Одноглазый Валет бесплатное чтение

ПРОЛОГ

Зовите меня Вано. Несколько лет назад – когда именно, неважно – я обнаружил в себе писательский талант и уселся за создание Нетленного Шедевра. Должен признаться, меня ждало некоторое разочарование. Совсем скоро мне стало понятно: молодые писатели никому не нужны и единственное, что уготовано моему творчеству, так это медленно разлагаться в самых глухих пучинах самиздата.

Для того ли я родился?

Нужно было выбросить Нетленку в настоящий мир, сорвать аплодисменты, и я направился на собрание в местный литературный кружок «DOSTOEVSKY».

Завсегдатаями там были:

Юноша, озабоченный всякими концепциями, весьма экзальтированный. Не женат, на противоположный пол смотрит с нескрываемым эротическим голодом. Начинающий поэт.

Девица, увлечённая женскими романами, однако сама ни строчки за всю жизнь не написавшая. Большая любительница слопать на ужин кулебяку с гарниром.

Старуха, которая и создала всё это предприятие. Постоянно в трауре по русской литературе, поэтому приходит на собрания в чёрном платье с завязочками и финтифлюшками. Сущая карга.

Большой чёрный кот по кличке Бегемот.

Мы собрались в библиотеке (лучше места и не придумать, чтобы начать восхождение на литературный Олимп!), и я смело принялся читать рукопись. Я изливал главу за главой, менял интонации, пародируя своих персонажей, я жестикулировал, я задыхался и плакал. В общем, был весьма нескромен.

Наконец, продекларировав с усилием последнее предложение, выдержав необходимую паузу, я обежал глазами слушателей.

Кот Бегемот первым выразил отношение – позабыв о литературных делах, начал вылизывать причинное место.

Юноша помахал ладошкой перед носом:

– Сыростью попахивает. Вам ещё работать и работать. Это даже не постмодернестично.

Старуха, оттопырив мизинец, попивала с противным бульканьем чай из кружечки. Поставив кружечку на блюдечко, вперив в меня полные старческой желчи глазёнки, скрипучим голосом резанула:

– Космополит!

Девица гордо помалкивала. На неё-то я и начал возлагать надежды.

– Ах, какой из такого сюжета можно было бы сделать классицизм, да ещё античного масштаба! – распалялся юноша. – А может лучше добавить щепотку сентиментализма? Как вы думаете?

Он наклонился к девице и томно прошептал:

– О девушке можно очень многое сказать по её измам.

Желудок её издал голодное урчание. Она густо покраснела, стала похожа на помидор, отмахнулась от юноши и смущённо что-то пролепетала.

Оскорблённый, я ушёл бродить по библиотеке. Я слышал, как у завсегдатаев начался ненужный спор, как юноша читал стихи, как взвизгивала противная старуха:

– Космополиты! Космополиты!

Я забрёл в самый дальний угол библиотеки, где пыль нетронуто лежала на стеллажах. Как будто чьё-то лёгкое дыхание коснулось моей щеки. Я вздрогнул. Огляделся – на нижней полке блеснул яркий корешок книги. Среди бумажной трухи он пестрел свежестью красок, какой-то типографской новизной. Я прочитал название:

Книга Одноглазого Валета

И меня как из душа окатило. Раздумий не было – в моих руках оказался артефакт, который поможет покорить сердца читателей. Я перелистывал страницы, они хрустели прочно, как если бы до меня ничьи пальцы не касались их. И нигде я не обнаружил библиотечного штампа.

– Как же тебя сюда занесло?

Книга ответила мне. На обложке красовалась карта с изображением пикового валета, и в одно мгновение масть покраснела, непостижимо перевоплотилась в бубны. И тогда же кто-то легонько подтолкнул меня в спину – прочти!

Заторопившись, я прошмыгнул в читальный зал мимо унылого общества кружка «DOSTOEVSKY». Уютно устроившись в кресле, я не переставал любоваться чудесной находкой. Карта то и дело меняла окрас, примеряя на себя то чёрные, то красные масти – волшебство не иначе!

Я причмокнул губами, мысленно ушёл в далёкие дали и проговорил отрешённо:

– Кто ты, Одноглазый Валет? Из какой сказки явился?

И тут же стряхнул с себя наваждение. Ну хватит размусоливать, пора браться за чтение!…

ВОДА ТЕКЛА, ТЕЧЁТ И БУДЕТ ТЕЧЬ

Лёгкий звенящий шум реки напоминал смех девушки. Так плескалась Узунджа, река не самая мощная, с небольшими порогами, чьи голубые воды скованны были стенами узкого каньона. И хотя стояли жаркие месяцы, Узунджа не пересохла, оставалась полноводной и бодрой, и наряжалась, как в прекрасное платье в зелень дубов, буков и грабов, окружавших её. Рядом с ней думалось о юности и красоте.

Юными и в расцвете сил были брат и сестра – Антон и Кира. Они, перекидываясь фразами, шагали по тропе.

– Ты меня дуришь, – говорил Антон с надрывом и обидой. – Что бы о твоих проделках подумал дедушка?

– А я тебе повторяю – дойдем, и убедишься, – отвечала Кира.

– Ты была там?

– Нет, мне рассказывали.

– Кто?

– Ну, Антоша, ну какая разница.

Он надул губы и стал глядеть на неунывающую реку. Где-то наверху солнце жгло голые скалы каньона, а здесь под тенью застывших буков пахло свежестью, и прохлада поднималась от речной воды. Здесь дышалось полной грудью, и не сковывало горло удушающее марево знойного лета. Антон смотрел на трепетный, но по-своему могучий мир природы и думал о том, что ей, природе, всё равно – она была, есть и будет, а он оглянуться не успеет, как наступит и его час отправится к предкам в гнетущую и пугающую пустоту.

А Кира тем временем, сидя на корточках, поливала голову холодной водой, смывала с лица грязь и засохший солёный пот. Ахала, фыркала, тёрла щёки и в итоге встряхнула влажными волосами, расправила широко плечи:

– Как будто новая жизнь началась!

Она дёрнула Антона за рюкзак:

– Давай, немного осталось, и ты воочию увидишь.

– Не пойду, пока ты мне не пообещаешь, – он поднял на неё преданные глаза. – Ты ведь не обманываешь?

– Есть слухи, но дыма без огня не бывает, правда? Вспомни дедушку, как любил он приключения. Кто бы ещё повёл нас за собой?

Антону стало неприятно: да, вспомнили дорогого человека, однако как-то неправильно вспомнили – вот сестра смеётся, река весело шумит.

– Мне не хватает деды.

Грусть тенью легла на лицо Киры. Девушка сказала:

– Вероятно, сегодня ты его услышишь.

Она устремила взгляд куда-то вдаль каньона:

– Да, возможно.

И направилась дальше по тропе. Порой она шлёпала себя по голым рукам и ногам, отгоняя голодных до крови лосиных мух, или чесала ноготками поалевшие места укусов. Один раз схватила пальцами кровососку, пригляделась внимательно на крошечное насекомое и отбросила щелчком.

– Зараза мелкая, хуже комара, – проговорила незлобно и улыбнулась Антону. – Это блошка-мотивошка, кусает тебя, пока ты стоишь, так что стоять не надо, надо идти. Тем более осталось совсем чуть-чуть.

Антон плёлся сзади, то пальцами скребя искусанную кожу, то взмахами кепки отгоняя всякую живность. Вдруг остановился и стукнул себя по лбу – хотел муху прибить. Однако лосиная муха лишь задрожала крылышками, и Антон в негодовании содрал её и нахлобучил кепку.

– У меня всё тело в волдырях и чешется.

– Бывает.

Он огрызнулся – вот такая у него сестра, всегда несерьёзная, всегда витает где-то в облаках.

– Я иду только потому, что поверил в твои сказки.

– Заканчивай нудеть. Я тебе говорю – есть такой телефон.

– Ну где, где он может тут быть, – и Антон всплеснул руками. – Телефон в горах?

– Да, в горах.

– И по нему можно поговорить с мёртвыми?

– Так рассказывают.

– Чушь собачья!

Раздался грозный, похожий на чьё-то рычание скрип – переломился ствол бука, и кроной задевая ветки других деревьев, повалился на землю.

– Ты злишься, не надо так, – сказала Кира. – Нам сюда.

Они свернули с тропы. Позади осталась Узунджа и её жизнерадостный, вдохновляющий смех. Новый путь проходил мимо нитки наваленных друг на друга камней. Где-то под ними тайно протекал тонкий ручеёк – то, что сохранилось от некогда полноводной глубокой реки.

Ребята вышли к пересохшему водопаду. Он был достаточно высок и зажатый в скалах производил величественное впечатление. Кира, наслаждаясь зрелищем, произнесла:

– Сухой. Это название, если что. Весьма точное.

Чёрная ложбина водопада блестела влагой. У подножья кишела головастиками мутная застоявшаяся в купели вода. Кругом грабы шелестели листвой на ветру.

– Начинается самое интересное, – сестра ткнула брата локтем в бок. – Больше никаких троп.

Антон замялся. Он бы выбросил рюкзак и дал бы отдых усталым ногам, но так хотелось услышать родной голос дедушки.

А Кира уже карабкалась по склону к вершине водопада. Раздумывать ей было не о чем.

Она не обманула – тропы кончились, и пришлось лезть по руслу, которое каскадами и порогами уходило в горы. Где-то оно расширялось, где-то сужалось, местами проваливалось купелями, а жёлтое дно его было завалено валежником. Антон спотыкался об ветки, скакал по камням, карабкался через пороги. Вскоре у него разболелись колени. Мышцы на спине и плечах забились. Футболка пропиталась потом – хоть выжимай.

Кира остановилась подождать брата. Увидела налепленный на края русла густой мох, провела ладонью по зелёному сырому бархату:

– Вроде и нет реки, а всё равно где-то протекает.

В купелях оставалась дождевая вода, да и некоторые пороги точно плакали – капелька за капелькой, слезинка за слезинкой сочилась невесть откуда взявшаяся в знойный летний день влага. Видимо тосковало русло по стремительному потоку.

– Я не хочу знать, найдём мы что-то или нет. Я не думаю об этом, – Кира говорила запыхавшемуся брату. – И ты не думай. Тогда обязательно найдём. Может, горы и реки нам помогут.

Антон вытер кепкой потную шею.

– Если телефон действительно существует, то… есть один шанс, есть хотя бы одна попытка, чтобы сказать… Но что я должен сказать? Такое, чтобы примириться. Ведь умер человек, и ничего ты не понимаешь, не знаешь. А скажет он тебе: всё хорошо, тут лучше, тут счастье, и ты примиряешься, тебе и самому хорошо.

Он поднял голову – прямо над ним высился бук-великан с ветками такой причудливой формы, что очертаниями напоминал сказочного богатыря. И не по себе сделалось Антону, глядя на этот бук.

А Кира, изучая и фотографируя пейзажи вокруг, пребывая в своих далёких вселенных, как будто сейчас только осмыслила речь брата и громко прошептала:

– Существует, я в это верю.

***

В ту же минуту, как закрыли гроб, Антон вышел из церкви. Дорожка перед ним вела прочь с кладбища, и он бы пошёл по ней, но за спиной плакала родня. Неловко как-то – уйти и бросить всех. Надо остаться и ждать, когда появится шанс уединиться. И тогда – быть один на один со своими чувствами, переварить и постараться найти ответы на страшные вопросы.

Он сделал пару шагов и осмотрелся. Повсюду могилы, которым тридцать, пятьдесят лет – а осталось ли в них хоть что-то от тех, кто жил когда-то? А вдруг людей, чьи имена выбиты на граните, их и не было никогда на Земле?

Ударила массивная дверь церкви. Антон оглянулся – по ступенькам, будучи на высоких каблуках, медленно и осторожно, спускалась Кира, придерживая под подбородком повязанный на голову платок. Она заметила брата. На измазанном слезами лице просияла улыбка. Вот уж кто удивительный человек – сестра всегда могла найти утешение. Он, к сожалению, так не умел.

Нет, надо побыть одному.

Возможно, Кира и хотела о чём-то перемолвиться. Возможно, у неё нашлись бы нужные слова, в конце концов, ей всегда удавалось приободрить или успокоить. Возможно, она и вышла для того, чтобы отыскать Антона. Но сейчас он нуждался в одиночестве.

Покинув сестру, покинув городское кладбище, шатался по улице, пока не перешёл дорогу и не направился в сторону пустыря. Набрёл на руины храма. Остатки стен стояли отрешённо. В щелях каменной кладки сновали ящерицы. В развалинах апсиды пауки, повиснув на тугих сгустках паутины, караулили добычу.

Совсем рядом под ногами зияла дыра. В неё точно в подземелье вела выдолбленная в скале лестница. Ступени её совсем стёрлись, поросли кустарниками и сорняками. Внутри – сор, грязь, стены чёрные от копоти костров приютившихся здесь когда-то бездомных. Так выглядел склеп. По соседству ещё один, такой же затхлый и забытый. А если приглядеться – и третий, и четвёртый, и пятый. Тысячу лет назад жители Херсонеса хоронили здесь друзей, родителей, детей.

Теперь же не осталось ничего, кроме сорняков и закопчённых стен. Антон проговорил по слогам:

– Ни-че-го.

Он долго сидел на развалинах апсиды, подперев подбородок руками, хмурил лоб и ждал. Но отклика не было – ни в нём самом, ни в мире вокруг. Жизнь продолжалась, а утешение так и не пришло.

***

Русло закончилось, и брат с сестрой попали на поляну, где высилась необычного вида скала – от земли до вершины её покрывал кудрявый ковёр мха.

– Ещё один высохший водопад, – сказала Кира. – Это – Зелёный мох. Очень точные у них названия, верно?

Антон оторвал от водопада щепотку – влажная. Как и ожидалось.

– Долго ещё?

Кира прищурилась по сторонам, стараясь определить направление.

– По слухам где-то километр.

– Тебя заносило в эти места?

– Ни разу.

– И что мы должны увидеть спустя километр?

– Пещеру или грот. Нам нужно от Зелёного мха идти по дну ущелья.

Антон затянул потуже шнурки на кроссовках, подтянул лямки на рюкзаке, щёлкнул над ухом сестры пальцами и сказал:

– Ну что ж, двинули.

Он резво вскарабкался на скалу, полез куда-то, хотя рядом в обход пролегала тропинка. Кира следила за тем, как брат с задором и новыми силами преодолевает уступы, потом кинула взор на деревья – буки, кренясь из стороны в сторону, шумели кронами. Задумчиво проронила:

– Ветер-то переменился.

Дно ущелья было такое – или ноги скользили по валунам, или проваливались в коричневое полотно опавшей листвы. Везде гнили пни и коряги, мелькали кости каких-то животных. Ущелье уводило высоко в горы, в дикие дебри, где никогда не обитал человек. Антон прислушивался к скрипу ветвей, к отдалённому гудению ветра, к странным шорохам. Сквозь слой листвы просачивался грибной запах. Несмотря на то, что дождей не было уже давно, запах этот казался повсеместным и пронзительным. «Сырость и влага», – думал Антон. Он знал, что природа наблюдает за ним.

Впереди возникли кусты крапивы. Набрав побольше воздуха, Антон несколькими широкими шагами пробрался сквозь добрую половину зарослей. Остановился и завопил:

– Клещи!

Крошечные жучки ползали повсюду – на стволах и листьях крапивы, на одежде и рюкзаке. В два прыжка Антон выскочил из кустов. Он был весь в ожогах и в панике растирал оголённые места на теле. Успокоившись, опустился на землю и взлохматил волосы. Настырности в нём поубавилось.

Кира пролезла по склону над зарослями, подошла к брату.

– Можем повернуть обратно.

– Сама же говоришь, меньше километра осталось.

– Ты так резко рванул вперёд… Я удивилась.

– Мысли разные приходят, – проговорил Антон не своим голосом.

– Пусть это будут правильные мысли.

Они и не заметили, как стих ветер над кронами буков, как потускнело, клонясь к закату, солнце. Потихоньку, бережно присматриваясь к миру, наступала пора вечернего покоя. В прохладном воздухе витало ощущение скорого конца путешествия.

– Мы дошли.

Кира указала куда-то, и Антон, посмотрев в ту сторону, неожиданно для себя разволновался – в скалах темнела мрачная расщелина.

К ней подобрались без труда. Грот дышал холодом и прелой вонью. Антон посветил внутрь фонариком. Среди глухих стен от испуга затрепыхалась летучая мышь. Луч электрического света выхватывал из полумрака причудливые натёки. Около лаза белела внушительная пирамида камней.

– И не лень кому-то было складывать, – проговорил Антон и повернулся к сестре. – Нам туда, в лаз.

Он не стал ничего дожидаться и, пригнувшись, влез под пыльный потолок.

– Стой, – скомандовала Кира. Она смотрела на брата исподлобья хитрыми, испытывающими глазами. – Решил, что скажешь ему?

В затхлой тишине грота раздался твёрдый, по-хозяйски звучавший бас:

– Да.

И только после этого Антон обернулся, о чём-то подумал и вылез обратно.

– Да. Если ты хочешь поговорить об этом.

– И дело не только в дедушке?

Она в очередной раз раскусила его. Они росли вместе, и ему никогда не удавалось скрыть от сестры свои мысли, или, тем более, обвести её вокруг пальца. Нечего было скрывать: пока шли по руслу, он вспоминал похороны, руины храма и почерневшие от копоти стены склепа.

– Я хочу спросить – зачем было это всё, если в итоге – ни-че-го?

– Ты уверен, что он знает?

– Они там должны знать, иначе, к чему столько жить и не получить ответы?

– А я думала, ты взаправду скучаешь.

– Да я от тоски не знаю, куда себя деть. Но подумай, если есть такой шанс, то… обязательно надо разузнать. Ведь кто-то же до нас находил этот телефон. И что?

– Кто-то находил. Вот, целую пирамиду выстроили. Однако никто не проговорился.

– Они спрашивали, я уверен. И им ответили. Значит, ответ был такой, что о нём лучше молчать. И мы этот ответ узнаем.

Грубый тон брата напугал Киру.

– Напрасно я взяла тебя с собой.

Он – отрывисто, со злобной уверенностью:

– Посмотрим.

***

Антону семь лет. Он с дедушкой на диком каменистом пляже. Подбирает ржавую консервную банку, бросает в море. Банка покачивается на воде. Антон швыряет в жестянку камни. Он представляет, что банка – вражеский парусник, а сам он палит из больших чугунных пушек. Дедушка, хоть и старый, но не утративший достоинства молодости, наблюдает за мальчиком – временами ухмыляется, временами хмурит брови. И дымит куревом. Он предпочитал папиросы «Ялта». Спустя годы, будучи школьником, внук стащит пару штук из дедовской пачки и, подражая, затянется табаком и обожжёт горло.

Старик тушит папиросу, обгорелый окурок прячет в пачку, достаёт тут же новую папиросу, подкуривает спичками. Прищурив один глаз, метким броском попадает камушком прямо внутрь банки. Она тонет.

– Мы идём ко дну, мы идём ко дну! – заголосил Антон.

Через бухту тащился автомобильный паром, и мальчик показал на него:

– А он может пойти ко дну?

– Вполне.

– Вот было бы здорово! А мы будем сегодня смотреть на машины?

У них была традиция – когда паром причаливал, дедушка сажал внука на перила ограждения, и вместе они разглядывали выезжающие машины. Антон называл марки автомобилей, а каких не знал – дедушка подсказывал.

– Сперва искупаемся.

Ничего больше не сказав, подошёл к морю. Дедушка размял мышцы, оплескал плечи и грудь – пусть нагретая солнцем кожа привыкнет к морской свежести. Вдохнул посильнее – и порывистым движением нырнул с головой. Минуты не прошло, как в нескольких метрах от берега показалась седина. Он плыл брасом, вздымая брызги, оставляя за собой шлейф из пены. Антон внимательно следил. Мальчику дедушка напоминал коня – такого как в фильмах, когда животные переходят мощную реку вброд – могучие, сражающиеся со стихией кони.

Он возвращался. Так же плыл брасом. Прежде чем выйти на берег нырнул. Надолго. Антон забеспокоился.

– Деда! – звал, обращаясь к безмолвному морю. – Деда!

Всплеск – старик вынырнул, по скользким камням полез на берег: губы искривлены в страдальческой улыбке, руки болезненно дрожат, вода гуськом катится со старческого тела.

Он кинул к ногам внука ржавую банку.

– Забирай. Нечего мусорить.

Запыхавшийся, измождённый потянулся к пачке папирос, но отдёрнул ладонь и зачем-то вытер её об мокрые плавки.

Антон покорно подобрал банку.

– Есть много далёких мест, где природа чище и богаче, – сказал дедушка и следом прохрипел измученно:

– Надо сохранять.

– А ты там был?

– Был.

– А мы туда пойдём?

– Пойдём.

Он сел, опустил голову. Струйки воды лились с седых волос. Антон, сжимая в руках консервную банку, тихо, с некой стыдливостью попросил:

– Можно я сбегаю на холм, посмотрю, как причаливает паром?

Не поднимая и не вытирая лицо:

– Можно.

Мальчик помчался наверх, и уже на середине пути оглянулся – сгорбленная фигура деда выглядела худой и обыкновенной. Старик вздрогнул, выпрямился, увидел Антона и, преодолевая отдышку, прокричал:

– Возвращайся, внук.

***

Стены лаза сжимали по бокам. Это была узкая кишка, где капало, хлюпало и смердело. Антон протискивался по ней вперёд, давился убийственной вонью. Мелкие противные комары кусали за нос, застревали в ресницах. А он полз и бубнил:

– Возвращайся, возвращайся.

Может он и правда возвращается?

Куда?

Нет – к кому?

Он прекрасно знал к кому. Он был уверен в том, что делает. И какой вопрос задаст, тоже был уверен.

Потянуло свежим воздухом. Впереди забрезжило светлое пятно, манящее чистотой и теплом. Антон из всех усилий полез к свету, обдирая локти об мокрые камни. Выскочил сквозь мох и траву и взглядом упёрся в нацарапанную на скале надпись: «фух забрались!» Тут же на уступе чирикала птичка – то ли галчонок, а то ли воробушек. Птичка спрыгнула на макушку Антона, щипнула за волосы и упорхала прочь.

Он выбрался из лаза, помог выкарабкаться Кире. Они стояли на краю обрыва, преисполненные внутреннего благоговения перед монументальностью уходящих к самому горизонту остроконечных заснеженных гор. Снег блестел на солнце. В бездонных ущельях таились туманы. Высоко-высоко клин перелётных птиц плыл в бескрайнем сияющем просторе.

Антон чувствовал, как медленно утрачивает связь с прежним собой, и чем пристальнее он всматривался в фантастическую явь, тем глубже перепахивало его душу осознание своей суетности, мелочности, пошлости.

– Идём, – томным звуком послышались слова Киры.

Вдоль обрыва вела тропка и поворачивала за угол скалы. Оттуда доносилось шипение водопада. Точка, намалёванная красной краской на одном из камней, как бы вопила: «Сюда!»

– Идём, – ответил Антон с тревогой.

Хоть и сияло солнце (которое теперь не клонилось к горизонту, а стояло в зените), но на дальнем краю неба изгибалась серпом и подсматривала луна. И не одна луна приглядывалась, – и слепящие вершины гор взирали на путников. Ждали чего-то.

Водопад тёк по ложбине изящным потоком. Из небольшого озерка, образовавшегося у его подножия, длинным языком лакала лиса – размером с крупную собаку, ярко-рыжая, пушистая настолько, что можно было смело зарыться в её мех. Лиса заметила ребят, зевнула и вальяжно ушла куда-то за камни.

Среди брызг Антон рассмотрел другую выцарапанную надпись: «Вода текла, течёт и будет течь». Прозвучал победный окрик Киры:

– Мы нашли его.

И правда – чуть поодаль от водопада переливался стальным блеском вмонтированный в скалу телефон. Самый обычный телефон – круглый циферблат, сбоку трубка на пружинном проводе.

Брат и сестра прихлынули к нему, да так и застыли в нерешительности. Наконец Кира сказала:

– Ты очень сильно этого хотел.

С неловким, каким-то беззащитным выражением Антон снял телефонную трубку. Приложил к уху и услышал, как из потусторонней дали нарастал голос, постепенно обретал тяжесть, становился простой человеческой речью:

– Hallo, die Kurorte Baden-Baden stehen zu Ihren Diensten. Bei uns können Sie sich einer Behandlung und Vorbeugung, Genesung und Rehabilitation unterziehen, unsere Thermalbäder haben eine wohlverdiente internationale Anerkennung erhalten.1

– Это… немецкий? – Антон напряжённо вслушался. – Немцы предлагают мне лечение? Что?

Кира выхватила трубку, начала выслушивать, попутно переводя в уме каждое слово.

– Мы позвонили в гостиницу в Баден-Бадене. Нам предлагают забронировать номер.

И хихикнула:

– Как тебе идея?

Антон смотрел на надпись – «Вода текла, течёт и будет течь». Он ничего больше не хотел. Всё было ясно. Продолжать не имело смысла.

Он не мог шутить вместе с Кирой, не мог разделить с ней её беспечность. Сестра отвернулась, примирительно сказала:

– Здесь же очень красиво.

Вот кто действительно вернулся – Кира. Вернулась туда, где обретает покой в своём сердце.

А он?

Антон подошёл к краю обрыва и разразился громким истеричным хохотом:

– Баден-Баден! Баден-Баден!

И горы ответили насмешливым эхом – Баден-Баден, Баден-Баден. Но Антон не обижался. Обижаться тоже не имело смысла. Он сам возложил надежды, которые себя не оправдали. Потому что он возложил надежды на мёртвых. А мёртвые уходят.

Природа остаётся.

САНАТОРИЙ

Самолёт приступил к снижению. Дима смотрел в окно иллюминатора. Он видел вспененное море, и видел, как волны разбиваются об отвесный берег. Он не знал, куда прилетел. Всё было как будто во сне. Казалось, в салоне не было других пассажиров, однако как только Дима отвлёкся от картинного пейзажа неизвестной страны, на сиденьях появились силуэты людей, да так странно появились – будто из расфокуса выплыли.

Самолёт приземлился и покатился по необычной полосе – она шла вдоль обрыва, и одно крыло висело над неспокойным морем. Дима не боялся. Какие бы неожиданности не подстерегали впереди – он не боялся. Что-то умерло в нём. Он не мог понять, когда и что, но мог понять другое – теперь с ним ничего не может произойти.

Он проснулся в номере санатория. Мягкий свет раннего солнца освещал комнату, и стояло то особое спокойствие, которое бывает утром выходного дня, когда, выспавшись, лежишь и потягиваешься в постели, потому что никуда не надо спешить.

Да, никуда не надо спешить, выходной растянется на всю оставшуюся жизнь – с таким чувством проснулся Дима.

Он не торопясь спустился в столовую к завтраку. Набрав со шведского стола всякой всячины, уселся в углу и стал смотреть на соседей. Сплошь молодёжь, всем лет двадцать или чуть больше. Парни и девушки громко разговаривали, смеялись, заигрывали друг с другом. Многие потягивали вино.

Раздался гул самолёта, задребезжали в столовой окна, и крылатая тень проплыла на улице по зелёным и стройным кипарисам, по прогулочным дорожкам и по фонтанчикам с чистой водой. Диму ослепила вспышка. Он помассировал веки, расщурил глаза – ничего не изменилось: звенели разговоры, лился смех, парни с девушками обменивались нескромными взглядами, на шведском столе среди бокалов и тарелок чернели бутылки вина.

Дима не мог вспомнить, что творилось с ним до того, как он сел в самолёт, но знал, что прилетел в санаторий, потому что так было нужно.

Сомнение колыхнулось – в самом деле, его место сейчас здесь?

Он внимательнее посмотрел на беспечную молодёжь. Неужели никто не видит странностей? И почему все такие счастливые и довольные? Он напряг память – как вчера вечером оказался в номере? как разложил вещи?

Что-то неправильное во всём этом…

Возле стойки регистрации (на удивление пустой) он встретил Кристину – свою школьную любовь. Она выглядела совсем юной, почти подростком, будто и не было пятнадцати лет разлуки, будто ещё впереди первый их неловкий поцелуй… Дима растерялся – точь-в-точь, когда сталкивался с ненаглядной в школьном коридоре.

– Привет, – сказал он, краснея.

Кристина просияла. Губы её расплылись в приветливой улыбке. Две металлические полосочки на зубах блеснули. Да, в одиннадцатом классе она носила брекеты!

– Привет, Дим! Как твои дела?

Волосы, щёчки, тонкая шея – Кристина как ожившее воспоминание. Сладкое воспоминание.

– Нормально, – ответил он.

– Ты видел кого-нибудь из наших? Я только приехала и не успела толком осмотреться.

– Нет, я никого не встречал. Да и тебя не видел… сколько лет?

– Вроде как вчера расстались, – она некстати хихикнула. – Но мне, правда, интересно, что там у Насти, Жени, Олега. Ты не слышал о них? Узнать бы как поживают.

– Не следил. А ты сама? Как жила все эти годы?

Кристина свела на переносице тонкие подведённые бровки.

– Наверно… как-то жила, – и бросила на Диму горячий взгляд. – Зачем о прошлом? Ты хочешь вина? Пойдём к морю и будем пить вино. Пока мы молоды, пока мы можем.

Он криво ухмыльнулся.

– И тебя ничего не настораживает?

– Мы же в санатории. В санатории так положено!

Они вышли на улицу. Высоко в ясном небе мчались два самолёта. Кристина смотрела на них.

– Я никогда раньше не летала. Это был мой первый раз.

– Они летят. Куда-то.

– На другие острова.

Дима знал, что это правда – есть и другие острова.

Происходило всё быстро – школьные чувства захлёстывали, а вместе с ними появилось и какое-то задорное мальчишеское настроение, такое наивное, непосредственное, и которое Дима старался гнать от себя. Пытался вспоминать жену. Как её звали? Ни имя, ни обрывки свадьбы, а лицо вставало перед мысленным взором – румяное, красивое, родное. А вдруг и она здесь где-то? Должна быть, должна.

Дима всматривался за горизонт, стараясь разглядеть очертания островов. Морской бриз колыхал бутоны роз на ухоженных клумбах. Журчали повсюду фонтанчики. В небольших искусственных водоёмах полные собственного достоинства плавали лебеди, порой лениво зевали и тянули длинные шеи к протянутым кусочкам хлеба.

По аллее вдоль кипарисов шла парочка – Кристина и некий толстый паренёк. Шли, держась за руки. Дима, заметив их, задохнулся от ревности. Ощущение, что обманули, пообещав одно, а выдав другое, схватило его. И тут же он зажмурился и представил лицо жены, и жена произнесла: всё будет хорошо.

Совсем близко, разрывая механическим гулом чистую тишину санатория, пронёсся самолёт.

Дима спустился на пляж. На песке сидела ещё одна парочка. В ногах у них стояла плетеная корзина, из неё свисали крупные сочные грозди тёмного винограда. Рядом лежала кучка апельсиновых шкурок. Парень и девушка по очереди отхлёбывали вино из горлышка и мазали кисточками по холсту на мольберте.

– Привет, – сказал Дима. – Как вы тут, отдыхаете?

Девушка одёрнула платьице и стрельнула глазками. Парень, отхлебнув вина, спросил:

– Хочешь присоединиться?

– Я хочу спросить – вы помните, как прилетели сюда? В смысле, как познакомились – здесь или до того, как появились в санатории?

– Когда мы познакомились? – девушка захватила горсть песка и развеяла по ветру. – Знаешь, мне кажется, будто все мы знакомы очень-очень давно. И с тобой знакомы, – она длинным розовым ноготком указала на Диму. – Мы прилетели вместе. Я запомнила. Ты озирался по сторонам, напоминал пугливого зверька.