Будущее уже было бесплатное чтение

Долгожданная встреча

В иллюминаторе самолёта до самого горизонта город искрится тысячами огней. Несмотря на ранее утро, в феврале ещё темно и россыпь миллионов ярких точек с каждой минутой увеличиваются, превращаясь в отчётливые изображения окон домов и уличных фонарей, а светящийся горизонт при этом от восходящего солнца на высоте, с каждым метром снижения вновь становится темнее и темнее. Самолёт спускается в темноту. Стюардесса, словно собирательный образ из песен, в очередной раз объявляет: «Уважаемые пассажиры, самолёт рейса Санкт-Петербург – Киев совершает посадку в аэропорту Борисполь. Просьба пристегнуть все ремни безопасности и не вставать с мест до полной остановки самолёта».

– Серёжа, хватит спать, уже прилетели. Посадка. Смотри, как красиво.

Молодая девушка не отрываясь смотрит, как под крылом то приближаются, то вновь отдаляются улицы ночного города. Самолёт делает уже третий круг над городом. Среди пассажиров в салоне нагнетается волнение, первые вопросы друг другу шёпотом уже превращаются в общий гул.

– Серёжа, просыпайся, что-то происходит. Кажется, нас не принимает аэропорт, – девушка вновь толкает плечом сидящего рядом с ней спутника. А, мужчина при этом давно уже наблюдет за ситуацией одним глазом, создавая образ спящего.

– Дай посмотрю, – на этот раз, открыв уже оба глаза, он пытается дотянуться до иллюминатора, и тут же, как бы невзначай, закинув девушке руку за шею, нежно целует её в щёку.

– Серёжа, да погоди ты. Посмотри. Что это? Мне кажется там внизу пожар. Горит какое-то здание. И, я обратила внимание, что на дорогах тоже было что-то, похожее на огонь.

– Настенька, вполне вероятно, это костры на баррикадах. В Киеве ведь в эти дни массовые протестные митинги. Народ уже три месяца бунтует. Жгут костры. Если верить новостям, на центральной площади вообще палаточный городок выстроен. Майдан очередной. Может уже и в аэропорту какие-то беспорядки? Не переживай, милая, где-нибудь всё равно приземлимся. Рядом аэропортов много.

– Но, Олег ведь нас здесь встречает.

– Созвонимся. Что-нибудь придумаем.

Яркие и выразительные глаза девушки от волнения становятся ещё крупнее и ещё глубже, что придаёт им особый шарм. Сергей крепко сжимает её руку, и ещё раз нежно целует подругу.

– Всё будет хорошо, – пытается хоть как-то её успокоить.

– Почему именно сейчас Маша с Олегом решили устроить эту вечеринку? И именно в Киеве? Регистрация ведь будет всё равно в Симферополе.

– Потому что, Маша хотела устроить праздник своим друзьям и близким, с которыми вместе училась и работала, для тех, кто не сможет попасть на регистрацию. Так сказать, прощальная церемония, свадьба и отъезд сразу. А если свадьба, то и без свидетелей никак. Поэтому мы будем гулять и отмечать на всех их свадьбах, сколько бы они не устроили посиделок. Они ведь ещё не знают, какой сюрприз мы везём им в подарок.

– Да, понимаю я, Серёжа. Только я смотрю на эти улицы, и с каждым приближением становится всё страшнее. Волнительно как-то очень.

– Не волнуйся. Самый пик уличных волнений, судя по новостям, был уже вчера, власти применили жёсткую силу и должны были разогнать этот Майдан. Так что, сегодня уже должно всё успокоиться. Я не думаю, что их президент поступит, как наш царь в семнадцатом. Он не даст себя свергнуть. Сейчас времена другие. Хотя, всё это очень и очень сильно что-то напоминает. Как под копирку, как по методичке работают заговорщики.

– Ну, если у нас в России получилось, почему у них здесь не получится? Ты ведь сам говоришь, что всё точно также? Что все действия похожи.

– Сейчас 2014-ый, а не 1917-й. Все научены историей. Власти прекрасно знают, как нужно действовать в таких ситуациях. Хотя… В Сербии вон в 2005-ом тоже по этой же методичке действовали. И там тоже получилось.

– По-моему, после своей диссертации, ты уже помешался на этой революции. Везде уже ищешь аналогии, сравнения. Ну, и кому, по-твоему, здесь запланирована роль Ленина?

– Ленина в феврале семнадцатого, когда всё начиналось, вообще не было в Петрограде. Вообще всё было сделано не его руками. Вот и здесь, думаю, что будущий вождь, сейчас даже и не помышляет о своём лидерстве. Скорее всего, его и фамилии даже никто и нигде не произносит.

– Так значит, ты всё-таки сомневаешься, что всё может закончиться мирным путём? Значит, предполагаешь переворот? Революцию? Ох, не в то время ребята затеяли свою свадьбу. Могли бы и отложить, хотя бы до лета.

– Всё запланировано заранее. Кто же знал, что у них здесь так всё завертится?

Самолёт наконец заходит на посадку, и начинает резкое снижение. В салоне наступает резкое молчание. И при соприкосновении шасси со взлётной полосой, когда каждый чувствует, что «под ногами» уже твёрдая опора, слышится коллективный выдох, а уже через секунду вновь всеобщий беспорядочный гул. Через несколько минут самолёт окончательно останавливается, почти весь народ уже на ногах, желая поскорее покинуть салон. Настя с Сергеем неторопливо пережидают всех нетерпеливых и выходят из лайнера одними из последних.

В аэропорту их радостно встречает молодая пара тех самых новоиспечённых молодожёнов. После крепких объятий с друзьями все четверо спешно идут к автомобильной стоянке. Уже только по дороге в автомобиле Сергей осторожно спрашивает:

– Олег, как у вас тут? Судя по новостям, очень жарко приходится?

– Да, вчера реальные погромы были. Как будто опять на войну попал. Только эти сволочи со свастикой по улицам бегают с палками, прутьями металлическими, всё крушат и громят, а их трогать нельзя. Задушить их хочется, – молодой человек спортивного телосложения от внутреннего напряжения явно взволнован, при последней фразе сильно ударяет по рулю, – только… это противозаконно. Да и я здесь чужой – москаль.

– А ты сам-то давно свою с плеча свёл?..

– До конца жизни мне теперь эти ошибки молодости припоминать будешь?

– Вот видишь. Для тебя это просто ошибки. А ведь, если бы мы тогда не попали в эту передрягу, может и ты сейчас был бы среди них. Не думал? Просто, ты смог пересмотреть свои взгляды. Ситуация заставила. А они нет. К тому же они дома. И их здесь так учат. Вот и получается, что они для тебя – враги, а ты – для них. Всё взаимосвязано. Они здесь себя сейчас чувствуют хозяевами жизни.

– Да, и этим хозяевам жизни всё дозволено. Это глас народа. Что-то происходит вокруг, что-то сильно нагнетается. Не понимаю.

– Вчера же вроде власти успокоили и разогнали толпу?

– В одном месте разгоняют, они в другом опять собираются. Сильно противодействия им не оказывают. Берегут, почему-то? Хотя, я бы расстрелял всех на хрен подчистую, и всё бы точно успокоилось. Это уже не люди. Это враги. Это нечисть. Их уже не переделать, они навсегда такими будут. А власти здесь с ними церемонятся. У Маши отец говорит, что полицейским не разрешают их даже трогать. Они, суки, жгут бутылями с «зажигалкой» пацанов, забрасывают булыжниками, а беркутовцы им ответить не могут. Им даже боевых патронов не выдают, представляешь? – Олег опять со злости сильно ударяет по рулю. – Что за власть? Народ трогать нельзя. Какой народ? Это разве народ? Это ублюдки, которых надо уничтожать.

– Олег, успокойся, веди нормально машину, – вступает в разговор его спутница Маша, которая до этого тихо о чём-то перешёптывалась на заднем сиденье со спутницей Сергея.

Олег же резко сворачивает с основной магистрали и ныряет в переулок, продолжая движение дворами и переулками, делая резкие повороты. Нервное напряжение чувствуется в каждом его движении, в каждом слове:

– Вчера их, конечно поприжали. У ребят из милиции нервишки немного сорвало, погоняли они этих нациков по улицам. Многим хорошенько досталось. Только вот эти гады сегодня ночью Дом Профсоюзов подожгли. Решили провокацию совершить. Своих же жгут, мерзавцы. Говорят, что люди там даже погорели. Хотя, настоящей правды сейчас мало откуда можно узнать. Мы от Александра Михайловича – Машиного отца, хотя бы узнаём. Он тут руководит крымским Антимайданом. Он сам бывший полковник милиции, напрямую общается с местным руководством и властями.

– Бывших полковников не бывает, Олег, тебе ли не знать.

– Ну, да, в отставке он. Сейчас просто активист. Из Крыма большое количество людей на автобусе привозит, чтобы организовать митинги против этой дикой оппозиции. В защиту власти, так сказать. Сегодня эти ублюдки и на их штаб делали попытку напасть, даже пытались поджечь. Бутылками забросали.

– Ребята, мне от ваших разговор уже становится страшно и не по себе. А свадьбу вашу перенести на другое время никак нельзя было? Летом бы отметили, – Настя попыталась перевести разговор на другую тему.

Олег парирует:

– Мы же не думали, когда планировали, что всё вот так получится. Всё уже проплачено.

Его девушка поддерживает будущего мужа:

– Мы предполагаем, а Бог располагает. Думаю, что к лету я уже вряд ли смогу надеть своё шикарное свадебное платье.

– Да ладно!!! – почти в голос восхищённо воскликают Сергей с Настей.

– Поздравляем. Отличная работа, друг. Молодцы! Значит, всё сделаем, как надо. – Сергей утвердительно ставит точку в этой теме. – Новая семья – чета Васильевых будет создана, как и полагается, вовремя и в срок. Всё состоится в назначенное время и по плану.

– Даже не сомневаюсь, товарищ, командир. Кстати, ждём с нетерпением, когда уже будем праздновать регистрацию четы Филатовых.

– Будем-будем. Только, какой я тебе командир? Вспомнил, тоже.

– Такое не забывается… Ну, вот и приехали. Это вполне приличная гостиница. Здесь и наша вся крымская делегация остановилась. Располагайтесь, отдыхайте. Хотя, поспать, наверное, уже вряд ли получится, утром поедем подготавливать помещение к торжеству.

– Так ты теперь тоже крымчанином уже заделался? Или ты всё же питерский парень?

– Какая разница, главное – русский. Хотя, для местных, все четыре года, что здесь живу – вечный москаль.

Вся компания слегка успокаивается и выходит из автомобиля. Ребята берут все сумки и чемоданы, и все дружно входят в здание отеля. Номер для гостей заранее снят не пятизвёздочный, конечно, но, вполне приличного уровня. Настя сразу первым делом начинает разбирать и раскладывать вещи из чемодана. Сергей же не находит себе места, вышагивая по комнате и что-то обдумывая. Через минуту он всё-таки выходит в коридор, предварительно попросив прощения у спутницы, и поцеловав её. Ещё через минуту из своего номера выходит и его друг:

– Ты вообще отдыхать не собираешься?

– Олег, давай не будем пугать наших девчонок. Я вижу, что здесь полная задница. А сегодня и завтра может быть ещё хуже.

– А что мы-то сможем сделать? Не нам решать, как этой стране жить.

– А почему нет? Ты ведь теперь тоже здесь живёшь. Значит и тебе решать тоже. Как бы нам с тобой, Олег, опять не вляпаться в военные действия, только теперь уже в нашем, настоящем времени. И отсюда уже валить некуда будет. Понимаешь?

– Типун тебе… Не дай Бог.

– Кстати, как тут ребята – Тарас и Сирый? Общаетесь?

– С Тарасом видимся иногда. Обещал сегодня подъехать, если сможет. А Сирый в жёсткой оппозиции. Слышал, что спонсирует одну из радикальных группировок. Он у них там в авторитете. Папа крупный олигарх, поэтому возможности беспредельны. Ну, а меж собой вроде, как всё ещё дружат.

– Я сейчас на официальном сайте президента посмотрел видеообращение Януковича. Он оправдывается за то, что ещё не сделал, за то, что окружение принуждает его к применении силы, а он призывает воздержаться от радикальных действий. Всю вину за то, что уже произошло, и ещё может произойти, он снимает с себя и перекладывает на лидеров оппозиции. Пытается отстраниться от кровопролитий и говорит о компромиссе. Понимаешь? Он снимает с себя всякую ответственность за происходящее. Он показывает всему миру свою слабость. Он тем самым сейчас упускает ситуацию. Он не решится. Он не сможет остановить бунтовщиков. Наша страна это уже проходила в феврале семнадцатого. Что из этого вышло, все знают. Если он сегодня всё этого не остановит, его судьба может быть точно такой же, как и у нашего царя, а страна свалится в разруху. Всё очень серьёзно. История решается здесь и сегодня.

– И что ты мне предлагаешь?

В этот момент из ближайшей двери выходит невысокого роста коренастый мужчина лет 60-ти.

– Молодые люди, вы так громко и бурно обсуждаете политическую обстановку, что разбудите и перепугаете всю мою делегацию. Давайте лучше выйдем на балкон.

Вся мужская компания спешно покидает коридор.

– Познакомьтесь, это Сергей Филатов, мой друг. Он доцент исторического факультета Петербургского университета. Историк, в общем. А это Александр Михайлович – мой…

Олег на секунду замялся, но мужчина решает сгладить его смущение и сам добавляет:

– …Тесть. Разве не так? Да ты не смущайся. Штамп в паспорте – это не самое главное. Четыре года ведь уже вместе с дочерью живёте.

– Вот, поэтому, Александр Михайлович, я и не могу называть Вас просто тестем, Вы мне уже почти, как отец родной.

– Ну, что же, сынок, тогда рассказывай, что вы тут так бурно обсуждали? – похлопывает зятя по плечу полковник.

– Да вот, Сергея очень беспокоит обстановка, которая здесь складывается. Хочет вершить историю здесь и сейчас.

– Похвально, – офицер протягивает руку, – Бочаров.

Несмотря на преклонный возраст мужчины, Филатов чувствует не только крепкое рукопожатие, но и выправку, и какую-то надёжность и уверенность во взгляде. Полковник же продолжает:

– Вершить, говоришь? Мы её все сейчас здесь вершим. И эти дни действительно войдут в учебники истории. А уж как она будет написана, зависит от того, кто сейчас возьмёт верх.

– И от того, кто её будет писать, – соглашается Сергей. – Приятно познакомиться. Меня действительно сильно волнует вся эта ситуация. Это очень похоже на февральскую революцию семнадцатого в Петрограде. Всё вспыхнуло из ничего, а к чему привело? А, главное, кто этим руководил, и кто потом этим воспользовался? Здесь сейчас тоже самое. И, если, президент не предпримет решающих действий, как в своё время наш император, всё может разом рухнуть. А он, судя по всему, не собирается предпринимать? Что здесь вообще происходит на самом деле? Вы ведь в самом эпицентре. Вы должны знать.

– Ребята, сейчас такая обстановка, что вообще трудно знать с полной уверенностью, что происходит в действительности. В администрации действительно какие-то непонятные и непредсказуемые действия. Невозможно понять планы президента. Складывается впечатление, что разные силы и разные сторонники ему советуют с разных сторон, какие действия предпринять, и он колеблется между ними. И вчерашний день тому яркое подтверждение. Были возможности и силы завершить всё разом. Требовалось только волевое решение. В один момент даже сами мятежники, те, кто называют себя лидерами оппозиции, уже поняли, что их дни сочтены, уже были в панике и почти кинулись в бегство. Всё для этого было предпринято, готовили проходы к своим подготовленным автомобилям для выезда в аэропорт, чтобы сбежать на зафрахтованном частном самолёте. И нам об этом было известно. Другие планировали укрыться в здании американского посольства. И об этом мы тоже знали.

– Что же помешало?

– Ещё утром все эти, якобы, лидеры шли в первых рядах так называемого «мирного шествия». Вели массовую толпу к Верховной Раде. Наша милиция перегородила им Шелковичную грузовиками. Здесь всё и началось. Полетели булыжники и бутылки с зажигательной. А наши ребята в ответ только и могли, что свето-шумовыми, да слезоточивым газом. Им даже поначалу из-за гуманности не разрешали водомёты применять. Камазы начали гореть. Толпа стала проявлять всё больше и больше агрессию. Мы заметили, как появились люди с подготовленными автопокрышками. Везде стало полыхать, улицы заволокло чёрным дымом. Разбушевавшиеся молодчики пошли громить всё вокруг, все первые этажи близлежащих зданий. И весь этот «мирный митинг» превратился в беспорядочные погромы… Мы со своей делегацией столкнулись с майдановцами в Мариинском парке, где у нас разбит палаточный лагерь. Ворвались разъярённые, с дикими от ярости глазами, молодчики в спортивках, подожгли несколько палаток. Завязалась драка. А у нас половина женщин. Естественно, в крик, кинулись бежать… Хорошо, беркутовцы быстро подоспели. Нападавшие тут же исчезли, огонь удалось потушить. Вскоре мне сообщили, что в офисе Партии Регионов на Липской тоже подожгли, здание захватили, а спокойного добродушного старичка, который просто занимался там наладкой оборудования, и решил с ними мирно поговорит, они просто забили на смерть палками и обрезками труб… Досталось не сладко и ребятам из «Беркута». Они пытались оттеснить разъярённую толпу, но в ответ получали град камней и горящих бутылок. Всё точно также, как месяц назад в январе. Тогда вообще морозы двадцатиградусные стояли, а их на Европейской площади забросали бутылками и сожгли автобус, где были все вещи, деньги, документы. Мальчишки тогда под градом камней в такой обстановке десять часов находились на морозе. Обычные киевляне потом помогали им – своим защитникам, чем могли, кто едой, кто водой. Приносили одежду, носки… А медики, сволочи, даже отказывались медицинскую помощь оказывать нашим раненым ребятам…

Чувствовалось, как комок подступает к горлу мужчины. Он с трудом сдерживает слезы. Но, немного помолчав, продолжает:

– И сегодня точно также, видели бы вы, мужики, как эти изверги издевались над нашими ребятами. Они ведь знали и понимали, что им ответить не могут. Это их ещё больше подзадоривало. Били и бросали прицельно. Обидно было, что ребят откровенно забивали и жгли, а они не имели права ответить. Могли только защищаться металлическими щитами. Ждали приказа на «ответку». А его всё не поступало. Ребята уже просто кричали: «Дайте приказ, и через час здесь никого не останется. Мы разгоним весь этот Майдан, раздавим всю эту мразь». Я звонил Царёву, спрашивал, почему молодых ребят отдали на растерзание майданной своры? Но, он был в таком же негодовании. Он уже сам лично съездил к Захарченко за приказом. И спасибо ему за это. Добился своего. Через некоторое время приказ от министра всё же поступил, и ближе к вечеру началась атака.

– Я перед вылетом в наших новостях видел, как начинался разгон демонстрантов, – заполняет паузу Сергей. – Но, больше мне ничего не было известно. Я был в полной уверенности, что началась полномасштабная операция по усмирению, и сегодня уже будет только разбор завалов.

– Боевиков, конечно, быстро оттеснили до границы площади, – продолжает свой рассказ полковник. – Накопилось столько злости, что не жалели уже никого. Ловили на улицах и в подворотнях каждого подонка. Всех грузили в автозаки. За несколько часов зачистили правительственный квартал, Октябрьский дворец, Украинский дом, Европейскую площадь. Подвезли оружие, но боевых так и не дали. Разгоняли резиновыми пулями, водомётами, светошумовыми гранатами. Всю сволочь уже взяли в кольцо, всё было перекрыто со всех сторон, оставалось только зачистить площадь, и тут, бля, вновь поступает приказ об остановке.

– Получается, что это и было самое время, чтобы ликвидировать и арестовать зачинщиков?

– Они уже сами наложили в этот момент, готовы были сбежать.

– А мне кажется, что прежде всего нужно было высылать всех этих иностранных послов, которые открыто призывали к свержению власти и активно занимались подготовкой и финансированием. Отключить все оппозиционные сми, которые призывали к перевороту. Майдан после этого и разгонять бы не пришлось, люди сами бескровно разойдутся по домам.

– Конечно, надо было обезглавить эту гидру. Уже готовы были к захвату штаба этих протестующих, засевших в Доме профсоюзов. Наши «Альфовцы» были уже на крыше, и готовы были приступить к зачистке. И всё было бы решено.

– Что же помешало?

– Президент… Вдруг решил пообщаться с лидерами оппозиции, самолично пригласил их к себе. Настроения лидеров Майдана резко изменились, планы бегства были отложены. Если переговоры, значит и штурма не будет. Я не знаю, какую игру ведут там наверху, но, я считаю, что это самая нелепая ошибка, после которой он сам может горько поплатиться. О чём можно договориться с бунтовщиками? Да, ни о чём они не договорились. Зато те почувствовали свою силу, что с ними считаются, а главное, они взяли себе паузу на передышку, попросив время на перемирие до утра. Но, сами они усмирять своих боевиков и не собираются, а скорее наоборот. Ночные погромы продолжались… И вот в конце концов эта ужасающая своей жестокостью провокация с Домом профсоюзов, где погибли и сгорели несколько человек. Когда он загорелся, наших ребят там уже не было. И если это сделали эти подонки, то это провокация не укладывается у меня в голове. Им нужны жертвы, и они начали жечь своих, чтобы потом обвинить власти и развязать себе руки.

– Им нужны сакральные жертвы? – подтверждает Сергей. – Такое не раз встречается в истории. Это уже стандартная схема. Безусловно, очень жестокая своим цинизмом, но часто используемая провокаторами. Сейчас они должны будут заявить, что власти жестоко нарушили время перемирия, которое они с таким трудом вымолили у президента. Всё так предсказуемо.

– Я только что связывался с представителями спецслужб, говорят, что пожар ещё не потушен. Сколько там жертв, неизвестно. Но то, что там люди горели заживо, это уже точно. Чего ждать сегодня, никто не знает. Как поведёт себя президент – непонятно. Любые уступки – это проигрыш. Это капитуляция перед толпой. Это полный крах. Ох, не вовремя вы затеяли свой праздник, Олег. Ох, не вовремя. Я, конечно, сегодня буду у вас. Дай Бог, всё будет спокойно. Но, надо быть на чеку. Будем действовать по обстоятельствам.

– Кто же знал, Александр Михайлович? – оправдывается будущий зять, – Не отменять же. Уже приглашены все друзья.

– Честно говоря, – опять вступает в разговор Сергей, – мне тоже немного страшно. Не за себя… За себя мы с Олегом можем постоять, не в первой. Но, теперь с нами наши девчонки. Моя Настя и не предполагала, что может попасть в такую заваруху.

– Понимаю вас, ребята. Понимаю. У меня ведь тоже здесь и дочь, за которую я, как вроде бы должен быть спокоен, потому что Олег – это настоящий мужчина, за такой спиной ей должно быть надёжно. Но, здесь у меня ещё и младший сын, который сейчас вместе со всеми в составе «Беркута» в самом пекле. Здесь со мной ещё и сотни простых активистов, которые оружия в руках не держали, а просто приехали вместе со мной из Крыма поддержать законную власть, просто постоять на площади с транспарантами. А это и женщины, и молодёжь, и люди пожилого возраста. Все неравнодушные. Нам сам Бог велел объединяться против этой чёрной сволочи, которые пропагандируют здесь фашистскую идеологию. Они возводят себе в кумиры негодяев и фашистских прихвостней. Разве мы можем допустить такое? Разве мы можем предать свою память? Разве мы можем спокойно смотреть на это, когда в каждой второй семье отцы и деды отдали свои жизни на этой земле, чтобы теперь эти твари и отморозки пропагандировали здесь фашистскую символику? Это кощунство. Не за это боролись наши славные деды. Не за это…

И вновь у полковника подступает к горлу. Никто даже не пытается вставить и слово в эту эмоциональную речь. Сглотнув, Александр Михайлович продолжает:

– Мы организованно автобусами приезжаем сюда на площадь с нашими активистами из Крыма. У нас здесь свой палаточный лагерь Антимайдана. Среди моих знакомых многие детки служат здесь в подразделениях «Беркута». Мы часто привозим им и посылки с едой и вещами от родителей, и просто гуманитарку от неравнодушных. За это время протестов мы уже неоднократно так делали. И всё, что здесь происходит, видим своими глазами. И я, как командир народного ополчения Крыма, несу за всех их полную ответственность. И если начнётся что-то серьёзное, я должен буду вывезти всех людей отсюда целыми и невредимыми, чтобы избежать жертв. И, вчера, когда толпа молодчиков ворвалась в наш лагерь, стали забрасывать бутылки с зажигательной смесью в палатки, мне стало страшно за людей. Я понял, что столкновения можно не избежать. Нас целенаправленно будут выгонять отсюда, и, скорее всего, захотят это сделать силой. И, поэтому, я тоже боюсь. За моей спиной сотни действительно мирных людей.

– Александр Михайлович, я всегда готов буду вас поддержать. Рассчитывайте на меня, – Сергей протягивает руку полковнику.

– Спасибо, конечно, – полковник в ответ пожимает руку историка, – ещё одна умная голова никогда не помешает, только вот, я считаю, что вам бы лучше после празднования сразу уехать в Симферополь. Там вас ждут, там ваши спутницы будут в безопасности. А мы тут разберёмся. Мы, пока ещё, под защитой нашей милиции… Отдыхайте пока, мужики, будем на связи. Увидимся на вечеринке. Не упущу момента, чтобы передать руку своей дочери в надёжные мускулистые настоящего мужчины и заступника.

– Спасибо… за доверие, – Олег, инстинктивно и гордо выпрямляет спину после таких лестных слов в свой адрес, крепко сжимая руку будущего тестя.

Мужская компания расходится по номерам.

Тихо присев на край большой кровати, Сергей ещё долго смотрит, как длинные тёмные вьющиеся волосы его мило спящей девушки улеглись веером на подушке. Ему очень хочется поправить локоны, которые свисают на её лице, и поцеловать, но, боясь разбудить сладко спящего любимого человека, просто наслаждается её улыбкой, раз от раза проявляющаяся на её лице. Быстро двигающиеся глаза под закрытыми веками, дают ему понять, что сейчас она в другом мире, в другом измерении, в мире снов, и ей, скорее всего там сейчас очень хорошо и приятно. Нарушать такое состояние ни в коем случае нельзя. Все четыре года, что они вместе, Сергей, словно ребёнка, словно самое дорогое существо на земле, оберегал свою любимую всегда и от всего. Поэтому оберегать сон Сергей умел, и делал это всегда с большим наслаждением, с трепетной любовью. И сейчас он понимает, что такой тишины и такого спокойствия, возможно, в ближайшие дни может и не быть. Понимает он и ту ответственность, которая сейчас ложилась тяжким грузом на его плечи.

А за плотными шторами закрытого окна номера гостиницы город встречает рассвет нового февральского дня.

***

Через несколько часов друзья, спешно собрав сумки, двигаются по улицам города в сторону ресторана, в котором должно будет состояться торжественное мероприятие. Всё необходимое для праздничной вечеринки уже на месте, поэтому идут налегке. Решают пройти пешком, потому что всё рядом, а ребятам хочется вдохнуть чистого свежего утреннего воздуха. Хотя, скорее всего, мужской половине хочется своими глазами увидеть последствия происходящего, т.к. понимают, что идти придётся по центральным улицам, где и происходили все эти основные события. Александр Михайлович вызывается проводить молодёжь, т.к. ему тоже по пути к своему лагерю.

Небо затянуто кучевыми облаками. Не смотря на то, что день выдался не морозным, на тротуарах ни слякоти, ни грязи. Улицы практически пусты, в воздухе нависло гнетущее спокойствие и умиротворение. Невозможно даже представить, что ещё несколько часов назад здесь проходили настоящие военные действия. Полковник решает вести молодёжь от Арсенальной к Мариинскому парку, где формировалась главная база «Беркута». Вниз по Институтской пройти не получается, там уже стоит милицейское оцепление. Но, офицер из оцепления предлагает Александру Михайлович проводить знакомых по Крепостному переулку. Там тоже перекрыто, но их пропускают.

Институтская предстаёт взору молодых людей, как пейзаж после настоящей битвы. На выезде на Шелковичную стоят два полностью выгоревших грузовых Камаза. Стены домов покрыты чёрной копотью. На пустынной дороге работают коммунальщики, которые собирают многочисленный мусор и разбросанные везде булыжники и плитку от мостовой. Дойдя до главной площади, ребята ужасаются ещё больше. В этот момент Сергей, чувствуя, как Настя очень крепко сжимает его руку и прижимается к плечу, испытывая внутренний страх от этого ужасающего зрелища, уже жалеет о том, что повёл её этой дорогой. Всё разворочено и разбито, в воздухе устойчивый запах гари. И, первое, что бросается в глаза – клубни чёрно дыма с крыши одного из центровых высотных зданий. На молчаливые вопросительный взгляды, полковник отвечает:

– Да, да… Видимо пожар в Доме профсоюзов ещё не потушили.

Пожар действительно ещё полыхает. Видны даже языки пламени из окон верхних этажей. Полностью в дыму вышка со световыми экранами, возвышавшаяся на крыше.

Площадь предстаёт перед гостями сплошным пепелищем. Обугленные знаменитая Стелла независимости и памятник основателям Киева, вспученный взрывами Торговый центр. Всюду тлеющие и догорающие баррикады и остатки шин, обгоревшие автомобили, груды брусчатки и камней. Приходится постоянно перешагивать многочисленные размазанные по асфальту целые бурые лужи крови. Проходя мимо стоящей тут же скорой помощи, невольно обращают внимание через открытую дверь, как медики оказывали помощь мужчине с пробитой головой, лицо которого полностью залито кровью. Остальные медики в жёлтых жилетах ходят среди присевших у стен людей и оказывают помощь нуждающимся. Некоторые из числа самых стойких демонстрантов, собравшихся на площади, до сих пор ещё спят здесь же, устроившись как смогли, прислонившись к стенам и друг к другу, Укрыты чем попало – пледами, куртками, даже деревянными щитами. Вокруг догорающих шин присели греющиеся от огня.

Другие же, видимо хорошо выспавшиеся и переодетые, небольшими группами вновь подходят на площадь. Хорошо видно, как они несут с собой новые обломки различных металлических конструкций, деревянные доски и всё, что попадало под руку. Вот бравые молодчики откуда-то издалека несут, закинув на плечи длинную, жердь, нанизав на неё сразу несколько автомобильных шин. Другие кувалдой выбивают из мостовой брусчатку и разбивают на мелкие куски, собирая булыжники в большую кучу. Чувствуется, что всё подготавливается к сооружению новых баррикад и новой битве.

Полковник подводит своих друзей к многочисленному милицейскому экипированному составу, сам отойдя общаться с офицером. За стёклами шлемов видно, как лица совсем ещё молодых милиционеров очень напряжены, взгляды очень тяжёлые. Отработанным строем большими группами человек по двести или триста слаженно и эффектно они выполняют манёвры, передвигаясь в разные стороны. Одни идут в сторону, покидая площадь, другие двигаются в обратную.

В центре Майдана вокруг основы ещё от новогодней ёлки, оклеенной призывными плакатами, всё усеяно палатками, откуда доносятся крики, и в сторону милиции периодически летят различные предметы.

– Почему вы не разгоняете оставшихся? – полковник разговаривает с офицером неподалёку, и поэтому кое-что из разговора доносится до напряжённого слуха Сергея и его товарищей.

– Давно бы уже разогнали, через пятнадцать минут уже никого здесь не было бы… Приказа нет… Сказали стоять, никого не трогать…

Осматривая всё вокруг, Олег предлагает пройти в сторону гостиницы «Украина», где на смотровой площадке собралось несколько зевак. Среди них заметны и журналисты, и репортёры в зелёных манишках поверх курток с камерами в военных касках с надписью «Пресса». Олег решает помахать им рукой, и вдруг в этот момент Сергей краем глаза обращает внимание, как со стороны площади что-то летит в их сторону. Быстро прикрыв руками Настю, он только успевает крикнуть:

– Череп! Осторожно! Летит!

Обернувшись, Олег уже только почувствовал сильный удар бутылки об его руку, которая отлетела и разбилась об асфальт, расплескав бензин на рукав. Вероятно, запал во время полёта либо погас, либо выпал, только это и спасло друга от возгорания. Мария моментально тут же подскакивает оттирать пятно перчаткой. А, легко поддающийся на агрессивные выходки русский парень, с яростью и ожесточением уже в ответ готов в одиночку разнести в пух и прах и очистить всю эту площадь подчистую. По крайней мере, в его глазах читаются именно такие намерения. Схватив булыжник, он уже заносит его над головой, чтобы с силой отправить в сторону, откуда прилетела зажигательная смесь. Но, в тот же момент, Александр Михайлович вместе с ещё одним милиционером резко подскакивают к компании и всех вместе быстро буквально затаскивают за оцепление между строем.

– Всё ребята, хватит экскурсий. Теперь наверх по лестнице и вот по этой улице, спокойно до вашего ресторана. И, надеюсь, без приключений. Слышишь, Олег? Спокойно! С вами дамы. Берегите их. И не поддавайтесь на провокации.

– Будет сделано, – немного успокоившись бурчит под нос будущий зять.

– Вот и правильно. Ярость и задор не всегда в жизни главное, чтобы сохранить чью-то жизнь. А тебе я доверил жизнь своей дочери. Не заставляй меня волноваться за неё, и разочароваться в её защитнике.

– Пап, не переживай. Мой муж не только сильный, но и умный, – вступается за своего избранника Мария. – По крайней мере, он при первом же знакомстве мне это сказал. И я пока в этом не разочаровалась.

Слегка ударив будущего мужа по плечу, вдруг Маша кидается с объятиями к стоящему рядом сотруднику в полной экипировке, который в это время только снял шлем:

– Привет, Мишаня. Знакомьтесь, друзья, это мой брат. Ещё один мой защитник, хоть и младший.

Совсем ещё юный высокий и стройный сотрудник милиции с очень серьёзным выражением лица вдруг мило улыбается в ответ, крепко пожимая руку Сергея.

– Здорово, брат, – по-братски похлопал по плечу, по-мужски обнимает парня и Олег.

– Ну, всё, я к себе в штаб. Меня уже ждут. Мишане тоже нельзя надолго отлучаться из строя. Будете на месте, позвоните.

– Хорошо, папа. Мы тебя ждём. И обязательно вместе с Мишей. Я очень надеюсь, что его отпустят. Хочу, чтобы братишка был рядом.

Попрощавшись, полковник двигается в сторону Мариинского парка, сын возвращается в строй, а компания друзей спешно, озираясь по сторонам, направляется в сторону ресторана.

Свадебные сюрпризы

Олег с Марией встретились ещё четыре года назад во время реконструкции военных сражений на Украине. Олег всерьёз занимался раскопками и расследованиями исторических событий времён Великой Отечественной, а Маша – их воссозданием и реконструкцией, помогая в этом отцу. Александр Михайлович считал, что таким образом прививает молодёжи патриотическое воспитание. Молодые люди быстро нашли и почувствовали симпатии друг другу. Через некоторое время Олег даже переехал из Питера в Симферополь в большой дом её родителей. Они с Машей создали здесь свой поисковый отряд, занялись историческим расследованием, поиском пропавших, восстановлением памятников.

Только спустя четыре года молодые решили оформить свои отношения официально. Маша параллельно училась в Киеве на историческом факультете. Здесь появилось много друзей. Понимая, что мало кто смог бы вырваться в Симферополь, было принято решение организовать для них отдельное торжество по случаю предстоящего бракосочетания, а заодно и отметить окончание учёбы. Все понимали, что это чистая формальность, потому что Олег с Машей фактически уже давно считались супружеской парой, но, если есть такой важный повод – «проставиться» надо.

Торжество решено было провести в небольшом ресторане в центре города, который располагался на двух этажах высотного исторического здания. На первом – кухня, гардероб и отдельные комнаты для гримуборных. Приглашённых предполагалось лишь человек тридцать.

И вот девушки, бурно обсуждая что-то между собой, занимаются подготовкой зала для торжества, снуют туда-сюда с разноцветными надутыми шарами, которые за отдельным столиком монотонно и пританцовывая надувает весёлый паренёк. Молодые люди на стремянках пытаются прикреплять на шторы и к потолку украшения, гирлянды, плакаты. Две девушки «колдуют» что-то с ноутбуком, пытаясь настроить музыку и подбирая нужные треки. Работа кипит.

Начало намечено на послеобеденное время. На вечер была запланирована прогулка по Киеву, но, сейчас в таких обстоятельствах все уже понимают, что, это может быть небезопасным. Но, начало переносить не стали, поэтому к назначенному времени уже всё готово, столы накрыты. Половина гостей выступили в качестве помощников, остальные приглашённые начинают подходить небольшими компаниями. При этом, Олег с Машей каждого встречают лично. Необычно, конечно, для свадебного торжества, но, молодые так захотели сами. Да и сама невеста тоже не в традиционном свадебном наряде, блистая изяществом в шикарном обтягивающем светлом платье. Жених в строгом костюме элегантно держит спину.

Сергей с Настей с умилением наблюдают эту картину, временно расположившись на резном уютном диванчике у стены. Мебель, общее оформление зала, посуда и столовые приборы вполне соответствуют стилю начала прошлого века.

– Серёжа, у меня внутри какой-то диссонанс, – делится своим впечатлением Настя, – Ощущение, что мы попали в Питер на графский приём, но одежда присутствующих не соответствует такому рауту.

– Чувствуешь себя неуютно?

– Отчего же? Слишком всё помпезно… Но, мне нравится. И вообще, мне кажется, что если бы я оказалась в то время, почувствовала себя, как дома. Только нужны были бы соответствующие наряды. Не в кроссовках же по таким залам ходить, – Настя, слегка улыбнувшись, глазами указывает на девушку в джинсах с маленьким рюкзаком за плечами вместо сумочки.

– Во всякие времена своя мода.

– Наверное, мне нужно было родиться в девятнадцатом веке. Совсем другие были времена. Такое ближе моей натуре. А может во мне течёт кровь зажиточных аристократов, или вообще из графов или князей?

Сергей, повернувшись к своей девушке очень пристально всматривается в её глаза, ни одним мускулом не выказывая внутренней усмешки, после чего нежно слегка дотрагивается губами щеки:

– В тебе кровь настоящих героев и патриотов своей страны.

– Ты всё про бабушку и дедушку, которые на войне погибли? А я про тех, что в Питере. Мне бабуля рассказывала, что у неё есть какая-то семейная тайна. А вдруг я потомственная принцесса? Обещай мне, что по приезду мы обязательно сходим к ней.

– Ну, конечно сходим. Обязательно сходим. Ты ведь знаешь, как я люблю часами проводить с Маргаритой Степановной.

– Только я всегда засыпаю от ваших разговоров. А я хочу разузнать от неё, что за тайну хранит наша семья.

В это время в зал входит несколько молодых милиционеров в сопровождении Александра Михайловича. Мария кидается с объятиями на шею отцу и брату.

– Идём поприветствуем полковника, моя принцесса, – Сергей встаёт и подаёт руку своей девушке.

Небольшие круглые столы расставлены по всему залу и накрыты на небольшие группы. В центре место для танцпола. Как и полагается, виновникам торжества предоставлен центральный стол, за который также размещены отец Маши и Сергей с Настей в качестве свидетелей. Остальные рассаживаются по компаниям. Несколько столиков остаётся свободными, вероятно, кто-то из гостей не могут подъехать вовремя или не получается вообще. Остаётся ещё некоторое время до начала мероприятия. Две молодые девушки, приглашённые в качестве ведущих, продолжают настраивать свою аппаратуру, проверяют микрофоны. Гости не спеша прогуливаются по залу, наслаждаясь запахами и видами явств, уже расставленными на столах. В компаниях слышатся активные обсуждения вчерашних событий. Невольно Сергею приходится прислушаться к разговору за соседним столиком:

– Девочки, вы пойдёте сегодня на площадь?

– А что там делать, разве сегодня что-то намечается?

– Конечно. Там скоро планируется новая акция.

– Марина, тебе-то откуда знать? Да и опасно там. Погромы везде.

– Вообще-то я постоянно на Майдане, и вчера там была.

– Ты что, тоже в митинге участвовала?

– Нет, мы с девочками бутылки разливали. По городу их развозили уже другие.

– Марина, это что, правда? Ты готовила эти адские зажигательные бутылки, которыми потом жгли вон тех парней? – и собеседница указывает на стол напротив, за которым весело что-то обсуждают молодые милиционеры.

– Ну, не я же их жгла. Я просто зарабатываю. Я сделала, мне заплатили. Таких, как я там ещё десятки. Всем нужны деньги. Ирина вот, тоже со мной была, – указывая на соседку, которая понуро опускает свой взгляд, девушка с рюкзаком продолжает, – только она молчит. Да и, эти парни целы. Если бы вы только знали, как они вчера наших избивали своими дубинками. Вас там не было, а я видела всё своими глазами. Видела, как всё мирно начиналось. Как люди просто шли по улице, молодёжь, женщины, дети, пожилые. Шли весело, шутили, песни пели. А им просто взяли и перегородили дорогу большими грузовиками. Оставили только узкий проход. Пашка тогда забрался на один из них и стал руководить колоннами, чтобы поочерёдно проходили, чтобы не было затора. На площадь вообще со всех сторон тысячи мирных людей собирались. Наши парни со щитами прикрывали их с флангов. Говорят, что в другом переулке ребята даже отогнали машину, чтобы освободить проход народу. Толпа спокойно пошла вглубь Крепостного, а тут на наших парней накинулись вот эти до зубов вооружённые менты.

– Марина, а ты не преувеличиваешь?

– «Беркуовцы» в бронежилетах, военных касках и с дубинками. А у наших самооборонцев щиты с палками, и наколенники из поролона. Вот и вся амуниция.

– Марина, а они зачем на площадь шли в такой форме и со щитами? Заведомо драться и нападать, если, как ты говоришь, там все мирно шли с песнями?

– Они защищать шли простой народ.

– От кого? А ты не думала, что они специально шли организовать драки?

– Это «Беркут» начал нападать на парней. С чего они решили, что все дороги от метро и парк – это их территория? Стали просто жестоко прогонять людей оттуда. Нашим парням досталось первым. Вы бы видели их зверские лица, с которыми они стали забрасывать в толпу гранаты с изолентой и гвоздями.

– Ты сама-то веришь, о чём говоришь? Какими ещё гвоздями? Зачем милиционерам делать самодельные гранаты? Самоделками обычно ваши занимаются.

– Не знаю, но мне рассказывали, что у нас некоторые были ранены гвоздями.

– Ну, вот видишь, ты сама этого не видела, а выдаёшь всё, как правду?

– Не видела, но верю. Зато, я своими глазами видела, как в Крепостном переулке, где нас собирали, «Беркутовцы» со звериной злостью ломанулись в толпу и начали дубинками избивать мужиков по голове. Они не разгоняли толпу, а целенаправленно убивали. Кровь летела в разные стороны. Хорошо, что нас сразу же отвели в Доме профсоюзов.

– Так ты и там побывала?

– Ну, а где вы думаете, приходилось быстро разливать бензин и какой-то ещё раствор по бутылкам? На пятом этаже было специально подготовленное помещение…

– Так значит, там всё уже было подготовлено? Значит, всё планировалось заранее.

– Откуда я знаю. Я иногда выходила во время перерывов и видела эти ужасы. На улицах уже были пожары. Грузовики горели. Огонь на соседнее здание перекинулся. Ужасные крики со всех сторон, стрельба. Меня Пашка попросил помочь одного раненого дотащить до «Скорой», которая стояла у памятника Мануильскому на Липской. Он уже сам идти не мог, мы его тащили по асфальту, и тут прямо между нами попадает пуля. Может резиновая, я не знаю. Эти сволочи, специально стреляли нам в спину. Может, конечно, и специально рядом, чтобы просто напугать, но было очень страшно, – девушка с ненавистью смотрит на сидящих напротив молодых парней.

– Тебя послушать, Марина, так ты у нас прямо герой с передовой? Ничего не придумываешь?

– Я не придумываю. Там все герои. И все на передовой. Я видела этих людей с разбитыми головами повсюду. Их кучей сваливали возле стен. И парня видела, у которого кисть руки оторвало гранатой. Кровищи было немеряно… Приходите сегодня на площадь, сами всё увидите.

– Зачем смотреть на эту кровь? Зачем вообще туда ходить? Зачем тебе самой это надо? Разве тебе нравится на это смотреть?..

Сергей обращает внимание, что в зале нет Машиного отца. Он встаёт из-за стола, поглаживая Настю по плечу, тихо шепчет на ухо: «Я скоро». Спускается на первый этаж и замечает, что в одной из комнат слегка приоткрыта дверь и доносятся звуки телевизора. Полковник, не отрываясь на вошедшего, внимательно вслушивается в новости событий вчерашнего дня:

«…В Крепостном силовики забрасывали демонстрантов светошумовыми грантами, на Шелковичной использовали помповые ружья, на Липской пустили газ. На Грушевского и в Мариинском парке майдановцев атаковали «титушки» с георгиевскими лентами на рукавах, с битами и металлическими прутьями. «Беркуты» неистовствовали: они не оттесняли митингующих, не старались прекратить противостояние, а в открытую убивали беззащитных людей, не давая им возможности отступить. Разбив колонну майдановцев в нескольких точках правительственного квартала, «Беркут» зажал жертвы в кольцо и теперь методично их убивал. Пытаясь защищаться, демонстранты подожгли шины. На перекрестке Институтской и Шелковичной вспыхнули автомобили. По крышам в дыму прыгали вооруженные спецназовцы, с высоты забрасывая митингующих гранатами. От Майдана вдоль всей Институтской женщины, пенсионеры, студенты выстроились живой цепью. Разбивая брусчатку, они передавали ее из рук в руки – наверх. Оттуда, сверху, выносили раненых. Досталось даже нашему корреспонденту. Делая свой репортаж на Шелковичной в него прилетела светошумовая граната и разорвалась прямо на груди. Спас только защитный жилет, который выдают профессиональным фотокорреспондентам…»

– Всё снимают и комментируют только с одной стороны, всё куплено, все телеканалы, – заметно нервничает полковник, – ни одного кадра, как забрасывают ребят зажигательной смесью. Как их вылавливали по одному и забивали палками и булыжниками. Их послушать, так все зверства только со стороны «Беркута».

– Какая там обстановка сегодня, Александр Михайлович? – Филатов, закрыв за собой дверь, присаживается рядом в соседнее кресло.

– Ситуация нагнетается, обстановка накаляется до предела…

– В городе ведь вроде, всё спокойно?.. У вас дочь замуж выходит. Радоваться надо, а на вас лица нет.

– Это вы из новостей о спокойствии в городе знаете? На площади уже тысячи митингующих опять собирается. Того и гляди вот-вот вновь вспыхнет. Небольшой искры достаточно. Скажу по секрету, у нас сведения, что во Львове почти все районные отделения милиции захвачены и разграблены. Тысячи автоматов и другого огнестрельного сейчас у них на руках. В Ивано-Франковске захватили здание СБУ, забрали три пулемёта, сотни пистолетов и гранат. В Хмельницком, в Житомире, в Ужгороде, В Луцке захватили здания администраций, заставили милицию переходить на их сторону вместе с оружием. По телевизору об этом не говорят…»

На телеэкране выступает депутат Поросенко: «Утром, я вышел из дому, чтобы отправиться на заседание Верховной Рады. Смотрю, прямо возле дома стоят ребята из Самообороны. Я подхожу, здороваюсь с ними, общаюсь. И тут эти ребята прямо у меня на глазах начинают падать и падать один за другим. Напротив – кордон силовиков, и оттуда «Беркут», прикрываясь щитами, стреляет по ним резиновыми пулями. «Что вы делаете? Вас же не провоцируют! Не атакуют! Зачем вы стреляете?» – бросаюсь я к ним. Появляется какой-то их командир и кричит: «Прекратить стрельбу!». А в это время на тротуаре уже лежит с десяток человек, скошенных этими пулями, корчась от боли…»

– Неужели в этот бред кто-то поверит?

– К сожалению, Александр Михайлович, у каждого своя правда. В это действительно многие верят. Это называется пропаганда и формирование общественного мнения посредством средств массовой информации. И она сейчас работает очень массированно.

На экране Поросенко продолжает своё интервью: «… В парке уже вовсю дым, стрельба, начинается что-то страшное. А на краю парка сгрудился Антимайдан. Туда нагнали женщин, среди них достаточно много пожилых – судя по всему, бюджетницы. Они в кольце нашей Самообороны. Я прошу Самооборону вывести Антимайдан отсюда. Нужно было видеть этих женщин – перепуганные стрельбой, они жались одна к другой, многие стояли на коленях и буквально выли от страха. Это страшное зрелище, жуткое! Пытаясь хоть как-то успокоить, направляю их на Парковую аллею. Говорю: «Отходите немедленно, тут сейчас будет бойня». Они причитают и, совершенно обезумевшие, скатываются вниз по этому спуску. Мы прикрываем их отход. И тут ко мне подлетает совершенно неадекватный и невменяемый, обкуренный или пьяный гражданин и орет матом: «Это наша земля! Мы тут умрем! Вон отсюда!» Пока мы с ним препирались, где-то сто пятьдесят женщин успели убежать по спуску. Им вдогонку – стрельба, взрывы…»

– Какая же чудовищная ложь. Я сам был в это время в лагере. Этот розовощёкий депутат сам был, как раз полупьяный с утра. А когда их вместе с таким же приятелем выпроводили подальше, вдруг ворвались отморозки и набросились на женщин с палками и металлическими прутьями. Выбегали мы, когда уже палатки загорелись.

По телевизору уже другой депутат Турсинов: «… В какой-то момент казалось, что перевес на нашей стороне, как тут загорелся штаб Партии регионов на Липской. Этот пожар был использован властью, чтобы снять все ограничения на применение силы, в том числе и на использование огнестрельного оружия. Потому что именно тогда силовики получили подкрепление и начали массово использовать огнестрельное оружие. Они же базировались вместе с «титушками» в Мариинском парке, и оттуда выдвинулись дополнительные силы. Еще одна линия подкрепления – со стороны Богомольца, от МВД. Так они перешли в наступление, зайдя к нам в тыл…»

– Это же слушать невозможно. Почему никто не рассказывает, как моего друга – губернатора Волынской области, избили, облили водой и на морозе приковали наручниками к сцене на площади. А потом, сволочи, ещё и привезли из его дома жену с детьми и поставили перед ним на колени, – голос полковника дрогнул, к горлу подступили слёзы, пальцы рук с ожесточением сжались в кулаки.

По телевизору ещё один депутат Шевченко: «…Наша активистка Лида закрылась внутри автозака, где были раненые майдановцы, и позвонила другим депутатам – попросила о помощи. Вовремя подбежали мы с другими товарищами-депутатами. Силовикам пришлось открыть автозак, и мы смогли забрать раненых. У некоторых задержанных были очень тяжелые травмы – полностью разбиты головы, все лицо в крови. Они не могли самостоятельно стоять. Мы усадили их на лавочку возле «Национального». В это время какой-то силовик с кулаками бросается на товарища. Причем он понимает, что перед ним народный депутат. В это же время на Шелковичной чуть не забили другого депутата. Даже руководство «Беркута» и «вэвэшников» с трудом их сдерживало. Агрессия перехлестнула через край. Это уже была настоящая война. Надо было понимать, что если перед тобой человек в форме, то в любую минуту он может тебя побить, убить, покалечить, что угодно…»

– Можешь себе представить, какое количество оружия сейчас в распоряжении этих националистов?.. По самым скромным подсчётам полторы тысячи единиц огнестрельного, и сотни тысяч патронов в руках преступников. Во Львове формируются отряды националистов. Завтра уже всё это отрепье будет в Киеве. А может, даже и сегодня ночью. Так что, это всего лишь затишье перед бурей. Страшной и кровавой. Один из активистов Луженко уже открыто со сцены проговорился, что завтра здесь будет оружие. Поэтому, дорогой друг, хочу попросить тебя, как человека разумного, и того, к кому ваши друзья прислушиваются, взять на себя ответственность за ваших девчонок, и завтра утром уезжать отсюда все вместе. Просто пойми меня, как отца.

– А как же вы сами? Ваша огромная делегация? Мы могли вам чем-то помочь.

– Это уже моя задача вывести их всех отсюда невредимыми.

– А что предпринимает президент? Неужели он ничего не видит и не понимает?

– А что президент… Передают, что опять решил пойти на уступки. Пригласил вон к себе министров иностранных дел из западных стран – Германии, Франции, Польши. Будут вместе думать, как стабилизировать обстановку, будут подготавливать с оппозицией какое-нибудь соглашение. Спасёт ли это ситуацию, остановит ли это радикалов и отморозков, сможет ли кто-то сейчас бандитов заставить вернуть всё награбленное оружие? Сомневаюсь.

После небольшой паузы продолжает:

– По нашим данным, министр обороны Лебедев уже направил в Киев днепропетровскую воздушно-десантную бригаду – пятьсот вышколенных бойцов, чтобы арсеналы охранять. Ситуация непредсказуемая, а значит невмешательство армии уже не гарантировано.

По телевизору продолжается обсуждение событий. Депутат Шевченко рассказывает: «… Мы поговорили и условились, что они прекращают стрелять, мы возвращаемся на Майдан, а дальше уже работают переговорщики. Я направился в парламент. По дороге связался с руководителями Самообороны, проинформировал о договоренности насчет перемирия, дал приказ отступать к Майдану. Потери были уже слишком велики. И вот мы начинаем отступать, а «Беркут», вместо того чтобы прекратить стрельбу, палит нам в спины и на нашем отходе начинает свое наступление. Причем наступление очень активное. Протестующих начали активно теснить вниз по Грушевского и по Институтской. Так что обе эти улицы за короткое время были де-факто «зачищены». Мы отступали организованно, а они решили воспользоваться этим моментом, додавить, дойти, опять-таки на наших спинах, прямо на Майдан. По Институтской они существенно продвинулись, прорвали несколько заграждений, отбили Октябрьский и подступили уже к самому Майдану… Я тогда набрал Клюева, рассказал ему о своей встрече с Януковичем. «Мы договорились о прекращении огня, а вы вместо этого начали активную фазу наступления», – говорю ему. На что Клюев отвечает: «Ну, так что же, это война, а на войне все средства хороши». Но в какой-то момент у подножия Институтской наши развернулись и, вместо того чтобы продолжить отступление, сами пошли в атаку. Ну, видимо, надоело, что стреляют в спину. Дали отпор. Тут уже сам Клюев звонит мне и начинает кричать: «Что вы творите?! Ваши открыли прицельный огонь по «Беркуту» на Институтской!» Я не стал оправдываться, а просто ответил: «Это – война. Ты сам сказал».

– Рассказывает, словно анекдот, чтобы посмеялись. Только это не анекдот, там кровь льётся, – с возмущением полковник встаёт и выключает телевизор. – И эти люди хотят управлять страной? Впрочем, они только ради этого и заварили эту кашу. И чем больше на мировых экранах будет таких кровавых картинок, тем им на руку.

Наверху уже громко заиграла музыка, как сигнал к общему сбору, и мужчины, закончив разговор, спешно поднимаются в зал. Из гримёрной комнаты напротив выходит обворожительной красоты невеста. Голова её до плеч покрыта фатой, закрывая лицо. Это прекрасно сочетается с её длинным светлым обтягивающим платьем в пол, подчёркивающим стройность фигуры.

Маша берёт отца под руку и, поднявшись по широкой каменной лестнице с резными перилами, подводит к высоким мощным дверям, ведущим в зал. Вальс Мендельсона, и двери распахиваются. Пред ними открывается живой коридор из аплодирующих гостей. По другую сторону этого коридора жених в ожидании своей избранницы с небольшим, изящно оформленным, букетом цветов. Не торопясь размеренным шагом отец за руку ведёт свою дочь через этот живой коридор и, крепко пожав руку новоиспечённому зятю, обнимает того по-мужски, и, похлопывая по плечу, вкладывает в открытую ладонь руку дочери. Взяв под руку избранника, невеста принимает от него букет. Приглашённые ликуют радостными возгласами, осыпая молодожёнов лепестками роз и разноцветными конфети.

«Сегодня, девятнадцатого февраля две тысячи четырнадцатого года – необычный день. Мы собрались в этом зале по случаю, предшествующему предстоящего бракосочетания наших молодожёнов. Регистрация состоится в другой день и в другом городе, но все вы приглашены, чтобы отметить это событие здесь, в Киеве, чтобы каждый из присутствующих имел возможность лично поздравить новобрачных» – весело и задорно начинает торжественное празднование ведущая.

Все рассаживаются по местам за столами. В зале присутствует больше молодёжи, в основном Машины сокурсники. За отдельным столом располагается её младший брат с сослуживцами, все в красивой милицейской форме. За отдельным столом располагаются и более взрослые гости, те, что более близки семье отца невесты, из прибывших вместе с ним на митинги. Играет музыка, гости приступают к трапезе, разливают по бокалам и рюмкам спиртное, начинают знакомиться друг с другом. Девчата, те, что-то только что бурно обсуждали между собой последние события, посмеиваются и поглядывают на молодых служителей правопорядка за столиком напротив.

Спустя полчаса в зале распахивается дверь, и на центр входит модно одетый в строгий костюм-тройку с ярким галстуком и лаковых туфлях импозантный мужчина, длинные свисающие почти до плеч волосы зачёсаны назад. Изящество образа щёголя дополняют стильные тёмно-русые усы, сливающиеся с аккуратной бородкой. В руках нового гостя огромной величины букет белых роз. Мужчина с сияющей улыбкой уверенно и властно поднимает руку, и музыка как по мановению волшебной палочки замолкает. Первым с места, с трудно скрывающей ухмылкой, поднимается жених. За ним с небольшим удивлением, держа того за руку, привстаёт и невеста.

– Дорогие друзья, – начинает свою речь вновь прибывший гость. – С не скрывающим и невероятным удовольствие я хочу поздравить эту сияющую молодую пару моих друзей с тем, что они решили уже наконец официально объединиться в одно целое – в счастливую семью. И это действительно мои настоящие друзья, несмотря на то, что наше знакомство произошло необычно. Оно началось с… большой драки.

Зал, который внимательно прислушивается к каждому слову новичка, вдруг слегка загудел. Особенно напряжёнными становятся лица молодых милиционеров. Довольно недружелюбно смотрит на появившегося гостя и отец невесты.

– Да, да… Именно с драки, – продолжает импозантный мужчина. – Я повёл себя крайне по-хамски и беспардонно, решив приставать к самой красивой девушке, как в той компании, так и в этом зале, на одной вечеринке. За что и тут же получил в морду от молодого крепкого парня. И надо сказать, получил заслуженно. До сих пор помню тот удар.

Мужчина проводит рукой по своей челюсти, в зале пробегает лёгкая волна ухмылки.

– Я, конечно же, обиделся. Кинулся в драку, началась заварушка… рассказчик делает паузу, зале тоже притих. – А уже на следующий день этот парень с накаченной мускулатурой… спас мне жизнь.

Зал полностью замолкает. Вновь повисает пауза.

– Я до конца дней своих теперь за это ему обязан и буду благодарен. С тех пор этот парень мне и друг, и, я бы даже сказал больше – кровный брат. А, сегодня в его жизни одно из самых важных событий, к которому и я приложил свою малую, но существенную долю… Девушка, которую он так по-настоящему, по-рыцарски защитил, теперь его верная спутница, подруга и будущая жена. Друзья мои, я вас искренне и от души поздравляю и очень люблю! И вы знаете, что я всегда в любой момент и по любому случаю всегда с вами, чего бы это ни стоило. Нас так многое связывает, о чём даже и рассказать здесь не получится.

Жених с невестой выходят из-за стола, гость делает несколько шагов в их сторону, протягивая букет Марии.

– Растрогал, от души, – начинает ответно Олег. – Спасибо тебе, Тарас. Рад тебя видеть.

По-братски крепко сцепившись руками, молодые люди обнимают друг друга, после чего гость осторожно берёт руку невесты и делает движение, чтобы наклониться и поцеловать её, но, на половине останавливается, и, оставаясь в той же позе, лукаво приподнял глаза на жениха, потом на невесту, выпрямляется, не выпуская Машиной руки, пожимает её и тихо произносит:

– Будьте счастливы, друзья. Будьте счастливы.

Олег, похлопывая друга по плечу, предлагает ему присесть за стол, но, гость решает продолжить:

– Друзья мои, это ещё не всё. У меня есть для вас, пусть небольшой и скромный, но ценный именно для вас свадебный подарок.

Мужчина достаёт из внутреннего кармана сложенный вдвое отпечатанный лист. Присутствующие замечают, что это какой-то официальный документ на красочном фирменном бланке.

– Друзья мои, это официальное разрешение властей, которого я знаю, вы ждали очень давно, выданное специально для вашей компании на эксклюзивное право поисковых работ древних скифских артефактов в Крыму, в Одессе и других исторических местах Украины. Это ваша лицензия на ведение раскопок и ваш пропуск на всех уровнях власти на местах.

– Вот это подарок! – с нескрываемой радостью жених с невестой начинают даже подпрыгивать и обнимать друг друга.

– Спасибо тебе, дорогой ты наш. Я уже и забыл об этой просьбе. Как же тебе удалось? Мы уже, честно говоря, думали, что это неразрешимая задача.

– Ну, для кого-то может и неразрешимая, а для лучших друзей чего не сделаешь…

Всё это время полковник наблюдает за происходящим, насупив взгляд, всем своим видом показывая, насколько ему неприятна ситуация, тихо бормоча:

– Ещё бы… всё покупается…

Но, многим отчётливо слышно его недовольство. Поэтому, Маша, строгим взглядом, старается дать понять отцу, что нужно сдерживать свои эмоции в такой обстановке.

– Друзья, – Олег, крепко сжимая заветный документ в руке, решает обратиться ко всем гостям. – Этого молодого человека зовут Тарас. Это действительно очень хороший друг нашей семьи. Прошу любить и жаловать. И ещё раз, спасибо тебе, дорогой.

– Да, если честно, мне особой благодарности и не нужно, я ведь олигархом не стал, – посмотрев в сторону Машиного отца, как бы отвечая ему, с некоторой долей смущения, произносит Тарас, – Просто есть хорошие люди и среди депутатов, помогли, дело-то ведь нужное, дело хорошее.

Гости почему-то в этот момент начинают дружно аплодировать, вероятно давая понять, что история затягивается и нужно продолжать веселье. А, уже известная девушка Марина, которая к этому моменту изрядно повеселела, предположив, что в зале наконец то появился сторонник её взглядов, вдруг выкрикивает: «Слава Украине!», в ожидании, что её поддержит весь зал. Но, Тарас, пристально посмотрев в её сторону, тихо произносит:

– Полагаю, что лозунги сейчас крайне неуместны… – и тут же громко добавляет, – Сегодня в этом зале все лозунги должны быть только за новобрачных!!! А поэтому, сегодня должны кричать только… Горько!

И весь зал подхватывает: «Горько! Горько!»

Молодожёны целуются, а Тарас выпив рюмку, наконец подходит к Сергею, который всё это время также ждёт своей очереди, когда сможет поприветствовать и обнять старого друга. После чего гость взглядом находит свободное место и присаживается за столиком громогласной девушки-активистки.

Окна ресторана, которые выходят на проезжую часть, хоть и занавешены плотными портьерами, гости то и дело иногда поглядывают сквозь них, чтобы посмотреть, что происходит на улице после каждого звука раздающихся сирен, криков или даже хлопков от питард. Ведущие специально стараются заглушать музыкой эти посторонние звуки с улицы. Входную дверь в ресторан во избежание незваных посетителей для предосторожности решают закрыть.

Со своего места поднимается отец Маши и просит слово.

– Дорогие мои, любимые дети. Раз уж пришло время поздравлений и подарков, я бы хотел от себя лично, от мамы, от всей нашей семьи… – в этот момент поднимается с места и молодой брат невесты Михаил, а отец продолжает, – и от лица многочисленных родственников, которые и сами потом смогут поздравить лично, но, тем не менее, хочу искренне порадоваться за вас, хочу поздравить с этим важным в жизни, ответственным и очень правильным решением! Дети мои, держитесь всегда друг друга, будьте между собой и любовниками и друзьями, старайтесь понимать друг друга и слышать, желательно слышать сердцем. Маша, дорогая моя любимая дочь, я всегда старался быть в своей семье опорой и, как мог оберегал всех и тебя. Теперь у тебя уже своя семья, и ты в таких надёжных руках, что я за тебя спокоен. И от души рад. По-настоящему радуюсь за вас. Дай вам Бог счастья. Живите дружно. Живите долго. А мы всегда будем рядом, и всегда будем рады вам помочь во всём. Наш подарок вас ждёт дома, вы знаете. Ну, и… по традиции…Горько!

Зал опять поддерживает дружным: «Горько! Горько!» А у Маши по щеке скатывается слеза. Они вместе с Олегом по очереди крепко обнимают полковника, и только лишь после этого отпив по глотку вина, целуются, при этом зал не смолкает в ожидании поцелуев ещё и ещё.

***

Спустя некоторое время весёлого застолья с первого этажа неожиданно слышатся приглушённые, но сильные стуки в дверь и по стеклам. Кто-то из гостей спускается узнать. Уже через минуту двери в зал с силой распахиваются и на центр уверенным шагом входят шестеро молодых людей в чёрных куртках. Самый щуплый в тёмных очках и чуть ниже ростом стоит впереди, сразу обозначая себя лидер этой компании. Остальные высокие и крепкие останавливаются полукругом поодаль. Лица некоторые, в том числе и лидера, скрыты под чёрными платками в виде масок с изображениями черепов и каких-то символов. На плечах некоторых нашивки принадлежности к радикальным националистическим организациям. Из-за спин виднеются рукоятки спортивных бит. Двое покручивают в руках небольшие цепи. Музыка замолкает. Со своих мест в раз поднимаются все молодые милиционеры. Встают и Олег с Сергеем, заслоняя собой своих подруг. Ситуация нагнетается. Пауза затягивается. Первым на ситуацию реагирует Тарас, медленным уверенным шагом и с улыбкой на лице выйдя из-за стола навстречу лидеру агрессивно настроенной компании.

– Друзья мои, – громко он обращается к залу. – Не нужно так удивляться. Это всего лишь ещё один наш друг…

Он делал небольшую паузу, изображая барабанную дробь, и бесцеремонно срывает балаклаву, скрывающую лицо молодого человека. Причём тот в свою очередь, даже не пытается хоть как-то сопротивляться, а, наоборот, сам же снимает и очки.

– Знакомьтесь, наш друг Сирый!!! – громко представляет своего приятеля Тарас.

– Сергей Мельник, – поправляет уже сам новый гость.

Продолжали стоять, с заметным облегчением и нескрываемым удивлением и Олег, и Сергей враз выдыхают, их напряжённые лица сменяются слегка заметной усмешкой.

– Свои, ребята, свои, – давая понять и показывая рукой всем сесть, продолжает успокаивать присутствующих Тарас, одной рукой обняв за плечи лидера непрошенных гостей.

– Смотря для кого они свои? – негромко произносит полковник.

Теперь уже Олег решает разрядить обстановку и громко заявляет:

– Ребята, правда, присаживайтесь и не волнуйтесь, – и, как бы обращаясь к тестю, добавляет, – это тоже наши гости.

По залу опять прокатывается рокот шепота и тихих разговоров между собой. Милиционеры нехотя присаживаются на свои места, но, продолжают пристально и напряжённо смотреть на вновь прибывших. Теперь уже их лидер, с которого только что сорвали маску решает взять слово.

– Я пришёл сюда, чтобы поздравить своего друга с этим важным днём в его жизни. Я не мог не прийти. Я не мог не поздравить.

Сирый, как его назвал Тарас, делает знак рукой одному из сопровождавших его ребят, и тот послушно кидается за двери. Через мгновение он возвращается уже с огромной охапкой алых роз, перевязанных яркой широкой лентой. Букет, который с трудом вмещается в его хлипких руках, лидер компании передаёт через стол Олегу с Машей. После этого, вынув из кармана связку предметов, напоминающих ключи, кладёт их на чистое блюдце со стола и протягивает молодожёнам:

– И примите, друзья, от меня этот скромный свадебный подарок, так сказать, на долгую память.

– Что это? – вероятно, не поверив своим глазам, почему то вырывается у Олега, при этом прекрасно понимая, что в его руках не что иное, как ключи от автомобиля. – Серёга, что это?

– Ваш подарок ждёт вас на стоянке у входа, – спокойно отвечает тот.

Несколько человек тут же бросаются к окну и начинают немного негодовать: «Там много разных машин стоит».

– Ваш самый большой, тот, что белого цвета, – отвечает всем сразу гость. – Свадебный ведь.

Удивлённые зеваки начинают в голос с восхищением вопить: «Ух, ты. Какой крутой джип».

Только сейчас, уже наконец выйдя из-за преграды в виде стола, что разделяла этих друзей, Олег подходит к новому гостю и крепко того обнимает.

– Спасибо, тебе, конечно, дорогой друг. Только, это слишком дорогой подарок. Мы не сможем его принять.

– Зачем ты хочешь меня обидеть? Дорогим друзьям – подарок от души. Цена не имеет значение. Главное, чтобы был с пользой и… на долгую память.

– Да, разве же такое забудешь? – Олег делает движение рукой этой многочисленной охране своего вновь прибывшего друга, – Раздевайтесь, мужики, присаживайтесь за стол, присоединяйтесь.

Но, сопровождающие лишь снимают шапки и оголяют свои бритые головы, оставаясь стоять на своих местах. Лишь после того, как Сирый не поворачиваясь делает лишь один знак рукой, бойцы тут же вмиг снимают свои куртки, побросав их на диван возле стены, и присаживаются за стол.

– Там внизу гардероб, – пытается подсказать им Олег, но его слова остаются не услышаны, или сделан вид, что эти указания для них ничего не значат.

Молодой лидер этой агрессивной компании взял рюмку решает продолжить обращение к залу:

– Если честно, вообще, наше знакомство началось очень необычно. Мы оказались на одной увеселительной вечеринке, и Олег во время потасовки…

Гости в зале начинают откровенно смеяться и почти в голос продолжают фразу: «…Дал в морду!»

Сирый немного в недоумении и недопонимании, несколько смутившись, решает присоединиться ко всеобщему ликованию, от души посмеявшись вместе со всеми, поддерживая общий весёлый настрой:

– Да, именно так всё и было. И я сильно разозлился на него. Хотел даже… ну, неважно. А на следующий день, этот парень…

Зал опять почти в голос вскрикивает, продолжая фразу: «… спас жизнь!»

В этот момент Сирый уже действительно не понимает, что происходит, но продолжает смеяться вместе с всеми.

– Да, ты у нас, прям, герой, – с ухмылкой, но в тоже время с гордостью, негромко отзывается тесть, – Только вот странных друзей ты себе выбираешь.

– Папа, это правда наши хорошие друзья, – тихо вмешивается в разговор дочь, – и постарайся воспринимать их нормально.

– Ну, да. А что ещё остаётся? Только, смотрите, чтобы такими темпами и вы не оказались на другой стороне баррикад.

– Папа, ну, что ты такое говоришь? Ребята давно дружат.

– А завтра эти ваши друзья будут стрелять вот в этих пацанов, – не успокаивается отец, указывая на молодых милиционеров.

В этот момент Сирый провозглашает своё: «Горько!» Зал активно поддерживает. Вновь возобновляется музыка: «Хо-ро-шо, всё будет хорошо, всё будет хорошо, я это зна-а-ю». Ведущая приглашает на танцы, и гости пускаются в пляс. И только с разных сторон друг на друга пристально пожирают глазами молодые служители правопорядка и послушная радикально-настроенная охрана новоявленного олигарха.

Сирый вместе с Тарасом, Олегом и Сергеем что-то бурно обсуждают между собой и смеются. Им действительно есть что вспомнить. Объявляют медленный танец, и Маша идёт танцевать со своим отцом, а Настю приглашает брат невесты. Сергей совсем не возражает, он так увлечён беседой со старыми друзьями. Девушки пытаются развеселить и отвлечь от мрачных мыслей молодых ребят, как с той, так и с другой стороны зала, приглашая на танец. Вечеринка начинает входить в обычный ритм свадебного застолья. За окном заметно вечереет.

В какой-то момент четверо старых друзей решают выйти на улицу, чтобы продолжить беседу на свежем воздухе и, наконец, осмотреть и прикоснуться к дорогому подарку. Открывая дверь мощного белоснежного крупногабаритного и очень престижного джипа, первым решает опробовать водительской кресло Тарас.

– Просто, сказка, – с восхищением осматривает он внутреннюю светлокремовую кожаную обивку салона с лакированными деревянными вставками повсюду.

– Серёга, у меня нет слов. Мне до сих пор не верится, что это может быть нашим, – продолжает благодарить друга новоиспечённый владелец шикарного автомобиля.

– Всё нормально, Олег. Вам ведь предстоит много ездить по стране, работа у вас такая. Думаю, с этим вам будет легче восстанавливать историю.

Со стороны всё громче слышатся приближающиеся крики и свист, с периодическими хлопками от взрывов, похожие на питарды, звоном разбивающегося стекла. Все обращают внимание, как прямо в их сторону по тротуару направляется более десятка молодых, заметно агрессивно настроенных молодчиков. Кто-то в строительных касках, кто-то в мотоциклетных шлемах, кто-то прикрывает голову просто капюшоном куртки. У каждого в руках деревянный или металлический щит, вероятно, доставшиеся после уличных боёв, и палки, сапёрные лопатки или металлические прутья с самодельной рукояткой из изоленты, которыми они беспорядочно долбят по всему, что попадается по пути – по скамьям, вдоль тротуара, рекламным конструкциям, остановочным комплексам, дверям и окнам первых этажей зданий. Несколько человек несут в руках горящие факелы, пытаясь ими поджигать всё, из того, что валяется на дороге и может гореть. Все свои действия агрессивная молодёжь сопровождает диким криком.

Очень быстро эта свора отморозков приближается к компании друзей. Олег с Сергеем сильно напрягшись, не самопроизвольно сжимают кулаки, понимая, что с этими разговаривать уже будет бесполезно. Звать на помощь уже бессмысленно, тем более, что в помещении множество девчонок, в том числе и их жёны. А из ресторана доносится весёлая музыка и шумный смех, что не может не привлечь внимания таких подонков. Не паникует только Сирый, заметив, как друзья спешились. Оказавшись ближе всех, он просто поворачивается к быстро приближающимся. Явный лидер группировки при этом ещё за пару шагов уже, раскрыв объятия, начинает уважительно здороваться: «Сирый! Сергей Богданович! Прывит тебе!» Похлопав по приятельски друг друга по плечам, заводила пристальным взглядом начинает осматривать остальных. Толпа встаёт полукругом за спиной своего лидера.

– Святкуєте? – начинает разговор их главный.

– Свадьба у друга, – отвечает Сирый.

– И давно ти з москалями дружиш? – пристально осматривая Олега и Сергея с головы до ног.

Из салона автомобиля выходит Тарас и, уверенно сделав пару шагов вперёд, оказывается возле лидера компании почти в упор, и, глядя ему глаза в глаза, сквозь зубы произносит:

– А тебя, Микола, навіщо тобі це знати?

– О!!! И, Тарас, теж тут, – протягивая руку с ухмылкой произносит этот Микола.

– Теж тут, теж тут. Ти ж бачиш, що ми відпочиваємо. Ось і гуляйте своєю дорогою.

– Так ми і гуляємо.

Лидер группировки, подойдя к автомобилю проводит со скрипом по стеклу спортивной битой, что всё это время находилась у него в руках:

– Твоя чи тачкя? – обращаясь к Сирому, спрашивает он.

– А ти сумніваєшся?

– Немає ні скільки. Крута тачка!

– Тоді не чіпай, а то подряпаєш, не розплатишся.

Толпа от скуки начинает хаотичное движение по дороге. Из дверей ресторана выходят пятеро бритых высоких мускулистых охранников Сирого и молча подходят к другим двум, стоящим рядом с чёрным джипом неподалёку.

– Микола, у вас своє розвага, а у нас своє.

– Ну, продовжуйте веселіться.

В этот момент лидер компании машет рукой своим приятелям, и толпа молодчиков с громким смехом и криками продолжает свой путь дальше. Его куртка случайно или специально распахивается на доли секунды, и Филатов отчётливо обращает внимание на обрез карабина за пазухой. По другой стороне улицы с таким же шумом двигается ещё одна группировка агрессивно настроенных хулиганов.

– Мужики, – оборачивается Сирый, – спасибо за вечер, мне уже пора. Впрочем, я бы сейчас и вам здесь не советовал дольше оставаться. Группировки самообороны стекаются на Майдан и курсируют по улицам. Видите, как они настроены. Даже я не всегда смогу подействовать на них, хотя и большинство из них знают меня. Мой вам совет – закругляйтесь. Всё было здорово. Я очень рад был вас видеть.

– Я ещё останусь с ребятами, – отзывается Тарас. –Если что, буду рядом.

– Если что, и я рядом, – улыбается Сирый. – Я всегда на связи. Возникнут серьёзные проблемы – звоните.

Друзья ещё раз обнимаются между собой на прощание. Сирый садится на заднее сиденье того самого чёрного джипа, у которого его ждут молодчики охраны, но, не успев захлопнуть дверь, вдруг вновь возвращается к ребятам:

– Мужики, ещё мой вам совет, пожалуйста, уезжайте завтра утром из города. Все вместе уезжайте, забирайте всех родственников и близких. Завтра в городе будет находиться очень опасно.

Ещё помолчав некоторое время, добавляет:

– Друзья, я очень не хочу, чтобы мы с вами завтра оказались по разные стороны баррикад. Но, в любом случае, можете на меня рассчитывать.

Сирый поворачивается и быстрым шагом садится в машину, дверь захлопывается и джипы, припаркованные рядом, один за другим резко рвут с места.

Друзья стоят ещё пару минут и возвращаются в зал, где вечеринка уже подходит к своему логическому завершению. Полковник со своими бойцами стоят уже у дверей. Попрощавшись с гостями, они покидают помещение. Остальные тоже начинают спешно собираться. Выйдя из ресторана последними, компания друзей со своими спутницами ещё некоторое время со всех сторон осматривают шикарный свадебный подарок, пока их любование не прерывает звук разбитого стекла неподалёку и громкий вой сирены охранной сигнализации. Очередная компания хулиганов по другую сторону улицы палками вышибали окна в здании первого этажа и уже быстро вытаскивают оргтехнику, пытаясь погрузить всё в стоящую рядом легковую машину. Олег дёрнулся было в их сторону, чтобы остановить молодых грабителей, но, Тарас останавливает того, одёрнув за рукав. Он быстро садится за руль, в виду того, что лучше всех знает, как беспрепятственно проехать по городу в это неспокойное время. Остальные тут же запрыгивают в мягкие сиденья новенького вместительного автомобиля. Путь до гостиницы лежит не просто. Всюду уже толпы молодчиков с палками и факелами. То тут, то там горят припаркованные автомобили. Несколько раз приходится разворачиваться, потому что дорогу преграждают спонтанные баррикады или горящие покрышки.

Наконец компания добирается до заветной гостиницы. Понимая, что автомобиль ни в коем случае нельзя оставлять на улице, во избежание его поджога, Тарас предлагает пока оставить его пока у себя:

– Вы спокойно наслаждайтесь своей первой брачной ночью, а я покараулю ваш свадебный подарок. У меня на стоянке он будет в полной безопасности. Ну, а завтра, я в вашем полном распоряжении, подъеду, когда скажете.

– Спасибо тебе, брат.

Друзья, обнявшись, прощаются, и Тарас уезжает. А пары, убедившись, что Машин отец и все остальные уже благополучно добрались, тоже расходятся по своим номерам в предвкушении любви и нежности. Впереди их ждёт пока ещё тихая спокойная ночь и очень неспокойный день.

Уличные беспорядки

Ранним утром Сергей просыпается от звуков разговоров и хождений по коридору приезжих крымчан из соседних номеров, что собирались в парк. Предполагаются митинги и волнения с самого утра, поэтому решают занять свой лагерь гораздо раньше, чем начнутся волнения. Филатов осторожно встаёт с постели, чтобы не разбудить Настю, тихо подходит к окну. Ещё темно, большинство фонарей разбито, и улица плохо освещается, но, отчётливо видно, как уже немногочисленные группы двигаются в сторону расположения главной площади. Он долго ещё смотрит в окно, потом, размышляя, начинает ходить по комнате и вновь ложится. Уснуть ему больше так и не получится. Через некоторое время в дверь осторожно стучит Олег. Сергей выходит в коридор.

– Пора собираться, – заявляет его друг. – Звонил Михалыч, сказал, что всё плохо. Там на площади затевается что-то серьёзное и грандиозное. У него есть свои люди и среди майдановцев. И они предупредили, чтобы крымские сваливали из лагеря. Готовят специальные захваты. Поддержки из Донбасса не будет, их Антимайдан, который должен был сегодня приехать, развернули и отправили обратно.

– И что ты предлагаешь?

– Отец сказал, чтобы собирали вещи, поедем вместе. Они будут загружаться в автобусы. Здесь делать уже больше нечего. Нужно валить. Помнишь, что Сирый вчера сказал. Можем попасть в серьёзную мясорубку, подстать той, что мы с тобой уже бывали. Я не хочу повторений… Тем более, в реальном времени. С нами девчонки. И мы теперь за них в ответе.

– Да, понимаю я. Что ты мне объясняешь, как ребёнку? Сейчас-то что делаем?

– Идём пока к Михалычу в лагерь, поможем им собраться, загрузиться по автобусам. Потом вызовем Тараса и на машине домой – в Крым.

– А там что, спокойно?

– Там все свои. Там в основном русские. Там не принимают этих майданутых.

– Ну, тогда я поднимаю Настю, пусть собирает вещи, а мы идём в лагерь.

Порешив так, друзья расходятся по номерам. Рассказав о своих планах своим девушкам, оба получают резкие отказы. Собравшись уже вместе, друзья вновь начинают строить план. Мужчины пытаются убедить девушек остаться, потому что на площади очень опасно, там беспорядки, там агрессивные хулиганы. Маша, почти в голос с Настей пытаются возражать:

– Мы здесь одни не останемся. В любой момент эти отморозки могут захватить, или вообще поджечь здание. Вы оставляете нас совсем без защиты. Уж лучше среди людей, но вместе с вами. Вы ведь сможете нас защитить, если что?

В итоге женские доводы оказываются убедительнее. Решают сумки с вещами оставить пока в номере, и всем вместе двинуться в лагерь, пока ещё всё спокойно, а за вещами заехать уже по дороге перед выездом из города. Через несколько минут компания покидает гостиницу. Уже обычной дорогой они двигаются в сторону площади. На улице светает. Небольшие группы людей также быстрым темпом идут в том же направлении. По их виду сразу понятно, кто идёт просто поглазеть, а кто специально подготовился к стычкам. Большинство несут с собой самые разные самодельные щиты, сооружённые из фанеры, из жести, из дорожных знаков. В руках палки, трубы, арматура. У некоторых на ногах велосипедные наколенники и налокотники. С каждым приближением к площади всё более отчётливо слышатся крики и хлопки от взрывов и выстрелов. Понятно, что там уже что-то происходит, идут полным ходом какие-то активные действия.

Всё становится совсем ясно, когда ребята через несколько минут оказываются на Институтской улице. Здесь всё кипит. Со сцены сразу слышатся активные призывы «атаковать». На площади толпы беспорядочно бегают в разные стороны. Всюду груды камней и мусора, словно одна большая помойка. Большая синяя водомётная машина пятится задом, сбивая струями людей. Несколько тысяч митингующих с палками и в касках теснят стройные ряды «Беркута», которые пытаются защищаться, укрываясь за щитами и мелкими группами передвигаются, то наступая, то отступая за автобусы. В них летят бутылки, и в разных местах вспыхивает пламя, которое быстро пытаются тушить струями пены из огнетушителей. В ответ те лишь выбрасывают в сторону митингующих гранаты с газом. Милиция на возвышенности над конструкцией больших часов стройным рядом встречает ползущих, как муравьи по склону наверх, но, почему то, даже не пытаются их атаковать, а спокойно выжидают, пока те вскарапкиваются. Активисты же, размахивая палками, сразу оттесняют милицейский строй. Заметно, как служители порядка практически не пользуются и не отвечают своим оружием, а лишь пытаются защищаться и укрываться. Некоторые милиционеры, отступая, отстают, или спотыкаются, и, разъярённая толпа, как коршуны, нападают и начинают ожесточённо колотить палками лежащих людей в форме, после чего тащат их на площадь.

Увидев это, Маше на миг показалось, что это её брата сейчас тащат по застывшему асфальту и вскрикивает: «Там же, Миша! Изверги!» Она готова кинуться на другую сторону улицы, где стоят плотными рядами молодые «Беркутовцы», но, пешеходный мост перекрыт горящими бочками. Чтобы пройти дальше, нужно спуститься вниз по крутому склону. Все бросаются вслед за ней.

Через минуту, подгоняемые движущейся толпой, наши герои уже внизу в самом эпицентре среди митингующих. Эта масса людей резко поворачивает в сторону стоявших цепью милиционеров, прикрывающих дорогу в сторону здания Рады. От такого напора в рядах милиции заметно появилась небольшая паника.

От беспорядочного давления в толпе, наземь падают несколько человек, которых никто даже не замечает. Спотыкается и Настя, с ней вместе валятся на асфальт и все, держащиеся друг за друга. Сергей тут же вскакивает на ноги и пытается помочь остальным. Осмотревшись вокруг, он замечает, как нападавшие, боясь ответных выстрелов со стороны правоохранителей, передвигаются по улице перебежками группами человек по пять, прикрываясь щитами. Они же стоят почти по центру без какого-либо прикрытия. Он также обращает внимание, как на другой стороне улицы, пристроившись за стволами деревьев, молодой парень в солдатской каске нацелено стреляет в сторону «Беркутовцев» из обреза от охотничьего ружья.

– Сука, он же картечью лупит по живым людям, – вырывается у него, показывая Олегу на стрелка. – Его надо остановить. Охраняй девчонок.

И в этот самый момент, когда Сергей пытается кинуться на другую сторону дороги, рядом падает, корчась от боли, один из парней, что прикрываясь щитами пробегали мимо. Толком не понимая, что происходит, товарищи попытаются поднять того, но из под него по грязному льду уже растеклась большая тёмно-багровая лужа. Быстро поняв, насколько уже всё серьёзно и опасно, продолжая прикрываться за щитами, они пытаются подтащить лежащего парня к тротуару, оставляя за собой кровяной след на асфальте. И в этот момент падает уже второй парень из той же компании, и почти сразу после нескольких конвульсий так с открытыми глазами и остаётся лежать без движения. Остальные, продолжая прикрываться самодельными щитами и прижимаясь к земле на полусогнутых ногах, тут же кидаются прятаться за ограждение рекламной конструкции.

Наблюдая за тем, как из пробитой головы пацана хлынула кровавая струя, у девушек невольно в голос вырывается истошный крик. Сергей отчётливо понимая, что начинается прицельный обстрел, хватает лежащий рядом жестяной щит убитого и, как только может, кричит друзьям: «За ограждение!!!»

Резким движение он буквально тащит за рукав Настю к деревьям, чтобы спрятаться за стволами. Другая пара следуют его примеру. В этот момент в ствол дерева со свистом вонзается ещё одна пуля. Сергей одной рукой вцепляется в ручку, прикрывающей их жестянки, а другой прижимает к себе возлюбленную, которая от ужаса цепляется двумя руками в вязаную шапку, натянув её так, будто хочет влезть в неё целиком. При этом непонятно, толи она плачет от страха, толи просто кричит в панике. Сергей крепко прижимает к себе девушку, пытаясь хоть как-то успокоить. Маша же воспринимает всё гораздо спокойнее и даже мужественнее. Все с нескрываемым ужасом в глазах пристально смотрят друг на друга, сердце каждого готово выпрыгнуть наружу. Каждый ждёт незамедлительного решения от другого.

Олег движением руки, указывает посмотреть, в сторону стрелка с обрезом. Там группа парней пытается тащить этого, уже также подстреленного бедолагу, уложив того на щит. Сами же при этом, полуприсев, пытаются прикрываться самодельными щитами.

Филатов сосредоточившись молча пытается оценить ситуацию. Осмотрев отверстие от пули, которая запросто прошила жестяной щит в его руках, и по следу в стволе дерева, Сергей быстро пытается предположить вероятные источники обстрела, прекрасно понимает, что это уже целенаправленное действие снайпера, или целой группы. Так прицельно может бить только кто-то рядом. Показывая пальцем Олегу возможное направление, откуда идёт обстрел, он достаёт смартфон и пытается в образовавшуюся щель снимать видео, как можно больше приближая изображение. Только сейчас Сергей отчётливо замечает, как с другой стороны на возвышенности на балконе здания действительно просматриваются силуэты людей в тёмной форме и в чёрных касках. Они постоянно меняют местоположение, перемещаясь и прячась за колоннами. При этом люди на улице продолжают, как подкошенные, падать один за одним. На заснеженном асфальте уже больше десятка окровавленных тел. Прямо по склону возле конструкции больших часов стаскивают вниз за ноги ещё несколько подстреленных парней.

Неожиданно, в один момент, Филатов приказным тоном кричит всем: «За мной!» Не выпуская из рук ни Настю, ни щит, Сергей вместе со всей компанией кидаются перебежкой через дорогу на другую сторону, и, буквально рухнув на землю, прижавшись спинами к стоявшим рядом двум большим стволам деревьев.

– Они ведут обстрел из филармонии. И прямо сейчас у них началась перегруппировка.

– Здесь разве безопасней? – запыхавшись от бега, Маша пытается оглядываться по сторонам.

– Та часть им лучше просматривается, почти все подстреленные на той стороне улицы.

Настя нервно всхлипывает, молча вцепившись в плечо своего мужчины. Олег, также крепко прижимает к себе свою жену и вопросительно смотрит на Сергея. В его испуганных глазах читается немой вопрос: «Что дальше?»

Тут же рядом присаживается какой-то пробегающий мимо молодой парень в старой потрёпанной куртке и нелепой вязаной шапочке. При этом строительной каской он прикрывает перепуганного щенка, прижавшегося в его руках.

Далеко не все ещё понимают, что происходит, и многие продолжают целыми группами двигаться по улице. На какое-то время и действительно отстрел прекращается, но наша компания пока не рискует выходить из-за укрытия. Чуть впереди прямо посреди дороги они обращают внимание на спонтанную баррикаду из непонятных конструкций и груды камней от разбитой мостовой, и взгромоздившихся на ней двух девушек, одна из которых с рюкзаком за плечами, держит размахивает во все стороны самодельным плакатом с от руки написанной надписью: «Выйду замiж за беркутiвця, який перейде на сторону народу!»

Маша без труда узнаёт в активистке свою одногруппницу и громко кричит в её сторону: «Марина, уходи, там снайперы! Ма-ри-на!!!» Тут же Марина, как подкошенная, беспомощно падает с высоты на асфальт, лишь плакат продолжает парить под порывами ветра. Другая девица начинает истерично кричать, понимая, что самостоятельно слезть с нагромождения уже не может. Маша, соскакивает с места и, вырываясь из рук Олега и пренебрегая всеми предосторожностями, в открытую мчит через дорогу. Через секунду она падает на колени возле подруги, пытаясь поднять той голову.

Остальные, покинув укрытие, тут же бросаются вслед. Девушка, широко раскрыв глаза, корчится от боли и громко кричит, на щеке большая ссадина от удара об асфальт, а из под куртки по шее стекает густая багровая струя. Понимая, что та ещё жива, Маша быстро находит у себя в кармане платок и, нервно расстегнув неподдающуюся куртку, пытается приложить на стреляную рану, чтобы хоть как-то остановить кровотечение.

– Её нужно срочно в больницу!– обернувшись к друзьям, громко и безапелляционно заявляет она. Олег прекрасно понимая, что жена уже ни при каких обстоятельствах не оставит здесь свою знакомую, аккуратно поднимает на руки раненую девчонку. Куртка её уже сильно намокла от стекающей крови, и на асфальте остаётся грязно-кровавый след.

Олег, не останавливаясь, бросается в ту сторону, куда бегут все, чтобы затеряться среди толпы и не стать одинокой мишенью для снайперов. Остальные быстро следуют за ним, на всякий случай прикрывая его сверху щитом.

– Стреляют уже с другого места, – кричит Филатов, показывая на здание гостиницы. – Видишь на пятом этаже открытое окно?.. Чёрт…Чёрт… Сматываемся скорее отсюда!..

Олег пытается бежать не по прямой, а делая манёвры из стороны в сторону между груды разбросанных на дороге камней и различных нагромождений. Друзья следом повторяют такие же манёвры. Повсюду слышатся звуки отскакивающих от брусчатки пуль. Некоторые совсем рядом продолжают падать подкошенными. Всё громче звучат крики и выстрелы со всех сторон. По асфальту всюду размазанная и разбрызганная кровь. Раненых и убитых пытаются растаскивать и складывать по обочинам, оставляя багровые дрожки.

Уже догнав основную толпу, которая всё агрессивнее продолжает нападать на разрозненные группы экипированных во всё чёрное и отмахивающихся беркутовцев, Сергей замечает, как точно также падают подстреленными и некоторые из этих служителей правопорядка. Пуля прицельно попадает мимо бронежилета в район шеи, и милиционер падает, даже не поднимая рук.

Закашлявшись, Олег останавливается за рекламной конструкцией, пытаясь хоть как-то отдышаться. Всем понятно, что силы не безграничны и заметно покидают его. Обернувшись, все обращают внимание неподалёку на молодую совсем девчонку в манишке с красным крестом, которая пытается перевязывать одного из лежащих раненых мужчин. Рядом на снегу ещё около десятка таких же окровавленных мужчин. Обрадовавшись, Маша уже делает шаг в сторону медички, но в тот же миг звучит быстрый резкий свист где-то совсем рядом возле уха, и девчонка прямо перед ней падает головой в снег, скошенная пулей. По яркому шарфу на её шее тут же быстро расползается тёмное пятно. Маша от ужаса увиденного невольно делает шаг назад и прикрывает лицо руками. Тут же ещё одна пуля со звоном отскакивает от конструкции, за которую прячутся наши герои.

Сергей конечно понимает, что и это укрытие для них совсем не безопасно, но он также и замечает, что эта волонтёр ещё жива и пытается жадно глотать воздух, делая частые вдохи. Он быстро передаёт щит Маше и бросается к этой девчонке, пытаясь поднять, перекидывая её руку себе на шею. В это время двое ребят, прикрываясь жестяными щитами из дорожных знаков, подтаскивают уже новую стонущую жертву обстрела, укладывая рядом с другими. Увидав, как Сергей взгромоздил на руки раненую медсестру, они бросаются ему на помощь и вместе поднимают, перехватив ту с двух сторон. Со словами: «Мы донесём её до «скорой», парни мигом срываются с места в сторону жилого дома.

Несмотря на то, что у друга было несколько минут отдохнуть, Сергей всё же перехватывает из рук уставшего Олега раненную Марину. Неожиданно рядом оказывается мужчина средних лет в шляпе и длинном светлом пальто и сразу обращается к компании друзей даже не с советом, а скорее с требованием:

– Вам лучше туда, – указывая на ближайший старинный жилой дом, и чуть ли не силой руками толкает всех в сторону. – Впереди небезопасно.

Вдруг от бетона основания конструкции в том самом месте, где буквально секунду назад сидел наш уставший богатырь, со звоном отскакивает пуля, оставляя след и отбивая угол. У Олега округляются глаза, и перехватывает дыхание, но Маша быстро приводит мужа в чувства ударом по плечу, давая понять, что согласна с незнакомцем, и указывая путь. Остальные тоже не возражают, и друзья перебежками, пригнувшись и перемахивая дорожные ограждения, продолжают движение в направлении к жилому дому.

Забежав через арку во двор, только сейчас они чувствуют себя в некоторой безопасности, но, нужно найти место, чтобы оказать помощь истекающей кровью раненой, которая уже буквально висит на руках почти без движения. Отбросив наконец со звоном в сторону этот жестяной искорёженный щит, которым пытался прикрывать друзей, Олег пытается откашляться. Впрочем, очень сильно запыхались все. Наступила минута спокойствия, чтобы оценить ситуацию и понять, что предпринять дальше. В этот момент открывается подъездная дверь, и какая-то молодая девушка, выскочив на мороз во всём домашнем, негромким голосом пытается кричать: «Сюда! Заносите её ко мне!»

Недолго думая, компания быстро забегает в подъезд и из последних сил поднимается на указанный этаж. Очень миловидная хозяйка проводив гостей в свою квартиру, показывает куда лучше уложить раненую. На диване уже заранее подготовленное место, накрытое простынкой, бинты, вата и открытая аптечка. Заметив немой вопрос в растерянных глазах гостей, девушка тихо и спокойно поясняет:

– Я видела вас с окна бегущими в сторону моего дома. Не помочь я не могла.

Друзья как-то враз все выдыхают и успокаиваются, Сергей аккуратно укладывает раненую на заранее подготовленное место. После такого пекла и бойни, сразу оказавшись в уютной и комфортной тёплой квартире, придало дополнительное чувство защищённости. А, потому все в изнеможении буквально валятся с ног, пытаясь окончательно отдышаться и присаживаясь кто куда.

– Пожалуйста, налейте воды в таз, – указав на дверь ванной, просит хозяйка.

Сергей ещё с трудом пытается разогнуть руки, пальцы оцепенели от холода, поэтому за водой идёт Олег. С раненой девушки уже снята куртка, полностью расстегнута кофточка, нашатырём пытаются привести в чувства. Маша, присев рядом на колени, бьёт подругу по щекам.

– А вот вам сейчас здесь не место, – неожиданно строго молодая девушка указывает мужчинам. – Подождите в другой комнате.

Потом немного смягчив тон, и слегка улыбнувшись, добавляет:

– Ребята, вам бы и самим не мешало умыться. В ванной всё есть.

Гости только сейчас обращают внимание на свой внешний вид. Парни сильно забрызганы кровью, к тому же в суматохе ввалились в квартиру в обуви. Тут же, несколько смутившись и полностью подчиняясь, они выходят из комнаты, а девочки продолжают оказывать помощь подруге.

***

Часы в комнате, где расположились ребята, отсчитывают минуты мнимого спокойствия. Оба уже давно привели себя в порядок. Из-за двери доносятся стоны и редкие вскрикивания. И вот, наконец, им позволяют войти. Марина уже с открытыми глазами, ей сделана перевязка, но говорить пока не может.

– Очень много потеряно крови. Рана сквозная, пуля прошла навылет через плечо, неизвестно, что повреждено, срочно нужна госпитализация, – делает своё заключение хозяйка. – «Скорую» сейчас не вызвать. Нужно срочно везти в больницу.

– Я знаю, кто это сделает, – Сергей достаёт телефон и набирает номер. – Алло, Тарас, привет. Срочно нужна помощь. Марина ранена… Да, да… Именно та сама… Плечо прострелено, нужно срочно в больницу… Я скину тебе адрес, приезжай, пожалуйста… Мы тебя ждём».

Словно только сейчас вспомнив, тут же свой телефон достаёт и Маша:

– Алло, пап. Как там у вас?.. Хорошо, вы пока собирайтесь, нас не ждите, мы немного задержиаемся. Подъедем позже… Да, всё в порядке… Мы где? В гости заехали… К одному хорошему человеку. Не волнуйся… Олег, конечно со мной, здесь рядом. Передаёт тебе привет. Всё, пока».

– Я тогда пока чайник поставлю, – хозяйка учтиво выходит на кухню.

Только сейчас появляется возможность внимательнее осмотреть небольшую уютную квартиру, где их неожиданно приютили обстоятельства. Обстановка скромная, минимум мебели, но всё крайне стильно и локанично. Сергей сразу обращает внимание на две чёрно-белые фотографии в рамочках на комоде. На одной изображение девочки лет десяти. При внешней схожести с хозяйкой, он делает предположение, что, вероятнее всего младшая сестра. Другая фотография Сергея, как историка удивляет гораздо больше. На ней – изображение последнего российского императора Николая Романова.

– Ничего удивительного, – обратив внимание на вызванный интерес, сразу решила прояснить ситуацию хозяйка, вернувшись в комнату. – Это два человека, которые формируют мои жизненные принципы, мою философию, мой путь.

На ещё более удивительный и вопросительный взгляд Сергея, она продолжает:

– Да, это самодержец Всероссийский. Я ведь русская, к тому же родом из Крыма, и очень давно углублённо интересуюсь и увлекаюсь историей государства Российского. Взгляды и помыслы царя мне очень близки. Николай Романов, как вы, вероятно, знаете, очень любил Крым и часто отдыхал здесь.

– Ну, насколько мне известно, история полуострова вообще очень тесно связана с российскими монархами, начиная ещё от Владимира Первого, прозванного Ясным Солнышком, который, именно в Крыму – в Херсоне принял крещение, а впоследствии и всю Русь крестил, – пытается парировать историк. – Однако…

– Именно в Крыму Николай Александрович Романов стал императором, – продолжает хозяйка. – В октябре 1894-го в царском имении в Ливадии умер его отец Александр III. В Крыму же в Крестовоздвиженской церкви приняла православие и императрица Александра Фёдоровна. Я вообще мечтаю поставить в Ливадии скульптурный памятник всей императорской семье.

– Сказать честно, удивлён.

– Я могла бы вам ещё очень много и подробно рассказывать об истории Крыма, если бы на это было время… и интерес. Здесь на Украине эта тема мало кого интересует.

– Ну, для меня, как для историка и гостя из Питера, интереса хоть отбавляй. Но, удивлён я тем, что в столь юном возрасте уже такие познания и планы.

Хозяйка сначала слегка смущённо улыбается, а потом почти откровенно смеётся:

– Вас, как и многих других, сбивает с толку мой внешний вид. Порой саму иногда даже злит, что меня не воспринимают всерьёз. Хотя, на самом деле, внешность очень обманчива. А это, кстати, – показывая на вторую фотографию, – моя дочь. Она сейчас с моими родителями в Евпатории.

Сергей от нескрываемого удивления не может даже сказать ни слова. При этом Настя как-то несколько ревностно посматривает на мужа. Миловидная и стройная девушка вновь слегка улыбается и, наконец, решается уже перейти к знакомству с гостями:

– Меня зовут Наталья. Для вас – просто, Наталья. Никаких, пожалуйста, официальных обращений. У меня и на работе этого хватает. У себя дома хочется нормального человеческого общения.

Гости по очереди представляются. Сергей берёт с комода ещё одну, заинтересовавшую его вещь – карманные часы на цепочке, по всей видимости, серебряные и, достаточно старинные. Историк прекрасно понимает, что в его руках настоящий раритет, по отчеканенному императорскому гербу на крышке. К его удивлению, часы находятся на ходу.

– Это мой Тамагочи, – с улыбкой на лице, иронизирует Наталья, обращая внимание на интерес гостя.

Сергей вновь лишь вопросительно смотрит на хозяйку, не очень понимая её иронию.

– Это часы с механическим механизмом. Безусловно, вещь старинная, и, возможно, даже, ценная, но, они требуют регулярного подзавода, иначе элементарно остановятся. Вот и приходится ежедневно следить за «жизнью» этих старинных часов, стараясь не забывать. И, сказать честно, у меня это далеко не всегда получается.

– Это императорские часы? – с осторожностью спрашивает Сергей.

– Вряд ли, – получает он неожиданный ответ. – Двуглавый орёл на корпусе совсем не означает их принадлежность к Государю вообще никакой. В Крыму ведь после революции было целое сборище гонимых этой новой большевистской властью. После всеобщего предательства царя, каждый старался чувствовать себя хоть как-то причастным к императору. Каждый офицер, каждый дворянин или представитель буржуа мог заказать себе такие часы. Полагаю, что после гибели всей императорской семьи, это уже даже стало, как дань моде.

– Откуда же они у вас? – удивляется Филатов.

– Подарили на одном из мероприятий, устроенном потомками представителей высших сословий. По ним, увы, даже трудно установить истинного хозяина. Но, надо отметить, выполнены отменно, механизм до сих пор на ходу, если регулярно производить подзаводку. Вот теперь так и продолжаю поддерживать их жизнедеятельность.

– Тем не менее, это раритетные и, достаточно, ценные часы, – утверждает историк.

– Безусловно, но, всё же, к Императору они не имеют никакого отношения.

– А тебя интересует разве только то, что связано лично с самим Императором? – под пристальным взглядом своей супруги, продолжает испытывать интерес к хозяйке Филатов.

– Меня больше интересует история царской семьи, царской династии, и всего того, что связано с ними при их жизни. А всё, что происходило уже после их гибели – это, как бы это грубо не звучало, но, уже танцы на костях.

– Странная позиция, – тихо про себя отмечает Сергей.

Хозяйка вновь выходит на кухню и уже возвращается с чайником и вазой со сладостями в руках, приглашает всех к столу и разливает чай по кружкам. И в её недолгое отсутствие Сергей испытывает очередное нескрываемое удивление после того, как здесь же на комоде обращает внимание на Грамоту от Генеральной прокуратуры Украины за «особый вклад в противостоянии организованной преступности» на имя старшего прокурора Натальи Дубровской. Филатов в очередной раз с нескрываемым удивлением пристально смотрит на молодую хозяйку и пытается сопоставить в своей голове эту хрупкую, казалось бы, совсем ещё юную девчонку и жёсткую силовую прокурорскую ответственность. Её образ совершенно не сочетается в его представлении с ведомственной правовой структурой.

Олег же всё это время не отходит от окна и с негодованием наблюдает за происходящими беспорядками. Улица полностью просматривается, а потому не возникает никаких вопросов, откуда хозяйка поняла, что им требуется помощь.

– Я каждый день наблюдаю это страшное и жуткое зрелище, – с нескрываемой злостью и ненавистью в голосе, присоединяется Наталья, – люди стали просто сумасшедшими. Гремят в барабаны, бьют щитами о землю, костры злосчастные свои палят, словно черти из пепелища встали и свои дикие танцы танцуют. С такой неистовой жестокостью и яростью в глазах откровенно убивают и заживо жгут живых людей. Неслыханное варварство.

– Самое ужасно в том, что и тех и других, как на охоте, кто-то целенаправленно отстреливает, пытаясь создать суматоху, панику и неразбериху, чтобы обе стороны ещё ожесточённее рвали друг друга, вызывая между сторонами ненависть и агрессию, – соглашается Олег.

– И эти «кто-то», эти невидимые снайперы, засели сейчас в консерватории и гостинице. С этих точек всё поле боя просматривается, как на ладони. Отстрел ведётся прицельно, но без разбора на «своих» и «чужих». Я обратил внимание на точные попадания в голову, шею, сердце. И, это не «Беркут», несмотря на то, что, кто-то пытается всё представить именно так. Я снял их на видео, – Сергей достаёт смартфон. – Смотрите. Это ряженые стрелки. Все они в милицейских касках, а снизу в обычных ботинках, и даже кроссовках. Полагаю, что это провокация. Кому-то очень нужны жертвы, причём с обеих сторон, чтобы сильнее обозлить и разозлить людей, чтобы подтолкнуть к штурму.

– В гостинице масса иностранцев и журналистов, любопытно, – Наталья внимательно рассматривает видео. – Это можно будет завтра представить, как доказательство. Хотя, каким вообще может быть это «завтра»?… Завтра у нас может уже поменяться всё руководство, и неизвестно станет ли вообще новый генеральный расследовать все эти бесчинства и откровенные убийства?..

Девушки молча согреваются горячим чаем, пытаясь напоить и раненую подругу. Марина немного приходит в себя, она уже меньше стонет, но её сильно колотит и трясёт. Раненая просит таблетки из рюкзака. В боковом карманчике находят пакетик с очень крупными ярко розовыми таблетками. Марина бросает одну такую в горячий чай. Таблетка моментально растворяется.

– Что это за лекарство? – интересуются подруги.

Она отвечает только, что сейчас станет лучше.

– Марина, это то, о чём я думаю? – пытается расспросить её Маша. – Именно это вам раздают на Майдане?

Марина ничего не отвечает, лишь жадными глотками пьёт получившуюся смесь.

В этот момент звучит сигнал домофона, и через минуту на пороге квартиры появляется Тарас в мощных берцах и кожаной куртке с чёрно-красными нашивками на рукавах. Хозяйка в недоумении и даже с нескрываемым презрением в глазах, встречает нового гостя. Тарас также молча очень пристально смотрит в глаза Натальи, не отводя взгляда.

– Не удивляйся, пожалуйста, – прерывает образовавшуюся паузу Сергей, – это наш друг. Он приехал нам помочь… А эту милую девушку, хозяйку квартиры, что приютила нас, зовут Наталья. И, между прочим, она прокурор.

– Звучит угрожающе, только мне бояться нечего. Я никого не убиваю, в беспорядках не участвую… Хотя, хотел бы я знать, какое деяние я должен совершить, чтобы предстать перед таким прокурором? – не отрывая глаз от хозяйки, попытался шутить новый гость.

– Хватит паясничать. Этого удальца зовут Тарас, – представляет товарища Сергей. – И, как я уже сказал, он прибыл к нам на помощь.

– Главное, вовремя успеть, – Тарас заходит в комнату. – Где она?

Марину опять покидают силы. Маша постоянно вытирает пот с лица подруги и делает перевязку. Рядом на полу уже ворох окровавленных бинтов и повязок.

– Хорошо ещё, что пуля прошла насквозь. Но, большая кровопотеря. Дело плохо. Нужно срочно к врачу.

– Я знаю, куда мы её отвезём. Здесь в Михайловском Соборе развёрнут полевой госпиталь. Там есть операционная. Быстро собираемся, – командует Тарас, пытаясь на руках поднять раненую.

Все бросаются одеваться, но, тут Олег, поняв, что все в машину не войдут, вопросительно смотрит на Сергея.

– Я думаю, что вам всем пока нельзя выходить из укрытия, – подумав, Филатов пытается спланировать дальнейшие действия. – Мы с Тарасом оставим Марину в госпитале, заберём вещи из гостиницы и вернёмся за вами. Твоя задача, Олег, охранять пока девчонок. На тебе важная ответственность. Если, конечно, строгая хозяйка позволит нашим дамам ещё злоупотребить вашим гостеприимством? И, позвоните отцу, узнайте, что там у них происходит?

– Строгая хозяйка с удовольствием позволит… Зачем вам где-то искать укрытие, оставайтесь здесь, – соглашается с планами Наталья. – У меня вы в безопасности. И мне не скучно. Я сегодня уже никуда не собираюсь.

Поблагодарив за понимание, на том и порешили. Тарас, с Мариной на руках, спускается и идёт к уже знакомому белому автомобилю, припаркованному в соседнем дворе. Сергей следом с её рюкзаком. Мужчины укладывают раненую на заднее сиденье. Тарас протягивает Сергею ярко-зелёную жилетку и новенькую металлическую каску с надписью «Пресса»:

– На всякий случай, чтобы ни у кого не возникало лишних вопросов.

– У кого, – возмущается Сергей.

– Мало ли. Я же сказал, на всякий случай. А случаи всякие бывают, ты знаешь.

– У меня же ни видеокамеры, ни фотоаппарата нет.

– Снимай на телефон, скажешь, что ты блогер.

Машина рванула с места. Уже через несколько минут они въезжают в ворота монастыря. На входе стоит священник, который посмотрев, кого мы везём, указывает, с каких дверей лучше подъехать. И до того узкая дорожка на территории, сплошь усеяна ранеными. Кто-то уже после получения необходимой помощи с перевязанными руками, ногами, головами от усталости сидит или лежит, кто-то ещё весь в крови ждёт помощи. Санитарки в жилетках с красными крестами хаотично перебегают по территории от одного к другому. Медленно передвигаясь сквозь эту массу народа, автомобиль останавливается возле нужного входа, Сергей вытаскивает уже совсем ослабшую Марину и на руках вносит в здание храма. Тарас впереди «прокладывает путь», отстраняя других руками в стороны.

Добежав до импровизированной операционной, обустроенной в трапезной, они укладывают раненую на стоявшую свободной кушетку. Подоспевшие санитарки быстро осматривают и пытаются снять куртку. От боли Марина начинает сильно стонать и даже кричать. Рука её совсем висит без движения, и каждое прикосновение причинят дикую боль. Несколько операционных зон отделены от посторонних глаз полупрозрачной тканью, и что там происходит не видно. По теням понятно, что в каждой какое-то движение. Понятно и, что все столы заняты, непонятно лишь, насколько долго продлятся операции. Все доктора задействованы. Правда, уже через пару минут занавес одной из таких операционных открывается, и оттуда на каталке вывозят прооперированного. Доктор, не снимая маску и перчаток, сразу подходит к Марине, и, только посмотрев, сразу даёт указание: «Готовьте к операции». Потом обратившись к ребятам, спрашивает: «Вы родственники?» Мужчины, переглянувшись между собой почти в голос отвечают: «Нет. Просто знакомые. Нашли её на площади». Тарас протягивает санитаркам рюкзак: «Документы её здесь». В ответ получают благодарность за содействие и с просьбой не мешать, указывают на дверь. Ребята быстро покидают здание собора и выезжают с территории монастыря.

– Давать второй шанс жизни, лечить и исправлять человеческие тела в окружения икон, как же это символично и монументально. Никакая душа не пожелает расставаться с телом, когда на тебя сверху смотрит столько святых, – закрыв глаза, пытается представить Тарас.

– Не богохульствуй, а на дорогу смотри, – усмехается товарищ.

Проехав окольными путями через переулки, машина останавливается у гостиницы. У входа стоит компания с нашивками и какими-то знаками на рукавах. У нескольких в руках ружья, у остальных биты и другие какие-то предметы.

– Здание охраняется повстанцами, – поясняет Тарас. – Выходим из машины вместе, держись немного за мной в стороне. Когда дам знать, заходи.

Подойдя к охранникам из отряда самообороны, он минут пять что-то объясняет и весело рассказывает, после чего машет рукой, и Сергей сквозь пристальные взгляды заходит следом за своим товарищем. Ещё через пять минут друзья уже, погрузив вещи, отъезжают от гостиницы.

– Ну что, обратно, к этой милой красотке? – весело спрашивает Тарас.

– Я смотрю, а она тебе понравилась? Ты прямо глаз с неё не спускал.

– Вот только она ненавидит таких, как я.

– Ну, ты же знаешь, что от любви до ненависти…

– Вот именно. А не от ненависти до любви, – уточняет украинский друг.

– А вот отчаяние – это последнее дело. Это значит – сдаться, – возражает его русский друг. – Олег звонил, просил по дороге заскочить ещё в лагерь Антимайдана.

– Ты мне вот в этом предлагаешь там появиться? – Тарас указывает на свою куртку.

– Там же не такие отморозки, как ваши. С битами на тебя не набросятся. Интеллигентные люди.

– С битами, может и не набросятся, а вот разъярённые мамаши и в лицо могут плюнуть.

– Боишься, что ли идейных пенсионерок? – усмехается Сергей. – Да ты не боись. Михалыч ведь тебя знает. Он в обиду не даст, не позволит учинить прилюдную расправу.

– Смешно… – буркнул Тарас.

Вновь переулками мимо активно бегающим по улицам то тут, то там активистами, белоснежный внедорожник паркуется рядом со стоящей вдоль дороги колонной больших стареньких автобусов. Друзья быстро бегут к палаткам, где масса народа уже активно собирают по сумкам и рюкзакам остатки вещей и еды. Защитники власти вынуждены спешно сворачивать палатки и транспаранты, сгружая по автобусам. Наконец, среди этой суеты Сергей замечает Александра Михайловича. Но, тот, вдруг, ни сказав ни слова, тут же с ходу хватает за грудки Тараса и, с силой прижимая его спиной к бетонному забору. Он буквально кричит в лицо:

– Отдайте мне моего сына, сволочи!!! Где мой сын?!!

Тарас без сопротивлений, молча спокойно, почти не моргая смотрит в заслезившиеся глаза полковника.

– Мой сын в плену у ваших мразей и отморозков!!! – продолжает истерично кричать в отчаянии убитый горем отец.

Сергей начинает понимать, что произошло, и, пытаясь успокоить полковника и разрядить обстановку, руками слегка протискивается между мужчинами:

– Александр Михайлович, прошу, давайте спокойно без нервов обсудим ситуацию.

– Верни мне сына! Верни мне сына! – продолжает настаивать тот на своём, и потом слегка успокоившись, добавляет. – Помоги найти мне его. Его ваши утащили на площадь.

– Александр Михайлович, мы обязательно поможем, – продолжает попытку успокоить Сергей, смотрит на Тараса, потом опять на полковника. – Я помогу! Я обещаю.

Отец, уже не скрывая слёз, несмотря на то, что на полголовы ниже ростом, продолжает крепко удерживать за грудки мужчину в форме радикальной группировки, пытаясь выместить всю свою накопившуюся внутри злость, именно на этом парне. Тарас, молчавший всё это время и, направив взгляд мимо плеча полковника, наблюдая за происходящим внизу среди митингующих, спокойно произносит:

– Вам нужно поскорее собираться, полковник… чтобы избежать ещё большего количества потерь.

– Ты что, сволочь, мне ещё и угрожать вздумал?! – вновь пытается прижать его к стене возмущённый отец.

Но, Тарас лишь спокойно глазами указывает посмотреть вниз. Обернувшись, все смотрят, как внизу многочисленная группировка молодчиков с красно-чёрными повязками на рукавах с битами и палками руками указывают в их сторону. По их жестам понятно, что главарь объясняет тактику захвата, указывая, кому с какой стороны заходить.

– Александр Михайлович, – Филатов вновь пытается уладить обстановку. – Не время для разборок, Тарас тут не причём. Я Вам обещаю, мы останемся здесь и сделаем всё, чтобы найти и привезти с собой Мишу. А вам нужно очень спешно грузиться и уезжать отсюда. Иначе будет разгром, будут новые жертвы. Всюду стреляют. Убитых на улицах уже десятки. Сохраните хотя бы своих. Быстро увозите их отсюда.

Полковник вроде приходит в себя, оценивая сложившуюся обстановку, отпускает руки, отходит в сторону.

– И ещё, – продолжает Сергей, – убедительная просьба, заберите с собой по дороге Олега с девчонками. Пусть они уезжают домой с вами на автобусе. А я постараюсь найти Михаила и вернуться с ним. Я обещаю, что сделаю всё возможное. Я надеюсь, что с ним всё в порядке.

– Если он ещё жив, конечно… Они ведь ставят там ребят на колени и заставляют присягать новым лидерам, этим фашистам… А, он не станет. Я его знаю… – потом, немного помолчав, добавляет. – Спасибо тебе. Сделай, пожалуйста, что сможешь. Я всё понимаю, что возможности не безграничны, да и не твоя это война, вообще, но… Я буду на связи.

– Александр Михайлович! Это наша общая война. Война за правду. За правое дело. И если нужно, значит сделаем невозможное.

Мужчины замечают, что агрессивная группировка внизу уже распределилась на части, и каждая из них бросается с разных сторон, чтобы взобраться на возвышенность, где располагается лагерь крымского Антимайдана. Полковник громко командует всем своим: «Быстро все в автобусы. Бросаем здесь всё, что не успели собрать. Отъезжаем!!!»

Кто ещё оставался в лагере, бросаются в автобусы, прихватывая что-то по дороге, остальные уже ждут внутри. Тарас с Сергеем также быстро запрыгивают в автомобиль и отъезжают. Следом один за другим отъезжает колонна автобусов. В опустевший лагерь вбегает с криками и свистом разъярённая толпа отморозков и палками начинает крушить оставшиеся палатки и столы. Пытаются догнать последний автобус, бросая по окнам палками и булыжниками. Полетели в автобус и бутылки. Одна попадает в борт, разбивается, но, не загорается. Другая попадает в колесо, отскакивает и разбивается об асфальт, разгораясь ярким пламенем, так и не задев автобуса. Другие бутылки со смесью цели не достигают и также разбиваются об асфальт, оставляя за собой огненные дорожки.

Дорожные преграды

Двое мужчин, по внешнему виду один из которых из радикальной группировки, а другой журналист в каске и зелёном жилете, пробираются сквозь толпы самых разных людей – ликующих и скандирующих, грязных, но весёлых и, чувствующих себя очень свободными. Одни, с перевязанными руками или головой, но счастливыми лицами грызут здесь же пожаренное на костре мясо, другие поют песни и целуются, третьи пытаются прыгать, чтобы согреться и выкрикивают, повторяя лозунги, громко провозглашаемые выступающими со сцены. Всюду уже атмосфера праздника, несмотря на то, что совсем рядом ещё продолжает проливаться кровь, и гибнут люди. Каждый здесь ощущает свободу безнаказанности после долгих лет ограничений. И эту свободу каждый пытается использовать так, как он её понимает, в меру своих потребностей. У большинства это проявляется в безнаказанности за беспорядок вокруг, что никто не накажет за разбрасывание мусора, за разбитие стекла, за надписи на стене и т.д. Даже в таких мелочах многие чувствует внутри свободу действий. Поэтому площадь напоминает уже одну большую помойку. Мусор, по которому просто все ходят, всюду под ногами. Всё сплошь завалено камнями, пакетами, грязной пластиковой посудой, шелухой от семечек.

Выступающие со сцены, сменяя друг друга, выкрикивают лозунги о перевыборах президента, и подбадривают толпу обещаниями, но, в то же время призывают к осторожности и попусту не лезть под пули силовиков, рассказывая о массовых переходах солдат внутренних войск на сторону народа.

Мужчины пробираются к палаткам, расположенным недалеко от сцены. Войдя в одну из них, Тарас представляет своего друга, как питерского историка – блогера от народа, который делает репортажи о народных восстаниях против коррумпированной и диктаторской власти. За столами сидят представители и лидеры разных группировок, активно обсуждая что-то между собой и отдавая распоряжения приходящим и уходящим активистам, называющих себя между собой «сотниками».

Сергей понимает, что он попал в один из штабов, регулирующих действия Майдана. Быстро оглядевшись, он также сознаёт и то, что это далеко не верхушка, здесь нет настоящих лидеров оппозиционной власти, здесь нет ни одного депутата, которые реально руководят всем переворотом. Здесь лишь тактические исполнители, которые, в свою очередь раздают распоряжения действующим отрядам. Сергей остаётся стоять в стороне у входа, а Тарас, переговорив о чём-то на ухо с одним из руководителей, выходит, оставляя товарища дожидаться внутри. Через несколько минут в палатке появляется один из таких сотников и с ходу кричит, что ушли крымчане, что не успели их «уложить на месте». Сергей сразу узнает знакомый голос лидера банды отморозков Миколы, с которым встречались у ресторана.

– Нічого, – отвечает ему один из местного руководства, с которым Тарас шептался до этого, – далеко не підуть, перехопимо їх по дорозі. Воно навіть і так краще… Це вже не твої турботи. Йди поки.

– Добре, – Микола громко смеётся, берёт со стола яблоко, откусывает и поворачивается, чтобы выйти, но увидев Сергея, удивляется, – А, що тут він москаль робить?

– А твоє яке діло, – возмущается всё тот же майдановский лидер, – Не всякий москаль нам ворог. Буває і хороший москаль.

– Хороший москаль – мертвий москаль, – подойдя почти в упор к Сергею, сотник демонстративно делает жест, проведя большим пальцем возле своей шеи.

Ещё один такой же вооружённый сотник, стоявший рядом, посмотрев на Сергея, качает головой:

– Ні, це наш хлопчик. Я бачив як він на своїх руках виносив з під куль нашу поранену Марьянку.

– Твоя справа, Микола, – продолжает представитель руководства, – накази виконувати и своїми бійцями командувати. А тут політика. Не твого розуму справа. Йди займайся своєю справою.

Боец отвечает ухмылкой. В этот момент в палатке появляется Сирый и сразу направляется к Сергею, здороваясь и похлопывает друга по плечу. Сотник Микола, ещё раз бросив косой взгляд, тут же покидает палатку. Сирый подходит к одному из руководителей Майдана и даёт какое-то распоряжение, после чего выходит из палатки, уводя за собой друга.

– Сергей, у меня для тебя две новости, и одна из них хорошая, – отойдя пару метров начал Сирый, – нашёл я Мишку, слава Богу, жив…

– А вторая?.. – Филатов пристально смотрит в глаза друга. – Ну, не томи… Ранен?.. Идти может?

– Да, всё в порядке с ним. Побили только малость. Ну, до свадьбы заживёт.

– Шутишь, ещё… Что тогда?

– Не знаю пока, получится ли вытащить так скоро… И получится ли вообще. Я попробую, но, нужно время. Возможно, что ждать придётся долго. Если что, ночевать я тебя к себе определю.

– Я готов, хоть сколько. А ночевать могу и здесь. Я тут уже, как свой… – Сергей пытается пошутить, но, у него это плохо получается.

– Ну, добре. Тогда будь пока здесь, дожидайся Тараса, а я в Украинский дом, порешаю через нужных людей.

Друзья прощаются, и Сергей остаётся один среди митингующей толпы совсем рядом со сценой, где выступающий громко рассказывает, как повстанцы уже блокировали Академию внутренних войск и не допустили участия курсантов в уличных беспорядках. Следом за оратором под свист толпы на сцену поднимается глава администрации Киева и демонстративно заявляет о выходе из правящей партии и берёт на себя ответственность за жизнедеятельность города, о том, что он немедленно запускает работу метро. Толпа ликует. Свисты переходят в весёлые крики радости.

Следующий выступающий, обращаясь к власти, вновь кричит о недопустимости применения оружия, и объявляет, что колонна десантников, которая двигалась на Киев, остановлена, что глава генштаба Украины и замначальника генштаба Вооружённых сил подали в отставку, указывая на рядом стоящего офицера. Тот обращается к народу: «Сегодня происходит втягивание военных в гражданский конфликт, что является недопустимым. Это может привлечь к гибели, как военнослужащих, так и мирных граждан, чего нельзя допустить. Это моя собственная позиция, как гражданина, как офицера, и как руководителя, который отвечает за своих подчинённых…»

Самые разные лица, которые Сергей последние дни привык видеть из телевизионных новостей, сейчас здесь один за другим спускаются и поднимаются рядом с ним по лестнице на сцену и обратно. Вот уже какой-то священник во всеуслышание заявляет, что «украинская православная церковь Киевского патриархата принимает решение в своих богослужениях больше не упоминать власть нынешнего президента».

К микрофону выходят сразу несколько депутатов, представляясь от разных фракций и, заявляя о том, что «проголосовали и приняли постановление о выводе из Киева всех спецподразделений и внутренних войск и возвращении на места их дислокации». А следующий выступающий в форме силовых структур под громкие овации ревущей толпы провозглашает о «переходе в полном составе львовской милиции на сторону протестующих, не желая становиться заложниками власти в противостоянии с собственным народом своей страны, и если потребуется, готовы защищать его с оружием в руках».

Вслушиваясь в эти выступления и воззвания, Сергей невольно пытается оценить режиссуру «постановки», правильность и очерёдность подачи «нужной» информации, грамотно подзадоривая и подстрекая буйные головы бездумной бунтующей массы, не давая ни минуты скучать, чётко используя уже отработанные технологии.

Вот очередной такой подстрекатель изученными и стандартными фразами рассказывает, как депутаты правящей партии один за другим массово покидают её ряды, потому что не хотят делить ответственность с Януковичем за преступления его режима, как народ один за другим занимают администрации городов, как милиция в этих городах не препятствует, а добровольно переходит на их сторону, и как президент готовит к вывозу из своей резиденции ценности – картины, иконы, статуэтки, деньги, золото. Безусловно, от таких новостей толпа ликует и неистовствует от ярости и злости. Никто и не пытается даже задуматься, насколько эта информация может быть правдива, безоговорочно веря каждому сказанному слову.

Вот рядом оказываются откуда ни возьмись уже изрядно весёлые рок-музыканты, продолжая подогреваться коньяком из горла, передавая бутылку по очереди друг другу. Через минуту они уже на сцене, а полуопустевшая пятизвёздочная оказывается в руках Сергея от крайнего волосатого весельчака.

Взревев, первые же аккорды приводят в настоящее неистовство и до того, казалось бы, обезумевшую толпу. Но, музыкальное выступление неожиданно останавливает кто-то из очередных важных глашатаев с очередной неотложной новостью, воодушевлённо зачитывая с трепещущей на ветру бумажки: «Друзья!!! Наконец подписано Соглашение «Об урегулировании политического кризиса в Украине» между Януковичем и лидерами партий Яценюком, Тягнибоком и Кличко. Соглашение заверено министрами иностранных дел Германии и Польши, и представителем Франции!… Это соглашение поддерживает и администрация президента США!!!… Оно предусматривает, что на Украине состоятся досрочные президентские выборы, и страна вернётся к Конституции 2004-го года с перераспределением полномочий в пользу парламентской республики!.. В течение десяти дней будет сформировано правительство национального единства. Конституционная реформа начнётся немедленно!.. К досрочному дню голосования будет изменён Закон о выборах и поменяется состав избирательной комиссии. В стране не будет вводиться чрезвычайное положение!.. Расследование событий будет проведено под мониторингом Совета Европы. Внутренние войска и спецподразделения уже сейчас обязаны покинуть правительственный квартал!.. Депутаты уже приняли Закон, которым освобождают от политических преследований всех активистов Майдана!.. Диктатура Януковича низвергнута, и он уже не имеет поддержки своих депутатов в парламенте!!!…»

Каждая пауза поддерживается яростными и дружными восторженными возгласами уже совсем очумевшей от переполняющих чувств радости и почти обезумевшей толпы.

«…Но мы – штаб национального сопротивления, требуем немедленного освобождения всех задержанных активистов уже сейчас!!! Слава, Украине! Героям, слава!» – немного подумав, продолжает выступающий активист.

Вся площадь в голос бездумно повторяет и скандирует лозунги. Сергей продолжает с удивлением и интересом всматриваться в лица ликующей толпы, пытаясь понять, что движет этими людьми, которые совершенно не понимая настоящих реалий, лишь поддаются всеобщему веселью, радости сиюминутной свободы, ни на секунду не задумываясь, как ей воспользоваться и для чего она вообще им нужна, под рёв гитар с вытянутыми вверх руками пускаются в дружные пляски.

***

Проходит уже несколько часов, а известий так и не поступает. Сергей, изрядно устав от неистового шума и всеобщего шабаша, решает найти тихое укромное место, чтобы спокойно дозвониться до друзей и узнать, как выбрались из города. Пробравшись мимо палаток, он оказывается перед огромным обгоревшим зданием. Пожар в Доме профсоюзов уже потушен, но, складывается полное впечатление, что дымиться продолжают даже стены. Бойцы самообороны толпятся возле входа, охраняя от посторонних. Но, Сергей замечает, как какой-то корреспондент выходит из здания. Включив на телефоне камеру, он решает сделать попытку, и с очень уверенным видом идёт прямо на организованную охрану. Увлечённые разговором между собой, майдановцы, расступившись, даже не обращают особого внимания на ещё одного «журналиста».

Оказавшись внутри, тут же ощущается резкий удушливый едкий запах горевшего пластика и… жареного мяса. В голову приходит только одна ужасающая мысль. На улице уже смеркается, а потому внутри полностью обесточенного здания почти совсем темно. Сергей, используя телефон в качестве фонарика, по осколкам стекла и бетона осторожно поднимается на второй этаж. Чёрный дым всё ещё заполняет коридоры, мимо изредка проходят какие-то люди без каких либо опознавательных знаков. Филатов замечает удивительную особенность, что в здании почти ни одного целого окна, снаружи беснуется Майдан, а внутри – гнетущая тишина.

Мрачная картина предстаёт в этой ужасающей обстановке. Материал, из которого сделаны стены, потрескался и тут же отламывается кусками. Все двери взломаны и по центру пробиты, словно топорами. Вероятно, в панике во время пожара искали подходы к гидрантам. Сергей осторожно поднимается выше по обгоревшей лестнице и попадает в большой зал заседаний. Стройными рядами, словно тысячи оловянных солдатиков, из бетонного пола торчат оплавленные металлические основы бывших кресел. Всё это напоминает кадры из фантастических фильмов о катастрофах. Заглядывая в соседние кабинеты, он натыкается на пыльные, но, целые и не разбитые чьи-то очки. На покосившемся столе под толстым слоем пепла чайные кружки и обгоревший хлеб. Видимо неожиданная трагедия застала людей за вечерней трапезой. На стенах висят расплавленные остатки от телевизоров, на шкафах чудом сохранившиеся, покрытые толстым слоя пепла, комнатные цветы.

Вдруг в этой тишине медленно и со скрипом открывается дверка шкафа, и на Сергея «смотрят» две пары с детства знакомых добрых глаз – Гагарина и Королёва. Очень старый, уже слегка пожелтевший, потрёпанный плакат с внутренней стороны дверки шкафа нисколько не пострадал и даже не подгорел.

Коридоры здания построены как в лабиринте. Трудно себе представить, как можно было в дыму искать здесь выход. На полу всюду разбросаны огнетушители, из стен торчат полностью сгоревшие гидранты. Сергей пытается представить, как здесь всё происходило, как пытались спасаться от огня, но, вряд ли это помогало.

На следующем этаже Филатов натыкается на комнату, где на полу целая гора обгоревших и оплавленных различных стеклянных пузырьков. Разбросаны десятки металлических военных касок и щитов. Вероятнее всего, именно здесь разливали по бутылкам эту адскую смесь, которая, впоследствии несла ужас и страх, наносила непоправимый урон и уносила жизни. Не покидает мысль, что и здесь причиной трагедии могла стать именно такая, случайно или даже специально, вспыхнувшая от чьей-то руки жидкость.

С каждым этажом выше запах становится всё ядовитей. Уже невозможно дышать, не зажав нос. Сергей ловит себя на мысли, что здесь пахнет смертью, чужой и мучительной. Металлические опоры и арматуры, торчащие из стен расплавлены и согнуты, перекрытия на потолке от невероятной термической нагрузки сильно прогнулись. Под ногами груды неразобранного обгоревшего мусора, по которому приходится шагать и спотыкаться. Ледяная дрожь пробегает по его спине, когда что-то хрустнуло под кучей обуглившейся одежды. Невольно приходит мысль: «А вдруг ещё не всех нашли и вынесли?»

Так и не решаясь перевернуть лежащее сверху, он быстро выходит и попадает в большую комнату. Из высокого окна повеяло ветром и появляется первая возможность глотка свежего воздуха. Отсюда весь Майдан, как на ладони. Сквозь ватную ненастоящую тишину, будто в перевёрнутом стерео, доносятся отзвуки музыки. Сергей тут же вспоминает, как уже «видел» всё точно также из этого окна, только из телевизионных новостей. Именно на этом самом месте ещё несколько дней назад стоял представитель администрации американского Белого дома и снимал на свой телефон митингующих на площади.

Новоявленный «журналист» также достаёт свой телефон и делает снимок. Тут же он видит пропущенное сообщение от Насти, из которого узнаёт, что «автобусную колонну по Бориспольской трассе заблокировали националисты, и им пришлось повернуть на Корсунь». Чувство сильной взволнованности охватывает Сергея. Он смотрит вниз на полностью, заполнившую площадь, массу народа. Перед его взором в спустившейся вечерней мгле предстаёт настоящее «людское море» из сотни тысяч свечей и фонариков, по которому словно лодки, над головами «плывут» гробы с телами погибших. Митинг превращается в ужасающе красочную панихиду.

Решив, напоследок, заглянуть ещё в один кабинет, Сергей с большим удивлением обнаруживает на столе небольшую, каким-то чудом совершенно не тронутую огнём, деревянную подарочную модель парусника. Неожиданно рядом слышится хруст штукатурки под ногами. Обернувшись, буквально в двух шагах, он видит такого же любопытствующего зеваку в форме корреспондента. Сделав несколько фотографий на телефон, молодой блогер пафосно произносит:

– Как символично. Корабль украинской революции – не подгоревший и не потонувший, – после чего вдруг спрашивает. – Можно, я заберу его себе, как сувенир. Не против?

Сергей в ответ только пожимает плечами, не имея никаких поводов возразить. Наконец звонит Тарас с хорошей новостью. Нужно возвращаться.

***

Подойдя к сцене с обратной стороны, Филатов обращает внимание на группу хорошо и дорого одетых людей. Даже со спины он понимает, что это кто-то из высшего руководства той самой оппозиции, вероятно, только что спустившиеся со сцены. Сергей только что отчётливо слышал, как кто-то из них во всеуслышание объясняли народу, почему подписали соглашение, почему пошли на уступки, и почему не удалось добиться перевыборов президента немедленно.

Сейчас же уже за сценой они пытаются что-то активно обсуждать и активно спорить. Филатов снимает каску журналиста, в которой находился всё это время, быстро сбрасывает яркую манишку, и из любопытства незаметно подходит почти вплотную, чтобы слышать их спор. В самом высоком Сергей сразу узнаёт известного в прошлом боксёра, а ныне лидера одной из оппозиционных партий. Другие лица также часто появляющиеся в новостях. Боксёр в чём-то сомневается, но, товарищи пытаются его убедить. Со сцены в это время доносятся обрывистые фразы выступающего, вероятно тоже из их компании: «… мы выражаем недоверие действующему президенту… Требуем продолжения борьбы с режимом Януковича до полной победы!.. Перевыборы должны быть назначены в ближайшие два месяца, а не в конце года!..»

Рядом с важного вида депутатами в дорогих пальто появляется уже знакомый Сергею, сотник самообороны в камуфляжной куртке и нашивками на рукавах, тот самый, что недавно заступился за него в палатке. Получив какие-то напутствия, он поднимается к микрофону и неожиданно заявляет: «Нужно продолжить начатое нами, нужно завершить свержение режима Януковича окончательно и прямо сейчас!.. Он много раз уже нас обманывал, обещая перемирие, а сам проводил карательные акции… Мы даём ему времени до утра, чтобы немедленно подать в отставку!.. Если он не согласится, мы продолжим борьбу и свергнем эту власть!!! Вы поддерживаете?!!!»

В ответ толпа ликует и беснуется. Тысячи голосов превращаются в единой вой. Депутаты заметно довольны происходящим, встречают возвращение сотника, похлопав того по лечу: «Молодец. Считай, что это твой звёздный час».

На сцену вновь поднимается депутат-боксёр, и несколько неловко начинает извиняться за подписание соглашения с президентом. Пока он выступает с призывами продолжить борьбу за свержение власти, оставшиеся быстро и чётко дают распоряжение этому главарю: «А теперь бери своих лучших пять-шесть сотен бойцов и в Межигорье. На тебе самая важная миссия. Автобусы наготове, там вас ждут наши люди. Оружие уже на месте. И запомни, никто не должен уйти. Не нужно никого оставлять. Всё подчистить. Ты всё понял? Подчистить!!! Картины, скульптуры и драгоценности привезёшь, куда скажут наши люди. И проследи за всем сам лично. Остального твоим бойцам до конца жизни хватит».

Когда сотник удаляется, заговорщики очень хладнокровно продолжают: «Нужно устранить всех… вместе с их семьями. Немедленно. Нельзя никого оставлять. Направьте срочно такую же бригаду бойцов к Азарову. Звоните в Харьков. Пусть соберут самых отмороженных». Спускаясь со сцены, депутат-боксёр пристально смотрит на Сергея, стоявшего за спинами его товарищей. Филатов, понимая, что спалился, и на него сейчас все обратят внимание, сам бросается навстречу боксёру и с улыбкой кричит:

– О-о-о! Great athlete of free Ukraine. Greatest beauzer!!! You are my idol.

Депутат широко улыбается, но делает недоумённое лицо. Не давая ему опомниться Сергей продолжает:

– Let me take a picture with you?

Лицо боксёра выражает вопросительный взгляд, при этом натянутая улыбка не сходит с его лица. Сергей показывает на телефон и произносит:

– Selfie… Selfie.

– О, да, конечно, – спортсмен, продолжая улыбаться и кивая, встаёт за спиной Филатова, позируя для фото.

Остальные депутаты, покачивая головами, с ухмылкой наблюдают за происходящим.

– Thank you… thank you so much. – Сергей пожимает огромную сильную руку боксёра, делает несколько шагов назад и быстро скрывается за рядом стоящей палаткой.

Сделав круг сквозь толпу митингующих, он возвращается к сцене с другой стороны – к тому самому месту, где несколькими часами ранее расстался с товарищами и тут же натыкается на Тараса.

– Ну как? Где Мишка? – с ходу набрасывается он на друга.

– Да, нормально всё, – пытается успокоить Тарас. – Только сам с ним разговаривай.

– Что случилось?

– Пусть сам всё объяснит.

Друзья протискиваются сквозь толпу, чтобы выйти с площади. В это время многотысячная масса в голос скандирует: «Юля!!! Юля!!!» Оглянувшись, Сергей уже издалека замечает, как всё та же компании депутатов на сцену выкатывает инвалидную коляску с женщиной, укутанной в плед. Сквозь несмолкаемые возгласы, раздаётся звонкий женский голос, но отчётливо расслышать слов уже не получается.

Мужчины сворачивают с площади и выходят на примыкающую улицу, полностью заполненную гуляющим народом. Изрядно подвыпившие компании, вольготно разбредаются по всей дороге, палками и дубинами продолжая колотить по стенам, заборам и припаркованным автомобилям. Всюду крики, шум, выстрелы, взрывы питард, в общем хаосе разобрать и отличить одно от другого уже сложно. Тут же, совершенно не замечая прогуливающихся горожан, на большой скорости по дороге несётся жёлтый трактор с ковшом впереди, скорее всего уже приватизированный у коммунальных служб. На нём каким-то чудом со всех сторон разместились с десяток, вооружённых винтовками и обрезами, молодчиков, беспорядочно стреляющими в воздух. Под всеобщий радостный визг, ничего не замечая на своём пути, этот «взбесившийся ёж» своим ковшом сносит всё, что попадается – скамьи, заборы, груды мусора, цепляя припаркованный транспорт и прохожих.

Свернув в подворотню, друзья подходят к уже знакомому, только совсем не белоснежному, а, изрядно испачканному грязью, внедорожнику. С заднего сидения навстречу выходит парень в милицейской форме, только без бронежилета и каски. Не обнаружив, кроме разбитой губы, на забрызганном многочисленными каплями засохшей крови лице парня, больше видимых повреждений, Сергей, обняв Машиного брата, громко командует:

– Поехали!

– Я никуда не поеду, – вдруг упрямо заявляет молодой милиционер.

– В смысле? – Сергей с недопониманием смотрит на него.

– Я никуда один без ребят не поеду. Там остались мои друзья.

Филатов вопросительно смотрит на Тараса.

– А я что могу сделать? – отвечает тот. – Ты не представляешь, чего стоило договориться, чтобы забрать одного. Больше никого не отпустят. Бесполезно. По крайней мере, сейчас. Остальных планируют передать в ближайшие дни, возможно уже завтра. Сирый через отца там договаривается.

– Значит, и я поеду завтра вместе со всеми, – упрямо стоит на своём молодой парень. – Верните меня обратно.

Сергей подходит к парню в упор и пытается внятно, но спокойно разъяснить:

– Послушай, Миша. Хватит сопли распускать. Я обещал полковнику привести сына домой, и я это сделаю, даже, если мне придётся применить для этого силу. Но, я думаю, ты и сам парень разумный, всё понимаешь. Твои товарищи, рано или поздно, всё равно вернутся домой. Новой власти не нужны новые жертвы на фоне последних событий. Им сейчас нужно в глазах западных спонсоров выглядеть лояльными. Они обязательно должны совершить шаг милосердия, поэтому всех отпустят, ещё и на службу позовут. А тебе выдалась возможность уже сейчас оказаться дома, где уже завтра нужна твоя помощь. Там тоже мрази голову поднимают и завтра их нужно будет усмирять. Ты нужен отцу, ты семье нужен, как никогда. Кто сейчас их будет защищать? Ты об этом подумал? Тебя там ждут. Понимаешь?.. Подумай, где ты сейчас нужнее?

Молодой человек, опустив голову, понуро потупляет взгляд.

– Ну, вот и правильно. – Филатов открывает дверь автомобиля и усаживает парня. – А у нас ещё одно важное дело появилось. Тарас, сделаешь ещё одно одолжение?

– Что ещё?

– Дорогу на Межигорье знаешь?

– Дорогу-то знаю, только кто нас туда пропустит? Там территория перекрыта.

– Нужно срочно важную информацию передать президенту.

– Кому?.. – Тарас чуть не поперхнулся. – Президенту?.. Ты в своём уме? Ты что, вот так вот просто хочешь приехать к президенту и сказать: «Здравствуйте, я Сергей из Питера. У меня к вам предложение»? Да, нас за километр к его даче не подпустят. Только, если приступом с армией брать.

– Ну, боюсь, что приступом его и без нас возьмут… А, что предлагаешь? Как можно ему важную информацию срочно передать? Может через кого-то?

Немного помолчав, Тарас предлагает:

– Я знаю, где резиденция премьера. Она не так сильно охраняется. Блок-постов нет, дорога не перекрыта, охрана только на территории. Можно попробовать достучаться.

– Поехали быстро, где это?.. – Сергей прыгает в машину.

– В посёлке одном в южном направлении.

***

Спустя уже полчаса машина резко тормозит, осветив светом фар высокие ворота, и, не переставая, сигналить, пытается привлечь внимание. Сергей выбегает из автомобиля и буквально барабанит по металлической двери калитки. одновременно пытаясь звонить в звонок. Никакого ответа не следует. Слышен только вдалеке истошный собачий лай. Так продолжается несколько минут. Разъярённо и нервно со злости он несколько раз пинает по дверям, после чего отходит к дороге, берёт несколько булыжников с обочины и один за другим с размаху бросает по воротам. Реакции не следует. Сергей повторяет попытку, только теперь пытаясь через забор добросить камнями до ближайшего здания. В этот момент неожиданно дверь калитки открывается, из которой мгновенно выскакивают в полной экипировке вооружённые охранники и одним ударом укладывают «хулигана» лицом в землю. Приподняв голову, тот успевает лишь заметить прижатые к капоту лица искорёженные лица своих друзей.

– Кто такие? Что здесь нужно? – быстро и чётко спрашивает главный из охраны.

– Срочная информация для вашего хозяина, – с трудом произносит Сергей, т.к. лицо вжато перчаткой в землю.

– Какого хозяина?

– Самого главного. Мне нужно срочно передать важную информацию Азарову. Отведите меня к нему.

– А больше ничего не хочешь? – с ухмылкой отвечает главный.

– Я серьёзно, – продолжает настаивать Филатов. – Дело касается лично его и президента. Мужики, время уходит… Думаете, я бы стал с дури просто так ломиться в дверь?..

Охранник внимательно смотрит на милицейскую форму Михаила и, делая знак остальным освободить хулиганов, строго отвечает:

– Валите-ка отсюда быстрее, по-хорошему.

Сергей поднимается с асфальта. Не замечая, как по разодранной щеке вместе с грязью стекает кровь, он делает шаг в сторону автомобиля, после чего поворачивается, достаёт из кармана телефон и, пока охранники не скрылись за калиткой, опять кричит:

– Погоди, командир. Ты ведь должен знать полковника Бочарова из Симферополя?..

После чего уже в телефон кричит: «Олег, там Михалыч рядом?.. Передай, пожалуйста, ему трубку… Прямо сейчас. Очень срочно надо». Командир охраны останавливается и наблюдает за разговором неуёмного хулигана. Филатов протягивает ему трубку телефона: «Возьми… Это тебя». Охранник смотрит на Сергея, но не двигается с места. Филатов что есть мочи в не себя кричит: «Да возьми ты трубку!.. Поговори!.. Тебе что, трудно?..» Главный из охранников делает шаг в сторону Сергея и берёт телефон, другой, что всё это время стоял за его спиной в этот момент передёргивает затвор автомата и направляет в сторону непрошенных гостей. Несколько минут командир молча слушает, после чего коротко отвечает: «Я понял».

Он молча возвращает телефон и быстро скрывается за калиткой. Дверь за охранниками закрывается и вновь наступает тишина. Сергей в недоумении ещё несколько минут ходит из стороны в сторону вдоль высокого забора, лишь изредка нервно пиная по колёсам и ударяя кулаком по капоту. Несколько раз он подходит к воротам, пытаясь заглянуть в щель. Тянущиеся минуты кажутся ему часами.

Наконец за воротами слышатся шаги, калитка отпирается, и начальник охраны молча протягивает Филатову трубку обычного бытового радиотелефона. В трубке Сергей слышит мужской голос:

– Здравствуйте, молодой человек. О чём Вы хотели со мной поговорить?

Сергей отходит с телефоном на несколько шагов в сторону:

– Здравствуйте, Николай Янович. Меня зовут Сергей Филатов, я историк, преподаю в Питерском университете. Но, я не об этом хотел сказать… У меня для Вас очень важная информация, только мне нужно Вам об этом сказать лично…

– Ну, так говорите, я же Вас слушаю.

– Да, но…

– Вы сомневаетесь, с кем разговариваете?.. Тогда Вам придётся дождаться, пока я прилечу из Харькова… или поверить, так сказать, на слово. Не сомневайтесь, это действительно я.

Тут Сергей вдруг отчётливо вспоминает, как на Майдане говорили о задании для боевиков именно в Харькове.

– Николай Янович, а Вы в Харькове вместе с семьёй?

– Супруга со мной… А, зачем Вы мне задаёте такие вопросы?

– Дело в том, что Вам вместе с супругой прямо сейчас угрожает смертельная опасность.

– Что за вздор? Откуда мне может здесь угрожать опасность? Почему я должен Вам верить?

– К сожалению, но теперь уже Вы должны мне поверить на слово. Буквально полчаса назад я, находился в самом центре штаба оппозиции, только не спрашивайте, как я там оказался. Так вот, я отчётливо слышал распоряжения этих самых важных персон о ликвидации всей верхушки действующей власти. Это очень серьёзно, и это правда. Скажу больше, всё это решается при участии иностранных представителей. Именно, физической расправы, и «зачистки» вместе с семьями. Есть приказ – живыми не брать.

– Этого не может быть… Виктор Фёдорович сегодня подписал соглашение. Пошёл на все уступки. Всё склоняется к мирному разрешению. Конфликт исчерпан…

– Простите, но, Вы глубоко ошибаетесь. Наоборот, именно сейчас и намечается настоящее свержение. Толпа на Майдане уже озверела от ненависти. Им нужны настоящие жертвы. Всё происходит по ливийскому сценарию. О физическом свержении уже отданы приказы. Поверьте, счёт идёт на минуты. Спасайте себя и супругу. К Вам из Харькова отправлены пятьсот до зубов вооружённых боевиков. С минуты на минуту они будут у Вас.

В ответ в трубке Сергей слышит только молчание и глубокое дыхание.

– Николай Янович, Вы ведь уже всё сами поняли. Президента обманули. Его, как говорят в народе, просто развели. Он проявил мягкость, которую восприняли, как слабость. Он не соглашение подписал, а смертный приговор, причём не только себе, но и всему окружению. Вы же сами понимаете, эту гидру нужно было давить и уничтожать в зародыше. Иначе…поздно. Иначе, получили то, что получили. Но, сейчас нет времени рассуждать. Нужно срочно действовать. Спасайте свою семью, и, если это ещё возможно… предупредите президента. Отряды вооружённых отморозков уже по дороге в Межигорье. Они просто жаждут живьём на куски разорвать «ненавистного и злобного тирана» прямо на площади.

– Сказать честно, с этим заявлением Вы застали меня просто врасплох. Я в служебной командировке с одним портфелем, все мои вещи в Киеве, и Вы мне сейчас советуете бежать?

– Вы так и не поняли, насколько это серьёзно? Вам сложно представить, что сейчас творится и происходит в столице. Я Вам предлагаю спасать свои жизни. Про вещи можете забыть. Ваша квартира в Киеве, скорее всего, в эти самые минуты уже разграблена. Резиденцию, где я сейчас нахожусь, до завтрашнего утра возьмут штурмом, возможно, даже сожгут. Бегите, пока не поздно. Бегите!..

– Спасибо, Сергей. Хотелось бы Вам не поверить, но, чёрт возьми, вы слишком убедительны.

– Прощайте. И помните, дорога каждая минута.

Филатов передаёт трубку охраннику и быстро садится в автомобиль. Внедорожник рвёт с места. Минуты две все молчат.

– Серёга, только не расстраивайся сразу, но есть неприятная новость, – после некоторой паузы взволнованно произносит Тарас.

– Ну, говори уже, не тяни… Что ещё случилось?

– Пока ты разговаривал, звонил Олег. У них серьёзная неприятность. Напоролись на блок-пост самообороны…

– И что? Их не пропустили? Ты можешь как-то помочь? Позвонить кому-нибудь, договориться?

– Там безбашенные. С ними не договориться. Они выполняют чей-то приказ. Я уже позвонил Мельнику. Он сам сразу рванул туда.

– Тогда давай быстрее, может и мы тоже успеем.

***

Не доезжая Корсуни, водитель первого автобуса многочисленной колонны, увидев на дороге в свете фар преграду, начинает тормозить и останавливается перед перегородившим проезжую часть грузовым Камазом. Вся колонна встаёт вдоль обочины. Водитель автобуса пытается сделать попытку выйти, но, полковник его тут же останавливает, предполагая провокацию. Олег тоже подходит к водителю, чтобы посмотреть причину остановки. Грузовик отъезжает в сторону, и тут же десятки прожекторов освещают колонну, буквально ослепляя дальним светом автомобильных фар. Десяток машин с воем и рёвом моторов окружают автобусы со всех сторон. Через окна всюду просматриваются мужские силуэты. Пассажиры плотнее задёргивают шторки и вжимаются в сиденья. И тут, как по команде, в окна автобусов с грохотом летят камни и кирпичи. Следом по стёклам и бортам автобусов сыпятся удары металлическими прутьями. Окна разлетаются в дребезги. Ещё недавно стоящую тишину со всех сторон разрезает дикий истошный женский крик, паника у всех.

Олег в компании других мужчин, не выдержав, выбегают из автобусов, чтобы дать ответный бой. Имея неоднократный опыт участия в уличных драках и потасовках, он, с ходу увернувшись от палки или биты, сразу наносит удар кулаком первому попавшемуся отморозку. В свете фар, едва увидев очередной замах увесистой дубины, присаживается, пропуская угрозу над головой, и наносит второму хулигану увесистый удар снизу так, что слышится хруст челюсти. Совсем рядом раздаётся выстрел, и к ногам Олега валится кто-то из его товарищей. В ярком освещении он отчётливо видит, что всё лицо упавшего разбито настолько, что не разглядеть глаз, изо рта обильной струёй пульсирует кровь. В ярости он делает шаг вперёд, пытаясь рассмотреть сквозь луч света силуэт следующего нападавшего, но, спотыкается о лежащего на земле, приседает, и тут же получает по голове удар металлической арматурой, отлетает затылком на автобусное колесо и без движения медленно сползает на землю.

Со всех сторон раздаются ещё выстрелы и звон битого стекла. Бутылки разбиваются о борта автобусов, оставляя огненный след, несколько залетают через разбитые окна внутрь автобусов. В полной панике, те, кто ещё остался внутри, начинают ещё больше кричать и выбегать наружу. Другие пытаются внутри сбить огонь огнетушителями. Но, пламя охватывает всё внутри так быстро, что через несколько минут один из автобусов уже полыхает полностью. Выбежать успевают все, но их тут же палками укладывают на асфальт лицом вниз. Ещё через несколько минут горит уже второй автобус. Остальные всё же удаётся потушить. Со всех сторон визги, выстрелы, крики: «Ганьба!!! Ганьба!!!»

Женский крик постепенно замолкает. Холодная зимняя дорога на несколько десятком метров, словно «живым ковром», «выстелена» телами. Отморозки ходят между людьми, палками и дубинками избивают каждого, кто хоть как-то ещё пытается издавать звуки возмущения. Тех, кто ещё пытается сопротивляться, жестоко избивают до потери сознания, после чего оттаскивают к обочине и бросают, скатывая в канаву. В некоторых просто стреляют на месте. Часть бандитов в салонах оставшихся автобусов перерывают все вещи пассажиров в поисках денег, телефонов и любого ценного. Забирают и сами сумки со всем содержимым.

Главарь группировки, перешагивая через лежащих вниз головой, находит полковника, заставляет подняться и с силой толкает спиной к автобусу, резко направляя дуло обреза в лицо почти в упор.

Один из нападавших спотыкается о ноги лежащего на земле Олега. Посмотрев на разбитую голову и затёкшее кровью лицо, верзила стаскивает с ног русского парня совсем ещё новые понравившиеся ему кроссовки. В этот момент Олег открывает глаза и начинает откашливаться кровью. Всё это время лежащая рядом девушка, тут же со слезами бросается к мужу. Громила с кроссовками в руках опускается к плачущей Маше, резко раскрывает полы её куртки и буквально рвёт одежду. Девушка отталкивает его руки и с силой бьёт по лицу. В ответ получает сильный удар, от которого отлетает и затылком и ударяется о борт автобуса. От боли она хватается за голову, но, отморозок тут же цепляет её за волосы и тащить внутрь автобуса.

Подзадоренные таким решением его приятели, решают также поживиться женским телом, выбирая себе жертву. Один из них хватает лежащую неподалёку Настю. Та начинает с визгом отбиваться. Главарь, продолжая держать на мушке полковника, останавливает бойца: «Не чіпай, залиш її мені. Візьми іншу».

В этот момент из-за поворота появляется сразу несколько автомобилей, на большой скорости приближающихся к месту этого жестокого зверства. Ещё минута и чёрные внедорожники одновременно тормозят возле массового побоища. Первым из джипа выбегает Сирый и сразу подзывает к себе главного этой банды. За ним из машин выходят ещё человек десять с автоматами в руках.

– Все, закінчуй !!! Ти що тут, Микола, твориш.

– А твоє яке діло? – невозмутимо отвечает главарь, вероятно отчаявшись, что не смог завершить начатое.

– А така діло. Про твоє звірство вже в Київе відомо.

– Ну і що? Я виконую наказ.

– Наказ був зупинити, а не вбивати і ґвалтувати.

– I, що? Тобі то що від цього. За москалів впрягатися.

– Микола, не зли мене.

– А, що?

Тут стоявшие, за спиной Сирого, по очереди передёргивают затворы автоматов, сам он сквозь зубы со злостью отвечает:

– А то, що ти собі мізки так і не нажив. Ти думаєш що ти герой? Ти воюєш з беззбройними жінками. Що то ти на майдані зі своїми бійцями під кулями не геройствовал. Ти розумієш, що своєю жорстокістю зараз компрометіруешь всю нову владу?

Сотник отводит взгляд в сторону, сплюнув и насупившись, молча продолжает слушать. Сирый в то самое время пытается глазами найти среди лежащих на земле кого-то из знакомых, стараясь не выдать при этом свою заинтересованность даже перед своими.

– В Київе зараз величезна кількість іноземців і журналістів. Весь світ дивиться на нас. Захід засуджує жорстокий режим колишньої влади. Приходить нова народна влада и починає зі звірячих вбивств беззбройних жінок. Не москалів а українських жінок. Що завтра напишуть у світовій пресі про нову владу? Що завтра за це зроблять з тобою? Де ти сам завтра опинишся?

Главарь банды, понурив взгляд, лишь усмехается.

– Зараз швидко відпускаєте всіх, допомагаєте пораненим. Підчищати все за собою. Не повинно залишитися жодного осколка, жодної краплі крові. – наконец Сирый глазами находит лежащего Олега и пытается поскорее закончить разговор.

– А з цими що? – показывая на убитых на обочине, спрашивает сотник.

– Ховаєте … відвозять. Але, тут не повинно залишитися жодного сліду.

– А з автобусами?

– Вирішуй, Микола. Вирішуй сам. Сам заварив, сам і закінчуй. І щоб жодного відео в мережу не потрапило. Всі телефони сам особисто у кожного зі своїх бійців перевір. Інакше … Розумієш? Сам поруч ляжеш, і ніхто за тебе не заступиться.

Сирый быстро возвращается в свой внедорожник, хватает из багажника аптечку и бросает к ногам раненого друга. Движением руки указывает своим охранника сделать тоже самое из других машин. Маша уже вырвавшись из рук отморозка-насильника, бросается перевязывать кровоточащую рану на голове мужа и вытирать запёкшуюся кровь с лица. Настя, в меру своих сил дрожащими руками сквозь слёзы пытается помогать.

Головорезы быстро исчезают в своих машинах и с диким воем уносятся в пустоту. Люди с дрожью поднимаются с холодной земли, пытаясь найти что-то из своих вещей. Заметив, как полковник зашёл за автобус, Сирый догоняет его и, покачивая головой и опустив взгляд, пытается заговорить:

– Я понимаю, это трудно, но, если сможете… простите. Я не успел. Знал бы раньше…

Александр Михайлович молча смотрит ему в глаза, не отводя взгляда, потом тихо отвечает:

– Не тебе нужно просить прощение, а твоему отцу и всем, кто рядом с ним… За то, что затеяли эту войну между своими народами. Гражданскую войну. За то, что воспитали вас такими вот подонками и отморозками, которые за низменные потребности готовы на зверские поступки и издевательства, которым всё безнаказанно позволено. А тебе не за что просить прощение. Ты – всего лишь продукт этой системы.

В этот момент полковник указывает на целую груду сваленных в обочину окровавленных тел.

– Ну, зачем вы так, Александр Михайлович? Я ведь не прошу вашего снисхождения. Не жду слов благодарности. Мы из разных миров, из разных поколений, с разным воспитанием, с разных сторон баррикад. Я понимаю, что никогда и ни при каких обстоятельствах не стану для вас своим. Но, Олег мне настоящий друг. А его друзья – мои друзья. Поэтому я сейчас здесь. Но, я, правда, не смог вовремя помочь. И за это сам себя простить уже не смогу.

– Ну… как знаешь. Тебе видней, – слегка постучав собеседника кулаком по плечу, полковник делает попытку пройти в автобус, но, вновь поворачивается и тихо добавляет. – А вообще…, спасибо… И, за сына, тоже спасибо.

Сирый поднимает взгляд в небо, чтобы не было видно проступивших слёз. Полковник собирает в автобусе имеющиеся медикаменты, бинты и отправляется на помощь к раненым. Из других уцелевших автобусов также вытаскивают всё, что может помочь и пригодиться.

Сирый присаживается рядом с Олегом:

– Как ты? Как голова?

– Соображает немного… – с ухмылкой отвечает раненый друг.

– Встать можешь?

– Бывало и хуже. Забыл, что ли?..

– Ваши автобусы уже не смогут дальше двигаться, они разбиты. Садись в машину, я тебя отвезу.

Олег ухмыляется и похлопывает грязной окровавленной рукой товарища по щеке:

– Сирый, ты что?.. Лучше девчонок вывези отсюда в безопасное место. Слышишь? Только в надёжное и безопасное.

Маша с Настей в голос тут же возражают:

– Никуда мы без вас не поедем.

Понимая, что уговаривать их бесполезно, Олег продолжает:

– Здесь больше двух сотен людей. Нужно как-то выбираться всем вместе. Транспорта, я так понимаю, нет и не будет никакого. Рядом в округе только мелкие деревушки. Вряд ли ночью нас кто-то к себе пустит.

К разговору присоединяется Машин отец:

– Дорогой добираться бессмысленно. Попутных автобусов нам не найти. Самое безопасное сейчас, ехать домой поездом.

– Разумное решение, – подтверждает Сирый, только до ближайшей станции здесь километров двадцать. И, это если напрямую через лес и поля. – Я отвезу несколько человек, а остальные?..

– Все вместе пойдём, – твёрдо заявляет полковник. – Только вот что с убитыми делать?

– Сейчас сюда вернутся с грузовиками и тракторами, всех похоронят, – тихо ответил Сирый.

– Надо будет список сделать, семьям сообщить.

Сирый отходит к одному из своей охраны, окликнувшему его, после чего возвращается, и, оправдываясь, сообщает:

– Мне срочно нужно вернуться в Киев. Вам тут тоже оставаться больше нельзя. Поспешите. И, будьте осторожны.

Простившись со своим другом, молодой олигарх в сопровождении охраны скрывается за поворотом. Полковник командует народу организоваться в группы, собрать всё необходимое, что можно унести в руках. Не все могут сразу идти, некоторые продолжают рыдать возле убитых. Приходится уговаривать и силой оттаскивать от обочины с телами. Ещё спустя некоторое время эта огромная толпа растянувшись длинной цепью, сойдя с дороги начинает движение по полю в сторону леса.

Только спустя полчаса полковник вдруг обращает внимание на сбитые и отмороженные в разодранных носках ноги зятя. Понимая, что возвращаться за обувью, чтобы воспользоваться чьей-либо из убитых, уже поздно, и продолжать в таком виде движение тоже невозможно, он пытается найти в рюкзаке, хоть что-то подходящее. В итоге просто вываливает из него всё содержимое и с силой разрывает на две половины. Получившиеся брезентовые «лапти» девочки верёвками обвязывают Олегу поверх тёплых спонтанных портянок из женских платков. В такой обувке уже можно идти.

После вынужденного короткого привала, крымчане, вновь продолжают своё движение через лес в направление далёких, но отчётливо раздающихся сквозь зимнюю ночную тишину железнодорожных гудков.

***

Вырулив из-за поворота, Сергей с товарищами попадают в серые клубы, застилающие видимость на дороге. Дым исходит от горящей поблизости вдоль дороги техники. Приблизившись, перед их глазами предстаёт ужасающее зрелище. Колонна разбитых и исковерканных автобусов у обочины, два из которых уже выгорели дотла, лишь колёса продолжают заволакивать всю округу чёрным едким дымом. На дороге всюду стёкла и размазанная кровь. На другой стороне обочины больше десятка сваленных человеческих тел. Сергей, включив на телефоне фонарик, бросается к ним, чтобы рассмотреть. Миша тут же следует за ним. Переворачивая каждого, пытаются найти признаки жизни, хоть у кого-то. Окончательно убедившись, что выживших не осталось, и, что среди убитых нет их родственников, мужчины идут осматривать автобусы.

– Куда исчезли все? Где остальные? – на грани истерики Сергей колотит кулаками о борта автобуса.

– Может их забрали и увезли? – делает предположение молодой милиционер. – Сидят сейчас где-нибудь в подвалах.

– Чтобы триста человек вывезти, нужно много техники. Не разумно было тогда вообще сжигать автобусы, на которых и могли всех вывезти, – пытается рассуждать единственный, хладнокровно воспринимающий ситуацию, Тарас. – Скорее всего, нападение получилось спонтанным. Такое количество трупов тоже никому не нужно. Значит, остальных просто отпустили… Или разогнали. Я думаю, что не время разгадывать ребусы и выстраивать предположения. Полагаю, есть кто более внятно сможет нам разъяснить, что здесь произошло…Если сам успел.

После недолгого разговора по телефону, он доходчиво рассказывает друзьям историю случившегося. Вдалеке начинают виднеться многочисленные огни приближающейся большой колонны. Чтобы не встречаться лицом к лицу с бандой отморозков, мужчины быстро спохватываются и уезжают в обратную сторону, хотя и отчаянного сотрудника «Беркута» буквально силой приходится вталкивать в автомобиль.

– А я бы сейчас этим гадам поотрывал головы прямо здесь. Суки!!! Твари!!! – не успокаивается он по дороге.

– Поверь, Миха, я бы сейчас сделал тоже самое, внутри меня всё точно также кипит и клокочет, – пытается поддержать милиционера старший товарищ. – Только на войне нужно ведь думать ещё и головой, а не действовать только эмоциями. Ну, надерём мы сейчас задницу одному или двоим, и что из этого? Подставим головы под их пули? Кому легче станет? Куда на вооружённую толпу? Ты же видишь, они ни перед чем не останавливаются. Они озверели. Они жаждут крови.

– Таких надо сразу уничтожать, – не унимается молодой и дерзкий парень.

– Согласен. Только для этого нужно самим оставаться живыми. А иначе, кто их будет истреблять? Поверь, придёт и их черёд…

Уехав вне зоны видимости, Тарас останавливает автомобиль и пытается вклиниться в разговор:

– Ладно, отчаянные головы, что дальше делать будем? Где искать? В какие леса они ушли? По полю на машине мы далеко не уедем.

– Предлагаешь пешком догонять?

– Предлагаю по просёлочным дорогам между деревнями их перехватывать.

– Тогда объезжаем этот лес и сворачиваем к деревне, возможно они вышли туда, – пытаясь рассмотреть карту на телефоне координирует Сергей.

Внедорожник медленно въезжает в глухую тёмную деревню. Ни в одном окне нет ни света, ни живой души. Изредка издалека доносится собачий лай. Улицу освещает единственный целый фонарь.

– Господи, глухомань-то какая… – Тарас очень внимательно широко раскрытыми глазами, всматривается в каждый освещаемый фарами предмет, зачем-то сжимая одной рукой крестик, висящий на шее.

– Того и гляди, из-за угла ступа со страшной кривой уродиной вылетит, – пытаясь шутить и сбить напряжение, подзадоривает его друг.

– Да, иди ты… Смотри в карту лучше. Куда дальше?

Вдруг неожиданно в этот момент из переулка на машину буквально набрасываются с диким лаем около десятка собак. Огромного размера вожак, подпрыгивая, со звериной жестокостью пытается клыками прокусить стекло. Тарас с испуга резко нажимает на педаль. Общий лай сливается с визгом. Вероятно, одна из собак всё же попала под колесо или зацепилась о бампер. Но, свора не отстаёт и продолжает преследовать автомобиль. Машина мчит по извилистой просёлочной дороге, не сбавляя скорость.

Выгнав далеко со свей территории непрошенных гостей, стая резко останавливается и, ещё немного для форса полаяв вдогонку, развернувшись, спокойно возвращается в деревню, следуя за своим вожаком. Тарас продолжает гнать машину не сворачивая, пока не выезжает на поле, где направление полностью теряется. Множественные колеи в разные стороны припорошены снегом. Основного направления нет, ехать можно в любую сторону, нигде не накатано. Покружив на месте, освещая дальним светом, Тарас попытался найти малейшую зацепку дальнейшего направления, но, все попытки тщетны. Единственный выход – по своим же следам возвращаться обратно, но, и они уже с трудом просматриваются, к тому же, меньше всего хотелось бы новой встречи с бешеной стаей.

– Нужно попробовать добраться до следующей деревни по просёлочной дороге, – предлагает Сергей. – Нужно вернуться немного назад и на развилке свернуть в сторону. Там более накатанная дорога.

Проехав по, предложенному новым штурманом, пути дорога всё дальше и дальше уводит их через поля, между пролесков, пока не упирается в старый деревянный наполовину разрушенный мост. Никаких признаков новой деревни на пути так и не встретилось. Не встретилось и никаких признаков большого количества народа, который должен проходить где-то в этом направлении.

– Кажется мы сами заплутали, – начинает отчаиваться водитель.

– Не дрейф. Судя по карте, кажется, мы попали не на ту дорогу и уехали далеко в сторону. Предлагаю вернуться на основную трассу и сразу двигаться до железнодорожной станции, – вновь роль штурмана и стратега берёт на себя Сергей. – Боюсь, что пока мы кружим по лесам, пока в объезд по дороге доберёмся до посёлка, наши пешком вперёд нас там будут по прямой. Ну, а если мы раньше приедем, значит дождёмся их на месте. По крайней мере, изучим обстановку, чтобы опять не напороться на засаду. Эти нацики ведь знают, на какую станцию крымчане пробираются.

– Разумно, только теперь показывай, как отсюда выбираться на трассу, – Тарас резко разворачивает машину и мчит в обратном направлении.

После ещё нескольких неудачных попыток, спустя ещё несколько часов, внедорожник всё таки выбирается из какого-то пролеска на трассу, поворачивает направо и, согласно карте и указателям, мчит сначала в сторону столицы, затем сворачивает на извилистую дорогу, которая ведёт в сторону посёлка с железнодорожной станцией.

***

Слегка обледенелый перрон и небольшое здание вокзала – единственное хорошо освещаемое яркими фонарями место в посёлке, тихое, почти безлюдное место. Лишь несколько человек ожидают прибытия раннего поезда. Среди немногочисленного транспорта уже в течение не одного часа на прилегающей стоянке друзья ожидают хоть каких-то признаков многочисленной группы, которая должна появиться со стороны леса. Багажник и салон внедорожника до отказа забит бутылочной водой и пакетами с едой. Сергей по дороге скупили почти весь мелкий круглосуточный продуктовый магазинчик. Но, крымской делегации, пробивающейся через лес, так и не видно. Вдруг, неожиданно, в дверь автомобиля кто-то тихо стучит. Сергей отпускает стекло и, не поверив своим глазам, прямо перед собой видит тёмное от грязи и крови, перевязанное растрёпанным серым от пота, бинтом, лицо своего друга.

– Олег! – тут же выскочив, кинулся обнимать друга Сергей. – Ну, где же вы, чёрт побери?.. Мы уже вас здесь несколько часов ждём.

– Да, вроде бы добрались… – давая сигнал рукой группе своих, стоявших поодаль.

– Ты, значит, в разведку?.. Да, здесь, вроде бы всё тихо. Мы обследовали. Где все остальные?

– Здесь, неподалёку.

Тарас тоже обнимает крепко друга:

– А мы вас по лесам обыскались? Всю ночь рыскали, ни одного следа не нашли…

– А мы видели, как какая-то машина мимо кружила, все леса фарами просматривала, пришлось прятаться, в землю вжиматься, чтобы не засекли. Мы ведь думали, что за нами погоню пустили…

– Ладно, теперь уже поздно обсуждать. Что сделано, то не вернёшь. Мы видели, что там после той бойни осталось, и ребят видели… – Сергей опускает взгляд. – Ну, ничего. Надо выбираться. Поехали к остальным…

Олег запрыгивает в машину, и ребята едут к зданию Дома культуры. Сопровождавшая Олега «разведка», уже доложила полковнику обстановку, поэтому, первой встречать друзей выбегает Настя, с ходу бросаясь Сергею на шею. Быстро разгрузив всё съестное из автомобиля, принимают решение скоротать время до ближайшего поезда пока здесь, в небольшом, то тёплом и уютном зале. Престарелый сторож любезно предоставил такую возможность, сжалившись над странными путниками. Он совершенно не интересуется политической обстановкой, но с кровью матери впитал и всю жизнь знает, что значит милосердие.

Растрёпанная и замёрзшая многочисленная делегация располагается на полу и вдоль стен, возле отопительных батарей. Ребята взахлеб рассказывают друг другу о случившемся и пережитом. Михайлович молча наблюдает за всеми и пристально, не отводя глаз с нескрываемой ненавистью, смотрит на Тараса. Тарас, прекрасно понимая, о чём сейчас мысли полковника, также не отводит взгляда.

Начинает смеркаться, а, потому, поблагодарив сжалившегося гостеприимного старца, делегация покидает помещение, пытаясь прибрать за собой, забирая даже самый мелкий мусор. Уже через несколько минут эта многочисленная толпа разбредается и располагается по вагонам прибывшего поезда. Друзья прощаются.

– Сохрани, пожалуйста, Тарас, наш «свадебный подарок» в сохранности. Будет повод как-нибудь приехать к нам в гости, – Олег крепко обнимает друга.

Тарас опускает голову, и только сейчас обращает внимание на ноги своего раненого товарища. Он тут же бросается в автомобиль, быстро роется в багажнике и возвращается, протягивая свои только что снятые ботинки.

– Спасибо, брат. Не нужно. Доберусь как-нибудь, – Олег замечает, как нелепо его друг смотрится в рабочих тапочках на февральском обледенелом асфальте.

– Даже не обсуждается, – наотрез отказывается украинский друг, глядя на растрёпанное в клочья тряпьё на ногах друга, и ставит ботинки перед ним.

Олег смотрит ещё раз в глаза друга, ухмыляется и быстро, сбрасывая рваньё с разбитых ветками и острыми кочками, ног, с нескрываемой болью обувается в тёплую уютную обувь.

Взявши крепко друга рукой за шею, он прижимает его своим лбом к своему. Сергей, положив руки на плечо каждому из друзей, также крепко прижимается к ним уже своей головой. За трогательным расставанием из вагона наблюдают их жёны и полковник. После долгого и пристального молчания, объявляется отправление, и ребята, ещё раз обняв друг друга на прощание, прыгают в тронувшийся вагон, а Тарас, подняв руку вверх, направляется к автомобилю.

Тревожные ожидания

На станции в Симферополе из прибывшего поезда вываливают более двухсот грязных ободранных в забрызганной кровью одежде пассажиров. Но, несмотря на свой совсем непрезентабельный вид, глаза их светятся счастьем и радостью от того, что, наконец, шагнули на родную землю, и в тоже время проникнуты грустью и страхом от всего случившегося. Каждому хочется быстрее к своим родным, близким, детям, родителям, да и просто элементарно помыться и отдохнуть. Распрощавшись друг с другом, большинство сразу направляются по домам.

Отправляются домой и наши герои. У Александра Михайловича с супругой Людмилой на окраине города большой двухэтажный дом с садом, огородом, летним домиком, уютным навесом с зоной отдыха и огромным столом на свежем воздухе. В этом доме часто собираются многочисленные друзья полковника, как по службе, так и просто близкие знакомые. Супруга давно уже привыкла к шумным посиделкам, где могут обсуждаться самые разные вопросы. Именно в этот дом и прибывает вся многострадальная компания.

Летний домик, облюбовавшие Олег с Машей, проживая в нём последние четыре года, любезно предоставляют для ночлега своим дорогим петербургским друзьям, сами же решают расположиться в одной из многочисленных комнат на втором этаже основного дома.

После обильного семейного ужина уже подготовлена жаркая банька. Тут предусмотрены, и отдельная парилка, и сухая сауна, и даже небольшой бассейн. Основным местом отдыха в банном пространстве является небольшая, но очень уютная комната с бильярдным столом, баром и телевизором. Всё по вкусу обычного служащего среднего достатка и уровня.

После обильной и жаркой парилки полковник с сыном за кружкой пенного уже принимаются за шахматную партию. И пока, Олег с Машей засели в сауне, Сергей, крепко и нежно обняв свою девушку, жадно ловит новости по телевизору, пытаясь найти хоть что-то о случившемся, но, ни в украинских, ни в российских новостях так и не находит ни слова. Все муссируют только силовой переворот и захват власти в Киеве. Нет точных данных и о нахождении представителей законной власти. Никто не утверждает с уверенностью, живы ли вообще президент и премьер-министр, на всех каналах только лишь предположения, зачастую полностью расходящиеся в своих мнениях. По последним данным президент вылетел в Харьков, но никто не может ни подтвердить, ни опровергнуть этот факт. Лишь обрывистые данные о захвате резиденции повстанцами.

Олег, выйдя с супругой из сауны, достаёт из холодильника запотевшую бутылку водки, разливает по рюмкам, и предлагает мужчинам «не чокаясь за всех, кто не вернулся сегодня вместе с ними». Каждый, даже не задумываясь, молча опрокидывает.

Через какое-то время, молодые пары всем своим видом начинают давать понять, как же им уже не терпится уединиться, и компания начинает расходиться по своим комнатам. Такой страстной ночи любви обе любящие пары, пожалуй, уже не испытывали давно, возможно даже с тех самых их первых встреч знакомств.

Каждая из девушек хочет в эту ночь обладать своим мужчиной целиком и полностью, ведь он для неё единственный и неповторимый, которого никогда ни при каких обстоятельствах просто нельзя потерять. Именно сейчас каждая из них ещё раз для себя понимает и отчётливо убеждается, что рядом с ней тот самый, без которого вся дальнейшая жизнь становится бессмысленной, что нужно дорожить каждой минутой, проведённой вместе, доверять и отдаваться без остатка. Любить нежно, любить жадно, любить по-настоящему. Тела соединяются в страстном порыве, отдаваясь чувствам.

Каждый мужчина понимает, насколько же рядом с ним самый дорогой для него милый и хрупкий человек, за которого он несёт полную ответственность, которого нужно всегда и от всего оберегать, нужно защищать, нужно любить, и ни в коем случае невозможно потерять. Трепетно и нежно полностью объяв и окутав руками и ногами то самое своё, то самое любимое, каждый с осторожностью пытается обладать телом своей избранницы, чувствуя каждое её движение, улавливает каждое её желание, в любой момент готовый защищать от любых неожиданностей и малейших неприятностей.

***

Утро выдаётся солнечным. Молодые люди, взбодрившись в прохладном бассейне и приведя себя в порядок, в компаниях своих подруг присоединяются к завтраку. Гостеприимная хозяйка дома Людмила Степановна напоминает, что сегодня предстоит официальная регистрация молодых, и по такому случаю вечером приглашены гости. Александр Михайлович при этом добавляет:

– Только сначала съездим на площадь. Мне звонил мой друг Жора и сообщил, что сегодня утром прибывает поезд из Киева, – после чего не отводя пристального взгляда от Сергея, продолжает. – Удивительным образом, видимо по чьей-то убедительной просьбе, но новая власть пошла на снисхождение и проявила благородный поступок, освободив из плена наших ребят «Беркута», и вместе с убитыми, в полном составе отправили по домам.

– Думаю, что встречать их соберётся весь город, – с восхищением поддерживает Маша. – Нужно обязательно там быть.

Сразу после завтрака все вместе спешно собираются и едут в центр города. На центральной площади уже многолюдно. Новость разлетелась моментально, и вот уже тысячи встречающих и неравнодушных готовы выразить дань уважения лично. Александр Михайлович подводит друзей, к одному из офицеров, рядом с ровным строем «Беркута», где среди товарищей уже в новой форме и полном обмундировании красуется и Михаил. Полковник знакомит родственников с офицером:

– Мой друг – Георгий Чибисов, командир крымского батальона.

Молодые люди интересуются, долго ли ждать? На что, сам же Михалыч и отвечает:

– Полковнику сейчас самому нелегко, его ребят везут в гробах, а вы с вопросами. Имейте терпение.

– Посмотрите, мужики, какая поддержка, – переводит разговор командир «Беркута», – Моральная поддержка своего народа – это самое главное. Ребят пришли встречать, как героев.

– Они и есть герои, – подтверждает Олег.

Командир обращается к отставному полковнику:

– Михалыч, ничего не кончилось. Ты же понимаешь, что всё только начинается. Хунта будет мстить спецназу. Мы – неудобные свидетели преступлений кучки главарей Майдана, которые узурпировали власть. Уже поступили сведения, что новое правительство нас собираются расформировать. А потом националисты будут вылавливать каждого из «беркутовцев» и ставить на Майдане на колени, и сразу за решётку.

– Не бывать этому. Народ Крыма не позволит. Я сам лично соберу и возглавлю народное ополчение. Вот прямо сейчас здесь и начнём, – и, обращаясь к родственникам, отставник громко обращается. – Правда, ведь, молодёжь? Сделаем?

– Обязательно! – тут же восклицает дочь, первая кому такая идея пришлась по душе.

Друзья обращают внимание, как на другой стороне площади уже начинается стихийный митинг, устанавливают микрофон, готовятся выступающие. Около десятка мужчин стоят цепью бок о бок друг к другу. Не желая оставаться в стороне, полностью беря инициативу в свои руки, Маша, принимает решение присоединиться к митингу. И вот уже она, оказавшись привычно в своей стихии, одна из первых подходит к микрофону, и произносит пламенную душещипательную речь о том, что именно видела своими глазами на Майдане, и то, что такого ни в коем случае нельзя допустить на их родной земле, о том, как националисты поступают с ними, издеваются и планируют истребить всех несогласных, о том, что ребята из «Беркута» – это настоящие герои, защищавшие законную власть, оказавшиеся преданные ею, теперь могут стать мишенью для подонков и националистов, и о том, что нужно своими силами защищать свою родную землю. Неожиданно наша активистка во всеуслышание провозглашает о создании Крымского народного ополчения, открывая запись для всех желающих.

Заметно, как отец с гордостью наблюдает за каждым словом дочери. С первых же её слов люди целым потоком начинают подходить с огромным желанием быть одними из первых в этом строю, чтобы при каждом зове встать в строй и дать отпор отморозкам. В руках каждого из друзей моментально появляются пачки бумаг, и они с трудом успевают записывать всех желающих вступить в отряды самообороны. Поводы у всех разные, но причина одна – защитить свой дом, своих родных и близких.

Митинг не прекращается, среди желающих выступить и простые крымчане и уже подошедшие представители местной власти. К микрофону подходит председатель Госсовета республики в компании с депутатами и другими несогласными активистами и начинает свою речь: «Сегодня – день защитника Отечества, сегодня день настоящих мужчин. И сегодня, как никогда, Отечество находится в опасности. Сегодня люди проверяются, кто есть на самом деле. Или ты сидишь в самолёте и бросаешь своих людей, своих избирателей и удираешь, как щенок, куда глаза глядят, или ты находишься со своими людьми и идёшь с ними до конца, независимо от того, какая тебе судьба уготована…»

Тут под несмолкаемые овации и аплодисменты длинным слегка неровным строем, но с гордо поднятыми головами, на площадь входят прибывшие из Киева раненые и измученные ребята из «Беркута». На руках они вносят и ставят по центру три гроба. Командир крымского батальона перечисляет имена и объявляет минуту молчания: «Старший прапорщик Андрей Федюкин… старший лейтенант Дмитрий Власенко… старший лейтенант Виталий Гончаров…»

После паузы ведущий митинга объявляет: «Главный лозунг сегодняшнего дня: «Крым прежде всего!»… Мы понимаем, что, возможно, нужно будет оказать серьезное сопротивление тем, кто попытается здесь наш мир и наше спокойствие разрушить… Крымчане не признают никакой незаконной власти, а народные дружины будут координировать свои действия с органами охраны правопорядка».

В этот момент Настя, отозвав Сергея в сторону, сообщает ему:

– Звонила Наталье… Ну, той самой, которая приютила нас в Киеве.

– Ну, понял я уже, какой именно Наталье… Дубровской. И что?

– Хотела рассказать о празднике, а узнала новость о том, что девушка только что на эмоциях уволилась из прокуратуры. Понятно, что по идейным соображениям и не желая служить нацикам. Да, ещё и напоследок высказала там руководству свои возмущения.

– И что? Она цела?

– Пока ещё цела. Но, в итоге, оставшись в этой полыхающей столице совершенно одна, она уже сейчас немедленно попадёт под жестокие гонения. А, понимая, как сейчас в Киеве поступают с несогласными, думаю, что ей вообще грозит незамедлительная физическая расправа…

Даже не дослушав подругу до конца, Сергей тут же набирает Тараса:

– Добрый день, дружище… Спасибо, у нас всё в порядке… Опять срочно нужна твоя помощь… Нет, теперь уже не нам. Здесь уже сами справимся. Помощь нужна Наталье… Нужно помочь ей беспрепятственно покинуть столицу, чтобы добраться до Симферополя…

Без лишних вопросов, Тарас вызывается лично привезти её с вещами в Крым, чтобы избежать малейших эксцессов по дороге. Поблагодарив друга, Сергей успокаивает любимую и, приобняв её возвращаются к митингу. У микрофона уже другой интеллигентный депутат из той же компании: «Крымчане будут вправе предпринять адекватные действия с точки зрения формирования органов власти. Если мы будем понимать, что это мнение всех крымчан, независимо от национальности, то мы сможем здесь дать отпор любым подонкам. И мы им говорим сегодня: приезжайте к нам отдыхать, приезжайте к нам работать, приезжайте строить отношения, но не приезжайте нас учить и нас строить. Приехать вы можете, но уехать не сможете. Уверен в том, что республика даст отпор любым радикалам, которые попытаются вводить свои порядки в республике».

Желающих записаться в ополчение всё прибывает и прибывает, люди уже терпеливо стоят в очереди. Своими активными действиями Маша за несколько минут из знакомых и друзей уже смогла организовать целый штаб активистов, отдавая распоряжение продолжать приём и составление списков вплоть до последнего желающего.

В её же собственной личной жизни в этот день предстоит ещё одно очень важное событие – поставить штамп в паспорте, и, наконец, уже официально предстать в качестве законной жены. Молодожёны вместе со свидетелями спешно отправляются домой, чтобы привести себя в подобающий для такого торжественного мероприятия вид, а уже через несколько часов в присутствии самых близких и родных под нестареющий вальс Мендельсона ставят свои подписи в книге регистраций.

***

Вечером по такому случаю за большим столом под закрытым навесом собрался званый праздничный ужин. Несмотря на зимнее время, здесь довольно тепло, даже с открытыми дверями. На столе самые разные, приготовленные мясные блюда, салаты из свежих овощей, разновидности вин и другого спиртного, сладости, фрукты, выпечка. Пока активисты действовали на площади, Людмила Степановна постаралась на кухне и по дому. За столом немногочисленно, но, заметно, что важные персоны и друзья семейства Бочаровых.

Душевные слова поздравления звучат из уст мамы и хозяйки дома. Отец преподносит подарок от всей семьи – банковскую карту на сумму, которую оставляют в тайне. Звучат крики «Горько!» Наконец, подходит очередь подарка и свидетелям. Сергей с Настей с нескрываемым удовольствием дарят своим друзьям в качестве свадебного путешествия недельную путёвку в Санкт-Петербург с проживанием в фешенебельном отеле.

Когда веселье уже в самом разгаре, у ворот с визгом останавливается большой внедорожник, и на порог входит молодая пара. Стильный мужчина с ниспадающими до плеч волосами, в шикарном светлом костюме держит в руках огромный букет розовых роз. От молодой стройной девушки невысокого роста в изящном вечернем платье и накинутой поверх меховой жилетке, вообще трудно оторвать глаз.

– Тарас, ну, наконец-то! – Олег, передавая цветы жене, встречает друга, после чего пытается представить вновь прибывших. – Прошу любить и жаловать, знакомьтесь, это Наталья…

– Да, знакомы уже…, – негромко, но отчётливо доносится от кого-то из представителей «высшего сословия». – С возвращением на родную землю.

Сергей всматривается в интеллигентного с виду, средних лет мужчину, и узнаёт в нём человека с сегодняшнего митинга, стоявшего рядом с председателем Госсовета. На немой вопрос Маша ему тихо шепчет на ухо: «Сергей Аксаков», при этом незаметно поднимая указательный палец вверх, давая понять, какой величины персона. Рядом с ним в красивом парадном казацком кителе седой коренастый мужчина с большими усами. По всему виду, настоящий атаман.

Вновь-прибывшие усаживаются за стол и веселье продолжается. Немного выпив и уже изрядно закусив, гости начинают застольные беседы, и свадьба постепенно превращается в вечер воспоминаний вчерашних событий. Уже, знакомый всем, полковник Чибисов, рассказывает, как брошенный, преданный, отравленный гарью крымский спецназ пробирался домой:

– Мы уже понимали, что всё кончено. Нас предали. Первой уходила севастопольская группа «Альфа». Их зажали под Уманью в поле. Порезали колёса, побили транспорт. На дорогах специально появились блокпосты активистов, которые не хотели выпускать «Беркут». Нам пришлось стоять. Договориться получилось, только после того, как связались с местными депутатами. Пришлось объяснить, что мы не хотим столкновений, но, если будут провокации и стрельба в нашу сторону, мы готовы будем ответить очень жёстко. Прямо сказали: «Угомоните своих героев, потому что они «герои», только до первого нашего выстрела».

– Мы под Борисполем натолкнулись на такой же блокпост, – продолжает Михалыч. – Пытались поговорить с их руководителем, чтобы нас пропустили, объяснить, что мы мирная делегация. Нам показали под куртками обрезы, и прямо ответили, что пропустить не могут, что, если мы поедем дальше, они обязаны будут нас положить на месте. Зять мой как-то с ними смог договориться по-хорошему, что нас отпустили, но, пришлось разворачиваться в сторону Корсуни. Но, там нас ждала ещё одна засада ярых националистов. Я слышал там и польскую, и румынскую, и венгерскую речь. Целый конгломерат. Ну, а результат всем уже известен.

– Известен только нам. Ни в одних новостях об этом не сказано ни слова. Неизвестно и где теперь забирать тела? И будут ли они вообще похоронены?

После некоторой паузы и опрокинутой рюмки, Георгий Чибисов продолжает:

– Киев пал и был отдан на разграбление сотням активистов Майдана. Подписанное соглашение – это документ, характеризующий предельную степень цинизма и обмана. На подписях благообразных европейцев ещё чернила не просохли, а на законного президента уже была объявлена настоящая охота. Должен был быть реализован ливийский сценарий, как с Каддафи. Мне сообщили, как Азаров в Харькове спасался с одним портфелем и двумя охранниками. У него жена не переносит авиаперелётов малыми самолётами, поэтому он отправил её на автомобиле. Сразу от самых ворот за ней погнались отморозки, по дороге поравнялись и выпустили из автомата целую обойму. Нападавшие были уверены, что в машине сам премьер. Но, по неопытности, все пули угодили в двигатель, и жена чудом осталась жива. Личным вертолётом с несколькими сопровождавшими покинул свою резиденцию и Янукович, бросив свою охрану и здания на растерзание зверствующим боевикам. Всё решалось на минуты. Вертолёт с президентом ещё кружил над резиденцией, а на территорию уже ворвалась эта бунтующая свора. Говорят, что их кто-то смог предупредить буквально за несколько минут.

Тарас молча смотрит на Сергея. Тот, даже не моргнув и не подав вида, внимательно вслушивается, но не вступает в разговор. Командир продолжает рассуждение:

– Крымский «Беркут» сегодня постановил: «Узурпаторам, растоптавшим Конституцию, живьём не сдадимся». Будем держать оборону. Мы на базе начали подготовку, завозим мешки с песком и щебнем. В Киеве, правда, очень быстро узнали, что наша база превращается в крепость. Звонили мне сегодня, спрашивали. Я отшутился, конечно, мол на строительство нового тира задумали, закупили два Камаза щебня, да полторы тысячи мешков песка.

Ещё немного помолчав, опять добавляет:

– Одним нам, вряд ли справиться. Спасибо, крымчане помогают. Казаки вот рядом целый день.

Командир «Беркута» указывает на сидящего неподалёку атамана. Тот поддерживает разговор:

– Наши земляки погибали на Майдане от этой сволочи. И, теперь мы же понимаем, что наш спецназ по сути один на один с этой фашиствующей мразью. Оставлять их никак нельзя, иначе стервятники придут в Крым, в наши дома…

К разговору активно присоединяется и Маша:

– Мы и не оставим. Народ Крыма не оставит. Все, как один встанем рядом. Вы видели, сегодня за один только день в состав народного ополчения записалось больше двух тысяч человек, а это два полноценных батальона.

– Вот, что значит, дочь офицера, – звучат из-за стола слова восхищения.

– И, между прочим, это очень серьезные люди – отцы семейств, зрелые люди, которые в этой жизни состоялись уже, – не замечая слов похвалы продолжает Маша. – Они сами говорят, что надо объединяться, надо защищаться. Все прекрасно всё понимают и обоснованно предполагают, что националисты, после того, что они сделали в Киеве, обязательно направятся в Крым. Мы выстоим. Мы вместе.

– Мы уже создали десяток рот самообороны, – подтверждает отец.

– При чём, две из них казачьи, – подтверждает атаман.

– У нас и медицинская рота есть, которая сформирована из женщин, – новоиспечённая жена продолжает роль активистки.

Чибисов с настороженностью спрашивает полковника в отставке:

– Михалыч, это большие массы, обязательно начнутся провокации.

На что тот отвечает:

– Мы создадим из самых надёжных ополченцев резервные группы реагирования.

– С оружием? Это же будет противозаконно…

– А ты нас арестуй, – Михалыч с самым серьёзным видом глядя в глаза отвечает действующему командиру спецназа.

Сергей всё это время внимательно наблюдает за Тарасом и его спутницей. Невооружённым взглядом заметно, как его друг от чего-то сам не свой. Спокойствие и уверенность, всегда источаемые одним его видом, куда-то вмиг бесследно исчезло. В движениях появилась неуверенность, словно страх сделать что-то не так. Зато сидящая рядом Наталья наоборот искрится внутренним самобладанием. Она очень внимательно и увлечённо слушает все речи за столом, пытаясь улавливать каждое слово. Взгляд целеустремлён, и, кажется, пронзает насквозь всех, лишь изредка, как бы невзначай, но, с еле заметным прищуром, поглядывая на спутника рядом. Во всём поведении и взгляде усматривается её внутренняя собственная уверенность и понимание того, что мужчина полностью в её молчаливом подчинении. Чтобы сгладить столь напряжённую обстановку, Сергей решает полюбопытствовать и подсаживается ближе к паре:

– Как вы добрались? Без приключений?

– О, да, огромное спасибо вашему другу, – Наталья очень мило улыбается своему спутнику, и с мягкостью и нежностью в голосе продолжает. – Тарас очень вовремя подъехал. Я уже не знала, что мне и делать. Он так меня выручил. Если бы не вы, если бы не Настя, если бы не Тарас… Я всем вам так благодарна. Я вообще не знаю, что могло бы быть сейчас со мной.

– Неужели всё так серьёзно? – теперь уже проявляет своё любопытство и, присоединившаяся к обсуждению, Настя.

– Мне вообще кажется, что у нас с тобой особая кармическая связь. Ты позвонила мне в тот самый момент, когда мне было хуже всего на свете, я была в таком отчаянии, совершенно не зная, что дальше делать, прекрасно понимая и осознавая, что ко мне ворвутся в любую минуту. В ту самую минуту я думала уже только о своей дочери. Я уже хотела набрать свою Настю, чтобы на прощание услышать её голос, но, услышала звонок от другой Насти…А, вскоре уже появился Тарас.

После небольшой паузы, во время которой девушка, не отводя глаз, мило смотрит на спутника, продолжает свой рассказ:

– Я ведь и не думала, что всё так получится. Утром, как обычно, пошла на работу. Понимала, что будут глобальные перемены. Была настроена. Ожидала многого. Нам сразу представили нового генерального. Им оказался бывший начальник адвокатской конторы одной из националистических партий с фашиствующими лозунгами. Мне внутри сразу стало так противно, при этом одновременно обидно и ужасно. Я никогда не умела врать, а потому всей своей внешностью показала, что такое не признаю. Вешаю себе на костюм георгиевскую ленту и еду в генеральную прокуратуру. На входе у турникета стояли не солдаты, как обычно, а националисты с красно-чёрными повязками.

– Это очень смелый поступок, – вновь отзывается тот самый интеллигентный мужчина высокого ранга, даже издалека прислушиваясь к рассказу. – Пройти сквозь строй одиозных националистов с георгиевской лентой на лацкане…

– Они почему-то не особо акцентировали внимание на молодую девчонку, пришедшую на работу. А вот в здании прокуратуры свои же коллеги встретили меня в штыки. Вокруг одни только разговоры: «Слава Богу, свергли эту коррупционную власть… Теперь наступят светлые дни…Европа… Евросоюз… Разгуляемся… Заживём…» А, я-то понимаю, что не могу смириться с узурпацией власти этими новыми лидерами.

– Похвально, Наталья. Похвально, и достойно только уважения, тем более для такой хрупкой девушки. Вас сразу уволили? – на фоне уже всеобщей заинтересованности притихшего стола отзывается Аксаков.

– Мой начальник позвал к себе в кабинет и говорит: «Ты сильно своё убеждение сейчас не выказывай, молчи и никому ничего не говори». Я просто обомлела. Моё благоразумное начальство посоветовало мне лишний раз не высовываться!.. Получается, что в демократической стране это небезопасно. Лучше молчать, и не говорить!.., – Наталья очень эмоционально пытается вновь пережить всю ситуацию, нисколько не сдерживая свои чувства. – Молчать нельзя! С молчаливого согласия наблюдать, как убивают – это тоже преступление! Нельзя молчать!.. Молчанием можно и Бога предать…

Тарас молча слушает, опустил голову. В какой-то момент он замечает, как от столь эмоционального рассказа у Натальи пересохло в горле, и он тут же успевает подать ей стакан воды. Все присутствующие за столом уже внимательно слушают только рассказ молодого прокурора. После небольшой паузы, девушка продолжает.

– Подавать рапорт на увольнение я пришла, так и не снимая георгиевскую ленту. Так и ждала вопроса, типа: «Ты что, оборзела?» Но, никто ничего не спросил. Видимо, в моих глаза уже читалась такая обида. В своём рапорте о причине увольнения я прямо написала, что «стыдно жить в стране, где по улицам свободно разгуливают неофашисты и диктуют свои условия, так называемой, новой власти».

– Не жалеете о таком дерзком поступке? Это ведь действительно в тех условиях было небезопасно.

– Это моё единственно правильное решение было на тот момент. Другого быть не может, и просто не могло быть. Страшно стало уже потом, когда стала осознавать, что из-за моих поступков могут пострадать близкие – родители и дочь. Но, это правое дело. По-другому нельзя. Придя домой, я поняла, что нужно срочно собирать вещи и уезжать. Оставаться там больше было нельзя. Особенно, когда уже на балкон прилетела бутылка с горючей смесью.

– Вы очень смелая девушка, хотя на вид очень нежная и хрупкая, – свои слова восхищения пытается выразить и начальник «Беркута».

– Я хочу, чтобы мой ребёнок жил в честной стране, а не в бандеровской, предательской, нацистской. Мне стало стыдно, что я гражданка такого государства. Мне бабушка звонила и плакала в страхе, что неужели возвращаются такие же времена, как когда была оккупация. Ей сейчас 86. Она помнит немцев и помнит украинских полицаев. Помнит, как они издевались. Как я буду смотреть бабушке в глаза, если надену форму и буду служить этой самой «Галичине»? Когда об этом думаешь, страха нет.

К разговору вновь присоединяется депутат Аксаков, вставая с места:

– Прошу прощения, но, я, среди присутствующих, наверное, дольше всех и, пожалуй, лучше всех знаю Наталью Владимировну. Это с виду она хрупкий ангел. А внутри у неё такой жёсткий стержень. Я её помню ещё по Крымской прокуратуре. Несколько лет назад Наталья здесь у нас в республике отчаянно вела борьбу с организованной преступностью. Она не побоялась выступить обвинителем в нашумевшем тогда процессе против бывшего депутата и руководителя крупной дерзкой банды, занимавшейся рэкетом, грабежами и убийствами, – после чего обращаясь напрямую к Наталье, спрашивает. – Я слышал даже, что после того дела, из мести на Вас было совершено жестокое нападение в подъезде собственной квартиры?

На что девушка сначала ничего не отвечает, смущённо опуская глаза, и лишь тихо произносит:

– Слухи…

Чувствует на себе пристальный и пронзающий взгляд Тараса, Наталья незаметно для других слегка приподнимает рукой локоны волос с его стороны, показывая только одному ему прямо у виска глубокий шрам, и очень тихо, почти шёпотом, гладя прямо в глаза, произносит:

– Память на всю жизнь…

Тарас ещё долго не отводит взгляда, словно через глаза пытаясь разглядеть всю глубину души этой миловидной и прелестной девушки. Образовавшуюся паузу вновь прерывает депутат:

– В наше неспокойное время очень сложно найти верных и надёжных, а главное смелых людей. В сложившихся обстоятельствах, полагаю, что завтра состоится отставка действующего Крымского правительства. Не сомневаюсь, что Верховный Совет примет именно такое решение. Будет формироваться новый состав. Коллеги предлагают мне его возглавить и взять на себя эту нелёгкую ношу. При таком раскладе мне нужны будут надёжные люди в своей команде. Я могу положиться на каждого, сидящего за этим столом, потому что в этом доме собираются только самые верные и самые надёжные, – после чего тут же, обращаясь лично к Наталье, продолжает. – Не знаю ваших планов, но, хотел бы предложить и вам влиться в нашу команду. Именно такие смелые и принципиальные нам сейчас и всегда очень нужны.

– Сергей Валентинович, я, как бывший сотрудник генеральной прокуратуры, для того, чтобы уберечь и спасти крымчан, готова на любую работу, хоть бумажки печатать. Любую помощь готова оказывать, лишь бы эти фашисты не пришли в Крым.

– Полагаю, что для такого отчаянного человека найдётся место и подостойнее.

Тут начальник милицейского батальона переводит разговор на другую тему:

– Друзья мои, думаю, что завтра и у нас будет неспокойно. Действующий сейчас в республике премьер-министр просто так не сдаст своих позиций.

– Да, он будет готов сдать мятежникам все и вся в обмен на гарантии личной безопасности и сохранения своих активов. Такие персонажи у нас есть и в депутатском корпусе. К сожалению, иуды были, есть и будут всегда и везде. Но, в большинстве своем люди ясно осознают свою ответственность перед крымчанами, перед историей и ведут себя достойно. Они поддержат его отставку, – пытается уверить всех Сергей Аксаков.

– Националисты сделают всё, чтобы сессия Верховного Совета не состоялась. Поступают сведения, что в Крыму уже орудуют ячейки международных террористов, затесавшихся среди крымских татар. Они будут провоцировать беспорядки. Вместе с экстремистскими крымско-татарскими организациями они уже собирают многотысячные митинги. Сейчас их задача – это взорвать мир в Крыму.

– Да, всем известно, какая у них финансовая поддержка, – вторит командиру депутат Аксаков. – Они содержатся Западом. Их лидер уже лично встречался с президентом Соединённых Штатов и даже получил от него внушительную сумму. Безусловно, эти деньги частично разворовываются, но много и тратится на русофобию и антикрымскую политику, которую сейчас проводят в Крыму. Меджлисовские пропагандисты распускают самые дикие слухи, вплоть до того, что крымских татар, якобы, будут депортировать.

К разговору вновь присоединяется атаман:

– Большинство крымских татар не удалось купить на агитацию провокаторов и националистов. Я лично знаю многих. Все они с нами, и будут в наших рядах.

– В составе нашего народного ополчения вообще люди разных национальностей, – подтверждает Александр Михайлович. – Одной из рот командует крымский татарин, другой – армянин. Здесь одна национальность – крымчане.

Такое заключение вызывает всеобщий восторг, и как повод, очередной тост: «За крымчан!»

– Сегодня в Севастополе тоже состоялся митинг народной воли, – продолжает Аксаков. – Там митингующие точно также отказались признавать происходящее в Киеве, выразили всеобщее недоверие городской власти и единогласно все вместе, а там собралось более ста тысяч горожан, выбрали народным мэром Алексея Чалова. И это буквально через час после попыток его ареста, попыток предательства со стороны действующей администрации города, попыток взболтать ситуацию. К вечеру уже под давлением жителей города создали координационный совет по жизнеобеспечению города и переподчинили себе милицию.

– Севастопольцы – это как заградотряд. Когда наступают на Севастополь – за нами только море. Севастопольцы всегда стоят до конца, потому что некуда отступать, – тихо, но с уверенностью произносит сидящий в углу в кресле дедушка, с большой кружкой в руках, слегка прикрытый тёплым пледом.

Вдруг неожиданно Наталья спрашивает:

– А почему бы не обратиться за помощью к России? В Крыму подавляющее количество жителей – русские. Россия не оставит в беде русское население. Ведь, даже исторически – это исконно-русские земли.

Как-то за столом сразу все затихли. Аксаков прерывает молчание:

– Честно, говоря, такая мысль была давно. Но, международная обстановка сейчас очень сложная и напряжённая. Чтобы обращаться за помощью, нужна абсолютная поддержка всего населения республики. А это значит, опять референдум.

– Так давайте объявим и проведём всеобщий референдум, – вдруг громко заявляет Олег. – И, вообще, предлагаю ввести Крым в состав России. Я, думаю, что вся наша страна будет только «за». Так ведь, Сергей?

Новоиспечённый жених пытается подключить к разговору в свою поддержку друга. Историк с удовольствием присоединяется:

– Безусловно, более двух столетий история Крыма неразрывно связана с Россией. С тех самых пор, как, вследствие Первой Русско-турецкой, Крым получил независимость от османов, здесь появились первые русские крепости. Потом Манифест нашей Екатерины Великой и князь Потёмкин принимает присягу на верность России крымской знати и населения. С того самого дня и началась славная эпоха российского Крыма… Кстати, с того же времени началась и русофобия, мифотворчество, искажение истории, или фейки, как сейчас говорят. Столетия прошли, а ничего не меняется. Помните ведь мифы про «потёмкинские деревни»? Выдуманную историю австрийским князем быстро тогда подхватили и раструбили по всей Европе. Хотя, на самом деле Потёмкин пользовался уважением и успехом у местного населения. И, между прочим, именно он для крымских татар издал коран.

– Молодой человек, вы углубляетесь далеко в историю, – пытается вернуть историка к более поздним событиям депутат Аксаков. – Крым, действительно долгие столетия был российским. Вот только почти сразу после смерти Сталина, в 1954-ом Хрущёв, плюнув на все законы, чтобы обеспечить себе позиции во внутриполитической борьбе и получить поддержку украинского руководства, преподнёс своеобразный подарок – кусок от большого пирога в виде Крыма, тем самым он нарушив сразу две Конституции, собственноручно подписав решение Президиума Верховного Совета. Хотя, такое решение должно было приниматься исключительно Верховным Советом и подписываться Малинковым. Правильно я говорю, господин прокурор?

Наталья только и ждёт, когда сможет вставить своё слово в этой дискуссии, ведь она так многое может сказать об истории полуострова:

– Решение о передаче Крыма вполне правомерно считать нелегитимным. Насколько я знаю из материалов, на том заседании Президиума РСФСР даже не было кворума. Его решение ничтожно, и его вообще не имели юридического права принимать. Факт передачи Крымской области был проведён с грубейшими нарушениями.

– Вот именно, что Крымской области, – продолжает Сергей Аксаков. – В документе о Севастополе, к примеру, вообще никакой речи не шло. А ведь Севастополь на тот момент не входил в состав Крыма. Это отдельная административно-территориальная единица. Но, не смотря на это, Севастополь вдруг тоже стал украинским, хотя ни одного документа по его передаче вообще не существует.

– Это крупнейшая геополитическая афера в рамках одного государства, – вновь присоединяется к обсуждению Сергей Филатов. – Волюнтаризм и правовая безграмотность Хрущёва стали причиной произошедшего.

– Пренебрежение волей народа – вот, что стало основной причиной, – пытается возразить прокурор.

– Пусть так, – соглашается историк. – Только вот для этой новой власти, Ленин, который вообще создал эту Украину и отдал им Одессу и Донбасс, и Сталин, присоединивший к Украине Львов, теперь преступники. А на настоящие преступления Хрущёва готовы закрывать глаза. Потому что так удобно.

Олег с интересом наблюдает за темой разговора, которую он, по сути, и затеял, пытаясь вновь включиться в разговор:

– Значит, надо объявить всему миру, что передача Крыма была незаконной, признать решение недействительным, и заявить о возвращении в состав России. Ну, или, провести референдум.

– Ну, во-первых, сейчас новые власти ни в коем случае не позволят нам здесь провести референдум.

– А зачем нам их спрашивать? – не унимается молодой россиянин. – Сами всё организуем и проведём. Сегодня народ вон с каким желанием шли записываться в ополчение. Точно так же и на референдум придут.

– Не сомневаюсь. Только вот однажды, ещё в далёком 91-ом мы уже проводили общенародный референдум на эту тему. Народ Крыма хорошо помнит об этом, – поясняет Аксаков. – Ни в царской России, ни в советской истории вообще никогда не было такого. А мы сделали. Был ошеломляющий результат. За восстановление независимой от Украины Автономной Республики Крым, как участницы союзного договора с Россией, проголосовало тогда подавляющее большинство – 93 процента населения. Наш уважаемый сторожила, вот должен помнить об этом, он был в то время секретарём крымского обкома и одним из основателей этого первого крымского референдума.

Депутат вдруг обращается к сидящему в кресле Машиному дедушке – отцу хозяйки дома.

– Эх, господа-товарищи, тут нужно понимать, какое это было время. Тогда всех опьянял ветер свободы и перемен, – окунается в воспоминания бывший уже престарелых годов чиновник. – Когда пошёл этот «парад суверенитетов», Украина взяла курс на незалежность. Стали открыто поднимать головы недобитые бандеровцы и им сочувствующие. Крым им был не нужен. Москва удивительным образом тоже абстрагировалась. Крым превратился в отдельный полуостров свободы. Перед нами встал вопрос – что же нам делать? Как себя спасать? Референдум ставил перед собой важнейшие задачи – восстановить справедливость и украденный Хрущёвым статус, обрести независимость и вернуться на своё законное место. Ведь Украине, пусть противозаконно и необоснованно, но была тогда передана область, а Крымская автономия была и должна была остаться частью России.

– Кто тогда принял решение о проведении референдума? Руководство? – не успокаивается Олег.

– Да, в том-то и дело, зятёк, что инициатива исходила от самого крымского народа. Не из России, не от украинского политического класса, а крымчане сами в тот сложный для всех народов момент приняли решение о необходимости восстановления справедливости…Вот сын, молодым был ещё, но тоже очень активно принимал участие. Должен помнить.

К разговору присоединяется ещё один интеллигентный и деловой мужчина средних лет, по внешнему виду тоже кто-то из депутатов, родной дядя невесты:

– Какая же это была романтическая эпоха. Все мы были молодыми, горели желанием. Как проводить такое масштабное мероприятие тогда никто не знал. Что мы только ни делали – рисовали самодельные плакаты, агитировали на улицах, писали листовки. Мы искренне верили в то, что мы хотим – исполнится. Мы были неразрывно связаны с народом Крыма. Мы выполняли его волю. Был только один выбор – вернуться в Россию мирным правовым путём. И для этого нужно было всего лишь отменить это позорное решение Хрущёва. И мы в это искренне верили. Мы понимали и то, что подобное мероприятие уникально. Уникальность была в том, что это был первый в истории плебисцит…

– Что, простите? – переспрашивает молодой зять.

– Всеобщий референдум, – уточняет рассказчик. – Впервые спросили волю народа, обратились к народу, а не сверху дали команду партийные бонзы.

– Ну, а сели народ проголосовал, то, почему Крым остался украинским? – вдруг интересуется и молодой Михаил, всё это время с любопытством вслушиваясь в беседу.

– Действительно, почему мы всё ещё не в России? – поддерживает вопросом своего брата и Маша.

Разъяснить вызывается депутат Аксаков:

– Видите ли, автономный статус Крыма был в рамках Российской Федерации, а не в рамках Украины, поэтому важным было восстановить положения, которое было до присоединения Крыма к Украине. А крымчане, когда голосовали, они точно также, как и вы сейчас, думали, что речь идёт не просто о предании Крымской области статуса автономии, но и о передаче этой территории в состав России. Кстати, так думали и многие в России.

– Да, погоди, Валентиныч, совсем запутаешь молодёжь, – вновь присоединяется дедушка – свидетель тех событий. – Такие результаты застали всех врасплох и в Москве, и в Киеве. Что с этим делать, никто не знал. Волю народа надо было исполнять, а как? Долго думали. Месяца два не было никакого решения. Потом, видимо, юристы в Москве порылись в документах, проанализировали, и пришли к выводу, что Хрущёвская сделка по сути не имела никакой законной силы и юридически ничтожна настолько, что и отменять по сути нечего. Ничего не оставалось, как заглянуть правде в глаза, и сделать всё по закону. Позвали украинское руководство тогда и объявили, что Постановлением Верховного Совета страны предыдущие Указы по Крыму аннулируются, и больше нет никакой Крымской области, а есть Крымская АССР. По сути, это юридически, или, как вы сейчас говорите, железобетонно, закрепляло статус Крыма в составе России.

– Ну, если в Москве это признали железобетонно, то, тем более непонятно, почему Крым до сих пор в Украине? – опять не понимает молодой внук.

– Скажу больше, – подтверждает такую трактовку и Сергей Аксаков. – Тогда весной 1991-го Верховная Рада утвердила эти результаты референдума, а своим Постановление Верховный Совет России признал Крым частью Российской Федерации. Но, уязвлённый такими результатами и решением Москвы, Кравчук пока никак не торопился признавать автономию.

– Но, почему, если всё сделано по закону, народ высказался, В Москве признали? – теперь уже возмущается Маша.

Всех за столом уже так увлекла эта тема, что дедушка вновь пытается разъяснить:

– Ребятки, нужно было понимать, какая обстановка в тот момент вообще была в нашей общей стране. Это ведь ещё был Советский Союз. И какие были взаимоотношения между новыми лидерами. Будущий российский президент не желал портить отношения, мало того, он заведомо дистанцировался от проблем Крыма. А, когда эта троица в Беловежской Пуще азартно рвали на куски страну с тысячелетней историей, им уж точно было не до Крыма. Хотя…

– Что, хотя? – интересуется внучка, ожидая продолжения рассказа.

– Видите ли, законной власти ведь в СССР на тот момент уже не было. Ни президента, ни правительства. И каждому из этой тройки нужна была только личная власть в отдельном самостоятельном суверенном государстве. Когда делили страну, Ельцин даже не обмолвился о Крыме. Для него это было несущественным. Ему в первую очередь нужна была власть, и избавиться от главного соперника – Горбачёва. А, наш хитрый лис всё понимал, но, молчал. Я считаю, что вот именно тогда и был упущен единственный шанс безболезненно вернуть Крым в состав России. Хотя, Кравчук был готов. Ради суверенитета и независимой власти на тот момент он был готов о безоговорочной передаче и Крыма, и Севастополя. И с его решением согласились бы все украинские депутаты, включая последнего бандеровца в горах Галичины. Но, Ельцин одним щедрым росчерком пера, не вдаваясь в подробности, по сути, сделал щедрый подарок, тем самым, плюнув на мнение самих жителей Крыма.

– Да, тогда получается, что украинские чиновники своими проволочками провели аннексию полуострова, обманув его жителей, пренебрегая их мнением и общенародного референдума, – резюмирует Наталья.

– Что же нам мешает сейчас вновь провести такой же референдум? – не унимается Олег. – Если прежняя российская власть не поддержала крымчан, это совсем не значит, что Россия сейчас не поддержит и останется в стороне. Сейчас другая власть, другие времена.

– Тот референдум был заранее согласован и разрешён властью Украины, поэтому он был легитимным. Сейчас никакие результаты эта новая власть не признает, – разъясняет молодой прокурор. – Да и западная общественность будет против. Но, я считаю, что в сложившейся обстановке, это, действительно единственно правильный шаг. И, если Россия нас признает, пусть хоть сколько потом кричат и вопят. А Россия – великая держава, с её мнением все будут считаться.

– Вот бы такую отчаянную казачку, да в наши ряды, – выражает восхищение атаман.

– Она уже и так в наших рядах, не так ли, Наталья Владимировна? – с улыбкой спрашивает Аксаков.

– Ну, конечно, – уверенно и утвердительно отвечает молодая девушка. – Только завтра к родителям в Евпаторию на денёк съезжу, дочку повидаю. Разрешаете?

Депутат только молча разводит руками, Наталья переводит взгляд на Тараса.

– Я сам тебя утром отвезу, – сразу же тихо отвечает тот на немой вопрос, положив свою руку поверх её ладони, не моргая и не отводя глаз.

Мимо внимания Сергея не ускользает, как девушка не возражает против таких знаков внимания, возможно в знак благодарности, а возможно и в следствие взаимной симпатии.

А за столом продолжает работу «стратегический штаб» действий.

– Мужики, завтра здесь будет совсем непросто. Будут провокации, возможны стычки. Могут быть и жертвы. Нужно не допустить у нас ещё одного Майдана, – уже начальник милиции пытается настроить всех на противостояние.

– Нужно быть готовыми применять силу против приехавших националистов, но не против крымчан, вне зависимости от национальности, – предупреждает депутат Аксаков.

– Мы уже расставили свои патрули на въездах в город, на вокзале. Наши группы самообороны всю ночь посменно будут контролировать, чтобы в город не попала всякая сволочь, боевики с оружием и зажигательными коктейлями, – объясняет ситуацию Михалыч.

– Я дам своих ребят вам в помощь, – поддерживает атаман, – у них есть опыт в таких делах. Собаководов подключим.

– К нам уже присоединились севастопольские подразделения «Беркута», включая командиров и офицеров. Они незамедлительно выдвинулись, чтобы встать в первую линию обороны, обезопасить полуостров от возможного проникновения диверсионных групп со стороны Украины. Встретим всех достойно. Мы перекрыли все въезды в Крым. На случай возможных провокаций или захвата здания у нас и возле входа в парламент осталась группа народных дружинников. А утром там их будет больше двух тысяч.

Неожиданно Маша заявляет:

– Нужно сделать всеобщий призыв в соцсетях и на телевидении. Катюша, ты ведь сможешь организовать такое обращение утром к жителям с экрана? – обращается она к одной из сидящих за столом своих подруг, и тут же представляет её гостям, – Катя работает на телевидении и, думаю, сможет нам помочь.

– Конечно, можно попробовать, – соглашается молодая симпатичная девушка.

– Отличная идея, – подтверждает Аксаков. – Нужно сделать призыв к народу, чтобы пришли на площадь с требованием подчинения народу Крыма, а не бандитам и убийцам из Киева. Да, да. Прямо именно такими словами и призывать. Чтобы было доступно и понятно. Главные лозунги – «Родина в опасности!» и «Все на защиту Крыма!»

– А я думаю, что завтра будний день, и нужно ещё обратиться к руководителям, чтобы отпустили на митинг своих работников, – дополняет молодая журналистка. – Чтобы приходили все вместе, а бизнес за один день потеряет немного, зато обретаете свободу и уверенность в завтрашнем дне.

– Прекрасно, – депутат остаётся доволен таким решением и провозглашает новый тост. – За таких прекрасных дам!

Вспоминают, наконец, и про виновников торжества и настоящую причину застолья. Вновь все хором кричат: «Горько!»

Ближе к полуночи гости начинают расходиться по домам. Насте, пожалуй единственной, кому могли наскучить эти разговоры о политике, поскорее ведёт Сергея в свои отдельные «апартаменты» с огромным желанием вновь уже оказаться наедине с любимым, чтобы сладострастно слиться с ним в едином объятии. Олег и Михаил ещё продолжают о чём-то увлечённо беседовать в дедушкой. Маша уводит Наталью в дом, чтобы показать место её ночлега. Тарас медленно выходит на террасу, открывающую вид на простирающую вдаль гладь застывшего озера. Следом сзади неслышно подходит отец Маши и кладёт руку на плечо молодого человека, делающего вид, чтобы прислушивается к вечерней тишине. После долгой паузы, так и не поворачиваясь, тот произносит:

– Я знаю, как вы меня ненавидите… Вам приходится быть гостеприимным, пренебрегая своим принципам, принимать меня в своём доме, не смотря на то, что для вас я настоящий враг.

– Не говори глупости, – тихо отвечает полковник. – Ты – мой гость.

– Откровенно говоря, я могу и в городе переночевать…

– Хочешь обидеть меня?.. Я другое хочу тебе сказать. Хочу прощения у тебя попросить … Это правда. И, хочу поблагодарить тебя… За сына поблагодарить. Да, и вообще, я вижу, что ты парень-то неплохой. Как говорят – свой человек. Не скрою, поначалу, я действительно относился к тебе, скажем так, с осторожностью… Сам ведь понимаешь…

Тарас слушает молча, не отрывая взгляда от заката, после чего, также не поворачиваясь, произносит:

– А я и есть свой. Я ведь с детства воспитывался в львовском детдоме. Уже только в зрелом возрасте решил раскопать свои корни, найти родителей. И, оказалось, что родом я вообще с Донецка. Отец мой в шахте погиб, когда мне было два года. Ещё через пару лет мать от болезни умерла. Так и оказался в детдоме. Переводили сначала в Харьков, потом вот, почему то, попал во Львов. А там знаете, условия не из лёгких. Но, я рос парнем боевым, спуску не давал. Быстро обратили внимание. Определили в освободительные отряды из таких же малолеток как я. Обучали «родину любить», жизнь не жалеть, врагов ненавидеть. Книжки там всякие. Оружие в руках держать. Кормили исправно…

– И друг твой тоже оттуда?

– Сирый-то? Да, там же встретились. Его отец как раз содержит эти лагеря, где из детей воспитывают управляемых отморозков. Он и сына привозил иногда позаниматься, чтобы из слюнтяя, как он считал, воспитать мужчину. В отряде как-то стали подшучивать над ним, а я заступился. Так и сдружились. С того времени и стал мне, как младший брат. А, у меня, как будто бы семья появилась…Но, это лишь иллюзия. Моя собственная иллюзия… Никто меня, конечно же, в семью впускать не собирался. Просто нянькой ему стал. Охранял всегда и везде, заступался, чтобы никто не обижал, защищал, когда он задирался на других, вытаскивал из разных передряг. Так и стал личной охраной мажорика. Он в деньгах купается, ну, и мне кое-что перепадает. Хотя, честно сказать, и двери многие передо мной уже с лёгкостью открывались, и знакомства хорошие появились, что, конечно же, подкупало. Но, когда попытался уйти, быстро припомнили, откуда меня вытащили… Правда, после этого остались хорошими друзьями. Охрана у него появилась другая, в соответствии со статусом. А вообще, по-настоящему, парень-то он неплохой. Положение родителей его обязывает быть таким.

– Ну, ты на меня тоже зла не держи. Попробуй понять мои отцовские чувства.

– Да, что вы, я и не держу. Думаете мне всё это по душе, что вокруг происходит, что со страной творится, все эти нацистские организации? Думаете, я из-за идейных соображений с ними? Я может тоже также думаю, как все за этим столом сегодня, как сотни тысяч других украинцев, которых сейчас просто хотят запугать. Или, может, думаете, что я не люблю русских? Я вот сегодня слушал всех, и понимал, какие правильные слова говорятся. И, возможно, я тоже должен быть здесь, с вами. Я ведь ещё сам не определился, где моё настоящее место. Но, точно не хочу жить под страхом, и сам не хочу наводить страх, чтобы меня боялись и подчинялись. Не так всё должно быть. Не на страхе должны основываться отношения, а на уважении.

– Правильные слова говоришь, мой друг. Только ты сейчас это о чём? О каких отношениях?.. – с некоторой усмешкой спрашивает Михалыч.

Тарас первый раз вопросительно, как бы, не понимая о чём речь, поворачивает взгляд на отставного полковника. Пенсионер похлопывает мужчину по плечу:

– Нравится девчонка?.. Можешь не отвечать, вижу, что нравится. Хорошая, умная, перспективная…

– Александр Михайлович, я и не отрицаю, было бы глупо. Да, только какие мои шансы? Кто она? – поднимая палец вверх, отвечает Тарас. – И кто я… К тому же она всегда во мне будет видеть такого же националиста, как те, что разводили костры перед её окнами.

– А вот это ты зря. В каждом должно быть своё достоинство. Крепкое и мужское. И женщины его видят и чувствуют. А в тебе оно есть. И, никогда не принижай его в себе. И, не будь она глупой – тоже увидит… Да, я и сейчас вижу, как она на тебя смотрит. Не упускай свой шанс, дружок.

Ещё раз похлопав гостя по плечу, хозяин приглашает в дом:

– Я тебе так скажу, оставайся у нас столько, сколько захочешь. Ты – мой гость. Мой дорогой и уважаемый гость.

Поблагодарив за гостеприимство, Тарас отправляется в домик с баней, где уже заранее облюбовал себе тёплое место на ночлег.

Крымское противостояние

Чуть только рассвело, пока ещё все спят, Тарас уже наготове. У Людмилы Степановны завтрак уже на столе. Успела привести себя в порядок и Наталья, а потому заметно посвежевшая спускается к столу. Позавтракав, молодые люди усаживаются в тот же белый внедорожник, на котором приехали прошлым днём. Уже через минуту, Тарас, как и обещал, повезёт девушку вместе с вещами к родителям в Евпаторию.

А ещё спустя полчаса за столом появляются уже хозяин с сыном и дедушкой. Миша быстро спешит на службу, полковник, выясняя ситуацию, раздаёт распоряжения по телефону, дед же после завтрака располагается на диване у телевизора. Молодые пары, довольные и счастливые, подшучивая друг над другом, появляются к утренней трапезе уже гораздо позже.

– Пока вы спите, в городе уже начались волнения, – заявляет отец семейства.

На безмолвный вопрос, он сам же отвечает:

– Нынешний премьер-министр уже собирает на площади возле парламента своих сторонников – в основном националистов. Там молодые и крепкие мужики. Сам же с самого утра поехал на базу «Беркута» с требованием разблокировать проезд на их территорию.

– А чего он туда попёрся? – пытается рассуждать зять.

– Новый глава МВД Украины подписал Указ об упразднении спецподразделения «Беркут».

– Ребята, конечно же, отказались выполнять его указания? – интересуется Сергей.

– Около сотни наших дружинников, что были неподалёку, быстро прибыли, освистали его и прогнали прочь. Припомнили ему всё, особенно создание комиссии по расследованию действий «Беркута» на Майдане.

– Ну, так теперь он совсем разозлится, – отвечает дочь.

– И не только он. Киевская хунта вообще в бешенстве от того, что крымские правоохранители в полном составе переходят на сторону народа Крыма. Уже прозвучал лозунг киевских политиков, что «Крым будет либо украинским, либо безлюдным». Только они совсем не понимают, что такими заявлениями наоборот подталкивают крымчан к сплочению.

– Нужно будет ожидать любых действий и провокаций, – предполагает Сергей.

– Безусловно. Поступила информация, что за ночь уже больше сотни националистов всё-таки смогли проникнуть. Их единственная цель – дестабилизировать ситуацию, спровоцировать здесь межнациональный конфликт.

– Может зря нашим сторонникам запретили брать с собой оружие? – интересуется Олег.

– Не только оружие, но и вообще любые потенциально опасные предметы. Нужно всякими способами предотвратить конфликт и столкновения. Не поддаваться на провокации, – убеждает полковник. – Что должны делать настоящие мужчины? Правильно. Защищать своих родных и близких, свою землю. Значит, мы должны делать то, что должны. А там уж, будь, что будет.

– Думаю, что в Симферополе хватит народу вместе с «Беркутом», вместе с казаками, чтобы противостоять кучке головорезов, чтобы защитить своё право жить, – включается в разговор и Маша.

– К нам в поддержку ещё направляется большая делегация из Севастополя, – дополняет информацию отец.

Наконец, позавтракав, все вместе начинают собираться чтобы отправиться на площадь. Понимая, что там будет небезопасно, Сергей предлагает лишь Насте остаться и помочь по дому. Машу, как ярую активистку, оставить дома уговорить невозможно, на что та, вспоминая всё пережитое в Киеве, с трудом, но соглашается.

***

Перед зданием крымского парламента уже тысячи человек. Сразу различаются два митинга. Крымчане, поддерживаемые казаками располагаются вдоль всей входной группы. Среди них очень много простого населения, в том числе и женщины, и люди пожилого возраста. К ним присоединяется делегация с российскими флагами, прибывшая из Севастополя. Напротив – другая группа людей, по всему виду, настроенная крайне агрессивно. Подогревая сами себя и свою группу, их лидеры выкрикивают лозунги: «Слава Украине!» Агрессивно настроенные кучки с яростью подхватывают и истошно вторят: «Героям, слава!»

Сергей сквозь шум и крик пытается указать Олегу о своих наблюдениях и предположениях:

– Обрати внимание, что экстремисты в этот раз действуют очень отлажено и профессионально. Это отработанная структура. Вон те, в одинаковых малиновых куртках с капюшонами, рассеяны по всей толпе через десять метров друг от друга, и регулируют всеми действиями, всем процессом.

В этот момент указанные «старшие» делают по очереди жестикуляцию руками, подавая определённые знаки, и толпа с воплями, словно по команде, бросаются на противостоящих им крымчан. Подойдя практически вплотную, вновь по такой же команде, революционеры гидности вдруг резко останавливаются и делают несколько шагов назад. Такие манипуляции повторяются несколько раз.

– Это система управления. Раскачивают толпу, – поддерживает друга Олег.

– Обрати внимание, что у них флаги националистических организаций прикреплены к черенкам от лопат. Это значит, что они явно собираются применять их, отморозки приготовились к захвату, – делает предположение и успевает предупредить Сергей. – Уводи отсюда быстро Машу, думаю, что сейчас будет жарко. Нужно готовиться к схватке.

В этот момент после очередного знака, очередной манипуляции, первые ряды неожиданно расступаются и меняются местами с теми, кто всё это время находился за их спинами. В метре от ребят оказываются крепкие молодчики в плотно прикрывающих их лица масках. Сергей лишь успевает заметить, что в руках этих бойцов не только флаги, но и баллончики, которые те активно начинают распылять прямо в лица горожанам. Удушливое облако газа начинает очень быстро расширяться и распространяться по всей толпе. Люди несамопроизвольно начинаю садиться и даже падать, прижимаясь к земле. Олег после первого же вдоха, точно также валится с ног, пытаясь хоть как-то выдохнуть эту гадость, продирающую уже всё горло. Сергей, быстро поняв, что происходит, лишь успевает громко крикнуть Маше: «Не дыши!» и буквально с силой валит её на асфальт. Тут же, прикрыв одной рукой курткой своё лицо, другой подхватывает друга себе на плечо и тащит по асфальту, вынося из людской массы. Маша, также быстро сообразив, всячески помогает вытащить мужа. Вокруг полная неразбериха. Люди, закашливаясь, кто на ногах, кто ползком, всячески оказывая помощь друг другу, пытаются разбрестись по сторонам от газового эпицентра.

А, толпа экстремистов в тот же миг, размахивая черенками в разные стороны, специально целясь по головам и другим частям тела, наступая на лежащих, и не замечая никого и ничего на своём пути, буквально набрасываются на крымчан, прорывая оборонительный строй. Этим же клином они врываются и в здание Верховного Совета, выламывая по пути даже входную дверь.

Оттащив Олега до ближайшей скамьи, друзья стараются привести того в чувства. Находясь впереди всех, первый же поток ядовитого газа достался ему прямо в лицо. С большим трудом, но, Олег мелкими вдохами, прокашливаясь, пытается начать дышать. Маша пытается водой и платком промывать мужу глаза. Слегка осмотревшись вокруг, друзья наблюдают подобную же картину повсюду вокруг. Народ рассеян по всей площади. Националисты же развязно ликуют у входа в здание, размахивая чёрно-красными флагами. Крымчане небольшими группами стоят вокруг поодаль.

Проходит какое-то время, и из входных дверей с такими же ликующими криками эти боевики «революции достоинств» толпой вываливают обратно на площадь, вероятно отмечать свою победу. Следом за ними выходит небольшого роста хорошо одетый мужчина солидного возраста, по всему один из депутатов – лидеров крымско-татарского национального движения, и что-то пытается рассказывать набежавшим из ниоткуда телевизионным репортёрам. Слышатся лишь небольшие обрывки фраз: «… Мы обратились к депутатам в зале, что нельзя регистрировать… нельзя начинать сессию… Многие поняли… Происходит осознание… Этого бы не было, если не люди на улице с достоинством…»

Маша осматривает площадь, пытаясь найти отца. Начинается хаотичное движение. Националисты с громкими криками дружно уходят с площади, продолжая палками крушить всё, что попадает под руку.

Окончательно отдышавшись и, пытаясь встать со скамьи, Олег поднимает вверх глаза и, первое, на что обращает внимание – на флагштоках у входа в здание развеваются два флага – украинский жёлто-блакитный и красно-чёрный. Не скрывая злости, он с силой срывает с головы растрепавшуюся марлевую повязку, вновь оголив окровавленную рану, и кричит с возмущением:

– Сволочи! Чтобы мы, да под фашистами жили!!! И кто-то ещё будет против, чтобы здесь российский флаг висел?!

Пройдясь через всю площадь среди таких же возмущённых горожан, молодые люди находят возле машины «скорой помощи» и Машиного отца. Там грузят раненых, окровавленных от побоев и удушья. Рядом лежит накрытый простынёй какой-то мужчина. Полковник, опустив голову, с прискорбием поясняет, что у его соратника не выдержало сердце.

***

Вечером к большому загородному дому Бочаровых одна за другой съезжаются различные автомобили. Среди гостей уже знакомые нам видные личности. За большим столом во время ужина вновь начинает работать стихийный штаб самообороны. Все, как один, возмущены и разочарованы случившимся на площади. Звучат слова: «полный крах», «проигрыш», «Крым на грани того, что будет разгромлен». Депутат Аксаков пытается успокоить:

– У нас не было задачи победить, важно было избежать столкновений, развести людей, не допустить кровопролития, не допустить использования оружия и открытого огня. Мы это сделали. И то, что власть привлекла на свою сторону откровенных ублюдков и националистов, для того, чтобы раскачать ситуацию, сделано целенаправленно. И это правильно, что сегодня не поддались на провокации. Этот инцидент не сломал жителей Крыма.

– Великий полководец говорил, что проигранный бой, не значит, что проиграно сражение, – соглашается Сергей Филатов

– Вот только на здании теперь нацистский флаг, – с ненавистью в голосе произносит Олег. – И одно это уже наводит общее уныние на всё население, и задаёт тон проигрыша.

– Другими словами, – пытается поправить друга Сергей. – Флаг на здании, это, как знамя в ставке. Если на здании штаба знамя противника, значит битва проиграна. Значит в ставке – враг.

– Поэтому народ нужно вдохновить. Нужно посеять и зародить в них уверенность в новой власти.

– Как вы это себе представляете? – вновь интересуется депутат.

– Кажется, я знаю, как, – у Олега рождается идея, которой он пока не готов поделиться со всеми.

Возле ворот останавливается ещё один автомобиль, и в калитке под всеобщее радостное приветствие появляется та самая пара, кого так рано ещё никак не ждали.

– Простите, не удержалась, увидела в новостях, что у вас тут происходит, и решила, что моё место рядом с вами, – пытается оправдываться за свой визит Наталья.

– Вы очень даже кстати, – не скрывает восхищения Аксаков. – Нам как раз не помешают, и даже очень нужны такие мужественные люди в строю.

– Пожалуйста, к столу, – приглашает хозяин дома.

После недолгой паузы вновь продолжается обсуждение сложившейся обстановки. Депутат Сергей Аксаков проясняет ситуацию, сложившуюся в парламенте:

– Сегодня нам не дали провести сессию. Премьер последними силами цепляется за власть, пытаясь удержаться в кресле. Но, депутатское большинство всё равно на нашей стороне. Рано или поздно, заседание состоится. Это момент истины. Если мы не сможем это сделать, парламента в Крыму больше не будет. И мы с коллегами, с нашими сторонниками сегодня это обсудили. Все в один голос за новый общенародный референдум. Нас поддерживают и севастопольцы, думаю, что поддержат и все крымчане.

– Так значит, я был прав! – от восхищения Олег готов подпрыгивать на месте прямо со стула.

– А другого пути у нас уже не осталось, – подтверждает депутат. – Особенно после того, что сегодня показала власть, на что она способна. Это первый же вопрос, который будет стоять перед новым правительством. И я хотел бы рассчитывать на каждого из вас, друзья.

– Ты, Валентиныч, в нас-то можешь не сомневаться, – вступает в разговор командир спецподразделения. – Назревает ещё один серьёзный момент. Из достоверных источников поступила информация, что в Киеве хорошо известно о планах и намерениях проведения референдума по отделению от Украины, и, в связи с этим срочно в Крым формируется так называемый «Поезд Дружбы», полностью забитый до отказа вооружёнными боевиками для зачистки полуострова. И самолёт с украинским спецназом в полной выкладке планирует приземлиться завтра в Симферополе. А это значит, мужики, что Крым на грани неизбежной крови, неизбежной войны.

– В Киеве понимают, что крымчане не собираются подчиняться узурпаторам, и намерены стойко решать свою судьбу всеобщим голосованием. Поэтому, удержать полуостров от референдума решают, залив его кровью, – подтверждает депутат.

– Какая злобная и циничная ирония, – усмехается Филатов. – Безусловно сюда едут не дружить. Это же будет кровавая зачистка, по сути просто убийство. Новая украинская власть последовательно пытается держать своё слово, сказанное в отношении крымчан.

– Значит, нужно защищаться, – твёрдо отвечает отставной полковник. – У нас сформированы отряды самообороны. Это настоящие патриоты. Они пришли по зову сердца. Каждый готов стоять за свою землю до последнего. Значит, встретим этот поезд достойно, как следует.

– А, ты понимаешь, Михалыч, что это война?

– Так не мы её начали. Но, мы её закончим.

– Против наших отрядов власти могут ещё и противопоставить действующую дислоцированную здесь армию, а это без малого девятнадцать тысяч солдат и офицеров. А, если ещё прибавить пограничников и милицию, – объясняет диспозицию командир «Беркута».

– Украинская власть не учитывает один самый важный нюанс, – не унимается и не отчаивается полковник. – Они не понимают и не учитывают специфику полуострова. Дело в том, что подавляющее число военных и сотрудников правоохранительных органов и спецслужб – это тоже крымчане. И ни один из них не станет стрелять в своих.

– Мало того, многие из них уже принимали участие в прежнем ещё референдуме, и точно также были обмануты Украиной, и точно также уже смотрели в сторону России,– подтверждает Сергей Аксаков.

– У нас в отрядах самообороны немало точно таких же, как я отставников, и лично знакомы со многими офицерами украинских частей, да вы и сами их многих хорошо знаете, – продолжает убеждать хозяин дома. – Сегодня же, сейчас же начинаем подготовку. Предупредить нужно всех. Вот потом и пусть приезжают. Встретим прямо на перроне. Тепло встретим, как полагается.

– А я думаю, – вновь включается в разговор Сергей Филатов, – что в Киеве этот шаг тоже просчитали. Это своего рода провокация, или подстава. Им нужны новые жертвы, новая кровь. И они отправляют этих боевиков, как мясо на бойню. Им эту молодёжь совсем не жалко. Главное, чтобы показать всему миру, как этот, якобы, «мирный» «Поезд Дружбы», растерзают злые русские негодяи.

– Ну, допустим, что с поездом более или менее понятно. За территорию вокзала не выпустим. А, как быть с аэропортом? Это серьёзный стратегический объект, – интересуется командир Чибисов.

– Значит, он просто не должен долететь, не должен сесть, – подаёт идею Олег.

– Как это не должен? – полковник с недоумением смотрит на зятя. – Что это ты имеешь ввиду? Что ещё задумал?

– В аэропорту не должно быть жертв, а, значит, самолёт не должен долететь. Что тут непонятного? – стоит на своём Олег.

– Сбить что ли? Ты в своём уме? – возмущается тесть. – Можешь себе представить, какого уровня это будет скандал?

– А, между прочим, – пытается поддержать идею друга Сергей, – в этом есть здравый смысл.

– Ну, вот и ещё один. Хотите, чтобы крымчан к террористам причислили. Не бывать этому.

– Ну, зачем же? – продолжает Филатов. – Пусть так думают в Киеве. Пусть они посчитают, что на нашей стороне тоже есть отморозки, которые только и ждут с ПЗРК возле аэропорта, чтобы сбить этот подлетающий военный самолёт.

– А в этом есть разумное зерно, – подтверждает Сергей Аксаков. – Замечательная идея. Авантюрно, конечно, но, интересно. Осталось решить, как эту информацию довести до Киева.

– Только ни в коем случае не нужно ничего передавать, иначе они сразу заподозрят подвох, – предупреждает историк. – Нужно, чтобы они это узнали сами… Неожиданно.

– От журналистов…, – включается в разговор дочь хозяина.

– Точно, – и все дружно смотрят на Катю, ту самую сотрудницу телевидения.

– Ну, хорошо, – соглашается журналистка. – Мне нужно будет только знать, в какое время запустить новость в эфир.

– Я дам тебе знать, в какое именно время нужно будет сделать сообщение, – утвердительно кивает головой Аксаков. – В новости должно будет прозвучать, что появилась срочная эксклюзивная информация о том, что по имеющимся данным отряд ополченцев выдвинулся в сторону аэропорта с целью сбить украинский военный самолёт.

– Всё сделаю, как скажете.

– Вот и славно, авось всё выгорит, как надо, – успокаивает всех командир «Беркута», – а мы на всякий случай возьмём здание аэропорта под надёжную охрану.

Заметив, что Наталья незаметно встала из-за стола и вышла на террасу, Сергей Аксаков следует вслед за ней. Тарас лишь пристальным взглядом провожает депутата. Мужчина о чём-то долго беседует с девушкой наедине.

В это время Олег, в компании молодого брата жены, узнают у дедушки, где находится весь старый инвентарь, который использовался в 90-ых годах при проведении первого референдума. Разрывая в сарае старый запылившийся хлам, среди различных остатков от транспарантов, они находят в коробках аккуратно сложенными стопкой около сотни полотен крымских и российских флагов разных размеров.

Уже за полночь все стратегические планы на следующий день построены, места дислокаций распределены и гости начинают постепенно разъезжаться. Наталье любезно предоставляют место на ночлег уже в знакомой ей комнате. Пока девушки ещё долго обсуждают свои женские истории, мужчины все вместе отлучаются для своей секретной затеи. Уже только после того, как все гости расходятся, компания молодых людей решается на разговор с отцом, раскрывая и ему свои планы. Александр Михайлович поначалу настороженно относится к авантюрной идее, но, всё же решается поддержать ребят.

Глубокой ночью, когда все уже крепко спят, мужчины вновь встречаются у ворот, и, погрузив коробки в багажник большого автомобиля, все вместе выезжают в сторону города. Через несколько минут внедорожник останавливается у центральной площади, где ещё днём произошёл этот неприятный инцидент с погромами. Ещё одна небольшая группа ночных дружинников самообороны встречает компанию мужчин со словами: «Всё нормально. Вас ждут». Быстрым шагом друг за другом все вместе направляются через арку к входным дверям высокого здания крымского парламента. Внутри колодца здания у входа их ожидает вторая группа – уже милицейского кордона. Они уже проводят ребят до дверей. Охранник открывает дверь изнутри и впускает небольшую компанию внутрь помещения, остальные остаются дожидаться снаружи. Сотрудник охраны со связкой ключей в руках быстро ведёт ребят по лестницам и коридорам на самый верхний этаж и ключом открывает дверь, за которой оказывается уже только выход на крышу здания.

Ребята быстро поднимаются по металлическим лестницам к огромным флагштокам и начинают медленно проворачивать подмёрзшие ручки больших роликов с натянутыми сквозь них канатами, на которых развеваются огромные полотна. Каждый оборот даётся с большим трудом и раздирающим тишину скрипом. Время тянется очень медленно, флаги спускаются не спеша. Вот уже развевающиеся полотна спустились до уровня и хлещут по крыше. Сильный ветер с трудом даёт возможность даже удержать их, не то, чтобы отстегнуть. Но, Олег, специально, захватив собой кусачки и другой инструмент, всё же, разжимает зажимы и освобождает ткань, которую Михаил тут же пытается удержать, чтобы ветром флаг не унесло. На место снятого ребята пристёгивают принесённой с собой трёхцветный российский. В какой-то момент от сильного порыва ветра полотнище вырывается из рук и рвётся в месте крепления. Олег крепко ухватив флаг одной рукой, второй цепляется за флагшток, пытаясь подтянуть полотно. Но, сила ветра настолько велика, что полотнище начинает стаскивать мужчину по скользкой поверхности к краю. Михаил тут же бросается на помощь, не дав своему новому родственнику сорваться с высоты. Вместе они подтягиваю вырвавшийся край флага и пытаются прикрепить к тросу. Неожиданно Олег срывает с головы повязку и крепко в несколько оборотов привязывает флаг этим слегка окровавленным бинтом.

Сергей с Тарасом в то же самое время на другом флагштоке уже прикрепили другое полотнище с крымским флагом. Переглянувшись между собой, подавая друг другу знак, друзья начинают одновременно и медленно обороты в обратную сторону. Ещё спустя некоторое время уже новые развевающиеся флаги взвеяли над зданием. Собрав снятые полотна в свободную коробку, группа быстро ретируется с крыши. Встречающие внизу от радости хлопают в ладоши. Кто-то замечает, что такое событие должно сопровождаться оркестром, а не в тишине тайно под покровом ночи.

Перед зданием ещё два флагштока, с одного из них Олег с яростью спускает и срывает чёрно-красный флаг, рвёт его на куски и выбрасывает в рядом стоящую урну. Михаил в это время уже прикрепляет российский триколор. На втором, усилиями друзей, уже развевается крымское полотнище.

Напоследок полковник даёт распоряжение своим ополченцам собрать к утру всех и в несколько эшелонов выстроить глухую оборону здания. Впускать только действующих депутатов. Уже по дороге домой решают позвонить ещё и журналистке Кате.

Рано утром за завтраком все собираются у телевизора и с увлечённым интересом смотрят свежий сюжет о том, как этой ночью произошло настоящее «чудо». О том, что в Крыму вновь появилась надежда на справедливость. Российский флаг над зданием даёт ясный ответ на вопрос: «Кто именно сейчас в Верховном Совете?»

Девушки пристально и вопросительно смотрят на своих мужчин. Те в свою очередь, ничем не выдавая себя, уткнувшись в тарелки, усиленно уничтожают завтрак. Лишь Наталья с нескрываемой улыбкой на лице не отрывает взгляда от Тараса, хотя тот даже не поднимает глаз.

После обильного завтрака все вместе тут же направляются к зданию парламента, где уже вновь огромное скопление народа. Погожий солнечный день навевает радостное настроение. Все пришли убедиться в том, что Россия не бросает крымчан. Всюду слышатся возгласы: «Наши! Наши!» и «Крым – Россия!» С такими лозунгами горожане группами прогуливаются не только по площади, но и по соседним улицам. Всюду в воздухе ощущение праздника и свободы. Милицейский кордон свободно пропускает стихийный митинг к стенам Верховного Совета. У здания с громкоговорителя сообщают, что внутри уже началось заседание депутатов. На повестке главный вопрос – это выражение недоверия действующему Совету министров Крыма. Народ на площади громко скандирует: «Долой!»

Друзья, подняв головы вверх, долго с восторгом наблюдают за развевающимися полотнами на здании. Маша крепко держа под руку мужа, слегка толкает его локтем в бок:

– Ну, колитесь уже, ваша работа?

– А, красиво-то как! – с воодушевлением отвечает Олег.

– Вот так решаются судьбы революций, а не на полях войны в кровопролитиях, – делает заключение Сергей.

– Заговорщики, – прижимаясь к своему мужчине усмехается Настя.

Только Тарас уже один молча всматривается куда-то вдаль. Никто даже не обратил внимания, как компанию незаметно покинула Наталья. Полковник в это время со своими отрядами самообороны раздаёт подготовленные российские и крымские флаги активистам.

Проходит около часа и к митингующим из здания выходит делегация депутатов. Под всеобщее ликование звучат заветные и ожидаемые многими слова о том, что Совет Министров Крыма в полном составе отправлен в отставку, и что новым Главой республики большинством голосов избран Сергей Аксаков. Друзья молча с восторгом и удивлением переглядываются друг с другом.

Под всеобщие аплодисменты новый Глава Крыма подходит к микрофону. После приветственных слов и слов признательности и благодарности жителям республики за оказанное доверие, он кратко рассказывает о ближайших планах, о том, что предстоит большая и плодотворная и системная работа во избежание эскалации конфликта. Аксаков объявляет о том, что в связи с неконституционным захватом власти в Киеве, только что парламент принял постановление об организации и проведении республиканского референдума по вопросам усовершенствования статуса и полномочий автономной республики Крым. Его слова заглушают несмолкаемые аплодисменты и крики «Референдум! Референдум! Крым – Россия!»

Сергей Аксаков даёт народу выплеснуть свои эмоции, после чего продолжает: «Соглашаясь на эту должность, я начинаю подбирать команду тех, кто будет с полной отдачей служить народу Крыма. Первой из кандидатур я искал человека сильного и ответственного на должность прокурора республики. Впервые на эту должность не оказалось желающих. Уникальная ситуация. Честно скажу, некоторые мужчины, которым я предлагал, за которых голосовали, отказались в последний момент – струсили. И вот нашёлся такой патриотически настроенный человек, настоящий офицер, который, не колеблясь ни минуты в принятии решения, готовый отстаивать справедливые требования. Восхищаюсь её мужеством, её поступком. Рад представить – Наталья Дубровская».

Компания друзей обескураженно, и в тоже время с переполняющим наплывом эмоций, не отводят глаз от своей подруги, оказавшейся теперь уже рядом с новым Главой. Сергей Аксаков по очереди представляет и других своих заместителей, стоящих рядом. По другую руку от него ещё одна женщина, интеллигентная, средних лет, блондинка. Присмотревшись, Сергей обращает внимание, что эта женщина тоже была в доме Бочаровых среди приглашённых гостей. С импровизированной сцены звучат её слова: «Я приняла для себя чёткое решение о том, что буду отстаивать выбор народа Крыма. Я буду исключительно с Россией. Потому что тот мир, который представила эта Украина – это путь в никуда. Я понимаю, что для нас дороги назад нет!.. Новый киевский режим уже не в силах остановить нас. Историческая справедливость должна восторжествовать!.. Мы не можем предполагать какие действия завтра предпримет Украина. Риск достаточно большой. Кого мы завтра увидим над Крымом? Но, если не мы, то кто завтра будет здесь?»

После представления новой команды, звучит призыв идти к Дому Советов. Группа депутатов в первых рядах, большое количество людей с флагами следом занимают всю улицу. Александр Михайлович спрашивает у зятя, остались ли большие полотна в машине? Олег сразу понимает, что имеет ввиду полковник, и получив утвердительный ответ, вместе с небольшой группой молодых крымчан входят в здание вслед за новым Главой. Они быстро ориентируются внутри помещения, и, переговорив с охранником на входе, проделывают ту же самую манипуляцию с флагами, что ночью под всеобщее ликование демонстрантов на улице.

К середине дня митинг стихает, и жители города спокойно расходятся по домам. Впереди предстоит очень важное и судьбоносное противостояние.

***

На эту встречу мужчины своих женщин решают уже не брать, прекрасно понимая, что их ждёт не весёлая прогулка, а жесточайшая бойня. Однако и сами женщины, осознавая, куда, а главное, на что идут их мужчины, даже не пытаются препятствовать, а, скорее наоборот всячески подбадривают, смахивая накатывающиеся слёзы на глаза. Простившись у ворот, все размещаются по машинам и направляются в сторону железнодорожного вокзала.

Отряды самообороны, совместно с казаками тут уже занимают оборону вдоль всего перрона. Более двух тысяч озлобленных мужиков ждут нацистских мразей и отморозков. У многих ещё перед глазами и беспорядки на Майдане, и унизительные издевательства над «беркутовцами», и особенно избиение под Корсунью. Каждому есть за кого и за что отомстить. Каждый готов выплеснуть всю ярость на этих подонков, которые сами решили наведаться в их дом.

По вокзалу объявляется прибытие поезда и многотысячный перрон, выстроившись ровным строем, замирает в ожидании. В руках у каждого то, чем можно обороняться, что попалось под руки – металлические прутья, палки, камни. Олег во дворе у тестя нашёл поувесистее дубинку, его другу же привычнее управляться с битой. Рядом со всех сторон знакомые уже лица. Отстоять свою землю пришёл и стар и млад. Рядом с Михалычем и его соратниками плечом к плечу располагается целая компания совсем ещё юных парней, возможно даже старшеклассников, и, видя искренние яростные глаза, пожурить их или отправить домой в такой момент уже никто не берётся.

Наступает гнетущая тишина. Сергей ловит себя на мысли, что на фоне стука собственного сердца слышит даже монотонный размеренный звук падающей капли. Вот кто-то лишь проводит металлической трубой по металлическому же забору, а в головах это звучит, словно набаты колокола. Где-то вдалеке вдруг слышится очень отдалённый гудок приближающегося тепловоза. По всему перрону тут же облетает всеобщий шепоток, словно ветер по озёрным камышам, и вновь наступает тишь.

И вот громадная железная махина медленно вкатывается на территорию вокзала, а следом прицепом друг за другом скрипя колёсами металлом о металл и нескончаемое количество вагонов. Несмотря на обильное освещение, в спустившихся сумерках, как бы встречающие не пытались всматриваться в окна, разглядеть в них что-либо пока не представляется никакой возможности. Все очень напряглись и с замиранием ждут полной остановки. Сердца уже готовы вырваться наружу.

Вот одна за другой со скрипом начинают открываться двери вагонов. По стройным рядам волной прокатывается всеобщий гул. Все уже готовы, словно спортсмены на старте. Первыми из вагонов одна за другой появляются проводницы и, протирая поручни, сходят на перрон. Однако, после них ни из одного вагона никто больше не выходит. На перроне вновь начинает нагнетаться гул. Весь прибывший поезд и действительно совершенно пуст. Некоторое замешательство наблюдается среди встречающих отрядов. Кто-то из командиров решается спросить о пассажирах. Проводница округлёнными глазами смотрит на многотысячную толпу «встречающих» и с полным непониманием и недоумением отвечает:

– Так все пассажиры поезда огромной толпой в полном составе сошли ещё в Херсоне…

***

Вечером в доме Бочаровых вновь ждут гостей. Обещал заехать вновь избранный Глава. А пока полным ходом идёт обсуждение событий прошедшего дня. Кто-то в восторге, а кто-то в негодовании. Активно обсуждают заявление из Ростова «спасшегося» президента. Оказывается, спаслась и семья премьер-министра, перебравшегося в Россию.

Гостей ждать приходится недолго, с довольными улыбками в дом входят несколько человек, во главе с Аксаковым. По обе стороны от него две симпатичные женщины. Одна из них уже знакомая всем Наталья, теперь уже в новом высоком статусе, и всё та же блондинка с митинга, представленная новым советником. В очередной раз новоизбранный глава, теперь уже в домашней дружной компании, произносит слова восхищения мужеству женщин, которые не побоялись встать с ним рядом в первых рядах, чтобы противостоять киевской хунте.

– Настоящий офицер не имеет права просто безмолвно наблюдать, как убивают детей, стариков. Это не офицер! – с достоинством отвечает новая молодая прокурор республики, на что депутат просто не находит ответа, разведя руками, а Наталья продолжает. – Не представляете, сколько мне сегодня пришлось уже выслушать звонков с угрозами из Киева. Бывшие соратники звонят, говорят: «Ты – сумасшедшая». Бывший начальник прямо сказал, что на меня возбуждают уголовное дело, и я пойду в тюрьму. Предложил прямо сейчас уйти из Крымской прокуратуры, тогда руководство расценит это, как добровольный отказ от «преступной деятельности», и меня помилуют». Так что, теперь я – государственный преступник.

– Побольше бы таких сильных и смелых рядом, – восхищается новый глава.

– Я свой выбор сделала. Поэтому в ответ я прямо и честно сказала, что лучше в тюрьму, чем с вами служить нацистам. Никакие угрозы и шантаж, и тем более такие «дружеские» советы, меня уже не остановят.

После таких слов каждому за столом невольно хочется аплодировать, но все понимают, что это уже не митинг, и обстановка не располагает. Переходят к обсуждению насущных проблем. Присутствующий здесь же Чибисов сообщает, что затея с телевизионной «уткой» сработала. Самолёт с украинским спецназом действительно не рискнул сделать посадку в аэропорту и повернул в сторону, пролетев мимо.

С долей радости и долей негодования рассуждают и о трусости боевиков, которые не доехали до Симферополя поездом. Все склоняются к единой мысли, что планы крымчан об этой мощной подготовленной встрече «Поезда Дружбы» до мельчайших подробностей стали известны той стороне. Сергей незаметно для Тараса, пытается проследить его реакцию после таких предположений. Украинский друг, как всегда хладнокровен, и с невозмутимым видом пристально обводит глазами всех присутствующих, пока не встречается с пронизывающим взглядом Сергея. Чуть заметный кивок головы и оба один за другим выходят на террасу.

– Ты всё правильно сделал, – сразу начинает Сергей. – Ты предотвратил массовое кровопролитие. Здесь было бы море крови и горы трупов. Это никому не нужно. Бессмысленная месть. Ещё неизвестно, чем бы вообще всё закончилось. Даже представить сложно, какая страшная картина была бы сейчас перед глазами. И всё это лишь на радость киевским политикам, которые уже завтра раструбили бы по всему миру, как «проклятые москали убивают наших украинцев». Ты реально спас сегодня десятки и сотни жизней. Я ведь понимаю, что с той стороны точно такие же люди, у них точно так же есть семьи, есть родители, которые ждут их домой.

Тарас не отвечает ни слова, и, уже по привычке смотрит вдаль на закат, после чего точно также молча кивает головой в сторону веранды, и друзья возвращаются к столу, где полным ходом идёт обсуждение стратегических планов нового правительства. Все правоохранительные структуры, включая отряды самообороны, уже присягнули на верность нового главы республики, улицы в городе взяты под усиленный контроль. Все важные объекты под надёжной охраной. На въездах жёсткий контроль. Автобусное движение за пределы полуострова перекрыто. Попадаются и молодчики с оружием и с «коктейлями Молотова», которых тут же блокируют.

– Мы спросили у одной из таких группировок, зачем они к нам приехали? – рассказывает полковник. – Они откровенно отвечают, что самим страшно признаться, какая им поставлена задача и цель. Наши ребята после душевного разговора просто отправляют их обратно за пределы границы. Назад из таких уже никто не возвращается.

Сергей Аксаков наконец представляет слово и своей советнице:

– Так уж получается, что в такой сложный период мне приходится находить опору и в таких хрупких, на первый взгляд, но, очень стойких с железным характером женщинах. Ольга Николаевна, к примеру, взяла на себя стратегически важные направления.

– С завтрашнего утра я начну посещение всех силовых ведомств для разъяснения ситуации. В первую очередь к министру юстиции. Будем расставаться мирно и по-хорошему. Сложнее будет с военными. Придётся использовать юридический ликбез. Их действия определены присягой. А присягали они президенту. Ну, и юридически, на сегодняшний день пока есть единственный президент. И он уже согласовал назначение нового председателя Правительства в Крыму. Никакого исполняющего обязанности президента по Конституции не существует. А это значит, что по действующему украинскому национальному законодательству власть в Крыму сейчас даже более легитимна, чем в Киеве. Полагаю, что несогласных с Конституцией Украины, хорошо зная и будучи со многими лично знакома из командиров воинских частей, будет немного. Думаю, что воинские части целыми подразделениями будут охотно переходить на сторону жителей Крыма. Я уже даже написала текст новой присяги. И Сергей Валентинович утвердил.

– Слишком радужные планы рисуете, Ольга, – пытается охладить отставной полковник. – Не думаю, что это будет уж очень легко сделать. Далеко не все такие смелые. И такие части придётся вежливо изолировать, чтобы избежать конфликтов и кровопролития. Вот, к примеру, Феодосинские морские котики, я, как говорит молодёжь, стопудово уверен, что не станут присягать республике. Там все из Западной Украины, они даже по-русски плохо разговаривают.

– Будем спокойно без конфликтов предлагать покинуть нашу землю и передислоцироваться на территорию Украины, – продолжает советник.

– Нужно будет обязательно организовать усиленную охрану складов с вооружением, – делает окончательное заключение Сергей Аксаков. – Наша задача не воевать, а блокировать воинские части и постепенно их разоружать. Потребуется контроль основных морских портов и воздушной гавани.

Ужин заканчивается, и гости торопятся по домам. Наталья тепло благодарит хозяев за оказанное ей в этом доме гостеприимство. Ей выделили жильё, и она отправляется к себе. Но, перед уходом, она вдруг подходит к Филатову и протягивает ему какой-то небольшой свёрток со словами:

– Спасибо тебе огромное, Сергей. Спасибо вам всем. Вы проявили обо мне такую заботу. Я никогда не забуду вашей помощи. Поэтому, хочу оставить на память о себе.

Филатов, немного смущаясь, разворачивает свёрток и ему в руки выпадают те самые карманные часы с императорским гербом, на которые он обратил внимание, будучи ещё в её квартире.

– Право, это слишком дорогой подарок, – возражает он. – К тому же, это ведь тоже подарок, а разве возможно передаривать?

Наталья в ответ лишь громко улыбается:

– А кто же запрещает? Наоборот, мне нравится передаривать, на то они и подарки. К тому же, я буду совсем не против, а, скорее даже наоборот, рада, если эти часы найдут и другого, более достойного на твой взгляд, их обладателя. Главное, чтобы к ним относились бережно и с достоинством, чтобы ценили и хранили. Может они и ещё сто лет кому-то прослужат?

– Но, почему мне? Я думаю, что Тарас был бы более достоин такого подарка, к тому же, это ведь его заслуга…

– Вот именно, потому что для тебя сейчас эта вещь наиболее ценна, а Тарас заслуживает другого подарка, – улыбнувшись, девушка вдруг резко оборачивается, посмотрев в сторону, где её уже ожидает тот, о ком идёт речь.

Сергей, понимая, что она уже пытается, как можно быстрее закончить разговор, и, что она уже приняла своё волевое решение, от которого не откажется, прощаясь и пожимая руку, с благодарностью принимает этот ценный подарок.

Сделав несколько шагов от ворот в сторону, Наталья вплотную приближается к своему украинскому другу. Её хрупкие ладони тут же оказываются в крепких, бережно сжимающих их, мужских руках. Пара долго молча не отрываясь смотрит друг другу в глаза, будто, мысленно ведут свою только им понятную откровенную беседу. Время словно останавливается, птицы в округе замирают, и всё вокруг будто полностью исчезает и растворяется в пространстве.

Наталья, слегка привстаёт на цыпочках и, приблизившись совсем уже близко, нежно касается губами щеки мужчины. Почти не отрываясь, она дотрагиваясь губами до его уха, и лишь тихо шепчет: «Спасибо тебе, дорогой мой друг… за всё, за всё». Ещё с минуту постояв так, она очень медленно делает шаг назад и также нехотя вынимает свои ладони, разворачивается и, не оглядываясь, быстро садится на заднее сиденье автомобиля. Тарас, лишь запрокинув голову к небу, не двигаясь, еще долго продолжает оставаться на месте.

Вернувшись в дом, он застаёт друзей на террасе. Рядом полковник с сыном. Очень бурно обсуждают тему свадебного путешествия. Решают все вместе общей дружной компанией уже следующим днём отправиться в Санкт-Петербург. Повернувшись к приближающемуся Тарасу, все в голос радостно кричат: «И ты с нами!!!» Не сразу поняв, о чём речь, парень тут же соглашается.

– А поезжай-ка и ты вместе с ребятами, – обращается Александр Михайлович к сыну. – Отдохни недельку после таких напряжённых дней. Я уже договорился с руководством об увольнительной. Тебе обязательно нужно расслабиться, чтобы вернуться с новыми силами. У нас предстоят ещё большие дела. Ты мне нужен будешь в самом бодром здравии.

И, обращаясь к компании:

– Ну, что аксакалы, возьмёте с собой молодёжь на воспитание?

Сергей с полковником конечно же уже предварительно обсудили между собой этот вопрос, поэтому в ответ он слышит дружеское и громкое одобрение.

***

Утром все вместе уже за столом. Вещи наготове. В бодром настроении компания собирается в дорогу. Даже дедушка вызывается проводить дорогих и уважаемых гостей до самолёта. Александр Михайлович в это время по телефону узнаёт от начальника группы охраны аэропорта, что чартерным рейсом прилетел какой-то Поросенко с охраной. Быстро включают телевизор. В новостных сюжетах по всем каналам уже вовсю обсуждается тема официального визита украинского депутата «для спасения сложившейся ситуации на полуострове». На экране хорошо одетый мужчина в вип-зале с очень серьёзным напряжённым лицом проходит через выстроившийся «живой коридор» ухмыляющейся охраны аэропорта. Выйдя из здания, депутат с натянутой улыбкой артистично пытается выступать перед журналистам: «Дорогие друзья, я приехал поговорить с депутатами Верховного Совета Крыма о том, чтобы нам с вами организовать «круглый стол» по решению проблем Крыма…»

– Это ведь тот же самый, что был у нас в палатке в Киеве, – узнаёт депутата отставной полковник .

Времени уже не остаётся, и компания, не досмотрев сюжет, усаживается в автомобили. По дороге они неожиданно натыкаются на спонтанный митинг. Более сотни горожан, перекрыли дорогу, с криками: «Убирайся отсюда, толстенький!!!» окружив какую-то группу людей.

Не имея возможности дальше проехать, наша компания тоже выходит из машин, чтобы узнать причину происходящего. Пробравшись сквозь активно настроенных горожан, друзья лицом к лицу встречаются с тем самым депутатом из телевизора, который пытается объяснить собравшимся, что «он приехал с миром, чтобы встретиться с депутатами», но люди в ответ предлагают «далеко не ходить и обсудить все вопросы на месте». Охранники с трудом удерживают горожан, отталкивая и ограждая депутата. Тот, в свою очередь, пытается продолжать уговоры: «… От наших с вами совместных усилий зависит, будет ли в Крыму мир. Я приехал для этого, чтобы этот мир найти…»

Рядом с этим раскрасневшимся упитанным депутатом лицом к лицу вдруг оказывается Машин дедушка, и, глядя в глаза украинскому политику прямо заявляет: «У нас и есть мир!!!» Поросенко делая вид, что не замечает дедушку, демонстративно отворачиваясь, продолжает: «Вот сегодня мы с вами должны найти этот компромисс…» Но, дедушка, поворачивая рукой за плечо депутата к себе лицом, вновь заявляет: «У нас здесь мир! У нас всё нормально!» Охранники в это время лишь наблюдают и не смеют оттолкнуть пенсионера. Депутат вынужден обратиться к дедушке: «Вот вы, кто такой?» На что дед отвечает: «Я здесь всю жизнь прожил, и это моя земля, моя родина. А вот ты зачем сюда явился?» После таких слов под всеобщие крики: «Убирайся!!!» толпа начинает сдавливать депутата и выталкивать его руками. Поросенко вновь пытаясь обратиться к народу, начинает выкрикивать: «Я считаю, что мир в Крыму, спокойствие в Крыму – это ключевая задача сегодняшней моей миссии. Но, если вы считаете, что на сегодняшний день пройти туда будет невозможно, я найду, где в другом месте встретиться с депутатами…»

После этого перепуганный украинский гость, продираясь сквозь толпу, бросается наутёк в переулок к одиноко стоящему автомобилю такси, и, не спрашивая захлопывает за собой дверь. Несколько человек охраны следуют за ним, остальные остаются на месте. Но, толпа продолжает окружать теперь уже автомобиль, раскачивая его из стороны в сторону. После долгих уговоров, таксист всё же соглашается увезти депутата, но, только если обратно в аэропорт. Под всеобщее негодование с криками: «Россия! Россия!» горожане отпускают машину.

Компания друзей тут же усаживается в свои машины и продолжает свой путь по освободившейся дороге.

– Вот теперь новой киевской власти чётко обозначили, куда им нужно идти, и чего желает народ, – делает своё заключение дедушка – бывший чиновник, а ныне пенсионер.

В аэропорт компания прибывает следом за машиной такси, в которой с позором сбежал депутат. Друзей встречает начальник охраны аэропорта Армен, и сообщает о том, что вылететь не получится, из-за того, что власти Украины объявили «Положение Ковёр».

– Это значит, что в воздухе не должно находиться ни одного судна, иначе имеют право сбивать, – поясняет для всех полковник.

– Значит, сегодня не получится, и мы остаёмся? – с грустью спрашивает Настя, явно уставшая от всех этих событий и сильно соскучившись по своему дому.

– Подождите немного, – даёт надежду этот начальник охраны. – Сейчас этот депутат пытается дозвониться до Киева, договориться, чтобы выпустили хотя бы его, а это значит, что на какое-то время небо может быть открытым.

– Ну, да. Гастроли этого истеричного олигарха с треском провалились, поэтому он тоже, скорее всего, не захочет надолго здесь оставаться. К тому же, там в Киеве уже вовсю делят власть, и он, видимо, тоже не против отхватить свой кусок от общего пирога – ухмыляется Сергей.

– Не думала, что когда-нибудь скажу такое, но, на данный момент хочется, чтобы у этого депутата всё получилось, – заявляет Маша.

Минут через десять после разговора по телефону, Армен сообщает друзьям, что небо открыто, и нужно срочно вылетать. Все дружно прощаются и обнимаются. Олег передаёт ключи от своего «свадебного подарка» дедушке, который для того и вызвался проводить молодёжь, чтобы самому с ветерком вернуться в город на белоснежном внедорожнике.

Уже через несколько минут самолёт поднимается в небо.

В городе ангелов

Петербург встречает друзей отличной солнечной погодой. Во второй половине того же знойного февральского дня они уже радостно прогуливаются по Невскому. С огромным желанием согреться и восхищением насладиться горячей кружкой крепкого кофе, вся весёлая компания заваливается в кафетерий и уютно располагается у панорамного окна с прекрасным видом на большую площадь героя-революционерки Ульяны Луговой, той самой, что открывается перед гостями северной столицы, прибывающими с московского вокзала. Место выбрано неслучайно. Именно здесь им назначил встречу давний питерский друг Виталий Бероев, с которым Сергей знаком ещё с детских лет, точнее, даже с самого детсадовского возраста.

В предвкушении встречи со старым приятелем и Олег, ведь им всем вместе когда-то приходилось преодолеть многие различные невероятные передряги. В общем, вспомнить будет ещё о чём, ведь не виделись уже долгое время. Но, питерский товарищ задерживается, а потому компания спокойно располагается за большим столиком пока без него.

– Добро пожаловать, друзья мои, в наш легендарный и знаменитый «Город ангелов», – восторженно и пафосно заявляет Филатов.

– Вот как? – удивляется Маша. – По-разному могла себе предположить представление Питера – городом рек и каналов, городом мостов и набережных, городом соборов и дворцов, городом романтики и рока, городом «белых ночей», городом дождей, в конце концов, но, чтобы «городом ангелов», впервые слышу. Это почему же?

Вопросительно на своего друга смотрит и даже коренной петербуржец Олег.

– Да всё просто, – с улыбкой отвечает Сергей, – среди городских скульптур Петербурга чаще всего встречаются не львы, как это чаще всего заблуждаются многие, а именно ангелы. Их здесь более трёх тысяч. Существует даже такое поверье, что город охраняют три главных ангела – бронзовый, тот, что на Дворцовой площади, попирая змея, смотрит с вершины Александровской колонны, серебряный, который глядит с Исаакиевского собора, и золотой, что венчает шпиль Петропавловской крепости. Именно он появился первым ещё при Екатерине II. Считается, что ангел смотрит с высоты на город и защищает жителей от всякой нечисти.

– А я слышал, что святым покровителем Санкт-Петербурга является, вроде бы, Александр Невский? – спокойным голосом спрашивает Тарас.

– Точно так и есть, – подтверждает историк, – и, между прочим, главный проспект столицы назван именно в его честь.

– В смысле? – удивляется Олег. – А я всегда думал, что это, потому что у нас тут Нева.

– Увы, так многие думают, – с сожалением соглашается Филатов.

– Ну, раз уж начал рассказывать, давай, удиви гостей своим городом, – продолжает Маша, – заинтересуй нас. Расскажи, чем ещё Питер знаменит, кроме того, конечно, что мы знаем о нём из уроков истории, как о «колыбели революций».

– О-о-о. Петербург – это загадочный город, который манит не только своими великолепными дворцами, но и невероятными историческими тайнами и загадками, – пытается заинтриговать своих гостей рассказчик. – Тут всегда и во все времена что-то происходит, поэтому в городе часто можно встретить задумчивых людей. Да, и на любого, кто попадает в город, со временем начинают навевать философские раздумья. Для одних – это грусть и тоска, для других – поиск смысла, восхищение красотой, в каком бы виде и состоянии она не пребывала. А, красота здесь повсюду.

– Это точно, – подтверждает активная слушательница Маша, – одни мосты чего стоят.

– Правильно ты подметила, что Петербург – это город набережных и мостов. Так и есть, – продолжает свой рассказ Сергей. – Горожане без прогулок у воды под успокаивающий шелест Невы просто не представляют себя, а многотысячные толпы туристов приезжают сюда исключительно для того, чтобы полюбоваться на разведение мостов. Но, к сожалению, сейчас в это время года нам не увидеть этого великолепия. Переправ в городе больше трёх сотен. Самые знаменитые, разумеется – Дворцовый и Троицкий. Но, на мой взгляд, самый обворожительный – Большеохтинский, или мост Петра Великого. Англичане, к примеру, находясь близ него, узнают даже в нашем Петербурге свой Лондон. А ещё есть легенда, что одна из заклёпок в конструкции Большеохтинского – золотая. Правда, её так ещё никто и не нашёл.

– Ну, почему же сразу только мосты? – вступает в разговор ещё одна коренная петербурженка Настя. – Чаще всего гостей привлекают старинная архитектура, скульптуры, мощёные улочки – всё то, что так радует глаз. Особенно многим западает в душу центральная часть города, куда ни глянь, наткнешься либо на императорский дворец, либо на собор.

– Так и есть, – подтверждает её супруг. – Город неразрывно связан с историей и, гуляя по узким старинным улочкам, ты как будто становишься причастен к ней. Кстати сказать, далеко не все петербуржцы и сами осмотрели все достопримечательности своего города. А ещё, Петербург – город удивительных дворов, где притаились чудеса – сказочные персонажи и древние боги. Это хорошо знают горожане. Неплохо было бы это прочувствовать и некоторым гостям.

– Ты что нас попугать решил? – удивляется самый молодой из компании. – Думаешь, у нас не так страшно во дворах в вечернее время?

– Таких дворов, как у нас, больше нигде нет. Питерские дворы-колодцы в исторической части города не менее интересны, чем знаменитые музеи и дворцы. Связанные между собой арками и переходами дворы отлично передают настроение и мрачную атмосферу исторических романов.

– Что ты такими мрачными красками рисуешь петербуржцев, – вновь останавливает Сергея супруга. – У ребят сложится впечатление, что тут живут одни зануды.

– А вот и один из них, – радостно восклицает Олег, и соскакивает с места на встречу приближающемуся элегантному, и с ходу видно, интеллигентному молодому человеку в стильных круглых очках и светло-бежевом пальто до колен, с ярким шарфом, повязанном узлом на шее.

– Это и есть наш Виталий, – представляет друга Сергей, крепко и нежно обнимая того за плечи.

В этот момент он невольно натыкается на пристальный пронизывающий взгляд мужчины за соседним столиком из-за наполовину скрывающего лицо широкой светлой шляпы. При этом Филатов ловит себя на мысли, что этот взгляд ему уже совершенно точно приходилось где-то встречать. Впрочем, тут же быстро убедив себя, что в этом городе у него настолько много знакомых, что всякий может оказаться из их числа, он возвращается к своей компании. Бероев же уже пожав руки и поклонившись каждому из мужчин, принимается целовать руки девушкам.

– Вот вам и петербургское воспитание, – иронизирует Олег. – Интеллигент в четвёртом или пятом поколении.

– Так о чём вы тут вели без меня беседы? – интересуется Виталий.

– А вот, как раз рассказывал нашим гостям о местной петербургской интеллигентности.

– Ну, в нашем городе, безусловно, далеко не все имеют докторскую степень, но читать книги здесь очень любят, причем в большинстве своем бумажные. В метро, кстати сказать, самом глубоком в мире, и сейчас у каждого второго в руках книга, читают сидя, стоя, даже на ходу, – подтверждает новый гость компании.

– Виталий говорит так потому, что он сам у нас писатель. Пишет любовные романы и исторические детективы, – сообщает Сергей.

– Так вы, вероятно, из романтиков? – с любопытством всматриваясь в глаза гостя, скрывающиеся за слегка запотевшими стёклами очков, спрашивает Маша. – В моём представлении петербуржцы всегда немного романтичные, ироничные интеллигенты, привыкшие к плохой погоде, различающие множество оттенков серого. И так я думала, пока не встретила своего будущего супруга.

Девушка иронично переводит взгляд на Олега, затем вновь на Виталия:

– А какие по-настоящему питерцы? Что же из общепринятых представлений является правдой, что пережиток старины, а что и просто миф или анекдот?

– Ну, во-первых, не питерцы, а петербуржцы. Это важно. Во-вторых, петербуржец – это образ жизни и стиль поведения, это состояние души. И прописка здесь ни при чем, потому что петербуржец – это такое звание, не каждому дано, – пытается разъяснить Виталий. – Самое главное – это, безусловно, уважение к великому городу. Петербург – это «настоящий» город. Здесь все не так, как «должно быть», а иначе – все по-настоящему. И люди здесь вежливые, потому что тут свой климат отношений – петербуржский. Здесь каждый камень, дерево, куст дышат по-своему.

– А мне говорили, что петербуржца можно всегда определить по наличию в руках зонта при любой погоде, – не унимается Маша.

– А ещё у него всегда с собой что-нибудь тёпленькое, – улыбаясь, добавляет Настя. – И, петербуржцы вообще любят носить спокойные и консервативные одежды.

– Это тоже про нас, – подтверждает собеседник. – Специального петербуржского дресс-кода не существует. Оденьтесь скромно и элегантно – это будет по-петербуржски. Истинные петербуржцы не любят выделяться одеждой, они выделяются интеллектом, знаниями или манерой поведения.

– Хотя, бабушки на велосипедах, девушки и тёти зрелого возраста с выбритыми висками, красными, зелеными волосами, парни, полностью покрытые тату – это тоже петербуржцы. Этим здесь никого уже не удивишь, – дополняет Сергей.

Друзья дружно и громко весело реагируют, а Виталий продолжает:

– Петербуржец интересуется многими вещами, характерными только для нашего города: корюшкой, прогулкой в старых садах без реставрации, поездкой по рекам и каналам без экскурсии, воспоминаниями детства.

– Воспоминаниями? – удивляется немногословный Тарас.

– Да, – подтверждает уже Сергей. – Это еще одна важная черта петербургского менталитета – любовь к прошлому. По этому поводу даже кто-то из знаменитых сказал: «Все то, что в прошлом, окутано бережно ватой и кажется симпатичней неудобной реальности». Петербург – это город, который привык смотреть не вперед, а назад, в сторону своего блестящего утраченного прошлого. Петербургу свойственно трагическое мироощущение из-за двух колоссальных катастроф, которые его постигли – революция и блокада.

– Вы с таким наслаждением и упоением рассказываете о питерцах, что невольно захотелось самой стать жительницей Санкт-Петербурга, чтобы прочувствовать все те же самые ощущения, – с удивлением замечает гостья-крымчанка. – Примете меня в свои? Или только родившиеся на берегах Невы, могут носить это гордое звание?

– А почему бы и нет? – с радостью соглашается Настя.

– Совсем не обязательно здесь родиться, чтобы стать петербурженкой, – соглашается и Бероев. – Один известный петербургский писатель предложил довольно простой рецепт: «Петербуржцем может стать любой – если перестанет смотреть телевизор, начнет больше читать, ходить по музеям и в филармонию, смотреть не в мобильник, а на архитектуру вокруг. Конечно, сначала будет тяжело, захочется расслабиться, выпить, но постепенно втянешься и начнёшь получать удовольствие от общения с городом».

Все вновь в голос громко смеются, а Сергей подмечает:

– На самом деле, упрощенное «Питер» для некоторых местных жителей оскорбительно, и, даже несколько уничижительно. Потому что на самом деле, великий город носит гордое название Санкт-Петербург. Питер – это больше название пролетарского времени, поэтому это всегда звучит некрасиво и, я бы даже сказал, пошловато. «Питером» город называют люди в меру собственной испорченности. Наш город – Петербург. Город Петра. Поэтому, мой вам совет, не называйте здесь никого «питерцами». Многим это может не понравиться.

– А я сам себя всегда питерцем называю, – удивляется Олег.

– Так ведь ты уже крымчанин теперь? – включается в разговор и молодой Михаил.

– Ну, и что? Я же ведь не перестал от этого ещё и питерцем быть? Разве не так? – обращается он к Сергею.

– Безусловно, человек может не жить в Петербурге, но он продолжает оставаться петербуржцем, – подтверждает тот.

– А я вполне нормально отношусь к топониму «Питер», – добавляет Настя. – Между прочим, он встречается и в стихах Ахматовой, и даже у Пушкина. И даже в старинной поговорке говорится «Питер бока повытер».

– Пусть так, – соглашается супруг, нежно обнимая девушку.

– А ведь кто-то радуется, что есть и другой Петербург – современный, чистый и бессмысленный, – продолжает Виталий. – Возможно, так и должно быть. Ведь жить здесь не так весело и комфортно. Сюда можно приезжать на несколько дней за вдохновением, и, наполнившись эмоциями, возвращаться по своим городам, в свои бетонные коробки со всеми удобствами, и тут же кидаться пересматривать фотографии, и невыносимо хотеть вернуться обратно. И это неизбежно. Петербург влюбляет в себя. Это магия нашего города.

– Так уж и магия? Так уж и влюбляет?– иронизирует Маша. – Тогда идёмте уже скорее знакомиться с вашим, завораживающим чудесами, городом. Куда предложат нам коренные петербуржцы?

– В Санкт-Петербурге постоянно что-то происходит, можно найти развлечения на любой вкус, – подтверждает Настя. – Можно в театр, можно на концерт какой-нибудь, можно по музеям пройтись, можно на экскурсию.

– У нас и свои экскурсоводы отменные, – хитро намекает крымчанка.

– А вот я бы с удовольствием сходил на футбол, – вдруг делает неожиданное предложение Олег. – По стадиону уже так соскучился. Жаль, что сейчас не сезон.

– Я был бы рад организовать вам исключительную экскурсию, но, увы, должен откланяться, – вдруг заявляет Виталий. – Некоторые неотложные дела не позволяют мне насладиться всеми прелестями вашей изумительной компании, но, я всех вас жду сегодня вечером у себя дома. Есть прекрасный повод – нужно срочно обмыть и обновить мою новую квартиру. А, посему, никакие отказы я не принимаю, и даже не желаю слышать.

Не дождавшись ответа, он, любезно бросает всем воздушный поцелуй и спешно скрывается за дверью, лишь кинув напоследок:

– Адрес сброшу смс-кой. Жду всех пренепременнейше.

– Вот такой он во всём, наш романтик, писатель и художник, – лишь констатирует Филатов.

– Так он ещё и художник? – удивляется Маша.

– О, да, он мастер на все руки, – подтверждает Сергей, лишь обернувшись, чтобы помахать удаляющемуся другу.

Невольно он обращает внимание и на мужчину, который, всё так и не выходит из его головы. Незнакомец же, словно уловив мысль нашего героя, также быстро встаёт с места, напоследок ещё раз пристально кинув взгляд на дружную компанию, и также быстро удаляется из кафе.

Так и не выяснив, кто может скрываться под широкими полями этой шляпы, Сергей, решает выкинуть эту навязчивую мысль из головы и обращается к друзьям:

– А теперь, все за мной. Чтобы насладиться и впитать всю красоту легендарного города, самый лучший вид передвижения – это пешая прогулка, поэтому готовьтесь к тяжёлым испытаниям.

Под весёлый хохот дружная компания вываливает на улицу. Сергей ещё раз всматривается по сторонам в поисках глазами незнакомца, но, уже не найдя знакомого силуэта, следует за друзьями, пересекающими проезжую часть прямо к центру площади. Невольно они останавливаются у монументальной скульптурной композиции, изображающей митингующую группу революционеров во главе с легендарной Ульяной Луговой, с древком и разорванным знаменем в руках. Миша как-то внимательно всматривается в лицо изваяния.

– Ты что там нашёл? – спрашивает парня сестра. – Идём уже…

– В её взгляде ведь совсем нет никакой агрессии, – вдруг тихо и спокойно отвечает он, всматриваясь в весёлые добродушные глаза бронзовой статуи.

– Откуда знать, какой она была на самом деле, – также спокойно отвечает зятю Олег. – Это же современное изображение. Такой её уже скульпторы изобразили. Может эта Ульяна по жизни была скверной и омерзительной бабой? Смогла же она сагитировать на восстание и революцию такую огромную массу народа. А может и вообще шлюха какая-нибудь, раз за ней такая толпа мужиков пошла.

– А что, мужики только за шлюхами толпами ходят? – с удивлением спрашивает его жена.

– Ну, я, это… не так выразился, – начинает оправдываться Олег.

– Как живая, – слегка прикасаясь и нежно проводя рукой по изваянию, продолжает восхищаться Михаил.

– Жениться тебе надо, братец, – иронично отвечает Маша. – А то уже на металлических девушек засматриваться начал.

– Мы тебе тут живую найдём, – подшучивая, похлопывает парня по плечу муж его сестры.

– Вы понимаете, – продолжает парень, – скульптура изображает ведь последний момент её жизни. Ещё секунда, и девчонка упадёт замертво. Но, в эту самую секунду в её глазах радость… и даже какое-то обаяние, но, никак не жестокость, с которой всегда так описывали в учебниках истории. Ну, хотя бы ты, Сергей, поддержи меня.

– Может и так, – соглашается Филатов. – А ты сам, разгоняя толпы на Майдане, часто всматривался в глаза протестующих?

– Вот именно, что всматривался, – уверенно отвечает «беркутовец». – Я всегда видел только ненависть и глаза, наполненные агрессией. Такое впечатление, что они нацелены только на то, чтобы во что бы то ни стало уничтожить тебя.

– Ну, что тебе сказать? – приобнимая парня, отвечает ему старший товарищ и историк. – Хорошо выполнили свою работу художники и скульпторы. Здесь я тоже вижу милые и добрые глаза совсем ещё юной девчонки, хотя, в старых советских фильмах о революции, её действительно всегда изображали вульгарной пожившей своё, даже развратной бабой с оголённой грудью.

– Похоже, Миха, ты запал на этот образ, – улыбаясь, подходит к ним и Олег. – Давай-ка мы тебя, действительно, тут с кем-нибудь познакомим. Так глядишь и питерцем…, тьфу ты чёрт…, петербуржцем станешь.

– Даже если и так, – соглашается молодой парень, – скорее это она станет крымчанкой.

Все дружно враз заливаются смехом и направляются пересекать площадь в сторону главного проспекта северной столицы.

Экскурсия по Невскому проспекту длится ещё до самого вечера, пока сумерки не спускаются на город. Сергей по дороге увлечённо рассказывает историю каждого дома, каждого моста, и тех, что попадаются на пути, и тех, что видны со стороны. Компания веселится, с интересом слушая рассказчика, и снимает всё вокруг на телефоны. Проходя мимо пересечения с Литейным проспектом, Настя напоминает мужу, что сегодня их ждут в этом старинном доме, по случаю дня рождения её бабушки – самой настоящей истинной петербурженки.

***

Сергей, и как историк, и как с уважением относящийся к возрастным женщинам, мужчина, действительно очень восхищён этой легендарной долгожительницей. Часами он может выслушивать рассказы её тяжёлой и сложной судьбы.

В этот день Маргарите Степановне исполняется уже девяносто девятый год. В таком возрасте очень многие уже страдают слабоумием, «впадают в детство» или попросту имеют маразматические отклонения, но, это всё не об этой старушке. Даже в таком преклонном Маргарита Степановна всегда в полном здравии, остром уме и светлой памяти. А памяти её, действительно можно только позавидовать. Настина бабушка пережила две войны и две революции, нелёгкие времена репрессий и блокады, всё это не могло не наложить на её сознание определённого отпечатка. Но, на любое происходящее, эта милейшая старушка всегда имеет своё собственное мнение. При этом никогда никого ни в чём не обвиняет, зато с удовольствием делится всеми своими впечатлениями о том, что ей когда-то пришлось пережить. Именно поэтому, уже вполне зрелому историку находиться в компании незаурядной рассказчицы, самой лично непосредственно участвовавшей во многих событиях, имеющих важное значение в истории нашей страны, всегда не только интересно, но и крайне поучительно.

Вот и в этот раз Сергей вместе со своей очаровательной избранницей с нетерпением и вожделением мчится на встречу с этой незаурядной и легендарной старушкой, тем более, по такому многозначительному поводу. Правда, надо сказать, что, престарелая петербурженка, по какой-то личной, и известной только ей, причине, совершенно не любит отмечать свой день рождения.

Несмотря на то, что, казалось бы, уже вся эта сложная и, порой даже мучительная биография историку почти досконально известна из многочисленных бесед и рассказов, всякий раз он узнаёт что-то новое. И каждый раз остаётся впечатление о некой недосказанности, о наличии пробелов и «белых пятен», о которых бабушка либо действительно не помнит, либо не желает говорить, умалчивая специально.

И вот одним из таких пробелов является само её родовое происхождение, чего в разговорах она никогда не затрагивает. Впрочем, этот вопрос больше интересует даже не самого Сергея, сколько его Настю. Поэтому именно в этот вечер, внучка, после уже завершения весёлого домашнего застолья, уединившись, как обычно в отдельной бабушкиной комнате у древнего камина, решается напрямую задать этот откровенный вопрос.

Маргарита Степановна, уже по своей привычке, держа в руке бокал с красным вином, укрывшись тёплым пледом, и покачиваясь в старинном кресле, долго и задумчиво всматривается в языки пламени. Хотя, этот не моргающий прищуренный взгляд сейчас направлен куда-то сквозь них. В эту минуту кажется, что в глазах, словно на киноленте, пролетает вся жизнь, и она лишь ждёт того самого момента, на котором нужно её остановить. По всей видимости, вот он нашёлся «нужный кадр», и старушка медленно переводит глаза на внучку, ещё с минуту молча смотрит той прямо в глаза, и затем также медленно этот с хитрецой взгляд переводит на уже пожелтевший бумажный женский портрет, висящий на стене.

– Увы, девочка моя, мы с тобой совсем не выходцы из какого-либо богатого или знатного рода, – также тихо и медленно звучат её слова на любопытствующий вопрос. – Вот эта актриса и есть моя мама, и твоя прабабушка.

– Судя по её красоте, она была прекрасной актрисой, – присоединяется Сергей.

– Ты так много и увлечённо всегда рассказываешь о своей уже поздней, взрослой жизни, даже вспоминаешь о своей бабушке, но, совсем никогда не говорила о родителях. Разве ты их не поминаешь? – настаивает Настя.

– Увы… К сожалению, я действительно совсем не помню и даже не знаю своих родителей. Только когда я стала уже постарше, бабушка мне рассказывала о том, как сразу после точно такого же домашнего торжества в мой всего лишь второй в жизни день рождения, случилась непоправимая трагедия. Начались страшные погромы. Это уже потом тот кровавый жестокий бандитский переворот назовут февральской революцией. На самом же деле это были просто безнаказанные грабежи и вседозволенность с захватом власти. За этот откровенный бандитизм и мародёрство на улицах города никого в те времена так и не наказали. Почти всем всё сошло с рук…

Маргарита Степановна, вновь задумавшись, замолчала.

– Так, что же произошло с вашими родителями? – через некоторое время всё же осторожно прерывает затянувшуюся паузу Сергей, осторожно и незаметно пытаясь включить камеру на своём смартфоне.

– Как мне рассказали уже потом, что в родительском доме произошёл пожар. Пьяные разъярённые отморозки ворвались внутрь. Мама с папой в это время находились внутри. Убили их или они сгорели заживо, неизвестно.

Ни один мускул не дрогнул на лице старушки. За эти годы уже десятки и сотни раз она пережила внутри себя эту трагедию. Тем более, если учесть, что ей и самой лично во времена блокады пришлось повидать множество трагедий и смертей. Всё это накрепко закалило её волю, и выказывание эмоций стало лишь проявлением слабости. Слушатели не отводят взгляда от рассказчицы.

– Так вот почему ты совсем не помнишь ни мамы, ни папы, – наконец понимает масштаб трагедии и внучка, но, всё же не останавливается в своём любопытстве. – Значит, всё-таки был и какой-то родительский дом? Кем же был твой отец?

– Я совсем этого не знаю, а бабушка, почему то, не хотела рассказывала, – отпив глоток, Маргарита Степановна отводит взгляд вверх, как бы пытаясь что-то вспомнить и заглянуть в прошлое. – В тот роковой день воля случая отвела меня от трагедии, так как я не была с родителями, а находилась вместе бабушкой в этой самой квартире. Судьба так распорядилась, что здесь же прошли и все мои долгие годы, вся моя нелёгкая жизнь. Никто и представить себе не может, как же я благодарна этим стенам. Им пришлось пережить вместе со мной многое. Между прочим, в этой же самой квартире росла и воспитывалась и моя мама до тех самых пор, пока на свет не появилась я.

После некоторого раздумья, Маргарита Степановна продолжает рассказ:

– А вот об отце я действительно ничего не знаю. Молчала о нём и бабуля. Я много потом ещё думала об этом. Полагаю, что он был непростым человеком. Неспроста, именно поэтому её, несмотря на уже почтенный возраст, в середине тридцатых часто вызывали на допросы… от чего сердце и не выдержало.

До дна осушив бокал, Маргарита Степановна просит внучку помочь ей подняться с кресла. Довольно бодро соскочив с качалки, старушка подходит к шкафу и жадно шарит по выдвижным ящикам. Настя с Сергеем в недоумении переглядываются между собой. Ещё мгновение и в бабушкиной руке уже небольшой свёрток. Слегка дрожащей рукой она уверенно разматывает этот старый обветшалый кружевной платок, и в кулаке оказывается какой-то необычный таинственный предмет. Разжимая морщинистую ладонь, Маргарита Степановна с осторожностью протягивает внучке содержимое.

Молодёжь не отрываясь смотрят на большой старинный резной бронзовый ключ, скорее напоминающий детскую игрушку, нежели настоящий, коим можно открывать какой-либо замок. Ручка ключа выполнена в форме трёх полуколец с орнаментом, который непрерывно переходит и на секретную часть, также покрытую мельчайшими узорами.

Настя, с недоумением смотрит на эту старинную вещь, пока ещё не понимая, как реагировать. Уловив замешательство внучки, старушка продолжает:

– Девочка моя, сегодня я хочу сделать тебе этот подарок.

Ещё более загадочный взгляд отражается на лице внучки.

– Не удивляйся так. Эта старинная вещица – подарок того самого твоего таинственного прадедушки. Он завещал хранить этот ключ и передать по наследованию рода. А, значит, теперь он по праву должен принадлежать тебе, – бабушка всё же вкладывает в раскрытые ладони девушки этот увесистый старинный предмет.

У Сергея, наконец, получается включить телефон, и он, направив камеру на супругу, пытается записать видео. Бабушка не всегда приветствует подобные съёмки, лишь в исключительных случаях при соответствующем настроении. Филатов решает, что сейчас именно тот самый случай и оказывается прав. Старушка даже рада, что такой почти торжественный момент останется не только в памяти, но и будет запечатлён в истории.

Настя, набросив на шею толстую длинную нить, на которую нанизан старинный ключ в виде крупного кулона, начинает игриво кривляться перед камерой. Сергей какое-то время снимает супругу, но ему и самому уже не терпится узнать секрет этого раритета.

Маргарита Степановна, также выждав этот эмоциональный порыв молодой девушки, слегка отмахнувшись от камеры, вновь располагается в своей уютной качалке. Молодой человек тут же послушно прячет телефон. В ответ на вопросительные взгляды, почтенного возраста женщина тихо продолжает:

– Я понимаю ваш вопрос… Но, увы, к сожалению, никто не знает, что открывает этот старинный ключ. Лишь знаю точно, что он изготовлен лично самим дедушкой, а значит, существует та дверь, или тот замок, который он сможет открыть. Где находится, и что за этой дверью, доколе неизвестно никому. А посему, на сегодняшний день, это всего лишь старинная безделушка, которая теперь по праву принадлежит тебе, вместе и с той тайной или загадкой, что она в себе таит. Никто не знает ей настоящую цену. Как кусок металла, она не стоит почти ничего. Как старинная вещь для… старьёвщиков, или как их там?

– Для коллекционеров… Как антиквариат, – подсказывает историк.

– Да, да, как антиквариат, возможно, будет стоить несколько монет. А вот как фамильная память, эта вещица бесценна. Но, только для одной тебя, девочка моя. И я буду безмерно рада, если вам, может быть когда-нибудь, удастся разгадать эту загадку века, ну, или хотя бы приблизиться к разгадке, хотя, полагаю, это почти нереально. Хотя, чего только в этой жизни не бывало… – Маргарита Степановна вновь задумывается и ещё с минуту просто молча вновь смотрит куда-то сквозь пламя. – Я хранила эту память, эту семейную реликвию, в самые разные и тяжёлые времена, при самых разных и невыносимых обстоятельствах. Теперь тебе нести эту ношу, которую ты обязательно передашь уже своим детям или внукам, но тем, кто отнесётся к реликвии со всей серьёзностью и пониманием. И ты должна мне это пообещать.

Настя опускается рядом с бабушкой на колени, прижимаясь к её ладони своей щекой, после чего, нежно обняв обеими руками и уткнувшись в её плечо, тихо шепчет:

– Милая моя бабуля, я сохраню этот подарок… Обязательно сохраню… Я всю жизнь буду дорожить им. Я так люблю тебя, дорогая моя бабуля.

***

Всю дорогу домой Настя ещё под впечатлением, с десяток раз доставая и поглаживая в руках свою новую драгоценность и не переставая повторять:

– Теперь у нас есть своя семейная тайна. Почти, как в сказке. Куда может вести такая таинственная дверь, в тайную комнату, в подземное царство? Где вообще может быть эта дверь? В Петербурге ведь столько таинственных замком и тысячи дверей. Как это интересно и увлекательно – старинная дверь в старинном городе.

– А почему ты решила, что это должна быть именно дверь? – подтрунивает жену Сергей. – А может он от обычного старого комода с театральными костюмами или куклами?

– Такой резной ключ с сотнями узоров и завитушек не может быть просто от обычного сундука. Он может быть только от настоящего клада с сокровищами, – дыхание Насти перехватывает от собственной мысли, а глаза округляются. Сергей лишь спокойно соглашается с девушкой, не желая прерывать полёт её мыслей и фантазий.

Кроме всего прочего, Сергей с Настей получают и ещё один подарок, только уже от Настиных родителей в виде пары билетов на вечернее представление в Мариинский театр. Подготавливая заранее такой сюрприз детям, они и предположить не могли, что молодёжь вернётся с поездки с такой компанией друзей.

Безусловно, отказываться от билетов никто и не думает. Вновь встретившись всей их дружной компанией, незамедлительно принимается решение, что такой шанс упустить просто преступно, а потому культурно наслаждаться планирует женская часть, а оставшаяся – целиком мужская, учитывая массу различных поводов, едет в гости к товарищу отмечать долгожданную встречу. Обе половины остаются крайне довольны таким спонтанным, но самым что ни на есть удачным решением, и тут же торопливо расходятся, каждая из которых, стараясь не опоздать к началу своего развлечения.

***

Не забыв заглянуть по дороге в магазин, мужчины с большими пакетами в руках весело и шумно вышагивают по проспекту Декабристов. Не доходя пары шагов до Набережной Пряжки, компания ныряет в боковую дверь старинного здания. Стремительно поднявшись на нужный этаж, друзья осматриваются по сторонам, и на одной из дверей натыкаются на табличку с надписью «А.А.Блокъ».

– Похоже, что нам явно не сюда, – с удивлением замечает Олег. – Если, конечно, Виталик не сменил фамилию.

– А я ещё такую же табличку у дверей подъезда заместил, – подтверждает Михаил.

– Парадной!.. – почти в голос поправляют молодого парня Сергей с Олегом.

В этот момент распахивается квартира напротив, из которой с распростёртыми руками и искрящейся улыбкой появляется жизнерадостный Бероев. С восторгом и нескрываемой радостью шумной гурьбою все вваливаются в раскрытую дверь.

Через пару часов вся эта мужская компания, уже изрядно захмелев и подкрепившись начинает более тщательное изучение нового жилища Виталия. Каждого интересует что-то своё. Олег к своему стыду впервые видит книги своего друга, с удивлением пытаясь перелистывать страницы и жадно выхватывать частичные фразы настолько, насколько ему позволяет его состояние. Тарас тщательно всматривается в происходящее за окном, за прогуливающимися по Набережной. Неподготовленный к такому количеству излияний организм молодого «беркутовца» явно не выдерживает, а потому Михаилу выделяется отдельная комната, где парень моментально переключается в состояние полного покоя.

Сергей пристально рассматривает различные безделушки на полках друга в виде статуэток, рамок с благодарственными надписями и брошюры неизвестных ему авторов. Неожиданно среди этого ценного барахла он натыкается на до боли знакомый ему предмет. Дрожащей рукой он поднимает с полки отполированный серебряный портсигар, который сам же когда-то отдал другу на хранение, чтобы не будоражить память. Весь этот вечер друзья, словно специально, деликатно обходили стороной эту душещипательную для каждого тему их злосчастных приключений. Но, тут уже не окунуться в воспоминания оказывается просто невозможным.

– Мужики, – лишь повернувшись к друзьям со старинной вещью в руках, не произнося больше ни слова, все вмиг замолкают, сразу понимая, что после столь долгого молчания на эту тему даже полусловом, всё же пришло время вновь вспомнить всё.

Лишь Тарас смотрит на друзей с непонимающим взглядом, но вполне догадываясь, что речь о чём-то очень серьёзном и деликатном. Сергей кратко излагает ему ту самую, приключившуюся с ними историю пятилетней давности, когда ребята неожиданно оказались в далёком 42-ом в самом пекле на передовой. Затем также кратко уже Виталию рассказывают их повторившееся приключение уже годом позже, в котором оказался и присутствующий здесь украинский гость. Таким образом, вся компания прекрасно понимает друг друга, а потому, следующее однозначно и многозначительно звучит: «За победу!»

Только сейчас мужчины обнаруживают, что все запасы алкоголя в доме полностью закончились, и на самый важный тост выжаты последние капли.

– Ну и кто рассчитывал, сколько брать бухла? – возмущается Олег.

– Старинная русская поговорка гласит – «Сколько водки не бери, всё равно не хватит», – ухмыляется Тарас.

– И это украинский наш брат будет учить нас русским пословицам? – не без скрываемого сарказма подшучивает друг.

– Не надо, мужики, возмущаться, – с трудом выговаривая каждое слово, встревает в разговор хозяин квартиры, оборачиваясь в сторону прихожей. – Сейчас что-нибудь придумаем.

– Куда ты собрался? – пытается ему вслед прокричать Филатов. – За полночь ведь. Ни в одном магазине алкоголь уже не продают.

Ничего не желая слушать, Виталий настойчиво направляется к двери и… от неожиданности шарахается назад, упёршись спиной о стену. От испуга, словно молнией, прошибает его насквозь, и в ушах, казалось бы, даже слышатся громовые отзвуки раската. Помотав головой и пытаясь проморгаться, он вновь всматривается в сторону входной двери, полагая, что при тусклом свете ему могло всё привидеться. Но, там, как и прежде действительно стоит женщина преклонных лет в светлых одеждах с большой доверху наполненной бутылью в руках.

– У вас, смотрю, дверь открыта, – первой начинает старушка. – А я тут в соседях у вас, и слышу, как вы громко что-то отмечаете. Вот и дай, думаю, загляну, авось ведь спиртным, наверное, захотят добавиться, а у меня завсегда своё – натуральное, чистейшее.

– Захотим, мать. Конечно, захотим, – неожиданно в прихожую выскакивает Олег. – Да, ты проходи, бабуль, не стесняйся.

Он с осторожностью проводит женщину в гостиную, где за небольшим до этого наспех сооружённым общим столом из сдвинутых воедино, что имелись в квартире, и располагается компания.

– Сколько мы должны за такой эликсир? – уже откупорив бутыль и затяжно внюхав содержимое, спрашивает подвыпивший молодой человек.

– Да, что вы, ребятки. Мне от вас денег то совсем надо, – спокойно отвечает странная гостья, и неожиданно заявляет. – Мне бы лишь вещицу вот эту, что вы для меня нашли…

При этом женщина указывает на тот самый портсигар, что в руках у Сергея. Побледнев и обомлев, все разом пристально всматриваются в лицо старушки и тут же узнают в ней ту самую, из-за которой и приключилась их та первая история. Холодная дрожь проскакивает у каждого по спине.

– Нашли мы, мать, твоего сына, – первым приходит в себя Филатов, протягивая серебряный портсигар.

Дрожащими руками и, не скрывая слез, хлынувшим по морщинистым щекам, эта, преклонного возраста женщина, осторожно, словно хрусталь, берёт памятную ей вещицу. Мужчины тут же бросаются на помощь, пытаясь усадить старушку на стул. Олег вкладывает в руку салфетки, чтобы вытереть накатившиеся слёзы, Виталий протягивает стакан воды.

– Огромное спасибо вам, ребятки, – несколько отдышавшись, тихо молвит гостья. – Вы сделали для меня такое, что и не передать словами…

После небольшой паузы и пристально всмотревшись в глаза каждого, она еле слышно спрашивает:

– Скажите, как он там, сынок мой?..

У изрядно подвыпивших мужчин уже у самих подкатывает к горлу, и накатываются слёзы. Чтобы хоть как-то скрыть свои волнения от нахлынувших воспоминаний, они враз опускают глаза, словно повинившиеся школьники.

– Погиб ваш сын…, – с трудом выжимает из себя Олег. – Вы, простите нас…

– Он геройски погиб, – подтверждает Сергей.

– Только благодаря ему мы сами остались живы, – уже почти сквозь слёзы добавляет Виталий.

– Да, что вы, ребятки?.. Я ведь тоже понимаю… Война. Она забирает без разбора, – теперь уже начинает успокаивать прослезившихся мужчин сама старушка. – Вы лучше выпейте – помяните сынка моего. Пусть ему там будет спокойно. А, чтобы закусить приятно, у меня для вас и соленья в припасах имеются. Глянь-ка там, в прихожей осталось.

Виталий тут же кидается к входным дверям и возвращается с трёхлитровой банкой домашнего разносола. Открывается дверь одной из комнат, откуда появляется молодой с растрёпанным видом парень. Быстро сходив до уборной, и уже освежившимся, Михаил присаживается к импровизированному столу.

Разлив чистейшей прозрачной по рюмкам, друзья, наконец, приглашают присоединиться и Тараса, всё это время с интересом и удивлением наблюдающего за происходящим со стороны, стоя у окна. Не чокаясь молча, друзья опрокидывают по рюмке, смачно закусывая хрустящим огурцом.

– Ещё раз, прости нас, мать, что не уберегли сына твоего, – вновь пытается оправдываться Олег. – Но, мы нашли захоронение его, вот только не знали, кому известие отправлять. Мы ведь – поисковики. Пытаемся находить и помогать всем, потерявшим своих родственников. Так что, проси, мать – кого хочешь найдём.

– Да, знаю, я сынки, каким благородным делом вы занимаетесь. И, за сына вам огромная моя человеческая благодарность, – старушка, перекрестившись, почти до пола клонится головой.

Мужчины дружно подхватывают её за руки и вновь усаживают на стул:

– Да, что ты… Что ты, мать.

– Хочу я вас просить ещё об одной просьбе, ребятки. Смотрю, вы – мужчины ответственные, слов на ветер не бросаете…

– Проси, что хочешь для тебя сделаем, кого хочешь найдём. Проси…, – не унимается Олег.

Женщина ловко вынимает что-то из-за пазухи и медленно разжимает ладонь.

– Взамен одной памятной вещицы, я хочу поменять её на другую, – неожиданно произносит она.

В руках гостьи действительно старинный серебряный крест со вставками из красного камня на витиеватой увесистой цепи. Старушка уверенно перекладывает это в руку Сергея и продолжает:

– Мой муж в далёком семнадцатом верно нёс службу в императорском полку. Этот крест он неизменно носил на теле. Но, именно в тот самый злополучный раз, по какой-то неизвестной причине, отправляясь в очередную служебную командировку, мой Егор, не надел свой заветный амулет. Именно в тот самый раз всё и свершилось, всё произошло… И, он больше не вернулся… Очень многие тогда пострадали.

Мужская компания, словно заворожённые слушают рассказ, а гостья продолжает:

– Я все эти годы думала, как бы сложилась его судьба, надень он тогда свой крест? Может и жив бы остался? И как он там сейчас, без своего оберега? Хранит ли его душу Бог? Тяжело ли ему?

– Где это случилось, мать? – увлечённо интересуется поисковик.

– Всё здесь под Петербургом и произошло. Вы ведь историки, вы должны знать.

– Ну, конечно, – вновь не унимается Олег. – В архивах обязательно должна остаться информация. Найдём мы твоего мужа, обязательно найдём. Фамилия-то его как?..

– Так ведь знаете вы её. Соколов он. Егор Соколов и есть. Вы уж найдите его, сынки. Крестик этот, ой, как нужен ему. Чувствую, что плохо там ему без креста своего, – при этих словах странная бабуля начинает подниматься с места. – Пойду я, ребятки. Поздно уж… Да, и вам уж спать поди пора. Мешать больше не буду.

– Спасибо тебе, огромное, мать, – провожая гостью, в голос вторит изрядно захмелевшая компания. – Обязательно найдём твоего мужа!.. Обещаем. Сына нашли, и мужа найдём.

Накрепко на ключ закрыв за старушкой дверь, мужчины возвращаются к столу с нескрываемыми радостными эмоциями от того, что задача нехватки алкоголя неожиданно разрешилась сама собой. Михаил вновь отправляется на отдых в отдельные апартаменты, а более стойкие ещё долго пытаются осушить ёмкость крепкого и чистейшего, закусывая хрустящими разносолами.

Разгон демонстрантов

Утро морозного февральского дня ещё смеркалось, а за окном уже слышны людские голоса, мальчишеские крики, нечастые сигналы автомобильных клаксонов и отчётливый топот копыт. В большой комнате горит электрический свет, но она пуста, все спят в разных местах, где их и застал дурманящий сон под воздействием вчерашнего обильного излияния алкоголя.

В квартиру с улицы вошёл Сергей и бросил на большой дубовый круглый стол, стоящий по центру, пачку свежих газет. Он с размаху сел на выдвинутый стул, быстро пролистал несколько страниц, потом резко встал, подошёл к окну, вновь сел за стул, взявшись двумя руками за голову. При этом мужчина нервно приговаривал: «Нет, нет, не может быть». Ещё раз, соскочив со стула, он несколько раз прошёлся по кругу по всей комнате, оглядывая всё вокруг. Зайдя в соседнюю комнату, он нашёл там спящих на двух разных диванах Олега и Михаила. Первым Сергей решился потревожить старого друга. Олег стал отмахиваться, но, в итоге нехотя открыл глаза:

– Тебе что не спится-то?

– Тебе сейчас тоже не захочется, – ответил приятель.

– А сейчас утро или ещё вечер?

В этот момент резко поднял голову и чутко спящий молодой парень:

– Мы что-то пропустили?

– Вставайте, друзья, у меня для вас ошеломляющая новость, – попытался заинтриговать Сергей.

– Говори уже, не тяни, – начал просыпаться Олег.

– Выходите, и сейчас сами всё поймёте.

Олег с Мишей медленно, зевая и шаркая ногами по полу, нехотя поплелись следом в большую комнату, усаживаясь за столом. Открылась дверь другой комнаты, и в дверях появилось помятое лицо украинского друга с растрёпанными и торчащими в разные стороны длинными волосами. Под всеобщее приветственное: «О-о-о!!!», Тарас присел за общий стол, неожиданно спросив:

– А откуда появился этот стол? По-моему, вчера его здесь не было.

– Точно, – начал приходить в себя Олег, почёсывая свою бинтовую повязку на голове и оглядываясь по сторонам. – Что-то я не припоминаю и этой обстановки. Где мы вообще?

– Ну, наконец-то. – Сергей пристально посмотрел на каждого из присутствующих. Наконец-то вы начинаете что-то соображать.

– А что мы должны соображать? – возмущается Олег.

В комнате санузла в это время раздаются звуки воды, и из туалета, закрыв полотенцем лицо с абсолютно мокрой головой, вышел Виталий и сразу присоединился к компании, буквально упав от бессилия на стул.

– Что-то ты говоришь загадками. В таком состоянии нам ещё сложно что-либо понимать. Разъясни всё же, что происходит, где это мы? – начинает приходить в себя и Тарас.

– В смысле где? – присоединяется к разговору Бероев. – Вы у меня в гостях. Перепили что ли вчера?

– Ну-у-у, это ещё смотря кто из нас перепил, – усмехнулся Олег.

– А ты очки-то одень, – присоединился к насмешке и Сергей.

Виталий, пошарив по карманам и не найдя при себе очков, слегка прищуриваясь обвёл взглядом комнату и с удивлением растянуто произнёс:

– Не по-о-онял.

– Мужики, только не волнуйтесь… – начал было объяснять Филатов.

– Начало уже интригующее, – немного приподнимаясь на ногах, начинает понемногу трезветь Олег.

– Вопрос не в том где мы, а вопрос «Когда мы»? – попытался продолжить Сергей, указывая на стопку газет.

На столе лежали новенькие, источающие свежий типографский запах, «Русские ведомости», «Новое время», «Биржевые ведомости», «Петроградский листок» и «Ведомости петроградского градоначальства». Ребята каждый подвинул себе по одной и молча пристально посмотрели друг на друга, потом все остановили взгляд на Сергее. Первым опомнился Олег:

– Это то, о чём я думаю?.. Я правильно всё понимаю?.. Что, опять?… Неужели?.. Опять?!!

– Да, мужики, похоже, что мы опять вляпались в историю, – подтвердил Филатов.

Ещё какое-то время все так же неподвижно продолжали сидеть на своих местах, глядя, то друг на друга, то в газеты. В недоумении был только Михаил:

– Что это значит? Я ничего не понимаю? Что значит «опять»? Мы вообще в Питере?

Сергей встал и подошёл к самому молодому из компании, пытаясь как-то разъяснить ситуацию:

– Ты всё правильно понимаешь, Миша. Мы действительно в Питере, а точнее в Петрограде. Только мы не в нашем 2014-ом, а почти сто лет назад – в далёком 1917-ом.

– Как это? – недоумевая посмотрел тот.

– Видишь ли, такое уже бывало с нами, и неоднократно. По каким-то самым разным причинам иногда мы оказываемся в другом времени.

– Но, это ведь невозможно. Никакого перемещения во времени не существует. И машины времени не существует, – продолжал настаивать на своём молодой парень.

– А ты посмотри на улицу, – предложил Тарас, вновь стоя уже у окна на своём излюбленном месте.

– Бред какой-то. Не может такого быть.

– В первый раз мы тоже так думали,– попытался присоединиться к объяснениям и Олег.

– Что значит в первый раз? Вы уже здесь бывали? – продолжал не верить и возмущаться Михаил. – Виталий, а ты что молчишь? Ты тоже в курсе?

– Давненько это было. Я уже и забывать стал, – тихо отозвался Бероев.

– И что сейчас делать? Как обратно вернуться? Вы ведь, наверное, знаете? Я так понимаю, что я здесь единственный среди вас не имеющий опыта во временном перемещении? – попытался ёрничать молодой парень.

– А вот это хороший вопрос, – встрепенулся Сергей. – Хватит ныть. Давайте думать, как действовать дальше. Допустим, как мы сюда попали, понятно. Как назад будем выбираться?

– Как обычно, – утвердительно заявил Олег. – Тем же путём, как и попали. Мы ведь всегда возвращались тем же путём, как и попадали.

– И много раз вы уже здесь бывали? – не устаёт возмущаться Михаил.

– Ну, пару раз приходилось, только не здесь, а в более ранние года, но в более суровых местах, – приобняв молодого родственника за плечо, Олег попытался его успокоить. – При случае, я тебе обязательно как-нибудь расскажу.

– А теперь, мужики, давайте тихо спокойно рассудительно и без истерик разберемся во всём, – продолжил Сергей. – Ясно одно, возвращаться будем тем же путём.

– Ну, так пошлите обратно спать, да и проснёмся уже дома,– усмехнулся Миша. – А может это вообще сон? И, ни в каком мы не в семнадцатом?

В этот момент Олег с силой сжимает парня за ухо. Михаил сильно взвыл от боли и подскочил на месте.

– Ну что, не спишь? – лишь усмехнулся взрослый зять.

– Хватит паясничать, – попытался успокоить родственников Сергей. – Просто так мы не вернёмся. Вспомните, что мы всегда попадали в прошлое для того, чтобы выполнить какое-то задание. Нужно выяснить, что нам нужно сделать в этот раз? Вспоминаем, кто и кому что-то пообещал?

И все разом пристально посмотрели на Олега.

– А что сразу я? – возмутился парень.

– А кто вчера пообещал этой бабульке, что найдёт этого деда? – подтвердил Виталий.

– Ну, может и пообещал… А, что спьяну не скажешь? Да и вы тоже, как вроде бы, соглашались, – начал оправдываться виновник.

– Ладно, все мы тут виноваты одинаково, – успокоил Филатов. – Вспоминайте, как его зовут, и что она просила?

– Соколов – его фамилия. Военный какой то, Соколов, – вспоминает Тарас. – Так, кажется она сказала.

– Опять Соколов? – удивляется Олег.

– Вот, – Сергей достал из кармана большой серебряный крест на цепочке. – Вот, что она просила передать ему. Твердила, что всегда носил и возвращался, а перед последней командировкой забыл надеть и не вернулся.

– Получается, нам опять нужно искать Соколова. А как зовут его? – попытался настроиться Филатов.

– Не помню. Толи Ефим, толи Егор…

– Это будет сложнее. В прошлый раз мы хоть точно имя знали, – задумался Сергей.

– Егор… Точно, Егор. Вспомнил.

– Нестыковочка, что-то получается, – начинает отходить от головной боли Виталий. – В прошлый раз мы её сына искали. Только вот во время войны она сама должна была быть совсем ещё подростком. Какого ещё сына мы в прошлый раз искали, которому уже лет 25 было. Помните? Он, скорее уже ей отцом должен был приходиться.

– Да, жалко парня, – тихо подтвердил Сергей. – И что ты этим хочешь сказать?

– А то, что не мог он ей сыном быть.

– Она и сейчас не про деда, а про мужа говорила, – тихо произнёс Миша.

– Что? – переспросил Сергей.

– Мне тоже помнится, что она говорила о муже, – подтвердил Тарас.

– Каком ещё муже, сто лет назад? Сколько же тогда бабуле самой лет сейчас? – усмехнулся Олег.

– А я думаю, что она, как и мы перемещается во времени, – вдруг сделал предположение ученый историк.

– Реально, – вдруг поднялся с места Олег и кинулся к двери. – Она ведь говорила, что в соседней квартире живёт. Значит и сейчас должна быть здесь рядом.

– Подожди, – Сергей останавливает друга, – давай сначала оценим обстановку. Мы сейчас уже не у Виталия в гостях. Мы в какой-то незнакомой квартире. Значит, в любой момент могут явиться хозяева. На улице нам в такой одежде появляться тоже нельзя. Давайте обследуем квартиру, освоимся, поймём, что к чему.

– Разумно, – все встали с мест и начали шарить по шкафам.

– Судя по газетам, сегодня 26 февраля, – продолжил рассуждать Филатов. – Всё, что будет происходить в ближайшие дни в городе, я могу вам рассказать поминутно. Февральская революция – это тема моей диссертации. Скажу только, мужики, что мы попали в самое неспокойное время. И желательно отсюда выбираться как можно скорее.

– Это что, мы Ленина живым увидим? – удивился Олег.

– Ага, на броневичке, – усмехнулся Виталий.

– Это, вряд ли, – успокоил Сергей.

– А как же революция? Ленин-партия-комсомол? – не уймётся приятель.

– А ты думаешь, что этот маленький лысенький интеллигент будет идти впереди разъярённой оголтелой толпы, возглавляя гопников? Ошибаешься. В данное время твой диванный революционер вообще за всеми реально происходящими революционными движениями, которые происходят в Петрограде, уже лет девять как наблюдает из тихой спокойной Швейцарии. Причем узнаёт всё в основном из газет и с большим опозданием. Поэтому не вздумай здесь сейчас где-нибудь вообще сказать что-то о партии большевиков. В настоящем времени это крайне под запретом. За большевизм можно вполне реально загреметь в тюрьму.

– Но ведь нас всегда со школы учили, что Ленин создал революционное движение, – не унимался Олег.

– Ленин, на сегодняшний день – это обычный бандит и террорист, который смылся за границу, чтобы его здесь не повязали. Во время русско-японской он вообще продавал японцам оружие. А его партия – это, фактически просто секта, где он чувствует себя хозяином. По крайней мере, так даже его соратники говорят.

– Типа, банда, что ли? – уточнил Васильев. – Оружейный барон?

– Ну, что-то, типа того. Внутри его партии создавались даже определённые группировки по добыванию средств к существованию путём грабежей, убийств и вымогательств. Он не отказывался ни от каких денег, которые предлагались для подрывной и агитационной деятельности. Короче – обычный террорист.

– Нам в учебниках такого не преподавали, – удивляется Олег. – Кто ж тогда действительно организовал революцию?

– По сути, революция начинается прямо сейчас. Мы попали в самое её зарождение. Все основные волнения начнутся именно сегодня. И продлятся с небольшими перерывами, по сути, до самого октября. Вот тогда и появится твой Ленин. Можно сказать, в нужное время и в нужном месте. Никого он за собой не вёл. Всё сделано чужими руками.

– А как же свержение самодержавия и монархии, как нас учили? – опять не унимался любопытный Олег.

– Монархия будет свергнута уже в ближайшие три дня. И если мы ещё не успеем вернуться в своё время, то своими глазами сможем в этом убедиться, – с глубокой скорбью произнёс историк. – Участия Ленина в этом и близко нет. Вообще, первую попытку захвата власти он, конечно, сделает… летом, но, закончится всё для него очень печально. По чистой случайности останется жив и сбежит прятаться, переодевшись крестьянином. В народе он никогда не был и не будет в почёте. Сегодня зачинщики революции совсем другие люди и другие партии. Это те, о ком постоянно пишут в газетах, так называемая либеральная оппозиция – Конституционные демократы, представляющие буржуазию и интеллигенцию, Октябристы – крупные землевладельцы, и Прогрессивная партия, в которую входят банкиры и бизнесмены. Есть уже и социал-демократы, но совсем незначительно. А большевиков и близко нет. Так что, сейчас будут звучать скорее фамилии Родзянко, Гучков, Гвоздев, Чхеидзе и Керенский, а далеко не Ленин, и даже не Троцкий.

– Ну, и что будем делать? – вступил в разговор молодой Миша. – Если вы уже бывали в таких ситуациях, надо думать, как из этого выбираться.

– Правильно мыслишь. Надо искать этого Ефима-Егора Соколова, – подтвердил Олег.

– Возникает резонный вопрос «Где?», – включается в разговор и Тарас, до этого спокойно изучающий обстановку на улице.

– Полагаю, что в воинских частях, – сделал предположение Филатов.

– Прямо в казармы пойдём? – удивляется молодой «беркутовец».

– А они сами сегодня все в полном составе выйдут на улицы, – начал рассуждать Филатов. – Вот уже несколько дней в городе происходят массовые волнения и беспорядки.

– Это, как в Киеве, что ли? – удивляется Тарас.

– Вот именно, всё точно также, – подтвердил историк. – И все войска императорской лейб-гвардии, базирующиеся в городе, будут выставлены на основные улицы для сдерживания людских масс. Преображенский, Семёновский, Измайловский полки. Придётся искать среди них.

– Это же почти нереально, – засомневался Виталий, который и так чувствовал себя очень скверно после вчерашнего застолья.

– А других вариантов у нас пока нет. Причём это сделать нужно сегодня, потому что завтра солдаты сольются с людской массой, и поиски осложнятся тем, что все разбредутся по городу, – подтвердил Филатов, и сам не очень веря в такую затею.

– А если он вообще не в городских частях служит? – засомневался и Михаил. – Бабка ведь сказала, что он в командировку отбыл.

– Будем спрашивать у солдат и офицеров, по правилу «шести рукопожатий», возможно, и выйдем на нужного нам человека, – Сергей немного задумался.

– Кажется, нашёл, – Михаил громко воскликнул, открыв дверцу большого платяного шкафа, за которой скрывалась небольшая комната-гардеробная.

Ровными рядами на вешалках висели самые разные одежды. Сергей быстрее всех подошёл и сразу обратил внимание на красивый офицерский мундир. Примерив на себя, он невольно заглянул в карман и обнаружил удостоверение «поручика лейб-гвардии Волынского полка… Сергея Филатова».

– Мужики, это опять всё подстроено. Здесь опять наши документы.

– Не может быть, – остальные кинулись просматривать одежду.

Рядом висели шинели, в которых нашлись удостоверения на каждого.

– Значит, один вопрос уже отпадает сам собой, нам уже есть в чём выходить на улицу, – радостно сообщил Олег.

Виталий, с трудом сдерживающийся всё это время, кинулся в туалет.

– Тяжело парню, малость перебрал вчера, – посочувствовал Олег.

– Полагаю, что ему и придётся остаться дома, – вдруг решил Сергей. – Судя по тому, что от входной двери только один ключ, нам нужно кому-то всегда оставаться в квартире, чтобы в любой момент каждый из нас мог беспрепятственно вернуться назад. Вполне вероятно, что мы в большой толпе народа на улицах города потеряемся друг от друга. Мобильные телефоны здесь не работают, позвонить друг другу возможности нет. Их вообще лучше спрятать подальше и не демонстрировать, чтобы не спалиться.

– А если сфоткать что-нибудь захочу на память? – удивился самый молодой из путешественников во времени.

– Лучше воздержаться. И ещё, пожалуй, самое важное – каждый должен знать дорогу домой. Где бы вы не были, возвращайтесь в эту квартиру. Место сбора здесь. И запомните, что вернуться к себе в своё время мы сможем только все вместе – только тем же составом, что и прибыли.

– Офигительный квест, – съиронизировал Миша. – И как я буду без навигатора по Питеру ориентироваться? Карты ведь на телефоне тоже не работают?

– Запоминайте дорогу на память, – утвердительно приказал Сергей. – Тебя, Тарас, это тоже касается. Вы тут с Мишкой оба не местные.

– Да, разберёмся как-нибудь, – спокойно отреагировал тот. – В крайнем случае, есть ведь и такси… Точнее, извозчики. Деньги, я смотрю в карманах тоже малость имеются.

– Да, о нашем пребывании здесь кто-то предусмотрительно позаботился, – опять задумался историк, внимательнее разглядывая прессу. – Удивительно, уже который год страна в состоянии войны, а в газетах почти ни слова о сводках с фронтов. Сплошь реклама ресторанов, театральные премьеры, разные сплетни и криминальные сводки.

– Ну, почему же? – возразил Олег. – Вот объявления о продаже облигаций военного займа. Какой-то банкир Алфёров за пять дней продал облигаций на пятьсот тысяч рублей. Все облигации будут погашены через десять лет. «Настоящая война – война народная, военный заём также должен стать народным делом, и каждый из нас должен принять в нём участие в той мере, к какой может». Это что, и сто лет назад из карманов обычных граждан также обманом выкачивали деньги?

– А ты как думал? Кому война, а кому мать родна, – подтверждает Сергей. – Или может ты думаешь, что кому-то действительно выплатили по этим военным займам, когда уже и страны-то такой не стало?

– Из века в век одно и тоже…, – усмехнулся Олег.

– А вот и главная статья, – читает Филатов. – «В последние дни отпуск муки в пекарни и выпечка хлеба в Петрограде производится в том же количестве, как и прежде. Недостатка хлеба в продаже не должно быть. Если же в некоторых лавках хлеба иным не хватало, то потому, что многие, опасаясь недостатка хлеба, покупали его в запас на сухари».

– И почему это она главная? – удивился Олег.

– Да, потому что, значит действительно в стране хлеба достаточно, и повода митинговать совсем нет. А ведь изначально началось всё именно с хлебных бунтов. Искусственно созданная шумиха и возмущения масс. Всё спланировано. Всё по методичке. Как и у вас, на Украине, – Сергей обратился к Тарасу. – По одной схеме работают.

Из туалета вновь с мокрой головой появился Бероев, укутанный полотенцем.

– Похоже, тяжко парню, – с сочувствием усмехаются друзья.

– Виталий, мы идём в город, а твоя задача осмотреться тут в «своей» квартире. Остаёшься за дежурного. Отлежись, приди в себя. Всех впускать, никого не выпускать, – отдал распоряжение Филатов. – И, осторожненько так, поизучай соседей. Только сам сильно не светись. Если что, ты – дальний родственник, приехал издалека.

Тарас, вновь осматривая округу из окна, подметил:

– На улице всё больше и больше народу. Все куда-то спешат.

– Все идут на Невский, – утвердительно сказал Сергей. – Там сегодня будет основная туса.

– Так надо быстрее вливаться в толпу, – вдруг встрепенулся Олег.

– Форму все себе подобрали?

Перед «поручиком» Филатовым выстроились три бравых «солдата» в уже слегка потёртых шинелях. Более нелепо среди других выглядел Тарас.

– А можно я в обычной одежде пойду? – быстро сбросил с себя военное обмундирование украинский товарищ. – Мне в гражданском как-то попроще.

Он тут же на вешалках отыскал старую потёртую кожаную куртку и кепку.

– Ну, вылитый Путиловский рабочий, – с восхищением отметил Сергей. – Значит, будешь налаживать связь с рабочим классом.

– Очень смешно, – сквозь зубы произнёс Тарас.

– А я и не смеюсь. Я серьёзно. С простым народом тоже нужно будет разговаривать. А к военным они не очень предрасположены. Военные с оружием, и иногда по ним стреляют.

Подойдя к окну, Филатов обратил внимание на то, как вдалеке большими группами прямо по льду люди переходят через Неву с Васильевского острова. Послышались отдалённые звуки канонады.

– Кажется, начинается, – вглядываясь вдаль, отметил он. – Значит, мосты уже перекрыты. Бунтовщиков перестали пускать к Невскому. Начинается стрельба. Самое главное, мужики, будьте осторожней. Нам бы самим под пули только не угодить. В любой ситуации – сразу домой. В конфликты не вступать, на агрессивные выходки не отвечать.

В этот момент Сергей пристально посмотрел на Олега:

– Персональная просьба.

– А что, сразу я? – опять возмутился друг.

– А догадайся сам.

– Да не собираюсь я никого трогать.

– Поймите, мужики, нам нельзя сейчас здесь влезать ни в какие передряги. Своим вмешательством мы можем изменить историю, и тогда непонятно в какое время мы вернёмся. Всем ясно? Как можно меньше контактов с местными.

– Тогда как мы найдём этого Соколова, если не будем вступать в контакт с людьми? – поинтересовался Михаил.

– Вступать, конечно, нужно, но очень осторожно, – пояснил Филатов и махнул рукой. – За мной.

***

Группа «пришельцев из будущего» осторожно шаг за шагом, медленно и озираясь по сторонам, через парадную дверь вышла на улицу Петрограда начала двадцатого века. День выдался очень солнечный, но морозный. По тротуару в разные стороны быстро сновали самые разные люди. На вымощенной дороге старинные автомобили непонятной конструкции, громко сигналя, обгоняли повозки, запряжённые в лошадей. Вместе с утренней свежестью сразу врезался и пронизывающий запах конского помёта, устеленного по всей мостовой, который давился колёсами автомобилей, смешиваясь со снежной кашей, наматывался на них и отлетал в разные стороны.

Следом за компанией из подъездных дверей выскочили два мальчишки, шустро проскользнув между «солдатами» и скрылись в соседней подворотне. Выйдя на улицу, компания сразу оказалась на широком проспекте. На здании висела кованная табличка с надписью «Офицерская».

– Это же проспект Декабристов, – воскликнул Олег.

– Это уже в наше время он будет «Проспектом Декабристов», – пояснил историк Филатов. – До Невского пешком далековато будет. Метро ещё не изобрели, поэтому придётся ловить извозчика.

За этим дело не стало, усевшись все в одну повозку, компания двинулась в сторону основных событий, которые их ждали впереди.

С огромным интересом разглядывая всё по сторонам, прежде всего, в глаза бросалось огромное количество пёстрых безвкусных вывесок на стенах домов с гигантскими буквами. Два нижних этажа одного за другим зданий были сплошь ими залеплены. На некоторых домах вывески торчали даже на четвёртых и пятых этажах. Они нелепо висели поперёк тротуаров, прицеплялись к балконам, эркерам, тянулись вдоль всех крыш домов. От такого обилия наружной рекламы рябило в глазах. В слабом февральском утреннем свете выпяченные объемные буквы сверкали всеми красками, блестели позолотой, лаком, стеклом. Архитектурная стройность улиц терялась в этом море рекламы. Было понятно, что каждый владелец своего магазина устанавливал витрину по своему вкусу, не считаясь с обликом зданий, а потому всё выглядело нелепо и несуразно. Окрас самих зданий совсем непривычно из-за преобладания в основном тёмного, и в частности тёмно-красного цвета, создавал мрачный вид.

Так, глазея по сторонам, «компания военных» в сопровождении «путиловского рабочего» незаметно прибыла к месту. Однако извозчик отказался довозить до Невского ещё целых пару сотен метров, ссылаясь на опасность быть побитым недовольными вольнодумцами и пьяной молодёжью, блуждающей среди повстанцев, поэтому остаток пути до заветной городской артерии друзьям пришлось преодолевать уже пешком.

***

Виталий ещё долго не мог прийти в себя. Голова болела, сильно мутило. Даже несколько глотков обычной воды вырывались наружу, упорно не желая усваиваться внутри. Время тянулось очень медленно. Горемыка то ложился, то вставал, то ходил по комнатам, то рассматривая старинную прохудившуюся мебель, листая свежую прессу, просматривая полки шкафов, после чего вновь ложился, покрывая голову мокрым полотенцем. Спустя час или более, Виталия осенила мысль прогуляться по улице, вдохнуть аромат свежего воздуха, а заодно и пройтись до ближайшего магазина, лавки или может быть аптеки. Еду организм пока упорно не принимал, поэтому он решил чем-либо полечиться.

Примерив висевшие пальто и шляпу, Виталий осторожно вышел на лестничную площадку. Не успев повернуть за собой ключ, вдруг услышал звук открывающейся двери напротив. Молодой человек продолжал стоять спиной, не поворачиваясь, чтобы дождаться, пока соседи спустятся первыми по лестнице, решив таким образом остаться незамеченным. Вдруг он услышал очень нежный женский голос:

– А вы, наверное, родственник Карла Оттовича?

Виталий, так и не поворачиваясь, мотнул головой и пробурчал под нос:

– Да.

– Я заметила, что у вас большая компания. Карл Оттович перед отъездом во Францию предупредил, что приедет племянник с друзьями, – продолжала поддерживать разговор молодая особа.

– Да, – опять невнятно произнёс молодой человек.

– А вы, как я смотрю, совсем немногословны.

Виталию уже совсем неудобно было оставаться спиной к даме, поэтому он сделал вид, что, наконец закрыл неподдающийся замок, поправил очки и шляпу и медленно повернулся. Перед ним стояла изящная высокая стройная золотоволосая чернобровая женщина со слегка прищуренным, но очень обаятельным взглядом в ярко розовом пальто с накинутым поверх белым мехом. Подойдя ближе, почти вплотную к Виталию, девушка протянула тонкую руку в белой кружевной перчатке и томным голосом с привздохом произнесла:

– Любовь.

Виталий сглотнул комок, подступивший к горлу, и продолжал молчать, не зная, что ответить. После некоторой паузы девушка добавила:

– Любовь Дмитриевна.

Виталий немного оторопел, но быстро придя в себя, слегка наклонился, чтобы прикоснуться губами к руке, и негромко сказал:

– Виталий… Виталий Бероев.

Девушка неожиданно расхохоталась, заливая небольшое подъездное пространство лестничной площадки пронизывающими до глубины души звонкими миловидными звуками лучезарного смеха, чем парня совсем привела в смущение. Но, также резко остановилась:

– Не обращайте внимание. Мне просто забавно смотреть на вашу нерешительность.

С этими словами внутри молодого человека вдруг «проснулся» пусть, не орёл, но, точно вожак стаи. Как-то самопроизвольно расправились плечи, и рост, казалось, «увеличился» на десяток сантиметров.

– А с чего решили, что я смущаюсь?

– Я так совсем не думаю, – теперь уже кротко ответила девушка. – Я просто хотела попросить Вас проводить меня до булочной. Знаете, на улице беспорядки. Говорят, что повсюду снуют хулиганы. Я крайне нуждаюсь в сильном уверенном провожатом. Не соблаговолите мне составить компанию?

– Непременно, – теперь уже с глубокой внутренней уверенностью утвердительно произнёс Виталий. – Я как раз сам направляюсь в ближайшую лавку.

Девушка тут же нежно, словно сразу несколько змей, обвила своими руками руку соседа и прижалась к плечу. Парочка двинулась вниз по лестнице.

– Не сочтите за любопытство, но хотелось бы поинтересоваться, чем Вы занимаетесь, Виталий? – по дороге продолжила разговор спутница.

– Я люблю рисовать и пишу книги.

– Ой, как это прекрасно, – не скрывая восхищения, воскликнула Любовь. – А я сначала подумала, что вы какой-то учёный.

– Это почему?

– А вы напомнили мне моего папеньку. Он у меня был очень известный учёный. К сожалению, его уже нет в живых, но он столько всего создал, что его теперь знают многие другие учёные.

– Ну, я ведь тоже знаю многих самых разных учёных. Может и о вашем отце слышал.

– Менделеев его фамилия. Дмитрий Иванович. Слышали что-то о таком?

Виталий в этот момент чуть было не поперхнулся.

– Безусловно. В школе проходили…

– Куда проходили? – не поняла собеседника спутница.

– Я хотел сказать, что, конечно же, слышал и знаю о его величайших открытиях. Каждому, наверное, известна знаменитая Периодическая система химических элементов, созданная Менделеевым.

Любовь от изумления широко открыла свои раскосые глаза и с восхищением воскликнула:

– Вы и химией тоже интересуетесь? Вы так много всего знаете?

Виталий хотел в ответ сказать ещё что-то умное, чтобы окончательно выглядеть в глазах милой девушки образованным интеллигентом, но, решил на этом остановиться в познаниях, чтобы не скомпрометировать себя окончательно, тем более, что за увлекательной беседой они уже дошли до лавки.

***

Уже спустя несколько минут друзья оказались на главной улице столицы и сразу влились в гущу самой разнообразной толпы. Вся улица была заполонена народом. Самая разношёрстная публика, от промасленных рабочих и бородатых лакеев, до молодых студентов и курсисток, сгруппировавшись в кучки, целенаправленно шли в сторону вокзала. Наиболее агрессивная молодёжь вела себя очень дерзко и развязно. Деревянными палками и металлическими обрезками труб они то и дело пытались что-нибудь мимоходом обязательно разбить или просто сильно ударить. После них не оставалось ни одного целого фонаря вдоль дороги. С разбегу с криками и воплями, словно обезумевшие, они вдруг налетели на движущийся старенький трамвай и с размаху побили все его стёкла. Вагончик остановился, люди в ужасе выбежали на улицу. То и дело отовсюду слышался звон разбившихся окон первых этажей. Сергей вопросительно посмотрел на Тараса:

– Тебе это ничего не напоминает?

В ответ украинский товарищ просто отвёл взгляд в сторону. Группа наших героев двинулась вместе со всеми в общем потоке. Ближе к площади поток становился всё плотнее. Люди шли уже плотно прижимаясь плечо к плечу. Людская масса превратилась в единую, словно морскую, волну. Попав в поток, противостоять ему уже невозможно, и постепенно друзья начали не самопроизвольно отдаляться друг от друга, теряясь из виду.

Через некоторое время уже ближе к площади движение вдруг неожиданно остановилось. На пути поперёк всего проспекта дорогу горожанам перегородили солдатские шеренги. Стоя лицом к лицу к вчерашним крестьянским сынам и рабочим, сегодня надевшим солдатские шинели, народ из первых рядов пытался уговорить новобранцев пропустить их к площади. Население напирало убеждениями и своей массовостью. Солдаты же стояли непреступным строем. По лицам была видна их общая скорбь с народом, но присяга и приказ были, конечно же, важнее.

Сергей с Михаилом оказались вместе прижатыми с одной стороны лицом к лицу к солдатскому строю, а с другой к громкоголосой компании студенческой молодёжи с нацепленными на груди красными ленточками в виде бантов. Миловидная темноволосая девушка в полурастёгнутом пальто и без шапки озябшими руками сжимала в руках кривую длинную палку, служившую древком для флага в виде куска ярко красной материи. Девчонка, улыбаясь стоявшему рядом унтер-офицеру, игриво называя того «Тимохой», пыталась уговорить пропустить их компанию. В ответ высокий статный солдат нагловато пытаясь руками прижать к себе молодую особу, лишь отвечал: «Да, я бы ведь и не против, Ульянка, ты же знаешь. Тебя одну, да хоть куда… Хоть замуж. А вот с компанией, такого приказу не было».

Посчитав сказанное удачной шуткой, он громко расхохотался. Девушка своим флагом резко оттолкнула наглого военного, ударив того по рукам, и тут же спиной наткнулась на Мишу. Обернувшись и увидев ещё одного военного, она мило улыбнулась и спросила: «Может ты пропустишь, солдатик? Мне очень-очень надо к «бегемоту»!!!» Молодой парень опешил. Он совершенно не знал, что ответить девушке, которая невольно оказалась так близко, практически в его объятиях, и только посмотрел на Сергея. Девушка следом тоже перевела жалостный взгляд на стоявшего рядом «офицера».

Тут же неподалёку какой-то подвыпивший парень, по виду из рабочих, вдруг неожиданно рванув на себе телогрейку руками так, что пуговицы полетели в разные стороны, и яростно крикнул: «Дайте свободу или убейте!!!»

С другой стороны средних лет женщина взмолила: «Солдатики, только не стреляйте!» Унтер-офицер уверенно ответил: «Не бойтесь, стрелять не будем». После чего, развернувшись к Сергею, вдруг произнёс, словно оправдываясь, но так чтобы старший по званию услышал: «Они идут хлеба просить, пройдут и разойдутся».

Филатов, быстро осмотревшись вокруг, вдруг понял, что он в ближайшем окружении единственный «офицер высокого чина». Пристально посмотрел на унтер-офицера, которого девушка только что называла «Тимофеем», и почувствовал, что этот солдат только и ждёт его приказа, Сергей махнул головой и сделал жест рукой: «Пропустить!»

Молодой и дерзкий унтер, широко улыбнувшись в усы, перчаткой вытер лоб и, ловким движением приподняв фуражку наискось, скомандовал стоявшему рядом строю: «Расступись!»

Молодая девушка, обернулась и лукаво улыбнулась Михаилу. Их глаза оказались настолько близки друг к другу, что парню показалось, что он заглянул в глубину бездонного голубого озера. Это мгновение длилось недолго. Лишь крикнув: «Спасибо, красавчик», девушка быстро растворилась в толпе, хлынувшей в образовавшийся проход. Через минуту и его самого уже буквально затащило на площадь.

Митингующие тут же оказались лицом к лицу с полицейскими, которые с криками: «Кто пропустил? Кто позволил?», беспорядочно гоняли зевак из стороны в сторону. Казаки на лошадях также, создавая грозный вид и размахивая нагайками, делали вид, что наводят порядок, в действительности же просто прохаживались среди народа. Было заметно, что их никто не сторонится, а даже наоборот, заводит задушевный и весёлый разговор.

Олег уже с удивлением наблюдал за главным событием манифестантов, которое разворачивалось в самом центре площади возле памятника с всадником, почему то частично накрытого мешковиной. И в первую очередь, ему крайне непривычно было видеть на месте того самого памятника революционерке с флагом, сейчас совершенно другое изваяние. Сергей же, глубоко изучая историю родного города, знал, что это и есть тот самый памятник императору Александру-III, который как раз сейчас народ и называл этим обидным словом «бегемот». Остальные из друзей никакой «подмены» не заметили.

Именно здесь вокруг этого самого памятника и расположилась немногочисленная, но крайне активная молодёжь с митингом, размахивая красными флагами. Пели революционные песни, громко выкрикивая лозунги: «Долой войне! Долой царя! Долой самодержавие!»

Михаил сразу же узнал среди этой громкоголосой группировки, ярко выделяющуюся ту самую девушку. Размахивая древком, она ближе всех находилась к глазевшим вокруг. Михаил постарался протиснуться ближе, в надежде вновь встретиться взглядами, но, в этот момент, отодвинув его плечом, подошли ещё несколько полицейских во главе с грузным начальником. Тот, представившись «ротмистром Крыловым», громко и властно потребовал немедленно прекратить эти манифестации, иначе будет вынужден арестовать всех. Но, девчонка лишь дерзко и нагло стала ещё громче кричать и прямо перед самым его лицом размахивать флагом. В ответ городовой попытался схватить девчонку за край пальто, но, резко дернувшись в сторону, она вырвалась, оголив одно плечо почти до пояса. Даже не заметив этого, активистка под визги и крики стоявшей рядом толпы резко отмахнулась своим флагом, нечаянно зацепив наглого полицейского древком по голове, смахнув с того фуражку. Народ тут же залился громогласным хохотом. Разозлившийся офицер с яростью выхватил саблю из ножен и с размаху резко полосонул по бунтарке. Удар пришёлся как раз на открытое плечо, из которого сразу хлынула красная кровь, но активистка и этого не заметила, продолжая отмахиваться древком. Вторым ударом жандарм выбил флаг из её рук, и девушка пошатнулась, присев на одно колено. Старый офицер с нескрываемой жестокостью и ненавистью в глазах уже и в третий раз занёс над собой окровавленную саблю для удара, который должен стать окончательно смертельным, так как забрызганная кровью, но с гордо поднятой головой, девушка совершенно безоружно стояла пред ним, не пытаясь защищаться даже руками.

Но, неожиданно в этот момент, Михаил, находясь в непосредственной близости, вдруг резким и отточенным движением перехватил эту занесённую над головой руку офицера, и сабля в тоже мгновение ловко оказалась уже в руках молодого парня. Не задерживаясь ни на секунду, таким же резким и размашистым движением он нанёс сокрушительный глубокий полосовой удар по пухлому туловищу полицейского. Удар получился настолько сильным, что не только весь офицерский мундир насквозь от шеи до пояса с треском разорвался, тут же покрываясь бурыми пятнами, но и кожаная портупея разлетелась на части, отлетая в сторону. Старый жандарм с широко открытыми от удивления и застывшими глазами, словно мешок лицом вниз грохнулся на мостовую. Из-под его тела тут же огромная багровая лужа растеклась по изрядно затоптанному снегу.

Все вокруг на минуту опешили и стояли не двигаясь. Первым пришёл в себя тот самый унтер-офицер по имени Тимофей, который оказался поблизости. Он резким движением, выхватил из рук молодого «солдата» саблю и выкинул в снег, оттолкнув Михаила в сторону своих подчинённых. Вместе со своими товарищами, он закрыл телами его от полицейских, выставив вперёд штыки. Толпа людей и манифестантов, поняв, что солдаты уже вместе с народом, тут же кинулась с криками на стоявших рядом полицейских. В руках их оказались палки и лопаты, которыми демонстранты, размахивая, стали целенаправленно наносить удары по полицейским. Городовые принялись беспорядочно отстреливаться из револьверов, но, тут же получали удары булыжниками и осколками льдин.

Тимофей с солдатами укрыв собой Михаила оттащили того в сторону, но, молодой парень, отмахнувшись, вырвался из рук случайных покровителей и вновь кинулся к памятнику, где на снегу, истекая кровью, лежала эта молодая активистка. Рядом склонились её товарищи. Одним движением, он, оттолкнув всех в стороны и упав перед ней на колени, тут же начал бить девчонку по щекам, приводя в сознание. Затем разорвав на себе рубаху в клочья, приложил к кровоточащей ране эти тряпки, плотно прижав и прикрыв отворотом пальто.

Взвалив молодую девчонку на руки и, поднявшись на ноги, молодой парень, ринулся в сторону. Вокруг уже шёл беспорядочный мордобой, всюду лужи крови на мостовой, стрельба из револьверов, но, Михаил этого ничего не замечал, словно вообще ничего не слыша. Ему нужна была только дорога к выходу от этих беспорядков. Обернувшись несколько раз вокруг, он не понимал, в какую сторону ему бежать. Тут вновь подоспели этот унтер-офицер с солдатами, которые повели парня за собой, указывая дорогу и расталкивая разъярённых горожан и жандармов, создавая тем самым проход. С военными никто не желал вступать в драку. Казаки на лошадях в стороне продолжали просто наблюдать за происходящим, не участвуя в потасовках.

Михаилу ничего не оставалось, как довериться новым знакомым, под прикрытием которых он и выбрался с площади, бросившись бежать во двор ближайшего дома, куда указали солдаты.

Унтер-офицер с солдатами уже возвращаясь в свой строй, заметили, как в этот момент из другого переулка на площадь въехал целый конный отряд полицейских для разгона демонстрантов, двое из которых отделились и сразу рванули за пытающимся скрыться Михаилом. Понимая, что сейчас жандармы настигнут молодого парня, Тимофей вскинул ружьё и, не раздумывая, выстрелил в удаляющихся от них всадников. Одна из лошадей, подкосившись на передние ноги, упала замертво, а полицейский свалился на мостовую. Рядом стоящие солдаты, понимая, что задумал их командир, точно также произвели несколько выстрелов, и вторая лошадь уже в конвульсиях билась в снегу, прижав под собой второго городового. Через минуту стрелки уже слились со строем других солдат.

А здесь на площади молодой, но по внешнему виду и выправке видно, что очень уверенный и опытный офицер, уже выстроил отряды, чтобы утихомирить митингующих и взбунтовавшихся горожан. Он быстрым шагом прохаживался вдоль строя, что-то постоянно выкрикивая, приказывая выстроиться в шеренги и приготовится к стрельбе. По рядам среди солдат прокатился какой-то гул с негодованием. Ещё через несколько минут офицер громко произнёс этот ненавистный для всех солдат приказ: «Огонь!»

Ослушаться было ни в коем случае нельзя, а потому шеренга послушно выпалила свои патроны, но, при этом на площади не упал ни один из демонстрантов. По всему было ясно, что стреляли не в горожан, а поверх их голов. От неожиданности на минуту митингующие затихли. Офицер был в ярости. Размахивая револьвером, он кричал: «Кирпичников!!! Я требую выполнение приказа!», после чего вновь громко отдал приказ: «Огонь!!!», и даже сам лично произвёл несколько выстрелов в сторону митингующих. Осознание того, что солдаты колеблются и не собираются стрелять по мирным гражданам, у демонстрантов пришло очень быстро и началось ликование. Выстрелов уже не боялись, и даже наоборот каждый залп воспринимали с восторгом, словно праздничный салют.

***

Михаил в это время перебежками из двора во двор пытался скрыться от преследования. Только окончательно поняв, что за ним уже никто не гонится он присел от усталости, посадив на колени молодую девчонку, которую всё это время крепко сжимал в своих руках. Пытаясь разглядеть рану, он слегка приоткрыл пальто, но, тут же получил пощёчину ослабленной рукой.

– Ты что, дура, надо же рану осмотреть, – попытался оправдаться парень.

Но, у девчонки уже совсем не было сил отвечать. Миша понимал, что в любой момент она от большой потери крови может потерять сознание.

– Эй-эй, смотри мне, только глаза не закрывай.

Девчонка через силу сделала попытку улыбнуться, и тихо произнесла:

– Как хоть тебя зовут, красавчик?

– Я – Михаил… Ну, или просто Миша. А тебя как, дурёха?

– Ульяна…

– Ну, вот что, Ульяна, нам с тобой надо хоть как, но добраться до больницы.

– В больницу мне нельзя, – совсем тихо произнесла девчонка.

– Тогда домой… тебе срочно нужна помощь, – парень опять взвалил раненую на руки, и кинулся идти, но, тут же остановился. – Только… я совсем не знаю куда.

Чтобы парню было легче нести её, девочка, на этот раз обвила его за шею одной рукой, положив голову на плечо. Неожиданно из-за угла выбежали два пацана, которые совсем не выглядели оборванцами. Один из них, тот, что по всему был вожаком, вдруг крикнул:

– Идём за нами, мы знаем, куда тебе нужно.

– Откуда? – удивился Миша.

– Ты же из дома на Офицерской?

– Точно… Но, откуда вы знаете?

– Поехали, тут рядом бричка дожидается. Времени нет.

Так и не получив ответа на свой вопрос, понимая, что других вариантов у него просто нет, ничего не оставалось, как подчиниться уличным мальчишкам. За углом действительно стоял извозчик. Усевшись поудобней, Миша всю дорогу крепко обеими руками прижимал к себе молодую девушку, пытаясь согреть своим теплом, т.к. раненую уже колотил озноб. Пацаны же пристроились на подножках по обе стороны.

***

Совсем растеряв в толпе своих друзей, Сергей наконец разглядел Олега, который о чём-то разговаривал с каким-то солдатом. Филатов уже кинулся было к другу навстречу, как вдруг мимо просвистела пуля, и рядом тут же замертво с пробитой головой упал какой-то по всему виду обычный рабочий. Сергей лишь успел окликнуть друга, и в тот же момент, словно подкошенный с насквозь пробитым глазом, в сторону отлетает и военный собеседник Олега. Друзья, как по команде тут же враз падают в ближайшую снежную насыпь.

– Солдаты не стреляют в народ. Это обстреливают откуда-то сверху, – оглядываясь вокруг сделал заключение Филатов. – Тебе ничего это не напоминает?

– Ещё как, – подтверждает Васильев. – Кажется, отстреливают откуда-то с крыш. Беспорядочно палят по площади, и по военным, и по мирным.

– Солдаты отказались от кровопролития, поэтому кто-то решил пойти на провокацию. А ещё спрашивали – кто на Майдане придумал создать отстрелы? Да такие манёвры уже сто лет назад используются.

– Вон они, с крыши дома из пулемёта палят, – высматривает снайперов Олег.

– Нужна была первая революционная кровь? Вот вам и кровь. Всё так просто. Теперь уже восстание неизбежно. Злости в людях накопится, хоть отбавляй. Уже не остановить.

– А где наши остальные? – поинтересовался Олег.

В этот момент неподалёку два жандарма усмиряли ударами приклада по голове волосатого рабочего, в котором друзья сразу разглядели своего товарища. Через минуту Тарасу уже заломили руки, завалив лицом в снег. Олег моментально вскочил с места и с силой оттолкнул одного из городовых так, что тот отлетел, пробороздив лицом по мостовой. Второй быстро и ловко вскинул револьвер, нацелившись в сторону нападавшего «военного», но неожиданно получил сзади от кого-то из митингующих булыжником по затылку так, что, обессилев, присел на колени и замертво повалился на дорогу. Груда больших острых льдин незамедлительно повсюду обрушилась на остальных городовых, с криками: «Военные с народом! Солдаты за нас!»

Олег сделал шаг вперёд, чтобы помочь другу, но тут же упал, ухватившись за голову. Из-под ладони ручьём заструилась кровь. Уже пренебрегая всеми предосторожностями, Сергей с криком кинулся к другу, но ещё раньше подоспели рядом стоявшие солдаты и, очень быстро, отточенными движениями, переложив того на шинель, как на носилки, перебежками понесли с площади. Одной рукой подняв за рукав с земли одного товарища, Филатов, среди этого беспорядочного людского хаоса пытался не потерять из виду и другого, а потому он кинулся следом за убегающими.

Когда друзья наконец смогли настигнуть военных, Олега уже уложили рядом с другими ранеными в грузовике, стоявшем тут же неподалёку на площади.

– Куда его? – поинтересовался они.

Удивлённые солдаты ответили:

– Как обычно, в лазарет.

– А можно с ним?

– Господин поручик, Вы же всё сами знаете. Да, не беспокойтесь, рана не серьёзная, пуля вскользь прошла. Вылечат. Быстро на ноги поставят.

Грузовик, уже до отказа забитый ранеными спустя минуту уже двинулся с площади вдоль по Лиговскому проспекту. Сергей с Тарасом остались стоять, не вполне понимая, что делать дальше. Беспорядки на площади только нарастали. Со всех сторон сыпалась ругань, крики, вопли, выстрелы.

– По-моему, тут делать больше нечего, – вдруг заявил Филатов. – Пока ещё сами целы, надо уходить.

После чего повернувшись к Тарасу, похлопал того по плечу, и вскрикнул:

– Ну что, друг, словно опять на Майдане побывал?

Тарас молча отвёл взгляд в сторону. По его сильно испачканному грязью лицу откуда-то со лба текла струя крови. Посмотрев на друга, Сергей невольно улыбнулся, подумав про себя, что, вероятно, полицейские всё же смогли поранить украинского гостя из будущего, укладывая того мордой в пол.

– А где же Михаил? – взволнованно спросил Тарас.

– Я потерял его из виду в этой неразберихе, – с какой-то безнадёжностью в голосе ответил Филатов. – Миша – уже взрослый парень. Думаю, разберётся.

– Он же совершенно не знает города, тем более здесь, сейчас…

– И что ты предлагаешь? Я уже всю площадь обошёл, всё внимательно осмотрел. Только вас нашёл. Уже смеркается, а значит, через полчаса совсем стемнеет, и мы больше никого найти не сможем. Поверь, Миха найдёт дорогу, – утвердительно заявил петербургский историк, словно тем самым пытался убедить даже и самого себя.

– Ну, и куда теперь?

– Пожалуй, домой.

– Звучит, конечно, заманчиво, – усмехнулся украинский товарищ, – осталось понять в какой именно?

С трудом выжав из себя улыбки, друзья побрели искать ближайшего извозчика.

Необычные соседи

произведения? – пытается поддержать поэта и историк.

– О, вы глубоко ошибаетесь, – вдруг вновь с усмешкой разрушает стереотип хозяйка. – Далеко не всегда в произведениях Сашеньки я выгляжу Прекрасной дамой. Бывала, к примеру, и даже в образе глупой картонной куклы Коломбины…

Гости немного в удивлении.

– Да, да. Почитайте как-нибудь пьесу «Балаганчик».

– Любонька, ты ведь знаешь, при каких обстоятельствах это было написано, – попытался оправдываться Блок.

– А циклы стихов «Снежная маска» и «Фаина», вообще написаны не для меня, – продолжала девушка. – А какой они пропитаны нежностью и любовью?..

Обстановка нагнеталась, по всему чувствовалось назревала ссора. Поэт, казалось, уже зная, как разрядить обстановку, встал и нежно обнял жену сзади за плечи:

– Дела минувших дней, Любонька моя. Теперь совсем другие времена. А настоящая любовь остаётся единственной – данной судьбою.

Хозяйка также, не желая напоказ выказывать семейные ссоры, решила перевести разговор на другую тему, первое, что пришло в голову:

– Ужасно и небезопасно стало на улице в последние дни, особенно когда стемнеет.

– Да, преступность с каждым днём растёт, – подтвердил муж. – Теперь уже, провожая вечером гостей, впору спрашивать, «при вас ли револьвер?» Кровавые побоища на улицах уже стали делом привычным. Воры уже даже людей крадут. Так, ушёл из дома на полчаса, и пропал навсегда.

– Тебе во всём теперь так и мерещится твоя несчастная Куличенко, – с упрёков съехидничала жена.

– Что за несчастная? – поинтересовались гости.

– О, это знаменитая Ната Куличенко, петроградская проститутка, убитая и ограбленная на улице. Мой Сашенька сильно скорбил по ней. Её несчастной судьбе вообще газеты уделяли больше внимания, чем войне или даже убийству Распутина. В каждом кафе служащие дневными биржами «живого товара» обсуждали это жестокое ограбление.

– Любонька, ну нашим гостям совсем не интересны эти истории.

– Отчего же? Господам ведь интересно, что обсуждают в столице в последние дни? К примеру, ещё одна подружка моего супруга – тиражная Тамарка, недавно тут чуть было замуж за богатого старичка не вышла. Её история вообще стала легендой. Высокая миловидная жгучая брюнетка в жуткую стужу вышла подвыпившей с вечеринки на Невский. У дома Елисеева из автомобиля вышел пожилой господин в дохе и бобровой шапке. За приличные деньги предложил проехать к нему в дом и нарядиться невестой. Тамарку такое предложение заинтересовало. Отвёз её к себе в дом в Старую деревню. А там, только представьте, в чистой белой комнате по центру стоит белоснежный гроб. Тамарке пришлось в свадебном платье лечь в этот гроб. Замирая от ужаса, она провела в этом гробу несколько часов, пока пожилой господин плакал и целовал её руки.

– Надо отдать должное, что и расплатился с ней щедро, – подтвердил хозяин квартиры.

– Действительно. Говорят, потом ещё не раз встречались. Одаривал подарками и деньгами. Даже замуж позвал.

– И что же? Согласилась? – поинтересовались заинтригованные гости.

– Отказалась Тамарка. Да, и старик куда-то исчез, – историю хозяйка также внезапно закончила, как и начала.

– Вы ведь сегодня были в самой гуще на Знаменской площади у Николаевского вокзала? – неожиданно перевёл разговор и вполне серьёзно поинтересовался Александр Блок. – Говорят, что волнения были уже гораздо серьёзнее, нежели в предыдущие дни. Чем, на ваш взгляд, это может грозить?

– Манифестации уже действительно приобретают угрожающие масштабы, – постарался хоть как-то объяснить Сергей. – Думаю, что такие общегородские волнения могут привести к очень серьёзным, я бы даже сказал, к глобальным последствиям, вплоть до политического переворота и захвата власти.

– Думаете, что это всё настолько серьёзно? – удивился поэт.

– Я не думаю. Я в этом уже окончательно уверен. Судьба самодержавия и монархии в целом висит на волоске, – резюмировал Филатов.

– Неужели вы – военные позволите народным массам совершить такой переворот?

– Военные – это в первую очередь всё те же вчерашние рабочие и крестьяне. В петроградских гарнизонах около двухсот тысяч новобранцев находятся ещё буквально считанные дни. Даже командующие должности стали занимать люди из простого народа. Командование не считает должным проводить разъяснительную работу в армейских рядах, относится к ним, как к безвольной «серой скотине», чем успешно пользуются провокаторы и революционеры. Солдаты охотно впитывают информацию, распространяемую этими «отцами революции». Девиз «За веру, Царя и Отечество» уже не вселяет в солдат той беззаветной преданности монарху. Лозунги и речи ораторов всё больше находят во вчерашних крестьянах живой отклик и сочувствие к горожанам. Выступать с оружием против таких же, как они сами, такие военные не захотят, да и не станут. А без армейских штыков эту разъярённую толпу, подогреваемую революционными лозунгами и мыслями о свободе от «ненавистных самодержавцев», уже не остановить, – вдруг неожиданно для хозяев сделал пессимистичное заключение «офицер». – Я сегодня своими глазами видел, как усердствовали некоторые офицеры, убивая народ без смысла и разбора, унижая своих же солдат, пытаясь превратить их в палачей безоружных горожан, тем самым противопоставляя себя не только демонстрантам, но и собственным подчинённым.

– Вы считаете, что Российская империя уже обречена?

– Увы, в ближайшие дни власть перейдёт в руки либералов, находящихся сейчас в Думе – к главным зачинщикам всех этих беспорядков.

– Вы так спокойно об этом говорите, будто бы сами состоите в этом заговоре. Или настолько в этом уверены? – продолжил сомневаться поэт.

– А вы считаете иначе? Всё ведь уже очевидно.

– Всё-таки странно это слышать от офицера такого ранга. Я сегодня провёл время в ставке градоначальника. Пригласили сделать материал для газеты о работе Штаба командующего войсками, который теперь расположился в кабинете генерала Балка. По заключениям начальника штаба генерала Хабалова всё под контролем армии. Начальники районов докладывают о затихающих беспорядках. Может быть, вы сгущаете краски? – усомнился Блок.

– Я буду счастлив, если всё будет действительно под контролем генерала, и завтра манифестации и беспорядки в городе не повторятся, – успокоил хозяев «офицер». – А вам не нужен помощник в ваших писательских делах у градоначальника? Вы ведь завтра вновь будете там?

– Как я уже и говорил, в городе не безопасно, а посему сочту за честь, если вы сопроводите меня. К тому же, я не ограничен в количестве редакционной группы.

– Думаю, что наш Виталий вам в помощь будет лучшим помощником. Он и сопроводит вас завтра утром.

Бероев был крайне удивлён таким решением, но безоговорочно согласился и поддержал.

– Тогда, позвольте, сегодня вечером украсть вашего друга уже мне? – вдруг что-то опять затеяла хозяйка. – Ах, если бы сейчас было лето, я непременно предложила бы прокатиться в соседнем саду на чёртовом колесе или «Американских горах», которые просто обожает мой Сашенька. А мне более по душе «Мельница любви» и «Пьяная лестница». Но, сейчас можно посмотреть новую пьесу здесь же в театре Комиссаржевской. Виталий, Вы ведь не откажете мне?

Бероев смущённо посмотрел на Блока и, опустив глаза, пробурчал под нос:

– Я даже не знаю…

– Если вам не трудно, я буду крайне признателен, если Вы сопроводите и составите моей Любоньке компанию. Она так любит театр, – вдруг настоятельно попросил уже сам муж хозяйки.

Сама же Любовь Дмитриевна расплылась в лучезарной улыбке:

– Мой супруг и сам обожает театр. «Театр – это сама плоть искусства, та высокая область, в которой «слово становится плотью» – так писал он когда-то.

– Полагаю, вам обязательно должен понравиться фарс, – продолжил поэт. – Такого, кроме как в Петрограде, Вы больше нигде не увидите. Короткая комическая незамысловатая эстрадная пьеса, нередко скабрезная, рассчитанная на думающую публику. Теперь уже нет надобности отправляться до Адмиралтейской набережной или в Пассаж, и уж тем более на Невский в дом купца Елисеева, как раньше. У нас рядом в Офицерском саду теперь обосновался свой «Зимний театр фарсов».

Хозяйка прямо засветилась от такой идеи и продолжила своим радостным заливистым голосом:

– Виталий, вам непременно понравится. Это гигантские дивертисменты, танцовщицы и опереточные певицы с короткими пьесами, модные шансонетки, злободневные куплеты. Всё вперемешку – комедии про мужей-рогоносцев, канкан, шутки про политику.

Виталий чувствовал себя несколько смущённо, но, девушка, соскочив с места, подошла к гостю сзади, положив руки на плечи, тихо и настойчиво продолжала прямо на ухо юноше:

– Главное действо – это обнажающиеся актрисы, выступающие лишь в обтянутых трико или полупрозрачных покрывалах.

Гостям было крайне удивительно видеть, с каким восхищением за этой сценой наблюдает муж хозяйки, буквально пожирая глазами свою супругу, откровенно флиртующую с их другом. Наоборот, он настойчиво старается поддержать и посодействовать планам жены:

– Если бы Вы прибыли к нам в город ранее, я бы непременно посоветовал вам посетить увеселительный сад «Аквариум». Французские каскадные танцы, румынский оркестр, цыганский хор, фокусники, костюмированные балы, романсы в исполнении Анастасии Вяльцевой и Вари Паниной. Недавно модная танцовщица Ольга Десмонд была с гастролями и давала концерты, изображая пластические композиции в прозрачных одеяниях, а в конце и совсем нагишом, загримировавшись под мрамор, демонстрировала живые картины, танцуя среди кинжалов. Крайне завораживающее зрелище.

– Мой супруг вообще любитель и сторонник женской наготы на сцене. Точно так, как и его друг Луначарский, который даже сборник эссе на эту тему Сашеньке подарил, – девушка ловко одним движением пальца вынула из стопки небольшую книжицу, и открыв, зачитала: «Борьба за наготу – есть борьба за красоту, здоровье и свободу».

Виталий уже был на всё согласен, только бы прекратить этот разговор. Сергей также, поняв состояние приятеля и всю абсурдность ситуации, поспешил встать из-за стола, дав понять и остальным, что пора уходить. Но, друзья не торопились поддержать товарища, желая всё же вдоволь подкрепиться, пока представилась такая возможность. Тогда Филатов сделал шаг в сторону и оказался у открытой двери в другую соседнюю комнату, по всему, служившую поэту рабочим кабинетом.

Блок чутко уловил вопросительный взгляд гостя и положительным кивком предложил пройти внутрь, сам проследовав за ним. В углу комнаты, находилась точно такая же, как и в их квартире, печь до самого потолка, обложенная крупным белым кафелем. Она ярким пятном выделялась на общем светло зелёном нежном фоне обоев с белыми аляпистыми цветами. Вдоль стен расположились два шкафа со стеклянными дверцами. Один до отказа наполнен различными книгами, дверцы другого изнутри занавешены драпировочной тканью, а посему рассмотреть содержимое невозможно. Вдоль другой стены обитый зелёной тканью диван с деревянными резными спинками-подлокотниками. Подстать ему и два похожих кресла, одно из которых служило рабочим местом хозяину квартиры. По центру комнаты располагался небольшой круглый столик.

Но, у Сергея больше всего вызвал любопытство именно сам рабочий стол, за которым, по всему, видимо, и создавались все те самые известные произведения. Из собственного опыта, да и вообще из общего представления, у историка уже сложилось стереотипное представление рабочего места творческого человека в обычном беспорядочном состоянии с ворохом книг и бумаг. Но, на этот раз его образу предстало чистейше убранное рабочее пространство деревянного стола, скорее, напоминающее рабочее место какого-то педанта, но никак не творческого гения. На столе лишь медная керосиновая лампа, служившая светильником, да непонятная белая фаянсовая безделушка в форме собачки, скорее служившая пепельницей.

– В нашем семействе издревле любимой породой являются таксы, – заметив любопытство гостя, пояснил хозяин. – В тот самый день, когда я на Васильевском так беспечно сошёл на «6-ой линии», лишь увидав Любочку, которая шла на Бестужевские курсы, я как раз направлялся за покупкой таксы для матушки. Именно такса и стала для меня символом предначертанной женитьбы, вот потому она здесь и поселилась в таком необычном образе.

Филатов, приподняв в руке эту вещицу, обратил внимание на её жгуче-красные глаза, и, не найдя в этом образе ничего особенного и необычного, тут же вернул безделушку на место.

– Вы не находите этот вид из окна впечатляющим? – вдруг переключил своё внимание и внимание гостя, поэт. – При выборе квартиры, меня в первую очередь вдохновило именно это место.

Повидавший самые разные виды Петербурга историк, лишь не покорно и немногословно согласился:

– Неплохой вид.

– Меня же этот вид поражает, – продолжил восхищаться Блок. – Не смотря на то, что само море закрыто домами, я здесь чувствую себя, словно на капитанском мостике. Повсюду видны купола церквей.

Из гостиной послышался гул скучающих гостей. Вернувшись к друзьям, Сергей не нашёл взглядом ни Виталия, ни хозяйки квартиры. Через ещё одну открытую дверь он попал в узкий коридор, откуда в разные стороны вели сразу несколько входов. Открыв одну, Сергей тут же понял, что попал в покои самого поэта, так как за деревянной ширмой заметил небольшую узкую кровать. За другой дверью послышался шёпот и шорох. Филатов постарался, как можно громче создать топающий звук, и хотел было уже постучать, но, дверь покоев хозяйки, как уже любопытствующий гость сам сумел догадаться, тут же отворилась. Любовь уверенно сделала шаг вперёд, молча лишь одним взглядом предлагая Сергею вернуться в гостиную, давая понять, что они вместе с Виталием следуют за ним. Бероев же, опустив голову, смущённо пытался надеть очки.

Сергей, за те недолгие секунды, наблюдая эту сцену, заметил в углу комнаты небольшую в деревянном окладе икону. Любовь уловила этот взгляд и тут же удовлетворила любопытство гостя:

– Это наша венчальная икона Казанской божьей матери. Именно ею нас благословили к венцу.

– А что за цветы в неё вложены? – полюбопытствовал он.

– Это традиционный нежный венок из померанца.

Виталий уже готов был к выходу. Сергей лишь подтвердил:

– Мы от души благодарим вас за приглашение и угощения, но, пожалуй, нам и впрямь пора идти.

Уже в прихожей, ещё раз поблагодарив за вкусный обед и договорившись о встрече, гости собрались у дверей. Любовь же уже успела собрать и горячие щи для раненой, передав тарелку Михаилу, убедив того, что девушке для выздоровления сейчас крайне нужны силы и хорошее питание.

***

Открыв дверь, Михаил первым делом сразу направился к своей подопечной, но, зайдя в комнату, тут же обомлел. Девушки на кровати не оказалось. Лишь откинутое одеяло и на простыни кровавое пятно. Парень, спешно осмотрев квартиру, быстро схватил шинель и кинулся на улицу. Ребята всё поняли и не стали ничего спрашивать.

– А может оно и к лучшему? – словно разговаривая сам с собой, произнёс Тарас.

– Это вряд ли, – не согласился с ним Сергей. – Лучше, если она будет под присмотром, и не наделает глупостей. Надо идти искать.

– Скорее всего, она услышала весь наш разговор и всё поняла, – сделал предположение Виталий.

Друзья тоже накинули одежды и вышли из парадной. На улице уже смеркалось, людей было гораздо меньше, лишь немногочисленные компании и парочки, или подвыпившие гуляющие. Вдалеке солдат подбегал к каждому из них и что-то выспрашивал. Друзья понимали, что это Михаил пытается ухватиться за соломинку, приставая с расспросами. От него шарахались, не понимая, что он хочет, не подтверждая никакой информации о потерянной им девушке.

– Это бессмысленно, – уныло произнёс Виталий. – Так нам её не найти. Разве что, по следам крови, которых уже тоже нет.

Сергей, глядя то в одну сторону, то в другую, готов был согласиться с другом. Не было даже малейшей мысли, откуда начинать поиски. Тут он заметил приближающихся уже знакомых двух пацанов. Филатов свистнул и махнул рукой, подзывая к себе. Два юных «сыскаря» тут же оказались рядом. Быстро объяснив ситуацию, Сергей подтвердил:

– Да, Лёнька, ты прав, нам без вас вообще здесь никуда. Мы в этом Петрограде, как слепые котята. Помогайте, мужики. В долгу не останемся.

Хлопнув по рукам, пацаны тут же скрылись в подворотне.

Друзья ещё около часа бродили по округе и безуспешно расспрашивали прохожих. В результате уже совсем отчаявшись, попытались вернуть домой и молодого милиционера, который упорно не желал возвращаться, незаметно от друзей смахивая слёзы с глаз. После долгих уговоров ребята все вместе всё же медленно поплелись к дверям парадной.

В этот момент из подворотни послышался короткий свист и показался Лёнька. Вся компания тут же остановилась, а Миша рванул в сторону мальчишек. Его вопросительный взгляд ожидал только одного, на что пацан лишь кивнул головой, окликнув коротко: «Пошли». Уже по дороге тот рассказал, что его раненая сейчас в доме неподалёку на квартире у девочек Ляли и Муси.

Зайдя через арку в колодец, пройдя ещё несколько переходов, Михаил стоял перед входом в полуподвальное помещение. Парнишка со скрипом отворил старую покосившуюся дверь, и они оказались в холодном, казалось уже совсем заброшенном мрачное помещении, освещаемом лишь одной лампочкой. По центру комнаты топилась дровами металлическая печка, рядом с которой находиться было очень жарко. Но, как обратил внимание молодой парень, это был единственный источник тепла, и до противоположных стен широкой комнаты тепло уже доходило слабо. Дрова лежали здесь же, сложенные кучкой возле стены. Повсюду разбросанная детская и взрослая поношенная одежда.

В углу на старом продавленном диване, укрытая застиранным одеялом без пододеяльника, лежала его Ульяна. Михаил тут же кинулся к ней, упав коленями на холодный пол. Девушка в этот момент спала, но, услышав шум, открыла глаза но, вновь увидев своего «спасителя», тут же, словно от испуга отпрянула назад.

– Молодой человек, простите, не знаю вашего имени, пожалуйста, поосторожней с ней. Ей только что наложили швы, – прозвучал мужской голос.

Только сейчас Михаил огляделся вокруг и обратил внимание на хозяев квартиры. Неподалёку в кресле сидел невысокого роста мужчина в очках. Перед ним на столике разложены различные металлические медицинские баночки со шприцами и всяческими приспособлениями. В другой стороне комнаты на заправленной кровати расположились уже знакомый мальчик Пашка и две, совсем ещё юного возраста, девочки.

– Простите, пожалуйста, я…, – попытался как-то прийти в себя молодой непрошенный гость.

– Да, я уже вижу, что манерам вы совсем не обучены, – строго произнёс хозяин.

– Ещё раз, простите, пожалуйста. Меня зовут Михаил… Бочаров. Я так беспардонно ворвался в ваш дом…, – попытался как-то оправдываться парень.

Тут в комнату вошла женщина с ведром воды, и обратившись к супругу, спокойно произнесла:

– Ну, что ты так строго? – после чего представилась. – Меня зовут Мария Тимофеевна, а моего супруга, который подлечил вашу девушку – Фёдор Христофорович Берггольц. Не переживайте, он военный врач. Для него зашивать такие раны – дело привычное. Будет жить ваша подруга.

– Спасибо вам, огромное. Дай Бог вам здоровья и благополучия, – начал было благодарить хозяев молодой парень, так как не знал и не предполагал, что нужно говорить в таких случаях.

– В руках человеческих здоровье каждого, а не в руках вымышленного Бога, вдруг резко ответил военный врач. – Предрассудки это всё для кисейных барышень, и пережитки прошлого.

– Фёдор, ну хватит тебе пугать молодёжь, – успокоила мужа хозяйка, после чего обратившись к гостю, добавила. – Нашей Ляле лучше говорите «спасибо». Она нашла вашу раненую во дворе, совсем уже плохо девушке было, много очень крови потеряла, к тому же замёрзла совсем. Бредила о каких-то демонах и пришельцах, которые убить её хотят.

Миша повернулся к девушке, которая широко раскрыв глаза продолжала отталкиваться от него руками, упираясь спиной о холодную побеленную стену. Молодой человек присел рядом и попытался обнять девчонку, но та, молча, словно проглотив язык, несколько раз отмахиваясь кулаками, ударила его по груди. Мужская сила, безусловно, преобладала, и вскоре раненая и обессиленная девушка всё же оказалась в объятиях мужчины. Крепко, но нежно, прижав её к себе, он одной рукой гладил девушку по голове, приговаривая:

– Ну, ты и дурёха. Я никому не дам тебя и пальцем тронуть. Никому и никогда, слышишь, я не дам тебя в обиду.

Приговаривая это, молодой человек осыпал её лицо, лоб, глаза и волосы поцелуями. Слова его звучали настолько искренне, что девушка совсем расслабилась, и, казалось, сама прижалась к нему ещё сильнее, положив одну руку на плечо.

Спустя ещё некоторое время, вновь в очередной раз поблагодарив хозяев за оказанную помощь, Миша с лёгкостью подняв подругу на руки, вышел из мрачной квартиры. Парень предложил девочке, которая нашла раненую пойти с ним, но мама девочки обещала, что сможет отпустить её только завтра. Мальчишки же ринулись вперёд, указывая обратную дорогу.

***

Через десять минут Ульяна уже лежала в тёплой постели и крепко сжимала руку своего спасителя, не желая ни на миг отпускать. Миша гладил её волосы и не отрывал взгляда от голубых, словно глубокие озёра глаз.

Сергей с друзьями в это время беседовали с юными сыщиками.

– Ладно, давай начистоту, Лёнька. Нам действительно нужна ваша помощь.

– Я и не сомневался, – уверенно утверждал пацан. – Чем помочь на этот раз?

– Ты ведь уже понял, что мы, мягко говоря, не местные?

– С первого взгляда, – подтвердил его друг Пашка. – Вы сразу прокололись.

Все с удивлением переглянулись.

– Помогите, нам нужно, чтобы нас приняли за своих.

– А зачем вам это? – поинтересовался лихой пацан.

– Понимаешь, нам нужно разыскать одного солдата в частях, чтобы передать одну вещицу, – начал было разъяснять ситуацию Филатов.

– Что за вещица? – поинтересовался мальчишка.

– Да, безделушка, которая не имеет особой ценности, – Сергей показал нательный крестик, инкрустированный камнями. – Тут важно другое. Важно обязательно передать ему эту вещь. А иначе…

– Что иначе? – уже увлечённо заинтересовался юный сыщик.

– Иначе мы задержимся здесь надолго, – пришлось признаться.

– И куда же вам спешить? – настаивал на своём парнишка.

– Ты, сначала помоги, а потом уж расскажу, – на этом решил остановиться Филатов. – Обещаю.

– Что же ты? Если уж начал, то и договаривай, – обиженно завопили пацаны. – Мы ведь уже сказали, что «могила». Никто ничего не узнает. А если «нет», то мы уходим.

Мальчишки соскочили с мест. Сергей осмотрел своих друзей. Каждый глазами «давал согласие», и он продолжил:

– Ладно… Думаю, что вам действительно можно доверять.

И он медленно выложил на стол мобильный телефон. Лёнька очень осторожно прикоснулся к неведомой доселе вещице. Ничего не произошло. Он вопросительно посмотрел на Филатова, тот махнул головой в знак согласия, что можно взять в руки. Нечаянно нажав на едва заметную кнопку на боку, экран гаджета засветился, и Лёнька тут же отбросил его на стол. Цветная яркая необычная «штуковина» продолжала светиться, отсчитывая цифрами секунды.

– Что это? – наконец в голос не выдержали мальчишки.

– Вы точно хотите это знать? – переспросил Филатов, и, получив утвердительный ответ, решил окончательно «добить». – Это «машина времени». Такая есть у каждого из нас. Мы прибыли из далёкого будущего, из 21-го века.

В подтверждение каждый достал из кармана свой телефон. Сергей быстро провёл по экрану пальцем, и продемонстрировал пацанам несколько фотографий из будущего. Пацаны сидели обомлевшими, слушая рассказы «пришельцев», невольно раскрыв рты. О том, что иногда нужно моргать в этот момент они, казалось, совсем забыли.

После того, как мальчишки немного пришли в себя, самый смышлёный и сообразительный не по годам, спросил:

– А, если мы сможем вам помочь, вы сможете взять нас с собой?.. Хоть на немного?..

– Да, я бы с удовольствием, но, видишь ли, каждый такой прибор персональный. Он переносит во времени только одного человека, и только того, на кого он запрограммирован, – решил выкрутиться историк. – Но, я могу постараться получить персональные аппараты и для вас, как наших помощников, и вернуться назад, чтобы позже вручить каждому.

Мальчишки переглянулись. Они поняли, что с этого момента их жизнь меняется кардинально и бесповоротно. Их ждёт блестящее будущее с перемещением во времени.

– Только, вы должны понимать, что каждое такое перемещение имеет определённое задание. Мы исправляем ошибки прошлого. Даже самые малые, – продолжал увлекаться своим враньём Филатов. – Наша миссия, к примеру, сейчас вернуть этот крестик солдату, который по чистой случайности оставил его дома, отбывая в часть. Для вас будут совсем другие задания. Но, это всё будет возможным только при одном условии – если вы сможете нам выполнить наше.

– Есть и второе условие, – вдруг включился в разговор Виталий. – Никто и никогда не должен знать, когда, где и по какому заданию вы где-то бываете.

– Ну, это само собой, – с очень серьёзным лицом подтвердил товарищ.

– Никто и никогда! – громко в голос повторили пацаны.

– Ну, вот теперь вы знаете о нас всё, – выдохнул Филатов. – Готовы к выполнению первого задания?

– Готовы! – также в голос повторили юные друзья.

– Ты не сказал, кого нужно будет искать? – тут же сразу включился Лёнька.

– Егора Соколова, – ответил Сергей. – Сложность задачи состоит в том, что никакой другой информации больше нет. И времени на поиски тоже очень мало.

– Начнём поиски с военных гарнизонов, – словно начальник штаба, очень быстро и толково сообразил и командным тоном распорядился мальчишка. – Только нам туда не пробраться, а вы запросто попадёте. Мундиры у вас складные. А наш дядя – Матвей Митрофанович вас быстро всему научит.

– Когда? – удивился Филатов.

– Да, прямо сейчас, – ухмыльнулись пацаны и, соскочив с мест, кинулись к двери, только лишь крикнув напоследок. – Ждите здесь. Готовьтесь встречать гостя.

Друзья вновь переглянулись между собой. Каждый понимал, что шанс малый, но, хоть какой-то.

– В этих пацанах что-то есть, я чувствую, – с долей оправдания тихо произнёс Сергей. – Может и правда они нам смогут чем-то помочь? Бравые ребята.

Никто не знал, что ответить. Других вариантов ведь никто предложить пока не мог.

Прошло совсем немного времени и в двери постучали. На пороге стоял статный тучный старик. Не смотря на то, что он был в дорогом, но домашнем одеянии, по выправке читался офицер высокого ранга. Аккуратно стриженные обильные усы и борода, переходящие в густые седые бакенбарды, подчёркивали высокое положение господина, а стильные круглые очки и резная трость с позолоченным набалдашником выдавали в нём интеллигента.

– Вы, позволите? – гость прошёл в гостиную и властно присел в кресло.

Пацаны прошмыгнули вперёд и уселись на диване.

– Эти юные лоботрясы вкратце объяснили мне вашу проблему, господа, – сразу без прелюдий начал с главного бравый старец. – Право, не могу требовать раскрытия причины столько неожиданной просьбы, но, чем смогу, пожалуйста, к вашим услугам. Его голос звучал громко, но, в каждой фразе свойственная шепелявость придавала особое изящество и шарм.

Усыпив подругу и услышав новый голос, к компании присоединился и Михаил. Друзья с любопытством окружили гостя. Сергей представил каждого. А свою очередь старый вояка гордо и чётко отчеканил:

– Отставной полковник Императорской лейб-гвардии Волынского полка Матвей Митрофанович Фёдоров.

Немного помедлив, добавил:

– Орденоносного и знаменитого…

– Чем же так знаменит этот полк? – заинтересовался Михаил.

– А вы, как я погляжу, молодой человек, тут единственный воинской выправки? – сразу заметил гость. – Полковой каши небось успели хлебнуть? Любопытствуете о волынцах?

– Любопытствуем, – подтвердил Филатов.

– Начало Волынского полка вообще заложено ещё в начале прошлого века. Тогда он был ещё мушкетёрским. Под именем Великого Князя Николая Николаевича Старшего, именуемого в императорской семье не иначе, как дядя Низи, волынцы гнали неприятеля за пределы России во времена Отечественной, – начал рассказ Матвей Митрофанович.

Оглядев заинтересованные взгляды молодёжи, отставной офицер гордо произнёс:

– Лейб-гвардии Волынский – это самый дисциплинированный полк в русской армии! Он всегда выделяется на фоне прочих. Дисциплину тут в солдатах выковывали на каждом шагу, и гораздо настойчивее, чем в других полках. Для этого добивались от них образцового внешнего вида, идеальной строевой выучки и неуклонного соблюдения внутреннего порядка.

Немного помедлив, продолжил, делая акцент на каждой фразе отдельно между паузами:

– Только приучаясь к аккуратности в мелочах… приучаясь делать лишь то, что положено… и лишь тогда, когда положено, солдат приучается соблюдать установленные правила, подчинять свою волю чужой.

– Ну, это понятно, – попытался подтвердить Миша.

– Что вам, юнцам, понятно?! – вдруг свирепо посмотрел на него офицер. – Строгость – вот мать всего порядка. Ни охнуть, ни вздохнуть. Ноги протянуть без приказа нельзя. В уборную – только с рапортов к ефрейтору. Сапоги на поверке не блестят или пуговицы тусклы – наряд вне очереди. Кляммер не блестит – вперёд гусиным шагом.

– Что ещё за кляммер? – переспросил, заинтересовавшийся рассказом молодой парень.

Пожилой гость рукой подтянул за пояс к себе Михаила, ловко отстегнул бляху и указал на скобу под ней:

– Её же не видно, – ухмыльнулся парень.

– Видно ошибся я со скорым предположением, относительно твоих заслуг. Теперь понимаю, что впервые ты эту форму на себя примерил.

– Я другую форму носил, с некоторой обидой тихо произнёс Миша.

Старый отставной полковник продолжил свой рассказ:

– Унтер-офицеры и ефрейторы могут применять и другие формы воспитания, не предусмотренные уставом. Например, частенько можно наблюдать, как солдаты бегают вокруг конюшни с фуражками, с ремнями, с котелками, с кружками, с портянками, с носками, с сапогами в зубах и орут, перекрикивая друг друга: «Я дурак! Я балда!» После такой дрессировки солдат исполняет приказания автоматически. А это самое важное.

– Что важное? – удивляется Филатов.

– Важно, что в реальном бою у солдата включается мощнейший инстинкт самосохранения. Чтобы подавить его, сознательности многим может не хватить. Вот тут и выручит привычка, не раздумывая, автоматически, или, я бы даже сказал, инстинктивно, выполнять приказы.

– А что, в других полках дисциплина страдает? – с удивлением спросил Сергей.

– Только в Волынском дисциплину по-настоящему выковывали. Потому его и прозвали «железным» полком. Особая отчётливость решительно во всём – в отдании чести, в маршировке, ружейных приёмах. Всегда и везде выделялись Волынцы. Государь всегда узнавал наших солдат по совершенно неподвижным тонким чёрточкам штыков, строго выровненных по рядам в горизонтальной и вертикальной плоскости, по твёрдому, как на параде шагу, идеальному равнению, особому отмаху руки, – при этом старый вояка встал с кресла и показал «знаменитый отмах» руки назад до отказа.

Миша тут же в точности повторил. Полковник оценил с достоинством, покачав головой. Пацаны тоже соскочили с мест и повторили за молодым парнем. Все посмеялись. Матвей Митрофанович присел на место и продолжил:

– Волынский всегда и везде храбро дрался, не обращая на смерть. К чести надо отметить, что это единственный из всех гвардейских полков, участвовавших на Крымской войне. Именно там я получил своего Святого Георгия, когда мы заложили редут перед Малаховым курганом.

– Вы участвовали в военных событиях? – поинтересовался Миша.

– А разве в этом есть какие-то сомнения? – удивлённо посмотрел на молодого человека старый офицер и окунулся в воспоминания. – Под командованием непревзойдённого генерала Михаила Фёдоровича Мирковича во время Русско-Турецкой мы первыми вступили в бой с турками на Шипке, брали Плевну. Именно наш полк особо отличился при взятии Волынской высоты. За переправу через Дунай были награждены георгиевскими трубами с соответствующей надписью. Потом были Балканы. За атаку укреплённых Ташкесинских позиций я был награждён золотой саблей с надписью «За храбрость». Там же за ожесточённые бои за занятые высоты, был пожалован орден Святого Станислава. А наш генерал был зачислен в Свиту Его Величества. Славные и отчаянные были времена.

Филатов понимал, что рассказы о боевых походах сейчас заведут очень далеко, и попытался перевести разговор:

– Позвольте, Матвей Митрофанович, это всё очень интересно, но это времена давно минувших лет. Нам бы иметь представление о волынском полку сегодня. Требуется попасть в расположение так, чтобы не возникло никаких сомнений.

Отставной полковник медленно осмотрел Филатова с головы до ног и громко расхохотался:

– Вы полагаете сгодиться за гвардейского офицера? Пожалуй, я преподам вам урок основных правил поведения гвардейца. Гвардеец безоговорочно предан Богу, царю и Отечеству, в остальном философией и политикой не интересуется. На оскорбления гвардеец отвечает мгновенно – дворянина вызывает на дуэль, простолюдина бьёт смертным боем. Гвардеец не может появляться в обществе с простолюдинкой. Его спутница обычно актриса, балерина, светская дама – вдовушка или разведённая. Гвардеец бывает только в императорских театрах – Михайловском или Мариинском. Он занимает в партере только места в первых семи рядах или в абонированной ложе. Гвардеец вне службы часто навеселе, но никогда не пьян – «Кирасиры Его Величества не боятся вин количества». Приличный гвардейский офицер никогда не торгуется, нанимая извозчика, достаёт кошелёк и, молча, не спрашивая «Сколько?», кладёт в руку деньги. Гвардейский офицер не может посещать никакие рестораны, кроме «Медведя», «Донона», «Кюба», «Эрнеста». Посещает кондитерские «Верен» и «Рабон», пиво пьёт только Лейнера на углу Невского и Мойки. Подарки прекрасным дамам покупает только у Фаберже и Болина, часы – у Лонжина и Бурэ, вино, сыр и устрицы – у Елисеева, цветы у Эйлерса, меха – у Мертенса, шоколад – у Жоржа Бормана…

– У Бормана? – усмехнулся Виталий, и ещё раз переспросил. – Что, правда, у Бормана?

Гость пристальным и пронизывающим взглядом из под круглых очков посмотрел на прервавшего его рассказ. Сергей решил быстро разрядить обстановку:

– Это очень увлекательно и познавательно. Я, безусловно, понял и принял к сведению… Мне бы в казармы полка попасть.

– Ну, с эти как раз не должно быть препятствий. Когда вас нужно туда распределить?

– Желательно, прямо сегодня…

Полковник с удивлением посмотрел на Филатова.

– Вечером, – добавил тот.

– Тогда, что же мы сидим? Едем. Давненько я не виделся с Сергеем Семёновичем.

Вояка поднялся, опираясь на резную трость, и двинулся к двери. Затем остановился, повернулся и произнёс:

– Мне нужны будут Ваши документы.

– Безусловно, – подтвердил Филатов.

– И, всё же. Хочется верить, что ваша цель благородна? – с хитрым прищуром тихо спросил старый вояка.

– Даже не сомневайтесь. У меня задача найти одного солдата – Егора Соколова, – признался Сергей. – Есть информация только, что он где-то в петроградских гарнизонах. В каком полку, не знаю. Весточка ему у нас от матери.

– Ну, что же. Помогу в таком деле. Непременно помогу.

– Будем премного благодарны.

Пытаясь что-то вспомнить, полковник вновь остановился:

– Знавал я одного Соколова. Только он сейчас в Думе в Таврическом заседает. Ежели может только его сын в гвардейцах служит, али другой родственник какой? Такое тоже может быть.

– Спасибо, может и этим советом воспользуемся.

В этот момент в дверь постучали, и на пороге появился сосед-поэт, просить Виталия прямо сейчас сопроводить его в Штаб, чтобы прямо сейчас представить своего помощника градоначальнику, потому, как утром он отлучится по заботам другого толка. Поприветствовав при этом отставного полковника, и узнав, что их пути совпадают, решают ехать к генералу Хабалову все вместе. Виталий, растерянно оглянулся на Филатова. Тот дал понять, что надо ехать. Бероеву ничего не оставалось, как подчиниться. Мальчишки, изображая военных, вышагивая строевым шагом, вышли следом.

Солдатский бунт

Ожидание казалось долгим. Михаил вернулся к своей раненой девушке, охраняя её сон. Сергей, вышагивая в гостиной от края до края, читал Тарасу лекцию о событиях завтрашнего дня, которые он знал в мельчайших подробностях. Филатов решил на следующий день делегировать украинского гостя в здание Таврического дворца, как представителя рабочего класса, для участия первого заседания Совета рабочих и солдатских депутатов, который должен будет сформирован именно завтра. «Нельзя упускать и такого шанса, чтобы добраться до того самого депутата Соколова. Выпадает единственный шанс свободно попасть в здание Государственной Думы. Его упустить никак нельзя. Да и Тарас уже «засветился» в беспорядках на Знаменской. Вопросов не возникнет. Да, и в такой неразберихе мало у кого вообще должны быть вопросы, кто и откуда появлялся в здании заксобрания». Так думал историк Филатов и пытался разъяснить товарищу всю суть ситуации и расклад сил в Думе в первый день революции. Сам же он планировал попасть в солдатские гарнизоны, где шансов отыскать Соколова было гораздо больше. Бероева он уже делегировал в Штаб командующего войсками, что в эти дни будет располагаться в кабинете самого градоначальника генерала Балка. Там стекается вся информация, и, возможно из архивных списков он сможет узнать обо всех Соколовых в армейских войсках. Молодому Михаилу же на этот раз отводилась роль дежурного по квартире, совмещая с уходом за своей раненой подругой, которую сейчас никак нельзя было выпускать в народ.

На улице уже совсем стемнело, когда в дверях, сметая снег с шинели и протирая запотевшие очки, появился Виталий. Он сходу протянул заветную грамоту на фирменном бланке штаба за подписью генерала С.С.Хабалова, предписывающую «поручику Сергею Филатову» прибыть в расположение лейб-гвардии Волынского полка. Друзья радостно обнялись и воскликнули, не сдерживая эмоций. Из комнаты тут же выскочил Михаил с призывами тишины, и ребята тут же затихли, перейдя на шёпот.

– Тебе срочно нужно явиться в батальонную канцелярию к полковнику Николаю Ивановичу Висковскому, – тихо отчитался Бероев.

– Разберёмся, – радостно ответил Филатов и спешно стал одеваться.

– Ты прямо сейчас собрался? А, разве не утром? – удивился друг.

– Ребята, я, как всегда, уже устал вам лекции по истории читать. Сегодня ночью в казармах произойдут самые основные события. Завтра уже может быть поздно искать нашего Соколова. Солдаты разбредутся по всему городу.

Виталий немного замялся, но всё-таки продолжил:

– Ты там, это… Сам будь осторожен. Ты ведь теперь в «офицерском чине». А я сегодня слышал, что в каком-то флотском экипаже собираются перебить всех офицеров. Сам генерал Глобачев докладывал. Туда даже полицейский наряд отправили.

– Да, в курсе я, мужики, что сегодня ночью будет. Надеюсь, всё обойдётся. Нам только человека найти, и всё, – после этого, Сергей вновь обратился к Бероеву. – Как у тебя там сегодня прошло? Что то уже удалось нарыть?

– Да, пока гладко всё… Только представили и оформили в состав. Но, я уже присмотрелся, завтра постараюсь там поискать полковые списки.

– Ну, мужики, удачи нам! – подбодрил всех Филатов.

– Я, вообще-то… тоже сейчас ухожу, – смущённо начал оправдываться Бероев.

– Да, знаю я, – похлопал по плечу друга Сергей. – Иди давай, гуляй, герой-любовник. До завтра ты свободен. А утром – в штаб. И перерой там всю канцелярию, но найди Соколова. А я сегодня попытаюсь в казармах что-нибудь узнать.

Филатов повернулся к Тарасу и добавил:

– Если завтра не вернусь к обеду, ты свою задачу тоже знаешь. Таврический дворец, надеюсь, найдёшь? – после этого вновь обратился ко всем. – И, помним, мужики, что бы не случилось, в любом случае возвращаемся сюда.

Двери за друзьями закрылись и в гостиной остались двое. Тарас долго и пристально молча смотрел в глаза молодого парня, потом слегка ухмыльнулся и отошёл к окну.

– Что не так? – возмутился Михаил.

– Да, всё нормально, – решил уйти от разговора украинский товарищ.

– Нет, ты что-то хотел сказать? – настаивал на своём Михаил.

– Может и хотел…

– Тогда, говори.

– Хотел поинтересоваться, что ты почувствовал, когда сегодня на сторону народа сам перешёл? – вдруг спросил Тараса.

– Что ты имеешь ввиду?

– Ну, ты ведь сегодня, получается, против своих же выступил – против полицейских.

– Это совсем другое, – начал оправдываться молодой милиционер. – Здесь я не служу в полиции, а, значит, не под присягой.

– Значит, что, если бы там, в Киеве, ты был не под присягой, то тоже мог оказаться на другой стороне? На стороне того народа, что вышел на Майдан? – настоятельно продолжал старший товарищ. – Ситуации ведь очень схожие. Сегодня здесь на площади был точно такой же «майдан», и ты оказался на другой стороне. Вот мне и интересно, как ты себя чувствуешь в другой шкуре?

– Какой ещё шкуре? Что пристал? – возмутился Миша.

– Ну, хорошо, на другой стороне баррикады, если тебе так понятней. Не с теми, кто разгоняет, а с теми, кто ищет правду, с теми, кто желает свободу, с теми, кто выступает против существующей власти. С теми, кто убегает…

– Да, пошёл ты…, – молодой парень, не зная, что ответить, резко встал и спешно удалился в свою комнату.

Присев на угол кровати, он стал задумчиво рассматривать спящее лицо своей раненой, с осторожностью разглаживая её разбросанные по подушке волосы. Веки девушки зашевелились, и она медленно открыла глаза. Рука Михаила в этот момент замерла у виска подруги, приподнимая локоны. Молодые люди некоторое время, не двигаясь, пристально проваливались в глазах друг другу. Миша не смел сделать ни одного движения. Ульяна медленно и всё сильнее прижималась щекой к зависшей над ней ладони. Только сейчас, робко наклонившись, парень осторожно погладил её по голове и почувствовал ответ, как хрупкая рука обвивает его за шею и притягивает к себе. Ещё сантиметры, ещё секунды, и уже закрыв глаза и ничего не видя перед собой, он лишь почувствовал прикосновение к слегка приоткрытым девичьем губам. Другая ладонь парня уже более уверенно спускалась по здоровой стороне девичьего тела – по шее, по плечу и ниже, чуть сжав упругую обнажившуюся грудь. Когда также уверенно, и в тоже время очень осторожно, он руками обвил её талию, девушка всем телом податливо приподнялась навстречу. Уже, казалось, не замечая никакой боли, тела молодых слились в едином страстном порыве.

***

На площадке у дверей Виталия уже ждала соседка. Они, точно также, как Сергей, также спешили, а потому буквально друг за другом выскочили из парадной, тут же разойдясь в разные стороны. Уверенно взяв спутника под руку, спутница Бероева уверенным шагом повела того по проспекту вдоль их дома. Идти приходилось очень спешно, так как до начала представления оставались уже считанные минуты. До Мариинского театра, который и собиралась посетить эта парочка, было всего лишь каких-то пара кварталов. Уже дойдя до заветного высотного здания красного кирпича с очень высокими узкими окнами и такими же высокими входными дверьми, они столкнулись с разгуливающими и шныряющими группами вполне себе интеллигентного народа, выспрашивающие у каждого вновь подходящего «Лишний билетик». Проходя с гордо приподнятой головой мимо таких любопытствующих, Любовь невольно посмотрела на Виталия, обратив на его не очень уверенный вид. Вдруг, уже перед самым входом, она неожиданно остановилась и, повернувшись, прижалась к тому настолько близко, что от её дыхания тут же запотели очки. Слегка улыбнувшись, девушка лишь произнесла:

– А может, ну его, это представление?

По лицу Виталия в ответ тут же пробежала улыбка, словно внутри почувствовалась какая-то свобода, всё это время сдерживающая его, словно с его шеи сняли петлю. Именно это очень чутко поняла его Люба. Она, так и не отводя взгляда от спутника, лёгким движением руки из своей сумочки, не снимая перчаток, достала пару отпечатанных бумажек и вытянула руку вверх. В тот же момент, словно голодные псы со всех сторон к парочке кинулись самые разношёрстные разъярённые интеллигенты. По всему было видно, как эта сцена забавляет мадам Менделееву.

Отдав заветные билеты одной из понравившихся ей парочке, она, словно взбалмошный ребёнок, с весёлым заливающимся смехом стала кружить вокруг Бероева, держа того за руки. Стеснение и неловкость того прошло только после того, как он, осмотревшись вокруг, увидел, что вокруг на них никто особого внимания вообще не обращает, и каждый занят каким-либо своим баловством. Поддавшись этому настоящему девчачьему веселью, он с удовольствием поддержал это заводное настроение, под заливистый хохот раз от раза жадно впиваясь в её раскрасневшиеся губы.

***

Филатов стоял у ворот в казармы на Виленском переулке и уже несколько минут настраивался сделать первый шаг внутрь.

Полковник Висковский оказался строгим, но приветливым командиром. В кабинете находился ещё один офицер младшего ранга. Командир отчитывал того за беспорядки в его 4-ой роте. Сергей быстро понял, что это та самая рота запасных батальонов, которая состояла из фронтовиков и считалась в среде офицеров неблагонадёжной, поэтому к карательным операциям не привлекалась. «Фронтовики» же, в свою очередь, считали учебные отряды «продажными шкурами», выслуживающимися перед офицерами ради унтерских нашивок. Из своих же изучений при написании диссертации, историк помнил, что в результате, это из-за них сегодня учебные команды вновь остались без ужина.

– Форменное безобразие! – возмущался полковник, отчитывая младшего офицера. – Прапорщик Емельянов, в вашем полку происходят форменные безобразия. Такие выходки должны быть прекращены немедленно! Сколько можно ещё такое допускать? Я даже не знаю, как это назвать?

– Дедовщина…, – вдруг высказался Филатов.

– Что?.. – с удивлением переспросил полковник.

– Тов… Извините, господин полковник, – осёкся, но, вовремя исправился «поручик». – У нас это называлось «дедовщиной». Когда старшие, мягко говоря, пытаются морально воздействовать на молодых.

Командир посмотрел с крайним удивлением, но Филатов продолжил:

– Как я понимаю, в 4-ой роте военные с фронтовым прошлым. В запасном батальоне некоторые уже не в первый раз между фронтом и ранениями. Многие из них после наступательных боёв владимиро-волынского направления. Поправьте, если я не прав. Прошедшие через эту мясорубку должны быть на равных с юнцами и шестинедельными новобранцами?

– Ну, вот Вам с этим и разбираться.

Тут он представил Филатова, и зачитал приказ о назначении на самый ответственный, как он считал на этот момент, участок.

– Рекомендован моим давним другом Матвеем Фёдоровым.

После чего, обратившись к Сергею, спросил:

– Как там старый вояка?

– Бравый офицер полон сил, – ответил Филатов.

– Наконец, у вас будет фронтовой командир, который наладит дисциплину, -вновь подойдя к молодому офицеру, ответил полковник. – Прапорщик Емельянов, отчего же ты никогда в глаза не смотришь?

– А в Уставе на этот счёт ничего не сказано, – дерзко, но спокойно ответил тот. – Разве я скверно служу? Или плохо воевал?

Рядом находился ещё один офицер совсем ещё юного возраста, лет 25-ти, с румянцем на щеках и ясными большими серыми глазами. Полковник представил его, как штабс-капитана Ивана Степановича Лашкевича.

В кабинет постучали, и вошёл пожилой офицер, по виду не ниже генеральского чина. Младшие чины тут же отдали честь. Виленский распорядился:

– Ну, всё, больше не задерживаю. Располагайтесь, знакомьтесь с составом. Емельянов всё покажет, познакомит с другими офицерами.

Идя по коридору вместе с молодым прапорщиком невысокого роста, Сергея вновь посетило уже знакомое ему чувство, что откуда то ему так знакомо лицо и этого молодого офицера.

Комната, в которой пришлось расположиться, оказалась на двоих с этим же младшим офицером. Кровати стояли у разных стен. Только сейчас Филатов заметил на груди офицера серебряный Георгиевский Крест.

– Тебя как звать то, прапорщик?

– Борис, – коротко ответил тот.

– А меня Сергей, – протянул руку Филатов, продолжая смотреть в его глаза. – За что награда?

– За боевые заслуги, – вновь коротко ответил прапорщик.

Потом добавил:

– Я ведь тоже с фронта прибыл.

– Значит за подвиг? Просто так орденами не награждают.

– Приходилось участвовать в боевых операциях. Сами знаете, на войне, чтобы выжить, нужно бежать только в одну сторону – вперёд. Тогда ещё поживёшь, а кто выжил, тот и герой.

После этих слов Филатов обомлел, так молча и сев на свою постель. Он сразу понял, кто сейчас перед ним. Он хорошо помнил эти слова, которые на всю жизнь врезались ему в память. Перед ним стоял тот самый «старшина Емельянов» из того далёкого 42-ом, только сейчас это совсем ещё юный, но уже опытный прапорщик. Сергей сидел молча, не отводя взгляда, так и не зная, что ещё ответить, но после длительной паузы, он всё же немного опомнился:

– Ты только не обижайся. Я не собирался тебя здесь подсиживать.

– Это же служба, – улыбнулся молодой прапорщик. – Такое в армии случается. А приказы не обсуждаются.

– Подскажи, в нашей роте есть солдат по фамилии Соколов?

Прапорщик, немного подумав, как бы перечисляя в голове личный состав, ответил:

– В нашем таких нет. А вот в первом учебном у Лашкевича точно есть ефрейтор Соколов. Да, вон они построились, – открыв окно, указал Емельянов.

На плацу перед казармами тот самый молодой офицер, что только что был вместе с ними у командира, громким командирским голосом выговаривал выстроившейся роте о том, что солдаты запятнали честь полка своим недостаточным рвением при разгоне митингов на Знаменской площади, что при первом же удобном случае, не позднее, чем завтра, они должны загладить свою вину. В ответ услышал только демонстративное молчание. Офицер продолжил, что до этого дня была лишь теория, с которой солдаты справились крайне плохо, а завтра необходимо начать работать уже хорошо. Напоследок командир поблагодарил роту, но в ответ прозвучало нестройное и угрюмое: «Рады стараться», и солдаты неспешно двинулись в казарму.

– Вот такая у нас дисциплина, – посетовал прапорщик, закрывая окно. – Но, штабс-капитан Иван Степанович – великолепный строевик и беспощадно требовательный начальник.

– Да, как-то не вяжется всё с рассказами Матвея Митрофановича о хвалёном Волынском, – размышляя тихо про себя, произнёс Филатов.

***

После попадания пули в голову во время беспорядков на Знаменской площади, Васильев Олег вместе с другими ранеными оказался в полковом госпитале. Ранение оказалось незначительным, пуля прошла вскользь, оставив лишь царапину. После перевязки обеих ран, включая и прежнюю, полученную ещё при украинских беспорядках, его направили в расположение полка. Унтер-офицер Кирпичников, тот самый, что помог скрыться с площади от преследований нашему Михаилу, разместил Олега у себя в первой учебной роте на соседней кровати.

Но, сам младший офицер в этот вечер не спал. Он со своим приятелем Марковым, располагавшемся на соседней кровати, активно обсуждал произошедшее в этот день на площади. Кирпичников подтверждал, как солдаты плакали, не желая по приказу стрелять в народ, что они поражены и подавлены всем происходящим, утаскивая с улиц убитых и раненых. Разговор был настолько эмоционален, что Тимофей прямо сейчас же решил позвал к себе взводных. Уже в присутствии всех он очень активно и на повышенных тонах предложил:

– Мужики, пришло время решать – победить или умереть. Думаю, что уж лучше умереть с честью, чем позорить себя народной кровью. Вы меня знаете, я сам из пензенских крестьян, как и многие здесь. Отцы, матери, сёстры, братья, невесты просят хлеба. Мы их будем бить? Вы видели кровь, которая лилась сегодня по улицам? Я предлагаю завтра никуда не идти. Я лично не хочу.

– Мы от тебя не отстанем, – в голос завопили другие. – Делай, что хочешь. Мы с тобой!

– Останемся друзьями. Не выдадим один другого и живым в руки не дадимся. Смерть страшна сейчас только. Убьют – не будешь знать, что делается, – напутствовал он подчинённых. – Завтра не идём. Исполняйте все мою команду и смотрите только, что я буду делать.

– Согласны! Только твою команду и будем исполнять!

К спонтанному сборищу присоединились уже и отделённые, которых тут же позвали. Все выразили активное нежелание участвовать в карательных акциях. Поднялся всеобщий гул, началось бурное обсуждение возможных планов. Вдруг, один из самых активных выкрикнул, что нужно сейчас же ночью атаковать батальонную канцелярию и уничтожить всех офицеров. В ответ Кирпичников крепко приложился кулаком и утихомирил ярого активиста, прикрикнув при этом: «Соколов, уймись. Делать только то, что я скажу!» Лишь услышав произнесённую фамилию, Олег встрепенулся, мысленно подумав: «Неужели он?»

Унтер-офицер строго и громко сделал заключение:

– Завтра не выходим из казарм для усмирения рабочих. Взводные и отделённые, проводите беседу с рядовым составом о том, что мы присягали воевать с врагом, а не стрелять в свой народ. Если солдаты будут согласны, строимся с винтовками, заряжаем четырьмя патронами, на приветствие офицеров отвечать криками «ура». Приказы офицеров игнорировать.

После этого он дал распоряжение дежурному:

– Никого не выпускать из казармы. Да, и выставить надёжных дневальных.

Унтер-офицер уже понимал, что именно его сейчас все слушаются и каждый приказ будут выполнять беспрекословно. Чувствовалось, что он с наслаждением упивается своим превосходством:

– Младший унтер-офицер Дреничев, – подозвал он к себе своего подчинённого. – В цейхгаузе нужно отгрести патронов больше, чем обычно. Взять под наблюдение оба пулемёта. И пулемётчиков тоже, на всякий случай, под наблюдение.

Заговорщики разошлись выполнять указания командира, Кирпичников вновь продолжили обсуждать положение с Марковым:

– Одним нам не справиться, надо фронтовиков подключать, – предложил его приятель.

– Могут и не присоединиться, – засомневался Тимофей. – Надо кого-то прямо сейчас отправить к ним для переговоров. Только осторожно.

– Что будем делать, если никто не присоединится? Это ведь бунт, – продолжал нагнетать обстановку Марков.

– Сам понимаю. Придётся занять оборону. Расставим солдат и пулемёты в пределах казармы, – ретиво произнёс Кирпичников.

– А если, не кривя душой? В случае поражения ведь нас теперь ждёт смерть, – Марков прижался щекой к винтовке.

Наступила гнетущая тишина. Казалось, слышны были, как бьются сердца каждого солдата. Почти никто не спал, и каждый думал о своём. Предстояло нелёгкое утро. Олег лежал и думал, что первым делом сразу выяснит, кто среди солдат Соколов. Его нетрудно будет узнать по синяку от крепкого удара агрессивного командира.

Филатову тоже не спалось. Он также хотел поскорее утром попасть в расположение учебной роты и найти этого самого Соколова.

***

Вдоволь нагулявшись по Алексеевскому саду на задворках дворца великого князя, парочка интеллигентных с виду, но, совсем по-ребячески, так и не дойдя до Набережной Мойки из-за разнузданной пьяной шайки впереди, пробралась сквозь дворы и арки к выходу на проспект и направилась в обратную сторону, то и дело, периодически останавливаясь для объятий с поцелуями, нисколько не стесняясь редких прохожих и не боясь обветривания губ на ветру. По всему было понятно, что им совсем не скучно вдвоём, и прогулка с неожиданностями и приключениями лишь забавляет их.

– Знаете, мой милый друг, почему этот проспект был назван именно Английским? – заводила самые различные темы спутница.

– Вероятно, здесь живёт много английских подданных? – попытался предположить Бероев,

– О, да… Вон в тех домах, что напротив Галёрного дома, действительно проживает много англичан.

– А я даже знаю, что ранее его называли Аглинской перспективой, затем Англинским проспектом, и уже только при Екатерине окончательно утвердили то название, что сейчас, – будучи, хорошо знающим историю своего родного города, попытался блеснуть знаниями Виталий.

В ответ Любовь заливисто расхохоталась:

– При Екатеринушке Великой его называли Дровяной улицей, из-за того, что она учредила дровяные запасные магазейны, дабы продавать дрова зимою бедным людям.

Коренной петербуржец был крайне удивлён и доводами собеседницы, и своими пробелами в собственных познаниях. А Любовь, нисколь не заметив его смущения, лишь добавила, окончательно развеяв все сомнения в её незаурядности:

– А ещё ранее, когда только была построена эта проезжая улица, она вообще была названа Успенской, потому как здесь должны были поставить церковь Успения Пресвятой Богородицы.

– И..? – ожидал продолжения воодушевлённый кавалер.

– И, не построили… Зато поставили Покровскую церковь, ту, что за Екатерининским каналом.

Уже ничего не понимая в этих новых для него названиях, Виталий лишь влюблёнными глазами поглощал любую информацию, льющуюся из этих обворожительных уст.

– Вы такой забавный и, в тоже время, очень внимательный слушатель, – в очередной раз, остановившись и, всматриваясь в его глаза, с нежностью в голосе произнесла всезнающая актриса и, обвивая руками за шею, притянула того для глубокого поцелуя.

Бероева ни такое поведение спутницы, ни любопытные прохожие, нисколько не смущали, из-за чувства некоторой защищённости от знакомых глаз, которых здесь – в этом времени, не может быть просто по определению, до тех самых пор, пока Любовь, уже почти дойдя на знакомого Офицерского проспекта, вновь не остановилась и, прижавшись как можно теснее под руку, не произнесла:

– Посмотрите, мой обожаемый друг, вон в то крайнее окно на самом верхнем пятом этаже углового дома напротив. Видите? Там сейчас лишь тусклый отблеск от горящей свечи.

– Крайне неловко так откровенно заглядывать в чужие окна, – удивлённо возразил кавалер.

– А мы и не собираемся туда заглядывать. Я лишь указала, где именно, в данный момент находится мой многоуважаемый супруг, дабы снять всё то напряжение и неловкость, что мучает вас. Разве я не права?

Виталий от таких откровений даже слегка поперхнулся, так и не зная, что можно ответить. Его действительно волновала моральная и этическая сторона их неожиданных взаимоотношений, но, начинать разговор об этом он сам уж точно не решался. Собеседница же продолжала:

– За этим самым окном, «горящим не от одной зари», проживает сегодняшняя любовь моего мужа, где он проводит частые встречи, а порой и ночи. И это действительно Любовь… Любовь Андреева-Дельмас – та самая его возлюбленная Кармен.

– Но, как же? Как же вы всё это принимаете? Неужели не хотели бы с ней объясниться? – обескураженно удивлён Бероев.

– О, нет. У меня уже был такой опыт с одной из его актрис-любовниц. Ни к чему хорошему это не привело. К тому же, а разве мы с вами сейчас занимаемся не тем же самым?

Виталий от смущения покраснел, но его пассия продолжала:

– Мы уже давно привыкли к такого рода увлечениям друг друга. Сначала это, конечно же, ранило, но, потом спустя годы стало обыденностью.

– Разве такое возможно? – продолжал удивляться новоиспечённый любовник.

– Как видите, и, при этом, мы, как это не звучит абсурдно, не перестаём любить друг друга. Саша продолжает относиться ко мне с тем же трепетом и пиететом, что и при первых встречах. По настоящему, мы ведь знакомы ещё с малолетства – с двухлетнего возраста. Он был очарован мною. Вот с тех самых лет он и продолжает мною восхищаться, боготворить, возносить. Мне до сих пор кажется, что он совсем не воспринимает меня живым человеком, пытаясь оберегать, словно драгоценность. За всю нашу совместную жизнь он так и не понял, что мне, как любой женщине, не чужды и плотские утехи, и забавы, и душевные увлечения. Впрочем, он мне вдоволь позволяет насладиться на стороне, сам же, как он сам считает, не опускаясь до такой низости в отношении меня, как обожаемого существа, цветка или предмета.

Виталий лишь молча, от удивления раскрыв рот, слушал эти неожиданные откровения, которыми, как ему показалось, женщине не с кем было поделиться, но, так хотелось. Люба же с упоением продолжила свой рассказ:

– В молодости мы были изумительной прекрасно парой, как утверждали многие. У меня уже были воздыхатели, но, я выбрала этого уверенного в себе парня. Он был и остаётся притягательным своей уверенностью, тем, что никогда не зовёт к себе, и от этого ещё больше хочется быть с ним ближе. Исключительное чувство, подкупающее любую. Мы даже до венчания много и часто встречались, даже снимали комнаты для близких свиданий, но, он никогда не осмеливался ко мне даже притронуться, не смотря на то, что я была уже всецело готова и страстно желала этого.

Бероев, слушая, лишь часто сглатывал, от одних только слов приходя в состояние внутреннего возбуждения.

– Но, увы, все мои ожидания были тщетны и напрасны. Кроме чувственных и трогательных стихов и полного обожания я более так ничего и не получала. Не получила я желаемого, кроме экзальтированного поклонения и восхваления «вечной женственности» и даже после свадьбы. Ещё с ранней юности у Сашеньки образовался разрыв между любовью плотской – телесной, и духовной – неземной. И тому виной, я всю жизнь считаю именно себя. В итоге мой муж решил, что физической близости нам не нужно, так как будет лишь мешать нашему духовному родству. Он искренне считал, что плотские отношения не могут быть длительными, и как только это произойдёт, мы тут же расстанемся.

– А, как же первая брачная ночь? – удивлённо вымолвил её кавалер.

– Стыдно признаться, мой дорогой, но, мой первый опыт случился уже почти спустя год, и… совсем с другим мужчиной. Он был безумно в меня влюблён, страстно ухаживал и добивался… Я, конечно, была крайне польщена, и… не устояла. К тому времени я уже знала, что мой муж находил выход своим личным плотским желаниям в случайных связях, в том числе и даже с дешёвыми проститутками…

Любовь Дмитриевна на минуту замолчала, Бероев не смел прервать её мысли.

– После кончины папеньки, полученное наследство я пустила на создание нового театра, чтобы с головой уйти в новое интересное мне, как актрисе, дело. Появились и новые, ни к чему не обязывающие романы и случайные связи. Обожатели и поклонники купали в комплиментах и самых различных заманчивых предложениях. Но, бросать своего мужа, я не решалась, да и всячески гнала такие мысли даже тогда, когда… родила сына от другого мужчины.

– У вас есть сын? – с удивлением посмотрел женщине в глаза её внимательный слушатель.

– Был…, – после длительного молчания произнесла она. – Восьми дней от роду его не стало. Вот именно тогда я вновь почувствовала настоящую Сашенькину любовь. Казалось, он гораздо болезненнее меня перенёс эту утрату. Он готов был воспитывать даже не своего ребёнка, зная лишь о том, что в нём частичка меня. Он его обожал ещё не родившегося и уже мечтал о том, как будет воспитывать, чему учить, как одевать. Я другими глазами посмотрела на мужа. В какой-то момент даже становилось стыдно за все свои прегрешения. Вот такой он – мой муж. При всех своих связях и похождениях, он всегда неустанно говорит мне, как любит и нуждается во мне. Шутливо говорит, что «в его жизни есть две женщины – моя Люба и все остальные».

В этот момент Виталий вдруг почувствовал себя крайне неловко, ощущая себя вторгающимся в чужую семью, любящих друг друга. Любовь чутко уловила настроение своего кавалера и тут же губами вцепилась в него, крепко прижимаясь всем телом.

– Сегодня я хочу быть только твоей. Полюби меня, – неожиданно послышалось из её уст.

За разговорами парочка уже подходила к парадной так знакомого дома, и, словно юные влюблённые они наперегонки бросились по витиеватой лестнице на верхний этаж.

***

Тарас долго ещё прохаживался в гостиной. Он слышал всё, что происходило в соседней комнате, поэтому, накинув на себя висевшие в прихожей плащ и шляпу, он учтиво вышел на улицу, чтобы не мешать молодым. Всюду блуждали непонятные подвыпившие компании и развязные дамочки. Прямо посреди дороги вокруг костра расположилась небольшая компания солдат, установив винтовки конусом в форме шалаша. Прогуливаясь под обильным снегопадом, Тарас старался не привлекать к себе внимание и сторонился всяких мимо проходящих. Но, тут с двух сторон подбежали всё те же уже знакомые пацаны:

– Ты ведь, Тарас? – начал с ходу заводила.

– Ну, Тарас.

– А ты вместе со всеми или сам по себе?

– А с чего это вы вдруг так решили? – удивился мужчина.

– Я ведь сыскарь, меня не проведёшь, – важно заявил Лёнька.

– Ну, ты же видишь, что вместе.

– Но, ты совсем другой. Как будто бы не с ними. Даже говоришь по-другому.

– Ну, значит, от вас ничего не скроешь, – ухмыльнулся Тарас. – Действительно, мы из разных мест… Даже из разных стран.

– Ух ты, – удивились пацаны. – И задания, наверное, разные?

– А вот о заданиях, никто никому не докладывает, – строго произнёс таинственный «гость из будущего».

– А приспособуху свою можешь показать? Ну, эту, как её… с помощью которой вы попадаете к нам? – настаивал Пашка. – Мы ведь свои. Мы никому…

– Ну, если только, как своим, – Тарас достал из кармана мобильник.

Мальчишки крутили в руках телефон, несколько раз передавая друг другу, словно что-то внеземное, словно «волшебное чудо». По-другому они для себя не могли даже сформулировать, под таким невероятным впечатлением находились доверчивые ребята. Мужчина взял в свои руки телефон, навёл на них и что-то щёлкнуло. Тут же увидев свои цветные изображения внутри этой «удивительной штуке», мальчишки совсем обомлели, так и остались стоять, раскрыв от изумления рты.

– Ну, вот. Теперь вы точно уже среди нас. Теперь вы в нашей базе, в нашей картотеке, – продолжил подыгрывать Тарас. – С этого момента все ваши данные вместе с изображением будут храниться у нас. И всё, что вы будете делать, нам сразу будет передаваться и будет известно.

Пацаны окончательно оторопели и уже совсем не могли ничего возразить или что-то ответить. Похлопав их за плечи, мужчина в компании юных сыскарей направился к дверям парадного подъезда.

В квартире уже было всё тихо и спокойно. Тарас расположившись на мягком диване в гостиной, обложился газетами и, под светом лампы, стал внимательно изучать политическую обстановку в столице. Ему тоже предстоял нелёгкий день. Но, чтение быстро сморило нашего украинского товарища.

Через некоторое время дверь еле слышно скрипнула, и на пороге появились Виталий со своей спутницей-соседкой. Лёгкого шороха было достаточно Тарасу, чтобы проснуться, но ни одним движением он не показал этого новым гостям. Впрочем, парочка и не думала будить товарища. Наоборот, они постарались как можно тише украдкой пробраться мимо в другую, уже хорошо знакомую им комнату, где комфортно располагались ранее. Не прошло и пяти минут, как из-за дверей донеслись скрипящие звуки пружин кровати и слегка приглушённый вдохновенный женский стон. Тарас перевернулся на диване, накрыв голову двумя подушками, но сон куда-то уже мгновенно улетучился.

***

В своих ночных размышлениях Филатов подошёл к окну и в свете фонарей увидел, как к казармам его роты украдкой пробирается какой-то солдат из казармы учебного корпуса. Сергей быстро засобирался. Емельянов услышав шорохи, проснулся и тоже приподнялся.

– Кажется, у нас гости, – пояснил Филатов и вышел.

Следом, быстро одевшись, проследовал и прапорщик. Заговорщика, который в этот момент уже вёл разговор с одним из солдат той самой 4-ой роты, они застали как раз у самых дверей в казарму.. На вопрос, кто такой, тот ответил: «Каптенармус Носков». А вот на вопросы, «что тут делает» и «с какой целью покинул расположение», отвечать отказался. Зато подпрапорщик Смоляк, с которым тот вёл разговор, сразу сознался, что не пожелал пускать молодого в свою казарму, так как солдат из учебной роты пришёл склонять всех к общему бунту.

Емельянов тут же схватил Носова за грудки, со словами:

– Да, за это знаешь, что делают?

Но, Филатов постарался успокоить пыл молодого офицера:

– Погоди ты, не кипятись.

Сергей понял, что у него появился шанс попасть в учебную роту. Он обратился к Смоляку:

– Я – ваш новый командир. Утром познакомимся с личным составом. А сейчас, об этом инциденте прошу пока никому не докладывать.

Сам же решил сопроводить солдата-заговорщика до его казармы. Поднявшись на второй этаж, Филатов застал весь отряд уже построившимся. Перед ними выступал тот самый унтер-офицер, с которым довелось встречаться ещё днём на площади. На этот раз заводила призывал «не лить народную кровь в угоду царю». В ответ слышались возгласы «не выполнять приказы офицеров», а только взводных. Увидев нового офицера, все разом затихли. Филатов тоже не ожидал встретить сразу весь состав в боевом строю. Кирпичников сразу узнал офицера с площади, лояльного к просьбам народа. Сергей тоже обратил внимание на еле заметную улыбку на его лице, а потому решил действовать прямо и сразу. Он попросил «выйти из строя солдата Соколова».

– Ефрейтора Соколова, господин поручик, – поправил унтер-офицер и махнул головой солдату, чтобы тот вышел.

За спиной Филатов почувствовал дыхание прапорщика Емельянова, прибывшего следом. Из строя нехотя в развалку, расталкивая других, появился нагловатого вида солдат с опухшей щекой. Пуговицы расстёгнуты, фуражка на бок, ремень отвис – вся эта вызывающая неопрятность выражала протест против всего вокруг.

– Как вас зовут, ефрейтор? – отведя солдата в сторону, попытался завести с ним разговор Сергей.

– А тебе зачем? – плюнув в пол, словно насмехаясь спросил охамевший военный.

Тогда Филатов решил сразу пойти с главного и показал солдату в руке серебряный крестик:

– Это Ваше?

Тот пренебрежительно кинув взглядом на ладонь, ухмыльнувшись, специально громко крикнул так, чтобы услышал весь строй:

– Я поповские штучки не ношу. И господских подарков не принимаю, – после чего громко заржал.

По строю пробежался гул, солдатам явно льстила его наглое поведение. Прапорщик Емельянов, что стоял всё это время рядом, схватил обнаглевшего солдата за рукав:

– Да как ты смеешь так разговаривать со старшим по званию?! А ну немедленно привести свою форму в надлежащий порядок!

Но, ефрейтор, который, уже повернувшись, собирался без команды вернуться к своему отряду, резко отмахнулся винтовкой от прапорщика, тот отшатнулся и, споткнувшись о стоявшие здесь же несколько ящиков со снарядами, завалился на одно колено. Солдат, заметив секундную беспомощность офицера, тут же, направив на него винтовку, сделал движение, чтобы с размаха пронзить штыком грудь. Поняв такие намерения, Филатов в одно мгновение сильным ударом обеими руками оттолкнул Емельянова и вместе с ним упал в сторону. Штык со звоном воткнулся в ящик. С криком: «Борман», из строя тут же выскочил высокий коренастый солдат с повязкой на голове. Сделав лишь пару шагов, он одним ударом со спины сбил с ног этого наглеца Соколова. Его примеру последовало ещё несколько солдат, навалившись на ефрейтора.

На входе появился молодой штабс-капитан Лашкевич. Солдаты, пытающиеся унять зарвавшегося ефрейтора вместе с зачинщиком и офицерами встали в рост. Васильев Олег, а это именно он приструнил наглеца, явно превосходивший по росту и по комплекции, находясь в заднем ряду, продолжал крепко держать солдата Соколова, прижимая к себе локтем за шею, прикрывая другой ладонью рот так, что тот не мог издавать ни звука. Казалось, что одним движением он может с лёгкостью свернуть тому шею.

Штабс-капитан, не обратив внимание на эту сутолоку, быстрым шагом сразу подошёл к унтер-офицеру, сходу заявив: «Ну, здравствуй, Кирпичников. Что у тебя тут происходит?» Тот сразу смутился. Он сам не очень понимал, что именно командир имел ввиду. Было заметно его волнение и замешательство. На лбу проступили капли пота. Куда-то вмиг пропала вся его уверенность и бравада. Но, из строя вдруг то тут, то там начали выкрикивать: «Ура!» И вот уже весь строй разом в голос начинает скандировать.

Лашкевич с негодованием пронизывающим взглядом медленно осмотрев весь полк, стоявший уже беспорядочно не ровным строем, а кто как хотел, и, остановившись на Кирпичникове, громко спросил: «Что это значит?»

Унтер-офицер всё ещё не мог ничего внятно сказать. Нашёлся что ответить его помощник и приятель Марков, громко выкрикнув: «Солдаты больше не будут стрелять в народ!» Лашкевич достал из кобуры револьвер и вплотную подошёл к наглецу, осмелившемуся ослушаться командира. Марков стоял с гордо поднятой головой, при этом сам решительно скинул ружьё и направил на офицера. Несколько солдат рядом сделали тоже самое. Офицер сделал несколько шагов назад. На этаже появился ещё какой-то офицер. Штабс-капитан достал из кармана листок бумаги и, размахивая им, стал кричать, что это телеграмма Императора о необходимости прекращения беспорядков в городе, пытаясь начать зачитывать. Солдаты уже ничего не желали слушать. Они только кричали в ответ: «ура», «убирайся, очкастая змея», «злая ехидна», и беспорядочно стучали прикладами об пол. Тут, наконец, пришёл в себя и унтер-офицер Кирпичников, предложив офицерам покинуть здание казармы. Солдаты ещё громче застучали прикладами, создавая невообразимый гул. Штабс-капитан уже понимая, что перекричать такой гам невозможно, ещё немного потоптавшись, пошёл прочь к лестнице.

Сергей так же почувствовал, что ему, как «офицеру», находиться среди этой взбунтовавшейся солдатской толпы тоже нет никакой возможности. Поэтому, молча обменявшись долгим взглядом с другом, и убедившись в его безопасности, Филатов, взяв с собой прапорщика Емельянова, решил следовать вниз по лестнице за остальными офицером. Олег, отпустив обидчика, хотел было уже кинуться вслед за другом, но, тот еле заметным движением покачав головой, сделал знак «остаться».

Офицеры вышли из дверей казармы и двинулись через хорошо освещаемую площадку. Обернувшись, Сергей увидел, как за ними из открытых окон второго этажа наблюдают десятки солдат. В этот момент, ефрейтор Соколов в дикой ярости и дрожащими руками схватил своё ружьё и стал беспорядочно палить по удаляющимся силуэтам. Олег тут же выбил из его рук ружьё и одним ударом кулака уложил зачинщика на пол. Но, выстрелы продолжились. Подняв глаза, он увидел, дымящиеся ружья уже в руках Маркова, Кирпичникова и ещё нескольких солдат. Через открытое окно Олег увидел на плацу лежащего офицера. Васильев схватил ружьё Соколова и кинулся к выходу. Вся солдатская толпа ринулась на улицу вслед.

Подбежав к неподвижно лежавшему посреди площади офицеру, Олег сразу узнал в нём молодого штабс-капитана Лашкевича. Сразу две пули попали тому прямо в голову. Вероятно, смерть наступила мгновенно. Осмотревшись вокруг, Олег убедился, что других тел поблизости нет. Внутри немного отлегло.

А Кирпичников на плацу уже строил в ряды всю «свою взбунтовавшуюся армию». Одно отделение он распорядился послать к уличным воротам. Своим верным сослуживцам указал идти в другие роты с предложениями присоединиться. Уже через несколько минут эта солдатская масса стала увеличиваться в несколько раз. К взбунтовавшимся солдатам стали выбегать из казарм и другие роты. Ждали присоединения и «фронтовиков». Уже последними, вальяжно вышагивающими вразвалочку, из дверей 4-ой роты наконец появились и те, кто ещё вчера относились с издёвкой к этой молодёжи. С особыми восторженными криками, словно героев, встречала их солдатская толпа. Откуда-то зазвучала музыка. Все беспорядочно орали лишь: «Ура!»

***

После того, как две пули, выпущенные кем-то очень прицельно, наповал сразили молодого штабс-капитана, шедшего первым, остальные офицеры быстро кинулись бежать с открытой площадки, чтобы для озверелой солдатни не оставаться «живой мишенью». Только уже, закрыв за собой двери здания канцелярии, Емельянов, обернувшись к Сергею, уважительно произнёс:

– Спасибо. Вы там спасли мне жизнь. Я ваш должник.

На что Филатов лишь ухмыльнулся, по-приятельски похлопав того по плечу:

– Сочтёмся ещё…

– Это же бунт, – не унимался третий офицер, находившийся с ними. – Нужно немедленно доложить полковнику.

– Непременно, – подтвердил Сергей.

Втроём они буквально без стука ворвались в кабинет Висковского. Полковник в тот момент разговаривал по телефону. Не кладя трубку, он попросил доложить обстановку. Офицер, тот, что был третьим, быстро обрисовал случившееся, и полковник слово в слово передал всё на другой конец провода. По тому, что командир вёл разговор стоя по выправке, все понимали, что он докладывает в Штаб. Здесь же в приемной Сергей увидел и того самого подпрапорщика Смоляка, который буквально дрожал от испуга. «Значит, всё-таки вот кто сдал» – сразу подумал Филатов.

Полковник выглядел очень растерянно, начал молча ходить по кабинету. У стены на стуле сидел тот самый статный офицер высокого чина, что и заходил вечером. Висковский представил его, как генерала Спиридовича, градоначальника Ялты, давая понять, что к военным действиям в городе тот не имеет никакого отношения. В приемной стали собираться ещё какие-то офицеры. Все ждали приказов полковника, но, ни приказов, ни распоряжений не следовало. Несколько раз он выходил к адъютанту, о чём-то с ним тихо совещался, и вновь заходил в кабинет. Каждого вновь прибывшего офицера он вновь расспрашивал о случившемся. Обстановка накалялась и становилась нервной. Кто-то из офицеров наконец потребовал немедленных приказаний, на что Висковский лишь ответил вопросом на вопрос:

– Что же делать?

– Нужно вызвать пулемётную команду, – вдруг начал подсказывать прапорщик Емельянов.

– Давайте вызовем Михайловское артиллерийское училище, – вторили ему уже другие младшие офицеры.

– Вызывайте Пажеский корпус, – посоветовал находившийся здесь в качестве гостя генерал.

– Голубчик, они далеко, – всего лишь смог ответить полковник.

В кабинет вошёл мужчина в штатском, по всему либо ещё не успел одеться, как положено, либо наоборот, уже приготовился к тому, чтобы покинуть гарнизон. Он сообщил, что среди бунтующих солдат хаос, команды в беспорядке, единое командование у заговорщиков отсутствует. Кто-то из офицеров тут же заявил, что это наилучший момент для начала действий. Но, полковник с гордостью заявил:

– Я не сомневаюсь в верности своих солдат. Они сейчас одумаются и сами выдадут виновных.

Он тут же засобирался под предлогом доставить генерала в штаб. В приёмную вбежал дневальный и доложил, что солдаты с оружием ринулись на улицу. Полковник Висковский, спешно выходя из кабинета вместе с генералом, лишь дал последнее распоряжение:

– Расходитесь по домам, господа. Переждите волнение в безопасности.

Филатов понял, что этот старший офицер сюда уже больше не вернётся, что он попросту бросает свою команду, спасая собственную шкуру, прихватив важные бумаги батальонного архива и кассу. Поэтому, Сергей, позвав с собой нового приятеля Емельянова также поспешно последовал на выход. Другие офицеры также выбегали на улицу, рассеиваясь мелкими группами в темноте.

Уже проходя вдоль здания, Филатов с Емельяновым увидели спускающуюся женщину из окна второго этажа на связанных простынях. Они помогли принять её на земле. Следом спускался мужчина. Сергей прекрасно понимал для себя, что офицеры спасают свои семьи от разъярённой толпы, как могут. В соседнем открытом окне метался уже знакомый Смоляк, наблюдая, как спасаются бегством другие офицеры, так и не насмелившись выпрыгнуть со второго этажа. Через несколько минут приятели уже растворились в темноте раннего февральского утра.

***

С самого раннего утра Виталий уже прибыл в здание Градоначальства и расположился за небольшим столом в углу, выделенном ему вместе с Блоком ещё вечером предыдущего дня. Его задачей было фиксировать всё, что будет происходить в Штабе командующего войскамидля публикаций в печатных изданиях, но его личной настоящей целью были, конечно же, списки запасных солдатских рот петроградского гарнизона. Нужно во чтобы то ни стало найти этого пресловутого Соколова. Задача далеко не из лёгких.

Квартира Петроградского градоначальника генерала Балка находилась в том же здании, а потому он ранее всех появился в своём кабинете. К прибытию Бероева здесь уже находилось и несколько подчинённых генерала. Сам Александр Павлович был бодрым подтянутым ухоженным офицером невысокого роста, на вид лет пятидесяти. Хотя, уже с первых минут этого утра по всему виду наблюдалась нервозность и настороженность. Его интересовали сведения от флотского экипажа, куда ещё поздним вечером по его распоряжению была направлена полицейская команда, дабы предостеречь расправы над офицерским составом. Но, утренний телефонный звонок был из другой части – из Волынского полка от полковника Висковского с просьбой пригласить генерала Хабалова. Его голос был крайне взволнован.

– Его здесь нет, он ещё на квартире, а что случилось? – спросил Балк.

– Учебная команда не хочет выходить из казарм…, – послышалось на другом конце провода, а потом после продолжительной паузы уже почти в панике, задыхающимся голосом продолжил. – Мне только что доложили, что зав учебной командой штабс-капитан Лашкевич убит, а команда в полном составе взбунтовалась…»

Генерал, выслушав этот эмоциональный доклад, тут же попросил соединить с министром Протопоповым. Разъяснив ситуацию, Балк услышал вопрос:

– Какого ваше мнение, генерал?

– Раз команда лучшего батальона взбунтовалась и убила образцового командира, значит дело совсем плохо, – честно высказал своё предположение градоначальник.

– Я по повелению Государя только что послал в Государственную Думу Высочайший Указ о перерыве заседаний, – после некоторой паузы ответил министр. – Что вы на это скажете?

– Если бы это было сделано значительно раньше. Теперь может только повредить делу, – разочарованно ответил Балк.

– Ну, посмотрим, что Бог даст, может к вечеру всё и успокоится, – без особого энтузиазма в голосе послышалось на другом конце.

***

Радостные солдаты с винтовками в руках хаотично блуждали по площадке перед казармами, и распевали песни. Стоять в строю, конечно же, бессмысленно никому не хотелось. Все жаждали свободы, мало понимая, что с ней делать и как распорядиться. Но, эйфория захлёстывала через край. Своенравный унтер-офицер Кирпичников, невольно став во главе этой огромной солдатской шайки, чувствовал себя крупным военачальником с собственной армией, и вдоволь упивался этим превосходством, налево и направо раздавая указания и распоряжения:

– Зайцев, Орлов и Сероглазов, возьмите солдат и отправляйтесь в Литовский запасной батальон. Проявите там всю свою настойчивость и энергию в агитации, чтобы убедить «литовцев» присоединиться к нашему восстанию.

Его приятель и «правая рука» Марков вдруг сообщил, что две учебные группы не желают присоединяться, не склоняются ни на какие уговоры. Кирпичников, воспринял это, как наглое неподчинение собственной персоне и в ярости бросился сам преподать урок молодёжи. Но, один идти он, конечно же, не осмелился. Собрал команду, в которую вошёл и наш Васильев Олег.

Зайдя в учебную комнату, Кирпичников с ходу выхватил револьвер и с вытянутой рукой нацелился на первого же попавшегося солдата. На него смотрели совсем ещё юные глаза новобранца. После этого, переводя прицел от одного к другому, он скомандовал: «Выйти вперёд взводных и отделённых». Вперёд осторожно шагнули несколько человек. Подойдя к одному из них, Кирпичников неожиданно выстрелил из револьвера у самого его уха поверх головы. Оконное стекло, куда попала пуля, разлетелось вдребезги. Остальная группа повстанцев, стоявшая за спиной, нацелила стволы винтовок на юных солдат, стоявших в оцепенении.

– Кто-то ещё не желает присоединиться к солдатскому братству?! – громко крикнул унтер-офицер, после чего угрожающе произнёс. – Тот, кто не выйдет сейчас вместе с нами из этого здания, останется здесь навсегда! И персональная ответственность за вами.

С этими словами он вновь направил дуло револьвера на взводных. После этого, поправив своим обычным движением фуражку на бок, вдруг улыбнулся, и распевая какую-то залихватскую песню, уверенным шагом вышел из комнаты. Вся команда, словно банда за паханом, вышла следом. Остался только Олег, чтобы спросить, нет ли среди личного состава учебной группы Егора Соколова, поиском которого он продолжал активно заниматься. Не получив положительного ответа, вышел вслед за остальными. Юные новобранцы, что наблюдали за выходками нового солдатского лидера, потихоньку стали выходить из учебных комнат и присоединяться к общей солдатской массе.

– Теперь за участие в бунте с убийствами, нам уже точно расстрел! – с такими словами к Кирпичникову подошёл другой унтер-офицер из отряда «фронтовиков». – Поэтому теперь мы вместе до конца.

– До победного конца, Круглов! Терять нечего! – скрипя зубами выкрикнул унтер-офицер, и громко скомандовал. – На пле-чо! Ша-гом марш!»

Вся солдатская масса разом вывалила на улицу, лишь ещё некоторые неспешно прохаживались по площади, словно сомневаясь, но в итоге всё-равно выходили следом. Олег медленно подошёл к телу офицера, который так и продолжал лежать никем не тронутый по центру плаца. Возле тела уже присел ещё один военный в форме младшего офицера.

– Зачем всё это?.. – вдруг произнёс солдат, посмотрел на удивлённый взгляд Васильева, и продолжил. – Зачем кровь? Зачем смерти? В чём повинен этот штабс-капитан? Только потому, что он офицер, а другие нет? Только потому, что он выполнял свой воинский долг?

– Потому что, ломая воинскую дисциплину, солдаты тем самым не просто выходят из подчинения офицеров, а в их представлении, ломают весь самодержавный строй, – вдруг послышался громкий, но очень спокойный голос сверху.

Над солдатами навис высокий худощавый старец в обветшалой церковной рясе:

– Надо бы накрыть грешника, – произнёс он.

Солдат стянул с убитого шинель и набросил поверх, прикрывая лицо:

– Отец Александр, – обратился он к священнику. – Я понимаю, что все устали, что все хотят свободы, но… Разве такой ценой?.. Для чего вообще солдату свобода, если он пришёл служить?..

– Сын мой…, – тихо и спокойно начал старец.

– Лёня я, Леонид Говоров, – назвался солдат.

На всякий случай назвался и наш Олег Васильев.

– Сыны мои, поймите, что все служивые – тоже ведь люди, тоже живые. И сейчас офицеры для солдат – не просто воинские начальники, а олицетворение помещичье-самодержавного угнетения. Они жаждут свободы, обусловленной внутренним классовым антагонизмом к офицерскому составу, точно таким же, как крестьян к помещикам, обусловленной вековыми угнетениями и насилием, издевательствами и нищетой. Всё это сейчас кипит внутри каждого и вырывается наружу. А то, что цена высока? Так ведь насилие всегда порождает насилие. Простой люд так мстит за хамство, унижения и рукоприкладство со стороны офицеров по отношению к рядовому составу. И сын божий Иван Степанович сам того не ведая, олицетворяя собой всю помещичье-самодержавную власть, принял на себя всю накопившуюся у солдат ненависть.

– Простите, батюшка, но ведь на его месте мог оказаться и любой другой? – с удивлением спросил Олег.

– Кому было суждено, тот и попал под пулю. Значит судьба его такова. Значит, выполнил он свой долг на земле. Так было Богу угодно.

– Неужели Богу было угодно, чтобы кто-то при этом стал убийцей? – не унимался наш герой.

– Бог посылает и ему такое испытание.

– И никто не накажет его за это?

– Если суждено, значит и он понесёт наказание.

– Обязательно понесёт. И оно уже идёт к нему само прямо навстречу, – с этими словами Васильев вдруг подскочил и, сжав кулаки, уверенным шагом пошёл к дверям казармы, из которой только что вышел тот самый ефрейтор Соколов.

Видя приближение того самого мускулистого солдата с разъярённым видом, что совсем недавно одной рукой сдавливал его шею, испуганный толстяк попятился назад, чтобы спешно скрыться обратно за дверьми, но, споткнувшись, упал, и, скатился вновь вниз, несколько раз ударившись головой о ледяные ступени. Олег быстро подскочил, пока тот не успел подняться, и, схватив за грудки, приподнял к себе. Но, голова и руки того неподвижно свисли. Только сейчас он обратил внимание, как волосы ефрейтора потемнели и слиплись от крови, что стекала с его затылка. Олег наклонился ближе. Военный в его руках уже не дышал. Васильеву, который только что хотел сам убить и своими руками разорвать этого зарвавшегося наглеца, вдруг стало так его жалко, что слёзы накатились на глаза. Он, продолжая держать окровавленную голову этого солдата на своих руках, поднял глаза к небу, сглотнул, и вновь опустив взгляд, своими руками закрыл уже мёртвые, но, казалось, всё ещё испуганные глаза ефрейтора.

– Это он убийца офицера? – спросил подошедший Говоров.

– Это не я его…Он сам, – начал оправдываться Васильев.

– Я знаю. Я ведь видел, – спокойно ответил тот.

– Значит, не суждено тебе было взять грех на душу. Богу было так угодно, – подтвердил спокойно подоспевший батюшка.

– Это, типа наказание, что ли ему за всё содеянное? – начал ёрничать Олег.

– Наказание – неизбежно, рано или поздно, другое дело, что оно может быть разным. Ему суждено так…

– Так ведь, если бы не я, он мог остаться жив?

– И продолжал бы убивать других? – возразил молодой офицер. – Вот только не нужно сейчас винить себя в этом. Ты ни в чём не виноват.

– Судьба распорядилась его жизнью так. Бог распорядился, – подтвердил священник. – А вам, сыны мои, ещё суждено спасать других. Я тут похлопочу, а вы не задерживайтесь.

При этих словах он протянул руку Васильеву. Олег, накрыв шинелью труп, привстал и встретился глазами с глубоким умудрённым жизненным опытом взглядом старца.

Уже отойдя несколько метров, Говоров вдруг произнёс:

– Какой замечательный человек наш батюшка Александр. Я не знаю больше ни одного священника, кто бы мог и любил так понятно и просто говорить о самых сложных вещах. Вот не зря он пользуется огромным уважением среди простого народа: и в рабочей среде, и среди солдат. И не зря его зовут «Рабочим батюшкой», хоть и кличут Боярским. Но, не боярский он, наш он – народный. Простого люда души лечит.

– Как это, «кличут»? – не понял Олег.

– Ну, это фамилия его, как вроде бы говорят, мирская.

– Неужели? – удивился наш герой. – А твоя фамилия мне тоже кажется знакомой. Ты не родственник, случаем, тому маршалу Леониду Говорову?.. Ну, тот, что улица в Кировском районе названа?

– Что ещё за «маршал»? – удивлённо посмотрел тот на приятеля. – Каком таком районе? Где это? Не понимаю твоих слов.

Олег вдруг понял, что опять прокололся, и осёкся. Никаких «маршалов», ни, тем более «Кирова» в этом времени ещё никто не знает.

– Прости… Это я про другой город… Ошибся малость, – попытался он выкрутиться, а сам пристально смотрел на совсем ещё юного офицера.

Только сейчас ему пришла мысль, что этот на вид ещё 20-летний подпоручик, скорее всего и есть тот самый будущий маршал будущей страны.

Эйфория свободы

Вся солдатская масса, вывалив на Виленский переулок, сразу свернула в сторону тех казарм, где, как указывали зачинщики, располагался «литовский» полк. Когда приятели догнали колонны, весь состав восставших уже выстроился на улицы, перекрыв все подходы с разных сторон. Кирпичников громко распоряжался выставить два отделения на перекрёстке Кирочной и Парадной, и двумя отделениями перекрыть доступ с Виленского переулка и Госпитальной. Повстанцы стояли напротив казарм, но к ним выходить никто не спешил. Вожак и заводила приказал стрелять. Самые активные солдаты вскинули ружья, и с криками: «Нам терять уже нечего», залпом разрядили поверх крыш здания. Кто-то громко добавил: «Ну, выходите, что ли!»

В казарме послышалось возмущение, и чей-то громкий приказ: «Одевайтесь!» Через несколько минут двери распахнулись и не спеша стали появляться солдаты, под громкие крики и улю-люкания встречаемые повстанцами. Олег хотел было завести разговоры с перепуганными присоединившимися новичками, но быстро понял, что среди этой роты искать русского парня нет никакого смысла.

Тут с радостными криками стали выбегать солдаты и из соседнего корпуса. Оказалось, что рядом находились казармы преображенского полка, и такие же новобранцы сами решили присоединиться к своим собратьям. Самые активные из них сразу обратились к Кирпичникову с предложением взломать цейхгауз, располагавшийся здесь же. Поддержав идею, унтер-офицер распорядился раздобыть повозки для оружия. Через полчаса повстанцы уже представляли собой хорошо вооружённую боевую армию в несколько сотен тысяч штыков, причём даже со своим, откуда-то неизвестно прибывшим, санитарным обозом.

Вся эта масса по приказу их нового командира двинулась дальше – в сторону казарм саперного полка, но, выйдя на Кирочную, тут же столкнулась с ротой солдат, выстроившимися в шеренгу на ширину всей улицы. Нервный и не сдержанный поручик, командующий этими военными, скомандовал: «Стрелять прямо по колонне».

Однако, не все его солдаты даже подняли винтовки для выстрелов, и уж тем более не стали стрелять по таким же, как они. Видя замешательство в среде роты карателей, мятежники подошли к ним вплотную и стали активно и громко агитировать присоединиться. Командир карательной роты тут же выхватил шашку и стал нервно и беспорядочно размахивать ей, выкрикивая слова ругани и требуя отойти от его строя. Олег, оказавшись в первых рядах, несколько раз с трудом увернулся от его шального взмаха. Но, Марков, стоявший рядом, рукой оттолкнул Васильева и, произведя резкий выпад вперёд, с хрустом резко воткнул штык прямо в шею крикливого офицера. По винтовке хлынул багровый фонтан, вырвался неприятный сиплый хрип. Тут же послышались ещё несколько глухих ударов по туловищу с обратной стороны, и из груди прапорщика прорезались острые концы штыков, от которых лишь бурые пятна растеклись по шинели.

Олег, забрызганный его кровью, с ужасом в глазах отпрянул назад, успев лишь взглянуть на равнодушных его же, некогда «верных» солдат, с такой ненавистью, вложенной в силу удара, пронзившие командира насквозь, пытаясь даже для зрелищности и забавы приподнять того на своих штыках. Но, тело уже обмякло, и удержать на весу его не удалось. С теми же широко открытыми и разъярёнными глазами, несдержанный командир так бессмысленно закончив своё существование, опустился на зимнюю мостовую, заливая всё вокруг быстро растекающейся кровью. Этот неистовый взгляд офицера теперь надолго остался в памяти Олега.

Такие мысли сейчас не выходили из его головы. На какое-то время он даже забыл о Соколове и новом приятеле Говорове, который уже примкнул к своим полковым однокашникам, а в смятении ходил среди этих воодушевлённых солдат, всматриваясь в их лица, пытаясь понять, что ими движет, что они хотят, чего пытаются добиться? Неужели каждый из них верил, что это не бессмысленный и беспощадный бунт, а действительно освобождение? На его глазах воинская дисциплина рассыпалась под давлением массового солдатского возмущения. Офицеры перестали восприниматься, как начальствующие лица, подчинение им перестало быть обязательным, а, скорее наоборот.

***

Из окна сквозь прощелину между плотных штор проглядывал светлый луч нового дня. Михаил уже давно проснулся и хорошо слышал, как его товарищи один за другим покидали квартиру. И вот, почти совсем не двигаясь, абсолютно влюблёнными глазами с упоением наслаждался образом уютненько расположившейся на его плече совсем ещё юной смазливой девицы, лишь осторожно поправляя свисавшие на её лицо тёмные вьющиеся локоны. Ещё сутки назад он и представить себе не мог, что вот так разом абсолютно потеряет голову от этого миловидного создания. Ничто вокруг сейчас вообще не интересовало и не волновало молодого парня, лишь каждое её дыхание, каждый волосок, каждая ресничка. Вглядываясь в её неспокойные веки, Михаил даже пытался предположить, что именно в этот момент могло сниться его возлюбленной. Ему так хотелось сейчас целовать каждый сантиметр её лица, её хрупкого и изящного тела, но, он не смел ни прикоснуться, ни даже пошевелиться, чтобы не нарушить этот сладкий сон.

Миша ещё со школьных лет считался «выгодной партией». Безусловно, девочки засматривались на высокого стройного парня, как принято говорить «спортивного телосложения», и многие с удовольствием мечтали бы оказаться рядом, тем более, зная из какой именно он семьи. Но, именно этот факт и больше всего настораживал самого юношу. Будучи не по годам зрелым, он уже прекрасно понимал, что в первую очередь смотрят именно на его положение, а не на личностные качества, и, потому, старался обходить стороной всяческие навязчивые намёки. Почти сразу после школы он поступил в школу милиции, так как уже заранее готовил себя и физически и морально ещё задолго до получения аттестата зрелости. Отец всегда был для него непререкаемым примером.

Уже в компаниях таких же соратников, конечно же, случались и знакомства, и интимные связи, которые никак нельзя было отнести к беспорядочным. Миша всегда был очень разборчив, и, старался не доводить их до длительных отношений, прерывая всякие общения уже сразу, лишь только почувствовав даже самую малую навязчивость и корысть. Впрочем, да и связей таких, при всей его скромности, бывало совсем не много, и не часто.

И вот парня, что называется, «накрыло». Он и сам не понял как именно, но эта девчонка вдруг вмиг стала для него всем. Тот самый случай, когда без оглядки готов ради возлюбленной на всё, и, казалось бы, уже даже собственная жизнь недорога, всё, только ради неё.

С этими мыслями, Михаил заметил, как веки Ульяны слегка приоткрылись, и она вдруг как-то неожиданно слегка отпрянула назад, но, тут же почувствовав резкую боль, осеклась и, словно моментально всё вспомнив, расплывшись в солнечной обворожительной улыбке, вновь прижалась к плечу, почти полностью перевалившись на неприкрытое мускулистое тело юноши.

Миша, словно только этого и ждал, чтобы, наконец, удовлетворить своё неуёмное желание дотронуться до её нежной кожи губами. Жадно, и в то же время очень нежно он стал покрывать всё её лицо поцелуями, отчего та, словно маленький котёнок, закрыв глаза, умилялась от сладострастных ощущений, полностью доверяясь и позволяя делать с собой всё, что захочется. А, хотелось им обоим в этот момент только одного – в едином страстном порыве слиться телами.

***

А, тем временем, слух о мятежных войсках уже распространился среди всех военных гарнизонов, поэтому ожидая их приближение, офицеры неподалёку располагавшегося сапёрного полка предусмотрительно заперли на замок ворота казарменного двора. Колонны мятежников остановились на углу Кирпичной и Преображенской улиц у ворот и начали беспорядочную стрельбу, выкрикивая призывами солдат. Внутри казарм и из окон слышались ответные крики о помощи, с просьбой выпустить их. Бунтовщики залпом начали палить по воротам с криками: «Сапёры, выходи!»

Тут из дверей казармы вышел невысокого роста и плотного телосложения офицер, по всей видимости командир батальона, и достав револьвер, твёрдым и уверенным шагом пошёл к воротам, непрерывно стреляя в сторону восставших. Его твёрдостью и несгибаемой волей были обескуражены все, кто стоял у ворот, что даже разом затихли. Расстреляв все патроны, он не стал перезаряжать, а с достоинством отбросил револьвер на землю, достал из кармана другой и продолжил стрельбу.

Наблюдая за затихшими и застывшими на месте солдатами, заворожённо подчиняющимися воле харизматичного офицера, словно кролики перед удавом, Марков тут же вскинул ружьё и произвёл прицельный выстрел. На груди офицера появилось бурое пятно. Раненый командир остановился, но продолжал стоять, вновь подняв вперёд руку с револьвером. Из-за ворот прозвучал новый выстрел, и в яркой офицерской шинели появилась ещё одна пробоина, с хлынувшей из неё струёй крови. Тут из дверей казармы разом выбежали несколько солдат, один из которых кинулся к командиру и сходу одним ударом приклада выбил из его руки револьвер. Другой сзади сбил того с ног. Остальные кинулись открывать ворота. Из дверей с истошными воплями хлынул поток новых повстанцев, присоединяясь к всеобщему бунту.

Олег смотрел на весь этот ужас и не понимал, почему из всего этого батальона не нашлось больше ни одного офицера, поддержавшего своего командира, так решительно и смело, практически в одиночку выступившего против целого мятежа. Этот мужественный офицер оказался по-настоящему одинок. Весь батальон сапёров в полном составе радостно присоединились к протестующим. Тут же откуда-то вдруг появилась музыкальная команда с инструментами. Теперь шествие продолжилось уже под звуки «Марсельезы».

Пройдя чуть дальше, Олег обратил внимание, как рядом из другой казармы сквозь живой солдатский коридор выводят, судя по мундирам, жандармских служащих. Каждый из толпы при этом норовил побольнее ударить прикладом проходящих мимо съёжившихся полицейских. Этих выстроившихся несколько десятков жандармов, уже в полной мере разнузданные военные заставили встать на колени и под гоготание и дикий смех прилюдно «каяться за содеянное». Кто-то бросал в бедолаг снежками, кто-то нагло плевал в их сторону, пинал, но убивать стражей порядка пока никто не осмеливался. Городовые, склонив головы, покорно сдерживали все эти оскорбления. Вдоволь насладившись такими унизительными выходками, кто-то из новых солдатских командиров крикнул: «Убирайтесь по домам, и никогда больше не выступайте против народа».

***

Спустя час после того, как стало известно о солдатском бунте, в кабинете градоначальства появился высокий статный пожилой генерал в округлых очках и с невероятно густыми кавалерийскими усами, закрученными кверху. Это и был начальник Штаба Сергей Семёнович Хабалов. Сняв папаху, он тут же попросил доложить ситуацию. Известие о восстании он воспринял взволнованно, стал нервно расхаживать по кабинету, раздумывая и что-то бубня себе под нос.

Непрерывно раздавался телефонный звонок. Докладывали с разных частей:

– К «волынцам» присоединились соседи по казармам – литовцы…

– Роты Преображенского полка взбунтовались и присоединились к повстанцам…

– Сапёрный батальон в полном составе слился с бунтующей солдатской массой. Все высыпали на улицы и беспорядочно стреляют вокруг, выкрикивая: «Не хотим больше чечевицы»…, – с криками и негодованием докладывали с той стороны.

В кабинет то входили, то выходили всё новые и новые офицеры важных чинов. Среди них появился генерал, прибывший с того самого места развивающихся событий. Он лишь в качестве гостя был расквартирован в гарнизоне, но, невольно стал свидетелем событий. Этот самый генерал Спиридович прибыл один. Подробно рассказав о случившемся в волынском полку, на вопрос о Висковском, он ответил:

– Полковник беспрепятственно покинул расположение гарнизона и отправился спасать семью, а также полковой архив.

– Каковы ваши предположения, генерал? – поинтересовался Хабалов.

– Вся эта вооружённая орда слушается каждого проходимца и, из боязни ответственности, жаждет нового руководителя, за спиной которого можно будет укрыться. Скоро много таких Кирпичниковых появится, – изложил свои мысли Спиридович.

– Уже докладывают о грабежах в квартирах и поджогах. На сторону бунтарей перешёл даже жандармский дивизион во главе с поручиком Подобедовым, – добавил Балк.

– Что вы предлагаете? – спросил Хабалов.

– Для подавления вооружённого бунта нужна такая фигура, что будет авторитетной для солдатских масс. Такой, за которым пойдут, и ещё не взбунтовавшиеся полки, и образумятся из числа восставших, – посоветовал генерал Спиридович.

– Есть у нас таковой? – спросил генерал у одного из своих подчинённых.

Тот лишь пожал плечами.

– На сколько мне известно, в Петрограде сейчас в отпуску полковник Преображенского полка Александр Павлович Кутепов, – сделал предположение Спиридович. – Пользуется непререкаемым доверием у руководства и уважением среди солдат. Это доблестный и отважный офицер, способный справиться с этой распоясавшейся солдатнёй.

– Среди солдат, говорите? Это очень хорошо, – воодушевлённо заявил генерал и скомандовал. – Срочно найти и вызвать сюда этого полковника! Немедленно!

Поручик Мокшеев, с которым Бероев уже познакомился днём ранее, кинулся в поисках к папкам с бумагами. Виталий, что всё это время тут же пристально наблюдавший за происходящим, с любопытством проследил и взял на заметку, в каких именно бумагах ищет информацию помощник начальника Штаба.

Через несколько минут адъютант уже докладывал генералу о том, что через сестру полковника известили о приказе и с минуты на минуту Кутепов прибудет в Штаб. Наступило нервное и томительное ожидание.

***

Когда Филатов с Емельяновым добрались до Гороховой, уже совсем рассвело. У входа в здание Градоначальства толпились офицеры и разные горожане. Сергей с важным видом, беспрепятственно прошёл мимо охранника, приятель проследовал за ним. Без труда нашли приёмную, где должен был располагаться Штаб командующего войсками, но дальше пройти не удалось. Тут точно также уже ожидали самые разные офицеры, среди которых Филатов без труда узнал и того самого генерала Спиридовича, что несколькими часами ранее выехал с казарм вместе с полковником. Виленского среди офицеров не наблюдалось.

Все явно ждали какого-то важного чина. Генерал частенько посматривал в окно, о чём-то тихо общался с адъютантом. Филатов, поздоровавшись с ним ещё раз, в полголоса поинтересовался ситуацией. Спиридович, с ходу узнав офицера, ответил, что в сложившихся обстоятельствах, скорее всего будет создан карательный отряд, возглавить который назначен полковник Кутепов, которого сейчас и ожидают. «Александр Павлович – самоотверженный решительный боец, верный долгу, на него и возлагается эта высокая ответственность», – уточнил генерал.

Ожидание продлилось недолго, и в приёмную решительно вошёл среднего роста плотного телосложения с роскошными усами и ровной стриженой бородкой офицер. Поприветствовав всех присутствующих, сняв фуражку и блеснув зеркальной лысиной, он сразу же уверенным шагом направился в кабинет. Адъютант лишь успел перед ним открыть дверь. «Вот и дождались», – присаживаясь в кресло и, закинув ногу на ногу, тихо произнёс генерал.

***

Далеко уже не в строевом порядке выстроенных войск, а целым солдатским морем заполонило всю Кирочную и растекалось по примыкавшим улицам и переулкам. Кирпичников уже не контролировал полностью весь этот поток, но продолжал раздавать распоряжения. Почувствовав свободу, каждый был сам по себе. В разных компаниях и сборищах стали появляться свои вожаки. Одна такая большая часть уже шла под явным предводительством другого унтер-офицера Круглова. С горящим одержимым азартом в глазами, он импонировал толпе.

Знаменская улица, куда продвигалась солдатская масса, была полностью заполнена блуждающими манифестантами из городского населения. Завидев впереди революционно настроенные массы с флагами, солдаты радостно кинулись им навстречу, и через минуту соединились с этой толпой митингующих рабочих и горожан. Началось братание и обнимание рабочих с солдатами. Молодые девушки-курсистки и уже даже вполне зрелые женщины, нескромно расстёгивая свои пальто, бросались с объятиями к вышедшим им навстречу молоденьким военным, одаривая крепкими поцелуями. С нескрываемой радостью и страстью в глазах те, отвечая взаимностью, тут же без стеснения лапали любвеобильных женщин, поднимая на руках и распахивая шинели, крепко прижимая к себе. Ликованию и радости, казалось, нет предела. Всюду вверх летели шапки, звучали какие-то революционные песни, выкрикивались лозунги: «Долой самодержавие! Долой войну!»

Олег сразу заметил, что среди митингующих выделялись настоящие лидеры, которые направляли движение, вели за собой и постоянно агитировали. По внешнему виду эти, прилично одетые, не были похожи на рабочих, скорее из интеллигенции, пытающейся слиться с массами. Васильев обратил внимание, как группа таких «интеллигентов» собралась вокруг одного офицера высокого ранга, который вёл за собой весь свой батальон, при этом его солдаты продолжали доверчиво подчиняться своему командиру, перешедшему на сторону народа. Подойдя ближе, Олег услышал, как агитаторы, называющие офицера «штабс-капитаном Станкевичем», предлагают направить массы на Выборгскую сторону. Получив согласие, штабс-капитан скомандовал, и солдатская толпа послушно двинулась в сторону Литейного проспекта.

***

Генерал Хабалов, увидев в дверях кабинета полковника, не дожидаясь, пока тот представится, сходу спросил:

– Вы полковник Кутепов?

После утвердительно ответа, генерал буквально кинулся к нему с рукопожатием и дрожащим голосом произнёс:

– Я – командующий войсками, и с сегодняшнего дня я назначаю Вас начальником карательного отряда.

– Позвольте, но, я нахожусь в отпуску, – попытался возразить полковник. – Я готов исполнять всякое приказание, но, к сожалению, нашего лейб-гвардии Преображенского полка здесь нет. В этом случае для командования надобно назначить лицо более известное в Петроградском гарнизоне.

Хабалов ответил уже более уверенно и твёрдо:

– Все отпускные также мне подчиняются, и я вас назначаю начальником этого карательного отряда!

– Слушаю! – прозвучали ответные слова офицера. – Прошу мне указать задачу и дать соответствующий отряд.

– Приказываю вам оцепить район от Литейного моста до Николаевского вокзала и всё, что будет в этом районе, загнать к Неве, и там привести в порядок! – отдал чёткий приказ генерал.

– Не остановлюсь даже перед расстрелом всей этой толпы! – отрапортовал полковник. – Только для оцепления такого участка мне понадобится не менее бригады.

Генерал помолчал, нервно прошёлся по кабинету и раздражённо произнёс:

– Дадим то, что есть под руками.

Ещё после некоторой паузы, посмотрев в окно, продолжил:

– Возьмите роту лейб-гвардии Кексгольмского запасного полка с пулемётом, которая сейчас стоит против Градоначальства, и идите с ней по Невскому проспекту. В Гостином Дворе к вам присоединится рота лейб-гвардии Преображенского запасного, и в Пассаже пополнитесь ещё одной ротой того же полка.

– С одними винтовками и шашками трудно будет справиться.

– Сейчас от Николаевского вокзала сюда к Градоначальству идёт пулемётная рота с двадцатью четырьмя пулемётами. Возьмите у них половину, а остальные пришлите к нам.

– А станет ли эта пулемётная рота стрелять? – поинтересовался Кутепов.

– По моим сведениям, это хорошая часть, – не очень уверенно ответил генерал. – Дополнительно пришлём вам всё, что возможно. Я уже отдал распоряжение роте лейб-гвардии Егерского запасного полка двигаться к Литейному проспекту, чтобы поступить в ваше распоряжение.

– Разрешите выполнять? – вновь отчеканил офицер.

– Выполняйте, полковник, – генерал по-отечески похлопал того по плечу. – Теперь вся надежда только на вас.

Виталий заворожённо наблюдал за этой сценой, пытаясь тщательно записывать каждое слово, не упуская ни единой фразы.

***

Дверь распахнулась, и из кабинета градоначальника, где в данный момент ещё и располагался Штаб вооружённых сил, вышел бравый полковник в сопровождении престарелого худощавого генерала. «А вот и тот самый Хабалов, – подумал про себя Филатов. – Что-то совсем унылый вид у нашего командующего войсками».

– Господа, офицеры. Позвольте представить – полковник лейб-гвардии Преображенского полка Кутепов, – воодушевлённо произнёс генерал. – С этой минуты Александр Павлович – командир специального карательного отряда, созданного для восстановления порядка в столице. На полковника возлагается колоссальная ответственность и неограниченные полномочия. Прошу верных царю и Отечеству офицеров присоединиться к этому отряду.

Все офицеры, что ожидали в приёмной, за исключением генерала Спиридовича, который подошёл к Хабалову, последовали за полковником. Кинулся за ними и молодой офицер Емельянов. Сергею хотелось под любым предлогом попасть в кабинет, хотя бы краем глаза заглянуть за дверь, чтобы переглянуться с Виталием, но, встретившись взглядом с генералом, ничего не оставалось, как присоединиться к остальным.

***

Олег шёл рядом с весёлой музыкальной командой и не заметил, как их часть отделилась от основного потока и повернула в сторону Басковой улицы. Впереди эту группу солдат вёл унтер-офицер Круглов. Неожиданно отряд, насчитывающий не менее трёх рот, остановился у ворот ещё одной какой-то казармы. Круглов вновь начал кричать, чтобы солдаты выходили. В ответ в открытые окна послышались крики, что их заперли и удерживают офицеры. Сделав несколько выстрелов сквозь ворота, никакого ответа не последовало, и новоиспечённый командир этой группы решил двигаться дальше, распорядившись остаться паре десяткам солдатам.

Не успев сделать и несколько шагов, послышалась пулемётная очередь и несколько военных, что шли рядом с Олегом, тут же с пробитыми головами упали замертво. Пули со звоном отскакивали от медных музыкальных инструментов, за которыми стали прятаться музыканты, словно за щитами. Васильев с ещё несколькими солдатами кинулись за деревья. Пулемёт «работал» из одного из верхних окон казармы. Не растерялся, казалось, только сам Круглов. Укрывшись за ограждением, вместе с другими его подчинёнными они тут же вскинули винтовки, и прицельным непрерывным поочерёдным огнём погасили этот пулемётный шквал. В ответ из казармы послышались радостные окрики. Тут же из окон стали вылетать стёкла, кое-где даже вместе с рамами. В месте со стёклами на улицу летели и большие деревянные ящики с патронами, которыми эти окна и выбивались. Вслед из этих проёмов стали выпрыгивать и сами солдаты, с восторженными криками присоединяясь к восставшим войскам.

Весь этот пополнившийся отряд двинулся на Преображенскую площадь, где вновь соединился с основным солдатским потоком. Рядом почти вприпрыжку весёлый солдат с распахнутой шинелью, по-дружески обняв за плечо Олега, вдруг пафосно воскликнул: «Мы идём вперёд – в неизвестное!» Глаза этого молодого вояки светились искренним оптимизмом и великой надеждой. Казалось, что душа парня вместе с его шинелью широко распахнута всему новому и неизведанному.

– Откуда ты сам? – радостно спросил он Олега.

– Из Питера, – ответил Васильев.

– И я из Питера, а где живёшь?

– На Большой Посадской, – вдруг ответил Олег, не желая вдаваться в подробности переезда.

– И я на Большой Посадской, – восторженно воскликнул весёлый приятель. – А в каком доме?

– В девятом.

– А я в двенадцатом.

В этот момент Олега, словно молнией, прошибло чувство де-жавю. Он вдруг внимательно всмотрелся в лицо этого улыбчивого солдата, и с осторожностью спросил:

– А твоя фамилия, случайно, не…

– … Дёмин, – не дождавшись вопроса, ответил тот. – Николай Дёмин.

Олег не мог поверить своим ушам и глазам. А тот радостно продолжал:

– Сейчас вот перейдём на Петроградку и домой. Жена у меня молодая ждёт. Очень редко видимся.

– А сына нет? – с осторожностью спросил Олег.

– Нет, пока, а почему ты интересуешься? – удивился приятель.

– Так если женат, сына надо, – громко рассмеялся Васильев, и, похлопав по плечу нового знакомого, ещё быстрее зашагал в общей толпе. – А Соколова не встречал среди своих? Сослуживца потерял. Ищу вот.

– Так, есть такой у нас… Васёк.

– Василий, значит? Не, не тот. Моего Егором зовут. А может брат у него ещё имеется?

– Кажись есть у него братишка… Старшой. Тоже служивый. Вот только как кличут, не скажу. Поспрошать надобно.

– Ну, и где твой Васёк? Давая поспрошаем, – завёлся Олег.

– Так здесь где-то. Куды ж ему без нас то? Где все, там и Васёк.

– Ну, давай, друг, найдём уже твоего Василия, – осматривая поверх голов многотысячную толпу, воспрянул наш герой.

– Отыщется, – похлопав по плечу нового товарища и распевая какую-то весёлую песню, с восторженной улыбкой произнёс Дёмин.

Приятели продолжили свой путь «в неизведанное». Олег глазел по сторонам и не узнавал свой родной Литейный. На месте известного «Большого дома» сейчас стояло трёхэтажное кирпичное здание со встроенными колоннами. Именно внутрь его вдруг кинулась разъярённая толпа, словно по приказу. От своего нового приятеля Олег узнал, что это здание Окружного суда, а, следовательно, приказ действительно был, понял он.

Со второго этажа здания напротив полетели вниз разбитые оконные стёкла. На железные арочные ворота изнутри напирала рабочая масса. Ещё мгновение, и они с грохотом вывалились на мостовую. С территории с неистовым криком рванула брататься с солдатами огромная толпа рабочих. У многих в руках и за плечами было сразу по нескольку новеньких винтовок, а вокруг опоясаны лентами с патронами. Толпа чуть не сбила с ног Олега, разглядывающего необычные для его взора здания вокруг. Его крайне удивило, что привычная для него Михайловская военная артиллерийская академия, сейчас в этом времени – это целый орудийный завод.

А из окон того самого совсем необычного вида для «путешественника во времени» здания Окружного суда, находящегося через дорогу, уже нескончаемым бумажным потоком вниз прямо на снег летели пачки бумаг и различных книг. Всё вокруг уже покрылось огромным слоем макулатуры, достигая окон первых этажей. В воздухе повсюду порхали листки архивных дел. Многие пытались то там, то здесь, поджигать эти бумажные кучи. В итоге через некоторое время всё разом заполыхало так, что огонь мгновенно перекинулся и на само здание. Огни пламени стали появляться уже из окон. Вокруг всё покрылось густым дымом и жгучим запахом гари.

К заводским железным воротам, валявшимся на дороге, стали притаскивать ещё всякие деревянные щиты, столы, стулья, двери и другую утварь с территории завода и из горящего здания напротив. Из всего этого прямо по центру улице быстро соорудили баррикаду. Из образовавшейся арки выкатили даже артиллерийские орудия. Чтобы откашляться от гари и копоти, Олег отошёл в проулок и увидел, как из стоявшего неподалёку автомобиля буквально вышвырнули и выбросили на землю бедолагу-водителя, пытавшегося спешно покинуть место пожарища. С радостными криками, взгромоздив внутрь машины пулемёт, разухабистые рабочие стали раскатывать кругами по дороге, стреляя по окнам верхних этажей зданий в округе.

Дымом уже заволокло всю улицу, и Олег с приятелем прошёл вперёд ближе к Набережной. Там они увидели, как толпе группе рабочих полностью перекрыл дорогу, выстроенный поперёк солдатский строй, по всему, видимо, ещё не присоединившихся к восстанию. Офицер перед строем яростно орал и громко командовал, угрожал толпе расстрелом. Навстречу к солдатам вышел невысокого роста рабочий средних лет. Он негромко заговорил с солдатами, и те поочерёдно стали опускать винтовки на землю. Олег заинтересованно попытался пробраться ближе, чтобы понять, чем так доходчиво смог убедить военных этот работяга.

Только уже подойдя почти вплотную, Васильев смог услышал: «… Я – Клим Ворошилов, мастер котельной на заводе, и я – простой рабочий из народа… Вы ведь измайловцы, меня хорошо знаете. Вы пришли меня расстреливать?.. Вас заставляют стрелять в народ, а надо расстреливать таких вот озверелых офицеров».

Во время этих слов ближайший из строя солдат, заметив, что крикливый офицер уже нацелился выстрелить из револьвера в выступающего перед ними рабочего, с размаху ударил того прикладом по голове. Тут же остальные военные из строя разом кинулись сапогами добивать и затаптывать своего командира. Другая же часть строя уже обнималась и браталась с рабочими. Рабоче-солдатская масса продолжала пополняться.

Среди взбунтовавшейся толпы вдруг послышался гул негодования, пронеслось известие, что впереди на другой стороне Литейного моста проход закрыт вооружённым заслоном. Но, судя по всему, такая новость не сильно расстроило новых воинствующих начальников, и этот рубеж тоже необходимо было преодолеть, поэтому, самые воинствующие, как уже обычно, с криками и выстрелами в воздух двинулись вперёд прямо по мосту.

Олег, с удивлением, глазея по сторонам и, любуюсь по обе стороны торосами на зимней Неве, находился ближе всех к мосту, а потому оказался в числе первых среди этих отчаянных. Безусловно, ему совершенно были непонятны все эти бессмысленные намерения, очень угнетали ужасающие расправы и многочисленные смерти вокруг. А потому, дойдя уже почти до середины, он остановился, поглаживая рукой всё те же массивные литые ограждения с русалками и вглядываясь далеко вдаль, не веря своим глазам, что всё это происходит сейчас с ним не в своём двадцать первом веке, а в начале двадцатого. И выглядит это всё так необычно – другие здания, другие люди, даже другие запахи, но, всё такое же питерское небо, всё такие же питерские горизонты.

Ностальгические размышления, с радостным возгласом нарушил новый приятель, лукаво улыбаясь и с силой похлопывая по плечу. Рядом с ним ликовал такой же бравый и весёлый солдат, почему то в генеральской папахе на голове.

– А вот тебе и Васёк, – восторженно воскликнул Дёмин.

– Соколов? – встрепенулся Олег, глядя на улыбчивого странного военного.

– Точно так, – откликнулся тот.

– И брат у тебя есть? – настаивал Васильев.

– Ну, еся. А тобе какой антерес?

– Да, ищу я, понимаешь, сослуживца своего и давнего товарища – Егора Соколова. Очень уж повидаться надо, а найти не знаю где, – опять начал придумывать историю Олег. – Вот и подумалось, не твой ли брат будет?

– Отчего ж не мой? Как раз Егорка и есть братец мой, служивый… младшой.

– Неужели? – у Олега аж дух перехватило.

Ему тут же захотелось увести этого парня отсюда, чтобы расспросить получше, там, где не будут мешать эти яростные крики и постоянные выстрелы. Васильев даже не заметил, что залповые выстрелы доносились уже с другой стороны моста. Не обратил внимания он и на то, как рядом стали подкошенными валиться с ног вышагивающие по мосту. Он просто яростно схватил этого Соколова за плечи, держа перед собой на вытянутых руках, оглядываясь по сторонам и понимая, что с этой середины моста в обе стороны сейчас расстояние одинаковое.

Но, в эту же секунду этот невысокий полный солдат вдруг обмяк и повалился прямо на Олега. Улыбка застыла на его лице, а изо рта по обе стороны губ вытекли ручейки крови, скрываясь в ещё неокрепшей редкой бородке. Васильев, в отчаянии и непонимании, продолжал держать парня в руках, в упор смотря в его широко открытые глаза, словно откуда-то изнутри пытаясь понять всё то, что было недосказано. Тот сделал ещё один вдох, забрызгивая всё вокруг кровавым фонтаном, и окончательно свалился на землю. В этот момент у Олега в голове словно весь мир остановился. Он уже не хотел слышать ни выстрелов вокруг, ни криков, ни рыданий Дёмина, который о чём-то причитал, бегая вокруг. У нашего героя была только одна мысль о том, что оборвалась очередная ниточка, связывающая его с родным домом, где его ждала любимая. Не обращал внимания он уже и на то, что толпа растерянно бросилась назад. Васильев пришёл в себя уже только после того, как вокруг всё действительно затихло. В какой-то момент выстрелы полностью прекратились. Оглянувшись вокруг, он увидел ещё несколько убитых, лежащих на мосту. Раненые пытались ползком вернуться к своим товарищам, оставляя кровавые следы на грязном снегу.

Олег огляделся и заметил, что неподалёку с ним вновь оказался этот унтер-офицер Кирпичников, который тут же скомандовал подчинённым из его ближайшего окружения: «Ну, ребята, теперь пошла работа! За мной». Привычным движением поправив фуражку набекрень, он вдруг выступил вперёд на мост, подняв руки над собой вместе с винтовкой. Рядом с ним точно также вышли Марков и Круглов. Толпа молча смотрела на отчаянных командиров. Ситуация накалилась. Но Кирпичников с товарищами шаг за шагом уверенно продвигались на другую сторону и все увидели, как те вплотную приблизились к колонне солдат с нацеленными на них дулами винтовок. Переговоры длились совсем недолго. Уже после нескольких минут был подан знак, чтобы революционный поток с восторженными криками кинулся по мосту на другую сторону – Выборгскую сторону.

***

Всласть насладившись утренними любовными утехами, Михаил решил, наконец, подумать, и о завтраке. К тому же, прогуливаясь по квартире, он почувствовал ощутимую прохладу. Ульяна, заметив некоторую растерянность парня, сразу догадалась, что юноша совершенно неприспособлен к таким условиям. Соскочив с постели и, накинув на голое тело Мишину длинную рубашку, она тут же ловко закинула лежащие рядом с, покрытой белым кафелем до потолка, печью уже подготовленные дрова, предварительно разравняв внутри железной клюкой золу, и завела огонь. Сухие поленья тут же потрескивая задались, и девушка спокойно закрыла маленькую металлическую дверцу.

– Клёво, – лишь смог отозваться молодой парень, наблюдая за уверенными действиями девчонки. – Да ты у меня просто – гений. Откуда ты знала, что здесь нужно ещё и топить дровами? Я бы стопудово не догадался.

Девчонка лишь мило улыбнулась в ответ и скрылась на кухне. Михаилу вдруг стало крайне неудобно от своей беспомощности, ему хотелось что-то сделать самому, чтобы порадовать подругу, а в итоге, приходилось лишь наблюдать за её стараниями. Ульяна же действительно, уже очень быстро нашла в шкафу большую посудину, сковороду, кастрюли и принялась ловко чистить и шинковать откуда-то найденные ей тут же овощи, яйца, картофель и всякую различную зелень, словно уже знала, где и что должно тут находиться. Подойдя сзади из-за спины, Миша с восхищением засмотрелся, как у неё практически всего лишь одной рукой а так всё очень ловко получается. Сделав шаг ещё ближе и, прижав девушку к себе за талию, буквально касаясь губами самого уха, он прошептал ей:

– Да ты моя хозяюшка. И где же ты успела так всему научиться, солнце моё?

– Так ведь я ж не из благородных барышень. Дома у нас хозяйство своё. Вот с детства всегда с матушкой на кухне и хлопотала.

– Прикольно, – только и смог найти ответ влюблённый, продолжая губами прикосновения по трепетной шее, запуская руки под рубашку приподнимая её выше и выше.

Ульяна лишь покорна сильно запрокинула голову назад, жадно глотая воздух, пытаясь приоткрытыми губами вылавливать его поцелуи. Кухонный нож непроизвольно со звоном выпал из её руки на стол в тот самый момент, когда из груди наружу резко вырвался непроизвольный стон.

***

Карательный отряд под командованием полковника Кутепова строем двигался по Невскому. У Гостиного Двора к ним присоединилась ещё одна рота. Поручик, что ей командовал, представился Сафроновым. Ещё одной ротой отряд пополнился у здания Пассажа. Представившиеся командиры поручик Браун и прапорщик Кисловский при знакомстве посетовали:

– Солдаты верные, но, к сожалению, голодные – не ели ещё со вчерашнего обеда.

Полковник Кутепов приказал ротным командирам:

– При первой же остановке купите ситного хлеба и колбасы, чтобы накормить солдат.

Уже дойдя до Александрийского театра, отряду повстречалась группа с измученным видом, солдат, которые несли на себе пулемёты и ленты с патронами. Отвечать на приветствие они не изъявили особого желания. Отправив половину из этой роты в Градоначальство, полковник поинтересовался у оставшихся в отряде:

– Сможете ли вы открыть огонь по первому приказанию?

В ответ ротный командир смущённо заявил:

– На улице морозно, а у нас нет ни воды, ни масла в кожухах.

– Приказываю, немедленно послать за всем необходимым, и на первой же остановке изготовить пулемёты к бою.

Сергей шёл рядом и наблюдал за всем, что происходило на Невском. Со вчерашнего дня здесь улицу никто не убирал, всюду хлам и стёкла, разбитые окна первых этажей, согнутые фонари, разбитые и разрушенные трамвайные вагоны целым составом стояли неподвижно по центру улицы. Любопытствующего народа уже гораздо меньше, но, всё же встречались и разнузданные компании, быстро исчезающие в подворотнях при виде солдатского отряда.

Дойдя до перекрёстка с Литейным проспектом, полковник приказал остановиться. Какой-то важный молодой офицер на извозчике прямо по обочине дороге, где шёл Филатов, догонял отряд. Не доезжая двух десятком метров, он выскочил из повозки и, заплетаясь в длинной шинели, бегом кинулся к полковнику. Кутепов сделал несколько шагов к нему на встречу, и офицеры столкнулись неподалёку от Сергея. Взволнованным и запыхавшимся голосом прибывший стал разъяснять:

– Взбунтовавшаяся толпа солдат и рабочих подожгла Окружной суд и идёт к Зимнему дворцу. Генерал Хабалов приказывает немедленно вернуться обратно.

Полковник ответил крайне возмущённо:

– Неужели у вас во всем Петрограде только и имеется, что мой, так называемый, карательный отряд? Значит, генерал Хабалов этим распоряжением, передаваемым через тебя, отменяет свое первое распоряжение?

Но, молодой офицер продолжал настаивать:

– Прошу, идти к Зимнему Дворцу.

– Уважаемый князь, господин Аргутинский-Долгоруков, идти по Невскому обратно нецелесообразно, уверенно возразил полковник. – Мне поставлена задача, и я обязан её выполнить. А, посему, передайте генералу, что я пойду по Литейному проспекту, затем по Симионовской к цирку Чинизелли, и выйду на Марсово поле, где, вероятно, я и увижу эту самую толпу.

Распрощавшись с молодым князем, отряд выдвинулся по Литейному проспекту, выстроившись в шеренги на ширину всей улицы. Сам полковник шёл впереди.

Сергей решил не идти вместе с отрядом, а остался на месте, с замиранием сердца глядя на величественное здание на перекрёстке. Внешний облик дома, который ему был так хорошо знаком, сейчас был изменён до неузнаваемости. Стены сплошь украшены резной плиткой с изумительной красоты лепниной. До четвёртого этажа здание увешано различными рекламными вывесками: «Ресторан Палкина», «Гастрономический магазин Соловьёва», «Аптека Келлера», «Меблированные комнаты «Киев», «Универсальный магазин мебели» и так далее. Но, Сергея интересовали далеко не вывески, и не заведения, расположенные здесь. Он стоял у того самого дома, где, буквально двумя днями ранее они вместе со своей очаровательной Настей так мило вели беседы с её бабушкой. Сергей хорошо помнил слова Маргариты Степановны о том, что она родилась и всю жизнь прожила в этом доме. «Неужели, и сейчас она может быть здесь», – самые разные мысли блуждали в его голове. «А что, если зайти?», «Что я скажу им?», «С какой стати они станут со мной разговаривать?» Вся решительность враз покинула нашего героя, стоя у порога будущих родственников.

Филатов ещё пару раз вошёл и вышел сквозь арку в колодец дома. С третьей попытки он всё-же решился сделать шаг вперёд, отворив тяжёлую резную подъездную дверь. Разглядывая всё те же кованные перила, Сергей поднимался выше и выше, и, наконец, вот он – у заветной двери. Сердце уже готово было выскочить сквозь эту фальшивую офицерскую шинель.

Окончательно набравшись смелости, он с дрожью в руке взялся перчаткой за кованную ручку по центру двери, предназначенную для стука, и робко трижды ударил по металлической подложке. За глухими дверьми ничего не было слышно. Сергей хотел было уже успокоить самого себя, что, мол, вероятно, дома никого нет, и со спокойной душой уйти, решив всё же напоследок стукнуть ещё пару раз, на всякий случай для подтверждения своей версии. Он лишь потянулся к ручке, как этот момент дверь со скрипом отворилась.

***

Пока толпа ликовала и браталась с рабочими с Выборгской стороны, Кирпичников с ближайшим своим окружением в компании всё тех же активистов из интеллигенции, обсуждали дальнейшие действия. Олег был рядом и всё хорошо слышал. Планировали захваты Арсенала, чтобы пополнить запасы оружия. Представители интеллигенции настаивали на захвате тюрем, и в первую очередь «Крестов» с целью освобождения заключённых. Марков сетовал на то, что солдаты измождены, сильно устали и требуется пропитание. Было решено разделить революционные массы на несколько групп. Часть, сразу отправили в заводские столовые. Другую часть вместе с Кирпичниковым направили в казармы московского полка, а наиболее стойкие и выдержанные под командованием Круглова отправились на Тихвинскую.

Именно в этой группе оказались Олег вместе со своим новым приятелем. Но, теперь они уже не спешили бежать в голове колонны, а потому, когда они в замыкающих рядах подошли к складским корпусам Арсенала, оставалось уже только наблюдать за тем, как солдаты грузят ящики с винтовками и снарядами в грузовики. Активных выстрелов и взрывов при этом не было слышно, следовательно, захват произошёл тихо, добровольно и без боя. Но, это предположение Олега тут же развеялось, когда у стены здания он натолкнулся на мёртвого генерала, который просто, словно ненужная вещь, валялся в луже крови.

На него никто не обращал внимания, вокруг кипела работа. Женщина среднего возраста невысокого роста с папиросой в зубах с солдатским ремнём поверх старой кожаной куртки, расстёгнутой до пояса, громко и лихо, смачно смешивая матерную речь с простонародной, командовала погрузкой и распределением винтовок и патронов по различным районам города для вооружения отрядов рабочих. Круглов распорядился выставить караул у складов и выдавать оружие только сторонникам восстания.

– Сколько же оружия бесконтрольно расплывается по столице? – Олег поделился своими размышлениями с приятелем.

– Почему бесконтрольно? – удивился тот. – Всё на благо революции.

– А кто сейчас может с уверенностью сказать, в чьи руки это всё попадёт, в руки сторонников или наоборот? И как определить, кто сторонник? Вот ушла машина до отказа гружёная винтовками, а где их разгрузят? Кто знает, где они потом осядут? В чьих руках? Может где-нибудь в бандитском притоне?

– Ну, скажешь тоже, – с негодованием возразил товарищ. – Не доверяешь революционерам?

– Ой, не доверяю, Николай, ой, не доверяю, – выдохнул Васильев. – И тебе пока не советую. Всякие тут попадаются.

***

Филатов стоял на хорошо знакомой ему лестничной площадке у хорошо знакомой двери. На пороге встречала ухоженная интеллигентная пожилая женщина.

– Что вам угодно? – строго спросила она, медленным, но строгим взглядом с головы до ног осмотрев «офицера».

Сергей растерянно молча смотрел хозяйке в глаза, не зная, что ответить. Но, после некоторой паузы всё же произнёс:

– Простите, а вы, вероятно та самая Валентина Кузьминична?

– Вероятно, та самая, – с удивлением ответила та. – А вас как, позвольте полюбопытствовать?

– Ах, простите, конечно же…, – замялся Филатов, снял фуражку и представился. – Меня зовут Сергей.

Хозяйка вопросительно посмотрела на мундир, и нежданный гость добавил:

– Ах, ещё раз простите за бестактность… Поручик Филатов.

– Так, всё-таки, что вам угодно, поручик Филатов? – вновь поинтересовалась женщина.

– Если честно, я по поводу вашей внучки.

– А, что с моей внучкой? – удивилась хозяйка.

Тут в дверной проём, отодвигая подол её длинного платья, протиснулась совсем маленькая девочка, с любопытством рассматривая мужчину.

– Маргоша, вернись, пожалуйста, в дом, – строго скомандовала женщина, и ребёнок вновь исчез в квартире.

– Так, что с моей внучкой? Как видите, она при мне, и вполне здорова.

Сергей понимал, что никакие придумки не могут сейчас быть уместны, только правда, какой бы странной она не показалась. И, он продолжил:

– Полагаю, что в данной ситуации разговор на пороге не уместен. Если вы позволите, впустить внутрь, я смогу вам сполна раскрыть истинную причину моего визита.

– Отчего же? – вновь удивилась хозяйка.

– Видите ли, речь идёт о безопасности. При чём, не только вас и вашей внучки, но и, вашей дочери.

– Ксении? – переспросила женщина. – А с ней то что?

– Полагаю, что пока ничего, но, в скором времени может произойти непоправимое… Так вы впустите? Поверьте, я не причиню вам зла.

– Вы не создаёте впечатление разбойника или негодяя, которые снуют сейчас по улицам, скорее наоборот, – усмехнулась Валентина Кузьминична и отворила дверь, впустив гостя.

Выглядывая из-за спины, глазастая кудрявая девочка, на вид не старше двух лет, продолжала прятаться. Сергей не сводил с неё глаз с мыслями о том, что перед ним и есть та самая будущая бабушка его невесты. Судя по разноцветным флажкам, развешенным повсюду, он понял, что здесь вчера, как и в его времени, отмечался день рождения этой милой девочки. Но, сейчас визитёр совершенно не знал с чего начать, пытаясь собраться с мыслями и подобрать хоть какие-то вразумительные слова для объяснения своего визита. Хозяйка продолжала молча вопросительно смотреть на гостя, но, не выдержав всё же спросила:

– Так какая опасность угрожает моей дочери?

– А, где она сейчас? – осмотрев глазами комнату гостиной, куда провела его женщина, с вопроса начал Филатов.

– Её в данный момент нет дома. Нет её и в городе. Она выехала в Бологое… Впрочем…, – вдруг осеклась женщина

– Не может быть? – встрепенулся Сергей. – Разве? Уже?

– Почему вы так встревожились, – удивилась хозяйка. – Вам что-то известно?

– Она не должна была…

– Господин офицер, вы говорите загадками, и вы меня пугаете. Ксения актриса, она часто и много ездит по городам.

– Но, сейчас она ведь не с гастролями? – переспросил гость.

– Вам и это известно, – удивилась женщина, и после паузы продолжила. – Действительно, она уехала по личным делам.

– Да, я знаю. Она сейчас должна быть вместе с отцом Маргариты… Со Степаном…

– Ну, во-первых, правильно сказать со Стефаном. А, во-вторых, вы подозрительно осведомлены, – с крайним удивлением посмотрела на гостя хозяйка квартиры. – Откуда вам известно об отце Маргоши?

Сергей уже совершенно не знал, каким образом выкрутиться и продолжить разговор, не выдавая истинной причины. Он ещё немного помялся, помолчал, оглядываясь вокруг, после чего предложил присесть за резным дубовым столом и решился на откровенный разговор:

– Понимаете, Валентина Кузьминична, то, что я вам сейчас скажу, будет выглядеть для вас крайне странным и неправдоподобным, но, поверьте, это истинная правда. Вы должны мне поверить. От этого действительно сейчас будет зависеть дальнейшая судьба всех в вашей семье…

– Ну, не тяните, – с настороженностью после ещё одной паузы попросила продолжить хозяйка.

– Я даже не знаю, как вам сказать, чтобы вы поверили моим словам… Всё дело в том, что я – гость не из настоящего, я – гость из будущего. Я – ваш будущий родственник, очень далёкого будущего, и очень далёкий родственник.

Женщина не моргнув даже глазом со скептической ухмылкой на лице, продолжала спокойно слушать гостя:

– Понимаете, ваша очаровательная внучка – это будущая бабушка моей невесты.

Хозяйка лишь слегка прищурила взгляд, но, продолжала молча слушать, крепче прижимая к себе внучку.

– Я попал в это время, к вам сюда, поверьте, не специально… Совсем случайно… Со мной так бывает… Я из двадцать первого века…

– Мне крайне увлекательна ваша история. Только, вы так и не ответили, при чём здесь моя дочь? – наконец после того, как Сергей замялся, произнесла Валентина Кузьминична. – И что вы хотите? Что вам у нас нужно?

Филатов понял, что его объяснения совершенно не произвели на хозяйку никакого впечатления. Она смотрела на него, как на душевнобольного или сдвинувшегося сознанием человека, или ещё хуже, воспринимала его, как мошенника, каких сейчас была масса.

– Только не подумайте, пожалуйста, что я ищу какую-то выгоду. Я – не аферист какой-нибудь. Я ведь сразу сказал, что это будет выглядеть неправдоподобным. Мне ничего не нужно. Я хотел бы только вам помочь, – попытался хоть как-то оправдаться Сергей.

– Господин офицер, если вы конечно таковым являетесь, – уже с подозрением, встав со стула, строго произнесла хозяйка, – не соблаговолите ли вы покинуть нашу квартиру?

Понимая, что все его доводы оказываются напрасными, любое слово наоборот только лишь оборачивается против него, Сергей тоже поднялся и сделал шаг назад. Уже молча направившись к выходу, он вдруг вспомнил о телефоне и, быстро достав его из кармана, включил видео и резко повернул гаджет в сторону хозяйки. На экране весело смеялась его любимая Настя, нежно обнимая свою бабушку.

– Это ваша будущая праправнучка, а та самая интеллигентная старушка, что рядом – Маргарита Степановна, то есть и есть та самая Марго, которую вы сейчас так нежно прижимаете к себе. Это видео сделано почти через сто лет…

Казалось, что и диковинная штука, что находилась в руках гостя, не произвела на хозяйку должного впечатления. Она с невозмутимым видом продолжала стоять, указывая тому на дверь. Видео остановилось. Настя на экране замерла. На её шее в кадре красовался бабушкин подарок.

Сергей, теперь уже точно понимая, что его визит полностью провален, больше никакие доводы не смогут поменять решения этой волевой женщины, опустив голову, повернулся на выход и нерешительным шагом двинулся к двери.

– Постойте…, – вдруг прозвучало за спиной.

Филатов уже у самых дверей повернулся. Хозяйка скрылась в комнате, внучка побежала следом. Сергей неспешно вернулся на порог гостиной. Валентина Кузьминична появилась с маленьким вышитым платочком в руках.

– Не знаю, откуда вам известно, но, у той девушки, что вы показали, вот это, – развернув платок, в руке хозяйки был тот самый медный ключ. – Его трудно не узнать, потому что он выполнен в единственном экземпляре. И его никто никогда не видел.

– Я знаю, – ответил Сергей. – Это ваша фамильная реликвия, которая передаётся по наследству.

– Это всего лишь подарок своей дочери от отца Стефана. Он ювелир и лично исполнил его. Вы знаете, для чего предназначен этот ключ? – хитро спросила женщина.

– Об этом семье не известно. После трагических событий тайна ключа осталась нераскрытой, – откровенно сознался Филатов.

– Так вот вы здесь зачем? – вновь возмутилась женщина и строгим голосом выпроводила. – Уходите! Уходите немедленно.

Сергей больше не стал переспрашивать и испытывать терпение хозяйки, лишь ещё раз взглянул в глаза маленькой любопытствующей девочки, затем на её бабушку, и, надев фуражку и по-офицерски отдав честь, вышел за дверь.

Уже, закрывая за гостем дверь, Валентина Кузьминична всё же в спину спросила:

– О каких трагических событиях вы говорили?

Сергей, спускаясь по лестнице, обернулся:

– В столице крайне неспокойно. Всюду бунты. С минуты на минуту начнутся убийства и грабежи. Оголтелая и вооружённая молодёжь начнёт охотиться за ценностями, не останавливаясь ни перед чем. Вот я и хотел вас предупредить, чтобы вы были особенно осторожны. Не открывайте никому дверь. Берегите внучку.

С этими словами Филатов поспешил вниз догонять свой отряд.

– А с дочкой-то что?… – прозвучало ему вслед, но, он уже не услышал этого вопроса, да и, вряд ли смог бы на него ответить.

***

Михаил лишь слегка приоткрыл один глаз, почувствовав, как Ульяна тихо и осторожно выскальзывает из под его руки, стараясь не потревожить уставшего и слегка заснувшего парня. Не сдерживая улыбки, сквозь прищуренный глаз он с восхищением наблюдал за абсолютно обнажённой фигурой своей возлюбленной, которая, не замечая подсматривания, лишь подняв с пола в руку сброшенную наспех рубашку, на цыпочках грациозно вышагивала в сторону ванной комнаты. Он был абсолютно счастлив и не хотел больше ни о чём думать, стараясь гнать все насаждавшиеся мысли о последующем. Лёжа также абсолютно нагим на этом старинном резном диване с той же самой улыбкой на устах он просто смотрел между штор куда-то вдаль. Стараясь не тревожить его сон, девушка, накинув рубаху, хотела было также тихо проскочить из ванной на кухню, но, заметив на его лице расплывшуюся улыбку, тут же кинулась к дивану, присев рядом на колени. Михаил нежно сжал её руку в свои и пристально, не отрываясь, стал всматриваться в её большие карие глаза.

–Ты такая клёвая, просто офигенная, – не находя других слов, произнёс он.

– Тебе правда со мной так хорошо?.. – почти прошептала девушка.

– Просто улётно, – восхищённо воскликнул Миша и крепко сжал её руками, от чего та даже немного вскрикнула.

– Ой, извини, пожалуйста, я совсем дебил, постоянно забываю про твою рану.

– Вот странный ты какой-то, вроде бы и по-нашему лепечешь, а будто бы и нет. Слова какие-то постоянно непонятные говоришь, мне трудные для понимания.

Михаил немного замялся, подбирая слова. Ульяна же пристально с хитрецой проникающим взглядом посмотрела в его глаза:

– Ты что и на аэроплане летал когда-нибудь?.. Почему у тебя всё «улётно»?.. И почему это я у тебя какая-то «хигена»?

– Ну, это значит, что ты классная, – попытался хоть как-то выкручиваться смутившийся парень.

Девушка ещё более непонимающе посмотрела на него.

– Ну, то есть, я хотел сказать, что очень красивая и вообще обалденная…

Вконец запутав девчонку и, поняв, что вновь ляпнул что-то не то, Михаил решил уже остановиться, что и самому совсем не запутаться:

– И вообще, блин, ну не заставляй ты меня отмазываться.

– Так я и не думала тебя ничего такого заставлять, – удивилась Ульяна, оглядывая парня вокруг, – А ты разве где-то испачкался? Где отмазать? И при чём тут «блины»? Ты хочешь, чтобы я спекла блинов?..

– Да, не причём тут блины. Это мы так со своими корешами … ой, извини, с друзьями у нас там изъясняемся, – смущённо поправился парень.

– И где же это «там»? – продолжила настаивать девица.

– Там – это у нас… Там, откуда я со своими товарищами.

– С товарищами?.. Так вы тоже против самодержавия? Вы тоже за революцию?

– Если честно, я и сам не знаю, на чьей именно я уже стороне. Но, я точно знаю, что я там, где ты. Я хочу быть только рядом с тобой.

После таких слов Ульяна не стала сопротивляться долгому поцелую, скорее, наоборот с лёгкостью поддавалась всякому желанию своего возлюбленного, однако продолжила настаивать:

– Я слышала, как вы с твоими друзьями говорили о том, что вам нужно уехать. Куда вы собираетесь? Вы с другой страны?.. Но вы ведь разговариваете по-нашенски, а не по-французски…

– Милая, прошу тебя, не спрашивай меня об этом. Я, правда, очень сильно тебя люблю, но пока не могу сказать тебе всего. Это не моя тайна. Придёт время, и ты всё узнаешь.

– Что ты сказал?.. – широко открыв глаза, уже наполняющиеся слезами, прошептала девушка.

– Поверь мне, я не брошу тебя здесь. И я обязательно тебе всё расскажу…

– Ты только что сказал, что ты меня…

– Люблю, – уверенно подтвердил Михаил. – Даже не сомневайся… Ты нужна мне. Я ещё никогда не встречал такую, как ты. Мне с тобой безумно хорошо.

– Это правда?.. – сквозь слёзы переспросила Ульяна.

– Стопудово, – утвердительно заверил юноша.

– Ну, вот опять я не понимаю этих твоих словечек. Мне с тобой тоже как-то и хорошо, и совсем необычно. Ты вообще не такой, как все. Ты по-другому говоришь, по-другому мыслишь, даже обнимаешь и трогаешь меня совсем по-другому. Как-то нежнее, что ли. Ты так приятно ласкаешь всю меня, всё моё тело, как никто никогда не делает. Другие задирают юбку и всё.

– И часто тебе так юбку задирают? – вдруг напрягся парень.

– Дурачок. Ну, было у меня пару раз… Не больше. Прижимали и не отобьёшься. Замуж даже звал один…

– И что не пошла?..

– Не пошла.

– Отчего же?

– Тебя ждала, – девушка быстро поднялась с колен, и отошла к окну. – У тебя будто бы других девиц не было? Вон какой ловкий.

Миша также быстро вскочил, набросив на себя лежавшую рядом рубашку, и подошел сзади:

– Вот только не обижайся, пожалуйста. Главное ведь, что теперь у меня есть ты, и больше мне никого не надо… И никогда больше никого не нужно будет.

– И там, откуда ты, у тебя даже нет невесты? – ухмыльнулась девица.

– Нет у меня никакой невесты. И никогда не было.

– Удивительно, но я тебе почему-то сразу верю, – повернувшись лицом, улыбнулась Ульяна и впилась губами, обвив рукой за шею и подпрыгнув на цыпочках.

***

Отряд, в котором находились Васильев с Дёминым, направлялся к тюремным воротам знаменитых «Крестов». Мрачные тёмно-красные стены одним своим видом уже навевали уныние. Почему то, почти всю свою жизнь прожив поблизости, Васильев старался стороной обходить этот квартал. Сейчас же его тянуло любопытство.

Народная толпа была встречена всеобщими приветственными криками из зарешёченных окон, что выходили на Арсенальную набережную. Вновь послышались выстрелы. Тюремные охранники стали отстреливаться, но солдаты, уже наученные такими действиями со стороны осаждённых, тут же ответили шквальным пулемётным огнём по воротам и поверх их, быстро погасив «огневые точки», после чего всеобщим напором толпа просто взломала тюремные ворота и ворвалась на территорию.

Олег подумал, что упустить такой исторической момент и шанс побывать внутри знаменитой тюрьмы, он не имеет права. «Когда ещё представится такая возможность? Да, уж, лучше бы и никогда», – с такими мыслями плюнул через плечо коренной петербуржец. Забежав вместе со всеми сквозь мрачные коридоры здания, он оказался в центральной части под огромным светлым куполом. В четыре стороны просматривались, уходящие вдаль зарешёченные коридоры сразу всех четырёх этажей.

Олег сразу обратил внимание, как один из надзирателей уже активно открывал камеры, самолично указывая, где находятся наиболее важные персоны среди заключённых. Круглов, похлопывая по плечу сговорчивого тюремщика, попросил ещё показать и открыть склады с оружием, но, другой надзиратель вдруг наотрез отказался предоставить ключи от дверей решётки, что вела дальше по коридору, возле которой и остановилась группа. Плюнув в лицо покорившемуся бунтовщикам сослуживцу со словами: «Умри, скотина», он резко вынул саблю и нанёс разящий удар. Клинок вошёл глубоко между шеей и плечом предателя, вырвавшимся фонтаном крови забрызгивая всё вокруг. Круглов, не раздумывая ни секунды, тут же несколькими выстрелами из револьвера хладнокровно прикончил напавшего, после чего спокойно повернулся, вытерся рукавом от крови, и громко потребовал привести другого надзирателя.

Из камер выходили бледные, измождённые, исстрадавшиеся, но радостные и довольные долгожданной свободой, заключённые. Один из таких бросился на шею Васильеву с возгласами: «Спасибо, товарищи». Олег с некоторым пренебрежением и брезгливостью осторожно перехватил его руки и отодвинул в сторону. Его больше интересовало то, как по коридорам активно сновали те самые интеллигенты в штатском, вероятно выискивая своих товарищей среди политзаключённых. Олег обратил внимание на список с отметками в руках одного из них. И таких уже набиралась большая группа. Было понятно, что до других заключённых им не было никакого интереса.

Находиться в этой удручающей обстановке больше не было ни малейшего желания, и Васильев поспешил на выход. Большинство следовали тому же примеру, потому как у ворот уже толпился весь многочисленный отряд солдат вперемешку с вооружёнными рабочими.

Кем-то был дан клич возвращаться к Литейному мосту. Другой воскликнул, что впереди жандармский участок. Это лишь вдохновило восставших, и они с ещё большей яростью и остервенением кинулись вперёд. Но, тут же им преградили дорогу полицейские всадники и открыли ожесточённый огонь по толпе. Около десятка солдат из числа первых замертво попадали наземь. Пули свистели рядом с головой. Олег хотел было спрятаться за деревом, но не успел, и был сбит с ног другими солдатами, хаотично пятившимися от наезжавших на них всадников. Жандармы галопом ворвались в толпу, отстреливаясь и размахивая шашками. Солдаты падали, как подкошенные, заливая вокруг себя свежий снег брызгами крови.

В суматохе потеряв из рук винтовку, Олег поднялся было с мостовой и неожиданно увидел перед собой вставшего на дыбы коня с всадником в яркой полицейской шинели, с занесённой над головой саблей для удара. Для размышления и принятия решения не было уже ни секунды, прикрыться оставалось только руками. Вдруг совсем рядом прогремел взрыв гранаты, и лошадь всей массой с размаху повалилась прямо в его сторону. Олег вновь свалился на землю, теперь уже придавленный сверху всей тушей этого раненого животного, в предсмертных конвульсиях издающего истошный хриплый рёв. Тело жандарма, изрешечённого осколками гранаты, свалилось рядом. От сильного удара головой о каменную мостовую, у Васильева всё поплыло перед глазами, звуки затихли, взор затуманился и совсем погас. Последнее что увидел он перед собой – это стеклянные мёртвые, полные ужаса, глаза жандарма, лежащего рядом лицом к лицу.

***

Сергей нагнал отряд на углу Артиллерийского переулка. Полковник Кутепов заметил впереди группу растерянных офицеров, метавшихся по улице. В здании казарм, что располагались напротив, из оконных проёмов вылетали стёкла вместе с рамами. Солдаты там крушили всё и сами выпрыгивали из окон. Завидев приближающийся отряд, по всей видимости, их командир, с облегчением бросился навстречу и взахлёб начал рассказывать, как взбунтовавшаяся толпа ворвалась во двор казармы и потребовала служивых присоединиться к восставшим.

– Почему вы не препятствовали? – удивился полковник.

– Ничего невозможно сделать, – возразил тот. – Солдаты в казармах тут же перешли на сторону взбунтовавшихся. Вы же видите, что происходит. В казармах поднялась такая суматоха, что теперь делать, непонятно.

Солдаты с винтовками и в амуниции продолжали выскакивать из окон собираться кучками на тротуаре. Кутепов предложил:

– Откройте пару дворов в ближайших кварталах и соберите там своих солдат отдельно от остальных, приведите в порядок.

Офицеры лишь испуганно смотрели в ответ. Сергей обратил внимание на крупный пожар впереди. Слышались отдалённые выстрелы. Мимо пролетали шальные пули. Кутепов распорядился одному из подпоручиков найти телефон и доложить обстановку в штаб, а сам начал распределять положение действующего отряда. Полковник разбивал и без того немногочисленный отряд на группы, которые должны были прикрывать все подходы к имеющейся дислокации. Одной роте во главе с поручиков Сафоновым и четырьмя пулемётами он распорядился закрыть Бассейную улицу со стороны Надеждинской. Другой взвод с пулемётом под командованием поручика Брауна отправил закрывать Артиллерийский переулок, выходящий на Литейный проспект.

Неожиданно выяснилось, что некоторые пулемёты продолжают оставаться в неисправном состоянии. Полковник был в негодовании. Тут Филатов с Емельяновым, переглянувшись между собой, вдруг осмелились возразить командиру в правильности стратегии рассредоточения отряда:

– Простите, полковник, но, на наш взгляд, в данной ситуации нецелесообразно и губительно единый боевой отряд, как крупную единицу, разбивать в разрозненные, не имеющие постоянной связи между собой, действующие отдельно друг от друга мелкие группы солдат, – попытался высказать своё мнение Филатов.

– Вместо ударного кулака мы разбиваем отряд на несколько ничтожных групп, – подтвердил и Емельянов. – В сложившихся обстоятельствах такая тактика губительна и обречена на провал.

– Господа офицеры, вы забываетесь! Здесь я выполняю поставленную задачу! – с возмущением воскликнул разъярённый полковник. – Много ли вам самим приходилось воевать?

Но, обратив внимание на Георгиевский крест на груди прапорщика, не стал далее развивать эту тему, просто повернулся к рассредоточившейся вдоль всей улицы колонне и громко крикнул:

– Двигайтесь вперёд, выясните обстановку в районе Преображенского собора, Собрания армии и флота, Кирочной улицы и у Орудийного завода и, в случае сопротивления и действия бунтующих, немедленно открывайте по ним огонь!

Сергей с прапорщиком остались неуслышанными.

***

Открыв глаза, Олег увидел перед собой уже не окровавленную и искорёженную физиономию убитого полицейского, а испуганное лицо своего приятеля Дёмина, который бьёт его по щекам и растирает снегом лоб и щёки, приводя в сознание. Олег попытался выбраться из-под животного, которое лежало на нём сверху, но лошадь пыталась дёргаться и истошно ржать, при этом ещё сильнее придавливая. Тогда Дёмин вытащил револьвер из кобуры убитого городового и несколько раз выстрелил ей в голову. Тело животного ещё пару раз дёрнулось и обмякло. Новый друг Олега взял три винтовки, скрутив их вместе, и в виде рычага просунув под животное, попытался приподнять тушу. Ничего не получалось. Всюду не переставая шла стрельба. Он крикнул кого-то, и тут же подоспели ещё двое солдат, для того, чтобы подсобить. Уже втроём они всё же смогли слегка приподнять тело убитой лошади, и Олег смог таки вынуть уже затекающие прижатые ноги.

Он быстро встал, но тут же повалился, ноги его совсем не держали. Дёмин ловко подхватил друга за плечи, и вдруг сам без сил повалился на приятеля. Олег, обхватил товарища рукой, но со спины на шинели почувствовал что-то мокрое и тёплое. Его ладонь была в крови. Приятелю, который оказался теперь у него на руках, пуля угодила сзади. Олег тут же перехватил револьвер из ослабевшей руки Дёмина в свою и прицельно разрядил всю оставшуюся обойму в приближавшегося к нему всадника с винтовкой, который и стрелял в его приятеля. Жандарм повалился с лошади на мостовую. Подоспевшие солдаты не дали ему возможности приподняться и тут же прикладами вновь сбили с ног, несколько раз вонзив в него штыками. Сквозь разрезы на яркой шинели полицейского кровь хлынула ручьём на мостовую.

Подоспевшие военные быстро растянули шинель в виде носилок, уложили сослуживца и понесли к повозкам, что собирали раненых. Олег бросился с ними помогать товарищу и чтобы убедиться, что он жив. Санитары приняли раненого и тут же сделали перевязку, останавливая обильное кровотечение.

Стрельба уже затихала, и грузовик, до отказа гружёный ранеными, отправился в госпиталь. Олег же с оставшейся толпой продолжил путь. Проходя место побоища, ему хотелось закрыть глаза. Невозможно было смотреть на обилие крови, что стекала ручьями по грязной мостовой. Всюду раскорёженные лица и тела людей вперемешку с животными. Васильев поспешил быстрее пройти вперёд вслед за солдатской гурьбой.

***

После ухода карательного отряда у генерала Хабалова настроение окрепло. Внешность полковника Кутепова и манера держать себя произвела подкупающее впечатление на начальника Штаба.

– Чувствуется энергия и сила, – заявил он гордо, скорее успокаивая больше себя, чем остальных.

Вскоре по телефону начали передавать о продвижении отряда. Поступили сведения о том, что Кутепов достиг Литейного проспекта. Но, после этого известия об отряде прекратились. Час за часом ни одного звонка и посыльного. Возникла нервная обстановка, плавно переходящая в паническую. Хабалов вышагивал из стороны в сторону, периодически выспрашивая у адъютанта об обстановке. Поручик в ответ лишь докладывал:

– Постепенно продвигаются.

По тону ответа, генерал понимал, что связь с отрядом потеряна. Его настроение портилось на глазах. Градоначальник Балк в это время разговаривал по телефону с министром внутренних дел Протопоповым:

– Окружной суд пылает, Патронный завод захвачен, мы теряем власть. Военный бунт беспрепятственно и быстро разрастается. К вечеру в столице будет полная анархия. Возлагать надежды на одного Кутепова, как бы он ни был храбр и популярен, теперь уже поздно.

– Что теперь по-вашему надо делать? – послышалось в трубке.

– Предупредить Государя и надёжно охранять царскую семью. Я уже послал сейчас же в Царское Село конную полицию, за стойкость и верность коей ручаюсь.

– Это преждевременно, – вдруг заявил в ответ министр. – К вечеру подойдут с фронта свежие войска. Продержитесь ли вы до вечера?

– Да, продержимся, – без особой уверенности произнёс генерал.

– Да, хранит вас Господь Бог. Я рад, что вы спокойны, – поддержал градоначальника Протопопов.

Все ждали прибытия военного министра Михаила Алексеевича Беляева, и вскоре в кабинете появился новый важный генерал в сопровождении с ещё одним офицером. Высокий, короткострижен, гладко выбрит, с роскошными кавалерийскими усами, министр выглядел однако крайне растеряным. Он сразу же удалился в отдельную комнату для беседы с генералом Хабаловым. После недолгого совещания, Беляев объявил всем, что на новую должность начальника Генерального Штаба назначает генерала Занкевича, представив прибывшего вместе с ним назначенца, как офицера смелого, находчивого, умеющего быстро завоёвывать симпатию.

Этот стройный подтянутый генерал лет сорока на первый взгляд выглядел действительно значительно моложе, сравнительно с другими. И он сходу принялся за дело, решив в первую очередь знакомиться с оставшимися в распоряжении отрядами родного ему Преображенского полка, приказав тем построиться во дворе Зимнего Дворца.

В градоначальстве вновь воодушевились все, кроме самого генерала Хабалова, который, не скрывая, принял это назначение очень ревностно и даже с обидой. Беляев уверил старого военного генерала, что Занкевич назначен не на замену ему, а в помощь, в его подчинение, как командующего всеми войсками, и то, что при своей сравнительной молодости и большой трудоспособности, этот офицер имеет навыки политика и переговорщика, умеющего привлекать на свою сторону.

Секретарь, что заполнял бумаги о назначении, вышел из кабинета и направился во временно размещающийся архив. Виталий, пока все были заняты своими обсуждениями, тоже незаметно покинул кабинет и кинулся следом. Но, выйдя в коридор Бероев уже того не обнаружил. Тогда он решил пробовать двери все подряд. Первые две не поддались – были заперты, третья отворилась. Виталий оказался внутри роскошного кабинета с плотно задёрнутыми шторами. Из него был проход в ещё один соседний. Везде было пусто. Пройдя вглубь, он неожиданно услышал, как в дверь вошли двое. Бероев быстро спрятался за плотной шторой, крепко зажимая себе рот рукой, чтобы не издавать звуков.

По голосу Виталий сразу узнал одного – это был сам генерал Балк. Предлагая собеседнику присесть, он обратился к тому, со словами «Ваше Высочество». Второй удобно расположился в мягком кресле. Генерал присел напротив. Сохраняя полное спокойствие в голосе, собеседник спросил:

– Каково, по-вашему, настоящее положение в городе?

– Военный бунт начался с раннего утра и до сих пор не только не подавлен, а с каждым часом увеличивается, – честно и откровенно ответил генерал.

– Разве войска из окрестностей не прибыли?

– Насколько мне известно, прибыло два эскадрона, но и они бездействуют.

– Что же будет дальше? – поинтересовался Великий Князь.

– Я полагаю, что ночью столица окажется полностью в руках бунтовщиков.

Наступило некоторое молчание, после чего гость спросил:

– Не знаете ли, где генерал Беляев?

– Здесь, у нас вместе с генералом Хабаловым.

– Я хотел бы его повидать. Проводите меня.

Оба вышли, и в кабинете стало тихо, однако скрывающийся Бероев выходить из-за заграждения не спешил, пытаясь отдышаться. Он с трудом сдержал себя, чтобы не раскашляться от подступившего к горлу кома. Лишь полностью убедившись, что в кабинете действительно больше никого нет, Виталий медленно на цыпочках прокрался до двери и украдкой выбрался наружу. Секретарь, которого он искал, как раз возвращался в кабинет градоначальника. В приемной он застал целое столпотворение народа с нелепыми и несвоевременными вопросами. Какая-то интеллигентная на вид женщина средних лет обиженным тоном на французском языке с нескрываемыми слезами на глазах, выказывала недовольство. Виталий лишь смог разобрать, что француженка нигде не может достать белого хлеба. Она была так назойлива, и, вместе с тем, выглядела так несчастно, что генерал Балк, вероятно, чтобы уже отделаться от барышни, распорядился о чём-то своим подчинённым, и через минуту на подносе принесли накрытую бумажной салфеткой французскую булку, распространяя свежий хлебный аромат на всю приёмную. Женщина была крайне растрогана. Расточая благодарности, от восторга, она готова была расцеловать каждого, и в особенности начальника, но, генерал деликатно отстранился, возвращаясь в кабинет вместе с каким-то назойливым офицером. Виталий зашёл следом. Этот офицер только что вернулся с фронта, и очень эмоционально и убедительно предлагал рассеивать уличную толпу, используя бомбы, распространяющие дымовые завесы. Генерал внимательно выслушал, но, ничего не ответив, подошёл к телефону. Кто-то из бывших высокопоставленных чиновников справлялся положением в городе, подбадривая и желая поскорее восстановить порядок в столице. Телефон вообще звонил, не переставая, и чаще всего по пустякам, зачастую от каких-то важных особ с опасениями за своё имущество и особняки.

Несмотря на то, что градоначальник пытался всячески скрывать и завуалировать своё нервозное состояние, оно всё же передавалась и всем присутствующим. Прибывающие и отбывающие офицеры по различным поручениям, также были понуры и растерянны. Молодой генерал Занкевич ждал приказаний, но ни от Хабалова, ни от Беляева, таковых не поступало. Тянулись унылые часы. Изредка сообщали, что очередная часть, которую ждали, не придёт. Настроение сгущалось.

Неожиданно где-то в углу послышались всхлипывания. Все посмотрели на офицера, который уже не мог сдерживать эмоций, и истерично разрыдался. Опытный умудрённый сединой генерал Хабалов попытался успокоить этого капитана, приказания которого, как оказалось, только что отказалась выполнять и его команда. Выслушав отчаявшегося офицера, генерал вдруг заявил, что до сумерек нужно перейти в Адмиралтейство, так как бесконечные дворы и помещения, а также расположение зданий и коридоров даст возможность успешно выдержать осаду. В этот момент все уже окончательно поняли, что надежды на карательный отряд, и восстановление порядка в городе вообще, уже никакой не осталось.

***

Выйдя к Литейному мосту, отряд в котором участвовал Олег, встретился с другой группой, возглавляемой самим Кирпичников. Унтер-офицер был возбуждён и крайне недоволен. Его поход оказался крайне неудачным. Он с возмущением рассказывал, как офицерский состав вместе с солдатами московского полка так и не впустили их в казармы, организовав пулемётную оборону. Кирпичников потерял много людей и рвался во что бы то ни стало взять штурмом эту непреступную крепость, требуя развернуть войска. Но, Марков резко возразил товарищу. Он напомнил о том, что солдаты четвёртый день на ногах, нужна передышка: «Чтобы не допустить бунта, нужно накормить военных. А казармы московского полка пусть штурмуют рабочие. Тут достаточно сил, оружием мы их обеспечили. Надо распорядиться, чтобы подогнали броневики и боевые орудия. Если не сдадутся, разнести всё на хрен по кирпичикам».

В итоге настояв на своём, решили, что солдатам следует возвращаться по своим казармам, где есть и пропитание, и постель. Кирпичников распорядился сформировавшимся отрядам из рабочих, вооружённых из взятого только что Арсенала, точно также штурмом взять и бараки самокатного полка: «Нам будет нужна их техника. Если окажут сопротивление – поджечь. У них бараки деревянные. Броневики вам будут в помощь».

Перейдя через мост, впереди взору открылось мрачное догорающее здание суда. Из каждого окна валили густые чёрные клубы дыма так, что даже крыши не было видно. Кое-где ещё даже прорывались алые языки пламени. В воздухе чувствовался стойкий неимоверный запах гари. Вся улица сплошь усеяна осколками стекла, различным мусором и слоем шелухи от семечек, от которой под ногами повсюду слышался жуткий хруст, словно налетел рой саранчи. Олег уже никуда не спешил, уныло размышляя, что Соколова так и не нашёл, да ещё и потерял нового приятеля Дёмина, который совсем немного не дошёл до своего дома, чтобы повидаться с женой. А ведь это будущий отец того самого Алексея Дёмина, с которым ещё не раз их столкнёт, или уже столкнула судьба в прошлом. В этот момент Олег поймал себя на мысли, что совсем уже запутался во времени. Всё так перепуталось. Всё то будущее, что ждёт их впереди, для него самого – уже далёкое прошлое. Получается, что будущее уже было.

С этими мыслями он догнал большую группу тех самых интеллигентов в штатском. Среди них появилась весёлая заводная девушка, представлявшаяся всем Соней, которая шутками и песнями задорно подбадривала молодых солдат и рабочих. Мужчины же настойчиво убеждали группу офицеров, которые шли рядом, что нужно повернуть солдатские массы к Таврическому дворцу, что нужно идти к Государственной Думе, что нужно окончательно и бесповоротно захватить власть в столице. Приблизившись сзади, Олег услышал их обращения друг к другу по фамилиям: «Сергиев… Морозов… Милюков… Соколов…»

«Неужели?..» – чуть было не воскликнул он от неожиданности. «Неужели есть хоть один Соколов. А вдруг это родственник?» – подумал он.

Кирпичников со своими сослуживцами ушли уже далеко вперёд. Оставшимися массами могли руководить другие лидеры. И, судя по всему, такие нашлись. Офицеры, которые были лояльны к народу и имели непререкаемый авторитет среди солдат, умело выстроили свои роты и повернули на Шпалерную. Олег тоже решил не отставать и пошёл следом. Огромный строй на всю ширину улицы двигался в сторону Таврического. Рядом с криками: «В Думу! В Государственную Думу!» шагали и толпы рабочих, и женщины, и повсюду сновали мальчишки. У тех, что были постарше, в руках он заметил совсем новенькие винтовки. Олег подумал: «Вот и результат бесконтрольной раздачи оружия. В чьих же руках ещё осел теперь этот арсенал?»

Петроградское противостояние

С каждым приближением к Таврическому дворцу, бушующая толпа всё громче кричала и всё быстрее вышагивала, двигаясь вперёд, при этом всё сжимая и сжимая ряды. Казалось, что это людское море Олега просто несёт потоком. И вот уже он буквально прижат к решёткам запертых перед дворцом ворот. Люди же в толпе продолжают громко скандировать лозунги: «В Думу!!! Долой войну!!! Долой самодержавие!!! Революция!!!»

По другую сторону ворот стоял со строгим видом и винтовкой за плечом средних лет охранник в форме прапорщика. По требованию народа он наотрез отказал открыть ворота и впустить на территорию всю эту массу. Один из штатских интеллигентов дерзко крикнул ему: «Ты, наверное, не понял?», и вошёл в караульное помещение со стороны улицы. Охранник не спешил сразу подчиняться призыву неизвестного и не спеша двинулся навстречу. Мужчина же нервно достал револьвер, нацелившись на военного, и потребовал: «Немедленно открыть!» Однако, на стойкого охранника такое поведение не подействовало. Наоборот, в ответ он вскинул своё ружьё. Но, в этот момент, прозвучали подряд два выстрела, и прапорщик присел на колени, схватившись за руку и медленно повалившись наземь. Толпа вокруг затихла. Мужчина в штатском, опустив револьвер, удивлённо посмотрел на подстреленного охранника, потом в сторону солдат, стоявших за воротами. Олег сразу понял, что стрелял не он, потому как пули попали сторожевому со спины, и звук выстрела был совсем близко. Опустив глаза вниз, он увидел рядом, присевшего на колено подростка, из ствола винтовки которого ещё струились слегка заметные остатки дыма. Мальчишка поднял глаза и с улыбкой воскликнул: «Вот так тебе, царская сволочь». Васильев с ожесточённым взглядам уже готов был одной рукой схватить этого малолетнего гадёныша, но тот быстро понял намерения «грозного мужчины», нависшего над ним, и, натянув на глаза кепку, отпрянул назад и вмиг скрылся в тесной толпе.

Мужчина, спрятав револьвер, распорядился другим караульным солдатам, находящимся рядом, перенести раненого офицера в лечебную комнату. Тут из дверей здания появился невысокого роста мужчина в широкополой шляпе и уверенным шагом направился к воротам. Он с ходу громко скомандовал: «Именем революционного народа, открыть ворота!» Караульный солдат кинулся к замку и со скрипом отворил решётки. Толпа в недоумении замерла, не решаясь сделать шаг вперёд. Заветные ворота больше не являлись преградой, но ни у кого не хватало смелости сделать этот шаг через невидимую черту. По рядам пробежал слегка слышимый гул: «Керенский… Керенский… Сам Керенский…»

Этот депутат, что уверенно стоял напротив огромной революционной массы, почувствовав момент замешательства народа, сделал небольшой шаг вперёд, и, взяв за рукав первого же попавшегося, кем оказался именно Олега, возможно, посчитав его, с кровавой повязкой на голове, самой колоритной и характерной фигурой среди других, и громко с пафосом произнёс: «Вы – теперь наша опора! Вы – теперь опора всей революции! Вы – первый революционный караул, первый почётный караул от свободного русского народа!!!»

Депутат подтолкнул слегка опешившего Олега вперёд, и положив руку на плечо, крикнул собравшимся: «Смелее, за мной!» и повёл в сторону Дворца. Вся разношёрстная толпа покорно ринулась следом, занимая всё пространство перед зданием. Депутат Керенский же, в ком уже узнали его многие, дойдя до входа, ловким движением вскочил на крыльцо, как на спонтанную трибуну, продолжая опираться одной рукой на плечо мужественного и колоритного Олега, остановившегося несколькими ступеньками ниже. Возвышаясь над всеми, кто стоял на площади, депутат громким скрипучим голосом крикнул: «Граждане-солдаты! Приветствую вас, поднявших своё оружие в защиту прав народа и свободы!.. Я призываю весь народ заключить сейчас один прочный союз против самого страшного нашего врага – против старого режима! » Пламенная и темпераментная речь гладко лилась из уст умелого оратора. Чувствовалось, что он хорошо знает, что и как сказать доверчивому народу, что именно ласкает слух обычного обывателя. И народ отвечал ему громкими криками: «Ура!»

Слышались выкрики: «Покарать деятелей старого режима!» Понимая, что это многотысячное людское море, словно загипнотизированное, готово подчиняться ему беспрекословно, депутат предложил начать борьбу не с кровавых расправ, а с арестов, предложив в первую очередь с ареста председателя Госсовета Щегловитого. Ликующая масса восприняла такое предложение с восторгом. Депутат, «купаясь» в овациях, продолжал зарабатывать доверие народа выкриками: «Верите ли вы мне?.. Если «нет», то можете убить и меня!»

Из дверей здания вышли ещё несколько представителей Думы. Керенский заканчивал выступление словами: «Солдаты, товарищи, Государственная Дума с вами!» На спонтанную трибуну вышел другой депутат, представившись Скобелевым. Олег отошёл в сторону вместе со своим «покровителем», продолжая изображать не то его личную охрану, не то товарища и соратника. Но, в любом случае в этот момент он оказался бок о бок с представителями власти и вместе с ними возвышался над многотысячной нескончаемой людской массой.

Депутат Скобелев, словно оправдываясь, как-то невнятно прокричал в толпу: «Старая власть падает… Она ещё сопротивляется… Сейчас проходит заседание Государственной Думы. Некоторые члены Госдумы ещё колеблются. Они не решаются взять власть в свои руки. Мы оказываем на них давление. Имейте, товарищи, в виду, что устроить государство очень трудно… Трудно составить новое правительство, очень трудно… Это может затянуться… день… Другой…Имейте терпение… Раньше всего нужно установить революционный порядок…» В ответ народ начал уже гудеть и возмущаться. Послышались недовольные крики: «Где новая власть?.. Где это ваше новое правительство?» Успокоить взбунтовавшееся население попытался следующий выступающий, на вид кавказской национальности. Призвав к совместной организации новой власти, он попытался перечислять какие-то, по всей видимости, малоизвестные народу фамилии. В первых рядах среди самых активных и дерзких бунтарей Олег вновь обратил внимание на того самого рабочего Ворошилова, стоявшего в расстёгнутом пальто, активно и громко отвечая выступающим в той же революционной манере. И в этот раз он громко крикнул: «Не нужны нам никакие Милюковы и другие, вы – наши вожди, вот вы сами и ведите за собой».

После этих слов депутат Керенский, вновь по-дружески похлопав стоявшего рядом Олега по плечу, повернулся, открыл дверь и пропуская того вперёд себя, проследовал за ним. Солдатская толпа, приняв это, как знак, уже не стесняясь, следом ринулась в двери, не желая больше слушать эти пламенные речи. Через несколько минут все коридоры внутри здания были заполнены самым разнообразным народом. Большинство просто от любопытства бродили по коридорам, другие важничали, с устрашающим видом нагло размахивая оружием, а кто-то просто уже хотел погреться в тёплом отапливаемом помещении после многочасовых уличных митингов. Но, каждый в этот момент ощущал себя значимым в этих решающих для страны обстоятельствах. Толпа заполонила каждый уголок здания. Солдаты, сложив рядом винтовки, расположились группами на полу. Некоторые, изображая из себя важных персон, разглядывали различные бумаги на столах депутатов, ровным счётом ничего не понимая, делали вид, что вникают в суть. Многие из них были сильно пьяны. Сами депутаты, что работали в кабинетах, с пренебрежением относились ко всему этому сборищу, не выказывая однако при этом явных признаков недовольства, чтобы не спровоцировать кого-нибудь на конфликт.

К Керенскому то и дело с разных сторон стали подбегать самые разные люди, учтиво обращаясь и спрашивая: «Александр Фёдорович, что делать? Чем помочь?», предлагая свои идеи. Олег находился рядом и наблюдал за всей этой чехардой. Расположившись тут же в коридоре у входа, депутат раздавал распоряжения, контроля за исполнением которых, не было никакого. Олег же высматривал в толпе тех, за кем он сюда и шёл. Неожиданно один из тех самых «интеллигентов» с улиц сам подошёл к столу депутата. Васильев уже порывался спросить его фамилию, но, тот сам представился Сергиевым, и предложил организовать охрану дворца. Керенский тут же дал согласие, и тот, не раздумывая кинулся хватать в коридоре первых попавшихся солдат, давая им распоряжение встать в караулы на различных постах. Однако Олег заметил, как буквально через некоторое время эти «новые первые караульные» уже вновь бродили по коридорам, или грелись, развалившись прямо на полу у тёплых батарей.

Ещё один депутат предложил поставить часовых у основных телефонов в здании, чтобы допускать переговоры только по делам революции. Керенский также согласился и отдал ему такое поручение. На столь ответственные посты вызвались три изрядно подвыпившие офицера невысокого чина. Другой депутат, несколькими минутами ранее втихаря прижимая к себе ту самую активистку Соню, сейчас держа её рядом за руку, тут же предложил лучше организовать специальный «телефонный комитет» из состава молодых студентов, так как телефонов в здании гораздо больше, к тому же они предназначены для народных дел. Керенский согласился и с таким предложением. Тут же ему поднесли подписать соответствующее распоряжение. Тот удивился, на столько быстрое грамотное выполнение поручения, и, подписывая, распорядился по каждому новому решению готовить соответствующую бумагу на подпись. Быстро за столом образовались несколько девушек-машинисток.

Теперь каждый, в здании по малейшему поводу бежал на подпись именно в «Штаб Керенского», расположившегося просто за длинным столом в вестибюле недалеко от входа, у которого постоянно толпилась и свисала масса самых разных людей. Печатные машинки стрекотали не переставая. Сюда стекалась информация обо всём, что происходит не только в здании, но и во всём городе. Сам же Керенский назвал это «Военной комиссией» и уже раздавал приказы о захвате зданий и складов с оружием. Отправлял группы и отряды на подавление сопротивлений, уполномоченных и представителей на переговоры, подписывая удостоверения и пропуски, хотя и без печатей. Неоднократно, при этом каждый раз пожимая руку Керенскому, подходил тот самый унтер-офицер Круглов, также получая различные распоряжения.

Олег же ощущал себя не иначе, как личной охраной самого «распорядителя» – коменданта Таврического дворца и всего Петрограда, начальника всех восставших войск. Лучшего места и представить было сложно. Он слышал каждого, кто обращался с тем или иным предложением, и каждого мог видеть в лицо. Оставалось только найти того самого Соколова. Олег уже неоднократно видел здесь тех «интеллигентов» из толпы, что были на улицах. Но, кто же из них тот Соколов?

Вот к столу подошёл тот, что со списком в руках выпускал из тюремных камер арестантов вместе с депутатом кавказской внешности, из тех, что выступали ранее у входа, и одним из тех самых бывших заключённых из «Крестов», только уже одетым в приличный костюм и стильной шляпе. Олег с твёрдым намерением начать действовать, решил подойти к одному из них и прямо спросить. Осталось дождаться, пока они закончат разговор с Керенским. Но, в этот момент неожиданно к Олегу с объятиями буквально налетел мужчина в потёртой кожаной куртке и рабочей фуражке. И это был Тарас. Он выражал искреннюю радость того, что его друг жив и невредим. На этот громкий восторг обратили внимание и стоявшие неподалёку депутаты, на время, прекратив разговор и обернувшись на обнимающихся друзей, после чего двинулись куда-то по коридору средь толпившихся масс народа. Олег, не успев ничего ответить другу, кинулся за ними, не желая потерять из виду, прихватив за собой и Тараса.

Группа депутатов вошла в просторный кабинет с открытой дверью, где их ждали уже другие, среди которых были и несколько военных. Наши друзья проследовали следом. В разговоре речь шла о создании какого-то нового временного исполнительного комитета, или Совета рабочих депутатов, который должен взять на себя инициативу создания властного органа. Стали создавать список из проверенных и надёжных людей, который попросили составлять всё тому же «интеллигенту», к которому обращались исключительно, как «адвокат». Олег внимательно стал прислушиваться к фамилиям, что заносились в этот список. Первыми внесли самого Керенского и депутата-кавказца по фамилии Чхеидзе. Следом вписали одного из тех бывших заключённых, что успел переодеться, по фамилии Гвоздев. Дальше стали просто записывать по кругу тех, что присутствовали в кабинете, при этом, каждую кандидатуру поддерживали всеобщим «единогласным голосованием», путём поднятия рук. Некоторые уже просто не опускали руки. Дошла очередь и до Тараса, который, вероятно, внешним видом со своими стильными усами и бородкой и длинными сальными волосами, а может и близким тёплым знакомством с «охранником» самого Керенского, почему-то всем присутствующим сразу внушил доверие. На вопросительный взгляд «адвоката» украинский друг лишь ответил:

– Тарас… Тарас Карпенко.

– А кем делегированы, товарищ?

Тарас замешкался, но, Олег, посмотрев на руки друга, не похожие на тех, что стоят у станка, похлопывая по плечу друга, тут же добавил:

– Водитель он… Шофёр с Путиловского. В большом авторитете у товарищей.

– Шофёр – это хорошо, – тут же отметил Керенский. – Кстати, нужно срочно организовать Автомобильную команду, чтобы иметь контроль над всем транспортом.

Присутствующие вновь проголосовали единогласно, и «адвокат» внёс Тараса в список, после чего, мельком посмотрев на Олега и не спросив ни слова, почему то, перевёл взгляд на следующего. После того, как все были записаны, Керенский со свойственной ему хитрой усмешкой напомнил «адвокату» не забыть и себя внести в список. Тот же сам, казалось бы, ещё сомневался, но, под пристальным взглядом товарища вписал фамилию: «Соколов…»

Это не ускользнуло и от глаз Олега. Теперь и он пристально смотрел на «адвоката», дожидаясь, когда можно будет подойти ближе. Но, группа депутатов спешно поднялась и удалилась из кабинета. Васильев кинулся в коридор, но не успел, они скрылись среди людской массы, толпившейся в коридорах. Однако, Олег всё-равно был рад, ведь теперь он знал этого Соколова в лицо. Оставалось найти возможность для разговора, но с этим можно было и повременить, пока успокоится вся эта суета. Тут Олег неожиданно повернулся к Тарасу и спросил:

– За все годы знакомства я впервые узнал твою фамилию. Почему ты раньше не говорил?

– Так раньше никто и не спрашивал.

– А у отца твоего как имя и отчество?

– Тебе-то что до этого?

– Ну, если спрашиваю, значит, есть для чего, – ответил Васильев. – Знавал я одного Карпенко. Политрук… Мировой мужик…был. Погиб здесь недалеко под Питером… Тьфу ты, чёрт, точнее, погибнет… В 42-ом. Никак не могу привыкнуть, что мы в прошлом. До войны ещё жить, да жить.

– А ты уверен, что мы до того времени сами сможем вернуться домой? – как-то уныло произнёс Тарас, искоса посмотрев на друга. – За 25 лет жизни здесь много воды утечёт. Так день за днём и до Великой отечественной… За эти годы можно будет солидную карьеру сделать.

– Ага, не каркай давай, – возмутился Олег, но тут же мечтательно поразмыслил. – Хотя, я, наверное, действительно тут смог бы «подняться». Я реально могу войти в историю. В учебниках напишут, что был такой революционер Олег Васильев… Стал бы генералом или видным политиком…

– А ты уверен, что мы с тобой уже не вошли в историю?

– Между прочим, среди тех, кто здесь сегодня, некоторые действительно известными военачальниками станут, – поделился Олег, после чего вновь воспрянул и резко воскликнул. – Нет, нам тут задерживаться надолго никак нельзя. Меня дома Маша ждёт… Поэтому, надо быстрее искать этого Соколова, и…

***

Прапорщик Емельянов заметил стоявших в стороне двух солдат, которые показались ему крайне знакомыми. Помахав им рукой, они тут же робко подошли ближе, будто бы только и ждали сигнала. Это действительно оказались солдаты из 4-ой роты его подчинения. Они коротко объяснили, что большая толпа сейчас стоит тут рядом на Басковой улице, но солдаты не желают бунтовать, просто мирно и спокойно выжидают. Они хотели бы вернуться в свои казармы, но боятся, что их теперь будут расстреливать. Солдаты ждут, чтобы офицеры их успокоили.

Полковник Кутепов находился рядом и отчётливо услышал этот разговор. Он тут же подозвал тех офицеров, что толпились группой и предложил построить и привести сюда мирно настроенных солдат. Офицеры с ужасом в глазах отпрянули назад и наотрез отказались идти к солдатам. Кутепов крайне возмутился:

– Удивляюсь, что вы боитесь своих же солдат. Вы должны исполнить свой последний долг перед ними. Если вы боитесь к ним пойти, значит пойду я сам.

Тут же подскочил прапорщик Емельянов:

– А разрешите, я приведу солдат? – и, не дождавшись ответа, кинулся на угол Басковой и Артиллерийского переулка.

Но, полковник уже был решительно настроен своим личным примером показать трусливым офицерам, как нужно разговаривать с подчинёнными, и уверенным шагом направился в ту же сторону. Сергей еле поспевал следом. Зайдя за угол, взору открылась нескончаемая солдатская беспорядочная толпа. Навстречу Кутепову вышел всё тот же прапорщик Емельянов. Держа руку под козырёк, отчётливо отрапортовал:

– Господин, полковник, солдаты хотели бы пойти в свои казармы, но боятся, что за всё, что произошло, их будут расстреливать.

Командир карательного отряда посмотрел в солдатские лица и сделал несколько шагов навстречу:

– Всякий, кто построится, и кого я приведу, расстрелян не будет. Я обещаю! – крикнул он в их сторону.

Тут солдаты, что шли следом, вдруг неожиданно подхватили офицера сзади и буквально на руках приподняли, поставив на бетонную возвышенность. Емельянов крикнул:

– Скажите это всем ещё раз, чтобы услышали.

Полковник, казалось, нисколько не испугался подобной эмоциональной выходки со стороны солдат. Наоборот, стоя на возвышенности, он, как настоящий главнокомандующий, мог разглядеть всех, оценить обстановку и руководить массами. Офицер постарался крикнуть так громко, чтобы слова докатились до самого крайнего солдата в толпе:

– Те лица, которые сейчас толкают вас на преступление перед государем и родиной, делают это на пользу нашим врагам-немцам, с которыми мы воюем. Не будьте мерзавцами и предателями, а останьтесь честными русскими солдатами!

Из толпы крикнули:

– Мы боимся, что нас расстреляют.

Неожиданно с разных сторон стали громче и громче слышны возгласы:

– Товарищи! Он врёт!.. Не верьте ему. Нас расстреляют!,.

Сергей хотел увидеть этих провокаторов, но, сам он не находился на возвышенности и не мог видеть всех лиц. Понять, кто подначивал толпу, было невозможно. При этом офицер, возвышаясь над солдатской массой уверенно заявил:

– Я – полковник лейб-гвардии Преображенского полка Кутепов, только что приехавший с фронта. Если я вас приведу, то никто из вас расстрелян не будет. Я этого не допущу. Я вам это обещаю! А посему, приказываю вам – построиться.

Спрыгнув при помощи тех же солдат с постамента, полковник отдал распоряжение унтер-офицерам строить свои роты. Толпа зашевелилась. Было принято решение, в связи с тем, что отряды сильно перепутались, а у многих попросту не было командиров, строить по названию казарм. Некоторые строем сразу направлялись в свои близлежащие места расположения.

Но, Сергей обратил внимание, что среди солдат встречались лица в штатской одежде и револьверами за поясом. Именно они, уже удаляясь вместе с солдатскими группами, продолжали выкрикивать: «Нельзя верить. Нас расстреляют. Бей его!» И отряды, уже движущиеся в направлении казармы, вновь рассыпались. Целые группы откалывались и бежали в сторону Преображенского собора.

Солдаты разошлись, и возле полковника осталось лишь несколько офицеров. Кутепов, подойдя к Емельянову, протянул руку с благодарностью: «Господин прапорщик, вы отважный офицер, а посему, в сложившихся обстоятельствах, я назначаю вас временно командовать всеми Волынскими ротами, которые вернутся в казармы».

***

Олег в поисках адвоката Соколова кинулся к столу, где располагался Штаб восстания, и где, с большой вероятностью можно будет вновь его встретить. Но, вернувшись к тому самому месту, «штаба» там уже не оказалось. Стол также стоял на месте, но за ним уже расположились изрядно подвыпившие рабочие, расставив стаканы и бутылки, разбросав повсюду хлеб, рыбу, семечки, вытирая замасленные руки свежими газетами и оставшимися бумагами. На столе вульгарно сидели несколько развязных девиц-курсисток, размахивая в руках револьверами.

Олег поинтересовался: «Где же штаб?» Никто внятно ответить не смог. Девицы же, распахивая накинутые на плечи шинели, кокетливо предложили: «Присоединяйся к революции». Тарас посоветовал вернуться в тот кабинет, где заседает Совет, так как Соколов входит в его состав и обязательно должен вернуться. Возвращаясь обратно, Олег сквозь толпы блуждающих по коридору вдалеке увидел силуэт Керенского. Он быстро устремился вслед и уже почти догнал депутата у заветной двери, но тот, вдруг вошёл в соседнюю. Васильев проследовал за ним и оказался в таком же просторном кабинете, где вокруг большого длинного стола расположилось десятка два солдат и офицеров самых разных мастей и родов войск. На Керенского смотрели молодые возбуждённые лица. Стол был обильно накрыт различной закуской и спиртным. Унтер-офицер Круглов, находящийся здесь же, уважительно протянул Олегу с Тарасом наполненные рюмки.

Следом в кабинет вошли ещё несколько представителей из списка Совета, в том числе и тот самый адвокат Соколов. Керенский произнёс небольшую речь, обращаясь к военным: «Таврический Дворец, как центр революции, нуждается в надёжной охране и сплочении вокруг себя солдатской массы. Соответствующие отряды могут и должны быть образованы из таких солдат, тяготеющих к Государственной Думе, как к центру духовного сплочения, физического прибежища и безопасности». Один из офицеров невысокого ранга, впрочем, других тут и не было, предложил себя в распоряжение тех, кто встанет во главе этого дела. Другие активно поддержали и выпили «за успех революции».

Вошли ещё двое мужчин. Один высокий плотного телосложения, опрятно и дорого одет, по всей вероятности тоже из депутатов, другой в офицерском мундире. Из обращения присутствующих к депутату, Олег понял, что это не кто иной, как сам председатель Госдумы Родзянко. Этот, формально главный человек в здании, объявил всем об образовании Временного комитета с целью водворения в городе порядка. Пришедшего с ним офицера он представил, как полковника Энгельгардта и нового коменданта Петрограда. Соколов тут же гневно запротестовал и возразил:

– Штаб уже сформирован, и менять руководство вредно и опрометчиво. Сложившийся штаб – это детище Совета рабочих депутатов. Будет крайне несправедливо отстранять назначенных Советом руководителей от управления советским же органом.

– Я крайне возражаю!!! Кандидатура полковника одобрена Государственной Думой, – с негодованием прокричал Родзянко, но в ответ лишь услышал от адвоката эмоциональную ругань в матерных выражениях. Председатель Госдумы в долгу не остался и ответил тем же. Казалось ещё чуть-чуть, и они сцепятся друг с другом в драке. Конфликт пришлось погасить присутствующим военным, которые встали между разъярёнными оппонентами. Родзянко с Энгельгардтом демонстративно покинули комнату. Половина из присутствующих офицеров тут же последовали за ними. Оставшаяся половина недоумённо смотрела на Керенского. Тот лишь молча пожал плечами и, извинившись, вместе с Соколовым и другими представителями Совета тоже вышли из кабинета, прихватив с собой и наших друзей. Уже в коридоре Соколов вдруг неожиданно остановился, и, повернувшись обратился к Тарасу с просьбой «принять участие в создании революционного автомобильного парка».

В это время группа из нескольких молодых разнузданных молодцов с винтовками за плечами и револьверами за поясом, расталкивая локтями людское месиво, буквально тащили за собой высокого седовласого мужчину, накрытого старым потёртым брезентовым бушлатом. Керенский, сразу узнав арестанта, сделал шаг навстречу. Откуда-то появился и Родзянко и тут же приказал: «Немедленно отпустить важного гостя». Молодые люди пренебрежительно посмотрели на председателя Думы, нагло рассмеявшись в лицо, покручивая в руках обнажённые сабли. Керенский же громко и строго произнёс: «Иван Григорьевич Щегловитов, вы арестованы!» Потом медленно огляделся вокруг, остановившись на соратнике по депутатскому корпусу Родзянко, после чего вновь переведя взгляд на арестанта, смягчив тон продолжил: «Иван Григорьевич, ваша жизнь в безопасности. Знайте, что Государственная Дума не проливает кровь».

Несмотря на уверенный тон, по всему была видна некоторая растерянность властного депутата от незнания, что делать с такими арестованными. Адвокат Соколов тихо на ухо предложил выделить для арестованного, и всех, кого ещё будут приводить, отдельную комнату. Керенский тут же открыл дверь просторного кабинета, назвав его «министерским павильоном», и, после того, как вооружённые молодчики втолкнули престарелого арестованного внутрь, самолично закрыл дверь, демонстративно положив ключ себе в карман.

Наблюдая за происходящим, Олег чуть было вновь не упустил уз виду уже скользнувшего в толпу народа адвоката. Он быстро поспешил вслед за Соколовым, и, нагнав того на лестнице, начал сходу:

– Извините, ради Бога за странный вопрос… У вас, случайно, нет сына Егора?

Адвокат с удивлением посмотрел на «солдата», но, понимая, кто именно перед ним, с улыбкой ответил:

– Позвольте, в сложившихся обстоятельствах вопрос действительно несколько странный и столь необычен?

– Возможно это и, действительно, звучит немного странно. Но, я ищу своего… давнего знакомого Егора Соколова, – немного замявшись, попытался оправдаться Олег. – Знаю только, что служит в городе… в гарнизоне… Хотелось бы повидаться, передать кое что нужно… но, не знаю, где найти. Вот я и подумал, а вдруг это ваш сын?.. Ну, или, хотя бы, родственник?.. Дальний?

– Право, забавно. Искать сходу по фамилии. Хотя, вероятно… Я, наверное, на вашем месте поступал бы также, – вновь улыбнувшись, ответил депутат. – Только вот, поспешу огорчить Вас, к величайшему сожалению, у меня нет сыновей.

– Простите, пожалуйста, – смущённо, и, делая шаг вниз как бы вновь оправдываясь, огорчённо произнёс Васильев.

– Впрочем…, – останавливая его, и продолжал разговор теперь уже сам адвокат. – У моего двоюродного брата три взрослых сына. Он тоже Соколов. И все сыновья служат. Одного из них как раз зовут Егором. Но, в каком полку служит, я, к сожалению, подсказать не смогу. Давно не общаемся. Разошлись во взглядах.

– Где же мне найти вашего брата? – с интересом загорелись глаза Олега.

– Полагаю, что, как всегда – на работе. Он врач. Найдёте его в госпитале Красного креста на Литейном. Сегодня много раненых туда свозят. Георгием Дмитриевичем его зовут.

Поблагодарив за такую важную и крайне необходимую информацию, Олег воодушевлённый кинулся к выходу. По пути у дверей кабинета, где заседал Совет, он натолкнулся на Тараса со связкой каких-то ключей. Олег сходу разъяснил ситуацию, но, друг решил не ходить вместе с ним, а остаться в здании, пока не раскрывая планов, лишь хитро подмигнув. Товарищу, окрылённому новой надеждой, ничего не оставалось, как вновь отправиться на поиски одному.

***

Сергей со своим приятелем, всматриваясь вдаль проспекта, наблюдали, как впереди бегали отдельные люди и беспорядочно палили в солдатский, продвигающийся вперёд строй. Полковник Кутепов приказал открывать ответный огонь по любому, кто появится на Литейном проспекте, особенно по Орудийному заводу, откуда велась прицельная стрельба. Оставшийся и без того малочисленный отряд, командир продолжал дробить на ещё более мелкие группы, одну из которых направил к Суворовскому проспекту открыть огонь по толпе, если там таковая будет, другую – по Басковой к Преображенскому собору, чтобы очистить Сапёрный переулок. Оставшиеся продолжали двигаться вперёд. Тут уже и другие офицеры засомневались в правильности таких действий. Группы становились ещё меньше, а, следовательно, ещё более уязвимые. К тому же, ему напомнили, что солдат следует накормить, на что полковник ответил, что уже послал гонца в штаб с требованием доставки пищи. Такой ответ не сильно вдохновил военных, офицеры промолчали, но среди солдат пробежал гул недовольства.

Со стороны Невского отчётливо слышался приближающийся цокот копыт. И действительно, через пару минут на горизонте показалась группа всадников. Ротмистр, что был впереди, приблизившись к полковнику, не сходя с лошади спокойным тоном отрапортовал:

– Эскадрон Гвардейского Кавалерийского запасного полка прибыл в ваше распоряжение на помощь карательному отряду! – и, не дожидаясь ответа командира, с нескрываемым раздражением продолжил. – Наши лошади плохо подкованы, по мостовой все копыта разобьют. Мои люди с большого перехода устали, не ели, надо бы отдохнуть.

Такое поведение окончательно взбесило Кутепова. Он уже и до того был на грани нервного срыва, но, такая беспардонность не могла остаться незамеченной:

– Как вы приветствуете старшего офицера по чину, ротмистр? – буквально заорал он.

Командир эскадрона наконец сошёл с лошади и сделал шаг навстречу. Остальные всадники последовали за командиром и выстроились вряд. Кутепов продолжил:

– Удивляюсь, господин офицер, что в такой обстановке вы просите у меня отдых, – полковник при этом указал рукой на то, что творилось вокруг – выстрелы, разруху, клубы дыма и пулемётные очереди, после чего очень уверенно скомандовал. – Я отстраняю вас от командования эскадроном!

Назначив временно командовать всадниками какого-то поручика, полковник отдал распоряжение эскадрону двигаться к цирку с целью выяснения обстановки в районе Марсова поля и действовать там, в случае надобности, очень решительно. Сергей с прапорщиком Емельяновым лишь покачали головой, удивляясь таким решением и понимая, что силы распыляются и рассылаются в разных направлениях с практически невыполнимыми заданиями.

Неожиданно где-то неподалёку вновь раздались пулемётные очереди, и солдаты, рассредоточенные по всей ширине улицы, стали падать замертво. Громко крикнув от боли, и, как подкошенный, повалился наземь и Емельянов. Сергей лишь успел подхватить его, пытаясь закинуть себе на плечо. Прапорщик держался за ногу, но, стиснув зубы, пытался терпеливо не издавать звуки от боли. На улице уже смеркалось, и откуда именно ведётся стрельба, было не очень понятно, вероятнее всего со стороны Сергиевского собора. Солдаты кинулись прятаться за ворота и другие заграждения. Убитые и раненые оставались лежать на мостовой.

Полковник находился неподалёку от Сергея и скомандовал заносить всех раненых в здание госпиталя, возле которого и стоял отряд. Сам первым вбежал в двери и сходу приказал организовать перевязочный пункт и принять всех раненых. Встретивший на входе врач не возражал, а напротив, представившись хирургом Георгием Дмитриевичем Соколовым, стал спешно раздавать распоряжения санитаркам по размещению и оказанию помощи пострадавшим. Сергей, пытаясь придерживать своего товарища, двинулся в сторону к врачу. Он хорошо и отчётливо услышал фамилию хирурга, но, Емельянова с другой стороны тут же подхватила санитарка и повела в другую сторону. Прапорщик же, стесняясь помощи, попытался было сам встать на ноги, но, тут же повалился, ещё сильнее стиснув зубы и крепко сжав глаза от нестерпимой боли. Сергею ничего не оставалось, как довести приятеля до кушетки, где и расположили раненого. Филатов попытался хоть как-то успокоить товарища, но, посмотрев на волевое и мужественное лицо служивого, не смог найти нужных слов. Да они ему сейчас и были совсем не нужны. Наоборот, любые слова поддержки послужили бы ему упрёком и воспринимались, как жалость, а этого молодой фронтовой офицер в данном случае никак не приемлет.

Стрельба за окнами не стихала. Полковник, не выходя из здания, продолжал раздавать приказы через солдат, что вносили раненых, для своих командиров групп: «Действовать более решительно! Немедленно перекрёстным огнём погасить обстрел отряда». У дверей в здание он организовал дежурное отделение. Посыльный доложил о прибывшей роте на подмогу, полковник вышел. Сергей осмотрелся вокруг, врача уже нигде не было. Санитарка, что помогала, предположила, что тот может быть где угодно, но, чаще всего в операционной комнате. Повсюду сновали врачи и медицинский персонал. В ушах стоял несмолкаемый гул от стонов и криков. Пол от размазанных луж крови стал уже совершенно скользким.

***

Вырвавшись из дверей Таврического Дворца, Олег увидел беспорядочно заполненную самым разным народом всю полукруглую площадь перед зданием. Нестройными рядами вышагивали гвардейцы с самыми разными нашивками на рукавах. Это означало лишь то, что все полки между собой давно перепутались, но, ими пытались командовать новые взводные. Тут же многочисленными группами распивали и буянили какие-то молодые студенты. Обвешенные оружием рабочие, мамочки с детьми, снующая ребятня, кого только здесь не было в поисках свободы и правды.

Пробравшись сквозь этот заслон, Олег быстрым шагом побрёл назад по Шпалерной в сторону Литейного проспекта. Вскоре он нагнал идущий впереди многочисленный солдатский отряд, растянувшийся по всей ширине улицы. От командира в офицерской форме с красным бантом на груди, он узнал, что направляются они на усмирение карательной группы на Литейном. Олег поинтересовался у офицера о местонахождении госпиталя, оказалось, что им как раз по пути.

Так весело вышагивая, наш герой вместе с отрядом вновь оказался на том же месте, где прямо по центру улицы ещё утром была хаотично воздвигнута баррикада. Судя по всему, это нагромождение всяческого хлама так и не пригодилось. Всё вместе с орудиями запорошено снегом. Уже смеркалось, и от стелившегося дыма догорающего здания суда на улице было совсем темно. Все фонари были побиты, а некоторые и вообще повалены вместе со столбами. Вооружённые люди продолжали беспорядочно сновать повсюду, разбивая стёкла первых этажей и что-то вынося с собой из помещений. То и дело с разных сторон слышны отдельные выстрелы и крики. Мимо со стороны моста с криками, воплями и беспорядочной стрельбой пронеслись около десятка грузовиков, до отказа набитых рабочими.

***

Филатов вышел за дверь госпиталя вдохнуть свежего воздуха и перевести дух. Он размышлял, что этот Соколов никуда из здания не денется, нужно будет только найти момент для разговора. Из спустившегося сумрака со стороны Литейного моста сквозь уже затихающие выстрелы отчётливо послышался рёв моторов, и появились силуэты автомобилей, похожие на ежей с торчащими в разные стороны иглами из винтовок и потрёпанных флагов. Рабочие, беспорядочно стреляя в разные стороны, полностью облепили машины – сидели в кузове, стояли на подножках и даже лежали на крыльях. Эта автоколонна стремительно вылетела из сумрака прямо навстречу строю солдат. В ответ по приказу полковника Кутепова был тут же открыт шквальный огонь из всех орудий. Не успев опомниться, разухабистая рабочая молодёжь стала вываливаться из кузовов наземь. Первый грузовик вспыхнул и остановился, едва не перевернувшись на бок. Следующий за ними на всей скорости врезался в зад горящему с такой силой, что из кузова люди буквально посыпались на мостовую. Не успевая подняться на ноги, они тут же были подкошены пулемётным огнём. Огонь быстро перекинулся и на второй автомобиль.

Остальные машины попытались увернуться от столкновения и даже развернуться на дороге, но лишь создали затор друг другу. В итоге, побросав грузовики, испугавшиеся мятежники повыпрыгивали из кузова и стали убегать прочь обратно в темноту, пытаясь неловко отстреливаться.

Вдруг разом всё стихло, слегка слышны были только немногочисленные стоны. Кутепов сам лично с небольшой группой солдат прошёл вперёд к догорающим грузовикам и склонился к одному из раненых рабочих:

– Они все чертовски пьяны, – с явным пренебрежением сделал он заключение и распорядился разместить всех раненых и убитых в сараях ближайшего дома.

Со стороны улицы Моховой появился бледный растрёпанный с оборванным погоном командир одной из заградительных групп, что были посланы командиром отряда для ограждения флангов. Он сообщил, что его рота смешалась с толпой, пытавшейся его самого избить, вырвав из рук шашку. Полковник был озадачен и выглядел обескураженным. Тут же доложили, что и в другой группе убит прапорщик Кисловский. Сергей начал понимать, что его предположения сбываются. Нельзя было разбивать отряд на мелкие группы, которые легко поддались настроениям бунтующей толпы.

***

В кабинете градоначальника царила суета. Виталий предпринял очередную попытку проследовать за секретарём, чтобы оказаться в кабинете, где располагался временный архив. Генерал Хабалов распорядился уничтожить всю документацию, и Бероев понял, что у него остался последний шанс. Чтобы оказаться рядом, воспользовавшись неразберихой, он вызвался помочь. Бумаги уже были свалены в папках на большом длинном столе. Виталий тут же начал искать нужные списки на букву «С». Ненужное он сбрасывал в коробки, предназначенные для уничтожения. Подчинённые выносили эти коробки на внутренний двор, где уже полыхал костёр. Бероев нервно перебирал документацию. Он боялся только одного, что нужная информация будет уничтожена секретарём, который занимался тем же самым с другого края стола. Виталий нервно взглядом осматривал все папки под руками напарника. Подходящих списков не оказывалось – «Б», «К», «Ш». Но, нужной ему буквы так и не обнаруживалось. Неожиданно краем глаза и каким-то невероятным чутьём Бероев обратил внимание на коробку, которую уже держал в руках солдат, готовясь на выход. Среди кучи бумаг, уже заваленную сверху, он заметил в глубине заветную «С». Выхватив нужную папку, не обращая внимания на возмущённый взгляд солдата, что держал в руках коробку, он быстро пролистал страницы: «Савельев», «Савушкин», «Селезнёв»… «Соколов!!!» Но, секретарь, что также перебирал документацию, как то неслышно подошёл сбоку и, со словами: «Не положено», неожиданно вырвал папку из рук Бероева. Бросив обратно в коробку, приказал солдату: «Это с собой в повозку». Виталий лишь понял, что не вся документация подлежала уничтожению. Значит нужные ему списки будут рядом.

В кабинет вошли ещё несколько офицеров, чтобы ускорить процесс. Минут через пять стол уже был полностью очищен. Из окна можно было наблюдать, как во дворе полыхал большой костёр. Туда сносилась документация и из других кабинетов.

Вернувшись в кабинет, Бероев застал Балка за уничтожением своих личных бумаг. Вытаскивая всё из выдвижных ящиков, он, не стесняясь присутствующих, сжигал их тут же, разрывая на части. Кабинет значительно опустел. Остались только высшие чины. Генерал обратился к офицерам:

– Прошу вас, господа, находиться при мне. В случае несчастья со мной, старший из вас вступит в исполнение обязанностей градоначальника.

Офицеры разом ответили:

– Слушаем!

Потом кто-то из них добавил:

– В переживаемую минуту ещё больше, нежели когда-либо, считаем своим долгом оставаться при вас, господин генерал.

Александр Павлович был тронут столь благородным порывом своих подчинённых. Для каждого из них картина падения власти уже вырисовывалась. Со всех сторон докладывали, как войска переходят на сторону бунтовщиков, или в лучшем случае, бездействуют. Многие полицейские участки разгромлены и подожжены. Полицейские, переодеваясь в штатское, разбегаются и ищут пристанища у знакомых. Толпа всюду преследует их, издевается и, всласть натешившись, измученных и измождённых, тут же убивают. Доложили, что уже некоторые должностные чины свозят в Государственную Думу. Многие из несчастных страдальцев сами идут туда сдаваться, считая это единственным способом сохранить свою жизнь. Обо всём этом здесь было известно каждому. Виталий для себя понимал, что теперь и ему, чтобы добраться до заветных списков, нужно оставаться рядом. Вероятно, в суматохе, теперь это будет сделать гораздо проще.

Уже спускаясь вместе с остальными по парадной лестнице, к градоначальнику обратился какой-то лакей с вопросом:

– Ваше Превосходительство, что делать с горячим обедом?

Только сейчас после этих слов Виталий почувствовал внутренний голод. Балк пристально посмотрел и на другие, не менее голодные лица, но, понимая, что уже нельзя терять ни минуты, покачал головой и двинулся вперёд. Хабалов со своим Штабом и нарядами уже уехали, а значит, следовало поспешить.

Выходя из здания последним, генерал попросил смотрителя, запереть здание Градоначальства, и обо всём докладывать в Адмиралтейство. На улице уже совсем стемнело, лишь яркий свет фонарей освещал засыпанную свежим, падающим хлопьями, снегом, площадь перед зданием. После столь длительного пребывания в душных кабинетах, свежий февральских воздух дурманил воображение. Казалось, что ничто не может омрачить умиротворённого состояния. Но, отдалённые звуки пулемётных выстрелов, возвращали задумчивых мыслителей к действительности. Генерал Балк с подчинёнными сел в автомобиль, остальные же двинулись через парк напрямую к Адмиралтейству.

***

Уже почти дойдя до Кирочной улицы, Олег отчётливо услышал впереди пулемётные очереди. Два грузовика, отстреливаясь в темноту, возвращались обратно. За ними, спотыкаясь бежали рабочие и солдаты. Олег сразу понял, что машины нарвались на засаду, а значит и их отряд не сможет пройти вперёд. «А ведь до госпиталя, где, возможно как раз сейчас, находится этот врач Соколов, осталось совсем немного», – настойчиво мучила его мысль.

Дойдя до перекрёстка, отряд остановился. Сквозь сумрак впереди на другой стороне были видны силуэты военного строя. Офицер с казалось бы потускневшим уже бантом на груди, возглавлявший отряд, скомандовал: «Стоять на месте», а сам при этом в полной тишине двинулся навстречу силуэтам, подняв руку вверх и выкрикивая: «Не стреляйте! Я иду к вам!»

***

Улицы совсем не освещались, но было заметно, как со стороны Литейного моста подошёл многочисленный солдатский отряд. Кутепов распорядился приготовиться к бою, однако солдаты стояли на месте, не проявляя никакой агрессии. Навстречу им из темноты навстречу шёл, подняв руки кверху, лишь один офицер. С каждым шагом его приближения к карательному отряду отчётливо проявлялся ярко красный бант на его груди. Каждый стук сапога отдавался в глубине сердца у полковника. В какой-то момент ему вдруг пришла мысль, что это спланированная провокация, он неожиданно вскинул револьвер и, скомандовав: «Стрелять на поражение!!!», сам лично несколько пуль разрядил прямо в грудь приближавшегося парламентёра. Офицер с красным бантом остановился, опустил руки, присел на колени и замертво упал лицом на мостовую. В ответ на выстрелы с той стороны толпа с рёвом и ответным шквальным огнём тут же ринулась через перекрёсток. Завязалась беспорядочная перестрелка. Все стреляли друг в друга и непонятно в кого.

Полковник спешно покинул место боя, направившись к дверям госпиталя. Пробегая мимо Филатова, он, как бы оправдываясь, заявил, что, якобы, нужно немедленно доложить в штаб о сложившейся обстановке. Сергей вошёл в дверь за ним следом. За окнами разгоралась бойня. В госпиталь начали забегать уже смертельно раненые офицеры, истекающие кровью. Кутепов с унынием в глазах смотрел на них и ничего не мог сказать. Санитарки подхватывали раненых. Сам же он быстро кинулся по коридорам в поисках начальства и телефона. Проходя вслед за командиром сквозь многочисленные ряды раненых, находящихся здесь же в коридорах, Сергею хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть этот ужас. Точно такой же ужас и страх читался и в глазах самого полковника.

Найдя на втором этаже кабинет с руководством этого госпиталя, Кутепов попросил связать его с Градоначальством. В ожидании, пока соединят, он нервно прохаживался по кабинету. За окнами сквозь опускавшуюся темноту было видно, как толпа уже хлынула со всех переулков, слышался звон разбитых окон и фонарей. Девушка, что пыталась дозвониться, робко ответила:

– На другом конце провода от штаба нет ответа.

Полковник властно распорядился:

– Срочно выделите большую комнату для моих оставшихся солдат и офицеров и заприте наглухо все входные двери!

На это пожилой, по всему виду профессор и руководитель госпиталя, в очень жёсткой форме ответил незваным гостям:

– Требую немедленно освободить помещение здоровым солдатам, заполонившим коридоры здания!

Кутепову ничего не оставалось, как, молча выйти в коридор. Собрав всех тут же в большом вестибюле, он обратился к оставшимся:

– Мои верные соратники. Увы, но мне ничего не остаётся, как просить вас – сложить прямо тут всё оружие и возвращаться в свои казармы.

Филатов понял, что это уже конец, и, оставив полковника, быстро пошёл искать того самого врача Соколова. Санитарка показала ему, где находится операционная комната, но, там он нашёл лишь другого хирурга, представившегося Иваном Виноградовым:

– Георгий Дмитриевич, вероятно, сейчас оказывает помощь крайне тяжёлым больным, – пояснил тот.

Сергей спешно продолжил поиски, заглядывая в каждую комнату. В одной из таких палат он неожиданно натолкнулся на своего приятеля Емельянова, сидевшего на кровати с перевязанной ногой. Прапорщик восторженно встретил знакомого и объяснил:

– Рана незначительная, пуля прошла навылет и совсем не задела кость, а значит, я готов обратно в строй.

На что Сергей лишь ответил:

– Так некуда уже больше идти, никакого карательного отряда больше нет.

Опираясь на костыль и плечо товарища, Емельянов приподнялся. Так вместе они прошли по коридору до того кабинета, где на этот момент уже находились полковник с несколькими другими оставшимися в живых офицерами. На столе лежал тот самый хлеб и колбаса, закупленные ещё по дороге для солдат. Кутепов сразу предложил:

– Присоединитесь, господа. Не стесняйтесь.

Емельянов, пренебрежительно посмотрев на стол, вдруг ответил:

– Несмотря на то, что все действительно сильно голодны, в таких обстоятельствах как-то совсем кусок в горло не лезет.

На что командир лишь пожал плечами, продолжая спонтанную трапезу.

***

Вся уже перемешанная толпа из солдат, рабочих и просто горожан с оружием с криками и беспорядочной стрельбой в непроглядную темноту на другой стороне перекрёстка ринулась вперёд, обгоняя Олега, который бежать под пули не стремился. Нескончаемая масса народа бежали и слева и справа, не замечая перед собой никого и ничего. Васильев же неспешным шагом мимо догорающих грузовиков вышел к центру перекрёстка и натолкнулся на лежащее на земле тело того самого отважного офицера, с которым ещё несколько минут назад сам разговаривал. Его китель уже полностью побагровел, сливаясь одним цветом с тем самым бантом, приколотым на груди. Опустившись на колено, Олег ещё некоторое время смотрел в эти открытые «живые» искренние глаза, и медленно, накрыв своей ладонью, закрыл их.

Вокруг в его ушах в этот момент, как будто бы всё затихло, весь гул и стрельба превратились в одно очень отдалённое эхо. Олег всё никак не мог понять – «Зачем это всё? Зачем столько смертей?» Все куда-то бегут. Все чего-то хотят. Краем глаза в этот момент он заметил, что у тела офицера он не один. Рядом также присел один ещё совсем молодой солдат. Васильев заметил, как тот неумело пытался расстегнуть кобуру.

– Ты что делаешь? – возмутился Олег.

– А что? Ему уже всё равно не нужен, а я о таком давно мечтал.

Солдат нервно достал револьвер и быстро сунул его себе за пояс.

– Такое оружие солдату не положено. Это только для офицерского состава, – вдруг почему-то попытался протестовать Васильев.

– А я, может быть, и стану когда-нибудь офицером. Обязательно стану! – твёрдо заявил юнец.

Внимательно осмотрев этого солдатика, Олег, сменив строгий взгляд на более благосклонный и улыбнувшись, спросил:

– Тебя как звать-то, малец?

Тот робко ответил:

– Вася.

– Разве пристало так представляться будущему офицеру?

– Василий Казаков! – тут же отчеканил тот.

– Вот, то-то, Василий. Ну, значит, точно станешь. А ну-ка подай-ка, – тут же попросил его Васильев, указывая на валявшуюся возле обгоревшего грузовика шинель.

Солдат быстро метнулся и, притащив, они вместе накрыли убитого офицера с головой.

– А я вас узнал. Вы ведь тот самый?..

– Тот самый, – лишь и смог ответить Олег.

«Знал бы ты, ещё какой именно тот?», – с усмешкой подумал он, поднявшись и продолжив путь уже вместе с юным товарищем.

В первом же здании от перекрёстка, которое Васильев ещё с детства знал, как библиотеку, сейчас он увидел тот самый госпиталь, к которому так стремился. Не раздумывая, он тут же вошёл в дверь, куда уже зачем-то ломилась большая толпа бунтующего народа. Молодой солдат теперь уже следовал за ним. Пробираясь сквозь эту массу, Олег вдруг почувствовал, как кто-то рукой останавливает его за плечо. Он уже хотел было оттолкнуть сдерживающего его от целенаправленного желания добраться до того помещения, где находится врачебный персонал, и встретиться наконец уже с тем самым доктором, но, обернувшись, был крайне удивлён увидеть перед собой того самого Дёмина, который ещё утром спас его от верной гибели.

От души сильно обняв своего нового приятеля, Олег в первую очередь справился у того:

– Ну, как твоё здоровье, друг?

– Да, неплохо, хромаю вот только, – ответил тот, добавив, – а ты-то как? Как голова? Не маленько ведь тоже досталось.

– Да тоже в поряде. А тебя значит тоже сюда определили?

– Ага, хорошая больничка. И врачи очень хорошие.

– Слушай, а ты не знаешь здесь такого Георгия Дмитриевича Соколова? – с интересом спросил Олег.

– А как же. Замечательный хирург. Это он меня и штопал, – радостно ответил товарищ.

– И где мне его сейчас можно найти? Мне он позарез нужен, – воскликнул Васильев.

– Ну, пошли на второй этаж – покажу. А тебе он зачем? Тоже поранен?

– Да, нет, больше не ранен… Я потом расскажу, – с нескрываемым нетерпением потащил он вперёд своего приятеля.

***

Солдаты из недавнего карательного отряда, выходя из здания госпиталя, тут же смешивались с бунтующей толпой. Многие из тех, кто несколькими минутами ранее встречал протестующих ожесточённым огнём, теперь обнимались и уже вместе распевали песни. И этих солдат встречали бурно и с распростёртыми объятиями. Ненависти к ним никто не испытывал, однако все жаждали именно офицерской крови. Поэтому, как только двери отворились, в здание тут же хлынула оголтелая толпа.

Сергей, ещё проходя по коридору, увидел вдалеке фигуру того самого хирурга Соколова, а потому и быстро поспешил вслед за ним. Нагнать получилось у просторного коридорного зала, где и было складировано солдатское оружие. Но, в это время с лестницы гурьбой поднималась взбунтовавшаяся толпа. Всюду из дверей палат госпиталя выглядывали любопытствующие лица раненых солдат. Впереди ворвавшихся шли двое молодых развязных нагловатых рабочих, размахивая наганами. Следом, расталкивая других, пробирался плотный высокий мужчина с измусоленной повязкой на голове. Внимание Сергея было настолько приковано к доктору, что он даже не заметил и не узнал в нём своего друга Олега. Эти же двое в этот момент, уже в упор подойдя к мужчине в белом халате, буквально ткнув ему в живот стволами, заявили:

– А, ну, показывай, где тут офицерьё прячется!

Врача такое хамское поведение не смутило, и он гордо уверенным тоном ответил:

– Прошу всех покинуть медицинское помещение. Здесь находятся раненые и оказывается помощь пострадавшим… в том числе и вашим же пострадавшим.

Но, такие доводы для подвыпившей молодёжи были не уместны, и, скорее даже наоборот послужили раздражителем. Тот, что был понаглее, тут же толкнул врача кулаком так, что он, споткнувшись, упал на пол, однако, быстро поднялся, но не успев сделать и шага, прозвучали два громких выстрела. Белый халат хирурга тут же окрасился красными пятнами крови. Схватившись за грудь, он повалился назад прямо на руки Сергею.

Олег, не ожидая такого поворота событий, и со злости от того, что весь его путь, проделанный сюда, теперь может быть напрасным, одним ударом кулака отчаянно снёс сразу этих обоих щуплых молодых и обнаглевших. Те разом повалились на пол. Прапорщик же Емельянов, уже вскинув свой револьвер, неожиданно выстрелил в то самое место, где секунду назад стоял один из этих нападавших. Пуля угодила в окно, пролетев буквально в сантиметре от уха приятеля Олега, поднимавшегося рядом. Теперь уже тот мигом вскинул руку для выстрела в ответ по офицеру, который и произвёл выстрел в его сторону.

В тот же момент, Сергей, освободившись от повалившегося на него врача, резким выпадом оттолкнул в сторону Емельянова, и пуля угодила в стену за его спиной. Оба они упали на стоявший у стены диван. Прапорщик вскрикнул от дикой боли и замер. Филатов, перехватив из его руки оружие, нацелился в сторону стрелявшего и готов был уже спустить курок, но, Олег неожиданно сделал шаг вперёд, встав грудью на траектории полёта пули, заслонив собой своего приятеля. С силой перехватив вскинутую и напряжённую руку своего рядом стоящего товарища, Васильев громко крикнул Сергею:

– Борман, не стреляй! Не надо!

Филатов только сейчас увидел перед собой своего друга. Не опуская пистолета, он ответил:

– Он же чуть не убил Емельянова… Нашего «старшину Емельянова».

Олег удивлённо посмотрел на молодого отважного офицера, распластавшегося без сознания на диване, как будто бы пытаясь узнать в нём знакомого, и ответил:

– А ты Дёмина чуть жизни не лишил, – после чего тихо добавил. – А у него ещё и даже сын не родился… Тот самый сын…

При этих словах Олег своей рукой, сильно сжимавшей запястье приятеля, опустил вниз его револьвер. Сергей точно также медленно опустил своё оружие, пристально вглядываясь в глаза своего будущего родственника – прямым потомком которого является его любимая Настя.

– Вот ведь какие переплетения судьбы, – задумчиво лишь смог ответить он.

Сергей опустился к Емельянову, пытаясь привести того в чувства. Любопытные уже разбрелись по коридорам. На полу зашевелились и те пьяные хлипкие молодцы. Олег двумя мощными мускулистыми руками приподнял обеих с пола и прямо в ухо одному попытался доходчиво объяснить:

– Что же вы наделали?.. Убивать хирурга было лишним, и вообще не следовало! Врачи сейчас стране крайне нужны!

Потом осмотрелся беглым взглядом вокруг и добавил:

– Всё, вот это лежащее здесь оружие, вы сейчас же соберёте и перенесёте в Таврический. Знаете, где это?

Получив утвердительный ответ, он продолжил:

– Найдёте в Совете рабочих и солдатских депутатов Тараса Карпенко и сдадите всё под запись. Скажете, что от Олега Васильева – помощника товарища Керенского. И не дай Бог, хоть что-то пропадёт по дороге. Сам лично по списку проверю.

Внимательно выслушав старшего товарища, «новобранцев революции» будто бы тут же протрезвели и закивали головами.

– А тебе быстро мне представились, чтобы я точно знал, кому поручаю столь ответственное задание, – строго продолжил он.

– Слесарь Порохового завода Андрей Хрулёв, – произнёс тот, что постарше.

– Слесарь Матвей Захаров, – отчеканил второй.

– А, чтобы ничего по дороге не пропало, за вами проконтролирует мой приятель – Вася Казаков. Заодно и помощь вам, как-никак, – Олег подвёл к ним того юного солдата, с которым познакомился несколькими минутами ранее.

Все втроём, понимая, что перед ними «очень важная персона» новой революционной власти, молодые юноши беспрекословно взялись пересчитывать лежавшие на полу винтовки и ленты с патронами.

Сергей в это время пока привёл в чувства прапорщика. Тот уже открыл глаза, но, продолжал молча корчиться от боли. Филатов склонился к врачу. По всему тот был уже мёртв. Посмотрев на то, как Олег ловко уладил конфликтную ситуацию и уверенно регулирует положением, Сергей с восхищением усмехнулся:

– Я смотрю, ты тут совсем вжился, важной шишкой уже стал.

– Да я вообще мог бы здесь себе такую карьеру сделать, – важно ответил «гость из будущего».

– А ты вообще понимаешь и отдаёшь себе отчёт, кто у тебя сейчас в подчинении и кому ты распоряжения отдаёшь? – тихо на ухо спросил Филатов друга.

– Молодые революционеры! – с гордостью ответил тот.

– И будущая гордость страны.

У Васильева на лице читался непонимающий взгляд. Сергей, глядя на шустрых парней, попытался разъяснить:

– Вот тот, что постарше, который врача убил, и тем самым нам последнюю надежду и ниточку к солдату Соколову оборвал, это ни кто иной, как будущий генерал – начальник тыла страны и нарком путей сообщения. И это именно благодаря его стараниям и усилью потом вовремя будут доставлены грузы и вооружение и в Сталинград, и на Курскую Дугу.

– А эти пацаны? Неужели это те самые?.. – с удивлением произнёс Васильев.

– Правильно мыслишь. Действительно это те самые будущие легендарные маршалы страны.

– Но, как они тут оказались все вместе?

– А ты не думаешь, что, возможно, это именно ты сейчас и направил их юную неуёмную энергию в нужном направлении, задав вектор движения, задав им жизненный смысл и цель? Возможно, всё их будущее складывается именно сейчас, именно после твоих слов, после этого дня.

– Так это что, получается, значит всё-таки мы здесь не зря?! – задумчиво произнёс Васильев.

– Да, уж. Не устаю удивляться насмешкам судьбы, – подтвердил историк.

– Вот только Соколова-то теперь где искать будем? – посмотрев на тело хирурга, с горечью в голосе спросил Олег. – Я ведь сюда шёл именно к нему. У него три сына, все служат, и один из них, как раз Егор. Только вот где он теперь?

– Вот только не надо отчаиваться и вешать нос, – подбодрил друга Сергей.

– А я не хочу здесь оставаться и воспитывать будущих маршалов. Я их сегодня уже столько повидал, – возмутился тот. – Меня, между прочим, дома молодая жена ждёт.

Сергей лишь молча похлопал друга по плечу. Дёмин, у которого рана была не столь значительна, попытался помочь раненому Емельянову, который без посторонней помощи не мог подняться. Тот сначала отказывался, но, после смирился. Солдат же, который несколькими минутами ранее чуть не застрелил молодого офицера, попросил подоспевших медиков в белых халатах разместить того рядом с собой в одной палате.

По коридорам продолжали сновать разнузданные военные в поисках высшего руководства. С разных сторон слышались возгласы: «Кутепов!.. Где Кутепов?!» Сергей помнил из исторических материалов, как отчаянные солдаты сейчас должны будут выбросить из окна «кровавого командира» и, буквально живьём разорвать там на части. Самым верным решением в данной ситуации, было бы, не вмешиваясь в ход истории и спокойно уйти. Но, Филатов размышлял: «Если мы уже и так своим присутствием достаточно здесь наследили, то, почему бы не принять участие и в судьбе этого легендарного полковника?»

С такими мыслями он кинулся к тому кабинету, где полковник оставался доедать колбасу. Олег последовал за ним. Кабинет находился в самом конце коридора, куда толпа ещё не добралась. Открыв дверь, их взору предстали взволнованные офицеры с оружием в руках, готовых к последнему бою. Кутепов непринуждённо сидел на небольшом диванчике, будто уже смирясь со своей участью. Офицеры же чувствовали себя неуёмно и ещё не упускали надежду найти запасной выход. При этой мысли и у полковника блеснули глаза, а потому он безоговорочно благословил подчинённых на поиски. Но, не прошло и минуты после их ухода за дверь, как с коридора послышалась стрельба, крики санитарок и звуки падающих где-то рядом на пол. Кутепов лишь перекрестился, продолжая молча спокойно сидеть на месте в ожидании участи, лишь вздрогнув от звука резко открывшейся двери.

Но в кабинет вбежали не разъярённые повстанцы, а врач Иван Виноградов.

– Господа, толпа приближается. Здесь есть медицинские халаты, переоденьтесь, пожалуйста, – предложил врач. – Вас сочтут за персонал госпиталя. Я смогу подтвердить.

– Спасибо, но мы не будем изображать этот маскарад, – заявил в ответ полковник. – Такой поступок я расцениваю, как трусость, недостойной русского офицера!

Услышав шум толпы уже где-то поблизости, Олег решительно вышел за дверь. Неподалёку в коридоре уже стояло несколько солдат, проверявших соседние кабинеты. Из дверей напротив вышла вооружённая группа во главе с тем самым Тимофеем Кирпичниковым. Увидев Олега, он тут же улыбнулся знакомому, спросив лишь:

– Что там?

– Да, проверил уже, никого, – уверенно ответил Васильев. – Один медперсонал.

При этом он даже слегка приоткрыл дверь, и из кабинета вышел врач Виноградов, прикрывая собой образовавшийся проём:

– Тут госпиталь, господа. Здесь уже и так достаточно крови, – взмолил доктор. – Мы лечим ваших же собратьев – раненых товарищей и сослуживцев. Позвольте нам продолжить свою работу в спокойной обстановке. У нас масса серьёзных раненых, требующих немедленного оперирования.

Кирпичников уважительно посмотрел на хирурга, снисходительно кивнул, изображая поклон, и громко скомандовал так, чтобы было слышно даже в самом отдалённом уголке:

– Всё! Уходим! Здесь больше делать нечего.

Голос эхом разлетелся по всему длинному коридору, и толпа не спеша потянулась к лестнице, покидая здание. Однако, чтобы всё-таки никто из возможно укрывшихся не смог беспрепятственно покинуть госпиталь, у дверей выставили охранный дозор. Было понятно, что этот командир повстанцев не поверил, что полковник смог незаметно покинуть здание. Он ещё долго пристально всматривался в окна со стороны улицы, предполагая, что Кутепов всё же скрылся где-то в этих кабинетах.

Возле дома продолжали сновать сотни вооружённых самых разнообразных личностей. Полковник же из-за плотной шторы смотрел в окно, наблюдая, как его бывшие подчинённые веселятся вместе с взбунтовавшейся чернью.

– Это и есть их зачинщик? – спросил он у Филатова, внимательно всматриваясь в лицо Кирпичникова. – Мерзкий тип. Как за таким могли пойти сотни тысяч? Что он может им дать?

– Обещание!.. Обещание свободы – вот самый главный подарок, что слаще всякого пряника, – ответил Сергей. – Это ласкает ухо, это греет душу, это даёт надежду…

– Надежду на что?

– Надежду на светлое будущее.

– Но, это ведь всё бред и пустота. Это же фикция, – возмутился полковник. – Ничего этого нет, и не будет.

– Зато вдохновляющие эмоции останутся. Даже, если завтра утром наступит отрезвляющее похмелье и раскаяние в содеянном, эти впечатления и чувства мимолётной свободы останутся навсегда. И он смог им подарить эти чувства. Под страхом смерти, но подарил. И тем острее ощущения, потому что дороги назад у них уже нет. Только вперёд, и только до победного.

– И чего хочет теперь этот Кирпичников? Что дальше? Ну, не станет же он претендовать на место императора? Тьфу ты, бред какой то…

– Сам он, конечно же, не станет. У него мозгов для этого маловато. Он своё дело уже сделал. Теперь найдутся другие – более разумные и более прагматичные личности, которые с холодной головой подхватят знамя этой толпы и обернут силы в своих интересах, для достижения своих политических целей? – попытался разъяснить историк.

– Каковы же их цели? – удивился офицер.

– А вы не догадываетесь? Конечно же – власть. Единая и полноценная. Без царя. Без самодержавия.

– Но, невозможно разрушить одним днём, всё то, что создавалось веками.

– Поверьте, господин полковник, возможно, – выдохнул Филатов. – Я вам скажу больше – это уже свершилось.

– Что вы такое говорите? Вы – провокатор, – возмутился Кутепов. – В самое ближайшее время в столицу подойдут войска и усмирят этих зарвавшихся наглецов Кирпичниковых вместе с их пьяными взбунтовавшимися отрядами.

– Хотелось бы, конечно, в это верить, но, увы, к сожалению, этого уже не произойдёт.

– Откуда вам знать? – удивился полковник.

– Уж, поверьте, знаю, – тихо ответил Филатов.

– Мне даже показалось, что вы знали и исход сегодняшнего дня. Надо признать – вероятно, в какой-то степени сегодня вы были правы, когда давали дельные советы. Мелкими группами, отряды действительно, было легче увлечь на свою сторону. Будь они вместе при мне, уж я бы этого не допустил.

– На мой взгляд, нужно было единым отрядом пробиваться вперёд по Литейному и захватить, к примеру, Орудийный завод, занять там оборону и ждать прибытия войск. Это было бы выгодным плацдармом для дальнейших действий. Укрепившись в стратегически удобном месте, фактически в центре города – между Невским и Литейным. С таким количеством орудия и артиллерии, что имеется на заводе, можно было бы угрожать и Таврическому дворцу, и Выборгской стороне. А там неподалёку ещё и Петропавловская крепость. Таким образом, мы бы не растеряли весь состав. Никто бы не перешёл на сторону бунтарей, а, наоборот, увидев силу, могли бы вернуться и другие – присоединяться к подавлению восстаний, безусловно, только после обещания абсолютной амнистии.

– Обещания? – удивился полковник.

– Вот именно – обещание на обещание. Нужна подмена понятий – подмена одних обещаний на другие, чего, кстати, они и ждали, уже всласть и вдоволь нагулявшись по улицам, вкусив весь этот запах свободы, полностью им надышавшись и насладившись.

– Вы – грамотный стратег, как я посмотрю. Из вас получится хороший офицер.

– Из меня уже получился хороший… историк, – тихо себе под нос, чтобы никто не услышал, пробурчал Филатов.

***

Колоссальное здание Адмиралтейства с семью воротами и семью подъездами с огромными тамбурами, занимал целый квартал, четырьмя фасадами выходя на все четыре стороны света. Бероев вместе с высшим офицерским составом вслед за нарядом вошли с южного фасада со стороны улицы Гороховой. Градоначальник, вместе с другими офицерами, был неприветливо встречен помощником начальника Морского Штаба. Он сходу неприязненным тоном заявил:

– Обращать Штаб в военный лагерь без разрешения начальника Штаба допустить не могу, так как это повлечёт приостановку текущих дел.

Генерал Хабалов понуро молчал, повернувшись к нарядам, тихо наблюдавшим за происходящим в стороне. На переговоры решительно выдвинулся молодой генерал Занкевич, что-то доходчиво объяснив несговорчивому офицеру, чего ни Бероев, ни другие прибывшие уже не услышали. Дело было быстро улажено, и вся масса ввалилась внутрь. Солдат разместили в главном вестибюле и бесконечных коридорах двух этажей той части здания, окнами выходящего на Дворцовую площадь. Конницу расположили во дворе между сараями. Офицерскому составу выделили просторную комнату с телефоном на первом этаже недалеко от входа, где вместе с другими разместился и Виталий.

И вновь началось ожидание. Несмотря на то, что начальства очень много, было видно, что никто из них не знал и не понимал, что делать, как поступить. Полдня это военное начальство демонстрировало свою непригодность там, и вот сейчас также ни один из генералов не действовал. Виталий, продолжая конспектировать и излагать в своих записях всё, что видел и как сам чувствовал ситуацию, лишь понял, что все ждут прибытия ещё двух батарей с пулемётами и эскадрона. Прислушиваясь к солдатам в коридорах, он понимал, что и их настроение уже также ухудшается, они тоже крайне деморализованы, беспорядочно блуждая по коридорам и вокруг здания.

Спустя какое-то время ожидания вдруг послышался гул на улице от входящего во двор отряда. Все внутри оживились. Доложили, что, наконец, прибыла хоть одна гвардейская батарея в полном составе с боевыми снарядами. Прихрамывая и опираясь на костыль, но с очень важным видом вошёл командир этой батареи, представившись полковником Фоминым. Он браво доложил о беспрекословном подчинении своих подчинённых, и том, как, только что, направляясь сюда, на площади Мариинского театра разогнал революционную толпу, окружившую отбивающийся саблями жандармский эскадрон.

После такого воодушевлённого рассказа генерал Хабалов, подскочив с места сразу взбодрился. Он тут же своим приказом подчинил все пехотные части вновь прибывшему полковнику, а генералу Занкевичу распорядился принять меры по охране Адмиралтейства.

Виталий лишь наблюдал из окна, как этот молодой генерал выстроил отряды на площади, вышел к ним, поздоровался и произнёс какую-то речь о переживаемых событиях. Он ещё о чём-то недолго поговорил с солдатами и развёл роты по четырём главным подъездам. Одна из групп начала баррикадировать ворота, что вели на Черноморский переулок. На второй этаж начали стаскивать пулемёты, расставляя их в окнах. Во двор выкатили артиллерию.

На улице к тому времени уже значительно похолодало. Однако, Виталий обратил внимание, что солдаты в охране были одеты совсем налегке и ёжились от холода. Бероев размышлял: «Военное начальство об этих бедных даже не задумывается. И о какой вообще в таких условиях серьёзной охране может идти речь? А ведь им предстоит здесь продержаться, как минимум ещё сутки, как предполагает Хабалов, пока с фронта не прибудет целая дивизия».

Один из присутствующих офицеров вдруг предложил:

– Полагаю, следует вызвать ещё неподалёку размещённые военные пехотные училища и школы прапорщиков. Там юноши давно рвались на подавление бунтов. К тому же они находятся в полной боевой готовности. Можно ещё и состав военной школы шоферов с броневыми машинами вызвать.

Но, генерал на такую инициативу отреагировал крайне отрицательно:

– Вот не следует ещё и молодёжь привлекать к политике.

В кабинет вошёл молодой офицер и сообщил, что наладили телефонную связь. Хабалов попросил оповестить всех министров правительства о том, что Штаб располагается в Адмиралтействе, и готов защищать каждого, кто прибудет. Спустя некоторое время этот же, ответственный за связь доложил:

– Господин генерал, из министерств ответов не последовало.

Хабалов нахмурился, а тот протараторил:

– Однако только что поступили сообщения о том, что другая пулемётная команда, которую вы ожидаете, не подойдёт, так как её не выпустили взбунтовавшиеся солдаты, – и ещё после некоторой паузы продолжил. – Не будет и эскадрона, потому, как в тот момент, когда кавалеристы садились на коней, в манеж ворвалась толпа и, овладев лошадьми, увлекла солдат на братание. После этого самим офицерам уже пришлось спешно спасаться от самосуда.

Наступила некоторая тишина, которую прервал полковник Фомин, обратившись к генералу:

– Не лучше ли отряду вообще выйти за город и занять, к примеру, Пулковскую высоту. Там и подождать двигающиеся к Петрограду войска. И уже вместе с ними обрушиться на бунтующий город.

Хабалов вновь наотрез заявил:

– Я не считаю возможным оставить Петроград. О выходе отряда из города не может идти и речи!

***

Время уже приближалось к полуночи. Во двор госпиталя вместо санитарной повозки, которая постоянно подвозила раненых, на этот раз въехал красивый крытый легковой автомобиль, на каких обычно возили важных персон. Солдаты, охранявшие входные двери, о чём-то уважительно поговорили с водителем.

Через несколько минут в кабинете, где находились Кутепов с Филатовым появился Олег и сообщил, что можно ехать. Полковник с удивлением посмотрел на Сергея. Тот махнул головой в знак того, что полностью доверяет другу. Нерешительно, но, полковник всё же согласился. Многие уже спали, поэтому в коридорах никто не встретился. Выходя на улицу, Васильев вскинул винтовку, придав грозный вид «конвоирующего». Офицер, обернувшись, озадаченно посмотрел сначала на Олега, затем на Сергея, и покорно продолжил движение вслед за ним. Полусонные солдаты, охраняющие в это время здание, ничего не заподозрив, лишь расступились, создав живой коридор, и сопроводили взглядом, как «пленных» офицеров сажают в автомобиль. Старший из охраны всё же спросил:

– Куда их?

– Туда же, куда и всех других арестованных – в Государственную Думу, – ответил Васильев, закрыл за собой дверцу, и автомобиль рванул со двора госпиталя, но только в противоположную сторону – к Невскому.

За рулём с важным видом восседал Тарас. Лишь отъехав на приличное расстояние от гуляющей по улицам толпы, друзья, не обращая внимания на присутствующего здесь рядом важного офицера, дружно воскликнули и с воплями от радости начали по-дружески дубасить друг друга ладонями и кулаками. Полковник плохо понимали, что происходит. Было ясно только одно, что эта компания, в чьих руках сейчас находится его жизнь, хорошо знакома и очень дружна.

Олег, сидя рядом с водителем, оказался в роли штурмана и указывал путь так, чтобы, минуя главные улицы, переулками и дворами добраться до нужной им Офицерской, более знакомой, как проспект Декабристов.

***

В здании Адмиралтейства неожиданно появился высокий статный знатный мужчина в ярком расшитом камзоле до пола. Виталий сразу узнал тот самый голос, что уже слышал в кабинете за шторой. И вот сейчас он своими глазами видит Великого Князя Кирилла Владимировича. Князь же был удручён обстоятельствами. Он с горечью высказался об упущенном времени и безнадёжном положении, после чего также быстро исчез, как и появился.

Спустя ещё какое-то время в кабинет вошёл, судя по выправке, ещё один высокий чин. По внешним воинским различиям Виталий ещё не научился различать звания, но, по манере изъясняться и держать себя среди других офицеров, было сразу понятно, что это «птица высокого полёта». О подтверждении своих догадок он понял из первого же разговора. Новым гостем оказался бывший командир гвардейского корпуса генерал Безобразов. Подсев к общему столу, он обратился к генералу Хабалову:

– Ваше Превосходительство, вам сейчас совсем не следует заниматься обороной Адмиралтейства. Насколько мне известно, сюда никто и не предполагает наступать. Вам бы самим прямо сейчас быстро перейти в наступление. Это мой вам совет. Если вы не перейдёте в наступление, можно считать, что всё пропало.

Хабалов в ответ лишь ухмыльнулся, не приняв такой совет серьёзным:

– В какое наступление? Против кого? Правительства уже нет. Как дальше действовать? Никто ничего не говорит…

– Знаете ли вы, где находится голова бунтовщической гидры? – вдруг спросил Безобразов.

Военачальник ответил что-то невнятное, что невозможно было разобрать, а гость продолжил:

– Голова гидры – в Таврическом дворце, в Государственной Думе. Отрубите её, и завтра в столице наступит спокойствие.

В разговор вмешался Занкевич, также скептически восприняв такой поворот невыполнимым:

– Посылать этих солдат против бунтовщиков очень рискованно. Как бы не увеличить ряды противников.

Гость понял отчаянное настроение офицеров, распрощался и тоже быстро уехал. Хабалова позвали к телефону, и вернувшись, генерал сообщил:

– Этого неврастеника Протопопова наконец сняли с должности министра внутренних дел, и новым министром назначен бывший военный прокурор генерал Макаренко. В канцелярии Морского Штаба уже печатаются соответствующие объявления, которые нам надобно расклеить по городу.

– Расклеивать объявления в настоящее время можно только при охранении расклейщиков особыми воинскими нарядами, – заявил Балк. – К тому же, нужны клей и кисти.

– Охранения дать не могу. Да и кистей с клеем тоже теперь не найти, – уныло заявил Хабалов. – Пусть ваши люди разбросают, а где можно, нацепят на ограду сквера объявления хотя бы рядом – в районе Адмиралтейства и Дворцовой площади.

Градоначальник пошел искать людей. В кабинете вновь наступила тишина. Часы тянулись. Виталий вышел на улицу. Он пронаблюдал, как Занкевич обходит посты и всматривается в лица усталых солдат. Возвращаясь, Бероев незаметно проследовал вслед за ним. В коридоре молодой генерал встретил Беляева и поделился мнением, что настроение солдат ему показалось ненадёжным:

– Если кто-нибудь начнёт наступать, солдаты откажутся сопротивляться. Дело проиграно.

– Надо думать, как с честью закончить это безнадёжное дело, – согласился военный министр.

– Погибать с честью лучше всего, обороняя Зимний Дворец, как эмблему Царской власти, – предложил Занкевич.

– Согласен. Надо уйти с отрядом в Зимний, – согласился с идеей Беляев.

Виталий не стал приближаться, чтобы не прерывать разговора двух военачальников. Когда же он вернулся в кабинет, там уже вовсю шли сборы. Генерал Хабалов уже отдавал распоряжения на выдвижение для защиты Зимнего Дворца. Таким скорым решением удивился лишь градоначальник, но возражать не стал. Остальные офицеры сходу согласились, да и вряд ли кого-то оно удивило или взволновало. Бероев и сам видел, что всех уже угнетали усталость, голод, сон, и главное то, что никто не желал произносить вслух, но, каждый уже осознавал, что войска не хотят активно выступать и, что начальство, уже чувствуя своё бессилие, всеми способами стараются отдалить решающий момент. Казалось, что апатия и полное равнодушие ощущалось уже даже к собственной участи.

В один момент все встрепенулись, отряды быстро засобирались, выстраиваясь во дворе в колонны, загромыхала артиллерия. Однако, Виталий также обратил внимание, что сборы происходят в тягостном молчании. Не звучат команды, ни ведутся разговоры. Лишь морское начальство любезно провожало, не скрывая свою радость от того, что отделались от опасных гостей.

***

Автомобиль, на котором «гости из будущего» перед носом у протестующих так ловко умыкнули важного офицера, затормозил у заветной двери парадного подъезда. Друзьям уже не терпелось поскорее разместить Кутепова на ночлег, спрятав от взбунтовавшейся людской толпы, и самим вдоволь поделиться мыслями друг с другом пережитым за этот полным событий день.

В квартире гостей встретила молодая парочка. Сергея лишь огорчила новость о том, что Виталий всё ещё не возвращался. Впрочем, об этом он узнал ещё на лестничной площадке от соседки, которая также надеялась встретить среди компании своего теперь уже настолько близкого друга.

Завидев на пороге офицера важного чина, Михаил с возлюбленной быстро скрылись в своей комнате, чтобы не мешать серьёзным разговорам. Полковник медленным взглядом обвёл гостиную, с важным видом расположившись на самом почётном месте по центру дивана. Но, обхаживать гостя никто не собирался. Друзья мечтали остаться одни. Они молча переглянулись, как будто задавая друг другу один и тот же вопрос: «Что дальше?» В итоге все взгляды остановились на Филатове. Тот пожал плечами, как бы отвечая: «А почему я?» Вдруг в дверь неожиданно постучали, и все от испуга, переглядываясь, встрепенулись.

«Неужели?», – пронеслось у каждого в голове.

«Неужели кто-то выследил?», – подумал Сергей.

«Неужели, обман?» – испугался полковник.

Дверь очень осторожно приоткрыл Олег, массивной фигурой прикрывая проём. На пороге стоял пожилой сосед – бравый отставник. Васильев смутился, не понимая, что старику в такое время у них понадобилось, и, хотел было уже того отправить восвояси. Но, Филатов, услышав ни с чем не сравнимый шепелявый говор и ласкающие слух: «Не сочтите за невежество, а исключительно из благих побуждений, позвольте в этот поздний для младенцев, но никак ни для гвардейцев час, восполнить офицерскую компанию?», тут же подскочил к двери, приглашая соседа войти. Теперь уже Олег, мало понимая, что именно происходит, спокойно доверился другу, впуская незваного весёлого старца внутрь.

Со словами: «Неужели?», «Сколько лет?», полковники с улыбками на лице и нескрываемой радостью в глазах учтиво и вдохновенно обнялись. Только теперь Кутепов почувствовал себя комфортно и в безопасности. Уже более расслабленно и, словно по хозяйски, он развалился на мягком диване, усадив старого знакомого рядом.

– Право, Матвей Митрофанович, вы пугаете своей осведомлённостью, – с удивлением начал разговор Сергей. – В городе крайне неспокойно. Я бы даже сказал опасно. А мы несём ответственность за нашего уважаемого гостя.

– Ну, друзья мои, вы же прекрасно знаете, что мои «глаза и уши» повсюду, и они держат меня в курсе всего, что происходит в городе. И, вы считаете, что при такой информированности я не узнаю, какой дорогой гость нанёс визит моим славным соседям?

– Хотелось бы верить, что такой же осведомлённостью не обладает и оголтелая взбунтовавшаяся братия с её новоявленными лидерами.

– О-о-о. Такова агентура неподкупна, ибо скреплена родственной кровью, – усмехнулся старый балагур.

– Но, на улицах ведь действительно небезопасно, – Сергей перевёл разговор на серьёзный тон. – Разъярённая толпа не щадит и не жалует сейчас действующих офицеров. Они срывают на них всю свою накопившуюся с годами ненависть и злость. Убивают на месте без зазрения какой-либо совести, если она у них вообще когда-либо была, и наоборот забавы ради, чтобы таким образом повеселиться и выплеснуть энергию, демонстрируя браваду.

– Это ничто иное, как дикость и безмозглость. И такова внутренняя суть этой тупой ничтожной черни, – с нескрываемым отвращением произнёс Кутепов.

– Однако, этой «дикой тупой и ничтожной черни», как вы выражаетесь, огромные массы, которые заполонили сегодня все улицы города, а такие, как вы, боясь расправы, скрываются по тёмным углам, и всё только потому, что с их мнением никто никогда не считался, а следовало бы! И вот их терпение кончилось, – с возмущением на одном дыхании высказался Олег.

Полковник, покраснев от ярости, подскочил на месте. С одной стороны, ему надо бы быть благодарным этому солдату за спасение, а с другой, выслушивать такое он не мог по внутренним убеждениям. Все затихли, ожидая продолжения. И весёлый отставник, в свойственной ему манере смачно причмокивая, умело сгладил напряжённую паузу, приобняв воинственного служаку и похлопав по плечу:

– Многоуважаемый, Александр Павлович, мы так давно с тобой не придавались воспоминаниям, коих нам хватит до самого утра, и даже более, дабы нет лучшего повода осушить бочоночек-другой отменного тифлисского коньяка многолетней выдержки ещё с тех славных времён.

Вероятно, Кутепов и сам был рад именно такому исходу так и не разгоревшегося конфликта. Откланявшись, гости покинули пристанище дружной компании. Уже на пороге отставной офицер еле заметно подмигнул Сергею, тот в ответ также незаметно улыбнулся и лишь слегка кивнул головой.

***

Стояла тихая морозная ночь. Ни одного прохожего и никаких войск на улицах, лишь слышалась редкая одиночная отдалённая стрельба. Под ногами всюду валялись свежеотпечатанные листы объявлений. Виталий, отойдя чуть в сторону и протирая очки, любовался просторами Невы, Петропавловской крепостью и величественным зданием Зимнего Дворца, так непохожим на знакомый с детства Эрмитаж. Стены его были совершенно неузнаваемы, потому как, почему то оказались непривычного тёмно-красного цвета.

Бероев с усмешкой наблюдал за странным медленным шествием, больше напоминающим похоронное. Возглавляли его военачальники и генералы, за ними офицеры помладше рангом. Следом уже шли пехота и артиллерия. Пулемёты, несли прямо на руках. И замыкал весь этот длинный караван уже кавалерийский эскадрон. Около моста свернули на Дворцовую набережную. Лишь один из офицеров почему то, не сворачивая, продолжил двигаться по мосту, исчезая в дымке на другую его сторону. Кто-то иронически воскликнул вдогонку: «Спасает шкуру».

***

Друзьям наконец-то выдался тот самый момент, которого они уже с нетерпением ждали, чтобы остаться в квартире одним без посторонних. Олег при этом продолжал негодовать:

– В один день просрали всю страну, офицерьё, бля, а теперь ещё и выпендривается тут. А не спасли бы сейчас его жопу, разорвали бы ему её на четыре части, и болтался бы на штыках той самой «безмозглой черни», как другие.

– А ты, смотрю, хорошо вжился уже в роль революционера? – с удивлением ухмыльнулся Сергей.

– А что, я не прав?

– Прав, конечно. Офицеры, действительно далеки от простого народа, потому и считают их быдлом и ничтожеством. Но, ведь согласись, что далеко не все?

– Не все…

– А тебе приятней было сегодня наблюдать за тем, как те самые офицеры, которые ещё вчера точно также считали всех солдат ничтожной серой массой, сегодня заискивали и пресмыкались пред ними, ради сохранения жизни? Готовы служить быдлам, только бы не убили и не покалечили. Тебе такие офицеры по душе?

– Ну, это уже тоже ниже собственного достоинства, – теперь ухмыльнулся Олег.

– Так что лучше, гордо сохранять своё достоинство и отстаивать принципы, или пресмыкаться и подстраиваться?

– Ну, я даже не знаю, – совсем уже запутался Олег. – Просто, не нужно угнетать и гнобить подчинённых, относиться по-человечески, они и не тронут, продолжат уважать. Я сегодня реально видел, как одних офицеров солдаты сажали на штыки, а других буквально несли на руках, готовы были идти за ними по одному только слову.

– А это ничего, что, тех, что несли на руках, сегодня, по сути, предали свою страну, своё отечество, своего императора, которому присягали в верности? Получается, что ты восхищаешься предателями?

– Почему сразу, восхищаюсь? И, где этот император? Почему его словно вообще нет? Где его волевое слово? Почему не выйдет и не остановит эту толпу?

– Хороший вопрос. Вот только император сейчас занят войной. Войной с внешним врагом. В данное время, вообще-то, ещё идёт кровавая и ожесточённая война с Германией, если ты хоть немного помнишь историю. И у императора сейчас хватает забот, чтобы управлять войсками русской армии. А отбросы этой самой «русской армии», что не сгодились для выполнения на ответственных позициях, сейчас здесь – за его спиной, свергают того же самого императора. Это ли не величайшее предательство из всех предательств? Ради чего? Ради куска хлеба? Или ради мнимой свободы? А не того же самого требовали в незалежной? Не ради тех же мнимых требований собирались они на Майдане? И почему ты здесь их поддерживаешь, а там выступал крайне против – был на другой стороне?

– А при чём тут Украина? – удивился Васильев. – Там совсем всё по-другому.

– А что там другого? Точно такая же безмозглая управляемая толпа, обманутая сладкими обещаниями, – и, посмотрев на Тараса, всё это время молча наблюдающего за спорами, Сергей спросил того. – Разве не так?

Друг, изображающий революционного рабочего, ухмыльнувшись, промолчал.

– Вот, Тарас у нас – вообще молодец. Он и здесь среди рабочей массы и опять среди руководства восстанием.

– Зря ты ёрничаешь, – возмутился Олег. – Между прочим, Тарас действительно имеет некоторое влияние в сложившейся новой власти. Да, и я там не последний человек. И, между прочим, пока вы там вели задушевные разговоры с офицерским составом, кое что смог раздобыть.

На вопросительные взгляды друзей он не стал долго тянуть:

– Я поинтересовался у того врача Виноградова, что был с нами, о сыновьях Соколова. Они были дружны с убитым хирургом.

– Ну и?.. Не тяни, – настаивали приятели.

– Ну, и вот. Действительно, старшего сына зовут Егором. И он действительно служит. Но, не здесь, не в Петрограде.

– А где? Бабушка ведь отчётливо говорила, что в императорском гарнизоне. А гарнизон только в городе распределён, – пытался вспомнить Сергей.

– А вот и не только. Этот самый Егор, аж, в ставке самого императора. А точнее в роте сопровождения.

– Одно другого не легче, – выдохнул Тарас.

– Осталось добраться до императора, – не останавливался Олег.

– Где же мы его сейчас найдём? На фронте? – удивился украинский друг.

– А вот историк нам и расскажет, где сейчас отыскать императора, – посмотрев на Сергея, хитро усмехнулся Васильев.

Филатов, немного подумав, тихо произнёс:

– Вот тебе и повороты судьбы.

Друзья все вместе вопросительно смотрели на него и ждали ответа.

– В Бологое, – ответил историк. – Завтра к вечеру поезд императора прибудет в Бологое. Именно там мы сможем его перехватить.

– Значит, завтра едем в Бологое, – радостно почти в голос воскликнули остальные.

***

Отряд главного военачальника, больше похожий на растянувшийся караван, наконец, вошёл в Зимний Дворец. Виталий вслед за всеми также ступил в это величественно возвышающееся здание через один из подъездов и сразу оказался в лабиринте коридоров, где уже некоторые стояли, другие сидели, а кто и лежал, расположившись прямо на полу. Офицеры указывали места, где разместиться нарядам. Часть с пулемётами поднималась на второй этаж. Генерал Занкевич, заметив, что невольно отряд усилился ещё и двумя ротами из караула дворца, скомандовал распределение:

– Поставить два орудия в главных воротах… В коридорах у окон расставить пехоту… Эскадроны расположить на заднем дворе… Установить посты в угловых окнах…

Смотрителя Дворца он попросил распечатать, закрытые на зиму окна первого этажа.

Следуя за другими офицерами, Виталий оказался в огромной комнате, покрытой коврами и увешанной самыми разнообразными художественными картинами. Мягкие диваны и удобные кресла манили ко сну. Теплилась надежда, что, наконец, накормят и дадут передохнуть. Но, такое учтивое гостеприимство выказывали только доброжелательные лакеи.

Неожиданно появился заведующий этим самым дворцом и гневным тоном категорически заявил, что «без разрешения министра Двора никого не пустит и требует немедленно покинуть здание дворца». Старый военный генерал Хабалов молча выслушивал все эти оскорбительные выражения, опустив голову, словно провинившийся школьник. Уладить ситуацию вновь вызвался молодой генерал Занкевич. Он, совершенно не принижая достоинства, однако в абсолютно доброжелательной манере стал убеждать и объяснять положение в столице потревоженной ото сна высокопоставленной персоне. В итоге их разговор завершился на том, что заведующий дворцом учтиво позволил отряду остаться до тех пор, пока тот не свяжется со своим начальством.

Один из служащих Дворца, наблюдая за тем, насколько голодны и застужены гости, за большим столом быстро организовал горячий чай с хлебом. Виталий, пытаясь явно не выказывать дикого голода, всё же жадно откусывал булку мелкими кусками, подольше разжёвывая, чтобы продлить наслаждение. За общим разговором, генерал Беляев вдруг заметил:

– Вот уж действительно – горько и смешно. И в Адмиралтействе и во Дворце мы являемся помехой.

– По всей вероятности, на нас смотрят, как на обречённых, и нашей помощи не только не желают, а, скорее, даже боятся нашего присутствия, как повода к ответственности в будущем, – заметил генерал Занкевич. – Вследствие своего бессилия мы оказались для всех лишними… и даже опасными.

Виталий, слегка подкрепившись, вышел из комнаты. Ему не терпелось поскорее найти, куда выгрузили нужные коробки с архивными бумагами, к тому же хотелось и своими глазами насладиться красотой других залов дворца в том виде, какими они были именно сейчас. Ведь ещё с раннего детства много раз посещая Эрмитаж, он подробно знал здесь всё, но, то, что видел в этот момент своими глазами, в корне отличалось от будущей реальности. Глазея по сторонам и разглядывая золотую лепнину и картины на стенах, из полуоткрытой двери Бероеву послышался хорошо знакомый голос генерала Балка. Тот громко разговаривал с кем-то по телефону:

– Что у нас тут происходит?.. Да, в общем-то, уже всё произошло. А теперь вот генерал Хабалов со своими войсками не может найти себе места, где расположиться…

Из трубки еле слышно донеслось:

– Меня это не интересует. Я спрашиваю, наступил ли уже порядок в городе?

Генерал Балк откровенно ухмыльнулся, и с иронией в голосе ответил:

– Господин генерал, вероятно, вы ещё до сих пор недооцениваете всю серьёзность событий. Ситуация в городе такова, что ни полиции, ни, по сути, управляемой армии, ни самой власти, которая способна была бы хоть чем-то управлять, уже не осталось. Город полностью во власти бунтовщиков. Огромные толпы народа, состоящие из рабочих и солдат, с оружием сейчас подчиняются только указаниям революционных активистов из Государственной Думы.

– Я вас попрошу утром своевременно сообщить мне, если толпы направятся в Царское Село, – послышалось из трубки в ответ.

– Поймите вы меня, генерал, что полиции на местах уже нет, участки разгромлены, телефонная связь тоже завтра уже может полностью отсутствовать. Даже теми остатками войска, находящимся сейчас при генерале Хабалове, он распоряжаться не может, – эмоционально почти прокричал в трубку Балк.

– Что же дальше будет? – послышался тихий обеспокоенный голос.

– Если не придут к утру верные войска, то будет конец Царской России, – уверенно и откровенно выдал градоначальник. – Таково моё мнение.

После некоторой паузы в трубке попросили пригласить Хабалова. Виталий отпрянул назад, чтобы никто не заметил, как он подслушивает. Из двери выскочил посыльный и чуть не сбил его с ног. Вскоре появился и пожилой генерал. Он о чём-то долго разговаривал уже за закрытой дверью, после чего раздосадованный вернулся к остальным. Бероев осторожно вошёл в кабинет следом.

Хабалов с ходу обратился к командиру жандармского дивизиона, который сидел поодаль, с требованием поднимать эскадрон и выдвигаться в Царское Село в расположение Дворцового Коменданта. Но, начальник отряда кавалерии вдруг неожиданно возмутился и недовольным тоном крайне резко ответил:

– Я, конечно, всё понимаю, господин генерал, что ситуация очень сложная. И совсем не желаю офицерам ни зла, ни, уж тем более, смерти. Но, и вы нас поймите. Мы и себе не хотим того же. Мой эскадрон уже сутки без пищи и фуража. Мы из числа первых занимались бунтовщиками. К тому же, лошади не подкованы на острые шипы, и нам двадцать пять вёрст по такой погоде преодолевать, после чего вести там службу, будет сложно и не выполнимо. А потому, мы покидаем вас, и походным порядком возвращаемся в своё расположение. Эскадрон уже осёдлан. Прощайте.

Не выслушав даже ответа генерала, который так молча и продолжал стоять, начальник кавалерии, громко отдав честь под козырёк, хлопнув дверью, вышел прочь. За окнами послышался лишь удаляющийся цокот копыт. В кабинете вновь наступила гнетущая тишина. Осмотревшись вокруг, Хабалов не нашёл одного из своих помощников. Оказалось, что полковнику неожиданно не поздоровилось и того поместили в дворцовый госпиталь. Генерал попросил опытного полковника Фомина принять на себя обязанности помощника. Тот лишь молча кивнул головой, не посчитав нужным даже подняться с места. Он в это время тихо перешёптывался с генералов Беляевым, который всё больше и больше к тому времени терял равновесие и становился очень нервным. Военный министр сетовал на то, что начались аресты членов правительства, и его ждёт та же участь, удивлялся тем, что к нему плохо относятся в Государственной Думе. На что полковник вдруг неожиданно предложил:

– Возможно, следует связаться с Родзянко по телефону и получить уже, наконец, правильные сведения, что происходит в столице.

– Я с бунтовщиками переговоров не веду! – резко ответил Беляев.

– Тогда, возможно будет правильным направить телеграмму Его Величеству? – посоветовал Фомин.

И на это предложение последовало возражение:

– Я считаю, что совсем не следует беспокоить попусту Государя.

В кабинет вошёл один из дворцовых лакеев и, доложил, что во Дворец на ночлег прибыл Великий Князь Михаил Александрович и приглашает к себе для беседы генерала Хабалова.

Вернулся старый генерал с этой аудиенции полностью опустошённым:

– Великий Князь потребовал от меня увезти все войска из Дворца. Он не желает, чтобы военные стреляли в народ из дома Романовых. А посему, приказываю очистить Дворец от войск и… Снова перейти в Адмиралтейство.

Послышался недовольный и неразборчивый гул. Офицеры, с явным недовольством начали громко между собой совещаться. Такое решение брата государя произвело на всех удручающее впечатление. Уже не скрывая эмоций и обид, некоторые громко высказывались:

– Как же это гнусно, когда оставшуюся горстку верных долгу и присяге офицеров никто не желает поддерживать…

– Нас не только не поддерживают, а даже наоборот, мешают выполнять свой долг.

Генерал Балк неожиданно сделал предложение:

– Нужно занять Петропавловскую крепость.

На что Хабалов ответил:

– Я уже пытался позвонить коменданту крепости, однако, выяснилось, что площадь перед крепостью уже занята людской толпой, причём с броневиками. Да и мосты уже все тоже под контролем повстанцев. У нас не остаётся других вариантов, как вновь вернуться в Адмиралтейство.

Мороз на улице крепчал. Уже знакомое унылое шествие возвращалось обратно тем же путём. В здании Адмиралтейства после хорошо натопленных дворцовых помещений, было холодно и неуютно. Время уже приближалось к утру. Офицеры валились с ног. Виталий тоже чувствовал, как очень устал. Безусловно, именно сейчас, когда все заснут, самое время найти не разгруженный ещё с повозок архив, но, силы его уже покидали. Он зашёл в какую-то маленькую комнату, съёжившись, уселся на стул, склонил голову на стол и, даже не снимая очков, тут же задремал.

Непредвиденные повороты

Сергей проснулся раньше всех и долго размышлял о чём-то, стоя у окна. Из комнаты молодёжи доносился шорох и изредка приглушённый смех, из комнаты же, где разместился Олег – сдавленный храп. Тарас уже тоже не спал, и тут же в гостиной на диване молча лёжа смотрел в потолок.

– Что надумал? – спросил он у Филатова. – Какие планы на сегодня?

– Самый главный план – добраться в Бологово, любым путём попасть в поезд и найти там Соколова.

– Ну, думаю, чтобы добраться, проблем не должно быть. С колёсами вопрос решён. Только вот горючки нужно будет раздобыть. Придётся сгонять в думские гаражи. Сколько тут до этого Бологово будет?

– Километров триста.

– Значит, надобно побольше затариться.

– Это, ты – молодец, – похвалил товарища Сергей. – Мне бы и в голову не пришло конфисковать целый автомобиль.

– Это почему же конфисковать? Я, между прочим, можно сказать использую служебное положение – имею полное право пользоваться персональным автомобилем, тем более по долгу службы в необходимых целях делу революции.

– О, как загнул. Ну, пусть так, – усмехнулся друг. – Значит, не зря я тебя делегировал в Думу.

– Между прочим, я тут теперь далеко не последний человек, причём, аж, в составе самого главного комитета страны – в Совете, – с важным видом заявил Тарас, сопровождая сказанное улыбкой.

– Да, как я посмотрю, все вы тут удачно пристроились. Важные такие! Прям, герои революции. Только я один – беглый офицер, – усмехнулся Филатов, и тихо добавил. – Да, ещё Бероев где-то пропал.

– А разве он не со своей соседкой?

– Да, в том-то и дело, что нет. Если я не ошибаюсь, и если он ещё вместе с градоначальником, то к этому времени он должен вместе с остальными обороняться в Адмиралтействе. Вытаскивать его надо оттуда поскорее. Как бы не попал наш друг в лапы революционеров. Они сейчас никого не щадят.

– Так, что мы тогда сидим? – соскочил с дивана Тарас. – Надо выручать парня.

– Конечно, надо, – подтвердил Сергей.

Украинский товарищ быстро умылся и стал спешно собираться. Филатов продолжал размышлять:

– Поверить не могу, неужели представится возможность увидеть Николая живым? Вот бы ещё и поговорить удалось…

– Ага…– ухмыльнулся Тарас. – И, что интересно, ты хочешь ему сказать?

– Я бы ему, наверное, посоветовал не отрекаться завтра от престола.

– Ты же сам говорил, что нам ни в коем случае нельзя вмешиваться в историю, что из-за этого можем вернуться совсем в другое время, – возмутился приятель. – Да, и кто же тебя подпустит к самому императору? И, даже, если представить, что удастся, с чего ты взял, что он вообще станет тебя слушать?

– Это точно, – подтвердил и сам Сергей. – Нас и вообще без пропусков даже к охраняемому взводу не подпустят. Как же мы до этого Соколова доберёмся?

– А если это совсем не тот Соколов? – скептически предположил Тарас. – Мало ли ещё таких Егоров Соколовых в Питере?

– Это верно. И здесь тоже нельзя прекращать поиски. Так что, придётся опять разделиться.

– Только бы потом всех вместе собрать, – опять усмехнулся украинский гость.

– А я знаю, кто нам смог бы помочь, – вдруг встрепенулся Филатов. – Генерал Спиридович, тот, что был сегодня в штабе. Он сейчас в Петрограде.

– И чем же он нам сможет помочь?

– На сколько я помню, Спиридович, ещё до назначения его крымским губернатором долгое время сам возглавлял охрану самого Императора. А, значит и сейчас имеет прямой доступ к охранной службе, по старой памяти, так сказать, – разъяснил Сергей. – По крайней мере, если бы мы смогли найти генерала, это был бы наш шанс. И, можно сказать, пока что, единственный шанс.

– Ну, допустим, знаю я, где сейчас твой генерал, – хитро посмотрел на друга Тарас. – И, даже можно постараться его оттуда вытащить.

– Неужели он в Думе? – удивился Филатов.

– Так и есть. Я сам размещал его в «министерском павильоне».

– Значит, и его схватили?

– Нет, он, вчера лично явился в Думу, чтобы решать дальнейшую судьбу Крыма. И, Керенский его пообещал принять, как гостя.

– Но, разместили вместе со всеми арестантами?

– А других мест и нет. По крайней мере, на сегодняшний день, это самое безопасное место в городе, чтобы разъярённая толпа нечаянно не устроила самосуд, – подтвердил Тарас.

– Да уж… этим либеральным лидерам революции сейчас приходится заигрывать с вооружённой солдатнёй, и с бестолковыми работягами с пистолетами, чтобы нечаянно в неразберихе и самим не попасть под пулю, – с усмешкой поразмыслил Сергей. – Ну, всё, как у вас на Украине. Не находишь, друг? Там ведь тоже сейчас с разбушевавшимися националистами новая власть заигрывает. Тоже ведь понимают, что если что ни так, можно и самим башку потерять.

– Это уже не сейчас. Это теперь только через сто лет будет. И, если не вернёмся, то уже никогда этого и не увидим, – решил уйти от ответа украинский товарищ.

– Да, ты на меня не обижайся, Тарас. Я ведь понимаю, что не твоя это война…

Друзья за разговором оделись и вышли за дверь. Из своей комнаты, протирая заспанные глаза, в одних трусах и со свисающей с головы грязной окровавленной повязкой, вышел Олег и вдогонку крикнул:

– Куда вы без меня?

– Отдохни пока, дорогой. Раны свои залечивай, да за молодёжью тут присматривай, – ответил Филатов. – А, через часок приводи себя в порядок и подтягивайся в Думу. Там тебя ждать будем.

– Так отдохни или подтягивайся? – промычав себе под нос, Олег лениво побрёл обратно, наблюдая из окна, как Сергей с Тарасом отъезжают от парадной.

***

Виталий проснулся от шума и суеты в коридорах Адмиралтейства. Все беспорядочно сновали в разные стороны. Выйдя за дверь, он увидел, как министр Беляев панически эмоционально рассказывал градоначальнику о телефонном разговоре с председателем Госдумы Родзянко, в котором тот революционно-повелительным тоном предупредил о полной анархии в городе, и что он не отвечает за действия разъярённой толпы, буквально потребовав прекратить сопротивление и распустить войска. Тут же растерянный генерал Казаков подбежал к Балку и впопыхах захлёбываясь отрапортовал, что военные складывают во дворе в кучу своё оружие и строем при офицерах расходятся по казармам. С крайним удивлением градоначальник наблюдал за спешащими к своим частям офицерам, обращаясь к ним с вопросами:

– Кто приказал?.. Кто распорядился?.. Где Хабалов?..

В ответ спокойно смог доложить лишь полковник Фомин:

– По данным моей разведки гарнизон Петропавловской крепости полностью перешёл на сторону революции, и уже отдан приказ о штурме. Так что в случае промедления, откроют огонь прямо по Адмиралтейству.

На это военный министр Беляев лишь развёл руки в стороны. Тут к полковнику Фомину обратился какой-то офицер с просьбой отпустить его домой… по болезни. Начальник резерва строго посмотрел на того и с негодованием возмутился:

– Как отпустить? Вы же храбрый офицер, георгиевский кавалер. Почему?

– Если откровенно, то, все уже прекрасно понимают, что правительство сбежало. Распоряжения бесцельные и противоречивые. Полная безнадёжность положения. Даже агония какая-то…, – откровенно разъяснил просивший. – Не отпустите, всё равно уйду. А за мной уйдут и другие.

Понимая, что горькая правда действительно на его стороне, и за откровенность, полковнику уже ничего не оставалось, как молча согласиться с доводами и отпустить этого офицера.

Градоначальник Балк оглядывался вокруг, скорее всего пытаясь найти генерала Хабалова, но того нигде не было. Тогда он, уже в полном отчаянии, спокойным тоном распорядился начальнику резерва:

– Объявите всем чинам полиции, что ввиду роспуска войск, они также могут быть свободны. Могут идти по своим участкам и своим квартирам, это их дело. Всё оружие должны сложить в те же места, где складывают военные части.

В ответ прозвучал вопрос:

– А, как же вы?

– Я остаюсь здесь, но никого с собой не связываю, так как не сомневаюсь, что с минуты на минуту буду в лучшем случае, арестован, – спокойно ответил градоначальник.

Виталий понимал, что у него тоже остаётся очень мало времени. Он спустился и вышел за дверь. Нарядов во дворе уже не было. Все повозки стояли пусты. С верхних окон соседнего здания театра послышались одиночные выстрелы и тут же звук отскакивающих от металлических опор пуль. На земле в предсмертных судорогах с душераздирающим хрипом упали и корёжились две подстреленные лошади. Остальной табун с унылым голодным взглядом стоял рядом. Спокойно смотреть на это было невозможно, и Бероев кинулся на главный вход со стороны Дворцовой площади. Там артиллеристы тащили со всех сторон и сваливали в кучу орудия. Тут же стоял выстроенным последний солдатский строй. Полковник Фомин, опираясь на костыль, с надрывом в голосе пытался что-то объяснить им о выходе из тягостного положения.

Виталий поспешил вернуться в здание, нужно было срочным порядком найти архивы. Он услышал, как заведующий помещениями потребовал освободить все занимаемые комнаты во избежание разрушения здания артиллерией. В коридоре с растерянным видом стояли два генерала – Балк и Хабалов. К ним подошёл кто-то из служителей Адмиралтейства и любезным тоном передал приглашение на чай от адмирала Стеценко. Градоначальник обернулся на стоявших рядом изголодавшихся его сослуживцев и спросил:

– А моих сотрудников приглашение не касается?

– К сожалению, столовая настолько мала, что не сможет всех вместить, – ответил лакей, и генералы удалились в длинные коридоры вслед за ним.

Неожиданно Виталий увидел, как из одной из комнат вышел тот самый секретарь, что и управлялся с архивом. Дождавшись, когда тот скроется за углом, Бероев кинулся к двери. Дверь была заперта на ключ. Виталий попытался выбить плечом, но могучая дверь не поддавалась. «Что делать? Бежать за секретарём? Потребовать ключ? Разбить выстрелом замок?» – беспорядочные мысли мелькали в его голове. Тут он заметил приоткрытую соседнюю дверь. Внутри было пусто, на столе в беспорядке разбросана посуда, куски недоеденного хлеба. Теперь к мыслям об архиве неожиданно вернулось и чувство голода. Виталий не удержался и, отрезав ножом кусок от булки, жадными глотками запил остывшим чаем. Вдруг ему пришла неожиданная мысль, и, схватив со стола нож, он вновь кинулся в коридор. Просунув лезвие в щель, он попытался отодвинуть запирающую щеколду замка. С первого раза не удалось. Задвижка не поддавалась. Послышались шаги, и Виталий отошёл от двери. Какой-то офицер быстро прошагал мимо и скрылся за поворотом. Бероев повторил попытку – опять не получалось. Он рукавом стёр со лба пот, заливающий глаза, и продолжил вскрывать неподдающийся замок. В коридоре вновь послышались шаги. На этот раз быстрым шагом приближался тот самый секретарь генерала. Виталий хотел было уже с ножом кинуться ему навстречу, но, не решился и остался на месте. Тот же как раз шёл к этой самой заветной двери. Как только он ловким движение отпер её ключом, Бероев тут же бросился следом. Секретарь обернулся и, будто бы даже обрадовался тому, что здесь не одинок. На полу стояло около десятка коробок, наполненных бумагами.

– Помогите, пожалуйста, перенести это на второй этаж, – попросил секретарь.

Виталий, выдохнув от волнения, безусловно, тут же согласился, и, схватив в руки вслед за секретарём пару коробок, быстро проследовал за ним. Небольшая комната, временно оборудованная под архив, стояла открытой. Коробки располагались на деревянных стеллажах. Бероев начал жадно всматриваться в каждую, что нёс сам, но, той самой, какую он уже видел в прошлый раз, так и не попадалось. По возможности, пока нёс по коридорам, пересматривал сверху, однако опять всё было не то. Вот уже и последняя партия коробок, а нужной всё так и не находилось. «Значит, она где-то в других. Но, как теперь их осмотреть?», – вновь разные мысли блуждали в голове Виталия. Тут секретарь вдруг предложил покараулить комнату, пока тот сходит за ключом, чтобы запереть кабинет. Наш герой понял, что это его последний шанс и, стоило захлопнуться двери, начал нервно перерывать весь архив. «Не то… Опять не то… И снова не то, что надо… Вот… Вот она, та самая заветная папка с этой долгожданной буквой «С». Бероев вновь быстро пробежался глазами по уже знакомым страницам: «Савельев», «Савчук», «Селезнёв»… «Соколов!!!»

Послышался звук отрывающейся двери. Виталий резко рванул несколько страниц с корнем и быстро спрятал за пазуху, бросив папку назад в коробку. Руки дрожали от страха. Посмотрев в окно, в свете фонарей, он увидел, как кучками народ с оружием в руках уже собирается у ворот, из которых в строевом порядке шеренгами далеко по улице протянулись солдатские роты. Он заметил, что далеко не все оставили своё оружие. Большинство шли с винтовками за плечом и с воодушевлением распевали песню: «Взвейтесь соколы орлами». Публика, в основном из молодёжи и девиц, тут же облепляла со всех сторон этот солдатский строй. Кто-то уже залихватски гарцевал на тех самых лошадях, что только что стояли во дворе. Пули вдруг стали чаще и чаще звонко щёлкать по крыше.

Секретарь возился у двери с замком. Бероев уже понимал, что положение на улицах ухудшается, народ, увидев о роспуске войск, скоро начнёт хозяйничать уже и непосредственно в самом Адмиралтействе, а, следовательно, пора и ему покидать расположение. Прижав одной рукой к груди, другой он попрощался с секретарём и быстро выскочил в коридор. Спускаясь по лестнице, вновь наткнулся на генерала Балка, к которому из дверей с исказившимся от страха лицом, с криком бросился какой-то мужик:

– Ваше Превосходительство, спасите меня!

Ошеломлённый и, не понимающий градоначальник удивлённо спросил:

– Кто вы такой? Кто вам угрожает? И, чем же я вам смогу помочь?

– Я – жандармский офицер из наряда. Спасаюсь от толпы… Они едва не растерзали меня. Я спрятался у дворника. Он дал мне шапку и пальто… Они сейчас ворвутся и прикончат меня… Спасите! – запинаясь от всхлипываний, прокричал нежданный гость.

– Если вас увидят со мной, голубчик, то будет совсем плохо, – спокойно ответил генерал. – Спасайтесь, пока ещё свободен другой выход. И мой вам совет – в таком виде затеряйтесь в толпе.

Переодетого офицера отправили к другим воротам. Виталий же ясно понимал, что и ему этот выход тоже закрыт. Вслед за генералом он тоже вошёл в комнату, где за пустыми столами сидели оставшиеся верные градоначальнику офицеры, заглушая голод папиросами. От клубов дыма уже с трудом различались их скорбные лица. Каждый осознавал, что конец уже близок, оставалось лишь дожидаться неизбежной участи. Видя это, Балк обратился к офицерам:

– Господа, предлагаю разоружиться и сложить оружие в общей куче, – и чуть помедлив, продолжил. – Каждый из вас также может переодеться и попытаться пробраться домой.

Однако, никто не пожелал воспользоваться таким предложением. Каждый посчитал своим долгом оставаться рядом с командующим и градоначальником. Жалко было смотреть на генерала Хабалова, уныло опустившего голову почти до колен. Виталия же такая участь совсем не устраивала. В его планы не входило сложить голову вместе с генералами, тем более, когда нужная информация наконец-то была уже в его руках. Необходимо было срочно покидать это унылое сборище.

Только он об этом подумал, как в коридорах послышался приближающийся топот и гул с криками: «Где они?.. Дальше… Беги сюда…Куда они спрятались?..» Дверь распахнулась, и толпа ворвалась, быстро заполнив всю комнату. Офицеры тут же поднялись с мест. От беспорядочного гама уже никто никого не мог слышать. Из ворвавшегося в комнату народа вперёд вышли трое. Распоясанный военный с заплывшим одутловатым прыщавым сизым лицом в новенькой расстёгнутой форме прапорщика с красными погонами под всеобщий громкий хохот большим маузером в руке поочерёдно в упор стал наводить каждому в лицо. Стоявший рядом совсем ещё молодой пьяный солдат размахивал над головами офицеров шашкой, изредка делая движения, будто бы собирается заколоть, при этом гогочя и упиваясь своим превосходством, выкрикивая что-то совершенно невнятное. Третьей из вышедших оказалась средних лет меланхоличная подвыпившая женщина с проседью в волосах, зубами прижимая во рту еле тлеющую сигарету. Поверх длинного старого поношенного пальто она была опоясана новым широким солдатским ремнём с нацепленной саблей и двумя заткнутыми за него револьверами. Нагловатый юнец, продолжая забавляться открытым клинком, истошно проорал по слогам, словно его никто не слышит и не понимает:

– А где ж тут промеж вас Хо-ба-а-лов?

– Где Хабалов?! – более спокойно спросил второй, наводя маузером на Балка.

Градоначальник, оглянувшись по сторонам, спокойно ответил:

– Генерал Хабалов был с нами, но недавно ушёл, а куда – не знаю.

Виталий, оглядевшись вокруг, тоже не нашёл взглядом Хабалова. Вероятно, тот успел скрыться ещё до прихода толпы. Пьяный солдатик и прапорщик, оба вытаращив глаза, грозно уставились на бесстрашного генерала, но, он, не дожидаясь от них никакого ответа, продолжил, причём так громко, чтобы смогли услышать все:

– Я – градоначальник, меня зову Александр Павлович Балк. Арестуйте меня и ведите в Государственную Думу!

Сказав это, генерал тут же сам, закинув руки за спину, уверенным шагом вышел из комнаты. Толпа послушно расступилась, раздались радостные крики, выстроился живой коридор. Офицеры проследовали за градоначальником, Бероев присоединился среди них. Из толпы закричали: «Надо у них отобрать оружие!»

У Балка и на этот возглас нашёлся ответ:

– Оружие всё уже собрано, – указывая по пути на сваленные винтовки в коридоре.

Народ кинулся разбирать эти кучи, дальше сопровождать офицеров уже никто не собирался. Откуда-то с прилегающего коридора перед Виталием вдруг пристроилась фигура старого генерала Хабалова, незаметно присоединившегося к строю арестантов.

Быстро пройдя через ворота со стороны адмиралтейского сквера, что как раз напротив здания Градоначальства, офицеры повернули налево, но, тут же были остановлены. Вдоль дороги стояли два больших грузовика. Кто-то из контролирующих процесс скомандовали: «Грузиться». Генерал Балк с трудом взобрался через открытую дверь в кабину и расположился рядом с водителем. Ему рядом под дикий крик и хохот буквально впихнули другого грузного офицера. Остальные начали грузиться в открытый кузов. Виталий ловко запрыгнул сам. Других же, кто не мог справиться самостоятельно, под всеобщую ругань стали забрасывать, словно мешки. Дошла очередь и до генерала Хабалова, но тот, вдруг почему-то назвался «поручиком Преображенской роты» и попросился в отряд к своим солдатам. Рабочий с повязанной красной лентой на рукаве, что регулировал погрузкой, спокойно согласился и отправил генерала восвояси. Хабалову даже на миг показалось, что он и сам не поверил, что его обман может так сработать. С удивлённым видом он попятился, но возле второго грузовика один из младших офицеров с таким же бантом на груди вдруг крикнул: «Так это же сам Хабалов!» Не замеченным генералу всё же уйти так и не удалось. Его тут же опять скрутили и забросили во второй грузовик.

Как только погрузка завершилась, первым с места рванул именно тот грузовик, и очень быстро скрылся за поворотом. Следом тронулся и второй. Но, в этот момент с Гороховой улицы неожиданно выскочил легковой автомобиль и прямо из машины пулемётной очередью с оглушительным грохотом прошёлся поверх голов. Толпу охватила паника, многие просто бросились на землю. Офицеры в кузове залегли. «Господи, хоть бы скорее прикончили», – глубоко вдохнув, прямо в ухо Виталию произнёс, сидевший рядом, полковник. В планы Бероева такое не входило. Отовсюду доносились стоны и ругательства.

Автомобиль, буквально подрезав грузовик, резко затормозил. Тот, не ожидая такого манёвра, налетел на чугунную тумбу и замер на месте. На заднем сиденье легкового автомобиля важно восседал офицер с алой повязанной лентой на груди. Из дула пулемёта, что он держал в руках, ещё продолжал клубиться дым.

Из-за руля с важным видом, громко хлопнув за собой дверь, выскочил высокий холёный с длинными до плеч засаленными волосами и стильной бородкой плотного телосложения мужчина в чёрной кожаной куртке и двумя револьверами за поясом. Не спрашивая ни слова, он с ходу, сунув буквально в лицо какую-то бумагу с печатью первому же, кого посчитал среди толпы главным и быстро пробежался взглядом по набитому битком кузову.

– Этого… этого… и этого, я забираю с собой, – коротко и надменно произнёс он, ткнул пальцем на Бероева, затем, переводя взгляд в кабину, на градоначальника и сидящего рядом с ним соседа.

«Главный» из толпы мятежников совсем и не возражал, только лишь спросил:

– Куда их?

– А ты сам-то как думаешь? Конечно же, в Думу, – ответил важный представитель революционного начальства. – По личному распоряжению товарища Керенского.

При таких веских аргументах тот лишь решил поторопить процесс, ткнув выбранных офицеров винтовкой в бок с требованием:

– Живо пересаживаться.

Виталий сначала даже и не мог понять, почему выбор пал именно на него, пока, поднял голову, не узнал перед собой в этом самом «важном»…Тараса. Приблизившись же к автомобилю, и уже совсем с нескрываемой улыбкой, буквально бросился на заднее сиденье с криком: «Борман…»

Филатов, уже к тому времени отложив в сторону пулемёт, с угрожающим видом, быстро зажав другу детства рот перчаткой, резко впихнул того в салон. Виталий от боли даже вскрикнул, и, с обидой уткнулся в окно. Генерала Балка разместили на переднем сиденье рядом с водителем. Третьим оказался тот грузный генерал Казаков. Не успел Тарас двинуть автомобиль с места, как на подножки с обеих сторон машину облепили какие-то подвыпившие солдаты с винтовками. Тот же самый «главный» из бунтовщиков с хитрым взглядом крикнул Тарасу: «Они проводят вас до места!» Возразить было уже не чем.

Машина рванула с места, разнузданные солдаты начали кричать и размахивать оружием, стреляя в разные стороны. Только один из них неистово орал им, пытаясь перекричать звук мотора: «Да, не стреляйте же вы, товарищи. Берегите же патроны. Они нам ещё пригодятся». Однако, его мало слушали и продолжали беспорядочно палить. С такой канонадой автомобиль, скрипя и лязгая рессорами по ледяным наростам на дороге, пронёсся по пустынной Дворцовой Набережной мимо величественно возвышающегося багрового Зимнего Дворца и грациозной строгой линии других величественных зданий.

С приближением к Таврическому Дворцу народу на улицах становилось всё больше и больше. Уже целые солдатские кавалькады вышагивали, красуясь перед девицами и радостно приветствуя многочисленные гуляющие толпы народа. У въезда в ворота на площадь перед зданием образовался затор, с обеих сторон решётки стояли людские массы. Автомобиль пришлось остановить. Толпа тут же с дикими нечеловеческими воплями ринулась и со всех сторон облепила автомобиль, с любопытством заглядывая в окна. Совершенно безобразные, опухшие и искорёженные лица в упор глазели на офицеров, пытая даже пальцами дотянуться до их глаз. Пьяный охранник внимательно рассматривал пропуска у предыдущих въезжающих. Продвинувшись к въезду Тарас, не выходя из машины, протянул ему бумагу. Тот, казалось, совершенно ничего не понимая, пытался что-то прочитать. «Грозный водитель» долго ждать не стал, и, выдернув из рук листок бумаги, злобным и нетерпимым тоном громко заявил:

– По личному распоряжению Керенского важных арестованных доставили, не видишь, что ли? В следующий раз знай, кого останавливаешь!

С этими словами Тарас нажал на гашетку и автомобиль дёрнулся вперёд. Охранник, учтиво поклонился, развёл руками и дал отмашку толпе, чтобы расступилась. Автомобиль рванул и, сделав полукруг по площади, остановился у главного входа.

Под конвоем всё тех же солдат «арестованных» провели по многолюдному коридору Государственной Думы. Тарас здесь чувствовал себя, уже как дома, отлично ориентировался, поэтому именно он указывал дорогу. Виталий, совершенно ничего не понимая, приняв свою участь, как есть, вместе с другими важными генералами, склонив голову, плёлся следом. Для Филатова же обстановка была пока также в новинку. Он с любопытством глазел по сторонам на толчею всякого рода публики. Почти сразу, только ещё войдя в здание, пришлось с ужасом наблюдать за тем, как несколько солдат штыками прямо на стене раздирали в клочья огромного размера портрет императора в золочёной раме. Другие рядом громко гоготали и острили. Неожиданно кто-то узнал градоначальника.

– Неужели, сам Балк? – с негодованием крикнул этот нагловатый революционер, беспардонно потрепав того по щеке. – Вы бы, генерал, отдали сейчас же приказание вашей полиции прекратить расстрелы безоружного народа из пулемётов.

Балк в ответ совершенно озадаченно посмотрел и, не понимая, переспросил:

– Из каких ещё пулемётов?

– Вам лучше знать, из каких, – возмущённо воскликнул представитель новой власти.

– Товарищ, товарищ, у нас полная свобода слова и действий. Не оказывайте давления на градоначальника, – вдруг послышалось из-за спины.

Сделав шаг вперёд, в центре оказался невысокий стройный интеллигентный опрятно одетый депутат. Он вдруг протянул руку Тарасу со словами:

– Хорошая работа, товарищ.

– Стараемся, Александр Фёдорович, – прозвучало в ответ от украинского гостя.

Депутат учтиво протянул руку и офицеру с ярко-красным бантом на груди, вопросительно посмотрев на того.

– Сергей Филатов – мой друг… Прапорщик, недавно с фронта, – представил приятеля Тарас.

– Похвально. Нам крайне необходимы боевые офицеры.

Сергей, казалось, вообще не моргая, глотал каждое слово, понимая, что перед ним сейчас стоит сам Керенский. Депутат же повернувшись к градоначальнику, спокойно, но строго произнёс:

– Генерал Балк, именем революционного народа, вы арестованы. Но, здесь вы под моей личной охраной и, если вам угодно, опекой. А, значит, вам ничего не угрожает. Конвой доставит вас к месту заключения. Условия более, чем комфортные.

– Я сам лично конвоирую генерала, – вызвался Тарас.

Керенский возражать не стал, посмотрев на другого офицера.

– Генерал Казаков, – представился тот.

– Вас также, генерал, конвоируют в «министерский павильон».

– А можно я лично буду конвоировать генерала? – вдруг воскликнул один из сопровождавших молодых солдат, тот, что по дороге кричал об экономии патронов.

– Это отчего же? – с удивлением спросил Керенский.

– А я тоже Казаков, – восхищённо воскликнул тот. – Буду друзьям потом рассказывать, как важного генерала с такой же фамилией лично арестовывал.

– Так может ты его родственник? – усмехнулся депутат. – Возьмёшь сейчас, да отпустишь. Он тебе не отец, часом?

– Не-е-е, – возразил солдат. – Мой батя кочегаром всю жизнь отработал, а тепереча извозчиком в Петрограде. А я вот с прошлого году на службе. На фронте воевал. Таких родственников у нас нету.

– А не брешишь? – удивился Керенский. – Не ужели и правда, такой молодой, а уже и на фронте?

– В составе 433-го Новгородского пехотного полка воевал. Под Ригой получил контузию, демобилизовали, теперь вот тут, – отчеканил юный военный.

– Сколько же тебе сейчас, малец? – продолжал интересоваться депутат.

– Девятнадцать лет отроду.

– И тоже генералом поди хочешь стать? – усмехнулся Керенский.

– А то, – по выправке уверенно ответил юноша. – Только я не малец, я – Василий Иванович.

– Ну, если прям Василий Иванович, то, нам такие бравые ребята всегда сгодятся. Как же тебе отказать? Конечно, конвоируй генерала, – вновь усмехнулся самый важный революционер, и, указывая на Тараса добавил. – А, старший товарищ тебе покажет.

Керенский повернулся было к Бероеву, но, Филатов тут же включился в разговор, почти прошептав депутату тихо на ухо:

– А это наш внедрённый человек. С его помощью и взяли генералов.

– Удивительно, – покачал тот головой и добавил. – Похвально, товарищи.

Виталий же в этот момент смотрел совсем в другую сторону, где с удивлением наблюдал за другой сценой. В одной из приоткрытых комнат он отчётливо заметил уже хорошо знакомый ему силуэт. Протерев очки и ещё раз внимательно присмотревшись, он действительно отчётливо увидел уже знакомого ему того самого генерала Занкевича. Тот, улыбаясь, очень активно и любезно общался с какими-то депутатами – видимо, новыми руководителям революции, что-то весело рассказывая, дружески обнимая и похлопывая близ стоящего рукой по плечу. Такая картина полностью перевернула в его голове всё представление о произошедшем за последние сутки. Молодой генерал, вероятно, тоже в этот момент почувствовал столь пристальный взгляд на себе и, окинув взором вокруг, встретился глазами с Бероевым. Безусловно, он сразу узнал Виталия, после чего, не смотря на то, что продолжил увлекательный разговор с собеседниками, улыбка на его лице заметно спала, а хитрый прищур теперь не сводил взгляда с «дотошного журналиста».

Керенский спешно покинул компанию и растворился в стенах Госдумы. Конвой двинулся вперёд по узким коридорам лабиринта. Только Тарас знал точную дорогу, а потому все шли следом. Возле нужной двери уже толпился народ с такими же конвоируемыми в различных офицерских мундирах. Многие из них были заметно избиты. Из ссадин по лицам у кого-то стекала свежая ещё кровь, а у кого-то уже размазана грязными запёкшимися струями. Из разговоров было понятно, что солдаты, сначала зверски расправлялись со своими же командирами, затем приводили сюда, обвиняя тех в контрреволюции.

Важно по-начальнически у дверей офицеров принимал плотного телосложения высокий интеллигент. Услышав от присутствующих, что это и есть сам Родзянко, Сергей напряг и зрение и слух. Довольные солдаты, вдоволь накуражившись над своими «душегубами», и, со спокойной душой сдав их на милость революционного суда, получив при этом благодарность за усердие от самого главного народного депутата, с развесёлым настроение отправились восвояси. Председатель Госдумы же не спешил отводить арестантов за дверь, а, наоборот, дождавшись, когда буйные солдаты скроются из вида, отвёл побитых офицеров в сторону и стал что-то активно объяснять. Филатов с любопытством наблюдал за тем, как заметно воодушевлялись офицеры, по всей вероятности неожиданно получив протекцию главного революционера.

Подходила очередь и до наших героев. Впереди был только один арестованный – пожилой чиновник, по всей видимости, достаточно важный, по внешнему виду которого было понятно, что, привезли его прямо с постели. Прямо поверх ночной рубашки красовалась цепь «ордена Андрея Первозванного». Дверь изнутри открыл солдат с пронзительным ожесточённым взглядом. Сергей тут же отметил для себя, что именно такие глаза обычно изображают на карикатурах Распутина. Только здесь арестантов принимал не кто иной, как тот самый унтер-офицер Круглов, с которым Филатову так и не довелось встретиться с глазу на глаз ещё до начала восстания в той самой фронтовой роте волынского полка.

Наконец дошла очередь, и главный конвоир вместе с молодым солдатом под запись «сдали» своих арестованных генералов в «министерский павильон». Тарас же взамен у распорядителя Круглова потребовал:

– Мне нужен генерал Спиридович… на личную встречу к Керенскому.

– Никаких распоряжений на этот счёт не было и без пропуска выпустить арестованного не могу, – возразил унтер-офицер.

Украинский товарищ крайне возмутился и яростно воскликнул:

– Хочу напомнить, товарищ, о том, что Керенский лично распорядился, что Спиридович является не арестантом, а гостем здесь. Ещё раз отмечаю – гостем!!! Следовательно, он имеет полное право беспрепятственно входить и выходить по личному усмотрению. К тому же через пять минут назначена аудиенция, и я обязан доставить генерала к месту, во что бы то ни стало!

После такого эмоционального заявления пыл охранника спал, и он больше не стал возражать, а молча ушёл внутрь комнаты. Через минуту генерал, немного усталый и совершенно с безразличным видом стоял у дверей.

Филатов при этом в разговоре не участвовал, он давал наставления молодому солдату Василию Казакову, крепко пожимая тому руку на прощание, про себя думая: «Кому бы сказать, что самому будущему маршалу давал указания, никто в жизни не поверит». Обернувшись, Сергей встретился взглядом со знакомым уже генералом Спиридовичем. Тот заметно удивился:

– Опять вы? Что это за маскарад? – спросил он, указывая на красный бант. – Или вы с самого начала с ними?

– Господин генерал, не время для дискуссий. Позвольте на все интересующие вопросы дать исчерпывающие ответы в другой – более спокойной обстановке. И, поверьте, они вас вполне удовлетворят в ваших ожиданиях. Сейчас же, просто доверьтесь мне, и следуйте за нами. На данном этапе главная задача – это покинуть это революционное стойбище, – коротко и доступно попытался выразить свою мысль Филатов.

Как человек вполне понятливый, генерал без лишних вопросов проследовал за группой. Только сейчас Сергей обратил внимание, что рядом с ними нет Бероева:

– А где Чуха? Где Виталий? – быстро осматривая лица вокруг, воскликнул он.

– Я думал, что он где-то за нами, – с не меньшим удивлением заявил Тарас.

Ещё раз оглянувшись вокруг, и не найдя поблизости друга, он предложил пока вывести друзей на улицу через служебный подъезд. По дороге они ещё раз жадно всматривались в толпы людей в коридорах.

Тарас быстро подогнал автомобиль к боковому подъезду здания и усадил генерала на заднее сиденье. Этого входа народ не знал, а потому у двери было пусто. Приятели же решили не бросать здесь друга и вернуться на поиски с того места, где и расстались. Но ни там, ни в округе Виталия нигде не было, и друзья решают разойтись в разные стороны.

Сергей бегал по коридорам из стороны в сторону, безрезультатно высматривая товарища. «Как же не хватает сотовой связи», – уже неоднократно подумал он. Дверь одного из кабинетов неожиданно с размаха распахнулась, и в коридор, чуть было не сбив с ног Филатова, выскочил возмущённый Родзянко с энергичными эпитетами: «мерзавцы, негодяи, собачьи депутаты…» Сергей невольно заглянул в оставшуюся открытой дверь и в огромной аудитории среди множества собравшихся депутатов и других важных лиц с удивлением обнаружил Тараса, разговаривающего с Олегом.

Осмотревшись вокруг, он понял, что именно здесь и проходят эти первые заседания того самого знаменитого Совета рабочих депутатов, что в будущем станет самым главным органом власти всей страны. Вглядываясь в лица, историк пытался понять, кто есть кто. В депутате с кавказской внешностью, возглавлявшем собрание, он сразу узнал депутата Чхеидзе. В разговорах слышались фамилии Скобелев, Суханов-Гиммер, Стеклов-Нахамкес… Заправлял этими «присяжными-поверенными» тот самый адвокат Соколов. С первых же слов было понятно, что обсуждался вопрос, относительно императора Николая, поэтому Сергей решил задержаться и прислушался. Один из депутатов со злобным видом горячо доказывал:

– Родзянко пускать к Царю ни в коем случае нельзя! Через Родзянко буржуазия сговорится с царём, образуется контрреволюционная сила под видом объединения царя с народом, в лице думского народного представительства!

– Правильно говорит Суханов-Гиммер. Их поддержит армия, и на Петроград будут выдвинуты воинские части, которые и водворят порядок в городе, не только революционном, но и распылённом и беззащитном, – распылялся другой.

– Кто может ручаться, что от разрешения дать Родзянко поезд не зависит судьба всей революции? – горячился уже третий депутат. – Надо благодарить железнодорожников за правильное понимание и доблестное выполнение ими долга перед революцией. Считаю, что в поезде Родзянко нужно отказать!

Поднялся общий гул, из которого было понятно только одно –

что большинство, всё-таки поддерживают решение. Какой-то офицер, вероятно дожидавшийся окончательного вердикта по данному вопросу, вышел из кабинета. Продолжилось активное обсуждение судьбы государя и членов династии:

– Да что тут думать, нужно немедленно изолировать весь их Дом Романовых, а всех князей – и высокопочтенных и прочих, сместить к чертям со всех постов!..

– Я считаю, что нужно пока что срочно арестовать самого государя и всех членов его семьи.

– Правильно, вот пусть Чхеидзе с вооружённой группой этим и займётся. Поручаем ему эту важную и ответственную миссию…

Через минуту председатель собрания вышел за дверь, а в кабинет вбежал разъярённый Керенский. Он сходу набросился с упрёками за отказ в предоставлении поезда председателю Госдумы:

– Хотите погубить всю революцию?! Играете на руку монархии и Романовым?! – прокричал он.

Стоя совсем рядом, Сергей видел, как у депутата в этот момент жилы на висках напряглись настолько, что, казалось, готовы были лопнуть. Вдруг Керенский замолчал и повалился. Олег, оказавшийся с другой стороны, тут же подхватил депутата, чтобы тот не упал на пол. Все замерли, кто-то подбежал приводить коллегу в чувства. Олег, держа на руках тело депутата и набрав полный рот воды из графина, с силой брызнул тому в лицо. Керенский открыл глаза, активно проморгался и, словно бы ничего и не произошло, поднялся, вытерся платком и тут же сходу продолжил свою речь, доказывая необходимость разрешить поездку Родзянко к царю. Теперь уже и стихшие члены Совета были согласны с таким решением. Кто-то ещё предложил:

– Заодно вместе с Родзянко должен поехать и батальон красной гвардии во главе с Чхеидзе.

В отряд по захвату государя тут же попросился лихой офицер в кавказской черкеске и заломленной назад папахой. Он эмоционально выкрикнул:

– Я только что сам лично со своим отрядом героически захватил Петропавловскую крепость, а комендант крепости – георгиевский кавалер генерал Никитин признал новую власть и отпустил арестованных солдат.

Члены Совета радостно встретили такую новость. Но, тут же вошедший в кабинет сообщил:

– В Кронштадте бунт. Уже убили адмирала Вирена вместе с десятком других офицеров, среди которых также были адмирал Бутаков и генерал Стронский.

Одни с ужасом, а другие со злорадством, восприняли это известие. Кто-то выразил своё мнение:

– Это омерзительно, господа. Офицеров надо защищать. Через них надо выдворять порядок среди солдат. Нужно взять в руки гарнизон, а через них восстановить порядок…

Многие согласились с таким мнением, но послышались и возражения:

– Солдаты жалуются на офицеров. Говорят, что офицеры возвращаются в казармы и восстанавливают прежние порядки. Будто бы те вновь за царя. И солдаты воспринимают это, как контрреволюция.

Из зала донеслось:

– Прежде всего, нужно встретить идущие с фронта войска.

– Этим занимается Военная комиссия во главе с Энгельгардтом, – возразил Соколов. – Нужно, сначала в гарнизоне наладить порядок. Очень важно иметь эту солдатскую массу в своих руках.

Наступила некоторая пауза, словно все в раз задумались, и сквозь эту тишину вдруг Олег спокойно произнёс, высказав своё мнение:

– Так надо просто взять и ввести в ваш Совет делегатов из солдат. Пусть хотя бы по одному от каждой роты представят.

Все разом молча посмотрели на солдата.

– А что такого? – будто бы оправдываясь, пожимая плечами, удивлённо продолжил Олег. – Ну, будет у нас Совет не только рабочих, а ещё и солдатских депутатов.

Тут Керенский, похлопав по плечу своего соратника, восторженно произнёс:

– Гениально. Гениальное по революционности решение. И вы будете нашим первым солдатским представителем в Совете.

По физиономии Керенского складывалось впечатление, что он сам не понимал, почему такая идея не пришла в голову ему самому. Вновь началось бурное обсуждение этой темы. Кто-то воскликнул:

– Надо прямо сейчас вынести постановление о подчинении всех воинских частей гарнизона Совету, а все распоряжения Военной комиссии чтобы исполнялись только при условии, что они не противоречат распоряжениям Совета.

Адвокат Соколов дополнил:

– Нужно вообще перевести армию на «гражданское положение». Пусть солдатам будут даны все гражданские права, не считаясь с требованиями военной службы, её духом и существом.

«Так вот как и зародился этот проклятый позорный Приказ номер один», – подумал про себя Филатов, покачивая головой. Он махнул головой приятелям, и все трое неслышно вышли в коридор. Безусловно, было интересно поучаствовать в таких важных исторических процессах, но, сейчас гораздо важнее было добраться до императорского поезда, а для этого нужно было ещё найти потерявшегося в этой толпе Виталия. Друзья вновь договорились, теперь уже втроём, разойтись по обширным коридорам здания и встретиться на служебном подъезде, где в автомобиле их дожидался генерал.

От бесконечных коридоров, сплошь заполненных толпами солдат и всякого люда, уже кружилась голова. У главного входа в большом вестибюле на множестве собранных вместе столах были навалены груды съестных продуктов. Тут же висели, облепленные мухами, две туши мяса. В другом зале смазливая молодая девица привлекала внимание к разложенной на столах пачкам революционной литературы – брошюрам и какими-то листовкам с прокламациями. «Неужели? – подумал про себя историк, взяв со стола свежую газету. – А вот и первым номером знаменитых «Известий».

Внимание привлекал крупный заголовок «Ко всем гражданам России». Филатов бегло пробежался по статье под авторством партии РСДРП(б): «…Задача рабочего класса и революционной армии создать Временное Революционное Правительство, которое должно стать во главе нового нарождающегося республиканского строя… Это правительство должно войти в сношения с пролетариатом воюющих стран для революционной борьбы народов всех стран против своих угнетателей и немедленного прекращения кровавой человеческой бойни, которая навязана порабощённым народам…»

«Как же красиво большевики заигрывают перед рабочими и солдатами, – продолжал размышлять историк. – Сами же предложили создать Временное правительство, сами же его потом и свергнут».

Неподалёку Сергей вновь увидел раздражённого Родзянко в окружении коллег и высокого офицера. Депутат с негодованием возмущённо выкрикивал: «Мерзавцы, негодяи, губят Россию…»

Подойдя ближе, из разговоров, Филатов понял, что рядом с председателем ни кто иной, как сам Великий Князь Кирилл Владимирович. На его праздничном красивом расшитом кителе красовался огромный алый бант. Рядом мялись два верзилы в матросской форме. Князь увлечённо рассказывал, как его подопечный отряд по дороге в Таврический на Невском нарвались на пулемётный обстрел, но, быстро преодолев этот инцидент матросы с минуты на минуту будут в распоряжении революции. Родзянко в ответ поблагодарил и, не успев высказать несколько дежурных патриотичных фраз, как тут же две весьма привлекательные барышни подхватили князя под руки и повели «на чай». Филатов продолжал размышлять: «А вот и предательство на самом высшем уровне, крайне недостойное для члена династии».

Председатель Госдумы нырнул рядом в кабинет, оставив незакрытой за собой дверь. Сергей решил проследовать за ним и оказался в просторной комнате с расставленными по центру столами, вокруг которых суетились разного рода военные. Быстро сориентировавшись и прислушавшись к разговорам, Филатов понял, что здесь заседает Военный штаб из офицеров разных родов войск, которых Родзянко и успел оградить от арестов. Один из офицеров, которого называли Половцевым, весело восхвалялся:

– Ещё пару дней назад я обедал в Ставке главнокомандующего за высочайшим столом, говорил с государем и целовался с генералом Ивановым, а вот сейчас уже обдумываю планы борьбы с этими диктаторами.

При виде Родзянко, начальник этого штаба, по всей видимости, тот самый Энгельгардт, о чём Филатов знал ещё из исторических материалов, стал взахлёб рассказывать:

– Ещё утром отдал приказ этому наезднику Архипову с нарядом в пятьдесят штыков арестовать Контрреволюционное Отделение Штаба Округа. Так они арестовали генерала Круглова, митрополита Питирима, председателя Союза Русского народа Дубровина, сенатора Владимира Трепова, всех офицеров Губернского жандармского Управления, кроме самого начальника. Сам генерал Волков, оказывается, был убит уже к тому времени толпой, а управление и вообще подожжено.

Председатель Думы воспринял рассказ без особого интереса и предложил:

– Господа офицеры, товарищи, пора уже заняться делом. Необходимо распорядиться о занятии революционными войсками вокзалов, дворцов и других важных пунктов. Нужно прекращать эти беспорядочные грабежи и разгромы. И арестовать уже этих пулемётчиков на крышах. Нужно всерьёз подумать об обороне вокзалов и самого Таврического Дворца. Никто из нас не знает, как будут действовать части, которые двинутся на столицу с фронта.

После таких наставлений, офицеры притихли, и Родзянко с важным видом вышел за двери. Энгельгардт пристально посмотрел на Филатова, вероятно пытаясь припомнить такого офицера из своего штаба, Сергей быстро развернулся и тоже вышел вслед за депутатом.

Вся обстановка в здании уже настолько напрягала, что хотелось быстрее выскочить наружу. Всюду бродили без толку снующие военные и полупьяная молодёжь. Сергей, слегка улыбнувшись, невольно остановил взгляд на одной целующейся парочке. Молодой солдат, расстелив шинель на широком вместительном подоконнике, усадил рядом с собой на коленях симпатичную девчонку, вероятно студентку, которая всем телом страстно прижималась к военному, оплетая шею руками. «Кому война, а кому романтика», – пронеслось в голове у Филатова.

Но, в этот момент он каким-то боковым зрением заметил сидящего с другого края того же длинного подоконника фигуру спящего сидя солдата, похожую на его друга Бероева. Подскочив ближе, он уже совершенно не сомневался, что тут действительно кимарил его друг. С неистовым возмущением он толкнул Виталия в плечо:

– Чуха, ну ты нашёл время для отдыха. Поехали быстро, по дороге выспишься.

Но, Виталий не ответил, а лишь повалился на окно.

– Ты чего не даёшь парню спокойно отдохнуть? – возмутился молодой солдат, который так романтично с курсисткой пристроился рядом.

Сергей руками приподнял спящего друга за грудки, но, голова того беспомощно свисала, глаза полуоткрыто смотрели в пустоту. Только сейчас Филатов обратил внимание на растекающуюся из под него по светлому подоконнику темно-красную лужу крови. Студентка воскликнула от страха и отскочила в сторону. Солдат с удивлением посмотрел на офицера. Сергей приподнял шинель. Мундир был уже частично багровой цвета. Рванув пуговицы, он добрался до кровоточащей струёй раны на животе. Порез был похож на что-то тонкое и острое, по всей вероятности от ножа. Из под кителя на подоконник выпали окровавленные пачки бумаги.

Девчонка, что стояла рядом, тут же подскочила, откуда-то из сумки, что свисала на плече, в её руках оказались бинты и вата. Она что-то крикнула своему ухажёру и тот быстро убежал. Студентка вероятнее всего оказалась медиком или санитаркой, потому как очень ловко справлялась с обработкой глубокой раны. Кровь не останавливалась, бинт уже быстро заканчивался, и она, моментально не раздумывая оторвала кусок от своего же длинного подола, приложив к ране. Сергей лишь пытался приводить друга в чувства, похлопывая того по щекам и сбрызгивая водой из графина. Виталий же произносил что-то нечленораздельное.

Через минуту рядом уже толпилась целая группа таких же медсестёр, за которыми, по всей вероятности, и сбегал этот молодой солдат. Девушки ловко на несколько раз перетянули принесёнными бинтами вокруг живота, зажав рану. Откуда-то с удивлёнными и округлёнными глазами появился Олег. Мускулистый спортивный парень аккуратно и медленно приподнял друга на своих руках. Филатов схватил с подоконника забрызганные кровью бумаги. Студентки-медички смогли сделать всё, что возможно, оказав первую помощь, дальше уже требовалась помощь врачебная. Сердечно поблагодарив отзывчивых молодых девчонок, друзья бросились к выходу.

Автомобиль с генералом ожидал на прежнем месте. Тарас уже ожидал друзей у дверей. Аккуратно разместив раненого друга на заднем сиденье, машина быстро двинулась к воротам. На этот раз компания беспрепятственно покинула территорию центра революционного восстания. Охранник не предпринял ни малейшей попытки остановить грозное начальство. Сергей уже хорошо знал, куда нужно направляться и указывал дорогу. Олег всю дорогу пытался приводить друга в чувства, не давая тому окончательно потерять сознание. Генерал смотрел на всё с удивлением и смиренно молчал, понимая, что любые вопросы сейчас будут неуместными. Автомобиль мчался по Литейному проспекту, не обращая внимания, ни на гуляющие компании, ни на группы вооружённых солдат, ни на баррикады и многочисленный мусор на дороге.

Машина стремительно влетела во двор уже знакомого госпиталя и с визгом тормозов остановилась вплотную у входных дверей. Сергей, выскочив первым, тут же бросился внутрь. Генерал Спиридович, шёл следом, прекрасно понимая обстановку. Он сходу грозным голосом отдал распоряжение первой же санитарке, чтобы позвали в операционную хирурга. Олегу, что нёс на руках раненого друга, генерал указал дорогу в операционную комнату. Санитарки подкатили кушетку.

Пока девчонки в белых халатах готовили Виталия к операции, снимая одежду и перевязку, появился тот самый хирург Виноградов. Без лишних вопросов врач тут же указал всем за дверь. Все и так понимали, что больше от них уже ничего не зависело. Начались минуты ожидания. Олег смотрел в пол, обхватил свою перевязанную голову окровавленными руками, Тарас спокойно попытался изучать наполовину залитые кровью бумаги, генерал Спиридович в коридоре уже успокаивал рыдающую женщину. Жена какого-то важного начальника узнала знакомого генерала и пыталась поделиться горем, изливая душу. Она открыто бранила всех вокруг, включая императрицу. С её слов «супруг, бросив на произвол судьбы семью, срочным порядком отбыл в Царское Село для защиты царской семьи, сама же она вместе с двумя детьми осталась не удел, вынуждена скрываться, потому, как толпа извергов разгромила и разграбила всю их квартиру». Генерал, спокойно выслушав историю женщины, будучи хорошо знакомым с руководителем Красного Креста, вызвался попытаться помочь приютить этих двух, снующих по коридору малолетних мальчишек, в стенах этого госпиталя.

Сергей стал нервно прохаживаться по знакомым уже коридорам. Поднявшись на второй этаж, он заглянул в знакомую палату. Прапорщик Емельянов, увидев приятеля, тут же подскочил на кровати и бросился навстречу с рукопожатиями. Напротив, возле кровати другого раненого товарища Дёмина скромно сидела молодая девушка. Поздоровавшись, тот представил свою супругу и радостно сообщил новость, которую они только что активно обсуждали. С невероятным воодушевлением он заявил, что скоро станет отцом, нежно погладив жену по животу. Девушка слегка смущалась, но, продолжала мило улыбаться. Дёмин наклонился к супруге на плечо. Сергея так умилила такая картина, что он не смог удержаться. Незаметно достав из кармана свой смартфон, он незаметно сделал снимок счастливой семейной парочки. Щелчок раздался громко и его услышали все, но не поняли, что произошло, лишь вопросительно посмотрели на гостя. Филатов, не желая больше смущать присутствующих и не отвлекать от радостного события, быстро спрятал непонятный ни для кого предмет обратно, и попытался поддержать разговор:

– Я полагаю, что у вас обязательно будет мальчик.

– Сын. Конечно же, сын! – продолжал радоваться будущий папаша.

– Родится сын, назовите Алексеем, – посоветовал Сергей.

– А что, отличное имя. У меня и деда Алексеем звали, – подтвердил Дёмин. – Мне нравится.

Супруга продолжала смущаться и лишь молча уткнулась в плечо мужа. Филатов же, справившись о самочувствии раненых, быстро распрощался, решив больше не беспокоить своим присутствием. Он и сам был крайне возбуждён и взволнован, так как его в этот момент больше беспокоило состояние друга. Вернувшись к дверям операционной, от друзей он узнал, что ждать придётся ещё не меньше часа. Сергей поделился с Олегом радостной новостью о его новом приятеле и предложил, пока есть время, посетить того в палате. Тарас оставался в ожидании результата, а Сергей решил воспользоваться моментом, выскочил на улицу и быстро почти бегом двинулся в сторону Невского проспекта.

***

Быстро дойдя до уже хорошо знакомого дома, Филатов уверенно поднялся по лестнице и сходу стальной ручкой постучал в дверь. Ждать пришлось недолго. Валентина Кузьминична, словно ожидала гостя и сразу молча проводила того в гостиную.

– Вас нисколько не удивляет мой повторный визит? – немного смутился Сергей.

– Отчего же? – спокойно ответила хозяйка. – Вы ведь недвусмысленно дали понять, что вас тревожит вопрос, какую дверцу отворяет этот фамильный ключ.

– Отнюдь, – возразил гость. – Я сейчас здесь совсем не за этим?

– А, за чем же?

– В моём положении очень чревато вмешиваться в ход истории, менять события, но я не могу остаться безучастным, зная о предстоящей трагедии. Мне нужно знать, где сейчас находятся родители Маргариты? Поверьте мне, я говорю правду. Наверное, это не правильно, и я не должен вам говорить, но, я точно знаю, что завтра, а, возможно даже и сегодня, они …погибнут… И, я не хочу этого допустить.

Наступила тишина. Оба молчали. Скрипнула дверь и из комнаты в длинном до пола халатике вышла внучка хозяйки, сразу уткнувшись и обняв за пояс сидевшую на стуле бабушку. Сергей продолжил:

– Я прямо сейчас направляюсь в Бологое. И, если я успею, я постараюсь сделать всё, чтобы предотвратить трагедию. Время идёт на минуты. И, сейчас всё зависит от вас.

– Чем же я могу вам помочь? – удивилась хозяйка.

– Мне нужно знать, где они сейчас находятся?

– Какая должна произойти трагедия? – переспросила вопросом на вопрос Валентина Кузьминична.

Сергей некоторое время помолчал, но, нервно закусив губу, выжал из себя:

– Из рассказов Маргариты… Степановны, это будет пожар…

– Значит они в доме у Стефана, – сразу ответила женщина.

– А, разве он живёт в Бологом? Разве они не…

– Да, они не вместе, – тут же перебила Валентина Кузьминична. – Наша Маргоша незаконнорожденная. Стефан имеет свою семью.

– А его супруга? – удивился Сергей.

– Его супруга сейчас выехала в гости к родственникам во Францию. Я вам уже говорила, что Стефан – ювелир. А моя Ксения – талантливая актриса, блистает в спектаклях. Так и познакомились, завязался бурный роман. Они всегда встречались в Петрограде, когда Стефан приезжал по своим делам. Хотя, последнее время часто бывал и просто так. Он души не чаял в своей дочке. В своей ведь семье у него детей не родилось. Надо сказать, он – замечательный отец. Но, в тоже время, очень благородный, и никогда не обидит и свою законную супругу, не оставит свою семью. Стефан – француз. Ещё совсем юным его отец Андрэ Валуа привёз в Россию. Здесь он обучился ювелирному искусству, практиковался в мастерских самого Фаберже. Здесь ему и захотелось остаться. Он влюбился в Россию.

– Простите, вы сказали, что его отец Андрэ Валуа? – переспросил Филатов.

– Да, вы не ослышались, Стефан из той самой королевской ветви.

– Так, значит, ваша внучка – настоящая принцесса?

– Можно и так сказать, – впервые женщина улыбнулась.

– И, ваша дочь сейчас поехала к нему?

– Да, вы правильно поняли. Ксения впервые сама поехала к нему. За эти годы она ни разу не бывала в Бологом. Обычно он сам приезжал. И вот выдался случай, когда она беспрепятственно может побыть с ним наедине в его доме. Ксюша поехала очень счастливой и вдохновлённой. Она рассказывала, что Стефан ждёт её. Он с нетерпением хочет показать ей свой прекрасный дом, угодия, где он любит охотиться. Он даже отпустил всю прислугу, чтобы побыть только с ней наедине…, – у Валентины Кузьминичны перехватило дыхание, но сделав несколько глубоких вдохов, она продолжила. – Я чувствовала, что эта поездка станет для неё роковой. Слишком много счастья. Всё так гладко не бывает. Ксения полетела туда, словно на крыльях. Она так рвалась. А у меня сердце щемило, предчувствуя неладное.

– Ещё ничего не произошло, ничего не случилось, и ничего не потеряно, – попытался успокоить хозяйку Филатов. – Если есть хоть малейший шанс, им нужно обязательно воспользоваться. Если вам известен адрес этого Стефана, я сделаю всё, чтобы успеть предотвратить трагедию.

Хозяйка быстро встала и начала рыться в выдвижных шкафах комода. В какой-то резной шкатулке она нашла письмо с обратным адресатом.

– Вот, – протянула она гостю клочок бумаги. – Стефан рассказывал, что его дом соседствует с усадьбой князя Павла Арсеньевича Путятина, с коим они очень дружны. Между прочим, прямым потомком ещё тех Рюриковичей. По-соседски они вместе любят поохотиться, часто вместе принимают многочисленных друзей, среди коих есть и очень известные. Даже сам император Александр Второй когда-то не раз гостил в их доме. Или, к примеру, очень много и упоительно он рассказывал о знаменитом путешественнике Рерихе, который также дружен с князем.

– Отчего же он не переехал жить в Петербург? Точнее в Петроград? – историк уже сам запутался.

– Он сказал, что никогда не покинет свои излюбленные места. Бологое для него, словно вторая родина. Стефан просто влюблён в эти живописные места, очень много и увлечённо часами может рассказывать о красоте озёр и удивительных склонов. Поэтому при первом же удобном случае он решил показать своей любимой Ксении свои восхитительные угодья…

Валентина Кузьминична вдруг сделала паузу и тихо продолжила:

– Вы, действительно сможете помочь моей дочери?

– Я сделаю всё возможное, – Сергей привстал со стула, понимая, что пора идти.

Но, женщина вдруг ещё раз остановила его:

– Погодите… Вы ведь очень хотели знать, для чего служит этот ключ?

В руках она держала тот самый фамильный подарок его невесты, только сейчас он блестел, как только что отшлифованный. Сергей не стал ничего отвечать, и хозяйка сама из того же комода аккуратно достала что-то крупное и тяжёлое, на вроде коробки, обёрнутое в расшитый платок и поставила на центр стола.

Откинув платок, перед взором гостя открылся невероятной красоты небольшой резной ларец. Под лучами солнца, он разливался по комнате самыми разнообразными отблесками красок. Огромная шкатулка была выполнена с необычайным изяществом. Бордового цвета эмаль отдавала перламутровым оттенком, вся, словно «прошита» золотыми замысловатыми узорами, инкрустирована множеством самых разнообразных камней. Сергей прекрасно понимал, что уже сам этот ларец, имеет огромную стоимость. Но, судя по всему, внутри его должно было храниться что-то ещё гораздо ценнее. Он уже даже и представить себе не мог, что могла скрывать в себе такая драгоценная шкатулка, достойная и сама быть музейным экспонатом.

Гость уже просто молча наблюдал, не пытаясь сказать даже и слова. Валентина Кузьминична, видя его небольшую растерянность и благородную скромность, взяла в руки тот самый декоративный ключ, под который на первый взгляд в этом произведении искусства никак не могло быть подобного крупного отверстия. Но, женщина на ручке ключа аккуратно нажала одновременно на два еле заметных выступа с разных сторон и придавила вниз. Ручка тут же поддалась и слегка вжалась, после чего повернулась вполоборота и отсоединилась от основного ключа, оставшись в другой руке хозяйки. Таким образом, ключ раскрылся на две части. В одной руке осталась та часть, что являлась когда-то ручкой ключа, только на конце её теперь была втулка с шестиугольным отверстием вглубь. Именно этой частью женщина вставила часть ключа в небольшое отверстие ларца, и провернула в два оборота, словно заводила часовой механизм. Сергей внимательно и с любопытством наблюдал за всем происходящим.

Но, как оказалось, это было только началом – лишь первым шагом. После этого Валентина Кузьминична взяла в руки вторую часть раздвоенного ключа. Только сейчас Филатов понял, что, настоящий-то ключ и есть тот самый, что сейчас у неё в руках. Та часть, что вышла из втулки ручки большого ключа, теперь представляла собой тонкий стержень с множеством разнообразных насечек и нарезок. А та его сторона, которая считалась, якобы секретной частью декоративного ключа, по-настоящему оказалась всего лишь ручкой настоящего. Взяв за эту часть, хозяйка вставила этот тонкий ключ в едва заметное второе отверстие шкатулки, чуть выше предыдущего, нажав вглубь до упора. Внутри что-то еле слышно щёлкнуло. Женщина сделала оборот ключом, и крышка отщёлкнулась и, вероятно, под воздействием какого-то внутреннего пружинного механизма, медленно поднялась. Сергей был настолько обескуражен, что, обомлев, не мог произнести ни звука.

Под основной крышкой всё содержимое прикрывалось ещё пятью небольшими крышками, по количеству отсеков, на которые было разбито внутреннее пространство. Валентина Кузьминична медленно открыла каждое по очереди, и взору предстали невообразимые богатства, что Сергей себе и представить никогда не мог. Самые разнообразные золотые и серебряные украшения были распределены по глубоким отсекам. В одном были аккуратно выложены кольца перстни с переливающимися ярким цветом крупными и мелкими камнями, в другом такие же яркие серьги, в третей секции ровным рядом выложены ровные гладкие и причудливо извивающиеся дамские браслеты, в четвёртом было вразнобой свалено множество разнообразных подвесок вперемежку с цепями, выложенными кругом и являвшимися основой всему этому разнообразию. Самый крупный центральный отсек был наполнен изумительными по красоте всевозможными переливающимися колье с прозрачными камнями в виде подвесок и витиеватыми брошами, центральное место среди которых занимала одна такая очень большой формы в виде цветка. В лучах солнца, разливающегося из окна на всю комнату, все эти драгоценности блистали яркими сочными перламутровыми цветами.

Сергей заворожённый этим обилием не мог отвести глаз от несметных богатств. Руки сами тянулись потрогать.

– Можно? – робко спросил он.

Получив согласие, гость очень осторожно пальцами зацепил эту выделяющуюся брошь и внимательно осмотрел её. С исключительной ювелирной точностью были исполнены каждый мельчайший узор на белом золоте в форме лилии, вероятно как раз в дань почитания своего королевского рода. Зелёные малахитовые камни, инкрустированные в изделие имели, казалось бы, тысячи мельчайших граней, создавая огромное разнообразие оттенков. На оборотной стороне Сергей обратил внимание на чётко выгравированную особым способом необычного округлого шрифта букву «V».

– Это всё выполнено лично самим Стефаном, – пояснила хозяйка, считывая вопрос с выражения лица странного гостя, и указывая на фирменный вензель на каждом из изделий. – Об этих украшениях не знает ни одна живая душа. Каждое изделие уникально. Как он сам признавался, экономил на материале от крупных заказов и использовал в личных целях. Он делал это втайне от своей супруги, персонально только для Ксении и любимой дочери.

Филатов не мог поверить, что когда-нибудь он вообще сможет держать в руках сразу такое количество драгоценностей. Внутри его боролись два чувства. Нет ни одного человека на свете, кто бы не пожелал обладать хотя бы частью таких богатств. В то же время Сергея грызла обида, что эти несметные сокровища, по сути и по праву принадлежавшие его возлюбленной, та никогда в жизни не увидит и не получит и тысячной части от такого наследства. «Куда уже завтра исчезнут все эти богатства? Как это всё спасти? – думал он. – Я не смогу просто так сейчас забрать это с собой». Вместе с тем его и уже грызла зависть: «Кому-то всё равно это в будущем достанется… Несправедливо достанется…»

Аккуратно вложив всё на место, Сергей, почему-то достал телефон и сделал фотоснимок драгоценностей. Прозвучал непонятный для хозяйки щелчок, и она тут же настороженно одним движением захлопнула крышку шкатулки со словами:

– Зачем вы это?..

– Да, просто, чтобы осталось на память, – попытался оправдаться Филатов.

– Пожалуй, вам пора, – тут же поменялась в настроении старушка.

– Конечно, – как бы опомнившись, гость соскочил с места, и вновь хотел было уже направиться к выходу, но, Валентина Кузьминична, опять остановила его:

– Прошу прощение… за моё любопытство, а можно в этой вашей диковинной штуковине ещё раз посмотреть на…

– Безусловно, – Сергей остановился и, повозившись некоторое время в приложениях, вновь включил то самое видео, какое уже и показывал ей прежде.

Женщина очень внимательно и пристально всматривалась в лица, изредка переводя взгляд на внучку, которая прижималась к ней рядом. Было понятно, что в её голове не укладывалось увиденное, но, и отрицать очевидное было неразумно. Только сейчас Филатов заметил в углу экрана красный сигнал, сигнализирующий что заряд батареи приближается к критической норме. «А ведь никто, конечно же, зарядного устройства с собой из будущего не прихватил, – промелькнуло в его голове. А, это значит, что последний заряд нужно тратить теперь только при крайней необходимости».

– Позвольте, угостить вас пирожным? – вдруг предложила хозяйка. – По случаю недавнего дня рождения нашей Маргоши.

Сергей не стал возражать, и Валентина Кузьминична пошла быстро хлопотать на кухне, чтобы приготовить горячий чай. Гость же продолжил осматривать обстановку квартиры. Его внимание остановилось на большом женском портрете на стене в чёрно-белом исполнении. Накрывая стол, и уловив его взгляд, хозяйка квартиры утвердительно ответила:

– Да, это как раз и есть моя дочь, и мама нашей Маргариты – известная актриса Ксения Бужинская. Филатов, внимательно осматривая портрет, хотел было уже вновь тайком запечатлеть и его на память. Но, немного подумав, всё же на этот раз, решил спросил разрешения. Получив утвердительный ответ, он быстро сделал щелчок смартфоном. Чтобы окончательно показать чудо техники будущего, Филатов тут же продемонстрировал результат на экране телефона. Валентина Кузьминична осталась крайне удивлена такими достижениями технического прогресса. Сергей же, уже незаметно сделал и ещё несколько снимков, только уже самой хозяйки квартиры вместе с прижавшейся к ней очаровательной внучкой.

Присаживаясь за стол и подняв кружку с ароматным чаем, гость произнёс:

– Маргарита… – Сергей чувствовал себя несколько неуютно, ему неловко было обращаться, хоть и к ребёнку, но без обычного уже ему отчества, однако он собрался и продолжил. – Дорогая, Маргарита, я очень хочу пожелать тебе долгой, пусть и не всегда беззаботной, но очень счастливой и наполненной яркими впечатлениями и искромётными приключениями, жизни…

Филатов замялся и не знал что ещё добавить и, просто достав из кармана, протянул девочке какую-то большую, с трудом умещающуюся в ладонь, серебряную вещицу с толстой цепочкой.

– Это тебе мой подарок на долгую память. Это часы, которые будут показывать, как для тебя движется время, отсчитывая минуту за минутой, час за часом, день за днём, год за годом. А чтобы оно никогда не остановилось, за этими часами нужно бережно ухаживать – нужно каждый день не забывать заводить. Регулярно – каждый день в одно и тоже время. И тогда ты проживёшь долго-долго, лет сто и даже больше, а твои часики всё будут тикать и тикать.

Девочка осторожно взяла из рук дяденьки такую интересную «игрушку» и бережно погладила в своих руках, рассматривая изображение двуглавой птицы на крышке.

– Право, не стоило, – несколько засмущалась взрослая хозяйка. – Это очень дорогой подарок. Она ведь ещё совсем ребёнок.

– Поверьте, этот самый ребёнок для меня гораздо дороже, чем вы думаете. И этот мой подарок от всего сердца.

Допив чай со сладким пирожным, и поблагодарив за всё, гость, наконец, поспешил на выход:

– А вот драгоценности, Валентина Кузьминична, не следует так беспечно хранить в таком доступном месте.

– Но ведь, кроме вас о них никто не знает? – удивилась хозяйка.

– Боюсь, что, эти оголтелые разбойники, уже завтра будут просто крушить всё подряд, даже не спрашивая. Вам следует быть осторожней. Вот я же вас просил никому не открывать, но, сегодня вы мне вновь открыли, даже не спросив. Хотя, вместо меня мог прийти кто угодно. Не будьте так беспечны. Бога ради, берегите себя и особенно вашу внучку. Запритесь на засовы, и не пускайте ни одну живую душу. Авось и пронесёт.

– Может, вы сами хотите забрать это с собой, чтобы нас беззащитных никто не ограбил? – толи с иронией, толи всерьёз предложила хозяйка, указывая на резной ларец, что продолжал красоваться на столе.

– Ни в коем случае, – заявил Филатов. – Спрячьте его, как можно дальше, чтобы никто не смог найти, даже при желании.

– Не понимаю одного, зачем вы помогаете нам? – с удивлением уже перед самой дверью вдруг спросила хозяйка.

– Разве я не сказал, что ваша праправнучка – это… моя будущая жена.

Валентина Кузьминична усмехнулась и открыла гостю дверь. После того, как тот уже распрощался и вышел за порог, она вдруг напоследок ещё спросила:

– Как же зовут мою праправнучку?

– Настя, – ответил Филатов.

– Значит… Анастасия, – с нежностью в голосе тихо произнесла женщина, закрывая на ключ дверь.

***

Возвращаясь быстрым шагом по Литейному проспекту, Филатов не мог выкинуть у себя из головы эти изумительные богатства. Он всё прокручивал в уме, не понимая, как можно всё это в один миг потерять. Так в мыслях не замечая дороги, он догнал небольшую группу молодых солдат, что-то активно обсуждающих между собой. Только сейчас, приглядевшись, Сергей заметил, что вооружённые новобранцы конвоировали какого-то пожилого офицера. Из их разговора, Филатов понял, что солдатам поручено с вокзала доставить в Таврический Дворец какого-то важного арестованного начальника, прибывшего в Петроград, но, судя по всему, не всем хотелось продолжать этот долгий путь.

– Слушайте, я уже устал, а нам ещё столько топать до этого Таврического, – возмущался самый нытливый.

– И что ты предлагаешь? Бросить тут конвойного?..

– Нет, оставлять на полдороге конвойного нам никак нельзя, – возразил третий. – Сказано было доставить.

– Да его никто там не ждёт… И даже знать не знают о его приезде, – продолжал настаивать нытик.

– Нам дали приказ – надо исполнить, а уж потом и в казармы.

– Так казармы-то вот уже рядом, и жрать так хочется. Уже сутки нормально не ели и не спали. Пошли к себе, братцы, – не унимался этот самый активный.

– И, правда, пока мы его туда отведём, уже и ночь настанет, – поддержал его второй.

– А этого куда? – ткнув в спину ружьём уверенно шагающего впереди старого офицера, спросил третий.

– Да кто о нём вообще вспомнит? – продолжал заводила. – Там такая суматоха и неразбериха, что каждого и не упомнить…

– Предлагаешь отпустить?..

– Зачем отпускать? Прикончим эту сволочь офицерскую, – вдруг предложил этот нытик. – Если что, скажем, что попытался сбежать…

– Что, прямо здесь, что ли?

– Ну, почему здесь? Вон пойдём во двор отведём.

После ещё недолгих споров, всё-таки согласились с таким предложением, и компания повернула за угол в проём между домами.

Сергей только и успел, что спрятаться за стволом большого дерева, закусив зубами перчатку, чтобы его не услышали и не заметили. Несчастного пожилого начальника тут же подвели к стене здания, выстроившись в небольшую шеренгу напротив. Филатов видел, как этот отважный офицер, сняв фуражку и перекрестившись, не отворачивая глаз, гордо смотрел смерти в лицо, лишь произнеся напоследок: «Я умираю за Государя Императора!..»

Послышалось быстрое: «Пли!», и Сергей вздрогнул от неровного беспорядочного залпа. Солдаты весело посмеялись, закинули винтовки за плечи и с воодушевлением быстро выскочили на проспект. Филатов ещё какое то время стоял, прижавшись к стволу, слушая как бьётся собственное сердце, готовое выскочить из груди. Тот красный бант с его кителя, что сунул ему Тарас для прикрытия, уже давно где-то отвалился и потерялся, а, следовательно, сейчас и он сам являлся такой же мишенью и приманкой для этой разнузданной и опьянённой безнаказанностью солдатни, что бродит по улицам в надежде расправы над «ненавистным офицерьём». «Впрочем, – подумал он. – Сейчас они не жалуют даже и тех офицеров, что перешли на сторону революции, продолжая относиться к ним, как пережиткам самодержавия».

Осмотревшись вокруг, Филатов медленно подошёл к распластанному по снегу и уже бездыханному телу. Офицерская шинель со всех сторон насквозь была прошита несколькими пулями, струи крови стекали в общую тёмную лужу на грязной обочине, по стене разбрызгано множество багровых капель. Одна из пуль, видимо специально издевательски, пробила глазницу.

Внутри у Сергея кипела ярость, казалось, что слезы заливают его душу: «Как же так? Человек прожил достойную жизнь, скорее всего, честно и беззаветно служил своей отчизне, своему государству, своему императору, растил семью, воспитывал внуков… И вот так глупо окончить жизнь под забором… и всего лишь по прихоти каких-то юнцов-подонков, возомнивших себя властителями судеб, и только потому, что им нестерпимо захотелось жрать? Отчего так всё несправедливо? Куда в один миг вдруг исчезло уважение? Воспитание???»

Филатов, размышляя, негодовал и быстрым шагом возвращался в госпиталь. В дверях его уже встречал Тарас. Сергей вопросительным взглядом сверлил друга. Тот лишь, с нескрываемыми слезами на глазах, смог ответить:

– Всё в порядке. Будет жить…

В палату пустить не разрешили. Как выяснилось, Олег уже разговаривал с хирургом, однако Филатов сам ещё раз кинулся к врачу Виноградову с вопросами, на что тот ему спокойно сообщил:

– Основные жизненно-важные органы вашего друга не задеты, но крови потеряно очень много – потребуется восстановление.

На вопрос:

– Можно ли его сейчас забрать?

Тут же получил однозначный ответ:

– Нет. Даже не может быть и речи.

Сергей уже не стал возражать, лишь поблагодарил доктора. Дальнейшее ожидание было бессмысленным, а потому друзья решили возвращаться домой, чтобы подготовиться к дальней поездке. Генерала Спиридовича они нашли в том самом большом фойе, где днём ранее случилась их перепалка со стрельбой. На том же самом диванчике уже другая плачущая женщина жаловалась генералу, что опасается за мужа-офицера, который перешёл под красные знамёна, забыв девиз Андреевской звезды «За веру и верность».

Уже по дороге генерал неожиданно сделал заключение:

– Удивительно, но женщины в острые жизненные моменты лучше и искреннее мужчин, более трезво воспринимают и оценивают ситуацию.

На что молодые ещё, и, по сути, в таких делах совсем неопытные ребята, не смогли дать вразумительного ответа. Вскоре автомобиль затормозил у знакомого дома на Офицерской. Генерал вопросительно обвёл здание взглядом. Друзьям же ничего не оставалось, как пригласить теперь и этого нового гостя в дом.

Опасная дорога

В квартире хозяйничала молодая парочка – Михаил со своей раненой подругой, которая уже гораздо увереннее чувствовала себя и оказалась неплохой хозяйкой. Она ловко управлялась с уборкой и уже смогла что-то приготовить покушать. Молодой парень с наслаждением наблюдал за новой подругой и всячески пытался чем-либо помогать, понимая, насколько рана может беспокоить его возлюбленную. Завидев на пороге ребят с каким-то важным офицером, девушка слегка испуганно спряталась за Мишу. Друзья сходу разместились за большим столом, любезно предложив гостю место по центру роскошного дивана. Генерал молча и терпеливо ждал объяснений. Первым начал Сергей:

– Уважаемый, Александр Иванович, таким вот необычным образом мы пригласили вас к себе по нескольким причинам.

– Пригласили? – удивился офицер – Да вы, господа, просто вероломно выкрали меня из убежища, где мне любезно был предоставлен приют. Да вы – аферисты.

– Возможно, с вашей стороны, это и выглядит странно и нелепо, но, поверьте, это также и в ваших интересах сейчас лучше быть с нами, а не среди той арестованной верхушки власти. Все обещания одного революционного предводителя могут быть тут же переквалифицированы в требования другого. Там сейчас своя делёжка власти, свои передряги. В данное время верить никому нельзя. Из гостя в Думе вы в один миг можете превратиться в такого же арестанта, как и все остальные, вас в любой момент могут без суда и следствия приговорить к расстрелу, и всего лишь по прихоти или неприязни со стороны одного какого-нибудь распоясавшегося, а того хуже, пьяного активиста новой революционной власти. Вы ведь своими глазами уже увидели, что там сейчас творится. В данное время каждый, у кого в руках оружие – и судья, и палач. И мне уже, к большому сожалению, но, увы, пришлось видеть эти нелепые и ничем необоснованные и неоправданные расстрелы.