Тайна пропавшей экспедиции бесплатное чтение

Глава первая

Дом старика Корчагина

Неделю назад Артёму исполнилось четырнадцать, но его отправили не в обещанный лагерь на Байкале, а в глушь Тункинской долины.

– Скукотища… – вздохнул Артём.

В окне автобуса он видел зеленеющие овраги, покосившиеся избы. Обдуваемые ветром, вспыхивали вётлы – их листочки, повернувшись, пускали по ветвям холодное пламя серебра. Артём с унынием поглядывал на придорожные кафе, на сидевших у дороги грибников и ягодников. Закрыв глаза, он мог увидеть значительно больше – весь земной мир.

Прежде его взгляд устремлялся даже к просторам Луны и Марса. Он думал, что при желании станет космонавтом, попадёт в экспедицию и улетит путешествовать по Солнечной системе. Потом врачи сказали, что у Артёма врождённая аритмия сердца. Ничего страшного, его даже не освободили от физкультуры, но, вернувшись из поликлиники, он уже не видел ни Луну, ни Марс. Они погасли, умерли в его мире и больше ему не принадлежали. Артём не расстроился. В его распоряжении оставалась Земля – от снежной вершины Эвереста до тёмных глубин Марианской впадины. Аритмия не помешает идти с ледорубом или погружаться в батискафе. Этого вполне достаточно. В конце концов, космонавтом быть не так интересно. Что за радость – восемь месяцев лететь на крохотном корабле, а потом бродить по безжизненным марсианским пустыням?

– А вы знали, что на Марсе в году – шестьсот восемьдесят семь дней? – спросил Артём после обследования в поликлинике.

– Нет, – ответил папа.

– А то, что там из-за слабой гравитации люди не смогут рожать?

– Нет, – ответила мама.

– Вот… Значит, делать там нечего.

Родители только рассмеялись над словами Артёма, хотя повода для веселья тут не было. Их-то мир давно стал маленьким и тусклым. С каждым годом на карте родителей появлялось всё больше серых пятен – мест, куда они просто не захотели бы отправиться, и чёрных пятен – мест, которые они не смогли бы посетить при всём желании.

Для папы давно умерли ледяные просторы Антарктики и джунгли Амазонии. Об Эвересте, Аннапурне и других вершинах он даже не вспоминал. Сергей Николаевич Перевалов никогда бы не согласился карабкаться по ледникам или прорубать мачете густые заросли лиан. А для Марины Викторовны Переваловой, мамы Артёма, яркими оставались лишь Иркутск, где она жила, и Таиланд, где она с подругами отдыхала каждый январь. Другие места нашей планеты её интересовали мало.

– Скукотища, – поморщившись, повторил Артём.

К четырнадцати годам он с удивлением понял, что и в его мире наметились серые участки: затянутая войной Сирия, бандитская Уганда и отравленная токсичными отходами Бангладеш.

– Хотя… почему бы и не съездить туда? Чем опаснее, тем интереснее.

Отражение Артёма в окне то пропадало, то возвращалось. Старый двигатель автобуса завывал на подъёмах. У дороги паслись коровы. Мальчик-пастух, прикрывая лицо от колючей пыли, равнодушно поглядывал на отару овец, ждал минуты, чтобы перевести их через дорогу. Из-за пригорка вытянулась почерневшая водонапорная башня, за ней началось пшеничное поле – ветер расчертил его золотистыми тропинками, выстелил в нём мягкие лужайки.

Артём вспомнил дедушку. Если тот действительно погиб, то никаких сомнений: в последние часы самым печальным для него было наблюдать за смертью мира вокруг. Его карту затягивало безграничным чёрным пятном. Оно неумолимо съедало далёкие страны, соседние города. Замерло, когда вокруг дедушки остался тесный круг жизни – дом или даже комната. Он бы ещё в последнем порыве дошёл до двери, но повернуть ручку у него не хватило бы сил. Что может быть страшнее для человека, с юности ходившего в походы, искавшего приключения в самых отдалённых уголках России! Артём поначалу не верил в смерть дедушки. Никто не верил. Но всё изменилось после письма, полученного мамой.

– Кажется, старик Корчагин в самом деле покинул нас, – прошептал тогда папа.

Дедушка пропал прошлой весной. Он и раньше пропадал. Виктор Каюмович был геологом, но его исследования не ограничивались геологией. Придумав себе новую теорию, он отправлялся в путешествие. Искал затерянные бурятские улусы, древние вулканы, говорил, что нашёл следы богатых месторождений нефрита или меди. Три месяца ходил по уссурийской тайге, надеясь встретить таинственных отшельников, о существовании которых прочитал в каких-то архивах. Маме не нравились его приключения, а обещания дедушки однажды взять с собой Артёма её пугали. Сам Артём в последние годы только об этом и думал, надеялся увидеть чудеса, о которых рассказывал дедушка. А теперь Виктор Каюмович сгинул. В каком-нибудь полуразрушенном зимовье, от болезни. Или в лапах медведя, в зубах амурского тигра. Деталей его смерти никто и не рассчитывал узнать, но Артём надеялся, что тот погиб именно в лапах дикого зверя.

– Лучше так, чем от глупой болячки.

На прошлой неделе институтский друг дедушки передал маме конверт, полученный им больше года назад, перед исчезновением дедушки. Внутри – ничего такого: свёрток и записка. «Передай моей дочери ровно через год, если я раньше сам не заберу». Вот и вся записка. Больше – ни строчки, а в свёртке лежали два ключа. Что с ними делать, мама не знала.

Друг Корчагина ушёл, и Марина Викторовна ещё долго стояла у порога. Невидящим взглядом смотрела на конверт в руках. Слёзы текли из её открытых глаз. Она злилась на своего отца за его чудаковатость. За то, что он всегда где-то пропадал. Забывал про день её рождения. Не пришёл на её свадьбу. Даже на похороны своей жены не приехал – в это время работал на Дальнем Востоке. Ещё и Артёма заразил страстью к приключениям. Зачем-то пообещал свозить того на Амазонку, показать ему трёхметровых плотоядных рыб арапаим. Неутомимая одержимость. Виктор Каюмович говорил, что хочет умереть в пути. Он добился своего.

Марина Викторовна плакала беззвучно. Она даже не шевелилась. Потом и слёз не осталось, а она всё стояла с конвертом в руках, лишь сейчас окончательно признав, что Виктора Каюмовича нет. Ей бы только обнять отца на прощание, прикоснуться щекой к его щеке, услышать сладкий аромат его одеколона.

Вечером с работы пришёл Сергей. Что делать с ключами, он не придумал, но обратил внимание, что на конверте указан обратный адрес:

– Наверное, ответ там.

– Серёж, я не хочу никуда ехать. Я устала от этих загадок, тайн. Вечно он что-то прятал от меня, от мамы. А теперь…

– Ну давай я сам съезжу.

– Нет.

Перед сном Марина Викторовна ещё раз сказала, что никуда не поедет, а наутро взяла отгул на работе и умчалась из Иркутска на первом же автобусе – в указанный на конверте посёлок.

Адрес отправителя привёл её на окраину села Кырен Тункинского района, на берег реки Иркут, стремительным потоком напоминавшей, какими бывают реки – вольные, ещё не осёдланные ни плотиной, ни запрудой.

Пройдя по тропинке вдоль крапивного поля, обогнув заросший старым репейником двор, Марина Викторовна оказалась перед двухэтажным срубом. Один из ключей подошёл к двери, и Марина Викторовна зашла внутрь.

В последующие дни она узнала, что дом принадлежал её отцу. Он построил его пять лет назад, не сообщив никому из родственников. Часто заглядывал сюда, готовясь к очередной экспедиции, но держал это место в тайне. На мгновение горечь от разлуки с отцом опять сменилась обидой – неприятно было узнать, что Виктор Каюмович до такой степени не доверял собственной дочери.

Применения второму ключу пока что не нашлось.

Марина Викторовна с грустью ходила по комнатам, примечая знакомые вещи, фотографии. Она уже не сомневалась, что письмо отец подготовил вместо завещания – знал, что уходит в опасное путешествие, и побоялся, что дом пропадёт без наследников.

Рассказав обо всём Сергею по телефону, Марина Викторовна вышла во двор и столкнулась с Бэлигмой – старой буряткой, которую, как оказалось, отец попросил в течение года следить за домом.

– Цветы поливать, пыль, если где, протереть, – улыбнулась Бэлигма. – Пропал, значит? А ты, значит, за наследством приехала?

Марина Викторовна не ответила. Она уже ничему не удивлялась. Казалось невероятным, чтобы Виктор Каюмович не только уставлял дом цветами, но ещё и просил какую-то женщину за ними ухаживать. Впрочем, цветов в доме нашлось немного.

– Фиалки? – удивилась Марина Викторовна. – Могли бы просто забрать их и поливать у себя…

Второй ключ Бэлигма рассматривала долго и с явным интересом. Обошли весь дом, заглянули в оба чулана, но замков не обнаружили.

– Наверное, он вообще не от дома, – вздохнула Марина Викторовна.

– Как знать, – Бэлигма качнула головой и заторопилась на улицу. Обещала завтра прийти вновь: – Я тебе молочка принесу, раз такое дело. Мы с твоим отцом хорошо общались, пока он не уехал. А теперь вот. Ну да ты не расстраивайся, узнаем про твой ключ.

Марина Викторовна от таких слов чуть не расплакалась – будто её единственной заботой была тайна ключа, а не молчаливое расставание с отцом.

– Хорошо общались, – прошептала она, глядя вслед Бэлигме. – Чудеса какие-то.

Виктор Каюмович никогда ни с кем хорошо не общался. У него даже друзей настоящих не было.

Марина Викторовна ещё раз обошла дом. Удивилась отсутствию кабинета: где же книги, записи отца? Удивляло и то, что по углам лежал махровый слой пыли – если Бэлигма тут и убиралась, то редко и небрежно.

Вечером, глядя на догоравшую облачную наволочь, Марина Викторовна опять загрустила. Нужно было собирать справки, документы и подавать в суд заявление, чтобы отца признали без вести пропавшим. Не желая оставаться наедине со своей печалью, она вызвонила из Иркутска Артёма. Подумала, что на берегу Иркута ему будет не хуже, чем в лагере на Малом море. Мужа с работы не отпустили, а просить кого-то из друзей не хотелось.

Поначалу Артём даже обрадовался, узнав, что ему предстоит жить в дедушкином доме. Представил, как просмотрит дедушкины карты и дневники, пролистает закладки в его книгах, но со слов мамы понял, что ничего интересного в доме не осталось – только пыль и старая мебель.

Томление с каждым часом усиливалось. Его не могли развеять ни предгорья Саян, ни лысые макушки гольцов 1, ни видневшиеся за окном окраины тайги. Артём понимал, что мама не отпустит его в лес. И вместо лагеря с конными походами на Ольхон его ждёт уныние сельской окраины.

– Ещё заставит огород копать, – нахмурился Артём. – Помоги тýт, вымой тáм. Это нам знакомо…

Мама встретила Артёма на автобусной остановке.

– Как доехал?

– Нормально.

– Не укачало?

– Мам, я же говорил, меня не укачивает.

– В Аршане укачало.

– Мне было пять лет! Сколько раз говорил…

– Я просила Серёжу посадить тебя на первое сидение. Там не так болтает.

– Мам!

Артём понуро плёлся за мамой, пинал камни, с опаской поглядывал на сельских собак. Говорил себе, что обречён две недели торчать взаперти.

«Две недели! Это четырнадцать дней. Триста тридцать шесть часов. Из них часов сто на сон. Остаётся двести тридцать шесть. Часов тридцать на еду. Остаётся двести шесть. Двести часов сплошной тоски! Хорошо бы заболеть чем-нибудь. Простыть. Меня тогда сразу отправят домой. Двести часов – это двенадцать тысяч минут. А секунд…»

Артёму не удалось посчитать, сколько же секунд продлится его ссылка. Тем временем показался дедушкин дом.

Открыв калитку, мама прошла через двор. Поднялась на веранду и замерла. Отчего-то медлила, не заходила внутрь. Артём поднялся вслед за ней.

– Чего ждём? – спросил он, но осёкся. Увидел, что дверь приотворена. Кто-то выломал замок. Вырвал вместе с куском дерева. Теперь на его месте зияла рваная брешь.

Мама аккуратно потянула дверь на себя. Вошла в прихожую.

В доме будто побывал смерч. Мебель опрокинута, зеркала разбиты, единственный диван выпотрошен до самых пружин. Даже кухонная столешница сброшена на пол.

Дедушкины вещи лежали в общей груде осколков и раскуроченных полок. Кто-то активно поработал здесь топором. Только что. За несколько минут до прихода Артёма с мамой.

Артём с удивлением, позабыв всякую тоску, осмотрел погром в дедушкином доме. Поднялся по лестнице, увидел, что смерч пронёсся и на втором этаже.

Фанерная ширма под ванной выломана. Кровать перевёрнута. Матрас разрезан. Здесь явно что-то искали. Но что? И почему именно сейчас? Дом стоял без жильцов больше года. Почему грабители не ворвались сюда раньше? И если это были грабители, почему они не взяли ни телевизор, ни микроволновку? Даже икона в серебряном киоте висела нетронутой.

Этого Артём не знал.

Глава вторая

Тайна пятой комнаты

Артём любил дедушку. Виктор Каюмович всегда находил о чём рассказать. Посмеиваясь тихим, заговорщицким смехом, он вспоминал о приключениях юности. О том, как едва не погиб на разливе Амура, как видел извержение Ключевской сопки – двухсотметровый фонтан лавы ещё долго снился дедушке, до того мощной, насыщенной была его красота. Показывал шрамы на спине, оставшиеся после встречи с медведем на диком берегу Витима. Артём, затаившись, смотрел и слушал. Даже трогал дедушкины шрамы. Хотел однажды получить такие же. Сказал об этом маме. Испугавшись, она два года назад не пустила его в поход с дедушкой. Виктор Каюмович уверял её, что всё ограничится двухдневной прогулкой по берегу Байкала:

– Чего ты испугалась-то? Мальчика пора приучать к походной жизни.

– Мам! – просил Артём.

Тщетно. Мама и думать не хотела о том, чтобы куда-то отправить сына с дедушкой. Артём не успокаивался, и она записала его в лагерь. Сказала, что ему надо набраться опыта, прежде чем идти в поход. Мама, конечно, надеялась, что после первой же поездки в лагерь Артём забудет о тайге, но ошиблась. Его мечты о приключениях только окрепли. Он теперь ещё больше хотел путешествовать – как дедушка, приезжать домой после дальней экспедиции и улыбаться тому, с каким интересом все слушают его рассказы.

Когда Виктор Каюмович пропал, Артём решил, что закончит свою жизнь так же – таинственно исчезнет в недоступной простому путнику чащобе. Об этом он, разумеется, не сказал ни маме, ни папе.

Папа работал корреспондентом в «Восточно-Сибирском экспрессе». Часто уезжал в Улан-Удэ, Читу и в города поменьше, но приключениями в его поездках не пахло. Папа сам говорил, что в последние годы пишет только скучные отчёты о ещё более скучных мероприятиях, а настоящих историй ему не попадалось уже много лет.

Мама работала в лаборатории Института биологии при Иркутском государственном университете и пятый год писала диссертацию, от одного названия которой веяло неодолимой тоской.

– Вам не понять, – шептал Артём, рассматривая топографические карты прибайкальской тайги.

Он знал, что однажды не удержится и тайком убежит в одиночный поход. Теперь, когда не стало дедушки, в этом он мог положиться лишь на себя.

Виктор Каюмович говорил, что все проблемы – от неясности:

– Сформулируй свои мысли, и проблема уйдёт. Сам удивишься! Главное, формулируй непредвзято, как ты на самом деле чувствуешь и думаешь. Ведь и с другими людьми все беды – от недостатка общения. Если поругались, сядьте рядышком и честно обсудите, что вас волнует. И не будет никаких ссор.

Дедушка сполна доказывал свои слова – тем, что действовал как раз наоборот: замыкался в себе и поэтому плодил ссоры в неисчислимом количестве. Часто ругался с бабушкой. После её смерти ругался с мамой. Мама всякий раз говорила ему, что он не бережёт себя, что в старости мог бы уделять ей больше времени, чем в экспедиционной молодости. Дедушка отмахивался, не хотел ничего объяснять.

– Ох, папа… – Мама подняла с пола чёрно-белую фотографию Виктора Каюмовича. Вынула из рамки разбитое стекло и поставила её на подоконник.

Только что приходил участковый. Он осмотрел дом. Зашёл в каждую комнату. Подробно расспросил о том, чем дедушка занимался при жизни. Записал мамины показания беглым неразборчивым почерком, попросил её расписаться и, прощаясь, сказал:

– Вы бы пока вернулись к себе, а я вам позвоню, когда что-то станет ясно.

– Кто это мог быть?

– Ну… у нас тут бывает, заезжают из других сёл. Наркоманы там или просто всякие…

– Почему тогда ничего не украли?

– Может, и украли. Вы же не помните точно, что тут и где стояло. А может, это знакомые вашего отца. Знали, что у него деньги лежат или что-то ещё.

– Почему они заявились именно сейчас? – не отступала мама.

– Да вы не беспокойтесь. Я же говорю, возвращайтесь в Иркутск, а мы разберёмся.

Мама, вздохнув, поблагодарила участкового. Когда тот ушёл, позвонила папе и рассказала о случившемся.

– Да чего тут гадать! – воскликнул тот. – Простые воры. Забрались, ничего не нашли и со злости всё поломали. Давай я в субботу к вам приеду и вместе наведём порядок. А про участкового забудь. Он скорее золото Колчака найдёт, чем твоих воров.

Вечером заглянула Бэлигма. Пришлось слушать её причитания о поломанной мебели и побитых зеркалах. Больше всего Бэлигму, кажется, расстроили опрокинутые и помятые цветы. Соседка настойчиво предлагала помощь, говорила, что быстренько тут приберётся, что ей больно смотреть на дом Виктора Каюмовича. Маме едва удалось заверить Бэлигму, что она справится сама, и выпроводить её на улицу.

– Какая настойчивая! Ни за что не поверю, что отец вообще пускал её на порог!

Думать об этом было некогда. Мама начала уборку. Решила сжечь всё, что не удастся починить. Артём помогал – перетаскивал в прихожую обломки мебели. Неожиданное приключение его встряхнуло. Теперь поездка в Кырен не казалась скучной. Он неспешно ходил по дому, с интересом осматривал комнаты. Хотел понять, что же искали воры. Уверился, что в доме скрыта какая-то тайна.

«С дедушкой всегда так. Сплошные загадки», – подумал он, осматривая фотографии на первом этаже. Даже родители Артёма мало что знали об исследованиях Виктора Каюмовича, особенно в последние годы. Дедушка был уже не так молод. Прошлой осенью ему бы исполнился шестьдесят один год. И всё же он не прекращал своих экспедиций.

– Что же тут искали?.. – Артём держал в руках разломанный стул, но не торопился выносить его в прихожую, задержался у развешанных по стене фотографий.

На фотографиях – комнаты дедушкиного дома, какими они были до погрома. Вполне уютные. Ничего особенного. Старая, но опрятная мебель. При этом комнаты какие-то пустые. В них не хватало деталей, которые неизменно появляются в жилом доме. Ни вазочек, ни фигурок, ни разбросанных по столу книг или ручек. Впрочем, дедушка мог сделать фотографии сразу после того, как сюда переехал. Но зачем вообще снимать комнаты, в которых живёшь, вставлять их в рамки и тут же, на стене, развешивать?

– Ерунда какая-то, – промолвил Артём.

– Чего? – отозвалась из гостиной мама.

– Стул выношу!

– Давай. Потом сюда иди. Нужно столешницу поднять.

– Хорошо, – шёпотом ответил Артём.

Он решил внимательно изучить фотографии. Подумал, что на них запечатлено то, что искали или нашли воры. «Вряд ли, но попробовать стоит».

«Вот комод с большими часами. Часы я видел. Они лежат разбитые на втором этаже».

«Вот икона. Зачем она вообще дедушке? Икона висит на месте. Её даже не тронули. А могли бы украсть. Значит, искали что-то поинтереснее».

«Вот… даже не знаю, что это. Что-то из дедушкиных инструментов. Что-нибудь для геологии. У него такого много. Инструмента я не видел, но вряд ли он приглянулся ворам».

«Вот лестница на второй этаж».

«Это спальня. На кровати нет ни белья, ни матраса. Значит, я прав, дедушка фотографировал до того, как тут обжился. Зачем?»

«Вот книжный шкаф. Чего же мама жаловалась, что в доме нет книг? У дедушки всегда… А это? Что это?»

Артём отложил стул и подошёл поближе к фотографии. Присмотрелся.

– Ма-а-ам!

Артём почувствовал, как сердце наливается тягучим холодом.

– Чего? – подошла встревоженная мама. Видимо, её напугал голос Артёма.

– Смотри!

– Это ты так стул несёшь?

– Смотри!

На фотографии была небольшая комната. Книжные шкафы, рабочий стол, старая кушетка. И чёрная коробка на тумбе.

– Что это?

– Сейф! – улыбаясь, ответил Артём. – Может, второй ключ из конверта – от него?

Впрочем, никакого сейфа в доме не было.

– Значит, его-то как раз и украли, – вздохнула мама. – Надо позвонить участковому.

– Постой, – Артём мотнул головой. – Книжный шкаф и стол тоже украли?

– Даже не знаю…

– Давай хотя бы найдём комнату.

Марина Викторовна не хотела отвлекаться от уборки, но потом решила, что перерыв пойдёт ей на пользу. К тому же эта история приободрила Артёма. Он, как и дедушка, из любой мелочи мог устроить себе целое приключение.

– Мы все играем в игры, – говорил Виктор Каюмович. – Человеку нужно чем-то заполнять время. Такими нас сделала природа. Эволюция. Мы утолили голод и жажду, построили дома, защитили свои семьи. Любое животное давно бы остановилось в развитии, но мы продолжаем идти вперёд, потому что помимо голода и болезней природа наградила нас желанием постичь себя. Неосуществимым желанием, которое постоянно зудит внутри и не даёт нам скучать. Чтобы хоть как-то отвлечься от него, мы вынуждены играть в игры. Разве нет? Кто-то заполняет время ссорами, другие – любовью. Каждый выбирает по себе. А что выберет твой сын?

«В самом деле, что ты выберешь?» – Марина Викторовна взглянула на Артёма; тот метался по коридору, торопился разгадать только что придуманную им загадку.

На втором этаже, под крышей, у всех трёх комнат потолки были скошены. На фотографии потолки и стены были прямые.

– Тут делать нечего. – Артём вернулся к лестнице.

Марина Викторовна заметила, что по коридору второго этажа развешаны картины. Рекламные проспекты курортов Аршана, Хойто-Гола и Ниловой Пустыни перемежались карандашными зарисовками природы.

– Разве дедушка рисовал? – спросил Артём.

– Да, но не так хорошо. Это не его рисунки. Да и старые они какие-то.

Марина Викторовна с Артёмом поторопились на первый этаж. Обошли обе нижние комнаты, осмотрели гостиную. Несмотря на общий погром, было очевидно, что комнаты с фотографии тут тоже нет.

– Ерунда какая-то, – нахмурился Артём.

Поиски увлекли и Марину Викторовну. Про уборку она не вспоминала. Подумала, что в сейфе спрятаны письма и дневники отца. Или документы, которые объяснят его исчезновение.

– Если воры украли сейф, то только вместе с комнатой, – промолвил Артём, во второй раз обойдя дом. – Но ведь так не бывает?

– Не бывает, – согласилась мама. – Подождём Серёжу. Он разберётся.

Артём качнул головой. Знал, что должен разгадать загадку сам, до приезда папы. Иначе придётся выслушивать его насмешки. «Ещё не хватало».

Артём вернулся к фотографиям. Снял их со стены и разложил на полу. Пересчитал. Шесть комнат, не считая гостиную, кухню и лестницу.

– Странно, – заметила мама. – В доме пять комнат. Значит, эта фотография не отсюда. Вот и вся разгадка.

– Нет! Значит, комната – скрытая! Ну конечно! Потайной вход!

– Вряд ли… Хотя это вполне в духе твоего деда.

– Тут все комнаты висели по порядку, – продолжил Артём. – Так?

– Ну, так, – согласилась мама.

– Вот второй этаж. Вот лестница. Вот комната с люстрой. Вот комната со шкафами. А комната с сейфом – между ними.

– Между ними ничего нет.

– Значит, есть! Нужно только хорошо искать.

Артём осмотрел обе комнаты. Ничего подозрительного. Ни намёка на дверцу. Да и куда бы она могла вести? В соседнюю комнату? На улицу?

– Значит, должен быть люк.

На полу ничего не нашлось. Артём старательно разгрёб обломки мебели, сдвинул уцелевшую тумбу, простучал половицы, но люка не обнаружил.

– Ладно, давай спать, – зевнула мама. – С утра продолжим. И послезавтра Серёжа приедет…

– Постой! Тут есть рулетка?

– Зачем тебе?

Артём объяснил свою догадку. Мама ответила, что такое едва ли возможно, да и никакой рулетки у них нет. Пришлось заменить её простой верёвкой.

Артём замерил длину коридорной стены, потом измерил длину стен в обеих комнатах, и оказалось, что простенок между ними – почти полтора метра глубиной.

– Я же говорил!

– Не понимаю… Дай-ка сюда верёвку.

Повторное измерение показало такой же результат. Простенок не мог быть настолько глубоким, даже если брёвна тут укладывали в два ряда.

– Значит, между стенами – пустота! – заключил Артём.

– Думаешь, там комната с сейфом?

– Вряд ли. На фотографии она большая.

– Тогда что?

– Не знаю. Увидим.

«Хорошо, что папы нет. Он бы всё испортил! Спать не лягу, пока не найду вход». Артём прощупал брёвна, пальцем подковырнул щели, но ничего не нашёл. Отодвинул тумбу, простучал плинтус. Ничего. Попробовал сдвинуть поставец – вскрытый, выпотрошенный, но оставленный на месте. Не смог. Тот был накрепко прикручен к брёвнам.

– Смотри. – Мама показала на царапины, ведущие по полу от ножек поставца.

– Значит, его часто двигали! – оживился Артём. – Нужна отвёртка.

– Давай всё-таки подождём Серёжу.

– Нет! – порывисто сказал Артём.

– Ну хорошо. Я схожу к соседке. Но договоримся. Если тут ничего нет, идём спать.

– Согласен, – нехотя ответил Артём.

Шёл одиннадцатый час, но Бэлигма встретила Марину Викторовну с улыбкой.

– Отвёртка? Чего это вы там задумали?

– Так, тумбу прикрутить.

Надо было заранее придумать причину. Эта прозвучала неубедительно. «Впрочем, какое тебе дело!» Бурятка всё меньше нравилась Марине Викторовне.

Бэлигма сказала, что позовёт одного из сыновей, что тот прикрутит всё, что нужно. Она до того настойчиво предлагала помощь, что Марина Викторовна пожалела о своём приходе, но в конце концов Бэлигма уступила: принесла сразу три отвёртки и попросила обращаться к ней в любое время суток – «в память о замечательном Викторе Каюмовиче».

– Кошмар какой-то. – Опасаясь, что Бэлигма в последний момент за ней увяжется, Марина Викторовна быстрым шагом направилась к дому.

Пока её не было, Артём попробовал открутить шурупы кухонным ножом, но только обломил лезвие. С отвёрткой дело пошло быстрее.

Выкрутив последний шуруп, Артём отошёл в центр комнаты и замер.

– Ты чего? – удивилась Марина Викторовна.

– Хочу насладиться моментом. Сейчас всё решится.

Марина Викторовна усмехнулась. «Весь в деда», – нехотя признала она.

Вместе отодвинули поставец. Он заскрипел по уже процарапанным бороздкам.

– Вот! – радостно вскрикнул Артём.

За поставцом открылся вырезанный в стене проём. Полтора метра высотой и метр шириной.

– Я же говорил! – Артём схватил Марину Викторовну за руку.

– Что там? – шёпотом спросила она.

– Сейчас узнаем.

Глава третья

Не ищите меня!

Проём вывел в тесный коридор между стенами комнат. Артём включил на телефоне фонарик и увидел, что справа начинается спуск. Деревянная лестница вела в подвал, о существовании которого никто не догадывался. В остальном коридор пустовал.

Тёмный душный закуток. Приходилось пригибать голову. Узкие ступеньки поскрипывали под ногами. Артём шёл первым. Мама придерживала его за плечи, будто боялась угодить в ловушку. Артём не сопротивлялся. Сейчас он думал лишь о том, что его ждёт внизу – там, где закончатся ступеньки.

Спуск оказался на удивление долгим. Не было видно ни начала, ни конца лестницы. Удавалось различить только шершавые, неотшлифованные брёвна стен.

Не оставалось никаких сомнений: в подвале дедушка устроил себе рабочий кабинет. Чем же он занимался в последние годы, если ему пришлось скрываться ото всех под землёй?

– Артём…

– Да?

– Может, не надо? Подождём Серёжу. Мы ведь даже не знаем, куда идём.

Мамин страх придал Артёму ещё больше решимости. Он знал, что должен доказать ей свою смелость. Показать, что он уже взрослый.

Фонарик на телефоне светил слабо, и Артём не заметил, как лестница закончилась. Хотел опустить ногу на очередную ступеньку, но уткнулся в пол и вздрогнул. Мама почувствовала это.

– Что там?!

– Идём дальше.

Они медленно шли по узкому коридору. Дощатый пол был усыпан мелким сором: какими-то бумажками, скрепками, щепками. В углу лежала тряпка. Неприятно пахло подземельем.

Впереди показался тупик. Дальше не пройти. Артём на мгновение расстроился, подумав, что дедушкин тайник пустует, но вскоре увидел, что коридор оканчивается не тупиком, а дверью.

Округлая латунная ручка. Артём повернул её. Толкнул дверь и шагнул через порожек.

Та самая комната! В ней всё было как на фотографии. Фонарик выхватывал и книжные полки, и рабочий стол, и кушетку.

– Я же говорил!

– Да…

Артём с мамой по-прежнему говорили шёпотом, словно боялись, что их услышит кто-то обитавший в подвале.

Мама нащупала на стене выключатель. Одна из лампочек, вспыхнув, погасла, но остальные зажглись.

– Так лучше, – прошептала мама, когда глаза привыкли к яркому свету.

В кабинете дышалось значительно легче, чем в коридоре. Значит, дедушка позаботился о вентиляции.

Артём уставился на сейф. Тот возвышался на тумбе возле рабочего стола. Не хотелось торопиться. Хорошо бы для начала осмотреть комнату, а потом уже проверять, подходит ли ключ. Дедушка всегда говорил, что приятное мгновение надо оттягивать:

– Не торопись наслаждаться. Помучай себя предчувствием. Быть может, оно окажется самым приятным. В предчувствии не бывает разочарований, так что насладись им сполна.

Артёма удивил беспорядок в кабинете. Книжный шкаф раскрыт, на единственном кресле небрежно лежит стопка книг. Стул не задвинут. По столу разбросаны листки бумаги, карандаши. Корзина переполнена смятыми черновиками. Коврик на полу сбит. Небрежный в быту, рабочее место дедушка обычно держал в чистоте и порядке.

– Уходил в спешке. Даже очки забыл. – Мама подняла с пола очки с самодельной эпоксидной оправой.

Артём улыбнулся, заметив, что над столом висят белые птицы-оригами. Среди простых журавликов попалось и несколько чудаковатых птиц.

– Утаргалжин. – Артём приложил руку к груди. Там, под одеждой, висел амулет, подаренный ему на десятилетие дедушкой, – деревянный футляр, обшитый светло-коричневой оленьей кожей, с меховой окантовкой и вытравленным значком горной вершины.

– Утаргалжин, – кивнула мама.

Они хорошо знали эту птицу. О ней часто рассказывал Виктор Каюмович. Она помогала одиноким путешественникам, спасала странников от гибели.

– Появляется, когда тебе совсем плохо, – говорил дедушка, показывая маленькому Артёму, как сложить утаргалжина из бумаги. – Когда ты потерялся в тёмных дебрях, заплутал в непролазном буреломе, когда надежды выжить не осталось, появляется утаргалжин. Сопровождает тебя из чащи, не даёт страху и одиночеству съесть тебя. А на прощание роняет пёрышко. Его нужно поднять и всегда носить с собой. И утаргалжин будет тебе помогать. Если не подберёшь перо, то больше никогда его не встретишь, такие дела.

Своё перо дедушка получил ещё в юности, потерявшись в уссурийской тайге, и вложил его в амулет – тот, что теперь висел на груди Артёма. Самый ценный подарок в его жизни. «Вот дедушка и заблудился в последнем походе. Потому что отдал мне перо. Зря… Меня и в лес-то не пускают».

– Ну что, сейф? – наконец спросила мама.

Артём молча кивнул.

Мама вставила ключ в скважину. Попробовала надавить. Ничего не получилось. Артём затаился за её спиной. Попробовала ещё раз – в обе стороны.

– Никак, – мама пожала плечами.

– Дай я!

– Постой! Погнёшь ещё!

Мама не успела ему помешать. Артём изо всех сил надавил на ключ, и замок щёлкнул. Дверца открылась.

– Я же говорил, – тихо, едва слышно промолвил Артём. Он заворожённо смотрел внутрь сейфа.

Там лежали бумаги. Мама бережно достала их и разложила на столе. Папка с записками. Папка с рисунками. Подшивка топографических карт. Одна отдельная, сложенная в несколько раз карта. И матерчатый мешочек с чем-то тяжёлым внутри.

Мама начала осматривать всё по очереди, не торопясь, но Артём её опередил. Прежде чем она успела раскрыть первую папку, он схватил мешочек. Развязал на нём петлю – и отшатнулся: в ноги ему упал жёлтый, весь искорёженный, будто жёваный камень. Артём застыл, поражённый увиденным. Он хорошо знал такие «камни» – мозолистые, с коричневыми пятнышками. Видел их в геологическом музее дедушкиного университета. Это был самородок. Кусок настоящего золота! Будто выпавшая из челюсти великана увесистая, полукилограммовая золотая пломба – гладкая по бокам и шероховатая в тёмных впадинах.

– Дай сюда! – мама забрала мешочек. Аккуратно извлекла из него ещё один самородок и небольшую статуэтку из светло-зелёного нефрита.

– Золото, – прошептал Артём.

Дедушкин кабинет показался настоящей сокровищницей, затерянной среди гор. Не верилось, что всё происходит в подвале простого кыренского дома в трёх часах езды от Иркутска. Артём многое слышал о золотых приисках Сибири, о золотоискателях, уходивших в глубь Саян и погибавших там на снежных отрогах, но и не мечтал однажды прикоснуться к подобной истории, увидеть самородок не под стеклом в музее, а открыто, в дедушкином тайнике.

– Ещё неизвестно, откуда он их взял, – промолвила мама, угадав мысли и чувства Артёма. Она внимательно осмотрела самородки, будто усомнившись, что они настоящие, и разложила их по карманам кофты.

«А ведь я´ их нашёл! – насупился Артём. – Если бы не я, ты бы вообще сюда не попала. Так бы и выбросила ключ. Мне бы хоть один самородок! Я бы отправился в настоящее путешествие. Взял бы хороший рюкзак, палатку, ботинки… А вот посмотрим, как всё выйдет. И без тебя найду десяток таких. Уеду куда подальше и буду присылать вам с папой открытки, чтоб вам завидно стало!..»

Мама тем временем раскрыла первую папку. В ней лежали листки из блокнота. Вырванные неаккуратно, с бахромой. Они шли не по порядку, будто вырывали их наугад.

Почерк Виктора Каюмовича – выверенный, размашистый. Значит, писал спокойно, не в полевых условиях, а дома. Возможно, за этим столом.

Мама села на стул. Попробовала найти хоть какое-то начало в дедушкиных записях. Беспокойно перебирала листки. Наконец решила читать всё подряд. Артём, переборов обиду, встал за её спиной. Чуть подался вперёд и прочитал вслед за мамой: «…не узнает. Но было бы странно не проверить. Я брался и за более сомнительные экспедиции. Никаких подтверждений словам Гришавина нет, но это и не удивительно, иначе золото давно бы нашли».

– Всё-таки золото, – прошептала мама. – Папа, папа, во что ты ввязался…

«Вчера нанял замечательного проводника, знающего местность, а главное, простого и доверчивого. Я легко убедил его в научных целях экспедиции. Собственно, это недалеко от истины. Пройдём до последней приметы, там оставлю Мергена сторожить лагерь, а сам отправлюсь дальше, если только найду, куда идти.

Мне бы ещё пару помощников. Путь предстоит сложный, но нельзя рисковать. С Мергеном мне повезло. Самый наивный и добродушный лесоруб из всех бурят, что мне встречались. Лицо у него свежее, непропитое. Нужно познакомиться с его семьёй, войти к ним в доверие. В таком деле мелочей нет. Если всё увенчается успехом, если в самом деле…»

Запись оборвалась. Мама взяла другой листок.

«…от бесконечной торговли. Местные ребята удавят за копейку. Но без лошадей мне не управиться. Я уже не в том возрасте, чтобы таскать по сорок килограммов на плечах, а на Мергена не хочу наваливать слишком много. На него и так ляжет тяжёлая работа. Я буду восстанавливать по приметам карту, а ему предстоит прорубаться через заросли, искать обходные пути».

Дальше началась табличка с перечнем провианта, геологического снаряжения, ружей и прочей поклажи. Запись оборвалась.

«Кажется, я запомнил приметы. Каждый вечер изучаю их. Потом пригодится. Нужно готовиться к любому повороту.

Надеюсь, приметы окажутся точными. Никогда бы не подумал, что беглый каторжник способен так точно фиксировать местность. Впрочем, я до сих пор не уверен, что это его работа. Слишком много странностей в записях Гришавина. Никогда не поверю, что Дёмина, этого закалённого тайгой, прожжённого преступника, можно было чем-то напугать – так, что он оставил золото почти нетронутым! Сказки. Ну, делать нечего. Разберёмся на месте. Теперь нужно подыскать помощника или проводника. Один не управлюсь. Западнее Кара-Бурени я ещё не поднимался. Хорошо бы нанять кого-то из местных. Надо присмотреться к лесорубу, который помогал мне с крыльцом. Он немного…»

Запись оборвалась.

Мама взялась за очередной листок. Увлёкшись дедушкиными записями, кажется, совсем позабыла об Артёме, а он склонился над её плечом и жадно вчитывался в каждую строчку. Ему не терпелось узнать, чем всё закончится. Судя по двум самородкам, дедушка нашёл-таки своё золото. Вот только счастья оно ему не принесло.

Следующая страничка была мятой, словно её складывали несколько раз, затем старательно выглаживали и опять складывали. На ней был расписан дневной рацион экспедиции, указывались координаты, типы местности, геологические названия пород. Поверх аккуратной таблицы наискось шли торопливые строки. Тут дедушка писал в спешке. Разобрать его пляшущие буквы оказалось непросто.

«На всякий случай отправлю тебе ключи. Вчера за домом следили. Не к добру. Нельзя задерживаться. Старый дурак! Я ведь даже не взял фотоаппарат. Ну конечно, думал, что ищу золото».

Эту запись дедушка явно оставил для мамы. Знал, что она сюда доберётся. Знал, что откроет сейф. Мама тряхнула головой и, прищурившись, словно всматриваясь через запотевшее стекло, стала читать дальше.

«Я ведь не за себя переживаю, а за открытие, ради которого возвращаюсь в горы. Если б я только знал! Если б только поверил! Принёс какие-то жалкие четыре самородка. Не учёный, а вор! Но золото тут не главное. То, что я нашёл, важнее. Лишь бы всё удалось, тогда бы оправдались мои поиски.

Я должен всё сфотографировать. Это моё личное открытие. Венец моей научной карьеры. Без доказательств я в институт не пойду. Меня засмеют. Я бы и сам засмеял любого».

С оборотной стороны – единственная надпись, ещё более торопливая и путаная. Артём не сразу разобрал: «Ни в коем случае не идите по моим следам! Это опаснее, чем я думал. Не ищите меня!»

Других надписей на листке не было. Только по его краям шли витиеватые узоры, будто дедушка задумал перерисовать изгибы Иркута, змеившегося по карте Тункинской долины.

Мама в отчаянии смяла листок.

– Стой! – Артём выхватил страничку, опасаясь, что мама её разорвёт. Мама не сопротивлялась. Спрятав лицо в ладонях, заплакала. Слёзы падали на ещё не прочитанные записи Виктора Каюмовича.

Артём растерялся. Не знал, что делать, как успокоить маму.

– Ты чего? Ну?

На мгновение он увидел, как приоткрылся карман её кофты. В нём лежал самородок. Насыщенно-жёлтый, на вид – мягкий, будто свежая смолка. Артём позабыл обо всём. О слезах мамы, о страницах из дедушкиного дневника. Опять подумал о золоте, о том, что скромный кусочек металла купил бы ему настоящую свободу. Артём догадывался, что выручит за самородок не слишком много, но уж на одно путешествие ему бы точно хватило. Распланировать поход, как это делал дедушка. Нанять проводника, найти лошадей…

– Эй! – раздался мужской голос.

Артём вздрогнул. От испуга так сдавил маме плечо, что она вскрикнула.

– Эй!

Уставшая после дневной уборки, поисков потайной двери, запутавшаяся в отцовских записях, Марина Викторовна не сразу сообразила, что происходит. Как это случается в первые секунды после сна, забыла, где находится. Растерянно огляделась. Посмотрела на Артёма. Увидела страх в его глазах. И всё поняла. В доме кто-то был. Стоял в прихожей и звал хозяев. Второй час ночи.

– Эй!

Голос приблизился. Ещё немного – и незнакомец найдёт спуск в потайную комнату.

Выключить свет и затаиться? Или выбежать по лестнице на первый этаж и как можно скорее задвинуть на место поставец?

– Это те самые воры? – с дрожью в голосе спросил Артём.

Марина Викторовна вскочила со стула. В два шага оказалась у стены, щёлкнула выключателем. Слишком громкий щелчок. Комната схлопнулась – густой пятнистый мрак.

Глава четвёртая

Чужаки

– Идём! – приказала мама.

– Стой! – Артём не понимал, что она делает.

Мама схватила его за руку и повела за собой к лестнице.

Перескакивая через ступеньки, ударяясь о бревенчатые стены, они устремились наверх.

– Хозяева?!

Голос был совсем близко. Доносился, судя по всему, из гостиной.

Поднялись на удивление быстро. Спуск казался бесконечным, уводящим в самые недра, а тут хватило нескольких секунд, чтобы вновь выйти на первый этаж.

Под ногами скрипнули щепки от разбитой дверцы поставца. Артём весь задрожал от этого звука. Подумал, что сейчас к ним выскочат воры. Но в доме было тихо. Незнакомец услышал их шаги и затаился.

– Закрой, – прошептала мама и пошла в гостиную.

– Ты куда? – Артём спросил так тихо, что сам едва услышал свои слова.

Оставшись в комнате один, замер. Обернулся и с сожалением посмотрел в тёмный проём. Внизу, в дедушкином кабинете, было бы спокойнее. Забежать в тесный коридорчик. Задвинуть за собой поставец – плотно, чтобы никто не догадался, где Артём прячется. И переждать там. В безопасности. «Нет. Я не оставлю маму. Да и как я собрался двигать за собой поставец?..»

В гостиной раздались голоса.

– Здравствуйте! – Мама говорила спокойно, без страха.

– Вы простите, я уж думал, с вами чего случилось. – Мужской голос. Тот самый, что до этого звал хозяев. – Дверь была открыта, вот я и зашёл.

Артём постарался как можно тише сдвинуть поставец к стене. Ножки тяжело заскрипели по старым бороздкам. Должно быть, услышав скрип, мама заговорила громче, чтобы скрыть его от нежданного гостя.

– А мы испугались, что воры вернулись за телевизором и микроволновкой. – Она принуждённо засмеялась.

– Ну что вы, что вы. Я думаю, они не вернутся. Да и не воры это, а шпана. Поколотили всё да сбежали. У нас такое случается.

Артём наконец задвинул поставец. На всякий случай прикрыл бороздки выломанной дверцей и вышел в гостиную.

Незнакомец оказался соседом. Мужем Бэлигмы. Весь сухой, чуть сгорбленный, с широким рваным шрамом на лбу. Он был одет в коричневую энцефалитку 2, будто явился прямиком из тайги. На бритой голове виднелось ещё несколько шрамов поменьше. Жёсткая рыжая щетина плотно покрывала щёки. За расстёгнутым воротом энцефалитки виднелась тугая, вся в бордовых морщинах шея. Несмотря ни на что, старик выглядел вполне приветливым. У него была добродушная улыбка, глаза смотрели ясно и бодро.

– Фёдор Кузьмич, – сосед протянул Артёму большую, но на удивление холёную руку. Помолчав, добавил: – Нагибин. А с моей женой вы уже знакомы.

– Вы, наверное, за отвёртками пришли! – догадалась мама и посмотрела на Артёма. Он качнул головой, показывая, что не помнит, где их оставил.

– Ну что вы, не переживайте. Пользуйтесь сколько надо. Жена вот просила вам помочь. Но я вижу, она зря переживала. В этом доме есть мужчина. – Фёдор Кузьмич подмигнул Артёму. Тот с подозрением посмотрел на старика, но остался доволен его словами. – Я, знаете, дружил с вашим отцом. Ну, насколько вообще возможно дружить с таким человеком. Вы, конечно, понимаете, о чём я.

– Понимаю, – улыбнулась мама. – Спасибо вам. Бэлигма столько сделала для отца.

– Бэлигма? – старик рассмеялся. – Да ваш отец её за километр обходил!

Мама от растерянности приоткрыла рот.

– Думаю, вы уже почувствовали силу её заботы. – Фёдор Кузьмич прищурился, будто обсуждал какую-то тайну. – Ну, её можно понять. Воспитала двух сыновей. Для бурят ведь это и не семья вовсе. Ей бы ещё парочку и дочь в придачу, была бы спокойней. А так носится, как наседка без птенцов, ищет, кого бы одарить своей заботой.

Мама кивнула.

– А цветы…

– Цветы – это жена сама принесла. Ваш отец от любых цветов бежал как от чумы. А уж Бэлигма, как он пропал, позаботилась о красоте дома. На свой манер.

– А почему вы´ с дедушкой не пошли? – спросил Артём и сделал шаг вперёд.

– Артём! – Мама посмотрела на него с укоризной.

– Мы с твоим дедом ходили. И не раз. Но сам знаешь, у Вити свои тараканы. В последний раз он меня не позвал. Видно, зря.

– А куда он пошёл, вы знаете?

– Этого я не знаю. Твой дед умел хранить тайны, – Фёдор Кузьмич опять подмигнул Артёму. – Даже от друзей.

– Да уж, – кивнула мама.

– Ну, не буду вам мешать. Раз всё спокойно, я пойду. Если что, обращайтесь. Я, конечно, не Бэлигма, но соседей без помощи не оставлю.

– Спасибо.

Кажется, маме понравился старик. Наверное, она понадеялась со временем узнать от него побольше о последних годах жизни Виктора Каюмовича.

Едва Фёдор Кузьмич ушёл, Артём отыскал среди дедушкиных инструментов старую, местами проржавевшую защёлку и прибил её вместо вырванного замка на входную дверь. Так спокойнее.

Убедившись, что защёлка держится крепко, Артём с мамой зашторили окна, опять спустились в потайную комнату, вынесли оттуда содержимое сейфа и, разместившись в спальне на втором этаже, принялись дальше читать записи. О том, чтобы лечь спать, не было и речи. Они бы всё равно не уснули.

Для начала осмотрели нефритовую статуэтку. Ничего примечательного. Медведь с головой старика. На лапах и затылке – незамысловатые узоры. Артём упросил маму отдать статуэтку ему – на память о дедушке. Не признался, что, выходя из кабинета, сорвал себе одного из утаргалжинов. Тоже на память. Повесит над столом в Иркутске. Он и сам мог бы сложить птичку-оригами, но хотел именно такую, сделанную дедушкой.

Рисунки во второй папке оказались диковинными. На них красовался олень с рогами, перевитыми верёвкой. Затем Артём обнаружил прикованного к скале медведя, какую-то клетку, наполовину утопленную в болоте, ветвистый сухостой с берёстовыми коробами, странную площадку, окружённую массивными валунами, и статуэтку – ту, которую он забрал, только украшенную более сложными узорами.

Значения рисунков из второй папки разгадать не удалось. Мама заверила Артёма, что их, в отличие от рисунков в коридоре, нарисовал именно дедушка, тут хорошо угадывалась его старательная, но отчасти неуклюжая манера с ошибками в пропорциях. В топографических картах мама также не разобралась – сколько ни тщилась, не смогла даже примерно понять, о какой местности те рассказывают. Одна из карт выглядела особенно старой, прохудившейся на сгибах и явно составленной от руки.

– Красиво, – прошептал Артём. Понадеялся, что мама потом разрешит ему повесить карту на стене в иркутской квартире. – Думаешь, она ведёт к золоту?

– Не знаю.

Неизученными остались только несколько страниц, вырванных из дедушкиного блокнота.

«…оснований сомневаться в этой истории слишком много.

Получается, что Дёмин в самом деле нашёл золото, но не под тремя землями, как прежде указывали исследователи, а в некой пещере, где его сгрудили „такой насыпью, что не сразу разглядишь её объёмы“. Звучит сомнительно. Архивы не объясняют, кто и зачем перенёс туда самородки. Непонятно, где и когда их добыли. Судя по всему, это случилось задолго до открытия Бирюсинского месторождения, а быть может, и до того, как купцы Толкачёв и Коробов развернули свою деятельность в Восточном Саяне. Следовательно, начало истории нужно искать в восемнадцатом веке, в годы, когда в здешних краях никакие записи не велись, а только проводились хищнические объезды доступных районов. Сибирские казаки? Местные сойоты? В любом случае непонятно, почему золото собрано в пещеру, а не вывезено в Усолье. Что помешало исследователям сохранить найденное богатство, на разработку которого у них, конечно, ушёл не один год? Почему они держали историю в такой тайне, что лишь случайность помогла Дёмину, если это был он, обнаружить и пещеру, и спрятанное в ней золото? Тут я не могу придумать ни одного хоть отчасти достоверного объяснения. Всё это предстоит узнать на месте. Сейчас, внимательно изучив полученные в архиве карты и приметы, я начинаю думать, что не удержусь и организую небольшую экспедицию в поисках утерянных сокровищ. Придётся отложить исследование Ботогольского месторождения. В любом случае там…»

Запись оборвалась.

Следующий листок тоже был вырван из блокнота, но представлял собой не отрывок из дневника, а черновик письма. Ни адреса, ни даты.

«Удивляюсь твоим сомнениям. Неужели так приходит старость? В прежние годы ты с лёгкостью соглашался и на более сомнительные авантюры.

Хорошо. Вот тебе конкретика. Ты знаешь, я уже несколько лет расследую тайну покинутой шахты Алибера. Загадочное Ботогольское месторождение, брошенное в самом расцвете и простоявшее нетронутым многие годы – даже мародёры опасались к нему приближаться. Впрочем, самое загадочное тут то, как я не ослеп, разбирая архивные записи – их точно квасными чернилами писали. Там же, в архивах Иргиредмета, я нашёл и документы, о которых тебе написал. По ним выходит любопытная история.

Дёмин нашёл-таки золото. Всё вынести не сумел. Там его было столько, что потребовалась бы целая артель. Взял только парочку самых крупных самородков. Разумно бы предположить, что он спустится в Тунку или вернётся к Усолью, откупится от властей, а потом соберёт экспедицию за оставшимися сокровищами. Разумно, но документы указывают, что, купив себе свободу, он в Саяны не пошёл. О пещере с золотом не хотел и думать, потому что был там чем-то напуган. Чем – непонятно. И так напуган, что уехал жить в Иркутск.

Жил себе спокойно, обзавёлся семьёй. Его сын, узнав отцовскую историю, слезами и проклятиями уговорил Дёмина нарисовать карту, как добраться до сокровищ. Карту Дёмин нарисовать не смог – слишком долгий получался путь, – а вот приметы, по которым нужно идти, оставил.

Сын с приметами не справился. Как Дёмин умер, попробовал идти по его следу, но сплоховал. Заплутал в тайге, в итоге плюнул на это дело, побоялся сгинуть там – и золото не найти, и с жизнью расстаться».

Продолжение письма было на следующем, последнем листке:

«Решил хоть пару рублей содрать с отцовского наследства и продал приметы белогвардейцу Гришавину – тот работал в снабжении Колчака, тогда уже Верховного правителя России.

Всего примет было девятнадцать. Гришавин начал от Онота, прошёл долгим путём вдоль Китойских гольцов, добрался до Оки, а там поднялся до Жомболока. Сам понимаешь, путь можно было срезать через Орлик, но Дёмин среза не знал, а Гришавин, конечно, и не подозревал, куда идёт. Тринадцать примет он перенёс на карту. Осталось шесть».

– Так это… – Артём с восторгом посмотрел на сложенный лист старой карты. Догадался, что в дедушкиных записях речь идёт именно о ней. – Невероятно!

«Золото было близко, но провизия заканчивалась, солдаты, сопровождавшие Гришавина, устали. Он решил вернуться в Тунку, набрать новую экспедицию и продолжить поиски. Но к тому времени чехословаки предали Колчака, армию адмирала разбили, и Гришавина, конечно, сразу арестовали. Он оказался в усть-илимской тюрьме.

Там бы и сгинуть дёминской тайне, но Гришавин сошёлся с местным надзирателем Самохваловым. Мужик оказался хороший. Кормил Гришавина от своих обедов, носил ему книжки, передавал иркутские новости. Гришавин в благодарность перед расстрелом рассказал Самохвалову, где искать карту и оставшиеся приметы. Самохвалов их нашёл и тут же покорно сдал в Золотосплавочную лабораторию Иркутска. Идейный, значит.

В лаборатории и слышать не хотели о дёминском золоте. К тому времени все только и говорили, что о провальной экспедиции Леоновых, о загадочной гибели Новикова и Шведова. Геологов больше интересовали найденные Тюменцевым россыпи на Хончене, а золото Дёмина все посчитали вымыслом, так что документы и показания Самохвалова закрыли в архив. Там они и пролежали добрые восемьдесят лет, пока не угодили в мои руки.

Подробнее расскажу, когда приедешь. Не вижу ни малейшего повода тратить время на долгую переписку. Мне ещё предстоит найти проводника, закупить провиант, разметить маршрут. Я уже не говорю про лошадей и снаряжение».

– Кошмар какой-то. – Мама аккуратно сложила бумаги в папку.

Записи её явно разочаровали. В них не было ни намёка на то, что случилось с дедушкой, а главное – ни единого упоминания о семье, все разговоры – об очередной экспедиции. Дедушка ничуть не изменился за последние годы.

Артём же пришёл в восторг. Рассказы о золоте, о старинных картах так взбудоражили его, что, забравшись в кровать, он не смог уснуть. Настойчиво вглядывался в темноту под потолком, угадывал там очертания Восточного Саяна – каменистых отрогов и глубоких троговых долин 3.

Артём устал от долгого дня, но согласился бы сейчас же вскочить на ноги, набросить на плечи рюкзак и отправиться в дальний путь по дедушкиным следам. «Ну конечно! У нас есть карта, и мы должны этим воспользоваться!» Артём приподнялся в кровати и вдруг сообразил, что шести примет, о которых написал Виктор Каюмович, в сейфе не было. «Нужно внимательно всё осмотреть, мы наверняка что-то упустили».

Артём ворочался, никак не мог устроиться поудобнее. Закрывал глаза и, нащупав сонливость, замирал – боялся её спугнуть. Опускался в дрёму, но сон получался каким-то ложным. Утомительной вереницей тянулись образы сегодняшнего дня: от автобуса до подземного кабинета. Артём будто смотрел в перемотке сразу несколько фильмов – один за другим, без перерывов. Наконец встал с кровати. Понял, что промучается так до рассвета. Предпочёл ещё раз заглянуть в потайную комнату.

Босиком, опасаясь наступить на осколки, подсвечивая путь фонариком на телефоне, Артём спустился на первый этаж. Остановился перед поставцом. Побоялся, что тот предательски заскрипит по полу, и для начала решил найти какую-нибудь тряпку – подсунуть её под ножки. Отправился на кухню, но ещё не прошёл через коридор, как в окне при свете луны увидел странный силуэт. Подумал бы, что это дерево или столб, если бы силуэт не пошевелился. Никаких сомнений, это – человек!