Чувства наизнанку бесплатное чтение

Пролог

— Нинусь, привет, — запыхавшись, тяну в трубку.

— Танька, пропащая ты женщина! Ты время видела? Где тебя нелегкая носит? — в своем стиле наезжает на меня лучшая подруга.

А я и сказать ей ничего утешительного не могу, потому что у меня тут прямо по курсу полная задница. Вредная! Заносчивая! Совершенно невыносимая!

Ненавижу!!!

— Я еще в офисе, — как есть выдаю информацию своей собеседнице.

— Как в офисе? Ты же полчаса назад в мою сторону ехала! Ну что опять началось-то, Тань?

— Пришлось развернуться и ехать обратно, — пыхчу и суматошно жму на кнопку вызова лифта.

— Опять твой изверг бушует? — сочувственно спрашивает подруга.

— Не опять, а снова! Господи, Боже ты мой, как же этот гадский гад меня задолбал! Сил нет! Быстрее бы уже год доработать и уволиться к чертовой матери. Буду месяц отмечать этот великий день. Нет, два месяца! А еще лучше три!

Ковалева ржет в трубку, а я только фыркаю и качаю головой.

— Смешно тебе, да? Ну, конечно, это же не ты обзавелась боссом-придурком, да, Нинусь?

— Это только тебе, Сажина, везет на боссов-придурков. А я сама себе начальник.

— Ведьма! — рычу я.

— Не завидуй. Лучше скажи, когда тебя теперь ждать?

— Постараюсь вызверить его, чтобы он поскорее уже послал меня на все четыре стороны, — вздыхаю я, закатывая глаза к потолку.

— И за сколько планируешь управиться?

— Ну… думаю, что полчасика, и дело будет в шляпе, — прикидываю я свои перспективы.

— Давай, девочка моя, обломай этому козлу все его рога и скорей ко мне. А тут уж я тебя быстро реабилитирую бутылочкой Просекко, — ржет Нинка.

— Двумя бутылочками! — успеваю поправить я подругу прежде, чем лифт наконец-то открыл для меня свои створки, — Все, дорогая, отключаюсь. И, да, пожелай мне удачи!

— Лучше буду материть.

И я зашла в пустую кабину, нажимая кнопку последнего этажа, раздумывая и вздыхая над своей непростой судьбой.

И как меня вообще угораздило, а? Ну вот как?

А теперь посмотрите на меня! Чуть больше месяца прошло, как на новом месте работаю, а я уже успела превратиться в запаренную неврастеничку. И все из-за кого? Из-за своего прямого руководителя, который вечно всем был недоволен и нон-стопом брюзжал, словно старый пердун.

И это исчадие ада снова решило испортить мне вечер пятницы. Мне! Той, кто почти безвылазно не просто работает на него, а практически живет в офисе.

А-а-а!!!

Лифт издал характерный сигнал, а затем его створки открылись, приглашая меня выйти в коридор, застеленный темно-изумрудным ковром. Сделала шаг, и высокая шпилька утонула в его высоком ворсе. Сглотнула, пытаясь успокоиться и неосознанно пригладила волосы. Стряхнула невидимые ворсинки с пиджака и одернула юбку-карандаш. Но не удовлетворившись этим, достала из сумочки ярко-красную помаду и зеркальце, на ходу поправляя макияж.

Я не дам этому дьяволу во плоти ни единого шанса, чтобы упрекнуть меня. Ни единого, слышите?

Прошла в приемную и замерла у двери в его кабинет. Еще раз глубоко вдохнула, а затем медленно выдохнула. Подняла руку и наконец-то постучала, тут же слыша мужской низкий, чуть хрипловатый голос:

— Входи.

Что я, собственно, и сделала. А потом замерла, глядя на своего босса во все глаза. Безусловно, он был красив. Я не буду притворяться недалекой слепой дурой, отрицая этот очевидный факт. Высокий, широкоплечий, стройный, с идеально сидящим на нем дорогим костюмом. Темные густые волосы, подстриженные по моде. Аристократические черты лица вводили в заблуждение, говоря о его, казалось бы, очевидной мужественности: темные брови, чувственный рот, прямой нос, высокомерно выступающий подбородок. И самые холодные серые глаза на всем белом свете…

Но я видела за этим фальшивым фасадом его истинное обличье.

И ненавидела всю эту прилизанную безупречность. Терпеть ее не могла. Можно даже сказать, что органически ее не переваривала. Марк Хан был олицетворением всего, что я презирала в мужчинах: деньги и власть изуродовали его внутренний мир до неузнаваемости, изгадили все закоулки души, превратив в пустой пшик истинные моральные ценности.

Для таких, как он, не существовало рамок. Такие, как он, не знали о существовании слова «нет».

— Явилась, — выдал он мне со смешком вместо приветствия, хмыкнул и закинул ногу на ногу.

— Добрый вечер, Марк Германович, — заученным безэмоциональным голосом ответила я ему.

— Нихрена он не добрый, Татьяна Юрьевна! — неожиданно гаркнул начальник, а потом ткнул в распечатки на своем столе, заставляя меня нервно сглатывать.

— Что-то случилось? — чуть выше задрала я нос, хотя уже не чувствовала никакой уверенности.

— Случилось? Да, Тань, случилось. Я взял тебя на работу — вот что случилось. А по факту обзавелся на свою голову еще одной тупицей, которая не способна довести ни одного дела до конца! И это еще хорошо, что я проверил презу для «Пи-Фарм». Проверил и, мать твою, ужаснулся!

Он не орал. О, нет! Но каждое его слово сочилось таким ядом так, что хотелось забиться куда-нибудь под стол и сидеть там вечно, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Иди сюда и объясни мне, черт тебя дери, какого художника ты тут накуролесила, — и его ладонь с музыкальными длинными пальцами снова ткнула в распечатки.

В комнате уже царил вечерний полумрак, и только над столом горела теплым светом одна единственная лампа, успокаивая мои расшатанные нервы. Вот только я совершенно не понимала, за что провинилась на этот раз.

Презентация для «Пи-Фарм» была вылизана мною вдоль и поперек, и я была уверена, что с ней все в порядке. А потому кинула свою сумочку в ближайшее кресло и уверенно двинулась к его столу.

И замерла, оглядывая листы с графиками и таблицами.

— Марк Германович, я не понимаю, — произнесла я тихо, нахмурилась и склонилась над столом.

А дальше начала крутить в руках то один лист, то другой, принимаясь объяснять мне одной очевидные вещи.

— Черт, это же не последняя версия. Вот эта таблица: смотрите, тут значатся цифры до первых правок. И вот эти графики, наживуленные еще без учета конкретных цифр от заказчика. «Но, как же так?» — я еще что-то говорила и говорила, перебирая листы и делая предположения, что секретарь просто распечатал не тот вариант презентации.

Хотя я была точно уверена, что кидала на почту Хану последнюю и абсолютно корректно выполненную работу.

— Марк Германович, — обернулась я к мужчине, что сидел ко мне почти вплотную и смотрел на меня, подперев лицо своей левой рукой, — проверьте свою почту, пожалуйста, я уверена, что выслала вам совсем… совсем другую… презентацию.

Забуксовала я и затихла, потому что начальник вдруг опустил свои глаза и начал неспешно скользить ими по моей фигуре.

Вверх…

Вниз…

— Марк Германович? — замерла я как вкопанная, увидев, как он прикусывает нижнюю губу, а потом медленно облизывается.

— Заткнись, — долетело до меня одно единственное слово, сказанное отрывисто и категорично.

И я, решительно не понимая, что происходит, подняла глаза и слепо уставилась в стену перед собой с гулко бьющимся за ребрами сердцем.

А потом резко захлопнула глаза, чувствуя, как рука моего босса неожиданно прикоснулась к моему колену, погладила его и неспешно поползла выше.

И еще выше…

Пока его пальцы не добрались до ажурной резинки чулка, но и там надолго не задержались, а последовали дальше, обжигая своим касанием нежную, обнаженную кожу бедра.

Судорожный вздох. И рваный, сбитый выдох.

Боже!

Что это такое сейчас происходит, черт возьми?

Глава 1. О том, как я осталась без трусов…

По лестничным пролетам простой пятиэтажной хрущевки я даже не бежала, а взлетала. На шпильках, в узкой юбке-карандаш, с офисной сумкой в руках — пофиг. Разве это весомые причины замедлиться, когда за тобой гонятся адские гончие из воспоминаний? Вот и я думаю, что нет.

А потому на последнем этаже и у нужной квартиры я оказалась в рекордное время. А там и замерла, прижимая ладонь к груди, внутри которой металось перепуганной, полубезумной пичужкой мое сердце. Нажала на звонок, а затем еще раз. Нервно переступила с ноги на ногу. Тоненько пискнула и прикрыла глаза, а потом резко распахнула их, когда дверь передо мной открыла подруга.

Ее вопросительный взгляд был направлен на меня, мой в ответ — совершенно ошалевший. А дальше я просто отодвинула подругу со своего пути и прошла в квартиру, на ходу скидывая с уставших ног лодочки на экстремально высоком каблуке.

И на кухню.

К холодильнику.

Где тут же выхватила обещанное мне «успокоительное».

— Тань? — потянула из-за спины Ковалева, пока я в одно движение откупорила охлажденную бутылку.

— Что? — прохрипела я ей в ответ.

— Что это с тобой? — обошла она меня и попыталась заглянуть в глаза, но я тут же их отвела.

А потом прямо так из горла принялась хапать спасительное Просекко. Но руки все равно тряслись, а тело гудело как под напряжением. И все, из-за кого?

Из-за козла, что умудрился свалиться на мою буйную голову!

— О-о-о! — потянула Нина и шлепнулась на шаткую табуреточку позади себя.

— Будешь? — протянула я ей бутылку, когда запила первую волну напряжения и паники.

— Да уж, не откажусь, — кивнула подруга, но все-таки поднялась со своего места, чтобы поставить на стол два хрустальных фужера и тарелки с нарезками.

А когда закончила, уселась напротив меня, просверлила в моем лбу дырку, сурово нахмурилась и выдала:

— Выкладывай!

— А, может, не надо? — тоненько пискнула я и прикусила кулак.

— Надо, Таня, надо! — разлила Ковалева вино по фужерам и протянула мне мою порцию.

— Если вкратце, то это звездец, Нинусь, — вздохнула я.

— Что этот черт сделал на этот раз? — вспыхнула подруга и грохнула по столу кулаком так, что даже я вздрогнула.

— Он меня…

И замолчала, не в силах вымолвить больше ни слова.

— Что? Уволил? — насупилась Нина.

— Нет, — замотала я головой и застонала, — но лучше бы уволил, честное слово.

— Тогда что?

— Он… он меня…

— Ну что? Премии лишил, да?

— Нинусь, — поджала я губы и жалобно на нее глянула, не в силах рассказать то, что со мной приключилось. Это было слишком! Это до сих пор не укладывалось в моей голове, а уж как обличить все в удобоваримые слова, так я и вовсе не понимала.

И стыд все больше поджаривал меня изнутри!

— Вот же гад ползучий! Знает же, что тебе сейчас деньги позарез нужны, и все равно извращается!

— Извращается, — кивнула я и прихлебнула из бокала.

— Слушай, Тань, а может тебе плюнуть на все и уволиться, а?

— Гениально, Нин! И как я сама до этого не додумалась и правда? Только есть один нюанс. Малюсенький такой, — показала я соответствующий размер большим и указательным пальцами, — кредит ты за меня платить будешь?

— Мда, — поджала губы подруга, — за меня бы кто мои выплатил.

И на кухне после этих слов воцарилась практически гробовая тишина, нарушаемая только тиканьем часов на подоконнике, да мерным шумом вечернего мегаполиса за окном. Каждая из нас думала о своем. Нинка, наверное, о том, как ей катастрофически не везет на мужиков. А я о том, что мне во второй раз к ряду фортануло как утопленнику.

— Нинусь? — выдохнула я, — Что мы все обо мне, да обо мне. Ну, подумаешь, работа. Ну черт с ним, с этим Ханом проклятым. Ты лучше расскажи, как у тебя тут дела? Сколько мы с тобой не виделись, м-м?

И подруга вдруг встрепенулась, а потом залилась соловьем, рассказывая, что наконец-то вроде как встретила нормального парня и уже дважды сходила с ним на романтическое свидание. Я, конечно, же улыбалась в ответ на ее слова, а сама под столом отчаянно скрещивала за нее пальцы. Потому что, ах и ох, но сколько раз сидя на этой самой кухне, я слышала подобные восторженные рассказы, а вскоре услужливо подавала ей салфетки, когда она оплакивала очередного мудака.

Нинке было тридцать три, мне двадцать два, и один черт знает как так получилось, что мы сдружились. Но факт оставался фактом: она была одной из немногих, кого я считала близким человеком. Правда, даже ей я не могла открыться до конца, рискуя прийти к неутешительным для себя выводам.

Так и сидели мы на кухне, болтая обо всем, кроме сегодняшнего инцидента, а глубоко за полночь все-таки решили, что с нас хватит, и двинулись спать. Но перед тем, как лечь на разложенный и скрипучий диван-книжку, я впервые обратилась к подруге со странной просьбой:

— Нинусь, ты мне дай какую-нибудь пижамку, а?

— Пижамку? Нафига тебе пижамка, Сажина? На улице лето, жара вон какая, даже ночью шпарит. Да и ты всегда у меня в труселях спала и не выделывалась. Если так надо, то вон там в шкафу возьми какую-нибудь мою домашнюю футболку и дуй в постель. Пижамку ей, — хмыкнула Нинка.

А я еще раз отчаянно вздохнула.

Спать в трусах? Да я бы с радостью, если бы только они у меня были.

Были, да сплыли…

Подруга укладывается на свое привычное место у стенки и блаженно прикрывает глаза, а я все-таки топаю к шифоньеру и принимаюсь выискивать там какую-нибудь подходящую для своего случая одежонку. И нахожу — удлиненное домашнее платье. Радостно подхватываю его и несусь в ванную комнату, где тут же принимаюсь раздеваться.

Мда…

Одна нижняя пуговица на блузке все-таки выдрана с мясом, подвязки пояса для чулок испорчены, да и капрон дал стрелку после соприкосновения с его ремнем.

Ох…

Вспышка воспоминания окатывает меня сначала ледяной водой, а за ней сразу же кипятком. С ног до головы. Сначала остужает нервы, а затем вновь их раскаляет за считанные секунды.

Устала…

Тру подушечками пальцев глаза и присаживаюсь на край простой чугунной ванны. Тихо вздыхаю, а потом почти до крови прикусываю кончик языка. Сильно. Потому что на нем еще остался Его вкус, въелся в рецепторы, ввинтился и пророс корнями так, что уже ничем не вытравишь.

И как я могла допустить все это? Глупая гусыня…

Продолжаю раздеваться, веду плечами, позволяя соскользнуть с себя шелку белоснежной блузки. Перевожу взгляд на грудь, шиплю и почти в голос ругаюсь.

— Новый бюстгалтер, ну какого художника, а?

Снимаю с себя испорченное ажурное белье и недовольно поджимаю губы. Ну еще бы! Ведь разодрал такую красивую вещь, и все почем зря. У-у-у, ненавижу!

Скатываю с ног чулки и отстегиваю пояс — все это на мусорку. Бесит! Бесит неимоверно!!!

Остаюсь обнаженной и медленно веду взглядом по своему отражению в зеркале. На бедре обнаруживаю несколько маленьких синяков. Сзади на ягодице тоже. Подхожу ближе, приглядываюсь, а потом резко дергаю головой, не в силах больше смотреть на все эти отвратительные следы недавнего на меня посягательства.

Разворачиваюсь и резко кручу краны, а потом, не дожидаясь оптимальной температуры, встаю под упругие капли воды. Всхлипываю отчего-то, затем шлепаюсь на задницу, с ужасом понимая, что с губ срывается первый, но полный отчаяния стон. Еще минута безуспешных попыток, и я уже беззвучно плачу. Я умею — жизнь меня слишком часто пинала, чтобы я наконец-то освоила этот полезный навык.

Спустя десять минут я уже чувствую себя намного лучше. Не в норме, но из горла больше не рвутся эмоции. А потому я понимаю, что только сейчас смогу спокойно уснуть, больше не думая ни о чем, и особенно о глазах цвета стали. Выхожу из ванной, вытираюсь, надеваю на себя растянутое и видавшее лучшие времена домашнее платье-футболку и на цыпочках крадусь в комнату, где уже давно сладко спит подруга.

Ложусь на свою подушку, морщась от протяжного скрипа дивана, накрываюсь простыней и замираю. Лежу тихо, чтобы не спугнуть затихшие мысли в своей голове. И неистово приказываю себе спать.

Спать, черт возьми!

Да только все бесполезно. Стоит мне лишь закрыть глаза, как тут же передо мной яркими красками взрывается картинка, а за ней еще одна. Еще и еще, и снова…

И мне не остается ничего больше, кроме как пережить все это вновь. От и до!

…Лавина разнополярных эмоций… и обжигающие прикосновения его пальцев на моем бедре. Так преступно близко к запретному и недозволенному. Но Марку было плевать на правила всегда.

Его правая рука пропутешествовала от колена вверх и угнездилась между моих ног, большим пальцем планомерно поглаживая ягодицу, пока левая рука хозяйничала спереди, помогая до неприличия задирать мою юбку. А я только стояла на месте как вкопанная и в шоке хлопала глазами, словно глупая корова! Пока не стало катастрофически поздно…

Марк встал в полный рост, а вместе с ним и его ладони взметнулись вверх. Огладили ягодицы, сжали их с силой и двинулись дальше, смыкаясь на бедрах спереди и чуть ниже от моих трусиков.

— Что… ты делаешь? — выдохнула я, уперевшись ладонями в стол.

— Ох, ну надо же, ты мне больше не выкаешь, — хохотнул Хан, а затем резко дернул меня на себя, сталкивая нас вместе и практически высекая искры у меня из глаз. Холодный металл его пряжки опалил мою голую попку, заставляя тихо охнуть от неожиданности. А еще потому, что я совершенно ясно почувствовала, насколько серьезны его намерения.

— А я все думал, надолго ли тебя хватит. Месяц продержалась. Я удивлен, Таня…

Его голос словно играет на моих невидимых струнах, а потом и вовсе рвет их, когда из его рта вырывается мое имя. И только я хотела со всей дури двинуть ему по рукам, как меня стремительно крутанули на месте, подхватили под задницу и усадили на рабочий стол, разводя ноги в стороны.

А дальше я полетела в глубокую кроличью нору, потому что его губы обрушились на меня.

Клянусь Богом, я пыталась увернуться, но мне не дали этого сделать. Уже спустя мгновение его ладони жестко зафиксировали мою голову, а пальцы с силой надавили на подбородок, заставляя меня приоткрыть рот.

И все. Цунами. Ураган. Смерч.

А я только слепо шарила руками по его груди, пытаясь оттолкнуть от себя его мощное тело, но получила в ответ только еще большее давление на мой пошатнувшийся мир.

И мычала, уговаривая себя не отвечать ему. Ни коем случае!

Очередной рывок, и я услышала, как пуговица от моей блузки отлетела в неизвестном направлении, а через пару мгновений его горячие ладони дотронулись до моей груди. Потянули кружево белья, и я с ужасом услышала треск нежной ткани.

— Ответь мне, — прикусывает он мою нижнюю губу, но я только отрицательно трясу головой, и, сама того не зная, спускаю его демонов с цепи.

— Марк! — охнула, когда его темноволосая голова опустилась ниже и сомкнулась на моей напряженной вершинке.

А в ответ — только довольное урчание, и еще одна атака, которая, к моему ужасу, заканчивается болезненной судорогой между разведенных ног.

— Остановись, — бормочу тихим, сбитым шепотом, но ему и дела нет до моих просьб.

— Я рассчитывал услышать нечто другое, — и дьявольская улыбка прожгла меня насквозь, посылая по коже волну сумасшедших мурашек.

Непонимающе распахнула глаза, а потом резко зажмурилась, так как его руки в одно движение сорвали застежки пояса с чулок, а затем приподняли меня и буквально содрали мое нижнее белье.

И где-то здесь я опомнилась, понимая, что со скоростью света лечу в сети этого похотливого паука.

Потому что его пальцы оказались там, где им не следовало быть! Нагло. Беспардонно. Как будто он имел на это право.

— М-м, видишь, Таня… Ты такая мокрая. Для меня.

Резкий взмах руки, и мою ладонь обжигает боль от пощечины. И пока Хан стоит абсолютно потрясенный моим поступком, я соскальзываю со стола, тут же одергивая свою юбку, и несусь на выход, не забыв прихватить свою сумочку.

— Таня! — рычит он мне вслед, а я только вскидываю руку с поднятым средним пальцем и еще сильнее припускаю в сторону лифтов.

— Иди ты к черту! — шиплю я и на ходу ловлю спустившийся с ноги чулок.

Глава 2. О том, как я потеряла стыд…

— Тань! Танюха! Татьяна Юрьевна, черт тебя раздери! — вырывает меня из сна голос моей закадычной подруги.

— А-а? — вздрагиваю всем телом и разлепляю я глаза, осоловело смотря по сторонам и решительно не понимая, что происходит.

— Бэ! — рычит Ковалева.

— Ты на кой, спрашивается, разбудила меня, женщина? Мы что, горим? — бухчу я, переворачивая подушку прохладной стороной, а потом снова заваливаюсь на нее и блаженно выдыхаю.

Так по кайфу! Прохладно…

Ведь тело странно ломит, и вообще в комнате что-то неприлично жарковато.

— Вот так значит? Я ее тут от кошмаров спасла, а она морду воротит, неблагодарная…

— Кошмаров? — приоткрыла я один глаз.

— Кошмаров!

— Какая содержательная беседа у нас с тобой выходит с утра пораньше, но давай перенесем ее на более позднее время, — снова пытаюсь ухватить дрему за хвост.

— Кошмаров, Тань, — бухтит Нинка, и я прямо вижу, как она обиженно надула губы.

Снова открываю глаза, и точно — сидит, словно надутый ребенок, хорохорится.

— Ну че там? — сдаюсь я и переворачиваюсь на спину.

— Че, че… Стонала, будто тебя режут, и все повторяла как заведенная: «Марк, не надо. Марк, отпусти…».

Ля, какие веселые истории!

Внутренности моментально обварило кипятком да так неожиданно и сильно, что пришлось судорожно стиснуть бедра. А потом медленно прикрыть глаза и беспечно улыбнуться подруге, чтобы не выдать себя с головой. Чтобы она не увидела в моих бесстыжих глазах даже намека на то, что я позволила вчера с собой сделать.

— Вот же мерзость какая! Даже во сне мне покоя не дает, гадкий тарантул! — пожала плечами и показательно вздохнула.

— Что он тебя там пытал, Тань?

— Где? — ужаснулась я.

— В кошмаре твоем, ну!

— А-а-а, ну да пытал, Нин, — кивнула я и снова откинулась на подушку, прижимая руку к неистово колотящемуся сердцу.

И в этот самый момент картинки сновидений, словно яркие грани калейдоскопа, завертелись в моем сознании. Зачем мои замшелые мозги решили все это прокрутить во снах еще раз — черт его знает! Но, Боже, да, это случилось! Снова. Как наяву.

Я. Он. Чертов стол…

Так, стоп!

— И как пытал? — никак не могла угомониться подруга, а с ней и услужливые воспоминания усиленно бомбардировали мои мозги.

Поцелуи. Прикосновения. Толчки.

— Лишил премии на полгода, Нинусь, — проскрипела я и накрылась подушкой с головой.

— Извращенец! — зарычала подруга, а я ухмыльнулась, искренне соглашаясь с такой формулировкой.

Ковалева еще что-то бухтела и вздыхала, затем встала и потопала в душ, а после на кухню, чтобы сварить себе кофе позабористее. А я только слушала ее возню и снова медленно погружалась в сон. Почти растворилась в его теплых, обволакивающих объятиях, а потом мое сознание прострелила ужасная, просто отвратительная мысль: сегодня суббота, а это значит, что уже послезавтра я должна буду прийти на работу в офис, где будет и Он тоже.

Прийти и взглянуть ему в глаза!

И тут же протестующий стон сорвался с моих уст. А потом и еще один вперемешку с рычанием.

Да за что, блин, мне это все? За что?

— Ты что тут опять стонешь, горемычная? — ворчит Нинка, и я чувствую, как под ее весом прогибается скрипучий диван.

— Ну что за утро? Уже постонать не дают спокойно человеку, — бухчу ей в ответ и выныриваю из-под подушки.

— Утро начинается не с кофе? — протягивает она мне кружку с ароматным напитком, все как я люблю: черный и без сахара.

— Не с кофе, — согласно тяну я и делаю большой глоток, жмурясь от удовольствия, — спасибо!

— Пять рублей, — лохматит мне волосы Нинка и встает на ноги, — слушай, мне тут из салона написали, один мой мастер заболел. Ты как, не обидишься, если я скажу тебе, что через два часа должна выйти на замену? Лето, отпуска, мне некого больше выдернуть.

— Не обижусь, — пожимаю плечами, — но с одним условием, Нин.

— Ась? — подняла на меня свои глаза подруга.

— Выброси уже этот диван! Мне двадцать два, но после ночевок у тебя я целый день чувствую себя старой вешалкой. И, вообще, ремонт бы тебе тут не помешал, а на его время ты и у меня пожить можешь.

— Нет, — решительно рубанула воздух Ковалева, — это память о Степе. Мы в этой квартире когда-то все сами делали, а потом ее обставляли. Понимаешь?

— Понимаю, Нин. Только Степы твоего уже семь лет как нет в живых. Пора бы уже…

— Да, Тань, — перебила меня подруга, — тебе пора домой, да и у меня дела.

Обиделась. Впрочем, как и всегда при воспоминании о ее покойном супруге. Но я предпочла забить на это, а уже спустя час входила в свою маленькую студию, что снимала вот уже три года в спальном районе столицы.

Это были тридцать два квадратных метра моей личной крепости. Неприкосновенный бастион, куда я допускала только избранных. Здесь, за железной дверью, я переживала свои взлеты и падения, вот и теперь прошла и уселась на диван, тупо оглядывая пространство.

И совершенно не понимала, что мне делать дальше.

Изводила себя весь день страшно. На нервяке перемыла квартиру, перегладила все постельное белье, перестирала шторы, разложила в шкафу все вещи по цветам и даже окна надраила до идеального блеска. Умаялась как проклятая, а от навязчивых мыслей в своей голове так и не избавилась. Нет-нет, да замирала каменным изваянием и снова пропускала через себя бурю воспоминаний, а потом летела на кухню и жадно хапала ледяную воду.

Потому что стыдно. Потому что недопустимо. Потому что нельзя!

Но понедельник, как бы я того не хотела, все-таки наступил, и я, дерганная и с искусанными губами, хоть и с опозданием, но появилась в офисе. Все оглядывалась по сторонам, короткими перебежками добралась до лифта, а на своем этаже словно мышка прошмыгнула за рабочий стол в огромном опенспейсе. И — в компьютер, чтобы ничего не видеть и не слышать. Хотя, каюсь, прислушивалась к каждому звуку и шороху, боясь увидеть Хана и его стальной взгляд, устремленный прямо на меня.

Извелась неимоверно. Как еще глаз дергаться не начал, я не знаю. Но на послеобеденное совещание я шла как на эшафот: ноги ватные, руки трясутся, в груди бухает, кровь в венах бурлит.

Страшна!

Вот только в кресло руководителя вместо Хана сегодня сел его первый зам, а потом одним предложением подарил мне такое облегчение, что я растеклась прибалдевшей лужицей на своем стуле:

— Напоминаю, Марка Германовича до понедельника не будет, он улетел во Владивосток. Но мы не расслабляемся и пашем, господа. Поехали…

О, я не поехала. Я летала! Порхала, парила и вообще была явно не в себе от счастья. Неделю без Хана — это же так чертовски много, так божественно прекрасно!

Вот только уже спустя несколько часов мне пришлось стереть улыбку со своего лица, а потом вспыхнуть от праведного гнева. И все из-за посылки, которую мне вручил появившийся за пятнадцать минут до конца рабочего дня курьер.

— Сажина Татьяна Юрьевна? — спросил парнишка и поправил фирменную кепку.

— Я.

— Это вам, — протянул он мне черную матовую коробку, повязанную алым бантом и удалился.

А я осталась сидеть и недоуменно хлопать глазами. Правда, любопытство взяло верх над здравым смыслом, и я все-таки приоткрыла коробку, а потом и заглянула внутрь. И тут же ее захлопнула.

— Похотливая скотина! — прошипела я мстительно и брезгливо оттолкнула от себя посылку.

Наверное, не нужно вам объяснять, что остаток рабочего дня я просто сидела и тупо пялилась на черный матовый картон и алый бант? Ну вот и здорово, потому что именно так и было. Я полировала их взглядом, а потом, словно какое-то мерзкое насекомое, подхватила кончиками пальцев и тут же запульнула все это хозяйство в мусорное ведро.

Потому что там ему было самое место!

А вскоре уж подошло время идти домой. Вот только сложив в сумку свои нехитрые пожитки, я на минуту задумалась о том, что нельзя вот так просто взять и оставить такую очевидную улику у всех на виду. А вдруг уборщица посмотрит, что внутри, и разболтает о находке у меня под столом.

И все — считайте моя песенка спета. Пинком под зад и с волчьим билетом на все четыре стороны, тогда как Хану ничего за его проступок не будет. Биг босс же, да и отец его — президент компании, ну пожурит сыночка за шашни на рабочем месте, не более.

Именно потому я все-таки нагнулась и вытащила из мусорного ведра коробку, перехватила ее под мышкой и только тогда двинула в сторону выхода. А уж придя домой, поставила ее на журнальный столик перед телевизором и только сейчас задумалась о том, что какого же черта я не выбросила ее в мусорку рядом с домом?

Дура, потому что!

Водрузила картонку на журнальный столик и двинула к кухонному уголку, чтобы приготовить себе ужин, а после целый вечер сидела и полировала красный бант возмущенным взглядом; все ругала про себя беспардонного начальника.

Сволочь! Скотина! Мерзавец! Подлец!

Вот только руки чесались неимоверно, и сраное женское любопытство компостировало мозги, посылая мне невидимые сигналы: открой ее, посмотри, давай…

А-а-а!

Плюнула на это гиблое дело, встала, переоделась, подхватила спортивную сумку и двинула в спортивный зал, что располагался в соседнем от моего дома здании. А там на беговой дорожке битый час наматывала круги, стараясь не думать, не анализировать и не вспоминать.

Да только ничего не помогло!

Глубоко за полночь, уже лежа на разложенном диване, я все бесконечно крутилась и поглядывала на коробку, а потом все-таки сдалась и протянула к ней руки. Приоткрыла осторожно, а спустя несколько секунд все-таки откинула крышку и заглянула внутрь.

Это был комплект нижнего белья очень дорогой, премиальной марки. Я о таком могла только мечтать, так как не привыкла выкидывать столь сумасшедшие суммы за пару тесемок и кусок кружева. Но это…

Дотронулась пальцами до бретельки бюстгальтера и подняла его в руках, чтобы лучше рассмотреть и охнула, любуясь неоспоримой красотой и качеством исполнения. Дальше выудила и трусики, а затем и пояс для чулок. И все вместе это составляло потрясающий комплект, обещающий быть воплощением изощренного соблазна: изящные лямки, мягкие чашки из тюля с кружевной отделкой и цветочным узором, ажурная спинка и воздушная оторочка. Идеальный и точь-в-точь по моей фигуре.

Ну надо же…

Хмыкнула и еще раз заглянула в коробку, замечая там еще кое-что, а именно прямоугольник картона, исписанный размашистым, угловатым почерком:

«Кажется, я остался тебе должен, Таня. Надеюсь, что я все правильно запомнил и с размером не ошибся».

Какой позор!

Зарычала и тут же скинула с кровати невесомое белье и несчастную карточку, словно мерзких тараканов, а затем вырубила свет и приказала себе спать.

Спать!

И не думать, как бы соблазнительно я выглядела бы в этом белье. Стыдно, Таня, очень стыдно! Не надо так!!!

Ох, черт, не получается. Ладно! Я дорисую эту картинку: рядом со мной не Марк, ох, нет, нет, нет… А вот, например, какой-нибудь Бред Питт, ну или там Том Харди. Вот, так-то лучше!

И с этими блаженными мыслями я и уснула, а утром проснулась бодрая и настроенная на позитивный лад. И плевать я хотела, что по квартире раскидано чертово белье. Я его соберу и перед работой весело закину в мусорный бак.

Ну или после работы. Или на выходных. Как получится, еще я время специально на всякие там тряпки не тратила.

Но уже на обеденном перерыве о легкости пришлось забыть, потому что мой телефон неожиданно подал сигнал входящего сообщения. Глянула на экран и подавилась салатным листом.

Какого художника ему от меня надо?

Хан: «Татьяна?»

Пожевала губу и с выпученными глазами оглянулась по сторонам. Но медлить было как-то нельзя, ибо этот гад гадский все-таки на минуточку мой начальник.

Я: «Я вас слушаю, Марк Германович?».

Хан: «Я все еще жду отчет».

Отчет? Какой отчет? Он что бредит? Открыла сумку и выудила из нее записную книжку, а затем принялась неистово выискивать в ней записи по поводу хоть какого-то мало-мальского отчета, который может ждать от меня этот бессовестный и наглый человек. И ничего. По нулям!

Я: «Простите, но вы мне не напомните о каком отчете идет речь?»

Хан: «Ошибся ли я с размером или нет?»

Сволочь!

Подскочила на ноги и, чтобы не закричать, прижала ладонь ко рту. Мысленно прооралась и только потом снова уселась за свое место, игнорируя потрясенные взгляды людей, что обедали рядом со мной. А потом прикрыла глаза, медленно выдохнула и принялась строчить ответ с мстительной улыбкой на губах.

Я: «Не ошиблись, Марк Германович. Мой любовник оценил ваш подарок. Спасибо вам!».

Выкуси, сволочь ползучая!

Глава 3. О том, как кое-кто потерял совесть…

Знаете? Вообще-то я рассчитывала, что этот похотливый неандерталец хоть что-то еще мне напишет, но…

Нифига!

Ни строчки!

Даже смайлика убогого не прислал. Собака сутулая!

А я так раздраконилась, ух! Даже пальцы загудели написать ему нечто такое провокационное и бесящее, чтобы у него кровь из глаз хлынула, глядя на мои письмена. И так облом.

Сволочь. Что тут можно сказать?

И весь остаток дня я ходила дерганная и нервная. До такой степени, что допустила несколько ошибок в работе, и пришлось все переделывать. Но на телефон я продолжала подозрительно коситься и ждать, что начальник все-таки даст о себе знать. Ну, а как нет?

Кто бы смолчал в такой ситуации? Вот! Никто.

А этот… бракованный какой-то попался.

Ну и ладно. Подняла руку и резко опустила. Что у меня дел важных что ли нет, об этом мужике придурочном думать все время? Есть!

И погрузилась в свои графики, таблицы, циферки.

Правда, сладкая жизнь длилась недолго. И уже в четверг первый зам моего босса объявил, что после обеда будет онлайн-совещание аж с самим Ханом. Присутствовать надо всем.

Конечно, я приуныла. А потом долго рассматривала себя в маленькое карманное зеркальце, без конца поправляя и без того идеальный нюдовый, офисный макияж. Одернула безупречно отутюженную блузку и привычным движением смахнула с пиджака несуществующие пылинки. Вздохнула. Вроде нормально, не за что упрекнуть.

Вот только волновалась я абсолютно напрасно. Все сотрудники отдела собрались в переговорной и смиренно дожидались, пока на большом экране появится изображение нашего руководителя. А уж когда это произошло, я будто бы с ноги получила смачный пинок в живот.

Потому что его стальной взгляд всего лишь за одно мгновение прожег меня насквозь.

И воспоминания снова хлынули взрывной волной. Неуместные и порочные. Заставляющие меня стыдливо поджать ноги под стулом и, потупив взор, поправить выбившуюся из прически прядку дрожащими пальцами.

Нужно просто взять себя в руки. Дело-то простое. Не смотреть ему в глаза. Не разглядывать пухлые губы. Не медитировать на его длинные, музыкальные пальцы, которые лениво крутят в руках дорогую шариковую ручку.

Только работа. Только хардкор.

И понеслось.

Хан гонял подчиненных и в хвост, и в гриву. Кому-то везло, и его слушали молча, а кому-то не очень, и он выхватывал от Марка Германовича по первое число. И, казалось бы, идеальный доклад превращался в филькину грамоту, когда суровый руководитель указывал на невидимые для всех огрехи. И пружина ожидания внутри меня скручивалась все сильнее и сильнее. И я уже не была уверена в том, что и моя работа выполнена на высший балл.

Вот сейчас он дойдет до меня, и мне крышка. Растопчет! Закатает в асфальт!

Но время шло, а Хан так и не назвал мое имя, а потом и вовсе нарезал всем новых задач, попрощался и отключился. А я, прибалдевшая и дезориентированная, осталась сидеть на своем стуле и недоуменно хлопать глазами.

Что? А как же я?

И холодок страха прокатился по позвоночнику.

А что, если это точка? Что если Хан вернется из командировки и укажет мне на дверь? Что тогда?

Нет, он, конечно, гадский гад и все такое, но… у меня неподъемный кредит, и мне никак нельзя сейчас остаться без места. Вообще никак!

И вот тут я конкретно так скисла. Села за свое рабочее место и в панике оглянулась по сторонам, а потом взяла телефон и набрала номер лучшего друга и единственного человека, который мог бы мне помочь. Два бесконечно долгих гудка, а потом трубку на том конце провода взяли:

— Привет, Тань.

— Привет, Стас.

— Ты поболтать или по делу? Если первое, то давай чуть позже созвонимся, у меня тут аврал.

— Я по делу.

— Ага, слушаю тогда.

— Меня, кажется, увольняют.

— Гандон штопаный, — зарычал в трубку друг, все понимая с полуслова, и я улыбнулась, — надо было ему еще в школе харю начистить. Че этому самородку опять не так?

— Стас, это сейчас уже не важно, — замялась я, — просто скажи, что мне делать? Я, чтобы себя выкупить у Иванчука, деньги в банке взяла. Много денег, Стас.

— Сколько?

— Мне работа нужна, а не подачка, — тяжело вздохнула и нахмурилась.

— Ко мне пойдешь?

— А ничего лучше нет? — усмехнулась я.

— Есть, — рассмеялся в трубку друг, — я у Толмацкого поспрашиваю, такие спецы, как ты, на вес золота, и угрозы твоего Иванчука — всего лишь пук в никуда.

— Из-за этих угроз мне отказали в «Синко» и «Цитадели».

— Надо было сразу к нам идти.

— Куда к вам? У вас совершенно другой профиль. Ну и я хотела сама со своими проблемами разобраться, Стас. Да и работа в «Лабра» мне казалась мечтой, — пожала плечами, — я знать не знала, что было поглощение, и теперь мне светит работать под Ханом! В противном случае я бы никогда на эту должность не согласилась. Сам же знаешь.

— Ладно, Тань, найдем мы тебе работу. Может, не по твоей специальности, но хотя бы что-то рядом. Идет?

— Спасибо!

— Не за что, подруга. И… не дожидайся от Хана действий, сама заявление напиши.

— Не могу. У меня контракт.

— Фак!

На этой минорной ноте мы и закончили разговор, а затем я начала планомерно себя накручивать. Пыталась держать хвост пистолетом, но факты упрямо говорили сами за себя. Марку Хану не отказывают, а если осмеливаются, то тут же идут на все четыре стороны.

И так меня все эти думы доконали, что решила я поплакаться в надежную жилетку своей доброй подруги. И в пятницу по дороге из офиса домой я позвонила Нинке и пригласила ее к себе, дабы героически утопиться в бутылке с белым полусладким. Ковалева не отказала, быстро согласилась с огромным энтузиазмом, пообещав по пути прихватить несколько порций суши.

И принялась я ее ждать, планомерно вытаптывая дорожку по собственному ковру. Туда-сюда-обратно, цепляясь взглядом за злополучный, но прекрасный комплект нижнего белья.

«А вот и примерю!», — проскользнуло у меня в голове.

Пусть это будет компенсация за поруганные честь и достоинство. А еще потерянное место и увольнение так не кстати.

И руки потянулись к коробке с красным бантом, а потом выудили из нее черное кружево.

Облачилась в него поспешно и замерла перед зеркалом, прикусив губу от изумления.

— Вот это красота! — охнула я и покрутилась, рассматривая чертовски эротичное одеяние.

Но неожиданно замерла, услышав звонок в дверь.

Нинка? Что-то она быстро!

Накинула на плечи легкий шелковый халатик и поспешила открыть подруге, радостно улыбаясь и приговаривая:

— Ох, как же я тебя ждала!

Но, увидев того, кто стоит за порогом, я тут же осеклась и выпала в нерастворимый осадок.

Увольнять пришел?

Перевела взгляд на его руки и нахмурилась.

Не думаю…

— Здрасьте, — выдыхаю я и судорожно стягиваю полы халатика на груди. Чувствую себя жутко неудобно, потому что я, считайте, в неглиже, а он как всегда в идеально сидящем на нем костюме и белоснежной рубашке.

— Привет, Тань, — мой босс наклоняет голову сильно на бок и исподлобья начинает сканировать меня своим стальным взглядом.

— А вы как… тут?

— Что? Что я делаю на твоем пороге? — усмехается.

Способна только кивнуть в ответ и еще плотнее стягиваю под шеей чертов халат, заодно скрещивая ноги.

— Да ты знаешь, просто мимо проезжал и решил заехать, с любовником твоим познакомиться.

— М-м-м, — тяну и сглатываю, — поэтому и вино прихватили?

— Оу, — поднимает тот бутылку и придирчиво разглядывает этикетку, — ну, а как иначе?

— Цветы тоже моему любовнику дарить собираетесь? — прищурилась я.

— Нет, это уже тебе. В гости к даме и с пустыми руками? Ну ты за кого меня принимаешь, Тань? — и медленно растягивает губы в соблазнительной улыбке. Хан это умеет. Хан в таком — мастер.

Когда-то я за эту улыбку отдала бы все, что у меня есть…

— Я вас в гости не приглашала, — облизываю губы и призываю себя сохранять спокойствие, но меня, тем не менее, начинает не хило так потряхивать.

И внутри грудной клетки беспокойно и истошно забабахало сердце.

— Это ты очень зря, Тань, — и вдруг сделал шаг ближе, но я тут же схватилась за ручку и угрожающе прикрыла дверь.

— Не приглашала! — по слогам и чуть громче повторила я.

— Так пригласи, делов-то, — Хан чуть развел руки в стороны, мол, я болтаю какую-то словесную диарею.

— Не хочу.

— А я хочу.

— Да? — ошалела я от такой наглости.

— Очень. За месяц чуть не тронулся, Тань, — и максимально откровенно облизал меня взглядом.

— Перестаньте молоть чушь!

— На тебе то самое белье, так? — облокотился он рукой о косяк и еще ближе подался в мою сторону, пока я в шоке пыталась переварить происходящее.

— Не вашего ума дело! — выпалила и тут же захлопнула перед его носом дверь, в ужасе округляя глаза от собственной выходки.

М-да. Слабоумие и отвага как они есть.

Молодец, Танька! Садись — пять!

Стук в дверь, и приглушенный мужской голос врезается в мои истерзанные мозги.

— Тань, ну что за детский сад?

— Ясельная группа! — саркастически цежу я и стискиваю кулаки. — Зато теперь понятно, почему вам нужно по несколько раз повторять очевидные вещи, Марк Германович.

— И какие же?

— Вам тут не рады!

Резкий и хлесткий удар в дверь, и тут же слышатся удаляющиеся шаги по лестничным пролетам. Всего несколько минут, и все стихло.

Как будто бы Марка Хана никогда тут и не было. Иллюзия? Но какая горькая, правда?

Привалилась облегченно к двери и сползла по ней вниз, а потом закрыла горящее лицо ладонями и в цвет выругалась. Забористо. Трехэтажно.

Ну, это надо же? Приперся ко мне! С вином! Хочет он, видите ли! Аж целый месяц терпел бедняга малохольный! И как не двинуть копыта от такого счастья, ну правда же?

А-а-а!!! Бесит!

Но через пару мгновений очередной звонок в дверь оглушает мои перепонки. Никак не угомонится несчастный!

— Да какого черта тебе надо? — ору я и вскакиваю на ноги.

— Ну, Тань, ты ж сама меня позвала, — слышу я недоуменный голос подруги.

— Ой, — проворачиваю замок и распахиваю дверь, а потом недоверчиво кошусь на то, с чем она ко мне пожаловала.

— Тань, ты чего? — подозрительно косится на меня Ковалева.

— Ты где это взяла? — киваю я на букет и бутылку вина, которые еще совсем недавно держал в руках Хан.

— Ой, подруга! — растягивает гласные Нинка и закатывает в апофеозе глаза.

— Ковалева! — рычу я.

— Я сейчас такого мужика на твоем крыльце встретила, Тань! Ну просто умереть — не встать! Стопроцентный Бог! Глаза — во, губы — ах, тело — полный улет. Я такому даже на первом свидании дала бы, каюсь!

— Да что ты говоришь? — прищурилась я.

— Да, Сажина. Но! Были и минусы.

— И какие же? — ошалело спросила я, сама не зная почему.

— Матерился как сапожник.

— М-м…

— А потом улыбнулся мне как сущий ангел во плоти и вручил вот это, — подруга протянула мне букет и бутылку итальянского Пьер Совиньон.

— Дура ты, Нинка, — приняла я ношу из ее рук и двинула к кухонной зоне, чтобы уже водрузить пресловутые алые розы в трехлитровую банку.

Вазы у меня отродясь не было.

— Это еще почему? — следовала по моим пятам Ковалева.

— Потому что это был Хан, — пожала я плечами.

— Что? — заорала подруга, но я ждала подобной реакции и потому даже не вздрогнула.

— Я говорю, что это был…

— Да слышала я! — фыркнула подруга и закатила глаза. — А знаешь, нифига он не красивый, Танька. Я резко передумала.

— Да?

— Да! Губы слишком пухлые, и глаза у него слишком… э-э-э…слишком серые.

— Слишком серые? — прыснула я и рассмеялась.

— Да! Мышиные! Вот!

— Ну все ясно, — хохотала я между словами.

— Как белый день! Вино выпьем, а цветы давай выбросим от греха подальше, нечего от всяких мышиных королей веники подбирать. Погоди! А он к тебе приходил со всем этим, да?

— Угу, — поковыряла я несуществующую трещинку на столешнице.

— Он что, совсем совесть потерял?

— Угу, — снова кивнула.

— А ты что, дала ему повод потерять эту совесть, Танька? — недовольно уперла руки в бока Нинка.

— Блин!

Простонала я, понимая, что попала на рассказ как никогда…

Глава 4. О том, как кое-кто ошалел…

— Не хочешь мне рассказывать, да? — обиженно протянула Нина и стрельнула в меня глазами исподлобья. С упреком, будто бы я упала в ее глазах ниже плинтуса.

Да чего уж говорить? Я и в своих глазах давно пробила дно.

— Нин, да как такое расскажешь?

— Очень просто. Открываешь рот и начинаешь болтать все с самого начала.

— Все с самого начала ты знаешь, — повернулась я и сложила руки на груди.

— Да, знаю, Тань. Типа как твой Хан тебя терпеть не может, рычит на тебя, словно дикое животное, и, вообще, пытается сожрать со всеми потрохами. Так?

О, да! Так!

И тут же низ живота неожиданно и сильно скрутило жарким и острым спазмом. И все только потому, что я вдруг вспомнила, как он действительно рычал на меня, стоя между моих разведенных ног, и пытался реально сожрать, набрасываясь на мой рот.

Похотливое чудовище!

— Мы целовались, — тихо прошептала я, зажмурившись. А за ребрами начал разрастаться ядерный гриб из воспоминаний.

Целовались? Разве подходит это жалкое слово для описания того, что со мной делал Хан? Нет. Определенно нет!

— О, да неужели?

— Я этого не хотела, — зашипела я и нервно принялась расхаживать туда-сюда вдоль кухонного уголка.

— Конечно, нет.

— Но он так неожиданно набросился на меня!

— Когда?

— В прошлую пятницу.

— Ага! А я думаю, чего это ты вдруг тогда пижамкой озадачилась, — подперла кулаком подбородок Ковалева, и я виновато на нее посмотрела, — что, засосы понаставил, да?

— Трусы с меня стащил, представляешь? — прижала я ладони к горящим щекам.

— Боги! Да я бы сама из трусов выпрыгнула, если бы этот твой Хан на меня набросился!

— Нина! — рявкнула я.

— Да шучу я, — отмахнулась девушка, и я скептически покачала головой.

— Бесстыжая!

— А сама-то? Конспираторша хренова!

— Я просто постеснялась тебе о таком рассказывать! — взмахнула руками.

— И что? Сейчас твой Хан приходил за добавкой, или ему одних твоих трусов в трофейной коллекции показалось мало? — рассмеялась в голос Нинка.

— Ну сама же видишь, — стухла я и кивнула на бутылку вина.

— М-да, ну такое…

— А я, знаешь ли, не удивлена. Где я, а где этот мажор, м-м? Девочка из гетто и мальчик с Рублевки…

— Тань…

— Видимо, я только такого и достойна, по его мнению, чтобы меня нагнуть на офисном столе или в квартире без лишних сантиментов и расшаркиваний, — и мне пришлось до боли прикусить щеку изнутри.

И ведь вроде бы закалилась характером, а до сих пор больно…

— Он нравится тебе? — спустя минуту молчания вдруг спросила Нина.

— Он красив, — пожала я плечами.

— Бред Питт тоже красив, — фыркнула подруга, — но я тебя не об этом спрашиваю.

— Нет, — уверенно выдала я, — у Хана отвратительный характер, а еще удивительная способность меня бесить. Никакая сногсшибательная и трусикоувлажнительная внешность не перекроет эти недостатки.

— Ну тогда забудем этого гада и выпьем его вино. Кстати, отличный Пьер Совиньон! — откупорила Ковалева бутылку и принюхалась к винному аромату.

И мы забыли. Выкинули из головы Хана и его наглые и совершенно беспардонные телодвижения, много смеялись и разговаривали, делились планами на будущее и даже спланировали путешествие на море в сентябре.

Девочки…

Вот только намного после и глубоко за полночь Нинка уснула сразу, а я еще долго перебирала в мыслях то, что произошло до прихода подруги. И ранее. Когда я была усажена на рабочий стол Хана.

Пришлось закусить костяшки пальцев. Сильно. Потому что реакции моего тела меня откровенно пугали. Но я предпочла списать все на исключительный фасад своего босса. Хан, он был как…

Хан!

Понимаете?

Так и уснула в раздрае…

Встали только к обеду, а потом отправились бегать в парк, что был расположен у меня за домом. Я для общей профилактики, а Нина все пыталась вернуть себе былые стройные формы. Зачем? Я не знаю. Мне она и пышкой нравилась неимоверно. Я продолжала верить, что в человеке главное — душа, а не внешняя оболочка. Нина была прекрасна и изнутри, и снаружи.

После мы попрощались, и каждая отправилась в свою одинокую квартиру. Нинку это парило. Я привыкла. Главное, что за стенкой больше никто не бухал, не ругался матом и не грозился устроить мне порку. Увы, но призраки моего уродливого детства преследовали меня и по сей день…

И все бы ничего, но рабочий понедельник неумолимо приближался. А потом и наступил неожиданно и бесповоротно. Проснулась уже на диком мандраже, но перед смертью, как говорится, не надышишься.

Белая блузка. Черные брюки-дудочки. Экстремальный каблук. Прическа — волосок к волоску. И идеальный нюдовый макияж. Образ бизнес-леди — мой щит. Я не позволю его пробить ни одному столичному мажору с веником в руках и бутылкой дорогого вина наперевес.

У меня другие планы на эту жизнь.

Итак, девять пятнадцать утра. Привычная утренняя летучка, к которой я готова как никогда. Марк Германович как всегда в ударе, разве что только огонь не изрыгает, а так — стопроцентный дракон. Планомерно заворачивает отчеты, тукая своих подчиненных в их ошибки, как шкодливых котят. Жду, когда и мне дадут слово, но этого не происходит. Я снова в пролете, просто отсидела повинность, и меня это начинает не на шутку вымораживать.

Какого черта?

Вот и время истекло.

— На сегодня все, — дает отмашку Хан, жестом разрешая покинуть переговорочную, — расходимся.

А затем обваривает меня всего лишь одним предложением.

— Татьяну Сажину попрошу остаться.

Не успев встать со стула, откидываюсь на спинку, а потом с замиранием сердца смотрю на то, как мои коллеги стремительно покидают переговорную комнату.

Звездец!

— Тань, по «Крипто-Про» все готово у тебя?

— Да, — настороженно выдыхаю я.

— Тогда отчитаешься после обеда. Сейчас уже нет времени слушать, у меня встреча с Райским.

— Да. Как скажете, — киваю.

— Да. Как скажу, — прилетает мне в ответ, и меня обваривает его взглядом. Там столько всего. Обещание. Угроза. Предостережение.

Опять игры? Боже, я не вывожу…

Но захлебнуться паникой не успеваю, так как Хан тут же стремительно покидает замкнутое помещение, в котором, кажется, уже молнии сверкают от напряжения.

Черт!

А я остаюсь сидеть. И трястись от предстоящей с ним встречи. Потому что я слишком хорошо помню, чем кончилось наше последнее совещание наедине. Может, уйти на больничный? Или начать выполнять свои обязанности столь скверно, чтобы Хан и правда уволил меня к чертовой бабушке?

А что, идея!

И в этих терзаниях и сомнениях я варюсь еще несколько часов, пока меня все-таки не вызывают в кабинет моего босса. Заторможенно пялюсь в монитор и тяжело вздыхаю.

Бежать! Надо срочно бежать! Идти к нему нельзя! Просто нет и точка!

Но ноги уже несут меня в сторону его роскошного кабинета, а руки судорожно стискивают распечатки. Я уверена в них как никогда, но все равно сердце истошно беснуется за ребрами. Ох…

— Входите, Татьяна Юрьевна, Марк Германович уже вас ожидает, — натянуто улыбается мне секретарша Хана.

А, может, не надо?

Блин…

Осторожно, будто бы ступая по минному полю, я прохожу в просторный кабинет Хана. Здесь очень красиво и стильно, хоть и немного аскетично — блеск хромированного металла, благородное стекло, камень, древесина и несколько абстрактных картин. Но совершенно нет намека на личность того, кто здесь трудится. Ни рамок с фотографиями, ни памятных статуэток или еще что-то в этом же роде.

Совершенно обезличенное пространство и человек-загадка в нем. И этот человек не смотрит на меня прожигающе, как я могла бы себе предположить, а стоит у панорамного окна, спрятав руки в карманы дорогих брюк и глядит куда-то вдаль.

— Еще раз здравствуйте, Марк Германович.

— Привет, Тань, — как-то устало и безжизненно отвечает мне босс, но даже не поворачивается ко мне.

— Я тут с «Крипто-Про» как вы и просили.

— Да, давай. Начинай, — чуть дергает головой, и я усаживаюсь на краешек стула, прокашливаюсь и начинаю раскладывать перед собой распечатки.

Волнуюсь, как на экзамене, честное слово. Потому что экзаменатор — мой самый страшный кошмар. А еще в помещении слишком дурманяще пахнет его таким мужским и терпким ароматом. И я совершенно не понимаю чего хочу больше, вдохнуть полной грудью, чтобы накачать себя под завязку этим запахом или, наоборот, не дышать, чтобы не травить себе нервную систему.

Страшная дилемма.

— Я проанализировала их вводные и вот, что хотела бы предложить, — осторожно начала я, постепенно расслабляясь и переходя на деловой тон.

Я любила свою работу и делала ее хорошо. Это не пустое бахвальство, а простая констатация факта. Вот только с начальством мне все никак не везло. Но это лирика. Работаю с тем, что есть.

Но пока я увлеченно болтала, используя свои заготовки, Хан все так же, не шевелясь стоял у окна. И именно поэтому я рискнула уточнить.

— Марк Германович, вы меня слушаете?

— Да, Таня, я тебя слушаю, — словно робот выдал босс.

Отлично, блин…

И я принялась и дальше распинаться. Но неожиданно вздрогнула, когда увидела, что Хан все-таки повернулся и медленно двинулся к своему столу. Уселся, откинулся на спинку кресла и вперил в меня свой тяжелый, пронизывающий взгляд.

— Ну вот, собственно, и все, — подвела я итог под своих монологом.

— Дай посмотрю на цифры, — протянул руку, и я тут же вложила в нее свои распечатки.

И натянулась как струна, потому что только сейчас заметила, что костяшки пальцев у начальника сбиты до крови, а на левой брови вообще наклеен лейкопластырь.

Оу…

И на виске ссадина.

В аварию может попал? Х-м-м, а не все ли мне равно? Так-то да…

Но глаза отвести все равно не могла. Потому что эти детали от чего-то меня неимоверно завораживали. Красивые мужские руки и лицо — это одно, а вот когда они со следами от будто бы знатной драки, м-м-м…

Есть в этом что-то первобытное, настоящее, нерафинированное. И сразу перед глазами плывет образ, где Хан размахивает своими кулачищами и пот бежит по его виску, а стальной пресс…

Срань Господня, Татьяна Юрьевна, тебя куда это понесло, а?

Сглотнула, поерзала на стуле, а потом вздрогнула от неожиданно тихой, но раздраженной реплики начальника:

— Да невозможно же так работать!

Ручку от себя отшвырнул, распечатки тоже и смотрит на меня так, будто бы я причина всех его страданий в этом грешном мире. А у меня аж сердце к горлу подскочило и заметалось там будто в припадке.

— Увольнять меня все-таки будете, да? — испуганно пискнула я.

— Увольнять? — нахмурился Хан, а потом вдруг усмехнулся, — Нет, Тань, не увольнять!

И вдруг резко поднялся со своего стула, подаваясь в мою сторону. Вскрикнула и тоже подскочила как ужаленная, убегая от него по кругу брифинг-приставки.

— Хотя нет. Уволю, если ты еще раз обратишься ко мне на «вы», — угрожающе зарычал и снова подался ко мне. Ну, а я от него, собственно.

— М-марк Г-германович…

— Иди сюда, — почти схватил меня за пиджак, но я успела увернуться.

— Ты…вы…ошалел…ли совсем?

— Да! Ошалел, Тань! Сюда иди, сказал!

— Зачем? — пискнула и навернула третий раз вокруг его стола.

— Надо!

Резкое изменение траектории. Рывок. И вот я уже стою, прижатая в углу к его сильному телу. Дышать совершенно не способна, только открываю рот как рыба и задыхаюсь, пока он просто стискивает меня в своих руках.

Поднимает одну ладонь и за шею будто бы приковывает меня к стене, а затем наклоняется и прикусывает нижнюю губу, буквально прожигая меня сталью своих глаз. Прикрывает веки, вдыхает полной грудью, и я замираю в ожидании того, как он набросится на меня.

— Нет, нет…, - шепчу я сбивчиво, чувствуя, что кровь в венах уже почти вскипела.

— И за это слово я тоже буду увольнять, Таня.

Его губы так близко. Еще чуть-чуть и будет короткое замыкание. Да куда уж там? Меня уже колошматит как ту Каштанку!

Ой, спасите! Помогите! Кто-нибудь, умоляю!!!

— Марк Германович, к вам Герман Адрианович. Говорит, что дело срочное, — вдруг оглушает нас голос секретарши Хана по внутренней связи, и мы оба вздрагиваем, а потом и смотрим друг на друга как душевнобольные.

Господи, это его отец что ли пожаловал? Ой, мамочки…

С писком пытаюсь выпутаться из его рук, но он не отпускает, пытаясь заглянуть мне в глаза.

— Тань!

— Пусти! Пусти немедленно! — но он не подчиняется и мне приходится со всей дури наступить ему на ногу острой шпилькой своей туфли, — Пусти, говорю!

Тут же слышу грязное ругательство, и я все-таки выпутываюсь из его хватки. И бегом к двери. И очень вовремя, так как именно в этот самый момент дверь в кабинет Хана открывается и на пороге появляется импозантный мужчина лет сорока пять максимум.

— Добрый день, — выдавливаю я из себя и все-таки выбегаю из чертового кабинета.

Вот только дух перевести не могу, потому что в спину мне прилетает угрожающее:

— Вечером поговорим, Тань!

Да уж вряд ли…

Глава 5. О том, как мне вправили мозги…

Вылетаю из кабинета начальника как пуля из дула пистолета. Взмыленная. Взволнованная. И снова трясущаяся, как осиновый лист на ветру. Прямым ходом несусь в уборную, где запираюсь в свободной кабинке и прижимаю дрожащие ладони к горящим щекам.

О-о-о…

Это низ живота скрутила резкая и ослепляющая судорога, стоило мне только вспомнить, как белоснежные зубы моего босса прикусывали мою нижнюю губу. Дотрагиваюсь до нее пальчиками и судорожно выдыхаю.

Неужели? Неужели я опять вляпалась в это дерьмо?

Нет! О, нет!

Но реакции моего тела выдают меня с головой. Слишком очевидно. Слишком…

Я опять словно придурковатая бабочка и лечу на его свет. А он даже не сделал ничего. Просто потискал меня разок на рабочем столе и вот сейчас у стены. И все. Тушите свет! Коленки подрагивают, кровь бурлит, и вся я наполнена таким диким напряжением.

Бесстыжая слабая женщина!

И что мне теперь делать? Если он будет продолжать в том же духе, то я просто уступлю его натиску, а потом сожру сама себя за малодушие! Так и будет!

Выбегаю из туалета и лечу к своему столу, где под кипой бумаг нахожу мобильный телефон. Тут же отыскиваю в телефонной книге номер лучшего друга и набираю, томительно прислушиваясь к длинным гудкам.

— Привет, Тань.

— Привет, Стас.

— Ну что, уволили тебя?

— Хуже, — бормочу я и отхожу подальше, чтобы никто не подслушал наш разговор.

— Оу…

— Что мне делать? — почти с отчаянием выдохнула я вопрос.

— Ну… тут смотря, чего тебе хочется.

— Не смешно.

— Ладно, давай это не по телефону обсудим. Заеду за тобой после работы. Ко мне махнем, Аринка будет рада тебя видеть.

— А ты мне не наваливаешь? — с сомнением протянула я.

— Ну так утрясли же, Тань. Ну что опять начинается?

— Просто я до сих пор не могу привыкнуть, что вы вместе. Яд — pzN-R02V И что наша королева красоты выбрала тебя дурака.

— Ха-ха…

— Ладно, я буду тебя ждать, коль не шутишь. Очень-очень ждать, Стас.

— Другое дело. До встречи, подруга.

И до конца рабочего дня я сидела как на иголках, посматривая в сторону кабинета дорогого начальника. Видела, как он выходил со своим отцом, а потом вернулся, проходя мимо моего стола. Чуть задержался и выдал так, что услышала только я одна.

— Вечером, Тань.

Да щас, ага. Бегу, волосы назад…

Отвела глаза, чувствуя, как от его пристального взгляда по коже неумолимо ползет краска. И за ребрами полумертвое от перенапряжения поскуливало сердце. Куда ему глупому было тягаться против этих нахальных стальных глаз и рук, что так уверенно курсировали по моему телу.

Зачем он завел эту непонятную мне игру? Мне намного больше нравилась та, где мы ненавидели друг друга. А теперь вот, что мне делать? Как пережить еще одиннадцать месяцев рядом с ним?

Столько вопросов и ни одного ответа. Хоть стреляйся, а-а-а…

Но только часы пробили шесть вечера, как я тут же сорвалась с места, заталкивая в сумку свои вещи. А потом в ужасе вздрогнула, потому что из своего кабинета в огромный опенспейс вышел Хан и, прищурившись, поманил меня указательным пальцем к себе.

Ага, а то я дура набитая!

Развернулась и торопливо припустила в сторону лифтов, проталкиваясь сквозь уже приличную толпу народа. Если не успею втиснуться в кабинку сейчас, то мне крышка. И нижнему белью, что сейчас на мне надето, тоже. Вангую!

Оглянулась и пискнула от паники.

Ой-ой, мамочки! Мой босс, сурово насупив брови, поперся за мной, лавируя между своими подчиненными. Еще немного, и он схватит меня за шкирку, а потом потащит в свой кабинет. А там…

И от этой мысли я буквально подпрыгнула на месте, а потом каким-то чудом просочилась в уже закрывающуюся лифтовую кабину, забитую почти под завязку. Мгновение, и двери закрываются, отделяя меня от Хана и его глаз, что сверкали недовольными искрами.

Несколько десятков этажей вниз, и я вывалилась наружу, порывисто пробираясь к выходу из офисного здания. Выбегаю на улицу и несусь к стихийной парковке у самой дороги, но знакомой красной Теслы не вижу и начинаю дико нервничать.

Мне нужно убираться отсюда! Немедленно!

Вытаскиваю телефон из сумочки и набираю номер Гордеева. Тот отвечает сразу же:

— Я на подъезде.

— Блин, у меня хвост. Давай быстрее.

— Отрубим твой хвост, не ссы!

И отбивает звонок, а я оглядываюсь. А затем в ужасе делаю шаг назад. Ко мне приближается Хан. Неторопливо. Уверенно. Решительно.

— В догонялки будем играть, да, Тань? — подходит ближе и засовывает руки в карманы брюк.

— Если говорить откровенно, то мне бы не хотелось вообще играть с вами в игры, Марк Германович, — выпаливаю я.

— Какая потрясающая ложь, — усмехается.

— Какое поразительное эго, — качаю я головой.

— Поужинаем?

— Нет.

— Перейдем сразу к десерту?

— Не хочу повторяться, но…

— Да перестань, — пытается перехватить мою руку, но я снова отступаю от него, а потом слышу до боли знакомый голос.

Спаситель мой!

Стасичка!

— Тань!

Оборачиваюсь и улыбаюсь ему во все свои тридцать два зуба. Счастлива до безумия. А он стоит, привалившись бедром к своей красной ракете, и улыбается мне в ответ.

— Прыгай, детка! — кивает Стас на пассажирское место, и я тут же делаю так, как он говорит.

— Гордеев, — цедит за моей спиной мой босс.

— Хан, — чуть склоняет голову Стас и насмешливо поигрывает бровями.

А я сажусь в салон и пристегиваюсь, стараясь не смотреть в сторону своего начальника. Но не выдерживаю. Он смотрит нам вслед до тех пор, пока мы не скрываемся из виду.

— Спасибо, — шепчу я другу облегченно.

— Пожалуйста…

Вот только почему мне кажется, что я устроила себе еще большие проблемы?

— Ну ты чего там притихла?

— Мандражирую, — едва слышно выдыхаю я.

— Эмоции или чувства?

— Блин! Ну вот зачем ты так сразу в лоб, а? — вскидываю я руки.

— Отвечай.

— Не знаю, все сложно, — выдыхаю я напряжение и отворачиваюсь, разглядывая наводненные улочки столицы.

— Ладно, отстал. Пусть Аринка тебя разматывает.

А я на это заявление только фыркнула, но сама уже через сорок минут сидела напротив девушки лучшего друга с пузатым бокалом красного сухого и плакалась ей о своей незавидной доле.

— Домогается.

— А ты что? — хлопает Арина своими голубыми, как небо, глазами.

— Сопротивляюсь.

— А он что?

— Настаивает.

— Ну, это Хан. Ничего нового, — пожимает девушка плечами и подливает нам бордового напитка.

— В смысле?

И Арина протяжно выдыхает, а потом садится передо мной за барную стойку, смотря пристально и очень внимательно.

— В прямом, — ведет плечом и откусывает кусочек сыра с плесенью, — мы же с ним соседями были на Рублевке. Жили через два дома друг от друга. Часто тусили в одной компании. Не дружили, но примелькались. И я знаю, каким он был вне стен «Золотой Лиги».

— И? — затаиваю я дыхание.

— И… Хан — бабник, Таня. Всегда им был и, скорее всего, им и остался. Ведь горбатого, как известно, могила исправит. Тем более такого, знаешь ли, стопроцентного и хрестоматийного гуляку.

— Байки из склепа травите, девочки? — появился Стас из душа в одних лишь домашних шортах без верха. Но я от его вида даже не смутилась. Он был другом, считайте, что братом.

И Арина это тоже, наконец-то, увидела. Только улыбнулась и вспыхнула, смотря на своего парня влюбленными глазами. И как я раньше этого не видела?

— Ну не мешай, — шикнула я на парня и щедро отхлебнула из бокала.

— Ой-ой, простите, грешен, — прыснул он и ушел на просторный балкон, принимаясь забивать кальян.

— Продолжай, пожалуйста, — вскинула я на Арину глаза, умоляя ее рассказать мне больше об этом загадочном человеке.

— Я не хочу тебя чем-то задеть или обидеть, — прикусила та губу.

— Этого не будет, — уверенно кивнула я.

— В общем… про то, что он к тебе яйца подкатывал, была в курсе вся школа, но никто не относился к этому слишком серьезно, потому что Хан всегда был таким: понравилась девчонка — раз-два, и она уже гуляет с ним. Недолго, но все же. И по новой. Он в поселке с кем только не мутил, Тань.

— И тебя клеил? — решилась спросить я.

— Нет, меня как-то не заметил, — улыбнулась блондинка и подмигнула мне, кивая в сторону балкона.

А-а-а, боялась, что Стасичка приревнует. Понятно.

— Ладно, — улыбнулась я, хотя внутри меня все сжалось и скукожилось от этой неприглядной правды.

— Это еще к вопросу: почему тебя Батурина вечно прессовала.

— Что? — недоуменно переспросила я.

— Ну, как? А ты до сих пор не врубилась? — развела руками Арина.

— Нет, — покачала я головой, и сердце сковала свинцовая тяжесть.

— Это он в школе корчил из себя Мистера-Мне-На-Все-Насрать. А на Рублевке в привычной среде Хан все еще юзал Кристинку. Все два года старшей школы, пока окружающие думали, что они расстались. А та дура влюбленная бежала за ним по первому его зову и выполняла все, что тот ей скажет.

— Но…

— Как же так? — рассмеялась Толмацкая, а я конкретно сникла.

— Да…

— Он мудак, Тань. И всегда им был. И делал все только в пределах своих интересов. Я не могу судить, что там происходило между вами, но могу сказать одно: когда он таскал тебе букеты, как минимум три или даже четыре девушки думали, что они в отношениях с Ханом.

— Звездец!

— И Батурина тоже так думала. Весь десятый и одиннадцатый класс она просто верила, что у них все сложно. Вот и весь разговор.

— А Стелла? — напряженно и боязно спросила я все-таки.

— Оу…

— Говори, как есть.

— Стелла была не из нашего теста, если можно так сказать. Да, ее мать тянула школу, но дальше дело не шло. Она пару раз появлялась в компании Батуриной, но не более.

— Она мне говорила, что Хан ее клеил, — поджала я губы.

— Боже, — рассмеялась Арина, — скажи мне, кого этот кобель не клеил?

И я вконец сникла, удрученно рассматривая вино в своем бокале.

— Так что же мне делать?

— Смотря, чего ты хочешь, Тань.

— А есть варианты?

— Есть! Мы не в каменном веке живем. И ты можешь просто хорошо провести время, если учитывать тот факт, что ты не купишься на его обаяние и не влюбишься в него.

— О, нет…

— В противном случае просто беги от него. Я бы точно бежала, Тань. Быстро и сверкая пятками.

— Да?

— Да, — утвердительно кивнула девушка.

— Мне некуда бежать, Ариш. У меня контракт. Еще одиннадцать месяцев в «Лабра», иначе мне волчий билет в один конец и совершенно непосильная неустойка в спину.

— Дерьмо. Но мы можем тебе помочь. Сколько тебе надо, чтобы откупиться?

— Спасибо, но я сама, — понуро выдохнула я и снова отхлебнула из бокала, а потом вздрогнула, когда услышала голос друга.

— Дамы, трубка мира готова!

И мы еще долго сидели, говорили о вечном, пили вино и курили кальян, а я все не способна была выкинуть слова Арины из своего воспаленного мозга. Каждое слово подруги било меня наотмашь. Резало кровоточащую плоть истерзанной души. А потом присыпала ее солью.

Господи!

Но ведь я так хотела расшифровать этого человека, и вот, пожалуйста. Так что для меня не так?

Радоваться надо.

Предупрежден — значит, вооружен.

Вот только когда я легла спать в гостевой спальне спустя несколько часов, то не смогла сдержать того, что набурлило внутри меня.

И слезы хлынули из глаз.

Горькие.

Он опять со мной играет, выворачивая мои чувства наизнанку.

Глава 6. О том, как горько быть «галочкой»…

Не выспалась совершенно.

Половину ночи крутила в голове события прошлого и настоящего. И, увы, пришла к довольно-таки неутешительным выводам: я всегда для Хана была лишь «галочкой». Ей я и осталась.

Не верить Арине у меня поводов не было. И каждое ее слово в копилку полного портрета Марка и било меня по живому. Теперь многое стало простым и понятным. Наконец-то, пазл окончательно сложился в моей голове. Вот и сейчас ему просто захотелось.

Припекло.

Если бы я дала ему тогда вечером на столе, то, может бы, он и успокоился бы, а так…

Но что бы тогда от меня осталось, верно?

Забылась тяжелым сном только под утро, а проснулась разбитая и потерянная всего через пару часов. Тенью двинула в душ, после наскоро высушилась, написала хозяевам записку с сердечными благодарностями и оставила ее на видном месте. И вызвала такси до дома.

А там почти полчаса сидела и смотрела в одну точку, не понимая, как и что я буду делать дальше. Как ему противиться? И что предпринимать, когда Хан пойдет на таран?

Вешаться? Ха-ха…

Неторопливо собралась и навела красоту, облачаясь в белый брючный костюм. Если уж на душе траур, то пусть хоть визуально у меня будет все хорошо. Красная помада, экстремально высокая шпилька и уверенный взгляд в будущее — вот то, что мне надо.

А Ханы? А Ханы пусть катятся лесом!

Вошла в офисное здание, поднялась на свой этаж и тут же попала в котел. На меня пальцем указывала коллега, говоря при этом с курьером службы доставки. И в руках у парня была огромная корзина белоснежных орхидей наперевес с коробкой премиальных шоколадных конфет.

И сердце в груди заметалось, как в предсмертных конвульсиях, а по позвоночнику пробежала толпа сумасшедших мурашек. Это от босса? Черт, ну кто еще мне станет дарить такие роскошные подарки?

Измором решил взять, собака сутулая. Ничего его не проймет. Ни Стасы, ни Пети, ни Васи, черт возьми!

Прошла ближе и с отчаянием посмотрела на мальчишку в форменной робе.

— Татьяна Сажина? — с услужливой улыбкой на устах спросил тот.

— Угу, — кивнула я.

— Тогда это вам! — протянул мне цветы и шоколад, но в руки я брать их не стала, а только указала ему, куда поставить все это безобразие, косясь подозрительно в сторону кабинета своего руководителя.

Неугомонное существо!

— Распишитесь вот здесь, пожалуйста, — и я тут же поставила автограф, куда сказано. — Ага, спасибо! Всего доброго! — И мальчишка откланялся, а я так и осталась стоять на месте и недовольно смотреть на букет.

Добился все-таки своего, гад настойчивый. Не сам, так через курьера всучил мне цветы.

Красивые, зараза! И ни в чем не виноватые. Но так хотелось швырнуть их в урну, что аж руки зачесались. Но не стала этого делать. Не опустилась до такого демонстративного шага. Просто отставила веник и конфеты на край стола и предпочла о них забыть, полностью сосредотачиваясь на своей работе.

Но уже через полчаса вздрогнула, так как рядом со мной остановился некто, кто пах как сам грех: порочно, остро, терпко…

Боже!

Вся покрылась ледяной коркой страха, но все же подняла глаза на Хана. Стоит, руки в карманах и равнодушно созерцает подаренный им букет. Дотрагивается пальцами до нежного лепестка, а потом неожиданно недовольно поджимает губы и молча уходит в свой кабинет, оставляя меня растерянно смотреть ему вслед.

Ай, да не все ли мне равно, что там в голове у этого похотливого самца? Так-то и да, все равно!

Но после обеденного перерыва на мою голову снова выпадает очередное испытание сокрушительными эмоциями.

Совещание. И мне все-таки дают сказать свое слово. Выпаливаю все как на духу, но неожиданно в ответ получаю лишь сухой кивок. А дальше внимание босса тут же смещается с меня на другого подчиненного. Вот так, удивительное дело, и, наверное, тогда посреди лета пойдет снег, потому что такого никогда не было, чтобы Хан выслушал и остался всем доволен.

Никогда, слышите?

И пока я потрясенно мандражирую на своем стуле, совещание подходит к концу, а коллеги гуськом тянутся на выход друг за другом. И только я мешкаю, и торопливо следую за ними самой последней, но неожиданно врастаю в пол от голоса начальника, обращенного ко мне.

— От кого цветы?

— Простите? — недоуменно гляжу я на него.

— От Стасички? — ухмыляется и поднимает на меня глаза, полные бесконечного недовольства.

— Не могу понять вашего настойчивого интереса, Марк Германович, — вопросительно приподнимаю брови и пожимаю плечами, не в силах разгадать его шарады.

— Свободна, — отмахивается вдруг тот, и я пулей вылетаю из переговорной, притормаживая только возле своего стола.

А там принимаюсь выискивать среди прекрасных бутонов карточку отправителя. И нахожу ее!

Стремительно разворачиваю и почти в голос чертыхаюсь. Вот же… а-р-р-р!!!

«Передавай привет Хану, дорогая! И, да, скушай шоколадку, поднимай концентрацию эндорфинов в крови, цвети и пахни назло этому кобелю. Целую, Арина».

Звезде-е-ец!!!

Рухнула в кресло и устало прикрыла глаза.

Ну, что за жизнь? Босс без тормозов, так еще и друзья садисты. Мне же с этим тираном еще работать надо было дальше почти целый год, а они воду мутят. Эх…

Не выдержала, взяла в руки телефон и набрала Толмацкой:

— Если ты звонишь меня поблагодарить, то не стоит, — довольная, как слон, тянет в трубку подруга, а я только закатываю глаза.

— Ну вот нафига, Ариш?

— По мне так славный пистончик для Марка Гадовича не помешает, чтобы знал, что нашу Таню есть кому защитить, — поучительным тоном, словно учительница, вещала девушка.

— Уж не знаю, каков был план, но пистончик только что прилетел мне, а не ему, — недовольно буркнула я и покосилась в сторону кабинета начальника.

— Ой, как славно, — рассмеялась в трубку подруга и я усомнилась в ее психическом здоровье.

— Больше так не делай, — прервала я ее неоправданное веселье.

— Хорошо. Я — не буду!

— Э-э-э…

— Все, пока-пока, Танюш, — и отключилась, паразитка такая.

А я только затравленно втянула голову в плечи и оглянулась по сторонам. Благо, что никто не обращал на меня внимания, да и отдел наш был в большинстве своем молодой. Цветы — на столе у девушки далеко не редкость. Вот и я сильно не отсвечивала.

Но под конец дня так эмоционально вымоталась, что все-таки открыла коробку с конфетами и взяла себе одну, тут же закидывая ее в рот. И даже глаза закрыла от блаженства.

Это было божественно — молочный шоколад, нежнейшее пралине и марципан. Да, концентрация эндорфинов в крови резко подросла. Сейчас съем еще одну и вообще хорошо будет.

Но стоило мне только открыть глаза, как я тут же встретилась с предельно недовольным взглядом Хана. Он вышел из своего кабинета с каким-то седовласым мужчиной, который что-то говорил Марку, но тот только кивал и полировал меня своей неприязнью.

Б-р-р!

Срочно конфетку!

Подхватила еще одну и демонстративно закинула ее в рот, улыбнулась и уткнулась в свой компьютер. Так-то! У меня тут своя атмосфера и в ней нет места всяким напыщенным и похотливым мужикам.

И вообще, как он мог мне когда-то нравиться?

Да, смазливый, спору нет. Тело еще это как у живого Бога. Но ведь ужасно заносчивый, вечно всем недовольный засранец, не принимающий отказов.

Ну что я могу сказать? Была дурой, обещаю исправиться.

На такой минорной ноте и закончился мой рабочий день, а затем я отправилась домой, чтобы хорошенечко отмокнуть в ванной с пеной и бокалом благородного Москато. И, знаете, все получилось, и я почти не вспоминала свои злоключения, представляя, что все у меня хорошо.

А если даже и нет, то обязательно будет!

Вот только и на следующий день легче не стало, а утром в офисе, у моего рабочего стола меня дожидался все тот же курьер, что был и вчера. На этот раз он держал в руках коробку с розами цвета нежной пастели, золотым папоротником и сухоцветами. И еще одну коробку конфет.

Красиво, ничего не скажешь. Ну и кто на этот раз? Если опять Арина, то я ее придушу!

Приняла, расписалась и полезла за открыткой, приготавливаясь внутренне уже ругать самодеятельную подругу. Развернула и тихо чертыхнулась.

«Арине ты запретила раздавать пистончики, а мне нет. И не злись, лучше съешь конфетку. Чмок. Твой Стасичка».

А-а-а!!!

Но, на удивление, начальник весь день ходил мимо, не обращая на меня совершенно никакого внимания. Просто по нулям. Будто бы ни то, что букета нет на моем столе, но и меня за ним тоже не наблюдается. Дела…

Но я только пожала плечами и предпочла возрадоваться, надеясь на то, что стратегия друзей подействовала и Хан наконец-то отвалил от меня.

Ага, три раза ага!

Буквально за час до конца рабочего дня на мой рабочий стол легла увесистая папка. Подняла глаза и вопросительно уставилась на секретаршу своего начальника. Та смотрела на меня с жалостью, но все же пояснила.

— Это правки по «Соло-ГК», Марк Германович попросил вас к завтрашнему обеду все подогнать и выслать корректный вариант ему на почту.

— К обеду? — задохнулась я.

— Да, — кивнула девушка и пожала плечами.

— Да там работы на несколько дней, — ужаснулась я, приоткрывая папку, словно она была ящиком Пандоры.

— Не могу ничем помочь, — развернулась секретарша и потопала в свой кабинет, а я осталась сидеть на своем месте, в полнейшей панике вцепившись в волосы.

Ну, гад!

Ну, погоди!

Скрипнула зубами, отодвинула в сторону свою текучку и принялась за работу, перелопачивая тонны информации и подгоняя графики и таблицы под удобоваримый вид. И такое во мне росло возмущение!

Пока коллеги вставали со своих мест, пока покидали просторный опенспейс, пока за окном садилось за кривой горизонт августовское солнце. Пока сам биг-босс ровно в девять вечера наконец-то не покинул свой кабинет.

О, я его ждала! Потому что внутри меня, словно в жерле вулкана уже во всю бурлила лава. А при виде его довольной физиономии меня окончательно переклинило и произошло извержение.

— Ах, какая смекалка, ум и сообразительность, — язвительно, но со смешком произнесла я, тем не менее, не отрываясь от монитора.

— Ты со мной разговариваешь?

— Нет, с тумбочкой, — огрызнулась я.

— М-м, ну ясно. Если не справляешься, то так и скажи, не надо выставлять меня самодуром, — медленно подошел к моему столу Хан и облокотился на перегородку, дотрагиваясь руками до нежных роз.

— Позвольте предупредить, смерть от разочарования ужасна мучительна, — фыркнула я.

— Что-ж, как знаешь. Значит, паши дальше. Все лучше, чем…

— Чем что? — подняла я на него глаза и почти тут же получила ментальный удар под дых.

Боже, ну почему он такой? Тако-о-о-ой!!!

— Чем влезать в чужие пары! — неожиданно рявкнул он и рассек воздух ладонью.

— Занятная шарада! Но простите, разгадывать ее не буду — очень занята, — и потрясла в воздухе папкой с «Соло-ГК».

— Дуру из себя перестань корчить, тебе не идет!

— М-м, еще что скажете?

— Думаешь, я не в курсе, что Гордеев живет с Толмацкой, м-м? Она вообще в курсах, что ты «детка», которой каждый день ее парень дарит цветочки с конфетками, — и я тут же сглотнула горький ком.

— Так вот вы, что обо мне подумали, — задохнулась я от обиды.

— А что не так? Это же ты трешься вокруг Стасика, как последняя дрянь!

— А что, надо вокруг вас тереться, Марк Германович? Тогда будет все в порядке и домой я буду уходить вовремя? Я права? — уже змеей шипела я.

— Таня, — угрожающе зарычал Хан.

— Ах, так значит я права. Ну, просто восторг! А что будет, когда я не соглашусь на ваши условия? Снова мне бабки предложите за благосклонность? Или вы уже пережили свои тупые юношеские порывы?

— Замолчи.

— А я не буду! — откинула от себя папку и встала на ноги, — Рабочий день закончен, болтаю, что хочу. И вообще, раз начали вынюхивать про меня гадкие подробности, то вот вам еще одна — Арина в курсе. Ясно? Надо будет, так мы и шведской семьей счастливо заживем и вас не спросим. Все! До свидания!

Рухнула в кресло и прикрыла глаза. А когда открыла, Марка Хана уже не было в помещении.

— Эпическая дура ты, Танюха, — пробормотала я сама себе, — просто эпическая!

Галочка…

Глава 7. О том, что у всякого есть прошлое и настоящее…

После ухода Марка Гадовича, я просидела в офисе до двух часов ночи, пока меня не попросил на выход охранник. Упиралась, конечно, но в итоге согласилась, потому как другого выбора мне просто не оставили.

Домой взять работу я тоже не смогла, но и сдаваться просто так не собиралась.

А потому уже в семь утра я была на рабочем месте, как штык, подбивая цифры к чертовому «Соло-ГК». Ничего не видела, ничего не слышала, только стучала по клавиатуре, как одержимая, да изредка совершала марш-броски до кофемашины.

Чуть наизнанку не перекрутилась, но ровно за пять минут до дедлайна я все-таки отправила на почту Хана выполненную работу. А потом откинулась на спинку своего стула, желая сдохнуть прямо здесь и прямо сейчас.

Вокруг меня началась суета — это народ двинул на обед, а я все сидела в своем кресле и понимала, что еще немного и отрублюсь. Три часа сна — это ничтожно мало. А с умственной нагрузкой так вообще катастрофа.

В общем, вырубило меня прямо на столе, а очнулась я только тогда, когда улей вокруг меня снова ожил. Сонно заозиралась, быстро поправила прическу и макияж, а потом подскочила и кинулась к секретарше Хана.

— Алина? — окрикнула я девушку.

— Да, Тань? — приподняла та идеально выкрашенную бровь, лохматую по моде и странно зачесанную кверху.

Боже, бедная бровь!

— Слушай, а Марк Германович по «Соло-ГК» ничего не говорил? — заломила руки, но тут же спрятала их за спину.

— А-а, так его же с утра не было, он в Подмосковье укатил, обещал только во второй половине дня явиться. Так что, можешь не торопиться с правками, — подмигнула мне девушка и зашагала в сторону приемной.

А мне так обидно стало, вот прям аж за ребрами заломило и подбородок предательски задрожал. Пока я корпела над этими глупым заданием, этот самодур спокойно себе спал дома, в мягкой кроватке. А теперь вместо того, чтобы проверять мои труды, просто забил и уехал по своим архиважным делам?

Ну не сволочь ли, а?

Смахнула усталую, злую слезу, развернулась и пошла на свое рабочее место, принимаясь за работу, которая категорически не хотела выполняться.

Меня рубило. Жестко.

Вот прям хоть спички в глаза вставляй. Уже и кофе не помогал. Просто спящая царевна, ни дать ни взять.

Но все изменилось, когда мимо меня прошел некто, кто пах кедром и пачули, а еще немного яблоком и дамасской розой. И все во мне натянулось струной, а сон как рукой сняло. Только заторможенность сознания и легкий шум в голове напоминали, что я слегка не в себе.

— Таня, зайди ко мне минут через пятнадцать, — на ходу произносит мне босс, а я только киваю и все вдыхаю в себя его запах, понимая совершенно точно, что он меня бесит точно так же, как и этот мужик.

Выдыхаю вымученно, но все-таки делаю, как он просит. Прохожу мимо секретаря, ловлю ее кивок и двигаю дальше, а потом буквально падаю в кресло и поднимаю на Хана глаза.

Не брит. Помят. Глаза красные. Ну все, сейчас будет мне кровь пить.

— Добрый вам день, Марк Гад…Германович, — быстро поправляю я себя, растягивая губы в вымученной улыбке и закидывая ногу на ногу.

Хмыкает, трет указательным пальцем переносицу, тихо смеется.

Смеется, собака сутулая! Весело ему! Ну вы только посмотрите.

— Справедливо, — выдает он и чуть вытягивает губы трубочкой.

Но я только продолжаю молчать, тяжело поглядывая на него и высверливая в его лбу ментальную дыру.

— Таня, я что тебя позвал? Вообще-то я извиниться хотел…

— Вообще-то, — повела плечом.

— Да.

— М-м…

— Извини меня, я был неправ и просто… короче, я приревновал тебя, Тань.

— У вас нет никакого морального права ревновать меня, — чуть отвела я глаза в сторону, потому что его слова что-то делали со мной. Что-то, от чего сердце в груди начинало биться чаще.

— Знаю. Но, я хочу, чтобы было.

— Послушайте…

— Перестань мне выкать, я старше тебя всего на полгода, — стиснул он ручку так, что она жалобно скрипнула.

— Послушай, — тут же согласно кивнула я, — я принимаю твои извинения, Марк, но…

— Давай поужинаем сегодня?

Это звездец!!! Он просто непробиваемый! Наглухо отбитый…

— Я твоя подчиненная. Ты — мой босс. Я хочу, чтобы все осталось так как есть, — упрямо выдала я и стиснула подол юбки под столом так, что ткань чуть не треснула.

— Ужин. Всего один. Тань?

— Я сегодня не могу, — вру я, не моргнув и глазом. Кого там мне моргать? Раз и усну, даже стоя, черт возьми.

— Из-за Стаса? — резко встал и подошел к окну.

— Из-за «Соло-ГК»! — психанула я, — Я выполняла твое поручение до двух ночи, а потом снова с семи утра, чтобы успеть в срок. И сейчас я не ужинать хочу, а тупо спать.

— Что у тебя с Гордеевым? — будто бы не слыша, снова атаковал меня Хан и я совсем сникла, ныряя в прошлое. Оно до сих пор упорно стояло перед моими глазами, как будто все произошло еще вчера.

— Сплю с ним за деньги, — выпалила я и улыбнулась, видя, как ладони Марка сжались в кулаки.

— Таня…

— Вы прикалываетесь? — в конец вышла я из себя.

— Прости?

— Ну видимо да, вы же всем девушкам букеты таскаете и на ужины зовете, если хотите попробовать, да? Телки же падки на эту романтику и всякую ванильную хрень, — высказала и словно многотонный груз с плеч свалился.

Марк был моей первой любовью, и я навсегда запомнила его жестокие слова в свой адрес, но на потеху друзей-товарищей. Это было больно и жестоко.

Это было низко!

— Но вообще ничего серьезного, даже близко. Правда же? — упорно добивала я.

Развернулся. Смотрит на меня исподлобья. Давит взглядом — словно препарирует. А я больше ничего не хочу. Ни видеть его, ни слышать, ни чувствовать это иррациональное и слепое притяжение к нему.

— Мне и школы хватило, Марк Германович, — снова возвела я между нами стену, — я второй раз на грабли наступать не собираюсь. Уж извините.

— Это был просто треп глупых мальчишек, Тань, — сглотнул он и взлохматил пятерней волосы.

— А вы случаем с Батуриной до сих пор не вместе, м-м? — парирую я и поджимаю губы, вспоминая, как он самозабвенно тискал свою Барби на последнем звонке.

Тискал и довольно мне улыбался.

— На сегодня ты свободна. Можешь идти домой, — отвернулся к окну Хан и глухо выдохнул.

И я тут же вылетела из его кабинета, а потом сделала так, как он велел — отправилась к себе и тут же уснула, стоило мне только соприкоснуться лицом с подушкой.

Пятница.

Все вокруг обсуждают подступающие выходные, а я вяло жду обеда. Не работается сегодня. И не спрашивайте меня почему.

Так-то наоборот должна порхать.

Потому что сегодня с утра мимо меня быстро прошел Хан, сухо кивнул и продолжил движение, будто бы я просто подчиненная, а он просто мой руководитель. Дальше — больше. На совещании по итогам недели он смотрел на меня отстраненно и сдержанно. По-деловому.

Лишь закидал уточнениями, но в конце только кивнул и перешел к следующему вопросу.

И после не попросил остаться, хотя я с замиранием сердца это ждала. Ведь он был так настойчив со своим ужином. И я вся обросла стальной броней в ожидании его очередной атаки.

Но нифига. По нулям. И у меня даже внутренности скрутило, ни то от страха, ни то от томительного ожидания, что этот ненормальный снова выкинет очередной фортель, зажав меня в какой-нибудь каморке, пуская в ход свои наглые руки и…и губы тоже.

Черт! Ох, черт!

Но, как не гнала я все эти мысли из своей головы, они упорно плодились и размножались. Окаянные!

В таком раздрае и прошла первая половина дня, пока не наступил долгожданный обед. Покидала в сумочку свои вещи и бодро двинула на выход. Вызвала лифт, а потом и вошла в него, все еще перемалывая в голове прошедшую неделю.

А потом вздрогнула, когда услышала свое имя.

— Таня?

Повернула голову и вопросительно уставилась на широкоплечего парня, долго на него таращилась, а затем ахнула. Да не может быть!

— Дима?

— Офигеть! Сколько Лен, сколько Зин, — улыбнулся тот и протолкнулся в кабинке ко мне поближе, рассматривая меня с улыбкой и долей откровенного восхищения.

— Да уж, — пожала я плечами.

— А ты тут какими судьбами? — нарисовал парень окружность в воздухе.

— Я тут работаю. В «Лабра».

— Ничоси! — присвистнул, — А меня туда не взяли. Но зато приняли в «Цитадель».

— Ого!

— Спасибо! Сам очень рад, с понедельника тут тружусь. Слушай, а ты на обед?

— На обед, — кивнула я.

— Может быть составим друг другу компанию, если ты не против, — и Дима впился в меня выжидательным взглядом, пока я молча смотрела на него, прикусив губу.

Леонков был хорошим парнем, вот только…он был моим бывшим. Так что…

— Тань, да брось, просто обед. Ну что ты?

— Ну хорошо, — кивнула я и улыбнулась ему.

— Отлично! Предлагаю новое местечко тут, сразу через дорогу. Ты как?

— Я не против, — снова как китайский болванчик затрясла я головой.

А затем лифт остановился, и мы все-таки вышли в холл, а дальше двинули в оговоренный ресторанчик. По дороге Дима по своему обыкновению болтал без остановки, а я еще раз вспомнила почему мы расстались. Он был славным парнем, но уж слишком самовлюбленным, зацикленным на своей внешности и мускулах, над которыми работал каждый божий день.

Мы познакомились с Леонковым, когда я была на первом курсе, а он на третьем. Видный парень, гордость института и мечта многих девчонок. Что он во мне нашел? Даже не знаю. Но Дима целый год ухаживал за мной, а я морозилась. И только когда душевные раны, нанесенные мне Кеном, окончательно затянулись, я позволила себе жить и дышать полной грудью.

Но и на этот раз я промахнулась. И слишком поздно поняла, что не люблю Диму. Рядом с ним мое сердце не замирало, а кровь не бурлила по венам. И от его прикосновений я не загоралась ярким факелом и даже не тлела жалким угольком. По нулям. Глухо как в танке.

Да и Дима меня тоже не любил. Он любил только себя, свои мускулы, свое лицо и свою популярность у противоположного пола.

И пока я ходила с ним на свидания, держась за ручку и целомудренно целуясь, сам Леонков успевал жить на полную катушку и ни в чем себе не отказывать, если вы понимаете, о чем я.

Я подслушала, как девочки судачат про моего парня в раздевалке, обсуждая то, что я, фригидная корова, не даю ему и он скоро меня бросит ради одной из них. Это и стало катализатором.

Я тогда выдохнула, а Леонков решил, что у меня приступ небывалой ревности.

В последний наш вечер я хотела порвать с ним, а он перейти на новый уровень.

— Между нами все, Дим.

— Что начинаешь? Будешь верить серой массе, а не мне, да?

— Дело не в тебе, дело во мне, — закусила я губу, видя его недовольство.

— Серьезно? Капец, ты дура, Таня. Сломаешь год отношений и из-за чего? Из-за того, что я пару раз на стороне спустил пар? Ну и что? Я тебя люблю! И я уважаю твое желание остаться чистой до свадьбы. А я мужик и у меня тоже есть определенные желания, знаешь ли! Но это не значит, что я не предан тебе, черт возьми!

— Дима, перестань, — прикрыла я лицо ладонями, устав слушать эту откровенную дичь.

— Таня, очнись! Они для меня просто телки. Трахнул и забыл! А ты — мое будущее! Видишь разницу?

— Вижу, — подняла я на него глаза, — ты уже заготовил мне место в своей жизни, но я не хочу его занимать. Я тебя не люблю. Точка!

Еще год Дима не давал мне жизни. Все вернуть пытался, даже клялся, что больше никогда не будет изменять. А я так устала от него, что просто хотела пожить без этого навязчивого к себе внимания. И он отстал, а я весь последний курс института ходила, шарахаясь от парней, как от прокаженных.

И вот он опять рядом. Красивый, высокий, мускулистый, мечта любой девушки и снова мне улыбается. А я рядом с ним холодная и безучастная.

Вот только все меняется, когда мы наконец-то входим в ресторан и занимаем столик у окна.

Отчетливое ощущение чьего-то пристального взгляда. Кручу головой и замираю на мгновение, сталкиваясь со стальными глазами своего начальника.

Он здесь. Сидит в компании нескольких мужчин на втором этаже заведения и смотрит на меня снизу вверх. Смотрит так, как будто бы хочет придушить голыми руками.

И что же я делаю, спросите вы?

Конечно, улыбаюсь Диме во все свои тридцать два зуба, а потом смеюсь над очередной несмешной шуткой.

Вот вам, Марк Гадович, получите и распишитесь — я могу быть не просто «галочкой», ко мне могут относиться серьезно и даже очень! И мое прошлое тому прямое доказательство.

Глава 8. О том, как жить хорошо…

Радоваться мне пришлось недолго. Уже всего через несколько минут пришел откат и осознание. Я начала дрожать и смущаться, а потом и вообще чувствовать себя не в своей тарелке.

А все потому, что со второго яруса ресторана меня продолжал полировать взглядом Хан. С него же станется, он сейчас мне еще одного любовника в копилку припишет, а потом и всю кровь выпьет, попрекая неразборчивостью.

Благо, спустя примерно минут тридцать пять, компания мужчин вместе с моим начальником встала из-за своего стола и спустилась вниз, все о чем-то оживленно переговариваясь, а затем и вовсе покинула помещение.

И я разом обрадовалась, а затем и скисла.

И борщ моментально стал каким-то пресным, и салат не впечатлил, и даже кофе мне сварили сильно посредственный.

— Ну что мы все обо мне, да обо мне, Тань. Может и про себя что-то расскажешь? — вдруг привлек мое внимание Дима, хотя я не слышала ровным счетом ничего из того, что он мне вещал.

Оказывается, все как всегда — о себе любимом. Ну, а что я, собственно, хотела? Люди не меняются.

— Ну, что тебе рассказать?

— Замуж не вышла? Парень есть? — и глаза у парня заблестели.

Оу, и у этого все одно, да потому. Что-ж…

— Не вышла, Дим. Мне и одной вполне комфортно.

— Уверена? Может попробуем начать все сначала?

Приехали. Остановка — дерево.

— Мне, кажется, что ты не осилишь, — ухмыльнулась я.

— Все ждешь принца на белом коне? — поджал губы.

— Что? Ты так и не купил белого коня? Не порядок, Дим…

— Тань.

— Нет, нет, Дим, нет коня, нет шансов. Прости, — пожала я плечами и отхлебнула из чашки ужасный кофе, отодвигая от себя тарелку с недоеденным борщом.

— Давай хоть сходим куда-нибудь? Выходные впереди, можно загород махнуть.

— Блин! — вдруг воскликнула я.

— Что?

— За город! Ё-мое! — и закопошилась в сумке, пытаясь отыскать свой телефон.

Вот балда, я со всеми этими Марками и Димами совсем забыла про Рому!

Открыла мессенджер и принялась листать ленту переписок, находя нужное. Ага, вот! Ну точно. Нет, я и так с Леонковым никуда не пошла бы, но теперь у меня есть хотя бы правдивое оправдание для отказа.

— Тань, да что такое-то?

— Оу…прости, Дим, но я в эти выходные никак. У меня есть дело повышенной важности.

— А как же я? — вытянул губы трубочкой.

— А ты пока ищи коня, — выдала я и дала знак официанту подойти.

Уже через десять минут мы с Леонковым выходили из заведения. Он мило придерживал мне дверь, улыбался и заглядывал в глаза, а я стремительно улетала в черную дыру, наткнувшись взглядом на своего босса. Он сидел на открытой террасе ресторана и давился смолами. Рядом с ним находился еще какой-то мужчина, что-то ему рассказывая, но тому, кажется и дела до него не было.

Ему бы только дырку мне во лбу просверлить.

— Что за перец? — спросил Дима, имея в виду Хана.

Вот! Даже мне не показалось, что меня хотели препарировать взглядом.

— Мой начальник, — буркнула я, — не обращай внимание, он всегда такой — вечно всем недовольный. Это его обычное состояние и жизненное кредо.

— А-а, самодурит, да? Если что, то ты только скажи, я ему наваляю, будет знать, как нашу Таню обижать.

— У него черный пояс по карате, Дим, — припомнила я факт о Хане еще со времен школы.

— А у меня по мордобою, — подмигнул Леонков, и я покачала головой.

Дальше разговор снова плавно перекочевал на персону моего бывшего. И все время пока мы шли до офиса, ждали лифта и поднимались на свой этаж, он трещал без умолку, чем до безобразия меня утомил. Из кабины я радостно вываливалась. Затем помахала парню на прощание с думами, что, на свое счастье, не оставила ему свой номер телефона.

Молодец!

И до конца рабочего дня все было тихо. Меня никто не трогал и не провоцировал, только ходил туда-сюда и зыркал в мою сторону недовольно своими стальными зенками. И после шести, когда все засобирались домой грозное начальство тоже подалось из своего кабинета, а потом и вошло вслед за мной в тесное лифтовое пространство.

И встало сзади меня…

У-у-у…

Сглотнула и замерла каменным изваянием.

Пытаюсь игнорировать все те удивительные метаморфозы, которые начали происходить с моим телом — мурашки, нервная дрожь, явная нехватка кислорода. Но что-то как-то не очень…

Вдохнул, выдохнул. А у меня аж волосы дыбом встали, когда я почувствовала дуновение в районе шеи. Гадович! Специально издевается!

И я уж было приготовилась к очередной выходке или хотя бы какой-то язвительной реплике, но нет. Я просто вышла из лифта, не оглядываясь, а Хан продолжил свое движение на подземную парковку.

Ф-у-ух! Пронесло…

На крыльце своего офиса облегченно прикрыла глаза, улыбаясь яркому августовскому солнышку.

М-м, жаришка…

И попа требует приключений, вот даже вибрирует от нетерпения. А нет, это телефон вибрирует, пардоньте.

— Да, да, — приняла я вызов.

— Тань, ты жива?

— Ага, жива, цвету и пахну, Стасичка, — улыбнулась я и пошагала к метро.

— Завтра все в силе? За тобой заезжать?

— В силе, — кивнула я.

— Ну, все, тогда будь готова к трем. И да, купальник не забудь.

— Да что ты, я без купальника из дома вообще не выхожу, — хохотнула я.

— Че такая довольная?

— Эх, Стасямба, нам ли быть в печали? — философски потянула я.

— Слушай, а раз ты такая вся глубоко положительная, то может уже сегодня к нам, а? А завтра сразу махнет без лишних телодвижений?

— А давай, — согласилась я.

— Отлично, заеду за тобой часа через два, шевели ластами.

— Шевелю, — довольно хмыкнула я и отключилась.

И да, мой вечер прошел отлично, в кругу друзей и под душевные разговоры. Хана я бы предпочла не вспоминать, но Аринка буквально закидала меня вопросами. Пришлось каяться обо всем с начала недели, а потом искать в сети фотки Леонкова, чтобы показать друзьям.

— О-о, хороший мальчик, — замурлыкала девушка Гордеева, листая ленту с многочисленными снимками Димки.

— Э-э, женщина, угомонись, — забрал Стас у своей благоверной телефон.

— Какой глаз у Хана Гадовича дергался? Левый или правый? — спросила Арина.

— У меня бы оба задергались, — поджал губы Гордеев, погрузившись в профиль Леонкова.

— Не понимаю вашего энтузиазма, — пожала я плечами.

— И правильно, — кивнула подруга, — не понимай. И даже если у него ничего нигде не дернулось, то точно судорогой сведет после завтрашнего вечера.

— Это еще почему? — нахмурилась я.

— Потому, — подняла вверх указательный палец Арина и свернула разговор.

А уже на следующий день, мы въезжали в ворота загородного дома нашего общего друга Ромы Ветрова, который сегодня отмечал свой День рождения. В свою компанию Стас меня втянул совсем недавно и все были очень радушными, но особенно балагур и отъявленный сердцеед Рома — блондин с зелеными глазами и самой смазливой физиономией на свете.

Именно он шел сейчас к нам навстречу и задорно улыбался.

— Ребята, добро пожаловать! — тепло обнимался он с Ариной и Стасом, а потом перевел на меня взгляд.

— Привет, Ром, ну с праздником, что ли!

— Та-ак, Татьяна, поздравления потом! Дела главнее всего.

— Дела? — нахмурилась я.

— Ага. А ну-ка дай сюда свой телефон, — и требовательно протянул ладонь.

— Держи, — дала я ему гаджет.

— Отлично! Теперь иди сюда, — сграбастал в охапку и принялся отщелкивать на фронталку снимки, приговаривая, — Тань, улыбайся, в щеку меня целуй, ага, вот так, теперь я тебя. Стоп, снято! Молодец!

Отлепился от меня и снова закопошился в моем телефоне.

— Ром, а ты что там делаешь?

— Аринка сказала надо какого-то там Гадовича позлить. Вот я, собственно, этим и занимаюсь.

— Че? — ахнула я, мгновенно выпадая в осадок.

— Все, готово. И вот тебе мудрость на будущее — если хочешь сделать кому-то плохо, просто будь счастлива.

Подмигнул и протянул мне телефон, где в известной социальной сети уже вовсю крутилось сториз с нашими фотками.

С подписью: «С Днем рождения, Любимка!».

— Арина! — завопила я в ужасе.

Но в ответ услышала только дружный смех своих «друзей».

Садисты!

Глава 9. О том, как порой все бесит…

— Вот же сучка…

Швырнул телефон на стол и откинулся на спинку кресла, прикрывая глаза и стискивая переносицу двумя пальцами. Приказывал себе дышать ровно и пытался забыть то, что только что увидел. Таня и какой-то прилизанный блондинистый хер в ее ленте, со слащавой подписью «С Днем рождения, Любимка!».

Любимка, блядь!

Очередная, мать ее ети, хер пойми какая по счету! То Стас этот гребаный, затем какой-то перекачанный хрен в костюме, теперь это. Она там что, совсем берега попутала?

— Че там у тебя, Хан?

— Да ничего интересного, Дань.

И вдруг услышал, как друг смачно присвистнул.

— Ну надо же…какие люди!

— Знаешь его? — приоткрыл я один глаз и глянул на Шахова, напрягаясь всем телом.

— Ну знаю, — недовольно потянул парень.

— И?

— А это кто с ним рядом? — прищурился тот, а я выматерился.

— Телка, Шах. Что не признал?

— И? Кто она тебе?

— Завалить хочу.

— М-м, а тебе губозакаточную машинку сразу выдать или попозже?

— Ну ты че меня бесишь, а? — скривился я и приложился кулаком по его бицепсу, но этот придурок только заржал и покачал головой.

— Что-ж…этого мальчика, Маркуша, зовут Рома Ветров. И я тебе скажу так, что пока ты эту телку хотел завалить, он, судя по этому фото, писюльку свою в нее уже давно засунул. Кстати, симпотная, одобряю.

Скрипнул зубами. Сильно. В голове взорвалось с десяток петард. Аж в глазах потемнело.

— Бля, — встал на ноги и заметался по комнате, — как же она меня заебала.

— Расскажешь?

— Нет, — обрубил я.

Потому что, что тут, блядь, рассказывать? Ничего! Я на грани, реально. И в одном шаге от того, чтобы окончательно уже психануть и просто нагнуть ее в каком-нибудь темном углу. А там хоть трава не расти.

— Что за перец? — все-таки выдыхаю я вопрос.

— Некогда лучший друг. Сейчас — самый страшный враг. Это он Диану за неделю до нашей свадьбы поимел, если что.

— Да ладно? — не хило так охренел я.

— Ага. Мститель, блядь, без страха и упрека, — фыркнул Шахов.

— Давай, рожай, — и снова уселся в кресло, с сомнением поглядывая на фото в своем телефоне.

— Да что рожать? Мы с первого класса плотно дружили — я, вот этот Рома Ветров и еще Демид Громов и Ян Аверин. В девятом классе Ромашка решил, что запал на местную вертихвостку. Я его просветил насчет неразборчивости его зазнобы. Он не оценил моего доброго дела и обиделся, давай мне морду бить, потом еще и еще. Я ничего доказывать не стал. Просто, потому что, где мужская дружба и где какая-то шкура мимолетная. Короче, не вывезли наши чувства такое испытание и предки меня в Европу доучиваться отправили, чтобы я последние зубы не растерял. Ну вот, собственно, и все.

— М-да…, - прикусил я губу и отхлебнул из своего стакана, — пошли в парилку, что-то я замерз от этих жутких откровений.

А сам про себя думал, что этого долбанного Ромео я бы мог понять, потому что сам однажды мечтал раскрошить белоснежную улыбку Стасу Гордееву только за то, что он меня опередил.

И я еще больше вызверился. А потом и вообще пожалел, что когда-то обратил внимание на Сажину. Хотя, если признаться честно, то шансов у меня было мало.

Таня была как магнит для моих глаз. Мелькнула передо мной один раз, растянувшись на полу и все, взгляд к ней словно приклеился. И вот вроде бы понимал, что ничего такого сверхъестественного в ней нет, а все равно смотрел и смотрел.

Рядом сидела Кристина, роскошная, эффектная и вся напомаженная, готовая ради меня на все. И не только она. А меня на Таньке заклинило. Неделю слюни пускал, а потом смирился с очевидным.

Хочу ее и все тут.

На кой хер я тогда к ней сунулся? Надо было просто перетерпеть, ведь не так уж и прикрутило меня. Подумаешь. Но нет! Я, упертый баран, пошел по накатанной дорожке — букет, милая улыбка и дальше по списку. И только было я подумал, что у меня все на мази, так получил облом, которого я вот вообще не ожидал.

Да, что уж там? У меня обломов с девчонками вообще никогда не наблюдалось. Все сговорчивые создания попадались. А эта…змеища!

Ну, я тогда решил отнестись ко всему этому философски. Все в жизни бывает в первый раз. И потому я просто забил на то, что меня от вида Сажиной размазывает каждый раз, и ушел в отрыв. Надежду на реабилитацию оставил и в школе для всех я был абсолютно холостой. Но в своей тусовке…не-а.

Ну я ж не совсем упоротый, чтобы из-за какой-то там девчонки в добровольный целибат записываться. И да, я никем не гнушался. Что под руку попадало, то и брал. Та же Кристинка на все была согласна, когда уж совсем лениво было на кого-то заморачиваться.

Сунул, вынул и пошел.

И, знаете, вот таким нехитрым делом, я и переболел Сажиной. Главное было соблюдать правила — стараться не смотреть на нее в школе и не думать после. И вуаля!

Вот только последний учебный год подкинул свои коррективы. В нашу школу пришел новенький. И я уже думал снова пойти в бой, потому что реально не мог смотреть на то, как он трется рядом с Таней, но вскоре меня попустило. Гордеев начал гонять с Олей Рябовой, и я успокоился.

И все было бы супер, если бы я не наткнулся на Сажину однажды в пустынной библиотеке. Сидел, жрал ее глазами и зависал конкретно. Что в ней такого волшебного было я понять все никак не мог. Тоненькая, ручки худющие, ножки палочки, глазищи карие в половину лица…ну да, губы чувственные, кожа идеальная, волосы гладкие и блестящие. Красивая, но не той вызывающей и рафинированной красотой, что я привык видеть рядом. Еще и взгляд этот ее невинный и чуть испуганный прям бесил меня. Хотелось схватить ее и испортить.

Испортил, блядь.

Ага, догнал и еще раз испортил.

Только хапнул немного ее яда, но один хрен отравился. Еще и обоснуй ее этот. До сих пор перед глазами стоит, как будто это все еще вчера было. Я и она. И наш первый поцелуй в библиотеке.

— Отвечай мне!

— Как?

А-а-а!!!

Ну да, теперь-то она и мне может показать класс после всех своих Стасиков, Ромашек и качков. Собрала гарем. Молодец!

А еще меня попрекает, что я ей бабки в школе за секс предложил. Ну бля, так-то мало удовольствия смотреть как твою девчонку лапает на лавочке какой-то хрен моржовый, а потом идет к ней домой, чтобы показать ей небо в алмазах. Пусть скажет спасибо, что я лицо долбанного Гордеева в фарш не превратил.

Как сдержался? Чудо!

Но да, мне тогда было реально дерьмово. Стоило только представить, как этот Гордеев трахает мою Таню и все, меня реально перекрывало. Весь первый курс института куролесил по-черному. Тачку разбил. Дом чуть не спалил. Деньги спускал в трубу тоннами. Один раз даже оргию в родительской квартире учинил.

Отец психанул. Сказал, что я позор семьи и вычеркнул меня за мои бравые заслуги из завещания.

А мне что? Да мне вообще пох! Что я бабла не заработаю? Но этим он меня, конечно, отрезвил. Бросил морально разлагаться, снова начал активные тренировки, параллельно поступил на второе высшее.

Короче, снова зажил полноценной жизнью.

Пока все в один миг не рухнуло. Срочно возникла узкопрофильная потребность в человеческом ресурсе. Искали молодого, амбициозного специалиста с прицелом на развитие именно в нашей корпорации. И нашли, блядь, на мою голову.

Я тогда в командировке был. Решение принимал мой первый зам. Сам бы я никогда так не напортачил.

А когда я вернулся, то форменно охренел, смотря в карие глаза своего прошлого. Один взгляд и весь вонючий, грязный ил воспоминаний поднялся со дна моего сознания. Она раздражала меня всем! Тем, что стала еще красивее, еще сексуальнее, еще…блядь, Таня была сплошное ходячее искушение!

Через две недели рядом с ней я уже хотел повешаться. Потому что ненавидел ее за то, что так сильно хотел. Снова! И как будто не было этих пяти лет между нами.

Даже думал разорвать с ней контракт и уволить к чертовой бабушке, только бы не видеть с каким недовольством она встречает меня каждый рабочий день. Но не смог.

А потом случился тот самый пятничный вечер. И нет, я ничего не подстраивал специально. Это была вина секретаря, но какая уже теперь разница, верно? Я сорвался, просто не получилось удержать свои руки от ее роскошного тела.

И ее трусики до сих пор лежат в моем рабочем столе. Как трофей.

Но я же не идиот? Я же чувствовал отклик ее тела на мои прикосновения. Ее стоны. Ее дыхание. Ее влагу и жар. Ее торчащие от возбуждения соски. Сходил с ума, вспоминая ее шелковистую кожу, прекрасную небольшую грудь, плоский животик, дурманящий запах. И мечтал все повторить вновь. Буквально грезил об этом. И бесился, что никак не получается переключить свой фокус на кого-то другого.

А теперь что получается? Надо еще очередь отстоять, чтобы мне хоть что-то перепало?

— Фак! — психанул я и плеснул кипятка на раскаленные камни парилки.

— Ну что ты газуешь, Хан? Подумаешь баба. Позвони Лиане, пусть она развеет все твои печали.

— Уже развеяла, не переживай, — пробурчал я другу и откинулся на стену, прикрывая глаза.

— Ладно, хорош кости греть, пошли на улицу, там Армэн, наверное, уже с шашлыком закончил.

И мы вышли, сменили тему, обсуждали какие-то дела, и я почти отвлекся от дум о Сажиной. Чуть позже приехали общие друзья и мы продолжили веселье, которое плавно перетекло в грандиозную попойку. И только под утро я наконец-то залил свои мозги до такой степени, что не способен был думать, ни то, что о какой-то там Тане, а вообще в принципе потерял эту способность.

Вот только утром черт меня дернул снова зайти на ее страницу. А там…

Выматерился трехэтажным матом и откинул от себя гаджет, пытаясь переварить острую вспышку негативных эмоций. Таких ярких и таких ослепительных.

Почти Белоснежка и семь гномов, мать ее ети!

Таня и толпа непонятных мужиков. Очень приятно, блядь!

Откинулся на подушки, поскрипел зубами, а потом произнес в слух:

— Ну все, Таня, туши свет…

Глава 10. О том, как бывает все равно…

Утром просыпаюсь от отчетливой сухости во рту, а еще от настойчивой возни телефона на прикроватной тумбочке. Беру в руку неугомонный гаджет и тру глаза. М-м, какой-то незнакомый номер, да еще и утром в воскресенье. К гадалке не ходи, сейчас будут кредит на «выгодных условиях» втюхивать.

Но все же принимаю вызов. Больше для того, чтобы окончательно проснуться, а не потому, что я такая добрая.

— Алло?

— Сажина Татьяна Юрьевна?

— Она самая.

— Здравствуйте, меня зовут Гузова Елена Павловна и я звоню вам по поводу вашей матери.

Убираю от себя трубку. Прикусываю кулак. Сильно. Затем матерюсь заковыристо и снова подношу трубку к уху.

— Татьяна Юрьевна, вы слышите меня?

— Ну, допустим слышу, — выдыхаю я и прикрываю глаза, а затем начинаю медленно и со вкусом прокручивать картинки из моего прошлого.

Все, начиная с того дня, как и семьи ушел мой родной отец и заканчивая тем, когда мать выгнала меня из дома только за то, что надо мной попытался надругаться новый «замечательный папа». За прошедшие пять лет мать звонила мне только для того, чтобы обматерить или попросить денег на выпивку.

Интересно, что на этот раз? Хотя нет, не интересно.

— У вашей мамы диагностирован цирроз печени в последней стадии. Прогнозы весьма неблагоприятные и без пересадки нового органа, к моему большому сожалению, остановить прогрессирование болезни мы не можем. Все закончится летальным исходом, Татьяна Юрьевна, если не принять меры. А еще я хочу сказать вам, что боли у нее уже настолько сильные, что пациентка нуждается в более мощных препаратах, чем те, что мы может предоставить ей за счет государства.

— И что вы от меня хотите? — приподнимаюсь я на кровати и тупо разглядываю свой маникюр.

Надо же, когда меня в детстве лупили никто не давал мне никаких обезболивающих препаратов. Ни сильных, ни слабых. Вообще ничего не давали, кроме пинка под зад и обидного ругательства в спину.

— Вашей маме нужно дорогостоящее лечение, Татьяна Юрьевна.

— Елена Павловна, верно?

— Да.

— Так вот, Елена Павловна, единственное, что нужно моей так называемой матери — это не бухать. Допустим я найду деньги на препараты и пересадку, но, где гарантии, что она не спустит все мои старания в унитаз? А я вам скажу, где — нигде. Моя мать алкоголичка. И если она себя спасти не смогла, то и я не буду этого делать.

— Но это же ваша мама!

Моя мама давно умерла! А это существо, что поселилась в ее теле не моя мать. Это чудовище, которое за мужика и бутылку водки готова дочь родную продать.

Ненавижу!

И никогда ее не прощу!

— Всего вам доброго, Елена Павловна, — выдала я на прощанье и отключилась.

А потом погрузилась в глубокую эмоциональную кому. Полнейший ступор, выжженная пустыня. И никому не расскажешь, не поделишься, потому что не поймут. Начнут травить байки про всепрощение и понимание, ведь это же мама, она тебе жизнь подарила, нельзя так. Тю-тю-тю…

А я не просила эту жизнь! Ясно? Это детство, полное слез и непонимания, за что со мной обращаются так жестоко. Значит вот так можно, а мне теперь нельзя. Да к черту все!

— Тань, что с тобой? — обеспокоенно заглянул в глаза Рома, когда я спустилась на завтрак.

— Перепила вчера, — натянуто улыбнулась я парню.

— Вруша, — хмыкнул друг, но я смолчала.

— Мне в город надо, Ром.

— Ребята все до вечера остаются, но я могу попросить водителя, он тебя докинет. Нормально? — и я облегченно вздохнула.

А уже спустя два часа входила в свою квартиру, где меня уже ждала Нина. У нее всегда был запасной комплект ключей, на всякий пожарный. И подруга была уже в курсе утреннего звонка из больницы.

— Скажи, — рухнула я в ее теплые объятия, — я бездушная тварь, да?

— Нет, Таня. И никто не вправе тебя судить за твое решение, потому что никто не прошел долгий путь в твоих ботинках.

— Последний раз она звонила мне, когда узнала, что я оплачиваю коммуналку в ее квартире. Боже, Нина, как она орала. Видите ли, я тупая овца, должна была ей эти деньги в руки давать, она бы их правильно потратила, а не как я — через жопу.

— Тань, хватит, не мучай себя, — тихо произнесла Ковалева, и я наконец-то разревелась.

Так как умею. Так, как научила жизнь — бесшумно. Чтобы даже мое горе никому не доставило проблем.

И только спустя пару часов я успокоилась, пришла в себя и смогла отвлечься на другие темы, не связанные с моим уродливым прошлым. И даже рассказала Нинке про проделки друзей и то, как мы вчера весь вечер кривлялись, фотографируясь с мальчишками и выставляя сториз на всеобщее обозрение.

— Они тут все как на подбор офигенные, Танюха, — рассматривала снимки подруга, — но блондин — это нечто. Черт! Как же он горяч. Слушай, твоего Хана точно Кондратий хватит, если он это увидит, конечно.

— Сомневаюсь, — фыркнула я, — и с чего это все решили, что он будет шастать по моим страничкам в социальных сетях? Бред…

И вот прямо на этом моменте домофон в моей квартире издал свою пронзительную трель.

— Ты кого-то ждешь? — нахмурилась Нинка.

— Нет, — пожала я плечами, — может просто номером ошиблись.

Но все же двинула открывать и подняла трубку.

— Кто?

— Я.

Сердце в пятки. Стремительно. Да так и разбилось там, рухнув с такой высоты.

— Кто я? — сглотнула я и задала вопрос, хотя совершенно точно знала, кто ко мне явился.

— Хан. Тань, открой дверь, поговорить надо.

— Э-э-э…простите, Марк Германович, давайте будем разговаривать исключительно в рабочее время и по рабочим вопросам, — и прижала ладонь к груди, внутри которой отчаянно ныло и свербело.

— Сейчас надо. Открывай!

— Я не одна! Всего хорошего!

И положила трубку, а потом развернулась к офигевшей Нинке, которая смотрела на меня во все глаза. Ну, а я на нее и вообще не знала, что говорить, и что теперь делать.

— Начальник твой? Приперся? Опять?

— Опять! Поговорить ему, мол, надо.

— Ага, ну понятно. Видимо заценил всех твоих дружков на фото, вот пришел рассказать в каком он восторге от увиденного.

— Я его не пустила, — прошептала я, — сказала, что не одна.

— Ой, че щас будет!

— Что? — испуганно заметалась я по прихожей.

— Ой, ты дура, Танюха!

И в следующее мгновение мы обе вздрогнули, когда кто-то настойчиво позвонил в дверной звонок.

— Ой…

— Так, ты тут сама разбирайся, подруга, а я на балкон. А то еще прибьет меня ненароком твой влюбленный Отелло.

И смылась. А я осталась стоять на месте и безумно хлопать глазами. Влюбленный? Да я вас умоляю!

Закусила костяшку указательного пальца и призадумалась, что может тоже убежать на балкон и отсидеться там спокойно. А потом и вовсе притвориться мертвой. А что? Идея!

Снова звонок.

А потом еще один, но уже на мой телефон.

Скидываю. Через пару мгновений приходит сообщение:

«Тань, меня и так момбит, прошу, не доводи».

Подхожу к двери, смотрю в звонок. Стоит, словно тополь на Плющихе, уперевшись в дверь одной рукой. Лица не видно, но мне и так понятно, что он словно бомба замедленного действия.

Ладно, мне все эти страсти осточертели до тошноты. Мало мне проблем, так еще и этот на мою голову свалился.

У него только славно потрахаться на уме, а у меня другие планы на свою жизнь. И подстилкой в кровати своего босса я становиться не собираюсь.

Снова звонок. И я все-таки открываю дверь, а потом тихо вскрикиваю, когда Хан просто-напросто без лишних слов вламывается ко мне, отставляя меня в сторону рукой, словно я не человек, а всего лишь незначительный предмет интерьера.

— Что ты себе позволяешь? — задыхаюсь я от негодования, не замечая, как перехожу на «ты».

— Помолчи сейчас, — произносит глухо, и я вижу, как его грудная клетка ходит ходуном.

Он совершенно точно в ярости. Боже!

Быстро разувается и проходит в комнату, а я за ним.

— Хан, я тебя не приглашала! Выйди вон!

— Ну и где он? — осматривается и даже заглядывает в шкаф-купе.

— Ты спятил? — бью я его по рукам.

— Блядь, давно! А что незаметно? — ухмыляется и идет в ванную комнату.

— Мне полицию вызвать?

— Валяй, — отмахивается от моих слов и движется на лоджию, где притаилась Нинка.

Мне так стыдно перед ней. И я просто на пределе, еще чуть-чуть и случится «хоба».

— Я хочу, чтобы ты убрался из моей квартиры! — неожиданно перехожу я на крик, — Мне осточертел ты и твои припадки! Ты кем себя возомнил, а? Ты откуда такой нарисовался расчудесный, м-м? Вон дверь, вышел в нее и навсегда забыл сюда дорогу! Тебе тут не рады, Хан!

— А кому рады, м-м? — рычит он, — Стасику?

— Да Стасику! — киваю я и задираю выше нос.

— И блондинчику этому прилизанному? — хрустит костяшками пальцев.

— И ему тоже!

— Собрала вокруг себя гарем! — обвинительно тычет в меня указательным пальцем.

— Не твоего ума дела, что мне коллекционировать.

— Ты просто…

— Ну давай! Чего замолчал? И бабки мне не забудь предложить за благосклонность, а я тебя еще раз пошлю на хрен, раз ты такой медленный газ!

Глаза в глаза. Мои, полные ненависти. Его — сплошь залитые мраком.

Ничего не отвечает, только разворачивается и все-таки выходит на балкон, а я окончательно разбиваюсь. На мелкие кусочки. Мне так больно, что он принимает меня за ту, кем я никогда не являлась. Он ничего обо мне не знает, но выводы уже сделал. И вынес свой приговор.

— Ой, здрасти, — слышу я с балкона голос подруги.

— Добрый день, — будто бы ничего не случилось произносит Хан, а потом возвращается в комнату, но на меня уже не смотрит.

Неужели стало стыдно? Не верю!

— Тань…

— Все, Марк, моих сил больше нет, — выдыхаю я и понимаю, что больше так не могу.

— Я просто…

— Увольняй меня! Сейчас же!

— Послушай, — делает шаг ко мне, но я отступаю и прячусь за стулом.

— Увольняй! Иначе я сделаю это сама! И плевала я с высокой горы на твою долбанную неустойку. Ничего, не сдохну, одну же плачу как-то бывшему работодателю. Вот и еще одну выплачу. Снова кредит возьму. Понятно? Но терпеть тебя и твои долбанные кордебалеты я больше не собираюсь! Иванчук меня год домогался, теперь ты. Что вам, баб сговорчивых мало? С меня хватит, черт возьми!

Молчит. Только сверлит своим тяжелым взглядом, от которого у меня все умирает внутри и исходит тленом, а потом делает шаг в мою сторону. Тут же шарахаюсь назад, припечатывая его словами:

— Я не шучу, Хан!

Минута молчания растягивается между нами в целую вечность. Я для себя все решила. А он только смотрит на меня, поджимает губы, а потом наконец-то едва заметно кивает, чем делает, казалось бы, еще больнее. Почти смертельно.

А потом выходит из квартиры без единого слова, пока я медленно оседаю на пол, закрывая лицо руками. И реву! Навзрыд!

— Ну и чего ты плачешь, глупая? — присаживается рядом со мной Нинка и перекладывает мою голову к себе на колени, ласково поглаживая меня по волосам.

— Он считает меня шлюхой, Нин, — все больше срываюсь в истерику, но ничего не могу с собой поделать.

— Он просто ревнивый у тебя, Танька. А ты еще и держишь его в черном теле, вот у мужика и перемкнуло.

— Все-то у тебя просто, Ковалева!

— Это не у меня. Это у мужиков, Тань. И, поверь мне, так просто они с проверками к девушкам не бегают.

— Он не знает слова «нет». Вот в чем дело! И не может понять своими замшелыми самовлюбленными мозгами, что так как он хочет — мне не надо.

— А как он хочет?

— На рабочем столе в перерыве на обед, — обиженно задрожал мой подбородок, — или вот у меня дома по-быстренькому.

— И что? На свидание даже ни разу не звал?

— Поужинаем? Нет? Перейдем сразу к десерту? — припомнила я его тон и тут его передразнила.

— Да уж…а мне показалось, что он реально на тебе повернутый.

— Нет, Нина, он просто видит цель, а на препятствия ему плевать с высокой горы. Вот и все!

— Эх, Таня…

И я снова расплакалась, горько и разочарованно. Ну неужели я должна согласиться на это? А как же любовь? Как же романтика? Разве я не достойна этого? Разве должна радоваться тому, что меня между делом загнут на рабочем столе.

Нет уж.

Если я сама себя не буду ценить и свои принципы, то никто не будет. А такой, как Хан, так тем более!

И в понедельник утром я шла на работу с твердым намерением уволиться. Даже бегло проштудировала банки и ставки по займу. Да и без работы я не останусь, чай не совсем дурочка.

Но стоило мне только войти с утра в офис, сесть за свой стол и написать заявление, как напротив меня материализовался курьер с очередным букетом цветов.

На этот раз это была огромная охапка белоснежных пионов с эвкалиптом. Вот только радости они мне не принесли. Кто на этот раз? Стас, Арина, Рома? Кто?

Приняла цветы и достала карточку. А в следующее мгновение рухнула в свою кресло в полном ауте.

Это был букет от него. От моего босса. С припиской:

«Прости. Больше не повторится. Хан».

Глава 11. О том, как уходят самые родные…

— И что? Он больше даже в твою сторону не дышит? — хмурится Нинка, но все-таки задает мне вопрос, спустя целую рабочую неделю.

Да, я не уволилась. Да, я рискнула остаться. И да, я дура, а еще та самая пресловутая собака на сене, которой все не так. И уж тем более не так устоявшееся равнодушие Хана к моей персоне.

Мне оно совершенно точно не нравится.

— Ну почему? Дышит. Точно так же, как и к любому другому сотруднику компании. Но не более. Все, как и обещал, Нин.

— Больше не повторится, — припоминает подруга, — да уж, видимо и правда только в горизонтальной плоскости тебя хотел. Не дала? Так и дальше парень пошел. Ну, а с другой стороны, что он тебя годами осаждать должен?

— Ага, — подтвердила я ее слова, игнорируя почти нестерпимое жжение за ребрами.

— Ну, а ты как? Рада?

— П-ф-ф, конечно! — не моргнув и глазом, соврала я.

— Ну, может тогда в клуб махнем, отметим это дело? — с энтузиазмом подскочила со своего места Нинка и закружилась по комнате.

— В клуб?

— Да! Танцы-жманцы, все дела! Потрясем костями, может с кем приличным познакомимся, м-м?

— Что-то я как-то не очень, Нин, — и прикусила губу.

— Ну, понятно, — снова села подруга и сурово свела брови.

— Что тебе понятно?

— Что хотела ты себе как лучше сделать, а получилось, как всегда, Тань!

— О, прекрати! И без тебя тошно! — психанула я и двинула на балкон.

Как вы понимаете, посиделки с подругой не удались. Да и вообще все выходные отправились коту под хвост. Но окончательно меня добил воскресный вечер. Да-да, он получился просто ужасным. А все потому, что меня выдернул из дома Стас и компания с заманчивым предложением сходить в боулинг.

И, знаете, было все чудесно и замечательно, если бы в одном игровом зале, буквально, через несколько дорожек, с нами не оказался сам Хан со своими друзьями. Он сидел, развалившись на мягкой зоне и потягивал из высокого бокала пенное и будто бы вовсе не замечал, что творится вокруг него. Вот кто-то ему сказал нечто смешное и он, откинул голову, громко расхохотался, а я у меня от его вида резко скрутило низ живота.

Боже! Ну вот зачем он такой?

Красивый. Безупречный. Равнодушный.

Встретились глазами. Сухо друг другу кивнули. Вот и все…

И за ребрами ломит — не продохнуть!

Мои косые взгляды ребята заметили почти сразу, а потом и Рома подвалил, чуть прижал меня к себе, снова зачем-то провоцируя босса и задаваясь закономерным вопросом:

— И который из них твой Гадович?

— Он не мой, — прикусила я нижнюю губу.

— Но все же?

— Тот, что в черной футболке, — пояснила я.

— А, который со всеми прощается?

И я тут же резко повернулась, замечая, что, действительно, Марк жмет парням руку и, не оглядываясь, покидает игровой зал. И настроение мое сразу же упало ниже плинтуса. И боулинг стал не нужен. И вообще…

— И давно ты по нему сохнешь?

— Я не…

— Ой, даже не пытайся мне наваливать, Татьяна, — и улыбка чеширского кота заставила меня тут же заткнуться.

— Со школы, — выдохнула я.

— Звучит дерьмово, — пожал плечами Рома.

— Это мягко сказано, — уныло потянула я.

— Клин клином вышибать пробовала?

— Я не такая, — честно призналась, а парень тут же заржал и подытожил наш сумбурный сеанс психотерапии.

— Ну и дура!

Да уж, с этим не поспоришь.

Вот так в противоречиях и пролетела неделя, а потом вновь наступил очередной рабочий понедельник, где я по-прежнему была всего лишь одной из подчиненных, которой приходится сидеть на очередной летучке и стараться не пялиться на слишком идеального начальника.

На его пальцы, что так уверенно держат золотую ручку и размашисто что-то пишут ею в ежедневнике. На его губы, что задумчиво поджимаются, на какую-то реплику моего коллеги. На глаза цвета стали, что больше не смотрят на меня с интересом.

Но я только киваю сама себе и призываю быть благоразумной. Чувства чувствами, но я себя ведь не на помойке нашла?

А потом наступил вторник и все мысли о Хане и его равнодушие мне пришлось выкинуть из головы. Звонок с незнакомого номера и я приняла вызов, а потом не сразу нашлась, что ответить.

— Здравствуйте. Татьяна Юрьевна?

— Да, это я.

— Вас снова беспокоит Гузова Елена Павловна. Вынуждена вам сообщить, что ваша мама, Сажина Тамара Георгиевна скончалась сегодня утром, не приходя в сознание от печеночной комы. В информированном согласии пациент указал вас, как единственного родственника, кто может позаботиться о его теле после смерти.

— Спасибо, что сообщили, Елена Павловна, — пробормотала я и быстро отерла с лица соленую слезу, — я вызову ритуальную службу. Всего вам доброго.

— Татьяна Юрьевна, — окликнула меня женщина.

— Да?

— Ваша мама просила передать вам свои серьги и обручальное кольцо. Вы приедете за ними.

Ну надо же! Не пропила… Даже с того света эта женщина продолжает меня удивлять. Да вот только, плевать я хотела!

— Нет, — жестко ответила я.

— В любом случае вам необходимо забрать справку о смерти.

— Черт! — беззвучно ругнулась я, а потом заключила, — Хорошо, я подъеду, диктуйте адрес.

Записала и зависла. А потом на полном автопилоте набрала службу, которая должна была помочь организовать захоронение тела. Все сделала и опять обернулась каменным изваянием, не понимая, что происходит, где я и кто я.

Мама умерла…

Ее больше нет.

— Тань, у нас совещание у Хана через минуту! Ты чего расселась? — окликнула меня какая-то девушка и я кивнула, вставая на ноги и, словно пьяная, последовала за ней.

А потом притормозила, когда передо мной вдруг материализовался сам начальник.

— Что с тобой? — совершенно безэмоционально спросил, а я зачем-то честно ответила.

— Мама умерла. Утром.

Кивнул. Поджал губы. Выдохнул и припечатал.

— Свободна на сегодня. Все, иди.

Развернулся и ушел в переговорную, а я затравленно оглянулась по сторонам, ища хоть какой-то поддержки. Но не нашла. И почти в отчаянии двинула туда, куда было сказано.

На выход.

Глава 12. О том, как приходят самые наглые…

Серьги и обручальное кольцо я так и не забрала из морга. Не смогла. Смотрела на них отрешенно, а потом просто развернулась и ушла, понимая, что мне не нужна такая память. Да и не было между моей матерью и отцом никогда настоящего брака — это кольцо, будто насмешка над нами.

Подачка.

И последнее «прощай» я тоже не сказала. Не шала в себе сил сделать это. Получила справку о смерти и уехала. А по завершении всех дел, завалилась к Стасу и Аринке. Они не пилили мне мозги расспросами, просто молча были рядом, большего мне было и не надо.

Простая поддержка, что я все сделала правильно.

— Я заказала кремацию, — будто в бреду пробормотала я, — к чему хоронить человека, если никто и никогда не придет, чтобы проведать его там?

— Таня, никто тебя не осуждает, — прикоснулся к моему плечу подруга.

— Ты никому, ничего не должна. Главное — быть честной перед самой собой, а не корчить кого-то на публику.

А я только благодарно им кивнула. За то, что поняли. За то, что не отвернулись.

В четверг все было кончено. На процедуре я не присутствовала, лишь получила сообщение от ритуальной службы, что все прошло успешно и урна с прахом моей мамы будет помещена в местный колумбарий.

Вот и все.

Ах, нет. Не все.

Еще же осталась квартира. Та самая, из которой меня вытурили пять лет тому назад.

И вот теперь-то и нарисовался мой папаня. Резко вспомнил о нашем существовании.

Пятница. Утро. На еженедельном совещании мне звонит Раиса Сергеевна. Я скидываю, но старушка не унимается и продолжает атаковать мой телефон. Хан психует и жестом указывает мне на дверь. Вылетаю и тут же перезваниваю.

Мало ли что случилось.

— Татка! Тут Козинский! Дверь собираются ломать в квартиру Томки.

— Зачем?

— Документы ищут, хотят по-быстрому все красиво обставить и продать жилплощадь. Это я из их разговора подслушала.

— Откуда он узнал, что мать умерла? — нахмурилась я.

— Так я почем знаю?

— Блин, ну так…пусть ломает и забирает ее себе, к чертовой матери! Мне от этих людей ничего не надо.

— А ну-ка отставить гордость, Татьяна! — строго припечатала меня старая женщина, — На тебе вон какой кредит висит! Все соки с тебя пьет. А ты эту квартиру продать можешь и расплатиться с долгами. Или отремонтировать, и сама в ней жить! Знаешь ли, квадратными метрами в Москве не разбрасываются.

— Черт! — резонно так-то.

Только вот, что мне делать? Да и с чего начать?

— Приезжай, Татка, надо что-то тут решать!

— Ладно, — и отключилась, а потом впала в перезагрузку.

Что я могу противопоставить отцу и его свите в случае, если он реально поставит себе за цель отжать у меня эту квартиру? В собственниках там была только мать, а после смерти я ее законная наследница, но ведь и Козинский может выкрутить дело себе на руку.

— Что у тебя там опять? — вздрогнула я, услышав голос Хана позади себя.

— Простите, Марк Германович, — убрала я телефон в пиджак и уж было хотела вернуться в переговорную, но начальник тут же меня придержал за локоть.

— Я вопрос тебе задал, — взглядом высверливает дырку во мне, требуя ответить.

— Личные проблемы, — но его мой ответ не удовлетворил, и он продолжает тяжело давить меня взглядом.

И я сдалась.

— Отец пытается вскрыть мамину квартиру, чтобы в последующем продать ее без моего участия.

— Это тот отец, который тебя бросил еще ребенком? — нахмурился и чуть склонил голову на бок.

— Откуда вы…?

— Он?

— Да, — кивнула и заломила руки, снова впадая в острый приступ стыда за себя и свою семью.

— Ладно, жди здесь.

И ушел, а потом вернулся через три минуты, распуская собрание и предупреждая секретаря, что его сегодня больше уже не будет на рабочем месте.

А у меня даже ладошки взмокли. И сердце в груди заметалось, обдолбанное адреналином. И надежда, такая сладкая и такая запретная скрутила всю меня. Жестко. Так, что и не продохнуть.

Неужели это вся суета из-за меня? Боже…

— Поехали, — подошел он ко мне и кивнул в сторону лифтов, а я только кинулась к столу, подхватила сумочку и за ним, вбегая в тесную лифтовую кабинку.

— Не стоило, Марк Германович…, - начала было я, но замолчала, потому что Хан только повелительно поднял руку, затыкая меня, и принялся кому-то звонить.

— Радик? Ты где? Угу, отлично. Давай, ты мне оперативно нужен с ребятами по адресу, — и поднял на меня глаза, — адрес, Таня?

И я тут же, как под гипнозом, выдала ему все явки и пароли.

А дальше был подземный этаж, хищная темно-зеленая Maserati Quattroporte, к которой мы подошли и в кожаный салон которой сели. А потом тронулись и помчались в сторону Выхино.

Молча. Без единого слова. Хан сосредоточенно и уверенно вел свой автомобиль, а я несколько раз хотела прервать безмолвие, но так и не решилась. Да и что я ему скажу, после всего того, что наговорила тогда, у себя дома?

Оставалось только украдкой пялиться на его мужественный профиль. На широкие запястья, перевитые венами. На длинные пальцы, с аккуратными ногтевыми пластинами. На сильные ноги, затянутые в ткань дорогого костюма. Что за проклятие такое? Как перестать это делать, а?

Когда прибыли на место, я даже выдохнула с облегчением, но радоваться было рано, так как в небольшом дворе дома уже стояло несколько дорогих черных иномарок и мне на мгновение стало страшно.

— Это наши безопасники и юристы, не дергайся. Идем, — и вышел из тачки, а я за ним.

И мы двинулись к дому, где вслед за крепкими, шкафообразными ребятами вошли в подъезд и поднялись на второй этаж панельной пятиэтажки. А там уж и застали картину маслом. Входная дверь в квартиру, в которой я некогда жила, была выставлена. Внутри страшный кавардак.

— Документы на квартиру искали, — пробормотала я.

— А где они?

— Я не знаю, — пожала я плечами.

— Ладно, решим, — кивнул Хан и тут же закрутилось.

Это было быстро и жестко. Компанию Козинского просто скрутили за пару минут, а потом и папашу моего приперли к стенке, объясняя ему его права и обязанности. А еще то, что он не совсем хороший человек и что у своей дочери отбирать квартиру — это дно.

— Она на нее не горбатилась, — выплюнул мой любящий отец, — а мне бабки нужны. Что, Танюша, не уважишь что ли папку, а? Уступи квартирку, а я с тобой, так и быть, поделюсь.

— Так и быть…, — безжизненно повторила я за ним.

— Все, Тань, хватит. Вот, держи ключи и дуй в машину, дальше мы тут сами.

Но я только смотрела на него в полном ступоре, пока он не рявкнул на меня в своей типичной манере — негромко, но жестко.

— Иди, я сказал!

Спускаясь, встретила Раису Сергеевну, которая вместо машины затащила меня к себе, а потом принялась выспрашивать все вдоль и поперек. А я только отвечала на полном автомате и не могла свыкнуться вот с этим одурманивающим ощущением, когда кто-то просто взял и решил за меня все мои проблемы. Без лишних слов.

— Вот это мужик, Танюша! И я понимаю…

— Ага, — потянула я и приняла звонок от Хана.

— Ты где?

— У соседки, — вещала заторможенно, — в первой квартире.

— Выходи.

Ну и я сделала так, как он сказал. Попрощалась с Раисой Сергеевной и вышла. А потом снова уселась в пахнущий роскошью салон автомобиля своего начальника.

— Домой? — спросил между делом, протягивая мне документы на квартиру.

Надо же. Нашел!

— Если можно, — кивнула я ошарашенно.

И снова тишина, которая рвет нервы своими ядовитыми когтями, потому что ничего так не изматывает, как вот это «ничто» между нами, которое я сама же и возвела. И вот уже мой дом показался из-за поворота, а затем машина свернула во двор и остановилась у моего подъезда.

Заглох мотор.

И, кажется, мое сердце тоже заглохло.

— Спасибо, Марк, — выдохнула я и подняла на него глаза.

— Не за что, — все так же по-деловому ответил он и повернулся, чтобы достать с заднего сидения какую-то папку, — и вот еще что.

— Что? — прикусила я губу, когда увидела на папке логотип «Лабра».

Что это значит? Господи! Все-таки увольнение, как я и просила?

Ох…

— Это твой новый контракт с нашей компанией. В нем больше нет неустойки. Стало быть…можешь подписать и уволиться, когда там тебе захочется. Хоть завтра. Не вопрос — я подпишу заявление.

И я приняла из его рук протянутую мне папку.

— И напоследок, — держал он в руках еще какие-то распечатки, — это бумаги на досрочное погашение твоего займа. Всю необходимую сумму внес твой бывший работодатель Иванчук. Так что вот, больше ты никому ничего не должна.

— Но как…? — в полнейшем шоке пялилась я на банковские выписки и не верила в то, что это действительно происходит. Что это не долбанный сон.

Ущипнула себя украдкой, но нет. Не сплю.

— Спасибо! Марк, это…

— Не за что, — перебил он меня и красноречиво посмотрел на часы, без слов давая мне понять, что лимит его любезности для меня исчерпан.

Вот и все. Он сейчас просто уедет, оставляя мне полную свободу выбора, которая пугала меня до чертиков.

Но я только молча кивнула, а потом все-таки покинула дорогой салон его автомобиля и двинула к своему подъезду, отсчитывая шаги и изо всех сил сражаясь с бурей внутри себя, которая стремительно трансформировалась в разрушительный ураган.

В лифте тяжело привалилась к металлической обшивке, прижимая к себе документы и тихо застонала, призывая себя в миллионный раз быть благоразумной и не накручивать нервы там, где ничего нет и в помине. Это просто гештальт, чтобы поставить между нами точку. Красивую точку, которая не смажется в запятую.

Ввалилась в свою квартиру и рухнула на пуфик, дрожа всем телом и задыхаясь от иррационального деструктива. Я все сделала правильно? Или нет? Черт!

Но ведь он даже не дал мне шанса поблагодарить его по-человечески. Обрубил все с концами, как и я когда-то.

И больше не будет ничего…ничего?

Ни-че-го!

Дверной звонок разрывает барабанные перепонки, и я выдыхаю свое отчаяние, а потом встаю на ноги и открываю дверь, даже не догадываясь о том, кто именно там стоит. Стоит и смотрит на меня так, как только он один на это способен.

Так, что у меня все плавится изнутри!

Хан.

— Что-то еще? — нахожу я в себе силы спросить, хотя меня трясет от того, что он снова рядом.

— Угу, — кивает Марк и делает шаг ближе, заставляя меня вспыхнуть.

— Да?

— Не могу от тебя просто так уехать…

И делает еще шаг ближе, пока я стремительно выпадаю из реальности.

— Таня…

И еще шаг, а затем его ладонь уверенно ложится мне на затылок.

— Тело не слушается…

Склоняется ближе и мы начинаем дышать одним воздухом на двоих. Раскаленным. Потрескивающим от напряжения.

— А ноги все равно несут к тебе…

И в следующее мгновение его губы накрывают мои…

Глава 13. О том, как рушатся бастионы…

Честно?

Перепугалась.

Ведь я искренне полагала, что Хан в своем репертуаре просто набросится на меня и сожрет без предварительной термической обработки, потому как все предпосылки к этому были.

Его близость, словно ожог электрическим током. Удар — разряд. Яркая вспышка. И легкие отказываются работать нормально, да и в груди трепыхается оглушенное сердце.

А все потому, что наши губы и языки жадно встречаются друг с другом. И облегченные тихие стоны рвут барабанные перепонки. Его ладони осторожно скользят по моему лицу, зарываются в волосы, чуть тянут, прижимая к себе еще сильнее.

Еще!

О, да…

Гордость? Уйди на антресольку, отдохни…

Вскидываю руки и зарываюсь в короткие волосы на его затылке. Льну телом ближе. Голова кружится, кровь вскипает и бурлит на опасных температурах. А я лечу!

В глубокую кроличью нору.

Вместе с ним.

— С ума сойти, Тань, — слышу я его тихий, сбитый страстью шепот, а дальше снова улетаю, когда губы Марка спускаются ниже, целуя мою шею.

А руки…

Боже, как прекрасно чувствовать на себе его руки. Они обжигают, но не ранят, только сильнее наполняют мое тело нетерпением. И хочется уже скорее сгореть с ним. Дотла.

Через ткань блузки и белья, я чувствую горячие пальцы Хана. Они сжимают бусинки сосков, чуть потирают их, а затем и вовсе пощипывают. И приходится нервно свести ноги, потому что в низ живота вдруг неожиданно сильно хлынула вскипевшая кровь.

Меня словно прибивает, а Марк опять набрасывается на мой рот, ритмично толкаясь в меня языком. И с каждым его движением, моя броня все больше трескается и рассыпается. Еще немного и ничего не останется.

— А что это вы тут делаете?

Вырывает нас из пут страсти голос моей соседки. Старушка божий одуван — Серафима Петровна смотрит на нас своими прозрачными голубыми глазками, недоуменно открывая и закрывая рот. Я замираю, пристыженно отводя взгляд, а вот Хан напротив, медленно выдыхает через нос, сглатывает и все-таки поворачивается к той, что посмела прервать его «ухаживания».

Господи ты, Боже мой. Ну что, Тань, растем, да? С офисного стола, да сразу до подъезда доросли. Ну, а что нет?

— Здравствуйте, уважаемая, — охрипшим голосом все-таки выдал Марк, чуть приобнимая меня за талию, — а мы тут…

— Влюбляетесь? — подсказала старушка, улыбаясь полубеззубым ртом от уха до уха.

— Вот да, — кивнул Марк, — полным ходом.

— Ах, молодежь, ну тогда что же это я вам, старая перечница, мешаю тут? Господи, помилуй! Ухожу, ухожу…

И исчезла за своей хлипкой дверкой, а мы так и остались стоять на лестничной клетке рядом с открытой настежь дверью в мою квартиру. Смотреть на Хана мне от чего-то стало до безобразия стыдно, наверное, потому что я сама повела себя чересчур безрассудно.

Еще совсем недавно я выливала на него словесные помои, указывая на дверь, а сегодня вспыхнула в его объятиях как глупая влюбленная корова.

— Тань? — сгребает меня в охапку, пока я отчаянно стараюсь не падать в обморок от всей этой ситуации.

— М-м?

— Ну прости меня, — его губы легко скользят по моей ушной раковине, чуть прикусывая мочку.

— За что на этот раз? — пытаюсь высвободиться из его хвата, но толком ничего не выходит.

— За то, что снова растерял мозги. Я вообще-то шел, чтобы еще раз попытать счастье и пригласить тебя на свидание. И вот…

И я себя в этот момент почувствовала той самой Серафимой Петровной, которая по два раза в день вызывает скорую из-за высокого артериального давления. Да, да, вот и у меня сейчас вдруг возник особенно сильный скачок. И снова из-за глупой надежды на…на все, черт возьми!

— И вот? — нахмурилась я, а Марк все-таки изловчился и приподнял за подбородок мое лицо, заглядывая в мои глаза.

— Я вообще рядом с тобой себя плохо контролирую, Тань. Хотел красиво, а получилось…

Сказал и вдруг отступил от меня на шаг, упираясь рукой в стену над моей головой.

— Через задницу? — облизнулась я и Марк вдруг прикрыл глаза, издавая тихий стон.

— Да, — как-то слишком грустно выдал начальник, — можно дубль два?

— Ну допустим, — титаническим усилием воли заставила я себя выглядеть серьезной и не улыбаться.

— Спасибо! — заправил мне выбившуюся прядку за ухо.

— Пожалуйста, — сложила я руки на груди и услышала очередной стон, совершенно не понимая его состояния, — да что с тобой происходит?

— Нравишься ты мне, Таня — вот, что происходит! Вся нравишься, — и его большой палец ласково коснулся моей нижней губы, — очень! А еще я жалею, что тогда в школе был таким идиотом. Прости меня, я поступил как жалкий неудачник, а не как мужчина. Мне очень стыдно. Веришь?

— Верю, — отвела я взгляд, но он снова повернул к себе мое лицо, зажимая его в своих горячих ладонях.

— Простишь? — шепотом и прямо мне в губы, так что по телу опять пробежались мурашки оголтелым табуном.

— Прощу.

— А на свидание со мной пойдешь? — потерся носом о мой нос, прикрыв глаза и затаив дыхание.

— Пойду.

Боже, ну как я могу ему сопротивляться? Никак! Не получается!

— Сегодня?

— Сегодня? — обалдело округляю я глаза.

— Я до завтра не доживу, Тань. Пощади!

— А может…?

— А может ты просто скажешь мне «да»?

— Ну…ладно, да!

— Тогда в восемь?

— Боже…

— Еще раз «да», Тань.

— Хорошо. Да, — бурчу я, хотя внутри вся шалею от радости.

О, глупая влюбленная кура!

— Ну наконец-то! — буквально взрывается Хан и смачно целует меня в щеку, пока я просто улыбаюсь, словно махровая идиотка и хлопаю глазами, сама не в силах поверить в то, что согласилась идти с ним.

— Ты… просто… невыносим, — уворачиваюсь я от его губ, которые буквально зацеловывают меня своими короткими жалящими поцелуями.

— Я хуже, Тань, — припечатывает и смеется, словно мальчишка.

— Ой, я, кажется, передумала, — хихикаю как малолетка.

— Я тебе передумаю! И вообще, все, я полетел. А то у меня последние мозги вытекут рядом с тобой. До встречи! Буду в восемь!

Заключительное особенно сильное объятие и он сорвался вниз по пролетам, оставляя меня абсолютно очумело озираться по сторонам, кончиками пальцев дотрагиваясь до своих губ и низа живота, где бушевало адское пламя.

— Ну что, влюбились наконец-то? — скрипнула соседская дверь и морщинистое лицо Серафимы Петровны заинтересованно посмотрело на меня.

— Дак, давно, — прикрыла я глаза и тяжко вздохнула.

А затем развернулась и вошла в свою квартиру, прикрывая за собой дверь. Сползла по ней вниз и прикрыла ладонями полыхающее лицо.

Боже, ты мой! Убегала, убегала, а все равно со всей дури вписалась в этого невозможного мужика.

Снова.

Опять.

— Нинка, Нин! — стенала я в трубку, прикладывая мокрое полотенце, смоченное ледяной водой, ко лбу.

— Ну, что там у тебя опять приключилось, болезная?

— Хан! — выдала я, объясняя этими тремя буквами все на свете.

— Что? Вы еще друг друга не придушили? — ржет подруга, а я прикусываю губу, не зная, как обличить мысли в слова.

Ой, совсем сдурела Татьяна…

— Он меня на свидание пригласил!

— А ты че?

— А я согласилась!

— А он че?

— А он сказал, что заедет в восемь!

— А ты че?

— А мне одеть нечего!

И снова смех в трубку, пока я убираю ее от уха и с подозрением смотрю, хмурясь все больше и больше.

— Нина, але! Ты моя подруга, на минуточку! Помогай мне! Что делать? — строго отчитала я Ковалеву.

— Ничего не делать.

— Как это ничего?

— Ну так. Ты ж решила, что как человек твой Хан стопроцентная какашка и думает он только о том, как залезть в твои трусы. А оно тебе надо, Тань? Конечно нет! Так что, просто скажи этому красивому наглецу, что ты передумала и ни на какие свидания с ним не пойдешь. Никогда!

Так-то она права, но…

— Ну, он извинился, — пробормотала я уныло.

— За что?

— За все. За школу и то, что предлагал мне бабки за секс.

— А за то, что он считает тебя неразборчивой и слабой на передок женщиной, тоже извинился?

— Нет, за это не извинился, — буркнула я и скривилась.

— Ну вот! Чем не изумительная причина послать твоего Хана в дальние дали, м-м?

— Изумительная, но…что-то я уже расхотела его посылать, — плюхнулась в кресло у окна и зажмурилась.

— Это еще почему?

— Ну… потому что он так смотрит на меня, и так целует, Нин. И такие слова говорит, и вообще…

— Влюбилась, да?

— Ага, — вздохнула я.

— Тогда послушай мудрую женщину, Татьяна. Сильно не штукатурься. С прической тоже не мудри. Платье должно быть простое, но элегантное, без всяких там нарядных финтифлюшек. Для тебя свидание с ним не праздник, а всего лишь лишний повод сходить в ресторан или куда там он тебя потащит. Все должно быть в меру, чтобы он не подумал, что ты его всю жизнь ждала.

— Но, кажется, так и есть, — закатила я глаза к потолку.

— Пофиг! И вот еще что — никаких поцелуев на первом свидании. Вообще табу!

— Ой, да кто бы говорил! — фыркнула я.

— Вот именно, я как никто знаю, о чем толкую, — уныло потянула Нинка, — все, я все сказала. И да, желаю удачи. Сведи своего Хана с ума.

— Он не мой, — вздохнула грустно.

— Еще как твой. Просто держи его крепче, желательно за жабры.

Легко сказать…

Отключилась и снова потопала к своему скудному гардеробу, у которого простояла добрых минут двадцать, не понимая, что же мне надеть. А потом все-таки выудила платье, которое покупала еще на вручение диплома. Черный футляр с глубоким v-образным вырезом и молнией во всю длину сзади.

Просто. Стильно. Элегантно.

Волосы распустить по плечам. И минимум макияжа. Только стрелки на глазах, а еще немного подчеркнуть ресницы и скулы.

Вот и все. Я готова. И, как и учила Нинка, не вырядилась будто бы на парад.

А там уж и телефон мой дал о себе знать. И да, это было сообщение от Хана.

Он: «Я уже внизу. Мне подняться?»

Я: «Нет, сейчас выйду».

Последний раз долго и придирчиво оглядываю себя в зеркале, пытаясь не обращать внимания на то, что дико нервничаю. Руки мелко подрагивают, за ребрами ураган и только в черепной коробке абсолютный штиль, лишь одинокое перекати-поле летит по выжженной пустыне.

Да, мозги мои давно покинули чат, а я и не заметила.

Выдохнула и вышла из квартиры, а потом спустилась вниз, прямиком навстречу Хану, что уже дожидался меня на крыльце с огромным букетом разноцветных гербер и эустом. Красиво, нежно и не банально.

— Вау…, — потянул Марк, жарко обшаривая мою фигуру своим стальным взглядом, — Таня, ты просто…вау!

— Спасибо, — смущенно отвела я глаза, натыкаясь на заинтересованный взгляд Серафимы Петровны, которая прибиралась в палисаднике под своими окнами.

— И это тебе, — протянул Марк мне цветы.

— И еще раз спасибо, — несмело улыбнулась я ему и приняла букет, поражаясь его красоте.

— Поедем?

— Да, — кивнула и сразу же была усажена в его хищный темно-зеленый автомобиль.

Вечерняя Москва, тихая музыка в салоне, запах Хана, который щекотал мои рецепторы и его ладонь, что нет-нет, да будто бы невзначай касалась моих дрожащих пальцев, лежащих на коленях.

Боже, неужели спустя столько лет я все-таки решилась на свидание с ним? Я спятила.

— Я так этому рад, — будто бы читая мои мысли, произнес Марк, остановившись на светофоре.

— Чему? — переспросила на всякий случай, подозревая, что он реально имеет в виду мое помешательство.

— Что ты все-таки дала мне шанс, Тань.

Глаза в глаза. Треск электричества между нами. В голове туман — это дым от химических реакций, бурлящих в моей крови.

— Я пока ничего тебе не дала, — произнесла и тут же смутилась двойному дну своего замечания.

А этот гад взял и улыбнулся.

— Марк! — возмутилась я.

— Прости, — поджал он губы, очевидно пытаясь не рассмеяться.

А я только отвернулась от него и покачала головой, стараясь не хихикать словно глупая восьмиклассница после урока биологии.

— Приехали, — лихо запарковался Марк и заглушил двигатель.

— И куда? — покрутила я головой, видя перед собой только практически пустой причал.

— Пойдем и узнаешь.

И я не возражала. Вложила в его горячую ладонь свою и последовала за Ханом. Ближе к воде. А там взошла на борт белоснежной изысканной яхты, тотчас же выпадая в осадок.

— Ничего себе, — пробормотала я, осматривая верхнюю палубу и уже накрытый на ней столик на двоих.

— Нравится?

— Очень, — выдохнула я и шагнула к столу, куда меня уже повел Марк.

Это была яхта на восемь персон, с просторными светлыми салонами, каютами и комфортабельным флайбриджем. И она скользила по тонущей в сумерках столице, подсвеченная лишь светом свечей на нашем столе и миллионом гирлянд, украшающих корпус судна.

Тихая музыка, игристое вино, изысканная кухня и самый красивый мужчина на свете напротив меня.

Боже! Ну, что я здесь делаю?

А Марку будто бы только это и надо было. Он задавал мне кучу вопросов, заинтересованно выслушивая мои ответы и все время нежно улыбался, пытаясь очевидно навсегда растопить мое глупое сердце, даже не подозревая, что оно уже давно принадлежит ему одному.

И я под этой мастерской термической обработкой даже не заметила, как пролетело два с лишним часа.

— Ты словно натянутая струна. Я делаю или говорю что-то нее так? — вдруг резко сменил тему Хан и пристально всмотрелся в мои глаза.

— Нет! Все прекрасно, просто…

— Что?

— Просто я не понимаю, что ты во мне нашел, — пожала я плечами и выпалила как на духу.

— Я нашел в тебе не что-то, Таня. Я нашел в тебе все.

И от этих слов я буквально за секунду растеклась лужицей у его ног. А Марк только встал из-за стола, подошел ко мне, приподнимая меня со стула, и повел на мягкие кожаные диванчики, где мы уселись и принялись рассматривать мегаполис, страдающий от бессоницы.

И его руки неспешно скользили по моим рукам, чуть приобнимали за талию, касались обнаженных колен, а потом наконец-то успокоились, когда наши пальцы переплелись.

— Дай мне шанс, Таня. Всего один, я не подведу тебя, — шептали его губы, едва прикасаясь к мочке моего уха.

А я млела. И ничего не соображала.

— Я так хочу быть с тобой. Всегда! Слышишь? — лизнул он мою шею и замычал, чуть прикусывая нежную кожу.

— Да, — охнула я.

— Девочка моя, — практически накинулся Марк на мои губы, но я успела увернуться, помня наставления Нинки.

Да только Хану будто бы и дела не было. В одно движение он с нажимом провел руками по моим бедрам, задирая на мне мое платье-футляр, а в следующее, уже подхватил и усадил меня верхом на свои колени.

— Марк! — пискнула я.

— Да? — обрисовал он ладонями мои ягодицы и резко дернул на себя.

А я зашипела, чувствуя, как между ног мне упирается что-то большое, горячее и чертовски нетерпеливое. Еще немного и меня потащат на нижнюю палубу, где располагались комфортабельные каюты с широкими кроватями.

А я, как бы, не готова!

— Марк, мне…мне надо домой! — выпалила я, упираясь в его плечи.

— Тань…

— Срочно!

— Так время еще…

— Сейчас же!

И Хан в ответ на эти категоричные требования только громко сглотнул, а потом и тяжело выдохнул, все-таки убирая с моей задницы свои загребущие руки. А я тут же смущенно зарделась, понимая, что сижу на нем в совершенно непотребной позе, с задранным до пупа платьем, сверкая нижним бельем.

Стыдоба!

— Как скажешь, Тань, — на удивление мягко произнес Марк, а я напряглась, слезая с его колен, — мы уже причаливаем, я отвезу тебя домой.

Но я от этих вкрадчивых слов почему-то еще больше разнервничалась, чувствуя, что серый волк попросту загоняет в свое логово глупую красную шапочку.

Еще немного и будет кусь.

Глава 14. О том, как пахнет керосином…

Мне двадцать два года, а я вела себя, как затюканная школьница на первом свидании с самым отпетым дворовым хулиганом. Ждала подвоха и того, что он накинется на меня в темной подворотне, задерет юбку, спустит трусики до колена и возьмет стоя, прижимая спиной к бетонной стене.

Но рядом со мной был не плохой мальчишка, а мужчина. И желания его были понятны как белый день. А сказать ему о том, что я хотела бы остаться девственницей до первой брачной ночи, было смерти подобно.

Ну…потому что, кто сейчас практикует подобное?

Да и как это будет воспринято самим Ханом?

— Милый, я девственница и хотела бы ею остаться до самой свадьбы.

— Не проблема, Тань. Набери меня, как выйдешь замуж.

Нормально, да?

Вот и получалось, что я все продолжала молчать и просто слепо следовать за Марком, пока мы оба не сели в его автомобиль. А потом и медленно тронулись в сторону моего дома.

— Спасибо тебе за этот вечер, — проговорила я, не в силах больше выносить безмолвие между нами, — все было просто изумительно.

— Я рад, что смог тебя впечатлить, — тепло улыбнулся мне Хан и подмигнул, переплетая наши пальцы.

— И я рада.

Сказала, а сама аж дыхание задержала, ожидая, когда же Марк пригласит меня на следующее свидание. И пригласит ли вообще? А вдруг ему мои ломания и ужимки уже осточертели до тошноты? Сейчас привезет меня домой и укатит восвояси к более сговорчивым дамам.

— Ты подумала, что будешь делать с квартирой матери? — вдруг нарушил ход моих мыслей Хан.

— Наведу порядок и выставлю на продажу, — без колебаний ответила я.

— Сама там жить не хочешь?

— Нет. Слишком много дурных воспоминаний.

— Расскажешь?

А я замерла каменной статуей, раздумывая, что сказать ему и надо ли вообще это делать.

— У меня была неблагополучная семья, Марк, — осторожно подвела я итог всему тому, что творилось в моем детстве.

— А этот папаша?

— А этот папаша жил на две семьи. Одна идеальная, вторая наша. Когда надо было выбирать с кем остаться, он, конечно же, выбрал не нас с мамой.

— Козинский…, — потянул Марк, — слушай, а он случайно не родственник той самой Стеллы, что училась вместе с нами?

— Он ее отец, — безжизненно выдала я.

— Оху…офигеть!

— Да уж, тут только мат может передать всю прелесть ситуации, — грустно усмехнулась я.

— А сама Стелла что ли была не в курсе вашего родства?

— В курсе, Марк. Вот только я ей в качестве сестры и даром была не нужна.

— Вот же сука!

— Да ладно, я не в обиде, — отмахнулась я и уставилась в окно, не в силах выдержать его жалости.

Она мне не нужна. Я сильная. Я смелая. Я независимая! А от чужого мнения так тем более.

— Только не злись, но я пробил за него немного. Так вот, Козинский год назад обзавелся целым состоянием, вот только по завещанию, почившей его супруги, все досталось ему одному, а не всем родственникам в равных долях. Что странно. Не так ли?

А я только плечами пожала.

— За год он все спустил в подпольных казино и на тотализаторе. Все имущество заложено, Козинский гол как сокол и в добавок торчит крупную сумму бабла черным коллекторам. Короче, Тань, это я все к чему? Твой папаша сейчас в полной заднице, а потому может вытворить самую дикую дичь из возможных.

— Что?

— Я бы предложил тебе находиться рядом со мной двадцать четыре на семь, но ты, скорее всего, не согласишься. Так?

— Конечно, — выпалила я и нахмурилась, видя его расстроенное лицо.

— Да и я не вывезу, ибо ты сводишь меня с ума…

— Марк!

— Ах, прости. Ну так вот. Таня, не обижайся, но какое-то время за тобой будут следить мои люди.

— Нет!

— Да! Следить и оберегать.

— У нас что, девяностые на дворе? — возмущенно спросила я.

— Выбирай! Или мои парни, или я сам.

— Какой ужас!

— Я бы на твоем месте выбрал второе, — улыбнулся мне и попытался снова переплести наши пальцы, но я не далась.

— А я на своем месте выберу первое! — выпалила я.

— Ну вот, — рассмеялся Марк, — опять я в пролете.

— А со Стеллой что? — перевела я тему.

— Овдовела. В восемнадцать вышла замуж за очень богатого человека, который годился ей в дедушки. Но, на ее беду, когда супруг представился, оказалось, что он все свое имущество завещал одному благотворительному фонду.

— Бедная…

— Да уж, ты зришь в корень, Тань.

— А младший ребенок, про него что-то известно?

— Тань…

— Говори!

— Он…в общем, твой брат был наркоманом. Там прям по жести. Под веществами попал в аварию и чуть не отдал богу душу. После переосмыслил жизнь и подался в монахи. Там, как мне сообщили, своя атмосфера и ему на все мирское до звезды.

— Оу…

— Приехали, — остановился Хан у моего подъезда, а я ошалело покрутила головой, не понимая, как так все быстро случилось.

Что? Это все? Совсем, совсем все?

Эх…

— Ладно. Еще раз спасибо за вечер, Марк, — опустила я глаза на свои стиснутые на коленях руки.

— Спасибо — это чудесно, но я бы предпочел хотя бы один поцелуй, — и его пальцы ласково скользнули по моей скуле.

— Поцелуй?

— Угу.

— Что-то я как-то даже не знаю, — разволновалась я и нервно оглянулась по сторонам.

— Всего один, Тань. Малюсенький, — словно змей искуситель шептал мне Марк, пока его пальцы порхали по моему лицу, шее и зарывались в волосы.

— Но…

— Крошечный, Тань.

— Ну, если только крошечный, — чуть кивнула я головой, не в силах отказать ему.

А в следующее мгновение вскрикнула, так как Марк чуть приподнялся, а затем подхватил меня под ягодицы и усадил к себе на колени. Раз — и дело сделано.

— Ты…ты что творишь? — задохнулась я возмущением.

— Собираюсь быстренько тебя поцеловать, — растянул губы в медленной улыбке и зарылся одной рукой в мои волосы, а большим пальцем второй руки оттянул мою нижнюю губу вниз, а дальше соскользнул на подбородок, чуть надавливая.

Так, что мой рот слегка приоткрылся.

— Готова?

А я только выдохнула и прикрыла глаза, не в силах больше и секунды смотреть на этого наглеца.

Целуй же уже, да я побежала.

А в следующий миг его рот накрыл мой, а язык сразу же заполнил меня, начиная свой дикий, бесстыдный танец. Лизнул губу и снова углубился, накачивая собой.

Жарко!

И толчок снизу, промеж моих ног, прямо туда, где все прошило сладкой судорогой от этого прикосновения.

И еще один, после которого я почувствовала, что он твердый как камень.

Господи! Помоги!

Руки резко вниз и теперь вместе с его толчком, он рванул меня на себя. Хотела возразить, но только стон вырвался из моего горла, а низ живота скрутил сильнейший спазм, и я с ужасом поняла, что мои трусики стали мокрыми.

А он все продолжал меня целовать. Вылизывать. Покусывать. Доводить до сумасшествия, за которым я уже не понимала разницы между да и нет. В голове билось только одно слово — еще!

Его ладони нежно гладили мои ягодицы, чуть разводили их в стороны, сжимали, а затем снова чуть вдавливали меня в его тело. И с каждым толчком мне становилось и страшно, и сладко, и запредельно остро.

— М-м…ах! — откинула я голову назад от очередного соприкосновения его твердости и моего жара, а руки Марка взлетели вверх, отыскивая на спине бегунок от молнии моего платья.

Нашел.

И медленно потянул вниз.

— Весь вечер об этом мечтал…

— Марк, погоди, — почти очухалась я от его дурмана, но в следующих момент мне снова залепили рот поцелуем.

Всего несколько секунд и молния на моем платье была расстегнута полностью, а потом Марк просто стянул с меня и отшвырнул на соседнее сидение эту ненужную тряпку.

Попыталась прикрыться, но он настойчиво развел руки в стороны, провел горячими ладонями сверху вниз от моей шеи и до пупка, а затем снова вернулся к напряженным соскам, легонько задевая их через тонкую ткань бюстгальтера.

Туда, обратно. Сжать. Немного ущипнуть.

А потом в одно движение сдернуть шашечки вниз, полностью оголяя грудь.

И все это происходило, пока он толкался своим языком в мой рот, а пахом в мои мокрые трусики.

Но что же я? А ничего!

Меня словно распяли! И между ног так сладко пульсирует жар, а по венам бежит кипучая лава, поджигая на своем пути все, заодно сжигая любые мои сопротивления.

Я просто здесь. С ним. И обещаю себе, что еще минуту и я остановлю его.

И вообще, у меня все под контролем.

Это у Нинки все поцелуи на первом свидании заканчивались сексом. Но у меня-то все будет не так, а совершенно по-другому. Я девушка благоразумная. И приличная. И вообще не такая.

Ах, совсем, совсем не такая…

А между тем одна рука Марка жестко фиксирует меня за шею, а вторая приподнимает мою левую грудь. До легкой боли сжимает сосок, потирает между пальцами, тянет на себя и только затем отпускает.

И теперь уже я сама выгибаюсь дугой в его руках, потираясь о его возбуждение. Совершенно нечаянно!

Вслед за пальцем и его губы добираются до напряженной вершинки и проделываю все то, что только творили его пальцы. А дальше перекидывается на вторую грудь, сладко прикусывая сосочек, а затем втягивая его в себя и зализывая острую ласку языком.

— Ма…малюсенький поцелуй? — на выдохе выталкиваю я из себя.

— Это он и есть, — рычит мне в губы, — потом, так и быть, покажу тебе побольше и в полную меру.

Но я почти не слышу его. В голове моей шумит. Дыхание не приносит облегчения, а скорее душит. И вообще меня словно раскручивают в какой-то адской центрифуге. Вот только облегчения нет. Я все больше раскаляюсь, вспыхиваю, горю. И хочется уже окунуться в ледяную воду, чтобы испытать долгожданное облегчение.

— Нет, нет…ты…меня обманул…у-у-у…

А это он опустил правую руку вниз и подушечкой большого пальца сделал круговое движение прямо там. В эпицентре моего пожара.

— Ничего подобного, Таня. Я делаю только то, что ты хочешь.

И снова его язык потонул во мне, высекая искры из моего тела.

А я ничего не могу вымолвить, только представляю себя со стороны. Как сижу на нем сверху, широко разведя ноги в стороны. В мокрых трусиках и со сдернутыми вниз чашками от бюстгальтера. Соски торчат. А набухшие складочки гудят от томительного ожидания.

Он сейчас дотронется до меня. Там!

Вот!

Уже потирает влажную ткань, задевая перевозбужденный клитор.

А вот подныривает пальцем под белье и окунается в мою влагу. Довольно урчит мне в рот, пока я тону в полубреду от остроты ощущений.

Все. Трусики в сторону. И я вся открыта перед ним.

Бесстыдница!

Уже не могу отвечать на его поцелуи. Рот слегка приоткрыт, сбивчивое и горячее дыхание вырывается из меня, глаза закрыты. И я просто отлетаю, отдаваясь на волю этой буре.

И она накрывает меня с головой.

Пока пальцы Хана потирают клитор, порхают по моим складкам, чуть растягивают вход и заныривают внутрь.

А мне хочется рыдать — так мне хорошо.

И я просто вцепляюсь в его сильные плечи, откинув голову назад, и принимаю его прикосновения к своей киске и жалящие поцелуи на моей налитой груди.

Ох, как же это все слишком.

Страстно. Нагло. Совершенно недопустимо.

Но телу плевать на доводы рассудка. Оно хочет получить свое. Меня начинает мелко трясти на нем, и я почти до крови прикусываю нижнюю губу, ощущая как во мне растет и ширится огненный шар подступающего оргазма.

— Давай, Таня, — увеличивается нажим и частота его движений, — кончи для меня.

Это звучит так до безобразия пошло, но именно его слова срывают с петель мою выдержку. И меня насквозь прошивает ослепительная молния кайфа.

Разрывает на части.

И это так ярко, что мне приходится изогнуться и зубами вцепиться в плечо Хана, чтобы элементарно не кричать от ослепительной вспышки небывалого наслаждения. Почти теряю сознание. Легкие рвет облегчение. Сердце переполняют эмоции.

А в голове пустота и легкий звон.

Но не успеваю я прийти в себя, как мои волосы жестко накручивают на кулак, приподнимая и разворачивая лицо для нового поцелуя.

Отвечаю, а в следующее мгновение замираю, так как явственно ощущаю, как Хан расстегивает ремень, пуговицу на своих брюках, а потом и ширинку.

Боже!

От неожиданной вспышки страха отрываюсь от его губ и вытягиваюсь в струнку, приходя в ужас от того, что допустила.

И то, что я увидела, испугало меня еще сильнее.

Он был как дикий, взмыленный зверь. Лицо осунулось от едва сдерживаемой страсти и похоти, потемнело. Черты его заострились. А в глазах горела стопроцентная решимость довести дело до конца.

— Марк, ты собираешься взять меня прямо тут, в машине? — хрипло спрашиваю я, наблюдая за тем, как он достает из заднего кармана презерватив.

Да, он все время был там. Ждал своего звездного часа. А Хан его туда положил, потому что совершенно точно рассчитывал именно сексом закончить этот вечер.

— А где надо? И почему нет? — улыбается мне словно дьявол во плоти.

— Ну…, — от паники даже не нахожусь, что ответить.

— Зато будет, что вспомнить, — зубами разрывает он фольгу защиты.

— Спасибо, но не надо, — упираюсь я в его плечи руками.

— У тебя что в машине ни разу не было?

И где-то тут все внутри меня падает.

И разбивается.

Вдребезги!

Вырываюсь из его рук и почти скатываюсь на свое сидение, суматошно поправляя белье и пытаясь как можно быстрее надеть платье.

И, вашу ж мать, как же мне сейчас больно!

— Таня?

— Знаешь, что? Мне пора домой.

— Я что-то не так сказал?

— Нет, что ты. Все пучком! — но голос мой предательски дрожит.

— Тогда в чем дело?

— Ни в чем! — срываюсь я, понимая, что у меня проблемы с чертовой молнией.

— Да уж я вижу, как ни в чем! — откидывает он от себя презерватив и застегивает брюки, а затем блокирует центральный замок.

— Выпусти меня!

— Нет.

— Иначе я закричу, Хан!

— И это ты называешь «все пучком»? — буквально выплевывает он, врезаясь в меня гневным взглядом.

— …

— Не молчи, Тань, пожалуйста. Что я сказал не так? Про секс в машине? Ты на это обиделась? Или на то, что обманул тебя из-за поцелуя?

— А тебе нормально все, Марк, м-м? Или трахаться в машине твое любимое занятие? — прищурившись, спросила я, наконец-то справляясь со своим платьем.

— Этим я тебя оскорбил? Местом дислокации? — поджал губы и стиснул оплетку руля до скрипа.

— Да не парься, Хан, я уже привыкла. То на офисном столе на меня накинешься, то в подъезде, теперь вот в машине. Подумаешь, — отмахнулась я, боясь, что сейчас просто разревусь как дура.

— Я не виноват, что смотрю на тебя и шалею, Тань! — рванулся ко мне, но я отшатнулась.

— Ну, а я не собираюсь делать это в свой первый раз там, где тебе приспичит! Ясно? — выпалила я и сама себе ужаснулась.

Замерли оба.

Несколько раз недоуменно моргнули, глядя друг другу в глаза.

А потом я отвернулась, не в силах вынести этого томительного ожидания.

— Тань…

— Я хочу уйти! — жалобно простонала я и в следующую секунду услышала характерный щелчок центрального замка.

— Я заеду завтра в десять утра, Тань. Ладно?

— Нет, не ладно. Я не буду ждать, — оскорбленно выдала я и закрыла за собой дверь.

Шла гордо, а сама, глупая, мечтала, чтобы он бежал за мной.

Всегда!

И вскоре облегченно выдохнула, замечая, как ко мне скользнула тень. Это Хан двигался чуть позади меня, пока не проводил до самой моей квартиры.

— До завтра, Таня.

— Пока, — не глядя на него, кивнула я и закрыла перед его носом дверь.

Разулась, разделась, прошла и рухнула на свой диван, а потом разрыдалась, понимая, что Марк даже не извинился за свое отношение ко мне. Ни слова не сказал.

Вот так, несчастная и разбитая я и уснула, а проснулась ровно в десять утра, принимаясь метаться по квартире и приводить себя в порядок к приходу Хана.

Ну так, на всякий пожарный.

Вот только не в половину одиннадцатого, ни в двенадцать дня, ни даже к обеду Марк не приехал ко мне. И не позвонил. И не написал.

Как сквозь землю провалился. Будто бы его и не было никогда.

Вот так, видимо и в правду ему была нужна только девушка для жаркого секса, а неумелая девственница нафиг никуда не упиралась.

Рухнула в кресло, зажала ладонью рот.

И снова заплакала.

Обидно?

Смертельно…

Глава 15. О том, как отрастают крылья…

Позорище!

Жалкая влюбленная размазня!

То самое белье на себя нацепила. Новые джинсы в облипочку и шелковую блузку напялила. Марафет навела. Причесон тоже.

Боже, я ненавижу себя!

В голове одни мысли крутятся, а руки делают совсем противоположное. И вот даже тянутся позвонить этому засранцу, чтобы спросить его, какого рожна он сказал, что явится, но не сделал этого.

Это не по-мужски!

Все, в пекло этого Гадовича! Хватит с меня! Вот сейчас пойду, переоденусь в домашний халат, умоюсь, закручу сногсшибательную гульку на голове и сяду перед телевизором, обжираясь мороженым.

И не с горя, а просто так! Потому что могу себе это позволить. Ясно? То-то же!

Но я не успела сделать ровным счетом ничего из задуманного, как неожиданно в мою входную дверь позвонили.

Нахмурилась. И даже немного перепугалась, вспоминая вчерашний разговор с Ханом про моего безумного и обнищавшего папашу. А вдруг это он? Или и того хуже? Например, те самые черные коллекторы, которых он мог натравить на меня, чтобы все-таки отжать мамину квартиру.

Крадучись добралась до двери, а потом осторожно глянула в глазок и чертыхнулась, вся, вскипая как электрический чайник.

Ах, ты ж, гад ползучий!

Приперся!

И стоит теперь, как тополь на Плющихе, руки в брюки. Ну я сейчас тебе устрою по самое не балуйся!

Распахнула дверь, набрала полные легкие воздуха, чтобы выпалить этому бессовестному вралю целую обвинительную тираду, но уже в следующую секунду испуганно пискнула, когда Хан Гадович просто рванул ко мне и впечатался в мои губы головокружительным поцелуем.

И трусикоувлажнительным тоже, увы и ах.

Ну, вот что за мужик? Ужасный мужик!

— Прости меня, — чуть отлепился от меня Марк, когда зацеловал до беспамятства, — я так к тебе торопился с утра, что личный телефон дома оставил, а потом меня дернули следаки и я весь погряз в делах, так, что не вырваться. Зато можно выдохнуть, твоего папашу взяли под стражу и предъявили обвинения в шантаже, подделке документов, даче взятки и дальше по списку. Короче, присядет надолго. Да и тебе не стоит больше волноваться на его счет.

— Оу…

— Можешь не благодарить, — потерся своим носом о мой нос.

— Могу, — улыбнулась я и стыдливо отвела глаза.

Вот так, пока я его тут хаяла направо и налево, он решал мои проблемы.

Ну, вот что за мужик? Мечта, а не мужик!

— Тань, знаю, первое свидание я запорол, но может ты все-таки согласишься дать мне еще один шанс?

— Надо подумать…

— Ну, Тань, — улыбнулся мне Хан своей самой умопомрачительной улыбочкой.

— Связываться с человеком, который в столь молодые годы страдает склерозом? Ну такое…

— Ну прости, — и быстро чмокнул в щеку, — я обещаю исправиться.

Вздохнула тяжко, изображая тяжелый мыслительный процесс, а потом все же выдала:

— Так уж и быть, снизойду.

— О, Татьяна, не описать как я польщен, — рассмеялся Марк и коротко поцеловал меня в губы, — но раз так, то поехали.

— А куда?

— А сюрприз.

— Ну скажи!

— Ну нет, — и подмигнул, ожидая, пока я обую балетки и закрою дверь.

И да, я думала, что мы поедем, ну, может быть в какой-то там парк или музей, но никак не ожидала, что машина Марка покинет пределы третьего транспортного кольца и устремиться дальше за город.

— Чего ты так подозрительно смотришь на меня? — спросил и рассмеялся Хан.

— Прикопать меня собираешь, да?

— Ага, — кивнул он тут же, — в ближайшей лесопосадке.

Но мы все ехали и ехали, слушали музыку и говорили на отвлеченные темы, пока спустя полтора часа не свернули с основного шоссе на проселочную дорогу, петляющую меж высоких деревьев. Я успела лишь выхватить взглядом указатель с надписью «Экопарк «Медвежьи угодья». А еще через минут десять машина въехала за высокие ворота и остановилась перед резным административным корпусом.

— Ого, — прошептала я.

— Погоди восторгаться, ты еще всего остального не видела, — улыбнулся Хан, — пойдем, покажу.

И мы пошли, петляя между симпатичных домиков, пока не вышли к небольшому на вид озеру, на берегу которого нас уже ждала лодка.

— Мы на ней поплывем? — спросила я.

— Ага, — подмигнул мне Хан, а потом помог усесться внутрь, да сам составил мне компанию.

А дальше Марк, орудуя веслами, погнал наше судно по водоему. И мне только и стоило, что смотреть на него и сдерживать щенячий восторг, отмечая, какие сильные у него руки, с красивыми длинными пальцами и мощными запястьями.

— Значит не прикопать, а утопить? — спросила я, прикусив губу.

— Впечатлить, Тань, — серьезно ответил Марк, а я только и подумала, что дальше уже просто некуда.

Я и так вся им очарована.

— О, Господи, — прошептала я, когда мы вдруг вплыли в небольшую заводь и остановились.

— Нравится? — спросил Марк, а я только и смогла, что кивнуть, обалдело смотря на стаю белоснежных лебедей, скользящих по водной глади.

И у меня самой будто бы отрастали крылья.

Но… как?

А Хан будто бы мои мысли читал.

— В эту часть озера нельзя заплывать здешним туристам, место просматривается и охраняется с вышек. И все потому, что лебеди вернулись сюда впервые с середины прошлого века.

— О, какие же они красивые, Марк, но…Мы, наверное, их пугаем? — нахмурилась я.

— Скорее раздражаем, — хмыкнул Хан, — но я так хотел показать тебе эту красоту.

— Спасибо, — улыбнулась я ему и еще раз всмотрелась в прекрасных птиц.

Мы еще какое-то время молча наблюдали за пернатыми, а потом медленно поплыли обратно, каждый думая о своем. И эта тишина не напрягала, а скорее была до невозможности комфортной, теплой и родной.

— Голодная? — спросил Марк и я покачала головой, — Тогда может прогуляемся по лесу? Здесь очень красиво. Есть даже совсем дикие места.

— Я не против.

И, причалив, мы побрели по бесконечным плутающим тропинкам, встречая по пути вольер с орланом, загон с кучерявыми овечками, клетки с кроликами, курочками и индейками. А еще встретили по дороге три мухомора и еще парочку грибов непонятного вида.

Целовались на поваленном дереве.

Потом еще раз, но уже в подвешенном посреди леса гамаке.

Примерно на полчаса зависли, смотря как какой-то местный рабочий тягает рыбу из реки.

А потом случилась оказия. Мой живот заурчал, и я покраснела как маков цвет. Но Марк даже не смутился, обнял меня за плечи и с улыбкой произнес:

— Я и сам голодный как волк. А еще, тут варят отличный сидр. Хочешь попробовать?

— Хочу, — не задумываясь ответила я, — интересно, кому принадлежит это крутое место?

— Моему лучшему другу Данилу Шахову.

— Передавай ему мои респекты.

— Ага, щас! Мне еще ни одного респекта не перепало, а уже кому-то передавать. Перетопчется!

А я только рассмеялась и покачала головой.

Ну, а дальше был сытный ужин. Запеченная с яблоками утка, теплый салат с хрустящими баклажанами и местный сидр.

— Яблочный вкусный, — благосклонно кивнула я.

— Это ты еще облепиховый не пробовала. Да и грушевый хорош. Сейчас закажу.

— Наверное, мне уже хватит, — бормотала я, отхлебывая кисловато-сладкий напиток.

— Я только на пробу.

И да, я попробовала. Сначала в меня залетел один бокал, а затем второй и третий. И Тане стало так хорошо, а теплое вечернее солнышко разморило окончательно.

— Пора домой? — тихо спросила я.

— Мы можем остаться, если хочешь?

— Остаться? — потянула я, смакуя это слово со всех сторон.

— Да.

— Насовсем? — нахмурилась я, но, кажется, чувство самосохранения уже давно спало пьяное, на пару с гордостью и благоразумием.

— Как захочешь, — улыбнулся мне Марк и слегка приобнял за плечи, кутая в плед.

— Ну…тогда, думаю, можно немного задержаться, — потянула я и прикрыла потяжелевшие веки.

— Хорошо, — прошептал Хан и переплел наши пальцы.

Глава 16. О том, как ему приспичило…

— Домик сама выберешь?

— М-м? — сонно вскинула я голову.

— Домик. Тут есть разные: с видом на лес или на озеро, маленький или большой, с банькой или…

— С банькой? — переспросила я с нотками мечтательности в голосе.

— Ага.

— Давай с банкой! Ой, нет, — замахала руками, — я передумала, я с тобой в баню не пойду.

— А одна пойдешь? Я тебе и банщицу с веником выпишу. А сам пойду в соседнюю со своим собственным банщиком. Как тебе, отличный план?

— А так можно? — и я даже от нетерпения губу прикусила.

— Нам можно все, Таня, — улыбнулся Марк и снова скрутил меня в пледе, прижимая спиной к своей груди.

— Нет, наверное, все же не стоит, — заворочалось во мне полуживое благоразумие, — как-то это странно идти в баню, хоть и не вместе, но на втором свидании.

— Как скажешь, конечно, — вздохнул Марк.

— Как жаль, на третьем свидании я бы пошла, но на втором…, — и прищурилась одним глазом уходящему солнышку.

— Вот же дуреха. Тань, ну ты хочешь в баню или нет?

— Хочу! — чуть ли не захныкала я.

— Ну так и делай, что хочешь. Попаримся, чуть передохнем, да поедем обратно, всего-то.

— Ладно, уговорил, — улыбнулась я.

— Ну вот и отлично. Тогда пошли выберем домик, а ребята нам пока баньку сбацают. Девочки налево, мальчики направо, встретимся, когда станем чистенькими, — тихо рассмеялся Хан и я вместе с ним.

— Пошли…

И да, была баня. Жаркая, на дровах. С еловым веником, с отменной парильщицей, которая еще и развлекала меня рассказами о банных традициях и вообще обо всем на свете. И спустя полтора часа я вышла из пропаренного помещения другим человеком — румяным, довольным и ужасно уставшим.

На улице меня уже ждал Марк, а потом повел в домик, что почти в притирку стоял у воды. С огромной террасой и полностью стеклянной стеной основного фасада, для бесконечного любования водной гладью.

Интерьер был выполнен в стиле шале — много дерева и необработанного камня. Большой камин, кресло-качалка и огромный диван перед ним с множеством подушечек из овчины и цветного текстиля. На полу шкура медведя и много ярких картин на стенах. А еще, на столике нас услужливо ждали два запотевших бокала с тем самым, полюбившимся мне, яблочным сидром.

— Зачем два? Ты же за рулем? — нахмурилась я и запахнула на себе потуже огромный белый банный халат. Не дай бог увидит, что под ним то самое белье и мне крышка.

— Перепутали, наверное, — тепло улыбнулся мне Марк, а затем принялся возиться с камином, ведь на улице неожиданно, но прилично похолодало так, что почувствовалось первое дыхание подступающей осени.

А уже через минуту в комнате послышался треск дров и заполыхал веселый огонь. М-м-м, ну как же хорошо.

Хан щелкнул пультом и по телевизору побежали кадры моего любимого фильма.

— Дневник памяти, — улыбнулась я и присела на диван.

— Оставляем?

— Хоть я его и смотрела тысячу раз, но да, оставляем, — взяла бокал с сидром в руки и отхлебнула глоточек, — кстати, тут тоже главный герой показывал героине на озере лебедей.

— Мои настоящие.

А спустя несколько минут рядом в своем темно-синем халате присел Марк, обвивая горячими пальцами мою лодыжку.

— А?

— Массаж, — пояснил он и нежно огладил мою стопу.

— А-а…

— Вторую тоже давай, — и я тут же протянула и вторую свою ногу, а через мгновение закатила глаза и простонала, потрясенно отслеживая маршрут оголтелых мурашек, что забегали по моему телу.

— А-ах…где ты этому научился, человек? — в крайней степени восхищения спросила я.

— Дар от природы, Тань, — хмыкнул Хан и с новой силой начал проминать мне стопу.

И он продолжал мять чувствительные точки, пока я не замурлыкала довольной кошкой, а потом и вовсе вытянулась на диванчике, отставив в сторону недопитый стакан с сидром.

— Ложись на живот, еще и икры тебе промну, ходишь на своих ходулях. Как там у тебя ничего не сводит?

— Сама поражаюсь…ай-ай…как хорошо…

— Сейчас будет еще лучше.

И ладони его творили чудеса, мяли, гладили, пощипывали, растирали, а потом успокаивали кожу ласковыми едва ощутимыми прикосновениями. Под коленями. И чуть выше, по внутренней стороне бедра и дальше, на ягодицы.

И где-то тут я и поняла, что ситуация со скоростью света несется в тартарары.

— Марк, — осторожно позвала я и только было попыталась перевернуться, чтобы выпутаться из его рук, как тут же охнула.

Горячий язык.

Он прикоснулся к подколенной ямке и прочертил огненную стрелу до середины бедра, заканчивая ее влажным поцелуем. Секунда передышки и вторая моя нога дождалась такой же наглой ласки.

И если поначалу в моей голове еще крутились какие-то вопросы зачем он это делает и почему, то вскоре их просто вынесло из моей черепной коробки волной совершенно бесстыдного возбуждения. Оно ударило резко и со всей силой в голову и в низ живота. А затем растеклось кипучей лавой между ног так, что пришлось их судорожно свести вместе.

— Марк, — прохрипела я и прикусила ребро ладони, чтобы не застонать в голос.

— Это всего лишь массаж, Тань. Расслабься, — и голос его звучал ничуть не лучше моего.

Сбитый.

Взволнованный.

Наполненный страстью.

И снова язык скользит, но уже по моей ягодице, а наглые горячие руки все выше и выше приподнимают полы моего халата, до тех пор, пока вовсе не оголяют попку.

— Ты их все-таки надела, — шепчет Марк, дотрагиваясь пальцами до кружевных трусиков, а затем чуть пониже, стискивая ягодицы и легонько прикусывая нежную кожу.

А мне от чего-то так стыдно стало, что он увидел на мне это белье. И в то же время мне так понравилось, что он видит меня в нем. И я не знаю, что делать с этими метаниями из огня, да в полымя.

Снова охаю.

Это Марк чуть приподнял меня, чтобы добраться до узла халата. Потянуть. Развязать. Дернуть на себя уже ненужную тряпку.

— Марк, не надо, — в последний момент успеваю ухватиться я за пояс.

— Ноги промял, а со спиной как? — оглядываюсь на него из-за спины и снова ловлю жаркую стрелу в живот.

Он дышит, словно спринтер после длинной дистанции. И смотрит на меня, как голодающий на сочный кровяной бифштекс.

— Спина подождет, — осторожно произношу я слова, хотя сама дышу точно так же, как и он, ловя электрические всполохи по телу, от почти нестерпимого наслаждения.

И страха.

Потому что меня так неожиданно прикрутило рядом с ним, что я больше ни о чем не могу думать, кроме как о том, что хочу, чтобы он поцеловал меня.

По-взрослому.

Так, как только он один и умеет.

— Подождет? — переспрашивает и подается чуть ближе ко мне.

— Да, — киваю, — и вообще, нам, наверное, пора уже…

— Да, нам пора, Тань, — улыбается Хан, а потом в один рывок набрасывается на мои губы, но не в диком, развратном темпе, а так трепетно, порхая по моим губам невесомо и нежно. И язык его тоже не толкается внутрь меня, а ласкает чувственно и осторожно, постепенно выкручивая из меня полудохлые предохранители.

И его руки…

О, они везде! Сжимают попку, поднимаются выше, в одно движение находят застежку от бюстгальтера и расстегивают ее, откидывая ненужную деталь моего нижнего белья в неизвестном направлении.

Не успеваю даже пикнуть или как-то прикрыться, а пальцы Марка уже хозяйничают на моих сосках, потирая их, пощипывая, потягивая…

Пока между ног не начинает тоже тянуть, а ткань трусиков не намокает, не выдерживая моего возбуждения. Свожу колени, но мне не дают этого сделать. Его рука уже там, поглаживает меня между ног, надавливая на разбухший бугорок.

И поцелуй его меняется. Он слишком быстро трансформируется из невинного в безумный, жаркий, жадный и опьяняющий. И я уже не могу ничего ему противопоставить, я просто плавлюсь под этой атакой, умоляя себя собраться и прекратить все.

Поставить точку на сегодня.

У меня есть принципы. Правила. Гордость, в конце концов.

Та самая гордость, которая начинает трещать по швам, когда Марк все-таки скидывает с себя халат, под которым ничего нет.

— Марк, — испуганно шарахаюсь я, при виде его поджарого, мускулистого тела и толстого, увитого венами члена.

— Я здесь, — и снова поцелуй.

Только уже не в губы, а ниже. Мои соски — они атакованы им, а я умоляю себя не закрывать глаза, не поддаваться его ласкам, не стонать. Не приподнимать бедра к его пальцам, которые снова опустились мне между ног.

Но эти пальцы коварны, они трогают меня слишком правильно, слишком умело. Дразнят. Заводят, но не дают того, что мне больше всего хочется, но все же убирают мокрую полосочку кружева в сторону и прикасаются к моей девочке, одним движением зашвыривая меня в безумие.

И пока клитор купается в ласке, я не замечаю ничего. Особенно того, что Марк все-таки разводит мои ноги в стороны, а потом и устраивается между них, разрывая зубами пакетик с защитой.

— Ты такая красивая, Таня, — шепчет мне Марк, заменяя одну руку своим членом, водя им между моих мокрых складочек.

Вверх.

Вниз.

Чуть входит и снова обратно.

И все это время сладко натирает мой перевозбужденный бугорок, пока я не могу найти себе места в предоргазменном зуде. Он лижет мой позвоночник, сводит судорогой ноги, заставляет вскидывать бедра, навстречу его движениям.

Мастерский выносит мои мозги.

— Я так тебя хочу, — его голос звучит ближе, а я снова чувствую обжигающие поцелуи на своей груди.

— Марк, только не секс, — шепчу я уже в полубреду, но на чистом автопилоте, потому что уже почти в раю, почти расплавилась, почти наполнилась концентрированным дурманом.

— Только секс, — шипит он, а затем набрасывается на мой рот.

Целуя и входя в меня одновременно.

Глава 17. О том, как мне приспичило…

Честно?

Когда я вчера в машине услышал про типа первый раз, то подумал, что это тупо вброс. Плоский. Махровый. Но вброс.

Да, он потом бы трансформировался во что-то типа:

— Ой, дорогой, мой настоящий первый раз был так давно, что я его и не помню уже толком. И вообще он не считается по понятным причинам. Для меня ты номер один и не важно, кто там был до тебя.

И дальше по тексту, как это обычно бывает у баб.

Оттого-то я просто сделал скидку Тане за артистические способности, стойкость и умение идти до конца. Ну, потому что много вы видели сексуальных и охуеть каких красивых девственниц в их двадцать два года, м-м? Лично я — ни одной.

Это даже уже не вымирающий вид. Это чертов динозавр!

Девственница? Ну точно…

А я тогда розовый пони, что питается радугой и какает бабочками. Тем более, учитывая всех тех мужиков, что потирались рядом с Сажиной только в последнее время. Рома этот гребаный.

Сука, аж бесит! Как представлю, что он совал свой огрызок в Таню, так аж перекрывает. И черт знает почему. Никогда никого не ревновал, а эту конкретную бабу почему-то да. Но это, наверное, именно потому, что я ее еще не трахал, да? Ну, а как иначе?

И это не ревность, а тупая мужская зависть, что кто-то там уже был, а я нет.

Но я с ее спектаклем смирился, особенно тогда, когда она на полном серьезе сказала мне, что уволится. Я, видите ли, такой же похотливый засранец, как и ее бывший работодатель.

Ну я вообще так-то сравнения не люблю, ибо моему сердцу как-то ближе восторженные дифирамбы и все такое. Может потому я и решил выяснить, что там Иванчук реально отважный или просто сохранился.

И выяснил, блядь.

Оказывается, этот жирный гремлин молодых и умненьких девочек еще со школьной скамьи себе бронировал, чтобы потом, подогнав под монастырь спонсорским контрактом и неподъемной неустойкой, залезть под юбку и трахать в свое удовольствие полностью обездвиженную жертву.

Ёбаный урод.

Но кибербезопасность наше все. И очень быстро в моих руках появился забористый компромат на Иванчука. Достопочтенный Геннадий Степанович визжал, как сучка, когда я сунул ему под нос милое фото, где он был переодет милой маленькой девочкой с кляпом во рту. Остальное было всего лишь делом техники.

И нет, я не собирался играть в гребаного Робин Гуда. Я просто хотел познать Таню Сажину в библейском смысле, а самый короткий путь в ее трусы был именно такой. Кто-то давал после безлимитного шоппинга, кто-то после блеска цацок на их теле, кто-то просто так давал, потому что я охуенный.

А вот Тане нужен был влюбленный на всю голову герой. И я ей дал его. Все по фен-шую.

И когда я вез ее в «Медвежьи угодья», я знал, что Таня домой просто так уже не вернется. Опытная обольстительница или непорочная дева — плевать. Она будет моей.

Романтическая прогулка по озеру и лесу, несколько бокалов домашнего сидра и жаркая баня сыграли мне на руку. Таня потеряла бдительность и сдала свои бастионы. А уж когда я увидел, что она надела то самое белье, что я ей подарил…

Пресвятые угодники!

Если сказать честно, то меня так накрыло, что скажи она мне и в этот раз твердое «нет», то я просто бы ее завалил и трахнул без лишних сантиментов. Таня, конечно, что-то там пыталась еще пикать, но я быстро ее заткнул.

Ибо меня окончательно перемкнуло. Ее кожа бархатистая, ее нежный, но такой женственный запах, ее тихие вздохи, ее взгляд, подернутый поволокой страсти.

Ну куда уже было тормозить? У меня член — что базука. И я давно уже готов отстреляться. От воздержания даже кости ломит, ведь пока я Таню обхаживал ни на кого и не смотрел, сосредоточенный на ее ориентире. И вот она в моих руках.

Вау!

Бюстгальтер давно снят и ее красивая грудь вся передо мной. Небольшая, но идеальная. Соски — две карамельки. И не во сне, а наяву. И я с ними, что хочу, то и делаю.

И мокрая полосочка трусиков между ее стройных ног тоже давно уже отодвинута в сторону. Вся течет, бедра к моим пальцам вскидывает. Почти на грани оргазма, губы кусает. Готовая…

Бери — не хочу.

А я уже дурной от перевозбуждения. В голове шумит. Перед глазами красная пелена. И хочется только одного — влупить уже ей и оттрахать, пока мы оба не сойдем с ума от кайфа. Медлю только по одной причине — она хотела романтики. А я после первого раза не хочу слушать вопли, что взял ее некрасиво. Я хочу иметь ее до утра, пока не компенсирую себе все годы, пока я ее хотел, но не мог получить.

И вот я уже вожу членом по влажным, скользким губкам, чуть задевая головкой клитор, а сам поверить не могу, что это все наконец-то происходит. Что Таня лежит передо мной с широко разведенными ногами, и ее девочка хочет меня.

А раз хочет, то почему я должен ей отказывать?

В последний раз прохожусь языком по сладким соскам, чуть прикусываю, шиплю от кайфа, а затем полностью укладываюсь на Таню, на чистом автомате отвечая на какой-то очередной ее бред.

— Марк, только не секс.

— Только секс.

И на всю длину залетаю в нее, вообще не замечая, что мне что-то там мешает. Замираю и зажмуриваюсь, не в силах пережить первую волну эйфории. Потому что это пиздец как хорошо.

Как описать? Да никак!

Это просто пушка. Мог бы — остался в ней навсегда.

Но что это?

Чувствую, что сама Таня словно солдатик вытянулась в моих руках, губу прикусила, глаза прикрыты и из-под пушистых ресниц скатываются одна за одной крупные слезы.

Сглатывает тихо, даже не всхлипывает. И эта молчаливая боль приводит меня в какой-то дикий ступор. Смотрю на нее и ничего не понимаю, только вытираю мокрые дорожки, что скрываются в волосах и нежно целую в губы.

— Тань?

Но она ничего не отвечает мне, а до меня только сейчас начинает доходить, что в ней слишком узко и на входе я словил нехилое такое сопротивление.

Спрошу ее в упор — и меня настигнет полное и безоговорочное забвение. А потому я крадусь, словно по тонкому льду, до сих пор не в силах постичь происходящее.

— Сильно больно?

— Уже нет, — и ее пальцы ласково прикасаются к моему боку, приходясь по спине, и чуть царапают позвонки.

И меня опять вставляет до такой степени, что я, не в силах противиться инстинктам, начинаю двигаться в ней, пристально глядя в ее глаза, полные боли.

Ее не вставляет. А мне так жаль, что мне так преступно хорошо с ней. Башню просто сносит и легкие рвутся, не в силах сопротивляться тому огню, в котором я начинаю гореть.

Ибо это не просто секс. Это какая-то гребаная магия.

Движения глубже, толчки сильнее, стоны громче.

Сжимаю ее до предела и просто захлебываюсь эмоциями. Впервые в жизни это не просто пустая разрядка, потому что тупо приспичило или надо. Это что-то большее. Что-то, от чего перегорает к херам моя внутренняя проводка.

Провода оплавились. Мозги вспыхнули. Сердце в хлам от запредельных скачков напряжения.

И финиширую я целиком и полностью вывернутый наизнанку.

Оглушенный.

Выжженный изнутри и снаружи.

И пиздец какой счастливый от того, что первый у нее.

Первый!!!

Никогда этому сакральному дерьму значения не придавал. Было плевать, кто там был до, и кто будет после. Но с Таней…это было важно всегда!

— Прости меня, — шепчу я ей, когда смог хоть как-то отдышаться.

— За что? — хрипит она, а мне себе вот прям уебать хочется.

Потому что я ей до последнего не верил, навешивая ярлыки, которые никогда не были ей к лицу.

— За все, Тань.

Стыдно. И радостно.

Вот такой я дебил. Но я ничего поделать с собой не могу.

Меня прет! У меня в голове пляшут обдолбанные тараканы.

Встаю, с придурковатой улыбкой на лице, подхватываю девчонку и тащу в ванную. И на уме у меня снова туча пошлых мыслей.

Ладно, ладно, я косяк. Признаю! Но я умею просить прощения. Сейчас, Татьяна, я покажу на что способны мои пальцы и язык.

И никаких обид не останется.

А-е!

Я первый!!!

Глава 18. О том, как зажигаются звезды…

Мне больно.

Изнутри. И снаружи. Я полностью будто бы вывернута наизнанку и нервы мои стонут. Оголенные. Обнаженные.

Им страшно. И мне тоже. От того, что я сделала. От того, что он все-таки добился своего.

От того, что ждет меня дальше.

Ведь я не маленькая, наивная девочка. Я все понимаю. Он не давал мне никаких обещаний, не делал громких признаний и заявлений. Он просто взял то, что хотел. И вновь там, где это ему приспичило.

На диване. До кровати, видимо, бежать побоялся. А вдруг я передумаю? Что зря что ли спаивал, зря бдительность убаюкивал, зря вез меня в эти красивые дебри в конце-то концов.

А теперь вот прощение просит.

— Прости меня.

— За что?

— За все, Тань.

Тут и ежу понятно — пока опытным путем не проверил, в мои слова, не поверил. Потому-то вчера просто проводил меня до двери и ушел, слова мне не сказав. Наверное, решил, что я так, сболтнула лишнего, набивая себе цену.

М-да, все так предсказуемо, что аж тошно. От себя. И от него.

От себя, потому что я люблю его. От него, потому что он не оставляет мне шанса для взаимности.

И хочется бежать от этого человека куда подальше, но я не могу. Он уже снова меня тащит куда-то, а у меня не осталось сил ему противиться.

— Марк? — бормочу я, вяло пытаясь выпутаться из его рук.

— Не, Тань, не пущу. Ты теперь все — моя.

Моя…

Ну вот почему я такая наивная идиотка, а? Почему он говорит мне всего одно слово «моя», а я за ним вижу такое светлое и прекрасное будущее — любовь, свадьба, дети и дальше по списку? Ага, знаю я почему! Потому что бабы — дуры и я в их числе.

И это аксиома, черт возьми.

Меня усаживают в плетеное кресло, предварительно завернув в широкое банное полотенце. И мне остается только сидеть и созерцать, как совершенно голый Марк ходит по просторному помещению и набирает утопленную в пол ванную горячей водой с пеной, затем уходит за бутылкой с вином и двумя бокалами. А еще зажигает ароматные свечи по периметру комнаты.

Прямо романтика…

Прикусываю губу с досадой, ругаю себя и уговариваю отвернуться, но не выходит. Мои глаза, словно посаженные на суперклей медленно скользят по его идеальному телу — по широкой и сильной спине, по крепкой заднице, по идеально вылепленным кубикам пресса, по длинным и прокачанным ногам.

По его члену, что мерно покачивается из стороны в сторону, пока он деловито проверяет температуру воды, льющуюся из крана. И я не верю, что он был во мне…

— Куда ты смотришь, бесстыдница? — не глядя на меня, спрашивает Марк и я тут же вспыхиваю, прижимая ладони к щекам.

— Я? Да я…я никуда…

— А я думал, что ты любуешься мной. Жаль, что это не так, — мурлычет и крадется ко мне.

— П-ф-ф, что мне делать больше нечего? Вид за окном намного интереснее будет, чем твои телеса, — усердно отвожу от него взгляд, смотря везде, куда придется.

— М-да? А я бы тобой полюбовался, Тань, — присаживается на корточки и медленно ведет пальцами по моей ноге, начиная от лодыжки и заканчивая коленом, — можно?

А меня кружит, причем сразу и пульс шкалит, перекрывая возможность нормально дышать. И глупое сердце, окрыленное его близостью, порхает где-то в горле.

— Я чуть-чуть, Тань, одним глазком, — не дожидается он моего ответа и тянет на себя конец полотенца, — у тебя ведь такие красивые ножки и такие стройные. Грех не глянуть. А еще я хочу поцеловать их. Очень!

И тут же опускает голову, прикасаясь губами к внутренней поверхности моего бедра. Обжигает нежную кожу языком, а потом и вовсе чуть прикусывает зубами. Не выдерживаю всего этого. Всхлипываю.

— Тань? — вскидывает тут же на меня глаза.

— Что? — задыхаюсь я под разнополярными эмоциями.

— Не плачь больше, пожалуйста. Я буду лучше, обещаю, — говорит, а сам продолжает тянуть на себя полотенце, пока мои пальцы не выдерживают и не выпускают узел, удерживающий его на груди.

— Я не поэтому плачу, — смахиваю слезу и отворачиваюсь, не в силах смотреть, как вспыхнул его взгляд, при виде моего обнаженного тела.

— Я поторопился, да? — и его голос звучит так вкрадчиво, что я честно ему отвечаю.

— Да!

— Как сильно?

— Да вообще ужас, — вскидываю руки, но он тут же их ловит и начинает целовать мои пальцы.

— Позволь загладить свою вину, — сгребает в охапку и снова несет, но не в ванную, которая все еще набирается, а в душевую, где начинает нежно мыть меня, ласково прикасаясь к моим складочкам.

— Кровь, — отрешенно бормочу я, глядя вниз.

— Таня моя, — буквально набрасывается на мой рот Хан и начинает терзать диким поцелуем. Его язык выбивает из меня все мучительные душевные терзания и заставляет верить, что не все еще потеряно, что у меня есть шанс на настоящее женское счастье.

А между тем головка его члена упирается мне в живот. Страшно, черт возьми. Тихо вскрикиваю, но меня тут же успокаивающе гладят по спине, а потом и ведут в уже полную ванну с пеной.

За окнами давно стемнело, а у нас тут был свой маленький мир, наполненный светом свечей и нежными прикосновения. Ах, нет, не нежными. Они уже немного пошлые, настойчивые, а еще пылкие, жаркие и порывистые.

Мы полулежим в ванной, я спиной на груди у Марка, и мы медленно потягиваем вино из хрустальных бокалов. Молчим. Мне страшно говорить, мне даже думать страшно.

Да и сам Хан занят более важными делами.

Его наглые пальцы путешествуют по моей груди. Соски тянет от желания, чтобы он прикоснулся к ним, но он не делает этого. Преступно медлит. До тех пор, пока дыхание мое не сбивается, а тихий стон не срывается с губ и только тогда он дотрагивается до меня так, как мне того хочется.

Но только одной рукой. Второй он все еще продолжает держать бокал и медленно цедить вино. Но и этому рано или поздно приходит конец.

Фужер в сторону и вот…

Вторая рука опускается вниз и начинает медленно скользить по моим складочкам, легонько потирают, немного ныряют глубже. Но не давит, только дразнится. А попкой я чувствую какой он твердый от всего этого безобразия. И язык его влажно скользит по моей шее, ныряет в ушную раковину, прикусывают мочку. Щекочет.

— Марк, только не…

— Теперь твоя очередь, Таня, не волнуйся, — перебивает меня Хан и его прикосновения становятся настойчивее, властнее, жарче.

Жалят клитор и соски.

Еще и еще, пока я не начинаю гореть и извиваться в его руках. И вот уже кровь начинает бурлить, а дыхание срываться полустонами и полухрипами.

Рывок и меня усаживают на бортик, разводя колени широко в стороны. В панике пытаюсь прикрыться, но не успеваю, почти отлетая за черту, так как темная голова Марка опускается ниже и язык его обжигает меня прямо там.

— Что же ты творишь? — шиплю я и пытаюсь за волосы оттянуть его от себя.

— Волшебство, Тань, — тихо урчит Хан и углубляет свой бессовестный поцелуй.

И это…

Боже!!!

Не выдерживаю нахлынувшей волны удовольствия и падаю на локти, закидывая голову и выдыхая долгий, протяжный стон. Ведь это не передать и не описать. Это реально волшебство!

Его язык выписывает на моей киске жаркие вензеля, а пальцы нежно растягивают вход, а затем сладко толкаются внутрь, пока меня не начинает мелко трясти от подступающего оргазма.

Тело сводит жаркой судорогой, и я резко свожу ноги.

— Марк, я…о-о-о…

— Давай, — буквально рычит он и уносит меня за все грани реальности своими волшебными пальцами и языком.

А я кончаю. Боюсь под ним, а потом попадаю в его объятия и тихо таю в его руках, надеясь, что все это начало доброй сказки, а не жуткого хоррора, в конце которого, мое изуродованное любовью сердце будет умирать под его удаляющиеся от меня шаги.

— Таня моя…

Улыбаюсь несмело. И погасшие внутри меня звезды снова зажигаются одна за одной…

Глава 19. О том, как снег падает на голову…

Я просыпаюсь от того, что чьи-то шаловливые пальцы путешествуют по моему телу. Так нежно и ласково, что мне хочется мурлыкать и выгибаться, словно похотливая кошка.

— Доброе утро, красавица, — шепчет Хан.

— П-ф-ф, красавица, — фыркаю я и тут же тихо вскрикиваю, так как Марк резко поворачивает меня к себе.

— Красавица, Тань. Вся! Везде!

— Угу.

Ухмыляюсь скептически я и прикрываю глаза, но уже спустя секунду удивленно их распахиваю, так как Марк взял мою ладонь и положил ее на свой твердый и горячий член.

— Господи! — хотело было я отдернуть руку, но он не позволил мне сделать этого.

— Посмотри, что ты делаешь с нами, Таня. От твоей красоты нас обоих штырит и колбасит, — и принялся медленно двигать рукой, показывая мне, что именно я должна делать.

Стыдно. А еще восхитительно! Потому что под моими пальцами с каждой минутой он все больше твердел, а дыхание Марка становилось рваным и хриплым.

— Тебе…тебе нравится? — осмелилась спросить я.

— Нравится? Да я об этом мечтал с первой нашей встречи, Тань…

А меня от его слов и всей этой ситуации словно кипятком окатило. Изнутри. И снаружи тоже. И я почувствовала, как между ног меня скрутило жаркой и сладкой судорогой, соски заныли и все тело словно задрожало в нетерпении.

И конечно же мое состояние не осталось незамеченным для самого виновника всего этого безобразия. А потому он тоже принялся трогать меня самым бесстыдным образом, пока я не поняла, что уже преступно мокрая и готовая на все.

— Таня, я так тебя хочу, — шепчет сбито.

Сглатывает. Веки подрагивают. Весь взвинченный.

А мне страшно, что опять будет адски больно. И сразу все возбуждение как рукой сняло. Меня даже затрясло от перспективы, что он вновь в меня войдет своим этим здоровенным членом.

Ужас!

— Но…

— Я аккуратно, — и поворачивает меня спиной к себе.

— Марк, — откровенно паникую я.

— Тише…

— Не надо, — пищу я, а он уже водит членом по мокрым складочкам, чуть приподняв одну мою ногу.

— Надо, очень надо, — чувствую, что раскаленная головка ныряет в меня и обмираю, приготавливаясь к жгучей боли.

— Ай, ай…

— Давай, расслабься чуть-чуть, Таня. Для меня, для него…

— Нет, — прикусываю губу, а затем удивленно выдыхаю, когда он делает небольшой толчок.

— Да…

А потом еще один и еще, пока его пальцы порхают на клиторе. И глаза мои закрываются, потому что я чувствую так много всего — легкое жжение, а еще распирание изнутри и сладкие волны удовольствия, что жидкой лавой растекались по моим венам. Пока я окончательно не сошла с ума.

Мне так остро. Мне так запредельно. Мне так хорошо сейчас быть с ним!

Быть его!

— Вот так, девочка моя, вот так, — все шептал Марк, пока вонзался в меня уже на полную длину.

— Я…ох…

— Вот так, да…Таня моя.

Разрывает.

Оглушает.

Разматывает!

Рычу в подушку. Все тело ходит ходуном. И вообще я вся словно оголенный провод, что гудит под запредельным напряжением. А он все продолжает накачивать меня собой и экстазом, пока сам с рыком не срывается с цепи, успевая выйти из меня в последнюю секунду.

После мы долго лежим и молча смотрим как солнце лениво ползет по небосводу. Пальцы Хана как заколдованные путешествуют по изгибам моего тела. Щекочут. Я улыбаюсь.

Я так счастлива, что мне становится страшно. И так много вопросов кружатся в моей голове.

Что будет дальше?

Как будет?

Мы теперь вместе?

Что он чувствует ко мне?

Это серьезно или просто интрижка?

Если последнее, то я попросту задохнусь от боли. Не надо, пожалуйста!

— Голодная?

— Есть немного, — выдыхаю немного разочарованно, потому что понимаю — сказка закончилась, пора возвращаться в реальную жизнь.

Встаем, принимаем вместе душ, одеваемся и идем завтракать на террасу. Каша со свежими ягодами, сырники, ажурные блинчики. Хан вкидывает в себя все, я же только улыбаюсь, поражаясь его аппетитом.

— Что? Я голодный, — поглядывает на меня хитро, — я, между прочим, знаешь, как перенервничал? Мне все это теперь надо компенсировать.

— Перенервничал?

— Да, — кивает, — я, как ты уже поняла, не просто так тебя сюда вез.

— Ну и сволочь же ты, Хан, — тяну я потрясенно, а он хохочет и поигрывает бровями.

— М-да, есть немного, согласен.

— Боже, как же ты меня бесишь! — швырнула в него салфеткой и тут же вскрикнула, так как он набросился на меня и зацеловал до умопомрачения.

А затем мы собрались и отправились обратно в город. И я старалась не думать о будущем, а просто довериться ему. А там уж будь что будет.

Мы ехали, чуть жмурились от августовского солнца, что так усердно слепило нам глаза и каждый думал о своем, пока оба не вздрогнули, так как телефон Хана ожил и он принял входящий звонок по громкой связи.

— Привет, Данилка, — ответил и переплел наши пальцы.

— Привет, Маркуша.

— Что надо?

— Хотел полюбопытствовать как ты отдохнул? Все хорошо?

— Спасибо, все хорошо, Шах.

— Не благодари, Хан, — смеется и мне становится немного некомфортно от этого веселья, которого я не понимаю или не хочу понимать.

— Ладно, я на громкой и не один.

— Оу…ну пардоньте.

— Давай, — и отключился.

И снова нас накрыла тишина, а я так и не решилась на уточнения и вопросы. Я просто с замиранием сердца просила у неба счастья для нас. Пока очередной входящий не нарушил нашу тишину. На этот раз это был какой-то деловой партнер Марка, с которым он добрых минут двадцать обсуждал какой-то проект. Я старалась сильно не вслушиваться в то, что он говорил. Я просто смотрела на профиль любимого мужчины и любовалась им, его уверенным и спокойным голосом.

И любила…

Спустя минут десять очередной звонок, и я успеваю выхватить на дисплее имя «Лиана». Вот только на этот раз Хан не принимает звонок, а скидывает. Смотрю на него вопросительно, но тот совершенно невозмутимо ведет машину дальше.

Новый звонок и снова от неизвестной мне «Лианы».

И снова скинул, добавив вдогонку сообщение:

«Перезвоню позже. Занят».

Сердце за ребрами дернулось. По телу прокатилась волна липкого, ледяного подозрения. Прикусила нижнюю губу, нахмурилась, а потом и вовсе зажмурилась, приказывая себе не паниковать и не накручивать себя раньше времени.

Он со мной. Рядом. А не с какой-то там Лианой.

Успокойся…успокойся, Таня…

Машина сворачивает с шоссе к заправке, останавливается у нужной колонки, и Марк глушит двигатель, а затем молча покидает салон. Я вижу, как он вставляет пистолет в бензобак, недовольно поджимая губы. А дальше, когда полностью заправился, уходит расплатиться за топливо, уже прижимая трубку к уху.

И все время, что он был не рядом, он говорит с кем-то.

С ней?

И да, заканчивает разговор он, когда снова приближается к своему авто.

Садиться, заводит тачку, пристегивается, затем смотрит на меня и улыбается.

Тянется, чтобы поцеловать, но я отшатываюсь от него, неожиданно выпаливая вопрос:

— Кто такая Лиана?

И вся превращаюсь в каменное изваяние, ожидая его ответа. Забываю, как дышать. Просто жду, что же он соврет мне.

— Это моя бывшая, Таня.

Приехали…

— Ясно, — тяну я и киваю.

Хотя мне ровным счетом нихрена не ясно. Значит бывшая? Вот только интересно — когда она стала бывшей, только что или уже прошло какое-то время?

Но Хану мой ответ очевидно пришелся по душе. Он просто завел тачку и снова понесся по шоссе, переплетая наши пальцы. А я продолжила нервно покусывать губы, обдумывая неизвестную мне Лиану и вероятность того, что я возможно стала разлучницей.

Резко по тормозам и машина сворачивает на проселочную дорогу, а потом и замирает в тени деревьев. А мои губы сминает рот Хана и наглый язык ныряет внутрь меня, толкаясь и выбивая из меня удивленные стоны.

— Марк, — пытаюсь вывернуться.

— Перестань их кусать, иначе я за себя не ручаюсь.

— Что?

— Будем грешить прямо здесь и прямо сейчас, поняла? — оторвался он от меня и пристально заглянул в глаза.

— Оу, — и снова прикусила губу.

— Таня! — строго.

— Да, все, все, — рассмеялась я и на душе у меня отлегло.

Мы еще немного подурачились в машине, нежно целуясь и обнимаясь, а затем снова вывернули на шоссе и помчались в город. Время летело преступно быстро, и я боялась, что наступит тот момент, когда мне придется сказать Марку «прощай».

— Слушай, Тань, а может ну его, домой, а?

— А куда? — не дыша спросила я и прижала руку к низу живота, где вдруг счастливо запорхали бабочки.

— Ко мне?

— Ого! Вот это поворот, — почти задохнулась я от шквала собственных эмоций.

— Или к себе приглашай, мне все равно. Главное, чтобы не расставаться. Хочу снова заснуть с тобой и проснуться, Тань.

— Боже, — прошептала я и отвернулась, качая головой.

— Так что?

— Думаю, что ты чересчур давишь на меня и торопишь события, Марк, — буквально заставляю я себя сказать эти слова, потому что на уме у меня совсем другое.

— Куда уж медленнее, Тань? Мы со школы почти никуда не продвинулись.

— Ничего, мы и это переживем, — упорно гну я свою линию, потому что тупо боюсь, что он быстро пресытится мною и все закончится.

Да, я растягиваю удовольствие. Каюсь!

— Ладно, но надеюсь, что ты все-таки передумаешь.

Но я не передумала, хотя очень хотелось. И вскоре появилась моя панельная многоэтажка, возле которой спустя уже десять минут притормозил Хан.

— Даже на чай не пригласишь? — набросился на меня и принялся целовать в шею.

— А ты уверен, что хочешь чаю?

— Да, я уверен, что хочу, — и его язык нырнул, а затем и толкнулся в мой рот, мастерски накачивая меня страстью.

Первобытной. Острой. Жадной.

И я почти сдалась, почти смирилась с тем, что приглашу его к себе на «чай» и мы будем пить его на всех горизонтальных поверхностях, а там уж будь, что будет. Вот только в самый последний момент наш поцелуй был прерван жужжанием телефона Хана, который на беззвучном режиме завозился в кармане его джинсов.

Вот только он не принял звонка, а лишь сунул руку в карман и скинул входящий. А потом еще раз, когда он быстро свернул наши разговоры и проводил меня до входной двери. Меня это обстоятельство конечно напрягало, царапая подсознание всевозможными подозрениями.

Но я решительно всех их отмела. Ну бывшая, ну подумаешь. Мне Марк не невинным девственником достался так-то. Он красив и богат. И не мудрено, что у него могла быть девушка и, может быть, даже не одна.

Последний поцелуй и я вошла в свой подъезд, а потом поднялась на свой этаж, где провернула ключи во входной двери. И только тогда, когда я разулась, прошла в гостиную и села на диван, я наконец-то поняла, что же все-таки наделала.

Я отдалась собственному боссу. Тому самому человеку, который уже однажды разбил мне сердце. Снова поверила. Снова подарила ему свое сердце, но теперь уже в довесок к своему телу и душе.

Не пожалеть бы только.

Прилегла на подушку и почти ушла в себя, но ненадолго, потому что уже спустя минуту мой сотовый дал о себе знать мерным жужжанием.

Нинка. Со вчерашнего дня это был уже тринадцатый звонок, не считая горы сообщений, что она скидывала мне. Волновалась, а еще не понимала, куда я пропала.

Ответила и тут же скривилась под гневным напором ее голоса.

— Танька!

— Танька слушает, — простонала я.

— Ты куда пропала, бесстыжая женщина?

— Уезжала из города, — обреченно выдохнула я.

— А с кем?

— Пригласили.

— А кто?

— Хан, — пропищала я.

— Ого. А зачем?

— Нин…

Несколько секунд почти невыносимой тишины, а затем Ковалева заунывно выдала в трубку:

— Ой, Танька…

— Что? Скажешь, что я дура?

— Скажу, что я сейчас приеду! И возражения не принимаются.

И да, Нинка приехала уже через полчаса, а потом остаток дня и весь вечер пытала меня, выуживая подробности того, как я лишилась невинности в объятиях собственного босса, которого еще совсем недавно терпеть не могла. А я, пока скупо выкладывала прилизанные подробности, все проверяла свой телефон, надеясь на то, что Марк хоть что-то мне напишет или даже позвонит.

Но, увы, ничего. По нулям.

И внутри меня снова завозились змеи сомнений. А вдруг он получил все, что хотел и интерес прошел. Что, если так? Что я тогда буду делать?

Пол ночи гипнотизировала телефон, раздумывая, не позвонить ли мне самой, но так и не решилась. А утром проснулась разбитой и несчастной. Но все же на работу собиралась особенно тщательно, надеясь внутри себя, что Марк оценит мой внешний вид.

Затем взлохматила макушку спящей Нинки и покинула свою квартиру. А выйдя из подъезда замерла, как вкопанная, потому что у самого подъезда стояла темно-зеленая Maserati Quattroporte, к боку которой прислонялся самый прекрасный мужчина из всех, которых мне только доводилось видеть. И он улыбался мне, придерживая в руках два стаканчика с кофе.

— Не знал, что ты такая динамо, Тань, — приспустил он темные очки на переносице.

— Я? — удивленно захлопала глазами, в душе радуясь, словно маленькая девочка, которой впервые купили моток сладкой ваты.

— Ты! Я, между прочим, весь вечер ждал, что ты передумаешь и все-таки пригласишь меня на чай, — подошел ближе и склонился будто бы для поцелуя, но в миллиметре от моих губ остановился, — а ты меня прокатила, редиска.

— Вот так вот значит, да? — давилась я глупым и счастливым смехом.

— Да. Так что, давай, садись в машину, женщина.

— Думаешь, надо, да?

— О, да, — кивнул и всучил мне стакан с кофе, — но придется тебя немного наказать.

— И как же?

— Узнаешь, — коварно улыбнулся и потащил меня к авто.

А потом, не доезжая до офиса, свернул к какому-то долгострою и заглушил двигатель. И тут же потянул меня на себя. Конечно, сопротивлялась я недолго, а потом все-таки позволила задрать офисную юбку до самой талии и отодвинуть в сторону свои трусики.

Всего несколько наглых движений пальцами и у меня форменно сыпятся искры из глаз от остроты ощущений. Я чувствую жар и влагу между ног, а еще стыдливо отвожу глаза, от того, что так откровенно реагирую на его ласки.

Звук расстегиваемой ширинки, шелест фольги от защиты, пара мгновений и наши стоны сливаются в унисон, потому что Хан плавно насаживает меня на себя, целуя в губы влажно и максимально развратно. И то, что творится между нами настолько сладко и волнующе, что я взлетаю буквально за несколько минут, чувствуя себя максимально счастливой и любимой.

Глупо? Да плевать!

И когда все закончилось, Марк пересадил меня обратно на свое место, но юбку не одернул. Хотела было сделать это сама, но он на меня шикнул и вдруг строго приказал:

— Приподними попку.

— Зачем?

— Приподними, я сказал.

И я не осмеливаюсь отказать ему. Поднимаю бедра и Хан медленно, глядя мне прямо в глаза стаскивает с меня трусики. А затем и вовсе забирает их и убирает в свой карман, пока я обалдело хлопаю глазами.

— Я же обещал наказать тебя, Таня.

— И…и что ты предлагаешь? Я что должна весь день ходить без трусов? — задыхаюсь я, чувствуя, как краска стыда ползет по моим щекам.

— Да, — припечатывает и заводит двигатель.

— Хан!

— Ничего не знаю, — ухмыляется и подмигивает мне, пока я пребываю в полнейшем ахере.

Да он спятил!

И я вместе с ним!!!

Знала бы я только, что все это только начало моего стремительного грехопадения…

Глава 20. О том, как я упала в горизонталь…

Привожу себя в порядок и поправляю макияж, думая над тем, как теперь будут строиться наши отношения на рабочем месте. А Хан, будто бы читая мои мысли, неожиданно произносит:

— Таня, я думаю, что не надо заострять внимание на том, что в нашей фирме между сотрудниками запрещены неуставные отношения?

В грудь будто бы прилетает удар с ноги, но я только медленно выдыхаю, списывая его слава на то, что он действительно прав, а не потому, что он не хочет светить меня и афишировать нашу связь.

— Не надо, Марк, — чуть передергиваю я плечами.

— Обиделась?

— А должна? — посмотрела на него и приподняла одну бровь.

— Нет, не должна. Я бы не хотел, чтобы мы ссорились из-за всякой ерунды.

— Конечно, Марк, найдем причину посерьезнее и тогда уж поругаемся на славу, — хмыкнула я, а Хан откровенно рассмеялся, сворачивая на подземную парковку нашего офиса.

Припарковался, вздохнул и посмотрел на меня проникновенно, сканируя с ног до головы.

— После работы ко мне?

— Нет, — отрицательно качнула я головой, — это тебе наказание за мои трусики.

— Я их коллекционирую, — подмигнул, а затем прикоснулся к моему бедру, ведя рукой все выше и выше.

— Мы опоздаем, Марк, у нас летучка через пятнадцать минут.

— Я могу уложиться, — и поиграл бровями.

— П-ф-ф…

— Ладно, динамщица, раз так, то выходи первая. Я сразу за тобой, — и кивнул в сторону лифтов, а я подчинилась, чувствуя себя преступницей, которая заметает следы своего злодеяния.

И это чувство скоблило меня изнутри пока я поднималась на наш этаж, пока проходила за рабочий стол и пока здоровалась с коллегами. Для всех них я так и осталась все той же Таней Сажиной. И никто не был в курсе, что я сделала в эти выходные.

Что он со мной сделал.

И приходилось играть по правилам, которые установил Марк, потому что я боялась сказать ему свое «нет» или даже элементарно выразить недовольство происходящим. Потому что не знала как надо и как правильно. Не понимала правил той игры, в которую он начал со мной играть.

— Татьяна Юрьевна, что у вас? — прервал бесконечный поток моих мыслей вопрос Хана и я вздрогнула, понимая, что летучка уже в самом разгаре.

— Что-ж…, - откашлялась я и начала вещать, пока мой босс только изредка смотрел на меня равнодушно и что-то чиркал в своем блокноте.

— Достаточно, — вдруг прервал он меня, подняв указательный палец кверху, — следующий.

И я недоуменно сникла, а потом глянула на экран своего мобильного, на котором высветилось только что пришедшее сообщение.

«Невозможно, Тань! Ты говоришь, а я только и мечтаю о том, как поставлю тебя на колени и возьму тебя в рот».

Господи! Боже! Ты мой!!!

Но несмотря на пошлый и непристойный подтекст этого послания, все мое тело будто кипятком окатило, кожа вспыхнула и грудь заходила ходуном. И ноги под столом пришлось резко свести вместе.

А тем временем телефон бомбардировала новая смс. И снова от него.

«А после, я бы разложил тебя прямо на этом столе и вылизывал, пока бы ты не тронулась от наслаждения».

Мамочки!

Вскинула на него глаза, но Хан только сидел, задумчиво смотрел на говорящего коллегу и медленно водил костяшкой пальца по губам, держа в одной руке свой телефон.

И ни одной эмоции на лице, пока я сама не знала куда деть себя от смущения и, черт возьми, возбуждения.

В понедельник! Сидя на совещании, в компании целой толпы коллег!

А потому я полностью вырубаю трубку и кладу ее экраном вниз и остаток собрания просто рассматриваю свой маникюр, боясь смотреть на Хана. Отмашка, что все закончено и я первая пулей вылетела из переговорной, боясь, что он задержит меня и выполнит все то, о чем написал мне.

Со вкусом.

И мне это понравится…

Как прошло время до конца рабочего дня? Я понятия не имею. Я делала работу на абсолютном автопилоте, периодически вытягиваясь в струнку, когда Марк выходил из кабинета и проходил обязательно мимо моего стола в компании деловых партнеров или коллег, окатывая меня дозой своего крышесносного аромата.

А затем скрывался с глаз, пока я, словно обкуренная наркоманка, млела и пускала на него слюни.

Ужас!

Конец дня, и я уже была готова позорно сбежать, но на мой рабочий телефон поступил входящий вызов. Подняла трубку и буквально задрожала от проникновенного и хриплого голоса своего начальника.

— Татьяна Юрьевна.

— Да, Марк Германович, — едва дыша, выдохнула я.

— Жду вас через десять минут на подземной парковке.

— За-зачем? — сглотнула я.

— Мне сказать правду или навалить тебе красивой, складной лабуды?

— Правду, — пискнула я.

— Мы поедем поужинать в ресторан, а потом ко мне, где я наглядно продемонстрирую, как соскучился по тебе за целый день.

— М-м…

— Шевели своими булочками, Таня моя, я голодный.

И отключился.

А я, как под гипнозом пошла туда, куда он сказал. А затем и в автомобиль к нему села, тут же выхватывая дозу концентрированного кайфа от слишком откровенного поцелуя в губы, пока его руки жадно путешествовали по моему телу, ощупывая свои владения.

— Ну вот зачем я про ресторан заикнулся? — недовольно зарычал мне в губы.

— Не знаю, — совершенно ничего не соображая, выдохнула я.

— Ладно, придется потерпеть, но потом…

И да, был прекрасный и очевидно, что очень дорогой ресторан, с блюдами высокой кухни и замечательным вином. Разговоры обо всем и ни о чем. А после него Марк повез меня к себе, хотя я и просила не делать этого.

Но он просто посмотрел на меня строго и сделал по-своему. И уже в лифте элитной многоэтажки набросился на меня как одержимый.

— Это же отвал башки, Тань…знать, что на тебе нет трусиков, м-м-м…

А сам пытается приподнять мою юбку и дотронуться до уже мокрых, разбухших от желания складочек.

— Тут камера, Марк, — отчаянно сопротивляюсь я, хотя сама хочу его неимоверно.

— Да насрать, иди сюда.

И снова жаркий, жалящий поцелуй, пока у меня окончательно не сдали тормоза. И у него тоже.

В квартиру ввалились и тут же принялись срывать с себя одежду, а потом замерли, прикасаясь друг к другу совершенно обнаженными телами. Но через пару мгновений снова в омут с головой.

И да, мы опять не добрались до кровати. Меня уложили животом на круглый стол в столовой, раздвинули ноги, провели пальцами по перевозбужденной киске. А затем еще раз, но уже раскаленным членом.

А дальше Марк вонзился в меня на всю длину, набирая сразу же дикий, необузданный темп, пока я тихо рычала, понимая, что приду к финишу слишком быстро.

И почти сделала это, но в последний момент словила звонкий шлепок по заднице и неожиданно улетела в астрал, кончая так ярко и сладко, что практически ослепла и оглохла от взрыва внутри меня. Вот только Марк не планировал останавливаться на достигнутом, а уже жестко прихватывал меня за волосы, другой рукой жестко надавливая мне на подбородок.

До тех пор, пока я не приоткрыла рот.

Два его пальца нежно нырнули внутрь, а горячий шепот окончательно расставил все по своим местам.

— Я хочу тебя сюда, Таня.

— Марк, — застонала я, опасаясь такого опыта.

— Иди сюда.

— Но я не знаю как.

— Я знаю…

А затем он поднял меня со стола, развернул к себе и поставил на колени. Мазанул пальцами по губам, чуть надавил, заставляя открыть рот, а дальше прошелся по ним своей раскаленной головкой. И только потом толкнулся дальше.

Я зажмурилась, думая, что мне не понравится с ним так, но то, что происходило дальше буквально разорвало меня на куски, потому что я видела, что делаю с ним. Видела и еще больше сходила с ума от своей власти. От его вкуса. Запаха. От своих реакций на все это восхитительное бесстыдство.

И я была рада тонуть с ним в страсти до глубокой ночи, а потом заснуть в его объятиях, совершенно выбившись из сил.

— Будешь жить здесь со мной, — уже засыпая, услышала я его слова, сказанные решительно и безапелляционно.

— Марк…

— Завтра до обеда перевезем твои вещи сюда.

— Но…

— Нет, Таня, я без тебя одну ночь промучился, больше не хочу. Точка!

И я не возразила больше ни слова, а лишь счастливо прикрыла глаза, потому что тоже не хотела больше разлучаться с ним ни на минуту.

Никогда…

И когда дыхание Марка выровнялось, я, разрываемая своими зашкаливающими чувствами, не смогла сдержать порыва и выдохнула те самые три слова, что так неистово рвались из меня:

— Я люблю тебя, Марк.

Но он конечно же ничего мне не ответил. Только стиснул еще сильнее в своих объятиях.

А большего мне и не надо было…

— Боже, Марк, мы опоздали! — подрываюсь я на кровати, в ужасе взирая на часы, которые показывают без четверти девять.

— Угомонись, женщина, — бормочет Марк невнятно, — у тебя сегодня выходной, у меня типа командировка.

— Без палева?

— Тань, я не шутил, когда сказал, что хочу, чтобы ты жила со мной, — перевернулся на живот Хан и снова припечатал меня своим требованием.

— Да? Круто, Марк, — подняла я большой палец вверх и хмыкнула.

— Если ты паришься из-за конфетно-букетного периода, то зря. Мы будем совмещать приятное с полезным, — потянулся он всем своим длинным телом и закинул руки за голову.

Ну надо же, какой догадливый. Просто мечта, а не мужик! Дайте два.

— Сегодня поедем ко тебе и соберем вещи, — и сказано это было совершенно безапелляционным тоном.

— Никуда мы не поедем и ничего собирать не будем, — решительно встала я на ноги и пошагала в поисках своего нижнего белья, ну и остальной одежды тоже.

— Почему? — шел за мной по пятам Хан.

— Потому что.

— М-м, а конкретика будет? — крутанул он меня к себе, а затем наклонился и поцеловал обнаженный сосок, сбивая меня с толку.

— Будет, — отступила я от него на шаг и потрясла головой, — если ты мне объяснишь к чему такая спешка.

— Нихрена себе спешка! — состряпал шокированный вид Хан, — Я может об этом со школы мечтал!

— Может быть. Подчеркнуть! — фыркнула я и наконец-то увидела свои трусики, что небрежно валялись на диване в гостиной.

— Значит ты отказываешься?

— Угу, — кивнула я, — Где ванная не подскажешь?

— Вон дверь, — тыкнул он мне и развернулся, уходя обратно в спальню.

А я только вздохнула и пошла туда, куда было указано. И с каждой минутой, проведенной в ванной я все больше напрягалась. Во-первых, все в этой комнате было абсолютно новым и будто бы никогда не использованным. В шкафчике я обнаружила запечатанные ватные палочки и диски. Зубная паста и гели для душа тоже были девственными.

И, во-вторых, вся эта вычурная новизна начала меня не на шутку напрягать. Я надела белоснежный махровый халат и вышла из ванной, а затем прямоходом двинула в кухню, где обнаружила абсолютно пустой холодильник, а в шкафчиках нетронутые крупы, макароны и прочую не обкатанную утварь.

Нахмурилась, но все же рискнула пройти в спальню и заглянуть в гардеробную. Которая была тоже пуста.

— Что не так? — спросил Марк, который все еще валялся в кровати.

— Это твоя квартира?

— Моя, — спокойно ответил Хан и приподнял вопросительно одну бровь.

— Что-то не очень похоже, чтобы ты жил тут.

— Да, потому что я тут и не жил, Таня. Это новая квартира.

— М-м, ну ок.

— Ок.

— А со старой, что не так?

— Она старая, Тань.

— Логично. И как я сразу не догадалась? Ну ладно, — кивнула я, да только все это было уж больно странно.

Отвернулась и ринулась прочь, чтобы найти остальную свою одежду. И почти преуспела, но замерла, когда Марк нежно обнял меня за талию.

— Тань, хорошо, согласен, я напираю и тороплюсь, но давай ты не будешь делать проблемы там, где ее нет, пожалуйста. Я просто хочу, чтобы ты была рядом и нам не шестнадцать, чтобы ходить вокруг да около, а потом еще встречаться под луной пяток лет.

А сам меня все подталкивал по направлению к спальне, заговаривая мне зубы все больше и больше.

— Скажи, мне, ты хочешь быть со мной?

— Хочу, — почти всхлипнула я, так как одна его рука пробралась мне под халат и трусики, ласково проходясь по моей киске.

— Хочешь. Отлично. И я хочу, Таня. Очень хочу.

И толкнулся в меня, давая понять, что он более чем готов.

— Тогда давай вот как поступим, если ты отказываешься сразу кардинально менять свою жизнь ради меня, то мы ничего не будем перевозить, мы купим сюда тебе все новое. Все, что тебе могло бы понадобиться. А дальше ты сама решишь, когда придет время для большего. Идет?

А сам уже ставил меня на колени на кровать, снимая с меня мое одеяние. Всего минута и мои руки связаны за спиной поясом от халата.

— Марк?

— Тише, тише, — ласково прошептал, а затем жестко вдавил меня в подушку, накручивая мои волосы на кулак.

— Ох, — зажмурилась я, когда он принялся медленно порхать пальцами на моем клиторе, пока бедра мои не задрожали от возбуждения.

— Хорошая девочка, сговорчивая. Таня моя…

И всадил в меня свой раскаленный член на всю длину, трахая меня жестко и заставляя жмуриться от запредельного острого и сладкого удовольствия. И мне бы париться, что я стою перед ним в совершенно непристойной позе, да еще и со связанными за спиной руками, но нет. Меня вставляет вот это все, что он творит со мной.

Да, щеки горят от стыда.

Но внутри меня бомбят фейерверки. До такой степени, что на глазах наворачиваются слезы и я просто отлетаю в астрал. Легкие убиты, сердце на куски, мозги до состояния киселя.

Эйфория…

И, в общем, не знаю как, но я поддалась на его льстивые речи и уговоры, а затем поехала в огромный торговый центр, где мы и убили целый день, покупая мне всевозможные вещи. Костюмы, обувь, юбки, блузки, домашнюю одежду, косметику.

Нижнее белье.

На этом пункте Марк чуть не устроил оргию прямо в примерочной кабинке. Как отбилась? Чудо!

И мы уже закончили с планомерным скупанием всего и вся в бесконечных бутиках, как я вдруг замерла у большой витрины, где стоял навороченный мольберт с красками и прочей атрибутикой для рисования.

— Хочешь? — спросил Хан.

— Хочу, — кивнула я и пальцы неожиданно закололо от нетерпения нарисовать его.

Голым.

Вау! Да!

И мой минутный каприз тут же был выполнен. А я тут же закрутила в голове то, как уговорю Марка позировать мне обнаженным.

А уже в конце дня, совершенно выбившись из сил, мы ужинали на открытой веранде очень милого ресторана. И я больше не чувствовала никакого подвоха. Успокоилась. И я и моя душа.

Я просто была счастлива от того, что люблю и, наверное, любима. И пусть Марк не говорил мне тех самых важных слов, но мне было достаточно того, что он делает.

Слова — ничто. Поступки — все.

Так успокаивала меня и Нинка, когда спустя пару дней почти семейной жизни, я рассказала ей как глубоко увязла в этой связи. Она тоже считала, что я зря придираюсь к пустякам. Марк — мой.

А я его Таня.

И точка.

Неделя прошла. И между нами уже было столько всего. Нежности. Страсти. Бесконечных разговоров. Прикосновений. Жарких взглядов и непристойных сообщений на совещаниях. Бессонных ночей. Завтраков и ужинов, приготовленных вместе. Смеха.

И любви…

А на восьмой день наших отношений ко мне в коридоре неожиданно подошла секретарша Хана и задала вопрос в лоб:

— Тань, колись, что у вас с Германовичем?

— Что? — задохнулась я, но тут же заломила руки, выдавая себя с головой.

— Да ладно тебе, все же ясно, как белый день!

— Алина, тебе все кажется, ничего между нами нет, — нервно облизнулась я и оглянулась по сторонам.

— А чего ты так покраснела?

— Я? — и тут же прижала ладошки к горящим щекам.

— Да не переживай, не сдам я тебя никому. Наш Хан крутой, сама бы ему отдалась и по-доброму тебе завидую. Так что, бери от жизни все, — подмигнула, усмехнулась и похлопала меня по плечу.

А я ничего ответить не смогла. Только улыбнулась застенчиво и опустила глаза в пол, признавая свое грехопадение.

Эх, Таня…

Глава 21. О том, как все бывает тип-топ…

— Что ты так хитро смотришь на меня? — улыбается Хан, сидя на диване и печатая что-то в ноутбуке.

— У меня к тебе просьба, — покусывая губы и дико нервничая, произношу все-таки я.

— Я весь во внимании.

— Ты бы мог раздеться?

— Мог, — тянет Марк, — я вообще бы дома все время только голышом ходил, если бы ты позволила.

— Нет, все время мне не надо, — качаю головой, — а то у меня мозги вспухнут.

— От моей красоты? — хохочет.

— От твоей красоты, — соглашаюсь я, а сама глаз не могу от него отвести, потому что Марк Хан идеален. А за последние дни, проведенные рядом, я пришла к выводу, что минусов у этого мужчины и вовсе нет.

Это он только на работе был суров и строг, а дома всегда вел со мной себя ласково и нежно. И выполнял любой мой каприз. И вкусы у нас были схожие, и взгляды на жизнь, а еще он имел прекрасное чувство юмора и умел готовить.

А уж когда Марк уходил в отдельную комнату, где был оборудован спортивный зал и начинал тренировку, то я вообще откровенно пускала слюнку. Нас в таких случаях обоих хватало ненадолго, меня вставляло от его сильного тела, работающего на износ, а его от того, как я, не стесняясь, облизываю его глазами.

— Хорошо, Тань, все для тебя, — ухмыльнулся Хан и стянул с себя футболку, а затем отставил ноутбук в сторону, поднялся и спустил с себя домашние штаны.

— Уф, — улыбнулась я и хлопнула в ладоши, но уже через секунду отвела глаза, так как Марк на мои восторги отреагировал соответствующим образом.

— Дальше, что будем делать? — спросил меня и сложил руки на груди, поигрывая мышцами.

— Садись на диван и расслабься, я сейчас, — и быстро побежала в комнату, которую Марк выделил под мои кисти и краски.

Подхватила мольберт и к нему.

— Серьезно? — расхохотался он.

— Да, — затаила я дыхание.

— Прям как в «Титанике» будет? — поиграл он бровями и завалился на диван, дурашливо копируя ту самую позу.

— Нет, я буду это делать маслом, — торопилась я, пока он не передумал, и раскладывала все необходимые принадлежности, а потом двинула ближе, чтобы усадить Марка в нужную мне позу.

Боже, я развратница! Но все было сделано так, как мне того хотелось.

Левая рука вытянута на спинке дивана, права опирается на колено одной ноги, что задрана на диван, вторая же нога свободно спущена на пол. А между ними…

Сглотнула. Покраснела. Пальцы дрогнули.

— Может, ну его, Тань?

— Ну, пожалуйста, — взмолилась я, указывая на холст.

— Ну, пожалуйста, — отзеркалил он мою просьбу, кивая на свой стоящий колом член.

— Дай хоть набросок сделать?

— Дам. А потом дашь ты, — а сам смотрит на меня исподлобья.

Оценивающе. Горячо. По-мужски так…

И меня пришпиливает к полу этот взгляд, будто бы раскаленными гвоздями. Бам и все!

Вот только сделать все так, как я задумала, у меня не выходит. Он смущает меня неимоверно, пока я пытаюсь работать. Накрывает ладонью свой стояк и начинает медленно двигать ею вдоль ствола. И без всякого стеснения рассказывает, что он сделает со моим телом, когда доберется до меня.

И я не выдерживаю, срываюсь. К нему. А он ко мне. И все заканчивается жарким сексом тут же, на злосчастном диване. И чувства наши обострены до предела, мы оба оторваны от этой реальности. Существуем только мы с ним, жар между нами, дрожь по телу, лава по венам и… пусть весь мир подождет!

И когда все заканчивается, Хан встает, чтобы сходить за графином воды на кухню, а я тяну руку, чтобы посмотреть время на его телефоне, что остался лежать у закрытого ноутбука.

Но он выключен.

Так было и вчера. И позавчера. И неделю назад.

Стоило нам остаться наедине и Марк тут же вырубал гаджет, списывая это на то, что он не хочет, чтобы нам мешали наслаждаться друг другом. Сначала меня эта версия устраивала, но теперь…не знаю, но меня этот момент почему-то начинал не на шутку напрягать.

А как же друзья? Родители? Рабочие вопросы, в конце-то концов?

Прошло почти две недели, как мы жили вместе, а из личной жизни Хана я знала только того самого Данила Шахова, что владел «Медвежьими угодьями», где я рассталась со своей девственностью, да и то только по тому единственному от него звонку. И все! Все!!!

Мне казалось это странным. Но только не Нинке, которая на следующий день пришла ко мне в гости в новую квартиру в первый раз, пока Марк поехал по каким-то своим делам.

— Охренеть, Татка! — ходила она по квартире, — А сколько тут квадратов?

— Больше двухсот, кажется.

— Вау! Ошалеть же можно! Так это еще и пентхаус?

— Ну… наверное. Последний этаж же, да, — пожимаю я плечами и семеню за ней.

— А потолки-то, Тань, потолки! Метра четыре, не меньше! — восторженно хлопает в ладоши подруга.

— Ну, высокие, да, соглашусь.

— Пресвятые джигурдинки, тут и терраса есть! Слушай, а у твоего Хана Гадовича случаем никакого холостого друга нет?

А я и ответить ничего не могу, потому что я не знаю друзей своего мужчины. Я вообще ничего не знаю, кроме того, что он круто трахается и, если верить его словам, жить без меня не может. Потому я только пожимаю плечами и обещаю, что уточню эту информацию.

— Ого, две спальни….спортивный зал…кабинет…ну ты и отхватила себе мужика, Татка!

— Отхватила ли? — плюхаюсь я на диван и качаю головой.

— А что не так? — озабоченно спрашивает Ковалева и садиться рядом, приобнимая меня за плечи.

— Да как бы все так, Нин, но…

— Давай, не томи!

— Мы только в этих стенах близки, а на работе все — шухер и окоп. Да и потом он сразу же отключает телефон, мол чтобы никто не отвлекал его от меня, — выпалила я и кинула затравленный взгляд на подругу.

— Думаешь, что он играет с тобой?

— Не думаю. Боюсь это делать, Нин, — честно призналась я.

— Господи, Сажина, вот ты дуреха недоверчивая! Ну ты оглянись вокруг себя, ну какие тут могут быть игры? Он тебя перевез в свою квартиру, которая только по самым смелым подсчетам стоит охулиард миллионов рублей, прости меня за мой французский. А кроме того? А кроме того, твой Хан набил тебе гардеробную брендовой одеждой и помогает продать тебе твою зачуханскую недвижимость в Выхино. Что тебе еще не так?

— Ладно, аргументы весомые, но зачем телефон-то отключать?

— Ну, хрен его знает…

— Какой осведомленный хрен, — вскинула я руками, а потом подскочила и заметалась по комнате.

— Сажина, осади, вы встречаетесь две недели! Дай ты мужику тобой наиграться вдоволь, он же со школы тобой бредил, а тут наконец-то дорвался. Ему просто не до чего сейчас нет дела, кроме тебя. Остынь! Все будет тип-топ.

— Еще и секретарша эта, — заикнулась я.

— А что с ней? — подошла ко мне Нинка и обняла, пытаясь успокоить.

— Да и как бы ничего. Эта Алина по-доброму меня подкалывает, задает вопросы дружелюбно, вот только смотрит на меня с жалостью…

— Татка!

— Я ему дважды в любви призналась, Нин! — почти с отчаянием выдохнула я и всхлипнула от того, что раскаленный и отправленный шип сомнений с новой силой вонзился в мое сердце.

— А он что?

— Первый раз спал, второй раз сделал вид, что не услышал.

— А так бывает?

— Видимо бывает…

И подбородок мой задрожал, выдавая мои изломанные, вывернутые наизнанку чувства с головой. Я хотела любви. Настоящей. Безусловной. Открытой.

А не такой, где меня прячут за роскошными стенами элитной квартиры в центре Москвы.

— Девочки! — вдруг услышали мы голос Хана и обе вздрогнули, а я быстро отерла глаза от слез.

— Марк?

— Я дома! — вошел в гостиную этот невозможный мужчина и занес два шикарных букета на перевес и связку коробок из дорогого ресторана.

— А… ты как тут? — охнула я.

— Решил заскочить к вам между встречами. Это вам, девочки, — и протянул мне охапку белоснежных роз, а Нинке точно такой же, только с желтыми цветами.

— Вау! — как на бога посмотрела Ковалева на Хана.

— Приятно познакомиться, Нина. Наслышан. А тут вам вкусняшки, — передал мне коробочки, — веселитесь, ну а я поехал дальше.

— Спасибо, — тихо выдохнула я, когда он притянул меня к себе для прощального поцелуя.

— Расплатишься ночью, — прошептал мне на ухо, подмигнул Нинке и был таков.

А мы так и замерли посреди гостиной, плавая в киселе шока.

— Шикарный мужчина! — потянула носом Ковалева свои цветы.

— Лучший! — согласно кивнула я.

— Держись и не отпускай, Сажина!

— Только бы он сам меня не отпустил…

— Сплюнь, дура!

И я сплюнула, даже не догадываясь, что ждет меня завтра…

С Нинкой мы проговорили до самого вечера, распив между делом бутылку замечательного белого полусладкого Гевюрцтраминера. Обсудили Марка вдоль и поперек, а еще то, что Нинка опять осталась одна. Вот только на этот раз она не убивалась, как это обычно бывало, а пребывала в ужасном настроении по поводу нового соседа.

— Павловы же переехали на юг и продали свою трешку еще в прошлом году. И я уж думала туда никто не заедет, дальше, же ты помнишь, сверлежка началась. А потом случилась хоба, Танька.

— А хоба — это новый сосед? — подперла я рукой подбородок.

— Не сосед. Чудовище!

— М-м…

— Бородатый шкаф два на полтора. Отмечал свое новоселье неделю, всю кровь мне выпил. Девок водил. Меня за проститутку принял, Тань, — и подруга скривилась и отряхнулась брезгливо, будто бы по ее телу бегали мерзкие, кусачие паразиты.

— Да ладно? — охнула я и зажала ладонью рот, чтобы не рассмеяться в голос.

— Да! Я хотела свою квартиру открыть, копошилась в сумке в поисках ключей, а потом этот бугай появился и просто, ни капли не церемонясь, втащил меня к себе и как давай целовать и лапать.

— Нинка! — округлила я глаза.

— В трусы полез, Танька! И принялся там наяривать! Прикинь!!!

— А ты что? — прихлебнула я вина из бокала.

— А я ему двинула сумкой по голове! А там у меня была бутылка молока и кило колбасы.

— Оу, — прижала я ладони к щекам.

— И даже же не извинился передо мной, сволочь. Ходит теперь, смотрит на меня волком, а я на него. Вчера вообще друг друга матами обложили. Танька, я же человек абсолютно неконфликтный, ты знаешь, и вообще ругаться не умею, но тут как выдала такие трехэтажные непотребства, что аж сама от себя в шоке была.

— А он?

— А он сказал, что я истеричка и у меня недотрах на лицо, — обиженно поджала губы подруга.

— Нин, ну только не плачь, — сочувственно прикоснулась я к ее руке.

— А самое обидное в этом, знаешь, что, Танька?

— Что?

— Что он прав!

— Но…

— Никаких, но! Мужики такие никудышние пошли, писька между ног болтается, а пользоваться ею они не умеют! Мы ради них и прическу, и маникюр, и белье дорогое, красивое. А они что? Пять минут попыхтят и все, устали. Еще и сосед этот каждое утро на балконе в одних трусах расхаживает…

— А ты чего на него смотришь?

— А чего он расхаживает? — недовольно насупилась Ковалева.

— И то верно, — спрятала я улыбку.

— Так что, ты, Татка, держись за своего Хана. Видишь, как тебе повезло. И красивый, и богатый, и тебе хорошо делать умеет. М-да, я у меня уже который год одни коты в мешке попадаются, да сосед этот проклятущий…

— Особенно сосед, — улыбнулась я все-таки.

— Ой, не напоминай. Аж передергивает!

А потом мы обе вздрогнули, потому что в комнату бесшумно зашел Марк и вдруг произнес:

— Какие занятные у вас разговоры, девочки, — и привалился плечом к косяку, складывая руки на груди, пока мы с Нинкой обе отчаянно краснели.

Боже, он все слышал. Все!!!

Какой стыд! Какой позор!

— Что-ж, пожалуй, на сегодня я все сказала, — попыталась состряпать при плохой игре хорошую мину Нинка, — но надо и честь знать. Так, сейчас я вызову такси.

И через десять минут я уже закрыла за подругой дверь, а затем привалилась к ней лбом и стыдливо зажмурилась.

— Я польщен, Тань, — послышался за спиной голос Марка, — если раньше и были сомнения, то теперь я точно знаю, что умею делать тебе хорошо.

— Замолчи, пожалуйста, — проскрипела я, прикусывая губу.

— Почему? Я бы не прочь еще раз сверкнуть своими исключительными навыками. Тебе как больше нравится: быстро и жестко или медленно и на коленях между твоих ног?

— Господи, — свела я бедра, догадываясь о чем он говорит.

— Мой язык к твоим услугам, — крутанул меня к себе и впился в губы бешеным поцелуем, сразу же стягивая с меня домашние штанишки.

— Марк, ах…, - закатила я глаза, когда его пальцы прикоснулись к моему клитору.

— Согласен, я тоже не хочу растягивать. Соскучился по тебе ужасно.

А дальше Хан быстро расстегнул ремень, приспустил джинсы и белье, раскатал защиту и взял меня прямо там, стоя у входной двери. И да, мне было хорошо.

Прекрасно. Офигительно. Восхитительно. Бомбезно, черт возьми!

А спустя пару часов, уже поздно вечером, мы томно лежали на диване и пытались выбрать фильм, чтобы посмотреть, но у меня снова зачесались руки. Именно поэтому телевизор смотрел только Марк, а я в это время широкими мазками писала его портрет, любовно вырисовывая каждую черточку прекрасного лица, волевого подбородка, стальных глаз и чувственных губ.

И мне так хотелось снова признаться ему в любви. Слова жгли глотку, царапали язык, но я, с упорством барана, запихивала их обратно, боясь, что опять не получу взаимности.

— Можно посмотреть? — вырвал его хриплый шепот меня из вороха собственных мыслей.

— Можно, — улыбнулась я, а затем впилась взглядом в его лицо, ловя любую реакцию на мое творение.

— Охренеть! Тань, да у тебя талант! Без шуток, — обалдело рассматривал он холст.

— Ну, перестань, — смущенно отвела я глаза.

— Эй, зачем бы я тебе врал? — потянул меня за руку, и я дурашливо мазнула ему краской по носу.

— Ах, ты, подлая девчонка…

И веселый смех прокатился по комнате, а затем сменился громкими стонами и ритмичными шлепками двух разгоряченных тел.

И все было бы хорошо, если бы не новая рабочая неделя, которая уже наступала мне на пятки. Я стала ненавидеть эти часы в офисе, где мы с Ханом становились чужими друг другу. Он говорил со мной, как руководитель. Смотрел так же. И только изредка писал ободряющие или пошлые сообщения, заставляя меня криво улыбаться и продолжать верить, что все это временно.

Что когда-нибудь нам больше не придется прятаться от общественного мнения.

В груди ныло. Сердце жалобно трепыхалось где-то в горле от страха, что все так и останется между нами. Легкие забивались гарью всевозможных подозрений. Но я все это терпела, потому что не представляла себе больше жизни без него.

Любила.

Тонула в нем.

Еще немного и совсем бы захлебнулась…

Звонок стационарного телефона на столе, и я вздрагиваю, а затем поднимаю трубку.

— Слушаю.

— Тань, это Алина. Там тебя Германович вызывает.

— Германович? — от чего-то теряюсь я и начинаю тревожно покусывать кончить карандаша. Потому что я уже дважды сбегала от начальника, так как он откровенно пытался склонить меня к сексу на его рабочем столе.

— Да. И, Тань, он злой капец как.

— Злой? Боже…

— Вы там поругались что ли? Он прямо рычит, как…как Марк Горыныч.

— Блин…

— Иди, Тань, сказал срочно тебя дернуть. И да, не пуха!

— К черту…

И я пошла, на ходу нервно одергивая юбку и поправляя прическу. А еще, какое-то внутреннее женское чутье подсказывало мне, что ничего хорошего мне ждать не стоит.

Вот только…почему он злой? Что я такого сделала? Да, на обеде встретилась в лифте со своим бывшим Димой Леонковым. Он предложил сходить в кино, но я ему отказала, причем жестко и безапелляционно. И мне больше не за что было краснеть!

Вошла в приемную Хана, затравленно посмотрела на Алину, выхватила ободряющую улыбку и двинула дальше.

Коротко постучала и вздрогнула от сурового окрика:

— Войди!

Переступила через порог и обмерла. Такого Марка я еще не видела. Никогда! Взмыленный, смотрит на меня тяжело. Буквально припечатывает взглядом. А я едва дышать умудряюсь.

Потому что страшно и сердце за ребрами испуганно замерло.

— Явилась, — хмыкнул и откинулся на спинку своего кожаного кресла.

— Да, — ответила робко.

— Закрой за собой дверь, Таня. У нас будет непростой разговор…

Мамочки!

Глава 22. О том, как Таня громко плачет…

Прикрыла дверь и недоуменно развела руками, пытаясь не растворяться в панике.

— Я что-то сделала не так?

Но Хан только продолжал молча сидеть, смотря на меня как удав на кролика. Ну, жуть же, честное слово!

— Марк! — и голос мой сорвался на хрип.

— Сделала? Нет, Тань, наоборот, не сделала. Хотя могла бы. У меня были на тебя такие надежды, но…жаль, очень жаль…

— Не сделала? — нахмурилась я.

— Я недоволен тобой, знаешь?

— Я…

— Подойди ближе.

Сглотнула и на негнущихся ногах двинулась к нему, останавливаясь в шаге от его стола.

— Ближе!

— Я не понимаю, Марк.

И на этих словах Хан решительно поднялся и подался ко мне, неожиданно резко подхватывая меня под задницу и усаживая на столешницу.

— Нет, нет, — зашептала я, оглядываясь на дверь.

— Да, да, — и тут же впился мне в губы в жарком, сводящем с ума поцелуе, не забывая при этом расстегивать молнию спереди на моей юбке.

— Марк, о… Господи! — застонала я, когда он закончил свое занятие, а потом толкнулся бедрами мне между ног, демонстрируя свое очевидное возбуждение.

— Зачем ты так прекрасна, Таня? — почти рычит он, поспешно расстегивая пуговицы на моей блузке, — Я работать не могу, вижу тебя и все — кроет.

— Ну, Марк, ну не надо, прошу тебя, — пытаюсь вяло отбиться я от него.

— У меня в штанах все колом, Тань, мне как в таком виде по офису ходить, м-м? Это все из-за тебя. Исправляй!

И тут же приспускает на себе брюки и боксеры, обнажая свой член. И я от всей этой пошлости, вопреки всем своим установкам, завожусь с пол-оборота. Всего секунда и змеи похоти уже ворочаются внизу живота, жалят нежную плоть, заставляя меня хотеть запретных удовольствий и забыть слово «нет».

— Но, дверь…

— Никто не посмеет зайди в мой кабинет.

И мы окончательно слетаем с катушек.

Трусики в сторону, защита впопыхах, а затем обоюдный тихий стон разрезает тишину кабинета, так как Марк начинает медленно водить по мокрым складочкам раскаленной головкой, дразня меня и заставляя нетерпеливо кусать губы.

— Хочешь меня?

— Хочу, — произношу одними губами.

— Бесстыдница! Совратила начальника прямо на рабочем месте.

— М-м, — и я прикрываю глаза, потому что он начинает медленно толкаться в мою киску.

Так сладко. Так запредельно прекрасно.

— Ходишь туда-сюда, крутишь своей красивой попкой, хлопаешь невинными глазками, — и приговаривая это, сдергивает чашечки бюстгальтера вниз, оголяя возбужденные соски.

— Я не…

— Придется наказать тебя, Таня.

И сразу же после этих слов Марк жестко вошел в меня на всю длину, запечатывая мой рот поцелуем, чтобы я не орала от кайфа. Одна его рука на моем горле — крепко фиксирует. Вторая на бедре — чуть приподнимая и сдавливая.

И я чувствую себя настоящей женщиной, которую уверенно и качественно берет мужчина. Так, как он хочет. Так, как я в тайне этого хочу.

И во мне столько всего. Меня распирает от этих эмоций. Любовь, страсть, счастье и все это под соусом из убойной дозы адреналина. Как не сойти с ума и остаться в себе?

Никак.

И я позволяю ему все. Он трахает меня посреди белого дня на рабочем столе, пока мы оба не вылетаем в астрал, а потом, словно загнанные животные, тяжело дышим, не в силах переварить свою эйфорию.

— Я видел, как он смотрит на тебя. Он мечтает засадить тебе, Таня. Я сломаю ему челюсть, если этот петух гамбургский к тебе подвалит хоть еще один раз.

— О ком ты говоришь? — совершенно пьяная от оргазма, я не понимаю ни слова из того, что он говорит.

— О качке твоем! — рычит Марк, нежно покусывая мои губы, пока его руки медленно приводят меня в порядок.

— Господи, да мне наплевать на Диму.

— На Диму, — кривится Хан, — гандон он штопаный, а не Дима.

— Ты ревнуешь, что ли? — улыбаюсь я и в груди у меня расцветают подснежники.

— Какие тут могут быть «что ли»? Конечно, я ревную!

— Боже! — закатываю я глаза, но на самом деле мне петь хочется.

— Что у тебя было с Гордеевым? — вдруг меняет он тему и подается он ко мне ближе так, что мне приходится откинуться на локти.

— Мы друзья, Марк. И всегда ими были. Там долгая история и она не только моя, чтобы рассказывать ее полностью.

— Тогда почему ты дала мне понять еще на выпускном, что с ним встречаешься?

— Слушай, давай поговорим об этом позже, — попыталась оттолкнуть я его от себя, но Хан мне не позволил, еще жестче зажимая на столе.

— Сейчас!

И я замерла, затравленно шаря глазами по его лицу. А потом вдруг поняла — да к черту все! К чему мне сейчас эти секреты?

— Твоя Барби шантажировала меня видео, на котором я шарю по карманам в раздевалке. Все обставили красиво, конечно, украли мой телефон и спрятали по курткам, а я повелась. Но боялась, что Батурина сольет это видео директору и меня вышвырнут из «Золотой Лиги» пинком под зад. Главным условием было не поощрять твои подкаты.

— Подкаты, — рычит мне в губы Хан, а затем жмурится, вдыхая мой запах, — дальше?

— Ну, а что дальше?

— Фотки в чате, где вы заходите вместе с Гордеевым к тебе домой. Это как понимать?

Тяжелый вздох. Не менее тяжелый выдох. Но, если я сказала А, то надо говорить и Б.

— Меня били.

— Что? — задохнулся Марк и рывком поднял меня со стола, — Кто? Кто, блядь, посмел?

— Ну так Барби твоя и посмела, Марк. И ее шестерки.

— Сука…

— Да, приятного мало. Но потом как-то, будто бы из ниоткуда, появился Стас, помог привести себя в порядок и довез домой, боясь оставить меня одну в такой ситуации.

— Гребаный я ебантяй! — впечатался лицом в раскрытую ладонь Марк и застонал.

— Ну, тут я спорить с тобой не стану, — грустно хмыкнула я.

— Я ревнивая скотина, прости меня, — сгреб в охапку и потащил к мягкому диванчику, что стоял у стены.

— Я подумаю, — лохмачу я ему волосы и трусь носом о чисто выбритый подбородок.

— Я тоже подумаю, как загладить свою вину, — минута молчания, а потом Марк все-таки рычит и немного встряхивает меня, — ты должна была рассказать мне, а не в одиночку бороться с ветряными мельницами.

— Но видео…

— Поверь мне, на любую старуху нашлась бы проруха, а на Батурину так тем более!

— Откуда мне было это знать? Я думала ты в моей жизни так — мимокрокодил.

— По жопе надеру! — стискивает меня и набрасывается с поцелуями, которые в противовес его словами, нежные и ласковые.

И может бы мы пошли на второй заход, если бы селектор на столе Хана не издал тихий писк, после которого послышался голос Алины.

— Марк Германович, к вам посетитель.

Я тут же подскочила на ноги, поспешно поправляя прическу и одергивая юбку. Марк тоже встает и направляется к телефону, чтобы ответить секретарю и именно в этот момент я слышу немного визгливый женский голос:

— Алина, ну к чему эти церемонии? Не надо меня объявлять, я сама войду.

Дверь распахивается и на пороге появляется тоненькая, расфуфыренная, но очень красивая брюнетка, которая смотрит на моего Марка слишком жарко, слишком откровенно, слишком по-собственнически.

И все бы можно было пережить, но ее дальнейшие слова, словно разрывные пули, пронзают мое сердце. Застревают в плоти. Калечат. Убивают.

— Любимый, я так по тебе скучала! И да, я не зря съездила в Милан, я наконец-то нашла то самое свадебное платье!

— Лиана…, - бормочет Хан и кидает в мою сторону настороженный взгляд.

— Оу… ты не один. Ну, что-ж, давай-ка, отправь девочку работать, а нам нужно так много обсудить, дорогой…и не только.

И подмигивает ему, облизываю полную нижнюю губу.

Ступор.

Перезагрузка программы. Мозги натужно поскрипывают в черепной коробке, пока сердце, расстрелянное в упор, истекает кровью.

Но оцепенение длится недолго.

Потому что все на свете лучше, чем то, когда тебя прилюдно валяют в грязи. Смеясь в лицо и улюлюкая. Я это уже проходила, добавки не хочу.

Буквально заставляю себя кивнуть незнакомой мне Лиане и поворачиваюсь в сторону выхода, чтобы скрыться из этого кабинета как можно скорее. Наверное, кто-то бы на моем месте остался и, может быть, даже попытался устроить знатное выяснение отношений, но…

Я не могу.

Еще немного и меня просто вытошнит на дорогие лакированные туфли очаровательной брюнетки.

Бежать! Срочно уносить ноги! Пусть подавится этим жалким куском дерьма!

— Таня, — слышу в спину хриплый баритон и я, вздрагивая, останавливаюсь.

— Да? — но поднять на него глаза не могу.

Иначе просто разревусь как дура. Как маленькая наивная девочка, которая отчаянно верила в чудо. Вот только чудес не бывает. Точнее, меня просто чудесно поимели во всех смыслах.

Вот и вся сказка. Хэппи, мать его, энд!

— Жди в приемной, я сейчас выйду.

Жестко. Безапелляционно. Будто бы я его марионетка, а не живой человек, которому только что на живую ампутировали душу.

— Конечно, — киваю я и все-таки покидаю кабинет, а затем срываюсь на неуклюжий бег, не в силах справиться со своими одеревеневшими конечностями и высокими каблуками.

За пеленой слез выхватываю образ Алины. Она больше не смотрит на меня доброжелательно. О, нет. Теперь взгляд подернут брезгливостью и даже ненавистью. Замираю, прошитая невольной догадкой.

— Спасибо, — выговариваю по слогам.

И я совершенно искренна, потому что я действительно ей благодарна. Алина открыла мне глаза.

— Кушай с булочкой, — откидывается на спинку своего стула и усмехается.

Все тут знатные твари! Абсолютно все!

Мне здесь совершенно нет места!

И я мчусь дальше. За несколько секунд сгребаю в сумку все, что есть из моих личных вещей на столе и сбегаю из этой сраной конторы, как минимум, навсегда.

Ноги моей здесь больше не будет!

Что же до Марка? Ну…однажды я забуду его, как страшный сон, а затем улыбнусь и возрадуюсь, что Боженька меня отсепарировал от этой грязи.

Все!

Дальше лифт. И я суматошно жму на кнопку, пока наконец-то облегченно не выдыхаю, когда створки металлической коробки наконец-то открываются передо мной. Внутрь буквально влетела, а затем тяжело привалилась лбом к обшивке, пока не услышала тот самый визгливый голосок:

— Любимый, давай обсудим это дома, хорошо? Я соскучилась по нашему гнездышку. Закажем вкусняшек, побудем наедине…

Зажмурилась, зажала уши ладошками, а потом и дверца лифта за мной закрылась. И только тогда я позволила слезам хлынуть из глаз бурным потоком. И мне казалось, что ребра выламывает изнутри от боли. От обиды. От предательства.

Невеста…

Будущая законная супруга.

Так вот почему Хан выключал постоянно телефон по вечерам и выходным. Вот почему определил меня в необжитой, конспиративной квартире. Вот почему прятал меня на работе и запрещал огласку. Вот почему ни разу не ответил на мое признание в любви.

Потому что он меня не любил. Он меня тупо трахал. Пользовал. Имел. Натягивал…

Боже!

Он любил другую. И сейчас любит. И он женится на ней. А я для него так — просто забавная игрушка, которая всегда готова раздвинуть ноги, пока невеста выбирает дизайнерское свадебное платье в Милане.

Сволочь!

Лифт издает характерный сигнал, и я вываливаюсь из него, а потом несусь на выход из здания и дальше к проезжей части. На улице льет как из ведра и жутко похолодало, но мне плевать. Я не чувствую холода. Внутри меня образовалась настоящая вечная мерзлота.

Ловлю первое попавшееся такси и только тогда облегченно выдыхаю. Глупо, знаю. Он никогда не стал бы бежать за мной, но я страшилась даже такой возможности. Потому что я боялась, что стоит мне увидеть его и я пойду на все, соглашусь на любые условия, только бы быть с ним.

Он умел уговаривать. Умел лить в уши сладкий, но лживый сироп.

И да, было бы больно, но я бы сдалась. Потому что точно знаю — без него мне будет почти невыносимо. А потому мне срочно нужна анестезия, а еще лоботомия, чтобы мне перетрясли мои замшелые мозги. Иначе я просто натворю ошибок.

— Куда едем, хозяйка? — слышу я голос водителя.

Домой нельзя. А вдруг сунется? К Нинке? Так она на работе. К Стасу? Он тоже весь в делах. На старую квартиру? Тоже нельзя, найдет. Если, конечно, он вообще станет это делать…

— Прямо, — хриплю я.

— Отличный план, — кивает мне веселый водитель и прибавляет скорости.

А я тупо сижу и не знаю, что мне делать дальше. Потому-то я отпускаю все свои щиты и снова позволяю себе расплакаться. Горько. Навзрыд. Не так, как меня учила жизнь. Нет, в этот раз плакать тихо я не могу. Горе настолько переполняет меня, что я просто вою, закрыв лицо ладонями.

Водитель услужливо прибавляет громкости на магнитоле и везет меня по запруженным улицам столицы, пока мы не оказываемся на Воробьевых горах.

— Остановите здесь, пожалуйста, — прошу я и понимаю, что от рыданий сорвала голос. Он теперь похож на скрип старой калитки. Да что уж там, я сама похожа на старую калитку.

Ржавая. Изнутри и снаружи.

— Девушка, может вас домой, а? — с отчетливой жалостью во взгляде смотрит на меня бомбила, но я только устало качаю головой.

— Нет у меня больше дома, — заторможено произношу я, рассчитываюсь с водителем и наконец-то покидаю салон, тут же выхватывая приличную порцию промозглого осеннего воздуха.

Но мне плевать. Я просто иду вперед, не разбирая дороги, а потом падаю на ближайшую лавку и просто позволяю себе медленно трескаться, а потом и рассыпаться на ветру. Снова плачу, но уже в состоянии какого-то коматоза.

Все мои мечты рухнули. А человек, которого я искренне полюбила, оказался всего лишь жалкой подделкой мужчины. Пустышкой. Шелухой.

А перед глазами нон-стопом, словно изощренная пытка, пронеслось все то время, что мы были вместе. Там, он так сладко врал мне, решал мои проблемы, закрыл вопрос с Иванчуком, с отцом, помог привести квартиру в порядок перед продажей, зачем-то перевез меня к себе.

И пусть это не был его настоящий дом, но зачем?

— Да к чертовой матери его! И плевать что и зачем! Он врун и гребаный обманщик. Мне не место рядом с ним!

И на этом месте разговоров с самой собой я порывисто встала на ноги, все еще и вопреки своей браваде, захлебываясь слезами, а затем начала искать в сумочке телефон, но никак не могла его обнаружить. Его не было там. А это значит…

Звездец!

Это значит, что я куплю себе новый и номер тоже сменю, но в кабинет к Хану не вернусь. Никогда!

Развернулась и упрямо пошагала из парка, зябко кутаясь в свой легкий офисный пиджачок. И я почти добралась до цели и почти села в такси, но остановилась, когда передо мной притормозил дорогой, черный автомобиль.

Сердце перестало биться. Страх вспыхнул губительным пламенем. Руки дрогнули, и дыхание сперло в груди.

Это он?

Боже, не надо, прошу тебя!

А в следующее мгновение из машины вышел здоровенный бугай, который окинул меня хмурым и неприветливым взглядом, а затем пробасил, открывая дверцу пассажирского сидения.

— Садитесь в машину, Татьяна Юрьевна, с вами хотят поговорить.

— Но я…, - хотела было возразить, да только меня тут же перебили.

— Садитесь или я вас сам туда усажу.

И я села, а потом и окончательно опешила, смотря в карие глаза той, которой однажды Хан признался в любви и попросил стать его женой.

— Ну, здравствуй, Таня, — тепло улыбнулась мне девушка, — меня зовут Лиана, будем знакомы…

Глава 23. О том, как громко падает челюсть…

— Чем обязана? — спрашиваю я почти невозмутимо, но охрипший голос, заплаканные глаза и мокрые щеки, конечно же, выдают меня с головой.

И этот факт еще больше ломает меня изнутри. В глазах своих врагов всегда хочется быть неприступной крепостью, а не разрушенной до состояния пепелища. Но уж как есть.

— Считай это жестом женской солидарности, — чуть наклоняется она в мою сторону и неожиданно достает из сумочки мой телефон.

Недоуменно протягиваю руку и забираю свой гаджет, поднимая на нее вопросительный взгляд.

— Твой телефон лежал у Марка на столе. Он незаметно выкинул его в мусорное ведро, когда думал, что я этого не вижу.

Снова выстрел. Прицельно. И меня разносит в щепки. Тело прошивает острый, почти невыносимый спазм боли. И мне кажется, что это не мой мобильный выбросили, а меня саму, предварительно пропустив через шредер, списали в утиль.

Забираю трубку и, стискивая ее в руке, спрашиваю абсолютно безжизненным и безразличным тоном.

— Это все? Я могу идти?

— А ты хочешь идти, Таня?

— Я бы не отказалась.

— М-м…а я думала, что ты хотела бы услышать всю правду про Марка Хана. Никто, кроме меня тебе ее не расскажет. Ведь он навешал знатной лапши на твои милые ушки, не так ли?

— Мне и без лишних разговоров все понятно, можете не перетруждаться, — и я показательно берусь за ручку двери.

— Он тебя тоже привозил в квартиру на Ордынский тупик?

Ментальный пинок в живот. Сильно. Беспощадно!

— Что? — задохнулась я.

— М-м, значит привозил. Это блат-хата Хана, если хочешь знать…м-да, а он столько раз обещал мне, что продаст ее, но…, - хмурится, поджимает губы, но уже через секунду хлопает себя по коленям и улыбается мне.

И чему радуется? Дура.

— Ой, да боже мой! Ведь, как известно, хороший левак укрепляет брак, — смеется и манерно стряхивает с пиджачка несуществующую пылинку.

— Вам виднее, — передергиваю я плечами.

— Танечка, я знаю Марка со второго курса института. Мы многое прошли, многое пережили. И я понимаю его маленькие шалости и мимолетные интрижки. Мужчины все полигамны без исключения, надо просто принять этот факт и мир станет намного понятнее и проще.

С института…ну какова красота!

Но я от ее слов впала в какое-то оцепенение. Не могу сдвинуться с места, просто сижу и выслушиваю всю эту грязь. Зачем? Наверное, чтобы до победного конца пропитаться ненавистью к ее, слабому на передок, женишку. Да, мне это действительно нужно.

— Мы влюбились друг в друга с первого взгляда. Оба единственные наследники влиятельных династий, оба красивые, оба умные и перспективные. Всем было очевидно, что мы созданы друг для друга. И да, уже через полгода мы стали жить вместе, не расставаясь ни на минуту. Но, скажу тебе по секрету, мужчины устают даже от ванили. Сначала я плакала, а потом приняла Марка таким, какой он есть. Он — ну…давай начистоту, коль пошла такая пьянка…он — гуляка. Но, как бы то ни было, он всегда возвращался ко мне, потому что блядей много, а любимая женщина одна. И, как закономерный итог, год назад он сделал мне предложение.

И тут же девушка демонстративно похвасталась кольцом на безымянном пальце. Во-о-от с таким бриллиантом!

— Это случилось в Вероне, городе всех влюбленных. И, конечно же, я сказала ему «да».

— Лиана, послушайте…, - попыталась остановить я эту словесную диарею.

Мне хватило. Передоз!

— Кстати! Знаешь, что он сказал про тебя?

— Не знаю и знать не хочу!

— Ты просто гештальт со школы. Галочка. Прости за эти слова, но правда всегда лучше, чем горькая ложь. Тебе ли это не знать, не так ли?

И мне на этих словах пришлось отвернуться, чтобы она не смогла увидеть слезу, что против моей воли сорвалась с ресниц. Больно. Невыносимо!

— А еще он сказал, что специально изменил условия твоего контракта, чтобы ты смогла сразу же уволиться, не обременяя его своим постоянным мельтешением перед глазами, когда он наиграется с тобой в свои игры.

Шах и мат.

И я труп.

Мешок с раздробленными костями.

Он обсуждал меня с ней. Открещивался. Может даже насмехался. Боже, ну за что мне это все? Чем я так провинилась перед этим миром, что нужно обязательно так надо мной издеваться? Почему кто-то может свободно дышать и жить? А я только харкаю кровью, от очередного удара под дых.

— Лиана, я хотела бы уйти. Простите за эти слова, — зеркалю я ее. — но лучше правда, чем горькая ложь — мне не интересны ни вы, ни ваши россказни.

— Ой, да перестань, я понимаю твою обиду, но я-то здесь ни при чем. Другая на моем месте тебе волосы бы повыдергивала или еще что похуже сделала. Смекаешь? А я девочка добрая, понимающая и всепрощающая. Именно поэтому я стараюсь все утрясти мирно и по возможности без излишней драмы. Прими это все за жизненный опыт и не грусти. И, кстати, я могу подкинуть тебя домой, если хочешь.

— Единственное, что я хочу, это не видеть вас больше никогда, если не возражаете.

— Отнюдь. Но, Таня, мне действительно жаль.

— А мне жаль вас, Лиана. Вас не любят и не уважают. Любовь не знает слово «измена», а если вы думаете иначе, то просто наивная дура. Взрослейте — вот тут вам удачи, она вам не помешает.

И я стремительно покинула теплый кожаный салон, вышагивая по тротуару как по ковровой дорожке. Ноги не идут, а пишут. Одна пишет, другая зачеркивает. Звезда!

Но уже за ближайшим поворотом я прикусила кулак. Внутренне прооралась. И только тогда набрала номер того, кто действительно умел вытягивать меня из задницы.

Два длинных гудка и трубку взяли.

— Алло.

— С…Стас! — снова зарыдала я в голос.

— Господи, Таня! Что случилось?

— Пожалуйста, помоги мне! Прошу тебя…

— Так! Где ты?

— Я…я не знаю…на Воробьевых горах…кажется…

— Сейчас буду. Жди!

И я ждала, оплакивая свою, хладнокровно убитую любовь. Выла, нещадно растирая грудь. Там кололо и жгло. Выедало внутренности, словно серной кислотой. И хотелось упасть замертво, чтобы больше не чувствовать ни-че-го!!!

Я хочу стать равнодушным роботом. Черт, я стану им!

Где-то посреди этого безумия промелькнула красная Tesla Гордеева, а потом и он сам появился перед моим, поплывшим от слез, взглядом.

— Кто? — прорычал Стас, — Хан?

— Потом, все потом. Пожалуйста, просто увези меня отсюда и побудь немного рядом. Мне нельзя сейчас одной, совсем нельзя…

— Пизда ему, Тань! — все больше гневался он, но мне сейчас не это было нужно.

— Стас! — умоляюще потянула я и Гордеев тут же кивнул, усаживая меня в прогретый салон.

А уже спустя полчаса я сидела на диване, закутавшись в одеяло, смотрела на своего лучшего друга и его девушку, плакала и крутила в руках стакан с термоядерным виски.

— Господи, Танюш, ну не молчи! Мы же за тебя волнуемся! — вскинула руками Арина и принялась капать в ложку корвалол.

Порцию мне. Порцию себе. Порцию своему парню.

— У него есть невеста, — все-таки выдавила я из себя.

— Что? — охнули ребята в унисон.

А меня прорвало. Я говорила и говорила, пытаясь вывалить из себя всю мучительную боль от предательства и всю грязь, что мне вылили в душу. Обо всем, что случилось между мной и Ханом. Обо всем, что он сотворил. И когда слова наконец-то иссякли, я бессильно опустила руки, окончательно смиряясь со своим поражением в этой игре без правил.

Меня сделали. Мастерски.

— Я его убью нахуй, — рявкнул Стас, а я только безучастно ему ответила.

— Мне плевать. Не марай руки.

Вот. И. Все!!!

Глава 24. О том, как прилетает по шапке…

В голове что-то монотонно и противно звенит. Тарахтит. Попискивает натужно.

Ах, это будильник. Что ему надо? На работу? Ха-ха, очень смешно.

— Заткнись, — нажимаю я кнопку отключения и накрываюсь одеялом с головой.

Вчера мы все знатно напились. Под конец вечера рыдала уже не только я, но и Аринка. Ей, видите ли, было меня отчаянно жаль. Я же была ей благодарна за участие и вообще, но…жалость? Поверьте, оно самое отравляющее из всех средств поддержки, потому что значит только одно — у меня нет шансов на успех и никогда не было.

Ладно, я и это переживу.

Гоню прочь все мысли. Я подумаю о них позже.

Но стоит мне только погрузиться в блаженное забытье, как телефон с новой силой начинает изгаляться над моими растерзанными барабанными перепонками.

Опять будильник? Да он издевается что ли?

Но это был не будильник. Это был какой-то незнакомый мне номер, который я целенаправленно собиралась скинуть, но непослушные пальцы дрогнули, и я все-таки приняла звонок.

— Вот черт! — прошипела я, но тут же напряглась, услышав деловой и уверенный баритон.

— Татьяна Юрьевна?

— Да, это я.

— Утро, — и я отчетливо расслышала усмешку в его голосе, — не скажу, что доброе, но все же. Меня зовут Коваль Сергей Сергеевич. Я — начальник службы безопасности группы компаний «Лабра-Фортинет» и в ваших же интересах сотрудничать с нами, а не с полицией, которую мы обязательно будем вынуждены привлечь, если вы и дальше продолжите скрываться.

Сглотнула и тут же подскочила на кровати, судорожно потирая лоб. Какая служба безопасности? Какая полиция? Это что, первоапрельская шутка? На дворе сентябрь…

— Я вас не понимаю.

— Где вы сейчас находитесь, Татьяна Юрьевна?

И я тут же заторможенно назвала адрес квартиры Гордеева.

— У вас есть пятнадцать минут, чтобы собраться и выйти к ожидающей вас машине. В противном случае, мы дадим делу ход.

— Подождите! Какому еще делу?

Но в трубке уже послышались короткие гудки, и я с огромным подозрением воззрилась на телефон, а потом со всех ног кинулась в ванную, чтобы хоть как-то привести себя в порядок. От завтрака и кофе отказалась. Вылетела из квартиры, черкнув ребятам на прощание пару слов благодарности, и тихонько прикрыла за собой дверь.

И вниз. А там у самых ворот уже стояла черная, полностью тонированная иномарка с логотипом компании, в которой я работала. И где-то здесь меня припечатало подозрение, что это Марк меня так выкурил, чтобы поговорить. Но стоит мне только подумать об этом, как из машины тут же выходит шкаф номер один и шкаф номер два.

Оба смотрят на меня словно роботы, безмолвно открывая передо мной дверь пассажирского сидения.

Что-то слишком много мебели в моей жизни в последнее время, не находите?

Но я все же передвигаю ногами, а потом все-таки сажусь в машину, чуть вздрагивая, когда дверца за мной захлопывается.

— Еще раз здравуствуйте, Татьяна Юрьевна. Коваль.

— И… мне…

— Не думаю, — хмыкает, — Юра, едем!

Отдает короткий приказ и автомобиль трогается.

— Не хотите мне ничего объяснить? — все-таки решаюсь я задать вопрос, когда уровень моего терпения доходит до критической отметки.

— Не хочу.

Зашибись!

Полчаса по запруженной Москве и вот наконец-то мы въезжаем на подземную парковку. Останавливаемся. Двигатель глохнет. Мне открывают дверь и, обступив со всех сторон, ведут к лифту, а затем нажимают номер этажа, но не тот, на котором я работала. А тот, на котором сидит высшее руководство компании.

И именно здесь мне становится страшно. До жути. Меня кидает в дикий холод, а затем окатывает кипятком. Тело мелко трусит. Пульс взлетает до небес и мне малодушно хочется расплакаться. Потому что ничто не убивает больше, чем неведение.

Характерный писк лифта, и дверь открывается. Длинный коридор, роскошная приемная, в которой я никогда не была и наконец-то дверь в кабинет генерального директора Германа Адриановича Хана.

Здесь меня уже ждет он и еще какие-то люди. Пытаюсь разобраться и узнаю некоторых из юридического отдела. Кручу головой и на наконец-то разваливаюсь изнутри до самого основания.

На диванчике у окна сидит он — Марк. Как всегда безупречный до невозможности. Вот только сегодня он смотрит на меня так, будто бы не было между нами никогда ничего ближе, чем простое рукопожатие.

Безэмоциональный. Отрешенный. Пустой.

— Татьяна Юрьевна, присаживайтесь, — обращается ко мне Коваль и отодвигает стул во главе стола для переговоров.

Сажусь. Складываю руки на столе. Через секунду прячу их под стол. Трясутся. Сильно.

— Да вы не нервничайте так, Татьяна Юрьевна, — а это обращается ко мне уже отец Марка, когда все рассаживаются по местам вокруг меня, — вы же вчера, когда пакостили не нервничали, верно?

— О чем вы говорите? — хриплю я, суматошно оглядывая присутствующих.

— Сережа, пожалуйста, поясни девушке, о чем я говорю, — обращается он к начальнику службы безопасности и откидывается на спинку своего стула, взирая на меня, как на мелкую, но кровожадную букашку.

И меня придавило.

— В июне этого года Сажина Татьяна Юрьевна уволилась из фирмы нашего прямого конкурента Иванчука Геннадия Степановича. В «Синко» и в «Цитадели» ей подозрительным образом отказали. А вот у нас нет. Здесь еще нужно добавить, что контракт с фирмой Иванчука у Татьяны Юрьевны был подписан на три года, но отработала она только треть срока. Стал бы кто-то просто так отпускать перспективного специалиста? Не думаю.

— Куда вы клоните? — вдруг запаниковала я, крутя головой и выискивая хоть какое-то для себя понимание, но тщетно.

— Помолчите! — осек меня жестко Хан старший и я прикусила язык. А Коваль, тем временем, продолжал.

— И вот девушка принята на свое место, трудится не покладая рук и даже задерживается допоздна. Не кадр — мечта. И уже в июле получает доступ к секретной коммерческой и банковской информации. Уважая личную жизнь здесь присутствующих, я не буду вдаваться в подробности, но отмечу, что вчера в четырнадцать часов семнадцать минут на стационарный телефон Татьяны Юрьевны поступил звонок от секретаря Марка Германовича Хана, которая пригласила девушку в кабинет ее руководителя, тридцать три минуты спустя в этот же кабинет вошла Лиана Александровна Разумовская. Из показаний секретаря, спустя еще минуту Татьяна Юрьевна выбежала из кабинета вся в слезах и в расстроенных чувствах. А еще через три, в четырнадцать часов пятьдесят четыре минуты с компьютера госпожи Сажиной на адрес почты господина Иванчука была выслана полная информация с последними текущими проектами «Лабры».

— Это все неправда! — взорвалась я и с ужасом поняла, что меня планомерно загоняют в какую-то адовую западню.

— Конечно неправда, — ухмыльнулся отец Хана, но не по-доброму, а зло и бессердечно, — можно я вас предвосхищу, Танечка? Наверное, это все глупое недоразумение, так? Или даже подстава, да?

— Отец, — окликнул с дивана Марк и я тут же перевела на него затравленный взгляд.

— Олег, просвети девушку, что ей грозит за слабоумие и отвагу, — отмахнулся Хан старший от сына и я перевела взгляд на главного юриста.

— Татьяна Юрьевна, уголовную ответственность за промышленный шпионаж устанавливает статья 183 Уголовного Кодекса РФ о незаконном получении и разглашении сведений, составляющих коммерческую, налоговую или банковскую тайну. В вашем случае, максимальное наказание, предусмотренное данной статьей, это — лишение свободы сроком до десяти лет и штрафом в один миллион рублей.

— Я не делала этого! — быстро вытерла я со щеки предательскую слезинку, — Не делала!

— С сегодняшнего дня вы больше не работаете в «Лабра-Фортинет». Вы будете уволены по статье. Если вы хоть когда-либо окажетесь на территории компании, то составленный против вас иск будет отправлен в суд. Если вы вернетесь в компанию Иванчука, то составленный против вас иск будет отправлен в суд. Если мы узнаем, что вы контактируете хоть с кем-либо из сотрудников «Лабра-Фортинет», то составленный против вас иск будет отправлен в суд. Вам это понятно?

А я просто сидела в полном шоке и все не могла переварить услышанное. Смотрела на Хана, но он отвернулся от меня, отрешенно смотря в окно на бегущие по небу низкие стальные облака.

— Вам это понятно? — еще громче призвал меня к ответу юрист и я кивнула.

— Понятно.

— Все свободны, — отдал приказ Герман Адрианович и кабинет опустел за пару мгновений, а затем он обратился уже ко мне, — только по личной просьбе сына я не стану спускать на тебя всех собак, хотя ты это заслужила.

Развернулся и двинулся к двери, на ходу бросая сыну короткое:

— Две минуты.

И мы остались наедине.

Он и мой палач.

— Это ты сделала? — слышу я его безэмоциональный голос от окна.

Он не подходит ближе. Не смотрит мне в глаза.

А мне так гадко на душе. Я ровным счетом ничего не понимаю, кроме того, что меня виртуозно подставили. И что бы я сейчас не сказала, все будет воспринято лишь как жалкое оправдание перед лицом жестоких фактов.

Истеричная баба дала жару и решила поквитаться с любовником изменником. Избитая до невозможности классика жанра.

Поэтому я молчу, покорно дожидаясь, когда уже мне позволят уйти из этой гребаной богадельни. Подальше от этого мужчины, что так легко растоптал меня, мое сердце и наплевал в душу.

— Нахрена, Тань?

И снова ни слова в ответ.

— Иванчук меня год домогался, теперь ты…, - припоминает он мне мои же слова, — а оно вот оказывается, как, да? Пиздец просто, я же собирался…а к черту!

Внутри я начинаю скулить и рыдать. Марк вновь думает, что я лгунья. Не досталась бы ему девственницей, так и в любовницы к бывшему работодателю меня бы записал. Легко и непринужденно!

Ну, а чего? По себе судить людей всегда легко.

Боже, за что я вообще его полюбила? Как не рассмотрела этой гнили?

— Сколько он тебе заплатил? — вдруг срывается с места и нависает надо мной.

В груди армагеддон. Рационально мыслящий мозг не в силах приказать обдолбанному его феромонами сердцу, что пора уже давным-давно разлюбить этого мудака. Он не стоит меня. Он вообще ничего не стоит!

Он же даже ни разу не написал мне и не позвонил за все это время, а еще что-то требует от меня. Ах, да…у него же теперь Лиана нарисовалась, не сотрешь. Надо было теперь ее нагнуть раком и качественно оттрахать, чтобы дева красная простила ему гульки перед грандиозным событием единения двух «любящих» сердец.

Ревность душит. Травит кровь. Но я только растягиваю губы в улыбке и качаю головой, пытаясь выдавить из себя неприступную ледяную крепость, которой все ни по чем.

Потому что я умею себя ценить. Я, между прочим, не на помойке себя нашла, чтобы расшаркиваться перед этим предателем.

И я поднимаю на него глаза. Знаю, что в них, в противовес всему, отражается вся боль и отчаяние, но мне уже плевать. Я делаю это и добиваю нас окончательно:

— Пошел ты на хер, Маркуша!

Отталкиваю его и встаю. Хан же смотрит на меня насмешливо и качает головой.

— Не отрицаешь, значит?

Ишь, моралист тут выискался. Про себя ничего отрицать не собирается, даже не заикнулся, а меня к стенке припирает. Был бы у меня мужской детородный орган, я бы этого мудака на нем повертела.

Карусельки, епта, дорогой!

Истерика. Да, знаю. Но, что поделаешь? Жизнь еще та сучка.

А потому я, высоко подняв голову, марширую до двери. И только там, положив руку на ручку, оборачиваюсь и припечатываю его, все еще смотрящего мне вслед.

— Спасибо тебе за жизненный урок, Марк. Было…весело. И поучительно.

И покинула кабинет. Ни слова не сказав о жалкой и тупой на всю голову Лиане. Потому что я выше всего этого дерьма. Пусть Хан на пару с ней его хлебает и расхлебывает, а я пас. Да, будет адски тяжело, но я справлюсь.

До выхода из здания меня по-прежнему сопровождали два шкафчика. Вывели за пределы здания и скрылись.

Вот так и закончилась эта история. Вдох-выдох. Быстро. Больно. На разрыв.

Что там дальше по плану?

А дальше была долгая дорога. Пешком. До кровавых мозолей на высоких каблуках. И снова под дождем. Ветер трепал мои мокрые волосы, но это было не сравнимо с тем, как потрепала меня жизнь за последнее время.

В совершенной прострации я шла, не понимая куда. Конечно, мне было страшно, обидно и бесконечно тоскливо, но я заставляла себя передвигать конечностями снова и снова, пока неожиданно для себя не добралась до салона красоты, который принадлежал Нинке.

Ввалилась туда, еле волоча ноги и, увидев подругу, жалобно расплакалась, оседая на пол. Секунда и я уже рыдаю в теплых объятиях Ковалевой. Кто-то из ее девочек капает мне в рюмку валериану, кто-то рыщет по полкам в поисках коньяка. А я не могу и слова вымолвить.

Я раздавлена.

— Что случилось, Татка?

— Не любил… Никогда…. Только…пользовал.

— Милая, — снова обнимает меня Ковалева и гладит по голове, повторяя как мантру то, что когда-то советовала ей и я, — все пройдет, время лечит, Тань, лечит, вот увидишь. Потом еще смеяться будешь, что посмотрела в сторону этого недоноска.

Это такие простые и понятные слова, да? Но не тогда, когда тебе в сердце раз за разом вонзают ржавую грязную вилку, оставляя рваные раны, которые уже начинают взбухать и гноиться.

И я понимаю сейчас только одно — на нормальную жизнь в ближайшее время у меня нет шансов. Только существование. Долгая дорога в полубреду через бесконечное поле, залитое густым, ядовитым туманом — вот и все мое обозримое будущее…

— Так, Сажина, у меня жить будешь. Под присмотром, так сказать. У меня твой фашист тебя не найдет, а если и да, то я ему пропишу промеж его красивых зенок так, что все зубы растеряет. И никаких возражений!

Так и случилось. Вот только кроме постоя, у подруги пришлось просить еще и ее время, потому что я очень сильно заболела. Видимо сказалось мое двухдневное шатание по промозглой Москве. Кости ломило, суставы выкручивало, горло драло, и температура подскакивала до критических значений. Где-то в промежутке приезжал Стас и компания, привозили лекарства, что-то говорили ободряющее, но я ничего не могла разобрать. Потому что мои мозги отказывались работать даже в половину своей силы.

И глаза у меня были красные и на мокром месте не только от болезни. Я была абсолютно вывернута наизнанку. И чувства свои я ненавидела. Презирала.

Потому что все еще очень сильно его любила. И ждала. Каждый день ждала, что Хан придет и извинится за все. За предательство. За подставу эту подлую. За увольнение по статье. За то, что разбил мне сердце.

Но он не приходил. Не писал. И не звонил.

По нулям.

А спустя две недели, когда я окрепла и встала на ноги, я узнала, что квартира моя наконец-то продалась. Документы были подписаны в самые короткие сроки. Оплата переведена в полном объеме.

И только тогда я поняла, что хватит ждать. Да и не смогу я его простить. Никогда! Это в температурном бреду мне хотелось, чтобы он был рядом, а теперь мозги встали на место. Я снова пришла в себя. И поняла наконец-то, что пора начинать новую жизнь.

Жизнь, в которой не найдется места Марку Хану.

Ни за что.

Никогда.

И точка!

Глава 25. О том, как мне плевать на правила…

— Мама, все пропало! — воскликнула я, едва ли не рыча и швыряя сумочку через всю комнату.

— Прекрати истерить, дочь моя! — встала с дивана Инга Разумовская и недовольно уперла руки в бока.

— Я неделю его на работе пыталась выцепить и безрезультатно. Хан уволил Алину, а на ее место посадил какого-то уродливого цербера с гулькой на тупой башке. А сейчас он вообще забаррикадировался в квартире! Консьержу приказал меня не пускать. Говорить не хочет! Слушать меня тоже не желает! Что мне делать? — в отчаянии выкрикнула я и упала в мягкое кресло у камина.

— Главное, что тебе сейчас нужно предпринять — это успокоиться, Лиана. Нервными припадками ты делу не поможешь, поняла?

— Но…

— Ты устранила эту мелкую шавку — его подстилку, раскидала их как котят, остальное решаемо. Выдохни!

— Я не могу выдохнуть, мама! Я с июня на диком нервяке, я с антидепрессантов вообще не слезаю, черт возьми!

— Уймись орать, у меня от тебя голова разболелась, — манерно прислонила мать тыльную сторону ладони ко лбу и плавно опустилась на диван, — если я твоего папашу окрутила в свое время, то ты со своим малолеткой и подавно управишься. Надо просто действовать с умом.

И да, малолетка — это Марк. Он был младше меня на три года. А я слишком устала ждать, когда он уже нагуляется и остепенится. Я детей хотела, семью! С ним, черт возьми! А он вздумал кочевряжиться в самый ответственный момент! Ведь я почти его дотащила до алтаря. Почти!!!

— Может все-таки сказать ему, что я беременна? — нервно покусывая подушечку большого пальца, выдала я предложение.

— Давно пора, но, когда ты последний раз с ним спала?

— Еще в июле, перед моим отъездом.

— А сейчас середина сентября…так-так…ну, в принципе годится. Только тебе срочно нужно его оприходовать и реально залететь, чтобы твоя легенда не развалилась, словно карточный домик.

— А сейчас как быть, если он меня на прием потащит?

— Я договорюсь, пойдете в проверенную клинику и к тому, к кому я скажу. Все будет в шоколаде, комар носа не подточит, уж здесь у меня опыт имеется, чтобы тебе помочь, — подхватила мать с журнального столика пилочку и принялась обрабатывать свои острые, ярко-алые ноготки.

— Слушай, мам! — поднялась я на ноги, осененная блестящей идеей.

— Ну-ка?

— Я знаю, как попасть к нему в квартиру! — с придыханием проговорила я.

— И как же?

— Слушай сюда…

И, расхаживая из стороны в сторону, я принялась вещать, замечая, что на лице моей дорогой родительницы появляется улыбка.

— О, а это сработает, — подвела она черту.

— Еще как сработает! — усмехнулась и облизнулась я, предвкушая скорую жаркую ночь.

И после того, как план был доработан между нами окончательно, я отправилась приводить себя в порядок. Я должна была быть во всеоружии. Прическа, макияж, ни волосинки на стройном и подтянутом теле. Он не устоит, а там уж я сама все сделаю. Так сказать, организую ему телепорт прямиком в рай, да так, что он забудет о своей замухрышке раз и навсегда.

Я не имею права на ошибку, я слишком много вложила в этого парня.

Пьяная, отвязная вечеринка в одном из модных столичных клубов. Поверьте, золотая молодежь умеет уходить в отрыв. Именно там я и познакомились с Марком, когда он был на втором курсе института. Я сначала этого даже не знала, думая, что парень уже выпускник или где-то рядом. Но уже тогда Хан выглядел обалденно — высокий, красивый, словно божество, взгляд этот его уверенный, с прищуром. Взрослый такой, по-мужски пробирающий до костей, заставляющий его хотеть и дальше по списку. И да, трахался Марк так, что у меня уши в трубочку сворачивались.

Я на него подсела, как на наркоту, сразу. С первого раза. Приняла дозу и заторчала. Никогда не была так зависима от мужика, а тут перманентно пускала слюни. Только вот сам Марк, в отличие от остальных моих поклонников, расшаркиваться передо мной не собирался. Первый год я откровенно за ним бегала, чуть ли не выпрашивая встречи, а потом поняла, что захомутать его по стандартной схеме у меня не получится.

И я врубила хитрость.

Секс по дружбе. Слышали такое?

Унизительно, омерзительно, но зато эффективно. И это факт!

Когда девушка не компостирует парню мозги, он становится шелковым и покладистым котиком. Расслабляется и перестает бояться, что его, такого расчудесного, за усы потащат в ЗАГС.

Я дала ему эту видимость свободы. Но зато он почти всегда был рядом. Да, часто уходил в загул, но всегда возвращался ко мне, потому что я не оставляла ему даже шанса на более серьезные увлечения, да и сам Хан к ним явно не стремился, что было мне на руку. А спустя время Марк даже не заметил, как в его квартире появились мои милые женские штучки — шампунь, расческа, маска для лица, трусики.

— Все это нужно мне, — говорила я ему и, словно тупая овца, хлопала ресничками, — после жаркой ночи не хочется тащиться домой в чем попало и с грязной головой.

Дальше больше и я полностью пометила всю его квартиру. Но уговорить Хана на конкретное, стопроцентное сожительство у меня так и не получилось.

— Нет, Лиана, я привык жить один, — твердил он мне раз за разом и я думала, что придушу его голыми руками, если он еще хоть раз ответит мне отказом.

Я не привыкла, чтобы меня бортовали. Я была единственным, залюбленным и, чего уж греха таить, избалованным ребенком своих состоятельных родителей. И если мне втемяшилось, что я что-то хочу, то это у меня будет. Тут без вариантов! Ясно?

На последствия мне насрать!

А потом однажды я увидела, что Хан штудирует сайты с недвижимостью. Он выбирал новую квартиру. Солиднее, чем та, в которой мы обитали, ближе к историческому центру и с шикарным видом на Красную площадь.

Выбор пал на дом класса люкс на Ордынском тупике рядом с Третьяковской галереей. Видовой двухсотметровый пентхаус с огромной террасой. И я собиралась жить там вместе с Марком.

Важная поправка — исключительно в качестве его жены.

Так и родилась мысль заставить его выдать мне, уж если не предложение руки и сердца, то хотя бы согласие на брак.

— Марк, ума не приложу, что мне делать?

— А что такое? — нахмурился тот, когда я массировала его плечи, пока он согласовывал дизайн-проект в новое жилье.

Согласовывал гад и даже со мной не советовался, чем бесил меня неимоверно!

— Папа протаскивает меня в политику, но быть холостой в этом деле не комильфо, знаешь ли. А там серьезная должность, очень серьезная, Марк.

— М-м…

За такой «ответ» захотелось откусить ему ухо, но я чудом сдержалась.

— Слушай, а ты не против, если мы с тобой поженимся?

— Что? — поднял он на меня свои глаза и прищурился.

— На время, Марк. Год, максимум два, не более. Я за это время успею развернуться на политическом поприще, а потом мы с тобой тихо разведемся.

— Тихо развесить с тобой не получится, Лиана, — хмыкнул Марк и я тут же заскрежетала зубами.

Ишь, какой умник тут выискался.

— Составим брачный контракт, — зацепилась я за последнюю свою возможность.

— Меня и так устраивают наши отношения, я не хотел бы ничего усложнять.

— Я тоже! — с энтузиазмом соврала я, — Но мы же друзья, Марк, а друзья друг другу помогают в трудную минуту. Вот — моя настала.

— Ладно, хрен с тобой. Давай поженимся, — пожал плечами Хан и снова углубился в дизайн-проект нашей будущей квартиры.

Нашей. Я. Сказала!!!

И все было бы у меня на мази, если бы в нашу распрекрасную жизнь не вошла она — драная, облезлая кошка без рода и племени!

О, я сразу напряглась, когда Хан опять выкинул тот самый фортель, что и в начале наших отношений. Назвать меня пару раз Таней и не заметить, ну это же просто эпический звездец, не так ли?

А еще он стал все чаще и чаще задерживаться на работе. Звонки от него поредели. А наши встречи и близость вообще почти сошли на нет.

Но я приколотила к своему лицу покерфейс и врубила режим тупой няшки. А потом позвонила Алине, давно завербованной под личного разведчика. Это было просто, изредка корчить вид, что мы подруги, да пару раз подарить дизайнерские сумочки, которые мне перестали нравиться.

И вуаля!

Я знала все. Все телодвижения моего неблаговерного Хана. А еще то, что недавно он принял на работу некую Татьяну Сажину. И я стала под нее копать. И нашла клад, мать ее ети!

Она девочка из гетто. Он первый парень на деревне.

Одноклассники. Х-м…и название у школы уж больно знакомое, где-то я его уже слышала. Вот только где?

Но мне нужно было больше информации, и я стала вспоминать, где слышала про «Золотую Лигу», чтобы выяснить все про своего мужчину и эту гадину, что так некстати выползла из кустов. Пока меня не осенило. Я подхватила телефон и набрала номер.

— Мариночка привет! — потянула я елейно, когда мне ответили.

— Ли? О, давно не слышались! Как жизнь?

— Ага, лучше всех. Слушай, — нетерпеливо перешла я к сути своего звонка, — скажи, а ты же как-то говорила, что училась в «Золотой Лиге», да?

— Ага, было дело. А что такое?

— А Марка Хана ты знаешь?

— Конечно знаю, он был моим одноклассником.

Бинго!

— Да, ладно? — выдохнула я восторг и даже пальчики на ногах поджала от такого забойного фарта.

— Ну, да, — хмыкнула девушка.

— М-м, а может ты расскажешь мне по-дружески, что связывало его и некую Таню Сажину?

— О-о-о…, — потянула знакомая и я внутренне напряглась.

— Что такое?

— Да там целая эпопея была, ты что. Я деталей всех не припомню уже, да и сколько лет-то прошло, но скажу, что Марк у нас был первым красавчиком в школе, по нему многие девчонки страдали, а встречался он, естественно, с местной фифой Кристинкой Батуриной, пока в школу к нам не перевели вот эту самую Таню.

— И? — закусила я губу почти до крови.

— Ну, все знали, что Хан за Сажиной таскался, а Батурину почти сразу же бросил. А та в отместку кошмарила эту Таньку страшно, чем-то там шантажировала и даже избила пару раз. Ну и вот не получилось любви у ребят. А в конце учебы Танька вообще с другим начала встречаться…м-м-м, блин, забыла, как его фамилия, но звали, кажется, парня Стас. Все считали, что именно поэтому Хан на выпускном нажрался, как свинья, и даже драку затеял, а потом эпично свалил в закат.

— Санта-мать-ее-Барбара…

— Не то слово. А ты чего этой темой озаботилась?

— Слушай, у меня тут вторая линия, не могу не ответить. Давай я тебе минут через пять перезвоню и доболтаем, ага?

— Лады…

И я скинула звонок, а потом пришла в слепую неконтролируемую ярость. Я крушила комнату, разбивая косметику о стены, разрывая дорогие дизайнерские шмотки и рыдая в голос.

От страха!

Потому что боялась, что я катастрофически быстро теряю своего мужчину. А потом, уже в ближайшую нашу встречу, я не сдержалась и задала Марку вопрос в лоб:

— У тебя кто-то появился?

— С чего ты взяла?

— Просто ты стал каким-то отстраненным, — медленно приподняла я подол платья так, чтобы он мог увидеть малюсенькие белые стринги под ним.

— Много работы. Я устал.

— М-м, давай тебя расслабим, — и я одним движением через голову сняла с себя одежду.

— Давай, — хмыкнул Марк, но былого энтузиазма я в нем уже не замечала.

А потом он снова, как делал это уже почти месяц, просто загнул меня раком и отымел.

Тогда я еще не замечала, как вопила сирена в моей голове. Это сейчас я все прекрасно понимаю, но в то время еще верила, что все образуется. Хотя уже знала, что рано или поздно, но я солью Сажину. Причем так жестко, что она с моим Марком не сможет увидеться, как минимум, никогда.

Просто надо было подготовиться. Вдумчиво. Так, чтобы комар носа не подточил.

— По отпуску ничего не изменилось? Летим вместе?

— Угу…

Вот и весь разговор.

И я так ждала это время наедине с ним, вот только Марк, приехав в аэропорт за пять минут до конца регистрации, вдруг огорошил меня, что на Лазурный Берег я лечу одна. У него, видите ли, появились срочные и совершенно неотложные дела, которые вот прям никак нельзя проигнорировать.

— Я прилечу чуть позже, — обещал он мне, — может быть даже уже завтра.

И кормил завтраками каждый божий день, пока однажды я окончательно не психанула. Я звонила ему весь вечер и все утро, а когда наконец-то он взял трубку, то заявил мне, что нам нужно серьезно поговорить. Но только тогда, когда я вернусь.

— Сейчас! — вопила я в трубку, не в силах сдержать свое бешенство и ослепляющую ревность.

— Это не тот разговор, который ведут по телефону, Лиана.

— Мне насрать! Говори сейчас!

— Успокойся.

— Где ты? С кем ты? Ты с другой женщиной, да? Я убью ее, а тебе яйца оторву, если это так! Ты слышишь меня, Хан?

— Прилетишь и поговорим…

И скинул. Просто, мать его, скинул звонок. Я бы звонила снова и снова, еще и еще. И так миллионы раз, пока бы он мне не ответил. Но Марк Хан просто выключил телефон, будто бы я назойливая пиявка, что пьет его благородную голубую кровь и мешает ему наслаждаться жизнью.

Я уж было хотела тут же лететь обратно и убивать всех и вся, но от глупых и опрометчивых поступков меня предостерегла мать. Инга Разумовская уже в этот же день была рядом, а потом технично вправила мне мозги.

— Нарубишь дров, а потом как его возвращать будешь, тупая ты кляча? У Ханов целая империя, отец мечтает о союзе с ними! А ты что? Приди в себя, припадочная? Девку эту мы утилизируем, отец постарается. Он же уже пообещал тебе, что все сделает. А после ты мальчику поможешь залатать душевные раны. Поняла меня?

— Но он прямо сейчас спит с другой! Мама! Я не могу это вынести! Не могу! — рыдала я и чуть ли не драла на голове волосы.

— Терпи! — рявкнула мать так громко, что я тут же заткнулась и икнула.

— Мама…

— Не волнуйся, Лиана, выдохни! Маховик запущен и скоро кое-кто отправится в места не столь отдаленные шить трусы и спецодежду. А мы будем жить дальше. Запоминай простое правило этой жизни, дочь: хорошо смеется тот, кто богатый и хитрый.

— У-у…мамочка! — выла я, заглатывая в себя очередную порцию сильнодействующего успокоительного.

— Не ной, все сыграем по нотам. Ты только слушай меня внимательно и делай в точности то, что я тебе говорю. Итак, во-первых, не звони ему и не истери. Во-вторых, напиши ему, что решила немного задержаться на отдыхе. Это нужно для дела. И, в-третьих…

— Да?

— Ты должна будешь появиться у него в офисе. Но не просто так, а эпично!

Но я все равно не сидела, сложа руки, как просила того мать. Я набрала номер секретаря Хана и своего личного охранника. И уже через несколько дней узнала, что мой любимый мужчина действительно кувыркается с этой грязной шалавой. С этой мерзкой воровкой. С этой тварью! И не абы где, а в квартире на Ордынском тупике.

В нашей квартире! В нашей постели!

Для нее он даже стандартные условия найма изменил. Для нее выдергивал юристов и охрану, чтобы утрясти какие-то личные проблемы где-то в Выхино. Для нее он решал вопрос продажи ее недвижимости в том же районе. Все, блядь, для нее!

А-а-а, сука!!!

Но вот наконец-то настал день «Х» и час расплаты. И я явилась в офис Марка. Точнехонько в то время, когда он драл на рабочем столе эту потрепанную потаскуху. О-о, поверьте, довольную рожу Хана после секса я ни с чем не перепутаю! Взгляд такой с поволокой, сытый и улыбка чеширского кота…

Конечно, он сразу изменился в лице, когда увидел меня, но мне хватило и мгновения, чтобы смекнуть, что к чему. И то, что я увидела в его глазах мне, ой как, не понравилось.

Он боялся. Вот только не за меня. И не за нас. Он боялся, что я что-то сделаю этой его кривой вертихвостке. Он весь излучал предостережение, а я ему словесно транслировала только одно: если он со мной не объяснится, то я устрою тут гребаный апокалипсис! И первая под раздачу попадет его сраная Таня, которая стояла и тряслась, как позорная Каштанка.

П-ф-ф, вообще мне не ровня! Серая, тусклая скелетина! Да я прикатаю ее асфальтоукладчиком и даже не замечу!

И Хан пошел у меня на поводу, правда приказав Сажиной ждать его за дверью. Ничего, там у меня на этот случай была Алина, она, если понадобится, сделает так, чтобы шалава убежала подальше, сверкая пятками. Что, собственно говоря, и произошло.

Конечно, Марк сразу же перешел к жареному, давая мне отставку по всей классике жанра. Вот только я его не слушала, я смотрела на ярко-красный телефон, что лежал у того на столе. И я была обязана до него добраться.

— Боже, мне плохо, Марк. Воды, прошу! — после пары его реплик прикинулась я разбитой вазой.

— Черт! — и он благородно потопал к бару, наливая мне попить.

Рыцарь недоделанный!

А я схватила телефон, проверила, что он без блокировки и свернула разговор, вылетая в приемную и рвя себе глотку:

— Любимый, давай обсудим это дома, хорошо? Я соскучилась по нашему гнездышку. Закажем вкусняшек, побудем наедине, — и победно улыбнулась, видя, что дверцы лифта, в котором находилась разбитая Сажина, уже закрываются.

Дальше больше. Набрать своего водителя и попросить везде следовать за девушкой, которая совсем скоро выбежит из здания в голубом юбочном костюме. А чуть позже встретиться с ней, чтобы вручить ей ее убогий гаджет, в котором я уже знатно пошаманила, и наконец-то добить.

Прихлопнуть, словно жалкую таракашку.

О-о, как же мне хотелось ей втащить. Схватить за волосы и оттаскать как следует, чтобы она визжала, словно резаная порося, и умоляла о прощении. Я жаждала ее крови, но мне пришлось изо всех сил терпеть и быть милой, понимающей дурочкой.

И эта тупица все съела! Все!!!

А мне осталось только украсить торт вишенкой.

Звонок. Ответ. Шокированный, расстроенный голос на максимуме.

— Что, Лиана?

— Марк, твоя бешеная девица только что кинулась на меня! Она вцепилась мне в волосы и кричала, что сживет меня со свету. И тебя тоже! Она просто ненормальная, Марк! Она клялась, что отомстит всем нам! О, Боже, любимый, что же ты натворил…с кем связался…

Но гребаный любимый ничего мне не ответил. Вместо этого он просто скинул звонок. Но пока мне и этого было достаточно.

И вот вроде бы дело сделано. Сажина уволена. Хан поверил, что она слила информацию и более не ищет с ней встреч. Да только я результатом недовольна.

А потому я врубаю план Б. И тут без шансов.

Автомобиль тормозит у его дома. Я прохожу в парадную и, мило улыбаясь консьержу, представляюсь. Тот уточняет у хозяина дома, сможет ли он меня принять и получает положительный ответ.

Х-м, я так и знала…

Глава 26. О том, как сердце бьется…

Я плаваю в каком-то полубезумии, прокручивая видеоряд снова и снова. Эти жалкие три минуты туда-сюда-обратно я смогу воспроизвести по памяти, но я не останавливаюсь, а все продолжаю смотреть.

Снова и снова.

Глаза красные сохнут, головная боль полирует сознание наждачной бумагой, а сердце за ребрами уже не бьется. Только скулит тихо, да изредка истошно завывает, когда беспощадная действительность накрывает меня картинками приторно-сладкого прошлого и перспективами тускло-серого прогорклого будущего.

Мрак! Жуть!

Звонок домофона вырывает меня из вязкого плена моих мыслей. Отставляю в сторону ноутбук, встаю с дивана, как старый дед, кряхтя и постанывая, и нехотя плетусь в прихожую. Нажимаю кнопку и, хмурясь, смотрю в экран, рассматривая визитера.

— Марк Германович, доброго вам вечера, к вам желает подняться господин Шахов. Пустить?

— Он с пустыми руками? — кривлюсь я и прищуриваюсь, пока консьерж пытает визитера.

— Никак нет, Марк Германович, утверждает, что с собой у него односолодовый виски и, на всякий пожарный, бутылка водки.

— Ага, тогда пускайте.

И уже через пять минут в мою квартиру входит мой лучший друг. Смотрит на меня с недоверием, как-то даже шокировано, пока не выдает:

— Бля, ты черт! Ты в зеркало, когда последний раз смотрелся, Маркуша?

— Я тоже рад тебя видеть, — отмахиваюсь от него и топаю обратно в гостиную, где шлепаюсь на диван и набираю полные легкие воздуха, пытаясь надышаться, но у меня ничего не выходит.

Я неделю задыхаюсь.

— Тупо нажремся или поболтаем? — из зоны кухни спрашивает меня Шах, разливая виски по роксам.

— Что-то ты меня уже бесишь, чувак, — прикрыл я глаза, а через минуту почувствовал, что в руку мне вложили стакан с горячительным.

Замахнул, не глядя, и даже не скривился. Где-то за ребрами так свербело, что перебить эту ломку было абсолютно нечем. Сознание

— Я волновался за тебя. Зачем телефон отключил?

— Заебали все. Ты тоже, кстати, — огрызнулся и сунул стакан другу, безмолвно прося начислить мне еще.

— Смешно, — хмыкнул Шах, — а если честно?

— А если честно, то боюсь позвонить той, кому звонить вот вообще нельзя.

Без имен. Иначе мне пиздец! Это, конечно же, все равно неизбежно, но нужно хотя бы приготовиться перед прыжком в бездну.

— Девственнице своей? — и от его слов в грудь со всей силы прилетело ментальной кувалдой, ломая кости и размазывая внутренности в кровавую кашу. У-у, аж звезды из глаз!

— Угу, — изо всех сил сжимаю зубы, чтобы не выдать себя с головой.

— Колись, Хан. Я может чем помогу.

— Тут уже ничем не поможешь, дружище, — поднимаю веки и принимаю очередной стакан с выпивкой.

— Тогда тупо нажремся, — пожимает плечами Шахов, и мы некоторое время молча сидим и накидываемся, пока я медленно, но верно, начинаю закипать. Меня прямо бомбит. Раздавливает. Потому что я знаю, что в этом всем дерьме виноват я сам.

Не Лиана. Не Таня. Я.

— Да, блядь! — взрываюсь я и почти рычу, — Я еще в школе по ней сох, ясно?

— Окей, чувак, — поднимает руки вверх Данил, — я ж не против.

— У нас ничего и не было, а меня год после выпускного колошматило. Я тогда все списывал на…на разную хуйню, но только сейчас до меня окончательно дошло, что я тупо завис на человеке.

— Эстонец?

— Пошел на хуй, — психанул я и встал на ноги, отходя к окну.

Прикрыл глаза, снова вспомнил, как меня колбасило на выпускном. Как уходил в отрыв в институте, перепрыгивая с телки на телку, в желании забыться и вытравить Сажину из своих мозгов. Вот только не получалось. Засела, как заноза, как жало смертоносной пчелы.

От зуда чуть на стенку не лез. Вот, что она со мной сделала. И это тогда, когда между нами был всего лишь один поцелуй. А сейчас? А сейчас мне просто пиздец. Ни больше, ни меньше…

— Ладно, извини, Марк! Что там дальше?

Я еще с минуту молча постоял у окна, полируя невидящим взглядом садящееся за горизонт солнце, а потом все-таки заговорил, пытаясь выплеснуть свою безысходность.

— Я когда ее увидел у себя в отделе в первый раз, у меня аж руки затряслись. Я же думал, что забыл о ней, вытравил дихлофосом все мысли об этой девушке из головы, но нихрена. Я их просто на какое-то время законсервировал. Заглушил подделкой в виде Лианы. Но один взгляд и все — резьбу сорвало. Рычал на нее, пытался задавить авторитетом, откровенно выживал, а сам мечтал о Тане как полоумный обдолбанный наркоман о дозе. А потом дотронулся и все. Стоп-краны сорвало в момент.

— А с Лианой почему сразу не поговорил?

— Потому что, блядь!

— Не аргумент.

— Аргумент, Шах. Я наивно полагал, что Таня в моей жизни проездом. Я злой был на нее за наше прошлое, за то, что она мне все эти годы удаленно компостировала мозги и насиловала сознание. Думал, трахну ее и успокоюсь. Я, знаешь ли, даром ясновидения не обладаю. Знал бы, что все так повернется, думаешь, стал бы тянуть кота за яйца?

— Резонно.

— И еще! Если бы я сразу признался Тане, что у меня есть не брошенная бывшая, то потерял бы ее. Это факт. Если бы рассказал о Лиане после, то тоже бы огребся, потому что бабы идеалистки. Они думают, что бывшую нужно кидать сразу и максимально жестко. На себя ситуацию вообще не примеряют. Но жизнь, не ванильное кино, не тупая мексиканская мелодрама. Я не мог бросить Лиану тупо по смс или телефону, потому что это низко, блядь. А еще недальновидно. Посраться с семейством Разумовских ради того, чтобы быть удобным? Ну извините…

— А ты Тане что-то обещал?

— Мы вместе были без году неделю, ну какие, блядь, обещания, Дань? Я ей жить вместе предложил. Жить! Хули надо-то еще было? Куда уж серьезнее?

— Жить? — ошалело потянул друг и я кивнул, а затем вернулся на диван, чтобы проглотить еще одну порцию обжигающего алкоголя.

— Жить, да. Я после той загородной поездки ходил как пьяный или под кайфом. А потом представил, что Таню домой везти и мне аж дурно стало. А она «нет и все». Я одну ночь без нее провел и понял, что больше не хочу быть один. Я не знаю, как это объяснить, Дань. Ёбнулся я. Но я никогда такого ни к кому не испытывал. Это реально как какая-то ядреная термоядерная наркота.

— Ну, ок. А Лиана в этом уравнении, где была?

— Да нигде она не была! Я Лиане сразу, как Таня только ко мне пришла в отдел, сказал, что со свадьбой пока придется подождать, мол не уверен и все такое. И я честно не врал ей, а она согласилась, хотя я видел, что бесится. Но на утро после первой ночи с Таней, я сразу же ей обозначил, что нужно поговорить. Сказать в лоб было нельзя, сам понимаешь. Она в Европе, я тут. Это, как минимум, не уважение к ней, учитывая все годы, что мы с ней общались. Да я ее за девушку-то свою никогда не считал, мы тупо трахались и изредка куда-то ходили. У меня постоянно помимо нее были другие телки и она об этом прекрасно знала. Я ей, по сути, ничего не был должен, но поступить обязан был по-мужски. В старой квартире ее вещи какие-то остались все-таки, да и свадьба эта злоебучая…

— На кой ты вообще на нее согласился?

— Я тогда считал, что это нормальный вариант. Разумовский все песни мне пел. Мой старик тоже был не против такого союза. Да и меня все устраивало, если уж по-чесноку. Лиана в постели бомба, да и мозги мне не делала. Что бы нет? Сам же понимаешь, как это работает.

— Ну, да, согласен. Ну, а дальше?

А дальше…

— Ну, а дальше, я на все забил. Перевез Таню сюда и окончательно ушел в крутое пике. Проблемы все задвинул, потому что в кои-то веки был тупо счастлив, словно дите малое. Решил, что Лиана вернется, я с ней поговорю лично и тогда можно будет выдохнуть спокойно. Я думал, что встречу ее в аэропорту, отвезу в ресторан, вложу в ее голову правильные мысли по этому поводу. Но Лиана сама заявилась ко мне в офис, вопя, что выбрала свадебное платье. Да еще и вид состряпала, будто бы я ее собственность.

— Показательное выступление?

— Ну конечно! А я в это время в кабинете с Таней был.

— Оу, — поиграл бровями Шах, и я фыркнул, — но ты, хоть додумался ее удалить, прежде чем начать вещать Лиане за ваше расставание?

— Естественно! Если бы я дал отставку Разумовской при Тане, то была бы кровавая бойня. Я за нее больше всего и боялся, поэтому максимально нейтрально ее и спровадил.

— Ну, да. Ни одна баба бы такого унижения не стерпела. Получить расчет при сопернице — это дно, тем более для Лианы. Она бы шарежки и тебе, и твоей Тане повыкалупывала голыми руками. Да и потом бы нашла как расправиться с разлучницей. Яд в пирожок, кислота в лицо, авария…

— О чем и речь…только вот я это понимаю, ты это понимаешь, но не Таня. Она тут же свинтила, сверкая пятками, хотя я просил подождать меня в приемной. Женщина! Обиделась она, видите ли, что я ее выставил за дверь. А я не должен обижаться, что она мои слова и действия ни во что не ставит? Если я сказал, что бывшая — значит бывшая! Если я предложил ей жить вместе — значит это не шутки и все между нами серьезно. Я для нее не мужик значит, а гребаный балабол с яйцами на перевес что ли? Слова сказать не дала, а уже умотала с воплями, воображая себе в голове самые худшие варианты, закидывая меня в черный список и вытворяя всякую хуйню. Очень логично, да?

— Ага, то есть мы подбираемся к тому, почему ты такой смурной, да?

— Да, — кивнул я, затем включил ноут и развернул его к Шаху, чтобы он оценил масштаб произошедшего пиздеца, — это случилось в этот же день, сразу, как Таня покинула мой кабинет.

И через несколько минут Данил присвистнул и хмыкнул.

— Она хоть бы сохранилась, чтобы такое творить. Такая же дурная истеричка, как и Лиана. Вот же тянет тебя на таких баб, Хан.

— Вот и я также подумал сначала, когда меня новостью слива отец огорошил. А потом, когда красная пелена спала, то начал размышлять. Все это дерьмо не сходится, Шах, тем более, учитывая то, кому Таня слила информацию.

— А кому она ее слила?

— Своему бывшему работодателю-извращуге. Вот только Иванчук в курсе, что у меня на него есть жирный компромат. Очень жирный, смекаешь? И стал бы он так жопу свою подставлять ради хер пойми чего?

— Что за компромат?

— Статья 131 и 134 Уголовного кодекса РФ.

— Ой, бля…

— Ну и второе. Я тупо не верю, что Таня настолько дура, чтобы вот так в цвет засаживать себя на десять лет за решетку из-за какого-то там меня. Нет, не могла она этого сделать…

— А ты ей о мыслях своих сказал?

— Нет.

— Почему?

— Не могу. Во-первых, Таня меня в бан кинула. А, во-вторых, отец на стреме. Он реально сольет Таню ментам, если я с ней свяжусь или встречусь. Он злой, пиздец просто, и настроен очень решительно. Думает, что я ради профурсетки и охотницы за деньгами, слил приличную партию в лице Разумовской. Я его и так еле уговорил не давать делу ход, не могу так рисковать.

— Нельзя его за это винить. Ушлые содержанки сейчас далеко не редкость.

— Согласен. Да и факты, сам видишь, — ткнул я пальцем в ноутбук.

— А он сам не при делах, как думаешь?

— Знаешь, мой отец, конечно, тот еще самодур, но не безумный маньяк, чтобы вот такую дичь творить. У него другие воспитательные меры в ходу, — скривился я и упрямо мотнул головой.

— И каков твой план?

— Разобраться кто и как подставили Таню.

— Разумовская, ясен-хрясен!

— Одной у нее мозгов бы не хватило. Я не могу орудовать только домыслами, мне нужны факты, только тогда Тане не будет ничего угрожать.

— А Лиана за это время с ней ничего не сделает?

— Я к Тане охрану приставил круглосуточную. Так что, нормально все. Живет у подруги, из дома носа не показывает.

— Да уж, дела…Но, слушай, а если это все-таки она сделала, что тогда? — прищурился Шах, косясь на ноутбук.

— Я в это не верю, — упрямо и безапелляционно рубанул я.

— П-ф-ф, заебись аргумент! Ты неделю роешь, получается, и нифига. Может ты просто идиот и не замечаешь очевидных вещей? Сдалась тебе эта баба?

— Я ее люблю, — припечатал я и в сердце мое яркой вспышкой лупанула молния, выворачивая меня наизнанку и опаляя все изнутри и снаружи. Но зато наконец-то наступило осознание и примирение с самим собой.

Хватит отрицать! Я всегда ее любил, просто находил оправдания для своих неудач, а когда получил Таню, то сразу же окунулся в нее с головой и опьянел от радости, что эта девушка наконец-то в моих руках. Спустя столько лет…

Я ведь даже с Лианой продолжал это нелепое общение из года в год только потому, что она чем-то мимолетно напоминала Таню. Паль, вместо оригинала. Да, я мудак. Но я всегда был честен с Разумовской, говоря ей, что мне не нужны серьезные отношения.

Ведь по факту, я себя тупо берег для своей Тани.

Вот. И. Все!

— Любишь? — рассмеялся друг, хлопая себя ладонью по колену.

— Да.

— Марк, не хочу тебя расстраивать, но это обычные гормоны. Эндорфин и окситоцин. Только из-за них твои мозги не в себе. Но это временный эффект. Да, сейчас ты варишься в эйфории, но потом придет разочарование. Не тупи, друг, на гребаной химии далеко не уедешь. Ты тупица, Хан, если веришь в то, что любовь существует и вечна.

Но я только хмыкнул и покачал головой.

— Это ты тупица, Шах. И однажды мы еще поговорим об этом.

— Не поговорим. Я тебе клянусь, что про эту хуету больше слова не скажу. У свидетелей Иеговы и то в голове больше смысла, чем у вашей секты влюбленных идиотов. Бля, все, не могу. Свернули тему. Аж бесит!

И остаток вечера мы больше не поднимали этот вопрос. А я в своем раздрае варился один, медленно впадая в отчаяние.

Я скучал. Адски. Без шуток, но меня кости все выкручивало без моей Тани. Да, сейчас она злится на меня и думает, что я ее дурил и водил за нос. Но я верил в то, что когда во всем разберусь, то она меня обязательно выслушает и сможет понять. Я боялся ее потерять. Всегда! Она и время с ней были в приоритете для меня. Именно поэтому я так беспечно на все забил, недооценил Разумовскую и ее свиту.

Сам виноват. Сам…

Ближе к одиннадцати Шах, полуживой от выпитого, все-таки уехал домой. А я закрыл за ним дверь и, слегка пошатываясь, пошел обратно, чтобы снова и снова просматривать нарытый на Таню компромат. Но не успел я усесться и погрузиться в ноутбук, как домофон вновь истошно завопил на всю квартиру.

— Оставил, поди, что-то, дурень пьяный, — пробубнил себе под нос и пошел в прихожую.

Вот только на экране рядом с консьержем стоял не Шахов, а девушка в платке и темных очках. Сердце тут же подпрыгнуло к горлу и заметалось там раненой птицей от болезненного узнавания.

Не. Может. Быть…

— Марк Германович, доброго вам вечера, к вам желает подняться госпожа Сажина. Пустить?

А я тру глаза, вглядываюсь в экран пьяными глазами и не могу поверить, что она сама ко мне пришла. Сама!

— Пустить! — выдаю я хриплым голосом, забывая про всевозможные последствия нашей встречи.

В топку все! Мне надо ей надышаться. Вспомнить, как это — быть живым.

Девочка моя. Любимая…

И сердце в груди снова ожило и забилось. Для нее!

Глава 27. О том, как бывает стыдно…

Схватился за косяк, стараясь удержать равновесие. Вмиг опьянел, понимая, что там «она», уже в лифте поднимается, уже скоро предстанет передо мной. Любимая!

Невидимая рука за ребрами штопает разорванное от тоски сердце. Хорошо…

Я сейчас увижу ее и попаду в рай.

Таня, сварила мне мозги вкрутую, подсадила на себя, заставила пересмотреть все жизненные ориентиры. А я и рад! До нее не жил. Существовал, словно робот, по четко заданной программе — работа, грязные развлечения и торгово-рыночные недоотношения с Лианой.

Лиана, блядь!

И как я просмотрел за ее презентабельным фасадом отъявленную сталкершу? Хотя, я просто не хотел этого видеть. Удобно? Ноги раздвигает? Ртом работает? Мозги не жрет? Ну и заебись! Что еще для счастья-то надо, правда?

Оказалось надо! Таня нужна. Вся! Без всяких «но». Рядом!

Хоба! И отвязный секс с Разумовской уже не привлекает, как прежде. Он опостылел. Скис. Да и сама Лиана обрыдла до невозможности. Но в топку мысли о ней, прямо по курсу цель номер один.

Створки лифта медленно разъезжаются и взгляд мой плывет, подернутый волной дикого кайфа.

Она…

Маленькая конспираторша. Красное приталенное пальто, шпильки, платочек, очки, губки бантиком…Я хочу эти губки, да!

Делаю шаг назад. Отступаю, чтобы Таня смогла зайти в квартиру. И она делает это, а я закрываю за ней дверь. Попалась!

И уже не важно узнает ли отец о нашей встрече. Ничего не важно, когда рядом эта девушка.

— Любимый, — шепчет, пока я проворачиваю замки, — я так по тебе скучала…

Ее руки проминают мне спину, скользят по груди. Горячее девичье тело прижимается ко мне сзади, потираясь слишком откровенно. Меня вштыривает еще хлеще.

Боже, что я с ней сейчас сделаю!

Разворачиваюсь, собираясь впиться в любимые губы диким поцелуем, но не успеваю. Таня, медленно начинает расстегивать на себе пальто, а, закончив, скидывает его с себя, оставаясь в ярко-алом, развратном до безобразия комплекте белья. А затем…боже…скобля по моей футболке острыми ноготками, опускается на колени, начиная откровенно наглаживать мой перевозбужденный член.

Я готов кончить только от этого прикосновения, но меня что-то смущает. Моя Таня всегда делала это немного стыдливо, дрожащими пальцами, а не вот так…

Это сбивает с толку. Но и остановить ее я не могу. Да и, черт возьми, не хочу.

— Продолжай, — хриплю я, ловя звезды, что кружатся вокруг моей дурной и буйной головы.

— Вот так…нравится тебе? Нравится то, что я делаю? — и сквозь домашние штаны ее язык очерчивает контур моего члена, немного прикусывая мошонку.

Откидываю голову назад, прикладываясь затылком по двери. Шиплю и наконец-то облегченно выдыхаю, когда ее пальцы стаскивают с меня штаны вместе с трусами, освобождая мой железобетонный стояк.

Колом! И я так хочу наконец-то почувствовать на себе ее язык и губы. А затем погрузиться глубоко-глубоко…

Тяну руку, хочу убрать с ее головы чертов платок, чтобы намотать шелковистые волосы на кулак и оттрахать в рот, показывая ей как скучал, как был зол на нее за то, что убежала. Как совсем слетел с катушек…из-за нее!!!

Горячий язык обжигает головку, позвоночник простреливает жаркая молния наслаждения. Да! Еще…еще, пожалуйста!

Так…

Стоп!

— Что за херня? — снова открываю глаза и с недоумением смотрю на свой кулак, в котором сжимаю прядь волос девушки.

Вот только эти локоны не мягкие и не шелковистые. Это никак не могут быть восхитительные кудри моей Тани…

— Что-то не так, любимый? — отрываются ее губы от моего члена, и я смахиваю с ее лица очки, ныряя в глаза той, которую предпочел бы никогда не видеть.

— Пиздец! — смотрю на гостью во все глаза, а потом буквально за секунду вспыхиваю таким гневом и неприятием, что готов крушить все вокруг, как гребаный Халк.

Словно ядовитую змею отшвыриваю от себя Лиану и тут же подтягиваю на себя трусы и штаны. Член, словив сигнал мозга, тут же падает. Сердце заунывно стонет — наложенные невидимой рукой швы расползаются, взбухают, начинают гноиться.

Ну что за проклятье, а?

— Лиана? — в миг трезвею я и шлю мирозданию тонны благодарности.

Фух, блядь, пронесло! Все, с этого дня больше не пью! Никогда! Синька — зло! Как я вообще мог попутать, ну вот как? Хотя, кому я вру — я ты тысячи раз надирался в дугу и обманывался с этой ненужной мне девушкой. Но теперь хватит, больше не хочу!

— Да, Марк, это я, твоя девочка. Иди сюда, я сделаю тебе хорошо, я буду сосать тебе всю ночь так, что у тебя эйфория из ушей покапает. Ну что же ты так, любимый? — и поползла в мою сторону на коленях, причмокивая и жеманно покусывая свои губы.

Блядь, вот из-за этих губ я с ней и связался. По синей лавочке попутать можно влет. Видимо на то и был ее расчет. И в голове тут же со скрипом закрутились пьяные винтики. Надо ее слить, но технично, по возможности без истерик и долгоиграющих последствий.

— Лиана, встань, я передумал, — голос на изи, ладони приподняты в успокаивающем жесте.

— Ты…ты меня не хочешь?

— Дело не в этом.

В этом, блядь, да! Но приходится врать, потому что эта баба уже перешла все границы.

— А в чем? В том, что я — не она?

— О ком ты говоришь? — прикинулся валенком и присел на корточки, так как она до сих пор стояла на коленях, сложив руки на груди, как будто молилась на меня.

— О твоей этой Тане! — заорала Лиана неожиданно гневно и резко рассекла рукой воздух, — Ты потому меня сюда и пустил. А настоящая я под запретом. Не надо делать из меня дуру!

Разревелась. Бля…

— Лиана, послушай.

— Что в ней есть такого, чего нет во мне, Марк? Скажи, я себя перекрою, сделаю пластическую операцию, может еще что-то. Я на все готова ради тебя, только не бросай меня.

— Я и не бросаю, Лиана.

— Бросаешь! Ради нее, ради этой своей школьной «галочки».

— Не бросаю, — аккуратно вытер с ее лица слезинку и девушка затихла, — невозможно бросить друга. Ведь мы же друзья, Лиана?

— Да, мы друзья, — закивала Разумовская и неожиданно растянула губы в безумной улыбке, чем до чертиков меня напугала.

— Вот, мы и останемся ими. Просто теперь я не буду оскорблять тебя дружеским сексом и попусту тратить твое время.

— Нет, Марк! Оскорбляй меня, — снова заревела она, но уже в голос, — трать мое время. Да, я этого хочу! Хочу!!!

Пиздец, товарищи…

— Тише, Лиана, тише! Не плачь, я того не стою.

— Ты должен любить меня! — опять заорала она и лицо ее скривилось, сделавшись по-настоящему уродливым, — Люби меня, Марк! Люби сейчас же!

— Прости, но я не могу, — как можно мягче ответил я.

— Но почему? — захныкала она, словно маленькая девочка. И эта ее резкая смена настроения все сильнее меня напрягала.

— Потому что чувствам не прикажешь, Лиана. Если бы я мог это сделать, то, поверь, я любил бы тебя всем сердцем, но оно решило иначе. Мое сердце любит не тебя и я не в силах это изменить или исправить. Я просто чувствую так, не потому что ты плохая или не подходишь мне. Не потому, что другая девушка лучше тебя. Нет! Это просто случилось и все. Никто в этом не виноват.

— Это не конец, — покачала она головой, — нет, нет, нет…

— Конечно нет, Лиана, успокойся. Мы останемся добрыми друзьями, все будет почти как прежде, я обещаю тебе.

— И… и тебе все равно, что твой ребенок будет рожден вне брака?

— Что? — выпадаю я в осадок, совершенно не понимая о чем она толкует.

— Тебе плевать, что на него будут показывать пальцем и называть ублюдком, да?

— О чем ты говоришь, черт возьми? — хватаю ее за плечи и встряхиваю, а она начинает смеяться как душевнобольная.

Хотя… почему как?

— Он станет изгоем, Марк! Из-за тебя! Из-за твоей Танечки, которой так приспичило украсть у меня любимого мужчину! Его будут травить в школе, потому что он будет не такой, как все. Он станет неудачником, потому что ты любишь трахаться сильнее, чем его — своего родного ребенка!

Молчу. Просто нет слов. Оценить ее истерику просто не представляется возможным. Финиш, мать ее ети!

— Он возненавидит тебя! Станет презирать!

— Лиана? Что, черт возьми, ты имеешь в виду? — наконец-то взрываюсь я.

— Я беременна, Марк!

— Да неужели? — приподнимаю я брови и хмыкаю.

— Представь себе! В моем животе прямо сейчас растет и развивается твой сын или дочь.

— Какое интересное кино, Лиана, и сюжет захватывающий, — цежу я сквозь зубы, начиная весь бурлить изнутри.

— Не надо говорить слов, о которых ты скоро будешь жалеть, Марк! Я беременна! От тебя! А то, что ты в это не веришь, так это, дорогой мой, твои проблемы!

— Как славно. Ну и когда же мы успели с тобой сделать ребенка, Лиана? Просвети меня, пожалуйста.

— Еще в июле, — уверенно ответила и сложила руки на груди, подчеркивая свои формы, от которых меня начинало нехило так тошнить.

— Ах, в июле значит. Ага…

— Да, помнишь ту ночь после Дня рождения Данилы, я тогда немного промахнулась с противозачаточными таблетками и вот результат.

Я не помнил нихрена! Я тогда был синий в нулину. Да, Лиана была со мной на празднике и позже, но…Сомнительно, что я вообще был способен на какие-то подвиги, учитывая то, что в то время уже пребывал в полнейшем сумасшествии от появления в моей жизни Тани Сажиной.

— И ты молчала все это время? — не веря ни одному ее слову, покачал я головой.

— Я хотела сделать тебе сюрприз!

— Ах, сюрприз…

— Да, на свадьбу! — скуксилась она и снова жалобно заплакала, вот только ее слезы более не трогали меня.

Она рушила мою жизнь, пускала под откос возможное будущее с любимой женщиной и требовала невозможного. Чтобы я как тупой недоросль повелся на эти жалкие провокации. Чтобы прогнулся под давлением семьи и обстоятельств.

Ну и нахуя мне сдалась вот такая никчемная жизнь?

— Какую на хрен свадьбу, если я тебе сказал, что все отменяю еще в июне, Лиана! Скажи мне, я говорил тебе такое? Говорил, что все договоренности отменяются? Говорил, что мне такой формат отношений между нами более неинтересен? Говорил, что мне от тебя нужен тупо секс?

Сидит, хлопает глазами, икает…Блядь!

— Говорил или нет? — повышаю голос, боясь окончательно выйти из себя.

— Я думала, что ты шутишь…я купила нам кольца, раздумывала над тем, где мы проведем свадебное путешествие. Мама уже вовсю готовилась к предстоящему торжеству, подбирала зал, меню, флористов…

— Хуистов, Лиана!

— Что?

— Вставай!

— За…зачем?

— Домой поедешь. А завтра мы махнем в клинику и проверим насколько ты там беременна и от кого.

— Ладно. Без проблем. Но зачем мне ехать домой? Я могу и тут переночевать…

— Нет, не можешь.

— Почему ты так со мной разговариваешь?

— Потому что я в шоке, Лиана!

— Я останусь здесь! В этой квартире, Марк!

— Я сказал, вставай!

— Не ори на мать своего ребенка!

Но я только молча вызываю такси, а потом почти на буксире тащу брыкающуюся Лиану до лифта, внутри него застегиваю на ней то самое красное пальто криво-косо, а дальше вывожу девушку из дома на улицу. Все, у меня запас прочности закончился. Любезности иссякли.

Беременна она.

Но, блядь, если это действительно так, то мне пиздец. Таня для меня будет потеряна навсегда. И это понимание почти вскрывает мою черепную коробку, вынимая из нее, спрессованные этой дикой новостью, мозги. Побуду пока болванчиком, иногда полезно.

— Марк, подожди! Марк, перестань! Марк! — пронзительно верезжит и неожиданно сильно начинает выворачиваться из моих рук Разумовская, а я наконец-то в нормальном свете окончательно разглядываю ее.

Прикладываю руку ко лбу — горит.

Зрачки расширены.

Порет горячку и сущий бред.

Я как бы не медик, но кажется, что это все немного ненормально. Вот только мне на сегодня достаточно. Я зол. Я пьян. Я дико разочарован.

И черт возьми, я боюсь, что этот ее параноидальный бред с беременностью окажется правдой.

Сажу ее в машину, объясняю таксисту ситуацию и под дикие вопли Лианы захлопываю дверцу.

— Я никуда не поеду! — рвется она наружу, уже когда машина трогается, — Я останусь с тобой! Я люблю тебя, и ты меня любишь! Просто эта гребаная Таня запудрила тебе мозги. Очнись, Хан! Ради кого ты гробишь свою жизнь? Ради кого бросаешь нас?

— Еще слово и я звоню твоему отцу!

— Что? — в моменте затыкается Разумовская.

— И в психушку, Лиана. Ты неадекватна. Мне нахер никуда не уперлась вся эта грязь, что ты здесь развезла.

— Прости, — как по щелчку пальцев меняется она в лице, вытирая слезы со щек.

— Выбирай сама. Или ты сейчас же едешь домой, или отныне мы будем общаться только через адвокатов. Мне остоепиздило твое поведение! Это понятно?

— Понятно, — всхлипывает, — прости, Марк, просто я запаниковала. Со всеми бывает. Ну чего ты? — и под занавес криво улыбается, заламывая руки.

— Завтра едем в клинику. Заеду за тобой в десять утра.

— Хо-хорошо, — села в машину и наконец-то скрылась с моих глаз.

А я просто развернулся и ушел, не забывая позвонить парням и усилить наблюдение за Таней. Черт его знает, что еще взбредет в шальную голову Разумовской.

Ребенка она ждет…да быть того не может!

Ночь почти не спал. Все метался в пьяном бреду, пару раз вскакивая на ноги и в каком-то страшном коматозе расхаживая по квартире. Оба раза все заканчивалось посещением гардеробной. Только там я мог успокоиться. Там висели вещи Тани. Некоторые еще с бирками. Но здесь отчетливо пахло ею. Я вжимался носом в ее кашемировый свитер и начинал дышать полными легкими, воображая, что она рядом со мной.

И поддерживает во всем этом глобальном пиздеце.

Вместе мы бы справились со всем этим. А так…Она одна, думает обо мне всякие гадости. И я один, в этих гадостях погрязший.

Утром проснулся разбитый. Проглотил пару таблеток обезбола, накачал себя кофе под завязку и двинул из квартиры, впервые в жизни начиная молиться всем известным богам.

Ровно десять утра. Лиана села в мою машину вся напомаженная, улыбается, глаза блестят. Тянется за поцелуем, меня рефлекторно передергивает. Отклоняюсь, насильно отвожу ее руки от себя.

— Не в духе? Ну ладно, ничего страшного, — бормочет Разумовская, откинув козырек и рассматривая свое отражение в зеркальце.

А я опять взлетаю до состояния «крушить» за секунду.

Ничего страшного…

Да, конечно! Вообще все заебись!

Лиана называет адрес клиники, в которой наблюдается, и я молча еду туда, пока она тарахтит фоном что-то про вчерашний вечер. Извиняется опять, приводит какие-то совершенно идиотские доводы. Но я ее почти не слушаю. Просто рулю, просто думаю, как выбраться из этой задницы, в которую по своей же милости и залез.

Гинеколог нас принимает сразу же. Улыбается, начинает активно щебетать, демонстрируя мне узи-снимки и результаты анализов.

— Лиана Александровна сейчас находится на одиннадцатой неделе беременности. У вашего малыша, Марк Германович, уже сформировалась головка, а так же отчетливо выражены ручки и ножки. Он, конечно же, еще совсем кроха. Сами посудите, всего семь сантиметров в длину и вес пятнадцать грамм. А еще…

— Простите, как вас зовут? — прерываю я ее восторженные речи.

— Меня зовут Элеонора Карловна.

— Тогда у меня к вам вопрос, Элеонора Карловна, — в эту минуту я не знаю, что несу, я просто в ахере, я раздавлен и вообще не понимаю, в какую пропасть несусь на пятой космической.

— Конечно, Марк Германович, спрашивайте, — улыбается мне натянуто, а Лиана пытается схватить меня за руку, чтобы переплести наши пальцы.

Одергиваю руку. Встаю. Припечатываю им обеим в лоб.

— До скольки недель можно сделать аборт, Элеонора Карловна?

В кабинете повисает напряженная тишина, нарушаемая только шумом мегаполиса за окном.

— Аборт? — переспрашивают они обе в унисон, и я киваю.

— Но, Марк? — начинает заводиться Лиана, но я только приподнимаю руку.

— Вы хороший врач, Элеонора Карловна?

— Да, — кивает она.

— Тогда скажите мне, хороший врач, родится ли у нас полностью здоровый малыш, если имело место пьяное зачатие?

— Э-э-э…

— Ну что же вы засомневались, хороший врач? Я был в дугу, будущая мама тоже едва лыком вязала. Итак, кого мы там наделали, будучи в состоянии не стояния, кто-нибудь может мне сказать?

— Но все показатели в норме, Марк Германович, шансы выносить здорового ребенка довольно большие, — поспешила перехватить инициативу гинеколог, — Лиана Александровна, несмотря на все сложности, в настоящее время заботится о своем здоровье, пьет витамины и…

— Ах, витамины, — хохотнул я и Разумовская тут же закивала, смотря на меня перепуганными глазищами, — хорошо, я хочу посмотреть на этого ребенка прямо сейчас.

— Что?

— Узи, — пояснил я.

— Ах, это, — встрепенулись обе, — конечно, Марк Германович, без проблем.

А дальше была кушетка, гель на живот Разумовской и экран, который отчетливо показывал мне, что в теле моей бывшей развивается ребенок.

Ребенок, мать его ети!

Вот только мой ли он? Ответ на этот вопрос мог бы быть моим спасением и я абсолютно точно собирался его получить.

И, покинув клинику, чтобы не оскорблять бывшую при посторонних, я припечатал ее требованием.

— Мне нужен тест ДНК, Лиана.

— Конечно! Когда малыш родится, то…

— Сейчас, — рубанул я, — срок уже позволяет узнать это, я с утра навел справки.

— Но…хорошо, — сложила она руки на коленях и состряпала оскорбленный вид.

— Вот и славно. Запишись на сдачу биоматериала в самое ближайшее время.

— Л-ладно.

Завел двигатель и двинулся в сторону квартиры Разумовской, чтобы выгрузить девушку и немного передохнуть от ее общества. Первым желанием было нажраться в сопли, но я отмел эту идею. Пьянство меня ни к чему хорошему не приведет. Вот, уже один раз накидался и какой итог? Мне нужны были трезвые мозги, чтобы хорошенько подумать и оценить всю «прелесть» ситуации.

— Когда мы расскажем родителям о чудесной новости? — вырвал меня из мыслей голос Лианы.

— Когда я узнаю, что действительно стану отцом.

— Но ты же видел своего ребенка внутри меня!

— Прости, что на глаз не определил родной он мне или нет, Лиана. Так что пусть он останется пока просто ребенком.

— Я не изменяла тебе, в отличие от некоторых!

— Я верности у тебя не просил.

— Отлично, Марк, просто чудесно! Получишь ты свой тест, а потом извинишься передо мной за все эти гадкие сомнения на мой счет! И еще!

— Внимательно, — приподнял я одну бровь, поражаясь ее пуленепробиваемости.

— Наш малыш родится в браке! Ни я, ни наши родители, не допустят, чтобы в семье появился ублюдок.

— Не допустят?

— Именно!

— И что, Лиана, вы меня под венец на буксире потащите или как?

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что если это действительно мой ребенок, то я его признаю, дам свою фамилию, поддержку и опору. Но не более.

— В смысле?

— Никакого брака, Лиана. Никогда!

— Никогда не говори никогда, любимый, — хмыкнула Разумовская, сложила руки на груди и наконец-то замолчала.

А я усиленно скрипел мозгами, пытаясь понять, как буду выпутываться из этой адовой западни. Еще и Таню возвращать, что при всех имеющихся вводных было почти невыполнимой миссией. Женщины — идеалистки. У них мир делится на черное и белое, серого вообще не наблюдается. Так и для Тани проще думать, что я заправской мудак и предатель, чем человек, который хотел как лучше, а получилось, как всегда.

Сука!

Еще и пробки эти гребаные! И парфюм у Лианы пахнет слишком приторно и тяжело. Все бесит!

На очередном запруженном перекрестке встали колом, а я невидящим взглядом уставился на большой рекламный плакат.

«Под сердцем» — почувствуй радость материнства вместе с нами…

Почувствуешь тут. Ёбнишься и еще раз почувствуешь.

Но что, если…

Х-м. А реально, если Разумовская приложила руку к подставе с Таней в нашей компании, то почему сегодняшний поход к гинекологу не может быть точно таким же разводом на лоха?

Очень даже может!

И как я сразу об этом не подумал? Видимо мозг с будуна и на стрессе работает всего в половину от своих возможностей. Но, я должен все проверить, чтобы точно знать наверняка.

И, вместо того, чтобы ехать прямо, я уверенно сворачиваю на парковку, к большому медицинскому центру.

— Зачем мы здесь? — задает вопрос Разумовская и голос ее на последнем слове дрогнул.

— А как ты думаешь, Лиана? — осторожно спросил я и развернулся к ней, внимательно следя за ее реакциями.

Замялась, нервно заерзала на сиденье, манерно поправила идеально уложенные волосы, но наконец-то ответила, пожимая плечами.

— Откуда мне знать, что у тебя в голове, Марк?

— Хорошо, я расшифрую тебе. Вот — это клиника. Гинекологическая, — последнее слово я внятно проговорил по слогам, чтобы до нее вся информация дошла в полном объеме, переварилась и усвоилась.

— Прекрасно. Что дальше?

— А дальше мы выйдем из машины и пойдем с тобой туда.

— Иди, если тебе так надо, а я останусь здесь.

— Ок, Лиана, — улыбнулся я максимально доброжелательно, — тогда я потащу тебя, если будет необходимо, то за волосы.

— Что? — задохнулась она и взгляд ее хаотично забегал из стороны в сторону.

— Еще раз повторить?

— Да, Боже, ты мой! Ладно! Только…только сначала мне нужно позвонить маме, — и ломанулась из автомобиля, но я успел заблокировать ей выход, нажимая кнопку на центральном замке.

— Звони здесь, — резко осадил я ее.

— Но это сугубо женский разговор, Марк! — перешла на ультразвук.

— Какие могут быть секреты между будущими супругами? — рубил я ей концы со всех сторон, не переставая премило улыбаться.

— Ты оскорбляешь меня своим недоверием! Мне нельзя нервничать! Мне необходима благоприятная обстановка и лояльное отношение. Любовь, забота, участие, а не вот это все, Марк!

— А мне нужна правда, Лиана. Выбирай, либо ты мне ее говоришь, либо мы идем на еще один прием к гинекологу и уточняем все нюансы.

— Я говорю правду! — срывается на плач.

— Ок, тогда тебе не о чем переживать. Тебя просто еще один раз посмотрят, причем с максимальной любовью, заботой и участием. Все для тебя, милая моя.

И повернулся, делая вид, что собираюсь покинуть салон автомобиля.

— Подожди! — выкрикнула Разумовская, — Мне что-то плохо, Марк! У меня кружится голова! Я…я сейчас потеряю сознание!

— Отлично, подождем, пока ты с ним расстанешься окончательно, а потом я на руках отнесу тебя к гинекологу. Мне, знаешь ли, совершенно плевать на твои обмороки.

— Я устрою там скандал! Никто не станет принимать истеричку!

— Станет, Лиана. Ты, наверное, забыла, да? Так вот — я чертовски богат. У меня хватит денег, чтобы на тебя надели смирительную рубашку и взяли все необходимые анализы, — голос спокойный, но твердый.

Слегка похуистический.

Я знаю, как он раздражает. Если уж мой папаша не выдерживает этот тон, то и эта звезда погорелого театра тоже непременно пасанет.

— Короче, твое решение, детка? Идешь сама или повеселим публику?

— Марк…

Голос дрожит, рвется, переходит на всхлипы. Чудесно! Но все это я уже увидел. Едем дальше.

— Все, мне надоело. Шевели колготками, Лиана, мне нужна правда и я ее получу, во что бы то ни стало.

— Стой! — и крупные слезы покатились у нее по щекам.

— Стою.

— Погоди…

— Годю.

— Марк…

— Да?

— Я так люблю тебя, — и полезла ко мне целоваться, словно дикая мартовская кошка, обдолбанная мятой.

И такая у нее была прыть, что она даже умудрилась криво-косо залезть на мои колени, впиваясь в меня своими цепкими пальцами и успевая лизнуть мою щеку. Я пытался быть милым, терпеливым и всепонимающим, но, наверное, пора завязывать.

Скинул ее с себя. Просто отшвырнул, на ее сидение, а затем поспешно вышел из тачки, сразу же направляясь к ее двери. Открыл, цепко ухватил Лиану за загривок пальто и запястье и потащил в сторону клиники.

— Марк! Марк! Господи, да пусти же ты меня! Давай поговорим!

— Обязательно поговорим. Но только после приема у гинеколога!

— Марк! — заревела в голос, но на мое счастье, никто не обращал на нас внимания.

— Ты беременна или нет?

— Марк! — шлепнулась на задницу и уперлась ногами в асфальт.

— Да или нет?

— Пожалуйста, любимый!

— Да или нет, черт тебя дери, Лиана?

— Нет! — заорала она, что есть мочи, и я тут же отпустил ее, и отступил, взирая на нее, как на ядовитое насекомое.

А потом просто развернулся и двинулся к тачке. Меня рядом с этой ненормальной больше ничего не держало. Пусть найдет себе нового «друга» и дружит с ним хоть до усрачки.

Блядь, вот же сука! А-а-а!!!

Но стоило мне только сесть в автомобиль, как Разумовская бросилась мне на капот, вопя во все горло второй акт марлезонского балета.

— Это еще не конец! Слышишь, Хан? Если ты бросишь меня, то я наложу на себя руки! Я покончу с собой из-за тебя! Ты будешь повинен в моей смерти! О, пожалуйста, вернись ко мне! Вернись! Иначе, клянусь, что больше ты никогда меня не увидишь!

— Это моя мечта, Лиана!

Резко сдал назад, обрулил, выпрыгнувшую следом за мной Разумовскую и дал по газам, оставляя ее реветь и смотреть мне в след.

Все, хватит миндаля!

И да, я вдруг совершенно четко понял, где нужно копать под эту ебанутую семейку…

Глава 28. О том, как легко рушатся судьбы…

Заезжаю в офис, отменяю и переношу все встречи на сегодняшний день, а затем поднимаю одно единственное дело, находя в нем нужный мне адрес и номер телефона.

Спустя сорок минут я уже в спальном районе на окраине Москвы. Передо мной обычная панельная девятиэтажка, раздолбанная лавочка и одиноко спящий на ней алкаш.

Паркуюсь, выхожу из машины и уверенно иду ко второму подъезду. Если повезет, то я застану того, кто мне нужен, дома. Набираю на домофоне номер квартиры и жду.

— Да?

— Доставка, — отвечаю, делая голос чуть выше.

— Я ничего не заказывала.

— Заказали за вас. В подарок.

— Да? А-а-а, открываю…

Прохожу в подъезд, в котором пахнет прокисшими тряпками и поднимаюсь к лифту. Жду, когда ко мне тот спустится, нетерпеливо хрустя костяшками пальцев.

Наконец-то створки со скрипом разъезжаются передо мной, и я вхожу внутрь. Жму на кнопку последнего этажа, включаю на телефоне диктофон и замираю. Всего несколько секунд и я на месте.

И почти сразу же я встречаюсь с растерянными глазами своего бывшего секретаря. Она вмиг пугается, пытается захлопнуть дверь, но не успевает. В последний момент я ставлю в створ ногу и со всей силы дергаю ручку на себя.

— Ну, здравствуй, Алина, — улыбаюсь я обманчиво дружелюбно, — сколько Лен, сколько Зин, не так ли?

— Марк Га-Ге-Га…

— Германович я.

— Германович, — кивает девушка, затем делает шаг назад и судорожно сглатывает.

Вхожу в тесную, темную прихожую и закрываю за собой дверь. В квартире пахнет отрыжкой бомжа. Из зала слышу хриплый, чуть визгливый мужской голос.

— Алинка, че там за жратва приехала? От кого? Метнулась сюда по-бырому. Хавать охота…

— Это Вова, — краснея, поясняет мне бывшая секретарша и тут же в проеме появляется запитая, заплывшая и небритая харя, по всей видимости, ее сожителя.

— Вова, пойди погуляй, — расстегиваю я пальто.

— Ты ничего не попутал, мужик? Эй, слышь, Алинка, это че за петушара еще такой?

— Заткнись, Вова! — осаживает она потного хряка и с опаской смотрит на меня.

— Че ты сказала? — взрывается мужик и тут же со всей силы лупит Алину по губам. Сильно. До крови.

Та успевает только вскрикнуть. А я одним движением отправляю Вову в астрал. Мужик падает навзничь и вырубается.

— Ну, его предупреждали, — пожимаю я плечами, — и пока твой Вова спит, мы с тобой поговорим, Алина.

— А… о чем?

— О вечном, — улыбаюсь я и, не разуваясь, прохожу в большую комнату.

Здесь капитальный срач. Бутылки, пустые коробки из-под пиццы, грязное белье свалено в кучу в углу и на кресле, под диваном переполненная пепельница, из которой валятся окурки. Сесть куда-либо не представляется возможным, поэтому я замираю посреди комнаты и смотрю на девушку максимально сурово. А затем выдаю:

— Предупреждаю сразу, я в курсе всего, Алина. Сейчас только от тебя зависит, где ты начнешь говорить: здесь или в полиции.

— Я ничего не сделала, — тут же заломила руки девушка и расплакалась, — я только передавала Лиане сведения про вас и Татьяну! Клянусь, больше ничего! Клянусь, Марк Германович!

— А кто сделал?

Сглатывает. Глаза начинают бегать. Ага, врать собирается…

— Если скажешь правду, то я не стану настаивать на сроке для тебя, — прищуриваюсь, а затем, для пущего эффекта, немного поднимаю голос, — а если нет, то…

— Коваль! — выкрикивает девушка и закрывает мокрое лицо руками.

— Коваль?

— Да! У него больная дочь. Рак мозга! Жены нет, сиделка стоят денег, уход, терапия! Двадцать тысяч долларов только за одну операцию просят! И.…Разумовские посулили ему оплату лечения и полной реабилитации в Израиле. А вы бы не согласились на такое, а? У человека выбора не было! Он уже все распродал и набрал кредитов, а толку никакого. Он не мог поступить иначе, это был последний шанс спасти его малышку! Ясно вам?

— Ага, то есть давай проясним еще раз, Алина. Правильно ли я понимаю, что начальник службы безопасности «Лабра-Фортинет» подвел сотрудника компании под десяток лет лишения свободы, только чтобы спасти своего больного ребенка. Правильно?

— Да!

— Ну, это выяснили. Еще кто замешан?

— Третьяк.

— Начальник IT-управления…, - и я закатил глаза к потолку, — а у него, что случилось?

— У него брат человека убил в пьяной драке. Разумовские пообещали, что если он поможет, то дело замнут.

— А Разумовским это зачем?

— Александр Григорьевич, отец Лианы, любит дочку безбожно и ни в чем не может ей отказать. Она захотела действенно избавиться от Сажиной, чтобы вы, Марк Германович, никогда не смогли быть с этой девушкой вместе. И вот…

— Ну, а ты зачем согласилась на все это?

— Я жить хотела! В роскоши, а не вот так! — и опять расплакалась, — Лиана мне дарила брендовые вещи, давала деньги. Один разе даже брала на модный показ, представляете? Я мечтала о лучшей участи, чем все это.

И развела руками.

— А убираться ты не пробовала для разнообразия, Алина? — хмыкнул я и снова обвел унылым взглядом убогую, захламленную обстановку.

— А толку? Собутыльники Вовки приходят каждый день и мусорят. Мне надоело тряпками махать!

— Почему не на работе?

— Лиана обещала к себе пристроить после увольнения. Вот жду приглашение.

— Ясно. Откуда все знаешь?

— Лиана лично мне хвасталась. И.…и не злитесь на нее, Марк Германович, прошу вас. Она просто несчастная беременная девушка, которая очень вас любит! А это Танька…да она с вами только из-за денег! Я это по ее наглым глазам видела! Сдались бы вы ей, если не ваше положение в обществе?

Эпическая дура! Теперь понятно, почему они с Лианой спелись.

— Значит так. Сиди дома. На контакт с Разумовскими не выходи. Скажи, что из города уехала. Жди моего звонка.

— Угу.

— Если о нашем разговоре проболтаешься хоть кому-то, то пойдешь по этапу вместе со всей шайкой-лейкой. Поняла меня?

— Поняла, — закивала Алина и покосилась на своего упоротого Владимира, что уже начал возиться на полу.

— Хочешь совет? Избавляйся от этого недоразумения.

— Ну что вы! Это он сгоряча. А так он хороший, заботливый…

Посмотрел на нее с жалостью и понял, что советы тут не помогут. Это клиника и созависимые отношения. Отличная парочка — гусь и гагарочка.

Еще через сорок минут я был в офисе. Вот только утрясти все сразу не получилось. Безопасника не был в стране до пятницы. В Израиль укатил. Поэтому я был вынужден ждать целых два дня, но зато навел справки, что там с его дочкой. Оказалось, что это мультиформная глиобластома в последней стадии. Ни операция, ни лучевая терапия, ни химиотерапия не дали бы уже никаких результатов, но девочку все равно повезли в другую страну, чтобы продлить ее агонию на более длительный срок.

Ей нужна была качественная паллиативная терапия, а не борьба с ветряными мельницами. Все было решаемо, но человек предпочел нарушить закон.

А теперь и решать нечего, потому что девочки не стало.

В итоге, уже в пятницу точно такой же спектакль, как и с Алиной, я отыграл сначала с Ковалем, а потом и с Третьяком. Мол, расскажи все и тебя не тронут.

Вот только я нагло врал.

У этих людей ничего не дрогнуло, когда они мою женщину подводили под статью и зону. Вот и я предпочел резко забыть, что такое слово «жалость». А еще я решил не позволить, чтобы это дело замяли. Все ответят и в первую очередь Александр Григорьевич Разумовский.

Хотел в кресло депутата? У меня для него припасено кое-что получше.

Я узнал все подробности. Шаг за шагом, как подставляли мою Таню. Как сливали заготовленную заранее инфу с ее компьютера, когда она, выбежав из моего кабинета, дрожащими пальцами пыталась вырубить систему, вот только ничего у нее не получилось. В это самое время ее профиль уже был взломан Третьяком, и «Удаленный Помощник» делал за нее все грязные дела, именно поэтому на камерах видеонаблюдения все было так складно. А Таня, скорее всего пребывая в шоке, просто не заметила, что к ее компьютеру кто-то подключился. Дальше — больше. И вот на столе моего отца лежит полный отчет о том, что Татьяна Юрьевна Сажина промышленная шпионка, работающая на нашего прямого конкурента Иванчука.

И все это ради прихоти одной капризной фифы, что возжелала себе мужика.

Рано утром в субботу я, с папкой, в которой были подставные отчеты по Сажиной, а также всеми имеющимися данными и чистосердечными признаниями, сидел напротив самого известно и самого скандального журналиста страны.

— Я хочу, чтобы это раскрутили во всех сми, Юрий Анатольевич. Максимально жестко, максимально хлестко.

— Не вопрос, господин Хан. Сколько вы хотите за эту информацию?

— Нисколько, если мы говорим о деньгах. Но кое-что мне все-таки нужно.

— И что же?

— Имя вашего информатора и Татьяны Сажиной нигде не должно фигурировать, а также название нашей компании.

— Когда дойдет до полиции и прокуратуры…

— Это уже будет совсем другая история, — натянуто улыбнулся я.

— Хорошо. Договорились. Сюжет пустим сегодня в прайм-тайм.

— И еще. Не твоего поля ягодка, но все же. В известной на всю Москву сети медицинских центров «Мать и дитя» берут взятки и подтасовывают анализы, до такой степени, что даже могут состряпать мнимую беременность. Фигурирует все та же семья Разумовских. На руку дали некой Элеоноре Карловне Либерман.

— О! Это то, что нужно! Мы как раз делаем сюжет о…

— Юрий Александрович, — взмолился я.

— Пардон, не сдержался.

— Ну все, работайте.

И маховик со страшной силой закрутился, завертелся. Уже на следующее утро, просматривая новости и попивая кофе, я узнал, что Алину, Коваля и Третьяка арестовали, вменяя им вину сразу по нескольким статьям. Разумовский ночью пытался бежать из страны, но его накрыли прямо в аэропорту. Оказывается, помимо общеизвестных дел, он наворотил себе еще лет на двадцать заключения в местах, не столь отдаленных с конфискацией имущества.

Ближе к обеду мне позвонила истерично вопящая Инга Разумовская, обвиняя меня во всех смертных грехах. Видите ли, дочь ее передознулась и попыталась отдать Богу душу. Вот только ничего не вышло, и теперь любимое чадо загремело в психушку.

— Ну и чего вы от меня хотите? — со вздохом спросил я.

— Помоги вытащить ее оттуда, Марк! Наши счета заблокированы, Саша в изоляторе, я схожу с ума.

— Ну так сходите, кто вам не дает?

— Ты… ты собираешься помогать нам или нет? — как резанная заверезжала женщина.

— Нет, — спокойно ответил я, — еще что-то?

— Да пошел ты! Щенок! Молокосос! Недомерок! Гребаный сосунок! Чтоб вы все там сдохли, твари! Вы еще пожалеете, что связались с Разумовскими! Вы все горько пожалеете!!!

Но я не дослушал, а просто отключился. Далее уделил пару часов следователям, а затем вернулся домой и принялся методично приводить себя в порядок, по пути заказывая букет белоснежных роз и дорогую коробку конфет ручной работы. Теперь, когда все было расставлено по своим местам, пора было возвращать свою Таню.

Но, если бы было все так просто, верно?

Уже перед самым выходом мой телефон зазвонил опять. Это был Костя — один из парней, что пас Таню. Вызов принял незамедлительно.

— Слушаю.

— Марк, мы ее потеряли.

— Как? Где? — и я весь покрылся коркой льда, вспоминая недавние выкрики Разумовской.

— Она вышла в парк на прогулку. Затем зашла за билетом на колесо обозрения, купила его и отправилась в уборную. Спустя пять минут Федор проверил туалет, но ее там не было. Короче, она нас спалила, по всей видимости. Мы бросились на улицу, но увидели только, как она садится в черный автомобиль. Марку и госномер узнали. Пробиваем.

— Да как вы могли так налажать? — закричал я, приходя в ужас от страха, который меня обуял, — Найдите мне ее! Немедленно, черт возьми!

— Будет сделано.

И отключился. А я в панике заметался по квартире, не понимая, за что схватиться в первую очередь. Долгие минуты варился в кипятке всевозможных кошмарных предположений. Пару раз набрал Ингу Разумовскую, но та не взяла трубку. А потом вздрогнул, когда одновременно ожил телефон и домофон.

Принял вызов и потопал в прихожую. Х-м-м, а вот и дорогой папа пожаловал…

— Да, Костя, ну что там?

— Машинка принадлежит некой Толмацкой Арине Александровне.

— Фух! — облегченно выдохнул я, — Отбой!

— Точно?

— Да. Теперь просто найдите мне, куда она поехала, дальше я сам.

И открыл входную дверь своему родителю:

— Ну, здравствуй, папа.

— Виноват, — отчеканил тот, — приехал просить прощения.

— Не у меня его просить надо, отец.

— Я знаю.

Что-ж, теперь бы только найти ту, перед которой мы оба должны извиняться, вымаливая снисхождение и право на второй шанс.

Глава 29. О том, как гора не желает идти к Магомеду…

— Зайду? — спрашивает отец.

— Зайди, — вздыхаю я и снова возвращаюсь в гостиную, в ожидании поглядывая на молчащий телефон.

— Собрался куда?

— К Тане.

— М-м, а я думал, что ты раньше лыжи намылишь.

— Намылишь тут с тобой, — кинул я в его сторону недовольный и осуждающий взгляд.

— Марк, не надо губы дуть. В своей жизни я всегда предпочитал верить фактам. Моя вина только в том, что, в данном конкретном случае, я их не захотел проверять так дотошно, как сделал это ты. У меня не было на то причин.

— Я тебя не обвинял, — вздохнул я устало, — это просто жизнь и она полна дерьма и…

— И таких, как Разумовские, да.

— Лиана в психушке, — развел я руками, двумя словами объясняя причину всего, что произошло за последнее время.

— Я в курсе, навел справки. Передоз. Попытка суицида. Лечить ее придется очень долго. Там стаж употребления измеряется годами. Но разговор сейчас не об этом. Я говорил с адвокатом Разумовского. Так вот, Саша согласен пойти на признание вины и сотрудничать со следствием, лишь бы не было преследования Лианы. Все их имущество уйдет с молотка, но кое-что останется. После освобождения его дочь уедет из страны. У них есть небольшой домик в Болгарии, там за девушкой присмотрит ее тетка.

— А Инга?

— А Инга два часа назад сбежала с любовником в Эмираты через Беларусь.

— Э-э, что прости?

— Да я сам в шоке.

— Ой, бля, — не сдержался я и устало потер глаза ладонями, — нахрена я вообще с этой Лианой связался?

— Ну, может она была кое на кого похожа?

— Так заметно? — скривился я.

— Да, — кивнул отец, а потом, спустя небольшую паузу, снова заговорил, — кстати, Тане положена компенсация морального вреда и полная реабилитация. Думаю, что такая сумма ее немного смягчит.

И положил на стол передо мной листок с шестью нулями.

— Это не вариант, пап. Она нас с этими подачками только на хрен пошлет.

— Ну и дура!

— Да нет же!

— Вот и я так тоже думаю, что не мог мой сын полюбить дуру. Только конченая идиотка и истеричка не поймет всей сложности и неоднозначности сложившейся ситуации. Побегала немного, пообижалась и хватит.

— Пап…

— Ты ей врал?

— Нет.

— Вот! Это самое главное! А то что ты слепо не встал на ее сторону по первому свистку, ну так…п-ф-ф…знаешь, это потому что ты тоже не дурак, чтобы верить женщине просто потому, что ей того захотелось. А теперь пусть порадуется, что ты всех хулиганов наказал и защитил ее честь. Мы в реальном мире живем, а не в притянутом за уши ванильном сериале. Тебе нужна рядом здоровая реалистка, а не глупенькая, инфантильная идеалистка, раздувающая из каждой проблемы мыльный пузырь.

— Пап, мне нужна Таня. Без оговорок. Это понятно? — жестко припечатал я и вновь раздраженно глянул на молчащий телефон.

— Понятно. Давай там уже скорее мирись со своей зазнобой, снимай с нее розовые очки и привози ее в гости. Мать желает познакомиться с будущей родственницей. А я желаю извиниться, хотя я это делать не люблю и, что уж греха таить, не умею.

— Легко сказать «мирись», — покачал головой и тут же принял вызов от Кости, который, по всей видимости, напал на след моей Тани.

И пока я выслушивал неопределенный лепет охранника, мой любопытный папаня прошвырнулся по квартире и даже сунул нос в комнату, где остались все танины краски, холсты и кисточки. Хорошо хоть я додумался свой ню-портрет прикрыть.

— Х-м, а Татьяна твоя хорошо рисует, — потянул отец, разглядывая какие-то наброски.

— Пап, мне ехать пора.

— Да, сейчас, — и не сдвинулся с места, — недурно, очень даже недурно. Х-м-м, возвращай ее скорей, я знаю, что предложить твоей девочке.

— И что же?

— Пока секрет.

И тут у меня в голове сложился пазл. Вот только одной детали не доставало и помочь мне с ней мог лишь отец.

— Пап, а ты можешь для меня кое-что сделать?

— Что угодно, но в рамках закона, — ухмыльнулся тот.

— Немного придется все же заступить, — и прикинул, что именно осталось у нас в файле на Таню.

— Говори, что надо.

И я тут же выдал ему базу.

— А фото ее, где брать будем?

— В деле ее есть.

— Хорошо, дай мне сутки.

— Спасибо.

— Не за что.

И гордо удалился.

А я, злой после разговора с Костей, собрался и двинулся туда, где мог знатно выхватить — к подруге своей женщины. К Нине Ковалевой.

Приехал к ней, поднялся на нужный этаж и позвонил в звонок. А потом услышал из-за двери тихое:

— Кто там?

— Нина, здравствуйте. Это Марк Хан.

— Ах, Марк! Ну подожди немного, дорогой мой, я сейчас только чугунную сковородку в руку возьму и обязательно тебе открою! — и на последних словах ее милый голос перешел почти в кровожадный рык.

Ну, начинается!

Как вы уже понимаете, разговора не получилось и узнать местоположение Тани у меня тоже не вышло. Нина на контакт совсем не шла и слушать мои доводы категорически отказывалась. Причины? Если кратко, то: я — мудак, я — козел, я — предатель.

Короче, поорала на меня и захлопнула дверь. А я так и остался стоять на площадке, обтекая словно школопет. Пока не открылась соседняя дверь и из нее не высунулся здоровенный, бородатый бугай.

— Мужик, ты кто такой?

— Мудак. Козел. Предатель, — последовательно загнул я три пальца.

— Ее? — нахмурился и сложил руки на груди.

— Ее подруги.

— А-а, ну тогда тебе повезло, — улыбнулся он во все тридцать два зуба, — видишь, мегера какая пришибленная.

— Вижу, — вздохнул я и только было хотел распрощаться, как из-за двери Нинки послышалось грозное.

— Сам ты пришибленный, конь обглоданный!

— Видал? — подмигнул мне и указал на дверь, — Фляжечка кап-кап-кап…

— Ах, ты сволочь! Пошла за сковородкой!

— Беги, мужик! — округлил я глаза.

— Бегу! — заржал тот, — И ты беги!

И я побежал. Целую неделю бегал как упоротый сайгак. Напряг всех, кого мог, а местонахождения Тани так и не нашел. Танину квартиру продали, деньги перевели ей в полном объеме, но дальше — ничего. Они так и продолжали лежать у нее на счету, ничего нового она себе не купила.

И номер телефона сменила, потому что дозвониться я ей не смог. Абонент не абонент.

Еще и Толмацкой, как на зло, не было в стране. И трубку она от меня не брала, а потом и вовсе скинула в черный список, прислав перед этим сообщение с одним единственным словом:

«Мудак».

Ну, ладно. Мудак, так мудак. Зато влюбленный и очень желающий найти свою женщину. А потому упертый как баран.

И принялся я караулить Аринку. Пока не выгорело.

Ехала к себе домой, а я сел к ней на хвост и преследовал до самого победного конца. А там уж, перед съездом в подземный паркинг, резко перегородил ей дорогу, обозначая свои самые серьезные намерения.

Открыла окно, гаркнула:

— Чего приперся? Вали отсюда, Марк!

Подошел ближе, посмотрел ей в глаза.

— Арина, Таня где?

— В Караганде!

Вздохнул и выдал, как на духу.

— Я ее люблю. Я никогда ей не врал. Да, налажал. Но кто безгрешен?

Прищурилась, прошлась по мне пристальным взглядом.

— А невеста?

— Какая невеста, если я ей даже предложения не делал?

— Очень интересно, — поджала губы.

— Да! Очень! Выслушай меня, пожалуйста. А потом скажи уже, где мне ее искать.

— Ладно. Представим, что ты говоришь правду. Отгони тачку, поднимемся к нам.

— Фух, — выдохнул я и поспешил сделать так, как она сказала.

А спустя полтора часа я, с понурой головой, сидел на кухне, крутил в руках, кажется, десятую кружку чая и молча ждал вердикта, так как вылил на голову Толмацкой всю правду. Ни слова ни приврал или приукрасил.

— Да уж, ситуация — полное дерьмо. И, если уж говорить откровенно, то я с Таней солидарна и, скорее всего, на ее месте поступила бы также Марк. Но и твоя логика мне понятна. Ни одна девушка не захотела бы, чтобы ее кинули по смске или по телефону. А уж такой, как это Лиана, такие действия вообще противопоказаны. Что же до подставы? Вон у Стаса тоже родителей на десятки лет разлучили такие же умники, так что тебя сложно винить, что ты поверил фактам.

— Где она, Арина?

— Я не знаю, — горестно выдохнула девушка, — Стас увез Таню на какую-то квартиру. Боялся, что ты ее через меня найдешь. Мол, я сердобольная слишком.

— Значит мне нужно поговорить с твоим Стасом.

Неожиданно в прихожей открылась и закрылась входная дверь.

— Не волнуйся, — хмыкнула Арина, — сейчас поговоришь.

И я приготовился к новому бою, взирая на Гордеева, который зашел к нам на кухню и, увидев меня, злобно прищурился.

Ну, поехали…

Глава 30. О том, как Магомед идет к горе…

— Что это за херня сидит за моим столом, Арина? — переводит на Толмацкую вопросительный взгляд Гордеев.

Явно недовольный. Я вижу — с каждой секундой градус его терпения растет. Еще немного и парень засвистит, как вскипевший чайник.

— Стас, тебе стоит поговорить с ним. Действительно стоит.

— А-а, а я думал, что мне действительно стоит разбить ему его симпатичное личико.

— Стас, я пришел сюда не для того, чтобы драться с тобой. Я пришел, чтобы вернуть Таню, — но на мои слова Гордеев только саркастически хмыкает, а потом задает мне вопрос в лоб.

— Хорошо считаешь? Сколько будет тридцать два минус тридцать, Маркуша? — и показательно хрустит костяшками, разминая кулаки.

— Стас! — с опаской косится на своего парня Аринка.

— Два. Так уж и быть, Хан, оставлю тебе парочку зубов, чтобы весело и задорно шамкать! Надо было сделать это еще в школе, глядишь, был бы толк.

— Может поговорим для начала, святой Станислав? — предлагаю я, хотя внутренне уже давно приготовился к драке.

— Вот нафига ты дерзишь, Хан? — гневается Толмацкая и тут же вскрикивает, когда Гордеев в два шага сокращает между нами расстояние и прицельно бьет меня по лицу.

Мощно.

Но я не сопротивляюсь. Этот удар я заслужил, главное, чтобы по итогу он сказал мне, где искать Таню. Остальное мне до звезды!

После первого удара хватает меня за грудки, поднимая со стула, и опять пытается ударить, но я ставлю блок и отвожу голову в сторону. Вот только Гордеев настроен решительно и херачит меня снова. Между ударами пытаюсь достучаться до него, правда получается какая-то чушь собачья, заглушаемая вскриками Толмацкой. Она наивно пытается свернуть наше рандеву в мирное русло.

— Стас, погоди, там у него бывшая с прибабахом! Стас! Выслушай его!

— Я на ее месте тоже был бы с прибабахом, Ариша. Этот гнойный прыщ уже поведал тебе, что он с ней сделал, м-м?

Что он имеет в виду?

И снова попытка удара, которая заканчивается моим блоком, а потом еще одна, но эта успешно уже реализуется, разбивая мне губу. Чувствую металлический привкус крови. Зверею.

Да какого, собственно хрена?

— Нарисовался — не сотрешь. Че, вкурил за ее непричастность, теперь пригорело? И тебе, гандон штопаный, понадобилось три недели, чтобы дойти до этой простой истины?

Очередной замах в сторону моего лица и меня прорывает. Обманный выпад, а затем делаю подсечку и скрутку, переходя к удушающему. Теряем равновесие. Оба падаем на пол. Гордеев успевает сгруппироваться и выкрутиться. Теперь мы с ним с успехом двух придурковатых баранов пытаемся друг друга придушить к чертовой бабушке.

— Я косяк, но не предатель, — хриплю, выталкивая из себя слова.

В глазах темнеет.

— Басни Крылова…

В мозгах взрываются гранаты.

Бам! Бам! Бам!

— Да пошел ты на хуй! Сам ее найду!

Отпихиваю от себя Гордеева и с кряхтением пытаюсь встать на ноги. Голова кружится. Гребаный бугай — удар поставлен мастерски. Силищи не занимать.

Но я кроваво и довольно скалюсь, когда вижу, что и этот придурок валяется на полу, тяжело дыша, пока Толмацкая, зажав рот ладонью, взирает на нас как на полоумных.

— Стоять! — орет мне и прокашливается.

— Лежать! — рявкаю в ответ, а потом начинаю истерически ржать, но недолго, ведь разбитая губа саднит и кровоточит, — Разговаривать с идиотом неверующим больше нет желания.

Все-таки поднимаюсь и ковыляю в прихожую, где пытаюсь обуться и натянуть на себя куртку. Почти преуспел и ретировался, но тут почувствовал, что заваливаюсь назад.

А-а, это меня за капюшон тянет Гордеев.

— Куда собрался?

— Отвали от меня, — скидываю его руку и делаю тычок в грудь.

Стоим. Сопим сбито. Смотрим друг на друга исподлобья. В глазах жажда убийства. Руки сжаты в кулаки.

Меня травит так, что просто пиздец.

— Ты как в ее жизни появился, Хан, так только проблемы одни и приносил. Пока твои школьные подстилки травили Таню и шантажировали, ты не был лучше. Предложил ей секс за деньги! Ей, девочке, которая даже детства нормального не видела. Только унижения, побои, да вечно прибуханную мать. И сейчас ты ничего не вывез, не защитил ее, а только натравил очередную свору бешеных собак.

— Я знаю. За это мне ответ перед ней и держать, а не перед тобой.

— Так ты к этой своре присоединился! — его кулак впечатывается в дверь в миллиметре от моего лица.

Даже не моргнул. Но ответить был обязан.

— Все мы иногда ведем себя так, что потом приходится краснеть. Или это все не про Стаса Гордеева, да? У тебя нимб где-то на полке сушится?

Ничего не говорит. Молчит. Скалится. Видно, что цепанул его за живое.

Разворачиваюсь. Уверенно берусь за ручку входной двери, но вынужденно торможу. Меня снова дергают за пуховик.

— Нахуя сюда приперся?

— Потому что не могу ее найти, хули ты такой тормоз, Гордеев?

— Зачем ищешь?

Вздыхаю. Смотрю на него как на конченного идиота. Отвечаю, уже ни на что не надеясь.

— Люблю ее, потому что. Все, давай. И, да, спасибо за фонари, я их заслужил, — и опять пытаюсь покинуть эту квартиру.

Открываю дверь. Почти перешагиваю порог. Но снова торможу, остановленный за капюшон.

— Ладно, хер с тобой, послушаю. Пошли. Если что не понравится, то еще раз тебе по морде пройдусь.

Ничего не отвечаю. Молча раздеваюсь, разуваюсь, прохожу в кухню. Там на столе уже дымятся три кружки с чаем. Аринка ждет нас, нервно жамкая в руках салфетку.

Сажусь. Немного зависаю, а потом начинаю говорить, орудуя только фактами.

— Я к Тане серьезно относился еще в школе, реально хотел с ней отношений. Она меня динамила. Очень жаль, но я не ясновидящий, чтобы понять причины почему это происходило. Не таскался за ней и не клянчил, потому что гордый был. Потом приревновал ее к тебе страшно, — и на этих словах покосился на Толмацкую, которая мне коротко кивнула, — дальше газанул, да. Поступил, как конченное мудло. Оправдываться не буду. Неважно, что я был пьян и что не знал отказов в своей сытой жизни. Неважно! Это мой стопроцентный косяк, но былого не воротишь. Дальше Таня пришла ко мне в отдел, и крышечка у меня потекла, ибо за все эти годы я к ней и на градус не остыл. Я был зол на нее за мнимое прошлое, месяц пытался держаться подальше, но не выдержал. Да, в то время у меня была Лиана. Да, однажды был разговор о браке, но инициатива исходила от нее. Не от меня! Ясно? Почему согласился? Блин, я как это видел? Как чисто выгодный союз двух семей. Удобно, практично, но на этом все. Лиану я никогда не любил, и она это прекрасно знала. Я ее и за девушку-то свою никогда не считал, так больше боевая подруга, которая всегда под рукой. А тут Таня. Я сразу же разговоры о свадьбы пресек, но рвать с Лианой окончательно не стал, потому что с другой стороны меня бортовали по жести.

— Чисто мужской подход, — зло выплюнул Гордеев.

— Давай, суди меня, Стас. А я припомню тебе Рябову.

— Дальше что? — в моменте скис парень.

— Дальше. Когда у меня с Таней все выгорело, Лиана была уже за границей. Я не мог ставить точку по телефону, но намекнул, что она обязательно будет поставлена сразу же, как только та вернется. И Тане я сразу же сказал, что да — есть Лиана, и да — она моя бывшая. Ни слова ей не соврал. Но и нагнетать не хотел, потому что мы уже жили с Таней у меня. Все было так чертовски идеально. По крайней мере, я так это видел.

— Выключенный телефон? Конспирация на работе? — загнул пальцы на руке Гордеев.

— По телефону был прессинг от Лианы. Извини, что не желал перчить им нашу с Таней ванильную стори. Что же до работы? Я не хотел, чтобы о Тане судачили в офисе и склоняли ее по поводу этого. Неуставные отношения между работниками запрещены вообще-то. Босс и подчиненная — многие бы навыдумывали грязи. Только вот о нас все равно пронюхали и вот, как видите, подставили Таню. Но я не верил, что она могла так поступить, поэтому копал, копал и наконец-то докопался до правды. Разумовский — отец Лианы.

— Тот несостоявшийся депутат? — охнула Аринка.

— Да.

— Ну ладно. А с беременностью что? — прищурившись, спросил Стас.

— Откуда ты знаешь? — опешил я.

— Отвечай.

— Да не было никакой беременности. Был купленный гинеколог и подставные анализы. Если не верите мне на слово, то я легко могу это доказать. Того врача уже вывели на чистую воду и с позором уволили из клиники, так что…

— Ну прям безгрешный, — фыркнул Гордеев.

— Нет, не безгрешный. Сначала поддался эмоциям, поверил фактам, вел себя с Таней некрасиво.

— Ну хоть не дал возбудить против нее дело, — тяжело вздохнула Арина, — она бы такой пощечины судьбы не вынесла.

— А что не искал ее все это время? — уже легче спросил Стас.

— Отец поставил такое жесткое условие. Я с ней не вижусь, он не спускает на нее всех собак. Я боялся за нее, не хотел рисковать.

— Я бы поступил также, — неожиданно кивнул Гордеев.

— Где она? — устало выдохнул я.

Но вместо того, чтобы сказать мне хоть слово, парень долго и въедливо смотрел на меня, а потом достал из заднего кармана телефон и набрал номер, ставя разговор на громкую связь.

— Привет, Тань.

— Привет, Стас, — голос тихий, измученный, пустой.

Мое сердце взлетает к горлу, но тут же падает и разбивается в дребезги. Блядь, я так скучал! Кончики пальцев тут же загудели, желая прикоснуться к этой девчонке.

Таня моя. Любимая…

— Определилась с выходными?

— Да, Ромка уже звонил вчера и сегодня, звал с вами на посиделки за город, правда мои возражения слушать не стал и уже едет за мной. Но я пас. Простите.

— Почему пас?

— Потому что мне не до веселья, — грудную клетку от этого ответа пронзает раскаленный и чересчур болезненный спазм.

Задыхаюсь. Прикрываю глаза. До крови изнутри прикусываю щеку.

Я хочу быть рядом с ней!!!

— Это очень плохо, Тань. Но поехать все же придется.

— Почему?

— Потому что Хан, собака сутулая, кажется, вычислил, где ты живешь.

— О, нет, — глухой стон, — только не это.

Меня почти размазывает ее ненавистью.

— Да, паршиво.

— У Нины был, представляешь? Наверное, скоро и до вас доберется.

— Не волнуйся, я ему фейс начищу и пенделя волшебного вставлю, задавая нужный вектор движения.

— Спасибо. Но, что мне делать?

— У меня есть временное решение — ты едешь сегодня с нами. Сейчас живо собирайся и жди Ветрова. Дальше будем думать. Лады?

— Лады, — покорно.

— Все, давай.

И отключился, а потом тут же набрал еще один номер, быстро объясняя план действий, по всей видимости, тому самому Роме, которого на дух не мог переносить мой лучший друг Данила Шахов.

— Так, Ветер, тут такие дела — я мужика Таньки амнистировал…да, да, забирай ее, она согласилась ехать с нами. Встретимся уже за городом. И вот еще что, как приедете, так сразу хлопни пива там или еще чего. И ребятам тоже скажи, чтобы прибухнули…зачем? Затем, что нужно устранить всех трезвых водителей, кроме одного. Все, делай вещи.

И положил трубку, смотря на меня с недовольным сопением.

— Попробуй только еще раз накосячить, Хан. Я ради тебя рискую потерять друга.

— Значит, едем все вместе? — улыбнулась Аринка.

— Едем. Хан за рулем, а мы пока отдохнем с тобой на заднем сидении в компании Дона Периньона.

Вот это поворот…

Но я не спорю, только пишу отцу сообщение, упрашивая подстраховать меня и вообще быть на стреме. Я в кошки-мышки больше играть не собираюсь, и так потеряли слишком много времени.

А дальше, помогаю ребятам с сумками, и мы все вместе спускаемся на подземную парковку, рассаживаясь по местам в здоровенном черном Cadillac Escalade. Я, как и было обещано, за рулем. Арина и Стас сзади усиленно налегая на шампанское. Между делом что-то спрашивают у меня по тексту. Я сухо отвечаю.

Волнуюсь. Сердце в груди отрабатывает на максималках, радостно пританцовывая. Глупое, еще знает, что может вместе со мной огрести по самые помидоры.

Сглатываю. По пути заворачиваю в цветочный магазин, выбирая большую корзину алых роз. Гордеев ржет, улюлюкает. Аринка тоже качает головой.

— Готовься получить по голове этим веником, — сыпят мне прогнозами, но я только поджимаю губы.

Сунуться к Тане без цветов? Не, я и так ей романтику задолжал. До самой пенсии не рассчитаюсь.

И вот Рублевское шоссе отсчитывает свои километры. Поворот на Раздоры. Высокий двухметровый забор. За ним огромный особняк в стиле Прерий.

Паркуемся. Выходим из машины. На крыльцо выходит нас встречать тот самый блондин, из-за которого я когда-то столько дергался — Рома Ветров. Высокий. Улыбка с прищуром. Подает мне руку и саркастически отвешивает:

— Кто молодец? Кого ждет пиздец?

— Марк, приятно познакомиться, — рядом ржут Стас и Аринка, заходя в дом в обнимку.

— Рома, хозяин этой берлоги. Будем знакомы.

— Будем. Где Таня?

— Медитирует на камин. Update — громить дом не запрещено, я для этого дела даже попкорна прикупил.

— Ха-ха.

— Но! — поднял указательный палец к нему, — Обидишь Танюху, я разгромлю дом твоим лицом. Без обид.

— Заметано, — кивнул я, в глубине души радуясь, что моя Таня была не одна все это время.

С такими друзьями и в Аду нестрашно.

Вошел в дом, разделся, разулся, перекинул из рук в руку коробку с розами и пошел за Ветровым. А затем встал, как вкопанный, когда мы завернули в просторную гостиную.

Тихо играла какая-то популярная музыка. Множество глаз уставились на меня вопросительно. А я не вижу никого.

Только ее, завернувшуюся в плед и сидящую в кресло-качалке у камина. В руках нервно теребит манжету собственного кардигана. Похудевшая. Осунувшаяся. С очевидными темными кругами под глазами.

Блядь, ну как я мог все это допустить, а?

— О, Тань, этот парень настойчивый. И тут тебя нашел. Вот зараза, — тянет Гордеев, а моя девочка тут же вскидывает свои грустные глаза.

Секунду испуганно сканирует пространство, а затем замирает.

А вместе с ней и мое сердце.

Бах! Бах! А дальше по прямой и противный писк неминуемой смерти…

Глава 31. О том, как покоряют Эверест…

Я не верю в то, что показывает мне картинка.

Оглядываюсь по сторонам и вижу одни заинтересованные лица. Народу — полный зал и все пришли посмотреть занимательное кино.

— Как ты посмел? — смотрю в глаза лучшему другу и с его лица в мгновение сходит улыбка.

Улыбка!

И тишина вокруг…

— Вам весело всем, да? — голос мой срывается, и ребята начинают прятать свои глаза.

Все, кроме одного. Того, кто стоит с трупами белых роз в большой подарочной корзине.

— Таня, пожалуйста, давай поговорим.

Усмехаюсь, не доверяя собственным ушам. Качаю головой, пытаясь выгнать дурман из поплывших мозгов. У меня перегрузка системы.

И вокруг одни враги. Никто больше из этих людей не играет в моей команде. Никто…

— Я хочу уехать! — не обращая никакого внимания на слова Хана, требовательно произношу я.

Но все молчат. Ни слова.

— Сейчас же! — перевожу глаза с одного на другого, — Стас!

— Я выпил, Тань. Прости.

— Но может…? — задыхаюсь я от отчаяния, умоляюще смотря на девчонок, но те только пожимают плечами.

— Я могу отвезти тебя домой, — делает шаг ко мне Марк, но я только пренебрежительно хмыкаю и брезгливо морщусь.

— О, отлично! Трезвый водитель, будь добр, отвези домой себя и все будут счастливы, — буквально выплевываю я из себя яд.

— Поговорим и отвезу. Обещаю.

Глаза в глаза, а у меня кровь в венах вскипает, потому что он смотрит на меня так, будто бы ничего не было. Ни его предательства. Ни его вранья. Ни его игнора все это долгое время.

— Тань, просто выслушай меня. Пять минут, мне большего не надо.

— Пять минут?

— Да.

— Мне когда-то даже этого не дали.

Ринулась вперед, плечом отпихивая его в узком проходе между диванами и бегом наверх, в комнату, которую мне выделил Ветров.

К черту этот цирк шапито. Я насмотрелась на клоунов. Меня от них тошнит!

— Таня, — кинулся за мной Хан, а я только припустила пуще прежнего, надеясь как можно быстрее добраться до телефона, чтобы вызвать себе такси.

И плевать, что дорого. Мои нервы мне дороже!

Оглянулась и тут же задохнулась. Марк, целенаправленно поспевал за мной. Сердце подпрыгнуло к горлу и там, содрогаясь в предсмертных конвульсиях, умерло. А я только и успела, что влететь в, выделенную мне комнату и захлопнуть за собой дверь.

Повернуть завертку. Облегченно привалиться к стене. Скатиться вниз по ней и обнять руками колени, равномерно раскачиваясь взад-вперед.

Гадович! Всем мозги запудрил. Вот и Гордеев купился на его виртуозный треп. Все грехи ему отпустил. Возвел в ранг святого.

Боже, за что?

— Таня моя, — послышалось из-за двери, и я неожиданно для себя расплакалась.

Тихо. Совершенно беззвучно. Я умею, жизнь меня планомерно готовила к этому трэшу.

— Я буду говорить все равно. Потому что должен, потому что виноват. Потому что ты заслуживаешь, чтобы знать правду.

Зажала уши ладонями, упав на пол, приняв позу эмбриона. Но не помогло. Я все равно слышала его голос. Этот дурманящий, завораживающий баритон. Он сводил с ума, гипнотизировал. Высверливал в моей черепной коробке дырки, превращая ее в форменный дуршлаг.

— Помнишь ты растянулась на полу в школе передо мной? Помнишь, Тань? Подняла на меня свои глаза-шоколадки, и я пропал. Пару недель ходил как чумной, не понимая совершенно, что со мной происходит, а потом смирился с простой истиной — ты мне нужна.

Всхлипнула, зажимая ладонью рот и зажмурилась. Это нечестный прием. Нечестный!!!

— Я дурак тогда был. Максималист. Все или ничего. Понимаешь? Но, если бы я только знал, почему тебя прессуют, то всех бы порвал. Никто бы не смел к тебе прикоснуться. Я бы для тебя сделал все, Тань. Никто не посмел выгнать из школы мою любимую. Я бы костьми лег, но не допустил этого.

Фыркнула, прикусила кулак.

— А потом случился Гордеев. И мне бы быть мужиком, но я тогда был глупым мальчишкой, который тупо приревновал тебя к другому. Я не оправдываюсь, не подумай. Наоборот! Признаю свою вину. Да, я перед тобой виноват. За то что верил в то, во что поверить легче всего. А потом сам же пожал свои плоды. Ушел в крутое пике в институте. Все забыть тебя не мог. Ты мерещилась мне в каждой девушке. Вот — у этой глаза как у моей Тани. А вот у этой — улыбка. Это смеется так же. А у той походка точь-в-точь как у Сажиной. С ума сходил. Скатился. Дошло все до того, что отец вычеркнул меня из завещания за гульки. А мне плевать было. Обожрусь и кайфую, потому что мне в пьяных снах приходишь ты. Вот такой я был жалкий неудачник, Таня…

Был…Три ха-ха! Всадила кулаком в деревянный пол, а потом еще раз и еще, чтобы заглушить сердечную боль, но слушать не перестала.

Безвольная рохля!

— А потом ты пришла в нашу фирму. В мой отдел. Я ночь не спал, после первого рабочего дня рядом с тобой. Потому неделю куролесил, пускаясь во все тяжкие. Я как думал? Что забыл тебя за прошедшие годы, выкинул из головы и из сердца. Но как же я заблуждался! Обманывал себя, что ты ничего для меня не значишь. Сам перед собой хорохорился. А потом сорвался. Таня, ты помнишь тот вечер у меня в кабинете? Помнишь?

Боже, что такое он спрашивает? Да как вообще это можно забыть?

— Я помню все! До мельчайших деталей. Твою дрожь. Твой ответ на мой поцелуй. Жар твоего тела. Шелк твоей кожи. Запах, который присущ только тебе одной. Все стоит перед моими глазами, как будто бы это случилось вчера. Таня…прости, но…я тогда не думал головой. Весь разум поглотила нерастраченная страсть. Я пер как танк, не замечая, что уже приколочен к тебе гвоздями навечно. Если бы я мог тогда трезво мыслить, то все бы было иначе. Я бы не допустил весь этот пиздец, что случился после. Я бы защитил тебя…

Он врет! Он врет! Он врет!

Как мантра, лишь бы не поддаться на эти льстивые речи.

— Да, была Лиана. Но я никогда не рассматривал ее на место постоянной спутницы жизни. Клянусь тебе, Таня, никогда! Она обставила этот вопрос, как необходимость, а я не стал возражать, потому что был пустой. Мне было плевать, кто станет моей женой. Лиана, Кристина, Полина, Марина. До звезды! А потом ты снова ворвалась в мою жизнь и я тут же поставил точку в этом вопросе. Да, не порвал с ней сразу, но я уже объяснил тебе почему. Дурак, потому что. Махровый, Тань.

Как все просто у человека, правда? Фигаро здесь, фигаро там. Но я и на этом этапе не приказала ему заткнуться. Я ждала. Ждала, черт возьми, когда мы дойдем до жареного.

— Как только ты дала мне зеленый свет, я понял, что…блин, Таня…я понял, что не могу потерять тебя. Я ведь даже расстаться на ночь был с тобой не в силах. Но и в истории с Лианой поставить жирную точку уже не мог, она уже была за границей. Хотел поступить красиво. Чтобы не краснеть за себя и перед тобой. Я ведь и так столько лет пользовался этой девушкой, заменяя тебя ею. Таня, я поступал с ней подло и неважно, что она была согласна на такой формат отношений.

Ах, вот мы и подобрались к самой захватывающей части.

— Я думал, что утрясу с ней все, но получилось так, как получилось, Тань. Я боялся, что она тебе что-то сделает. Я хотел оградить тебя от всей этой грязи, в которой я жил многие годы. Но не смог. Прости меня.

Подскочила на ноги. Кинулась к сумке, из которой достала телефон, а потом обратно, распахивая дверь и дожидаясь, пока Хан встанет на ноги и посмотрит на меня.

— Грязь, говоришь? Грязь, да, Марк? А вот это тоже грязь, скажи.

— Что?

— Ребенок, которого ты убил — тоже грязь?

И я почти силой сунула ему в руки телефон, на экране которого отображалось сообщение от Лианы Разумовской:

«Мне больше не за чем жить. Сегодня Марк заставил сделать меня аборт. Нашему карапузу было всего одиннадцать недель. У него уже были ручки и ножки. Была головка. Его сердце билось. А Марк заставил убить этого беззащитного человечка только потому, что решил, что ты важнее. Ты, Таня, стала важнее нашего ребенка. Ты на пару с Марком убила мое дитя! Ты убийца! Ты украла жизнь у моей малютки! А теперь и я ухожу. Будьте счастливы, отстраивая свое будущее на наших костях».

— Таня…, - выдохнул Марк.

Но я только выдрала из его рук свой телефон и снова захлопнула дверь перед его лицом.

С меня хватит!

Кинулась к кровати и уткнулась лицом в подушку, чтобы заглушить свои рыдания. Да, черт возьми, мне было больно и обидно. Больно, что я обманулась. Обидно, что меня в который раз приняли за дуру.

А еще мне было тоскливо.

Потому что, несмотря ни на что, я очень скучала по этому обманщику. Очень!

Увидела его внизу и сердце дрогнуло, а потом и вовсе разбилось в лепешку, ударяясь со всей дури о ребра. К нему устремилось, глупое. К этому мужику, что проехался по мне трактором туда-сюда-обратно и ушел в закат с гордо поднятой головой.

Не поверил мне. Обманул. Предал.

— Таня? — стукнул в дверь кулаком.

О, отвис. Или с мыслями собрался. Сейчас снова начнет выдавать очередную порцию чуши.

И правда, женская чуйка меня не подвела.

— Это все неправда. Это просто подстава. Понимаешь?

— А я тебе не верю! — закричала я, что есть мочи.

— Вот так, да? Я не поверил, когда тебя подставили и оказался мудаком в квадрате. Но ты ведь мне сейчас тоже верить отказываешься! Я тебе сказал, что Лиана бывшая? И не врал! Я сказал, что хочу жить с тобой? И это для тебя ничего не значило! Что я сделал не так? Неужели был настолько дерьмовым для тебя, что ты предпочитаешь верить незнакомой тебе Лиане, а мне нет?

— У тебя прекрасно получалось молчать три недели, Марк! Продолжай в том же духе, пожалуйста!

— Ах, вот, где собака зарыта! То есть мне надо было рисковать твоей свободой и явиться к тебе, наплевав на последствия. Так, Таня? Ты просто хотела, чтобы я был конченным идиотом во имя любви? Такая у тебя логика? Прошу, не разочаровывай меня…

— Ты мне даже не звонил! — выплеснула я из себя последний довод.

— А кто внес мой номер в «черный список»? — снова припечатал Хан по двери.

О чем он говорит? Какой еще «черный список»?

Тут же подхватила телефон и полезла в его кишки, проверяя то, что он только что сказал.

Не врет.

— Вот черт, — ахнула я, когда действительно обнаружила номер Марка в бане.

А он, между тем, продолжал добивать меня фактами, в которые я до последнего отказывалась поверить.

— Таня, несмотря на то, что я тогда сказал тебе в кабинете в последнюю нашу встречу, я никогда не верил в то, что ты могла пойти на слив информации Иванчуку. Не верил и все! А потому я все это время пытался выяснить кто тебя подставил. И преуспел. Но пока я занимался этим, я каждый божий день думал о тебе. Тосковал! Гнил заживо, Таня! Гнил без тебя…

— Уходи, — расплакалась я, отрицательно качая головой.

— Открой мне дверь. Мы все решим. Со всем справимся. Вместе, Тань. Я прошу тебя!

— Уходи! — еще раз повторила я и нырнула головой под подушку, стараясь отгородиться от неприглядной реальности.

Мне нужно подумать. Все взвесить. Найти ниточки, которые приведут меня к правде. Я не должна снова слепо следовать за ним по горящим углям. Слишком много ожогов, слишком…

— Таня…, — продолжал стучать Марк в дверь, но я только беззвучно плакала и ждала, когда же ему надоест терзать меня.

И вот все стихло.

И Хан перестал пробиваться ко мне. Его шаги заглохли в глубине коридора.

Проходили минуты, но я больше ничего не слышала. Ни объяснений. Ни попыток оправдаться. Ни откровенной лжи.

Ведь она была! Была же?

Удивленно приподняла голову, прислушиваясь к звукам за пределами моей комнаты, моргнула недоуменно, а затем устало прикрыла глаза и откинулась на подушки, совершенно не замечая, что погружаюсь в какой-то мучительный коматоз. Я устала. Вымоталась физически и эмоционально.

Это был мой предел. Дальше падать уже некуда.

Дно. Или я и его пробила?

Но жалеть себя дальше было еще поганее. А потому я встала, собрала свои вещи и вышла из комнаты, намереваясь вызвать такси и уехать из этого дома. Спустилась вниз и замерла, видя, как ребята играют в «Имаджинариум». Рома как по заказу и с хитрым видом положил карту на стол, загадывая:

— Мудак!

— О, у меня тут одни мудаки на руках, — рассмеялась Агата, но тут же стихла, наконец-то увидев меня.

Ну да, я бы на ее месте тоже смеялась. У нее мудаки хотя бы на картинках, а мне вот попадаются настоящие и отборные по жизни.

— Тань? — привстал со своего места Стас.

— Я домой. Сейчас вызову такси.

— Куда ты в ночь поедешь, горемычная? — неожиданно сурово наехал на меня Ветров, — Такси сейчас ждать сюда часа два, не меньше. Если с нами не в кайф, то хотя бы утра дождись, я протрезвею и отвезу тебя сам.

— А Хан? — спросила я тихо, чувствуя себя экзальтированной дурочкой.

— Съебался твой Хан. Пляши и пой. Ты так орала, чтобы он свалил, что парень просто не мог не подчиниться тебе. Еще один влюбленный идиот.

— Звучит, как обвинение, — фыркнула я.

— Звучит, как бабская истерика на ровном месте, Таня. Сплошное разочарование.

— Ветров! — осадил друга Гордеев, но тот только улыбнулся своей фирменной улыбочкой и закинул руки за голову.

— Ну, если вы не в состоянии ей правду сказать, то мне нормально, нигде ничего не давит. А вообще, — и подмигнул мне, — расслабься, Татьяна, завтра прикупим тебе первую кошку. Так уж и быть, лоток за мой счет.

— Не слушай его, Таня, — со всей дури стукнула в плечо Рому Агата и ободряюще мне улыбнулась.

— Да, отличный совет, — кивнул Ветров, — не слушай меня, не слушай Марка, не слушай логику.

— Ты хочешь меня обидеть? — спросила я и мой голос дрогнул.

— Да ты сама с этим великолепно справляешься, Тань. Кстати, играть с нами будешь?

— Буду, — кинула я с очевидным психом свои вещи на пол и прошла за игровой стол.

Вот только у меня ничего не получалось. Мысли, то и дело, ползли в сторону Марка. Он уехал. Просто взял и уехал, так что ли?

И злые слезы навернулись на глаза. Еще немного и я просто разрыдаюсь на глазах у всех ребят. Тряпка! Жалкая, безвольная, влюбленная тряпка!

Но я оставалась сидеть и ждать. Кого, спросите вы? Его — мудака, что разрушил мою жизнь! Потому что да, я не верила, что он уехал с концами только по причине того, что я его прогнала. Зачем тогда надо было приезжать? Веник этот тащить злосчастный?

Он вернется! Обязательно! И снова примется планомерно пить мне кровь!

Я верила в это, но с каждой минутой моя убежденность таяла на глазах, пока не испарилась окончательно.

Меня хватило всего на пару часов, а затем я, разбитая и потрепанная, все-таки извинилась и ушла к себе наверх, где свернулась на кровати в клубочек и снова разрыдалась.

Он уехал! И больше не вернется!

— О, Боже, ну и слава Богу! — яростно прошептала я.

Да только его слова снова и снова набатом звучали в моей голове, складываясь в слишком вожделенную картинку, где я нужна Марку. По-настоящему нужна…

…я ведь даже расстаться на ночь был с тобой не в силах…

…я заблуждался! Обманывал себя, что ты ничего для меня не значишь…

…смирился с простой истиной — ты мне нужна…

Господи, что есть правда? Что, если сейчас я поверю ему, а потом он провернет со мной нечто подобное, что сотворил с Лианой. И окажется, что я — это просто дырка для его утех.

Что я тогда, черт возьми, буду делать? Меня уже вывернули наизнанку, дальше только смерть.

В таких страшных думах я и забылась беспокойным сном. В нем мне снился улыбающийся Марк. Рыдающая Лиана. Кричащий от голода и холода ребенок. И я бы еще долго варилась в этой жуткой агонии, но тут что-то изменилось.

Невидимые руки заключили меня в крепкие объятия. Мне стало тепло и хорошо. Спокойно, как за каменной стеной.

И я наконец-то провалилась в глубокую кроличью нору. А когда проснулась не поняла, что именно вижу перед собой. Но это абсолютно точно было почти голое мужское тело в одних только боксерах.

И я лежала на этом теле! В одних лишь трусиках и тоненькой футболке.

Мама дорогая!!!

Осторожно подняла голову и чуть не заорала в голос. Это был Марк! И он спал, пока я сама уютно умостилась на его груди, закинув на него свою ногу.

Как это вообще случилось? Когда? Почему?

За что???

Аккуратно выпуталась из его объятий и поползла к краю кровати, принимаясь тут же одеваться. А там уж и слинять из этого сумасшедшего дома.

— Куда собралась? — вздрогнула я, услышав позади себя хриплый голос.

— Подальше от тебя.

— Подальше от меня больше не получится, Тань.

Ничего не отвечаю на эту показушную дерзость, встаю и скрываюсь в уборной. Но Марк упорно следует за мной. Встает за спиной так, что мы полируем друг друга в зеркальном отражении. И сердце стучит где-то в горле, а я сама — словно взведенный курок, готова выстрелить всем, что во мне накопилось за последние три недели.

О, там столько всего!

Чуть отклоняется в сторону, проводит носом по моей шее и шумно вдыхает, а я ничего не могу поделать, я пялюсь на его идеальные кубики пресса и совершенно точно собираюсь изойти слюной от этого вида.

А вот и хрен ему! Все, у меня иммунитет к его телу — я так решила — значит, так будет.

Хмыкнула, дочистила зубы и двинула на выход. А Хан за мной, надевая на ходу свою одежду и потягиваясь.

Молча спускаемся. Дом еще спит…

Резко разворачиваюсь к Марку и задаю вопрос в лоб.

— Ты что опять приперся?

— Потому что люблю тебя, — отвечает просто, смотря мне прямо в глаза, а я от этого ответа теряюсь и зависаю, не в силах постичь того, что он только что сказал.

— Не шути так, — бормочу все же и прижимаю руку к груди, за которой бесконечно взрываются петарды.

— Я. Люблю. Тебя.

— Перестань…, — пячусь назад и зажимаю ладонями уши.

— Всегда любил. В школе втрескался. В институте забыть не мог. Сейчас с ума схожу.

— Ничего не хочу слушать, — трясу головой.

— А мне это больше и не надо, — хмыкает и неожиданно закидывает меня к себе на плечо, словно куль с мукой.

И идет к машине Стаса, стоящей за высоким забором.

А я ору. Брыкаюсь. Даже пытаюсь извернуться и укусить наглеца, но его не остановить. Он добирается до внедорожника без особых проблем, а потом просто стряхивает меня на переднее сидение. Через пару мгновений сам садится за руль, блокируя мне все выходы. А потом трогается с места и выезжает на дорогу.

Я задыхаюсь от возмущения, а Марк молча достает с заднего сидения какую-то папку и кидает мне ее на колени.

— На вот, ознакомься, грымза моя любимая. Это материалы уголовного дела против семьи Разумовских, а также официальные данные о причине увольнения врача-гинеколога Элеоноры Карловны Либерман из клиники «Мать и дитя». Почитай, просветись и прекрати уже пилить меня, Таня. Я тебя люблю! Ясно? Я больше никуда от тебя не денусь. И это не обсуждается! Мы начнем все с начала — правильно. И это — факт.

— Марк…

— Все, я рулю, ты просвещаешься.

И я нерешительно открыла папку, а потом потонула в море фактов и обличающих свидетельств.

— Значит, никакой беременности не было? — спросила я, устало потирая лоб, спустя примерно сорок минут.

— Да. Я весь твой был, есть и буду. Разбирай по запчастям, если хочешь. Ори, ругайся, только больше не гони и не прячься от меня.

— Но это не отменяет…

— Ничего не знаю. Я — твой Марк. Ты — моя Таня. Фамилии только разные, но я это скоро исправлю. Так что все — разбираться в проблемах будем уже в процессе.

Что несет этот безумный?

— А куда это мы едем? — вдруг встрепенулась я.

— В аэропорт.

— А зачем? — охнула я.

— Скоро узнаешь.

— Марк, только попробуй! — заметалась я, не понимая, как выбраться из этой западни.

— Я не буду пробовать, Таня. Я это сделаю.

И его улыбка заставила меня обмереть от страха.

Машина проезжает мимо всех парковок, сворачивает в неприметные ворота и тормозит у небольшого, но хищного на вид самолета.

Капец, ты встряла, Сажина!

Черт! Черт! Черт!

— Что это? — таращу я глаза на железную птицу.

— Challenger 650, — невозмутимо отвечает мне Марк и глушит мотор.

— Я никуда с тобой не полечу, Хан, — отрицательно качаю я головой и решительно складываю руки на груди.

— Тань…

— Нет! Ты обманщик! Предатель! Потребитель! Манипулятор!

— Уверена, что это все обо мне?

— Уверена! Ты нисколечко мне не нужен, — буквально приколачиваю я его словами.

— Лгунья.

— Да неужели? — фыркаю.

— Да, я нужен тебе весь.

— П-ф-ф…

— Иначе бы ты не бесилась так, Таня.

— Какие убогие выводы.

— И не прижималась бы сегодня ночью ко мне, сладко посапывая, — от его слов тут же вспыхиваю и теряю хватку, бубня что-то нечленораздельное.

— Побереги мои мозги от этой ахинеи.

— Правда глаза колет, Тань?

— Это называется по-другому, Хан. Ты бесишь меня. Ты тратишь мое время на сущий бред. Ты…

— Ты любишь меня? — удар в сердце.

Навынос.

— Что?

— Отвечай!

— Конечно же…, - и вдруг замолкаю, не в силах соврать ему.

— Ну, давай, Тань. Скажи мне, что ты меня не любишь и тогда, обещаю тебе, я просто испарюсь из твоей жизни. Клянусь, это будет наша с тобой последняя встреча. Я тебя очень люблю, но мне нужна рядом сильная и уверенная спутница, а не обиженная девочка, которой показывают серое, а она талдычит — зеленое.

— Да пошел ты! — правда колет глаза.

— Я пойду. Просто говори, что ты меня не любишь. Сейчас! И разбегаемся.

— Я тебя ненавижу! — вдруг закричала я и грудную клетку обвила колючая проволока, смазанная ядом.

— Таня, просто скажи и не будем тратить время друг друга. Я однажды уже тебя терял. Переживу и сейчас.

— Я…

— Так?

— Я тебя…

— Угу…

— Я тебя не…

И тишина, наполненная страхом перед обозримым будущим, в котором буду только я и он. Никаких нас. Никогда.

— Это же так легко, Тань. Просто скажи, что ничего ко мне не чувствуешь. Просто разбей мне сердце. Не бойся, я его склею. А потом подарю кому-нибудь другому. Ты же этого хочешь?

— Заткнись, — откровенно огрызаюсь я.

— Хорошо. Договор. Я молчу — ты идешь со мной. Идет?

— Нет.

— Тогда выходи из машины.

— Что?

— Выходи, Таня, — цедит, неожиданно подаваясь ко мне, — не будем больше тратить время друг друга.

Очень близко. Наши губы почти соприкасаются. Обмениваемся жарким дыханием и электричеством, что в промышленных масштабах продуцирует наша нервная система.

Воздух трещит. Действительность плавится.

Отворачиваюсь. Берусь за ручку. Выхожу из машины, начиная жадно хапать воздух.

Вот! Я это сделала!

Но страх уже парализовал. Я жалкая марионетка в руках виртуозного кукловода.

И Марк тоже выходит из автомобиля. Открывает багажник, достает из него небольшой чемоданчик, а затем идет, смотря прямо перед собой.

Будто бы я уже испарилась чудесным образом. Будто бы больше ему не нужна.

Задерживаю дыхание, трясусь как лист осиновый, смиряясь со своим выбором. А через мгновение выдыхаю, потому что Марк по ходу своего стремительного движения крепко берет меня за руку и ведет за собой.

И я не могу сопротивляться. И не спрашивайте меня почему. Я просто жду, что Марк окончательно расставит для меня все по своим местам, потому что сама я, по всей видимости, чересчур перестрессовала и не способна уже мыслить логически. Таю, где надо быть тверже промерзлых льдов Арктики. И неприступна, где требуется уже подписать мирный договор.

Я запуталась.

Меня слишком часто водила за нос эта суровая реальность. Я боюсь верить в чудо. Я вся — есть сплошной страх перед будущим.

И вот уже мы стоим перед высоким трапом. Мне нужно подняться на борт самолета, а еще участливо улыбнуться молодому мужчине и девушке, стоящими перед нами и одетыми по форме. Марк тут же достает два загранпаспорта и передает их на проверку.

— Это мой? — шепчу я, впадая в шоки.

— Твой.

— Откуда?

— Как откуда, Тань? — улыбается мне по-мальчишески легко, — Из паспортного стола. Ну ты что?

И добавляет, когда нам отдают документы уже с соответствующими отметками.

— Папа передал тебе его, с пожеланиями скорейшего прощения меня и его в одном флаконе.

Фыркаю. Закатываю глаза. В груди с новой силой вспыхивает обида, но тут же тухнет. Мы поднимаемся и проходим в салон самолета. Я удивлена. Поражена. Сбита с толку.

Это настоящая ожившая сказка.

Боже, что я здесь делаю?

— Выберешь место?

— Я…, — зависаю.

— Тогда я сам.

Вручает чемоданчик появившейся из ниоткуда стюардессе и, приобнимая меня сзади за талию, начинает проталкивать нас вперед. Пока не добирается до двери в отгороженный от посторонних глаз салон.

Здесь есть кровать. И это все, что я вижу.

Гос-По-Ди!!!

— Марк, — дрожит мой голос.

— Сейчас поговорим, Тань. А потом я начну просить прощения.

— О-о…не-не-не надо, — откровенно заикаюсь я, хотя между моих ног вспыхивает сноп жарких искр.

— Надо, Таня, надо. Время пошло.

— О, Боже!

— Верный настрой. Но будут ли вопросы и предложения? Или сразу мир?

И на этом месте он снимает с себя ветровку. А затем и футболку, пока я в шоке смотрю на его идеальное тело.

— Квартира на Ордынском тупике? — почти в полубреду выговариваю я.

— Новая она. Я не врал! Там никого не было, кроме тебя, — и после этих слов пуговица на его джинсах расстегнулась.

— Почему ты не рассказал мне все, как есть? Сразу?

— Боялся, что опять потеряешься для меня, — потянул меня к себе, скидывая и с меня одежду.

А между тем самолет начал свое движение и голос командира корабля сообщал нам, что через пар минут мы взлетим и будем следовать по маршруту Москва-Занзибар.

— Африка! Ты с ума сошел?

— Давно, Тань, — кивнул он и, удерживая мое лицо в своих ладонях, начал осыпать его невесомыми поцелуями.

— Почему отключал телефон?

— Лиана могла нам помешать. Я этого не хотел, только тонуть в тебе бесконечно…

Легкий укус верхней губы. Сердце пропускает удар. Жаркая молния лупит в низ живота.

Прицельно.

Бах! Бах! Бах!

Ах!!!

Все, трусики мокрые. Я так по нему соскучилась.

И мурашки покрывают девяносто девять процентов моей кожи.

— А на работе зачем надо было прятаться, Марк? — мой голос упорно трансформируется в томный шепот.

Выгибаюсь кошкой в его руках. Опять! Снова!

— Хотел сначала закрыть пит-стопы с Разумовской. Хотел все сделать правильно, чтобы тебя не задело по касательной. Хотел как лучше, в общем, а получилось, как всегда. Прости, Тань.

И его рука уверенно расстегнула ремень на моих джинсах.

— Как тебе не стыдно…, - придерживаю его руки.

— Не стыдно. Нам обоим нужно эта терапия, — улыбается исподлобья, прикусывая нижнюю губу.

Чуть толкает меня в грудь, а в следующий момент и вовсе подхватывает под задницу.

Два шага и я падаю навзничь на кровать.

Джинсы в сторону. Белье с треском исчезает с нас.

Горим!

— Скажи еще раз, — всхлипываю, с каким-то отчаянием.

— Никто не нужен. Все ориентиры ведут к тебе, Таня. Все дороги закольцованы. И я рад этому до безумия, потому что наконец-то могут дышать. Могу быть счастливым. С тобой. Только с тобой. Потому что я люблю тебя.

— Марк…

— Вот здесь, — берет мою руку и прижимает ее в том месте где суматошно бьется его сердце, — есть место только для тебя. А здесь…

И его губы скользят по моей левой груди.

— Есть место только для меня. Я туда никого не пущу.

— Зачем ты выгнал меня тогда из кабинета, Марк? — падает последний бастион защиты.

— Защищал тебя от Лианы, Таня моя. С первых ее слов я понял, что она пришла объявить войну. Я спасал самое дорогое. Как мог… как умел…

— Пожалуйста, не делай так больше…

— Пожалуйста, верь мне. Я всегда буду прикрывать тебя. Не оставляй меня одного на поле боя, Таня.

— Марк…

— Я твой! Разве не видишь? Весь…

— И я тоже тебя люблю…

И это — белый флаг. Взрываются звезды. Мир переворачивается.

Наш самолет взлетает, и мы тоже.

— Я так скучал, Таня моя. Не могу сдерживаться…

— И не надо.

И все.

Тормоза отказывают окончательно. Предохранители выбивает. Вместо кожи — один оголенный нерв. Вместо чувств — взрывы. Вместо признаний — биение наших сердец в унисон.

Контроля больше нет.

Марк врывается в меня сразу на всю длину. Рычит, шипит. Поджигает меня еще сильнее, грязно рассказывая мне, как умирал без меня. А я плачу, не понимая, то ли от грусти, то ли от счастья.

— Прости меня, — шепчу между упругими толчками, почти полностью потонув в пожаре страсти.

— И ты прости меня, Таня. Прости за все.

Переворачивает. Ставит на колени, спиной к себе, ощутимо прихватывая за шею и снова вдалбливается в меня, с чувством и расстановкой поучая между толчками.

— Слушаться. Меня. Должна! Доверять! За мной быть обязана! А не сама по себе! Я. Твой. Мужчина. Ты. Моя. Женщина. Мы будем рвать друг за друга. А не топить, Тань! Мы — одно целое. Поняла меня?

— М-м-м, да…

Нервы громко стонут. Тело мелко дрожит по ним. Я вся в его власти. Подчиняюсь. Выдыхаю, отдавая себя в его распоряжение.

Кончаю! Провожаю усталым взглядом грани реальности…

— Умница.

После падаю на кровать совершенно измученная, опустошенная и, в тоже время, наполненная до краев. Дрейфую в объятиях нирваны и сна.

Пока Марк бесконечно целует мое разомлевшее тело. Гладит. Шумно втягивает в себя мой запах. Урчит, словно довольный котяра.

Уплываю.

В рай.

Эпилог

Три недели в первозданном раю.

Тропический остров с белоснежным песком, утопающий в зелени и затерянный в Индийском океане — это все Занзибар.

Марк привез нас на частную виллу с панорамным видом на закаты и рассветы, на лазуревые волны, шелестящие и рассказывающие о безмятежносьи, и заставил здесь забыть обо всем. Осталась только наша любовь, бьющая через край и безграничное умиротворение от того, что все наши проблемы наконец-то утряслись.

Мы, казалось бы, бесконечно лежали в гамаке, наслаждаясь друг другом, солнечными ваннами и любовались морскими пейзажами, а еще говорили обо всем и ни о чем, пытаясь понять друг друга и притереться еще больше. А по вечерам нежились в бассейне инфинити, предаваясь взаимной страсти.

Время летело…

И мы вместе с Марком погрузились в состояние четкого понимания — нам друг без друга уже не вариант.

Это пугало и одновременно внушало спокойствие, потому что все наши чувства и желания были взаимны.

— Долго будешь меня мариновать, Тань? — нахмурил брови Хан.

— Что? — встрепенулась я, отвлекаясь от созерцания маленького крабика, что упорно преодолевал песчаные барханы.

— Я тут тебе уже двадцать минут в любви признаюсь, а ты меня игнорируешь, — карикатурно надул губы.

— Да?

— Да!

— Какая же я жестокая женщина, — смеюсь и целую Марка в обе щеки, чуть потираясь о его отросшую щетину.

Кайф!

— Ты сам меня выбрал.

— Эх, ладно! — приподнимается с лежака и тянет меня за собой, — Поехали.

— Куда?

— Туда, где ты будешь кричать от восторга, — подмигивает мне заговорщически.

— А я же и так это делаю несколько раз на дню, — краснею я и смеюсь в голос, — разве нет?

— Мне нужно больше, Таня моя.

Через час мы были уже на пляже Казимкази, где надели маску, ласты и прыгнули за борт лодки. А затем оба задохнулись, окруженные, по меньшей мере, тремя десятками дельфинов, которые кружили вокруг нас.

И не было пределу моей радости!

— Я люблю тебя, Марк! — вырвалось из меня, когда мы выбрались на берег и упали на песок, тяжело дыша от острой дозы адреналина.

— Ну наконец-то! — рассмеялся парень и стиснул меня в объятиях.

— Было страшно, — вдруг осеклась я и призналась.

— Это всего лишь большые рыбы, Таня моя.

— Нет. Я не об этом. Я о признании. Я уже дважды говорила тебе о своих чувствах, но оба раза ты смолчал.

— Да быть того не может! — приподнялся надо мной на локтях Марк и с сомнением уставился на меня.

— Я не вру, — прикусила губу.

— Я бы помнил, Тань. Такое не забывается. Это же, считай, мечта всей моей жизни. Без шуток!

— П-ф-ф…

— Я точно спал или был не в себе, но, даже в этом случае, прости меня, — нежно провел пальцами по моей нижней губе и легонько чмокнул в нос.

— Но…

— Я люблю тебя, без каких-либо «но», — и мое сердце от этих слов буквально расперло от наслаждения.

Меня любят! Меня! Меня! Меня!!! Любят, да! За то, что я просто есть…

— И я тебя люблю, Марк.

И все! Не осталось между нами никаких оговорок. Только мы. Только наша страсть. Только наша любовь.

И будущее, что мы собрались делить пополам.

Ах, я же еще не рассказала, как это произошло…

Мы вернулись со сказочного острова, и Марк принялся меня пытать. И у меня от его пыток кровь стыла в жилах, а в черепной коробке мозги сбивались в труху. Я не могла больше уступать ему там, где была совершенно не согласна это делать, хотя и понимала, что все мои потуги совершенно бесплодны.

Так и вышло.

Марк неделю ходил вокруг меня кругами, а потом просто взял и бессовестным образом обманул.

— Поехали сегодня…

— Нет! — не дожидаясь продолжения, резко осекла я парня.

— За город, — закончил он, не обращая на мои возражения никакого внимания, и улыбнулся.

— За город?

— Да. Есть чудесный дом рядом с лесом и небольшим озером. Тебе там понравится.

— Ну, если так, то…ладно.

И мы собрали небольшие походные сумки, и отправились в путь. И да, забегая вперед, сразу скажу вам, что всю эту неделю я жила у Марка на Ордынском тупике. Он просто взял и без лишних сантиментов перевез мои вещи к себе. А я и не думала возражать.

Ну… а как бы зачем?

И вот суббота. Вечер. Уже стемнело. А мы несемся по трассе, болтая о пустяках и строя планы на Новый год. Марк хочет отмечать с лучшим другом — Данилой Шаховым. А я — в компании Стаса и остальных ребят. Но понимаю, что совместить приятное с полезным вряд ли получится. Шахов и Ветров — заклятые враги еще со школы. Пробиться? Не вариант. Помирить? Три ха-ха.

— Тогда опять смотаемся от всех и вся, Таня моя.

— Это куда?

— Это туда, где теплый океан лижет пятки, — стискивает мою ладошку и подмигивает, — приехали.

Перед нами открываются автоматические железные ворота. Заезжаем. Паркуемся. А я таращусь на красивый двухэтажный особняк, в котором приветливо горит приглушенный свет.

— Марк? — вдруг вздрагиваю я.

— Идем, Тань.

— Ты сволочь! — шепчу тихо и качаю головой, — Ты…

— Все потом, любимая. Нас ждут.

— В пекло! — рычу, но сама дергаю за ручку и вываливаюсь из машины.

О-о, бессовестная семейка! Издеваются над человеком как могут и даже не краснеют! Ну что за жизнь?

Проходим в дом, я тащусь на буксире, нервно бурча себе под нос проклятия.

— Ведьма, — ржет Марк, довольный, что все-таки заманил меня в свои сети. Я — не Таня. Я — глупая рыба!

Открываем дверь, проходим в дом, раздеваемся и разуваемся. А затем я вздрагиваю, так как слышу позади себя звонкий женский голос.

— Сынок?

Замираю. Едва дышу, сердце за ребрами буквально умирает от перенапряжения. Господи, ну я же не готова! Ну почему нельзя было подождать лет десять или двадцать, а?

— Мам, привет.

— Это она? Наша Таня?

Наша Таня…

И рыдать хочется, потому что сказано это не наигранно, а искренне. От всего сердца.

Боже!

— Да, мам, пап, это Таня — моя будущая жена.

Глаза дергаются в разные стороны, руки дрожат, меня явно мучают галлюцинации. Какая еще жена, п-ф-ф?

Поворачиваюсь, встречаясь взглядом с женщиной, чьи глаза смотрят на меня так тепло и приветливо. А рядом с ней стоит тот, кто однажды осудил меня без суда и следствия. Марк — так на них похож…

— Таня, моего отца ты уже знаешь, а это — моя мама Ева Раминовна.

— Здравствуйте, — произношу тихо и сбивчиво.

— Здравствуй, Таня, рады тебя видеть, — это отец Хана, он подходит ближе и пытается поймать мой мечущийся взгляд.

— Можно я не буду врать? — пожимаю плечами, понимая, что выдаю дикость, вот только…

Все смеются. Непринужденно. И меня немного отпускает.

— Герман у нас недоверчивый чурбан, Танюш. Но он не плохой персонаж, дай ему шанс.

— Да, Таня, дай мне шанс, — подмигивает мне Хан старший, — я знатно проштрафился, но готов исправиться. Выслушаешь?

— Дорогой, сначала ужин!

И закрутилось…

А мне даже не верилось, что вот этот домашний и благодушный мужчина, без конца и без края отвешивающий шутки, действительно грозный отец моего Марка. И да, я не могла не простить его, когда он так искренне извинялся, а еще сватал мне должность в одной из «дочек» его фирмы, которая занимается мультипликацией.

— Ты очень классно рисуешь, тебе это нравится — я вижу. Зуб даю, что и новый проект тебя захватит с головой.

— Ну, я что-то не знаю, Герман Адрианович, у меня ведь даже образования нет соответствующего, — мнусь я.

— Зато таланта не отнять…

Погружаемся в обсуждение, начинаем сыпать предложениями и вообще общаться легко и непринужденно. Спустя примерно полчаса ловлю пристальный взгляд Евы Раминовны и вспыхиваю. Теряюсь. В этом взгляде столько всего…

— Тань, прогуляешься со мной немного? — сжимает мою ладонь Марк, но мне не дают ответить согласием.

— Сынок, можно чуть отложить вашу прогулку? Хочу кое-что показать Тане.

— Ок, — кивает Марк и я вслед за ним.

Встаем из-за стола и поднимаемся наверх. Проходим к самой дальней комнате. Это спальня Марка — только тут все замерло со времен школьной поры. И я меня словно машиной времени откидывает назад, туда, где я была аутсайдером, а Хан мечтой всех девчонок.

— Ты, наверное, гадаешь, зачем мы тут, — тепло улыбается мне Ева Раминовна, а затем протягивает небольшую шкатулку, — за этим. Марк никогда не покажет, но ты должна знать.

Я открываю крышку и мгновенно забываю, как дышать.

Там я. Фотография с почетной доски, которая неожиданно пропала в десятом классе. И заколка, которую я обронила в библиотеке при нашем первом поцелуе. А еще неиспользованные билеты в кино — да, я же отказалась от свидания с ним.

Расплакалась. И тут же угодила в крепкие объятия. Меня жалели, успокаивали и гладили по голове. А я только благодарила мироздание за то, что мы с Марком не растеряли свои чувства.

Наоборот — приумножили.

— Спасибо вам, — хрипло прошептала я.

— Тебе спасибо, что вернулась в его жизнь, Танечка…

Спустя несколько часов мы ехали домой. Моя рука в руке Марка. Сердце щемит в груди от счастья. По венам бежит чистая эйфория. А в голове только это:

— Послушай…

— А?

— Если еще хоть раз в жизни меня посмеет оттолкнуть от тебя хоть кто-то, то разрешаю тюкнуть меня по башке и сделать лоботомию, ибо я наивная дура. Сначала Батурина, теперь вот Разумовская…если бы не ты, то я так и сидела бы у корыта, которое сама же и позволила разбить.

— Таня моя, ты просто помни, что я люблю любя. И верь. В меня. В нас. В то, что мы с тобой одно целое. И тогда нам никто не страшен.

— Никто…

Улыбнулась я, прижалась к его плечу и вдохнула полные легкие его мужского запаха, а через секунду встрепенулась.

— Но, Марк, ты зачем своим родителям так пафосно меня представил. Моя челюсть чуть не разбилась, падая на пол.

— П-ф-ф! — закатил глаза парень и рассмеялся.

А спустя некоторое время, в первый день нового года я проснулась на кровати, усыпанной лепестками роз и с кольцом на безымянном пальце. Рядом сидел Марк и хитрая улыбочка красовалась на его красивом лице.

— Спрашивать согласна ли ты даже не собираюсь.

— Это почему?

— Это потому, что у тебя нет других вариантов, кроме как выйти за меня, Таня моя.

— Ну что за жизнь…, - вздохнула я наигранно печально и тут же звонко рассмеялась, стиснутая в его крепких объятиях.

Зацеловал.

Залюбил.

Осчастливил…