Невольник бесплатное чтение

© Сапаргали Мергенов, 2022

ISBN 978-5-0059-0209-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие.

Уважаемый читатель, – я, как и многие писатели, начав свой путь на литературном поприще, не избежал шаблонов присущих деятелям этой профессий и взял себе псевдоним, – Заман, что означает, на арабском языке, – Эпоха. Присвоение себе такого громкого названия, наверное связано с тем, что я собираюсь в основном писать на злобедневные темы того времени и эпохи, свидетелем которых я сам стал начиная с детского возраста. А это, последние (если не считать времени, когда мы в силу возраста не можем понимать, много чего из происходящего, то есть, младенчество и раннее детство), календарные тридцать восемь лет, если вести отсчет с моего десятилетнего возраста. Родивщись в тысячу девятсот семдесят четвертом году, я принадлежу поколению, которое прожило часть своей жизни (детство и юность) при бывшем, канувшим в лета СССР, а остальную часть, проживает в меру благополучно, на создавщейся ее оскалках независимом Казахстане. Наверное многие слышали распростроненную китайскую поговорку с очень мудрыми словами, но по выражению похожую на проклятие: – Я желаю, чтобы ты жил в эпоху перемен….. Ну что ж, наверное мне, как и многим миллионам, кто родился в CCCР и воочию лицезрел его распад, – «повезло», испытать все тяготы и радости той эпохи, что были нам уготованы судьбой….. Как вы понимаете, если не все, то многие произведения вышедшие из под моего пера…., (то есть из под клавиш моего компьютера), будут про события, что имели место в моей родной стране под именем Казахстан, от восьмидесятых годов прошлого века, вплоть до наших дней.

Данное повествование под названием «Невольник», основан на многочисленных рассказах очевидцев, и конечно же увиденных собственными глазами событий в прошлом, вреальной повседневнойжизни, свидетелем которых мне довелось быть. Речь здесь пойдет о людях, которые попали в рабство…. Через драматическую судьбу главного героя произведения, – Переделкина Ильи и его близких, я рассказываю про судьбу русской диаспоры в Казахстане, самой многочисленной в стране, которой пришлось по воле наступивщих роковых и судьбоносных перемен, испытать все «прелести» наступившей новой эпохи, проживая в независимом национальном государстве как Республика Казакстан после распада некогда могущественной страны под названием Союз Советских Социалистических Республик.

В конце девяностых, мне, тогда еще молодому парнью, по роду коммерческой деятельности, а в середине нулевых уже по службе, часто приходилось ездить по бывшим разваливщимся колхозам и совхозам, заезжать в их некогда брошенные и оставленные далекие отделения в глухой степи, в которых поселились новоявленные фермеры. И в этих фермерских хозяйствах я часто видел людей, которые гнули свой спины не по своей воле….Их угнетенный и затравленный взор вызывал во мне чувство жалости к ним….И не надо было быть особо внимательным, чтобы заметить то, что все они, не принадлежали к представителям коренного этноса, – не по расе, не по национальности…..

Обманутые, похищенные, и в редких случаях добровольно принявшие рабское существование под грузом тяжелых обстоятельств, они были новой кастой тружеников, что образовались в эти новые времена, а если говорить прямо, то они были рабами и невольниками своих новоиспеченных хозяев, что безжалостно эксплуатировали их тяжелый труд…..

Родивщись в Казахстане, Илья был сыном тех людей, что приехали в Республику в начале пятидесятых годов прошлого века. Имея уже собственную полноценную семью, что уже представляли второе поколение русских в стране, им как и многим представителям некоренных народов, пришлось пережить трудности и испытания что несло появление на политической карте мира, – нового, независимого национального государства. Жизнь по разному распорядилась с судьбами людей, в моем произведений, читатель увидит драматическую судьбу Переделкина Ильи, которому пришлось испытать несомненно тяжелые удары судьбы, и в полной мере вкусить тяготы той эпохи, начиная от экономического, социального беспредела девяностых годов и начала нулевых, заканчивая появивщейся с приходом новой власти в стране, системного и бытового национализма, что имел широкое и злостное распростронение по всей стране в то время, в то десятилетие. Увольнение с работы по национальному признаку, материальный и финансовый упадок последовавший за ним, приводит к распаду семьи Ильи. После развода и отьезда бывшей супруги и детей в Россию, Илья медленно но верно катится вниз под ударами судьбы….Отсутствие постоянной работы, и какой либо перспективы будущего…, алкоголизм… приводят его к той крайней черте, когда он становится жертвой для циничных мошенников, которые лишают его единственного жилья…. Можно было бы сказать: Вот, бесславный конец человека, не прошедшего испытание трудностями и привратностями судьбы, но…..Все тяготы были еще впереди….Бездомного Илью похищают и продают в рабство в далекий аул, где его хозяином становится человек с жестоким нравом под именем Жакып……

Невольник

Глава 1

Глава 2

Б.О.М.Ж.

Айнаш чувствовала, что может взять эту квартиру в свою собственность, выбросив этого «спившегося алкоголика» на улицу. Знала, что он уязвим и слаб, и после этой очередной ссоры между ними, с новым рвением принялась за осуществления своего плана, только уже изменив подход у нему, намереваясь в этот раз использовать силу закона для достижения своей цели, что было весьма эффективно и не требовало растраты нервов и душевных сил Айнаш. Ставка была сделана на людей у которых была власть в руках. Хорошои основательно пообщавшись с судебными исполнителями, с которыми ей приходилось по долгу работы часто контактировать, она подговорила их, и подстегнулавзятками, чтобы те, обьеденив все дела Ильи по коммунальным долгам в одно, выставили его квартиру на торги, чтобы ее знакломая, в последующем, смогла приобрести ее в свою собственность. В те времена такие дела рассматривались судами пачками, так как почти все имели долги по коммунальным платежам. Как правилосуды принимали сторону коммунальных предприятий и проценты по возникшим долгам, порой были сопоставими с обьемом взыскиваемых сумм образовавшихся за несколько лет долгов, что конечно же загоняло и так то бедных граждан еле сводивших концы с концами, в печальные положение. Вот так, квартира Ильи, отчасти по причине сложивщихся тяжелых обстоятельств, чему были виновны наставщие времена и нравы, а отчасти, по злому умыслу человеческой, попала в кабалу долгов, а позже в юридический оформленном виде, предстала перед судом, для лишения его собственности. Конечно же, в ускорений всех этих процессов, Айнаш сыграла не последнюю роль. В квартиру Ильи, чаще положенного стали наведываться аггресивно настроенные судебные исполнители и юристы коммунальных служб, послекоторых на его подоконнике накапливалась куча вторых экземпляров подписанных уведомлений «О необходимости срочно погасить долги» перед разными предприятиями и «Об исполнений постановления судебного исполнителя», основанного на решении местного городского суда, неисполнение которого грозило статей уголовного кодекса. Конечно же Илья, намеренно не был уведомлен как положено по закону, о предстоящем судебном процессе, где рассматривалась обоснованность выставления его квартиры на торги, ы целях удовлетворения иска ответчиков. Не узнал он, и в последующем, о дате и месте проводимых торгах его квартиры, цена на которую была спущена подкупленным оценщиком ниже рыночной в два раза, а на самих торгах еще раз была спущена на двадцать пять процентов ниже выставленной цены, и была приобретена новым домовладельцем, за сущие копейки. Лето для Ильи прошло беззаботно, он даже удивился той внезапной тишине, что вдруг настала из за отсутствия привычных до этого посещении его квартиры судебными исполнителями и юристами, пока в один из теплых солнечных дней начала сентября к нему не пожаловали особые гости……

В один из дней, все еще теплого сентября, в начале месяца, когда Илья намеревался проспать беззаботным сном до полудня, к нему нежданно – негаданно наведались трое крепких парней вместе с незнакомой ей женщиной. Она сообщила ему, что является собственником квартирыи купила её с аукциона объявленного городским Территориальным участком судебных исполнителей. Конечно же, этой женщиной была старая знакомая Айнаш, воспользовавшаяся таким «счастливым» случаем, приобрести за бесценок квартиру. Пока Илья туго соображал и читал листок бумаги, который был копией документа выданный отделом по Недвижимости Департамента Юстиций их города, подтверждающий право на собственность прибывшей к нему женщины, крепкие парни стали выносить его вещи на улицу, не спрашивая при этом его разрешения и не обращая внимания на его возмущенные возгласы. У одного из них в руках была довольна длинная и увесистая дубинка. Скорее всего, заранее приготовленной для защиты от Герты, что бросилась громко лая на непрошенных гостей, когда они беспордонно ввалились к ним без разрешения, и была двумя беспощадными ударами по ее голове этим инструментом, загнана в дальний угол за диваном, где она спряталась и стала злобно рычать оскалив зубы. Возмущенные возгласы и крики Ильи были проигнорированы. Двое крпких парней азиатской внешности, молча, с двух сторон взяв под руки Илью, без особого трудаспокойно выволокли его из квартиры и оставили в пустующем пролете подьезда. За ними, спустив низко голову к полу, прижав уши к макушке, выскочила в подьезд и Герта, смотря на хозяйна большими округленными глазами, не понимая, что здесь происходит. Попытка обратно войти в квартиру была пресечена сильным ударом в грудь кулаком, от которой Илья попятившись назад спиной вывалился из проема двери и снова оказался в подьезде, правда уже на его бетонном полу, и в сидячем положений. – В следующий раз получишь по морде – произнес ему в лицо молодой парень, улыбнувшись ему в лицо хамской улыбкой.

Уже сидя перед подъездом, на своем сваленной в кучу обветшалым скарбе, он не мог понять, как он мог оказаться на улице и попасть в такое положение. К вечеру, новая владелица квартиры заменила старую досчатую деревянную входную дверь, обшитую дерманитином, на абсолютно новую стальную с несколькими замками на которой красовалась золотистые цифры под номерами сорок два.

Илья весь день просидел около своих вещей, не зная, что делать, что предпринять. В растерянности он смотрел по сторонам, вглядываясь в глаза проходивших незнакомых ему соседей по подъезду, ожидая от них, то ли сочувствия, то ли участия в его возникшей проблеме. Он хотел, чтобы к нему подошли, спросили: «Что с вами случилась?». Но, этого не произошло. В какой-то момент Илье показалось, что это происходит не с ним. Что это жуткое недоразумение, что это просто кошмарный сон, которыйдолжен был скоро прекратится.

Разболевшаяся так некстати голова раскалывалась изнутри на тысячу мелких кусочков, не давая емусосредоточится и осознать происходящую ситуацию. К тому же пересохло во рту и ему жутко хотелось пить. Обычная вода из крана, вдруг оказалась недоступной для него. Устав бесцельно сидеть, Илья тяжело привсталсо скамейки, почесал затылок и прошелся растеряно взглядом по вещам что были выставлены во дворе, а точнее, в сторонке от нее, в посадках между деревьями что соединяли подьезды многоэтажных домов. Все это время, Илья в оцепенений, смотрел и наблюдал за тем, как новые хозяева его квартиры, бесцеремонно выставляют при нем, его вещи из дома. Первым, что было вынесено из квартиры, и водружено между деревьями перед домом, это был диван стоявщий в зале. А в дальнейшем, вокруг диванастали скапливаться его вещи и утварь, сваливаемые в беспорядочную кучу теми самими молодыми людьми, что выволокли его из его квартиры: старая электрическая печь с одной только работающей комфоркой, сушилка с некоторой посудой поставленная небережно поверх нее, знакомый нам журнальный стол с табуретками, широкая двуместная кровать, – правда уже разобранная и сложенная в отдельное место чуть поодаль. Широкий матрас от кровати, прислоненный вертикально к дереву. Одежду и некоторые легкие вещи новым хозяевам наверное было лень спускать вниз, и они их просто повыкидывали с балкона четвертого этажа…. Зимняя и осенние куртки повисли на ветвях деревьев, а несколько пар разносезонной обуви, просто в разброс попадали на землю, и оказались меж кронами деревьев, то там, то здесь…. Альбом, семейный альбом с фотографиями и радиоприемник, только за нимиИлья привстал с места завидев их сразу, взял их бережно в руки, вернулся обратно на скамейку и положив дорогие ему вещи на колени, стал дальше лицезреть на этот процесс его выселения из квартиры, словно на что то, что происходит не с ним, а с кем то другим, как в в кино, который должен был вот вот закончится…..В течений часа, нехитрые пожитки Ильи стояли во дворе его дома, словно сироты выгнанные из приюта. Герта как забежала под скамейку, так и пролежала там все это время, изредка поскуливая и рыча, когда перед ними проходили ноги тех молодчиков, что выставили их с хозяйном из квартиры, и теперь мелькали перед ее носом, спешно вытаскивая их домашние вещи во двор.

– «Надо сходить к Ганцам» – вдруг посетила мысль Илью. – « Или к бабе Владе» – зашла другая мысль. —«Может они помогут. Подскажут чего то путного» – пронеслась еще одна. —«В любом случае что то надо делать» – сказал сам себе Илья, постепенно выходя из состояния оцепенения, беспомощности и страха.

– Ну а что ты хотел? Все же к этому шло… Разве ты этого не понимал? – ответила размеренно растянутым, спокойным, старческим голосом баба Влада, что жила на первом этаже их подьезда, отвечая на его вопросы через приоткрытую дверь своей квартиры. Цепочку что держала дверь закрытой, она не сняла с петель, и Илью в квартиру не пригласила. Ничего толкового и надобного Илья от нее не услышал, кроме того что надо сходить в полицию и написать заявление, чего Илье не хотелось делать, после последнего посещения ими его квартиры с выбитой дверью. Ганцы были более дружолюбны и пригласили Ильюв квартиру, дали попить воды и напоили чаем с варьеньем. Они тоже повторили слова бабы Влады, о необходимости написать заявление в полицию, посоветовав к тому же посетить прокуратуру города. Смотря из окон кухни пятого того этажа вниз, глядя на выставленные из квартиры вещи их соседа, старики Ганцы качали головой и возмущенно цокали языками, выражая сожаление случившимся, и как могли успокаивали Илью, не жалея для него добрых слов. Так прошел весь день. Илья не пошел и не побежал в полицию и прокуратуру, как ему советовали его соседи. Расстерянность, непонимание ситуаций, какая то инертность что была присуща его последним годам жизни, все это сковывала Илью в действиях и намерениях. После стариков Ганцев, он спустился во двор и провел остаток дня перед подьездом, то складывая свои вещи из одной кучи в другую, то опять их разделяя, не понимая что со всем этим делать и куда девать…. Илья не стал обращать внимания,, как его соседи с которыми он был незнаком, хотя многие из них уже прожили по нескольку летс ним, в их общем подьезде, проходя мимо, с любопытством бросали взгляды на происходящее и кончено же делали свои выводы. К сожалению Ильи, никто из них не остановился, и поинтересовавшись не спросил: – Что случилось сосед? – Но разве они были виноваты в том, что им, как то не довелось тесно пообщаться с ним и стать добрыми соседями. Каждый в эти времена жил своими проблемами, своими заботами, коих стало безмерно много в наставшие новые времена. – «Рады наверное! Дождались» – была мысль Ильи, в чем конечно он ошибался. Его соседям было не радостно и не грустно от того что с ним происходило. Им просто было все это безразлично. Так как все ныне жили в другом обществе, где каждый был сам за себя….

Уже поздним вечером, когда сумерки спустились на город и стало изрядно холодать, Ильянакинул на себя легкую джинсовую куртку и бросив очередной тревожный взгляд на свои скученные вещи подумал: – «Неужели придется ночевать на улице?» От одной этой мысли ему стало жутко и не по себе….Толькотеперь, по прошествию дня и наступлению ночного холода, Илья стал понимать и осознавать, в каком он положений оказался…. Всю пелену с глаз и ума как будто сняло холодной ледяной водой….Не зная, куда податься и что делать, шаркая тапочками на ногах, Илья с глубокой досадой на лице зашел в подъезд дома и не зная зачем, и почему, с какой целью, поднялся на свой этаж. Вплотную приблизившись к дверям некогда бывшей уже своей квартиры, воровато прислушался к звукам и голосам за дверью, как будто он мог услышать что то, что могло бы ему помочь в его положений. В полумраке и тишине повисшей в подьезде, Илья осторожно прикоснулся к стальной дверикончиками пальцев. Ему показалось, что холод железа, проникнув в его сознаниечерез прикосновение, произнесему:

– «Тебе сюда дороги больше нет! Не приходи сюда!»

Илья бессильно обронил руку, трясясь в плечахон заплакал, и от накрывшего его внезапно отчаяния и бессилия попятившись назад, «плюхнулся» на бетонную ступень лестницы ведущей на верхний этаж. Он зажал рот ладонью, чтобы вырывающийся из недр его души крик, не выплеснулся в подъезд, и разбудил жителей, которые мирно отходили в сон.

– «О, господи! Господи! Что же это такое?! Что же это такое?! Не может этого быть!» – шепотом повторял он без остановки снова и снова, одиноко сидя на лестничной площадке.

Это холодная и суровая действительность не укладывалась у него сознаний. В голове лишь пульсировала мысль: «У тебя нет дома! У тебя нет дома!». Дикий страх и отчаяние за свое будущее овладела им и заставиладико закричать на весь подъезд:

– Откройте дверь!!! Я хочу зайти в свою квартиру!!! Это моя-я-я квартира!!!Моя-я-я-я!!!

Раскрыв глаза, Илья увидел перед собой покрытое мглой ночное небо. Опираясь сперва на локти, а потом и на ладони, Илья с трудом оторвал спину от холодного асфальта и привел туловище в вертикальное положение. Кровь с разбитого носа замарала как перед джинсовой куртки, так и футболку под ней. Голова гудела от побоев. Он попытался встать с места, но от сильного головокружения едва оторвав тело от асфальта, обратно присел на него, чтобы ненароком не свалится и ранить себе еще что нибудь. Вторая и третья попытки, так же не увенчалась успехом. —« Твари. Наглые твари…» – крутилось в голове у Ильи, вспоминая произошедшее в подьезде несколько минут назад. Отчаявшись от бесполезных попыток принять вертикальное положение, он откинулся обратно на спину и лег на холодный асфальт, чтобы через некоторое время вновь повторить поптытку. Его взор, перед которым все крутилось как в калейдоскопе, обратился в небо, только вместо цветастых красивых пятен, перед глазами выстелилась молчаливая россыпь звезд ночного неба, что без устали крутилась и крутилась перед его глазами…. Через непродолжительный промежуток времени, пронизывающий холод асфальта, снова подтолкнул Илью повторить попытку поднятся с места. Не без труда перевернувшись со спины на бок, опираясь об широко расставленные руки и ноги, преодолевая пульсирующию боль в висках и головокружение, Илья с трудом привстал с места, и кое как сделав пару шагов виляя ногами, успел оперется ладонями и переместится на край дворовой скамейки, что стояла все это время в трех шагах от него. – «Наконец – то», – произнес Илья про себя с облегчением, присев на широком сиденьи во весь рост, не веря, что ему удалось добраться до нее. Холод который проник и овладел его телом, за то время что он пролежал на асфальте, заставил Илью приобнять себя руками, чтобы как то согреть себя. Возникшая ситуация, требовала быстрого поиска выхода из нее, а выходом был, поиск ночлежки или места где можно было переночевать не подвергаясь ночному холоду. Илье не пришлось далеко идти, его взор уперся на его собственную кровать, что стояла в куче выставленных и выкинутых вещей, между крон рослых деревьев, высаженных у подножья дома. Благо, старое одеяло, все еще лежала на краю дивана….Шатаясь из стороны в сторону, не вытаскивая зажатые в подмышках от холода ладони, Илья тресясь всем телом, пошагал в сторону дивана, который должен был спасти его в эту ночь, подарив ему тепло и мягкий сон, хотя бы в последний раз…..

– Илья, Илья! – послышался знакомый голос через пелену тяжелого сна.

Укутанный с головой под одеяло Илья, приоткрыл глаза и прислушался к надоедливому голосу « из вне», как будто звучащему из другого мира, все еще не желая вставать с дивана. Рука, принадлежащая голосу, пытаясь его разбудить, стала дергать его за плечи.

– А чё мы на улице лежим? С квартиры выкинули что ли? – произнес незнакомый хриплый голос вдруг появивщися неоткуда.

– «Откуда они узнали, что это я? По вещам?» – подумал про себя Илья.

Знакомый голос принадлежал Саньке. Такому, как и он, безработному, одинокому ровеснику со схожей судьбой, который периодический захаживал к нему, чтобы как он любил выражаться «оприходовать на двоих».

– Ты чё? Что за дела? Что н а улице лежишь? Что, квартиру за долги забрали? – спросил Саня, смотря на друга с жалостью, как только тот откинул одеяло с лица.

Илья глубоко вздохнул и спросил хриплым простуженным голосом:

– Есть попить?

– Вода? – спросил Саня. Илья сомкнув глаза, кивнул головой, не имея сил ответить словами.

– Найдется. Только дома- ответил Саня и вытащил с кармана брюк пачку сигарет.

Илья вытянул сигарету и закурил со спички зажженный приятелем Сани, с которым он не имел честь быть до этого знакомым.

– Бери радиоприемник и пошли ко мне. Обмозгуем все! – сказал Саня, показывая емупластиковую бутылку из под воды емкостью полтора литра, на четверть заполненную прозрачной жидкостю, скорее всего спирта, которую как обычно они употребляли, когда не было денег.

Снаружи бутылки была обернута этикеткой с надписью « Буратино».

– А, -а-а… Вещи? – произнес растерянно Илья, посмотрев на свои пожитки, разбросанные вокруг дивана.

– Зачем тебе этот хлам? Здесь нечего взять-то. Да и куда ты все это понесешь? – сказал Саня, ошарашив Илью своим непредвзятым и точным ответом, которому нечем было возразить.

С трудом привстав с дивана, Илья пробежался глазами и убедился, что действительносреди этих вещей, не осталась ничего такого, что чего то стоило бы и можно было бы взять с собой. Да и действительно, кому, и чем он мог это все перевести и повезти. Единственное что у него оставалось ценное, это была его квартира, которую он так глупо потерял. Ничего ценного как точно выразился Саня, в этом хламе, не было. Вся мелочь, что имело мало мальскую ценность, было давно и постепенно распродана, а потом сьедено и пропито….Разве что радиоприемник…. И альбом- Семейный альбом, в котором хранились фотографий детей и Татьяны, родителей…., память о прошедшихсчастливых мгновениях его жизни. Его красная, бархатная обложка, бросилась ему в глаза, находясь сверхунескольких обветшалых старых книг разбросанных на земле.

– «Забрать? Место ведь не займет…. А зачем? Прошлое не вернешь ….» – короткий разговор Ильи с собой, прервал возглас Сани, прокричавший:

– Илья! Ты идешь?!

Голос товарища заставил его оторвать взгляд от альбома, и заторопившись, засеменить вслед за удаляющимися друзьями. Через несколько шагов, что то остановило его, он замер на месте, развернувшисьвернулся к своим разбросанным пожиткам, поднял с земли альбом, оттряхнул и сдул с ее поверхности пыль и грязь, и нежно провел по ее матовой поверхности кончиками пальцев. Не отрывая наполнившимся грустью взгляда от поверхности альбома, Илья замер, не решаясь перевернуть ее первую страницу, боясь воспоминаний которые могли больно ранить его, в совсем не подходящем для этого месте и времени. Не смотря на сильное сопротивление здравого смысла, не делать того что могло тебе сделать невовремя больно, указательный палец правой руки сам перевернул обложку и расскрыл перед ним первую страницу альбома.

На середине первого листа альбома, как и во многих, того времени, была приклейна групповую фотографию счастливой семьи Переделкиных, что сразу же в ответ лицезрели на тех, кто открыв ее смотрел на них. На черно белой фотографий, была сам Илья, Татьяна, дети и его родители. Дети сидели посередине, престарелые родители расположились с их двух сторон, а они с Татьяной стояли на весь рост за их спинами. Все улыбались. Дети здесь были совсем малые, пять и один годик….Воспоминание заволокло сердце Ильи пеленой печали, заставило ее в волнений забиться, погружая его в водоворот былых чувств и эмоций, с которым он не мог совладать. На глаза навернулись слезы, оторвались от них и крупными каплями упали на поверхность фотографий.

– «Этой жизни больше нет! И она никогда не вернется!» – проговорил про себя с горечью Илья. Захлопнув альбом, он наклонился и бережно положил его обратно в кучу разбросанных вещей, что лежали под ногами, и повернувшись, поспешил вслед за уходящими вдали друзьями.

***

– Надо сходить к участковому и написать заявление! —громко произнестолько что познакомившийся с ним Толик, что имел проблемы со слухом и оттого громко голосил.

– Пусть разбираются. Они же часто к тебе наведывались— пробубнил засыпая Саня, растягивая слова: – Теперь, пусть отрабатывают, свои деньги. Пусть, разоблачают, аферистов.

– Дело говорит – поддержал слова друга новоявленный знакомый Ильи, томно закрыв и открыв глаза, что прятались за большими затемненными овальными очками от зрения, не весть как услышав его тихо произнесенные слова. Он так же как и Илья, расположился на добротном большом кресле с высокой спинкой, бежевого цвета, что стояли напротив друг друга, разделяемые таким же в один один журнальным столиком, какой был и у Ильи, только сохранивший первоначальный вид и цвет, в отличий от того что было у него. Умник коротко добавил к сказанному:

– Опорный пункт откроется после шести. Сходи к ним – и намереваясь вздремнуть в сидячем положений, стал распологать свое тучное и расплывшееся тело в кресле в удобное для себя положение, прикрыв предварительно глаза перед этим:

– «Непременно пойду. Непременно» – согласился со сказанным и проговорил про себя Илья, тоже поудобнее распологая тело в кресле, намереваясь вздремнуть как и все, насколько это удастся.

Проснувшися раньше друзей от сна, Саня, сперва взглянул на одного, а потом и на другогодруга, что расположившись по обе его стороны безмятежно спали сидя на своих креслах, застыв в них словно восковые фигуры в музее. Толик как всегда спал в своих очках от зрения, которые по обыкновению сползли на его мясистый короткий нос. Илья спал приоткрыв челюсть, а бегающие глазницы за закрытыми веками говорили, что он все еще находится в глубокой спячке. Взгляд Сани отпустился под ноги Ильи, где между креслом и кроватю, в проходе, стоял тот самый радиоприемник, который он посоветовал другу прихватить с собой, из всего того скарба, что там оставался от него во дворе. Взяв со стола наполненную до половины литровую стеклянную банку с водой, Саня жадно ее влил в себя, и пока остаток воды большими глотками входил в него, он вспомнил, что спирт разбавленный с водой, который они втроем употребляли до отхода в сон, к сожалению закончился, а желание дальше продолжить застолье все еще присутствовало в нем. Желание выпить еще, с отсутствием денежных средств в карманах, подтолкнуло Саню к как он убедил себя: Занять или временно взять в долг у друга, его радиоприемник….Почесав голову, а после пройдясь рукой по небритой щеке, все еще колеблясь, Саня протянул руку к радиоприемнику, взял его в ладонь, и поверьтев его перед лицом, не стараясь шуметь, встал с дивана и направился в сторону выхода из комнаты…

Свинцовая тяжесть обволокшее тело и покрывшее веки, не давали Илье шелохнуться. Он слышал через сон, где то вдалеке, отражающиеся эхом голоса Толика и Сани, которые становились все громче и ближе с каждой секундой…. Илья не мог понят, явь это или сон?! Обжигающая жажда в груди и пересохший как пустынный колодец рот, заставили его прийти в себя. Да и запах дыма сигарет, пробравшись в его легкие, зазывал его затянутся. Еле раскрыв тяжелые веки, Илья увидел перед собой сидящихслегка наклонившись к друг другу, своих друзей по несчастью, что громко о чем то говорили и обсуждали, не обращая на него внимания.

– Ну, давай разливай! Еще по одной пропустим – произнес петляющим языком Саня, после чего торопливо и жадно, три раза друг за другом, затянулся сигаретой, что была наполовину выкурена, и с длинным выдохом выпустил из ноздрей струю дыма, повалившей из нее как из печной трубы прямо на стоящий перед ними стол.

– Мне тоже налейте – произнес полусонным голосом Илья, когда рука Толика потянулась в сторону литровой прозрачной банки со спиртом, чтобы очередной раз разлить ее по граненным высоким стаканам.

– М-м-м. Проснулся? – произнес ленивым голосом Саня, слегка улыбнувшись краями губ.

Толик тоже расплылся в ленивой улыбке, заслышав голос Ильи, и налил впустой граненый стакан стоящий перед ним спиртовую смесь, которую они недавно приготовили с Саней.

– Зачем так много? Уморить меня решил? – сказал Илья, бросив взгляд на почти до краев наполненный стакан.

– Штраф – ной. Мы-то уже пропустили по одному— растягивая слова, проговорилТолик, продолжая разливать содержимое банки себе и Сане.

На низком журнальном столе темно-бордового цвета, за которым расположилась троица, кроме полупустой пачки сигарет, трех граненых стаканов обляпанных человеческими пальцамии литровой стеклянной банкив которой находилась водно-спиртовая смесь для употребления, ничего не было. Наступил послеобеденный час. Лучи яркого дневного сентябрьского солнца, падая в комнату, заливали её своим мягким светом и теплом. Со стороны настежь открытых дверей балкона, доносились радостные голоса играющей детворы.

– А вода есть? – спросил Илья, придя в себя, оторвав спину с кресла и слегка наклонившись вперед.

– Есть! В кране! – произнес громко, засмеявшись над своей шуткой Толик, которую никто не поддержал.

Илья с трудом привстал с кресла, опираясь руками об ее удлиненные подлокотники. Распрямившись, почувствовал как у него закружилась голова и потемнело перед глазами. Пытаясь не упасть, Илья растопырил руки по сторонам и неподвижно замер на месте, дожидаясь пока все придет обратно в норму. Придя в себя, еле волоча за собой свои ноги, на одной из которых были натянуты дырявые носки, поплелся в сторону кухни. Оглушив залпом два стакана воды из под крана, он снова наполнил его водой, и направился в сторону зала, держа ее в правой руке, чтобы было чем запить спиртовую смесь что дожидалась его на столе. Подойдя к проему двери что вел в зал, Илья проходя мимо, взглянул насвое отражение в зеркале, что было встроено в вешалку для одежды, и увидел свое опухщее от побоев лицо, покрытое местами синяками и ссадинами, что давали о себе знать периодический пронзая болью лицо и голову. С досадой посмотрев на свое отражение, Илья грустно и тяжело вздохнув, прошел дальше, чтобы продолжить начавшееся вновь застолье.

– Ну… будем? – произнес Илья и выпил в три глотка полный стакан со спиртово-водной смесью, предварительно усевшись удобно в кресле.

Огненная смесь, обжигая рот, гортань, грудь Ильи, спустилась в живот и расползлась по ней горячей «лавой», от которой, через некоторое непродолжительное время, настроение Ильи заметно приподнялась и появилось желание вкусить чего нибудь сьестного.

– Поесть бы чего-нибудь. Картошки пожарить, может? – произнес он вслух, смотря в сторону окна.

Неожиданно, как будто вспомнив что-то важное, Илья встрепетнулся, посмотрел себе под ноги и спросил у сидящих за столом товарищей:

– А где радиоприемник?

Оглядываясь и озираясь по сторонам, Илья не нашел своего радиоприемника около себя, осмотрел все вокруг стола и прошелся по комнате… Остановился и с недоверием посмотрел на своих друзей, которые подозрительно замолчали, притупив глаза.

– Илюха, ты не обижайся… Это самое… Мы его продали… И вот… пачку сигарет, картошки немного и спирта понакупили— виноватым голосом произнес Саня.– Сейчас картошки нажарим! Поедим – добавил от себя Толик, отведя взгляд в сторону.

В комнате зависла тягостная тишина. Илья растерялся от услышанного. Но, растерянность быстро сменилась на злобу и ярость. Мозг просверлила мысль: «Взяли, без спроса…. Украли!» – Да вы что, гады! Не спросив у меня! Оборзели совсем, что ли! – вырвалось из него в порыве гнева.

В ярости Илья опрокинул столик со всем его содержимым. Стаканы, банки, с грохотом упав на пол сломались вдребезги. Не ожидая от него такого, Толик и Саня уставились на него опешившими взглядами, замерев на тех же местах, что и сидели до этого. Первый пришел в себя Саня. На правах хозяина, мотнув головой с нахмуренными бровями, с трудом сдерживаемой злобой в голосе, произнес гневную тираду в оправданий своего поступка:

– Слушай ты….! Ты что думал?! Этот спирт с неба свалился! Или эти сигареты нам мать Тереза дала! Променяли на твой китайский радиоприемник в киоске. Ты чего выкобениваешься! Вон, похмелился же! Лучше же стало! Я тебе по-дружески домой пригласил! А ты здесь из-за какого-то вшивого радио, концерт устраиваешь!

– Надо было попросит!!! – в ярости крикнул Илья, непроизвольно сжав кулаки приготовившись к драке.

Сделав шаг в сторону перевернутого стола, Илья пнул его со всей силой и злобой, что он отлетел и с грохотом ударился об дверь балкона, скрежета и звеня сломанными и раздавленными стеклами лежащими под нею. Испепеляющим взглядом Илья посмотрел Сане в глаза. Не увидев в них сожаления и раскаяния, махнув рукой, развернулся и направился к входной двери квартиры.

– Илья, ну что ты на самом деле! – услышал он за спиной раздосадованного таким неприятным поворотом дел, голос Толика. А за ним приглушенный голос Сани:

– Не надо. Пусть идет. Вернется еще. Ему некуда идти.

Эти слова больно кольнули сердце Ильи.– «Ему некуда идти…». Мне некуда идти! Некуда! – пульсировало в его голове, пока он спускался по лестнице подъезда вниз, не понимая куда и зачем идет. Пелена навернувшихся слез заволокли глаза, а к горлу подкатил знакомый горкьий ком чувств, состоящий из отчаяния, злобы и безысходности, готовый захлестнуть его всего головой, что Илья непроизвольно быстро быстро засеменил, а потом и побежал вниз по лестницам, переступая через одну, а потом перепрыгивая сразу через две ступеней, как будто желая убежать от этих неприятных эмоций что уже многие годы стали его неизменными постоянными спутниками, сопровождающих его по жизни. Открыв дверь подьезда сильным толчком руки, Илья вышел было во двор многоэтажки с удурченным настроением, как оно сразу же сменилось радостной, встретив за порогом двери подьезда Герту, что сидела прямо держа осанку, около дворовой скамейки, все еще ожидая его с самого утра. Завидев Илью, она сорвалась с места и подбежав к Илье, радостно заскулила и залаяла, виляя хвостом, как бы спрашивая его с укором: Куда он исчез, так надолго оставив ее…

– Герта! Гееерта….. Ну как дела умничка? Голодная наверное…. А у меня нет ничего? Прости… – стал разговаривать со своим давней верной подругой Илья, присев, подогнув колени поближе к ней, поглаживая ей голову и шею, испытывая к ней большую нежность. Герта по привычке стала обнюхивать и облизывать Илье руки, в ожиданий от него чего то сьестного, и не найдя ничего, жалобно заскулила и замерла на месте, давая соскучившемуся по ней хозяйну, вдоволь насладаится ее компанией.

Ноги Ильи, привычно привели его в старый двор, вещей на прежнем месте уже не было.

– «Видать эти постарались…, чтобы все что напоминала обо мне, исчезло вместе со мной» – подумал он про себя.

Он был прав. Новая хозяйка его квартиры попросила братьев и племенников, как она выразилась:

– «Перетащите и выкиньте весь хлам этого алкаша, чтобы глаза соседям не мозолить!».

Сказанно – сделано. Трое молодых, удалых родственников, беспрекословно выполнили просьбу тети. Оперативно перетащили все принадлежащие бывшему хозяину вещи, за каких-то пятнадцать-двадцать минут к мусорным бакам, что стояли выстроившись в ряд, у стен квадратного строения из красного кирпича, которое служило распределительной трансформаторной станцией для этого квартала. Это место находилась на самом краю двора и соседствовала с узким автомобильным заездом в квартал. Женщина, которая купила квартиру Ильи со всеми его долгами и весьма плачевным состоянием, имела три точки по продаже косметики на местных рынках и слыла весьма деловой и оборотистой. Сауле, уже как пятый год как жила в городе, переехав с разорившегося колхоза. За это время она снимала разные квартиры и углы в городе, переезжая из одной в другую. И смогла приватизировать на имевшиеся на тот момент накопления, захудалую комнатенку в бывшей государственной общежитий, принадлежавщей когда то, одному из местных оброзавательных институтов. И как-то, случаянно познакомившись на одной из праздничных мероприятий, с не менее активной и деловой Айнаш, которая оказалась ей дальней родственницей, они быстро нашли между собой общий язык и сдружилась, а после, в предверии Нового года, при одной из встречь, Айнаш как бы невзначай предложилановоявленной подругекупить квартиру Ильи, по цене ниже рыночной, красиво обрисовав всю картину выгодной для обеих сторон сделки.

Падение нравов, обусловленная гонкой за деньгами, в которую включились все и вся, за исключением некоторых индивидов, сделала цену человеческую жизнь«бесценной“, в ее перевернутом значений. Правившая в недавнем прошлом идеология – Общего, всенародного государственного, рухнула и обесценилась, и ей на смену пришли „принципы»декларируемые новым правительством и государством, где во главе угла были поставлены индивидуализм, собственничество, подаваемая народу под соусом демократий и свободы выбора. Государство внушало людям, – Вот вам демократия. Свобода. Делайте что можете и хотите. А на деле практически расписывалась в своем бессилий что то предпринять и изменить, позаботится о своем народе. Правительством был выбран экономический метод под названием «шоковый», когда одномоментно государство переводило страну и население, от сложившегося годами рельсов государственно плановой экономики, когда всё и вся управлялось и организовывалась ей самой, на якобы капиталистические и демократический рельсы, при том самого неконтралируемого, разнуздонного и дикого вида, и по этому названного «шоковой экономикой». Новые суровые реалий, выбили почву из под ног многих семьей. Люди, постепенно стали понимать, что в этой наступившей новой реальности, хорошо будут жить те, кто будет иметь такие черты характера как: наглость, смекалка, «гибкость», – граничещая с подлостью и предательством, умение приспасабливаться и быстро менятся, стала нормой жизни без которых порой было невозможно было выжить…. Подхалимство и чинопоклонство в определнных секторах жизни, должно было стать твоим вторым – Я, если ты желал быть принятым в кагорту своих. Простые и порядочные люди видели, как бандиты, коррумпированные чиновники и силовики, пройдохи и мошенники стали жить гораздо лучше, чем те, кто трудился честно и в поте лица, зарабатывая на этом сущие гроши. Так постепенно, в души людей вкрался и поселился- Культ денег, индивидуализма, черствости и безпринципности, вытеснив из их душ такие качества, как – коллективизм, доброта и нравственность. Большинство становились свидетелями того, как молодые смекалистые и деловитые парни, вчерашние школьники, делая большие деньги на торговле и черт его знает на чем, стали разъезжать на крутых иномарках, беря на работу к себе своих бывших школьных учителей продавцами или заведующими складами, а кого просто сторожами, чтобы те могли хоть на хлеб да соль заработать, не говоря о каких то излишествах. Люди видели и слышали, как новоявленные владельцы оптово-торгового предприятия, крупных магазинов, банкиры и бандиты, крутившие миллионами, могли позволить себе раскидываться деньгами на свадьбе родственников как бумажными фантиками, когда как многие, месяцами не могли получить свою мизерную заработную плату, живя впроголодь и в долг, оставляя свои драгоценности в ломбардах и у разного рода появивщихся как грибы после дождя ростовщиков. Общество даже примирилось с тем, что их дочери и сестры стали «зарабатывать» на жизнь проституцией, без стеснения выставляя себя как товар на показ, выстроившись вдоль длинных улиц и проспектов, названия которых ныне ассоциируются не с их владельцами, а тем, что некогда эти улицы, на многие годыбыли облюбованы представительницами древнейщей профессий, что возрадилось сквозь века, как только мораль и нравственность дала толику слабость в непростые времена. Такие резкие изменения, произошедшие в жизни государства и общества, принуждали многих их членов, нехотя и без собственного нрвственного внутреннего одобрения, подчинятся этим новым тенденциям и неписанным правилам, в угоду поддержания материального статуса и желания – «быть как все». Вся надежда и опора которую некогда давало государство, в одночасье перекочевала на плечи самих граждан. Большинство общества, оказалось один на один с новыми веяниями наставшей другой эпохи. Периуд адаптаций и приспособления шел тяжело и больезненно…. Многие не смогли остаться теми, кеми они были… Большинство потеряло себя и своих близких…. Людям было действительно тяжело…..

До наступления «крутых американских горок» в судьбе Айнаш, как впрочем, и всей страны, она была скромной сельской учительницей и преподавала «Биологию». Наступление новых реалий, вынудила ее переехать в город с семей, заколотив двери и окна их сельского дома, дав им понять, что их жизни здесь пришел конец. Каким и многим в то время, ей с двумя детьми, и безработным супругом, пришлось с головой броситься в дебри выживания в городских условиях. В начале она бралась за разные работы, начиная от посудомойщицы и поломойки, заканчивая чебурчницей, и продавцом водки в ночное время суток на улице, но поняв через пару лет, что работа за гроши не даст ей перспектив в будущем, она набравшись смелости начала заниматься различными видами предпринимательства, которые тоже не принесли ей больших барышей, добавив к тому же проблемы с разными индивидами что старались оттяпать с нее деньжат, начиная от вымогателей в спортивных куртках, заканчивая их аналогами в галстуках и костюмах, что были хуже их уличных коллег. После долгих мытарств, Айнаш нехотя оказалась в сфере обслуживания многоэтажных и многоквартирных домов, которые перешли из государственного обеспечения в собственность и самоуправление самих граждан, а позже, освоившись в ней, она почувствовав себя в ней, как рыба в воде, стала уверенно вести свои тесные делишки. Простой народ до конца не осознавал, что ремонт крыши подвалов и подъездов этих домов, уже не прерогативаи обязанность государства, а двано легла на их плечи. Это отрасль обозвалиабривиатурой, – КСК с заглавным непонятным иностранным словом«Кондоминиум». И вот уже четыре года, как она работала на своей должности, постигая и преодолевая все её трудности и премудрости, которыйсулил пока ей кроме мизерной заработной платы, массу головной боли с жильцами, что не желали платить по счетам. Благодаря этой должности, под громким названием, – Председатель КСК, они с семьей нашли кров, за которую им не приходилось платить арендную плату, так как их жилье находилось в подвальном помещений одного из пятиэтажных домов что входили в ее кондоминимум. Супруг… А супруг не найдя для себя применения в новых реалих, вернулся обратно в их сельски дом, и говорят зажил в нем с другой, зарабатывая на жизнь тем, что устроился на работу кочегаром в местную школу, зарабатывая в летнее свободное время, поиском и сдачей в металлалом, частей и корпусов космических кораблей, что как оказалось состояли из алюминия и имели в нынешние времена спрос на рынке.

В определенный момент, как показалась Айнаш, настал момент ее удачи, счастливое стечение времени и обстоятельств, которое надо было без промедления ловить за хвост. Это был момент резкого повышения цен на квартиры, и в целом на недвижимость, как в городе, области, так и по всей Республике. Времена и нравы говорили что уж лучше ты сьешь кого то, чем тебя сьедят…. И лучше быть на верху социальной лестницы, не важно каким способом, чем жить, бедствуя в подвале дома, так к тому же с двумя детьми. «Предпреимчивая» Айнаш, со временем, разузнав и подкрепившись знаниями, и главное, – нужными связями, отработав механизм отъема квартир у нерадивых и слабых собственников, приступила к реализаций своих преступных планов, что должны были привести ее к финансовому успеху.

Каждое лишение недвижимости по судебному делу, касающейся личной жилплощади, отслеживалась прокуратурой и не всегда приветствовалась судьями. Но деньги…..Деньги внесенные в нужные кабинеты, заставляли их владельцев закрывать глаза на происходящий произвол и беззаконие, несмотря на данные присяги и клятвы на Конституций. Квартира Ильи, вначавшейся и отработанной как часы «Деятельности» Айнаш, была третьей, но не последней. Два предыдущихнесчастных, что лишились квартир, тоже были из категорий и слоев общества, что и Илья. Бессильные и не знающие свои права граждане, по старинке, понадеявщиеся на защиту государственных органов, которым в новые наступившие времена с их нищенской заработной платой было не до них, стали жертвами оголтелых хищниц коим были такие как Айнаш, что появились в новые времена, как новый вид и класс людей. Однойиз них пострадавших была разведенная женщина с ребенком, имеющая инвалидность. Другим был одинокий старик, у которого померла недавно жена, а дети переехали в другую страну на постоянное место жительство и не особо интересовались судьбой своего одинокого отца.

***

Илья просидел во дворе своего бывшего дома до вечера. Он хотел встретиться с новой хозяйкой его квартиры, с которой хотел поговорить, сам не зная о чем. За весь день она не объявилась. Подумав, что пропустил её, пока он временамизасыпал на дворовой скамейке, Илья несколько раз поднимался к квартире и безрезультатно стучался в ее дверь. Герта неотступно весь день находилась и бегала рядом с ним, боясь скорее всего снова потерять своего непутевого хозяйна, с которым ей пришлось многое пережить…. Поздним вечером, когда стало темнеть, отойдя от дома на некоторое расстояние, он с усилием вглядывался в окна своей бывшей квартиры, на которые все еще не были завешаны шторы, стараясь высмотреть кого-нибудь в ней. На кухне одинокогорела электрическая лампочка, освещая опустевшую кухню. Старая люстра что была в зале, была снята новой хозяйкой квартиры, и наверное как и все вещи принадлежавщие бывшему хозяину, были отправлена в мусор. В квартире никого не было, и она пустовала. Не зная почему, Илья поплелся к подъезду и поднялся по мрачному подъезду на третьи этаж к своей квартире, в котором отсутствовало освещение. Его, как и раньше встретила новая стальная дверь. Илья не знал, что делать. Не понимал, зачем суда пришел. Не знал, что он скажет новой владелицеквартиры, окажись она дома и откроет ей дверь. Вдруг, ему вспомнились слова Толика, что участковые полиций прибывают в опорные пункты после шести вечера. Ужебыло почти половина девятого. Илья обрадовался,«кстати» вернувшимся мыслям, спустился вниз, направился в опорный пункт к местным участковым, старшего из которых он знал в лицо? и даже по имени и отчеству. Он раньшечастенько захаживал к нему, чтобы приструнить его во времена его участившихся, длительных и порой бурных запоев.

Вход в местный опорный пункт полиций располагался с торца пятиэтажного здания. Коробчатое здание, грязно-серо-коричневого цвета, в полумраке позднего вечера выглядела еще грязнее и уродливее. Она была общежитием принадлежащейпо ведомственности Шахтопроходческому Тресту, а ныне приватизированного в собственность его жильцами. В торец этого здания вела низкая железная лестница смастеренная из обрезков арматуры, упираюшееся в железную дверь, покрытую желтыми ржавыми разводами. Сверху над входом нависалсмонтированный наспех изстальных листьев выцветший козырекзнакомого ржаво-бурого цвета. Под козырьком одиноко горела пыльная лампа, через которую с трудом пробивался свет, освещения которого едва хватала на всю лестничную площадь размером два на два метра. Подойдя к знакомому зданию, Илья поднялся по лестнице, положил ладонь на ручку двери, чтобы открыть её. Бросив взгляд на информационную доску, приколоченную справа от входной двери, увидел график работы опорного пункта, где были прописаны слова не соответствующие действительности: «Опорный Пункт полиций, микрорайона №5, работает ежедневно с 18:00 до 02:00. С Понедельника по Воскресенье, без выходных». Он потянул ручку двери на себя и был приятно удивлен, когда она, с легкостью открылась, не издав никакого лишнегоbнеприятного звука.

– «Менты на работе» – пришло ему в голову радостная мысль, от чегоон неожиданно сам по себе заулыбался.

Наверное, он никогда не был так рад посещению полицейского участка, как сейчас. В этот момент, как никогда в жизни, они должны были ему помочь. За железной входной дверью, оказался неосвещенный, узкий, недлинный коридор, за ним появился просторный коридор, если можно было применить к ней слово, – фойе, то оно было им, от которой выходилив разные стороныразнонаправленныедверb, ведущие скорее всегов кабинеты сотрудников, что работали здесь в вечернее время. Одна из дверей была настеж открыта. Тишину участкового пунктанарушили жутки треск и шипение, что вдруг вылился в фойе из кабинета, где была открыта дверь. От испуга и неожиданности, Илья вздрогнул и замер на месте, не понимая что делать, невольно вслушиваясь в произносимые слова и фразы, что стали звучать чередуясь громким щипением и треском в эфире:

– Беркут! Беркут! Ответь Рубину! Ответь Рубину! Где вы находитесь? Направляйтесь по адресу улица Советская 21! Как приняли? Отправляйтесь по адресу…..

Постояв с минуту, он подал голос и одновременно постучал в деревянную обод двери, произнеся насколько можно было громко, чтобы его услышали в кабинете, сказав: – Можно?!

– Кто там?! – послышался грозный и знакомый голос старшего участкового.

Илья подошел к открытой двери и показался в проходе, не решаясь войти в кабинет:

– Это я, Марат Бейсенович! Илья… Переделки… Советская 15.

– А-а…. Что ты здесь делаешь, Переделкин?! – спросил удивленно, вытянув лицо старший участковый, ожидая кого угодно увидеть у себя в опорном пункте, но только не Илью Переделкина.

На нем была полицейская форма советского образцас погонами в звании майора. Сидя за небольшим столом, очень напоминающую школьную парту, на которой стояла пишущая машинка, он повернулся в сторону Ильи и, облокотившись левой рукой об край стола, пригласил его жестом присесть на стул стоящий рядом, указав на него пальцем. Марат Бейсенович был чуть старше Ильи. Он ходил в ожиданиисвоих сорока пяти лет и ужеготовился уйти на долгожданную пенсию. Последние три года он не испытывал желания работать, и приходил на службу ради галочки, возложив всю работу на плечи новоиспеченных молодых сотрудников. По обыкновению он пришел на работу первым и чуть пораньше, чтобы потом пораньше от нее слинять и уйти домой, чтобы лечь рядом с женой в собственную постель…. К часам десяти, – не раньше и не позже.

– «Какого лешего этого алкаша принесло!? Обычно на него жаловаться приходят. А тут он сам» – подумал Марат.

Ильяпрошел в кабинет и сел на указанный стул.

– Зачем пришел? – спросил старший участковый с безразличным и вялым выражением лица.

Илья не найдя, что сразу сказать, посинев от злобы и возмущения, выпалил:

– Меня из моей собственной квартиры выкинули! Это какой-то беспредел! Как такое может быть, а? Бейсеныч?!

На глаза Ильи навернулись слезы, он вопрошая замер, смотря на Марата с отчаянием в глазах, ожидая от него ответа.

– Как это, выкинули? Просто так! Такого не может быть. Кто? Когда? Рассказывай по порядку – сказал Бейсеныч и стал внимательно слушать пришедшего с жалобой Илью.

– А где та бумага, которую они тебе дали в начале?

– Не знаю, куда она подевалась?! Наверное, потерял, когда с ними бодался.

– Что за бумага была? Не решение суда?

– Нет. Решение суда было до этого. Это бумага, с какого-то аукциона, с каким-то документом с Центра по регистрацииэтого….Недвижимости! – еле вспомнив произнес Илья.

– Сейчас кто-то есть у тебя в квартире? Ты там был?

– Полчаса назад не было там никого. Разве что не подошли к этому времени.

– У тебя же большие долги были по теплу, воде, электричеству. Так?

– Так…

– Наверное, это связано с этими долгами – подытожил свои мысли Марат Бейсеныч, задумчиво смотря в одну точку.

– Ну ладно! Пиши заявление. После сходим к тебе на квартиру. Если она еще твоя! – произнес он тяжело вздохнув.

Вытащив лист с кипы бумаг, лежащих на столе рядом с пишущей машинкой, Марат положил его вместе с авторучкойна стол, ближе к Илье.

В наступившей ранней осенней ночи, двое стояли перед пятиэтажным домом, всматриваясь в одну из их многочисленных окон, изкоторых наружу выливался яркий электрический свет, освещая всю дворовую площадь. Это были участковый Марат и Илья, которые хотели выяснить, есть ли кто-нибудь в квартире. А если кто то был, то зайти и прояснить, что же это творится, и на каких основаниях владелец квартиры выдворен из собственной квартиры. В зале квартиры горел свет. На кухне тоже. Обе эти окна выходили в одну сторону, в дворовую часть дома. Наконец появился силуэт женщины в зале, которая расставив руки по бокам, стала деловито оглядывать пустующую комнату квартиры, скорее всего планируя его интерьер.

– Дома. Вот она и его родственнички.

– Пошли – произнес уверенным тоном участковый, поправив фуражку на голове, а за ним засеменил Илья, пребывая в надежде восстановить справедливость.

– Дон! Дон! Дон! – раскатился громким эхом по вертикали темного подъезда звук уверенного стука об железную дверь, которую произвел Марат.

– Кто там? – послышался настороженный женский голос за дверью.

– Откройте! Это участковый полиций! – произнес Марат, нервно поправляя фуражку и галстук, готовясь, как обычно бывает к неприятному разговору на повышенных тонах.

После тройного поворота ключа в замке железной двери и скрежета большого запирающего затвора, дверь открылась вовнутрь. Свет залил порог квартиры. Перед Маратом и Ильей стояла женщина где-то лет сорока, которая придерживала одной рукой дверь, а другой уперлась об его обод, готовая к серьезному разговору и весьма уверено настроенная для этого.

– Саламатсыз – произнесла и поздаровалась она открыв дверь, на родном для обоих языке, смотря только на Марата, намеренно игнорируя стоящего за ним Илью.

– Кеш жарык*– ответил Марат и перешел на русский язык.

– Я Ваш участковый полиций. Ко мне поступила жалобаот гражданина Переделкина Ильи, о вашем вторжений в частное жилище и его самовольный захват. Я хотел бы узнать, на каком основании вы здесь находитесь? -Насколько я знаю, он до вчерашнего дня был владельцем этой квартиры – четко и деловито отчеканил Бейсеныч, себе на удивление, хотя он мог скзать все это и на родном языке, так как обращался к сородичам. Такое за ним наблюдалась, когда дело касалась официального разговора, что-то включалась в дебрях его сознания, и он выговаривал что необходимо на чистом русском языке, деловито и четко, без запинок.

– Не болды?*– послышался громко из глубины квартиры мужской голос, отбиваясь эхом об пустующие стены.

Через некоторое короткое время, за женщиной появился силуэт крупного рослого мужчины, на котором была серая футболка и шорты. Он вышел в узкий коридор квартиры и, облокотившись плечом об стену, скрестил руки на груди и стал за спиной новой владелицы квартиры, смотря на непрошенных гостей уверенным надменным взглядом.

– Саят, принеси документы. Они на подоконнике лежат – произнесла спокойным уверенным тоном женщина, на казхском языке.

– Я же тебе дала копию документа. Ты его потерял? – произнесла женщины, бросив презрительный взгляд на Илью через плечи участкового.

– Не тебе! А Вам! Мы с вами не знакомы! И чай вместе не пили! – вспылил Илья. В ответ женщина усмехнулась и мотнув головой произнесла на понятном им с участковым родном языке, презрительно глядя на Илью :

– Что ты так переживаешь за пришлого. Как приехали, так и уедут. Они же бродячие собаки. Бродят там, где сытно и есть еда.

Марат проигнорировал сказанное новой владелицей квартиры. Не поддался на ее провакаций и лишь сухо и коротко произнес раскрыв ладонь: – Документы на квартиру – Не увидев и не услышав намека на поддержку со стороны представителя власти, хозяйка вновь перешла на русский язык и заговарила сухим официальным языком, с трудом подавляя раздражение:

– Мы купили эту квартиру с торгов, как положено, по закону. Вот оригиналы. Этомой экземпляр. А этому гражданину я давала копию – произнесла она, уверенная в своей правоте.

Взяв в руки документы, Марат перечитатьих, перелистывая страницу за страницей. Наконец остановившись, козырнув по фуражке, вернул документы на руки новой владелице квартиры и произнес:

– Все в порядке! Извините за беспокойство Это наша работа.

– Как это? Как это, все в п-порядке?! – заикаясь, произнес Илья, наровясь пройти в квартиру, протиснувшись в проход между полицейским и дверью.

Вытянув руку, Марат помешал Илье сделать это. Мужчина, стоявший за новой хозяйкой, грозно приблизился к двери, чтобы в случае надобности вмешаться в конфликт.

*Светлого вечера или можно понимать как, – Доброго вечера.

*Не болды? – Что случилось?

Новая владелица квартиры, получив обратно в руки документы, нагло улыбаясь в лицо Ильи, захлопнулас грохотом железную дверь перед ним и громко провернула ключ в замке. Эхо, исходящая от захлопнувшейся железной двери, долго звучало в ушах Ильи. Он не мог поверить происходящему.

– Что? Что случилось?! Бейсеныч, как в порядке документы?!А я? Куда же я пойду? – спросил растерянно Илья, смотря вслед спускающийся по лестнице участковому, вопросительно расставив ладони по сторонам, встав как вкопанный перед дверью когда-то своей квартиры.

– Бухать надо быломеньше! И работать побольше! – рявкнул участковый, положив руки в карманы, что означала в его жестикуляциях, конец официального визита.

– Откройте! Это моя квартира! Моя! Моя квартира! – закричал истерично Илья, тарабаня в дверь кулаком, в отчаянии пытаясь чего-то добиться.

– Людиии! Соседиии! Помогите! Это я – Илья! Ваш сосед! У меня забирают квартиру! Помогите! – завопил он снова, заполоняя подъезд дома своим истошным криком, желая привлечь внимание соседей к своей проблеме, но….Никто не откликнулся. Никто не открыд дверь и не поинтересовался происходящим…..

Участковый же, не ожидая такого поворота дел, рванул снова вверх по лестнице и рывком оттащив худощавого Илью за руки от дверей квартиры, стал спускать его вниз силой, чтобы остановить конфликт, который мог не на шутку тут разгорется. Дверь квартиры распахнулась, оттуда выглянул мужчина со злобным выражением лица, который был готов разорвать Илью в клочья.

– Что ты разорался мудак! Это больше не твоя квартира! Забудь о ней! Если еще раз постучишься в эту дверь, я тебе руки пообломаю! – прокричал он гневно, смотря на спусакающихся вниз по лестнице Марата и Илью.

Участковый лишь поднял ладонь кверху, в знак того, что все им контролируется. И после того, как дверь закрылась, подошел к Илье, который уселся на ступени лестницы с поникшей головой и произнес с сочувствием, чтобы его успокоить:

– Илья, ты этим ничего не добьешься. Если хочешь снова получить свою квартиру обратно, тебе надо подать заявление в суд. На их руках решение суда. Итоги аукциона. Справка с ЦРН. Они по закону собственники этой квартиры. Понятно, что они, что-то замутили. Но здесь, – Я и полиция бессильны. Это работа суда и прокуратуры.

После этих слов в подъезде повисла тишина. Илья замолчал, вслушиваясь в холодное безразличие тишиныподьезда, где он прожил многие многие годы, с мыслью «Никто даже не приоткрыл дверь. Не вышел в подъезд. Всем все равно. Всем наплевать». Безжизненный и потухшийвзгляд Ильи уперся в бетонные пол лестничного пролета, а голова поникла и опустилась между вытянутых как грабли рук.

– Илья – произнес тихо Марат, положив ладонь на его плечо, искренне сочувствуя ему, тем самым говоря, что надо покинуть подьезд.

Простояв молча несколько тягостных минут, они спустились вниз по лестнице и разошлись кто куда. Илье было некуда идти. Идти к Сане…? Нехотелось….. Он приподнял воротник своей потрепанной джинсовой куртки черно серого оттенка и лег на скамейкуво дворе дома. Завалившись правым боком на ее жесткую поверхность, которая состояла из деревянных реек, уперся спиной об её спинку. Поджав по плотнее ноги под себя, положив, их друг на друга, скрестив руки на груди, спрятал ладони в подмышках, и поглубже втянул шею в плечи, постарался заснуть. Сон не шел. В голову безостановочно одна за другой лезли мысли, фрагменты прошедшего дня и далекого прошлого. К тому же мешали заснуть шаги редких прохожих, и лай собак, на которых иногда откликалась Герта, расположившись рядом с ним, – под скамей, не говоря о кошачих «серенадах» без которых не обходился не один двор ночной двор города.

Наконец Илья уснул. Скорее всего, неожиданно провалился в бездну другого мира, выключившись как телевизор. Тело Ильи обмякло и растянулось. Он крепко заснул и попал в водоворот снов и видений….

Вот они со всей семьей празднуют день рождения сына. Находясь в ярко освещенном зале их квартиры, сидя за празднично накрытым столом. Все радостно улыбаются…. Провал, темнота, и снова всплывает картинка: Теперь уже фрагмент из его другой жизни, то что было еще ранее, до создания семьи…. Он в поезде, демобилизовавшись с армии, едет домой. На нем солдатская форма. В ушах звучит мерный стук колес поезда, а перед глазами пробегают красивые картинки весенних степных пейзажей. Как обычно происходят во снах, радужная картинка весенней природы, без какой либо логической цепочки, меняется внезапно всплывшим грустным лицом Татьяны. Вот они сидят на кухне своей квартиры, в тишине, что повисла после тяжелого прощального разговора, где они отвернув лица в разные стороны, не решились посмотреть друг другу в глаза в последний раз, боясь показать навернувшиеся на них слезы. Это был их последний разговор. Илью передернуло. Ночная прохлада ранней осени, не была намерена дать ему спокойно погрузится в спасительный сон, и забытся от этой кошмарной реальности. Спускаясь с темной синевы ночного неба, она снова и снова окатывала его своим холодом, заставляя его все больше скукоживаться и сжиматься, что если бы кто проходил рядом в это время, то он заметил бы, как Илья постепенно свернувшись, превратился в большой челорвеческий эмбрион. Холод добился своего, Илья проснулся от того, что его начало трясти от холода. С трудом распрямив сложенные на груди руки, которые к тому же затекли, он с их помощью, еле оторвал спину со скамейки. Приняв вертикальное положение, Илья в первую очередь принялся отогревать ладон, дыша на них своим теплым дыханием сложив их окола рта. Потирая ладони друг об друга, все еще пытаясь их согреть, Илья поднял глаза на ночное небо. Длинные, растянувшиеся до горизонта темно-синие облака, закрыли небесный свод так, что не были видно звезд на небе. И лишь иногда, на короткий миг, когда между сплошных слившихся между собой хмурых туч образовывалось «окно», оттуда успевала выглянуть мимолетом полная луна, как будто говоря всем, что она еще там, на ночном небе. Густые, синие тучи подгоняемые холодным ветром, медленно плыли с севера на юг, смотря с высоты на спящий город. Илья перевел взгляд на стоящий рядом дом, дом который многие годы был для него родным. Покрытый мраком, без единого света в окнах, он как будто угрожающий навис над ним, желая чтобы он ушел, покинул это место, не признавая в нем своего…. Черные, угрюмые коробки пятиэтажных домов, без единого света в окнах, с множество телевизионных антенн, на плоских крышах, безмолвно спали. Холодный завораживающий ночной покой властвовал над спящим городом, и только один человек противостоял ему, выброшенный судьбой на улицу. Сковывающий холод заставил его вскочить на ноги и понес его в сторону дома Александра.

– «А ну его»! Так и замерзнуть можно. Переночую у Саньки. Потом, решучто завтра делать» – сказал сам себе Илья и быстро прокладывая дорогу по закаулкам знакомых улиц, в прибежку пошел в сторону дома своего старого кореша, приобняв себя руками, все еще пытаясь прийти в себя и защититься, от всепроникающего ночного холода.

Илья уже как десять минут, колотил дверь квартиры Сани. Но никто не отзывался, и за дверью не слышалось не единого звука.

– «Не надо было, из-за этого радиоприемника грызться» – подумал Илья с сожалением.

– «Стоишь теперь здесь. Мерзнешь. А мог бы на диване спать» – продолжила мысль, критикуя собственный поступок.

Прижав к груди, сжатые в кулаки руки, замерев на месте, он все еще стоял перед дверью друга, прислонившись к ней плечом, все еще надеясь, что ему откроют дверь, что запустят внутрь теплой квартиры. Но этого не произошло. Устав стоять, Илья присел и прислонился к дверьям спиной, временами не забывая постукивать по ней костяшками кулаков. Темный подъезд оказался еще холоднее, чем улица. Поняв, что дверь ему не откроют, он спустился вниз по подьезду и вновь очутился во дворе дома. Стоя перед входом в подьезд, судорожно оглядываясь по сторонам, тресясь всем телом, стал искать место, где можно было переночевать в тепле. Одна мысль быстро сменяла другую, пытаясь быстро найти выхода из этого положения, в котором Илье не очень то хотелось находится до самого утра.

– « Может переночевать в подвале. Там наваерное тепло. Отопление есть….Какое отопление? Сейчас же сентябрь! Его только в середине октября подадут» – пришла и так же убежала от бесполезности одна мысль….

– «А где же моя кровать с одеялом? Вещи то могут закинуть в мусорные баки. А кровать? Вряд ли ее забрали?! Обычно негабаритные большие вещи лежат там неделями. Наверное, стоят около мусорки. Надо пойти посмотреть» – пришла в голову другая, которую Илья решил проверить, не найдя ничего путного и стоющего, что могло бы быть альтернативой этой.

Благо, дом Сани находился через пару пятиэтажек, в одном квартале с его домом. Как и надеялся Илья, его засаленная, потрепанная кровать с грязным, пропахшим дымом сигарет одеялом, накинутая на нее сверху, все еще находились около мусорных баков, одиноко стоя вдоль красной кирпичной стены, электрической подстанций. Перетащив кровать подальше от пахнущих баков, наскоро встряхнув одеяло, Илья быстро залез под нее, укрылся полностью головой и сжавшись и сьежившись как только мог, чтобы сохранить тепло в себе, постарался как можно быстрее заснуть. Быстро заснуть как вы понимаете не получилось, но через время…, усталость, мягкая кровать и толстый слой хоть и грязного одеяло, сделали свое дело. Илью разморило и он уснул глубоким сном.

– Там кто-то лежит! Там кто-то есть! – слышалось Илье пребывавшему все еще в полусне, через накинутое на голову одеяло. Он все еще находился на той же кровати, под тем же одеялом, что спасли его этой ночью от холодной бессонной ночи. Накрепко слипшиеся между собой веки, не хотели размыкаться несмотря ни на что, желая продолжить свой сладкий и крепкий сон, что был нарушен звонкими детскими голосами, принадлежащих ученикам, идущих в школу с позаранку.

Детские голоса, переходившие то в шепот, то в хихикающий детский смех, кружились вокруг дивана. Илья почувствовал легкий укол в колено. Это дети тыкали в него веткой дерева, движимые любопытством и бездельем. Глубоко вздохнув, приподняв голову под одеялом, Илья раскрыл глаза. Еле заметный свет пробиваясь сквозь толщу одеяла, говорил, что уже давно рассвело. Он резко откинул одеяло от себя, желая распугать детей. И у него получилось. Двое пацанов, лет десяти, двенадцати с испуганным криком отбежали от его кровати, после чего остановившись на расстоянии, переведя дыхание, громко посмеялись над своим страхом, держась за животы.

– Это же просто БОМЖ! – проронил один из них, смотря на Илью издалека, все еще опираясь ладонями об коленья, тяжело дыша.

Потеряв интерес к нему, бросив ветку, которой они тыкали в него, мальчишки пошли своей дорогой.

– «БОМЖ. Без Определенного Места Жительства. Это они про меня. Я – БОМЖ. Докатился…» – была мысль после услышанного, которая задела его за живое.

Присаживаясь на диван, горько кольнуло в сердце, скорее всего от только что услышанных слов. Облокотившись об коленья локтями, не зная, что делать, Илья стал смотреть по сторонам. Солнце, медленно поднималась над городом, одаряя его своим светом и обделяя теплом, как это повторялась каждый год, с наступлением осени. Вдоль домов, каждый спеша по своим делам, торопливо шли в разные стороны люди, уже одетые по осеннему. Редкие легковые машины с осторожностью заезжали в широкий двор многоэтажек, сбавляя скорость на самом его въезде, чтобы не попасть в одну из многочисленных ям на асфальте, которыми была испищерена вся неширокая придворовая дорога перед домами. Припарковавшись в окнахпридворовых дорог, машины замолкали в ожиданиисвоих хозяев. Большая стая разномастных бездомных собак, внезапно появившийсясо стороны угла одной из многоэтажных домов, радостно виляя хвостами, с уверенностью хозяев этой местности, пересекла большой пустующий в эти утренние часы двор и направились в сторону мусорных баков, предвкушая, скорее всего, ставшую для них привычнойтрапезу. Невольно наблюдаяза всей этой картиной просыпающегося утреннего двора, Илье показалась, что он очередной раз смотрит, повторяющийся, старое, черно-белое кино, только без звука. Звук исчез минуту назад, когда подняв взор, он посмотрел на солнце, которая яркими лучами ударила ему прямо в глаза, ослепив его на несколько секунд, к тому же почему-то отняв у него слух, которому предшествовал короткий пронзающий звон в ушах. Без беспокойства и суеты память стала вынимать из своих дебрей воспоминания. Они должны были рассказать об этом, вдруг нахлынувшем странном состояний своему владельцу. И она напомнила. Илья вспомнил, как много раз, из года в год, наблюдал из окна своей квартиры по утрам аналогичную картину. Тихий утренний двор, ржаво-коричневые мусорные баки у стен электроподстанций. Узкая длинная рощица деревьев, посаженная вдоль нее, отделяющий противоположенный пятиэтажный дом от широкой игровой площадки, среди которых он сейчас сидел, на своем старом диване. Бродячие собаки… Бездомный, роющийся в мусорном баке….Все это он видел, много, много раз….. Только он виделэто из окна своей квартиры. А теперь, он сам был персонажем этой печальной картины. И на него из окон безразлично смотрели другие люди, не придавая его драме особого значения. Он отпустил голову, закрыл глаза, обхватив её руками, изо всех сил сжал её, как будто хотел её раздавить как скорлупу ореха. В голове пульсировало «Бомж! Бомж! Бомж!». Острая горечь волной прошлась по его телу несколько раз, сжигая все изнутри. Из глаз полились слезы, омывая лицо. Он зарыдал. Долго плакал, проклиная судьбу, всех и вся, так и сидя, сжав головумежду рук, запустив растопыренные костлявые пальцыв свои еще больше поседевшие волосы. Через некоторое время, придя в себя, поднялголову и обратил свой взор на солнце, которое совсем уже не грело, а просто бездушно светило…

– Давно сидишь? – спросил его знакомый голос Сани, внезапно раздавшийся рядом, вырвав его из ступора что он впал и испугав его.

– Третьисуткикак… -подавленным голосом еле выдавил из себя Илья, которого ослабил и мучил голод.

Подняв глаза и щурясь, он разглядел темные силуэты Александра и Анатолия, за головами которых ярко светила солнце, не давая ему взглянуть на них полным взором. В руках у них были бамбуковые удочки, а за спиной Толика выглядывал армейский рюкзак.

– Пойдем. Мы рыбу наловили. Сейчас уху сварим – произнес Александр и не дожидаясь ответа Ильи, пошагал в сторону своего дома.

За ним, молча, последовал Анатолий, перед этим кивнув головой в сторону Сани, говоря тем самым следовать за ними. Не зная радоваться или печалится появлению своих друзей, на которых он уже успел поставить крест. Илья устало встал с места и поплелся за ними, не видя другого выхода из своего сложивщегося положенияв. Оказывается все эти дни, когда он наведывался вечерами в подьезд Сани и безрезультатно стучался в дверь его квартиры, прося и умаляя, унижаясь перед ним, разговаривая с ним черезь дверь, думая что оннаходится в квартире, то о барабаня в нее, грозясь ее сломать, то требуя от Сани возмещения денег за радиоприемник, а между тем как они вместе с Толиком были на рыбалке, и все эти дни и ночи провели на берегу водохранилищя, живя в палатке, ловя на спиннинг карпа, на которого пошел хороший клев, как обычно это бывало в начале осени. Поняв это, Илья обрадовался этому обстоятельству. Ему было бы стыдно перед ними, если бы они слышали, что тут он городил перед дверями все эти вечера, думая, что он или они, намеренно не открывают ему дверь. Все эти неполные три дня, Илья подавленный и голодный бесцельно шастал по кварталу вместе с Гертой, возвращаясь ночами на свою кровать, чтобы прилечь и поспать. Временами Герта исчезала и появлялась вновь, находя хозяйна поздним вечером на старой кровати у подстанций, неизменно ночуя у его ног все эти дни. Есть хотелось сильно. Илья еще не мог себя пересилить и, подойдя к мусорным бакам взять оттуда остатки еды. Он еще не дошел до этого и брезговал от одной мысли об этом. Хотя понимал. Еще день, два и ему придется питаться остатками еды, шаря в этих вонючих баках. За эти дни он один раз смог выпросить булку хлеба и банку шпротного паштета у продавца киоска, в котором постоянно отоваривался. Ему пришлось говорить и убеждать продавца, что он вернет долг через неделю, как только будут деньги. К счастью Ильи, продавец не знал, что Илья остался без жилья и был выброшен из квартиры, в противном случае он не согласился бы дать ему в долг, понимая, что это долг не вернется. Булка хлеба и тонкая консервная банка исчезли за один присест, так и не удовлетворив полностью все потребности его желудка, который толком не ел с того момента, как он был выброшен с квартиры.

Теперь он молчаливо радовался возвращению своих друзей. Как оказалось, они вовсе и не обиделись на него, и не отвернулись от него, как он сам себе нафантазировал. Уха получилась отменная. Две небольшие картошки и среднего размера репчатый лук, залежавшийся на дне пластмассового ведра, оказались «кстати». Половина из дюжины среднего размера карпов и карасей, старательно отловленных на местном водоеме, послужили этой троице в тот день, завтраком, обедом и ужином. Старые друзья Александр и Анатолий, давнопревратили рыбалку из любительского увлечения в средство существования, с тех пор, как оба поочередно столкнулись с тяжелыми временами, что начались с развалом Советского Союза. Рыбачили они зимой и летом. Отловленная рыба шла на уху, котлеты, жарилась и варилась в разных вариантах. А в некоторые удачные дни на спиннинг попадались большие особи сазанов и карпов, которые шли на продажу или обмен на что-нибудь необходимое. Продавали рыбу около центрального рынка, встав в один длинный ряд со стариками и бабками что торговали тут, всем и вся, начиная от выращенных своим трудом на огородах и дачах разных овощей и фруктов, вареньев и соленьев, заканчивая ставшим ненужным ширпотребом, в виде старых виниловых пластинок, советских фотоаппаратов, солдатских кирзовых сапогов, и все это выложенное на асфальт, прямо на дорогу. Так рыбалка стала для них хорошим подспорьем, как и для многих других, кто им увлекалсяи испытывал нужду в те тяжелые, безденежные годы.

– Сюда бы немного крупы и побольше картошечки! – произнес Толик, довольно откинувшись на спинку кресла, потирая живот.

Лицо егопокраснела и покрылась потомот второй большой тарелки ухи.

– Да и водочки, бутылочку! – добавил, довольно улыбнувшись Санек, шмыгнув носом, у которого от горячего супа невольно открылись носовые каналы.

Только Илья молчал. Ему было не до разговора. Его правая рука с большой ложкойбыстро и методично опускалась и поднималась, опускалась и поднималась в глубокую тарелку, выгребая оттуда всю жидкость. Не удовлетворившись этим, отложив ложку в сторону, не поднимая спущенную голову от тарелки, приподняв её с обеих сторон, жадно прильнул к её краю ртом и несколькими большими глотками опустошил её.

– Тарелку не съешь! – подколол Саня друга, смотря как он увлекся едой.

От его слов все довольно загоготали, в том числе и сам Илья, потирая рот краем своей грязной рубашки. Все трое, удовлетворенные и довольные, как будто закончили какое-то важное дело, откинулись на спинки кресел и дивана, и замолчали.

– Ну и что ты собираешься предпринять? Говоришь, у них есть документы? Не липовые? В наше время все возможно – начал Толик, нарушив тишину, через некоторое молчание, задав несколько вопросов один за другим, не дожидаясь ответа.

– Черт его знает. Перед моим носом помахали, а в руки не дали. Участковый читал. Говорит все законно. Мои бумаги сказали, по почте придут, через несколько дней.

– Тебе надо в суд на них подать. А здесь без хорошего адвоката не обойдешься – произнес Толик, многозначительно и глубоко вздохнув, после чего полез в свой рот, держа в руке заостренную спичку.

Посмотрев рассеянным взглядом на старый невысокий сервантна высоких ножках, расположенный сбоку от него, вдоль стены, он добавил:

– А они хороших бабок стоят. Эти хорошие адвокаты.

Упоминание о деньгах, необходимых для адвокатов, моментально убило хорошее настроение Ильи.

– Откуда же их взять, эти чертовы деньги? – ответил Илья.

Слова Толика повергли всех в тягостные мысли. Каждый задумался о своем, о наболевшей и печальной истории своей жизни. И в комнате повисла долгая тишина.

Судьба Александра была схожа с судьбой Ильи. С той разницей, что он года полтора назад, поехал со всей своей семьей в Россию, планируя остаться на ПМЖ, как говорят на официальном, сухом языке, а вернулся один. Он нехотя рассказывал своим знакомым и друзьям историю своего возвращения. Было понятно, что разрыв с семьей произошел уже там. Жена и дети пожелали остаться, а он не смог адаптироваться на своей исторической родине и вернулся обратно озлобленный и отчужденный.

Илья и Толик запомнили только одну фразу, которую он как-то проронил: «Нас там не любят». Они не стали тогда допытывать его, по поводу этого высказывания. Они знали, что со временем Толик сам расскажет, что там произошло. Тогда они узнают всю правду, о той злосчастной попытке вернутся на свою большую Родину. Родители Александра, как и родители Ильи, были похоронены здесь, в центральном Казахстане, на христианском кладбище на краю города. Его старшая сестра со своей семьей жила здесь же в городе, а младший брат, тогда еще холостой, еще в начале девяностых переехал в Россию. В начале, они созванивались с ним частенько, но со временем связь оборвалась. Артем перестал звонить, а на прежнем месте, где он проживал, отвечали, что он съехал с этой квартиры и они не знают где он. С тех пор, от него уже вот шестой год не было вестей. Сестра съездила три года назад в Москву, откуда он в последний раз звонил. Написала заявление в милицию. Дала им его фотографию. Съездила на ту квартиру, в которой он последнее время обитал и откуда звонил, выяснив предварительноадрес через сотрудников Росстелекома, дав им взятку, не ожидая пока милиция начнет официального расследования, которая как показало потом время, ни к чему не привели. Её попытки были тщетны и не увенчались успехом. Квартира, на которую она съездила, постоянно сдавалась то одним, то другим людям. В основном приезжим, и полукриминальному контингенту, которым был полон этот большой город втевремена. Девятиэтажный дом оказался почти на самой окраине города, а облезлая квартира с убитым ремонтом, напоминала брошенные общежития Советских времен. Хозяйка квартиры, престарелая женщина шестидесяти лет жившая тут же на два этажа ниже вместе с соседкой в её квартире, промышляла этим видом деятельности, то есть сдачей в аренду собственной квартиры с середины девяностых. Она со слов сестры, долго не смогла вспомнить лицо Артема. Но потом, вроде вспомнила. Но, ничего толкового не смогла рассказать о нем. Сказала лишь то, что он жил с несколькими парнями, на вид очень похожими на бандитов с коротко постриженными волосами, ходивших постоянно в коротких черных куртках.

– Недолго они здесь жили. Где-то полгода или месяцев восемь – сказала она сестре и закрыла на этом разговор. На этом следы брата терялись. Несмотря на постоянное отсутствие денег и стабильной работы, Александр всегда исправно платил за телефон. Зная, что сам регулярно будет позванивать своей бывшей жене и детям, а они в свою очередь с каждым разом, конечно, все реже, но названивали ему и справлялись у него об его делах и здоровье. Он знал, что действующий телефон, дает шанс его брату выйти на них, на родных, позвонив им, сообщить о своем местонахождений, если в этом возникла бы надобность…. Если конечно, он был еще жив или захотел об этом…..

Одиноко перемещаясь по квартире, Александр часто задерживал свой взор на устаревшем сером телефоне с дисковым набирателем номера, где цифры располагались в проемах для пальцев. Аппарат с каждым годом, все реже и реже стал подавать свой голос, что не свойственно было ему когда-то, в те времена, когда он счастливо заливался трезвоном по всей квартире, зазывая к себе домочадцев. Он все дольше молчал, смиренно и неподвижно стоя месяцами на той нижней полке вешалки в коридоре, подолгу обделяясвоего хозяйна вниманием хозяина. Частенько, замолкший телофон, грустно сопровождал одинокий силуэт своего хозяина, наблюдая за ним, из своих множество глазниц, как он шаркая ступнями, молча ходил по квартире, чтобы очередной раз посетить кухню, ванну или туалет, и каждый раз в надежде посматривая на него, а иногда и проверяя его, исправен ли он и работает, думая что звонки отсутствуют из заего поломки или неисправности ….. Бывало, порой он не выходил на улицу по несколько дней подряд, и в то время, в квартире, с утра до поздной ночи, без умолку вопил телевизор, извергая из себя разномастный говор, звуки и изображения, исходящие из безустали сменяющих друг друга телевизионных каналов, которые «гонялись», через пульт управления, то туда, то обратно, хозяйном квартиры. После нескольких безуспешных попыток найти работу, жизнь Александрапо приезду превратилась в одинаковый круговорот серых, грустных, будничных дней, перешедщих плавно в недели, в месяцы, а потом в года.

Четырехкомнатная малогабаритная квартира Александра, досталась ему от родителей. Уезжая в Россию, не смотря на уговоры жены, он благоразумно не стал её продавать, обьяснив супруге, что вернутся и продать квартиру, они успеют всегда, как только захотят. Квартиру свою Александр держал в относительной чистоте, насколько мог себе этого позволить одинокий мужчина его положения. Войдя в его квартиру, взор посетителя сразу падал на кухню, которая располагалась сразу напротив входной двери. Вдоль короткого коридора ведущий на кухню, наполовину покрашенную синей краской, а наполовину побеленной известкой, включая потолок, были устроены ванна и туалет. Сразу же за дверью, с левой стороны, находилась небольшая кладовка. Бросив взгляд направо, можно было увидеть продолжения того самого коридора, от которого в разные стороны шли две двери. Одна, в противоположенной стене напротив от входа, прямо в середине недлинного и узкого коридора, а другая в его конце. Дверь напротив, вела в компактную спальную, которая когда-то служила спальней родителям Александра, а после и им с супругой. Дверьв конце коридора вела в общую, не совсем просторную комнату, которую можно было назвать проходной комнатой. Это была не совсем гостиная комната, как они её гордо называли. Так как, войдя в нее, можно было увидеть в стене напротив, размещенные недалеко друг от друга две двери, за которыми находились две совсем одинаковые по размерам, маленькие, узкие комнатенки. Они были до того небольших размеров, что их не особо широкие двери, которые почему то открывались вовнутрь комнаты, упирались об ее боковую стену. Эти комнаты, прослужили детскими комнатами как для Александра с его сестрой и братом, так и его детям после. В гостиной, перед окном, закрывая собой от взора длинную шестнадцатисекционную радиаторную батарею, на старой двухдверной казенной тумбе желтого цвета, принесенную некогда отцом откуда-то, стоял громоздкий советский цветной телевизор серого цвета. Широкий диван бежевого окраса, с высокой спинкой, расположился вдоль стены, между входной дверю в комнату и его окном, упираясь в тумбу с вышеупомянутым телевизором. Напротив дивана, в стенном проеме между дверми детских комнат, приспособившись годами простаивал невысокий темно-коричневый сервант, упираясь своими четырьмя длинными зауженными к низу округленными ножками, об дощатый пол, покрашенный толстым слоем краски, грязно-оранжевого цвета. Шкаф имел с правой стороны одну обособленную длинную вертикальную секцию с дверью, с глазком для замка, которая закрывалась увесистым серебристым ключом. За ней покойная мать Александра, в свое время прятала от детей, дефицитные по тем временам конфеты и сладости, чтобы было, что пред гостями поставить. Александр помнил, как они детьми часто подходили к этой двери шкафа и принюхивались, прильнув к замочной щели носом, желая хотя бы ощутить запахи недосягаемых конфет, мармеладов и печений. Основная часть шкафа, – середина, состояла из двух стеклянных дверц, за которыми были выставлена на обозрение различная посуда, модная по тем временам. По сей день, на одной из полок посередине, стоит чудом сохранившийся, любимый матерью когда то чайный сервиз, подаренный ей на пятидесятилетие её коллективом. Помимо чайного сервиза, там находились хрустальныебокалы с длинными ножками, лодочками для конфет, рюмки пока они не были проданы Санькой, в наступившие трудные времена. На поверхности шкафа стояли одначерно-белая и одна цветная фотографии, на которых были запечатлены вся семья Иконниковых. В одной из них были изображеныотец, мать, сестра с братом и сам Александр, когда ему было одиннадцать лет. Они с Артемом постриженные под чепчик сидели на коленях перед родителями, а сестра Зинаида, стоявшая за спинами родителей, положив им руки на плечи, улыбалась, смотря на объектив непосредственной подростковой улыбкой. Снимок был сделан в начале семидесятых годов, и сильно контрастировал с другой фотографией, что стоял по соседству, цветной и сделанной сравнительно недавно, где они втроем, повзрослевшие, уже были запечетлены без родителей, рано покинувших этот мир. Еще выше, над шкафом, были повешены вымпелы и грамоты, ордена и медали врученные отцу Александра, как передовику и ударнику труда, отдавшему тридцать пять лет своей жизни шахтам и шахтопроходческому тресту. Ну и весь скудный интерьер этой гостиной комнаты, дополнялнизкий журнальный столик темно-древесного цвета с двумя креслами, бережно подстеленным под ними, пестрым, желто-коричневым паласом, на которомони многие годы, неизменно простояли, создавая уют и удобство в этой комнате, заполняя пространство между диваном и сервантом. Журнальный стол был один в один аналогом такого же стола что был и в квартире Ильи. Незаменимым атрибутомжурнального столика, многие годы были былаизящная бронзовая ваза с чеканенными узорами, наполненная несменяемыми, разноцветными, искусственными цветами и квадратнаятяжелая хрустальная пепельница, которых, уже давно, не было на прежних местах. Вся бытовая техника, несмотря, что наступили двухтысячные годы, была старого советского образца, даже ремонт квартиры все еще дышал той эпохой. Так семье Александра и не представилось случая обзавестись благами свободы и изобилия, из-за отсутствия стабильного дохода и работ в первое десятилетие после получения Республикой независимости. Отсутствие рабочих мест, было связано с политикой новых зарубежных инвесторов, а так же принявших их наставления остатков отечественных предприятий, которые стали производить сокращения «слишком раздутой» численности рабочих мест, что не подходили под современные капиталистические реалий и критерий, для которых максимизированная прибыль, была выше судеб людей. Новая коммерческая «идеология», не совмещалась со старой советской и социалистической, когда государственные в те еще времена предприятия, всеми средствами и силами, старались обеспечить работой всех своих граждан, порой раздувая его штат, в ущерб интересам предприятия, но оставаясь человечной в отношений своих граждан. Еще одной проблемой было то, что пришедшие по всем фронтам к власти представители коренного населения, стали в первую очередь брать на работу своих кровных братьев, – казахов, намеренно игнорируя представителей других национальностей, а если где надо, выдавливая их с рабочих мест, где они проработали многие годы. Так же шли и сокращения персонала, когда в первую очередь в очереди на увольнение стояли представители не титульной наций. Таким образом, многие рабочие и служащие, не относящиеся к местному коренному населению, стали вытеснятся и выдавливаться из действующих предприятий и организаций, что весьма осложнило их финансово материальное положение, в эти нелегкие времена. Эта не была спланированной акцией правительства. Происходящее было чисто человеческим фактором, который был свойственен людям любых рас, национальностей и верований, когда в трудные времена и обстоятельствах, надо было выбирать между своими и не ставшими за многие годы своими, – «чужаками», гражданами Республики некоренной национальности. Подъем национальногосамосознания, всегда сопровождался бытовым, махровым национализмом. Многие, из граждан страны, приняв это как «указание к выходу», стали эмигрировать из страны. Многие колебались и выжидали. Немало было и тех, кто, постепенно найдя свое место в новую эпоху, влился в нее и зажил по-новому. Но, что было примечательно и применимо к этой стране, верховная власть страны не пошла на поводу популистких призывов оголтелых националистов, и не стала проводить официальную внутреннюю политику в государстве поущемлению представителей других национальностей, как это делалось в некоторых странах бывшего союза. Это, конечно же, не гарантировала другим этносам, отсутствия проблем в повседневной жизни в гуще общества. Ведь как всегда, верхи живут в своих реалиях, а низы в своем. Толерантность, дружба и терпимость декларируемая в верхах, не имела никакого отношения к тому что творилась в низах, и была совсем далека от нее. Такие времена часто проверяют человеческий характер на твердость и стойкость, который присущь к сожалению не всем, и не каждому. Александр, в отличие от Ильи, не позволял не себе, не гостьям, курить в своей квартире. Обувь непременно снималась и оставлялась у порога. Он редко кому позволял оставаться ночевать у себя, кроме конечно Ильи, с которым у него сложились своеобразные и особые отношения, как это бывает у людей попавшие в схожие жизненные трудности или принадлежать к какой-то одинаковой группе. Конечно же, и здесь, не раз происходили двух, трехдневные попойки. Но, было в Александре такое, что заставляла его со временем приходить в себя, с брезгливостью смотреть по сторонам, начать выгонять из дома всех своих собутыльников, коллег и друзей, которые порой подолгу надоедали ему, злоупотребляя его гостеприимством. Выпроводив всех, он остервенело, начинал наводить чистоту в доме, проветривая квартиру, вымывая полы, протирая пыль и грязь, выбрасывая накопившиеся мусор. Только после этой процедуры, которая стала для него привычным и обязательным ритуалом, следующая после попоек, символизирующая возврат к нормальной жизни, он со спокойной душой шел в ванную и принимал душ. Следующие недели, а порой и месяцы, проходили у Александра в обычном, выбранном им ритме нормальной жизни.

Непостоянные заработки, едва покрывающие коммунальные платежи и хватающие на покупку скудной, однообразной еды, непродолжительные случайные связи с женщинами, просмотр телевизионных передач в одиночестве, чаще в вечернее времена, редкие разговоры по телефону с сестрой и её мужем, все это была образом повседневной, обыденной и одинокой жизни Александра, которая стала нормай для него. Проходило время, и скребущее сердце одиночество, причиной которой вот уже многие годы были безденежье и отсутствие перспектив, снова завладевали им.

В таких случаях, он снова звонил и находил своих старых друзей, которые были рады скрасить его одиночество и поддержать его, и все начиналось по новому кругу…… Друзья были разными. Были такие, как Илья и Анатолий, принадлежавшие к категорий отвергнутых и неудачников, что и он сам. Это были сломленные жизнью люди, которые катились по жизни вниз, не желая сопротивляться его сильному и суровому течению. Были и те, кто жил нормальной полноценной жизнью. Они имели семьи, работу, и прочие атрибуты этой нормальности. Это были те, кого можно назвать, – трудягами. В основном это были коллеги из его бывших коллективов, которые не попали под сокращения. Некоторые из них, удержались на работах благодаря тому, что имели высокий порог терпения в трудные времена, когда по полгода и в некоторых случаях и еще дольше, не платили заработную плату, а иногда приходилось уступать свое рабочее место другому, порой новичку, а самому спуститься ниже, на более низкооплачиваемую работу, чтобы не оказаться выброшенным на улицу.

Только из того что он, тот что был новичком, был человеком- Бастыка*. Не важно, родственником, другом или просто сыном знакомого или соседа. Они не ушли с работы, махнув рукой, как сделал это он, а терпеливосносили, не поддавшись чувством, эмоциям, и дождались лучших времен. И ныне, когда снова все вернулась к стабильности и нормальной жизни, они пользовались благами своего терпеливого характера, имея стабильную работу с довольно хорошей оплатой. А«хитрые», которых было в меншинстве, всегда умели найти язык с кем угодно, как бы не менялась власть, выбрав языком общения хрустящие купюры, как раз таки в тот самый раз, когда настал их век, их время, тех, кто ставил привыше всех и вся, шелест от них, как музыку для их мелких душонок. Такие заходили к новому начальству, новой власти, и заискивая, виляя хвостом перед ними, всучали им деньжат, и оставались на своих местах нетронутыми, работая дальше как ничего не бывало. А порой даже и востанавливались из уволенных рабочих мест, как в нечем не бывало.

Трудяги, иногда захаживали к своему давнему коллеге и приятелю по его ненавязчивому приглашению, войдя в его нелегкое положение и испытывая к его судьбе некоторую жалость. Они считали себя обьязанными, прийти и поддержать его, захватив с собой пару бутылок горькой с полным пакетом закусок и еды, зная, что наступила очередная пора, когда их товарищ решил, что надобы встретится с друзьями и отряхнутся хоть нанедолго от опостылевшего одиночества. И как он, – Александр, иногда литературно выражался, – «Выгнать на время грусть из своего сердца».

Разделяя с ним питье и закуски, коллеги, знакомые и друзья, как всегда вели разговоры о жизни. Обсуждали свой повседневный быт и жизнь, и иногда жаловались на нее. Рассуждали и до покраснения спорили, как и все мужики про политику. Рассказывали про жизнь в коллективе, делились новостями и слухами, давали ему скудные и никчемные советы, малоприменимые в реальной жизни. Так и шла жизнь Александра, которому пока что с трудом, но все таки удавалась оставаться на плаву, в отличие от его бывшего коллеги, а позжеставшего другом Ильи, который вот таки и попал в такую передрягу…..

– Толик! Иди, сходи к бабе Марине. Продай ей оставшуюся рыбу. Не знаю за сколько. Главное, чтобы на нормальную еду хватило – произнес Санек, посмотрев на друга капризно, скрестив брови, и с тоном, не принимающим возражения.

– Ну, я постараюсь – произнес Толян, не испытывая от визита к бабе Марине ничего радостного, представляя как он будет умолять её купить надоевшую ей рыбу, которую они ей частенько предлагали. – А если откажется покупать? – поинтересовался Толик, растеряно улыбнувшись. – Тогда! Тогдааа…. – задумавшись и замешкав: – Бартонись*. Поменяй на какую нибудь еду, ыыы….Картошку например. Крупу какую нибудь….А то надоела чес слово эта нескончаемая уха…. Хочется чего нибудь, поосновательнее….Жаренного!

Через минут сорок, Толик радостно стоял у дверей квартиры и стучался в нее, держа в руках пакет в которых виднелись макароны, банка тушенки и пару головок лука. – Откуда такое богатство?! – спросил широко улыбнувшись Александр, не веря своим глазам. – Откуда, откуда… От верблюда! – брякнул улыбнувшись в ответ другу, Анатолий, после чего принялся рассказывать свою историю удачной продажи их улова. – Ну кто может у нас так купить рыбу?! Конечно же баба Марина. Выслушала меня. Посмотрела на меня молча своими синими глазами и …. без лишних слов всунула мне в руки пятсот тенге…. Воти все! – отрапортовал другу Толик, высоко подняв брови над оправой. – Эх баб Марина….Добрая душа… Все выручает нас. Все понимает….– произнес тяжело вздохнув Александр с досадой на лице. Последним из друзей кто пробудился от послеобеденного сна, был Илья.

Бастык – Начальник.

– Сколько время? – спросил сонным голосом Илья у друзей не размыкая глаз, что вытащили его из глубин его сладкого сна, звуками исходящими от их ложок и кружек, что дружно и монотонно ударялись друг об друга, во время перемешивания и остужения их горячего чая.

– А что, тебя в гости пригласили? Или ты решил к себе в квартиру наведаться? – уколол его, не удержавшисьострый на язык Александр.

– Хорош прикалываться! Просто хотел узнать, сколько время. Думал, если ты позволишь, я помоюсь и побреюсь твоими принадлежностями. Чтобы это, в прокуратуру и в суд завтра сходить. Заявление написать – неуверенно пробормотал последнюю фразу из под носа.

– Дело говоришь?! Вот это правильно. Вот это по-нашему! – взбодрился почему-то Анатолий, потирая лицо которая была вся помята после глубокого сна и изрезана полосками.

– А то, ходил, как сам не свой. Надо до конца идти. Бороться. А то, тебя выкинули. А ты раз, сник и хвост поджал. Нельзя!

То ли посоветовать, то ли он решил взбодрить товарища, такими колкими фразами, следуя примеру хозяину квартиру, но только это ему не удалось, так как Илья не собирался сносить оскорбления и от него, считая, что можно проглотить это от Сани, с которым у него давние приятельские, дружеские отношения. Но только не от этого толстозадого Толика, с которым они всего лишь один раз пересекались год назад, в этой же квартире. Сам Толик никого в свою квартиру не водил, так как жил вместе с одинокой матерью, которая не разрешала своему великовозрастному сыну приглашать друзей к себе в гости.

– Забыл у тебя спросить! – злобно произнес Илья, бросив испепеляющий взгляд на товарища, с которым он пил воду из одной банки.

– Да что ты взбесился? Я что? Я от души! Чтобы поддержать тебя, так сказать по свойскии… Да иди ты! – произнес последнюю фразу с нотками обиды Толик, махнув кистью правой руки в сторону Ильи.

– Пошел сам! – ответил взбудораженный Илья, который был готов вскипеть и взорваться в любую минуту, пока в их перепалкубыстро не вмешался Александр.

Он успокоил их одной заученной фразой, которую постоянно применял в таких случаях на правах хозяйна квартиры.

– А ну успокоились оба!!! – гаркнул он громко, осаждая каждого по отдельности сверлящим недовльством взглядом, добавив после этого – Если хотите помериться силами, то идите на улицу! Сколько душе угодно деритесь и грызитесь там! А у меня дома попрошу без вольностей!

После этой тирады, обе стороны затихли. Такие стычки периодическийслучались на посиделках и застольях, в которых присутствовали не всегда близкие к друг другу люди, имевшие разные нравы и характер. Несдержанный на язык Анатолий, частенько попадал в такие ситуаций. Но как правило он не был злоблив и не быстро отходил от конфликта.

– Иди! Помойся и побрейся. И постираться, тебе надо, а то, выглядишь как не знаю кто – произнес искоса взглянув на Илью осуждающим взглядом Саня, что тому стало не по себе.

Он еле сдержался, чуть не выпаливфразу, – как БОМЖ». Зная, что обидетьдруга если произнесет эту аббревиатуру, которая в точности описывала его состояние.

– Все там. В ванне – сказал тяжело вздохнув, отводя свой погрустневший взгляд в сторону окна, за которым в небосклоне все еще ярко светило, западающее за горизонт осеннее солнце.

Желая то ли отвлечся от проблем что настигли товарища, то ли просто полюбоваться закатом солнца, Александр встал с места и подойдя к окну, стал молча наблюдать, как вечное светило, находясь прямо над крышей противоположенного дома, казалось находится совсем обманчиво близко, как будто можно было протянуть руку и дотронутся до нее…. Постепенно западая за корпусом пятиэтажного дома, солнце неистово продолжала освещать своим лучами город, как будто хотела побольше отдать этому мирусвета и тепла, пока не западет за горизонт и не исчезнеть до завтрашнего дня. Александр молчаливо и с благодарностью принял дары небесного светила, продолжая приятно жмуриться под ее лучами, безучастно и беспристрастно наблюдая за его постепенным исчезновением, утопая за корпусом дома, над которым оно только что сияло. Последние лучи солнца, ярко вспыхнув за спиной резко потемневшего на его фоне дома, высветили контуры надписи на крыше дома, что состояли из больших стальных букв, которые под беспощадным ко всему измерению как, – Время, выцвели, и вместо когда то, – ярко красного насыщенного цвета, покрылись темным ржаво коричневым, все еще вопреки всему, исполняли свой долг, неся над городом лозунг прошедшей эпохи, гласящий, – «Слава КПСС!!!»

– Закат. Так и наша жизнь закатится. Никто даже не заметит, что ты исчез! – произнес, поглаживая подбородок Александр, все не желая отрывать взгляда, от этого красивого природного явления, которому он до этого, не предавал особого значения.

– Что-то неохота спать и телевизор надоел- произнес с недовольным выражением лица Толик, перекинув свой взгляд на приятеля, который самозабвенно продолжал созерцать природное явление, надев на лицо маску грусти.

Саня не отозвался и не ответил на возглас Толика. Он продолжал, молча смотреть в окно. Толик встал с дивана, направился в сторону коридора. Со стороны ванной комнаты доносился шум воды из крана. Это Илья, оставив дверь ванной комнаты открытой, набирал в нее воду, чтобы постирать свою изрядно грязную одежду, пропитавшийся различными неприятными запахами. Погрузив одежду в нее, в которой вскипала пена от стирального порошка покрывшая всю поверхность воды, Илья стоял в спортивных трусах и молча, смотрел на нее. Толик подойдя к ванне, бросил взгляд на тощее тело Ильи стоявшего к нему спиной и обратил внимание на его обросшие волосы. Косматые жирные волосы Ильи, которые не мылись больше недели, закрывали его уши и свисали вниз, потеряв былую форму и очертания. Челка периодический свисала на глаза и нос, которую ему безустанно приходилось поправлять, проводя пальцами рук ото лба назад. В компании Александра парикмахером был Толик. Хотя, никаких парикмахерских курсов он не заканчивал. Пока нужда не заставила его друзей попросить их постричь, заверив его самого заранее, что у него получится и что в случае чего, они не будут обижаться. С тех пор, он у них стал негласным цирюльником, который с каждым разом, на практике повышал свой профессиональный уровень, практикуясь в парикмахерском искусстве, на их головах. Со слов друзей, Толик стриг вполне сносно и с каждым разом его стрижки становились все лучше и лучше. Так Толик понял, что имеет предрасположенность к этой профессий. Иногда он подумывал закончить «Курсы парикмахеров», чтобы сделать ее основной, отказавшись от мало оплачиваемой, ставшей нынче непристижной профессий токаря-фрезеровщика, которую еще нужно было поискать, чтобы на нее устроится. Илья, почувствовав боковым взглядом, что кто-то стоит за его спиной обернулся и увидел Анатолия.

– «Просить его, наверное, бесполезно. Все еще, наверное, в обижняке» – подумал про себя Илья, понимая, что необходимо бы постричься, прежде чем идти в суд, приведя себя в человеческий вид.

– «Ладно! Обойдусь! И так сойдет» – сказал он сам себе, не желая унижаться, перед кем либо.

Бросив взгляд на свое отражение в квадратном небольшом зеркале стоящий напротив него, поправилназад правой рукой челку. После чего, продолжилнедовольно взирать на свое покрывшееся мхом лицо. С годами в его лице стали все больше и большеостровков с седыми наростами, окруженные давно уже не черными как в молодости, а серо-бурыми щетинами, поменявших свой цвет за последние короткие четыре года.

– Надо бы подстричься – произнес Толик негромко, что означало начало мировой и отсутствие обид. Толик, несмотря на многословность и некоторую язвительность был добрым и отходчивым малым. Он понимал, что товарищу в этот раз, учитывая те обстоятельства в какие он попал, крайне необходимо привести себя в порядок. Несмотря на случившуюся пару часов назад словесную потасовку, он задвинув обиду подальше, сам предложил этой фразой свою услугу.

– Пострижешь? – отозвался тихим просевшим голосом Илья, смотря через зеркало на отражаювщееся в нем лицо Толика.

– Почему бы и нет! – ответил тот, довольно поджав губы.

Через минут пятнадцать пол коридора ведущего в сторону кухни, был покрыт темно-серыми клочками волос. Спустив воду в ванне, предварительно постирав в ней свою одежду, Илья намеревался принять в нем душ, считая, что купаться в ванне в чужом доме, как-то неудобно и некрасиво.

– После чего уже побреюсь – подумал он, почесав подбородок, планируя свои действия.

– Спасибо! – произнес Илья, подняв взгляд полной благодарности на Толика.

Толик сидел на невысокой табуретке, облокотившись об край кухонного стола в метре от него, молча наблюдая за Ильей, смотря как тот, старательно подметает старым изживщим себя коротким веником, шурша и скребя им по полу, собирая разбросанные по нему волосы на его середину.

– Да особо, не за что! – ответил улыбнувшись благодушно Толик, довольный своей проделанной работе, сноваи снова посматривая на голову Ильи.

И действительно, благодарить было особо не за что. Неумело постриженные волосы Ильи лежали каскадом сбоку и на задней части его головы. На макушке не правильно постриженные волосы не желали слушаться, и все время вставали «ёжиком», сколько бы их не причесывали. Изрядно укороченная челка, открывала светлый лоб владельца данной прически, сильно контрастирующего с его загаром на лице, принятого им от солнечных ванн, находясь под прямыми лучами осеннего солнца, обильно и нещадно поливавшего его в течение последних двух дней своим природным теплом. Местами «предательский» торчали недобитые длинные волосы, выделяясь из общей массы коротких.

– «Надо бы еще раз пройтись. А то, как-то не так получилось» – пришла мысль Толику, не отрывавшего взгляда от «шедевра», которую он создал на голове товарища.

– «Ай… Скажет, постригу сверху еще раз. Нет, – тогда и так сойдет. Не парикмахер же я?! Уж это лучше, чем было до этого!» – подытожил он, успокаивая свою совесть.

***

Без пятнадцати девять, Илья стоял перед дверьми Городского суда, сменивший свое название не так давно с «Народного» на «Городской». Как впрочем, как и все остальные организаций. Так, например милиция с легкостью превратилась в полицию. Хотя по сей день, они носили старую милицейскую форму, советских времен, поменяв лишь на новые шевроны и кокарды в фуражках, с новой символикой. То же самое происходило с формами в армии и в других организациях.

Пока Илья ждал перед дверьми наступления рабочего времени, перед его глазами, один за другимпрошелся весь коллектив местного суда, за исключением его Председателя, который приходил на работу к десяти часам. Возле него, ровно в девять часов, прошел молодой человекневысокого роста, с короткой стрижкой, с плоским широким лицом, узкими глазами, со сбитым и плотным телом, плохо скрываемым за деловым костюмом, на котором висел бейдж, c надписью – Судебный пристав. Через непродолжительное время молодой человек, вышел на улицу, закурил, став возле мусорной урны, временами потряхивая туда пепел сигареты.

– Уже можно заходить? – поинтересовался у него Илья.

Он не спеша ответил, предварительно глубоко затянувшисьсигаретой и выпустив дым через нос, своим низким грудным голосом:

– Можно! – переспросив сразу же: – В канцелярию?

Илья ответил кивком головы.

– Тогда Вам придется подождать еще минут пятнадцать. Потом я Вас запущу к ним – ответил он весьма вежливо, выкидывая окурок в урну, которая, не попав в нее, ударившись об ее бортик, упала на бетонную лестничную площадку, продолжая тлеть остатками.

Предъявив тому самому молодому человеку сильно помятое удостоверение личности, по которому как могло показаться, проехалась автомобильная колонна, Илья прошел в здание суда. Остановившись у окошка на первом этаже, в сторону которого указал молодой человек, Илья стал объяснять суть своей проблемы девушке европейской внешности. Она, открыв перед ним квадратную небольшую форточку в железной двери, посмотрела на него своими усталыми глазами и задала стандартный вопрос:

– Что у Вас?

– Эээ… У меня такое дело… У меня квартиру забрали… и мне сказали, что необходимо подать заявление в суд, чтобы это… как это… снова восстановить на нее права -ответил Илья, еле вспомнив профессиональную терминологию.

– В полицию заявление писали?

– Что, Что? Не расслышал? – переспросил Илья, приблизив голову к окошку.

– Я говорю, заявление в полицию писали?! – с раздражением громко повторила девушка.

– Да. Писал. Это…, они посоветовали, параллельно вам написать.

– В коридоре на стенде висит образец. Там все написано. Не надо все время приходить ко мне и переспрашивать «Как? Что писать?» Для этого есть «Бюро юридической консультаций»напротив нашего здания. Там они могут вам помочь, или идите к адвокатам. Они уж точно такими делами занимаются. А мы консультацию не даем. Вам понятно?!

– Ааа… Эээ… – произнес Илья себе под нос, желая что-то дополнительно спросить у девушки, но передумал, увидев её каменное выражение лица, которое не сулило ничего хорошего.

– Да. Понял – коротко ответил Илья, и растерянным выражением лица, обратно направился в сторону коридора, откуда пришел.

– «Сидят здесь зады протирают. Не могут по-человечески поддержать и ответить!» – вскипело в груди у Ильи, пока он дошел до стенда в коридоре.

Одна из бумаг на стенде, куда были прикреплены несколько бумаг формата А4, написанные на печатной машинке, гласила большими заглавными буквами в левом верхнем углу: «Форма заявления в суд». Список был довольно внушительный. Длинная, вертикальная строка, запрашиваемых документов, необходимых прикрепить к заявлению, заканчивалась в конце словами «Оригинал», «Копия».

– «Мда! У меня кроме удостоверения личностиничего-то и нет. Где все это откапать-то?! Там у мусорки, думаешь что-то осталась? А где их документы взять? Ответчиков…» -разговорился Илья сам с собой, нахмурив брови.

Понимая что ему самому с этим не разобраться, Илья следуя совету девушка из окошка, вышел на улицу и стал осматривать противоположных два дома, что стояли напротив здания суда и заметил в углу одного из них, надпись на щитке, прикрепленная к стене дома, где синими буквами, курсивом, была написана: «Юридическая консультация. Рабочее время с 10:00—18:00ч. Перерыв с 13:00—14:00 чч. Выходной: Суббота и Воскресенье». Все это он прочитал, приблизившись к углу дома, стоящего на перекрестке одной из центральных улиц города, носящего имя русского писателя Некрасова. Так как еще было рано по времени, Илье пришлось посидеть на покосившейся скамейке, перед входом в юридическую консультацию.

– Ваша ситуация очень сложная! – начал свое предложения с этой неприятной для Ильи фразы, государственный адвокат юридической конторы, смотря на него поверх своих старых очков, у которой дужка с одной стороны была сломана и была перетянута обычной синей изолентой.

– С ваших слов я понял, что вы стали жертвой квартирных мошенников, которые стали плодится в последнее время как грибы после дождя – продолжил, смотря на него, сложив на столе перед собой руки аккуратно, как прилежный школьный ученик, не обращая внимания на заваленный серыми папками стол перед собой, с надписями «Дело».

На табличке перед ним были прописаны его фамилия, имя, отчество и конечно же статус, – «Государственный адвокат Естаев Ермек Касымович».

– Если вы сейчас заплатите мне двести тенге, яс Вами проведу предварительную консультацию, по поводу того, с чего и как начинать нашу линию защиты.

– А разве государственные адвокаты не бывают бесплатными? – спросил Илья, растеряно смотря на защитника.

– Государственные защитники бывают бесплатными, но только по уголовным делам. А в некоторых случаях и гражданским делам, круг и перечень которых установлен государством. Он висит у нас в коридоре – произнес небрежным тоном последнюю фразу, указав пишущей ручкой в сторону картонной двери с облезлой белой краской, за которым находился указанный коридор со стендом, очень похожим на стенд в здании суда.

– В данном случае Вам необходимо будет подавать исковое заявление в суд на ответчика в гражданском порядке. А уголовной стороной дела займется полиция. Теперь дело за вами.

На несколько секунд они замерли, смотря друг на друга. Адвокат ожидал действий и предложений со стороны Ильи. Илья, не понимая, что предпринять из-за отсутствия денег и скудного словарного лексикона, из-за которого в голову не шел никакой ответ, просто уставился в глаза государственного защитника и молчал, замерев на стуле на котором сидел, как будто был пригвожден в него неведомой силой. Повисла неловкая пауза, которая стала слишком затягиваться.

– Вам повторить, что я сказал? – спросил адвокат мягким терпеливым голосом, видя неадекватное поведение клиента.

– Нет! Нет! – произнес Илья, придя в себя, замотав головой по сторонам, растерянно вставая со стула.

– «Где же найти деньги? Где же найти деньги?! Где?» – заело у него в голове, понимая безвыходность его ситуаций, пронизав и окутав его тело чувством страха и беспокойства, которого он до этого никогда не испытал.

Он осознал, находясь в кабинете адвоката, что попал в очень сложную ситуацию, в которой для него практический не было выхода. Понял тяжесть своего положения, когда адвокат озвучил практический мизерную сумму, которая требовалась чтобы получить у него минимальный объем консультаций по предстоящему делу, которого у него не было. Что дальше требуемая суммаадвокатами, будет все расти и расти. И вряд ли, он будет способен её оплачивать, включаясь в гонку за квартиру, даже если ему придется работать на двух работах не покладая рук с утра до вечера. Тяжело вздохнув, с понурым взглядом, не отрывающимся от пола, Илья, молча направился в сторону выхода из кабинета. Он не заметил, как вышел из юридической конторы и все шел и шел, шел и шел по улицам города, впав в свои раздумья, не особо заботясь, куда и зачем он идет. Испытывая чувство отчаяния и безысходности, от которого все внутри переварачивалось и сжмалось, словно кто то, или что то, сидя внутри тебя, злобно и безжалостно накручивало на свои руки твои кишки, желая вырвать их из тебя, во чтобы это не стало. От возникшей боли в животе, Илье пришлось присесть на скамейку поблизости, пока она его не отпустило, дав себе отойти от этого состояния. После некоторого успокоения, он впал на время в чувство простраций и безразличия, которое сменилось со временем снова в тревогу и беспокойство. Все это время возникало навязчивое желание, утопить все это на дне бутылки. Денег на это, к счастью не было. Так бесцельно побродив по городу, Илья вернулся в квартиру Александра и рассказал ему о случившимся.

– Иди работать. Заработай деньги и найми адвокатов. Дай им аванс. Пусть начинают. А там видно будет. Если ты потеряешь эту квартиру, то её после этого у тебя не будет. У меня ты долго жить не будешь. Ты же знаешь меня. Так что, собери руки ноги, …и вперед – посоветовал ему Саня, за обедом.

Они вдвоем попили чай без сахара и прочие окружающие чайную церемонию дребедени, а после обеда, Илья пошел искать работу. В первую очередь, из-за отсутствия денег на проезд, он пешком направился за город в сторону железнодорожного вокзала, зная по разговорам, что там постоянно есть работа грузчикам, оплачиваемая сразу же на руки, после проведения работ. Разгрузка одного вагона муки обходилась в шестьсот тенге. Заработав их, можно было пойти к этому консультанту. Как сказал Саня: «проработать стратегию дальнейших действий».

Придя на железнодорожный тупик вокзала, где обычно собирались, грузчики, ожидая работы, Илья никого не обнаружил.

– «Видать все разбрелись по работам» – заключил он, не найдя их в местах их сбора, после чего пошел искать их вдоль товарных вагонов, выстроенных один за другим в несколько рядов по железнодорожному пути, сдоль местного вокзала.

Илья не смог примоститься не к одной бригаде. Все места были заняты и работники были уже не нужны.

– Приходи завтра с утра! – посоветовал ему один из грузчиков, присевший для короткого отдыха на край рельсов.

– Будет несколько вагонов сахара и муки. Работы всем хватит! – добавил он, весело моргнув ему одним глазом, смотря на него сквозь брови и ресницы покрытым сверху слоем мучной пыли.

Незнакомец снял с головы спортивную шапку, оттряхнул ее тут же, сидя на месте, устало выдохнул и молча замер, уткнувшись взглядом в стальные полотна, что были разбросанные перед его взором, тем самым дав ему понять, что «разговор окончен».

***

– Если добавите сверху еще четыреста тенге, я Вам напечатаю профессионально оформленное исковое заявление, которую Вы сразу же сможете подать в канцелярию суда, приложив к нему необходимые документы – предложил еще одну свою услугу Ермек Касымович, выписывая квитанцию Илье.

– Необходимые документы у Вас с собой? – добавил он, смотря на пустые руки своего новоиспеченного клиента.

– Вот на счет этого как раз таки, надо поговорить… – произнес негромко Илья, смущенно кашлянув в кулак.

– Ну, в таком случае дело усложняется – ответил адвокат, заострив свое внимание на каком-то предмете за спинойИльи.

Взгляд адвоката постоянно бегал. Он не мог подолгу смотреть не на клиента, не в его глаза. Он все времяпереключал и перекидывал свой взор по пространству, лишь ненадолгоостанавливаясь на чем то одном. Это была выработанная с годами привычка, целью которой были быстрая переработка информации, поданная клиентом и сопоставления её с реальным обстоятельством дел. Не отвлекаясь на клиента, онненадолго вступал с ним в зрительный контакт, чтобы не потерять нить мыслей и планов, а с другой стороной чтобы клиент понял, что разговор поддерживается и адвокат заинтересован в Пока клиент смотрел на сидевшего перед ним юриста и оценивал его внешность, адвокат уже перерабатывал в своей голове, хитросплетенные планы, стратегий и свои видения, которые он намеревался подать клиенту под разными «соусами», в зависимости от толщины кармана и осведомленности клиента в хитросплетениях законодательства.

– Восстановление документов займет время. Я буду откровенен. Если вы захотите ускорить этот процесс, то это будет стоить дополнительных денежных средств. Скорее всего, их необходимо будет, где-то изыскать. Так как, Ваше заявление по их восстановлению могут лежать на их полках месяцами. Они даже не пошевелят пальцем, чтобы что-то сделать – под фразой, – «они», адвокат имел в виду, чиновников с ЦРН (центра регистраций недвижимости), что слыли взяточниками и бюрократами.

– А что если, написать заявление в прокуратуру? Они что, то же им не указ? – проронил Илья, не желая лишний раз тратить деньги, которые он собирался заработать тяжким трудом.

– Ну… как бы это, тоже вариант. Но, нежелательный. Вы настроите их против себя. Они найдут тысячу способов, чтобы еще больше затянуть восстановление ваших документов. Так что, думайте! Решайте! – произнес, внезапно оживившийадвокат, став с места и направившись к чайнику, стоявшему на подоконнике, оставив Илью с невеселыми мыслями за своим рабочим столом.

– Сколько будет «надо»? – спросил мрачным голосом Илья.

– Не знаю! Надо поговорить с людьми. Разузнать. Если вы решитесь, я займусь этим. Вот наш телефон. Позвоните – добавил он, взглянув на большой перекидной календарь, висевший сбоку шкафа, ткнув пальцем на одну из цифр на ней, добавив растягивая:

– Двад-цать чет-вер-того сень-тяб-ря. Во вторник.

Взяв со стола неказистую визитку, где были указаны график работы и номера стационарного телефона конторы, он спешно всунул его в руки Ильи, и натянув на лицо дежурную улыбку похожую больше на оскал, уставился на Илью, говоря всей своей видом и позой, что их разговору пришел конец. Звук внезапно открывшейся двери конторы, заставил их обеих оглянутся в ее сторону. В проеме вырисовалась светло-голубая прокурорская форма, с двумя большими бронзовыми звездами на каждом из погонов, хорошо сидя на том кто его носил, – на статном мужчине, с седыми волосами и усами, которому по виду можно было дать, слегка за пятдесят лет:

– Какие люди?! Давненько вы к нам не захаживали! – повернув голову в сторону гостя заголосил лживой радостью адвокат, снова натянув на лицо пространную улыбку. Понимая что пора уходить, Илья, приподнялся со стула и произнеся на прощание тихо: – До свидание, – направился к приоткрытой двери, не услышав в ответ ничего.

***

– «Двесте долларов! Они что с ума сошли?! Откуда такие ставки?! Где я их возьму?» – сокрушался Илья перед Саней, озвучивая ему ставку предложенную адвокату сотрудниками ЦРН, по восстановление его домовой книги. Илья передразнивая слова адвоката, проговорил с возмущением, сказанное им при встрече:

– Это еще по старому знакомству. А то, могли и баксов триста зарядить! Так он мне сказал, как будто делает мне одолжение. -Сто пудов даю! Сто долларов в его карман упадут! – поддавшись эмоциям, не мог остановиться Илья.

– Это мне надо…. Если я буду зарабатывать по шестьсот тенге в день…. два месяца с утра до вечера мешки таскать… что ли? – произнес Илья, скиснув прямо на глазах товарища, смотря куда-то в потолок квартиры, умножая в уме сумму за один рабочий день, на необходимые дни, чтобы накопить запрашиваемые двести долларов.

– Придется соглашаться. Куда деваться? Или у тебя есть другие варианты? – тяжело, без эмоций отозвался Александр.

– Все равно они и шага не сделают, пока все деньги на руки им не всунешь. А в суде, заявление без приложенныхдокументов не примут! – с раздражением произнес Илья, после чего вынул небольшую баранку из целлофановой упаковки, которую купил по дороге домой.

Чай был выпит. Вечерние киносеансы просмотрены. Накопившиеся за четыре дня деньги, жгли Илье карман.

– Может по паре бутылок пива – предложил он Сане.

– В конце недели. На выходных, когда ты решишь отдохнуть денек. А то ты же знаешь как это у нас может закончится…, потом завтра не сможешь на работу выйти – дал совет товарищу Саня, отговаривая таким образом друга от легкомысленного шага. Рабочая неделья прошла быстра и без особых приключений. В пятничный вечер, у Ильи насобралось две с половиной тысячи тенге. Пятсот тенге ушли, на проезд, еду по вечерам и прочие мелкие расходы. К тому же Илья еще вышел и в субботу на работу, решив потратить заработанные в этот день деньги на хорошее застолье, что он спланировал с начала недели, желая как то отблагодарить Санью за гостеприимство. Предложение Ильи, взять дневную выручку, он отверг, сказав, что если Илья пожелает, то лучше их потратит на продукты в дом, чтобы было что есть на следующей неделе, не растрачивая на это с ежедневно заработанных денег. Но покупка продуктов, не ограничилась только ими…. Субботний вечер быстро пробежал под пиво с копченной воблой и…, снов апродолжился на следующий день с него…. К собранным двум с половиной тысяч тенге друзья так и не прикоснулись. На все хватили заработанные в субботу деньги. Но последствия употребления… В общем, понедельник предстоял тяжелый….

Приняв с утра бодрящий прохладный душ, подержав голову под струей холодной воды, освежившись насколько это возможно чтобы прийти в себя после вчерашнего застолья, выпив большую кружку крепкого чая без сахара, Илья с утра сел на одну из ранних автобусов и как обычно приехал на железнодорожный вокзал. Покрасневшие глаза и «огненное дыхание» что все еще исходил от него, заставили побеспокойтся Илью, вспоминая придирчивость бригадира к состояние грузчиков, особенно после пятниц и выходных. Илья надеялся что бригадир не заметит его состояния. И даже специально прикупил для этого случая жевательную резину. Но обмануть наметанный глаз….

– Ты сегодня не будешь работать! Иди домой и отдыхай – сказал бригадир ему, после того как поздаровался с ним за руку, и слегка наклонившись в его сторону задержал свой чуткий нос и цепкий взгляд на его лице. Илья знал, что с бригадиром спорить бесполезно. Не раз был свидетелем таких разговоров, когда кто то обманчиво думал, что может уговорить или переубедить его. После этой короткой фразы, Илья развернулся, положил руки в карманах, и поплелся обратно в сторону остановки.

Глава третья