Свадебная гора бесплатное чтение

ЧАСТЬ 1,

В КОТОРОЙ ВСЕ КУДА-ТО ПОЕХАЛИ,

НО НЕ КАЖДЫЙ ПРИЕХАЛ,

КУДА ХОТЕЛ.

Стояла жара. Горячие солнечные лучи ударяли в глаза и заставляли жмуриться. Яркий полуденный свет блестел на листьях, траве, домах, деревьях. Это было бы похоже на радость, если бы было немного прохладнее. Она тоже вроде была рада. Или она просто знала, что сейчас должна быть рада. Сегодня она выходит замуж. Улыбающиеся лица, завидный жених, уже почти без пяти минут муж, летнее горящее солнце – всё подбадривало и воодушевляло её.

Когда часы пробили полдень, снова появился он. Он всегда приходил в одно и то же время. В этот момент она вспоминала сказку про Золушку и печалилась, что сейчас на ней самой были обычные туфли – из мягкой белой кожи, на высоком каблуке, красивые, дорогие, но не хрустальные. Её размышления про сказочную обувь быстро останавливал он. Этот человек, которого она никак не могла рассмотреть. Она напрягалась, щурилась, но ни лица, ни фигуры – ничего увидеть не удавалось. Разве только глаза. Они смотрели и смотрели. Как будто они что-то говорили, но при этом всё равно молчали и только смотрели. Она оглядывалась по сторонам, но этого взгляда никто не замечал. Призрачные улыбки многочисленных лиц медленно расплывались. Они растворялись в ярком свете полуденного солнца, в зелёной листве, в разноцветных красках различных цветов. И только один этот взгляд оставался неизменен.

Милое лицо Алисы исказилось от переживания и стало каким-то… не очень милым.  Она открыла глаза, и поняла, что проснулась. Это был сон. Всего только сон. Алиса закрыла лицо руками. Потёрла глаза. И посмотрела на белый потолок. В последнее время она часто видела этот сон. И она на самом деле собиралась замуж.

Вот-вот Алисе Гордеевой грозил 25-летний день рождения. Этот глагол очень точно подходил к ситуации. Она жила в небольшом городе в Ленинградской области, и хоть юридически это был именно город, его менталитет мало чем отличался от древней махонькой деревеньки. В нём проживали меньше 80 тысяч жителей, так или иначе здесь все друга знали или могли узнать через коллег, родственников, знакомых. И конечно, жадно любили друг друга обсудить. Жизнь Алисы особенно активно обсуждала родня. По словам бабы Шуры, «девчонка вот-вот состарится и родить-то не успеет». По мнению тёти Клавы, «её в таком возрасте уже никто и замуж не возьмёт, раньше надо было думать». А вот крёстный Вениамин Петрович, который в семье Гордеевых пользовался особым уважением и почётом, так как был директором детской школы искусств и доктором каких-то там наук, говорил, что «не надо было воспитывать девочку так демократично, а надо просто найти ей мужа и дело с концом; всё будет, как у всех!» Вот у него, например, у директора и доктора наук, есть очень даже перспективные молодые дарования на примете. «Но только Алисоньке-то уже 25 годиков почти, старовата она для них будет».

Алисоньку эти разговоры ввергали в печаль и тоску. Сама она себя ни возрастной дамой, ни старо родящей, ни несчастной по поводу грядущего юбилея не чувствовала. Но пересуды всей родни, которая ещё и не стеснялась и всё вываливала, как думала, ей в лицо, порядком надоели и вызывали тошноту. Алисонька так и представляла, как на очередном семейном обеде её вырвет прямо на дорогущий пиджак доктора наук или как она опрокинет тарелку с оливье на вычурное платишко тёти Клавы, и как все будут её обсуждать ещё активнее, и как мать вся в расстройстве и слезах прокричит, что, мол, за что же ей, женщине ответственной и степенной, такая «нетакая» дочь.

Сказать, что Алисоньку это всё достало, будет неправильно. Её это задолбало так, что сил уже никаких не было. Она бы и рада была влюбиться, выйти замуж, родить близняшек и жить себе, как все, но не заладилось уже на первом пункте. Ни в какую любовь Алиса не верила. Не было её нигде. Были мужчины, которые заставляли её волноваться, но все эти порывы чувств, о которых так много писали великие и не очень люди, Алиса считала творческим вымыслом. В творчестве, благо, она разбиралась и сама своё дело старалась выполнять исключительно с энтузиазмом. Но то – дело, а тут мужики все эти, браки, дети.

Как бы там ни было, так и не дождавшись прекрасного принца на вороном коне, она кивнула головой на предложение Артура Солнцева. Он внезапно появился в её жизни, и она – в смысле, жизнь – сразу изменилась. Алису всё устроило в нём, всё сложилось, он всем понравился. Всё было почти идеально, как в сказках про принцев: и красив, и умён, и богат, и сразу с кольцом. Алиса подумала, что если творчески подойти к их отношениям, то можно даже сказать, что у них любовь, потому что всё хорошо и правильно.

«До свадьбы осталось чуть больше месяца», – подумала Алиса и скинула с себя одеяло. За окном шёл ливень, из щелей дуло, и самое обидное было, что всё это происходило летом. Середина июня, а на градуснике красная отметка еле-еле доходит до +14. «У меня платье всё открытое, – запечалилась Алиса, выходя на балкон, – вымерзну я на этой свадьбе как мамонт. Надо фату обязательно нацепить, – она закрыла дверь балкона на все защёлки и задвинула занавеску.  – Хотя, вряд ли с фатой будет намного теплее. – Она  налила себе зелёного чая и откусила от большого бутерброда. – А может, перчатки прикупить, пока не поздно, длинные, на всю руку? – Алиса открыла журнал, и стала беспорядочно листать его страницы, ни во что ни вчитываясь, а просто разглядывая картинки и фотографии. – Ага, и носки шерстяные на ноги надеть, и шарф на шею повязать!» – посмеялась она сама над собой и закрыла журнал.

Алиса вымыла чашку. Ушла в комнату и включила телевизор. Делать было нечего. Она уже полгода не работала и никак не могла привыкнуть к ежедневному занятию бездельем. До сих пор было странно – вставать, никуда не бежать, не опаздывать, не думать, что сегодня её ждёт и как это будет.

С работы её попросил уйти Артур, как только она согласилась на брак. Впрочем, хоть Алиса и любила свою профессию (она работала фотохудожником в газете – именно фотохудожником, а не обычным фотографом, у неё был целый авторский разворот, где она рассказывала истории с помощью фотографий), она быстро уволилась. Алиса подумала, что творческой фотографией она сможет заниматься и на фрилансе, а в газете она отнимала очень много времени. Никакого интересного фриланса она пока не нашла. К тому же, в безделье она усмотрела и преимущества. И нисколько об этом не жалела. Лень оказалась настолько привлекательной, что ловко затянула в свою трясину. Вот так и сейчас, Артур уехал в командировку в Санкт-Петербург, домработницу она отпустила, и теперь тыкала каналы на пульте от телевизора. Алиса размышляла о том, как просто жить, когда не нужно думать, откуда взять деньги, и, главное, как дотянуть их до конца месяца. Артур был хорошим адвокатом. Нет-нет, Артур был одним из лучших адвокатов Питера. Переезжать туда он не хотел, и постоянно катался туда-сюда. Ехать было недолго, больше в самой северной столице приходилось в пробках стоять, но всё равно это отнимало массу энергии. Постепенно Артур стал оставаться ночевать в большом городе. А теперь вот и вовсе жил там неделями, потому что вёл дело, «крайне сложное и резонансное». Алиса же, заходя в магазин, теперь задумывалась не о том, как не превратиться в ходячий калькулятор, подсчитывая, можно ли себе позволить колечко или блузочку, а о том, подойдёт ли её сумочка к этим колечку или блузочке, или лучше сразу подобрать новую. Сначала она обалдевала от нового ощущения абсолютного достатка, а потом привыкла и даже заметила за собой избалованности и привереды. Иногда ей не верилось, что могло так повезти.

«Реклама, реклама, реклама… Что же это такое! Хоть где-нибудь хоть что-нибудь показывают, кроме рекламы?» Зазвонил телефон. Ну, вот и спасение от  рекламной паузы во всём телевизоре. Звонила мама.

– Алисонька, привет, – мама разговаривала очень высоким голосом.

– Привет, мам. Ты как?

– Нормально. Спина болит. Остеохондроз проклятый. Но я уже привыкла. Что делаешь?

– Ничего. Телек пытаюсь посмотреть. Но там что-то реклама затянулась.

– А я сейчас рыбу жарила, и она у меня подгорела.

– Ну, такое иногда случается.

– Алисонька, на улице-то холодно очень. Я в газете читала, что тепла ещё долго не предвидится. А у тебя платье такое тоненькое.

– Мам, не волнуйся, я шубу накину.

– Алиса! – мама шутки не любила и всегда требовала серьёзного подхода к своим речам.

– Мам, ну шучу я. Что же теперь делать? Не свадьбу же отменять!

– А как Артур? Скоро приедет?

– Нормально Артур. Вчера вечером разговаривали, сказал, что здесь какие-то дела срочные и высокооплачиваемые появились. Так что, скоро вернётся.

– Алисонька, ты так сказала слово «высокооплачиваемые», будто кроме денег в Артуре тебя больше ничего не интересует.

– Нет, мам. Ты не права. Хотя его материальная составляющая, не скрою, меня волнует очень и очень сильно. Но Артур хороший. И уж как тебе не знать, что я это очень ценю. Мне хорошо с ним. Всепоглощающей любви, конечно, нет. Но, думаю, это к лучшему. Брак целее и крепче будет.

– Ты у меня такая умная.

– Такое тоже случается, – спокойно улыбнулась дочь.

– Ты не жалеешь, что из газеты ушла? Сегодня читала её, так там такая безобразная фотография была. Какой-то Тимур Халимов. Не знаешь?

– Нет, мам. Не знаю. Новенький, наверное. А может, кто второе имя придумал. А то, что ушла, ну ушла и ушла. Если бы осталась, вечно была бы уставшая и голодная. И уж точно без жениха. Потому что Артур мне тогда прямо так сказал, что жить хочет со мной, а не с моими фотографиями.

– И хорошо. А то в газетах сейчас такое пишут, что я даже представить не могу, как это можно сфотографировать!

– Это ты про Нелю?

– Да, про неё в первую очередь. Сегодня прочитала комментарий прокуратуры. Всё, как ты рассказывала, уехала с кем-то на шашлыки, а назад не вернулась. Нашли её через три недели в каком-то подвале, всю изъеденную крысами и червяками. Вот так был человек, и не стало.

Алисе стало не по себе от этой беседы. Нелю, про которую так натуралистично писали газеты, в том числе и питерские, она не знала и никогда даже не видела. Когда-то она общалась с её бывшим мужем, и просто знала, что эта женщина есть на свете. А тут её убили, ни за что ни про что, а просто от того, что, может быть, кто-то обпился или обкурился и не совладал с галлюцинациями.

– Да, и вообще один криминал повсюду, – пропищала мама, услышав тишину в трубке, – вот сегодня опять про убийство читала. Это другое издание. Не помню, как называется. Отец вчера с работы принёс. Так вот. Там прямо на первой полосе огромный заголовок  – «Врач, убивающий детей… » И что-то там ещё в продолжении. Очень пафосно и трагично.  А получилось, что какой-то там доктор ехал на машине и задавил малолетнюю девчонку. И что теперь будет?

– Да, ничего. Дадут ему лет десять. И потом ещё пару раз некоторые средства массовой информации будут смаковать на том, что им есть, чем заполнить первую полосу.

– Ну, ладно, дочь. Я, в общем-то, зачем звоню.

– Так ты по делу, оказывается?

– Алисонька, – опять насупилась мать, но быстро смилостивилась и улыбнулась, – я тут какие-то журналы твои выгребла, и книжек немножко. А ещё фотографии старые, когда ты только начинала.

– Мам, выкинь всё это в мусорку. Мне это сейчас совсем ни к чему.

– Тут ещё книжка твоя любимая. Ну, помнишь, которую ты раз десять перечитывала?

– Её тоже выкинь. Я её читать уже вряд ли буду.

На этом Алисонька, которую ужасно раздражало, когда её так называли, но которая давно устала это объяснять, с матерью и распрощались. Алиса вспомнила про книжку. Она ей раньше так нравилась, что не давала оторваться. А главный герой – Егор Казарин – вообще приводил в восторг. Она с подружками даже шутила, что ей никто не нужен, кроме Егора Казарина, что любит она только его, что с ним никто никогда не сравнится. Но время шло, а «Егор» всё не появлялся. Зато появился Артур. «В общем, так, ерунда мечтательная, к жизни не имеющая никакого отношения», – подумала Алиса, всё ещё сидя у телефона.

+++

«Хорошо, что он позвонил именно мне. И дело интересное, и денег немало можно будет получить. Правда, это только если выиграю. И можно будет командировки подсократить, ведь это дело того стоит», – так думал Артур Солнцев, собирая чемодан и перекладывая договоры из одной папки в другую, совершенно не понимая, что может поменяться в документах от цвета папки. Но суть была не в этом. Ещё вчера ему позвонил старый знакомый, одноклассник, и сказал, что готов отдать любые деньги только, чтобы спастись от мест лишения свободы. Солнцев, конечно, сразу согласился. И лишь после этого спросил, что же это такое могло приключиться у преуспевающего невропатолога.

– Я с работы ехал ночью. Тут льёт который день. И тогда тоже дождь шёл. На дороге ни души. И вдруг прямо на повороте вылетает мне навстречу какая-то девица. В общем-то, это я потом понял, что это девица. А сначала был непонятный удар… Короче, я её сбил. Вот теперь меня задержали.

– Подожди, она на тебя заявление написала?

– Артур, она умерла. У меня под колёсами. Сразу.

– Мда…

– А теперь женщина какая-то вычурная пришла, говорит, она её тётка. Орёт недуром. Я её, конечно, понимаю. Но не сбивал я её девчонку. Сама она вылезла на дорогу. Но, мне кажется, кроме меня здесь этого никто не понимает.

– Ладно, ты держись. Я завтра прилечу. И всё обсудим.

– Давай, пока.

Артур положил трубку и задумался. «Интересно, а он, правда, не сбивал эту девочку? – судя по адвокатской практике, верилось в это с трудом, потому как почти все и всегда сначала уверяют, что они не виновны. А потом получается так, как получается. – Хотя, какая мне разница? Я же всё равно  возьму это дело».

Артур всю свою сознательную жизнь стремился к накоплению. Он не был жадным, но зарабатывать деньги, много денег, стало навязчивой идеей. Ещё в детстве он постоянно ругался с родителями, когда просил купить что-то дорогое. Они всегда соглашались приобрести дешёвую безделушку, можно даже сразу две, три, пять, десять, но об одной и дороже речи идти не могло.  А ему хотелось огромный конструктор или железную дорогу, но вместо них он получал по нескольку ненужных медвежат. Однажды маленький Артур пошёл на крайние меры. Ему казалось, что он делает что-то совершенно ужасное, о чём нужно молчать, потому что если кто-то узнает, что он сделал… Он никак не мог придумать, что будет, если его тайна вскроется, но всё равно очень этого боялся. Боялся, но делал. Он украл у родителей деньги. Но он был маленький, и не понимал, сколько денег ему надо. Ему важно было само знание, что у него эти деньги есть. Они его и больше ничьи, ему не нужно за них отчитываться, и он волен их потратить на что угодно. Артурчик аккуратно вытащил из маминого конверта несколько бумажек, как самый настоящий взрослый пошёл в магазин и купил там иностранных конфет и жвачек. Он был невероятно горд собой! Не тем, что украл. Он чувствовал себя большим, взрослым, важным. Когда мама обнаружила пропажу, она и подумать не могла на ребёнка. Ребёнок тоже и подумать не мог, чтобы признаться. Мама поругалась с папой, обвинив его в воровстве, но Артур всё равно был горд собой, и это его первая крошечная материальная самостоятельность затмила всякую совесть.

С тех пор он так никогда больше не делал, но всё чаще кричал матери, что когда вырастет, обязательно купит себе всё, что захочет. Так и произошло. Только вот взрослому Артуру вместо конструктора понадобились совсем другие игрушки. И вот он уже готовится вложиться в своё новое желание. Красивая и эффектная, она сразу обратила на себя его внимание. Он хотел, чтобы всё было по правилам, как полагается, чтобы у него была идеальная семья, в которой всё как надо. Правда, он знал только то, как надо ему, но это его вполне устраивало. Он всё придумал и всё продумал, он заплатил за это деньги, он готов платить и дальше, лишь бы она слушалась и делала всё, как он себе представляет. Алиса делала. Артур был доволен.

Алису это не тяготило. Или она пока не задумывалась на такие темы. Всё шло хорошо, всех всё устраивало, и ей совсем не хотелось каких-то дополнительных размышлений. Она встретила Артура, когда вся эта история с «любовями» и замужествами порядком надоела. Она твёрдо уяснила, что проку от всяких там неземных чувств совсем никакого; что нет их в таких величинах, о которых снимают бразильские сериалы; что у взрослых людей коленки трясутся, если это диагноз, а не трепетное вожделенное волнение. «Зря про него столько пишут книг и песен, всё это враньё, надуманное и никчёмное. Всё всегда происходит одинаково, – как-то объясняла она подруге Анне, – Люди встречаются, люди влюбляются, а потом вдруг оказывается, что он женат, ну, или что он ещё не готов, что сегодня он любит, а завтра у него дела, или вообще он тухлый и умело это скрывал. И так до бесконечности. Вариантов масса, а итог один. По большей части мужчины не столько не знают, чего хотят, сколько совсем не в состоянии понять, чего не хотят. Конечно, не все такие… Артур не такой, всё по плану, точно знает, что, кого и когда он хочет», – она засмеялась от собственных слов, а подруга так и не поняла, похвалила Алиса жениха или наоборот.

Жених ехал из Санкт-Петербурга домой и разбирал в голове новое дело. Оно было интересным. И его можно было проиграть. Это его сразу зацепило. Проиграть он не мог себе позволить, и страх неудачи подстёгивал работать усерднее. Перфекционизм огромных размеров всегда сидел рядом с Солнцевым и подсказывал ему правильные решения. В том, что они, решения, именно правильные, сомневаться не приходилось. Ведь чтобы принять совет от верного спутника, Артуру приходилось всё много раз проверять и переделывать. Так и сейчас, он сидел за рулём, а сам мысленно перебирал возможные варианты защиты. Все его не устраивали, и это было нормально. Он знал, что ему предстоит долго и терпеливо съедать себя сомнениями и уточнениями, чтобы его «дружок» остался немного доволен. Но пока он – перфекционизм – сидел с кислой миной, всем видом показывая, что до идеального плана Артуру пока далеко.

Домой Артур приехал уже за полночь. Он быстро переоделся и лёг спать. Он знал, что надо думать дальше, но пока «дружок» разрешил ему немного отдохнуть.

+++

Утром Артур быстренько завтракал. Он вообще всегда жалел время на всякие там физиологические потребности. Он нёсся вперёд, а они его отвлекали. Исключением был только секс, но и его он мог перенести, если, как он говорил, «дело того стоило». Такое дело, как, например, у доктора.

– Алиса, у меня дело важное.

– Ты про все свои дела так говоришь, – Алиса была спокойна и варила кофе.

– Мне обязательно надо его выиграть. Там мой школьный друг в беду попал. Его могут посадить. Ты не обижайся. Ладно, милая? – Артур глотнул горячий кофе и был почти готов к низкому старту. Алиса маячила перед ним к ультракоротких шортах и постоянно отвлекала его рабочие мысли.

– Ладно, – она привыкла, что жених впадает в спячку, когда сильно воодушевляется на работе, и была не против дать ему форы, – А я его не знаю?

– Нет. Вряд ли. Мы с ним сейчас почти не общаемся. Разве что встретимся в городе случайно. Но в школе очень дружили. Даже дрались из-за девчонки какой-то.

– И что? – Алисе это было не особенно интересно, но ей хотелось показать свою вовлечённость в историю.

– Что?

– Ну, кто победил-то?

– Ой, да не помню я, – Артур опустил глаза в пол и пожалел, что вслух вспомнил эту историю, – Дела давно минувших дней… Ну, всё, я поехал. Мне ещё этого бедолагу на свободу вызволять надо. Интересно, сколько они на этот раз запросят.

– А что, установленной суммы нет?

– Есть. Но неустановленная действует лучше и быстрее, – Артур с осознанием собственной важности поправил галстук и взял ключи с полки.

– Иди уже, специалист по коррупции, – Алиса игриво поцеловала его в щёку.

– Пока.

Алиса закрыла дверь. Она понимала Артура. Когда она работала, у неё тоже так часто было. Она ничего не видела и не слышала Она не хотела есть, пить, спать, когда была увлечена делом. Она вспоминала про остальную жизнь, только когда работа была сделана, и она, Алиса, была ею довольна. Это было сродни микро оргазму, когда всё тело морально напрягалось до критического уровня, а потом резко расслаблялось до абсолютных величин. Она смотрела в окно и вспоминала это эмоционально забытое чувство. Был момент, когда она подумала, что ей не хватает «такого» оргазма, но Алиса тут же себя прервала и в очередной раз запретила себе об этом думать. Она ведь сделала свой выбор, и не надо теперь всё портить желанием смешать все «оргазмы» в одной куче.

Алиса с большой чашкой остывшего кофе подошла к окну. Небо было хмурое. День опять холодный. Она отпила из чашки и поморщилась. Невкусно пить чуть тёплый кофе. Она поставила кружку на стол и снова посмотрела в окно. «Лето как будто совсем не лето. Но зато хоть дождя нет. И сидеть дома надоело». Алиса всегда старалась найти что-то хорошее. Даже почти замёрзшее лето не портило настроение, разве что подогревал желание купить новый свитер. С этой мыслью она взяла мобильный.

– Арин, привет. Ты на работе?

– Нет, я в отгуле, надо телевизор купить, а то мой совсем все цвета в одну кучу смешал.

Арина Митина работала на местном телевизионном канале. Она была первоклассным визажистом и могла из кого угодно сделать расписную красотку. Или красавца, тоже расписного. Она сама так называла ведущих, потому что косметики никогда не жалела. Её сменщица использовала пальчиковую технику – красила пальцами – работала быстро и не затратно. Арина так не любила. Иногда у неё не оставалось времени даже чай выпить, но она всё равно всё делала с особой скрупулёзностью. Получалось очень красиво. Ведущие были как картинки. Директор канала за это Митину уважал и прощал медленность работы.

– Я всё чаще слышу, что телик сейчас никто не смотрит, – Алиса засмеялась в трубку, – Только мы с тобой остались старомодные.

– Мне кажется, это новый хайп такой – делать вид, что телевидение не интересно. В телефоне тот же телик, и ничего, все зависают. Это же модно, и удобно, конечно. Но я ТВ люблю, да и на своих котяток расписных всегда посмотреть хочется. Они мне, как родные,

– Я бы тебя не знала, решила бы, что ты в зоопарке работаешь, – Алина не могла удержать хохот, – Слушай, а возьми меня с собой, вместе купим. Если ты, конечно, без попутчиков.

– Без. С Сергеем опять разругались. Вот я вспомнила про телевизор. А то уж совсем плаксиво.

– Вы так часто ругаетесь, может, ну его, Арин?

– Это главная тема в повестке, – Митина стала серьёзной, – Мой психолог говорит, что постоянные ссоры – плохой симптом. Невротик я, раз продолжаю терпеть всё это. А я не знаю. Вроде миримся, всё хорошо. А потом… опять. Давай хоть поболтаем с тобой, а то я совсем запуталась.

– Конечно, заедешь за мной? Или на моей поедем?

– Сама заеду. У меня как раз машинка мытая.

– Сейчас у всех машинки мытые, – Алиса улыбнулась, – Дожди идут и всё бесплатно моют.

– Да уж. Только я ещё даже не красилась, так что, часа через два. Ты сама как?

– Стабильность – наше всё! – Арина хотела позитивным тоном взбодрить подругу, – Мы с Артуром не ссоримся, соответственно, не миримся. Он говорит – я киваю. Идиллия, так сказать. Сначала меня немного мутило от всего этого, но теперь я вошла в кураж и решила не заморачиваться.

– Прекрасно. Мне кажется, мой психолог сказала бы, что это тоже невроз, – девушки громко засмеялись.

Алиса обрадовалась тому, что есть время медленно и с наслаждением разукрасить лицо яркими красками, смешать помады, выбрать нужный тон, уложить волосы. Арина научила её видеть в этом непререкаемую истину. Это был ритуал, к которому надлежало относиться соответствующе и который следовало выполнять по всем правилам неписаного закона, прежде всего, эмоциональным. Когда она наносила макияж, яркий и неслабый, она испытывала чистое удовольствие. Здесь подрисует, там поменяет тон. Это придавало ощущение полного комфорта, даже какой-то величественности и звёздности. Можно накраситься так, что будешь чувствовать себя принцессой, по крайней мере, некоторое время.  Краситься правильно Алису тоже научила Арина. Она была мастер, постоянно ездила в большие города на курсы, знала все модные техники и часто пробовала их на подружке. Та насмотрелась и научилась сама расписывать лицо.

«Карандаш сточился», – раздосадовалась Алиса и принялась в огромной косметичке искать точилку. Нашла. И запыхтела ещё больше. Надо было закрыть тени, убрать с ног сумку, и плед тоже надо было стаскивать. И всё ради того, что карандаш точить просто так было нельзя. Нужна газета или какая-нибудь бумажка, за которой нужно идти на кухню. Ну, куда деваться? Пошла. «Да, что же это такое! Что, в доме нет ни одной просто так валяющейся бумажки! О! Газета! Сегодняшняя… Ну, и ладно! Я потом мусор вытряхну, а газету опять на место положу. Вот и точить буду на картинке, чтобы Артур не ругался, и содержимое почитал». Так и сделала. Карандаш Алиса точила прямо на огромную физиономию мужчины в белом медицинском халате.

«Какой интересный мужчина. Вроде и не красавец, а обаятельный даже на газетной фотке. Жалко, рук не видно. Зато губы – самое то!», – так Алиса размышляла, кидая деревянные ошурки карандаша на лицо газетной фотографии. Мужчин она выбирала всегда только по двум признакам. Конечно, у человека может быть масса достоинств и недостатков, но первое внешнее впечатление она складывала из губ и рук. Губы должны быть не тонкими, а руки крепкими и обязательно с широкой ладонью.

Через два часа Алиса была в полной готовности делать дефиле по магазинным коридорам. Помимо телевизора, девушки купили очень тёплый свитер, бусы, тени, соль для ванн, в общем, еще 4 пакета разных «совершенно необходимых вещей». И наконец, устав и оголодав от прогулок, вбежали в кафе и уселись поглощать еду.

– Счастливая ты, Алис, и мужик классный, и богатый, и ещё и любит тебя.

– Ой, Арин. Перестань. А то сглазишь. Тьфу-тьфу-тьфу. Мужик, не спорю, классный. Но я как-то к этому счастью привыкнуть очень боюсь. Ты помнишь, как я жила, сколько на стены кидалась, как в кармане с 10 рублями ходила, так что, мне кажется, я заслужила всё это. Я очень ценю этот подарок Судьбы и сделаю всё, чтобы у меня его не забрали.

– Ну, да. Это я на почве расстройства из-за Серёги. Наговорил мне ерунды какой-то, а потом сам ещё и обиделся. И хорошо, что с работы ты ушла. Наш график и семейная жизнь – вещи несовместимые. Мы же с Сергеем по большей части из-за этого и ссоримся. Он в пять дома, а я в 10. И то, если ничего экстренного не случится. А у нас тут как раз случилось. Ведущих вызвали ночью, меня тоже, программу стали на утро писать по доктора этого.

– В смысле?

– Ты неужели не слышала? Сейчас все только это обсуждают.

– Ну, помню что-то. Мама вроде что-то рассказывала. Я сама особо в подробности не вдавалась. А что уж к нему пристали так, сотни людей сбивают прохожих. И редко кто интересуется, врач он или не врач. Не президент же. И даже не гаишник – это к ним в таких случаях внимание особенное – все разве что карты не раскладывают, посадят, или свои за «честь мундира» поборются и отмажут.  Или он сын чей-нибудь?

– Ничей он не сын. Ну, в смысле чей-то, конечно, сын. Но дело не в этом. Помнишь, года три назад Асланова посадили?

– Помню. Но так там же вроде как коррупция налицо была.

– Ага. Тогда перинатальный центр в Питере ремонтировали. И всё никак закончить не могли. А тут в прокуратуре документы оказались, что главврач Асланов на этих делах большую денежку отмывает. И вместо перинатального дома ремонтирует дом на Рублёвке.

– Помню я всё это. А этот бедолага тут при чём? Он, вроде, даже к родовой деятельности отношения не имеет.

– Ага. К родовой не имеет. А к документам в прокуратуре имеет самое прямое отношение. В общем, это он сдал тогда Асланова.

– Зачем?

– Да кто их там разберет, зачем. Может, свои счёты какие, а может, честный такой. Потому как какой тварью был Асланов, когда работал, не мне тебе рассказывать.

– Это да…

– Сейчас аслановские братки и решили отыграться. Я не удивлюсь, что эту девку специально под машину кинули. И скандал такой тоже искусственно раздули. У нас, как известно, без прессы ничего не делают.

– Жалко мужика.

– Да, уж. Ему теперь никакой адвокат не поможет. Если, конечно, он правду не докажет. Хоть какую-нибудь.

– Ой, ладно, Арин, всё о грустном и о грустном. Я скоро только об этом враче думать буду. Везде только о нём говорят и пишут. Давай по чайку, а?

+++

Наступил новый день. И опять пошел дождь. Сильный и холодный. Лужи копились на асфальте и разрастались, как будто боялись не успеть. В местах, где асфальт был плохенький, они превращались почти в мелкие озёра с грязной тёмной водой. Всё было серое, разве что зелёные листья на деревьях выдавали правду – стояло лето, а не глубокая осень.

Мальчик сидел один в маленькой однокомнатной квартире. Он, как мокрый щенок, прижался к спинке старого дивана, и обхватил колени руками. Он сидел на полу и курил. Мама третий день была в командировке. Отца он не знал. На лестничную площадку выходить не было сил. И поэтому едкий дым развевался прямо по комнате.  Иногда он вставал, доставал из книжки маленькую бумажку, читал её содержимое и опять зажигал сигарету.

Пробовал включить телевизор. Но там шли новости, а в них опять говорили об этом враче. Опять вспоминали её. А он и так каждую минуту только о ней и думал. А тут ещё и они.

«Может, всё рассказать? Ага. И тогда её папаша меня пристрелит сразу. А так… Может, этого доктора оправдают? Вряд ли… Ну, я же тоже не виноват. Или виноват? Нет, надо подождать. И что потом? Её уже всё равно не вернешь… Как так?»

Алёша Попов – так звали мальчика – глубоко вдыхал дым. Его уже тошнило от него, но он всё равно вытягивал из пачки новую сигарету. Ему казалось, пока он дышит дымом, становится легче. Он вспомнил, как она ему говорила, что «легче» становится совсем не от дыма, а от дыхания: «Если ты будешь дышать также медленно и глубоко, как и при курении, ты точно также успокоишься. Только не навредишь себе этими твоими бестолковыми сигаретами».

«Откуда она всё это только знала?.. Она же умная, и в семье богатой росла, и в школе хорошо училась… Ага, а потом такое сделала!»

Алёша был зол на неё за это. Он и подумать не мог, что она, вся такая хорошая и образованная, может это сделать.

«Я же сам её толкнул на это. Или нет? Или она не подумала, что делает? Значит, я не виноват, да?.. Нет. Это значит, что я ещё больше при делах. Никто, кроме меня, не знал, и я… она же предлагала мне. А я струсил. Зато курить плохо, говорила. Да, плохо, плохо, а это вот всё теперь уж так хорошо».

Мысли Алёши скакали в голове, как кони на скачках. Одна обгоняла другую, потом эти отставали и вперёд выходили новые. Но все они бежали по кругу, в центре которого была она. В центре было то, что её больше нет и никогда не будет.

Алёша был дерзким. Он вырос без отца. А мама, которой приходилось постоянно работать, не могла всё узреть и проконтролировать. Алёша был добрым, но быстро понял, что это ему мало чем помогает. Он пробовал стать жёстче, связался с уличными подростками, которые называли себя группировкой, научился пить, курить, виртуозно ругаться матом, драться и водить машину. Полный набор. К уличной жизни годен. Сначала он был очень доволен собой. Но потом всё это опостылело и стало казаться чем-то дешёвым и ненастоящим. Ему исполнилось 16, и он познакомился с ней. Он подумал, что она всё изменит. Он решил, что взрослеет и эти «подростковые уличные понты» больше ему не нужны. Но ей они нравились. Все, кроме сигарет. Их она не любила и постоянно боялась, что дымом будет пахнуть от одежды и волос, и «папа заругает».

Ей тоже было 16, но она была совсем не такая, как он. В его взгляде она была фея, которая зачем-то спустилась с райских цветов в его грязную чащу. Он даже сначала шарахался от неё, как от неведомого существа. Алёша всё никак не мог поверить, что она – вся такая неземная – может говорить с ним на одном языке. А она смеялась над ним. Он боялся с ней заговорить – она бросалась на него с поцелуями. Он стеснялся старой зашитой рубашки – она раздевалась догола и соблазняла его. Он для неё даже пытался бросить курить – она вдруг сделала такое.

И всё равно в его глазах она была сказочной девочкой, каких он никогда не встречал прежде. Он даже не знал, что такие существуют. Он и подумать не мог, что может позволить себе влюбиться в фею.

Алёша перестал курить и поднялся с пола. Он, как ненормальный, слонялся по квартире, сжимая потёртую бумажку в руке, и продолжал разговаривать с собой. «А может, им письмо написать? Ага. Роман ещё напиши. Совсем уже крыша потекла?! Нет. Не надо ничего делать. А если этого врача посадят, так поделом ему. Надо было смотреть, куда едет. Я даже на похороны к ней не сходил. А чего туда идти? Её не вернёшь, а себя погубишь! Может, пацанам рассказать? Они только поржут. А если нет, всё равно ничего путного не скажут. Что делать-то теперь?»

+++

Почему солнце так ярко светит? Оно застилает лица, оно мешает думать.  Где мой жених? А! Вот мой жених… Я счастлива. Да, да, я очень счастлива. У меня самое лучшее платье. Но почему оно белое? Из-за солнца на белой ткани виден только один большой светящийся блик.

И глаза… Чьи это глаза? Почему мне хочется смотреть на них? Почему светит солнце? Ничего не видно.

Боже. Опять этот сон. Алиса проснулась глубокой ночью. Хотелось заплакать. Но она изо всех сил сдерживалась, чтобы этого не сделать. Рядом сопел Артур. «Как я объясню, что плачу по ночам? Это всего лишь сон. Только почему он мне снится?»

Она долго не могла снова уснуть. Просто лежала с открытыми глазами и смотрела в стену. Закрывать их сил никаких уже не было. Как только веки падали, снова начинало светить солнце. К утру её всё-таки сморил сон, но выспаться не получилось.

Сны ей снились часто. Но она их не любила. Как-то всё непонятно во снах. Начинается с одного, заканчивается другим. Хорошо, конечно, что можно полетать, а можно поплавать в лучших водах мира, но это бывает не часто. Обычно то чудища какие-то нападают, то ещё что-нибудь случается, а то приснится собственная свадьба. Да ладно бы просто приснится. А то ведь будет повторяться, как очередные сеансы в кино. «Как будто я должна понять что-то. Может, мне не стоит надевать белое платье? Может, и замуж выходить не стоит? Ну, уж нет. Может, это просто предсвадебная истерика? Я, наверное, подсознательно волнуюсь перед свадьбой, вот мозг и выдаёт мне всякое в кошмарах. Ведь так, да? Конечно, так. К тому же, ничего ведь ужасного в этом сне нет. Ну, солнышко светит, ну, платишко белое, ну, глаза чьи-то. Совсем и не ужасно всё это. Но почему мне так плохо в этом приставучем сне? Почему так страшно? Все волнуются перед свадьбой, просто у меня это вот так, в ночных кошмарах. Ой, реально лучше бы снилось, как медведи нападают. Хоть не так нервно всё это бы было».

Но настроение такие монологи всё равно не поднимали. Артур опять уехал. Разгребать дело этого придурка. Алиса уже ненавидела этого злополучного врача. Так бы она с женихом сходила куда-нибудь. А теперь нет, сиди опять одна и думай про всякие там бредовые сны.

Чем же заняться? И дело-то было не в том, что дел никаких не было. Всегда ведь можно найти занятие – полы помыть, вкусность какую-нибудь приготовить или что-то в этом роде. Но Алисе было лень. Это раньше, когда целыми днями носишься по городу, как оголтелая, можно было успевать всё, а теперь, когда времени навалом, хоть в банки закручивай, ни на что его не хватает. А всё потому, что его попросту много. И кажется – успеется ещё. Сейчас это делать не буду, а потом обязательно. Но потом так и затягивается до бесконечности. Особенно, если имеется домработница. В таком случае «потом» может и вовсе не наступить, даже в обещаниях.

Алиса включила компьютер и села на офисное кожаное кресло перед монитором. Рабочий стол показал красивую картинку, на которой были ровно разложены разные папки. Это были рабочие материала Артура, и он складывал их здесь для быстрого и удобного поиска. Как только дело в суде закрывалось, папка уходила внутрь на диск Д. А на рабочем столе появлялась новая, с новым делом. У Алисы на рабочем столе папок не было. И вообще у неё в компьютере была только одна папка, которая так и называлась «Алиса». Там она хранила фотографии. Она открыла своё электронное хранилище и непроизвольно улыбнулась. Вот фотография с открытия нового моста – здесь губернатор такой смешной получился, он тут похож на медведя из сказки, который нашёл чей-то мёд. А вот – приехал крупный инвестор, нефтяник: это было событие тогда! Матвей Ходаков, весь такой холёный и вальяжный, с голливудской улыбкой и миллионерскими размышлениями, решил здесь делать дела. Его встретили, как гостя дорогого, как ну очень дорогого гостя, таскались с ним везде, куда только ни возили. Алиса вспомнила, что её тогда поразила его кожа. Она никогда не видела такой кожи у взрослых мужчин. Лицо была гладкое, идеально ровное, как будто покрытое толстым слоем грима. Но никакого грима не было, это была кожа, которую невозможно улучшить даже с помощью компьютерных программ. Алиса тогда его долго снимала, потому что в редакции так и велели – снимать максимально, потому что материалов про него предстоит сделать очень много. Алиса старалась. Уже к финалу дня, когда началось итоговое заседание у законодателей, она всё никак не могла найти нужный ракурс. Кабинетик был маленький, а народу в нём собрали много. Как среди этой толпы депутатов и журналистов сделать нормальную фотку? Алиса в творческом порыве подошла к столу губернатора, посмотрела ему в глаза и извинилась. Он сначала ничего понял, а она опустилась на его стол и с этого места сделала фотографии. Губернатор от такой невиданной наглости обалдел, Алиса в волнительном удовлетворении встала и отошла от стола. Утром следующего дня оказалось, что все её подвиги были напрасны. Ходакова ночью арестовали. Губернатор притаился. Прессе было велено забыть про этот визит. Так её эксклюзивные фотки с мужчиной, у которого идеальная кожа, никуда не попали, а вот уже несколько лет протухают в компьютере.

Но больше всего она любила свои фотографии с путешествий. Любила снимать природу, цветочки-василёчки, морские закаты, искрящийся горный снег. Иногда ей фотографии нравились даже больше оригинала. Алиса открыла альбом с природой. От воспоминаний у неё уже слюнки потекли. Разумеется, эмоциональные. Она рассматривала горные вершины, на которых плотно лежал снег. Она вообще очень любила горы и часто туда ездила. Только назревал отпуск, как сразу она покупала билет на очередную высоту. Ей казалось, что такой свободы, которую можно ощутить в горах, больше нет нигде. Она каждый раз приезжала, чтобы снова в этом убедиться. Алиса открыла очередное фото и отчётливо вспомнила изображённый день. Она стояла у края вершины и смотрела вдаль. Впереди простирались многочисленные снежные зубцы. К ней подошёл мужчина из туристической группы и встал рядом.

– Невероятное зрелище, правда? – начал он разговор.

Алиса даже не обернулась на него и кивнула.

– Когда видишь эту мощь, чувствуешь себя таракашкой в этом огромном мире, – продолжил мужчина.

Алиса снова утвердительно промолчала.

– Ни одна фотография никогда не передаст той силы, которая здесь есть, – мужчина обратил внимание на профессиональную камеру в руках Алисы.

– Но хорошая фотография сможет продлить воспоминание об этой силе, – она инстинктивно повернулась, как только речь зашла об её деле.

– Покажете свои?

Мужчина улыбнулся и представился. Это был Артур Солнцев, который тоже любил горы и всякие другие «вершины». Теперь Алиса смотрела на фото и думала о разном. У неё была уйма вопросов к себе, на которые она боялась отвечать. Она каждый день двигала такие внутренние диалоги в сторону, откладывая их на потом. А сейчас фото, сделанное на высоте в 3 тысячи метров, почти вслух её спрашивало. «Дорогая, – говорило фото, – ты уверена в том, что делаешь? Ты готова заплатить за это такую цену? Готова перестать творить, а начать готовить? Готова слушаться, а не слушать? Готова сузить свой внутренний мир до внешнего одобрения? Ты только не подумай ничего лишнего. Просто скажи мне вслух – ты готова?».

Алиса скукожилась в кожаном кресле так, как будто на неё накатывалась бетонная плита. Она не знала, что ей отвечать. Она совсем не хотела про это думать. Сейчас ей стало так просто жить, как не было никогда, даже в детстве. С Артуром она вдруг резко для всех стала хорошей девочкой. Её перестали учить уму-разуму, а начали гладить по головке. Она почти физически ощутила, как стала своей в семье, и её перестали тыкать носом в речи о том, что она какая-то не такая и надо быть проще. Было ли ей плохо, когда всё было «сложно»? Она точно помнила, что было интересно, но этого ведь недостаточно, да? А теперь достаточно? Когда всё просто и понятно. «Дорогая, – её взгляд снова уткнулся в фото, – ты уверена, что тебе всё понятно?». Алиса опять стыдливо промолчала.

Диалоги со сфотографированной свободой прервал телефонный звонок. Алиса обрадовалась, как будто она не выучила домашку, а урок отменили. Необходимость отвечать «у доски» снова пропала. Звонила Аня Богатырёва.

– Привет, подруженция! – Аня всегда была в хорошем настроении.

– Привет, Ань, – вяло ответила Алиса.

– Ты там чего такая тоскливая? – Аня сюсюкала в трубку.

– Нет, я нормальная, просто задумалась о серьёзном. И что-то как-то не по себе стало, – Алиса старалась быстренько прийти в себя.

– Знаешь, что это значит? – она захохотала, – Значит, не надо думать о всякой ерунде, тем более серьёзной! Ещё никого это до добра не довело!

– Ты всегда знаешь, как приободрить, – отшутилась Алиса.

– Я знаю, как не думать о всяких там высоких материях! Надо заземлиться! Я за этим и звоню. Ты знаешь, что у нас новый ресторан открылся? Говорят, невероятное место! Там южная кухня и фирменное вино! Давай сходим?

– Нет, я даже не знаю, о чём ты. Но если там заземляют, я согласна. А то чувствую, мои мысли меня стимулируют на что-то более великое, – Алиса улыбнулась.

Она обрадовалась, что Аня позвонила именно сейчас. Это был словно ответ Вселенной на все заданные вопросы. Конечно, она – Алиса – готова! Разве может по-другому! Вот раньше ни в какой ресторан она бы точно не пошла. Ни денег, ни нарядов на такие места у неё не было. И Аня никогда бы ей с таким предложением звонить не стала, потому что знала, что Алиса, хоть и близкая подружка, в ресторан, на модный показ, в элитный спортклуб может попасть только по работе. Теперь у неё работы не было, зато были возможности. Все двери разом открылись и не задавали глупых вопросов по теме её готовности жить дорого-богато.

Анна Богатырёва с детства была ко всему этому приучена. Дочь состоятельных родителей, она с Алисой училась в одном классе. Так и сдружились. В старших классах семья переехала в новый дом в другом районе города, Аня перешла в другую школу, но дружба так и осталась. Теперь в подобный район под экологичным названием «Зелёный городок» переехала и Алиса. Дома здесь были новые и гладкие. Квартиры огромные и светлые. Когда Гордеева перебралась сюда из привычной хрущёвки, она несколько дней просто сидела дома и никуда не выходила. Ей так нравилось её новое жильё, что она хотела быть в нём постоянно. Это был её личный дворец, блестящий и комфортный.

Аня любила слушать рассказы Алисы про работу. Она делилась тем, что не покажут по телевизору и не напечатают в газете. Это были детали, так называемая журналистская кухня. Это был другой мир, и Ане было жутко интересно на него посмотреть. Когда Алиса переехала к Артуру, всё встало на свои места, и подружки оказались на равных ступеньках. Алису это порадовало и успокоило – теперь она перестала себя чувствовать «какой-то особенной» в Аниной компании.

– А далеко ресторан-то?

– Нет, по шоссе минут 10-15 будет. Поехали, а то ты там совсем зачахнешь от своего свадебного счастья.

– Поехали.

– Я за тобой сама заеду.

– Подожди, ты же про фирменное вино говорила?

– И что же? Мне папусик корочку сделал. Я теперь кто-то вроде внештатного сотрудника полиции. Не спрашивай, чем я занимаюсь. Я к МВД никакого отношения не имею. Папин друг имеет. Вот мне подарок и сделали. «Вот жизнь – что хочу, то и ворочу», – подумала Алиса, а в трубку спросила: «Ты во сколько прибудешь, Шумахерша?»

– В шесть приеду. Ты всё равно опоздаешь. Так что к половине восьмого мы как раз там будем.

– Приедешь, зайди. У меня тут Артур такой коньяк привез из Питера, просто райский напиток.

– Ты же знаешь, я ничего не понимаю в твоих коньяках. Мне бы винца крымского.

– Коньяк тоже крымский. Прямо чудо, пьёшь и взлетаешь. Вот увидишь.

Одевалась и красилась Алиса долго. «Какая же я всё-таки прелесть! – нескромно отметила Алиса через 2 часа, посмотрев на себя в зеркало, – Жалко будет, когда годы пройдут, и всё это благолепие исчезнет с лица и фигуры. Ну, да ладно. Не будем думать о плохом. Вот пройдут годы, и подумаю».

Коньяк с шоколадным вкусом оказался отменным. Алиса сделала глоток, и тёплый огонь потёк по её горлу. Нервозность от бессмысленных вопросов размякла. К пальцам рук вернулась плавность. Кости стали мягкими. Напряжение уходило. Ярко накрашенные глаза блестели. Аню коньяк не впечатлил. Она сморщилась и сказала, что пора ехать пробовать южное белое вино в ресторане.

– Как поедем? Там же дождь, как из душа, – Алиса смеялась и шутила над подругой.

– Нормально поедем. Где газ я знаю, а это самое главное.

– Тогда, вперёд к южной атмосфере!

– Ага, сейчас бы корабль, а не машинку мою крохотную!

– Может, такси вызовем?

– Ну, уж нет, чудеса осмотрительности не терпят. Поехали!

Девушки собрались, и со словами из старенькой песни «Выплывали расписные…» выпархнули из дома. На улице лило. Наступить было некуда – повсюду лужи. Аня жестом показала, какая она предусмотрительная, что припарковалась прямо у подъезда. Не по правилам, но зато удобно. Правила она вообще не любила, потому что знала, что многие лично ей разрешается не соблюдать. Девушки быстро забрались в небольшую оранжевую машинку, и Аня нажала на газ. Дорога была невыносимая. До нового ресторана ехать-то было чуть больше 5 километров, но на асфальте, затопленном бесконечным дождём, пришлось сбавить скорость.

– Как только ты понимаешь, куда ехать? Совсем ничего не видно, – пробубнила Алиса и поправила лямку на шёлковом фиолетовом платье.

– Да я и не понимаю, – Анна немного дёргалась, дождь усиливался, она понимала, что совсем не успевает за дворниками на лобовом стекле разглядеть картинку.

– Может, остановимся? Ань, уже и темнеть начинает.

– Где я сейчас на шоссе остановлюсь? Осталось несколько минут ехать. Сейчас свернём, и приторможу. Просто из-за дождя кажется, что долго. И страшно. Дорога почти пустая.

Алиса тревожно посмотрела на лобовое стекло, залитое водой. Дворники работали изо всех сил. Алиса подумала, что им, наверное, тоже это всё не нравится.

– Не переживай, – было непонятно, кому Аня это говорит, себе или Алисе, – навстречу чудесам по-другому ехать запрещается, – она лукаво улыбнулась и перестроилась на крайнюю полосу в твёрдом намерении поворачивать. Светофор предупреждающе замигал жёлтым глазом. Аня сделала громче радио и бодро запела строчку из очередной песни. Получилось коряво, и Алиса рассмеялась. Аня повернула налево. «Чудо» случилось в одну секунду. Автомобиль на мокрой дороге проехал неровно, его вынесло на встречную полосу, и тут же в аккуратненькую оранжевую машинку вонзилось старенькое такси.

Алиса не успела даже испугаться. Она ещё хохотала над певческим талантом подруги, как уже мгновенная боль со всего размаху шлёпнулась на неё. Она сразу потеряла сознание, но быстро очнулась. Всё ещё в той же оранжевой машинке. Только Ани рядом не было. А дождь был, разве что уже не такой сильный. Алиса открыла глаза и инстинктивно отстранилась. Прямо перед её лицом был какой-то мужчина и пытался отстегнуть её ремень. Она хотела закричать от испуга, но спокойный голос перебил её порыв.

– Пошевелиться можете? – мужчина говорил так, как будто она пришла в библиотеку и спрашивает томик Тютчева.

– Что? – Алисе хотелось истерить и причитать. Она никак не могла сложить пазл, чтобы получилось хоть подобие картины происходящего, – Что происходит? Вы кто?

– Пошевелиться можете? – всё также буднично спрашивал мужчина, словно предлагал ей в дополнение к Тютчеву заодно почитать стихотворения Фета, – Где больно? – мужчина наконец расстегнул ремень и отодвинулся.

– Что? – Алиса думала про Фета и совсем ничего не понимала.

Ей показалось, мужчина совсем не удивлялся тому, что она не может сказать ничего внятного. Из кармана мокрой куртки он достал мобильный, включил на нём фонарик и бесцеремонно широко раскрыл веки Алисы.

– Сотрясение. Спрашиваю ещё раз – где больно? – он стал поочерёдно нажимать на разные части тела. У правой руки Алиса почувствовала неладное, она вскрикнула и наконец полностью пришла в реальность. Она поняла, что произошло. Но где Аня? Она отстранила мужчину и попыталась выйти. Вышла. И тут же упала, хорошо, мокрый мужчина успел поддержать. Голова кружилась, мухи какие-то летали перед глазами, и даже дождь их совсем не пугал.

– Что с Вами? Где болит?

– Рука болит. И в глазах фигня какая-то… А где Аня?

Алиса упёрлась руками на машину в надежде, что сейчас отпустит. Но мухи продолжали летать перед глазами.

– Сядьте. Водитель в машине такси, она повредила ногу, вряд ли сейчас выбежит Вам навстречу, но уверен, что тоже сейчас этого требует.

Алиса пыталась руками разогнать мух, но это не помогало.

– Сядьте, говорю Вам.

Мужчина сказал, что уже вызвал скорую помощь.

– Я не хочу никакую скорую! – проорала Алиса. Но поспорить она не успела – где-то в глубине разбитой оранжевой машины завизжал её мобильный. Мужчина достал сумку и сам взял трубку.

– Да, здравствуйте. Владелица телефона попала в аварию. Она жива. Но у неё сотрясение мозга. Я врач-невропатолог. Её нужно вести в больницу…

Он не успел договорить, как в трубке его перебили.

– Егор, это ты?

– Да…

– Это Артур. Твой адвокат. А это телефон моей невесты. Где вы?

+ ++

Третий день Алиса лежала в кровати, практически не вставая. Артур часто был рядом, изредка уезжал по работе. Аня постоянно звонила, плакала и что-то говорила в трубку. Приехать она не могла – машина разбита, нога в гипсе. Артур ей пытался объяснить, что когда все поправятся, тогда он обеим хорошенько ввалит, но сейчас не до этого. Но Аня всё равно звонила, а Алиса почти всё время спала. Она открывала глаза, и снова появлялись мухи. Она хотела встать, но голова не слушалась, координация была какая-то странная, её постоянно мотало и тошнило. И она снова ложилась. Спать хотелось и днём, и ночью. Она уже все бока отлежала, но из кровати деваться было некуда. Так прошла неделя. Стало немного лучше – хотя бы улетели мухи. Однажды Артур уехал, а Алиса захотела пить, встала, и, держась за стены, пошла на кухню. Остановилась у большого зеркала и завыла. Лицо бледное и измождённое, волосы нечесаные и грязные, губы сухие и синие.

Пришёл Артур, чуть позже медсестра – ставить капельник. Алиса постоянно хныкала. Было жалко себя, жалко лета, пусть даже дождливого, нужно было готовиться к свадьбе, а она только спала целыми днями. Никаких сил не было, а тут ещё и Артур сказал, что должен уехать в командировку. Алиса расплакалась.

– Мне всё равно, что надо. Я здесь с ума сойду одна.

– Ну и что, что ко мне постоянно будут приходить родители и подруги.

– Я хочу, чтобы ты остался!

– У тебя же важное дело твоего друга! Ты же не можешь его бросить! А меня можешь, да?

– Мне надоело лежать! Даже телевизор нельзя посмотреть! Ничего нельзя! Я здесь двинусь!

Но Артур всё же уехал. Алиса понимала, что он уедет, и истерила не из-за того, чтобы он остался. Просто нервы не выдержали, вот она и вопила, что было сил, только для того, что не могла больше помалкивать. Так прошло ещё 4 дня. Кошмар. Правда, стало лучше. Алиса стала вставать, а Аня в трубку орала на неё, чтобы лежала. В итоге Богатырёва не выдержала и приехала-таки к подружке прямо со сломанной ногой. Теперь у неё был личный водитель и костыли. Она материлась, пока на них тыкала от машины до лифта, но была несгибаема.

Алиса открыла дверь и рассмеялась.

– Вы посмотрите на неё! Башку разбила и хохочет теперь!

– Ты ногу разбила, тебе же не пришло в голову дома с ней два месяца сидеть, – Аня стала заваривать чай.

– Нога – не череп! – Аня театрально помотала пальчиком.

– Моему черепу душно, он хочет подышать свежим воздухом.

– Ты что, решила выйти на улицу? – Аня недоверчиво посмотрела на подругу, – Я тебя даже поддержать не смогу, когда ты грохнешься! А ты обязательно грохнешься, потому что весь твой видок наглядно об этом свидетельствует! Меня саму бы кто поддержал!

– Ань, я хоть вокруг дома пройдусь, ну реально не могу больше.

Алиса села на диван и вяло стала натягивать джинсы. Получалось так медленно, что со стороны могло показаться, что она совсем не умеет этого делать. Так бывает у детей, когда они пытаются натянуть штанину, но ножка не слушается и никак не хочет влезать в одежду. Алиса сидела сгорбленная и слабая. Но с джинсами в руках.

– Алиса, я ведь сейчас не шучу совсем, – Аня стала говорить назидательно и серьёзно, – Я какой-никакой доктор по образованию.

Алиса посмотрела на неё и хихикнула.

– Хотя бы по образованию, доктор! И не ухмыляйся! Годами в больнице не надо работать, чтобы знать прописные истины! С сотрясением мозга, от которого ты ещё не оклималась, одной на улицу точно таскаться не надо!

Алиса надела джинсы.

– Ты свалишься, я тебя, что, на своём костыле домой потащу! Мне Артур башку оторвёт! А он мне ещё за аварию это не сделал!

– Ань, хватит уже, – Алиса фыркнула на подругу, – Я же чувствую, как мне. Слабость сильная, но голова не кружится, всё нормально будет. Я же не припадочная, всё понимаю. Но мне, правда, лучше.

Алиса, так же вяло как джинсы, стала натягивать белый свитер.

Телефон Ани издал звук сообщения. Она быстро что-то ответила, но телефон опять издал звук. Алиса вопросительно на неё посмотрела.

– Это мужик пишет, который нас из машины вынимал.

– О-о-о, – Алиса игриво облизнулась, – у тебя есть его номер, и он тебе даже пишет? Твоя сломанная нога сразила его наповал? – Алиса в голос рассмеялась.

– Он тоже доктор, нам есть, о чём поболтать. И всё, – Аня немного раздосадовано посмотрела на свой мобильный, – Он сам мне дал свой номер, и теперь пишет, спрашивает, как моя нога и твоя голова.

– Ну? А ты хотела, чтобы он сразу предложил прогуляться до ЗАГСа? – Алиса снова рассмеялась и натянула-таки свитер.

– Нет, ты не поняла, он неплохой вроде мужик, и образованный, и врач тоже, но… это не то, Алис, у меня и коленки не трясутся…

– Достали вы своими коленками! – Алиса отмахнулась от подруги, – Пока ждёшь всех этих кем-то придуманных симптомов, состаришься. Это чушь собачья, Ань! Ну, в подростковом возрасте, ладно, там понятно, гормоны, пубертат, протест. А сейчас-то, ну, какие могут быть коленки?!

Телефон Богатырёвой зазвонил.

– Знаете что, приезжайте и сами уговаривайте. У неё мозг совсем поломало! Она вон уже одетая на диване сидит. Еле-еле джинсы натянула, а гулять намеревается! Её не переспоришь! Я тоже не железная!

Алиса удивлённо посмотрела на подругу.

– Он сейчас приедет, – уже спокойно сказала Аня.

– Кто? – Алиса ничего не понимала.

– Ну, этот, мужик, с коленками… в смысле, от которого не трясутся…

– Голову я разбила, а с ума вы все посходили, – Алиса весело покрутила пальцем у виска и потыкала к двери.

Спускалась она медленно. Лифт довёз до первого этажа, но предстояло преодолеть ещё 5 ступенек. С непривычки и от жуткой слабости Алиса никак не могла с ними справиться. Она держалась за перила и даже за подружкин костыль, но сил было слишком мало, чтобы удержаться. Перед глазами стали появляться тёмные пятна, картинка медленно начинала шататься. Алиса ничего не сказала подруге, и они наконец вышли из подъезда. На улице было свежо и сыро.

– Давай хоть для начала на лавочке посидим? – предложила Аня.

– Она мокрая вся, пошли погуляем немножко.

Аня недовольно хмыкнула, но пошла. Алиса чувствовала, как безудержная слабость рушит её смелые планы на прогулку, но ничего не сказала. Ничто в теле её не слушалось. Ноги казались ватными, руки тяжёлыми, голова – пустой. Она сделала ещё несколько шагов и почувствовала, как холодный пот покрыл кожу. Ладони стали влажными. Дом, вокруг которого она собиралась гулять, шатался перед глазами. Алиса остановилась у фонарного столба и опёрлась об него спиной.

– Тебе плохо? – Аня беспокойно пыталась поддержать подругу, но на одной ноге да ещё с костылями это получалось плохо, Алиса кивнула, – Я же тебе говорила! – Аня в ужасе смотрела на Алису, представляя, как та сейчас упадёт в обморок прямо к её костылям.

Алисе стало стыдно перед ней, зря не послушалась, но ноги её уже почти не держали, и совесть быстро заглушила паника. Алиса медленно по столбу опустилась прямо на мокрую землю и села. Смутно она видела, как к её подъезду подъехало такси, оттуда кто-то вышел и почему-то подошёл к ней. Кто-то взял её на руки и зачем-то понёс обратно домой. Она ничего не понимала. Она вдруг подумала, что так и не смогла погулять, что зря так много сил потратила на надевание штанов, что…

В себя она пришла уже в квартире. Аня держала в руках пузырёк с нашатырём. Мужчина, которого она видела уже дважды, но так и не смогла толком запомнить, заваривал чай.

– Привет, – Алиса знала, что Аня ей сейчас ввалит, и решила сделать вид, что всё нормально.

– Весело тебе, да? – Аня была злая и раздражённая.

– Ань, прости, я…

– Я чуть не расплакалась там, когда ты потекла по этому столбу! Ты вообще понимаешь, что ненормальная!

– Хватит, девочки, – мужчина, которого теперь Алиса могла наконец рассмотреть, поставил чашки на стол, – А Вас, Алиса, я лично привяжу к кровати, если Вы не будете осмотрительнее.

Алиса хотела что-то сказать в ответ, но ничего не придумала и просто кивнула. Аня на неё зыркнула так, как будто сказала: «Чужого мужика сразу послушала, а меня чуть до инфаркта не довела!». Алиса в ответ жалобно посмотрела ей в глаза, и та улыбнулась. Все сели пить чай.

– Как Вы себя чувствуете? – мужчина подлил Алисе кипятка.

– Лучше, – Алисе надоело мусолить эту тему, – Когда уже можно будет снова стать прежним человеком?

– Скоро, – мужчина говорил твёрдо и очень сдержанно, – А в чём лучше?

– Она психует часто, – вошла в разговор Анна.

– Это нормально. При черепно-мозговых травмах это естественно. Так в чём лучше?

– Мухи улетели, – пробормотала Алиса.

– Это хорошо. Ещё недельку, и будете, как новая.

– За неделю я забуду, как меня зовут.

– Я Вам потом скажу, если забудете, – мужчина наконец улыбнулся, Аня расхохоталась, а Алисе стало грустно. Она вдруг распереживалась, что вся такая больная, она не может показать, какая она красивая, когда при полном параде.

– Вы кто?

– Врач.

– Это я знаю, – она натянуто улыбнулась, – Это ведь Вы меня из машины вытащили, да?

– Да.

– Спасибо Вам.

– Не за что. Ваш будущий муж спасает меня от решётки. Так что, для меня большая честь…

Глаза Алисы стали большими и удивлёнными. И она перебила врача.

– Так Вы – тот самый, который девочку малолетнюю… ну… – Ей стало ещё неудобнее вот так прямо говорить об этом.

– Да, Вы правы, это обо мне. Но давайте не будем. Я Вам таблетки принёс. Успокоительные. Очень хорошее лекарство. Выпейте, а то нервная система у Вас сейчас на пределе.

С этим Алиса спорить не стала. Взяла стакан с водой, зачем-то посмотрела на дно, высыпала таблетку на руку.

– А как Вас зовут?

Алиса положила таблетку на язык и поднесла стакан с водой к губам.

– Я думал, Вы знаете. Обо мне сейчас только ленивый не знает. Я Егор… Егор Казарин.

Вода изо рта моментально выплеснулась, таблетка застряла в горле. Алиса начала кашлять. Картина была мерзкая. Егор стоял, ничего не понимая. Но быстро спохватился и постучал Алису по спине.

– Ты, что, предупредить не могла!?

– Да я и не знала, что… Ну, что Егор – это понятно. Мало ли Егоров? А фамилии у меня нет привычки спрашивать.

– Может быть, мне кто-нибудь объяснит, в чём трагедия?

Подруги рассмеялись.

– Вы извините нас, Егор. Это недоразумение. Спасибо Вам ещё раз. Хотите ещё чай?

– Нет, спасибо.

– Пожалуйста, давайте ещё немного поболтаем. А то мне сейчас особо не с кем разговаривать.

Егор Казарин согласился. Алиса довольно улыбнулась. Таблетки начали действовать. Она почувствовала, как ей стало хорошо и спокойно.

+++

Алёша Попов вспоминал Олесю каждый день. Девчонка из богатой семьи. Он всегда был ей не ровней. Зачем он познакомился с ней? Всё равно оказался тряпкой. Это пацанам можно показывать свою крутизну, а на деле оказалось, что слабак. «Это я убил её, девочка моя любимая умерла, а я виноват… А его посадят. Она смотрит на меня, и улыбается. Наказывает меня».

Он не знал, что больше не даёт ему покоя, – что она оставила его или что она оставила его виноватым. «Но она же сама, я же пытался её отговорить», – он то утешал себя, то наказывал снова и снова. Алёша замкнулся, и это стало заметным. Даже мама уже не раз пыталась с ним поговорить. Она всё чаще гладила его по голове и целовала в лоб. Алёша знал, это верный признак того, что она видит неладное и пытается помочь сыну. На мамины вопросы он, как усталый попугай, отвечал, что всё нормально. Поэтому мама переживала и целовала его. Алёшу это мучило ещё сильнее. «Теперь ещё и маме плохо из-за меня. Во всём я виноват. Всем порчу жизнь. И доктора этого теперь ни за что посадят, тоже я буду виноват. Потому что я знаю, как на самом деле, а больше никто не знает. Но я же не дурак всё это вываливать вслух, а сами они никогда до такого не догадаются».

Алёша познакомился с Олесей случайно. Девочке из обеспеченной семьи захотелось чего-то нового, и подруги предложили сходить в ночной клуб в другом районе города. Этот район славился своей небезопасностью, и ночами там гулять было не принято. Дурная слава ходила и о тамошних дискотеках. В сводках МВД регулярно появлялись сообщения о том, что там опять что-то случилось. Даже убийства были, но народу на танцах меньше не становилось. В этот клуб и пришла Олеся с подругами. Неумело и ярко накрашенные подростки танцевали. Они были пьяные, но это никого не удивляло. Олеся так много алкоголя не пила никогда, но ей хотелось, как она сама говорила, «больше драйва». И она рискнула – впервые попробовала крепкий алкоголь. Но Олеся не знала, сколько его нужно для злополучного «драйва». Она думала, будет понятно, когда выпьет. Но просчиталась.

Они пришли в клуб уже сильно пьяные. Олеся хорошо помнила, что сначала ей было очень весело. Она чувствовала себя внепланетным существом, хотелось танцевать, петь и даже немного летать. Здесь всё было по-другому, здесь не было знакомых, ей казалось, здесь люди были не такие, как в её «папином» мире. В баре она выпила ещё. Стало интереснее. Потом она точно не могла вспомнить момент, когда всё стало меняться. Олеся танцевала, но вот уже глаза перестали успевать за картинкой, её стало мутить, настроение портилось. Она хотела взбодриться и пошла в бар. Но стало только хуже. Больше не хотелось двигаться. Тело дёргало. Тошнило сильнее и сильнее. Шее всё тяжелее было держать голову. Она – голова – вдруг стала такая большая, что хотелось её куда-нибудь сложить. Олеся присела на пол и прислонилась к стене. Она закрыла глаза, и в этот момент стало совсем плохо. Перед закрытыми веками внутри темноты всё завертелось, как на больших каруселях в парке. Она быстро подняла ресницы и поняла, что сейчас её вырвет. Кое-как она дошла до туалета и начала блевать. За несколько минут малолетняя красавица превратилась в страшненькую обезьянку, с красными глазами, черными подтёками на щеках и синеватой кожей. Она мерзко себя чувствовала и мерзко выглядела. Косметика растеклась по лицу. Одежда провоняла сигаретами и туалетом. Волосы спутались и пахли так, как будто ими вымыли пол. Олеся не понимала, что ей делать дальше. Где её подруги, она не знала. «Наверное, они где-то танцуют, но я туда не дойду». Она выползла из туалетной комнаты и снова села на пол.

Когда мимо неё проходил Алёша, он даже не удивился. Обычная история в его подростковом мире. Он бы, наверное, так и прошёл мимо, если бы Олеся внезапно не заплакала.

– Ты чего? – он так удивился, что решил остановиться.

– Отстань, – Олеся вытирала ладонью щёку, ещё сильнее размазывая растёкшуюся тушь.

– Я-то отстану, а ревёшь-то чего?

– А то так не видно. Чего тут объяснять?! У меня на физиономии всё написано, – она гаркнула на него, как будто ворона, которую стая голубей прогнала от хлеба.

– Ну, и что?

– Ничего. Как я домой пойду!

Алёша заметил одежду девочки. Она была дорогая, и сумка модная. И кеды крутые. У них в районе таких магазинов не было.

– Ты чего тут забыла? – Алёша понял, что она приехала сюда из «другой жизни».

– Хотела приключений, – честно призналась Олеся и снова пустилась рыдать, – и скучно было.

– Капец, теперь весело стало.

Ответить на это у Олеси не было сил. Она опять убежала в кабинку, а когда вернулась, Алёши уже не было. «Блин, никогда больше пить не буду. Только бы домой прийти тихо. Отец меня прикончит на месте». Она моталась у гардероба и медленно натягивала шарф, пыталась засунуть рукава куртки в руки (именно рукава в руки, а не наоборот, наоборот было очень сложно), наконец застегнула замок и выползла на улицу. «Куда делись девчонки? Надо их найти». Но сама стояла и не двигалась с места. Сил не осталось, она пыталась вызвать такси, но не получилось. Пальцы не слушались, голова ничего не соображала. Жутко хотелось спать, можно даже в соседнем сугробе. Внутри всё трещало и гудело. Наконец она уселась на какую-то скамейку, и положила голову на перила. Она пыталась закрыть глаза, но тут же мимо побежали карусельки, и опять затошнило. Олеся открыла глаза. В этот момент она согласилась бы сдохнуть на лавке, чем продолжать терпеть этот кошмар. Она ничего не соображала, когда подъехала машина с шашечками, оттуда вылез парень, взял её за шиворот, впихнул в такси и с силой и злостью хлопнул дверцей.

Алёша привез её к себе домой. Мамы тогда не было. И он раздел Олесю догола и засунул под ледяной душ. Она быстро очнулась. Пыталась орать, вылезти, но сил не хватало, и она так и уснула под ледяной струёй. Алёша вынул её из ванной, завернул в одеяло, и уложил на диван.

Утром Олесе было ещё хуже, чем ночью. Звонил отец, орал, а она через каждые 10 минут истерично бросалась к раковине, мысленно радуясь, что всего этого не видят родные. К вечеру она оклималась.

Так они подружились. Уже скоро начали вместе гулять и целоваться. Алёша был невероятно горд и счастлив. Он обожал Олесю. Он говорил, что никогда не встречал таких красивых и умных. Он даже всерьёз думал, что она и вправду должна жить на другой планете, потому что совсем не такая, как все девчонки. Олеся только хохотала и просила новых впечатлений. Она говорила, что ей постоянно скучно в её мире. Скучно ходить в школу, скучно дома, скучно на секции рисования, куда её записал папа. И совсем уж скучно в школе балета, куда она должна была ходить, потому что это было новое и самое модное учреждение в городе. А с Алёшей скучно не было. Он показывал ей места, где совершались преступления. Всё в подробностях рассказывал о них. Олеся говорила, что для неё это тоже «другая планета», и что на ней ей всегда интересно. Она познакомилась с друзьями Алёши, и уже знала, кто из них вор, а кого уже даже забирали в полицию. Она «читала» его мир, как самую захватывающую книжку. Ей казалось, в нём даже воздуха больше, чем у неё, там, в бесконечных акварельных картинках и хореографических станках. Она ныряла в эту жизнь и смеялась. Она чувствовала, что здесь свободна от предрассудков, что здесь, с Алёшей, она может попробовать всё.

Алёша Попов вспомнил эту её идею – попробовать всё, и снова вернулся к своим виноватым мыслям. Он смотрел на старенький шкаф, который был куплен, когда его нынешняя страна была другой и называлась иначе, и снова задавал себе вопрос, на который у него было ответа. Кто виноват? Нет, скорее – виноват ли он? И что теперь конкретно ему со всем этим делать?

Ответов по-прежнему не было. Ни в его голове, ни в стареньком советском шкафу.

+++

Алисе надоело лежать. Тело ныло, бока болели. Казалось, её кости затвердели и совсем не хотят слушаться. Егор Казарин – она дёргалась каждый раз, когда вспоминала это имя, – сказал, что если она будет соблюдать режим, лучше станет намного быстрее. Она послушалась. Она теперь привыкла слушаться. Один раз вон показала характер и свалилась у столба. Так что, всё правильно, надо кивать головой и соглашаться. Так и проблем меньше и сомнительных мыслей тоже. Хотя… Мысли как раз теперь стали приходить чаще. Особенно, сомнительные. Времени было много. Читать и смотреть в экран было нельзя, и Алиса снова начала думать. Мысли как будто ждали именно этого события, чтобы её вот так свалило одну в кровать, чтобы грохнуться огромным пыльным мешком на её разбитую голову.

Алиса лежала и смотрела на стену. Там висела картина, сделанная из её фотографии. Она щёлкнула её в горах, когда они с Артуром поехали туда вместе, в отпуск. Там, на высоте в три с половиной тысячи метров, он сделал ей предложение. Встал на колено, подарил дорогое кольцо и улыбнулся. Всё по плану. По кем-то написанному сценарию, от которого нельзя отступить. Конечно, он знал, что она согласится! Он бы никогда не стал звать в ЗАГС, если бы были сомнения в результате. Результат превыше всего! Всё должно быть продумано и проверено. Всё должно быть идеально. Так и было. Алиса согласилась, надела кольцо и посмотрела вдаль, на белоснежную горную вату. Тогда она подумала, что вот эта картинка действительно идеальна. В ней нет ничего лишнего – она безупречна. И гладкий блеск чистого снега, и ассиметричные скальные зубцы, и солнечные брызги на её щеках, и какой-то особенный холодный воздух, в котором мало кислорода, но которым очень приятно дышать. Она знала, что Артур сделает ей предложение именно здесь. Это было очевидно. Так бывает, когда смотришь мелодраму и уже к середине фильма начинаешь понимать, чем всё закончится. В этом «сюжете» Алиса не ошиблась. В тот день она была счастлива. Ей казалось, что именно так чувствуют счастье. Наконец у неё всё было, как надо, как хотели родители, как клянчили родственники и бабульки на лавочке. Она тогда начала сомневаться, правильно ли она живёт, правильно ли чувствует. Может быть, все эти люди действительно знают, как надо. Ведь их так много, а она – со своими не трясущимися коленками – одна. Может быть, она и правда чего-то не понимает, а они все хотят ей добра. Она согласилась попробовать. Жизнь стала лёгкой и покладистой. Только эти горы почему-то её смущали, и тогда, когда она смотрела им в заснеженные глаза, и теперь, когда она рассматривала их на большой картине.

– А если я всё-таки ошиблась? Что если счастье – не в этом? – спрашивала она у сфотографированных вершин.

– А в чём тогда? Ведь сейчас всё очень хорошо, так? – гора улыбнулась, разгадав мысль Алисы, – Ну, конечно, если не считать разбитой головы. Что тебя ещё не устраивает, дорогая? В твоей жизни всё стало идеально. Всё правильно. Без нервов. С завтрашним днём. Ты стала спокойная. Тебя теперь все любят и гладят по головке. Твоя мама разговаривает с тобой мягко и ровно, на отвлечённые темы. Она не тыкает в тебя пальцем и не обвиняет в безрассудстве. Ты сейчас дёргаешься, потому что до свадьбы остался всего месяц, а ты не суетишься. Правильно, для тебя суетятся другие, потому что твоё время суетиться закончилось, когда ты кивнула на предложение Артура. Для этого всё и затевается – чтобы больше не суетиться. В принципе, и свадьбу можно было провести без тебя, но так не положено. Надо же, чтобы все видели, какая невеста красивая и счастливая. Иначе неидеально как-то, неправильно. Так что, придётся всё-таки присутствовать. Но в целом, это уже не будет иметь большого значения. Потому что дело будет сделано, и ты в ясном уме и твёрдой памяти на это согласилась.

– Почему же я всё чаще и чаще задаю себе этот вопрос, готова ли я? Может быть, я что-то упускаю из вида и не понимаю этого? Может ли быть вот так идеально всегда? Или это обман, ловушка, иллюзия?

– Ты просто дёргаешься перед свадьбой. Это нормально. Не каждый же день замуж выходишь. Ты думаешь, жених не переживает и разные вопросы себе не задаёт? Это как мост от прошлой жизни к какой-то совсем другой. И пройти по нему надо быстро, но это очень волнующе. Так что, бросай терзаться, всё отлично.

Алиса недоверчиво посмотрела на картину. Ей нравилась эта фотография. Она была сделала не по правилам – горизонт завален, свет не с той стороны, расположение объектов неровное – но тем она ей нравилась больше. Эта фотография была неидеальная, но любимая. Она как будто каждый раз заново открывала атмосферу того дня, когда глотала эмоции от новой встречи с новой вершиной. В прямом и переносном смыслах.

Её мысли о смыслах перебил телефонный звонок. Артур в очередной раз извинился и сказал, что в Санкт-Петербурге нужно ещё немного задержаться, потому что тамошние слушания постоянно переносились. И к финалу дело двигалось крайне медленно. Алиса психовала, ругалась матом, но сделать ничего не могла. «Наверное, он тоже там переживает. И ему проще волноваться перед свадьбой на расстоянии», – успокоила она себя, воспользовавшись советом неидеальной картины.

Сразу после Артура позвонила Арина Митина. Она на радостях визжала в трубку, что снова помирилась с Сергеем. Теперь, по её словам, в их отношениях всё будет совсем по-другому, потому что он согласился сходить с ней вместе к её волшебному психологу, и уж она-то – психолог – точно разберётся, в чём у них проблема! Алиса в это не верила: «Сергей хочет жену-хранительницу домашнего очага, а тебя днём с огнём не сыщешь. Тебя же хлебом не корми, дай телезвезду разукрасить. Ты хранительница своего большущего чемодана с косметикой, а никакого не очага. Как тут психолог поможет?»

Арина в счастливом от примирения порыве сказала, что Алиса просто ничего не знает о чудесах, которые может творить хорошая психотерапия. «Важно грамотно договориться. Тогда всё возможно».

«Важно найти мужчину, с которым тебе комфортно. Тебе комфортно, Арин?» – этот вопрос получился риторическим.

После разговора с подругой Алиса встала, погрызла вафлю, попила зелёного чая, вылезла в окошко. Всё как всегда. Мелкий дождик падает на щёки, люди по тротуарам ходят злющие, потому что летом особенно хочется солнца и тепла, и тут серо и хмуро.

«А мне комфортно?»

Она смотрела на дождь и больше никаких мыслей в её голове не появлялось.

«Мне комфортно с Артуром?»

Она высунула голову, и волосы быстро намокли.

«Или мне удобно? Я, как страус, засунула голову в песок. Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не чувствую, знать больше ни о чём не хочу! Достало об этом думать!»

Она закрыла окно и потрепала волосы, чтобы они быстрее просохли.

«Мне комфортно! И хватит об этом!»

Медленно в левый висок стала пробираться лёгкая боль. Она была странная, поначалу вроде какая-то ненавязчивая, но постепенно меняющая своё настроение. Уже через полчаса в левом виске по сосудам стучал молоток, и этот стук отдавался к затылку. Половина головы нестерпимо ныла. Алиса выпила нестероидную таблетку и снова вылезла в окошко. Она думала, что воздух поможет быстрее справиться с болью.

Прошло ещё полчаса. Голова болела так, что казалось, глаза скоро начнут искриться. Воздух не помог, и она свалилась в кровать. Она лежала и не могла пошевелиться. Ещё через час от свирепой боли из глаз потекли слёзы.  Она и не знала, что голова может так болеть. Она позвонила Ане, но её телефон был выключен.

«Господи, что же это такое! Я здесь скончаюсь сейчас. И никому до этого нет никакого дела».

Левая часть головы разрывалась. Алиса выпила ещё таблетку обезболивающего. Во рту появился жуткий металлический привкус, но боль не утихала. В мозг лезли истории о том, как у кого-то однажды что-то там в голове лопнуло или расширилось, и на этом всё, то есть совсем всё, и закончилось. Стало жалко себя, слёзы опять потекли из красных глаз.

К вечеру Алису стало подташнивать, и она никак не могла объяснить, почему от боли её начинает мутить. Хотелось хоть что-то ещё для себя сделать, но она понятия не имела, что ещё можно съесть или выпить, чтобы хоть чуточку полегчало. Она ещё раз набрала Ане, но автоответчик отчеканил, чтобы она позвонила позже.

«Позже у меня голова разлетится на части, или я просто издохну здесь в одиночестве!» – и она выбросила трубку.

Стало темнеть. Алису рвало, но боль не проходила. Она плохо соображала. Она не понимала, что с ней. Становилось по-настоящему страшно. Она начала думать про скорую помощь, но не знала, можно ли вызывать экстренных врачей с головной болью.

К 10-ти часам вечера она уже не вставала, не включала свет. Скрючившись, Алиса лежала на диване и тихонечко выла. От сильной боли она почти ничего не соображала. Зазвонил телефон, и она остро пожалела, что выкинула его в угол. «Может, это Аня? Она же врач по образованию, она же, наверняка, что-то дельное посоветует». Вставать или не вставать? Несколько метров казались просто огромным расстоянием, а лишнее, даже малейшее движение вызывало такой наплыв разнообразных ощущений в голове, что она никак не могла решиться на это. Телефон всё звонил и звонил. Его трели, как железом по чугунку, отдавались где-то внутри черепа, Алиса зажала уши руками, и начала подниматься.

– Алло…

В трубке раздался отбой. Она приложила её к виску, и тут прямо в ухо телефон запел снова.

– Да, – жалостливо и еле слышно проговорила Алиса.

– Привет, – Алиса сразу даже не распознала голос.

– Угу, – это всё, что она смогла вымолвить в ответ на приветствие.

– Чем занимаешься? Я тебя случайно не разбудил?

– А кто это? – всё, что она могла понять – это не Аня. Значит, не интересно, потому что от «обычных» людей разумных советов, куда ей деть её голову, она не ждала.

На том конце повода догадались, что что-то не так.

– Алиса, у тебя всё нормально? Это Егор.

Как только Алиса признала знакомый голос, она разревелась. Перед неизвестным человеком она сдерживалась, а тут как будто последняя перегородка терпения рухнула, и она прямо в трубку начала заливать слова слезами.

– Егор, мне очень плохо. У меня голова болит. Я понимаю, что это звучит не совсем нормально, что голова хоть раз в жизни болит у каждого человека, но это невыносимо. Она с обеда начала. Я уже две таблетки выпила, или три… я не помню. И ничего не помогает. Я, наверное, скончаюсь к ночи, если она не перестанет, – Алиса ревела в трубку. Ей было жаль себя, молодую и красивую, замученную болью.

– Я сейчас приеду, – в трубке опять раздались гудки.

Алиса никак не отнеслась к сказанному. Вернее, она к сказанному не отнеслась серьёзно. Ну, куда он приедет? И какой толк от того, что он приедет? Она поднялась, стараясь не шевелить головой, вытащила из шкафа плед, завернулась в него как в кокон, и легла на диван. В окно забарабанил дождь.  Она начала дремать. Но заснуть не получилось. За окном стемнело. И только свет от фонаря еле-еле пробирался сквозь оконное стекло. Голова болела и болела. Алиса выла.

Что-то несвязное и нецензурное пробубнила Алиса, когда в дверь позвонили. В этот момент она не могла представить, как встанет и пойдёт к двери.

Звонить продолжали. Она медленно потыкала. Она хотела поздороваться с Егором, но слова слишком сильно резали по черепу, а поэтому она просто помахала ему рукой, посильнее укуталась в плед, и отправилась на диван, даже не пригласив Егора зайти. Он зашёл без приглашения. Закрыл все замки, разулся, и почему-то тоже не включив свет, прошёл в комнату. Алиса даже не взглянула на него. Она не шевелилась и тупо смотрела прямо перед собой. Егор увидел коробочку с лекарствами.

– Не тем лечилась, – только и сказал он.

– Это обезболивающие… Они хорошие, всегда помогали, когда что-нибудь болело.

– Я знаю, что это. При твоих болях это не поможет. Ну, или не обязательно, что поможет.

– Ты так говоришь, как будто у меня голова болит каждый день.

– Ты должна быть готова к тому, что теперь она будет болеть часто.

Алиса еле-еле произносила слова, ей казалось, что она бредит и всё, что происходит, ей только кажется.

– Почему?

– Покочену.

Егор вынул пластинку с одной таблеткой. На упаковке было какое-то длинное название. Она никогда раньше не слышала такого слова. Она хотела его запомнить и пыталась как-то проиллюстрировать в голове это незнакомое слово. Всё, на что хватило фантазии – сумка и пташка – её даже поначалу рассмешили, но от улыбки стало ещё хуже, и она бросила это занятие.