Формула порока бесплатное чтение

* * *

Пролог

Воскресным вечером работа универсама заканчивалась: под усталым и одобрительным взглядом заведующей отделом грузчик Владимир выпил на ход ноги стакан водки, положенный по устному трудовому соглашению.

Руководство универсама ещё в период застоя сделало открытие, которое многократно подтверждалось экспериментами. Оказывается, для обеспечения погрузочно-разгрузочных работ выгоднее налить стакан бодяги труженику после смены за счёт администрации, чем ежеминутно в течении трудового дня следить за его трезвостью. Какой толк делать внушения в регулярные периоды пьяного безобразия, когда все равно приходится сменять одного пьяного в стельку грузчика другим, таким же потенциальным алкоголиком? Установленным порядком под страхом увольнения продавцам запрещалось поощрять до окончания смены даже самых полезных и покладистых грузчиков любыми спиртосодержащими изделиями, включая кефир.

Грузчик закусил пахучим сырком, кусочком копчёной охотничьей колбаски, слабо маринованным болгарским перчиком и маленьким тёмно-зелёным огурчиком. В общем, заморил червячка.

Первичный привычный ожёг горла водкой прошёл быстро, и тело начало ощущать внутреннее тепло, которого организм терпеливо ждал уже двое суток. Приход тепла снимал напряжение трудовой двухдневки, и по телу разливалась расслабленность. В подобные времена он испытывал самые приятные чувства, бескрайнюю любовь и к чудесной заведующей, и ко всем прекрасным работникам прилавка, и ко всему человечеству.

– Счастливо отдохнуть, Володя, – простилась заведующая – дородная блондинка, которая ежегодно отмечала тридцатилетие в свой день рождения.

Владимир пожелал всем быть здоровыми и, уложив две банки импортного пива на дно пластикового пакета с изображением Медного всадника, направился домой. Заморскими изделиями его регулярно одаривали девочки-продавцы, потворствуя его слабости. Главным его достоинством являлась приветливая добродушная улыбка, пикантность которой придавали красивые ослепительно-белые зубы. Чтобы лишний раз увидеть эту улыбку и обменяться парой слов с приятного вида парнем, молоденькие продавщицы, случалось, озадачивали грузчика пустяками.

I. Вечер воскресенья

Шумом и прохладным смогом встретила его улица, жизнь которой продолжалась ночью. Здесь пыхтели толстыми задами разноцветные иномарки; синий вездеход, сверкая никелированными трубами, искал бездорожье. Без всякой зависимости от страны-производителя, редкая машина пролетала, блистая чистотой, и даже в сумерках виднелось чёрное облако, оставляемое позади детищем венгерского народа – «Икарусом».

Одна лишь река Смоленка тихо несла свои тёмные воды и кропотливо трудилась, разделяя дома и улицы, кладбища и церкви. Она отрезала остров Голодай от Васильевского, но люди соединили их мостами и своими душами.

Жёлтая полная луна и загадочные серебристые звезды освещали космос и гранитную набережную, пробивая лучами громадные расстояния. Снизу улица подсвечивалась из окон и подмигивающей рекламой. Лихой ковбой призывал курить американские сигареты, пачка которых стоила дороже четырёх буханок хлеба. Реклама, размещённая на автобусной остановке, призывала пить водку «Охта», поясняя, что Петербург начинался с Охты. Другая наклеенная здесь же рекламная листовка призывала употребить водку «Флагман» без объяснения причин.

Через десять минут Владимир вставил ригельный ключ в замочную скважину, открыл двойную дверь и, пройдя через прихожую, очутился в своей комнате. Он включил свет, телевизор; повесил верхнюю одежду в коричневый платяной шкаф; облачился в спортивный синий хлопчатобумажный костюм, который дотоле мирно поджидал его в обширном сером кресле. Он собирался пойти принять душ, но раздался стук в дверь, и вошла сияющая соседка. Её лицо источало радушную улыбку.

– Приветик, Вовочка, пойдём к нам, поужинаем, – радушно пригласила она и поманила Владимира изящным длинным указательным пальчиком, грациозно сгибая его.

– Добрый вечер. Что случилось, Елизавета?

– Сегодня же первое воскресенье за последние семь дней, – нараспев произнесла она и, приподнимая чётко нарисованные дуги бровей, многообещающе улыбнулась.

– Ты сегодня, как вижу, особенно наштукатуренная.

– Я премного благодарна твоим изысканным комплиментам. А у нас гостья с Украины имеется, Оксана, между прочим, ас-тро-лог, – Лиза произнесла отдельно каждый слог.

Она использовала длинные носовые звуки, устоять перед которым мог разве что глухой. Выговаривая последнюю фразу, она подошла к юноше вплотную. Обдав привлекательным ароматом, она погладила изящными пальцами тёмную волнистую шевелюру совсем как в цирковом представлении, когда уверенная укротительница теребит кожаной перчаткой причёску выдрессированного льва.

В знак приветствия он поцеловал девушку в щёчку.

– Хорошо, надо думать, нужна утварь? – Владимир осмотрел заполненную посудой румынскую стенку.

– Спасибо, все уже готово, – Лиза привычно дотронулась лбом до левой щеки соседа.

– Досмотрю программу «Уральские пельмени» про обучение курсантов в военном училище и пренепременно зайду.

Медленно и грациозно Лиза удалилась, оставляя за собой умопомрачительный шлейф благоухания.

Пока заканчивалась комическая зарисовка с Анной Семенович, Владимир надел свежую сорочку и, захватив банки пива из пакета и бутылку водки из холодильника «Бирюса», направился в комнату Лизы.

Телевизор «Самсунг» доносил стоны Меладзе. Экран показывал искажённое гримасой боли лицо певца. Чёрная прядь волос, спадая, закрывала половину лба, прибавляя динамики его движениям и подчёркивая титанический труд, производимый перед телекамерами. Валерий стремился голосом, жестами и мимикой под медленную ритмичную музыку донести сердцу каждого телезрителя сокровенный смысл слов «танго белого мотылька у открытого очага».

Картины на стенах апартаментов соседки изображали морские просторы с романтическими парусниками, у раскладного дивана стоял торшер с галогеновым светильником, а за ним поблёскивал надраенной медью корабельный штурвал. Середину потолка занимали многочисленные элементы хрустальной люстры. Блестящий паркет под ней был свободен, и мог представлять при случае танцплощадку. Большую часть противоположной стены занимали стеллаж с книгами и журналами, среди которых устроились крупногабаритный стереофонический магнитофон, музыкальный центр и моноблок японского производства. Имелась белая, как первозданный снег, дверь, на которой красовалось привлекательным оранжевым курсивом конкретное слово «Спальная», так что перепутывание исключалось. Затейливая индийской работы бронзовая ручка двери приковывала внимание и вызывала желание прикоснуться к ней.

Гостиная комната служила и залом, и спортивной площадкой. Здесь Лиза часами занималась аэробикой или шейпингом.

Сейчас комнату переполнял приятный терпкий запах маринада, способный побудить отделение желудочного сока даже у сытого человека. Покрытый розовой скатертью раскладной стол, придвинутый к двойным оконным шторам, привлекал аппетитными блестящими белыми и подосиновиками. И Владимир понял, что данное украшение стола привнесено гостьей. Керамическая с китайскими иероглифами кастрюлька, переполненная картошкой, источала пар, и ему стало очевидно, что здесь ждали только его.

Хозяйка выглядела жилистой и даже в какой-то мере тощей, а её приятельница имела более роскошные формы без удручающих излишеств.

Лиза снисходительно дала рекомендацию соседу:

– Перспективный молодой человек.

– Ой ли? – спросил Владимир и постучал по деревянной ножке стола.

– Или нежный и ласковый зверь, – продолжила Лиза и расцвела в многозначительной улыбке. – Кстати, я пожаловалась однокласснице, что ты, приходя с работы, сразу включаешь любимый телевизор; случается, даже спишь с ним и с открытой форточкой, и данные твои союзы вызывают у меня порой приступы двойной ревности.

– Крепись девчонка, пройдут дожди, – пропел Владимир в ответ. – А что касается телевизора, действительно – днём закувыркаешься и, получается, даже долгожданный интересный футбольный репортаж просыпаешь.

– Здорово храпишь! – торжествовала Лиза, словно прокурор, который после долгих трудов добился чистосердечного раскаяния обвиняемого. – А вот человек говорит, – она указала взглядом на гостью, – что данный опиум для народа вообще вредно смотреть.

– Вредно и особенно сильно нарушается зрение, надо думать, у детей. Что же тут нового? Мы в школе проходили, как электроны простреливают экран кинескопа и хаотично несутся дальше по всему помещению. Причём если в черно-белом телевизоре в электроннолучевой трубке находится одна электронная пушка, катод которой испускает поток электронов под воздействием нагрева нитью накаливания, то в цветном открытии двадцатого века палят беспрерывно три таких пушечки. Я даже пятёрку по физике однажды получил, всего лишь сказав, что людям лучше смотреть в телевизионный ящик на расстоянии.

– Да, – вступила в беседу Оксана, – поток электронов – отрицательно заряженных частиц, нарушая баланс положительных и отрицательных частиц, в состоянии произвести основательные разрушения и в нервной системе живого организма. Это давно подтверждено опытами над крысами.

– Что же делали энтузиасты-учёные с очаровательными и умными представителями городской фауны? Надо думать, бедных грызунов постоянно заставляли смотреть полемические передачи типа «Правды» или наблюдать концерты многоголосых певиц. Доведись мне оказаться на месте подопытных животных, определённо разгрыз бы все конденсаторы, резисторы, печатные платы и интегральные схемы.

– Если в последующей жизни, Вовочка, доведётся, мой хороший, существовать маленькой белой мышкой, и тебе посчастливится быть отобранным для грандиозных научных опытов, то будешь иметь прекрасную возможность воплотить в жизнь идеи луддитов. А в чём же состояли опыты?

– Помещённые перед экраном телевизора крысы проявляли в течение месяца слишком большую активность и даже агрессивность, а затем стали утомлёнными и чрезмерно вялыми. Если же крыс помещали между двумя телевизорами, то даже абсолютно здоровые молодые всего через полмесяца отправлялись в мир иной, а вскрытие показывало основательное разрушение мозговых тканей. При этом, кроме прямого воздействия на живой организм, имеет место воздействие и через вдыхаемый воздух, структуру которого меняют электроны с телеэкрана. Именно потому зарубежные офисы сплошь оснащены аэроионизаторами.

– Ой, Оксана, наговоришь ты страстей на сон грядущий! Теперь-то у меня полностью открылись глаза – правду говорили мои друзья, сравнивая ночной горшок с обычным телевизором.

– Какова же между ними разница?

– Говорят, в горшке лучше видно.

– Сказанное является секретом Полишинеля. Чем меньше смотрите в ящик, тем лучше состояние здоровья и благополучие. Допуском здесь является десять часов за неделю, и у меня есть знакомые, которые уже годами обходятся без телевизора – чудесного изобретения двадцатого века.

– Жить вообще вредно. В каждую квартиру нашего любимого города Святого апостола Петра подают отравленную воду, и у кого-то мало мозгов отфильтровать всю эту вредную грязь. Продукты питания катастрофически вредны, экология основательно разрушена. – Владимир постучал кулаками в свою грудь, представляясь Кинг-Конгом, и глухие звуки ударов дополнили звяканье столовых инструментов и тарелок.

Лиза решилась похозяйничать и предложила Владимиру:

– Давайте сначала познакомимся, как водится, по-человечески, душевно, а то горячее остынет.

– Одно другому, надо думать, помогает, – ответил он.

Его томный взгляд остановился на толстой тёмной бутылке.

Владимир приподнялся, поднял тяжесть и, старательно наполнив светлой пенной жидкостью высокие хрустальные бокалы, задушевно и радостно воскликнул:

– Так будем знакомы, славянки!

Вся троица звонко соединила бокалы, шипящие игривым брютом, и одновременно созвучно произнесла:

– Будем знакомы.

Ароматное вино беспощадно щекотало ноздри, напоминало вкусом о сказочных виноградниках д`Артаньяна, покалывало язык, обдавало прохладой гортань, и сердца молодых людей наполнились спокойной радостью. Их лица озаряли открытые доброжелательные улыбки, а глаза заблестели чуть пронзительнее. Молодые люди беспечно улыбались.

– Как я понял, Оксана, вы приходитесь дочерью украинскому народу?

– У меня, знаете ли, мать немка из Львова. Папа числится белорусом, хотя на самом деле он чистокровный поляк, а сама я по паспорту русская. Отец служил офицером в разных местах, вот мне и посчастливилось родиться в Одессе – в русско-еврейском городе Радянского Союза. Но в десять лет отроду я узнала Санкт-Петербург, постоянно живу здесь и очень благодарна за этот пассаж проказнице судьбе.

– Семейство ваше, получается, полный интернационал.

Владимир между тем из принесённой им бутылки наполнил прозрачной жидкостью стопки, окованные в нижней части серебряным ободком, зачернённым вологодскими умельцами.

– Позвольте мне предложить тост за прекрасное дамское общество!

– Мы, конечно, поддержим ваше мужское достоинство, – с энтузиазмом в голосе откликнулась гостья. – Я только плесну себе нарзана.

Три стопки глухо сомкнулись, символизируя союз двух начал.

– Хороши грибочки, но мне трудно определиться, что здесь важнее – что они красивые, словно картинки букваря, или что они безумно вкусные? – Лиза ловко и с упоением орудовала вилкой и ножом.

– Да работала ль ты летом? Надо было – ноги в руки, и айда по лесу шарить! Я же тебя, стрекозу, тысячу раз почти на коленях умолял, но истину говорят, что террориста легче переубедить, чем женщину.

– Лес грязен, и в нём запросто можно испачкаться, там очень сыро и мало уюта. И трушу я в древесных дебрях, на корягу можно наступить или на змею. И серые хищники встречаются.

– Следует двуногих волков бояться, – когда он говорил, грибы звучно и смачно хрустели сквозь щёки Владимира.

– А я люблю бродить лесом вообще, и всегда получается со смыслом: нарву цветов или какой-нибудь травы, накопаю корешков либо мха наберу. Лес богат массой полезных здоровых вещей. Например, всем известная чага, которая обладает противораковыми свойствами. Её отвар издревле пили наши пращуры, мало подозревая о существовании чая и кофе, знаменитых наркотическим веществом – кофеином.

– И какие-то грибы содержат сильные наркотики. И наши предки славяне тоже, надо думать, пользовались данными природными зельями?

– Они дурь винтили по-чёрному! – Лиза засмеялась.

– Пользовались, Вовочка, – зарделась Оксана и продолжила: – Исключительно в целях медикаментозных. Причём кроме славян наркотики знали и в Сибири, и в Скандинавии, и в Мексике – абсолютно во всех уголках земного шара на самой ранней стадии развития цивилизации. Знахари, шаманы и другие религиозные деятели разнообразили лекарственные сборы всякими ингредиентами, дабы облегчить страдания пациента-соплеменника. Рецептура включала и какие-то наркотические вещества, в том числе полученные и из грибов, но употребление надзиралось знахарем или шаманом. А люди в те ушедшие стародавние времена постоянно плодотворно трудились, причём главным образом физически.

– С компьютерами тогда было тяжеловато, – успел ввернуть Владимир.

Все вместе хихикнули, а Оксана продолжила:

– И вождём становился тот, кто больше и лучше всех работал. И предаваться наркотическим удовольствиям тогда вряд ли оказывалось целесообразным и возможным, потому ещё, что запросто за это могли расстаться с жизнью. Да и к воровству и другим столь же малопривлекательным деяниям относились крайне сурово. Поэтому отсутствовала социальная база для наркомании в её нынешнем понимании. В ту далёкую пору люди вели в основном здоровый образ жизни. Знахари же и колдуны воздерживались широко распространять сведения через книжки или средства массовой информации о своих знаниях, ведах. Отсюда и слова пошли: знахарь и ведьма. Знания и веды, как правило, передавались из поколения в поколение по наследству и являлись семейным секретом, который кормил людей знахарского искусства.

Лиза подняла вверх указательный палец левой руки, требуя внимания:

– Мне рассказали историю, когда одна дряхлая старуха смогла умереть лишь после того, как передала свои знахарские знания молодой девушке.

– Это вполне могло произойти, – согласилась Оксана. – Что же касается наркотиков, то всемирным бедствием они стали во второй половине двадцатого века, когда джин вырвался из бутылки, и уважаемые пращуры здесь абсолютно безвинны. Имеются свидетельства, что правящие круги США преднамеренно санкционировали распространение наркотиков в своей стране, чтобы легче управлять молодёжью и запугивать стариков.

– Гостья, милая Оксана, спасибо, просветила нас убогих в круговерти истории, но покушай чего-нибудь, что бог послал, – выказал участие Владимир, наливая очередную стопку.

Закуска начала заметно убывать, и Владимир вдруг посчитал, что гостья должна произнести астрологический тост.

Круглолицая чернобровая с острым подбородком Оксана согласилась поделиться своими расчётами и наблюдениями относительно очередного обвала рубля и резкого повышения цен на продукты питания. Она улыбалась черными жгучими антрацитовыми глазами.

– Любые надвигающиеся перемены привнесут нам только счастье! Массовые события всегда определяются планетами высшего статуса, дальними планетами – Юпитером и Сатурном. Они медленно движутся божественным небосводом. Настроение масс определяют Уран и Нептун, определяющий биржевые ситуации, денежные сделки. Войдя на самую малость в знак Водолея в августе, Нептун решил все-таки вернуться ещё в знак Козерога. Подобные гуляния планет происходят из-за их умения двигаться по небосклону прямолинейно, астрономически совершать прямое действие, а могут как бы останавливаться. Такую остановку называют ретроградным движением планет. Поскольку весь Зодиак движется, данная планета, останавливаясь, попадает в предыдущий знак. С Нептуном произошла такая же ситуация: он возвратился в знак Козерога. Находясь в последних градусах знака Козерога, планета на выходе из знака становится сильной в любом своём проявлении: как позитивном, так и отрицательном.

– Возвращаться – плохая примета, это понятно! Ну а часто ли Нептун устраивает такие тормоза? – возмущался поведением планет Владимир.

– Данное стояние Нептуна является последним в знаке Козерога, после чего он туда вернётся через очень длительное время. В конце сентября Нептун начнёт своё прямолинейное движение и двинется к Водолею. Он сделает квадратуру с Сатурном, который является родной планетой Козерога, его домом. Сатурн в это время пойдёт ретроградно и вой дёт в знак Овна, но Нептун ещё задержится в Козероге. И они в последних градусах – двадцать девятом и тридцатом – встретятся и астрономически замкнут квадратуру, которая вновь, несомненно, окажет влияние на биржевые вопросы.

– А в других странах происходят ли подобные валютные скачки?

– Лиза, в мире подобные влияния различны, так, в Японии доллар упал, а у нас прыгать стал до слишком больших величин, и мне даже трудно представить, какой курс будет к Новому году, – брови Оксаны изобразили два вопросительных знака. – Вероятно, эта новая ситуация с деньгами, с этими биржевыми заварухами произойдёт в конце октября или в ноябре месяце и захватит наши умы, наши настроения. Квадратура всегда оказывает отрицательное влияние, но она даёт импульс заставить людей зашевелиться, заработать, что-то делать. Действие её длится около семи дней, как и в нашей последней августовской ситуации, хотя пройдёт ещё относительно длительное время, пока граждане придут в себя. Имеются люди, у которых есть защита в их личных картах, и они находятся в тригоне. У кого же защита отсутствует, на том и отыграется данная общая космическая ситуация. Подобные коллизии определяются личными гороскопами, но надо всегда помнить, что каждый ходит под богом. Это главное, и предлагаю выпить за двадцать первый век! Мир вступил в эру Водолея! Будем здоровы!

Довольно длинная речь закончилась очередным чоканьем, теперь они уже соприкасались пальцами рук. Молодые люди закусывали горячим шницелем с кетчупом и норвежской горбушей, которая таяла во рту.

– Пища должна являться нашим лекарством, говорил отец медиков – Гиппократ, – вздохнув, гостья продолжила: – Поэтому многое и в духовном, и в физическом состоянии нашего организма зависит от продуктов питания.

Затем откушали мягкий пломбир с черничным вареньем.

Оксана оказалась кладезем информации, и Владимир чувствовал себя знакомым с ней годами. Вечер удался на славу, но по окончании телепередачи «Вечерний Ургант» по первому каналу решили отдохнуть от стола и перейти ко сну.

Утомлённый работой и возлиянием, Владимир уснул быстро.

II. Понедельник

Ему снились заморские страны, но совершенно внезапно издали раздался какой-то треск, напоминающий шум вертолётных лопастей.

«Откуда здесь взялась „Чёрная акула“? Чего она здесь разлеталась?» – успел подумать он до того, как звук смолк.

На самом деле все оказалось проще, прозаичнее: в прихожей трезвонил тихим треском городской стационарный телефон.

Владимир взял аппарат в руку, благодаря длинному шнуру пошёл с ним в зал, подсел к столу и услышал голос, знакомый ещё до рождения.

– Доброе утро!

– Привет, мамуля, – поздоровался он, облизывая пересохшие губы.

Его мучила жажда, и он заполнил гранёный стакан водкой до края.

– Как ты, жив, здоров?

– Хорошо, мамуля, – ответил он и, выпив водку до дна, кашлянул в кулак и пояснил: – Всё в порядке. Тружусь по мере сил и возможностей.

И положил на язык кусочек чёрного дарницкого хлеба.

– Если хочешь, я могу вечером заехать, помогу постирать белье.

– Спасибо, ма, у меня всё чисто.

– Значит, с Лизой пока всё в порядке?

– Более-менее, – уклончиво сказал он и сделал глоток ядрёного бельгийского пива прямо из банки. – Муж купил ей перед отплытием новую немецкую машину, в смысле стиральную. Так она изучает инструкцию по эксплуатации и проводит с ней опыты. Поэтому можешь сама принести нам бельё на постирушку.

– За приглашение благодарю.

– Ну, будь спокойна, привет передавай твоему ухажёру.

Он заполнил стакан пахучим пенным пивом, а затем пополоскал рот.

– Передам обязательно, сына! Знаешь, зачем я звоню? Вспомни, ты сам просил меня позвонить! Забыл?

– Что-то с памятью моей стало.

В образовавшуюся паузу он, словно дегустатор, медленно глотал пиво, стараясь прочувствовать букет и аромат. На другом конце провода мать тщетно пыталась дождаться пробуждения памяти сына.

– Тебе же сегодня надо идти в райвоенкомат на медкомиссию. Когда получил повестку, то просил напомнить. Я звоню с работы, и уже четверть десятого, а на комиссию тебе к половине десятого. Телефон у вас молчит, и я, грешным делом, подумала, что ты уже проходишь комиссию.

– Для чего туда ехать?

– Съезди для разнообразия, наберись впечатлений, глядишь и надумаешь солдатскую лямку потянуть.

– Много времени потеряю.

– Но что-то и приобретёшь, чему-то там обучат, и биографию получишь нормальную. Работай хоть где дальше, всегда сотрудники отдела кадров и начальство будут спрашивать: вы в каком полку служили? И поверь, косо смотрят на мужчин с жёлтым билетом, у них спрашивают: почему избежали почётной обязанности? Из-за каких болезней? Может, это заболевание скажется на работе? Уклонистов, тех, кто хитрит с армейской службой, чаще рассматривают как потенциальных бездельников, которые могут хитрить и с работой. Всегда и у всех доверие вызывают парни, давшие присягу и прошедшие срочную службу. Так что и с этой точки зрения служить престижно, а после демобилизации можешь в полицейские пойти или в охранники. То есть две специальности тебе уже гарантированы, а может, и ещё чему доброму научат.

– Успокойся, поеду к эскулапам, пусть проверят моё здоровье.

– Только поторопись, ты уже опаздываешь! Вечером позвони, хорошо?

– Будь спокойна, ма.

– Целую тебя.

– И я целую, – прошептал он и послушал гудки телефонной трубки.

Сидя у стола, он позавтракал, подкрепился. В ванной комнате ополоснулся под тёплой струёй, с чрезвычайной тщательностью почистил зубы пастой с фтором и основательно прополоскал горло водой. Надел фланелевую клетчатую рубашку, брюки от чёрного костюма, джемпер, освежился французской туалетной водой из флакона, подаренного соседкой. Лизе и Оксане он оставил записку у телефона.

Пробиваясь сквозь редкие, серые в клочьях полупрозрачные облака, бледное солнце вскарабкалось уже на крышу дома, что стоял напротив, через дорогу. Оно катилось от одной коллективной телеантенны к другой. Трудно казалось предположить – пасмурным станет день или солнечным.

В киоске у остановки он приобрёл пару упаковок «Орбита» без сахара и сразу распаковал две пластинки. Челюсти плохо слушались, и Владимир проявил упорство при освежении полости своего рта с помощью жвачки.

Очередного новенького троллейбуса пришлось подождать, в это время они ходили через пень-колоду.

К первому человеку в белом помятом халате – окулисту – Владимир занял в коридоре очередь за натуральным панком: у парня через всю голову перпендикулярно поверхности стоял разноцветный гребень, остаток всех волос. Остальная растительность яйцеобразной головы выглядела тщательно выбритой. Значит, панк основательно готовил свою причёску именно к сегодняшнему торжественному событию – призывному медосмотру. Перед панком стоял плотный паренёк ростом ниже среднего в сплошь усеянных заклёпками джинсах, которые поддерживались офицерским ремнём и, можно предположить, весили солидно. Владимира посетила мысль, что армия, богатая подобными бойцами, сможет вести исключительно победоносные войны. На приёме у хирурга и у невропатолога Владимир дышал в сторону.

Но «Орбит» закончился, когда он пошёл к врачу, который проверял ухо, горло и нос. Владимир определил почти все слова, которые шептал ему из другого угла кабинета доктор.

При определении запаха Владимир чуть замешкался с ответом, поэтому врач попросил его открыть рот и сказал:

– Выдохните! А впрочем, можете и вдохнуть. Все одно видно, что вы, молодой человек, пьяны. Разве можно в таком виде появляться на медицинской комиссии? Пойдёмте к председателю призывной комиссии, пусть он с вами разбирается.

За длинным столом, покрытым отрезом красной, уже выцветшей от времени ткани, сидели пять человек. Перед каждым членом комиссии лежала папка с бумагами, а посередине кумача красовались на алюминиевом подносе два гранёных стакана и прозрачный гранёный графин с остатками воды на самом дне.

Председатель комиссии, подполковник с волевыми морщинами на лице, сидел крайним и периодически приподнимался и крепко жал руку очередному допризывнику. Он поздравлял будущих защитников Родины, признанных состоянием здоровья годными служить Вооружённым силам, и объявлял новобранцам, что скоро их призовут в ряды прославленной и легендарной. Председатель отлично осознавал: план количества призывников, конечно же, вновь окажется заваленным. Хотя сравнительно с предыдущим годом статистические показатели выглядят успешнее. Возможно, сказались рост безработицы, инфляция, общее снижение уровня жизни. Эти причины помогали родителям уговорить сынов отсидеться в казармах, надеясь на перемены жизни общества в лучшую сторону.

Между райвоенкоматами шло упорное соревнование за процент выполнения плана, и призывные комиссии боролись за каждую живую душу. Поэтому когда врач привёл пьяного призывника, председатель поначалу, обдумывая, как поступить, попросил пригласить терапевта для выигрыша времени на принятие решения.

– Что скажете, глядя на этого гуся? – представил председатель врачу-специалисту призывника.

Его правая мохнатая бровь, самопроизвольно медленно выгибаясь дугой, приподнялась, тем временем левая оставалась полностью бездвижной.

– Думаю, можно предположить, это остаточное. Разве здравомыслящий человек будет напиваться перед медицинской призывной комиссией? – ответил терапевт, сочувственно глядя большими удивлёнными глазами и на председателя, и на Владимира.

Подойдя вплотную, он спросил:

– Когда вы последний раз употребили спиртное?

Сердобольный и ровный тон курносого пожилого врача-терапевта и лицо, испещрённое вдоль и поперёк морщинами, располагали и настраивали на откровенность, поэтому Владимир ответил честно:

– Один час назад.

– Для чего же вы пили? – всё так же совершенно добродушно и уверенно продолжал расспрос терапевт.

Владимир ответил широкой улыбкой, покосился на председателя, который стоял столбом в пятнистой зелёной форме, и ответил без тени лукавства, как произошло на самом деле:

– Головка побаливала, горлышко першило, вот и решил поправить.

– Это вы вечером, стало быть, изрядно употребили горькую? – с искренним удивлением в голосе продолжал терапевт.

– Славно вчера потрудились, – чистосердечно признался Владимир.

Ещё чуток, и он бы расхохотался, глядя на серьёзные и целомудренные лица членов призывной комиссии, припухшие от вчерашних, как можно было предположить, злоупотреблений. Их обезвоженные организмы требовали скорейшей помощи. Все члены комиссии вожделенно вздыхали – двое кивали головами в знак согласия, а двое откровенно и смачно облизывали пересохшие губы. Глаза комиссаров сочились доброй завистью.

Прислушиваясь к диалогу терапевта с Владимиром, председатель задавался щекотливым вопросом: «Отчего допризывнику можно с утра опохмелиться, а председателю призывной комиссии запрещено?».

И сердце его буквально разрывалось от обиды, в то время как пурпурная, а местами синяя, голова трещала и раскалывалась на большие куски и маленькие кусочки.

Между тем терапевт продолжал добродушные и вроде бы простые на первый взгляд вопросы:

– Сколько же дней в неделю вы пробуете на вкус спиртные изделия?

Владимир задумался, он подсчитывал смены, так как работал «два через два». То есть два дня работал и два отдыхал.

Во рту было сухо и очень хотелось пива, но Владимир собрал силу воли в кулак, закончил подсчёты и ответил:

– Когда как, но обычно пять дней. Или четыре уж точно.

Терапевт поправил большие роговые очки. Внимательно оглядел Владимира с ног до головы и, обращаясь к председателю медкомиссии, утомлённо произнёс:

– Видимо, мы имеем дело со второй хронической стадией алкоголизма со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Именно последствия вводили в уныние бравого подполковника-председателя. Все инструкции запрещали брать на срочную службу алкоголиков, и это подполковник знал прекрасно. Но, послужив в различных гарнизонах, разбросанных по разным уголкам страны, он встречал в доблестных вооружённых силах таких отпетых алкоголиков, что их и днём, и ночью можно было встретить в одном только виде – в пьяном. И если для кого-то старинное выражение «чисто выбрит и слегка пьян» звучало как ирония или сказка, для подполковника данная фраза являлась реальностью бытия.

«Что же такое, получается, – думал военком. – Одни хронические алкоголики могут служить и сверхсрочную службу, и бдительно, с чувством ответственности за порученное дело, охранять ближние и дальние рубежи славного Отечества, а другие и от срочной службы бегают благодаря хроническому алкоголизму? А если завтра вой на, если завтра в поход? Любых алкоголиков поставят под ружьё. Наверное, думские мудрецы-законодатели что-то здесь упустили, что-то напортачили».

Председателю захотелось призвать хмельного молодца к порядку, промурыжить и отправить служить, куда и Макар телят не гонял. Диагноз хронического алкоголизма ему был нужен, как седло корове. За такого галочку разве поставишь, да и спасибо вряд ли кто скажет.

Поэтому председатель, приподняв правую бровь, со всей возможной спокойностью и твёрдостью изрёк:

– Зафиксируйте, пожалуйста, результаты осмотра данного призывника, опишите истинное положение на текущий момент, – стараясь казаться справедливым, без лишней суровости он чеканил слова, так римляне приколачивали гвоздями кисти рук Спасителя к кресту на Голгофе. – Затем сиюминутно направить оного допризывника в ГНД – в городской наркологический диспансер – на обследование. Ответственным сопровождающим назначаю прапорщика Дедова. О результатах обследования по поступлению доложить лично мне срочным образом. Далее. Если определится заболевание, пускай его вылечат. И пусть он послужит чуркой в стройбате. Если же выявится преднамеренная симуляция, рассмотрим это как самострел в боевой обстановке. Тогда передадим материалы в судебные органы, под трибунал. И потребуем отнестись к ситуации с максимальной жёсткостью в назидание и ему, – председатель вонзил, как нож, в плечо Владимира мощный толстый указательный палец так, что допризывник покачнулся, – и другим. Контроль данного решения оставляю за собой. Выполняйте, аллюр три креста.

Самые последние свои слова, произнесённые автоматически, вызвали у подполковника воспоминания молодости, пробудили тёплые чувства, и он, вздохнув, улыбнулся. Уже без строгости он посмотрел на Владимира, и они обменялись улыбками.

Далее председатель занялся очередным призывником, который прошёл медкомиссию. Он прочитал заключение, приподнял правую бровь и буркнул: «В десант кто ж годен? Так-то брат!». Подписал заключение и стал жать руку дистрофического вида пареньку и говорить ему слова напутствия о том, что именно в таком защитнике сейчас нуждается достославная Отчизна.

Терапевт заполнил в медкарте замысловатым почерком заключение, составил направление и вручил его моложавому прапорщику с короткими черными усами. Прапорщик поджидал, уже одетый в цвета хаки воинский плащ с кушаком. Горящий и внутри, и снаружи, Владимир молча оделся, и они двинулись в путь.

Когда подходили к углу Среднего проспекта, Владимир спросил:

– Разрешите обратиться, господин прапорщик?

– Пожалуйста, – ответил Дедов и добавил: – Можешь называть меня покороче – Андреем.

– Андрей, разве ты дашь мне засохнуть?

– Наверное, ты хочешь «Спрайта»?

– Я хочу пива, но раз мы идём в серьёзное медицинское учреждение по важным делам, мой внутренний пожар надо залить хоть чем-либо.

– Будем считать, что я спас ещё одну страждущую человеческую душу от верной гибели. Вырвал её из цепких и могучих объятий костлявой старухи.

Владимир и Андрей остановились у маленького павильона, выпили по баночке «Краш», отчего Владимир почувствовал облегчение и, проявляя предусмотрительность, взял ещё три баночки лимонада для снятия будущего возгорания и положил их в просторные карманы куртки.

Они двинулись в сторону станции метро по правой теневой стороне. Яркое осеннее солнце кидало косые лучи на исторические здания, которые своим великолепием могли украсить любой город планеты.

– Скажи, Андрей, а ты сам, по желанию пошёл в прапорщики, в армию?

– У меня тогда был первый разряд по плаванию, и я надеялся попасть в какую-нибудь спортивную роту или периодически отстаивать честь родного подразделения на соревнованиях. Я и физически, и морально представлял собой готового к службе, к любым перипетиям человека. Но уже в учебном подразделении на меня положили глаз преподаватели, и через девять месяцев мне присвоили звание старшего сержанта; командовал отделением, потом назначили старшиной роты. Меня долго уговаривали остаться на сверхсрочной и сулили золотые горы, но теплилась в крови моей жажда учиться. Я обещал своим родителям, что стану юристом.

– А стал прапорщиком?

– Судьба.

– Что стряслось?

– Я потерял родителей – рак.

– Прими соболезнования.

– На стипендию разве можно прожить?

– Да, вряд ли.

– Одна квартплата много дороже, тогда вот друзья и пристроили в райвоенкомат. Службу я знал, амуницию выдали. За должность и за звёзды пайковые и зарплату получаю регулярно. С начальством контакт, и если вдруг личные дела требуют свободный день, меня, как дисциплинированного воина, без разговоров отпустят.

– И что же такое дисциплина?

– Это искусство, Вова, быть глупее начальника.

– С учёбой, надо думать, покончено?

– Я обучаюсь на заочном.

– Хорошо.

– И уже в следующем году обрету диплом.

– Так ты уже специалист! Вот и объясни: почему во многих странах в армии престижно служить, военнослужащие там находятся исключительно добровольно и получают солидную оплату, а у нас всё наоборот? У нас же в армии ежегодно погибают ребята без всяких боевых действий.

– Все зависит от того, с какой точки зрения на все это взглянуть. Лучше всего обратиться к достоверным историческим источникам, потому как, зная прошлое, легче понять настоящее и предусмотреть будущее. И всегда нужно представлять, кому это надо и их мотивы…

– На Западе существуют школы. Люди платят крутые деньги за то, чтобы их обучили выживать в тяжёлых условиях, а у нас, пожалуйста – стукнуло восемнадцать лет, и отправляйся в бесплатную школу выживания. Здорово?

– Так точно, – отрапортовал прапорщик Дедов.

Через двадцать минут прогулочного шага Владимир и Андрей свернули на Пятую линию и через пятьдесят шагов оказались возле бани, пересекли наискосок проезжую часть улицы и на Четвёртой линии перед ними гостеприимно и приветливо распахнул свою тёмную тяжёлую высокую дверь уютный ГНД.

У дверей приёмного покоя в просторной проходной комнате сидели и толпились в удручённом состоянии человек пятнадцать страждущих и их сопровождающих. Здесь ожидали приёма пожилые мужчины и женщины с очень синюшными, исковерканными глубокими морщинами, безразличными лицами потомственных бомжей. Сидели с отсутствующим выражением на лице молодые люди, стойко направляя взгляд своего узкого зрачка в противоположную стену. Рядом с юными будущими клиентами диспансера сидели потрясённые матери, чьи заплаканные глаза красноречивее любых слов рассказывали о перенесённых ударах судьбы. Наполненные слезами глаза матерей мучительно и душераздирающе вопрошали: «За что?».

Из комнаты вели пять дверей. Мимо одной, приоткрытой, вслед за Андреем прошёл Владимир, и увидел, что в тесной маленькой коморке за столом с телефонами сидел бритоголовый мужчина в униформе Санкт-Петербургской полиции, а к его поясному ремню прикреплена длинная резиновая дубинка, какую в народе ласково именовали «демократизатор».

– Граждане, прошу меня извинить, – обратился Андрей к почтенной публике тоном глубокого сожаления. – Поверьте, я с огромным удовольствием отстоял бы очередь, но вынужден выполнять приказ старшего по званию командира и действовать по предписанию. Служба, понимаете ли. Поэтому мне придётся пройти без очереди, и я ещё раз прошу прощения.

Очередь осталась безучастна и безмолвна, каждый болел своим и перечить человеку в военной форме считал себе дороже.

Дедов пропустил Владимира в белую дверь, зашёл вслед за ним и прямо от порога маленького коридора-прихожей громким командным голосом выпалил:

– Здравия желаю! Разрешите обратиться?

– Подождите секунду. Мы сейчас заканчиваем, – ответили ему два женских голоса из узкого кабинета с распахнутой настежь дверью.

Вдоль вытянутого кабинета с высоким потолком и с одним зарешеченным окном стояли три обычных письменных стола, за двумя из них сидели женщины в голубых колпаках и халатах. Через стол, напротив одной из них, сидел грузный седой мужчина в тёмно-синем костюме с редкими тонкими коричневыми полосками. На его пиджаке красовались четыре ряда орденских планок, судя по которым он был ветераном Великой Отечественной войны. Глаза его обрамляли мелкие бесчисленные морщины, лицо было болезненно одутловатым.

Густым хриплым баритоном он произнёс:

– Спасибо, дочка, приведите в порядок, уж как обычно.

– Как положено, вам всё сделают, можете с медицинской картой подниматься, как обычно, в своё родное отделение.

– Я говорю всегда и всем: на всю страну осталась одна бесплатная больница, где и уход хороший, и персонал замечательный, всегда готовый помочь, – последние слова фронтовик говорил, уже открывая белую дверь на выход из приёмного покоя.

Андрей Дедов подошёл к первой женщине и отдал направление из районного военкомата.

– Понятно, – сказала женщина, прочитав каракули терапевта комиссии и чёткую печать военного комиссариата. – Присаживайтесь.

Она вышла с направлением в соседнюю комнату. Вторая женщина что-то быстро безотрывно переписывала из одной толстой книги в другую.

Владимир осматривал высокие потолки. Здание, по все видимости, было построено в девятнадцатом веке. Интерьер говорил: здесь было сделано то, что называется евроремонтом – комнату большой площади поделили на ряд кабинетов. Поэтому сочетание изящной старинной лепки на потолке с безукоризненной современной отделкой в нижней части комнаты придавало обстановке кабинета своеобразный шарм.

Женщина вернулась и сообщила:

– Я доложила заведующей приёмным отделением, а та проинформировала заместителя главного врача по медчасти. Ситуация такова: мы обследуем вашего протеже, и это займёт неделю или две.

– Из-за чего так долго?

– Отчего вы, товарищ прапорщик, решили, что это долго?

– Собственно, мне лично всё равно, сколько времени вы его будете здесь выводить на чистую воду. Но мне же надо знать, по какой причине ваше обследование такой срок имеет, потому что меня об этом спросит начальство.

– При установлении диагноза пациент должен пройти флюорографию, сдать предписанные лечащим врачом анализы, после чего полученные результаты рассмотрят и проанализируют специалисты, и консилиум примет окончательное заключение по данному конкретному случаю.

– Меня месяц назад просвечивали при флюорографии.

– Это зачтётся, но получение всех результатов анализов, их рассмотрение врачами и заключения всех специалистов – всё это займёт минимум неделю. Если же по каким-либо причинам потребуется взятие повторной пробы анализов, то это уже будет ближе к двум неделям. Кроме того, случаются задержки получения результатов по гепатиту из больницы Боткина, где производят анализы со всего нашего большого города.

– Благодарю за разъяснения. Я вам оставляю допризывника и могу считаться свободным?

– Вам также следует проинформировать ваше руководство, что нахождение в нашем стационаре – дело сугубо добровольное. И если ваш подопечный попытается уклониться от каких-либо процедур или вовсе сбежать из диспансера, мы просто зафиксируем нарушение режима и известим вас.

– Нарушение режима с его стороны будет рассматриваться райвоенкомом как злостное уклонение от призыва на срочную воинскую службу со всеми вытекающими последствиями вплоть до возбуждения уголовного дела. Поэтому я уверен: он выполнит все ваши требования. И станет сидеть у вас тише воды, ниже травы, как мышка. Так что, разрешите откланяться, всего вам наилучшего. Здравия желаю! Будь здоров, Вова.

Дедов дружески хлопнул Владимира по плечу, крепко пожал его бледную руку и как видение скрылся за белой свежеокрашенной дверью.

– Подождите, пожалуйста, здесь пока занято, – потребовала женщина-врач у человека, что попытался войти в приёмный покой согласно очереди, и добавила: – Вас обязательно пригласят.

Она начала привычно заполнять медицинскую карту, дотошно переписывая данные с паспорта Владимира.

– Могу ли сообщить матери, где нахожусь и что у меня обследуют?

– Конечно, обязательно сообщите, чтобы вас поскорее навестили и привезли бы спортивный костюм, тапочки, предметы личной гигиены, а может, и постельное бельё. Вашим родным следует познакомиться с лечащим доктором и узнать, какие медикаменты и продукты питания им следует привезти для вас.

– Зачем нужны лекарства, если моё здоровье богатырское?

– Я объясняю вам, что следует сообщить вашим родственникам. Вполне возможно, что лечащий доктор без всяких лекарств назначит вам исключительно только клизму, но лучше, чтобы и её вам принесли родственники из дома. Сообщите и номер отделения, где следует вас разыскивать, – женщина-врач показала цифру, уже написанную на медицинской карте рядом с датой поступления.

Владимир принялся крутить видавший виды скрипучий и заедающий местами диск стационарного городского телефона.

Лишь с третьей, более тщательной попытки он дозвонился матери и сказал:

– Добрый день, ма.

– Приветствую тебя, как дела?

– У меня всё в порядке.

– Рада слышать.

– Доктора решили определить наличие у меня заразной болезни.

– Это хорошо. Если болезнь есть, её надо выявлять, диагностировать. Чем быстрее определено заболевание, тем скорее можно начать излечение.

– Так я уже, получается, нахожусь в диспансере.

– Шутишь!?

– Меня уже серьёзно определили в отделение.

– Как это?

– Звоню я тебе, чтобы сообщить, что мне надо привезти всё для нахождения здесь неделю или две.

– Хорошо, я все привезу.

– Большое спасибо.

– Что же у тебя подозревают?

– Социальную болезнь.

– Венерическую?

– Ну что ты!

– Тогда какую?

– Я же целомудренный мальчик.

– Объясни, какими болезнями сейчас заражаются целомудренные.

– Попробуй, отгадай с трёх раз.

– Напрасно ты меня томишь!

– Ма, я же нахожусь в диспансере-то наркологическом!

– Это на Четвёртой линии?

– Угадала, ты, должно быть, ясновидящая.

– Разве ты наркоман?

– Это уже ближе к истине.

– Дорогой Володя, ну, скажи, ты шутишь?

– Поверь, ма, все серьёзней, чем хотелось бы.

– Как это у тебя получилось?

– Из призывной комиссии направили меня сюда, чтобы определить наличие у меня хронического алкоголизма. Я вообще-то думал, что это только у пожилых забулдыжных мужиков встречается.

– Видишь ли, данное заболевание встречается и у маленьких детей. Короче, Володя, я сейчас сбегаю с работы, еду к тебе домой, а потом в ГНД. Потерпи, я все привезу.

– Ты только с Лизаветой поласковей, вдруг перепугаешь девушку, – попросил Владимир.

– Ей бы стервозе глаза выцарапать, и того было бы мало.

– Ну ма-а!

– Хорошо, жди, сына, я постараюсь быстрее.

Владимир второй уже раз за день стал слушать мелодичные короткие печальные гудки.

В горле опять стало чрезвычайно сухо, почему-то захотелось спать, и он спросил:

– Разрешите, пожалуйста, мне водички испить.

Юноше указали на прозрачный тонкостенный кувшин с водопроводной водой и толстостенный глиняный бокал, что стояли на белой тумбочке у окна. Владимир взял керамическую посудину, хорошенько дунул в широкое отверстие, как лихой заправский ковбой из вестерна прочистил бы свой крупнокалиберный кольт после очередного удачного выстрела, и налил шипучий пенящийся «Краш». Лимонад охлаждал, и стало легче дышать.

Он ответил на многочисленные вопросы о его предыдущих заболеваниях и о том, сколько он выпивает за день, за неделю, за месяц. Ему замерили температуру и давление. Спрашивали о жалобах, о самочувствии наутро после употреблений спиртного, о галлюцинациях, о наличии психических отклонений у родственников и в заключение дали подписать бумагу о том, что с правилами распорядка и режимом лечебного заведения он знаком и обязуется выполнять. После опроса он допил остатки газированной жидкости и вновь почувствовал облегчение.

Вторая женщина оказалась медицинской сестрой и отправилась сопровождать новоиспечённого пациента в определённое ему отделение. Владимир проследовал через холл за голубым халатом. Как и в первое появление, публика здесь мало интересовалась чем-либо: мысли посетителей были заняты ухабами на дороге собственной судьбы. Владимир с медсестрой прошли мимо бритого охранника. На лестничной площадке у деревянной двери медсестра нажала кнопку звонка.

Через полминуты дверь отворили, и Владимир очутился в длинном узком коридоре. На высоком потолке висели открытые неоновые парные светильники, в каждом из которых светилась только одна длинная лампа из двух.

«Наверное, из экономии», – подумал он.

Его провели в комнату с темной табличкой со светлым словом «Сестринская» и посадили к столу. Здесь уже другая медсестра в белом халате без головного убора стала опрашивать и заполнять дальше медкарту.

– Черепно-мозговые травмы имелись ли у вас?

– Отсутствовали.

– Имеются ли у вас психические заболевания?

– Как-то обошёлся.

– Имеете ли вы родственников с психическими заболеваниями?

– Только русские в родне.

– Болеете ли туберкулёзом?

– Здесь я здоров, хотя, подобно Горькому, съездил бы на Капри.

– Давайте ближе к теме! Болели ли вы инфекционными заболеваниями?

– Ангиной в детстве, получается, много раз.

– Болели ли вы гепатитом?

– А что это такое?

– Желтуха.

– Ею заражаются, я слышал, от крыс, вроде бы?

– Заражаются разными путями, но поскольку вы спрашиваете, что это такое, значит, данная болезнь, скорее всего, вас миновала стороной. Обычно кто болел ею, знают, по крайней мере, название, потому что лечение проходит, как правило, в стационаре и чаще в Боткинской больнице.

Медсестра выглядела миловидной, привлекательной и чем-то напоминала одну из спутниц Филиппа Киркорова, когда он исполнял шлягер про марлевые повязки. Владимир припомнил, что в приёмном покое у женщин на руках и в ушах отсутствовали всякие украшения. Здесь в отделении он встретился с тем же, и удивился своему наблюдению. Кроме того, на головах медперсонала отсутствовали всякие поварские колпаки или косынки, поэтому девушки и женщины в стерильных халатах преподносили свои скромные продуманные причёски для всеобщего обозрения.

Стены и высокий потолок помещения давно скучали по штукатуру и кисти маляра. В комнату входили и выходили из неё сноровистые медики в опрятных, видавших лучшие виды белых халатах и медлительные пациенты в тапочках и спортивных костюмах. Тщательной покраски требовали потрескавшаяся рама с подоконником и обшарпанная, хотя и чистая, дверь. На исцарапанном канцелярском столе то и дело звонил один из двух телефонов, и часто кого-то звали к телефону по громкой связи. Жизнь кипела и била ключом.

Владимир слышал, как приятная медсестра в изящных позолоченных импортных очках говорила в микрофон, а металлический голос из коридорных динамиков дважды повторил вослед:

– Во вторую палату поступает новый больной. Застелите постель.

После заполнения медкарты миловидная сестра сказала:

– Я провожу вас к заведующей нашим отделением, Зое Степановне, она хотела вас посмотреть.

Заведующая оказалась женщиной бальзаковского возраста. Но лёгкие спадающие локоны ухоженной причёски, наигранный удивлённо-вопросительный взгляд широко открытых глаз и нанесение помады чуть выше губ позволяли сделать вывод, что женщина старательно исполняет роль молоденькой девушки студентки-практикантки, которая случайным образом оказалась в этом кабинете. Она что-то царапала авторучкой среди вороха бумаг на обширном столе.

Взяв из рук сестры медицинскую карту Владимира и начав бегло читать, она сказала скороговоркой:

– Благодарю вас, Аня.

Аня тотчас вышла, а занятая Зоя Степановна, продолжая читать, пригласила Владимира:

– Присаживайтесь, подождите минуточку.

Закончив знакомство с записями на бланке, заведующая отделением посмотрела на пациента мощным, распиливающим на части взглядом профессионального гипнотизёра, и попросила его рассказать о себе.

– Родился, учился в Санкт-Петербурге, сейчас живу на Васильевском острове, работаю грузчиком в магазине.

– И чем занимаются ваши родители?

– Мать работает бухгалтером, а отец – строитель.

– Он каменщик, плотник или крановщик?

– Раньше он работал прорабом.

– А сейчас?

– Тоже что-то строит, но вроде бы что-то за городом.

– Как-то мало вы знаете о своём родном отце.

– Давно мы с ним виделись. У него своя семья уже три года.

– Но все-таки между вами хорошие отношения? Поможет ли он финансово, если понадобится закупать дорогостоящие лекарства?

Владимиру вновь захотелось пить.

– Надо думать, что сможет, если его найти.

– Знаете, где работает мама?

– В какой-то маленькой фирме, едет каждое утро на троллейбусе, да ещё с пересадкой, – слукавил Владимир совершенно спокойным голосом.

Что-то определённо насторожило его, когда речь зашла о финансовых возможностях предков. Он отлично знал, в каком известном всероссийском банке трудится мать и что её с работы и на работу, за редким исключением, возили на престижном автомобиле.

– У вас имеются ещё родственники или вы проживаете только с мамой?

– Родных у меня, получается, только мать с отцом, а живу я один в коммунальной квартире, потому что у матери своя новая семья уже года два.

– Каковы ваши взаимоотношения с новым супругом вашей мамы?

– С ним у меня получаются трения.

– Вы ревнуете, – заинтересовалась заведующая, чуть прищурив глаза, – или какие-то его личные качества вызывают у вас антипатию?

– Я его мало знаю, мы с ним редко встречались, – ответил Владимир.

– Расскажите о соседях по коммунальной квартире.

– Муж да жена, молодые, надо думать, ему уже за тридцать, и он часто уходит в море на гражданском судне. Вполне приличные люди.

Владимиру начали надоедать бесконечные вопросы, и он устремил утомлённый взгляд себе под ноги в дореволюционный паркет – рассохшийся, истёртый ногами медперсонала и многочисленных хронических алкоголиков.

– Пожалуйста, Владимир, поймите меня правильно. То, что я пытаюсь выяснить, имеет большое значение, – тоном удава Каа произнесла Зоя Степановна, уловив излишнюю формальность в ответах пациента. – Дело в том, что на возникновение и протекание заболевания, именуемого алкоголизмом, значительное влияние оказывает социальное окружение. В первую очередь это семья, близкие родственники, соседи, сослуживцы. Как у вас на работе относятся к употреблению алкоголя?

– Отрицательно.

– Бывают ли случаи употребления спиртных напитков вами и вашими сослуживцами на работе в рабочее время?

– Только после окончания рабочей смены. Даже праздники и дни рождения у нас категорически предписывается справлять дома или в кафе, – встал на защиту родного предприятия грузчик.

– Но после смены случаются употребления спиртного на работе?

– Если две смены подряд работаю, мне разрешено употребить горькую после второго дня, чтоб исключить прогул во второй день. У нас в магазине с этим крайне строго.

Владимир улыбнулся витиеватости своей правдивой фразы, которая в то же время помогла уйти от конкретного положительного ответа.

– Теперь я понимаю, почему терапевту медицинской комиссии райвоенкомата вы сказали, что четыре или пять дней в неделю употребляете спиртосодержащие изделия.

Настала очередь удивляться Владимиру, и сухость во рту как рукой сняло, утомлённости и след простыл. Со слов заведующей выходило, что то, о чём он говорил на медкомиссии менее часа назад, уже известно заведующей отделением наркологического диспансера.

«Странно, быстро же работает система оповещения. Получается, я под колпаком у Мюллера!» – думал изумлённый Владимир.

Его слух обострился. Чуть опустив плечи, он принялся вспоминать, что ещё мог наговорить медикам военкомата.

– Значит, после второй рабочей смены и по выходным дням вы употребляете спиртное?

– В основном, – ответил сокрушённо Владимир.

– Что же вы предпочитаете пить?

– Пиво.

Раздался телефонный звонок, и Зоя Степановна, медленно снимая бежевую трубку, торопливо закончила беседу:

– Давайте считать, что наше с вами знакомство состоялось. Вашим лечащим доктором назначается Татьяна Павловна, а сейчас обратитесь к сёстрам, они укажут вашу койку.

Заведующая лечебным отделением кивнула Владимиру и повернулась к одному из двух телефонов:

– Алло, слушаю вас внимательно.

Из кабинета его проводила улыбка Аллы Пугачёвой, наблюдавшей за допросом с крупногабаритного цветастого рекламного плаката, прикреплённого скотчем к стене рядом с новой, изящной, сверкающей белизной дверью.

Владимир присел на кровать с панцирной пружинной сеткой, и она тут же прогнулась, приняв форму гамака.

«Этим инвентарём только позвоночники калечить», – возмущённо успел подумать новоиспечённый обитатель второй палаты.

Сразу же он услышал металлический женский голос:

– В отделении обед.

Дважды повторялось объявление, и как оказалось впоследствии, все сообщения в отделении повторялись репродукторами дважды.

Один из обитателей палаты с пасмурным лицом любезно предложил показать дорогу в общепит. Но Владимир предварительно зашёл в сестринскую комнату – узнать, имеет ли он право идти со всеми вместе на обед. Ведь при расчёте количества пайков его скромную персону учесть могли лишь опытные предсказатели. Владимир получил исчерпывающий ответ: он и должен идти на обед вместе со всеми в целях соблюдения режима учреждения.

Он размышлял: «Только высший разум мог предвидеть моё появление здесь, и получается, все это угодно провидению. Высшие силы ведут меня по судьбе!».

В старой гнутой алюминиевой миске бултыхалась баланда, состав которой определить смогла бы только самая тщательная химическая экспертиза. Под почти прозрачной жидкостью на дне миски обнаруживался ил жёлто-коричневого цвета, однако у жидкости было существенное преимущество: она ощущалась горячей. От супа, а это оказался именно он, пахло паром. Владимир влил в себя дюжину ложек горячей поверхностной жижи, но воздержался от риска употребить осадок, прилипший вскоре ко дну миски.

Следующим номером изысканного обеда являлась традиционная английская овсянка, и она тоже оказалась огнедышащей. По запаху Владимир предположил, что вкус ему вряд ли понравится. Кашу он даже ложкой потрогать воздержался. Просто посидел рядом с остывающей тарелкой, и под его тяжёлым пристальным взглядом при естественном остывании горячая каша перевоплотилась в холодный блин. Почему-то вспомнился ветеран-алкоголик в приёмном покое, который безгранично расточал чистосердечные похвалы и благодарности персоналу бесплатного чудодейственного учреждения.

«Лихая им досталась доля», – думал Владимир о прежних поколениях.

То, что в меню назвалось чаем, оказалось жидкостью тоже высокотемпературной. Владимир почувствовал облегчение после горячего наваристого бульона, поэтому и чаю суждено было отправиться в засыхающий, как пустыня Сахара, желудок. Этот орган пылал и просил воды даже настойчивее, чем когда-то батальоны просили огня.

Он вернулся на койку после обильной трапезы и вспомнил насыщенный вчерашний вечер, астролога Оксану. Обдумывал, что произойдёт, если дальнейшие события пойдут худшим вариантом, предрекаемым строгим седым районным военкомом.

За этими благовидными мыслями его и застала красивая женщина.

– Привет, Володя!

– Салют, – на душе у него скребли пумы и рыси.

– Я принесла один пакет с одеждой и один пакет с едой.

– А с водой?

– Вот двухлитровая бутыль минеральной воды, а лимонад мне посоветовали взять лишь после консультации с врачом. Может, здесь запрещены какие-то напитки, но минводу всегда разрешат. И то вопрос: дозволяется ли газированная вода?

– Спасибо. Забери себе мой паспорт и кошелёк.

– А если тебе что-то потребуется купить?

– Я оставил себе пять червонцев на всякий случай.

– Кстати, в пакете есть и блок сигарет.

– Большое спасибо, всё великолепно, – Владимир сделал паузу, проглатывая холодное содержимое большой пластиковой бутылки и, отведя глаза в сторону одного из двух зарешеченных окон, сказал: – Кормят здесь вполне прилично. Воду с сигаретами да что-нибудь домашнее ты мне, надо думать, принесёшь. При лучшем варианте я здесь отдохну неделю или две, а при худшем – могут притормозить.

– Неужели?

– Пойдём в коридор, поговорим о делах наших скорбных.

– Естественно, пойдём, – самая лучшая в мире женщина последовала за новым пациентом наркодиспансера.

Володя был выше матери на голову. Они устроились на обитом дерматином старом топчане возле входной двери, и Владимир подробно рассказал о медицинской комиссии и о разговоре с заведующей данным отделением.

– Я сообщил, что ты работаешь в мелкой фирме бухгалтером.

– Скромность украшает, поэтому ты правильно сказал. Я постараюсь тебя поддержать. И про отца ты все правильно сказал, – мать старалась подбирать приемлемые к ситуации слова. – Давай выглядеть проще, пока имеем дело с малопонятными людьми. Позже, вполне возможно, всё это приведёт к положительному результату. Организм у тебя молодой, крепкий, но, Володя, надо согласиться с тем, что к спиртному у тебя проявилась малопонятная любовь. А сейчас ты немножко подожди, пока я попробую более подробнее побеседовать с Татьяной Павловной.

За полчаса Владимир покурил, трижды попил минеральной воды и успел посмотреть отрывки футбольного репортажа с матча любимого «Зенита», руководимого знаменитым тренером.

– Все в порядке, Володя. Я поняла, что Татьяна Павловна хороший специалист, прекрасная женщина, и она за тебя возьмётся серьёзно. Первое и главное, что требуется от нас – это полное безоговорочное соблюдение режима, железная дисциплина. Кстати, в последнее время оказалось нулевым финансирование лекарств, даже ставится вопрос вообще о полном закрытии данного богоугодного заведения. Поэтому администрация сейчас обязывает пациентов прикупить в аптеках города лекарств на сто руб лей по выдаваемому списку. Завтра после работы я найду и приобрету нужные лекарства. А послезавтра, в среду, я их привезу вместе с водой. Что ещё тебе, Володя, здесь обязательно понадобится?

– Спасибо. Если что-то экстренно понадобится здесь, думаю, позвонят. Об остальном я скажу тебе при встрече. А как встретила тебя Елизавета?

– Ей повезло, что она куда-то испарилась.

– Чем она тебя смущает?

– Как чем? Наверняка это с ней ты вчера назюзюкался!

– Успокойся, ма.

– Cherchez la femme.

– Это все пустяки.

– Лучше бы тебе понять, что всё складывается из мелких пустяков, – мать рукой указала на потёртый драный линолеум.

– Я прошу тебя, ма, позвони ей вечером и объясни ситуацию. Только, пожалуйста, без скандалов, хорошо?

– С этой беспорочной овечкой я – сама дипломатическая корректность!

– И передай, что приезжать ей сюда, надо думать, вряд ли стоит.

– Вот это обязательно передам!

– Хорошо?

– Обещаю тебе.

– Только скажи, что именно я просил об этом!

– Договорились.

– Надо бы и на работу позвонить, как считаешь?

– Я сообщу вам в отдел и скажу, что ты в больнице на обследовании с пока туманным диагнозом. И чтоб ждали тебя только через две недели или позже. Ну что ж, Володя, крепись, держись.

– Давай, ма, обходиться без слёз, – попросил он, увидев, как у деятельной матери вдруг сделались влажными глаза и зашевелились губы.

– Как всё это быстро случилось!

– Мне и без того тошнит от военкомовских угроз.

Они простились. Владимир отправился в палату, присел на кровать, послушал уже знакомую скрипичную мелодию, попил водицы. Затем облачился в тренировочный костюм и пошёл сдавать сестре-хозяйке на хранение пакет со своей одеждой.

Закончив хлопоты, он готовился прилечь, но динамики чётко объявили:

– В отделении ужин, пройдите в столовую. В отделении ужин…

В столовой у раздаточной амбразуры он спросил истерзанных процедурами пациентов:

– Что будет на ужин?

– Овсянка, сэр! – сообщили ему сразу трое, которые стояли первыми.

Замученные пациенты казались довольными своей осведомлённостью и своим ответом новому пациенту. По крайней мере, они попытались изобразить радостные улыбки на своих лицах. Получалась же гримаса, какой пугают маленьких детей. В улыбке всех троих наблюдалось что-то общее, что-то от Бармалея.

– Традиционная овсянка, это хорошо, превосходно, это по-нашенски, по-пролетарски, – возрадовался Владимир.

Затем он развернулся и возвратился в палату, чтобы посмотреть на продукты, принесённые матерью. И правильно сделал. В пакете оказались сметана, острый сыр с дырочками, пирожки с картошкой, которые требовали безотлагательной заботы по причине их срока годности. Имелись и продукты, которые могли подождать: яблоки, кусок сервелата, очищенные грецкие орехи. Мать привезла каравай круглого чёрного ржаного хлеба и белую плетёнку с маком. Находился в пакете и набор стальных инструментов. По этикеткам выходило, что столовые приборы только что куплены в магазине. В комплект входили: столовая и чайная ложки, вилка и тупой столовый нож.

Слегка перекусив в столовой за ужином, Владимир проделал очередную попытку отвлечься телевизором от назойливых радужных мыслей о перспективах своего светлого будущего.

В большой комнате пациенты вдохновенно смотрели фильм о том, как изощрённая мафия обводит вокруг пальца честных полицейских. Мафиози обладали всем, чего душа пожелает, а полицейские имели только старомодную дряхлую форму, кучу жизненных проблем, целомудренные идеи да столетние устаревшие наганы. Чем закончится фильм, было ясно уже после первых кадров. Предполагалось очевидное: что деревенского вида полицейский в финальных кадрах арестует всех главарей мафии, оставшихся в живых после его снайперских выстрелов. И, естественно, передаст их справедливой женщине с завязанными глазами. Однако звуковые и визуальные эффекты в сочетании с классной работой трюкачей задержали на полчаса у телевизора и Владимира. Но все-таки мысли о будущем бытии будоражили и буравили его мозг. Он возвратился в палату, разделся и лёг, чтобы ещё раз обдумать произошедшие сегодня бурные события.

Как и когда он заснул, осталось для него загадкой. Измотанное и изнурённое бесконечными раздумьями и переживаниями серое мозговое вещество самостоятельно решило, что организму следует перейти в наилучший режим – отдыха и восстановления утраченных сил. Он купался в ароматном сне, в мире подсознания, где объективные ощущения полностью исключены.

III. Вторник

Зоопарк Владимир посещал много раз и всегда радостно вспоминал, как впервые с другими детьми катался по аллеям в разноцветной тележке, в какую взрослым садиться запрещалось. Возила тележку с детьми по кругу маленькая лошадка по имени Пони.

На сей раз Владимир мечтал пообщаться с хищниками в полосатых купальниках, это и являлось причиной посещения зоосада. По восточным календарям в этом году господствовала дикая кошка, и он решил посчитать, каких полос на тигре больше. Ему хотелось узнать, почему в этом году чёрная полоса стала преобладать в его судьбе. Возможно, полосатый зверь объяснит сложные жизненные перипетии.

Сначала мать, затеяв многоквартирный обмен, окончательно переехала к своему возлюбленному, а Владимир совершенно случайно, из-за скоропостижной кончины последнего участника обмена, очутился в квартире с Лизой. Её муж сразу же проявил кипучую деятельность по завершению обмена, но однажды они втроём засиделись вечером за настоящим шотландским виски, который запивали венгерским «Токаем». Владимир понравился и Лизе, и её мужу, которому стало спокойнее отправляться в плавание, зная, что его прелестница, оставленная на берегу, имеет надёжную поддержку. Обмен обоюдно решили отложить. Весной, в период призыва Владимир провалялся в больнице с подозрением на дизентерию. Сейчас же из-за случайности может угодить под уголовную статью. Всего этого слишком много для одного года!

Трёхметровый хищник ходил по клетке мощными шагами. Казалось, он ждал случая кинуться на посетителя. Тигр тренировался перед очередным броском и вынашивал планы, кем и как он будет лакомиться. При ходьбе временами открывалась мощная пасть, и обнажались клыки и шершавый язык. Оскалом хищник намеревался нагнать страха на жертву. Его глаза источали ярость и жестокость. Тигр следил за всеми людьми. По публике его глаза скользили при разворотах, но если бы он пристально посмотрел на кого-либо, это доставило бы хлопот человеку. Вполне возможно, подобным взглядом навешивается на человека сглаз и порча. Тигр приостановился, протяжно зевнул, продемонстрировав полный состав здоровых желтоватых зубов. Как он обходился без паст, рекламируемых с телеэкрана? Похоже, монстр кариес сам боялся тигриных саблезубых клыков.

Когда тигр на воле, трудно определить, охотится он, чтобы жить, или живёт, чтобы охотиться, а в джунглях тигры нападают на людей. Отведав человечины, хозяин джунглей уже сам приходит к деревне с целью полакомиться людьми, поэтому в Индии тигров-людоедов истребляют, устраивая на них облавы. В целях предохранения от нападений тигров индийские лесорубы надевают на затылок маску с изображением человеческого лица, а в зоопарке публику спасали решётки. Если представить, что тигр вырвался на волю, то публика впала бы в панику. Напрасно было бы от него прятаться, потому что чуткий слух помогает ему установить место жертвы. Тигр выказал бы величайшее проворство в погоне и познакомил бы людей с наточенными когтями и со смертельным укусом, поэтому полосатый убийца натворил бы много бед. Может быть, и прежде кто-то выпускал тигра на волю.

Вдруг раздался рёв. Но тигр ходил по клетке, по-прежнему при разворотах ударяя стену хвостом. Рычал другой хищник, и похоже, это решил проявить себя лев, что дотоле, помахивая кисточкой хвоста, лениво дремал с полузакрытыми глазами в соседней клетке. Заставляя вибрировать хрящ в горле, он давал всем понять, кто здесь главный. Иногда сквозь рычания можно было разобрать звуки, слагаемые в слова, а вскоре рёв перешёл в родной семиэтажный русский мат.

Чтобы разобраться, в чем дело, Владимир повернулся ко льву. Раздался скрип, это о себе дали знать пружины койки. Зоопарк и все звери бесследно исчезли, а открыв глаза, Володя увидел, что находится в палате, и память воскресила череду событий вчерашнего дня.

Двери в палату отсутствовали, и сквозь дверной проем палату тускло освещала лампа коридора. На двух зарешеченных окнах отсутствовали занавески, благодаря чему уличный сумрачный свет струился в помещение с противоположной стороны.

Слушая выразительную родную речь, обитатели палаты ворочались и пробуждались, и Владимир подумал, что оказывается, он поступил благоразумно, залёгши в постель пораньше.

На соседней койке извивался в конвульсиях и источал вопли парень кавказского происхождения. Днём Владимир видел, как тот спал спокойно, но сейчас его руки и ноги двигались хаотично, принимая причудливые положения. Это был высокий брюнет, на вид старше двадцати лет. Густые брови соседа были сдвинуты вместе и нахмурены, глаза зажмурены, губы он сжимал и закусывал, но они открывались, чтобы простонать и произнести очередную хвалу в адрес медицины и всего мира.

Хлебнув минеральной воды, Владимир оделся. Из комнаты медсестёр струился яркий белый свет, и он понял, что персоналу и слышно, и известно о проблемах загорелого пациента. Он зашёл в туалет, на двери которого отсутствовали крючок или задвижка, а также всякие другие приспособления, чтобы можно было закрыться изнутри. Вечером он обратил внимание: когда одна пациентка зашла в данное заведение, другая осталась снаружи караулить дверь, затем они поменялись ролями.

«Конечно, всё здесь развалено, и сделать ремонт стоит круглую сумму, но на крючок-то в туалете денег мог бы найти каждый. Если у меня всё пройдёт более-менее благополучно, обязательно куплю задвижку для туалета и сам привинчу, даю себе слово», – зарёкся тогда Владимир.

Он отправился в комнату для курения, там дымили шестеро пациентов, также разбуженных львиным рёвом. Они сидели вдоль стен ближе к окну на длинных лавках, выполненных из оструганных черепных брусков. Между скамьями расположился на четырёх чёрных железных ногах просторный длинный стол с хаотично разбросанными на его коричневой фанерной поверхности белыми костяшками домино.

Здесь были люди лет сорока-пятидесяти, и каждый имел что-то общее с Бармалеем из кинофильма «Айболит-66», создатели которого, видимо, благосклонно относились к употреблению спиртных изделий.

Причёску того разбойника носил один курильщик. Другой имел глаза, третий – брови, четвёртый – уши, пятый кривился, подражая Бармалею. И если бы соединить эти части лиц вместе, получился бы тот самый герой, что доставил массу хлопот доброму доктору Айболиту. Но сейчас Бармалей размножился, наградив разных людей элементами своей внешности, и стал одновременно действовать во многих людях. Соединись он своими частями, обязательно стал бы вновь злобен, коварен и беспощаден к домашним животным, зверятам и чудесному ветеринару.

Стены комнаты выглядели чёрными из-за отложений табачного дыма, любой микрон поверхности комнаты содержал никотин. Потолок был чуть светлее стен, его колер насыщали тёмно-коричневые тона. Эти же тона источала маленькая круглая лампочка, едва различимая в табачном дыму под высоким потолком. Временами за стеной громогласно дребезжал мотор, пока в соседнем помещении работал вытяжной вентилятор. Отсосав из курительной комнаты почти весь дым минут за пять, вентилятор успокаивался и отдыхал. Его реле времени начинало отсчитывать секунды и минуты до момента, когда вновь состыкуются контакты и подадут гибельное для человека, но рабочее для мотора электрическое напряжение.

Внимательно разглядывая сумрачное помещение и мрачные, а в чем-то даже карикатурные или сказочные лица собравшихся в курительной комнате пациентов, Владимир спросил:

– Господа присяжные заседатели, о чём смолим?

Ближе к нему находился Бармалей с большими печальными глазами, одетый в зелёный простой толстой пряжи джемпер, из-под которого поднималась зелёная водолазка, плотно обрамлявшая шею.

Несколько равнодушно он ответил:

– О пользе и вреде курения, молодой человек.

– Разве есть польза от этого зелья?

– Хм, а где бы ты сейчас находился, на? Лежал бы и слушал русскую лексику испорченного абрека? – спросил Бармалей с двумя полосами пластыря на подбитой брови.

Из-под пластыря зиял роскошный синяк; под глазами курильщика красовались одутловатые синеватые мешки, с которыми гармонировала синяя безрукавка. Она обнажала выраженные бицепсы, которые говорили о развитости мускулатуры тела.

– Мне в школе говорили, что курить вредно. При этом подрывается здоровье своё и здоровье других людей, загрязняется окружающая среда.

– Кругом все загрязняется – это точно, и, похоже, что все в душе являются дикарями. Когда вчера убирал коридор и телевизионную комнату, на, вымел гору окурков и горелых спичек, – поделился синий Бармалей и спросил: – А чему ещё учили педагоги в общеобразовательной школе?

– Что курят, как правило, заблудшие и безнадёжно больные люди, у которых не хватает рассудительности справиться с дурной привычкой. И те, кто курит, вряд ли по-настоящему осознают, что делают. А если бы понимали, разве делали бы?

Печальный хронический алкоголик с расширенной над висками головой прокомментировал сказанное:

– Без сомнений, ваши учителя имели благородные намерения, хотя многие люди курение считают хобби или пикантностью. Курение говорит об ущербности прохождения оральной стадии психосексуального развития и о внутреннем конфликте, когда подавляется суммарное напряжение, образованное стрессами.

– Выходит, Василий Павлович, человек в своём развитии должен, на, своевременно преодолевать шаг за шагом все стадии развития и уметь решать поставленные жизнью проблемы.

– Да, Толя, любой иной путь грозит малоприятными последствиями. Мне вспомнилась женщина, жаловавшаяся, что её сын лепит из песка на детской площадке с помощью формочек пирожки, различные куличики и пытается их съесть. «Вполне нормальный ребёнок», – поставил диагноз доктор. На что мать подавленно сокрушалась: «Но почему вы считаете, что это должно нравиться и мне, и его жене?».

Лица собравшихся в полумраке озарили улыбки, и все шестеро посмеялись, а кто-то крякнул.

– Получается замкнутый круг, и, пытаясь курением уйти от одних проблем, курильщик оставляет при себе старые, а также приобретает ещё и новые, – отметил Владимир.

– Вы здраво размышляете, – похвалил печальный Василий Павлович.

– Меня зовут Вова.

– Приятно познакомиться. Вы, Владимир, правы. Курение создаёт конфликтные ситуации в семье, на работе, в общественных местах, и фактически курение является одним из видов наркомании, а никотин является разрешённым наркотиком, впрочем, как и алкоголь. Оба эти вещества занимают достойное место в едином международном списке наркотиков, который пополняется ежегодно. Подобный список имеет и Россия, и в нём тоже присутствуют и алкоголь, и никотин, и кофеин.

– Если от папирос и сигарет один вред, то зачем государственные мужи разрешают их производить, продавать и использовать? – спросил Владимир.

– Быть может, чтобы полностью ввести население в зависимость или по иным не менее важным причинам.

Новому пациенту стало ещё тоскливее, что он родился и живёт в стране, где кое-какие люди иногда задаются вопросом, для чего их приучают к никотину и водке. Глаза наполнились слезами безысходности.

– Однако, надо думать, и в других странах табак выращивают и продают населению, а в Голландии свободно продают даже слабые наркотики, – вспомнил Владимир.

– Знаете ли, юноша, любые лёгкие и слабые наркотики приводят в обязательном порядке к сильным и тяжёлым, – прояснил ситуацию Василий Павлович. – Что же касается табака, привезённого в Европу каравеллами Колумба, распространению способствовало ложное представление о его целебных свойствах. Когда же первоначальный дурман рассеялся, на борьбу с курением встала христианская церковь. Выдыхание табачного дыма изо рта и ноздрей рассматривали в одном ряду с пособничеством дьяволу. А со слугами дьявола инквизиция расправлялась соответственно.

Дотоле сумрачный и молчаливый, Бармалей хилого телосложения с широким и высоким лбом прокашлялся. Глаза его оживились, в них появился блеск, хотя лицо продолжало оставаться спокойным. Его макушку покрывали длинные белые волосы, но у затылка они были аккуратно подстрижены.

Он, поглаживая седую бороду и шевеля белыми усами, заметил:

– Как известно, со слугами дьявола святые отцы разъяснительные речи вели в пыточных камерах, да на кострах.

– Истину глаголете, Иван Сергеевич, – выразил солидарность Василий Павлович и продолжил: – Но, когда королю Пруссии стало известно, что курильщику требуется меньше пищи, в прусской армии ввели обязательное курение для солдат. Как оказалось, впоследствии это был поворотный момент в легальном распространении ядовитого зелья. Причём другие европейские монархи последовали за Пруссией в целях экономии воинского провианта. Церковь тогда вынужденно смирилась.

– Это в средневековой Европе, однако к нам табак пришёл позже, – высказался Иван Сергеевич. – На Руси ещё в семнадцатом веке курение жестоко наказывалось, ясное дело, битием, а повторно замеченному в курении холопу аль купцу отрезали нос.

– Сурово, – Анатолий, проверяя все ли на месте, потрогал свой обширный боксёрский нос пальцами. – А когда же наши верхи повернулись к табаку?

– Насаждаться курение в России стало под влиянием Петра Великого, – ответил Василий Павлович. – Прорубая окно в Европу, Пётр Первый прививал на русской земле западные привычки, в том числе, как оказалось, и порочные.

– Лучше б Пётр Алексеевич прорубил дверь, – выдал Иван Сергеевич.

– Дверь к нам пытались прорубать, нарушая заключённые договоры, шведы, французы, немцы с европейской сворой, – сказал Василий Павлович. – Но когда мы, гоня супостата, через проруб ленную дверь вступали с геройскими штандартами в Европу, хитрые западные дипломаты связывали Россию матушку обязательствами и проруб ленную дверь закрывали на засов да на замок от русского медведя.

– Они и ныне трусят, – Иван Сергеевич сильно вздохнул и перекрестился.

– Чего им бояться? – удивился Владимир. – Мы же в последнее время уничтожили и продали кучу своего оружия.

– Европейцы боятся нас, как куст малины медведя, – пояснил Иван Сергеевич. – Боятся, что медведь просто завалится на куст и сомнёт его!

– Сомнёт, – уверенно согласился Анатолий. – Я, помню, читал у Алексея Толстого, что на ассамблеях Пётр Великий заставлял провинившихся упиваться вином до чёртиков.

– Да, в старые годы, – подтвердил утомлённо Иван Сергеевич. – Царь Пётр забавлялся, заставляя напиваться даже безвинных трезвенных людей.

– И сейчас кто-то в погоне за корыстными выгодами продолжает ввергать наших доверчивых сограждан в пучину наркотической зависимости, – продолжил Василий Павлович.

– В зависимость, которая привносит беды и от какой избавиться крайне тяжко. И особенно больно за подрастающее поколение. А Министерство здравоохранения уклоняется от реальной миссии по борьбе с курением табака, – Иван Сергеевич погладил свою бороду и перекрестился, – потворствуя избиению младенцев.

Его слова сочились пессимизмом и безысходностью.

– Может быть, этому министерству нужно громаднейшее море больных людей? – предположил Анатолий. – Если все будут здоровы, то кому, на, будет нужна армия врачей?

– Когда практиковал доктором Антон Павлович Чехов, без нынешних познаний и открытий, когорта докторов выглядела гораздо скромнее, – рассуждал Иван Сергеевич. – Одними и теми же таблетками уездный лекарь исцелял от всех болезней, а в особо тяжёлых случаях ставил пиявки.

– А к этим кровососам врачи опять вернулись, – заметил Анатолий.

– Ну, это чтобы лишнюю лапшу навесить на уши, – пояснил своё видение вопроса Иван Сергеевич и продолжил: – Но в дореволюционные времена врачи славились тем, что вкладывали душу в процесс излечения. Тогда врачами становились для оказания помощи страждущим, и врач со вниманием и сочувствием относился к пациенту. Однако в те времена почти в каждой деревне у врача был конкурент – знахарь. Но красное колесо прокатилось и по духовенству всех мастей, и по народным целителям и врачевателям. Конкурс же сейчас в любой медицинский вуз держится на высоком уровне, а в стоматологи так вообще рвутся безо всякого удержу.

– По всей видимости, имеются люди, которым нравится копошиться в гнилых зубах, – предположил Владимир.

– Рвутся, чтобы обеспечить себе заработок. Конкурс на этот факультет колоссальный, но большинство абитуриентов, ясное дело, слабо подозревают, что стоимость поступления в медицинский университет имени академика Павлова стоит всего-навсего десять тысяч долларов. А если б знали, то меньше бы ломали копья в желании получить данное образование. Так что медики, уже приступая к учёбе, сталкиваются с меркантильными сюжетами, далёкими от сострадания к ближнему, – Иван Сергеевич прискорбно закивал бородой, как бы соглашаясь с произнесённым.

– Вы хотите сказать, что студентам прививают денежный интерес, – заметил Владимир. – Но бесплатным бывает только сыр в мышеловке, за все в нашей жизни приходится платить.

Анатолий выпалил жёстко:

– Страданиями народа в нашей стране лечение больных оплачено на столетия вперёд, и настанет час, когда грабители предстанут перед судом.

– Будет Божий суд наперсникам разврата! – вспомнил Владимир.

– Можно посмотреть на медицинских работников и за рубежом, которые, как и наши, утверждают и внушают согражданам, что язвенная болезнь, ишемическая болезнь, радикулит, бронхиальная астма и другие заболевания лечатся могилой.

Иван Сергеевич говорил медленно, как бы припоминая что-то:

– Целые институты, однако, пыхтят, чтобы доказать именно это, чтобы запутать и усложнить проблему. Много кто надолго и надёжно расположился у кормушек, которые питают проблему здоровья.

– Таблеточная мафия зарабатывает миллиарды долларов, – вспомнил Владимир. – Моя знакомая в аптеке работает и получает настолько приличную зарплату, что сама удивляется.

– Чем лучше живут производители лекарств, распространители их, вся таблеточная мафия, тем больше больных и тяжелее их страдания, – высказал своё умозаключение Анатолий.

– Как по-английски звучит слово «лекарства»? – неожиданно спросил всех Василий Павлович.

Установилась тишина, и нарушил её малоуверенный голос Владимира:

– «Драгс», такие сейчас вывески на аптеках по всему городу.

– А как по-английски сказать «наркотики»? – вновь задал очередной вопрос печальный мужчина.

Владимир тяжело вздохнул и за всех ответил:

– Опять «драгс».

– Наркотическая зависимость и лекарственная зависимость звучат на английском языке одинаково: «драгс эдикшн», – сказал Василий Павлович.

– Получается, никотин, алкоголь и лекарства – это разрешённые наркотики, а таблеточная мафия – разрешённая наркомафия, – предположил осторожно Владимир.

– И это возможно в нашей стране, – согласился Василий Павлович. – Давайте посмотрим, чего стоит реклама табака. Стены метро, витрины магазинов, громадные транспаранты манят последовать примеру ковбоев и отдаться в руки никотина. Рекламных ковбоев уже выперли под зад коленом с их родины – США, где ещё четверть века назад запретили рекламу табака в СМИ. Во всех штатах действуют законы, запрещающие курение в общественных местах, за что введена ответственность в виде штрафов и даже тюремного заключения. Пачки американских сигарет имеют надпись «Курение вызывает рак лёгких». Совершенно конкретно, правда? В США проводится антинаркотическая кампания, возглавляемая президентом, который, кроме удовлетворения пани Моники, имеет ещё и кое-какие обязанности, но наша пресса трещит о сексуальном пыле первого парня США. По существу, ерунду преподносят за события, а на то, чему можно поучиться у американцев, в части профилактики и лечения наркотической зависимости, у нашего корреспондента и редактора кишка тонка.

– Многие, на, журналисты, возможно, боятся за свои драгоценные жизни, – предположил Анатолий и потрогал лейкопластырь.

– А может наркомафия прикармливать журналистов?

– Да, Вова! Ведь за всем на свете стоит экономика, финансы, а журналисты сами про себя везде и всюду трубят, на, что являются второй древнейшей профессией, на, – удручённо произнёс Анатолий, явно расстроенный своими предыдущими выводами.

Ко вполне понятному и вроде бы очевидному заключению пришли собеседники, но всем стало грустно, над ними зависла чёрная тишина.

На Бармалее с высокими залысинами среди остатка шевелюры и пышными усами на расширенной у челюсти голове была надета тёмно-синяя куртка от хлопчатобумажной спецовки, в каких щеголяют по заводским цехам труженики.

Дотоле он сидел с обособленным видом, время от времени пуская едкий дым «Беломорканала», а сейчас, нарушая тягостное молчание, решился поддержать разговор:

– Я слышал, что у безработного курильщика на Западе меньше шансов получить работу, – почувствовав, что к его словам прислушались, он продолжил: – В японских, например, фирмах повышают зарплату работникам, которые бросают курить. Многие иностранные предприятия, учреждения, учебные заведения заранее предупреждают посетителей и клиентов, что их персонал сознательно полностью обходится без табачных изделий. Все это просчитано с моральной, психологической и экономической точек зрения, потому что обходиться без сигарет выгодно.

– Скажу вам, Пётр Петрович, на Западе сейчас обходиться без сигарет стало модно, – согласился Василий Павлович. – В Голливуде поняли, что курить в фильме должен отрицательный персонаж, а чем занимаются наши отечественные сценаристы и режиссёры?

– Испытывают наслаждение, показывая в табачном дыму жизнь положительных героев: следователей, хирургов, учителей, деятелей искусства. А сколько денег переводится на это бесовское зелье, когда монеты надо бросать в церковную кружку, так, Василий Павлович?

– Правильно, Иван Сергеевич, и давайте обратим свой поверхностный взор на отечественную эстраду или, как теперь её называют, шоу-бизнес.

– Клавдия Шульженко часто исполняла песню со словами «Закурим по одной, товарищ дорогой», – высказался Пётр Петрович.

– Виктор Цой пел о «дыме сигарет», – добавил Владимир.

– А кто пел против сигаретного бума? – спросил Василий Павлович.

Он оглядел всех в курительной комнате. Курильщики вздымали глаза в коричневый потолок, пожимали плечами, и общее молчание было ответом.

– Молодёжная группа пела песню, в которой были слова «бросай курить, вставай на лыжи», – ответил он на свой вопрос. – Но клип с телеэкранов исчез, потому что курящая публика мало в нём испытывала нужды. Те же, кто далёк от никотина, восприняли его критически, как очередные молодёжные завихрения. В общем-то, по моему глубокому убеждению, существуют профессии, обладатели которых обязаны подавать пример отсутствия никотиновой зависимости. И кого к ним отнести?

– В первую голову педагогов и медиков, – ответил Иван Сергеевич.

– А как вы, на, думаете – курит ли главный врач нашего диспансера?

– Леонард Симонович дымит, как паровоз, хотя издаёт приказы об ограничении курения, – ответил Иван Сергеевич. – Среди медицинских работников многие без тени смущения коптят небо табаком, а у нас в отделении курят почти все медсестры.

– Если медсестра в белоснежном халате или врач дышит на вас никотином или просто курит в сторонке при вас, этим перечёркиваются все благопристойные предупреждения Минздрава, и подобные ситуации наводят на грустные размышления, – подытожил Василий Павлович. – Ну а кроме медработников и учителей обладатели каких профессий должны бы подавать пример обходиться без ядовитых сосок?

Он спрашивал всех, но почему-то пристально смотрел на пожилого алкоголика с крупными заросшими буйной растительностью ушами и, обращаясь к нему, добавил:

– Как вы считаете, Николай Иванович?

– Звёзды шоу-бизнеса, – последовал ответ.

– Сотрудники правоохранительных органов, – выпалил Пётр Петрович.

– Военнослужащие всех родов войск, – добавил Владимир и пояснил: – Солдату нужно думать о выполнении боевой задачи и меньше о табаке. И демаскировка из-за дыма, особенно когда прикуривают в ночное время.

– Чиновники, сотрудники государственных учреждений, на.

– Журналисты, корреспонденты, ведущие телепрограмм и другие сотрудники средств массовой информации, – дополнил ещё один Бармалей.

Его удлинённой формы голова чуть склонялась вперёд, лицо украшали пухлые толстые губы, а на орлином носу восседали большие голубые очки.

– Наконец-то дождались слова и от Евгения Андреевича, – похвалил Василий Павлович. – Если хотя бы эти люди ушли от никотина, всей стране легче было бы глядеть в смутное будущее, на которое надвигается мощный наркотический туман. А все ли представляют, что алкоголь и опиаты связаны с никотином?

– Можно вспомнить – как примешь даже первый стакан зелья, вскоре захочется покурить, даже при нормальной закуске.

– С опиатами, Толя, то же самое, но интенсивней. Наркоман, бывает, сигарету зажжёт, начнёт дымить и уж после вставляет иглу в свою вену. Здесь, несомненно, играет роль и психология, но большее значение имеет физиологическая взаимосвязь. Как влияет алкоголь и опиаты, в том числе героин, на капилляры – основные кровеносные сосуды?

– Первоначально расширяют, – поведал Евгений Андреевич.

– Да, а как действует никотин на кровеносные сосуды?

– Неужели сужает? – предположил Владимир.

– Абсолютно правильно. И что же получается, когда человек пытается покончить с героином или алкоголем, но продолжает курить? – озадачил всех очередным вопросом Василий Павлович.

– Сосуды сужаются после покурки, и организму приходится вспоминать или придумывать, как их расширить и восстановить до нормального состояния, – живо откликнулся Анатолий.

– Поэтому никотин и курение табачных изделий является в данном случае, провоцирующим фактором, – сделал вывод Василий Павлович.

– Табак, папиросы, сигареты – провокаторы, – возмутился Анатолий. – Срочно окончательно бросаю курить, на!

– Шутки шутками, но никотиновая зависимость чаще всего является базовой фундаментальной, поскольку с никотином маленький ребёнок обычно знакомится раньше, чем с другими ядонаркотиками – алкоголем, героином, кофеином и остальными. Маленький ребёнок с рук матери видит облака табачного дыма, ощущает запах дыма или даже вкус никотина, когда его целует близкий курящий родственник. Поэтому и прощание с никотином – дело более важное и сложное, но освобождаться от никотинового рабства следует обязательно, иначе табак опять притянет остальные наркотики. Все взаимосвязано, взаимообусловлено, детерминировано, и если вы хотите заканчивать дурные привычки, лучше заканчивать со всеми одним махом, – подвёл итог Василий Павлович. – Надо с добротой заботиться о своём уникальном организме и проявлять постоянное каждодневное попечение о нём, так ведь, Иван Сергеевич?

– Ясное дело, и священное писание много говорит по этому поводу, и создан-то человек по образу и подобию Божию.

Зашли ещё двое клиентов наркодиспансера. Один из них был совершенно сухой – блокадного вида дистрофик с глубокими резкими морщинами на лице; на вид ему около пятидесяти пяти.

Задымив папиросой «Беломорканал», глядя на чёрную решётку в чёрном окне, он произнёс, обнажая коричневые от никотина зубы:

– Могуче кричит, и теперь уже уснуть можно только после завтрака.

– Точно, – понимающе согласился мужчина с печальными глазами.

– Уже много раз я посещал эту обитель, – посетовал дистрофик. – Подшивался, кодировался и всё бесполезно, потому как чуть попадёт за воротник – и пошло-поехало безостановочно. Раньше утром после завтрака нас выгоняли на улицу убирать территорию; у каждого лечебного отделения был свой определённый участок. Ровно в десять часов подъезжал автобус, и нас всех развозили по предприятиям: на завод Козицкого, на офсетную печать, на «Севкабель». С Козицкого привозили обрезки фанеры, на ней ножом вырезали рисунки, затем обжигали и продавали у метро. На бутылку эти произведения искусства тянули, но самыми посещаемыми были аптеки и парфюмерные отделы.

– Выходит, это вы себе брали тройной одеколон, а для дам «Ландыш»?

– Да, Толя, а к утру пузырьков пустых был опять полон двор, и утром нас вновь выгоняли их собирать. Такая вот была трудотерапия. На «Севкабеле» считался трёхмесячный ЛТП; оттуда привозили ночевать, а утром опять на смену. Женщины в отведённом помещении прямо в ГНД на швейных машинках строчили постельное белье. Собирали картонные коробочки для мелков и карандашей. Славные были времена: выписываешься, а тебе ещё и денег дают – одну треть от заработанного. Но выписываться ранее сорока пяти дней можно было только при крайних обстоятельствах и если приезжали родные и просили об этом.

Помолчав и помрачнев, он добавил:

– А в последний месяц я зело похудел из-за почти полной потери аппетита, а обычно у меня правильное телосложение. И обидно, очень обидно, я же сейчас опять машину пропил.

– Рассказал бы, Паша, нам убогим, как пропиваются эти консервные банки, – предложил хронический алкоголик с бровью, запечатанной лейкопластырем. – Я думал, только наркоманы большие суммы и крупные вещи моментально спускают, но оказывается, наш брат алкоголик тоже может показать широту души.

– Это можно, но сначала, Толя, расскажи-ка поподробнее: какую асфальтированную стену ты забодал?

– Три дня назад после обеда пошёл я из отделения – с разрешения медперсонала купить сигарет. Стою у ларька, что напротив входа на станцию метро, цены разглядываю.

– Разве ты можешь прожить вдали от злачных мест?

Не обращая внимание на реплику Павла, вспоминая обстоятельства, Анатолий продолжал:

– Наверное, слишком долго я раздумывал, чем привлёк внимание каких-то паразитов, на. Помню: из глаз искры, большей частью оранжевые короткие. Понял я, что получил удар по голове, на, хотел повернуться, но тут ударили ещё и ещё. Потерял сознание, а когда очнулся, смотрю: перед глазами ком грязи, лежу у ларька. Мимо цивильные и бессердечные ходят люди, голова гудит, ноет, а все карманы вывернуты наружу.

– Зачем ты с большими деньгами за сигаретами ломился?

– Деньги, Паша, при мне действительно имелись великие, примерно пачки на три дешёвых сигарет. Добрел кое-как на полусогнутых конечностях до отделения, где проверили, что я абсолютно трезвый. Дали таблеток и оказали первую помощь, и сейчас на макушке-то уже легче, заживает, а вот бровь что-то туго зарастает, гноится, на.

– Технический нокаут, до свадьбы заживёт, – успокоил Владимир и, обращаясь к Павлу, попросил: – Рассказали б действительно про машину?

– Весной на Ладоге по дороге на рыбалку провалились мы под лёд с машиной, а когда мокрые, чуть живые добрались до тёплого жилья, мои напарники предложили отметить счастливое спасение почти с того света. Я на радостях решился поддержать ребят и развязался в очередной раз, а потом пошло-поехало, – объяснил дистрофик.

Паша в очередной раз тяжко вздохнул и кашлянул.

– Хм, что вздыхаешь? – спросил Анатолий.

– Обидно все это.

– За машину тебе что ли обидно? – запечатанная пластырем бровь Анатолия приподнялась.

– Много, Толя, за что обидно. Вот, например, друга моего лет десять назад угораздило поскользнуться, знаешь, при гололёде, упал и при падении ударился головой о стену дома. Все осталось при нем, а с питием завязал однозначно. Мы с ним в очередях давились, когда водку по талонам давали.

– Бывали дни весёлые, Паша, – подключился к беседе седой алкоголик. – Тогда для всех старше двадцати одного года кремлёвские коммунисты постановили, что пить можно с одиннадцати утра до семи вечера.

– Мы помним, и обидно сейчас – друг-то мой с той поры окончательно завязал, а я же продолжаю бултыхаться. Я его постоянно расспрашиваю – как, мол, ты упал? Каким, значится, местом стукнулся? Сильно ли ушибся? Он, знаешь, то так, то иначе объясняет. Загадка, знаешь, однозначно!

– Естественно, рекбус, крокссворд неразгаданный, – высказал своё мнение круглолицый рябой мужчина.

– Доктора сегодня спросил, в чем дело, – продолжил Павел.

– А она-то что посоветовала, на?

– Тоже подробно серьёзно расспрашивала, что де, да как. А потом смеяться стала, подойди, говорит, к медсестре. Пусть, говорит, она тебе бабахнет по башке.

Все, кто был в курительной комнате, включая Владимира, дружно расхохотались. Смеялся со всеми и дистрофик Павел, но раньше других лицо его приняло серьёзность.

Он поднял кверху правую руку с зажжённой беломориной и, когда все угомонились и смолкли, он вновь продолжил:

– Я спросил: «Пусть без всяких возражений от меня треснет медицинская сестрёнка по черепу, но если снова буду пить, если без результата окажется данный метод, что делать?».

– Ну? – серьёзно заинтересовались сразу трое слушателей.

– Так доктор по-человечески душевно и сочувственно отвечает: придётся, говорит, – Павел затянулся, вынул изо рта папиросу и продолжил: – к иному месту твоей башке приложиться.

Суровой оказалась судьба людей, которые собрались ночью в курительной комнате, изгнанные из скрипучих больничных гамаков стонами и воплями корчившегося на ломках наркомана. Но смех их был чистым, задушевным, и вместе со всеми впервые за последнее время беззаботно, от всей души до слёз смеялся и Владимир.

Придумал Павел данную историю или рассказанное им являлось несомненной истиной в первой инстанции? Имело ли это значение? Все здание содрогалось среди ночной поры от весёлого задушевного смеха.

Зашли в курительную комнату ещё четверо молодых клиентов, и один, подросткового вида, в жёлто-красной полосатой рубашке предупредил:

– Вы правильные пацаны, но вас могут в скворечник определить.

– Ох уж этот Игорь, – Иван Сергеевич перекрестился.

– Агрессивным ты ныне, Игорь, выглядишь, словно прославленный Дон Кихот, – сказал Василий Павлович.

– Наверное, я похож на рыцаря благородством и жаждой справедливости? – переспросил польщённый Игорь, и в его тоне звучали нотки самодовольства и самовосхищения.

– Ты похож на Ламанчского рыцаря тем, что ты такой же сорвиголова с фантазиями и пытаешься задеть любого человека, вряд ли и полверсты ты проехал бы без конфликта.

Игорь ожидал иное, он сконфузился, и его глаза хлопали удивлённо.

– В какой такой скворечник? – спросил Владимир, предполагая, что существует какой-то карцер, в который помещают злостных нарушителей распорядка лечебного отделения.

– Называют так психиатрическую лечебницу имени Скворцова-Степанова, что находится напротив железнодорожной станции Удельная. Иногда просто говорят: «лежал на Удельной». Значит, побывал в психушке, – пояснил Пётр Петрович серьёзным тоном.

– Один дурной дом, Игорёк, на другой менять – только время терять, – ответил подростку рябой, продолжая хохотать, пока хватало духа. – Пациенты нашего диспансера чувствуют себя там, как среди своих.

– Чего вы здесь так громко гогочете, даже татарина перекричали, может, и нам расскажите?

– Мы, Игорёк, за рыбалку гуторим, про подлёдный лов, про корюшку, – смеясь, произнёс, еле отходя от хохота, Николай Иванович.

– К маршалу Рыбалко отношусь с почтением, – выпалил Игорь.

Установившуюся было тишину прервал Василий Павлович:

– Мы говорили, Игорь, и о наркомании. Взрывное распространение наркотиков произошло в Соединённых Штатах в процессе и после войны во Вьетнаме, где многие солдаты и офицеры американской армии пристрастились к наркотикам. Сейчас, по прошествии более тридцати лет можно смело констатировать: миллионы американцев избавились от смертоносной зависимости. И этот их ценный опыт нам бы нужно более действенно перенимать, но…

Василий Павлович сделал паузу, которой воспользовался Игорь:

– Нас потчуют уже использованной жвачкой.

– Ерундой нам закладывают уши, а передовые достижения замалчивают, и все это происходит в рамках гнусного пустословия, – возмутился Николай Иванович.

– А откуда у нас произошёл наркотический взрыв? – в задумчивости спросил парень плотного телосложения, пришедший вместе с Игорем.

– Все, Ростислав, просто – в Афгане наши солдаты и офицеры забивали косяка, а афганские дети знакомили в госпиталях наших раненых героев-интернационалистов с героином, – уверенно объяснил Игорь.

– Много ещё бесовщины и имя им легион, – посетовал Иван Сергеевич.

Соглашаясь, кивнул головой Василий Павлович и объяснил:

– Наши бравые демобилизованные воины развезли эту страсть по деревням и хуторам, сёлам и городам, подобно тому, как американские ветераны распространили эту болезненную привязанность, полученную во Вьетнаме, по фермам и штатам.

– Я знаю по работе наших афганцев, которые совершенно далеки от этого зелья, – громко и очень членораздельно возразил Пётр Петрович.

– Однозначно, мы рады за ваших знакомых, – продолжил Василий Павлович. – Однако в последние годы той войны, когда официально были признаны наши пятнадцать тысяч погибших ребят, дисциплина ограниченного контингента изрядно порасшаталась.

– Из-за чего? – спросил Пётр Петрович.

– Во время нахождения в Афганистане наших интернационалистов погибло более миллиона афганских душ, – пояснил Василий Павлович прискорбно. – Мы все уверены – ваши друзья совершенно чисты в данном отношении, но у кого-то и сейчас руки в крови по локоть. И этим нашим парням опиум очень оказался нужен, чтобы уйти от реальности, а затем пристрастие они развезли после демобилизации по домам.

Через некоторое время утренний рассвет облагородил окно курительной комнаты солнечным лучом. Оконная решётка при внимательном рассмотрении вместо чёрной оказалась темно-ржавой.

– Завтрак. На завтрак подходите! В отделении завтрак, – донеслось из репродуктора и повторилось.

Эти слова, сказанные приятным женским голосом, подвели черту дискуссии. Курильщики один за другим стали покидать насиженные места.

Владимир зашёл за компанию в столовую, поковырял алюминиевой ложкой горячую, сваренную на воде пшеничную кашу, в которую сверху был положен кусочек белого маргарина. Затем Владимир пошёл в палату ко льву. Надеясь подкрепиться по-настоящему, он достал из своей тумбочки пакет с едой. Когда принялся разворачивать один из свёртков, по ноздрям ударил острый запах сыра. Ему очень захотелось пива, а во рту оказался привкус «Балтики», четвёрки. В горле и во рту запершило, и Владимир сглотнул слюну. Ему показалось даже, что откуда-то сочится запах пива. Он оглянулся по сторонам в поисках источника запаха солода, но все это только казалось. Внутри стоял зуд, а по душе вновь скребли бессовестные кошки. Угнетало отсутствие определённости, и состояние было странным. Вроде бы желудок бурчал и требовал еды, но в горле пища стояла комом и проглатывалась с большим трудом даже с помощью минеральной воды.

Пока лев, получив утренние инъекции, спал, Владимир залез в спортивном костюме под покрывало и решил наверстать упущенное ночью. Устраиваясь удобнее, ворочаясь с бока на бок на скрипучей музыкальной кровати, Владимир действительно уснул.

Разбудил его Виктор Иванович – интеллигентный сосед по палате.

– Вставай, – посоветовал тот. – Начался обход заведующей: подправь чуток кровать, да чтоб из тумбочки меньше торчало посторонних предметов.

Заведующая вошла в сопровождении медицинской сестры и Татьяны Павловны. Медсестра держала в руках планшет со списком всех пациентов отделения, отмеченных карандашом на пластике.

– Оказывается, здесь чище, чем в первой палате, – удовлетворённо сделала вывод Зоя Степановна.

Её руки держали жёлтую шариковую ручку и маленький блокнот с жёлтыми страницами. Она останавливалась у каждой скрипучей койки, спрашивала фамилию пациента, справлялась о жалобах, о самочувствии, обращалась к Татьяне Павловне, чтобы та охарактеризовала процесс лечения вверенного ей пациента.

Виктора Ивановича заведующая твёрдо спросила:

– Участвуете ли в трудовом процессе?

– Регулярно, – последовал ответ.

– Чем занимаетесь? Что вы делаете?

– Мою палату, убираю коридор.

– Хорошо, – удовлетворилась Зоя Степановна. И, обращаясь ко всем, громче, чтобы все слышали, добавила:

– Всем обязательно участвовать в трудовом процессе, это в первую очередь нужно для вас. Все больные должны беспрекословно подчиняться медсёстрам. Носки стирать ежедневно, палату проветривать в соответствии с графиком. Все понятно?

– Ага, всё полностью понятно, однако хорошо бы мыло на стирку, – попросил Виктор Иванович.

– После известных событий нам всё очень сильно урезали, и лекарства, и мыло тоже, более того, стоит вопрос вообще о закрытии диспансера. Так что мыло приносите из дома, звоните родным, пусть приносят как медикаменты, так и мыло. Понятно?

– Так точно! Абсолютно понятно, – отрапортовал Виктор Иванович.

– Лучше обойтись без излишней иронии, потому что все очень плохо, и впереди отсутствует какой-либо проблеск, какой-либо свет в конце тоннеля, – разъясняла Зоя Степановна строгим голосом, полным пессимизма.

Она нахмурила свои выщипанные брови и продолжила обход. Ночной брюнет с покусанными губами дремал на покрывале в шерстяном зелёном спортивном костюме и в толстых серых вязаных носках.

Заведующая отделением подошла к нему, потрогала за плечо и отметила:

– Рустам спит, зайчик наш, ему все назначено, пусть отдыхает.

– Больной только что вставал, – прояснила ситуацию медсестра.

– Как себя чувствуешь, Рустам? Открой глазки, посмотри на меня, – Зоя Степановна легонько потрясла за плечо ночного льва.

– Ломает, – с великим трудом выдавил Рустам, глядя прищуренными глазами-щёлками из-под обширных бровей, мохнатых и сдвинутых к переносице. – Очень сильно крутит руки, ноги, позвоночник и особенно суставы, колени, локти.

– Терпи, Рустамчик, спать надо ночью, посиди, пройдись по коридору. Назначения сделаны по полной программе, и количество лекарств теперь начинаем постепенно снижать.

Останавливаясь у койки Владимира, заведующая произнесла:

– Это ваш больной, Татьяна Павловна, с особым случаем. – И, обращаясь к Владимиру, спросила: – Каково сегодняшнее ваше состояние?

Владимир успел автоматически ответить:

– Нормально.

Татьяна Павловна стала скороговоркой докладывать:

– Он ещё будет осмотрен сегодня, мне вот сейчас только что передали его медицинскую карту, поэтому сегодня сделаю ему все назначения.

Зоя Степановна уже стремительно вышла из палаты, когда лечащий врач сказала Владимиру:

– Сразу после обхода зайдёте ко мне.

Доктор засеменила догонять заведующую. Обход продолжался.

Вместе с другими жителями палаты Владимир отправился на перекур. Вдоволь накурившись, он пошёл к лечащему врачу. У дверей её кабинета уже образовалась очередь из трёх человек. Значит, во время обхода она пригласила к себе и других пациентов. Владимир занял очередь на приём к Татьяне Павловне за фронтовиком, встреченным в приёмном покое.

Первой в очереди к врачу стояла полная пожилая женщина в пёстром байковом халате, который делал её похожей на курочку рябку. Лицо её казалось полно горечи, а удручённые заплаканные глаза обречено смотрели из-под припухших век в одну точку, и во всем облике женщины чувствовалась горечь и безысходность.

На скамейке сидел в очереди и студент с модной свежей стрижкой и опущенными тонкими плечами. Указательный палец левой руки украшала серебряная печатка с вензелями. На голове его блестели наушники, соединённые тонкой сиреневой пружинной дугой. Их гибкие черные провода соединялись с плеером, который уместился в нагрудном кармане выпущенной поверх фирменных джинсов толстовки из хлопчатобумажной ткани. Уголки его капризных плотно сомкнутых губ опускались вниз, отчего его ухоженное лицо выражало пренебрежение и презрение.

Минут через десять пришла Татьяна Павловна с пачкой медицинских карт и пригласила женщину. Та провела у врача около пятнадцати минут, а когда вышла, глубоко шумно вздохнула и, постояв полминуты без движений в размышлениях, беззвучно и плавно удалилась по коридору в женскую палату.

Стриженный представитель золотой молодёжи осматривался Татьяной Павловной минут на пять меньше, выйдя из кабинета, спотыкаясь и держась иногда за стенку, он поковылял в свои апартаменты.

Ветеран, сменив его, и вовсе провёл у лечащего доктора от силы пять минут. Уходя из кабинета, он в распахнутой двери рассыпался благодарностями, и именно сейчас, наблюдая его профиль, Владимир обратил внимание, что голова фронтовика оказалась наклонена вперёд, как бы при постоянном поклоне, постоянном приветствии. Глаза ветерана казались маленькими по сравнению с круглой, седой и местами лысой головой, и они беспрестанно находились в движении, безостановочно бегали, перепрыгивали с одного на другое.

Подвижность глаз странно сочеталась со статичностью фигуры и с как бы зафиксированным наклоном головы.

«Должно быть, это последствие фронтового ранения», – молниеносно прорезала Владимира скорбная мысль.

В кабинете Татьяны Павловны стоял потрескавшийся, тёмный от старости однотумбовый канцелярский стол, за которым начали трудиться более тридцати лет назад, то есть ещё до рождения нынешней хозяйки. Он полностью завален папками, тетрадками, отдельными листиками, бланками. Стулья с каркасом из чёрных железных труб явно были произведены сверх плана в застольный период. В светло-жёлтом шкафу за раздвижными стёклами хаотично лежали бесплатные газеты, да ещё штук пять тоненьких брошюр. На одной обложке с овальным синим штампом Владимир успел прочитать заглавие: «Особенности психотерапии и реабилитации женщин, больных алкоголизмом». Книжка была изготовлена Министерством здравоохранения СССР в 1977 году, и от неё веяло антиквариатом.

Потолок предостерегал своими трещинами, в одном месте штукатурка уже отвалилась, обнажая древесный скелет дранки. На потолке и стенах отставала пластами краска. Оконная рама уже несколько лет просила покраски. Железную вешалку венчал голубой беретик. Рядом висели синий мохеровый шарфик и коричневая кожаная куртка. Под вешалкой стояли кавалерийские сапоги с высокими голенищами и низкими каблуками.

Татьяна Павловна чем-то дополняла медкарту фронтовика, усадила Владимира на обшарпанный стул и принялась узнавать то же самое, о чем его спрашивали в приёмном покое и Зоя Степановна. Она прослушала лёгкие и сказала, что ему следует завтра утром перед завтраком сдать все назначенные анализы в процедурную комнату.

– Есть сейчас у вас тяга к спиртному? – спросила Татьяна Павловна.

– Очень хочется пива, – признался Владимир и сглотнул слюну.

– А другого чего-нибудь?

– Будь я сейчас дома, то и водкой бы поправился, – ответил Владимир с уже меньшим энтузиазмом и тоном более равнодушным и обыденным.

– У вас постоянно дома есть водка или другие спиртные изделия?

– Все есть в холодильнике, а как мимо него пройти?

Когда Татьяна Павловна что-то кропотливо заполняла мелким почерком в его уже толстую медицинскую карту, он задумался, вспоминая, могло ли так случиться, что громадный кухонный холодильник был бы пуст в отношении спиртного.

И без колебаний уверенно добавил:

– При крайнем случае, у соседей всегда найдётся, чем горло смочить.

– Значит соседи, случается, выручают вас в части алкоголя?

– Правильнее сказать, что мы вместе празднуем различные знаменательные даты и мероприятия.

– А что вы вместе праздновали в последний раз?

– К соседке по коммунальной квартире приехала однокашница с Украины. Подруги встретились после длительной разлуки и пригласили к столу для разнообразия.

– И как много выпили вы лично?

– Трудно все сразу подсчитать, но, надеюсь, бутылку водки я лично осилил. Закуска была хорошая, великолепные маринованные белые грибы, очень красивые, ароматные и вкусные, – припомнил Владимир стол у Лизы и невольно сглотнул слюну.

Он увидел, как слюну сглотнула и Татьяна Павловна, и подумал: «Наверное, она является человеком впечатлительным и хорошо и детально представила чудесное грибное блюдо».

– Бывают ли у вас провалы памяти?

– Мне кажется, всем людям свойственно забывать.

– Я имею в виду ситуации, когда вы помните отчётливо все, что было накануне вечером, но какой-то эпизод вечеринки как бы стёрт окончательно из вашей памяти. И все попытки припомнить какие-то детали и события оказываются тщетны, хотя друзья или знакомые пытаются помочь вам вспомнить произошедшее накануне. Случается ли вам переживать такие минуты частичной потери памяти?

– Надо подумать.

– И вы можете привести пример подобной ситуации?

– Заучиваешь целый вечер крутой учебник, а утром на уроке пытаешься вспомнить – и тщетно!

– Школьные годы познакомили вас со спиртосодержащими напитками?

– Главным образом, вино по праздникам дома или с ребятами.

– То есть значительно повысилось употребление спиртного после того, как вы приступили к работе после окончания средней школы?

– Больше после того, как стал жить один, отдельно от матери.

– А какую максимальную дозу вы когда-либо употребили?

– Водки литр выпивал, а пива однажды в баре восемь кружек – это четыре литра – осилил. Тогда нам под конец подали тухлую древнюю селёдку, а при нормальной закуске рекорд, получается, мог стать более грандиозным, – Владимир говорил с глубоким сожалением в голосе, вспоминая подвиги.

Но про себя он подумал, что, может, напрасно слишком откровенничает.

– И сейчас вам хочется пива? – улыбнулась в ответ Татьяна Павловна.

– Очень, просто всё внутри чешется, горит, мучает изжога, трубы горят, слюна течёт. А иногда наоборот – рот пересыхает, попытался внутренний пожар залить минеральной водой, так бесполезно.

Владимир опять сглотнул.

– Днём потерпите, а на ночь я вам назначу снотворное и укол для купирования тяги. Ваша мать обещала сегодня принести нужные лекарства по списку, который я ей дала, и тогда вам будет легче.

– Спасибо.

– Бывают ли случаи употребления спиртного подряд два или три дня?

– Даже бывало и по пять дней.

– Утром вы похмеляетесь?

– А как же? Клин вышибают клином.

– Мне более-менее с вами всё ясно.

Татьяна Павловна заканчивала записи своего сбора данных об очередном пациенте.

Она оторвалась от письма и, придав лицу абсолютную серьёзность, на какую была способна, сказала:

– Напоминаю вам, Владимир, об обязательном соблюдении режима нашего лечебного стационара.

– Получается, буду соблюдать.

– Ранним утром перед завтраком вам следует обязательно зайти в процедурный кабинет и сдать анализы.

Медсестры в курсе и всё скажут. Это очень важно, понятно?

– Надо думать, сдам все, что в моих силах.

– Сейчас можете идти в свою палату и, пожалуйста, помните об анализах утром, а пока до свидания.

– До свидания, – попрощался он и притворил потрескавшуюся дверь.

На обеде Владимир пытался поесть горяченького супчика, и противная по вкусу жидкость странного содержания только сильнее раздразнила внутрижелудочный огонь. Аппетит он утолил продуктами из пакета, принесённого матерью, но внутренняя жажда давала о себе знать.

Через час после обеда пришла в бледно-зелёном плаще мать. Она принесла войлочные тапочки на резиновой подошве, сменные носки, двухлитровую бутыль минеральной воды, пару луковиц, пучок зелёных луковичных перьев, чеснок, бульонные кубики, пакетики чая и кофе, сметану, сладкие сырки, таллиннскую колбасу, блок сигарет, две кружки и кипятильник. Она вновь беседовала с Татьяной Павловной и показала ей все принесённые лекарства. Мать сказала Владимиру, что врач сегодня вечером дополнительно назначит витамины и таблетки. Она изо всех сил старалась говорить спокойнее, но утомлённые глаза помимо её воли наполнялись слезинками, выдавая состояние сильного переживания.

– Самое главное, Володя, заклинаю тебя – соблюдай режим, и тогда всё станет в порядке. Делай всегда только то, что скажут медработники, ясно?

– Ма, успокойся.

– Ты ведь пошёл вразнос!

– Ты напрасно волнуешься.

– Знаешь, Володя, я действительно всё это перевариваю с трудом, поэтому, разреши, я завтра останусь дома, а приеду только послезавтра.

– Давай, ма, договоримся иначе: я завтра вечером отсюда позвоню или попрошу кого-нибудь перезвонить тебе. И тогда решим, стоит ли тебе послезавтра приезжать. Кормят здесь великолепно, так что зачем лишние продукты возить? Воды и сигарет мне надолго хватит. Поэтому тебе светиться излишне незачем. Если случится что-то серьёзное или нужда какая-нибудь возникнет вдруг, тогда я обязательно сообщу.

– Хорошо, но послезавтра я всё же, скорее всего, приеду.

– Как там Лиза?

– Она прямо рвалась к тебе приехать из любознательности, и я с превеликим трудом её отговорила.

– Спасибо, ты поступила отлично, классно. Передай ей, пожалуйста, что я лично просил её воздержаться от приезда сюда, потому что так будет лучше и для меня, и для неё.

– Пожалуйста, Володя, держись, сына.

– Будь здорова, ма.

Мать с сыном обнялись, как перед длительным расставанием, мать отвернула к входной двери лицо и смахнула с глаз предательские слёзы. Когда она выходила на лестничную площадку, её плечи и спина приподнимались от частых глубоких вздохов.

Расставшись с матерью, Владимир возвратился в палату, где соседи дремали и даже сладко похрапывали. Он разделся и лёг под одеяло досыпать, предупредив соседей, чтобы его разбудили на ужин.

«Следует его посетить ради соблюдения режима лечебного учреждения», – подумал он, засыпая.

Но его разбудило лёгкое прикосновение и голос процедурной медсестры, которая возвышалась над кроватью и заслоняла половину потолка своей обширной курчавой белокурой причёской.

– Давайте поставим по назначению вашего лечащего врача капельницу с физраствором именно сейчас, до ужина. В процедурной все лежаки заняты, но есть свободный штатив.

Блондинка указала на белую треногу с металлической штангой, которую венчали два кольца. В одном из них кверху дном разместилась полулитровая бутылка с желтовато-коричневой жидкостью. От горлышка бутылки шёл длинный прозрачный пластиковый шланг, у которого имелась пластмассовая задвижка, а свободный конец заканчивался иглой медицинского шприца.

– Чуть приподнимите левую руку, – попросила медсестра и с нажимом протёрла смоченной в спирте ваткой внутреннюю часть локтевого сустава.

Она потихоньку и даже с нежностью профессионально вонзила острие иглы в кожу и мягким высоким доброжелательным голосом произнесла:

– Совсем безболезненно, правда?

Конечно, Владимир почувствовал и боль от укола, и малоприятные ощущения, когда игла углублялась под кожу и шла по сосуду вблизи локтевого сустава, но согласился:

– Получается.

Медсестра открыла задвижку, посмотрела на бутыль и, убедившись в правильности функционирования системы, зафиксировала положение иглы, наложив на руку две узкие полоски лейкопластыря поперёк шланга и иглы, прикрепляя их к руке.

Она вновь внимательно взглянула на бегущие вверх пузырьки и предупредила:

– Лежите спокойно, рукой шевелить запрещено, можно пошевеливать только одними пальчиками.

Владимир видел, как снизу на поверхность жидкости спешили белые пузырьки. Он осмотрел место, где стальная игла, соединяясь с веной, вносила в его организм жидкость из бутылки, и прикрыл глаза. С мыслями о заботливой матери он уснул, и сон его оказался крепок настолько, что по завершении процедуры медицинская сестра сняла капельницу без пробуждения пациента.

После скромного ужина с традиционной британской овсянкой Владимир лёг в скрипучую кровать, на что существовали веские причины. Во-первых, благодаря чернобровому соседу Рустаму он провёл ночь в приятной компании в курительной комнате, в результате чего весь день находился в полусонном состоянии. Во-вторых, у него имелся уже положительный опыт того, что на всякий случай лучше ложиться спать пораньше. В-третьих, настроение было исключительно подавленным, без видимых перспектив к поправке, и поэтому хотелось уединения.

IV. Среда

Владимир от чего-то проснулся и лежал в полудрёме, вспоминая на фоне событий последних дней всё, связанное с его представлениями о срочной воинской службе, и терялся в догадках, в чём причина разворота фортуны и какой скачок судьбы следует ожидать в дальнейшем.

Где-то рядом кто-то порывисто и громко задышал и захрипел. Владимир открыл глаза и увидел, что два из четырёх плафонов под высоким, в трещинах потолком палаты источали тусклый жёлтый свет. На койке у противоположной стены лежал человек и дышал очень часто, будто задыхался. Днём кровать стояла пустой, значит, её занял новый пациент. Владимир посмотрел на электронные часы. Для предотвращения эксцессов, по совету аборигенов отделения, они оставались на ночь пристёгнутыми к левому запястью полосатым капроновым ремешком. На них высвечивалось время 1:20, и Владимир инстинктивно повернулся к окну. Оно зияло чернотой, за ним стояла глубокая осенняя ночь. Свет, зажжённый в палате после общего отбоя, являлся нарушением режима.

Отбой согласно распорядку дня происходил в 23:00, и с той поры должны выключаться радиоприёмники, телевизоры, электроприборы, лампочки, а пациенты обязаны смирно лежать в койках, покидая их исключительно ради посещения туалета. Уклонение от правил могло повлечь преждевременную выписку пациента – как нарушителя лечебного процесса и режима учреждения. Карательными мерами служили правдивое оформление больничного листа или угроза, что в данное отделение или вообще в лечебное учреждение пациенту дорога будет закрыта навсегда.

Удивительным оказалось и то, что над койкой нового пациента наклонилась девушка в ярко-красном халате. Это тоже можно было истолковать как нарушение лечебного режима отделения, потому что пациенткам запрещалось посещать мужские палаты, тем более в ночное время. Почти все в палате спали, а кое-кто даже сладостно похрапывал.

Всё это было по меньшей мере странным.

Из коридора донёсся стук, и Владимир понял, что именно похожий звук явился причиной его пробуждения, а порывистое дыхание или храп вряд ли смогли бы его разбудить. Громкий отчётливый стук повторился. Похоже, кто-то колотил кулаком или пинал ногой деревянную дверь. Наконец стуки прекратились, и из коридора послышался щелчок дверного замка и говор вполголоса, после чего в палату вошла заспанная молодая медсестра. Правой рукой она поправляла причёску, а её левая рука застёгивала пуговицы белоснежного халата. Вслед за сестрой в палату вошла женщина тридцатилетнего возраста в серых рейтузах и цигейковой жилетке мехом внутрь, надетой поверх жёлтой блузки из плотной ткани. Владимир встречал её в столовой и в курительной комнате. По всей видимости, она разбудила и привела медицинскую сестру.

Происходило что-то серьёзное, но пациенты в палате только ворочались с боку на бок во сне, а кто-то тихо и мирно продолжал спать, хотя появились уже и те, кто, как и Владимир, наблюдали происходящее.

Три женские фигуры склонились над кроватью новичка. Медсестра потрогала его прямой узкий лоб, взяла слабую безвольную руку и принялась отсчитывать удары пульса под основанием большого пальца, затем вышла. Вернулась она с ещё одной медсестрой, пожилой женщиной, которая, потирая пальцами сонные глаза, безостановочно сладко зевала. Вместе они замерили артериальное давление пациента, прослушали его стетоскопом. Более опытная сестра пощекотала заскорузлые подошвы ступней пациента гладкими пальцами и отправилась доложить обстановку по местному телефону дежурному врачу.

Через пятнадцать минут она вернулась с исправленной причёской и в сопровождении моложавого добротно сложенного курчавого брюнета в наглухо застёгнутом белом халате со стоячим воротником, будто у френча. Из левого бокового кармана халата торчал толстый блокнот, а к внешнему нагрудному карману халата пришпилены колпачки двух авторучек «Паркер» и шильдик. Надпись таблички говорила, что владельцем накрахмаленного халата являлся психиатр-нарколог наркологического диспансера Минкин Виталий Даниилович. Его заспанные, с крупными зрачками глаза оказались выпучены, выдавались вперёд из глазниц, отчего казались крупнее обычного. Его шею обрамляли дуги импортного хромированного фонендоскопа. Под коротким халатом торчали, словно спички, узкие потёртые светлые американские джинсы-дудочки. Они стояли на мощных толстых протекторах больших дорогостоящих шнурованных ботинок с прямоугольными носами. Дежурный врач повторил все манипуляции, прежде выполненные медсёстрами, и, получив хорошую реакцию ног на щекотание пяток пациента, пошёл вместе с медсестрой звонить по телефону ноль три.

Когда минут через пять Виталий Даниилович возвратился в палату, более молодая медицинская сестра, как о деле обыденном, словно речь шла об обычном винегрете, доложила:

– Пульс его становится все слабее и реже. Что делать?

– Введите побыстрее внутривенно один миллиграмм адреналина. Затем надо попробовать сделать наружный массаж сердца да подготовиться к искусственному дыханию, но с пружинной кровати лучше переложить его на что-нибудь более твёрдое.

– Мы можем перенести на лежанку процедурного кабинета, – предложила медсестра.

– Однако там подход только с одной стороны.

– С другой стороны стена.

– Попробуем перенести его в телевизионную комнату, если она свободна сейчас, – предложил дежурный врач. – Может случиться так, что его оставим на месте, поэтому лучше положить в отдельное помещение, и другим спокойнее болеть дальше.

– Но в телевизионной комнате имеется один только теннисный стол, он широкий, не совсем устойчивый и сам еле дышит, – быстро сказала молодая медицинская сестра, но, взглянув на распростёртого пациента, чуть задумалась о только что ею сказанном, несколько смутилась и сразу поправилась: – Еле держится на деревянных козлах.

– Удобнее будет расположить больного на полу, – Виталий Даниилович кивнул на человека, которого постепенно оставляли последние силы сопротивления каким-то тяжёлым внутренним процессам, и обратился к пожилой медсестре: – Правильно, Елена Анатольевна?

– Точно. Верочка, мы обычно укладываем на пол, – поддержала дежурного врача Елена Анатольевна. – Надо перенести его в телевизионную комнату вместе с матрасиком.

Она дотоле как-то самоустранилась от разговора и, находясь в палате, так усиленно и напряжённо думала о чём-то другом, что почти отсутствовала. Возможно, ей вспомнился подобный случай. И только конкретное обращение к ней вернуло её из воспоминаний, из оцепенения. Время от времени она все ещё потирала усталые глаза, которые сами закрывались и хотели спать.

– Хорошо, перенесём на матрасике, – согласилась молодая медсестра.

Дежурный врач согласно кивнул коротко остриженной головой.

Вера срочно принялась тормошить и торопить пациентов:

– Вставайте, ребята, помогите перенести, давайте, мальчики, живее.

Пётр Петрович и ещё трое мужчин начали торопливо одеваться. Рустам храпел под воздействием снотворных препаратов, без внимания на побудки. На шум подошли из соседней палаты два парня крепкого телосложения в чёрных одинаковых тренировочных костюмах, будто были из одной спортивной команды. Разбуженные мужчины переспрашивали друг друга о причинах подъёма, но для большинства пациентов происходящее оставалось загадкой, тайной за семью печатями.

– Я пойду открою телевизионную комнату и включу свет, – предупредила Елена Анатольевна сестру Веру и обратилась к пациенткам: – Девочки, пойдёмте со мной. Поможете стулья отодвинуть, чтобы освободить место и приготовить, куда положить. Может, там пол надо подмести.

Владимир поднялся с кровати одним из первых, и, натянув спортивные брюки, подошёл к противоположной стене, обратив при этом внимание на обросшую чёрной порослью грудь пациента. Когда он взялся покрепче за угол полосатого матраца у изголовья нового пациента, ему показалось, что тот уже вообще перестал дышать.

За матрас взялись шестеро пациентов, подняли и начали осторожно продвигаться в сторону коридора, но их остановил укоризненный старческий голос Николая Ивановича.

– Как же вы несёте, разве так можно?

Тут произошло замешательство, процессия приостановилась.

– А как надо? – спросил вполголоса Владимир, который шёл позади двух спортивных парней.

– Ногами вперёд одних покойников уносят, – на высоких тонах запальчиво выпалил Николай Иванович и, сказав ещё что-то малопонятное, кряхтя, отвернулся к окну.

Держа матрац, пациенты пытались меж собой договориться, кому куда заходить, чтобы развернуть матрас в иную сторону.

– Быстрее, быстрее, выходите в коридор, – поторопил Виталий Даниилович пациентов, которые переминались с ноги на ногу после категорических слов Николая Ивановича.

Подчиняясь указаниям дежурного врача, пациента на матрасе поспешили вынести в коридор, но перед телевизионной комнатой произошла ещё одна заминка, пока открыли вторую створку трёхметровой старорежимной белой двери.

Матрас аккуратно положили на пол посредине телевизионной комнаты.

– Все, спасибо, мальчики. Теперь, пожалуйста, расходитесь по палатам и продолжайте спать на своих кроватях, – поблагодарила Елена Анатольевна и похвалила: – Молодцы.

Участники процессии пошли курить, и Владимир без особого желания за компанию посидел вместе со всеми. Молчаливым и кратким оказался этот перекур, потому что всем тягостно было сознавать, что каждого может ожидать подобная малопонятная перспектива.

Ему хотелось спать, он шёл узким коридором, а ноги сами собой привели его к телевизионной комнате. И он подумал – вдруг сможет чем-нибудь подсобить медицинскому персоналу и тому, кто лежал рядом с теннисным столом на чистой серой казённой простыне, постеленной на жидкий казённый поизносившийся полосатый матрас. Может, нужно будет сделать что-либо простое – передать, принести или позвать кого-либо.

Женщина в меховой жилетке стояла на коленях рядом с матрасом, обоими прямыми руками опиралась на область сердца товарища по проблеме и время от времени делала сильные ритмичные нажатия на левую нижнюю часть грудной клетки. Надавливала она энергично, используя всю массу своего хрупкого тела.

Виталий Даниилович расположился по другую сторону матраса. Он держал запястье правой руки лежащего на матрасе пациента и специфически приговаривал:

– Хорошо, давай, Рита, есть!

Неожиданно Владимира точно током дёрнуло – всего-то две ночи назад он сам лежал на спине в просторной кровати на седьмом этаже. Отличалась ситуация тем, что в телевизионной комнате отделения ГНД на его глазах разыгрывался трагический финал, полный пессимизма. Здесь, под высоким потолком, испещрённым трещинами, витала зловещая опасность. И вдруг в его ушах зазвучали и мелодия, и слова: «Когда оно придёт твоё мгновение?».

Пациент лежал без каких-либо движений; сердце его самостоятельно работать отказывалось.

Место Риты занял Виталий Даниилович и продолжил делать наружный массаж сердца, а она сместилась ближе к голове распростёртого мужчины и нагнулась к его лицу. Она зажимала его нос большим и указательным пальцами правой руки, в то время как левая её рука держала подбородок и открывала рот запрокинутой головы тяжелобольного человека. Глубоко вздохнув, она делала резкий энергичный выдох в ещё тёплые губы пациента. И естественно, и странно было видеть, как грудная клетка и живот мужчины приподнимаются и расширяются, из-за того что в его лёгкие поступал воздух, выдыхаемый миниатюрной Ритой. В это время дежурный врач сдавливал периодически грудную клетку, что способствовало выдоху мужчины, и Владимир подсчитал, что на одну искусственную вентиляцию лёгких приходится пять надавливаний наружного массажа сердца.

Эпизодически дежурный врач прекращал надавливания и проверял пульс на запястье и шее пациента. Манипуляции многократно повторялись, Рита сняла жилетку, но реальный положительный результат отсутствовал.

И где-то близко уже находилась строгая коварная старуха в белом балахоне с белой острой косой, и её холодное присутствие уже чувствовалось. Может быть, она, подстерегая жертву, заглядывала в тёмное высокое зарешеченное окно и катастрофически приближалась гораздо быстрее действий медицинских лекарств и ухищрений.

Скорая приехала, когда часы Владимира показывали 2:30. Рита поднялась с колен и, опустив тонкие руки, встала рядом с Владимиром у теннисного стола, передвинутого вплотную к левой стене.

Доктор скорой помощи поставил потёртый старомодный саквояж на сколоченную из свежих строганных досок длинную самодельную скамью. Вся светло-жёлтая скамья оказалась усеяна более темными овальными кружками.

«От сучков хвой ной древесины должен исходить аромат смолы», – почему-то пришла Владимиру мысль, но ощущался лишь настырный аптечный запах медикаментов.

Короткий ультрамариновый халат врача скорой помощи скорее походил на удлинённый пиджак и имел четыре кармана, отороченных голубой каймой. Скорее всего, эта фирменная спецодежда спроектирована или даже создана за рубежом. На левом нагрудном кармане висела табличка, откуда следовало, что фамилия врача Розенштейн, а зовут его Аркадий Яковлевич. Его чуть расклешённые тёмно-синие брюки несли чётко выраженные острые стрелки. Тёмно-коричневые ботинки с толстыми шнурками выглядели очень даже основательно и солидно.

Выслушивая дежурного коллегу, врач скорой помощи осматривал распростёртое на матраце тело. Он поскрёб правой рукой затылок, на котором собрались остатки пепельных волос, а передняя часть его черепа была лысой абсолютно, напоминая бильярдный шар и по форме, и по цвету.

Медик сделал внутривенно два укола с кратким перерывом и сам начал делать наружный массаж сердца и искусственное дыхание. Его движения отличались плавностью и грациозностью и говорили о высоком профессионализме. Распахнутый халат на его ладном теле сидел плотно, а под халатом виднелась светло-коричневая хлопчатобумажная футболка. И отчётливо играли рельефные мышцы, говоря о хорошем физическом развитии натренированного тела. Рита вновь включилась в работу, заняла место рядом с врачом и продолжала искусственную вентиляцию лёгких распростёртого мужчины. Виталий Даниилович подошёл к ним, опустился на пол и принялся внимательно наблюдать за пульсом, помогая обеими руками. Временами по указанию Розенштейна дежурный врач вставлял иглу шприца в бледную вену правой руки пациента и вводил препарат, который должен бы способствовать реанимации.

Рита всячески старалась помочь врачу скорой помощи, они вдвоём понимали друг друга с полуслова и работали как натренированный тандем, будто всю жизнь вместе занимались регулярным откачиванием кого-либо, и приятно было видеть их гармоничную, пластичную, отточенную, мастерскую работу. Беспощадно относясь к себе, они стремились оживить бездыханное тело, стремились вдохнуть в него жизнь, которая безвозвратно удалялась.

Все целенаправленные профессиональные усилия оказались тщетны.

И врач скорой помощи вынужден был констатировать смерть. Он закрыл саквояж и попрощался со всеми.

Часы Владимира показывали 4:30, когда через приоткрытую форточку послышалось, как, нарушая ночную уличную тишину, чуть слышно заурчал автомобильный двигатель, и микроавтобус «скорой помощи» стремительно увёз Аркадия Яковлевича от ГНД.

Дежурный врач спустился к себе в кабинет, а Рита ещё пыталась сделать искусственное дыхание и массаж сердца пациенту, тело которого уже постепенно остывало.

Ещё время отсчитало минут десять, пока, возможно, кто-то надеялся на чудо.

Наконец Елена Анатольевна мягко распорядилась:

– Хватит его беспокоить. Рита, послушай, достаточно! Пойми, пожалуйста, он уже уснул навечно.

Идите, Володя, позовите больных, чтобы помогли поднять его на стол, а то внизу оставлять плохо.

– Мы его и вчетвером подымем, – предложил Владимир.

– Сможем ли? – засомневалась Елена Анатольевна.

– Надо думать, сможем, ведь теперь он легче, – ответил Владимир.

Однажды телеканал «365» поведал ему, что иностранцами проводились эксперименты с людьми, которым вот-вот предстояло отправиться в мир лучший. Результаты настоящих исследований бесспорно подтвердили гипотезу, что сразу после наступления смерти тело умершего человека облегчается граммов на сорок. Делая окончательные надлежащие выводы, зарубежные учёные объяснили данный эффект отделением и уходом от бренных останков энергетической оболочки, какую популярная литература часто называет биологическим полем.

Последние слова Владимира вряд ли кто понял правильно, но обе медсестры взялись за углы матраса у изголовья, Рита поднимала у стоп, а Владимир подхватил матрас за края средней части. Бездыханное тело, одетое только в чёрные семейные трусы, положили вместе с матрасом на середину теннисного стола и прикрыли тонким шерстяным одеялом и простыней с кровати краткосрочного пациента.

Шаг Риты вдруг сделался замедленным, как бы приторможённым, её плечи понуро опустились, тонкие руки обвисли плетьми, наклонённое вперёд лицо побледнело, и крупные слёзы безудержно одна за другой начали капать из её прикрытых глаз на истоптанный линолеум пола. Только теперь она осознала, что всё бесповоротно закончилось, поэтому она нагнулась, подобрала меховую жилетку и, всхлипывая, пошла в свою палату безо всякой попытки унять горькие слёзы отчаяния.

Елена Анатольевна открыла настежь оконные рамы, чтобы понизить таким образом температуру воздуха комнаты. На дверь повесила заранее приготовленный амбарный замок.

Сестры милосердия пошли оформлять журнал наблюдений.

Без раздевания, в спортивном костюме Владимир прилёг поверх одеяла на кровать, которой вместо обычного скрипа подобало начать играть марш Шопена.

Он попытался разобраться в происшедшем: «Ушёл из жизни человек, а медицинские работники почему-то совершенно спокойны. И в чём причины происшедшего? Хорошим он был мужиком или так себе – это дело десятое, но человек расстался с жизнью окончательно. Безо всякой объявленной войны гибнет человек! А может, вой на все-таки идёт? Между алкоголем и человечеством? Да, это и есть настоящая вой на! На стороне алкоголя выступают пособники».

Вместо противодействия кто-то попустительствует рекламе и распространению ядонаркотиков – никотина и алкоголя. Кто-то пропагандирует порочный образ жизни. Кто-то потворствует наращиванию закупок этих ядонаркотиков за рубежом и вкладывает средства в их отечественное производство. Если вся эта продукция находит потребителя, люди становятся наркозависимыми, приобретают смертоносное заболевание и преждевременно погибают. Правильно пел Владимир Высоцкий: «Так лучше, чем от водки и от простуд!». Но это вряд ли нравится тем, кто хочет, чтобы все поголовно пьянствовали. Этим предателям рода человеческого хотелось бы, чтобы люди сидели по домам и хлестали горькую или ковыряли вену иглой да закусывали табачным дымом. Алкоголик (и наркоман тоже) – человек пассивный – разве сможет он заступиться в полной мере за себя или другого, униженного, оскорблённого, обворованного? Любой мелкий чиновник, производственный мастер, полицейский скажет ему: «Сиди, синяк, да помалкивай в тряпочку. Знай, пьянь синюшная, свой шесток. Или хочешь загреметь под фанфары?».

Две подряд бессонные ночи, нервное перенапряжение и усталость взяли своё, и Владимира заключил в свои крепкие объятия безмятежный сон.

Он узнал родимый сутолочный Невский проспект, оживлённый свежими лучами солнца. Темнели стекла Дома книги, золотился купол Казанского собора, скромничало здание Городской думы и вытянутое здание респектабельного Гостиного двора. По тротуару прогуливались или деловито шли горожане и гости града Святого апостола Петра, а со всех сторон их окружала живая реклама. Растягивая самодовольные рты, лихие ковбои закидывали арканы на шею очередной жертвы и принуждали её курить дьявольское зелье до приобретения зависимости. Заграничные размалёванные проститутки заманивали наивных прохожих вкрадчивыми словами: «Попробуй меня!». Они заставляли людей напиваться до потери чувств и ввергали их в хронический алкоголизм. За всеми данными деяниями зорко следили отечественные постовые полицейские, вооружённые пистолетами, радиостанциями и черными резиновыми дубинками. Блюстители порядка дорожили своими местами, поскольку получали приличную зарплату за охрану рекламы, ковбоев и проституток.

– Хлебнём, Вова, супчика, – предложил старческий голос сверху.

Владимир, медленно отходя от сна, поднял взгляд и вскоре различил старца, склонённого над ним. Добрая упругая рука старца теребила его плечо, а голос оказался знакомым.

– Спасибо, что разбудили, Иван Сергеевич, – с трудом отходя ото сна, промолвил Владимир губами, которые отказывались слушаться.

Лёжа Владимир потянулся и зевнул, поворачивая голову из стороны в сторону, постепенно отходя от напряжения сна.

– Крепко ж ты спал. Как лёг на бок, так на нём и остался, безо всяких шевелений. Народ уже кинулся на амбразуру. И тебе настала пора после утомления подкрепиться.

– Получается, я проспал и завтрак, и обход заведующей отделением?

– Успокойся, Володя. Из-за трагичного ночного события традиционный обход врачей сегодня отменили, так что спокойно пробуждайся и вставай во славу Господа.

– Иван Сергеевич, занимайте очередь, а я ополоснусь и догоню.

В тумбочке ещё имелся некоторый запас провизии, и её следовало бы скорее употребить в целях предотвращения порчи, но Владимиру более хотелось чувствовать локоть живого соседа.

Гороховый суп оказался на редкость вкусным. По ощущениям, по наваристости он очень напоминал походный суп, сваренный на костре 31 мая после окончания пятого класса. Чистую воду тогда брали в илистом лесном озере, вдоль которого тянулись заросли тростника и сабельника. На пологом берегу, поросшем устремлёнными ввысь могучими вековыми соснами и усыпанном исландским зелёным мхом, школьники разбили однодневный лагерь. От варки супа классная наставница Мария Ивановна в тот день решительно самоустранилась и наотрез отказалась даже давать советы. Но горячий туристский суп съеден был до последней капли, а закопчённое снаружи ведро изнутри тщательно выскребли хлебными корками.

Нынче в столовой суп обжигал внутренности, сдирал комки желчи, которые скопились в горле, и без сомнений обладал целебными, очистительными и благотворными свойствами, как и тот походный. Владимир попросил добавки, как это он сделал в тот далёкий майский день, и ему показалось, что суп можно есть бесконечно, постоянно улучшая самочувствие. Аппетитная каша также пролетела в мгновение ока.

По возвращении из столовой в палату Владимир заварил чай, согрев кипятильником литровую банку воды. У него прорезался аппетит, и пакет с едой значительно облегчился.

Тёплой водой Владимир помыл с мылом руки, лицо и шею, затем зашёл к медицинским сёстрам и спросил о возможности позвонить матери, на что ему объяснили, что телефон запараллелен на пять кабинетов. Поэтому он постоянно занят в дневное время служебными разговорами, а пациентам дозволяется звонить лишь по вечерам с разрешения лечащего врача и только в исключительных случаях.

Ещё во время трапезы он узнал, что телевизионная комната до сих пор замкнута на амбарный замок, а теннисный стол ещё занят его кратковременным соседом по палате. Владимир пошёл в курительную комнату, и оказалось, что там полно народу, а дым стоял коромыслом. Лица пациентов выглядели преимущественно хмурыми, с большинством из них Владимир уже встречался в отделении. На середине левой скамьи произошло движение, и освободилось место для Владимира.

– Усаживайтесь, Володя, – пригласил Василий Павлович. – Вы вместе с Ритой получили самый сильный стресс от ночного события.

– Все в руках Божьих, – изрёк Иван Сергеевич и перекрестился.

Курильщики в знак траура солидарно помолчали. Установилась тягостная тишина, прерываемая кашлем Павла.

Нарушилось беззвучие рассуждениями Анатолия:

– Я сам по телевизору видел, на, как один солидный плешивый человек в белом халате объяснял всей России-матушке, что любой стресс можно снимать алкоголем, только норму надо знать. Доктор приводил значения в граммах коньяка, сколько именно надо хлопнуть, чтобы реально почувствовать улучшение своего состояния. А меня с детства учили верить телевизору и доверять докторам тайны, о которых и родителям боялся или стеснялся рассказывать. Иначе кому же верить?

Глядя с тоской прямо перед собой вниз на тёмный, местами прожжённый окурками пол, Василий Павлович возразил:

– На самом деле безо всякого вреда мы можем улучшать своё состояние тысячами способов. Причём для людей, вошедших обеими ногами в хроническую, по мнению медиков, стадию алкоголизма, указанный телевизионным доктором путь заказан по причине возврата в запойный цикл. А чем опасен алкоголь остальной братии?

Василий Павлович устремил свой печальный и вопросительный взгляд на Ивана Сергеевича.

– Тем, что является ядонаркотиком, – изрёк спокойно православный.

– Однако для чего люди стали делать вино в стародавние времена, знаете ли вы в чем первопричина применения этого изделия? – обратился Василий Павлович ко всем.

– Хм, наверное, полезный, да, напиток-то оказался, – предположил Анатолий. – И витаминов много.

– И однозначно вкусный, – добавил Павел.

– Часто, как мы все знаем по жизни, получается так, что вкусная еда и вкусные напитки оказываются вредными человеческому организму. Согласитесь, Иван Сергеевич!?

– Да, вы истину глаголете, Василий Павлович. Ведь Бог создал пищу, а дьявол – кулинарию.

Продолжение книги

Праздничный подвох

2024-11-12 21:55:00

Валентина Репина

Это рассказ еще раз мне напомнил несколько истин:- Почему мы ждем удобного случая, волшебного момента, полагаясь на судьбу? А я считаю, что таких не быает, надо самим вершить свою судьбу!- Не возможно, все и всегда держать под контролем, есть вещи неподвластные нам;- Чужие люди согут оказать ближе рожных;- зачастую то, что действительно влажно назодится у нас перед носом.Спасибо за уютную историю!

2024-11-12 14:24:00

Arina Books

Прекрасный рассказ. Эту историю нужно читать ближе к празднику)) Для создания новогоднего настроение))) С новинкой, тебя Юль)

Воробей в Академии боевых магов

2024-11-12 02:02:00

Ирина Тараканова

Интересная история. Становление героини после попадания в другой мир. Несмотря на то, что в нее вселилась Богиня, девочка не стала всесильной, непобедимой, самой самой- как в других романах про попаданок.Написано легко, непринуждённо, характеры интересные, но перечитывать не буду. Разовое чтение больше для подростков. Коробили только фразочки «трусились руки», скучала ЗА подругами.., Это какой-то местечковый говор, не имеющий никакого отношения к литературному языку…