Радужный кот бесплатное чтение

Пролог

Когда приходит беда, очень важно, чтобы рядом были люди с верным и надёжным сердцем. Такие, как герои этой книги. Им не страшны ни ведьмы, ни чудовища. Хотя подождите, конечно, страшны. И ведьмы, и чудовища, и ещё много кто. Но несмотря на это, в трудную минуту они всегда готовы прийти на помощь. Такие это люди. А что до волшебства, то его в этой книге полно. Один радужный кот чего стоит! Но давайте обо всём по порядку.

Глава I

Ипполит торопился, правая рука сжимала меч, в левой был компас. Стрелка крутилась как бешеная. «Такая темень! Да где же они?!!»

– Здесь! – послышалось рядом. – Внизу! Скорее сюда!

Патрульный стремглав бросился на голос. Спустя мгновение он выскочил из стены кустарника прямо к ложбине. Земля здесь резко уходила под уклон. Он оступился, поскользнулся на влажной от росы траве и покатился вниз, выронив меч и сбивая колени.

Поднялся на ноги, краем глаза уловил движение, отшатнулся. Что-то большое, рогатое и страшное налетело на него, толкнуло в грудь, взметнулся топор. В темноте Ипполит различил глаза своего противника – янтарно-жёлтые с овальными зрачками. Это был минотавр, по крайней мере, так их называли, могучих людей с широкими лицами и бычьими рогами на голове.

Раздумывать было некогда. Патрульный отчаянно нырнул вперёд, уходя от удара и что было мочи ударил сам. Его кулак пришёлся минотавру в подбородок и заставил того пошатнуться. Ипполит вцепился в древко топора, крутнулся на месте, вырвал оружие из рук чудовища, ударил. Минотавр вздрогнул и рухнул на землю замертво.

Патрульный огляделся: ребята из его группы теснили нечисть к порталу, ведьмы нигде не было видно. Он перехватил топор поудобнее и поспешил на помощь своим. Что ни говори, а с патрульными шутки плохи! Они и ложкой любое чудовище уложат, а оружием – так вообще без вариантов. Вскоре противник был обращён в бегство, оставшиеся в живых минотавры, с отчаянными воплями и руганью, бросились наутёк. Кто-то из ребят засмеялся, швырнул им вдогонку отрубленный во время боя рог. Кто-то со вздохом опустился на траву, придерживая раненое плечо.

Олег Васильевич – он был у них старшим – подошёл к порталу, протянул руку к его переливающимся изменчивым граням. К пальцам тут же потянулись дымные разноцветные струи, запахло кофе.

– Хорошо сделан, – похвалил Олег Васильевич. – Даже пахнет вкусно. Ищите ведьму, она где-то здесь.

А сам тем временем достал из кармана жилета красивую резную табакерку, открыл и дунул в сторону портала. Тот чихнул и закрылся.

– Вот так, – сказал Олег Васильевич. – Запиши, Семён, координаты, это… уже шестой за сегодня.

Послышался крик, ругань. Ипполит обернулся и увидел, как Валера с Ваней ведут ведьму. Она была злая как чёрт и бледная как мел.

– Вы не имеете права! – кричала ведьма, волосы её были растрёпаны, лицо исказилось в гневе.

– Имеем, – спокойно ответил Олег Васильевич. – И ты, ведьма, это знаешь. Есть постановление…

– Да плевать я на ваше постановление хотела! – крикнула ведьма. – Сегодня праздник! У нас традиция!

– Традиция… – задумчиво повторил Олег Васильевич. – Традиция, ведьма, это в баню под Новый год ходить, а не чудищ из других миров вытаскивать. Это уголовное преступление, между прочим. Ну скажи, Надя, зачем тебе минотавры понадобились?

Ведьма опустила глаза и промолчала.

– То-то и оно, – заметил Олег Васильевич.

– Я буду жаловаться… – тихо и как-то неуверенно пролепетала колдунья.

– Вот составим протокол, а там жалуйся, сколько хочешь. Ребята, тащите её в бобик, и, наверное, на сегодня хватит.

Ребята ответили приветственным гулом и заторопились восвояси.

– Ты идёшь? – спросил Семён у Ипполита, который отчего-то застыл как статуя.

– Да… у меня там где-то меч наверху… – Ипполит был задумчив, что-то не давало ему покоя. – Погоди, – он вынул из кармана старинный компас, откинул крышку: стрелка дрожала и указывала куда-то в кусты.

– Ещё один портал? – присвистнул Семён. – Может, наших вернуть?

– Нет, не похоже. Слишком маленький резонанс… Может, живность какая забралась?

– Сейчас посмотрим, что там за живность. – Семён, слегка выставив перед собой саблю, осторожно шагнул в кусты.

– Ой!.. Киса!

– Чего?

Семён нагнулся, поднял что-то с земли и повернулся к товарищу. Рожа его светилась, как новогодняя ёлка. На руках он держал «Кису». Киса была размером с хорошего бульдога, шерсть у неё была радужной и легонько мерцала в сгустившихся сумерках.

– Надо Василичу сказать, – произнёс Ипполит задумчиво.

– Ты что! – Семён округлил глаза. – Он же её прибьёт! У него кроме кодекса в башке нет ничего! А тут… Киса…

Ипполит колебался. Устав уставом, но… Перед ним стоял закалённый в боях тридцатилетний мужик и улыбался как ребёнок. «Киса, ёлки-палки!» – выругался он про себя, и взглянул на животное. Жёлтые глаза встретили его взгляд и казались ласковыми. «Твою ж лавочку!»

– Ипполи-и-ит, – протянул Семён. Ты послушай, она ж мурчит.

– Мурчит, – констатировал напарник. – А если башку тебе откусит?

– Ипполит! Не слушай дядю, кисуля. Он тебе плохое скажет. Мур-мур, моя. Киса-Алиса. Я тебе рыбки дам, у меня дома заливная с вечера стоит…

«Твою ж лавочку!» – повторил Ипполит в третий раз. Из темноты раздался нетерпеливый гудок бобика, нужно было что-то решать.

– Ладно, фиг с тобой. Но пойдёшь пешком, понял? Василичу не скажу.

– Вау! Ипполит, дружбан! Спасибо, брат.

– Ну всё-всё. До Тарасовки дойдёшь, там такси ходит.

Он отцепил от пояса фонарик и стал подниматься по склону, шаря лучом в поисках оброненного меча, пока и вовсе не скрылся из виду.

А Семён с кисой на руках стоял в поросшей плющом ложбине и улыбался как маленький мальчик. Диковинный радужный кот млел от его прикосновений и тоже улыбался, по-своему, по-котовски, хищно. И нельзя было сказать наверняка, чем для них закончится этот день, слишком уж много невероятного происходит в канун Дня всех святых.

Глава II

А произошло вот что: кот уснул. Натурально уснул у Семёна под курткой. Он был чертовски тёплый и просто огромный. Тащить его по автостраде вдоль ночного леса было занятием не из простых, весил он немало, но Семён шёл и улыбался. «Всё-таки, это ж так круто! – думал он. – Димка с Варей по-любому обрадуются».

В последнем он был, кстати, не уверен. Варвара была женщина добрая, но строгая. Ему ещё влетит и за кота, и за то, что не предупредил, что придёт домой среди ночи. «Блин!» – выругался Семён и полез за мобильником в карман джинсов. Кот соскользнул с плеча и, на мгновение проснувшись, зашуршал по бронежилету когтями, приподнимаясь повыше. Уснул, только хвост вывалился из-под куртки и болтался теперь у нового хозяина между ног, озорно посверкивая огоньками.

«Уф!» – Семён наконец-то извлёк из кармана мобильник: на часах было уже за полночь, сеть не ловила. «Ну вот, так и скажу, прости дорогая, сеть не ловила, – мрачно подумал он. – Эх… этак я только часам к трём доберусь…»

В этот момент, обогнавшая его нива вдруг резко затормозила и шумно зашуршала по гравийке, съезжая с обочины.

Семён нахмурился: не любил он совпадений, рука легла на рукоять зачарованной дедовской сабли. Дверь нивы открылась, оттуда выглянула аккуратная женская головка, и крикнула:

– Что встал, малыш? Добросить тебя?

«Чертовщина, – подумал Семён. – Чтобы девушка, ну пусть хоть и на ниве, сама остановилась и предложила подвезти среди ночи? Да не бывает так».

– Ты что глухой? Давай забирайся, до города подброшу.

«А, фиг с ним!» – подумал Семён.

– Ща, погоди, – крикнул он, поправил спящего кота и подошёл к машине.

– Тебе куда? – спросила девушка.

Она была очень красива. Пышные, вьющиеся каштановые волосы доходили до плеч и лукаво завивались кольцами. Глаза были чернущие, блестящие, как окатанные водой камни. Губы…

– Тебе куда, говорю? – повторила она нетерпеливо.

– Мне…это… – опомнился Семён, – в город мне, я на Строителей живу. Строителей, двадцать пять.

– Садись.

Семён обошёл машину, открыл дверь и плюхнулся на сиденье. Хозяйка нивы внимательно осмотрела его. «Да… – подумал Семён, – должно быть, я сейчас выгляжу так себе… после всех этих минотавров».

– Хреново выглядишь, – подтвердила его опасения девушка и, замигав сигналом поворота, тронулась с места. Какое-то время ехали молча.

– Зато ты хорошо, – сказал вдруг Семён.

– Что?

– Ты это… классно выглядишь. – Он не врал. Девушка и впрямь была хороша. Заключённая в жесткие рамки брючного костюма и светлую кожаную куртку, она, тем не менее, будто излучала женственность, будто светилась ею. Коралловые губы…

– Слушай, раздражает… Что там у тебя между ног болтается?

Лицо Семёна на мгновение окаменело: «Это ещё что за наезд?» Затем, что-то действительно ударило его по внутренней стороне бедра, он опустил глаза и смутился ещё сильнее – это был хвост. Вернее, самый его кончик, радужный, светящийся.

Семён поколебался секунду, затем расстегнул куртку – из бреши показалась сонная мерцающая голова, с усами и всем прочим, что полагается в данной ситуации. Голова что-то неразборчиво мяукнула и уставилась на девушку тёплыми жёлтыми огоньками глаз.

Девушка вздрогнула и чуть было не нажала на тормоз.

– Нифига себе… – прошептала она потрясённо. – Нифига себе! Ты где его достал?

Удовлетворённый эффектом, Семён довольно осклабился:

– Это моя. Киса-Алиса, – сказал он. – На рейде отбили.

– О-фи-геть, я раньше таких и не видела. А что она ест?

«…башку тебе откусит…» – вспомнились вдруг слова Ипполита.

– А всё ест, что ни видит – всё ест. Рыбку там… котлетки.

– Надо же, – девушка вдруг засмеялась. – А я всё думаю, что там у тебя болтается.

Семён фыркнул, приосанился и втянул живот.

– У меня вообще-то ничего не болтается.

Наконец-то он обрёл уверенность и под изучающим взглядом незнакомки почувствовал себя героем, которым без сомнения и являлся.

– Я, если хочешь знать, патрульный стражи, – с важностью заявил он, даже голос стал каким-то вдруг более низким, медным.

– Да ты чё?! А я – ведьма.

Патрульный вздрогнул, уверенности слегка поубавилась. Так-то он ведьм не боялся, но он был в чужой машине, и машина эта ехала уж больно лихо.

– Институт? – спросил Семён с напускной небрежностью.

Девушка махнула рукой:

– Есть такое. Меня, кстати, Оксаной зовут. Она протянула ему неожиданно широкую ладонь с ухоженными пальчиками.

– Семён.

Рука Оксаны оказалась крепкой.

– Зачем ты меня подобрала?

– Не надо было? – девушка улыбнулась.

– Ну… ночь, мужик какой-то на дороге. Я бы не остановился. Мало ли.

– А я вот остановилась. У меня, если хочешь знать, традиция. В канун Дня всех святых, я подбираю всех.

– Святых? – Семён усмехнулся.

– Святых и не очень. Вообще всех. Это интересно. В прошлом году вон водяного подвозила. Кто-то его вызвал по дури, а водоёма по близости нет, вот и пришлось спасать.

Патрульный вздохнул. Они с Оксаной явно были по разные стороны баррикад. Но она отчего-то нравилась ему всё больше и больше. Колёса шуршали. Кот снова уснул. Оксана болтала. Семён слушал в пол уха и тоже клевал носом: то ли его укачивало в ниве после тяжёлого дня, то ли голос ведьмы усыплял его сам по себе. А спать было нельзя. Нельзя. Иногда рука невзначай опускалась на рукоять сабли, и тогда он приходил в себя, но это происходило всё реже и реже…

Глава III

– Эй, патрульный, приехали. Вон, дом твой.

Семён открыл глаза. Невероятно. Он действительно уснул. И жив. Проверил кота, саблю – всё на месте.

– Оксан, я…

– Давай-давай, выметайся, мне ещё домой ехать, меня муж ждёт.

– Спасибо… Оксан, давай, я тебе хоть денег дам?

Ведьма холодно взглянула на него, затем хитро прищурилась:

– Подари мне кота, Семён.

Семён отпрянул.

– Не… это… я кота Димке подарю.

Оксана улыбнулась:

– Ну Димке, так Димке. На вот тебе номерок, – она протянула ему визитку. – Звони, покатаю.

«Покатаю! – усмехнулся патрульный. – Такая покатает…» Огненно-красная нива сорвалась с места и исчезла, будто растворилась в ночном мраке.

Семён задрал голову вверх. Всё, как он думал: Варвара Димку уложила, сама не спит. «Эх», – вздохнул он, предвкушая тяжёлый разговор, и с видом обречённого на казнь партизана двинулся к подъезду.

Вздрогнул. У подъезда стояла Агафья Тимофевна. Её старые блёклые глаза смотрели на него не отрываясь. Да она не моргала даже. Стояла и пялилась. Давно уже поговаривали, что соседка не в своём уме.

А Семён вот думал, что она ведьма. И хотя ни в каких списках пограничной стражи Агафья Тимофевна не значилась, при встрече с ней порой действительно становилось жутко.

– Здрасти, – буркнул Семён, открывая подъездную дверь.

Старуха не поздоровалась. Да она обычно и не заговаривала с ним, вот и теперь только проводила его своим потусторонним взглядом. Осуждающим и, как показалось Семёну, рентгеноподобным. От такого взгляда у неподготовленного человека может запросто перевернуться внутренний мир, встанет вверх тормашками, и тогда такое начнётся…

Семёна же просто на первый раз передёрнуло, он чертыхнулся и поспешил зайти в подъезд, но взгляд Тимофевны догнал его, и мир всё-таки перевернулся!

…бетонные стёсанные ступени вели наверх. Человек и кот поднимались к небу. Мимо плыли стены, на них то и дело возникали надписи, вспыхивали выцарапанные на штукатурке символы – не рунические, а вполне понятные, настоящие. Семён и кот шли всё выше и выше, путь их закручивался спиралью, почти космической. Стены стали прозрачными, сквозь них, колючие и неотвратимые, засверкали звёзды. С невыносимой тоской им вслед глядели утонувшие в пепельнице окурки, никому уже ненужные, безвозвратно погибшие. Что ушло – то тлен. Семён и кот смотрели только вперёд, вверх, вверх, вверх…

Кот под курткой мяукнул – патрульный стоял у двери своей квартиры. Он коснулся её пальцами, чтобы вновь ощутить, найти, поймать собственную реальность. И у него получилось. Тихонько, чтобы не разбудить сына, Семён постучал.

Дверь открылась не сразу. В проёме стояла Варя, лицо её было недовольным – видно было, что она волновалась. И как он мог забыть предупредить её о том, что задержится? Вот ведь олух! Молчала. Да лучше б уж отругала… Блин!

– Привет! – он сделал попытку сгладить неловкость. – Нас тут в лес дёрнули, связи не было, извини, что я…

– Что под курткой? – спросила Варвара строго.

Семён выдохнул.

– Ну так это… я подарок вам с Димкой принёс. Щас. Ты закрой глаза.

– Не буду я глаза закрывать. Эта фигня у тебя там шевелиться.

«Уж лучше бы я дрался с минотаврами», – тоскливо подумал Семён, но отступать было некуда. Он расстегнул куртку. Варвара ахнула. Из-под куртки на неё глядело огромное светящееся животное.

Она на ощупь опустилась на скамейку в прихожей и оторопев смотрела на кота.

– Мы её на рейде отбили, – затараторил Семён. – Она там погибла бы в лесу. Жалко её. Живая всё-таки… Ну?

– Кого, её? – спросила Варвара.

– Ну, её… кису эту.

Варвара издала нервный смешок.

– Семён, это кот.

– Не может быть, – оперативник отцепил от себя Кису-Алису и оглядел с нужной стороны. – Действительно, кот.

А кот оскорблённо мявкнул, извернулся и упал на пол. Приземлился на все четыре. Потянулся, оставляя на коврике внушительные борозды от когтей, ласково взглянул на хозяйку и по-свойски направился в гостиную.

– Куда пошёл?! – крикнула Варя. – Семён хватай его, он же тут обоссыт всё!

Семён дёрнулся, но было поздно. Кот припустил, и нашли они его уже на диване перед телевизором. Он сидел с видом хозяина и подняв заднюю лапу элегантно вылизывался.

– Ну ты посмотри, какой красавец! – Семён осторожно приобнял жену, но та с неприязнью сбросила его руку.

– Сейчас же… – начала она медленно, слова её с тяжестью плавящегося свинца падали на пол. – Слышишь? Сейчас же…

– Кто всё обоссыт? – Димка зевнул и выбрался из-за спины родителей. В целом он всё понял верно, потому что в следующее мгновение раздался вопль радости.

– Папа! Это мне? На день рожденья? Вот это да! Классная какая! Из Иномирья, правда? Киса… Киса-Алиса…

Варвара опустила руки.

Семён улыбнулся – фортуна была на его стороне. Он с гордостью и любовью положил руку на худенькое плечо сына и снисходительно заметил:

– Сынок, ну какая же это киса? Это кот.

Глава IV

Димка был обычным мальчуганом двенадцати лет отроду. Белобрысый, как отец, с большими серыми глазами на веснушчатом лице. Он всегда был неутомим, вечно что-то придумывал. «Волчок», – называла его бабушка.

Димке не нравилось. «Придёт серенький волчок…» – бурчал он недовольно. Волчком Димка быть не хотел. И даже когда мама объяснила ему, что это не тот волчок, который кусает, а тот, который крутиться и шумит, мальчик не сменил гнев на милость. Впрочем, детей мало кто спрашивает – взрослые обычно не слишком чутки. Так он и рос «волчком». А парень был хороший. Добрый. И правда, совсем не волчок.

– Ты посмотри, какой пацан счастливый, – Семён сделал ещё одну попытку обнять Варвару за плечи. На этот раз она была не против. Стояла и с улыбкой смотрела, как сын играет с котом.

– Эх, Семён, балбес ты у меня, – только и сказала она.

– Почему это?

– По кочану. Завтра купи миску, лоток, когтеточку… курицы купи, – Варвара вздохнула, – наполнитель для туалета.

Семён что-то неразборчиво замычал: обо всём этом он как-то до сих пор не думал. Да некогда просто было. Да-да, некогда.

– И ещё его надо к ветеринару сводить… только по знакомству, к абы кому нельзя, а то проблем не оберёшься, отберут. Есть у тебя знакомые?

Семён вздохнул:

– Поспрашиваю… слушай, я как-то…

– Да знаю я, – перебила его Варвара. – Вы, мужики, вечно какую-нибудь кашу заварите, а нам, женщинам, потом расхлёбывай. Герои, едрить.

– Чего, мам? – Димка как всегда хватал суть.

– Я говорю, аккуратнее с ним. Не тискай.

– Да он ласковый! – мальчишка сиял не хуже кота.

– Вижу, что ласковый, только он всё-таки зверь из Иномирья, мы о нём ничего не знаем.

Кот посмотрел на Варвару, и ей вдруг сделалось неприятно, слишком уж человеческий был у него взгляд. Слишком уж странный.

– Ладно, – сказала она. – Заканчивайте. Спать пора, в школу вставать завтра.

– М-а-а-м, – протянул Димка, – завтра ведь факультатив только. Давай, я не пойду?

– Я тебе не пойду. Быстро зубы чистить и спать!

– Я чистил… – пробурчал мальчик, но потом вдруг неожиданно повеселел:

– Мам! А можно, Васька сегодня со мной спать будет?

«Васька… уже и имя дал…» Варвара посмотрела на сына: в глазах Димки плескалась надежда.

– Нет, – вздохнула она. – Васька твой у нас на испытательном сроке. Марш уже в кровать.

Димка ушёл мрачнее тучи.

Варвара искоса поглядела на кота. Тот был спокоен и не сводил с неё своих жёлтых мерцающих глаз. И сам он весь мерцал, светился точно новогодняя гирлянда. Ох…

– Сём, может запрём его в ванной на ночь, а? Ну или на кухне?

– Да ну, ты чё? Боишься?

«…башку тебе откусит…» – снова мелькнули в голове слова Ипполита…

– Димке дверь запрём, и ладно. Ты ж сама видишь, он ласковый.

– Ласковый… Нет, ты как хочешь, а я сначала его покормлю. Хорошенько. Так, мне спокойнее будет.

– А мне вот на ночь пожрать не даёшь, – с укоризной проворчал Семён.

– А я тебя и не боюсь. Пошли, зверь, еды тебе дам, – поманила она кота.

Уговаривать новоиспечённого Ваську не пришлось, но вёл он себя странно. Коты обычно жутко нервничают, когда их собираются кормить: глаза большие, дикие, а сами знай только и орут: «Мяусо, мяусо!» А этот… Пришёл. Сел. Ждёт. Даже на запах рыбы не отреагировал.

«Вот пижон, – подумала Варвара. – Он бы ещё салфетку себе на грудь прицепил. А может он этот… как его… веган? Вон, у сестры коты огурцы жрут. Правда, они и рыбу тоже едят…»

Она достала заливное выложила несколько больших кусков на тарелку, полюбовалась – красота! Карп блестит серебряным боком в студне, морковочка порезана звёздочками, укропчик… Посмотрела на кота – тот по-прежнему терпеливо ждал. Вот это выдержка!

– Ты часом не служебный, как мой Семён? – спросила Варвара и поставила перед ним тарелку.

Кот ел, аккуратно, не спеша. Комнату наполнило благостное урчание. Варвара присела, погладила его по радужной шерсти, на руке остались и какое-то время светились искорки, погасли.

И всё-таки ей было не по себе. Уж больно непонятный зверь. Мало того, что светится как лампочка, так ещё и ведёт себя прилично. Нормальные коты так себя не ведут, уж ей-то это было хорошо известно. Сколько их всяких поломанных, затравленных она перетаскала в свое время с улицы… А взгляд у него какой! Да у неё до сих мурашки от этого взгляда! Как посмотрит, так сразу грехи начинаешь вспоминать!

Кот поел, облизал тарелку, потерся о ногу хозяйки и полный достоинства отправился обратно в гостиную. Там, недалеко от батареи, Варвара постелила ему старое полотенце. «Ты, – говорит, – кот умный, будешь спать здесь». Васька понял. Промурчал что-то, улёгся. А часа через пол, когда Семён уже спал без задних ног, запрыгнул на кровать.

Варвара вскрикнула и тут же сбросила его на пол.

– Семён, – стала она тормошить мужа. – Семён, проснись!

– Что ещё?

– Кот здесь!

– Ну…

– Он на кровать запрыгнул, Семён!

– Ну убери его… дай поспать.

Нет. От мужа сейчас помощи не дождёшься. Варвара села и обняла колени, посмотрела на кота. Тот стоял на ковре, светился и мурчал. А ещё смотрел. Неотрывно смотрел ей прямо в глаза. «Да что тебе надо, окаянный?» – Варвара постаралась взять себя в руки и резко командным голосом произнесла:

– Сядь.

Васька сел и наклонил голову набок на собачий манер.

«Слушается», – выдохнула Варвара.

– Ляг.

Кот лёг. Варваре показалось, что в его янтарных глазах мелькнула человеческая смешинка.

– Ладно, – сказала она как можно спокойнее. – Я сейчас тоже лягу. И буду спать. Понял? На кровать, чтоб ни ногой. Ясно?

Васька молчал. Светился в темноте и только.

Варвара улеглась. Сон, конечно, не шёл. «Ну что за чудной кот! – думала она. – А ну-ка…»

– Васька!

Кот повернул голову и внимательно посмотрел на неё.

– Васька, яркость сбавь.

И Васька притушил свет.

Глава V

Семён был в Париже. Он сидел на бордюре одной из старых мощёных камнем улочек и пил кофе по-турецки. Вокруг него сновали коты самых разных мастей и расцветок: от золотых до тёмно-малиновых, мяукали и тёрлись о ноги. На душе было хорошо и спокойно.

Но внезапно улица оживилась, по проезжей части заспешили старые роскошные автомобили, а тротуары наводнились людьми: клетчатыми мужчинами в котелках и дамами в изысканных платьях с зонтиками от солнца.

– Свежее мыло! Свежее мыло! – донёсся крик мальчишки-разносчика. – Только из типографии!

«Мыло из типографии… Презабавно», – подумал Семён и подозвал мальчугана.

– Желаете мыло, мсье?

Мальчик присел рядом, демонстрируя содержимое лотка, болтающегося у него на шее.

Семён посмотрел в жизнерадостное веснушчатое лицо, ухмыльнулся и отрицательно покачал головой.

– Вообще-то мне нужна миска для кота. А почему ты кричал, что мыло из типографии?

Мальчик улыбнулся:

– Мсье, это – не тайна. Одна пожилая дама выкупила типографию и теперь варит там мыло. Зачем вам миска, мсье? Купите мыло.

«А может действительно купить мыло?» – задумался Семён и осмотрел лоток. Недурно. Товар был роскошно упакован в аккуратные картонные коробочки, на каждой из которых была нарисована пожилая женщина, чуть ниже красовалась затейливая надпись. «Мыло бабушки Агафьи», – прочитал Семён, разумеется, на французском и без акцента.

Что-то во всём этом было знакомое, то ли в названии, то ли в портрете женщины. Он внимательно всмотрелся в старое доброе лицо, как вдруг оно стало меняться, черты источаться, вытягиваться, и спустя мгновение с картинки на него смотрела… Тимофевна. Брови её сердито сдвинулись на переносице, она подняла руку, погрозила Семёну костлявым пальцем и произнесла гробовым голосом: «С тебя должок!»

Семён проснулся. Дом гудел от весёлого шума и цоканья когтей по ламинату. «Димка никак не может наиграться с котом перед уходом», – догадался он. С кухни пахло гренками и уютом. Семён закрыл глаза – в конце концов, что плохого в том, чтобы поваляться в кровати в свой заслуженный выходной? Ничего. Но Агафья! Надо же такому присниться!

Раздался шум в коридоре, захлопнулась дверь – это сын всё-таки отправился в школу. Семён широко с удовольствием зевнул и поднялся. Первым делом он заглянул на кухню – уж очень там славно пахло. Варвара стояла у плиты и доштамповывала гренки. Семён подошёл, обнял её за талию и чмокнул в макушку:

– Доброе утро, – сказал он.

– Доброе, умывайся, я тебе гренки жарю.

– Вижу-вижу, – проворковал Семён и, напевая что-то незатейливое, счастливый, отправился в ванную. Утро складывалось как нельзя лучше.

Когда он вернулся, на столе его ждала большая тарелка полная золотистых сверкающих поджаристыми боками гренок. Изумительный пар поднимался к потолку, проникал сквозь окна и наверняка достигал неба. Небо, должно быть, завидовало Семёну, а Семён сглотнул слюну и приготовился…

– Мяу! – послышалось из-под стола. Васька сидел рядом с табуретом и нахально смотрел на хозяина.

Семён поморщился – ну нельзя отвлекать людей в такие моменты!

– Ты это всё равно не ешь!

– О! Ещё как ест! – Варвара, поливающая цветы на подоконнике, засмеялась. – Димка ему полтарелки сегодня скормил.

– Так значит, он сыт, – нашёлся Семён и запустил гренку в рот. Прожевал и улыбнулся. И всё-таки, это утро было идеальным.

– Мяу! – снова донеслось из-под стола. Кот сменил тактику и смотрел теперь не нахально, а очень даже жалостливо.

– Ладно! – махнул рукой Семён и протянул коту половину гренки. Васька заполучил добычу и грозно заурчал, вцепившись в неё зубами. По его шерсти, едва заметные, пошли световые волны.

– Слушай, – обратился Семён к жене. – Мне кажется, он сегодня как-то… бледнее, что ли. Не приболел ли?

Варя улыбнулась:

– Смотри. Васька, а ну, ярче!

И кот засверкал. Даже при дневном свете от него теперь шло такое сияние, что в пору было устраивать дискотеку.

– Тише, Васька! – скомандовала Варвара, и сияние тут же угасло.

Семён был ошарашен, даже гренку до рта недонёс.

– Вот это да… А как ты… ну ты… Ну ты, Варвара, даёшь! Как ты его так выдрессировала?

– А! – махнула рукой Варя. – Я двух оболтусов дрессирую столько лет, что мне кот? Ты, кстати, помнишь, что я просила тебя купить вчера? Записать тебе?

– Да помню я всё. Я – патрульный стражи, между прочим. Без пяти минут следователь.

– Ну тогда, Шерлок, купи ещё мыла, а то у нас кончилось.

– Мыло?

– Ну да, мыло.

– Варь, а знаешь, мне сегодня Агафья снилась.

– Какая ещё Агафья? – насторожилась Варя.

– Ну эта, Тимофевна.

– А…

– А к чему, никак не пойму. За тобой говорит, должок. И ведь уже не первый раз снится.

– Должок? – Варвара расхохоталась. – Я знаю, к чему она тебе снилась.

– К чему?

– А ты ей ещё месяц назад обещал шкаф передвинуть. Вот тебе и должок.

– Точно! – Семён ударил себя ладонью по лбу. – И ведь правда, шкаф! Как я забыл? Сейчас тогда доем да схожу к ней.

И Семён с удвоенной силой принялся уничтожать гренки.

Глава VI

– Здорово, Алёнка! – Димка бросил рюкзак под парту и хлопнулся на стул рядом с соседкой.

– Привет, – как-то непривычно тихо ответила девочка.

Димка уставился на неё. Алёнка-кнопка, маленькая, светловолосая, с большими карими глазами. Она всегда была загадочной. А сегодня – особенно.

– Ты чего такая? – спросил Димка.

– Сейчас увидишь, – ответила девочка и указала кивком головы на дверь.

Класс поднялся – вошла Маргарита Павловна, женщина неопределённого возраста в больших круглых очках и шерстяной шали. А за ней… за ней как-то строго, по-военному, вошёл Алёнкин папа – майор пограничной стражи Олег Васильевич Кошевой.

«Вот это да…» – только и подумал Димка.

– Садитесь. Коготков! Дима, ты чего рот раскрыл? Садись.

Димка сел и уставился на Алёнку. А та не сводила глаз со своих исчёрканных пастой рук – стеснялась.

– Ребята! – торжественно, будто на свадьбе, произнесла Маргарита Павловна. – Сегодня у нас особый гость. Это следователь пограничной стражи и по совместительству – Кошевая младшая вжала голову в плечи – Алёнин папа. Зовут его Олег Васильевич, поприветствуйте.

По классу разнеслось неровное «Здрасть». А майор вышел к доске, как будто сам был учеником, посмотрел на ребят и улыбнулся улыбкой дяди Стёпы, доброй, строгой, милиционерской:

– Здравствуйте, ребята, – сказал он. – Как вы думаете, что самое главное нужно знать школьнику об Иномирье?

«Что?», «Это круто!», «Я хочу быть ведьмой!» – раздались детские голоса. «Это опасно», – прошептала Алёнка, не поднимая головы.

– Самое главное, что вы должны знать сейчас об Иномирье – что оно опасно. Да-да! Это, конечно, круто, и ведьмой наверняка быть интересно, но для детей, да и для большинства взрослых, Иномирье – враг.

Дети притихли.

– Кто знает, когда у нас в России открылись первые порталы?

Димка потянул руку вверх – он знал. Но руку подняли ещё несколько человек, и Олег Васильевич спросил Одуванчикову.

Вера встала, оправила платье и громко отрапортовала:

– Первый портал открылся девятого мая две тысячи десятого года в городе Лесосибирске Красноярского края. Прямо во время парада в честь победы над фашистско-немецкими… – Одуванчикова споткнулась, – над немецко-фашистскими захватчиками.

– Во время парада… – протянул Олег Васильевич. – Кто знает, что было дальше? Ты, мальчик.

Поднялся Петров, он вовсе не хотел отвечать на вопрос, напротив, он сам хотел что-то спросить, но под пристальным взглядом майора не решился. Впрочем, отступать было уже некуда, а потому Петров рассказал всё, что знал:

– Из портала вылез волк.

– И слопал бабушку! – выкрикнул с галёрки Лёшка Пипеткин. Класс заржал, как стадо маленьких пони.

Олег Васильевич не засмеялся. «Может, майоры вообще не смеются?» – подумал Димка, продолжая тянуть руку.

– Коготков!

«Ну наконец-то!» Дима встал, расправил плечи. Он много раз слышал эту страшную историю от своего отца.

– Из портала вылез не волк, а волколак. И не съел он бабушку, а напал на пенсионерку. И ещё ранил четверых мужчин. Люди бросились бежать, в давке погибли ещё трое. Полицейские в волколака стреляли, конечно, но убить его пулями не смогли.

Димка замолчал. В классе царила тишина.

– А что было дальше? – тихо спросил Петров, щёки на его круглом лице тревожно замерли.

– А дальше было вот что, – ответил за Димку Олег Васильевич. – Волколак ушёл в портал. Растворился прямо посреди улицы. Людей убрали, движение перекрыли, поставили оцепление. Портал не могли закрыть две недели. Если показывался кто – сразу открывали огонь на поражение. Кто из вас знает, как его удалось закрыть?

– Я знаю, – Алёнка подняла руку.

– И я, – сказал Димка.

– Ведьма его закрыла, – крикнула Одуванчикова с места. – Ведьмой быть круто!

– Всё верно, – похвалил майор. – Портал закрыла ведьма, вернее ведунья, откуда-то из тайги её староверы доставили. А потом… потом началось.

– Появился Институт, да? – спросила Одуванчикова.

– Да, девочка, как тебя зовут?

– Вера.

– Вера… – повторил Олег Васильевич, будто вспоминая это забытое слово. – Вопросы у вас есть?

Петров подскочил как ошпаренный, на этот раз он не собирался упускать момент:

– Олег Васильевич, а вы можете убить минотавра голыми руками?

Майор усмехнулся.

– Как тебя звать?

– Давид, – Петров шмыгнул конопатым носом.

Олег Васильевич хмыкнул:

– Понимаю твой интерес к чудовищам… Видишь ли, Давид, убить можно любое существо, даже то, которое больше тебя и сильнее. Нужно только знать, как и чем. В этом плане, благодаря Институту, мы хорошо осведомлены. Ну и физическая подготовка, конечно, у нас в пограничной страже на высоте.

Димка не смог сдержать гордой улыбки: майор, не прямо, конечно, но всё же хвалил его отца.

– Можно вопрос? – Лёшка с последней парты поднял руку.

– Конечно, – ответил Олег Васильевич.

– Скажите, пожалуйста, вот организация ваша называется «Пограничная стража», а сами вы, получается, как называетесь, стражники?

По классу прошёл весёлый шепоток. Майор тоже усмехнулся, но ответил серьёзно:

– Мы – стражи, так оно звучит солиднее. А вообще, наше ведомство до сих пор формально относится к миграционной службе.

– Как к миграционной? – изумился Димка. – Вы же… как полицейские, вроде?

– Верно, Дима. Мы как полицейские. У нас и следователи есть, и патрульные, и даже ведьма-криминалист в нашем участке работает, но… – Олег Васильевич развёл руки в стороны, – так уж вышло. Бюрократия, ничего не поделаешь.

– А что такое бюрократия? – спросила Одуванчикова. – Тоже ведьмовство какое-то?

– Ещё какое, – ответил Олег Васильевич. – Ещё какое.

И начался длинный рассказ о бюрократии, перемежаемый шутками и рассказами из жизни.

Некоторое время спустя Алёнка зевнула, ткнула Димку под локоть, и показала на тетрадь. На чистом листе в клетку аккуратным девчоночьим почерком была выведена надпись: «Верка дура!» Коготков младший взял в руку карандаш и задумался, чтобы такое умное написать в ответ, но увы…

Мир неожиданно вздрогнул от электрического звонка, и всё, что казалось до этого важным, в одно мгновение было перечёркнуто и забыто, потонуло в гомоне и суете начавшейся перемены.

Глава VII

Факультатив закончился. Алёнка с папой пошли домой. Димка хотел было увязаться за ними, но его вдруг поманил к себе Лёшка Пипеткин. Вид у него был такой заговорщицкий, что не подойти просто было нельзя.

– Смотри, Димас, что у меня есть!

Пипеткин открыл рюкзак и выложил на стол небольшую деревянную шкатулку.

– Ну? – спросил Коготков. Шкатулка, конечно, была интересная, по кромке вились какие-то узоры и непонятные, похожие на магические, надписи. Но кого этим удивишь? Магия – это тренд, про неё сейчас на каждом канале крутят. На каждой футболке, рюкзаке – ведьмы и лешие. Папка говорит, раньше были машины. Он ещё смешно так их… тачками называет. А сейчас вот ведьмы.

– Ну? Что там? – спросил Димка.

Пипеткин загадочно прищурился и откинул крышку.

– Фига се! – раздался рядом удивлённый возглас Петрова.

– А что это вы тут… – Одуванчикова оборвала фразу и уставилась на шкатулку.

В шкатулке лежал маленький керамический человечек. Почти как настоящий, только в животе у него было отверстие.

– Точилка… – разочарованно хмыкнул Димка, – что ж тут удивительного!

Однако, удивительное было. Пипеткин, точь-в-точь как Алладин из старой сказки, потёр лакированный бок шкатулки, и человечек открыл глаза.

– Гриша, подточи – сказал Пипеткин и протянул малышу карандаш.

Человечек ловко поднялся на ноги. Сам! И вёл себя как живой, сперва правда двигался неуклюже, ломано, но потом и вовсе стал как настоящий. Перешагнул через край шкатулки, взял своими маленькими ручками Лёхин карандаш, решительно вставил его себе в отверстие на животе и принялся крутить по часовой стрелке. Это, наверное, было не очень удобно, но он справлялся отлично, потому как карандаш уверенно вращался, а из щели в спине полезла ровная розовая стружка.

Ребята стояли, как громом поражённые.

– Это же… – протянул Димка, – это ж голем, да Лёха?

Лёха кивнул. Вид у него был важный, как у генерала на военном смотре.

– Тётка подарила, – объяснил Пипеткин. – Они в Институте там разные штуки делают.

– Ах! – вздохнула Одуванчикова. – Я тоже хочу такого… и в Институт хочу!

– А можно мне карандаш подточить? – спросил Давид.

– Валяй, – разрешил Лёха. – Но он только меня слушается.

Тем временем человечек уже закончил с Лёшкиным карандашом и сел по-турецки на парту. Петров торопливо достал из рюкзака пенал, расстегнул его, и дал голему какой-то маленький обгрызок.

– Гриша! Точи, – велел Пипеткин.

Голем тотчас подскочил и принялся точить. Обгрызок или нет, ему было всё равно, справился он на ура.

– Ну тогда и я! – воскликнул Димка. – Можно?

Он протянул человечку свой карандаш. Но голем зыркнул на Димку недружелюбно и вдруг сел на парту.

– Чего это он? Григорий! Точи! – скомандовал Лёха.

Но Григорий не двинулся с места. Тогда Димка слегка ткнул его концом карандаша. Человечек покачнулся и, чтобы не упасть, схватился за карандаш обеими руками. Зло посмотрел на Димку, рванул карандаш к себе, и в следующее мгновение мёртвой хваткой вцепился в Димкин палец.

– Ай! – закричал Димка. – Пусти!

Но маленькие ручки держали крепко, вырваться не получилось. И человечек медленно потянул палец к точилке на животе, прямо к острому лезвию.

– Стой! Придурок! Чё делаешь?! – завопил Лёха.

Но голем не отпускал. Его нарисованные глазки налились злобой, он уперся как мог…

– Да твою ж ты! – Димка свободной рукой ударил взбесившуюся куклу наотмашь.

Голем перевернулся через себя несколько раз, сложился пополам и замер.

– Лёха, блин… – мальчик оторопел от пережитого. – Ты чё, блин, с-совсем? Это ч-чё такое?

– Это… – Пипеткин растерянно мигал на товарища. – Дим, извини. Фигня какая-то. Он бракованный, походу. Я тётке его отнесу.

– Вот тебе и Институт… – глубокомысленно заметил Петров.

Верка Одуванчикова грозно зыркнула на него, но ничего не сказала, а Димка… Димка подхватил свой рюкзак и, толкнув Пипеткина плечом, выбежал из класса. В душе его царил хаос. Он был зол, он был напуган. Лёха! Лучший друг, как он мог с ним так поступить?! Что за дебильная шутка?!

«Ну ничего, Лёха, – думал Димка. – Я с тобой расквитаюсь, я тебе гуашью стул измажу, я тебе чай на телефон…» Мальчик вздрогнул – вдоль лестничного пролёта промелькнула какая-то тень. «Это ещё что за чертовщина?.. Нет, наверное, показалось».

Весь пыл сразу куда-то делся, на душе было гадко, липко и страшно. «Надо домой, – решил Димка. – Там мама, там… кот». При мысли о коте стало легче. Димка вспомнил его радужную светящуюся шерсть, его тёплые жёлтые глаза, вспомнил, как хитро он выманивал за завтраком гренки, как потешно нападал на них и с удовольствием ел. «Надо домой!» – мальчик набрался смелости и спустился по лестнице в фойе, взял в гардеробе одежду, попрощался с Иваном Кузьмичом – охранником – и вышел во двор.

Воздух был уже по-зимнему морозным, листья на деревьях кое-где ещё болтались, но больше их было теперь на земле. Рыжий, пахнущий влагой и осенью ковёр, так и звал пройти, прошуршать по нему.

Димка поправил рюкзак и направился к дому. Но внезапно остановился – от берёзы, золотящейся в десятке шагов от него, отделилась тень. Эта была тень человека. Вот только человека не было. И тень не лежала на земле, она стояла, она покачивалась, делалась всё гуще и плотнее. У Димки вспотели ладони, в груди будто встал ком, мальчик хрипло вскрикнул и бросился бежать. Краем глаза он заметил, что тень устремилась за ним.

Бежать! Жгучий страх гнал его вперёд, рвал из груди сердце, сжимал горло, обжигал холодным ноябрьским воздухом всё его испуганной существо, спасающееся, если не от смерти, то от чего-то очень плохого.

Тень бежала за ним – Димка чувствовала её лопатками, он почти видел перед своим внутренним взором, как чёрные длинные пальцы тянутся к нему, хотят схватить. А потом был удар.

– Ты что, очумел, малец?

Мальчик ничего не понимая поднял голову вверх. «Федя?»

– А, так это ты, Димас? Чего ломишься, как лось через чащу?

Перед ним стоял Федя. Вернее, дядя Федя. Димка влетел в него на всей скорости. Другой бы не устоял, но Федя он… он тоже был патрульный, хоть и бывший.

Дядя Федя был ровесником его отца, когда-то они дружили. Работали вместе, пока Федя не запил. От чего запил? Отец этого не говорил. Только Федя частенько стал наведываться к Коготковым, то денег занять, то просто почесать языком. Мама его не любила. А вот Димке он нравился. Великанский, добрый, жал ему руку как взрослому: «Что, Димас? Как оно, молодое?» Вот только пахло от него перегаром, почти всегда.

– Что, Димас? Оглох что ли? – спросил Федя.

– А… – только и выдохнул мальчик. – Там…

На мгновение он задумался: «Стоит ли говорить?» Огляделся по сторонам – тени не было и следа. Всё вроде было нормально. Всё. Было. Хорошо. Неужели, показалось?

– Я бежал просто. Домой. Торопился.

– Понятно. Ты не носись так, ясно? Голову где-нибудь оставишь. Отец-то дома?

Димка посмотрел на Фёдора. Тот, кажется, был уже пьян, старая куртка распахнута, рубашка застёгнута не на те пуговицы. «Эх», – только и подумал Димка.

– Дома отец, – ответил он, поджав губы. – Только он денег тебе больше не даст. Так и сказал.

Фёдор стиснул челюсти. Было видно, как заходили желваки на небритом отёкшем лице.

«Что делать?» – Димке было жалко его. Он ещё не знал, что пьяницы часто вызывают жалость. Он был чистым искренним ребёнком, а потому…

– На вот, держи, – мальчишка вытащил из кармана помятую сторублёвку. – Я за неделю скопил.

Фёдор отшатнулся:

– Ты что это… малец? А ну, убери.

Димка заколебался. Высоченный Фёдор нависал над ним, как грозовое небо. Но только это небо – а мальчик чувствовал это ясно – само было от чего-то напугано. И вдруг, ему вспомнился кот, тёплый, радужный кот встал у него перед глазами. И Димка решился, шагнул Феде навстречу, разжал его огромную руку и сунул в неё деньги.

– Потом отдашь, – сказал он и тут же побежал дальше.

А Фёдор стоял. Как фонарь, такой же огромный и сутулый. И светился. Тоже как фонарь, изнутри светился, и рука его сжимала бумажку с такой силой, что начинала дрожать. И весь мир дрожал, и глаза его отчего-то вдруг стали мокрыми.

– Отдам, – прошептал Фёдор. – Отдам.

Глава VIII

Семён спускался по лестнице лёгкой мальчишеской походкой. Настроение было отличным, на ходу он насвистывал какую-то старую советскую песню. То ли «Монтажников», то ли «Подмосковные вечера», то ли обе вместе. Со слухом у него всегда были проблемы, а вот с душой – нет. Душа пела.

– Я встретил Вас, и всё былое… – пробасил Семён и остановился у двери Тимофевны. Хорошая это была дверь. Добротная, деревянная, даром, что не из сказки. Постучал кулачищем. Тишина.

– Избушка-избушка… – начал Семён.

За дверью послышались шаги, шершавые, но лёгкие, паутинные, с пришаркиваньем и бранью, точно кто в кулаке сухарь крошил. Звякнула цепочка, скрипнули петли, дверь открылась. На пороге стояла Агафья, блеклые её глаза пристально смотрели на гостя. Старуха уперла руки в боки, ощерилась беззубым ртом. «Ну, как есть, Баба Яга,» – подумал Семён.

А «Баба Яга» ухмыльнулась и вперилась в него взглядом так, что у него мурашки пошли по коже, и мир внутри и вокруг Семёна снова стал меняться. Конечно, ничего страшного не произошло: и руки, и ноги были на месте, но они вдруг стали какими-то чужими, незнакомыми, налились такой невиданной силой, что сам он себе стал казаться ни кем-нибудь, а русским богатырём. Сильным, статным, с гренками в животе.