Целитель душ бесплатное чтение

Предисловие от автора

В бытность журналистом, однажды, я пришла в “Сабурову дачу”, чтобы взять интервью для статьи у одного из докторов.

Огромная территория, на тот момент местами разрушенного комплекса, уже больше двухсот лет являющегося специализированной психиатрической больницей, которая на начало ХХ века считалась крупнейшим центром на просторах Российской империи, оставила у меня неординарные впечатления.

А дело было так. В далёком 1812 году генерал Пётр Фёдорович Сабуров – наместник Екатерины II на Слободской Украине, передал свою резиденцию под “богоугодное заведение”. Так известная Харьковская областная психиатрическая больница № 3 получила имя собственное: Сабурова дача, Сабурка или Соборка. И в это же время стала местной легендой, местом экскурсий мистиков и, вообще, неотъемлемым спутником всего экстраординарного и загадочного.

За время своего существования “Сабурка” была пристанищем для писателей, поэтов и революционеров.

Одной из первых знаменитостей “Сабуровой дачи” был Всеволод Михайлович Гаршин, известный российский писатель позапрошлого века. Во второй половине 1870-х годов студент Всеволод, вместе со своей семьёй переехал из уездного городка Старобельск Харьковской губернии в столицу Слобожанщины – Харьков. Именно в это время он начал проявлять свои первые творческие таланты в фантазиях и сказках, навеянные прогулками по окрестностям города. В это же время современники отметили, что в произведениях писателя прослеживается резкий контраст его отяжелённых грустным тоном рассказов и «ясным состоянием духа» их автора.

Десятилетие спустя Всеволод пропал… Впоследствии отыскался почти в четырёхстах километрах от Харькова неподалёку от Орла. Гаршина нашли и отправили в “дом скорби” – Сабурову дачу. Пребывание в Сабурке в течение нескольких месяцев вдохновило писателя на самый известный его рассказ – «Красный цветок».

А потом грянула первая революция. Как бы это ни парадоксально звучало, но идеологическим центром революционером стала Сабурова дача. Именно здесь, некоторое время скрывался под видом душевнобольного, руководитель революционного движения харьковского пролетариата Федор Андреевич Сергеев (более известный, как «товарищ Артём»). Революционеру способствовал врач больницы Пётр Петрович Тутышкин, который, собственно, и обучил Артёма основам психиатрии, что помогало «товарищу» скрываться от полиции среди пациентов имитируя “буйство”.

Весной 1919 года из Москвы в Харьков прибыл Велимир (Виктор Владимирович) Хлебников. По мнению товарища по поэтическому цеху – Владимира Маяковского, отъезд экстраординарного и талантливого поэта из столицы, был нелогичным. А всё потому, что в это время Харьков находился в эпицентре гражданской войны. Впрочем, как раз действия Хлебникова были логичными – ему требовалось заключение от врача, чтобы… уклониться от военной службы.

Владимир Яковлевич Анфимов засвидетельствовали в нем «чрезвычайную неустойчивость нервной системы» и «состояние психики, которое никоим образом не признается врачами нормальным», что дополнял болезненный вид самого молодого футуриста. В ходе наблюдения за Велимиром Хлебниковым доктор приступил к экспериментально-психологическому исследованию, которое дало бы возможность выяснить профессору «закономерности творческой фантазии» на примере поэта-футуриста. Со своей стороны Хлебников с полной готовностью откликнулся на предложенный эксперимент Анфимова.

В 1934 году произошёл ещё один курьёз связанный с Сабуровой дачей. Источником экстраординарного события стал известный украинский поэт Владимир (по укр. Володымыр) Сосюра. Будущий классик украинской литературы выскочил на балкон своего дома и начал кричать на всю улицу: “Я чорний демон – дух вигнання” (с укр. “Я чёрный демон – дух изгнания”). Соседи, увидев излишне возбуждённого поэта, вызвали санитаров, которые прямиком отправили его в Сабурку. Причём, отправились на автомобиле, специально предоставленным народным комиссаром образования УССР, чтобы не усугублять психическое здоровье поэта.

По прибытию на “дачу” Владимир Николаевич устроил скандал во всей красе своего маниакально-депрессивного психоза. Поскольку украинский “вестник свободы” во время лечения вовсю волочился за медсестрами, врачи даже было предположили, наличие у него “эротического психоза”. Впрочем диагноз не подтвердился, хотя одна из медсестёр впоследствии и помогла поэту бежать. Во время очередного кризиса, лечение Сосюры продолжилось в Москве, где у него не было такого большого количества фанатов, готовых помогать с побегом.

По мнению некоторых биографистов, в Москве Владимир Сосюра познакомился и хорошо общался с Михаилом Афанасьевичем Булгаковым и именно революционно настроенный поэт-беглец и стал прототипом для образа Ивана Бездомного.

Уже гораздо позже, в 1962 году после попытки суицида попал в Сабурку и “Эдичка” – урождённый Эдуард Савенко, более известный как Лимонов. Отдыхать “на дачу” будущего основатель оппозиционного общественного движения “Другая Россия” отправила мать. В “Сабурке” юного оппозиционера “радушно” встретили и привязали к кровати в отделении для буйных. Несколько месяцев спустя один пожилой профессор психиатрии, которого Лимонов в своём романе назвал “профессор Архипов”, сделал вывод, что никакой Эдичка не буйный. Он просто молодой авантюрист, который мечтает о внимании. Вскоре Эдуарда Лимонова выписали, а в свет вышла книга “Молодой негодяй”.

Помимо известных лиц, которые не скрывали своего пребывания в Сабуровой даче, через клинику прошло и много знаменитых людей, не афишировавших такой факт своей биографии и проходили лечение инкогнито.

Впрочем, через Сабурову дачу прошло множество людей. В свой расцвет психиатрическая клиника могла одновременно принять 1440 пациентов.

А потом здания стали ветшать, количество корпусов и, соответственно, количество койко-мест, сокращаться.

В момент развала в стенах Сабурки оказался “местный сумасшедший” – Олег Митасов. Именно с его руки на городских зданиях стали появляться надписи:

● ВЕК•ВАК

● ГДЕ•НА•ЗЕМЛЕ

● СРАЗУЖЕ•СУЖЕНИЕ•УМА

● НЕ•ТЕРЯТЬ•ВЕРЫ•В•ЛЮДЕЙ•ВСЕМ•ВСЕМУ•ЖИВОМУ

● ЛЕНИН•СДЕЛАЛ•ВСЕМ•УКОЛ•В•ГОЛОВУ

● ТИВИТ•НИКОГДА•ЗЕМЛЁЙ•НЕ•БЫЛ•И•НИКОГДА•БЫТЬ•НЕ•МОЖЕТ

и многие-многие другие, оставшиеся в районе Национального технический университета, и Худпрома (Государственной академии дизайна и искусств) и в некоторых других районах “старого” центра.

Даже сами врачи Сабуровой дачи признавались в том, что это мистическое место, в котором происходило много загадочных событий, ставших источниками легенд и городских сказок.

Словом, впечатлений было очень много и моя фантазия заработала на полную “катушку”. В этом цикле сказок я рассказываю об обычных людях, попавших в сложную ситуацию, и по воле случая оказавшихся в “загадочной” клинике. Мрачный “хоррор” будней психиатрической лечебницы лучше Эдгара По никто не опишет. Мне по душе видеть в любой ситуации хорошее, поэтому сказки написаны с элементами юмора, который привнесли призраки “старой больницы”: доктор, пациенты и старая санитарка. Непонятно откуда и каким путем они пришли ко мне, попросились в сказку и я не смогла им отказать.

Костылики

Ольга проснулась в больнице. "В комнате с белым потолком…" – моментально всплыли в памяти слова.

– Ну-с, душенька, проснулись?

Ольга посмотрела вокруг. Возле окна, заложив руки за спину, в белоснежном накрахмаленном халате и таком же белоснежном колпаке на седеющих волосах, в лучах яркого заходящего солнца, стоял доктор. Обычный с виду доктор: с испанской седеющей бородкой, очках в тонкой оправе из золотистого металла, с торчащим из кармана неврологическим молоточком.

– Как спали, душенька? – Продолжил расспросы доктор, подходя к её кровати и присаживаясь на стоящий рядом табурет.

– Нормально… – Ответила, как будто выдавила из себя слова, Ольга.

– Ну, право, милочка… Расскажите, как спали: тревожно – не тревожно, что снилось?..

Она молчала в ответ.

– Милостиво прошу простить, что сразу не представился: меня зовут Геннадий Вадимович и я ваш лечащий врач, так сказать, Целитель вашей души.

Ольга молчала.

– Так-с, так-с… – продолжал монолог Геннадий Вадимович, – на лицо депрессивное расстройство… Ну-ка, милочка, привстаньте, вытяните вперёд ручки…

Геннадий Вадимович ловко орудовал молоточком: где-то постукивал, где-то легко царапал обратной, острой стороной молоточка… и при этом, всё время что-то приговаривал…

После первичного осмотра, Геннадий Вадимович достал из кармана красивую чернильную ручку и что-то нацарапал в блокноте.

– Ну, что я вам скажу, голубушка: не нравятся мне ваши рефлексики. Ой, как не нравятся. И сны, видать, вам кошмарные снятся, и спите вы тревожненько… Так что, дорогуша, готовьтесь-ка вы завтра с утра пораньше на анализы идти и лечиться, лечиться и… ещё раз лечиться. Как звать-величать вас, милочка, хоть скажите?

– Оля, – буркнула не глядя на доктора Ольга.

– Прекраснейшее и благороднейшее имя, между прочим, заимствовано у викингов и произошло от имени Хельга, что означает "святая", ну, или "священная". Как вам больше нравится? Вот, что я скажу вам, Оленька, психологические расстройства – не смертный приговор. Полежите у нас немножко, попьёте микстурки, походите на процедурки, а там, глядишь и быстро подберём вам подходящие костылики и пойдёте вы, милочка, отсюда своими ножками. Правда, по первой, придётся с костыликами…

– Какими, "костыликами"? Костылями, что ли? – На лице Ольги читалось недоумение, – какие костыли, доктор? У меня предполагают посттравматическое стрессовое расстройство, депрессию и невроз…

– Костыли для души, душенька-Оленька, – перебил Геннадий Вадимович, – конечно же, костыли для души… ну-с, и для психики тоже, костылики-с подберём-с…

Ольга ожидала, что в психологическом отделении могут встретиться самые разные персонажи, но встретить доктора-психа? Вот этого она не ожидала.

– Вижу-вижу, не верите вы мне, голубушка, – разочаровано вздохнул Геннадий Вадимович, – милости прошу тогда, прогуляемся вместе, познакомлю я вас кое с кем…

Геннадий Вадимович протянул руку в пригласительном жесте. Ольга демонстративно повернулась к нему спиной и укуталась с головой в одеяло.

– Хорошо, милочка, не хотите идти, тогда… гости к вам сами придут.

Геннадий Вадимович подошёл к окну, открыл створку и крикнул куда-то на улицу: "Андрюшенька, милок, зайди к новенькой. И Аллочку тоже позови. Вместе с Аллочкой приходите".

Некоторое время спустя послышался негромкий стук в дверь.

– О, а вот и гости пожаловали, – воскликнул Геннадий Вадимович и пошёл открывать дверь.

В палату прошли растрёпанный молодой человек около тридцати лет и хрупкая худенькая девушка неопределенного возраста.

– Оленька, душенька, знакомьтесь, – представил вошедших Геннадий Вадимович, – Андрюшенька, гений математики и, типичный шизофреник. Андрюшенька у нас, можно сказать, постоянный житель. И Аллочка тоже лечится у нас. Аллочку пожарная команда к нам привезла, после того, как она, хотела газу наглотаться… А вы, Оленька, не хотите нам ничего о себе рассказать?

– Нет, – всё так же буркнула Ольга, но уже не отвернулась. Любопытство побеждало.

– Андрюшенька, голубчик, будьте так любезны, расскажите-ка, нашей новенькой о костыликах. Просветите её, так сказать.

– П-п-п-па-понимаете, Ольга, – заикаясь начал Андрюшенька, – у Геннадия Вадимовича есть теория о том, что к-к-каждому психически нездоровому ч-ч-человеку в-в-в… определённый момент времени нужна поддержка. Эту п-п-поддержку, Геннадий Вадимович называет "костылями". Это могут быть лекарства, чтение, рисование… и в-в-вообще, что угодно.

– Да-да, – вмешалась в разговор Аллочка, – вы, знаете, Оленька, первое время в лечебнице я вообще не хотела жить, даже от еды напрочь отказывалась. А потом Геннадий Вадимович рассказал мне, что для меня еда – это "костыли". Это не страшно, когда ты понимаешь, что для тебя является "костылями". Ты просто привыкаешь к ним, учишься заново жить, говорить, ходить… а потом становится лучше, легче, проще…

Пока Андрюша и Аллочка говорили, Геннадий Вадимович наблюдал за закатом, поглаживая свою испанскую бородку и изредка протирая очки.

– Геннадий Вадимыч, уважаемый, да сколько можно-то девочку в первый-то день мордовать, – прервала то ли Аллочку, то ли Андрюшеньку, неизвестно откуда взявшаяся юркая старушка, – девонька, милая, – обратилась старушка уже к Ольге, – послушай доктора, он шибко умный. – А вы, – уже ко всем остальным, – брысь все вон. Завтра приходите. Спать пора девоньке.

– Повинуемся, уважаемая Глафира Антоновна, – с усмешкой сказал Геннадий Вадимович, и приобняв за плечи Андюшеньку и Аллочку, увлёк их за собой, за дверь.

– Спи, девонька, спи, хорошая. Всё хорошо будет, отдохнёшь ты у нас, и будешь дальше жить-поживать…

Глафира Антоновна гладила Ольгу по волосам своей сухонькой рукой и слегка скрипучим старческим, и при этом приятно напевным голосом, говорила:

– Ты, доверься, деточка, Геннадию Вадимычу, он по заграницам ездил, говорил мне: "Баба Глаша, вот научусь и ворочусь домой целить израненные души". И ведь воротился. И лечит-то как! Вон Андрюшку, когда привезли на карете, он только мычал как корова и хформулами замудрёными все стены палаты исписал… поганец… А Аллочка-то? Ох и красавица была, балерына. Привезли Аллочку худущую, аки хворостинка…"

Под убаюкивающий голос бабы Глаши, Ольга, на удивление, уснула быстро и спокойно…

Утром её разбудил больничный гомон. В палату прошмыгнула медсестра, быстро взяла кровь на анализ, улыбнувшись поставила на прикроватную тумбочку баночку для анализа мочи.

Через некоторое время в комнату вошли несколько человек.

– Добрый день, – представился самый старший из них, – меня зовут Александр Николаевич, я ваш лечащий врач. Как самочувствие?

– Ещё один врач? – Не сдержала удивлённого и пренебрежительного возгласа Ольга.

– Что значит "ещё один"? – Переспросил Александр Николаевич, – У вас уже кто-то был?

– Да, был. Вчера вечером приходил Геннадий Вадимович. Осмотрел, что-то записал в блокноте своём. С ним ещё двое заходили: Андрюшенька и Аллочка… А что Геннадий Вадимович не передал вам информацию обо мне?

– Понимаете, Ольга… – Александр Николаевич начал листать карту.

– Можно просто Ольга, без отчества.

– Хорошо, Ольга, даже не знаю как сказать вам… Геннадия Вадимовича нет… точнее, уже нет в живых. Наш неврологический корпус находится в старом здании, в котором ещё до революции находилась лечебница для душевнобольных… и Геннадий Вадимович… как бы сказать…

– Призрак, что ли? – С удивлением спросила Ольга.

– Можно сказать и так. Скорее больше местная легенда. Вас госпитализировали вечером, так что не успели рассказать и предупредить…

– О чём предупредить?

– О Геннадии Вадимовиче… о том, что он приходит к особо… как бы это сказать, – снова растерялся Александр Николаевич, – к пациентам, которым сложно даётся принятие своего состояния.

– Я понимаю, где я нахожусь и что со мной, – резко возразила Ольга.

– Принятие, это несколько другое… Впрочем об этом я подробнее расскажу на индивидуальной терапии. Да, кстати, с Геннадием Вадимовичем ещё баба Глаша иногда приходит…

– Это Глафира Антоновна, что ли?

– Вы и с ней уже успели познакомиться? – Удивлённо поднял брови Александр Николаевич.

– Да, Глафира Антоновна всех выгнала из палаты и меня спать уложила.

– Ну, что же, Ольга, поздравляю вас. О вашем выздоровлении пекутся даже все наши… призраки. Это хороший знак. Не переживайте, отдохните, скоро поправитесь.

Уже у двери Александр Николаевич обернулся:

– Ольга, хотел ещё спросить, про "костыли" вам тоже уже успели рассказать?

– Да, – ответила Ольга, – Андрюшенька рассказал.

– Готовы к поиску своих "костылей" для начала новой жизни? – С улыбкой спросил Александр Николаевич.

– Готова.

"Мёртвое" море

Ольга сидела на скамейке возле яхт-клуба и, вполоборота откинувшись на спинку, задумчиво смотрела на море. После выписки из клиники произошло много событий. Самое главное – Ольга, наконец, осознала, что много лет жила в деструктивных отношениях и нашла в себе силы их разорвать.

Уходя, Ольга думала что придётся резать "по живому", вырывать годы совместной жизни из сердца с "мясом и кровью"… А по факту получилось, что она тихо растворилась в закате, навсегда покинув не только город, но и страну.

Убегая из прошлого, Ольга безжалостно обрывала контакты, блокировала тех, кто пытался наставить её на "путь истинный", а по факту – вернуть к удобной прошлой жизни… Удобной для всех окружающих, кроме Ольги. Это Ольга тоже с ужасом осознала. Немногочисленные подружки просто пользовались Ольгой, как… как бесплатным помойным ведром для выплёскивания своих мусорных проблем.

По спине Ольги пробежали мурашки, когда она вспомнила, как заклятые подружки методично "сливались" одна за другой, лишь только помощь понадобилась самой Ольге. Так Ольга оказалась одна, один на один со своими проблемами. Вспоминать это было очень неприятно, но… нужно! Нужно помнить, что жизнь одна и лучше остаться в одиночестве, чем годами терпеть такую "дружбу": однобокую, одностороннюю, требующую постоянно что-то кому-то "давать" и ничего не получать взамен.

Интуитивно Ольга рванула к знакомым за тридевять земель, потому что рядом было море. Она чувствовала: так надо, так хорошо, так правильно именно для неё, а не для кого-то. Сидя в минивене и глядя на пробегающие за окном поля и леса, Ольга смутно представляла где и как она будет искать "настоящую себя". Ольга даже не представляла какая она на самом деле. Слишком долго от неё требовали быть "полезной" и "удобной"…

А ещё Ольга хорошо запомнила все рекомендации доктора-призрака из старой дореволюционной клиники, некоторые корпуса которой за долгие годы превратились в развалины. Перед глазами Ольги пробежали воспоминания об этих развалинах, жутковато выглядывающих из-за высоких деревьев огромного, тоже дореволюционного, больничного парка.