Миллион на чердаке бесплатное чтение

Он подал на развод первым, не дожидаясь, когда это сделает жена. Теперь у него нет больше квартиры, работы, и выглядит он неважно, а живёт и вовсе на чердаке.

И всё же, он не жалеет – не то чтобы не подавал виду, а вот не жалеет, и всё тут.

Зимой на чердаке холодно, и чтобы согреться, он разводит костёр. Все знают об этом, но почему-то не протестуют, может быть, жалея его, хотя удивительно, как он до сих пор не устроил пожар и не угорел.

Да и жалость к нему выглядит странно, ведь сам же он ни о чём не жалеет.

Украдкой он провёл электричество, и всё это может плохо кончиться – коротнёт где-нибудь и привет,– но и на это все закрывают глаза, и даже не обсуждают.

Его зовут Евстигней, но кличут его почему-то Саввой, или фамилия у него Евстигнеев, а зовут Савва, но отчества его точно никто не знает.

Ему что-нибудь около сорока, и хотя волосы его поседели, лицо выглядит молодо, а во взгляде, совсем по-детски открытом, я никогда не видел ни тени тоски или угрюмости. Да и вся внешность его, несмотря даже на неухоженность, производит приятное впечатление. Он невысок ростом и худощав, небрит, в несвежей рубашке и часто в измятых брюках, но в глазах и в движениях его достоинство и совершенное спокойствие человека, которому нечего таить от других и не от кого таиться.

Поселился он в этом доме на чердаке без малого два года назад, так и живёт на правах домового. И быть может, вовсе его не жалеют, а просто боятся причинить ему зло, как боятся обидеть на улице юродивого.

А в нём и впрямь есть что-то от блаженного, только что не ходит на паперть.

Чем-то он всё же питается. У него даже есть книги.

Он показывал их мне, предлагал взять почитать.

– К чему мне всё это,– возразил я.– Чему научат меня эти книги? Чтобы однажды как вы оказаться на заброшенном чердаке?

– А почему вы думаете, Ванюша, что отказываясь от чего-то дурного, вы непременно должны получить что-то дурное взамен и в награду? Разве счастье – не достаточная награда для вас?

– Я не хочу быть неудачником.

– Как я? Вы полагаете меня неудачником?

– А разве вот это всё,– я показал вокруг.– То, где вы живёте, и то, как вы живёте, не говорит о том, что вы неудачник? Вы не нашли себе места в обществе…

– Как видите,– перебил он меня.– Нашёл. Хотя и не искал вовсе, напротив, я хотел уйти из того, что вы называете обществом.

По черепице мягко застучали капли дождя. Савва поспешно извлёк нечто напоминавшее большой зонтик, поднялся на табурет, и выставив в брешь, зиявшую в крыше, раскрыл его.

– Видали?– весело кивнул он, повернувшись ко мне.– Моё изобретение.

– А не проще ли просто починить крышу?

– Как вам сказать…– он вернулся и сел в шезлонг.– Может быть, оно и проще, но как бы я разводил костёр?

– Ах, вот оно что… Мне говорили, что с тех пор, как вы поселились здесь, крыша не течёт больше.

– Может, потому меня здесь и терпят?

– Думаю, вы и впрямь нашли своё место в обществе. Только я не хотел бы однажды вот так, оказаться на вашем месте.

– И поэтому вы не хотите читать книги?

– Если вы так настаиваете, то я конечно, возьму…

– Но читать не станете.

– Но читать не стану,– признался я.

– Вернёте и возьмёте новые… Что же вы такое знаете обо мне, что не хотите ничего знать?

Я пожал плечами.

– Да, собственно, как и все…

– И хотите быть как они все?

– Но все люди разные,– возразил я.

– Да, и я лишь один среди них, но вот, вы уже поспешили назвать меня неудачником. Этак вы каждого обругаете.

– Простите, если я вас обидел…

– Не стоит…

– Дождь, кажется, кончился,– заметил я.

Он прислушался.

– А ведь верно.

Резво поднялся на табурет и сложил зонтик. В пробоину хлынуло солнце.

Снова стало светло.

Я огляделся. Повсюду был битый кирпич, кое-как обустроенное жильё вокруг массивной трубы дымохода, в кирпичной стене ниша для книг, узкие, похожие на бойницы окна затянуты полиэтиленовой плёнкой.

– Я смотрю, тут у вас и кровать есть?

– Да,– сказал он.– Соорудил из того, что под рукой было.

– А почему бы вам не обзавестись “буржуйкой”?

– Обзаведусь, непременно обзаведусь…

– И окна застеклить не мешало бы… Как же вы сделали эту нишу?

– Да просто,– ответил он.– Разобрал кладку. Здесь толстые стены.

– И что?

– Ничего.

Мы помолчали.

– Так что же, вернёмся к нашему разговору?– предложил он.

Я молча пожал плечами.

– Холодает, может быть, всё же мы разведём костёр?

– Да,– кивнул я.– Сделаем шашлыки, и вы почитаете мне вслух.

– Напрасно иронизируете,– возразил он.– Взгляните.

– Что?

– На меня.

Я посмотрел на него.

– И что? Ничего особенного я не вижу. Одеты вы, правда, скверно, и напрасно не бреетесь…

– Потому вы и не хотите читать книги? А впрочем, зачем это вам, если у вас есть телевизор…

– Думаю, вы и сами обзаведётесь им как обзавелись электричеством,– сказал я с некоторым раздражением.– И жилище ваше вовсе уже не походит на келью отшельника – всё больше вы обустраиваетесь. Однажды, чего доброго, здесь будет новый пентхауз, когда вам надоест мёрзнуть или разводить каждый раз костёр, чтобы согреться. Жильцы и теперь не против вашего здесь присутствия. Однажды вечером я прогуливался во дворе и увидел, как поднимается струйка дыма от крыши рядом с общей трубой дымохода.

Он усмехнулся.

– Что делать, мне не всегда хватает тепла от общего дымохода…

– Вы живёте здесь, даже если думаете, что не живёте…

– Да, и знаю об этом не хуже чем вы.

– Среди этих людей…

– И не только.

– Что?

– Эта планета населена людьми, и мы живём среди них, и очень многих из них не знаем. Мы почти ничего не знаем и движемся наугад, и это как книги, которых мы не читали, поленились читать, или нас отвлекли более важные и существенные дела.

– Что вы хотите сказать этим? Все люди одинаковы.

– Все люди разные,– напомнил он мои же слова.– Вот, например, вы ищете клады?

– Как Турцев?– сказал я.

Он улыбнулся.

Турцев Семён Никифорович искал клады, но до сих пор не нашёл даже битой тарелки.

Он жил на втором этаже с семейством – сын двадцати пяти лет, две незамужние дочери и жена.

Поправить несчастное положение могла только находка сокровищ, поскольку Семён Никифорович давно уже не получал никакой зарплаты, и надеяться на её прибавку не приходилось. Жена оптимистических взглядов его не разделяла – она трудилась.

Дочери, Анна и Ефросиния, замкнутые и некрасивые, жили в одной комнате, учились в одном институте, и надеялись на замужество, а их старший брат, вместо того чтобы приводить в дом женихов, сам надумал жениться.

Его зовут Игорь, он мой ровесник и хороший приятель. Мы вместе работали на погрузке в Рыбном порту. Невесту его, как выяснилось, я тоже хорошо знал. Одно время мы жили с ней по соседству и даже ходили в одну школу, только она на шесть лет младше, и пошла в первый класс, когда я пошёл в седьмой, так что близко знакомы мы не были, да и не могли быть. Честно говоря, я почти и не замечал её. Потом переехал сюда, на эту улицу, и за годы, что я не видел её, она стала хорошенькой девушкой с роскошными каштановыми волосами, глазами, от которых не оторвать взгляд, прелестной фигуркой и вкрадчиво мягким голосом.

Разумеется, я не узнал её, а она призналась мне, что тайно была влюблена в меня в школе.

Что говорить, мир тесен, а город мал – с Игорем мы живём в соседних домах, а познакомились на работе. И вот, он женится на Ирине, той девочке, с которой когда-то я ходил в одну школу.

Сын собирался жениться, а отец всё искал клады.

Где-нибудь в другом городе это его увлечение выглядело бы смешным и нелепым, здесь же он не более чем один из тех, кто ищут немецкие клады.

Прежние жители Кёнигсберга тысячами, сотнями тысяч бежали из города в страхе перед наступающей Красной армией, но в надежде вернуться, зарыли в эту землю немалые ценности.

Многие клады были найдены сразу же после войны, что-то было найдено позже. Одно время город был даже охвачен настоящей лихорадкой кладоискательства, потом она постепенно утихла, но до сих пор остаются те, кто ищут свои, не найденные другими богатства, как грибник ищет грибы в лесу, много раз истоптанном до него.

А ведь есть и леса нехоженые, куда в послевоенное время не ступала нога человека.

Так, рассказывают, что будто бы где-то среди лесов ещё есть ненайденные особняки нацистских бонз и прусской аристократии, по-прежнему полные утвари и богатств. Их ищут, ищут старые карты.

Роют землю повсюду, не гнушаясь даже разрывать могилы.

А сколько сокровищ скрывают пески дюн, зыбкие и подвижные. Говорят, что где-то под ними некогда скрылся целый обоз с золотом и драгоценностями, и однажды тот самый ветер, что похоронил его под песком, вновь явит его миру. Кто будет первым, увидевшим это, и кто не хотел бы им стать?

Да и там, где живут люди, что знают они о стенах своих домов и тайнах, которые они хранят, о тех, кто жили в этих домах до них. А городские руины, развалины фортов… Не проходит и года, чтобы кто-нибудь не погиб в них.

Чего стоят одни катакомбы, проложенные под всем городом, неизученные никем. Многие из тех, кто отважился спуститься в них, не вернулись, их было так много, что власти приказали замуровать все входы в подземелья, но и теперь, как утверждают некоторые, в них ещё можно проникнуть потайными ходами.

Все знают одно – под городом есть ещё один город, и он как страна гномов притягивает мысли и будоражит воображение.

Что говорить, я и сам когда-то мечтал попасть в него, мечтал о сокровищах и порой представлял себе это так ярко и так подробно, что переставал замечать окружающее, целиком уйдя в свои мысли.

Я и теперь ещё мечтаю однажды проникнуть туда. Хотя все мы больше мечтаем, чем делаем…

Вот и выходит, что при всей своей чудаковатости Турцев не больший чудак чем, тысячи других горожан, а может, и все мы.

Тем более что весь этот дом некогда принадлежал одному семейству, должно быть, зажиточному. И если обследовать его метр за метром…

Не всякий позволит обследовать свою спальню, но разве не каждый из нас мечтает о кладе? Только ищет его каждый по-своему.

Для кого-то таким кладом может стать богатая любовница или любовник.

В самом деле, к чему зарабатывать деньги, если их можно найти! Если можно просто иметь деньги, для чего работать, да ещё и за нищенскую плату?