Военная разведка Японии против России. Противостояние спецслужб на Дальнем Востоке. 1874-1922 бесплатное чтение

§ 1. Первые шаги: «страна рос» в лучах восходящего солнца (1874–1899)

Становление разведывательных органов японской армии происходило в последней четверти XIX в. в процессе создания регулярных вооруженных сил империи. Предпосылкой организации в Японии современной армии стала Реставрация Мэйдзи 1867–1868 гг., которая привела к серьезным социально-политическим и экономическим изменениям в японском обществе, затронув в первую очередь сословие самураев. В результате реформ Мэйдзи самурайство лишилось большинства своих привилегий, поскольку все сословия были уравнены в правах, ликвидированы княжества и институты наследственной власти, а в 1873 г. правительство частично отменило жалованье самураев, так называемую «рисовую стипендию». Итогом реформ стало быстрое разорение большинства самураев, попавших в полную зависимость от ростовщиков и купцов. Среди массы мелкого дворянства, составлявшего вместе с семьями 10 процентов населения Японии, крепло разочарование в результатах реформ и усиливалось желание найти выход из кризиса за счет внешней экспансии, где самурайство выступило бы главной ударной силой⁴¹.

Эти настроения, в частности, выразил военный министр Японии Сайго Такамори, опубликовавший в 1871 г. свою программу установления военно-феодальной диктатуры и завоевания Кореи⁴².

В том же году правительство Японии взяло курс на формирование регулярных вооруженных сил, отвечавших концепции «богатое государство – сильная армия». Военная реформа, по замыслу ее авторов, должна была окончательно ликвидировать сепаратизм местных самурайских отрядов, вливавшихся в регулярную армию, и привести к созданию мощных вооруженных сил, способных вести боевые действия на материке, где главным противником выступала Россия: в представленной военному министру 2 февраля 1872 г. записке его старшего заместителя Ямагата Аритомо, младшего заместителя по армии Сайго Цугумити и младшего заместителя по флоту Кавамура Сумиёси подчеркивалось, что «сегодня ощущается острая необходимость организации национальной обороны против восточной политики царской России, поэтому требуется в кратчайшие сроки закончить подготовку к столкновению с ней как с наиболее вероятным противником, направив на это все силы нашего государства»⁴³. Причиной, побудившей японские военные круги закрепить за нашей страной статус главного противника, стала развернувшаяся с середины XIX в. борьба Санкт-Петербурга и Токио за обладание Сахалином и рост там группировки русских войск при полном отсутствии таковой со стороны Японии⁴⁴.

В рамках этой политики в июле 1871 г. японское правительство учредило Штабное бюро военного министерства, исполнявшее функции Генерального штаба. Согласно приказу по министерству № 57, в бюро предусматривалась должность старшего офицера, отвечавшего за планирование разведывательной деятельности, описание военной географии иностранных государств, а также за руководство агентурной разведкой и подготовку информационных докладов⁴⁵.

В течение нескольких лет Штабное бюро неоднократно меняло названия и структуру, пока в июне 1874 г. не приобрело окончательный вид. Первым в японской истории разведывательным органом армии стал 1-й отдел Штабного бюро, один из офицеров которого, согласно «Положению о 1-м отделе» от 8 июля 1874 г., ведал агентурной разведкой и руководил военными атташе при японских дипломатических миссиях за границей⁴⁶.

Реорганизация органов военного управления совпала по времени с подготовкой японского вторжения на Тайвань, претензии на который Япония не скрывала с конца XVI в. Фактической целью этой акции явилась проверка реакции китайских властей на захват подконтрольных им территорий. В апреле 1874 г. японское правительство отправило на Тайвань более 3000 человек под командованием Сайто Такамори. Узнав о присутствии на острове японцев и их боях с местным населением, цинское правительство с мая 1874 г. начало переправлять на Тайвань войска для усиления местного гарнизона. В ноябре 1874 г., осознав свою неготовность к войне с Китаем и получив в качестве отступных 500 000 лянов серебра, Япония вывела войска с острова⁴⁷.

Тайваньская кампания продемонстрировала руководству империи неготовность армии к ведению масштабных войн, тем более что, несмотря на подписание 7 мая 1875 г. петербургского договора «Об обмене Сахалина на Курильские острова», в Японии вплоть до начала китайской экспансии в Корею в 1882 г. продолжали считать главным противником Россию⁴⁸. Одним из недочетов в организации вооруженных сил стало отсутствие центрального органа военного управления – Генерального штаба, поскольку вопросами планирования и руководства занимался военный министр. Поэтому под влиянием немецкого опыта 5 декабря 1878 г. Штабное бюро было выведено из подчинения военного министерства и преобразовано в самостоятельный орган военного управления с непосредственным подчинением императору – Генеральный штаб. Однако и в новой структуре военная разведка не получила дальнейшего организационного развития, рассредоточившись между Восточным (изучение Маньчжурии, Сибири, Камчатки и Сахалина) и Западным (изучение Кореи и Китая) бюро⁴⁹.

Радикальные изменения в организации японской армии и ее разведывательной службы произошли только в середине восьмидесятых годов XIX в., когда японское правительство пригласило группу немецких военных специалистов во главе с майором Клеменсом Якобом Меккелем. С учетом их рекомендаций 22 июля 1885 г. японский Генштаб перешел на новую организационно-штатную структуру, в которой военная разведка получила статус самостоятельного 2-го бюро, занимавшегося наряду с чисто разведывательными вопросами также оперативным планированием и боевой подготовкой личного состава вооруженных сил. Согласно организационно-штатному расписанию на 3 октября 1893 г., в мирное время во 2-м бюро служили 10 старших и младших, а также 10 прикомандированных офицеров⁵⁰.

Начальником 2-го бюро был назначен полковник Огава Матадзи, до этого руководивший Западным бюро. В японской армии он считался одним из ведущих специалистов по Китаю и, что немаловажно, обладал практическим опытом разведывательной деятельности, приобретенным в ходе годичной командировки на материк. 1 – й отдел (агентурная разведка) 2-го бюро возглавил бывший военный атташе в России подполковник Ямамото Киёката⁵¹.

Развитие армии и флота Японии происходило на фоне усиливавшихся экспансионистских тенденций во внешней политике империи. По мере укрепления позиций Японии в борьбе с Великобританией, Германией, Россией, Францией и США за дальневосточные рынки сбыта основной задачей для государства стала колонизация Кореи. В 1876 г. японское правительство признало независимость Кореи, рассчитывая таким образом ослабить китайское влияние в этой стране. В 1882 г. был подписан второй японо-корейский договор, согласно которому Япония получила право держать свои войска в Сеуле для охраны дипломатической миссии. Кроме того, Япония усилила свою экономическую экспансию в Корею, что вызвало недовольство цинского правительства и привело к обострению японо-китайских противоречий. В борьбе с Китаем за корейский рынок Япония была готова пойти на самые решительные меры, поэтому в 1882 г. приняла восьмилетнюю программу увеличения мощи сухопутных войск и флота.

Именно в Китае японская военная разведка приобрела первый опыт агентурной работы на территории иностранного государства. Еще не закончив оптимизацию структуры разведорганов вооруженных сил, в августе 1872 г. военное министерство командировало в Южную Маньчжурию майора Икэноуэ Сиро и капитана Такэти Кумакити, которые стали первыми в истории японской разведки ее зарубежными резидентами. Спустя полгода Южный Китай посетил майор Каба-яма Сики, а в феврале 1875 г. военное министерство направило на материк в качестве военного атташе при японском посольстве своего резидента полковника Фукухара Кадзукацу. Несмотря на временное прекращение разведывательной деятельности в Китае с легальных позиций после его отъезда в апреле следующего года, японцы продолжали получать большой объем информации о китайской армии и внутренней политике цинского правительства от регулярно командируемых на материк под видом студентов и частных предпринимателей сотрудников военной разведки. Уже к сентябрю 1879 г. в Китае работало 18 офицеров Западного бюро и 16 стажеров китайского языка, формально не являвшихся военнослужащими, но числившихся за гш, в то время как в России, Германии, Франции и Корее находилось по одному-два сотрудника военной разведки⁵².

Осенью того же года Генеральный штаб направил в Китай группу из 10 старших офицеров во главе с начальником Западного бюро подполковником Кацура Таро для изучения китайской армии и топографии страны. В 1880 г. возобновил работу аппарат военного атташе при японском посольстве, действовавший совместно с нелегальными резидентурами Генерального штаба в Гуаньчжоу, Пекине, Шанхае и периодически командируемыми на материк оперативными группами центрального аппарата военной разведки. На основе собранных ими материалов в 1888 г. начальник 2-го бюро Огава Матадзи подготовил «Основной план военной экспедиции в государство Цин», в котором пришел к выводу о неготовности Китая к отражению японского нападения⁵³.

Эта информация была перепроверена и уточнена в ходе разведывательной поездки в Китай и Корею весной 1893 г. заместителем начальника Генерального штаба генерал-лейтенантом Каваками Сороку. Возглавляемая им оперативная группа в составе 7 офицеров в апреле посетила Пусан, Инчхон, Сеул и другие интересовавшие японскую разведку корейские города. Затем миссия Каваками прибыла в Китай. Местные власти не препятствовали японцам в изучении интересовавших их объектов. Каваками, в частности, осмотрел армейские арсеналы и машиностроительные заводы в Тяньцзине и Шанхае, посетил китайскую Военную академию, присутствовал на учениях артиллерийских и пехотных частей в районе Тяньцзина. Японские разведчики детально изучили боевой потенциал китайской армии, механизм функционирования цинской администрации, включая ее коррупционную составляющую, провели топографическую разведку вероятных театров военных действий. По возвращении в Японию в июле 1893 г. Каваками доложил начальнику Генштаба о неготовности китайской армии к отражению японской агрессии⁵⁴.

Успешная деятельность разведывательных органов Генерального штаба по информационному обеспечению руководства Японии достоверными сведениями о военном потенциале Китая способствовала быстрому разгрому цинской армии в ходе японо-китайской войны 1894–1895 гг. В результате этого скоротечного конфликта империя принудила цинское правительство к заключению 17 апреля 1895 г. Симоносэкского договора, согласно которому Япония оккупировала Ляодунский полуостров, острова Тайвань и Пэнхуледао, а также получила контрибуцию в размере 200 000 000 лян⁵⁵.

Однако значительные территориальные приобретения Японии вызвали негативную реакцию со стороны России, Германии и Франции, опасавшихся расширения японского экономического присутствия в Китае и новых захватов. Поэтому по инициативе Санкт-Петербурга три европейские державы вынудили Токио в апреле того же года отказаться от притязаний на Ляодунский полуостров, что превратило Россию в противника номер 1 в глазах японской общественности.

С учетом итогов японо-китайской войны указом от 9 мая 1896 г. император утвердил новую организационно-штатную структуру Генштаба. Численность его центрального аппарата выросла по сравнению с предыдущим периодом примерно на 35 процентов. В новой конфигурации Генерального штаба агентурной и топографической разведкой занималось только 3-е управление, в то время как вопросы оперативного планирования отошли в ведение 1-го управления. Согласно организационно-штатному расписанию на 13 июля 1896 г., в мирное время в аппарате 3-го управления служили 8 старших и младших офицеров, а также 19 прикомандированных офицеров и унтер-офицеров⁵⁶.

Хотя новая конфигурация ГШ носила более сбалансированный по сравнению с 1874–1885 гг. характер, японское командование продолжало совершенствовать его структуру с учетом новой военно-политической обстановки. После отторжения Россией, Германией и Францией Ляодунского полуострова в апреле 1895 г., начала строительства в августе 1897 г. Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) и подписания в марте 1898 г. соглашения с цинским Китаем о размещении русской военно-морской базы (ВМБ) в Порт-Артуре, по аналогии с прусским Генштабом японский 14 января 1899 г. был реорганизован на принципиально новой основе. Его ядром стали 1-е и 2-е управления, наделенные функциями оперативного планирования и сбора разведывательной информации на Европейском и Азиатском театрах военных действий. В структуре 1-го управления было образовано русское отделение, отвечавшее за сбор и обобщение данных о Российской империи с позиций Северной и Центральной Европы, Турции, Балканского полуострова, России, Кореи и Маньчжурии, а также за планирование боевых действий на случай войны между двумя государствами⁵⁷.

Начало разведывательной деятельности японской армии против нашей страны датируется 70-ми годами XIX в., когда по инициативе военного министра Ямагата Аритомо за рубеж начали выезжать военные атташе (ВАТ) и военные стажеры. Первым зарубежным представителем армии стал направленный в Петербург в марте 1874 г. на должность «ученика секретаря дипломатической миссии 2-го разряда» майор Ямамото Киёката. Официальную аккредитацию военного атташе он получил только через пять лет и находился в российской столице до декабря 1881 г., что свидетельствовало о его высоком профессионализме⁵⁸.

Необходимо отметить, что деятельность всех заграничных представителей армии регулировалась наставлением Ямагата военному атташе в Германии майору Кацура Таро от 28 апреля 1875 г., служившим основным руководящим документом для них вплоть до конца Русско-японской войны. В соответствии с наставлением, военные атташе подчинялись главам соответствующих дипмиссий и могли использовать их линии связи для передачи своих отчетов и специальных разведывательных сводок по вопросам организации, боевого расписания армии страны пребывания, военной топографии, обстановки в стране и в мире в целом. В рамках решаемых ими задач военные атташе наделялись правом ведения агентурной разведки на условиях соблюдения строжайших мер конспирации и обязательного согласования деталей своей деятельности с главами миссий⁵⁹.

С момента образования органов военной разведки залогом их успешной работы являлось тесное взаимодействие с министерством иностранных дел. Как правило, военное министерство заранее уведомляло МИД об отправке разведчиков за рубеж, сопровождая свои обращения запросами о предоставлении им заграничных паспортов и об оказании помощи японскими диппредставительствами в стране пребывания. Со своей стороны, внешнеполитическое ведомство не только обеспечивало военную разведку требуемыми документами, но также предоставляло ей свои линии связи для передачи шифрованной корреспонденции, а в необходимых случаях подбирало и вербовало агентов в интересах Генерального штаба.

Приоритет в выдвижении кандидатов на должности военного атташе отдавался сотрудникам разведорганов или офицерам, прошедшим стажировку в ведущих армиях мира. Характерно, что из шести военных атташе Японии при дипмиссии в России в 1879–1904 гг. пятеро к моменту прибытия в Петербург уже обладали опытом разведывательной деятельности за границей⁶⁰.

Параллельно с аккредитацией военных атташе командование армии с конца XIX в. приступило к развертыванию сети легальных и нелегальных резидентур в ключевых странах Европы и Азии, направляя усилия на создание прочных агентурных позиций на российском Дальнем Востоке, в Маньчжурии, Китае и Корее как наиболее вероятных театрах военных действий.

Следует подчеркнуть, что японская разведка гибко варьировала формы прикрытия для направлявшихся за рубеж резидентов в зависимости от обстановки в стране пребывания, наличия двусторонних контактов в военной сфере и уровня профессиональной подготовки командируемых офицеров.

Разведку с легальных позиций вели так называемые «заграничные представители» («гайкоку тюдзайин») или «военные резиденты», которые по официальным каналам выезжали на стажировку в армии Великобритании, Германии, Италии, Франции, США и России. Согласно утвержденным 4 октября 1900 г. военным министром генералом армии Кацура Таро «Правилам для заграничных представителей», военные резиденты подчинялись начальнику Бюро военных дел военного министерства, который определял круг их служебных обязанностей и устанавливал размер должностного оклада. В стране пребывания резиденты поступали в распоряжение военного атташе и в большинстве ситуаций выполняли функции его помощников⁶¹.

В особых случаях Генштаб направлял за границу нелегальных резидентов («кайгай хакэнся»), оседавших в стране пребывания под видом сотрудников японских дипломатических и торговых миссий, стажеров-филологов, ученых или предпринимателей. Перед убытием за границу они исключались из списков по личному составу сухопутных войск и перечня уволенных в запас военнослужащих, переводились в непосредственное подчинение начальника Генерального штаба и только с его санкции могли осуществлять вербовку агентов. Старший по званию резидент руководил остальными оперировавшими в зоне его ответственности разведчиками⁶².

Являясь составной частью государственного аппарата, японская военная разведка действовала в строгом соответствии с приоритетными задачами внутренней и внешней политики империи. В связи с тем, что с начала 80-х и до середины 90-х годов XIX в. разведка активно участвовала в подготовке и проведении военной кампании против Китая, ее деятельность на русском направлении носила второстепенный характер и сводилась к сбору интересующей Генштаб информации о военном потенциале России в Приамурском крае. При этом основным объектом разведывательных устремлений японцев в нашей стране был Владивосток, ставший опорным пунктом для сбора информации о регулярно заходившей туда с 1872 г. из Балтии эскадре Тихого океана и войсках образованного в 1884 г. Приамурского военного округа (ВО), 90 процентов стрелковых, артиллерийских и 60 процентов кавалерийских частей которого изначально дислоцировались в Южно-Уссурийском крае⁶³.

В разведывательной деятельности Генеральный штаб опирался в первую очередь на колонию японских мигрантов, интенсивно заселявших российский Дальний Восток со второй половины XIX в.: если в 1885 г. на Дальнем Востоке находилось 626 японцев, то в 1903 г. их было уже 4198 человек. Бурный рост японской диаспоры был обусловлен развитием торгово-экономических отношений между двумя странами: японцы работали на строительстве Транссибирской и Уссурийской железных дорог, вели рыбный промысел, имели серьезные позиции в сфере обслуживания и торговли⁶⁴.

Владивостокская колония была крупнейшей и наиболее организованной японской диаспорой на российском Дальнем Востоке: число японских переселенцев в порту увеличилось с 50 человек в 1875 г. до 2996 в 1902 г.⁶⁵ Поэтому здесь постоянно функционировала резидентура Генштаба, прикрытием для которой служило учрежденное в 1876 г. коммерческое агентство Японии⁶⁶.

Первым резидентом японской военной разведки во Владивостоке стал в 1880 г. младший лейтенант Окадзаки. В апреле того же года к нему присоединились младший лейтенант Кикути Сэцудзо и инженер-лейтенант Ито Ясуаки, которые, в зависимости от характера поставленных специальных задач, имели разные сроки командировок: Кикути вернулся в Японию уже через год, а Ито оставался в порту до декабря 1882 г.⁶⁷

После повторного пребывания во Владивостоке лейтенанта Кикути Сэцудзо (1882–1884) в мае 1885 г. там появился лейтенант Хагино Суэкити, официально командированный в Россию для изучения коммерческого дела. Спустя три года его сменил лейтенант Фукабори Дзюндзо, прибывший в город «за собственный счет с научной целью». В дальнейшем во Владивостоке постоянно действовали резиденты капитаны Мацуура Тэйдзо (1892–1895), Матида Кэйу (1899–1900), Муто Нобуёси (1900–1901), майоры Ямаока Кумадзи (1901–1903) и Исидзака Дзэндзиро (1903–1904), также находившиеся там под видом коммерсантов или стажеров русского языка. Исключением стал майор Ямаока Кумадзи, который легализовался во Владивостоке как ученый-геолог Ямаока Кэн. В ряде источников упоминается, что капитан Муто Нобуёси работал в порту под видом грузчика и служащего аптеки⁶⁸.

Объем решаемых владивостокской резидентурой задач увеличивался пропорционально росту группировки русских войск в Приморье и Северо-Восточном Китае. Если директива начальника Генштаба от 29 сентября 1900 г. предписывала резиденту Муто «обращать внимание на русскую военную активность на Дальнем Востоке, в особенности на перемещения пехотных частей и реализацию программы увеличения вооружений», то аналогичным приказом от 31 октября 1901 г. его преемнику Ямаоке вменялось в обязанность «собирать и докладывать информацию о передвижениях основных сил русской армии в Сибири и Северной Маньчжурии, военной обстановке в этих районах, а также исследовать топографию Приморья и провинции Цзилинь»⁶⁹.

Интерес японской разведки к Приамурскому военному округу, занимавшему территорию, сопоставимую по площади с Западной Европой, был не случаен: если на момент образования в июне 1884 г. он насчитывал только 12 пехотных и линейных батальонов, 9 кавалерийских сотен и 24 орудия, то в период с 1898 по 1903 г. русская группировка войск на Дальнем Востоке и в Маньчжурии выросла с 37 пехотных батальонов, 34 кавалерийских эскадронов и сотен и 126 артиллерийских орудий до 68 пехотных батальонов, 56 кавалерийских эскадронов и сотен и 156 полевых орудий, что являлось результатом запущенной в 1896 г. пятилетней программы военного министерства по усилению округа в ответ на японское проникновение в Китай и Корею⁷⁰.

Для решения поставленных задач владивостокская резидентура располагала компактным агентурным аппаратом из главным образом осевших в порту японских торговцев. Большой объем информации Генштаб получал от коммерсанта Каваками Кэндзо. Он родился в 1868 г. в префектуре Сага, после окончания четырехлетней школы несколько лет занимался китобойным промыслом на токийской фирме «Гэйрё» и продажей табачных изделий в японской столице, а в ноябре 1884 г. переехал во Владивосток для работы в импортно-экспортной фирме и изучения русского языка. Предприимчивый соотечественник попал в поле зрения Хагино Суэкити, по заданиям которого вел разведку военных объектов Владивостока. В феврале 1888 г. агент на три года уехал в Японию для открытия собственной фирмы по поставке товаров в Россию из Осаки и Кобэ, однако в мае 1891 г. вернулся во Владивосток, где, как позднее писал в автобиографии, «управлял разными предприятиями, в том числе был подрядчиком на строительстве казарм и других русских военных объектов»⁷¹.

Не менее колоритной являлась фигура другого агента владивостокской резидентуры, действовавшего одновременно с Каваками, – Абэ Норикё. Хотя он находился во Владивостоке как практикант по торговому делу от министерства торговли и сельского хозяйства Японии, Абэ одновременно представлял интересы ассоциации производителей черного чая префектуры Кумамото и был внештатным корреспондентом газеты «Асахи», что позволило ему обзавестись широким кругом знакомств в Маньчжурии и на Дальнем Востоке⁷².

Кроме того, агентом военной разведки с 1893 по 1903 г. был глава владивостокского представительства пароходной компании «Нихон юсэн» Тарами Киити, который помимо выполнения разведывательных задач обеспечивал связью с ГШ и деньгами всех владивостокских резидентов, а в 1901 г. активно участвовал в организации харбинского разведаппарата Исимицу Макиё⁷³.

Владивостокской резидентуре также подчинялась группа квалифицированных агентов-японцев, собиравших разведывательную информацию под видом бродячих торговцев лекарственными средствами. 14 июля 1902 г. русская жандармерия задержала на станции Черкасская Южно-Уссурийского округа трех таких «знахарей» – Судзуки Дзюдзи, Сёно Коносукэ и Сиою Магосити. При личном досмотре у них был изъят молитвенник с записями разведывательного характера, содержавший сведения о составе и количестве русских войск в Маньчжурии и Приморской области с отметками о действительном наименовании, численности воинских частей, количестве и типах орудий, боевом расписании войск в Приамурском, Сибирском, Казанском, Московском, Одесском военных округах, Квантунской области и прочем. По ходатайству коммерческого агента Каваками Тосицунэ задержанные лица весной следующего года были депортированы в Японию⁷⁴.

В 1895 г. японская военная разведка временно свернула деятельность во Владивостоке с легальных позиций, изыскивая более эффективные методы сбора интересующей армию информации о межвидовой группировке русских войск и оборонительных сооружениях края. Для изучения этой проблемы в августе 1896 г. Владивосток под видом туристов посетила оперативная группа Генштаба в составе начальника 2-го управления полковника Цутии Мицухара, его подчиненного капитана Ёды Сёкэй и сотрудника 3-го управления майора Ито Сюити⁷⁵. Ознакомившись с подготовленным ей докладом, начальник Генштаба утвердил план организации во Владивостоке нелегальной резидентуры под крышей религиозного храма Ниси Хонгандзи буддийской секты Дзёдо-син-сю, занимавшейся распространением своего вероучения в России.

Сотрудничество военной разведки с этой организацией началось накануне японо-китайской войны в 1894 г., когда заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант Каваками Сороку и руководитель киотского отделения Ниси Хонгандзи Отани Кодзуи договорились об использовании филиалов секты в Китае, Монголии и Сибири для сбора разведывательной информации в интересах армии. Поэтому в апреле 1897 г. владивостокскую резидентуру возглавил капитан Ханада Наканосукэ, который под псевдонимом монаха Симидзу Сёгэцу занялся изучением и проповедованием буддизма, ради чего зимой 1899 г. совершил поездку в Иркутск через Цзилинь, Чанчунь, Маньчжоули и Монголию⁷⁶.

Несмотря на успешную легализацию Ханада, Генштаб критически оценивал его работу на посту резидента, поэтому в августе 1899 г. во Владивосток прибыли начальник 1 – го управления полковник Тамура Иёдзо и сотрудники русского направления капитаны Матида Кэйу и Исимицу Макиё. На встрече, состоявшейся 26 августа, Тамура выразил крайнее недовольство работой Ханады, который за два года нахождения в России не направил в Токио ни одного донесения. Как выяснилось, резидент настолько проникся легендой буддийского проповедника, что забыл о своих непосредственных обязанностях главы разведывательной организации, поэтому в декабре 1899 г. был отозван в Японию⁷⁷.

Российские власти обратили внимание на деятельность религиозной общины. На заседании межведомственной комиссии представителей МВД, Главного управления Генерального штаба и Морского Генерального штаба (МГШ) по организации контрразведывательной деятельности 28 марта 1909 г. отмечалось: «Наиболее серьезным разведывательным учреждением [Генерального штаба Японии] является нелегальное общество во Владивостоке „Урадзио кёрюминкай косоку“. Отделения этого общества раскинуты по всей Приморской области и Восточной Сибири. Живым связующим звеном между ними являются странствующие бонзы из секты Ниси Хонгандзи, кумирня которой имеется во Владивостоке, одним из жрецов которой был перед войной нынешний военный агент в Петербурге полковник Хагино»⁷⁸.

Если использование японской военной разведкой для прикрытия резидентуры владивостокского отделения секты еще соответствовало действительности, то упоминание Хагино и «Урадзио кёрюминкай» было явной ошибкой. Хагино Суэкити действительно занимался агентурной разведкой во Владивостоке, но под видом коммерсанта, в 1892–1895 гг. находился на официальной стажировке в русской армии, по завершении которой в мае 1895 г. вернулся в Японию, был прикомандирован к Императорской верховной ставке в качестве переводчика российской прессы, после чего в 1896 г. снова посетил Россию в составе свиты принца Фусими-но мия Садатару-синно под своим настоящим именем⁷⁹, в то время как «Урадзио нихондзин кёрюминкай» («Общество проживающих во Владивостоке соотечественников») являлось типичной организацией японских мигрантов, стремившихся иерар-хизировать и упорядочить свои отношения в соответствии с традиционным японским укладом.

Еще одна резидентура действовала в Благовещенске, являвшемся вторым по значимости гарнизоном Приамурского ВО: на момент образования округа в июне 1884 г. там дислоцировались управление конного полка Амурского казачьего войска, 2-й Восточно-Сибирский линейный батальон, артиллерийская батарея и конная сотня, прикрывавшие границу с Китаем от Сретенска до Хабаровска⁸⁰.

Зона ответственности благовещенской резидентуры охватывала Приамурье, Забайкалье, Иркутскую губернию, южную часть Енисейской губернии, а также китайскую провинцию Хэйлунцзян и Монголию, в то время как владивостокский разведаппарат отвечал за сбор информации в Приморье, Нижнем Приамурье, на Сахалине, в северной части Кореи и в китайской провинции Цзилинь⁸¹.

Малочисленность местной японской колонии и отсутствие надежных каналов связи делали работу прибывавших сюда резидентов неэффективной, поэтому вплоть до 1909 г. деятельность благовещенского разведоргана носила фрагментарный характер. Основы разведывательной организации в Приамурье заложил командированный в Благовещенск в июле 1884 г. для изучения русского языка владивостокский резидент Кикути Сэцудзо. Спустя семь лет – в начале 1891 г. – в Приамурье побывал другой резидент из Владивостока лейтенант Фукабори Дзюндзо. После того как в августе того же года он вернулся в Приморье по маршруту Нингута – Хунь-чунь, деятельность резидентуры временно прекратилась и не возобновлялась до появления в Благовещенске в октябре 1899 г. под видом стажера русского языка капитана запаса Исимицу Макиё (Кикути Масамицу), приезд которого был, вероятно, связан с наращиванием в 1895 г. сил местного гарнизона до 2 линейных батальонов и 2 артиллерийских батарей с размещением там управления 2-й Восточно-Сибирской артиллерийской бригады. Хотя Исимицу удалось завязать тесные отношения с ротмистром кавалерийского эскадрона Поповым, через которого он получал сведения о действиях русской армии во время Боксерского восстания, в августе 1900 г. японский разведчик через Владивосток убыл в Харбин для организации там резидентуры⁸².

Стоит добавить, что в 1880–1881 гг. в японском вицеконсульстве в Корсакове на Сахалине действовал резидент ГШ младший лейтенант Ока Тэйкэй под прикрытием должности практиканта русского языка, основной задачей которого, так же как и резидентов во Владивостоке Кикути и Ито, являлось «изучение военной топографии, характера и обычаев местного населения»⁸³.

В европейской части России разведывательную деятельность по линии Генштаба вели военный атташе при японской дипломатической миссии в Санкт-Петербурге и прикомандированные к нему офицеры-стажеры в русской армии.

Первыми стажерами в мае 1892 г. стали капитаны Ито Сюити, Куросава Гэндзабуро и лейтенант Хагино Суэкити, причем последние двое были зачислены в лейб-гвардии 4-й стрелковый императорской фамилии полк и прошли полный курс офицерской стажировки. Примечательно, что по возвращении стажеров домой весной 1895 г. Генштаб отошел от складывавшейся под влиянием прусского опыта практики откомандирования офицеров разведки в войска и оставил Куросава, Хагино и Ито в штатах 2-го (разведывательного) бюро⁸⁴.

Среди этих трех офицеров только Хагино накануне поездки владел русским языком и имел не только практический, но и руководящий опыт организации разведывательной деятельности, поскольку в ноябре 1891 г. был назначен главой вновь образованного русского отделения 2-го бюро, фактически являясь единственным его сотрудником. Перед отъездом Хагино, Ито и Куросава были приняты заместителем начальника Генштаба Каваками, который поставил перед ними задачу всесторонне изучить русские вооруженные силы, покольку «Японии в союзе с Китаем в ближайшем будущем предстоит выступить против России». Более подробные директивы стажеры получили от начальника Бюро военных дел военного министерства генерал-майора Окасава Куваси: им надлежало изучать общее состояние русских вооруженных сил, систему организации военного призыва и мобилизации конского состава, организацию армии мирного и военного времени, уровень подготовки военнослужащих, вести сбор информации о вооружении и военной технике, отслеживать строительство Транссибирской железной дороги и его влияние на состояние царской армии⁸⁵.

Находясь в России, японские офицеры не только прошли полный курс офицерской стажировки, но и совершили серию путешествий по стране: Куросава и Хагино, в частности, детально изучили северо-западную и центральноазиатскую части Российской империи. По возвращении домой весной 1895 г. они опубликовали в соавторстве книгу «Русская армия», а Хагино, кроме того, написал отдельную монографию «Русские штабные офицеры». Год спустя, сопровождая принца Фусими-но мня Садатару-синно в поездке на коронацию Николая II, капитан Хагино Суэкити при возвращении совершил путешествие по Сибири и Дальнему Востоку для изучения хода железнодорожного строительства: проплыв по Волге и Каме на пароходе, он преодолел участок от Уфы до Омска по железной дороге, затем совершил конный вояж от Томска до Иркутска, после чего вновь пароходом по Шилке и Амуру доплыл до Хабаровска и через Никольск-Уссурийский убыл во Владивосток⁸⁶.

Следующими стажерами должны были стать направленные в Россию в 1898 г. майор Фудзимуро Мацудзиро и капитан Танака Гиити. Им также предстояло познакомиться с организацией, подготовкой, вооружением русской армии, ее оперативным искусством и системой мобилизации. По прибытии в Санкт-Петербург оба офицера незамедлительно приступили к изучению русского языка, однако разрешение на стажировку получили только в 1900 г. Так как к этому времени Фудзимуро уже покинул российскую столицу, на практику в 145-й Новочеркасский пехотный полк отправился Танака.

Характеризуя отношение царского правительства к командируемым в Россию японским офицерам, 2 августа 1902 г. министр иностранных дел Комура Дзютаро отмечал: «Хотя в России ранее имелись случаи допуска наших военных представителей на службу в русскую армию или на боевые корабли, поскольку в последние годы репутация нашей империи крепла и ее вооруженные силы стали оцениваться весьма высоко, в русском правительстве сложилось очень неблагоприятное мнение относительно прохождения нашими офицерами стажировок в войсках и на кораблях. Поэтому было похоже на то, что майор Танака не сможет решить поставленные перед ним задачи. Тем не менее с начала 1900 г. позиция русского правительства к нашей стране изменилась в лучшую сторону, и в силу того, что стали появляться признаки дружелюбия по отношению к японскому правительству и нашим военным представителям, воспользовавшись удобным моментом, после серии переговоров и специальных консультаций майор Танака наконец получил разрешение пройти стажировку в Новочеркасском пехотном полку в период с июля 1900 по июль 1901 г., где он нес обязанности военной службы наравне с русскими офицерами, что принесло большую пользу нашей армии, так как позволило на практике ознакомиться с постановкой русского военного дела»⁸⁷.

Естественно, что помимо изучения русского языка и российской военной науки Танака и Фудзимуро активно занимались разведкой. В сохранившейся переписке военного атташе полковника Мурата Ацуси с Генштабом за март – июль 1899 г. содержатся собранные ими сведения о планах русского правительства по строительству трех веток Транссибирской и Туркестанской железных дорог на Чжанцзякоу, Хух-Хото, Кашгар, мерах по получению кредита у Великобритании для развития отечественной торговли и промышленности, основах российской политики в Китае, характере проводившихся в Казанском военном округе учений и предполагаемой отправке войск в Маньчжурию⁸⁸.

В июне 1902 г. Танака Гиити вернулся в Японию, используя поездку домой для изучения пропускной способности и инфраструктуры Транссибирской магистрали. Доехав до станции Карымское, затем по Китайско-Восточной железной дороге он добрался до Харбина, откуда речным и сухопутным путями проследовал по маршруту Хабаровск – Владивосток— Порт-Артур. С учетом приобретенных Танака знаний и опыта начальник Генерального штаба Ояма назначил его главой русского отделения 1-го управления⁸⁹.

Нововведением в деятельности японской военной разведки стало использование ею направлявшихся в краткосрочные командировки в Россию (на три-четыре месяца) по определенным маршрутам или следовавших транзитом через нашу страну офицеров под видом стажеров-филологов и путешественников. Для сбора сведений эта категория разведчиков использовала методы визуального наблюдения, опроса населения и изучения местной печати. Получаемая таким образом информация позволяла Генштабу вносить оперативные коррективы в оценку обстановки на театре военных действий (ТВД) и при малочисленности разведывательных органов перенацеливать уже имевшийся агентурный аппарат на изучение конкретных военных объектов или коммуникаций⁹⁰.

Одним из первых российский Дальний Восток в мае – ноябре 1887 г. посетил кадровый разведчик, сотрудник 2-го бюро Генерального штаба капитан Нагаока Гаиси, побывавший в Корее, Владивостоке и Хабаровске⁹¹.

Всплеск активности японской военной разведки по отправке транзитников в нашу страну пришелся на 90-е годы XIX в., поскольку начало строительства Транссибирской железной дороги от Петербурга до Владивостока в марте 1891 г. и ее участка от Владивостока до Хабаровска (Уссурийская железная дорога) в мае 1891 г., в частности, вызвало серьезное беспокойство у военно-политического руководства империи: еще в январе 1888 г. бывший начальник Генштаба Ямагата Аритомо подготовил памятную записку, в которой отметил, что сооружение Транссиба не только позволит России быстрее перебрасывать войска на Дальний Восток, но и спровоцирует ее на продвижение к незамерзающим портам Кореи⁹².

В этой связи в феврале 1892 – июне 1893 г. конный вояж по маршруту Берлин – Варшава – Ковно (Каунас) – Псков— Петербург – Новгород – Тверь – Москва – Владимир – Нижний Новгород – Казань – Омск – Семипалатинск – Улясутай – Урга (Улан-Батор) – Иркутск – Чита – Нерчинск— Благовещенск – Хабаровск – Владивосток – Пекин – Шанхай совершил японский военный атташе в Германии майор Фукусима Ясумаса. Главной целью его путешествия был сбор разведывательной информации, в том числе о строительстве Транссиба, однако Фукусима не встретил каких-либо препятствий со стороны русских властей, видевших в офицере любознательного путешественника. В письме приамурскому генерал-губернатору барону А.Н. Корфу, датированном 5 января 1892 г., начальник Главного штаба русской армии подробно описывал маршрут путешествия Фукусима и предлагал местным властям оказывать ему всяческое содействие. Собранная Фукусима информация легла в основу изданного в 1893 г. секретного справочника Генерального штаба «Топография Сибири»⁹³.

Полученная от него и из других источников информация только усилила алармистские настроения в руководстве Японии. В октябре 1893 г. председатель Тайного совета Ямагата Аритомо представил правительству записку об агрессивном характере внешней политики Петербурга, в которой высказал мнение, что блокированная на Балканах Россия устремила свой взор на восток и по завершении через 10 лет постройки Транссиба захватит Монголию и, весьма вероятно, Маньчжурию и Пекин, поэтому предложил значительно увеличить расходы на армию и флот. Еще сильнее враждебные настроения к Петербургу подогрела инициированная Россией в апреле 1895 г. Тройственная интервенция, которая привела к отказу Японии от аннексии Ляодунского полуострова. С подачи последовательно сменявших друг друга на должности военного министра Ямагата Аритомо и Ояма Ивао в том же году в недрах Генерального штаба родился проект увеличения армии с 7 до 13 пехотных дивизий для противодействия «вероятному вторжению России с севера в Маньчжурию и сохранения с ней военного баланса на материке», а главный инициатор этой идеи заместитель начальника Генштаба Каваками Сороку в ходе обсуждения с представителем парламентской партии Дзиюто вопроса об увеличении военных расходов заявил о неизбежной войне с Россией через 10 лет в связи с ускорением ею темпов строительства магистрали и наращиванием группировки войск в Маньчжурии для захвата этого региона⁹⁴.

В результате парламент 31 марта 1896 г. утвердил программу увеличения армии до 13 дивизий и создания мощного флота для достижения паритета с Санкт-Петербургом⁹⁵.

Являясь сторонником самых решительных мер, вплоть до нападения на Россию до окончания ею строительства дороги, Каваками 27 июля – 28 августа 1897 г. вместе с 3 офицерами разведки совершил официальную поездку в Приамурский ВО, в ходе которой посетил гарнизоны Владивостока, Хабаровска, Благовещенска, Никольск-Уссурийского (Уссурийска), Новокиевского (Краскино), а также осмотрел северный участок постройки Уссурийской магистрали. Кроме того, во время пребывания во Владивостоке Каваками тайно встретился с резидентом Ханада Наканосукэ, который предоставил ему «чрезвычайно ценную для понимания истинных российских намерений информацию», а в Хабаровске обсудил обстановку на Дальнем Востоке с путешествовавшими по России идеологом правого движения Утида Рёхэем и преподавателем русского языка Накано Дзиро⁹⁶.

Особую активность в отправке транзитников военная разведка проявила в 1898 г. в связи с завершением строительства Транссибирской железной дороги до Иркутска и подписанием российско-китайского договора об аренде Ляодунского полуострова. Только весной – летом 1898 г. в Забайкалье и на Дальнем Востоке побывали четыре офицера разведки, командированные Генштабом для изучения пропускной способности новой магистрали и русской военной инфраструктуры.

Первым на Дальний Восток прибыл сотрудник 3-го управления майор Куросава Гэндзабуро, путешествовавший с «научной целью» из Европы через Сибирь, о чем в январе 1898 г. дальневосточные власти уведомил японский посланник в Санкт-Петербурге. Он, в частности, просил генерал-губернатора «сделать любезные распоряжения, чтобы майору Куросава было оказано возможное содействие». 31 марта 1898 г. Куросава прибыл в Никольск-Уссурийский, а 3 апреля – во Владивосток. Предполагая разведывательный характер его поездки, Приамурское генерал-губернаторство по распоряжению МВД установило за ним постоянное негласное наблюдение⁹⁷.

Затем в МИД с запросом на проезд из Германии в Японию через Иркутск, Хабаровск и Владивосток обратился военный стажер майор Нонака Кацуакира. Хотя российское министерство в связи с участившимися поездками японских граждан выдало разрешение на безостановочный проезд, 8 апреля Нонака все же остановился в Иркутске и осмотрел помещения конной казачьей сотни, резервного батальона и юнкерского училища⁹⁸.

Спустя полтора месяца в Иркутске побывали еще два японских разведчика – капитаны Дзикэмура Вакай и Инамура Синроку. Выехав из Пекина для изучения Монголии, в мае 1898 г. они прибыли в Чжанцзякоу, откуда отправились по маршруту Урга – Кяхта – Иркутск. Российские власти не препятствовали им: в Урге Дзикэмура и Инамура получили у русского консула материальную помощь и рекомендательное письмо к главе полицейского участка в Кяхте. Прибыв в Иркутск 29 июня, японские офицеры посетили генерал-губернатора, у которого просили разрешения осмотреть резервный батальон и конную казачью сотню, а затем ознакомиться с ходом работ на Забайкальской и Китайско-Восточной железных дорогах. Хотя генерал-губернатор под благовидным предлогом отклонил просьбу японцев в осмотре войск, все же был вынужден сообщить им обобщенные сведения о железнодорожном строительстве⁹⁹.

Наконец, 24 июня разрешение на проезд по маршруту Иркутск – Хабаровск – Владивосток и далее в Японию получил военврач Хага, за которым, так же как и за всеми японскими офицерами, было установлено негласное наблюдение¹⁰⁰.

Правительство Японии придавало большое значение укреплению позиций разведки в Северо-Восточном Китае, ставшем в конце XIX в. сферой острого политического и экономического соперничества с Россией, поэтому начиная с 1878 г. систематически отправляло на материк офицеров Генерального штаба с задачей изучать военную топографию и транспортную инфраструктуру региона, вскрывать военно-политические намерения российских властей, обращая особое внимание на начавшееся в 1897 г. строительство КВЖД и формирование годом позже межвидовой группировки войск на Ляодунском полуострове.

Значительный интерес для японской военной разведки представлял Порт-Артур. Испытывая сложности в агентурном проникновении в эту крепость, 3-е управление Генерального штаба пришло к выводу о целесообразности организации деятельности по военно-морской базе с позиций расположенного на северном побережье Шаньдунского полуострова города Чифу (Яньтай), который был открыт для иностранных предпринимателей в 1862 г. на основании ранее подписанного англо-китайского договора о мире, дружбе и торговле.

Резидентура в Чифу была образована уже через месяц после ратификации российско-китайского договора об аренде южной части Ляодунского полуострова и прилегающих портов: 20 мая 1898 г. премьер-министр Японии Ито Хиробуми утвердил назначение резидентом капитана Танака Синсукэ¹⁰¹.

Первое из сохранившихся донесений Танака датировано 20 июня 1898 г. В нем резидент сообщал в Токио сведения о корабельном составе прибывшей в Порт-Артур и Дальний Тихоокеанской эскадры, численности и вооружении дислоцированных там частей русской армии, характере работ по расширению доков ВМБ. В последующих донесениях Танака систематически уточнял эти данные, оперативно докладывая в Генеральный штаб об изменениях в составе русской группировки на Ляодунском полуострове, наращивании сил британского и китайского флотов, базировавшихся на Вэйхайвэй и Циндао. Источниками информации для него служили работавшие в Порт-Артуре, Дальнем, Циндао и Вэйхайвэй японские и китайские граждане¹⁰².

Эта же линия в деятельности чифуской резидентуры сохранилась и после замены Танака в июле 1898 г. капитаном Ота Ясома, который использовал для агентурного проникновения на ВМБ японских торговцев в Чифу, имевших возможность в рамках своей коммерческой деятельности выезжать на Ляодунский полуостров. Итогом активных действий Ота по агентурному проникновению в крепость стал провал предпринимателя Фукухара Тадасукэ, арестованного 30 августа 1898 г. русскими властями во время черчения кроков города с нанесением батарей и расположения орудий фортов Порт-Артура. Впрочем, этот арест никак не отразился на судьбе обоих японцев: после судебного разбирательства Фукухара вернулся к своему коммерческому предприятию в Чифу, а Ота продолжил руководить резидентурой до июня 1900 г., когда созданный им разведывательный аппарат вновь возглавил капитан Танака Синсукэ¹⁰³.

Характеризуя деятельность японской разведки в России и Маньчжурии на рубеже XIX–XX вв., Военно-историческая комиссия Главного штаба по описанию Русско-японской войны дала ей в 1910 г. следующую оценку:

«Что же касается нашего противника, то служба шпионов, дело разведки и знакомство с соседними странами, или будущими врагами, или намеченными для будущей борьбы театрами, были поставлены у него широко и организованы отлично […].

Еще в 1898 г., в период наших переговоров с Китаем об аренде Порт-Артура, Главный штаб японской армии был занят выяснением целого ряда вопросов, имевших самое существенное значение в случае борьбы между нами и Японией. Он интересовался знать, могут ли войска Приамурского военного округа получить подкрепления из внутренних областей империи и из Западной Сибири, в каком именно размере и в какие сроки могут подойти эти подкрепления, на какие местные продовольственные и боевые запасы могут рассчитывать войска этого округа, можно ли устроить подвоз таких же запасов по внутренним сибирским путям из Западной Сибири и других областей России, какова вероятная провозоспособность будущего Сибирско-Маньчжурского рельсового пути, каков успех работ по сооружению дороги и предполагаемый срок их окончания.

Ответ на только что перечисленные вопросы был дан возвращавшимся в конце 1897 г. из Франции через Сибирь Генерального штаба майором Куросава [Гэндзабуро]. В связи с его работой, весной 1898 г. в Восточную Сибирь через Пекин, Ургу и Кяхту были направлены еще два других офицера японского Генерального штаба [капитаны Дзикэмура Вакай и Инамура Синроку], которым было поручено проехать из Забайкальской области вдоль строившейся в те дни Китайской Восточной железной дороги. Офицеры эти не были, однако, пропущены нами в Маньчжурию и должны были вернуться обратно. Через четыре месяца по окончательном занятии Порт-Артура здесь уже был обнаружен и захвачен один из офицеров японского Генерального штаба (речь идет об агенте резидентуры в Чифу Фукухаре Тадасукэ. – Авт.), наблюдавший за нашими работами и изучавший подробности нового порядка вещей, оказавшегося в прежней китайской крепости. Но зато все остальные разведки японцев шли, по-видимому, без всяких помех. В 1898 г. всю Сибирь проехал майор Фукушима, будущий начальник штаба армии Куроки (в действительности путешествовал в 1892–1893 гг.; начальником штаба 1-й армии был генерал-майор Фудзии Сигэта. – Авт.), в 1899 г. в Приамурском крае побывал генерал Каваками (в действительности в 1897 г. – Авт.), в 1902 г. по Сибирскому железнодорожному пути и по Китайской Восточной железной дороге проехали из Европы в Японию японский принц Комацу и гр[аф] Мацуката с их свитою. Все эти лица уже непосредственными наблюдениями сводили в одно целое и подтверждали или закрепляли те сведения, которые периодически получались в Токио от многочисленных тайных агентов Японии, постоянно пребывавших во Владивостоке, Хабаровске, Порт-Артуре, Иркутске и в других пунктах нашей восточной окраины. „Заслуживает особого внимания, – сообщает [делопроизводитель генерал-квартирмейстерской части Главного штаба] подполковник [М.А.] Адабаш, – организованная японским Главным штабом густая сеть шпионов в Восточной Сибири, Маньчжурии и Квантуне; зарегистрировано японцев в Порт-Артуре шестьсот тридцать, в Дальнем четыреста, в действительности их болыпе“»¹⁰⁴.

Необходимо, однако, отметить, что поступавшая в Генеральный штаб по различным каналам разведывательная информация о войсках Приамурского военного округа и Квантунского укрепленного района, хотя и была достаточно полной и отражала динамику изменения их состава, тем не менее по ряду показателей незначительно отличалась от реальных цифр.