Победить Викторию бесплатное чтение

Глава 1

— Ты как спала, Вик? Я — как убитая. Даже странно, столько событий…

Тамара не умеет врать. Несмотря на вчерашний перелет, расслабиться и отдохнуть в этой конуре крайне сложно. Я сама плохо спала, так что слышала, как Тома посапывала на продавленном диване, да еще во сне звала своего придурка. Я была против того, чтобы она сорвалась в Москву вместе со мной и Маратом. Но сейчас причитать об этом смысла нет. Дело сделано.

— Хорошо, если так, — отвечаю спокойно. — Тебя во сколько Марат заберет на экзамен?

Мы с Тамарой Скалкиной[1] с первого курса в одной группе вместе учились, но познакомились, по сути, всего пару месяцев назад. Само собой как-то получилось. Мы не стремились подружиться или даже понравиться друг другу. Но у Томы жизнь круто изменилась, когда она завела роман с преподавателем, а теперь пожинает плоды. Ладно, это не мое дело, меня не касается.

— Марат заедет в пол-одиннадцатого, так что время есть позавтракать и немного убраться. Я могу помочь тебе тут порядок навести.

— Не надо, я сама.

Не люблю, когда мне помогают, есть в этом что-то унизительное. Как будто я сама не могу со всем справиться. К тому же сейчас мозги Скалкиной точно не здесь, на окраине Южного Бутова, в «убитой» однушке моего дяди. Тамара прилетела вчера в столицу вместе со мной и сыном ресторатора Бухтиярова, Маратом. Как-то спонтанно все получилось, неразумно, на мой взгляд. В Москве она хочет пройти конкурс, чтобы учиться на кулинарных курсах отца Марата. Для нее это очень много значит. Но не настолько, чтобы биться за это до конца. Если ее герой прилетит за ней, а я уверена, что он вот-вот примчится, то курсы Бухтияровых будут слиты. И она уедет. А я останусь. Одна. Так даже лучше. Никто не будет напоминать о прошлом, об универе и тех, кого я никогда больше не хотела бы видеть.

— Вик, давай хоть завтрак приготовлю, ты же не ела ничего, верно? Тут есть кое-что. Омлет с сыром, гречку с маслом сделать? Я потом вернусь и приготовлю что-то существенное.

— Не стоит. Только если себе. Ты классно готовишь, но у меня нет настроения есть.

Я не вру — когда я в стрессе, ничего закинуть в рот не могу, выворачивает на раз-два. Я не знаю в итоге, какой вуз меня возьмет. Я выбрала «Вышку», Высшую школу экономики, там очень сильный преподавательский состав, один из лучших в стране. У нас тоже много преподов с именем, но не чета московским. Одна проблема — в «Вышку» крайне сложно попасть, вакантные места появляются редко. И если они есть, то на них тут же начинается охота. Но я бы вряд ли оказалась здесь, если бы не Морозовы. Точнее, не Морозов, мой нежелательный родственник. Сводный брат.

— Ты сегодня какая-то особенно задумчивая, — грустно произносит Скалкина, которой явно здесь неуютно. Да, мне тоже, но это жизнь. Надо просто привыкнуть.

— Обычная, такая, как всегда, — ровным голосом отвечаю я. Этому внешнему спокойствию я у мамы научилась. Не специально, а само как-то произошло. — Спасибо за завтрак.

В голове еще вчера вечером сложился четкий план действий на сегодня. Сначала убраться, привести квартиру в жилой вид. Дядя Володя сказал, что выбрасывать можно практически все. Он сдавал жилье много лет, и его вещей здесь практически нет, а теперь квартира полностью в моем распоряжении. А потом надо сразу в два вуза позвонить, может, лучше и заехать будет. Но это уже завтра.

— Я даже не представляю, что мне скажут делать. — Тамара волнуется, хотя она сегодня явно счастливее, чем вчера, когда узнала не самые приятные новости о своем герое.

— Просто делай то, что знаешь. И не заморачивайся, кто и что подумает о тебе. Жизнь не для того, чтобы мы переживали из-за чужого мнения.

Она молчит, а я начинаю разбирать вещи, не все, конечно, лишь самое необходимое. Сначала все нужно здесь вычистить, чтобы был порядок.

— Я точно могу здесь жить? — спрашивает Тамара. Она, кажется, не верит, что я позволю ей остаться. А я не верю, что она не вернется обратно к своему красавцу.

— Конечно, можешь. Сколько хочешь. Но тебе вроде пора уже на собеседование. Ни пуха!

Марат Бухтияров забрал Скалкину час назад. За это время успеваю вытряхнуть все барахло из комода. Пылищи-то сколько! Да неважно! Важно, что наконец-то никто доставать не будет. Мать, конечно, обязательно выяснит и адрес, и вуз, в котором буду учиться. Может, даже прилетит сюда… Хотя вряд ли. Если правду сказал бугай, то ей теперь точно не до меня. Но, скорее всего, наврал. Морозовы — что сын, что отец — врать будут и не то что не покраснеют, а еще и заставят поверить, что это ты идиотка.

Размышления о новой маминой семье прерываются звонком в дверь. Это и к лучшему: они мне все никто. А вот папу набрать надо, узнать, как он там один. Вчера только ответную эсэмэску прислал на мое сообщение о том, что я добралась. С этой мыслью иду открывать дверь. И даже не спросила, кто это! Знала бы…

— Здравствуйте!

Передо мной стоит Ярослав Денисович Холодов, мой бывший препод по английскому, редкостная сволочь, немало крови попортил, хотя предмет свой знает великолепно. Но здесь он явно не для того, чтобы принять у меня экзамен.

— Привет, Туева! Тамара здесь?

Бесцеремонно отодвигает меня в сторону и быстро проходит в квартиру. Вижу, как морщится, оглядывая интерьер. Так вас сюда никто не звал, Ярослав Денисович!

— Тамара уехала.

Он смотрит на меня выжидающее, очевидно, надеясь, что я разболтаю ему всю подноготную. Но это точно не по адресу.

— Привет! — произносит за спиной ненавистный голос.

Вздрагиваю и резко разворачиваюсь. Рука сама дернулась вверх.

— Эй, спокойно! — Перехватывает мою руку за локоть и не отпускает.

— Пусти, дубина! И вон пошел отсюда! Немедленно!

Он не уйдет, конечно, нет. Не первый раз, да и не последний, вот так неожиданно появляется, но я разберусь с ним. Правда все равно на моей стороне.

— Вика, давай без истерики. Я просто хочу знать, что с тобой все в порядке. Раз уж ты решила сбежать от нас всех.

— У меня все хорошо. Посмотрел? А теперь уходи! Сейчас же.

— Может, хватит уже строить оскорбленную невинность? Ты бы еще в бараке поселилась!

— Тебя здесь никто не держит, Саша! Вали обратно к своему папе и… моей маме! Они хоть знают, где ты? Или это они тебя сюда отправили? Я обратно не вернусь!

— И не надо.

Морозов демонстративно плюхается на продавленный диван. Да так, что тот, хрустнув, стал проседать под весом бугая. Ни одна мебель этого орангутанга не выдержит! Здоровый, как не знаю кто!

— Ребята, у вас тут своя вечеринка намечается, только на двоих, верно? Тамару я и без вас разыщу. — Насмешливый голос Холодова заставляет обратить внимание на бывшего препода. — Или мне лучше остаться?

— Идите, Ярослав Денисович, я сама справлюсь!

Он лишь недоверчиво ухмыляется, потом, задержав взгляд на Морозове, кивает ему головой и молча выходит из квартиры, громко хлопнув дверью.

— Как ты выяснил адрес? Тамара точно не говорила Холодову, я знаю!

Меня этот вопрос очень волнует с того момента, как я увидела этих двоих из ларца у себя на пороге.

— Какая тебе разница? Главное, что я здесь. Не хочешь узнать, как мать твоя поживает? Ее выписали из больницы.

Я не хочу о ней ничего слышать. Знаю, что все с ней хорошо, этого достаточно. Правда, перед глазами сразу же оживают страшные кадры. Совсем недавно это произошло. Мама в аварию попала. Несколько сломанных ребер, перелом ноги, черепно-мозговая травма и еще много страшных медицинских слов, которые я вряд ли забуду. Те несколько дней, когда врачи боролись за ее жизнь, я провела вместе с ней в больнице. И вспоминаю сейчас как самое жуткое время в жизни. Но оно закончилось.

— Мама сделала свой выбор, уйдя от моего отца к твоему. Я тебе уже не раз это говорила. Ничего не изменится, понимаешь? Я не буду с ней больше общаться, деньги мне ни ее, ни тем более твоего отца не нужны. Мне двадцать лет! Я сама о себе позабочусь.

— В какой вуз собралась? В Высшую школу экономики?

Он совсем не слышит, что я говорю. Упертый как бык! И всезнающий бык! Чуть снова не спросила, откуда информация. И сама себе ответила: из деканата нашего бывшего вуза. Они даже консультировали меня…

Мой отчим, он же отец Саши, Морозов-старший, — владелец одного из крупнейших банков у нас в регионе и на короткой ноге с нашим ректором. Я поэтому и уехала в Москву, в надежде, что здесь меня не достанут. Но еще и суток не прошло, как мамин пасынок оказался в Южном Бутове.

— Папа может ускорить твой перевод туда, хочешь?

Подонок! Ненавижу их семейку! Мать мою купил, так решил, что и меня можно.

— Вон пошел отсюда! Возвращайся обратно, и чтобы духу твоего не было здесь!

— Значит, предновогоднего примирения не будет. Уверена?

Вскидывает голову и впивается в меня взглядом. Еле удержала себя, чтобы не поежиться. Морозов — здоровый лось, под два метра, и, кажется, боксер. Окей, он точно боксер, я выясняла. У него и нос с горбинкой, явно ломали, может, и не раз. Но вот глаза совсем не спортсмена. Слишком выразительные, что ли, и проницательные. Я уже давно поняла, что недооценила Морозова. Но эту ошибку я исправлю.

Глава 2

Бугай ушел только через три часа! Сначала думала, с ума сойду — столько времени находиться с ним вместе в одном пространстве! Он сам предложил, а я отказываться не стала, хоть и хотелось, правда, послать Морозова с его помощью. Но это все-таки не вещи разбирать. А шкаф передвинуть и диван перетащить к окну мы со Скалкиной точно не сможем. Дядя Володя нас навещать не собирался. К тому же по настрою Холодова очевидно, что ночевать Тамара будет сегодня, скорее всего, не со мной. В общем, бугай пригодился.

— Нет, ближе передвинь к стене, чуть-чуть дальше от оконной рамы.

Смотрю, как Морозов, красный весь, пыхтит, но все же двигает эту неподъемную рухлядь. Приятно наблюдать! Это тебе не штангу тягать под присмотром тренера в зале. Мажор!

— Там внутри есть что-то? Ты смотрела? Давай я тебе кровать нормальную куплю. — Он пытается восстановить дыхание, но все равно сбивается на кашель. — Воды дай попить.

А сам стягивает с себя свитер. Все-таки идиот!

— Тут окна продувают, а ты мокрый. Оденься лучше.

Прохожу мимо груды мышц на кухню. Меня этим точно не впечатлить. С детства не люблю качков. Здоровых, агрессивных и тупых! Но от них может быть польза. Как сейчас, например. Приношу в комнату минералку и ставлю ее рядом с полуголым Морозовым. На нем лишь тоненькая майка-алкоголичка.

Он пьет быстро, жадно, неаккуратно. Вода тонким ручейком огибает подбородок, бежит ниже по шее, а потом скрывается за вырезом майки.

— Мне не холодно. Я же Морозов. Фамилию оправдываю в полной мере.

Он самодовольно усмехается, сжимает руки так сильно, что на плечах даже вены чуть вздулись. Павлин эгоистичный!

— Ну раз не холодно, давай шкаф еще передвинь.

Если уж совсем честно, то полуразвалившийся шифоньер не надо было трогать. Умом я это понимала, но вот душа моя требовала избавиться от этого «гроба», который стоял посреди комнаты. И Морозов не подкачал.

— Мать твою!..

Что он там дальше проорал, я не разобрала, потому что грохот стоял такой, что, казалось, мы вот-вот провалимся на первый этаж.

Чихаю, глаза слезятся, пыль кругом, я даже бугая вижу не так отчетливо. Это не шкаф, это какой-то ящик Пандоры. Мало того что, падая, дверца и боковая панель отлетели на стол, от которого тут же оторвались две ножки, так еще и какие-то огромные черные тюки повалились из того, что еще пару минут назад я называла шкафом.

— По идее, где-то тут должны быть скелеты. Может, в этих мешках? Постояльцы предыдущие оставили, а?

Морозов по-хозяйски осматривает комнату, а я с ужасом понимаю, что натворила. Дался мне этот козел! Бесит просто до трясучки, но вот кто это все убирать будет?

— Посмотри давай, есть там трупы или нет? — говорю я. — Вообще, все выкинуть можно, стол, наверное, тоже…

Вот его особенно жалко. Мне надо где-то заниматься, на кухне — не вариант, я там стола нормального вообще не нашла.

— Тогда зачем говорила двигать, раз выкидывать собиралась? А вещи где хранить будешь? В комоде?

Морозов, как и я, весь в пыли, которая непонятно еще когда осядет полностью. О вещах, которые теперь надо перестирывать, стараюсь вообще не думать.

— Ты помочь хотел? Вот и помогай. Выбрасывай все это на улицу, где-то рядом должна быть помойка.

С толикой злорадства наблюдаю, как бугай, морщась, натягивает на пыльные мышцы свой теперь уже совсем не светлый свитер. Значит, довольно быстро выметется отсюда. Желательно вместе со всем остальным хламом.

— Вик, кончай дурить… — Морозов подхватывает пару черных тюков и направляется к входной двери. — Хочешь жить в Москве — ладно, живи. Но дай тебе хоть квартиру нормальную снять. У отца студия метров на сто, на Остоженке. Ты ж не бомжиха какая!

— Вот и сваливай на свою Остоженку, это явно не в Бутове. Стол только сломанный с собой прихвати! — это я уже в пустоту кричу, Морозов секундами раньше хлопнул дверью. Дверь, кстати, стальная, что странно для такой квартиры.

Еще раз осматриваю поле брани. До вечера вряд ли управлюсь. Тут бы пылесос не помешал, но где его найдешь?

— Еще давай чего выкидывать.

Вот и Морозов вернулся. Даже разуваться не стал, прошел быстро в комнату, схватил оторванные ножки стола и еще пару тюков.

— Точно не интересно, что выкидываем? Не пожалеешь потом? — уточнил, но моего ответа ждать не стал и, задев плечом дверной косяк, снова отправился на помойку.

Тюки тюками, но самый ад начался, когда надо было выбрасывать панели от шкафа. Они даже для патентованного боксера оказались неподъемными. Почти неподъемными. С матом и ободранными пальцами, но Морозов дотащил одну до лифта. Его долго не было, я уж было подумала, что сбежал наконец и я могу выдохнуть. Никогда не могу расслабиться, пока бугай рядом. С первого раза, когда увидела его, то есть когда он сам подошел со мной знакомиться.

Однако он вернулся, причем вместе с тремя незнакомыми парнями. Вот тут я серьезно напряглась. Какого?!

— Эй! Ты чего к стенке пятишься? Нормально все! Давайте, мужики!

За пятнадцать минут они вынесли остатки шкафа и несколько тюков. Скажи Морозов им «фас», вынесли бы все остальное, включая меня. Не по себе стало от взгляда, которым меня обжег один из парней, примерно моего возраста, а может, и младше.

— Ты зачем их привел сюда?

— Хреновый у тебя райончик, — говорит бугай, не отвечая на мой вопрос. — Эта шпана на улице ошивалась.

— И ты позвал их сюда?! У тебя мозги есть или все отшибли на ринге? Мне здесь жить!

Морозов лишь пожимает плечами. Как же хочется запустить в него чем-то тяжелым! Лучше бы не приходил, сама бы со всем разобралась. Зарубочка на нос, Вика: больше никакой помощи от бугая.

— Слушай, мы когда выбрасывали сейчас… Короче, увез Холодов твою подружку. Вряд ли она объявится сегодня.

— Я это и без тебя поняла. Ясно же, что он не просто так сюда прилетел. Наверняка завтра уже домой ее вернет. А ты когда улетаешь?

Морозов молчит, и эта тишина мне не нравится. Я люблю ясность. Недомолвки — это то, чего я маме никогда не прощу: как она ушла от нас, никому ничего не объяснив.

— Так когда улетаешь, Саш? Тебе же нечего здесь делать. Новый год скоро, потом у тебя учеба, диплом, все дела. Наверное, стажировка в папином банке.

Он вздрагивает от этих слов и бросает на меня любопытный взгляд.

— С чего ты так решила? Я не собираюсь пока возвращаться, на Новый год мы в Зельден летим на лыжах кататься. Из Москвы. Вылет через неделю. Я здесь останусь и за тобой присмотрю.

Он потягивается, свитер внизу задирается, обнажая идеальный пресс. Пыльный, но это не мешает, если, конечно, руками не трогать.

— Оставайся, только ко мне больше не подходи. Город большой, найди себе занятия. Ну, там, клубы, девчонки, тачки… Саш, я серьезно! Хватит. Обратно не вернусь и с матерью общаться не буду! Не знаю, что там у тебя в голове, но ничего не получится, слышишь?

— Да не кричи ты. Понял. Спокойной ночи. Завтра увидимся.

Глава 3

До полуночи разгребаю этот трешак. Позвонить и нормально поговорить насчет учебы не получилось. Значит, с утра первым делом займусь. Такого бардака у меня даже в тринадцать лет не было, когда мы с мамой поругались из-за пирсинга. Я на слабо проколола пупок. Дурость, конечно, и спор с девчонками был полной лажей, никто из них не пошел делать себе татухи. Лишь одна сделала, на лодыжке. Хной. И дело было зимой.

Мама как увидела… Отец нас только через три дня помирил, я все это время даже кровать не заправляла. Потом вроде все в норму пришло, но пирсинг я себе все равно оставила. Как напоминание о той ссоре. Тогда, ребенком, я окончательно приняла для себя, что папа лучше.

Мысли о папе отдаются болью в груди. Он сегодня не звонил, только после ухода Морозова увидела его утреннее сообщение, что уезжает на целый день на выставку и что будет занят. Значит, завтра поговорим. От Скалкиной ни слуху ни духу, но я и не жду. Понятно же, что у нее все хорошо.

Все-таки рано я выгнала бугая. Допустим, комод я сама разобрала, стол и шкаф выкинули, убив на это середину дня, но остались кухня и антресоль над коридором! Я вчера не заметила, да и с утра не до этого было. Спать не лягу, пока не разгребу все до конца. У двери уже свалены четыре здоровых мешка с каким-то строительным мусором, две коробки со старыми светильниками и пыльными, наполовину съеденными молью одеялами. А это я еще до кухни не добралась! На часах без четверти двенадцать. Поздно, конечно, тащить все на мусорку, но хлам этот так воняет, что я все равно не засну.

Под окнами светят фонари, вроде все спокойно, поэтому быстро накидываю пуховик и, стараясь не прижимать к себе грязные коробки, выхожу на лестничную площадку. За два раза должна управиться.

В подъезде тишина, что понятно. Все-таки людям завтра на работу. Мысли помимо воли снова возвращаются к учебе. Может, не зацикливаться так на «Вышке»? Второй в списке приоритетов — РГГУ. Там больше шансов.

— Витек, а ты глянь! Вона твоя принцесса, сама вышла, не поломалась!

Пьяный хриплый голос раздается за спиной, и тут же чья-то тяжелая рука ложится мне на плечо. Да тут же не было никого!

— Вам помочь, девушка, тяжело, а? — уже другой голос, еще более мерзкий, доносится как бы издалека, но это обман, я знаю. Вся эта стая подонков здесь. Рядом со мной. Выродки, которых Морозов зачем-то привел в мою квартиру. А может, и не просто так.

— Сама справлюсь, но если хотите… — Резко оборачиваюсь и практически кидаю в невысокого парня грязный скарб. От неожиданности он подставляет руки, но не удерживает коробки, все содержимое с грохотом падает на промерзлый асфальт. — Ну раз уронил, собирай давай. И туда же, куда днем относили.

Мой голос спокойный, наверное, даже безразличный, но это тоже обман. Полезный и очень своевременный обман. По глазам парня вижу: с ним так не разговаривают девчонки. Кто-то рядом недоверчиво хмыкнул, прозвучала сальная шуточка. Пока они окончательно не опомнились, быстрым шагом возвращаюсь к подъезду. Тут еще метров двадцать осталось, удерживаю себя, чтобы не обернуться, но слышу уже заковыристый мат в свой адрес. Кажется, кто-то из них за мной побежал. На ходу выхватываю ключи, домофон срабатывает мгновенно. Дверь захлопнула практически перед носом у того парня, что косился на меня, когда рухлядь с Морозовым из квартиры вытаскивал.

Взлетаю на этаж, не чуя ног. Сердце колотится так быстро, что отдается пульсацией где-то в голове. Ключ не сразу удается вставить в замок, хорошо еще, что попала. В подъезде оглушающая тишина. И это нервирует еще больше. Слава богу, я дома! Валяющиеся рядом вонючие мешки даже уют какой-то создают, что ли. Ничего, спать я сегодня буду с ними, справлюсь. Дверь заперла на все замки, включая внутренний. Так что бояться нападения точно не надо. Взломать ее невозможно.

Минут десять, наверное, сижу в ванной, в себя прихожу. Да, жизнь здесь явно будет веселой. Любая работа — это позднее возвращение домой, если только не повезет найти какую-нибудь дистанционку. Да хотя бы тексты набирать или рекламный спам рассылать. Вообще, в Москве с работой в разы проще, чем у нас. Я узнавала.

За весь день так ничего и не ела, но, кажется, на кухне осталось пару яиц, плюс…

— А-а-а!!! А-а… — Зажимаю рот, чтобы не орать больше и самой еще больше не пугаться собственного крика. Полшага назад, и я прижата к стене. Если бы могла, спряталась в ней сейчас.

Потому что мне не показалось, это не глюк. Он реально стоит и смотрит на меня. А еще ухмыляется. Вот-вот сползу по стенке на пол, ноги и правда могут не удержать. Он поднимает руку, и я слышу оглушающий стук. Чего он хочет? Чтобы я открыла окно?!

Быстро пробегаюсь глазами по раме — слава богу, окно закрыто наглухо, насколько это возможно для обычной деревянной рамы. Тут до меня доходит: второй этаж! Ну конечно! Известная проблема всех, у кого окна выходят на крышу подъезда. Только на такие окна нормальные люди железные решетки ставят. Потому что аккурат под окном находится вход в подъезд. Забраться на крышу легко по водосточной трубе. Да кто в школе так не баловался!

— Тебе чего надо? — громко произношу, стараясь, чтобы голос не дрожал от страха. — Слезай давай!

Он мерзко улыбается, свет фонаря позволяет детально рассмотреть его лицо. Смазливый парень, но какой-то отталкивающий. Это из-за взгляда, не зря я этого парня еще днем выделила из всей компании. Взгляд беспредельщика. Для него нет запретов. А мои слова ему вообще побоку.

Так! Тут же балкон еще есть. Незастекленный! В зале. Бросаюсь туда в страхе увидеть его дружков. Но вроде нет никого. С опаской подошла к окну, проверила. Все нормально. Вроде как. Окна закрыты изнутри, но наверняка их можно вскрыть подручными средствами. Стальная дверь здесь издевательски бесполезна!

Снова слышу стук в окно. Он еще не убрался отсюда?! Убью Морозова! Нельзя было пускать мажора, у него в голове не так, как у нормального человека, устроено. Там извращенное сознание и ложные ценности. Хотя ценности, пусть и неправильные, — это не про бугая. Там только хотелки, не более того!

— В полицию позвоню, придурок! — грожу парню и понимаю: это именно то, что надо сделать. Разумеется!

Телефон остался в пуховике. Дрожащими пальцами вытаскиваю его из кармана и вижу несколько пропущенных вызовов. Бугай звонил. Волна плохо контролируемой злости на Морозова поднимается с такой силой, что, будь он рядом, не сдержалась бы.

А потом вижу СМС, посланное полчаса назад. От него. С одним-единственным словом — «Спишь?».

Не сплю. И вряд ли получится. Из-за тебя! Палец сам нажал кнопку вызова.

Он не отвечает через три гудка, и я успеваю прийти в себя. Бессмысленная идея звонить Морозову среди ночи. Что я ему скажу?

— Привет? Ты правда мне звонишь?

Довольный голос Морозова ухудшает еще больше то, что ухудшить, казалось, невозможно. Мое настроение.

— Ты счастлив, да? Думаешь, я теперь испугаюсь и обратно вернусь? Ты меня совсем не знаешь!

— Ну… кое-что сам узнал, кое-что люди знающие рассказали. Ты не уникальна, Вика! Вот сейчас истеришь среди ночи. Да ты знаешь, сколько ба… девушек — конечно же, девушек — звонят мне с претензиями?!

— Видимо, все. Ты вряд ли можешь оставить кого-то довольной. Удовлетворенной, я хотела сказать. Я сейчас вызываю полицию, если ты не объяснишь своей шпане, что лезть в мою квартиру…

— Не понял. Какая шпана?

В трубке вдруг стало тихо, хотя все время, пока мы говорили, на заднем фоне слышались громкий смех и какая-то клубная музыка.

— Та самая, которую ты привел ко мне. Теперь вот в окна ко мне стучат. Я, кстати, вызываю полицию. Надеюсь, что за тобой придут и твой папаша тебя не сразу отмажет!

Глава 4

Полиция приехала через полчаса, когда парня уже и след простыл. До этого он еще пару раз стучал в окно, что-то даже крикнул. А еще через четверть часа прозвенел звонок в дверь, но когда я посмотрела в глазок, на лестничной клетке никого не оказалось.

Морозов звонил четыре раза за это время, я не отвечала. Все, что хотела, я этому подонку уже сказала. Пусть найдет себе другое развлечение. С ним все было ясно с самого начала, яблоко от яблони…

Я уже пожалела, что вызвала полицию. Два раза все рассказала, приметы этих отморозков назвала, а они не уезжают.

— Значит, ваш сводный брат их привел? А когда он с ними познакомился?

Пошли по третьему кругу. Конечно, я не обвинила Морозова в том, что это он натравил на меня шпану, но и утаивать, как все было, смысла нет. Если это его рук дело, пусть с ним разбираются. Хотя он из любой передряги ужом ускользнет. Ну и деньги кому надо засунет.

В дверь позвонили, а потом, не дожидаясь, пока откроют, еще и сердито забарабанили.

Отпирать замки пошел лейтенант, до этого лениво разглядывавший мое убогое жилище, его явно не коробило от увиденного. Ясно же, что не избалован роскошью. Мне с такими всегда было проще.

— Лейтенант Ефремов, — доносится из коридора голос того самого лейтенанта.

— Александр Морозов, брат Виктории. С ней все в порядке? — Вижу из кухни, как бугай, вытянув шею, сначала ищет меня глазами и лишь потом снова обращается к полицейскому: — Я войду?

Они уехали через двадцать минут только. Да и то не все. Морозов остался. Второй час ночи, спать хочу безумно. И только у бугая ни в одном глазу. Здоровый как бык!

— Ты не будешь здесь ночевать, — выдает вдруг Морозов таким спокойным тоном, что я даже завидую невольно. Так отвлеклась на форму, что не сразу уловила содержание. — Здесь небезопасно.

— Было безопасно, пока ты не объявился, — огрызаюсь скорее от бессилия. Он и правда виноват, но вряд ли Морозов знал, что зовет помогать трех рецидивистов, не так давно освободившихся. А вот в полиции этих парней хорошо знают. Да, не такие уж ровесники оказались: почти всем под тридцатник. Вот только за то, что один из них сделал, ему все равно ничего не будет. Так, мелкое хулиганство, которое еще предстоит доказать.

— Я не знал. Как лучше хотел.

Вижу, что эти слова даются качку непросто, не привык он извиняться. Совсем.

— Просто не появляйся здесь больше, — говорю устало, потому что сил особо не осталось даже на то, чтобы ругаться с бугаем. Просто спать. Да хоть на тех вонючих мешках или продавленном диване. Еще, кстати, не очевидно, где удобнее окажется.

— Угу. Одевайся давай. Или так, в пижаме в машину полезешь? Мне нравится, кстати, никогда не видел девушек твоего возраста в пижаме. В основном…

— Одеваться тебе надо. Езжай уже домой, а я спать, завтра много дел. Но если мешки с собой прихватишь, то скажу спасибо.

Он пожимает плечами и послушно подбирает вонючие тюки. Неужели? Может, совесть наконец проснулась? Не верю, что так легко от него отделалась. Хотя тоже спать, наверное, хочет. Ну или вернуться туда, где был громкий смех и музыка. Морозов — известный тусовщик, везде компанию себе найдет.

— Вернусь через пять минут. Оденься, мороз на улице.

Он выходит из квартиры. А я даже не сразу поняла, что изменилось. Что-то неуловимое, но очень важное. Лишь когда ближе подошла к двери, поняла, в чем дело. Точнее, в чем проблема. В ключах. Их не было.

Вот!.. Отвлекаюсь на писк мобильного: «Паспорт и папка с документами уже в машине. Скоро буду».

Они на комоде лежали! Аккуратной стопкой — все мои бумаги на перевод, паспорт, разумеется, тоже. Полный пакет документов! Но когда он успел?

На всякий случай перепроверяю все ящики. Ну а вдруг?

— Да нет ничего, Вик, не ищи. Ты не будешь здесь ночевать. Это небезопасно. Твоему дяде надо яйца оторвать, что поселил девчонку непонятно где. Ты нас так всех ненавидишь, что лучше вот это?!

Он стоит в дверях, держит в руке ключи от моей квартиры и, похоже, действительно ждет ответа.

— Это однозначно лучше! Даже в таком виде. Верни ключи и документы!

— Значит, не поедешь?

Издевается, сволочь! Вот теперь снова возвращается мысль, что неспроста эти рецидивисты у меня под окном объявились.

— Нет, конечно! Документы верни. Ты хоть понимаешь, как…

— Поэтому и забрал.

— Ублюдок. Да, и это не оскорбление, а констатация факта.

Он лишь безразлично пожимает плечами. Маска заботливого братца мигом слетела с Морозова. Вот сейчас он настоящий: жесткий, эгоцентричный, распущенный подонок, который ни перед чем не остановится, чтобы получить то, что хочет. Или что ему надо по каким-то причинам.

— Завтра днем я улетаю домой. Вместе с твоими документами. Хочешь — ночуй здесь. Я утром еще буду дома, но ты ведь даже адреса не знаешь. Хотя можешь, кстати, позвонить матери. Она подскажет… Жду тебя в машине десять минут.

Ключи со звоном летят на тумбочку, он молча уходит и закрывает за собой дверь.

Что ему надо? Просто поиздеваться? Показать свою власть? Самоутвердиться? Не на ту напал, урод! А документы свои я верну!

— Я ожидал, что ты фурией вылетишь за мной в своей пижаме. А мне даже ждать пришлось, больше десяти минут.

Он с самодовольным видом выводит машину из двора, поглядывая на схему навигатора. Ловлю себя на мысли, что была бы не против, если бы Морозов сейчас на что-то наехал, проколол шину или… да что угодно, лишь бы вернуть то, ради чего я сюда приехала. Свою мечту стать свободной от него и его семьи.

— Где мои папки? Паспорт покажи!

— Держи. И не разбрасывай где попало.

— Не где попало. Я дома была у себя. А ты вор. И шантажист.

— Ублюдок, одним словом, да? — Он веселится, ему смешно! — Рад оправдать твои ожидания.

— С тобой все было ясно с первой встречи. — Вот черт! Мне не надо было говорить, признавать, что задел тогда меня. И сильно задел.

— Так ты обиделась? Забей. Мы ж семья!

— У тебя русский не родной? Слов не понимаешь? Если моя мама вышла замуж за твоего отца, это не означает, что у нас… семья. Ты вообще догадываешься о значении этого слова?

— Больше, чем ты.

— Это вряд ли. Так вот, Морозов, это… недоразумение скоро исчезнет, само собой. Они долго вместе не протянут. Ты не знаешь мою мать. Полгода, максимум год, и все закончится.

Бугай останавливает машину на светофоре, я даже рада немного постоять. Ездит Морозов очень быстро, хотя и аккуратно. По крайней мере, за те пятнадцать минут, что мы летели по заснеженной пустой Москве, машину ни разу не занесло, никаких «встречек» или даже опасных обгонов. Но спокойнее на душе от этого не становится.

— Думаешь, они расстанутся?

Он заинтересованно смотрит на меня, не обращая внимания на мигание своего сотового. Да уж, получать сообщения в два часа ночи — что может быть обычнее?

— Конечно, расстанутся. — На светофоре загорается зеленый свет, и машина резво стартует. — Нам еще долго ехать?

— Минут пятнадцать, если верить навигатору. Дороги свободные. И ты, значит, ждешь, что она вернется к твоему отцу и все будет по-прежнему?

Странно вести с Морозовым такие разговоры. Хотя его это тоже касается. Пусть и зря я раньше думала, что он не меньше моего хочет их расставания.

— По-прежнему никогда уже не будет. Спасибо твоему отцу. И нет, я не жду, что она вернется к папе. Но и того, о чем ты говорил, тоже не будет. Никаких совместных детей!

— Не хочешь, чтобы у нас был общий кровный родственник?

— Я хочу, чтобы у нас ничего с тобой не было общего, — совершенно искренне признаюсь я Морозову. — Да, и не видеть тебя никогда. Потерпеть осталось недолго. Если ты, конечно, не наврал и сдержишь свое обещание. Документы отдай.

— Только после того, как за тобой захлопнется дверь нашей квартиры. Мы, кстати, приехали!

Глава 5

Ворота автоматически откатываются в сторону, и мы заезжаем на охраняемую закрытую территорию где-то в центре Москвы. Я города этого совсем не знаю. И вот точно не планировала так знакомиться со столицей.

— Ты зачем меня сюда привез?

Из машины вылезать совсем не хочется. Что там он еще задумал, кто знает.

— Потому что ты упрямая, Вика. Но я упрямее. И если я сказал, что ты не будешь там ночевать, значит, не будешь. Все просто. Никаких подвохов.

— Тебе логику преподавали? Да хотя бы здравый смысл ты можешь иногда включать?

— Они всегда со мной. И смысл, и логика, и здоровье. И мне очень нравится, как ты злишься.

— Какой смысл привозить меня сюда на ночь? Я завтра же вернусь в квартиру дяди Володи, и мне никто не помешает. Я снова там буду. И если эти уголовники действовали по своей собственной инициативе, — голосом выделяю предпоследнее слово, — то они рано или поздно вернутся. Мне все равно с ними разбираться.

Он молчит, выходит из машины, но не торопится идти к подъезду, а, задрав голову вверх, смотрит в черное ясное небо.

Окидываю взглядом салон: тут темновато, папок своих не вижу. Но и в руках у него тоже ничего нет. Он ведь мне их так и не показал.

— Я никуда не пойду, пока не покажешь мне «доки».

Мой голос звучит неестественно громко в ночной тишине, но меня не слишком это смущает. Я здесь совершенно точно не хотела оказаться. Это не мой свободный выбор — торчать рядом с Морозовым, пока он пялится на звезды.

— Сегодня звездное небо, для Москвы, конечно. Здесь редко такое бывает.

— На вопрос ответь!

Он морщится от моей настойчивости, но все же возвращается в машину и достает из кармана заднего сиденья пакет. В темноте не разглядишь, что там внутри, а бугаю я не доверяю.

— Можешь проверить. Все на месте. А теперь пошли спать.

Он все здраво рассудил. Во-первых, никуда с закрытой территории посреди ночи в незнакомом городе я не денусь, а во-вторых, быстро пролистнув папки под светом фонаря и убедившись, что все на месте, я и правда немного успокоилась.

Подхватывает мою сумку, куда я положила лишь самое необходимое, и идет к подъезду. Не оборачивается, потому что знает, что я иду следом. Чувствует себя хозяином жизни! Пусть все документы и паспорт у меня, но выбраться отсюда я пока не могу. Ведь у бугая моя сумка, то есть ключи от квартиры и деньги.

В подъезде кругом кричащая роскошь: лепнина на потолке, золотые статуи и даже фонтан. Здесь, наверное, многие бы согласились жить. Но если выбирать, то моя лестничная клетка в Бутове кажется сейчас более уютной и… человечной, что ли.

Жилье Морозовых на третьем этаже. Я с запозданием вспоминаю слова бугая «студия метров на сто». Студия?

— Саш, а сколько комнат в квартире?

— Ни одной! — Он резко распахивает входную дверь и отходит в сторону. — Проходи!

— То есть как? Вообще?

— Есть ванная комната. И туалет, их два. Все остальное — openspace. Отец не любит кабинетную систему. А это проблема?

Ночевать с тобой и не иметь возможности отгородиться. Да какие могут быть проблемы и неудобства! Та шпана была хотя бы за стеклом.

— Нет, конечно. Ты сказал, что завтра уезжаешь. Это правда?

— Ну да, отец звонил, когда к тебе ехал. Дела возникли, надо помочь. В банке. Но я вернусь, Вика, обязательно.

Он проходит вперед и одной кнопкой пульта включает везде свет. Квартира как на ладони. Она действительно большая. И здесь правда нет не то что дверей, а даже перегородок или такого зонирования пространства, чтобы можно было почувствовать себя уединенно. Ничего подобного!

Но все очень богато, вычурно и пафосно. Дорогая мебель, наверняка на заказ сделанная, колонны — кажется, из настоящего мрамора… Неужели моя мама могла здесь жить и ей это нравилось?

— Раздевайся! Пижаму захватила?

Он не ждет моего ответа, быстро стягивает через голову свитер, а за ним и майку. И тут же тянется к поясу брюк. Все происходит так стремительно, что еле успеваю отвернуться и через мгновение слышу шелест одежды на полу. Вот черт! Он голый?

За спиной тишина. Что он там делает? Так, Вика, спокойно! Важно не то, что он делает, а что сейчас сделаешь ты.

— Я в душ, — произносит спокойно Морозов. — Или хочешь первой?

Заставляю себя повернуться и сразу же натыкаюсь на внимательный взгляд серых глаз. Он стоит в двух шагах от меня в одном белье. Совершенно не стесняется, будто так и надо. Хотя… стесняться тут нечего. Зато явно есть чем гордиться. Даже я это вынуждена признать.

— Если папа оставит без денег и не выгонит из банка, можешь пойти в стриптизеры.

Он усмехается, кажется, воспринимая мои слова как комплимент. Подходит вплотную, близко, слишком близко. Еле удержалась от того, чтобы не отпрянуть назад. Не дождется.

— Нравлюсь?

— Нет. Показывай, где здесь ванная.

Он держит мой взгляд — глаза в глаза. Уже вечность так стоим. Друг против друга.

— А ты и правда очень забавная. Будет очень интересно, — вдруг произносит очень тихо. И спокойно. Но у меня почему-то мурашки побежали по спине от его тона. Я даже чувствую, как тепло исходит от его тела. Обволакивает, проникает в меня. Это неприятно и волнующе. Очень. Но даже это не заставит меня отступить. Сделать шаг назад. — В ванную, значит, хочешь?

— А ты?

— Я тоже. Хочу. Но ты первая. Иди.

Не отводя от меня глаз, указывает рукой куда-то влево.

Мне надо спокойно отвернуться от него, взять сумку, вытащить из нее пакет с бельем и так же спокойно, даже безразлично, не оборачиваясь, пойти в эту чертову ванную и, наконец, выдохнуть. Обдать себя ледяной водой, чтобы мозги снова заработали. Ум сильнее эмоций и тем более животных инстинктов. С раннего детства в это верю.

Но я почему-то отчаянно не хочу первой обрывать контакт, пусть он сам отведет глаза, отойдет, пусть он!

— Вик? Ты в порядке? — Дотрагивается до моего плеча, и я отскакиваю от парня как ужаленная. Черт! Черт! — Не психуй, просто день тяжелый. В ванной джакузи, расслабься. Я принесу чистые полотенца.

Расслабишься тут! Он отворачивается и уходит вглубь студии. А я лишний раз убеждаюсь, что и сзади у него все идеально проработано, не хуже, чем спереди. И о чем я только думаю!

Он и правда приносит мне пару явно новых полотенец. Еще одно, что особенно приятно, он обвязал вокруг своей талии. Так что можно выдыхать.

Вхожу в ванную. Здесь роскошь, как, впрочем, и везде, куда Морозовы приложили свои миллионы. Вместо ванны — огромное джакузи, тут человека три поместится, не меньше. Пусть не сразу, но разобралась, как включать воду, не бугая же звать.

Свитер аккуратно сложен и лежит на тумбочке, рядом — моя рубашка, а джинсы… странно, где-то умудрилась их запачкать. Надо сразу попробовать застирать, чтобы утром, когда я буду отсюда сматываться, все было чисто. Во всех смыслах.

Пар быстро поднимается от воды, заполняя собой все пространство. Пора!

— Я подумал… эти полотенца мягче.

Он зашел без стука. Не понимаю, почему не закричала от неожиданности, просто очумело смотрю на Морозова, который совсем не торопится передавать мне махровый сверток.

Он разглядывает медленно, неторопливо и как-то… по-хозяйски, словно у него есть на это право! Взгляд останавливается на груди, и мне стоит огромных усилий сдержаться и не закрыть ее руками. А потом не вмазать ему по морде. Но он никогда не узнает, чего мне стоит вот так безразлично смотреть на него, да просто стоять рядом, когда больше всего хочется сбежать. Он много чего никогда не узнает.

— Все рассмотрел? А теперь иди!

— На это можно смотреть вечно, — произносит он задумчиво. И, как бы я ни старалась услышать что-то пошлое в его тоне, найти то, чего нет, я не могу. — Значит, балетная школа? Заметно.

Она ему все про меня рассказала! Вот уж не думала, что помнит.

— Балетная школа, — отвечаю как можно более безразлично. — Выйди, если не хочешь, чтобы ушла я.

Глава 6

Вы пытались когда-нибудь расслабиться в чужой ванной? Получали удовольствие от бесконечных мыльных пузырьков, оставляющих на теле тонкий запах зеленого чая, зная, что за дверью находится тот, кого вы терпеть не можете, кто выводит из себя одним своим присутствием, тот, от которого бомбит так, что никакая выдержка не помогает? Единственный человек, рядом с которым вы сначала делаете, а потом думаете. Я не могла успокоиться в универе, зная, что он со мной в одном здании, огромном здании, среди тысячи людей. А сейчас я в его квартире, в его ванной лежу под воздушной пеной и не могу расслабиться.

Напряжение сумасшедшего дня никуда не уходит, разве что смыла с себя всю грязь и пыль, что въелись в кожу. Ощущение, словно на пару килограммов легче стала.

Вода уже прохладная, я лежу в джакузи уже полчаса, не меньше. Морозов лишь раз подходил к двери, спрашивал, в порядке ли все. Буркнула, чтобы отстал. Больше не появлялся.

Даже думать не хочу, сколько сейчас времени. Зато спать совсем не хочется, организм никак не хочет успокаиваться после стычки с бугаем в ванной. У него же вроде девушка есть, Лена эта Дятлова. И еще штук пять — семь таких же Лен. Зачем на меня так смотреть?!

— Вик, ты там ночевать собралась? Есть более уютные для этого места. Я покажу.

Почему в каждой, почти в каждой его фразе я слышу подтекст, двойной смысл? Может, пора завести парня?

Как бы то ни было, но Морозов прав: прятаться в ванной всю ночь глупо. К тому же он тоже собирался принять душ. Ну конечно, душ! Зачем мне это бурлящее корыто? Контрастный душ, к которому я привыкла с детства, вернет голове ясность.

Здесь в ванной есть душевая кабина! Вообще, чего здесь только нет — даже маленький диванчик на изогнутых золотых ножках и, конечно, лепнина на потолке. Видимо, какая-то специальная, раз не отваливается из-за влажности.

Три минуты, всего три минуты могут кардинально изменить человека! Снять напряжение, уничтожить недовольство собой и вернуть ясность разуму. Это всего лишь Морозов, от одного вида которого меня трясет, самый неподходящий мне человек. Ну и что?! Завтра он уедет, переключит свое внимание на что-то более интересное. А я наконец поговорю с папой, узнаю, когда он приедет ко мне. Позвоню в «Вышку», потом в РГГУ. Обязательно выясню, где Скалкина и вернется ли она ко мне жить. Надеюсь, что Холодов заберет ее обратно. Тамара вряд ли сможет долго прожить в таких условиях. Слишком домашняя девочка.

Пижаму я, конечно, не брала. Домашняя рубашка и длинные шорты. В них и спать буду. Если вообще засну. Волосы мокрые, но сушить феном не хочу, достаточно полотенца.

Он стоит в коридоре, будто ждет, когда я выйду. Уже не в полотенце, а вполне себе одет — на нем футболка и джинсы. Это радует, к тому же одежда немного скрадывает объемы, и Морозов не кажется таким уж здоровым. Просто высокий плечистый белобрысый орангутанг с проблеском интеллекта в глазах.

— Ты нашел, где помыться?

Он довольно кивает головой, а я вижу, как капельки воды сбегают с его волос вниз по шее.

— В гостевом санузле есть душ. Заодно проверил, как работает. Есть пошли.

Чего?! Еда? В три часа ночи?

— Я спать хочу. А когда проснусь, позавтракаю у себя дома. Как только выберусь отсюда.

— Как хочешь, конечно, но есть бутерброды с индейкой и горчицей.

Наверное, надо смириться с тем, что мама и правда все обо мне рассказала Морозову. Даже о любимой еде. Вопрос только — зачем? Мы никогда не станем одной семьей.

— Жаль, что я не люблю индейку с горчицей. Спокойной ночи.

Вижу, что на большом диване уже лежат две подушки и большой, явно очень теплый ворсистый плед. Не спрашивая больше ни о чем бугая, просто укутываюсь в тепло и отворачиваюсь к спинке дивана. Очень мягкой, кстати.

— Спокойной!

Свет гаснет мгновенно, и все это огромное пространство тут же погружается в темноту. Кругом так темно, что невозможно ничего различить. Впрочем, мне это и не надо. Мне главное…

— Ай! Ты что творишь? Морозов?!

Диван довольно широкий, он меня даже не касается, но я просто ощущаю его рядом с собой. В каких-то сантиметрах от меня! Это вообще как?

— Я этот диван оставил для себя, для тебя — большая хозяйская кровать. Но мне нравится твой выбор.

Хозяйская кровать? Подскакиваю, как грешник на адской сковородке.

— Где? Где она?

— Зачем тебе? Спи уже здесь. Мне так даже удобнее.

Он и правда устраивается рядом, совершенно не думая о том, что здесь не один.

— Где моя кровать?! — чеканю каждое слово. Сна больше ни в одном глазу.

— Вик, расслабься уже. Тебе мало сегодня приключений? Приставать не буду, обещаю. Но, если тебе так хочется, кровать в дальнем углу, вон там.

Последние пару слов были лишними: в темноте все равно не видно, куда он рукой показал. Это не проблема, сама найду. Да и свет можно включить. Знать бы только, где этот пульт.

Помогать мне никто не собирается, что неудивительно. Он даже не шелохнулся, когда я в кромешной темноте пыталась выбраться с дивана.

— Ай! — Натыкаюсь на что-то твердое и лечу вниз. — Пусти немедленно!

Он смеется. Тихий довольный смех, который разрывает мне барабанные перепонки.

— Уверена? Головой долбанешься о ковер. Он мягкий, конечно, но не настолько, чтобы обошлось без последствий.

Вытягиваю руки вперед, касаюсь ими пола, теперь точно не упаду.

— Уверена, отпусти!

Пытаюсь сама вырваться, дергаюсь всем телом, но вместо пола оказываюсь рядом с Морозовым. Точнее, на нем.

— Так удобнее? Вик?

Его руки на моей пояснице, так жестко зафиксировали меня, что даже дернуться не могу. Вздохнуть полной грудью и то тяжело. Но так близко друг к другу, как сейчас, мы еще не были.

— Так неудобнее. — Когда я очень злюсь, могу говорить обманчиво спокойно. Вот прямо как сейчас. — Но мое колено может и тебе неудобства доставить. Хочешь?

Это какой-то обман зрения, невозможно в полнейшей темноте увидеть его глаза, но на какое-то мгновение мне показалось, что… нет, просто иллюзия!

— Я не люблю неудобства, — с этими словами отпускает меня, но ровно настолько, чтобы я смогла встать, наконец, на пол. А вот дальше… Я с ума когда-нибудь сойду из-за него!

— Саш! Ты чего?

— Да тихо уже! До тебя дотронуться, что ли, нельзя? Шипишь, как кошка разъяренная.

— Поставь меня на пол! Сейчас же!

— Ты пока до кровати дойдешь, всю квартиру разнесешь, а тут вазы стоят коллекционные…

— Так включи свет! Зачем меня на руках нести?!

Будь на его месте кто-то другой, неважно кто, я бы не возмущалась. Скорее всего, даже поблагодарила бы. Но не Морозова!

Он молчит, просто передвигается в темноте на удивление легко и быстро, ничего не задевая на своем пути. Я даже не сразу поняла, что мое путешествие у него на руках закончилось.

— Спи.

Я не вижу, как он уходит, скорее, слышу его движения. Потом в полной тишине раздается шуршание снимаемой одежды. Второй раз за эту безумную ночь.

Глава 7

Я никогда не скажу это Морозову. Что бы ни случилось. Но это самая лучшая кровать из всех, на которых я когда-либо спала. Даже в детстве такого не было. Помню, лет восемь назад родители купили в кредит диван. Очень удобный, после раскладушки чувствовала себя на нем принцессой без всяких бобовых культур. Хотя для папы я всегда была его маленькой принцессой…

Огромная постель, метра два шириной, не меньше. Очень тонкое мягкое белье, оно пахнет весной, словно и нет за окном декабрьских сугробов.

На часах почти восемь. В утреннем полумраке квартира не кажется такой уж роскошной, она выглядит, скорее, как картинка из журнала про современные интерьеры. Рядом белоснежная тумбочка, а недалеко от кровати у стены стоят две большие китайские вазы. Видимо, те самые, коллекционные. Жаль, не смогу рассмотреть их красоту, надо потихоньку выбираться отсюда. Если, конечно, Морозов опять чего не учудит. Хоть бы документы, паспорт, ключи и телефон никуда не исчезли, пока я спала.

Он спит, я слышу его спокойное глубокое дыхание. Придется пройти мимо него, ведь у дивана лежит моя сумка. Именно там, где я ее вчера оставила. Рядом примостились мои джинсы и свитер. Куртка и обувь в коридоре. Главное, ничего здесь не оставить.

Ковер на полу мягкий, моих шагов не слышно. Невольно бросаю взгляд на диван и тут же отворачиваюсь. Зачем только посмотрела?! Мог хотя бы в трусах спать, раз меня притащил к себе домой, и не сверкать тут голым задом!

Гостевой туалет хорош тем, что расположен прямо у входной двери. Быстро натягиваю на себя одежду, душ уже дома приму. И зарядку тоже дома сделаю. Наконец-то отдельное жилье. Пусть такое, но все равно лучше, чем в общаге.

Если Морозов не соврал и действительно сегодня вернется обратно в город… Даже не верится, что оставит меня в покое. Проходу от него не было, особенно после того, как мама попала в ту аварию осенью. Теперь тихонько…

— Куда собралась в такую рань?

Он стоит, облокотившись на косяк двери, и лениво рассматривает меня. Чуть было волосы не начала поправлять, но вовремя одернула себя.

— Спасибо, что надел штаны! Не пробовал в одежде спать?

— Зачем? Я тебя смущаю?

— Уже нет. Саш, мне пора. Провожать не надо, сама разберусь.

— Ты города не знаешь, — возражает он уже из комнаты. Он точно не собирается следовать за мной, чего я так опасалась. — Заплутаешь и наживешь себе неприятностей. Это Москва, Вика. Здесь все по-другому.

Чувствую запах свежезаваренного кофе. Не фанат этого напитка, но аромат такой, что я, как загипнотизированный сыром мышонок, послушно иду в подготовленную персонально для меня мышеловку.

— Садись. Десять минут ничего не решат. Ты ведь голодная, верно?

Морозов прежде не производил впечатления парня, знающего, где находится плита или хотя бы кофеварка. Поэтому я вчера не поверила, что он способен приготовить хоть что-то, даже примитивные бутерброды. Оказалось, напрасно.

— Я не хочу есть, просто кофе налей.

— На пустой желудок вредно. Съешь! — Поворачивается ко мне с тарелкой сандвичей. — А потом поговорим нормально. А то вчера как-то не получилось.

Мышеловка с сыром захлопнулась. Или нет?

— Разговор получился: ты отдал документы и паспорт, я переночевала в вашей квартире. Теперь ты уезжаешь, а я возвращаюсь к себе домой. Вот и поговорили.

Глотаю слюну и понимаю, что желудок проклянет меня, если сейчас же я не дам ему еды.

— Непонятно, где ты будешь жить и куда переведешься. Новый год на носу. — Он ставит передо мной две дымящиеся чашки. — Кофе крепкий, может, капучино?

Такая подкупающая забота, что мне приходится напоминать себе, почему я здесь оказалась. И кто такой Морозов на самом деле.

На нем лишь джинсы с низкой посадкой. Никакой футболки или майки-алкоголички. Босой. И очень сексуальный. Выглядит старше своих двадцати двух лет. Вика, это Морозов. Сын человека, который разрушил твой мир, из-за которого ты сейчас здесь, в чужом непонятном городе и с неясными перспективами! Какая тебе разница, как выглядит бугай?

Горячий кофе обжигает внутренности, но и приводит в чувство. Заставляет полностью проснуться.

— Ты можешь вызвать мне такси, если так заботишься. И передать маме, что у меня все хорошо. А если надо будет, я сама ей позвоню.

— В хорошую погоду тут через центр можно дойти пешком до факультета социальных наук «Вышки». Ты знала об этом?

«Ты-то откуда знаешь?» Чуть вслух не застонала. Упертый как баран!

— Не факт, что я там окажусь. — Делаю еще пару глотков и копаюсь в телефоне. — Саш, признайся, тебе мама моя доплачивает за то, что ты сейчас здесь со мной, такой любезный и заботливый? Или твой отец? Ты ведь терпеть меня не можешь. Как и я тебя.

Я не жду ответа, хочу лишь поскорее убраться отсюда в свою конуру, которую еще вымыть надо. А он вдруг присаживается на корточки рядом со мной и забирает мои ладони в свои.

— Я просто беспокоюсь, Вик. Ты слишком близко к сердцу восприняла развод своих родителей. Мои развелись значительно раньше. Я могу тебе помочь!

— С чего ты решил, что мне нужна твоя помощь? Что мне вообще нужна помощь?

Запоздало выдергиваю руки, но на ладонях остается его тепло. Как метка. Хочется сбежать в ванную и мыться с мылом очень долго.

Он не успевает ответить, потому что раздается трель домофона. Кто-то ходит рано утром в гости? Надеюсь, это не его отец! Вряд ли, тут же возражаю сама себе, наблюдая, как Морозов, тихо чертыхаясь, идет к двери. Мама до сих пор в гипсе, а Морозов-старший от нее практически не отходит. Даже встречи свои деловые в больнице назначал, когда мама там лежала.

— Я не ждал тебя, — говорит бугай кому-то в домофон, — я занят.

Неужели не пустит? Хорош хозяин, с такой-то избирательной заботой о людях. Слышу в ответ женский голос и понимаю, что знаю неожиданную гостью Морозова.

Он быстро проводит пальцем по панели домофона, экран гаснет, но я уверена, это не конец истории. Судя по составу его гарема, мой сводный брат предпочитает исключительно прилипчивых стерв.

— Предлагаю сделку, — не оборачиваясь, вдруг заявляет бугай. — Ты остаешься здесь, будешь жить в нашей квартире, пока не определишься с вузом. Взамен обещаю, что ни мать, ни мой отец тебя не побеспокоят. И я тоже.

Он ничего не понимает. И объяснять, ругаться с ним, доказывать что-то — как в пустоту. Еще раз проверяю документы, паспорт, телефон, ключи — все на месте. Пора!

— У тебя самолет, кажется, днем, так ты говорил? Я не останусь, Саш. Ни на каких условиях. Сделки заключайте с папой в своем банке. Кстати, если люди считают себя семьей, они обходятся без контрактов и взаимовыгодных обязательств. Возвращайся домой и оставь меня в покое.

Он молча смотрит, как я обуваюсь, потом подает куртку. Сам остается стоять рядом, даже не пытается возразить. Может, наконец, смирился?

— Я вызову тебе такси. Подожди.

— Провожать не надо, дорогу я сама найду. — Прямо смотрю в его глаза, они не выражают ничего, кроме полного равнодушия к моим словам. — И больше не доставай меня. Всем только лучше будет. Договорились?

Ухожу, так и не получив от него ответа. И всю дорогу от подъезда до ворот не отпускает странное чувство, будто я что-то важное забыла у Морозова. Умом понимаю: нервы шалят, все вещи со мной, но почему-то тянет назад.

Я даже не сразу сообразила, выйдя на дорогу, что ко мне обращается какая-то девчонка.

— Вика! Привет! Как ты? Уже перевелась?

Перед глазами Лена Дятлова, маленькая верткая одногруппница и бывшая соседка по общаге. Которая люто меня ненавидит. И постарается сделать все, чтобы мне было больно.

Вот только бабских разборок мне сейчас не хватало!

Глава 8

— Ты здесь ночевала? У Морозова? Ну да, он говорил, тебе ведь жить негде, а у них в семье принято помогать… Так здесь теперь останешься? Или тебе все-таки квартиру снимут?

Она прекрасно знает, что я ее терпеть не могу. И знает, почему. Но зачем-то сейчас, когда нет никого рядом пытается делать вид, что заботится обо мне. Кто-то ловит кайф от выяснений отношений, скандалов, драм и истерик на всю округу, но я даже разговаривать с ней не буду. Поэтому просто обхожу Дятлову справа, стараясь близко к ней не подходить.

— Ты для него просто бедная родственница, поняла?! — слышу в спину. — Я все про тебя знаю! Еще увидимся!

Да что б не было большей беды в моей жизни, чем паранойя Лены Дятловой!

Такси уже подъехало, надеюсь, что за мной. Я даже спросить не успеваю, как водитель сам называет мой адрес. Вот и славно. Бросаю прощальный взгляд на дом за высокой оградой и вижу, как охранники пропускают Дятлову внутрь на территорию.

Кто бы сомневался! Мог бы и не ждать, пока я уйду. Мне плевать.

Дорога до моего Южного Бутова занимает два часа. Два часа жизни! Похоже, мне пора привыкать к столичным пробкам. Хотя, нет, не придется. Моим видом транспорта будет метро, на такси рассекать по Москве точно не буду.

В квартире все такой же беспорядок, кухню еще предстоит разобрать и отмыть все, что получится. И все-таки здесь мне спокойнее, чем у Морозова. Вот только на окно надо будет поставить решетку.

Смотрю на экран телефона и улыбаюсь. Папа! Наконец-то. Сто лет с ним не разговаривала. А событий много произошло.

— Привет!

— Привет, родная! Ты как? Обустроилась? — Голос у папы уставший. Скорее всего, опять не выспался, он у меня сова, раньше двух обычно не засыпает.

— Обустраиваюсь. Пока еще не все готово. Как выставка прошла?

— Нормально, — отвечает с секундной задержкой, и я понимаю, что продать ни одной картины не получилось. Иначе бы уже похвастался. А врать папа у меня не умеет.

— Ясно. Ты когда приедешь? Новый год вместе встречаем здесь?

— Пока не знаю, Вика. Дома дел много, потом прямо после праздников пригласили оформить стены. Халтура, конечно, но платят неплохо. Вроде как.

Папа у меня художник, очень талантливый. Но мало кто получает признание при жизни — как правило, сначала надо умереть, и только потом твои работы станут покупать.

— Приезжай, пап! Квартира небольшая, но мы вдвоем тут поместимся нормально. — Помолчав немного, добавляю: — Я не хочу, чтобы ты отмечал Новый год в одиночестве.

— Не буду. Не переживай. Ты с мамой разговаривала? Почему трубку не берешь, когда она звонит?

— Ты знаешь почему. Мне с ней не о чем говорить. Она бросила нас. Молча ушла, ничего не объяснив ни тебе, ни мне. Вы вместе двадцать два года прожили, а она…

— Хватит, Вик. Она твоя мать, этого не изменить. Волнуется за тебя, а ты в Москву сбежала, лишь бы ее не видеть. Думаешь, она этого не понимает?

— Она поэтому тебе звонила? Нажаловаться на меня? И ты ее выслушал?

Зло берет, что отец с ней общается. Мать оставила его практически без средств к существованию, забыв, что только благодаря ему она сделала карьеру и смогла столько зарабатывать, чтобы обеспечивать нас всех. Никогда ее не прощу!

— В кого ты такая категоричная, как думаешь? Точно не в меня. Мама волнуется, ты ее единственный ребенок.

— У нее теперь пасынок появился, пусть там нотации свои читает! — выпаливаю и сразу же жалею об этом: перед глазами снова замаячил полуголый Морозов. Вряд ли он успел одеться, когда к нему Дятлова прибежала.

— Мама сказала, ты вроде как ладишь с этим парнем, — терпеливо говорит папа. — Расскажи, какой он? Я очень хотел, чтобы у тебя был брат, но не сложилось.

— Мама, как всегда, не в курсе, что на самом деле происходит. Мы с ним не друзья, пап. Он меня дико бесит. Прилетел сюда, в Москву, за мной, представляешь? Узнал как-то адрес и вчера объявился на пороге. Ты маме не говорил, куда я еду?

В трубке тишина. Ну все ясно! Спасибо, пап!

— Я только сказал, что Володя за тобой присмотрит. Вот и все. Она же волнуется за тебя.

Ловлю себя на мысли, которая мне очень не нравится. Две трети разговора обсуждаем маму. Будто других забот у нас нет.

— Давай оставим эту тему. Ничего все равно не изменится. И, пожалуйста, не рассказывай ей больше ничего обо мне. У меня новая жизнь, пап. И другие заботы. Сейчас поговорю с тобой и буду разбираться с переводом. Потом посмотрю работу, хотя кто ее ищет перед Новым годом… И я очень жду тебя, пап. У меня же больше никого нет, кроме тебя. И у тебя есть только я.

Не сразу смогла после нашего разговора переключиться на уборку. Хотя основное мы с Морозовым сделали вчера. Кухня просто очень грязная, ее надо лишь отмыть, выбрасывать тонну ненужных вещей вряд ли придется. Скорее, так, по мелочи. Но сначала надо позвонить в «Вышку»!

Если не пройду, по крайней мере буду точно знать и не тратить сил на переживания. И так перенервничала за последние сутки. Учеба важнее и шпаны в окне, и заботливого Морозова, от которого в дрожь бросает и хочется сбежать. Но сначала — врезать ему хорошенько, чтобы не смотрел и не касался меня. Как подумаю, сколько через его руки прошло девиц! Да и впереди очередь наверняка приличная.

От ненужных мыслей отвлекает гудение телефона. Скалкина! Наконец-то!

— Вика! Вика!

Сквозь уличный шум разобрать другие слова не получается, лишь по тону понимаю, что Тамара очень довольна. Похоже, мой ответ она тоже не слышит, поэтому через несколько минут перезванивает, уже находясь явно в более тихом месте.

— Ты звонишь сказать, что возвращаешься с Холодовым обратно, верно? — спрашиваю я, рассматривая вещи Скалкиной на стуле. — Как, кстати, конкурс прошел?

— Конкурс — отлично! Я прошла, представляешь? Но Ярослав… он… Да, мы возвращаемся. Мы заедем сегодня за вещами. Ты никуда уходить не собираешься? Скажи, у тебя-то все хорошо? Вчера Морозов ведь тоже прилетел в Москву, да?

— Да, но все хорошо, Тамар. Не волнуйся за меня. Саша сегодня возвращается домой, он уже в аэропорту, наверное.

— А что он хотел? Ты прости за такой вопрос, просто я переживаю. Ярослав, правда, говорит, что это за Морозова надо волноваться, но ты же знаешь чувство юмора…

— …твоего приятеля? Да, оно специфическое, его пары я долго еще помнить буду… Морозов хотел, чтобы я вернулась домой, полагаю. Это невозможно, как и жить на деньги его семьи. Вот и все.

Тамара молчит, мне тоже добавить нечего. Она единственная, кому я рассказывала о том, как мама ушла от нас к отцу Морозова. Но и Скалкина знает далеко не все. Впрочем, ей это и не нужно.

— Хорошо, я, то есть мы приедем вечером, часов в девять. Хорошо? Я еще позвоню.

Не позвонит. Голос слишком счастливый. И вовсе не от разговора со мной.

К вечеру в конце концов довожу квартиру до ума. Все ненужное или почти все ненужное выброшено. Линолеум вымыт, ванная и кухня отдраенны, в комнате более или менее порядок. Успела даже растяжку сделать. Привычка, которая не уходит. Наверное, всю жизнь буду тянуть себя, как когда-то в балетной школе.

Звонок в «Вышку» приносит новые знания. С самого начала было понятно, что легко не будет. На единственное свободное место претендуют еще четыре студента. Четыре! Аттестационные испытания будут очень скоро, вся информация появится на сайте.

Тамара приезжает со своим героем, как и обещала, ближе к девяти вечера. Раскрасневшаяся, со спутанной косой и обветренными воспаленными губами. Зато очень счастливая. Так толком ничего и не объяснила, но здесь и без слов все понятно.

Перед сном проверяю, закрыты ли окно на кухне и балконная дверь. Похоже, это станет обязательным ритуалом, как зубы почистить или руки помыть.

Мой продавленный диван не идет ни в какое сравнение с шикарной кроватью Морозова, но я не жалею, что отказалась жить на Остоженке. К тому же, если окажется, что заснуть на этой развалюхе не смогу, можно снова вытащить надувной матрас.

Ставлю будильник на семь утра. Утром надо разведать местность, узнать, где что находится, и начать искать работу. Хотя не представляю, что можно найти перед Новым годом. Но посмотреть все равно нужно!

С ног валюсь от усталости, но заснуть сразу не получается. Звук вотсапа не отключила, вот и расплачиваюсь за это. В такое время вполне мог папа написать, он точно еще не спит. Оказалось, что не папа.

«Приятных снов»!

Пялюсь на сообщение от Дятловой, пытаясь понять, что же ей надо на самом деле.

Ответ уже в следующем сообщении. Точнее в фотках. Две фотки, на которых Дятлова лежит в постели рядом со спящим Морозовым. И, судя по всему, фотки сделаны только что.

Глава 9

Похоже, меня и правда оставили в покое. Уже три дня прошло с тех пор, как Морозов вернулся домой, и никто из его семьи меня не дергал. Даже мама перестала писать эсэмэски. Москва кажется агрессивным, суетливым и неприятным городом. Огромные толпы людей несутся куда-то на бешеной скорости. Никому нет до тебя дела, хотя, пожалуй, это хорошо. Никто не пытается познакомиться и залезть в душу от нечего делать. Я до сих пор не знаю, кто мои соседи по лестничной клетке, никаких бабок или нервных мамаш у подъезда. Все заняты собой, и мне это нравится.

До Нового года остается всего несколько дней, но не поддаться предпраздничному сумасшествию на самом деле легко. Достаточно вспомнить, что денег у тебя в обрез, работы пока нет и на носу аттестация, от которой зависит мое будущее.

Уже два раза выбиралась в центр города, а там, надо признать, действительно красиво. Особенно на Театральной площади и в начале Тверской, где по вечерам зажигается иллюминация. Не удержалась и даже сделала несколько снимков на телефон.

В «Вышке» все строго и четко. Так, как я и ожидала. Аттестационные испытания уже завтра. Примерно понимаю, о чем должны спрашивать, но сегодня уже готовиться не буду. Мое правило: перед самыми ответственными событиями не думать об этих событиях. И уж точно ничего не зубрить. Но в голову все равно лезут мысли «что, если». Я не вернусь обратно в город, где теперь живет мама со своим новым мужем. Если не получится перевестись, все равно останусь здесь. Работу пока не искала прицельно, но после праздников, максимум в начале февраля, нужно уже приступать. Как я успела выяснить, жесткого требования посещать все пары в «Вышке» нет. И очень многие студенты спокойно совмещают работу с учебой.

Последние полгода я работала в супермаркете. Особых знаний не требовалось, только сообразительность, внимательность и готовность вкалывать без перерывов. Посмотрела с утра несколько сайтов, везде одно и то же: курьеры, промоутеры, официанты, продавцы. Плюс немало вариантов удаленки, в основном рассылка рекламы. И денег везде предлагают столько, сколько у нас многие за полный рабочий день не получают. Но сначала надо пройти аттестацию, сделать так, чтобы выбрали именно меня, а не одного из четырех претендентов. Некстати всплыли в памяти слова боксера, что его отец может посодействовать.

Я, разумеется, ничего не ответила Дятловой на ее сообщение. Сразу же стерла, чтобы случайно не наткнуться на ее интим с Морозовым, листая вотсап. С Ленкой вообще занятно получилось. Сначала пыталась выжить меня из общаги, просто потому, что я знала о ее неприглядных делишках с бывшим деканом. За все годы учебы она, кажется, не написала самостоятельно ни одной курсовой, но при этом оставалась с идеальной зачеткой. Зато стучала на всех в деканат, а потом еще и меня решила подставила. Но как же она запела, когда узнала о моей маме! Противно даже вспоминать. Правда, довольно быстро сообразила, что я ей точно помогать не буду с Морозовым. Вроде совсем не дура, но делать ставку на бугая! Глупо и бесперспективно. Хотя… Да, похоже, мне надо поблагодарить Дятлову за то, что в очередной раз напомнила, кто такой Морозов. Главное, больше никогда не ночевать с ним вместе!

Та шпана, которая ошивалась у дома, больше не появлялась на горизонте. Ни одного из этих парней больше не видела, правда, возвращаться домой стараюсь не поздно. Ну разве что в магазин круглосуточный бегаю иногда. Вот, кстати, сейчас надо бы купить что-нибудь. Днем забыла сходить за продуктами, а есть хочется. Хороший признак. Значит, не слишком волнуюсь перед завтрашней аттестацией.

В радиусе пятисот метров от дома есть три небольших магазина, где, в принципе, я могу купить все что нужно. Ну или почти все. Везде работают молодые девчонки из Средней Азии, доброжелательные и улыбчивые. Но сейчас, в начале одиннадцатого, работает только один. В соседнем доме.

В магазине только я и еще один парень, который бесцельно рассматривает полки с товаром. Явно не знает, что выбрать. Я тоже такой была, когда только от родителей съехала. За два с половиной года жизни отдельно готовить нормально не научилась, сколько ни пыталась, не мое это. Конечно, с голода не помру, омлет с колбасой и бутерброды приготовить смогу, как и отварить покупные пельмени.

— Девушка, как считаете — эти взять или эти? — Парень, которого я раньше заметила, держит в руках две упаковки с блинами.

— Не знаю, а вы сами какие любите? С мясом или с творогом?

— С мясом, конечно!

— Ну так и берите их, — отвечаю и отворачиваюсь, чтобы взять десяток яиц и пакет молока. Обойдусь пока без колбасы, а вот сыр с хлебом…

— Точно… Я не увидел просто, что вторые с творогом, — бубнит парень себе под нос, а затем обращается к продавщице: — Мне сыр дайте такой же, что девушка взяла, и еще две бутылки пива.

Из магазина выходим с ним практически одновременно, он еще с кем-то болтает по телефону. У меня тоже телефон мигает — Скалкина пишет, что соскучилась и желает удачи завтра. В удачу я, если уж на то пошло, особо не верю. Просто надо знать и понимать то, чем хочешь дальше в жизни заниматься. В голове все равно вертятся ответы на билеты, которые учила перед экзаменами. На автомате дохожу до своего подъезда и лишь здесь замечаю, что не одна. Парень этот, из магазина, продолжает идти рядом, только не разговаривает уже по телефону. Вид у него вполне обычный, даже нормальный. Ну мало ли, человек, может, просто живет рядом. И точно, он заходит в подъезд вслед за мной, только в руке его не вижу ключей, лишь пакет с едой из магазина. Консьержа у нас нет, да и, скорее всего, никогда не было. На свой второй этаж я иду пешком по лестнице. Услышав за спиной шаги, резко оборачиваюсь. От неожиданности парень вздрагивает и непонимающе смотрит на меня.

— Вы чего? Случилось что? — От этих его вопросов в душе становится чуть спокойнее. Но главное — взгляд. Обычный, немного удивленный, но без такого блеска, от которого бежать хочется. — Вы идете?

— Проходите вперед.

Чуть отхожу в сторону, чтобы пропустить парня. Лучше я за ним пойду, чем наоборот.

Он лишь пожимает плечами и быстро взбегает по лестнице.

— Я живу здесь, девушка. Вот два дня назад всего переехал. Не знаю тут пока ничего, — сообщает мне уже с лестничной площадки.

— Вы на втором живете? — удивляюсь я. — В соседней?

— Ну да. Я Руслан. Если за солью постучусь, уж не гоните сразу.

Он смеется, и у меня все внутри сразу успокаивается. Не красавец парень, вот совсем нет, но у него явно есть что-то большее. Обаяние. От одной его улыбки мое настроение вверх куда-то взлетело.

— Не прогоню, только соли у меня, кажется, нет… Я Вика.

Он кивает головой и скрывается за своей дверью. Слышу, как звякают бутылки, когда он ставит пакет на пол.

Омлет с сыром, кусочек хлеба и чай. Какой же кайф жить одной! Просматриваю перед сном телефон. Ни одного нового сообщения, кроме папиного пожелания доброй ночи. Главное, чтобы утро и день тоже оказались добрыми.

Когда выхожу из квартиры, снова сталкиваюсь с Русланом, киваю ему уже как знакомому. Мысли уже не здесь, а в центре города, куда мне еще добираться полтора часа. Но это не проблема, проблема в том, что будет на аттестации.

Куратор все объяснила и рассказала. Испытание представляет собой устное собеседование по основным дисциплинам. Могут впаять и письменный тест. Вообще чудо, что оказалось одно бюджетное место, но на него претендую не только я.

Москва, безусловно, самый крупный город, в котором я была, и мне предстоит еще привыкнуть к расстоянию и к тому, сколько времени придется тратить на дорогу. Даже из наших Дубков мы быстрее добирались до универа.

Папа звонил, когда я была в метро. Еще пришло сообщение от мамы, полное уверенности, что я, как обычно, со всем справлюсь и получу место в очень крутом московском вузе. Потом Скалкина прислала жизнеутверждающие гифки. От Морозова — тишина. Слава богу! Может, он уже свалил на своих лыжах кататься? Ну или на сноуборде. Да, в «инсте» были фотки с доской. Случайно наткнулась.

Конец года, в универе многолюдно, привычная атмосфера, похожая на ту, что была в моем прошлом вузе. Я очень хочу здесь учиться!

Я приехала раньше на полчаса, поэтому просто прогуливаюсь по коридору. Мне кажется, что стоящие невдалеке два парня тоже пришли на аттестацию.

Так, надо от всего отключиться и сосредоточиться. Это я умею.

— Ну привет! Готова? — Поднимаю голову и вижу наглый взгляд серых глаз. — Я же говорил, что вернусь.

Глава 10

Саша Орангутанг Морозов! Собственной персоной! Как его только сюда пустили?! Спокойно, Вика, он тебя не заденет и не разозлит. Хватит уже срываться, его это еще больше заводит.

— Зачем ты здесь?

Он лишь пожимает плечами и пристально всматривается в меня. Оглядывает с ног до головы. Меня вот-вот начнет потряхивать.

— Поддержать тебя пришел. Ты же здесь одна. Ну и… может, мне сюда в магистратуру пойти?

— Иди, конечно. Это хороший вуз.

— Будем, значит, вместе? И зачем тогда уезжала?

Я молчу, потому что стоит мне открыть рот — и я взорвусь. Этот мерзавец вот-вот сорвет мне аттестацию. Именно для этого он и приехал. Чтобы у меня ничего не получилось, чтобы я вернулась обратно.

— Значит, будем вместе учиться, — после почти минутного молчания произношу я. — Для меня это не проблема.

Вру, конечно, и себе, и ему. Но если я не справлюсь с ним здесь и сейчас, тогда точно можно было бы не уезжать. Однажды ему надоест и он отстанет. Просто надо перетерпеть.

— Туева? Виктория? — обращается ко мне какая-то женщина, видимо, секретарь комиссии. — Проходите, пожалуйста.

Смотрю на приоткрытую дверь. В голове столько мыслей роится. Так и не смогла отключиться. Из-за Морозова.

— Ну, на удачу, — вдруг говорит бугай, и я автоматически поворачиваю к нему голову.

Он так близко… его ладони на моих щеках. Все происходит очень быстро, даже среагировать не успеваю. Наклоняется ко мне. Что?!

Жесткие обветренные губы бесцеремонно прижимаются к моим, а я всем телом ощущаю, что через меня словно ток пропустили. Пытаюсь оттолкнуть, но чувствую руку бугая на своем затылке. Крепко держит! Так крепко, что, кажется, его губы навсегда слились с моими. Да пусти уже! Пытаюсь сжать губы, чтобы даже… А он вдруг отпрянул, да так резко, что я от неожиданности даже рот приоткрыла. К черту сдержанность! К черту аттестацию! Глубокий вдох. Сейчас!

Но не успеваю и слова сказать, он быстрее меня. Какие-то миллисекунды — и снова чувствую его губы, уже не жесткие, а мягкие, но такие же наглые и бессовестные. Целует, по-настоящему, со знанием дела. Изо всей силы пинаю Морозова носком сапога по ботинку. Даже не дрогнул бугай!

— Ни пуха! — довольно шепчет в губы и наконец-то отпускает меня.

— К черту… — Воздух со свистом вылетает из горла. — …пошел!

Рядом слышится деликатное покашливание. Аттестация! Кажется, я ее уже провалила! Если бы взгляд мог жечь, от бугая осталась бы жалкая кучка пепла! Но вместо этого я сама горю. Щеки, губы… да сейчас из ушей дым повалит!

Не оборачиваясь на Морозова, вообще не видя никого рядом, быстрым шагом вхожу в аудиторию. Передо мной какие-то люди, но я их не вижу. Говорят что-то, а у меня в ушах довольный голос бьет по перепонкам: «Ни пуха».

Мне задают вопрос, я за него цепляюсь, как утопающий за спасательный круг. Я даже поняла, что у меня спросили. Губы сами двигаются, мозг услужливо вынимает откуда-то ответы. С каждой минутой чувствую себя все увереннее. Это мой вуз, мои знания, мое будущее. Я здесь останусь. Мое. Чувствую это. Сколько себя помню, никогда так не отвечала. Они меня останавливали, перекидывали на другие темы, а я лишь с радостью их подхватывала. Могу отвечать без остановки, на любые вопросы, темы… Да на что угодно! Даже не представляла, что могу чувствовать себя настолько уверенно, полностью в своей тарелке. Вижу довольные лица членов комиссии. Да, мы с вами одной крови. Делаю короткий выдох и перевожу глаза на аудиторию. Только сейчас замечаю, где вообще нахожусь. Обычная комната, без всяких изысков, но мне она кажется совершенно особенной. Вообще не хочу отсюда уходить.

— Спасибо, на этом все. Вы свободны.

Как? Уже? Я ведь только зашла. Но они улыбаются, глаза уже переводят на дверь. Следующего ждут. Реагирую чуть запоздало, но не чувствую никакой неловкости. Быстро вылетаю в коридор, боковым взглядом ловлю взгляды парней, которые так же, как и я, претендуют на единственное бюджетное место.

Морозов стоит, лениво оперевшись о стену, его лицо не выражает ничего, кроме того, что ему здесь безумно скучно.

— Ну как? Можно поздравить?

Вот упертый! Но лучше к нему сейчас не подходить. Вообще никогда не подходить. Теперь придется быстро уйти отсюда, хотя я собиралась еще осмотреться. Но делать это вместе с бугаем? Явно же не отцепится, пока я здесь.

Результаты должны объявить уже на этой неделе, может, даже завтра. Я не знаю, как должны отвечать другие, чтобы меня обойти. В душе уже поселилась уверенность, что учиться дальше я буду здесь.

Не глядя на Морозова, стремительно прохожу мимо. Верхняя одежда на первом этаже, буду там через пять минут. А потом? Потом пойду гулять по городу. Но сначала наберу папу. Я знаю, как он переживал за меня. А не стоило. Я сама со всем разберусь.

— Вик! Заработаешь одышку, я ведь все равно догоню.

Он идет уже рядом, даже чуть опережает меня.

— Как же хорошо было, когда тебя не было! — все же не сдерживаюсь я. — Несколько дней тишины и покоя!

— Шпана местная не беспокоила?

— Нет. Когда ты улетаешь на свой курорт? — Мне и правда хочется понять, как долго еще он меня будет доставать.

— Я тут подумал… Знаешь, Новый год, наверное, здесь отмечу, а дальше посмотрим.

Тот редкий случай, когда я хочу, чтобы он врал.

— Надеюсь, увидимся с тобой нескоро, — говорю Морозову, когда забираю из гардероба свою куртку. — И с твоей подружкой Дятловой тоже.

Последнюю фразу говорить, конечно, не следовало, но если Морозов и дальше станет доставать, значит, и его подружка будет отираться где-то рядом.

— Она мне не подружка, Вик. — Бугай уже успел одеться и явно намерен продолжать выносить мне мозг. — Просто знакомая. Садись в машину, отвезу тебя в этот сарай. Но можем у меня остаться.

На улице дубак, градусов двадцать, не меньше. А когда поднимается ветер, так вообще кажется — на ходу замерзну. Но Морозов оправдывает фамилию, на таком холоде еще и по телефону треплется.

— Да, Ольга Николаевна, со мной. Все нормально, как я понял… Да Вика вам сама сейчас позвонит. Мы только в машину сядем. Холодновато тут немного.

Значит, все-таки ради мамы старается. В груди что-то неприятно кольнуло. Интересно, целовал меня на удачу тоже потому, что она попросила?!

До метро идти недалеко, в машину к нему точно не сяду. Вся эйфория от выступления перед комиссией уже улетучилась. Остались лишь злость и раздражение.

— Ты просто поговори с ней. От тебя не убудет, ей приятно, а я отстану. Ненадолго. — Он идет рядом, заставляя меня чуть сдвинуться влево. — Не дури. И в машину садись.

Теперь уже у меня звонит мобильный. Папа!

Пальцы ледяные, никакие теплые перчатки не спасают от мороза. Звонок обрывается, телефон гаснет. Видимо, не выдержал такой температуры. Нужно в тепло.

— Пошли в машину! — командую бугаю и решительно направляюсь к его «танку». Морозов молчит, лишь быстро нажимает на кнопку брелока.

— Она прогреется всего за пару минут, сейчас на максимум поставлю печку.

В машине и правда очень быстро становится теплее, чем на улице. Пар изо рта по-прежнему идет, но мороз уже не жжет кожу, и я могу включить телефон. Заряда там должно быть прилично.

Бугай тем временем, даже не спросив меня, медленно выводит машину с парковки. Я не планировала с ним ехать, просто хотела отогреться и поговорить с папой.

— Звони! Ты же этого хотела, верно?

Я не отвечаю, смотрю на светящийся экран телефона. Все в порядке. Папа отвечает с первого гудка, словно ждал моего звонка. Наверняка так и было.

— Ну как? Вик!

Он волнуется, по голосу слышу. Всегда переживает за меня, хотя и знает, что я всегда со всем сама справляюсь. И успешно.

— Нормально, пап. Результат пока не знаю, но надеюсь, что прошла, — рассказываю, стараясь сдерживать эмоции. — На днях должны объявить. Ты сам в порядке?

И наконец, в словах отца я слышу то, чего так давно хотела.

— Все, родная, завтра буду уже у тебя. Билеты купил, так что жди.

Слава богу!

— Надолго? — Пытаюсь скрыть радость в голосе, но это вряд ли получается.

— Новый год, как и обещал, вместе встретим, потом вернуться надо будет. Работа есть, я тебе говорил. А дальше посмотрим. Ты маме звонила?

— Нет, папа. С мамой уже поговорили и все ей рассказали. Без меня. Так что обойдусь без общения с ней.

Отец молчит, не настаивает на своем. А я, пообещав встретить его завтра в аэропорту, даю отбой.

Я думала, мы на светофоре так долго стоим, но, оказывается, Морозов уже припарковал машину. И разумеется, вовсе не у моего подъезда в Южном Бутове.

Глава 11

— Ну и куда ты привез меня?

Он не отвечает, лишь внимательно разглядывает мои губы. Поэтому я предупреждаю:

— Даже не думай!

— Чего?

— Это не повторится!

— Не понял.

— Еще раз полезешь со своим «на удачу» — огребешь. И не посмотрю, что бугай здоровый.

Отворачиваюсь к окну, чтобы больше не видеть нахальный взгляд.

— Ну так помогло же! Я бы на твоем месте…

— Ты не на моем месте, Морозов! Вези меня в мое Бутово. Или лучше к метро ближайшему. Я сама доберусь.

— Потом отвезу. — Слышу щелчок, и мотор затихает. — Выходи. Сначала отметим твою аттестацию, с матерью поговоришь, наконец, ну и поедим нормально. Жрать хочу.

Говорила же себе: не связываться с Морозовым!

— Давай, давай, Вик! Не артачься.

— Я не хочу есть. Давай без меня. И мне домой надо!

Но Морозов уже на улице и вряд ли меня слышит. Да он вообще не слышит, что я ему говорю!

— Угу! Пошли! — командует, не обращая внимания на мои слова.

Открывает дверь с моей стороны с таким видом, будто готовится забросить меня на плечо и тащить куда-то. Со своими габаритами Морозов сошел бы за снежного человека. И повадками тоже.

— Где мы? — задаю бессмысленный вопрос, потому что глаза упираются в вывеску на доме — «Тверской бульвар». Красивое место, самый центр города. Я уже здесь гуляла один раз. Бугай щелкает брелоком, и я понимаю, что обратного пути нет. Придется идти с ним, хотя…

— Тут же метро в двух шагах.

— Ага, но сначала поесть надо.

Снег хрустит у нас под ногами, всего за пару минут мороз сковал лицо, сложно даже улыбнуться. Так кожу щиплет. Хочется снова в тепло.

— А без меня ты не справишься?

Он вдруг останавливается, смотрит на меня то ли сочувственно, то ли насмешливо, не пойму, и заявляет:

— Это ты без меня не справишься. Идем!

Индюк самовлюбленный! Если его отец хотя бы наполовину такой, как бугай, мама сбежит от Морозова-старшего самое позднее весной. Но, надеюсь, раньше.

Я ожидала какое-нибудь дорогое место, коих в центре слишком много, но выглядит все демократично. Здесь вроде неплохо, живенько так.

— Проходи! — Морозов отбирает мои перчатки, шарф и куртку с шапкой. — Я сейчас.

— Номерок отдай! — прошу у него через пару минут, когда уже идем по залу, полному людей.

— Потом, — бросает мне, даже не обернувшись. Хам белобрысый!

Я даже меню смотреть не стала. Какая тут еда? Да чтоб он подавился!

— Может, тебе сто грамм, а? Оттаешь хоть немного. Вик, перестань уже вести себя как ребенок.

— Саш, какого ты вернулся, а? Ты правда решил здесь учиться? Зачем?

— Я думаю. Но причин много, ты в том числе. Смирись уже, одна ты здесь жить не будешь.

— Папа завтра прилетает. Не слышал? Ты тут лишний! Тебе ясно?

Вот черт! На меня уже оборачиваются. Обещала же себе не реагировать на него!

— Ясно. Ты теперь наша семья, а Морозовы своих женщин не бросают. Рот закрой и лучше выбирай, что есть будешь. Там официант уже минут пять мнется.

Утыкаюсь в меню только для того, чтобы не было видно, как мои уши пылают! Спокойно, это всего лишь способ вывести меня из себя. Чтобы я и правда вела себя как вздорный ребенок, за которым нужен присмотр. Забавно, мама тоже считала, что я не могу жить одна, без присмотра… Мама!

— Сам заказывай, я есть не буду.

Оглядываю зал в надежде увидеть какое-нибудь тихое местечко, где можно поговорить по телефону. Разговаривать при бугае я с ней не намерена.

— Я закажу, и ты поешь. Вик?

Не слушаю Морозова, встаю из-за стола, быстро прохожу влево, там небольшой закуток. Туалеты! Славно!

Я не разговаривала с ней несколько недель, да и последняя наша встреча не предусматривала долгую и проникновенную беседу дочери с матерью. Она только пришла в себя, начала восстанавливаться после той аварии. Но даже врачи в один голос утверждали, что ничего страшного уже не будет, предстоит медленная реабилитация, но «с вашими возможностями это не станет проблемой». Конечно, не станет! Морозов чуть ли не всю клинику целиком купил! Сейчас она уже в своем новом доме со своим новым мужем.

Долгие гудки в трубке, уже надеюсь, что она не возьмет, пропустит звонок.

— Вика? Здравствуй! — Голос немного хриплый, наверное, я ее разбудила. — Как твоя аттестация? Ты прошла?

В этом мама вся. Первым делом об учебе. Как будто до меня ей уже все не рассказали!

— Привет! Нормально, не волнуйся. Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. Точно нормально? Когда будет известен результат? Гипс с ноги в середине января снимут, ну а остальное… в порядке.

— На работу когда возвращаешься?

После моего рождения мама вернулась в свой банк через две недели. Она в принципе не может жить без работы. Даже выйдя замуж за Морозова, не отказалась от того, чтобы каждый день пропадать в офисе.

— Не знаю… не уверена, что вернусь, Вика.

В ее голосе и правда много сомнения, это несвойственно моей маме. Я настолько удивлена, что даже присаживаюсь на высокий пуф в коридоре.

— Почему? Ты вдруг разлюбила работу?

С опозданием понимаю, что вопрос прозвучал враждебно. Зря! Но и она вдруг слабину дала. Уж что-то, а владеть собой мама умеет. Или умела? Я же давно с ней не общалась. Что у нее вообще происходит?

— Дело не в этом. Конечно, я люблю свой департамент, ребята постоянно звонят. Раньше звонили. Мне нужно больше думать о себе и своем здоровье.

Последняя фраза вот совсем не про мою маму. О своем здоровье она не думала никогда. Мне было восемь лет, когда ее скорая увезла с работы в больницу, потому что у нее оказалась… пневмония. Никогда она не брала бюллетень, даже когда я болела. Да и зачем, если папа всегда был со мной.

Она молчит, ждет, видимо, что я скажу. И я скажу.

— Твой нынешний муж не хочет, чтобы ты работала в его банке, верно, мам? Ты должна сидеть дома и ждать его с работы на кухне? Или…

Обрываю себя, но она, конечно, все поняла. Мама очень умная, умнее ее никого не знаю.

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Ты с ним даже знакомиться отказалась!

Спасибо, мама, за помощь!

— Ты поэтому сюда его сына прислала? Чтобы он все время под ногами мешался? Мам, я не вернусь обратно. Мы с папой жить будем в Москве. А мужа твоего я надеюсь никогда не увидеть.

Многое еще хочу сказать, но не успеваю.

— Саша сейчас с тобой? — уточняет она. — Я никого никуда не посылала. Даже не просила….

Произносит так растерянно, что я ей верю. Значит, не она. Но это ничего не меняет.

— А мы не общаемся, мам. Он просто осложняет мне жизнь, вот и все. Но я сама с этим разберусь! А ты выздоравливай. Твой муж прав: тебе нужно больше заниматься собой и своим здоровьем. И нас с папой не трогай больше. У тебя другая семья теперь.

— Вика!

— Пока, мам!

Я больше не слышу ее голоса и не знаю, что еще она хотела сказать. Мама привыкла, что за ней всегда должно оставаться последнее слово. Но не сейчас.

Не хочу возвращаться обратно к бугаю, который, наверное, уже съел половину меню. А последние слова не нужно было ей говорить…

— Ну что вы, Ольга Николаевна, ничего я ей не осложняю, — практически над ухом раздается бас Морозова. — Я забочусь о Вике!

Смотрю на бугая во все глаза. Ты давно подошел? Слышал весь наш разговор? Он лишь улыбается, глядя в мое удивленное лицо, и продолжает говорить в трубку:

— У нее непростой период, ей нужна поддержка. Желательно мужская. Хорошо… да… конечно… я вам все расскажу… договорились. — Нажимает на отбой и теперь обращается уже ко мне: — Ну что, выговорилась? Пошли есть, у меня желудок уже слипся.

Глава 12

Я думала, Морозов начнет приставать с расспросами или, что хуже, будет подкалывать и учить жизни. Морально готовилась послать его лесом и уйти из этого ресторана. Но нет, сидит молча напротив меня, трескает стейк и довольно жмурится. Кому-то и правда нужно слишком мало для счастья!

Из головы не выходит разговор с мамой. Мне не стоило ей звонить. Чем меньше будем общаться, тем лучше. Какая разница, зачем на самом деле бугай тут ошивается? Мама его послала или нет? Я сама по себе, и завтра, наконец, приезжает папа!

— Ты есть будешь? Я, что, зря заказывал? — В голосе Морозова слышны непривычные нотки обиды. Ему правда важно, поела я или нет?

— Я не просила мне ничего приносить. Можешь сам съесть эту пасту!

— Ты такая злая, потому что ешь мало. Знаешь анекдот? «Дамочка, отойдите от клетки. Этот стервятник питается исключительно стервами». Не будь злой. Поешь.

— Саш, тебе в детстве не дарили игрушек? Ну, там, солдатики, машинки, в Play Station не играл? У богатых мальчиков должны быть другие развлечения, чем доставать девочек!

— У меня много развлечений, Вика. Хочешь, вечером потусим вместе? У знакомых вечеринка за городом, там огромный бассейн с сауной. Давно не парилась?

С тобой — без остановки!

— Не люблю бани и сауны. Плавать тоже не фанат. Так что давай, Морозов, парься без меня. И доедай тоже без меня. Приятного!

Встаю из-за стола, забираю телефон обратно в сумку. Так, вроде ничего не оставила, до метро тут не слишком далеко, и, несмотря на зверский мороз, сильно замерзнуть я не должна. Бугай спокойно продолжает жевать мясо. Не пытается не то что меня остановить, даже попрощаться не хочет. Это к лучшему! Пока иду к гардеробу, успеваю ответить по телефону дяде Володе, что у меня все нормально и что завтра поеду папу встречать в аэропорт, а потом еще и Скалкиной написала в мессенджер. Приятно, что Тома не забывает обо мне.

Гардеробщик выжидающе смотрит на меня, а я вот-вот начну ругаться. Причем вслух. Бугай! Бреду обратно в зал, чтобы забрать свой номерок… Так, а где Морозов? Он же тут сидел! Куда мог деться?

— Отлить ходил. Тебе куртку не дали? — Слышу за спиной довольный голос. — Ну пошли.

На столе не замечаю уже тарелок с едой, похоже, Морозов, ускорился после того, как я ушла. Уже у выхода из зала обслуживающий нас официант вручает парню фирменный пакет. Не наелся и еще в дорогу заказал? Он мог!

И только в машине, куда Морозов меня отвел чуть ли не под руку, оказывается, что еду завернули мне, те самые спагетти «Болоньезе», которые я отказалась есть.

— Дома у себя разогреешь и съешь. — Он выводит машину на Тверскую, и мы становимся в пробку. — Навигатор показывает два часа в пути. Все забито. Перед Новым годом здесь всегда так.

— Я тогда на метро. Точно быстрее доберусь.

Морозов не спорит со мной, только куда-то нажимает, и я слышу тихий щелчок.

— Это чтобы ты не дурила и не пыталась на ходу выпрыгнуть. Едем вместе. Тебе от метро еще добираться минут двадцать.

Он делает громче радио, музыка врывается в салон, но я стараюсь не вслушиваться в тот бред, что несет какой-то пацан, возомнивший себя рэпером. Прикрываю глаза в надежде хоть как-то абстрагироваться от происходящего. Вот денек! Хотя когда дни были другими, если в них врывался Морозов? Только такими и бывают!

В машине тепло и уютно, бугай, видимо, что-то понял, потому что без моей просьбы переключил на что-то более спокойное и инструментальное. Музыка, если, конечно, она настоящая, всегда скажет больше, чем слова. Я мечтала о музыкалке, но мама отправила меня в балет. Впрочем, не жалею.

— Мои развелись несколько лет назад, но меня так не бомбило, как тебя, Вик, — прерывает молчание Морозов. — Хотя я подростком был.

Мне совершенно не хочется слушать, что там происходило в его семье, поэтому просто отворачиваюсь к окну и бездумно смотрю на пролетающие мимо дома. Мы давно выбрались из центра, сейчас пробок нет, и Морозов не стесняется, выжимая педаль газа.

— Я батю не узнал, когда он весной из командировки вернулся. Ну когда банк купил, где мать твоя работала. Не понял сначала, что происходит. Он как под кайфом ходил несколько дней.

— Мне зарыдать от умиления? Ты никак понять очевидного не можешь?! Мне плевать!

— А чего так бесишься, если плевать?

Я замолкаю, потому что ничем хорошим этот разговор закончиться не может. Ничего не хочу знать об их отношениях. А в ушах мамин голос. Уставший и какой-то сломленный. Кто-то, может, и ходил как под кайфом от радости, но мама явно несчастлива. Довольные люди так не говорят.

Ничего не буду отвечать бугаю, пусть считает, что последнее слово за ним. Все, что я хочу, — это приехать в свою квартиру, принять горячий душ и отоспаться. Напряжение последних дней все еще внутри, и организм требует разрядки. Для меня это сон. Жаль, не всегда удается долго поспать, но сегодня точно получится. К тому же завтра встречать папу. Надо подготовиться.

— А решетки тебе так и не поставили, — протягивает бугай, всматриваясь куда-то в темноту. — Твои же окна, да?

Я даже не заметила, как мы приехали. Морозов первым выходит из машины и осматривается по сторонам. Как будто кто-то в такую погоду будет ошиваться на улице!

— Мои, Саш. А решетки на днях поставят. Вроде как. — Я пока так и не добилась от дяди Володи точного ответа.

— Понял. Пошли тогда. Да не дергайся так. Просто проверю, что маньяк с топором не затаился у твоей двери, и поеду. Я и так опаздываю.

Как будто я тебя держу! Вали себе в свою сауну и перед глазами не мельтеши!

— Маньяк тут только один — это ты, Морозов.

Быстро захожу в подъезд и, не оглядываясь, взбегаю на свой второй этаж. Знаю, что бугай идет следом.

Он не стал задерживаться в моей квартире, только взглядом обежал прихожую и комнату, затем поставил на тумбочку пакет с пастой и, бросив короткое «Пока!», хлопнул дверью. На всякий случай тут же проверила ключи от квартиры. На месте. Где-то на улице заурчал двигатель. И тут же затих. Хм… Машина на месте, может, от мороза завестись не получается? Кажется, я становлюсь злорадной, хотя раньше чужому горю никогда не радовалась. Звонок в дверь раздается неожиданно громко, не торопясь иду открывать, прекрасно зная, кто стоит на лестничной клетке. Хотя я-то чем помочь могу?

Он быстро заходит в квартиру, чуть оттесняя меня дальше в коридор, при этом не выглядит озабоченным. Скорее, радостным.

— Ты что забыл, Саш? Или у тебя тачка заглохла?

Он задумчиво смотрит на меня, решая, что же сделать, и…

— Не смей!

Больше ничего сказать не успеваю — он снова, второй раз за сегодняшний день, делает это. Целует меня. У него холодные губы, которые остужают, а я чувствую вкус… мороза на своем языке.

— Чего не смей? Я попрощаться зашел. До завтра!

Глава 13

План был верным! Уехать из города, перевестись в хороший вуз, затеряться в столице… Начать жить, оставив в прошлом последние полгода своей жизни. Никаких напоминаний. Но с тех пор, как я переехала в Москву, прошла почти неделя, а с Морозовым вижусь не реже, чем прежде. Но раньше он хоть целоваться не лез. Видимо, присутствие дружков и подружек смущало, а здесь нас никто не знает. Как вспомню, с чем он тогда подошел знакомиться… Козел! Может, и правда пора парня завести, а бугай наконец отстанет и перестанет строить из себя заботливого… кого? Брата? Друга? Смешно!

И что значит «до завтра»? Завтра папа приезжает! На всякий случай выглядываю в окно, машины Морозова нигде не видно — значит, уехал. Сауна, бассейн, вечеринка… Дятлову с собой вряд ли взял, хотя, зная Лену, не удивлюсь, если она уже там и сама все выяснила.

Смотрю на пакет с едой, и желудок сводит от голода. Давно обещала себе подружиться с правильным питанием, ну или для начала есть примерно в одно и то же время. Чем бы ни руководствовался Морозов в своем стремлении доставать меня при любой возможности, но за «Болоньезе» ему мысленное «спасибо». Самой готовить лень, да и не мое это. У нас в семье папа один и кормил всех. Мама, как и я, может разве что бутерброды сделать да макароны отварить. Я в этом отношении на нее похожа.

Конечно, никакой микроволновки в квартире нет. Но есть вполне пригодная электрическая плита…

Когда раздается стук в дверь, первое желание — не открывать. Я никого не жду, у дяди Володи есть ключи, но он точно не собирался ко мне в гости. Так что спокойно продолжаю разогревать пасту на сковородке. Недолго. Потому что кто-то очень настойчивый теперь уже изо всей силы жмет на звонок.

— Вика, вы дома?

Голос знакомый, но точно не Морозов. Что ему надо, интересно? Соль?

— Привет, Руслан! — Дверь открываю, лишь проверив в глазок, что парень один стоит на лестничной клетке. — Что-то случилось?

Я не самый общительный человек, не люблю разговаривать просто так. Мне всегда нужна причина. Как и сейчас.

— Извини… те. Просто я слышал, как дверь хлопнула, тут картонные стены. У вас вантуза нет?

— Чего?

— Труба засорилась. В ванной. К соседям двум уже дернулся, там никого.

Вантуз… Кажется, видела что-то похожее, когда разбирала кухню.

— Заходите. Сейчас посмотрю.

Захлопываю за парнем дверь, жду, что он пойдет за мной на кухню, но Руслан остается стоять в коридоре. Ладно.

— Держите! — Отдаю соседу видавший виды вантуз. — Надеюсь, то, что нужно.

Парень лицом посветлел сразу.

— Верну минут через двадцать. Кстати, у вас, кажется, что-то горит.

Так, я не только приготовить, а даже разогреть нормально еду не могу. Паста подгорела основательно. Так что есть ее — только испытывать желудок на прочность. А этого он совсем не любит.

Что есть-то? Со вчерашнего дня остались яйца и немного сыра. В принципе… Не сказать чтобы я наелась, но вечером нужно будет еще раз в магазин зайти, купить немного продуктов на завтра, когда папа приедет. У него, конечно, нет никаких иллюзий относительно того, как я питаюсь, но хотя бы упаковку сосисок и килограмм картошки купить надо. Руслан, кстати, так и не вернул мне вантуз — либо забыл, либо все еще мучается с засором.

Но это потом, сначала пару серий «Игры престолов». Я это точно заслужила! Какое бы решение ни приняла комиссия!

Драконы на ноуте уже давно отлетали, а у меня в голове снова крутятся события сегодняшнего дня, начиная с того, как увидела Морозова в «Вышке» и как он удачи мне пожелал. Жаль, что не врезала! И в универе, и здесь, в квартире. С одной стороны. А с другой…

Звонок в дверь обрывает важную, но не до конца сформировавшуюся мысль. Я к ней обязательно еще вернусь!

— Вот, извините, что сразу не вернул.

Руслан протягивает мне вантуз. Улыбается чуть смущенно. Он немного старше меня, странно слышать от него «вы», да еще в такой ситуации.

— Без проблем, мне он как бы и не нужен пока. Мог и у себя оставить.

Мы так и стоим с ним в коридоре, неловко как-то. Он не уходит, а мне и выгонять его не хочется. Не знаю, что в нем такого, но к нему как-то сразу симпатией проникаешься.

— Вик, вы только не подумайте чего… но у меня ужин готов, ваш ведь сгорел, судя по запаху. — Он застенчиво улыбается, и на щеках его появляются трогательные ямочки. — Могу сюда принести, если ко мне заходить не хотите. У меня тушеное мясо с картошкой. По маминому рецепту.

Я лишь плечами пожимаю. Странно, конечно, я его совсем не знаю, только вчера познакомились, да это и знакомством назвать сложно. Но пока я стояла в коридоре и раздумывала, насколько безопасно, да и вообще уместно соглашаться на его предложение, Руслан уже занес на кухню здоровую чугунную сковороду. А запах-то какой! У меня в желудке сейчас революция начнется!

Быстро закрываю дверь и вижу, как парень уже по-хозяйски пододвигает к центру стола свою сковородку.

— Вот… Я подумал… чего одному есть? Не рассчитал как-то. Где у вас, тарелки, Вика?

— Наверху, средняя дверца.

Парень кажется таким домашним и… потерянным.

— Любите готовить? У меня мало знакомых могут только сосиски сварить и пиццу разогреть, а тут…

Запах просто блокирует мозг, не могу уже ни о чем думать, кроме как о тушеном мясе. Омлета днем явно было недостаточно. И все же странно. Если он и правда все это приготовил, то почему не смог рассчитать количество еды? Этой сковородкой можно накормить человека три-четыре.

— Друзей позвал, хотел переезд отметить, — говорит Руслан, словно прочитав мои мысли, — а они не пришли. Ну, значит, в другой раз. Вы садиться будете?

Он уже разложил по тарелкам еду, положил рядом приборы. Это мне напомнило папу, который точно так же сервировал стол, по ходу расспрашивая меня и маму, как прошел день.

— Ага.

Сколько церемоний, и на «вы». В принципе, мне нравится. Не выношу людей, не умеющих держать дистанцию. Таких как Морозов, который еще и целоваться лезет. Не по-братски совсем!

Картошка божественная, а мясо так вообще во рту тает. Как будто дома побывала. Настоящая правильная домашняя еда, которая делает уютным и своим любой клочок пространства. Едим молча, разговаривать не о чем. Общие темы? Есть, наверное, я ведь тоже только переехала сюда, но не лезть же к человеку с расспросами.

Руслан несколько раз оборачивается, смотрит на плиту, ищет глазами что-то, но не говорит что.

— Вам что-то нужно? — спрашиваю я. Все-таки я тут как бы хозяйка, а он гость.

— Чай. Вы как, не против?

Молча встаю из-за стола и подхожу к чайнику. Воды вроде достаточно. Пакетированный чай точно есть на кухне, где-то я его видела.

— Вы давно здесь живете, Вика? Знаете, где что?

— Неделю. Как до метро добраться и где магазины допоздна работают — это я в курсе. А все остальное… — Пожимаю плечами. — …мне не интересно.

Он молчит, выжидающе смотрит на меня. Наверное, полагает, что мне надо задавать вопросы. Но я не любопытна. После сытной еды тянет в сон, а ведь надо еще продукты купить для папы. Или уже утром?

— А вы работаете? Учитесь?

А парень, похоже, не такой уж и застенчивый, впрочем, не вижу ничего странного в его вопросах.

— Учусь, — коротко отвечаю, заваривая в кружке пакетик чая. — Работу сразу после Нового года искать буду. Держите!

Руслан аккуратно берет дымящуюся кружку и делает маленький глоток.

— Спасибо! Может, вам еще?

На сковородке осталось несколько картофелин вперемешку с кусками тушеного мяса. Запах продолжает щекотать ноздри, но желудок полон. Он четко дает мне это понять. Никогда не переедала, даже в детстве. Папа говорил, что я совсем еще крохой всегда чувствовала, что хорошо, а что плохо. Чего никогда не надо делать.

— Спасибо, я все. Очень вкусно, Руслан. Нечасто встретишь молодых мужчин, умеющих хорошо готовить.

Он лишь снова застенчиво улыбается, демонстрируя ямочки на щеках. Приятный парень. Я так решила еще в магазине, когда его первый раз увидела. Рядом с ним спокойно и комфортно. И он очень обаятельный.

Не могу скрыть зевоту: вкусная еда сыграла роль катализатора — теперь мне безумно хочется спать. Покупать еду буду уже завтра утром!

— Я задерживаю, да? Вам спать пора? — Не дожидаясь моего ответа, забирает со стола свою сковородку. — Спасибо за компанию, Вика.

— Не за что! — отвечаю, сонно улыбаясь. — Вам спасибо за ужин. Очень вкусно.

Едва за Русланом закрывается дверь, стягиваю с себя одежду и валюсь на диван. Пусть он старый и раздолбанный, но спать я сегодня буду без задних ног! Главное, не проспать завтра и встретить папу. Как же я соскучилась! Главное, утром не проспать!

Глава 14

Светло-то как… как летом… телефон молчит… еще посплю.

Что-то снится, не очень понимаю, что именно, но вроде приятное. Можно расслабиться. Во сне…

…Надо просыпаться. Телефон молчит… странно… Сквозь сон вытаскиваю трубку из-под подушки, экран гаснет слишком быстро… Сколько там уже времени-то?

Тело ломит немного, надо вытянуться и, наконец, проснуться… Первая более-менее оформленная мысль. Это хорошо.

Тишину разрывает резкий звонок в дверь, а затем и громкий стук. Очень громкий. Да что случилось-то? Пожар? Потоп? Полиция? Кто-то ломится с такой силой, что страшно.

— Вика! Вика! Открой!

От облегчения обратно падаю на диван. Бугай! Слава богу! А чего он… что произошло? Мама? Опять? Или папа? Самолет!

Вскакиваю с кровати и просто подлетаю к двери. Кричу Морозову, чтобы он перестал штурмовать мою квартиру, а сама дрожащими руками пытаюсь справиться с замками. Вчера на все закрыла, вот и…

— Ну наконец-то! — рявкает сводный и вдруг расплывается в довольной улыбке. — Ладно, соня, ты прощена.

— Чего? — Непонимающе смотрю на бугая, который прислонился к косяку двери и пялится куда-то ниже моих ключиц. — Саш! Что случилось-то?

Он молчит, выглядит каким-то блаженным идиотом! До меня медленно доходит, на что он таращится.

— Ты не все рассмотрел тогда в ванной?! Морозов! В глаза смотри!

Не сразу, но все же отрывает взгляд от моей груди.

— Ты всегда так спишь? Знал бы, раньше бы разбудил.

Запоздало понимаю, как выгляжу со стороны. Белые слипы и тонкий короткий топ на бретельках. Вот черт!

— Ты зачем здесь? Чего ломился-то? Дверь чуть не снес.

— Я час не могу до тебя дозвониться! Уж подумал, что-то случилось. — Бесцеремонно толкает меня внутрь квартиры и сам заходит следом. — Ты отца встречать собираешься?

Он уже стягивает с себя куртку, но взгляд все равно прикован ко мне, точнее, к моему топу.

— Собираюсь! И хватит пялиться. Тебе что, тринадцать?!

— Для тринадцати это было бы слишком, — с усмешкой отвечает бугай. — Слушай, может, твой папа сам доберется? Не маленький же.

Быстро натягиваю на себя джинсы, стараясь не смотреть на Морозова. Не представляю, что там у меня на лице, помню только, что косметику вчера не смывала, так заснула… Капец! Стоп. Папа!

— Я пообещала, что встречу его. Так что даже не… А ты чего тут вообще забыл?

Раз до сих пор не сказал ни про какие несчастья, значит…

— Ты на часы смотри! У него самолет через час садится.

Что?! Какой час?! Хватаю телефон, смотрю на экран и не понимаю. Как? Как я могла проспать?! Хватаю лежащую на комоде водолазку. Времени совсем нет!

— Отвернись! Давай!

— Я уже все видел, Вик. И еще посмотрю.

Морозов жжет взглядом, я не уверена, что сейчас сдержусь. Спокойно, выдохни и посмотри на этого мерзавца так, как ты умеешь!

— О-о-о! Это типа презрение, да? Иди лучше душ прими, охладись. Не волнуйся, в аэропорт успеем. Я уже смотрел дорогу.

В его глазах больше нет нахальства, Морозов собран и очень серьезен. Никакого заигрывания. Да и было ли оно? Так… плоские шутки боксера. А я опять повелась!

Да пошел ты! В душ!

Стягиваю с себя топ, не отворачиваясь и не прячась. Если у меня и были когда-то комплексы из-за своего тела, они давно исчезли. Знаю, что неидеальна, в школе «доской» обзывали за маленькую грудь и попу не «как у Ким». Тогда еще надеялась, что со временем все вырастет и я буду такой, как все. К счастью, осталась собой.

Так же неторопливо, в оглушающей тишине надеваю белье, затем водолазку. А вот теперь можно и в ванную. Морозов так и остался стоять в комнате.

Тушь лишь слегка обсыпалась, вид вполне пристойный, хоть и слегка помятый, как обычно с утра. Быстро умываюсь, привожу себя в порядок… Стоп! А откуда бугай знает, каким рейсом папа прилетает? Зубная щетка чуть не выскользнула из пальцев. Мама? Они же продолжают с отцом общаться, то есть она сама ему названивает… Если так, то придется с папой серьезно поговорить вечером. Или завтра утром. Я уже понимаю, что именно ему скажу.

Морозов, уткнувшись в телефон, лежит на моем диване. Вернее, на моем постельном белье. В одежде.

— Ну что? Готова?

— Откуда тебе известен номер рейса?

— Я даже знаю его посадочное место. Хочешь, скажу? Да не злись ты! — Он встает с дивана и подходит вплотную ко мне. — Я, вообще-то, жду благодарности. Без меня бы тут спала еще. И в аэропорт без меня не успеешь.

— Благодарности? За то, что глазами меня уже… облапал всю?

— Вообще-то, всем нравится! А может, ты за другую команду играешь, а? И я тут зря стараюсь?

Хамло белобрысое! Хотя идея неплохая.

— Ты мне просто не нравишься, Саш. Смирись. И поехали, раз сам вызвался. А то и правда опоздаем.

Почему будильник на телефоне не сработал, я так и не поняла. И почему не услышала звонки от Морозова.

В машине вспоминаю, что собиралась с утра сбегать в магазин. Вот и сбегала… Конечно, папа не обидится, но…

— Злишься все? От тебя слова доброго не услышишь. Это всем так везет?

— Только тебе, я уже говорила.

— А сейчас что не так?

— В холодильнике почти пусто, думала, утром в магазин зайти… Не люблю…

— …косячить? Все косячат, Вик. Я в прошлом году на Новый год вообще на самолет опоздал, мы так хорошо отметили…

— Не сомневаюсь, но я не ты.

Он замолкает, а я понимаю, что перегнула. Как бы там ни было, но сегодня он реально помог. Он не обязан меня будить, везти сейчас встречать папу. Зная Морозова, думаю, он точно не оставит меня одну, дождется отца и полезет с ним знакомиться. Посматриваю на парня. У него красивый профиль, только сейчас непривычно сильно сжаты губы. Вообще, он очень быстро может менять маски: то бабник, которому лишь бы под юбку залезть, то упертый, как танк, который сметет все ради цели, то избалованный циничный мажор, привыкший все покупать, не глядя на ценник. Или хитрый игрок, рядом с которым ты заведомо в проигрыше. А еще он может быть таким…

— Обо мне думаешь? — не отрывая взгляда от дороги, интересуется Морозов.

От неожиданности выпаливаю правду:

— Спасибо, Саш. Что приехал сегодня. И за помощь… когда квартиру разбирали.

Он не смотрит на меня, плавно тормозит перед светофором и лишь после этого поворачивает голову ко мне.

— Обращайся.

Он молчит, не сыплет своими дурацкими шутками, не хамит. И от этого напряжение в машине еще больше нарастает. Хоть бы гадость какую сказал! Не было бы так неловко.

Мысли прерывает звонок мобильного, я даже рада немного отвлечься. Морозов продолжает вести машину, удерживая руль одной рукой. В другой — сотовый. И почему люди не пользуются гарнитурами?

— Здоров! Ага… Со мной, а что? Хорошо… — Не глядя на меня, передает трубку. — Тебе Бухтияров дозвониться не может.

Странно… Зачем он звонит, интересно? Мы едва знакомы. И то только потому, что оба общаемся со Скалкиной.

— Привет, Марат. — Прижимаю к уху мобилу бугая, а сама пытаюсь выловить свой телефон из сумки. Что значит не может дозвониться?

— Привет! Слушай, ты как? Мы не общались, как в Москву прилетели. Санек говорил, все норм?

Кошусь на Санька. Язык как помело!

— Нормально все, Марат. Вчера аттестацию проходила.

— Знаю. Тамара сказала. И еще — что ты работу искать будешь. Это правда?

Похоже, Бухтияров знает все, что со мной происходит. Как там дядя Володя шутил, когда в гости к нам приезжал? Москва — маленький город? Меньше некуда, похоже.

— Буду искать, а что? Есть варианты?

— Конечно! У отца ресторан же, и не только. Давай после Нового года созвонимся, я уже конкретику смогу дать. И разберись, что там у тебя с телефоном.

На моей трубке и правда несколько пропущенных от Бухтиярова. А еще от Скалкиной сообщение, что скучает. А вроде вчера же разговаривали…

— Чего он хотел? Работу тебе предлагал?

— Ну если вы с ним общаетесь и он даже знал, где меня искать… Не говори, что ничего не знаешь.

— Тебе не нужно работать, Вика, — в сотый раз, наверное, повторяет бугай. Первый раз мы с ним схлестнулись, когда он узнал про супермаркет. Такой скандал закатил, меня чуть не выгнали из-за него.

Но сейчас я просто молчу, потому что мы уже подъехали. И в идеале надо как-то донести до Морозова, что встречать папу я буду одна, без него.

— Мы вовремя, самолет сел минут пять назад. Так что пошли, а то пропустим. Набери ему пока, — командует Морозов и останавливает машину. — Пошли!

Папа сам мне звонит, телефон мигает, но не издает ни звука. Неудивительно, что я все звонки до этого пропустила! Видимо, пора в ремонт.

— Пап, привет! Ты где? Мы… я сейчас подойду.

Нам не пришлось долго искать его. Вот он — стоит у выхода в своей черной куртке и, как всегда, без шапки. С большой спортивной сумкой на плече. По лицу сразу видно — похудел, осунулся. А еще в длинных волосах стало чуть больше седины. Сердце сейчас взвоет от боли. Папа!

— Привет, родная!

Целует меня в холодную щеку, сразу окутывая своим теплом. Как же я по тебе соскучилась!

— Привет. Нормально долетел?

Он с улыбкой кивает мне и смотрит на Морозова, стоящего рядом. Ну и как мне объяснить, что тут делает бугай?!

— Так вот, значит, ты какой — сын Костика! Ну здравствуй.

Глава 15

Вот и познакомились. Без моего участия. Смотрю на папу, он спокоен, даже улыбается бугаю. А тот напряжен, по глазам вижу: не ожидал такого приветствия. Как и я. Папа не говорил мне, что знаком с Морозовым-старшим. А тут, значит, «Костик».

— Александр, — произносит бугай и протягивает папе руку. Тот молчит, спрятав ладони в карманы куртки, не двигается, а просто смотрит в глаза парню. — Морозов.

— Да, я понял. Такой же мордоворот, как и отец твой, — отмечает папа и пожимает все же руку парню. Тот заметно расслабляется. — Ты Вику, значит, привез?

— Привез. И отвезу обратно, если не против.

— Против! — тут же встреваю я, пока папа не успел ничего сказать. — Спасибо, Саш, мы сами доберемся.

Морозов хмурится, недобро так смотрит на меня, но должен же он, наконец, понять, что ему здесь не место! У него своя семья. А мы с папой…

— Да почему, Вика? Если по дороге, то поехали вместе, — говорит папа, и я понимаю, что теперь точно не удастся избавиться от бугая.

Морозов даже не пытается скрыть своего удивления, думал, видимо, что папа пошлет его с таким предложением. И это было бы логично. Но, вижу, папа устал после самолета. А я даже не знаю, где тут искать маршрутки до города, я вообще еще слабо в Москве ориентируюсь.

— Идемте, — предлагает Морозов. — Конечно, по дороге.

В машине меня посадили на заднее сиденье. Мужчины впереди. Чувствую, аукнется мне эта поездка. Ладно, ко мне лезть, но к папе-то зачем? Думает, мы тут все теперь подружимся?! Просила же не вмешиваться! Мечтаю сейчас только о том, чтобы поскорее оказаться дома, вдвоем с папой.

— Значит, с Викой в «Вышке» был, верно? И в Москву решил перебраться? Вслед за Викой?

Папа не спрашивает, он все знает. И точно не от меня. Не помню, чтобы я ему говорила вчера о бугае. Но тогда… опять мама! А ее нынешний муж вообще знает, что они продолжают общаться?

— Не решил пока. Но, может, тоже переведусь сюда, в магистратуру. Посмотрим. А вы сами надолго?

Морозов совсем не тушуется, я смотрю. Включил режим богатенького придурка, которому все можно. Хотя пока за рамки не переходит.

— Новый год точно здесь встречу, а дальше как пойдет. Дома еще дела остались, — сдержанно отвечает папа. То же самое он говорил и мне вчера. А я так хочу, чтобы он остался со мной.

— Район небезопасный у Вики, — вдруг выдает бугай ни с того ни с сего. — Второй этаж, над козырьком, в окно вообще на раз-два залезть. Решеток нет, консьержа в подъезде тоже нет. Шпана постоянно ошивается. А она еще по вечерам работать собралась.

Ну ты и гад, Морозов! Да кто тебя просил?!

Отец удивленно оборачивается ко мне.

— Ты не говорила.

— Да потому что не так все, пап. Это же… Морозов! Кому ты веришь?

— Сами приедете, все увидите, — снова встревает сводный. — Ей там жить нельзя одной.

— Тебе-то что? На Остоженке своей скучно? Ну так возвращайся домой.

— Вика!

Я замолкаю, а в голове возникает мысль: в холодильнике-то пусто! Не проблема, конечно, сгонять в магазин, но все-таки еду нужно было заранее купить.

— У нее даже есть нечего! Шаром покати. — Морозова несет, как на исповеди. Остановиться никак не может.

— Есть вещи, которые не меняются, да, родная?

Папа усмехается, но я по голосу слышу: он чем-то озабочен. Только не поняла пока, чем или кем. Морозов? Скорее всего. Но зачем тогда согласился сесть в его машину? Нашли бы сами, как добраться, пусть и времени на это ушло бы больше.

— Ага! Не успела вчера купить, — признаю очевидное. — А сегодня проспала. Хорошо, Саша с утра заехал. Да, Саш?

Морозов молчит, в машине вообще на некоторое время воцаряется тишина. Поющее радио не в счет. Совсем не отвлекает от мыслей.

— А я не знал, что вы с отцом знакомы, и, видимо, неплохо, да? — Морозов, похоже, не в состоянии долго молчать сегодня, хотя мне тоже интересно послушать про Костика.

— Виделись несколько раз. Давно, — отвечает отец и замолкает.

Морозов посматривает на папу, явно надеясь, что тот продолжит. Ха! Ты лучше у своего отца-мордоворота спроси, а к моему не лезь.

Папа вообще не очень разговорчивый, особенно с незнакомыми людьми, тут дело не в Морозове, но я чувствую, что бугай напрягся, вон как в руль вцепился. Поскорее бы уже доехать до дома. Еще один урок — слишком близко подпустила к себе сводного.

— Вика, ты так и не сказала, когда именно объявят результаты. Или я пропустил?

— Не знаю, пап. Обещали на днях.

— Завтра будет все известно. Я выяснял, — подает голос Морозов. — Недолго ждать осталось. Извини, Вик, не успел тебе сказать.

Конечно, сказать было некогда — полдня сегодня вместе провели.

Отец больше не задает вопросов, лишь, поглядывая в окно время от времени, восклицает, как изменилась столица с начала 2000-х, когда он приезжал сюда в последний раз. Морозов молчит, что удивительно. Не уверена, правда, что это надолго. Наверняка еще что-то учудит. Не сейчас, так когда приедем. Или завтра. Приезд папы его не остановит, бугай и дальше будет лезть в мою жизнь. Не будь той первой встречи, может, и поверила бы в добрые намерения. Хотя вряд ли — слишком настырный и прет как танк.

Я, наконец, узнаю улицы, мимо которых проезжаем. Значит, скоро будем дома. Столько всего надо будет рассказать! Я подумала, что если он переедет сюда, то нашу квартиру можно будет сдавать. Мама туда точно не вернется. Она сама так сказала.

— Вот этот дом, по ночам тут два фонаря слева не горят, а вот здесь около мусорки бомжей видел. У них недалеко ночлежка, видимо. — Голос у Морозова довольный, будто выученный урок у доски рассказывает. Но я уже успокоилась на его счет. Главное, чтобы в гости не напросился. Ну вот тут-то я молчать точно не буду! — Магазинов нормальных нет, я, по крайней мере, не заметил. Есть пара мини-маркетов, но это ни о чем.

Мне кажется, Морозов не успел еще припарковаться, как я выскочила из машины. Холод не холод, но иногда мне претит папина мягкость. Другой бы уже поставил бугая на место.

— Ну, я бы от чая не отказался, конечно, но понимаю, что вы вдвоем побыть хотите, да? — быстро говорит Морозов, уже стоя у нашего подъезда. И, не дожидаясь ответа, словно он ему и не нужен, добавляет: — Я завтра заеду днем, Вик. До свидания, Олег Владимирович!

Пожимает отцу руку и быстро идет к машине. А папа не заходит в подъезд, пока джип бугая не скрывается из виду.

— Ну что? Показывай мне свое небезопасное жилье.

Я так рада, что мы теперь одни, что даже готова простить Морозову подставу, к тому же добрались мы всего за час. Я уже понимаю, что по московским меркам, да еще перед Новым годом, это что-то невероятное. Но зачем ему нужно было знакомиться с папой? Может, переживает за своего?

— Здесь… не совсем так, как говорил Володя, — после долгой паузы произносит папа.

Он уже успел раздеться, бросил свою сумку в коридоре и неприязненно косится на окна. Все-таки прибью Морозова!

— Пап, это бесплатно. — Врать отцу, что это нормальное жилье, бессмысленно, поэтому я упираю на основное достоинство этой квартиры. — Я ничего не плачу, понимаешь? Может, когда устроюсь на работу, буду платить коммуналку. Частично или полностью — мы еще этот вопрос не обсуждали. Не ближний свет, конечно, но выбора пока особо нет.

— Мама очень переживает, что ты сюда сорвалась.

Папа придирчиво рассматривает кухню и наливает воду в чайник. Я смотрю на него и отчетливо понимаю, что сейчас я действительно дома.

— Почему ты с ней продолжаешь общаться? Какое право она вообще имеет тебе звонить?

— Она мать моей дочери и двадцать два года была моей женой. Где тут у тебя чай? Надеюсь, есть?

Папа любит так делать — обсуждать важное и одновременно задавать какие-то не важные бытовые вопросы. Я давно привыкла к его манере. Это означает, что он на самом деле не хочет отвечать, раскрывать то, что у него внутри. Здесь мы не слишком похожи — я либо молчу, либо резко даю отпор, но не умею так уходить от разговора, как папа.

— Что у тебя к чаю? — спрашивает он настолько обыденным тоном, что я понимаю: тема мамы на сегодня закрыта. И, видимо, про ее нынешнего мужа он мне тоже ничего не расскажет.

— Нет ничего, пап, — признаюсь честно. — Морозов прав был: у меня шаром покати. Давай я сейчас в магазин сбегаю, а ты отдыхай.

— Это потом. Ты мне сначала про Сашу этого расскажи.

Вот тебе и обыденный тон.

— А что рассказать-то?

— Давно ты в него влюбилась?

Глава 16

Смурной мужик, странный. То ли блаженный, то ли хитрожопый. Скорее второе, иначе как бы жену заставил двадцать лет на него пахать? Вика его явно на пьедестал поставила и молится! Разве что в рот не заглядывает. Ладно, разберемся, что за хмырь. Кстати, отец, красава, мог бы и рассказать! Вечером наберу его, когда поспокойнее буду.

В три часа в банк надо заехать, они там на ушах все стоят перед Новым годом. Будет нелишним показать рвение перед Элеонорой, та еще сучка, но отец и правда ее слушает. Единственную во всем московском филиале. Да, Зельден на праздники мимо меня. Может, в феврале на недельку удастся вырваться в горы, не раньше.

У Бухтияровых в это время всегда столпотворение, но мне место найдется. Шумно тут, суета, офисный планктон выполз на бизнес-ланч. Кажется, вижу пару знакомых лиц. Но не сейчас.

— Я думал, ты с Викой останешься. — Марат подсаживается ко мне буквально через пять минут. — Уже заказал?

— Не вовремя ты сегодня ей звонил. У нее весь мозг отцом занят.

— Так ты сам просил! — Бухтияров явно обижен. — Я родителей еле уломал. Тут Новый год на носу, все как с ума посходили. И потом куда ее деть-то? На кухню — не вариант, это не Скалкина, в официантки — я бы не рискнул: не тот характер, чтобы работать с клиентами. И ты был против. Сань, у меня тут социологической службы нет под боком. В лучшем случае на бумаги в коммерческий посадим. А к тебе в банк совсем нет?

— Она его в первый же день взорвет. Если, конечно, согласится туда зайти, что вряд ли. Кто же знал, что с ней может быть такой гимор.

Марат молчит, не встревает с вопросами, да и ясно, что ничего не расскажу. Вика — это запретная территория. Для всех. И так лажанул, что до сих пор ту встречу она явно забыть не может. С прощением у девочки вообще беда, похоже. Да если б я так на всех обижался…

— Ты здесь на праздники или в Италию к своей звезде?

В ответ Бухтияров морщится, но я имею право на такие вопросы. И он это знает. Поэтому нехотя отвечает:

— В Италию. Мы помирились.

Капец! Ну это его проблемы. Видимо, не лечится.

Зато мясо тут готовят как надо. Да и вообще кухня отличная. Если Туева будет здесь работать, я, определенно, чаще стану заходить. Как раз на ужин. Может, тоже заняться ресторанным бизнесом? Со временем, конечно. Но сначала папин банк. Тут без вариантов. Кое-кому придется потесниться.

— Галя в Москве, знаешь? — сообщает Марат.

Вот хмырь, напомнить тоже решил. Но у меня не роковая страсть, слава богу. Имя бывшей подружки совсем не напрягает. Да и расстались вроде нормально. Я никогда не позволял выносить себе мозг. Никому. За одним исключением. Но тут моего разрешения никто не спросил.

— Знаю, — лениво отвечаю приятелю. — Она звонила утром, похоже, здесь на Новый год будет. Прямо паломничество.

Встречаться с Изосимовой не стоит, по крайней мере, пока не прояснится с Викиным переводом. Да и вообще… Пройденный этап, к тому же они вряд ли забыли свое знакомство. Туева точно, а ее лучше не злить, пусть и очень хочется. Не так много времени осталось.

— Новый год сейчас модно на Красной площади отмечать. Недешево, но девочкам нравится, — вдруг говорит Бухтияров. — Правда, высока вероятность нарваться на знакомых. Ту же Изосимову.

Советчик чертов, сам со своими бабами столько лет разобраться не может.

— Спасибо, Мар. Я подумаю.

— Я буду на связи. Как только определимся, куда ее можно посадить, я сообщу. По деньгам…

— Минимум сорок тысяч чистыми. Она еще не понимает, куда вляпалась и что такое Москва. Я все компенсирую, можешь передать родителям.

Бухтияров согласно кивает. Стоп…

— Скалкина, твоя приятельница, ничего знать не должна. Как и Холодов. Иначе случится с нами всеми Рагнарек[2] и новый год уже не наступит.

— Насчет Холодова предупрежу родителей, они общаются с ним. Не я. Тот еще козел. Но Тамару жаль.

— А ты не завидуй, Мар. Научись, наконец, выбирать хороших девочек. По-настоящему хороших правильных девочек. Но они обычно разным мудакам достаются, типа нас с Холодовым. Баланс в природе, так сказать, сохраняется.

— А ты, значит, выбрал? Вику? А родители ваши знают?

Вопросы повисают в воздухе, да никто и не ждет ответа. Мар просто зол, агрессию надолго не спрячешь за хорошим воспитанием. Сколько раз звал его в качалку подраться. Ну раз завязал — значит, завязал.

Доедаю свой стейк. Если я хочу попасть в банк к трем, то надо поторапливаться.

Элеонора, разумеется, на месте. Когда бы я ни приехал в офис, она все время там. Вроде даже в комнате отдыха себе душ поставила и кровать нормальную. Это же какие амбиции надо иметь, чтобы так впахивать! К тому же в чужом бизнесе. Хотя слухи ходили, да и отец не опровергал, что у нее хороший опцион есть. И если филиал по итогам года покажет нужные результаты, то она сможет наконец-то стать акционером. Миноритарием, конечно, но важен сам факт. Зная Эльвиру, думаю, она из всех всю кровь выпьет, но отчетность будет лучше, чем по другим филиалам.

Она занята, какое-то совещание. Не проблема, подожду. Терпение отныне мое второе «я». Спасибо Виктории Туевой. Еще полгода назад знать ничего не знал о ней, а теперь…

— Александр Константинович, добрый день! Может, вам кофе или чай?

У Элеоноры новая секретарша. Неудивительно — с цербером не каждая уживется. А вот Вика бы точно смогла.

Идиот! Многое бы отдал, чтобы переиграть тот день или хотя память ей стереть. Может, не так бы меня ненавидела и посговорчивее бы была.

Я тогда не сразу понял, что у отца все серьезно, а их история с Ольгой тянется уже больше двадцати лет. Решил поначалу, что просто кризис среднего возраста, такое бывает. К тому же он свободный человек, без обязательств, две постоянные любовницы не в счет. Но их женитьба летом все изменила. Даже для меня это было неожиданно. Тогда и узнал, что у меня, оказывается, есть теперь сводная сестра. С которой к тому же в одном универе учимся.

Ольга мне понравилась, отца точно любит, это видно сразу. Она, а не папа настояла на брачном договоре, я, когда читал его, диву давался: ей вообще ничего от нас не надо, похоже. Не поверил, решил, не все документы отец показал. Как потом выяснилось, все.

То, что я узнал о ее дочери, мне не понравилось. Закрытая, нелюдимая ботанка, изгой в универе, еще и слила в деканат пацана какого-то, его в результате отчислили. Девчонку дружно ненавидел если не весь ее поток, то вся группа точно. Не лучшее родство. Ну да ладно. Никому знать о ней не нужно.

Прекрасно помню поздний звонок отца в сентябре. С него все и началось.

— Саш, ты помнишь, я рассказывал тебе о Виктории, дочери Ольги?

Я сразу тогда напрягся, первая мысль была о том, что девчонка вляпалась в какие-то неприятности и теперь мне придется с ней возиться. Да я ее даже не знаю!

— Помню, но я с ней не знаком.

— Поэтому и звоню. Вы учитесь в одном университете, она на год младше. У Оли с ней проблемы: мы не сразу узнали, что она не вернулась после лета в квартиру, которую мать ей снимала. По своим каналам узнал, что в общежитии живет теперь. Телефонный номер поменяла, не проблема, конечно, но с Ольгой общаться отказывается. Друзей у этой Вики, похоже, нет. Охрану мою, представляешь, лесом послала!

Я тогда вполуха слушал долгую папину речь, не очень понимая, при чем тут я. И какое мне дело до разборок его новой жены со своей дочерью.

— Пап, нужно что?

— Вы с ней почти ровесники, учитесь вместе. Познакомься с ней, Саш. Оля говорит, она хорошая девочка, только замкнутая. Через три дня детский праздник в банке, все с семьями, сам знаешь. Мне нужно, чтобы Вика была там. Реши проблему.

Реши проблему! Только обиженных маленьких девочек мне не хватало! Я тебе нянька, что ли? Когда мне с ней знакомиться? Завтра и послезавтра я под завязку в твоем банке, хотя у меня уже семестр начался! Потом вечером пьянка в каком-то клубе. Не помню, чей будет день рождения. Кажется, какая-то подруга Гали.

Но отец редко просит. Очень редко. И если я дам то, что ему важно, то скоро и я получу то, что хочу. Незыблемое правило, отлично сработало при его разводе с мамой.

Звонить девчонке не стал, узнал пока только, где ее общага. Похоже, с мозгами и правда не дружит, раз забралась в такую жопу мира. Как я понял, с деньгами там полный швах, от матери она не берет ничего, а отец ее всю жизнь на шее жены сидел. Веселая семейка.

В первый день отловить ее не удалось, сбежала с пар, едва они закончились. Тогда я еще не знал, что она подрабатывает в супермаркете. Пришлось вечером звонить: на удивление, уговорить ее встретиться оказалось очень просто. Утром, перед парами. Удобно, я как раз подвозил Галю в универ по утрам.

Она стояла у колонны, как мы и договаривались. Только я опоздал, а Вика явно пришла вовремя. Не ожидал, что она окажется такой высокой и как струна тонкой. Навсегда запомню ее взгляд: строгий, очень серьезный и такой пронзительный, что не по себе сначала стало.

— Саш, это еще кто? — Изосимова тоже что-то почувствовала, заволновалась, хотя прежде никогда не позволяла себе лезть вперед.

— Это… — Вот черт! Ну не сестра же. Я с ней даже не знаком еще. — Неважно. Галь, иди на пару.

И тут же пожалел: глаза девчонки налились презрением, она быстро отвернулась и зашагала в сторону аудиторий.

— Вика! Да подожди ты! — Еле успел за руку схватить. Быстрая какая. И гибкая.

— Чего тебе надо?

— Я Морозов. Мы с тобой вчера разговаривали. — Она молчит, но хотя бы не ушла. Может, шанс еще есть. — Нам надо было раньше познакомиться, все-таки теперь одна семья.

— Что? Семья? Саш, что происходит-то? — Сзади раздался нервный голос Гали. — Она тебе кто?

Потерял тогда несколько драгоценных минут, чтобы утихомирить Изосимову. Но Вика не уходила. И я был ей за это благодарен.

— Слушай, ты прости, что так все…

— Мы не семья. И никогда ею не будем. Так чего тебе надо?

— Есть предложение. От него не сможешь отказаться даже ты.

Глава 17

— Давно ты в него влюбилась?

Что? Что! Как…

— Пап, ты что? Влюбилась? Я? В… бу… Морозова?

Очень хочу рассмеяться, весело, беззаботно. Шутка ведь, неудачная, конечно, но все же шутка. Но папа смотрит как-то слишком серьезно. И обеспокоенно. Похоже, он и правда так считает. Что за бред?!

— А это не так, Вика? Я ошибся?

— Разумеется! Да как вообще тебе такое в голову пришло? — Хорошо, что он не спорит, просто молча слушает, и я сама немного отхожу от шока. — Я и Морозов… Да я его терпеть не могу! Не знаю, как от него отвязаться. Это же очевидно! И он тоже…

— А как вы познакомились, Вик? Мама говорила, что там какое-то недоразумение произошло.

Пфф! Недоразумение?!

— Пап, давай потом, я все расскажу, но у меня реально ничего нет. Давай я сейчас быстро в магазин схожу, а ты пока отдыхай. Хорошо?

— Пойдем вместе.

— Не стоит. Ты еще все здесь изучишь, успеешь. Просто я сама хочу.

Он не спорит, только спрашивает про деньги, достаточно ли их у меня. И просит, чтобы не тащила полные пакеты, потому что завтра он сам здесь со всем разберется.

Никогда не убегаю от проблем, и скрывать мне нечего. Просто хочу побыть одна, пусть всего полчаса. Мы с папой никогда не врем друг другу. Маме — легко, за это даже стыдно никогда не было, но она никогда мне не задавала таких вопросов. Думаю, ей даже в голову не придет попытаться залезть ко мне в душу.

Когда мы с ним познакомились… хороший вопрос.

Полгода назад это случилось. Уже шла весенняя сессия, экзамены. Все как в бреду было. Жизнь рухнула в момент. Папин звонок, что мама ушла, неудачная попытка поговорить с ней, жуткая смерть преподавателя, старушка Кононич потом несколько ночей снилась, затем еще разбирательство в деканате…

Помню, как после, кажется, экзамена по истории зашла в туалет. У раковин толпились какие-то девчонки, пришлось даже немного подождать, чтобы лицо сполоснуть.

— Она с ним уже полгода. Я им и двух недель не давала.

— Изосимова цену себе знает. Она не стала бы с ним на пару раз…

Слушаю бессмысленную болтовню местных сплетниц, понятия не имею, о ком они говорят. Да и плевать. Выйду отсюда через три минуты и все забуду. Так, надо папе позвонить…

— Полгода! Это она с ним, а он со всеми. Вчера бабу какую-то подвозил к «Рио», а Элька видела Морозова с двумя эскортницами в клубе, так что…

— Видела в «Инсте» его в плавках? Прямо мачо. Его бы и на трех шалав хватило.

Девчонки продолжали что-то обсуждать, я их уже не слушала. В голове крутились слова о Морозове. Наверняка тот самый. Папа сказал, что мы учимся в одном вузе, только сын банкира старше, то ли на год, то ли на два. Местная золотая молодежь. Безмозглый качок, прожигающий отцовские деньги. У нас таких в вузе хватает. Ни одной самостоятельно написанной курсовой или контрольной, зато учатся без особых проблем. Морозов явно из этой категории.

Вечером посмотрела его фотки. Да, так и есть. Под два метра здоровый лось и, похоже, вот-вот в маразм впадет. По крайней мере, рубашку постоянно забывает застегнуть. Так, ничего особенного. Просто безмозглый качок.

А через несколько дней случайно столкнулась с ним на выходе из универа. Толкнул меня и даже не заметил. На улице тепло, но народу мало — середина дня, многие уже разошлись, к тому же конец сессии. Только одна компания и тусовалась. Да еще несколько первокурсников в сквере перед универом.

— Санек! Иди сюда! — зовет кто-то, затем дружный гогот заглушает слова Морозова. Да мне какое дело? У меня через полчаса очередная «душевная» беседа в деканате… Достали! Я отхожу подальше от Морозова и его приятелей. Их там пять человек: три парня и две девчонки. Одна — та самая Галя, в «Инсте» у Морозова ее многовато.

Скамейка свободная, можно отдохнуть и спокойно музыку послушать. Сажусь и закрываю глаза. То, что Морозов так близко, совершенно не смущает. Наверняка он даже не знает, кто я. И это неплохо.

Я не сразу тогда поняла, что случилось, просто кто-то начал кричать. Так громко, что я услышала, несмотря на наушники. Кричала эта самая Галя. Вторая девчонка лежала на асфальте. Похоже, ей плохо стало. Парни засуетились. Один в универ побежал, другой стал звонить, наверное, скорую вызывать. А сынок банкира над девушкой склонился. Я не знала, нужна ли моя помощь и что вообще происходит, но ноги сами встали и пошли к Морозову.

Он крепко держал девушку за руки. Она дергалась и, кажется, совсем не контролировала себя. Я читала про эпилепсию, но припадок видела впервые. Почему-то ни секунды не сомневалась, что это он.

— Ей надо челюсти разжать! — крикнул парень, который звонил кому-то по телефону.

Все происходило так стремительно, что я едва успевала осознавать события. Просто стояла невдалеке, будто ожидая, что меня позовут и скажут что-то сделать. Я только потом поняла, что просто в ступоре каком-то находилась все это время.

— Не надо, — сказал Морозов, платком вытер с губ девушки выступившую слюну… Сейчас он не выглядел бессмысленным качком. Кажется, он единственный знал, что нужно делать и как. А еще был спокоен. Не безразличен, а именно спокоен. Наверное, неплохо оказаться с ним рядом в случае опасности. То есть хорошо, что он здесь. Потому что больше желающих помочь не видно. Я, как и еще несколько человек, просто стоим с открытыми ртами, и все.

Припадок закончился так же быстро, как и начался. Подбежали какие-то люди, закрыли девушку от меня и других таких же ротозеев. Через пару минут подъехала скорая.

— О, нет! Я не переношу больницы! Жутко боюсь их! — Слышу сквозь обрывки других разговоров голос Гали.

— Санек, да обошлось все. К ней сейчас в больницу родаки приедут. — А это уже мужской голос.

Что они там решают? Кто с этой девушкой поедет в скорой?

Вроде и правда все обошлось, вон ее в машину уже отвели. Но я все равно не ухожу, мне почему-то хочется услышать Морозова. А он что скажет?

— Я дождусь ее родителей. Все. Поехал.

Он прошел мимо меня, снова не заметив. Сосредоточенный, серьезный и… В общем, так пустоголовые папины сынки не выглядят. Он один поехал с той девчонкой. Всем остальным то ли некогда было, то ли еще что. Галя с парнями минуты через три после скорой разъехались каждый на своей машине.

В сквере перед универом почти никого не осталось.

Тогда я подумала, что ошиблась. И Морозов нормальный парень. Стыдно стало за свою предубежденность. Да, он мне понравился! Моя очень большая ошибка! И я за нее поплатилась.

— Де-е-евушка, ау-у! Вы платить будете? — Бойкий голос продавщицы заставляет вернуться в настоящее и вспомнить, что я не около универа стою и на дворе отнюдь не июнь.

— Да, конечно. Пожалуйста.

Отдаю деньги и медленно выхожу из магазина. По дороге еще раз рассматриваю содержимое пакетов. Нормально, еды хватит. На сегодня и на утро точно. А там папа сам решит, что нужно покупать.

Папа… Ему я этого не расскажу. Ведь он спрашивал, как мы познакомились. А это уже другая история…

— Ого! Ну ты и накупила! Не надо было столько брать. Или ты голодная? Вика?

— Я вообще не хочу есть, пап. Это тебе все.

Сажусь на табуретку и смотрю, как папа молча и очень быстро разбирает пакеты, мгновенно сориентировавшись на незнакомой кухне. Сразу вспомнился вчерашний вечер с Русланом. У них правда есть схожие черты.

— Ты не рассказала, как вы с Морозовым познакомились, — папа напоминает о своем вопросе, но я больше не растеряюсь. Я готова.

— Он позвонил мне в начале семестра, в сентябре. Представился, попросил о встрече, — спокойным тоном начинаю рассказывать папе эту историю. — Сказал, дело есть.

— Дело?

— Я сама удивилась. Пап, давай помогу.

— Не надо. Рассказывай.

— Мы встретились. Он… вел себя как нормальный. Сказал, что давно хотел познакомиться, но не знал, как подойти.

— А потом узнал и подошел? — В папиных словах зазвучала неприкрытая ирония. И я понимаю: Морозов ему не понравился.

— Сказал, что помочь захотел, да и повод представился. Нам тогда задали написать реферат по социологии повседневности. Провести исследование. До конца сентября надо сдать. Я не знаю, как он пронюхал об этом, хотя это и не секрет никакой. Рассказал, что на следующий день будет большое закрытое мероприятие с участием бизнесменов и их детей. И я смогу прийти туда, понаблюдать за ними, а потом написать работу. Никаких других студентов туда не пустят. Так что реферат у меня будет уникальным.

— Он был так убедителен? Вик, ты же во всем всегда подвох ищешь? — Папа удивленно поглядывает на меня, не забывая нарезать ветчину. — Или ты просто хотела ему поверить?

Иногда этот самый тихий и безобидный человек из всех, кого я знаю, может быть безжалостным.

— Он… не показался мне тогда таким уж… Да, я ему поверила! И я растерялась, папа! Он мне сунул в руки красивое приглашение, сказал, что его там, скорее всего, не будет. И что я ему ничем не обязана.

— А на самом деле?

— Да так все и было. Пафосное сборище для предпринимателей и их детей. Просто в соседнем зале была другая программа. Тоже с детьми, кстати. Но там была мама. Со своим… ну ты понял. Я не сразу ее увидела, а она меня ждала.

— Он тебя обманул.

— Разумеется, обманул! Я бы в жизни не пошла туда, где она! Да он этого и не стал отрицать, когда на следующий день я нашла его в универе.

— С мамой не поговорила тогда, верно?

— Ушла сразу же. Она что-то пыталась мне сказать. Пап, неужели ты думаешь, что после такой подставы я могу нормально общаться с Морозовым? Но я хочу понять, почему он продолжает меня доставать. Уж точно не от большой любви.

Глава 18

Папа давно уже спит, а я никак заснуть не могу. Третий час ночи, а все ворочаюсь на диване. Он безумно неудобный, но другого у нас нет, и вряд ли появится в ближайшее время. Что бы там ни говорил бугай, а жить здесь можно. Тут же вспомнилась роскошная двухметровая кровать, в которой я спала в студии Морозова. Лучше, чем там, я пока нигде не спала в Москве.

Морозов… Заноза в заднице. Сегодня так вообще выбил из колеи своим появлением. Ну хоть целоваться не полез при отце. Вечером, когда за ужином, наконец, поговорили нормально, я все ждала, когда папа скажет про Морозова и его отца. Не дождалась. Папа вообще приехал какой-то слишком спокойный, что ли. Никак понять не могу, что происходит. Он изменился за эти месяцы, что совсем не удивительно, принимая во внимание мамин уход и то, что ему резко пришлось заняться продажей своих работ. Он давно уже писал для души, что-то дарил друзьям и знакомым, но последние три года мало что продавал.

Про маму тоже не стал особо распространяться. Я лишь услышала, что мне стоит с ней поговорить, когда я буду готова. И что она очень беспокоится. Так посмотрел на меня, что сразу расхотелось спорить и расспрашивать, почему он, несмотря ни на что, продолжает с ней созваниваться. В результате почти весь разговор свелся ко мне — моей учебе здесь в Москве, деньгам, его и моей работе. То есть к тому, что пока нормальных и постоянных источников дохода у нас нет.

Если Морозов не соврал, а, скорее всего, тут он был честен, то узнаю завтра результаты. На одну неопределенность станет меньше. И еще нужно обязательно позвонить Бухтиярову. Утром, когда в машине по телефону с ним разговаривала, не очень поняла, что за работа есть у его родителей. А еще скоро Новый год, осталось всего несколько дней, а у нас даже елки нет! И настроение совсем не праздничное. Но ничего, я со всем справлюсь! Теперь нужно заснуть и перестать думать о самом неприятном и нелепом вопросе, который мне когда-либо задавали. Не представляла, что так поступить может самый близкий человек. Какая тут может быть влюбленность?!

Морозов, кстати, сегодня больше не объявлялся. Ни звонков, ни сообщений… Может, при папе станет сдержаннее? Хотя вряд ли. Судя по «Инсте», опять где-то тусовался: когда я в полночь телефон проверяла, обнаружила его в обнимку с шаром на дорожке для боулинга. Физиономия светилась от счастья. Непрошибаемый тип!

Мысли о сводном — совсем не то, что мне нужно, чтобы заснуть. Ничего, я справлюсь. Я обязательно со всем справлюсь!

Остаток ночи я сплю очень плохо, лишь утром наконец задремала, правда, сквозь сон слышала, как папа ходил по комнате, кажется, даже с кем-то разговаривал. А еще он что-то говорил мне, стоя перед диваном. Но голова такая тяжелая…

Я проснулась только в одиннадцатом часу. С пола пропал матрас, на котором ночевал папа, в комнате идеальный порядок, все на своих местах, хотя я точно помню, что вечером на комоде оставила книгу, а еще там находилась моя одежда. На полу рядом с диваном тогда лежала папина сумка, с которой он приехал, а теперь ее нет.

— Папа!

Его нет в квартире, такая тишина, которую слышал каждый человек, когда оставался один. Наедине с собой.

Быстро скатываюсь с дивана, озираясь по сторонам в надежде обнаружить доказательства того, что папа тут был. Наверное, в магазин ушел, хотя на сегодня еды точно должно хватить. Похоже на то. На кухне я обнаружила записку, написанную явно впопыхах: «Уехал к Володе, вернусь днем. Завтрак на столе». Папа — это папа. Во-первых, он всю мою жизнь, сколько себя помню, готовил нам с мамой утром еду. Во-вторых, записать голосовое сообщение или отправить мне пару слов в мессенджер он почему-то не мог. Только бумага, только ручка. Мама его за это называла ретроградом.

Диван убран, завтрак давно съеден, сайт «Вышки» и личная почта проштудированы от и до. Пока тишина. Никакого извещения нет. Или пока нет. Или Морозов ошибся. Или просто снова соврал.

Марат говорил, что сам свяжется со мной, но было бы нелишним уточнить у него вчерашнюю информацию. И главное, сколько платить могут.

Позвонить не удалось, потому что сначала читаю сообщение, которое уже минут десять как висит в телефоне: «Ты прошла! Поздравляю! Сейчас приеду, отпразднуем».

Таращусь на экран и понять не могу. Прошла? Куда прошла? «Вышка»?! Но почему…

Руки дрожат, пальцы не попадают по буквам… Неужели? Мне должны были прислать официальное сообщение, потом на сайте говорилось, что…

Резкий звонок в дверь отвлекает мое внимание. Папа вернулся? Так быстро?

Подбегаю к двери и первым делом смотрю в глазок. Верное решение. Потому что открывать я точно не буду. На лестничной площадке стоит тот самый парень, рецидивист, который напугал меня до смерти с козырька подъезда. Да что он тут делает?!

Сердце бьется громко, не очень понимаю, что делать теперь. Стоять на месте и не дышать, чтобы он решил, будто я не дома? Или, наоборот, громко сказать ему, чтобы уходил, потому что я не открою ему дверь? Или сразу же позвонить в полицию, сказать, что напугавший меня парень вернулся?

— Эй, тезка! Я же знаю, что ты дома! Слышал твои шаги. Открывай давай. Познакомимся нормально.

Тезка?! Перед глазами сразу возникла та ночь, когда я практически сбежала от него и его дружков, как едва успела захлопнуть дверь подъезда перед его носом. Витек… так к нему обращались приятели.

Я молчу, понимаю, что надо вернуться в комнату, взять телефон и вызвать полицию, но почему-то застыла на месте.

— Вика!

Он стучит по двери, и это приводит меня в чувство. Ни один подонок не заставит меня его бояться. Я делаю несколько быстрых шагов в комнату и вдруг слышу, как хлопнула соседняя дверь. Руслан! Как же не вовремя. Стены тонкие, до меня доносятся их голоса — громкий развязный Витька и едва слышный Руслана. Точно надо вызывать полицию. Уже набираю номер, подхожу к двери, чтобы убедиться, что с соседом все нормально. Но на лестничной площадке никого нет. Я не слышала ничего особенного, просто обрывки короткого разговора, а потом все стихло. Только бы с Русланом все нормально было! Не прощу себе, если он из-за меня пострадал. Как бы жалко это ни звучало, но, похоже, Морозов был прав насчет безопасности. И папы, как назло, нет рядом. Что делать? Звонить? Так след этого Витька уже давно простыл. Я не боюсь показаться испуганной истеричкой, но что я докажу?

Кручу в руке телефон, я так пока и не нажала на экране кнопку вызова. В конце концов, это их работа, полиция должна знать, что этот Витек вернулся. И наверняка не один, а со всей своей компанией.

Снова шаги на лестничной клетке, кто-то подходит к моей двери. И снова резкий звонок. Неужели вернулся? А Руслан где?

В руке оживает мобильный. По-прежнему без звука, но я вижу, кто звонит.

— Привет. Ты что хотел?

— Дверь открой. Я же не собачка тут на коврике стоять. Вик, поздравляю c «Вышкой»!

Бугай! Слава богу. Быстро отпираю дверь и чуть ли не падаю на Морозова.

— Что случилось-то? Нет, мне приятно, конечно, что ты прямо в ноги мне валишься, но все-таки…

— На улице драки никакой не видел? — Не дожидаясь его ответа, быстро нажимаю на дверной звонок Руслана. — Вернулся тот парень, который пугал меня, помнишь? Ты еще тогда приехал ко мне…

— …и мы вместе ночевали? Как такое забыть? — Он ухмыляется, но мне сейчас совсем не до этого: Руслан не открывает дверь, звоню еще раз — тишина. — Вика, да нет там никого. А ты зачем к соседям ломишься?

— Здесь живет мой знакомый, Руслан, и, кажется, он столкнулся с этим уголовником. Я боюсь, Саш.

Наверное, в голосе моем было что-то такое, что Морозов дернулся, быстро отодвинул меня от квартиры Руслана, подошел вплотную к двери…

— Нет там никого. У тебя есть телефон этого Руслана?

Сокрушенно машу головой.

— Откуда? Мы только познакомились, к тому же он просто сосед. Я не думала, что понадобится.

— А папа твой где, кстати? — С каждой фразой голос Морозова становится все жестче. Он уже не такой расслабленный, как когда пришел. — Его ведь нет здесь.

— Нет. — Я возвращаюсь в квартиру, а следом за мной в коридор заходит и сводный. — Он днем будет, по делам уехал.

— Ладно, значит, без него.

Как всегда, без приглашения, Морозов разувается, быстро проходит на кухню и только там расстегивает свою куртку.

— Я считаю, мы обязаны выпить! — заявляет он, а я во все глаза таращусь на здоровую бутылку, литра полтора, наверное.

— Саш? Это зачем?!

— Ты обязана напиться и стать, наконец, доброй и послушной девочкой. К тому же я тебя никогда не видел пьяной. Думаю, это должно быть заманчиво.

Последнее слово он произносит с такой мечтательной интонацией, что я невольно улыбаюсь. Вот ведь дурак!

— Сейчас середина дня, Морозов!

— И что?

— А то, что я даже не знаю, правда ли, что я прошла. Мне никто не звонил и не писал.

— Проверь почту. Странно, что не позвонили.

Письмо и правда есть. Пять минут назад пришло. Быстро открываю его…

— Ну! А я что говорил? У меня идея, — выдает Морозов, и я понимаю, что сейчас вздрогну от его идеи. — В честь твоего поступления давай на вечер забудем, что ты меня ненавидишь.

— Чего?

— Поехали со мной. Нормально отметим это дело. Обещаю: я буду очень хорошим. Таким, как ты захочешь. Ну так как?

Глава 19

— Никак, Саш. Я никуда не поеду, и тебе не надо притворяться хорошим.

Морозов молчит, улыбается, но уходить он явно не намерен. Упрямый как…

А до меня наконец-то доходит. Я прошла! Я действительно прошла! Знала, что мое это место, уверенность была, что здесь учиться буду. Но пока до конца в это не верю.

— Вик? Давай собирайся. Чего в конуре сидеть! Сдохнешь со скуки.

— Ты понимаешь значение слова «нет», Морозов?

— Нет.

Он отвечает совершенно серьезно, не стебется, не пытается свести все к шутке. Он искренен. Александр Морозов действительно не понимает, когда ему отказывают.

— И никогда не говорили, чтобы ты шел на… далеко, в общем?

— Ты говорила. И посылала. Но я здесь, как видишь. У тебя бокалы есть? Тащи.

Так «тащи» или «собирайся»? Похоже, что все-таки «тащи». Он уже открывает бутылку. Шампанское! Громкий хлопок — и под радостный возглас бугая белая шипучая пена проливается на пол. Он по-хозяйски обводит глазами кухню и останавливает взгляд на мне.

— Вик! Ну что, из горла?

Протягивает мне здоровенную бутылку, а сам довольный такой, как будто сам в «Вышку» поступил. Стоп!

— Погоди, Морозов. — Забираю у него шампанское и, не сделав и глотка, ставлю бутылку на стол. — Ты откуда узнал?

— Случайно, Вик. Никакого криминала, не переживай. Ты все сделала сама, твоя заслуга. И ты реально большая молодец.

Он улыбается, а в глазах его мелькнуло что-то похожее на уважение. Неловкая пауза, если честно. Я понимаю, что мне надо сейчас позвонить папе, рассказать все, выставить за дверь Морозова, сделать кучу мелких дел, которые помогут официально завершить перевод, связаться с куратором…

— Ты крутая. — Он легонько касается моей щеки, подушечки пальцев чуть шершавые, слегка царапают кожу, но мне совсем не больно. Я даже не убираю его ладонь. Так и стою рядом, позволяя ему продолжать. — У меня мало знакомых, кто бы смог, как ты. Горжусь тобой.

— Полезешь опять целовать — получишь бутылкой. И спасибо… за добрые слова. — Он смеется, убирает руку, и его тепло уходит вместе с ним. — И еще. Мне не надо напиваться или уезжать куда-то, чтобы забыть ненадолго о том, что я тебя ненавижу. Я тебя не ненавижу. Правда.

Морозов лишь недоверчиво хмыкает себе под нос, молча шарит руками по полкам и вытаскивает два замутненных стакана.

— У тебя тут алкаши раньше жили? Ничего нормального нет? Давай уж из горла!

— Саш, ты алкоголик? Я чего-то не знаю про тебя? Ты потом как за руль садиться будешь? У нас тут бокалов для шампанского нет, но можешь взять обычную кружку.

Запах алкоголя уже распространился по всей кухне, на полу подсыхает небольшая лужица.

— Я могу сам помыть. Тряпку давай!

Не спрашивая разрешения, сам берет в руки кухонное полотенце и собирает с пола пролившийся алкоголь. Не сачкует, кстати, честно убирает. Похоже, кто-то и правда хочет стать хорошим на один вечер. Даже захотелось сделать несколько фотографий Морозова с тряпкой. Огонь, а не кадры получились бы. Но сейчас есть дела поважнее.

Сажусь в комнате на диван и, наконец, звоню.

— Пап? Папа! Меня взяли! Я смогла, в общем, ничего не завалила. Все! Я буду учиться в «Вышке».

— Умничка. Я не сомневался.

Голос у папы немного уставший, но я слышу: он очень рад за меня. Как всегда.

— Вик, я поздно сегодня приеду. Не волнуйся, — говорит, затем поспешно добавляет: — Я, если что, у Володи останусь. Тут помочь надо, могу не успеть быстро.

— А что надо, пап? — Честно говоря, я удивлена немного. Он ведь только приехал, какая помощь?

— Ничего особенного, но срочно. Халтурка небольшая для его шефа. Удачно как заехал. И заплатить обещали неплохо. Так что не переживай. Отдыхай, родная! Я тобой очень горжусь.

Попрощавшись, нажимает на отбой, но я успеваю услышать чьи-то голоса. Мужской и, кажется, женский. Ладно, надо значит надо!

— А матери звонить будешь? — Морозов протягивает мне кружку, судя по запаху, с шампанским, быстро чокается и продолжает: — Она имеет право знать. И ты ей звонила после этой аттестации. Сделай пару глотков для храбрости.

Мне не нужен алкоголь или какой-либо другой стимулятор, чтобы поговорить с мамой. Всего три-четыре общих фразы, пару минут на телефоне, и все. И лучше это сделать сейчас. Просто необходимость.

Она отвечает после третьего гудка. Ее голос уже не такой уставший и сонный, каким был в прошлый наш с ней разговор.

— Привет, мам. Я поступила, в смысле точно могу перевестись сюда. Сейчас разберусь с документами и после Нового года уже приступлю.

— Да, я знаю. Папа прислал сообщение. Он очень рад за тебя. И я тоже. Хотя я не сомневалась в тебе.

Она еще что-то говорит, а я беру в руку кружку с шампанским, чувствую горьковато-сладковатый запах. И делаю два глотка. Довольно больших по моим меркам. А вкусно! Надо будет посмотреть на бутылку, что там за марка. Хотя, наверное, слишком дорогое. Из всего алкоголя я как раз больше всего люблю шампанское. Полусухое. Именно такое. Идеальное для меня.

— …Если все будет хорошо, то после Нового года мы с Костей будем в Москве. Врачи говорят, что риска нет, я могу и большие расстояния спокойно перелетать.

Делаю еще три маленьких глотка. Пожалуй, мне хватит, в голове начинает шуметь, а такого я не люблю.

— Здорово. Москва — красивый город, по крайней мере зимой, — ровным голосом отвечаю я. — Тебе здесь понравится. Пока, мам.

В Москву, значит, приезжают. Ну а кого тут нет? Кошусь на Морозова, он коршуном нависает надо мной. В руке держит бутылку с шампанским. Картина маслом, в общем.

— Нет, мне хватит. Спасибо. — Поднимаюсь с дивана и отношу пустую кружку на кухню. — Тебе, наверное, пора.

В голове, как кирпичики, укладываются друг на друга дела, которые желательно закончить сегодня. Все-таки я много выпила: сделала всего несколько шагов, а кровь так сильно прильнула к щекам, что явно нужен свежий воздух.

— На этот раз ты даже не сказала, что у нее своя семья, а у тебя с отцом другая. Но встречаться с ней, знакомиться с моим папой ты по-прежнему не хочешь.

Своими рассуждениями Морозов, должно быть, похож на семейного психотерапевта. Интересно, что бы он сказал, узнай всю правду? Вряд ли бы оставался таким же рассудительным. Матюгнулся бы пару раз и исчез, наконец, с горизонта.

Но вряд ли я ему расскажу. Ради чего? Чтобы перестать выглядеть в его глазах обиженным ребенком, не очень адекватной дочкой его мачехи? Чтобы он стал лучше обо мне думать? А мне это нужно?

— Вик, мобильный мигает, звонит кто-то, — сообщает из комнаты бугай. — Номер городской, не мобильный.

Городской? Это может быть звонок из вуза. И точно. Слушаю сухие поздравления и четкие указания приехать сегодня в то же здание, где проходила аттестация. Необходимо согласовать учебный план. У них своя система обучения, не такая, как у нас была. Они по модулям, например, учатся, а я привыкла к семестрам.

— Ну что, пьяненькой поедешь, а? — Морозов вертит в руках недопитую бутылку, не зная, что с ней делать. — Берем с собой? Точно. Потом прикончим. Собирайся.

— Сама доеду. Без тебя.

А сама с ужасом понимаю: в транспорте сейчас развезет. Главное, там не заснуть. Полночи не спала и хоть проснулась поздно, но недосып все же сказывается.

— Ага! Держи куртку. Тебе документы нужно с собой брать? И не спорь. Я тебя напоил, я тебя отвезу куда надо. Не волнуйся, как протрезвеешь, верну обратно.

Глава 20

Мне следует спокойно поблагодарить Морозова за заботу и внимание и выставить его из квартиры. Бугая становится непозволительно много в моей жизни. Он везде, всегда рядом. Всего несколько дней, как он вернулся в Москву, но ощущение, что, где бы ни была и что бы ни делала, я все время у него на виду. Это с одной стороны.

А с другой — не надо было пить шампанское. Тогда не пришлось бы сейчас пожимать плечами и молча натягивать на себя куртку. Глупо отказываться от его предложения. Главное, чтобы быстро довез до универа. Обратно я сама доберусь, без его помощи. Еще одна зарубочка на носу — больше не пить вместе с бугаем! Но шампанское оказалось нереально вкусным, раньше такого не пробовала. Шампанское!

— Сколько ты выпил, Саш? Правда сядешь за руль?

Я наконец понимаю, что меня еще смущало в его предложении. Алкоголь. Шампанское — не водка, чтобы срубить такого лося, как Морозов, или хотя бы снизить его координацию. В парня надо влить если не ведро, то хотя бы литра два-три «шампуня». А по моим наблюдениям, пила в основном я.

Словно услышав мои мысли, бугай молча отдает мне бутылку. Она тяжелая. И не только из-за толстого стекла — в ней осталось много жидкости.

— Я сделал пару маленьких глотков, — спокойным тоном, с котором сложно спорить, произносит Морозов. — Чисто номинально. Я трезв, Вика. Я никогда не подставлю твою и свою безопасность. Можешь спокойно садиться в машину.

Он обманывал меня раньше. И не раз, если уж на то пошло. И это сложно простить. Но, при всех своих недостатках, Саша точно не идиот, я с ним ездила уже в машине, знаю, как он водит. В этом ему можно доверять.

— Ладно, — отвечаю я после почти минутной паузы. — Только ты остановишь машину сразу же, если я решу дальше добираться без тебя.

— Договорились. Ты, кстати, точно все взяла? Документы, паспорт… Как сама?

Морозов придирчиво разглядывает меня, а я чувствую себя маленькой неразумной девочкой, которую распекает то ли старший брат, то ли учитель. Так не пойдет.

— Саша, чувствую себя отлично. И, если хочешь мне помочь, не задавай вопросы, просто отвези, пожалуйста, в центр. И все.

— Я обещал быть хорошим. Но тебе это особо не нужно, да? Почему ты такая колючая? Алкоголь должен расслаблять, а ты опять еж, иглы свои выставила. Или это реакция персонально на меня?

Молча отпираю замки на двери и выхожу на лестничную площадку. Спорить с Морозовым сейчас бессмысленно, я не хочу ругани. Просто обозначаю свои границы. В очередной раз. Потому что он их снова нарушает.

На улице морозно, еще светло, но всего пара часов — и будет темнеть. От холода быстрее проясняется в голове, я совершенно точно не хочу прямо сейчас садиться в машину. Это очень важный день. Я его обязательно запомню. Возможно, он окажется более значимым для меня, чем день поступления на первый курс. Тогда все было по-другому. Даже не верится в реальность прошлой жизни. Тогда все казалось правильным, единственно верным. Жизнь была понятна и четко распланирована на десять — пятнадцать лет вперед. А сейчас я на окраине Москвы стою со своим сводным братом, о котором еще полгода назад знать не знала, и рядом никого!

— Вик, садиться будешь? Печка на полную работает, еще пара минут — и поедем.

Нужно папе написать, предупредить, что я уехала, если он вдруг все же вернется домой раньше меня. Безуспешно проверяю карманы куртки, а потом и все отделения сумки, и только для того, чтобы вспомнить. Вспомнить, что оставила мобильный в коридоре. Неприятно признавать, что Морозов оказался прав, но, увы, это факт.

— Подожди пять минут, я сейчас. Телефон оставила.

— С тобой сходить? — спрашивает Морозов и получает в ответ короткое «нет». — Ладно, если через пять минут не вернешься, пойду и заберу тебя оттуда. Время пошло, Вика.

Обозначить границы, значит… С ним и Китайская стена не поможет.

Забрать телефон — дело пары минут, и я, конечно, уложилась бы в заданное бугаем время, если бы не Руслан. Мы столкнулись с ним на лестнице. Он поднимался вверх, в квартиру. Внешне выглядел как обычно, и у меня на душе сразу легче стало. Значит, этот Витек ничего с ним не сделал.

— У тебя все хорошо?

— Конечно! — Руслан явно удивлен моим вопросом. Я зря волновалась. — А что-то случилось?

— Нет, все нормально. Но тот парень, что звонил мне в дверь, он уголовник… Я его не знаю, но он решил, видимо, что знает меня.

Руслан лишь неопределенно пожал плечами.

— Так он сразу ушел вроде. Вик, если все, то мне домой надо. Пока.

Он легко взбежал по ступенькам, и я понимаю, что Витек этот и пальцем не тронул Руслана. Я все себе выдумала.

С Морозовым нос к носу сталкиваюсь на выходе из подъезда. Я сама дотошная и не терплю опозданий, но бугай и здесь превосходит ожидания.

— Пять минут прошли. Я беспокоился. Поехали!

После того как мы списалась в папой, я умудрилась не задремать в дороге, чего так боялась перед выездом. Мы доезжаем относительно быстро, и, главное, бугай ни разу не нарушил ПДД, насколько, конечно, я знаю правила движения. Вид у Морозова сосредоточенный, строгий и очень трезвый. Надеюсь, я так же выгляжу сейчас.

— Ну что, — говорит, паркуясь недалеко от здания. — Поцеловать тебя на удачу или лучше потом? На ночь, например?

— Ночь ты проведешь, определенно, без меня, Морозов. И удачу дари своим девкам многочисленным!

Зря сказала. Вижу, как у него от удивления брови поползли вверх. Теперь решит, что и правда мне нравится, раз я терпеть не могу его размалеванных подружек во главе с Дятловой. Наверняка завтра-послезавтра тут появится. Некстати вспомнился наш с ней разговор незадолго до моего отъезда. Точно, про планы на Новый год расспрашивала. Не мои. Морозова.

— Где ты девок видишь? — возмущается бугай настолько искренне, что мне даже неловко. — Я тут как монах-аскет в центре вертепа. Столько возможностей, а я даже надраться не могу нормально, потому что одной… самой… умной девочке взбрело в голову под новый год вуз поменять!

Он злится, вижу, с каким трудом подбирал правильные слова, чтобы не сорваться.

— Езжай в свой вертеп, Морозов. Обратно я сама.

Не дожидаясь ответа, выхожу из машины. Джип тут же резко стартует с места.

По дороге к куратору вспоминаю про Бухтиярова и обещаю себе обязательно ему позвонить, как только вернусь домой. Марат — хороший парень и точно не обманет. Ему-то доверять можно.

На разговор с куратором ушло не так много времени. Может, потому, что я далеко не первый студент, кто к ним переводится. Я только успевала запоминать…

На улице уже стемнело, когда я наконец вышла на морозный воздух. Зима в городе выдалась снежной, а отлично работающая иллюминация помогает представить себя в сказочном мире.

Под ногами хрустит снег, до метро не слишком далеко, но погода настолько чудесная, что иду медленно, чтобы пропитать себя настроением приближающего праздника.

Рядом останавливается здоровая черная машина, я ее узнаю и без дневного света. Мне почему-то приятно, что он вернулся.

— Ты же уезжал, Саш. Зачем здесь?

— За тобой, конечно. Садись в машину. Путь к сакральным знаниям тебе проложили и, надеюсь, благословили?

У Морозова веселое настроение, я бы сказала, шальное.

— С тобой все хорошо? И куда мы едем?

— Увидишь.

Сейчас вторая половина дня, до Нового года осталось всего ничего, центр города изнывает в пробках, про парковку, неизлечимую боль всех автомобилистов, я вообще молчу. Но Сашка умудрился загнать свой танк на какую-то подземную стоянку в центре.

— Дальше пешком.

— Куда дальше-то?

Самой интересно, что он придумал. И если я хочу узнать это, то про баб его лучше помолчать. И не только сейчас. Вообще. Какое мое дело?! Именно. Никакого!

Он ведет меня по Тверской, в сторону Кремля, я невольно заражаюсь праздничной эйфорией. Сегодня особенный день. Хочу запомнить его от и до!

— Ты куда меня привел? Нет, ты серьезно?!

Мы стоим на Красной площади, в самом центре столицы. Там, где сейчас залит огромный каток и где катаются сотни людей. Главный каток страны.

— Конечно! Если не умеешь, научу.

Неподражаемая самоуверенность и апломб. Будет приятно его обломать.

— Попробуй, научи. Если не слабо.

— Это тебе слабо! Балерина… Кстати, а почему ушла?

Морозов показывает билеты, и мы входим внутрь.

Молчу, весь алкоголь давно выветрился, откровенничать с бугаем точно не буду. Я выше головы прыгнула, чтобы уехать, избавиться от них всех. А теперь вижу, слышу, чувствую его рядом практически круглосуточно. Раньше такого не было, лучше удавалось его избегать. Чем больше город, тем сложнее спрятаться?

Морозов протягивает мне взятые напрокат коньки, даже не спросив заранее мой размер. Но, похоже, угадал.

— Обувайся. — Киваю бугаю на его пару. — Хочу посмотреть на тебя на льду.

— Только ли на льду?

— Не льсти себе. Только на льду. Пока. — Здоровый Морозов безуспешно возится со шнурками. — Догоняй!

Глава 21

Невозможно забыть, потерять, перестать любить. Тело радостно окликается на каждое движение новой порцией адреналина. Я не чувствовала такого полета целую вечность. Ноги еще привыкают к прокатным конькам, таким чужим, неродным, но скольжение быстро становится чище. Мышечная память просыпается мгновенно.

Вокруг люди, много людей. Влюбленные парочки, дети с родителями, стайки подростков, одиночки всех возрастов. У всех свой ритм, своя скорость, своя манера. Здесь легко быть собой и легко затеряться.

— Ну догнал, как видишь, — слышу слегка запыхавшийся голос Морозова. — Недалеко ты укатилась.

Он и правда рядом. Держится довольно уверенно, движения правильные, шаг поставлен. Физиономия нахальная. Ладно, Вика, сегодня особенный день, даже бугай не так раздражает своим самодовольством.

Чуть увеличиваю скорость, одежда совершенно не сковывает движений, а лед здесь дружелюбный. Шумно, громко звучит музыка, кругом столько иллюминации. А перед глазами Кремль, ГУМ, Исторический музей… Невероятное что-то. Не хочу ни о чем говорить, никого слушать. Просто расслабиться! Я это заслужила!

— Ты чего? Думаешь, одна кататься будешь? — чуть замедляюсь, оборачиваюсь и тут же получаю чувствительный толчок в бок. — Извини, — бурчит взъерошенный бугай, — ты резко остановилась.

Схватил меня в охапку, а сам дыхание переводит. Что, боксер, тяжеловато? Дыши-дыши… Нас объезжают, кто-то задевает плечом. Людей очень много.

— Мы мешаем, Саш. Я быстро катаюсь, меня не надо учить. Ты лучше постой у бортика, отдохни.

— Ладно, — Морозов отпускает и меня и тут же чуть не теряет равновесие. — А ты катайся, хорошо получается. — Довольно быстро и легко для его комплекции подъезжает к бортику, и прислонившись к нему, машет мне рукой.

Немного жаль бугая, если честно. Сам притащил меня на каток, а так быстро спекся. Хотя кататься однозначно умеет.

Как же красиво… я люблю скорость, здесь, конечно, особо не разгонишься: слишком много людей, приходится себя ограничивать. Но даже эта относительно невысокая для меня скорость дарит ощущение полета. Не знаю, сколько кругов уже накрутила, не считала, а бугай так и топчется у борта.

— Нравится здесь? Вижу, что нравится, — Морозову явно не нужны мои ответы. Сам все решил, как всегда. — Ты так раскраснелась, даже румянец появился на щеках.

— Ты-то не замерз? Холодно, наверное, здесь торчать. — Вот уж никогда бы не подумала, что буду беспокоиться о бугае. Но он почему-то привез меня сюда, куда я вряд ли сама бы дошла. А здесь сказка, самая настоящая сказка. Не верится, что еще утром я даже не знала, что прошла, что буду учиться в «вышке». Насыщенный день…

— Холодновато, конечно, — неожиданно соглашается Морозов. — Поехали погреемся. У меня в холодильнике наше шампанское. Надо добить бутылку.

Эй! Такого уговора не было. Я твою квартиру без дверей на всю жизнь запомню. И Дятлову утром практически на пороге. Стоп. Ночевать я точно буду сегодня дома. У себя. И к нему не поеду.

— Нет. Ты не знаешь этого слова, но нет. Никакого шампанского и «погреться» у тебя. То есть ты у себя, я у себя.

— Совсем никак? — у него такой вид, будто я ему если не жизнь, то планы на ближайшее десятилетие разрушила. Черт, мне стыдно. Очнись, Вика, это Морозов. Какой тут может быть стыд?!

— Совсем!

— Никому не даешь даже шанса, да? А если… ну не знаю… прыжок сейчас прыгну, нормальный такой. И не грохнусь на задницу… Только для тебя, а Вик? — Подъезжает ко мне чуть ближе, берет за руки и смотрит, сволочь такая, в глаза. Ну какой прыжок. С такими-то габаритами! — Пожалуйста! В честь твоего перевода в «вышку».

Посмотреть, как самодовольный танк приземлится на лед? Эффектнее мажора с тряпкой в однушке в Бутово. Хоть кино снимай.

— Хочешь шанс? Прыгай. Только настоящий прыжок, хотя бы «сальхов». Без обмана и жульничества. Ты так умеешь?

Он не отвечает, отъезжает дальше в центр, довольно умело, кстати, лавируя между десятками людей, дружно скользящих мимо нас. А стою на месте и чувствую, как внутри зашевелилось предчувствие. Нехорошее такое предчувствие. Кому ты сказала, чтобы не жульничал? Совсем мозги растаяли. Он уверенно, слишком уверенно двигается, такой ловкости и легкости бугай раньше не демонстрировал, когда за мной гнался. Опять наврал, как пить дать!

Я отлично его вижу, он уже чуть ли не в центре катка. Стою и смотрю, как махнув мне рукой, несколько шагов вперед, а потом… потом четко, спокойно и уверенно, будто делает это каждый день с закрытыми глазами, прыгнул. «Сальхов». Двойной.

К нему подъезжают какие-то девчонки, что-то у него спрашивают…

Для меня представление окончено, еду в сторону раздевалок, чтобы быстро переобуться и ухать к себе домой.

— Вик, Вик ну ты обиделась? — он догнал меня за секунды и совсем не запыхался. — Ну шутка же. А ты повелась. Я мелким на хоккей ходил, мы там с фигуристами лед делили…

— Ага. Повелась. Как тогда, когда ты меня отправил к матери, а мне наплел про исследование? Шутка?! Вранье и манипуляция, чтобы добиться своего. Вот это что!

Здесь очень много людей, музыка громкая, но по лицу его вижу: он слышал каждое мое слово.

— За тот раз я уже извинился. Больше не буду. — Он не выглядит расстроенным или уязвленным. Наоборот вижу, что считает себя правым. Себя! Как же он меня бесит!

— Ты ничего обо мне не знаешь! И о нашей семье тоже не знаешь! Я не была готова с ней разговаривать тогда! Понимаешь! Не готова! Я узнала об ее уходе от папы, она сама пару недель на связь не выходила! А потом решила объясниться. И прессинг устроила. Потому что отец ей все всегда позволял. А я и сейчас не уверена, что могу, что мне вообще нужно с ней обсуждать ее уход! Ты влез не в свое дело!

— Че? — Морозов выглядит немного обескураженным, и я понимаю, что выплеснула на него то, что не должна была. Наша семья его не касается. А я сорвалась.

Отвечать мне нечего, он тоже молчит. Сейчас главное переобуться и уйти с катка. Метро под рукой. Сяду в поезд и забуду последний час жизни.

Проверяю телефон — два пропущенных от пары и смска, что сегодня заночует у дяди Володи. Ну здорово! Что еще сказать. Времени уже девятый час, пока доберусь…

— Пойдем, я тебя отвезу, — слышу за спиной ворчание бугая. Он словно сам не рад тому, что говорит. — Поздно одной на край земли топать.

Все-таки совсем непробиваемый! Как танк прет.

— И куда повезешь? На Остоженку? Ты же типа спор выиграл.

— Да, я всегда получаю, что хочу, Вик, — он не отстает от меня ни на шаг. — Но и тебе дал то, чего ты хотела. Ты же хотела одна покататься. Без меня. По лицу видно было. Вот я и простоял час у борта. Хорошо ведь покаталась, признайся. У тебя глаза сверкали. Ты очень красивая, Вика.

Хочу ускорить шаг, чтобы оторваться, но не получается. Схватил меня за руку и держит.

— Вика! Да хватит бегать уже! Давай поговорим наконец.

Глава 22

Поговорить? Поговорить! О чем с ним разговаривать?

— Плохая идея, Саш. Все, что я хотела, уже сказала. Добавить нечего. Дай пройти.

— Тебе сколько лет, Туева? Что ты все бегаешь от меня, как обиженный ребенок? Может, боишься, а? Так ведь не покусаю.

Он по-прежнему держит меня за руку, не двигается. Ждет, что я отвечу.

— Ты меня раздражаешь, — выдаю я чистую правду. — Иногда бесишь, как сейчас. Потому что прешь напролом, не думая о других. И это не лечится. Ты всегда такой. Ничего нового.

Он молчит. Потом отпускает, наконец, мою руку и идет к переходу. Мне с ним по пути пока.

— Наши родители женаты. Нравится тебе это или нет, — говорит он после недолгого молчания. — Я предлагаю нормально общаться. Вот и все.

— У нас разные представления о норме. — До метро остается всего несколько десятков метров, наш разговор скоро прервется. Не представляю Морозова в общественном транспорте. Вряд ли он вообще был в подземке хоть раз. — И то, что для тебе шутка, для меня…

— …преступление. Я понял уже. — Он снисходительно улыбается и рукой задвигает меня себе за спину. — Иди четко за мной. Снесут.

Я не сразу поняла, о чем он. Мы только подошли к входу в метро. Японский бог! Вот это толпища! Откуда столько? Народ прет со всех сторон, на меня сзади напирают, я практически впечаталась в спину Морозову.

— Уважаемые пассажиры, при подъеме и спуске занимайте обе стороны эскалатора! — громкий, немного гнусавый голос перекрывает недовольный людской гул.

— Ты там как, жива? — Бугай поворачивает назад голову, и я ловлю его обеспокоенный взгляд.

— Местами. Тут, что, всегда так?

— На Новый год — да. Привыкай, раз сюда переехала. Да еще и в Бутово. Иди-ка сюда! — Не обращая внимания на возмущенный возглас какой-то бабки, бугай тянет меня к себе под бок. — Под ноги смотри!

Тут и правда надо смотреть сразу во все стороны, вниз тоже. Иначе кто-то да проедет по ногам тяжелой тележкой.

— Это только в центре? Дальше легче будет?

Морозов лучше меня ориентируется в метро, надо признать. Поэтому и спрашиваю, чего мне дальше ждать. Честно говоря, уже хочется обратно на улицу, на мороз.

— Не-а. До Нового года сюда лучше не соваться, но раз тебе так приспичило сюда влезть… Пошли, нам сюда.

Я даже не очень понимаю, на какую станцию метро мы едем, три поезда пропустили, прежде чем удалось залезть в вагон. Я так прижата к бугаю, что уже не чувствую границ своего тела. И дыхания своего тоже не слышу. Все слилось в одно.

— Выходите? — Саша кивает здоровому мужику, что стоит ближе к двери.

— Да тут все выходят, — раздается рядом женский усталый голос. — Пересадка.

И правда, нас волной вынесло на перрон и точно такой же волной чуть было не втянуло обратно. Спасибо, бугай своими габаритами удержал меня рядом.

— Теперь куда?

Я не понимаю, куда он меня тащит, но не сопротивляюсь. Только еще крепче прижимаю к себе сумку. Тут столько людей, все толкаются, на раз-два могут вытащить сотовый или кошелек.

— А куда ты хочешь?

Морозов даже здесь не может быть нормальным человеком. Ну ответь ты спокойно на вопрос!

— Выбраться отсюда хочу! Живой!

Он толкает меня в сторону очередного эскалатора, но, чтобы добраться до него, нужно еще промариноваться в толпе минут десять. Зато, когда уже поднимаешься наверх, не так тесно, можно даже дышать. Я стою на ступеньку выше боксера, но даже так он выше меня. Носом утыкаюсь в его подбородок. Нельзя отодвинуться. Никогда не думала, что такая пробка из людей может настолько утомить, отнять силы. Да я на катке и вполовину так не напрягалась, как здесь, чтобы сделать всего несколько шагов.

— Сейчас, потерпи немного. Скоро выберемся.

— Куда?

— На улицу, как ты хотела.

И что там делать? До Бутово как до Китайской стены, наверху ведь тоже пробки. Мне в целом нравится город, но к такому столпотворению невозможно подготовиться.

Через несколько минут мы и правда оказываемся с Морозовым на морозе. Слава богу!

Не очень понимаю, впрочем, где мы находимся. Понятно, что в центре, одну остановку всего лишь проехали.

— Давай сюда. За мной, — командует бугай и уверенно движется в какой-то переулок. Ладно, и здесь он лучше ориентируется, это факт.

— Ты так хорошо Москву знаешь? — Еле догоняю Морозова, который идет быстро и не собирается сбавлять шаг.

— А чего ее знать, когда навигатор под рукой. Так, теперь сюда.

— Куда идем-то?

Он оборачивается и тихо произносит:

— Домой, Вика. Мы идем домой. На Остоженку, которая тебя явно раздражает не меньше, чем я. Но других вариантов нет.

У меня сейчас сил не особо много, и я не готова их тратить на ругань. Его студия уже не кажется таким уж отстойным для ночевки местом. И еще я вспоминаю, что весь день сегодня не ела… Поэтому просто спрашиваю:

— Почему?

— Ну точно не потому, что я такой танк, который отбирает твое право выбора. Просто пи… коллапс транспортный, пробки десять баллов. Я тебя на машине в Бутово к утру бы довез. На Остоженку, а тут идти два с половиной километра, быстрее пешком, чем на тачке. Понятно?

Да понятно, конечно! Идем молча. Холодный вечерний воздух бодрит, голова, задурманенная духотой метро, начинает постепенно насыщаться кислородом. От этого почему-то еще больше есть хочется.

— Пробки к часу-двум ночи должны рассосаться, я так полагаю, — спокойным голосом возражаю я. — Тогда можно будет такси вызвать, верно? Не хочу тебя напрягать.

— Вот ты прям сейчас и напрягаешь. Какое, нах, такси, а? У меня переночуешь, утром отвезу тебя в твое… Ю Бутово!

Злой бугай — не самое приятное зрелище. Похоже, он сам не в восторге, что так все сложилось. Но молчит, с вопросами больше не лезет. Мне тоже нет смысла начинать разговор. Все равно ведь поругаемся.

Когда разглядела в темноте знакомые очертания дома Морозова, внутри все разом успокоилось, но почему-то одновременно с этим внезапно заныли ноги.

— Пришли!

Охрана пропускает нас сразу же, Саша даже не успел нажать на кнопку вызова. А у меня перед глазами уже стоит кровать бугая, та самая — большая, мягкая и очень уютная, на которой мне так хорошо спалось. Жаль только, желудок урчит от голода.

В квартире первым делом занимаю его джакузи, так захотелось согреться после вынужденной получасовой прогулки по морозу, что даже разрешения не спросила. Очнулась уже, когда в ванну плюхнулась. Кайф-то какой! И тепло, наконец. Чувствую, как оттаиваю. Есть свои плюсы в квартире бугая. Теперь, главное, тут не заснуть.

После ванны совершенно не хочется лезть обратно в одежду, в которой провела весь день. Ее бы сейчас в стирку отправить, но что тогда надеть? Не в полотенце же сверкать? Вспомнилась сразу сцена здесь, в этой ванной, когда бугай без стука зашел. Полотенца мягкие принес.

Когда через десять минут выползаю в комнату, на мне здоровый мужской махровый халат, он настолько большой, что я в нем тону. Не очень удобно, но лучше любого банного полотенца.

— Я думал, ты там уснула. — Морозов копошится в кухонной зоне. — Есть будешь?

— А что есть? — Подхожу ближе, заглядываю за плечо бугаю. — Бутерброды?

— Семга с овощами и соусом запекается. Минут двадцать подождать надо. — Он оборачивается и рассматривает меня с любопытством. — Тебе в нем нормально? Даже мне он велик.

— Есть другие варианты? — Мне неловко, что без спросу влезла в его одежду. — Просто после душа… — Развожу руками, словно от этого Морозову должно стать понятнее.

— Футболка подойдет? — Как обычно, не дожидаясь моего ответа, он уже уходит к большому встроенному зеркальному шкафу. — Держи. Не бойся, не замерзнешь. И она длинная.

Футболка и правда оказалась длинной, по колено. Светлая, но непрозрачная, с какой-то символикой на груди. Видимо, спортивного клуба.

— Не знала, что ты готовить умеешь. Еще в прошлый раз, когда бутерброды готовил и утром меня кормил, удивилась. — Я пью горячий черный чай с чабрецом, аромат заполняет собой всю квартиру. — Вот так посмотришь на тебя, со спины — и вроде нормальный парень.

Он ничего не отвечает, что-то высматривает в огромном холодильнике. И через мгновение оборачивается ко мне. С той самой огромной недопитой бутылкой шампанского. Кажется, годы прошли с тех пор, как он днем ее откупоривал.

— О, нет! Я пас! И так с ног валюсь. — Машу на Морозова руками, словно он уже заставляет меня пить. — Мне только чай.

— После еды. По бокальчику. Сейчас и правда не надо. Спаивать не буду, не переживай. И да, я духовкой и сковородкой пользоваться умею. А ты?

— Что я? Готовить не умею. От слова «совсем». Не мое это.

— А что твое?

Он задает неожиданный вопрос, и я, расслабленная после ванны и в ожидании вкусной еды, теряюсь. С ним каждый раз так: стоит хоть на минуту потерять бдительность — и сразу попадаешь в силки.

— Я учиться люблю. Знаю, как звучит для таких, как ты. Но я — классический ботан, кайф ловлю от учебников, не готовлю шпоры, не списываю, не прогуливаю. Вот и все мое увлечение. Из балетной школы ушла, проучившись там восемь лет, но в музыкалку так и не пошла, хотя с детства мечтала.

— А коньки?

— Просто детство. Папа хорошо на коньках катается. Он мог стать профессиональным фигуристом, но тяга к живописи победила.

Передо мной уже стоит большая тарелка с красной рыбой и овощами, политыми каким-то белым соусом. Запах такой, что слюну сглатываю.

— Я не знал этого о тебе.

Бугай садится рядом, со своей тарелкой, и у меня возникает полное ощущение нереальности происходящего. Я в квартире Морозова, где обещала себе никогда больше не появляться, сижу в его майке, ем приготовленную им еду и отвечаю на его вопросы. Это полчаса толчеи в метро так все изменили? Я даже не сразу вспомнила, как он меня обманул сегодня. И что отказывалась с ним вообще разговаривать.

— Откуда хоккей? Я только про бокс знаю. — Морозов удивленно приподнимает бровь, но молчит. — Ты же поговорить хотел, Саш. Ну так говори.

Он встает со стула, подходит ко мне ближе и присаживается рядом на корточки, так, что между нами практически нет расстояния. Его руки уже лежат на моих бедрах.

— Я хочу, чтобы ты перестала видеть во мне врага, Вика. Ты мне совсем не чужой человек, понимаешь? И я всегда буду в твоей жизни. Что бы ни произошло.

Он не двигается, только чувствую, как большими пальцами поглаживает кожу. Ощущения такие, будто и нет на мне сейчас его футболки.

— Что бы ни произошло? Уверен?

— Уверен.

Глава 23

— Так уверен, что даже не спросишь, хочу ли я этого? Тебе все равно, что я скажу, верно?

Чувствую себя, как в тисках, пространство словно сжалось вокруг меня, уменьшилось до лица Морозова, который смотрит на меня как удав на кролика. Наверное, в моем взгляде изменилось что-то, потому как он неожиданно резко отпрянул, встал и отошел к окну. А я, сама того не желая, слишком громко выдохнула.

— Тебя так воротит от меня? — спрашивает он таким тоном, словно самому стыдно, что произнес такую чушь. — Нет, конечно, — тут же сам себе отвечает. — Я бы сразу понял. Но ты всегда отталкиваешь.

— Да потому что ты давишь. И врешь постоянно, — я вспыхиваю на ровном месте, а ведь еще несколько минут назад готова была заснуть прямо за столом. — Просто не надо за меня ничего решать!

— А я не решаю за тебя. — Он сокрушенно покачал головой, — Я за себя решаю. Поэтому и сказал, что буду рядом.

Откуда-то с подоконника раздается трель мобильного. Понятно, что это Морозову звонят, мой телефон теперь только в ремонт, разбираться, что произошло. Не думаю только, что быстро сделают: на носу Новый год.

Бугай несколько секунд рассматривает экран, прежде чем ответить.

— Да? — Лицо Морозова даже побледнело слегка, когда услышал ответ. — Неожиданно… Да, она здесь, со мной. Не знаю почему…

Понятно, кто звонит. Мама. Контролировать любит не меньше бугая. Интересно, как она меня нашла и что сейчас выговаривает парню? Разговаривать с ней не хочется, да и не мне позвонили. Морозов молчит в трубку, но, судя по зло сощуренным глазам, еле себя сдерживает. Да, Саша, это моя мама. Она может быть… разной. И никогда не знаешь, где и куда ее понесет.

— Договорились, — бугай наконец прерывает собеседника. — Конечно, можете.

Он быстрым шагом возвращается ко мне и передает трубку.

— Это твой отец. Спроси у него, почему он решил, что ты именно у меня?!

Папа? Действительно, как? И почему? Надо было его предупредить, что ночую сегодня не дома.

— Привет! — быстро говорю в трубку и стараюсь уже найти в сумке свой собственный аппарат. Что-то случилось?

— Ты на звонки и на сообщения не отзывалась. Поэтому и стал искать.

— А почему… — Бугай фактически в затылок дышит, явно каждое слово ловит.

— Так ты никого толком не знаешь здесь, а этот парень вечно рядом ошивается. Вот и все. У тебя все н-нормально?

В его вопросе я слышу другое: «Да как тебя угораздило оказаться на ночь глядя в чужой квартире, да еще со своим сводным братом?!» Думаю, он рассержен. Ладно, когда он заикается, это верный знак того, что дело плохо. Он очень зол.

— Хорошо, пап! На коньках катались, потом давка в метро, пробки на дорогах. Саша предложил у него переночевать. — «И не первый раз», — мысленно добавляю, но уже про себя, конечно. — Завтра утром отвезет меня домой. У меня с телефоном беда какая-то, чинить надо.

— Дай обратно парню его телефон. — Папа больше не расспрашивает меня, и это тоже плохой знак. Он очень редко ругается, это мама всегда вспыхивала как спичка. И от этого его ругани я всегда в детстве больше боялась, чем маминой.

— Держи! — Передаю мобильный в руки Морозова и стою рядом в надежде услышать хоть что-то. Ведь меня же дело касается.

Но бугай отворачивается, более того, уходит вглубь комнаты и слушает, слушает, похоже, очень длинный монолог отца. А я даже лица Морозова не вижу.

На тарелке уже почти остыл явно очень вкусный стейк из семги с овощами. Но аппетита нет, есть любопытство. Но либо я ничего не понимаю в бугае, либо он мне ничего не расскажет. Не рассказал.

— Не для твоих ушей, — бросает Морозов, возвращаясь обратно за стол. — Ты есть будешь?

А сам доканчивает уже рыбу. Вот у кого еда всегда по расписанию.

— Твой номер папа от моей мамы узнал, верно?

Он молча кивает, потому что говорить довольно сложно с набитым ртом. Поражаюсь Морозову. Мне никогда не было стыдно за папу, он ладил с моими одноклассниками лучше, чем я с ними. Но почему-то кажется, что с этим парнем он мог перейти границу. Вот только правду я вряд ли узнаю.

— А ты чего не ешь? Вик, не понравилось?

— Понравилось. — Копаюсь вилкой в стейке. — Просто аппетита нет.

— Сейчас появится, — уверенно произносит он и тянется, да-да, к той самой бутылке. Я уже и забыла про нее. — И тебе надо нервы успокоить. А то мерещится всякое.

— Что, например?

Завороженно наблюдаю, как Морозов наливает в бокал шампанское. Я думала, оно уже давно выветрилось, но нет, пузырьки оккупировали стенки бокала и пока не торопятся взлетать вверх.

— Держи! Пей! — Сам делает несколько быстрых больших глотков, словно воду пьет, и тут же отстраняет от себя бокал. — Ну как, подобрела?

В голове тут же зашумело от выпитого спиртного. Еще чуть-чуть — и провалюсь в сон прямо здесь, перед бугаем.

— Я спать уже хочу, — честно отвечаю. — С ног валюсь. А есть не буду. На утро оставлю.

— Утром я тебе другое приготовлю. Вика, хватит все время обороняться.

— Я не могу до конца понять тебя. — Шампанское ударило в голову, и мне почему-то захотелось, чтобы он узнал правду, захотелось увидеть этот момент. — Ты мне нравишься. Давно понравился. Когда девчонке с эпилепсией помог, а потом поехал с ней в больницу.

Вижу, как у бугая вытягивается от удивления лицо. Утром наверняка пожалею о своей откровенности.

— Я была там, в сквере и все видела. И решила, что ты нормальный. Но ошиблась. А потом… каждый раз, когда я думаю, что в тебе есть столько хорошего, ты устраиваешь какой-то треш. Я… я боюсь радоваться, когда мы ладим. Потому что знаю, что это ненадолго. Я не понимаю до конца, чего тебе от меня надо, но я точно не буду жить как на вулкане. Ты хотел поговорить? Вот мой ответ тебе. Если не на все, так на многое. Да, и отирающаяся у порога Дятлова или любая другая Дятлова тоже никакой веры не добавляет. Вот так вот, Саша. Я спать. Спокойной ночи!

Глава 24

Он сидит с обескураженным видом. Растерянный бугай — то еще зрелище. Но его реакция — его проблемы. Сам напросился. А мне и правда пора. Поспешно встаю из-за стола, слишком резко, шум в голове, меня ведет немного. Приходится ухватиться за плечо Морозова, чтобы не упасть.

— Понравился, значит? И сейчас нравлюсь.

Он мгновенно пришел в себя, снова такой же наглый и самодовольный тип, как прежде. Оперся рукой на спинку моего стула и не дает пройти.

— Конкретно сейчас я хочу дать тебе по морде. И пойти спать. Пропусти.

Если не отпустит, точно врежу. Куда дотянусь.

— Руки любишь распускать? Ну давай…

Он встает напротив меня, между нами почти нет никакого пространства. У меня перед глазами возникает сцена в ванной, в этой самой квартире. Недели полторы назад. Когда примерно так же стоял рядом и нагло разглядывал. Тогда на мне было еще меньше одежды. Зато желание врезать ему с тех пор только возросло.

— Я не бью людей, Морозов, даже когда они ведут себя как животные. Как бы мне иногда ни хотелось ударить. И в другие игры я тоже не играю. Если тебе нравится боль, ну там, связать, по заднице отхлестать — это не ко мне. Обратись к профессионалам.

Ого! А бугай, похоже, совсем не в тренде. Глаза чуть ли не кровью налились. На быка сейчас похож, а я, типа, тореро с воображаемой красной тряпкой.

— Свободна! — произносит только одно слово, разворачивается и быстро уходит в ванную.

И что это было?

Мы не оговаривали, не обсуждали, кто где будет спать. Морозов даже не расстелил диван с тех пор, как мы пришли. Вряд ли он будет настолько любезен, что и сейчас предложит кровать, но спать хочется безумно, бурливший до этого в венах алкоголь просто требует отключиться.

Плевать на последствия сегодняшней ночевки, которые наверняка еще не раз мне аукнутся. И все же жаль, что дурак Морозов так ничего и не понял.

Я провалилась в сон, наверное, когда еще голова не успела коснуться подушки. Не помню особо, что мне снилось. Что-то нейтрально-приятное, потому что проснулась я довольной и отдохнувшей, подобно девам нашим из прошлого универа, которые вместо пар ходили в спа. Хотя какое мне дело?

Лениво пролистываю странные мысли в голове. Понятия не имею, сколько времени. До Нового года осталось всего несколько дней, и почему-то подумалось, что я заслужила праздник. Настоящий Новый год, с подарками под елкой, загадыванием желаний. Обязательный созвон со всеми знакомыми, ну или хотя бы эсэмэски и сообщения в вотсапе. А еще прогулки по городу, поздравление совершенно незнакомых людей… Надо будет папе предложить, наверняка обрадуется… Папа! Скорее всего, устроил вчера Морозову форменную взбучку. Никогда не думала, что папа может разговаривать не как обычно, пока однажды не увидела. Но это, скорее, исключение. Морозов… точно.

Разлепляю, наконец, веки. Не очень понимаю, откуда этот диван рядом с кроватью. У меня никогда… Морозов?!! В голове появляется то, что требует внимания. Вчерашний разговор с бугаем, точнее несколько разных диалогов. Ну и мой монолог, который был не в коня корм.

Мобильный, кажется, на столе оставила, так что понятия не имею, который час.

— Ты чего вертишься? — раздается за спиной сонный голос, и я с визгом подпрыгиваю. — Спи уже нормально, еще девяти нет, и прекрати тащить на себя одеяло.

С меня мгновенно слетают остатки сна. Поспешно оборачиваюсь назад и вижу то, чего не должно быть ни при каких обстоятельствах. Морозов лежит рядом в кровати, натянув на себя одеяло, якобы спит, но на его лице улыбка до ушей.

— Иногда ты такую чушь проникновенную несешь, что едва ли не ущербным себя чувствую, — произносит с ухмылкой, — но заводишься из-за пустяков.

Не знаю, каких усилий мне стоило не вскочить с кровати, а еще не заорать матом. Похоже, он тут всю ночь спал. Как я могла не почувствовать?

— Ты не можешь спать один, Саш? Тебя сюда не звали.

— Помнишь сказку про трех медведей и Машеньку? Так вот, Машенька в этой истории ты. А я… животное, у которого зажали его собственную кровать.

Он заводит руки за голову, отчего одеяло слезает с груди, обнажая мощный торс боксера. Так, Вика, пора отсюда! Спать уже точно не получится. Но, главное, не беги! Внимательно рассматриваю на себе футболку, в которой спала. Вроде все нормально.

— Да не было ничего, не было, можешь не проверять, все на месте.

Сводный не делает и попытки выбраться из кровати. Понятно, что убираться из постели Морозова, как и из его квартиры, нужно мне. Немедленно.

— Надеюсь, ты за ночь тоже ничего не растерял, — говорю уже по дороге в ванную. Досыпать, видимо, придется сегодня днем на своем раздолбанном диване.

Кофе и омлет. Два очень резких запаха ударили в нос, как только я вышла из душа. Морозов готовит. Как и обещал вчера вечером. А можно было бы разогреть вчерашнее. Или Сашка все выбросил? Вот черт! Я ведь даже посуду вчера за собой не помыла…

Он не замечает меня, в его ушах явно музыка, он даже подтанцовывает. И снова не одет толком. Как и в мое первое утро в этой квартире: на Морозове лишь джинсы с издевательски низкой посадкой, и все. Ну разве что со сковородкой в руках. И еще полотенце перекинуто через обнаженное плечо. Наконец, обращает на меня внимание, быстро кивает на стул у стола.

— Садись. Завтракать надо.

Он раскладывает омлет с ветчиной по тарелкам, как обычно, не сомневаясь, что все будет так, как он сказал. Рядом кружка с крепким кофе.

Мы едим молча, каждый погружен в свои мысли настолько глубоко, что создается впечатление, что мы оба не присутствуем здесь.

Это и понятно: мобилка Морозова раскалена от сообщений, у него очень активная социальная жизнь, в отличие от меня. Я думаю, постарается избавиться от меня как можно быстрее.

— Если ты закончила, то давай собираться и погнали в Ю Бутово. Дел на сегодня много.

— Я могу сама добраться, на метро. Не думаю, что там сейчас такое столпотворение, не вечер все-таки.

— Обещал, что на тачке доставлю.

— Так она осталась где-то в центре, на подземной стоянке… — В метро после вчерашнего не особо хочется. Но тогда…

— Собирайся! — Он не слушает меня, быстро подходит к шкафу, натягивает на себя одежду. — За десять минут управишься?

Я была готова через пять. Все оказалось до банального просто: у семьи Морозовых целый автопарк. И заменить один внедорожник на другой вообще не проблема. Эта машина агрессивная какая-то, заметила, как бугай, прежде не замеченный мной ни разу в лихачестве, сейчас остервенело давит на газ.

Молчит всю дорогу. Не сказать, что слишком напрягает, но все же. Листаю мобильный от нечего делать, за последний час уже дважды отвечала папе, где я и когда буду. Похоже, он раньше меня до квартиры добрался.

— Мы с братом двоюродным росли вместе. Так получилось, — ни с того ни с сего начинает Морозов. — У него были припадки. Я знаю, что это такое. К сожалению. И что это навсегда. Просто жизненный опыт, который помог тогда Ольге. Не более.

Он снова молчит, размышляет о чем-то.

— Значит, была там? Как же я тебя не заметил тогда. — Качает головой, словно в это так сложно поверить.

Теперь уже я не знаю, что ответить. Конечно, можно сказать что-то едкое, но его вопрос прозвучал как-то слишком искренне. Такое ощущение, что с Морозовым что-то происходит. Просто я не понимаю, что именно.

— Приехали! — Машина останавливается рядом с нашим подъездом. — Вон твой папа уже ждет.

Глава 25

Он стоит около подъезда, спрятав руки в карманы теплой куртки, и смотрит прямо на нас. Сегодня холодно, я ни одной лишней минуты не провела бы на улице, но папа явно ждет меня. Морозов прав.

— Спасибо, что привез. И за вчера тоже… Пока, в общем, — говорю ему.

Саша молча выключает двигатель и выходит из машины вместе со мной. Честно говоря, я не рассчитывала, что они сейчас встретятся. Ясно ведь, что вчера папа сказал ему пару ласковых. Но Морозов — это Морозов. Прет как танк. Всегда и везде.

Да, папа явно не в духе. Глаза воспаленные, словно не спал всю ночь, а губы сжаты в тонкую линию. Сейчас он не смотрит на Морозова, идущего рядом, все его внимание только на мне.

— Привет. А ты чего здесь? Холодно же.

Мы подошли уже слишком близко, но папа все равно игнорирует Сашу.

— Морозно, — соглашается отец и добавляет: — Слишком.

Подтекст очевиден. Пора идти в дом, пока есть возможность обойтись без открытого конфликта. Кажется, это понимает даже Морозов.

— Я завтра заеду, — кивает мне Саша, словно мы договаривались о встрече. — Я поехал.

Быстрый взгляд на отца, который еще больше хмурится, потом снова на меня.

— Спасибо за разговор.

Больше ни слова не сказал, молча повернулся и быстрым шагом пошел к своей машине.

Интересно, как скоро папа спросит, что происходит? Как только в подъезд зайдем или все-таки в квартире?

В квартире. Но далеко не сразу.

Я не ночевала здесь всего один день, а такое ощущение, что несколько лет прошло с того момента, как вчера вместе с Морозовым уехала отсюда.

Папа без единого слова разбирает свой рюкзак, достает оттуда карандаши, тюбики с краской, которых прежде я никогда у него не видела. Он так и не рассказал, что именно делал у дяди Володи.

— Ты позавтракала, Вика?

Папа уже на кухне, рассматривает содержимое холодильника.

— Завтракала. А ты нет, видимо. Верно?

— Верно. Очень интересный заказ, Вика. Не до еды было.

Он вытаскивает сосиски, хлеб и сыр — быстрый и неприхотливый завтрак. Зато сытный.

— Под Новый год? От дяди Володи? Я не помню, где он работает, но вроде ты не говорил, что он связан с живописью.

Я наливаю воду в чайник и чувствую, как за этим простым, ничего не значащим разговором папа начинает расслабляться. Возможно, «халтурка», как он вчера назвал эту работу, оказалась очень выгодной. Сейчас это было бы очень к месту.

— А он и не связан, Вик. У его начальника дом свой за городом. Ему стену в гостиной художник начал расписывать, там оставалось немного, на несколько часов работы. Так он пару дней назад ногу сломал. У жены шефа истерика — Новый год на носу, и она там человек тридцать уже пригласила…

— И дядя Володя рассказал про тебя своему шефу? Теперь понятно. Ты закончил?

— В целом да. Ночью только вернулся к Володе, но все успел.

— Сложный был заказ? — Не верится, что папа, едва приехав в Москву, когда все только и бегают за подарками, нашел себе подработку. — Тебе примерно то же самое заказали расписать после Нового года у нас дома, да?

— Нет, там мазня обыкновенная. — Папа машет вилкой, всем своим видом демонстрируя мне, что вчерашняя работа совсем другого уровня. — И я не думаю, что поеду обратно домой ради нее. Позвоню сегодня и откажусь.

— Почему?! Так хорошо заплатили? — не могу сдержаться я.

— Не только. Володиному шефу понравилось, как я доделал. И он уже предложил еще две комнаты расписать. Если пойдет как надо, то весь дом мне отдаст, а там работы, по моим прикидкам, на полгода, не меньше. Ты понимаешь? Тебе не придется никуда устраиваться, Вика. Нам хватит денег. — Впервые за сегодняшний день я вижу, как его глаза улыбаются.

Работа! Бухтияров! Марат! Да я совсем забыла о нем из-за Морозова. Все из головы вылетело.

— Уверен? Пап, да сколько же там платят, чтобы мы могли жить на эти деньги?! И еще неизвестно, не кинут ли тебя. Ну то есть я, конечно, понимаю, что это начальник дяди Володи…

— Неизвестно, — соглашается папа. — Но я обязательно попробую. Со второго января я там буду. Заказчик очень капризный, точнее, его жена. Но решение он будет принимать только вместе с ней. Дом очень большой, новый. Не обжитой до конца, но их ребенок из-за границы приезжает в конце месяца, ее комната должна быть готова.

— Угу! — Я слегка в шоке от таких новостей. А папа, кажется, оттаял и как заговорил об этом заказе, так и сидит уже минуты три, держа на вилке недоеденную сосиску. — А за эту-то халтуру уже заплатили?

— Сегодня обещали деньги на карту перевести, — довольно сообщает папа и ловит мой скептический взгляд. — Не бойся, меня не обманут. К тому же часть дали наличкой.

И тут же в подтверждение своих слов вытаскивает из кармана брюк свернутые в трубочку купюры.

— Ого! Здесь столько платят за роспись стен? Пап?

— Срочность заказа, к тому же сложность работы. Я посмотрел на сайтах, кто сколько берет за такую работу. В общем, раза в два больше точно.

— А почему этот шеф не нанял крутую фирму какую-нибудь, чтобы закончили? Деньги ведь явно у него есть. А тут незнакомому человеку доверили.

— Вика, ты везде ищешь подвох. — Папа по-прежнему улыбается, но я вижу: мои слова ему совсем не понравились.

— Я ищу логику, пап. Это очень… неожиданно! Но я очень рада за тебя. Вот как никто и никогда.

— Знаю.

Он замолкает, и мне почему-то кажется, что про свою новую работу он мне сегодня больше не расскажет.

Он пьет чай с пряниками и поглядывает в окно. Взгляд задумчивый, и мысли его явно не о том, что он видит сейчас на улице.

— Я хочу тебя еще раз поздравить с поступлением, Вика. Горжусь тобой.

— Спасибо! А я тобой.

— Я предполагаю, что учеба в этом вузе будет отнимать много времени, поэтому давай и правда ты не станешь пока торопиться с работой. Тебе надо втянуться в новый ритм.

— Да у меня пока и нет ничего на примете. Знакомый один только сказал, что, возможно, после Нового года кое-что будет.

— Этот знакомый, я надеюсь, не тот, кто тебя сегодня привез домой?

Папа смотрит на меня слишком пристально. Настолько, что в голове снова возникают не самые радужные мысли.

— Ты вчера с ним долго разговаривал, пап. О чем?

Я не чувствую себя ни в чем виноватой, поэтому спокойно выдерживаю его взгляд. У папы есть вопросы, у меня тоже.

— Неважно, он все равно меня не услышал. Вика, тебе не стоит больше общаться с этим парнем.

Вот так вот сразу. Без предисловий и объяснений. Он ждет моего ответа. И эта тишина дает мне немного времени. Папа не сказал ничего такого, чего я сама ему не говорила. Что не хочу ничего знать ни о мамином новом муже, ни о его сыне. Я сюда приехала, чтобы никого из них не видеть.

— Почему, пап? Из-за того, чей он сын?

— Я никогда не был против твоего общения с маминой новой семьей…

Он встает из-за стола, подходит ближе и продолжает:

— Вика, ты… эмоционально нестабильна рядом с ним.

Папа слишком тщательно подбирал слова, и этого нельзя не заметить. Я прекрасно поняла, что он на самом деле хотел сказать.

— А почему не прямым текстом говоришь, пап?

— А ты готова услышать правду? Судя по твоему виду, нет.

— Вчера был очень важный для меня день. Очень! И только он был рядом со мной. Он… своеобразный парень, бесит жутко, но вчера…

— Вчера закончилось, Вика. Надо жить настоящим.

— Правда? И поэтому ты по сто раз на дню с мамой перезваниваешься или переписываешься?! Это она ведь тебе дала Сашин телефон? Пап, она бросила тебя!

— Вика!

— Что Вика?! Ты жизнь свою положил на нее! А она никогда этого не ценила. Не тебе меня учить отношениям, пап! Прости, пожалуйста. С Морозовым я сама разберусь. Без тебя.

Глава 26

До вечера я пыталась детально разобраться в учебном процессе «Вышки». Понятно, что все не так устроено, как у нас было. Спасибо форумам — много информации, но еще больше обычных сплетен. Непросто вытащить из всего этого действительно важное. Так увлеклась, что даже забыла пообедать, хотя папа перед уходом потушил мясо с цветной капустой. Уже восьмой час, а я все копаюсь в Сети.

Папа уехал к этому заказчику четыре часа назад и с тех пор только сообщение прислал, что добрался. Оказалось, мадам-заказчица усмотрела какую-то недоделку и закатила мужу скандал, а тот сразу же позвонил папе. Мне не очень нравится эта его подработка, подозрительная какая-то.

Ха! Вот и я начала разговаривать, как мать. Сразу же вспомнилась одна из ее последних истерик перед моим поступлением, когда к нам в гости приехал папин студенческий приятель. Известный галерист, кстати. Я на его интервью даже пару раз в Интернете натыкалась. Но маме он очень не понравился. Подозрительный тип, скорее всего, мошенник — такой приговор она вынесла ему тогда. А папин приятель спрашивал у нее, как взять кредит на развитие собственного бизнеса. В общем, больше этот галерист у нас в доме не появлялся. И папа о нем ничего не рассказывал с тех пор.

«Не уподобляйся ей и верь папе!» — говорю сама себе и топаю на кухню поесть. Он взрослый человек, пусть сам решает. За себя.

После того как папа ушел, я несколько раз прокрутила в голове наш короткий разговор про Морозова. Будь у отца внятное обоснование, почему не надо, я бы еще поняла. Он многое мне объяснял, их особенные отношения с мамой, правила, по которым они решили жить, почему именно так… У меня, впрочем, на все это свое мнение было и есть, но, по крайней мере, мы это обсуждали, а здесь… Словно мне тринадцать. Хотя в этом возрасте он позволял мне общаться с теми, с кем я захочу. Но таких было немного.

Бугай папе не нравится, и это явно взаимно. До приезда в Москву я даже помыслить не могла, что стану защищать Морозова. Не скажу, что полностью пересмотрела к нему свое отношение, но его упрямство иногда вызывает уважение и играет мне на руку. И целуется он замечательно. Что бы он ни говорил, ему скоро все это надоест, наш мажорчик спокойно вернется к своему привычному образу жизни. Не останется же он и правда в Москве.

А я останусь. И надо подумать, как жить дальше. Папе в самом деле заплатили приличную сумму, на карту перевели, когда он в коридоре уже одевался. Но отказываться от предложения Бухтиярова я точно пока не стану. Уйти можно всегда. Мамин пример тому подтверждение.

Марат долго не отвечает, я уже решила, что не слышит звонка или очень занят, но он все же ответил.

— Я не очень поняла, если честно, что могу делать в ресторане твоих родителей, — честно признаюсь парню. — Ну разве что официанткой работать.

— Нет, — отвечает он слишком поспешно. — Точно не в зал, Вика. Там нужен особый тип характера. Не твой.

Ну хотя бы без прикрас и экивоков. Кажется, я прекрасно понимаю опасения Бухтиярова.

— В зале могу работать, не переживай. Что делать надо?

— Ты всегда такая прямолинейная, Туева? Всегда, — сам же отвечает на свой вопрос. — Есть вариант в бухгалтерии, вроде как… Вик, точнее расскажу в середине января, после всех праздников. Я понял, что тебе это важно. На связи.

Он отключился быстрее, чем я сама успела нажать на отбой. Похоже, у всех дела перед праздниками. Смотрю, какие дисциплины будут для меня совершенно новыми, а таких я насчитала…

Тук-тук-тук!

— Вика? Ты дома?

Стальная дверь совершенно не глушит бодрый голос моего соседа. Судя по всему, Руслан сейчас в лучшем расположении духа, чем вчера. Видать, не встречал на лестничной клетке больше Витька или его команду.

Я рада немного переключиться и быстро распахиваю входную дверь. Руслан с улыбкой протягивает мне… пирог?

— Я был вчера не очень вежлив, — говорит он виновато. — Пришел извиниться.

— Да ничего, все норм. Я забыла уже…

Действительно, наша сумбурная встреча в подъезде почти стерлась из памяти. Не до Руслана было тогда.

— Можно пройти? Или я не вовремя?

— Заходи, конечно!

На моей кухне Руслан чувствует себя в своей тарелке, явно запомнил после первого раза, где что лежит.

— Ого! Я тебя от ужина не отвлек? — кивает на приготовленную папой еду, а в глазах его читается вопрос: «Сама приготовила?»

— Не отвлек. Это папа сделал. Приехал ко мне на Новый год, но, скорее всего, останется здесь. Я не успела пообедать, — признаюсь я, видя в парне того Руслана, который кормил меня совсем недавно вкусным ужином, а не того, кто вчера сбежал от моих расспросов.

— Понял. Если я помешал, зайду попозже. Не хочу напрашиваться.

Он правда думает, что я его сейчас за дверь выставлю?

— Моя очередь делиться с тобой пищей. Тут на дивизию хватит.

Папа, как обычно, много наготовил, ему на вечер точно останется. Вопрос лишь в том, вернется ли он сегодня ночевать.

— Ты задумчивая сегодня, Вик. Больше обычного, — вдруг произносит парень, который и видел-то меня от силы раза четыре в жизни. — Замороченная. Что-то случилось?

Пока я соображаю, как ответить на такой довольно личный вопрос, он уже ставит на стол кружки с горячим чаем и подвигает ко мне свой пирог:

— Если хочешь чего рассказать, говори. Может, помогу тебе. Ты мне нравишься, — заявляет гость и тут же добавляет: — Сразу видно — человек хороший.

— И как ты успел это разглядеть?

Откусываю сладкое тесто и снова возвращаюсь в то удивительное и спокойное состояние, которое уже переживала в компании Руслана. Полный расслабон. Как он, интересно, так делает?

— С папой… не то чтобы поругалась… Просто не сошлись в одном вопросе, — осторожно поясняю: я совсем не хочу рассказывать малознакомому, хотя и приятному парню про Морозова.

— Ему не нравится твой приятель, да?

— Да. То есть нет. Он не… Мы не… Да как ты узнал? — От проницательности соседа меня аж повело. — Ты наш разговор слышал?

— Нет, конечно, нет. Просто несложно догадаться. В твоем возрасте мало о чем еще ругаются с предками. Ну, там, деньги, может, или жилплощадь отдельная, — нудно перечисляет Руслан. — Но сейчас я реально попал пальцем в небо. Не рассказывай, если не хочешь.

— Да мне нечего рассказывать. И это не то, что ты подумал. То есть да, из-за парня с папой чуть не поругались, но это не то чтобы… Точнее, совсем нет. Он мой сводный брат, и мы общаемся.

— А папа против. Но ты будешь на своем настаивать, верно?

— Верно, — соглашаюсь я. — Всегда так делаю. А ты?

Он неопределенно пожимает плечами и заводит разговор о своих проблемах с бывшей женой. Оказывается, парень был женат, совсем недавно развелся.

Мы просидели с ним на кухне полтора часа. У Руслана какой-то уникальный дар разговорить человека, например малознакомого интроверта, который не любит откровенничать.

Наверное, и дальше бы сидели, обсуждая разные вещи — от погоды на завтра до того, почему он не стал получать высшее образование, но позвонил папа, сказал, что закончил дела раньше, чем ожидал, и через полтора часа будет дома.

— Извини. Я совсем чувство времени потерял. Давно так душевно ни с кем не разговаривал. Надо будет как-нибудь повторить. Если ты не против.

— Да не против, конечно, — уверяю его. — Будет время — заходи… Слушай, ты прости за настойчивость, но этот уголовник Витек тебе точно ничего не сделал? Он ведь ко мне домой рвался, а тут ты…

— Ничего он мне не сделал, — немного застенчиво улыбается Руслан. — Все хорошо.

Едва за соседом закрылась дверь, замигал мой безмолвный мобильный. Морозов. Обещал же только завтра объявиться. А чего сейчас звонит?

Глава 27

Я даже не услышала его сразу: шум, смех и громкие возгласы вырвались из телефона, оглушая на несколько секунд.

Что происходит-то? Бугай случайно нажал вызов? Может, у него мобильный стрельнули?

— Ви-ика-а-а!!! — Не стрельнули, точно. Это голос Морозова. Но голос явно нетрезв. С чего он надрался? Вроде как спортсмен. — Ви-ика-а!!! Ви-ик!

— Что?

— Приве-ет! — Мне кажется, я вижу пьяную улыбку на его лице. Шум и чей-то смех вперемешку с музыкой не утихают, но у под завязку набравшегося бугая очень зычный голос. Настолько, что даже трубку от уха отвожу.

— Виделись уже. — Честно говоря, хочу нажать на отбой. Нутром чувствую: упившийся Морозов намного хуже трезвого.

— Мы не просто виделись. Мы спа-али вместе… Вик?

— Саш, проспись. И не звони мне. Сегодня точно.

Он молчит и обиженно сопит в трубку. Потом возражает:

— Ну как это не звони? Я завтра приеду. Утром. Елку поедем. Выбирать. У тебя нет. Елки.

Чего? Какая елка?

— Новый год скоро. Вика.

Он замолчал, я слышу его дыхание, тяжелое и какое-то несчастное, что ли.

— Скоро. А ты где?

Я быстро пожалела о своем вопросе, а он не успел ответить. В наш разговор врывается знакомый голос:

— Морозов, ну где ты? Мы с Марго ждем!

У Гали Изосимовой красивый мелодичный голос. Такой, что один раз услышишь и уже не забудешь.

— Не заставляй девушек ждать, Морозов. Хорошего вечера. — Нажимаю на отбой, хотя пьяный еще что-то бубнит. Настроение на ноле.

Папа вернулся ближе к полуночи. Уставший, но довольный. Быстро поел, скорее даже проглотил поздний ужин и улегся спать. Потому что утром ему снова надо было ехать к заказчику.

— Вик, там осталось совсем чуть-чуть, плюс хозяйка уже на голову села с хотелками для дочки в комнату… но это еще деньги, — оправдывался он, уже зевая. — Они нам не лишние.

Он заснул минут за пять, наверное, даже быстрее. А у меня сна ни в одном глазу. Бугай больше не объявлялся. То есть пришло от него четыре пустых сообщения. Чего хотел — непонятно. Не Дятлова, так Изосимова, не Изосимова, так появится Юля-Катя-Света-Маша… И успевает ведь! От бессилия мну подушку руками, никак не могу найти удобное положение, чтобы уснуть. Продавленный диван тоже не способствует приходу сна. Опять пустое СМС. Да сколько можно?! Отключаю телефон на ночь. Утром разберусь. Я почему-то уверена, что бугай объявится как ни в чем не бывало. Еще и шуточки свои дебильные отпускать будет.

Заснула только под утро, часов в пять, не раньше, поэтому, как уходил папа, не слышала. Лишь, проснувшись в начале десятого, обнаружила его записку на комоде. И деньги. Довольно много денег. Почти столько, сколько я в супермаркете получала последние полгода. По крайней мере, не обманул его шеф дяди Володи. Интересно, этой суммы хватит на то, чтобы наконец поставить решетку на окно в кухне? Голова тяжелая от недосыпа, так что впереди контрастный душ и растяжка.

До Нового года всего два дня осталось, а ощущения, что вот-вот наступит самый любимый с детства праздник, нет и в помине. Я даже не представляю, где мы его с папой будем отмечать. Как-то не до этого совсем было. Наверняка поедем к дяде, его семья не просто наши единственные родственники в Москве — по сути, мы больше никого здесь и не знаем. Морозов не в счет. Этот бабник в каком-нибудь клубе с девками упьется.

Совершенно не хочу включать телефон, без него как-то спокойнее. В планах на сегодня — составить вопросы куратору, еще раз пробежаться по новым дисциплинам…

Дзынь, дзынь… Я даже не поняла сначала, откуда идет звук. Явно изнутри квартиры.

Телефон. Домашний. Старый допотопный аппарат я видела около дивана, там и оставила еще после самой первой здесь уборки. А теперь он звонит.

— Я уж решил, тебя дома нет. — Веселый и наглый, но очень трезвый голос врывается в тишину квартиры. — Мобилку почини. Или давай я тебе новую куплю.

— Саш, тебе чего? — Я даже не особо удивляюсь, что он знает домашний номер этой квартиры. — Тебя уже отпустили?

— В смысле отпустили?

— Прекрасные девы, с которыми ты пил вчера до ус… приятно проводил время.

— Значит, я тебе точно звонил, — после небольшой паузы произносит Морозов. — Видел исходящий, и даже вроде как разговор должен был быть… Вик?

— А?

— Зачем я тебе звонил?

Будь он рядом, дала бы чем-нибудь тяжелым по голове — может, вспомнил бы.

— Ты не сказал. А сейчас зачем?

— Ты ведь дома. Выгляни в окно. — Выглядываю: белое покрывало снега, черный танк Морозова, сам Морозов и елка рядом. Живая, высотой почти с бугая. — Нравится?

— Нравится, — медленно говорю я, пытаясь справиться с потрясением. — Морозов, ты обалдел? Я думала, это был пьяный бред…

— А-а-а! Значит, я тебе вчера говорил? — Довольный, как ребенок.

— Обещал, что поедем вместе выбирать.

— Этого не помню, — заявляет Морозов. — Ну, я понес. Открывай дверь!

Куда понес?! Да она в дверь не пройдет, а если и пройдет, куда ее тут ставить? Шкаф хоть и выбросили, хлам разобрали, но все равно комната-то маленькая.

В домофон не звонил, зато сразу стал ломиться в дверь.

— Вик!

В квартиру врывается запах Нового года. Запах детства. Елка и правда огромная. Пока в сетке, ветки очень аккуратно сложены, явно не с обычного елочного базара Морозов ее притащил.

— Так… отойди в сторону, еще дальше… — Он проходит мимо меня, на полу остается тонкий шлейф из опавших иголок. Привыкай, Вика. Сама впустила Морозова в огород! — Вот сюда, нормально?

— Ненормально. Все ненормально. Я не просила елки. Тем более живой. — Спокойно, Вика, он не со зла. — Саш, я против того, чтобы рубили живые елки ради того, чтобы потом через неделю выкинуть.

— Ты че, еще и «зеленая»? — Морозов непонимающе смотрит на меня, а потом выдает: — Ну ты как в танке, Вик! Это ж все управляемый процесс: на место вырубленных елок сажают новые. Экосистема планеты не пострадает. У тебя газеты есть? Постелить бы…

Газет не оказалось, зато на антресоли завалялся старый рулон обоев. Помню, как решила его не выбрасывать. Видимо, чувствовала, что пригодится.

— Вот так… держи… еще… Сейчас встанет как надо…

Морозов уже минут десять как пытается вставить ствол дерева в подставку для елки.

Пальцы уже все исколоты, на локтях есть несколько царапин, на футболке, шортах, даже в волосах иголки. Про пол я молчу. Хвойный запах заполнил собой всю квартиру. Мне кажется, что в комнате исчезло все, кроме этой елки и Морозова.

— Ну вот, другое дело. А папа твой где, кстати?

Вот папа обрадуется, когда вернется! Особенно узнав, кто елку притарабанил.

— У него дела.

Рассказывать про папину внезапную работу накануне Нового года совершенно не хочется. Особенно Морозову. Наверняка все доложит маме.

— Ну, раз дела, значит, давай сами елку наряжать. Только сетку сначала снимем.

Ветки распрямляются довольно быстро. Я и правда не фанат живых деревьев на Новый год, хотя в детстве их очень любила. Эту елку будет особенно жаль выбрасывать.

— Как притащил елку, так же и выбрасывать будешь. Понял?

— Понял. Игрушки новогодние тащи.

— Какие игрушки? Морозов! Я сюда только переехала! Мне не до игрушек было! Это ты все играешь, наиграться не можешь.

Он смотрит на меня пристально, чуть сощурив глаза. Злится и, похоже, вот-вот перестанет изображать хорошего парня.

— У меня уже спортивный интерес, Вика. Ты когда-нибудь и чем-нибудь бываешь довольной? Ты радоваться просто умеешь?

— Я не просила тебя приезжать. И привозить елку. И напиваться. И звонить мне ночью. И с девк… проехали. Забей.

Ухожу на кухню за веником: весь пол в комнате усыпан иголками. К тому же просто не хочу видеть злобного Морозова.

— Ревнуешь? — раздается прямо под ухом. — Зря. Я свободен. Честно.

— Ты всегда свободен, Саш. И дурой будет та, которая посчитает, что это не так. И нет, я не ревную.

— Правда?

— Правда.

Он недоверчиво хмыкает, забирает из рук совок с веником и уходит из кухни. Не хочу идти за ним. Перед глазами фотки пьяного бугая в обнимку с Изосимовой и еще какими-то девками в «Инсте». И это только то, что я видела до трех ночи. Хорошо они повеселились. Даже странно, что Морозов совсем не помятый.

— Все чисто. Никаких иголок. — Бугай аккуратно высыпает мусор в ведро. — Сама посмотри.

— Спасибо.

— Новый год, кстати, здесь будешь отмечать?

Морозов никогда не скрывал своего презрения к этой квартире. Вот и сейчас обводит стены таким взглядом, словно здесь совсем нельзя жить.

— Возможно. Не знаю пока.

— Поехали со мной на Красную площадь! Будет круто.

Морозов подходит ближе, и я чувствую, что его свитер тоже полностью пропах хвоей. Новый год везде, прет как танк! И ему определенно от меня что-то надо!

Глава 28

— Так как? Билеты у меня есть. Начало в десять вечера, ну, там, концерт, салют, все дела…

Все дела… Умеешь ты убеждать, Морозов.

— Нет.

— Нет? То есть здесь лучше?

— Здесь лучше, — соглашаюсь я. — По крайней мере, предсказуемо и понятно, чем все кончится.

— А со мной, типа, не так?

— С тобой никогда не знаешь, где утром проснешься. Я так не люблю.

— У меня ты проснешься. Все предсказуемо. Вик, я вообще-то надежный.

— Нет.

— Я не понял, ты обиделась, что ли? Что я тебе поддатым звонил? Ляпнул чего лишнего?

Он реально не понимает. Впрочем, уже не в первый раз.

— Я не обиделась, Саш. Я сделала выводы. Давно. Вчера просто эти выводы снова подтвердились.

В его глазах на мгновение промелькнул страх, он реально чего-то испугался. Вряд ли мне показалось. Но вот сейчас снова улыбается, правда, немного обеспокоенно.

— Мне грустно было, вот и позвонил.

— Ты в клубе тусил, Морозов, там не может быть грустно! Особенно когда тебя ждут.

— Все-таки ревнуешь, да?! — Довольный, сволочь, как не знаю кто!

— Нет! Это то, о чем я тебе говорила! — Недовольство, засевшее во мне после вчерашнего звонка, рвется наружу. Может, и к лучшему. Быстрее свалит отсюда. — Нечужой человек, как ты сам себя назвал, Морозов, не будет шляться и… напиваться лишь бы с кем. Это не ревность, если ты не понял. Это… противно просто.

Не могу понять по его лицу, о чем он думает. Да и какая разница? Морозов из тех, кто не привык отказываться. Из тех, кто берет от жизни все и всех.

— Запомнила, значит?

Я ничего ему не отвечаю. Зачем? Он точно не тот, на кого можно положиться во всем, с кем можно рука об руку. Правда, бывают ситуации, в которых он может быть хорош.

— Запомнила. Поэтому Новый год точно без меня.

— Елку хоть не выбросишь? Дай ей постоять до Рождества.

— Не выброшу. Она точно не виновата.

Морозов кивает в ответ, еще раз оглядывает комнату, задержав взгляд на продавленном диване.

— Чаем хоть угостишь? Или так попытаешься выгнать?

— Тебя никто не выгоняет. И чай, конечно, есть, проходи на кухню.

Я знаю, что права, но все равно душа не на месте. Чем он там занимался и занимается — совсем не мое дело. То, что я говорила тогда ночью у него дома после катка, для Морозова пустой звук. Перестал бы уже таскаться сюда и строить из себя заботливого родственника, может, и спокойнее внутри станет.

— Ого! А у тебя еда есть! С утра не ел. — Бугай как ни в чем не бывало уже достает из холодильника небольшой кусок пирога, оставшийся вчера после прихода Руслана. — Ты не против?

— Пожалуйста. Только чай подожди.

Но Морозов уже откусывает большую часть соседской выпечки.

— Слушай, а вкусно. Я его доем.

Я потом долго себя ругала, что не сдержалась в этот момент. Повела себя и правда как ревнивая дуреха.

— Это Руслан вечером принес, мы с ним ужинали вместе. Мой сосед. Заходит иногда в гости.

— Угу. Охренеть как вкусно. Спроси его, где пирог покупал, по вкусу, правда, больше на домашний похож. — Морозов продолжает усиленно двигать челюстями и быстро забирает у меня из рук горячую кружку с чаем. Делает пару глотков и с выражением полного блаженства разваливается на стуле. — Кайф! Больше нет?

— Нет!

— Жаль. Слушай, а я рад, что ты общаешься, друзей заводишь. Нормальный хоть парень?

Вот черт! Это еще больнее, чем его вчерашние пьяные выходки.

— Идеальный.

— Пацан, который встретил на площадке хулигана? Ты еще беспокоилась, куда сосед делся. — Морозов демонстрирует идеальную память, чем сильно меня удивляет. — Кстати, шпана больше не появлялась?

Вот это бугая реально заботит, он ждет моего ответа.

— Нет. Но времени еще мало прошло. Может, вернется. Главное, что с Русланом ничего не случилось.

— Угу. И с тобой.

Морозов, кажется, потерял уже интерес к разговору. Снова на холодильник посматривает. Как с гуся вода!

— Больше нет ничего, Саш! И спасибо за елку.

Морозов не дурак, все верно понимает. Встает из-за стола, даже не пытаясь со мной спорить, быстро проходит в коридор и так же молча надевает куртку.

— Я не сплю с кем попало, раз тебя так это беспокоит, — неожиданно спокойно произносит бугай. Он не оправдывается, просто говорит. — Уже нет. Вчера был сложный день, ты многого не знаешь… это тебя вообще не касается. Вот и расслабился. Девчонки туда без меня приехали. И без меня уехали. Еще есть вопросы?

— Мне все равно.

— Я понял. А мне нет. И звонил пьяным я тебе.

Пока осмысливаю, что он сказал, Морозов уже уходит — не попрощавшись, кстати. После его слов остается в душе какая-то недосказанность. Может, опять врал? Он это умеет.

Слоняюсь по квартире минут пять, ничего не могу делать, сосредоточиться сложно, когда слова бугая из головы не выходят. Неужели ошиблась?

Я не знаю, специально так получилось или Морозов не рассчитывал на это, но его елка — это теперь центр внимания в комнате. Высокая, пушистая, шикарная. И такая настоящая. Сложно забыть, кто ее подарил. Но Морозов прав, ее надо украсить. А папа деньги оставил. В детстве мы часто наряжали елку вместе.

На улице приличный мороз, до ближайшего крупного супермаркета, где можно купить игрушки, ехать остановки три, кажется. Пешком по такой погоде слишком холодно.

Судя по толпе, автобуса давно нет, только что мимо проехали две маршрутки друг за другом, даже не остановились.

Я не успеваю дойти до остановки, рядом тормозит знакомый черный танк, а сердце сейчас из груди выпрыгнет от радости. Не уехал, значит. Ждал?

— Садись давай. — Из окна высовывается макушка бугая. — Тут нельзя останавливаться.

Он не спрашивает, куда мне надо. А я почему-то молчу. Тоже не спрашиваю, как он здесь оказался, если должен был давно уехать. Так и едем. Молча.

Морозов поворачивает к торговому центру, он чуть дальше супермаркета, но здесь явно и выбор больше. Лишь припарковавшись, спрашивает:

— Я все правильно понял?

— Ага.

— Ну пошли тогда.

Надо еще папе подарок купить, потом дяде Володе, всем его домашним. Кошусь на бугая. Ему тоже? Ведь первого января заявится. Максимум — второго.

— Короче, смотри, если за игрушками на елку, то давай налево. Или тебе еще чего надо купить?

— Пока игрушки. А дальше… подарки, наверное. Понятия не имею, что покупать.

— Пошли!

Мы идем налево, то есть за игрушками. Странновато, конечно, делать это с Морозовым, которого утром не хотелось даже видеть. Но, с другой стороны, пакеты тащить будет он.

— Ну что, давай выбирать! Мне нравится вот та.

Похоже, бугай не собирается просто стоять рядом. И точно, берет коробку со здоровой красной звездой-наконечником. Берем!

Чувствую, я никогда не забуду ни эту елку, ни этот поход за игрушками, который только начинается!

Глава 29

Все самое яркое, вычурное и неприлично дорогое. Знакомлюсь с вкусом Александра Морозова: фарфоровые олени с хрустальными рогами, огромные золотые шары, расписанные под хохлому, красочные мягкие игрушки явно ручной работы, а еще, конечно, нестандартные дед-мороз со снегуркой.

— Ты это себе, надеюсь, присматриваешь? — уточняю у Морозова, который вертит в руках фигурку голого мужика в ярко-красном колпаке и трусах такого же цвета.

— Тебе, конечно. Под елку такого поставишь, а?

— И раздетую снегурочку? Уйми свою фантазию, Морозов.

Бугай довольно скалится, будто я сказала что-то забавное, и укладывает двух стриптизеров в свою тележку.

— Ты ничего не знаешь о моих фантазиях. Но этот пробел ты восполнишь, обещаю.

Морозов, похоже, в ударе, я никогда не видела мужчин, которые бы так раскованно и уверенно чувствовали себя в магазине, заполненном в основном женщинами. Словно в свою стихию попал. В тележке оседает километровая разноцветная мишура, от которой уже сейчас рябит в глазах. Туда же отправляется хвойный венок с шариками, который принято вешать на входную дверь, упаковка гирлянд, свечи…

— Саш, остановись. Я это не возьму, — не выдерживаю в конце концов. — Мне все это не нужно.

— То есть? А для кого я тут стараюсь?!

— Не люблю все это. Вот такое. — Киваю на набор особо пафосных огромных шаров, покрытых каким-то чудодейственным составом, из-за которого их невозможно разбить.

— А что ты любишь? Чего молчишь-то? — Я уже знаю этот обиженный насупленный взгляд. Раньше было смешно, сейчас стыдно.

— Во-первых, это слишком пафосно для елки в Южном Бутове, во-вторых, будет резать глаза. Одно дело на картинке пять секунд полюбоваться, а другое — видеть это изо дня в день. В-третьих… — Тут я делаю паузу и смотрю прямо в глаза бугая, чтобы он проникся. — Это очень дорого.

Не проникся.

— Деньги не проблема, и это не обсуждается. Что глаз режет — вытаскивай. Но голого деда со снегурочкой оставь на память.

Следующие пять минут отсеиваем лишнее. И это самые неожиданные пять минут с Морозовым. Я уже настроилась на бой, серьезную такую ругань, после которой ехать домой мне пришлось бы на автобусе. По глазам Морозова было понятно, что он думает примерно о том же.

Но все получилось не так.

— Оставляем?

— Да.

— А эту?

— Нет.

— Гирлянды сам обмотаю. Берем.

— Хорошо. Оленей выкидывай.

— Тогда снегурку поставишь под елку.

— Себе оставь. Я деда в красных штанах заберу.

— Договорились… Белую и синюю мишуру берем. Но можешь выкинуть вон те шары. Гномов оставь.

— Окей…

Морозов еще раз оглядывает изрядно «похудевшую» тележку, но вроде доволен.

— Уверена, что этого достаточно?

— Не знаю, — признаюсь честно. — Елка большая, я такую ни разу не наряжала.

— Тогда вон тот ряд пошли шерстить.

Я уже примерно понимаю, что выберет бугай, а он знает, от чего я буду закатывать глаза под потолок. Управились за три минуты — тележка пополнилась пластиковыми полупрозрачными снежинками (выбор Морозова) и простыми, но очень стильными игрушками в виде свечек (я настояла).

— Теперь?..

— Все!

— Я бы выпил ради такого дела, но за рулем. И тебе не нравится, когда я бухой. Но можем ведь, когда хотим!

Я не тороплюсь с ним соглашаться, потому что впереди замаячила касса. И вот этот бой может и правда стать последним.

— Вик, я плачу. Просто прими это, как снег зимой. — Морозов совершенно верно истолковал мой взгляд. — Ты никогда не будешь ни за что платить, пока я рядом. Исчезнуть ты меня не заставишь. Если только сам уйду. Все ясно?

На нас оборачиваются, я ловлю заинтересованные женские взгляды, которые, быстро просканировав меня, останавливаются на Морозове. Он решил, похоже, собрать аудиторию: речь свою толкал в самом центре «сцены» рядом с кассами, где и так все снуют. Такое ощущение, что его слышали по меньшей мере человек десять — пятнадцать.

Я не сразу отвечаю, хотя напряженное лицо бугая выдает нетерпение, он точно ждет моих слов.

— Ладно, — произношу я и вижу безмерное удивление в глазах Морозова. Да я и сама в шоке от своего ответа. Просто не хотелось портить эту поездку. — Но однажды я верну тебе эти деньги. Я их занимаю.

— Смотри на процентах не разорись! — хохотнул довольный парень. — С сыном банкира сделку заключаешь. Это почти как с дьяволом. Только хуже.

— Не разорюсь, за себя побеспокойся лучше.

Морозов сам вытаскивает на прилавок все наши находки, еще раз придирчиво рассматривает каждую коробку и только после этого отдает их кассирше. Я точно запомнила сумму, которую Саша потратил, и обязательно верну ему эти деньги. Не сейчас, но со временем. А пока пусть считает, что все идет так, как хочет он.

За подарками, видимо, завтра ехать придется. Сегодня мой внутренний лимит на магазины исчерпан. Так что пакеты сгружены на заднее сиденье, и Морозов везет нас обратно, а я запоздало начинаю думать, как все же объяснить папе появление в нашем доме не только елки, но и всего ее дорогостоящего «снаряжения». Он точно рад не будет.

— О чем задумалась? — Сводный братец вытаскивает меня из мыслей об отце. — Сейчас сразу наряжать будем.

— Ага! И очень быстро, — легко соглашаюсь, потому что вижу пропущенный звонок от папы час назад, а следом за ним — сообщение. Он вернется сегодня раньше домой, намного раньше, примерно в пять вечера. У нас с Морозовым есть несколько часов. Успеем.

Быстро набираю отцу и слышу металлический голос, что «абонент недоступен». Может, в метро? Хотя вряд ли, рано еще. Скорее всего, телефон разрядился, а он и не заметил.

Посматриваю на довольного Морозова и вспоминаю, как утром вообще не хотела его видеть. А сейчас еду в его машине, с купленными на его деньги игрушками, чтобы украсить елку, которую он принес. Как такое вообще возможно?!

Уже дома внимательно оглядываю дерево: без стремянки елку точно бы не украсила, она даже для меня очень высокая. Но вместо стремянки у меня сегодня бугай. И надо поторапливаться: совсем не хочу, чтобы папа застал Сашу здесь. Я не готова сейчас обсуждать Морозова и тот факт, что он постоянно рядом со мной. Ни с кем, даже с папой.

— Вика! Ты спишь? — Умеет бугай заставить думать о себе плохо: чуть игрушку не выронила от его возгласа. — Подай еще вот эту.

Елку наряжаем довольно быстро, практически не спорим, лишь перебрасываемся короткими отрывистыми фразами. Все быстро и четко. Без ругани. Точно так же, как и в торговом центре.

— Сегодня даже не поругались, если утро не считать, — Морозов озвучивает мои мысли, которые крутятся в голове и никак не хотят успокаиваться. — Круто, да?

Он осматривает елку, обходит ее уже в третий раз. Чуть поправил гирлянду, перевесил пару шаров, чтобы мы их случайно не задели, когда будем подходить к окну. Включил гирлянду.

— Отлично! — деловито произносит Морозов, а я наглядеться не могу: какая же она красивая. А пахнет как! — Может, еще мандарины повесить? Ну это так традиция, на любителя.

— Мне нравится. Спасибо, Саш. А у тебя елка какая дома?

— А я разве говорил, что у меня есть?

— В смысле?

— Не люблю. Сам никогда не ставил, только когда отец просил. Но я давно уже живу один.

— Но почему тогда?.. Я не понимаю.

— Знаю, что ты любишь. Вот и всё.

Глава 30

Ей неловко. Она смущена. Вид растерянной Виктории Туевой, пожалуй, стоит убитого на корню дня. Хотя выбирать игрушки оказалось довольно забавным делом. Как и ожидал, она отбраковала почти все самое дорогое и пестрое. Суровая девочка.

С елкой, правда, чуть не налажал, но вроде обошлось. Надо было самому додуматься, что она может и не любить живые елки. Странная во всем. Ни на кого не похожа. Да, Ольга Николаевна, хреново вы знаете свою дочь, если даже не помните, что на праздник из года в год дома у себя украшали.

— Спасибо, Саш. Не ожидала от тебя.

А как я не ожидал! Но тебе это знать совсем не обязательно. И так вчера чуть не спалился с этим звонком.

— Обращайся, когда нужен буду.

Она стоит рядом, мнется, еще сказать что-то хочет, но колеблется. Потом, явно приняв какое-то решение, вдруг расслабляется.

— У тебя, наверное, дела? Полдня здесь провел. Но ведь Новый год скоро…

Понял, понял. На сегодня и правда хватит. Она посматривает на часы. Ждет кого-то? Отца? Или еще кого? Да вроде больше пока здесь никого не знает. Ну разве что Бухтиярова, так он или сорвался уже в Италию, или вот-вот улетит. Сосед не в счет. А больше некому. Необщительная у меня девочка.

— Я завтра заеду, Вик. Подарки поедем покупать. — Она не спорит, что уже огромный прогресс, но расслабляться еще рано. Совсем. — А про Новый год ты подумай. С кем его встретишь…

— Это и пугает.

Лицо снова строгое, сосредоточенное, покопаться бы у нее в голове, понять, что она думает… Надо же было так вляпаться! Придурок! Не ищешь ты легких путей.

Уже в машине, выезжая из ее двора, заметил Туева-старшего. Ну конечно, отца, значит, ждала. Я его даже не сразу распознал, изменился мужик за эти пару дней, ожил будто. Походка резвая такая, взгляд сосредоточенный. Но вообще тип мутный, непонятно даже, чем Ольгу столько лет при себе удерживал. Отец так и не рассказал толком ничего о нем. Я еле вырвал из него признание, что Ольга сразу после института ушла от него к этому художнику несостоявшемуся. А почему так — непонятно.

Уже давно стемнело, но, пока все дела не переделаю, день не закончится. Пятый час, а я у Элеоноры должен быть уже через сорок минут. Она две эсэмэски уже настрочила, пока я хороводы вокруг елки водил. Не успею к началу — пробки, мать их, затрахали выше крыши. И кто совещания проводит за пару дней до Нового года? Половина филиала уже в отпуске под пальмами сидит!

Я бы сейчас тоже на океан махнул, хрен с ними, с лыжами. Холод собачий, как будто не Москва, а Магадан. Только в тачке и можно передвигаться, то есть гудеть и материться в пробке.

На экране снова пропущенный от Изосимовой. Галка, Галка, а казалась не дурой совсем. Ладно, с ней потом. А вот на этот звонок лучше ответить.

— Добрый день, Ольга Николаевна. Как самочувствие?

Дежурный вопрос, скорее уже привычка, но я все равно задаю его, хотя, по словам отца, мачеха за последние дни заметно окрепла, настолько, что уже запросила отчеты по работе ее департамента. Хорошо, папе сначала сказали.

— Спасибо, Саша. Все хорошо. После Нового года, скорее всего, к вам приедем. Как дела? Нора сказала, у вас сегодня совещание. Ты на нем будешь?

— Как раз на него еду. А в чем дело?

— Да ни в чем… просто узнать. Хотела посмотреть последнюю отчетность, так твой папа…

— Ольга Николаевна, вам рано в дела впрягаться. Если вообще надо, — я пытаюсь успокоить немного мачеху. У нее такой же тембр голоса, что и у дочери. У меня полное ощущение, что на той стороне разговора Вика.

— Надо, Саш, надо. Расскажи мне после, что обсуждали. Меня больше кредитный портфель заботит. И уровень просрочки. И что еще рисковики скажут.

Она продолжает говорить о работе, а я по-прежнему представляю, что это Вика. Об учебе она рассказывает с таким же воодушевлением, с каким ее мать — о своем департаменте.

— …А потом спроси у Норы о…

Ольга явно во вкус вошла. Я ей что, мальчик на побегушках? Пусть сама у Элеоноры выясняет, раз так приспичило. Если отец позволит.

— Ольга Николаевна, вы все слишком к сердцу близко принимаете, — снова перебиваю мачеху, потому что в ее играх я участвовать не намерен. У меня своя игра. И в ней у Викиной мамы совсем иная роль. — Отдыхайте побольше, а когда в Москве будете, поговорите с Элеонорой сами, с глазу на глаз, как говорится.

В трубке повисло ледяное молчание. Да, Ольга Николаевна, со своим уставом да в чужой монастырь…

— Хорошо. Как Вика? Ты ее видишь?

Наконец-то! Уже не думал, что спросит о дочери. Первый раз за последние два дня.

— Вижу. Вот елку ей сегодня купил, вместе наряжали.

— Отлично. Мы очень любили елку наряжать. Всегда вместе это делали.

— Живую?

— Ну конечно! Вика только такие признает.

«Да неужели?» — думаю про себя.

— Передавай ей привет. Когда у нее учеба начинается? Не знаешь? Ладно, у Олега спрошу, — тараторит так быстро, что еле успеваю понять, чего ей надо. — Саша, обязательно мне позвони после совещания у Норы. Пока.

Кто-то, определенно, очень быстро идет на поправку и вот-вот выйдет на крейсерскую скорость. В голове у меня снова Вика, как она на катке про материнский прессинг говорила. Да, пожалуй, Ольга может.

Заворачиваю на служебную парковку с мыслью, что надо все-таки дожать Вику, а то слишком показания разнятся. На часах уже полседьмого, я безбожно опоздал.

Мое место заняла ярко-красная «купешка». Знаю я, чей это «мерс», но не знаю, какого рожна она забыла в моем банке. Выясню. Но сначала к Элеоноре.

В зале для совещаний никого, только несколько грязных чашек из-под кофе на столах стоят. Вот черт!

— Александр Константинович, а совещание уже закончилось. — В дверях стоит одна из наших офис-менеджеров. Кажется, Юля. — Все разошлись еще минут десять назад.

— Элеонора у себя?

— Элеонора Павловна еще раньше совещание покинула. У нее внешняя встреча, она сегодня уже не вернется.

Еще одна лажа. Наверняка отец уже в курсе. Мог бы не гнать по пробкам. Хотя…

Я нахожу Изосимову в переговорке для «випов». Глеб пытается впарить ей вместо вклада инвестиционное страхование жизни. Ну это вряд ли ему удастся, у Галки отец полжизни в инвесторах ходит, его на бабки не разведешь. Сама Изосимова никаких решений без него не принимает. Что, в общем-то, верно.

— Нет, не надо, спасибо. Мне просто интересно было, что еще кроме сезонных вкладов у вас есть. Саша, привет!

Глеба сдуло секунд за десять, но он успел забрать все свои презентации.

— Привет-привет. Звонила?

— Конечно! Я вообще-то клиент твоего банка, вип-клиент. Мне консультация нужна, а ты не ответил, Даже не перезвонил.

— Ты же знаешь, что я не работаю с частными клиентами. Глеб и без меня тебя проконсультировал. Довольна?

— Нет. Но ты можешь все исправить. Давай вечером поужинаем, и ты мне сам расскажешь про это страхование жизни.

— Это ты мне без ужина скажи, как вчера в нашем клубе оказалась?

— Совпадение. Я тебя не искала, если ты об этом. Марго хотела повеселиться…

— И из всех московских клубов ты выбрала тот, что принадлежит брату Элеоноры?

— И что?

— Галчонок, ты же у меня умница, верно? — Изосимова напряглась. И правильно, я бы тоже на ее месте напрягся. — К Эльмару тебя больше не пустят. Ищи себе другие развлечения. Поняла?

— Да что я сделала? Морозов, ты охренел?!

— Тебя бармен сдал. Он новенький, не знал, кому подливает.

Она молчит, оправдываться и врать не будет.

— Ты какой-то никакой стал, Морозов. Скучный. Весь в делах, в банке этом пропадаешь. Еще эта… Вика тоже здесь. Я просто расслабить тебя хотела.

Она пожимает плечами, а я вспоминаю ночь и удивляюсь, каким чудом обошлось без отравления. Вот же тварь.

— Расслабила. А теперь вали из моего банка, и чтобы я тебя больше здесь не видел. А еще лучше — возвращайся домой.

Когда через полчаса выхожу из банка, красного «мерса» на парковке нет. Надо будет сказать охране, чтобы больше ее не пускали. Сучка. Расслабить хотела! Спасибо Эльмару — оперативно домой сгрузил. А то повеселился бы… Но, судя по сегодняшней Вике, ничего лишнего я не сболтнул. Иначе бы к себе не подпустила. И тогда бы все закончилось, так и не начавшись.

Глава 31

Утро начинается со звонка. В дверь. Смотрю на часы — семь тридцать, за окном еще темно. Может, показалось? Или кто-то просто ошибся и сам сейчас уйдет? Я заснула во втором часу ночи: сначала просматривала свои последние курсовые, а затем не отключила мобильный. И одному идиоту очень захотелось в ночи поболтать. Поэтому если сейчас в дверь звонит Морозов, значит, у него полностью отсутствует инстинкт самосохранения.

Папа уже проснулся, я слышу лязг дверных замков. Пусть это будет не бугай! У них с отцом с самого начала не заладилось.

— Вы кто? — Я слышу удивленный папин голос и выдыхаю. Значит, не Морозов.

— Сосед ваш, сверху, с третьего этажа. Петр. У вас стояк в комнате горячий? А сами батареи?

Не надо даже идти проверять, и так ясно, что все у нас в порядке. Не сказать чтобы сильно топили, но сплю под одним легким одеялом. Папа вообще на полу на матрасе.

— Да нормально все. Тепло у нас, — отвечает папа. Он, похоже, тоже не будет бегать проверять.

— По всему стояку тепла нет! Только у вас… — Сердитый бас соседа отдается у меня в ушах. Зачем же так громко? — …все в порядке. Можно я проверю?

— Слушайте, у меня дочь спит. Вы попозже придите. — Папа пытается остановить нахрапистого мужика, но тот не сдается.

— А у меня двое! Маленькие, полночи не спят. До управляющей еще не дозвонились…

Видимо, поспать мне уже не дадут. Быстро спрыгиваю с дивана и уже в коридоре сталкиваюсь с полным мужчиной, который вместе с папой бодро шагает в комнату. Дверь в квартиру осталась прикрытой.

— Да, у вас все нормально. Странно даже. — Мне показалось, или я услышала легкое недовольство в голосе?

— Вы краны проверили? Все открыто? Напор? — интересуется папа. За коммуналку у нас дома всегда отвечал он. Если что-то ломалось, он всегда знал, кому и куда звонить. В отличие от нас с мамой.

Мужик, кажется, вознамерился и на кухне отопление проверить, но туда его уже не пустили. Стоит в дверях и продолжает что-то втирать папе. Милое утро, однако, пора просыпаться.

— Молодой человек! А у вас отопление работает? — кричит мужик какому-то невезучему соседу, которого угораздило в такую рань выйти на лестничную площадку. А я уже жду, когда папа, наконец, закроет дверь.

— Не знаю, — отвечает знакомый спокойный голос Руслана. — Я только пришел.

— Не ночевали, значит, — озадачился сосед с третьего этажа. — Так давайте вместе проверим.

— Нет! — неожиданно жестко сказал Руслан, такой немного раздраженный тон я слышала всего один раз: когда столкнулась с ним на днях в подъезде и спросила про Витька.

Я ожидала, что сосед сверху начнет препираться, но вместо этого услышала, как Руслан сначала отпирал свою входную дверь, а затем резко ее закрыл.

— Че?? Жалко, что ли? Вот козел… — Это все, что я успела услышать перед тем, как папа захлопнул уже нашу дверь.

— Доброе утро, родная! — Папа грустно улыбается, как бы прося прощения за то, что я проснулась так рано. — Мне пора собираться, а ты все-таки попытайся поспать. У тебя же нет никаких дел с утра?

— Не-а! — Если только Морозов не примчится. Хотя вчера обещал быть не раньше полудня. Но поскольку бугай — это бугай и веры ему мало… — Но спать уже не буду. Может, мне тебе завтрак приготовить?

Он снова улыбается: у нас в доме готовить умеет только папа, сколько я ни пыталась научиться, не мое это, и все. Но он знает, я просто хочу позаботиться о нем.

— Я уже поел. Вика, я вплоть до Нового года буду работать у Володиного шефа. Платит он за каждый день. И хорошо. Я тебе еще деньги на комод положил.

— Погоди, ты же вроде только доделать хотел что-то в этих расписанных стенах. Работа на несколько часов.

— Верно, — терпеливо поясняет папа, — но надо подготовиться к следующей комнате. Они гонят сроки, дочка раньше на две недели должна приехать. Не переживай, — он ловит мой подозрительный взгляд. — Все законно. Это первое. И второе: 31 декабря, я уже сказал, работать не буду. Совсем чуть-чуть осталось, Вик.

Я почти не вижу его с тех пор, как он перебрался в Москву. Я счастлива примерно так же, как и удивлена тем, что он смог быстро найти работу. Понятно, что по знакомству, но вряд ли бы ему дали новый проект, не будь заказчики довольны первым. Мама бы ни за что не поверила. Хотя он наверняка уже все успел ей рассказать. Никогда у него не было от нее секретов.

Он убегает из дома через пятнадцать минут, успевая бросить на ходу, что еще обязательно спросит про елку. Правда, не представляю, что тут еще говорить. Вчера все ему объяснила, а он молчал и хмурился. Ну хоть не предложил ее выкинуть. Только спросил, сколько я теперь должна Морозову. Сумма ему тоже не понравилась.

В одиннадцать в гости заглядывает Руслан. Снова с пирогом. И снова с застенчивой улыбкой.

— Как дела? — Он уже ставит греться чайник и, не дожидаясь моего ответа, продолжает: — Видел вчера твоего парня с елкой. Все серьезно, да?

Я даже растерялась. Чего серьезно? Морозов? Серьезно?! И… да мне даже папа такие вопросы не задает. А тут…

— Извини, можешь не отвечать, если не хочешь. — Однозначно, не хочу! — Просто ты мне нравишься, Вик. Сразу понравилась. Тогда еще, в магазине, помнишь? Я еду не мог выбрать. Я знать хочу — у меня шанс есть?

Он говорит спокойно, совершенно не стесняясь, так говорят взрослые люди, которые четко понимают, чего хотят. И никакого кокетства или лживых комплементов, чтобы понравиться. Да — да, нет — нет.

Руслан замолчал, а я не знаю, что сказать. Обсуждать с ним Морозова? Исключено. Обещать ему что-то? Тем более нет. Он мне нравится, приятный парень, если бы не эти странные перепады настроения.

— Тебе сахар класть? — Вопрос настолько будничный, обыденный, он никак не вяжется с тем, что Руслан сказал раньше. Может, я его не так поняла? — Вик, я не предлагаю прямо сейчас, не тащу тебя в койку. Просто подумай… Мы могли бы попробовать.

Он ставит передо мной кружку с чаем, а сам разрезает пирог. Бойся своих желаний, Вика. Хотела парня завести — и вот, пожалуйста!

— Я… я подумаю, — наконец выдавливаю из себя ничего не значащую фразу. Сейчас я точно не готова об этом даже думать.

— Спасибо! Это пирог с рыбой. У тебя, надеюсь, нет аллергии?

— Нет, все нормально.

Пирог оказался вкусным, хотела было спросить у Руслана, чего он дома не ночевал, но после его предложения мой вопрос может прозвучать двусмысленно. Строго говоря, какое мне дело?

Он не стал засиживаться, рассказал пару анекдотов, посетовал на погоду и ушел к себе, оставив, как обычно, здоровый кусок выпечки.

А вот Морозов с утра не звонил и не писал. Может, забыл о своем обещании. Но, как бы то ни было, подарки покупать надо: папа еще вечером вчера говорил, что мы точно будем отмечать у его брата. Если, конечно, я не против.

Поэтому собираюсь на улицу. До торгового центра, где мы были вчера с бугаем, добраться можно на автобусе. Или на маршрутке, если повезет. На улице по-прежнему холодно, но если идти быстрым шагом…

— Вик? Вика! — Руслан стоит в паре метров от нашего подъезда. Явно вышел вслед за мной. — Ты куда?

— В торговый центр, за подарками, — отвечаю, кутаясь в шарф. — А ты?

— Туда же. Поехали? Смотри, маршрутка подходит.

Мы бежим к остановке, то и дело поскальзываясь: снег на асфальте давно превратился в лед. И все-таки навернулась! Не больно, но обидно. Руслан быстро поднимает меня, удерживая за локоть, быстро отряхивает куртку.

— Ну ты как? — Он вдруг еще ближе прижимает к себе, едва касаясь кончиком носа моего виска. — Всегда бы обнимал тебя и никуда не отпускал, — тихо произносит он и смотрит в глаза так серьезно, что я теряюсь.

Надо бы мягко отстраниться, но он чуть наклоняется и слегка дотрагивается до моих губ. Невесомый, чуть заметный поцелуй. Я едва его почувствовала.

Внезапно какая-то сила отрывает от меня парня, я вижу резкий взмах руки. Сильный удар, всего пару секунд — и Руслан лежит на снегу.

— Я не понял парень! Ты же гей! — Морозов потирает ладонь в перчатке и непонимающе смотрит на моего соседа.

Глава 32

Руслан, держась рукой за челюсть, пытается подняться на ноги. И снова оступается.

— Вик, Вика! Он сам встанет, что ты с ним возишься?

Недовольный голос Морозова за моей спиной, а перед глазами — кровь, мгновенно проступившая из разбитой губы только что целовавшего меня парня.

— Ты как?

Помогаю Руслану отряхнуться, он весь в снегу, шапка отлетела куда-то, волосы взлохмачены. А еще у него очень злые глаза. Настолько злые, что я на месте Морозова бы испугалась. Но бугай стоит совершенно спокойно.

— Ничего, нормально. — Руслан смотрит на меня, и его взгляд теплеет, он хочет улыбнуться, но вместо улыбки — гримаса боли. — Платок есть?

— Нет, я не понял! — снова встревает Морозов, которому мне тоже есть что сказать, но с ним после разберусь, сначала надо помочь пострадавшей стороне. — Ты чего вокруг него прыгаешь?!

— Ты зачем ему врезал? Мозги совсем отказали? — Поворачиваюсь все-таки к бугаю и вижу перед собой еще одни злые глаза.

— Это ему мозги отказали! — рявкает Морозов. Вокруг нас начинает собираться толпа зевак. — Он тебя охранять должен, а не под юбку лезть. Мне сказали, он пидор!

— Что? Ты о чем? Вы… знакомы?

— Нет.

— Да!

Они стоят друг напротив друга, как нахохлившиеся петухи. Руслан, даром что ниже бугая, явно того не боится, кровь моим платком уже вытер.

— Так знакомы или нет?

— Вика, я тебе все объясню, — мягко и как-то примиряюще говорит мой сосед. — Пойдем со мной.

Даже руку протягивает. Но я не двигаюсь с места.

— Она никуда не пойдет с тобой, придурок.

Морозову, по всему видно, неймется еще раз приложить Руслана, вон как руками машет. Но тот не двигается, не отходит в сторону, а стоит и ждет чего-то. Собранный, цепкий. Совсем не тот парень, который со мной пироги ест.

— Она пойдет. Со мной, — тихо, но настойчиво произносит Руслан, а у меня холодок по спине пробежал.

— Вика, отойди.

Морозов делает шаг вперед, и я уже представляю, как мой сосед вот-вот снова окажется в снегу.

— Хватит. Пожалуйста! Саш, ты… — Я не знаю, как сказать, чтобы не обидеть Руслана, но тот и правда не борец рядом с боксером Морозовым. Всё и так на грани. Вот-вот снова выйдет из-под контроля.

— А ты не бойся за свою подружку! — Морозов обращается ко мне, а сам глаз не сводит с Руслана. — Он вон как уголовника отметелил, тот до сих пор в больнице валяется.

— К-какого уголовника? Кто отметелил? — Чувствую себя куклой с завязанными глазами. — Ты?

Руслан молчит, но я по глазам вижу: правду сказал Морозов.

— Он бы от тебя просто так не отвязался, Вик. Я таких козлов знаю, — спокойно и даже обыденно поясняет Руслан, а я поверить не могу, что мой милый сосед мог кого-то избить до такого состояния, чтобы…

— Погоди! Козел — это… Витек? Тот парень, что тогда стучался ко мне, а потом вы вместе исчезли?

— Соседушка твой — вышибала в клубе, — снисходительным тоном просвещает меня бугай. — Я его нанял, чтобы за тобой присматривал. Только мне сказали, что он в другой команде нападающий. Наврали, видать.

В голове на удивление ясно. Все четко и понятно. Обиды нет, возмущения, гнева и злости тоже нет. Внутри пустота и одновременно сосредоточенность. Что делать дальше — тоже понятно. Но я все же должна спросить.

— Руслан, это правда? Тебя наняли? Морозов?

— Да. Но это ничего не меняет. Ты мне очень нравишься.

— Ну ты и сука! Мою девчонку клеить вздумал?

— Хватит! — обрываю Морозова, который уже навис над спокойно стоящим Русланом. — Но если так нужно подраться, то без моего участия.

Делаю несколько шагов вперед, в сторону остановки, народ, что собрался вокруг нас, не расходится, ждет продолжения шоу. А с меня достаточно. Иначе сама обоим вмажу.

— Вика! — Морозов быстро догоняет, хватает за рукав. — Подожди. Что опять не так? Я беспокоился о твоей безопасности. Теперь, правда, еще больше беспокоюсь.

За спиной бугая маячит Руслан. Он уже подобрал шапку, выглядит значительно лучше. Не рвется бить морду Морозову, просто выжидает.

— Не сейчас, Саш. Давай не сейчас. Я позвоню тебе. Вечером. Езжай домой, пожалуйста.

Я не жду от него ответа, просто поворачиваюсь и ухожу. Потому что еще секунда — и из меня вырвется то, что успело созреть внутри всего за несколько секунд, пока я смотрела в его глаза.

И еще я почему-то уверена, что драки не будет. По крайней мере, пока. До остановки всего несколько десятков метров. Я слышу за спиной хруст снега. Мне даже оборачиваться не надо — знаю, что оба идут за мной. Но близко не подходят.

Спасительный автобус подъезжает через полминуты. Я захожу в него, не оглядываясь. Двери тут же захлопываются, я вижу в окне, как Морозов что-то выговаривает Руслану.

Значит, нанял… присматривать за мной… отметелил Витька… больница… очень нравлюсь… мою девчонку клеешь. Сейчас, когда никого из них рядом нет, перед глазами вновь события последних пятнадцати минут. Я смотрю на них со стороны, и от этого все кажется еще более настоящим, сверхреальным.

Я чуть не проехала нужную остановку, чудом успела выпрыгнуть из автобуса за несколько секунд до того, как он захлопнул двери.

У торгового центра уже стоит припаркованный джип Морозова, ну и сам водитель уже маячит у входа. Повертела головой — соседа не увидела. Надеюсь, с ним все в порядке.

Уже подготовилась внутренне высказать бугаю все, что еле сдерживаю внутри. Просила ведь оставить в покое! Но Морозов даже попытки не делает подойти близко, просто взглядом проводит и остается стоять там же, у входа. Сторожит, что ли?

Я уже минут двадцать бесцельно брожу по павильонам. Предновогодняя лихорадка меня не трогает. Глаз ни за что не цепляется, папа не говорил покупать что-то конкретное. Просто мой выбор. А мой выбор сейчас точно не в магазине детских игрушек. Однако через час усердных поисков я все же выбираюсь из центра, нагруженная коробками.

Джип Морозова так и стоит на парковке у входа. Через минуту вижу рядом с собой и самого бугая.

— Давай помогу. — Отбирает у меня пакеты и свертки, а затем быстрым шагом направляется к своей машине. Я не хочу сейчас садиться к нему, но что-то мне подсказывает: если я не сделаю этого, забирать подарки буду с Остоженки.

— Всем подарки купила? — спрашивает Морозов, как только мы выезжаем с парковки.

— Всем, кому хотела.

— А мне?

— Нет.

Я и правда не стала ему ничего покупать, хотя еще утром точно знала, что именно подарю.

— Обиделась? Вик, я как лучше хотел. Кто знал, что такой косяк будет.

— А в чем косяк, Саш? В том, что я понравилась парню и он меня поцеловал? Ты из какой пещеры вылез, Морозов?

— Нормальная пещера. Ты там тоже была. Так что нос не отворачивай. А этот недогей больше тебя не охраняет.

— Саш…

Мы уже подъехали к дому, но я не тороплюсь выходить. Лучше сейчас сказать, чем потом искать другой удобный случай.

— С чего ты решил, что у тебя есть какое-то право лезть в мою личную жизнь? Почему ты позволяешь себе бить человека, которому я нравлюсь? — я стараюсь говорить спокойно, и у меня неплохо получается. Все-таки не зря столько времени размышляла.

— Ты издеваешься? Мы одна семья! Я — твой брат… Сводный, разумеется, — после небольшой заминки добавляет Морозов. Начинал он говорить значительно увереннее.

— Целуешь ты меня только не по-братски, Саша. Но ведь ты свободен, верно? Вот и я тоже. Свободна.

Глава 33

— Свободен, — соглашается Морозов. — А ты хочешь быть моей девушкой, Вика?

В машине сразу стало нестерпимо тихо. Даже музыка, только что бившая по ушам, вдруг куда-то исчезла. Бугай молчит, просто смотрит на меня совершенно серьезно. Без самодовольства и снисходительности.

— Это предложение?

— А ты бы хотела? Вик?

— Так предложи. Нормально. И узнаешь ответ.

— Нормально, значит? Хорошо. — Он быстро выходит из машины, забирает с заднего сиденья пакеты, а затем открывает мне дверь. — Пойдем, провожу.

И это все? Мы молча поднялись на второй этаж, никого не встретив по пути. Так же молча Морозов отобрал у меня связку ключей, отпер дверь. Он теперь вообще мне ничего не скажет? Что, Морозов, теперь сразу в кусты?!

— Дальше я сама. Оставь пакеты здесь, в коридоре.

Он не слушает, разувается, проходит в комнату, оглядывает нашу елку. Усмехается чему-то. Он уже положил подарки на комод, но уходить не торопится. А еще молчит. Пауза затянулась. Я хочу, чтобы он ушел. Свободный человек как-никак. Его тут никто не держит.

Тишину разрывает трель мобильного. Не моего, конечно. Морозов быстро отвечает какому-то Эльмару. Не знаю, что происходит, но отборный русский мат долетает из трубки не только до уха бугая. Я слышу каждое слово и постепенно начинаю понимать, в чем дело. Похоже, именно этот Эльмар порекомендовал Морозову Руслана. О соседе пока думать не хочется. Кругом обман и лицемерие. Кажется, в Москве его в разы больше, чем дома.

— Я наберу тебе из машины, — бугай в конце концов обрывает поток мата из телефона. — Я сейчас не один.

Нажимает на отбой и подходит ко мне. Как-то слишком близко даже для Морозова, совершенно не признающего чужие личные границы.

— Иди-ка сюда. — Кладет ладонь мне на затылок и прижимает к себе так, что пошевельнуться сложно. — Сводная моя.

Он не целует меня, нет. Он с такой силой впивается ртом в мои губы, что я чувствую терпкий вкус крови. Инстинктивно пытаюсь сжать зубы, оттолкнуть от себя Морозова, но он лишь еще сильнее зарывается ладонью в мои волосы, обхватывает другой рукой талию так, что уже больно. Мне сложно дышать, словно весь воздух остался у мерзавца, который не отпускает, кусает, ласкает мои губы. Его язык с легкостью проникает в мой рот, удивительно нежно касаясь нёба, дразня, провоцируя, требуя ответа.

К черту! Один раз. Только один раз…

…Приятные ощущения невесомости, легкости и опустошения разливаются по телу. Губы Морозова уже хозяйничают на моей шее, наверняка завтра будут засосы, но это неважно. Так сладко… Утыкаюсь носом в ложбинку между ключицами. Морозов вкусно пахнет, он вообще вкусный… Еще чуть-чуть, еще мгновение… Чувствую его горячие пальцы на коже под свитером, как дрожь пробегает по телу, как внизу живота растекается тепло. В голове включается сигнализация. Все! Остановись, Вика. Потом уже не сможешь.

— Что? — Морозов недоуменно и немного обиженно смотрит на меня, после того как я резко отстранилась от него. — Я только начал.

— А я закончила. — Вытираю тыльной стороной ладони губы, затем поправляю одежду. — Тебе пора. Братишка.

Он щурит глаза, думает о чем-то напряженно, а я с ужасом осознаю, что, реши он сейчас остаться, не факт, что мне удастся его выгнать. Точнее, что я захочу это сделать.

— Значит, предложение. Нормальное. — Морозов широко улыбается, как будто понял для себя нечто важное.

А я никак не могу отделаться от его запаха. Надо было просто не пускать его в дом. А еще лучше — не дразнить его. Все равно у нас с ним ничего бы не получилось. Только душу окончательно себе растравить, а потом собирать себя по осколкам. Не мой вариант, совсем. С самого начала это знала. И он никогда не выбирает таких, как я. Но легче от этого не становится.

— Пока, Саш. Одеться не забудь.

Не отрывая от меня взгляда, он поднимает с пола куртку, ту самую, которую несколько минут назад я собственноручно стянула с бугая.

— Увидимся. Скоро.

Он медленно проводит рукой по моей щеке, заставляя сердце биться сильнее. Ну почему именно он?!

Я не отвечаю, просто быстро захлопываю за Морозовым дверь. И запираюсь на все замки. Вот сейчас чувствую себя в безопасности. Мне не нужно было этого делать, но я все же смотрела в окно, ждала, когда он уедет. А Морозов не торопился, минут десять, наверное, сидел в припаркованной машине и только потом уехал.

Папа с детства учил, что если на душе тревожно, нужно что-то поделать, не сидеть, погружаясь в проблемы, а, например, разобрать полку или порисовать, или пойти побегать. Или разобрать подарки, все проверить, подписать и положить под елку. В нашем случае под елку класть необязательно — все равно вручать их будем не здесь. Не факт, что Морозов исчезнет из головы, но хотя бы полезное дело сделаю.

На всякий случай проверяю телефон — из-за проблем с громкостью пропустить звонок легче легкого.

От папы лишь эсэмэска, что задерживается, зато два пропущенных от Скалкиной. Мы не общались с Тамарой последние дни. Пожалуй, это единственный человек из моего бывшего универа, по которому я скучаю. Вот и сейчас она звонит.

— Вика! Привет! У тебя все нормально? Я не могу до тебя дозвониться!

— Привет! — Невольно улыбаюсь, представляя немного суетливую Скалкину. — Все нормально, просто звонок не слышала.

Я рада поболтать с Тамарой, по крайней мере, не буду сейчас прокручивать в голове все события назад, чтобы найти тот момент, после которого все пошло наперекосяк с Морозовым.

— Ну хорошо, что нормально. А то я уже думала искать мобильный Морозова. Я больше никого не знаю, кто рядом с тобой.

Я тоже.

— Как дела? Съездили к твоим родителям? — Помню, когда переписывались несколько дней назад, Скалкина очень переживала, как ее мама с папой примут Холодова. По мне, так Тамара по-прежнему зависима от чужого одобрения.

— Да, уже вернулись, представляешь! Нормально все прошло, я даже не ожидала, что он им понравится.

Признаться, я тоже. В том же Морозове куда больше обаяния и притягательности, чем в моем бывшем преподе английского. Опять бугай в голове!

— Как будете отмечать? — спрашиваю у Томы. Я рада слышать ее счастливый голос. Похоже, у нее и правда все хорошо.

— Пока не знаю. Ярослав обещал сюрприз. Даже не представляю, что будет. Но главное — мы вместе. А ты? Вик?

— У меня все по плану, — спокойно заверяю я. — С папой и нашими родственниками. Мне кажется, я тебе говорила об этом.

— Говорила. Поэтому я и удивилась словам Дятловой.

Услышав знакомую фамилию, помимо воли сразу напрягаюсь. Память услужливо подсовывает кадры нашей последней встречи. А потом ее фотки с Морозовым.

— Не знала, что вы продолжаете общаться, — удивляюсь я. Хотя это же Дятлова. Ты ее в дверь — она в окно.

— Нет, ты же знаешь, но она звонила мне. Странные такие звонки. О тебе. — Голос у Скалкиной становится напряженным. Я чувствую, она не очень хочет продолжать.

— Тамар, мне неинтересно, что обо мне может говорить или не говорить Лена. Но ты ведь из-за этого позвонила? Что случилось-то?

— Да ничего вроде, — мнется Скалкина, а я молчу. Жду. — Спрашивала, не знаю ли я, будешь ли ты с Морозовым на Новый год. Якобы он ее пригласил в Москву, перелет уже оплатил ей. Типа там компания собирается, кто именно будет…

Скалкиной неловко, но я не очень понимаю, зачем она мне все это рассказывает.

— Лена не самый порядочный человек, — продолжает Тамара, словно отвечая на мой мысленный вопрос. — Не хочу, чтобы она тебе больно сделала.

— Не сумеет. И не переживай. Это пусть Дятлова переживает.

Глава 34

— Ты не видела мою синюю рубашку, Вик? Я, кажется, вчера ее в комод положил.

Молча подхожу к отцу и вытаскиваю из вороха его одежды на стуле ту самую рубашку. Ничего он в комод не клал, вчера ночью уже вернулся уставший, даже ужинать не стал. Быстро разделся и заснул минут через пять. Я потом одежду его на стул и положила. Чтобы утром разобрать.

— Спасибо. Я вчера поздно пришел…

— Я тебя вообще перестала видеть. Как будто не живем в одной квартире. Вот уж не думала, что, переехав в Москву, совсем перестанем общаться.

— Сегодня никуда не уйду. Как и обещал, тридцать первого декабря не работаю. И завтра тоже. Но со второго января… А тебе когда на учебу?

— С девятого января. Но надо будет еще перед стартом модуля заехать в универ.

Папа одобрительно кивает и, забрав рубашку, уходит в ванную.

Тридцать первое декабря. Последний день старого года. Пусть он закончится поскорее. Я давно вышла из возраста, когда веришь в сказки и ждешь чуда в новогоднюю ночь. И что Дед Мороз с красавицей Снегурочкой принесут тебе счастье. В детстве папа был моим неизменным Дедом Морозом, с ним всегда приходил праздник. Но детство давно закончилось.

— Мама звонила, пока ты в душе была, — сообщает папа уже из кухни. — Поздравляла с наступающим. Сказала, что вчера тебе сообщение отправляла, а ты не ответила.

Папа колдует с завтраком, а еще параллельно готовит свой фирменный пирог с рыбой на праздничный стол к дяде Володе. Я не знаю, как он все это успеет. Еще вечером вчера даже продуктов этих в квартире не было. Ночью принес, а я и не заметила?

— Отправляла. Она всю жизнь тебе будет на меня жаловаться? Я отвечу ей сегодня. И с Новым годом тоже поздравлю.

Он кивает и уже кладет мне на тарелку омлет с сыром и пару гренок.

— Расскажи про свою работу, пап. Как я поняла, платят там хорошо, но ведь легких денег не бывает, верно? За все надо платить.

— Я и плачу. — Он пожимает плечами. — Своим временем. Я тебя и правда почти не вижу, с дорогой в два часа в один конец. Но работа интересная, местами даже творческая, хотя халтура, конечно.

Он улыбается уголками чуть покрасневших глаз, на лице явные признаки недосыпа.

— Я часто думаю, как бы сложилось все, если бы тогда вы с мамой уехали в Италию, когда тебя Марио звал, — говорю я после небольшой паузы. — Тебе бы точно не пришлось сейчас малевать стены и переделывать одно и то же из-за прихоти истеричной хозяйки. И вообще…

— Как ты узнала? — Папа смотрит на меня с огромным удивлением в глазах, даже есть перестал. — Откуда? Мама рассказала?

— Да, но она не мне рассказывала. Я слышала, как она хвасталась двум своим подружкам. Они у нас дома были, а тебя тогда не было с ними. Я не помню, ты, кажется, в магазин пошел. Летом это было, лет пять с половиной назад, — рассказываю я. Тот разговор не для моих ушей явно был, но запомнила я его слово в слово.

— Подслушивала, значит?

— Ага. И мне совершенно не стыдно. — Скрестив руки на груди, откидываюсь на спинку стула. — Это ей должно было быть стыдно. Но она хвалилась этим клячам, какой у нее покладистый муж — такое предложение отверг ради нее!

Он молчит. Продолжает спокойно есть. Меня подмывает спросить у него, не жалеет ли. Я, когда узнала тогда, не сразу поверила, подумала, может, мать все придумала, к тому же они праздновали что-то, вина выпили. Но потом полистала старые альбомы и нашла этого Марио. Даже вспомнила его, здоровый такой мужчина, с вьющимися длинными волосами, и все время смеялся. Он еще подбрасывал меня вверх, а я визжала от восторга. Сколько мне тогда было? Года три-четыре? А потом он пропал. Я забыла его, как дети забывают тех, кто исчезает из их мира. Ведь на смену тут же приходят новые люди, новые впечатления.

— Так это правда, да? Этот Марио — он кто?

— Он приезжал к нам по обмену в училище, когда мы студентами были. Подружились. — На папином лице я не вижу каких-то особенных эмоций. Мои слова его точно не взволновали. Как и напоминание об этой истории.

— А потом?

— Потом он уехал, но отношения поддерживали. У его семьи свои виноградники в Тоскане. Большое довольно-таки производство. Мы с твоей мамой даже ездили к нему в гости. Тебя, правда, еще не было тогда.

— Так он правда предложил тебе работу?

— Они запускали новую линию полусухих вин, если я правильно помню. Нужны были люди — художники, дизайнеры. Работы много было. Ту же этикетку для вина не так просто создать, как может показаться.

— И он позвал тебя, нас всех в Италию, верно?

— Верно. Но я не мог согласиться.

— Мама была против. Я знаю. Она рассказала.

— Ты только родилась тогда, пару месяцев всего было. Тащить младенца в незнакомую страну…

— Италия — это вроде не Уганда, пап. Вряд ли мне там что-то грозило. Просто мама не хотела. Там не было бы ее банка. Она не смогла бы работать, потому что тогда работал бы ты! И ей пришлось бы сидеть со мной! А не заниматься своей карьерой!

Я так увлеклась, что не заметила, как повысила голос. Еще чуть-чуть, и на крик сорвусь. Как вспомню, с каким упоением она это рассказывала!

— Иногда надо идти на уступки любимым людям. И потом, ты еще не родилась, но мы уже тогда с мамой договорились, что заниматься тобой буду я. А она вернется в свой банк, ей перед родами повышение как раз предложили. Ты же все это знаешь, Вик. Чего сейчас-то кричишь?

Вместо ответа хватаю чашку чая и делаю большой глоток. Вот ведь! Еще и язык обожгла. Типа болтать надо меньше?

— Когда научишься любить, начнешь потихоньку соображать. — Папа протягивает мне стакан воды. — Пей. И не забудь ей позвонить, когда успокоишься. Кстати, а как твой братец сводный поживает? Так и будешь о нем молчать?

— Да чего говорить? Нечего о нем говорить! — Закашливаюсь от того, что вода не в то горло пошла. Вот и вспомнили про Морозова. — Понятия не имею, где он. Как морду набил Руслану, так и не появлялся больше.

Я рассказала папе про соседа и про то, что потом устроил бугай. О поцелуе, конечно, промолчала. Но, я считаю, папа имеет право знать, что ко мне тут охранника, оказывается, приставили. А потом этот охранник мигом исчез. Что с Русланом, я не знаю. В его квартире тишина. Я пару раз звонила в дверь, но никто не подошел.

— Мама тоже удивилась, что Саша такое придумал. Кстати, давай уже закажем на окно решетку. А то Володя все тянет, обещает вроде, а так ничего и не происходит.

— Угу! Закажем. Нам во сколько, кстати, надо выезжать?

— Мы договаривались на восемь. — Папа ставит противень с пирогом в духовку. — Подарки все проверила? Дети их сразу развернут.

— Конечно. Все в порядке, пап. Не переживай.

У меня и правда все готово: подарки, вещи, чтобы переночевать в чужом доме, ну и платье новогоднее тоже. И туфли.

— Вик, Вика! Подойди-ка сюда! — Папа машет мне рукой, а сам смотрит в окно. — Это не твой ли Дед Мороз паркуется?

Водитель еще не вышел из машины, но от понимания, кого я сейчас увижу, по спине пробежали мурашки. А сердце предательски дрогнуло.

Приехал, значит.

Глава 35

У Морозова в руках две коробки в ярко-красной упаковке, с большими бантами из блестящей мишуры. Подарки, значит, привез. А у меня нет ничего, я не планировала. Он не звонил и не писал все это время. Честно говоря, не ожидала, что объявится до Нового года. Ему ведь всегда есть с кем потусить.

— Похоже, тебя приехали поздравлять, Вика. — Папа машет рукой бугаю, который отвечает ему коротким кивком. — Посмотри, в чайнике вода осталась?

Саша заходит в квартиру через три минуты, принеся с собой морозную свежесть зимнего утра. Захотелось даже глубже вдохнуть ее в себя.

— Привет! С наступающим! — говорит он и вручает мне те самые коробки, которые я видела из окна. — Это тебе и твоему папе. Здравствуйте, Олег Владимирович!

Отец первый протягивает руку, и Морозов быстро ее пожимает. Краткое мужское приветствие, после которого бугай сразу же начал разуваться.

— Спасибо большое. — Я не знаю, куда девать подарки. Наверное, под елку отнести? Просто некомфортно от того, что мне нечего ему вручить в ответ. Пусть даже чисто символически.

— Ты завтракал? — спрашивает папа, который даже не посмотрел на яркие коробки. — Мой руки и проходи на кухню.

Тот редкий случай, когда я пожалела, что папа сейчас дома. Вроде ничего не произошло, но я чувствую небольшое напряжение.

На столе уже стоит большая чашка черного чая, рядом тарелка с бутербродами. Морозов не стесняется. Вот никогда не видела, чтобы у него кусок в горло не лез. Всегда отменный аппетит, в любых жизненных ситуациях.

— Я заехал пораньше, чтобы точно вас застать, — объясняет Саша, дожевав третий бутерброд. — Вы ведь не здесь собираетесь Новый год отмечать, верно?

Он говорит это отцу, а сам смотрит на меня. Нагло смотрит, точно здесь и папы нет.

— Благодарю за подарок. И тебя с наступающим! Да, к брату моему поедем вечером. А ты как будешь праздновать?

Я в этот момент перестала чувствовать свое сердце, оно словно остановилось, споткнулось об эту паузу. Я уверена, что Дятлова соврала. Нет, в том, что она попытается оказаться рядом с ним на Новый год, я и не сомневалась. Она еще осенью подкатывала ко мне с вопросом, где и с кем будет отмечать Морозов. Более того, у нее даже может получиться. Но вряд ли бугай ее сам позовет. У него помимо Дятловой… стоит только пальцами щелкнуть. Кто откажется с ним на Красной площади Новый год встретить? Только ты, Туева!

Морозов не торопится отвечать на папин вопрос, еще один сандвич в рот засунул и жует. Так и хочется по макушке его белобрысой стукнуть.

— У меня много планов на сегодня, но я все успею сделать. Спасибо за чай и еду. — Бугай кивает на пустую тарелку. — Вик, мне уже ехать надо. Ты не проводишь меня? До машины.

Что? Уже? Он ведь только приехал. Только для того, чтобы с Новым годом поздравить?

— Конечно, — отвечаю я как можно более спокойно. — Кстати, с нас подарок. Извини, не ожидала, что приедешь.

— А вот это зря. — Он встает из-за стола и относит чашку с тарелкой в раковину. — Не про подарок, а что не ждала. С меня предложение, помнишь?

Вижу, как у папы брови на лоб полезли. И ведь не объяснишь ему так сразу, в двух словах. Дурацкая ситуация. Было бы проще, будь мы тут одни.

— Помню. Пойдем?

Папа нас не задерживает, вообще ничего не говорит. Только молча пожимает протянутую Морозовым руку.

На улице Саша так и не сказал ни слова, только в подъезде взял мою руку, да так и не выпустил ее, пока в машину меня не посадил.

— Холодно, Вик.

— Ага, морозно. Еще раз спасибо, Саш. Что заехал. Неожиданно и неловко получи…

Он не дает мне закончить предложение, нетерпеливо притягивает к себе и целует в губы. Неторопливо, как заправский любовник, который не просто умеет, но и знает, как надо целовать именно меня. Не успеваю как следует ответить, потому что он неожиданно отпускает. Я даже не сразу глаза открыла. Ждала чего-то.

— Я скучал. А ты? — Не дожидаясь ответа, он проводит большим пальцем по моим губам.

У меня чуть не вырвался вопрос, что раз, мол, скучал, то где пропадал почти два дня? Но вовремя сдержалась. Это Морозов. С ним всегда как на вулкане. И никогда не знаешь, когда рванет. И да, я скучала. Очень.

— Ты зачем приехал?

— Я за тобой. — Морозов быстро, не говоря больше ни слова, заводит двигатель, и джип срывается с места.

Что?

— Погоди! Ты что? Саш? Морозов!

За спиной остается наш двор. Мы выезжаем на заснеженную улицу, а бугай все молчит.

— Мы куда едем? Я даже телефон с собой не взяла! Папа…

— Вик! Твой папа взрослый человек, он все понимает. Не волнуйся. Просто немного покатаемся, а потом я отвезу тебя обратно.

Обратно? Помимо воли чувствую легкую досаду. И что за предложение? Почему до сих пор молчит?!

— Саш, сегодня 31 декабря. До Нового года — несколько часов, понимаешь? Что ты хочешь?

Он останавливает, наконец, машину на парковке того самого торгового центра, где мы с ним выбирали елочные игрушки и где на следующий день он ждал меня, пока я покупала подарки.

— Я хочу пригласить тебя. — Он поворачивается ко мне и с улыбкой добавляет: — В сказку.

— Куда? — Кажется, я плохо расслышала. — В сказку?

— Ну да. Сегодня же 31 декабря. До Нового года несколько часов, понимаешь? — Морозов радостно повторяет мои же слова, сказанные несколькими минутами раньше.

— Нет! — искренне признаюсь. — Я ничего не понимаю. Какая сказка?!

— Вот эта. — Он вытаскивает из бардачка очень красивый конверт. — Открой.

Я послушно беру в руку роскошную бумагу… Не может быть. Этого просто не может быть!

— «Щелкунчик»… Историческая сцена… Большой театр. 31 декабря. Восемнадцать ноль-ноль, — хриплым голосом читаю я и не верю. Не верю, что у меня в руках билеты на… — Это и правда сказка. Но как?

Морозов сверкает, как большая гирлянда на елке. Так доволен произведенным эффектом, что даже не скрывает своей радости.

— Это было… непросто. Знаешь, найти за сутки билеты на самое главное новогоднее представление в Большом… Один билет твой, кстати. Второй — мой, — уточняет он. — Ты была когда-нибудь в Большом?

Отрицательно качаю головой, едва понимая, что он говорит.

— Вик? Вик, ты чего? — Вытирает пальцем слезу на моей щеке, а я быстро отворачиваюсь к окну. — Я опять косякнул? У тебя… не знаю… Я подумал, ты ж балетом занималась, тебе будет… — Морозов вконец сбивается и замолкает.

— Это и есть твое предложение? — спрашиваю я, как только удается справиться с нахлынувшими эмоциями.

— Нормальное? — отвечает Саша вопросом на вопрос.

— Замечательное, — честно признаюсь.

Морозов, не стесняясь, громко выдыхает.

— Значит так, заберу тебя в два часа. Пока доедем через пробки, потом пешком все равно придется немного пройти… да, в два часа… Я бы сразу тебя сейчас увез, — задумчиво произносит он, словно размышляет вслух. — Но надо кое-что еще сделать. Ну как? Договорились?

Глава 36

— Договорились! — Сама не верю, что это сказала. И дело не только и не столько в билетах, которые я по-прежнему держу в руках. Хотя, может, я не так все поняла? И это не совсем то предложение, о котором мы говорили?

— Ну наконец-то. Я, кстати, тоже никогда в Большом не был, да еще и сразу со своей девушкой. Ну все когда-нибудь впервые случается. Да, Вика?

Его девушка. Его девушка! Точно сказка.

— Да! Не знаю, что из этого получится и получится ли, но…

— Тебя тянет ко мне. А меня — к тебе. Наши родители и их разборки тут ни при чем. Слушай, мы взрослые люди, сами разберемся. Поехали!

Вот так быстро, четко и по-морозовски. Хотя с его словами и не поспоришь особо.

— Поехали!

У меня много вопросов в голове крутится, но еще больше эмоций внутри. И с ними еще предстоит разобраться.

Всю дорогу до дома он молчит, лишь изредка поглядывает на меня. Мой парень? Морозов? Обхохочешься просто… Полное ощущение нереальности происходящего. И если бы по-прежнему не держала в руках билеты… Я и Морозов. Сказка. Новогодняя сказка. Главное, чтобы в кошмар не превратилась.

Так, а еще надо предупредить папу. Точно… До меня только сейчас доходит, что Новый год…

— Саш, а продолжительность балета? Больше ведь двух часов, верно?

Он паркует машину у подъезда и затем отвечает:

— Вик, ты не вернешься к папе и дяде сегодня. И завтра тоже. Новый год — это Новый год. Сама знаешь, с кем его встретишь…

— Серьезно?

— Ну да. Поверь, со мной тебе больше понравится, чем с семьей твоего дяди! Слушай… — Морозов чуть пригибается и смотрит через лобовое стекло на наше окно. — А он тебя всегда так пасет? Стоит вон.

Я бы не сказала, что голос у него напряженный, скорее удивленный.

— Он не пасет, он заботится обо мне.

— Ну да. А чего одну сюда отпустил? Где его носило, когда к тебе Витек этот ломился?

Один. Два. Три. Четыре. Пять.

— Саш, давай договоримся сразу. Моего папу, как и твоего тоже, кстати, мы не обсуждаем.

Я не хочу продолжать и говорить, что будет, если… Но, к счастью, Морозов и сам понимает.

— Не вопрос. Я уже понял, что ты его при жизни канонизировала. Или мне у него надо официально попросить разрешения с тобой встречаться? Я могу.

— Не сомневаюсь. Но не стоит этого делать. Я взрослая девочка.

— Правда? — Он выразительно играет бровями, намекая отнюдь не на мои отношения с родителями. — Уверена?

Дергает на себя и целует, целует гад так, что даже оттолкнуть рука не поднимается.

— Иди, — хрипло шепчет мне в ухо, — иди. А то дальше… Папе твоему точно видеть не надо. Билеты не забудь. Пусть у тебя побудут.

Морозов первым выходит из машины и, пока я пытаюсь отдышаться и быстро привести себя в порядок, открывает мне дверь.

— Пока не стала с тобой здесь общаться, не предполагала, что ты такой обходительный, Морозов. — Поднимаю взгляд на наше окно на кухне, но папы в нем уже нет. — По тебе не скажешь.

— Чего не скажешь? Ты от меня шарахалась все время. Я вообще соткан из одних достоинств. Да тебе любая ба… девчонка об этом скажет.

— Любая?

— Вик, я понял. Ты не простишь, если что. Да?

— Да!

— Ну тогда никаких геев и не геев тоже. — Морозов поправляет на мне шарф. — У нас не свободные отношения и я не толерантный парень, если что.

— Ты — боксер. Какая уж тут толерантность. Странно, что ты слово такое знаешь. Увидимся в два.

Я взлетаю на свой второй этаж за секунды — так долго сдерживаемый адреналин сейчас полностью завладел моим телом. То забытое с детства состояние, когда проще станцевать, чем сказать, что чувствуешь.

— Вик? — Папа стоит у открытой двери с кухонным полотенцем в руках.

Он не задает вопросов, но я понимаю, что должна ему что-то сказать, объяснить… Он точно будет не в восторге.

— Ты же все видел, пап. Не сейчас, хорошо? Пожалуйста. Я сама не понимаю, как такое произошло. Просто… — Пожимаю плечами. — Ты прав. Я влюбилась.

— А он?

— Пап! Я влюбилась, а не голову потеряла. И пока… все, что я знаю, — это то, что сегодня иду в Большой смотреть «Щелкунчика». С Морозовым. У меня мало времени подготовиться, он приедет в два часа, а потом… — Я подхожу ближе к папе и беру его за руки. — Он Новый год предложил вместе встретить. Я, конечно, откажусь, если ты… мы… я этого совсем не планировала, но так…

— Езжай с ним, — быстро говорит папа, будто боится, что передумает. — Я вечером приеду к Володе и подарки отвезу. Только на связи будь все время. И маме позвони. Он твой сводный брат. Тебя это не смущает?

— Меня все смущает. Я вообще не уверена, что это серьезно. И…

— Ладно, если что, сразу звони. И присмотри за пирогом. Мне отъехать надо.

— Куда?

— Краски докупить. Только сейчас сообразил, что второе января уже послезавтра. А первого никто работать не будет. Во сколько, ты говоришь, он заедет за тобой?

— В два.

Папа огорченно качает головой.

— Могу не успеть. А позднее поеду — не успею до закрытия. Послушай, я не буду притворяться, что этот парень мне нравится. Я по-прежнему не хочу видеть его рядом с тобой. Но ты всегда все делаешь, как считаешь нужным. В этом очень похожа на свою маму. Я прошу тебя лишь быть внимательной. Ты знаешь, что я имею в виду.

— Знаю.

— Вот и умница!

Папа порывисто обнимает меня и целует в макушку. Больше к этой теме мы сегодня не возвращались.

Большой театр и Морозов. Нет, не так. Морозов и Большой театр. Сегодня, в новогоднюю ночь. Это даже не сказка, а какое-то запредельное фэнтези. Надо успокоиться, от перемалывания одних и тех же эмоций в голове не прояснится. Если провожать старый год я буду вместе с бугаем, смотря один из самых известных балетов мира, то сделать это я обязана достойно.

Мое платье, в котором я собралась отмечать Новый год, отлично подходит для праздника в кругу семьи, но в Большой театр я в нем точно не пойду. Для этого есть правильное темно-синее платье-футляр. В вечерних нарядах, конечно, многие ходят, однако дорогого платья в пол за пару сотен тысяч у меня нет. Да и Морозов вряд ли фрак на себя напялит. Хотя… он может! Как я не догадалась спросить у него, в чем он будет?!

Я собираюсь позвонить ему, но тут взгляд падает на елку. Точно. Подарки. Его подарок. А у меня нет ничего. Времени катастрофически не хватает.

Открыть сейчас? Ни в коем случае. Поехать ему за подарком? Спокойно, Вика. Спокойно!

На столе мигает телефон. Скалкина! Надеюсь, не с очередными новостями про Дятлову. Ее и всех бывших подружек Морозова очень хочется оставить в прошлом году.

— С наступающим! — кричит в трубку Тамара, и, не знай я ее, решила бы, что бывшая сокурсница уже проводила шампанским старый год. — Пусть все плохое останется в старом году, а в новом ты будешь счастлива! И очень любима! Чтобы ты встретила любовь всей своей жизни… — Скалкину несет. Такое бывает, когда человек не просто влюблен, а счастливо влюблен. То есть взаимно. — …И помирись с мамой. Это очень важно. А еще не ругайся с Морозовым, я знаю, ты его ненавидишь…

— Я с ним иду на «Щелкунчика». В Большой театр. Через час. Я бы не сказала, что я его ненавижу.

В трубке пауза, а я чувствую, что напряжения внутри стало чуть меньше. Видимо, надо было сказать это вслух еще раз. И не только папе.

— То есть? — Голос у Скалкиной немного обескураженный, но я ее точно не виню. — Это на оперу? В качестве кого? Вы там… вся ваша семья будет? Или как?

— Это балет, Том. И нет, мы идем с ним вдвоем. Как пара. Не как сводные брат и сестра.

С каждым словом эмоций внутри становится все меньше. Я очень благодарна Тамаре, предположить не могла, что ее звонок поможет мне успокоиться. Но она молчит. Уже долго, наверное переваривает информацию. Но я не тороплю ее. Иногда тишина в трубке крайне необходима.

— Т-тут Ярослав говорит, — начинает она через полминуты очень медленно, даже неуверенно, — говорит, что проще у Кремлевской стены лечь, чем достать билеты в Большой театр на «Щелкунчик» тридцать первого декабря. Если только они не были загодя куплены. Но это точно не про Морозова. Он балет от оперы не отличит. Значит, нужна очень сильная мотивация. То есть ты. Да Вик?

Глава 37

Папа так и не вернулся к двум часам. Теперь только завтра его увижу. Не представляю, что задумал Морозов и где я встречу Новый год. Первый раз такое. Я не люблю сюрпризы, неопределенность — это вообще не мое. Но какая может быть ясность и предсказуемость рядом с бугаем? Чем больше думаю, тем все больше мне кажется его предложение каким-то фарсом. Так ведь не бывает. И где он сумел быстро достать билеты в Большой? Почему именно туда?

Потому что, Вика, в последние две недели он почти не отходил от тебя. И понял, от чего ты точно не сможешь отказаться. Дело не в билетах. Просто ни один парень никогда столько не делал для тебя, сколько Морозов. Он умный, очень умный, глупо считать его обычным качком, напичканным мускулами и папиными деньгами. Прет как танк, но ведь и получает, что хочет.

Наверное, я слишком заморачиваюсь. Выдохни, наконец, Вика. Просто поправь тени на глазах. Проверь клатч, телефон, не забудь зарядку. И, поскольку это Морозов и с ним никогда не знаешь, где окажешься утром, возьми с собой ту сумку с косметикой и вещами, которые приготовила для ночевки у дяди…

Ровно в два часа дня он не приехал, не объявился и через полчаса. Я даже телефон проверила пару раз. Ничего.

Может, что-то случилось? Гоню от себя невротические мысли про фарс. Он бы так не поступил со мной, специально — точно нет. А вот накосячить, застрять в той же пробке или не рассчитать время — запросто. Но почему не позвонил? И не написал?

Без пятнадцати три набираю его номер — мобильник отключен или временно недоступен. Ну класс! Я даже не знаю, что за дела у него и куда он отправился.

Настроение вот-вот скатится на уровень плинтуса. Бесцельно брожу по квартире, поглядывая время от времени на лежащие на комоде билеты. До третьего звонка осталось всего… три часа.

Он приехал в начале четвертого. Очень злой. Я поняла это, как только услышала визг тормозов на улице. А потом из машины, резко остановившейся у нашего подъезда, выскочил растрепанный Морозов.

Я не успела дойти от кухни до двери, как раздалась нетерпеливая трель звонка. Потом еще одна. И еще.

— Саш, я тут, ты чего…

— Слава богу! — Морозов влетает в квартиру, чуть не сбив меня с ног. — Думал, ты уже уехала.

Он шумно выдыхает и, немного успокоившись, осматривает меня с головы до ног. А я рассматриваю его. И мне очень-очень нравится то, что я вижу. Бугай умеет хорошо одеваться, что и требовалось доказать. На нем темный классический костюм, светлая рубашка и галстук-бабочка. Все четко, строго, идеальные линии. Ничего лишнего. Хоть сейчас фотографируй и отправляй Морозова на обложку глянцевого журнала или женского любовного романа. Хорош…

А он протягивает руку и нежно проводит ладонью по щеке, а затем подходит ближе, касается губами моего виска.

— Я думал, ты уже уехала, — повторяет он. — А ты осталась… Я не ожидал.

Мне очень приятно так стоять рядом с ним, ощущать тепло его тела, горячее, немного сбившееся дыхание, вдыхать запах его парфюма, касаться щекой его щеки… Просто закрыть глаза и окунуться в тот восторг, который уже накрывает меня, заставляя, требуя время остановиться.

— Чего ты ожидал? Что я схвачу билеты и убегу без тебя на балет? — Я смотрю в его глаза и вижу ответ на свой вопрос.

— Ты не умеешь ждать, и терпение — точно не твой конек. С Большим театром непросто конкурировать. К тому же я не смог позвонить. Мобильный сдох, я еще не понял, почему он не заряжается.

— Где ты был? — Вопрос срывается с губ, и я тут же жалею, что задала его. Даже сама услышала в своем голосе нотки ревности и обиды.

— Одевайся, расскажу по дороге. Нам придется поторопиться.

Волшебство рассеивается, но не исчезает, а как будто проникает в меня. Беда, Вика, это просто беда!

— А это что? — Кивает на сумку с вещами, которую я приготовила на случай ночевки не дома.

— Ты обещал, что я не вернусь сегодня к папе и дяде.

— Да.

— Тогда бери сумку.

Прямо у подъезда сталкиваемся с папой. У него в руках здоровые пакеты с красками, и он очень удивлен, увидев нас с Морозовым здесь.

— С наступающим, Олег Владимирович. Всех благ, — быстро произносит Морозов, держа меня за руку. — Пусть все сбудется.

— Пусть, — медленно повторяет папа, глядя на Сашу. — С наступающим! Вика. — Сейчас его взгляд уже на мне. — Позвони.

В машине тепло и, как всегда, очень уютно. Морозов, чертыхаясь, воюет с мобильным, пытаясь его зарядить, но терпит неудачу: его смартфон не подает никаких признаков жизни. Я решила не задавать ему больше вопросов. Захочет — сам расскажет, к тому же обещал.

— Если все будет нормально, то мы успеем, Вик! Тачку придется бросить, конечно, но тут могут помочь. Мобильный свой дай, пожалуйста.

Одной рукой Морозов держит руль, умудряясь мягко лавировать в довольно плотном автомобильном потоке, а другой быстро водит пальцем по экрану моего телефона.

— Здрасьте. — Прижимает к уху мой мобильный и резво перестраивается в крайний левый ряд дороги. — Это Морозов. Да… мой не работает, не важно. Машину у входа в Большой театр заберете. Будем там через час.

Ему явно ответили то, что он хотел услышать. А потом Саша произносит то, что хотела услышать я:

— Прости, Вик! В банке задержался, потом две аварии на дороге. Ничего особенного, но трассу почти полностью парализовало на подъезде к тебе. Поэтому и опоздал. Злишься?

— Нет, — честно отвечаю. — Я знаю, как работают в банках. Мама редко когда приходила домой 31 декабря раньше девяти вечера.

Морозов удивленно смотрит на меня, но молчит. А я вспоминаю, что должна ей позвонить, поздравить с Новым годом. Но я точно не буду этого делать из машины Саши. Его наш с ней разговор совсем не касается.

Мы подъезжаем к Большому театру без двадцати шесть. Морозов едва успел остановить свой внедорожник, как дверцу открыл какой-то мужчина.

— Александр Константинович, я могу забрать машину?

На улице холодно, но внимание отнюдь не на погоде. Кажется, даже воздух пропитан праздником, сотни, тысячи огоньков иллюминации, шум, толпы смеющихся людей, откуда-то льется музыка…

— Нравится? — Слышу рядом довольный бас Морозова. — А еще ничего не началось. Пойдем скорее.

Пока Саша прокладывал нам дорогу через толпы людей, нас, наверное, раз пять спросили про билеты. Я, правда, не поняла, нам их предлагали или, напротив, просили продать.

Внутри театра людей не меньше. Я даже не успеваю оглядеться, напитаться историей главной сцены страны.

— Вика, давай сюда. — Морозов помогает мне снять пальто и быстро раздевается сам. — Первый звонок уже был.

— Да не торопи ты девушку, Саня! — за спиной раздается сухой, чуть насмешливый мужской голос. — Время еще есть. Добрый вечер, молодые люди.

Встретить здесь знакомых Морозова в мои планы не входило, а вот бугай явно не удивлен.

— Здравствуйте, Дмитрий Александрович. С наступающим!

Саша протягивает руку высокому плотному мужчине. У него жесткое властное лицо. Светлые серо-голубые глаза быстро сканируют меня, и от его взгляда хочется поежиться. Но я не буду этого делать.

Он пожимает руку Морозову, но продолжает смотреть на меня, ожидая, что сейчас ему скажут, кто я такая.

— Виктория, моя девушка, — говорит Морозов, и вот тут я уже не смогла сдержаться, вздрогнула. — Это друг отца, Дмитрий Александрович Леднев.

— Привет, Виктория! — улыбается Леднев. Кажется, я теперь знаю, как Саша смог так быстро найти билеты. Даже я наслышана о могуществе этого человека. — Что ж, идемте. Наши места рядом.

Глава 38

Историческую сцену Большого реставрировали шесть лет. Например, зрительный зал и часть его анфилады воссоздали по чертежам девятнадцатого века. Здесь полностью изменили акустику, построили подземный концертный зал. Обо всем этом я читала пару лет назад, а сейчас могу увидеть собственными глазами.

— Вик, Вика… — Руки Морозова обвивают меня за талию. — Нам сюда.

Я сама не заметила, как остановилась в проходе, рассматривая главное фойе. Однако никого из моих спутников не интересовало убранство главного театра страны. Леднев переговаривается с каким-то знакомым, а бугай, то есть мой парень, таращится прямо в мое декольте. Хочется взять его за ухо, как нашкодившего кота, слизавшего сметану с хозяйской тарелки.

— Ну а чего? — Морозов перехватывает взгляд и, как обычно, все понимает верно. — Моя девушка, на кого мне еще смотреть? На старых кошелок в брюликах? Ого! — Саша осекается, и с него мгновенно слетает вся напускная придурь. Взгляд становится цепким, впивается в красивую женщину лет тридцати — тридцати пяти, рядом с которой садится Леднев. — Как интересно.

— Что? — Не в моих привычках лезть в чужие дела и задавать подобные вопросы, но его реакция заинтриговала.

— Потом, — резко бросает мне Морозов, и я вновь поражаюсь его способности так быстро менять образы.

Наши места в партере, строго напротив сцены, видимость идеальная. Звонит третий, последний звонок. И я пропадаю…

— У меня такое впечатление, что весь первый акт ты была не со мной, а на сцене.

Недовольный бас Морозова возвращает меня из чудесной новогодней сказки в прозаичную реальность. У него обиженное лицо, а мне зацеловать его хочется от переполняющих меня эмоций. От огромной благодарности за то, что я здесь, я часть этой феерии. Благодаря ему!

— Когда у меня будут дети, я обязательно приведу их сюда, — неожиданно для самой себя выпаливаю Морозову. — Ты… Саш, спасибо тебе! Я никогда не забуду этого. Вот что бы ни случилось, как бы мы дальше…

— Ты уже строишь в голове, как рассталась со мной? — Морозов обрывает мою восторженную тираду и заявляет: — Даже не думай! Пойдем в буфет, что ли. Антракт все-таки — время отдохнуть от прекрасного. Последнее, что я ел сегодня, — ваши бутерброды утром. Может, поэтому твой балет мне не зашел. — Морозов совершенно не стесняется своих эмоций и не боится показаться невеждой. — Детский сад какой-то, а не шоу.

— Да уж, не боксерский ринг, — усмехаюсь я.

— А это идея, — оживляется бугай. — В следующий раз пойдем на бокс. В Москве отличные бои проводят.

Не успеваю ничего ответить, потому что Морозов вдруг берет меня под руку и уводит чуть левее, к группе людей, которые о чем-то увлеченно разговаривают. В центре небольшой компании Леднев со спутницей, на которую так бурно отреагировал бугай. Мне она, кстати, показалась смутно знакомой, хотя, возможно, у нее просто очень распространенная внешность и я путаю ее с кем-то.

Честно говоря, идти мне туда не очень хочется: я не знаю этих людей, у нас явно мало общего, вообще они очень напоминают маминых коллег-банкиров. Но нам уже приветливо машут рукой, приглашая присоединяться.

— Мы на секунду. Я только у Элеоноры уточню кое-что, не видел ее сегодня в банке.

— Элеонора — это подруга Леднева, да? — снова интересуюсь я.

— Она возглавляет наш московский филиал, — напряженно отвечает Морозов. Больше ничего не успевает добавить: мы как раз поравнялись с кампанией.

— Я не знала, что увижу тебя здесь сегодня, Саш. Интересуешься балетом?

Элеонора говорит спокойно и даже доброжелательно, но я сразу понимаю, кого она мне напомнила. Маму. Нет, внешне они абсолютно не похожи, но взгляд, мимика, а вот сейчас тон голоса… Так разговаривают женщины, привыкшие руководить, они не могут полностью «выключить босса», где бы и с кем бы ни находились. Хотя, похоже, никого это не напрягает, судя по лицам мужчин, да и Морозов полностью расслаблен. А я всем нутром своим чувствую эту двойственность — образ женщины, которая всегда стоит за мужчиной, и состоявшейся деловой женщины, привыкшей к тому, что ее приказы выполняются беспрекословно.

— Моя девушка любит балет, — спокойно отвечает бугай, а у меня внутри уже растекается приятная легкость от его слов. — Поэтому мы здесь.

— Девушка? — Элеонора делает круглые глаза, оглядывает меня с головы до ног и продолжает: — Я думала, это твоя сводная сестра. Вы Оли Туевой дочь, верно? Простите, она же теперь Морозова.

Что?! Даже Леднев оторвался от разговора с другими мужчинами и с интересом посмотрел на нас.

— Да, Ольга — мама Вики. Но Вика мне не сестра, она моя девушка, — быстро уточняет Морозов, пока я соображала, как бы деликатно ответить так, чтобы впредь она подобные вопросы мне не задавала. Пожалуй, после слов моего парня мне добавить нечего.

— Я просто удивилась, не реагируй так остро. — Элеонора пожимает плечами. — Я начинала работать у Ольги в департаменте, она была моим первым руководителем. Вы очень похожи на нее, Виктория. Ты меня искал сегодня в банке, Саш? — она быстро меняет тему, и я рада этому.

— Да, но, знаешь, сейчас не место и не время говорить о работе, — ни с того ни с сего заявляет Морозов, который как раз и шел к Элеоноре, чтобы поговорить о чем-то важном. — Давай уже после Нового года.

Не дожидаясь ее ответа, он берет меня за руку и уводит в сторону буфета.

— Извини, я не знал, что тут окажется столько знакомых. И не только моих, кстати. Всегда и везде на виду. Пошли в буфет, отметим это дело.

Я совершенно точно пить не буду, но уйти от женщины, которая пусть невольно, но напомнила о наших родственных связях с Морозовым, очень хотелось. А еще хотелось быть с боксером, который в отличие от меня совсем не растерялся. У него будто в голове уже был записан ответ на этот не самый приятный вопрос. А мне надо привыкать: желающих уточнить, кто я Морозову, будет еще немало.

Глава 39

Буфет в Большом под стать самому театру — огромное пространство с мраморными столиками и кожаными диванами, на которых с бокалами в руках расположились хорошо одетые дамы, ослепительно сверкающие вечерними нарядами. Людей много, но никакой толчеи и шума.

— Что будешь? — Морозов кивает в сторону буфетной стойки. — Может, шампанское? Вик, а ведь это уже традиция.

Да уж… Ту бутылку, которую Саша привез ко мне домой, чтобы поздравить с успешным переводом в «Вышку», я не забуду.

— Пожалуй, нет. Я предпочитаю смотреть балет на трезвую голову.

— У меня на трезвую не получится. Прости, Вик. Мультик про «Щелкунчика» помню, музыка тоже нравится, но тут какой-то другой сюжет, нет?

— Не совсем. А ты читал саму сказку Гофмана?

— Нет, конечно. А надо было? Слушай, может, хотя бы чокнемся? Сегодня ведь год старый провожаем, верно? И новый встречаем. Ты, кстати, выбирай давай, что заказывать будешь.

Бутерброды с красной рыбой, осетриной, кулебяка и расстегай… Рядом десерты — тирамису, пирожные на любой вкус и набор калорий. На цены лучше не смотреть. Морозов вот точно не смотрит.

— Два бокала Moet, еще две, нет, четыре тарталетки с черной икрой, потом… Вик, ты красную будешь? Давайте, — говорит он, я даже слово вставить не успеваю. — А еще кулебяку с осетриной. И… может, пирожное?

— Нет.

— Не любишь? Ну ладно. — Пожимает плечами и с довольным видом отходит от стойки, где только что потратил мою месячную зарплату кассира в супермаркете. — Я же говорил, что голодный. А пища духовная насытить меня не может.

Случаи, когда я ела черную икру, можно посчитать по пальцам одной руки. Только по самым-самым праздникам родители покупали маленькую баночку. Она всегда была безумно дорогой, поэтому куда чаще на столе появлялась «демократичная» красная икра.

— За тебя, Вика! — Морозов вручает мне бокал с шампанским и тут же едва касается его своим. — Я благодарен этому году за то, что он привел тебя ко мне.

Он делает маленький глоток и ждет, когда я пригублю шампанское. «Привел тебя ко мне». До чего же самоуверенный тип!

— За меня! — соглашаюсь я и подношу, наконец, бокал к губам. — И за то, чтобы наступающий год принес всем больше радости, а не разочарований.

— Хорошие слова, — одобряет бугай, а сам глазами уже поедает тарелку с бутербродами. — Пойдем сядем на диванчик.

Когда Морозов говорил, что голоден, он не преувеличивал. Меня учили есть икру медленно, ощущая, как на языке лопаются икринки, но у Саши, похоже, другое воспитание.

— Только не говори, что ты сытая, — деловито произносит он. — Тебе надо поесть, у нас вся ночь впереди. До утра гулять будем!

— Ты так и не сказал, что будет после балета. На Красную площадь? Как уже предлагал?

Мне до сих пор не очень верится, что свой первый Новый год без родителей я буду встречать с Александром Морозовым. Моим сводным братом, а с сегодняшнего дня, последнего дня этого безумного года еще и моим парнем, в которого я умудрилась влюбиться. Хорошо еще, что он не догадывается об этом.

— Не совсем, но на Красной площади побываем, конечно. — Морозов доедает свою кулебяку и выглядит уже намного более довольным. — Ты всю первую часть глаз от сцены оторвать не могла, а у меня в голове вопрос вертится. Интересно просто, как балерина смотрит балет? Что ты чувствуешь?

Он снова изменился в одно мгновение. Только что был голодным качком, который сметал с тарелок еду, его больше ничего не интересовало вокруг. А сейчас… сейчас он настроен на то, чтобы вывернуть мне душу, забраться под кожу и остаться там.

— Я никогда не мечтала стать профессиональной балериной, — медленно начинаю рассказывать. — Мне нравилось танцевать, хотя во многом это было решение мамы. Вот она мечтала стать балериной, но порвала на прыжке ахиллово сухожилие. Больше танцевать не смогла. А я не рвалась на сцену, и мне не нужно слепое обожание публики — не человек нарциссического склада. Но я никогда не забуду годы, проведенные у станка. Он воспитал мой характер, научил не реагировать на сплетни и зависть, а просто идти вперед. Всегда.

Я, похоже, увлеклась. Морозов слушает, слегка приоткрыв рот.

— Ну я на самом деле так и думал, — прокашливается он. — По тебе видно. Не только внешне, кстати. А чего ушла?

— Это не мое, Саш. Я не обязана реализовывать амбиции других людей, даже если это мои родители. Так что спокойно я смотрю балет, в том смысле, что как зритель, пусть и «прокачанный». Но я никогда не забываю, что у балерин под пуантами.

— А что под ними? — Иногда Морозов похож на трехлетнего ребенка, которому не рассказали сказку до конца.

— Тебе лучше не знать. Иначе больше ни разу на балет не придешь. А ты бокс сам выбрал?

Морозов молчит, отвечать не торопится. Такое бывает, Саша, хочешь вывернуть душу другому, а невольно обнажаешь свою. Можно, конечно, попытаться спрятаться, исчезнуть, но тогда больше тебя искать не будут.

— У меня друга насмерть забили во дворе. В одиннадцать лет, — после минутного молчания тихо произносит он. Мне даже показалось, я не так расслышала. — Карманными деньгами с местной шпаной отказался делиться. Наваляли ему, он отбивался, а их трое, лет по четырнадцать-пятнадцать. У одного кастет был, в висок попал… Мгновенно. Мне потом рассказали. Я в школе задержался. Вот.

Он выглядит совершенно спокойным, полностью владеющим собой. Хладнокровным и бесстрастным. А еще настоящим. Вот это, честно говоря, пугает.

— А что потом было?

— Их поймали, да они особо и не прятались. У одного отец в суде работал, думали, ничего не будет им. Но в колонию сели все. Сейчас уже вышли.

— А бокс…

— Бокс помог держать себя в узде. Характер формировал, как и тебе. Ну что, пойдем обратно или тут останемся?

Я только сейчас заметила, что буфет практически опустел. Но праздничное настроение уже исчезло, голова занята совсем не танцем. У Морозова иногда язык без костей, но важное о себе он мне практически и не рассказывал раньше. Идти досматривать балет почему-то расхотелось.

— Идем, идем. — Морозов словно мысли мои прочитал. — Это давно было, а его не вернуть. Но бокс реально помог не сорваться с катушек. Но я не псих, Вик, если вдруг ты подумала.

— Не подумала.

— Идем, покажешь мне, когда будет «Вальс снежинок».

— Он уже был, Саш. Но впереди «Вальс цветов».

— А я что сказал? Я его и имел в виду.

Леднев и эта Элеонора, которая, как оказалось, знает маму, уже сидят на своих местах и тихо переговариваются между собой. Я совершенно забыла маме позвонить, как и узнать, добрался ли папа уже до дяди Володи. До начала второго действия всего пара минут, я быстро проверяю мобильный, ругая себя за забывчивость. Ну конечно! Два сообщения от папы. В первом пишет, чтобы я не забыла про маму, а во втором — что уже помогает тете Наташе дорезать колбасу на оливье. Быстро отвечаю, что у меня все в порядке, что позвоню после балета маме. И чтобы он не волновался. Еще один неизвестный номер, но выяснить, кто звонил, я уже не успеваю.

Начинается второе действие.

— Какой-то слабак мышиный король, — шепчет на ухо Морозов, — никакого экшена. В мультике хоть подрались…

— Тише! — шиплю на него, но самой сложно не улыбнуться. Бугай явно не лишен чувства юмора. На удивление, это совершенно не мешает наслаждаться действом на сцене.

— Не понял, а цветы-то где? Вик? Но музыка классная, не знал, что она Чайковского.

Сзади тихонько кашлянули, и Морозов наконец прервал свою деятельность комментатора. Практически до конца представления.

— Виктория, вам понравилось? — любезно спрашивает Дмитрий Леднев после того, как стихли многократные овации и зрители начали постепенно покидать зал.

— Очень! Спасибо. А вам?

— Да я его почти каждый год смотрю. Уже привычка. — Пожимает плечами мужчина. — Саш, ты на машине? Вас подвезти?

— Нет, спасибо. Мы сами доберемся. Нам здесь недалеко.

Глава 40

На улице морозно, но я пока не чувствую холода. Скорее, легкую прохладу и свежесть, которая бодрит. Никакого желания возвращаться обратно в теплое помещение. Хочу пройтись по центру, дыша ночным морозным воздухом, и поздравлять незнакомых людей с наступающим Новым годом. Это на меня не похоже. Но после рассказа Саши об убитом друге совершенно по-особенному осознаешь жизнь, ощущаешь ее на кончиках пальцев, вбираешь в себя кислород и чувствуешь, как кровь несет его по венам. И вгрызаешься в жизнь.

— Ты под впечатлением? Вик? — Слышу рядом довольный, я бы сказала, самодовольный голос бугая. — Скажи, я угадал?

— Что ты угадал, Саша?

Смотрю на Морозова и понять не могу, что ярче светится — его лицо или иллюминация на ближайшей елке.

— С балетом. Не думал, что поведу в Большой свою девушку. Да еще на Новый год.

«А куда ты обычно водишь своих девушек, Морозов?» Вопрос вертится на языке, но я его, конечно, никогда не задам. Раз уж я решила больше никогда не вспоминать при нем о Дятловой, то про других его девиц спрашивать тем более не буду.

— Угадал. Ты и сам это знаешь. Спасибо, Саш.

Он явно хочет еще что-то услышать от меня, но я не знаю, как по-другому выразить свою благодарность.

— Поцелуй меня! — внезапно требует Морозов. — А то все я да я!

Его приятно целовать, очень мягко, почти невесомо касаясь губ. Вокруг снуют прохожие, нас даже пару раз кто-то задел, музыка слышна отовсюду, но у меня свой темп. Саша не двигается, даже руки от меня убрал, а мне хочется стать ближе к нему. Еще ближе… И плевать, что мимо нас только что прошли Леднев с Элеонорой.

— Поехали ко мне. Сейчас, — шепчет мне в волосы Морозов через несколько минут. — Обещаю, я буду часто отдавать тебе инициативу. Но не сегодня.

Темный взгляд не дает усомниться в его намерениях. Только в мои планы такое празднование Нового года не входило.

— Ты прешь как танк, Морозов! И к тебе мы точно не поедем. И следующий год своей жизни я хочу встречать привычным для себя образом.

— Привычки надо менять, Вика, — наставительно произносит бугай. — И правильно это делать сейчас. Ты вспомни: как Новый год проведешь…

— Нет, — говорю я серьезно, и он сразу перестает ерничать. Потом молча притягивает меня к себе и крепко держит в объятиях.

— Вик, я хочу тебя. Давно. Ты знаешь об этом. Помнишь тот первый раз, когда у меня ночевала?

Я молчу, но невольно вздрагиваю, когда перед глазами одна за другой замелькали картинки той ночи. Морозов, без намека на стеснение устроивший стриптиз и щеголявший в одном нижнем белье. От этого воспоминания захотелось коснуться его обнаженного пресса, рука сама нырнула под распахнутое пальто и прижалась к тонкой ткани рубашки. Тут же почувствовала, как боксер вздрогнул.

— Помнишь… — удовлетворенно отмечает, будто знал, что так и будет. — Тебе тоже не нужно наряжаться, чтобы зацепить парня, Вика. Я тогда еле заставил себя выйти из ванной, когда принес тебе полотенца. Больше не уйду.

Он молчит и, кажется, не ждет моего ответа. Я слушаю, как гулко бьется мое сердце, боюсь даже пошевелиться, боюсь сделать лишнее движение, из-за которого что-то исчезнет. Что-то важное.

Умом понимаю, что права, говоря «нет», что маленькая строгая Вика на пуантах возмущенно сказала бы, что этот… эта гора мышц утром сегодня предложила встречаться, а поход в Большой — лишь первое свидание. Но ведь сегодня Новый год, все вокруг такое сказочное, нереальное. Утром будет по-другому, лови момент сейчас, Вика!

— Нет. — Короткое слово вырывается из меня помимо воли, но, как только я услышала себя, все голоса внутри затихли, даже самые непримиримые согласно закивали. Не надо, не так, не с ним. С Морозовым все сложно, непонятно и очень важно. Поэтому нет.

— Значит, нет, — задумчиво повторяет он. Я с облегчением понимаю, что в его голосе нет злости и обиды. — Пойдем отсюда, а то как-то холодно стало.

Его машина уже ждет нас в одном из переулков недалеко от Театральной площади. В ней, должно быть, тепло и, как всегда, уютно, но я не представляю, куда мы поедем. И что вообще сейчас творится в голове у Морозова?

Людей в переулке много, до Сашиного джипа остается буквально пару десятков метров. Я настолько поглощена своими мыслями, что не сразу понимаю, что Морозова окликнули. Женский голос.

— Я так и поняла, что твоя эта тачка, номера не смотрела, но сразу о тебе подумала. С Новым годом, Frozen!

Слышу веселый хохот рядом с собой, вижу чьи-то смеющиеся лица. Понятия не имею, что это за девицы и почему они называют Морозова Frozen. Это типа «замороженный»?

А он сам, похоже, не рад встрече.

— Привет, девчонки! С наступающим! — бодро рявкает бугай, впрочем, не собираясь останавливаться рядом с ними.

Хотя от одной из них быстро не отделаешься.

— А я думала, ты уже на Красной площади тусишь, — сообщает симпатичная раскрасневшаяся девчонка, я узнаю в ней бывшую подружку Морозову Галю. — Мне говорили, ты там со своей сестричкой будешь.

Она хохочет, слегка пошатывается — похоже, Изосимова уже навеселе. Меня, вижу, не узнала. Возможно, она даже не знает, что я здесь. Но все равно неприятно. С того момента, как я поняла, что Новый год буду встречать с Морозовым, все подспудно ждала, что как черт из табакерки из темного угла в любой момент выпрыгнет Дятлова. А вместо нее другая бывшая нарисовалась.

Морозов бормочет что-то под нос, похоже матерное, но потом вслух громко и весело говорит:

— Галь, ты рано начала сегодня, все самое интересное пропустишь! Тебе уже домой надо, до полуночи не дотерпишь.

— Ну так поехали! Домой! У тебя тут рядом. — У нее громкая слегка заплетающаяся речь, на нее даже стали оборачиваться. — На твоей кровати еще и девчонки поместятся. Точно! — оживляется она и начинает отчаянно жестикулировать. — А поехали все к Саньку! Оторвемся! А потом в клуб. Ты ведь пустишь меня к Эльмару?

Ни черта не понимаю! Какой клуб, какой Эльмар?! Все это мне безумно не нравится. Я стою чуть позади Морозова, мне не особо видно. Но, наверное, пора выходить на сцену.

— Ко мне нельзя, — безапелляционно заявляет Морозов, которому очевидно надоело играть в хорошего парня. — У меня планы. И я с девушкой. Вика!

Он берет меня за руку, по лицу его вижу, что зол Морозов, очень-очень зол. Как бы цинично это ни прозвучало, но я рада, что не на меня.

— Да когда тебя это останавливало, Саш? — искренне удивляется другая девица, молчавшая до этого. — Тебя же на всех хватит. И хватало.

— Вот! Вот! — подхватывает Галя. — Снежа знает, что говорит.

Они снова захохотали полупьяным истеричным смехом. Противное зрелище, но еще противнее, что они, скорее всего, не врут.

— Пойдем! — Морозов отодвигает от себя веселящуюся бывшую и тянет меня за руку вперед.

— Ого-го! А вот и сестричка! — Галя внимательно вглядывается в мое лицо. — Ну да! Она! Зубрилка-изгой. Это твоя социальная ответственность, да, Морозов? Хорошо отрабатываешь? А ты знаешь, что?..

Саша не дал ей договорить. Бросив мне: «Я сейчас», — схватил Галю под локоть и быстро повел в сторону. Я ожидала ругань, крики возмущения, но ничего не этого не было. Он что-то тихо ей сказал, и она как-то очень быстро успокоилась. Посмотрела в мою сторону и неожиданно помахала рукой. Так, а вот это что было сейчас?

Я не знаю и, видимо, уже не узнаю. Через полминуты уже сижу вместе с Морозовым в его машине и пытаюсь переварить все, что произошло за последние полчаса. А чего мне ждать под бой курантов?

Глава 41

Машина медленно трогается с места. Я не представляю, куда мы направляемся, но сейчас просто хочу уехать отсюда. Пьяные выкрики и хохот девчонок до сих пор в ушах стоят. Мне плевать, что про меня говорила эта Галя, что в ее куриной голове крутится — ее проблемы, но вот…

— О чем думаешь? — Морозов останавливает машину на светофоре и поворачивается ко мне. — Скажи.

— Куда мы едем, Саш?

Он удивлен, не это ожидал услышать, но довольно быстро отвечает:

— Ко мне. Ты только не думай… Слушай, я по-другому планировал этот вечер. Сначала Большой, потом на Красную площадь. Если там не понравится, то в «Живаго» отогреваться, у меня там тоже все заказано. Но телефон сдох, мне просто надо заехать домой, взять другую трубку. А потом куда захочешь поедем. Тут же ехать десять минут.

Светофор, видимо, давно уже зажегся зеленым светом, нам сзади гудят, но Морозов не двигается с места. На меня смотрит.

— Вик?

— Поехали! — соглашаюсь я, хотя еще минуту назад, узнав, куда мы едем, хотела просто открыть дверь и уйти.

— Ты только не сбегай от меня, — неожиданно говорит Морозов, словно опять каким-то образом подслушав мои мысли. — Пьяный бабский бред, и больше ничего. Я забыл, что Изосимова тоже здесь гуляет. Мы с ней… не очень хорошо расстались. Как выяснилось.

— Я это уже поняла. — Смотрю в окно, но мало что вижу, кроме проносящихся мимо новогодних огней. — И это всё? Да, Саш? Просто пьяный бабский бред?

— Хочешь знать, спал ли я с ними со всеми? Спал. Но давно. Я как за тобой сюда приехал — вообще как евнух. Или как монах.

— Это как бы разные… эмм… состояния. Монах и евнух. — Хочется одновременно и по голове Морозову настучать, и обнять его. Почему так?

— Да неважно. Мы вроде утром все обсудили. — Саша уже подъезжает к дому. — Ты только со мной. А я с тобой. И больше никого.

В его тоне слышатся злость и решительность. Похоже, он эту тему хочет закрыть. Типа, и что такого: ну спал он с этими размалеванными кошелками, и явно не только с ними. Можно было самой догадаться, что через него целый табун длинноногий прошел. Ну и мелкая Дятлова, конечно. Глупо, конечно, но внутри муторно и тошно от того, что он ни в чем себе особо не отказывает. Когда перед глазами эти пьяные девки, в «и больше никого» не верится, ну ни разу!

— Что она несла про «социальную ответственность»? Тоже бред? Не думаю. И зачем ты ее в сторону отвел?

Мы сидим в припаркованной машине, Морозов выходить не торопится.

— В сторону отвел, чтобы мозг прочистить… или что там у нее вместо извилин. Понял, что тебе неприятно ее слушать. Хотя ты вроде игнорировала всегда слухи о себе. Ну… мне так говорили.

Чего?! Кто говорил? Он тоже понял, что ляпнул лишнее, вон глаза сразу в сторону отвел.

— Дятлова? Стучала на меня? Давно?

Я спокойна, будто спрашиваю его о чем-то обыденном, а в голове пазл складывается. Когда он начал с Леной встречаться? Осенью? Точно после нашего с ним знакомства. Дятлова как павлин ходила несколько недель.

— Не то чтобы стучала, — начинает объяснять Морозов, к которому явно вернулась осторожность, — просто, когда выяснилось, что вы знакомы и учитесь в одной группе…

— Она подставила меня, об этом твоя подружка рассказывала? — У него лицо вытягивается от удивления. А я нарушаю данное самой себе обещание не говорить больше о Дятловой. — Видимо, нет. Ну так слушай!

Рассказываю, как мне кажется, сдержанно, без эмоций и оценок. Только факты.

— …А после того, как она узнала о… том, что мы… короче, о наших родителях, у меня перестала пропадать еда из холодильника, никто не стремился унизить меня на парах или высмеять. Лена пыталась стать мне лучшей подружкой. Об этом ты ее не просил?

— Нет. — У Морозова глухой голос, даже чуть сиплый. — Больше ничего… она ничего тебе не делала?

— Нет.

— Чего раньше не рассказала?

— Мне и сейчас рассказывать не стоило. Но, раз она тебе все сливала обо мне, будет справедливым показать тебе всю картинку целиком.

— Я не встречался с ней, Вик. — Морозов откидывается на кожаную спинку сиденья и прикрывает глаза. — Она лезла ко мне, в компанию нашу… а потом проговорилась, что на третьем курсе на социологии учится. Ну и…

— Не встречался, но спал с ней? Да она мне фотки вас в постели присылала! Не важно. Мне плевать.

— Че?! Какие фотки! Покажи! Не спал я с ней, клянусь! Я всегда помню, с кем… она мне много про тебя рассказывала. Ты же к себе за километр не подпускала. Твоя мать с ума сходила, потом эта авария. Я должен был знать, как ты живешь!

— Зачем? Социальная ответственность? Да? Я так и знала!..

Выскакиваю из машины и вдыхаю ледяной воздух. Мне точно нужно охладиться.

— Вика!

За спиной хлопает дверь.

— Стой! — Он разворачивает меня к себе, удерживая за плечи. — Мне уже плевать, чья ты дочь и почему не хочешь с Ольгой мириться. Я с тобой хочу быть. Точка.

Его губы сжаты в тонкую бледную полоску, глаза лихорадочно блестят. Он волнуется, но держит меня крепко, даже слишком.

— Пусти…

— Вика! С тобой непросто, со мной — тоже, наверное. Иногда хочу… нет, не то… У нас с тобой все будет по-другому. Забудь ты уже, что они поженились. Про девок этих… Изосимову иногда заносит, но тут просто выпила. Опять. Пошли домой. Пожалуйста.

— Это все? Ты все рассказал? Моя мать…

— Твоя мать не просила меня с тобой встречаться. Никто не просил. Вик! Мне на крови поклясться? На Библии? На Конституции? — Резкий холодный ветер, пришедший на смену легкому снегопаду, пробирает до костей, а мое легкое платье совсем не предназначено для такой погоды. — Иди-ка сюда. Ты мерзнешь?

Утыкаюсь носом в его пальто и чувствую, как мужские руки крепко обнимают меня. Может, и правда это все? А девки — обычная злоба и зависть?

Он больше не спрашивает, берет за руку и ведет к подъезду.

— Тебе согреться нужно, я чай сделаю. Телефон — это минут пять займет, мне просто на связи быть надо. А потом куда захочешь, туда и поедем. Можем сразу в ресторан. В «Живаго» очень вкусная русская кухня.

В квартире тепло, Морозов помогает снять пальто и тут же укутывает меня в плед, даже не спросив, нужно ли это.

— Садись. Чай? Или погорячее? Коньяк будешь? — Саша уже достает кружки и включает чайник. — Может, ты голодная?

— Почему у тебя елки нет? Даже обычной еловой ветки? Мне елку принес, игрушек накупил, а себе? И я не голодная, не переживай.

Он ставит передо мной большую чашку только что заваренного чая, достает из холодильника упаковку с эклерами.

— Ты кушай. В буфете не ела почти ничего. — Он быстро уходит вглубь студии и возвращается буквально через полминуты. — Я не фанат традиций новогодних. Вообще, должен был сейчас в пабе сидеть в Альпах, но… я не жалею точно.

Я пью чай и действительно согреваюсь, или, правильнее сказать, отогреваюсь. Уже одиннадцатый час, и мысль о том, что надо будет скоро отсюда выходить, чтобы снова влиться в толпу людей, кажется мне отнюдь не праздничной. Слишком много событий, голова требует перерыва.

— Ты что, даже сладкое не любишь? — Морозов рядом возится с телефонами, но поглядывает на меня. — Так куда хочешь? На Красную площадь или в «Живаго»? И там и там программы, весело будет.

— Не хочу. Никуда не хочу, Саш, — с грустной улыбкой признаюсь я. — Хочу просто сидеть, укрывшись пледом, слушать Чайковского и смотреть в окно. Мне хватило на сегодня веселья. Но у тебя же другие планы? Билеты пропадают?

— Без тебя не поеду никуда, — чеканит каждое слово Морозов. — Значит, остаемся здесь. Только елка все-таки нужна. И мандарины. Игрушки тоже, зато Снегурочка уже есть. Помнишь ту? Мы вместе покупали.

— Саш! До Нового года меньше двух часов! Его уже справляют, слышишь?

За окном время от времени в отдалении мелькают слегка размытые разноцветные всполохи, сопровождаемые громкими хлопками.

— У нас все будет красиво, — перебивает бугай и уже тыкает по экрану нового телефона. — Я же Морозов, буду твоим приватным Дедом Морозом. — Он поигрывает бровями. — Это наш первый Новый год. Я хочу, чтобы ты его запомнила!

Глава 42

Я никогда не знала, а на самом деле просто не задумывалась, как устроен сервис для богатых людей. Все эти бизнес-классы и VIP-залы в аэропортах, консьерж-услуги, личные помощники, не говоря уже о секретарях, ассистентах, домработницах, водителях и так далее, далее и до бесконечности далее. И вот последние минут тридцать — сорок я только и успеваю, что открывать и закрывать дверь.

Сначала явились натуральные «двое из ларца» — Илья и Сергей, он привезли елку. Большую. И живую. Действительно живую. В кадке.

— Можем сами высадить весной, — отвечает на мой немой вопрос Морозов. — А если не хочешь, ребята обратно заберут.

— Куда высаживать? Сюда, под окно?

— Нет, конечно. — Он пожимает плечами. — На дачу можно. К маме.

Ловлю себя на мысли, что ничего о ней не знаю. Морозов вообще о своей маме ничего не рассказывал, обмолвился лишь однажды, что родители развелись несколько лет назад. И все. При мне он ни разу с ней не общался, да и она вроде не звонила.

— Она сейчас там, на даче?

— Да, но на другой. Под Малагой.

— Малага? Это, кажется, в Испании?

— Ну да. Тебе нравится, куда парни поставили елку? Нормально?

— Да, вроде… Тут опять звонят…

— Игрушки, наверное, приехали. Или еда.

Приехали две девушки в костюмах Снегурочек. Первая мысль была о том, что стриптизерши и ошиблись дверью. Или не ошиблись?

Оказалось, декораторы. В чемоданах привезли несколько метров мишуры, гирлянды, дождик, новогодние композиции из шариков и игрушек, явно ручной работы, а еще рождественский венок на дверь и большие красивые свечи. Да, и три ярко-красных шерстяных носка! Их-то куда вешать?! Камина здесь нет.

Морозову не хватает только наполеоновской треуголки на голове: девчонками командует так, что мне их даже жаль стало. «Поставь сюда… Нет, гирлянды выше, еще выше… Дай, я сам повешу!» Хотя по уверенным движениям «снегурочек» сразу видно: профи. Но молчат и покорно делают, как велит заказчик. Никогда мне не сделать карьеру в сфере услуг — я бы эту мишуру ему уже в нос засунула, если бы мной так помыкал.

Игрушки, на этот раз на елку, приехали в тот момент, когда закрепляли ярко-синюю гирлянду у встроенного в стену шкафа. Не представляю даже, как она держится, но девочки заверили, что можно не волноваться. Правда, еще раз уточнили насчет домашних животных.

— Спасибо! Дальше мы сами. — Морозов забирает у курьера две большие коробки и ждет, когда обуются «снегурочки». — С наступающим!

Я оглядываю студию и не узнаю ее. За каких-то полчаса она наполнилась новогодним сказочным светом. Иллюминация раскинулась по всей квартире, и теперь здесь как в волшебном доме. Обычный свет от люстр кажется неуместным.

— Саш, а не много ли света? Пробки не выбьет? — Вопрос не праздничный, но и не праздный. Остаться в полной темноте как-то не хочется в Новый год.

— Наоборот, гирлянды на светодиоде, «жрут» меньше. Не переживай. Давай за елку! Это наша вторая елка за неделю!

Начало двенадцатого. Я чувствую, что забыла сделать нечто очень важное, что обязательно нужно успеть до полуночи… Мама. Позвонить маме.

— Погоди, мне звонок надо сделать.

Кручу головой, хотя прекрасно знаю, что спрятаться в этой огромной студии без дверей можно разве что в ванной. Все остальное пространство обнажено.

— Кому звонить собралась? — Иногда мне кажется, что у Морозова начисто отсутствует чувство такта. — Папе?

— Маме. Тоже хочешь с ней поговорить?

Он молчит. Собственно, ответ ясен. Она не сразу взяла трубку, я уже решила, что либо не слышит, либо просто некогда ответить. А то и не хочет.

— Вика? Я уже не ждала. Здравствуй. С наступающим!

— Привет! И тебя. Пусть… мам, пусть в следующем году каждый получит то, что недополучил в уходящем. Согласна?

— Согласна! Ты с папой у Володи празднуешь? Что-то у вас там тихо…

— Нет, не с папой.

— А где тогда?

Смотрю на застывшего Морозова, он даже не делает вид, что ему безразлично. Наоборот, еще ближе подходит, чтобы точно ни слова не пропустить.

— Я… с другом встречаю.

— Каким другом? Подругой? Ты же только переехала в Москву?

— Нет, мы раньше были знакомы. Мам, это моя жизнь, помнишь? С Новым годом!

— Подожди! Мы с Константином приедем в Москву через неделю, но, надеюсь, раньше. Познакомишь со своим другом.

— Зачем?

— Вика!

— Папа с ним знаком. Этого достаточно. Еще раз с Новым годом!

— Ты что, правда не собираешься ей рассказывать про меня? — восклицает Саша, едва я прекращаю разговор. — Почему? Она ведь все равно все узнает. Я ничего скрывать не собираюсь.

Морозов сейчас немного пугает своим видом: стоит, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Ему бы на голову шлем с рогами — точно киношный средневековый викинг.

— Я тоже ничего не скрываю, но сама рассказывать не буду. Сама узнает. Ты елку начал наряжать? Давай хотя бы посмотрим, что в этих коробках.

Морозову не до елки, на его лице нетерпение, но он сдерживается. Больше ни о чем не спрашивает.

— Да тут игрушек на две елки, не меньше. — Саша присел на корточки и выбирает игрушки. — Как тебе эта? Симпатичный олень, ты посмотри, какие у него рога!

Глаза разбегаются от такого разнообразия. Кажется, все самое дорогое, яркое и пестрое, что я не позволила купить Морозову для нашей с папой елки, собралось в этих двух коробках.

— Кстати, а где снегурка, которую ты вместе с дедом мне покупал? Помнишь?

— Обижаешь. Уже под елкой. Можешь посмотреть.

Посмотреть не успеваю, потому что снова звонят в дверь.

— Еда! — возвещает Морозов.

И точно, еда. Через пару минут Саша уже шуршит пакетами, ставя готовые блюда на стол, на котором уже горят красивые свечи. — Отлично, еще горячее. Никогда у меня такого спонтанного Нового года не было.

Он еще что-то бубнит себе под нос, принюхивается к тарелкам, цокает языком, отпускает комментарии в адрес поваров, которые все это приготовили… А я ловлю себя на мысли, что эта квартира, которая так мне не понравилась в первый раз, уже не кажется бездушной. Новый год, елка, иллюминация и жующий сырную закуску Морозов делают это пространство таким уютным…

— Сейчас помогу, ты на верхушку не тянись, я сам. — Бугай отбирает у меня золотистый наконечник и сам надевает его на макушку. — Ну вот, давай еще вот здесь и здесь. Как тебе этот клоун?

— Это петрушка, Саша. И у него очень грустное лицо.

— Ты тоже не улыбаешься. А через полчаса Новый год. Может, поешь чего? Надо проводить старый год.

— Не думала, что ты знаешь и, главное, чтишь традиции.

— Я просто не могу все время есть один. Пошли.

На столе расположился филиал гастрономического рая, неудивительно, что Морозов так прыгал вокруг еды. Даже у меня слюнки потекли. Одной соленой и копченой рыбы тут две больших тарелки ассорти. Салаты с крабами, креветками, заливное… Морозов — фанат морепродуктов? Я вообще думала, что он по мясу спец.

— Садись! — Указывает мне на стул, а сам тянется к бутылке шампанского. Громкий хлопок — и густая белая пена наполняет бокалы. — За нас, Вика. За тебя, и за меня!

Это шампанское намного вкуснее и слаще. Наверное, потому что я пью его с губ Морозова, наглых и бесстыжих губ, которые без спроса вытворяют черт знает что!

Ловлю его нахальные руки на своей попе, но толку-то? Лишь сильнее сжимает и еще ближе к себе притягивает.

— Мне нравится, как мы провожаем год, — шепчет мне на ухо. — Все, как я хотел, и даже лучше.

— Тихо, тихо, останови сани, Дедушка Мороз!

Я выскользнула из его рук и отошла ко окну. И через несколько секунд услышала музыку. Нежную, очень грустную и потрясающе красивую мелодию. Энди Уильямс, Love Story. Я сотни раз слушала эту песню, выучила наизусть текст, но каждый раз, когда она звучит, на глазах выступают слезы.

— Иди ко мне. — Я делаю шаг и оказываюсь в очень мягких и нежных объятиях. — Потанцуем? С Новым годом, Вика!

Глава 43

— Саш… Саша… — Он молчит, крепче сжимает в объятиях, уткнувшись подбородком в мою макушку. — Уже есть полночь? Мы пропустили Новый год?

За окном безостановочно гремят фейерверки, а сколько времени — совершенно непонятно.

— Сейчас, подожди. — Морозов нащупывает на диване мобильный и немного щурится от вспыхнувшего ярким светом экрана. — Нет, еще три минуты. Включать телек? Бой курантов хочешь послушать?

Он уже ищет пульт от плазмы, потом включает ТВ, отчего в студии сразу становится светлее. Судя по словам президента, он вот-вот закончит свое поздравление.

— Шампанское? Где? — Морозов лихо перепрыгивает через спинку дивана и хватает со стола бутылку. — Нет! Давай новую. Год новый, бухло тоже новое.

Я даже сказать ничего не успеваю, только смотрю на экран, а в голове проносится весь прошедший год. Кажется, так давно это было: встреча Нового года дома с родителями и мамиными подругами, весенняя сессия, папин звонок, развод, душное лето, папа, мама, когда хотелось убежать на край света и никогда ее больше не видеть, свадьба, осень, учеба, общага, первые заработанные деньги, первая встреча с Морозовым, его вранье и манипуляции, авария мамы, больница…

И как итог — я стою в центре московской квартиры своего сводного брата Александра Морозова и встречаю с ним Новый год в качестве его девушки. И чувствую себя на своем месте. Несмотря ни на что.

— Держи. Успел. — Пена ускользает через край бокала, и маленькие пузырьки щекочут пальцы. Звон хрусталя. — Давай!

— С Новым годом! — произношу я под бой кремлевских курантов и делаю маленький глоток.

Голова и так шумит то ли от обилия впечатлений, то ли от шампанского, то ли от парня, который залпом, как водку, за секунды выдул свое шампанское, а теперь требует того же от меня:

— До дна, Вика, до дна!

Его мобильный взрывается громкой мелодией, что ненадолго отвлекает Морозова от меня. И это здорово, потому что я успеваю выпить свой бокал в том темпе, к которому привыкла.

— Да, спасибо! И тебя, мам! Нормально… да я в Москве, потом расскажу… Ага… давай, пока!

Смотрю на свой телефон — эсэмэска от папы: «Поздравляю, родная! Будь счастлива! Как отмечаешь?» Набираю его номер, он отвечает сразу — наверное, ждал.

— Привет! С Новым годом! И тебе счастья! Самого-самого большого на всем свете! Ты самый лучший человек в мире! — говорю я, наблюдая, как Морозов быстро проходит мимо и скрывается в ванной. — Я хочу, чтобы этот год принес тебе много-много радости.

— Вика, — тихо смеется в трубку папа. — И тебе много-много счастья. Где ты сейчас? С Морозовым?

— Ага! Мы… в центре, в его квартире. — Он молчит, и это меня начинает напрягать. — Пап, я днем вернусь, может, утром. А ты когда?

— Не знаю, но вряд ли позднее полудня. Вика… — Он снова берет паузу, и я примерно представляю, что он сейчас скажет. — Помни, что я тебе говорил. Будь внимательна.

«Как могу стараюсь, пап, но получается так себе», — думаю про себя, но вслух, конечно же, не скажу такое. Он и так часто обо мне волнуется.

На телефоне еще несколько сообщений: от Скалкиной, Марат написал поздравление и еще от неизвестного номера. Кажется, именно с него мне совсем недавно звонили, когда мы были в Большом. «С Новым годом! Счастья и любви! Ты настоящая. Руслан».

Ого! Он не объявлялся с того момента, как подрался с Морозовым на улице, я уже думала, что забыл обо мне. Быстро отвечаю всем на поздравления. Заканчиваю в тот момент, когда Саша выходит из ванной.

— Поговорила с отцом? Он не переживает, что ты со мной?

— Переживает. Саш, давай поедим. Мы же так за стол и не сели.

— Ну наконец-то! Пошли! Там уже все остыло, правда.

Морозов еще недовольно поворчал, рассматривая холодное мясо, но жевал очень бодро, даже мне пару кусков положил.

— Тут еще дня на три хватит. Я больше не могу!

Смотрю на Сашу и не понимаю, как в него может столько влезть. Да, бугай здоровый, но ведь не слон же.

— Да ты не ела особо, — возражает бугай и подкладывает мне на тарелку еще салата. — Но, знаешь, я, когда был маленьким, любил этот праздник именно за то, что несколько дней после Нового года холодильник был полон еды. А потом все кончилось.

— Что кончилось? Еда?

— Родители развелись. Я один Новый год проводил у отца, другой — у мамы. У каждого свои компании, дома не отмечали почти никогда. То в ресторанах, то на курортах… А ты как отмечала?

— Да обычно. Как все. Мы же обычные. Чего?

— Ну кого-кого, а тебя я никогда бы не назвал обычной. Да и… родителей твоих тоже. И как у вас было? Салаты, куча родственников и телевизор?

— Почти. Мамины подруги с работы приходили. Иногда с мужьями, иногда без. И потом до утра танцевали с перерывами на перекус. А мы с папой уходили с горки кататься, у нас у здания мэрии каждый год горку большую ставят.

— А сейчас хочешь, — внезапно перебивает Морозов, — на горку?

— Тут есть горки? Они еще открыты?

— Ну не совсем здесь, но на ВДНХ точно есть. И в новогоднюю ночь должны работать. А хочешь — пойдем на набережную, тут вообще десять минут пешком. Просто погуляем.

— А ВДНХ далеко? Я не была еще в той части города.

— Не очень. Быстро доедем. Сейчас пробок уже нет.

— Слушай, нет. — Показываю рукой на свое платье. — В этом точно на горки не полезу.

— Не проблема. Сейчас все будет!

Я даже не переспрашиваю. После «снегурочек» и «парней из ларца» не удивлюсь, если Морозов что-то придумал.

— Померь! — Он вытаскивает из шкафа что-то ядовито-зеленого цвета и бросает на диван.

— Это чье? — Рассматриваю лыжные штаны и куртку. — Зачем?

— Надевай давай. Это племянника, он частично свое барахло у нас держит, когда на доске прилетает кататься. Долгая история. Посмотри, подходит?

По глазам вижу: не надену сама — меня оденут.

Все подошло, даже великовато немного. Спать совершенно не хочется, а находиться наедине с Морозовым в закрытом пространстве в новогоднюю ночь чревато. Мы подошли к черте, но перешагнуть через нее я пока не готова. Так что, может, бугай и прав.

— Подходит. Насчет горки не уверена, но, может, просто погуляем?

— Воробьевы горы или на ВДНХ? В клуб ночной…

— Не поеду.

— Понял!

На улице шумно, но не так, конечно, как было на Красной площади. Ощущение, что сто лет прошло с тех пор, как мы там были, а не несколько часов.

— Поехали на ВДНХ? — предлагаю я.

Такси в новогоднюю ночь работают идеально, не ожидала, что машина приедет так быстро.

— Поехали!

Морозов одной рукой держит мобильный — кто-то позвонил, а другой обнимает меня.

— Слушай, а у вас так всегда было? Вы с папой по одну сторону, а мать — по другую? Просто странно как-то. Я такого не встречал.

— Тебе интересна наша семья? Зачем?

— Хочу понять тебя, — Морозов убирает в куртку телефон и усаживается поудобнее. — Но если тут тайны какие-то или тебе неловко…

— Нет никаких тайн. Но если бы ты знал, все как есть, то вряд ли бы приехал в Москву, надеясь вернуть меня обратно. Не знаю, что тебе наговорила мама, но все не так.

Глава 44

В лыжных штанах и куртке тепло и уютно. Вроде не для города одежда, но сейчас в ней так комфортно, что даже ночной мороз не слишком ощущается, скорее, слегка покалывает щеки. Не совсем привычно передвигаться в таком снаряжении, нет легкости и подвижности, но Саша утверждает, что нужно привыкнуть. Наверное, так и есть.

Мы гуляем с ним на ВДНХ, здесь полиции, кажется, не меньше, чем празднующих, но в целом все мирно. Время третий час, возможно, дебоширов уже забрали, или же они пошли отмечать в теплые квартиры, но людей все равно много. Особенно на катке. Недалеко от него соорудили большую хорошо освещенную горку, пожалуй, даже трассу, с которой сейчас с хохотом скатываются люди на огромных «ватрушках».

— Ты на тюбингах каталась, кстати?

— Каталась, конечно. Они только в моду входили, и маме кто-то на работе подарил. Мы с папой несколько зим катались. А ты?

— Ну-у… Было дело. Пошли.

Нести тюбинг нужно несколько лестничных пролетов вверх, Морозов честно тащит оба — и мой, и свой. Да, это не наша городская горка, где каждый во что горазд. И вверху, и внизу стоят молодые ребята, наши примерно ровесники, помогают правильно усесться на тюбинг и дают отмашку катиться вниз.

— Кто вперед? — спрашивает у нас парень, только что спустивший вниз двух подростков.

— Я, — тут же откликается Морозов. — Буду девушку свою снизу ловить.

И ведь правда поймал, не успел мой тюбинг остановиться. Ощущение от спуска только одно…

— Что? Еще?

— Еще?

Снова забег по лестнице. Снова спуск. Ощущения как в детстве, только рядом не папа.

— Ну как? Нравится? Тут, кстати, безопасно, да? — Бугай с легкостью поднимает над головой оба тюбинга, вытягивается. — У тебя глаза горят, яркие такие, — тихо произносит Морозов, разглядывая мое лицо. — Ты вообще необычная и красивая очень. Но строгая, — выдыхает он. — Очень строгая. И упрямая. И неуступчивая.

— Ребят, пройти дайте! — Мужской сердитый бас за спиной заставляет отодвинуться в сторону.

— Еще хочешь покататься? Или пойдем погуляем? Тут ничего так, но летом, конечно, красивее. Ты, кстати, не хочешь чаю горячего? Я видел, продается здесь недалеко.

Пить не хочется, а вот прогуляться по широким белым дорожкам — почему бы и нет. К тому же под музыку, которая доносится из динамиков, расположенных, видимо, повсюду, идти очень даже весело. Можно и побегать.

— Догоняй, Морозов!

Бегать в лыжных штанах оказалось на удивление удобно, или просто я соскучилась по резким движениям. Или взбудораженный катанием адреналин рвется наружу. Или эта фантастическая ночь так влияет. Ощущение, что жизнь разделилась на период до Нового года и сейчас. В моменте. В мгновении.

Он догнал, не зразу, совсем не сразу. Я быстро бегаю. Очень. Не то чтобы хотела далеко убежать, просто…

— Ай! — взвизгиваю от неожиданности, когда перед глазами резко меняется картинка, блестящий от фонарей снег вдруг оказывается где-то внизу, а перед глазами — разноцветные огни на фоне задымленного ночного неба. — П-пусти!

— Ты спринтерша, что ли? — Запыхавшийся Морозов поднимает меня еще выше. — Или марафон втихаря бегаешь? Еле догнал.

— Догнал, догнал! А теперь отпускай. Саш, поставь меня на землю. Пожалуйста!

Вроде послушал. Мягко так чувствую снег под ногами. Умеет Морозов быть…

— А-а-а!!! А-а-а! — Перед глазами снова все замелькало, в секунду оказываюсь в воздухе. Да что, черт возьми, происходит?!

— Держись, не дергайся! А то уроню! Ну что? Лучше видно?

Голос доносится откуда-то снизу. Ну конечно, этот обормот посадил меня к себе на плечи. Ну зато за белобрысую макушку можно подергать.

— Видно прекрасно, — говорю уже более спокойно, первый шок прошел. Хотя надо уже привыкнуть к выкрутасам Морозова. С ним в любой момент мир может встать с ног на голову и закружить, как в калейдоскопе. — А тебе как? Со мной на шее?

— Привыкаю. По весу ты легкая, волосы только не дергай. Тебе же не нужен лысый бойфренд?

— А это идея… Пойдем вон туда, налево! Там что-то светится.

Светится вывеска «Чай. Кофе. Выпечка».

— Может, кофе? Если ты чая не хочешь. Я бы выпил…

У палатки перед нами расступились. Что неудивительно.

— Два кофе, пожалуйста. А коньяка? Нет? Ну ладно… Ты еще будешь что-то? — Он задирает голову, смотрит на меня, улыбаясь, а у меня сердце удары пропускает. Как мальчишка совсем. Балбес.

— Саш, спусти меня. Как кофе пить будем?

— Да так и будем. Не переживай. Главное, помни, что я хороший и поливать меня кипятком не стоит. — Он осторожно поднимает руку с горячим напитком, и я так же аккуратно беру его в ладони.

— Очень горячий.

— На морозе быстро остынет. Зато ты никогда так кофе не пила. Верно?

— Да уж.

— Я тоже. Куда пойдем? Или тут постоим?

Не сомневаюсь, скажи я сейчас «пошли», он точно пойдет. А мне страшновато. Но пока мы не допили свой кофе, на землю меня не спустили.

— Больше так не делай, — говорю, едва мои ноги перестали болтаться в воздухе.

— Но ведь понравилось, а? — Он ухмыляется, и по его лицу очевидно: что бы я ни сказала, Морозов останется полностью довольным собой. И это не изменить. — Еще погуляем? Пойдем к сцене, там концерт. Или домой? Но только ко мне. Твой папа явно еще спит в гостях.

— Да, а завтра ему уже на работу. Так что днем я обязательно буду дома. Давай просто еще погуляем.

— Как я понял, он тебя воспитал. А мама, что, участия не принимала?

— Слушай, это просто не ее. Я не сразу поняла, почему всех в садик мамы приводят и забирают тоже мамы, а я с папой. Всегда. И везде. Мне это казалось совершенно нормальным, пока в садике девочки не стали шушукаться, что у меня мамы нет. Я, помню, тогда даже расплакалась. У меня же есть мама, просто она всегда на работе.

— У вас, типа, роли в семье поменялись? Жена деньги зарабатывает, а муж хозяйство ведет и детей растит? — недоверчиво спрашивает Морозов.

— Угу. Папа всегда говорил, что каждый должен делать то, к чему у него душа лежит и что лучше всего получается. А то, как принято у других, — это не важно, к тебе не имеет никакого отношения.

— Любопытно. И что? Так всегда было?

— Ну я не знаю, что до меня было. — Пожимаю плечами. — Я знаю, что они еще в школе встречались, то сходились, то расходились. Видимо, когда расходились, тогда и…

— Я понял. С моим отцом познакомилась. А твой, что, никогда вообще не работал? Няни у тебя не было?

— У нас были две ипотеки. Ты же знаешь, что папа — художник, пытался устроиться, но платили везде мало, а мама, наоборот, в банке работала. Но их это никогда не напрягало. Ну, что мама семью содержит. Она никогда его не попрекала деньгами, даже когда они ругались. Не знаю, зачем я рассказываю… Тебе это интересно?

— Продолжай.

— Он писал картины дома, что-то продавал, что-то оставалось у нас, иногда просто дарил. Мама уже беременная была, когда папин приятель, итальянец, предложил ему работу у себя на родине. Но без нас бы папа не уехал, конечно, а мама не хотела. Ее в банке ждали почти сразу после родов. Повышение обещали. И мы остались. Когда я родилась, мама вышла на работу, а папа был со мной. Всегда.

— Удобно. Наверное.

— Их это устраивало. Мама всегда знала, что у нас все хорошо, никогда не проверяла мои оценки, даже в школе была пару раз. На первое сентября в первом классе и на выпускной пришла. В магазинах не бывала. Однажды решила постирать в машинке, а папы дома не было… В общем, вещи потом пришлось выбрасывать. Зато нам всегда хватало денег, она нас обеспечивала, а мы — ее. Ну и я как-то и не понимала, когда говорили, что мама должна быть самым близким человеком для ребенка. У меня всегда был и есть папа.

Он молчит, а я пытаюсь унять разбушевавшиеся мысли в голове. Столько сразу внутри поднялось, заметалось.

— Я помню, несколько лет назад мамина коллега обратилась к папе, попросила мужу ее помочь. Кажется, отреставрировать что-то. Папа этим много лет не занимался, но его упрашивали долго. Ты знаешь, у него неплохо получилось, потому что этот мужчина ему работу предложил, постоянную, у себя в галерее. Но папа отказался.

— Почему?

— Мама всегда была против, чтобы папа работал. Особенно где-то в офисе. Даже когда я уже выросла и самостоятельно в школу ходила и по секциям.

— Почему?

— Не знаю. Мне кажется, она боялась, что ее привычный мир разрушится.

— Может, это он не хотел?

— Он мне не говорил. Я вообще не очень об этом задумывалась, пока мама не бросила нас. Хотя… он ведь картины продолжал писать. Значит, точно было интересно. Но для того, чтобы тебя покупали, да еще и при жизни, нужно вкладываться в промоушен. В идеале вообще иметь своего агента, который станет тебя продавать, организовывать выставки, искать спонсоров… Папа сам непробивной, не бизнесмен, в общем.

Кошусь на Морозова и отчетливо понимаю, что он — полная противоположность папы. А еще говорят, что дочери выбирают себе копию отцов! Но, может, кто и выбирает.

— Это поэтому ты не хочешь с ней общаться?

Прямо перед нами метрах в двухстах довольно большая сцена, не очень понятно, что поют, но громко.

— Пойдем отсюда, сейчас вообще друг друга не услышим. — Морозов кивает на дорожку вглубь, где гуляет немало людей, там значительно тише.

— Нет, не поэтому. Хотя для меня шоком было. Мне казалось всегда, что она любит папу. Не так, конечно, как он ее, но все равно любит. Я вообще поверить не могла. Позвонила ей практически сразу, как только узнала. Но она не взяла трубку. Она будто пропала куда-то. Потом я узнала, что с отцом твоим улетела на какие-то острова. И телефон отключила. А потом она сама позвонила…

— Я не знал… Мне не так все рассказали.

— Не сомневаюсь. Он просто любит ее, понимаешь? Так, как умеет. И так, как она всегда хотела. Ей не нужно быть за каменной стеной и крепкое мужское плечо тоже не надо, или чтобы ее обеспечивали с ног до головы. Она все это сама прекрасно умеет. И многим мужикам фору даст. Уж поверь мне! Твоего папу ждет масса открытий, если он только уже не понял. А мой отец жизнь всю свою и мою подстроил под нее, чтобы ей было хорошо. Чтобы могла делать карьеру, жила, как хотела, зарабатывала столько, сколько хотела, тратила, ездила в командировки, засиживалась до ночи перед собранием акционеров, да много чего еще было. А она его бросила. Просто взяла и однажды не пришла домой. А он ее до сих пор любит. Понимаешь? Я не знаю, не думаю, что когда-нибудь еще увижу такую любовь, как у него. Не уверена, что меня и вполовину будут любить так, как папа любит маму.

Глава 45

Снег хрустит под ногами, мы все еще гуляем по парку, но разговор как-то сам собой прекратился. Я не хочу дальше рассказывать про маму: боюсь, не сдержусь и до конца все вывалю на Морозова. Это не его дело, а у нее новая жизнь, муж, дом, наверняка работа. Легче от таких откровений особо не стало, зато появилось стойкое ощущение, что пора ее отпустить. Обиду. За себя и особенно за папу.

— А я думал, ты дуришь просто. Или что отец тебя против нее и нас всех настраивает, — нарушает тишину Морозов. — Ольга говорила, что отдала себя всю тебе, а ты, как маленький капризный ребенок, отказываешь ей в праве на счастье. Надо же… — он обрывает сам себя и чему-то ухмыляется. — Ладно, уже реально холодно и время… начало пятого. Поехали домой?

Я устала и замерзла, и все, чего хочу сейчас, — это оказаться в тепле. Диван Морозова с пледом и самим Морозовым подходят просто идеально.

— Домой!

В такси тихо играет радио, водитель нам попался неразговорчивый, так что я умиротворенно задремала в руках бугая. Голова вот-вот отключится, мое дыхание все спокойнее. Сквозь сон слышу, как Морозов с кем-то приглушенно разговаривает по телефону — что-то про банк, про Элеонору… Или мне все это снится?

— Просыпайся, Вика, мы приехали.

С трудом разлепляю глаза, в такое время я привыкла спать, даже перед экзаменами слишком поздно не засиживаюсь. Узнаю знакомые очертания Остоженки, машина уже стоит прямо напротив шлагбаума во двор.

— Приехали, — машинально повторяю за Морозовым и выхожу из машины. До рассвета еще далеко, людей на улице не так много, как когда мы уезжали, но где-то недалеко по-прежнему громыхают новогодние фейерверки.

В каком-то полусне дошла до квартиры и снова чуть не отключилась, пока Морозов искал ключи. А дальше уже все очень смутно. Кажется, он на руках отнес меня в квартиру, и я совершенно не помню, как раздевалась.

Как же тепло и спокойно. Хочу, чтобы так всю жизнь было — уютно и беззаботно, кошкой вытянуться, почувствовать легкость и мягкость, себя почувствовать…

Солнце пробивается сквозь шторы. Это же сколько времени? И где телефон? Стоп. Морозов?!

Резко поднимаюсь, даже голова немного закружилась. Оглядываюсь по сторонам — никого нет. Рядом в кровати чья-то мятая подушка. Хотя почему чья-то? Я прекрасно знаю, кто на ней спал. И кто раздел меня, тоже знаю. Хорошо, не догола. На мне поверх белья футболка Морозова. Откидываюсь обратно на подушки, пытаюсь вспомнить, что было-то, когда приехали. Ни-че-го! Даже что снилось, и то память не подсказывает.

— Саш? Морозов?

Тишина. Его нет нигде, куртки тоже нет. И ботинок. Мельком посмотрела на себя в зеркало… и застыла. И обрадовалась, что бугай куда-то ушел и меня не видит сейчас. Так что, где бы его ни носило, у меня есть время, то самое время для себя, которое нужно каждой девушке после веселой ночи. Срочно принять душ и смыть остатки косметики!

Он вернулся, когда я была в ванной, услышала его шаги, уже вытирая тело полотенцем. Точно знаю, что это Морозов. Я вовсе не старалась запомнить его походку, но когда столько времени постоянно общаешься с человеком, трудно не впитать в свою память хоть частичку его. А у меня Морозова слишком много в голове, и не только то, как он ходит, разговаривает, смеется…

— Вик? — Еле успела обернуться махровым полотенцем, как дверь резко распахнулась и перед глазами возник раскрасневшийся от мороза сам Морозов. — Привет!

— Ты стучаться научишься? — Вопрос, конечно, риторический: прекрасно знаю, что всегда будет ломиться без предупреждения.

— Зачем? Ты меня стесняешься? Я тебя утром раздевал, когда ты вырубилась. Пошли завтракать, я пончики принес.

Я сначала почувствовала запах и только потом увидела большое блюдо, на котором лежало много пончиков. Я бы сказала, неприлично много. А рядом крутился Морозов, расставляя на столе чашки.

— Я не знал, что ты выберешь — кофе или чай. Короче, вот чай, а вот кофе, — даже не оглядываясь на меня, произносит он.

А ведь не такие они с папой и разные. Тот тоже обожает готовить, и часто по утрам, когда я приходила на кухню, меня ждал такой же аппетитный завтрак. Да и сейчас, когда папа успевает, всегда сам все готовит. Как и Морозов.

— Я буду чай. И пончик. Два пончика. — Я иду на запах ванили с корицей, как мышь на запах сыра. Ничего перед глазами уже не вижу, кроме блюда с едой.

— Два — это вряд ли. Я, когда их покупаю, меньше шести не съедаю, — довольно говорит Морозов. А я уже вгрызаюсь в тесто. — Так ты сладкоежка? Что раньше не сказала?

Это божественно! Просто божественно! Они тают во рту, такие легкие… Смогла остановиться, собрав всю силу воли, лишь на четвертом.

— Ты никогда с такой благостью на меня не смотрела. Знал бы раньше…

— Где утром первого января можно найти свежие пончики?!

— Переезжай ко мне — и будешь их есть каждое утро.

Я чуть не поперхнулась. Пончиком.

— Что? Ты…

— Шутка, конечно, я пошутил. — Морозов улыбается. — Я же знаю, что ты из своего Бутова не ногой. Тебе чая еще налить?

— Налей. Ты, кстати, когда обратно возвращаешься? У тебя ведь тоже учеба.

— У меня диплом, я его писать могу где угодно. Госы еще не скоро. — Морозов дожевывает последний пончик и внимательно смотрит на меня. — Вик, я никуда не собираюсь уезжать. Ну разве что на пару-тройку дней. Я здесь останусь. С тобой.

У меня от его слов волна горячая по телу прошла, даже дышать стало трудно. Со мной, значит, останется. Чувствую, что вся пунцовая, щеки горят. Отворачиваюсь, но его руки ложатся на мою талию.

— Вик. Я с тобой буду, — снова повторяет он. — Тебя нельзя одну оставлять.

— Так не оставляй.

Его губы щекочут мою шею, руки сильнее сжимают в объятиях. Чувствую поясницей, что, пожалуй, пора взять паузу. Да. Остановиться. Сейчас.

— Ну и куда ты? — удивленно спрашивает Морозов, но все же отпускает меня.

— Саш, просто быстро все, понимаешь? Я не готова. Со вчерашнего дня ничего не изменилось, я говорила…

— Да ты во сне ко мне приставала! — перебивает меня он, и я в шоке с места сдвинуться не могу. — Еле отбился.

— Ты дебил, Морозов. — Ласково смотрю на бугая, который довольно ухмыляется. — И я никак не могу понять, когда ты настоящий. Придуриваешься часто.

Он молча убирает со стола грязную посуду, не дав мне даже возможности ему помочь. И говорит уже совершенно иным тоном:

— Без придури, Вик. Спасибо, что рассказала. Про Ольгу. Теперь понятно, почему так. Ну или думаю, что понимаю. Иди-ка сюда. — Он снова обнимает меня, но сейчас так нежно и сочувствующе, что я просто растворяюсь в его руках. — Ты извини, что гнал тебе обратно домой, ты, конечно, вряд ли вернешься. Но она все равно твоя мать, и ей больно, и она тебя очень любит, как умеет. Я видел. Когда в себя пришла после аварии, тебя сразу звать стала. Так что ты просто помни об этом.

Хотела ему резко ответить поначалу, но все же промолчала. Я сама Морозову столько рассказала, глупо было ожидать, что он не выскажется. Но больше он ничего про маму не говорил, и я ему очень благодарна за это.

Домой к папе добрались только в шестом часу. Саша, как и обещал, лично вернул меня в нашу однушку, откуда мы с ним вместе уезжали, казалось, еще в прошлой жизни.

— С меня подарок, Саш. Новогодний, — обещаю парню, когда мы в подъезд вошли. — Все спонтанно получилось, я не ожидала.

— Вик, нормально все, не дергайся. Ты просто почаще соглашайся со мной — и будет мне подарок. С Новым годом, Олег Владимирович! — переводит на папу свое внимание Морозов. — Как отметили? Хорошо?

— Отлично. Спасибо! А вы как? — Папа пожимает руку Саше, но смотрит при этом на меня.

— Незабываемо, пап! — честно отвечаю.

Морозов посидел у нас всего минут десять, чисто для приличия, сказал, чтобы его подарок, всю ночь пролежавший под елкой, я открыла уже после его ухода. К чему такая таинственность, я поняла, лишь когда у меня в руках очутился новенький смартфон. Очень-очень дорогой телефон. Настолько дорогой, что принять я его не смогу. Даже от Морозова. Особенно от Морозова.

Размышления обрывает настойчивый звонок в дверь. Наверное, бугай вернулся. Вовремя.

Но это не Морозов. Совсем нет.

— Привет! С Новым годом, Вика!

Глава 46

— Руслан?! Привет! И тебя с Новым годом!

— Можно зайти?

— Конечно, да… извини. Проходи, конечно. Пап, — обращаюсь уже к отцу, который выходит из кухни. — Это Руслан, помнишь его? Тогда еще сосед приходил с третьего этажа…

— Помню, помню. С Новым годом! — Папа улыбается парню, но в глазах удивление. — Проходите в комнату. Я сейчас чай поставлю.

— Н-нет, спасибо, не стоит. Я буквально на пару минут. Мне с Викой поговорить надо, коротко.

— О чем? — спрашиваю я уже в комнате, куда вошла вслед за Русланом. — Ты меня теперь типа не охраняешь, да?

— Меня уволили, если ты об этом, — поспешно уверяет он и отходит к балкону. — Но это не проблема, работу я себе найду, и квартира еще на два месяца вперед оплачена, так что мы по-прежнему соседи. Я зашел извиниться.

— За что?

— Что все так получилось, по-дурацки. — Взлохматил себе волосы пятерней, явно нервничает. — Ты мне правда нравишься, очень нравишься. И я хочу быть с тобой. Для начала как друг.

— Друг? Правда? — Спокойно, Вика, не злись. — Глупо, конечно, спрашивать, почему ты мне сразу не сказал, что на Морозова работаешь, но я во всем всегда предпочитаю честность. Подозреваю, у нас разное представление о дружбе.

— Честность — это не про твоего парня. И не уложил я его только потому, что ты была рядом. — Он уже злится и снова не похож на того парня, который раньше был таким неловким и таким домашним рядом со мной. — Мне на несколько дней придется отъехать, семейные дела, не слишком приятные, но не суть. Не знаю, приставил к тебе твой парень еще кого или сам справляется, но те подонки к тебе не полезут. Вроде как из города умотали на праздники.

— А ты откуда знаешь?

— Я хорошо свою работу выполняю. Менты местные сказали. Морозов, наверное, тоже знает, вот и не парится. Но я скоро вернусь…

— Я не про Витька этого и его друзей, — перебиваю я Руслана, потому что меня задели совсем другие слова. — Что ты сказал про честность?

— Вик, просто поверь, он не тот, кто тебе ну…

— Значит так! Или ты сейчас все выкладываешь от и до, без намеков и экивоков, или уходи сразу. И не возвращайся! — Он явно не ждал такого напора. Смотрит, будто впервые видит. — Я никому не позволю собой манипулировать. Есть что сказать — говори!

— Ты уже позволила собой манипулировать, — тихо произносит он. — И будешь продолжать, раз решила встречаться с Морозовым. Вы ведь вместе провели Новый год, верно?

— Да, но…

— …какое мое дело или как догадался? Меня все интересует, что тебя касается, Вика. Считай, это… симпатией с первого взгляда. А откуда узнал… Я же в клубе три года отработал, твой дружок там завсегдатай.

— Ночной клуб? Это у Эльмара, да? — Вспоминаю, как вчера девчонки что-то говорили про него, а до этого вроде Саша ссорился с этим Эльмаром по телефону как раз из-за Руслана. — Кто он такой вообще?

— Эльмар — бизнесмен, клуб держит, еще кабак есть где-то у МКАДа, ну и там по мелочи еще несколько торговых точек.

— Он друг Саши?

— Не думаю, что они друзья. Скорее, партнеры. Сестра Эльмара, Элеонора, кажется, на отца Морозова работает.

Ого! Как интересно!

— А при чем тут честность? Кто мной манипулирует?

Руслан молчит, а я хочу, чтобы он сейчас, не произнося ни слова, развернулся и ушел. И больше не появлялся.

— Я знаю, что Морозов очень в тебе заинтересован, поэтому и попросил Эльмара помочь. Ему важно, чтобы с тобой здесь ничего не случилось, раз ты не собираешься возвращаться туда, откуда приехала.

— Заинтересован? — эхом повторяю за Русланом. — Почему?

— Этого не знаю. Вроде это как-то с банком его отца связано. Что именно — не в курсе, но он не романтичный герой из кино, Вик. Я таких мажоров пачками каждый вечер вижу, то есть видел. Но не все могут косить под «своего» парня. Морозов может. Но вы с ним разного поля ягоды. Поверь уже.

Меня передергивает: последние слова — как последняя капля в чаше.

— Но никаких доказательств нет, да? Я никак с его банком не связана, ничего ему дать не могу. Так что… — Складываю на груди руки. — Это все неправда. Он, может, и не романтичный герой, косячит постоянно, но точно не мерзавец.

Руслан молчит, не пытается разубедить меня, но его слова поднимают внутри меня волну, которую Морозову удалось утихомирить. Как видно, лишь на время.

— Я думаю, тебе пора. Спасибо, что зашел.

— Не веришь, — удовлетворенно соглашается он. — Я так и думал. Это пройдет, как и твоя влюбленность. А я рядом буду.

Он не ждет моего ответа. Вытаскивает из кармана небольшую прямоугольную коробочку и кладет на комод.

— С Новым годом, Вика!

Я слышу, как буквально через несколько секунд хлопает входная дверь. Ушел. Но легче совсем не становится. Сразу перед глазами встала наша встреча, когда Морозов меня первый раз обманул, как приехал за мной в Москву, как заставил меня ночевать у него в квартире, как облапошил на катке… Как я долго требовала, чтобы отстал, потому что не верила. А сейчас?

— Веришь ему? — Я так ушла в свои мысли, что совершенно забыла, что папа дома. Стоп! Значит, он все слышал?

— Кому, пап?

— Хороший вопрос. — Он спокойно усаживается на наш продавленный диван, закидывает одну ногу на другую и подпирает кулаком щеку. Это означает, что сейчас будет важный разговор. — Я по-другому его задам. Кому из них двоих ты веришь?

— Конечно, Саше! — отвечаю я, в чем на самом деле сильно сомневаюсь. Но я не признаюсь в этом даже папе. Это мое дело, я сама со всем разберусь. А если Морозову действительно от меня что-то нужно, кроме меня самой…

— Хорошо, — мягко улыбаясь, кивает папа, — если так. Мое мнение о Морозове ты знаешь.

— Ты поверил Руслану? Да ты его даже не знаешь!

— Не знаю. Но я тебе еще раз повторю: будь внимательной. Взять с тебя и правда нечего, если, конечно, ты ничего не скрываешь.

— Пап!

— Уточнить лишним не будет. Но я думаю, что, пока ты эту шишку себе на голове не набьешь, не успокоишься. Скорее всего, твой новоявленный поклонник что-то где-то слышал, увязал между собой как мог и выдал тебе весь «компромат». Поговори с Сашей, если тебя что-то смущает. Лучше сейчас все прояснить.

— Пап, если он мне врет, — говорю, а голос слегка подрагивает, надеюсь, это не очень слышно, — то вряд ли признается.

— Увидишь по его реакции. А себя ты ведь не будешь обманывать. Верно?

Глава 47

Папа ушел за продуктами: как оказалось, у нас в холодильнике практически шаром покати. Такое бывает, когда отмечаешь Новый год не у себя дома: не остается никаких праздничных салатов или холодца… Не сказать что есть сильно хочется, но папе, как обычно, очень важно, чтобы я была сытой. Завтра с утра он на целый день уезжает к заказчику, будет дальше расписывать стены его загородного дома. А значит, непонятно, когда вернется, поэтому точно приготовит много еды. Только кому ее есть? Разве что Морозова позвать, он все смолотит.

Морозов… Руслан правду сказал? Но он сам до конца ничего не знает. Только какие-то пространные намеки.

Сижу уже полчаса на сайте банка Морозова-старшего. Ничего особенного, все как обычно. Довольно крупный финансовый институт по меркам нашего региона, не Москвы, конечно. Но и здесь, в столице, у них есть филиал, но это я и так знала, как и то, что там работает Элеонора, с которой в театре столкнулись.

Что еще можно понять? Я не спец по финансовой отчетности, банковское дело нам не преподавали, но, судя по сайту, все стабильно. Да, недавно, чуть больше полугода назад, купили небольшой банк, где мама работала, сейчас его присоединяют к тому, главному банку Морозова.

Посмотрела состав акционеров. Ого! А бугай, оказывается, владеет долей в три процента. Немного, конечно, но в переводе на деньги это огромная сумма. Наверное. Как и ожидалось, банк контролирует Морозов-старший. Все открыто, официально. Что еще? Совет директоров. А здесь у нас и сын, и отец Морозовы, а еще… Ольга Николаевна Морозова. Мама… Надо же. Да какое мне дело до всего этого?! Только из-за слов Руслана? И что мне искать?!

Листаю дальше. Правление. Здесь уже Саши нет, вообще все фамилии незнакомые, в глаза бросается лишь одно имя: Элеонора Башарова, член правления, управляющая Московским филиалом.

Ничего интересного про этот банк не нашла даже на финансовых сайтах. Никаких скандалов или махинаций. Внешне все чисто и пристойно.

«Поговори с ним», «будь внимательной»… Легко сказать, папа. А о чем поговорить? Спросить, почему он предложил встречаться? Так он уже говорил, что нравлюсь ему очень и что хочет, чтобы у нас все было серьезно.

Он не скрывал, что приехал вернуть меня обратно, чтобы я с матерью помирилась. Но вроде принял то, что я в Москве осталась, и даже в «Вышке» поддержал. Невольно улыбаюсь, вспоминая наш первый поцелуй. Но про маму говорил, и не раз, память услужливо подсовывает одно за другим воспоминания, когда он рассказывал про нее, спрашивал, почему так. А вчера я ему почти все выложила. Он еще таким удивленным был…

Голова перегружена мыслями, надо заканчивать с этим. Сейчас самое время потянуть себя. Но сначала разминка… К шпагату, которым я обычно завершаю растяжку, в голове само собой все сложилось как надо.

— Вика, ужинать! — Папа зовет на кухню, хотя знает, что так поздно я редко ем, особенно если незадолго до этого занималась. Наверняка приготовил что-то такое, от чего сложно оказаться.

На тарелке поджаренные тосты с индейкой, а рядом блюдце с горчицей. И чай.

— Ты, как обычно, знаешь, чем меня покормить. Спасибо.

— Кушай. Ты успокоилась? Судя по тому, как на голове стояла, когда я пришел, видимо, уже не так тебя… бомбит, да? Я правильно употребил слово?

— Правильно! — Улыбаюсь папе и думаю о том, что и правда немного успокоилась. Все нужно выяснить сразу, даже если покажусь ему параноиком. Плевать. Пока все не зашло слишком далеко.

— Ты ведь знаком с отцом Саши, верно? Еще Костиком его назвал, когда мы с Морозовым приехали тебя встречать. Расскажи про него.

— Ты лучше ешь, Вик. И что ты хочешь узнать?

— Все! Если… Пап, мы не говорили об этом раньше, я не спрашивала. Тебе больно, наверное, даже думать о нем…

— Нормально все, ты за меня не переживай. Мы не сказать чтобы с ним дружили, — говорит с ухмылкой папа. — Он с твоей мамой учился в одной группе, ухаживал за ней с первого курса, но она на него даже не смотрела. И я тоже его не воспринимал серьезно, если честно. Саша на него внешне очень похож — такой же высокий и здоровый. Потом на тетю Катю переключился, помнишь мамину подругу? Она с этим Костиком встречалась.

Папа садится рядом, ест свой бутерброд, с удовольствием жмурится от еды, и я понимаю, что эти воспоминания не доставляют ему боли.

— А вы с мамой тогда встречались?

— Мы с твоей мамой перед тем, как поженились, три раза расходились, а потом снова сходились. Так что — да. На тот момент, когда она познакомилась с Костей, мы с ней были вместе.

— А почему ты не воспринимал его серьезно?

— Потому что это твоя мама всегда выбирала, с кем ей вместе быть, Вика. — Папа внезапно посерьезнел. — Она не из тех, кого можно завоевать, выбор всегда делает сама. А ты?

Я застыла с кружкой в руках. А я? Никогда, похоже, не смогу привыкнуть к этой папиной манере: вот вроде идет спокойный, расслабленный разговор, а потом он вдруг выдает вопрос, от которого на голову с ног встаешь.

— Что я? Выбираю ли я или меня выбирают? Раньше бы сказала, что я всегда выбираю.

— А теперь не уверена, да?

— Да. Пап, мы про Константина этого говорим, вообще-то.

— Он вобрал в себя все то, что никогда не нравилось твоей маме. Здоровый лось, который напролом всегда лез, но с твоей мамой зубы обломал.

— И все-таки они стали встречаться, да?

— Да, на третьем курсе или на четвертом. Мы тогда с ней в очередной раз разругались, и я уехал на стажировку на полгода. Она и закрутила роман с Костиком.

— Надолго?

— Вик, меня не было с ними в это время. Когда я вернулся со стажировки, они уже расстались. Она его бросила.

— И?.. — Никогда не спрашивала, а он никогда не говорил вот так откровенно о том, что у них с мамой было до того, как они поженились. Странно все это слышать.

— Она вернулась ко мне.

— Что? Вот так просто вернулась? И ты ей позволил вернуться? А Костя?

— Вик, твоя мама — это твоя мама. Однажды я пришел в свою квартиру и обнаружил все ее вещи на своих местах и ее саму тоже. На месте. А Костя довольно быстро перевелся в другой вуз. Я с ним больше не виделся, пока он весной не приехал покупать банк, где мама работала.

— И глядя на Сашу, ты видишь этого Костю? Да?

— Они похожи. И да, оба мне не нравятся. Но я не так примитивен, Вика, чтобы не делать различий. К тому же ты не мама, хотя очень на нее похожа, и не только внешне.

Медленно перевариваю все услышанное и в итоге спрашиваю то, что меня больше всего волнует:

— Ты думаешь, у меня с ним что-то получится? Ну… принимая во внимание маму и отца Саши?

— Вик, я понятия не имею, что у вас получится и получится ли. Выясни сначала, что от тебя хочет Морозов, а затем строй планы. Если он и по своей сути похож на Костика, то…

— Они оба как танк прут? Ты это хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что есть люди, которые не терпят поражений, Вика. Не умеют проигрывать. Если у них случается осечка, они ее не забывают. Даже спустя много лет. И сделают все, лишь бы доказать, прежде всего себе, что и в самом деле не проигрывают. Многим женщинам такая настойчивость нравится. Но это не любовь.

Глава 48

— Привет! Ты готова? — Морозов стоит в дверях и довольно рассматривает меня с ног до головы. — Действительно, готова. Я думал, ждать придется.

— Я когда-то заставляла тебя ждать? — Чуть выгибаю левую бровь, и наглая усмешка сразу же слезает с лица бугая.

— Ты — нет, но…

— Но?

— Ты сегодня особенно боевая. Что-то случилось? Вик? — Взгляд у него уже другой, озабоченный. А я ругаю себя за то, что не сдержалась.

— Все хорошо, я просто волнуюсь, Саш. Никогда не каталась на горных лыжах. И на доске тоже не стояла. Не думаю, что это мое.

— Твое, твое. Не парься. Я тебя сам учить буду.

Морозов по-хозяйски оглядывает комнату, словно проверяя, все ли на месте. Особенно дотошно рассматривает елку. Как будто на второй день Нового года мы могли ее выкинуть.

— А почему у тебя телефон старый? Ты мой подарок не открывала? Я вообще-то старался, выбирал.

Как обычно без разрешения, Морозов уже крутит в руках мой мобильный. Чувствую, спокойно мы из дома не уедем.

— Открывала. Спасибо, Саш. Только это дорого. Я не могу принять.

Лучше еще раз очертить границы, иначе потом будет только хуже. Я не одна из тех его девиц из переулка, поэтому не визжу от восторга при виде новенького айфона и не прошу покатать на новой тачке, чтобы потом запостить в «Инсте» отретушированные фотки. Я…

— Ладно, давай тогда обратно, — неожиданно быстро соглашается Морозов, мне даже странно немного. Готовилась к тому, что придется его убеждать. — Ну раз готова, значит, поехали.

Саша прячет в карман своей куртки коробку с моим несостоявшимся подарком.

— Так куда именно мы едем? Я так и не поняла название этого места. Только то, что оно под Москвой находится.

— Это «Волен», нам по Дмитровке ехать на северо-восток.

Его слова мне ни о чем не говорят, я пока дальше ВДНХ нигде не была. Когда вчера вечером Морозов позвонил и сказал, что сегодня мы едем кататься на лыжах куда-то за город, я не очень-то и возражала. Просто потому, что для меня здесь все в новинку. И город, и загород, и лыжи, и сам Морозов.

— Я на всякий случай куртку тебе захватил теплую. Еще горячий чай в термосе на заднем сиденье. Хочешь?

Иногда мне кажется, что бугай — самый предусмотрительный парень из всех, с кем я когда-либо общалась.

— Нет, спасибо. Скучаешь по лыжам?

— Больше по доске. — Он ухмыляется, а я вспоминаю, как читала где-то, что сноубордисты и лыжники — заклятые враги на трассе. Что это своего рода отдельная философия у каждого — как у кошатников и собачников или правшей и левшей.

— С удовольствием погуляю в округе, но на лыжи и тем более доску не факт, что встану, — снова предупреждаю Морозова, потому что совершенно не вижу себя спускающейся по горе. Я люблю ровные, понятные поверхности, а тут все слишком непредсказуемо.

— Я тоже возьму лыжи, так что вместе будем на учебной горке тренироваться, — беззаботно отвечает Саша, которого, как мне уже давно известно, просто нереально чем-то смутить. — Вот увидишь, будешь потом сама бежать на подъемник. И потом, Вик, ну какие горы под Москвой? Так, холмики небольшие. Это не Альпы и не Кавказ. В общем, забей и расслабься.

Мы подъезжаем на место к одиннадцати часам. С удивлением обнаруживаю, что на парковке уже очень много машин.

— Ну а чем еще людям заняться? — Морозов пожимает плечами. — Не все же бухать до Рождества будут. Поверь мне, к обеду тут будет не протолкнуться.

Он сам выбирает мне снаряжение, наплевав на рекомендации стоящего рядом с нами инструктора. Аренда стоит недешево, я взяла с собой, конечно, деньги, но катание на горных лыжах даже здесь, под Москвой, вряд ли подходит моему бюджету. Впрочем, Морозова это вряд ли волнует. Наверняка для него это своего рода подарок самому себе за балет в Большом и за то, что в ночной клуб не поехал вчера.

— Так, садись. В ботинки я тебя сам обую, только ногу вот так поставь. Ага! — Я вижу только светлую макушку перед собой. Затем чувствую, что мою ногу будто сковали. Какая же тяжесть… — Теперь вторую. Попробуй встать.

Ощущения… запоминающиеся. Будто на ноги надели гири, не представляю, что смогу сделать хотя бы шаг в них.

— Я пальцами пошевелить не могу, ногу будто сдавило. Так и должно быть? — Морозов сосредоточенно рассматривает крепления на ботинках, что-то дергает — становится чуть легче. — Спасибо!

— Попробуй пройтись. Вик, это нормально. Ты привыкнешь. Походи немножко, я сейчас обуюсь.

Первая мысль — что никуда я в этих ботинках от Морозова не убегу. Вторая — кататься в них не смогу.

На улице сегодня пасмурно, небо затянуло тяжелыми снежными облаками, зато теплее, чем в последние дни, и нет ветра. Саша довольно бодро рядом несет свои и мои лыжи, у меня в руках лишь палки.

Горка перед нами и правда маленькая, игрушечной кажется.

— Ну давай! — На снегу уже лежат обе лыжи. — Ставь сюда и сюда.

Никогда не забуду ощущения, когда сзади защелкнулись скрепления. Как в капкане.

— А теперь согни в коленях ноги и попробуй чуть качнуться вперед. Теперь вправо-влево…

Хм… А ведь просто. Не так, конечно, как на коньках, но движения очень похожие. Вот только страх упасть с высоты собственного тела пока никуда не ушел. Вижу, как чуть дальше от нас на другой маленькой горке инструктор спускает вслед за собой стайку малышни, держа их всех за алую ленту.

Первые несколько раз съезжала «плугом», то есть расставив пятки в стороны, в результате носки лыж образовывали треугольник. Потом прямой спуск, чуть страшнее, но на маленькой горке только адреналин подогревается.

— Умница, я знал, что с тобой проблем не будет. Теперь косой спуск. Будешь перекладывать вес то на одну сторону, то на другую.

Вот здесь уже пошла нормальная скорость, от которой даже страшно. Мы сейчас на следующей, но все равно тренировочной горе. Морозову явно хочется на другие, нормальные горки, но он мужественно терпит и скатывается вместе со мной, постоянно давая советы, как лучше держать корпус и куда правильно наклоняться.

— Пойдем на большие горки, Саш! Тут даже мне уже скучно, — говорю ему после часа тренировки. Ноги гудят с непривычки, но я стараюсь этого не замечать.

— Перерыв! — объявляет Морозов, глядя на свои часы. — Пошли посидим внутри, передохнем, может, чая попьем. Ты хочешь?

Отрицательно машу головой, но от отдыха не отказываюсь. Наконец-то снимаю тяжелые ботинки. Ноги словно в невесомости.

— Ну как? — Морозов садится рядом и забрасывает правую руку мне на плечи. — Понравилось? Признайся.

— Понравилось, — с улыбкой соглашаюсь я, с удовольствием вытягивая ноги в носках. И даже не стесняюсь. Тут почти все так сидят. — Спасибо, что пригласил.

— Ну слава богу. А то я с утра чувствовал, что где-то накосячил, а где — никак понять не могу. Это же не из-за подарка ты такая сварливая? — Прижимает меня к себе и целует в щеку. — Но хоть сейчас немного расслабилась.

— Ты обо мне очень заботишься, — медленно произношу я и в упор смотрю на Морозова. — Тебе от меня что-то надо?

— Че? — Он смотрит на меня непонимающе, но через пару секунд глаза озаряются догадкой. — А, ну да. Конечно, нужно.

— Что?

— Ты, конечно! — произносит как само собой разумеющееся и сразу же отвлекается на принесенный официантом глинтвейн. — Будешь? Пей давай. Он взбодрит.

Взбодрит? Куда уж больше?!

— Я? И только? — Выгляжу, наверное, как очередная инстаграмная пустышка, которая до кончиков волос не уверена в себе. Да и плевать!

— А у тебя еще что-то есть? — деловито спрашивает Морозов, но по глазам вижу: паясничает. И меня это радует, как ни странно.

— Ну, банка у меня точно нет, — шучу я и замечаю, как от этих слов он едва заметно вздрагивает. — Значит, все дело в банке, да? Банке твоего папы?

Сердце больно колет в груди, но я стараюсь этого не замечать.

— Саш, да что с этим банком?!

Глава 49

— А что с банком, Вик? — Его взгляд снова цепкий, холодный. Он будто весь подобрался, сконцентрировался, настоящий хищник перед прыжком. — При чем тут папин банк?

Да если бы я знала при чем! Уже жалею, что так спросила. Ведь, по сути, я ничего не знаю, просто слухи без каких-либо доказательств. Никогда прежде не опускалась до уровня сплетен и презирала тех, кто чужую жизнь перетирает. А теперь сама как Дятлова.

— Я не знаю, Саш. — Несмотря ни на что, у меня по-прежнему уверенный голос. — Ведь мы не просто так здесь сейчас вдвоем сидим. И что ты решил остаться в Москве со мной тоже не случайность. Есть какая-то причина, почему ты от меня не отходишь эти две недели, почему предложил встречаться. Не только то, что я тебе нравлюсь.

— Тебе кто-то что-то наплел? Изосимова? Вик, ну ты же умная!

— Поэтому и спрашиваю. Это как-то связано с мамой? Она теперь член совета директоров.

— Ольга там номинально числится, ничего не решает. Очень хотела, вот папа и сделал ей подарок, — терпеливо отвечает Морозов. — Но к нам это никакого отношения не имеет. Они даже не знают, что мы встречаемся.

— А когда узнают? От этого что-то изменится?

За столом повисла тишина. Тягостная такая тишина, мне кажется, подними я руку в воздух — смогу потрогать напряжение.

— Ты мне не веришь, так? — Он тяжело откидывается на спинку стула и исподлобья смотрит в мои глаза. — В этом проблема. Не в наших родителях и не в том, чего я хочу или не хочу делать в банке отца. Почему, Вика?

— Наше знакомство началось с вранья. Ты использовал меня, помнишь? — Я не отвожу взгляда. Разговор будет явно нелегкий. Но я хочу знать, врет мне парень, в которого я по дурости влюбилась, или у нас есть все-таки шанс. — Тебе нужно было, чтобы я помирилась с мамой, встала на ее сторону. А сейчас?

— Уже плевать, — говорит совершенно свободно и искренне. И если он на самом деле притворяется, значит, я ни черта не понимаю в людях. — Поступай как тебе лучше. Да, я приехал сюда, чтобы вернуть тебя обратно, но быстро передумал.

— Почему?

— Не хочу тебя ни с кем делить, — спокойно произносит он, словно речь идет о каких-то обыденных вещах. — Даже с твоей мамой. Точнее, особенно с ней. Достаточно того, что тут еще и твой папа тусит. Но он, похоже, своими делами больше занят.

— Ни с кем меня делить? — повторяю я его первую фразу. Честно говоря, все сказанное дальше меня уже мало интересует.

— Ни с кем. Ты моя, Вика. Очень вредная и прямолинейная. Но моя. — Он подается вперед и захватывает мои ладони в свои. — Еще раз: родители не будут лезть. И ничего у нас не изменится, когда они узнают.

Похоже, он и правда так думает.

— А кто просил за мной в Москву ехать? Мама?

— Нет. Она даже не сразу узнала, что я здесь. Вик, это уже на паранойю походит. Ты — моя девушка. Все. Больше ничего нет.

— Точно? — Странное в голове творится: я и верю, и не верю ему одновременно.

— Я тебя не использую, Вика.

— А банк?

— Это основной папин бизнес. Я хочу обосноваться в нашем московском филиале. Но это требует времени, и больше, чем я ожидал.

— Почему?

— Меня тут не сказать чтобы ждут с распростертыми объятиями. — Его губы скривились в жесткой усмешке. И я понимаю, что Морозова это задело. — В принципе, плевать, но отец слишком доверяет Элеоноре и считает, что она на своем месте.

— А ты хочешь занять ее место? — поражаюсь я. — Зачем? Банк и так твой. И тебе всего двадцать два года.

— Со временем, — нехотя признает он. — И банк не мой. Вика, к тебе это все не имеет никакого отношения. Я обещаю. Слышишь меня?

— Слышу.

Сопоставляю слова Морозова с тем, что узнала от Руслана. Похоже, папа был прав, мой бывший охранник просто соединил разрозненные факты и сделал выводы. Которые выгодны ему.

— А теперь рассказывай, кто волну гонит? Девки?

— Нет! Саш, да какая разница? — Палить Руслана нет никакого желания. А зная Морозова, несложно предположить, что он помчится бить морду охраннику. — Это все? Ты мне все рассказал?

Он молчит, не сразу отвечает.

— Я сказал тебе правду. Это не игра, Вика. У нас все будет хорошо, если ты наконец перестанешь артачиться. Или, может, я чего не знаю, а?

Ушам не верю! Еще чуть-чуть, и он меня заставит оправдываться непонятно за что.

— У меня нет скелетов в шкафу, я не манипулирую другими ради своей выгоды. Здесь ты можешь быть спокоен.

— Надеюсь… И вот еще, Вика. Когда я дарю своей девушке подарки, это означает то, что означает. И ничего другого. — С этими словами он вытаскивает из кармана дорогой айфон, от которого я отказалась сегодня утром. — Бери. И закрыли тему.

— Погоди, а…

— Симку переставил. Дальше — сама, но если скажешь пароль к учетке, то могу закончить.

Теперь из другого кармана Морозов, как фокусник, вытаскивает мой старый мобильный и вопросительно смотрит на меня.

— Я сама… спасибо.

— Мы договорились? А то с тобой все время как на пороховой бочке — не знаешь, когда рванет.

— Тебя это смущает?

— Меня это возбуждает. — Морозов, не отрывая от меня взгляда, подносит к губам бокал, но тут же, морщась, ставит его обратно на стол. — Может, горячий закажем или хочешь пойти покататься?

В ресторане становится все больше народу, здесь уже шумно и немного душно. А после всего, что я услышала, моей голове срочно нужен свежий воздух. Немного поколебавшись, забираю оба телефона, твердо пообещав себе сделать приличный подарок Морозову на Рождество, а то на Новый год даже банальной открытки в телефон ему не отправила.

— Вот это правильно! — удовлетворенно кивает Морозов и тоже поднимается со стула. — Ноги отдохнули? Тогда пошли новую горку тебе покажу. Она не сложнее, но немного длиннее. Обувайся.

Пока вожусь с заклепками на ботинках, прокручиваю в уме наш разговор. Стало ли мне легче? Определенно стало. Морозов, конечно, тот еще прохвост и манипулятор, но смотрит так, что за душу берет. Невозможно так притворяться, даже бугай не сможет, ему действительно нужна я. Эта мысль греет сердце, хотя все равно какое-то ощущение недосказанности у меня осталось. Но свой лимит откровенности Саша на сегодня исчерпал. И если я не хочу с ним разругаться, придется пока замолчать.

— Ой! Привет! А что вы тут делаете? — Звонкий и слишком радостный голос Лены Дятловой во-вот разорвет мне барабанные перепонки. — Саша, Вика! Как я рада вас видеть!

Глава 50

Пришлось повозиться с заклепками чуть дольше, чем они того стоили, зато, когда я наконец распрямилась, на моем лице была лишь холодная вежливая улыбка.

А вот Морозов пылал. Будь я поэтичной натурой, сказала бы, что глаза его метали молнии, а из ноздрей вырывалось пламя. По факту же бугая бомбит. Я это вижу по чуть прищуренным глазам и сильно сжатым губам — верный признак того, что моего парня что-то бесит. Я даже вижу, что именно.

Похоже, Дятлова тоже все верно поняла, по крайней мере бросаться с объятиями не стала.

— Я так рада вас видеть! — снова повторяет Ленка. — Это же надо было вот так встретиться…

Действительно удивительно. Может, пора уже проверить Морозова, не зашит ли в нем маячок? Куда бы ни пошли, обязательно столкнемся с кем-то из его девиц. Впрочем, Дятлова — случай особенный.

— Ты чего тут забыла? — не слишком вежливо интересуется Морозов, и я предчувствую, что увижу сейчас не сынка финансиста, который хочет работать в папином банке, а боксера на ринге. И которому явно плевать, что противник совсем иной весовой категории.

— Как чего? Кататься приехала, на лыжах. — Дятлова улыбается так, словно не заметила враждебного тона Морозова.

— Как ты узнала, что мы здесь? — продолжает допрос Морозов, хотя, по мне, лучше оставить Дятлову здесь, а самим пойти на трассу.

— Я не знала, я случайно. — Дятлова усаживается на свободный стул рядом со мной. — Но мы тебя ждали в клубе в новогоднюю ночь. Ты же вроде там хотел отмечать?

Она выжидающе смотрит на Морозова, полностью игнорируя меня. В общем-то, делает то, что привыкла за годы учебы. Не сказать, что меня это коробит или я хочу ее внимания, но сюда я точно приехала не лицезреть эту козу.

— Саш, увидимся на спуске. — Проигнорировав довольную улыбку Дятловой, успеваю сделать всего пару шагов, потому как дальнейший путь мне перекрывает бугай.

— Ты куда собралась? Вместе пойдем. — Притягивает меня к себе, положив свои руки мне на бедра. Как они, интересно, не заполыхали? Такое ощущение, что Лена дырку во мне прожечь собралась.

— Если вместе, то пошли, — спокойно отвечаю, глядя в его глаза. Но он не двигается.

— А вы на какие спуски? — Слышу голос за спиной и, кажется, готова уже сама взорваться. К черту гордость! Достала!

— Там тебя не будет, Лен. На наших с Викой спусках. Я вроде тебе объяснял в прошлый раз, когда виделись. Чего не поняла, расскажи.

— А что ты говорил в прошлый раз? — Она удивленно переводит взгляд от меня к Морозову. Не знай я ее достаточно хорошо, может, и поверила бы. — Я не помню.

— Ну тогда я напомню! — С широкой улыбкой Морозов отпускает меня, а сам возвращается обратно к столу, с грохотом отодвигает стул и садится напротив Лены. — Вика, — не оборачиваясь ко мне, продолжает он, — садись рядом.

Сказано это таким тоном, что я даже не думала ослушаться.

— Чего напомнишь, Саш? Слушайте, я вообще здесь не одна, мне надо обратно. — Она порывается встать, но медвежья лапа Морозова словно приколачивает ее обратно к стулу.

— Обратно пойдешь, конечно. Так как ты здесь оказалась?

— Да как-как! — чуть не взвизгивает она, и я понимаю, что Дятлова на самом деле напряжена, более того, она боится бугая. — Парни из клуба рванули сюда, ну и я с ними.

— Какого клуба?

— Эльмара. — Она чуть дергает плечом, словно хочет вырваться, хотя ее никто и не держит. — Да ты сам в нем часто бываешь. Ты собирался Новый год встречать в ночном клубе.

— Моя девушка не любит такие места, — задумчиво произносит он. Я вздрагиваю, а потом ловлю на себе внимательный долгий взгляд Дятловой, но молчу. — Не могу же я ее обидеть.

— У тебя теперь есть девушка? — Ее губы расползаются в довольной улыбке, словно она приз какой выиграла. — И где она?

Морозов молча ухмыляется, а потом выдает такое, чего я от него совсем не ожидала. Как и Дятлова.

— Моя девушка всегда со мной, Лена. И сейчас ты будешь очень долго и искренне перед ней извиняться.

— Что?! — воскликнули мы обе одновременно. Я — с удивлением, она — с возмущением.

— Тебе еды не хватало, что ты крала ее из холодильника у моей девушки, Лена? — тихо спрашивает он у Дятловой, а у той глаза от ужаса расширяются. — Или это развлечение у тебя такое?

— Ничего я не крала, — сердито пыхтит Дятлова. — И вообще, идите уже на свои трассы. А меня ждут.

— Извинения. Сейчас же. Самые покаянные. — Саша в упор смотрит на Дятлову, и я понимаю, что он сдерживается. Очень сильно сдерживается. Не будь тут толпы людей, он бы ее по стенке размазал. Вон как кулаки-то сжимаются. — Я жду.

Она молчит, с ненавистью смотрит на меня, на Морозова — с обидой.

— Ну если надо… — Она обнимает себя за плечи. И с видом оскорбленной добродетели, почти готовая расплакаться, выдает: — Простите.

Так. К черту, я в этом балагане участвовать не собиралась.

— Сиди! — резко одергивает бугай. — Лена, мы ждем.

— Да извини! — вдруг выплевывает она. Ощущение, что тебя ядом или как минимум желчью обдали. — Все? Могу идти?

— Спокойно попроси, искренне, — говорит Морозов, которому, похоже, нет дела, что кто-то уже начал на нас оборачиваться. — А я тебе напомню, что сказал, когда ты ко мне домой заявилась.

— Вика, извини, — заученным тоном произносит она. Для нее это, наверное, огромное унижение — вот так признаваться в своих грехах.

— Отлично! А говорил я тебе больше рядом не появляться. Не услышала, значит. Мы никогда не встречались, Лена, и не будем. Потому что у меня девушка есть. Очень любимая, Викторией зовут. Запомнила?

Вот это он зря спросил. Дятлова такого унижения не забудет и не простит.

— Прекращай следить за мной и в уши ссать всем моим друзьям. Еще раз увижу тебя в Москве, и не дай бог рядом с Викой…

— Ты угрожаешь?! — Она не дает ему закончить и бросается в бой. — Да я ничего не делала!

— Телефон свой дай. — Дятлова даже возмутиться не успела, как он вытащил аппарат из кармана Лениной куртки. — Пароль. Если не хочешь остаться без связи надолго.

Она называет код, и Морозов уже молча орудует в чужом телефоне. Невольно пододвигаюсь к нему и вижу, как вытягивается его лицо.

— Это еще что?! — Сует Ленке в нос те самые фотографии, которые мне Дятлова прислала практически сразу, как я сюда приехала. — Когда?

— А ты не помнишь? — Дятлова оживляется и радостно смотрит на меня.

— Помню, как выставил тебя за дверь, когда в штаны мне полезла сонному, — произносит он. — Вик, ничего не было. Клянусь.

В штаны, значит, полезла!

— Значит, не помнишь, — разочарованно протягивает Лена, но по глазам вижу: снова вранье.

— Значит, так. Я предупредил. — Морозов шумно встает со стула и одной рукой поднимает на ноги Дятлову. — Меня и Вику обходи стороной, даже не дыши в нашу сторону. Увижу случайно рядом — случайно голову оторву. Поняла?

Я словно вижу, как у нее в голове шестеренки крутятся. Думает, а потом быстро кивает.

— Поняла, но ты зря так, Саш. Я не хотела…

— Как ты вообще нас здесь нашла? Почему в клубе ждала? — не выдерживаю я и, наконец, задаю те вопросы, которые меня реально волнуют. Я уже готова поверить, что она наняла кого-то следить за бугаем.

— Вик, я лопухнулся. Заезжал вчера вечером к Эльмару. Вот и ляпнул про «Волен», видимо, проболтался кто. А про Новый год — так несколько вариантов с парнями обсуждали. Давно еще.

«Давно» — это, видимо, до меня.

— Не верится, что вы вместе. Вы же брат и сестра, пусть и не родные друг другу, — не унимается желчный голос Дятловой. — Не может быть!

— Может! — безмятежно говорю я. — Мы встречаемся, Лена. И ты точно не в состоянии на это повлиять. Никто не может.

Глава 51

— Я так полагаю, сегодня у тебя тоже дела. Верно? — спрашивает папа, выкладывая на тарелку идеальную глазунью. Казалось бы, ну что сложного в том, чтобы пожарить яйца? Но никогда я не ела более вкусной яичницы, чем та, что готовит папа. Вот и сейчас, мне кажется, она во рту тает. — А мне, похоже, надо готовить еще один завтрак.

Последнюю фразу он произносит, стоя у окна. Я помалкиваю, потому что уверена: папа прав. Морозов, очевидно, уже плотно позавтракал, но от еды отказываться не будет. Однако папе необязательно об этом знать.

— Не нужно, пап. Если ты про Сашу, то он в гости голодным не приходит. Это он приехал, да?

— Паркуется в сугробе, — констатирует отец. Он все равно вытаскивает из холодильника два яйца, потом, помедлив несколько секунд, забирает из лотка еще одно. — Вика, мы можем поспорить, что от омлета он не откажется. Будешь?

Какой смысл спорить, если точно знаю, что проиграю. К тому же, не доев глазунью, я бегу в ванную к зеркалу. Морозов обещал приехать лишь к десяти, а на часах полдевятого.

Уже пятое января. Дни летят с какой-то безумной скоростью, я не успеваю их до конца прочувствовать, хочется взять пульт и нажать на паузу. И словить полноценный кайф. Все не просто хорошо — все настолько прекрасно, год начался так волшебно, что остановить время кажется самой верной идеей.

Дятлова после той памятной встречи в «Волене» больше не появлялась на горизонте и не звонила. Ни мне, ни Морозову, даже Скалкину обошла своим вниманием. Тамара вчера вечером прилетела в Москву. Не одна, конечно, я вообще сомневаюсь, что Холодов еще раз позволит Скалке одной махнуть в столицу. Сегодняшний вечер со своим язвительным бывшим преподом я, безусловно, выдержу. Если ни у кого планы не поменяются, то этим вечером будем ужинать вместе.

— Ну так какие планы, Вик? — повторяет свой вопрос папа, но я не успеваю ответить, потому что Морозов уже звонит в дверь. А мне не хочется оставлять его на пороге.

— Привет! — Саша хватает меня в охапку и, не дожидаясь ответа, жадно целует. Надо бы сдержаться, ведь папа за спиной стоит, но… — Я соскучился. Поэтому раньше приехал. Ты завтракаешь…

Он принюхивается, вертит головой и, наконец, замечает папу за моей спиной.

— Здрасте!

Тот молча уходит обратно на кухню, а я шепотом объясняю, почему папа до сих пор дома. Все эти дни после Нового года он уезжал не позднее восьми утра. И Морозов это прекрасно знает.

— Очень поздно вчера вернулся, вот и решил отоспаться. Время терпит, как я понимаю. Ты завтракать будешь?

— Конечно! — Он расплывается в довольной улыбке. Не представляю, что этого парня может смутить. Непробиваемый, как Китайская стена!

Папа ничем не выдает своего отношения к Морозову, тут я могу не дергаться. Вежлив, доброжелателен и немногословен. В принципе, как всегда. Они нормально разговаривают, но напряжение чувствуется. До искренних взаимоотношений этим двоим еще очень далеко.

— Вика, ты мне так и не ответила, какие планы на день? — Папа выжидающе смотрит на меня, он явно намерен в конце концов все узнать.

— Сегодня поедем в университет. Нужно кое-что уточнить по модулю, он уже на следующей неделе начинается. Плюс расписание, посмотреть учебники… Посмотрим, много надо успеть.

— А потом?

Морозов помалкивает, но по лицу его вижу: обязательно выскажется, как только мы одни останемся. И точно. Едва за папой захлопнулась дверь, бугай приступил к допросу.

— Он вроде и не появляется дома, а пасет тебя постоянно. Тебе уже двадцатник, Вика. Пора уже перегрызть пуповину.

— Ты, поди, свою еще в младенчестве оборвал, да?

— Да как-то, мне кажется, я и родился без нее. — Тянет меня к себе и усаживает на колени. — А тебе завтра в твою «Вышку» не надо?

— Почему спрашиваешь?

— От меня будет ближе. И утром можно поспать нормально. Ну и не только поспать.

Мягко вытаскиваю руки парня из-под домашнего халата и пытаюсь потуже завязать пояс.

— Не сомневаюсь. Только завтра мне в «Вышку» не надо. А вот сегодня…

Я быстренько спрыгнула с колен Морозова и, забрав с собой одежду, закрылась в ванной. На замок. Не столько чтобы избежать мужского внимания, сколько для того, чтобы в итоге не опоздать на встречу со своим куратором. Или опоздать? Поглядываю на дверь, и мысли совсем не об учебе. Уже тянусь к замку, чтобы его открыть, но быстро прихожу в себя и опускаю руку. Нет. Не здесь и не сейчас. Никогда не считала себя романтичной и сентиментальной, но я хочу нечто особенное. Потому что это Морозов. С ним должно быть по-особенному.

— Ты готова? — Он словно мысли мои прочитал и уже рвется в ванную. Нет, Саш, опоздал ты, пусть на пару минут всего, но опоздал.

— Еще чуть-чуть, и выхожу.

Дальше одеваюсь с повышенной скоростью, чтобы не передумать. Знал бы Морозов, какой бой сама с собой веду… Наверняка уже вынес бы эту дверь. Но нет. Не сегодня.

— Я готова. Поехали.

Он подозрительно смотрит на меня, но в итоге все же идет в коридор обуваться.

Всю дорогу болтает не переставая. Есть у Морозова одна особенность, не всегда проявляется, но сегодня я ее уже полчаса наблюдаю. Когда он чем-то озабочен, может болтать без умолку, как сейчас. Но его, как видно, что-то задевает.

— У тебя что-то случилось, Саш? Ты нервный немного, — спрашиваю я после того, как он подрезал какой-то джип, очень похожий на тот, в котором сейчас едем мы. Вроде ничего страшного, но обычно Морозов — очень аккуратный водитель.

— Нормально все, так, мелочи. Мы, кстати, почти приехали. Вик, остановлю здесь, если ты не против. Пешком чуть пройдем, воздухом подышим.

Его мысли витают где-то не здесь, но раз молчит, говорить не хочет — лезть точно не буду. По себе сужу: ненавижу, когда пытаются в душу заглянуть.

На улице морозно, но после теплой уютной машины взбодриться не помешает, особенно принимая во внимание, что через десять минут, а то и раньше я окажусь в душном помещении.

Он первым их заметил. Как бы ни был Морозов увлечен своими «мелочами», а реакция у него спортивная.

— Стой, Вика. Не мешай.

Я не поняла его слов, отчаянно замотала головой в надежде cообразить, о чем это он.

— Кто это? — вырывается у меня вопрос, хотя я и осознаю его глупость. Откуда Морозов может знать? Если я не в курсе.

— То есть ты ее не знаешь, да? Симпатичная. И молодая. Твой папа времени зря не теряет. Вроде как стены должен сейчас расписывать?

Развеселившийся бугай еще бы что-нибудь сморозил, но мой тычок ему под ребра заставил его охнуть и тихо выругаться.

А я смотрю и пытаюсь уложить в голове то, что вижу: папа с улыбкой помогает красивой холеной блондинке в дорогой шубе сгрузить пакеты в ее ярко-синий «Мерс».

Как он вообще в центре днем оказался? У него же работа за городом. Может, окликнуть? Он ведь просто помог незнакомой девушке? Пока эти вопросы роятся в голове, отстраненно, словно кино смотрю, наблюдаю, как папа сначала усаживает блондинку в водительское кресло, а потом быстро обходит машину и садится рядом с ней. Я никогда ее не видела, понятия не имею, кто это и куда мой папа с ней только что уехал.

— По-прежнему веришь, что он до сих пор безумно любит твою мать? — насмешливым голосом интересуется за спиной бугай.

Глава 52

это жена его заказчика или еще кто. Хочешь посплетничать?

Морозов стоит хмурый, явно недовольный моими словами, но спорить не спешит. И правильно. Иначе поругаемся. А ведь в наступившем году еще ни одной ссоры не было. История с Дятловой нас как будто сплотила. И вот, пожалуйста!

— Пошли, тебя там, наверное, уже ждут, — после недолгого молчания произносит Саша и быстрым шагом идет в сторону здания. Мне даже пришлось немного ускориться. — Я внутрь не пойду, — продолжает он, остановившись у двери. — Схожу проветрюсь пока.

Даже не поцеловав меня, быстро уходит прочь.

Меня и правда ждет куратор, я немного опоздала. Смотрю на него и постепенно настраиваюсь на учебу. За эти дни совсем забыла, ради чего перебралась в столицу. Морозов занял все мое пространство, его слишком много, а с каждым днем становится все больше. Он совсем не понимает чужих границ, но сам при этом…

— Вы меня слышите, Виктория? — Суховатый мужчина лет сорока — сорока пяти по имени Федор Михайлович, но не Достоевский, а Ветров непонимающе смотрит на меня. Непохоже, что он отличается особым терпением и готов заново повторить то, что я сейчас прослушала.

— Конечно. У нас была другая система обучения, мне нужно будет привыкнуть к тому, как это устроено здесь. Но я быстро соображаю, не думаю, что на адаптацию уйдет слишком много времени. — Вежливо улыбаюсь и стараюсь вспомнить, что именно он говорил.

— Надеюсь на это. Расписание занятий у вас есть, номер вашей группы — тоже. По всем вопросам, если они будут, а они у вас точно будут, обращайтесь в учебный офис. Там же получите студенческий билет. Можете писать мне на почту или в «Вотсап». Все понятно?

Он куда-то торопится, а у меня все вопросы к себе. Я реально это потяну? Судя по расписанию, будет много новых дисциплин, есть курс на английском, ну и вечная социологическая теория. Без нее, видимо, совсем никуда.

— Спасибо, поняла. Вопросов нет, — выдыхаю я. — Пока.

Ветров скупо улыбается, говорит, что студенческий можно уже получить, менеджер учебного офиса вот-вот подойдет.

— Дорогу сами найдете?

Я быстро киваю, и он, снова улыбнувшись, утыкается взглядом в бумаги, лежащие на столе. Аудиенция закончена, поняла я.

Если все будет хорошо, то я проведу здесь минимум полтора года. Про магистратуру думать еще рано, а вот посмотреть учебные материалы уже давно пора. Мысли снова возвращаются к бугаю. Надо сбавить темп, у нас и так все слишком стремительно развивается. И может так же мгновенно закончиться.

Мобильный вибрирует в сумке, я уверена, что это Морозов уже разыскивает меня, но нет. Скалкина!

— Привет, Тамара!

— Привет! — Голос подруги едва прорывается сквозь шум дороги. — У нас все в силе, верно? Сегодня увидимся.

— Ну да, в силе. Я только не знаю, где встречаемся.

— Ярослав выбрал место, он кинул ссылку Морозову! — почти кричит Тамара и добавляет уже тише, но я все равно слышу, что она говорит: — До сих пор поверить не могу, что вы встречаетесь.

— Я тоже.

— Я очень соскучилась, Вик! — продолжает Скалкина слишком радостным голосом. — Я эти недели особо ни с кем и не общалась, ну разве что с родителями.

— Понимаю тебя, — говорю ей совершенно искренне. У меня тоже круг общения резко сузился. Хотя скоро начнется учеба, и Морозов не сможет занимать все мое время. Наверное.

— Все, мы в салон заходим, Вик. Не могу больше разговаривать. До встречи в семь!

А сейчас только второй час, нужно будет еще приехать обратно домой, переодеться. Если выбирал Холодов, значит, это что-то дорогое и пафосное. Впрочем, Морозов предложил бы еще более вычурный кабак.

Студенческий выдали быстро, менеджер, девчонка примерно моих лет, сказала, где расписаться, и тут же переключилась на свои дела. А мои дела сегодня здесь закончились.

В телефоне эсэмэска от папы с вопросом, как у меня дела, и сообщением, что домой вернется поздно. Как будто до этого он рано приходил. После того как увидела его с этой блондинкой, мысли побежали совсем в другую сторону. Я не ханжа, по мне, так, чем быстрее он маму забудет, тем лучше. Просто не верю в это. Интересно, а вечером, ну или завтра утром он расскажет, что это за мадам? Сама спрашивать не буду.

На улице солнечно и тепло. Хорошая погода, чтобы погулять. Где Морозов — понятия не имею, я ему не стала писать, что освободилась, а он сам не объявлялся. Может, это и к лучшему, еще немного побуду одна.

Я прошла, наверное, метров тридцать, не больше, и вдруг почувствовала легкий удар, скорее даже толчок в спину. Потом еще один, не успела даже обернуться. А когда посмотрела, наконец, назад…

— Ты в детстве в снежки не наигрался, Морозов? Тебе сколько лет?

Я ворчу на него, но в душе рада видеть на его лице мальчишескую улыбку. Он совсем не такой сейчас, как когда уходил от меня «проветриться». В глазах огонь, а в руках… Еле увернулась от очередного комка снега, который летел прямо мне в грудь.

— Я подумал, что еще ни разу не валял тебя как следует в снегу! — кричит довольный Морозов и чуть ли не бегом приближается ко мне. Ему можно больше ничего не говорить, и так ясно, что он сейчас сделает. За спиной довольно большие сугробы — именно туда дворники, видимо, сбрасывают снег, расчищая дорожки.

— Даже не думай. Убегу, — предупреждаю я, а в памяти уже картинки нашего с ним забега на ВДНХ. Тогда мне удалось прилично его измотать.

— Ага, — не доходя до меня буквально шаг, он сам падает в сугроб и блаженно улыбается. — Иди ко мне.

В его голосе нет приказа или властных ноток, которые я нередко слышу, сейчас он просит. Спокойно, но уверенно. Видимо, заранее знает, что я сделаю сейчас.

Снег мягкий и на удивление очень чистый. В нем приятно лежать. Но еще уютнее забраться на Морозова и просто расслабиться.

— Все сделала, что хотела? — Голос у Саши мягкий, даже обволакивающий. Понимаю мозгами, что мы валяемся в снегу, что вообще-то январь на дворе и пора бы уже встать и отряхнуться. И сделать все для того, чтобы не заболеть, но как же классно просто лежать на Морозове!

— Мм? — До меня не сразу доходит, что он спросил. — Да вроде все. Студенческий дали, приказ о зачислении подписан, группу свою знаю, расписание тоже. Скалкина звонила. Мы в семь сегодня встречаемся в ресторане. Тебе Холодов должен был скинуть адрес.

— Скинул, это в центре. Но до семи было бы неплохо перекусить, а?

Есть не хочу, но здесь спорить бесполезно.

— Уверена, что хочешь обратно к себе домой? Мы можем ко мне заехать. — Морозов доедает свой плов, но это совершенно не мешает ему разговаривать. О папе, правда, больше ни слова не произнес. Мы к этой теме не возвращаемся по какому-то обоюдному молчаливому согласию.

— У тебя нет моей одежды, а мне переодеться надо. Кстати, а что за ресторан? Как называется?

— «О чем молчат рыбы».

— Что? — Я так и застыла, не донеся вилку со спагетти до рта. — Как? Это что, название?

— Ну да. Рыбный ресторан, как несложно догадаться. Кто его выбирал, думаю, тоже понятно.

Да, тут не ошибешься. К тому же Скалкина все сказала.

— У Холодова очень специфичное чувство юмора. Редкостный тролль, никогда его пары по английскому не забуду.

— Уверена, что домой хочешь? Может, все-таки ко мне? А платье купим по дороге. Ну так как?

Глава 53

Вроде ничего такого в его словах нет. Я не раз бывала у него в студии, да и ночевала не раз, кстати. Даже спала вместе с ним. Именно что спала, не более того.

И взгляд сейчас у Морозова вполне обычным кажется. Хотя нет. Слишком невинный. Я бы сказала, демонстративно бесхитростный и простодушный. Это у Александра Морозова?! Да и к черту! Хочу к нему, хочу с ним быть. Мы же не дети. И неважно, что все быстро и столько неясного в наших отношениях.

Стоп, Вика! У тебя гормоны разыгрались. Головой подумай. Если вы сейчас пойдете к нему, то никакого ужина со Скалкиной состоится. Но еще хуже будет, если вам потом захочется выбраться из его квартиры в ресторан.

Нет! С ним не может быть плохо. С ним будет особенно. Но не сегодня.

— Домой, Саш. Ко мне. Платье у меня есть, не надо ничего покупать. К пяти, началу шестого буду готова.

Его пронзительный взгляд очень сложно выдержать, приходится призвать на помощь всю силу воли. Получается, надеюсь.

— Ладно. Как скажешь. Есть еще будешь что-то?

Какая тут может быть еда?!

Он довольно быстро расплачивается и смотрит в навигатор на телефоне.

— Недолго ехать, меньше чем за час доедем.

В дороге Морозов помалкивает, лишь посматривает время от времени на меня, словно хочет о чем-то поговорить, но не уверен, что надо. Только уже подъехав к подъезду, он произносит важные для меня слова:

— Я подожду, Вик. Сколько надо, столько и подожду. Ты сама придешь ко мне.

А потом целует дразнящим медленным поцелуем, захватывает мои губы так, что дыхание в мгновение сбилось, мне резко стало не хватать воздуха, но вместо того, чтобы отпрянуть, я еще сильнее вжимаюсь в него. Сумасшедшая!

Где-то раздается тихий щелчок, я чувствую, как Саша тянет меня за собой, куда-то назад. Кресло… Я сообразила, что произошло, лишь после того, как оказалась у него на коленях, прижатая к его паху. Ого!

— Будешь так елозить на мне, до квартиры не дойдем, — глухой голос доносится откуда-то издалека, я не очень понимаю, что он говорит. Все внимание — на его руках, на горячих обжигающих пальцах, которые уже хозяйничают под свитером. Инстинктивно прижимаюсь к нему сильнее и слышу громкий свистящий выдох.

— Вика…

Его щетина скорее щекочет, чем царапает мою кожу, губы шепчут непристойности, от которых надо бы возмутиться, но вместо этого снова впиваюсь в его рот, жадно и яростно. Словно выпить его хочу. Уже сложно понять, кто кого целует, чья кровь на моих губах. К черту все!

— Я сейчас трахну тебя прямо здесь! — едва отдышавшись, предупреждает Морозов. В его глазах я вижу то, что он еще не успел сказать. Или это мое воображение рисует слишком яркие картинки, от которых сердце перестает биться. — Хочешь этого?

Голова сама опустилась вниз, короткий покорный кивок — и лицо парня озарилось триумфом. Победой.

— Ну тогда ни в какой ресторан мы не пойдем, — довольно шепчет Морозов, нежно сжимая мою грудь под свитером. — Не отпущу…

Руки сами расстегивают его рубашку, мозг не успевает давать команды, кажется, он вообще самоустранился, отдав бразды правления голым инстинктам. Какой пресс… Замираю, не пытаясь скрыть своего восхищения. Я видела его почти полностью обнаженным и всегда знала, что он идеален. Но видеть — одно, а вот трогать, ласкать пальцами кожу, медленно очерчивать ногтем дорожку жестких темных волос, убегающую под ремень джинсов, — это совсем другое.

Он не двигается, затаил дыхание, даже руки убрал с груди, переместив их на мои бедра.

— Расстегни, — тихо просит, глядя мне в глаза, а я как под гипнозом тяну руку к молнии его джинсов.

Толчок. Не сильный, но ощутимый, Морозова откинуло на меня. А я чувствую спиной руль. Не больно, но неприятно. А потом слышу, как где-то хлопнула автомобильная дверь.

— Твою мать! — ругается Морозов, и в его голосе я слышу только злость. — Что за мудак?!

Он быстро пересаживает меня обратно в пассажирское кресло, застегивает пару пуговиц на рубашке, а я смотрю в заднее стекло. Черт! Да в нас въехали! Вижу светлую легковушку и невысокого парня в черной вязаной лыжной шапке.

— Сиди тут. — Морозов уже вылезает из джипа, на ходу поправляя одежду. — Ну че, пацан, где глаза потерял?

Дальше уже не слышу, звукоизоляция в машине превосходная, лишь по активной артикуляции парня понимаю, что он очень нервничает. А кто бы не занервничал, когда тебя вот-вот в бампер собственной машины впечатают?

Морозов велел не выходить, но как сидеть здесь и смотреть, как он распинает какого-то пацана из-за помятого багажника? Еще и врезать может! А ведь никто не пострадал.

Не успела я дверь открыть, как в салон ворвалось все многообразие русских идиом. Прежде не слышала, чтобы Морозов так выражался, да и парень в шапке от моего не отставал. Впрочем, по крайней мере, кулаки в ход еще не пустили.

Я не вижу каких-то серьезных повреждений джипа, а вот капот легковушки менять придется.

— Саш! — окликаю Морозова, который уже более спокойным тоном спрашивает у парня про страховой полис.

— Вик, ты в порядке? — спрашивает он, хотя видно же, что со мной ничего не случилось. — Иди домой, я сам разберусь.

— Вы сейчас будете заполнять документы? Я же в машине была, должна…

— Ты ничего не должна, иди! — фактически приказывает он мне, а я лишь от досады кусаю губы. И сама пока не решила, то ли от того, что он прав и я здесь лишняя, то ли от того, что нас прервали таким безобразным способом. Раздражение Морозова я могу прекрасно понять. С одной стороны. А с другой — на свежем воздухе мозг наконец проснулся и предлагает порадоваться, что то, чего я так хочу, не случилось средь бела дня в машине, припаркованной перед окнами многоэтажного дома. О чем я только думала?

Дома сразу умываюсь холодной водой и окончательно прихожу в себя. Под окнами ничего не изменилось, лишь подъехали две машины, одна из них — ГИБДД. Как-то очень быстро, но, может, это в Москве так. Или Морозов связи какие-нибудь поднял.

Он позвонил в дверь через полчаса, я все это время от окна практически не отходила. Вроде все нормально, но до чего они договорились — я еще не знаю.

— Ты как? Нормально? — первым делом спрашивает он и облокачивается на косяк входной двери.

— Конечно. А ты? Саш, мне так жаль…

— Чего жаль? Тачку или что нас так прервали?

— И то и другое.

— Хороший ответ. За тачку не волнуйся, ну помяли чуток сзади, завтра в сервис отгоню. А вот насчет второго… Считай это репетицией перед премьерой. А сейчас давай собираться. Может, и узнаем, о чем там рыбы-то молчат.

Глава 54

Я уже минут сорок, не меньше, сижу в ванной и тупо пялюсь на свои руки. Никогда, в том числе когда в пятнадцать лет меня первый раз пригласили на свидание, я так не волновалась. Пальцы слегка подрагивают. Ощущение, что этот вечер окажется очень важным, слишком важным. Комплексы по поводу фигуры и того, как я вообще выгляжу, меня не доставали даже в подростковом возрасте. А как вспомню восторг в глазах Морозова… Пожалуй, следует папу предупредить, что ночевать сегодня буду не дома. Пусть не волнуется.

— Вик? Ты там в порядке? — Осторожный стук в дверь и слегка обеспокоенный голос бугая. — Нам уже выезжать надо, но можем и сразу ко мне. Скалкина твоя не в накладе останется. Холодов найдет, чем ее развлечь.

Резко распахиваю дверь. Морозов, понятное дело, переодеваться в ресторан не намерен. Так и поедет в джинсах и рубашке.

— Мы поедем к рыбам, Саша. Молчаливым и, надеюсь, съедобным.

Бугай усмехается и отходит в сторону, неприлично обводя взглядом контуры моего тела.

— Платье нравится? — не выдерживаю я. Что-то нервы совсем стали сдавать рядом с ним.

— Не-ет, а вот то, что под платьем, пожалуй, очень нравится, — словно раздумывая, тянет слова Морозов. — На тебе одежда в принципе лишняя… Ладно, давай собираться.

До центра города доехали довольно быстро, даже раньше, чем нужно было. Ресторан и правда рыбный. Судя по атмосфере и интерьеру, здесь царит средиземноморская кухня. Выбор со смыслом: Скалкина же хочет стать поваром и вроде как думает продолжить обучение в Италии.

Столик заказан на Холодова, но их с Тамарой еще нет. Так что пока просто рассматриваю меню. Интересное местечко. Должно быть вкусно.

— Я тут подумал, Вик, а я ведь много чего о тебе не знаю. — Морозов отложил в сторону винную карту, и теперь все его внимание на мне. — Может, расскажешь?

— Чего не знаешь? — растерянно смотрю на него, не понимая, куда он клонит. — Да тебе, наверное, мама моя все выложила. Даже про бутерброды с индейкой и горчицей.

— Кто был твоим первым парнем? И почему именно он?

Первая мысль — послать его в такой лес, что и на джипе своем поцелованным не доедет. Что за наглость?! Я же его не…

— А ты? Кто у тебя был первым? То есть первой? — Меня никогда не интересовало, что было до меня. И сейчас не особо интересует. Но в случае с Морозовым его прошлое может в любой момент постучаться в двери. Или в окно впрыгнуть.

— Очень смешно, — ухмыляется Морозов. — Это была девушка, и она была… старше.

Бугай неопределенно машет рукой, из чего можно предположить, что это было совращение.

— Проститутка? — уточняю я и тут же слышу возмущенный кашель — Саша подавился водой. Видимо, не вовремя спросила.

— Чего это сразу проститутка? Я похож на того, кто должен платить?

Морозов, кажется, и правда завелся, обо мне больше не спрашивает.

— Дело не в этом, Саш, — спокойно объясняю я. — Просто это же рационально и разумно. Разве нет? Заказать профессионалку, с которой все будет правильно. Разве не так принято в ваших кругах?

Морозом молчит, взгляд его снова становится жестким и цепким. Очень знакомое выражение лица, хорошего не жди.

— Мой первый секс был в школе. Ей было восемнадцать. Не шлюха. И я был в нее влюблен. Первая любовь, ну, или гормоны, если быть честным.

Я представила школьника Морозова, наверняка он и тогда выглядел значительно старше своих лет. Но вряд ли мозги тоже быстрее взрослели.

— А потом?

— Мы с ней встречались три недели. Потом иногда спали по старой дружбе. Затем… тебе подсчитать?

Не думаю, что справишься!

— Не надо!

— У меня было немного официальных девушек, — продолжает он. — Но за секс я никогда не платил. За их капризы платил. Но, ты знаешь, дешевле было бы с профессионалками. А у тебя? Милый вежливый мальчик, который с восхищением носил за тобой портфель и безмолвно смотрел тебе в рот?

— Почти. Мы тоже встречались в школе, и он действительно был моим поклонником, — признаю я, вспоминая очень доброго и хорошего Вову Смирнова. Понятия не имею, где он сейчас.

— Легко догадаться. Наверняка копия твоего папы. Не обязательно внешне, но по характеру — точно.

Что же тебе мой отец покоя не дает все время?!

— Я не знаю всех твоих официальных девушек, но, глядя на Изосимову, скажу честно: злобная стерва.

— Просто на тебя не похожа. — Он пожимает плечами. — Я часто выбирал злобных стерв, кайф от них ловил. У меня не было таких, как ты.

— А у меня — таких, как ты. Всегда нормальные были. Понятные. И предсказуемые.

Чувствую, что завелась, да и Морозов глаза сощурил. Что за фигня? Я что — ревную его к прошлому? Глупость и бред!..

— Если такие нормальные, тогда почему я?

— А почему я?

— Такое ощущение, что никуда не уезжал, — раздается за спиной знакомый насмешливый голос. — Вы по-прежнему хотите прибить друг друга, но пребываете уже… кхм… в другом статусе.

Холодов явно развлекается. По глазам его с чертями вижу: кайф ловит. Скалкина стоит чуть сзади и смущенно улыбается. Нелегко тебе с ним придется. Сомневаюсь, правда, что он того стоит, Тамара.

Разговор прервался сам собой. Почему он выбрал меня, а я — его, если раньше мы соглашались на совсем других, непохожих на нас? В голове крутится этот вопрос, но не задавать же его в присутствии Скалки и Английского Гада?!

— …Значит, «Вышка»? Поздравляю! — протягивает Холодов. — Серьезный вуз, даже вам может быть непросто, Вика.

— Это не проблема, я помогу, — вставляет Морозов, не обращая никакого внимания на скептическую усмешку моего бывшего препода. — Я тоже в Москве остаюсь.

Теперь уже Холодов не скрывает своего удивления, но ему хватает такта промолчать. Все-таки Скалкина хорошо на него влияет.

— Здорово. Рада за тебя, Саш, — быстро произносит Тамара и смотрит на меня вопросительно. — Мы отойдем с Викой, хорошо? Вы нас не ждите, приятного аппетита.

В этот момент официант как раз подошел к нашему столу и начал расставлять блюда. А Скалкина мягко, но настойчиво потянула меня в коридор.

— Чего тебе не терпится? — спрашиваю я, про себя отмечая довольно нетипичное поведение Тамары. Раньше она никого никуда не таскала. Но, видимо, жизнь с Холодовым меняет что-то в голове.

— Нужен перерыв. Пусть они между собой поговорят, а мы — друг с другом. Я давно тебя не видела на взводе, Вика, но сейчас к тебе можно спичку поднести, и ты вспыхнешь. О чем вы говорили, когда мы подошли?

— О том, что он всегда выбирал смазливых тупых гадин, а я — подкаблучников. В общем, неважно, просто иногда он слишком…

— Ты его так сильно любишь? — обрывает меня Тамара, и я застываю от ее простого и вместе с тем очень сложного вопроса. — Вот уж никогда бы не подумала, что он тебя может так задеть. Но от вас искры летят, еще сильнее, чем дома было.

— Мне никогда не нравились такие самовлюбленные пустые качки. — Я опускаюсь на пуф и прячу лицо в ладонях. — Почему с ним?

— У вас химия, — наставительно говорит Скалкина, явно продвинувшаяся на пути любовных отношений.

— И физика, — грустно добавляю я. — У нас с ним просто американские горки сегодня. Целый день как на вулкане.

— Вик, что на самом деле происходит? Я думала, это будет легкая и радостная встреча, но то ты молчишь, то Морозов невпопад отвечает. Вы чем-то другим заняты?

— У нас планы на эту… этот вечер. Не знаю, что из этого получится. Меня тянет к нему, безумно! Прости, Тамар. Нам с Морозовым, очевидно, рано вместе на публике появляться. Тут же начинаем выяснять отношения.

— Видимо, есть что выяснять. Но расстаться, хотя бы на время, что…

— Нет! — грубо обрываю я Тамару. Внутри такая волна негодования и возмущения поднялась от одного предположения. — Просто нервы, с ним по-другому не получается.

Тамара молчит, только поправляет свои волосы.

Телефон вибрирует в сумочке. Папа! А ведь я его не предупредила до сих пор, что ночую не дома.

— Привет! Как дела, пап?

Он редко звонит днем, обычно сообщениями перекидываемся, но сегодня еще ни одного не было.

— Нормально. Вика, я постараюсь пораньше сегодня вернуться. Надеюсь, ты не будешь еще спать. Нам надо поговорить.

Глава 55

— Я уже успел соскучиться. Все в порядке? Вас долго не было. — Морозов настороженно смотрит на меня, словно ждет какого-то подвоха. — Вика?

— Нормально все. Вы шампанское заказали?

На столе и правда появилась бутылка дорогого алкоголя, а еще блюдо с закусками, наполовину пустое уже. Мальчики время тоже зря не теряли. У Саши на тарелке лишь обглоданные ребрышки, официант прямо сейчас забирает у него грязную посуду и ставит чистую. А потом и у Холодова. Вот кто точно расстроенным или напряженным не выглядит.

Передо мной салат из руколы с креветками и пармезаном. Вряд ли я его осилю, аппетита нет никакого. Меня до сих пор потряхивает. Разговор со Скалкиной, а потом и с папой напряжения не снял. Нам надо просто остаться вдвоем и все прояснить. Поэтому я и сказала папе, что ночую сегодня не дома. И что он может сказать, что случилось, по телефону. Значит, не такое уж и важное у него дело, раз промолчал.

— Вик, ты съешь хоть что-нибудь? — заботливый голос бугая доносится сбоку, а на плечо ложится его тяжелая рука. — Под шампанское-то надо.

Официант уже разливает по бокалам золотую пену. Чуть ли не силой заставляю себя есть салат. Холодов произносит какой-то тост явно с двойным смыслом, но мне лень его улавливать. Лапа Морозова на моем плече оказала совершенно неожиданное терапевтическое воздействие. Наконец-то я расслабилась. И тело с удовольствием приняло в себя бокал шампанского. А за ним и второй. Салат пошел на ура.

— Значит, в Италию думаешь поехать учиться. Круто, — отмечает Морозов, который на удивление быстро разговорил Скалкину. Та ему уже чуть ли не предполагаемую дату отлета выложила. Кошусь тихонько на бугая, он по-прежнему обнимает меня одной рукой. Вроде даже стул ближе подвинул, чтобы меньше тянуться пришлось.

— А я не поняла, Ярослав, — обращается Тамара к своему приятелю. — А почему «О чем молчат рыбы»? Это такой стеб, что ли? И к чему он?

Холодов довольно улыбается и начинает нести какую-то чушь, которую, по всей видимости, только что придумал и выдает ее за какую-то древнюю притчу. Скалка доверчиво слушает его, приоткрыв рот.

— Спасибо тебе, — шепчет на ухо Морозов. От его теплого дыхания по спине прокатилась жаркая волна.

— За что? — тихо отвечаю я, почти касаясь его губ.

— Что не сбежала. Когда вас долго не было, подумал, что послала меня далеко и уже едешь в свое Южное Бутово.

— Почему я должна была тебя послать? — Странно, но у меня и мысли не было взять и действительно уйти из ресторана. Но огреть его чем-то тяжелым, пожалуй, все так же хочу.

— Я накосячил, — коротко признает он. — Не нужно было спрашивать про бывших. Идиот.

Он пожимает плечами, а мне хочется рассмеяться.

— Идиот, — соглашаюсь искренне.

— Только я тебе рассказал о себе, а ты — почти ничего, — продолжает он и после паузы предлагает: — Пойдем потанцуем.

В ресторане играет живая музыка, несколько пар неторопливо двигают бедрами на импровизированном танцполе.

Я смотрю в его серые глаза, в приглушенном свете они кажутся черными. Внимательные, нахальные, эгоистичные любимые глаза.

— Не сегодня, Саш. Устала немного. Когда-нибудь я тебе все расскажу, но не здесь и не сейчас.

Морозов слегка расслабляется от моих слов, по глазам видно. Снова наливает нам шампанское и, не чокаясь, быстро выпивает.

— Договорились. Больше сегодня не ругаемся?

Мне хочется зацеловать его упрямые твердые губы, но даже ладонью по щеке не могу провести. И дело вовсе не в том, что вокруг люди, что Холодов, уже давно закончивший втирать Тамаре свой свежесочиненный эпос, теперь с любопытством поглядывает на нас, не переставая жевать мясо. Если отодвинуть в сторону мое безумное и слабо контролируемое желание быть с Сашей во что бы то ни стало, то здравый смысл велит не гнать лошадей. Я не приз в чьей-то гонке. Да и Морозов не кусок мяса.

— Я не хочу с тобой ругаться, Саш. Но у нас много тем, от которых током искрит, — признаюсь я. — Сегодняшний день это очень ясно показал. Не хочу его лакировать. Понимаешь меня?

Он молча делает большой глоток шампанского. А я терпеливо жду его ответа.

— Я отвезу тебя домой после ужина. И всю ночь буду писать, что я с тобой буду делать и в каких позах, когда ты все же перестанешь психовать и придешь ко мне.

Для здорового качка-боксера у Морозова очень быстрый ум. Ему многое не нужно объяснять. Вот как в данную минуту.

— Я тебе отвечу про позы. — Прижимаюсь лбом к его плечу и наконец чувствую мир в душе. Все правильно. Просто пока не время.

Вдруг замечаю непривычную тишину. Поднимаю глаза и вижу, что никого, кроме нас, за столом нет.

— Они сбежали, Вик, — отвечает на мой немой вопрос Саша. — Не выдержали наших объяснений и пошли танцевать. Вон воркуют.

По мне, так Морозов просто не знает значения слова «воркует». Потому что своими дикими плясками совсем не под музыку эта парочка распугала других любителей потанцевать.

— Но я всегда буду задавать не самые приятные вопросы. — Морозов снова серьезен и продолжает, казалось, уже закрытую тему. — Я хочу знать о тебе абсолютно все. Не потому, что я чертов извращенец, помешанный на контроле, а потому что ты — это ты.

— А сам готов? — Меня не пугают его слова, хотя я терпеть не могу, когда кто-то пытается лезть в мою жизнь. — Саш, у меня тоже к тебе много вопросов. И я тоже пойду до конца.

Он чуть наклонил голову, задумался. Не хохмит и не строит из себя мачо. Таким он мне нравится больше всего.

— По рукам.

Через несколько минут за стол вернулась раскрасневшаяся Скалкина с кавалером. И теперь, когда уже, в общем-то, пора просить счет и расходиться, завязался самый душевный разговор.

— Отлично посидели. Как кино по телеку посмотрел. — Холодов добродушно похлопывает меня по плечу, как будто я только что рассказала смешной анекдот. — Мы здесь еще пару дней, пока я свои дела не утрясу.

Ну уж нет! Холодова надо дозировать. Все-таки это не на пары к нему ходить, тут общение вроде как добровольное.

— Я позвоню тебе завтра днем. Поболтаем. Хорошо? — Скалкина всматривается в мои глаза, надеясь прочесть то, что пропустила, отправившись танцевать свои полоумные пляски.

— Хорошо!

Они быстро уехали на такси. Как я поняла, Холодов, зная, что выпьет, не стал заморачиваться с машиной.

В кармане вибрирует телефон. Папа. Я написала ему, что буду дома часа через полтора. И что если он хочет поговорить, то я готова. И точно: сообщение от него. Первым делом, конечно же, спрашивает, все ли у меня в порядке и что натворил Морозов.

А тот больше не предлагает ехать к нему. Только поглядывает с сожалением, словно что-то теряет сегодня. Но вслух ничего не говорит.

— Уверен, что на твоей поедем? Саш, может, тоже на такси?

— Боишься? Вик, там была пара бокалов.

— Боюсь.

Морозов идет к одной из машин, что в избытке стоят у ресторана. Через две минуты мы сидим в теплом салоне, прижавшись друг к другу. Он молча гладит мои волосы, играет ими, что-то шепчет в ухо, а меня клонит в сон. Я не пытаюсь с ним справиться, просто прикрываю глаза и чувствую, как сильные руки чуть крепче сжали меня в своих объятиях.

— Я не хотел тебя будить, — говорит Морозов, когда я открываю глаза и с удивлением смотрю на знакомую детскую площадку у нашего дома.

— Это же такси, тут каждая минута разве не стоит денег?

— Стоит, — кивает Саша. — Но не стоит того, чтобы ради них тебя будить. У тебя все равно окна темные, папы твоего нет до сих пор.

Странно, он вроде писал, что выехал раньше меня, пытаюсь проверить сообщение в телефоне. В это время практически рядом с нами останавливается какая-то иномарка, смутно знакомая.

— А вот и папа твой приехал, — констатирует Морозов, на этот раз его тон если не дружелюбный, то как минимум нейтральный.

Действительно, тот самый синий «мерс» и симпатичная блондинка как приложение к нему.

Она не уезжает, тоже выходит из машины вслед за отцом, они о чем-то непринужденно разговаривают, словно старые знакомые.

— Саша… — Быстро целую парня в губы и тянусь к дверной ручке. — Спасибо, что привез. Я пошла.

— Подожди, когда она уедет, — предлагает Морозов, но я уже на улице. Папа ведь сам хотел поговорить, рассказать что-то. Вот пусть и рассказывает.

— Вика? Я думал, ты уже дома. — Папа удивленно, но в то же время радостно мне улыбается.

Потом представляет меня блондинке:

— Это Виктория, моя дочь. Вика, это Алена, дочь моего заказчика. Помнишь, я говорил, что как раз стены ее комнаты мне предстоит расписать? Алена раньше вернулась домой и теперь очень мне помогает. Я без нее как без рук.

Глава 56

Дочь заказчика, значит. Вежливо улыбаюсь Алене и рассматриваю ее уже с более близкого расстояния, чем днем. Да, симпатичная блондинка, большие голубые глаза, пухлые губы, на голову ниже меня, с выдающимися формами в области груди, но не полная. Эффектная молодая женщина, явно знает себе цену, но без ценника на лбу. На вид старше меня лет на пять — семь. Точно не студентка.

— Привет, Вика! Мне очень приятно/.

У нее глубокий красивый голос. Никакой фальши я пока не заметила. Смотрит доброжелательно, но не стремится мне понравиться. Что она здесь делает? Просто подвезла отца домой? Или?..

— Привет. — Не знаю, что еще ей сказать. Вообще-то жду от папы действий.

— Зайдешь к нам?

Простой вроде бы вопрос, но по мне, так это и ответ сразу. Не показалось Морозову сегодня, ни разу не показалось. У них отношения. У моего папы, несомненно, что-то есть с этой Аленой. Или вот-вот начнется. Обалдеть!

Оборачиваюсь назад и вижу, что только сейчас наше такси медленно выезжает со двора. Значит, Саша все видел.

— Нет, поздно уже. Давай завтра. Была рада познакомиться, Вика. Увидимся. — Алена кивает нам и возвращается в свою машину. Еще несколько секунд — и ее «мерс» уезжает вслед за такси Морозова.

— Идем? — Папа отступает на шаг, чтобы пропустить меня вперед. — А что твой приятель не вышел из такси поздороваться? Вы поссорились?

— Нет, то есть… все сложно, пап. Он, наверное, просто не захотел мешать. Я иногда не понимаю, почему так веду себя. Как на бочке с порохом себя чувствую.

— А слезть с бочки? — Папа открывает ключом дверь и включает свет в коридоре. — Ты поэтому приехала домой? Так что случилось?

— Мы еще утром с ним поцапались. Когда вас с Аленой рядом с «Вышкой» заметили. Ты ничего про нее не рассказывал.

— Я вас не видел, иначе вы сразу бы познакомились. — Папин голос полон удивления. — Она дизайнер, Вика. Мы с ней случайно познакомились. Помнишь, я за красками перед Новым годом поехал? В магазине столкнулись. Но я тогда не знал, кто она. А потом в доме ее увидел.

— Ты говорил про дочку хозяев, но я думала, что речь идет о школьнице. — Смотрю в холодильнике на заранее приготовленный папой ужин и собираюсь поставить его разогреваться. — А она, оказывается, старше меня.

— На пять лет, — соглашается папа. — Вик, ты голодная? Если для меня ставишь, то я есть не буду. Уже поужинал.

Догадываюсь с кем.

— Получается, вы только познакомились? А выглядите так, как будто давно знаете друг друга.

Пусть ужинать в этом доме никто не собирается сегодня, но вот выпить чашку чая очень хочется.

— Алена очень разумная женщина, мне с ней легко, — признается папа, — но я не о ней хотел с тобой поговорить. А о маме. Точнее, о маме и о твоих отношениях с ее пасынком.

— А что не так? — Усталость мигом с меня слетает, ее место занимает внимание. — При чем тут мама?

— Она звонила. Интересовалась твоей личной жизнью. Ты ведь говорила ей, что у тебя есть парень.

— Кажется, да. — Пожимаю плечами. — На Новый год с ней разговаривали. Но я не стала говорить ей, что это Саша.

— Именно. Вика, мама на днях будет в Москве. И если она до сих пор не знает, то наерняка все выяснит. Тебе лучше самой ей все рассказать. Саша не просто твой парень, он сын ее мужа. И похоже, своему отцу тоже ничего не сказал. Это несерьезно, вы не дети уже.

Конечно, не дети. Но наши отношения слишком нестабильны, чтобы впускать в них еще и маму с ее мужем. И потом мама — это не папа, деликатно стоять в стороне она не будет. Про отца Морозова я вообще молчу. Понятия не имею, как он отреагирует. Саша говорил, чтобы я не волновалась, что он со всем разберется, если будут сложности. Только мои проблемы с мамой вряд ли кто разрешит, кроме меня. А еще подмывает спросить уже у моего папы про эту Алену, но он вряд ли скажет. Внешне спокоен и даже рад. Только я, стоя с ними около подъезда, заметила то, что раньше наверняка понял и просек Морозов: Алена смотрела на папу как на своего мужчину. Я знаю, потому что так же смотрю на Сашу. И не важно, сколько времени мы вместе, давно ли знакомы, был ли уже секс и есть ли штамп в паспорте. Да и папе Алена явно нравится. По его тону понятно стало. Неужели он смог маму забыть?! Не верю. В глубине души он продолжает любить ее.

— Я поговорю с мамой, если будет такая необходимость, — наконец отвечаю я. — Спасибо, что предупредил. А теперь попьем чая? Расскажешь, как продвигается работа? Вы с Аленой вместе, получается, расписываете стены?

Утром просыпаюсь от звука поворачивающегося ключа в дверном замке. Папа… Мы проговорили с ним вчера до часу ночи, а сейчас всего семь утра. Как он работать целый день будет? Подхожу к окну на кухне, чтобы хотя бы взглядом его проводить, и замечаю около нашего подъезда ярко-синий «мерс» Алены. Что ж, по крайней мере, на работу он не опоздает и не будет трястись в общественном транспорте. А если повезет, так еще и поспит по дороге.

Душ бодрит, выбивает из тела остатки сна, а вот завтракать еще рано, но самое время немного постоять на голове, привести в порядок мысли и эмоции. Надеюсь, что получилось. Верила до тех пор, пока не взяла телефон в руки. Хорошо все-таки, что так увлеклась вчера разговором с папой, что не стала проверять сообщения на ночь. И Морозова бы спалила, и ночь была бы без сна.

Я уже минуты три рассматриваю фотку в вотсапе. Увеличивала ее несколько раз. Надо на ноут перегнать, там экран больше, лучше видно будет. Не успеваю ничего сделать, потому что кое-кто легок на помине. А на часах всего восемь. Сам-то как спал, интересно?

— Понравилось? — без приветствия интересуется самодовольным тоном Морозов. — Спалось как без меня, а?

— Понравилось, — признаю очевидное. — Очень. А почему ниже пояса не снял? Места на экране не хватило?

— Все остальное не уместилось. Но я могу приехать, и ты попробуешь сама все уместить.

— Пошлые шутки у тебя, Морозов, но селфи и правда классное.

— Не жалеешь, что у меня не осталась прошлой ночью? Я плохо спал. Хрень какая-то снилась.

— Не жалею и жалею одновременно. Папа сказал, наши родители скоро приезжают. И мама у него интересовалась, что у меня за парень появился.

— И?

— Как я поняла, ты тоже своему отцу про нас не сказал?

— Не сказал. Но не вижу в этом никаких проблем. Вик, ты слишком много думаешь. Вот и правда проблема. А завтра Рождество, между прочим. И его мы точно отпразднуем вместе. Сейчас машину в сервис отгоню, но вечером я тебя заберу.

Господи! Рождество уже завтра! Не сказать, что я очень религиозный человек, но к этому празднику всегда особенное отношение.

— Заберешь? Куда?

— К себе, Вика, к себе. И отказы больше не принимаются. Заеду за тобой в семь. Что днем делать будешь?

— Надеюсь пересечься с Тамарой, — быстро отвечаю я, чтобы не думать ни о каком отказе. — Вчера все как-то сумбурно и неправильно получилось. Хочу извиниться.

— А есть за что? Я вроде ничего такого не заметил, — удивляется Морозов.

— Поверь мне, есть. Это наши дела, Саш. Тебе не интересно, наверное.

— Мне все интересно, что с тобой происходит. Кстати, кем блондинка оказалась?

— Это по работе. Дочь его заказчика.

— И ничего нет? — недоверчиво спрашивает бугай. — Не верю.

— И я не верю. Но это не мое дело. И не твое тоже. Она симпатичная. Мне понравилась. Ты лучше про вечер расскажи. Мы куда-то пойдем? Мне к чему готовиться? — спросила и чуть язык себе не прикусила, мгновенно осознав, насколько двусмысленно прозвучал мой вопрос. Вот и приходится поэтому сейчас слышать довольный хохот Морозова в трубке.

— Готовься к сюрпризу, Вика. Обещаю, ты его навсегда запомнишь.

Глава 57

— Так и не сказал, что за сюрприз? Даже не намекнул? — Тамара задает этот вопрос уже третий раз, но от этого мой ответ не меняется. Я уже дословно передала ей наш разговор, но Скалкина не удовлетворена.

— Нет, но, думаю, будет что-то неприлично дорогое и очень вычурное.

— Круче, чем «Щелкунчик» в Большом театре в новогоднюю ночь?

— Не знаю, но это же Морозов! От него чего угодно можно ожидать, но все равно в конце будешь стоять с открытым ртом, не зная, чего больше хочется: по голове его треснуть или на шее повиснуть от восторга.

Мы сидим со Скалкиной у нее дома. То есть в квартире Холодова. Самого Ярослава Денисовича, к счастью, нет рядом. Не думаю, что он был бы в восторге видеть меня здесь. Ну разве что еще раз захотел бы посмотреть кино. Но без Морозова это скучное зрелище.

— А ты очень изменилась, Вик. Никогда прежде не была такой откровенной. Вообще ничего о себе не рассказывала. Все скрывала.

— Тогда атмосфера была другая. И в группе, и в общаге. Не говорила, потому что терпеть не могу сплетен, но здесь все по-другому. К тому же ты вряд ли кому рассказывать будешь, — отвечаю я, укутываясь в теплый плед. В квартире тепло, но меня немного знобит. И глаза слипаются: ночной недосып дает о себе знать. — И главное, я с ума сойду, если не выговорюсь. Ты извини, что все на тебя вылила.

— Ну почему же? — Скалкина улыбается, а я про себя отмечаю, что Тамара тоже неуловимо изменилась. Я что-то почувствовала еще вчера в ресторане, но голова была слишком загружена Морозовым, а в ушах застряли циничные подколки Холодова. Но сейчас мы один на один, отвлекаться больше не на кого. — Мне приятно, что ты мне рассказываешь и сегодня не такая зажатая, как вчера. Это потому, что тут Морозова нет, да? Вы с ним зажигательная парочка.

— Прости за вчерашнее, Тамара. Я не ожидала, что вечер окажется таким сложным.

— Сложным? — непонимающе переспрашивает Скалкина. — Почему? Мне все понравилось. Было… нескучно.

Да куда уж там!

— Я по-прежнему вижу в твоем парне Английского Гада, который измывался над всем универом целое полугодие. Меня до сих пор немного…

— Бомбит от него? Слушай, на него у всех стойка. Яр не может пройти мимо и не оставить о себе след. Он же коуч, умеет профессионально вызывать раздражение. Меня ты точно не обидела, а Холодов… — Скалка выводит руками замысловатую фигуру, которая, видимо, призвана окончательно объяснить, кто такой Холодов. — Может, тебе еще чая?

— Давай!

Тамара убежала на кухню, а я отвлекаюсь, наконец, на телефон. Он булькнул сообщением, когда мы разговаривали, но отвлекаться от разговора было бы неправильно. Да можно, наверное, и на более долгий срок все отложить. Не уверена, что хочу встречаться с Русланом. Поздравляет меня с наступающим Рождеством и обещает вернуться в Москву в ближайшие дни. «Увидимся». Вот не уверена, что так будет.

— Морозов пишет что-то? — Тамара ставит рядом чайник с только что заваренным чаем. — Я тут подумала… Знаешь, чего бы я хотела? — Не дожидаясь ответа, продолжает: — Карету. Настоящую карету с тройкой лошадей или сколько там их должно быть. И покататься по заснеженному городу.

— Почему так? — У Тамары есть потрясающий талант, наверняка Холодов сразу его учуял, вот и не отпускает от себя. Рядом с ней люди расслабляются. Хочется еще сильнее закутаться в плед и полностью отключить голову.

— Не знаю, — она поживает плечами и снова улыбается. — Может, в детстве не наигралась в сказки? Ну а ты?

— Я купила ему подарок на Рождество. На Новый год все неожиданно как-то получилось, думала, что потом… В общем, не сложилось, хотя сама хожу с его подарком. — Я верчу в руках мобильный.

— Первый твой подарок ему?

— Первый. — Тянусь к сумке и достаю изящную коробочку. — Зашла по дороге в торговый центр, понятия не имела, что хочу подарить. А потом увидела это — и все, больше уже ничего не смотрела. Как тебе?

— Неожиданно! — Скалкина недоверчиво рассматривает подарок, но в руки брать не решается. — Очень. Я бы не решилась.

— Думаешь, надо было боксерские перчатки? Или что-то более привычное для него? Мы с ним почти не расстаемся эти недели, каждый день видимся, но я по-прежнему очень мало о нем знаю.

— Я с Холодовым живу вместе! Мы с ним жили и до того, как я сюда сбежала с тобой. Думаешь, много знаю?! Если только сама в него клещами не вцеплюсь и он не начнет нехотя выдавливать из себя правду.

Представить, что у Скалкиной есть клещи и она может вцепиться в любимого мужчину, решительно невозможно.

— Чего ты улыбаешься, Вик? Он только по особым случаям начинает рассказывать о себе. Пока гром не грянул, — тихо и очень серьезно добавила она. — Морозов такой же?

— Такой же. Вроде и трындит постоянно обо всем, но про себя мало рассказывает или что-что совсем несущественное. А иногда такое скажет — понимаешь, что ничего о нем не знаешь. И какой он в действительности, тоже не имеешь особо представления. И очень боишься ошибиться с ним. Это очень угнетает.

Тамара молчит. Сбегала еще раз на кухню и принесла тарелку с пирожными. Сейчас сидит рядом и уплетает их потихоньку.

— Мне показалось, он любит тебя, — ни с того ни с сего произносит Скалкина. — Я его почти не знаю, но с Дятловой он точно был другим, не таким, как с тобой.

— А какой он со мной? — Во мне просыпается женское любопытство, которое я всегда гнала от себя прочь, считая, что выше этого.

— Очень боится тебя потерять, — не задумываясь, выпаливает Тамара, словно долгое время ждала возможности высказаться. — Ты ему очень дорога. Он на тебя смотрит прямо… ух! Ярослав это тоже заметил.

Надеюсь, они с Тамарой не ошибаются.

Я уезжаю от нее днем, спешу домой, потому что времени остается не так уж и много. Пока ехала к себе, получила инструкции от Морозова: одеться потеплее. Что ж, значит, ожидается прогулка на свежем воздухе. Сразу почему-то подумалось про Скалкину карету и четверку лошадей. Улыбка сама плывет по лицу от таких мыслей, случайно, мельком замечаю заинтересованный взгляд стоящего рядом парня.

Хотя… Морозов вряд ли полезет в карету, он, скорее, на коня взобрался бы… Боже, что за мысли лезут в голову?!

Дома первым делом принимаю горячую ванну, которая помогает не только смыть с себя усталость, но и расслабиться, привести себя в порядок. Не знаю, что готовит Саша, не буду гадать, просто пусть он рядом будет. А то как-то слишком много суеты вокруг нас.

Он, как и обещал, приезжает к семи вечера. Я давно уже готова — натянула на себя почти всю свою самую теплую одежду.

— Ну что, собралась? — спрашивает он после того, как оглядел меня с ног до головы и вроде остался доволен. — Я на всякий случай взял тебе куртку, в машине осталась. Готова?

— Готова! — Оглядываю квартиру с полной уверенностью, что сегодня ночевать буду не здесь. — Пойдем?

В машине он ничего не говорит, только хитро поглядывает на меня. Морозов в прекрасном настроении, и это передается мне. Внутри появляется легкость и полная уверенность, что все будет хорошо. Что сегодня вечер будет только наш. Никаких случайно встреченных знакомых или бывших, никакой ревности или обид. Пусть никто из нас не накосячит. А если и накосячит, то тут же будет прощен.

— Мы, собственно, подъезжаем. Вообще работать в такое время не совсем правило, но для нас сделали исключение, — радостно хастается Саша.

Я пока не очень понимаю, где мы. Ночь темная, работающие уличные фонари не дают ответов на вопросы. По ощущениям, мы за городом, в каком-то спортивном или что-то типа того клубе. Может, ипподром? Наконец, рядом проплывает громадная тень. О нет! Это не лошади и не карета, о которой мечтает Скалкина. Это же…

— Ну как? Удивил? — доносится из-за спины довольный голос Морозова. — Это только начало! Так что не грусти!

Глава 58

— Нам сюда? Ты уверен?

Вертолет! Серьезно? Не могу сдержать удивленный возглас, видя буквально в паре сотен метров от нас вертолетную площадку.

— Тебе понравится, вот увидишь! Вестибулярный аппарат в норме? — спрашивает Морозов и сам же отвечает: — В норме, я узнавал.

— Узнавал?

— Ну да. И страха высоты у тебя тоже нет, так что пойдем!

Поверить не могу! Я ожидала чего угодно, но точно не этого. Никогда не летала на вертолете. И совсем не уверена, что мне это может понравиться с первого раза.

— Нам куда, Саш?

— Сначала на инструктаж. Да ты пищать от восторга будешь! — Обнимает меня за плечи и ведет в сторону невысокого здания. — Сюда.

— А куда полетим? — В голове роится столько вопросов, хочу знать все и сразу! Это Морозов, я не удивлюсь, если он увезет меня в какой-нибудь другой город. И я хочу морально подготовиться. Насколько это вообще возможно, когда рядом с тобой самый непредсказуемый парень из всех, что я знаю.

— Увидишь все. Не торопись!

Он явно кайф ловит, довольный такой. И я помимо воли сама начинаю заряжаться радостным предвкушением чего-то непонятного.

Инструктаж — это примерно десятиминутный монолог о правилах поведения на площадке и в воздухе. Что можно, а что нельзя. Любопытно, оказывается, есть ограничение по весу, не больше ста двадцати килограммов на одного пассажира. Кошусь на Морозова. Внимательно так слушает, каждое слово в себя впитывает, особенно все, что касается безопасности. Это не особо удивляет: несмотря на кажущееся иногда раздолбайство, мой парень — один из самых серьезных людей, что я знаю. Просто он не всегда это демонстрирует.

— …Взлет и приземление очень мягкие, — продолжает инструктор Сергей. — Во время полета трясти не будет. Вы камеры с собой взяли? Многие на телефон снимают, но изображение не то.

— С собой! — Морозов похлопывает рукой по своей сумке. — Все как надо!

— А вы тепло оделись, — кивает мне инструктор. — В кабине не холодно, не замерзнете. Вопросы есть?

— А сколько лететь будем?

И куда, интересно!

— Полет по ночной Москве длится сорок минут. Вернемся сюда же. Готовы?

— Вик? — Морозов улыбается, но в глазах мелькнуло беспокойство.

— Конечно! Идем!

— Посмотришь город, который сама выбрала. Он того стоит.

Вертолет уже ждет нас, Сергей довольно подробно рассказал про него, и я знаю, что в кабине нас будет трое человек, хотя вертолет рассчитан на четверых.

— Какие большие окна! Сам вертолет очень компактный, но здесь потрясающий обзор будет. Верно? — Я почему-то спрашиваю у Морозова, а не у пилота.

— Верно! Ты фотографировать умеешь? Я два взял, на всякий случай. — Саша вытаскивает две камеры, а вслед за ними и объективы. — Они профессиональные, но как хочешь. Тебе может понравиться просто смотреть.

Он так задорно обо всем рассказывает, а у меня язык не поворачивается сказать ему правду. Нет, я не боюсь высоты, фобии у меня нет, но я ее не люблю, просто терплю, когда надо.

— Спасибо! Ты обо всем позаботился, я смотрю.

Мы сидим рядом в кабине, нам выдали по паре наушников, их обязательно надо надеть. Да уже сейчас пора, потому как мало что слышно из-за работающего двигателя.

Мама! Это страшно! Мне реально страшно!

Сама не поняла, как сжала ладонь Саши, и вроде чуть легче стало. Я чувствую толчки, нас очень трясет, но Морозов обхватил меня своими руками, и как-то толчки прекратились сами собой.

— Сейчас ты поймешь всю красоту московских пробок, — раздается в наушниках веселый голос парня. — Посмотри вниз.

Вот это да! Огромная огненно-белая река перед глазами. Я не сразу поняла, что это МКАД — Московская кольцевая автодорога — с ее тысячами машин, медленно двигающихся в противоположные стороны.

— Поняла теперь про пробки? Зато очень красиво!

Красиво — это не то слово, это волшебно, изумительно, завораживающе. Рука сама потянулась к камере. Куда тут нажимать?

— Так, держи… вот…сюда… — снова слышу в наушниках его голос, а его дыхание у меня на щеке. Как же приятно!

Ночная Москва — это нечто. Она реально огромная, охватить город взглядом невозможно даже с нашей высоты. Игру огней всех мыслимых и немыслимых оттенков бесполезно пытаться описать словами. Это надо видеть. Когда пролетаем над каким-то густо застроенным спальным районом, возникает острое ощущение, что попал в матрицу: тысячи, десятки тысяч маленьких белых огоньков. Рука постоянно требует фотоаппарат. Какой же Морозов молодец, что догадался взять его! Все предусмотрел. Я с трудом отрываю взгляд от большой белой церкви, она так красиво, мистически светится. Через несколько часов Рождество. Сколько таинства вокруг! Никогда высота не была такой прекрасной!

Саша практически не откладывает в сторону свою камеру, наверное, уже десятки, может, сотни фотографий сделал. Не видела прежде столько сосредоточенной радости в глазах. Он точно знает, что делает, и делает это с какой-то внутренней эйфорией. Надо же! Похоже, мой бугай увлекается фотографией! Мне такое и в голову прийти не могло. Думала, что его интересует только бокс. Ну и банк его папы. И я. Нет, я — сначала.

Он вдруг отводит камеру от окна и наводит ее на меня. Не успеваю отвернуться, закрыть лицо, вообще ничего не успеваю. Морозов быстро нажимает на кнопку. А потом еще несколько раз.

— Саш!

— Отлично получилась! — кричит в наушники Морозов. — Настоящая, открытая, живая! Посмотри на меня! Давай еще!

Спорить с ним невозможно, да и не хочется! Не знаю, сколько мужества мне понадобится, чтобы потом посмотреть эти снимки. Никогда не заморачивалась, как на фото выгляжу. А надо было. Волосы под наушниками наверняка спутались… О чем я только думаю?!

— А мы где сейчас летим? — Пытаюсь сама определить местоположение, но это, конечно, невозможно.

— Северо-восток, — доносится до меня голос пилота. — Лосиный Остров.

Какая же Москва разная! Здесь нет миллионов огоньков, нет спрятанных в многоэтажки матриц. Здесь лес. Спокойный и величественный.

Да я за семнадцать лет в своем городе не видела столько, сколько за эти недели в Москве. Интересно, а Морозов понимает, что именно он для меня сделал?

— Вик? Вик, ты чего? — Сначала слышу озабоченный голос Саши, а затем уже вижу его лицо. — Случилось что?

«Я люблю тебя!» — мысленно произношу я, боясь признаться вслух.

— Ничего. — Растягиваю губы в улыбке. — Хотя нет. Случилось. Иди сюда. — Притягиваю к себе ничего не понимающего Морозова и целую его в губы. И тут же чувствую ответ. Быстро сориентировался. Москва осталась под ногами, огромный многомиллионный прекрасный город, до которого двум чудикам, зависшим в нескольких сотнях метров над землей, нет никакого дела.

— Ого! Надо тебя почаще в небо забрасывать. Ты здесь воздушная, неземная. Не отталкиваешь меня, почти ручная, — шепчет довольный бугай и тут же получает легкий тычок в бок. — Я же сказал «почти».

Он откидывается на спинку сиденья и прижимает меня к себе. Мы молчим. Слова не нужны. Мы вдвоем. В небе. И перед нами весь мир.

— Нет, ну тебе правда понравилось? — спрашивает он уже в пятый раз, наверное, за те полчаса, что мы едем в машине. Время ближе к одиннадцати, но бодрый голос Морозова предельно ясно дает понять, что вечер далек от завершения. Судя по всему, мы приближаемся к Садовому кольцу.

— Саш! Я этот полет никогда не забуду. — Эмоции до сих пор бьют через край. Я пока не могу четко сформулировать, что чувствую, кроме того, что я очень-очень сильно люблю мужчину, который сейчас ведет машину. Я восхищаюсь им, я доверяю ему. Он жутко меня бесит, когда прет как танк. Но как же я ему за это благодарна! Сама бы не сделала к нему шаг навстречу. — Останови, пожалуйста, машину.

Он по-прежнему ничего не понимает, но послушно паркуется на набережной. Место мне незнакомо. Но здесь очень красиво и светло. И мало людей. Не знаю, в какой именно ресторан мы сейчас едем ужинать, зато знаю, что хочу сделать — здесь и без свидетелей.

Легкий морозец освежает и бодрит, делаю глубокий длинный вдох. Вот это ночь!

— Я не фанат неба, знаешь? — Стою спиной к Морозову, но прекрасно знаю, что он слышит каждое мое слово. — И высоту не люблю. Не любила. До сегодняшнего вечера. Красоту неба видела, но не понимала. А сейчас хочу смотреть вверх. Посмотри, сколько звезд. Не очень типично для Москвы, да? Не видела раньше или просто не обращала внимания.

Он молча обнимает меня сзади и прижимает к себе.

— Я чувствовал, не то что-то происходит. Ты даже для себя была сдержанной, когда мы приехали и когда в кабине потом испугалась подъема.

— Спасибо. Правда. Очень большое тебе спасибо! Я не знала, что ты позовешь меня в небо сегодня, но видишь, как совпало. Рождество. — Поворачиваюсь к нему лицом и вынимаю из кармана ту самую коробочку, которую показывала днем Скалкиной. Кажется, сто лет прошло уже. — Я как увидела ее — решила, что она твоя. С Новым годом и Рождеством!

Он забирает у меня подарок. Вижу, как его брови ползут вверх, рот приоткрылся от удивления.

— Ты даришь мне… звезду? — Саша недоуменно смотрит на меня. — Как?

— Что как? Это Вифлеемская звезда, то есть Рождественская звезда, символ рождения Христа.

— Я знаю. — Морозов внимательно рассматривает небольшой серебряный кулон с цирконием в форме звезды. — Удивительно…

— Правда? Тебе нравится? — выдыхаю с облегчением. — Понятия не имела, что тебе подарить. У тебя же все есть! Но увидела его… Можно повесить на брелок или…

Он не дает мне закончить фразу и с такой жадностью впивается в мои губы, что я от неожиданности вздрагиваю. И тут же вцепляюсь в него с не меньшей силой. Никто бы не смог сейчас оторвать нас друг от друга.

— Поехали ко мне. Домой, — глухо шепчет он, когда через несколько минут ослабляет хватку, и я могу наконец вдохнуть полной грудью. — Мне тоже есть что тебе подарить.

— Подарить? А разве…

— Нет. Это не то. Поехали! — Он уже тащит меня в машину, я не успеваю за ним. Еще чуть-чуть, и на плечо закинет, но шага точно не сбавит.

— Ты же говорил, что голодный, — слегка запыхавшись, спрашиваю я, уже пристегивая ремень безопасности в машине.

— К черту ужин. Поехали. Сейчас.

Глава 59

Он сосредоточен, губы упрямо сжаты, взгляд прикован к дороге. Снова неуловимо быстрое для меня движение, и мы обгоняем очередную машину. В мощном джипе Морозова скорость практически не ощущается, но, судя по тому, как стремительно мелькает за окном пейзаж, могу предположить, что несемся явно выше сотни в час. А еще я чувствую, что он сдерживается, чтобы не втопить по полной. Но тогда мы точно взлетим. Он с легкостью лавирует между полосами Садового кольца. Я уже понимаю, что буквально через минут десять будем на месте.

И еще я знаю, что мы едем к нему не рождественские подарки рассматривать. Откидываюсь на сиденье и прикрываю глаза. Я столько раз рисовала в воображении нашу первую близость, что сейчас и представить не могу, что может не понравиться. Это ведь Морозов. Я люблю его.

Бесстыдные картинки мелькают в голове. Как он первый раз раздевался при мне, как мои злость и неприятие боролись с влечением к нему, как он рвал, топтал все границы и стены, которые я пыталась возвести между нами. По телу пробежала дрожь от одного только воспоминания его взгляда, когда я впервые осталась ночевать в его квартире. Всего три недели прошло, я тогда так его ненавидела…

— О чем думаешь? — Морозов паркует машину во дворе дома. — Ты ни слова не сказала за всю дорогу.

— Ты тоже.

— Я хотел доехать как можно скорее и не угробить нас при этом. — Саша поворачивается ко мне, и я вижу его напряженную улыбку. — Это было очень сложно.

А потом, не произнося ни слова, он берет мою ладонь и кладет ее на свою ширинку. Да… как мы вообще доехали?! Но я не убираю руку, а медленно провожу пальцами по молнии джинсов сверху вниз и снова вверх.

— Хочешь здесь? — со свистом выдыхает он. — Тогда продолжай.

У меня полное дежавю: оборачиваюсь назад, ожидая увидеть фары другой машины.

— Не переживай. — В его голосе отчетливо слышен смех. — Больше в нас никто не въедет. Пойдем.

Я почувствовала его губы на своей шее, едва мы вошли в подъезд. Ему, конечно же, плевать, что здесь охрана, нас еще видят две женщины, которые, видимо, только вышли из лифта. Ему плевать! Мне, в общем-то, тоже! Но я все же чуть отстраняюсь от него и тут же ловлю недоуменный и чуть обиженный взгляд.

— Не здесь!

Он оглядывается по сторонам, словно только сейчас понял, где находится. Нахмурил брови и, держа за талию, молча повел меня к лифту.

— Как долго-то?! — недовольно рявкает Морозов, глядя на табло лифта, которое никак не хочет показывать цифру 1. Я его реально не узнаю. Он всегда себя контролирует, ну почти всегда. Но сейчас… Так вцепился в меня, что даже сквозь свитер и теплую куртку я чувствую на себе его пальцы. — Мы так до квартиры не дойдем!

Он ошибся. Дошли. Но это были очень долгие три минуты. Раздевать меня он начал еще в лифте. Я не фанат экстрима, но живи он несколькими этажами выше…

— Подожди, сейчас, — чертыхается Морозов, пытаясь вставить ключ в замок. Я не могу стоять рядом спокойно и не трогать его, не касаться, я хочу чувствовать его на кончиках пальцев. Руки сами пробираются под его свитер. Какой же он горячий!

— Вика!

— Мм? — Нежно дышу ему в шею и не сдерживаюсь, провожу языком по нежной коже. — Тебе помочь?

— Бля! — Слышу ругательство одновременно со звоном падающей на пол связки ключей.

Он наклоняется, как мне кажется, чтобы поднять их, но вместо этого резко оборачивается, и уже через секунду я прижата к двери, ноги не касаются пола, они обвиты вокруг его торса. Как? Когда? Но все вопросы улетают из головы, потому что теперь его горячее тяжелое дыхание на моей шее, его ладони на моей попе, а я сквозь нашу одежду чувствую его пульсацию. Вот черт!

Где-то справа раздается звук открываемой двери, и это, к моему удивлению, останавливает Морозова. Он быстро отпускает меня и наконец подбирает ключи. Всего несколько секунд, и мы уже в квартире.

— Я чуть не трахнул тебя в подъезде, — сдавленным голосом выдает он, словно сам не верит в эти слова. — Как пацан какой-то. Прости.

Не подходит ко мне ближе, лишь протягивает руку и ласково гладит щеку. Он так смотрит, словно гипнотизирует взглядом. Я не могу уже противиться ощущениям, глаза сами закрываются, я хочу чувствовать и чувствовать его касания на себе. Лицо горит, а губы требуют поцелуя, его наглости, бесстыдства, бесцеремонности и патологической жадности.

Он знает это, понимает, что мне нужно сейчас. Его язык хозяйничает в моем рту, даря легкую боль и сладость одновременно. Это поцелуй-прелюдия, так могут целовать только любовники. Медленно, неторопливо и обстоятельно, со знанием, пониманием того, что последует дальше. Я уже чувствую такое возбуждение, что притягиваю Морозова к себе. Ощутить кожей его тело — жизненно необходимо, я перестану дышать, если не почувствую его сейчас…

…Тихое мерное жужжание где-то совсем рядом, я едва слышу его, но оно раздражает, отвлекает от горячих пальцев с чуть шершавой кожей, играющих на моих сосках. Глубокий животный стон вырывается из груди. Не могу больше. На пол летит его свитер, за ним рубашка… кажется. Я не уверена. Мне плевать на одежду, губами впиваюсь в его шею и чувствую, как пальцы до боли сжимают мои волосы, не дают поднять голову, я еще сильнее…

— Черт! — сквозь зубы скорее шипит, чем произносит, Морозов и с ненавистью смотрит на экран телефона в свободной руке. — Мне надо ответить. Потом сразу отключу.

Не дожидаюсь, пока он начнет говорить по телефону. Мне самой нужен перерыв. Отдышаться. Успокоиться. Прийти в себя. Все слишком быстро, сумбурно, мне не нужен перепихон впопыхах. Точно не с Морозовым. Не в первый раз с ним. Два шага, и я уже в ванной, за спиной остался раздраженный голос боксера. Интересно, кто такой важный ему звонит, что он решил остановиться? Но это потом. Сейчас я быстро сбрасываю с себя одежду, и теплые капли душа смывают с меня весь этот день, успокаивая и одновременно с этим будоража тело.

Я не стала запирать дверь, знала, что он придет. Ко мне.

И он времени не терял. Стоит передо мной абсолютно голый, идеальный в своей мужской красоте. Рука сама потянулась выключить воду. Все попытки успокоиться и прийти в себя идут далеко в лес. Я могу лишь, задержав дыхание, видеть, как он подходит ко мне и снова включает душ. Тысячи маленьких капель бегут по его телу, и я смотрю на это, забывая, как дышать.

— Нравится? — хрипло спрашивает Морозов, опуская мою руку на свой член, и тут же вздрагивает от прикосновения, подается вперед всем телом. Я провожу ладонью вдоль ствола, чуть сжимая головку.

— А тебе? — Привстаю на цыпочки и, не обращая внимания на льющуюся воду, покусываю его ухо.

В ответ рычание и совершенно безумный взгляд. Одним резким движением впечатывает меня в стеклянную стену душевой кабины. Он обрушивается на меня всей своей мощью, которую я даже представить себе не могла. Его руки сжимают, ласкают, проникают в совершенно запретные места. Для него нет ничего запретного… Голова кругом идет, я вообще мало что уже соображаю… все так… стремительно. Он быстро подхватывает мои бедра, разводит ноги и одним движением входит в меня.

— О-о-охх… — полустон-полувсхлип вырывается из моего горла. Мне немного дискомфортно, цепляюсь пальцами за его плечи, пытаясь подстроиться под него. Это непросто. Кажется, он понял, замер на секунды, давая привыкнуть, почувствовать его полностью внутри себя, прижаться еще сильнее… чуть двинуть бедрами вперед…

— Прости… не могу больше, — выдыхает он и, больше не останавливаясь ни на секунду, резкими жесткими ударами вбивается в меня.

— А-а-аххх… — Ногти судорожно впиваются в его плечи… я кричу… Еще, пожалуйста, еще… Яркий белый всполох перед глазами, сладкий спазм, как удар током, проходит по всему телу…

— Хочу… в тебя… — доносится откуда-то его хриплый голос. — Сейчас.

Что? Я еще не пришла в себя от яркого стремительного оргазма, ноги чуть подрагивают, но я чувствую, как еще одна волна наслаждения вот-вот обрушится на меня. Движения внутри становятся еще быстрее, резче. Я слышу рычание Морозова, он впечатывает нас в мокрое от воды стекло, и я чувствую, как он, содрогаясь, наполняет меня собой.

Глава 60

Холодные губы касаются виска. Мягко, нежно, успокаивающе. Головой утыкаюсь в его плечо и, прикрыв глаза, пытаюсь восстановить дыхание. Умом пока не готова осознать случившееся, эмоции бьют через край. Я даже не сразу заметила, что он выключил воду в душе и укутывает меня в большое мягкое полотенце. С ним всегда так будет?

— Пойдем! — произносит Морозов, но не дает мне и шагу ступить, подхватывает на руки и выходит вместе со мной из ванной. — Какая же ты легкая!

Он не стал включать свет в комнате, и в ней по-прежнему царит полумрак.

— Ты как? — Он устраивается рядом со мной на кровати и внимательно вглядывается в лицо. Вид у бугая, как у кота, дорвавшегося до хозяйской сметаны, но при этом понимающего, что накосячил. — Я там не?..

— Ты что-нибудь слышал про предохранение, Морозов?

— Прости, Вик! Не сдержался… — Он покаянно улыбается и стаскивает с меня полотенце. — Я сам не ожидал. Но уж что случилось…

Его руки исследуют мое тело. На этот раз медленно, неспешно и очень чувственно. Его губы блуждают по моей груди, и я стискиваю зубы, чтобы не застонать.

— Саш! — Пытаюсь оторвать его от себя и поговорить, пока мозги снова не отключились. — Подожди!

Он нехотя приподнимается на локтях, но все же пристально смотрит на меня. Словно хочет прочесть мои мысли.

— Что? Мы только начали…

— Я ведь тоже не предохраняюсь, Саш. Ты вообще понимаешь?

Он со вздохом откатывается в сторону и заводит руки за голову.

— Мой косяк, моя ответственность.

— Твоя ответственность? — переспрашиваю я и чуть не добавляю: «Если что, рожать сам будешь?»

— Ну да. Обещаю больше не косячить. — Он тянется к тумбочке, и я уже знаю, что сейчас оттуда достанет.

Не ошиблась.

— Ну так как? Договорились? — Я слышу, как шуршит фольга, чувствую дразнящее прикосновение его языка на своем животе. — Расслабься, все под контролем.

Да уж, под контролем!

Прикрываю глаза, и все внутреннее ворчание на Морозова куда-то спешно улетает, словно и не было. А есть лишь его руки, его губы, мои стоны и снова полная потеря реальности. Да, с ним, похоже, всегда так!

— Не уходи! — сонный голос Морозова раздается за спиной. — Ты куда вообще?

— Я думала, ты спишь. Разбудила?

— Не-а. — Он садится на кровати и включает ночник. — Вик, третий час. Куда собралась?

— Я есть хочу! У тебя там осталось что-нибудь?

Самые неромантичные слова, наверное, которые можно услышать после нескольких часов практически беспрерывного фееричного секса. Но я и правда жутко голодная. Не помню, когда ела.

— Конечно, есть! — Бугай резво вскакивает, уже не такой хмурый, как всего пару минут назад. — Да я бы тоже поел! Мы же без ужина остались.

Последнюю фразу он говорит, открывая холодильник. Да, в отличие от меня, у боксера-фотографа всегда есть чем поживиться. На столе появляются винегрет, холодные отбивные, хлеб, сыр, нарезка колбасы.

— Чай ставить? — деловито спрашивает Морозов. — Хочешь вина?

— Нет, наверное. Если только сам хочешь.

Он пододвигает ко мне тарелку с отбивными и с каким-то радостным удивлением наблюдает, как я разделываюсь с куском мяса.

— Вкусно?

— Божественно, — честно признаюсь и тянусь за следующим. — Слона могу съесть.

Он как-то странно на меня смотрит, словно впервые видит.

— Что не так? — Я помимо воли напрягаюсь. Запоздало думаю о том, как выгляжу сейчас. Слишком по-домашнему. Короткая майка Морозова на голое тело, спутавшиеся волосы… Хорошо, хоть косметику смыла.

— Я опять косякнул, — спустя минуту признается он, а у меня сердце болезненно сжимается. Что теперь?! — Сиди тут.

Включает свет в жилой зоне и через несколько секунд возвращается с бархатной коробочкой в руках. Я не знаю, что это. Вообще не понимаю, что происходит.

— Это тебе. С Рождеством, Вика.

Чего?

— Саш, это шутка? — Держу в руках красивый изящный кулон на тонкой золотой цепочке. Он не очень похож на тот, что я подарила Морозову несколько часов назад. У него другая форма, на кончиках сверкают камни, не удивлюсь, если настоящие, но это, без сомнения, Вифлеемская звезда. Символ Рождества, как я сама говорила Морозову. — Когда ты успел?!

— Еще вчера! — Он пожимает плечами, как будет речь идет о чем-то совершенно обыденном, что он делает каждый день, и искренне не понимает, почему я сижу с приоткрытым ртом, напрочь прекратив беспокоиться о спутавшихся волосах. — У тебя теперь тоже есть звезда!

Поверить не могу! Верчу в руках кулон, в искусственном свете он искрится, переливается разными цветами. Похоже, он действительно с драгоценными камнями. Наверняка это бриллианты.

— Примерь, Вик.

Как обычно, не дожидаясь моего ответа, забирает из рук кулон и неожиданно ловко застегивает цепочку на моей шее.

— Хочу, чтобы ты спала сегодня только в нем, — шепчет он, вызывая у меня мурашки по спине. — Любая одежда на тебе лишняя, только эта подходит.

Очень хочу посмотреться сейчас в зеркало, хотя прекрасно знаю, что кулон необыкновенно красивый, значительно красивее, изящнее и дороже, чем тот, что подарила ему я. Но как? Неужели совпадение?

— Мы подарили друг другу звезду. Не сговариваясь, — тихо произносит он. — Забавно, да? Я глазам не поверил, когда ты мне на набережной кулон протянула. Ты романтик, Виктория!

Кто бы говорил!

— Не сговариваясь, — киваю я головой и снова дотрагиваюсь пальцами до кулона. Чувствую, что вот-вот разревусь, как влюбленная дурочка. — Спасибо, Саша. Это очень… Я не ждала такого подарка.

— Я люблю тебя удивлять, — довольным тоном признается Морозов. — И не только удивлять. Вика? — Он поднимает мой подбородок вверх и стирает со щеки слезы. — Тебе правда понравилось?

— Да!

— Тогда чего ревешь? Слушай, я сегодня поторопился в душе, может…

— Нет! — обрываю его на полуслове, потому что сразу поняла, о чем речь. — Саш, мне двадцать!

— Я бы не удивился, — ухмыляется он. — Но это не мое дело, да?

— Не твое, — соглашаюсь я. — Но ты ведь не отстанешь. Верно? Я это еще в ресторане поняла, когда мы Тамару с Холодовым ждали.

— Хочу знать о тебе все. И не скрываю это.

Он усаживается рядом с видом человека, который уверен, что сейчас ему расскажут нечто важное. А по мне, так…

— Ты слишком торопишься, Саш. Но… не знаю, что ты хочешь услышать. У меня был парень, мы встречались в школе. Больше дружили, чем были влюблены, но я его с детства знаю.

— Долго вы были вместе? А потом? Почему расстались? — Вопросы сыплются на меня, я даже растерялась немного.

— Да само собой все прекратилось, разъехались в разные вузы, много занимались перед поступлением. Никаких трагедий и разбитых сердец.

— Точно? — Он внимательно следит за моей реакцией, и тут, в три часа ночи, до меня доходит. — Ты так сильно ревнуешь меня к прошлому? Серьезно? Но почему?

— Хочу быть уверенным, что есть только я. И что меня не ждут сюрпризы. Ты не из тех, для кого секс не повод для знакомства.

— Тебя не ждут никакие сюрпризы. Будь уверен во мне. Но я надеюсь, что и ты мне все рассказал. Ведь так?

Глава 61

— Вик, я на святость никогда не претендовал, а при желании на любого можно дерьма нарыть и представить все так, что не отмоешься. Но! — Морозов отправляет в рот только что приготовленный бутерброд и после этого продолжает: — Вот чтобы такого, чего я не смог бы объяснить, не было. Да я полжизни в спортшколе провел, мне особо некогда было херней страдать. Психика стабильная, никого не резал, наркотой не баловался, ни на чем запрещенном не сидел, даже когда думал в профессионалы податься. Что тебе еще рассказать?

Ого! Не помню, чтобы Морозов когда-либо был таким откровенным, как сейчас. Что спросить?

— Ты доставлял родителям проблемы?

— Конечно. Почему спрашиваешь?

— Просто поймала себя на мысли, что мало чего знаю о твоем детстве, каким ты был подростком… Ты сказал, что хочешь знать обо мне все. Вот и я хочу. Разве это странно?

Он качает головой, усмехается чему-то, но выкладывать свои постыдные тайны, ну или хотя бы просто тайны не торопится.

— Ты уже не первый раз так делаешь. Переводишь стрелки на меня. Ну ок. Поначалу ты мне очень не понравилась.

— Это не новость. Я знаю. — Пожимаю плечами, но в сердце от его слов неприятно кольнуло. — Из-за того, что наши родители поженились?

— Нет. Ты мне монашкой показалась. Совсем не мой тип. — Косяк — твое второе имя, Морозов! Прежде ведь уверял, что я ни на кого не похожа! Видимо, для тебя это одно и то же. — А потом все карты мне попутала, когда сбежала с приема осенью и с Ольгой отказалась общаться.

— С чего это?

— Неважно, забей. Но я был зол.

Вот это новость для меня. Я не почувствовала тогда его гнев или обиду. Никаких разборок с его стороны не последовало. Почему он сейчас об этом вспомнил?

— Я не стала с ней разговаривать, потому что до этого поговорила.

— Когда это? Ольга сказала, что ты отказывалась с ней видеться.

— Я рассказывала тебе, что она пропала на пару недель после того, как ушла от папы. С твоим отцом отдыхать отправилась. А потом сама мне позвонила. Я, кажется, упоминала об этом.

— И?

— Мы поругались, — коротко поясняю я. — Оказывается, я никогда ее не понимала и не была нормальной дочерью. А она не чувствовала моей любви. Потому что для меня всегда был, есть и будет только папа. И что такая дочь ей не нужна. И вообще она счастлива, что мы с папой больше не ее семья. Не хочет нас больше никогда видеть.

— Че? — Морозов даже колбасу обратно на тарелку положил. — Да она с ума сходила, что ты ее видеть отказываешься! Отец на стенку тогда лез. Они, кстати, послезавтра приезжают, отец вечером звонил, мы как раз… в душ собирались.

— Ну значит, увидимся. — Киваю Морозову, но мысли снова возвращаются к тому телефонному звонку. — Она словно сдерживалась все эти годы, а потом прорвало. Ненадолго, правда, буквально на пару минут, но ее несло. Потом сама себя оборвала и затараторила, что это все не так, что она просто перенервничала. Я не стала тогда с ней больше разговаривать. Но об этом разговоре даже папа не в курсе. Только ты теперь.

— Когда это было?

— Летом. Поэтому, когда в сентябре ты отправил меня к ней, я тебя возненавидела. Скажу честно.

Он молчит, обдумывает мои слова. А я не то чтобы жалею, что рассказала про маму, но чувствую, что все-таки не вовремя. Что внутри поднимается раздражение, неприятие того, что сегодня, в нашу первую ночь мы снова говорим о наших родителях. Я отныне не хочу этого. Есть только Саша и я. И больше никого. Мы пара, а не сводные брат и сестра. Я люблю его и знаю, что как минимум очень сильно ему нравлюсь. Некоторые вещи невозможно подделать. Этот вечер начинался как самый удивительный, до сих пор в ушах слышу собственные стоны и, глядя на полуголого Морозова, хочу послать все секреты куда-нибудь очень далеко. А если что вскроется, буду разбираться по ходу дела. Но постоянное обмусоливание наших с мамой отношений надо заканчивать. Давно решила ведь.

Поэтому просто снимаю с себя его футболку, бросаю на спинку стула и сажусь к нему на колени.

— И долго я была не в твоем вкусе?

Читаю ответ в его глазах, и мне нравится то, что я вижу. И что чувствую — тоже. Его рука гладит мое бедро, а губы оставляют волнующую дорожку из поцелуев на плече.

— Пошли обратно в постель, — командует он и неожиданно подхватывает меня на руки. — Завтра утром все уберем!

Да уж, убирать придется капитально. Это моя последняя приземленная мысль в эту ночь.

Потому что дальше снова сказка, снова полет и Морозов, который до рассвета успешно исправляет все свои косяки. Очень успешно.

Так успешно, что я просто отказываюсь просыпаться. Слух улавливает какой-то шум в квартире, но мне плевать. Обнимаю горячего Морозова, поудобнее устраиваюсь на его плече. Бедром чувствую его эрекцию. Пожалуй, надо сменить ему прозвище на более неприличное, чем бугай. Это мысль или сон? Неважно, главное, что так хорошо. Отличный день, отличное Рождество. Никогда такого не было. Абсолютное счастье.

Он сопит мне в плечо. От его горячего дыхания по телу пробегает дрожь. Я сама еще не до конца проснулась, прижимаюсь к нему грудью, так что пришла его очередь вздрагивать. Сам не дал мне одеться утром. Тянет меня к себе и лишь сейчас открывает глаза. Ловлю его первую очень сонную улыбку. Наше первое с ним… нет, не утро. Наш первый день. Интересно, сколько времени?

Поворачиваю голову и… утыкаюсь взглядом в чьи-то ботинки.

— А-а-а! — Я взвилась, как кошка, наверное, заставив подскочить и голого Морозова. Зато сон мгновенно слетает с меня. С Саши тоже.

— Пап? Привет! — произносит он в сторону, и я с ужасом окончательно понимаю, что мы не одни здесь. Вот совсем нет!

— Привет, сын. Здравствуй, Виктория. Мы, я вижу, не вовремя.

Константин Морозов. Собственной персоной. Смотрит прямо на нас, голых, запутавшихся в одеяле и едва проснувшихся.

А чуть дальше в распахнутом пальто стоит мама. Прямо перед ней на полу ярким пятном полыхают мои кружевные трусы. Те самые, которые ночью с меня стянул Морозов и бросил куда-то. Собственно, теперь всем видно, куда именно.

— Мам?

Она явно в шоке, обводит глазами студию и хмурится. Похоже, в себя начинает приходить.

— С Рождеством, Вика! — говорит она холодно. — Мы в последний момент перенесли дату вылета, чтобы… уже не важно. Что здесь происходит?

— А тебе непонятно? — усмехается ее муж. Нет, не просто ее муж, а папа моего парня.

— Одеться дайте! — Слышу, наконец, голос Саши. — Всех с Рождеством!

Глава 62

Вот блять! Как в кино подростковом! Только нам не по семнадцать. Они могли бы молча свалить, а не стоять тут с кислым видом.

— Мы с Ольгой будем ждать вас в ресторане, на первом этаже. Пообедаем вместе. А вы позавтракаете. — Хоть что-то.

Она напряжена, как струна. Сидит на кровати, прижав к груди одеяло, вцепилась в него и не отпускает. Даже когда родители, наконец, ушли, не сразу очнулась.

— Доброе утро! — Целую ее плечо и снова чувствую тепло рядом.

— Доброе? — Она резко поворачивается ко мне, и ее темные глаза кажутся еще больше, чем обычно. — Доброе? Ты издеваешься?

— Рано или поздно они бы все равно узнали. — Вставать ну никак не хочется. — Вик, не торопись.

Но она ускользает из моих рук, быстро собирает разбросанную по полу одежду и через минуту прячется в ванной.

Что за черт! Не так, все не так. Я бы успел подготовить отца, а он — Ольгу. Совершенно забыл про них. Но уже поздно сожалеть. Сейчас еще и Вику придется успокаивать.

Она выходит из душа раньше, чем я успеваю присоединиться к ней. На секс она явно не настроена. Полностью одетая, даже накраситься успела.

— Ты так торопишься вниз? Хочешь с ними поговорить? — Возмущенный взгляд и чуть приоткрытый рот красноречивее любых слов. — Вот и отлично. Выдохни. Что случилось, то случилось. Мы уже не дети, Вика.

— Мы их дети, — поправляет она и начинает медленно собирать грязную посуду со стола. Вчера, понятное дело, не до этого было. — Ясно, что им нужны объяснения.

— Нервничаешь?

— Скорее, мне неприятно. На нас смотрели, как на преступников.

— Двойные стандарты! Вик, я обещал тебе, что все улажу.

— Мне тесно рядом с ней, — вдруг произносит Вика, и я не сразу понимаю, о чем речь. — Это огромная квартира, но я выдохнула с облегчением, когда они ушли.

Душ занял не более пяти минут. Когда я вышел из ванной, она стояла у окна и смотрела на снегопад. Даже не обернулась, когда я подошел ближе.

— Мама сообщение прислала, спрашивает, где мы. Похоже, боится, что не придем.

— Ну, ты не часто радовала ее своим присутствием. Как я понял папу, она сюда рвалась ради тебя.

— Не думаю.

— Почему?

— Сложно сказать. Считай, интуиция.

— Вика… — Я обнимаю ее за плечи, целую длинные мягкие волосы. Черт! Она пахнет сексом. Вчера голову совсем снесло, так и сейчас хочу посадить ее на подоконник, стянуть эти джинсы…

— Что?

— Я сам с ними поговорю. Ладно? Ты просто слушай меня, и все хорошо будет.

— Надолго они приехали?

— Понятия не имею. Вроде как на неделю, может, на две. Но…

— Это их квартира, верно?

— Верно. Слушай, мы найдем, где встречаться. Если они решат тут жить, я сегодня же свалю в гостиницу. Можешь, кстати, со мной.

Теперь уже мой телефон звонит. Папа. Что же вы такие нетерпеливые-то?!

— Да? — Вика по-прежнему рядом со мной и точно слышит каждое слово разговора.

— Саня, мы ждем вас. У вас все хорошо?

Было великолепно, пока вы не объявились.

— Будем через пять минут.

Я слышу глубокий выдох рядом. Девочка моя!

— Вика! Посмотри на меня. — Она оборачивается, и я вижу ее обеспокоенные глаза. Волнуется. Не признается, конечно, но появление матери выбило ее из колеи. — Мы вместе. Ты и я. А они просто наши родители. И вчерашний день и особенно ночь были лучшими. Я не собираюсь от этого отказываться. А ты?

— Мне плевать, кто и что подумает. Я никогда не смотрела на твоего отца как на папу своего молодого человека. Понимаешь? И… У нас и так все сложно. Даже несмотря на эту ночь. Или как раз из-за нее… В любом случае, я не хочу, чтобы они вмешивались.

— Не будут. Ты грузишься слишком. Идем.

Я сказал, на две недели они приехали? В коридоре три здоровых чемодана. Раньше папа с сумкой спортивной приезжал.

На первом этаже круглосуточно работающее кафе и ресторан, который уже открыт. Поесть было бы неплохо сейчас — правда, в постели. Ладно, еще наверстаю.

— Вика, Саша! — Отец сразу встает, когда мы входим. — Мы вас заждались.

Отец в благостном настроении, улыбается. На тарелке наполовину съеденный стейк. Пока делаем заказ, он рассказывает об общих знакомых, о том, как отмечали Новый год. В общем, обо всем, что совершенно не интересно никому из присутствующих.

Ольга молчит, поглядывает на дочь, но не так холодно, как дома. На меня тоже волком не смотрит. Подготовились? Пришли в себя и обсудили тактику поведения? Ладно, все равно себя проявят.

— Вика, мы так официально и не познакомились, хотя не раз виделись в больнице, когда Ольга там лежала. Константин, муж твоей мамы и папа Саши.

Он протягивает руку Вике, и та вежливо ее пожимает. Молча.

— Так, значит, Саша и есть твой молодой человек? О котором папа говорил, и мы с тобой на Новый год… А почему сразу не сказала?! — Ольга недолго себя сдерживала. Вроде не наезжает, но эмоций в голосе многовато. Раньше как-то не замечал.

— Потому что не хотела, — спокойно отвечает Вика. — Мам, я не обязана отчитываться, с кем сплю.

Отец закашлялся. Официант, подошедший забрать грязные тарелки, поспешил поскорее убраться. Похоже, я зря за нее волновался.

— Не обязана, но Олег же знает! Вика, если ты хотела скрыть от меня…

— Ну что вы, Ольга Николаевна! — Кладу руку на Викин стул, и это, конечно, сразу привлекает внимание. — Никто ничего не скрывал. Мы хотели лично все рассказать, но видите, как получилось.

— Увидели, — встревает отец. — Неожиданно, вот и удивились. Особенно я. Ладно, вы взрослые люди…

— У вас серьезно? — Ольга прерывает отца, но обращается не к дочери, а ко мне.

— Серьезно, — киваю головой. — Очень. Мы вместе, Ольга Николаевна. Я даже решил ради Вики остаться в Москве и поступать сюда в магу, то есть в магистратуру.

— Это так? Вика?

— Саша ответил, мама. Что еще нужно? Подробности?

— Виктория, когда у тебя учеба начинается? — отец торопится разрядить обстановку. — Поздравляю тебя с поступлением, кстати, то есть с переводом в Москву. Как я понял, Саша помог тебе в Москве обустроиться?

— Да, все очень хорошо. Спасибо. Учеба на днях начинается. Посмотрим, как пойдет, здесь все по-другому, есть несколько новых дисциплин…

— Почему ты выбрала социологию? Уже знаешь, на чем будешь специализироваться?

Еще полчаса вежливых пустых разговоров и ни одной стычки. Учеба и будущая профессия оказались очень безопасными темами, я даже расслабился.

— Мы с Олей в гостинице остановимся, — сообщает отец, допивая свой кофе. — Не будем вам мешать. Все равно все не поместимся.

— Только давай оставим здесь китайские вазы. — Судя по спокойному голосу Ольги, предложение отца ее не удивило. Видимо, все решили до нашего прихода. — Я их специально для этой квартиры покупала. Мы с Викой сейчас поднимемся, вытащим их из чемодана.

Оставить тебя наедине с Викой?! Очень плохая идея.

— Да мы можем все вместе подняться, Ольга Николаевна. Вроде все закончили есть.

— Саш, я дочь не видела очень давно, — неожиданно мягко поясняет Ольга, и я невольно чувствую себя параноиком. Да ничего она с ней не сделает. В крайнем случае, опять поругаются. — Дай нам просто поговорить.

Вика молчит, но потом согласно кивает головой и встает вместе с матерью из-за стола.

— Не думаю, что они смогут помириться. — Я провожаю взглядом уходящую с Ольгой Вику. — Ты же сам все видел и слышал сегодня…

— Я просил тебя присмотреть за ней, а не спать с ней! Ты что творишь? — Отец сейчас похож на здорового злого быка, который вот-вот рванет в бой.

— Не понял.

— Решил совместить полезное с приятным? Ты чем вообще думал? Забыл наш договор? Похоже, забыл. А теперь, если ты все еще хочешь сесть на московский филиал, слушай меня внимательно, Ромео недоделанный! Сделаешь так, чтобы она сама тебя бросила, но чтобы без драм и истерик. Не сейчас, а в феврале, после Олиного юбилея. В вашем возрасте роман на два-три месяца — это естественно. То, что смог девчонку усмирить, — большой тебе плюс. Осенью она на тебя разве что с кулаками не бросалась, а сейчас ручная совсем сидит. Тренируйся управлять людьми, это дальше очень пригодится. В апреле пойдешь советником к Элеоноре, через два года займешь ее место. Как ты и хотел.

Глава 63

Всю дорогу до квартиры — тишина, ни слова не сказала. Но иллюзий у меня нет и быть не может: впереди непростой разговор, а рядом нет никого, чтобы на публику играть. Так что будет, как обычно, жестко, авторитарно и с полным набором манипуляций. Нормальная такая беседа дочери с матерью. Только наивный папа может считать, что она, пусть по-своему, любит меня.

— Ты свежо выглядишь Вика, — первой прерывает молчание мама, наблюдая, как я открываю дверь. — Вы с Сашей живете здесь? У тебя свои ключи?

Начинается. Ничего не изменилось ни в связи с аварией, ни после замужества — мама все такая же. Эффективный руководитель, как она сама себя называет.

Не тороплюсь ей отвечать. Не то чтобы хочу позлить ее, просто я до конца не решила, чего хочу от нашего общения. Повторить ей то же, что и раньше? Чтобы оставила меня в покое и больше не лезла в мою жизнь? Мы с папой отдельно, а она сама по себе? Пожалуй, уже нет. Так эту историю я не закончу.

— Это Сашины ключи, мам. Я просто закрывала дверь, когда мы выходили. Мы не живем вместе, я живу с папой. Он наверняка тебе говорил об этом.

— Говорил, но, как оказалось, далеко не все.

Она прохаживается по комнате, сложив руки в замок и опустив голову на грудь. Признак напряжения, я знаю. Но внешне все хорошо, не скажешь, что совсем недавно ей сняли последний гипс, а еще несколько месяцев назад никто не мог с уверенностью сказать, что она выживет. Высокая и стройная, ее возраст ей никогда не давали. Хотя сейчас чуть больше нервозности в движениях. Вообще, мама, когда ей нужно, умеет прекрасно владеть собой. А разные скандалы и истерики — это для зрителей. Для папы, например, который не терпел и до сих пор, скорее всего, не терпит ее слез. Ну и для нового мужа тоже, наверное. Мне кажется, она и правда нервничает.

— Ты тоже выглядишь нормально. Как здоровье?

— Уже все отлично. — Она наконец садится в кресло и смотрит на меня с улыбкой. — Врачи не ожидали такого быстрого восстановления. Я могу скоро вернуться на работу.

И почему меня это не удивляет?

— Я помню, когда мы разговаривали в день моего собеседования в «Вышку», ты не была так уверена.

— Костя не хочет, чтобы я работала. То есть у него есть благотворительный фонд, плюс в банке есть целое подразделение, но там все прекрасно функционирует и без меня. И вообще не моя специализация.

Она рассказывает о том, что для нее действительно важно. Смотрю на нее и вижу папу — много лет назад я заметила, как он управляет мамой и ее настроением. Чтобы переключить ее с опасной темы на более безопасную, достаточно поинтересоваться: «Ну как там дела в твоем банке?» Сейчас даже задавать вопрос не пришлось.

— Я думаю, да я знаю, что могу очень многое сделать. Зачем мне дома сидеть?! Ладно, это мои проблемы, — одергивает она саму себя и снова обращает внимание на меня. — У тебя правда все хорошо? Что с деньгами? Тебе необязательно работать, Вика. Теперь учеба важна как никогда, и я…

— Мам, у нас с папой все нормально. Деньги есть.

— Откуда? Вика, это Москва! Здесь невозможно прожить на те деньги, на которые ты привыкла. Должна уже понять это!

— Я поняла, но, знаешь, у папы есть работа. Он, наверное, сообщил тебе об этом. Частный заказ, расписывает стены в одном очень богатом доме…

Она обрывает меня смехом, искренним, но каким-то невеселым.

— Вика, твой папа — чудесный человек, может, даже лучший из тех, кого я знала, но зарабатывать он не умеет. Это просто не его. Я обеспечивала вас всех и делала это успешно. И ему необязательно работать, я готова вам помогать материально. Как и прежде. Это неправильная гордость, Вика. Мы по-прежнему родные друг другу люди.

Вот в этом вся моя мама. Может уйти, хлопнув дверью, заявить, что ты хреновая дочь, а потом вернуться как ни в чем не бывало.

— Ты говорила мне совсем другое. Забыла? Когда вернулась со своих романтических островов. — Я не хотела ей это напоминать. После того как вчера рассказала эту историю Саше, думала, что все, закрыла тему, но нет. Не получается пока.

— Я уже извинилась, Вика. И не раз. Я была не в себе тогда, тебе не понять. Ты еще совсем ребенок. Люди часто говорят не то, что думают на самом деле. А ты поставила обиду на меня на первое место, перечеркнув все остальное. Ты полгода почти отказывалась со мной разговаривать. Прекращай дуться, это детская позиция. Ты выросла!

Забавно, а я считаю, это ты как ребенок ведешь себя, мама.

— Я думаю, даже взрослому человеку сложно простить то, что ты мне тогда наговорила. Как и то, что бросила папу. Почему, мам, если мы для тебя родные люди?

— А почему ты с Сашей? — она задает встречный вопрос, явно предлагая провести параллели.

— Я не меняла папу на Сашу, не сравнивай. Почему ты ушла?

— Для тебя это так важно? Хорошо. Я люблю Костю, он дает мне то, чего не давал никогда твой папа.

— Неужели? И что же?

— Статус, Вика. Высокий статус, который открывает практически безграничные возможности. Я все эти годы очень любила твоего папу, но мне стало тесно рядом с ним. Мне нужно большее пространство, а с ним я начала задыхаться. Но ты не можешь этого понять.

— Наверное, нет, — соглашаюсь я после небольшой паузы. Сама удивляюсь, но эмоции больше не затмевают рассудок, я, пожалуй, впервые за все время после их развода не хочу все оборвать одним словом, просто уйти без объяснения. — Мне казалось, тебе всегда была важна карьера и твой банк. Ведь так? Ты и сейчас спешишь вернуться обратно.

— Не совсем так, но в целом — да.

— Ты сама только что сказала, что твой новый муж не хочет, чтобы ты работала. Так какие возможности он открыл для тебя, мам? Если уж мы говорим с тобой так рационально.

— А ты изменилась, Вика, — неожиданно произносит мама, с удивлением рассматривая меня. — И правда изменилась. Не бежишь от меня, не такая категоричная и жесткая, как раньше. Это заслуга Саши, да?

— Мам, я такая, как всегда. Просто ответь мне на вопрос. Честно.

— Вообще-то мы пришли сюда вазы из чемоданов вытащить, Вика, и поговорить о тебе. А не о моем браке. У меня все хорошо. Костя замечательный муж.

— И банкир тоже, верно, мам? — Я вовсе не собираюсь прекращать задавать вопросы, которые мне интересны. Она ведь сама предложила поговорить.

— Безусловно, — терпеливо отвечает она. — Но я могу значительно улучшить все показатели, чистую прибыль за год можно поднять на тридцать процентов. Это очень важно в условиях нынешнего кризиса. Костя просто не очень понимает это, но я точно более эффективна, чем та же Элеонора, она умная девочка, но не выжимает из московского офиса его максимум. Я все сделаю лучше. — Последние фразы она явно говорит сама себе. На меня не смотрит, а я начинаю понимать, зачем она на самом деле рванула в Москву сразу же, как только смогла нормально передвигаться.

— Ты хочешь возглавить московский филиал банка своего мужа, так? А он хочет этого?

Мама посмотрела на меня так, как иногда смотрела на папу, а сейчас, наверное, практикуется на Морозове. Взгляд под названием «все будет, как я сказала».

— Мы переедем сюда довольно скоро, будем чаще видеться, Вика. — Она подходит к чемодану и просит ей помочь положить его на пол. — Ты уверена, что у тебя с Сашей все серьезно? Мы с его папой так не думаем.

— Мне совершенно безразлично, что вы думаете или не думаете, мам. Мы с ним уже все решили.

— Что? Любовь до гроба? Вика, мы бы не хотели, чтобы ваше расставание плохо отразилось на всех нас. Понимаешь, о чем я?

— Нет. И почему мы должны расстаться?

— Да потому, что Саша девок меняет как перчатки! — выходит из себя мама. — Потому что он изменял всем своим подружкам, с кем когда-либо встречался! Он то ли не нагулялся еще, то ли всю жизнь юбки мимо себя пропускать не будет. Ты согласна на такую жизнь? Да ты от невинного поцелуя сразу уйдешь, даже выяснять ничего не будешь! А теперь подумай, как всем нам будет плохо, не только тебе. Видеть его постоянно, ведь формально он твой сводный брат. А вот это уже не изменится.

Глава 64

Она отворачивается от меня, видимо, считая, что разговор окончен. Копошится в чемодане, что-то перебирает, потом извлекает вазу, довольно вычурную и наверняка очень дорогую. Даже не представляю, куда она хочет ее поставить. А мне разве это важно? Квартира не моя, здесь даже моих вещей нет.

— Ты и правда думаешь, что я послушаю тебя? Мам, мы сами разберемся с Сашей. И мне он никакой не брат. Мы с ним сами по себе.

— Ошибаешься. Но ты влюблена, это простительно. — Ваза уже переместилась из ее рук на тумбочку рядом с кроватью. И теперь ее внимание снова на мне. — Я не хочу, чтобы ты страдала. Вот и все. Я поговорю с папой.

— Зачем? Хочешь, чтобы он повлиял на меня?

— Ты и его дочь тоже, он должен…

— Я его дочь в первую очередь, мам! И он точно ничего не должен. А про Сашу он давно все знает. Деньги папа у тебя брать не будет, даже не надейся.

— Уверена? — Она смотрит на меня так снисходительно, что меня прорывает.

— Да! У него хорошая работа. Он зарабатывает столько, что мне даже необязательно срочно искать работу. Хватит пытаться нас контролировать! Или тебе неприятно, что у нас с папой все хорошо без тебя?

— Вик, я, может, не лучшая в мире мать, не принесла себя в жертву единственной дочери, но я люблю тебя! — Она достает вторую вазу, такую же уродливую, и ищет глазами, куда ее лучше поставить. — Я забочусь о тебе так, как умею. Тебе всю жизнь ни в чем не отказывали, тебе сняли квартиру, чтобы ты не жила в общежитии, у тебя всегда были карманные деньги. Так?

— Так. Спасибо тебе большое за это, мама. — Последние слова даются очень непросто. Благодарить маму за что бы то ни было мне всегда нелегко. — Но дальше я сама. Я выросла. И со своей личной жизнью я тоже сама разберусь.

— Костя тоже не в восторге от ваших отношений, — вдруг произносит она, и от этих слов неприятный холодок пробежал у меня по спине. — Он, в отличие от тебя, прекрасно знает своего сына. Кстати, они почему-то задерживаются. А с папой я все равно поговорю. Во сколько он заканчивает работать?

Она непробиваема. И опять не слышит меня. Но раньше рядом был папа, он умел как-то примирять нас друг с другом, а сейчас придется справляться самой.

— Он заканчивает поздно. Мам, у папы своя жизнь, понимаешь? А Константин не против, что ты общаешься с бывшим мужем?

Она промолчала, лишь раздраженно дернула плечом. Понятно, я так и думала. Я с этим Константином сегодня первый раз заговорила, хоть и видела его раньше, но и так ясно, что он совсем не похож на папу. Похоже, очень любит маму, я помню, он вообще от нее не отходил в больнице, но совсем не такой любовью, как папа.

— Подумай о том, что я тебе сказала о Саше. Он хороший мальчик, но ты слишком категоричная для него, Вика. Тебе нужен другой парень.

Не хочу ей ничего отвечать. Не самый приятный разговор, но лучше, чем я ожидала. Сначала вообще не была уверена, что смогу его полностью выдержать, но вроде даже не сорвалась особо. И все же мне очень некомфортно вместе с ней находиться здесь. Я жду, когда придут Морозовы, скучаю по бугаю. Сегодня в ресторане он вел себя так, как и обещал: все на себя взял. Сейчас, наверное, как и я маме, объясняет своему отцу про нас. Константин такой же непробиваемый, как моя мама?

— Ну вроде все! — Мама довольно закрывает чемодан и смотрит на массивные напольные часы. — Что-то задерживаются наши мальчики.

Я сама уже думала написать Морозову, его отсутствие меня нервирует. Саша не раз говорил, что ему плевать на чужое мнение и у нас с ним своя история. Но в чем мама права, так это в отношении девок. Сколько он может быть мне верным? Неделю? Месяц? Сам уверял, что у нас не свободные отношения. Кошусь на мать и чувствую дикую злость на нее, потому что она добилась своего. Уверенности внутри явно поубавилось, некстати еще вспомнила новогоднюю встречу с этими кошелками разукрашенными. А ведь он со всеми ними спал…

— Ну наконец-то! Мы уже заждались! — Вздрагиваю от маминого чересчур бодрого и радостного голоса. — Костя, Саша, как вам мои вазы?

Смотрю на Морозова, пытаясь хоть что-нибудь прочесть на его лице. Он выглядит бледным и напряженным. Мамины вазы — последнее, что его интересует. Он тоже разглядывает меня, молча подходит и берет за руку. Сразу становится легче. Честно говоря, хочу уйти куда-нибудь, подальше от наших родителей, которые о чем-то отрывисто переговариваются, полностью нас игнорируя.

Я о многом хочу спросить Сашу, гляжу на него и стараюсь блокировать в памяти слова о том, что он никогда не сможет быть верным.

— Ты вызвал консьержа? — вполголоса спрашивает мама. — Пусть с чемоданами поможет. Саша, Вика, мы остановимся в Hyatt. Завтра мы в банке будем, но вечером… Костя, что у нас вечером?

— Ужин с «випами», ты хотела со мной пойти, помнишь? Саня с нами будет. — Константин кивает пришедшему консьержу, и тот выкатывает здоровые чемоданы из квартиры. — Пока, ребята! Саш, завтра в восемь. Без опозданий.

Мама выходит вслед за ним, пообещав мне позвонить завтра утром. Непонятно только зачем. Вроде все обсудили.

— Ты как? Она тебя не съела? Ты грустная. — Саша притягивает меня к себе, и я утыкаюсь в его плечо и громко выдыхаю. — Я не мог быстрее прийти. Прости.

— Не съела, но покусала немного, — признаюсь я. — Она не хочет, чтобы мы вместе были. И еще в Москву собралась переезжать, чтобы работать в вашем московском филиале. Мне уже хочется рвануть обратно.

Морозов молчит, его рука словно застыла на моей спине. Похоже, он тоже удивлен, не меньше, чем я.

— А тебе твой папа не говорил, что они сюда будут переезжать?

— Ни слова, — отвечает Саша. — Более того, я не уверен, что он вообще знает об этом. Значит, не хочет, чтобы мы были вместе? А почему?

— Не верит, что у нас получится, — кратко поясняю, не желая рассказывать подробности. — Говорит, после не сможем нормально с тобой общаться. А придется видеться, ведь мы же типа родственники.

Морозов ухмыляется, отпускает меня и усаживается на диван.

— Я хочу извиниться перед тобой. Давно было пора. — Он как-то непривычно грустно смотрит на меня. И очень серьезно.

— Что случилось?

— Ты права была, а я нет. Я про Ольгу. Думал, ты преувеличиваешь, что твой папа тебя против нее настроил. Но она так переживала, что ты не с ней, что отказываешься… — Морозов запнулся и не договорил. Да это и необязательно, и так ясно, что он хотел сказать.

— Мама — это мама, и я ее не переделаю. Папа считает, что человека надо принимать таким, какой он есть. — Я сажусь рядом с Сашей и чувствую его тепло. Это очень успокаивает. — После того как ты приехал за мной, я много думала. Иногда мне кажется, что если научусь спокойно на нее реагировать, то… не знаю, окажусь на другой ступени эволюции. Смогу победить саму себя. Понимаешь, о чем я?

Он молча кивает и обнимает меня за плечи.

— Значит, они сюда собираются переехать? — задумчиво произносит Морозов. — Очень интересно.

— А тебе что папа сказал? То же самое? Что у нас ничего не получится?

— Нет, ничего особенного не сказал. Так, дела разные обсуждали.

Глава 65

— Хочешь наши фотки посмотреть? — Морозов быстро что-то печатает на своем «Маке». — Иди сюда. Поднимем тебе настроение.

Невольно улыбаюсь, видя его довольную физиономию. У этого парня сотни разных лиц. Сейчас он похож на нахального мальчишку, которому удалась шалость, и он уверен, что ему все сойдет с рук.

— Какие фотки?

Мне не очень хочется подниматься с дивана, вылезать из теплого пледа. После ухода наших родителей я почему-то мерзну и никак не могу согреться. И отделаться от чувства тревоги. Пусть мама и приехала сюда решать свои карьерные задачи, но ее привычки точно не поменялись. Будет пытаться лезть в мою жизнь, особенно сейчас, когда я встречаюсь с сыном ее мужа.

— Вик! — Похоже, Саша устал меня ждать, сам с ноутом идет к дивану. — Смотри!

Перед глазами мелькают виды ночной Москвы — те самые фотографии, которые он делал вчера вечером, когда мы летали на вертолете.

— У тебя талант, — признаю я, рассматривая изображения. Здесь их больше сотни. И они потрясающие. Не представляла, что можно сделать такие четкие, профессиональные фото с вертолета. — Я не специалист, но, мне кажется, ты мог бы стать фотографом.

— О нет, Вик. Как хобби — да, интересно. Но я по своей сути не свободный художник, не творец, одним словом. Я знал, что тебе зайдет.

Листаю дальше фото. Вдруг рука сама замирает над клавиатурой. Смотрю на себя. Это же надо было так поймать момент.

— Хороша, да?

— Да. Мне нравится… супер. — Я никогда не видела себя такой. Расслабленной и одухотворенной, что ли. И очень женственной. — Перешли мне ее.

— Ага, листай дальше.

Здесь много, много моих фотографий. И ни на одной из них я не позировала. Как он сумел? Никогда не замечала у себя таких эмоций.

— Они нужны мне. Все. Перешлешь? — Смотрю в его глаза и просто тону в них. — Пожалуйста.

— Не вопрос. Я хочу альбом сделать, но сначала обработаю фото. Поможешь отобрать?

— Прямо сейчас?

— Ага. Чего тянуть. Или… слушай, я не сообразил. Может, ты пойти куда хочешь? Рождество все-таки. Я забыл.

— Никуда не хочу. Давай отбирать фотографии. Хотя я мало что в этом понимаю. Только из категории «нравится — не нравится». Вряд ли смогу помочь тебе.

Так и оказалось. Я сижу рядом и наблюдаю за Морозовым: он, чертыхаясь, обрабатывает фотки в какой-то специальной программе, явно профессиональном приложении. Одни фотографии отбраковывал сразу, а на некоторых зависал минут на десять.

— Ты никогда не говорил, что увлекаешься съемками. Я вчера в шоке была, когда ты камеры вытащил.

— А? — Он с трудом отвлекается от монитора. — Это не увлечение, так, развлекаюсь немного. Пару лет назад надоело щелкать что попало на телефон. А что?

— Ничего. Как-то не вяжется с образом качка-боксера.

Я немного согрелась за это время, скорее, отпустило что-то внутри. Встреча с нашими родителями кажется чем-то далеким и несущественным.

— Ты успокоилась? Вик? Я же вижу, что мать задела тебя больше, чем ты признать готова. Слушай, забей. Ольга и правда у тебя чересчур деятельная, но думаю, что это пройдет и она отстанет от тебя.

— Почему? — с любопытством спрашиваю я.

— Потому что я знаю своего папу. Он не такой, как твой.

Исчерпывающее объяснение.

— Я не хочу, чтобы она лезла к нам. К тебе и ко мне, — высказываю, наконец, то, что меня реально беспокоит. — Мне не нужны ее одобрение или поддержка, Саш. Но она не только моя мать, она жена твоего отца, она — твоя семья. Это очень сложно игнорировать.

— Ты слишком застреваешь, Вик. Просто перестань думать об этом. От их приезда ничего не изменилось. Помнишь, что я тебе говорил? Мы вместе, все серьезно. Ничего не изменилось.

— Уверен?

— Я — да. А ты?

У него такой взгляд, словно он подозревает меня в том, что именно я хочу соскочить. Может, я действительно слишком гружусь?

— Я тоже уверена. Но знаю маму — она всегда добивается желаемого. Я ведь не собиралась с ней общаться, но вот…

— Не в этот раз. — Он поворачивается ко мне и касается пальцем кулона, своего рождественского подарка. Я так и не стала его снимать. — Я почти закончил. Еще полчаса на то, чтобы быстро отсмотреть еще раз, и все. Хочу, чтобы ты осталась сегодня у меня.

— У меня нет сменной одежды, а завтра последний свободный день перед началом учебы…

— Останься. Пожалуйста!

Его пальцы уже ловко расстегивают пуговицу моих брюк, тянут вниз молнию.

— Саш…

— Расслабься, — шепчут его губы. — Я помогу.

Все мысли исчезают из головы, остается только ощущение его тепла, его дыхания на моей коже. Думать, анализировать свои действия совершенно не получается. Да и зачем?

И все же пугливо вздрагиваю, когда раздается трель мобильного. Будь это любой другой человек, я бы терпеливо подождала, когда телефон сам прекратит звонить. Но это папа. Поэтому, к неудовольствию Морозова, все же убираю с себя его руки и тянусь к мобильному.

— Да, пап. Привет! С Рождеством! — запоздало поздравляю его с праздником. На часах начало седьмого.

— Привет! И тебя с Рождеством. Пробуждение оказалось незабываемым, да, Вик? — По его легкому смешку сразу все становится ясно.

— Мама уже звонила, да?

— И не раз. Ты сейчас с Морозовым?

— Ага. С ним. — А в это время этот самый Морозов всем своим видом требует, чтобы я прекратила разговор. — Что-то случилось?

— Ничего. Не волнуйся. Я тут подумал… Вик, Рождество все-таки. Новый год мы с тобой пропустили. Надеюсь, твой парень не обидится, если я приглашу вас на домашний ужин? Просто посидим, у меня гусь с яблоками в духовке печется, представляешь? И еще пирог с капустой.

У него немного уставший голос. Мне стыдно, что я не позвонила и даже не написала ему сегодня, не поздравила с праздником.

— Папа приглашает на ужин. Сейчас, — вполголоса обращаюсь к Морозову, прикрывая ладонью мобильный. Он молчит, но эмоции на его лице красноречивее слов, тут сложно ошибиться: видел он этот ужин в каком-то совсем не приличном месте. — Саш! Мы сегодня обедали с твоим отцом и моей мамой. Будет справедливо поехать сейчас к папе. Он гуся запекает. Будет вкусно, ты не пожалеешь. А потом… потом вернемся сюда. К тебе. Ну как?

Он пожимает плечами, кривит губы, но я уже понимаю: согласился. Поэтому в трубку продолжаю:

— Пап, мы скоро будем! Нужно что-то купить по дороге?

— Ничего. Все есть. Главное, приезжайте.

— Отлично, пап. Мы уже собираемся! — говорю я совершенную правду, потому что вижу, как Морозов берет с тумбочки ключ от джипа.

На улице темно и довольно холодно, поэтому с особым удовольствием сажусь в теплую машину. Саша запустил двигатель, когда мы еще были дома, поэтому даже ждать не пришлось, когда его авто прогреется. Всю дорогу молчит и хмурится. Ему явно не по душе идея ехать в ночь на край города, и это для того, чтобы поужинать с человеком, которому он не нравится. Да Морозов и сам не фанат папы.

Тем не менее везет меня, объезжает пробки, стараясь доехать как можно скорее. Он даже не представляет, как сильно я ему благодарна за это.

— Надеюсь, мне зачтется этот подвиг? — громко спрашивает он, словно прочитав мои мысли. — Потому что в один день тусить со всеми предками — это совсем не подходит под мое понимание праздника. Спасибо маме, что хоть она не в Москве.

— Папа просто соскучился, мы редко видимся, он пропадает на работе.

— Поверь мне, ему там не скучно. Блондинка точно не даст почувствовать себя одиноким.

Хотела было ему возразить, но мы въезжаем в наш двор, и первое, что я вижу, — синий «мерседес» Алены. Не помню, чтобы папа говорил, что и ее позвал.

— Ну а я о чем! — довольно восклицает Морозов, тыча пальцем в иномарку. — Он тебя хотя бы предупредил? Может, там еще кто есть?!

О том, что папин гусь уже запекся, нам сообщают волшебные запахи мяса еще в подъезде. Первым их учуял Морозов, замер на несколько минут, а затем, улыбнувшись, бодро взбежал по ступенькам на второй этаж. И к тому моменту, как я поднялась на лестничную площадку, он уже здоровался с папой.

— С праздником! Заходите!

Кухня хорошо проглядывается из коридора, и, как только папа отошел в сторону, я увидела Алену, шустро нарезающую овощи в салат.

— Добрый вечер, ребята! — Она отвлекается от готовки и, улыбаясь, подходит к нам. — Твой папа пригласил меня на ужин, Вика. Я тут помогаю немного. Раздевайтесь.

Вроде нет ничего такого в ее словах. Все предельно вежливо и доброжелательно, но в голосе чувствуются хозяйские нотки. Что за черт?!

— Добрый вечер. Меня зовут Александр! — представляется Морозов и пожимает протянутую ладонь. — С Рождеством!

Глава 66

За столом тесно, кухня не рассчитана на то, чтобы вместить в себя четырех взрослых человек. Я сижу, прижатая к Морозову, который, несмотря на явный дефицит пространства, чувствует себя весьма комфортно. Это только меня немного смущает молодая женщина, которая уверенными движениями накладывает на тарелку винегрет, Саша с ней быстро подружился и даже перешел на «ты». В основном эти двое и разговаривают за столом, а мы с папой слушаем.

— Мне вон тот, нет, следующий кусок положи, пожалуйста.

Папин гусь пошел на ура, бугай уже половину прикончил. Пожалуй, и мне нужно себе кусочек отхватить, а то ведь все съест. А за папу можно не беспокоиться: Алена ему первому отрезала часть грудки. Сидит, ест себе спокойно, словно так и надо. Такое ощущение, что они не первый раз так ужинают.

— Давайте я вам тарелку для костей поставлю? Так удобнее будет.

Она и правда чувствует себя здесь совершенно свободно, про себя тоже не забывает, не кудахчет вокруг нас, не пытается из кожи вон лезть, чтобы показать себя. Я нечасто встречала таких уверенных в себе женщин. У мамы уверенность немного другого толка, агрессивная, что ли.

— Красивый кулон, Вика. Не видел его у тебя прежде. — Папа выглядит расслабленным и каким-то умиротворенным. Но взгляд у него сейчас внимательный.

— Сашин подарок. На Рождество, пап.

Ловлю себя на том, что касаюсь пальцами кулона.

— Дорогая подвеска, — Алена выносит вердикт, едва бросив взгляд на украшение. — И бриллианты довольно крупные для небольшого кулона.

Чувствую на себе удивленный папин взгляд, но почему-то именно сейчас мне захотелось разделаться со своей порцией рождественского гуся.

— Для моей девушки все самое лучшее, — самодовольно заявляет Морозов, явно почувствовавший себя польщенным. — У нас даже подарки совпали. Вика мне тоже звезду подарила. Вот так вот.

— И где же твоя звезда? — внезапно спрашивает папа. Действительно, где?

Морозов молча отводит рукав толстовки и показывает золотой браслет, на котором висит мой скромный кулон. Глазам не верю, не ожидала, что он и в самом деле будет его носить на себе. Надеялась, что в лучшем случае на ключницу повесит, а тут… Приятно!

— Вот так, не сговариваясь? — удивляется Алена, разглядывая мой подарок на руке Саши. — А вы давно встречаетесь?

— С Нового года, — быстро отвечает Морозов. — А вы?

Я чуть не подавилась, когда до меня дошло, что именно он имеет в виду. Алена промолчала, но ответил папа:

— Мы не встречаемся, Саша. Мы с Аленой хорошие знакомые, к тому же она мой заказчик. Еще вопросы есть?

Вопросы у Морозова определенно были, но он в кои-то веки решил промолчать.

— А ты увлекаешься живописью, Вика? — Алену, похоже, ни капли не задело любопытство бугая. — Не думала пойти по папиным стопам?

— Не думала, у меня совсем другие интересы. А вы? Папа говорил, что вы из-за границы откуда-то приехали. Надолго?

Папа смотрит на меня слишком пристально, и я понимаю, что ему не нравится наше с Морозовым внимание к Алене. Ну извини, пап. Ты сам ее позвал.

— Не знаю пока. У меня в Германии жених. Все пытаюсь уговорить его переехать в Россию, но пока безуспешно. Если не получится, то буду здесь наездами.

Жених? Морозов откровенно недоверчиво смотрит на девушку, не забывая при этом дожевывать последний кусок гусятины. Неужели нам обоим просто показалось, что между папой и этой Аленой что-то есть?

— Замуж, значит, собираетесь, — зачем-то уточняет бугай и тут же получает от меня пинок под столом. — Поздравляю!

— Спасибо, Саш. Еще винегрета хочешь?

Несмотря на неловкость, ситуация забавная. Морозов нарвался на своего двойника: Алену эту и захочешь — не смутишь. Непробиваемая за внешней доброжелательностью.

— Мы вчера с Сашей над Москвой летали. На вертолете, — неожиданно для самой себя признаюсь я. — Незабываемые впечатления.

— На вертолете? Ты же не любишь высоту, Вик.

— Уже полюбила, — влезает в разговор Морозов, словно хочет папе что-то доказать. — Все хорошо, Олег Владимирович! Это было безопасно и очень круто. Да, Ален, еще пару ложек положи, пожалуйста.

— Пап, Саша, оказывается, хороший фотограф. Такие снимки получились шикарные! Мы сегодня полдня разбирали фотки.

Отец недоверчиво улыбается, но молчит. А потом сообщает, что в ближайшие пару дней будет очень поздно возвращаться домой. Потому что работы слишком много.

— Спасибо Алене, что возит меня туда и обратно, — папа с искренней благодарностью смотрит на девушку. — Иначе бы за полночь возвращался.

— У нас есть гостевые спальни, ты всегда можешь остаться. А работы действительно много. Вика, поможешь мне тарелки убрать?

Я и не заметила, что мы уже все съели, от папиного гуся, как и ожидалось, не осталось ровным счетом ничего, кроме костей.

Саша с папой, тихо переговариваясь, перемещаются из кухни в комнату, а я вспоминаю, как сегодня днем происходило нечто подобное в самом центре Москвы. Но, конечно, никакого разговора «по душам», как с мамой, у нас с Аленой не состоялось. Информация о том, что у нее есть жених, полностью перевернула все мое представление об их отношениях с папой. Мы с Морозовым просто лохи слепые.

— Твой папа очень хороший человек, — ни с того ни с сего говорит Алена, расставляя чистые тарелки. — Тебе с ним очень повезло.

— Знаю.

Обсуждать с ней папу совершенно не хочется. Какой в этом смысл? У нее жених имеется. Понятно, что рядом с папой она не задержится. От этой мысли в душу приходит разочарование. Мне, оказывается, неприятно, что Алена — всего лишь временная знакомая. После сегодняшней встречи с мамой я как никогда хочу, чтобы у папы кто-то наконец появился. Кто-то достойный его и навсегда. Ему всего сорок пять. Многие мужчины в этом возрасте только задумываются о семье.

— Давай чайник поставим, у нас еще пирог с капустой есть, — прерывает мои размышления Алена.

— Мне кажется, все наелись. Но, окей, давай поставим.

— Я вижу твоего парня впервые, но уверена — он не откажется поужинать еще раз. Поздравляю! Сильный мужчина. Таких сейчас нечасто встретишь, — Алена произносит все это с такой обезоруживающей улыбкой, что меня даже не коробит от того, что малознакомая женщина дает оценку моему парню.

— Спасибо!

Время приближается к одиннадцати, чай выпит, пирог остается недоеденным. Морозов откровенно поглядывает на часы, давая понять, что нам давно пора.

— Вика, ты сегодня дома останешься? — У папы, конечно, потрясающее чутье.

— Нет. Мы с Сашей сейчас обратно поедем, только вещи возьму кое-какие. — Я спиной почувствовала, как сидящий рядом Морозов расслабился и завел руки за голову. — Я завтра днем дома буду.

— Ну тогда собирайтесь. Напиши мне, когда до дома доберетесь. И еще, Вик, ты забудь, что тебе мама сегодня говорила.

— Почему? — спрашивает бугай, как будто папины слова относились и к нему.

— Она тебе и дальше по каждому вопросу будет звонить, пап?

— Вряд ли. А забудь, потому что ты лучше знаешь, что тебе нужно, чем мама. Да и чем я — тоже.

Глава 67

— Я ему по-прежнему не нравлюсь. Ничего не изменилось. Наверное, всегда так будет.

Это первые слова Морозова с того момента, как мы сели в его машину и отправились обратно в студию на Остоженку.

— Почему ты так думаешь, Саш? Разве папа дал повод?

Я уверена, что бугай не ошибся, легкая неприязнь все равно нет-нет, а проскальзывала во время ужина, причем взаимная, если уж совсем быть объективной. Однако мне интересно, что именно заметил Морозов. Он так усердно поедал гуся, казалось, остальное его мало заботит. Но это, конечно, иллюзия. Мой боксер очень наблюдателен.

— А ты разве сама не заметила? — Он удивленно поглядывает на меня и продолжает: — Во-первых, твоего папу слегка перекосило, когда я стал расспрашивать его Алену…

— Она не его, прости, что перебиваю. Мы ошиблись.

— Мы не ошиблись, и она его. Можем поспорить.

— Поспорить? На что?

— О-о-о! — В голосе Морозова слышится неподдельное воодушевление. — Есть много, чего я хочу с тобой попробовать, но ты можешь не согласиться. А вот если проспоришь…

На его лице блуждает похабная улыбка, настолько неприличная, что помимо воли мое воображение заработало слишком стремительно, пришлось себя одернуть. Все-таки бугай плохо на меня влияет.

— Не проспорю. Но все же?

Несколько странно обсуждать с Сашей личную жизнь папы. Еще несколько дней назад мы с бугаем чуть серьезно не поругались из-за его скользких шуток, но сейчас я хочу разобраться в том, что происходит. И Морозов может помочь. А еще я, видимо, стала явно больше ему доверять. Мало кто знает обо мне столько, сколько он узнал всего за несколько недель. Даже немного страшновато.

— Она ему очень нравится, — тоном эксперта произносит Саша, а я уже пожалела, что спросила. — Это я тебе как мужик скажу. Да и Алена своего не упустит. Не знаю, что там за жених, но он скоро исчезнет. Ну что? Спорить будем?

— Нет.

— А жаль. Столько идей требуют практической реализации…

— Не сомневаюсь, у меня тоже полно идей. Но вообще разговор был о другом. О чем вы, кстати, с ним говорили, когда мы с Аленой посуду мыли?

— О тебе, конечно. О ком еще? Но надо отдать ему должное, — задумчиво продолжает Морозов, поворачивая на Садовое кольцо, — он не пытался до меня донести, что я не достоин его дочери.

— А что тогда?

— Ты раньше не была такой любопытной. Вик, это наше с ним дело, извини. — В голосе его, правда, извинениями и не пахнет. — Он меня на дух не переносит, но не стал тебе по ушам ездить. Чумовой предок. Не ожидал.

— Папа всегда дает людям проявить себя. Он даже особо не запрещал мне ничего, когда я была маленькой. Представь, мама ругалась, говорила, что если дать мне свободу, то я обязательно вляпаюсь во что-нибудь нелегальное. А он смеялся и возражал: «Почему перестать человека ограничивать — это значит, что он обязательно начнет делать что-то плохое? Ты такого невысокого мнения о нашей дочери?»

Саша молчит, да и я больше не желаю продолжать тему. Родителей на сегодня более чем достаточно. Праздник получился слишком семейный. Хочу выбросить все это из головы и ощущать момент, да просто кайф ловить от того, что парень, которого я люблю, со мной. И у нас впереди вся ночь. Много-много ночей.

— Идем?

Морозов уже припарковался во дворе, но сам не торопится выходить из машины. Уткнулся в телефон и хмурится.

— Нет, ничего серьезного, — он отвечает на невысказанный вопрос. — Просто отцу отвечу по завтрашней встрече.

В последний момент сдерживаю себя, хотя вопросы уже рвутся на волю, но нет. Сегодня больше никаких серьезных разговоров.

— Наконец-то! Одни!

Он с такой силой захлопывает дверь, что не удивлюсь, если это услышали наши соседи.

Его руки помогают раздеться, да так, что уже через минуту на мне не остается ровным счетом ничего.

— Помоги мне. — У него хрипловатый голос, я слышу в нем нетерпение, но Морозов не двигается. Даже не пытается снять с себя одежду.

Помочь? Да без проблем! Его свитер летит на пол, туда же, куда только что приземлился мой лифчик.

Он больше не ждет, молча берет мою руку и кладет ее на свой пресс. Ничего лишнего — только рельефные мышцы под гладкой кожей.

— Нравится? — Его губы блуждают по моей шее, пальцы ласкают грудь.

О, да! Нравится — слишком скромное слово для моих ощущений. Восемь. Их восемь. Четко очерченных кубиков пресса. Самая приятная арифметика в моей жизни. С его губ срывается глухой стон, когда мои пальцы медленно поглаживают ширинку джинсов.

— К черту! — Он резко отводит мои руки от себя и, подхватив меня под ягодицы, несет на кровать. Шипит что-то совсем неприличное в ухо, но все, что я могу сейчас сделать, — это заткнуть его рот поцелуем. Я и правда слишком медлю…

— …Я до сих пор до конца не понимаю, как сдержался, когда ты ночевала у меня первый раз.

— Неужели?

Третий час ночи, сил никаких уже не осталось, я практически сплю на плече Морозова. Все откровения так и хочется отложить до утра, но Саша рассказывает очень интересные вещи. Так что гоню сон прочь. Он прежде не говорил о том, как менялось его ко мне отношение.

— Наверное, страх помог. Ты бы меня к себе больше не подпустила. Упертая слишком, сама по себе всегда. Никто тебе не нужен… И это был бы эпикфейл.

— Почему?

— Не важно. Уже неважно. — Он лениво гладит мой живот, сам такой расслабленный, витающий где-то в своих мыслях.

— Ты говорил, что я тебе далеко не сразу понравилась.

— Не сразу, но я быстро понял свою ошибку. — Морозов ухмыляется, явно припоминая что-то очень забавное. — На самом деле еще до приезда в Москву. А здесь только убедился, что отпускать тебя нельзя.

— Нельзя?

— Ага. Не хочу повторять ошибку отца.

От этой фразы в груди у родился холодок и сразу вспомнились слова уже моего папы. Про Морозова-старшего. Что не умеет проигрывать и что такие, как он, не терпят и не забывают своих осечек. И что это не любовь.

— Ты был настойчив. Очень.

— Не признаю отказов, — соглашается Морозов, заставляя меня нервничать еще больше. — Особенно от тех, кто мне очень дорог.

— Дорог?

— Вика, ты даже не представляешь, какая ты дорогая девушка. — Он внезапно рассмеялся, но как-то не слишком весело. — Самая дорогая.

Глава 68

— Ты решил остаться в Москве? Санек, у нас уговор вроде. Забыл?

— Помню, Лех. Буду через пару дней в городе, но недолго.

— А потом что? Обратно? Тебе там медом, говорят, намазано. Галку встретил вчера…

— Хорошо встретил?

— Ага. Утешил. Так это правда, значит, про сестру?

Будь Жаров передо мной сейчас живьем, а не в телефонной трубке, получил бы в лоб. Иногда не знает, где тормоза.

— Она мне не сестра, Лех.

— Понял. Ну как будешь в городе, звони. Пересечемся.

Конечно, пересечемся. Сейчас так точно. Леха Жаров — давний приятель, на год старше меня, в магистратуре учится. Один из крупных клиентов нашего банка, не он, конечно, но бизнес там семейный — сеть супермаркетов, и у Лехи в нем тоже доля есть. А после вчерашнего разговора с отцом встреча с другом может оказаться нелишней.

Глаз цепляет незнакомый предмет на столе. Расческа. Женская, конечно. Вика забыла, когда собиралась в свои выселки под названием Южное Бутово. Два часа как отвез ее, а уже скучаю.

«Ты увяз в ней. Выбирайся!» Отец быстро просек фишку, но кто мог знать, что он окажется против. Только я не понял пока, кто в этом дуэте солирует — он или Ольга. Мачеха с каждым днем раскрывает новые грани. Еще и на мое место претендует. Вот тут, конечно, зря. И это еще кто из нас, папа, в людях не умеет разбираться?

Телефон гудит новым входящим звонком. На этот раз Эльмар. Ему-то что?

— Здарова, бро! Что-то давно видно тебя не было. Заедешь сегодня?

— Соскучился?

В трубке раздается легкий смешок, на заднем фоне кто-то матерится. Рабочие будни бизнесмена средней руки. Но Эльмар далеко пойдет. Ему только двадцать семь. Если не пристрелят или не посадят, то через пару-тройку лет он обзаведется каким-нибудь респектабельным торговым центром, а то и чем покрупнее.

— Еще как. Заезжай, если время будет. Отдохнешь, расслабишься.

— Не сегодня. Сегодня отдаю сыновий долг. Сам понимаешь, это превыше всего.

— Что-то не слышу радости в твоем голосе, Санек. А про приезд бати твоего с новой женой я наслышан.

Я даже знаю от кого. Элеонора вряд ли оценила такой рождественский подарок, но будет терпеть и ждать, как преданная собака, чтобы ей кость бросили. Отец точно может сделать ее акционером. А еще она работала под началом у Ольги…

— Заеду сегодня. Через час буду.

— Ну давай.

Он даже не пытался скрыть облегчение в голосе. Видать, пригорело где-то. Мы с Эльмаром не друзья, у него их нет. Только бизнес-интересы. Единственный человек, которого он любит и ради которого может впрячься в любую движуху, — это его старшая сестра. Элеонора. Интересно, она уже в курсе, что Ольга хочет ее задвинуть?

Да плевать. Все равно в конечном итоге мое это место. Осталось только совместить банк с Викой.

В руках кручу ее расческу, представляя, что она рядом, со мной, а не в своем «кукуево» готовится к завтрашним занятиям. И ведь обещала днем позвонить…

Сам себя перехитрил, идиот. Нельзя было впрягаться в эту историю на эмоциях.

«Ты даже со вздорной девчонкой справиться не можешь! Думаешь, я позволю тебе занять место Элеоноры?» Отец минут пятнадцать орал матом после того, как я лажанулся с Викой в сентябре. И зарубил мне тогда стажировку в Штатах, которую я полгода ждал! Из-за нее. Думал, найду в универе, по стенке размажу дуреху. Но отец, как чувствовал, запретил даже думать в ту сторону. Обижу — лишусь банка. Или московский филиал, или Вика. Как и сейчас, но уже в зеркальном отражении.

К пяти приезжаю в клуб. Эльмар ждет меня. Напряжен, даже пальцы чуть подрагивают. Что случилось-то?

— Налоговая третий день сидит с проверкой, — выдыхает Башаров, едва пожав мне руку. — Столько всего затребовали, у меня бухгалтерия на ушах стоит. И не только она.

— Так выходные же…

— Саша, — Эльмар смотрит на меня, как на идиота, да я и сам понял, что хрень ляпнул. — Тебе еще учиться и учиться. Я в твои годы…

— …мог бы уже пару раз присесть. Чего звал? На проверку пожаловаться? Ну так…

— Ты садись, я дверь пока закрою.

Он раздражен, и тут что-то еще есть, помимо налоговой. И зачем ему я? Уже пожалел, что сюда приехал. Лучше бы к ужину с «випами» подготовился. Листаю в телефоне фотки спящей Вики. У меня их тут десятки. Как маньяк полчаса ее фотографировал, пока она не проснулась. И потом тоже. В следующий раз надо будет камеру подготовить.

— …Ты слушаешь меня? Шура? Оторвись ты от мобилы! А кто это у тебя?

— Слушаю и слышу. Ты чего хотел? — Телефон уже исчез во внутреннем кармане пиджака, на что Башаров многозначительно ухмыляется. Да пошел ты!

— Ты вроде как круги вокруг банка нарезаешь. И в Москве поэтому решил остаться. Слушай, ты же богатый парень, чего те неймется? Сиди спокойно, пили дивиденды и баб трахай на Лазурном берегу. Зачем тебе этот геморрой?

А хорошо так Элеонору бомбануло, раз братана дернула. Для нее не секрет, что я хочу ее место. Более того, она даже готовить меня на него будет. И уступит, когда придет время. Все уже согласовано, обиженной Элеонора потом точно не останется.

— Сестра нервничает? — прямо спрашиваю Башарова. У меня нет времени хороводы водить, скоро к отцу ехать на ужин. Там Ольга еще будет, наверняка доставать станет из-за Вики. Не будь она ее дочерью, вообще проблемы бы не было.

— Нервничает, — быстро соглашается Эльмар. — Не любит она, когда за ее спиной правила игры меняются, а она крайней остается.

— Не понял.

— Тут птички знающие напели, что твоя новая мама нацелилась тебя подвинуть.

Попытка засчитана, но нет. Стравить меня с мачехой не получится. Я не претендую сейчас на кресло Элеоноры, она мне не угроза сейчас, а вот твоей сестре…

— Эля работала с Ольгой и знает ее вдоль и поперек. Кликуха у той в отделе была — Каток. Раскатать любого могла: что подчиненного, что клиента… В общем, Сань, у вас там семейные отношения, конечно, все дела, но через два года она тебе этот филиал не отдаст.

— Ты в гадалки решил заделаться? Тебе-то что? И не Ольга решает, кому и что отдавать. Это не ее банк.

— Ты вроде как весной должен пойти к Элеоноре в помощники. Хочешь с мачехой поработать? Не советую.

Мне уже надоело слушать эту хрень. Я был об Элеоноре лучшего мнения. Она так испугалась Ольгу, что думает настроить меня против нее? Не понимает, что отец никогда не посадит жену на бизнес?

— Откуда информация, что Ольга вообще на что-то претендует? Еще раз: решает не она.

— Уверен? Ладно, не мое дело. Я тебя предупредил, а дальше сам решай.

Его отвлекает телефон, тут же кто-то начинает стучать в запертую дверь кабинета. Жизнь не стоит на месте… А мне валить надо. Но прокатился точно не зря. Если уже Элеонора в курсе Олиных амбиций, да еще и так напряглась, значит, скоро и отец узнает. И кое-кто получит щелчком по носу.

На Тверской и в соседних переулках, как обычно, не припарковаться, кружу уже минут двадцать. Хорошо, хоть заранее приехал, опоздать на такую встречу нельзя. Формально это дружеский ужин с двумя очень крупными клиентами, настолько крупными, что все важные вопросы они решают напрямую с отцом. В итоге паркуюсь в ста метрах от ресторана. Повезло. Но этого мало.

Ее номер уже две недели как в быстром наборе под цифрой «1».

— Привет! — отвечает она со второго гудка. Очень хочу верить, что ждала моего звонка. Но ведь не признается никогда, даже если это и так. — Как дела?

— Пожелай мне победы, Вик. — Я вижу, как в ресторан заходят Ольга с отцом. — Она мне сегодня очень пригодится.

— Чего? Победы? Над кем? — В ее голосе слышу недоумение, но у меня нет времени объяснять.

— Просто скажи, что у меня все получится.

— У тебя точно все получится, Морозов. Даже больше. Только лоб себе по дороге не расшиби. Приятного ужина!

— Если бы я хотел приятного ужина, то был бы сейчас рядом с тобой. Это бизнес, понимаешь? Важная встреча.

— Очень хорошо понимаю. Поэтому и желаю тебе не расшибить лоб. Позвони мне, когда все закончится, хорошо?

— Скучаешь? — Губы сами растягиваются в дурацкой улыбке, и на миг из головы вылетают все мысли о предстоящей встрече.

— Скучаю! — признает она и отключается. А я еще несколько секунд слушаю короткие гудки в телефоне.

— Саша, Александр! — Отцовский возглас выводит из состояния легкого ступора. — Ты вовремя, молодец.

Они стоят с Ольгой у гардероба, уже успели отдать верхнюю одежду. Мачеха улыбается, но в глазах ее лихорадочный блеск. Волнуется?

— Пока мы не сели за стол, тебе надо кое-что знать. Оля будет консультировать Элеонору, да, пока просто консультировать, — он с нажимом повторяет это слово, глядя на жену, — по вопросам кредитования юрлиц. Наши с тобой договоренности остаются в силе. Если, конечно, ты сделаешь то, что я просил.

Глава 69

Пять утра. Формально утро, но за окном такая темень, что хочется натянуть одеяло на голову и снова заснуть. Вот только сон совсем не идет ко мне. Столько мыслей в голове, поэтому, наверное, и сны тяжелые снились…

А вот папа еще спит, я слышу его ровное дыхание. С тех пор как Алена стала за ним заезжать по утрам, ему не нужно вставать слишком рано. Вчера домой вернулся тоже не особенно поздно и застал конец нашего телефонного разговора с Морозовым. Я потом до ночи прокручивала в голове все, что сказал Саша. Он был расстроен, пытался хохмить, но голос был слишком обеспокоенным. Он никогда не скрывал своих намерений и не парился, что в этом банке его особо никто не ждал с распростертыми объятиями. В конце концов, он акционер и единственный сын хозяина банка. Я думала, там все давно решено и лишь вопрос времени, когда Морозов-младший сядет в карьерный лифт и помчится на нем ввысь.

Вчера я вытаскивала из него чуть ли не клещами информацию о том, что произошло. Мама времени зря не теряет. Все, как я и говорила: рвется в бой и хочет, оказывается, не просто работать в Москве, а возглавить этот самый московский филиал, который Морозов уже считал своим. Он изо всех сил вчера держался, но я чувствовала его злость, а еще то, что он явно не намерен сдаваться. Такое ощущение, что вдвоем они там не смогут ужиться. Похоже, только сейчас Морозов стал понимать, какая у него мачеха. Меня же все происходящее не очень удивляет. Ну разве только то, что Константин позволил ей работать, хотя раньше категорически был против.

Прикрываю глаза и пытаюсь прогнать из головы мысли. Я слишком близко воспринимаю чужие проблемы. Не чужие, тут же поправляю себя, это проблемы моего парня. Как же было бы легко, не будь он маминым пасынком. Но тогда мы бы вряд ли вообще познакомились. Вчера мне очень хотелось все рассказать папе, но Морозов отдельно попросил не вмешивать его во все это.

Прячу под одеялом телефон и листаю наши с ним фотки. Такие беззаботные…

— Вик, если ты проснулась, включай свет. — До меня доносится мягкий папин голос. — Я уже не сплю.

На часах всего лишь полшестого, но нам обоим понятно: больше сегодня не заснем. Так что сначала в душ, а потом чай. Может, он хотя бы немного взбодрит и выгонит из головы переживания.

Папа успел одеться и готовит завтрак, когда я выползаю из ванной. Душ не принес легкости, зато помог окончательно проснуться.

— Ты так рано встала из-за того, что у тебя сегодня первый день в новом вузе?

— В том числе, — отвечаю я. — Немного волнуюсь. Честно говоря, не понимаю, чего ждать. Я там никого не знаю.

— У тебя в девять первая пара, так?

Молча киваю и вдыхаю аромат черного чая с чабрецом и мятой. На плите жарятся сырники. Помню, как много лет назад, тоже утром, застала родителей на кухне. Папа готовил сырники и успокаивал маму. Вся в слезах, она жаловалась на своего начальника — тот ни свет ни заря позвонил ей и устроил разнос. Не знаю, почему вспомнила этот момент. Может, потому что мама теперь не выходит из головы еще и из-за того, что вчера сообщил Саша?

— У меня занятия в девять. Морозов обещал приехать в полвосьмого и отвезти на пары. Сегодня у всей страны первый рабочий день — представляю, какие будут пробки. Надеюсь, успеем.

— Он тебя расстроил чем-то вчера?

— Не он. Мама рвется в банк своего мужа. Ты знал об этом?

Он неопределенно пожимает плечами, молча переворачивает сырники, а я терпеливо жду ответа.

— Мама твоя никогда не будет сидеть дома, она очень деятельная.

— Бывают домохозяйки очень деятельные.

— Почему тебя это волнует?

Я обещала Морозову не посвящать папу в подробности, но мне очень нужен его совет. Ведь он как никто знает маму.

— Она хочет занять место в банке, которое Константин уже пообещал сыну.

— Издержки семейного бизнеса, — ухмыляется папа. — Вик, я не знаю, что тебе сказать. Ну разве что, получив желаемое, мама может успокоиться на некоторое время и перестанет переживать, что ты встречаешься не с тем парнем.

— На некоторое?

— Слушай, мама — это мама, она вряд ли изменится. Карьера и бизнес всегда будут для нее на первом месте, Костику еще предстоит это понять. Но ты сама понимаешь, что Саша тоже очень амбициозен? И к чему это может привести?

Он больше ничего не говорит, просто накладывает на тарелку горячие сырники и пододвигает сметану.

— Что я окажусь для него на втором месте? Или на третьем? Четвертом? Ты об этом, пап?

— Думаешь, я ошибаюсь?

— Не знаю. Мы с ним только начали встречаться. Все очень зыбко. Но я точно знаю, что не смогу так, как ты с мамой. Не смогу вот так любить и знать, что я не самая главная для него.

— Не сомневаюсь. Ты больше характером в маму пошла. Не в меня, Вика. Помни об этом, когда снова будешь ее ругать. А сейчас кушай. Приятного аппетита.

Да уж! Умеешь ты, папа, поставить все с ног на голову!

Морозов, как и обещал, приехал в полвосьмого, небритый и с красными от бессонницы глазами.

— Ты завтракал? У нас есть немного времени?

— Нет. И не хочу. Вика, собирайся, нам надо ехать.

Крайне неприятно осознавать, что в дурном настроении твоего парня виновата твоя же мать. А ты и сделать ничего не можешь.

Дороги пустые, и, вопреки моим опасениям, мы добираемся до центра минут за сорок.

В машине Морозов, судя по виду, успокоился немного, но я по-прежнему не понимаю, что у него на душе.

— Во сколько ты сегодня заканчиваешь?

— После двух должна освободиться, а там не знаю. Первый день все-таки.

Он откидывается на спинку кресла и прикрывает глаза. И тут же вздрагивает, ощущая мое прикосновение к своей руке.

— Саш, ты мне вчера не все рассказал, верно? Что еще произошло на том ужине? Я тебя никогда таким прежде не видела.

— Скажи, что будешь рядом. — Он с такой силой сжимает мою ладонь, что я невольно морщусь от боли. — Что бы ни произошло, ты будешь на моей стороне. Что бы я ни сделал.

— Что ты придумал?

Впервые в голову пришел вопрос, как далеко Морозов может зайти, чтобы получить желаемое. Ответ возник сразу же: очень далеко. Стоит только вспомнить, как он добивался меня. Шансов никаких не оставил. И получил то, что хотел.

— Пока ничего. Не волнуйся. Но это мое место, понимаешь? При всем уважении к твоей маме, Вика…

Он обрывает сам себя, но и так понятны его приоритеты. Интересно, где я нахожусь на его карте мира?

— Я могу тебе еще чем-то помочь?

— Просто будь со мной. Всегда. И не слушай никого… Я, наверное, не успею приехать за тобой после пар. Извини.

— Я сама доберусь домой, это не проблема. А что у тебя?

— Пообедать хочу с Элеонорой. Помнишь ведь ее? Она может только днем встретиться. Но я попробую успеть к тебе, если ты меня подождешь.

— Конечно. Как скажешь.

Он впервые за это утро широко улыбается.

Глава 70

— Спасибо, Вика. Реально, просто спасла. Я думал, заставит переделывать.

Мы выходим на улицу с Мишкой, долговязым и худющим, бритым налысо парнем, за глаза и в глаза называемым не иначе как Одуванчик. По мне, так дурацкое прозвище, совершенно ему не подходящее, но всем нравится. Мишке тоже.

Мы с ним если не подружились с первого дня учебы в «Вышке», то как минимум стали приятелями. Несуразный, застенчивый, но очень смешной и обаятельный парень, он не может не нравиться. Даже у Морозова Мишка Тминов прошел фейсконтроль с первого раза, кстати.

— Не заставит, нормальная работа, а придраться всегда есть к чему. Ты же сам видел: я просто акценты немного по-другому расставила.

В последние дни снега навалило так, словно кому-то наверху срочно потребовалось выполнить план по превращению города в огромное белое пуховое одеяло. Коммунальщики работают круглосуточно, но снега меньше не становится. Он мигрирует с дорог, безнадежно забитых пробками, на тротуары, превращаясь в горки, с которых вполне может скатиться маленький ребенок.

Зато погода чудесная: легкий морозец и солнце. Такое яркое, что Морозов теперь держит в бардачке своей машины солнцезащитные очки.

— А где твой приятель?

Мишка щурится, смотрит по сторонам, но, конечно же, не находит знакомый джип.

— Нет его сегодня. Уехал на пару дней, завтра вечером должен вернуться.

— Может, кофе попьем, Вик? Угощаю.

— Нет, спасибо. У меня дела.

Он ухмыляется, не верит мне. Мы классно общаемся в универе, но за его пределами почти не видимся. Вообще, здесь оказалось значительно лучше, проще и свободнее, чем я думала. Две недели пролетели как один день, и в то же время кажется, будто я тут всегда училась.

— Какие дела? Вик, завтра у Смирновой собираемся на квартире. Традиционная пьянка, все культурно. Будешь? Адрес в вотсап кину.

— Завтра Саша приезжает, — напоминаю я. — Извини, к тому же Смирнова меня не звала.

— А тебе нужно отдельное приглашение?

Тминов вроде и застенчивый парень, но может вцепиться как репей.

— Не нужно. В другой раз, ладно?

— А сейчас что за дела?

Натуральный репей.

— Сейчас поеду на работу устраиваться, по крайней мере наконец-то предметно про нее говорить.

— Что за работа?

— Пока сама до конца не знаю. Приятель вот только недавно в город вернулся, который обещал… Слушай, рано пока что-то говорить.

Мишка пожимает плечами, а я смотрю на карту, чтобы понять, как мне быстрее добраться до ресторана Бухтияровых. Марат действительно пару дней как в городе, но вспомнил обо мне. Это приятно. Он позвонил вчера, когда Саша уже уехал, так что Морозов пока ничего не знает. Папа, кстати, тоже.

В метро с Тминовым расходимся в разные стороны. Мне ехать всего пару остановок. Это огромное преимущество в Москве, когда можно быстро добраться до нужных тебе локаций. Если получится сюда устроиться, дорога займет не более получаса.

— Привет! — Мне широко улыбается загорелый парень, в котором я не сразу узнаю Марата. Отдых в Италии ему явно пошел на пользу. Он какой-то непривычно расслабленный и довольный жизнью. — Ну как, хочешь у нас работать?

— Пока не представляю, если честно. То есть, конечно, работа мне нужна. И спасибо, что вспомнил.

Мы так и стоим с ним в узком коридоре служебного помещения ресторана его родителей. Мимо снуют люди, не обращая на нас никакого внимания. Никогда не задумывалась, как выглядит изнанка ресторана.

— Мы же договаривались. В бухгалтерии есть место, ну то есть не то чтобы вакансия… Короче, Вика, надо помогать систематизировать документы, отправлять контрагентам их варианты договоров, еще что-то. Я не все знаю, что им надо. Работа требует большой внимательности, ну и нудности, по-другому не скажу даже.

— С нудностью и внимательностью у меня все хорошо.

— Не сомневаюсь. Пойдем тогда, познакомлю тебя с нашим главбухом. Суровая тетка, имей в виду.

Наталья Алексеевна и правда оказалась суровой женщиной лет тридцати пяти, выглядела она монументально за счет высокого роста и пышных форм. Бросила на меня вскользь взгляд и снова уткнулась в монитор. Да ради бога. Только объясните, что делать и сколько платить будете. Остальное не так важно. Да, график работы еще. Занималась мной сухощавая дама лет сорока по имени Нина. Бухтияров был прав: работа скучная, но требующая усидчивости. Денег предложили нормально даже по московским меркам. На них можно спокойно жить, если, конечно, не снимать квартиру.

— Вот эти две папки еще разбери. Сюда записывай номера договоров, а сюда — названия юрлиц.

Перед глазами уже другая компьютерная программа, я смотрю на срок договоров — десять прошло. Похоже, меня посадили их архив перебирать. Хотя какая мне разница, если платят нормально? Можно будет у папы вообще не брать денег…

— Ну как? — В дверях появилась лохматая голова Бухтиярова. — Договорились?

— Не мелькай перед глазами! — рявкает на него Наталья Алексеевна. — Тут люди работают!

Бухтияров широко улыбнулся, подмигнул мне и не слишком торопясь выполнил просьбу главбуха.

— На сегодня хватит, — не отрываясь от своих бумаг, говорит Нина. — Завтра в три часа приходи, трудовую не забудь, номер страхового, ИНН… вот полный список документов.

Домой возвращаюсь в восьмом часу. Сама не поняла, как так получилось, но я практически переехала на Остоженку к Морозову, в Бутово появляюсь только на выходных и только ради того, чтобы папу увидеть.

Сначала просто ночевать оставалась. Бугай был прав: от его дома до учебы — час дополнительного сна. Это очень много. Особенно когда ложишься стабильно за полночь. Первое время не могла привыкнуть к тому, что он каждую ночь рядом. А потом уехал на пару дней, обратно, в наш универ, все-таки у него там продолжается учеба. Не думала, что буду так скучать по человеку. Даже учеба не смогла отвлечь. Успокоилась, лишь когда он вернулся. И сейчас уже считаю часы, когда вернется.

Честно говоря, опасалась, что, пока его не будет, обязательно его папа заявится. Или один, или с мамой. Просто потому, что за последние две недели ни он, ни она так ни разу не пришли к нам. Не знаю, что там у Морозова, но у меня полное затишье. Как перед бурей. Мама будто забыла про меня. Я думаю, это ее новая работа отвлекает. Так что, возможно, папа и был прав.

Забавно, когда я этим наблюдением поделилась с Морозовым, он пожал плечами и посоветовал цинично и без зазрения совести просто ловить кайф от того, что никто не мешает.

Саша сам как-то спокойнее теперь реагирует на то, что мама, по его словам, капитально обосновалась в его банке. Не сказать, правда, что мы много говорим об этом. Нас с ним никто не трогает, и это просто счастье. Жаль только, что второй раз уезжает от меня. Как вспомню, что там в универе остались и Дятлова, и эта Галя Изосимова… Не то чтобы я ревную… Ладно, я ревную!

Если все будет хорошо, то завтра в это время Саша уже будет дома. Без него здесь слишком пусто, квартира кажется огромной для меня одной.

Лучший способ хоть немного отвлечься — полистать учебники и подготовиться к завтрашнему семинару. Мне всегда это помогало. Но сейчас то и дело отвлекаюсь проверить мобильный. Мы обычно переписываемся с Сашей, если долго не видимся. Привычка сложилась сама собой, мы специально это не оговаривали. Но в этот раз он молчит уже четыре часа. Его телефон вне зоны действия. И я не понимаю, где Морозов. Раньше так надолго не выпадал из сети. Что произойти могло?!

Глава 71

Уже десять вечера, а Морозов так и не объявился. Самое простое объяснение — у него сел мобильный, а зарядки нет под рукой. Или он мог потерять, разбить телефон. Или еще какая другая бытовая причина. Именно бытовая. О других думать не хочу. Не потому, что боюсь правды, а потому что верю ему. Он столько всего сделал для меня. Не может быть, чтобы это ничего не значило.

Рассматриваю его последние фотки в вотсапе, утром он был в универе, узнаю знакомые очертания. Пытаюсь прочитать что-то в его глазах и в этот момент слышу щелчок ключа в замочной скважине. Словно в замедленной съемке наблюдаю, как медленно открывается дверь, затем в проеме появляется огромный, действительно огромный букет ярко-красных роз.

— Привет! Не ждала? — Он стоит на пороге с охапкой роз в руках, на волосах сверкают капли от растаявших снежинок. А еще он улыбается. Мягко, спокойно и очень уверенно. Так, как может улыбаться тебе только по-настоящему твой человек.

Я всегда тебя жду, ты просто не знаешь об этом. И буду верить, что ты придешь, что бы ни случилось. Потому что все серьезно. Ты так часто об этом говорил, что я поверила».

— Чего молчишь? Не ждала, значит… Это тебе.

Он кладет букет на пуф в коридоре и, отвернувшись, начинает молча раздеваться.

— Я умею хорошо выражать свои чувства, когда злюсь, когда мне что-то не нравится. Я всегда умела и умею говорить «нет». С этим проблем нет! — Он замер, когда я начала говорить, так и стоит спиной ко мне, держа в руках пальто. — Я легко понимаю, что чувствует другой… ну, мне так кажется. Но я совершенно точно не умею, просто не знаю, как выразить радость, восторг, любовь… Любые слова кажутся глупыми, пошлыми, искусственными… Поэтому лучше ничего не говорить.

Молчание повисло в воздухе, он медленно убирает одежду в шкаф и потом оборачивается.

— Я правильно понял, ты только что сказала, что любишь меня?

Чего?!

— Нет, конечно! Ты чем слушал?

— Не только ушами. Вик, иди-ка сюда. — Он делает рукой приглашающий жест, но сам не двигается с места. — Давай, давай.

Я не тороплюсь, нас разделяет всего пару десятков шагов, слишком мало, чтобы унять сердцебиение. Нервы расшалились из-за его слов. Но на самом деле мне до дрожи в руках хочется обнять его. Я его вечность не видела.

Он притягивает меня к себе, как только смог дотянуться рукой. У него сильная хватка. Если захочет, может сделать так, что мне даже пошевелиться будет сложно. Я слышу, как бьется его сердце, серые глаза очень внимательно на меня смотрят, как будто в этот момент он решает что-то очень важное для себя. А потом наклоняет голову и целует, зарываясь ладонью в волосы, не давая шанса сделать вдох. Время остановилось.

Мне уже совершенно неважно, что произошло, почему у него отключен мобильный, почему не предупредил, что вернется раньше. Главное, что сейчас здесь. Со мной. Мой.

— Скажи, скажи мне. — Его дыхание щекочет лицо, запах лежащих рядом роз опьяняет. Я никак не соображу, что он хочет, что сказать? — Скажи, что любишь меня, Вика.

Я молчу, отвожу взгляд в сторону. Умеет Морозов испортить момент. Ну какое признание, я же сказала…

— Зачем?

— Потому что ты так чувствуешь. Просто посмотри на меня и скажи всего три слова: «Я тебя люблю». И все. Не думай, не анализируй, как это выглядит, что ты там слышишь в этих словах. Просто скажи три простых коротких слова.

Качаю головой. Нет, слишком рано, слишком. Не знаю, такое нельзя говорить по требованию, должен быть соответствующий внутренний настрой. И почему я должна говорить?

— Ты мне нравишься. Мне с тобой хорошо, я очень ценю, что ты…

— Хрень несешь. Вика, просто скажи, мать твою, три слова.

Он злится, но все еще ждет. Держит меня за локоть, не отпускает. Он знает, по глазам вижу, уверен, что я и правда люблю его.

— Скажи первым. — Ненавижу себя за трусость. Как ребенок, ей-богу!

— Ты, Вика, ты. Все равно не соскочишь.

— Я никому такого не говорила. Мне сложно, — признаюсь я.

— Вижу. Пора начать говорить не только «нет». Давай, Вик, я никому не скажу. Это не больно.

Я смотрю в его глаза и чувствую, что вот-вот мы переступим через черту, вернуться обратно будет сложно, а может, и невозможно.

— Ты сволочь, Морозов! Бугай наглый, прешь как танк. Тебя не знаю, чем можно остановить. Я тебя терпеть не могла. Да меня до сих пор от тебя трясет! Но, да, ты прав. И я еще больше за это тебя не выношу. Да. Я люблю тебя.

Захотелось тут же врезать по физиономии. Расплылся в улыбке так, что хоть лимоном насильно корми.

— Доволен? — Сожалею уже, что поддалась. Конечно, это ничего не меняет. Что высказанные чувства, что невысказанные — это все равно реальность. — А теперь пусти!

Он лишь крепче обнимает меня и гладит по голове, словно успокаивает маленького ребенка.

— Доволен. И не пущу. Никуда не пущу. Где я еще такую найду?

— Нигде. — Глупо спорить с очевидным. — А мне сказать ничего не хочешь?

— То, что я люблю тебя?

Вот у бугая явно никаких внутренних препон нет. Даже завидно немного.

— Например, это. Если, конечно, так и есть.

— Не сомневайся во мне, Вика. — Он внезапно посерьезнел, словно за живое его задела. — Никогда не сомневайся. Верь мне всегда. И да, я люблю тебя. Это было очень непросто.

— Что непросто? Полюбить меня? — Я прячу довольную улыбку у него на груди, хотя его последние слова прозвучали немного грустно.

— И это тоже. Тебе это не понравится, но при всех плюсах и минусах… знаешь, я рад, что они поженились. Так бы мимо прошли.

Здесь сложно не поспорить.

— Я хочу, чтобы ты знала, Вика. — Он гладит меня по спине и снова крепко обнимает. — Хочу, чтобы знала… Все, что я делаю сейчас, я делаю для нас с тобой. Это важно. Я хочу, чтобы ты верила мне и всегда, слышишь, всегда была на моей стороне.

— Ты уже говорил это. Что случилось?

— Пока ничего. Но обязательно произойдет. И я хочу, чтобы ты была со мной.

Он говорит загадками, и это нервирует.

— Ты постоянно что-то не договариваешь. А говоришь, что любишь.

— Поэтому и не договариваю. — Он покрывает мое лицо невесомыми, едва ощутимыми поцелуями. — Просто верь. А еще я соскучился.

Я знаю этот его взгляд, от предвкушения внутри все сводит сладким спазмом. Одежда летит в разные стороны, но до постели непозволительно далеко… И пусть эта ночь будет совершенно особенной…

…Он спит, уткнувшись мне в плечо, положив руку на живот. Умиротворенный спокойный сон. А у меня не получается заснуть, потому что наглядеться на него не могу. Сегодня ночью полная луна, свет он нее как раз падает на нашу кровать. Я могу рассматривать его, кажется, вечность — такого сильного, самоуверенного и при этом ранимого. Не просто так ведь он уже не первый раз просит о поддержке. Эти слова тоже не дают мне покоя. Я же его знаю, наверняка проворачивает какие-то делишки, которые потом вылезут на свет в таком виде, что все содрогнутся.

В ночной тишине неестественно громко раздается писк телефона. Морозов даже не шелохнулся. Слава богу! Не знаю, кому понадобилось слать сообщения в середине ночи, но я надеюсь, что там нет ничего срочного. Но нет, буквально через минуту снова телефон оживает. Тут уже Саша заворочался. Не знаю, что во мне внутри сработало в этот момент, но через несколько секунд я стояла в коридоре, где Морозов оставил свой мобильный, и смотрела на вспыхивающий сообщениями экран. Я не успела его выключить или не смогла, потому что невольно прочитала сообщение, явно не первое из всей вереницы: «…только не пори горячку, по Ольге подтвердилось пять случаев. Копии платежек пришлю, посмотри внимательно доки в черной папке». В черной папке, которую Морозов привез с собой и чьи очертания я сейчас отчетливо видела на столике в коридоре.

Глава 72

Глаза прекрасно различают предметы в темноте, а я не могу оторвать взгляд от этой папки, обычной кожаной папки без каких-либо опознавательных знаков. Строгий силуэт прямоугольника притягивает к себе. «Копии платежек пришлю, посмотри внимательно доки в черной папке…» Новая порция сообщений заставляет вздрогнуть и снова обратить все внимание на светящийся экран. Какие-то файлы. Понять, что в них, не открыв, невозможно. И скрыть это будет нельзя. В отличие от папки. Судя по ее размеру, в ней могут лежать листы формата А4.

Звук на телефоне убрала, файлы смотреть не стала. А вот папка… Неужели мама могла сделать что-то незаконное? Невозможно. Она безумно амбициозная, но честная. А деньги, они всегда шли на втором или третьем месте. Карьера, власть… Вот ради них могла бы… Черная мягкая кожа приятна на ощупь, папка легкая, в ней явно всего несколько листков. «Доки». Документы.

— Уверена, что хочешь ее открыть? — Я вздрагиваю от хриплого со сна голоса за спиной. Пальцы инстинктивно сжали папку еще сильнее. — Не боишься?

— Мне есть чего бояться? — Я оборачиваюсь на его слова. Он стоит рядом, в руках мобильный, который все-таки разбудил его. Морозов быстро просматривает сообщения и полностью выключает телефон. — Саш, что там?

— Компромат на Ольгу, — спокойно отвечает он. — Но ты и так уже поняла. Поэтому и хочешь посмотреть. Не стоит, Вик.

— Почему? Все так плохо? Криминал? Что она сделала?

Тело словно холодом сковало. Мне страшно, я боюсь того, что сейчас услышу.

— За такое не сажают, Вика, не переживай. Но за это увольняют. Твоя мама не так хороша, как о ней думают. Она умеет пустить пыль в глаза. А теперь отдай папку.

— Что ты будешь с этим делать? Откуда это все? — Мой голос звучит слишком резко, но я хочу знать, что, черт возьми, происходит! И пока он не ответит на мои вопросы, папку я не отдам.

Саша молчит, тяжело опускается в кресло и прикрывает глаза. А я жду, правду жду.

— Ты обещала быть на моей стороне, помни об этом.

— И помогать тебе уничтожить мою мать?!

— Я так и думал, что, несмотря ни на что, ты ее очень любишь, — он очень тихо произносит эти слова. — А еще ты обещала верить мне. Ну так как?

— Куда ты на самом деле ездил? Не в универ ведь?

— Ну, туда тоже заходил минут на пятнадцать. В твоем родном городе побывал, с интересными людьми познакомился.

— Это все ради банка, да? Чтобы убрать ее оттуда?

— Это мой бизнес, Вика. И мое место, — произносит он пугающе спокойно. И совершенно ясно: он пойдет до конца, кто бы ни стоял на его пути. Моя мама или… я? — И то, что я делаю, я делаю для нас. Для тебя и для меня. Но не только. Ольга — это угроза бизнесу, его стабильности. То, что я выяснил… в общем, ей нужно лишь отойти в сторону и быть просто любящей женой моему отцу.

— Расскажешь все ему?

Я по-прежнему прижимаю к груди папку, просто не могу ее отдать Морозову.

— Пока нет. Сначала с Ольгой поговорю.

— Она не уйдет. Для нее это смысл жизни, понимаешь?

— Тем хуже для нее. Она твоя мать, я понимаю, пусть и еще несколько недель назад ты категорически отказывалась с ней общаться…

— Я и сейчас отказываюсь, но я не хочу, чтобы ты гробил ей жизнь!

— Разве я это делаю? — Он вот-вот начнет терять терпение, да и я тоже. — Я подделал документы? Оболгал ее? Подставил? Вика, это мой банк, моей семьи. Как акционер, я несу за него ответственность, вплоть до уголовной. Это если ты не знаешь. Что бы сделала ты на моем месте?

— Если все правда, что ты говоришь, — уволила бы сразу, — честно признаюсь я. — Без разговоров.

— Ну а я хочу сначала Ольгу послушать. Я не сделаю ничего такого, за что мне было бы стыдно. И тебе тоже. Обещаю. Верь мне, Вика. Пожалуйста.

— Я хочу знать, что она тебе скажет.

— Хорошо, — на удивление легко соглашается он. — Но участвовать ты в этом не будешь. Договорились?

Молча киваю и возвращаюсь обратно в кровать. Папку на диван я положила еще несколько минут назад.

— Вик, — доносится мне в спину, — ты бы открыла папку, если бы я не проснулся?

— Я не знаю, Саша, но я рада, что ты проснулся. И рассказал.

Странно, но после этого разговора я заснула за секунды. Даже ничего не снилось.

А утром мне показалось, что и наша ночная беседа просто приснилась, что на самом деле ее не было. Морозов, как обычно, хохмил, проглотил на завтрак четверть холодильника и, не слушая возражения, заявил, что отвезет меня в универ.

— Я эти дни, пока тебя не было, прекрасно добиралась сама.

— А теперь будешь прекрасно добираться со мной. Вика, это не обсуждается. Сэкономишь полчаса, мы сэкономим, — поправляется он и усаживает меня к себе на колени. — Вик, я не накосячу. Клянусь тебе. Но я должен это сделать. Понимаешь?

— Понимаю.

— Я тебе все расскажу.

Но он не рассказал. Ни вечером, ни на следующий день. Больше недели прошло, а ничего не изменилось. Я точно знаю, что он с ней еще не говорил, — мама позвонила десять минут назад, находясь в прекрасном расположении духа. Сначала был монолог о том, как оживился филиал с ее приходом, что Элеонора не принимает ни одного решения, не посоветовавшись с ней, что всего за две недели она привлекла двух очень крупных новых клиентов. А потом сказала, что давно меня не видела и что работа не повод забывать о дочери. И что на днях обязательно заедет к нам в гости. Кстати, она присматривает новую квартиру для себя и Константина. Ведь, как и планировала, жить они будут в Москве.

— Вика, я в среду буду, заеду после обеда. Ты уже у Саши будешь, верно? Костя сказал, вы живете вместе? Надеюсь, бабушкой меня не собираешься делать?

Мне показалось или в ее голосе действительно прозвучала тревога? Забавно. Мне даже смешно стало.

— А если собираюсь? Мам, мы с Сашей все сами решим.

В трубке наступила непривычная тишина, не похоже на маму, но потом все встало на свои места.

— Поговорим в среду.

Ну а дальше короткие гудки. Не уверена, что буду дома, когда она приедет. Как, например, сейчас. Мама поймала меня практически у подъезда нашей с папой квартиры в Южном Бутове. Пришлось даже сесть на лавочку и договорить. Дело не в том, что на улице оттепель и солнце светит, просто не хотела с ней разговаривать при папе.

Сегодня суббота, я с удовольствием сама доехала на метро и маршрутке. Морозова с утра вызвал в банк отец, и Саша, чертыхаясь, поехал туда к восьми утра, а я осталась досматривать свой сон.

Папу неделю не видела, очень соскучилась по нему. Общаемся мы с ним теперь преимущественно на выходных, еще созваниваемся и списываемся в течение дня. Но этого мало, конечно. Поэтому сегодня хочу провести с папой целый день. Нам много о чем надо поговорить.

Глава 73

В подъезде сталкиваюсь с Русланом. Неожиданная встреча. За всеми событиями последних недель я почти забыла про него. Он не появлялся, не звонил и не писал. Пару раз мелькала мысль в голове позвонить, но я не представляла, что ему сказать, кроме банального «Привет! Как дела?».

— Вика! — Он устало улыбается, но, кажется, рад меня видеть. — Давно тебя не видел. Думал, ты съехала отсюда, пока с папой твоим и его девушкой однажды утром не столкнулся.

Девушкой?

— Наверное, ты про Алену. Она не его девушка, она… Долго объяснять, но они не вместе, по работе общаются.

— По работе? — Он ухмыльнулся, из-за чего слова его показались двусмысленными. — Я бы так не сказал, но тебе, конечно, виднее.

Он разводит руками и продолжает:

— Ты по-прежнему с Морозовым, так? Слышал, у него проблемы…

Он замолкает и явно ждет того, что я начну расспрашивать. Манипуляция в чистом виде. И уже не первый раз.

— У Саши все хорошо. Надеюсь, у тебя тоже.

Делаю шаг вверх по лестнице, поскольку считаю наш разговор законченным. Не вижу смысла в дальнейшем общении. Ни сейчас, ни в будущем. Первое впечатление о нем оказалось неверным. Еще одно разочарование.

— Погоди!

Он удерживает меня за локоть, и я поражаюсь его силе. Внешне не самый приметный парень, но ведь не зря его Морозов определил мне в охранники.

— Мне идти надо. Меня папа ждет.

— Я переживаю за тебя. Ты не с тем парнем связалась. И банк он свой не получит.

Я отталкиваю его в сторону и взбегаю по лестнице. Хватит! Но в спину слышу:

— Из-за тебя?

— Что? — Оборачиваюсь быстрее, чем успеваю подумать. — А я здесь при чем?

— Этого я не знаю. — Руслан удрученно пожимает плечами. — В клубе у Эльмара кто-то перетирал. Но могу узнать. Хочешь?

— Нет! Не беспокойся больше обо мне. И за Сашу и его банк тоже не волнуйся. Пока!

Я изо всей силы жму на дверной звонок, потому что хочу поскорее избавиться от прожигающего спину взгляда. Как он мог мне нравиться? Да я ему доверяла… Что за бред он нес? При чем тут я?!

Папа открывает дверь не сразу, я успела услышать, как хлопнула дверь подъезда — это Руслан, наконец, ушел. Но его слова остались во мне. И это очень плохо.

— Вика? На тебе лица нет. Случилось что? Привет, родная.

Папа так обеспокоенно смотрит на меня, что мне становится стыдно, что поддалась на провокацию и сама себя загрузила. Он бы мне сказал, будь у него проблемы из-за меня. Про маму же все рассказал. И про эти документы тоже.

— Нормально все, хорошо, пап!

Обнимаю его крепко и прижимаюсь щекой к груди. Все должно быть хорошо, а Руслан врал, просто говорил гадости, потому что ненавидит Морозова. Вот и все.

— Заходи. Ты есть хочешь? Долго же ехала из своего центра. Я думал, ты вместе с Сашей приедешь, удивился.

— У Саши свои дела. — С удовольствием снимаю с себя верхнюю одежду и прохожу на кухню, где уже пахнет свежезаваренным черным чаем. — И, знаешь, я даже рада, что сейчас здесь без него.

— Что так? Вы поссорились?

— Нет, не поэтому.

Открываю холодильник и застываю в изумлении. На полках шаром покати: лишь упаковка сливочного масла да десяток яиц. Это не папин холодильник!

— Я купил по дороге еду утром. Так что голодной от меня не уедешь.

— По дороге? Ты не ночевал сегодня дома?

— Нет. Я редко здесь бываю в последнее время.

— Почему? А где ночуешь? В доме твоего заказчика, отца Алены? Много работы?

— В том числе, но не поэтому.

— Пап?

— Сосиски или омлет?

— Омлет… нет, погоди. У тебя-то изменилось? Ты ничего не говорил.

— По телефону? — У него слегка укоризненный взгляд, но я по-прежнему не понимаю, почему нельзя было…

— Па-ап? Ты не ночуешь дома, у тебя здесь даже еды нет, что совсем на тебя не похоже.

— У меня есть девушка, иногда я ночую у нее.

— Девушка? — тупо повторяю я, не веря в то, что сама говорю. — К-какая девушка?

— Ты ее знаешь. — Папа взбивает яйца в тарелке и быстро выливает их на шипящую сковородку. — Ты ее знаешь. Это Алена.

— Але… У нее же есть жених, пап! Где-то за границей, она…

— Они расстались, — перебивает он чуть раздраженно. — Она свободная, как и я.

— Как и ты? — Только глухой не услышит скепсис в моем голосе, но ничего не могу с собой поделать. Я в шоке, контролировать себя получается с трудом. — Нет, пап, я очень рада. Особенно если у Алены нет жениха или еще кого. Я сама думала, что будет неплохо, если… Но то мысли, а тут…

В голове сразу же всплывают слова Руслана о папе и Алене. А ведь он не ошибся. Это правда. Непрошенным гостем в мозг впивается его короткий рассказ про Сашу. Может, и тут…

— Не переживай, — усмехается папа. — Мачеха у тебя нескоро появится, да и не факт, что будет.

— Ты маму ждешь? — срываются с языка совсем уж ненужные слова. — Она ведь уже возвращалась к тебе. И не раз.

— Не жду, Вика. В этот раз не жду. — Он поддевает золотистую корочку омлета и, как фокусник, быстро отправляет еду на тарелку. — А ты хочешь, чтобы она вернулась?

— Нет. — Я совершенно искренна. — Точно не хочу. Но… пап, мне бы не хотелось, чтобы она влезала в наши с Сашей отношения, он ведь ее пасынок. И еще не знаю, как заставить ее держаться подальше от банка Морозовых.

— С чего это?

— Мама… — Я не знаю, как сказать так, чтобы не выдать планы Саши, но говорить надо. — Она очень активна, даже чересчур.

— Это путает планы твоему другу?

Папина проницательность иногда проявляется в самый неподходящий момент.

— Не то чтобы путает… Но хотелось, чтобы мама чувствовала себя поспокойнее. Просто это ведь не ее банк. Всегда быть на нервах…

Папа расхохотался, словно я глупость какую сморозила.

— Вика, мама всегда будет на нервах! Это ее жизнь. Так же, как и карьера. Может, твоему приятелю стоит потесниться?

— Нет! Он не будет отходить в сторону. Это его банк, а мама, как обычно, тешит свое профессиональное самолюбие.

Смотрю на него довольного и внезапно понимаю, что это не я его рассмешила, это Алена. Ее нет здесь, но она чувствуется, ощущается в этом пространстве. И она явно поддерживает его.

— Я не представляю, пап, что будет, когда мама узнает об Алене.

— Ничего не будет. Мы с Аленой вместе пойдем на мамин юбилей. Она дважды уже звонила и приглашала. Вика, на следующей неделе, помнишь?

Что у мамы юбилей, сорок пять лет, я прекрасно помню, Морозов пару раз упоминал шикарный ресторан, куда позвали пару сотен гостей, но сама мама мне об этом еще не сообщала.

— Надо будет идти?

— Обязательно! Ты, я слышу, активно заступаешься за Александра. У вас с ним все хорошо?

— Я люблю его, папа. По-настоящему люблю. Не представляю уже своей жизни без него. Ты был прав, он похож чем-то на своего отца, но Саша другой. Я все привыкла объяснять рационально, но сейчас просто скажу тебе, что чувствую и просто знаю, что он любит меня. Я очень важна для него. И что бы ни произошло, я буду рядом с ним.

Глава 74

Вообще-то день рождения у мамы в четверг, однако празднование — как я поняла, очень пафосное — нас всех ждет на следующий день, в пятницу. Папа об этом несколько раз мне сказал, когда мы виделись с ним в выходные. До сих пор в голове прокручиваю тот наш день вместе. Вроде все как обычно, если бы не несколько но. Во-первых, у папы есть женщина, и это не мама, не женщина его возраста. Папина подруга всего на пять лет старше меня. И похоже, его это абсолютно не напрягает. Более того, он счастлив. И влюблен.

Во-вторых, почти осязаемое ощущение завершения чего-то важного в жизни — моей и папиной. И это не касается мамы, это относится ко мне и к нему. К тому, что у меня есть Морозов, та еще заноза в заднице, любимый бугай, который неожиданно и незаметно для меня оказался самым важным и близким человеком. Несмотря на все наши проблемы. А у папы теперь своя жизнь. Мне почему-то кажется, что с Аленой у него все очень серьезно, возможно, даже новая семья появится. Что бы он там сейчас ни говорил.

«Ни за что бы не женился сразу после развода! А погулять?!» Полушутливый-полу-возмущенный голос Морозова до сих пор в ушах стоит, хотя я уже час как рассказала ему про тот мой приезд к папе. Он, кстати, совершенно не удивился насчет Алены, как и тому, что мама пригласила папу на свой день рождения. «Там будет до хрена народа. Если батя не против видеть бывшего своей жены, то мне-то что?»

— Я с мамой тоже разговаривала, по телефону, она рассказывала мне про свои успехи профессиональные.

— Да? — Морозов ухмыльнулся и даже сделал тише телевизор. — Я сегодня у отца утром спрашивал про нее. Говорит, что приход Ольги в банк — чуть ли не лучшее его кадровое решение за последние годы. Слушай, может, она его опаивает чем-то? Не узнаю своего отца.

Он не выглядит слишком обеспокоенным, голос легкий и беззаботный.

— Но ты ему и маме эти документы, что нарыл, так и не показал. Почему?

— Нужны свежие данные, — он объясняет так, что ничего не понятно. — А для этого нужно время. На самом деле все решится очень скоро. Ты со мной?

Он выключает телевизор и корпусом поворачивается ко мне.

— Вика, ты со мной?

— Если ты…

— Без «если». Ты со мной? Ей ничего не грозит особо, просто придется отойти в сторону.

— Почему ты все время сомневаешься? Я уже много раз говорила.

— Говорила, — соглашается он, хочет что-то добавить, но сдерживает себя и лишь после почти минутной паузы продолжает: — Ладно. Послушай, нам надо подарок какой-то выбрать для твоей мамы. Что она любит?

— Банк, — автоматически выдаю я, за что хочется сразу же по губам себе надавать. Но Морозов, надо отдать ему должное, даже не покривился.

— Подарить ей сборную модель делового здания и написать на коробке «банк»? Что думаешь? — произносит настолько серьезным тоном, что на пару секунд я реально поверила.

— Думаю, ты не такой злобный тролль, Морозов. А подарить ей можно… не знаю даже. Я, когда маленькая была, делала своими руками подарки, а потом папа от нас двоих ей что-то покупал. Но не очень дорогое.

— Ясно. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что, — комментирует Морозов, а мне почему-то хочется смеяться. Правда не представляю, что ей дарить. Будь моя воля, я бы никуда не пошла. Ловлю себя на странной мысли, что должна там быть не потому, что я дочь именинницы, а потому, что я девушка ее пасынка. — Что-нибудь придумаем. Оставь ты свою учебу, наконец, ползи ко мне лучше.

Не знаю, как это объяснить, но от него веет уверенностью и собственной правотой. Почему-то мне кажется, что все будет хорошо. Как сейчас.

Вот только подарок маме на ее день рождения так до сих пор не подобрали. Два дня шерстили сначала Сеть, прошлись по тематическим сайтам, потом уже от беды прослонялись по двум здоровым торговым центрам. Не сказать, что нам ничего не понравилось, просто, как и в случае с покупкой новогодних украшений, выяснилось, что вкусы у нас разные. Даже слишком. В какой-то момент даже думали, что каждый по подарку купит, но потом решили, что все-таки один. От нас.

— Ничего, у нас еще есть время. Сегодня только утро среды, — бодрым голосом говорит Морозов после того, как мы вышли из душа. — Давай после твоей учебы. Ты сегодня в два освобождаешься? Я заеду.

— Не стоит. У меня встреча с именинницей.

Под пристальным взглядом Морозова я быстро натягиваю на еще влажное тело одежду. Вообще-то мы немного задержались в ванной, теперь, чтобы успеть на первую пару, придется отказаться от завтрака.

— С Ольгой? Не помню, чтобы ты говорила. Я поприсутствую? А потом прокатимся кое-куда. Отец дал наводку.

Пересказываю ему наш с мамой телефонный разговор на выходных. В общих чертах.

— Не понял, а чего сейчас-то? Она про тебя даже не каждый раз спрашивает, как мы с ней в банке видимся.

— Завтра у нее день рождения, дальше этот банкет на двести персон. Наверное, просто времени потом не будет свободного.

— А где встречаетесь?

— Она хотела сначала сюда приехать, к тебе, но еще в понедельник написала и перенесла встречу. Заедет за мной после пар, попьем кофе-где-нибудь.

Он молчит, прикидывает что-то в уме, а потом удовлетворенно кивает.

— Да, конечно, сегодня вечером. Лучше тебе и правда с ней днем пообщаться.

— Ты ждал каких-то данных, верно? — В голове начинает постепенно складываться пазл из разрозненных ранее мыслей. — Ты его вот-вот получишь? Поэтому до сих пор с ней не поговорил? Погоди… То есть накануне ее дня рождения ты хочешь выгнать ее из банка?

— Я бы сделал это раньше, но и ждать дольше не буду, — поясняет он холодным тоном, и я получаю очередное доказательство того, насколько важно ему занять то место, на которое претендует мама. — Если вечером все подтвердится, то поговорю с ней сегодня же. Смысл откладывать?

— Дать ей нормально отметить день рождения?

— Нет. — Он стоит напротив меня, скрестив на груди руки, взгляд его не выражает ничего хорошего. — Ольга требует от отца особый подарок на день рождения — московский филиал. Весь офис во главе с Элеонорой вторую неделю на ушах стоит, с тех пор как слух прошел.

— И он согласился? Или это просто слух?

— Пока не согласился, насколько я знаю. Но у твоей мамы редкий дар убеждения. Поэтому выбирать удобное время не буду. Понятно?

— Да. Только, знаешь, не надо сегодня к нам присоединяться. У нас будет свой разговор, разговор матери и дочери.

— Уверена?

— Да. Ты ведь мне доверяешь, так?

Глава 75

Я люблю проектную работу: берешь тему — ну, или тебе ее выбирают — и погружаешься с головой в исследования. Оптимально, конечно, когда проект ведешь самостоятельно, но «умение работать в команде позволит вам лучше адаптироваться не только в профессии, но и в жизни». Поэтому у каждого в нашей группе есть напарник, у меня это Одуванчик. Сам вызвался, а я не возражала. Он толковый парень. В любой другой день я уже по дороге домой начала бы детально разбирать задания, но, увы, не сегодня. Морозов, несмотря на наш утренний разговор, прислал два сообщения с почти одинаковым содержанием — мол, уверена ли я в том, что хочу встречаться с матерью без него. Не удивлюсь, если, наплевав на все, что я ему пыталась объяснить, он сейчас возле универа и ждет вместе с моей мамой, когда я выйду.

— Торопишься, Вик? Могли бы обсудить. — Тминов идет рядом, и, как бы я ни спешила, ему с его ростом ничего не стоит догнать и обогнать меня. — Ну или вечером, хочешь, спишемся?

— Вечером, Миш, давай вечером.

Я застегиваю куртку, надеваю шапку и иду к выходу. Только что телефон прошипел сообщением от мамы. Она подъехала. По крайней мере, не придется ее ждать. Как когда-то говорил дедушка, раньше сядешь — раньше выйдешь. Очень надеюсь, что наш разговор не окажется слишком долгим и через пару часов я смогу нормально сесть заниматься.

На улице, на удивление, нет черного морозовского джипа. Еще раз оглядываюсь по сторонам и слышу короткий звуковой сигнал от стоящего неподалеку серебристого мерседеса. Ну понятно. Привет, мама!

— Это за тобой? — Тминов, оказывается, вышел следом. — Твой парень тачку сменил?

— Это моя мама приехала. Миш, часов в шесть-семь спишемся по проекту, хорошо?

Он молча кивает, а я направляюсь к машине.

На заднем сиденье мерседеса рядом с мамой два телефона, планшет и ноутбук, приходится даже немного подвинуть это богатство в сторону, чтобы сесть.

— Ну здравствуй, Виктория! — Мама улыбается, с любопытством рассматривая меня, а потом велит водителю ехать. — Мы очень редко видимся. Это надо исправить.

Неужели? Да мы, даже когда в одной квартире вместе жили, не сказать, чтобы часто общались.

— У тебя работа, как обычно. А у меня учеба, времени не слишком много свободного.

— Понятно. — Она усмехается и переводит взгляд на мелькающие за окном фасады зданий. — Так как учеба? Ты уже больше месяца учишься, Саша говорил, у тебя все хорошо.

— Замечательно, все по-другому, не так, как я привыкла, но качество преподавания на порядок выше. Знала бы, раньше попыталась бы перевестись.

— Думала о практике летом? Можно посмотреть, где берут стажеров.

Мне не нравится ее задумчивый тон, наверняка в ее голове картинкой складывается пазл под названием «Вика оправдала ожидания и строит карьеру».

— Не стоит, мам. Мне не нужна стажировка.

Она молчит, не хочет продолжать разговор при водителе, а может, ей просто нужно проверить почту в телефоне.

Теперь моя очередь рассматривать пейзажи за окном. Машина едет медленно, я даже могу без труда прочитать названия улиц. Сейчас мы на Неглинной, перед глазами огромное здание Центробанка, а до этого был не менее величественный Hyatt. Кажется, здесь они с Константином сейчас живут.

— У меня недалеко встреча в четыре, неожиданно совсем «нарисовалась». Извини, хотела тебе показать совсем другое место. Ну тогда в другой раз…

В четыре? Значит, у нас есть чуть больше часа. Подходит!

Машина останавливается на Цветном бульваре. Здесь много ресторанов, довольно оживленно. А вот от Морозова ни слуху ни духу. Даже не ответил на мое сообщение, что я уже с мамой.

— Не спросишь, что я хотела тебе показать, будь у нас больше времени? — Мама улыбается каким-то своим мыслям, совершенно не обращая внимания на мою реакцию.

— Нет. Мам, мне это не интересно. Ты поговорить хотела. Так говори!

Она слегка опешила от моего напора, но быстро справилась с собой и сейчас снова беззаботно улыбается.

— Я просто видеть тебя хочу. Вика, ты меня обижаешь. Мне не нужен жесткий повод для того, чтобы увидеться с дочерью. — Ага! Я не собираюсь ей помогать, если ей есть что сказать, то пусть поторопится. У самой же какая-то встреча. — Но ты так странно отреагировала, когда я спросила о Саше… Вика, ты точно не беременна?

— Боишься стать бабушкой, мам? Не волнуйся. Даже когда это случится, никому и в голову не придет тебя так называть и «сплавлять» тебе внуков.

— Тебе так нравится сын Кости?

— Мам, я люблю его. Очень. Я правда хочу от него детей. Со временем.

Сейчас она даже не пытается скрыть, что шокирована моим признанием. Мы молчим несколько минут, усиленно делаем вид, что рассматриваем меню.

Мама не выдерживает первой:

— Вика! Какая любовь? То есть в твоем возрасте, конечно, все кажется настоящим…

— Не все, мам, не переживай. «Фальшак» я отличить всегда могу. И потом в моем возрасте ты уже жила с папой, если я не ошибаюсь.

— Мы с твоим папой исключение. И сейчас речь о тебе. Ты уверена, что Саша испытывает к тебе такие же сильные чувства?

— Мам, ты повторяешься. — В голосе звучит досада, но и пусть. — Уже спрашивала.

— И буду дальше спрашивать! Что ты о нем вообще знаешь?

— Менял девчонок как перчатки, ты мне это говорила, мама. Он подтвердил. Дальше что? — Мне непонятна ее настойчивость. — Мам, я все давно решила для себя. Хочешь рассорить нас с Морозовым? Не получится. У тебя юбилей на носу — разве нечем заняться?!

— Я не собираюсь тебя ни с кем ссорить, — терпеливо произносит она тоном воспитательницы, объясняющей малышу, что нехорошо громко топать или отбирать игрушку у соседской девочки. — Но в отношениях всегда мужчина должен любить больше, чем женщина. Только так можно сохранить связь. А ты… Вика, он тебя использует.

— И как же? — слова сами вырываются из меня. — У меня, в отличие от того же Константина, нет ровным счетом ничего. Меня не получится использовать.

Она пропускает колкость мимо ушей. Ей все равно, что я скажу. Она пришла сюда с целью и, пока ее не добьется, ну или не сделает все, чтобы ее добиться, не остановится. Мне нужно только отбивать ее атаки и ждать, когда она переключится на свою следующую встречу.

— Ошибаешься. Ты моя дочь, а мы с Сашей в последнее время слишком часто сталкиваемся в офисе. — Я молча пью недавно принесенный чай и слушаю, что будет дальше. Пока ничего нового. — Он тебя расспрашивал обо мне? О моей работе, о том, как мы жили с твоим папой?

— Нет.

— Не верю! — Она с такой силой ударяет ложкой по тарелке, что на нас начали оборачиваться. — Он ищет на меня компромат, дурачок. Ничего не найдет, только время потеряет. Вика, я не хочу, чтобы он тебя втравливал в свои дурацкие игры!

— Игры? Почему, мам? Это его банк, он беспокоится за его будущее. Те, кто тебя мало знает, не привыкли к твоей бурной активности. Ты же как ураган можешь пронестись.

— Он хочет мое место, Костя имел глупость ему что-то пообещать. На эту позицию люди идут многие годы, а Саша — амбициозный мальчишка. Он хочет контролировать меня с твоей помощью. Он тебя не любит, ты это понимаешь?!

Я готовилась, внушала себе, что буду пропускать мимо все, что бы она ни сказала. Но сейчас не получилось.

— Не морщись, Вика. Думаешь, я не знаю, что он общался с моими бывшими коллегами? Да, у меня были небольшие огрехи, но не ошибается тот, кто ничего не делает. Ему еще учиться и учиться. И мне больно, что он опустился так низко, что использует тебя против меня.

— Это все, мам? Все, что ты хотела мне сказать? Я ожидала большего, если честно. Наверное, мне нужно молча встать и уйти отсюда. Но давай проясним все окончательно. Я люблю Сашу, он заслужил мое доверие. Далеко не сразу, но я поверила ему. И что бы он ни сделал, я его поддержу. И буду рядом. Мне очень не нравится, что происходит вокруг нас — какая-то возня постоянная, недомолвки. Мам, не стоит пытаться мной манипулировать. Но… — Я делаю глубокий выдох и все-таки произношу эти слова: — Между ним и тобой я всегда выберу его.

Я заставляю себя смотреть прямо ей в лицо, но чувствую, как от ее взгляда, взгляда раненого животного, у меня защемило сердце. И она не притворяется, я точно знаю. Ей больно.

— Это ошибка, Вика. Твоя большая ошибка. Он скоро бросит тебя. Ты для него лишь проект, который надо вовремя сдать. Я не лучшая мать, но никогда бы не…

Она замолкает и прикрывает руками глаза. Но когда спустя несколько секунд отводит ладони от лица, я вижу прежнюю Ольгу Николаевну Туеву, теперь Морозову, которая всегда шла вперед, зная, что добьется своего. Вот только я понятия не имею, почему она оборвала себя и не договорила. И что за проект?

Глава 76

— Как я выгляжу? — Морозов в сотый, наверное, раз поправляет бабочку на шее и придирчиво рассматривает себя в зеркале.

— Солидно. Как банкир. От тебя веет стабильностью и надежностью. Ну и деньгами, конечно же!

— Сарказм? — Саша, наконец, отрывается от созерцания самого себя и подходит ближе, пытаясь прочесть правду на моем лице.

— Нет, не сарказм. Вообще, не ищи подвоха в словах. Но ты слишком нервничаешь. Не именно сейчас, но последние пару дней — точно. После того, как с мамой моей поговорил.

Он ерошит свои короткие волосы и отвлекается на мобильный.

— Опять Жаров?

— Ага! Прости, Вик, полминуты.

О чем-то тихо переговаривается с Лешей, отойдя к окну. За сегодняшний день это уже третий звонок. И вчера только при мне они раза четыре разговаривали. Я этого его приятеля не видела ни разу, знаю лишь, что они с Морозовым учились и тусовались вместе. И что у его отца бизнес в сфере торговли. В общем, еще один «золотой мальчик».

«Это мой план Б, Вика, — сказал вчера мой бугай. — Леха — хороший парень, надежный. С ним можно дела делать. Давно замутить хотели, а сейчас все может сложиться как надо».

Как я поняла из скупых объяснений Морозова, они с хорошим парнем Лехой хотят заняться недвижимостью. Подробностей пока не знаю, но мне обещали все рассказать, как только дело выгорит. Если выгорит.

— Ну что, поехали? Если сейчас выйдем, то даже не опоздаем. — Морозов отходит от окна и выжидающе смотрит на меня. — Готова?

— Готова!

Еще раз обвожу себя взглядом в зеркале. Я довольна тем, как выгляжу. И в глазах Морозова неподдельное восхищение. Это главное.

— Спасибо тебе! — Морозов внезапно крепко обнимает меня, рискуя немного помять тщательно выглаженное платье. — Что дала мне время. Вика, как только поговорю с отцом, все расскажу. Что захочешь. Я люблю тебя.

Утыкается лбом в мою макушку, смотрит прямо в глаза и добавляет:

— Никакой ты не проект. Твоя мама ошиблась. Ты жизнь моя.

В ресторане в самом центре Москвы, где сегодня отмечают мамин день рождения, собрались уже десятки гостей, но среди них нет ни одного знакомого лица. Наверное, мамины знакомые из ее новой жизни. Народ разбился на кучки, время от времени отвлекаясь на фланирующих мимо официантов с шампанским и закусками.

— Основательно подготовились, — говорит Морозов. — Папа обещал в программе выступление артистов Большого. Так что, считай, снова прикоснемся к прекрасному. Шампанского хочешь?

— Давай! Мне кажется, мы рановато приехали. Нет?

— Ага! Но, знаешь, я рад. Мне здесь есть с кем поговорить.

Он кивает в сторону симпатичной молодой женщины, в которой я без труда узнаю Элеонору. Рядом с ней статный высокий брюнет, родственник ее, скорее всего: слишком уж похожие черты лица.

— Элеонора тебе помогала, да? С этими документами, которые ты из маминого бывшего банка забрал?

— Ага! И по текущим операциям тоже помогла, — Саша охотно рассказывает, салютуя бокалом Элеоноре и ее спутнику. — Маму твою все это не впечатлило, хотя Эля говорит, что папа будет очень-очень зол. Ее решения по кредитам привели к росту просрочки на двадцать процентов. Это очень много, Вика. И сейчас она убедила кредитный комитет дать заем очень рискованному заемщику. Слушай… — Он снова поворачивается ко мне и немного обеспокоенно смотрит в лицо. — Я дал ей шанс самой отойти в сторону. Она отказалась — мол, пусть Костя решает. Я чист, как ангел. Ничего особо у нее за спиной не сделал. Сам себе удивляюсь. Твое влияние, Вик!

Он делает большой глоток, закидывает руку мне на плечо и признается:

— Я становлюсь лучше рядом с тобой.

— Да неужели? По мне, так не слишком ты изменился. Все прешь как танк и прешь. Сдался тебе этот банк?

Улыбка сразу же сползла с его лица, взгляд стал стальным. Вот такого Морозова, мне кажется, стоит опасаться. Зря мама не воспринимает Сашу всерьез.

— Это бизнес, Вика. Здесь даже на шаг отступить нельзя. Мне надо с Элей переговорить.

Пожимаю плечами и спокойно допиваю свое шампанское. Мамы до сих пор нет, папа с Аленой тоже еще не появились, надо, кстати, узнать, когда они будут.

Так, на каблуках тут я еще нахожусь, а вон там в арке виднеются мягкие диванчики — что удивительно, пока свободные. И мягкие, как выясняется. Сажусь на один из них. Пишу спокойно сообщение папе и вдруг чувствую резкий запах тяжелых духов. Даже дыхание на секунды перехватило.

— Виктория, привет. Помнишь меня?

Вот кого я не ожидала встретить на юбилее своей мамы, так это Галю Изосимову, бывшую подружку Морозова. Спасибо, что хотя бы Дятловой здесь нет. Ведь нет же?!

— Привет! — хмуро здороваюсь и снова утыкаюсь в мобильный.

— Я, моя семья — ВИП-клиенты Морозовых, так что не удивляйся, — она отвечает на невысказанный вопрос и садится рядом. Слишком близко. Диванчики-то маленькие. Дышать становится все сложнее, но уходить отсюда я пока не собираюсь. — Как тебе в их семье? Уже почувствовала вкус?

— Тебе не с кем здесь поговорить? — Я даже не пытаюсь казаться вежливой. — Галь, мы не подруги, даже хорошими знакомыми назвать сложно. Но я рада видеть тебя трезвой, надеюсь, такой же останешься к концу вечера.

— Видела, как ты ворковала с Саней. Очень трогательно, я чуть не прослезилась. Жалко, что они так с тобой.

— Как? — Все-таки придется первой уйти.

— Кино любишь? — ухмыляется Изосимова. — Я обещаю хит. Смотри.

Она быстро проводит пальцами по экрану своего телефона, и я слышу голос Морозова. Уставшего и, похоже, не совсем трезвого, но это точно голос Саши.

— …Он тогда мне знатных люлей за нее навешал, типа, раз я такой мудак, что не могу даже девчонку на мероприятие привести, то какой нах бизнес…

Выхватываю из рук Изосимой телефон и подношу экран к глазам. Действительно, Морозов, пьяный Морозов в каком-то доме, рядом бутылка вискаря и незнакомый русоволосый парень.

— Нравится? Ты дальше послушай, там интереснее. — Изосимова явно издевается, но мне плевать на нее. Я снова слышу пьяные откровения своего парня.

— …Сказал, надо приглядеть за ней, чтобы по дурости не вляпалась ни во что… Лех, еще лед есть? Давай. Так я из-за нее с конца декабря из Москвы не вылезаю, даже горы похерил. Но оно того стоило.

Нажимаю на паузу. Что за черт?! В ушах бьется пульс, голова гудит.

— Боишься дальше смотреть, а, Вик? Ты разве не знала, что это папаша Морозов снарядил к тебе Санька? А Саша у нас послушный сын.

— Он любит меня, Галь. — Мой голос звучит уверенно, хотя внутри все сжалось от дурного предчувствия. — Ты со своим хоум-видео ничего не изменишь. Мне уже плевать, почему он приехал за мной в Москву. Сейчас он со мной, потому что сам этого хочет. Его папа, кстати, против, так что дело тут не в послушании.

— Ага…

Она дотрагивается до экрана, и он снова оживает. Я слышу звон бокалов, шум отодвигающегося кресла. Незнакомый мужской голос произносит:

— Попал ты… Так чего отец?

Голос у парня трезвый, кстати. Судя по виду, оба даже не догадываются, что их снимают.

— Сказал бросить ее после дня рождения Ольги… аккуратно так, в смысле подтолкнуть ее к… пиздец, короче… И тогда банк этот мой. Вот что за херня, а?! Да мы еще после первого к-курса с ним договорились… — Морозов замолкает, уставившись остекленевшими глазами на пустую бутылку.

Это последнее, что я отчетливо вижу перед собой. Экран расплывается, а потом и вовсе исчезает.

— Я думаю, достаточно, — доносится откуда-то сбоку довольный голос Изосимовой. — Ты все поняла, да? Классический выбор, Вика. Как думаешь, что он выберет? Тебя или банк?

Она встает с дивана, поправляет разрез на платье и, глядя на меня сверху вниз, продолжает:

— Я ставлю на тебя, Вик. Он тебя выберет. Сейчас. Правда, пожалеет очень быстро, когда окажется без всего этого. — Рукой указывает на зал, полный гостей. — Сама ведь знаешь, да? Вижу, что знаешь!

Изосимова вконец развеселилась, еще чуть-чуть — начнет смехом давиться. И в довершение заявляет:

— Он слишком упертый и привык получать то, что хочет. И проигрывать не умеет. Не получив кусок бизнеса, Саня возненавидит тебя так, как мне и не снилось! Так что вот такая твоя победа, Виктория.

Глава 77

Моя девочка! Совсем не ее тусовка, скучно ей здесь, но вида не показывает. Ждет родителей. Жаль сейчас оставлять Вику, но утром пропустил два звонка от Элеоноры, а она просто так не звонит. Умная, когда надо незаметная, но при этом всегда под рукой. Незаменимая? Нет, как говорит папа, не бывает незаменимых, есть незаменённые.

— Привет! — Пожимаю руку Эльмару и киваю Элеоноре. Она выглядит непривычно расслабленной. Те, кто ее не знает, могут ошибочно решить, что перед ними всего лишь удачно вышедшая замуж женщина. Но здесь вряд ли будут те, кто не в курсе, кто такая Башарова.

— Привет, Саш. Занят был утром? Дважды звонила.

— Прости, пропустил. Чего в мессенджер не написала?

Ловлю ее снисходительную улыбку и понимаю: либо я чего-то не знаю, либо кто-то перебрал шампанского. Но я не встречал человека, который бы так жестко себя контролировал, как Эля, поэтому…

— Ладно, рассказывай так. Записывать на телефон тебя не буду.

Эльмар куда-то испарился и точно не появится рядом, пока мы все не обсудим с его сестрой. Рядом никого, но Эля все равно уводит меня из зала на застекленную веранду.

— Ты отцу еще не отправлял документы по Ольге?

— Нет, он был занят эти дни. К тому же этот ее юбилей… Скорее всего, завтра днем покажу или в понедельник.

— Оля сыграла на опережение, Сашунь. Обработала твоего папу по полной. Ты же, честный дурачок, все ей показал, верно? Она выдала Константину свою версию событий и представила все так, что у нее не было другого выхода, кроме как наращивать кредитный портфель быстрыми темпами, приходилось рисковать. В уши налила так, что он ее еще похвалил за смелость и умение брать ответственность на себя в сложных обстоятельствах. — Элеонора допивает свое шампанское и смотрит на меня блестящими глазами. — Ты хоть один козырь в рукаве оставил? Она, кстати, поняла, что это я тебе наводки дала. Пообещала уволить меня после того, как сядет в мое кресло.

Вот бля! Ушам не верю. Что же за су…! А еще топила за то, что я не пара ее дочери. Да ты сама…

— Нет, Эля. Не все я ей показал. Про последний кредит она ничего не знает. Не верю, что отец повелся. Чего ты такая расслабленная тогда? Уже нашла, куда свалить?

— Я, Саня, валить никуда не собираюсь. У меня охрененный «парашют», с диким трудом его выбила в конце того года, когда контракт пересматривали. Короче, папа твой, как бы ни любил свою Оленьку, увольнять меня не будет в ближайший год, дабы не расстаться с такой суммой. Сам знаешь, он у нас прижимистый. Не представляю, как он все это разруливать будет! Олю совсем не приняла команда, минимум три моих зама готовы уйти, если она возглавит филиал. Костя этого не допустит. Бизнес превыше всего.

Она довольно улыбается и охотно берет новый бокал шампанского с подноса официанта. Сюда наконец начинают заходить люди. И какие люди! Сам Дмитрий Леднев со всей своей свитой. Весь цвет нашего города, даже батя Лехи Жарова, не любитель светской жизни, и тот здесь.

— Привет, Санек! Что-то грустный ты, а?

Дружеское похлопывание по плечу никого не обманет. С этим мужиком лучше не шутить, а еще — не поворачиваться спиной. На всякий случай. Хотя без команды хозяина грызть никого не будет. И язык всегда на замке.

— Да нормально все, Василий Федорович. Вечер добрый. Рад вас видеть.

Холодов, сколько я себя помню, возглавляет службу безопасности Леднева и, как говорил отец, обладает полным собранием компромата на всех бизнес-партнеров своего шефа. И коллекция постоянно пополняется.

— Чего смурной такой? И один стоишь? Девочка твоя где, а? Брюнетка такая тоненькая, Ольгина дочка. Где оставил-то?

Другого бы послал жестко, но не Холодова, к тому же он дело говорит. Где Вика? Она тут никого не знает. В зале уже до хрена людей, два раза обвожу взглядом огромное помещение, но Туеву не вижу. Куда делась-то?

Набираю номер — телефон «вне зоны доступа». Что за черт?! Здесь везде ловит, не бункер же. Через три минуты снова звоню — та же фигня. Точно помню, как в машине заряжал ее мобильный: до ста процентов. Уйти не могла, номерок ее гардеробный у меня.

Судя по всему, скоро рассаживаться за столы народ будет, надо найти ее. Помимо фойе и основного зала тут еще несколько зон отдыха…

— Саша! — Оборачиваюсь на голос отца. Не знал, что они с Ольгой приехали. Хотя пора уже. Правда, именинницы рядом не наблюдается. — Давай сюда!

Отец выглядит немного утомленным, я бы сказал, отрешенным. Ольгина активность из кого угодно все соки выпьет.

— Здорово, пап.

— Спасибо, что пришел. Ты здесь с Викторией?

— Да, но не вижу ее что-то, пойду поищу.

— В такой толпе немудрено потеряться, — устало произносит отец и оглядывается по сторонам. — Вечер только начинается, а мне бы поспать где. Ну это после. Я поговорить с тобой хотел. Об Ольге. И о филиале тоже.

— Сейчас?

— Ну да. Давай отойдем от этого балагана подальше.

— А Ольга где?

Он неопределенно машет в сторону и не торопясь поясняет:

— Принимает поздравления. К ней там очередь выстроилась. Не будем портить ее звездный час, пошли.

Бросаю взгляд на зал — Вики по-прежнему нет. Пока иду за отцом, безуспешно пытаюсь до нее дозвониться. Что, мать твою, происходит?!

— Ща, пап. Еще раз наберу ей… Слушай, давай потом. Я реально беспокоюсь.

— Тебе не интересно, что я решил с Ольгой? Тебя это напрямую касается. А с девочкой твоей ничего не случится. Может, в туалете она. У них там всегда очереди. А я быстро, не задержу тебя.

— Ладно. Давай. — Я ждал этого разговора несколько недель, но сейчас действительно не до него. В голове Вика. Чую, произошло что-то.

— Рассказывай, что ты там еще накопал на мою жену. — Он сидит, развалившись на диване, и внимательно рассматривает узоры на подлокотнике. Судя по тону, ему глубоко плевать, что я там нашел.

— А смысл, пап? Ты уже все решил, верно? Она захотела стать боссом, и ты забил на всех ради нее?

Он молчит, потом вытаскивает из пачки сигарету и задумчиво вертит ее в руке.

— Оля никогда не станет боссом, пока она моя жена, — говорит обыденно и как само собой разумеющееся то, что я совсем не ждал услышать. — Мне жена нужна, а не менеджер с круглосуточным графиком. У меня их целый лоток. А жена — она одна, понимаешь?

Ни хера! Зато стало интересно.

— Зачем тогда сделал ее советником, а потом пообещал…

— Ничего я ей не обещал, Сань. Ты лично от меня это слышал? Или приказ, может, видел? Советник — вообще-то непыльная работа, на два-три часа в день, без какой-либо ответственности. Но если она хочет большего — это ее проблемы. Я не для того женился, чтобы еще и дома о работе слышать. Она никогда не заменит Элю или кого другого на этой позиции.

— Она тебя не простит. Ольга. Она…

— …моя жена и слушаться меня должна, — папа явно кого-то цитирует, не знаю только кого, да и черт с ним. Значит, если Оля вне игры…

— Но мне понравилось, что ты стал проверять потенциального конкурента. Все правильно сделал. Бизнес превыше всего, Саня. Таких кредитов больше выдавать нельзя. Конъюнктура изменилась, Оля этого не понимает. Нам еще предписания от ЦБ не хватало!

— И что дальше? — спрашиваю я, с трудом переваривая, что, оказывается, папа был не против того, что я копал под его жену. Ну да, бизнес превыше…

— От тебя зависит, что дальше. Ты наш договор собираешься выполнять?

— Расстаться с Викой? Я тебе сказал тогда, что подумаю.

— Я тебя не торопил с ответом, но время пришло. Ты заигрался, Сань. Это недопустимо.

— Что ты против нее имеешь? То, что она дочь твоей жены? Что если мы расстанемся, то всем неловко будет на семейных торжествах? Тебя Ольга просила? Боитесь, что я Вику обижу? Да я люблю ее, пап!

— В этом-то и проблема. — Он гасит сигарету и сразу же тянется за другой. — То, что ты ее любишь, Саш. Погряз в ней. Сейчас, когда я позвал тебя сюда, ты чуть не соскочил, всего лишь потому, что потерял ее из виду. У тебя мозги не на месте, сын. В таком состоянии я тебе филиал не доверю.

— Чего? Па, что за бред? Из-за того, что я люблю…

— Я тоже люблю Олю. Ее одну в жизни только и любил по-настоящему. Но ясность мой ум от любви не теряет. Бизнес всегда на первом месте. Будь по-другому, я бы уже посадил жену даже не на филиал, а на весь банк и похерил бы за полгода-год дело всей своей жизни. Пока ты не научишься управлять своей любовью, банк ты не получишь. Ты ни в чем не будешь успешным. Подумай, сынок. Влюбленность скоро пройдет, но мечту свою упустишь. А мечты, Саша, надо реализовывать. Иначе зачем жить?

Глава 78

— …Он слишком упертый и привык получать то, что хочет. И проигрывать не умеет. Не получив кусок бизнеса, Саня возненавидит тебя так, как мне и не снилось. Так что вот такая твоя победа, Виктория.

В ушах звенящая тишина, как будто кто-то взял и выключил шум зала и смех гостей, музыкантов, старающихся привлечь внимание публики. Значит, бросить ее после дня рождения… аккуратно подтолкнуть…

Изосимова еще здесь, все так же смотрит на меня, сидящую на диване. Все, что я хочу сейчас, — это уйти отсюда, подальше от нее, от всех. Воздух, нужен свежий воздух.

От резкого подъема закружилась голова, я даже качнулась, невольно ухватившись за локоть Изосимовой.

— Ого! Тяжело, да? Это не твой мир, Вика. Здесь все жестко, ты к такому не привыкла. — Ну не дура?! Чуть отталкиваю ее, а то стоит прямо у выхода. — Что? Сказать нечего? Я так и думала. Беги, Вика, пока тебя эта семейка вконец не поломала.

Молча выхожу в зал, и сразу чуть легче стало. Морозова нигде нет, не вижу и Элеонору. Пожалуй, это даже к лучшему. Сейчас надо взять пальто и выйти на улицу продышаться. Тут же спотыкаюсь на ровном месте: какая одежда, если номер от гардероба у Саши?!. Саша…

— Извините, пожалуйста… — Я останавливаю первого попавшегося официанта. — Мне немного душно, но на улицу выйти не могу, мое пальто… в общем, не важно. Здесь есть какое-то, не знаю, более прохладное помещение, с сильным кондиционером?

Он молчит несколько секунд, а потом согласно кивает.

— Здесь есть балкон, он открытый, но там обогреватели стоят и есть пледы, чтобы укрыться. Пойдемте со мной.

Еще раз обвожу взглядом зал. Морозова нет.

Чтобы попасть на обещанный балкон, приходится выйти из зала и подняться по лестнице на второй этаж. Здесь стоят бильярдные столы, еще несколько кресел… Отмечаю все это мельком, единственное желание — выйти на свежий воздух. Голова реально вот-вот взорвется!

— Вот здесь у входа теплые пледы. Приятного вечера!

— Спасибо!

За прозрачной дверью и правда балкон, довольно широкий, на нем стоят несколько мужчин и курят. Я их не знаю, да мне без разницы.

Морозный воздух обжигает лицо и приятно остужает голову. Теплый плед не дает замерзнуть. Идеально. Даже запах табака не мешает.

Проще всего сейчас остаться здесь, на этом балконе, слушать обрывки чужих разговоров, сдержанный смех. Но вернуться все равно придется. И задать несколько вопросов. Но сначала нужно успокоиться.

— Надо же, а я думала, ты уже на пути домой. Здесь, значит, прячешься…

Она нарывается. Пытается выпустить мне в лицо табачный дым, но не успевает. Прямо под нами на улице оглушительно взвыла автомобильная сирена, от неожиданности Галя вздрогнула и закашлялась. Я еле сдержала порыв похлопать ее по спине. А еще этот рев машины выбил всю нервозность изнутри. Пожалуй, я готова поговорить с Изосимовой.

— Домой я пойду с Сашей, после того как мы поздравим мою маму с днем рождения. Я живу с Морозовым в его квартире.

Изосимова презрительно щурит глаза и наконец выдыхает табачный дым.

— Будешь делать вид, что ничего не знаешь, да? Глупо, он все равно…

— Ты правда думаешь, что я возьму и уйду? Расчищу дорогу для таких одноразовых шлюх, как ты и твои подружки? Ты меня совсем не знаешь, Галя.

— Рано или поздно он все равно тебя бросит, да он…

— …мой, он, Галя, мой. А ты можешь дальше стоять и нервно курить в сторонке.

Она еще пытается что-то сказать, но мне нет больше никакого дела до нее. Пора возвращаться обратно. И найти эту пьянь!

Аккуратно обхожу Изосимову и на выходе оставляю плед. Внутри здания тепло, кто-то играет на бильярде, еще несколько человек сидят в глубоких креслах. По-прежнему ни одного знакомого лица. На стене знак с перечеркнутым мобильным телефоном.

— Вика! Ты здесь? До тебя не дозвониться.

Передо мной стоит папа, такой красивый, словно помолодевший лет на десять. В костюме и белоснежной рубашке, я на мгновение даже забываю, почему здесь оказалась.

— Выглядишь классно! Я не знала, что у тебя есть такой костюм. А тебе идет. — Подхожу к нему ближе и, не стесняясь, продолжаю его рассматривать. — Ты давно здесь?

— Минут пятнадцать, не больше. Мне сказали, что видели тебя с Сашей, а потом ты сюда пошла. — Он крутит в руках мобильный и хмурится, замечая стикер на стене. — Не ловит?

— Наверное. — Я пожимаю плечами. — Ты Сашу внизу не видел?

— Видел. Твоя мама с Костей приехали почти одновременно с нами. Они внизу, но Морозов вроде ушел куда-то с сыном. Вик, что происходит? Ты здесь одна, вся раскрасневшаяся…

Ушел… Как не вовремя. Но память тут же услужливо подсовывает воспоминание. Сегодняшнее утро. Всего несколько часов назад, нет никакого разговора и видеозаписи. «Вика, как только поговорю с отцом, все расскажу. Что захочешь. Я люблю тебя».

— А где Алена? Ты с ней приехал?

— Да, она внизу осталась, встретила каких-то знакомых. Не хочешь с мамой пойти поздороваться?

— Хочу. Но сначала Морозова найду. Он мне задолжал кое-что, пап.

— Что?

— Правду, пап, правду. Или, может, ты тоже все знал и молчал?

— Что знал? — На его лице написано удивление.

— Константин требует, чтобы мы с Сашей расстались. В обмен на банк.

— Не понял. — Он сделал несколько шагов в сторону и присел на край дивана. — Давай сюда. Расскажи все.

— Да я и сама не очень понимаю. Мне лишь показали кусок видеозаписи на какой-то квартире или в доме, где пьяный Морозов упоминает об этом. Что дальше было, я не знаю…

В этот момент мимо нас змеей проскальзывает Изосимова. Мелькнула в голове мысль потребовать у нее телефон, но так же быстро улетучилась. Я сама все выясню.

— Уверена в этом? Зачем это надо его отцу? Или…

— Мама могла попросить своего мужа? Может быть и такое, она как-то неадекватно настроена против наших с ним отношений. Но чтобы так…

— О чем ты хочешь с ним поговорить? — Папа недоверчиво качает головой. — Не думаю, что мама тут как-то замешана. Мне она только говорила, что не считает Сашу тебя достойным. Я, кстати, тоже так считаю. Но и то, что он тебя любит, отрицать глупо.

— Выяснить хочу. Он столько раз говорил мне, чтобы я ему верила и что он мне все объяснит. В голове до сих пор не укладывается.

— Но держишься ты очень хорошо, Вика. Слушай, что бы у вас там с ним ни произошло, я тебя всегда поддержу, но не позволяй никому за тебя решать, как жить.

— За это можешь не переживать, пап. Но только от моего желания не все зависит. Я знаю, как он вцепился в этот банк. Он нужен Морозову не меньше, чем маме. Ладно, пап, пойдем вниз. Тебя, наверное, Алена уже ищет, а дозвониться не может.

Маму вижу сразу же, как только вхожу в зал. Вокруг нее много людей, даже отсюда видно, как она улыбается. Она знала? Знала, какое условие поставил ее муж? Или сама ему идею подала? Ведь говорила что-то про «проект» и больше сказать могла, я это чувствовала.

А потом поворачиваю голову и вижу его. Бледного, с горящими глазами и упрямо сжатыми губами. Он быстрым шагом выходит откуда-то слева в общий зал, осматривается по сторонам и, наконец, замечает меня. Его взгляд сразу теплеет, он в паре десятков шагов от меня, но мне кажется, я слышу, как он резко выдохнул.

Все будет хорошо. Я знаю, у нас все получится. Вопреки всему.

Он напрямую идет ко мне, совершенно не заботясь, что чуть было не снес какого-то здорового мужика в смокинге, что на него удивленно оборачиваются люди.

Останавливается, лишь вплотную подойдя ко мне, так близко, что я слышу его дыхание.

Чуть наклоняется, берет в ладони мое лицо и целует. И как взрывной волной вымывает из головы все переживания.

— Прости меня, Вика, прости, — шепчут его губы.

Глава 79

— Прости, прости…

Его голос эхом отдается в душе. Глаза кажутся черными, зрачки так расширены, что я не вижу привычного серого блеска.

— Прости, прости.

Еще сильнее прижимает меня к себе, я хочу спрятаться у него на груди, но вздрагиваю от неожиданности: из всех динамиков вырывается в пространство громкий мужской голос.

— Дорогие друзья! Мы рады приветствовать вас в этот прекрасный зимний вечер здесь, в самом центре Москвы. Повод, ради которого мы отложили все свои дела, поистине замечательный…

— Пойдем отсюда! — вдруг произносит Морозов, так и не выпустивший меня из своих рук. — Если хочешь.

Вокруг раздаются аплодисменты. Я слышу, как ведущий вечера представляет именинницу, а мама говорит, как она счастлива видеть здесь всех своих друзей и коллег…

— Пойдем, — соглашаюсь я. — Но не сразу. Все-таки это праздник моей мамы. Мне нужно как минимум ее поздравить.

Он согласно кивает и, обнимая за плечи, ведет к столам, за которые начали рассаживаться гости. Вокруг мамы стоят неизвестные мне люди, она светится от счастья. Так увлечена разговором, что даже не замечает, как муж подходит к ней сзади.

— Пора садиться за стол, дорогая. Через пять минут артисты выходят.

— Что? Уже? — Она оборачивается к Константину с недоуменным видом. — А где дети, кстати? Ты видел Вику? Мне сказали, что она здесь…

— Мама, привет! — Я подхожу ближе, стоявшие рядом с ней люди отходят в сторону. — Еще раз с днем рождения. И будь счастлива.

Она улыбается. Подбегает ко мне и сжимает в своих объятиях. Похоже, и правда рада меня видеть.

— С праздником, Ольга Николаевна! — У Саши немного усталый голос. Я не знаю, что происходило, когда я была на втором этаже, но ему, похоже, досталось.

— Спасибо, Саша. Это мне? — Мама немного удивленно смотрит на протянутую Морозовым-младшим небольшую коробочку в красивой упаковке. — Не надо было…

— Это от нас с Викой, — поясняет Саша. Мы все-таки смогли с ним договориться и выбрать подарок для мамы. Надеюсь, ей понравится.

— Отлично. Пойдемте. Вы сидите за нашим столом. Вся семья должна быть в сборе, — отвечает она, а я, если честно, совсем не рассчитывала на такое внимание. Оглядываюсь на Сашу, но он молчит. Видимо, ждет моего решения.

— Мам, мы потом подойдем, хорошо? Нам поговорить надо с Сашей.

— Сейчас? А это подождать не может?

— Не может, мам. Извини.

Я прекрасно понимаю, что обижаю ее, что это ее день, ее праздник. Но я больше не могу ждать. Я хочу знать правду. Я имею на это право.

— Саша! — Она предпринимает попытку достучаться до Морозова, но сразу же встречает категоричный отказ.

— Ольга Николаевна, приятного вам вечера. Мы, может, еще вернемся сюда с Викой, но сейчас уходим.

Не дожидаясь ответа ни от нее, ни от стоящего рядом своего отца, берет меня за руку и решительно идет к выходу через весь зал. К счастью, свет становится приглушенным, сзади нас раздается музыка, и все внимание гостей уже приковано к сцене.

— Куда пойдем? — спрашивает Морозов, как только за нами закрылась дверь зала. — Мы можем вообще отсюда уехать.

— А ты хочешь?

— Да.

В гардеробе на нас посмотрели удивленно, но расспрашивать ни о чем не стали, отдали нашу одежду и попрощались.

— Куда мы едем, Саш?

— Здесь недалеко. Хоть бы пробок не было.

Позади остались все. Мама, папа, Алена, Константин, Элеонора, Изосимова, а еще сотни гостей, которых я больше никогда в жизни не увижу. Почему-то я уверена, что мы сегодня не вернемся на банкет.

— Вик, дальше пешком. Как обычно.

Он паркует машину в переулке рядом с Тверской, а я и без его слов знаю, куда мы пойдем.

— Почему сюда, Саш? — спрашиваю я, когда перед глазами открывается Красная площадь.

— Потому что это наше место, Вик. Здесь много чего произошло. Помнишь, как я привез тебя сюда впервые? И как ты не хотела…

— И как ты меня облапошил, заставив поверить, что не умеешь кататься на коньках. А ведь не в первый раз обманул, — говорю уже тише, но я точно знаю: он прекрасно все слышит.

— Не в первый, — соглашается Морозов. — Обещаю больше тебе не врать.

— Рассказывай! Все с самого начала.

Он еще собирается с мыслями, и по его виду я понимаю, что разговор предстоит долгий.

— Сколько себя помню, я всегда знал, чем буду заниматься, когда вырасту. Папа первый раз привел меня в свой банк, когда мне было года четыре. Небольшое тогда было здание, но в центре города. Он провел меня по всем кабинетам и сказал, что однажды все это будет моим. Это одно из самых сильных впечатлений детства, поэтому я так хорошо его запомнил. У меня никогда не было сомнений, что после того, как я закончу учебу, пойду работать к отцу. Он сам несколько лет назад предложил мне этот филиал в Москве, самый успешный из всех. А потом появилась ты и попутала все мои планы.

— Тем, что отказалась разговаривать тогда с мамой, когда ты обманом притащил меня в сентябре на это пафосное сборище? Твой отец сказал, что раз не можешь с девчонкой справиться, то кто тебе банк доверит. Так было?

— Как ты…

— Тебя засняли, когда ты пьяным исповедовался… Лехе, кажется. Если я правильно опознала по видео твоего Жарова.

Он непонимающе смотрит на меня пару секунд, а потом громко матерится.

— Кто? Галка? Бля, там Изосимова была, сняла, что ли?

— Это уже неважно. Что дальше было?

— Злой был на тебя, но это ты тоже знаешь. А потом… в общем, после того как ты в Москву умотала, папа попросил с тобой подружиться. Ольга, как ему казалось, слишком переживала из-за тебя.

И это я знаю, но мне важно услышать всю историю от него самого. Поэтому больше не перебиваю и просто слушаю.

— Ты… Я с ума с тобой сходил. В тебе столько холода было, огрызалась на ровном месте, я не знал уже, как к тебе подойти.

— Ты как танк пер, Морозов, не прибедняйся. Отец тебе что-то предложил за то, что ты переехал за мной сюда?

— Московский филиал. Не сейчас, но со временем. Если ты перестанешь бегать от Ольги. Вик, я хочу, чтобы ты знала: даже тогда, в самом начале, ты не была для меня проектом. Но я хотел разобраться, почему ты такая. Меня влекло к тебе. Очень.

Он снова замолчал. А потом, словно вспоминая свои ощущения, продолжил рассказ:

— Все завертелось, очень быстро — наверное, Новый год сделал свое дело. А еще хотел тебя защитить от всего этого безумия, Ольга оказалась другой, твой отец постоянно где-то пропадал. Мне стало критически важным видеть тебя каждый день. Ты оказалась не обиженной папиной дочкой, как я думал до этого. Ты… да я вообще не встречал таких… Я потерял голову, Вика. С тобой было неимоверно трудно, но я кайф ловил. Ты как наркотик: так по мозгам дашь, что соображать перестаешь. Но отказаться от тебя невозможно. Да я и не собирался этого делать.

Он снова молчит, на этот раз довольно долго. И я понимаю почему. То самое требование его отца, чтобы он меня бросил.

— Я не хотел, чтобы ты это все знала. Но мне даже в голову не могло прийти, что родители встанут на дыбы, узнав про нас. Не ожидал от отца. — Он сокрушенно покачал головой. — Но я вообще мало о нем чего знал. Он потребовал, чтобы мы расстались, и сказал, что только после этого я смогу рассчитывать на место Элеоноры.

— Почему мне не сказал сразу?

— Да потому, что ты упертая как не знаю кто! Вика, я боялся, что хлопнешь дверью и уйдешь. Ты же такая гордая. И обидчивая. Я не послал тогда отца лесом, когда они на Рождество приехали, а надо было. Думал, смогу с ним договориться. Но хотя время я выиграл.

Он остановился, стоит и смотрит на меня, ждет реакции.

— Я знаю об этом, Саш, — признаюсь я. — На том видео, что сегодня показала мне Изосимова, ты сам говоришь об этом. Только я не поняла — почему?

Молчаливое удивление Морозова длится всего секунду, затем снова раздается заковыристый мат в адрес Гали и еще Жарова, который почему-то не выставил дуру вон.

— И увидев это все, ты не ушла? Не оскорбилась? Не решила, что я использовал тебя?

— Мне так часто говорили об этом, что все слова возымели обратный эффект. И потом я люблю тебя. Как видишь, я никуда не ушла. Я хочу знать правду.

Он улыбается, притягивает меня к себе и так крепко сжимает, что у меня дыхание перехватывает.

— Спасибо!

— Зачем это твоему отцу?

— Он считает, что я слишком люблю тебя и мне это будет мешать. Что в бизнес надо заходить с холодной головой и полностью отдавать себя делу. Только так добьешься успеха. И он прав, я слишком люблю тебя.

— Слишком?

— Ага, — легко соглашается он. — Я отцу так и сказал.

— Что ты ему сказал? — выдыхаю я и забываю набрать в грудь воздуха. Очень хочу и страшно боюсь услышать его ответ.

— Что этот банк — его фетиш, не мой. И мне никто не будет ставить условия, с кем я могу или не могу встречаться, кого любить и о чем мечтать. Мы разругались.

— Разругались? Из-за меня?

— Из-за него, Вик. Не из-за тебя. У меня было время подумать. — Он снова обнимает меня за плечи и ведет в сторону Манежа. — Банков в стране много, а ты у меня одна. И другой не будет. И зачем мне нужен папин бизнес, если я смогу создать свой? Он вбил мне в голову свою мечту. Я — не он, — добавляет Морозов серьезным тоном. — И ты, к счастью, не Ольга. Но вот с Остоженки нам придется съехать.

— Съехать?

— Ну да. Мне предложили пожить самостоятельно, раз я посылаю родного отца на… далеко, в общем. И я согласился. Так что завтра пакуем вещи.

Я не узнаю своего бугая. Он говорит все это таким спокойным, даже беспечным голосом…

— Ты от всего отказался? Саш? Ты… — запинаюсь, потому что в голове огненным пламенем зажглись слова Изосимовой, что со временем он меня возненавидит за свой выбор.

— От самого важного я не отказался. А банк… Знаешь, иногда надо обнулиться и жить дальше. Я даже предложил отцу выкупить мою долю в капитале банка… Но в твое Бутово мы не поедем жить. Далеко, и там твой папа с Аленой. Найдем что-то поближе к твоей учебе. К тому же, если у нас с Жаровым все получится, а я думаю, что получится, то отец сам предложит мне вернуться в банк. Я, может, это и сделаю, но на своих условиях. Или не вернусь. Вика, я не хочу вообще пока думать о банке. Кстати, твоей маме он тоже не достанется. Вот такая ирония… Ну это пусть они сами разбираются, верно?

— Верно.

— Еще раз — прости меня. Я понимаю, непросто будет. У тебя есть причины злиться.

Он настороженно поглядывает на меня, все еще ожидая от меня жесткой отповеди.

— Я думаю, у нас впереди еще много-много времени для того, чтобы всю эту историю разобрать по косточкам и благополучно забыть, Саш. А сейчас поехали домой, Морозов! Проведем нашу последнюю ночь в этой квартире. И так, чтобы на всю жизнь запомнили!

Глава 80

— Чуть больше двух месяцев только и пожили у меня, — с легким сожалением в голосе говорит дядя Володя, придирчиво осматривая кухню.

Расстраиваться ему, на мой взгляд, вряд ли стоит: такого порядка, как сейчас, эта квартира не знала долгие годы. Сразу вспомнилось, как мы с Морозовым расчищали от рухляди комнату, как гопник Витек напугал, забравшись на козырек подъезда, как вкусностями меня кормил Руслан. Я не успела привыкнуть к этой квартире, так что и расстаюсь с ней без особых сожалений.

— Володь, тут посмотри, смеситель, по-моему, пора менять. — Слышу, как папа включает воду в ванной. — Иди сюда.

Мы уже все собрали: папа свои вещи, а я — свои. Он тоже уезжает из Южного Бутова, хотя последние пару недель он и так здесь не ночевал. Перебирается поближе к работе, ну и к Алене тоже, как я понимаю. Снял квартиру в пешей доступности от метро.

Морозов категорически отказался жить за пределами Садового кольца, поэтому мы сегодня окончательно переезжаем в небольшую студию на Маяковке, она раза в два, наверное, меньше, чем та, в который мы жили на Остоженке. И конечно, не такая роскошная, зато чистая и с хорошим ремонтом. В ней есть все необходимое. И до универа недалеко. Мы там один раз даже ночевали.

— Олег, запасные ключи не забудь оставить. — Снова слышу дядю Володю. — На следующей неделе новые жильцы въезжают.

Ну вот, я же говорю, точно внакладе не останется!

— На кухне на столе все связки. Спасибо, Вов, что помог. Вика, — папа переводит внимание на меня, — ты готова? Проверь, ничего не забыла? Когда Морозов за тобой приедет?

— Полчаса назад написал, что едет. У него дела.

Папа больше не спрашивает про Сашу, а я надеюсь, что у того все получилось. Сегодня они с Жаровым проворачивают свою самую крупную сделку на текущий момент, а именно продают недвижимость, которую должники оставляют банку в залог. И если все удастся, то, возможно, с ними заключат долгосрочный контракт. Мне только вчера в общих чертах обрисовали суть этого бизнеса. Как я поняла, совершать такие операции мой хитроумный парень начал еще с помощью Элеоноры, ну и свои знакомства помогли.

Собственно, после этой сделки он обещал приехать за мной, а не пойти с Жаровым в бар обмывать это дело. Он и правда приезжает через пятнадцать минут, уставший, но явно довольный. Значит, все хорошо прошло.

Бросаю последний взгляд на квартиру и обещаю папе, что на следующих выходных мы обязательно приедем к нему в гости.

— Я больше тебя рад, что наконец не придется мотаться в эту… попу мира, Вик. Специфическая романтика, я тебе скажу. — Морозов никогда не скрывал, что городские окраины не пользуются его уважением.

— Как сделка? Все заключили и подписали?

— И даже деньги сегодня к вечеру должны на счет поступить. Это дело надо отметить.

— Горжусь тобой.

— Отец мог зарубить сделку в любой момент, это же его должник был, — задумчиво произносит Морозов, уверенно лавируя между машинами. — Но не стал. К чему такая доброта? Я был уверен, что перекроет кислород везде, где только сможет.

Они не разговаривают все две недели, что прошли с празднования маминого дня рождения. Мы довольно быстро съехали с Остоженки в наше Южное Бутово, хотя мама звонила и говорила Саше, что отец вовсе не гонит нас из квартиры и мы можем жить, пока не найдем нормальное жилье. Да и его искать необязательно. Но, похоже, теперь это у Морозова наступил период холодной войны с родителем.

— Отвезешь вещи на Маяковку? Саш, я еще дописала сегодня список, в нем пятнадцать пунктов того, что мы оставили на Остоженке. Я бы хотела забрать, если ты не возражаешь. Мама обещала подъехать примерно через полчаса и открыть квартиру.

Он молча кивает и сначала везет меня в нашу бывшую студию, к дому мы подъезжаем одновременно с маминым «мерсом». Я не видела ее с того самого банкета, который оказался для нас с Морозовым таким важным.

— Слушай, я могу с тобой все собрать. Не хочу тебя с ней оставлять. После того как батя отстранил ее от работы в банке, она, говорят, не совсем собой владеет. Ну это я от Эли слышал.

— Я справлюсь, не переживай. Как вещи закинешь в квартиру, приезжай за мной, ладно?

Целую его горячие, чуть шершавые губы. Не хочется вылезать из машины. Забить бы на все и поехать с ним в наш новый дом. Маленький, но зато свой.

— Так как, Вик?

— Я сама. Слушай, я не ищу с ней встречи, но и не бегаю больше. Все в порядке. Не волнуйся.

Морозов не настаивает, и за это я ему отдельно благодарна.

Мама уже поднялась в квартиру, оставив дверь открытой. Она сидит у окна, смотрит вдаль и молчит.

— Привет!

— Здравствуй. — Она оборачивается, и мне стоит огромных усилий не воскликнуть от удивления. В смотрящей на меня женщине я с трудом узнаю свою сильную непримиримую маму. — Как ты?

— Я — отлично. Мам, что случилось? На тебе лица нет. — Слова сами вырывались, я все же не смогла сдержаться.

— Неприятности дома, но ты, наверное, знаешь.

— Знаю.

Узнала я о них вовсе не от Морозова, а значительно раньше от папы, которому мама по-прежнему звонит.

— Ты довольна?

— Я? Чем? — немного растерявшись, спрашиваю я.

— Что ты права была. И Олег не ошибся. Мы с Костей не можем быть вместе. Слишком много амбиций у каждого, и никто не хочет уступать.

Она замолкает, объяснения тут излишни. Константин решил пойти до конца, видимо, чтобы навсегда пресечь мамины поползновения в сторону его бизнеса. Мама жаловалась папе, что муж «предложил ей стать нормальной женой». То есть не работать и заниматься исключительно домом, мужем и собой. Для нее это неприемлемо.

— Мам, я давно уже переболела вашим разводом. И папа многое объяснил, и Саша все время был рядом. Я прекрасно понимаю, что прошлое не вернешь и…

— Ну почему не вернешь? — вскидывается она на мои слова. — Еще как вернешь! Олег всегда любил и любит только меня. Ничего не поздно вернуть.

У меня выпал из рук список оставленных вещей.

— Ты шутишь?! Мам! У тебя же муж, а у папы Алена. У них все серьезно.

Она лишь нетерпеливо отмахивается от моих слов, словно я сказала какую-то ужасную глупость.

— Твой папа сделал для меня столько, сколько Костя никогда не сделает. Он дал мне возможность быть собой, жить так, как я хочу. Я была не права, Вика. Твой папа…

— Он сейчас живет куда лучше, чем с тобой, — перебиваю я маму. — Ты жила как хотела, а он — нет. Папа под тебя подстроил свою жизнь, потому что сильно любил тебя.

— И сейчас любит, поверь мне. Я верну его, вот увидишь.

Не хочу никуда смотреть. Мама сейчас напомнила мне обескровленного вампира, который не сможет выжить, если не напьется чьей-то крови.

— Ответь мне на один вопрос, мам. Только постарайся честно, пожалуйста. Он не про папу. Ты знала, что твой муж требовал от Саши расстаться со мной? Ты знала?

— Я не верю в ваши отношения, Вика, извини! Я далеко не сразу узнала, что Костя инициировал приезд сына сюда. А про уговор этот я тем более не знала. Поверь мне, я бы этого не допустила.

— Почему?

Мама молчит, а потом ей кто-то звонит на мобильный, и она отвлекается. Надолго. Я успела собрать все наши вещи и тихо выскользнуть из квартиры. Наверное, я никогда не узнаю правду до конца, но сейчас это уже не так важно. В главном мама точно осталась прежней.

Морозов, как и обещал, приехал вовремя, мне даже ждать не пришлось.

— Ну как? Все нормально? Поехали отсюда?

— Да. Давай домой.

Дорога занимает не более пятнадцати минут, и скоро мы поднимаемся на наш четвертый этаж.

— Я купил шампанское, — сообщает он и вытаскивает из полупустого холодильника огромную бутылку. — Нам есть что отметить сегодня, верно?

— Ага! — Пока не привыкла к тому, где и что у нас тут лежит, Морозов более внимательный, успел запомнить, где бокалы.

— Ну что, за нас? — Саша аккуратно снимает фольгу с горлышка бутылки. — Самое главное, что мы вместе, Вик. А ведь все самое интересное у нас с тобой только начинается!

— За нас! — Я поднимаю наполненный бокал. — И за то, что будет впереди!

Эпилог

Четыре с половиной года спустя

Мы первый раз прилетели в Италию ранней весной. Обычно бываем здесь летом, в самое пекло, потому что Морозов, как выяснилось, очень любит жару, а еще осенью, когда погода становится мягче, море по-прежнему теплое, но можно без страха сгореть на солнце неторопливо бродить по узким мощеным улочкам и вдыхать в себя эту потрясающую красоту. Будь у меня возможность, я всю Италию обошла бы пешком. Я только так и могу узнать страну — когда ощущаю ее землю под ногами. Смотреть на мир, сидя в машине, не мое.

С тех пор как папа перебрался к Марио в Тоскану, прошло три года. Ему потребовалось больше двадцати лет, чтобы принять предложение старинного друга. Марио и в молодости говорил, что двери его дома всегда открыты для папы, чей талант художника обязательно будет востребован. Работу здесь, в Италии, папа никогда и не искал. Вот уже четвертый год он работает в дизайнерском бюро, входящем в группу компаний, принадлежащих Марио. А еще пишет пейзажи. Здесь такая красота, что даже я, с детства не любящая держать в руках кисть и карандаш, сделала несколько набросков.

Мы поэтому и приехали теперь в Италию. У папы сегодня первая персональная выставка.

На нее, как я поняла, соберутся не только местные жители. Активная Алена пригласила нескольких галеристов, не только итальянских, кстати. А еще привезла двух крупных инвесторов, интересующихся вложениями в живопись. Посмотрим, что из этого получится. По крайней мере, некоторые старые его работы, написанные еще когда он был женат на маме, Алена сумела продать. Она вообще оказалась очень деятельной. Не побоялась переехать в чужую страну, будучи глубоко беременной близнецами. И сейчас, воспитывая трехлетних Петю и Катю, умудряется не только руководить ивент-агентством для богатых туристов, но и продвигать папу. По сути, она стала его агентом, исполнив его невысказанную мечту. Ведь сам себя папа продавать не умеет, а теперь этим занимается близкий ему человек, который точно не обманет и не предаст.

Они поженились с папой всего через полгода после знакомства. И за месяц до того, как мама официально оформила развод с Константином. А ушла от Сашиного отца она еще раньше. Вспоминаю прошедшие события, и мне безумно жаль маму. Она осталась реально одна, без папиной поддержки, на которую опиралась всю жизнь, даже тогда, когда была замужем за старшим Морозовым.

Они порвали все отношения после того, как папа не дал ей вернуться к нему. Этого никто не ожидал, я была уверена, что он снова простит ее. Но он сделал выбор в пользу Алены, с которой только-только тогда начал встречаться. Для мамы это был ужасный удар. И снова, вопреки моим ожиданиям, она не только не приняла мою помощь, а вообще закрылась ото всех. Мы не общались два года. Я знала только, что развод с Константином не принес ей денег. Бывший муж не дал ей ни копейки, а она не стала судиться с ним. Просто ушла ото всех. «Обнулилась», — прокомментировал тогда Саша. Мама и с ним прервала все контакты. И все же папа не смог остаться в стороне, он продал нашу старую квартиру и через общих знакомых передал маме ее часть. Опять же через третьи руки узнали, что она сначала устроилась в небольшую инвестиционную компанию, а затем ушла и оттуда, организовав свое собственное дело. Мама стала финансовым консультантом, помогает богатым людям правильно вкладывать свои капиталы. Бизнес не очень большой, хотя, зная мамину амбициозность, я уверена, что у нее все получится. Особенно если она сможет обзавестись надежным тылом. Ее последний бойфренд, моложе ее на восемь лет, таким мне не показался.

Она сама вышла на связь, когда я заканчивала магистратуру. С тех пор мы общаемся, не так, конечно, как с папой и его новой семьей, но все же три-четыре раза в год обязательно виделись. Сейчас с этим сложнее, потому что в прошлом году она переехала жить на Кипр, в Москве бывает наездами. Папа пригласил ее на свою выставку, но она, конечно же, отказалась. Слишком сильна обида на него до сих пор.

— Вика, Вика! — Маленькая Катя забирается мне на колени и начинает играться с длинными бусами. — А ты меня любишь?

— Конечно! — смеюсь я. — Как же тебя можно не любить? Тебя все любят.

Она хитро поглядывает на меня, тот еще мелкий манипулятор. Петька простой как палка, а эта красотка еще всем доставит немало хлопот.

— А ты тоже всех любишь?

— Катянь, я не бог, чтобы всех любить, но многих людей просто обожаю. Как тебя и Петю. И папу, и Алену. И Марио…

— А Сашу?

— Сашу люблю больше всех, — улыбаюсь я. — Ты его не видела?

— Он поехал с папой в… — она запнулась, смотрит на меня растерянно.

— В галерею?

— Да, — радостно кивает ребенок, — на выставку.

— Значит, и нам тоже надо будет скоро собираться, верно?

Алена оставила на меня детей и уехала встречать инвесторов. Галеристов уже в семь утра разместила в небольшом отеле в центре города. Умеет папа выбирать активных женщин, ну или они его сами находят.

Весна в Тоскане примерно такая же, как у нас лето в средней полосе России, и то, если очень сильно повезет. Сегодня особенно солнечно, но еще не жарко, и нам с детьми надо поторапливаться, потому что выставка откроется уже через полчаса.

Папа выглядит непривычно взволнованным, нервно переминается с ноги на ногу, поглядывая то на меня, то на Алену, то на незнакомых итальянцев, которые лениво разглядывают его работы.

— По-моему, он слишком заморачивается, не? — Морозов, как всегда, бьет в самую точку, и я киваю ему в ответ.

Он еще больше возмужал за эти годы, хотя, казалось бы, куда еще больше. Нет, не раздобрел и не поправился, все такой же атлетичный, как и раньше, но лицо стало более серьезным, что ли. И он по-прежнему выглядит заметно старше своего возраста. Но сам Морозов говорит, что ему это очень помогает в его бизнесе. Забавно, но он пошел в ту же сторону, что и мама. Финансовый консалтинг и посредничество. Но не один пошел, а вместе с Элеонорой. Они партнеры и вроде нормально ладят. Башарова ушла из банка Константина пару лет назад, когда неожиданно для многих он его продал. Но, как выяснилось потом, он все сделал правильно. Морозов-старший столкнулся с самой распространенной проблемой — не смог выдержать конкуренции с более сильными игроками. Константин понял это задолго до того, как все стало явным. Поэтому и обратился к Ледневу, который вместе с партнерами выкупил долю Морозовых. Впрочем, он не смог полностью расстаться со своим детищем и остался почетным президентом в бывшем банке.

Константин вернулся в свой город, оставив нам с Сашей ту самую студию на Остоженке. С отцом мой бугай помирился только после того, как банк продали. Саша даже звал отца в свою финансовую компанию, но тот отказался — мол, отношения с сыном ему важнее общего бизнеса. Впрочем, время от времени отец дает сыну полезные советы. Старший Морозов больше не женился. Он, по словам Саши, планирует купить несколько фермерских хозяйств и объединить их в один холдинг. Тоже деятельная натура.

— Ну как? Вам нравится? — Папа подходит к нам и неловко улыбается. Пожалуй, сегодня я в полной мере понимаю всю глубину изречения «обидеть художника может каждый».

— Норм все, Олег Владимирович. Конечно, нравится! Да мы все ваши картины уже до дыр изучили. Не переживайте. Алена — отличный продажник, она и мертвому крем против морщин впарить может.

Толкаю бугая в бок. Ну как так можно?! Но папа, на удивление, улыбается и переключает внимание на галериста.

— Есть хочется. — Морозов оглядывается по сторонам, хотя знает, что фуршетные столы давно убрали. — Где хваленая итальянская кухня?!

— Через час будет прием в мэрии, — успокаиваю я вечно голодного друга. — Там накормят, обещаю.

— Мэрия — это хорошо. — Кивает Морозов и снова утыкается в телефон. — Тебе там понравится.

Кругом слышна певучая итальянская речь, иногда перебиваемая короткими русскими фразами. Здесь очень много папиных новых знакомых. Он удивительно легко вписался в местную жизнь.

— Какое красивое кольцо, bella mia! Неужели этот здоровый русский медведь наконец сделал тебе предложение? — Марио сжимает меня в своих объятиях и крепко целует в щеки. — Давно было пора.

Он хитро улыбается, и, мне кажется, он знает нашу историю.

Со свадьбой полная засада. Будь я хоть немного суеверной, увидела бы во всем произошедшем дурной знак. Мы подали заявление с Морозовым еще полгода назад, уже все было готово, куплено платье, заказан ресторан, но за неделю до свадьбы я умудрилась поскользнуться на ровном месте и угодить с переломом руки в больницу. Пришлось все отменять. То есть переносить на февраль. Морозов перед второй попыткой запретил мне вообще пешком ходить по улицам, превратившись в моего личного водителя. Все уже шутили, глядя на то, как внимательно он смотрит мне под ноги. Дошутились. В ночь перед росписью скорая увезла Сашу с аппендицитом. Про третий раз я пока не готова ничего слышать.

— Ладно тебе, не переживай. — Марио похлопывает меня по плечу. — Увидишь, мы еще потанцуем на вашей свадьбе.

— Надеюсь!

Ищу глазами Морозова, но нигде его не нахожу. Я привыкла за эти годы, что он все время рядом, и, когда вот так неожиданно, как сейчас, его не оказывается рядом, чувствую себя немного одинокого.

На телефон он не отвечает, но я не хочу раньше времени поднимать панику. Сегодня папин день, все и так немного нервно из-за того, что пока до конца непонятно, как прошла выставка. Вроде реакция доброжелательная, но все данные о заявках на покупку картин у Алены, а к ней не подобраться. Но, видя счастливое папино лицо, как он разговаривает с посетителями, слыша, что они ему говорят, я понимаю: вне зависимости от того, будет ли коммерческий успех у выставки, она все равно принесла всем радость.

— Я ничего не пропустил? — Мое сердце быстрее забилось от запыхавшегося голоса Морозова. Он немного возбужден, хоть и пытается это скрыть.

— Ничего, мы сейчас перемещаемся в мэрию. Все в порядке?

— Скоро станет еще лучше! — Улыбается он и берет меня за руку. — Я люблю тебя.

— И я тебя люблю, мой танк. Ты куда пропал?

— Да так, знакомых встретил. Пойдем уже.

На приеме в мэрии немного шумно. Небольшой городок, все друг друга знают. Я пока до конца не могу привыкнуть к местному радушию, поэтому отхожу с бокалом вина в сторонку, здесь вроде тише.

— Виктория, Виктория! Иди сюда. — Марио подзывает меня рукой. Он стоит рядом с высоким мужчиной, в котором я узнаю мэра города, сеньора Франческо Росси. — Ты помнишь Франческо?

Конечно, помню, мы несколько раз встречались на вилле Марио, они большие приятели, еще со школы. У папиного друга вообще талант собирать вокруг себя друзей. Он только с моей мамой когда-то давно не смог поладить, и все.

— Я очень хочу погулять на твоей свадьбе, Виктория. Я тебе говорил об этом сегодня, да?!

Я смотрю на полупустой бокал вина Марио и прикидываю, сколько он уже выпил, а еще ведь середина дня.

— Я буду счастлива, если вы погуляете на моей свадьбе, — с улыбкой соглашаюсь и жду, когда он переведет мой ответ мэру. — Это будет здорово.

— Ну так чего нам ждать? Пойдем!

Я, наверное, неправильно его поняла, но покорно иду за ним и мэром по какому-то коридору, оставляя за собой шумных гостей. И Морозов куда-то опять делся. Надо его набрать…

Марио отворяет передо мной тяжелую дверь, и я не сдерживаю удивленного возгласа. Здесь все! Недоуменно рассматриваю знакомые лица, словно вижу их впервые. Почему? Что происходит? Здесь папа и Алена, их дети, большая семья Марио. Они улыбаются мне, но я смотрю не на них. Я вижу счастливое лицо Тамары Скалкиной, то есть давно уже Холодовой, ухмыляющуюся физиономию ее мужа, за ним стоит довольный Марат Бухтияров, Леха Жаров с женой, Константин Морозов и… мама. Моя мама.

— Ну как? Сюрприз удался? — Довольный голос Морозова выводит меня из состояния транса. — Давай, Вик. Не будем заставлять еще больше ждать почтенную публику. Я так ничего и не поел еще.

Он тащит меня вперед к красивому резному столу, за которым уже стоит мэр.

— Саш, что происходит?

— Мы женимся, Вика. Вот прямо сейчас, не выходя из этой комнаты.

Не могу поверить в происходящее, это какой-то розыгрыш? Но вряд ли сеньор Росси участвовал бы в каком-то спектакле. Оборачиваюсь назад и вижу родителей. У папы слезы на глазах, а мама судорожно комкает в руках платок.

— Я подумал, так будет лучше всего. А то ты уже от одной мысли о свадьбе бледнеть начинаешь, — шепчет Морозов. — Так что извини, что не предупредил.

— А документы? Как? Когда? — тихо спрашиваю я, но мэр Росси уже начинает свою речь.

— Ну вот и все, а ты боялась. Видишь, как быстро. И без переломов и скорой на этот раз. — Морозов надевает на мой палец обручальное кольцо и радостно улыбается. — Теперь ты давай!

— Горько! — Слышу громкий голос Холодова. — Горько!

Вспышки камер телефонов и фотоаппаратов, объятия и поздравления. Здесь значительно больше людей, чем мне показалось сначала.

— Поздравляю, родная. Лучший день для отца. — Папа первым обнимает меня, а рядом я вижу смущенную, но очень радостную Скалкину, Алену с Катей на руках.

Мама стоит чуть в стороне от нашей шумной компании, и я сама делаю шаг к ней.

— Я рада, Вика. Я правда очень рада за тебя.

Она еще хочет что-то сказать, я вижу, что она волнуется, непривычно видеть ее растерянной. Но мне не нужны никакие слова, я просто молча обнимаю ее. Мою маму. Другой у меня нет и не будет.

Марио зычным голосом, перекрывая шум поздравлений, что-то говорит по-итальянски. А потом повторяет для нас:

— Едем все к нам на виллу. Будем гулять до понедельника!

Он выводит через открытую веранду всех на улицу и лично рассаживает по машинам.

— Нравится? — Морозов кивает на открытый белый кабриолет, украшенный цветами. — Я старался.

— Как? Саш, у меня слов нет. Почему?

— Я приличный мужчина, Вика. Я не могу столько лет просто сожительствовать. Ты же знаешь, я не такой! Мне нужна стабильность и надежное будущее.

— Я не об этом, приличный мужчина! Мы могли бы вместе все распланировать…

— Мы два раза уже планировали. Ясно же, что надо было что-то предпринимать. Это папа твой предложил пару месяцев назад. Так что…

Закрываю ему рот поцелуем. Долгим жадным поцелуем, в который вкладываю все эмоции, которые испытываю сейчас. Нам уже сигналят, а я все оторваться от него не могу.

— Ничего, ничего! Подождут, — шепчет Морозов и снова захватывает мои губы. — Подождут. Ты моя победа, Виктория.