Родные бесплатное чтение

ГЛАВА 1. ЕДИНЕНИЕ

Для большинства жителей нашей страны встреча Нового года является самым любимым и, что примечательно, самым семейным праздником. Когда дома за общим столом собираются родные или близкие друг другу люди, весело провожают год уходящий и встречают новый. Я в этом отношении никогда не являлся исключением.

С того момента, как помню себя, каждый год 31 декабря я с родителями приходил встречать Новый год к бабушке и деду, родителям моего отца.

С маминой стороны, мои вторые дед и бабушка жили в другом городе, и виделись мы в основном летом, когда приезжали к ним погостить в мамин отпуск.

Кроме нас, встречать следующий год приходили моя тётя – младшая сестра отца с мужем и дочкой, моей двоюродной сестрой, которая была на полгода старше меня, а также из соседнего города обычно приезжал мой дядя – средний брат отца.

Родители отца жили в трехкомнатной квартире типовой пятиэтажной хрущёвки. Я же с родителями проживал в малосемейном общежитии, где у нас были две небольшие комнаты, одна из которых наполовину служила кухней, и свой санузел. С точки зрения вместимости и удобства размещения всех встречающих, квартира деда и бабушки, как нельзя, лучше подходила для празднования, являясь родным гнездом для отца и его брата с сестрой.

1992 год близился к завершению, а я оканчивал первое полугодие первого класса общеобразовательной школы. За неделю до нового года, в выходной день мы с родителями пришли к деду и бабушке, куда также подтянулись мои тётя и сестра. Первым поводом для семейной сходки было обсуждение и составление праздничного меню, а также распределение обязанностей, кто и что возьмёт на себя для приготовления. По понятной причине, бабушка назначила себя ответственной за горячее. Остальным присутствующим достались салаты и закуски.

Вторым поводом стала ёлка, которую нам с сестрой доверили украсить. Войдя в большую комнату, за окном на балконе, мы увидели зелёные хвойные лапы, плотно заслонявшие большую часть оконного проёма. Нам сразу захотелось, как следует, рассмотреть ёлочные игрушки, которые мы стали искать глазами, кидая взоры по разным сторонам. Дед, щелкнув шпингалетами, открыл балконную дверь и втащил пушистую ель в комнату.

– Путь постоит немного в тепле, согреется. Игрушки в этой антресоли, – показывая пальцем на шкаф, произнес дед. – Вы пока идите чай пить. Бабушка колобки испекла!

Я и сестра пошли на кухню, где все дружно чаёвничали и что-то бурно обсуждали. За то время пока мы пили чай с колобками и грели свои уши за столом, дед поставил ёлку в большую банку, по-хитрому закреплённую толстой проволокой между ножками перевернутого табурета. Войдя в комнату, я почувствовал запах еловой хвои и смолы, который сразу создавал ощущение праздника. Мы достали из антресоли коробку с ёлочными украшениями и стали разглядывать игрушки, бусы и гирлянды. Некоторые из них выглядели достаточно истрёпанными и, очевидно, висели на ёлках во времена, когда наши родители были такого же возраста, как я и сестра. Наряжая новогоднюю ель, мы настолько увлеклись этим делом, что совершенно не услышали, как в дверь позвонили.

Ещё одной причиной для нашего прихода сюда, ожидаемой с нетерпением больше всего, была новость о появлении в доме щенка. Возвращаясь домой, отец сестры заприметил в котельной, возле работы, троих щенков, недавно появившихся на свет, и предложил принести одного из них бабушке и деду. Дед давно подумывал о том, чтобы взять себе собаку и ездить с ней в лес или на дачу.

Услышав доносившиеся из прихожей оживление и суету, мы с сестрой сразу оставили ёлку и выбежали из комнаты на шум. Возле входной двери стоял отец сестры, из-за пазухи которого на нас смотрела щенячья мордочка. Мы тут же бросились разглядывать и гладить щенка, который весь был в угольной пыли и походил на чёрный мохнатый клубок с маленькими искрящимися глазами. Незамедлительно взяв щенка под свою опеку, вместе с бабушкой, мы аккуратно отмыли его, а затем накормив тёплым молоком, положили возле батареи на одеяло, где он сразу уснул слегка поскуливая. Так в доме деда и бабушки появился ещё один встречающий новый год, который на деле оказался пепельно-серого окраса с чёрными кончиками ушей.

Наступило 31 декабря. Закончив работу, родители пришли домой, и начались приготовления к встрече нового года. К девяти вечера с салатами и закусками мы приехали к деду и бабушке. В их доме уже гостил мой дядя, который, как мы поняли, на этот раз приехал не один, а со своей невестой, чтобы представить её родителями и всем нам. Чуть позже подъехали моя тётка с мужем и сестрой. Семья была в сборе.

В углу большой комнаты разноцветными лампочками сияла украшенная ёлка, а по центру стоял большой праздничный стол, на который приземлялись, проплывающие украшенные блюда, мандарины и конфеты. Щенок лежал под столом с дедушкиной тапкой и пытался разгрызть её своими маленькими зубами.

Наконец все собрались за общим столом и начали провожать уходящий год по традиции, не ругая его и вспоминая только хорошее. Вокруг стола происходила оживленная беседа, прерываемая смехом или очередным тостом. Я с сестрой и щенком на руках по больше части молчали и слушали разговоры старших. По телевизору пробили кремлёвские куранты – начался 1993 год. Начались поздравления друг друга и пожелание пресловутого нового счастья, а после, закончив дарить и разворачивать подарки, все снова притянулись к столу и продолжили чествовать наступивший год. Через несколько часов, утомлённым от веселья и шума, нам с сестрой предложили лечь спать, а наши родители с дядей и его невестой, как стало понятно из разговоров, собирались идти на городскую ёлку, установленную на главной площади.

Бабушка достала из кладовки два матраса и постелила нам на полу в спальне. Это было самым удивительным и необычным событием за весь вечер, поскольку такая возможность нам представлялась не часто. С радостью разлегшись на полу, в освещаемой уличным фонарём тёплой спальне, мы уснули под смех и нетрезвые весёлые крики, доносившиеся с улицы.

Утром, проснувшись ближе к десяти часам, я увидел, что между мной и сестрой, в ногах сладко спал щенок. Аккуратно переступая через ноги спящих на полу, я вышел в большую комнату, где на диване тоже спали. Большой стол по-прежнему стоял по середине комнаты, но выглядел уже далеко не празднично. Услышав из кухни звон посуды и плеск воды, я проследовал туда. Бабушка мыла посуду, оставшуюся с ночи, а дед сидел возле окна и по аромату, витавшему в воздухе, пил кофе.

– Доброе утро! Первый проснулся! – произнесла бабушка.

– Доброе утро! Да, все ещё спят, – ответил я.

– Завтракать будешь? – спросил дед.

– Чем?

– Салаты остались, горячее ещё есть, – сказала бабушка.

– А оливье?

– Есть, есть, – улыбнувшись, ответила бабушка.

Некоторое время спустя в кухне появилась заспанная сестра, а ещё через час начали поочередно пробуждаться остальные.

Ближе к полудню мы снова оказались в большой комнате за общим столом, чтобы то ли позавтракать, то ли пообедать. Во время нашей трапезы дядя предложил приготовить солянку, которая, по его мнению, нравилась всем и была его фирменным блюдом. Одобрив семейным советом его желание, каждый занялся своим делом. Мы с сестрой стали играть с щенком, бабушка прилегла вздремнуть, мама с тётей убрали со стола и мыли посуду. Дядя же принялся готовить своё фирменное, фанатом которого, по правде, я не был и не стал по сей день.

Просидев до часов семи вечера, вкусив и насладившись дядюшкиным кулинарным шедевром и, конечно, ещё пригубив за наступивший год, все стали расходиться по домам. Дядя со своей невестой оставались у деда с бабушкой ещё на четыре дня и пообещали за это время зайти в гости к нам.

Вечером 1 января ожидать автобус можно было крайне долго, если даже не бессмысленно, поэтому я с родителями возвращался домой пешком, шагая с подарками по снежным и полупустым улицам города. За то время, пока мы шли, нам встретились лишь несколько человек, и те собаководы, которые выгуливали своих меньших братьев или наоборот последние выгуливали своих хозяев. Во многих окнах домов горел свет и из открытых форточек доносились застольные разговоры и смех.

Держа маму за руку, я шагал, сожалея, что празднование закончилось так быстро и надо опять ждать целый год. В этот праздник я ощущал некое единение всей нашей семьи, которое представлялось мне дружным хороводом родных, крепко держащих друг друга и кружащих посолонь колесо жизни. Тогда мне верилось, что так будет всегда, но время-судья, вынося вердикт, решит иначе, разуверив меня в родных людях.

ГЛАВА 2. НЕПОСЛУШАНИЕ

Мама рассказывала, что я был спокойным и послушным ребёнком, и она никогда не имела особых хлопот со мной. Думаю, она просто очень сильно любила меня, а я всегда чувствовал, что нужен ей. Со своей стороны, я любил маму не меньше и эмоционально был сильно привязан к ней, что в результате порождало во мне страхи, самым сильным, из которых был остаться без неё.

Очень хорошо помню с детства, если мама задерживалась на работе и не приходила домой в привычное время, это вызывало у меня беспокойство и тревогу. А если же мама задерживалась на более длительное время, часа три-четыре, то я начинал нервничать и плакать, листая альбом с её фотографиями.

В наши дни, это может казаться глупостью, поскольку телефон есть под рукой практически у каждого, даже ребёнка, и связаться с человеком, находящимся в городе, не вызывает затруднений. Но во времена моего общежитского детства домашнего телефона у нас не было, а мобильные ещё не продавали, поэтому возможности сообщить или предупредить меня о своём несвоевременном возвращении у мамы не было. Если мама задерживалась, конечно, я был не один дома, а вместе с отцом, но его присутствие никогда не придавало мне спокойствия. Вспоминая свои детские ощущения, я никогда не чувствовал надежности и нужности рядом с ним. Успокаивать меня он не имел привычки, мог только сказать вроде «Хватит реветь!» или «Успокойся!».

В ноябре 1994 года мама сообщила, что ей необходимо лечь в больницу на операцию по удалению двух кист нижней десны, которые обнаружились при лечении зубов. Не знаю, было ли решение родителей совместным или только мамы, но с отцом, на это время, меня не оставили.

– Пока я буду в больнице, ты некоторое время поживешь у бабушки с дедушкой, – сообщила мама, глядя на меня с улыбкой. – В школу и из школы правда придется ездить на автобусе. Они живут далеко, но ты ведь у меня уже взрослый! Справишься?

– Да. Справлюсь, – неуверенно ответил я. – А кошка? С кем она будет?

– Кошка поживет с папой дома, – ответила мама, а помолчав недолго, продолжила. – Ну, если хочешь, можешь остаться с кошкой и папой.

– Ладно. Поживу у бабушки с дедом, – смиренно ответил я.

Через несколько дней утром мы вышли с мамой из дома. Я с рюкзаком за плечами, а мама с сумкой необходимых вещей для больницы. Проводив меня до школы и поцеловав напоследок, мама сказала: «Всё, давай беги на уроки. Сегодня после школы едешь к бабушке. Сядешь на автобус № 19 и доедешь до остановки «Центральный рынок», оттуда дойдешь до их дома. Помнишь, как дойти?».

– Да, помню!

– Ключи взял от квартиры?

– Взял, – нащупав ключи в кармане, ответил я.

– Ну всё, давай беги. Люблю тебя!

– И я тебя. А когда я приеду к тебе?

– Операцию сделают, потом придёшь с папой или с бабушкой, не переживай!

Мы попрощались и разошлись возле школы каждый в свою сторону.

Закончив уроки, я добрался до безлюдной квартиры. Дед с бабушкой были на работе, а меня радостно встретил их пёс, виляя хвостом.

Вечером следующего дня к бабушке пришёл отец, очевидно, навестить меня.

– Завтра маме делают операцию, – сообщил он.

– Мы завтра поедем к ней? – поинтересовался я.

– Вечером тебя заберу и съездим.

От его утвердительного ответа мне стало веселее, и я уже с нетерпением ожидал завтрашний вечер.

– Как дела в школе? – продолжил отец.

– Нормально, – ответил я воодушевленно.

– Уроки-то делаешь?

– Да, делаю. Бабушка проверяет, если что говорит об ошибках. Она же учительница!

Я продолжил делать уроки в комнате, а отец пошёл в кухню, где его родители пили чай. Из кухни я услышал, как отец спросил: «Ну как он вчера? Не ревел?».

– Грустный ходил весь вечер. Особо ничего не поел, – отозвался бабушкин голос. – Когда спать лег, всё всхлипывал, потом уснул.

На некоторое время в кухне повисло молчание и только доносились звуки отхлёбываемого чая.

– Маменькин сынок, – вдруг произнес отец.

– Наверно, – буркнул дед.

Потом последовали слова бабушки, которая начала что-то говорить на своём родном коми языке, после которых на этом же языке заговорил дед. Мой отец молчал. Я знал, что он всё понимает, хотя никогда не использовал для общения коми язык. Я же, в свою очередь, не понимал абсолютно ничего. Понимал единственное, что речь велась обо мне. Следует признаться, впоследствии, родные за глаза неоднократно употребляли в мой адрес выражение «маменькин сынок». По началу не понимая, я спрашивал себя с недоумением: «Чей же я должен быть сынок, если не мамин?». Истинное значение этого понятия я узнал позже.

На следующий день бабушка, придя после работы, сказала: «Я звонила в больницу, сообщили, что маме сделали операцию. Всё хорошо. Она уже в палате отходит от наркоза». Я ждал с нетерпением отца, чтобы поехать к маме. Когда же он зашёл, я молниеносно оделся и заторопился с ним на автобусную остановку.

Поднявшись в палату, я поцеловал маму и сел на край кровати, взяв её руку. После перенесенной операции она с трудом могла говорить и делала это медленно и осторожно. Мы просидели до тех пор, пока нас не попросили удалиться, так как время приёма для посетителей подходило к концу. Я поцеловал маму на прощание и сказал, что приеду к ней завтра, навестить.

– Мы завтра приедем к маме? – спросил я отца, выйдя из больницы.

– Не знаю. Посмотрим, – ответил он.

– Почему? – с непониманием вопрошал я – Я же пообещал, что приеду!

– Может с бабушкой или дедом приедешь.

– Ты скажи им, чтобы они со мной завтра съездили! Скажешь? – не унимался я.

– Да, – сухо ответил отец.

Отец привез меня обратно, где с порога нас встретила бабушка.

– Ну как съездили? Все нормально? – спросила она.

– Нормально, – произнес отец, стоя у двери.

– Как чувствует себя ваша мама? – поинтересовалась бабушка.

– Ей говорить трудно, – снимая ботинки, ответил я. – Мы завтра поедем к ней?

– У меня, наверно, не получится, – вдруг озвучил отец. – Вон с бабушкой может съездите или с дедом.

– Хорошо, хорошо. Съездим завтра, – быстро проговорила бабушка.

– Ладно, мам, я пошел, – сказал отец, потом взглянул на меня. – Давай, пока! Уроки делай!

На следующий день, вернувшись из школы, я быстро сделал все уроки и стал ждать с работы бабушку, которая пришла ближе к трём часам дня.

– Ты уроки сделал? – устало опустившись на диван спросила бабушка.

– Да, – ответил я. – Когда мы поедем в больницу к маме?

– Ой, не знаю. Дед с работы придёт, посмотрим.

Теперь пришлось ждать домой деда, который приходил обычно после семнадцати.

Сидя в комнате за письменным столом, в привычное время, я услышал, как дед открыл дверь своим ключом. Раздевшись, он прошагал сначала в кухню, а затем проследовал в комнату, где была бабушка. О чём-то недолго поговорив на непонятном для меня языке, дед зашёл ко мне.

– Привет! – улыбнувшись, сказал он. – Как дела в школе?

– Всё хорошо! Все уроки я уже сделал, – ответил я.

– Молодец! Мы, наверно, уже в больницу не поедем, – не глядя на меня, произнёс дед.

– Как? Почему? – почти выкрикнул я от неожиданности.

– Но, поздно уже. Пока доедем…

– Каждый день что ли ездить? Вчера же были! – вдруг прозвучал голос бабушки, которая появилась в дверном проёме.

– Да! Я же обещал, что приеду! – дрожащим голосом произнес я.

– Завтра съездим. Я с работы приду и поедем – ответила бабушка.

Почувствовав, что к моим глазам подкрадываются слёзы, я сел за стол, опершись головой на обе руки. Дед с бабушкой что-то ещё проговорили, а потом вышли из комнаты, оставив меня одного. Пока я сидел, меня одолевала назойливая мысль о том, что мама ждёт, и я обещал ей приехать. А вместе с ней во мне бурлили чувства обиды, несправедливости и злости.

Следующим утром я проснулся воодушевленным с чётким намерением идти в больницу после школы самому, что порождало внутри меня волнительный трепет. На уроках я вспоминал расположение и мысленно прокладывал дорогу к больнице, которая располагалась относительно недалеко от школы. До моей цели было два маршрута: первый – по прямой вдоль малолюдной и грязной улицы, но длинный; второй – через большой пустырь и теплотрассу, но более короткий. Высидев последний урок, полный решимости я выбрал второй путь, так как очень хотел успеть попасть к маме до тихого часа, во время которого в больницу не пропускали.

На улице было ветрено и по-зимнему холодно. Морозы стояли уже около недели, но снег не спешил покрывать стылую землю. Я поспешил через пустырь по замершей тропинке. Дойдя до больших труб тепловой трассы, в стороне под ними я заметил кучу грязных вещей, матрасы и какие-то коробки. С наступлением морозов, здесь устраивали свои трущобы и обживались городские бездомные. Стремительно прошмыгнув под трубами, я сам не заметил, как оказался перед зданием республиканской больницы.

Войдя внутрь, прямиком я направился к лестнице, но вдруг меня остановили.

– Ты куда? – спросил строгий голос из окна с надписью «Справочная».

– В девятую палату, – испуганно ответил я, добавив фамилию пациента.

– Отделение какое? Здесь девятых палат много.

– Челюстно-лицевая хирургия, – запомнив непростое название, выговорил я.

Из окна послышалось шуршанье бумажных листов журнала.

– Она ходячая, может спуститься! Сейчас пригласим, жди! – ответили из справочной, проворачивая диск телефона. – Она сейчас на перевязке, потом спустится.

Через некоторое время мама увидела меня, сидящим в вестибюле больницы. Её глаза округлились, а на лице одновременно выразились удивление и радость.

– Привет! Ты с кем тут? – обнимая и целуя меня, спросила она.

– Я один! – переполняемый радостью ответил я.

– Как один? Почему?

– Я сегодня после школы решил к тебе прийти сам. Я обещал тебе, что приду вчера, но никто не захотел со мной ехать!

– Боже мой! Я, конечно, ждала тебя вчера, но потом решила, что видимо не получилось…

– Я хотел, очень хотел! Дед с бабушкой мне обещали, а потом не поехали! Сказали: «Чего каждый день ездить!» – перебив маму произнес я.

– Как ты добрался-то сюда?

– Пешком, через пустырь! Я вспомнил, что однажды мы с тобой и папой так шли и проходили мимо этой больницы.

– Да ты что! Не смей там никогда ходить один! – испуганно произнесла мама. – Слышишь? Пообещай мне!

– Обещаю! Больше не буду! А если по прямой, вдоль улицы? Только так дольше будет!

– По улице можно, только через дорогу осторожнее, – неуверенно произнесла мама. – Может ты не будешь сам приходить после школы? Голодный ведь, долго и не удобно!

– Нет! – решительно ответил я. – Я лучше сам! Они потом опять будут говорить, что устали или слишком поздно!

Мама ничего не ответила, только смотрела на меня любящими добрыми глазами и чувствовалось, что она очень рада мне.

– У тебя послезавтра день рождения! Тебе будет 10 лет! Ты у меня уже такой взрослый!

– Да, только ты в больнице! Я не хочу праздновать, мне будет грустно без тебя.

– Прекрати! – мама улыбнулась. – Я выпишусь, и мы отметим вместе. Если будет грустно тебе, то мне тоже будет очень грустно.

Я просидел с мамой в больнице около часа, а когда вышел, на улице падал снег, начавший белить дорогу, землю и голые деревья.

Ближе к вечеру с работы вернулась бабушка.

– Сейчас дед придёт и поедем к маме! – почти с порога сказала она.

– Я уже был у неё, после школы! – с гордостью ответил я.

– Как так? Ты почему ничего не сказал?

– Вы же не смогли вчера поехать, поэтому сегодня я сам пошёл!

– Без разрешения? Это же далеко! – возмутилась бабушка.

Когда с работы вернулся дед, следом за ним пришёл отец, и бабушка незамедлительно рассказала им о моих самостоятельных похождениях после школы.

– Тебе больше делать нечего? Ползаешь там! – сердито спросил отец.

– Почему? – не понимал я. – Просто я хотел увидеть маму. Они мне обещали, а потом не поехали!

– Больше не смей шляться там! После школы сразу домой, понял?

– Понял! – ответил я, заведомо зная, что понимать этого не собирался.

– Ишь, чего придумал! – вставила бабушка. – Раз сегодня ты уже был, тогда чего опять ехать? Завтра поедем!

Я равнодушно согласился, не чувствуя ни малейшего разочарования или обиды от принятого и озвученного ими решения.

В школе на следующий день по какой-то причине у меня отменили два последних урока, и я решил заглянуть к себе домой, потому как очень соскучился по кошке, которая наверняка скучала тоже по мне. Открыв дверь своим ключом, я увидел, как кошка спрыгнула с дивана и побежала навстречу ко мне с поднятым вверх пушистым хвостом. Оказавшись на моих руках, она громко мурлыкала и терлась головой о мою шею. Насладившись объятиями, кошка спрыгнула на пол и стала носиться из комнаты в комнату. Так обычно она начинала играть со мной в догонялки, а я, конечно же, с радостью включился в игру и стал бегать за ней. Удирая от меня, кошка залезла за диван, своё излюбленное место, куда заглянув, я увидел два её светящихся глаза и бутылку чего-то. Обнаруженная находка оказалась раскупоренной бутылкой водки, половина которой, видимо, была употреблена по назначению. На кухонном столе лежал засохший кусок хлеба, а в мойке лежала грязная посуда, оставленная с вечера. Под мойкой в мусорном ведре я обнаружил ещё одну, но пустую, бутылку из-под портвейна.

Изредка отец приходил пьяным с работы, объясняя свое состояние чьим-то днём рождения или каким-то праздничным событием, но я никогда не замечал, чтобы он распивал дома. Насыпав корм в кошачью миску, я отправился в больницу к маме, как и пообещав, не через пустырь, а прямиком по улице.

Когда мама спустилась, я рассказал ей, что заходил домой проведать кошку и обнаружил две бутылки.

– Может ты ошибся или не разглядел? – подумав, спросила мама. А потом настороженно продолжила. – Думаешь он выпивал?

– Я не знаю! Как будто похоже на то, – неуверенно ответил я.

– Ладно, потом разберемся. Как твои дела в школе? Как поживает кошка?

– Все нормально, кошка тоже, правда скучает, – с досадой ответил я. Вспомнив наказ отца, я продолжил. – Мама, только не говори, что я был у тебя! Отец, бабушка и дед, когда узнали, что я приходил вчера один, ещё и без разрешения, запретили мне ходить к тебе!

– Так может и не надо приходить? Я же не обижусь! – с улыбкой произнесла мама.

– Нет! Я хочу! Мне не трудно! Бабушка сказала, что мы сегодня вечером к тебе приедем, так что вечером я ещё раз приеду!

Мама заулыбалась и крепко обняла меня, прижав к себе.

– Хорошо, если тебе так хочется! – ответила она и протянула мне деньги. – Если ты завтра соберешься, купи мне, пожалуйста, кефир, творожный сырок и какую-нибудь булку или слойку.

– Конечно! Обязательно зайду в магазин и куплю! – обрадовавшись, ответил я, будто от этого зависела чья-то участь.

Вечером с отцом, бабушкой и дедом я навестил маму второй раз. Они пообщались с ней, расспросив о самочувствии и лечении, а перед нашим уходом мама, уведя отца в сторону, о чем-то поговорила с ним.

Следующим утром меня разбудила бабушка и, поцеловав, подарила красивый джемпер с орнаментом в честь моего дня рождения. Следом вошёл дед и, пожав руку, тоже поздравил. Я с удовольствием надел обновку и поехал в школу, а после, купив всё, что попросила мама, направился в больницу.

Ко мне мама спустилась с небольшим пакетом в руках.

– С днём рождения, сынок! – нежно произнесла она и, поцеловав, вручила мне пакет. – Извини, что так! Подарок за мной, но чуть позже!

– Спасибо! – ответил я с восторгом, открывая пакет, в котором лежали два яблока, апельсин и плитка шоколада. А после вручил маме свой пакет с продуктами.

– А это тебе, что ты просила!

– Спасибо, дорогой мой! Тебя поздравили сегодня? – поинтересовалась мама.

– Да! Бабушка с дедом утром подарили джемпер! – ответил я, сняв с себя куртку, и продемонстрировал их подарок. – А еще меня поздравили всем классом в школе!

– Красивый джемпер! Здорово!

– Мам, но твой подарок лучше! – произнес я, разворачивая обертку шоколада.

– Сегодня вечером отпразднуете, – крепко обнимая меня, сказала мама. – Вечером папа придёт и родственники, чтобы поздравить тебя!

–Да, но тебя не будет! Я хочу с тобой!

– Не переживай и не расстраивайся! Сегодня же твой праздник! Я думаю меня скоро выпишут.

После работы к бабушке и деду пришёл отец с тортом, который, я думаю, он купил по маминой просьбе, а также подошли тётя с двоюродной сестрой. Бабушка накрыла праздничный стол, и мы отметили мой десятый день рождения, который мне хотелось быстрее закончить.

Спустя несколько дней мама сообщила, что её выписывают. Мы договорились с отцом, что в день выписки после школы я пойду домой и подожду его, чтобы вместе пойти и встретить маму из больницы. В назначенный день я с радостью побежал домой, где, громко мурлыча, меня встретила довольная кошка. Дома было прибрано, но в холодильнике пусто. Только кусок сыра и открытая банка с майонезом.

К пятнадцати часам, не совсем трезвым, пришёл отец, от которого тянуло алкогольным душком.

– Привет! Ну чё, идём за мамой? – сказал он.

– Привет! Может я лучше сам? – ответил я.

– Почему?

– Ты вроде бы выпил.

– Дурак, что ли? Одевайся, пошли!

На улице было морозно. Мы шагали рядом друг с другом, не произнеся ни слова на всём пути. Только хруст снега под ногами всю дорогу сопровождал наш молчаливый дуэт. Выйдя из больницы с сумкой в руках, мама поприветствовала нас и поцеловала меня, а потом отца.

– Ты выпил, что ли? – тихо спросила она.

– Да нет. Немного! На работе угостили, – произнес отец, беря мамину сумку из рук.

Мама только тяжело вздохнула. Было заметно, что она явно не в восторге от такой встречи. Отец с сумкой зашагал впереди, а мы, взявшись за руки, поодаль от него.

– Мам, надо будет зайти в магазин. Дома ничего не приготовлено, – тихо сказал я. – Можно купить пельменей и сварить по-быстрому!

– Как? Хорошо, давай зайдем. Придумаем что-нибудь, – недовольным голосом произнесла мама.

По дороге к дому мы с мамой зашли в магазин, купив продукты и пачку пельменей на ужин, и наконец-то были дома вместе.

ГЛАВА 3. СВОЕВОЛИЕ

Потеря родного человека всегда неожиданна независимо от обстоятельств и событий, предшествующих ей.

Впервые новость о смерти родного для меня человека я услышал в январе 1995 года. В дверь постучал почтальон и вручил маме телеграмму с пометкой «Срочно», в которой сообщалось, что её отец – мой дед умер. Из комнаты я услышал, как входная дверь закрылась, и раздался громкий плачь. Подбежав к маме, я обнял её и, взяв из рук телеграмму, прочитал печальное известие.

Родители мамы, мои дедушка и бабушка, жили в другом городе. Каждое лето, во время отпуска и каникул, мы приезжали к ним. Их дом для меня был вторым домом, где почти с самого рождения всё было знакомо, и где меня всегда искренне ждали и любили. Позже мне рассказали, что именно здесь, по своей воле, дед и бабушка крестили меня в старой церкви тайком от родителей, которых потом по факту поставили в известность. Впрочем, мама была не против, так как сама периодически посещала православную церковь, даже во времена, когда занимала должность секретаря комитета первичной комсомольской организации на заводе электровыпрямителей.

Бабушка работала билетёром в кинотеатре, что конечно, позволяло мне свободное посещение любых киносеансов, за исключением тех, когда, по мнению бабушки, показывали слишком взрослые для меня фильмы. Во время премьеры очередной кинокартины, когда все билеты раскупались, и в зрительном зале не было свободного места, я всегда мог посмотреть художественное полотно из аппаратной, находясь по соседству с крутящими киноплёнку бобинами.

В 90-ые годы прошлого столетия вместо кафетерия на втором этаже кинотеатра, открыли видеосалон. Небольшой зал с очень плотными бордовыми портьерами, которые создавали абсолютную темноту, и висящим на стене под потолком небольшим телевизором с видеомагнитофоном. Иногда мне разрешалось посмотреть там забугорные мультфильмы или боевики. Но когда бабушка занималась проверкой билетов на очередной киносеанс или отлучалась в зрительный зал, я, вопреки её запретам, тайком пробирался на второй этаж и из-за портьеры, занавешивавшей вход, смотрел самое разное с жутковатым синхронным переводом. С тех самых пор, я искренне полюбил искусство кинематографии и стал его поклонником и ценителем.

Дед, будучи старше бабушки на восемь лет, спустя четыре года после моего рождения, вышел на заслуженный отдых и поэтому всё свободное время, когда я был у них, проводил со мной. Он был высоким, широкоплечим, немногословным и, несмотря на казавшееся многим суровое лицо, очень добродушным. Вместе мы могли гулять целый день, перекусывая чем-нибудь на улице, а иногда посещать пивную, где он брал себе кружку пенного золотистого напитка, а мне стакан газированного лимонада. Если же я начинал падать с ног от усталости, дед брал меня на руки и нёс до дома, а я безмятежно засыпал на его плече.

В последний наш приезд дед похудел и мучился болями в желудке. Изначально врачи ставили ему язву, но оказавшись на операционном столе, выяснилось, что это онкологическое заболевание. Несмотря на все его усилия и огромное желание жить, такого могучего и сильного человека костлявые руки прибрали к себе, о чём нам и сообщили срочной телеграммой.

Такие известия сразу переворачивают с ног на голову привычный уклад жизни, и в доме начинают править суета и беспокойство. Мама с отцом приняли решение, что на похороны поедут вдвоём, меня же решено было на это время оставить у кого-нибудь.

На следующей день я отправился в школу с какой-то тревогой в душе. Родителям предстояло договориться на работе о срочном отъезде и попытаться достать билеты, чтобы своевременно успеть добраться до места. Ближе к вечеру, когда они пришли домой, мама сказала:

– Пока нас не будет, ты поживешь у бабушки с дедушкой. Это ненадолго.

– Нет, я не хочу! – с грустью ответил я.

– Ты ведь уже жил у них!

– В том то и дело! Больше не хочу, – пытаясь найти дополнительные аргументы в защиту своего мнения, я произнес – И у них скучно!

– Хорошо. А у тёти тогда останешься?

– Не знаю. Ладно, – подумав, что с двоюродной сестрой будет веселее, согласился я.

Быстро собравшись, я с родителями отправился до дома тётки, которая с семьёй жила через две автобусных остановки от нас. На тот момент тётю сократили на работе, и она временно была безработной. Хотя это «временно» продлилось несколько лет. Мама с порога сообщила о своём горе и попросила, чтобы я пожил у них, пока они с отцом будут в отъезде. Тётка с мужем, конечно, согласились, а сестра обрадовалась, что после уроков теперь можно будет вместе гулять. Забрать меня тётя должна была завтра с утра, потому как родителям к полудню надо было быть на вокзале и отправляться на поезде с пересадками.

Возвращаясь домой, мама рассказала, что созванивалась ещё со своей подругой – тётей Ирой, с которой дружила со времен общежитской юности. Тётя Ира с мужем и двумя детьми жила в другом районе города. На выходных мы часто приезжали к ним в однокомнатную квартиру и по долгу проводили там время, а иногда, не успевая на последний автобусный рейс, оставались там с ночёвкой. В их небольшой квартире на первом этаже всегда было по-домашнему уютно, и места хватало для всех.

– Если получится, то тебя может взять к себе тётя Ира, – сообщила мне мама. – Она не обещала, но постарается приехать завтра, не знаю во сколько!

– Ладно, – обрадовавшись ответил я.

– Можешь пожить у них, только школу придется пропускать. Ездить очень далеко и долго!

– Хорошо! Я возьму учебники и буду сам заниматься!

– Она может договориться, чтобы ты походил в школу возле их дома. Посидишь на уроках, просто послушаешь новые темы, чтобы не отстать по учебной программе.

– Нет, не хочу! Я сам! Я не отстану! – возмутился я, потому что идти в новый класс, пусть даже и временно, у меня не было никого желания.

– Ладно, хорошо! – успокоила меня мама. – Не хочешь, не пойдешь.

– Мам, а как же кошка? Я её с собой возьму?

– Нет, что ты! Соседка присмотрит за ней. Не переживай с ней будет всё нормально, голодной не останется!

На следующий день с утра в доме воцарилась суета. Родители собирали необходимые вещи в дорогу. Около восьми часов в прихожей уже стояла тётя Ира, приехавшая за мной с дядей Сашей. Закончив завтрак, я собрал рюкзак со всеми школьными учебниками и тетрадями.

– Ну что, поживешь тогда у тёти Иры и дяди Саши? – сказала мама, подойдя ко мне. – Твоя тётя что-то пока не пришла.

– Хорошо, – ожидая расставание, с грустью ответил я. Как я узнал позже, тётка пришла за мной перед самым уходом родителей. – Я буду скучать по тебе!

– И я буду скучать по тебе! – с нежной грустью сказала мама. Приоткрыв собранную для меня сумку, задумчиво произнесла. – Вроде всё, что нужно положила.

– Мама, а как же школа?

– Сейчас заедем! Я поговорю с учителем и объясню, что пока ты будешь учиться самостоятельно. – сказала тётя Ира и, взглянув на маму, произнесла. – Не беспокойся! Я обо всём договорюсь!

Поцеловав маму, отца и свою кошку, я уехал с подругой мамы.

У них с дядей Сашей была дочь Ксения – моя ровесница и четырёхлетний сын Илья. Первую половину дня я проводил в одиночестве за самостоятельным изучением новых тем по учебникам и выполнению соответствующих заданий, для которых у меня была заведена отдельная тетрадь. По договоренности с учительницей, эту тетрадь я должен был потом предоставить ей в качестве подтверждения своего домашнего обучения. После двенадцати из школы приходила Ксюха. Вместе, мы по-быстрому обедали, и она садилась за домашнее задание, а я с нетерпением ждал её. А вечером, забрав Илью из детского сада, втроём мы устремлялись на большую ледяную горку, сооружённую напротив их дома. Иногда вечерами, вместе с тётей Ирой и дядей Сашей, на видеокассетах мы смотрели какой-нибудь семейный или комедийный фильм, или за кухонным столом играли в настольные игры.

В воскресенье, на пятый день моего проживания у друзей, к ним позвонили в дверь.

– Здравствуйте! Проходите! – сказала тётя Ира, открыв дверь.

– Здравствуйте! – ответил знакомый мне голос.

Выйдя из комнаты, я увидел в прихожей бабушку вместе с моей сестрой. Я подбежал и обнял бабушку, которая радостно засмеялась и тоже крепко обняла меня. Тётя Ира сразу предложила им раздеться и пригласила в кухню выпить чаю. Время спустя бабушка начала расспрашивать меня о том, как я здесь поживаю и чем занимаюсь. Рассказывая увлеченно, я не заметил, как тётя Ира, забрав детей, вышла из кухни и оставила нас наедине.

– Поедем с нами сейчас? – вдруг спросила бабушка, глядя на меня, – Поживешь у нас!

– Да, поехали! – начала вторить бабушке сестра.

– Да нет, наверно. Не поеду, – неуверенно произнес я.

– Ну хочешь, поживи у тёти с сестрой? – продолжала бабушка.

– Да, если хочешь давай у нас! – добавляла сестра. – Будем гулять вместе!

– Нет, я тут останусь, – смущаясь произнес я. – Мама с папой, наверно, скоро уже вернуться.

– Я созванивалась с мамой, они вернутся через дней шесть. Как получится купить билеты обратно! – продолжала бабушка. – Мне мама по телефону сказала, чтобы я тебя забрала, и ты поехал жить к нам.

Несмотря на все продолжительные уговоры со стороны бабушки и сестры, я решил остаться у тёти Иры, своим волевым решением, ответив: «Нет, я не поеду!».

Бабушкины глаза заблестели, после чего они с сестрой поспешно собрались и ушли, а я остался сидеть на пару с наивным недопониманием, мысленно вопрошая: «Почему я обязательно должен был ехать к ним и жить там, а не здесь?».

– Бабушка тебя с собой что ли звала? – спросила тётя Ира, войдя в кухню.

– Да, хотела, чтобы я поехал к ним жить, – растеряно ответил я. – Сказала, что мама по телефону просила забрать меня.

– А ты отказался?

– Да, сказал, что не поеду!

– Ну и правильно! – одобрительно произнесла тётя Ира. – Я тебя у мамы взяла, я тебя ей и отдам! Не знаю, когда мама звонила мне работу, она ничего подобного не говорила!

Прожив у тёти Иры и дяди Саши ещё шесть дней, на седьмой день за мной приехала мама. При встрече я бросился к ней и повис на шее, не желая разжимать руки после долгой разлуки. Вкусно всех накормив, тётя Ира отправила нас, детей, играть в комнату, а взрослые остались в кухне для разговоров по душам. Полагаю, что поводов для этого было достаточно. Позже, спустя несколько часов, я собрал свои вещи и, поблагодарив за гостеприимство, поспешил с мамой на остановку, чтобы успеть на последний автобус. В полупустом автобусе, сидя рядом с мамой, обхватив её руку, я наконец-то мог крепко прижался к ней и не отпускать.

– Я так по тебе соскучилась! – тихо с улыбкой произнесла мама.

– Я тоже! Я очень ждал тебя! – ответил я, переполняемый радостью.

– Как ты жил у тёти Иры? Всё хорошо было?

– Да, хорошо! Мы с Ксюхой каждый день катались с горки, и смотрели все вместе фильмы. Я занимался по учебникам и делал сам задания!

– Ты у меня большой молодец! – поцеловав, похвалила меня мама, а потом спросила. – Бабушка приезжала к тебе?

– Да, приезжала! Хотела, чтобы я поехал к ним жить. Она сказала, что это ты попросила её забрать меня!

– Нет, ни о чём подобном я её не просила! При телефонном разговоре она просто сказала, что хочет навестить тебя и попросила дать адрес тёти Иры.

– Ну она мне так сказала! – с негодованием ответил я. – Она ещё и не одна приехала, а вместе с сестрой!

– А почему не поехал-то с ними?

– Не захотел!

– Бабушка, наверно, расстроилась?

– Не знаю. Наверно, да.

– Ты хоть потом при встрече извинись, что не поехал с ней!

– За что? Их же ни о чём не просили? – возмущенно спросил я. – Не буду я извиняться!

– Ладно, всё. Не возмущайся! – спокойно ответила мама.

Доехав до конечной остановки, мы вышли и не спеша зашагали в сторону дома. Я с учебниками в рюкзаке за плечами, а мама с сумкой моих вещей в руках.

Где-то через неделю родители решили зайти в гости к бабушке и деду, куда я пошёл с волнением и непонятным чувством стыда, будто меня застукали за пакостным делом. Поднявшись на пятый этаж и позвонив в дверь, я встал за родителей и из-за их спин увидел, как дверь открыла бабушка.

– О, здравствуйте! Проходите! – произнесла она.

Зайдя в квартиру последним, я закрыл за собой дверь и поднял глаза. Бабушкин ястребиный взор скользнул по мне сверху вниз.

– Что, пришёл? – спросила она.

– Пришёл, – тихо ответил я.

– Ну раздевайся, раз пришёл! – сказала бабушка. – Сейчас будем чай пить с пирогом!

В кухне за столом мы сидели и беседовали за чаем. Молчав поначалу, после второго куска пирога я начал рассказывать о том, как самостоятельно освоил больше, чем за это же время изучили в школе одноклассники и о том, что удостоился похвалы за усердие от учительницы. Моё волнение стихало, стыд рассеивался, и всё начинало идти своим привычным образом.

ГЛАВА 4. РАЗВЛЕЧЕНИЕ

Мои взаимоотношения с отцом, наверно, стоит охарактеризовать, как непростые. В отличие от мамы, мы с ним никогда не были особо близки, и чем старше я становился, тем больше не понимал и задавался вопросом: «Любит ли он меня вообще или нет?». Хотя мама периодически говорила: «Папа любит тебя. По-своему, но любит!» – и рассказывала о том, что, когда я родился, отец всегда помогал ей со мной, стирал, гладил и убирал, но моего ощущения её слова никогда не меняли.

Сколько помню себя, отец никогда ничего не покупал и не дарил мне по какому-либо поводу или без. Я знал, все подарки всегда выбирала и покупала мне мама, говоря, что это от них с папой. Проводить своё время или же заниматься чем-нибудь со мной, отец тоже не особо стремился. По возможности, внимание и время уделяла мне только мама.

Учась в четвертом классе, после уроков, как правило, мы возвращались домой вчетвером, так как жили все в одной стороне. В этот день я получил две пятёрки и шагал в приподнятом настроении, разгребая своими ботинками свежий пушистый снег, который падал всю ночь и продолжал падать днём, засыпая дорогу к дому.

Одним из моих попутчиков был Пашка по прозвищу «Пумба». Выглядел он достаточно коренастым хлопчиком с дугообразными ногами и, по-видимому, с хорошим аппетитом. В сравнении с ним мы больше походили на разноростных доходяг. Иногда у нашего дюжего товарища возникала одна поведенческая реакция, которая проявлялась в желании неожиданно и быстро затолкать, а затем опрокинуть кого-нибудь из нас в сугроб, придавив сверху своим далеко не хрупким телом. Не знаю, то ли он так пытался снять стресс, накопившийся за время учебы, то ли отрабатывал навыки захватов и бросков или просто развлекался, ощущая своё физическое превосходство. За время совместных походов домой мы привыкли к подобной выходке со стороны нашего в меру упитанного попутчика, и каждый ожидал, что в очередной раз может стать его мишенью.

Этот день не стал исключением. Двигаясь стайкой, мы о чем-то болтали, как вдруг Пашка, дождавшись какого-то одному ему понятного момента, резко схватил за плечи нашего приятеля и со словами: «А ну, иди, поплавай!» – зашвырнул его с дороги в сугроб. Будто мысленно условившись, мы вдвоем кинулись на толкача. Заволокли его в противоположный сугроб и вдавили поглубже, навалившись всем, чем смогли, а затем незамедлительно вскочив, вдобавок припорошили его снегом. Придя в состояние аффекта, с горящими глазами и пунцовым лицом Пашка выкарабкался из снежной кучи и бросился за нами. Довольные тем, что нашими руками свершилось возмездие, веселясь и хохоча, мы предприняли попытку к бегству, которая благополучно провалилась, и очень скоро мы валялись разбросанными по разные стороны от дороги.

Спокойное и мирное возвращение домой занимало привычные пятнадцать–двадцать минут, но в день нашего противостояния дорога растянулась на полтора часа. За это время нами были исхожены и исследованы все попутные сугробы, на которых мы оставляли отпечатки различных частей своих тел. Набрав полные карманы и ботинки снега, и, не по своей воле, распробовав его вкус на протяжении всего пути, я наконец-то пришел домой. Родители были на работе. Дома меня встретила кошка, которая, как мне показалось, не сразу признала в заснеженной и мокрой личности меня. Развесив одежду на батареи, я пообедал, накормил кошку и сел делать домашнее задание.

Вечером с работы пришел отец, а спустя час пришла мама с сумкой продуктов, как всегда. Я с радостью встретил её, сообщив с порога, что сегодня получил две пятёрки. А после взял тяжёлую сумку из рук и поспешил в кухню, чтобы незамедлительно разобрать и посмотреть, что она купила.

– А почему одежда на батарее? – поинтересовалась мама, увидев в комнате развешанные вещи.

– Мокрая просто, – ответил я.

– Почему?

– После уроков немного погуляли, – оправдываясь, произнес я.

– Лазил, наверно, опять где-то? – строго посмотрев на меня, произнес отец.

Ничего не отвечая, я взял на руки кошку, которая терлась о мои ноги и громко мяукала, изображая из себя очень ласковую и голодную.

– Ты уроки сделал? – поинтересовалась мама.

– Да, сделал, – ответил я, насыпая кошачий корм в миску.

– Сейчас будем ужинать!

После ужина мама попросила меня убрать со стола и помыть посуду, а сама принялась что-то готовить. Отец ушел в комнату и, как обычно, прилег на диван перед телевизором, чтобы смотреть очередную серию очередного отечественного сериала об успешной работе правоохранительных органов. А я, помыв посуду, собрал свой рюкзак на завтра и думал: «Чем бы заняться в оставшееся время?» – до того, как лечь спать.

Приблизившись к кошке, которая сытой спала, свернувшись на стуле, я попытался растормошить и заполучить её внимание шуршащей оберткой из-под конфеты. На что кошка, приоткрыв свои желтые глаза, наградила меня сонным и надменным взором, дав понять, что сейчас ей нет никакого дела ни до меня, ни до моей обертки. Затем взгляд остановился на настольных играх, которые в коробках аккуратно сложенными лежали на полке, но для них мне требовался, как минимум ещё игрок. Мне ничего не оставалось, как попытаться оторвать отца от его увлекательного занятия, чтобы он поиграл со мной или придумал другое развлечение. «Если подойти к нему непосредственно с просьбой, то наверняка, как уже бывало не раз, получу отказ в форме «Нет!» или «Отстань!» – подумал я, поэтому решил предпринять попытку привлечь внимание иначе.

Отец лежал на диване в полумрачной комнате, освещаемой настольной лампой и экраном работающего телевизора. На четвереньках, осторожно я подкрался к дивану и начал молниеносно выскакивать, хватая отца за ноги, а после также стремительно прятаться за диван. Наша кошка в перерывах между едой и сном частенько любила развлекаться подобным способом с лежащими на диване чьими-нибудь ногами, оставляя когтями царапины и затяжки. Несколько таких попыток не сподвигли отца к встречному действию, но не собираясь отступать от намеченной цели, я выскочил очередной раз.

В момент очередного появления из своего укрытия, я разглядел отцовскую руку, поднятую кверху, после чего рука резко качнулась, и в мою голову что-то стремительно влетело. Неизвестным предметом оказалась одна из двух небольших подушек, которые всегда лежали на диване. Она влепилась в голову с какой-то непреодолимой силой, что я отлетел от дивана и, потеряв равновесие, ударился лицом об угол письменного стола, который находился поблизости. Злополучный угол прямиком угодил мне под левый глаз. Я свалился на пол и ничего не видел первое мгновение, кругом была темнота. Почувствовав острую боль в лице, я узрел темно-красные пятна, которые сменялись на бело-лунные кольца и искристые блики.

От боли я зарыдал во весь голос и бросился в кухню. Испуганно обернувшись, мама уставилась на меня.

– Что случилось? – в замешательстве спросила она.

– Он кинул в меня! Подушкой! Я стукнулся об угол, – отрывисто говорил я, всхлипывая и закрывая левый глаз рукой.

– Дай, посмотрю! – сказала мама, убирая мою руку от лица.

Её лицо исказилось и на нём проявилась маска негодования. Мама подвела меня к кухонной мойке и сказала промыть глаз холодной водой. Отколов несколько кусочков льда в морозилке холодильника, она сложила их в вафельное полотенце и попросила: «Приложи под глаз и держи!». Казалось, что вся моя голова пульсировала и разогревалась. Я сел на табурет с холодным полотенцем, которое начало пропитываться холодной влагой и остужать поддергивающийся от боли глаз. Из комнаты, где лежал отец, стал доноситься мамин голос, тон которого был значительно выше среднего, а отдельные её слова звенели в воздухе. Отец же преимущественно молчал или тихо бормотал что-то неразборчивое.

Успокоившись и остудив раскаленную голову, я осторожно подошел к зеркалу. На лице под левым глазом бесчинно прорисовывался тёмно-бордового цвета кровоподтек, который явно стремился увеличиться и сменить свой цвет на сливовоподобный.