На переправе бесплатное чтение
Вместо предисловия
Эликсир
- Небо купается в утреннем кофе:
- небо ныряет в кофейную чашку.
- И отражается облака профиль,
- весь почерневший от кофе, бедняжка.
- Остановить не пытаюсь мгновенье —
- даже прекрасное – пусть себе мчится.
- Это новейший закон сохраненья:
- не сохранился – все снова случится.
- Долгие дни вырастают из ночи,
- тонкие ветви – из старой софоры.
- Времени червь нас по-прежнему точит,
- кто ему дал эту вечную фору?
- Но по утрам можно жить: я и кофе.
- Это хорошая пара, поверьте.
- Кофе и я. В этом деле я профи.
- Самый простой эликсир против смерти.
Начало
«Я – летняя. Я родилась, едва…»
- Я – летняя. Я родилась, едва
- вступил июнь на пост тридцатидневный.
- Ещё не обесцветилась трава,
- и дух над ней стоял живой и нервный.
- Был вторник, накануне – Духов день.
- Луна круглела, с краешку примята,
- отбрасывал серебряную тень
- орех под домом, тонко пахла мята.
- А мама шла в роддом пешком – "за мной",
- весёлая и юная такая,
- с густой и тёмной длинною косой,
- в пыли бесцветной пятками мелькая.
- Потом стоял гудящий смуглый день,
- в окно стучался ветер, с миром в ссоре.
- Она лежала тихо – было лень
- закрыть окно и обеззвучить море.
- Кренился бесконечный горизонт,
- горами по краям скреплён когда-то…
- Я родилась. Шумел Эвксинский понт,
- смывая дни и сохраняя даты.
Автопортрет
- Некрасивая девочка с чудо-глазами
- превращается в женщину, полную грёз.
- Недопитая чашечка кофе и в раме
- фотография: света и тьмы перехлёст.
- И пронзительной пряди виток торопливый
- в беспокойном апреле рождающий свет.
- И её отражение в хлынувшем ливне,
- Как ничто, как тоскливое эхо: да-нет.
- Некрасивая девочка – снег фотоснимков —
- Вся в растаявшей дымке прошедших миров.
- Только в зеркале утреннем, сонном ужимка
- Вдруг напомнит её, растревожив покров
«На белый холст…»
- На белый холст
- ложится чья-то тень,
- из хаоса выстраивая вечность,
- из тёмных красок —
- "белый-белый день",
- из параллельных линий —
- поперечность.
- На белый лист
- ложатся тени слов,
- безмолвную гармонию вкушая,
- как рыбаки —
- удачный свой улов,
- как девочка – два слова:
- "я большая!"
- На белый звук
- летят, как мотыльки,
- такие же, но красочные звуки,
- подобраны в пыли,
- и так легки,
- очищенные встречами
- разлуки.
- На белый день
- чернее ляжет ночь —
- безлунная,
- и звёзды тем виднее,
- чем больше нам придётся
- превозмочь,
- чтоб ощутить
- соединённость с нею.
- Весь белый свет
- вобрать и сохранить
- для жизни —
- даже сказочную нежить —
- и, как струну,
- невидимую нить
- меж сном и явью
- в звонких пальцах нежить.
Бабочка
Как бабочка, сердце иглой
к памяти пригвождено
Ф. Гарсиа Лорка
- Это бабочкой я на минутку присела —
- поезд сердца стучит и уносит всё дальше,
- но здесь не было фальши,
- здесь не было фальши,
- в этот миг до других просто не было дела.
- Это бабочкой я так воздушно летела,
- всё по ветру – ну, что ж, это было красиво!
- это было игриво,
- да, было игриво
- и противиться просто душа не посмела.
- Это бабочкой я на морозе застыла…
- было больно, но главное – не было рядом,
- просто не было рядом
- тебя —
- даже взглядом.
- Поезд сердца стучал, а о чём – я забыла.
На обрыве
- Как мне хочется вдаль —
- в эту смутную негу:
- расцвести, как миндаль,
- песней позднему снегу.
- Как мне хочется ввысь,
- в эту легкую тучу —
- белой птицей нестись,
- или рыбой летучей.
- Как мне хочется вниз —
- в эту водную сладость,
- чтобы нервы рвались,
- испытавшие слабость.
В поезде
Моя голова – перекресток железных дорог.
Саша Башлачев
- Жизнь – это дождь и слёзы,
- слезы и дождь:
- грубые паровозы,
- нежная дрожь.
- Поезд, вокзал, ссора —
- всё, как всегда:
- сыпятся разговоры,
- пахнет еда.
- Смотрим в свои руки —
- пусто, как днём.
- Слушаем перестуки
- прежних времён:
- полу-живых капель
- песня – в снегу,
- снова тупой скальпель
- слов берегу.
- Горечью шоколадной
- воздух прошит.
- Смутно мне и неладно,
- горло першит…
- Жизнь – это дождь и слёзы,
- слёзы и дождь.
- Нежные паровозы,
- грубая дрожь.
«Небо на всех парусах облаков…»
- Небо на всех парусах облаков
- мчится по ветру с дыханием влажным.
- Взбитых до пышности лёгких белков
- опустошаю стаканчик бумажный.
- Время летит вместе с небом – и я
- тоже лечу, сжав стаканчик в ладони.
- Что это? Странный каприз бытия,
- светлый мазок на обыденном фоне.
- Лёгкая поступь, легчайшая грусть.
- Мне уже видно, что там, за порогом
- я ни за что никуда не вернусь —
- в этом году, в этом платьице строгом.
- И не вернётся ни небо, ни свет
- в ярко-живом на стекле отраженьи.
- Может быть, больше меня уже нет —
- прошлой меня в день чужого рожденья.
Синяя смальта
- Ветер подкрался, как отзвук неторопливый —
- стук каблуков по впитавшему ночь асфальту —
- и, распустив мои косы, как струны альту,
- смехом рассыпал по воздуху тон счастливый —
- синюю смальту.
- Если сидеть очень тихо, ловить дыханье,
- то человек станет ближе, сидящий рядом,
- и открывается лестница, ряд за рядом —
- лестница в небо, где вспахано мирозданье
- по звёздным грядам.
- Крохотный мир, как травинка в провале битвы —
- что есть любовь? – это море и тонкий пепел
- лёгких костров, это красный победный вымпел,
- горько-солёные губы моей молитвы:
- ты-обо-мне-пел…
«Под покрывалом из воспоминаний…»
Запах – очень важная вещь, он напоминает о том, что пережито, он похож на тонкое, но надежное покрывало, сплетенное из воспоминаний.
Я живу то здесь, то там. Сегодня я оказался здесь. А завтра буду где-нибудь в другом месте.
Туве Янссон
- Под покрывалом из воспоминаний
- спасаюсь часто от печали знаний:
- давно я знаю, что и как случится,
- и как обманчивы бывают лица,
- и сколько в добром мире скрыто злости.
- Давно я не зову случайных в гости.
- Я кутаюсь привычно в покрывало
- из запахов – оно ведёт к началу.
- Оно не предаёт и не подводит.
- Дышу воспоминаньем, и отходит
- печаль и страх. Становится спокойней.
- Родится стих, а то и вовсе двойня.
- Дышу. Ведёт меня знакомый запах
- то на рассвет, то на закатный запад.
- Сегодня буду здесь, а завтра вместе
- с порывом памяти в другом любимом месте.
- А чаще – пахнет детством: тонкой книжкой
- с затёртыми картинками. Мальчишкой,
- который нёс портфель и был в веснушках.
- И первой закадычною подружкой —
- ещё детсадовской. И тёплыми камнями
- на берегу чудес. Гребу горстями
- моменты счастья. Запахи живучи.
- В них я лечу, клубком свернувшись, с кручи
- и чудом остаюсь жива-здорова.
- В них море поглощает солнце снова,
- становится темно. И рыбы-звёзды
- плывут во тьме. А днём я строю гнёзда
- привольным птицам, но в просторе синем
- те исчезают. Я слежу за ними.
- Всё хорошо. И осень пахнет светом
- грибным. А море пахнет летом,
- зима сосною, а весна весельем.
- Любовь – внезапной встречей и похмельем.
- Всё хорошо. Надёжно покрывало.
- Живучи запахи. Доверчиво начало.
Оправдание Евы
Оправдание Евы
- Мне нужно слышать запах твой и взгляд
- почувствовать спиной, и оглянуться,
- и в волны рук с разбега окунуться,
- как в первый раз – сто тысяч раз подряд.
- Врастаем в плоть, чем глубже, тем верней —
- до самой ненавидимой привычки,
- но тело – руки, губы – лишь отмычки
- для всех, не нами созданных, дверей.
- Так падаем…но вверх. И мы вдвоём
- не составляем пару половинам.
- Мы – яблоко в движении едином,
- которое и любим, и поём.
Свадьба (Синий шар)
- Закутаться, зарыться бы в тебе
- поглубже, так, чтоб стало даже больно…
- Мы привыкаем – вольно и невольно
- к тоске по телу больше, чем к судьбе.
- Смиряемся с разладом, с пустотой
- в душе, но не с пустой своей кроватью.
- И с мыслью и банальной, и простой,
- что тело обладает благодатью
- смягчать удары сердца и судьбы,
- мы переносим ссоры и упрёки,
- сдаёмся – кто с трудом, кто без борьбы
- укладываясь в заданные сроки.
- Всё потому, что холод, как и жар,
- нам легче пережить вдвоём и вместе.
- Летит по небу синий-синий шар —
- он так идёт взволнованной невесте.
«хочется, чтобы внутри…»
- хочется, чтобы внутри
- где-то билось,
- чтобы – не одинока,
- но большой мальчик
- со смешными усами
- называл – "мама"
- гладил постаревшие руки,
- говорил: "я люблю"
- и оказывалось – уже не меня,
- а другую…
- хочется, чтобы эти глаза в зеркале
- опять стали детскими
- и улыбались тебе, как прежде
- верили…
- закрывались бы от муки и счастья,
- счастья и муки —
- в надежде…
- а руки были как птицы,
- большие птицы,
- утром открыть глаза,
- а ты б целовал ресницы —
- и станет так…
- хочется: идти по улице,
- печально улыбаясь,
- знать, что время наступит,
- ты придёшь…
- и вести себя загадочно.
Что нам делать с любовью?
- А что с ней поделаешь? Просто
- бери её – и раздавай!
- Не надо, не надо вопросов!
- Зови всех знакомых на чай —
- нечаянно, даже несмело
- осмелься – увидишь всё сам:
- как что-то в стакане звенело,
- как мягко текло по усам…
- И этот наш пир запоздалый
- друзья и родные простят.
- А наши усталые мамы
- пусть гладят бездомных котят —
- и эта печальная нежность,
- и эта легчайшая грусть
- как раз умещает безбрежность
- сомкнувшихся любящих уст.
На грани сна
Дочери
- Состояние, близкое сну,
- но нежней, и печальней,
- и возможней —
- по силе, и злу, и добру —
- во всю ширь, во всю твердь…
- осторожней:
- мы здесь, мы есть.
- мы хотим есть:
- мы чмокаем губами,
- мы говорим "мама",
- мы улыбаемся странно
- и невпопад – глазами.
- Глаза становятся глазками,
- щеки становятся нами,
- мы превращаемся в бабочку
- с разноцветными снами.
- А когда мы проснемся совсем,
- окончательно,
- мы узнаем, как все легко
- и как замечательно.
Встретились я и я
- Я сижу у окна, гляжу на свою софору
- и вспоминаю себя на вокзале – дцать лет назад и «скорый»,
- который увозит меня в Москву —
- я даже думала: «навсегда»,
- но была не права тогда.
- Ты меня ждал в той Москве – неуютной,
- страшной местами, покрытой слоями льда
- на тротуарах в центре, лютой.
- Но ты говорил: «Не беда!
- Все будет в порядке! Все хорошо!»
- Я тебе верила.
- Снег шел.
- Я забеременела.
- Шок.
- Но потом и правда возник порядок —
- раз в два-три года рожать. Нет, в три-четыре.
- Ритм явно лучше. И лучше – в своей квартире,
- нежели в съемной. Ты знал в этом толк —
- построил квартиру, домик в деревне,
- потом – большой дом в Крыму.
- И я до сих пор не пойму,
- как я тогда рожала,
- даже предохраняясь сначала.
- Потом-то просто махнула рукой —
- а, бесполезно.
- Железно
- было одно: ты любил, когда я полнела,
- грудь наливалась, животик рос.
- Ты так говорил – «животик» (внутри теплело) —
- шумно дыша, словно верный пес,
- прилежно
- рассматривал меня новыми глазами,
- руками трогая осторожно, нежно.
- Местами
- было безумно смешно.
- Я гляжу в окно
- и понимаю, что будь я тогда собою
- сегодняшней, все бы так и сложилось опять,
- я повторила бы этот путь в двадцать пять —
- тридцать лет.
- Почему? Я знаю ответ:
- мне всегда это нравилось. И – не скрою:
- держать на пузе голенького младенца,
- вслепую чмокающего губами – чудо такое —
- «да вот она, грудь!» —
- мне это нравилось. Протянуть
- руку и нащупать твою. И как ты щекотно
- шепчешь мне на ухо: «Ты просто лучшая!»
- Акушерка, фыркнув, оглядывает меня, потную —
- ну вот, спалились!
- Смущаемся и краснеем. Чушь, но
- это так ярко помнится, будто вчера случилось.
- Но круче всего было понять, что я сильнее
- с каждым разом – вряд ли мудрее,
- но безусловно опытнее.
- Это бонус,
- который ты получаешь за материнство,
- а использовать можешь всюду – всегда, везде.
- Дети – они как море, которое больше нас, и мы в воде
- теряем не только вес, но и гору проблем.
- А получаем – тонус.
Дети смеются
- И я уже знаю, что осень – будет,
- что встанут с утра усталые люди,
- пойдут на работу, в детсад и школу,
- я выпью свой кофе, а кто-то – колу,
- и будет лететь мой воздушный шарик,
- и будет вращаться земной наш шарик,
- в глухой подворотне завоет Шарик…
- руками за воздух, в пространстве шаря,
- я девочкой буду стоять на шаре —
- слезами истерик пропитан шарфик —
- и весело так разобьются блюдца,
- а дети смеются…
- дети смеются…
«Ветвями рук переплетясь…»
- Ветвями рук переплетясь,
- корнями ног врастая в землю,
- я олицетворяю связь
- и разделенья не приемлю.
- Я тот скудельничий сосуд,
- что ты живой водой наполнишь
- в горячем лепете минут,
- перетекающих за полночь.
- Я дом вневременный для всех,
- кто из моей возник утробы,
- не ради радостных утех,
- а неизбежно – ради гроба.
- И я тончайший переход
- из смерти – в жизнь,
- из жизни – в вечность.
- Вдвоём мы набираем код
- и обретаем небеспечность.
- Мы всё во всём. И каждый круг
- летящей в небо карусели
- нам придаёт надёжность рук
- и приближает ясность цели.
- Наш узок круг и тесен мир…
- и хорошо, что мал и тесен.
- Тем легче собственный надир
- покинет солнце наших песен.
Мячиковое
Птички учатся считать,
рыбки учатся летать.
Еленкина песенка
- "Птички учатся считать,
- рыбки учатся летать",
- а Еленка возле стенки
- мячик учится бросать:
- мячик учится летать —
- скок – об стенку,
- прыг – в кровать.
- У Еленки получилось,
- и подбросить, и поймать.
- Так непросто научиться,
- чтобы мяч парил, как птица,
- чтобы весело стучал он
- и об стенку, и об пол,
- а потом чтоб всё сначала —
- прыг – на стул,
- и скок – на стол!
- Тут, конечно, очень важно,
- чтобы ваза не разбилась,
- чтобы ваза не случилась
- вдруг внезапно на столе…
- Ну а если и разбилась,
- то скажу я вам отважно:
- "Просто ваза не готова
- принимать парад-алле!"
Водяной пистолет
- Надоели зимние одёжки,
- надоел мне снег и прочий дождь!
- Босиком по тёпленькой дорожке
- пробежаться хочется – невмочь!
- Никаких заманчивых сосулек,
- никаких весёлых снежных бурь!
- Пистолет – а вместо глупых пулек,
- тёплых капель свежая глазурь![1]
Вдохновение
Вдохновение
- Когда серебро луны становится золотом,
- и ночь, как орех пустой, тонка и расколота,
- я временем смолота
- и пылью развеяна —
- я слышу и слушаю, но я не уверена,
- что мне это кажется,
- что мне это видится:
- чуть двинешься – смажется,
- чуть дрогнешь – обидится,
- уйдёт серой дымкою,
- туманом иль облаком,
- картиною зыбкою,
- нечаянным отзвуком,
- а может, останется строкою короткою…
- и дочкой улыбчивой – лазоревоокою.
Венок
Может, это море пело,
затопляя островки?
О. Воробьев
- Когда так странно
- в центре океана
- плывёт венок торжественно и пьяно
- ты спросишь кто
- его на волны бросил
- и эхом сто
- таинственных вопросов
- и на вопросы эти нет ответов
- у трети недогадливых поэтов
- и только тем
- кто сами здесь любили
- десятки тем
- глубины приоткрыли
- качаясь на морской своей постели
- ты понимаешь это волны пели
- ты подпеваешь
- звёздам как подругам
- и тонешь
- волны оставляя кру́гом
- в своих неизреченных и прекрасных
- неподдающихся словам пространствах
- и надеваешь свой венок сонетов
- на голову Луны – жены поэтов
«Есть поэзия звуков гулких…»
- Есть поэзия звуков гулких,
- фраз гремящих и громких слов…
- Есть поэзия переулков
- и состарившихся домов.
- Мне милее всего – молчанье,
- недосказанности покров,
- между строк – словно звёзд мерцанье,
- или таинство светляков.
- Мне – милее, и разве значит,
- что я полностью здесь права?
- Кто-то смотрит на мир иначе,
- по-другому влюблён в слова.
- Чистым золотом, лунным светом,
- строгим ликом, весной потерь
- я была – как сказать об этом,
- как же выразить всё теперь?
- Всё нещадней кромсают слово,
- и ломают родной язык.
- Пусть ничто под луной не ново,
- боль всегда вызывает крик.
- Смесь причудливых компонентов —
- нео-арт или старо-изм…
- Я не против экспериментов,
- я за то, чтоб дышала жизнь.
Летнее
У природы высохли глаза,
но ещё не пересохли губы.
Н. Ярко
- У природы высохли глаза,
- но ещё не пересохли губы.
- Над водою реет стрекоза,
- и такая тишь, что слишком грубо
- режут слух обычные слова.
- Я ищу нетронутые звуки
- где-то на краю струны, едва
- прикоснувшись, убираю руки…
- И звучит в тяжёлой глубине
- жарких вод тревожное дыханье,
- и зовёт: на дне оно, на дне —
- стрекозы подводной трепыханье.
На «Сирены» Клода Дебюсси
- Если лежать на волне
- и смотреть в небо,
- можно расслышать на дне
- перекат, шорох…
- Можно увидеть, как звёзды почти слепо
- всходят наверх… Ежедневных забот ворох
- больше не тянет ко дну,
- не шумит в уши,
- не раздражает все чувства своей бездной.
- Так ли уж нужен сейчас мне кусок суши
- с лестницей полуразрушенной, железной?
- Лестница в город… А я поплыву выше —
- где золотое небо шумит, с прибоем
- соединяясь в одно. И я услышу,
- как на краю Вселенной Сирены воем
- мир охраняют свой от досужих взоров,
- приоткрывая завесу лишь немногим,
- кто заплывает за грань мирских просторов,
- не побоявшись в воде промочить ноги,
- не завязав глаза и не заткнув уши —
- вот оно – таинство всех неземных звуков:
- прозрачнокрылые беспечные души
- припоминают себя в тишине буков.
- Это гора Геликон. И её рощи
- сеют по ветру стихи, как своё семя:
- в слове поэта таится заряд мощи,
- хватит которого, чтоб победить время.
- …Если лежать на волне
- и ловить звуки,
- можно расслышать шуршанье на дне гальки.
- Только лежи на спине,
- разведи руки.
- Только не слушай сейчас, что кричат чайки.
На паруснике
- А мы – не мы,
- немые, потому что
- нам рот забили просолённым кляпом —
- норд-остом. И теперь от нас – ни звука.
- И мы пьяны.
- Нам в рот залили свежий
- норд-ост. И вот теперь мы веселимся:
- несёмся на летучем гребне жизни
- грохочущей волны и всё сметаем.
- Мы сле́пы, потому что крепкий ветер
- нам завязал глаза:
- хотим смотреть – не можем.
- Но силу ветра впитываем кожей
- и знаем, что одно лишь есть движенье —
- вперёд!
Имя корабля
- Я не читала списков кораблей.
- Я даже никогда их не искала
- среди морских сиреневых полей
- в часы бессонниц, из-под одеяла
- выглядывая в тёмное окно.
- Но корабли манили парусами,
- и среди волн вздымалось вдруг одно —
- последнее – судёнышко. И в раме
- оконной зарождался тихий свет —
- вставало солнце, ласково, невнятно
- окрашивая море. Силуэт
- кораблика казался бледно-мятным…
- Последний в списке. Больше нет таких —
- усталых и весёлых. Нет в помине.
- Остался в книжке Мандельштама стих,
- но список вам нечаянно не кинет
- ни капитан, ни юнга, ни поэт…
- И я его старательно забыла:
- и списка нет, и судна тоже нет.
- Но в имени его таится сила!
Аутодафе, или костёр тщеславия
- Из хаоса звуков,
- из путаниц тела
- рождается эта наука предела,
- когда то и дело
- мне слышится: поздно,
- тебе уже некогда глянуть на звёзды.
- И я б никогда никуда не глядела,
- но нету предела,
- мне – нету предела!
- И в этой безбрежности
- поиска истин
- мне хочется нежности —
- кончиком кисти
- и пёрышком тоненьким выписать местность
- и вдруг получить мировую известность.
- И я бы освоилась в блеске игристом.
- Но нету здесь истин,
- мне – нету здесь истин.
- И я замолкаю, и это молчанье
- как будто хранит в глубине обещанье,
- что скатертью стелется мне от порога
- прямая дорога.
- Мне страшно немного…
- И всё-таки в полу-бреду бормотанья
- я жду откровенья,
- я верю в названья.
- И слово приходит
- и в строчку ложится.
1 Глазурь – здесь, от слова "глаз".
Продолжение книги