Новый путь бесплатное чтение

Глава первая

Я открываю глаза и сразу чувствую нарастающую панику. Мы с Витькой только что легли спать в своем доме, дети отправились в свои первые путешествия. После стольких лет я уже и забыла эти серые стены. И вдруг… Я открываю глаза, и передо мной серые стены противоатомного бункера из нашего детства. Мы были совсем детьми – каких-то девятнадцать лет!

Почувствовав напряжение мочевого пузыря, попыталась встать, но голова внезапно резко закружилась, заставляя меня прекратить эти упражнения. Тогда я проделала тест координации, поняв, что самостоятельно до туалета не дойду. Новость расстроила, но еще больше расстраивал мочевой пузырь, намекая на то, что если не сейчас, то будет поздно.

– Витя! – негромко зову я, думая о том, что сойти с ума сейчас было очень некстати.

А я точно сошла с ума, иначе откуда галлюцинации?

Появляется заспанный Витька. Звезды! Какой он молодой, совсем ребенок! Но выбора особого у меня нет, поэтому просто прошу парня, думая о том, что с проблемами разберемся позже. Когда в туалет схожу.

– Вить, до унитаза отнеси, пожалуйста, – прошу я его, на что возлюбленный только кивает, привычно бережно беря меня на руки, чтобы отнести в санитарный блок убежища.

Обнаружив на себе узкие джинсы, очень нехорошо отзываюсь о молодой неумной девочке, боящейся всего на свете и потому создающей себе проблемы. С джинсами я справляюсь, с давно уже непривычным бельем тоже; решаю свои текущие проблемы и понимаю, что падать на бетонный пол – очень плохая мысль. Мне точно не понравится.

– Витя, я все! – сообщаю мужу о своей готовности, только сейчас сообразив, что не чувствую его. В душе как будто чего-то не хватает.

Мысль о том, что с Витькой что-то случилось, пронзает меня, будто молния; я резко вскакиваю и падаю, встречаясь с полом. Сознание гаснет вместе с последней характеристикой своего ума и интеллекта.

Открыв глаза, обнаруживаю себя в кровати. Где я еще могу себя обнаружить? Рядом со мной стоит Витька, перевязывая, но я по-прежнему его не чувствую и потому хватаю рукой за рубашку, подтаскивая к себе. Парень явно удивлен, и теперь я понимаю почему. Если я в бункере, ходить не могу, значит, совсем недавно я бодала головой выходной люк. Я и не могу чувствовать Витьку – слияния еще не было! А своим поведением я его еще и напугаю, но, хоть убей, не помню, как себя вела в то время.

– Витя, я тебя люблю… – тихо говорю я, пытаясь вспомнить, что тогда было.

– Я тебя тоже люблю, котеночек, – отвечает мне муж, еще им не ставший. – Сильно ты головой-то стукнулась, душа моя… – продолжает он по-русски.

С трудом удерживаюсь от того, чтобы ответить. Я не знаю, какой это Витька – тот же или же он тоже проснулся здесь, как и я. Если сочтет сошедшей с ума, неизвестно же, как поступит. Запрёт где-нибудь и будет кормить из жалости, а я так не хочу! Сейчас он формально глава бункера, значит, все системы подчинены ему…

– Штаны с меня стяни, пожалуйста, – прошу я его, не зная, что делать дальше.

Зато знает парень. Легко стянув с меня джинсы, он улыбается и так знакомо гладит, что я опять чувствую подкатывающую истерику. Я не хочу все проходить заново! Не хочу! Но меня точно никто не спросит. Поэтому я просто буду делать все, что он скажет, пока не смогу понять, что вообще происходит и почему я не в своем доме, а в бункере. Неужели мне все приснилось? Но медицина же в голове осталась!

– Я пойду приготовлю поесть, – сообщает мне совсем юный Витька. – Потом будем с твоей головой разбираться.

– Главное – не отрезать, – хихикаю я, не сдержавшись, за что получаю нечитаемый взгляд.

Удивленный Витька уходит, а я сначала проверяю то, что могу проверить, понимая, что дело не в сотрясении, которого, кстати, нет. Точнее, оно есть, но вот прямо такое нарушение координации силе удара не соответствует. Я там должна была полчерепа оставить, а у меня скорее царапина. По крайней мере на ощупь. Ну полом я себе, конечно, добавила ощущений… И в этот момент меня наконец накрывает.

Я горько рыдаю: от пустоты в душе там, где обычно был Витька, от осознания, что мне все приснилось, от общего нашего положения. Была война или все произошло как во сне? То есть мы крысы в лабиринте или нет? Как это узнать? Не насторожу ли я Витьку? Но я же люблю его! А он?

За рыданиями не замечаю вернувшегося парня. Витька бросился ко мне, оставив тележку с едой сиротливо стоять у входа в отсек. Парень обнял меня, утешая так, как только Витька умеет, а я все не могу прекратить плакать. Произошедшее внутренне воспринимается как катастрофа всей жизни, поэтому я сотрясаюсь в рыданиях. Странно, но парень не растерялся, а взял меня на руки и покачивает, что-то напевая. Прислушавшись, я почти вою – такой знакомой оказалась эта колыбельная.

– Ну что ты, маленькая, – по-русски уговаривает меня Витька. – Не надо плакать, мы все решим, все будет хорошо. Сейчас покушаем и все-все решим.

Я не могу ему ничего сказать – меня трясет так, как будто на вибромашине сижу, но муж… парень и сам все понимает, гладит меня, уговаривает, понимая абсолютно все. Наконец ему удается меня успокоить. Ну, почти. Достаточно успокоить, чтобы покормить, по крайней мере.

– Что это? – старательно удивляюсь я, глядя на тарелку, полную гурьевской каши, которую так любят… любили наши дети.

– Каша из моего детства, – отвечает мне Витька.

– А из чего она? – продолжаю старательно удивляться, хотя состав знаю, конечно.

– Манка, молоко, какао, – спокойно перечисляет парень, которого очень хочется обнять.

Это мой Витька. Помнит он наш «сон» или нет – это не так важно, потому что это мой родной, самый любимый на свете Витька. Мой навсегда единственный человек. Я просто чувствую это всей собой, поэтому послушно открываю рот, даже ничего не спросив, ведь это Витька! Крысы мы под стеклом или нет – это неважно, важны только он и «мы». Пусть слияния у нас не было, но мы все равно едины, и так будет всегда.

Витька осторожно кормит меня, потому что руки сильно дрожат и ложкой я в себя, скорее всего, не попаду; но он кормит не только поэтому, а еще потому, что ему приятно это делать. Интересно: что произойдет в момент нашего слияния? Мне это очень-очень интересно, но я согласна потерпеть, ведь это же Витька!

Проснулся я как от взрыва, моментально поняв, где нахожусь. Память у меня хорошая, а противоатомный бункер нашего детства я узнаю сразу же. Что это значит? Ведь мы с любимой ложились спать в нашем доме; почему я просыпаюсь на этой проклятой планете? Что я здесь вообще забыл?

– Витя! – этот голос я узнаю из миллиона. Моя любимая зовет, и я, конечно же, бросаюсь к ней.

Звезды! Какая она юная, совсем ребенок! Но ведет себя… привычно, а ведь такого тогда не было. Мое сокровище меня боялась, она тогда всех боялась, маленькая моя. А сейчас – сколько любви в ее глазах! Значит, она – тоже? Ее-то за что?

Похоже, действительно это моя Светка; как только держится… Спокойно попросила отнести на унитаз, спокойно сообщила, что все. Вопрос в том, чего ее после этого прыгать-то потянуло. И напрямую не спросишь, если бункер слушают. Как бы это проверить? Может, химия какая в организме плещется. За столько лет мы уже и позабыли, что это.

Тут меня дернуло осознание: я чувствую ее иначе. Нет единения, что очень грустно, но логично. Для единения любви мало – нужно слияние душ, а медальон… Пока иду готовить завтрак, разглядываю медальон отца. Обычный железный медальон, визуально немного отличающийся от того, что я помню. Надо будет помедитировать, вспомнить, как он выглядел. Разъема считывателя не вижу совсем; это может значить… Пока ничего не может, надо проверять.

Привычно держу себя в руках, давя юношескую истерику. Тело-то у меня молодое, гормоны пляшут, до истерики полшага, но я-то уже совсем другой. И мозги уже работают, и воля совсем другая. Кстати, именно этот факт отрицает то, что нам наша жизнь приснилась. Теорию параллельных миров нам давали на Высшем Цикле, поэтому я ее хорошо помню. Окружающая действительность может быть совсем не нашим прошлым либо же мы прожили один из ее вариантов. Но это подтвердится, если ядерная война была, – тогда вполне могло сдвинуть сквозь грань миров. Но вопрос, почему мы тогда вернулись.

Тут впору думать о высших силах, следы которых Адив, конечно же, встречали, но лично, так сказать, знакомы не были.

Руки готовят кашу для Светки, а я глубоко погружен в свои мысли. Если это наше прошлое, то на пике Слияния у нас будут «Гэлирия» и долгий путь домой. Если прошлое не наше, то уверенности не может быть ни в чем. Но у нас есть наши сны, в которых все можно обсудить. Поэтому план такой: сначала кормлю мою любимую, потом разбираемся, что у нее с головой, затем пытаемся понять, наш это мир или нет.

Все-таки опыт и знания никуда не делись, а это опять же отрицает сон. Не было у нас таких знаний в девятнадцать. У нас тогда вообще никаких знаний не было, только самомнение; как только выжили… Тяжело вздыхаю. Проверяю знания, копаясь в памяти. Полевую медицину мы, кстати, тоже изучали, как и ассенизацию. Так называется работа врачей в условиях катастроф: в Галактике бывает разное. Ну и дар никуда не делся, только надо его активнее развить, благо умею.

С приготовленной едой возвращаюсь к моему котенку, еще в коридоре услышав отчаянные рыдания. У меня едва не останавливается сердце от той боли, что звучит в плаче любимой. Бросаюсь к ней, чтобы успокоить, беру на руки и понимаю: мою Свету накрыло осознанием, отчего она и плачет. Пою ей колыбельную, когда-то написанную специально для нее и доченьки, что тогда была еще в любимой. От этой песни рыдания становятся еще горше. Звезды! За что любимую заставляют переживать все это еще раз?

Да, теперь я уверен, что мы вернулись оба. Если подумать, это логично – ведь мы едины, пусть даже еще не было Слияния. Но наши души навсегда едины, что бы ни случилось, маленькая моя…

– Ну что ты, маленькая, – уговариваю я мой Свет, мою жизнь. – Не надо плакать, мы все решим, все будет хорошо. Сейчас покушаем и все-все решим.

А вот играет она ненатурально. Заметно, что Светка узнала кашу. Эта ее улыбка, от которой хочется только обнимать девушку, по прихоти кого-то окунувшуюся в ад своей юности. Но нужно играть, потому что ситуации я еще не знаю. И я играю с ней, кормя, уговаривая покушать, хотя Светке уговоры не нужны.

Как я мог сразу этого не заметить, ведь в ее глазах столько любви! Как, наверное, и в моих. Котеночек мой…

– Умница какая, так хорошо покушала, – как можно более ласково говорю я ей.

– Ты волшебный, – отвечает Светка, еще раз убеждая в моей правоте.

– У нас все будет хорошо. – Глажу ее, отмечая некоторые признаки отравления специфическими веществами. И тут вспоминаю о накопителе. – Сейчас я тебе экран включу, а сам немного позанимаюсь делами, хорошо?

– Хорошо, – кивает моя любовь, все отлично понимая.

Выкатываю ее кровать, затем в задумчивости смотрю на наши сумки и рюкзаки, выстроившиеся вдоль стены. Вот не помню, когда успел их привезти из тамбура. Впрочем, это сейчас не важно, а важно совсем другое – экран, начальное обследование, медикаменты, окружающая среда. Нужно выяснить, в каком мы мире, что вокруг нас происходит, и заблокировать доступ в бункер.

Подключив накопитель, выбираю те фильмы, которые ей сейчас очень нужны просто психологически, после чего быстро, но внимательно обследую мою любимую. Никак, кстати, на это не реагирующую. По крайней мере не так, как реагировала бы та Светка. А эта в ответ на мои действия только кивает.

– В промежность в душе заглянем, – комментирует она. – Там сначала помыть надо.

– Хорошо, – киваю я, погладив мою любимую.

Вывод: это не сотрясение мозга. Это очень странно действующая химия, выводить которую нужно немедленно. Значит, необходимо заглянуть в рюкзак, куда я упаковал аптечку. Будем промывать любимую полевыми методами, что само по себе не очень приятно, но сейчас необходимо. А потом, на всякий случай, и меня. Я закапываюсь в рюкзак, не понимая, чем думал, когда покупал кучу бесполезного хлама.

Наконец, обнаружив все необходимое, иду в санблок, чтобы все подготовить. Еще любимую раздевать; посмотрим заодно на реакцию. И тела, и самой Светки. Тело может выдать свою реакцию, об этом забывать нельзя.

Показав девушке на пальцах, что сейчас будет, добился только тяжелого вздоха и кивка. Все она отлично понимает, как и то, что выбора у нас нет. Кстати, самому тоже стоит раздеться: стирать одежду здесь муторно из-за лимита воды. Я подхожу к Светке, убираю одеяло, чтобы сделать именно то, о чем предупредил, а любимая только очень ласково мне улыбается.

Глава вторая

Витька… Мой навсегда Витька. Он очень умный, показал мне сразу, что он – тот самый, родной, любимый. Потому что не было да и не могло быть у девятнадцатилетнего Витьки таких знаний. Осмотрел меня, поняв про химию, поэтому мне сейчас будет очень грустно – вывод химии полевыми методами… В общем, не для слабонервных.

Но это говорит еще об одном факте: мы не «проснулись», а странным образом перенеслись. То есть все пережитое сном не было. Это и хорошо и плохо. Плохо – потому что я о детях беспокоюсь, несмотря на то что им за тридцать. А хорошо – у нас намного больше знаний, чем у девятнадцатилетних ятом. Надо будет посмотреть фильм про земного ятом, Витька только рассказывал.

Что сказать… Учитывая цвет того, что из меня, а потом и из любимого вышло, от момента отравления прошло не так много времени – не более суток, что значит… В гостинице богачей отравили. А там могли отравить, только если наш визит туда был подстроен. А вот Витькин портативный анализатор продуктов питания дал очень нехороший результат: жить нам оставалось не более месяца, затем мы бы закончились. Зачем это было нужно, ускользает от моего понимания. Возможно, Витька что-то понимает. Либо…

Если не планировалось именно пустого убежища, только тогда наша смерть имеет смысл. Создав дополнительную панику, можно было бы проредить людей, закрутив гайки. То есть чистая политика. Но она имеет смысл только в случае действительной ядерной войны. Значит ли это, что война действительно имела место?

– Вить, технику посмотри, – тихо прошу я любимого, когда снова оказываюсь в кровати.

Я знаю, что он поймет. Трудно не понять таких простых вещей. Я пока еще двигаться не могу, нужно ждать, когда подействуют антидоты, то есть еще часа три-четыре. Вот только почему меня накрыло сразу же, а не в конце месяца? Получается, несовместимость препаратов – тех, что были раньше, и тех, что потом. У нас будет время подумать.

Витька отправляется в аппаратную, а я переключаю дистанционкой экран в поисках именно той истории про земного ятом. «Маугли» называется.

История фильма увлекла так, что я не заметила возвращения несколько растерянного Витьки. Я сразу же увидела, что парень растерян. Видимо, что-то не совпало с памятью или же… Может окружающая действительность быть не нашим прошлым? Вполне вероятно.

– Сервер не такой, – сообщил мне Витька. – Не две плашки, а четыре, и какой-то «райд», судя по маркировке при запуске. Не знаешь, что это такое?

– Не знаю, – покачала я головой, сосредотачиваясь. – То есть под контроль ты его не взял?

– Взял, – хмыкнул мне парень. – Там логин и пароль на бумажке с внутренней стороны корпуса. Поэтому могу сказать, что внешних коммуникаций не просто нет, но и не было. Обрыв всего именно по времени…

Он не стал продолжать; мне понятно, что имеет в виду Витька. И он тоже понимает, что я осознаю. Зная мужа, уверена: он попробовал не только это, поэтому, скорей всего, пришел делиться новостями. Остановив воспроизведение, я показываю ему место рядом с собой, куда выглядящий юношей Витька и опускается.

– Антенна вышла нормально, – продолжает он. – Как и вентиляторы, все восемь.

– И что? – напрягаюсь я. Это, пожалуй, момент истины – выяснить, что происходит.

– Вой помех и пустота, – вздыхает Витька. – Послезавтра попробуем поднять обзорку, может хоть тогда узнаем точно.

– А у нас только беспилотники? – сразу же интересуюсь я, на что муж кивает.

То есть предварительно: это не наше прошлое, вокруг действительно смертельная радиация, а человечество уничтожено. Это совсем не те новости, которым можно радоваться. А если это не наше прошлое, то может не быть и Гэлирии, что вообще совсем уже плохо, просто не сказать как.

Сонливость наваливается как-то внезапно; это, кстати, нормально, учитывая промывание и препараты. Кровь почистить мы можем только опосредованно; надеюсь, примитивные препараты хоть как-нибудь справятся. Именно поэтому неудивительно, что меня и Витьку сморило.

– Котеночек! – Витька с ходу бросается меня обнимать. Мы стоим босыми на зеленой траве посреди березовой рощи.

– Витенька, родной мой! – отвечаю ему тем же. – Что с нами случилось, как ты думаешь? Я думала, с ума сошла.

– Поэтому ты так плакала? – тихо спрашивает меня муж. – Я думал, сердце разорвется от твоего отчаяния.

– Страшно, Витя… Не хочется все заново, к тому же… – Я замолчала.

– Это не наше прошлое, – утвердительно говорит Витька. – Техника немного отличается, медальон не имеет разъема, да и антенна вышла нормально…

– Значит, тут… «Гэлирия»! – выкрикиваю я, но ничего не происходит. – Надо же было попробовать… – с извинением в голосе произношу я.

– Это не камера рекреации, – кивнул муж. – Гэлирии может совсем не быть.

– Бункер надо будет с тестером проверить, – информирую я Витьку; впрочем, он это и сам знает. – Ну и посмотреть, что мы имеем… И Слияние…

– Слияние в любом случае, – улыбается он, гладя меня знакомым жестом. – Даже если оно приведет только к радости…

– Я так привыкла к нему, – признаюсь я. – Мы найдем выход.

Мы обязательно найдем выход. Не может так быть, чтобы мы были навсегда заперты в противоатомном бункере, значит, выход должен быть. И мы его найдем, ведь мы вместе.

– Вить! – вспоминаю я вопрос, мучивший меня еще тогда. – Надо будет разобраться, что это за пространство, в наших снах.

– Ну… – задумывается муж. – Можно пойти дальше, посмотреть, что там. Можно попробовать притащить что-нибудь в сон…

– Иди сюда. – Я роняю его на траву, потому что очень хочу почувствовать его.

– Без проникновения, – предупреждает он. – Надо там посмотреть, что у тебя…

И без проникновения существует множество способов иннервации друг друга. Я хихикаю, вспоминая нашу прежнюю терминологию. Понимающе улыбается и Витька. Но самое главное в том, что мы вместе.

Техника в аппаратной ставит в тупик. Вид обоих серверов совершенно другой. Железные параллелепипеды вместо ожидаемых округлых очертаний ставят в тупик. Пришлось проверять трижды, чтобы правильно угадать именно вспомогательный сервер и не убить основной. Умирать пока в мои планы не входит, особенно так глупо умирать.

С трудом разобрался, как вскрыть корпус. Оказалось – отъезжает одна из стенок. А вот содержимое поставило в тупик: накопители совершенно отличаются от привычных, что говорит о другом мире. Думаю, надо пробовать сделать хоть что-нибудь, но в этот момент, как памятник идиотизму, вижу бумажку с записанными на ней цифрами и пояснением, что логин, а что пароль. Усмехнувшись, включаю технику, чтобы узнать, что логин и пароль подходят обоим серверам, делая меня самым великим петухом в этом курятнике.

Протоколы все рабочие, внешние коммуникации, включая связь, оборваны примерно в одно и то же время. Последовательно обесточиваю все камеры в блоке главы, их оказывается семь, причем четыре – именно в той комнате с пыточными приспособлениями, как я определил в прошлый раз. В принципе, это комната наказаний и принудительного оплодотворения, как я уже знаю, ибо именно так она называется на плане.

Голова немного кружится, но оно и понятно – мы химию выводили. Я же разбираюсь в том, что у меня есть. Как и в прошлый раз, питание – лет на триста, вода… на двоих за глаза. Если совсем ничего не придумается, надо будет вводить тела в аналог анабиоза на сотню лет. Хватит ли у нас возможностей и знаний – тот еще вопрос. Хотя такой анабиоз и разрабатывался именно для полевых условий, так что должно бы… Впрочем, сейчас дело не в этом.

Щелкаю переключателями ветрогенераторов, подсознательно ожидая той же картины, что и в «прошлый раз», но нет, все восемь вышли нормально. Двоим не хватает ветра, остальные весело и по-разному крутятся. То есть не труба, а вполне так себе местность. Это так себе новость, потому что выглядит все так, как будто война – это реальность. Наконец выщелкиваю антенну УКВ. Она тоже встает нормально, но не приносит ничего, кроме воя и шороха помех. Пытаюсь дать сигнал на ретранслятор, но в ответ тишина.

Поднять сейчас беспилотник не рискую: наверху, судя по генераторам, такие ветра, что его просто сдует, а как ракетный отреагирует на радиацию – не знаю. За нами уже никто, похоже, не гонится, поэтому время есть. Вот только совершенно непонятны два момента: откуда у Швейцарии ядерное оружие и что происходит с кольцевой системой бункеров? Ну и почему медальон такой, конечно…

Возвращаюсь к Светке, чтобы пообнимать моего котеночка. Кроме того, усталость чувствуется уже слишком сильно. Еще немного, и я просто усну. Кажется, Светка сейчас тоже…

Не успеваю додумать, как оказываюсь босиком на траве. В следующее мгновение почти у меня в руках появляется и Светка, поэтому я исправляю этот недочет. Кстати, в прошлом мы всегда в момент «оказались во сне» уже были в этом… хм… мире, а сейчас в явной форме появились. Тут есть над чем поразмыслить.

Жена у меня умная и всегда такой была, но «Гэлирия» ожидаемо не откликается. Может, корабля здесь вообще нет, учитывая состояние медальона. Поэтому просыпаюсь задумчивым. Взгляд на часы показывает, что проспали мы четырнадцать часов, что очень странно. Видимо, организмы были в гораздо более грустном состоянии, чем ожидалось.

– Я тебя люблю, котенок, – целую я еще сонные глаза самой лучшей девушки на свете.

– Я тебя люблю, – Светка еще полностью не проснулась, но уже тянется руками. – Надо попробовать меня поднять.

– Надо, поднимем, – улыбаюсь я ей, вставая.

– Стоп! – говорит мне любимая, потянувшись к белью. – Разглядывай давай!

Так, ноги работают нормально, уже хорошо. Внимательно осматриваю междуножие, для чего любимая раздвигает ноги. И тут, получается, несовпадение. Слияние теперь придется обдумывать, потому что в первый раз у нас пика не получится, а ведь именно пик важен для этого…

– Ты девственна, душа моя, – сообщаю любимой жене. – Никаких шрамов да и следов проникновения.

– Интересно девки пляшут… – задумчиво отвечает мне жена. – А как тогда… Хотя памяти тела я не ощущаю, а ты?

– И я не ощущаю, – вздыхаю я. – То есть так себе перенос. Об окружающем мире, получается, мы не знаем ничего.

– Получается, – отвечает мне Светка, задумавшись. – Давай поднимай меня.

– Ты трусы надеть не хочешь? – интересуюсь у нее с улыбкой.

– Успеется, – хмыкает она, сбрасывая белье окончательно. – Поднимай давай!

Поднять ее получается, стоит спокойно, в обморок не падает, рефлексы в норме, что значит: не в ударе по голове дело было. В общем-то, мы это уже и так знаем. А вот тот факт, что внешний мир и собственная история нам незнакомы, сильно настораживает. Нужно вспоминать все то, что мы изучали по физике пространств. Ну и определиться с внешним миром, конечно.

Любимая в результате одевается, и мы идем в сторону кухни – надо еду готовить. Именно факт того, что она девственна, отрицает наши прошлые знания. Но как тогда обосновали смену опекунов? А смена точно была, потому что… Почему я, кстати, в этом так уверен?

– Надо рюкзаки распотрошить и документы почитать, – сообщаю жене, на что Светка только кивает – значит, ей в голову эта мысль тоже приходила.

– И учебники со справочниками хотя бы просмотреть, – отвечает мне мой котенок, ластясь. Голос у нее при этом становится мурлыкающим, что совсем не соответствует смыслу сказанного. – Они нам расскажут, к чему нас вообще готовили.

Это, кстати, очень логично, поэтому даже не думаю возражать. О мире мы знаем только то, что нас хотели убить, да еще так, чтобы было неясно, кто и зачем. Вся остальная информация под очень большим вопросом. Остановил Светку, прошел к входному тамбуру, чтобы закрыть дверь механическим способом, ибо после такого ее только взрывать. И то не факт, что получится.

– Правильно, – кивнула мне Светка. – И пусть стучат головами.

– Ну ты-то головой уже постучала, – напоминаю ей, за что получаю шутливый подзатыльник. – Хотя это тоже уже под вопросом; надо повязку снять.

Мы входим на кухню. Хоть здесь все знакомо, кроме расположения ящика со специями. Вот этого я не заметил, когда готовил завтрак. Впрочем, сейчас будет борщ, я по нему соскучился, хотя не так давно именно им отмечали очередную годовщину освобождения.

– Бесценный мой, – как-то очень задумчиво произносит любимая жена, – а ты год проверил?

Глава третья

Об этом мы оба не подумали: год. Даты-то Витька сверил по моменту закрытия убежища, а сами мы эти даты уже не помним, только день, когда распрощались с Землей. Но сразу мы не побежали – сначала обед. Витька борщ делает просто божественно, поэтому мы решили сначала покушать.

– Все-таки здорово ты готовишь, – улыбаюсь я, пробуя великолепное блюдо. – Просто пальчики оближешь.

– Все для любимой, – возвращает мне муж улыбку. – Доедаем и смотрим?

– Да, – киваю я, погружаясь в это блаженство вкуса.

Доедаем тем не менее быстро, после чего делим обязанности: Витька идет смотреть год, а я – документы. Должны же у нас быть документы? Так я думаю, залезая в рюкзак знакомой конфигурации, украшенный почему-то синим крестом. Насколько я помню, крест должен быть красным. Из аппаратной протяжно свистит Витька – значит, моя догадка правильная и у нас имеются сюрпризы, нам точно неспособные понравиться.

Я залезаю в бумаги в поисках информации. Документы внезапно обнаруживаются в клапане рюкзака, но они не бумажные, скорее это какой-то вид пластика, на ощупь как мелованная бумага, что само по себе необычно, а вот содержимое документов меня шокирует, ибо означает, что мы вообще ничего не знаем об окружающем мире, совсем-совсем.

– Витя! – кричу я во всю силу легких, отчего мой любимый буквально вылетает из аппаратной. – Смотри…

– Светлана Фишер, медик третьего круга обучения Академии, – читает Витька, кивая своим мыслям, а потом показывает пальцем дату: – Видишь?

– Девяносто первый год? – удивленно переспрашиваю я. – То есть через сорок лет от того момента, что мы помним? Что это значит?

– Это значит, что мы в совершенно другом мире, – вздыхает мой любимый. – И здесь другое абсолютно все. При этом антураж сохранен.

– Но… – я пытаюсь сообразить, что это значит, и тут мой взгляд падает на следующую бумагу. – Витя…

– Опекуны – прочерк, – озвучивает прочитанное муж. – Ничего не понимаю. Остальное же все то же: и вещи, и медикаменты, и устройства! Неужели за сорок лет ничего не изменилось?

Мои бумаги говорят о том, что я изначально была сиротой, «созданной из адекватного генетического материала», потому являюсь собственностью государства. Витька метнулся к своему рюкзаку, обнаружив точно такую же кипу бумаг. Вот только у него стоит отметка о гибели опекунов и какая-то еще…

– Не понял, – говорит мне Витька. – Что означает второй класс лояльности?

– С внешним миром нам лучше не контактировать, – информирую его, понимая, что даже знать не хочу, что это все значит.

– Но сорок лет… – задумчиво произносит муж. – Не сходится.

– Что не сходится? – сразу же интересуюсь у Витьки. Какой-то он слишком задумчивый.

– У нас в документах – август девяносто первого, а сейчас июль, – объясняет мне любимый. – Если я правильно помню, такого не бывает.

– Не бывает, – соглашаюсь я с ним. – Особенно в Швейцарии, но за такой срок…

– Собачка могла подрасти, – кивает Витька.

Я в растерянности. Если бы не обнимающий меня муж, была бы в истерике, а пока – только в растерянности. Во-первых, чехарда с датами, непонятные бумаги; но медикаменты, продукты, инструменты – все ровно такие, какими мы их помним. Почему? Этот вопрос не дает мне спокойно думать.

Витька же берет меня за руку, двигаясь в сторону аппаратной. Я понимаю, что он хочет сделать – запустить реактивный беспилотник, если он, конечно, здесь есть. Муж, в общем-то, прав: нам нужно узнать, как выглядит местность вокруг, и понять, что происходит. Ощущение, что мы или на другой какой-то планете, или вообще с ума сошли вдвоем.

– Вить, а могут у нас быть какие-то остаточные эффекты? – интересуюсь я у чем-то азартно щелкающего на панели мужа.

– Вот сейчас и посмотрим, – весело сообщает он, оскалившись. Нажатие кнопки, и…

– Вообще-то, бред распространяется и на детали, – улыбаюсь я. – То есть мы сейчас увидим…

На экране разворачивается классический лунный пейзаж. Такое ощущение, что атмосферы вообще нет – все черно. Это точно бред какой-то, потому что ветрогенераторы работают. Вот как только выйти из этого бреда?

Витька щелкает чем-то на панели управления, и перед нами появляется классическая картина ядерной зимы: снег, обгоревшие какие-то конструкции, неподалеку гигантская воронка, и чем выше забирается камера, тем хуже видно. Витька опять щелкает чем-то, возвращается картинка лунного пейзажа.

– Это фильтр, – сообщает он мне. – А вот если его отключить, то получается классика. Зима, зима…

– Я уже подумала, что с ума сошла, – пожаловалась ему. – Не укладывается в голове год, честно говоря.

– Слишком высоко дрон взлетел, – невпопад отвечает мне Витька. – Такого как раз быть не должно.

– То есть что-то не так? – спрашиваю его, на что муж трогает какой-то джойстик. – Это что?

– Это космическая битва, – произносит муж, чему-то усмехаясь. – Вот только это туфта.

Я смотрю на него, не понимая, почему Витька считает это неадекватной картиной. Вздохнув, парень начинает мне рассказывать про один очень старый фильм, которому лет сорок было в нашей реальности. И вот, по словам мужа, картина на орбите полностью этот фильм копирует. А раз так, то получается что-то вроде виртуальной реальности. А из виртуальной реальности должен быть выход.

Я пробую произнести слова «выход», «закончить» и «отменить» на всех доступных мне языках. Витька, поняв, чего я хочу, вбивает команды отмены и выхода на компьютере. Ничего не помогает. Я устало сажусь на стул, а Витька выдает очень грубую фразу, а потом улыбается и закрывает глаза. Он что-то придумал, только я не понимаю, что именно. Закрываю глаза, держа за руку моего любимого, чтобы в следующий момент…

Я сразу чувствую неладное, едва только вижу органы управления дроном. Реактивный дрон должен взлететь, передать картинку и упасть, а этот ведет себя как атмосферник. Значит, это лажа. Вопрос в том, у нас галлюцинации или же что-то передает картинку на дрон. В первом случае мы не всю химию из организма вывели, во втором… Во втором мы крысы в лабиринте.

Дрон демонстрирует картинку из «Звездных войн», был такой фильм когда-то, и это говорит за второй вариант. Светка все понимает и пробует выйти из виртуальной реальности, а я вдруг понимаю, что именно меня все это время беспокоило: спали-то мы как обычно, а это означает именно виртуальную реальность. Если в очках уснуть, то спишь как обычно, – это-то я знаю, пробовал как-то. Как выйти из виртуальной реальности? Представить, что снимаешь очки, например.

Интересно, как добились такой достоверности? Я пытаюсь снять очки, представляя себя на диване, и что-то вдруг сползает с моего лица. Открыв глаза, вижу полутемное помещение, ряд ванн, в которых лежат голые люди. Поднявшись, я вижу любимую в каком-то футуристически выглядящем шлеме, который я с нее сразу же снимаю. Странно, что все ванны имеют поднятые сейчас крышки, но люди не шевелятся.

Вытащив любимую из ванны, я несу ее к выходу, угадывающемуся неподалеку. Дверь, чем-то похожая на двери Гэлирии, со скрипом отодвинулась, и в этот момент Светка открыла глаза.

– А тут ты старше выглядишь, – сообщила мне моя любимая. – Лет на тридцать, насколько я помню.

– Ну ты где-то так же, – произношу я, укладывая ее на ровную поверхность и оглядываясь в поисках хоть какой-нибудь одежды. – Если это не очередной виртуал, то ситуация у нас так себе.

– Что ты имеешь в виду? – интересуется Светка, оглядываясь и садясь.

– Первые модели гибернаторов напоминает, – объясняю я. – И значит, это либо космический корабль, либо…

– Поняла, – кивает моя жена. – Во-о-он там шкафы, по идее и одежда?

Подхожу к шкафам, выглядящим вполне обычно, на мой взгляд. Действительно одежда, по виду которой я бы предположил все-таки, скорее, космический корабль. Да и наш возраст намекает. Тем не менее ситуация интересная, особенно учитывая красные огоньки у остальных ванн. Вздохнувшая Светка натягивает на себя одежду, тем же занимаюсь и я. Думать о том, не очередной ли это виртуал, не хочется совершенно.

– Насколько я помню архитектуру таких кораблей, – сообщает мне любимая, – рубка там, а спасательные капсулы…

– Подожди минутку, – прошу я ее и возвращаюсь в предыдущее помещение.

М-да, тут можно особо и не рассматривать. Все лежащие мертвы, причем примерно сутки-двое, судя по некоторым специфическим признакам, и потому я, пожав плечами, возвращаюсь к Светке. Она и сама все понимает по моему лицу, поэтому вздыхает, отправляясь в сторону рубки корабля.

Я такие суда только в музее Потерянных Рас видел, честно говоря, или же это не судно. Потерянные – значит полностью вымершие. Народ Адив встречал такие корабли-могильники, поэтому есть в них что-то знакомое. Но мы-то выглядим людьми вроде бы, поэтому есть еще одна версия: усыпили всех на время ядерной зимы. При этом тело медленно, но взрослеет, если гибернатор примитивный.

То есть или сейчас двадцать второй – двадцать третий век и мы в бункере, или же мы на неизвестном корабле в далекой галактике, простите, Звезды… Светка просто идет вперед, поднимаясь по лестницам. Лифты тут тоже есть, но пользоваться ими я не рискну. Освещение, скорее, аварийное; воздух, правда, есть.

Очередная дверь заскрипела, но открылась совсем немного; Светка посмотрела на меня, отчего я только вздохнул и помог отчаянно заскрипевшему механизму грубой силой. Перед нами открылся центр управления. Черный космос с мириадами сияющих звезд мгновенно отмел одну из версий, а скелеты в креслах управления навели на совершенно другие мысли. Отчего-то же они поумирали?

– Вить, – позвала меня Светка. – Смотри, как интересно.

На мерцающей панели мигает надпись. Надпись на русском языке, вызывает тем самым еще больше вопросов: «Реактор А отключен. Реактор Б перегрет. Необходима эвакуация».

– Это неинтересно, – сообщаю я, тыкая пальцами в сенсорную панель. – Это совсем неинтересно, потому что исправных шлюпок тут две, а реактор протянет в таком режиме сутки. Может, чуть больше.

– И что делать будем? – деловито интересуется любимая супруга.

– Учитывая, что мы входим в звездную систему, подозрительно напоминающую Солнечную? – отвечаю я вопросом на вопрос.

На большом экране, напоминающем просто остекленение, видна проплывающая мимо планета, легко, между прочим, узнаваемая. Ощущение виртуальной реальности усилилось, так как, по моему мнению, такого быть не могло. Сейчас я склоняюсь к мысли, что мы сошли с ума и видим картины собственного бреда.

– Идем к Земле, – вздыхает Светка. – Часа через четыре, да?

– Да, где-то так, – киваю я. – Надо попытаться перехватить передачи и выяснить хотя бы, год тут какой.

Смахнув скелет, рассыпавшийся прахом, усаживаюсь в кресло, посадив туда же Светку. Корабль-переселенец, на котором было, как утверждает мозг корабля, что-то около полумиллиона человек, потерял основные секции в результате столкновения с небесным телом. Эту информацию содержит бортовой журнал. Сейчас живых здесь только двое – мы.

Не самая любимая нами планета растет на глазах. Что нас там ждет, не знает никто, тем более мы. Набор спасательной шлюпки нуждается в ревизии, но, по идее, эти корабли предназначены для обеспечения выживания экипажа в абсолютно любых условиях. Ну, насколько я помню музейные экспонаты. Другое дело, что тем экспонатам бывали и тысячи, если не миллионы лет, а к динозаврам я не хочу.

Пока приближаемся, программирую аварийные маяки. Взывать к «своим» бесполезно: корабль-переселенец никто спасать не полетит, они отправлялись по разным причинам, но всегда по принципу «запустил и забыл». Поэтому я настраиваю один из зондов на сигналы в стандарте Адив, а второй – на универсальные сигналы бедствия, с указанием потенциальной опасности планеты. Все-таки к людям этой планеты и я, и Светка очень сложно относимся.

Все ближе планета, поэтому я отстреливаю один маяк на дрейф, а второй – в сторону спутника, который, если я правильно помню, называется Луной. Теперь если кто-то будет пролетать мимо – услышит, а нет, так лет через пятьдесят сигнал поймает форпост Адив. Поэтому все не так плохо.

Светка видит нечто ей понятное на экране, наклоняется и начинает очень быстро работать с клавиатурой. Ничего нового человечество не придумало – и стандарт клавиатуры сохраняется веками, и пиктограммы везде одни и те же, поэтому нам удобно работать с техникой чужого вроде бы корабля. К тому же память тела никуда не делась. Впрочем, до момента истины остается совсем немного времени.

Все-таки вопрос остается: это очередной виртуал, мой бред или же реальность?

Глава четвертая

Я слушаю перехват земных передач. Выбора у нас особенного нет, разве что перевести реактор в половинную мощность, что даст нам время, потому что нужно думать о натурализации.

До нашего рождения два года. Сначала я думала лететь искать родителей, предупредить, но Витька остановил меня одним-единственным вопросом. Он у нас один на двоих: «А где конкретно?» Я не помню, где жила до Германии. Витька тоже не помнит, кроме отдельных картин. Память-то нам «Гэлирия» восстановила давным-давно, но осталась она с телами, а у нас есть только образы.

Витьки нет даже в проекте; где живут мои родители – неизвестно.

– Вить, а по фамилии найти? – интересуюсь я, на что муж тяжело вздыхает.

– Ты представляешь, – грустно улыбается Витька, – сколько Кохов и Фишеров на свете? Ну, положим, нужного Коха пока нет даже теоретически, как нет Гэлирии на орбите, но Фишеры…

– Да, ты прав, – киваю я, принимая его аргументы. – Значит, не получится всех сразу спасти. Что тогда делаем?

– В Швейцарии бессмысленно, – муж явно не хочет думать о том, что внизу тридцатый год, а перед нами не самая простая задача. – Когда дети туда попадут, уже поздно будет.

– Значит, Германия… – заключаю я. Все равно не представляю, как мы можем легализоваться. Может, у Витьки есть мысли?

Витька поднимает меня, собираясь куда-то идти. При этом он сильно задумчив, что значит: у него есть мысль и он ее думает. Я с надеждой смотрю на него, отчего муж кивает, понимая, что мне любопытно. Тянусь к его руке и оказываюсь в объятиях самого любимого человека на свете.

– Комплектность и возможности шлюпок надо проверить, – объясняет мне на ухо Витька, нежно поцеловав в висок.

– Когда ты так делаешь, я думать неспособна, – признаюсь ему, отчего муж улыбается.

– Пойдем, – предлагает он.

Мы идем по направлению к выходу из рубки управления кораблем. Лифты теперь-то точно не действуют. На всем судне работают только рубка, переход к шлюпочной палубе и сама палуба. Остальное обесточено и отключено от системы жизнеобеспечения, чтобы дать нам время. Нам очень нужно время, чтобы определить, куда именно попадаем, и подготовиться. Технологии корабля древние только для нас, Землю они опережают на тысячелетие, да еще и спасательные протоколы во все времена рассчитывались в том числе и на враждебное окружение. Интересно, как здесь?

– Интересно другое, – сообщает мне Витька. – Во-первых, характер виртуальной реальности, берущей информацию из эмоциональных образов памяти, во-вторых, вид гибернатора, а в-третьих, русский язык, в отличие от Адив, например, совершенно такой же, как на Земле.

– Этрусы, думаешь? – интересуюсь я, медленно спускаясь по почти не освещенной лестнице.

– Этрусы… Вполне возможно, – кивает Витька. – О них мы почти ничего не знаем, и хотя логика устройства корабля едина для всех, особенности есть.

– Есть, – соглашаюсь я, эти особенности уже увидевшая. – Мозг не разговаривает, сам корабль устроен, скорее, как цилиндр, чего обычно не бывает, ну и возможности по встраиванию в системы…

Этрусы… Легендарная раса предков что Адив, что, как подозревалось, землян. Да и не только их. О них не было известно почти ничего – только тот факт, что они были, и еще что-то об аппаратуре, в которой могли разобраться только Этрусы на каком-то своем, глубинном уровне. Большая часть информации о них так и оставалась непонятной. Легенды ходили разные – от магии до владения техникой на очень высоком уровне. На очень высокий уровень было не очень похоже, но тут, скорее, причина могла быть в возрасте судна. Что-то около половины галактического года, это очень много.

– Мы, скорей всего, – сообщает Витька, входя на палубу, – в Германии начнем, так будет проще.

– Это если наша память правдива и начало было действительно там, – с грустью улыбаюсь, припомнив еще кое-что. – Мы в гимназии сдавали немецкий, помнишь?

– Швейцарский немецкий отличается, – напоминает мне муж, усмехнувшись. – Так что не аргумент.

– Ой… – Я об этом действительно забыла. Хотя можно говорить и на чистом, но местные правила лучше знать.

Витька лезет в капсулу, а я оглядываюсь. Кажущиеся бесконечными ряды капсул, расположенные как соты, сейчас выглядят так, как будто ими играли в футбол. Смятые и перемолотые конструкции совершенно не походят на космические корабли, скорее на поделки ребенка из пластилина. Мелкие детали пропали, а вот крупные… Я наклоняюсь, поднимая какой-то прибор, зажигающий зеленый экран, едва лишь оказавшись у меня в руках.

– Так, у нас два типа капсул, – сообщает мне Витька. – Гражданская спасательная может выжить даже на дне океана. Военная защитная имеет вооружение и способность летать до орбиты. Но с собственным выживанием так себе, да и с комфортом тоже. Что берем?

– А что нам еще нужно? – интересуюсь я, зная, что муж принял решение, с которым я, в общем-то, согласна.

– Золото, платина – для депозита, – сообщает мне Витька. – Дом купим, документы…

Документы – это самая большая проблема. Появляемся мы почти из воздуха, разве что муж что-то придумает; а в Германии из воздуха появиться невозможно. Да и плохо я знаю тридцатые годы, многое забылось, все-таки столько лет прошло… Поэтому надо уповать на любимого, который раздумывает над дилеммой.

А вопрос серьезный. Военный бот можно замаскировать, он умеет быть ненаходимым. Гражданская капсула может изобразить из себя дом любой конфигурации. Военный может летать в атмосфере, раз или два подняться на орбиту, гражданская – одноразовая. Что выбрать? Что для нас важнее?

Витька вызывает погрузчик, на что-то его программирует; я жду, пока он закончит и расскажет, что придумал. Конечно, я полностью доверяю его мнению, ведь мы едины.

– Вить, а откуда у нас единение, ведь не было Слияния? – интересуюсь я.

– Особенность расы, – отвечает он. – Единение как таковое любовью достигается, а Слияние – это уже более поздняя разработка. Будет еще.

– Я тебя люблю! – обнимаю мужа.

Он многое знает, потому что не только изучал нашу специальность, но и старшему нашему помогал с выбором.

– Я тебя люблю, – искренне отвечает он, поглаживая меня по спине. Или комбинезон слишком тонкий, или я соскучилась.

В нашем положении проблема документов – самая важная. Если деньги легко получить из золота и редкоземельных материалов… Не слишком легко, но возможно, скажем так. Но документы – это сложная сказка, особенно в Германии. Хорошо подумав, я понимаю, что вариант только один – записаться поздними переселенцами. За этот документ отвечает только один сервер, до которого можно достучаться отсюда. Ну а дальнейшая регистрация – это уже просто, учитывая, что есть на что сослаться.

Итак, мы лица без гражданства, в двадцатых переехавшие в Германию откуда-то из непонятного русскоговорящего далека. Врачи с европейскими дипломами; надо будет их подтвердить и стать детскими врачами. Почему детскими, думаю, понятно. Далее будет яснее.

– Любимая, – обращаюсь я к Светке, – пойдем в рубку, будем оттуда документами заниматься, ну и подумаем, какой именно бот брать.

– Ага, – кивает она мне, но ластится. Соскучилась, моя маленькая.

– На планете уже, наверное, – с сожалением вздыхаю я. – Здесь мы спалим все на свете, если сольемся.

– Ла-а-адно, – тянет котеночек мой. Как же все-таки я ее люблю!

Думать о том, что с нами произошло, не хочется. Возможно, мы утомили Мироздание своими вопросами и нам позволили увидеть все самим? И, возможно, даже исправить? Исправить хочется, честно говоря, особенно Светкину жизнь. Вспоминая, каким она была напуганным котенком, хочется поступивших с нею так просто уничтожить. Но и в ее памяти не все ладно – почему нацелились именно на нее? Это очень необычно, поэтому стоит быть осторожными. Ну а пока – идем в рубку.

Жалко, что времени не так много, чтобы заняться друг другом, но нужно разбираться с документами. Схема довольно проста: соединяюсь с сервером одного очень интересного министерства, неплохо, кстати, защищенного, а вот архив его почти никак не защищен. Пишем наши имена, возрасты… Получается, сейчас нам тридцать пять, а тогда было, соответственно, на десять лет меньше. Дипломы, связи, опыт работы…

Обнаружить нас невозможно, отличить вмешательство тоже: у нас совсем другие технологии, а работающие с сервером безопасники пренебрегают основным методом защиты сервера в сети, то есть не пускать в интернет. Но сейчас это нам на руку, потому что можем решить проблему документов без шума и пыли. Никто даже и не подумает, что что-то может быть не так.

Светка сообразила, что я делаю, и теперь только улыбалась. А я ждал, когда она придет к тем же выводам, которые сформировались у меня. Бот нам нужен военный, потому что в случае осложнений с гимназией мы должны иметь возможность всех убить. Эта мысль отторжения не вызывает, ибо то, что с нами сделали в прошлом, вполне оправдывает мое отношение к людям. Пусть не ко всем, но вот к тем – да.

Спасательный бот был бы отличным решением, если бы мы не знали всего того, о чем уже в курсе. Поэтому, несмотря на способность к мимикрии и вместительность, нам все-таки бот нужен военный, и ничего с этим не поделаешь. Ну а то, что автономность по сравнению со спасателем у него ниже, так это достойная, по-моему, цена.

– Ладно, я поняла, – кивает мне Светка. – Действительно, военный лучше.

Она так говорит, как будто прочитала мои мысли, но на самом деле это не так. Жена моя любимая просто слишком хорошо меня знает.

Мысль виляет: а что если и это прошлое не наше и Гэлирии не будет? Что тогда? Задумываюсь над вариантами. Самый логичный – спрятаться в Сибири, ее вряд ли будут бомбить, это просто бессмысленно. Кроме того, можно будет переждать активную фазу вообще вне планеты – на спутнике, например. Но решение, конечно, так себе…

Мозг корабля закончил вносить изменения и создает так называемые временные удостоверения личности; они печатаются в мэрии, поэтому к подделке неустойчивы. Правда, по нашим технологиям и постоянные не особо, но лучше сущностей сверх меры не плодить. Поэтому в принципе мы готовы… Сейчас закончится погрузка всего необходимого в бот, язык мы знаем, теперь только точку наметить…

– И куда упадем? – интересуюсь я мнением возлюбленной.

– Можем в район Чернолесья, – предлагает она, увеличивая зону.

Множество мелких сел, лесное пространство, где звездолет можно легко спрятать, реки; вполне так, на самом деле. В действительно крупный город лезть не хочется. Во-первых, я их не люблю, во-вторых, больше народа – меньше кислорода. Киваю, соглашаясь.

Тихо гудит пульт – поторапливает нас. Перевод реактора в половинный режим не помог, из чего делаем вывод, что он просто поврежден. То есть мы сидим на бомбе неизвестного принципа действия.

– Побежали, – командую я, подхватывая Светку под руку.

Надо же еще дать кораблю возможность отойти от планет подальше. Все-таки реактор у него не ядерный, а чем опасен подобный взрыв, я просто не знаю. Не осталось свидетелей, знавших, что крутилось в реакторах Этрусков. Может, взрыв будет незаметен, а может, сорвет атмосферу. Проверять никто не будет.

А мы сейчас переоденемся в мимикрирующие костюмы, тоже, кстати, военные… Интересно, что у древней цивилизации, по легендам абсолютно миролюбивой, есть военные боты с небольшими, но очень злыми пушками, ручное оружие и вот такое вот снаряжение. Может, это и не легендарные, кто же это может точно сказать-то сейчас…

– Переодеваемся, – командую я, когда мы оказываемся внизу, где стоит космический корабль, обводами чем-то похожий на земного коршуна.

– Мимикрия… – задумчиво отвечает мне моментально переодевшаяся Светка, когда ее одежда становится полупрозрачной, позволяя мне оценить красоту жены, а потом приобретает темно-синий цвет одежды гражданского специалиста на Гэлирии.

– Она самая, – хмыкаю я, глядя на открывающийся вход. – Топаем внутрь; в зоне посадки как раз ночь, что нам удобно.

– Это точно, – кивает любимая, без долгих дискуссий сначала забираясь в сам бот, а потом проталкиваясь в сторону пилотских ложементов. – Напихано-то, напихано!

– По максимуму, любимая, – хихикнул я в ответ. – Готова?

Корабль уже развернут остатками стартовой рампы к планете, позволяя нам еще раз подумать, но выбора нет: древнее судно на последнем издыхании. И я это понимаю, и Светка. О том, почему наше сознание появилось именно здесь и именно так, мы будем думать позднее, а пока нужно просто стартовать.

Переглянувшись с любимой, вжимаю сенсор, и планета прыгает в нашу сторону. Все, что смогли, мы приготовили, и теперь у нас два часа на спуск, с которым бот справится сам. В режиме максимальной маскировки сравнительно небольшой корабль земным средствам обнаружения не по зубам, что успокаивает.

Глава пятая

Очень хочется увидеться с родителями. Они меня, конечно, не узнают, ведь выгляжу я иначе да и старше, но хочется просто почти до визга. Витька меня очень хорошо понимает, хотя ему увидеться и не с кем – Гэлирии на орбите нет, значит его папа еще не прилетел, если вообще прилетит. Но я-то наверняка рожусь? Очень хочется в это верить. Жизнь у меня-ребенка сложилась так себе, зато я встретила Витеньку! А ради него я и еще раз такое же пройду. Потому что очень его люблю… А ради любви можно любые пытки пройти.

Хотя сейчас мы маленькую Светку, когда она появится, защитим, конечно. Где был мой дом в Германии, я как раз помню. Странно: ни Витька, ни я не помним, где жили до того, как оказались в Германии. То есть образы есть, а названий нет. Это мне как врачу что-то напоминает. Возможно, даже что-то произведенное для нашей же пользы, кто знает… Какая-то я подозрительная.

Посадка проходит спокойно, но мы никуда не спешим. Как Витька говорит, «с пола упасть нельзя», поэтому в первую очередь надо поесть и перестроиться на местное время. Германия вызывает отвращение. Слишком много плохого у меня с ней связано, слишком мало хорошего. Но выхода у нас нет. Если все пойдет так, как в прошлый раз, то лет через двадцать человечество закончится.

– Поешь, родная. – Витька паек местный распаковал. Заботились они о своих воинах… – Немного отдохнем, а потом отправимся на точку.

– Пешком? – интересуюсь я.

Тут всего-то километров двадцать, так что можно и пешком, но Витька показывает мне знакомый по музеям диск. Я знаю, что это такое! Это вариант индивидуального передвижного средства, правда антигравитационного типа, но кто нас ночью увидит? Сейчас поедим, и муж подключится к местной сети, чтобы подтвердить наш интерес в покупке одного из свежепостроенных домов. Или покупатель отказался, или здесь это обычная практика – строить дома на вырост.

– Вот этот возьмем, – предлагает Витька, показывая на снимок, сделанный ботом во время снижения.

Дом, стоящий у самого леса, выглядит очень интересно с точки зрения уединения. Как будто специально для нас. Если его купить, то можно будет передвинуть… Моя мысль обрывается, я внимательно смотрю Витьке в глаза, пока не обнаруживаю там зародившееся понимание. В следующую секунду бот взлетает, потому что мы забыли о деньгах. Они у нас, конечно, есть, но легендированию пока не поддаются, потому что нарисованные. Для банковской системы это все равно, но…

– Правильно, – комментирует муж, – незачем плодить сущности. Сейчас мимикрируем под автодом побольше и сядем перед банком.

– Я буду спать, а ты – развлекаться? – удивляюсь я, но Витька только качает головой.

– Ты палец на гашетке держать будешь, – объясняет он, заставляя меня улыбаться. – По местному банк еще на вклады работает.

– Этот банк всегда работает, – комментирую я, зная нрав старейшего банка Швейцарии.

Что еще хорошо: именно в этом банке никогда не задают вопросов при таких суммах. И это нам сейчас очень удобно. Витька переключает свой комбинезон-скафандр в режим, создающий впечатление так называемого кежуал-наряда, то есть не официального, но при этом ткань выглядит для стороннего наблюдателя очень дорогой. Про эту хитрость я тоже знаю из прошлой жизни: богачи часто пытаются изобразить, что они то ли «из народа», то ли им наплевать на все нормы одевания в тех или иных ситуациях. В общем, Витька сейчас для стороннего наблюдателя выглядит очень богатым человеком.

Ну и легенда у него простая, как топор: из дикой России хороший, судя по кошельку, человек хочет перебраться к более спокойно относящимся к деньгам в чужом кошельке людям. Русские, кстати, еще не входят в коалицию восточных стран, поэтому они пока не «восточные варвары», судя по тем новостям, что мы ловили еще на орбите. Получается, что-то произойдет в ближайшие лет десять? Интересно, что именно…

Витька отправляется разбираться с банком; я за него волнуюсь, поэтому выглядящие сейчас прозрачными пушки слегка подергиваются. Муж возвращается с тележкой, на которую перекладывает ящики с русскими надписями. Он у меня молодец, обо всем подумал. Интересно, он оставил надписи как есть или же менял их? Надо будет спросить…

– Ну вот и все, – сообщает мне Витька, вернувшись. – Вопросов не было, как и ожидалось.

– Еще бы они были… Сколько там, миллиона на три? – интересуюсь я, снимая палец с гашетки.

Витька снова берет управление в свои руки, а я раздумываю о том, насколько достоверно произошедшее. С одной стороны, у нас тридцатые годы, элита богачей только формируется, то есть банк легко берет депозиты такого типа; с другой стороны, все как-то слишком легко проходит, но муж загадочно улыбается, значит, что-то сотворил.

– Признавайся! – требую я, заставляя Витьку засмеяться.

– Они ждали именно меня с такой суммой, – объясняет он, даря понимание. – Запросили свою переписку, а там…

– А не догадаются? – интересуюсь у мужа – все-таки не самая простая операция.

– В архивной копии? – поднимает он брови. И я понимаю, что сморозила глупость.

Это именно то, что широко не известно, по крайней мере сейчас. В тридцать седьмом, по-моему, году было обнаружено, что архивные копии содержат только факты, без документов, на которые ссылаются, и тогда все изменилось, но сейчас-то у нас самое начало, значит, никто не подкопается. С трудом сдерживаюсь, чтобы не броситься мужу на шею.

Пока что реальность вполне соответствует нашей. Надо решить вопрос дома, заказать «постоянные» документы и хоть чуть-чуть отдохнуть, чтобы понять, что делаем дальше. Мне, например, не очень понятно. Понятно, что мы тут, чтобы всех спасти… Или нет?

– Вить! – зову я мужа, только что посадившего наш бот. – Мы здесь для того, чтобы всех спасти?

– Мы здесь для того, чтобы получить ответы на свои вопросы, родная, – вздыхает Витька. – То, что мы не сделали в той жизни, хотя нам даже мозг корабля к дому подключили.

– Но нам было не до того, – киваю я. – Думаешь, «Гэлирия» могла ответить на вопросы?

– Думаю, да, но мы не заинтересовались, – усмехается муж. – Вот только мне неясно, кому и зачем важно, чтобы мы знали эти самые ответы…

– Звезды… – выдыхаю я, понимая, на что он намекает. – Значит, реальность вокруг может быть виртуалом?

– Сильно сомневаюсь, – качает головой Витька. – Ну же, вспоминай!

Я задумываюсь, вспоминая все, о чем нам когда-то говорили, но понимаю, что вариант на самом деле только один.

Сама операция по легализации сомнений не вызывает. Пользоваться известными вещами вообще не стыдно, но суть-то в другом. Кораблю-то миллионы наших лет, а тот же бот ведет себя так, как будто только что с конвейера. Да и все совпадения… Еще раз, сначала.

Мы просыпаемся на почти мертвом корабле в окружении трупов, навскидку – суточной давности. Переселенец находится в сильно плачевном состоянии, при этом недалеко от Солнечной системы, то есть вдали от любых звездных маршрутов; что он тут забыл? При этом мы взрослые, то есть обладаем всей доступной свободой, это тоже важный момент. Ресурсов корабля хватает на то, чтобы донести нас до Земли за два года до нашего рождения. По-моему, достаточный намек.

Но – как будто этого мало – корабль, построенный другой цивилизацией, легко входит в компьютеры землян. Да, они примитивные, но факт остается фактом. Что это может значить? А значить это может следующее: мы крысы в лабиринте, только теперь нас разглядывают отнюдь не земляне. Вон у Светки глаза стали мокрыми – она поняла. Да, вариантов немного.

Логика подсказывает: радостно подняв хвост, нестись всех спасать. Или всех убить, что тоже вариант, кстати. Наш бот не то что гимназию – Женеву может автоклавировать, даже бактерий не останется. Правильно ли это будет? Самый, пожалуй, больной вопрос.

– Думаешь, высшие? – тихо спрашивает Светка.

– Иди ко мне, котенок, – вместо ответа обнимаю мою любимую.

Высшие… Еще одна легенда разумного космоса. Холодные экспериментаторы с абсолютно непредставимой логикой. Абсолютно всемогущие ученые, ответственные за рождение и гибель рас, причем не только неразумных. Смысла их экспериментов никто никогда не понимал, а до народа Адив дошли даже не легенды, а отголоски оных. Если это высшие, то человечество обречено. Вопрос только – мы-то тут зачем?

Значит, предположим, что вокруг реальность, и будем действовать, как запланировали. Потому что мы не эльфы с гномами и боги нам чужды. Мы – люди и будем поступать именно как люди. Кто бы что по этому поводу ни думал. Значит, так тому и быть.

– Высшие, низшие – какая разница? – интересуюсь я. – Вполне могут быть и Адив, решившие, что нам нужны эти ответы; хотя я бы прожил без них.

– Тоже верно, – соглашается Светка. – Что делать будем?

– Сейчас поспим часа два, – говорю ей, переводя ложемент в режим кровати. – А потом будем покупать дом, регистрироваться, ну и так далее.

– Ага, – кивает мне любимая. – Все-таки беспокоит меня что-то…

Знаю я, что тебя беспокоит, любовь моя, но ответов просто не может быть сейчас. Пройдет время – появятся и ответы. Самый главный вопрос у нас обоих, который мы обсуждали еще на Адив, – воспоминания детства. Вот только он почему-то быстро забывался, несмотря на то что «Гэлирия» намекала…

Как и ожидалось, оформление покупки дома прошло очень быстро, что ни о чем, правда, не говорило: и такое бывает. В Германии много чего бывает, поэтому никто и не удивляется. Затем мы двинулись в мэрию: регистрация, заказ постоянных документов, простая бумажная работа, никого не удивляющая.

– Нам совсем не удивились, – заметила Светка. – Это обычно так?

– Не знаю, честно говоря, – покачал я головой. – В Швейцарии бы оскалились, а здесь как-то равнодушно восприняли. Но тут всего населения не так много… Сейчас довольно раннее утро… Пошли страховками заниматься.

Нужны медицинская, пенсионная и еще два ведра страховок, причем для обоих. Брак у нас зарегистрирован в начальных документах, поэтому никто ничего не спрашивает – кстати, несмотря на то что Светка формально фамилии не меняла. В этом есть смысл, если мы хотим выдать себя за своих родственников. После этого возвращаемся на бот – отдохнуть, поесть…

– Я соскучилась! – заявляет мне любимая жена, стоит только включить режим полной маскировки бота.

Обняв Светку, начинаю ее нежно целовать. Я тоже соскучился, мы люди все-таки. Поэтому следующие часы просто выпадают из восприятия, исчезнув во вздохах, поцелуях, объятиях и… О том, что презервативы мы забыли, оба вспоминаем слишком поздно. Доведенная моими ласками почти до пика Светка о таком думать не хочет. Я думать уже тоже особо не способен.

Любимая тянет меня к себе, требуя закончить начатое, и я подчиняюсь ее воле. Узость ее показывает, что эти тела любовью либо не занимались, либо делали это слишком давно, но плевы нет. Предусмотрена ли девственная плева у нас в принципе, я подумаю потом, когда-нибудь, потому что сейчас я наполняю самого любимого человека собой.

И наш финал – как вспышка сверхновой перекрашивает мир. Вершина любви, наше с ней Слияние. Что при этом происходит… Это не описать словами. Будто бы наши души открываются друг другу, становясь единой душой, но при этом мы не теряемся, оставаясь собой. То же Слияние, что активировало отцовский медальон… Тот же взрыв, что дарит нам друг друга, и я почти физически ощущаю, как меняется мир вокруг нас.

– Ох и напридумывали мы себе, – слышу я жизнерадостный смех Светки, стоило только отдышаться. – Высших всяких…

– Логично же, – пожимаю я плечами, тихо хмыкнув.

В чем-то я был прав: это не совсем наш мир, а его ближайшая параллель. Ну и мы не совсем те самые Светка и Витька, а копии сознания. Вот такая у нас сказка…

Началось это лет пять назад, когда Шаар, наш старшенький, увлекся исследованием корабля, обнаруженного Хранителями. Корабль был странным по сути своей: он имел несколько пространственных измерений, то есть оказался совершенно нечеловеческим. Шаар с группой ученых изучал это странное месиво труб – так выглядело судно для стороннего наблюдателя, – пока не сделал несколько открытий. Разумеется, настоящий ученый хотел все опробовать на себе, но мы со Светкой не позволили, предложив себя в качестве подопытных.

Обнаруженная технология была теоретически способна сделать копию сознания людей и послать ее в параллельный мир, подходивший по параметрам. Сложной физики, надо сказать, я не запомнил, только лишь саму суть: копии наших сознаний должно было отправить в мир, соответствующий нашему, но отстоящий на век или что-то около того.

Бункер в самом начале был следствием клонирования сознания. В общем-то, это и было наше объединенное со Светкой сознание, выдавшее не самые приятные картины молодости, а вот потом по какой-то причине мы оказались в телах умерших или почти умерших людей на древнем корабле. Шаар говорил, что информацией мы обмениваться сможем, но вот как именно, я не помню.

Вокруг нас не наш мир; точнее, теперь-то он наш, но изначально, конечно… Воспоминание о моих страхах заставляет улыбаться. Несмотря на то что мы тут другие, мы все равно остаемся собой. Одно радует: мы при этом ничего не испортим. Света и Витя в начальном мире останутся, как и их жизнь. А у нас теперь, получается, своя жизнь. И в этой жизни мы можем попытаться всех спасти.

– Интересно, – говорит Светка, очень солнечно при этом улыбаясь, – сынуля специально триггер на Слияние установил или это просто случайно получилось?

Глава шестая

Сынуля явно пошутил…

Зато стало понятно, почему у нас все так легко вышло. Мы рассчитывали на «изначальный» мир, трижды перестраховываясь, а здешняя Германия еще пока никем не пуганная. Хоть что-то хорошо. Сейчас у нас день в разгаре, нужно заниматься мебелью, страховками и прочим добром.

Машина! Машина… Забыла совсем, что по Германии лучше передвигаться на машине. Значит, пока возьмем машину с шофером, это возможно, а потом займемся и правами. Тридцатые годы, электромобили еще не используются повсеместно, поэтому надо будет подумать: может быть, дуальный двигатель будет и лучше – не так зависеть от заправок, это плюс.

– Муж, страховки как делаем? – интересуюсь у Витьки.

Делами заниматься не хочется, хочется продолжения банкета. Мужу, судя по ощущениям, тоже, но надо именно делами. Жить в боте – это интересно, но неостроумно. Особенно в Германии, где каждый следит за каждым, причем непредсказуемо.

– Страховки я уже, – отвечает любимый муж. – Через неделю все карточки придут. У нас мебель осталась – ее завтра привезут, и с машиной разбираться.

– Ой, а какая мебель? – сразу же проявляю заинтересованность, на что Витька разворачивает экран. – Кровать не великовата?

– Нормально, – улыбается Витька. – Будет где отдохнуть. Экрана, которые здесь пока телевизорами называются, я взял два. Один в гостиную, один в спальню.

– Ну, ты в этом лучше разбираешься, – киваю я, полностью ему доверяя. – Что с работой делать будем?

– Подтверждалку сдадим, – пожал он плечами, как будто говорил о чем-то само собой разумеющемся. – Откроем кабинет в городе, где… Только проверим сначала.

Я знала, что Витька так решит, но все равно чуть не визжу от счастья. Муж решил открыть кабинет там, где будут жить мама и папа с маленькой мной. Вопрос только в том, насколько маленькой я буду и что с этим потом делать. Хотя, в принципе, вариант есть. Проблема в том, что мы не знаем критерия отбора детей. Но узнаем, ибо мы теперь относимся к «богачам».

– Знаешь, что странно… – с вопросительными интонациями говорит Витя.

– М-м-м? – поднимаю я бровь, копируя его. Это, пожалуй, игра, но она нам обоим нравится.

– Нет риторики о «восточных варварах», – произносит муж. – А где-то даже проскакивает «восточный партнер»…

– Считаешь, ревность? – хихикаю я, хотя он прав.

До «основных событий» двадцать лет; что за это время такого случилось, что появилась такая злобная риторика? Вот и мне непонятно. Серьезно раздумываю, но все равно не получается. Я, конечно, шучу на эту тему, но все равно непонятно.

Витя ставит передо мной паек; сегодня мы просто будем отсутствовать, а вот завтра начнется «благоустройство». Интернет муж решил сделать спутниковым, поэтому его тоже проведут завтра. В этой стране могут все делать очень быстро – только плати, поэтому все будет сделано, и почти без нашего присутствия. Ну а пока можно покушать и отдохнуть.

В голове роятся мысли, в основном касающиеся того, что и как будем делать. Витькин папа, как и мои родители, где-то то ли в России, то ли в окрестностях, и они рано или поздно решат переехать в Германию. Понять бы, для чего и почему… У меня мыслей нет, потому что с моей точки зрения Германия – так себе страна. Может, заставили? Если богачи были нацелены именно на меня… Интересно, почему? Светловолосая зеленоглазая девочка. Почему? Ответ на этот вопрос позволит понять критерии отбора.