тот пошел ночью его хоронить в лесополосу у парка, где они всегда гуляли. Сентиментальный дед, – Сергей ухмыльнулся, эта эмоция далась ему с трудом.

– То есть у вас есть приметы преступника? – воодушевился Кабачков.

– Почти нет, – Сергей потер пальцами отполированную столешницу. – Хоть он и видел сцену убийства с начала и до конца, но из-за слабого зрения и ночного времени суток, кроме силуэта в капюшоне, разглядеть он больше ничего не смог. А эту примету мы знаем с момента первого преступления в серии.

– Что указывает на серию, капитан? – руководитель ФСБ смотрел на Сергея холодным взглядом серых, как сталь, глаз. – В вашем управлении был подобный опыт?

– У меня нет, – Сергей перевел взгляд на нового собеседника. – Способ – каждый раз какой-нибудь перфоманс, а не простые колото-резаные. Следы от шокера, которым, судя по всему, вырубают жертву. Одно и то же орудие, которым в двух случаях было перерезано горло, а в одном вскрыт живот жертвы. И во всех трех эпизодах убийца со своей своеобразной фантазией шлет нам издевательские послания, видимо, с намеком на мотивы.

Тут уже на Сергея повернули головы все присутствующие, а его начальник выглядел одновременно ошарашенным и обиженным, как ребенок, на глазах у которого старший брат демонстративно съедает последнюю конфету.

– В первом случае велась съемка убийства на телефон жертвы, явно с тем расчетом, что мы потом это посмотрим. Жертва была блогершей с довольно сомнительной репутацией. У убитой судьи в карманах были купюры разного достоинства, тут, я думаю, пояснять не стоит, – Сергей обвел взглядом участников совещания. – Ну и, наконец, убийство госпожи Бельской транслировалось в прямом эфире на ее собственном интернет-канале. К тому же убийца перед тем, как сжечь тело, но уже после смерти жертвы, отсек от него уши и язык. Они лежали в чаше фонтана недалеко от тела.

– То есть сжигали уже мертвую? – уточнил руководитель Следственного комитета.

– Да, на лице нет волдырей и складок кожи, – пояснил Норвежский.

Молодой парнишка из пресс-службы губернатора стремительно выскочил за дверь, прикрывая ладонью рот.

Сергей молча проводил его взглядом и продолжил:

– Что намекает нам на уже журналистское прошлое Альбины Бельской.

– Смерть в прямом эфире – мечта журналиста, – без тени улыбки произнес руководитель ФСБ и подмигнул оставшейся в одиночестве пресс-секретарю губернатора.

– И что же дальше, как собираетесь ловить этого психа? – к губернатору вернулся дар речи.

– Пока есть два подозреваемых, один сидит в КПЗ, второй должен в скором времени явиться на допрос, в связи с этим мне необходимо вернуться на рабочее место, к тому же докладывать больше не о чем.

Сергей выходил из здания с полным сумбуром в голове. Сутки без сна, работа на месте убийства Бельской и снова призрачные перспективы поимки убийцы. Там, в парке, в рассеивающемся тумане он стоял и смотрел на мертвое обезображенное тело и понимал, что сидящий в камере Семушов должен обладать даром телепортации, чтобы быть тем, кого они ловят. Сергей и так не особо верил, что замученный собственными бесами неврастеник причастен к последним убийствам – не тянул он на эту роль. Тут действует настоящий зверь: хладнокровный и расчетливый, уверенный в каждом своем шаге, когда выходит на страшную охоту. Три убийства за семь дней, совершенные с фантазией режиссера-постановщика фильма категории Б, во всех прослеживается одна мысль, что жертвы заслужили свою смерть. И все это с дьявольским везением. Норвежский остановился на крыльце и поднял взгляд на медленно плывущие облака. Они прикрывали голубое небо от города, который медленно вращал маховик размеренной жизни своих обитателей. Фургоны развозили товары по магазинам, за окнами офисов клерки щелкали по клавиатурам, а дети стайками носились по участкам за заборами детских садов. Город проживал жизни своих жителей, и где-то в его каменных складках прятался дикарь, который решил, что имеет право лишать жизни тех, кто, по его мнению, недостоин жить. Норвежский с силой потер лицо руками и зашагал к машине.

– Сергей! Здравствуйте!

Полицейский не успел открыть водительскую дверь, когда раздался оклик. К нему по-военному четкой походкой приблизились два человека крепкого спортивного телосложения. Два абсолютно одинаковых человека. Два близнеца.

– Извините за внезапность, господин Норвежский, но у нас предложение, которое вас, безусловно, заинтересует, – вежливый и даже учтивый тон совсем не вязался с их внешностью.

– Пылесос или перфоратор будете предлагать? – Сергею не нравились такие неожиданные знакомства.

– Рады, что, несмотря ни на что, у вас остаются силы шутить, – сказал тот, что стоял слева.

– Через сорок минут у вас должен состояться разговор с Эдуардом Глебовичем Туроняном, – заговорил правый. – К сожалению, беседы не будет, Эдуард Глебович не сможет сегодня с вами встретиться.

Сергей медленно переводил уставшие глаза с одного на другое лицо говорящих.

– Вместо этого мы предлагаем вам встречу с другим человеком, который сможет ответить на все вопросы, которые вы хотели задать Эдуарду Глебовичу, – человек слева растянул губы в любезной улыбке.

– Он ко мне приедет, или мне самому до думы добираться? – Сергей открыл дверь автомобиля, показывая, что разговор можно заканчивать.

– Мы знали, что у вас очень хорошо развита интуиция, – правый склонил голову набок, пряча глаза от вылезающего из-за соседнего здания солнца, – Глеб Викторович приглашает вас обсудить вопросы в неформальной обстановке. Мы можем вас отвезти или показать дорогу.

– Езжайте, я за вами, – Сергей захлопнул дверь и запустил двигатель своего «Субару».

– Необычное место для беседы с народным избранником, – Сергей откинулся на спинку стула.

– Здесь спокойно, – Глеб Викторович Туронян стряхнул пепел с сигары.

Человека, сидящего напротив, Сергей знал, лично знакомы не были, но Норвежский обладал достаточной информацией. Лысый череп, спокойные с хитрецой водянистые глаза, в которых очень тяжело что-либо прочитать, всегда поджатые тонкие губы. Глядя на этого человека, ты понимаешь, что, скорее всего, он тебя обманывает, но понять, в чем и как, не можешь. Глеб Викторович начал свое восхождение по социальной лестнице в девяностых, в составе группировки криминального авторитета, отвечающего за Северскую область перед столичными «ворами в законе». Благодаря дерзости, сметливому уму и готовности выполнять самые рисковые поручения своих старших товарищей Туронян быстро завоевал себе авторитет как среди сверстников, так и среди верхушки криминального мира области. Когда на «кости» характера наросло «мясо» опыта, Глеб Викторович, умело убрал с дороги конкурента в борьбе за временно вакантное место «смотрящего» за Береговым и стал лидером криминальной прослойки населения областного центра. А дальше нередкий путь в наше время, поняв, что времена сменились, криминальный авторитет по кличке Влад стал владельцем холдинга охранных фирм, а затем, переписав все активы на супругу, занял почетное место в городском собрании.

Организм Сергея собрал все резервы и запустил выполнение команды – «Второе дыхание». Норвежский, пока ехал за серым «Фольксвагеном», собрался с мыслями, прогнал из головы сонную медлительность и был полностью готов к предстоящей беседе. Сейчас он внимательно разглядывал собеседника, понимая, что перед ним опытный человек, хорошо умеющий повернуть ход любого диалога в нужную ему сторону. Они сидели за небольшим столом в просторном кабинете на третьем этаже комплекса, предоставляющего полный спектр услуг для автомобилистов. Здесь можно было заправить, помыть и отремонтировать автомобиль любой ценовой категории. По убранству кабинета можно было сразу определить, что серьезных деловых переговоров в нем не ведут. Стол для русского бильярда, охотничьи трофеи на стенах перемежались с фотографиями звезд отечественного шоу-бизнеса, гостивших в Береговом, а разнообразию содержимого полок за широкой барной стойкой мог бы позавидовать любой из пятидесяти лучших баров мира.

– Давайте без прелюдий, капитан, – Туронян задумчиво оглядывал тлеющий конец сигары. – Кто дал заказ на моего сына? Только не врите мне – увижу.

– А у вас нет проблем с самооценкой.

– Я долго живу и хорошо знаю, как именно вращаются шестеренки в нашем обществе. Деталь поменьше всегда зависима от крупной, и так во всем. Так кто распорядился сделать из моего сына преступника?

– Я неплохо осведомлен о вашей жизни, по работе была такая необходимость, – Сергей, решил не устраивать из беседы клоунаду. – Вы красиво сказали про детали, а мне сразу на ум пришла пословица про яблоко от яблони в ответ на ваш вопрос. Я приехал сюда только потому, что, думаю, вы единственный человек, кто может влиять на собственного сына. Сейчас я кратко расскажу, а вы, не перебивая меня, дослушаете и решите, стоит Эдуарду сотрудничать со следствием или дальше продолжать строить из себя высокомерного мудака.

На лице Туроняна заиграли желваки. Он видел, что человек, сидящий напротив, спокоен и не испытывает перед одним из негласных хозяев города никакого трепета. Разговор свернул в сторону от намеченного Глебом Викторовичем пути, и это было неприятно, он за годы отвык от общения с сильными и уверенными людьми, чаще всего в беседах его оппоненты были заискивающими просителями. А в Норвежском он разглядел смелость и жесткость, и это вызывало раздражение, привыкший к лебезящим полковникам, Туронян не был готов к дерзости обычного капитана. Глеб Викторович слушал четко выстроенный рассказ оперативника и всем видом показывал свое безразличие к содержанию беседы, его и правда сложно было удивить распоротыми животами и перерезанными горлами – на своем веку он видел разное. Пропустив мимо ушей основную часть повествования, Туронян понял для себя главное – такой, как Норвежский, если вцепится в кого, то обязательно доведет дело до конца.

– Таким образом, Глеб Викторович, ваш сын должен спокойно и честно рассказать все, что нас интересует, и тогда вероятность возникновения проблем в вашей семье будет низкой, – Сергей заканчивал свой монолог. – Могу вам честно, по-человечески, сказать: сейчас я не думаю, что он как-то причастен к убийствам, но для него будет лучше сейчас прояснить всю картину и тем самым убрать свое имя из списка будущих претендентов на пожизненное заключение.

Туронян с силой вдавил сигару в стеклянную пепельницу. Вытяжка не сразу справилась с густым ароматом дорогого табака. Глеб Викторович поднялся со стула и подошел к окну, ну улице суетились заправщики, похожие на муравьев, снующих туда-сюда в своем нелегком труде, тяжелое пасмурное небо бетонной плитой лежало над крышами зданий.

– Ты, капитан – очень редкий экземпляр. Я получал отчеты от своих людей, которые собирали данные на тебя и еще тогда удивлялся. Простая квартира, обычная машина, никаких загулов с девками по кабакам и «закрытым» казино, – фигура Туроняна на фоне окна выглядела, как говорящий памятник. – Не крышуешь никого, ну, или делаешь это очень грамотно, подставы с уголовными делами, ради собственной выгоды, не устраиваешь. Редкий ты экземпляр – честный мент в современном обществе, странно, что тебя еще не сожрали.

Сергей молча слушал дифирамбы в свой адрес и ждал, когда Туронян перейдет к главному.

– Через два часа мой сын будет у вас. Без адвокатов. Расскажет все, что спросите. Но, могу тебе сразу сказать, он, конечно, придурок у меня, и мозгов пока очень мало в башке, но резать баб для удовольствия он точно не станет. Я никогда отморозком не был и его также воспитал.

– С годами память сглаживает углы, – поднимаясь, сказал Сергей. – Жду его в управлении, пропуск будет на проходной, куда идти, он знает.

Норвежский пошел к двери, а Глеб Викторович остался стоять у окна, разглядывая серый городской пейзаж.

28

По дороге до работы Норвежский пытался отвлечься. Хотя бы на двадцать минут сосредоточиться на механических действиях по управлению автомобилем и немного разгрузить мозг. Он выбрал в плейлистах «Наутилус» и под с детства знакомые мелодии вел машину по улицам Берегового. Бутусов пел, люди спешили по своим делам, а небо в очередной раз решило поделиться с людьми дождем. Сырая промозглая осень сама по себе неприятная штука, а когда ты не можешь себе позволить несколько дней полежать дома под теплым пледом с любимой книжкой, потому что вынужден тащиться каждое утро на работу, то совсем плохо. Сергей представил, как можно было бы взять Сашу, снять домик на берегу Вайского озера и на неделю забыть о городе с его заботами. Топить дровами печь, таскать из колодца холодную воду в эмалированных ведрах, а вечерами обнявшись смотреть на подрагивающее пламя свечи и разговаривать обо всем на свете. Грязные дождевые потоки бежали по городским кровостокам ливневок. Сергей не стал заезжать во двор управления и припарковал автомобиль недалеко от главного входа, он уже собирался выходить из машины, как телефон снова ожил.

– Привет. Сережа, ты у себя? – голос следователя звучал взволновано.

– Привет. Только подъехал, из машины выхожу.

– Подожди меня, – Валентина и впрямь заметно нервничала. – Я сейчас к тебе подойду, есть важный разговор. Ты на своей машине?

– Да, со стороны улицы стою, – Сергей не видел смысла уточнять подробности по телефону.

– Я сейчас.

Норвежский снова завел заглушенный минуту назад двигатель, если и говорить в машине, то лучше делать это в тепле. Валентина и правда не заставила себя ждать, она открыла пассажирскую дверь «Субару» и, ловко закрыв одной рукой большой красный зонт, села на сиденье. Сергей вопросительно смотрел на женщину.

– Дурацкая ситуация, Серега, – глядя себе под ноги начала она. – Глупое стечение обстоятельств. Я решила сначала тебе все рассказать, а потом уже идти к начальству.

– Валя, давай ближе к сути, я уставший и злой. Чем смогу, тем помогу, но если тебе хочется просто поговорить о своих проблемах, то поверь, сейчас не тот момент, и я точно не тот собеседник.

– Дослушай, пожалуйста. Мои проблемы и тебя затронули, поэтому я и решила тебе первому рассказать.

Норвежский удивленно поднял брови:

– Заинтриговала. Ладно, слушаю молча.

– Ты вчера задержал Костю Семушова по делу о серийнике, – было видно, что подбирать слова Валентине непросто. – Он не убивал никого, это я точно знаю, и, вообще, к нашим делам никакого отношения не имеет.

Сергей внимательно слушал и молчал. Валентина повернула голову в его сторону и продолжила:

– Он больной человек, у него психика не в порядке, но он никому не стал бы причинять вред. Он просто решил примерить на себя образ другого человека и отправил несколько электронных писем Бельской. Но это просто его фантазии, на самом деле он никого не трогал.

Норвежский выключил печку, салон достаточно прогрелся.

– Валя, что за бред ты несешь? Этот полудурок поставил в квартире растяжку, разбил свой ноутбук, натянул металлический трос со своего балкона вниз и чуть не угробил людей, убегая от меня на машине. Какой он, на хрен, безобидный? Откуда ты вообще его знаешь? В письмах были детали, которых не было в СМИ, откуда он мог их знать? Я согласен, что вряд ли он сам убивал, но то, что он что-то знает, – сто процентов.

Нервы Сергея были на пределе, но он старался быть максимально корректным.

– От меня, – Валентина снова отвела глаза, – подробности убийств он узнал от меня.

– Блин, я точно не сплю, – Норвежский ущипнул себя за тыльную сторону ладони.

– Костя мой двоюродный брат. Мы с ним с самого детства как родные росли, дома рядом, в гости часто ходили, играли вместе. Он хороший парень.

Сергей решил не перебивать вопросами и дождаться финала реплики следователя.

– А после той трагедии в детской больнице, когда его уволили, он сильно изменился. Он правда там был ни при чем, главврач вместе с департаментом схемы крутила с закупками лекарств, а его в итоге сделали крайним.

Стекла машины начали медленно запотевать изнутри.

– В общем, он согласился разделить вину при условии дальнейшего трудоустройства в солидную юридическую контору. Так и вышло, только оказалось, что фирмой этой владеет муж следачки, которая дело вела и была довольно лояльна к виновным. И с того момента Костя стал постепенно меняться, мы всегда много разговаривали, делились всем друг с другом, но я не сразу стала замечать перемены в его характере. Годы шли, он думал, что его держат на работе только из-за договоренностей, а не из-за профессиональных качеств, переживал, что не дают серьезных дел, а лишь мелочевку, что, соответственно, влияло и на репутацию, и на гонорары. Дальше хуже, у него начались параноидальные состояния: что он лучше остальных, а этого никто не видит и не ценит, что у всех все хорошо в жизни, а у него вечные проблемы. Конечно, это не сразу стало заметно, но чем дальше, тем хуже, и на работе стали замечать проблемы.

– Если у вас такие близкие отношения, почему ты его к врачам не повела?

– Это же сразу крест на работе, кому нужен юрист со справкой от психиатра.

Сергей смотрел на Валентину и не знал, что думать. Они были знакомы не первый год, часто пересекались по работе, и Валя всегда вела себя довольно грамотно и разумно. А сейчас он словно видел перед собой другого человека, растерянного, но в то же время уверенного в правоте своих нелогичных рассуждений.

– А потом я упустила момент, когда начался сильный кризис, была занята собой. Костю уволили, что еще сильнее ущемило его самолюбие, он перестал общаться со всеми, кроме меня, стал еще более нервным, появились страхи, патологическая зависть ко всем людям.

– Но в больницу ты его все равно не сдала?

– Не иронизируй! Так уж вышло, что я для него самый родной человек, и я из-за всех сил старалась помочь ему своими силами. Покупала продукты, помогала по дому, разговаривала.

– А в какой момент ты решила, что рассказы о зверских убийствах могут стать спасительной беседой для человека, у которого явные проблемами с психикой?

На Норвежского накатывала злость. После утренних заверений узаконенного бандита о хорошем воспитании сына, теперь он слушал наивные до простоты доводы любящей сестры о сошедшем с ума брате.

– Я думала как-то отвлечь его, рассказывала про работу, чтобы заинтересовать Костю, пробудить в нем интерес к жизни.

– Рассказывая о смерти? Валя, ты меня извини, но ты сама уверена в своем трезвом уме?

– Ты злишься, я понимаю. Сейчас ясно, что у меня ничего не получилось. Я дура, тут даже не спорю. Поэтому после нашего разговора я отнесу начальству рапорт, а там пусть сами решают, но Костя не убийца, если ты его посадишь, то настоящий зверь продолжит убивать. Я говорила с Костей сегодня с утра. Письма он писал, чтоб хоть на момент стать тем человеком, который сейчас всем нужен, о котором все говорят и которого все ищут. Он хотел всего лишь примерить на себя часть страшной славы того, за кем ты охотишься. На самом деле это просто больной несчастный человек, которому нужна помощь.

– Если бы у него была бы боевая граната…

– Но не было же, все ведь живы и здоровы, – перебила Валентина.

Сергей с грустью смотрел на женщину напротив. Вот вроде знаешь человека, а потом резкие повороты судьбы показывают те его стороны, которые в обычной жизни скрыты за глухими воротами души.

– К убийствам я его привязывать не буду, сейчас иди к нему, и пусть он пишет все подробно про письма, про растяжку и беготню свою. И пусть напишет о вечере с девушками в «Григорьеве», летом дело было, мне кажется, он должен помнить эту историю, – Сергей говорил спокойным тоном, но так, что спорить с ним не хотелось. – Со своим участием в этой истории разбирайся сама, я лезть не буду, но и, если что, скрывать, что знаю, тоже не стану. А им другие займутся, я сейчас сосредоточен на главном деле.

Они вышли из машины.

– Валя, чтобы без обид, я тебе сразу говорю, что сделаю все, чтобы Семушова лечили, не захочет добровольно – значит, принудительно. Такие люди опасны, как ружье в знаменитой фразе Чехова, рано или поздно выстрел случится.

Норвежский поднялся в свой кабинет и устало опустился за рабочий стол. Сил не было. Сложив голову на руки, он закрыл глаза. Провалиться в короткий тревожный сон ему помешала назойливая трель смартфона. Сергей вытянул телефон из кармана и положил перед собой на стол. «Макс» – имя друга горело на экране над двумя кружками зеленого и красного цветов с пиктограммой телефонной трубки. Сергей провел пальцем слева направо и включил громкую связь.

– Серега, привет! Говорить удобно? Не отвлекаю?

– Привет. Нормально. Что такое?

– Да так. Слушай, задолбало меня все что-то. Давай выпьем. Поляна с меня, душевная поддержка с тебя.

– Лихо ты. Понедельник, обед, а ты уже поводы ищешь.

– Поводы для алкашей нужны, а нам можно иногда и нарушать морально-нравственные устои и пить, когда захочется. Давай вечером у тебя сядем, можешь парней своих с работы позвать. Устроим пьянку в начале трудовых будней.

Сергей потер лицо руками.

– Ладно, уговорил. Только прям пьянку не обещаю, дел завтра куча. А почему у меня?

– Не хочу дома быть. У тебя уютно как-то, душевно получается напиваться, – Максим рассмеялся.

– У меня так у меня. Давай часам к восьми вечера приезжай, текила с тебя, пельмени у меня есть. Ребятам предложу, там уже как сами захотят.

– Договорились.

– После шести уточнимся, а то с моей работой трудно планы строить.

– Ок. Позвонишь, как точно знать будешь.

– Давай, – Сергей сбросил звонок.

Раньше Норвежский не позволял себе пить среди недели, особенно если на работе был завал, поэтому он сам удивился, как легко согласился на предложение Макса. Видимо, какой-то моральный Рубикон был пройден, и он постепенно превращается в тот отвратительный тип личности, который может пить без повода, прикрываясь стрессами на работе. Вообще, за последнюю неделю Сергей открыл много нового в своем моральном состоянии. Раньше на работе, дома и с друзьями он всегда был одним и тем же Серегой Норвежским: сильным человеком, общество которого ценят за прямоту и искренность, приправленные хорошим чувством юмора, человеком, способным решить любую проблему и оказать адекватную помощь в любой ситуации. Это и сейчас никуда не ушло, но ему стало казаться, что сейчас он не хочет всегда быть сильным и правильным. Что, когда возвращается домой, ему нравится та забота и ласка, которую он получает от Саши, что с ней не надо стараться быть главным, быстро и четко решать поставленные задачи, а можно просто расслабиться. Ему нравилось, что рядом человек, который способен понять его и принять не только сильные стороны личности, но и слабости, которые присущи любому нормальному человеку. Раньше у него не особо получалось отвлекаться от работы, а сейчас появился человек, который способен забрать большую часть его внимания себе. Возможно, он только что согласился выпить в понедельник вечером именно потому, что за эту неделю научился жить немного по-другому и переключаться с «как надо» на «как хочу». Тяжело жить всегда как на передовой, словно ты стоишь в центре циркового манежа, в перекрестье лучей прожекторов и боишься сделать неточное движение, неверный выбор под взглядами чужих людей. Надо меняться.

Норвежский нехотя поднялся со стула и пошел делать себе кофе, сон надо было как-то побеждать.

Солнце почти закатилось за край моря, его света не хватало, и те жители Берегового, кто уже вернулся с работы домой, включали люстры в спальнях, светильники в прихожих и подсветку рабочих зон на кухнях своих квартир. Саша резала салат, самый простой овощной салат из свежей капусты и моркови, сложив нарезанные ингредиенты в глубокую чашу, она попеременно бросила туда щепотки соли, сахара и черного молотого перца. В комнате из телевизора играл собранный ею плейлист любимых песен, Саша перемешивала лопатками нарезанные овощи и подпевала Вячеславу Петкуну и его «Половинке». Овощи дали сок, она убрала салат в холодильник и принялась за нарезку из сервелата и твердого сыра. Сергей еще днем позвонил и сказал, что вечером будут гости, попросил собрать чего-нибудь на стол, но сильно не увлекаться. Проведя ревизию холодильника, она сходила в ближайший супермаркет за недостающими, по ее мнению, продуктами и приступила к приготовлению ужина. До прихода Сергея с гостями было еще больше часа, и Саша никуда не торопилась, занималась подготовкой к вечеру в свое удовольствие. Она с детства любила хозяйничать на кухне, может, потому ей так полюбилась работа барменом. Есть в приготовлении еды и напитков какая-то магия, как древние колдуны или алхимики готовили свои зелья и составы, наслаждаясь процессом, так и Саша получала колоссальное удовольствие от смешивания коктейлей или сотворением кулинарных изысков.

Противный писк домофона прервал ее уверенные действия. С монитора видеоглазка на нее смотрел приятный высокий парень, он приветливо улыбался и всем видом показывал, что не ошибся квартирой. Саша уже видела этого человека, Сергей разрешил ей поковыряться в папках со старыми фото на компьютере, оттуда она его и запомнила, только моложе лет на десять и с более наглым выражением лица. Она открыла дверь, улыбнулась гостю и пропустила его в квартиру.

Максим, занося вперед себя пакеты с позвякивающим содержимым, переступил порог.

– Добрый вечер, Александра. Не боитесь двери открывать незнакомцам?

– Привет, Максим. Давай сразу на ты. Я тебя узнала по фотографиям вашей с Сергеем бурной юности, – Саша щелкнула щеколдой и пошла обратно на кухню. – Разувайся и заноси пакеты сюда.

Макс улыбнулся ей вслед. Девушка вела себя очень просто и уверенно, словно жила здесь всю жизнь и не в первый раз встречала тут гостей в качестве хозяйки дома.

– Ты извини, я раньше пришел, Серега на восемь говорил, а я освободился в ваших краях, к себе уже смысла не было ехать и гулять час под окнами тоже глупо, – Максим занес пакеты на кухню и пошел в ванную мыть руки.

– Само собой, – Саша продолжила заниматься ужином. – Разложи сам бутылки, думаю, ты знаешь, что тут где.

Макс стал распределять содержимое принесенных пакетов по полкам холодильника и ящикам морозилки.

– Ого, ты столько наготовила, на футбольную команду хватит, – сказал он, оглядывая стол и внутренности холодильника. – У нас выпивки не будет на такое количество закуски.

– Еды должно быть много, особенно если это вечер понедельника, – засмеялась она.

– Это я виноват, полностью моя затея, на которую, к моему полному удивлению, Серега повелся, – Максим оперся на подоконник и стал наблюдать за умелыми действиями девушки.

– Да я не против, если ты об этом. Уверена, что вы оба знаете, что делаете, и приятный вечер не перейдет в недельный запой, – она опять засмеялась легким звонким смехом.

– Мне просто надо поговорить, душу излить, что ли. Перезапустить сознание. А Серый для этого идеальный вариант. Он меня знает как облупленного и слушать умеет. Очень редкое качество в людях.

– Согласна, – Саша затянула блюдо с нарезкой пленкой и убрала в холодильник.

– Последние несколько месяцев вышли тяжелыми, работа, суета. Сейчас еще история эта с убитой девчонкой тоже в копилку нервов добавила.

Саша обернулась на гостя, Максим смотрел в даль за окном.

– Знаешь, мне сны иногда снятся, как кино. С самого детства такое. Я даже записывал как-то по утрам, чтобы не забыть. Вчера вот было. Стою я на краю утеса, внизу берег из валунов и спокойное море до горизонта, светло, легкий ветер, вот только мне не спокойно. Смотрю, море начинает волноваться все сильнее и сильнее, а ветер не усиливается, как дул слабо, так и продолжает. Море еще сильнее пенится, брызжет. И тут я понимаю, что это не шторм, это – море кипит, как вода в огромном чане, поверхность рвется шипящими кратерами, и небо все ярче и ярче, свет такой оранжевый везде.

Саша отставила посуду и внимательно слушала увлекшегося рассказом Максима.

– Я беру бинокль, чтоб лучше рассмотреть кипящий океан, провожу взгляд до берега и понимаю, что берег не из валунов сложен, а из тысяч голых мертвецов, там и мужчины, и женщины. Молодые и старые, огромный пляж мертвых серых тел, переплетенных друг с другом. Я в ужасе отступаю назад от обрыва, оборачиваюсь и упираюсь в ту девушку из клуба, которую убили первой, – Зинаиду. Она стоит прямо передо мной, в том же зеленом платье, улыбается и шепчет: «Я же говорила, что ЗАВТРА скоро станет роскошью для людей». И начинает смеяться, громче и громче, запрокидывает голову, и из перерезанного горла вытекает вязкая, бурлящая черная жидкость. И этот смех.

Макс впервые за рассказ посмотрел на Сашу. Она испуганно смотрела на него и складывала квадратом бумажное полотенце, делая каждый раз все меньшую по размерам фигуру.

– Проснулся я и понял – надо выпить. Хоть и понедельник, – усмехнулся Максим.

29

– Никогда не пробовал такое сочетание, обычно такое с гребешком делают, – Вадим с удовольствием стягивал зубами с деревянной шпажки кусочек запеченного куриного филе обернутого в бекон.

– Мне тоже очень понравилось, – Ваня скромно подложил себе салата.

– Спасибо, ребята, гребешок сейчас столько стоит, что приходится искать альтернативу, живем на море, а морепродукты с каждым годом все дальше и дальше от холодильников, – Саша налила себе чай, есть она не хотела, за время готовки напробовалась так, что совесть напомнила о соблюдении правил интервального голодания.

Когда Сергей вместе с коллегами зашел домой, к вечерним посиделкам было все готово, алкоголь остыл до нужной температуры, салаты и закуски стояли на столе, а горячее доходило в недрах духовки. План на вечер был следующим: сначала еда и выпивка, потом выпивка и покер с минимальными ставками, только для поддержания азарта. Саша решила для себя, что первую часть вечера посидит с парнями, а покер заменит просмотром футбола, да и мешать мужским беседам ей не хотелось.

– Серега, я перебил тебя, но не мог не выразить восхищения кулинарным талантам Александры, – Вадим зацепил вилкой кусок сыра. – Что там с отпрыском именитого рода?

– Кардинально ничего нового, понтов, конечно, меньше стало, но презрение ко всем окружающим у него на лице написано, – Норвежский разломил надвое кусок пшеничного хлеба. – По журналистке у него железобетонное алиби, он с друзьями веселился на базе отдыха, веселились сильно, так, что их пришлось успокаивать наряду вневедомственной охраны.

– Росгвардии, – поправил начальника Иван.

– Ну да, но суть не в этом. Когда наша любительница жареных фактов пошла по стопам Жанны Д’Арк, Туронян-младший был под присмотром. Можно вычеркивать. Но, думаю, мы еще встретимся с этим парнишкой, все перспективы стать нашим клиентов в будущем у него есть.

Саша вышла из кухни, разговор за столом переходил в ту фазу, участником которой она быть не хотела. Она удобно устроилась на кровати, поставила кружку с чаем на тумбочку, включила спортивный канал, где шло обсуждение предстоящего матча «Челси» – «Ливерпуль». Слушая прогнозы и возможные варианты тактических схем обеих команд, она вонзила белые ровные зубы в большое зеленое сочное яблоко. Прислушалась к совести, та молчала, видимо, одобряя витаминный перекус на ночь.

До полуночи оставалось два часа, еда была убрана со стола, на котором остались только закуски. Алкоголь пили разный, Сергей с Максом закусывали лимоном текилу, Вадим пил коньяк из пузатого бокала, грея его ладонью, а Ваня смешивал джин с тоником в высоком изогнутом стакане. Недавно распакованная колода карт приятно пахла новым пластиком, стопки фишек разного цвета были мерилом удачливости своих хозяев. Но тема беседы за столом со сменой обстановки не поменялась.

– …поэтому этот тоже никого не убивал, с помощью Валентины он подробно описал тот бред, что живет в его воспаленном мозгу. Летний вечер в клубе он вообще внятно не помнит. То ли правда ничего особенного запоминать не было, то ли шиза стерла память. Я, когда сегодня с ним разговаривал, заметил, что ему вообще по барабану на личности жертв, его волнует преступник. Семушов его ставит во главу угла и завидует вниманию, которое к нему приковано. Конченый псих, и жалеть мне его совсем не хочется, как бы Валя ни расписывала его страдания.

Сергей рассказывал события дня и раскидывал карты по сторонам стола, он был благодарен Максу за эту спонтанную вечеринку. Голова Норвежского постепенно остывала от горячки событий прошедших дней, он как будто наконец вздохнул после длительной задержки дыхания.

– Если подводить итог сегодняшней работе, – Сергей продолжал, – то мы вернулись с чего начали. Трупы есть – подозреваемых нет. Но сейчас не хочу об этом думать.

– Согласен, ну их эти ваши страсти, – Макс аккуратно взглянул на розданные карты. – Я лучше десятку поставлю.

– Поддержу, – Ваня подвинул зеленую фишку к центру стола, вслед за Максимом.

– Ты лучше скажи мне, друг, как тебе так всегда везет с девчонками? – Макс жестом попросил карту у Сергея. – Саша твоя просто эталон девушки.

– Ну, про всегда ты загнул, – Норвежский бросил ему пластиковый прямоугольник. – А в остальном ты полностью прав.

Мужчины рассмеялись и дружно выпили за прекрасных женщин.

– А мне вечно одни пустышки попадаются, – Макс скривил лицо, жуя лимон вместе с кожурой. – Максимум на пару месяцев хватает терпения, а потом и поговорить не о чем, и из интересов у них, кроме траты денег, ничего не остается. На меня вчера с утра грусть накатила, и я уехал на Плашковские валы. Один. Там хорошо, людей почти никогда нет, на машине не проедешь. А я на квадрике, палатку взял, горелку и удочку. Сижу вечером, красноперку жарю, на перекаты реки смотрю и задумался, что все мои подруги, как бабочки, только наоборот. Они сначала все такие красивые, с узорами на крылышках, а со временем превращаются в гадких гусениц. Мохнатых таких, с черными глазками-бусинками. А потом ты с ними расстаешься и удаляешь номер из телефона. К этому привыкаешь. Мне кажется, я в старости буду легко относиться к уходу навсегда не очень близких людей, помянул, удалил номер из контактов и живешь дальше. Натренируюсь на девчонках.

– Где это ты таких гусениц видел, – Вадим сделал глоток коньяка.

– В Тае, там вообще много жуткой живности. Не люблю всяких иностранных насекомых, родные комары ближе по духу.

За столом снова разлился раскатистый мужской гогот.

– Я, наверное, сам в этом виноват, что кидаюсь на все подряд, а не провожу сначала детальную рекогносцировку. У меня вообще слабость в девушках – это голая спина, какие-то древние инстинкты хищников, которые атакуют хребет своего врага. Вот и я как увижу открытую женскую спину, то теряю волю, как слон из мультика при звуках флейты.

– Опасный ты человек, Макс, – Ваня уже изрядно захмелел, но старался не подавать виду.

Бутылки постепенно пустели, фишки на столе уже не стояли ровными цветными башенками, а валялись хаотичным горками. Разговоры от работы и женщин плавно перешли на третью стандартную тему любых застолий – политику. Тут главным глашатаем был криминалист.

– …да вы поймите, плохое всегда сохраняется лучше, чем хорошее. Вон надписи на заборе годами люди читают, а любовное послание на асфальте смывает первый же дождь или чересчур ответственный дворник, – Вадим оседлал любимого конька. – Мне тоже много чего не нравится в нашей власти. На разных уровнях. Но я никогда не понимал ту упоротую часть так называемой официальной оппозиции, которые из года в год ноют, как же все плохо у нас и как хорошо у них. И эти же люди ругают тех, кто лоялен или поддерживает власть у нас, в то же время нахваливая зарубежный шоу-бизнес за искреннюю поддержку кандидатов на выборах президентов их стран. Так почему условные актеры, кто получает награды от президента России, считаются продажными административному ресурсу, а их заокеанские коллеги, вывешивающие баннеры в честь своего президента, называются образцами морали и патриотами своей страны. Такие двойные стандарты меня всегда раздражали.

– Вадик, – Ваня был готов спорить со старшем товарищем, – а я вот не понимаю, зачем надо постоянно сравнивать страны. Мне вот плевать, как там «у них», меня волнует, что у нас. А у нас постоянно что-то не так. Там украли деньги, и мост только построенный упал, там депутат просит неравнодушных собрать деньги на больного ребенка, а потом садится в «Майбах» и едет по встречной, чтобы успеть на обед в думскую столовую, где цены времен СССР. Вот это меня волнует, а не кто с чьими плакатами фотографируется для соцсетей. А то выходит, что, пока мы вставали с колен, нам сели на плечи. Как-то так.

Сергей с Максимом молча наблюдали за обсуждением разногласий между двумя поколениями.

– Ванька, ты прав. Говна хватает. Но тут есть такой момент. Мнение людей зачастую формируется из мнений его круга общения и тех источников, откуда он черпает информацию. Верно?

– Согласен!

– Ну вот, а, как говорится, все нас хотят иметь, чтобы звенела медь. Мы каждый день читаем, смотрим новости. Но кто-то читает только СМИ, признанные иностранным агентами, и делает для себя вывод, что все плохо и выхода нет. Потому что в таких СМИ не печатают о хороших переменах, а только о том, как все летит в… – Вадим бросил взгляд на проем двери ведущей в спальню, где досматривала матч Саша, – ну, в общем, как у Летова в песне. О причинах такой подачи новостей я не хочу судить. Не мое дело. А кто-то, наоборот, смотрит только тех, кого называют пропагандистами. И там тоже бреда хватает, только уже с другой стороны. А ведь пропаганда везде одинаковая и везде существует, просто кто-то понимает, что ему хотят что-то внушить, а кто-то принимает все за чистую монету. Методы одни и те же, у всех, кто хочет манипулировать умами, независимо от того, чью сторону они представляют. Поэтому, если ты хочешь быть более-менее объективным в своих суждениях, то надо читать и тех, и тех, естественно, не самых отбитых, и относиться к полученной информации с достаточной долей критики. Тогда будет понятно, что не так все хреново, как это хотят показать либералы, но и не так красочно, как центральные каналы телевиденья. И, главное, избегать двойных стандартов, потому что иначе ты обманываешь сам себя. И еще, предателей нигде не любят. Есть Родина, и она одна, другой никогда не будет, если ты здесь никому не нужен, то и там будет так же, а скорее всего, даже хуже. Никогда нельзя идти на поводу у толпы, потому что толпа – это стадо, а стадом легко управлять, если пастух грамотный. Надо всегда думать своей головой.

– Мощная речь, – подытожил Макс. – Выпьем!

– Погоди, – Вадим, смотрел на Ивана в упор. – Считай это напутствием старости молодости. Никогда не давай людям советы, если тебя об этом не просят.

– Да ну!? – в голос засмеялся Сергей, а за ним и все остальные за столом.

Ночь перешла границу полночи, Саша досмотрела футбол и теперь валялась на кровати, читая новый фантастический роман про решение страшной загадки в эпоху освоения далекого космоса.

– Ладно, мужики, давайте на посошок, и я к жене, – Вадим отодвинулся от стола. – А то, как говорилось в одной не особо умной, но часто правдивой поговорке: «Если ты не будешь спать со своей женой, то с ней будет спать кто-то другой».

Когда гости разошлись, Сергей вернулся на кухню наводить порядок.

– Я с утра вымою, – Саша подошла и обняла его сзади. – Брось.

– В посудомойку все не влезет, а я не люблю, когда грязная посуда в раковине, да и мне нравится посуду мыть. Для меня это своего рода медитация, я в такие моменты не думаю – мозги отдыхают.

– Тогда можно я просто посижу? Ничего делать неохота. Я тебя не расспрашивала про работу, не хотела лезть. А сегодня невольно наслушалась подробностей, и настроения совсем нет. Мне казалось, такое только в кино бывает.

– Часто жизнь страшнее любого сценария строит сюжеты. Ты не забивай голову, думай о хорошем.

– У тебя хорошие друзья. Ваня – такой милый мальчик, как школьник-отличник, я постоянно ждала, что он, чтобы вклиниться в беседу, будет руку вверх тянуть, – Саша сидела, прислонившись к стене и сложила ноги на табуретку. – А Вадим с Максом меня сначала напугали немного. Максим своими пересказами снов, пока мы стол накрывали, а Вадик реалистичным описанием своей работы. Я, конечно, не все расслышала из спальни, но мне хватило и тех обрывков фраз. Так цинично звучало. Да и ты тоже, когда о работе рассуждаешь, иногда такие вещи выдаешь, что людям, далеким от криминалистики, как я, не по себе становится.

– Извини, это часть профессии. Без здорового цинизма с ума сойдешь. А о ребятах ты зря. Мы давно знакомы, а я в своей жизни научился судить людей не по их речам, а по поступкам, которые они совершают.

– Нет, я ничего такого. Просто впечатления от первого знакомства. По ним видно, что они хорошие. И я доверяю тебе, если ты говоришь, что их можно не опасаться, то мне переживать не за что.

– У всего есть грани и пределы разумного, – Сергей закончил с посудой, вытер руки и сел за стол. – Я им верю, но люди могут меняться, а мы этого не замечаем. С годами это может быть сильнее заметно. Тот же Макс в последнее время сам не свой и на контакт особо не идет. Даже сегодня он сам решил собраться, чтобы перезагрузить мозги, но так душу и не раскрыл, не рассказал, что его тревожит. Зато я хорошо отдохнул. Завтра можно со свежими силами искать новых подозреваемых.

Саша смотрела на него. Это был определенно ее человек. Как будто они знакомы тысячу лет и пережили вместо эпидемии и войны, рождения детей и их смерти. Сильный духом, умный мужчина стал за короткий срок для нее той самой опорой, о которой пишут в романтических рассказах. Пока он говорил о друзьях, она думала о нем и о том, что готова навсегда остаться рядом с ним.

Дослушав Сергея, она сказала:

– Я, когда была подростком, мечтала о красивом свидании с любимым парнем, где мы будем целоваться и танцевать под «Evanescence», – она взяла его руку в свою. – Давай забудем до утра про всех убийц и их жертв, пойдем в комнату и включим красивую музыку.

На улице шел снег, в свете луны, пробивающемся через бреши в облаках, он красиво падал на уснувший город. Пройдет немного времени, и жители будут встречать Новый год за прямоугольниками окон своих квартир, открывать шампанское и загадывать желания. И, как происходит из года в год, самым частым пожеланием станет: «пусть все невзгоды и беды останутся в уходящем году, а новый принесе нам только положительные эмоции». Эх… Если бы жизнь людей можно было наладить коллективным однообразием мыслей…Но так не бывает, каждый должен в своей жизни испить до дна и чашу страданий, и кубок наслаждений. Правила жизни одновременно невероятно простые и неизмеримо сложные.

Пара красивых молодых людей, обнявшись, танцевала под один из главных хитов начала двухтысячных годов, и их сейчас не волновало ничего. В данный момент они были просто счастливы.

30

Похмелья у Максима практически не было, так всегда бывает, если пить хороший алкоголь под правильную закуску. Единственное существенное неудобство, которое несло утро после вечерних возлияний, было, то, что Макс всегда просыпался до восхода солнца. Непонятно, что хотел сказать ему собственный организм такими выходками, но Максим всегда знал заранее: если вечером рюмки пустеют слишком часто, то подъем утром будет ранним. Так и сегодня, он открыл глаза в полумраке ночной спальни материнского дома, поднес запястье к лицу и увидел безжалостные 04:11. Обреченно раскинув руки на вкусно пахнувшей свежестью простыне, он прислушался к телу и с удовлетворением отметил, что тяжести в мышцах и блуждающей боли в черепной коробке не ощущается. Перспектива продолжить сон отсутствовала полностью, поэтому было принято волевое решение использовать ранее пробуждение с пользой и отправиться на рыбалку – «на зорьку».

Путь до речного берега, длиной около трех километров, Максим преодолел пешком. Рассвет постепенно отодвигал ночную темноту за горизонт, тропинки в лесу, раскисшие от ночных осадков, были устланы павшей листвой и рыжими иголками с умерших елей. Разноголосый щебет птиц приветствовал новый день. Большинство людей не найдет прелести в прогулке морозным ноябрьским утром по сырому лесу, и их можно понять, но Максим воспринимал такие моменты иначе. Ему нравились звуки леса: шум листвы в ветре, хруст веток, голоса невидимых зверей и птиц, гул воды у реки. Он не понимал, когда говорили, что в лесу тихо. В лесу не тихо, а спокойно. Лес шумный по-своему, и в этом шуме нет надоевших рычащих глушителей, рекламы, голосящей из внешних динамиков, нет хлопающих металлических дверей и орущих алкашей под окнами домов. В лесу шумно, но этот шум умиротворяет.

На каменистом берегу Максим сменил удобные трекинговые ботинки на сапоги-комбинезон и стал готовить снасти. Удочек было две, одну Макс закидывал и закреплял в рогатине на берегу, второй орудовал самостоятельно. Закончив с наживкой, он достал свой любимый нож-керамбит, заточенный на лазерном станке до показателей близких к хирургическим, и срезал подходящую рогатину с ближайшей осины.

Поклевок не было. Только что показавшееся из-за сопок солнце очень оперативно, словно по отработанной заранее схеме, закрыли плотные тучи. Переменчивая осенняя погода ни на день не позволяла усомниться в собственных возможностях. В этих местах в период с октября по ноябрь дождь и солнце могли сменять друг друга по пятнадцать раз в день. Над Северской областью морской климат встречался с континентальным, что давало сумбур в погоде осенью и заморозки весной, нередко переходящие и на дождливое начало лета. Максим изредка бросал взгляд на поплавок закрепленной на берегу удочки, он следил за тем, как мелкие капли начинающегося дождика падали в бегущую к морю воду реки. Это так похоже на человеческую жизнь. Маленькая частица жидкости хаотично попадает в огромный бурлящий поток, как человек, который рождается несмышленышем, но уже с каким-то сознанием внутри, и сразу оказывается в начале длинного, трудного и часто сложного пути. Эта капля дождя, может, и не хотела никогда попадать в реку, ей было уютно и хорошо у себя в туче, плыть между облаков и не погружаться в суету водного потока. Как и человеческое сознание, его душа обитала где-то и вряд ли желала попасть в маленькое сморщенное тельце, которое вытирают от слизи нежные руки акушерок. И дальше похоже. Капля может вместе с рекой добраться до океана и завершить свой путь на вершине своей водяной табели о рангах, а может сквозь шлюзы дамбы попасть в лопасти турбин ГЭС и в конце концов уйти в небо паром из толстых труб. Также и малыша, который обрел разум, может ждать тысяча разных жизненных путей. Радует одно: что человек, в отличие от безвольной капли, может сам влиять на течение тех рек, по которым будет проходить его жизненный маршрут.

Улов не шел, Максим все больше погружался в философские размышления. Последние несколько месяцев он пытался разобраться в своей жизни. Все шло вроде гладко, но не как-то не так. Вот это «не так» он и пытался понять. Что ему надо? Зачем он совершает те или иные поступки? Макс стал чаще ругаться с матерью, хотя сам решил на время переехать к ней, чтоб было не так одиноко. Ругаться из-за мелочей, потом извиняться и снова психовать. Как будто кризис среднего возраста настиг его раньше положенного. Его беспокоила нереализованность собственных идей в бизнесе, за спиной на работе все равно шептались о его «мажорстве». Его угнетало отсутствие настоящей любви, если получить секс для Максима не было проблемой, то встретить и, что особенно важно, поверить, той, кто скажет, что любит его, было очень сложно. Он смотрел на загорающиеся глаза Сергея, когда тот говорил о Саше, и завидовал другу, по-доброму, без зла, но завидовал. Он не мог разобраться в себе, чего он хочет. Ему не хотелось быть постоянно одному, но в участившихся в последнее время одиночных вылазках в лес он чувствовал себя комфортно. В общем, все было сложно. Максим прекрасно отдавал себе отчет в том, что сам загоняет себя в психологическую яму, но выхода из ситуации пока не видел. Он жил и ждал, что жизнь сама подскажет ему правильный путь. И пусть в последнее время он совершил много ошибок, среди которых были глупые, злые и даже страшные, но он верил, что скоро судьба или кто-то свыше укажут путь его разуму.

За два с половиной часа, которые Максим провел на берегу реки, ему попалась лишь одна худая красноперка. Глядя, как она бьется на крючке, он аккуратно освободил нижнюю челюсть от металлического зацепа и взял рыбу в руки. Красноватые полосы, которыми были украшены бока небогатого улова, изгибались в предчувствии скорой гибели. Макс смотрел в правый глаз рыбы, извивающейся на его ладони, и видел, как последние частички жизни покидают свою маленькую скользкую обитель. Дождавшись, пока конвульсии почти прекратятся, Максим сел на корточки и опустил ладонь под воду. Секунда, другая, спасительная влага снова потекла через жабры, рыба задергалась, медленно скатилась с рук и поплыла как можно дальше от почти настигнувшей ее смерти. Макс с улыбкой сполоснул руки, поднялся и стал собирать снасти в рюкзак. Рыбалка на сегодня была закончена.

Он сложил спиннинги в кейсы, переобулся, достал из рюкзака небольшой термос синего цвета и налил полную крышку кофе. Сделал глоток и постарался запомнить мгновение. Ранее утро. Холодно и сыро. Но яркий аромат и терпкий вкус сальвадорского кофе даже в такой момент могут подарить частичку счастья. Максим закрыл глаза и наслаждался горячим напитком. Сейчас ему было хорошо.

– Из-з-звините, пож-ж-жалуйста, у вас телефона не буд-д-дет? – тонкий дрожащий женский голос вернул Макса в сырую действительность.

Девушке был лет двадцать на вид. Невысокая и худенькая. Мокрый пуховик, грязные рваные джинсы и кроссовки, которые когда-то были белыми. На миловидном лице следы от потекшего макияжа, которые пытались устранить в полевых условиях. Она стояла метрах в пятнадцати от Максима, обхватив себя за плечи, ее била мелкая дрожь.

– Что с тобой случилось? – Максим отставил термос и полез в недра рюкзака. – Тебе не телефон, а согреться нужно. Пневмония очень неприятная вещь.

Девушка медленно приблизилась к Максиму.

– Мне род-д-дителям позвонить нужно, чтоб-б-б не п-п-переживали.

– Это все понятно, – он достал запасную пару термобелья, снял с себя свитер и шапку. – Я отвернусь, а ты снимай сырое и надевай это. Будешь выглядеть смешно, но зато в тепле. А потом и родителям позвонишь.

Девушка не стала спорить, совет был логичным, и принялась расстегивать куртку. Максим повернулся лицом к реке, ситуация его больше забавляла, чем озадачивала.

– Так что с тобой случилось-то?

– Н-н-на б-б-базе от-т-тдыха были, – зубы выбивали дробь от холода, пока она натягивала кальсоны, но голос стал увереннее. – С-с-с парнем поругалась и уб-б-бежала, потом заб-б-блудилась. С-с-сколько сейчас времени?

– Восемь сорок. Переоделась?

– П-п-почти, значит, я часов шесть п-п-по лесу ш-ш-шарахалась. Вымокла н-н-насквозь и з-з-замерзла ужасно. Все!

Максим обернулся. Сложно было не улыбнуться, девушка выглядела как Гаврош.

– Как дура, да? – зубы перестали стучать, она оглядывала свой новый образ.

– Нормально, зато сухо и тепло, – Максим протянул кофе.

– Ой, спасибо, – радостно взвизгнула она и двумя руками обхватила крышку термоса.

– Аккуратнее, горячий. Я – Максим.

– Аня, – она мелкими глотками пила кофе. – Спасибо тебе. Я минут двадцать за деревьями стояла, боялась выходить.

– Так плохо выгляжу?

Анна оценивающе смерила взглядом парня:

– Сейчас уже нет. Но в новостях сейчас такое показывают, что страшно с незнакомцами общаться.

– Так, может, я и есть маньяк из новостей, замылил тебе глаза мнимой помощью, а сам думаю, как тебя поизощренней убить, – Максим улыбался и смотрел прямо на девушку.

Она напряглась. Парень, который ей помог, был привлекательным и обаятельным, рыбу, опять же, отпустил обратно в реку, но тон, которым он проговорил последнюю фразу…

– Значит, я точно дура.

Макс рассмеялся.

– Звонить-то будешь? Тебе вообще куда надо?

– В Светлое, – вздохнула Аня, допила кофе и протянула крышку.

– Ого! Ты живешь там, что ли?

– Ага. Говорю же – дура. С лета переписывались с ним, а тут зовет на день рождения, на природе.

– Так у тебя и там везде сплошная природа, Светлое – это ж три дома, да кладбище у леса.

– Ну, не три, – Аня закусила губу. – Обычный поселок, школа есть, начальная. Телефон дай, пожалуйста.

– Ты родителей совсем не бережешь, сначала уехала за полтысячи километров, а теперь скажешь, что ночью в лесу гуляла и чтобы забрали тебя голодную и грязную.

Девушка смотрела на него, и ее глаза с длинными пушистыми ресницами становились влажными.

– Да ладно, не реви, – Максим убрал термос в рюкзак.

– Мне девятнадцать, – все-таки всхлипнула Аня. – Захотела и поехала в гости. Дай телефон, пожалуйста.

– Ну, тут не поспоришь, – усмехнулся Макс. – Толку тебе от телефона? Родителям нервы лишние, а ты даже не знаешь, в какую сторону к дороге идти. Да не плачь ты.

Девушка уже рыдала не стесняясь. От обиды. Она и так натерпелась за ночь, а тут еще непонятно кто ее жизни учит.

– Повезло тебе. Почти как Золушка, ты встретила своего принца, – Макс широко улыбнулся. Пойдем, я живу недалеко, через лес быстро дойдем. Не бойся, не съем я тебя, мой лимит на «красных шапочек» исчерпан на этой неделе.

Аня вытерла слезы длинным рукавом свитера и подняла взгляд.

– Ты определись тогда, – сказала она, – Принц ты или Серый волк, чтоб я знала, на что надеяться или чего бояться.

– У тебя в любом случае выбора немного: или дальше по лесу гулять, или поверить первому встречному рыбаку. Пойдем, у меня обсохнешь нормально, поешь, и я тебя сам отвезу в ваш «обычный» поселок.

– Далеко идти?

– Меньше часа, я тут все тропинки знаю, не переживай. Вон туда пойдем, – он показал рукой на пологий подъем с берега реки к лесу.

– Пойдем, надеюсь, ты все-таки принц.

Девушка повернулась и зашагала по направлению к лесу. Максим пристегнул кейсы с удочками к рюкзаку, закинул его на плечи и направился вслед за ней. Уже подходя к деревьям, он остановился и быстро похлопал себя по груди и бедрам, затем удовлетворенно выдохнул и стал забираться по склону. Его любимый нож был при нем. Не потерял, как показалось.

– Ты почему в офисе не был? На телефон не отвечаешь! – Виктория Сергеевна расстегивала сапоги. – Ты же понимаешь, что любые твои выходки на работе отдаются на мне!

Максим сидел в гостиной у зажженного камина, на улице давно стемнело, аромат горящих поленьев успокаивал разбушевавшуюся за день душу.

– Мам, не кричи, – Максу совсем не хотелось сегодня снова ругаться. – Ты же знаешь, что моя работа всегда хорошо сделана, и это не зависит от моих жопочасов в кабинете.

Виктория Сергеевна прошла в гостиную и встала рядом с сыном.

– Не кричи!? Да как тут не кричать? Ты в последнее время делаешь что хочешь, я в твою жизнь не лезу и никогда не лезла.

– Это точно, – Максим подложил небольшое полено в огонь.

– Ты опять?! – мать не глядя бросила сумку на стол, сбив с него узкую стеклянную вазу. – Ты бы хотел, чтоб я сидела с тобой после гибели отца и мы бы жили в той же хрущевке на зарплату врача. Я всю жизнь стараюсь сделать все, чтоб ты ни в чем не нуждался: шмотки, телефоны, жилье. И все не так! Да?!

– Мам, не заводись. Ты же про работу начала. Давай не будем снова поднимать тему моего золотого детства. На работе я не был. Считай, взял отгул, по семейным обстоятельствам. Сегодняшний кусочек своей жизни я посвятил личным делам, а завтра с утра как сяду за компьютер и до конца рабочего дня не встану. Обещаю.

– Да какая у тебя личная жизнь?! Шалава на шалаве! Ты же, как вернулся, ни разу меня ни с одной нормальной девушкой не познакомил. И я знаю почему, потому что все эти девки на ночь. Личная жизнь у него!

Максим поднялся, его пальцы мелко тряслись.

– Так, может, поэтому все на одну ночь, потому что в детстве я тебя только по ночам и видел. Знаешь?! Психологи говорят, что все проблемы из детства. Так, может, глядя на тебя, я привык, что женщины не должны играть в моей жизни важную роль, а сейчас ко всем так отношусь, как к арендной машине.

– Ах ты, скотина! – Виктория Сергеевна замахнулась.

Максим стоял не шелохнувшись. В голове мрачным калейдоскопом мысли сменяли друг друга.

– Ну, – уже спокойно проговорил он.

Мать опустила руку, промокнула платком глаза на красном от гнева лице, развернулась и пошла к выходу из гостиной. Прежде чем выйти из комнаты, Виктория Сергеевна, не оборачиваясь, сказала:

– Утром, пожалуйста, возвращайся к себе в квартиру, и у тебя месяц, чтобы найти другую работу.

Максим подошел к бару, налил себе в широкий толстый стакан сто граммов Dalmore, бросил лед и вернулся к камину. Сегодняшний день вместил в себя большое количество разных событий, и он так хотел, чтоб все закончилось хорошо… Макс тремя пальцами взял из корзины у камина тонкую лучину и поднял ее до уровня глаз. Лучина прыгала вверх-вниз, как необъезженный скакун. Руки тряслись. Он сделал крупный глоток из стакана и закрыл глаза. Мысль, которая не отпускала его в последнее время: «Нужно ли как-то заканчивать старую жизнь, перед тем как начать новую». Ему необходимо было найти ответ на этот вопрос в глубине своего сознания, тем более сейчас для этого настало самое подходящее время.

31

Если делать список самых угрюмых мест, то в любом городе в него войдет Бюро судебно-медицинской экспертизы. Нет, может быть, в Москве, Нью-Йорке или Лондоне это будет современное здание с хорошим ремонтом и функциональным помещениями, но в городке с населением в несколько сотен тысяч человек – это готовая декорация к фильмам Звягинцева или Быкова. На стенах и потолке кафель унылых цветов, кабинеты, долгие годы не знавшие ремонта, лаборатории и прозекторские с устойчивым запахом химических реактивов.

Сергей не любил здесь бывать, не привык за годы службы. Как только он переступал порог главного входа в это здание, его настроение сразу ухудшалось. Грусть и тоска накатывали на опытного оперативника. Здание хранило тела тех, кто закончил свой земной путь явно не так, как хотел в собственных мрачных размышлениях на тему смерти. Люди с малых лет думают о своей смерти, но если мысли инфантильных подростков направлены в основном на эгоистичные эмоции, то взрослые люди задумываются о том, что было бы неплохо умереть во сне и без мучений, а в идеальном раскладе еще и не доставить этим мероприятием проблем близким. В морге Бюро лежали тела тех, чьи мечты о легкой смерти в старости не сбылись. Здесь были трупы, которые нельзя было выдать родным до определенного этапа расследования, и если души этих людей обрели покой, то их телесные оболочки ждали своего часа в холодильниках одного из самых угрюмых мест Берегового.

– Чай? Кофе? Водка? Пиво? – Вадим встретил товарища в своем кабинете с зажатой в углу рта сигаретой.

– Не. Еды нету? Я жрать хочу, проспал, не успел позавтракать, – Сергей расположился на стоящем у стены диване с велюровой обивкой.

– Это ты зря. Режим питания нарушать нельзя. У меня сосед по площадке, алкаш, работает в аптеке за углом рабочим. Так вот, он всегда говорит, что не сдох до сих пор, только потому, что каждый день строго соблюдает дисциплину питания: завтрак, в обед обязательно суп и ужин. И при таком распорядке даже те литры суррогата, который он в себя вливает, пока не сделали его клиентом моих коллег из городской больницы.

– Ага, – Сергей поудобнее устроился на диване, – если еды нет, то показывай, что нашел, зачем звал. Работы куча. Я вчера до ночи сидел за компьютером, искал связь между жертвами. Вообще по нулям. Весь архив перелопатил. Разные люди, разные занятия, возраст и социалка. Еще этот придурок Семушов сбил меня своими посланиями Бельской, я уж подумал, что убийца пообщаться хочет и может ошибок наделать из-за тщеславия, а оказалось, что просто поехавший идиот решил привлечь к себе внимание.

– Ну. Попортил нервов дурачок. Погоди-ка, – Вадим открыл дверцу маленького холодильника, спрятанного от посторонних глаз внутри шкафа для одежды. – Кефир? Чесночная котлета? Или ананас?

– Шикарное меню, – улыбнулся Норвежский. – Не хватает какой-нибудь жареной селедки для полной картины кулинарного безумия.

– Ты жрать вроде хотел?

– Ладно, давай кефир. Срок нормальный?

– Вчера утром покупал, хотел с похмельем после наших посиделок бороться, но не пригодился.

Сергей открутил крышку от картонной коробочки и понюхал содержимое.

– Вроде свежий, – он сделал несколько глотков.

– Да нормальный кефир. А вообще, не переживай: до туалета меньше минуты идти.

Сергей, делая очередной глоток, выразительно посмотрел на приятеля.

Вадим вернулся за рабочий стол, поводив мышкой по коврику, он развернул монитор, так чтобы Сергею с дивана было хорошо видно изображение.

– Я тоже вчера решил поработать аналитиком. Абсолютно не мой профиль в данном случае, но дело уж больно интересное, – он придвинулся ближе. – Меня по молодости интересовали две темы. Ну, кроме девчонок и спорта. Я всегда с удовольствием читал истории про китобоев и маньяков.

Норвежский снова удивленно посмотрел на Вадима.

– Чего? – спросил Вадик. – Маньяки многих интересуют, и по телеку постоянно «Криминальную Россию» гоняли, плюс фильмы американские тогда пошли массово, там тоже на эту тему куча всего было. Интересно же. Ищут долго, несколько подозреваемых, до последнего не знаешь, кто убийца, пытаешься догадаться. А оказывается в итоге тот, на кого вообще не подумаешь. И маньяки изощренные, у каждого свои мотивы и способы умерщвления жертв.

Сергею стало интересно, он отставил кефир и решил послушать рассуждения о нестандартных увлечениях коллеги.

– Всем же интересно, куда пропал Джек-Потрошитель или как закончил жизнь Зодиак, – Вадим увлеченно продолжал. – И заметь, даже сейчас, в век, когда человека легко отследить как в городе по камерам, так и по цифровому следу из телефонов, соцсетей и банковских карточек, люди все равно идут на серийные убийства. Есть в этом какая-то мистическая тяга к выражению собственного превосходства над остальной частью человечества. Так вот, про следы…

– Подожди, мне уже интересно стало, – Сергей прервал монолог. – Хрен с ними с маньяками. Китобои-то тут каким боком?

Вадим снисходительно посмотрел на него.

– Это были очень мощные люди с сильным характером, – с интонацией учителя заговорил Вадим. – Больше тысячи лет назад начали охотиться на китов. И да! Сразу поясню, что я имею в виду именно людей прошлого, во времена до паровых двигателей и гарпунных пушек. Времена, когда в этом действительно был смысл. Представь! Быть в океане на деревянной лодке с гарпуном в руке против огромного морского исполина, которому еще и морская стихия помогает. Это же надо попасть в нужное место очень сильным броском и не раз. Волны качают, капризная морская погода добавляет эффекта, а сама жертва так и норовит поменяться местами с охотником. Вот где торжество духа и воли. Если бы я жил тогда, то точно стал бы китобоем.

– Или маньяком, – съязвил Сергей.

– Все может быть, – Вадим усмехнулся. – Сейчас, конечно, я бы не стал заниматься подобным. Наоборот, сейчас я с удовольствием поучаствовал бы в экспедиции по поиску пятидесятидвухгерцевого кита. Вот где загадка, не слабее поисков маньяков.

– Я слышал что-то…

– В конце восьмидесятых зафиксировали голос кита с частотой в пятьдесят два герца, что является уникальным событием, но самого кита никто не видел, – Вадим увлеченно рассказывал. – До сих пор в разных участках мирового океана ученые или военные ловят подобные сигналы, но так никто ни разу не видел того, кто их распространяет.

– Фигня какая-то. С современными технологиями и не засечь огромное животное там, где постоянно перемещаются тысячи судов. Попахивает красивой байкой.

– Хрен его знает, – Вадим снова придвинулся к столу, – но в экспедиции я бы поучаствовал.

– Ладно. Давай к делу, а то заговорил меня душевными излияниями, – Сергей приготовился слушать и запоминать. Если Вадим позвал его к себе, значит, есть что-то действительно интересное, для всего остального есть телефон и мессенджер.

– Давай. Я собрал в кучу все записи с камер в тех местах, где резвился душегуб. С камерами в городе вообще беда, все, как обычно, у нас. Но я все, что смог, сделал. Записи за сутки, в которые были преступления. Четыре дня сидел, вместе с выходными, на пьянке не стал рассказывать, не закончил еще тогда. А сейчас есть результат.

Глаза Норвежского загорелись, он встал и подошел к компьютеру:

– Вадя, не разочаруй меня. Неужели ты нарыл что-то дельное?

– Смотри! – Вадим выглядел довольным.

Видео на экране соскочило с паузы, и секунды в углу побежали вперед. Камера снимала ночную улицу, яркие пучки света от фонарей резали туман. Медленно вдоль тротуара ехала машина-пылесос, одинокий пешеход перебежал дорогу, придерживая рукой перекинутую через плечо сумку.

– Сейчас, сейчас, – Вадим ответил на вопросительный взгляд Норвежского.

Внизу экрана в кадр въехал автомобиль.

– Это Бельская, за несколько часов до своего пламенного ухода, – Вадим следил за реакцией полицейского. – Вот!

Перед немецким кроссовером из примыкающего двора выехала небольшая машинка. Старый светлый хетчбек. Автомобили по порядку стали выезжать из кадра, в последний момент на кроссовере загорелись стоп-сигналы.

– И? – Сергей повернулся к эксперту.

– Тут все, есть еще запись ближе к парку, там только «Кайен». Но дело в том, что я, как уже говорил, пересмотрел все, что было по районам совершения преступлений, и везде есть эта «Тойота».

Сергей выпрямился, его лицо не могло передать все удивление, которое его охватило. Вадим же наслаждался моментом.

– Ну чего ты замер? Да! В каждые из трех интересующих нас суток на камерах засветилась эта тачка. «Тойота Королла», судя по кузову, начала девяностых годов, у моего отца была такая же.

Сергей начал фразу, но Вадим его прервал.

– Естественно, я проверил номера. Левые. По ним «УАЗ» бьется. В первом случае эта машина была днем на дороге у школы, а там не так далеко и до Горы. Во втором она утром, до рассвета попала на камеры за два квартала от суда. И на этой записи она вместе с «Кайеном» по пути от фитнес-клуба Бельской до парка. Вот такие дела, Серега.

– Наконец-то. Хоть что-то. Не бывает таких совпадений, тем более номера чужие. Сейчас вернусь в управу, дам в ориентировку, но по-тихому, по патрулям и постам, через дежурку. Ты тоже смотри, чтоб в СМИ не протекло, а то мы эту машину больше никогда не увидим.

– Естественно. Я поэтому никому, кроме тебя, и не говорил еще. И в понедельник за столом об этом молчал, хотя уже по двум эпизодам информация была.

Сергей внимательно посмотрел эксперту в глаза.

– В отношении кого сомневаешься? – задал он неприятный вопрос.

– Никого. Я вообще сомневаюсь. Очень часто и по многим вопросам. Натура такая. Я, знаешь, человек довольно мнительный и доверяю очень малому кругу хорошо проверенных жизнью людей. Кавказ этому научил, там я понял, что никогда нельзя знать про человека все, даже про того, кого считаешь своим близким. У всех есть двойное дно. Я и тебе бы не рассказал, если бы ты не был в этом деле главным. И сейчас я знаю, что про «Тойоту» в курсе только мы двое.

– Пока двое, через час все патрули в городе ее искать будут.

– Ну, это уже твое решение и твоя ответственность, – Вадим прикурил новую сигарету.

– Ты бы что сделал?

– Знаешь, Серега. Я, когда домой после покера у тебя ехал, думал об этом, – лицо эксперта сделалось серьезным, пропала всегдашняя ухмылка. – Может, нужны такие, как он. Иногда. Очень редко. Чтоб чистить общество от грязи. Как планета чистит себя стихийными бедствиями, будто стараясь решить проблему золотого миллиарда. Не смотри так, это страшная мысль, но в ней есть рациональное зерно. Никто не любит говорить и слушать правду, особенно если она жестока. Ты посмотри вокруг, сколько гнили стало в людях. Ложь. Зависть. Похоть. Зайди в даркнет, там можно найти все и всех для удовлетворения любых запросов. Этот на «Тойоте» убил троих людей, от которых пользы обществу было ровно ноль. Убил – плохо. Меньше грязи – хорошо.

Норвежский сел на диван. Он не перебивал спокойную, странную, но хорошо выстроенную, словно придуманную заранее, речь товарища.

– У меня дома коллекция холодного оружия, реплики в основном, но дело не в этом. Я, когда на нее смотрю, думаю, что в прошлые века было проще в вопросах поведения в обществе. Оскорбили, вызвал на дуэль, и сабля решает, кто прав, кто виноват. А сейчас, особенно с доступностью интернета, люди забыли, что такое отвечать за свои слова и действия. И это уже переходит в офлайн-общение, особенно у молодежи. Чтобы общество совсем не скатилось в скотство, его надо приводить в чувство, и, возможно способ, которым действует, тот кого мы ищем, не самый бесполезный, в долгосрочной перспективе.

Вадим затушил окурок и поднялся со стула.

– Да брось! Я не псих и все понимаю, – он перехватил взгляд оперативника. – Его надо найти и остановить, но ты меня спросил, и я ответил. Честно ответил. Разве не было у тебя, что ты передавал следствию убийцу, которого, в глубине души, хотел отпустить?

– Было. Но девочка, ударившая отчима ножом, когда он пытался стянуть с нее трусики, и хладнокровный расчетливый убийца женщин – разные вещи.

– Да. Но в данном случае суть одна. И там, и там говна на свете стало меньше.

32

Когда едешь на автобусе, то определить приближение к окраине города можно с закрытыми глазами. Старый пазик чаще сбавляет ход, но это не помогает от подпрыгивания пассажиров задних рядов. Если в центре Берегового городские власти пытались поддерживать дороги в удовлетворительном состоянии, то в дальних районах подобной роскоши жители не видели годами. Водитель автобуса сквозь зубы матерился и проклинал взяточников во власти, но прикладывал все свои шоферские навыки, чтобы немногочисленным пассажирам вечернего рейса было как можно комфортнее. День, знаменующий середину рабочей недели, стремился к скорому наступлению вечера, Иван сквозь затертое оконное стекло разглядывал до боли надоевший пейзаж. Люди в автобусе брезгливо закрыли носы шарфами и платками, автобус по пути до реабилитационного центра проезжал поворот на городскую свалку, дым от непрекращающихся пожаров разносил сладковатые ароматы гнили с примесью отдушек сгоревшей резины и пластика на километры по велению розы ветров. Городские власти уже лет пятнадцать рассказывали, что вот-вот, и построят современный завод по утилизации и переработке мусора, а свалка будет рекультивирована, но выборы проходили, обещания забывались, а свалка продолжала радовать стаи чаек.

Большую часть прошедшего рабочего дня Ваня провел, изучая базы ГИБДД и налоговой. Когда Норвежский приехал в Управление, он выглядел более чем странно, поставив Ивану задачу найти все «Тойоты Короллы», которые были выпущены в период с восемьдесят восьмого по девяносто пятый год и зарегистрированы на территории области в последние пятнадцать лет, Сергей сел за свой стол, и весь его вид говорил, что беспокоить по пустякам руководителя Иван не должен. Ваня и не беспокоил, работа оказалась нудная и пыльная, архивы ГИБДД старше десяти лет были только в бумажном виде, оцифровка их шла медленнее улитки, ползущей вверх по склону. Молодого оперативника спасло то, что ГИБДД вместе со своими архивами располагалась в соседнем здании и начальник канцелярии не был бюрократом. Без малого шесть часов, позволив себе лишь короткий перерыв на чай с шоколадным батончиком, Ваня искал нужный автомобиль. На удивление, машина оказалась довольно распространенной среди жителей Северской области, но до сегодняшних дней в законном юридическом статусе зарегистрированного транспортного средства дожили всего семь автомобилей. Один был во владении детской городской библиотеки, остальные шесть были в частном пользовании. Вроде ничего сложного, данные собственников есть, нужно проверить всех, сопоставить время совершения преступлений с местонахождением каждого из владельцев машин, и все. Но Иван понимал, что так легко не бывает, всегда, когда кажется, что разгадка почти найдена, вылезает какой-нибудь скелет из метафорического шкафа. Во-первых, размышлял он, вряд ли тот, кто совершает такие незамысловатые зверства, настолько глуп, чтобы раскатывать за жертвами на личном, оформленном на себя автомобиле, во-вторых, это только семь машин, которые сейчас стоят на официальном учете, а сколько их, привезенных из страны восходящего солнца и уже снятых с регистрации, может передвигаться по городу и области, не узнать никогда. Так что даже при ясном плане дальнейших действий перспективы установления личности подозреваемого оставались довольно туманными. Нашел он и машину, принадлежавшую отцу Вадима, которую, судя по информации из баз данных, тот продал четыре года назад. Когда все нужные сведения были занесены в таблицу розыска, Иван отправил документ на печать и, откинувшись на спинку стула, стал тереть глаза той частью ладони, которую хироманты называют холмами луны. Голова была тяжелой, Иван глянул на Норвежского, тот за все время так и не поднялся из-за своего стола, он что-то внимательно читал с экрана монитора, чертил на листе бумаги какие-то схемы или таблицы, зачеркивал, комкал листы и чертил вновь. Кофе, налитый еще в обед, так и остыл недопитым, Сергей сосредоточено работал, не обмолвившись ни словом с подчиненным после поставленной тому задачи. Иван поднялся, обогнул свой стол и достал из принтера два листа распечатки, листы были приятно теплыми на ощупь. Только тогда Иван позволил себе вмешаться в мыслительный процесс начальника, он рассказал все, что удалось выудить из архивов, и приготовился слушать дальнейшие распоряжения. Норвежский молча выслушал доклад, забрал листы и убрал их в верхний ящик стола, Иван был отпущен домой, отдыхать и быть готовым завтра приступить к специально разработанному для него заданию, в суть которого Норвежский сейчас посвящать не стал.

– С утра все объясню, иди и выспись хорошенько, силы и внимание тебе понадобятся, – сказал Сергей и практически выгнал Ивана за дверь кабинета.

Иван решил свободный вечер провести с отцом и сейчас буравил взглядом неприветливый осенний пейзаж за окном старенького автобуса. За последние две недели врач звонил трижды – отец угасал, по словам доктора, развивалась деменция на фоне постинсультного состояния. Времени оставалось немного. Ваня и сам все понимал: возраст и болезнь не оставили его отцу шансов на спокойную старость. Было горько и больно, очень тяжело видеть родного человека таким, ты его всю жизнь знал как сильный уверенный пример для подражания, а сейчас словно другая личность занимает беспомощное тело. Врач сказал готовиться к тому, что вскоре болезнь победит память окончательно, и в глазах отца Иван из любимого сына превратится в молодого человека, помогающего пациентам.

Тормоза заскрипели, туша автобуса неповоротливо въехала на большую разворотную площадку перед территорией реабилитационного центра. Водитель щелкнул пластмассовой клавишей на приборной панели, автобус тяжело выдохнул и принялся открывать двери. Иван пропустил вперед двух старушек и спрыгнул с ржавых ступенек на раскисшую землю. Закатное солнце заливало светом прогулочные дворики социального учреждения. Иван, стараясь отогнать тревожные мысли, зашагал по направлению к лечебному корпусу.

Большое темное помещение, высокий потолок, куски камней, песок и мусор под ногами. Сырость, плесень на стенах и капающая в темных углах вода. Человек удовлетворенным взглядом окинул серые в черных пятнах стены. Это именно то, что ему нужно, здесь давно никого не бывает, правда, электричество отрезано, но это не беда, даже хорошо – будет еще атмосфернее, чем он планировал. Он толкнул входную металлическую дверь, та с раздражающим скрипом стала медленно открываться, лицо человека скривилось, как от зубной боли, и он вышел наружу. Был вечер, где-то вдалеке перекрикивались гудки буксиров, выходящих из северного ковша морского порта. Человек подошел к багажнику светлой «Тойоты Короллы» и достал оттуда баллончик силиконовой смазки, вернулся к двери и обильно забрызгал покрытые ржой петли. Затем он несколько раз открыл и закрыл дверь, побрызгал еще, теперь отлично – дверь с еле слышным шуршанием металла исполняла возложенные на нее обязанности. Человек вернулся к автомобилю, из кустов у внешней стены здания с лаем выскочили две крупные дворняги с желтыми бирками в лохматых ушах и побежали к человеку. Он спокойно стоял и смотрел на приближающихся псов. Просто стоял и его холодный сильный взгляд блуждал от одной лающей морды к другой. Собаки остановились в нескольких метрах от машины и закрутились на месте, словно наткнулись на невидимую преграду, лай постепенно сменился скулежом с подвыванием. Собаки сели и завыли уже жалобно, а не агрессивно, к человеку они не приближались.

– Все? Угомонились? – жестко, как выстрел из старого ружья, прозвучал его голос. – Пошли отсюда!

Псы, как будто только и ждали приказа, не переставая выть, они помчались прочь, петляя по закоулкам городской промзоны. Человек принялся доставать из автомобиля объемные пакеты и заносить их внутрь мрачной бетонной коробки. Последним из машины в здание перекочевал старый деревянный стул. Закончив разгрузку, человек отогнал автомобиль за дальний край здания, где его случайно заметить было практически невозможно, и вернулся в помещение.

Человек включил мощный фонарь, разместил его так, чтобы он освещал центр помещения, где в одиночестве стоял привезенный стул. Человек стал доставать и раскладывать все привезенные вещи по одной ему ведомой схеме. Работа заняла не более пятнадцати минут. Место было готово к последнему запланированному мероприятию. Да! Его изначальный план состоял всего из трех событий – трех актов справедливости и возмездия. Трех примеров того, как можно решать проблему несовершенства людского стада. Но человеку пришлось вносить коррективы в ходе осуществления задуманного и наказать еще одну тварь – тварь, лишнюю в этой жизни, тварь, которая своей ложью приносила лишь ненависть и злобу в умы обычных людей – жителей города, которому человек решил помочь. Сегодня он закончит. Остановится и вместе с высшими силами будет наблюдать, как общество постепенно преображается. Часто для того, чтобы было хорошо, надо преодолеть боль, как отдирая загрубевшую корочку от раны. Больно? Да! Но и приятно. Сначала выступят бусинки свежей крови, но в конце концов рана затянется новой чистой кожей, и в худшем случае о ней будет напоминать лишь маленький аккуратный шрам. Так и с обществом: чтобы оно переродилось, необходимо убрать с него гной, и через кровь придет новая плоть – чистая и светлая.

Человек провернул ключ в навесном замке, все было готово, теперь надо доставить сюда ее, ту, которая принесла много горя в сердца ни в чем не повинных людей. Привезти и наказать. Солнце окончательно скрылось, ночная тьма вступала в свои права.

На душе у Ивана было легко. Вечер с отцом прошел как нельзя лучше, папа был полностью адекватен, слушал рассказы сына и даже пытался улыбаться шуткам. Конечно, Ваня понимал, что это исключение из обычного поведения отца в последнее время, но, зная, к чему все идет, он наслаждался такими редкими моментами. Он очень хотел, чтобы последние месяцы, недели, дни прошли для отца как можно приятнее.

Спускаясь с крыльца, Иван увидел, как отъезжает от остановки автобус, а значит, следующего ждать полтора часа. Делать нечего, придется идти пешком. По дороге это – километров семь, а если срезать через лесок и заброшенную территорию старого ликероводочного завода, то выйдет всего около трех километров пути. Выбор очевиден. Иван засунул в уши беспроводные наушники, выбрал в музыкальном приложении свежий выпуск подкаста и направился к лесочку, скромно примыкавшему к забору реабилитационного центра. Тропинка была набитая, и Иван шел уверенной бодрой походкой. В подкасте талантливый актер в гостях у стендапера и ученого-журналиста рассказывал анекдот про датского кинорежиссера.

Иван обходил развалины некогда мощного предприятия. В девяностые и начало двухтысячных местная «ликерка» была на волне успеха. Продукция, кроме того что оказывалась на столе каждой второй семьи в городе, так еще и успешно экспортировалась в соседние страны, принося акционерам завода миллионную прибыль, но годы шли, страна богатела, и столичные бизнесмены прибирали к своим рукам все больше и больше различных предприятий, а те, кто не хотел продаваться, жестко и планомерно уничтожались, нередко вместе с собственниками. Сейчас же развалины былой роскоши стали обителью экзистенциальной молодежи, наркоманов и бродячих собак.

Иван протиснулся между стенами двух бывших складов и вышел на дорогу, которая вела к зданию, где раньше находились кабинеты алкогольных королей Северской области. Краем глаза он заметил, что за одним из складов виднеется капот светлого автомобиля. В этот момент дверь заброшенного строения открылась, из нее вышел человек, деловито повесил на прикрытую дверь замок, повернулся и пошел в сторону Ивана. Зрение у молодого оперативника было идеальным, он взглянул на шедшего навстречу человека и улыбнулся, увидев знакомое лицо.

33

Норвежский аккуратно прикрыл входную дверь и мягко провернул личинку замка. Саша еще спала, и он не хотел тревожить ее сон. Когда он просыпался раньше, то почти всегда смотрел, как она спит. Сквозь приоткрытые губы видно белоснежные зубы, а ее слегка вздернутый носик… Во сне она была похожа на милого ребенка, которого необходимо защищать и ограждать от злого взрослого мира, и он был готов на все, чтобы все невзгоды обошли ее стороной. Сейчас он поймает убийцу, и они уедут далеко-далеко отсюда, и начнется новый этап жизни. Этап, в котором не будет ночных вызовов, осмотров пьяных кухонь и засохшей крови, а только они, природа и дети, у них обязательно будут дети, в той новой спокойной жизни.

Тормоз. Кнопка. Двигатель заурчал, Сергей вышел из машины и начал стирать с окон влажную пыль. Он долго вынашивал одну мысль, мысль к обдумыванию которой он возвращался с большим грузом на душе, но в последние дни она посещала его все чаще и чаще. На ближайшие пару дней он запланировал важное и секретное оперативное мероприятие, главным исполнителем был назначен Иван, хотя он еще не был посвящен в детали задания. Сергей не стал ему говорить вечером подробности, потому что хотел еще одну ночь «переспать» с этим вопросом и сложить у себя в голове еще раз все нюансы.

Норвежский сел в машину и уже собирался тронуться с места, как из кармана прозвучал звук нового сообщения, Сергей достал телефон и разблокировал экран. Сообщение было в мессенджере, отправителем был – «Неизвестный абонент». Уже предчувствуя нехорошее, Норвежский коснулся пальцем экрана. В сообщении было всего два слова «Пока все» и геометка, указывающая на окраину Берегового.

– А Ванька где? – садясь в машину, спросил Вадим.

– Не знаю, не дозвонился, – Норвежский пожал протянутую руку и резко вывернул руль. «Субару» сорвался с места и помчался по суетящемуся с утра городу в сторону промзоны.

– Группу вызвал?

– Нет, хочу быть там первым.

– А если…

– Для этого я и позвонил тебе, – Норвежский проскочил на мигающий зеленый, прямо перед носом поворачивающего налево грузовика-доставщика воды.

– Куда ты гонишь-то так? Я не планировал сегодня с утра убиться в ДТП. Чтобы там ни было, мы все равно едем уже к свершившемуся событию. Ты же понимаешь?

– Да, понимаю я, – Сергей немного отпустил педаль акселератора. – Просто от таких посланий с утра на душе очень неспокойно. Поэтому сейчас находим место, аккуратно все осматриваем, а дальше по ситуации.

– По ситуации… – протянул Вадим. – На хрен мне такие ситуации с утра не сдались. В отпуск хочу.

– А я вообще уйти хочу и уехать, достало все. Максимум до Нового года и рапорт подам. Устал. И Сашка меня поддержала, готова уехать вместе со мной. Покоя хочу и семью.

Вадим недоуменно взглянул на раздраженного коллегу.

– Вот так удивил. Ты ж опер до мозга и костей, что ты на гражданке делать будешь? Тут твоя стихия, уйдешь, жалеть будешь. Ошибку совершишь.

– Вадя, не грузи, – Сергей посмотрел в телефоне, куда точно поворачивать. – Не хотел никому говорить, теперь жалею, что сорвался. Давай сделаем вид, что ты ничего не слышал, а когда все узнают, то ты удивишься. Договорились?

– Тебе решать, но запомни мои слова. Жалеть будешь, а начинать придется все заново.

– Приехали, – Норвежский еще раз сверился с навигатором. – Точка здесь.

– Засады вроде нет, – грустно усмехнулся Вадим.

– Да вообще ничего нет, смотри, – он показал на здание слева. – Это тоже, видимо, от «ликерки» осталось, справа вообще какие-то руины, а дальше тупик. Я бывал здесь давно, еще пацаном с дядькой приезжал. Если дальше по дороге ехать, в тополиную рощу упремся.

– Дай-ка, – Вадим взял смартфон из рук Норвежского. – Ну, точка прямо на здании стоит. Надо идти смотреть. У тебя пээм с собой?

– С собой, но, думаю, он не понадобится. Ты сиди, а я выйду огляжусь.

– Ага! Нашел пацана. Пойдем. Но ты первый, – шутка Вадима не возымела обычного эффекта.

– Ладно. Внимательнее только. Выходим.

Напарники почти синхронно вышли из автомобиля и, озираясь по сторонам, пошли к зданию. Вдали с дерева поднялась ворона и с недовольным карканьем полетела в сторону.

– Справа вообще нечего смотреть, конкретные развалины. Да и внутрь лезть неохота. Я тебе могу и так сказать, что там: дерьмо, гондоны и шприцы, – Вадим брезгливо оглядывал выбитые окна и обвалившиеся потолки бывшего цеха по разливу горячительных напитков.

– Давай сначала там посмотрим, – Норвежский мотнул головой в сторону здания ангарного типа, стоящего по левую сторону от дороги. – Склад, скорее всего, странно, что окон нет совсем и дверь одна и небольшая.

– С торца, скорее всего, заезд внутрь должен быть.

Они медленно приблизились к двери, Сергей потянулся к ржавой ручке.

– Ты чего? – схватил его за плечо Вадим. – Расслабился, что ли? Давай залапай здесь все теперь. Хрен его знает, что там. На, перчатки надень. Блин, бахилы забыл положить. Зайдем, не топчись сильно, мало ли.

– Извини, – виновато буркнул Норвежский и принялся натягивать проложенные тальком перчатки.

Замка не было, дверь на удивление легко поддалась. Сергей сначала не понял, куда смотреть, глаза не сразу адаптировались к темноте. Он шагнул внутрь помещения и понял, что вдвоем с Вадимом они здесь не справятся.

Большое прямоугольное пространство, редкие, скользкие от плесени колонны из последних сил поддерживают высокий потолок. Запах сырости повсюду. В центре этого огромного пустого зала находилось то, что таинственный отправитель утреннего сообщения на телефон Норвежского хотел показать. Издалека казалось, что здесь был проведен какой-то сатанинский обряд.

Вадим зашел вслед за Сергеем в темное сырое нутро бывшего склада.

– …мать, – смачно произнес эксперт. – Это что такое, Серега?

Норвежский не стал отвечать, он аккуратно, светя себе под ноги фонариком телефона, пошел в центр помещения.

Фонари были расставлены по кругу, они излучали фиолетовый свет, что придавало и так ужасающей инсталляции еще более зловещий вид. В центре подсвеченного круга стоял деревянный стул, на нем связанное по рукам и ногам женское тело, голова свесилась на грудь. Хорошо ухоженная женщина была одета в темно-серый строгий костюм, на котором сложно было разглядеть засохшую кровавую пену. Перед жертвой на грязном полу были рассажены семь мягких игрушек разного размера. Они словно наблюдали за представлением на сцене самодеятельного театра. В запах сырости, витавший под сводами здания, вплетались кисло-сладкие нотки смерти.

– Серега, вызывай группу, а я начну. Изобретательная гнида, каждый раз что-то новое, – Вадим начал доставать из кофра фотоаппарат, а Норвежский медленно побрел к выходу, на его глаза навернулись крупные слезы.

Для Сергея день превратился в вечность. Сейчас, сидя в своем кабинете, он смотрел на пар, поднимающийся от кружек с горячим чаем. С ним за столом сидел мрачный Петр Валерьевич, который снова зашел в Управление по своим пенсионным делам и решил забежать на кружку чая к своему протеже. Сергей выглядел одновременно очень подавленным и жутко злым. Убитую он узнал сразу, эта женщина была знакома ему с детства, и он провел в ее доме немало времени. Новой жертвой маньяка была Виктория Сергеевна Березина – мать его лучшего друга.

– А Ванька? – почти шепотом спросил Устинов.

– Сзади лежал, – Норвежский нервно ковырял безымянным пальцем ноготь большого на правой руке.

Когда Сергей вышел из склада и позвонил в дежурку, он решил осмотреть местность повнимательнее до приезда опергруппы. Зайдя за угол здания, он увидел ноги, торчащие из зарослей кустарника, развернутые внутрь стопы. Сергей узнал кроссовки, но мозг отказывался верить в реальность. Так не бывает. Так не должно быть. Даже в нашем абсолютно несправедливом мире такое не должно случаться. Он раздвинул кусты и увидел лежащее лицом вниз тело молодого лейтенанта, под левой лопаткой виднелась рана и вытекшая кровь на синей спортивной ветровке. Неестественно вывернутая рука. На одежде Вани искорками переливалась утренняя ноябрьская изморозь. Норвежский многое видел в жизни, но всему есть предел. Найти за пять минут двух хорошо знакомых людей убитыми – такое сложно пережить даже людям, чье сердце должно быть закостенелым, исходя из особенностей профессии. Норвежский кулаком ударил ствол стоящего рядом тополя, ударил еще раз и еще. Плакал и бил.

– Ножом? – Петр Валерьевич взял в руки кружку.

– Да. Один удар. Сзади, в сердце. Вадим сказал, что быстро и без шансов.

– Жалко пацана. Родителям сообщил?

– Нет еще. Отец парализованный, в интернате лежит. Я не уверен, что ему надо это говорить. А контактов матери я пока не нашел.

– А Максу звонил?

Сергей закрыл лицо руками.

– Я вообще не представляю, как это сделать. Как я ему скажу? Эта тварь ей уксус в рот залила – адская смерть, а потом горло перерезала, уже мертвой. Игрушки эти еще. Он же спросит: как? Что я ему отвечу?

– Успокойся. Возьми себя в руки, сейчас то время, когда нельзя давать волю чувствам и надо сохранять концентрацию и более-менее светлую голову. Ты вон уже руку себе расколотил. Стена или тополь?

– Тополь, – Сергей потрогал забинтованные костяшки на правой кисти.

– Не звони. Лично скажи, так лучше будет. Только без красочных деталей.

– А толку, он все равно потом все узнает, – Норвежский встал и подошел к окну.

– Ну, как знаешь. Опять без улик?

– Практически. След протектора шин и игрушки. Может, получится магазин установить, а там по камерам. Но это утопия. Вадик говорит, что Березиной горло перерезали тем же лезвием, что и предыдущим жертвам, а вот Ваньку ножом, большим и широким.

У Норвежского снова подкатил ком к горлу.

– Я поговорить хотел. Рапорт хочу подать. Устал.

– Так-так-так, – было видно, что Петр Валерьевич воспринял эту новость с недовольством. – Еще доводы?

– Да какие доводы, болото, как снаружи, так и внутри. И я увязаю в этой трясине все больше и больше. Причем меня больше раздражает именно внутренняя кухня нашей профессии. К бандитам извне я уже привык. А вот…

– Я понял. Но задумайся: ты всю жизнь шел к своей службе, и сейчас ты в лучшем случае в середине своего офицерского пути. Не рано сдаваться?

– Не знаю.

– Чем ты заниматься будешь?

– Да что ж у всех один вопрос-то? – Сергей хлопнул ладонью по подоконнику. – Я ж не инвалид, не дебил вроде. Голодным и босым не останусь. Уеду отсюда, буду пчел разводить и на спокойные широкие реки смотреть. Сашка согласна, вместе уедем. Забуду этот кабинет, как горячечный кошмар.

– Она тебя подбивает, что ли?

– Нет, – Сергей вернулся за стол. – Я давно думаю над этим. Она просто меня поддерживает. Ладно, пора заканчивать. У меня нервы и так на пределе, и спорить совсем не хочется.

– Как скажешь, – Устинов поднялся. – Я что заходил. У меня ноутбук загибаться стал. Не посмотришь? Может, вирусы или еще что, а то сразу в мастерскую неохота нести, наговорят с три короба, лишь бы денег стрясти с пенсионера. Он у меня внизу в машине.

– Конечно, взгляну, но не сегодня-завтра. Попозже. Пойдемте, я его к себе перекину, чтоб не забыть потом, – Норвежский тяжело вздохнул и достал телефон. – Максу сейчас позвоню, договорюсь о встречи.

Саша еще никогда не видела Сергея в таком состоянии. Она была в ванной, когда услышала, как хлопнула дверь. Сначала ее удивила тишина, обычно первое, что он делал, заходя в квартиру, спрашивал, дома ли она, а сейчас: дверь, щелчки замка и тишина. Она отложила инструменты, которые помогают девушкам долго оставаться молодыми и красивыми, и выглянула в коридор. Норвежский сидел на корточках, привалившись спиной к стене прихожей, он был в обуви и верхней одежде.

– Сережа, что случилось? – сначала она подумала, что он сильно пьян, но в воздухе расходился только аромат его парфюма.

Саша подошла к нему опустилась на пол и стала гладить его по голове. Он поднял на нее глаза, они были уставшими, влажными и как будто чужими.

– Мне никогда не было так плохо, Саш.

– Давай я помогу раздеться.

Она сняла с него обувь, стащила куртку.

– Иди умойся и приходи на кухню, я покормлю тебя, – погладив его по спине, она прошла на кухню.

Норвежский рассказал ей все. Услышав про Ивана, девушка заплакала.

– С Максом вообще плохо все получилось, – Сергей смотрел Саше прямо в глаза. – Я не знал, с чего начать, долго думал, пока ехал, выстраивал в голове речь, а в итоге разговор получился как с подозреваемым, а не как с другом. Ты понимаешь, я Ваньку хотел за Максом выставить.

Саша удивленно подняла брови.

– Неофициально, чтоб по делу нигде не проходило. У Макса ни на одно убийство нет алиби, с двумя жертвами он был знаком, – Сергей резко потер лоб рукой. – Теперь уже с четырьмя. Мысли дебильные в голове крутятся, вот и хотел, чтоб Ванька пару дней за ним покатался, машину бесхозную нашел для этого.

– То есть ты думаешь…

– Нет. Не знаю я. Я про это никому не говорил, – Норвежский встал и открыл окно. – Душно. Ваньку зарезали сзади, один точный удар, а это значит, что он подпустил убийцу к своей спине на расстояние удара, следовательно, он не опасался этого человека, тем более учитывая место, где все произошло, там в сумерках тени пугают, а тут незнакомец за спиной. Значит, Иван знал того, кто его убил. Хрень какая-то творится. Я ничего уже не понимаю.

Саша поднялась и сходила в прихожую за кофтой. Ей было зябко.

– Я, когда ему все рассказал, спросил, где он был вечером и ночью, он сначала ответил, что в городе его не было, а потом психанул, стал орать, что я охренел в край и такие вопросы не уместны. Ну, в принципе, понять его можно, но мне-то не легче от этого. Мне ответы нужны. Короче, дальше диалог совсем не получился. Я спросил, кто, по его мнению, это мог совершить, он даже отвечать не стал, зыркнул только, как будто обжег взглядом, в машину прыгнул и уехал.

– Тебе успокоиться надо. Лечь спать, а утром спокойно все проанализировать. Надо найти, что может связывать жертв, ведь как-то он их выбирает, должна быть логика, особенно если учесть, как он убивает. Это не просто в лесу опоздавшую на автобус по голове камнем стукнуть. Он готовится, вынашивает свои деяния, а значит, и жертв заранее подбирает. Найдешь связь – половина дела будет сделана.

Норвежский впервые за вечер улыбнулся.

– Простите, я не узнал вас, мисс Марпл, – сказал он.

– Да ну тебя, – отмахнулась Саша. – Я пытаюсь помочь, а ты… Ну хоть улыбнулся. Уже неплохо.

Он подошел к ней и сел на корточки перед ее стулом.

– Я найду его…

Оставленный в куртке телефон зазвонил. Норвежский зло выдохнул и пошел в прихожую.

– Да, Макс.

– Ты спрашивал, кто мог, – холодно и отстраненно звучал голос из телефона. – Я вспомнил, когда была история с больницей, был один человек, он угрожал отомстить. Даже у дома караулил, ваши его забирали. Как звать, не знаю, но думаю, что если поищешь, то найдешь без проблем. Это все, что я вспомнил. И, да, Серега, не звони мне больше, желания с тобой общаться нет. Теперь, как говорят в американском кино, все вопросы только через адвоката, он сам с тобой свяжется. Надеюсь, помог, удачи.

– Макс… – Норвежский хотел объяснить еще раз, но из телефона пошли гудки.

Сергей вернулся на кухню и снова подошел к открытому окну. Саша не стала задавать вопросы, все было и так ясно.

– Я найду его, и мы уедем, – закончил Норвежский прерванную фразу. – Надоело, ответственность стала давить. Я, когда только начинал в розыске, меня больше всего пугал морг, я домой возвращался после работы, бегом в душ бежал, чтоб этот специфический запах смыть. Сейчас стало безразлично, как выглядят и пахнут мертвецы. Сейчас я стал бояться ошибиться, хочется, как маленькие дети, закрыть глаза руками и вроде спрятался от всех – не видно тебя, а если не видно, то и бояться нечего.

Где-то вдалеке раздался рев тепловозного гудка, поезд пересекал автомобильную дорогу и распугивал любителей ночной езды и прогулок по путям.

Саша подошла к Норвежскому, прижалась к широкой напряженной спине, обняла.

– Уедем, обязательно. Сделаем так, как ты захочешь. Хоть на край света, – приподнявшись на цыпочки, прошептала она ему в самое ухо.

34

Мне очень нравятся эти стихи. Авторы, наверно, вкладывали в них свой особый смысл, но я понимаю их иначе. Для меня это – посыл человечеству, посыл о доброте и взаимопомощи.

Чтобы люди были добрее друг к другу. Честнее. Чтобы помогали, а не пытались обмануть при каждом удобном случае.

Вчера я думал, что закончил. Я смотрел, как кислота выжигает эту тварь изнутри. Мне хотелось, чтобы она поняла, каково было тем, кто ушел в самом начале своей жизни, а ведь они могли стать настоящими Людьми. Я выбрал это место специально для нее. Она должна была умереть там, где сырость и вонь, где плесень и нечистоты по углам. Она это заслужила, как заслужили и все остальные, кого я вывел за скобки нашего мира.

Я знаю, ты наблюдаешь за тем, что я делаю, и, если ты не остановил меня, значит, удовлетворен увиденным. Ты сам ни один раз прибегал к радикальным методам, поэтому мне странно, что ты не можешь делать так всегда.

Мне очень жаль этого паренька, он не совершил ничего плохого в этой жизни, был добрым и отзывчивым парнем, но я не мог поступить иначе. Мне очень грустно осознавать, что его жизнь оборвалась от моей руки, по-другому было нельзя. Я считаю, что он погиб как герой – он принес себя в жертву ради чистоты города, страны, мира. Ведь, останься он жив, он бы рассказал всем, кто я, а я не хочу славы, мне не нужна вся эта склизкая приторная популярность. Я делаю это не для себя. Я делаю это для Людей, для всех Людей и не требую за это благодарности.

Овцы покидают свои пастбища и уходят к другим овцам, если пища стала невкусной или в ней перестало хватать нужных минералов, и я хочу показать настоящим Людям, что не надо быть как глупые животные, которых растят на убой. И если место обитания Людей стало неприятным, то надо не бежать вон, рассказывая всем, как плохо живется, взять все в свои руки и преобразить, украсить, наладить заново все процессы. Люди способны сделать все, что нужно для их комфортной жизни, надо всего лишь захотеть. А мой долг – убрать тех, кто может этому помешать.

Как я уже говорил тебе, еще вчера я думал, что закончил, скорее всего, на время, но вчера я не видел новых особей для утилизации. Однако сегодня я проснулся с мыслью, что необходимо еще раз провести операцию по удалению злокачественной опухоли в организме нашего общества. Она вносит сумбур в разум хороших людей и деструктивно действует на окружающих ее. Но надо все проверить еще раз. Дать ей последний шанс.

35

Спал Норвежский очень плохо, часто просыпался в холодном липком поту. Сны очень точно отражают внутреннее состояние человека, когда на душе хорошо и легко, то снятся добрые красочные сновидения, а если нервы на пределе и мозг ночью не отдыхает, то бывает так, как прошлой ночью у капитана уголовного розыска. Когда они с Максимом были детьми, то часто говорили на эту тему. Макс всегда рассказывал о своих снах, ярких и интересных, как новый боевик со Шварценеггером. Есть увлекательная книга – фантастика про приключения подростков в межпланетных баталиях, в ней есть момент, когда большинство людей на планете заснули, и те, кто хотел поработить эту планету, им в мозг транслировали сон, в котором человек проживал свою жизнь до конца под покровительством захватчиков. После пробуждения мировоззрение людей было изменено безвозвратно, все любили новое руководство и были готовы перегрызть глотки за нового президента. У Макса почти всегда сны были такие же, он проживал в них события, как наяву, и, проснувшись, долго не мог понять, где реальность, а где порождение сладкого морока. Он мог часами пересказывать их Сергею и придумывать продолжения и разные ответвления сюжета. Норвежский любил слушать эти рассказы, своих снов он практически не запоминал, кроме одного. Кошмар снился ему каждый раз, когда он заболевал и поднималась температура: шум воды, перекаты речного потока и уносящийся вниз по течению мужчина. Так, по рассказам Петра Валерьевича, выглядели последние мгновения жизни его дяди. В такие ночи Норвежский всегда просыпался от собственного крика. Потом он повзрослел, и кошмары перестали его мучить… До сегодняшней ночи. Сегодня ему приснились все: молодая глупая Зина Бокова, у которой ниже наглой улыбки зияло распоротое горло, судья Залозина, бережно державшая в руках собственные внутренности, беспринципная Альбина Бельская, белоснежные кости и череп которой ярко блестели в лунном свете через обуглившуюся кожу и мышцы, тетя Вика в испачканном кровью костюме, баюкающая большого плюшевого зайца. Рядом с Сергеем во сне стоял Ваня, у него было грустное и серьезное лицо, и это само по себе выглядело пугающе, ведь в жизни он почти всегда улыбался, и в глазах сверкали радостные огоньки, а тут грусть и даже обида, что ли. Норвежский поворачивал голову на молодого напарника, а тот смотрел на него с высоты своего роста и двумя руками протягивал окровавленный нож.

Пробуждение в поту, несколько резких движений на кровати, и Сергей снова проваливался в сон, и по новой, до утра.

Кофе уже не лез. Рабочее время близилось к перерыву на обед. На утреннем совещании Сергей выслушал все, что думает начальство о его компетенции, угрозы о служебном несоответствии и распоряжение о личной встрече в аэропорту московской опергруппы, которая через три дня прилетает, чтобы показать провинциалам, как надо раскрывать резонансные преступления. Отстранять его не стали, работать-то некому, дали доработать до приезда столичных сыщиков, а там уже как пойдет. Трое суток – что можно сделать за это время, когда вторую неделю нет ни одной конкретной зацепки.

– Кто же эта гнида? – Вадим вертел в руках незажженную сигарету. – У Березиной, как и у предыдущих, следы от шокера, а вот у Ваньки нет. И следов борьбы никаких, один хороший, отработанный удар.

– Его отец ночью умер, я звонил, чтобы контакты матери узнать, вдруг в карте записаны. Врач меня попросил Ивану передать, что через пару часов после его ухода у отца сердечная мышца не выдержала. Он сам пытался дозвониться, но не смог, а тут я с утра позвонил, – Норвежский вертел в руках кружку с остывшим кофе.

Вадим тихо выматерился.

– Покурю?

– К окну отойди.

Криминалист открыл окно нараспашку, тяжелый городской воздух потек в кабинет. Вадим закурил, вонючий дым беззаботно полетел с края сигареты в серое ноябрьское небо.

– Сообщение мне отправлено через интернет, – Сергей старался вернуть мозг в нормальный рабочий режим. – Там все эти прокси с випиэнами, отследить без шансов. Максу с утра не могу дозвониться, даже с Сашкиного номера звонил – не берет. В офисе тоже не могут его найти.

– Бухает где-то, понять можно.

– Дай бог, чтоб так, – Норвежский выводил пальцем знак бесконечности на столе. – Дай бог. Мужика, про которого он говорил, я установил. Сейчас его участковый ищет, по прописке.

– Толк есть?

– Хрен его знает, Семушов тоже отлично подходил на роль серийника, а оказался просто поехавшим неудачником, – Сергей поводил мышкой по коврику, монитор ожил. – Амирханов Равиль, сорок три года, тринадцать лет назад потерял двух детей – близнецы: девочка и мальчик. По четыре года им было.

Вадим тяжело выдохнул сигаретный дым.

– Дай угадаю, дело было в детской больнице?

Норвежский кивнул.

– Не могу себе представить, к счастью, не могу, как это, в один момент лишиться смысла жизни, – Вадим достал вторую сигарету и прикурил ее от окурка.

– И не надо, это еще не все: его жена, когда узнала обо всем, с ума сошла, сразу, резко. Не смогла принять то, что случилось. Ходила сначала по дому, потом уже в диспансере. Валик свернет из покрывала и укачивает его, разговаривает, колыбельные поет. Ужас, в общем, врагу не пожелаешь того, что этот Равиль пережил.

– Откуда такие подробности?

– Из его показаний. Жену в дурке лекарствами пичкали, и иногда она в реальность возвращалась. В одно из таких возвращений ему разрешили ее домой забрать. Пока домой ехали, она ни слова не произнесла, а когда он входную дверь на ключ закрывал, она прошла на балкон и вниз. Они в новостройке на Западной жили, двенадцатый этаж.

– После такого я смог бы убить, – Вадим смотрел на небо.

– Ты на войне был и что-то не режешь людей по ночам, – Сергей смотрел на силуэт криминалиста в проеме окна.

Вадим стоял спокойно и разглядывал причудливые облака, вторая сигарета тлела уже возле фильтра.

Норвежский продолжал:

– Амирханов ходил на все суды по делу в больнице, писал жалобы куда только можно, пытался попасть на прямую линию с президентом, но окончательный вердикт ты знаешь.

– Систему тяжело сломать. Ударил в лицо, он упал головой об асфальт и в морг – дадут девять лет, пьяный на машине собьешь семью на переходе года три или вообще поселение, а украли деньги на лекарствах для детей и сгубили кучу жизней – пожалуйте на увольнение и помощь в открытие бизнеса. Наша долбанутая классика во всей красе.

– И что, людей идти кромсать? – Норвежский тоже подошел к окну.

– Не знаю. Мы уже обсуждали это, давай о деле.

– Амирханов угрожал тет… Березиной, – Сергей вернулся за стол. – На суде открыто говорил, что такие, как они, жить не должны, потом его возле ее подъезда задерживали, они тогда еще в городе жили, Макс увидел, что какой-то мужик у дерева полдня стоит, сказал матери, она в 02. Вот оттуда эта исповедь. Его отпустили, Березина заявление не писала, даже пыталась с ним поговорить вроде, но безрезультатно.

– Сейчас он что из себя представляет?

– Без понятия, все, что удалось найти, что в моря ушел, на краболовах, он мореходку после школы заканчивал.

– А до этого чем занимался?

– Коммерция. Оргтехника, расходники. Не миллионы, но стабильность и сам на себя, а как жену похоронил, продал все и в море. Вот жду, что участковый на земле нароет.

Вадим тоже вернулся за стол.

– Если сантименты отбросить, то вариант очень хороший. Прям все для нас. Максим очень вовремя вспомнил про него.

Норвежский перехватил взгляд собеседника.

– Вовремя, – глядя Вадиму в глаза, произнес он.

Участковый позвонил в обед. Информация была интересной и перспективной. Амирханов Равиль Закирович весной этого года перестал ходить в море и вернулся к сухопутной жизни. Проживал по прописке, в квартире, где когда-то они вместе с женой радовались рождению первенцев-двойняшек. Трудился в обвалочном цехе на местном продуктовом рынке. По месту работы характеризовался положительно. Замкнут, неразговорчив, с коллегами общается только по рабочим вопросам. Соседка по подъезду рассказала, что Амирханов при встрече не здоровается, лишь кивает головой и проходит мимо, живет один, с собакой: «здоровая страхолюдина», как она выразилась. Бдительная тетка, также подметила, что собака всегда в наморднике, а когда дома, то лай не слышен, и Равиль – молодец, за собакой на улице все убирает в пакеты.

Норвежский внимательно выслушал участкового, делая пометки на листе бумаги.

– Сейчас он на рынке? – спросил Сергей.

– Должен быть там, – голос участкового был бодрым и полным воодушевления.

– Через сорок минут жди меня у центрального входа на рынок, где цветочные ряды. Будь по гражданке и табельное возьми.

– Есть!

Норвежский отложил телефон. Скомкал и выкинул листок с записями. Правильно или нет он поступает, Сергей не думал. Он знал, что надо действовать, если Амирханов не прячется, ходит на работу и спокойно гуляет с собакой, то и бегать от полиции или кидаться с ножом он не будет. Он или не причастен к преступлениям, или настолько хладнокровен и уверен в отсутствии улик и свидетелей, что будет вести себя спокойно. На задержание Сергей собрался идти один, участкового же позвал с собой для прикрытия и как лишние глаза в случае чего. Спускаясь вниз по лестнице здания УВД, Норвежский еще раз набрал номер Максима, динамик смартфона отозвался длинными гудками, они били прямо в уставший мозг оперативника глухими ударами тревожности и безысходности, затем раздался механический голос: «Абонент сейчас не может ответить…»

36

Участковый, уполномоченный полиции девятого участка города Берегового, Вячеслав Малыш уже сорок минут утаптывал мерзлый грунт за цветочными ларьками перед входом на городской рынок. На такое ответственное мероприятие, как задержание, Слава шел в первый раз и, надо честно признать, довольно сильно нервничал, поэтому время от времени пощипывал себя за густые рыжие усы. Малышу за его двадцать пять лет жизни пришлось вытерпеть многое, а как иначе, когда у тебя такая фамилия, по росту ты всегда стоишь в конце шеренги на физкультуре, имеешь огненно-рыжую шевелюру и россыпь конопушек по всему лицу. В полицию он пошел не по зову сердца, а за самоутверждением и, возможно, чуточку за властью, хотя сам себе в этом не признавался, армия обошла его стороной, и выбор стоял между инспектором по делам несовершеннолетних и участковым. Малыш долго не думал, общения с подростками ему хватило на всю оставшуюся жизнь, пока он сам проходил все этапы пубертатного периода, поэтому без раздумий он выбрал опорный пункт на другом конце города. Взрослая новая жизнь – новые люди. Отпустил усы, как у кумира мамы певца Игоря Николаева, и уже четыре года нес службу на своем участке, о сделанном выборе не жалел, но и в восторге от трудовых будней не был. Характер закалился, теперь это был не робкий рыжий мальчик метр с кепкой, а уверенный в своих действиях старший лейтенант, которого знали и побаивались все маргиналы на его участке. Усы остались, а голову Слава брил наголо, лучше так, чем залысины и плешь в двадцать пять лет.

В условленное место Малыш приехал сильно заранее, он оставил служебную «Шевроле Нива» в соседнем дворе и ходил сейчас за ларьками, дергая усы и поправляя кобуру под пуховиком в предвкушении первого, по-настоящему серьезного дела. Он не знал, что натворил этот татарин с рынка, но, если по нему работает Норвежский, значит, все это как-то связано с последними убийствами, о которых вторую неделю гудит весь город. То, что ответственным за поимку душегуба назначен главный «убойщик», Слава знал точно, а значит, его интерес к мяснику с рынка не просто уточнение оперативной обстановки. Малыш за полдня успел найти Амирханова, аккуратно поговорить о нем на рынке и во дворе, но вообще не понял, чем он может быть интересен Норвежскому, тем более если тот идет по следу маньяка. За угрюмость и неразговорчивость у нас пока не сажают.

Город жил. Приезжали и уезжали от остановки маршрутки и автобусы, сновали туда-сюда старушки с сумками на колесиках, бездомные собаки стайками бегали по проверенным местам, где нерадивые продавцы складировали мусор и просрочку. Малыш оперся плечом на стенку киоска и закурил первую за день сигарету, курить он бросал по вычитанной в интернете системе. Каждый день курить на одну сигарету меньше, чем в предыдущий и соответственно распределять никотиновые палочки в течение дня исходя из их количества. На сегодняшний день у него было запланировано семь перекуров, утром особо было не до того, а сейчас настало самое время немного успокоить нервы. С удовольствием затянувшись, сигарета потрескивала, он стал вновь разглядывать улицу, Норвежского он знал в лицо, лично знакомы они не были, но Слава видел его на редких совещаниях и частых торжественных мероприятиях по разным юбилейным поводам. Минуты бежали, взгляд Малыша плавно перемещался от человека к человеку, от машины к машине. На противоположенной стороне улицы в парковочном кармане остановился черный «Субару Форестер», из автомобиля вышел мужчина в черной кожаной куртке и, как показалось Славе, с усталым выражением лица. Малыш поднял руку, Норвежский заметил его, кивнул и двинулся в его сторону.

– Товарищ капитан, – Малыш протянул руку.

Норвежский пожал крепкую ладонь участкового:

– Давай без званий, меня Сергей зовут.

– Слава, – внутренне выдохнув, сказал Малыш, капитан казался нормальным мужиком.

– Амирханов здесь? Слава.

– Не проверял, побоялся спугнуть. Я же не знаю, кто он и зачем он тебе понадобился, вот и решил не лезть сам.

– Верно. Значит, давай так договоримся: я иду в цех, на тебе внутренний двор и ворота сзади, следи за обстановкой, она может резко измениться. Оружие взял?

Малыш похлопал себя по правому боку.

– Отлично, патрон дошли в патронник сразу.

– Это он женщин валит? – Малыш расстегнул короткий пуховик, достал табельный «Макаров» из кобуры и плавно передернул затвор. Манипуляция осталась незамеченной проходящими мимо киосков людьми.

– Не знаю, но мотивов у него достаточно. Будь внимателен, – Норвежскому участковый понравился, спокойный, видно, что исполнительный и, самое главное, – никакой лишней суеты и тупых вопросов. – Он сопротивляться не должен, насколько я смог понять его личность, но, если что, то он нужен живой и способный давать показания. И вообще, если он побежит, оружие применять в самом крайнем случае и только если уверен, что попадешь ему по ногам, тем более место людное, рисков навалом.

– Понял.

– Раньше стрелял в людей?

– Не довелось, – нервозность резко сошла с Малыша, появился азарт и желание не испортить важное дело. Он чувствовал, что справится с поставленной задачей.

Городской рынок мало изменился за последние десятилетия, конечно, грязные бумажные вывески сменились рекламными растяжками и светодиодными панелями, перегородки из картонных, стали пластиковыми, но самый главный атрибут любого продовольственного рынка остался неизменным – запах. Рыночные площади восточных стран всегда пахнут вкусными дорогими пряностями, японские рыбные аукционы окутаны ароматом моря, водорослей, с легким флером тухнущих внутренностей, юго-восточная Азия очаровывает обоняние туриста запахами кипящего масла и жаренных в нем представителей класса беспозвоночных членистоногих. Мясные рынки пахнут одинаково везде, какая бы ни была система вентиляции, как хорошо бы ни мыли разделочные столы мясники, на рынке всегда пахнет кровью, потрошеной плотью и репеллентами от мух, «Первый мясной двор» Берегового тоже не изменял этому правилу.

Норвежский медленно огибал прилавки, на которых проштампованные свиные головы соседствовали с замороженными блоками куриных сердец. Сергей шел в дальний конец торгового пространства, где находилась дверь в обвалочный цех. Он надеялся опознать Амирханова по фото тринадцатилетней давности, человек стареет, мужчины отпускают бороду и лысеют, женщины легко меняют внешность грамотным макияжем, но опытный оперативник всегда смотрит, в первую очередь, в глаза, взгляд очень сложно поменять, особенно когда это взгляд преступника. Он или смотрит уверенно, с чувством собственного превосходства над людьми, или, наоборот, – зрачки мелко бегают между веками, как бы в поисках укрытия от закона.

Сергей открыл тяжелую металлическую дверь, короткий узкий коридор, мигающие лампы под потолком, с которого местами обвалились куски известки. Коридор от помещения цеха отделяла завеса из широких поливинилхлоридных полос, которую, судя по цвету, несколько лет не мыли. Норвежский отодвинул рукой податливую преграду и зашел в холодное помещение обвалочного цеха. На крюках вдоль одной из стен висели свиные полутуши, на металлических столах лежали куски животной плоти, два человека в зеленых резиновых халатах ловко орудовали большими тесаками, а затем складывали отделенные от туш куски в синие пластиковые корзины. Норвежскому определенно везло, ему и без офтальмологических изысканий сразу было понятно, кто из двоих Амирханов. Один из мясников был на две головы ниже другого, а высокий рост бывшего моряка был одной из главных примет.

– Здравствуйте, Равиль Закирович! – Норвежский остановился в пяти шагах от Амирханова.

Мясник положил нож на стол и смерил взглядом стоящего напротив человека.

– Мы знакомы?

– Нет, я пришел сюда именно для того, чтобы исправить эту ситуацию, – Сергей пытался оценить этого высокого угрюмого человека, нижняя часть лица которого заросла жесткой черной щетиной, Амирханов смотрел на незнакомца жестким колючим взглядом. Норвежский в этот момент был готов к любому развитию событий. – Может, найдем более удобное место для знакомства?

Мясник молча развернулся и зашагал к настежь открытым воротам во внутренний двор рынка, на ходу вытирая окровавленные руки видавшим виды вафельным полотенцем. Норвежский пошел следом. На улице за тремя ржавыми контейнерами стояла сколоченная из старых поддонов беседка со столом и лавками, к ней молча шли человек, подозреваемый в зверских убийствах, и полицейский, который вел главное дело в своей карьере.

– Как мне к вам обращаться? – прикрывая от ветра зажигалку спросил Амирханов. – По имени или званию?

– У меня на лбу написано? – Норвежский не стал садиться за стол и остался у входа в беседку, опершись плечом на брус, выполняющий роль подпорной колонны для щелястой крыши.

– Для меня да, так какое у вас звание?

– Капитан.

– Так вот, капитан, – Амирханов стряхнул пепел в отрезанную нижнюю часть пластиковой бутылки, немного наполненной водой. – Давайте я ускорю наше знакомство. Я прекрасно понимаю, зачем вы здесь, и удивлен, что так поздно пришли, я ждал еще после убийства Залозиной. Сегодня с утра открыл интернет, прочитал про Березину и понял, что если тогда не пришли, то сейчас уж точно про меня вспомните.

– Если вы подготовились к нашей встрече, Равиль Закирович, то хотелось бы услышать, что вы думаете по интересующему нас вопросу, – странно, но Норвежскому был приятен этот спокойный и, видимо, сильный человек, очень бы не хотелось надевать на него наручники.

– А к чему тут готовиться? – Амирханов разглядывал тлеющий кончик сигареты. – Я всегда был честен с собой и с другими. Я рад, что эти две женщины закончили свой земной путь страданиями, я рад, если их муки длились долго.

Норвежский как бы невзначай бросил взгляд на выезд с территории рынка, Слава Малыш стоял и о чем-то беседовал с вахтером в будке у закрытого шлагбаума, то и дело поглядывая в сторону беседки, и по его позе было видно, что он «заряжен» и в любой момент готов прийти на помощь Сергею.

– Знаешь, капитан? – на лице мясника отразилась глубокая боль и тоска. – Глупые люди говорят, что время лечит, но это не так. Боль, если она настоящая, навсегда поселяется в твоей душе и медленно разъедает изнутри. Теперь моя жизнь четко разделена на две части, в первой я успешный, пусть и мелкий предприниматель, счастливый муж и отец, который радуется каждому новому дню. Строит планы на долгие годы вперед, в какой институт поедут поступать дети, где мы будем вместе отдыхать.

Норвежскому было тяжело наблюдать за этим несчастным человеком, тот говорил уже не с ним, а самим мирозданием, с судьбой, с тем, кто обрек его душу на невыносимые испытания.

– А вторая, – продолжал Амирханов, – это черная пустота, она везде: внутри меня и снаружи. Боль потери самых дорогих мне людей, непонимание того, как можно безнаказанно убить детей и выйти сухой из воды, полное отсутствие желания жить дальше. Потому что зачем жить, если жизнь закончилась, тех, ради кого ты жил, больше нет, любовь в тебе умерла. А когда умирает любовь, капитан, ее место занимает ненависть, и ты просыпаешься с тем, что желаешь смерти людям, а вечером засыпая, представляешь их предсмертные агонии. Это длится недели, месяцы, годы. Когда я пытался встретиться с Березиной, уже после суда, я не знал зачем, хотелось просто посмотреть в ее глаза, вот так, на улице, без адвокатов с прокурорами, просто увидеть, как ей живется с тем, что к четырем свежим маленьким могилам на кладбище приходят заплаканные убитые горем родители.

Сергей сел за стол, прямо напротив Амирханова, опускаясь на лавочку, он незаметно достал пистолет из кобуры и положил его рядом с собой.

– Я видел, как приходит и уходит из дома ее сын, но к нему у меня не было вопросов, дети не должны отвечать за деяния родителей, мне нужна была именно она. Сейчас я думаю, что, наверно, хорошо, что мы тогда не встретились, меня от ее дома забрал наряд, сутки я проторчал в отделении, а потом решил, что если и жить дальше, то не стоит посвящать свою жизнь мести. Ведь если есть рай, а я надеюсь, что он есть, то мои дети и жена все увидят, и им станет стыдно за меня, а этого я не хочу.

Амирханов достал из мятой пачки еще одну сигарету и как будто вернулся мыслями в реальность. Закурил и, глядя прямо в глаза Норвежскому, продолжил:

– Мне их не жалко, они заслужили свою участь, но этот грех не мой. Я никогда не отнимал чужие жизни. Ты ведь за этим пришел? Мне кажется, капитан, ты нормальный мужик, делай свое дело, только делай его честно. Я могу с тобой поехать сейчас в камеру, но когда ты будешь уверен, что я не тот, кто тебе нужен, ты отпустишь меня и не будешь делать из меня того, кем я не являюсь, – Амирханов поднялся из-за стола, окурок с шипением утонул в импровизированной пепельнице.

Малыш стал медленно перемещаться к беседке, делая вид, что говорит по телефону и просто меряет шагами разгрузочную площадку рынка.

– Присядьте, Равиль Закирович. – Норвежский смотрел снизу-вверх на мясника. – Не буду скрывать, вы очень хорошо подходите на роль подозреваемого. Я знаю вашу историю и, слава богу, не могу понять то, что вы пережили тринадцать лет назад.

Амирханов снова сел за стол.

– Мне надо найти нелюдя, который возомнил себя палачом. Мне не нужен «козел отпущения», я должен остановить настоящего убийцу, а не закрыть дело ради красивого отчета. – Сергей внизу сделал знак рукой, показывая Малышу, чтобы тот ничего не предпринимал. – Я сейчас задам вам несколько вопросов, и мне нужны правдивые ответы, если они меня устроят, то я уйду отсюда, и, надеюсь, наши профессиональные пути никогда не пересекутся, в противном случае вам необходимо будет проехать в УВД для более детального разбора ситуации.

Амирханов кивком головы дал понять, что согласен на предложенные оперативником условия.

– Кроме известных вам женщин, были убиты блогер Зинаида Бокова и журналистка Альбина Бельская, вы знали их, были ли знакомы с их деятельностью? – интуиция подсказывала Сергею, что Амирханов говорил чистую правду, поэтому сейчас Норвежский задавал стандартные вопросы и очень внимательно наблюдал за реакцией оппонента, его интересовало в первую очередь то, как будет себя вести Амирханов, а не то, что он будет говорить.

– Нет, капитан, эти имена я видел только в криминальных новостях.

– Где вы были в ночи совершения преступлений? – Норвежский перечислил даты и время убийств. – И, соответственно, кто может это подтвердить.

– Дома, никто, живу один, – было видно, что Амирханов готовился к подобным вопросам.

– Равиль Закирович, подумайте хорошо. Соседи, продавщица в ближайшем магазине.

– Очень странное поведение для полицейского, который допрашивает возможного маньяка.

– Мне нужна правда, если вы докажете свое алиби на моменты убийств, то я не буду тратить на вас драгоценный ресурс времени и продолжу дальше искать настоящего преступника. Правда важна и вам, и мне.

– Не знаю, – Амирханов еще раз пристально взглянул на Норвежского, и его внутреннее напряжение ушло: он поверил человеку напротив. – Правда, капитан, не знаю. Может, и видел кто, я иногда с собакой по ночам гуляю, когда сна нет, но по датам точно не вспомню.

– А прошлой ночью?

– Точно! – мясник снова потянулся за сигаретой. – Выходил на площадку за домом, с собакой, в районе полуночи. Но никто меня там не видел. Давай, чтоб тебе проще было, можешь меня в камеру посадить, а когда новую жертву найдете, будет на сто процентов понятно, что я не виноват. Цинично, но наверняка.

– Вот очень бы не хотелось новых жертв, – Норвежский задумался, что-то прокручивая в уме. – Площадка, где с собакой гуляете, с какой стороны дома?

– С восточной, там платная стоянка еще раньше была, сейчас тоже машины ставят, но уже просто так, на пустыре.

– Я понял. Хорошо, – Норвежский поднялся, Амирханов взглядом проводил пистолет, который Сергей убирал в кобуру. – Равиль Закирович, я вам верю и очень не хочу ошибиться. Надеюсь, что в течение ближайших недель я смогу найти вас здесь или дома в любой нужный мне момент.

Амирханов поднялся и протянул руку:

– Ты извини, капитан, если резко говорил, и за «ты» извини, мне так проще. Я теперь уверен в том, что ты хороший человек. Чистая совесть и душа, они помогут найти его. Если понадоблюсь, то ты знаешь, где меня искать, запиши номер, так будет проще, чем по закромам рынка гулять.

Норвежский пожал протянутую руку, сохранил в телефоне номер мясника, развернулся и направился к выходу с территории. Малыш догнал его за пределами рынка, и они вместе пошли к машинам.

– Сейчас поедем по его адресу, надо камеры поискать возле дома, – Норвежский подошел к своей машине. – Ты на своей?

– Да, я ее там спрятал, – Слава махнул рукой в сторону.

– Тогда встречаемся на адресе, – Сергей сел в машину и завел двигатель.

37

Вечернюю тишину в кабинете нарушали щелчки компьютерной мыши и шум, проезжающих за открытым окном машин. Норвежский сидел в одиночестве за рабочим компьютером и копался в архивах системы «Город без опасностей». Система включала в себя десятки камер на перекрестках и во дворах, записи с которых собирались в один общий архив. Идея отличная, но, как часто бывает, исполнение вышло корявым. Большая часть камер не работала, архивы записей часто были битыми, и еще куча других проблем. Сначала с этим столкнулся Вадим, изучая данные с дорожных камер, пока искал машину предполагаемого злодея, а сейчас пришла участь Сергея познакомиться с несовершенством цифровых технологий системы безопасности города. С участковым они нашли только видео с камеры кафе, стоящего неподалеку от дома Амирханова, там на записи видно, как кто-то и правда гуляет с собакой на пустыре бывшей стоянки, но из-за расстояния и качества съемки понять хотя бы, мужчина это или женщина, было невозможно. Зато Норвежский заметил камеру на фасаде соседнего, с бывшей стоянкой, дома, и она как раз должна была снимать весь пустырь, поэтому сейчас Сергей, матеря про себя наладчиков «Города без опасностей», разбирался в хитросплетениях цифровых архивов.

Зазвонил телефон, Норвежский провел пальцем по экрану и зажал черный прямоугольник между ухом и плечом.

– Привет!

– Привет, ты уже закончил? – Саша как обычно звонила перед окончанием рабочей смены.

– Не, сижу в управе, ты не представляешь, как я рад тебя слышать и как я хочу домой к тебе.

– Отлично, только я еще в кафе, думала, если ты освободился, то заберешь меня, а то у нас опять водитель захандрил.

Норвежский бросил взгляд на правый нижний угол монитора:

– Блин, вообще время потерял, мне еще пару часов точно надо поработать, ты сама доберешься?

– Ну-у-у… не знаю, папочка, – протянула Саша и звонко рассмеялась в трубку. – Ну, конечно, блин, я же как-то жила самостоятельно до встречи с тобой. Хочешь что-нибудь приготовлю к твоему приходу?

– Не, не надо, я здесь перекусил, а на ночь вредно обжираться. Мне на ужин хватит и тебя, – Сергей впервые за день улыбнулся.

– Ладно, сейчас такси закажу, в магазин заскочу и домой, приезжай скорее, целую, – Саша чмокнула губами воздух рядом с микрофоном телефона и сбросила звонок.

– И как я без тебя жил, – сказал Сергей, глядя на иконку контакта на экране телефона.

Облезшие металлические мусорные баки зеленого цвета стояли метрах в пятнадцати от черного входа в «Скучающего Ключника». Это был обычный двор, окруженный со всех сторон панельными пятиэтажками, на машине с улицы попасть в него можно было по одной единственной дороге, которая вела от Комсомольского проспекта через арку в доме. С наступлением темноты и уменьшением количества людей на улице на свою вахту у мусорных баков заступали крысы. Большие, с длинными хвостами они чувствовали себя полноправными хозяевами положения, быстро перемещаясь по хорошо знакомым маршрутам, крысы вытаскивали из мусора нужные им трофеи. Мерзких хвостатых тварей травили химикатами, на них охотились дворовые собаки и коты, закаленные в уличных сражениях, но все без толку: поголовье крыс не уменьшалось и из ночи в ночь пугало припозднившихся пешеходов.

Саша с подругой стояли у закрытой двери черного входа в кафе, крыльцо было ярко освещено настенным фонарем, поэтому атаки крысиной армии девушки не боялись.

– Ну, что твой? – прикуривая тонкую, вкусно пахнувшую сигарету, спросила подруга у Саши.

– На работе, ладно, сейчас такси закажу.

– И почему как моя смена, вечно с нашей развозкой проблемы, то он тещу хоронит, то жена рожает, то одно, то другое, задолбал, алкаш старый.

– Да хватит тебе, – Саша ждала, когда загрузится приложение такси. – За тобой все равно сейчас Антоха придет, а я на такси спокойно уеду.

– Эх, Саня, надо было тебе какого-нибудь мажорика искать, а не мента, уезжала бы отсюда на «Крузаке» или «Лексусе», – девушка резким движением спрятала руку с сигаретой за спину и щелчком выбросила окурок подальше от себя, – Антон идет, если что, это ты курила.

Саша пропустила мимо ушей едкое замечание.

– Он же не дебил, куревом-то воняет от тебя, да и вообще смысл врать? – Саша закрыла и снова открыла приложение, загрузка шла неохотно. – Целовать же он тебя будет, а не меня.

Подруга молчала, белые зубы за обколотыми гиалуронкой губами тщательно пережевывали подушечки мятной жвачки.

– И, если бы встречалась с мажором, я бы тут не работала, а ты бы мне таскала самые дорогие блюда и завидовала, – все-таки ответила Саша на нетактичность.

– Да ладно, чего ты, я специально тебя достаю, потому что ты первая успела отхватить такого красавчика, а мне вот с этим мириться приходиться. Привет любимый, – девушка ловко убрала жвачку изо рта и поцеловала подошедшего парня.

Саша поздоровалась с молодым человеком и бросила осуждающий взгляд на подругу.

– Может, мы тебя проводим? Поздно, – спросил парень у Александры.

– Не надо, спасибо, я на такси.

– Ишь ты, пойдем, давай, совсем обнаглел, на моих глазах с моей же подругой флиртует, – девушка сделала нарочито грозный вид, потом рассмеялась. – Правда, пойдем, Сань, а то сколько еще такси ждать, мы прогуляемся, и тебе спокойнее.

– Не, спасибо, идите, я сама доберусь.

– Ну, как хочешь, до завтра, эх, завидую я тебе все-таки, – девушки рассмеялись, обнялись, соприкоснувшись щеками, и пара, держась за руки, стала удаляться, постепенно скрываясь в темноте.

Саша проводила их глазами и снова вернулась к смартфону. Приложение такси сбоило, карта не грузилась, сделать заказ было невозможно. Часы показывали, что до полуночи осталось всего тридцать минут, и Саша решила идти на проспект, там всегда легко поймать машину, да и такси часто ездят между заказами. Она убрала телефон в сумку, пощупала пальцами маленький газовый баллончик и пошла в сторону арки.

От стены дома, примыкающего к зданию кафе, отделилась фигура в капюшоне и беззвучно, словно бесплотная тень, двинулась следом за девушкой. Человек мягко ступал по изъеденному трещинами и ямами асфальту, он шел там, где свет окон, фонарей и луны не мог отделить его крепкую фигуру от сгустившейся ночной темноты.

Саша уже почти подошла к арке, как дорогу ей перегородил джип, который нерадивый автолюбитель припарковал прямо на ленте тротуара, машина была старой, массивной, и, чтобы ее обойти, девушке пришлось лавировать между луж на проезжей части двора. Обходя последнюю, Саша вплотную прижалась к боку внедорожника и в большом квадратном боковом зеркале увидела человека в нескольких метрах за своей спиной. Всего на доли секунды он появился в отражении и быстро исчез в ночных тенях, но девушке этого хватило. Холод ужаса пробежал по ее телу. Что делать? А может, показалось, или это просто ночной прохожий. Вернуться в кафе. Позвонить Сергею. Мысли путались, пролетая по мозгу рваными мгновениями. Саша обернулась – никого. Тишина. Она развернулась и быстро зашагала под арку, судорожно доставая газовый баллончик из сумки.

Человек аккуратно выглядывал из-за толстого ствола дерева, он следил за ее движениями. Видел, чувствовал, буквально кожей ощущал ее страх. Сейчас у него были другие эмоции, не такие, как в предыдущие продуктивные ночи, когда он делал то, что предначертано ему судьбой. Сегодня он помогал не всему человечеству, сегодня он помогал Другу. Друг запутался и не понимает, что на самом деле с ним происходит, и если Ему, человек поднял глаза в небо, достаточно всего лишь грамотного показанного и объясненного совета, то Другу надо помочь напрямую, сделать для него то, что облегчит ему жизнь и избавит от мук выбора. Девушка ускорила шаг и скрылась в арке. Человек вышел из своего укрытия и пошел следом, пальцы правой руки уже нагрели своим теплом пластиковый корпус электрошокера. Человек повернул в арку, было очень темно, и он не увидел свою цель, девушки не было. Арку по краям подпирали четыре квадратные колоны. Человеку стало даже интересно, уйти она бы не успела, значит, все-таки заметила и решила поиграть в его любимую игру детства – прятки. Он медленно обогнул первую колону справа – никого. Человек молчал, не включал фонарь, он хотел сыграть по-честному. Несколько шагов, вот следующий бетонный столб по правой стороне, и снова пусто. Человек улыбнулся и направился к противоположенной стене.

Саша, заходя в арку, не знала, что делать, бежать опасно, на крик тоже надежды мало, кто в наше время придет на помощь кричащей девушке. Мысль сама всплыла в голове, эти места Саша знала, как родной двор, в арке за первой опорой по левой стороне в стене есть ниша, в темноте ее не видно, пока не приблизишься вплотную. Зайдя в нишу, она стала пристально вглядываться в ту сторону, откуда пришла, может, все же показалось и она как дура сейчас дышит пылью и собирает на новое черное пальто многолетнюю грязь уличных стен. Когда в арке появилась фигура в капюшоне, Саше стоило немалых усилий сдержать крик страха, она наблюдала, как он медленно оглядывает темное пространство. Тут она вспомнила то ли старый фильм, то ли передачу про ночную охоту, где говорилось, что даже если ты в темной одежде ночью тебя может выдать светлое пятно лица. Она медленно, боясь даже небольшого шороха подняла к лицу руки в черных кожаных перчатках, спрятав баллончик с внутренней стороны ладони. Когда человек обыскал вторую колонну, стало понятно, что он не пойдет дальше, пока не обыщет всю арку, а значит, через несколько секунд он дойдет до нее. Времени на размышления не осталось, она поняла, что сама загнала себя в ловушку.

Человек подошел к третьей по ходу движения бетонной опоре, приготовился заглянуть за ее край, как слева от него раздался пронзительный крик: «ПОМОГИТЕ», и стройная фигура в длинном темном плаще быстро побежала обратно во двор. Крик эхом отразился от стен арки, вылетел на проспект и рассеялся в ночном воздухе. Бегать Человек не любил, но выбора не было, дело надо всегда доводить до конца, делая широкие шаги, он побежал за своей сегодняшней добычей.

Саша бежала изо всех сил, крикнув еще пару раз, она окончательно поняла, что толку не будет, только дыхание сбивается. Девушка бежала, не оборачиваясь, но по звуку неумолимо приближающихся шагов, понимала, что ее догоняют. Вдруг в голове всплыла абсолютно лишняя сейчас мысль о том, что хорошо, что с утра надела кроссовки, были бы туфли, уже бы все кончилось. Они бежали вдоль стены дома, расстояние между участниками импровизированного забега быстро сокращалось. Саша стала задыхаться, резко бросила взгляд за спину, и кровь застыла в жилах: преследователь был в считанных метрах позади. Девушка глазами искала спасение. Слева что-то блеснуло, она повернула голову, это лунный свет отражался в листе металла, словно маяк для потерявших надежду моряков. Две пятиэтажки стояли рядом друг с другом, почти соприкасаясь торцами зданий, но между стенами соседних домов оставался промежуток, щель не больше метра в ширину. Она была когда-то наглухо закрыта листами нержавейки, но со временем нижние листы сорвали, следующие за ними загнули кверху, и получился длинный узкий тоннель между домами. Тут школьники срезали путь с учебы домой, бездомные животные прятались от непогоды, а самые отчаянные и гибкие люди даже умудрялись справлять естественную нужду, разной степени тяжести. Саша резко свернула и побежала к стыку зданий.

Человек не сразу среагировал на маневр своей новой жертвы и по инерции сделал еще несколько шагов вперед, прежде чем повернуть на новый маршрут. Девушка скрылась в щели между зданиями, он на бегу оценил размеры бетонного коридора – не застрянет, а сил еще много в запасе, догонит, не сейчас, так на той стороне точно. Преследователь с разгона вбежал в темное сырое пространство, и его глаза обожгло, словно огнем, дышать стало резко тяжело, непроизвольно пальцы нажали кнопку шокера, белая вспышка и оглушительный треск наполнили узкий высокий проем. Человек выронил шокер, согнулся и стал яростно, с утробным рычанием тереть глаза ладонями, но жжение становилось только сильнее.

Саша нажала на кнопку газового баллончика, как только вместо пейзажа ночного двора в пространстве между домами появилась фигура в капюшоне. Секунда, две и снова бежать. Она неслась, цепляя плечами шершавые стены, наступая в засохшее дерьмо, главное было не упасть, там на другой стороне, рядом с автобусной остановкой круглосуточный магазин-кафе и всегда рядом толкутся таксисты и местные алкаши. Саша бежала к ним, эта компания казалась ей сейчас самой желанной в мире. Она выскочила из щели, больно зацепившись головой обо что-то сверху, по правому виску потекла горячая струйка крови. Рядом с кафе, прямо на остановке стоял полицейский уазик, девушка поняла, что спасена, не оборачиваясь, она бежала к белой машине с синей полосой на борту.

Норвежский удовлетворенно отхлебнул горячий чай, у него устали глаза, затекла шея, но сейчас он этого не замечал. Сергей пил чай и смотрел на запись с камеры наблюдения, где Равиль Амирханов гулял с собакой, время, бегущее на записи, указывало на то, что мясник с рынка никак не мог быть в двух местах одновременно. Норвежский должен был расстроиться, ведь снова очень подходящий на роль серийника персонаж оказался не причастен к череде жестоких убийств, но он был доволен. Уж очень не хотелось Сергею, чтобы именно этот человек, переживший большую боль и страдания по вине глупых и алчных людей, оказался мразью, наводнившей город страхом. Это точно был не Амирханов, а это значит, что опять все сначала. Норвежский выключил компьютер.

Весь день Норвежскому не давала покоя мысль о внезапном исчезновении Макса. На звонки и сообщения тот по-прежнему не отвечал. Сергей вертел в руках смартфон, мысли крутились каруселью, и, как часто бывает в подобных ситуациях, думалось только о плохом. Экран телефона засветился, появилось красивое лицо Саши и разноцветные кружочки с изображением трубки под ним. Норвежский ответил:

– Соскучилась? Я уже собираюсь, скоро буду.

Затем Сергей молча слушал короткий нервный рассказ своей любимой девушки, а через минуту уже бежал вниз по лестнице Главного управления, перескакивая сразу через несколько ступенек.

Двигатель ревел, стрелка тахометра рывками приближалась к красной зоне. Город был пустой, он как будто специально для Сергея расчистил свои улицы, чтобы не мешать ему спешить на помощь к той, которая раскрасила его жизнь яркими красками любви. Норвежский точным движением руля ввинтил свою машину в темную арку и въехал во двор, возле заднего входа в «Ключник» стоял уазик патрульно-постовой службы.

Когда Саша подбежала к стоящему у кафе полицейскому автомобилю, дежурный наряд в нем уже поужинал и собирался ехать на маршрут. Девушка своим сбивчивым, но довольно коротким и ясным рассказом резко поменяла их планы. Патрульные усадили ее на заднее сиденье, дали в руки пластиковый стаканчик с горячим чаем и поехали на осмотр ближайших улиц и дворов. Вдруг повезет, и напугавший Сашу таинственный преследователь не успел далеко уйти. Она пила сладкий чай, пристально вглядывалась через нечистое окно в темные переулки и искала в последних вызовах на телефоне номер Норвежского.

– Ты как? – спросил Сергей, открыв дверь патрульного уаза.

Саша соскочила с сиденья и обняла его.

– Нормально уже, хорошо, что ты здесь.

Он прижал ее голову к своему плечу и прислонился губами к волосам. Из машины вышел старший наряда – немолодой сержант.

– Товарищ капитан, – обратился он к Норвежскому. – Объехали прилегающие дворы – никого. Девушку чаем напоили, она молодец. Кремень.

– Спасибо, сержант, – сказал Сергей и обратился уже к Саше. – Пойдем покажешь, как все было.

Они прошлись до арки, Норвежский бегло осмотрел нишу, потом двинулись к спасительному проходу между домами. Сергей шел, по дороге оглядывал окрестности, искал камеры, машины с регистраторами. Результат его не радовал.

– Вот здесь я заметила дырку и свернула, – Саша рукой показала на темный прямоугольник.

– Постой здесь, – Норвежский включил фонарик и нырнул в темноту.

Саша наблюдала, как пучок белого света шарил по земле и стенам домов, затем он стал удаляться в сторону проспекта, на мгновение задержался на противоположенной стороне, затем свет сделался ярче и стал приближаться. Сергей возвращался.

– Там кровь на металлическом листе, который сверху над дыркой, твоя? – спросил он, выйдя из тоннеля.

– Да, оцарапалась, когда бежала. Ерунда, неглубоко, – ответила Саша, потрогав пальцами рану на голове.

– Плохо, – сказал Норвежский, и глаза девушки удивленно округлились. – Не в том смысле, хорошо, что неглубоко. Плохо, что это твоя кровь, а не его.

Сергей поднял руку к свету, и Саша увидела, как он аккуратно, двумя пальцами, через носовой платок держит черную коробочку электрического шокера. Второй раз за этот вечер на нее обрушился леденящий душу ужас от осознания, что человек, бежавший за ней, был не просто хулиганом или перебравшим алкоголя похотливым идиотом. Человек, от которого она чудом сбежала, хотел ее убить.

Следующая пара часов пролетела в необходимых ситуации процедурах. Саша давала подробные показания в дежурной части, Норвежский поднял звонком из теплой кровати заспанного Вадима, потому что боялся, что дежурный криминалист может что-то пропустить, заставил участкового искать все возможные записи с камер в районе кафе. Возвращаясь среди ночи домой, он смотрел на задремавшую на пассажирском кресле Сашу и пытался понять, почему она. Вадим должен до утра определить, тот ли это шокер, которым вырубали всех жертв, но Норвежский и без экспертизы был в этом уверен, не бывает таких совпадений. А если за Сашей гнался именно их серийник, значит, ее убийство должно было быть посланием Норвежскому. Дерзким, страшным знаком того, что тот, кого он ищет, умнее и сильнее Сергея. А это уже что-то личное. Всех убитых ранее женщин можно было в чем-то обвинить, наказать за их поступки, у каждой из них в биографии были грехи, которые, видимо, как считал убийца, были смертными. А потом в его планах что-то пошло не так, он убил Ивана, убил, скорее всего, из-за того, чтобы тот не мог раскрыть личность маньяка. То есть это уже не «благородное наказание» плохих людей, а элементарный страх быть пойманным – заметание следов. Логично. Понятно. Но это первое отклонение от линии народного мстителя или вернее будет, – народного палача. А сейчас Саша, так почему именно она, в ее биографии, насколько было известно Сергею, не было эпизодов, тянущих на наказание смертной казнью, а значит, дело не в ней, а в нем. Пока он рядом, ей грозит опасность.

Норвежский уже заезжал во двор своего дома, голова болела от тяжелых размышлений, и было такое чувство, как будто он что-то упустил, смотрел, но не увидел что-то важное.

– Приехали? – открывая тяжелые веки, спросила Саша.

– Да, пойдем отдыхать, ты есть хочешь?

– Нет, я в душ и спать.

Девушка уснула мгновенно, сказались нервные потрясения прошедшего вечера, а Норвежскому не спалось. Он стоял у окна на кухне, смотрел на редкие огни ночного города, скромно подсвечивающие тяжелый морозный воздух. До утра оставалось четыре часа, Сергей понимал, что спать уже бессмысленно, а значит, шли вторые сутки без отдыха. Но организм не был уставшим, наоборот открылось второе дыхание. Сейчас главной задачей Норвежского было обеспечить безопасность девушки, которая спала беспокойным сном у него в кровати, сначала это, а потом психи с шокерами. У Сергея опять проскочило чувство, как будто он упускает что-то важное, он попытался поймать последние мысли, но нет – мимо, голова все-таки не очень хорошо соображала. Он закрыл дверь на кухню и включил чайник, надо было себя чем-то занять. Взгляд Норвежского упал на сумку с ноутбуком Петра Валерьевича, который ждал, когда Сергей решит его проблемы. Сергея осенило: точно, вот кто может помочь спрятать Сашу подальше от людей и угроз, но это утром, не будить же старика среди ночи. Норвежский достал ноутбук, подключил питание и стал наливать себе чай, пока шла загрузка системы. Сергей ковырялся в папках и настройках и понял, что это неплохо помогает отвлечься от проблем, думаешь уже не о перерезанных женских шеях, а о том, как можно за неполный год так загадить компьютер, включая его только для оплаты счетов за коммунальные услуги и серфинга сайтов о школьных друзьях.

Норвежский уже заканчивал чистить и настраивать систему, когда снова мысль внезапной молнией пронзила его мозг – он понял, что не давало ему покоя, какая деталь была на виду, но он не обратил на нее должного внимания. Сергей открыл браузер и запустил поисковик, сейчас он был похож на служебную собаку, взявшую правильный и нужный след. Глаза горели огнем уверенности в своих силах, он точно знал, в каком направлении надо искать.

Первые робкие лучи ноябрьского солнца уже выглядывали из-за сопок, легкая ночная изморозь на пожелтевшей траве заискрилась в их отражении. Лучи бежали по стеклам домов и гребням морских волн, они стучались в окна спящих на стоянках дальнобойщиков и тонули в дыме ТЭЦ. Для лучей это было еще одно утро, еще один день, похожий на сотни, тысячи, миллионы таких же. Норвежский выключил ноутбук Петра Валерьевича, закрыл крышку и встал у окна, чай остыл, но Сергей уже достаточно взбодрился. Его сегодняшний день обещал был очень сложным и увлекательным, не то что скучные будни солнечных лучей.

38

– Рассказывай, – Петр Валерьевич разулся и прошел на кухню.

– Пока не забыл, с ноутбуком я разобрался, – Сергей кивнул головой в сторону сумки с компьютером.

– О главном давай, а то заинтриговал по телефону, а сейчас резину тянешь. Что случилось? С матерью что-то?

– На Сашу вчера пытались напасть.

Устинов посерьезнел, ожидая продолжения.

– После работы, возле кафе во дворах. Она убежала, повезло, – Норвежскому было жутковато вспоминать подробности пересказанных Сашей впечатлений прошедшей ночи. – Тот, кто за ней бежал, скрылся, но потерял шокер.

Петр Валерьевич аж приподнялся на стуле:

– Что говорят криминалисты?

– Вадик уверен на девяносто восемь процентов, что шокер именно тот, которым вырубали всех жертв нашего серийника. Но на самом деле это мало что дает. Модель хоть и не самая распространенная, но купить с доставкой особых сложностей не составляет. Отпечатков и других следов нет, в перчатках был, и, как мы уже поняли, он очень аккуратный, Вадик говорит, что даже в канавках пластика нет грязи и кусочков кожи, а значит, чистил он его, как кот свои причиндалы. То ли очень предусмотрительный, то ли просто бзик на чистоте. Поймаем, сам расскажет.

– Ясно, что думаешь делать? – в голосе Устинова звучала четкая готовность помогать во всем и в любое время.

– Во-первых…

В этот момент из комнаты в коридор вышла заспанная Саша. Сергей посмотрел на девушку: даже сейчас, только после тяжелой нервной ночи с взъерошенными волосами и следами от подушки на щеке она была очень красивой. Норвежский невольно залюбовался, и начатая было фраза оборвалась.

– Доброе утро, я вам не помешаю? Есть хочу ужасно просто, – сказала девушка, глядя на мужчин за столом.

– Привет, – сказали они хором, а Сергей продолжил: – Нет, как раз о тебе хотели поговорить.

– Давайте, я в ванную и к вам, пять минут мне дайте, – сказала Саша и закрыла за собой дверь ванной комнаты.

– Правда, давайте подождем, чтоб потом не повторять. Чай? Кофе? – Норвежский встал из-за стола.

– Нет, спасибо, я ж ранняя пташка, пока вы молодые спите, я уже позавтракал и два раза чай попил, – ухмыльнулся Петр Валерьевич.

Норвежский сделал три бутерброда с докторской колбасой и свежими огурцами, налил две кружки кофе и вернулся за стол.

– Садись, кушай, – сказал он вышедшей из ванной Саше и подвинул тарелку с бутербродами. – А я пока расскажу план наших дальнейших действий.

Девушка села за стол и, откусив большой кусок бутерброда, приготовилась слушать.

– Только не перебивайте меня, сначала все скажу, потом вопросы. Сорок километров от города, в сторону Песочного есть старая дядина дача, я туда езжу иногда проверять, не разграбили ли, да пыль протереть.

Устинов кивнул, показывая, что понимает, о чем речь.

– Сейчас ты завтракаешь, собираешь вещи дней на пять, и Петр Валерьевич тебя туда отвозит, – сказал Норвежский Саше. – Подожди, я же говорю, не перебивай. Зацепок у меня почти нет, кого ловить, непонятно, но ясно, что тебе угрожает смертельная опасность, а я не смогу быть с тобой двадцать четыре часа в сутки. Значит, надо тебя спрятать туда, где никто не найдет. Об этом месте будем знать только мы трое. Послезавтра к нам прилетает следственная группа из Москвы, и хоть мне и неприятно это признавать, но надеюсь, что у них получится лучше, чем у меня. Поэтому пока ты поживешь жизнью сельской затворницы, а если надо будет, то я тебя и на материк переправлю. От греха подальше. Человек, которого мы ищем, точно знает обо мне больше, чем я о нем. Поэтому Петр Валерьевич сейчас берет наш серый плед и твои вещи, идет в свою «Ниву» и едет во двор нашей управы, думаю, проблем с дежурным на въезде не будет.

Устинов снова молча кивнул.

– А мы с тобой минут через сорок налегке выходим и едем туда же. Во дворе ты быстро пересаживаешься на заднее сиденье «Нивы» накрываешься пледом и не высовываешься из-под него, пока тебе не разрешат. Возьмешь мой старый телефон, там номер, который никто не знает. Сидишь на даче, электричество там есть, рубильник только надо включить. В погребе консервы, я там НЗ держу на всякий пожарный, по дороге купите воды и что-нибудь еще, я заеду в понедельник, после встречи столичной группы, от дел меня, скорее всего, отстранят. Дальше по обстоятельствам. Суть плана ясна?

– Идея здравая, – сказал Устинов. – Но с чего ты взял, что за тобой могут следить?

– Не знаю. Береженого бог бережет, – Норвежский откинулся на спинку стула. – Саш, чего молчишь?

– А что говорить? Страшно, но почему-то и любопытно, как в кино, блин, все происходит.

– Ага, только перемотать страшный момент не получится. Если вопросов нет, то иди вещи собери, а мы еще пару моментов обсудим.

Девушка вышла из-за стола, поставила посуду в раковину и пошла в комнату, через минуту оттуда раздался шорох укладываемой в сумку одежды.

– Я Макса сегодня в розыск объявлю, – эти слова, произнесенные почти шепотом, дались Норвежскому с огромным трудом.

– Ты хорошо подумал? – с каждым разом удивление от услышанного Устинову было скрывать все сложнее, а показывать свои эмоции он не любил. – Вы же с детства дружите, ты уверен, что никак по-другому нельзя выйти из ситуации?

– Я себе голову уже сломал, уж очень много ниточек к нему ведет. И он в последние годы изменился сильно, злее стал, циничнее.

– Ну так возраст, люди меняются. Это же не значит, что он способен на такое, – на лице Петра Валерьевича отразилось страдание. Он знал этих пацанов очень давно и никогда не мог представить, что жизнь может так круто повернуться.

– Да понимаю я. А какого хрена он исчез? Куда? Или сбежал? Никто не знает, где он, его мать в морге, тело кому отдавать будут? – Сергей стал снова заводиться.

– Ладно, успокойся. Тебе, наверное, виднее. Главное, не пожалей потом.

– Я пожалею, если с Сашкой что-то случится. Со всем остальным разберусь, не впервой.

– Он про эту дачу знает?

– Мы были там вместе, но еще в детстве. Не думаю, что он помнит, где она да и что она вообще еще существует, больше пятнадцати лет прошло.

Девушка вытащила из комнаты в прихожую плотно набитую вещами спортивную сумку, сверху положила плед.

– Все, – выдохнув, сказала она.

Петр Валерьевич поднялся:

– Как знаешь, Серега. Надеюсь, ты прав.

– Ноутбук, – сказал Норвежский, встал и подал сумку старшему товарищу.

Вадим стряхнул пепел и поднял голову к небу. Оно было ярко голубым, как на детских рисунках, в вышине медленно по-хозяйски плыли большие белые облака, похожие на куски разорванной ваты. Вадим взглянул на желтый диск солнца и громко чихнул.

– Хреново выглядишь, – сказал ему лейтенант, который вышел из дежурки покурить за компанию.

– Ясен хрен, – мрачно процедил криминалист, вытерев нос тыльной стороной ладони. – Суббота, выходной, погода вон какая, для ноября вообще сказка, а я здесь с тобой стою.

Вадим и правда выглядел не очень. Мятое небритое лицо, нездоровые в мелких красных прожилках глаза, насморк, чихание раз через раз. Бессонная ночь давала о себе знать.

– Тебя Норвежский выдернул?

– Да к нему претензий нет, по делу выдернул. Только сил и желания работать от этого не прибавляется, – Вадим бросил окурок в черную чугунную урну.

Они стояли во дворе Главного управление внутренних дел области, рядом с западными воротами был оборудован абсолютно легальный уголок для курения, две скамейки и урна, скрытые от посторонних глаз тремя стройными березками. Это место не пустовало практически никогда. Криминалист и лейтенант стояли, не садиться на деревянную, в тонком слое инея, скамейку благоразумия у них хватало.

– Устинов приехал, – сплевывая в сторону, сказал лейтенант. – Странный он стал, старость. Приехал и сидит в машине, даже поздороваться не зашел.

– Да хрен с ним, оно тебе надо? – зло сказал Вадим.

– Тебе и впрямь отдохнуть надо, а то скоро на людей бросаться будешь, – буркнул лейтенант, выкинул докуренную почти до фильтра сигарету и пошел в здание.

Вадим даже не посмотрел на непрошенного советчика. Он проверил приложение в телефоне, спасительное такси, которое вернет его домой, вот-вот должно было приехать. Шлагбаум на восточных воротах поднялся, и во двор медленно въехал черный «Субару» Норвежского. Машина остановилась рядом с белоснежной «Нивой», Сергей вышел из-за руля и быстрым шагом направился к крыльцу. Вадима он не заметил. Того это не сильно озаботило, тем более на телефон пришло уведомление о том, что такси уже ждет его. Вадим уже было собрался идти, но тут стало происходить что-то необычное. Петр Валерьевич Устинов вышел из своего автомобиля, обошел его и откинул спинку пассажирского кресла, в это же время из «Субару» вышла Александра и ловко запрыгнула на заднее сиденье произведения отечественной автомобильной промышленности и легла там. Устинов накрыл ее сверху куском какой-то сероватой ткани, вернул спинку на свое привычное место и вернулся за руль. «Нива» в два захода развернулась в узком дворе и выехала на прилегающую улицу. Вадим внимательно и с интересом наблюдал за этой необычной картиной. Когда «Нива» скрылась, он вышел из-за берез и быстрым шагом, почти трусцой припустил к ожидавшему его такси.

«Нива» уже давно съехала с асфальта и сейчас демонстрировала своим пассажирам все прелести работы усиленной подвески на грунтовых дорогах. Последние километры дороги перед будущим убежищем Александры были словно из сказок братьев Гримм. Узкая проселочная дорога, слева и справа стояли высокие прямые деревья, их ветви сбросили с себя листву в ожидании зимы. Поэтому обочины дороги были покрыты разноцветным ковром, красные, оранжевые и ярко-желтые листья разлетались вслед за проезжающим автомобилем. Саша не видела этого великолепия, она так и лежала укрытая пледом, Петр Валерьевич велел не высовываться из укрытия до самого приезда.

– А с работой что делать будешь? – Устинов опустил солнцезащитный козырек.

– Написала с утра, сказала, что приболела и нужно пару дней за свой счет. Надеюсь, эти прятки быстро закончатся.

– Серега говорил, вы переезжать надумали? Такая решительность с твоей стороны. Вы же недавно вместе, а ты уже готова все бросить и уехать с ним. Ценю смелость, молодец.

– А что мне терять? – ответила риторическим вопросом Саша. – Работа меня не держит, к родителям в гости издалека даже приятнее приезжать. А то, что мало знакомы… Не знаю, может, это «розовые очки», но я уверена, что с ним мне точно будет лучше, чем без него. Когда-то женщины за мужчинами на целину ехали, и им было хорошо. Трудно, но хорошо. И не все же жили годами до этого. Я люблю Сергея, и если ему там будет лучше, то я поддержу его. Вернуться всегда можно будет, если у нас не получится красивой истории, но я верю в хорошее.

– Логично, но у Сергея здесь служба, где его ценят и у него все получается, перспективы есть, он молодой еще. Он, возможно, не говорил тебе, но у его матери есть некоторые проблемы, при которых лучше быть относительно рядом.

– Он рассказывал про ее проблемы. Тут я ему не советчик, пусть сам принимает решения. А про работу, так из-за нее он и хочет уехать, устал. Мне кажется он не получает ни удовольствия, ни какого-либо морального удовлетворения от нее. Наверно, когда-то глаза горели, а сейчас разочаровался. В любом случае это только его выбор, а я просто помогаю ему пережить сложный момент в жизни. Я очень хочу, чтобы он поменял свою жизнь так, как ему хочется, а заодно и мою тоже. Хочу, чтоб дальше наши жизни были переплетены в первую очередь счастьем, а не общими проблемами.

– Эх, молодость. Планы, мечты о лучшей жизни, о любви, как в романтических комедиях. Да знаешь, сколько еще разных проблем будет на твоем или вашем общем жизненном пути. Поэтому всегда лучше выбирать стабильность сейчас, чем эфемерное счастье в будущем, это очень прагматичный подход, но с годами понимаешь, что именно такой вариант на сто процентов верен.

Сашу начинал раздражать этот внезапно перешедший границу обычной дорожной беседы, разговор. Сейчас ей меньше всего хотелось выслушивать эти поучительные речи.

– Вы извините, Петр Валерьевич, я не в курсе просто, а у вас семья есть? Как поступила бы ваша супруга в моей ситуации? – Саша добавила в голос едкости. – Поехала бы за вами или стала бы отговаривать менять устроенную жизнь?

– Увы, на этот вопрос отвечать некому, в молодости не сложилось, а потом уже не так просто менять ради кого-то свой быт и делить уют.

– Ага, значит, выбрали прагматичный подход, – Устинов не мог сейчас увидеть ехидную улыбку, которая растянулась на Сашином лице.

Петр Валерьевич рассмеялся.

– А ты правда молодец, за словом в карман не полезешь, повезло Сереге.

– Время покажет, – в тон мужчине ответила Саша.

– Приехали, но пока не вылезай. Сзади машины едут, пропустим их, потом разгрузимся. Я выйду, сделаю вид, что машина забарахлила, вот и встал, – Устинов остановил машину у поворота к маленькому неказистому домику, дернул ручку открытия капота.

Пока Петр Валерьевич деловито изображал осмотр подкапотного пространства «Нивы», мимо, не сбавляя хода, промчались три иномарки. Он проводил взглядом до горизонта последнюю и только после этого помог Саше выбраться наружу.

Рычаг рубильника тяжело щелкнул, и в углу кухни задребезжал старенький холодильник. Саша подошла к нему и прикрыла дверцу. Домик хоть и был совсем крошечным, но выглядел довольно уютно. По-домашнему. Он состоял всего из двух частей: веранда выполняла роль прихожей, кухни и столовой, а единственная жилая комната могла быть только спальней, а на гостиную пространства уже не хватало. На веранде, кроме вешалки, стоял небольшой кухонный гарнитур, который явно перекочевал сюда во времена, когда люди меняли дома советскую мебель на заграничные аналоги. Окна были прикрыты занавесками из плотной желтой ткани, было время, когда для дач из одного материала шили и шторы, и покрывала на кровать. Две спиралевидные конфорки «Мечты» стали нагреваться, как только Саша повернула тумблеры. В общем, минимальный набор для существования был и находился в исправном состоянии.

– Погреб, консервы, – Устинов откинул один из половиков на веранде, показывая люк в полу. – Но, думаю, тебе не пригодится. Того, что купили, должно хватить на два дня, а там Серега заскочит, голодной точно не останешься. Туалет, естественно, на улице, но я тебе бы советовал поставить в тамбуре ведро с крышкой и выливать его раз в сутки по темноте. Так и теплее, и безопаснее. Располагайся, я пойду обогреватель из машины принесу.

Петр Валерьевич вышел из домика, а Саша еще раз окинула взглядом помещение и принялась раскладывать привезенные продукты по полкам шкафа и холодильника. Вдруг из тамбура раздался грохот и приглушенные ругательства, Саша подпрыгнула на месте от неожиданного шума.

– Блин, сколько лет прошло, забыл про него, – Устинов, потирая колено, зашел на веранду с обогревателем под мышкой. – Смотри аккуратнее, порог на входной двери высокий, ноги не переломай.

Обогреватель еще недостаточно прогрел воздух, Саша стояла, смотрела в окно на уезжающую вдаль «Ниву». Она повыше задрала широкий воротник теплой вязаной кофты и засунула руки поглубже в рукава. Все происходившее будто было не с ней, ночная беготня, шпионские пересадки с машины на машину, этот домик с ведром в холодном тамбуре. Бравада потихоньку сходила на нет, девушка подошла к сумке и достала телефон.

– Добрались? Нормально все? – раздался в трубке уже ставший таким родным голос.

– Да, нормально. Только немного страшно, – сказала девушка.

– Не бойся. Верь мне, скоро все закончится. Я люблю тебя.

– Я тебя тоже, – Саша произнесла слова и слезы полились из ее красивых глаз.

39

Матфей писал в своем Евангелии:

Не собирайте себе сокровищ на земле,

где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут;

Но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа

не истребляет и где воры не подкапывают и не крадут;

Ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.

Путано изъяснялся этот Матфей, но суть верна. Надо быть чистым душой, надо быть честным и в наказаниях тоже. Ты ведь заметил, что я искренне хочу добра тем, кто этот заслуживает. Я показал тебе, как можно решить главную проблемы общества. Это тяжело, грязно, но иначе и не бывает, нельзя вырастить красивый цветок, не перемазавшись в земле. Священники говорят о жалости, но они наивны и слепы, они зачастую не видят дальше порога своего прихода. Мне жалко только парнишку, но такова его судьба. Значит, ему было суждено пасть во имя моей правды, во имя очищения мира от гнилых и лишних людей. Прошу тебя, делай так же, не жалей никого ради достижения главной цели. Вчера не получилось с девчонкой, она оказалась хитрой и изворотливой. После того как она убежала, я даже задумался о том, что, может, это знак и она достойна своей жизни, но только своей, без вмешательства в жизни настоящих Людей. Сегодня я много думал, взвешивал на весах доводы и принял решение закончить начатое дело. Тем более это будет не просто очередной акт очищения от скверны, а помощь Другу.

Девушка молода и глупа, но это не оправдание…

40

Облака плотной завесой накрыли ночной небосвод. Лунный свет старался из-за всех сил проткнуть серые массивы, но выходило у него не очень. Человек стоял, опершись на толстый ствол клена, и наблюдал за окнами маленького дома у проселочной дороги. Иногда в тускло освещенном прямоугольнике окна перемещалась тень, но большую часть последнего часа, что Человек стоял под деревом, оконный прем просто излучал мертвенно-желтый свет. Светящиеся стрелки на циферблате часов сошлись в одну. Полночь. Наступило воскресенье. Ровно четырнадцать дней назад он приступил к выполнению возложенной на него самой жизнью миссии. Четыре твари отправились в преисподнюю. Он сделал это достойно и красиво. Он, безусловно, был рад, что эти пиявки сгинули с выздоравливающего тела общества. Та, за кем он пришел сегодня, конечно, не ровня им, но она мешает и сама сделала свой выбор, а значит, должна нести за него ответственность.

Свет в домике погас. Человек еще раз взглянул на часы, еще тридцать минут, и можно идти, пусть уснет. Пусть примет свой крест во сне. Человек не хотел ее мучений, он не собирался устраивать мизансцену, как в предыдущие разы. Она должна просто пропасть, испариться из жизни, как капелька росы летним утром. Была и нету. Другу так будет легче, мало ли: устала, надоело все, сбежала, испугалась и исчезла. Человек накинул на голову капюшон и пошел к дому. Мягко ступая по уже задубевшей земле, он приблизился к крыльцу. Ключ-бабочка почти беззвучно провернулся в замке, и дверь тихо, без единого скрипа открылась. Было темно, но это не было проблемой, Человек скупым движением отворил вторую дверь, ведущую из тамбура на веранду. Внутри было совсем темно, занавески на окнах не пускали даже те крохи лунного свечения, которые умудрились пробиться сквозь облачную завесу. Человек знал, где расположена кровать, надо всего лишь сделать три шага через веранду и зайти в комнату, девушка будет спать справа, укутавшись в одеяло, по-другому спать не выйдет, ночи уже холодные. Один шаг, второй, вот и дверь в комнату, холодный металл крашеной ручки не ощущался через перчатки. Человек потянул дверь на себя и даже не услышал, а почувствовал движение справа от себя, в углу веранды.

Вспыхнул яркий, направленный на незваного гостя свет. Человек повернул голову, прикрывая глаза рукой. В углу, за небольшим квадратным столом на круглых металлических ножках с черными пластиковыми накладками, сидел Сергей Норвежский, руки его лежали на столе и в правой он держал пистолет, направлений точно в грудь замерзшей в проходе фигуры. По краям стола стояли две круглые лампы, которые буквально выжигали пространство перед ними ослепительным белым светом. Лицо капитана было злым, под кожей гуляли желваки, левая рука сжимала и разжимала кулак, костяшки на котором были белыми от напряжения.

– Я до последнего не мог поверить, – тихо произнес он. – Как же так? Зачем? Ты же как член семьи для меня был.

– Так вот, что мне надо было сделать, чтобы ты перестал мне выкать, – усмехнулся Петр Валерьевич и развернулся в сторону Сергея. – Сделай свет поменьше, пожалуйста, невозможно же.

– Стой, где стоишь, и руки держи перед собой, – рявкнул Норвежский. – Все это время я хотел взять преступника живым, а когда понял, что это ты, то стал сомневаться, стоит ли это делать.

– Брось, Сережа, мы оба знаем, что ты не выстрелишь. Я не знаю, чем закончится эта ночь, но точно не твоим выстрелом, – Устинов сделал движение в сторону стола.

В ночной тишине грохот выстрела прозвучал как гром, левую половину лица убийцы обдало горячим воздухом. Пуля прошла очень близко.

– Следующая будет в колено, – сказал Норвежский, опуская дуло ниже.

Устинов замер.

– Теперь левой рукой медленно доставай все из правых карманов, затем наоборот. На пол бросай.

Упали ключи от машины и дома, мелочь и тонкий держатель для карт с документами. Гулко шлепнулся на пол электрический шокер, точно такой же, как лежал сейчас в сейфе для вещественных доказательств у Вадима. Устинов стоял с вывернутыми карманами.

– Куртку снимай.

Петр Валерьевич ухмыльнулся и медленно стянул с себя короткий пуховик с объемным капюшоном. У бедра на кожаной петле, пристегнутой к ремню, висел металлический предмет.

– Тоже на пол, – Сергей показал пистолетом на бедро Устинова.

Петр Валерьевич отщелкнул кнопку и вложил в свои руки маленький остро отточенный с обеих сторон серп. Он бережно провел пальцами по лезвию, получая от этого явное удовольствие. Вообще Устинов выглядел так, словно ему нравится все, что происходит. Он не выглядел напуганным или расстроенным, казалось, он ждал момента, когда все закончится и они, как в старые добрые времена, сядут за шахматную доску и будут обсуждать прошедшие события.

– На пол, – скомандовал Норвежский, ему было сложно держать себя в руках и не сорваться на ненужные сейчас эмоции.

Серп упал.

– Штанины задери.

– Может, я сразу до трусов разденусь? – сыронизировал Устинов, но поднял по очереди обе штанины до колен.

– Откинь все в сторону ногой и садись на стул, – Сергей снова воспользовался оружием, как указкой.

Убийца все выполнил и уселся на жесткий деревянный стул у противоположенной стены.

– Руки на колени и веди себя спокойно.

– А что ты делать собираешься? Как я вижу, группы захвата нет, один ты меня не повезешь. Убивать будешь?

– Не о том думаешь…

– Как раз о том, – перебил Сергея убийца. – Мне думается, ты хочешь сначала поговорить, а потом уже принять решение. Меня это устраивает. Ты умный, а значит, когда я тебе все расскажу, ты поймешь, зачем я это делал, а поймешь – значит примешь. Мы же близкие люди и мыслим похоже, просто ты еще не задумывался о некоторых материях нашего мира, я помогу тебе понять суть вещей, которых люди боятся или брезгуют касаться. Но сначала скажи, где я ошибся, как ты меня обыграл?

Норвежский смотрел на знакомое с детства лицо, на человека, который очень много сделал для него в этой жизни, которого он уважал и любил. На лицо безжалостного чудовища, отнимающего жизни и коверкающего людские судьбы. Сергей жил с этими мыслями последние сутки, и для него стоило огромных усилий сдерживаться прошлым утром у себя дома. Тогда уже был практически уверен в своих догадках, но не хотел верить до конца, и только сейчас, глядя, как этот человек крадется в темноте, чтобы отнять жизнь у его любимой девушки, мозг Сергея окончательно расставил все по местам. Теперь его интересовал главный вопрос – почему?

– Тебя подвел возраст. В шокере, который ты потерял между домами, не было ничего интересного, ну ты и сам знаешь. Ты ведь никогда не оставлял следов, а если что-то и было, то тебе везло, как с камерами, которые не работают или с дедом-собачником в парке, он не разглядел ничего. Тебе не повезло с Ванькой, но ты быстро решил эту проблему, – левая рука Норвежского снова сжалась в кулак. – А с шокером не повезло по-крупному. Я долго не мог понять, что меня смущает, а потом, когда чистил твой ноутбук и увидел страницу своей матери на сайте одноклассников, меня осенило. Модель шокера не самая распространенная, у нас не купишь, надо заказывать или привозить с материка. Я вспомнил, как ты из отпуска в подарок моей матери шокер привез, еще расхваливал его характеристики. Подарок отличный, нужный. Вот я и вспомнил. Точно такой же шокер. Но это, конечно, не доказательство, в наш век интернет-доставок.

Убийца спокойно, уравновешенно слушал речь Норвежского.

– Теперь про возраст. Помнишь, когда ты купил новый ноутбук и телефон, то я тебе все настраивал? – Сергей отметил кивок головы Устинова. – Браузеры на телефоне и в ноутбуке у тебя привязаны к одной учетной записи – это удобно. И все что ты ищешь в интернете с телефона можно увидеть через ноутбук.

– Ты из меня совсем дурака-то не делай, как чистить историю браузера я знаю. Про это столько шуток ходит, что я изучил этот вопрос.

– Это да, вот только, если в настойках сделать принудительную синхронизацию, то система выдаст историю запросов и сайтов, на которые ты переходил. Такая защита от дураков для системных администраторов.

На лице убийцы появилась досада.

– Как ты понимаешь, там было много всего про твоих жертв и даты запросов были раньше, чем даты убийств. Но даже этого недостаточно, чтобы принять, что близкий тебе человек оказался зверем. Поэтому ты повез Сашу сюда.

– Она молодец, достоверно играла.

– Ты ее снова недооценил, как вчера вечером возле кафе.

– Не боялся? А если бы я не довез ее?

– Ты же сам говоришь, что не дурак. Это было бы очень глупо – посадить девушку к себе под камерами во дворе УВД, а потом убить ее. Нет. Я, когда ночью все понял, разбудил ее и рассказал. И знаешь? Она сама предложила помочь, из-за злости на тот страх, в который ты ее вверг. Мы эту схему с ней придумали, сыграть на твоей трусости. Ты же боишься попасться, ты и Ваньку поэтому убил. Думаю, что даже над вариантами не раздумывал, завел за склад и зарезал. Потому что испугался. Испугался, что придется отвечать за свои поступки. Кстати, нож где?

– Выкинул, просто железка, – Устинов потер ладонями колени. – Дело не в страхе. Парнишка мог помешать мне довести до конца задуманное, а этого никак нельзя допускать. Я тебя всегда учил – начал, значит, надо заканчивать. Коней на переправе не меняют. И, вижу, ты чему-то да научился. Почти ферзевой гамбит сделал, только успел вывести королеву из-под удара, но партия еще не закончена. Дай мне слово.

– Говори, – Норвежский ни не секунду не расслаблялся, он был готов стрелять в любой момент.

– Ты ведь все понял, – начал свою исповедь преступник. – Я наказывал их за поступки, которые отравляли общество. Когда на старой квартире жил, в моем подъезде жила девочка-инвалид, та самая, которую вместе с дедушкой сбила на переходе малолетняя дебилка с друзьями. Справедливо? Ребенок в коляске, а эта шалава свою голую жопу в интернете показывает. Она же тупая, как пробка, была, мне даже утруждаться не пришлось, я, когда ей компромат на сына Влада пообещал, она в ночь и дождь в лес прибежала. Ну не дура? К незнакомому мужику на встречу одна. За что ее жалеть? Залозина – тварь продажная, я ее еще со службы знаю. Все знали, что у нее самый высокий ценник за арбитраж. Столько наворотила за годы в суде, но самый подлый поступок еще в следствии сделала.

Норвежский слушал уверенную речь убийцы, и в памяти возникали образы с мест преступлений.

– По глазам вижу, что понимаешь меня. Да, она отмазала матушку твоего закадычного дружка. Березина тогда сесть должна была, слыхано ли – четыре детские смерти, и три ребенка на лекарствах до конца жизни остались. И? НИ-ЧЕ-ГО, НОЛЬ, – четко выговаривая слоги, сказал Устинов и показал пальцами круг. – Вообще ничего, а все потому, что Березина давала уж очень уважаемому человеку, жаль, до него добраться не было возможности, сейчас высоко забрался. По его указке Залозина дело развалила. Он же помог Березиной с ее клиниками. А детство, Сережа, – это главное время в жизни, самое приятное и самое скоротечное, детство надо ценить как детям, так и взрослым, которые их окружают. Детство пролетает, и начинается тяжелая полная проблем и забот жизнь. А эти суки отобрали у детей их детство, навсегда. Как я мог поступить иначе? Молчишь?

Глаза Петра Валерьевича горели ненавистью.

– С Галиной я был знаком, она, когда по скверу шла, я ее перехватил, предложил довезти, она обрадовалась, такси отменила. Веселая была, подшофе и даже флиртовать пыталась. Мразь мерзкая, я на нее смотрел, улыбался, а потом током ее вырубил и удавку накинул. Неприятно было сидеть с ней мертвой в машине полночи, пока тихо на улице не станет, но ничего – перетерпел. Следующей Березина должна была быть, но нарисовалась Бельская. Не люблю хамок, а она прям эталон. Кстати, если бы не она, то и Ванька был бы живой.

Во взгляде Норвежского блеснула ярость.

– Не зыркай так, – Устинов говорил дальше. – Было бы все по графику, я бы с ним на складах не встретился. Я терпел, старался не обращать внимания на эту газетную вошь, но, когда она стала всякий бред от моего имени публиковать, пришлось ее заткнуть. Ненавижу вранье. Надо быть всегда честным и с окружающими, и с собой. Она даже пыталась меня купить перед тем, как ярко вспыхнуть в последний раз, хотела меня звездой сделать. Вроде не самая глупая баба, но дура ведь. Пока ею занимался, пришлось Березину сдвинуть в графике.

Устинов замолчал, посмотрел себе под ноги.

– Жалко пацана, если бы не Бельская, был бы жив.

Норвежский старался сохранять возможное в данной ситуации хладнокровие и вести себя как профессионал.

– Я делал все красиво, чтобы каждая из них понимала, почему именно так заканчивается жизнь. Все вокруг думали, что я просто сумасшедший маньяк, но это не так. Ты видишь, что я прав, мои поступки логичны. А украшал я не для себя, а для людей, для общества, чтобы мои старания не прошли даром. Люди увидят, узнают и поймут, что жить надо по совести, а не ради корысти или тщеславия. Каждый раз я нес послание в мир. Какая жизнь – такая и смерть. Я часто говорю с ним, – он поднял глаза наверх. – И, мне кажется, он понимает и поддерживает мои дела.

Сергей весь день готовился к этому разговору, но все равно сейчас был обескуражен. Устинов всегда был одним из самых здравомыслящих людей, которых он знал. Как мог этот человек превратиться в полоумного психопата?

– С Березиной тоже сложностей не возникло. Днем я ее встретил в городе, договорился на вечер, а дальше дело техники, – Петр Валерьевич на секунду замолчал и продолжил. – Она рыдала, когда поняла, что все. Не просила, не умоляла, а просто плакала, билась в истерике. Она единственная, кто поняла по-настоящему, за что ей была уготована такая участь. Поняла и приняла это. Я говорил с ней, долго, как с тобой сейчас. Она слушала и молчала, а что она могла мне ответить? Я всегда был прав. ВСЕГДА. Единственная, кто приняла смерть достойно, не как незаслуженное наказание, а как казнь за свои грехи.

Он снова на секунду замолчал, что-то вспоминая или обдумывая, и продолжил:

– Сашка – хорошая девчонка, но не для тебя. С панталыку она тебя сбивает. Ты здесь нужен. Городу своему, матери, мне. А тут какой-то переезд затеяли, и она тебя подначивает. Ты на службе нужен, а она… – Устинов махнул рукой. – Сам бы ты ее не бросил, вижу, что влюбился по уши, дело молодое, но она же тебе всю судьбу сломать может. Я решил немного выйти за рамки своего плана и помочь тебе.

Сергей снова сдержался и спросил совсем не то, что взрывало его мозг:

– Я разгадал все послания, которые ты оставил: заставка в телефоне, деньги, отрезанные язык с ушами, игрушки. Все понял, но почему серп, при чем здесь жатва. Кино голливудское пересмотрел?

– Нет, – казалось, что Устинов расслабился, после того как выговорился, его поза стала не такой напряженной. – Стечение обстоятельств, я, когда готовился, увидел случайно по телевизору передачу про охоту на ведьм в средние века. Тогда в центральной Европе при захоронении подозреваемых в вампиризме серп втыкали в землю над шеей мертвеца, чтобы если он начнет вставать из могилы, то серп отрезал ему голову. Мне идея показалась забавной, и вспомнил, что в сарае где-то валялся маленький старый серп, достал, наточил внутри и снаружи. Оказалось, незаменимая вещь, ни разу не пожалел. Вадик так и не разгадал, что было за оружие?

– Нет, установил примерную кривизну лезвия, но точно не определил. Думал, что самоделка, – Сергей долго боролся с желанием задать вопрос, который был больше личным, чем нужным для дела. – Почему? Что случилось, то есть ты ждал тринадцать лет, а сейчас вдруг решил идти наказывать людей? Я не могу понять, мы же близко общались все эти годы, говорили много, почему я вообще не видел, что ты поменялся?

Устинов молчал, можно было подумать, что ему не хочется отвечать на этот вопрос. Тяжело или просто стыдно, но он заговорил.

– Я тогда еще служил, была тяжелая неделя. Проверка нагрянула из Москвы, нервы мотали будь здоров. На личном фронте тоже штормило, я ж на работе постоянно, та, кого считал невестой, устала и ушла. Нет, не виню, у нее своя правда. Руки опущу, затекли?

Норвежский кивнул.

– В парке сидел, пиво пил, много уже выпил, но домой идти не хотелось. Квартира пустая, что там делать. На аллее, где пруд старый, тогда там фонарей не было. Начало сентября: тепло, тихо, спокойно. Слышу, идет кто-то, девчонка, платье гармошкой развевается, ну, думаю, смелая, на улице уже стемнело, часов одиннадцать. А она ко мне подходит и сигарету просит, я ей сам, мол, не курю и тебе не советую. Потом пригляделся, а она пьяная, глаза шальные. Ребенок совсем, после узнал, что пятнадцать лет было. Спрашиваю: «Девочка, где живешь, давай провожу, чтоб не случилось чего». – А она в ответ рассмеялась и говорит: «Дядь, ты чего, какая девочка. Ты не переживай, целку я давно потеряла, сейчас уже и не найду», – хихикает и руку мне на член кладет, ладонь сжимает. От нее алкоголем воняло вперемешку с дешевыми духами. Шмара малолетняя. На меня нашло что-то, я со скамейки встал за руку ее схватил: «Ты чего делаешь?» – говорю, а она мне, так вальяжно: «Ясно, полшестого». У меня в руке бутылка с пивом была, вспышка какая-то в голове, ударил я ее, она на бок стала заваливаться и головой о чугунное основание скамейки. Дышать сразу перестала.

Устинов сейчас рассказывал это не Норвежскому, он словно сам перед собой исповедовался. Сергей видел, как тот смотрит стеклянным взглядом, сквозь него.

– За деревья ее оттащил и ушел. Часа три гулял, в себя приходил, руки тряслись. Потом вернулся, думал, там наряд уже, скорая. Никого. Ну и правда, кто ее там ночью нашел бы. Платье задралось, худые ноги в синяках, трусы торчат, а по лицу жирная такая муха ползает. По-хозяйски так ползает, знает, что не прогонят. А днем я туда уже с группой приехал, по вызову. Студенты на стадион шли, по нужде свернули и нашли ее. Долго я думал, признаваться или нет, годы шли – жизнь менялась. А потом посмотрел, что вокруг творится. Ведь вся жизнь, как тот парк. Лес – темно и страшно. Есть выбор: или бояться и прятаться, или стать хозяином этого леса, чтобы он жил по твоим правилам. Я свой выбор сделал. Теперь настал твой черед. Ты можешь выстрелить, можешь закрыть меня до суда, если он будет, а можешь понять и отпустить. Ты же видишь, хорошим людям ничего не угрожает, а уродов не жалко. И если начистоту, доказательств для суда не будет, сам говоришь, что шокер и история поиска это ни о чем. Убивать меня ты не станешь. Хотел бы, уже нажал на спусковой крючок. Думай, Сережа, мне спешить некуда.

Он откинулся на стуле и полностью расслабился. Норвежский смотрел на этого человека и до сих пор до конца не верил, что все это происходит в реальности, а не в страшном сне, какой рассказывал ему в детстве Макс. Сергей, не убирая дуло пистолета от цели, левой рукой сдвинул одну из ламп, и Устинов увидел стоявший вертикально, опирающийся на стопку из трех старых книг, смартфон, повернутый к нему тыльной стороной с тремя круглыми в ряд отверстиями камер. Убийца все понял и заскрипел зубами.

– Я уже говорил, что твоя ошибка в возрасте, – сказал Сергей, выключил запись и убрал телефон во внутренний карман куртки. – Убить тебя я не смогу, и не потому, что рука не поднимется на старого друга, а потому что убийство безоружного человека, не представляющего для тебя опасность, – это преступление. А я тоже люблю честность и совесть, и моя совесть, в отличие от твоей, не позволяет убивать людей. Полчаса назад я со второго телефона отправил сообщение дежурному, он предупрежден был. С минуты на минуту сюда приедет группа, и тебя будут судить. Последние годы своей жизни ты будешь ходить раком в наручниках по коридорам зоны для пожизненных и гнить в камере с таким же отбросом, в который ты себя превратил. Вставай, медленно и выходи во двор, там дождемся группу, чтобы ты здесь сюрпризы не устроил.

Когда преступник понимает, что выхода нет, оставаться с ним в узком закрытом пространстве опасно. Норвежский поднялся, удерживая на мушке Петра Валерьевича.

– Поднимайся, я сказал, – все-таки эмоции было сложно сдержать, сейчас Сергея изнутри разрывали злость и обида.

Нехотя Устинов встал со стула и молча шагнул в тамбур, Норвежский аккуратно ступал за ним, полностью контролируя ситуацию. Убийца перешагнул один порог, другой и вышел под темное в серых тучах небо. Поднял голову к верху и расправил руки.

– Руки за голову, – грубо сказал Норвежский. – В этом лесу я хозяин, выражаясь твоим…

Он не договорил, левая нога предательски запнулась носком о высокий порог входной двери, и Сергей упал на правый бок, больно приложившись рукой о дверной косяк, пистолет вылетел и упал в ноги Устинову. Надо отдать должное преступнику, сейчас возраст не стал помехой его действиям, он резко обернулся на шум и, приняв решение в доли секунды, мощным ударом ноги пнул Норвежского по голове. Сергей еще раз впечатался в дверную коробку и на миг его сознание помутнело. Когда черная пелена сошла с глаз, он, глядя снизу-вверх, увидел направленное на себя дуло своего табельного «Макарова». Петр Валерьевич стоял над ним, как охотник перед потерявшей силы жертвой, одно движение пальца, и все будет кончено. Норвежский сплюнул на землю соленым красным и посмотрел в глаза убийцы.

– Я же говорю, что он, – Устинов кивнул вверх, – меня понимает. Он на моей стороне, и эту партию ты проиграл.

В ночной тишине сельского захолустья звук пистолетного выстрела грянул как залп корабельного орудия.

Сергей увидел, как голова Петра Валерьевича резко дернулась в сторону, и его несостоявшийся убийца грузно упал на сырую жухлую траву приусадебного участка. Сбоку из-за угла дома вышел Максим, сжимая в руке рукоятку черного пистолета, дуло дымилось.

– Партию он выиграл, ну-ну, шахматист херов, – Макс подошел к трупу убийцы своей матери, толкнул его ногой в бедро, затем посмотрел на Сергея. – Живой?

– Нормально, – Норвежский сел на холодную землю и привалился спиной к стене домика. – Сегодня вечером старые друзья открываются для меня с новой стороны. Ты как здесь оказался?

Максим поднял с земли «Макаров» и еще раз взглянул на лицо убитого им человека. Глаза Устинова были открыты, земля под его головой впитывала в себя кровь. Макс сел рядом с Норвежским и протянул ему табельное оружие.

– Саша позвонила, – ответил он на вопрос друга.

– Я тебе сутки звонил.

– Не хотел я ни с кем общаться, с тобой особенно. Я телефон дома оставил и уехал в Светлое к девчонке одной.

Сергей удивленно посмотрел на него. По щеке Норвежского начинал растекаться багряно-синий кровоподтек, он аккуратно ощупал скулу и челюсть. Лицо болело.

– Что ты так смотришь? Мать убили, я уже ничем помочь не могу, тело для похорон быстро не отдадут, я узнавал. Ты мне какую-то чушь городишь. Ты скажи, правда думал, что я мог кого-то убить, а тем более маму? – Макс посмотрел другу в глаза.

– Не знаю я, что тебе ответить. Я по-разному думал, не верил, но думал. Работа такая у меня. Видишь, как в жизни оказывается, кажется, что хорошо человека знаешь, а на самом деле… – Норвежский кивнул в сторону трупа Устинова. – Ты можешь злиться или обижаться, но у меня были все основания думать, что ты причастен к этому.

Норвежский замолчал. В голове шумело, на душе было пусто.

– Сашка что сказала? – спросил он.

– Я вечером домой приехал, телефон посмотрел, кому надо было, ответил. Тут она звонит и говорит, что очень переживает, что ты в засаду сел – убийцу ловить, и чтобы я не обижался на тебя и все такое. Вот я и подумал, что если ты поймаешь маньяка, то я обязательно должен при этом присутствовать. Еле уговорил Сашку рассказать, где ты находишься, а дальше просто: взял вот это, – он показал Норвежскому компактный черный «Вальтер ППК».

– Откуда он у тебя?

– Прикупил по случаю, всегда хотел ствол, как у Джеймса Бонда, – улыбнулся Макс.

– Это статья.

– Это тоже, – Максим показал на труп. – Но по-другому было нельзя, как Цой пел: «Если к дверям не подходят ключи, вышиби двери плечом». Я, когда сюда добрался, вижу яркий свет в окне. Я вообще это место еле вспомнил, и навигатор еще тупил. Ну ладно. Вижу свет, я подошел, в окно смотрю аккуратно, там с краю занавеска отходит, видно часть веранды. Я тебя не видел, слышал только, зато этого старого козла хорошо разглядел, он как раз штаны задирал. Ну а дальше я все слышал. Стоял и охреневал. Знал бы, сколько раз я хотел зайти и сразу с порога выстрелить в эту тварину, но сдержался. Подумал, раз ты его вычислил, то тебе и решать, как с ним поступать. Потом ты упал, он ударил, и у меня выхода не осталось, но, если честно, я с большим удовольствием выстрелил, ни грамма не жалел. Боялся промахнуться, но, видимо, в тир не зря ходил, четко в висок его уложил. Блин, я даже не волнуюсь, наоборот, адреналин зашкаливает, может, я тоже в маньяка превращаюсь?

– Это шок, потом отойдешь, трясти будет. Ты вот что, – Норвежский с трудом поднялся. – Скоро мои коллеги приедут, поэтому давай мне свой пистолет и уходи, чтобы никто не знал, что ты здесь был. Понял? Сашу я предупрежу. Езжай домой и сиди там, в ближайшие дни тебя так или иначе затаскают.

Норвежский посмотрел на часы.

– Завтра москвичи прилетают, очень расстроятся, что зря, и будут пытаться хоть какие-то дивиденды от поездки получить. Будь готов снова подробно рассказывать про Бокову и про последние разговоры с мамой. Хорошо будет, если твоя подруга из Светлого сможет подтвердить, что прошлые сутки ты у нее был, мелочь, но все-таки. Понятно, что против видео, – Норвежский хлопнул себя по груди, где в кармане лежал телефон, – москвичи ничего сказать не смогут, но на всякий случай будь готов.

– Понял, – Макс отдал Норвежскому свое оружие. – А с этим как быть?

– Самоубийство. Выговорился, вышел во двор и застрелился.

– В сериалах говорят, что если застрелился, то пороховой след должен быть и газы всякие.

– Думаю, в этом случае Вадик найдет и след, и газы, не переживай. Иди, только не вдоль дороги, а через лес. Ты машину где оставил?

– Метров восемьсот отсюда. Там, кстати, рядом еще одна машина как будто спрятана, – Макс бросил брезгливый взгляд на труп. – Подумал его, но там не «Нива», а корыто какое-то старое.

– Его. Но «Нива» тоже есть. Хорошо. Все, иди. Днем заеду к тебе.

Макс крепко пожал протянутую руку, на ладони остался кровавый след. Сергей проводил друга взглядом и подошел к трупу. Вложил ему в правую руку «Вальтер» и прижал пальцами рукоять пистолета. Поднялся, распрямился в полный рост и посмотрел в навечно замерзшие глаза человека, который превратился в чудовище. Вдалеке послышался звук работающего двигателя, он постепенно приближался, и вскоре Норвежский увидел, как из леса, ярко мигая синими проблесковыми маячками, выезжает «Газель» дежурной части. Сергей включил на телефоне фонарь, поднял руку повыше и помахал. Голова закружилась. Машина подъехала к калитке, из ее нутра стали вылезать люди, Сергей увидел Вадима, который вытаскивал из салона чемоданчик с принадлежностями для своей работы. Только сейчас Норвежский понял, что все наконец закончилось. Он победил в этой партии.

Эпилог

Белая шапка крупной вязки так и норовила слезть с Сашиной головы, девушка постоянно поправляла ее. Сейчас она снова поставила стаканчик с горячим кофе на белоснежную скамейку и свободной рукой спрятала вылезшие уши под шапку. Девушка с аппетитом откусила кусок нежной булочки и отхлебнула кофе. Они с Сергеем сидели на лавочках, стоявших у пекарни «Хоумбэкед», которая считалась лучшей в этом районе Ливерпуля. Саша была в предвкушении исполнения мечты, она пила кофе и смотрела на каменную громаду стадиона «Энфилд». До стадиона была какая-то пара сотен метров, а до начала мерсисайдского дерби оставалось чуть больше часа.

Такой шикарный подарок на новый год им сделал Максим. Он, благодаря своим связям, за месяц до Нового года умудрился оформить Саше загранпаспорт и сделать влюбленной паре британские визы. Несмотря на сопротивление Сергея, Макс оплатил самолет и гостиницу в Ливерпуле, а также купил билеты на шикарные места классического противостояния «Ливерпуль» – «Эвертон».

После всех ноябрьских событий, как и говорил Сергей, Макса затаскали по допросам и даже следственным экспериментам. Он показывал, где высадил Зину Бокову в роковую для нее ночь и рассказывал о последнем разговоре с матерью. Потом постепенно все улеглось, преступник был изобличен и по официальной версии покончил жизнь самоубийством при задержании. Норвежского хвалили и ругали попеременно, хвалили за данные с ноутбука и запись признания, ругали за самодеятельность и что не сумел довезти убийцу живым до камеры ИВС. Старую «Тойоту» обыскали, там нашли волосы и частички одежды некоторых жертв, удалось даже установить человека, кто продал ее Устинову почти за год до первого убийства. В итоге, как обычно, руководство представило себя к наградам, а Норвежскому пообещали внеочередное звание. Сергей от звания отказался, его «майор» и так маячил на горизонте по выслуге лет, а выбил себе отпуск, на целый месяц, в Новый год. Максим, когда узнал про такую щедрость руководства, тут же озадачился подготовкой сюрприза для друзей.

Два перелета, такси до гостиницы, и за два дня до Нового года Сергей и Саша разглядывали пейзаж ночного Ливерпуля сквозь огромное окно гостиничного номера. А спустя еще четыре дня сидели на лавочке пекарни «Хоумбэкед» и пили кофе.

– Может, пойдем уже, – сказала Саша, ей не терпелось попасть на стадион.

– Рано же, – Норвежский, отогнув перчатку, посмотрел на часы.

– Ну и что, сейчас уже пускать будут, пойдем, там посидим.

Сергей улыбнулся, они поднялись, девушка взяла его под руку. Пара перешла Уолтон Брик-роуд и направилась к чаше стадиона. Английскую зиму было не сравнить с зимой родного Берегового, тут в январе было как дома в начале октября. Дойдя до Кемлин-роуд, они повернули направо.

– Ты молчишь, а я не лезла с расспросами, – Саша долго откладывала этот разговор. – Отпуск закончится, а что дальше. Что ты решил?

Сергей после того, как закончилось дело серийного убийцы Устинова П. В., несколько раз мысленно возвращался к вопросу дальнейшей жизни. Где? Как? А иногда даже – с кем? Тема была тяжелой для размышления.

– Наверное, не сейчас, – сказал он. – Устинов в одном был прав: матери я точно нужен. Она, когда узнала про него и вообще все подробности, гребаные ток-шоу, сдала сильно. Алкоголь, опять же.

Саша покрепче прижалась к нему.

– Давай до лета доживем, а там думать будем, – подытожил Норвежский.

– Давай.

Они подошли к турникетам и стоящим рядом стюардам, выложили из карманов мелочь и телефоны, прошли рамки металлоискателей. Сетка тонких зеленых лучей считала штрихкоды на корешках билетов, и пара прошла внутрь стадиона. Обзор с их мест был великолепным, все поле, как на ладони. Саша жадно вглядывалась в каждый кусочек футбольного пространства. Играла музыка, болельщики постепенно занимали свободные места, спортивный праздник входил в свою главную стадию. Игроки команд провели разминку и скрылись в раздевалках, чтобы приготовиться к выходу на поле в стартовых составах своих команд.

Норвежский нервничал, он старался не показывать это Саше и всячески поддерживал ее восхищение происходящим, Сергей то и дело проверял рукой содержимое кармана джинсов. Перед самым выходом команд из подтрибунного помещения на поле он повернулся к девушке, взял ее за руку, их глаза встретились. Норвежский достал из кармана и протянул ей кольцо с крупным квадратным камнем.

– Будь всегда со мной, – произнес он.

Глаза Саши наполнились слезами радости, она обхватила его за шею и страстно поцеловала.

Над трибунами главной Ливерпульской спортивной арены хор из десятков тысяч голосов запел:

2022. Россия.

В тексте использованы фрагменты текстов песен:

– Аффинаж – Нравится, 2014 год;

– Елка – Город обмана, 2005 год;

– 25/17 п.у. Саграда – Внутри разбитой головы, 2013 год;

– муз. Ричард Роджерс, сл. Оскар Хаммерстайн II – You’ll Never Walk Alone, 1945 год.