Левар. Зелёный сон бесплатное чтение

Глава 1. Особенное утро в дупле

«Наступил новый день. Новый. Нет, нельзя называть день «новым», если в нём ничего нового не происходит…» – думал Левар, примостившись на скамье у круглого окошка. Уши дуплика мелко дрожали, волосы торчали во все стороны, а на щеках горел здоровый румянец. Он положил голову на руки и вздохнул. Свежий осенний ветер уже успел разбудить его и теперь принялся за его маленькую комнатку. Ерошил занавески, мёл из-под кровати пыль, наполняя воздух шумным лесным дыханием да птичьими голосами. Солнце так и не показалось из серой пелены, поэтому Левар быстро замёрз и стал ёжиться. Он захлопнул ставни. Лес затих. Комната вновь погрузилась в полумрак. Её хозяин поплотней укутался в одеяло и прислушался.

– Что-то они сегодня рано повставали. Уже в гостиной гремят, – зевнул он, обращаясь к висящей на стене зрительной трубе по имени Зорька. – Ты как хочешь, а я пойду проверю. Может, стряслось чего.

Он спрыгнул со скамьи на пол, сбросил с плеч одеяло, и выглянул в тёмный коридор дупла. Со стороны невидимой гостиной и правда звучали голоса его родных. Хотя обычно это он будил всех, топчась на кухне в поисках еды. «Как странно, – Левар застегнул рубашку и просочился за дверь, – я слышу отца и даже деда, хотя они всегда поднимаются к завтраку позже. О чём они там спорят?»

Он поплёлся по узкому коридору, потирая на ходу глаза, но через десяток шагов запнулся о что-то мягкое и повалился плашмя. Заморгал, привыкая к полутьме, и с удивлением обнаружил под собой мешки с вещами. «Это ещё что…» – он поднялся и уставился на них во все глаза: не просто парочка мешков, а целая гора. Тюки и свертки громоздились друг на друге, загораживая и без того тусклый свет, а вместе с ним и вход в гостиную.

«Что здесь происходит? Для кого все эти вещи?» – подивился про себя Левар. Спину лизнуло неприятное предчувствие. Из-за чёрной горы донеслись причитания матери:

– Ветер крепчает. Если им себя не жалко – пусть летят, рискуют, но вас зачем втягивать? У вас семья есть, надо думать о детях…

Левар с трудом протискивался в оставленный у стены просвет. Послышался голос отца. Тот явно начинал раздражаться:

– А я что делаю? Пойми, нельзя отказываться. Кладовка почти пустая, – увещевал он. – Вам хватит, пока нас не будет, но ещё пару ртов не потянем. Объявили, что зима наступит раньше и будет злее прошлой. Насчёт ветра не волнуйся. Это ерунда, если будет совсем нелётная погода, отсидимся в Белой Коре. Там сейчас устроены покои для гостей, и нас ждут. Ну всё, хватит вещей.

Левару удалось наконец выбраться, он огляделся: в гостиной уже собрались все обитатели Осинового Гнезда, не хватало только его старшей сестры. Мама пыталась завязать очередной мешок. Дрожащие руки её не слушались. Отец и дед уже закончили завтракать, но продолжали сидеть за круглым столом, склонившись над картой и переговариваясь вполголоса. Одеты они были по-дорожному: в удлинённые кафтаны на подкладке и зимние плащи.

Левар понял, что наступил день их отлёта на Большие Посадки, о котором взрослые шептались уже неделю. Он подошел к сидящей на высоком свёртке матери и предложил помощь. Она с благодарностью вручила ему незавязанный мешок и направилась к столу, заметно волнуясь:

– Торвик, может, хоть Вы останетесь? – Она плюхнулась на свободный стул и вопросительно уставилась на деда. – Пожалейте себя. Пусть молодые разбираются… Деян, скажи…

Но сидящие за столом только отмахнулись.

Из-за узенькой дверцы кладовки выглянула бабушка:

– Ничего, дорогая, дед у нас крепкий. Не волнуйся, – она на секунду скрылась в кладовой, заметив Левара, и снова протиснулась в гостиную с большой миской его любимых орехов в меду. Миска грохнула об стол, и остальные посудины недовольно вздрогнули.

– Леварчик, садись завтракать, мой хороший. Сегодня особенный день! – добавила она, назидательно подняв палец. – Провожаем мужчин на Посадки.

Мама возмущённо оглядела пышно накрытый стол, на котором и без орехов не оставалось свободного места, и недовольно нахмурилась. Она уже не пыталась возражать, поняв, что у неё нет сторонников в этом споре, только посетовала себе под нос что-то насчет экономии припасов.

Бабушка пропустила её слова мимо ушей и снова направилась в кладовку, мурлыча какой-то старинный гимн:

Когда голос бабушки затих за дверью, в гостиную ввалилась Валейка. Как и Левар, она с трудом преодолела преграду из мешков и, поправляя юбку, с нетерпением оглядела сидящих за столом:

– Что тут происходит?

Левар поёрзал на стуле. Ему и самому хотелось бы узнать всё поподробнее, но как-то неудобно было встревать, пока взрослые спорили. Валейка тем временем заняла своё место справа от Левара и ждала ответа, переводя взгляд с озадаченной мамы на отца и деда, которые продолжали тихо беседовать. Ей ответила бабушка, вновь появившаяся в гостиной, но уже с пустыми руками и без передника:

– Особенное утро, моя дорогая! – она села рядом с дедом и ласково погладила его по спине, – Провожаем наших героев на Посадки.

При этих словах отец фыркнул:

– Мам, не называй нас так. Мы просто исполняем свой долг. Вот если в целости вернемся… – он запнулся и, бросив быстрый взгляд на жену, снова уткнулся в карту.

– Конечно вернётесь, а как же, – ворковала бабушка, будто не замечая повисшего в воздухе напряжения.

Левар с Валеей переглянулись. Взрослые редко при них говорили о Посадках, если и упоминали, то как что-то давно прошедшее.

«Почему же они снова объявлены?» – хотел спросить Левар.

Сестра, видно, думала о том же:

– Получается, Совет Пяти снова решил созвать дупликов на Посадки? Спустя столько лет? – уточнила она.

– Не так уж много и прошло, если подумать… – проворчал дед.

– Понимаете, – отец убрал светлую прядь со лба и серьезно поглядел на детей, – после того случая с лесорубами мы просто обязаны что-то предпринять.

Левар и Валея терпеливо ждали продолжения. Отец всегда держался с ними как с равными, за что они были ему крайне признательны. Он сделал паузу, подбирая слова:

– Совет решил возобновить эту традицию, полагая, что иного пути у нас нет. Да и идея не так уж и устарела, если подумать…

Левар завороженно глядел на отца: в нём чувствовалась уверенность, которой так не хватало ему самому. Даже теперь, сидя за столом, тот держал спину прямо и от этого казался ещё выше. Волосы его свободно струились по плечам, ещё не убранные в лётную косу. «И почему мне достались дедовы колючки, – Левар покосился на деда Торвика, на его зеленоватую шевелюру, тщетно приглаженную смолой, и подавил тихий вздох.

А отец продолжал:

– Мы будем работать в группе на Северной стороне. Мы и остальные добровольцы, подходящие по возрасту и прошедшие отбор. Весть пришла три дня назад, но из-за ветра велено было выждать до более подходящей погоды. Как видите, – он повел рукой в сторону круглого окошка, – надеяться, что станет лучше, не стоит, поэтому мы с дедом решили вылетать сегодня. Глядишь, успеем добраться к месту ночлега до дождя. Для Посадок дождь это даже хорошо, саженцы лучше укореняются, а вот с ветром придётся повоевать, – он с горечью усмехнулся и оглядел серьёзные лица собравшихся. Повисло молчание.

– Ну, галчата, выше носы! – натянуто подбодрил внуков дед и встал из-за стола.

Мама тоже поднялась. Растерянная и грустная. Левар видел, как она не хочет, чтобы семья разделялась. Насколько он понял, Посадки займут почти три недели, чтобы уложиться до Полдесятного Слёта.

Бабушка выглядела решительной и даже весёлой. Её отец тоже участвовал в Посадках, которые тогда практиковали аж два раза в год – осенью и весной. В те времена считалось, что если объединиться всем народом и начать засаживать поля у леса молодыми деревцами, то спустя несколько десятков лет лес настолько разрастётся, что спрячет жилые дупла в чащах, подальше от чужих глаз. И тогда наступит мир и спокойствие. Левар плохо представлял, кому принадлежат эти «чужие глаза», но вот огромных ревущих по-медвежьи лесорубов частенько видел в кошмарах. Он поёжился: «Хорошо, что наш дом высоко от земли».

Долгие годы его семья превращала оставленное дятлами дупло в уютное жилище под названием Осиновое Гнездо, с многочисленными комнатами, закутками и просторной гостиной – сердцем дома. Здесь, за крепким столом собиралась вся семья, обсуждая последние новости. А в нише под лестницей пряталась маленькая кухня, рядом – дверь в кладовую, из которой частенько появлялась бабушка с угощением в руках.

Лестница тянулась дугой вверх по стене, пробираясь мимо крючков с верхней одеждой, и упиралась в массивную входную дверь. За неё Левару ещё не разрешалось выходить. Каждую трещинку этой круглой двери он изучил вдоль и поперёк. Однажды он даже защемил ею свой острый нос, пытаясь выскочить наружу вслед за взрослым.

Он с трудом оторвал от двери взгляд и, ощупав на всякий случай кончик носа, вновь вслушался в разговор. На этот раз говорил дед. Он хмурился и деловито перебирал мешки:

– Вот это уже лишнее, возьмём только тёплую одежду и немного еды. А это что? Где веревки?

Отец подошел к нему, и они вместе начали перекладывать в отдельную кучу свёртки, которые возьмут с собой.

В животе у Левара вдруг заурчало. Бабушка сегодня постаралась на славу. Стол ломился от тарелок и мисок. У Левара разбежались глаза: сушеные опята, свежая ежевика – обожаемое лакомство сестры, огромная миска с яблочным салатом, душистая черемша, овсяные хлебцы с повидлом и, конечно, его любимые орехи в меду. Бабушка хорошо знала, чем порадовать домочадцев.

Он отогнал тревожные мысли о Посадках и принялся жевать хлебцы, поглядывая на миску с орехами. Если мама права, то нужно и вправду беречь запасы. Вдруг отец и дед вернутся слишком поздно, тогда придётся затянуть пояса. Конечно, мама и бабушка будут делать вылазки, но это совсем другое, без птиц много не наберешь.

И снова мысли Левара вернулись к отцу:

«Вот он спокойно собирается в опасный путь, будто в Рощу слетать, ни тени сомнения на лице», – Левар незаметно покосился на сестру, которая, казалось, унаследовала всё самое лучшее от родителей, оставив своего неказистого брата с носом.

Он и вправду не вышел ростом, к тому же имел привычку сутулиться, сидя за книгами, что, конечно, не красило его. Да и бесцветно-серые глаза служили отличным поводом для насмешек сестры. Мама утешала его, что цвет позеленеет со временем, но Левар подозревал, что она это просто выдумала.

Отец вообще старался избегать разговоров о внешности, поглядывая на сына с каким-то непередаваемым выражением: то ли ожидая его чудесного преображения, то ли боясь, что оно не случится. Левару было не по себе от этого взгляда.

До полётов его еще не допускали, ссылаясь на то, что он пока мал. Хотя Валейка как-то случайно обмолвилась, что некоторые его сверстники уже учатся летать на птицах. Левара это известие потрясло до кончиков ушей. Сама же сестра прошла последнее лётное испытание и теперь не упускала возможности лишний раз напомнить об этом маленькому братцу.

Родители каждый раз переводили тему, стоило ему заговорить о птицах. Он и перестал. Вместо этого взял за привычку засиживаться до темноты в книжной или дежурить у окна со зрительной трубой. Он старался больше не привлекать к себе внимания. Его самая большая мечта – летать – таяла на глазах.

Вдруг что-то белое мелькнуло у Левара перед лицом, вернув его из задумчивости. Пока он пытался понять, что это было, Валейка нетерпеливо шлёпнула его рукой по плечу:

– Эй, опять летаешь? – съехидничала она. – Я спрашиваю, доедать будешь?

– М-м? – Левар уронил взгляд на опустевший стол. Валейка, не дождавшись ответа, вытянула тарелку с хлебцами у него из-под носа, схватила в другую руку миску с грибами и исчезла в кладовке, тряхнув длинными волосами.

Бабушка суетилась на лестнице, куда уже успели подняться отец и дед. Они перенесли на ветку к птицам необходимые вещи, оставив большую часть дома.

– Голубку без нас не сватайте, – наставлял дед. – Иллар не дурён, но Верногоров в дом пока не пускайте. Семья должна быть в сборе…

– Дед! – Валея возмущённо уставилась на него снизу. – Не говори так! Я не собираюсь…

– Ага, знаю-знаю, только это у вас, молодых, скоро. Глазом моргнуть не успеешь, а птичка уж выпорхнула из гнезда, – посетовал он бабушке. Та закивала:

– Не волнуйся, я пригляжу.

Дед вышел, махнув Левару на прощанье. Отец немного задержался, как будто хотел что-то сказать напоследок, но потом просто кивнул, погрузился в крепкие объятия бабушки и тоже выскочил за дверь.

Левар медленно побрёл из гостиной. Навстречу ему пронеслась встревоженная мама с каким-то мешочком в руках. Её юбка зашуршала вверх по лестнице. Левар не оглянулся. Он протиснулся мимо оставшихся мешков в тёмный коридор, добрался до своей комнаты и плюхнулся на кровать.

Состояние потерянности не покидало его.

«Что же означал этот взгляд? – Левар корил себя за то, что не попрощался, не побежал за отцом на лестницу. – Может быть, он дал бы мне какое-нибудь наставление. Сказал бы, что нужно делать. Он же хотел что-то сказать, но в последний момент передумал. Почему?»

Левар вдруг представил со стороны своё глупое, витающее в облаках лицо и гневно уткнулся в подушку. В дверь постучали.

Зашелестела мамина юбка. Ставни растворились, впуская в комнату свет и запахи осеннего леса. Краешек кровати слегка прогнулся, но Левар не пошевелился. Мама погладила его по спине, по торчащим во все стороны волосам. У неё всегда были холодные руки, но Левару это даже нравилось. Оба молчали.

Вдруг что-то капнуло ему на плечо. Он не сразу понял, что мама плачет, а когда понял, то сел и просто уставился на неё, не зная, что делать дальше. Мама быстрым движением утёрла слёзы и отвернулась к окну.

– Прости. Я сама не своя из-за этих Посадок. Мы ни разу не расставались так надолго. Ещё этот ветер… – она промокнула глаза краешком рукава.

Левар понимающе кивнул, хотя мама, конечно, не могла этого видеть. И всё же он ничего не сказал и продолжал смотреть ей в затылок. Её белёсые волосы были собраны в замысловатые косы, а кончики длинных ушей розовато просвечивали на свету и дрожали. Она сейчас казалась такой маленькой, хрупкой. Хотелось её обнять, утешить, но он не решался.

Мама вдруг повернулась со слабой улыбкой:

– Я зашла, чтобы передать тебе папино наставление.

Левар замер, а она, немного помедлив, продолжила:

– Вот что он сказал: «Никогда не жалей о том, чего не было, и не вешай нос по пустякам. Ты защитник семьи».

Он встретился взглядом с её мокрыми зелеными глазами, переваривая услышанное, и снова кивнул, не зная, что ответить. Мама, кажется, вполне удовлетворилась его кивком. Она ласково потрепала сына по волосам и встала.

Левар понял: или сейчас, или никогда:

– Мам, это так опасно для них? – прямо спросил он.

Она ответила не сразу, и Левар догадался, каким будет ответ. Мама всегда старалась уберечь их с сестрой от плохих новостей или слухов. Она ещё секунду-другую поколебалась, сцепив пальцы:

– Знаешь, думаю, это больше зависит от везения. Когда посадчики занимаются саженцем, им приходится долго копаться в земле. Привлекательная добыча для лис и полевых хищников. В небе всегда дежурит смотровой, но и он может проглядеть опасность. Уверена, они будут осторожны, как всегда, но нельзя ничего знать наверняка.

Левар был благодарен, что мама не стала утешать его ложными надеждами, обещаниями, как ребёнка. Он кивнул в очередной раз, и она вышла, прикрыв за собой дверь.

В голове зашумело. То ли от наступившей тишины, то ли от обилия бессвязных мыслей. Он тряхнул ушами и потянулся за своей зрительной трубой Зорькой, висевшей над кроватью. Больше всего на свете ему сейчас хотелось отвлечься и подумать, а ничто не действовало на него так благотворно, как одиночество и наблюдение за лесом. Он уселся на скамью у круглого окошка, привычно подобрав ноги и выставив Зорьку наружу.

Ничего особенного он не ожидал увидеть. Последние две недели он наблюдал лишь серые кусочки неба да тёмные от мороси ветки и брёвна, беспорядочно гниющие в опавших листьях.

Из нового – недалеко от их осины рассыпались серебристые ямки следов – похоже, ночью здесь прошла стая косуль. Левар нетерпеливо хмыкнул. Его внимание привлёк ровный холмик листьев между следов. Он ещё сильней высунулся из окна, приглядываясь к таинственной находке: «Что это там выглядывает?» Ветер обдал его бодрящим дыханием и ринулся на землю. Подхваченные им листья на холмике снова сдвинулись. Всего на миг. Но этого было достаточно. Левар ахнул.

– Гриб!

Он чуть не выпал наружу, вперившись взглядом в кучку листьев, под которой прятался подосиновик.

«Не может быть! Прямо под соседним деревом! И как я его раньше не заметил?»

Левар восторженно хохотнул. Он плюхнулся на скамейку и резко обернулся, чтобы поделиться новостью, совсем забыв, что он один. Тесная комнатка, конечно, не разделила его восторга. Тогда он прыгнул к двери и рывком распахнул её, влетая в тёмный коридор. Мысли кубарем вертелись в голове: «Это будет самая лёгкая добыча в нашей жизни! Вот он, как на ладони! Только спустись!»

Он вбежал в гостиную, но никого там не нашёл и рванул обратно, надеясь застать маму в книжной.

«Может быть, мне тоже разрешат спуститься в лес? – думал он на лету. – Валейка же уже давно выходит, а ведь это я нашел гриб и по праву могу считать это своей добычей. Не её. Это мой гриб!»

Он затормозил у приоткрытой двери книжной комнаты. Изнутри доносились тихие голоса бабушки и мамы:

– …такой же немногословный, как его отец.

– Да, но как он смотрит на него, Вы заметили, мама? Такой ранимый. Я говорила Деяну не раз, чтобы он больше времени проводил с ним. Левару очень нужно сейчас внимание, а он сторонится. Не пойму.

Левар боялся пошевелиться и выдать себя.

«Они говорят обо мне».

Он чуть отступил от голубоватой полоски света и прислушался. Сердце заколотилось.

– Дорогая моя, ты же знаешь, он очень любит его…

– Знаю. Только разве так любят? – перебила мама, раздражаясь. – Мог бы сказать ему на прощание, как Валейке: «Ты сильная. Могу на тебя положиться, поможешь маме и бабушке…», а он… даже не передал ему ничего! Не попрощался! Пришлось мне выдумывать какую-то чепуху, чтобы Левару обидно не было. Вот я о чём!

– Значит, был какой-то умысел, – настойчиво зазвучала бабушка, – зря ты вмешиваешься.

– Может, и зря. Но он же маленький, ему поддержка нужна…

Левар почувствовал, как его уши и щёки запылали.

Мама вздохнула и принялась перечислять названия растений, бабушка быстро заскрежетала пером вслед за ней.

Вернувшись в свою комнату, Левар не мог вспомнить, зачем вообще её покидал. Он рассеянно походил взад-вперед, заметил у себя в руке трубу и остановился.

– Гриб… – безразлично напомнил он себе.

Какое-то незнакомое чувство вдруг окатило его целиком. Внутри всё перевернулось. Он скрежетнул зубами. Кулаки сжались.

«Маленький! Мелкий! Беспомощный! Тощая белая тень на ножках. Неприметная. Никакая. Никто! – он сделал яростный круг по комнате, топая и пыхтя. – Никому не нужен! Коротышка!»

Голова гудела. Левар хотел схватиться за неё, но всё ещё сжимал в руке зрительную трубу. Он кинул на неё полный ненависти взгляд и с диким рёвом швырнул в окно. Зорька крутанулась в воздухе, мигнула на прощанье глазом и скрылась из виду.

Левара пробрало холодом:

– Зорька! – метнувшись к окну, он чудом успел заметить её последний блик у земли.

Опавшие листья скрыли трубу в своих глубоких морщинах. Левар попытался запомнить место, куда она упала, и с удивлением отметил, что она исчезла неподалёку от спрятанного в листьях подосиновика.

Он мысленно нарисовал карту, поставил на ней две жирные метки и поднял глаза на бегущие серые тучи.

«Ветер усилился. Но я спущусь. Я справлюсь», – твёрдо решил он.

Глава 2. Добытчик покидает «Гнездо»

Левар не мог объяснить, откуда в нём появилась эта уверенность. Сейчас ему нужно было только одно – покинуть Осиновое Гнездо. Он связал небольшой узелок из наволочки, закинул в него тёплую одежду и свой маленький ножик, которым учился вырезать по дереву. Предстояло ещё запастись верёвкой, поэтому он торопливо забросил мешок за плечо и выглянул в коридор. Он спешил – боялся, что неожиданная уверенность вот-вот его покинет.

Плотно закрыв за собой дверь, чтобы родные не сразу заметили его отсутствия, он пробрался по тёмному проходу до гостиной. Никого. Радуясь своей удаче, он повернулся к тюкам и, покопавшись немного, выудил из них моток верёвки.

Живот громко заурчал от голода. Левар вздрогнул и замер, прислушиваясь:

«Услышали? Или нет? Зря я не поел. Возьму-ка перекус».

Он бегом пересёк большую комнату, чуть не опрокинул стул, и залетел в кладовку. Тут он быстро ссыпал себе в мешок сушёных грибов и уже хотел выходить, но в гостиной послышался голос Валейки:

– …и трутневый тоже вредный, но ведь его никто не винит за это.

Левар бесшумно поругался и вжался в тёмный угол. Шаги приблизились. Дверь кладовки резко захлопнулась.

– Надо бы засов какой-то сделать. Как ветер осину закачает, так у нас вечно кладовка нараспашку, – ворчливо заметила сестра.

– Хорошая идея, моя дорогая! – пропела бабушка издали. – Деду расскажем, как вернётся, он враз приладит!

Шаги Валейки послышались в стороне окна, потом скрипнул стул и что-то зашелестело.

«Похоже, она разложила на столе свои заготовки для шитья, – догадался Левар. – Значит, незамеченным мне точно не выбраться».

Голова бешено соображала.

Он ещё секунду помедлил, потом сделал как можно более обыденное лицо и неторопливо вышел из кладовки, спрятав за спину мешок с грибами. Валейка, как он и предполагал, перебирала свои тряпочки на столе.

Она заметила движение и удивлённо уставилась на него:

– Ты чего там прятался?

– Плохо позавтракал… – он постарался придать своему тону будничный вид, хотя внутри всё тряслось, – …вот, взял перекус. Пойду к себе.

Сестра недоверчиво покосилась на узелок за его спиной.

– Ничего себе перекус, – проворчала она, пока Левар боком выбирался из гостиной.

Как только темнота коридора поглотила его, он опрометью помчался в свою комнату. Щеки вновь пылали. Но эта новая сложность только укрепила его желание поскорее выбраться в лес.

Он снова плотно закрыл за собой дверь и выглянул в окно: тучи ползли на верхушках деревьев, рискуя порвать свои набухшие от воды животы, а ветер как безумный метался по лесу. Старые деревья недовольно поскрипывали, грозя ему вслед скрюченными ветками.

Левара осенило:

«Не обязательно покидать дом через удобную входную дверь, ведь мне не нужно готовить птиц или разбирать инструменты на крыльце!»

Он перегнулся за подоконник, чтобы утвердиться в намерении: так и есть, хоть кора их осины на этой высоте достаточно гладкая, зато часто встречаются грубоватые выступы-лесенки.

Он нацепил мешок с вещами на спину и укутался в грязного цвета плащ, выуженный из-под кровати. Тут же со смущением вспомнил, как стащил его у деда и часами засиживался у окна с трубой, разыгрывая героические сценки.

«Ребячество! Теперь всё будет происходить на самом деле». – фыркнул он.

Ветер ободряюще свистнул.

«Пора!»

В том, что он сможет спуститься вниз по стволу, Левар не сомневался. Дуплики были просто созданы для лазания – их пальцы крепко цеплялись за любые шероховатости. Левар опустил глаза на свою остроносую обувь – наконец-то ему представился случай опробовать её в условиях леса. Он залез на подоконник и спустил ноги наружу. Плащ тут же затрепыхался на ветру. Нащупав кончиком ботинка бороздку на коре, он окинул комнату прощальным взглядом и начал спуск.

На этой высоте зеленоватый ствол был ещё гладким. Левар двигался медленно и осторожно, в тайне надеясь, что никто из семьи не захочет его поискать в ближайшее время. Плащ уже неистово бился за спиной. Пару раз Левар срывался и повисал на руках. Страх постепенно заслонил былую уверенность.

Спустя некоторое время кора стала более шершавой. Казалось, руки вот-вот перестанут слушаться, но Левар упрямо продолжил спуск и вскоре с облегчением отметил, что осина превратилась в изрытую ступенями стену. Он глянул вниз. Так и есть – земля близко. Его острые глаза уже различали прожилки на опавших листьях. Он пробежал взглядом по своим целям, сверяясь с намеченным маршрутом, и невольно заметил, что с этой высоты лес выглядит совсем иначе.

Живности на пути не встречалось, за исключением нескольких бесцельно скитающихся жуков и пары торопливо мелькнувших в ветвях птиц.

«Все нормальные существа попрятались. Один я болтаюсь на ветру», – думал он, собирая волю в кулак, чтобы не поддаться панике и не вернуться домой.

Ещё через некоторое время, дрожа всем телом, но так и не достигнув земли, он спрыгнул вниз, не в силах больше держаться руками. Сухие листья, на которые Левар приземлился, с треском проглотили его. Очутившись в приятной полутьме на мягкой подстилке, он устало прикрыл глаза. Хорошо. Руки и ноги непривычно покалывало. В нос ударил запах гнили. Левар сморщился, но не пошевелился, наслаждаясь минутным отдыхом.

В завывании ветра он различил далёкую перекличку птиц, лай собак и какое-то монотонное гудение, звуки, приносимые порывами ветра, словно заплутавшие вести.

Немного поколебавшись, он заставил себя выбраться из мягкого укрытия и мысленно наметил, куда предстоит идти. На земле он вдруг почувствовал себя особенно маленьким и уязвимым.

– Сейчас это мне на руку, – подбодрил он себя вслух. – Маленькая невидимка в большом лесу.

Он расправил плащ и отряхнулся. Накинул капюшон и зашагал, став почти неразличимой точкой на опавших листьях.

У земли ветер был слабее, двигалось легче. Несколько раз по пути к отмеченному бревну Левар проваливался в скрытые под листьями пустоты, терял ориентир, начиная идти по дуге, потом снова возвращался к своему маршруту. Наконец добравшись до бревна, он вскарабкался на него и огляделся.

Отсюда открывался отличный вид на холмик, под которым прятался гриб. Зорьки, разумеется, видно не было, и Левар оставил безнадёжные попытки высмотреть подмигивание её стеклянной линзы.

«Похоже, она зарылась слишком глубоко, придётся просить помощи, чтобы найти её» – с горечью признал он и огляделся: покатая спина брёвна обещала ему лёгкий путь до гриба. И он решил этим воспользоваться.

«Если я добуду им этот гриб, – думал он, – они ни в чём не смогут отказать мне. Тем более в поисках Зорьки».

Он пригнулся как можно ниже и бегом припустил по бревну, запинаясь острыми ботинками за мшистые подушки и кору. Пришлось замедлиться. К тому же до него наконец добрался ветер и начал толкать то в бок, то в спину.

Левару стоило немалых усилий преодолеть последний отрезок бревна, и он с облегчением нырнул вниз. Хрустящие листья смягчили падение. Никогда в жизни он не уставал, как сегодня. Руки и ноги уже не просто покалывало, а щипало, словно он упал в крапиву.

Отдышавшись, Левар сделал два честных вывода. Во-первых, он не учёл, что он не подготовлен к таким нагрузкам. А во-вторых, его обувь совершенно не подходит для бега с препятствиями: острые носы постоянно за что-то цепляются. И не удивительно, ведь это их прямое назначение – цепляться за любую неровность. Отличное преимущество на дереве – на земле обратилось в большую помеху.

Без особого сожаления Левар стянул с ног ботинки и сунул их в мешок за спиной. По его расчетам, гриб был уже близко, и обувь он вновь наденет, когда доберется до домашней осины.

«Буду перетаскивать гриб по кусочкам, прямо к корням, – размышлял он на ходу, – потом зайду через входную дверь и объявлю, что гриб доставлен к дереву, нужно только поднять».

Голые ступни скользили по гладким листьям, но узелок бодро подпрыгивал за спиной. Левар улыбался.

«Кажется, ветер стихает», – порадовался он, но стоило ему об этом подумать, как налетел новый порыв и опрокинул его на спину. Поругавшись, Левар почти ползком приблизился к пёстрому холмику. Вот она – цель.

«Первый гриб, да ещё какой!» – мечтательно улыбнулся он, – на нём одном можно пару недель жить!»

Левар представил удивлённое лицо Валейки с вытаращенными глазищами. Маму, утирающую слёзы гордости, и бабушку, крепко стискивающую его в объятьях и ворчащую на то, сколько ей предстоит возни с засушкой.

Всё ещё глупо ухмыляясь своим фантазиям, Левар стянул вниз пару листьев, расчищая гриб. И победная ухмылка вмиг стёрлась с его лица. Гриб исчез.

Он застыл в неудобной позе, пялясь на место, где еще недавно рос белый в крапинку гриб под рыжей шапочкой. Плащ снова затрепыхался, и Левара обдало новыми далёкими звуками – пением петухов и треском падающего дерева. Он очнулся и выпрямился. Ему вдруг очень захотелось, чтобы это дерево упало прямо на него и избавило от потрясения.

«Всё было зря… – подумал он уныло и тяжело вздохнул, – но я же сам видел его…»

Перед ним снова поплыли лица домашних – смеющаяся над его провалом сестра, бледная мама, испуганная его побегом, и сердитая бабушка. Чтобы отогнать навязчивые образы и спрятаться от ветра, он шагнул внутрь пустого холмика.

«Странно, – подивился он, – а листья-то всё ещё держатся, хотя гриба под ними уже нет».

Пораженный этим открытием, Левар различил вокруг себя конструкцию из прутьев, которая и держала их.

«Невероятно! – он схватился за ближайший столбик, торчащий из земли, и пошатал, чтобы убедиться в его существовании. – Тот, кто это соорудил – знал своё дело. Никогда не видел такого в книгах. Этот дуплик крайне находчив!»

Купол стоял крепко, надёжно скрывая былую драгоценность. Вспомнив про гриб, Левар шагнул в центр и нащупал в земле ямку.

«Так и есть! Аккуратно срезан. Строитель хоть и умён, но страшно скуп, раз не оставил от гриба совсем ничего съестного для каких-нибудь кабанов…» – покачал Левар головой.

У дупликов такое поведение осуждалось. С детства родители объясняли им с Валейкой, как важно делиться своими открытиями с лесом, оставлять другим его обитателям часть добычи в благодарность за то, что они тоже принимают участие в его жизни. Гармония, щедрость, благодарность – Левар так часто слышал от мамы эти слова, что они волей-неволей вертелись сейчас у него на уме, пока он разглядывал то, что от гриба осталось. Точнее то, чего от него не осталось, а ещё точнее – ничего.

Круглое пятнышко призрачно белело в полутьме под ногами. От мечты Левара стать для своей семьи настоящим добытчиком тоже ничего не осталось. Он поковырял землю ногой и смиренно поднял глаза на купол.

«А всё же, кто построил это? Зачем – можно догадаться, чтобы спрятать растущий гриб. Смекалки этому чудаку не занимать. Где же загадочный строитель сейчас?»

Левар выглянул из-под листьев. Если судить по светлому пятну за деревьями, солнце уже изрядно поднялось, значит, путь сюда занял чуть больше часа. «Есть ещё время вернуться незаметно» – подумал он.

Пока мысли вновь не ринулись оплакивать пропажу гриба, Левар заставил себя пристально изучить следы на земле. От его внимания не ушли две ровные бороздки, тянущиеся параллельно друг другу и исчезающие под листьями купола.

«Ну конечно!»

Он прыгнул к стене и, достав ножик, нетерпеливо вырезал в листьях дыру. Как он и ожидал, следы убегали в темноту образовавшегося прохода. Любопытство взяло верх, и Левар полез в дыру.

«В конце концов, – утешал он свой сопротивляющийся разум, – тот, кто это построил – дуплик с мозгами. Значит, хвататься за оружие при встрече со мной наверняка уж не станет. Одним глазком гляну. Если что, ноги в руки и бегом оттуда».

Его остроносые ботинки одобрительно брякнули в узелке за спиной. Он распрямился и бодро зашагал вперёд по просторному ходу.

Плотная земля под ногами углублялась наподобие рва. Свет просачивался сверху сквозь редкие щели в листьях, так что Левар неплохо различал в полутьме дорогу. Проход гнулся дугой, распрямлялся, нырял, превращаясь в короткие туннели, и вновь поднимался на поверхность.

Левар следил за хорошо отпечатавшимися полосками на полу и иногда замечал рядом с ними отчётливые ямки. Похоже, это следы того, кто соорудил над грибом купол. Хотя иногда отметин было так много, что Левар уже начал сомневаться, действовал ли строитель в одиночку.

«Одному это сделать не по силам, тем более прорыть этот длиннющий лаз в земле. Как это я раньше не подумал? Наверняка тут работала целая команда! И вообще, зачем дупликам рыть землю? – шаги Левара сами собой замедлились. – И откуда мне знать, что они не нападут на меня? Вдруг решат, что я вор?»

Дорога пошла вверх, и в конце концов, всё ещё мучительно соображавший, не повернуть ли назад, Левар упёрся головой в потолок. Здесь проход заканчивался плавным подъёмом. Левар сдвинул лист, осторожно высунулся из укрытия, ожидая увидеть поселение таинственных строителей. Но ничего необычного он не обнаружил.

Проход кончался у высокого пня. Хоть Левар и прошагал, как ему показалось, лет сто, местность почти не изменилась – те же торчащие из земли кусты, голая поросль, ветки и коряги.

Левар подтянулся на руках и вылез наверх. Свежий ветер приветливо хлопнул его по спине.

«Похоже, проход спрятали специально, – решил он, – или его попросту занесло падающими листьями».

Сбоку возвышался старый пень, густо заросший мхом с севера. Левар закутался в плащ и поспешил к нему, желая укрыться от ветра и оглядеться как следует. Вблизи пень выглядел совсем трухлявым. Его южную сторону тёмными гроздьями облепили трутневые грибы, высасывая из остатков былого могущества последние крупицы жизни.

Левар обогнул пень вдоль изрезанной впадинами стороны в поисках подходящей ложбинки и застыл с открытым ртом, боясь пошевелиться. Перед ним снова вырос холмик из листьев, но на этот раз он захватывал собой небольшую часть пня у самых корней.

Несмотря на негнущиеся от страха ноги, Левар всё же заставил себя проковылять вперёд.

«Если догадка верна, то внутри должен находиться мой пропавший гриб, – рассудил он. Или, может быть, другой гриб… но в любом случае там что-то спрятано».

Левар вплотную приблизился к покатой стене и заглянул в щель между листьями. Темно. Тогда он засунул в неё свой остренький нос и втянул воздух.

«Пахнет сыростью и определенно – грибом. – принюхался он. – Этот запах я ни с чем не спутаю. Это точно гриб. Гриб тут. Совсем близко».

Ведомый догадкой, он медленно протянул в тёмную щель руку, пытаясь нащупать невидимый гриб. Вот оно. Пальцы коснулись чего-то мягкого, плотного и… волосатого?!

Левар вскрикнул и отпрянул назад, но было поздно. Что-то крепко ухватило его запястье и дёрнуло внутрь. Темноту прорезал оглушительный рык.

– Ащеу… Ар-р-р! – гремело и завывало вокруг, – Ах-х-хты… Ащ-щ-щеу…

Запястье болело, зажатое в огромных тисках. Левар крепко зажмурился и сжался в комок, но что-то дёрнуло его снова, не прекращая бурлящего рыка, и потащило за руку по землистому полу.

От Левара не осталось ничего, кроме страха. Животного страха. Едкий запах гнилья тянул к нему из темноты свои щупальца, проникая в нос и горло. Левар не мог пошевелиться, не мог сопротивляться, не мог кричать. Он только открывал и закрывал рот, задыхаясь. То, что тащило его, громко пыхтело и топало.

Новый раскат бульканья и шипения выдернул землю из-под ног. Всё закружилось, и Левар бесформенной тряпкой глухо рухнул на пол. Над ухом сильно хлопнуло. Земля ещё немного потряслась, и наступила тишина.

Глава 3. В земле и в воздухе

Темно. Сыро. Левар сжался в комок на земле, боясь пошевелиться. Он не чувствовал ни ног, ни рук, ни себя. Только темноту вокруг. Мысли покинули его, или он просто отключился.

Неизвестно, сколько времени он пролежал в так. Без движения, бездумно. Когда же он попробовал сесть, боль в боку напомнила, что он ещё жив. Она взбодрила его, привела в чувство. Пересилив её, Левар сел и принялся растираться непослушными руками. Он вдруг осознал, где находится и что произошло.

«Как же холодно» – поёжился он и запахнул на себе плащ. Бессмысленно обвёл глазами темноту вокруг себя. Вспомнил про мешок с вещами на спине. Задубевшими пальцами стащил его и принялся копаться в нём на ощупь: тёплая безрукавка, ножик в чехле, верёвка и сухие грибы на дне.

Первым делом Левар утеплился, потому что от мерзлоты и сырости у него уже перестала соображать голова. Тепло начало распространяться по телу, но дрожь так и не унялась. Между делом, он заставил себя съесть кусок сушеного гриба и пристроил за пояс ножик, чтобы он был под рукой.

В темноте все обыденные дела проделывались в разы дольше, а гриб казался совсем безвкусным. Наконец, кое-как натянув башмаки, Левар снова водрузил через плечо спасительный узелок и отправился изучать размеры своей темницы, растопырив перед собой дрожащие руки.

Долго изучать не пришлось – помещение, в котором он находился, по размерам напомнило ему домашнюю кладовую. Тут была и дверь. Хорошенько её ощупав, Левар пришел к мысли, что она почти круглая и не имеет ручки.

Мысль о том, чтобы прокопать в земляной стене лаз наружу и убежать, он сразу отбросил: «Непонятно, на какой я глубине и в какую сторону копать, чтобы не наткнуться на корни».

Ковырнув пару раз стену пальцами, он посчитал, что, если с дверью ничего не выйдет, то времени покопаться в плотной земле голыми руками у него будет сполна. В конце концов, у него был нож, и это вселяло надежду. Его можно и для защиты использовать, если понадобится.

Левара передёрнуло при мысли о схватке с рычащим волосатым чудищем, которое его сюда заточило. Пальцы вернулись к ощупыванию двери.

«Деревянная. Похоже, спил, – ножик Левара уткнулся в неё с силой и углубился, – Древесина мягкая, податливая. Липа».

Левар много узнал о древесных породах от деда, когда учился у него резьбе. Никогда в жизни он не думал, что эти сомнительные знания, приобретённые им скорее от скуки, чем по необходимости, смогут ему пригодиться.

Левар ткнул лезвием ножа в щель и попытался найти им засов. Безуспешно.

«Значит, либо ножик короткий, либо дверь запирается другим способом, – хмыкнул он. – Но поковыряться стоит. Выбора нет.»

Он старался отогнать пугающую неизвестность и навязчивые вопросы вроде: «Сколько же у меня вообще есть времени? Что, если я не успею? Что будет, если я открою дверь? Как я найду выход в чужом жилище? И где я вообще?»

Ни на один вопрос у него не было ответа. Это пугало. Левар решил воспользоваться старым мудрым советом, услышанным им однажды в семье, и сосредоточиться на одной конкретной задаче, и только потом думать, как решить остальные.

Он принялся методично резать полотно двери с краю, стараясь расширить щель у стены, и незаметно вернулся мыслями в Осиновое Гнездо.

Вспомнилась фраза, которую выдумала для него мама.

«Как она там сказала… никогда не жалей о том, чего не было? Что бы это могло значить? Жалеть только о том, что уже случилось? Не жалеть о том, чего ещё не сделал? Это что, такой тщательно замаскированный призыв к действию?» – Левар горько усмехнулся – вот куда его привело это «действие».

В полной темноте у него вдруг сложилось стойкое впечатление, что он заперт в собственной голове наедине с мыслями. Он почти осязал их кожей, кончиками дрожащих ушей. Волосы на голове – и те шевелились.

Левар замер. До него вдруг дошло. То, что он принял за «движение мысли», на самом деле было движением воздуха.

«Сквозняк! Значит, я недощупал в помещении глухое окно или какой-то проём, а щель у двери мне всё-таки удалось немного расширить, и воздух стал поступать извне!»

Ободрённый этим открытием, он на всякий случай ещё раз изучил стены своей земляной темницы, но, не обнаружив ничего нового, вернулся к работе с дверью. Невидимые стружки падали под ноги.

Вдруг вдали послышались гулкие шаги. Сердце Левара беспомощно заколотилось в грудной клетке. Ноги ослабли. Он не шевелился, прислушиваясь. Наступила тишина. Никогда он так не радовался тишине, как сейчас.

Он продолжил торопливо резать. Руки мелко дрожали.

«Всё будет хорошо, – совершенно неискренне успокаивал он себя. Ничего хорошего в голову не приходило, паника нарастала. – Всё будет хорошо…»

Левар корил себя, что на какой-то момент, пока всё было тихо, он наивно решил, что единственная его проблема – заточение здесь.

«Как же я ошибался! От меня ничего не зависит, и в любую секунду дверь может распахнуться, а там Оно. Это лохматое чудище. Зверь. Дикарь. Рычащий и бросающий меня об пол, словно тряпицу!»

Страх уже не давал себя прогнать. Сердце зашлось в панике, а нож всё чаще соскальзывал, грозя владельцу новой неприятностью – порезом.

Левар попытался кардинально отвлечься от неприятных мыслей, заставляя себя думать о таком же неприятном предательском разговоре между мамой и бабушкой – «…он же ещё маленький…».

«Конечно, они так считают, ведь даже сейчас я дрожу при мысли об опасности. А что отец сделал бы на моём месте? Очевидно, он бы не полез своим любопытным носом в чужое укрытие. Вместо того чтобы самому идти в руки неизвестности, он бы наверняка занялся поисками зрительной трубы. Где она сейчас? А вдруг её подберёт какая-нибудь сорока раньше меня?»

Задумавшись, Левар слишком поздно услышал шаги. Он ничего не успел предпринять. Дверь вдруг распахнулась прямо на него. Отшатнувшись, он влип спиной в стену и оказался спрятанным в углу.

Что-то тяжело шагнуло на середину комнаты. Раздалось не то бульканье, не то рычание. Левар неожиданно для себя вдруг выскользнул из нечаянного укрытия и боком растворился в открытой настежь двери.

Он бежал в темноте, не оглядываясь, с размаху налетая руками на тесные стены. Ботинки неуклюже цепляли землю, но ноги всё несли и несли хозяина прочь от опасности. Тонкий нюх, указывал дорогу к свежему лесному воздуху.

Сердце тоже мчалось, не отставая. В голове бестолково гудело: «Нора. Это нора. Нора». Длинные ходы постоянно петляли. Наконец Левар толкнул тяжёлую дверь, и на его ослеплённое лицо брызнуло дождём. Выпав из проёма, он на четвереньках отполз в сторону, крепко моргая, чтобы привыкнуть к дневному свету.

Место было незнакомым, но ноги снова понеслись вперёд, не разбирая дороги – лишь бы подальше от злосчастной норы. Листья под ними скользили, а мокрый плащ неприятно прилип к телу и мешал движениям. Кое-как Левар добрался до первого дерева и притаился в ложбинке меж корнями. Здесь было сухо и безветренно. Тяжело дыша, он не сразу осмелился выглянуть и осмотреться:

«Похоже, из норы есть как минимум два выхода, и все в разных местах, – думал он. – Того высокого пня и вообще никакой знакомой коряги отсюда не видно.»

Где-то сверху с шумом вспорхнула птица, заставив Левара вновь броситься на землю и сжаться в комок. Вдали перекликались вороны, но их диалог тонул в общем шуме. Лес волновался.

Крупные капли дождя жадно цеплялись за листья, но всё же неумолимо срывались вниз. Левар лежал и слушал, как они разбиваются об извилистые корни над ним. Только сейчас он начал осознавать, что сбежал. Всё случилось слишком быстро, неожиданно.

Он заставил себя сесть и обдумать дальнейшие действия:

«Для начала, – рассуждал он, – нужно залезть на дерево и найти знакомые ориентиры, а потом уж двигаться с места. Ведь я достаточно быстро выбрался из норы, значит, злосчастный пень где-то неподалёку. А рядом с ним и ход, ведущий прямиком под мою осину, – при мыслях о семье и доме у него в животе что-то шевельнулось. – Что они делают сейчас? Наверняка ищут меня, рискуя жизнью, волнуются, места себе не находят. А может, они ещё даже не заметили моей пропажи? Я и раньше целыми днями засиживался у себя в комнате с книгами и Зорькой. Никто меня не беспокоил и не искал. Вот и сейчас, наверное, все заняты своими делами. Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как я ушёл?» – ломал он голову.

Промокнув насквозь, он добрался до первого сучка на дереве. В очередной раз отругав себя за потерю трубы, сделал из пальцев козырёк от дождя и внимательно огляделся: что-то похожее на обросший мхом пень виднелось за кустами. Не так близко, как он рассчитывал, но и не слишком далеко.

Он поднял глаза на тяжёлое небо – до темноты наверняка успеет добраться домой, если всё пройдёт без происшествий, в чём Левар уже начинал сомневаться, учитывая последние события.

Едва он успел подумать об этом, как внизу на земле что-то шевельнулось. Приглядевшись, Левар чуть не вскрикнул – прямо по его следам от низкого пенька торопливо семенила мышь! Её блестящая от воды спина ныряла под опавшие листья и вновь оказывалась на виду. Позади неё мелькнула ещё одна. У Левара всё внутри перекувырнулось – эта мышь была вдвое крупнее первой. Они быстро приближались к его дереву.

«Но ведь мыши не смогут залезть сюда…» – с сомнением подумал Левар. Он ошибся – стоило мышам приблизиться к стволу, как первая, что помельче, уверенно подняла морду с чёрными усами и не хуже дуплика стала карабкаться вверх.

Левар оцепенел. В голове панически носились обрывки мыслей. Очнулся, когда мышь преодолела уже половину пути. Вцепившись в сук, он отполз по нему от ствола – пришла спасительная идея.

Он трясущимися руками вытянул из мешка верёвку и привязал один её конец к сучку, а вторым концом обвязал себя за пояс. Затем вооружился ножом. Он надеялся сбить грызуна с тонкой ветки, пока тот будет карабкаться к нему. «А верёвка не даст мне самому упасть в схватке.» – думал он.

Большая мышь наблюдала за ними с земли. Но сейчас это ничуть не удивило Левара. Его вообще уже ничего не могло удивить после лазающей по деревьям мыши. Тем временем грызун уже добрался до основания сучка.

Противно шевеля розовым носом среди иголок усов, мышь принюхалась и показала длинные зубы. Левар крепче сжал ножик, глядя в её краснеющую пасть – сейчас случится первая в его жизни схватка, и она будет не просто детской шалостью, а настоящим смертельным боем.

Мышь, не обращая на него внимания, опустила морду вниз. Похоже, она высматривала свою большую спутницу. Неожиданно Левар услышал свой голос со стороны:

– Что, слабо с тощим дупликом справится, а? Подмогу кличешь? Или одобрения ждёшь?

Видя, что мышь колеблется и не собирается на него бросаться, он сложил ладони трубой и крикнул вниз, стараясь перекричать шум дождя:

– Эй, толстуха! Айда к нам! Что, не можешь брюхо от земли оторвать? – совсем разошёлся он, нервно хихикая.

И вдруг толстуха ответила ему густым басом:

– Экий охальник выискался! Мы тут энто за ним, вишь, а он! Ащеул ухастый, лезь-ка сюды!

Левар так и замер с открытым ртом, забыв обо всём и таращась вниз. А ведь он уверил себя, что его уже ничем не удивишь. Внизу произошло короткое движение, и крупная мышь расщепилась на две. Левар проморгался и отметил, что рядом с похудевшей мышью, задрав голову, стоял какой-то чудак в мехе. О том, что у него наверняка было лицо, говорили две белеющие щеки. Остальное было скрыто в густой шерсти.

Немного подождав, незнакомец снова пробасил:

– Лезь сюды, говорю! Дождина силу набирает, не охота мне с тобою тута мокнуть! Попужал и хватит с тебя! Лазай вниз, расскажешь, чьих будешь!

Пока Левар пытался сообразить, что ему делать, лазающая по деревьям мышь вдруг шагнула в его сторону. Он испуганно отпрянул и соскользнул с мокрой ветки. В ушах засвистело. Лес закрутился. «Всё!» – только и успел подумать он. Пояс больно сдавило. Он вскрикнул. Сжался. Голова кружилась. Качало из стороны в сторону.

Он запоздало вспомнил, что привязан к верёвке: это ветер раскачивал его, играясь. Боль усилилась. Левар оценил обстановку – он завис почти на самой середине между веткой и землёй. Попробовал подтянуться на руках по верёвке – боль стала невыносимой. И тут до него дошло, что ножик пропал. Наверное, выпал из руки, пока он барахтался в воздухе. Теперь ему нечем было защищаться. Он беспомощно обмяк и зажмурился.

«Как же кружится голова».

Снизу, уже намного чётче, отрывисто пролаял незнакомец:

– Душка! Верёвку! Живо!

Левар почувствовал колебания и открыл глаза. Мышь, которая осталась на ветке, схватила лапами верёвку и вонзила в неё длинные резцы.

– Нееет! – воскликнул Левар, усиленно таращась на её челюсти, как будто это могло их разжать. Мгновение. Треск. Верёвка лопнула, но мышь крепко держала её в лапах. Затем ловко перехватила её зубами и медленно попятилась к стволу, опустив морду от тяжести своей ноши.

Левар не мог оторваться: мышь действовала умно и двигалась предельно аккуратно. Он замер, чтобы не раскачиваться ещё сильнее и не повредить её задумке.

Наконец они приблизились к стволу, и Левар смог зацепиться руками. Морщась от боли, он долго спускался вниз. Мышь, а точнее – Душка, запросто обогнала его и теперь дожидалась внизу вместе со всеми.

Куртка и плащ сильно потяжелели от воды, в боках кололо. Левару уже было всё равно, что с ним будет внизу. «Лишь бы спуститься» – бессильно думал он.

Когда же он наконец достиг земли, то с облегчением повалился на спину. Дышалось тяжело и больно. Серые тучи заслонил волосатый силуэт незнакомца. Мех на нём промок и ощетинился иголками. Огромные ручищи подхватили Левара и перенесли на покатую спину Душки. Мышь послушно ждала. Левар прильнул к ней, а незнакомец тем временем крепко привязал его, чтобы он не свалился по пути.

До норы они добрались без приключений. Не слезая с мышей, они ещё какое-то время трусили по длинным проходам в полной темноте. Потом остановились. Страх уже не возвращался. Левар так устал, что ему было всё равно, что происходит. В боках нестерпимо жгло. Ему хотелось только одного – оказаться в собственной постели.

Глава 4. Хозяин норы

Перед закрытыми глазами растеклось красное свечение. Левар слабо улыбнулся сквозь дрёму. Боль утихла. Он почувствовал, что лежит в мягкой постели.

«Наконец-то этот кошмар закончился», – думал он, сонно зевая и разлепляя непослушные веки. Яркий свет ослепил. В носу защекотало. Он чихнул и скривился от резкой боли в боках.

– Ай!

Сердце тут же забило тревогу, и сон как рукой сняло – Левар вспомнил, что случилось. Он рывком сел на постели: в комнате было светло как днём, но окна Левар не нашел, зато приметил неровные земляные стены, сводчатый потолок и высокую ширму поодаль.

«Это нора… – догадался он, – я в норе».

Глаза спотыкались о беспорядочно наваленные вещицы неизвестного происхождения. На стенах тянулись рваные полотна, верёвки, начищенные до блеска жестянки. Тут и там грубо нависали полки, а на них собирали пыль всяческие диковины.

Левар осмотрел себя и поморщился – живот и бока превратились в огромный лиловый синяк с ссадинами. Кажется, раны были обработаны. Его рубаха, безрукавка и плащ висели у изголовья кровати.

Он оделся и, тихонько кряхтя, встал с постели. Сделав пару шагов, заметил высокую фигуру у дальней стены и напряжённо замер, подбирая слова. Девица тоже замерла. Взгляд её доброжелательно изучал гостя. Левара удивило, что, хоть она и напоминала ему дуплика, но уши её были незаметны в пушистых волосах и нос совсем короткий.

Строгая юбка в пол даже не колыхнулась, когда Левар наконец шагнул вперёд:

– Здравствуйте!

Молчание. Загадочная улыбка всё ещё играла на её губах.

– Я… мне бы… – Левар пошёл к ней, неловко спотыкаясь о разбросанные по полу штуковины.

Улыбчивая девица наблюдала, как он обходит препятствия. Наконец, когда Левару осталось до неё каких-нибудь пять шагов, он окончательно сбился с толку – она не дышала. Ещё шаг.

«Она определённо не дышит».

Шаг.

«Что это?» – он вытянул руку и шагнул в последний раз. Пальцы коснулись плоскости.

«Это рисунок! – Левар застыл с открытым ртом. – Удивительно, как мастерски он выполнен!»

Раздались приближающиеся шаги.

– Да, вещь! – Бухнул где-то сбоку знакомый голос.

Свет моргнул, и из-за высокой кривой перегородки, за которую Левар ещё не успел заглянуть, появился волосатый незнакомец, который спас его. Правда, шерсть уже не покрывала его целиком, как зверя. От неё осталась лишь густая серая грива вокруг лица и такого же оттенка бородища, напрочь скрывающая всё, кроме широкого носа и щёк.

Нависнув над Леваром, бородач неодобрительно зыркнул на него и нахмурил торчащие во все стороны брови:

– А ты зря встал. Бока-то, небось, видал? Ну-у… толку мало, что ногами дрыгаешь, вред один, – ручища властно развернула его к кровати. – Чтоб мирно лежал у меня, покамест чаю снесу. Ну! Живо. Там и объяснишься, ащеул мелкий…

Он ещё что-то бросил, уходя, и Левар вздрогнул. Этот грубый рык напомнил ему о недавнем заточении. Он нервно вздохнул и побрёл к кровати, оглядываясь на необычайно живой рисунок – девица улыбалась ему.

То, что бородач на самом деле не так уж страшен, Левар догадался, когда беспомощно болтался на верёвке. А сейчас догадки подтвердились – если бы чудак хотел его смерти, то уж точно не стал бы залечивать раны, укладывать в мягкую постель и поить чаем.

Только он успел скинуть ботинки и поднять ноги с пола, как за стеной что-то бухнуло, звякнуло, и после серии тяжёлых глухих шагов в комнате снова появился хозяин норы. Свет дрогнул, будто под натиском его огромной фигуры.

Борода хозяина бережно укрывала толстую доску, которую он использовал вместо подноса. В серой глубине волос блестели какие-то жестянки размером с голову Левара. Когда же хозяин норы грузно приблизился, то стало понятно, что на доске он несёт два стакана с чаем. Левар слегка поморщился – конец бороды уже изрядно вымок, то и дело окунаясь в воду.

Быстро переборов в себе отвращение, он с благодарностью принял из большой руки стакан, точнее – ведёрко чая и водрузил его себе на согнутые колени. Поднять жестянку во второй раз не было сил. К тому же она была горячей. Последнее обстоятельство сильно удивило Левара. Он сделал осторожный глоток.

Крепкий травяной чай оставил во рту горечь, но жидкость тут же разлилась по телу согревающим теплом. Левар не сдержал блаженной улыбки.

В Осиновом Гнезде тоже пили чай, но всегда прохладным. Бабушка настаивала травы в воде, а потом они добавляли в неё ягоды или мёд по желанию. За столом собиралась вся семья, и чаепитие сопровождалось долгими неторопливыми беседами. Особенно хорошо было летом. Тёплыми вечерами они засиживались, бывало, до последнего луча. Потом в гостиной становилось совсем уж темно, и все, благодушно зевая, разбредались по спальням.

Левар очнулся от воспоминаний, когда у кровати тяжело сел хозяин. Что-то под ним натяжно скрипнуло, но не сломалось. Виднеющаяся над бородой часть его лица на время исчезла в кружке. Потом он смачно фыркнул, широким движением вытерся о рукав и с интересом уставился на Левара.

– Ну?

Левар растерялся. Он только успел открыть рот, когда хозяин снова пробасил:

– Хорош чай?

На какой-то миг Левару почудилось, что в бороде играет самодовольная ухмылка. Он поспешил ответить, не желая казаться невежливым:

– Хороший. Я никогда не пробовал такого… горячего. Как вам это удалось? Вы владеете огнём?

Услышав такое предположение, хозяин оценивающе сощурился.

– Нет, – наконец изрёк он, мотнув гривой. – А ты, малёк, случаем, не в дупле живешь? Видал я тут одно недалече.

Левар кивнул, а хозяин продолжил рассуждать, поглаживая бороду:

– Шибко умно говоришь. Да и уши вона какие. Нос токма свой длинный ты назря сунул в мои сенцы.

Левар покраснел, но ответил с достоинством:

– Прошу прощения. Я не знал, что это Ваши… – он запнулся на незнакомом слове.

Хозяин благодушно ему подсказал:

– Сенцы. Сени то бишь.

– Сени… – глупо повторил Левар, соображая, что говорить дальше. Он всеми силами заставил себя смотреть прямо в глаза бородачу.

То ли от горячего чая, то ли от волнения уши его снова горели. В комнате повисла неловкая тишина. Хозяин норы, судя по всему, тоже обдумывал, что делать с гостем. Он без труда выдержал долгий взгляд и мирно качнул головой.

– Лады, вижу дуплик-то ты беззлобный. Видать, занесло тебя ко мне случаем. Давай знакомиться сызнова, – он протянул ему огромную тёмную ладонь, и белая рука Левара исчезла в ней почти по локоть. Рукопожатие его было таким же крепким, как и его чай.

– Звать меня Вышата. Я, вишь, живу тут один, никому не мешаю. Хотя нет, вру, не один. Мыши мои со мной да эта тростина, – кивнул он в сторону неподвижной женщины. – Смотрю, интерес у тебя к ней объявился. Ты не пужайся. Энто навроде красками писано, токмо не пойму, как. Шибко хорошо. Точно жива. В лесу нашёл, – он широко развёл руки. – Вот такой кусище. Навроде бересты. Там писано что-то было, и эта девка худющая. Я её и вырезал. Сюды приволок. Жалко мне её в лесу оставить было. Так, то бишь, о чём мы? Ну-у, энто… я, значится, Вышата, а тебя как звать, чьих ты будешь?

Левар давно ждал этого вопроса. Он представился и в двух словах рассказал про семью и про своё злосчастное приключение. Вышата хмуро выслушал эпизод с пропавшим грибом и отметил:

– Зорко ты его высмотрел. Я энтот гриб уж четвёртую ночь растил. Ну-у, видать, ветер супротив меня пакостить удумал.

– А как это Вы его «растили»? – забыв про смущение, полюбопытствовал Левар.

– Придумка моя такова, – самодовольно прогудел Вышата в бороду. – Я, вишь, моих мышей на грибницы начуял. Они ведут меня к ним, гляжу – маленько подрасти ему надоть, так я вкруг его, энто, сенцы строю, покамест не подрастёт. До грибов, вишь, тьма охотников. То зверь, то леший какой.

– Простите, кто? – удивился Левар новому слову.

– Леший, – коротко отмахнулся хозяин и продолжил: – И ты, вишь, лихачить удумал… – неодобрительно покачал он головой. – Энтот гриб у меня на особливом счёте был, крайний.

Левар уже хотел спросить, но Вышата, видя его удивление, пояснил сам.

– Крайний, говорю, то бишь последний. Энто если по-твоему. По-умному. Я тебе не дуплик, как вишь, – громко отхлебнув чая, он промокнул невидимый рот рукавом. – Ну-у, энтот самый гриб ужо срезал я. Сушится вовсю. В пути сгодится. Мышам, вишь, тоже корм нужон. Не токма мне. Энту, – вдруг махнул он на портрет стройной девицы, – тута оставлю. Не до неё будет, пущай за норой покамест присмотрит.

Левар только сейчас начал понимать смысл сказанного, но всё же решил уточнить:

– Вы покидаете нору? А куда Вы направляетесь?

Вышата пропустил первый вопрос и, опустошив одним глотком стакан, пробасил таинственно:

– А вот энто ужо не твоих длинных ушей дело. Ты не пужайся, я тебя домой сперва сведу, по пути то бишь, – он широко зевнул, показав желтоватые редкие зубы. Затем потянулся, встал и громко запнул ногой в угол то, на чём сидел.

Мелкий хлам на полу разлетелся, поблёскивая на свету. Левар снова огляделся в поисках окна. Но его точно не было. Видя озадаченное лицо гостя, Вышата довольно хохотнул:

– Дивишься, откудать свет чтоль? – И, не дожидаясь ответа, продолжил, уперев руки в бока и осматриваясь: – Чудна, видать, задумка. Но хорошего понемногу, – закончил он тоном, пресекающим любые возражения. – Пора спать. Пойду погашу. Давай сюды чарку. Ну-у, чего не допил-то? Видно, и вправду многовато тебе, малёк, – он собрал стаканы на поднос и прогудел, выходя из комнаты: – Горшок, значится, под скамьёй. Я разбужу тебя на рассвете.

– Постойте! – Воскликнул Левар, выбираясь из кровати. – Я не хочу спать… Я…

– Хочешь. Спи давай, ночь ужо, – махнул Вышата рукой и вышел.

Левар так и замер с одной ногой на полу. Уши его мелко дрожали, прислушиваясь, как удаляются гулкие шаги хозяина. Стало тихо. Щелчок. Свет вдруг погас. В темноте ещё какое-то время было слышно шуршание, потом снова наступила тишина.

Левар быстро подтянул ногу обратно и спрятался под одеяло. Кромешная темнота снова разогнала его сердце, вернула в темницу. Он сжался в тугой комочек, испуганно дрожа, но дружелюбное тёплое одеяло быстро успокоило его. Расслабило, разжало и убаюкало в своём мягком объятии.

Страшный зверь, рычащий и пугающий, превратился в лохматого Вышату. Хозяин норы дружелюбно бурчал, разливая чай в огромные вёдра. Он подавал их мышам, сидящим за круглым столом. Потом сам превратился в неказистую мышь и удобно уселся с ними, разглаживая бороду ручищами.

Левар машинально посмотрел на свои руки и совсем не удивился, что вместо них у него когтистые лапы. Он зацепился ими за верёвку и полез вверх, где под самым потолком светился огненный шар солнца. Оно слепило, но Левар поднимался к нему всё ближе и ближе. Вдруг солнце сорвалось вниз, открыло розовую пасть с длинными резцами и полетело прямо на него. Левар вскрикнул, метнувшись в сторону, и чуть не упал с кровати.

В комнате снова было светло. Щурясь спросонья, он боязливо оглядел земляной свод в поисках зубастого шара.

«Сколько же я проспал? – гадал он. – Неужели уже рассвет?»

Раздались быстрые шаги, и в комнату ворвался взъерошенный зверь. Левар вжался в стену, прячась за одеяло. Зверь захохотал, снимая пушистую шапку с широкой головы:

– Не трусь, малёк. Я, вишь, оделся ужо. В путь пора.

Левар выдохнул. Вышата топал по комнате, облачённый в бесформенный кафтан из грязного меха. Он то заглядывал на полки, то грубо ковырял сапожищами вещи, сваленные кучами на полу.

– Тут был навроде… – бубнил он себе в бороду, не глядя на вылезшего из кровати Левара, – твой энтот… мешок. А, вот куды упрятался! – он достал из угла маленький узелок Левара и кинул его на кровать. – Ну-у, тепереча айда, домой тебя проводим. Может, и энту трубу твою сыщем. Мыши готовы… откушаешь в пути… а ты, энто, в чём обут-то был?

Левар посмотрел на свои босые, чёрные от грязи ноги и стыдливо полез под кровать. Поковырявшись, он нашел там свои остроносые ботинки.

– Ну-у-у… – неодобрительно протянул Вышата, глядя, как он обувается, – энто разве ж обувка! Вмиг ноги закоченеют. Ужо не лето поди. Плохо тебя матка одевает. Штаны вона короткие какие, благо, телогрейка имеется. Ну-у, а энто что?

Левар протягивал ему горсть сухих грибов, выуженных со дна мешка.

– Это Вам в благодарность за доброту, больше у меня ничего…

Вышата грубо перебил его:

– Ишь чего удумал! – отмахнулся он. – Умник. Шибко нужон мне твой жалкий скарб, голыдьба. Давай живо на выход! Мыши ждут. Ещё Солнечник забрать. Заодно и поглядишь, что за чудо.

Левар послушно сунул грибы обратно и засеменил за хозяином из комнаты. Что-то сверкнуло сбоку, и он отметил, что свет как будто исходит из начищенного до блеска круга на стенке.

«Похоже на жестянку», – подумал он. Оглянувшись, он приметил на другой стене под потолком такой же чистый кусок железа, только поменьше. Про железо он знал только одно – оно необычайно редко встречается в лесу. Найти его можно ближе к окраинам.

У них в Осиновом Гнезде тоже было несколько жестяных кусков, передаваемых по наследству. Один из них, самый начищенный и большой, использовался для отражения. В нём можно было увидеть себя со стороны. Валейка целый день могла вертеться перед ним, прилаживая на себе новую юбку. А отец и дед, напротив, редко смотрелись в него – только перед выходом в дальний полёт, чтобы убедиться, что одежда в порядке и ремни за спиной перетянуты правильно.

Левар тоже старался оставаться к отражателю равнодушным, но всё-таки дважды тайком пробирался к нему. И оба раза с разочарованием видел бледного, торчащего по пояс в стене сутулого дуплика с круглыми бесцветными глазами.

Очнувшись от мыслей, Левар встретился на миг с улыбающимся лицом девицы и вышел из комнаты вслед за тёмным силуэтом Вышаты. Когда хозяин шагнул в сторону, в глаза больно ударил луч света. Левар вскрикнул и отпрянул назад, закрыв лицо руками.

– А-а-а… – протянул где-то над ухом густой бас, волоча его за плечо обратно. – Запамятовал я, вишь. Тута Солнечник у меня покоится. Яркий он, да я ужо привычный. Моргну токмо, как войду, да и делов. Испужался поди?

В глазах Левара отпечатался чёткий круг, кроваво пульсируя перед закрытыми веками. Он поморгал, но круг не исчез и теперь бегал в полутьме на стенах. Сквозь него Левар увидел какую-то странную вытянутую штуку, сильно напомнившую ему его Зорьку по форме, но в разы больше размерами.

Она лежала, привязанная к скамье. Круглые бока переливались металлическим сиянием, а из одного конца в открытую дверь бил настоящий луч солнца. Левар вытаращился на чудо слезящимися глазами. Он проследил за лучом и вдруг понял, откуда светило таинственное солнце, которое он всё время искал в несуществующих окнах.

Вышата шумно возился в углу комнаты, когда Левар озвучил свою догадку:

– Значит, луч рождается в этой чудо трубе, потом летит в комнату, там отражается от железного круга в углу, а потом…?

– А ты головаст, малёк. Так и есть, – закряхтел Вышата, выпрямляясь, – Бьётся об одну кругляшку, потом об другую и сеится посерёдке, – он назидательно шевельнул бровями и с видимым удовольствием продолжил пояснение. – Свет, вишь, как стрела летит, я и удумал, куда его выстрелить. А то здеся мне тоже свет нужон был. Заготавливаю тута пищу. Не такой токмо яркий сейчас, вишь, а ежели ярчее нужно, я вона как делаю… – он достал с полки ещё один маленький начищенный железный кусочек и подставил под луч.

Свет тут же отразился пятном на стену, и в комнате стало намного светлее. Левар восторженно ахнул, наблюдая за дрожащим белым пятнышком, а Вышата довольно распушил бороду свободной рукой. Чёрные глаза его ухмылялись.

– Ну-у… – загудел он, пряча кусочек железа себе за пазуху, – тепереча давай Солнечник на мышь грузить.

Левар вытаращил глаза – такой огромный кусок железа им вдвоём не поднять. Вышата тем временем перевязывал верёвки на трубе, чтобы за них можно было ухватиться.

– Загасим попозжей. А то боязно его в темноте уронить. Ты подмогай токма, ежели что, а я уж сам потащу!

Левар удивлённо застыл, не сводя глаз с Вышаты. Старик поднял трубу со скамьи и принялся укреплять её себе под мышку с помощью петель.

«Сколько же силищи в нём!» – думал Левар, забыв про всё на свете. Вышата закончил приготовления.

– Эй! Прихвати мешок под скамьёй! – рявкнул он уже спиной, и пнул ногой дверь в углу. Та с треском распахнулась, выпуская хозяина и его драгоценную ношу.

Луч скользнул за Вышатой по полу и скрылся в проходе. В комнате стало резко темнеть. Левар только и успел вытащить мешок из-под скамьи, когда вокруг уже сгустилась пугающая непроглядная тьма.

Он схватил ношу в охапку и нырнул в проход. Впереди за поворотом маячил свет. В нос ударил запах мокрой земли, гнилых листьев, а за ними слабо повеяло чистым воздухом. Левар жадно втянул его, догоняя Вышату.

Луч Солнечника опасно заблестел у самых глаз. Старик, пыхтя и рыча что-то себе под нос, пробирался вперёд по земляным закоулкам. Проход часто петлял, распадался на многочисленные повороты и наконец плавно поднялся из земли.

Тишину прорезала громкая перекличка птиц. Утро в лесу было по обыкновению рабочее, голодное, суетливое.

Они вышли у основания того самого мшистого пня, под которым Вышата кинул Левара в темницу. Передёрнувшись от свежих воспоминаний, Левар тихо вздохнул.

Он старался не думать, что скажут ему дома родные.

Впереди из-за широкой спины Вышаты появились три мыши. Они радостно обнюхали хозяина, попутно тыча мордами в Солнечник. Вышата сердито прикрикнул на них, отводя своё сокровище за спину. Когда мыши успокоились и отошли, он нащупал на Солнечнике блестящий бугорок.

Луч погас.

Глава 5. Пустота внутри

Вышата крепко привязал Солнечник к большой ржавого цвета мыши и сказал Левару через плечо:

– Энта самая сила из них. Матка энто ихняя. Кличу её Люта, – ветер лениво трепал его по меховой шапке. – Ну-у, навроде сама что ни на есть лютая. Ух, какова зверюга бывает! Перегрызёт вот таков корень, ежели надоть! – он широко развел руки, явно преувеличивая.

Левар покосился на безучастную морду Люты и поискал глазами знакомую Душку. Она вдруг сама подошла к нему и ткнулась в бок носом. Левар зашипел от боли, потирая место недавнего ушиба. Душка испуганно застыла, Левар тоже.

Он еще не привык к обществу мышей, да и не собирался привыкать. Одной ногой он уже стоял в Осиновом Гнезде. Дорога отсюда была ему знакома, и у него уже не раз мелькнула соблазнительная мысль добраться до домашней осины в одиночку. Но ком недавних событий всё ещё торчал поперёк горла, мешая произнести гордое и эффектное «я сам» вслух.

Поэтому он мирно потянул трясущуюся ладонь к мокрому носу Душки в знак извинения за своё резкое поведение. Мышь доброжелательно заблестела чёрными бусинами и снова потянулась к нему.

Увидев, что Левар и Душка поладили, Вышата шагнул к ним и подбодрил:

– Да, вот так, не пужайсь. Зверь ласку любит. Вот тут почухай меж ушей, Душка энто завсегда ждёт. Вот и ладно. На энтой поедешь, – громыхнул он, наблюдая, как Левар уже смелее запустил пальцы в густую шерсть.

Душка довольно щурилась. К Левару подошла и другая мышь. Тоже с интересом обнюхала, щекоча чёрными усами. Левару стоило больших усилий выдержать это испытание и не отпрыгнуть. Вышата тем временем гудел у него над ухом:

– Энтот шибко головаст, потому Даром кличу. По грибы у него нюх заточен, ягоду тоже завсегда находит, голова! По второму разу никогда не нужно вторить – всё разумеет с ходу! – нахваливал он мыша, нещадно теребя его при этом за холку.

Левар с ужасом ждал, когда у Дара кончится терпение, но мыш лишь заворожённо тыкал розовым носом в мешок на его спине и громко втягивал воздух.

Левар испуганно заёрзал на месте: «чего он хочет от меня?»

Мыш не отступал и, пока Вышата бубнил о его невероятных способностях, Левара наконец осенило, что заинтересовало грызуна. Он осторожно запустил руку в мешок и протянул Дару кусочек сушеного гриба. Потом угостил Душку и подошедшую к раздаче Люту.

Мыши довольно захрустели, держа угощение передними лапами. Вышата, сдвинул растрёпанные брови и забухтел на Люту, которая, как и все, уселась столбиком, забыв про Солнечник на спине.

Левар и сам был бы рад покушать, но внутри всё неприятно ворочалось от волнения перед встречей с семьёй. Не хотелось зря переводить грибы. Чтобы отвлечься, он стал наблюдать за мышиным семейством.

Мыши держали лакомство в длинных пальцах, так похожих на его собственные, ели, как и он, аккуратно откусывая и жуя. Он совсем не так представлял их раньше. В его семье мышей считали вечно голодными опасными хищниками с мерзкими зубами, кривыми когтями и непременно грязной шерстью, потому что они живут в норах.

У дупликов передвижение по земле вообще считалось неприличным и недостойным занятием. Чтобы быстро перемещаться по лесу, взрослые дуплики использовали птиц. Их приручали постепенно, маленькими шажками завоёвывая дружбу пернатых – подкармливая и заботясь об их птенцах, помогая чинить гнёзда, защищая от хищников. Дуплики сильно привязывались к птицам, а те, в свою очередь, – к своим опекунам.

У семьи Осиногнёздов, к которым относился Левар, была пара грачей. Они сейчас служили на Посадках с отцом и дедом. Левар задумчиво поднял глаза: вокруг то и дело слышалась перекличка птиц. «Несмотря на наступающие холода, они умудряются сохранять в голосах бодрость и звонкость», – с завистью думал он, когда в руку ткнулся мокрый нос Душки.

– Пора, – буркнул рядом Вышата.

Старик объяснил, как правильно усаживаться на мышиную спину и за что держаться. Душка смирно ждала, пока Левар пытался освоить услышанное на практике. Наконец, кое-как усевшись и крепко ухватившись за ремешок над передними лапами, он удовлетворенно выдохнул. Тронулись один за другим.

Первым ехал Вышата, возвышаясь безобразным шерстяным бугром на тёмной спине Дара. За ними семенила Люта, грациозно перекатывая боками. Солнечник, старательно завернутый в тряпицу, качался на её спине среди парочки туго набитых вьюков.

Замыкал необычное шествие Левар верхом на Душке. Сперва он боялся, что не сумеет ей управлять, но оказалось, этого и не требуется. Мышь сама прекрасно знала, что и когда делать.

«Похоже, этим ручным мышам такой поход не впервой», – предположил Левар, но уточнить это у качающейся впереди спины Вышаты он так и не решился.

Первой их остановкой стало место падения Зорьки. Левар внимательно изучил приметы, которые он крепко-накрепко запомнил прошлым утром, и указал, где её искать. Вышата слез с Дара, что-то буркнул, махнув рукой в нужном направлении, и тот, торопливо обнюхав Левара, бросился на поиски.

Левар стоял рядом с Вышатой, и сердце его вновь колотилось – над ними приветливо раскинула объятия домашняя осина. Он снова и снова представлял встречу с семьёй. Мама непременно плакала, стискивая блудного сына. Взволнованная бабушка то ругалась, то бросалась обнимать его вместе с мамой. Валейка стояла в стороне, снисходительно улыбаясь или осуждающе качая головой.

Его окно, почти неприметное с земли, чернело высокой точкой на стволе.

«Интересно, когда родные заметили моё отсутствие? – Левар тряхнул головой, отгоняя следующую назойливую мысль: – Вдруг они даже не поняли, что меня нет?»

Он хмурился, рассеянно глядя на мышь, ныряющую под листья в поисках его трубы. Захотелось бросить всё и рвануть наверх.

«Быстрей, быстрей, быстрей!» – мысленно торопил он грызуна, чувствуя, что навязчивая идея, крутанув вокруг осины, снова пикирует на него.

«А вдруг и вправду не заметили?»

Он всегда тихо сидел у себя в комнате, не интересуясь домашними делами. Последний раз мама видела его в расстроенном состоянии.

«Вдруг они думают, что мне нужен покой, чтобы пережить отлёт отца и даже не стучались? Быстрей, быстрей! Ну, находись же!» – Левар уже не мог сопротивляться гудящему желанию попасть домой. Но теперь не от тоски по семье, безопасности и уюту, а только лишь для того, чтобы доказать себе, что его семья заметила пропажу.

«Непременно заметила. Иначе и быть не может. Не может быть. Не может».

– Смогёт, не пужайсь. Токмо время надоть, – Левар округлил глаза на басящего рядом Вышату, но быстро взял себя в руки.

«Кажется, последние слова я произнёс вслух, – подумал он. – Не может же старик читать мои мысли.»

Дар снова появился из-под листьев, и в этот раз у него в зубах что-то блеснуло.

– Она! Она! – радостно воскликнул Левар, узнавая в находке свою трубу. Он побежал навстречу мыши, потом замялся, покопался на дне своего узелка и отблагодарил Дара угощением, так и не решившись погладить его по острой морде. Зорька была в полном порядке, не считая выпачканной в земле стекляшки. Теперь, когда она так привычно лежала у него в руках, холодя ладони гладкими боками, Левар устыдился своего желания бросить поиски и побыстрей добраться домой.

Он виновато прижал трубу к груди, стараясь согреть её. Такой холодной она никогда ещё не была. «Ничего, теперь мы с тобой не расстанемся», – ворковал он мысленно.

Вернувшись к остальным, Левар перекинул ремешок с Зорькой через плечо и впервые за долгое время улыбнулся. Вышата довольно чесал бороду, глядя на его сияющее лицо.

– Ну-у, видал, чего могёт мой Дарчик?

– Ещё как! Я Вам очень благодарен! Я и не думал, что он сумеет найти её так быстро. Потрясающе! – искренне воскликнул Левар и поднял глаза на Осиновое Гнездо.

– А ну-у, дай-ка гляну, чего энто за вещь, – деловито пробасил Вышата, протягивая широкую тёмную от грязи ладонь. Левар немного помедлил, оценивая степень загрязнения руки, но всё же снял трубу с плеча и подал бородачу. Вышата долго молча вертел Зорьку в руках, посмотрел через линзу пару раз, потом вернул владельцу и загудел, покачивая лохматой головой: