Взгляд через плечо бесплатное чтение
Ирина Сабенникова
Взгляд через плечо
© Сабенникова И.В., 2022
© Оформление. Издательство «У Никитских ворот», 2022
Фантазии на тему любви
Есть вопросы, задавать которые не стоит, и именно такой вопрос я задала: «Любили ли вы когда-нибудь?» Спросить о любви – то же, что спросить о вере: «Верите ли вы и какова сила вашей веры?» Но я спросила то ли из желания дать адекватный отпор предшествующей попытке вмешательства в мою личную жизнь, то ли по какой-то другой причине, но точно не из любопытства, чужая жизнь меня не слишком интересует. Впрочем, я и не была особенно уверена в том, что мне ответят, но ошиблась.
– Да, конечно, я любил, и не раз, – ответил мой собеседник словно из далека, как если бы он повернулся лицом к своему прошлому, отвернувшись от меня настоящей.
– Несколько раз? – переспросила я и тут же безапелляционно заявила: – Тогда это не любовь!
– Ну почему же, – не обращая внимания на мою задиристость, откликнулся он, – просто это чувство было всегда разным. В юности – более романтическим и страстным, когда я стал старше – это было совсем другое чувство…
Наверное, можно было его разговорить, но мне не нужно было чужое прошлое.
– Знаете, – обратился ко мне мой собеседник, не услышав моего молчания, – слово «любовь» для меня очень много значит, я не могу и не хочу затирать его постоянным использованием.
– Понимаю, – ответила я, – поскольку и сама нечасто произношу его.
И в то же время мне почему-то показалось, что «любовь» для моего собеседника была вовсе не роскошным, чудесным образом ограненным бриллиантом, а заложенной между страниц книги маргариткой. Заложенной, возможно, даже не им, а например, его дедом, а он старается как можно реже пользоваться этой книгой и тем более открывать ее на этой странице. Трогательно, но не мое. И тут неожиданно для самой себя я сделала вывод:
– Думаю, вы не любили!
– Ну почему же так?! – недоумевает мой деликатный оппонент, деликатный, потому что любой другой уже давно бы нашел способ прекратить этот неудобный для него разговор.
– Видите ли, – пытается он объяснить мне как нетерпеливому подростку, не знающему жизни, – любовь многогранна, она имеет массу проявлений.
– Любовь, – не унимаюсь я, – это то, что пронзает твою жизнь насквозь, не оставляя никакого выбора в определениях. Это судьба, – наконец решаюсь произнести я свой приговор.
Наверное, человек, беседующий со мной, сотни раз, прав, я и сама прежде думала так же, классифицируя вслед за психологами это, в сущности, тотальное чувство, вычленяя из него любовь-нежность, любовь-дружбу, любовь-страсть, привязанность к родителям, к ребенку и так без конца. Да, конечно, все это отблески одного, как солнечные зайчики или блики на воде, но Солнце-то одно! Это все сжигающее и беспощадное Солнце, дающее жизнь, тепло, ласку, нежность, – оно одно. Вы можете жить, наслаждаясь его теплом, и не принимать его самого. Может быть, из страха быть сожженным, из врожденного рационализма, из-за того, что для вас вполне довольно тепла и в полутени, но от этого Солнце не перестанет быть Солнцем, а любовь – любовью.
Ну что же я делаю?! Я же уже обжигалась на подобном. Да и что произошло бы, если бы каждого человека на Земле захватывал солнечный водоворот страсти, оставляя потом жить ослепленного и беспомощного.
Что остается от того безумия, которое называют любовью? В сущности, не больше, чем от маргаритки, заложенной между страниц: диск с записями мелодий танго с концерта, на который я не пошла, детская считалочка про короля и королеву, записанная на диктофон моего телефона, не бог весть какой постер с изображением плывущей Венеции – все то, что так и осталось в наших проектах и никогда не осуществится. Ни концерт, ни поездка в Венецию… И только наши фантазии, переведенные в слова, где мы бесконечное число раз разными цветами в бесчисленной вариации оттенков воссоздаем образ друг друга, только они, совпавшие не столько во времени и пространстве, сколько в вечности, живут и останутся памятью о нас тем, кто не будет знать даже наших имен. Это будут фантазии на тему любви – любви счастливой и несчастной, разделенной и потерявшейся – и вновь обретенной, и снова преданной, но все равно любви.
Как мало у него осталось от меня – флакончик с губной помадой, забытый в машине, книжка рассказов Касареса и фантазии, которые мы так заботливо привили на старый ствол яблони, которая и есть, в сущности, наша жизнь.
На грани двух начал
- Когда чудовище рождается от сна,
- Как всполох огненный от пороха крупицы,
- А нам все кажется, реальность просто снится,
- Крадет рассудок страстью тишина,
- Иллюзию создав, как ей не обольститься.
- Изгиб к изгибу огненным хвостом,
- Сметая планов совершенных сонность,
- Здесь, тело выгнув аркою, мостом,
- Ждет вечность звезды – слез чужих безродность.
- Тот враг в тебе почти неуязвим,
- Зеркальным отраженьем ищет встречи,
- Он поманит, и я пойду за ним
- По грани двух начал, к исходу сечи,
- Звеня ключом заржавленным и старым,
- Родится время каждый божий день,
- Уходит ночь туда, где нас не стало,
- Оставив ожиданью света тень.
- А жизнь уже бросается с размаху,
- Как кобылица – зла и горяча,
- Раскаянье сродни любви и страху
- И обещает смерть мне с твоего плеча.
Вирус
- Под тонким льдом безволия искомый,
- Когда нет сил пошевелить рукой,
- Лет дикий хмель цветет, но бьет истома,
- Свивая сны в кольце огня каймой.
- Жар в глубине, не растопив печатей,
- Мечтой зато уста мои сомкнет.
- Как символы безумства предприятий,
- Рабы желаний знают этот гнет.
- Я возвращаюсь к ним с тобой в бреду,
- Горит весь мир, и некуда стремиться,
- И мысль одна скользит во тьме по льду
- Души, желая все-таки напиться.
- Без сожаленья прошлое приму,
- Без счета прежних дней, прожитых мною,
- И, может быть, о вечности пойму
- Всю правду этой жаркою весною.
О замкнутости чего-либо
- Замкнуто сердце, словно в сосуде,
- В теле моем.
- Бьется в клетке судьба
- Неизбывной обузой —
- Мы вдвоем.
- Жизнь сама замыкается
- стенами комнат,
- мир – окном.
- Боль – заложница взвинченных нервов, оборван
- день за столом.
- Суть моя запирается праведным словом,
- Но господствует ложь,
- Мы чуть-чуть пригубили безумства, пред Богом
- Истины не тревожь.
- Что имеем, по ветру, конечно, развеем,
- Времени не скопив,
- И окажется небо само фарисеем,
- Утро испив.
- Я тебя запираю в себе неизменно —
- Выпустить жаль,
- А другим достается
- Надежда, измена, в крошках печаль.
- Вижу сны твои на рассвете
- и стихи.
- И люблю тебя словно дети —
- без тоски.
Ночные пионы
- У Курского пионами торгуют
- такого непредвиденного цвета
- – лилово-черными, у ночи нашей где-то
- имело веко цвет почти такой.
- Темнело рано, сумерки жгли лес,
- и каменных дубов бездымно тлели ветви,
- лилово-черный плес гасил пожар небес,
- беспомощно еще горели ветлы,
- а мы, притихнув, пили неба мглу,
- в бокалах на столе плескалось наше море,
- и горечью обид гремело где-то горе,
- затеяв предвечернюю игру.
- Теперь у Курского я на сквозном ветру
- ночных пионов покупаю шапки
- у смуглолицей, как колдунья, бабки
- и в памяти событья берегу.
Две капли
Мы целовались на узкой дорожке возле Спасо-Андроникова монастыря, останавливались через каждые полтора метра, целовались и снова двигались. И все это наше движение напоминало вальсирование вокруг высоких монастырских стен. Голова кружилась от весеннего воздуха, от бесконечных и долгих поцелуев, от невозможности и глубины того чувства, которое захватило меня так неожиданно.
– Давай обвенчаемся, – неожиданно предложил мой спутник.
– Нет, – ответила я. И вдруг поняла, что только что могла навсегда разрушить свою устоявшуюся, но ставшую какой-то скучной жизнь. Разрушить и создать новую, а может быть, и не создать. Разрушить представления моих детей о морали, которое я воспитывала в них с такой тщательностью. Дружеские отношения с мужем, поскольку они всегда были скорее дружескими, чем какими-либо еще. И все это, балансируя на тончайшей границе, отделяющей свет от тьмы. Хотя я уже не знала, что есть свет, а что тьма.
– Нет, – повторила я и почувствовала облегчение, которое испытал, возможно, непроизвольно и мой спутник.
«Зачем нам венчаться, – думала я, – мы и так неразрывно связаны судьбой. И может ли быть связь более крепкая, чем эта? Мы есть одно целое. Как две капли, упавшие в придорожную пыль, начинают двигаться друг к другу, не замутняясь и не смешиваясь со всяким сором, и вдруг сольются в одно и только потом исчезнут, впитавшись землей».
Я почти болезненно чувствовала это притяжение, днем и ночью влекущее нас навстречу друг другу, заставлявшее просыпаться на рассвете и писать. Он был во мне и вне меня и всем, что меня окружало. Большее было несовместимо с жизнью.
– Нет, – сказала я еще раз, и мы продолжили вальсировать, перемежая движение поцелуями, глубокими и страстными, задыхаясь от желания и ежесекундно рискуя слиться в одно и быть поглощенными землей.
К возможности альтернативы
- Не совершилось, а было задумано точно
- Дело, возможность вела обходные маневры,
- Здесь комментарии что-то таили подстрочно,
- В трубы гудели историй усталые нервы.
- Мне помешала случайность, соринка, мгновенье,
- Жизнь устремилась вперед, но, не ведая броду,
- Встречей скрипели в уключинах весла – сомненья,
- Сон загребая и тратя покорную воду.
- Где глубина приютила бездомные звезды,
- Желтый листочек луны оторвался и канул,
- Но не случилось, и править, наверное, поздно,
- Кошкой испуганной вечер сам в страхе отпрянул.
- Пусть остается немного, но в малости сущей
- Будет разменная истина суше и жестче,
- Если рассеялся плевел сомнений сосущий,
- Жизнь нам теперь схематичней и кажется проще.
- Жаль, что нельзя разменять и истратить желанья,
- Звонкую медь оправданий бросая к исходу,
- Даже когда обесценена горечь познанья,
- Не торопи к ощущеньям и таинствам моду.
- Бред разводя, словно ржавую воду руками,
- Сам искупая безверия юности строки,
- Я полюблю, отдышавшись, а жесткие руки
- Вырежут слово желанья, забыв про уроки.
Извечный вопрос
- Рвет все каноны майская метель,
- Заносит снегом ранние тюльпаны,
- И соловья разорванная трель
- Ей спрятана в дырявые карманы.
- Здесь рыхлых туч нависшая беда
- Прилипла к проводам подобьем серой ваты,
- Но пробивается трава, пусть лебеда,
- И даже в этом мы не виноваты.
- Пройдут дожди, смывая прошлый снег,
- Пробьется солнце, будет пахнуть мятой,
- У юности всегда большой разбег,
- Но даже в этом мы не виноваты.
- Вновь собирая первый майский мед,
- Рассыпав слов везде живое просо,
- Судьбу в который раз с тобой вгоняя в пот,
- Мы не дойдем до этого вопроса.
Тема кольца
- Отсчет идет с обратного конца,
- Чтобы достигнуть времени начала.
- Здесь жизнь сотрет событий пух с лица,
- Лишь позже распрямив сомнений жало.
- Я по кольцу, зажатому во мгле,
- Проторенному от тебя, невнятно,
- Лечу навстречу, словно пыль к метле,
- И возвращаюсь все-таки обратно.
- Страшусь, однажды заложив вираж,
- Не справиться в долгах, от напряженья
- Столкнуться с тем, кто, кстати, вечно прав
- И не подвержен на словах спряженьям.
- Невольно оказавшись на прямой,
- От страха дней привычного движенья
- Утрачу легкий вкус к себе самой,
- Признав впервые в чувствах пораженья.
- Чем можно искупить упрямства грех
- И разомкнуть звено среди лишенья
- В цепи судьбы, куда стремится бег
- Известных лет в порыве завершенья.
- Да, все во мне торопится сквозь круг,
- Закручен случай в вихре ожиданья:
- В конце – начало, в радости – испуг,
- В порывах воли – обморок свиданья.
Разговор пчелы
- Соблюдая приметы для жизни устойчиво верной,
- Белый шелк надеваю своих бесполезных надежд.
- Счастье пью понемногу неполною ложкою мерной,
- Добавляю для крепости ложь в неформальный сюжет.
- Пусть в семейном альбоме на первой печальной странице,
- Где хронограф событий отмерил задуманный старт
- Марафонской дистанции, срезаны крылья у птицы
- И фальшивит в прогнозах уставший от времени бард.
- Настоящее щедро мне емкие дарит мгновенья,
- Точно соты пчелиные солнечным соком залью
- И у прошлого, выменяв тайну, за счастье забвенья
- Выпью яд откровенья и память свою раздарю.
- По крупицам, почти мозаично, но, кажется, точно,
- Добавляя к забытому прошлому острую пряную явь,
- Воссоздам свой портрет, выставляя вперед многоточья
- За любую возможность, к желаниям после прибавь.
- Я почти победила, себя обескровив борьбою,
- В вечном поиске смысла находок летит шелуха —
- Остается лишь суть, проницая насквозь ледяною
- Струйкой ласковых слов ограненного чувством штыка.
Добывание огня
Лепишь, а она все валится на бок, теряя стройность и опять превращаясь в то, чем была первоначально, – в глину. И никак невозможно заставить ее держать придуманную тобой форму, обжечь, заставить источать тепло.
Какое вдохновение ты ищешь в ней? Чтобы добыть настоящий огонь, нужно ударить кремнием о кремень, лишь тогда полетят искры, поджигая все вокруг, и из этого пожара родится вдохновение.
Ты говоришь, она истинная дочь Евы? В этом ты прав: и Катерок, и Мотылек, и Бусинка, и множество других – все они дочери прародительницы, ее бесчисленные образы. И каждая манит ломтиком того плода, который ты всю жизнь принимаешь из рук то одной, то другой, в желание обрести целое. Увы, целого не получится, жизни не хватит, хотя ты очень усерден и последователен. Но пока из рук Катерка ты принимаешь свежий ломтик, прежний уже завял, а предшествующий обратился в жесткий сухофрукт. Но тебе ведь не жаль растраченных сил?
– Чем, собственно, ты сама отличаешься от всех них, ты такой же аватар Евы, как и они, и в твоей ладони зажат такой же ломтик плода с запретного дерева.
Ты ошибся. Я разжимаю ладони – они пусты, лишь едва прочерченная линия жизни, точно царапина от удара камнем по камню. Да, множество мужчин увидят во мне Еву, но не ты, что толку лукавить. Я дочь другой, созданной из того же, что и ты, материала, та, о которой не принято говорить и тоска по которой мучает тебя всегда, потому что она неутолима. Я та вторая половина кремния, по которому надо ударить, чтобы добыть огонь – огонь вдохновения, без которого не отогреть тебе, да и мне, душу.
Ты все еще пытаешься слепить нечто совершенное из этой мягкой и податливой глины, а оно все валится на бок и не держит приданной тобой формы? Напиши большими буквами на двери: Кружок «Умелые руки» – и уходи, придут другие, которые всё сделают лучше. А у нас еще много дел, и главное – добыть Огонь. Идем!
Ничего, кроме рая
- Зачем меня Бог создал, как спросить,
- Не указав пути, ему-то что за дело.
- Он создал, а тебе придется жить
- И обжигать в страстях свое пустое тело.
- Оно из глины, что ему беда?
- Лишь прочность обретет и стойкость терракота.
- Душа живая? Это ерунда:
- На жизнь и смерть наложена им квота.
- И будешь жить в огне, когда предаст Адам,
- Он скуп в словах участья и неверен,
- Грозится: мол, Нечистому продам,
- И так бы сделал, только суеверен.
- Он – господин и волен созидать,
- Двенадцать ребер у него в запасе,
- По прихоти своей любое может дать,
- Чтоб новую создать, коль ты пришлась некстати.
- А ты молчи, и пей бессмысленность обид,
- И жди разлуки так же, как свиданья,
- И пусть в тебе душа уже горит,
- Ей не дадут спасенье в осязанье.
- Есть дерево в Раю Добра и Зла,
- Но яблоки на нем не уродились,
- Изнемогает в нас бесполая душа,
- Мы от любви с тобой еще не причастились.
Ожог сознанья
- Бесстрашен свет, сопровождая нас,
- Перетекая, изменяя формы
- Вне времени, все отрицая нормы.
- Безумный подвиг – огненный экстаз.
- Суть пламени наивна и проста —
- Горение в системе доказательств,
- А в результате пепел обстоятельств
- И тяжесть погребального креста.
- То лучшее, что есть внутри меня,
- Жжет скуки лет замятую бумагу.
- И равнодушие, переведя в отвагу,
- Жизнь освещает всполохом огня.
- Здесь лед событий гасит чувств пожар,
- Молчанье порождает пустоту,
- Безверия разлившийся угар
- Уродством объявляет красоту.
- Все завершится, на конце свечи
- Трепещет лепесток неверных душ,
- Бездействуют другие, ты молчи,
- Раз разлита по жилам жизни сушь.
- И только ложь похожа на цветы.
Путь к сотворению
- Слово зá слово тянется нить разговора,
- Обрамляя сюжет чередою событий,
- А житийный рисунок наносится скоро
- На веселенький глянец наивных открытий.
- Мы сквозь мир прорастаем согласно и споро
- В поколении каждом своей вертикалью,
- Но несем среди всякого хлама и сора
- Суть творенья почти идентичной спиралью.
- Почему нас лишили желанного смысла,
- Лишь в любви оставляя на миг пониманья,
- Знать, что сладко, что горько, что больно, что кисло,
- Набрести наугад на тебя в этих сумерках знанья.
- Только жажда ответов нас гонит к итогу,
- Где мы станем однажды песком или глиной,
- Когда новый художник, сподобившись Богу,
- Слепит тело Адама, занявшись рутиной.
Отрезок
- Посреди твоего для меня бесконечного «Я»,
- Вопреки неизменной способности —
- дней обладанья,
- Принесу обновленную тайну живого огня,
- Отменившего время в итоге тебя ожиданья.
- Среди многих случайностей —
- встреч и, конечно, разлук
- Бесконечно затянут прыжок в темноту созерцанья.
- Кто во мне отражен свежим эхом?
- Но тает испуг
- Сонной вечности откупа с правом и силой страданья.
- Но ударит о камень свиданий событий кремень,
- Искру первую жадно на встречах у сердца разбудит.
- Первозданный огонь память трогает, словно сирень,
- Где безумство пожухнет, а подлинность искренней будет.
Ангел
– Здравствуй, – сказал мне немолодой мужчина, крепко и совсем не по-стариковски прижимая меня к своей груди, – здравствуй. Я так долго ждал, и вот ты наконец-то пришла. – Садись, – предложил он, усаживая меня на жесткое кресло, покрытое ковром, – садись и рассказывай… Что ты хочешь, может быть, вина, фрукты? Нет? А что ты любишь, я принесу тебе покушать.
– Я не голодна, – ответила я, не вполне понимая, да и не особенно стараясь понять то, что происходит.
За окнами шел дождь, я не торопилась.
– Да, конечно, о чем это я, ведь ты Ангел. Ты всегда шла по краю моей жизни, и я чувствовал твое присутствие, хотя и не видел тебя. А теперь ты здесь, – продолжал говорить мой новый знакомый. – Я протянул руку в пустоту, без всякой надежды, а встретил твое нежное пожатие. Я так рад, что ты есть, особенно сейчас.
От его слов мне стало грустно. В этом доме я могла бы оставаться долго, но только не в качестве Ангела. И тут я вспомнила, словно переместилась во времени лет на десять-двенадцать.
– Я узнал тебя, – говорил другой человек. – Ты Ангел, Ангел смерти.
Не зная, как реагировать на такое заявление, я промолчала.
– Я впервые увидел тебя, лежа в послеоперационной палате, перемотанный проводами, и думал, что все бесполезно, – продолжал он. – Ты вошла одетая во что-то белое, и я узнал тебя сразу. Сорвал провода, встал и пошел навстречу, догадавшись, что ты пришла за мной, я же так долго тебя ждал… Медсестры уложили меня обратно в кровать, подсоединили аппаратуру и всё твердили, что мне почудилось, в коридоре никого нет – посленаркотический синдром. Но я же знал, что это не так. Теперь я опять встретил тебя, ты Ангел.
«Вот странно, – думала я, сидя на жестком кресле в чужом доме, – неужели мы можем вот так пройти сквозь чужую жизнь и оставить на ней, как на фотографической пленке, засвеченное пятно своего присутствия».
День заканчивался, дождь перестал, пора было уходить.
– Не уходи, – сказал мой собеседник грустно, – мы только встретились.
– Значит, у нас все впереди, – ответила я и встала, понимая, что быть только Ангелом для меня уже мало.
Результат
- Я знаю результат, и он не для примера,
- Включен секундомер и щелкает, как кольт,
- А я несу в себе весь этот мир без дела
- Вперед, не получив на счастье даже сольд.
- Мир – ростовщик, процент наш в рост считая,
- Пусть думает, что так будет всегда,
- Но жизнь сама подножкою трамвая
- Цветущею весной нас к счастью подвезла.
- То было на углу двух позабытых улиц,
- Где пахло кофе, горьким миндалем
- И кошка, точно сфинкс, глядела, чуть сощурясь,
- А мы вошли в судьбы своей разлом.
- Пусть говорят, что это против правил,
- А наша жизнь теперь не стоит пятака,
- Раз случай спас и в прошлом не оставил,
- Нас выведет на свет опять его рука.
- Мы примем всё как есть, по огненному крою
- Пройдет любовь, лекала дней круша,
- И только здесь в безвременье открою,
- Что накопила с опытом душа.
- Секундомер вновь гонит дни и ночи,
- Событий не собрать нам на сухой отчет,
- А счастьем нас судьба спасает и морочит,
- Считая, как всегда, на нечет и на чет.
Взгляд через плечо
- Запах поздней весны, снежных мыслей конвой,
- На чернеющих ветвях листьев первые почки,
- День, не зная пределов, уже сам не свой,
- Оставляет нам впрок непрожитые строчки.
- Словно вычерпав русло широкой реки
- И безводную грань проложив между нами,
- На свободном клочке старой школьной доски
- Я рисую кораблик цветными мелками.
- Бесполезная сказка тревожной тоски,
- Для чего паруса нам, в бесслезной пустыне,
- Где поющих барханов струятся пески,
- Их гортанная речь неподвластна латыни.
- Только ветер, не зная привычных границ,
- Пронеся сквозь пески обретенную сказкой —
- Запах прелой листвы, опрокинутый ниц,
- Будет всех удивлять небывалой окраской.
- Здесь замедленна, точно в прыжке затяжном,
- Жизнь, в любви обессилена долгим желаньем,
- Будет снова казаться подсмотренным сном,
- Освященным, как искрой, твоим покаяньем.
Версты возраста
- Между нами, здесь возраст и версты,
- Бесконечная плоть бытия,
- Там, где только слова распростерты,
- Ты не мой – ну а я не твоя.
- Первозданный, но кажется странный
- С пожеланьями видимый грех
- Между нами.
- Вопрос окаянный,
- С пораженьем и верой в успех.
- Остается среди поворотов,
- Словно дней указатель немой,
- Без цветистых во всем оборотов:
- Почему ты не мой?
НЕ ХИМИЧЕСКАЯ РЕАКЦИЯ
- А впрочем, прочь сомнений сталагмиты,
- Жизнь что вода – то мель, то глубина,
- И мы, как листья ливнем с крыши сбиты,
- И прочь летим по берегу, весна
- Вся наша. Что ж, возможны обращенья,
- Стекло рябит из плавкого песка,
- Сквозь память лет все требует прощенья,
- Но держит дуло точно у виска.
- Рулетка русская – забава или грех,
- Покончить всё одним-единым разом,
- Но смотрит лик судьбы, и ты бы не промазал,
- Да хочется делить любовь на всех,
- И, медля, ждешь, чтобы в конце решиться,
- Но у любви теперь уже другие лица,
- Лишь та же клетка, видно, для души.
- Все ангелы с надеждой хороши.
- Лишь ты один стоишь перед судьбой —
- Лист сорванный, свой принимая бой,
- Подняв в пещере с пола сталагмит,
- Ждешь обращений, только Вечность спит.
Здравствуй, любимая!
– Здравствуй, любимая!
Я узнала его голос сразу каждой клеточкой своего тела, каждым нервом, напрягшимся и отозвавшимся ломотой, словно замерзшие на морозе руки вдруг опустила в теплую воду, но они оттого заболели еще сильней. Сколько лет я не слышала этих слов – девять, десять? Примерно так. И все это время не было ни одной попытки позвонить мне.
Как мы расстались? Кажется, и не расставались вовсе, только вот встретиться не могли. Я искала повода, но все мои попытки пресекались с холодным равнодушием чужого человека, режущего ножницами лист бумаги: это ваша жизнь, делайте с ней что хотите, это – моя, и ничего между ними. Так и жили параллельно, в одном городе, а точно в разных галактиках. Ходили на одни и те же выставки, встречались с одними и теми же людьми, но никогда не совпадали во времени. Только ли во времени? Нет, не совпадали в состоянии своей души, словно две часовые стрелки, движущиеся по циферблату с разной скоростью и теряющие друг друга из поля зрения. И только сторонний наблюдатель может знать, что наступит тот момент, когда они обязательно совпадут, ненадолго.
Какую боль я пережила, переболела, словно лишилась половины своего естества, и все это без анестезии, по живому, и так день за днем девять лет. Каждый день я переводила в слова – не для того, чтобы осталась память, а чтобы ушла боль. Но она не уходила. Из слов я создавала мол, чтобы никакая штормовая волна не могла его разрушить и потревожить меня. Я сама превращалась в этот мол, окаменевший и равнодушный к внешним проявлениям, но не умеющая унять своих чувств, смирить их и успокоить свою душу. А хотела ли я смирить ее? Нет, мне хотелось кричать – и я писала. Записанные мысли и чувства – это как отсроченный диалог, который можно оживить в любой момент, даже когда собеседника уже нет.
Как же я жила? Как это можно объяснить? Словно сорвало ветром оконные рамы, и уютная, светлая, защищенная от непогоды комната превратилась в нежилую, продуваемую ветрами, летнюю веранду зимой. Все выстужено, испорчено, сброшено со своих мест и разметано непогодой, и только память сердца чуть-чуть греет. И от этого тепла едва тлеет огонь, зачем – не знаю. Кого он может привлечь, кого спасти в непогоду?
Меня он спасал от тоски, от безверия, от разочарования. Мне он давал возможность оставаться собой, жить своей жизнью, своими чувствами. Пусть на бумаге, пусть рифмуя строки и пряча в них себя, свою страсть, чтобы каждый мог прочесть, но только один понять. Я не затворница и люблю жизнь. Мне нравятся новые страны и новые люди, комплименты, улыбки, красивые вещи. Я женщина и готова быть слабой, легкомысленной, легкой.
Почему он ушел? Это несложно: привычка к устроенному быту, желание стабильности, может быть, что-то еще, ну, например, доказал жене, что тоже может… В сущности, это неважно почему. Ушел и все.
А если бы не ушел, что тогда? Готова ли я была радикально изменить свою жизнь? Нет. Хватило бы характера самой повернуться и уйти? Не уверена. Что же, он сделал это за меня, за нас двоих. Странно, обида всегда рядом, а понимание приходит последним и с такой невероятной ясностью, словно открыл прежде зажмуренные глаза, и вот он мир, четко отпечатался на сетчатке твоего глаза, только кверху ногами. И жизнь так же.
Чему я научилась за эти годы? Наверное, многому, но главное – научилась не бояться терять. Почему? Расставания нет, люди уходят для того, чтобы остаться навсегда.
Зачем же он вернулся именно тогда, когда я переболела и стала забывать, научилась жить в этом половинчатом состоянии своей души, умело делая вид, что я как все. Зачем?! Разве я хочу вновь испытать эту боль единения и разрыва? «Нет, мне довольно! Не хочу!» – вопит все мое естество и громче всего, конечно, разум. Весь опыт этой любви я уже получила, только вот не прожила ее до конца. Я не видела, как она постепенно и незаметно затухает, превращаясь сначала в тлеющие угли, а потом в золу, оставляя двум прежде любящим сердцам лишь холод отчуждения.
Я не прожила своей любви, так может быть…
– Здравствуй!
Из всех кругов ада, первый
- Так просто и легко предать, к оплате не предъявят счета,
- Чужая жизнь нам не забота, раскаянья не избежать.
- Кто обвинит тебя шутя за непомерную обузу,
- Теряет времени магнит пространства странную медузу,
- Объединяя жизнь в одно бесформенное сочетанье
- Слов, чисел, лиц, союзом «но» опустошившее сознанье,
- В нас проявляется не вдруг холодной оторопью взгляда,
- Тем замыкая первый круг из девяти известных Ада.
- Стал стрелкам тесен циферблат, жаль время, вытертое спину,
- Уздой строптивой не хотят они сдержать и вполовину.
- Срываются на быстрый бег, а маятник клеймит минуты —
- Предать так просто, режешь путы и забываешь про разбег.
С тобой и без тебя
- Сгорает дней щадящая свеча,
- И сумерки крадут упрямый почерк,
- А жизнь теплом касается плеча
- И ставит свой неповторимый росчерк.
- В конце пути всё четче и скупей,
- Приобретает эпитафий жесткость,
- Свобода не игра, а явь страстей,
- Успех ведет из откровенья в косность.
- Где время встречи катится назад
- И старость настигает чье-то детство,
- Здесь среди дней означенный расклад
- Составит неизбежное наследство.
- Среда безвременья по капле тянет синь
- За жизнь из угасающего лета.
- Цикорий – воин с вечностью один,
- Ждет приговор души в обрывках света.
- Пусть чаша искупления полна
- Слезами, точно талою водою,
- Пронзит закат последний блеск огня
- За тьму ночей, не прожитых с тобою.
Хаос
- Лишенный формы, цвета, глубины,
- Из плоскости людского подсознанья
- Родится хаос – воплощенье тьмы,
- Опроверженье опыта и знанья.
- Стерев границы между «да» и «нет»,
- Он ищет суть и, время уничтожив,
- Снимает с нас спасительный запрет,
- До крайности сомнения умножив.
- Он, словно пламя, воздуха лишен
- И гложет свое собственное чрево,
- А дух его уже опустошен
- В момент зачатия божественного гнева.
- Кто видел свет, того пугает тьма
- Своим глухим во всем несовпаденьем,
- И ожиданьем, и долготерпеньем,
- Готовая свести меня с ума.
- Исчезли запахи, но осязанья зной
- Лишен желанного с тобой прикосновенья,
- Встречается с упругой пустотой
- И ищет слов ушедших выраженье.
- Жизнь замедляется, утратив притяженье,
- На встречу с будущим, где призрачен покой.
Мотивация сказки
- Ночь сосет мирный город, болотом уснувший,
- Тишина разлилась, подбираясь к домам,
- Где-то звякнул трамвай, дверь открыв неимущим,
- Дав приют чьим-то душам и даже телам.
- В проводах заблудился, запутался месяц,
- Слишком низко спустился и пойман в силок,
- Тихо скрипнула дверь, ты домой возвратился,
- Верно, долго плутал, потеряться не смог.
- Одеяло отброшу, как ненужную кожу,
- Мне лягушкой не быть даже в этом бреду.
- Пусть случайные стрелы судьбу пронзят, все же
- Я прохожему сердце свое отдаю.
- Эти пальчики нотами, ритм отстукивай четко
- И рулады аккордами, отпустив тормоза,
- В каждой женщине царственны взгляд с плеча и походка,
- А лягýшечья шкура никому не нужна.
- Милый, ласковый, ложно забредший в герои,
- На меня не смотри, мне не тысяча лет,
- Я тебе расскажу, где сойдутся дороги,
- И заклятье откроет в загадках ответ.
- Нет, не гладь мою кожу, не жди откровений,
- Не смотри в маслянистую заводь зрачков,
- Я тебя не гоню, сам бредешь меж сомнений,
- Разменять ли судьбу разноцветием слов.
- Ночь течет как туман, опрокинув проспекты,
- Размывая росой желтизну фонарей,
- Чем нам могут помочь телеграфные ленты —
- Перекрестьем тире, многоточьем страстей.
- Но у двери моей, сбросив плащ и панаму,
- Растворится к утру при подборе огней,
- Зонт от солнца достану и выставлю раму
- Да тебя отыщу среди прочих теней.
В Зазеркалье
Да-да, я слышу вас, слышу, как ваша мысль мечется от Ледовитого океана к Каспию, а оттуда опять к Тихому, плутает между сопками, а сердце щемит какой-то недосказанностью, недоговоренностью, недолюбленностью, может быть. Вы не понимаете, отчего все это, жизнь же сложилась, и сложилась хорошо, удачно сложилась. Вот и поездили везде и столько всякого видели и перечувствовали немало. Homo sum[1], так сказать, а что же теперь?
«Она вправе задавать мне вопросы и сомневаться в моей состоятельности?!» – думаете вы, не зная, как получше пресечь мое любопытство, и в конце концов отвечаете почти откровенно.
– Вы любите зеркала? Я уверена, что любите. Признáюсь, что я тоже люблю зеркала, но не за то, что они отражают меня, это не всегда приятно, а потому, что они создают пространство, конструируют его по своему усмотрению, включая в это вновь созданное пространство и нас. И вот мы уже живем в этом Зазеркалье, а всё думаем, что принадлежим самим себе. Помните, когда зеркала закрывают черной кисеей? Тогда они словно слепнут, а те, кого уже нет с нами, навсегда остаются в них, а мы, заглянув в такое зеркало, вдруг видим в себе черты сходства с ними, которых прежде не замечали… Вы не понимаете, к чему все эти рассуждения? Вы рассказываете мне о том, чего давно нет, а я есть. И ваше прошлое, отражаясь во мне, чуть меняя оттенки, возвращается опять к вам обновленным, и вы вновь слышите запахи морской волны, бьющей во время прибоя о берег далекой Камчатки, соленый вкус ветра Каспия, пряный, кружащий голову запах саган-дайля[2]