Случайный гость в чужом краю. Пародии на стихи Виталия Пуханова бесплатное чтение
Любопытный нетандем
Владимир Буев начинает своё авторское предисловие к совместному сборнику с Виталием Пухановым, построенному по принципу: оригинал – пародия, с истории, как на странице поэта в Фейсбуке1 увидел вывешенную Пухановым пародию на себя самого. Комментарий к этому посту был таков: «подражание, пародия – наивысшая награда автору при жизни». С этого всё и началось. Итогом этого «началось» и стала книга, которую читатель держит в руках.
Надо сказать, Пуханов и Буев очень подходят друг другу. Поэт, авангардист (по нашим временам очень умеренный), с ярко выраженным чувством юмора и не чуждый самоиронии, любящий, как теперь говорят, «постебаться» над читателем. И пародист, старающийся по возможности не обижать автора, но тоже не прочь «приколоться». И вот, что у них получается:
Виталий Пуханов
Мы хлам любили, берегли.
К нему нас приучали с детства.
Его, как пядь родной земли,
Передавали по наследству.
Куда его? Когда его
Любили бабушка и мама!
И он надежнее всего:
Не к праху прах, а хлам от хлама.
Владимир Буев
Коль хлам любил кто и берёг
И коль к нему приучен с детства,
Коль ветхий хлам твой столь убог,
Хватай ещё и хлам соседский.
И вместе с личным хламом детства
С хламьём от бабушки и мамы
Отдай потомкам по наследству
Для продолженья этой драмы.
Поэт-авангардист иронизирует над одной из въевшихся в плоть и кровь многих россиян привычкой хранить старые вещи, автоматически причисляемые к семейным реликвиям вне зависимости от принадлежности, ценности и даже воспоминаний, с ними связанных. За что этот хлам любили бабушка и мама? Пуханов не обращает внимания на этот вопрос: любили, и бог с ним. Автор фактически призывает отказаться от семейного хлама, выделиться из семьи и начать жизнь с чистого листа. Типично модернистский подход к жизни, пусть и сильно смягчённый: сто лет назад поэты-модернисты призывали сбросить с парохода современности куда более серьёзные вещи. Хотя, будем честными, Виталий Пуханов никак не конкретизирует, что именно он подразумевает под понятием «хлам». Вдруг там не только старые фотографии, чашечки или салфеточки, но и что-то более серьёзное.
Владимир Буев с удовольствием использует идею поэта, переворачивая её с ног на голову. Если лирический герой Пуханова размышляет о ненужности хлама, передающегося по наследству, то пародист выступает под девизом: «Больше хлама хорошего и разного!», предлагая прихватить ещё что-нибудь соседское. Да, конечно, много хлама – это драма, но зато как прикольно.
Или вот кое-что из жизни нижнего белья:
Виталий Пуханов
Носки простую жизнь живут.
В стиральном жерле исчезают.
Их под шумок семейных смут
Пододеяльники съедают.
Носки лежат и там, и тут,
По комнатам друг друга ищут.
И счастливы, когда найдут!
Здесь черный никому не лишний.
Всего не знаешь наперед.
Потертый, но еще не старый,
В шкафу носок живет без пары,
Он все надеется, все ждет.
Владимир Буев
Носки простую жизнь ведут,
А у трусов она покруче.
Бывает и такой маршрут:
Всей в наволочку влезут кучей.
Трусы мужские тут и там.
А коль бобыль, то вперемежку
По комнатам устроят (срам!)
С трусами женскими пробежку.
Но коль бобыль совсем одрях
И коль в тираж вчистую вышел,
Трусы протёртые (в щелях)
Очередных не ждут интрижек.
Думается, каждый, кто стирал носки в стиральной машине, сталкивался с тем, что после стирки их может оказаться нечётное количество, а при чётном количестве обнаружатся минимум два носка от разных пар. Такие носки даже называют порой носками Джона Сильвера, имея в виду, что в дом, видимо, приходил одноногий пират, либо оставивший свой носок, либо, наоборот, забравший один носок себе.
Виталий Пуханов даёт носкам чисто человеческие свойства: они ищут друг друга, ждут и надеются. Типичные лирические герои, даром что не люди.
Владимир Буев опять-таки переворачивает ситуацию. Его предметы нижнего белья, а к носкам присоединяются ещё и трусы, уже не лиричны, а фривольны. Поэт рассказывает нам бельевую историю с лирической улыбкой, пародист – с саркастической ухмылкой. Читатель может выбрать, что ему ближе.
Не будем утомлять читателя, решившего обратиться к этой книге, подробным пересказом того, что он прочтёт сам. Ограничимся краткими отрывками:
Виталий Пуханов
Как поэтично умер Блок!
Он задохнулся, словно рыба,
Сломался, как станок,
И выбыл,
Не нажимая на курок.
Владимир Буев
Поэзия – любая смерть.
Поэта смерть вдвойне лирична!
Закопан коль в земную твердь,
Отлично!
Ибо круговерть…
Взгляд поэта Пуханова на смерть поэта Блока идёт от известных слов самого Блока в речи посвящённой Пушкину: «И Пушкина тоже убила вовсе не пуля Дантеса. Его убило отсутствие воздуха. С ним умирала его Культура». Этот взгляд сейчас популярен, хотя известно, что Блок умер от голода и цинги, окончательно добитый отказом советского правительства отпустить его на лечение в Финляндию. Но такая смерть Пуханова не устраивает, для него цинга и голод – привходящие обстоятельства, а он называет основную, по его мнению, причину.
Не будем спорить с автором: в конце концов, ему важна поэтичность смерти Александра Блока.
Владимир Буев в своей интерпретации этой темы (именно интерпретации, а не пародии) опирается на совершенно иной тезис: поэзия и смерть всегда связаны, а смерть поэта всегда лирична.
Ознакомиться с обоими текстами полностью не составит труда: они есть в публикации.
И последнее. Поскольку эта книга – по-своему – игра, человеку, открывшему её, предлагается после знакомства с несколькими стихотворениями Пуханова и пародиями на них Буева, определить, кто из них автор стихотворений, данных вперемешку чуть ниже. Мне кажется, что это не так сложно.
1.
Представь, представь: ты пишешь Блоку
Письмо пустое на тот свет!
И в тот же миг, считай, без срока,
Приходит блоковский ответ.
«Спасибо вам, здесь очень скучно,
Здесь ночь не отличить от дня.
Мне папирос дают поштучно,
Когда читаете меня».
2.
Всё такое же есть у поэта,
Что имеется у остальных,
Кроме очень большого предмета,
На который наложено вето,
Пока нет поэтесс молодых.
Но как только возможность дуэта
Появилась для творческих дел,
Так предмет поэтический этот
Вдохновением враз закипел.
3.
У осьминога восемь ног.
Не так уж много, если честно.
Ему на двух ногах – не впрок –
Гулять совсем неинтересно.
Я ноги растерял, прости,
Стал осьминогом без шести.
Мне осьминогом быть недолго.
Я осьминог из чувства долга.
Смешной двуногий осьминог
В пути устал и занемог.
4.
Все люди – сёстры-братья
(По-разному бедны).
Одна часть носит платья,
Другая часть – штаны.
Но вся семья едина
(И нищий, и богач,
И баба, и мужчина)
Для телепередач.
5.
Милый друг, ни о чём не тревожься,
Жизнь прекрасна и смерть далека.
Много раз ты уснёшь и проснёшься,
Ты в надёжных и добрых руках!
На посту боевом пограничник
Закрывает тебя от врага.
В шесть ноль-ноль поварёнок-отличник
В печь поставит говна-пирога.
Инноваций творцы, революций –
Каждый трудится, ночью не спит.
И в лепёшку они расшибутся,
Лишь бы ты был спокоен и сыт.
6.
Мы в юности глодали сухари
И грызли кости в праздники большие.
Пахали от зари и до зари
За три копейки даже не стальные.
Мы радовались этим медякам.
Мы хлопали от радости в ладоши.
Ужасно, королева и мадам,
Что нынче вы впихнули в нас бриоши.
Поэт и пародист, каждый со своим творческим лицом представлены в этой книге достаточно полно, и каждый, кто хочет познакомиться с их творчеством (особенно тот, кто отгадывал авторство последних стихотворений) могут просто читать эту книгу дальше. Их любопытство будет удовлетворено.
От автора
Однажды увидел, как поэт Виталий Пуханов опубликовал в своей фейсбук-ленте пародию на собственные стихи. Автором пародии был некий Павел Банников. Впрочем, может быть, это была не пародия, а подражание:
ты помнишь, Алёша, поэты боялись
отправиться на свалку
истории? робкие их колени
дрожали, голоса
звенели, яйца
сжимались, ладони
потели, спины
сгибались под тяжестью
вопросов литературы
как весело мы смотрели на них
со свалки
готовились к встрече
варили браги
перебивали гробы
на столы
Комментарий Виталия к его короткому посту был таков: «подражание, пародия – наивысшая награда автору при жизни».
В тот период я сам уже писал «отклики» на творения Пуханова (хотя нигде их ещё не успел опубликовать), поэтому тут же среагировал, отчего состоялся такой короткий публичный «всем ветрам назло» мини-диалог:
Я: Это правда-правда? Без шуток? Пародия – наивысшая награда автору при жизни?
Виталий Пуханов: По мне вполне награда, и не позавидует никто.
Я: Могу вам «в личку» прислать… ну, не один десяток подражаний (или пародий, или не пойми чего) на вас?
Виталий Пуханов: Нет, не в личку, в общественный доступ.
Я: Тогда начну с некоторых. Мало ли… Вот подобного типа, как на стихи Санджара (хотя есть и злее). Сейчас доберусь до офиса, открою комп и выложу некоторые пародии на ваши стихи… [я имел в виду известного поэта Санджара Янышева, на творчество которого у меня к тому времени тоже было много чего написано и даже опубликовано].
Помнится, приехал затем в офис и действительно кое-что выложил в фейсбук с опцией «открыто для всех». До сих пор там лежит.
***
Через какое-то время уже в мессенджере состоятся такой диалог.
Я: Виталий, приветствую вас. Возможно ли я опубликую свои пародии/вариации на ваши стихи в каком-либо издании вместе с вашими оригиналами по такому же типу, как тут (сначала полностью ваше, потом моё)?
В качестве примера следовали ссылки на сайты «Текстуры» и «Истоков».
Виталий Пуханов: Добрый день, да, пожалуйста, если моё участие будет пассивным.
Я: Пассивным – это можно, но чтобы, кроме вашего согласия, ничего не потребовалось? Правильно я понял или что-то иное имеется в виду?
Виталий Пуханов: Да, я просто не возражаю. Т.е. это не диалог.
Я: Ок. Понял. Не диалог. На всякий случай когда подготовлю, пришлю вам посмотреть. Спасибо.
Виталий Пуханов: Публикуйте, я не буду потом возражать. Присылать на почту для утверждения – это уже диалог, как будто мне понравилось. Я же не возражаю и не буду потом возмущаться. Это всё, что могу в этой ситуации.
Я: Ок, понял. И последний вопрос. Я брал стихи с вашего фейсбук-профиля. Я не знаю этики людей творческой сферы (ибо сам совсем из другой профессии). Кто-то считает, что это неправильно, кто-то – что этично, ибо уже публикация была. С вашей точки зрения, это не нарушит какую-то этику, о которой я могу быть не в курсе?
Виталий Пуханов: Любую ситуацию можно перевернуть и использовать. Я не стану возражать и что-либо высказывать по этому поводу. Это же не личные заметки, а стихи, да ещё и наиболее серьёзные у меня. Они мне уже не принадлежат.
***
Мой самый первый опыт пародий или «пародий» (на друга Мишу Гундарина) был откликом не на отдельные строки или строфы, а на стихотворения целиком. Поэтов, стихи которых я начинал пародировать/«пародировать» как «стихи целиком», кроме Гундарина, было несколько: Ганна Шевченко, Виктор Барков, Феликс Чечик, Инга Кузнецова, Вадим Муратханов, Айдар Хусаинов и ряд других.
Вот и Виталий Пуханов ненароком (или «нароком») оказался в их числе.
Сегодня на «стихи целиком» пародий я практически не пишу. Пишу на строки, фразы, двустишия, четверостишия/строфы. На вырванные из контекста кусочки.
Опыт «на целиком» остался позади, в самой начальной стадии развития моего графоманского/дилетантского «дара». Тем не менее след от этого опыта остался. Вот и в данной книжке каждая пародия/«пародия» является не пародией вообще, а пародией на какое-то конкретное стихотворение Виталия Пуханова. Снова повторюсь: не на отдельные строки, а именно на целый стих.
***
Мудрый Виталий Пуханов!
Вот ему и награда при жизни.
Нашла героя.
Целый сборник наград.
Стихи и пародии
Поэзия – любая смерть.
Виталий Пуханов
Как поэтично умер Блок!
Он задохнулся, словно рыба,
Сломался, как станок,
И выбыл,
Не нажимая на курок.
И нам безумно жалко Блока
(По лит-ре сдвоенный урок).
От смерти Блока бездна прока.
Спасибо, Александр Блок!
Владимир Буев
Поэзия – любая смерть.
Поэта смерть вдвойне лирична!
Закопан коль в земную твердь,
Отлично!
Ибо круговерть
Природы изучают в школе.
И Блок, и прочие писцы
Проклюнутся в чужом глаголе.
…Пусть мрут, как мухи, стервецы.
Не знаю, чем я занимался
Виталий Пуханов
Я долго подбирал отвёртку
Под болт, что на меня забит.
Мне пригодились йод и бинт,
Подсел на вату и зелёнку.
Устал, слетел со всех орбит,
Пока выкручивал болтяру,
Что был пророчески забит
Под пьяный гогот и гитару.
Я превратился в минерал
Пока отвёртку подбирал.
Вокруг болта болтались мы,
Весь дольний мир на нем держался.
Духовной скрепой оказался,
Мерцал, посверкивал из тьмы.
Владимир Буев
Не знаю, чем я занимался,
Себя уверив, что спасён.
Мой добрый жест был расценён
Как знак того, что я сломался.
Теперь болтаюсь на болте.
Кручусь, но делать что-то поздно.
Аллюзия: я на кресте!
Иллюзия амбициозна.
А пьяный вдрызг легионер
Не сознаёт, что Люцифер.
Лабарум я тому вручу,
Кто скрепу-болт из тела вынет.
Уж не молю, вовсю кричу:
– Меня отдайте медицине!
Коль хлам любил кто и берёг
Виталий Пуханов
Мы хлам любили, берегли.
К нему нас приучали с детства.
Его, как пядь родной земли,
Передавали по наследству.
Куда его? Когда его
Любили бабушка и мама!
И он надежнее всего:
Не к праху прах, а хлам от хлама.
Владимир Буев
Коль хлам любил кто и берёг
И коль к нему приучен с детства,
Коль ветхий хлам твой столь убог,
Хватай ещё и хлам соседский.
И вместе с личным хламом детства
С хламьём от бабушки и мамы
Отдай потомкам по наследству
Для продолженья этой драмы.
Да что ж такое-то, коллеги!
Виталий Пуханов
За гуманизм и дело мира
В Кремлёвском зале без слезы
Давали орден и квартиру,
А надо было дать pizdi.
Зайдёшь в метро – там снова мина,
В Инете – аццкий сотона.
От гуманизма и от мира
Нам не досталось ни хрена.
Зато есть комет для сортира,
А для души киоск «интим»,
И, если честно, мы ни мира,
Ни гуманизма не хотим.
Владимир Буев
Да что ж такое-то, коллеги!
Кого ж зовут в Кремлевский зал!
Ну, ладно в прошлом было веке!
Но в этом я стихи писал.
Вот мат из глотки так и рвётся.
В латинском виде, если что.
Кириллицей нельзя: нарвётся
Бранящийся на штраф крутой.
Бездарные теперь кумиры.
Не дали мне (я намекал)
Ни ордена и ни квартиры.
А мне нужны, и я бы взял.
На чувства бурные страна
Виталий Пуханов
Поставьте памятник говну,
Чтоб виден был на всю страну,
В день солнечный воскресный,
Гуляют семьями, прильну:
«Смотри, какой чудесный!»
Чтоб улыбнулись мы ему,
Как будущему своему
Сквозь грозовые дали.
Как будто Солнце и Луну,
Говно мы увидали.
Владимир Буев
На чувства бурные страна
Была изрядно голодна.
Тут памятник в честь глины
Возник. Пешочком допоздна
И на автомашинах
Спешит народ, чтоб честь отдать
Говну, при этом поругать
модерн, мейнстрим и моду.
…Так чувства добрые загнать
В народ возможно сходу.
Не зря меня крестили в детстве
Виталий Пуханов
Гуляет клещ энцефалитный
В лесах удмуртских весь июнь:
Еще неопытен и юн,
Единственный, почти элитный.
И я захаживаю в лес,
Имея праздный интерес.
И долго ль мне бродить по свету –
Решает клещ в минуту эту.
Я был крещён, укрыт плащом.
Так мы не встретились с клещом.
Владимир Буев
Не зря меня крестили в детстве:
Теперь энцефалитный клещ
Для организма не зловещ –
Не будет для меня последствий.
Клещ думал, думал и решил:
Коль враг крещён, то перекрыл
Проход себе он в двери ада.
…И посерьёзней есть преграда:
Был освящён раз сорок плащ,
Поэтому животворящ.
Старею. Не даёт покоя…
Виталий Пуханов
Мы шли и шли вперед, волнуясь,
Ведь было времени в обрез!
Мы промахнулись, разминулись,
Не там свернули через лес,
И в молодость свою вернулись.
Где кошка сдохла, хвост облез,
От всех чудес остался леший.
Он шестисотый мерседес
Чинил-чинил, назвался Лёшей.
На пустыре был пройден квест.
Там, где бутылки и окурки,
Болтались на березах куртки.
Не зря твердили: «крекс, пекс, фекс».
Владимир Буев
Старею. Не даёт покоя
Давнишний случай озорства.
Из подсознания в три слоя
Он выполз ночью, как сова.
Кота за хвост таскал нещадно
С детьми давным-давно в лесу.
Героем средь ребят был знатным.
Теперь коты меня пасут
Во снах. В реале кот не выжил
(а может, кошка то была).
Во сне зверь вот что отчекрыжил:
С собою лешего пригнал!
Раз лес вокруг, с лисой Алисой.
Они втроём ведут меня.
Я в детстве точно этой крысе
Под хвост не всовывал огня.
Бесповоротно понимаю:
Не кошка – кот зажал узду.
Тут не лиса вожак. Внимает
Лисица рыжая коту.
И кот – Базилий, а не Васька.
Я Буратино? Чудеса!
Богатство близко – вот развязка.
Молитвам вняли небеса.
Истфаки учат: мир жесток.
Виталий Пуханов
Во мраке мерзлом и чужом
Надежда полоснет ножом,
Набросившись невесть откуда.
И снова: «вжик» из темноты,
Во тьме сокроется, а ты
В крови согреешься покуда.
Я был доступный матерьял
И много крови потерял.
Стоял во мраке, как во фраке,
Благодарил за кровосток,
За то, что мир не столь жесток,
Как сообщают на истфаке.
Владимир Буев
Истфаки учат: мир жесток.
И потому на кровосток
На каждой лекции сошлются,
И кровь для верности прольют,
Студентам в уши напоют
Историй. Мамой поклянутся.
Готовый к жизни, выхожу
Я на дорогу и, к ножу
Прижавшись пальцами под фраком,
В ночную тьму бросаюсь сам.
Вжик-вжик – отправлен к праотцам
Прохожий… Я ж привит истфаком.
Носки простую жизнь ведут…
Виталий Пуханов
Носки простую жизнь живут.
В стиральном жерле исчезают.
Их под шумок семейных смут
Пододеяльники съедают.
Носки лежат и там, и тут,
По комнатам друг друга ищут.
И счастливы, когда найдут!
Здесь черный никому не лишний.
Всего не знаешь наперед.
Потертый, но еще не старый,
В шкафу носок живет без пары,
Он все надеется, все ждет.
Владимир Буев
Носки простую жизнь ведут,
А у трусов она покруче.
Бывает и такой маршрут:
Всей в наволочку влезут кучей.
Трусы мужские тут и там.
А коль бобыль, то вперемежку
По комнатам устроят (срам!)
С трусами женскими пробежку.
Но коль бобыль совсем одрях
И коль в тираж вчистую вышел,
Трусы протёртые (в щелях)
Очередных не ждут интрижек.
Как в старом детском анекдоте…
Виталий Пуханов
Представь, представь: ты пишешь Блоку
Письмо пустое на тот свет!
И в тот же миг, считай, без срока,
Приходит блоковский ответ.
«Спасибо вам, здесь очень скучно,
Здесь ночь не отличить от дня.
Мне папирос дают поштучно,
Когда читаете меня».
Владимир Буев
Как в старом детском анекдоте:
Писатель, не читатель я.
Пишу великим письма в поте
Лица. Без даты. Втихаря.
А тут вдруг клянчат папиросы
Через прочтение чужих
Стихов. А это всё бабосы!
Не дам! Полно стихов своих.
В дороге аккуратным быть
Виталий Пуханов
У осьминога восемь ног.
Не так уж много, если честно.
Ему на двух ногах – не впрок –
Гулять совсем неинтересно.
Я ноги растерял, прости,
Стал осьминогом без шести.
Мне осьминогом быть недолго.
Я осьминог из чувства долга.
Смешной двуногий осьминог
В пути устал и занемог.
Владимир Буев
В дороге аккуратным быть –
Таким девиз мой стал по жизни.
Как мог, старался тихо плыть,
Чтоб фактов избежать сюрпризных.
Чтоб рисков избежать совсем,
Я восемь ног себе приделал.
И плавать, и ходить проблем
С тех пор ни разу не изведал.
Но – чу! – отпали костыли.
И вот опять я на мели.
Все люди – сёстры-братья
Виталий Пуханов
Во времена последние,
Крещённые бедой,
Богатые и бедные
Дружили всей страной.
Мечтали, чуть не плача,
Прожить остаток дней
Богатому – богаче,
А бедному – бедней.
Владимир Буев
Все люди – сёстры-братья
(По-разному бедны).
Одна часть носит платья,
Другая часть – штаны.
Но вся семья едина
(И нищий, и богач,
И баба, и мужчина)
Для телепередач.
В первых строках сеанс гипнотичен…
Виталий Пуханов
Милый друг, ни о чём не тревожься,
Жизнь прекрасна и смерть далека.
Много раз ты уснёшь и проснёшься,
Ты в надёжных и добрых руках!
На посту боевом пограничник
Закрывает тебя от врага.
В шесть ноль-ноль поварёнок-отличник
В печь поставит говна-пирога.
Инноваций творцы, революций –
Каждый трудится, ночью не спит.
И в лепёшку они расшибутся,
Лишь бы ты был спокоен и сыт.
Владимир Буев
В первых строках сеанс гипнотичен.
Жизнь прекрасна, усни же, усни.
Не трагичен наш мир, а лиричен,
Романтичен, ты спи и цени.
Если женщина ты, пограничник
Твоё тело накроет своим,
А затем поварёнок-отличник
Полежать согласится бухим.
Коль мужик ты и молод – в солдаты!
Стариков бюрократы дурят.
Позабыты в стране баррикады –
Силовые структуры рулят.
Работяги на Луне…
Виталий Пуханов
На Луне, на Луне
Все обочины в говне.
Пусть пришлют рабочих
Грязь убрать с обочин!
Роскошь – воздух и вода.
На Луне все господа.
На Луне полвека
В гости ждут узбека.
Луноходы по говну
Медленно идут ко дну.
Лунными обочинами
Земляне озабочены.
Владимир Буев
Работяги на Луне
С господами наравне.
В космосе Роскосмос
Ходит голым-бóсым:
Потому туда заслал
Вновь мигрантов на аврал.
Журналист Рогозин,
Ох, амбициозен!
Вот уже Луну засрал –
Дилетант не рассчитал.
Дурачкам втирает,
Место сохраняет.
Давно фейсбук читает софт…
Виталий Пуханов
Трещит уютный ноутбук,
Мышь робко прячется под лапу.
Он прочитает мой Фейсбук
И отработает зарплату.
Купить штаны, сходить в театр.
Жена довольна, дети сыты.
Мы в план поставлены на март.
Он всех убьёт, но вы не ссыте.
Владимир Буев
Давно фейсбук читает софт:
Не человек, а спецпрограмма.
И нынче никаких Голгоф
Поэту не увидеть. Драма?
Штаны. Театр. Сходить в сортир
(Там мочат нынче террористов).
Поэт давно уж не кумир.
…Но стоп! Ведь есть же Дима Быков!
Будто не было дождей
Виталий Пуханов
Осень испекла пирог
С листьями сухими.
Собирала вдоль дорог,
Долго шла за ними.
Горький хлеб прими, уважь,
Преломи с живыми.
Похлебаем белых каш,
Долго до зимы ли.
Владимир Буев
Будто не было дождей
Осенью в России.
Что Сахара! Пострашней
Русские стихии.
Сухость, засухи – беда!
И пирог – булыжник.
Хорошо, не навсегда:
У зимы есть ниша.
Всё такое же есть у поэта…
Виталий Пуханов
Вот поэт. Это брови поэта.
Это руки и ноги его.
Вот предмет, но названье предмета
Мы не скажем, плохая примета,
И предмет у него о-го-го.
У поэта на ужин конфета,
У поэта на завтрак инжир.
Потерялось бессмертие где-то.
Сам не помнит, куда положил.
Владимир Буев
Всё такое же есть у поэта,
Что имеется у остальных,
Кроме очень большого предмета,
На который наложено вето,
Пока нет поэтесс молодых.
Но как только возможность дуэта
Появилась для творческих дел,
Так предмет поэтический этот
Вдохновением враз закипел.
Чем пло́хи те, кто деток любит?
Виталий Пуханов
Господь хранит трудолюбивых
Чадолюбивых сволочей.
От управителей гневливых,
Своих и вражеских мечей.
Лишь за детей у них тревога.
Дождавшись солнца и тепла,
Гуляют под охраной Бога
Неторопливые тела.
Владимир Буев
Чем пло́хи те, кто деток любит?
С чего вдруг сволочи они?
В стране и так народа убыль,
Но много всякой болтовни.
Тревога за детей? Чем плохо?
Господь, родителей таких
Храни от всякого подвоха
И от стихов передовых.
Как мне не повезло, что повезло…
Виталий Пуханов
Мне повезло, что мне не повезло.
Теперь я это понимаю.
Пусть неохотно принимаю,
Что на меня не покусилось зло.
Не выбрало в любимчики свои,
Не пестовало, не побаловало,
Чтобы за радости удачи и любви
Разбить с оттяжкою ebalo.
Владимир Буев
Как мне не повезло, что повезло:
Попал в объятья Вельзевула.
Не скрыть: Фортуна подмигнула,
Пообещав взять под своё крыло.
Я доктор Фауст, маг и чародей,
Алхимик и астролог сверхглубокий.
Но каждый день от сатаны люлей
Я получаю (босс мой – бес жестокий).
Россия – Родина слонов
Виталий Пуханов
Рыдает над «Фаустом» Гёте
Районный механик Петров.
Гадают о нём на работе:
Он запил иль так, нездоров?
Неделю в духовной погоне
Метался и рухнул без сил,
Но, кажется, в целом районе
Мгновение остановил.
Столетий распались цифири,
Был немцами Гёте забыт,
Но где-то в далёкой Сибири
Мгновенье Петрова стоит.
Владимир Буев
Россия – Родина слонов.
Здесь все от мала до велика
(Не только труженик Петров)
Читать считают Гёте шиком.
Всяк Иванов, кто шаромыжник,
Иль Сидоров, кто работяга –
Отменный и глубокий книжник,
На память Фауста рубака.
Как соберутся на мальчишник
По трое при сердечном зове,
То хоть один скоропостижно
Из трёх мгновенье остановит.
Мы в юности глодали сухари
Виталий Пуханов
Мы были нищими, но нищета тех лет
Слыла законной и благословенной,
Как маргарин, намазанный на хлеб,
И тусклый свет в конце вселенной.
И, веришь ли, бывали сыты мы
Отчаянной устойчивостью мира.
Зажглись огни, пресытились умы,
Хлеб побелел, а сердцу всё не мило.
Владимир Буев
Мы в юности глодали сухари
И грызли кости в праздники большие.
Пахали от зари и до зари
За три копейки даже не стальные.
Мы радовались этим медякам.
Мы хлопали от радости в ладоши.
Ужасно, королева и мадам,
Что нынче вы впихнули в нас бриоши.
Да кто уж вспомнит кибернетику…
Виталий Пуханов
Сверкает ветер электрический,
Идей неоновый полёт.
Прилежно мусор генетический
Мечта по городу метет.
Метет мечта метлою новою,
Состав неведомо какой.
А помнишь, нас мело нейлоновой
Кибернетической метлой?
Владимир Буев
Да кто уж вспомнит кибернетику,
Коль «цифра» мусором рулит?
Одрябла прежняя эстетика
И превратилась в целлюлит.
И старые мейнстримы модные
Прогрессом будут сметены:
Кумиры новые народные,
Как и былые, голодны.
Случайный гость в чужом краю
Виталий Пуханов
В аду неспешно пить чаёк
И разговор вести душевный,
Но я нездешний человек,
Весь неуютный и никчемный.
Я к вашим не привык речам
И в сердце не впустил советы,
Благодарю за хлеб, за чай,
За шоколадные конфеты.
Владимир Буев
Случайный гость в чужом краю
И на пиру случайный тоже.
Случайным не был бы в раю.
Зачем меня отправил, Боже,
Ты чай пить в ад, коль я достоин
Не слушать речи – сам вещать.
Пора меня (урок усвоен)
С конфетой в рай перемещать.
Долго-долго я глядел
Виталий Пуханов
У канавки в тишине,
Где клещИ да слИзни,
Выпивал я шардоне,
Отдыхал от жизни.
Напевая: «ай на-нэ»,
Открывал я шардоне.
Улыбались бездны!
Целый мир погиб во мне
И с тех пор я трезвый.
Владимир Буев
Долго-долго я глядел
В мелкую канаву.
Вдруг я словно опупел –
Чистая постава.
Бездна смотрит на меня
Чёрными очами.
Говорит, в себя маня,
Всеми голосами:
– Жаришь спирт часами!
Должны все делать хорошо
Виталий Пуханов
Устанешь слушать головой
Однообразный лязг точила
И понимаешь: никого
Смерть ничему не научила.
Никто не выучил на «пять»
Приметы страшные и сроки.
И можно смело прогулять
Её ненужные уроки.
Владимир Буев
«Должны все делать хорошо,
Никто не должен делать плохо» –
Звучит и модно, и свежо
В какую ни на есть эпоху.
Из прошлого учить урок
Нам предлагали даже царства.
Ещё разок, ещё разок.
…Повтор не страшен в виде фарса.
Мечтатель
Виталий Пуханов
Я так мечтал не запирать дверей,
В домашних тапках выходя за хлебом,
Что оказался в клетке для зверей:
Четыре стенки под открытым небом.
Мои соседи – лев и серый волк,
Нам хлеб дают по графику и норме,
И не возьмут мои соседи в толк:
Какой я зверь, одетый не по форме.
Владимир Буев
Мечтатель. Потому не замечал
Ни прутьев из металла, ни решёток.
Живучи в клетке, в облаке витал,
Покладист был характером и кроток.
Потом проснулся словно и взглянул
На мир глазами зверя (льва иль волка).
Соседи взвыли – просто караул:
Мол, что случилось? Почему не шёлков?
По литра два…
Виталий Пуханов
Мы выпили по триста
И, кажется, с тех пор
С диктатором Батистой
Ведем мы давний спор.
Потом за коммунистов
Три раза по полста
С диктатором Батистой,
Чья совесть нечиста.
Нам с питерским чекистом
Пить тысячу недель,
Ведь следом за Батистой
Всегда идёт Фидель.
Владимир Буев
По литра два, наверно,
Мы выпили с дружком.
Первач был явно скверный,
Но стал для нас хитом.
Сам Путин (вот так повесть!)
Пришёл поговорить,
Очистить свою совесть,
Прощенье попросить.
Того гляди, заплачет,
Ведь он уже старик.
За ним теперь маячит
Друг Сечин, силовик.
Их проводили, словно на войну…
Виталий Пуханов
В конце тысячелетья своего,
Когда нас на погибель провожали,
Нам пожелали «доброго всего»,
А злого ничего не пожелали.
И потому, нащупав жизни дно,
Не знали мы ни страха, ни печали.
Мы повстречали доброе одно,
А злого ничего не повстречали.
Владимир Буев
Их проводили, словно на войну,
В миллениум хорошими словами.
Наивный мальчик, веривший в пургу,
Пошёл вперёд за светлыми речами.
Он шёл ко дну. Никто не виноват,
Что на пути он только счастье видел.
Упал на дно и счастлив стал стократ,
…Но всех вокруг себя возненавидел.
Есть люди, по сути машины…
Виталий Пуханов
Мне слали сибирскую язву,
Безумия алый цветок,
Проклятья в конвертиках разных,
Тоски марсианский песок,
Дракона отрубленный коготь,
Дыханье летучих мышей.
Все это проходит, проходит!
И зла не наносит душе.
Владимир Буев
Есть люди, по сути машины,
Кто всякий наезд иль беду
Воспримет как просто рутину
В бескрайнем несчастий ряду.
О стенку горох так отскочит.
Так мяч отбивает вратарь.
Я ровно такой же молодчик,
Хоть выпарь меня, хоть зажарь.
Мама «Раму» ела
Виталий Пуханов
Мама ела «Раму»,
Папа «Раму» ел.
По полкилограмма
В пачках жирный мел.
Белый хлеб и чёрный
Плохо пропеченный
Чуть намажешь «Рамой»,
Станет вкусный самый!
Мел в ней безопасный,
Жир скотов, вода.
Пальмового масла
Не было тогда.
Владимир Буев
Мама «Раму» ела,
Папа помогал.
Родина слабела –
И продукт пропал.
Появился снова –
Изменились вкусы,
Стали бестолковы.
Разорвались узы.
Пальмовое масло
Нынче на коне.
Мама в нём погрязла
С папой наравне.
Коль все бы шли так умирать…
Виталий Пуханов
Он записался на расстрел
В семнадцатом году.
Овраги строго осмотрел
И выбрал по себе размер:
«Сюда я сам приду».
В какой рубахе, пиджаке –
Он записал в тетрадь.
Свободен где, свободен с кем,
Свободен выбирать!
Владимир Буев
Коль все бы шли так умирать,
Гражданской нет войны.
Мы можем смело утверждать,
Что всё равно нет полстраны.
Зато вторая без вины.
…Когда б такие смельчаки
Кидали ноль понтов,
То, может, и большевики
Ушли до холодов.
Суха теория, мой друг
Виталий Пуханов
Страшна статистика, мой друг.
Простые цифры, никаких «а вдруг».
Собрались сорок семь доцентов,
Заштриховали чёрным круг.
Не пощадили президентов,
Их дочерей, собак и слуг.
И, веришь, смертность сто процентов!
Где раньше были прецеденты,
Прошла статистика, как плуг.
Владимир Буев
Суха теория, мой друг2.
Статистика не скрасит нам досуг.
Сто сорок шесть былых процентов3 –
Одно из ЦИКовских заслуг,
А не статистиков-доцентов.
У жён слуг псиный был досуг4,
Но вовсе не у президента.
Тут нет статистики, мой друг,
Здесь древу жизнь даёт легенда.
Мой злобный босс мне жизни не давал
Виталий Пуханов
Я ведал зло. Смотрел ему в глаза.
И часто замещал в отлучке.
Все исполнял, что зло мне приказал.
Жил скромно от получки до получки.
Он всем был враг и не имел врагов.
Я был рабом, со злом мы не дружили.
Я от нужды работал за него,
Там из меня вытягивали жилы.
Пришел из тьмы хороший человек.
Был день погожий, кажется, субботний.
А может, вторник? Или был четверг?
Он зло убил. Теперь я безработный.
Владимир Буев
Мой злобный босс мне жизни не давал,
Платил копейки, душу выжал.
Как раб, пахал я; он же отдыхал,
Катаясь на чужом горбу, бесстыжий.
Я компромат собрал и настучал.
Повыше есть начальники у боссов.
Настал момент, и он меня признал:
Хотел повысить – сняли кровососа!
О горе мне! Зачем писал донос?!
Явился в офис выдвиженец новый.
Он всех собрал, устроил нам разнос.
Нашёлся на меня стукач хреновый.
Кого веселят свои шутки
Виталий Пуханов
Смеющийся собственным шуткам
Подобен сове.
Смеется и ухает жутко
Дырой в голове.
На заднем сиденье трамвая
Из тела торчит.
Послушай, как шутка немая
Зловеще звучит.
Владимир Буев
Кого веселят свои шутки,
Имеет одну.
Без этой одной прибаутки
Не жить пацану.
Коль люди вокруг деликатны,
С улыбкой кивнут.
Коль злобны и не аккуратны,
Башку оторвут.
В ушкó игольное
Виталий Пуханов
Так человек, растущий вкривь и вкось,
Как ржавый гвоздь, забитый в ипотеку,
Спросил меня: «Пройду я здесь насквозь?»
И что я мог ответить человеку?
Владимир Буев
В ушкó игольное мне предложил
Пройти доброжелатель. Я, однако,
Хоть и не олигарх, ушку́ не мил
Без мыла. С мылом я боюсь аншлага.
То ли я женщину возжелал…
Виталий Пуханов
Брючный костюм за семьсот рублей,
Может, за тысячу двести,
Так превосходно сидел на ней,
Так хорошо, как если б.
Но я ни разу не подошел
И не сказал ей: «Все же,
Он бесподобен, прост и дешев,
Как лягушачья кожа!»
Владимир Буев
То ли я женщину возжелал,
То ли ей выдал гадость,
Так хотелось устроить скандал,
Даже самую малость.
Знал, что лягушка и не пристал,
Пусть и царица тётя.
Пусть и царевна! Не экстремал!
Ловит пусть идиота.
Сонеты сочинял поэт
Виталий Пуханов
Покойный сочинил сонет.
В нем снег идет, собака лает,
Луна блестит и смерти нет.
Теперь он это понимает!
Не может злиться и краснеть,
Прикуривать от сигареты.
Нигде не уважают смерть
И не печатают сонеты.
Владимир Буев
Сонеты сочинял поэт.
В них есть луна и снег с собакой,
И даже смерть, которой нет.
(Сам взял и помер – вот чертяка).
Четыреста уж лет приют
Нашёл у алтаря Христова.
Его сонеты издают
И даже переводят снова.
P.s. Шекспир похоронен у алтаря церкви святой Троицы в Стратфорде-на-Эйвоне.
Нажрались – стали жаждать драки
Виталий Пуханов
Допили водку, сдали тару,
Умылись, сели на кровать
И приготовились к удару.
Чего ещё от жизни ждать?
Из леса доски – всем обнова.
«Сердец» рифмуется с «пиздец».
Ни первого вам, ни второго.
Филолог не согласный здесь.
Владимир Буев
Нажрались – стали жаждать драки.
Или с небес достойный дар.
И то, и это – сущность фляги,
Гусар ли пьёт или клошар.
Литературец и филолог –
Непроходимая стена.
Сердцебиенья век недолог,
А рифма для стиха нужна.
Мир мгновений у каждого свой
Виталий Пуханов
Мир беспомощен, мир многолик.
Кто-то женщина, кто-то старик.
Кто-то прожил в нужде и позоре,
Но души сохранил золотник.
Кто-то жил и не знал, что велик.
Кто-то пел третьим голосом в хоре.
Кто-то счастлив был тем, что привык
Неразменно молчать в разговоре.
Золотник. Золотник. Золотник.
Кто-то дырку проделал в заборе
И в священную тайну проник.
Он в газету напишет в обзоре:
«Мир беспомощен, мир многолик» –
И души сохранит золотник,
Если ужас не выдаст во взоре.
Владимир Буев
Мир мгновений у каждого свой:
У иного есть миг золотой,
Если в скважину глянет к соседу
(Из двери ключ замочный входной
Ненароком соседской рукой
Был изъят, как на грех). Эстафету
Тайных знаний (ему не впервой)
Передаст по подъезду и свету:
То ли разоблачитель-герой,
То ль идейный борец за монету.
Обезумевшей если толпой
Мир устроить захочет вендетту,
То мгновенье (иль миг роковой)
Остановится: станет тюрьмой
Взор грозить, но… дрожащим фальцетом.
Однажды астрализацию…
Виталий Пуханов
Мы жили в канализации
Извилистой, кривоколенной.
Канализация стала нашей цивилизацией -
Отечеством и Вселенной.
Мы подверглись колонизации,
Сражались бесстрашно, яростно
За свободную канализацию
Доступную и многоярусную!
Мы продвигались медленно
По скользким холодным трубам,
Жили быстро и въедливо,
Цеплялись, ползли по трупам.
Мы не позиционировали
Себя как говно,
Мы эволюционировали,
Эволюционировали,
Мы стали с вами одно.
Владимир Буев
Однажды астрализацию
Впустив в лабиринты кривые,
Мы оказались в такой многоликой формации,
Где все босые и больные.
Вот молодёжь максимизации
Потребовать решила страстно,
Свободу от галлюцинации
Народу даровать и гласность.
И темпы той астрализации
Ускорились тысячекратно.
Свобода криминализации
Была открыта кровожадной.
И вот теперь в канализации
Живём и плещемся в потоках.
Окрепла и астрализация,
В живительных омывшись стоках.
Не стоит обращать внимания
Виталий Пуханов
Проклятье от благословения
Ты сам не должен отличать.
Есть культовые учреждения,
Там ставят подпись и печать.
Простой листок за неимением
Бумаги гербовой, вот хрень,
Чуть омрачит тебя сомнением,
Но ты написанному верь!
Печать проставит канцелярия,
Прими листок, сокрыто в нём
На языке непонимания:
Ты проклят. Ты благословлён.
Владимир Буев
Не стоит обращать внимания
На бумажонки и мандаты.
К чертям любым без почитания
Пусть катятся, коль суррогаты.
Раз времена прошли старинные,
То суррогаты все бумажки.
С гербом, с печатями ли синими
(Пусть без бумажки все букашки).
Во-первых, все бумажки куплены,
Путём получены фальшивым.
Глава столицы5 фразой рубленной
Однажды так решил глумливо.
И, во-вторых, в столетье цифры мы
Живём. И цифра жизнь меняет.
А подпись цифровая с шифрами
Печать с успехом заменяет.
Уж коль погряз мир в улучшениях,
Проклятья чёрные и древние
В сакральных скрылись учреждениях.
Благословение – … плачевнее.
Ходил бы голым
Виталий Пуханов
Спасибо, жизнь, тебе за то,
Что ты убогая такая,
Что я хожу в твоём пальто,
В твоих ботинках промокаю.
Я записал тебя в тетрадь
С обложкой серой мейд ин чина.
И жалко мне тебя терять
Без уважительной причины.
Владимир Буев
Ходил бы голым (без пальто)
И если бы босым шатался,
То жизнь бы стала золотой.
Как в масле сыр бы я катался.
Но лучше буду я страдать,
В убогой изводиться жизни,
Пальто с ботинками таскать.
…Здоровым нужен я отчизне.
Я специально нож ронял
Виталий Пуханов
В ту осень часто падал нож
С кухонного стола.
Его ни разу с пола, что ж,
Ты мне не подала.
Я нож в дороге повстречал,
В свой дом привёл тот нож,
Сам источился, как металл,
А ты с ножом живешь.
Владимир Буев
Я специально нож ронял
Зимою, осенью, весной
И только летом попенял,
Но ты в ответ: мол, я бухой.
Смотрю, а нож уже другой.
Не тот, который я ронял.
Но где же тот, который мой?
…И тут-то он меня догнал.
Уж коль поэт
Виталий Пуханов
Поедем в Царское Село,
Ведь мы поэты!
Начнём, пока не рассвело,
Мыть туалеты.
Ты видишь царственный овал?
В нём бездна смысла.
Здесь Пушкин часто отливал,
Смотри, как чисто.
Владимир Буев
Уж коль поэт, то туалет –
Твоя дорога!
Век девятнадцатый – эстет.
Сейчас – убогий.
Век девятнадцатый – цари,
Цари-поэты.
А нынче – просто попурри
И пустоцветы.
То ль я картошка…
Виталий Пуханов
Картошку ест
Святой и вор.
Картошка рада всем.
Она – любовь сама,
Не спорь!
Картошку я не ем.
Петрушкой был,
В бульоне плыл,
Соль-перец не забыть.
Но я картошкин
Помню пыл,
Хочу картошкой быть.
Владимир Буев
То ль я картошка,
То ли нет,
Пока не знаю сам.
То ль ел её
(Семь бед в обед!),
То ль мне не по зубам.
Коль был я сам
Картошкой, ртам
Служил и животам.
Понятно, что
Не по зубам
Себе был, мог быть вам.
Сложилось так
Виталий Пуханов
Хоть сам я с детства бестолков,
Встречал я многих мудаков –
Бедовых и удачных,
Но все равно мудачных.
И юноши, и старики –
Они все были му-да-ки.
И не был я последним
И даже предпоследним.
Владимир Буев
Сложилось так, что в жизни я
Не встретил вовсе мудачья.
Но встретил лишь прекрасных,
Для жизни не опасных.
И молодёжь, и старичьё –
Все по душе мне. Все – моё!
Коль мне такая пруха,
То я прекрасен духом?
Спасать вошёл я даму в пламя
Виталий Пуханов
На мне халат просторно сшитый,
Мы встретились среди огня,
И ты в костюме химзащиты
Глядела кротко на меня.
Имён друг другу не назвали,
Тебе туда, а мне сюда.
Поодиночке поднимали
Культуру рабского труда.
Мы всё с тобой преодолеем,
Посадим сад, построим дом,
И по бульварам и аллеям
Москвы разрушенной пройдём.
Владимир Буев
Спасать вошёл я даму в пламя,
В чём был одет – халат на мне.
В костюме химзащиты дама.
Знать, подготовилась вполне.
Наверно, знала, что пожаром
Культуры будет дом объят.
Каким ошиблась ты макаром?
Ведь химзащита в жáре – ад!
И я в халате – как некстати!
Давай покинем этот жар
И доберёмся до кровати.
Тебя спас бенефициар.
То не коза рогатая…
Виталий Пуханов
Пришла коза рогатая,
А нам уж не впервой:
Не малыми ребятами
Мы встанем под Москвой.
Вставай, страна огромная!
Кто мёртвый, кто живой?
Пришла беда огромная
С огромной бородой.
Стоит за счастьем очередь:
Кто вилы взял, кто нож.
Не подходи! Замочат ведь,
Костей на соберёшь.
Владимир Буев
То не коза рогатая –
Два пальца об асфальт:
В том возрасте, где матами
В пивной горланит скальд.
И не такое может он
Пропеть про всю страну.
На всю страну размножены
Былины про войну.
Мужик – что бык. Втемяшится
В башку какая блажь,
Так вся страна напляшется,
Пока кипит кураж.
Привыкли мы
Виталий Пуханов
С чего начинается родина?
А бог его знает, с чего.
Вон, видишь, гуляет юродивый,
Попробуй спроси у него.
А может, она начинается,
С ошибки в твоём букваре.
С хороших и верный товарищей,
Убитых в соседнем дворе.
Владимир Буев
Привыкли мы, что начинается
С пустячного Родина-мать:
К картинке когда приобщается
Дитя, чтобы буквы узнать.
А тут знает только юродивый
Иль надо ошибку свершить:
К примеру, товарищей вроде бы
В соседнем дворе замочить.
Учтивостью не удивят
Виталий Пуханов
Покойный презирал людей
Его когда-то кто-то предал.
Он патриарших лебедей
Кормил заплесневелым хлебом.
А лебеди, таков их труд,
Хлеб лишь из вежливости ели.
Они одни его жалели,
Но промерзал московский пруд.
По книге адресной судеб
В аду нашёл приют единый.
Там на столе остался хлеб
Заплесневелый лебединый.
Владимир Буев
Учтивостью не удивят
И лебеди своей отныне.
Они из рук людей едят
Из вежливости. Нет гордыни
У грациозных белых птиц.
Коль без гордыни, то удастся
Попасть им в рай, где нет границ,
И хлебом свежим напитаться.
А кто кормил их, в ад пойдёт –
Он слишком гордым был по жизни.
Простить предателям урод
Не смог, так пусть в аду прокиснет.
Нет удивленья моего
Виталий Пуханов
Мы хоронили в ноябре
Соседку тетю Валю.
И говорили о добре,
И врали, врали, врали.
На общей кухне, матерясь,
Посуду собирая,
Она за всеми мыла грязь,
Она была не злая.
Она варила борщ в ведре,
Она в ведре стирала.
Ну что мы знали о добре,
Об этом минерале.
Владимир Буев
Нет удивленья моего.
…Когда кого хоронят,
Иль хорошо, иль ничего
О мёртвом – так долдонят.
И врёте ведь не вы одни.
Врать – норма на поминках.
Тут небо (честным быть рискни)
Покажется в овчинку.
Три дня не минуло пока
(Привет сороковинам!),
Попёрла правда с языка
И с языков… Рутина.
Я ждал, просил, молил
Виталий Пуханов
Я знал, что смерть придёт ко мне,
Но я не знал когда.
Я звал её в рассветной мгле
И так прошли года.
Я посвятил ей больше строк,
Чем ветру и дождю.
Я ждал её. Я изнемог.
И более не ждю.
Владимир Буев
Я ждал, просил, молил: приди,
Приди же смерть ко мне!
Возьми к себе! Вознагради!
Я не наедине
Просил и требовал её:
На людях мог лишь звать.
Наедине с собой чутьё
Велело: яд не брать!
Никто другой мне не помог,
Да я б не дал ему!
Я так устал, я изнемог!
Я вечный, не пойму?
Отец не видел много лет
Виталий Пуханов
У звёзд далёких ярче свет,
А счастье – впереди.
Отец сказал ему вослед:
«Смотри, не проеби!»
Он потерял друзей, любовь.
Напрасно рвал штурвал.
И воротился нищ и гол:
«Отец, я проебал!»
А кто из на не проиграл
Жестокости сердец?
«Ну, проебал и проебал», –
Сказал ему отец.
Владимир Буев
Отец не видел много лет
Ни сына и ни дочь.
В семью вернувшись, дал обет
Всегда быть добрым смочь:
Поддерживать и одобрять
Любой проект и план
Жены, детей. И поощрять.
Ведь сам теперь профан.
Пошёл из дома сын – вперёд!
Свободней станет дом.
Вернулся? Чудный поворот!
…На дне теплей вдвоём.
Тот, кто жив был и часто звонил
Виталий Пуханов
У меня не звонит телефон.
Умер верблюд, умер слон.
Крокодилы, газели, медведь –
Все успели уже умереть.
Мне последним звонил кенгуру
Со словами: «Я скоро умру»
Жив один носорог дебильный,
Он теперь звонит на мобильный
Номер девять один один.
Бегемот плывёт среди льдин.
Владимир Буев
Тот, кто жив был и часто звонил,
Был дебил, настоящий дебил.
А как помер, так лапочкой стал,
По-другому во мне зазвучал.
Так со всеми случалось друзьями.
Не друзьями, вернее, зверями.
Но раз в сто стало больше звонков.
Звон идёт изо всех утюгов.
Зверь остался один, всё звонит.
Долго жить обещал, паразит.
Это очень странный, брат…
Виталий Пуханов
Бедным быть нехорошо,
Некрасиво как-то.
Плащ дырявый, а ещё
На штанах заплатка.
Будут хлеб тебе и мёд,
Молоко, творожек.
Завтра в гости к нам придёт
Симпатичный бомжик.
Смоет дождик пыль и грязь,
Обижать не будем.
Если жизнь не удалась,
Нужно верить людям.
Он когда-то жил в КБ,
Важный математик,
Но взглянул в глаза судьбе,
И сказал ей: «Хватит».
Говорит: растут внутри
Крыльев полукружья.
Счастье, что ни говори,
Большего не нужно.
Брюки – гладить, плащ – зашить.
Будь ты хоть Гагарин,
По Москве нельзя ходить
Грязный, как татарин.
Обирают по трудам,
А дают по вере,
По печенке, по мозгам.
Здесь, по крайней мере.
Владимир Буев
Это очень странный, брат,
Ряд ассоциаций.
Как Малевича квадрат –
Сто интерпретаций.
Бедность и дырявый плащ?
Вот штаны с заплаткой
Могут быть. Неподходящ
Ряд со всей раскладкой.
Если дыры на плаще,
Он простой неряха:
Мог зашить и вообще
(Пусть плащ даже дряхлый).
Вот опять не ясень пень:
Бомжик симпатичный
Или грязь и хренотень
На его обличье?
И причём Гагарин тут?
В рифму, что ль, пришёлся?
(Впрочем, нудным назовут,
Зря я тут завёлся).
Надо делать хорошо,
Чистым быть и гладить
Брюки. Надобно ещё
Плащ от дыр отвадить.
И в финале надо мысль
Сделать философской.
Или можно, согласись,
Юморной, бесовской.
Смерть, как точная наука…
Виталий Пуханов
Смерть приходит за оброком.
Никого и никогда
Не возьмёт смерть ненароком.
Чётко сверится по срокам,
Без оглядки на года.
Верьте смерти, господа.
Владимир Буев
Смерть, как точная наука,
Алгоритмы выполняет.
И придёт она без стука,
Точно в час. Не загуляет.
Если ты гуманитарий
Не поймёшь её сценарий.
Сними доспехи, рыцарь мрачных лет…
Виталий Пуханов
Не беспокойся, в страшный год
От ужаса окаменеет сердце.
В нём нож сломается. И пуля не пробьёт.
В нём слово задохнётся иноверца.
Неуязвим, решителен, пройдёшь
С тяжёлым сердцем сквозь тревогу,
Чтоб снова смог проникнуть в сердце нож,
Открытое любви и Богу.
Владимир Буев
Сними доспехи, рыцарь мрачных лет
(Средневековый рыцарь, поясняю) –
И обнажится сердце для вендетт.
И нож, и меч с копьём к нему взывают.
Взывают зря, ведь толку нет от них.
Серебряная пуля тут поможет
Иль слово иноверца. Или стих –
Любое сердце этот уничтожит.
Тёплым будь, а также добрым
Виталий Пуханов
Будь холодным, будь жестоким,
Как жесток бывает мир.
Неприступным, одиноким –
Солнца черного надир.
За тобой горит Восток,
Будь прекрасен, будь жесток.
Владимир Буев
Тёплым будь, а также добрым,
Доброта кругом царит.
Сосчитают тебе рёбра,
Солнца чёрного зенит.
Круг на Западе рождён,
Хоть аллюзий не лишён.
Спасибо всем, кого не знал
Виталий Пуханов
Спасибо всем, кого не знал.
Вы умерли, а я не плакал.
Я лишь плечами пожимал,
Блажен Исак, блажен Иаков!
Не глядя, с кем-нибудь из вас
Я поменялся бы местами.
И, если прав Екклезиаст,
Вернётся мяч, заплачет Таня.
Владимир Буев
Спасибо всем, кого не знал
И помер кто. Не надо плакать.
Библейский патриарх рыдал,
Изображая грусть и слякоть.
Царь Соломон про Таню знал.
Да и про мячик был он в курсе,
Екклезиаст когда писал.
…И я теперь в своём ресурсе.
Поэт бы был зоологом…
Виталий Пуханов
Впустил я крысу тощую
За пазуху зимой.
Промокшую, продрогшую,
Принес ее домой.
Опрятная, упрямая
В душе моей жила.
И выкопала яму в ней,
И душу сожрала.
Владимир Буев
Поэт бы был зоологом,
То знал бы наперёд,
Что крысу жечь глаголами –
Не эффективный ход.
Промокшая иль модная,
Она один в один
Змеюка подколодная,
Коль с уличных руин.
P.s. На клинья нужен клин!
А коль такой эксперимент
Виталий Пуханов
Отдай врагу, не береги
Ни хлеб, ни сапоги.
Ты убедишься, что враги –
Действительно враги.
Одежду не простят, еду
Из безоружных рук.
Однажды отомстить придут
И сын врага, и внук.
Владимир Буев
Вариант 1
А коль такой эксперимент
С друзьями провести,
То друга сын какой презент
Захочет принести?
А друга внуки что за дар
За хлеб и сапоги
Добавят в свой репертуар?
…Вдруг хуже, чем враги?
Вот Меньшиков дружил с Петром,
Петра внук (тоже Пётр)
Полудержавного с дерьмом
Смешал да и растёр.
Вариант 2
И сын врага, и внук его
В обиде за отца
И деда также своего,
«Обутого» глупца.
Одежду обещали дать,
Но в обувь (сапоги)
Нагого сунули страдать
Зароку вопреки.
Пусть люди срут и птицы
Виталий Пуханов
И ласточки, и люди
На голову насрут.
Мы унывать не будем –
Пустой, напрасный труд.
Заставят мыть посуду,
Посадят на трамвай,
Как звать тебя забудут,
А ты не унывай.
Владимир Буев
Пусть люди срут и птицы
На голову (другим).
Мы это не синицам,
А ласточкам велим.
Чего впадать в унынье!
Ты голову помой –
И грусти нет в помине.
…Ты справился с бедой!
P.s. Насрут и в раз другой.
Что все умрут, в курсах лишь те…
Виталий Пуханов
Мы строили красивый дом,
Возили грунт и пруд копали.
Ведь мы не знали, что умрем,
Мы даже жили не в Непале.
Газеты сообщают нам:
Повсюду люди умирают,
Валяются по городам,
Не сразу трупы забирают.
Успеем поиграть в снежки,
Воды добудем из колодца.
И в эти чёрные мешки
Мы напихаем, что придётся.
Владимир Буев
Что все умрут, в курса́х лишь те,
Кто жизнь свою прожил в Непале.
Все остальные в простоте
Своей не знают, что в финале.
Ну, вот, к примеру, Казахстан.
Ведь это он вдруг стал Непалом?
Теперь Токаев наш друган.
А трупы стали ритуалом.
Живой ли, мёртвой ли воды
Напьёмся вместе из колодца,
Податься нам теперь куды?
Нам, как и прежде, всё неймётся.
Блажен, кто смолоду был молод
Виталий Пуханов
Блажен, кто смолоду был молод
И в джинсы синие одет.
Кто на заводе «Серп и молот»
За рубль двадцать ел обед.
Кто сраным снам не предавался,
Советском жизни не чуждался,
Кто всем давал и всех имел,
Уехать вовремя созрел.
Кто в двадцать лет был комсомолец,
А в тридцать тихий богомолец,
Кто в пятьдесят освободился,
И вновь сгодился, где родился,
И не остался без штанов,
Хоть в очередь и не добился
Наград особых и чинов.
О ком трындят из века в век:
Какой хороший человек!
Владимир Буев
Блажен, кто смолоду был молод.
Кто смолоду был сразу стар,
Тот не блажен. Серьёзный довод
Советский весь репертуар
Припомнить, разложив по полкам,
Собрав былое по осколкам:
Завод, обед и комсомол,
Штаны с отсутствием крамол.
…Одна зудит в мозгу помеха.
Созрел коль вовремя уехать,
А в пятьдесят освободился:
Где ж «вовремя», раз умудрился
Попасть чекистам на зубок?
Видать, на зоне парень слился.
Коль выжил, знать, не дурачок.
В стране подобный эталон
Живуч (был веку испокон).
Кто такой?
Виталий Пуханов
Любит дружескую шутку,
Носит рыжие усы.
Курит champовскую трубку,
На штанах две полосы.
Сердце у него стальное,
Любит доброе кино.
Остальное, остальное
Всё неправда про него.
Я б не сел играть с ним в нарды,
Не спросил: кого? за что?
Никакой на свете правды
Нет, ребята, лет уж сто.
Владимир Буев
Кто такой? Да разве важно?
Если рыжий, то Чубайс.
Без усов? Он эпатажный!
Сбрил давно, а не сейчас.
С ним никто не только в нарды
Рядом не захочет сесть,
Ибо он и бакенбарды
Сбрить решил когда невесть.
И неважно, что о трубке,
О полосках и штанах
Речь. Все грани крайне хрупки.
Правда в славе и в грехах.
Да это в Свердловске один живодёр…
Виталий Пуханов
Плохие поэты живут, как лохИ,
Страдают и пишут неброско.
Я слышал, хорошие пишет стихи
Один живодёр из Свердловска.
Стенания кошек и крики собак
Давно паренька не цепляют.
Но совесть загложет: он курит табак,
Стихи по ночам сочиняет.
Так кружатся звуки, что видно уму
Животных, людей и деревья.
Завидуют многие, знаю, ему,
Но он не берёт в подмастерья.
Владимир Буев
Да это в Свердловске один живодёр,
Стихи сочиняющий круто.
В глобальных столицах иной коленкор:
Тут всякое диво раздуто.
И что уж скрывать, живодёров в Москве,
Творящих стишата крутые,
(Плюс если к тому же они подшофе) –
Что грязи. И все роковые.
Изюминку каждый имеет свою:
Элитный набор инструментов.
И круглые сутки стихи создают
О собственных экспериментах.
Соколовых было море
Виталий Пуханов
Соколов Иван Демьяныч –
Именитый гастроном:
Кадку с тестом ставил на ночь,
Утром пёк пирог с говном.
Глад ему давно не страшен:
Сталинград, заградотряд.
Воевал за землю нашу,
Знает, с чем её едят.
Дети, внуки навещают.
Всем на вкус – орехи, мёд.
Нарезает, угощает
И секрет не выдаёт.
Владимир Буев
Соколовых было море
В самых разных отраслях.
У истории в фаворе
Маршал, что бывал в боях.
Павлы, Саши и Олеги:
Педагоги и певцы,
Эссеисты, их коллеги.
Образцы и молодцы!
Отчества у Соколовых
Различались (их был рой).
Все – от имени отцова.
Род у каждого был свой.
Гастроном, кто будто чудо,
В пироге говно запёк,
Проживает где? Откуда
Наш поэт его извлёк?
Поэт нашёл словечко
Виталий Пуханов
В учёбе и в работе
Будь ты хоть Лао-цзы,
Всегда найдётся кто-то,
Кто даст тебе pizdi.
В десанте и в пехоте
Стратегии азы:
Всегда найдётся кто-то,
Кто даст тебе pizdi.
Счастливого полёта
На дальний свет звезды!
И там найдётся кто-то,
Кто даст тебе pizdi.
Владимир Буев
Поэт нашёл словечко
Любимое своё.
Нашёл ему местечко:
Три раза под ружьё
В конце четверостиший
Поставил. Лао-цзы,
Пожалуй, был пожиже,
Другой имел язык.
Китайский. Вместе – сила
Философ и поэт.
Звезда определила
Дуэт.
Впадаю в детство часто
Виталий Пуханов
Безносый Буратино
Со мною детовал.
Наелся пластилина
И курточку порвал.
Мы съели вёдра каши,
Пролили молоко.
Мне на прощанье машет
Поломанной рукой.
Владимир Буев
Впадаю в детство часто
И с куклами дерусь.
Один тут был рукастый,
Теперь не поклянусь.
Он с носом не остался.
Остался с носом кто?
Ушёл он – облажался.
Мне этот нос на что?
Я сын! Меня не бейте в спину!
Виталий Пуханов
Не обижайте сыновей,
Горсть горьких слов бросая в спину.
Сын отчих не найдет дверей
И в очаге угли остынут.
Он очумеет от забот,
И почернеет от мороки.
Он внуку твоему вернет
Несправедливые упреки.
Уйди с дороги, не жалей
Пустых трудов, попыток тщетных,
И лишних несколько рублей,
И мечт несбывшихся заветных.
Владимир Буев
Я сын! Меня не бейте в спину!
Скажите мне (не все): «родной сынок».
Хоть в спину мне скажите, хоть в личину,
По голове погладьте, я ж дедок.
Взамен любить я стану внуков.
Чужих, но также и своих.
А коли буду сам затюкан,
Любить не стану никаких.
Так дайте мне рублей побольше,
Чтоб отыскал я отчий дом.
Я не согнусь под этой ношей.
…Вот я стою перед крыльцом.
Несчастными мы были…
Виталий Пуханов
Так жили мы без спроса на земле,
Ни в ком, ни в ком не зная состраданья.
И вышли в ноль, катились на нуле,
Не выполнив домашнего заданья.
Для нас не накрывали за столом
И никогда по имени не звали.
Прогнать в мороз грозился управдом,
Но в ночь и в смерть мы верили едва ли!
Счастливыми встречали божий день
Без денег за хронические «тройки».
И голосом серебряным: «Надень»
Я выхватил пальто с помойки.
Пиджак, ботинки (тесноват подъем),
Гипюр поджелтоват, какие деньги?
Неспешно по Каляевской идем,
Одетые, как два английских денди.
Так жили мы без спроса на земле,
И Бога грех гневить, неплохо жили:
Пальто носилось, мир лежал во зле,
Слова пеклись в золотоносной жиле.
Владимир Буев
Несчастными мы были. В том числе
И я в таких ходил (несчастных очень).
И, даже угнездясь на санузле,
Я чуял, что несчастьем заморочен.
Чтоб не выпендриваться шибко средь других,
Чтоб средь людей не сильно выделяться,
Я буду говорить об остальных,
Кто был несчастлив, но не стал стреляться.
Своё несчастье я не сразу осознал.
Ох, вот опять сбиваюсь, чтоб поякать.
Но, впрочем, это всё ж не криминал.
Могу и якать, попрошу не квакать!
Мы мыкали(-сь) тогда большой страной
И потому не знали, что несчастны.
Сейчас я счастлив – стал величиной,
Кому с помойки ни пальто злосчастных,
Ни пиджаков не всунут и ни бот,
Кто по Каляевской английским денди,
Пусть и без трости, с гордостью пройдёт.
…Золотоносен и в ассортименте.
И ты, и все не отличат…
Виталий Пуханов
В аду резвятся дрозд и чиж,
В прозрачных небесах играя.
Ты никогда не отличишь
Обычный ад от рая/рая!
Здесь недостаточно побыть
Поэтом или романистом,
Страдать, отчаяться, любить.
Тут нужно стать специалистом.
Владимир Буев
И ты, и все не отличат
Обычный ад от рая/рая.
Я их обоих (трёх) фанат:
Узна́ю, век не поднимая.
Я орнитолог: различу
Чижа с дроздом. Специалистом
Я в каждой бочке быть хочу
И в каждой области солистом!
Прорифмовать с чем можно «елбасы»?
Виталий Пуханов
Вороне как-то Бог от елбасы
Послал полпалки конской колбасы.
А где же сыр? Что стало с сыром,
СССР и целым русским миром?
Народ, как в детстве, верит в чудеса
И думает там колбаса.
Владимир Буев
Прорифмовать с чем можно «елбасы»?
Конечно же, со словом «колбасы».
В советской школе кто Крылова
Прочёл, лисой стал стопудово.
Но сыр от Бога, как колбаску,
Не только лисы любят в сказках.
Рядом врач и рядом морг
Виталий Пуханов
Повезло, так повезло –
Врач живет в соседнем доме!
Кроме страха, боли, крови,
Много снега намело.
Можно спать и на соломе.
Сладких снов, бессильно зло:
Врач живет в соседнем доме.
Владимир Буев
Рядом врач и рядом морг –
Далеко ходить не надо!
Кровь с осадками торнадо
Порождает – вот восторг!
А безропотное стадо
Принимает как предлог
И в любом найдёт усладу.
И триста лет марали
Виталий Пуханов
То замараешь платье,
То подгорит обед:
Обычное проклятье,
Проклятью двести лет.
Ни ласки, ни объятий,
Хоть полон дом детей.
Обычное проклятье,
Проклятье без затей.
И молчаливый ужин,
И подгоревший хлеб.
Поверь, бывает хуже,
Страшней, чем двести лет.
Владимир Буев
И триста лет марали
И тысячу назад
Не только платья. Знали,
Что стирки есть обряд.
Обеды подгорали
И тыщу лет назад,
Но не было печали,
Ведь дома был детсад.
Проклятья в прошлом мире –
Рулит феминитив.
Кто против, тот в сортире.
…Иль жить ушёл в архив.
Плохие люди окружали
Виталий Пуханов
Размазал шарфом след вороний.
«Зима, влюблённых метит снег», –
Сказал мне мельком посторонний,
На вид хороший человек.
Как белая воронья стая,
Снег кружится со всех сторон.
Фальшивлю песню, слов не зная,
Про девушку, «что я влюблён».
Иду, облепленный, нелепый,
Коротким шагом на вокзал.
«Вы что-то холодно одеты», –
Хороший человек сказал.
Демисезонная обнова.
Ладонью снег смахнул с плеча
И поблагодарил. Давно я
Людей хороших не встречал.
Владимир Буев
Плохие люди окружали
Меня всю жизнь: десятки лет.
Во мне они сформировали
Шаблон: людей хороших нет!
И тут я выбрался на воздух.
Мне повстречался человек.
По голове как будто обух
Ударил – вот какой эффект!
Он оказался человеком
Хорошим. Про любовь мне спел.
Второй – и тоже не абреком
Предстал. Одеждою согрел.
Но, впрочем, не одеждой – словом!
Всему ведь слово голова.
Ведь было оное основой
Для сущего всего сперва!
Кругом поэтов – что собак
Виталий Пуханов
Поэзия – чумной барак.
Выздоровлённых нет.
Лежат вповалку друг и враг,
А в окна валит снег.
Никто не спит: и день и ночь
Стенания и плач.
Нет, не приходит врач помочь,
Не носят передач.
Отходят. Только одному
Достанется почёт.
Он сам переживёт чуму
И дальше понесёт.
Владимир Буев
Кругом поэтов – что собак.
Бродячих. Кучи стай.
Собачью чумку я мастак
(Как будто невзначай)
Спустить готов. И вот спустил.
Уменьшилось число
Собак-поэтов. Сократил
Я мировое зло.
Вот озираюсь: я ж один
Теперь окрест талант!
Гора одна среди равнин!
И мыслями гигант!
Куда ни кинешь зоркий взгляд…
Виталий Пуханов
Здесь немец с термосом гулял,
Здесь термос потерял.
И век бы термос простоял –
Хороший матерьял.
В нём настоялся теплый чай.
И немец пил, и я.
Хлебни из термоса, ступай
В волшебные края.
Владимир Буев
Куда ни кинешь зоркий взгляд,
Везде немецкий след.
То термос тут, то там снаряд –
Былого рикошет.
Намёк сходить в цветущий рай
Услышит, кто не глух.
Но коль исполнит невзначай,
То мёртвый иль лопух.
Мне в любое время года…
Виталий Пуханов
Я на свете славно жил,
Утром пил барсучий жир.
Если становилось грустно,
Выпивал я жир мангуста.
Чтоб не ела сердце ржа,
Выпивал я жир ежа.
Чтобы скука проходила,
Жир жевал от крокодила.
Рыбий жир и жир свиной
В рюкзачке всегда со мной.
Чтобы свет узреть, на очи
Наношу я жир сурочий.
В людях лад, на сердце мир,
И скажу вам: «жиру жир!»
Владимир Буев
Мне в любое время года,
Кушать всякий жир охота.
Жир здоровье укрепляет,
Тушку мощью наливает.
Стала талия прекрасной
И в объёме куртуазной.
Нет ни скуки и ни грусти,
Ешьте жир и вы, не трусьте!
«Жиру – жир!» – вот лозунг мой.
Жирный – значит, дорогой.
Жир покушал – и прозрел:
Тайным знаньем овладел.
…Почему ж не ем жир сам?
Чтоб досталось больше вам!
Запах есть у всего подряд
Виталий Пуханов
Пахнет скошенная трава.
Пахнут колотые дрова.
Огонь не пахнет,
Но пахнет дым.
Пахнет кровь молодого барашка.
Пахнешь и ты, замарашка,
Чем-то своим.
Владимир Буев
Запах есть у всего подряд:
Что едят и что не едят.
К бомжам явился –
Тут тоже вонь.
В катакомбы к бомжихам явился –
В новую вонь погрузился.
Обонянье – огонь!
Мечтаю быть я полководцем
Виталий Пуханов
Когда-нибудь нас ждёт разлука.
И я спешу тебе сказать:
Ты удивительная сука,
Ты восхитительная блядь!
Будь Жуков я, будь Ворошилов,
С коня бы слез и подошел.
Хотя быть блядью некрасиво
И сукой быть нехорошо.
Владимир Буев
Мечтаю быть я полководцем,
Сидящим гордо на коне,
А не каким-нибудь народцем,
Кто верен лишь своей жене.
Будь полководцем я, в бордель бы
Ходил почаще, чем на бой.
К чему мне конь, война и стрельбы,
Коль я со шлюхами герой?
Мы все умрём: с любовью иль без оной
Виталий Пуханов
В конце концов все умерли однажды,
Кто от любви, кто от смертельной жажды.
А кто устал и умереть не смог,
Поныне проклинают жизни срок.
В конце концов – а так ли это важно,
Кто от любви, кто от смертельной жажды?
Мы жили здесь, мы умирали здесь.
Как ни крути, а в этом что-то есть.
Владимир Буев
Мы все умрём: с любовью иль без оной,
От жажды иль с Венерой обнаженной.
С проклятьем ли, с мольбою ли наверх,
Где бог сидит и где летает стерх.
В конце концов – а так ли это важно,
Коль все умрём, включая эпатажных?
Умрём: смирился или не смирился.
…Пусть лучше будет тем, кто не родился.
Зря говорят: сойти с ума…
Виталий Пуханов
На Марсе все сошли с ума.
А чем еще здесь заниматься?
Стоит смертельная жара
И очередь в реанимацию.
Звезд мельтешенье, птиц галдеж,
Цветенье буйное растений.
Ты скоро здесь с ума сойдешь!
Зато сойдешь с ума со всеми.
Владимир Буев
Зря говорят: сойти с ума,
Мол, только в одиночку можно.
Открытий новых нынче тьма
Правдивых. Впрочем, как и ложных.
В психиатрии вот прорыв
Случился крайне прихотливый:
Толпой с ума сойти – не миф.
У пандемий нет эксклюзива.
О дураках ли речь ведётся
Виталий Пуханов
Живёшь и веришь, тянешь лямку.
На пустыре копаешь ямку.
Сажаешь, солишь. "Крекс-пекс-фекс!"
А дальше – длительный процесс.
И что нам кот или лиса?
Здесь век спустя шумят леса.
Там оптом брендовые куртки
Уносят ветви в небеса.
И снизу вверх глядят придурки.
Владимир Буев
О дураках ли речь ведётся
Иль о стране большой поётся?
…Уж если начался процесс,
За ним когда-нибудь прогресс
Шагнёт монетами пятью
Туда, где счастье дурачью
Возможно, даже подмигнёт,
Но, улыбнувшись, упорхнёт.
С котом или в лесу с лисой
Дурак останется босой –
Монеты умный заберёт.
Чёрт с Богом заключили сделку
Виталий Пуханов
В аду совсем другие деньги
И хватит несколько монет,
Чтобы купить покой недельный,
Фонарик, пачку сигарет.
В аду за деньги можно много
Чего купить и приобресть:
Вам издали покажут Бога.
И вы поверите: Бог есть.
Владимир Буев
Чёрт с Богом заключили сделку
Теперь один другому… нет,
Не брат, не сват – партнёр. Проделку
Устроили из-за монет.
Отстёгивает дьявол Богу
Его процент договорной,
А дурень верит и дорогу
Сам торит в ад своей ногой.
Я очень добр в отличье от тебя…
Виталий Пуханов
Меня спасло предательство твоё,
Отчаяньем наполнив до краёв.
В отчаяньи, как на море в безветрии,
Без компаса, без пищи, без воды.
Но никакой другой со мной беды
Не приключилось за десятилетье!
Как дивная узорная броня
Хранит твоё предательство меня.
Уродливых цветов угрюмые соцветья
Целую нежно, голову клоня.
И жадно я тебе желаю долголетья.
Владимир Буев
Я очень добр в отличье от тебя:
Я не предам – ты предаёшь меня.
Ты предаёшь – и этим я спасаюсь.
Порядочность моя – твоя мозоль,
Ведь лишь она приносит тебе боль.
Ты не спасёшься, тут я постараюсь.
На этом свете долго ты живи,
До сотни лет как минимум плыви.
Болей, страдай, впадай во все уродства.
Я не предам тебя, как ни дави:
Я ни на шаг не отступлю от благородства.
Гагарин свет нам обещал
Виталий Пуханов
Мы жили в космосе и нас
Однажды навещал Гагарин.
Свет обещал тянуть и газ
И был за что-то благодарен.
Не в Заполярье, не в тайге,
Не в богом проклятой Сибири,
Мы где-то в космосе. Но где?
Прости, Гагарин, мы забыли.
Владимир Буев
Гагарин свет нам обещал
И газ. Забыл мужское слово.
Сказал спасибо и пропал.
Всё вышло как-то бестолково.
Теперь корячатся Газпром
С единой электросистемой,
Гагарин был бы мужиком,
У бедных не было б проблемы.
К чему любить, к чему страдать?
Виталий Пуханов
Висел предмет на волоске,
Экзамен был почти завален.
И к черной гробовой доске
По одному нас вызывали.
Противно пальцы пачкал мел,
Скрипел и пудрой осыпался.
Решить задачу не сумел,
Ее решили мел и пальцы.
Как школьный аттестат уныл!
Глядел с любовью и тоскою.
И мне открылся целый мир
За черной гробовой доскою.
Владимир Буев
К чему любить, к чему страдать?
Ведь все пути ведут опять
Известно всем, куда – в кровать.
О новых знаниях мечтать
Нет смысла, ибо обитать
Все будет там, где ликовать
Нам не придётся, а печать
Забвенья (чтобы не кричать)
Уста нам будет покрывать.
…На школьный аттестат начхать:
Стремленьем к золоту пылать
Мой дух устал. Пора сдыхать.
Перед иконами стоят
Виталий Пуханов
Цветы молили на фарси,
На суахили, на иврите,
Но Бог сказал цветам «Умрите!»
Иди и ты теперь, проси.
Мы и в Египте, и на Крите
Переводили письмена.
В них было сказано «Умрите!»
А следом наши имена.
Владимир Буев
Перед иконами стоят
Пернатые, зверьё и рыбы.
Растений тоже груды, глыбы:
В моленьях пощадить вопят.
Но Бог их в рай и в ад позвал,
Как всех письменников античных.
Коль всякий смертный смерть познал,
То и другим жить нелогично.
Одна меж миром мёртвых и живых
Виталий Пуханов
Ничто не длится вечно – ни любовь, ни смерть,
И только одиночество бессмертно.
Я тоже думал так. Боялся не успеть
Вниз по реке спуститься незаметно.
Не то чтобы горька, не то чтоб глубока,
Как смерть, крепка и, как любовь, тревожна
Беспомощным певцом воспетая река –
И переплыть нельзя, и выпить невозможно.
Да, это лишь слова, но где ещё искать
Бессмертия, пока мы живы?
Чем сердце утомить, чем горло полоскать?
Чем рвать на вёслах жилы?
Ведь где-то собрались уплывшие давно
Д. Н., А. Е., В. К., Б. Р. и остальные.
Разделят одиночество одно,
Любимые, и может быть, живые.
Владимир Буев
Одна меж миром мёртвых и живых
Была рекa забвения у греков.
Лишь Лета в рамках функций уставных
Стирала напрочь память человеку.
Но Леты нет в античных тех стихах,
Которые принадлежат Гомеру.
И Гесиод с «трудами» тут не при делах –
Иной была литературная карьера.
Четвёрка прочих рек на свете том (ином)
Совсем уж чётких не имела функций.
Да, цель была у рек, но даже впятером
Они не получали от Богов инструкций
Ответственность за одиночество нести,
Бессмертье к одиночеству прибавить.
Ничто из этого на мрачном рек пути
Поэту не смогло бы плюс доставить.
Певец был слеп, и факты тут горьки.
Беспомощен? Не слышал чушь чудесней.
Певцом он был, но только не реки,
Он Стикс упоминал лишь в редких песнях.
А две других реки, которые всерьёз
Вдруг всплыли в «Одиссее» как добавка –
Ничто иное, как чудной смешной курьёз,
Позднейшая соавторская вставка.
Века с тех пор прошли. Не все, уплыв от нас,
Аидовой опеки заслужили.
Кого-то спрятал ад, и рай кого-то спас.
…А в одиночестве живут одни живые.
Открытий каждый год полно
Виталий Пуханов
Деревья попадают в ад
И там стоят в бетонных кадках
В жару, в мороз и в снегопад.
Они теряются в догадках -
В чем виноваты? Год назад
В лесу мужик гулял с ведерком.
Поставил на деревьях крест.
И осужденный замер лес
В непониманьи горьком.
Владимир Буев
Открытий каждый год полно.
Но сущность новую из мозга
Явить про ад не всем дано
Хотя бы в качестве наброска.
Вот Данте был из мастеров.
Не два, не пять, а девять сразу
Он миру адовых кругов
Представил первым. Смог, зараза!
И вот опять грядёт фурор
Явлений свежих в преисподней.
Шагаешь в лес, а там – хардкор.
Чем дальше, тем дрова доходней.
Котёл кипящий – это ад.
Жара как раз котлу присуща.
Но чтоб мороз и снегопад?
Догадка просто вопиюща!
На премию сие одно
На Нобелевку или, скажем,
Локальную (совсем не дно)
Потянет, коль поэт со стажем.
А если уж мужик с ведром
(И даже не с ведром – с ведёрком)
Поставить смог вопрос ребром,
И преисподнюю задёргать,
И если дерево уж там
В бетон сумело угнездиться,
То Нобель пусть идёт к чертям.
Тут лишь «Поэзия»6 сгодится.
Деревья попадают в ад.
Мужик, крестом сгубивший рощу,
Мечтает ухнуть в райский сад,
А автор – Данте стать. Наощупь.
Какие перья и носок!
Виталий Пуханов
Я молод был и был убог,
И что я мог ответить Богу?
Из дому вышел и продрог,
И не нашел назад дорогу.
Прикуривая от куста,
Я опьянён привычкой к чуду.
И целовать хочу в уста
Петра, Иакова, Иуду.
Владимир Буев
Какие перья и носок:
Убог-продрог, дорогу-Богу!
И недюжинный голосок,
Равноапостольный. Упрёку,
Что звук не ангельский скрипит,
Не вижу места у куста.
Но коль Господь благословит,
То можно целовать в уста
Хоть двух апостолов вне дома,
Хоть вместе с ними, как родного,
Иуду. Стрёмный мир Содома
Пути не должен основного
Из детства в старость проложить.
Что курится ему и пьётся,
Коль чудо продолжает жить
И место вере остаётся?
Коль молодость прошла вчера,
Облобызать и нé быть в шоке
Других апостолов пора,
Но не в уста, а просто в щёки.
Да, паронимы трудны
Виталий Пуханов
В воскресенье раз в году
За прощением иду.
В многолюдном помещеньи,
Где полы навощены,
Сообщают о прощеньи,
Восклицают: «Прощены!»
Прихожу который год,
Жду прощения, но вот
Говорят: «Вам нет прощенья!
Вы опять не прощены.
Будущего воскресенья
В списки не занесены».
Ничего, я подожду,
Здесь тихонько посижу.
Владимир Буев
Да, паронимы трудны,
Если полные они.
Воскресение – одно,
Воскресенью суждено
Днём седьмым бывать недели,
Хоть уместны параллели:
Происходит воскресенье,
От Господнего рожденья.
Воскресение Христа
(Такова уж частота)
В год проходит раз один.
…Как все люди, Божий сын
Воскресенье отмечает
Раз в неделю. Это знает
Даже школьник. Упущенью
Никакого нет прощенья.
Наглости такой набрался:
Ждать прощения собрался
В помещении чужом.
Это может быть грехом.
Сколько будет тут томиться?
Целый год? Всего седмицу?
…Полные паронимы –
Это не синонимы.
Брадобрей из анекдота
Виталий Пуханов
Извини, так получилось:
Ничего не получилось.
Понимаешь, у меня
Ничего не получилось.
Обещала получиться
Несусветная хуйня.
Это просто божья милость:
Не сложилось, не случилось,
Ничего не получилось,
Слава богу, у меня!
Владимир Буев
Брадобрей из анекдота
Говорил вполоборота
Своему клиенту честно,
И клиент свалился в бездну.
(«Ничего не получилось!»),
Но сложилось и случилось:
У поэта получилась
Эта самая муйня.
Я читаю, нос кривя.
Отзыв лихо сочиня,
Счастлив: хня и у меня.
Кто-нибудь, донос скорее
Виталий Пуханов
Сообщите машинисту!
В куртку грязную одет,
По вагону ходит нищий
Подозрительный предмет.
По приметам он рабочий,
Может, чей-то инструмент.
Он хохочет и бормочет,
Смотрит, как интеллигент.
Или он иноагент?
Владимир Буев
Кто-нибудь, донос скорее
Напишите в ФСБ!
Здесь шпион. Его на рее
Надо вздёрнуть. Иль в толпе
Затеряется негодник.
Весь в грязи и нищий он.
По манерам, видно, модник:
Рубище – крутой фасон.
Раз никто писать не хочет,
Сам донос я напишу.
Благородный гнев клокочет
В сердце, чувствуя беду.
Иностранный резидент
Этот странный респондент.
Он завзятый инсургент
Да! Семи чужих держав
Он агент и бывший граф.
Не верь, не бойся, не проси
Виталий Пуханов
Есть такое слово «прощай».
В нем смысла немного,
Одна печаль.
Всё равно кроме Бога
Прощать вину
Некому никому.
Обещай, обещай, обещай
Никогда не говорить «прощай»!
Владимир Буев
Не верь, не бойся, не проси.
Но обещай и обещай
Всегда мне говорить «прости»
И «до свидания» (пущай!).
Всё остальное – лабуда.
Аллюзию изъел лишай:
Не говори мне никогда
Про «никогда» и про «прощай».
«Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы…»
Виталий Пуханов
Не по рельсам, не по шпалам
Едет, едет, не спеша,
Поезд умственно отсталый,
Паровозная душа.
По вращелинам Тянь-Шаня
Пар разносится, речист, -
За петлю надрывно тянет
Слабоумный машинист.
Владимир Буев
«Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы…» –
Лепет издаёт малыш.
Из Тань-Шаня запоздалый
Тянет поезд тот крепыш.
Он в песочнице играет
В той стране, где горы есть,
И надрывно напевает
Мудрым дядям что невесть.
Да все помрут: Иван и Марк
Виталий Пуханов
Так умерли Иван и Марк,
Федот и Михаил,
Кирилл, еще один Иван,
Еще один Кирилл.
Потом Макар, потом Филипп,
Андрюха, как дурак.
Макар за Родину погиб,
Филипп за просто так.
Владимир Буев
Да все помрут: Иван и Марк.
И даже Витька и Виталий.
Аллюзий – как и прочей швали.
Всей лабуды не помнит мрак.
Филолог и философ вместе
с тем «-ведом», кто знаток религий,
поржут над безуспешным текстом,
что стал при тесте тяжкой гирей.
И фольклористам, и пернатым,
кто диссер о фразеологизмах
сваял, никак не стать «пенатом»,
поверившим в натурность клизмы.
Все перемрут, кто перечислен.
И кто себя к ним причисляет.
И Марк. И тот, кто обессмыслен.
И кто за всё подряд. И кто виляет.
Все негодными стали пророки?
Виталий Пуханов
Обречённость, шитая на вырост,
Прохудилась за зиму насквозь.
Ни одно пророчество не сбы́лось.
Ни одно проклятье не сбыло́сь.
Чёрное шитьё не пригодилось,
Выцвело, затёрлось, износилось,
На чужие нитки расплелось.
Владимир Буев
Все негодными стали пророки?
Или падал ваш выбор на тех,
на хвостах кто несёт, как сороки,
предсказанья несбыточных вех?
Кто, кляня, сам совсем не жестокий:
прорицая, – фанат демагогий.
В чьих словах изначален огрех.
Тяп-ляп. Аптека и фонарь…
Виталий Пуханов
Они зарезали муллу,
Ограбили Мельхиседека,
Но запустили в космос человека,
И высадили голым на Луну.
Я радуюсь со всеми, ну и ну!
На скотобойне выживший калека.
Где на Луне фонарь и где аптека?
Куда идти под вечер, не пойму.
Владимир Буев
Тяп-ляп. Аптека и фонарь.
Тяп-ляп. Мулла скрещён с луною.
Аллюзии просты, как встарь.
Банальность бьёт тугой струёю.
Поди под вечер в бар, родной.
Там образов таких, аллюзий
Не счесть. Любой герой бухой
Избавить сможет от иллюзий.
Один лишь раз за жизнь сварила суп
Виталий Пуханов
Однажды мама мне сварила суп.
И в дамской сумке принесла на стройку,
Где я работал сторожем за тройки,
Что в школе получал, не в этом суть.
Достала мама банку, в банке суп,
Там плавали крупа и макарошки,
Капустный лист, Господь, не обессудь:
Мы все тогда питались понарошку.
Я отменил стихи и перекур.
Из сумки банку мама доставала.
И я запомнил мамин маникюр,
Закрашенные точные овалы.
Пролился по дороге в сумку суп,
Не мог он по дороге не пролиться!
И этот суп придёт на Страшный суд,
Чтоб всей душой за маму помолиться.
Владимир Буев
Один лишь раз за жизнь сварила суп
Мне мама. Пожалела лоботряса.
Мой в детстве рот не ведал вкуса мяса:
Из-за плохих оценок был отлуп.
И вот пошёл на стройку я пахать.
Зарплаты день приблизился, однако.
И мама, всполошившись, намекать
Мне стала на наличные дензнаки.
И вот уж ем я супчик на обед
С крупою, макаронами и мясом.
Я теплотою маминой согрет,
А мама всё косит на кассу глазом.
Я говорю: зарплату не отдам.
Разлился суп и мясо будто смыло.
Воздал Господь мне по моим делам,
А мама больше супом не кормила.
Мне писала незнакомка
Виталий Пуханов
Ты очнулась и прислала
Запоздалое письмо,
Написала: «Здравствуй, чмо!
Извини, что не писала,
Я не знала, что писать.
Не смогла чернил достать.
Был февраль, сам понимаешь.
Март прошёл, пришёл апрель.
Хорошо живу, поверь,
Ты меня прекрасно знаешь».
Жизнь короткая весьма,
Больше я не жду письма.
Владимир Буев
Мне писала незнакомка
Шляпа в перьях у неё7.
Сколько лет ей, не сказала:
Коль чернила, то старьё.
Вспомнив прошлое, честила,
Обзывалась, как шушваль.
Я схватился за мобилу,
Чтоб не впасть в тоску-печаль.
Телефон был недоступен.
Понял я, что ей конец.
Стану тоже неприступен:
Стар я, тоже не жилец…
Халтуру на заводе гнал
Виталий Пуханов
Отец трудился сорок лет
У Сарумана на заводе.
Завод закрыли и, привет,
Копайся дальше в огороде.
Окончен бесноватый труд.
Ни уваженья, ни подяки.
А в огороде прорастут
Одни кривые железяки.
Владимир Буев
Халтуру на заводе гнал,
Служа, как верный пёс, начальству.
Победу рынок одержал –
И нет теперь границ нахальству.
Кривые руки – вот беда!
Коль крю́ки, так повсюду крю́ки.
Уж лучше в поле лебеда,
Чем в огороде косорукий.
Когда уж знают все, что было «там»
Виталий Пуханов
Я вспомнил жизнь, какой она была,
Какой её задумала природа,
И вынул два изломанных крыла
Из заднего прохода.
Мне стыдно признаваться людям, да,
Я человек от мочек и до пяток.
А где еще мне было крылья прятать,
Чтоб избежать гонений и суда?
Владимир Буев
Когда уж знают все, что было «там»,
Боржоми поздно пить. И камуфляжа
Не стоит нацеплять себе, мадам.
Давно мир равнодушен к эпатажам.
Не влезут в жопу эти два крыла.
Не влезут даже в виде самом смятом,
Какой бы эта жопа ни была.
А вот два члена влезут в приподня́том.
Неважно, с фронта иль откуда…
Виталий Пуханов
Отец отправил с фронта повесть,
Все описал без хвастовства.
Пришел ответ, отписка то есть:
«Вам не хватает мастерства».
В журнал "Звезда" отправил почтой
С армейским штемпелем пакет
И, часто просыпаясь ночью,
Так представлял себе ответ:
«Как здорово вы описали
Освобожденный город Брно,
Как чешки весело плясали.
У вас блестящее перо!
Вы замечательный писатель,
Вам поступать в Литинститут.
Прозрачен слог, а взгляд, как скальпель.
С руками повесть оторвут!»
Смешная рукопись желтела
И шелестела, как листва.
Судьба, война, такое дело.
Чуть не хватило мастерства.
Владимир Буев
Неважно, с фронта иль откуда,
Важнее, что отец писал.
А значит, сочинял он круто,
Толстого гений в нём блистал.
Про мир кропать он не пытался,
Но про войну, как пулемёт,
Строчил. Роман вполне удался –
Журнал с руками оторвёт.
Журнал не взял: талант не понят –
Века признанья впереди.
Роман сегодня распатронят –
Столетье славой наградит.
За предка отпрыск отыгрался:
Литературный институт
Окончил, в творчество подался.
С базара отпрыска несут,
Как прежде Гоголя с Белинским.
(Основу заложил отец).
Реванш потомок взял за свинство:
В любом из жанров лучший спец.
В стихах и прозе. Впрочем, проза –
Верлибр, а значит, тоже стих,
Такая вот метаморфоза
Двух поколений родовых.
Герой то ль жаждет горя выпить…
Виталий Пуханов
За сумрачный покой героя,
За негасимый свет
Я выпил бы любое горе,
Но столько горя нет.
Не наливай питьё другое.
Ни водки, ни вина.
В них нет ни счастья, ни покоя,
А только боль одна.
Осенний сон, режим постельный
И теплое питьё.
Ты не тревожь до воскресенья
Безумие моё.
Владимир Буев
Герой то ль жаждет горя выпить,
Чтоб сон накрыл волной,
Чтоб негасимый свет увидеть
(В раю горит такой).
То ль просит тишины с покоем
До воскресения8.
Толстой и тот своих героев
Вводил в смятение.
Я в выходные предлагаю,
Чтоб в ад не загреметь,
Чуть тепленького выпить чаю
Иль сока подогреть.
Вегетарианцы вместе
Виталий Пуханов
В День народного единства
Мы друг другом наедимся.
Мы друг другу не враги,
Мы друг другу пироги!
Разные живут здесь люди,
Каждый ест, кого он любит.
Коренные москвичи –
Ворчуны и стукачи.
Вологжане – дикари.
Самаряне – упыри.
Пензенцы, нижегородцы –
Недотыкомки, уродцы.
А случись опять война,
Мы – огромная страна.
Терпеливый и безликий
Вместе мы – народ великий.
Это Родина моя,
Нас таких здесь dohyia.
Владимир Буев
Вегетарианцы вместе
С хищниками воют песни.
Кто-то плачет, а не воет –
Людоеда всё устроит.
Человек собрату – враг.
«Бедолаг и забияк
Мы страна» – сказал Виталий,
Потому до гениталий
Дотянуться смогут все
В среднерусской полосе.
Впрочем, в регионе всяком,
Где гнездятся только бяки.
Вот бы вновь война пришла,
Раскалила б докрасна,
А затем и добела,
Не случилась бы хана.
Мы бы слились воедино,
Стали бы одной дубиной.
Коль город Бердичев…
Виталий Пуханов
В городе Бердичеве
Все очень придирчивые.
Если и ты придирчив –
Твой город – Бердичев.
Однажды туда добрался,
Ни к чему не придрался.
В городе Бердичеве
Все ходят набыченные.
Если ты набыченный –
Живи в Бердичеве.
Один я ходил ненабыченный,
Не соблюдал обычаи.
В городе Бердичеве
Все очень обидчивые.
Если и ты обидчив –
Твой город – Бердичев.
Однажды оттуда выбирался,
Ни на кого не обижался.
Владимир Буев
Коль город Бердичев,
То рифма – придирчив.
А если зовётся Кукуй,
То рифм – попой жуй.
Кукуй для России привычен
Один в Украине Бердичев.
В Бердичеве набыченные,
В Кукуевах… почуяли?
В Бердичеве – преувеличенно
В Кукуевах – поцелуями.
А в общем, глухие провинции:
Где с русскими, где – с украинцами.
В общем, одинаковы,
Но с опухолью раковой
В мозгах, слегка свихнувшихся,
В скандалы окунувшихся.
Чума спустилась в оба дома.
Пока не видно перелома.
Покой мне только снится
Виталий Пуханов
И молодым, и старым,
Неважно, день какой,
Гулял я по бульварам
И повстречал покой.
Он с черной ходит тростью
В помятом котелке,
В обнимку с легкой грустью,
С копейкой в кулаке.
Садимся на скамейку,
Молчим щека к щеке.
Он медную копейку
Сжимает в кулаке.
Я поброжу по свету,
Мы встретимся не раз.
Он чёрную монету
Другому не отдаст.
Владимир Буев
Покой мне только снится,
Но с чёрной меткою
Приходится мириться,
Как с вещью редкою.
Я в грёзах припадаю
К покойничьим щекам.
Покой меня смущает:
Мол, припадай к стопам.
Одет, как бомж: в помятый
И грязный балахон.
Взгляд самый непредвзятый
Определит, что он
Себя спасти не может
Не то, что денег дать
Другим. Но подытожит:
«Клянусь пообещать!»
Мозг выеден этой Ахматовой
Виталий Пуханов
Я помню, как ели Ахматову.
Поэзию съели и жизнь.
За каждую рюшечку мятую,
За голые кости дрались.
Все дворики, домики, комнаты,
Где скорбно живала она,
Погрызли познания голоды.
И выскребли череп до дна.
Владимир Буев
Мозг выеден этой Ахматовой.
У черепа тоже есть дно.
Сейчас залеплю я горбатого:
Со дна мне стучать суждено.
Но знаю: есть дворики, домики
И комнаты типа могил,
Где грызть и науку, и томики
Способен поэт-некрофил.
То ль Сталин, то ли сам Пуханов…
Виталий Пуханов
Сын за отца не отвечает.
Отец уехал на вокзал,
Он за вокзал не отвечает,
Он отвечает за базар!
А если что и остаётся,
Сквозь звуки лиры и трубы,
Все на базаре продаётся.
Вот и тащи его туды.
Владимир Буев
То ль Сталин, то ли сам Пуханов,
То ль оба хором изрекли
Одну идею для смутьянов.
Сказали – и мосты сожгли.
Базар, пожарище иль рынок –
Базар-вокзал иль трёп пустой:
Под звуки лир, трубы, волынок
Резину тянет наш герой.
Перелистав «туда-обратно» том…
Виталий Пуханов
Для юноши пятидесяти лет
Нет в мире откровений и загадок.
Он по погоде чопорно одет,
С ним книжка без пометок и закладок.
Он книжку сотню раз перелистал
Туда-обратно: все же модный автор!
В ручном режиме действовать устал,
Живёт в режиме авто.
Он off страшится, держится за on,
Спешит в кафе, где есть розетка.
Таких неповторимых миллион
Я лично знал. И сам бывал нередко.
Владимир Буев
Перелистав «туда-обратно» том,
Не стал «сюда» листать его мужчина.
А это значит, в детстве пацаном
Читать «Мурзилку» было не по чину.
Он этот том незнамо где достал
(Уверили, что автор книги в моде),
Но что с ним делать нужно, кто б сказал.
Читать иль порадеть о пищеводе?
Кафе вот рядом, там спасётся он.
Вопрос лишь в том, а есть ли там «Мурзилка».
Пусть в детство возвращаться моветон,
В кафе розетка есть и даже вилка.
«Мурзилка» есть! Компьютер бы достать.
Впал снова в детство уникальный старец.
«Туда-сюда-обратно»9. Прочитать
Приятно в этой логике журналец.
Очередной любовник
Виталий Пуханов
Мы жили-не тужили
Надеждами полны.
Со мной тогда дружили
Любовники жены.
По имени и отчеству,
Тепло ладонь в ладонь.
Так шел я к одиночеству,
Как путник на огонь.
Владимир Буев
Очередной любовник
Супругу поимел.
Не стал, однако, кровник –
Теплом ладонь согрел.
Чем дальше, тем теплее.
Теперь совсем один.
Мудрее и мудрее
Свободный господин.
О СССР
Виталий Пуханов
Мы долго жили бедно,
А это очень вредно.
Не голубые джинсы,
А с Кубами дружинсы,
Ни колбасы, ни сыра,
А холодно и сыро,
Обидно, тесно, колко,
Зато надежно долго!
Одежды не сносили,
Не портилась еда.
А больше не осилить
От бедности вреда.
Владимир Буев
Нельзя быть в жизни бедным.
Коль беден – знать, дурак.
Да, слово некорректно.
Ну, пусть тогда слабак.
Должны быть сыр с колбаской,
И прочий разносол.
Не хоронясь под маской,
Шагать, как ледокол,
В штанах формата «джинсы»,
Про Кубу распевать,
Свободы рай латинский,
И Штаты осуждать.
Насквозь я вижу
Виталий Пуханов
Прозрачные горы
Прозрачных родят мышей.
Слышен писк и шорох
В ровном ходе вещей.
Жизнь была и продлилась,
А целый мир
Просочился в незримость
Прозрачных дыр.
Владимир Буев
Насквозь я вижу
Субстанций любых ядро.
Мысли я слышу
В шумном нервном метро.
Смерть… но я ведь живучий.
В строю опять.
Взглядом могу могучим
Весь мир объять.
Наконец!
Виталий Пуханов
Говорит:
– Тут такие дела,
Извини, я тебя предала.
Просто так.
Стала жизнь не мила.
– Уходи.
Я не чувствую зла.
Буду думать, что ты умерла.
Владимир Буев
Наконец!
Я так ждал этих слов.
Больше нет этих тяжких оков.
Груз упал.
Счастью нет берегов.
Просыпаюсь
От скрипа зубов.
Не осталось от счастья следов.
Тихоней жил таким, что свет туши
Виталий Пуханов
Он был воспитан, умер хорошо.
Предусмотрительно себя в мешок засунул.
Вокруг рассыпал хлорки порошок.
Одежду чистую сложил на стуле.
Нет, вроде, не нарушил он закон.
И в долг не брал. Дружил с одним пиитом.
Его нескоро хватятся, ведь он
Жил незаметно, мамой был воспитан.
Владимир Буев
Тихоней жил таким, что свет туши.
Однажды потушить-таки собрался.
Но долго так провёл один в глуши,
Что спутал весь порядок – облажался.
Сложить одежду должен был сперва
На стуле ровно, хлор рассыпать следом.
…Но после рассыпанья вещества
Остался голым стул, мертвец – одетым.
Смело и искренно взялся рапсод…
Виталий Пуханов
Помнишь, в две тыщи каком-то году
На Ерунду мы учились?
Мы постигали одну ерунду,
И – ерунда получилась.
После мы ели одну лебеду,
Мерзли, сдавались на милость,
Но воспевали свою ерунду,
И – ерунда засветилась.
Вспыхнуло. Думаешь это звезда?
Думаешь, солнце накрылось?
Это твоя и моя ерунда
В мире во всем воцарилась.
Владимир Буев
Смело и искренно взялся рапсод
Миру поведать о смыслах:
Чушью всё было, и чушью взойдёт
В наших сегодняшних мыслях.
Если в мозгах у рапсода раздрай,
То лебеда – то цветочки.
Всякая чушь в пищевод невзначай
Юркнет, чтоб вдарить по почкам.
Если рапсодова личная чушь,
Значит, всеобщею будет.
Выйти попробовать, что ли, коль дюж,
К чуши добавить прелюдий?
Всюду в городе нашем…
Виталий Пуханов
В городе, где мы жили,
Прилюдно на площади
Мне голову пришили
От мертвой лошади.
А моя голова пошла в дело:
Из неё получились слова,
Пахлава и чурчхела.
Владимир Буев
Всюду в городе нашем
Трупы бедных животных.
Я человек со стажем:
К мозгам чужеродным
Заимел неприродную склонность.
Раздаю и свои я щедро.
Вот такая синхронность.
О пустоте и вакууме
Виталий Пуханов
Магистр нищеты,
Профессор кислых щей,
Просил у пустоты
Подгнивших овощей.
Как овощи тереть
Он знал секрет простой:
Себе брал только треть,
Делился с пустотой.
И простота вещей
Была к нему добра:
На рынке овощей
Собрали два ведра.
Владимир Буев
Возможно, пустоте
Профессор отдавал
Гнильё. По простоте
Души в неё совал.
Но вакуум не брал
Гнильё. Брала земля.
Плод новый вырастал
С земли чуть опосля.
Плод не один, а тьма.
Тут простота пришла
(Хватило же ума):
Плоды все забрала.
Кем только ни был в жизни этой
Виталий Пуханов
Меня зовут Любовь Орлова,
Я умерла давным-давно,
Но часто оживаю снова,
Когда включаете кино!
Меня скопировал создатель,
В волшебный поместил ларец,
В доступных формах благодати,
А вам, товарищи, КОНЕЦ
Владимир Буев
Кем только ни был в жизни этой.
Теперь Любовь Орлова я.
Запомнил с детства я примету:
Все люди – как одна семья.
И даже не семья: не братья,
Не сёстры. Организм один.
…А во-вторых, люблю я платья,
Чью жизнь продляет нафталин.
Ты рифмы ждёшь?
Виталий Пуханов
Здесь кровь лилась.
И здесь.
И здесь.
И здесь.
Течёт по желобу
Из каменных сердец.
Читатель рифмы ждёт,
А он не наступает.
Владимир Буев
Ты рифмы ждёшь?
Есть благодать:
Чужие ожиданья оправдать.
Но если не оправдывать надежды,
То всё равно туда нельзя послать.
Купил крючок – туда пальто
Виталий Пуханов
Купил крючок за пятачок
В хозяйственном раю.
Я так надеялся: крючок
Украсит жизнь мою.
Скорей принёс его домой
И прикрутил к стене.
«Какая прелесть, боже мой!» –
Пальто сказало мне.
Владимир Буев
Купил крючок – туда пальто.
Добыл ещё потом
Крючков две сотни ни за что.
Со всех сторон – о том,
Какая прелесть, им, пальто,
Висеть в квартире там,
Где ночью спят или где днём
Дают работу ртам.
Подумал я и шкаф купил.
Как круто жить в тиши!
…У шкафа дверцы приоткрыл,
Коль захотелось лжи.
Ах, девочки-подружки
Виталий Пуханов
Вот Даша, вот Полина,
Вот винный магазин.
Я пробегаю мимо
Всего, что так любил.
Как будто и не жили,
Искрясь золой во зле,
Ведь самыми чужими
Мы стали на земле.
Вот небо голубое,
Вот нежная заря.
Выходит, мы с тобою
Переживали зря.
Знакомая промзона:
Там свалка, там провал.
В аду совсем как дома,
А ты переживал.
Побились чашки, блюдца,
Пока перевозил.
Здесь скоро соберутся
Все, все, кого любил.
Владимир Буев
Ах, девочки-подружки
Ах, водка и вино!
Бывало, выпьешь кружку –
И девочек полно:
Кружатся в вихре вальса,
Прижаться норовят:
Над нами, дескать, сжалься.
…Я знал, чего хотят!
Я в оборот всех сразу
И без смущения брал.
И Дашу не по разу,
И Полю утешал.
И вдруг ни той, ни этой.
Ни третьей, ни седьмой.
Стал стар – хоть проповедуй
Монашества покой.
Мораль блюдите, люди,
И нравственность свою!
В подарок рай вам будет.
Я рядом постою.
Коль ветер летний в волосы залез…
Виталий Пуханов
Бывает, ветер волосы завьёт
И там сидит нечесаный до завтра.
Простое слово пары не найдёт
И на губах играет без азарта.
Тоска и смерть, бесславие и труд,
Страх и любовь, терпенье и морока –
Всё маются, всё пары не найдут.
Молчание, ты тоже одиноко.
Владимир Буев
Коль ветер летний в волосы залез
И временами тихо там щекочет,
То это через дебри, через лес
Скорей всего животного комочек
Пытается протиснуться вперёд.
Поэтому и зуд подобный кожный.
Молчание – дел лучший оборот,
Однажды если поступил оплошно.
Помочь тому, кто чересчур…
Виталий Пуханов
Поэт зажился на земле,
Помочь ему не в нашей воле.
Поэт сидит на алкоголе
Один, как муха в январе,
А век спустя дойдёт до слуха:
Как гулко бьётся в янтаре
Доисторическая муха.
Она живая без вреда
И бесполезная, как чудо.
Не возвращай её сюда.
Не извлекай её оттуда.
Владимир Буев
Помочь тому, кто чересчур
Зажился вдруг на свете этом,
Любая из лихих натур
Сумеет (например, стилетом).
Для янтаря века нужны.
Тысячелетия, возможно.
Реликтам хвойным нет цены,
ведь нет их и в глуши таёжной.
И даже если бы нашлась
Смола такая в жизни нашей,
Поэт не муха (пусть не грязь).
…Смола дороже при продаже.
Кругами ходят все – банален мир
Виталий Пуханов
Однажды в лес войдёшь ты без меня.
В него мы сотни раз входили вместе.
Опята вырастут опять из пня
В осенний день на том же самом месте.
Ножом моим ты срежешь по привычке.
Присядешь покурить, забыла дома спички.
Беспомощно оглянешься, виня
Меня за то, что больше нет меня.
Воротишься домой, забыв грибов корзину,
Не слыша, как тебя окликиваю в спину.
Владимир Буев
Кругами ходят все – банален мир.
Но в тот же лес, как в реку, не вместиться
Двукратно. Самый резвый пассажир
Не сможет за мгновенье прокрутиться.
Я в том лесу живу, я старый леший.
Ты угол в том лесу ищи глухой, медвежий.
Не мне же выбираться из чащоб,
(Я только в глухомани мизантроп),
Чтоб напугать тебя, отнять корзину
С грибами и затем втащить в трясину.
Она и мне сказала, что трамвая…
Виталий Пуханов
Красивая, голодная и злая,
Заиндевелый шарфик теребя,
Она ждала последнего трамвая,
А не тебя.
И голод, спутник стройности угрюмой,
Преследовал её
В звенящих поездах и в корабельных трюмах,
Как тесное бельё.
Я брел за ней дорогами скитальца
По городам
И корку хлеба протянуть пытался,
Как в клетку львам.
Владимир Буев
Она и мне сказала, что трамвая
Девятый месяц терпеливо ждёт.
Поверил ей, на скепсис невзирая:
Трамвай придёт.
А, впрочем, я не раз, не два поверил.
Раз триста или, может быть, пятьсот.
Год восемь месяцев вчера отмерил.
Девятый вот… трамвай всё не идёт.
Не стану дожидаться цифры девять.
Пойду своим
Путём поэта с матерным напевом,
Не оплатив интим.
Поймать хотелось рыбку и присесть
Виталий Пуханов
«О господи, какая красота!»
Я произнес впервые в жизни.
Но глубоко вдохнул и, досчитав до ста,
Остался верен проклятой отчизне.
Я счастливо со всеми погибал,
Стоял как hyi, гроб примерял сосновый.
А тот, кто мОзги Фаусту ebal,
Еще поймает вас на слове.
Владимир Буев
Поймать хотелось рыбку и присесть
Куда-нибудь, где поудобней.
И там (на этом месте сидя) рыбку съесть.
Сел. Неудобно. Рыбка несъедобна.
Не Фауст, но коварный Сатана
Мне вывернул мозги нещадно наизнанку.
Сосновый гроб построен, мне хана.
Я рад, что не придётся изменять осанку.
Что за школа, блин, такая?
Виталий Пуханов
К чёрту ручки и тетради,
Подчинись одной судьбе!
Здесь мальчишек учат дяди
Убивать не по злобЕ.
Дома ждут друзья и бляди.
Застелила мать кровать.
В этой школе учат дяди
Милосердно убивать.
Учат дяди терпеливо,
Учат, учат малышей
Убивать и быть счастливым,
Сохраняя мир в душе.
Владимир Буев
Что за школа, блин, такая?
Время движется вперёд.
Год прошёл, и мы забыли,
Кто чему учил сирот.
Что за мама (вот явленье!),
Кто для малыша постель
Стелет с той, чьё поведенье
Строгим не было досель?
Разогнать к едрени фени
Всю учительскую шваль,
Не оставив даже тени
В месте, где мертва мораль.
Различны люди
Виталий Пуханов
Есть место без печали и потерь,
Здесь только радостные встречи!
Чуть на ветру поскрипывает дверь
Незапертая, слышно издалече.
Отцы и мамы, сыновья, мужья.
О, как их ждали! Как им рады!
Нет на земле счастливее жилья,
Надежней нет кладбищенской ограды.
Неспешно собирается семья.
Внук деда увидал впервые
Ровесником. Обиды и вранья
Не будет здесь. Завидуют живые.
Владимир Буев
Различны люди. Семьи им под стать.
Иные на погосты ходят,
Чтоб радость и веселье испытать.
И малышей своих сюда приводят.
Не могут семьи дома за столом
Собраться вместе или в ресторане.
Или хотя бы во дворе чужом тайком,
Коль нет желанья иль рублей в кармане.
…Коль не к кому на кладбище ходить
Кому-то, зависть тех терзает
Ко всем, кто счастье может ощутить
Лишь с теми, кто в иных мирах гуляет.
Подарок натянул на тело
Виталий Пуханов
Мне тоже раз дарили платье.
Я платье с брюками носил,
Под Ксению Некрасову косил.
Непросто выразить проклятье.
Пока сносил его насквозь,
Забыл, откуда что взялось,
И кто кому открыл объятья.
Там и проклятие снялось.
Владимир Буев
Подарок натянул на тело.
Шотландец? Под него косил?
Ну, не признали, было дело
(Забыл штаны пустить в распил).
Шотландцем если не признали,
Косить возможно хоть под что
Иль под кого. Коль не взнуздали,
Вздохнуть публично – пронесло!
С детства мечтал гарем я построить
Виталий Пуханов
Был я женат на Маргарет Тэтчер
Десять железных лет.
Ждал Маргарет к ужину каждый вечер.
Полночь! А Маргарет дома нет.
Был я женат на Анджеле Дэвис,
Нравилась Анджела мне.
Прямо со свадьбы куда-то Анджела делась.
Бедная Анджела оказалась в тюрьме!
После женат был ещё не однажды
Вот на тебе и тебе, и тебе.
Как меня звали, уже неважно,
Сменный аксессуар при чужой красивой судьбе.
Владимир Буев
С детства мечтал гарем я построить:
Многоэтажный дом.
Толпу знаменитых бабищ удостоить
Рядом со мной находиться в нём.
Не удалось достичь цели в жизни.
Ведать не ведал о том,
Что найдётся в родной огромной отчизне,
Кто с моей мечтой знаком.
Тот, кто, подслушав секретные мысли,
Выдаст публично их в свет.
И уж совсем непонятка загрызла,
Что может явиться куплет,
Пародию как бы изображая.
Предмета пародии нет.
В стихе сатиричности – кладовая.
…Тягой к сладкой жизни согрет.
И Стендаль когда-то коптил
Виталий Пуханов
Жил такой писатель – Стендаль.
Кто его читал, золотую имел медаль.
В средней школе в Киеве в семьдесят седьмом.
«Красное и чёрное» – суперкнига, ну обо всем!
Были мы четвёртого класса ученики.
Стырили придверные половики
Во всех подъездах с первого по девятый этаж.
Стендаля давали, когда тряпья достаточно сдашь.
На улице Курчатова в пункте приема вторсырья
Подружилась с книгою юность моя.
Были мы наивные, как все тогда – бестолковы.
За тряпье давали две банки американской пепси-колы.
Можно сделать крутую подставку под ручки, карандаши.
Нет, говорю, дайте лучше Стендаля,
Мама сказала, он для души.
Наверное, так и делают выбор
Посреди заморочек школьных и дворовых игр.
Спасибо тебе, район пролетарский жлобский,
Дорого ты запросил за то,
Чем торгуют по тридцать рэ на Коломенской у метро.
Когда мимо иду, смотрю по-сиротски.
Владимир Буев
И Стендаль когда-то коптил
Небо чистое российское. В Москву входил
Как завоеватель, и видел он пожар.
Для него лишь зрелище, для русских – безумный кошмар.
…Дети же все советские и не только они
Читали Стендаля – не было от него брони.
О «Красном и чёрном» знал любой ученик,
Даже если кто в школе был самый крутой озорник.
Даже те почитали-читали Бейля Мари-Анри,
Кому уже пора было начинать сушить сухари.
И не только «Красное и чёрное» знали наизусть,
Но и «Красное и белое» не завывало тоску и грусть.
А «Пармская обитель» и первый его роман «Арманс»,
Не говоря уж о «Ванина Ванини»,
Разбуди ночью, и там получили бы свой Ренессанс,
Пусть в последнем случае речь о княжне, а не о княгине.
Советские дети не любили дворовые игры, тем паче футбол.
Они обожали Стендаля читать и учить французский
Терпеть не могли автошкол, презирали танцпол
И знать не могли, разумеется, что же такое пейнтбол.
Интересовались литературой и искусством.
Тот некто жил в доме
Виталий Пуханов
Он жил терпеливо в холодном дому.
На завтрак ел хлеб, а на ужин ел кашу.
И Родина щедро читала ему
Ватутину Машу, Ватутину Машу.
Однажды закончились соль и крупа.
Он вышел из дома спокойный и светлый
И видели мы, как мелькнул и пропал
Его силуэт неприметный.
Владимир Буев
Тот некто жил в доме, а может, в дому.
На завтрак, обед и на ужин старался
Есть пищу и снедь, а быть может, еду.
Иным поеданием не увлекался.
Голодным он не был нигде никогда.
А если еда или пища кончалась
И снедь с холодильником если прощалась,
Он дом покидал, в гости двигал тогда.
Я в юности страшился, как огня…
Виталий Пуханов
Не стану врать, я не был пацаном.
Таких придурков в пацаны не брали.
Чернилами и ягодным вином
Я не блевал, я был не в матерьяле.
Не знал имён дворовых королей,
Никто моей не видел финки.
А чтоб не наваляли кренделей,
Я новые не надевал ботинки.
Всех королей свезли в Афганистан.
Я так страдал от голосов Америк,
Что Родина, затылок почесав,
Мне не смогла оружие доверить.
Но иногда бывает стыдно мне,
Что финку прятал я в штанах хреновых.
Все пацаны погибли на войне,
А я брожу в ботинках новых.
Владимир Буев
Я в юности страшился, как огня,
Под вечер выходить гулять во двор.
Ведь пацаны чморить могли меня,
И я боялся взглядов их в упор.
Мечтал я: вот бы все они ко дну
Пошли однажды. Или в небеса
Слиняли. Или лучше на войну
(Во двор хотел хотя б на полчаса).
Господь услышать смог мои мольбы.
Всех пацанов сгребли в Афганистан.
Я избежал трагической судьбы,
Но по двору ходил я как пахан.
Так кто придурок: я или они?
Придурки не живут настолько долго.
А я живу. И лучше нет страны,
Устроившей дворовую прополку.
Получил я как наследство
Виталий Пуханов
Мама съела много мела.
Ковыряла, чтоб я смог
Проходить сквозь стены смело,
Не ломая рук и ног.
Нарастёт шальное мясо,
Заживёт больничный шов.
Не волнуёся, всё прекрасно.
Мама, мама, я прошёл.
Владимир Буев
Получил я как наследство
Редкий и бесценный дар.
Я отныне наконец-то
Дара бенефициар.
Я в угольное сумею
Без проблем пролезть ушко.
И без мыла разумею,
Как в чужое влезть очко.
Уж не с ума ли я сошёл?
Виталий Пуханов
Среди космических помех
Я различаю мамин смех.
Открыто и упрямо
Во мне смеётся мама.
В счастливый день и в роковой
Смеялась мама над собой.
А почему смеялась?
Мне так и не призналась.
И от какой звезды волна
Вернётся, мамою полна?
Я там среди тумана
Найду по смеху маму.
Владимир Буев
Уж не с ума ли я сошёл?
Иль, может, новый дар обрёл?
Смех льётся отовсюду.
Клянусь иль гадом буду!
Конечно, скажете вы мне,
Что я, мол, не своём уме.
Иль пьяный, мол, в усрачку,
Впал в белую горячку.
А я отвечу: я поэт
Один имею я ответ
На все вопросы в жизни.
И будет так до тризны!
Сю-сю-сю да тю-тю-тюшки
Виталий Пуханов
В нашей маленькой Вселенной,
Кроме смерти достоверной,
Остается путь один –
Доглядеться до глубин:
Ужас рвотный, внутривенный
Нашей маленькой Вселенной
До конца перетерпеть,
Испугаться не успеть.
Там, среди чужого хлама,
Потеряться, крикнуть «мама!»
И вернуться навсегда
В наше местное Сюда,
На Рождественский лужок,
Здесь зимой растёт снежок.
Владимир Буев
Сю-сю-сю да тю-тю-тюшки.
Рождество коль на макушке
Остаётся путь один:
Осознать – среди руин
Нашей маленькой Вселенной
Ты один благословенный.
Эту мысль суметь принять,
Ею душу пропитать.
После этого спокойно
Можно сверху вниз достойно
Озирать весь хлам чужой:
Приземлённый и земной.
У меня есть свой лужок
В Рождество. И свой снежок.
Филолог и поэт хандрили
Виталий Пуханов
Допили водку, сдали тару,
Умылись, сели на кровать
И приготовились к удару.
Чего ещё от жизни ждать?
Из леса доски – всем обнова.
«Сердец» рифмуется с «пиздец».
Ни первого вам, ни второго.
Филолог не согласный здесь.
Владимир Буев
Филолог и поэт хандрили,
Рифмуя разные слова.
Стихи рождая, водку пили.
И, протрезвев едва-едва,
Сдавали тару, чтобы водки
На эти деньги закупить,
Оригинальные находки
На стих совместный положить.
Теперь на Херсон и на Киев он прёт…
Виталий Пуханов
Он дрался в Донецке, Дамаске, Крыму,
Далёко от дома родного.
И Родина щедро давала ему
Последнее честное слово:
Что станет последним последний поход
И, город на Марсе достроив,
Там Родина, честно, не пустит в расход
Ей верно служивших героев.
Владимир Буев
Теперь на Херсон и на Киев он прёт,
На Харьков, на Сумы, Чернигов.
Который уж день и не ест, и не пьёт,
Теперь позабыв о блицкригах.
И Родина в виде властителя тел
Забыла о бедном солдате.
Властитель на власть и на пафос подсел
И продал солдата гранате.
Но если есть в кармане сигареты…
Виталий Пуханов
Моим стихам, написанным так плохо,
Что и не знало я, что я поэт,
Открылся мир, как сердце лоха,
Как пачка сигарет.
Смешной ботан и опытный мудрило
Мои стихи читали наизусть.
А я смущалось, я благодарило
И лёгкую испытывало грусть.
Владимир Буев
Но если есть в кармане сигареты,
То и стихи плохие – ерунда.
Коль сигареты есть, то все поэты,
Хорошие ль, плохие – хоть куда!
К примеру, я поэт намного хуже.
Да вовсе никакой и не поэт.
Однако я пишу, смущая души.
И тут благодарю за наш дуэт.
Послать туда, где тело отомрёт
Виталий Пуханов
Недели на две, лучше навсегда
Езжай куда-нибудь подальше.
В каналах Марса есть ещё вода
И красные пески без фальши.
Всё скоро устаканится,
Людьми
Ещё раз станут динозавры.
Забросят сеть с космической ладьи
И вытащат тебя за жабры.
Владимир Буев
Послать туда, где тело отомрёт
И где в иное тело заселиться
Душа сумеет, всякий не сочтёт
За труд. На Марсе очутиться
Индус способен. Впрочем,
И буддист.
Но, впрочем, кто же это знает.
Сейчас я ловкий иллюзионист,
Который жабам жабры разрывает.
Россия – Родина слонов…
Виталий Пуханов
Он папин друг, он мамин друг!
Плохих девчонок и мальчишек
Журил, и за Полярный круг
Водил смотреть на белых мишек.
Потом у нас была война.
Потом была олимпиада.
Я покажу тебе слона,
Нам далеко ходить не надо.
Владимир Буев
Россия – Родина слонов.
И я, и ты об этом знаем.
К нему, начальнику лохов,
Мы все почтение питаем.
Он всех спортсменов также друг.
Не эпигон, а продолжатель.
Шагнул вперёд, но сделал круг.
А стерх – совсем не показатель.
Системы солнечной давно
Виталий Пуханов
На Марсе все едят говно.
Говно растет здесь на деревьях,
Оно по древнему поверью
С Земли людьми завезено.
Его здесь солят и пекут.
И полотно искусно ткут.
А если прилетают люди,
Им подают говно на блюде.
Гостеприимно встретят нас.
Добро пожаловать на Марс!
Владимир Буев
Системы солнечной давно
Земным народам не хватает.
Планеты рядом не желает
Никто из смертных. Марс – говно.
Загажен Марс и все другие
(Своя планета и чужие).
И новые пора освоить,
Чтоб телеса людей пристроить.
С говном перемещенье масс.
Гостеприимно встретят нас?
Гнея ли адепт Помпея
Виталий Пуханов
Ах ты мерзкий, ах ты подлый,
Недобитый помпеянец!
Ты один не умывался
Галльской кровью на заре.
Никого ты не заре.
Надо, надо умываться
По утрам и вечерам
Кровью галльской и тевтонской,
И фракийской, и сирийской,
Иудейской и дакийской
Умываться нужно нам.
Далеко Господне слово,
Что в границах Рим удержит.
Рим надежно склеен кровью,
Помпеянский пацифист!
Владимир Буев
Гнея ли адепт Помпея
Иль в Помпеях местный житель –
Всё едино лицедею,
Коль Эзопа он любитель.
Кровь стекает по экрану
Персонального компьюте…
Рим – как субститут вулкана
И предвестник русской смуты.
Пыл в Везувии скопился.
Цезарь Гай крушит Помпея.
Победитель обратился
В проигравшего злодея.
…Кровь и при большом просторе,
И при ядерном распаде.
Только скрепы и опоры
Не окажутся внакладе.
Витали в облаках
Виталий Пуханов
Мы приходили без звонка,
Мог в дверь любой войти без стука.
Мир был подобием Фейсбука,
Все сохраняли облака.
На стульях, в ванной, на полу
Мы просыпались на рассвете,
Тогда все жили в Интернете,
Не цифровом, а наяву.
Мир был громоздким, зависал,
Связь обрывалась постоянно,
Мышь копошилась под диваном,
Я от кота её спасал.
По именам друг друга звали,
Потом нас всех оцифровали.
Владимир Буев
Витали в облаках. Мы любим
Не делать ничего – витать.
Да, информацию погубим,
Но в облако, чтоб защищать,
Засунем всем пакетом разом.
Заляжем отдыхать потом.
И повисим над унитазом
В инете с гаджетом тайком.
Мы виртуалим, как во снах.
Связь с миром яви сдохла словно.
Мы мышь компютера впотьмах
О коврик юзаем любовно.
Мы виртуалим в виршах даже,
Чтоб видимой не стала лажа.
Зачем примазываться?
Виталий Пуханов
Я сам из вас и знаю: вы говно,
Ко лжи приученное с детства.
Стоите твердо вы, у вас заведено
Предательство и людоедство.
От вас, родных, в проклятые снега
Я убежал, как можно дальше.
И сам в себе преследую врага
Душевной трусости и фальши.
Владимир Буев
Примазываться, коли вы такой,
Зачем к другим хорошим людям?
Возможно, вы так делаете не впервой,
Но мы ваш пыл сейчас остудим.
Теперь бегите, сколько хватит сил
Бегите быстро, без оглядки.
Иначе будет точно свет не мил
И отслоение сетчатки.
Моё сердце отлито из сладкого шоколада
Виталий Пуханов
Моё сердце отлито из чёрного шоколада.
На морозе об него можно сломать зубы.
На губах останется несмываемая помада.
На ладонях линии проступят грубо.
Не касайся моего сердца, добра не будет.
Чернота и горечь. Шоколад – просто красивое слово.
Отливают из меди, стали, какое желают люди,
Мне отлили из шоколада, не дали другого.
Собирает в холоде, смешанном со слюною,
Горечь к горечи, а печаль к печали.
А когда спросил: «Зачем же вы так со мною?» –
Пожимали плечами.
Владимир Буев
Моё сердце отлито из сладкого шоколада,
А мой мозг сотворён был из сахарной пудры.
Целоваться готов непосредственно на автостраде.
Но целомудренно, не как в «Камасутре».
Это я маскируюсь под несчастного перца.
Жизнь требует от умных сладкого шоколада и пудры
Кто меня не жалеет, у того есть мозги, но нет сердца.
А я не просто умный, я выше этого – мудрый.
Подайте убогому шоколада и пудры!
Дайте сирому утолить печали.
Обращаюсь к Вселенной, как наступит утро.
Подайте! Подавали…
К соседям Ленин приходил
Виталий Пуханов
Мы жили в суетном дому
На молоке и хлебе.
Но по ночам мне одному
Являлся доктор Геббельс.
Он молча в кухню проходил
И ничего не ел,
И ни о чем не говорил,
Но я его жалел.
Я был спокоен за него:
Не спит, не ест, не пьёт,
Не потревожит никого,
И лишь меня убьёт.
Я долго ждал и ждать устал,
Когда придёт мой срок.
А он ушёл и прошептал:
«Прости меня, сынок».
Я стал о Ницше говорить,
О Шпенглере молчать.
И всё ещё пытаюсь смыть
Арийскую печать.
Владимир Буев
К соседям Ленин приходил,
Но чаще – Сталин грешный.
Один раз лик Хрущёв явил.
И пару – дряблый Брежнев.
Ко мне же ночью на кровать
Всё время прётся Геббельс.
И до утра не даст поспать,
Твердя: таков мой жребий.
Ну, почему ко мне ходок
Сей Геббельс одному?
Я нациком всего разок
Был ночью. Не пойму.
На нацик я! И я не гей!
Ну, ладно б днём пришёл!
Так ночью прётся дуралей –
Совсем с ума сошёл!
Я с ним о Ницше говорил,
О Шпенглере молчал.
Ему я Вагнера включил
…И «Гитлер!» закричал.
Мы – это я. Мы – Николай Второй
Виталий Пуханов
Однажды заблудились мы, и нас,
Несчастных, умирающих от жажды,
Угрюмый человек случайно спас.
Брели домой под мат пятиэтажный.
Рассказывали после: он маньяк,
Убийца злой, по милицейским данным
Скрывается в лесу. Никак, никак
Не верили. Мы были благодарны!
Детей ему спасённых не зачли.
Кого убил угрюмый наш спаситель?
Когда бы знали имя, то пошли
И мёртвого просили: «Извините».
Владимир Буев
Мы – это я. Мы – Николай Второй.
Великий, но не из числа ужасных.
Не Гудвин. Не с трагической судьбой,
Но опытных я и подобострастных
Спасателей бригаду ждать готов.
Пускай спасатель будет хоть маньяком,
Убившим кучу баб и мужиков
Важнее, если он из Пастернаков!
Спасатель или спаситель – всё равно.
Христос иль Сатана – он благодетель!
…Вот то, что он со мною заодно –
Главнейшая на свете добродетель.