Копия бесплатное чтение

Копия

Алиса Гордеева

Пролог

За 20 лет  до настоящих событий, описанных в книге

Дезирия, пустыня Бларох¹

— Веришь ли ты в судьбу, Саид?

Старая ведьма в обветшалом отрепье, помешивая костлявой рукой свое вонючее варево, с жутким, пробирающим до костей прищуром смотрела на молодого мужчину. Она прекрасно знала, что пришел к ней  Саид не просто так, а еще, что не поверит ни одному ее слову. Все равно сделает по-своему и тем самым обрушит на  страну четверть века  бед и несчастий.

— Ты же знаешь, зачем я пришел, Зухария. Говори прямо: поможешь или нет? — пропустив вопрос старухи, грозно спросил тот.

— Саид, отступись от поисков! Пока не поздно!  Ничего кроме смерти не найдешь!

В третий раз за последние полгода приходил младший сын правителя к провидице и каждый раз возвращался  ни с чем. Угрожать или запугивать ведьму было делом бесполезным и даже опасным. И пусть Саид не верил в проклятья, заговоры и прочую колдовскую чушь, но больше обратиться ему было не к кому.

За это время он потерял всякую надежду еще хотя бы раз увидеть свою жену.

— Гордая птица умрет в неволе, но петь не будет, Саид. Отпусти ее,   — ведьма на мгновение отвлеклась от своего зелья и приложила отощалую морщинистую ладонь к сердцу. — Отсюда отпусти.

Если бы он только мог...

— Я верю в судьбу, Зухария, — уверенно ответил Саид, даже не дрогнув от  пронизывающего взгляда  старухи. — Джоанна и есть моя судьба.

— О, шайтан, она — твоя погибель! Не найдешь ты ее живой, но принесешь на наши земли слишком много горя.

Вот только молодой и горячий сын эмира остался равнодушным  к словам старухи. Непомерно сильна была его любовь к Джоанне — юной  рыжеволосой красавице с глазами пантеры.  Три долгих года он удерживал молодую европейку возле себя, не позволяя вернуться домой. Три года он прятал Джоанну ото всех и воевал с собственным отцом за право взять ее — девушку чужой культуры и с нечистой кровью — в законные жены.  Три года Саид уговорами и  угрозами, лаской и насилием добивался любви  строптивой  журналистки, на свою беду посетившей Дезирию.  Он отказался от всего: от права престола, от уважения своего народа, от истинных ценностей и  вековых устоев. Однако Джоанна так никогда и не смогла ответить ему взаимностью. Плененная, но непокоренная она умудрилась исчезнуть из жизни Саида, унося под сердцем его дитя.

— Где мне ее искать? — взревел Саид. И казалось от силы его голоса содрогнулись гнилые стены жилища старухи.

— Где бы ты  не искал — не найдешь! Не суждено тебе, Саид, увидеть ее живой, не суждено! А дом свой  покинешь — все потеряешь! Не совершай ошибок, мальчик мой!

— Пусть неживой, Зухария, но я не отступлюсь. Не от нее, не от своего сына!

— Нет у тебя сына, Саид, — зашипела старуха, —  не было и не будет никогда! Не изменишь ты своей судьбы.

Зухария долго еще причитала и что-то нашептывала, только Саид уже ничего не слышал: живая или мертвая, с ребенком или без него — неважно. Он знал, что не обретет покоя пока не найдет ее. И старая ведьма это знала. Слишком многое она видела наперед.

— Стоит она  на высокой скале,  Саид, — закрыв и без того узкие и почти слепые глаза, прошептала старуха. — Ее тело ласкают одичалые ледяные ветра, а в лицо бьет холодный дождь. Она там, где на целый фарсах² вокруг нет ни души. Ты не сможешь удержать ее Саид. Между твоим пленом и губительным шагом в пропасть она выберет второе. Не разрушай того, что не строил. Забудь ее!

¹ — Дезирия — островное государство в Юго-Западной Азии в Индийском океане в непосредственной близости с Аравийским полуостровом.  Является результатом воображения автора во избежание совпадений с реальными событиями, местами  и людьми.

² — Персидская мера длины, равная расстоянию, которое конь проходит за один час. По разным источникам от 3 до 7 км.

1. Обрыв

Юго-Западное побережье Исландии

Наши дни

На краю серого скалистого обрыва, открывающего неземной вид на безбрежную синь океана, стояла девчонка. Широко раскинув руки, она смотрела на громадные волны, разбивающиеся на миллиарды мелких брызг где-то там, под ногами. Могучий и неуправляемый ветер разбрасывал пряди ее рыжих  непослушных волос в разные стороны. А потом, будто бы играючи, подталкивал свою жертву все ближе и ближе, к самой бездне. Но Энн не боялась. Совсем юная и отважная она еще не знала, что такое страх. Зато  представляла себя птицей, которая вот-вот взлетит и с высоты  окинет привычным взглядом эти дикие земли, усыпанные гейзерами и водопадами, вулканами и ущельями, фьордами и ледниками.  Это был ее мир, ее жизнь и ее свобода!

— Энн, папа будет ругаться, — послышался позади голос брата. — Отойди!

Петер и сам понимал, что его голос, такой еще не по-мужски тонкий и недостаточно сильный, терялся в шумной песне ветра, но не позвать Энн он просто не мог. Это ему, Хинрику или Оскару подобное поведение отец спустил бы с рук, но только не Энн.  

— Так не говори ему, Петер! — не оборачиваясь в сторону брата, пропела девчонка и засмеялась.

Начало лета. Ее любимое время года, когда вечная ночь с  пусть и красивым, но таким холодным  северным сиянием теряла свою власть и уступала место едва  теплому солнцу.

— Я и не сдам, но Хинрик все еще зол на тебя.

Петер подошел ближе к сестре, к самому краю пропасти, и замер.

— Вернулись! Вернулись! — радостно прокричал он, совершенно забыв зачем пришел, а затем взял Энн за руку. Так спокойнее. Ему. В свои двенадцать  Петер еще не мог похвастаться бесстрашием или безрассудностью в отличии от старшей  сестры или  брата. — Вот это да! Мне кажется или нынче их стало больше?

— Похоже на то! — не отрываясь от удивительного зрелища, Энн сильнее сжала ладонь Петера, тем самым обещая, что обязательно защитит.

Еще долго на краю утеса виднелись две хрупкие фигуры, крепко державшие друг друга за руки. Их взоры были   устремлены в  сторону океана , где то и дело из воды выныривали горбатые киты, выпуская воздушные потоки холодной воды вверх. Казалось, они были счастливы вновь вернуться домой!

— Энн, — вдоволь налюбовавшись животными, Петер все же вернулся к разговору. — Хинрик тебя повсюду ищет. Если он узнает, что ты... что мы подходили к обрыву, обязательно расскажет отцу. Нам лучше вернуться пока не поздно.

— А давай наперегонки, Петер? — девушка прекрасно понимала, чем может обернуться для нее гнев Ларуса Хаканссона, ее отца, а потому решила заранее запастись положительными эмоциями.

— До заброшенной часовни, идет? — не мог не поддаться на вызов Петер.  Такой был у него возраст. Да и характер не уступал.

— На счет три. Раз, два... Петер, так нечестно! — весело прокричала Энн мальчишке, стартовавшему раньше времени. —  Вот  сейчас догоню! Ну, держись!

Дикий и нетронутый уголок земли. С погодой, меняющей свое настроение ежеминутно: от ясной и радостной до хмурой и отвратительной, с буйными ветрами и вечно моросящим дождем.  Здесь мало кто мог выжить: вдали от цивилизации, развлечений и других людей. Но много кто мечтал побывать, чтобы увидеть величие местной природы своими глазами. Об этих местах слагали легенды и часть  из них оживала,  стоило только поверить...  Местные жители не сомневались в  существовании троллей, водяных и  эльфов. И даже могли отказаться от строительства новой дороги, если та , по их мнению,  нарушала покой сказочных существ. Жизнь здесь текла размеренно и ровно, что учило людей радоваться мелочам, даже таким, как простой бег.

— Энн, смотри, Хинрик идет. Ну все! Мы попали! — Петер резко затормозил, не добежав до часовни всего четверть мили.

Но даже угрюмый вид  брата не заставил Энн остановиться. Пролетев мимо Петера, смеясь, она побежала дальше и, лишь достигнув конечной цели, угомонилась.

— Вы ходили на мыс? — Хинрик поочередно бросал недобрые взгляды на беглецов. И, если Петер, потупив взор, робко ожидал своей участи, то Энн решила пойти в наступление.

— Давай, беги жаловаться, злостный тролль!

— Энн, — предостерегающе рявкнул парень. — Ты же знаешь, что отец запретил туда ходить! Вроде немаленькая, должна понимать, что там опасно!

— Хинрик, ты зануда! — подбежав к брату, девчонка ласково обняла его за плечи. — Но я тебя все равно люблю! Киты вернулись! Мы просто посмотрели.

— Если отец узнает...

— Хинрик, так не говори, если не спросит! — Энн клюнула парня в щеку. — Ну же, не сердись на меня! Вот увидишь, когда перееду в город, тебе еще будет меня не хватать.

— Когда ты уже съедешь наконец! Даже представить себе не можешь, как я от тебя устал, — и Хинрик не шутил. Не умел. Не хотел. Он был занудой и моралистом. Энн называла его " юным старичком", но все равно любила и всегда заботилась.

Энн, Хинрик, Петер и Оскар жили вместе с отцом и матерью в маленькой деревушке, на юго-западном побережье Исландии. Девятнадцатилетняя Энн была самой старшей из детей Ларуса Хаканссона и Арны Бьердоттир. Хинрик же  всего на год ее младше, но именно этот факт выводил парня из себя больше всего. Ему хотелось быть главным, а не подчиняться рыжей девчонке. Кстати, Энн была единственной в семье  рыжеволосой с лицом, усыпанным веснушками, как ночное небо звездами.  Одно время Хинрик часто подшучивал над сестрой, что та неродная. Подкидыш. Приемная. Что взяли ее Ларус и Арна лишь из жалости. А Энн переживала и бывало плакала в подушку, пока никто не видел. Но после того как подобные слухи дошли до Ларуса, разговоры прекратились раз и навсегда.

— Отец все же решил выставить Странника на продажу, — задумчиво и немного печально заявил Хинрик, когда ребята возвращались к деревне от заброшенной часовни.

— Туда ему и дорога, — поддержал разговор Петер, — это не конь, а наказание.

— Петер! — вмешалась Энн. — Это просто ты трусишка. У Странника в глазах целая вселенная. Он умный и с характером, потому с ним и непросто.

Петер надулся, негодуя, что в очередной раз его прозвали трусом и, подняв воротник толстовки, отвернулся.

— Я никогда не встречал существа более преданного, чем Странник. Отец несправедлив! — заступился и Хинрик за любимого скакуна.

— Мне тоже его будет не хватать, — Энн подошла чуть ближе к брату и бережно взяла за руку, — ты же знаешь.

И Хинрик действительно знал. Никто кроме него и Энн больше не любил Странника такой чистой и безграничной любовью.

— Выставка через неделю. Энн, как переубедить отца?

— Мы что-нибудь придумаем!

Говорят, что общее горе сближает. Наверно, именно это уберегло Энн и Петера от гнева отца. Хинрик, ощутив на себе поддержку сестры, не стал жаловаться Ларусу, хотя  сегодня ребята и нарушили главное правило их семьи: не подходить к обрыву ближе, чем на полмили.

Вечерело. Арна суетилась на кухне, Ларус вместе с Петером пытались научить Оскара читать, а Энн сидела у окна и всматривалась вдаль, в сторону конюшен, где Хинрик слонялся возле пустого загона и злостно пинал воздух под ногами.

— Пап, — позвала Энн, — Хинрик сказал, что Странник с нами последнюю неделю. Это так?

— Да, Энни, я решил продать его, — весьма равнодушно ответил отец, не отрываясь от планшета с прыгающими буквами.

— Но это же Странник, пап. Как мы без него?

— Всего лишь строптивый и упрямый конь. Исландских скакунов ценят за покорность и преданность, а этот?  Я устал, Энн, с ним бороться. Он слишком своевольный!

Таких не любят. Такие никому не нужны.  Такой была и сама Энн. Наверно, поэтому отец всегда относился к ней более сдержанно и местами холодно, нежели к покорным  и смиренным сыновьям.

— И кто же его купит? Мне кажется, молва о его несносном характере шагает на мили вперед его самого. Разве нет?

— Энн, это пока только выставка. Но знаешь, Кристоф обещал покупателей с материка.

— Папа, — раздался тонкий голос пятилетнего Оскара, — а правда, что киты вернулись?

Петер и Энн тут же напряглись: кто-то проболтался!

— Кто тебе сказал такое, малыш? — деланно спокойно и ласково спросил Ларус, но внутри у него зарождался  ураган, готовый снести любого на своем пути.

— Никто, я просто слышал, как Петер болтал по телефону.

Глаза Ларуса моментально потемнели, предупреждая о неминуемой буре, но пока он держался. Пока...

— Петер? — строго спросил отец, переводя свое внимание  на сына.

— Да мы просто с Марией из класса болтали. Наверно, Оскар не так все понял, — сжавшись от страха,  неуверенным голосом попытался объяснить Петер, но врать он совершенно не умел. И отец это знал.

— Он ни при чем, отец! — как можно быстрее вступилась Энн. Меньше всего ей хотелось, чтобы отец срывал злость на беззащитном мальчишке. — Это я Петеру рассказала про китов. Я ходила на мыс, хотела с ним попрощаться, и увидела их.

Ларус не просто закипал, он был похож на самый горячий гейзер.  Медленно встал, совершенно позабыв про планшет, который с глухим ударом упал на пол,  и навис над дочерью.

— Ты знаешь правила, Энн?

— Да, — уверено ответила девчонка. Уже ни раз и ни два она нарушала прописные истины этого дома и последствия, как и поведение Ларуса,  ее не удивляли.

— Молись, Энн! Чтобы Бог простил твое непослушание и ослабил наказание.

Но Энн продолжала смотреть в окно. Молись- не молись, а отец в любом случае возьмет в руки ремень и оставит на коже алые следы.

— Ларус, милый, давай отложим твой праведный гнев на вечер — пора к столу! —  так вовремя подоспела Арна.

Еще одним непреклонным правилом этого дома были семейные ужины, пропускать которые без уважительной причины каралось очередным наказанием.

Ларус громко выдохнул, но спорить с женой не стал.

Уже позже за столом все склонились в благодарственной молитве. Но только Энн, задумавшись о своем, снова смотрела в окно.

— Дрянная девчонка! — взревел и без того разъяренный мужчина. Он еще не успел найти выход первой волне своего гнева, как Энн снова провоцировала его.

— Мало того, что не чтишь традиций нашего дома, — Ларус вскочил из-за стола, и, опершись мощными и мозолистыми ладонями о самый его край, наклонился к дочери. —  Так еще и атеистка! Вся в мать!

Последняя фраза вырвалась из его уст случайно и необдуманно. Но именно в этот момент все сидящие за столом, пожалуй, кроме Оскара, напряглись. Арна не была атеисткой. Скорее набожной лютеранкой, о чем знал каждый житель их маленькой деревушки.

Ларус и сам понял, что взболтнул не то. Вот только сказанного не вернуть. Он сел обратно на свое место и, обхватив руками голову, вспомнил слова покойной сестры, которые та так любила повторять:

"Три вещи нельзя скрыть: солнце, луну и истину."

2. Гость

— Вот это город! Даже не верится, Энн, что совсем скоро мы будем жить здесь, а не в нашем захолустье!

Яркие красочные домики, манящие витрины магазинов и местных кафешек, толпы людей, да даже количество автомобилей были в диковинку для двух девчонок, приехавших в столицу из деревни. Конечно, они бывали здесь и раньше, и даже не по одному разу. Но одно дело приехать в гости на пару дней  или по делам, и совсем другое — самостоятельно жить в большом городе.

Хилдер и Энн, знакомые, казалось, с пеленок, были  примерно одного возраста и даже внешне чем-то похожи, пожалуй, за исключением рыжего цвета волос. В этом году они закончили старшую школу  и поступили в столичный университет.

— А мне будет не хватать дома. И братьев. И мамы. И лошадей, — перечисляла Энн, держа Хилдер за руку.

Девчонки неспешно бродили вдоль улицы Лаугавегур¹, наслаждаясь атмосферой яркого города, в предвкушении скорой свободы и независимости. В столицу они приехали ранним утром, чтобы оформить необходимые документы в университете,  и уже успели присмотреть квартиру, которую планировали снимать вместе в ближайшие три года. Светлая, просторная, а главное — совсем рядом с их будущим местом учебы, правда с немного более дорогой арендой, чем  рассчитывали и могли себе позволить.

— Еще скажи, что и по Ларусу тоже  будешь скучать!? — возмутилась Хилдер. Девушка прекрасно знала, как отец Энн любил наказывать своих детей за любую оплошность и, конечно, не разделяла его убеждений. Мало того, еще в школьные годы, замечая на Энн очередные следы от побоев, всячески старалась  донести сей факт до учителей, а порой и до директора, что нередко становилось причиной ссор между подругами.

— Не знаю, — не на шутку задумалась Энн.

— Эта твоя дурацкая привычка — искать хорошее даже там, где его нет — однажды, сыграет с тобой злую шутку, — заворчала в ответ подруга.

— Представляешь, он вчера меня не наказал, — вспомнила  минувший вечер Энн и, ухватившись крепче за руку Хилдер, решила поделиться своими мыслями. — Хотя, знаешь, было за что. Я вчера полдня провела на утесе, наблюдая за китами, а потом еще и про вечернюю  молитву забыла. Но отец такое ляпнул, что до сих пор бегает и утешает маму.

На лице Энн проскочила мимолетная улыбка: Ларус своей несдержанностью наказал себя сам.  И, если бы не эти его слова, навряд ли сегодня девчонки вот так запросто гуляли бы по центру Рейкьявика.

Однако, должного любопытства последняя фраза Энн у подруги не вызвала. Наоборот, она пролетела мимо ушей.

— Ты с ума сошла! — вспылила Хилдер. — Я когда-нибудь тебя сама поколочу! Зачем ты вечно сбегаешь на этот мыс? Жуткое место!

— Никакое оно не жуткое! Ты не понимаешь...

— Не понимаю? — перебила подруга. — Ну как же! Прекрасное место! Самое то, чтобы умереть там, как та сумасшедшая!

Мыс Скортирвона, или иначе "лишенный надежды", как прозвали его местные жители много лет назад, был еще одной причиной их разногласий. Хилдер отчаянно не понимала, как можно было любить то опасное, безлюдное и дикое место, и, что Энн находила в нем, раз за разом, несмотря на жестокие наказания Ларуса, сбегая туда.

— Она не была сумасшедшей, Хилдер!  Отец всегда утверждал, что Джоанна была просто отчаявшейся.

— Когда человек бросается вниз, чтобы разбиться вдребезги из-за глупой любви, — безапелляционно заявила подруга, —  он сумасшедший. О чем  тут спорить? А Ларус защищает ее по одной простой причине, и ты, между прочим, прекрасно знаешь по какой!

В их небольшой деревушке об этом знал каждый. Джоанна была родной  сестрой Ларуса и, конечно, тот никогда бы не признал в ней психически нездорового человека.

— Мама говорила, что там все сложно было и о любви речи не шло, — попыталась заступиться за родную тетку Энн.

— Всё, не начинай! Опять поругаемся, а мне не хочется портить такой день! — остановившись на мгновение, Хилдер заглянула в песочного цвета глаза подруги. Она волновалась за нее. Глупую и безрассудную. Боялась, что однажды Энн может сорваться и повторить судьбу той несчастной. — Но я все равно рада, что больше у тебя не получится туда сбегать.

Неумолимо приближалось время обеда, и девчонки,  изрядно проголодавшись, заскочили в первое попавшееся кафе.

— Хил, я  переживаю, что отец не даст ни кроны больше оговоренной суммы, — ожидая свой заказ, призналась Энн. — Тогда нам придется отказаться от квартиры, понимаешь?

— Мой тоже вряд ли обрадуется, — согласилась девчонка напротив, — но никто не мешает нам найти работу. Можем в кафе пойти или, например, в супермаркет продавцами.

— Ага, по ночам будем товары выкладывать, а по утрам, словно зомби, на учебу ходить, — выпучив глаза и высунув набок язык, рассмеялась Энн.

— Скоро же выставка, — опомнилась Хилдер. Ее отец, Кристоф Йоханссон, как раз занимался организацией данного события. — Я попрошу папу взять нас туда. Будем присматривать за лошадьми и сможем неплохо заработать. На первое время хватит, а там видно будет.

— Неплохая идея, Хил, — обрадовалась Энн, но тут же сникла. — Отец Странника хочет продать, знаешь?

— Слышала, — печально вздохнула Хилдер. И хотя она не разделяла любви Энн к этому строптивому и необузданному жеребцу, о привязанности подруги к нему знала не понаслышке, а потому грустила вместе с ней.

— Энни! — обратилась она к поникшей девчонке в надежде вернуть былой беззаботный настрой их  беседе, — твоего монстра все равно никто не купит, поверь. И, кстати, у меня возникла идея!

Дождавшись, когда Энн поднимет на нее свои огромные светло-карие глаза, Хилдер продолжила:

— Все знают, что Странник не подпускает к себе чужих, да и из своих, пожалуй, только вас с  Хинриком признает. Так что уговорить отца взять тебя на выставку проблем не составит. Будешь за ним смотреть, а потенциальным покупателям показывать его с наихудшей стороны. Поверь, бешеный и неуправляемый  жеребец, да еще и за круглую сумму, точно никому не придется по душе!

— Хил, ты гений! — чуть не подпрыгнула от радости Энн и, соединив два кулачка возле тонких губ, добавила:

— Вот бы получилось! Убьем двух зайцев: и Странника сбережем, и на квартиру денег насобираем!

Обратно в деревню девчонки вернулись поздним вечером, правда, в июне солнце почти не уходило за горизонт и казалось, что еще самый разгар дня.  Только опустевшие загоны для лошадей, да блеянье овечек, загнанных в хлев, лишали иллюзий — время перевалило за девять.

Окрыленная яркими впечатлениями и мечтами о столичной жизни,  Энн не сразу заметила Хинрика, одиноко стоявшего возле конюшни. Парень казался задумчивым и опечаленным.

— Привет, — мягко поздоровалась она с братом, но  ответом ей послужила тишина.

— Что-то случилось, Хинрик? — состояние юноши вызывало у нее опасения. Не то, чтобы парень до этого был душой компании, но что-то в его позе и взгляде заставило Энн насторожиться.

— Иди куда шла, сестренка! — зло выплюнул тот.

— Ты из-за Странника? Да? — не унималась девчонка. — А я как раз хотела тебя найти и обрадовать. Представля...

— Заткнись и проваливай, — грубо прервал ее Хинрик, сплюнул и немного отошел в сторону, чтобы Энн поняла: общение закончено.

Слегка потерянная и раздосадованная девушка отправилась в дом. Но стоило ей только переступить его порог, как причина настроения брата стала понятна без слов.

Несмотря на поздний час, в доме были гости. Кристоф Йоханссон, отец Хилдер, сидел на большом диване в центре гостиной. Рядом с ним развалился еще один мужчина лет сорока, которого Энн видела впервые. Высокий, даже огромный, черноволосый, с очень недобрым стеклянным взглядом и в странной одежде. Такую носили бедуины в фильмах и книгах про жаркие и безжалостные пустыни.

"Чужак, не иначе!" — пронеслось в голове Энн.

Чуть дальше от мужчин стоял Ларус и крайне внимательно изучал какие-то бумаги.

Все трое были настолько погружены в свои мысли, что совершенно пропустили появление девушки, чем Энн тут же и воспользовалась, притаившись в прихожей за вешалкой с дождевиками.

— Что там читать! Условия выгодные! Никто больше не даст! — низким громовым голосом, от которого по девичьему  телу моментально пробежали мурашки, на ломанном английском произнес незнакомец.  Энн не ошиблась, мужчина оказался приезжим и в их дом он прибыл явно не с дружеским визитом. Его  внешний вид и манера разговора внушали опасения и не предвещали ничего хорошего.

— Прошу услышать и нас, Ангур, жеребец заявлен на выставку, — тут же вмешался Кристоф. — Ларус не может продать Странника до ее завершения.

Энн моментально сообразила, почему Хинрик так переживал: этот странный, пугающий мужчина планировал присвоить  их любимого скакуна и, судя по всему, вывезти за пределы страны. От одной только мысли, что их с братом преданный и надежный друг попадет в лапы этого грозного и безжалостного  мужчины, сердце Энн неистово сжалось, как и хрупкие кулачки, готовые разорвать любого, кто посмеет обидеть Странника.

— Та сумма, что платить мой хозяин, многократно покрывать все неустойки, — не отступал грозный Ангур.

— А ваш хозяин не может подождать до завершения торгов? — оторвался от чтения Ларус, бросив на чужака настороженный взгляд.

Отец Энн, каким бы суровым и требовательным не казался на первый взгляд, совершенно не был человеком жадным и в этой жизни свое доброе имя ценил гораздо выше любых благ.

— Поймите меня правильно, — решил донести до чужака свои мысли Ларус, — это не вопрос цены! На кону моя репутация. Кони  Ларуса Хаканссона известны по всей стране и за ее пределами. Я редко выставляю жеребцов на продажу.  И если сейчас, в последний момент откажусь от участия — подведу многих.

— Пусть так! — фыркнул чужак.   — Пусть конь стоять на выставке! Но покупать его только мой хозяин.  Ясин хотеть только этого жеребца.

— Извините за мое бестактное любопытство, — в разговор  вновь вмешался  Кристоф. — Почему именно Странник? Вы не подумайте, я вас ни в коем разе не отговариваю, но ни для кого не секрет, что этот жеребец с характером.

На лице Ангура промелькнуло подобие довольной улыбки, а напряженная поза слегка расслабилась.

— Мой хозяин  не терпеть простых путей! Этот конь стать свадебным подарком для эмира.

При слове эмир отчего-то тут же насторожился Ларус. Энн смотрела на него из своего укрытия и то, как ожесточились скулы на лице отца и с какой силой пальцы вжались в изучаемые бумаги, заметила сразу. В очередной раз что-то вывело его из себя.

— Напомните, Ангур, куда именно вы планируете отправить Странника?

— Я забрать жеребца в Дезирию.

— Простите, я передумал, —  так и не изучив до конца документы, Ларус грубо швырнул их на стол и, бесстрашно взглянув в глаза чужеземца, добавил:

— Странник не покинет пределы Исландии. Наш разговор считаю завершенным.

Ангур явно собирался что-то возразить, только Ларус не позволил, бесцеремонно перебив последнего:

— Всего доброго, Ангур! Не смею вас больше задерживать. Надеюсь, на выставке вы сможете найти достойную замену моему Страннику.

Подобно молнии, чужак вскочил с места, нависая огромной черной  тучей над  Кристофом, который по наитию вжался всем  телом в диван. Ангур же, совершенно не обращая на него внимания, сделал широкий шаг в сторону уверенно стоящего поодаль Ларуса.

— Все продаваться в этом мире! Ясин хотеть этого коня и он его получать. Это всегда вопрос цены! — голос Ангура звучал устрашающе, но еще больше пугал его взгляд, нацеленный на отца Энн. — Все меряться деньгами!

— Прошу покинуть мой дом! — прорычал Ларус и жестом руки указал на дверь, тем самым невольно привлекая  внимание собравшихся к  робкой фигуре  Энн, притаившейся у выхода.

Ох, если бы только можно было от стыда   дотла  сгореть, от милой Энн в эту минуту не осталось бы и следа. Три пары глаз с удивлением, интересом и открытым недовольством пристально разглядывали ее снизу доверху, а она, поначалу слегка растерявшись, быстро взяла себя в руки и  вышла из укрытия, приветливо  улыбаясь всем присутствующим.

— Энни,  милая, — оживился Кристоф, вынырнув из глубины дивана, — вы с Хилдер уже вернулись? Как прошла поездка? Надеюсь, везде успели?

— Все замечательно, — из  сумрака прихожей  Энн шагнула навстречу  мужчинам, немного щурясь от яркого света ламп и ощущая на себе тяжелый взгляд незнакомца. Сама же девушка старалась на него лишний раз не смотреть, дабы не показаться плохо воспитанной и не осрамить отца еще больше.

А вот Ангур, напротив,  как зачарованный, не мог отвести от нее своих  цепких и пытливых глаз. Его взгляд, казалось, застыл в одной точке: на лице Энн.

— Таба²! Алия таба! — одними губами шептал мужчина и слова, срывающиеся с его губ, своим  мягким  звучанием  околдовывали слух девчонки. Энн и сама не заметила, как ответила на проницательный взгляд незнакомца своим открытым и доверчивым.

— Таба! – чуть громче произнес мужчина и тут же склонил голову, чем изрядно удивил всех.

— Энни, иди к себе! — внезапно и строго прозвучавший голос Ларуса вдребезги разбил волшебство момента, приводя Энн в чувство.

Она тут же отвернулась от Ангура, кивнула отцу и побежала к себе.

— Таба,   — раздался за спиной голос чужестранца, а вслед за ним и разъяренный рык отца девушки:

— Забудьте дорогу в мой дом! 

****

Дезирия. Провинция Ваха.

Наши дни.

Адам.

— Ангур, мне без разницы как ты это сделаешь, но Саид должен получить свой подарок. Других способов  достучаться до его сердца, видит Аллах, не осталось! —твердо и непоколебимо стоял  на своем Адам.

Непроглядная ночь давно окутала своей желанной прохладой все вокруг. Однако, даже она не могла охладить гнев молодого мужчины. Он шел к своей цели много лет. Долгих, беспросветных, тяжелых... Он потерял слишком много: отца, двух братьев и большую часть своих земель,  некогда самых процветающих в Дезирии. Его народ, истощенный голодом, непомерными налогами и  вечными  войнами, давно потерял всякий вкус к жизни и доверие к королевской семье. Адам и сам все чаще сомневался в здравом уме  Саида —  правителя Дезирии,  и неуклонно вспоминал последние слова отца: "Слабость Саида на севере. Найди то, что греет его сердце сильнее солнца в полуденный зной, и, увидишь, как вновь расцветет его  величие."  И он нашел… По крайней мере, именно так он думал, отправляя своих людей  на край света за строптивым жеребцом.

Адам Ясин Ибн Аббас Аль-Ваха  смотрел вдаль, безошибочно устремив свой взор на северо-запад, туда, где прямо сейчас его верный и  преданный Ангур столкнулся со стеной в лице Ларуса Хаканссона.  Упрямый, непробиваемый ишак, нежелающий уступить жеребца, путал все карты молодому шейху.

О любви Саида к лошадям не знал, разве что ленивый. Десятки арабских скакунов самых разных мастей служили украшением и визитной карточкой правителя. Но мало кто знал, что самую преданную и безграничную любовь Саид питал лишь к одному совершенно не похожему на остальных жеребцу. Смерч был его отдушиной, его другом, его главным и самым дорогим воспоминанием из прошлого. О том,  как затесался лохматый, приземистый и коренастый конь с характером самого дьявола среди отборных арабских скакунов, слагали легенды.  Но все они сводились к одному: Смерч спас Саида и тем самым сохранил  королевский род.

Около пяти лет назад Смерч заболел, а после, несмотря на усилия лучших ветеринаров,  умер, оставив в сердце Саида зияющую дыру. С тех пор эмира словно подменили.  Безжалостный, озлобленный, свирепый , казалось, он  сорвался с цепи.

— Адам, я разберусь с конем, обещаю, — тяжелым голосом отозвался Ангур. —  Будь спокоен, Саид получит то, что поможет нам приблизиться к цели.

Уже не первый год Адам — молодой эмир провинции Ваха, когда-то  самой богатой в Дезирии,  безуспешно пытался повлиять на  Саида, на его глупую и необдуманную манеру управления страной. Только все в пустоту. Сумасбродный  Саид Ибн Бахтияр Аль-Наджах никого не слышал и постепенно разрушал то, что его предки возводили ни одно столетие. Постоянные восстания и жгучее недовольство народа он подавлял жестоко и безоговорочно, вселяя в людей страх и приучая к покорности. Единственный  оставшийся в живых из королевского  рода Аль-Наджах  Саид совершенно был не готов к трону и заботе о своем государстве.  Да и никогда он не рвался к власти. Еще двадцать лет назад сам отрекся от престола ради безумной любви  в пользу младшего брата . Вот только, покинув Дезирию на долгие месяцы, Саид вернулся к обгоревшим руинам былого могучего государства, потеряв не только свой дом, но и всю семью...

Именно тогда он подарил народу надежду, вопреки былому отречению взойдя на престол, а люди приняли его, понимая, что Саид был единственным , в чьих венах текла королевская кровь.

Именно тогда он и привез в Наджах Смерча — непокорного жеребца из далекой Исландии, который стал символом новой страницы в истории Дезирии.

Именно тогда, семилетний Адам впервые увидел дочь Саида  Алию: крохотную  малышку с  огромными искрящимися глазами и золотистыми, словно вечернее солнце волосами, и твердо решил, что однажды она станет его женой.

— Ясин, — голос Ангура отвлек Адама от воспоминаний, — есть еще кое-что!

— Говори, — отрешенно произнес тот. Уже давно ему не сообщали хороших новостей, а к плохим он, пожалуй, привык и умел достойно принимать их.

— Девушка, дочь Ларуса Хаканссона,   — Ангур замолчал, видимо, пытаясь подобрать нужные слова.

Открыто признаться, что Энн была точной копией невесты Адама, мужчина не мог. Саид воспитывал Алию,  строго соблюдая традиции, а потому лицо девушки было скрыто от посторонних глаз последние лет шесть. Даже Адам, с детства вхожий в дом эмира Дезирии и считавшийся  будущим мужем девушки, уже  долгие годы не видел ее золотых волос, от которых не мог отвести глаз в детстве.

— Ангур, мне нет дела до его дочери. Это все?

Не подозревавший ни о чем Адам, не намерен был разговаривать на отвлеченные темы.

— Все, — вымолвил Ангур, так и не решившись сообщить вспыльчивому мужчине  об Энн. Он понимал, что тогда ему пришлось бы  повиниться и в том случае, когда застал Алию в саду без хиджаба  и   в компании Маджида.  Ангур, при всей своей напускной холодности и жестокости, понимал , что подобная новость способна разбить сердце Адама и исковеркать жизнь Алии.

¹ Лаугавегур —  из самых симпатичных и популярных улиц Рейкьявика. Её название можно перевести как «дорога к горячему источнику», laug по-исландски «горячий источник», vegur – «дорога». Она расположена в центре города, и считается его главной торговой улицей.

² Таба — копия (араб.)

3. Просьба

Юго-Западное побережье Исландии

Наши дни

— Ты считаешь это забавным? — сидя на деревянной перекладине забора и глядя на Энн огромными выпученными глазищами, удивлялась Хилдер. Только что подруга поделилась с ней событиями минувшего вечера.

— Ой, Хил, у тебя сейчас такие же глаза, как у того  чужака. Не хватает томного голоса и жуткого "Таба", — никак не могла перестать смеяться  Энн, ухватившись руками за жердочку и качая ногами.

Этим утром, как и договаривались накануне, девчонки встретились возле конюшен, чтобы обсудить план по спасению Странника.  Хилдер обещала закинуть удочку отцу о работе на выставке, а Энн по возможности не злить своего. И если одна из них  справилась со своей задачей, то вторая все еще переживала и ждала наказания от Ларуса, хотя и старалась не показывать подруге своего волнения. Вместо этого Энн во всех красках описывала Ангура: его нелепую и смешную одежду,  его корявое  произношение отдельных слов и то, как  загадочно тот шептал что-то на своем языке, глядя на Энн.

Если честно, минувшей ночью Энн почти не сомкнула глаз. Такие проступки, какой совершила она, тайно подслушивая чужой разговор, Ларусом никогда не оставались незамеченными. А потому Энн с дрожью в коленках прислушивалась к каждому шороху, ожидая за дверью разгневанного отца, но тот так и не пришел.

Не появился  Ларус и утром за завтраком. На бесконечные  вопросы детей, где папа, Арна мягко отвечала, что спозаранку уехал по делам.

— Таба, таба, таба, таба, — подыграла подруге  Хилдер, еще сильнее  выпучив глаза, и обе  громко рассмеялись.

Заливистый смех, подхваченный неугомонным  ветерком, разносился по округе. Стоило оглянуться, как начинало казаться, что природа радовалась вместе с девчонками: в кои-то веки на небе светило солнце, которое  согревало своими лучами  и  заставляло играть яркими непривычными красками  все вокруг, лошади в загоне радостно ржали, подставляя довольные морды навстречу ветру,  а птицы щебетали, наслаждаясь моментом.

— Я тоже не прочь немного посмеяться, — язвительным голосом нарушил легкий настрой беседы Хинрик.

Подруги синхронно обернулись в сторону парня, который вальяжной походкой приближался к ним, сложив руки в карманы брюк. Энн тут же улыбнулась, совершенно забыв про вчерашнюю грубость брата, а Хилдер, слегка потупив взор, приветливо кивнула.

— Неужели? Разве ты умеешь? —  шутя переспросила Энн, за что мгновенно получила легкий толчок в бок от подруги.

— Так о чем речь? — не обращая внимания на колкости сестры, парень подошел ближе и запрыгнул на перекладину рядом с ней. Деревяшка мгновенно прогнулась под избыточным весом, заставляя Энн и Хилдер завизжать и оттого рассмеяться с новой силой.

— Ты еще слишком маленький, чтобы вникать во взрослые разговоры, — продолжала в шутку злить брата Энн.

Ноздри того тут же раздулись от возмущения, а грозный взгляд полоснул по девчонкам.

—Таба, таба, таба, таба, — еле сдерживая смех, вновь пропищала, краснея, Хилдер, уж слишком серьезным и  суровым казался парень, точь-в-точь как описывала Энн вчерашнего гостя.

— Осталось только закутать его в лохмотья, — от души хохотала Энн.

— Две глупые, пустоголовые  обезьяны, — выплюнул Хинрик, спрыгивая с забора , всем своим видом демонстрируя отвращение.

Быстрыми резкими шагами парень поспешил обратно, но вдруг оглянулся и, глядя на сестру в упор, ответил на ее колкости своей грубостью, явно наслаждаясь победой:

— Энн, отец вернулся и ищет тебя. Похоже, ты опять оступилась, сестренка. Интересно, когда его ремень начнет свистеть в воздухе, ты тоже будешь хохотать, как умолишенная?

— Эй, Энни, не слушай его, — заметив, как тут же напряглась подруга, Хилдер схватила ее за  руку, желая поддержать. Затем  спрыгнула с перекладины вслед за Хинриком и подбежала к нему, дергая за плечо и разворачивая в свою сторону. Ее щеки горели, а внутри все кипело. Детская влюбленность в мальчишку сейчас уступила место негодованию и разочарованию.

— Такой большой, сильный, отважный, — стараясь звучать уверенно, обратилась она к Хинрику, —  как ты можешь спокойно смотреть на то,  как Ларус измывается над твоей сестрой, и мало того, что не останавливаешь его, так еще и наслаждаешься  этим? Ты чудовище, Хинрик! Самое настоящее!

Было видно, что слова давались девчонке с трудом, но промолчать она не могла. Хинрик всегда был грубым и скупым на эмоции, но никогда раньше Хилдер не замечала в нем жестокости. Такой, как сейчас.

— Осмелевшая Хилдер — это что-то новенькое! — ухмыльнулся парень, а затем вновь бросил беглый взгляд на сестру. — На твоем месте я бы поторопился!

Грубо оттолкнув от себя Хил, как ни в чем не бывало, он продолжил свой путь. Энн с поникшим видом поспешила следом.

— Прогуляемся? — предложил Ларус, встретив Энн у крыльца.

Как ни странно, но  в его голосе девушка не заметила ни злости, ни агрессии. Скорее он казался усталым и серьезным.

Не дожидаясь ответа дочери, Ларус спустился и неспешно пошел в сторону заброшенной часовни. Само собой, Энн отправилась следом.

— Пап, я хотела извиниться за вчерашнее, — нагнав отца, решила первой нарушить молчание. В конце концов, она действительно поступила некрасиво. —  Я не хотела подслушивать, честно,  просто вы  были  так сосредоточены на своем, что побоялась вас отвлекать.

Энни отлично понимала, что если Ларус решил ее проучить, то никакие ее оправдания не смогут его остановить. Но не попробовать не могла.

— Я рад, что ты осознаешь, насколько отвратительно поступила, и надеюсь впредь такое не повторится.

Девушка мысленно уже приготовилась выслушивать слова отца о молитвах к Богу и о том, чтобы тот смягчил наказание, но Ларус молчал, размеренными и широкими шагами приближаясь к часовне.

Заброшенное здание не было сильно  старым или до безобразия  разрушенным, но вот уже лет  двадцать им никто не пользовался. Старики, как правило, избегали разговоров об этом месте, считая его проклятым, а детям с детства внушали, что именно здесь проходит граница, дальше которой заходить не стоит.

— Куда мы идем? — поинтересовалась Энн, не совсем  понимая поведение отца.

— К обрыву, — как в порядке вещей, ответил Ларус. — Я хочу кое-что тебе рассказать.

— Что именно? — уточнила  девчонка, затрачивая не мало усилий, чтобы не отставать от  отца.

Но мужчина вновь промолчал. Он вообще вел себя странно, отчего Энн терялась в догадках.

— Это моя ошибка, — проходя мимо часовни вдруг вымолвил Ларус. — Я должен был продать этого чертового  жеребца сразу, как увидел, а не дожидаться, когда  прошлое  постучится в двери.

— Я не понимаю, — пропищала Энн, но что-то  объяснять мужчина не торопился.

И лишь когда вдалеке стало возможным различить очертания мыса, Ларус замедлил ход, а потом и вовсе остановился.

— Сколько лет прошло, — негромко, глядя в сторону океана начал Ларус. — Не думай, что я не понимаю, как сильно вы с братом привязаны к этому коню. Если бы только он не уродился копией деда...

Энн внимательно слушала отца, теребя в руках рукава толстовки, повязанной вокруг пояса. Разговор с Ларусом по душам , чего греха таить, казался ей очень странным и доселе весьма непонятным. Наверно, поэтому девчонка взглядом скользила по низкорослой траве, всматривалась вдаль и провожала в небе замысловатые облака , тем самым  пытаясь уцепиться за что-то более привычное.

Ларус же, глубоко вздохнув, вновь зашагал вперед к тому месту, где еще совсем недавно Энн держала за руку брата, наблюдая за китами.

— Я все равно продам его, дочка. Давно уже должен был продать, — все также задумчиво рассуждал мужчина. —  И не потому, что не уважаю ваших чувств с Хинриком, нет. Лишь для того, чтобы увести беду из нашего дома. Хотя, возможно, я опоздал.

— О чем ты говоришь? — недоумевала девчонка, хотя и старалась впитывать в себя каждое слово отца.

— Я хочу попросить тебя, Энн, — Ларус вновь остановился, но на этот раз для того, чтобы обхватить плечи дочери руками, тем самым заставляя ее посмотреть на себя. — Попрощайся с жеребцом здесь и не появляйся на выставке.

— Но... — попыталась возразить Энн.

— Знаю и про квартиру, и про работу, — перебил ее мужчина. Его ладони все сильнее  сжимали хрупкое тело дочери. —  Я помогу с деньгами, не переживай. А еще сделаю все возможное, чтобы Странник остался в Исландии. Вы с братом сможете навещать его при желании.

Энн отчаянно замотала головой. Как же она могла оставаться в стороне, когда ее друга, верного и надежного Странника, отец  собирался продать.

— Это не обсуждается, Энн, — рыкнул было мужчина, но потом осёкся. Он давно уже понял, что давить на дочь, принуждать и заставлять что-то делать, было совершенно никчемным занятием. — Странника я продам в любом случае. На выставку без моего согласия Кристоф тебя не возьмет. Вот и скажи, что ты теряешь своим отказом.

Энн смотрела на отца и отчетливо понимала, как важно для него все, о чем тот просил, но согласиться, так и не узнав причин поведения отца, не могла.

— Так зачем вообще его продавать? Выстави на продажу другого, в чем проблема?

И вновь Ларус проигнорировал адресованный ему  вопрос. Он отпустил Энн и молча устремился вперед.  Девчонка шла следом, пытаясь разгадать поведение отца и уловить логику в его словах.

Остановившись у самого края пропасти, Ларус решительно прикрыл глаза, мысленно возвращаясь в прошлое. Энн же смотрела на океан, который сегодня казался безмятежным, хотя , как и каждый, живущий в этих краях, понимала, что это было  весьма ошибочное суждение.  Вдоль побережья в скальных  расщелинах она заметила забавных красноклювых тупиков,  с мурлыкающим воркованием то и дело  пролетающих над поверхностью воды. В другой раз девчонка могла бы часами наблюдать за их поведением, наслаждаясь шумом океана, но сейчас ее волновал только отец.

— Я был немногим старше тебя, Энн, — так и не открывая глаз, заговорил мужчина. — Отец разводил лошадей, а мы с Джоанной мечтали однажды покинуть эти места. Сестра мечтала о дальних странах, о приключениях, об интересной работе. Ее никогда не привлекала тихая и размеренная жизнь. Наверно, поэтому сразу после школы она перебралась в столицу, отучилась на журналиста и устроилась в местную газету. Но и этого ей было мало. Однажды она просто уехала. Три года мы не знали, жива она или нет. Три года отец и мать сходили с ума, а чертовка даже ни разу не позвонила. Три долгих года...

Ларус открыл глаза и посмотрел на дочь. Внимательно, въедливо и с какой-то необъяснимой тоской.

— Джоанна вернулась спустя три года. Но знаешь, Энн, это уже была не моя сестра. В ее глазах было столько боли, что океан по сравнению с ней казался обычной лужей. Она перестала смеяться. Сторонилась людей. И каждый день приходила сюда.

— Где она была все это время?

— Не знаю, дочка. Новая Джоанна  почти не разговаривала со мной. Но не думаю, что от хорошей жизни она побитой собакой вернулась в родительский дом.

Энн, может и не в таких подробностях, но уже не раз слышала эту историю и никак не могла понять, зачем отец опять ей рассказывал об этом.

— Причем тут Странник, пап?

— Был у нас конь в то время. Смерч. Норовистый и строптивый. Почище твоего Странника, Энни, — на лице Ларуса на мгновение расцвела улыбка. Искренняя, настоящая. — Ох, ну и любил я его! Казалось, на все ради него готов был. Вот только жеребец со своим характером много проблем приносил отцу, отчего и выставили его на продажу. Неудивительно, что  желающих купить негодника оказалось немного. Изредка к нам приезжали люди, чтобы посмотреть на Смерча. Но когда в доме появлялись незнакомцы, Джоанна начинала вести себя очень странно. С утра до вечера она пропадала в часовне, что сейчас пустует.   Как будто пряталась от кого, не знаю.  Только однажды занемогла и решила переждать гостей  в доме. В тот день к нам приехал такой же мужчина, как и вчера, только чуток помоложе. Он казался потерянным и в тоже время жестоким.  В его глазах плескалось отчаяние  и безнадежность.  Но что удивительно, при всей своей неприглядности, тот мужчина сразу нашел подход к Смерчу. Я даже, помню, приревновал и со злости убежал из дома. Как и Джоанна отсиживался в часовне, проклиная чужестранца. В тот день, дочка, Саид, так его звали,  забрал Смерча.

Ларус резко замолчал, оглядываясь по сторонам.

— Он вернулся спустя пару дней. Неожиданно. Без предупреждения. Тем утром  отец возился в конюшне, мать с Арной увезли тебя в город к врачу,  а  Джоанна, как обычно, пропадала здесь.   Мне же было поручено приглядывать за ней. Ох, как выводило меня из себя это занятие.  Я сидел в часовне, подгоняя время, и сходил с ума от безделья, когда меня оглушил дикий крик.

Взяв отца за руку, Энн прикрыла глаза, как совсем недавно делал Ларус, и попыталась представить все, что здесь произошло.

— Джоанна не была сумасшедшей, Энн. И тем более, не хотела прыгать вниз. Я все видел: ее страх в глазах и  его безумие.  Слышал,  как громко они  ругались, но не понимал ни слова.  Помню, как бежал со всех ног к сестре, но не успел.

— Этот мужчина столкнул ее вниз? — испуганно спросила Энн.

— Нет, Энни. Не в том смысле, в котором можно было бы предъявить ему обвинения. Мы тогда потеряли слишком много, дочка. И мне очень страшно, что история может повториться.

— Знаешь, пап, это, конечно, страшно – терять близкого человека, но причем здесь я и выставка?

— Тот мужчина, что приходил сюда вчера, приехал с тех самых мест, а в глазах его сверкало безумие, ничуть не уступающее по силе тому, что я видел тогда в глазах Саида, дочка.  Продать ему жеребца — заведомо обречь того на мучения, а не продать...

Ларус задумчиво окинул взглядом обрыв, а потом резким движением притянул дочь в свои объятия.

— Я переживаю, Энни. Для таких людей, как Ангур, цена не имеет значения.

Всю дорогу до дома Ларус не проронил ни слова. Он шел не спеша, то и дело поглядывая на дочь.

Дочь...

Он так и не смог сказать Энн всей правды, хотя именно это и собирался сделать, вытащив ее к обрыву. Наблюдал, как девчонка радуется солнцу, подставляет свой маленький носик навстречу ветру и улыбается ему.  Такая нежная, задорная, обладающая удивительной способностью всех прощать. Она как будто не помнила зла и в каждом человеке находила что-то хорошее. Наивная!

Глядя на нее, Ларус не сомневался, что она простила бы и его, и Арну, и Джоанну, но найти в себе сил признаться все же не смог.

Воспоминания далеких лет назойливо лезли в голову, как ни старался  мужчина отмахнуться от них.

Ему было двадцать, когда Джоанна вернулась в отчий дом. Замученная, изможденная и на восьмом месяце беременности. Худая, почти прозрачная, в странной одежде, скрывающей ее фигуру и округлившийся живот. Она ни с кем не разговаривала  и не подпускала к себе ни на шаг. Словно обезумевший зверек она сидела в своей комнате, как в клетке, не выходила на улицу и практически не ела. Родители сходили с ума от отчаяния, а сам Ларус готов был разорвать любого, кто совершил подобное с его сестрой.

Спустя пару недель на свет появились две девочки. Близняшки. Лара и Энн. Две маленькие копии матери. Вот только Джоанна на них даже не взглянула. Отказалась, как от ненужных котят.

Отчаявшиеся повлиять на дочь родители, взяли все заботы о девочках на свои плечи. Бабушка и дедушка день и ночь носились с малютками, пытаясь заменить им мать. А та, чтобы не слышать детского плача, так явно что-то бередившего  в ее душе,  каждый день начала  убегать из дома к обрыву.

Несколько месяцев пронеслись, как один день.  Малышки росли здоровыми и веселыми. Молодая жена Ларуса Арна все больше проникалась к ним любовью  и все чаще брала на себя заботы по уходу за девочками, в то время как их настоящая мать, все сильнеез отдалялась от своей семьи.

В тот день Арна повезла Энн в город, чтобы показать врачу. Непонятная сыпь с вечера беспокоила малютку, тогда как ее сестра казалась абсолютно здоровой.  Лару оставили дома под присмотром бабушки.

Ближе к обеду в дом Хакана Иворссона, отца Джоаны и Ларуса,  в сопровождении нескольких мужчин ворвался Саид. Тот самый, что всего пару дней назад купил у хозяина дома породистого жеребца. Тот самый, что случайно заметил девушку возле окна, когда покидал владения Иворссона. Тот  самый, от которого Джоанна так надеялась убежать.

Не обращая внимания на гневные выражения Хакана и  испуганные  возгласы его жены, мужчины  перевернули весь дом в поисках Джоанны и ее ребенка. Силой вырвав из рук бабушки малышку, Саид забрал Лару с собой. Но прежде, чем исчезнуть окончательно, на жутком обрыве нашел свою единственную  любовь, чтобы, как и предсказала старая ведьма, потерять ее навсегда.

Словно грозовая туча, беды  поглотили семью Ларуса. Казалось, что хуже уже быть просто не может. Но внезапная смерть Хакана, так нелепо упавшего с лошади, и сердечный приступ матери, чье сердце просто не выдержало потрясений, окончательно ожесточили Ларуса, заставив того  повзрослеть слишком рано.

Первое время после трагедии Арна сильно переживала, боялась, что Саид вернется, что захочет отобрать и Энн. Поэтому вместе с мужем они удочерили девочку, дав ей свою фамилию и защиту.  

Долгие годы Ларус пытался разгадать  мотивы Саида: кем он был для его сестры, зачем похитил малютку? Конечно, в его голове проносились мысли, что именно Саид был отцом девочек и что Джоанна пряталась от него, но все это оставалось лишь беспочвенными догадками. Единственное, что ему удалось узнать наверняка , это место откуда тот приехал. Жуткое слово " Дезирия" Ларус высек на сердце болью. В его душе, очерствевшей и закаленной, все меньше места находилось для  любви и все больше для злобы и обид. Он всегда понимал одно: череда  страшных событий в их доме началась с появлением Джоанны. Это она принесла проклятье на их семью !  А потому не мог простить сестру и, глядя на подрастающую Энн, чудом оставшуюся в их доме, все чаще замечал  в девчонке знакомые  черты, оттого и был с ней непомерно строг, не брезгуя самыми жестокими наказаниями.

Вчерашний гость сразу не понравился Ларусу. И только из уважения к Кристофу — верному другу семьи, он согласился выслушать Ангура, о чем сильно пожалел. Стоило чужаку произнести "Дезирия", как Ларуса почти физически ударило током. Он не хотел, не мог, не имел права снова рисковать своей семьей. Именно потому, решил все рассказать дочери и отправить ее в столицу, как можно дальше от опасности.

Но так и не сказав Энн всей правды, сейчас смотрел на нее и, пожалуй, впервые видел в девчонке  не копию своей сестры, а собственную дочь, которую не хотел потерять.

— Энни, как скоро вы с Хил сможете переехать? — нарушил долгое молчание Ларус.

Девушкам слегка вздрогнула от неожиданности и подняла искрящийся взгляд на отца:

— Мне нужно пару дней, чтобы собраться.

— Отлично, тогда в четверг утром выезжаем.

Ларус предчувствовал, что надвигается новая буря,  и  надеялся, что спрятав дочь подальше от дома и выставки,  сможет уберечь  ее и свой дом  от новых бед.

***

Хилдер скривила носик и выразительно посмотрела на  Энн, которая сидела на широком подоконнике и безотрывно наблюдала на стекающими по стеклу   каплями дождя. Дурацкая  привычка подруги — грызть все, что угодно, в моменты жгучего волнения — со школьной скамьи выводила ее из себя. И ладно, когда под руку попадалась авторучка или карандаш, хуже, когда по близости таковых не было. Прямо, как сейчас.

— Энн,  перестань грызть пальцы! — сердито проворчала она, закипая от возмущения.

— Торги полным ходом, Хил! — не отрывая большого пальца от губ, пробормотала Энн. — Мне не по себе!

— Мне тоже, знаешь ли, не по себе, когда я вижу тебя в таком состоянии, — Хил спрыгнула с дивана и подлетела к подруге. Бережно обхватив ту за плечи, она уперлась подбородком в макушку девушки и все же набралась смелости заявить:

— Энни, ну правда, это же просто конь. Да, любимый, золотой, самый лучший. Но, Энн, это просто конь! И Ларус его не живодерам продает, а всего лишь  в другую конюшню!

— Я знаю, Хил, — накрыв своей ладошкой руку девчонки, Энн слегка ее сжала, давая понять, что ценит ее поддержку. —  Просто предчувствие нехорошее.

Подруги переехали в столицу четыре дня назад, хотя изначально планировали перебраться в город ближе к осени.  Ларус и Кристоф помогли дочерям перевезти вещи и устроиться на новом месте. Но самое главное, мужчины оплатили аренду квартиры на год вперед, чтобы девочки не забивали больше голову поисками работы, а смогли сосредоточиться на учебе, хотя бы на первом курсе.

— Хил, как думаешь, отец сдержит слово? — все также глядя в окно, спросила Энн. Мысль, что Странника увезут в чужую страну, где совершенно другой климат, язык и методы воспитания, пугала Энн намного больше самой продажи коня. Ларус отчасти был прав: останься жеребец в Исландии и Энн с Хинриком смогли бы его навещать. Другое дело, если коня вывезут за пределы страны. По местным законам такому коню обратной дороги уже  не было.

Хилдер бросила мимолетный взгляд на часы:  короткая стрелка упорно стремилась к пяти. Торги уже  должны  были  завершиться.

— Давай, я отцу позвоню, — предложила Хил и тут же отправилась в свою комнату, оставив Энн наедине со своими мыслями.

Устроившись поудобнее, Энни прикрыла глаза. Всё разом навалилось на нее: и разлука с братьями, с мамой, и продажа Странника, и новое место, которое хоть и было уютным, но все еще казалось чужим. А еще эта размолвка с  Хинриком перед самым отъездом...

К его агрессивному поведению Энн привыкла и  уже давно не обижалась на парня. Скорее жалела его. Злость мало кого могла сделать счастливым. Нет, чем больше Хинрик срывался, тем больше Энн хотелось поделиться с ним частичкой своей любви, согреть его черствое сердце, научить видеть этот мир с другой, более доброй стороны.

За пару часов до отъезда в город Энн навестила Странника, чтобы спокойно с ним попрощаться. Конь фыркал и беспокойно перебирал копытами, как будто чувствовал, что видит девушку в последний раз. Энн трепала его за ухом и что-то напевала себе под нос, когда позади послышался голос брата.

— Бежишь, трусиха? — Хинрик стоял  возле соседнего стойла, перекрестив руки на груди.

— Это просьба отца, Хинрик.

— Нет, Энн, это твой выбор. Всегда легче сдаться, чем бороться! — оттолкнувшись, он сделал несколько шагов в сторону сестры, не отводя  от нее осуждающего  взгляда.

— Отец все равно его продаст. Ни ты, ни я не сможем ему помешать, — продолжая почесывать Странника за ухом, ответила брату Энн.

— Говори за себя, слабачка!– Хинрик до предела сократил расстояние и дернул Энн за руку, чтобы та не смела прикасаться к животному. — Не трогай его! Ты предала и его, и меня!

—Мы сможем его навещать, — в попытках освободить руку, сказала Энн, не отступив ни на шаг.

— Бред, — прорычал Хинрик. — Отец наплел тебе с три короба, а ты, идиотка, поверила!  Через четыре дня  Странник станет чужой собственностью и, поверь, никто и никогда не допустит нас к нему!

— Я верю отцу, раз он ...

— Какая же ты дура, Энн! — перебил Хинрик. — Уматывай в свой город и забудь о нас! Без тебя все сделаю!

— Что? Что ты собрался делать? Что вообще можно сделать? — Энн не на шутку пугали слова брата. Упертый, озлобленный, бесстрашный он мог натворить глупостей...

— Не твое дело, поняла? Вали отсюда...

— Энни, мама просила тебя найти, — голос Петера прозвучал внезапно и прервал разговор, так и не дав Энн ни нормально попрощаться с жеребцом, ни переубедить Хинрика не совершать необдуманных поступков.

— Торги закончились, — Хилдер вернулась в гостиную и взбудоражено смотрела на подругу. — Странника купил некий  Адам Ваха, отец сказал, что он  из Португалии. Мне так жаль, Энн, что Ларус не сдержал обещание!

Прислонившись лбом к прохладной поверхности стекла, Энни зажмурилась, чтобы слезы перестали жечь глаза, и мысленно обняла брата, которому сейчас было в разы больнее, чем ей.

— Энн, ты только посмотри, — Хилдер подошла ближе и протянула смартфон, на экране которого красовались фотографии жгучего брюнета. — Если это тебя успокоит, Странник попал в руки очень симпатичного и горячего мужчины. Ну же, взгляни!

Разглядывать парней в сложившейся ситуации Энн хотелось меньше всего. Она помотала головой и шмыгнула носом. Слезы непослушно скопившись в уголках глаз, все же нашли выход.

— Этот Ваха — алмазный король! — не обращая внимания на подругу, Хилдер продолжала увлеченно изучать  интернет в поисках информации о покупателе. — У него ювелирные салоны по всему миру. Италия, Португалия, Франция, даже в Штатах есть, представляешь?

— Хил, —  Энн попыталась было остановить подругу, но махнула рукой. Пусть говорит, что хочет. Какая  уже разница, кто такой этот Ваха, если он не местный и увезет Странника из страны.

— Но странно, Энн, очень странно, — не унималась Хилдер. — О его компании написано много, а о нем самом информации почти нет: имя, пара фотографий и все. Но зато какие фотографии, Энни! Вот это взгляд!

Проигнорировав восторженные возгласы подруги, Энн спрыгнула с подоконника  и пошла на кухню, чтобы налить себе воды. Что сделано, то сделано. Странник был продан и изменить сей факт было ей не под силу. Но в этот момент в голову девчонки вихрем ворвалась шальная идея.

— Хил, а номера телефона этого Адама там случайно нет?

— Нет, конечно, только номера филиалов.

— Жаль, — сделав глоток воды, вздохнула Энн.

— Что ты задумала? — настороженно спросила Хил.

— Ничего, просто хотела дать несколько советов, чтобы Странник быстрее адаптировался.

— Думаю, Ларус и так все расскажет, — махнув рукой, Хил подошла к подруге и тоже налила себе воды.

— Отец ничего не знает о Страннике, Хил. Он считает его глупым и неуправляемым. Но это не так. К нему просто нужен особый подход. Я могла бы подсказать. Уверена, это облегчило бы жизнь и коню, и его новому владельцу.

— Может ты и права, Энн, — решительно поставив пустой стакан на столешницу, заявила Хил и, подмигнув подруге, добавила:

— Я попытаюсь узнать его  номер у отца.

4. Голос

Дезирия. Провинция Ваха

Наши дни

Считанные минуты оставались до окончания торгов. Адам сидел в кабинете отца и отслеживал их по видеосвязи. Для отвода глаз Ангур на месте делал вид, что изо всех сил пытается перебить ставку некого Адама Вахи из Португалии, и забавно злился, когда в очередной раз оставался с носом. На удивление жеребец  Ларуса пользовался спросом. Несколько местных коневодов боролись до последнего, но предложить больше алмазного короля, конечно, были  не в состоянии.

Адам Ваха... Именно так на западе именовали эмира провинции Ваха, дабы не вызывать излишних вопросов у иностранных партнеров. Несколько филиалов  основанной еще дедом алмазной корпорации были разбросаны по всему миру. Но мало кто в живую видел Адама хотя бы в одном из них. Никогда бизнес не стоял для молодого человека на первом месте.  Да и что это за бизнес такой? Алмазы... Чертов минерал, которым были нашпигованы его земли. Проклятые камни, которые пробуждали в людях самые низменные их черты: алчность, жадность, зависть. Алмазы — главная причина отсутствия мира и покоя на родине Адама. Разве мог он любить их? Разве мог поклоняться им? Нет. Как, в принципе, и полностью игнорировать из наличие...

Вздох облегчения. Всё. Торги завершились  и Странник по праву перешел  во владения Адама. Глупый, недалекий Ларус так сильно противился отдать  коня Ангуру, что даже не удосужился узнать, кто скрывался под именем португальца.

Широко улыбнувшись, Адам захлопнул крышку ноутбука и подошел к окну.  Июнь. Месяц удушающей жары и смертельной засухи. Тяжелый и невыносимый. Это здесь, на вилле Сабах аль Вахо, почти на самом побережье еще иногда морской бриз  ласкал разгоряченную кожу и охлаждал ум. Но стоило отъехать немного дальше, вглубь провинции,  как раскаленное солнце пожирало своим адским жаром все живое.  

Нет, везти коня в это пекло было губительной пыткой для животного, привыкшего к холодному, влажному климату. Да и спешки никакой не было: свадьба Саида была запланирована на сентябрь. Ближайшие несколько месяцев жеребец должен был провести в родной конюшне Ларуса Хаканссона, конечно, за увесистую плату со стороны Адама.  Забрать Странника в Дезирию мужчина планировал не раньше, чем за пару недель до праздника. Хотя назвать пятую свадьбу Саида праздником, у Адама не поворачивался язык.

"Проклятый род!  Проклятый Саид!" — крутилось в его  голове. Зухра, покорная и невинная дочь шейха Назира Аль-Араиса, годившаяся Саиду в дочери,  должна была стать пятой женой эмира. Пятой! И ни одной прежней не осталось на этом свете! Народ не врал: род Аль-Наджаж был проклят! Ни одной живой жены, ни одного сына за долгие почти двадцать лет... Зухра была  последней надеждой эмира  на наследника...

Адам не испытывал жалости к Саиду. Только не к нему. Бездарный правитель, загубивший и разоривший  некогда великую и богатую страну был не достоин сострадания. И, по мнению Адама, требовал свержения. Вот только восстания были тому  нипочём. Любой, кто хотя бы замышлял подобное, уже давно отправился к праотцам в преисподнюю.

Распахнув  витражную дверь  и впустив поток обжигающего воздуха в охлажденный кондиционерами отцовский кабинет , по пологим ступенькам Адам спустился  во двор. Сегодня молодой человек  стал на один маленький шаг ближе к цели.

Саида должен был тронуть его подарок. Должен был задеть за живое. Должен был подтолкнуть к правильному решению. А в том, что существует только одно верное решение, Адам не сомневался.

Алия.

Единственная дочь Саида.

Так распорядился Аллах, подарив Саиду только одного ребенка! Совершенно не похожая на отца, привезенная непонятно откуда  она еще в детстве была признана народом Дезирии, как истинная Аль-Наджах,  и  до сегодняшнего дня являлась единственной продолжательницей королевского рода.  Даже если Зухра и смогла бы подарить правителю сына, до его становления на престол прошел бы ни один десяток лет. Этого времени, Адам был уверен, ему бы хватило,  чтобы вернуть Дезирии былую славу. Если бы не одно  "но": Саид не спешил отдавать Алию в жены.

Эмир  до безумия любил свою дочь. Златовласая красавица с песчаными глазами и огромным сердцем  была для него центром мироздания. Саид боготворил ее и, если бы на то была его воля,  Алия навсегда осталась бы нетронутым и прекрасным цветком в его жизни.

Долгие годы молодой человек добивался руки Алии.  Да и для Саида более выгодного и благородного союза было грех  желать. Еще  отец Адама, покойный Аббас Аль-Ваха, передал часть самых богатых  земель и несколько наиредчайших  алмазов из семейной коллекции, чтобы закрепить  договоренность: по достижении Алией восемнадцати лет она должна была перейти во владения Адама.

Вот только отец погиб, а сама Алия который год находила отговорки, чтобы отсрочить неизбежное...

— Отныне будешь моей, Алия! — глядя в бездонную черноту неба, прошептал Адам. — Бегать от своей судьбы осталось тебе совсем немного!

Подувший со стороны океана едва прохладный ветер, только подтвердил намерения молодого человека, даруя ему глоток свежего воздуха и надежды.

Мобильный в руке ожил внезапно. Поглощенный мечтами об Алие, Адам не сразу сообразил взглянуть на номер звонившего. Отчего-то он был уверен, что это Ангур спешил поздравить с победой.  Конечно, если бы голова молодого эмира была свободной от пленительных  чар Алии, он вспомнил бы про разницу во времени и про то, что покорный Ангур никогда бы не позволил себе нарушить его покой пустыми звонками в такой поздний час. Если бы... Но мысли Адама были далеко.

— Наам,¹ — раздался в темноте сада его низкий голос в предвкушении радостного ответа Ангура.

Но кроме сбивчивого дыхания по ту сторону ничего он  не услышал в ответ.

— Наам, — повторил Адам. — Тахдт!²

Никогда раньше Ангур не был настолько нерасторопным, как сейчас. Никогда не дозволял себе подобных заминок!

— Простите. Могу я поговорить с Адамом Ваха,   — раздалось в ответ.

Этот нежный, ласкающий слух  голос  Адам готов был узнать из миллиона других. Проникновенный. Дорогой его сердцу и  такой желанный. И даже тот факт, что прозвучал он на английском, совершенно не отложился в сознании.

Миллиарды иголок пробежали по телу Адама, заставив каждую клеточку его тела напрячься до безумия. Она позвонила. Сама. Нарушив традиции и волю отца.

Недопустимо. Непростительно. Невозможно. Но настолько желанно...

— Алия? — еле вымолвил он, сжимая в руке кусок пластика, и совершенно не веря своим ушам.

— Алия? — затаив дыхание переспросил Адам.  Он отчаянно не понимал, что могло сподвигнуть его неприступную невесту, позвонить ему в столь поздний час.

— Простите, вы говорите по-английски? — вкрадчиво отозвалась девушка,  словно не слышала своего имени.

Что это? Игра? Очередная хитрость? В любом случае, Адам отчётливо осознавал, что подобная выходка не сойдет с рук обоим. И даже  королевская кровь в венах Алии не убережет ее от гнева отца, если тот, конечно, узнает о ее проделке.

— Я, наверно, не вовремя, — никак не унималась чертовка. — Прошу, уделите мне всего минуту.

— Слушаю, - подыграл мужчина, перейдя на английский. Противоречия заполняли его душу, но желание  узнать, что замышляла Алия, взяло верх.

— Вы сегодня приобрели коня у нашей семьи и ...

— Коня? — перебил Адам.

Моментально пелена заблуждения спала, возродив в нем прежнего сурового и нелюдимого эмира провинции Ваха. Алия не могла знать про коня, а значит, мужчина ошибся, впервые спутав голос своей невесты  с другим.

Резко оторвав телефон от уха, Адам бросил недобрый взгляд на экран  и, убедившись, что номер был ему незнаком, прорычал в трубку:

— Вы кто?

— Оу! — опомнилась девушка. — Меня зовут Энн. Ларус Хаканссон мой отец. Я хотела предложить свою помощь.

Адам не терпел таких разговоров. Да что там... Если бы не этот голос, он и вовсе бы оборвал беседу . Но что-то, какая-то неведомая  сила удерживала его, не позволяя сбросить надоедливый звонок.

— Я не нуждаюсь в помощи, — рявкнул он, а сам сильнее прижал трубку к уху.

— Хмм, — вздохнула девушка, будто никак не могла подобрать слов или стеснялась того, что собиралась сказать. — Если честно, помочь я хотела коню, а не вам.

Еле сдержал себя Адам от нахлынувшего возмущения. Да что она себе позволяла, как только посмела заявить такое? Неужели не понимала с кем говорила?

— Странник только с виду такой грозный и характерный, — затараторила та, словно Адам дал ей на это право. —  Внутри он, как ребенок:  чуткий и ранимый. Я так боюсь, что вы выберете неверный путь, что попытаетесь сломать его, подчинив своей воле. Знайте, это дорога в никуда.

— Хватит! — оглушил своим криком Адам. Еще не хватало, чтобы какая-то девка позволяла себе учить его жизни. Дерзкая, бесстрашная и, по всей видимости, очень глупая, раз посмела заявить ему  подобное. Да как вообще она решилась заговорить с ним?

Не дожидаясь, когда эта наглая девица скажет что-нибудь еще, Адам сбросил вызов и, развернувшись на пятках, поспешил вернуться в дом. Ярость и негодование бурлили в его взгляде, а возмущение никак не находило выхода.  Как неприкаянный, он слонялся по кабинету отца в попытках успокоиться, забыть о нелепом разговоре, но ничего не выходило...

По его самолюбию только что нанесли удар. И кто? Взбалмошная, потерявшая всякий страх и стыд девчонка! Но этот голос...

Тут же в голове вспыхнули воспоминания о недавнем разговоре с Ангуром, когда тот пытался что-то рассказать о дочери Хаканссона, а Адам его перебил.  Проклятье! Ничего хорошего подобный поворот не обещал.

— Ангур! — бешено взревел Адам, стоило его верному помощнику ответить на вызов.

— Ясин, не ожидал твоего звонка, — встревоженно ответил мужчина. — Что заставило тебя в столь поздний час набрать меня?

Ангур обладал удивительным даром чувствовать перепады  настроения Адама даже на расстоянии. Как часто, это помогало мужчине сохранять свою шкуру в целости и сохранности. Он всегда знал с кем  говорил в данную секунду: со своим старым и преданным другом Адамом, с которым уже долгие годы преследовал одну цель, или с безжалостным Ясином, эмиром провинции Ваха и правой рукой правителя Дезирии.

— Говори, Ангур! — приказал Адам.

Конечно, в его сознании созрел вопрос и желание разобраться, вот только бедному Ангуру, в данный момент ужинавшему в ресторане отеля в столице Исландии, было невдомек, что хотел от него услышать разъяренный мужчина.

— Все прошло, как мы с тобой планировали, Ясин! Конь твой. Жеребец ладный, я тебе скажу. И даже...

— Чертов конь! — взревел Адам. — Чем я разгневал Аллаха, раз всю ночь вынужден слушать заботливые речи об этот скакуне?

— Тише, Ясин, тише!– заволновался Ангур. — Давай по порядку. Что стряслось?

— Неделю назад ты собирался рассказать мне о дочери Хаканссона. Я тебя слушаю, Ангур!

— Да нечего там рассказывать, — выдохнул тот. За неделю он многократно  прокручивал в голове встречу с девчонкой и все больше приходил к выводу, что поступил верно, не рассказав Адаму своих наблюдений. Ни к чему было наводить смуту, подставлять себя и Алию, да и дочь Ларуса он с тех пор больше не видел ни разу. Порой  начинало казаться, что сходство девушек ему и вовсе померещилось.

— Ангур, — тихим, но  наполненным гневом голосом остановил друга Адам, — не ври мне! Мы оба знаем, что ты не умеешь! Она звонила мне только что! Ангур, что с ней не так?

Секундное затишье со стороны мужчины лишь сильнее распалило любопытство молодого эмира. Неужели и Ангур уловил сходство девичьих голосов. Хотя откуда? Это на глазах Адама Алия выросла из крохотной девочки в дивную девушку. Это ему, как названному жениху, дозволялось изредка общаться с Алией  и наслаждаться ее нежным голосом. Ангур же не имел права даже близко подходить и тем более разговаривать с дочерью Саида. Значит, насторожило его что-то другое.

— Знаешь, Ясин, — поразмыслив, все же отозвался мужчина, —  чтобы я тебе не сказал сейчас, ничего не  сможет объяснить увиденного мной. Приезжай. Уверен, эта девушка удивит и тебя.

¹ — Да (араб.)

² —  Говори! (араб.)

5. Завтра

Исландия. Рейкьявик

Адам

Далекий и пасмурный остров встретил Адама во всей  своей ледяной красе. Хмурое, беспросветное небо, казалось, опустилось до самой земли и давило своей серостью и тяжестью, ухудшая и без того поганое настроение мужчины.

— Что я здесь делаю? — смахивая с лица морось  дождя, проворчал он.

Покидать пределы своей страны  Адам терпеть не мог с  детства. Слишком сильную привязанность к родным землям привил ему отец. Слишком большой страх в его душе поселила гибель деда и матери, разбившихся на частном самолете недалеко от берегов Дезирии. Тогда Адам был еще ребенком, но до сих пор, поднимаясь по трапу на борт самолета, он испытывал жгучее, непреодолимое желание шагнуть обратно на раскаленную землю.

Наверно, потому он не спешил следовать совету Ангура  и сейчас. Переступать через себя и бросать дела ради голоса какой-то там девчонки виделось ему  глупым и опрометчивым. Правда у судьбы, как и всегда, были свои планы на этот счет.

Уже тысячу раз пожалел Адам о своем решении. Инкогнито, без должного сопровождения и, черт побери, в обычной европейской одежде ступить на стылую землю Исландии  было непростительной ошибкой. И сейчас насквозь продрогший от промозглого ветра и непрекращающегося дождя  Адам понимал это, как никогда раньше. Он стоял возле здания аэропорта совершенно один и  пытался разглядеть среди кучи хаотично припаркованных автомобилей машину Ангура. Только все зря. Проклиная его род до седьмого колена, Адам, как мог, кутался в тонкий тренч, совершенно не подходящий для подобной погоды, и недоумевал, как у проходящих мимо него людей хватало сил улыбаться и совершенно не обращать внимания на омерзительную сырость и холод. Он прикрыл глаза и невольно вспомнил разговор с Саидом, заставивший его передумать и прилететь на край света.

— Ясин, а ты что скажешь?

Черные глаза Саида  шальные, распутные, пустые, казалось,  безотрывно следили за каждым вздохом Адама.  Мужчины сидели в саду возле сирдаба — небольшого бассейна с проточной водой. Укрывшись от полуденного зноя в тени ветвистых деревьев, совершенно праздно и бесцельно они распивали крепкий кофе с ароматом кардамона и вели беседы на отвлеченные темы. В Наджах после бессонной и беспокойной ночи Адам приехал еще ранним утром,  но найти для него время Саид удосужился только к обеду.

— Ты знаешь мое отношение  к Джадиру, Саид, — уверенно ответил Адам. —  Глупо полагать, что сын его стал более достойным, чем когда-либо был он сам.

— Джадир поплатился за все сполна. Кроме того, Ясин, разве дети должны отвечать за грехи отцов?

— Все в мире относительно, Саид. Если бы отец Маджида просто оступился, это одно, — Адам внимательно посмотрел на правителя. — Неужели ты все забыл?

Ныне покойный шейх Джадир Абу Маджид Бин Султан Аль– Карог когда-то  давно плел интриги против рода Аль-Наджах и тайно  мечтал занять престол. Он был уверен, что тот по праву принадлежал ему и лишь по чистой случайности ускользнул из его цепких рук. Тогда, двадцать лет назад, он рассчитал все, но его планам помешал безумно влюбленный и отчаявшийся Саид, который, наплевав на волю отца, в ту роковую ночь сбежал из дворца и покинул страну в поисках своей неверной жены.  Джадир стер с лица земли всех, кто так или иначе принадлежал к роду Аль-Наджах, лишив страну правителя, а людей надежды. Однако, вернувшийся в Дезирию  Саид спутал ему все карты.

Так и не добравшись до престола, Джадир был казнен, как и все те, кто был причастен к страшному преступлению. А его сына, двухлетнего Маджида, Саид оставил при дворце и воспитал, как своего, внушив ему непреодолимое отвращение к поступку   отца. Так было заведено в этих местах.

— Никогда не забуду, Ясин. Такое ни забыть, ни простить нельзя, — Саид отодвинул чашку и  устремил свой взгляд в сторону воды. — Я надеялся, что Маджид останется в Штатах после учебы, но он вернулся и готов служить мне верой и правдой. Пусть так, Ясин. Значит, на то воля Аллаха.

С жалостью посмотрел на Саида Адам. С неприкрытой и острой. Одно дело — держать подле себя ребенка, и другое — умного, расчетливого и мстительного молодого человека. Но спорить с Саидом не стал. Знал, что бесполезно...

Адам всегда с опаской и недоверием относился к Маджиду. И если Саид видел в глазах юноши преданность и благодарность, то Адам ждал с его стороны предательства. Вот только до сих пор  не мог предугадать, когда и как Маджид решится на месть. А в том, что тот решится, у молодого эмира провинции Ваха сомнений не возникало...

— И у тебя я прошу немного, — продолжил Саид. — Пусть с месяц Маджид побудет с тобой. Мне сейчас не до него, Ясин. Дел много, да и народ лютует. Не хочу я масла в огонь подливать. А ты, в конце концов,  разберешься  с бедуинами на востоке Блароха. Уверен, вдвоем будет проще.

Как не вовремя свалился этот Маджид на голову Адама! Выполнить волю Саида и забрать младшего Аль-Карога на свои земли он не мог. Не хотел! Чувствовал, что тем самым навлечет новые беды на свой народ. Но и отказать эмиру не знал как.

— Алия, глядя на брата, тоже мечтает уехать учиться, — задумчиво произнес Саид, словно намекая, что у Адама не было выбора: откажи он принять у себя Маджида и не видать ему свадьбы с Алией еще  несколько долгих лет.

— Он ей не брат, Саид! И никогда не был! — не сдержался Адам, чуть не пролив горячий напиток.

— По крови не брат, твоя правда, Ясин! Но ты же знаешь, что вы оба для меня, как сыновья, которых Аллах не дал мне, — слащаво пропел Саид. —  Так что, каково твое решение?

— Пусть будет по-твоему! — согласился Адам, понимая, что пожалеет о своем выборе. Сильно пожалеет! Но именно в этот момент он   вспомнил про разговор с Ангуром. — Я как раз по делам уезжаю в Европу. Возьму его с собой, может и польза от него какая будет.

— В Европу? — удивился Саид. — Проблемы? Ангур не справился?

— Да, — коротко ответил Адам, чтобы не углубляться в детали. — Завтра вылетаю в Лиссабон. Маджид может поехать со мной.

Рассказывать Саиду про Исландию — заведомо испортить сюрприз, поэтому молодой человек упомянул столицу Португалии, где располагался головной офис его компании.

— Не стоит, Ясин, не стоит, — Саид  потер тыльной стороной ладони подбородок и обеспокоенно добавил:

—  Решай свои проблемы и возвращайся! Совесть мне не позволит взваливать на тебя еще и Маджида.

На том и закончив трапезу, мужчины распрощались: Саид отправился в свои покои отдыхать, а Адам, еще  немного погуляв по саду в надежде случайно встретить Алию, уехал к себе. Поездка в Лиссабон теперь была делом решенным и безотлагательным, хотя и совершенно ненужным.

— Что ж, — прошептал Адам себе под нос, понимая, что посетив офис  для отвода глаз, он отправится дальше. Туда, где солнце лишь изредка согревало землю, а дожди смачно увлажняли ее поверхность. Туда, где из-под земли вырывались неуправляемые  потоки огненной  воды, а огромные ледники не таяли даже в июне. — Сама судьба ведет меня к тебе, загадочная и дерзкая Энн, дочь Ларуса Хаканссона. Надеюсь, Ангур не обманул, и ты сможешь удивить меня.

— Ты, видно, смерти моей хочешь, — вынырнув из воспоминаний, прокричал Адам, заметив вдалеке мощную фигуру  Ангура. Тот шел неспешно и явно в душе посмеивался над замерзшим и вымокшим другом.

— Не сердись, Адам! Сам видишь, местные ездят на своих автомобилях, словно на ишаках: медленно и хаотично. Пойдем, я забронировал тебе номер.

— Нет, — отрезал Адам. — Мы едем к Хаканссону прямо сейчас.

— Во-первых, не мы, а ты. Если, конечно, не хочешь, чтобы при виде меня Ларус аннулировал сделку. А во-вторых, ты себя видел? — Ангур с усмешкой окинул друга взглядом с головы до ног. — Что в Лиссабоне ничего потеплее купить не удалось?

— Ангур, — прошипел Адам, —мне нужна машина. Сейчас. Я не намерен задерживаться в этом убогом месте дольше, чем требуется: взгляну на коня, на девчонку и уеду.

Ангур промолчал, лишь слегка улыбнувшись уголками губ, отчего его лицо исказилось в нелепой гримасе. Но автомобиль для Адама нашел.

Дорога до места заняла около двух часов. Дикие, но завораживающие пейзажи, проносящиеся мимо, кружили Адаму голову. В этой жизни он повидал многое и был уверен, что ничто уже не способно удивить его. Сейчас он понимал, что вновь ошибся. И открытие это его немного печалило. Слишком уж часто в последнее время он стал ошибаться.

К дому Ларуса Хаканссона Адам прибыл под ужин, правда, что не могло не показаться ему странным, вечер в этих местах наступал лишь по часам, на улице же было все так же светло, как и днем.

Оглядываясь по сторонам, он уверенным шагом  прошел к дому, который казался совершенно обычным на фоне всего остального. Еще будучи в Дезирии, он рассматривал в интернете фотографии  Исландии и представлял, как окажется в загадочном поселении, сплошь и рядом состоявшим из каменных приземистых домиков с крышами покрытыми дерном. Но прямо перед носом у Адама находился самый обычный двухэтажный дом светло-желтого цвета. Чуть поодаль виднелся загон для лошадей и конюшни, а еще ото всюду доносилось блеяние овец.

Ларуса о своем визите Адам не предупредил: хотел увидеть все так, как есть, а не вылизанные картинки, подготовленные к его приезду. Звонок. Пара секунд ожидания. Отчего-то в голове пробежала надежда, что откроет ему та самая Энн и сразу разрешит все его терзания. Но мечты пришлось попридержать, поскольку на пороге появился жилистый высокий  парень лет семнадцати. Темноволосый, чернобровый с тяжёлым, каким-то не по-детски взрослым взглядом.

— Хало¹! — пробасил тот, совершенно не меняясь в лице при виде Адама. — Хэр эрту²?

Парень не выглядел дружелюбным и с первых секунд вызвал в Адаме легкое раздражение.

— Добрый вечер, меня зовут Адам Ваха, — переборов свое неприятие, Адам  натянул дежурную улыбку и представился на беглом английском. — Я бы хотел увидеть Ларуса Хаканссона.

Лицо парня моментально исказила гримаса. Неприятная, злобная, презрительная... Он смотрел на Адама так, как смотрели на него бедуины Блароха, которых то и дело приходилось эмиру сгонять с насиженных мест, за что те люто его ненавидели.

Спустя несколько секунд молодой человек все же впустил незнакомца на порог, указав грубым жестом в сторону гостиной.

Дом Хаканссона сильно отличался от привычных его взору личных апартаментов. Скромный, тесный, заставленный какими-то вещами и кучей обуви на полу. Совершенно безвкусный и аляповатый, хотя и весьма чистый. На мгновение прикрыв глаза, он снова отругал себя за поспешность в решении приехать сюда. Очередная ошибка.

Не успел Адам сделать и пары шагов в сторону гостиной, как навстречу ему выбежал мальчишка лет пяти-шести с задорной улыбкой и любопытными глазками. Он был маленькой копией нелюдимого парня, открывшего дверь, правда, в улучшенной версии,  и стоило ему увидеть Адама, как он тут же улыбнулся еще шире и что-то громко закричал на своем совершенно непонятном и несколько неприятном для гостя языке. Следом за мальчишкой в узком коридорчике показались еще люди: невысокая женщина с длинными темными волосами, забранными в низкий хвост, еще один мальчуган лет двенадцати и высокий, поджарый мужчина с грозным, как у юноши на входе, взглядом.

— Хало, хало, хало, — послышалось со всех сторон и во всех тональностях, вызывая у Адама неумолимое желание заткнуть уши и бежать из этого бедлама.

— Это Адам Ваха, собственной персоной. Приехал за конем, судя по всему, — грубоватым голосом заявил рослый  парень и, растолкнув младших плечами, удалился из виду.

— Оу, Адам, добрый вечер! — засуетился мужчина. — Я Ларус. Это моя жена Арна и наши дети. Проходите, проходите! Что же вы не сообщили, что прибудете так скоро? Вроде в договоре срок прописан на сентябрь?

— Я оказался здесь совершенно случайно, проездом, и не мог упустить возможности вживую посмотреть на жеребца.

— Конечно, конечно. Я же не против, просто мы бы вас встретили. Проходите, мы как раз собираемся ужинать и будем счастливы, если и вы присоединитесь к нам.

— С удовольствием.

— Отлично. Арна, милая, накрывай на стол. А мы, Адам, давайте сразу прогуляемся до конюшни. Уверен, вам не терпится взглянуть на Странника.

На самом деле Адаму не терпелось взглянуть на дерзкую дочь Хаканссона, но он решил набраться терпения и посмотреть на нее за ужином.

— Вот наш Странник! Красавчик, чего греха таить. Шикарный жеребец, хоть и с характером, — важно заметил Ларус, указывая на скакуна.

Конюшня Хакансона разительно отличалась от подобных у Саида. Нет, сделано все было на совесть, кругом царил порядок, однако,  простота и незамысловатость сквозили изо всех щелей. Но стоило Адаму взглянуть на жеребца, как скромность постройки моментально отошла на задний план. Коренастый, горделивый, с развитой мускулатурой и крепкой конституцией тела  Странник недоверчиво смотрел перед собой, раздувая ноздри и прижимая небольшие уши. Песочного цвета тело лошади украшала пышная белоснежная грива. Соловая масть коня делала его уникальным и один в один похожим на погибшего жеребца Саида. Да, Адам  не прогадал, потратив столько сил и средств на приобретение именно этого коня.

При виде мужчин конь заметно оживился и всем своим видом давал понять, что не был  настроен к общению.

— Да, Адам, непростого коня вы приобрели. К нему нужен подход. Вы надолго в наши края?

— На несколько дней, не больше.

— Отлично! Оставайтесь у нас, Адам. Дом большой, места хватит всем. А Хинрик поможет вам найти общий язык с животным.

Стоило Ларусу произнести имя парня, как конь на мгновение успокоился и затих.

— Хинрик ваш сын? — поинтересовался Адам, всецело поглощенный наблюдением за жеребцом.

— Да, старший. Петер средний, а Оскар младший.

— Три сына? Вам очень повезло, — заключил мужчина и осмелился протянуть коню руку. Тот же моментально отреагировал: сначала предупредительно зафыркал  и отвел голову в сторону, но, заметив, что незнакомец продолжал упорно тянуться к нему и внимательно смотреть, забил  копытом и попытался встать на дыбы. Благо Ларус тут же среагировал, что-то крикнув на  своем ломанном языке.

— Да, вы правы, – отойдя на пару шагов от коня, ответил Ларус. — Еще  есть дочь, но она здесь больше не живет

— Отчего же? — равнодушно спросил Адам, внутри ощущая неприятный осадок от услышанного.

— Уехала учиться. Энн, кстати, ладила со Странником лучше всех. А как она переживала за него... Успокоилась, только когда узнала, что вы не будете спешить с перевозкой жеребца. Или ваши планы изменились?

— Нет, наш договор в силе.

— Замечательно. Давайте вернемся в дом. Думаю, Арна уже подала ужин.

Мужчины покинули конюшню и направились к дому. Дорога была недолгой, но прошла в тишине. Адам понимал тщетность своего визита, а Ларуса не покидало дурное предчувствие. Но стоило им зайти в дом, как тут же их мыслям было задано новое направление. Навстречу мужчинам выбежал мальчишка — средний сын Ларуса Петер.

— Папа, папа, Хинрик схватил рюкзак и убежал, он сказал... — заметив Адама, мальчишка осекся и замялся. — Короче, он ушел из дома.

— Ничего, Петер, пусть остынет немного. Вернется, — Ларус старался казаться спокойным и уверенным в своих словах, но по сжатым в кулак ладоням Адам сразу понял, что тот не на шутку был взволнован.

— Будет лучше, если я вернусь в город, — предложил Адам. Его миссия в этом доме была завершена.

— Уже поздно, — без спроса вмешалась в разговор Арна, — оставайтесь! Я подготовила для вас комнату. Не обращайте внимание на Хинрика. В последнее время он сам не свой. Немного успокоится и вернется.

Вот только парень не вернулся ни к ужину, ни парой часов позже. Ларус и Арна изрядно переживали, хотя и пытались не показывать гостю своего излишнего волнения. И лишь, когда в двенадцатом часу ночи раздался телефонный звонок, родители парня немного успокоились.

— Энн звонила, — обратился Ларус к жене, а Адам сидевший в это время в гостиной невольно замер.  Главная цель его визита была так близко и так далеко от него. — Хинрик у нее, не волнуйся. Завтра она обещала привезти  его домой.

" Завтра", – прошептал про себя Адам и удалился в отведенную ему комнату.

¹ — Здравствуйте! (исланд.)

² — Вы кто? (исланд.)

6. Это он

Рейкьявик

— Все? Уже? – заметив, что Энн вышла из своей комнаты,  Хилдер заёрзала на диване в нетерпении выведать подробности. — Что он сказал? Это его номер вообще? А голос? Какой он? Такой же шикарный, как и он сам?  Энн! Ну, не молчи!

— Боже, Хил, успокойся! — Энни подошла к девчонке чуть ближе и  потянула за  кончик ее  большого  пальца, вытаскивая тот изо рта. — Это не твоя привычка!

— Энн! — проворчала та. — Ты издеваешься? Рассказывай! А то я подумаю, что зря напрягла Хельгу. Ты же знаешь эту мелкую пиранью: сестренка мне еще не раз припомнит, как рылась в ноутбуке отца. Давай, Энн! Я жажду деталей!

— Да нечего рассказывать, — Энн плюхнулась рядом с подругой на диван и, подогнув ноги под себя, развернулась в ее сторону. — Он не особо меня слушал. Сначала что-то говорил на своем языке. А когда до него дошло, что я не понимаю, перешел на английский,  холодно отрезал, что в моих услугах не нуждается и сбросил вызов.

— И все? — искренне недоумевала Хилдер. — Хотя неудивительно! Для такого мужчины, как Адам Ваха, мы с тобой словно надоедливые, назойливые мухи. Представляешь, сколько красоток со всего мира также  названивает ему каждый день?!

— Хил, я не названивала, — возмутилась Энн. — У меня к нему было дело!  И вообще...

— Вот, Энни, у тебя было дело! — перебила Хилдер. — Удивительный предлог попытаться обратить на себя внимание такого мужчины! А ты...

— Какого такого, Хил?–  от души рассмеялась девчонка. —  Ты же его видела лишь на фотографии. Да и то неизвестно, какой оно давности. Возможно, он в отцы тебе годится! Да и, наверняка, он давно женат и имеет кучу детей.

— Эх, Энн! А помечтать? — наигранно простонала подруга. — Ладно. Видимо, не судьба!

Девчонки рассмеялись и попытались сменить тему разговора: обсудили планы на ближайшие выходные, выбрали, чем будут ужинать сегодня, и даже обсудили поведение Хинрика. Но в глубине души  каждая из них переживала свое  столкновение с Адамом Ваха. Хилдер все никак не могла выбросить из головы образ статного черноволосого мужчины с выразительными, даже зачаровывающими глазами и правильными, хоть и немного грубоватыми, чертами лица. А Энн прокручивала в голове его слова  и сожалела, что не смогла достучаться до его сердца, чтобы облегчить участь Странника.

Правда через пару дней головы девчонок были заняты уже совершенно другими мыслями.

Жизнь в городе имела свои преимущества. Постоянные прогулки, интересные места, новые знакомства и, главное, абсолютная свобода  и самостоятельность озаряли дни новыми красками, а вечера ярким общением.

— Энни, помнишь, Олафа? — расплываясь в  улыбке, спросила Хилдер. В одной руке она держала бумажный стаканчик с кофе, а другой приобнимала за плечо высокого, слегка кучерявого парнишку.

Субботний вечер девочки решили  провести в небольшой кофейне в паре кварталов от дома. Удобно устроившись у самого окна,  Хил много болтала, вспоминая смешные и нелепые истории из школьной жизни. Энн же, порядком подустав, ласково смотрела на подругу, потягивая ароматный напиток и изредка кивая. Когда кофе в их стаканчиках закончился в очередной раз, Хилдер унеслась за добавкой, а вернулась в компании незнакомца.

— Ну же, Энн, вы с Олафом еще сидели вместе на математике, — не унималась девушка и, бросив на парня оценивающий взгляд, добавила:

— А ты похорошел с тех пор.

Олаф расплылся в широченной улыбке и  протянул Энн руку для приветствия:

— Нам было лет семь, Энн. Не переживай, Хилдер я тоже не сразу узнал.

И тут Энн вспомнила своего соседа по парте, который проучился в их с Хилдер школе от силы пару лет, а потом исчез.

— Привет, Олаф! — улыбнулась она и, указав на свободное место рядом, предложила молодому человеку присоединиться к ним.

— Вот это встреча! — устроившись поближе к парню, проворковала Хилдер.

— Ты вроде переехал тогда, верно? — спросила Энн скорее из вежливости. Усталость давала о себе знать и не располагала к общению с другом детства, если вообще можно было приравнять Олафа к таковому.

— Да, дед выкупил ферму  недалеко от Хусавика и мы перебрались туда. Энн, не поверишь, я буквально несколько дней назад вспоминал о тебе. Отец пытался выкупить вашего строптивого жеребца, но не потянул. Ты была на выставке?

— Нет, — настроение и без того не самое веселое, от упоминания о Страннике опустилось до нулевой отметки.

— Я так и понял, — ничего не замечая вокруг себя, громко отозвался Олаф. — Зато я Хинрика видел. Вот уж кого не узнать! Я же его совсем маленьким помнил. Вот кто точно изменился!

— Так и ты немного подрос, — с иронией в голосе подметила Энн, но парень совершенно не уловил шутки.

— Знаете, я в своей школе был в сборной по гандболу. У меня неплохо получалось играть. Вот сейчас и в университете планирую попасть в команду. А ты, Хил, чем увлекаешься?

Откровенно утомившись от компании  Олафа, Энн пыталась уловить взгляд Хил, но та упорно смотрела на парня, слушая его с открытым ртом.

— Я вас оставлю на минутку, — произнесла она и оба  машинально кивнули, ясно давая понять, чтобы их не отвлекали по разной  ерунде.

Энн протиснулась между ребятами и поспешила к выходу. Похоже, этим вечером ей предстояло идти домой одной, а, возможно, и ночевать тоже.

Хилдер, хоть и была до безумия влюблена в Хинрика, никогда не лишала себя возможности весело провести время в компании других ребят. Это только с братом Энн Хил краснела и терялась в словах, в общении же  с другими парнями она была активной и свободной.

Скинув подруге сообщение, чтобы та не волновалась, Энн неспешно пошла в сторону дома, наслаждаясь атмосферой вечернего города.

Квартира, которую снимали подруги, находилась на первом  этаже трехэтажного небольшого домика и имела отдельный вход. Именно возле него Энн и заметила нежданного гостя, явно не первый час ожидавшего возвращения девчонок.

— Вот, значит, зачем ты переехала? Чтобы гулять день и ночь? — даже не поздоровавшись, начал Хинрик.

— Привет, Хинрик, — улыбнулась брату Энн и, отворив дверь, пригласила того войти.

— Я к тебе не в гости приехал! — не сдвинувшись с места, пробормотал парень.

— Тогда что ты делаешь здесь?

— Хотел тебе сообщить, что новый  хозяин коня объявился. Видите ли захотел приноровиться к его характеру, прежде чем увезти.

На лице Энн невольно промелькнула улыбка: она ошиблась в Адаме Ваха. И это не могло не радовать беспокойное  сердце девушки. Хинрик же, не замечая изменений в  сестре, тут же продолжил:

—  Отец поселил его в нашем доме! А я убежал. Не могу я с этим  за одним столом сидеть и улыбаться ему притворно. Тошнит! Пустишь к вам на пару дней?

— А как же отец? Накажет же!

— Опять боишься? — сквозь зубы процедил Хинрик.

— Нет, — неуверенно ответила Энн, но брату все-таки  разрешила остаться. — Пару дней поживешь в гостиной. А потом, Хинрик, вернешься домой. И отцу обязательно сообщим, что ты здесь, а то они с матерью с ума сойдут.

Ничего не ответил Хинрик, лишь смерил недобрым  взглядом  сестру и зашел в дом

— Ты голоден? — заглянув в холодильник, поинтересовалась у брата Энн.

— Есть немного, — пробурчал Хинрик, жадно разглядывая квартиру. — Уютно у вас тут. Где Хилдер?

— Встретила старого знакомого. Может помнишь  Олафа? — Энн достала сыр, паштет и хлеб. — Могу сделать сэндвич, как мама любит.

— Годится, — согласился парень. — Олаф – придурок! Зря ты оставила Хил с ним  одну.

— Не поверишь, но она уже большая девочка, пусть сама решает, – намазывая паштет,  пробормотала Энн. — Да и  не все же ей ждать, когда ты повзрослеешь. Мне кажется, она устала от твоих перепадов настроения.

— Не велика потеря, — зло промычал парень и, засучив рукава толстовки, принялся помогать сестре.

— Надо отцу позвонить, — робко произнесла та, ожидая, что парень опять сорвется на грубость.

— Надо, — кивнул Хинрик, постепенно понимая, что поступил опрометчиво. — Перекусим и наберем его.

В этот вечер наедине друг с другом ребятам наконец удалось нормально поговорить. Хинрик старался не срываться на сестре,  Энн — не подкалывать его на каждом шагу.  В какой-то момент ей показалось, что именно этого ему и не хватало все это время: простого человеческого общения.  Вспыльчивый, порой грубый и неотесанный Хинрик чувствовал себя  одиноким и ненужным. В их огромной семье  по сути не было никого, кому были бы интересны его переживания, мысли, а порой и страхи. Ларус — строгий и не приемлющий отступлений от правил, никогда не пытался разговаривать с детьми по душам. Арна зачастую в заботах о младших детях не успевала уделить такого нужного внимания старшим. И если у Энн была Хилдер, готовая в любую минуту поддержать и выслушать, то у Хинрика — никого... Его единственным другом, как ни странно, был конь. И сейчас по воле отца он терял и его.

— Вот зачем этот Ваха приехал? Зачем оставил Странника у нас? — откусив бутерброд, возмутился Хинрик. — Купил — все: забирай и увози! Но нет, этому придурку доставляет удовольствие всех нас мучать!

— Отец сказал, что в Португалии сейчас очень жарко, — бережно скользя по брату взглядом, попыталась объяснить Энн. — Потому и решили до осени  его у нас оставить.

— Это понятно, Энн, — смахнув с губ крошки и откинувшись на спинку стула, вздохнул парень. — Я просто боюсь, что не смогу отпустить Странника, когда придет время.

— Ну, знаешь, нас с тобой не спросят. Тем более сделка уже состоялась. Ни ты, ни я не сможем ничего изменить. Хотя нет, — Энн подняла палец в воздух, как будто ее рыжую голову посетила гениальная мысль, — мы можем помочь Страннику привыкнуть к новой жизни и к новому хозяину. Зря ты уехал, надо было поделиться с ним  рекомендациями.

— Успею, — фыркнул Хинрик. Он прекрасно понимал, что Энн говорила дельные вещи. Просто внутри все еще   больно и отчаянно царапало. — Ваха еще у нас. Сам слышал, как отец предложил ему остаться на несколько дней.

— Я думала, что ты пошутил, говоря об этом.

— Если бы, – вздохнул парень. — Мать постелила ему в комнате деда.

— Не могу представить алмазного короля в скромной комнатушке три на три метра, — не смогла сдержать улыбки Энн.

— Ничего, пусть помучается, — ухмыльнулся Хинрик  в ответ.

Момент прервал скрип двери и Хилдер, вернувшаяся домой. Снимая в прихожей ветровку и обувь, она сходу начала делиться с Энн подробностями  своей встречи с Олафом, не замечая присутствия Хинрика.

— Чумазые уши тролля! — с порога закричала она. — Энн! Этот Олаф настоящий придурок! Ты представляешь, он...

— А я сразу сказал, что этот парень не стоит и минуты внимания, — не дав Хилдер больше вымолвить  ни слова, Хинрик выглянул в прихожую, заставив девчонку окаменеть от неожиданности. — Это ты вечно  ведёшься  на смазливое личико, а он как был отморозком в детстве, так им и остался. Люди не меняются, Хил.

— Энн, а что в нашей квартире делает твой несносный брат? — прошипела девушка, при этом  моментально заливаясь краской.

— О, Хил, — выглянув следом за братом, приветливо кивнула Энн. — Так получилось. Ребят, я вас оставлю — надо родителей успокоить. А вы постарайтесь минут десять мирно пообщаться.

— Вот еще, — фыркнула Хил, задрав свой курносый носик. — Я с ним вообще разговаривать не собираюсь.  И тебе, Энн, не советую.  Пусть сам себе гадости говорит.

— Хил, — по-доброму осекла ее Энн, – не стоит.

Сейчас, глядя на осунувшегося вмиг брата,  только сильнее убедилась она  в правильности своих недавних суждений. Подмигнув ему и шепнув Хил сбавить обороты, Энн взяла телефон и отправилась в свою комнату, чтобы найти верные слова для отца и максимально обезопасить брата от его гнева.

Разговор с отцом получился весьма странным. Тот не кричал, не срывался, не угрожал. Просто слушал, как Энн пыталась выгородить брата, а после и вовсе разрешил вернуться вместе с ним домой на пару дней. Что заставило Ларуса быть деликатным в общении с дочерью, Энн не знала наверняка, но могла предположить: скорее всего мужчина был не один. И этот кто-то рядом явно не мама, и даже не Кристоф.

Адам Ваха.

Именно его присутствие и желание Ларуса пустить пыль в глаза спасли Хинрика от неминуемой беды.

Что ж! Раз так, Энн решила простить этому напыщенному индюку его недавнюю грубость в общении с ней.

Еще долго сидела  она в своей маленькой комнате фисташкового цвета, обдумывая поведение отца, свою возможность повидать маму и братьев и, конечно, предстоящую встречу с алмазным королем.

Когда Энн решилась выйти в гостиную, Хил уже ушла к себе, а Хинрик спал на диване, свернувшись клубочком. Укрыв брата пледом, она ласково провела рукой  по его жестким и непослушным волосам. Отчего-то в ее беспокойном сердечке пронеслось подозрение, что таким умиротворенным  и домашним видеть  парня ей осталось недолго.

Вытряхнув печальное наваждение  из головы, Энн тоже отправилась спать. Но в отличии от ребят, сколько бы ни крутилась в кровати, ни пыталась погрузиться в желанный сон, ничего не выходило. Только ближе к утру ее сознание провалилось в бездну беспокойных и тревожных сновидений.

Яркими вспышками перед глазами проносились образы жутких ,  разъяренных мужчин,  одетых как недавний гость отца, женщин с закрытыми лицами и печальными глазами, караваны уставших верблюдов и бескрайние мили раскаленного песка. И этот голос будто за кадром нараспев : " Таба. Таба. Таба..."

Конечно, Энн проснулась совершенно не отдохнувшей, с тяжелой свинцовой головой. Обрывки сна то и дело  вспыхивали в памяти, мешая как следует подготовится к отъезду. Да еще и Хил, которая с самого утра суетилась и прихорашивалась то ли для того, чтобы позлить Хинрика, то ли , чтобы покорить сердце алмазного короля.

Наспех перекусив, ребята вызвали к дому такси и все дружно отправились в родные края. Хинрик уселся впереди, уступив место на заднем сидении девчонкам, и молча смотрел в окно. Ему предстоял непростой разговор с родителями, даже несмотря на сдержанную реакцию отца. Энн тоже не была настроена на болтовню. И только Хилдер, как заведенная, вертелась и все время пыталась разговорить подругу. Не воспользоваться случаем съездить домой, да еще и воочию увидеть португальского миллионера, конечно, она не смогла.  Поэтому сейчас вместе с друзьями все ближе и ближе подъезжала к дому.

— Я отцу сказала, что сразу к вам пойду. Он не против. Сегодня у Хельги игра в школе, им все равно не до меня. Энни, мне так не терпится его увидеть, — без умолку тараторила Хил, от предвкушения встречи с алмазным королем напрочь позабывшая о стеснении рядом с  Хинриком.

Энн лишь крепче сжала ее ладонь в своей и больше  не отпускала до окончания поездки.

Стоило автомобилю притормозить возле дома Ларуса, как все трое тут же заметили его самого. Он стоял неподалеку, явно ожидая прибытия детей.

— Хинрик, — позвала Энн, заметив как сильно напряглись мышцы на шее брата  и заострились черты его лица. — Не давай себя в обиду, ладно?

— За себя переживай, — как обычно огрызнулся парень и резко покинул салон автомобиля,  не оборачиваясь, быстрым шагом направляясь к отцу.

— Пойдем, — прошептала Хил, нервно перебирая  пальцы подруги. — Не волнуйся за Хинрика. Этот не пропадет. Вон какой вымахал.

Не размыкая ладоней, девчонки выбрались на свежий воздух. Такой родной, чистый, с ароматами трав и морского бриза. Даже двигаясь в сторону дома, Энн продолжала неотрывно следить за отцом и братом, которые в этот самый момент говорили на повышенных тонах, пока не ощутила толчок в бок.  Обернувшись в сторону удара, она заметила  потерянный и завороженный взгляд подруги, устремленный чуть выше, в направлении окон на втором этаже дома. Проследив за ним, взор  Энн натолкнулся на  крепкую мощную  фигуру мужчины, стоявшего у окна и с диким, каким-то нездоровым  интересом наблюдавшего за ними.

— Это он, — едва слышно произнесла Хил. — Боже мой, в жизни он еще симпатичнее!

Энн.

Взгляд мужчины прожигал насквозь. Монотонный. Тяжелый. Испепеляющий. Издалека казалось, что он и вовсе не дышал, сконцентрировав всю энергию, всю силу свою во взгляде, в котором смешались и  крайняя степень удивления, и сумасшедший интерес,  и открытое непонимание.

Нет, Адам не смотрел на Энн, он пожирал ее глазами, с неистовой жадностью впитывая каждую  черту, каждое мимолетное движение, каждый взволнованный  вдох. А она волновалась. Боже, как же она волновалась, кожей ощущая его пристальный взгляд, который обжигал похлеще кипятка и путал в голове все мысли.

— Странный, — прошептала Энн, невольно сжимая руку подруги.   — Чего он так смотрит?

— Может одна из нас ему приглянулась, — улыбаясь кокетливо незнакомцу, с легкостью прощебетала Хилдер. Она, не стесняясь разглядывала незнакомого мужчину, которого до этого видела только на снимках из интернета.  И то, что она видела, кружило ей голову. Еще один взгляд: томный, заигрывающий, зовущий. Вот только ответной реакции, именно той, на которую рассчитывала Хилдер, конечно же, не последовало. Напротив, ощутив на себе откровенное  внимание незнакомой девушки мужчина скривился в отвращении.

— Этих миллионеров не поймешь, — фыркнула девчонка и разочарованно отвела взгляд.

— Энни, — раздался звонкий голос Оскара, выбежавшего из дома навстречу сестре. — Ты приехала! А Хинрика привезла?

Присев, Энн крепко обняла младшего брата, поглаживая того по спине. Еще ни разу они не расставались надолго, и сейчас, прижимая к себе Оскара, Энн в мгновение позабыла о незнакомце и ощутила небывалую  радость встречи с родным человечком.

— Привезла, Оси! Мне кажется или ты подрос, пока меня не было? — шутливо спросила мальчишку, а тот тут же выпрямился в ее руках и гордо ответил:

— Ты  заметила? Мама тоже так говорит.

— Привет, как добрались? — раздался голос Петера.  Он стоял в паре шагов от ребят, сложив руки в карманы спортивных брюк, и широко улыбался. Обниматься с сестрой при всех в свои двенадцать  было неловко. И все же его любовь к сестре читалась в каждом жесте и  сквозила в каждом слове. Он тоже скучал. Для него  подобная разлука также была впервые.

— Отлично! —  резко ответила Хил, меняя вектор беседы в интересующее ее русло. — У вас гости?

— Да, Адам Ваха, — подтвердил мальчишка. — Тот, который Странника купил.

— Он страшный! Похож на чудовище! — запищал Оскар, выпуская сестру из хрупких объятий.

— Да ладно тебе, Ос! — отмахнулся Петер. — Ничего он не страшный, просто немного грубый и молчаливый.

— Нет, Петер, — оторвавшись от сестры, мальчонка состроил серьезную рожицу и с важным видом заявил:

— Он похож на злодея! Мне папа читал про такого книжку. Вот увидишь, он украдет нашу Энн, как принцессу из замка.

Ребята дружно рассмеялись над словами Оскара. Петер потрепал того по голове, Хил немного насупилась, что злодей украдет не ее, а Энн от души улыбнулась брату и всего на мгновение перевела взгляд в сторону окна. Она была уверена, что незнакомец давно ушел и перестал пристально следить за ними. Но Энн ошиблась: мужчина не сдвинулся со своего места и, как заколдованный, продолжал смотреть в одну точку.  И этой точкой, к большему неудовольствию Хил, была Энн.

В другой раз Энни обязательно бы смутилась. Она не привыкла к мужскому вниманию и в отличии от подруги всегда терялась, ощущая на себе заинтересованный взгляд того или иного парня.  Но сейчас ей хотелось казаться смелой и уверенной. Да и расстояние, разделяющие их, притупляло чувство стыда и собственной неуверенности. Бросив на мужчину открытый и приветливый взгляд, Энн попыталась чуть лучше его разглядеть. Но блики стекла и постоянные вопросы братьев, сейчас так незаметно пролетавшие мимо ушей, никак не давали сложить в голове его законченный образ.

— Энни, Хил, рад, что вы приехали, — командирский голос Ларуса раздался за спиной, заставляя Энн вздрогнуть и вернуться в реальность. — Арна замариновала лосося к обеду, давайте в дом!

Дружной и оживленной  оравой они  преодолели небольшое расстояние до дома и не менее шумно все вместе зашли внутрь.  С кухни доносился аппетитный аромат жаркого, и стоило Энн повернуть свой любопытный нос на запах фирменного блюда Арны, как тут же она заметила его.

Адам Ваха медленно и грациозно спускался по лестнице. Он был похож на хищника, приметившего для себя жертву и ожидавшего подходящего момента для броска. Не стоит и говорить, кого он выбрал в качестве будущей добычи.

Высокий, с горделивой осанкой Адам  и правда был хорош собой. Прямой нос, живой взгляд, крепкие, слегка угловатые скулы в купе с густыми темными волосами создавали незнакомцу образ модели с обложки глянцевого журнала. Красавчик, чего греха таить. Он сильно выделялся на фоне привычных и непримечательных молодых людей, с которыми так или иначе сводила жизнь Энни.

— Отомри, сестренка, — раздался над ухом насмешливый голос Хинрика и Энн моментально опустила взгляд, ощущая, как краска разлилась  по ее лицу.

— Не будь дурой, Энни, — продолжал нашептывать парень. — Такие как он, никогда не обращают  внимание на таких, как ты.

От неловкости момента девушка готова была сгореть со стыда. Как можно быстрее, она стянула с себя кроссовки, сбросила ветровку и практически бегом помчалась в свою комнату. К счастью та находилась на первом этаже в противоположной от лестницы стороне.

— Энни, — остановил ее голос отца. — Куда это ты так спешишь?  Подойди ко мне, дочка.

Спорить с отцом было глупо, а не повиноваться чревато последствиями. Поэтому девушка тут же остановилась и, собравшись с силами, вернулась к отцу.

— Адам, — с деланным дружелюбием произнес по-английски Ларус, — познакомьтесь с моей старшей дочерью Энн. Я рассказывал вам про нее вчера.

Сжав кулачки, Энн решительно оторвалась от созерцания пола и уверенно посмотрела на гостя. Серые, бездонные, пустые, словно выжженные дотла, пепельные глаза мужчины пронзили ее насквозь своим  взглядом. Если бы только раньше она послушала Хилдер и заведомо  взглянула на фотографию покупателя, сейчас ее потрясение не казалось бы таким ярким и понятным для всех.

Глаза в глаза. Душу в душу. И никто из двоих не хотел уступать.

— Энни, — прервал зрительный поединок Ларус. — Предлагаю после обеда оседлать Странника и показать Адаму его во всей красе! Что скажешь, дочка?

— Я могу это сделать, — перебив отца, вмешался в разговор Хинрик.

— Ты наказан, сын! — тоном, не терпящим возражений, ответил Ларус. — Ну так что, Энни?

— Конечно, пап, — радостно улыбнувшись отцу, согласилась та и вновь перевела взгляд на Адама:

— У Странника самый лучший телт¹, вот увидите!

— Думаю, я и так увидел сегодня слишком много, – прозвучал в ответ бархатистый тембр.

— Позвольте не согласиться, — рассмеялась Энн. — Уверена, я  смогу вас удивить!

Уголки губ Адама дрогнули в ответной, едва заметной улыбке.

— Уже, — почти беззвучно ответил он...

¹ Телт — уникальный аллюр, присущий исключительно исландской породе лошадей.

7. Копия

Адам

Нет, судьба точно играла с Адамом! Издевалась над ним. Испытывала на прочность.

Сначала  холод и сырость, к которым молодой эмир, привыкший с обжигающей жаре и засухе, просто не был готов. Потом этот конь, слишком норовистый и дикий,  который по чистой случайности и исключительно  благодаря расторопности Ларуса  едва не покалечил его. Пусть необычайно красивый, пусть копия Смерча, но Адам никогда не испытывал огромной любви к лошадям. Да и опыта общения с ними у него было не так и много. Привыкать к жеребцу, находить с ним общий язык, разыгрывать из себя заправского коневода не входило в  планы мужчины. Купить, вывезти, подарить – это максимум, на который Адам рассчитывал. Но Аллах выбрал для него более извилистый путь.

Адам осознал это, когда ночью поднялся в отведенную для него спальню. Комната размером с кладовую, с жесткой узкой кроватью и удобствами на этаже срывали с готового испариться  терпения мужчины последние засовы. Он мысленно проклинал Ангура, за то, что сумел разжечь в его сердце безумное любопытство.   Ругал себя, что остался в этом доме, вместо того, чтобы сейчас отдыхать в гостиничном номере. А еще, так и не сомкнув глаз в чужой постели, беспрестанно торопил время.

— Оторву тебе голову, Ангур, — прошипел он ранним утром, стоя у окна.  Оставить Саида, Алию и свой народ ради вот этого вот всего казалось ему сейчас великой глупостью.

Стук в дверь и мелодичный голос хозяйки дома, зовущий к столу, отвлек от размышлений.

— Спасибо! — отозвался мужчина и, глубоко вздохнув, отправился вниз.

Адам отдавал себе отчет, что находился в Европе с присущими ей свободами и традициями, и изменять что-либо не пытался. Под видом обычного европейца он молча терпел присутствие за столом детей и жены Ларуса. Он закрывал глаза на ее бесцеремонное и неуважительное, как ему казалось, отношение к гостю.  И даже старался с аппетитом съедать все, что попадало в его тарелку.

Однако, когда завтрак закончился, Адам поспешил вернуться в свою комнату, сославшись на внезапную головную боль. Еще одной экскурсии по ферме в компании Ларуса  он просто бы не выдержал.

Самая обычная  машина такси подъехала к дому Хаканссона ближе к обеду. Адам в это время как раз стоял у окна, перекрестив руки на груди. Он ждал.  И если ночь в этом доме ему казалась несказанно долгой, то секунды до встречи тянулись и вовсе бесконечно.

Адам готов был увидеть все, что угодно. Он был уверен, что удивит его дочь Ларуса  позже: своими словами, поступками, голосом, в конце концов. Но стоило только ветру выбить золотистую прядь волос из капюшона одной из приехавших девушек, как необъяснимое волнение поглотило его целиком.

Как завороженный смотрел Адам на невысокую хрупкую девчонку в бесформенной толстовке и джинсах и упорно не верил своим глазам: там, внизу, в каких-то метрах тридцати от него стояла Алия. Его невеста. Его любовь. Его мечта.

— Алия, — глухо прошептал Адам, забывая обо всем.

— Алия, — сказал он чуть громче, мотая головой, чтобы сбить морок бессонной ночи. С неистовой силой продолжал он вглядываться в знакомые черты в попытках отыскать отличия.

— Алия! — грозно прорычал он, так и не найдя таковых.

Казалось, дочь Ларуса услышала его звериный рык и отважилась взглянуть на мужчину.

И вот тут Адам понял, что девчонка на улице — лишь копия Алии! Ее взгляд был совершенно другим: дерзким, уверенным, свободным. Она заметила его, стоявшего у окна, и отвернулась. Но не от смущения или неловкости, как это делала его невеста, случайно, ненароком соприкоснувшись с ним взглядом, а от пренебрежения и абсолютного безразличия.

— Таба! — процедил Адам сквозь плотно сжатые зубы.

В голове совершенно не укладывалось, как такое могло произойти. Кто эта девушка и почему она, как две капли воды, была похожа на дочь Саида?

Дрожь, сковавшая тело, не давала ему пошевелиться. Как обезумевший, он продолжал прожигать девчонку взглядом, совершенно позабыв о нормах морали. Сейчас, в это самое мгновение ему хотелось только одного: узнать правду! А еще — подойти ближе, чтобы, возможно, при детальном рассмотрении найти-таки весомые отличия и  убедиться в очередной своей ошибке.

Вот только Энн не спешила идти в дом. Задорно смеясь, она обнимала младшего брата и с любовью смотрела на среднего. Ее лицо светилось радостью, а каждое движение было наполнено искренней нежностью.  Они громко что-то обсуждали  и все дружно хохотали на весь двор, а Адам впервые пожалел, что не знал исландского...

Когда вся семья двинулась в сторону дома, эмир поспешил вниз. Даже секундное промедление представлялось ему сейчас непозволительной роскошью.

Старался держаться уверенно: семья Хаканссона явно ничего не подозревала, а Адам прежде сам хотел во всем разобраться.

Возле входной двери вновь послышались обрывки непонятных фраз . Предчувствие скорой встречи выворачивало наизнанку.

Еще шаг. Пара ступеней. И глаза Адама столкнулись с песчаным омутом очей девушки.

Копия Алии смотрела на молодого мужчину в упор. Смело. Отважно. Безрассудно. Совершенно не понимая, какое влияние сейчас оказывала на Адама, как своим взглядом переворачивала вверх тормашками его личную вселенную.

Среди толчеи и постоянных разговоров, кучи обуви и горой навешанной одежды, ароматов жаркого и потоков прохладного воздуха с улицы Адам видел только ее. Правда и сам пока не понимал кого именно...

Тот же разрез глаз, аккуратный носик, форма лба и маленькая ямочка на подбородке. Те же губы, нежные и манящие. Те же слегка заостренные скулы. Манера поворачивать голову, чуть отклоняя ее вбок. И улыбка, расцветающая на  лице. Даже россыпь веснушек на щеках казалась украшала лицо девушки тем же узором, что и у Алии.

Если бы только не ее взгляд...

" А она умеет смущаться," — ухмыльнулся про себя Адам, заметив, как покрылись румянцем щеки девчонки, стоило Хинрику ей что-то прошептать. Как резко та опустила глаза, становясь еще больше похожей на Алию...

Сквозь пелену волнения и крайнего удивления до слуха Адама доносились чьи-то вопросы, чьи-то ответы, чей-то смех...

Черт! Как же в эти минуты Адам ненавидел пресловутый языковой барьер! Как хотел он, чтобы все вокруг вспомнили о приличиях и в его присутствии перешли на английский.

И его мечта сбылась.

Ларус своими руками передал дочь в цепкие лапы Адама, не понимая, не догадываясь, что с этого момента потеряет ее навсегда...

Адам.

— Адам, а расскажите о Португалии, — сладким голоском прозвучала Хил, когда обед был в самом разгаре.

За большим столом собралась уйма народа: вся семья Ларуса, подоспевший с  соревнований дочери Кристоф с женой и, конечно, Адам. Для местных жителей, привыкших к монотонным будням и спокойному течению жизни, появление на их землях  алмазного короля стало своего рода развлечением. В дом Хаканссона в течение дня то и дело заглядывали соседи, знакомые и даже порой те, о ком Ларус и думать уже забыл. Посмотреть на португальского миллионера с внешностью топ-модели не терпелось всем в округе.

— Что именно вас интересует? — сухо ответил мужчина в надежде, что девушка поймет намек и не станет развивать тему, надоедая ему еще больше.

Адам чувствовал себя неуютно в этом доме, да что там, в этой стране. Несмотря на то, что к свободным нравам европейцев он привык еще будучи студентом Сорбонны, вести себя, как они, он не умел и абсолютно точно не хотел. Притворяться тем, кем он на самом деле никогда не был, удавалось ему с каждой минутой  все сложнее и сложнее. Но именно сейчас, мечтая докопаться до истины, он не имел права оступиться.

— Расскажите о вашей конюшне, — подала голос Энн, заставив табун мурашек галопом  пробежать по коже Адама.

На мгновение оторвавшись от трапезы, мужчина резко перевел взгляд в сторону  девушки, сидевшей прямо напротив.  Как же дико и непривычно Адаму было смотреть на нее.

Совершенная копия его невесты позволяла Адаму созерцать то, что уже много лет скрывала от посторонних Алия. Длинные волосы  цвета золотистой охры сейчас не прятались под  капюшоном толстовки или, как в случае с его невестой, под пресловутым хиджабом , а мягкими волнами струились по плечам девушки, подчеркивая нежные изгибы тонкой шеи. Спортивный топ облегал стройную фигуру, акцентируя внимание на небольшой, аккуратной груди. Накинутая поверх топа фланелевая рубашка постоянно пыталась соскользнуть то с одного, то с другого плеча, привлекая внимание Адама к изящным ключицам Энн и ее бархатистой молочной коже.

Описать словами шквал эмоций  бушующих внутри молодого человека, было сложно. Он видел перед собой Алию. Он слышал ее голос. Он мог открыто общаться с ней, не опасаясь порицания. Он  смело смотрел ей в глаза и даже при желании смог бы дотронуться до девушки... И все же это была не она.

— Конюшне... — повторил Адам, не отводя глаз от Энн.

— Ну да, интересно, как у вас все устроено, — положив кусочек лосося  в рот, ответила та, как ни в чем не бывало.

— Энн, оставь нашего гостя в покое, — сердито вмешался в разговор Ларус, приняв  затянувшееся молчание Адама за нежелание отвечать.

Девушка подняла ладони в примирительном жесте, что-то проворчала на своем языке и перевела свое внимание на младшего брата. Как назло, мальчишка почти не знал английского языка, и общалась с ним Энн на своем родном.

— Адам, а сколько вам лет? — промурлыкала рядом сидящая Хилдер.

— Двадцать семь, — отрезал Адам.

— А где вы учились? — не унималась никак девчонка.

— В Сорбонне...

— Ого, правда? А на кого? Вы знаете, я где-то читала, что там учился сам ...

Как же мужчину утомляла и раздражала пустая болтовня Хилдер. Пропуская большую часть ее слов мимо ушей, Адам дежурными фразами отмахивался от ее непрекращающихся вопросов, а сам внимательно осматривал собравшихся за столом. Больше всего его интересовали родители Энн. И если в чертах девчонки еще что-то проскальзывало от отца, то Арна казалась совершенно чужой для нее.

—  В кого у Энн рыжие волосы? — перебив Хилдер на полуслове, поинтересовался Адам. К его счастью, та сидела совсем рядом и вопрос удалось задать весьма приглушенно, не привлекая всеобщего внимания.

— Ой, и вы туда же! — обрадовавшись, что гость  все же проявил интерес  к беседе с ней, Хилдер не сразу сообразила, что волновала его мысли другая. —  Это избитая песня, Адам. В роду Ларуса все женщины рыжие и похожие одна на другую. Так что наша Энн — вылитая бабушка.

— А у Ларуса только одна дочь? — наклонив голову в сторону девушки и вложив в вопрос максимум обаяния, спросил Адам.

— Да, — прошептала Хилдер, тая под обворожительным взглядом. — Энни — единственная. Но все говорят, что мы похожи.

Адам промолчал, наградив Хилдер снисходительной улыбкой. Похожи... Теперь-то он твердо понимал, что это значит...

За перешептованиями молодой человек чуть не упустил из вида Энн, которая, извинившись, встала из-за стола и отправилась к себе. Правда, сделав всего  пару шагов,  остановилась и обернулась. Закусив слегка костяшку указательного пальца, словно только что вспомнила о чем-то,  с улыбкой она  обратилась к гостю:

— Адам, если вы не передумали, минут через тридцать лошади будут готовы.

Адам кивнул и хотел было ответить, как вновь суровый голос Ларуса его опередил:

— Энн, думаю верным будет для Адама оседлать Гавроша, а ты возьми Странника. И, дочка, далеко не отъезжайте, хорошо?

Девушка кивнула и убежала, а ее отец устремил свое внимание к Адаму:

— Гаврош при всем своем спокойствии в резвости не уступает Страннику. Уверен, вам понравится!

— Не сомневаюсь, — согласился мужчина.

— Вы не подумайте ничего такого, — поспешил оправдаться Ларус. — Просто без должной подготовки седлать Странника опасно. А так вы сможете оценить коня со стороны.

Спустя полчаса  по поручению отца Петер проводил гостя к конюшне, где его должна была ожидать Энн. Вот только девушки нигде не было  видно.

— Вы подождите здесь, а я сейчас сгоняю за сестрой, — разволновавшись, засуетился мальчишка. — Ее, наверно, Хил отвлекла.

Парнишка убежал, а Адам не преминул воспользоваться ситуацией   и набрал Ангура.

— Видел ее, Ясин? — вместо приветствия выпалил друг.

— Видел, Ангур, — согласился Адам, шагая вдоль пустых загонов. — Только никак не могу понять, как такое возможно.

Большинство лошадей в это время находились на улице, отчего внутри конюшни было весьма тихо и спокойно. Адам медленно продвигался вглубь здания,  мягко, почти беззвучно  ступая по деревянному покрытию.

— И я не могу, — выдохнул на том конце мужчина. — Что делать теперь собираешься?

— Не знаю, брат, не знаю, — задумчиво ответил Адам, остановившись метрах в десяти от денника, где еще вчера Ларус показывал ему  коня. Но его  внимание привлек не он, а  тихий  голос, ласково напевающий знакомую с детства мелодию.

— Я перезвоню!

Сбросив вызов, Адам сделал еще несколько шагов по направлению к стойлу и замер.

Хрупкая девчонка стояла, прислонившись лбом к морде Странника и с нежностью поглаживая того, напевала ему детскую песенку.

Бесстрашная, отважная, сумасшедшая и очень глупая!  Была бы воля Адама, он и близко бы больше не подошел к этому  строптивому жеребцу. Свежи в памяти были его раздувающиеся ноздри и неуправляемые копыта...  И уж точно  ворковать с конем Адам стал бы в последнюю очередь.

— Что ты делаешь? — грозно спросил он, наблюдая, как от неожиданности девчонка вздрогнула и замолчала. А потом подняла на него искрящийся взгляд, наполненный трепетной нежностью, и улыбнулась.

— Успокаиваю его, — тихо, почти шепотом ответила Энн.

— Нет, ты балуешь животное и даешь ему право полагать, что главный здесь он, а не ты! — выплюнул Адам.

— Так ли важно, кто из нас главнее? — искренне недоумевала девчонка. — Разве может привязанность строиться на таком глупом принципе?

— Привязанность? — переспросил Адам. — Какая к черту привязанность? Это конь! Животное! А ты ему колыбельные поёшь!

— Его гораздо проще уговорить сделать что-то, нежели заставить, — взгляд Энн уже пылал от негодования. — И если вы думаете иначе, мне вас жаль!

— Взбалмошная девчонка! — прорычал Адам на арабском, возмущенный дерзким поведением Энн.

— Я передумал, — вновь перейдя на английский, решительно заявил он. — Наш договор больше не имеет значения!

— Вы о прогулке? — никак не умолкала девушка. — Это и к лучшему! Странник скинет вас с себя в первую же минуту! Он терпеть не может самовлюбленных и заносчивых типов!

— Нет, Энн! Я говорил не о прогулке! — зло щурясь,  парировал Адам. — Завтра же конь отправится туда, где отныне ему место!

Адам стремительно развернулся и направился к выходу. Еще не хватало ему,  алмазному королю и эмиру провинции Ваха, терпеть оскорбления из уст невоспитанной девчонки.

— Погодите, Адам! — донеслось ему в спину. — Простите!

Только гордый Адам Ясин Ибн Аббас Аль-Ваха не привык менять своих решений! Тем более повинуясь капризам женщин. Уверенной походкой он покинул здание конюшни, а через некоторое время и дом Ларуса Хаканссона.

— Подготовьте коня к отправке, — сухо заявил он хозяину дома перед отъездом. — В среду за ним приедут.

8. Вулкан

Энн

— Идиотка! Какая же ты идиотка, Энн! Что ты ляпнула этому богачу, чтобы он так резко решил уехать? И ладно бы просто уехать!

Уместив ладони на затылке, Хинрик ходил кругами вокруг растерянной девушки.

— Хинрик, – предупреждающе рявкнул Ларус. — Выбирай слова! Все-таки с сестрой говоришь!

Все, за исключением Оскара, которого забрал Кристоф к себе до вечера,  собрались в гостиной. Минут десять назад  разгоряченный и злой Адам сел в  такси и покинул пределы деревни, толком не объяснив мотивов своего решения.

— А кто она, пап? Кто? Растяпа, пустоголовая курица, эгоистка! — Хинрик резко остановился возле Энн и дернул ее за плечо. — Что сложного было в конной прогулке? Села на лошадь и вперед! Неужели опять свой дерзкий язык не смогла приструнить?

— Хинрик, — грозно крикнул Ларус. — Ты забываешься, сын!

— Да пошло всё к черту! Надоело!

Юноша выбежал в прихожую, схватил дождевик и, громко хлопнув дверью, ушел. Ему нужно было остыть. Энн понимала это, как и то, что сейчас говорить с братом было бесполезно.

— Энни, что произошло? — ласково спросила Арна, пока Ларус, взбешенный поведением сына, смотрел в окно  на его удаляющуюся в сторону конюшен фигуру.

— Этот Адам просто чокнутый, мам! Я была со Странником, как обычно пела ему и готовила к выходу, как заявился этот... — Энн в холостую открывала рот, пытаясь подобрать подходящее определение для мужчины, но никак не могла. — Взбеленился на меня за  пение, начал упрекать, что неправильно обращаюсь с животным, а потом просто ушел.

Отчего-то в уголках ее глаз заблестели слезы. Энни было обидно, что мужчина  так грубо и импульсивно  повел себя с ней, а еще очень стыдно перед братом... Хотела она того или нет, но Хинрик только что  лишился своего единственного друга,  и, как ни крути, вина была на плечах Энн.

— Ничего страшного не случилось, Энни, — отозвался Ларус. Его внимание все также было сосредоточено за пределами дома. — Месяцем раньше или месяцем позже — какая разница, когда Странник покинет нас. Да и в лице Адама  мы не потеряли друга, поскольку таковым он нам стать не успел.

— Но Хинрик, — попыталась возразить Энн. Ее милое сердечко разрывалось на части, представляя, как больно сейчас было брату.

— Хинрику пора взрослеть, дочка! — оборвал отец. — Завтра утром возвращаешься в город. Ни к чему лишние рыдания и прощания. Поняла?

— Одна? — сдерживая слезы, спросила Энн. — Хилдер обещала родителям задержаться на пару недель. Я думала тоже...

— Значит одна, — рявкнул Ларус и, хлопнув тяжелой ладонью по подоконнику, развернулся к девушке. — Я как чувствовал, что не стоило тебе приезжать. Как чувствовал...

Уже на следующее утро, наспех попрощавшись,  Энн благополучно отправили в город.

Так и не успев вдоволь наиграться с Оскаром, нагуляться с Петером  и,  как следует, попросить прощения у Хинрика, она ехала по серой пустынной дороге навстречу одиночеству.  Позади оставался дом, лучшая подруга и Странник, к которому ей так и не хватило смелости зайти перед отъездом.

В горле щипало, сквозь пелену слез дорога казалась размытым пятном. Энн не имела понятия, что делать дальше. В большом городе, в хорошей квартире ей предстояло жить совершенно одной.

Чуть позже, когда поездка осталась позади, Энни сидела возле окна в гостиной и бессмысленно смотрела на изредка проходящих мимо дома прохожих. Мысленно она постоянно спрашивала себя, что именно сделала не так, порывалась понять мотивы отца, сославшего девушку сюда, подбирала слова для Хинрика, чтобы тот, однажды, смог простить ее. Но чем больше она прокручивала в голове события минувшего дня, тем отчетливее осознавала, что ни в чем и  ни перед кем не была  виновата.

В порыве неосознанного гнева она схватила телефон и, не оставляя себе ни секунды на раздумья, набрала номер Адама, к счастью, сохранившийся в памяти телефона.

Гудок. Второй. Третий. Сейчас она готова была высказать этому сумасбродному красавчику все, что накопилось на душе.  Ей не терпелось донести до него всю глупость и опрометчивость его недавнего решения...

Но мужчина либо не слышал звонка, либо откровенно игнорировал девушку.

Отбросив телефон в сторону, чуть не рыча от отчаяния, Энн спрыгнула с подоконника и включила телевизор, устроившись поудобнее на диване.

Бесцельно переключая каналы, она пыталась найти что-то интересное, но необъяснимое волнение никак не позволяло сосредоточиться. Плюнув, Энн остановилась на местном телеканале, где пожилой мужчина монотонно, со скучающим, но важным видом зачитывал новости.

— И в завершение выпуска новостей  спешу напомнить о главном событии сегодняшнего дня, — чуть бодрее произнес голос из телевизора, привлекая внимание Энн к экрану. —  Вулкан  Фаградальсфьядль вновь проснулся. Никакой опасности для нашей с вами повседневной жизни его пробуждение не несет.

Так и не успев заинтересоваться речью ведущего,  Энн вновь вернулась к окну, где на подоконнике одиноко лежал ее смартфон. Убедившись, что Адам не пытался перезвонить, она крепко сжала телефон в ладони, ощущая, как начинает закипать с новой силой.

— Вот неотесанный баран! — прошептала сама себе под нос. — Невоспитанный мужлан с характером осла!

И пока Энн от души шипела на Адама, ведущий с экрана телевизора продолжал вещать о важных событиях в стране.  Вот только девушка все его слова пропускала мимо ушей. А зря...

— Облако пепла, образовавшееся над вулканом, стало причиной  отмены десятков авиарейсов в аэропорту Кеблавик, — в пустоту говорил ведущий. — Как долго аэропорт не сможет функционировать в полном объеме, пока неизвестно. Мы же настоятельно рекомендуем отложить по возможности поездки и несколько дней не покидать пределы острова.

Сама судьба играла с девушкой в свои жестокие игры. Хотя, если подумать,  не только с ней…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍***

Адам.

Крепко сжимая телефон в руке, Адам сидел в холле отеля в самом центре Рейкьявика и ожидал Ангура.

Ни одного вылета в ближайшее время,  ни единой надежды покинуть проклятый остров, ни малейшего желания прозябать в этом сумрачном  городе и никаких шансов вывезти коня с фермы Хаканссона — судьба явно злорадно посмеивалась над планами молодого мужчины.  И всему виной чертов вулкан с непроизносимым названием, которому вздумалось проснуться именно сейчас!

Адам смотрел сквозь мимо проходящих людей, отсчитывая минуты и коря себя за слабость.  Упрямое любопытство, раззадоренное в его душе голосом Энн и подогретое словами  Ангура, привело его на край света. Зачем? Стоило ли оно того?

Дурное предчувствие, что дома, за тысячи миль отсюда, явно что-то происходило, не покидало мыслей мужчины. Слишком уклончиво с ним в последнее время  общался Саид по телефону, слишком взволнованным показался голос Абдуллы — старейшего друга отца Адама.

Еще и эта взбалмошная девчонка с глазами любимой и характером дикой кошки имела наглость снова набрать его номер.  Глупая! Ни разу Адам не менял своих решений и  никому не давал усомниться в своих словах. Неужели она думала, что ей удастся уговорить его?

— Ясин, — раздался за спиной голос друга. — Не выходит. Прости. С этим вулканом все как с ума посходили: никто не берется даже примерно назвать дату.

— Два дня, Ангур! — прошипел Адам, все также глядя в пустоту.

— Сдался тебе этот конь, Ясин? —  вздохнул мужчина  и сел напротив. — Договор был на сентябрь! Вот пусть и жует травку в округе владений Хаканссона.

— Два дня!

— Да что случилось? Ты, как вернулся, сам не свой. — Ангур облокотился на колени и положил подбородок на сложенные в замок ладони. Его взгляд, проницательный и тревожный, был нацелен на друга. Таким потерянным и угрюмым он не видел Ясина уже очень давно.

Но Адам молчал. Смотрел монотонно перед собой и все сильнее сжимал телефон.

— Ну,  похожа она на Алию, что с того? Мало ли двойников на планете. Не забивай голову, Ясин, — попытался разговорить его Ангур.

— Она пела, — наконец, посмотрев на собеседника, ответил Адам.

— И что? — не понимал Ангур.

— Она коню пела, — задумчиво произнес эмир.

— Слушай, Адам, это же полная ерун... — поначалу улыбнувшись,  оживился Ангрур, но вдруг резко замолчал на полуслове, потеряв даже намек на улыбку. — Ты по этой причине так скоро вернулся?

Адам кивнул в ответ.

Оба мужчины помнили, как уходил из жизни Смерч — любимый жеребец Саида. Как в моменты дикой боли тот не допускал к себе никого , а точнее, почти никого... Усмирить его могла лишь Алия: она стояла с ним рядом, касаясь измученной морды животного, и тихо пела.

— Ладно, — согласился Ангур. — Твое состояние я понять могу, но зачем жеребца увозить так срочно?

— Мое слово — закон! — сухо ответил Адам. —  Дерзкая девчонка посмела со мной спорить — я решил ее проучить. Все просто!

— Да, только  наказал сам себя, — усмехнулся мужчина в ответ. — Ладно, раз не можем пока вывезти жеребца за пределы страны, то найдем ему на время  другую конюшню здесь.

Еще немного поговорив, мужчины отправились на обед, а после разошлись каждый в свой номер.

С того момента, как смартфон Адама ожил от звонка Энн, прошло уже немало времени, но молодого человека не переставали беспокоить  предположения, что именно девчонка собиралась ему сказать.

— Неважно! — прорычал Адам в пустоту  и бросил телефон на журнальный столик. — Уже неважно!

Прикрыв ладонями глаза, он попытался отвлечься, но память  упорно возвращала его к Энн: ее голосу, ее взгляду, ее манере закусывать палец от волнения.

Раздумья об этой девчонке  были для Адама сродни проклятью: тяжелыми, раздирающими, целиком и полностью  поглощающими его мысли. Причем, если в доме Ларуса Адам смотрел на Энн только как на копию дочери Саида, то сейчас возникающие в голове образы девчонки начинали существовать самостоятельно, независимо от Алии.

— Бррр, — встряхнул он головой , чтобы сбросить мороку воспоминаний и глупых мыслей.

Час за часом время тянулось медленно и однообразно:  одиночество гостиничного номера изредка  сменялось  непродолжительными  разговорами с Ангуром и  постоянным " извините, но пока нет никакой информации, когда мы сможем возобновить авиасообщение" от сотрудников авиакомпании.  Последнее раздражало Адама  больше всего.

— Какие планы на сегодня? — бодро спросил Ангур, заглянув утром  в номер к другу сразу после завтрака и  оторвав того от изучения финансовой отчетности по португальскому филиалу.

Уже больше суток миновало , как мужчины не могли покинуть пределов Исландии, но казалось, что прошла  целая вечность.

— Ждать, — обреченно выдохнул Адам и отложил документы. Делать вид, что они имели для него хоть какое-то значение, было глупо.   — Что с конюшней?

— Нашел, правда, на другом конце острова. Не переживай: завтра же жеребца заберут и отправят в Хусавик.

— Хорошо, — кивнул Адам. — По девчонке удалось что-нибудь узнать?

— С этим сложнее, – слегка замялся мужчина. — Сам знаешь, что я еле английский освоил, а тут черт ногу сломит в этих закорюках исландских. В любом случае, все, что так или иначе связано с семьей Ларуса Хаканссона, переслал тебе на электронку — осталось перевести.

Адам встал из-за стола и подошел к окну, выходившему в сторону живописного озера Тьёрнин в самом центре города.  Впервые за несколько дней пребывания эмира в этой суровой  и пасмурной стране выглянуло солнце, моментально преобразив пейзаж за окном.

— Спасибо, Ангур, — вымолвил Адам, разглядывая цветные домики, заигравшие новыми красками при свете солнца, и стаи уток и  гусей, заполонивших водную гладь озера. — Я, пожалуй, пройдусь. Составишь компанию?

Ангур кивнул, и уже через полчаса за дружеской беседой мужчины неспешно прогуливались вдоль озера. Отойдя от отеля на достаточно приличное расстояние, они остановились возле странного памятника, разглядывая который, никак не могли уловить посыл скульптора. Да и что там можно было понять: от человека оставались только ноги и небольшой портфель в правой руке, вся же остальная, верхняя, часть несчастного была спрятана под массивным камнем.

От созерцания местного произведения искусства их отвлек заливистый смех поблизости.  Обернувшись, мужчины заметили влюбленную, как могло показаться на первый взгляд,  парочку, стоявшую  у самой кромки воды. Парень и девушка  наперебой бросали упитанным уткам хлеб, и, в то время как те,  наплывая одна на другую, толпились в ожидании своей порции, наглые чайки отчаянно пытались в воздухе перехватить их добычу. Именно это зрелище и вызывало улыбку и неподдельных смех девушки. Но не птичьи бои заставили замереть Адама в изумлении, а развевающаяся  на ветру копна рыжих волос и такая знакомая фигура девчонки.

Энн. Это была она. Сомнений не оставалось. Недаром ее образ безустанно  преследовал Адама в последние дни.

Завороженно он следил за каждым ее движением, вслушивался в каждое слово, ловил каждую улыбку... Но чем дольше, Адам имел возможность наблюдать за Энни, тем темнее становился его взгляд и жестче — выражение лица.

— Подожди меня в отеле, Ангур, — глухим голосом бросил он другу , и тот  испарился в долю секунды. Сам же Адам, не отдавая отчета своим действиям, уверенно направился в сторону девушки.

Чувство яростной ревности накрыло его с головой, и,  как бы не убеждал себя Адам, что перед ним была  Энн, сейчас  в компании чужого мужчины он видел свою невесту, отчего глаза его заволокло пеленой безумия.

9. Прогулка

Энн

Жизнь вдали от города имела свои неоспоримые плюсы: ранний подъем был для Энн само собой разумеющейся традицией. И хотя здесь, в городе, в этом не было ни малейшей потребности, глаза сами открывались, стоило стрелке на часах добежать до начала шестого.

Утро вторника не стало исключением. К восьми часам Энни успела переделать уйму дел: принять душ, позавтракать и, пританцовывая  под заводные ритмы местной поп-группы, немного прибраться в квартире. Именно за этим делом и застал ее ранний гость.

Олаф стоял на пороге и переминался с ноги на ногу.

— Привет, — немного робко произнес он, — извини, что так рано.

— Привет, — улыбнулась Энн, недоверчиво осматривая  гостя с головы до ног. Высокий, на первый взгляд  симпатичный парень с глазами изумрудного цвета и мягкими локонами слегка вьющихся светлых волос  переминался с ноги на ногу, явно чувствуя себя неуверенно. — Ты к Хил?

— Не совсем, — вымолвил Олаф. — Я к тебе. Ларус Хаканссон сказал, что я могу  обратиться   за помощью.

Пригласив парня войти, Энн старалась не выказывать своего удивления. И хотя Олаф не вызывал огромной симпатии, даже наоборот после рассказа Хил он казался Энн неприятным,  все же ослушаться воли отца не посмела.

— Ты завтракал? Кофе? — пригласив парня на кухню, спросила она и потянулась  за кофейными чашками.

Скинув обувь, Олаф осмотрел квартиру беглым взглядом и, помотав головой,  оперся спиной  о стену рядом с девушкой.

— Ты одна здесь живешь?

— Нет, с Хилдер. Она пока у родителей. Так что привело тебя ко мне?

— Тут такое дело, — замялся Олаф. — Отцу на содержание отдают вашего жеребца. Ну, того самого, которого он хотел выкупить у твоего.

От удивления чашки чуть не выскользнули из рук девчонки.

— Странника? Как так? Зачем?

— Я не знаю подробностей, но до сентября конь будет у нас, — оттолкнувшись от стены, Олаф подошел ближе и перехватил чашки в свои руки.

— Адам  же хотел увезти Странника в Португалию.

— Может и хотел, только кто сейчас коня куда повезет? Все перелеты отменили, — Олаф поставил чашки на стол. — Можно мне с молоком?

— Хорошо, — кивнула Энн, следя за закипающим напитком в турке. — А зачем ты меня искал?

— Короче, отец наслышан о сложном характере вашего коня и, конечно, сразу после разговора с португальцем  набрал твоего.  Сначала Ларус, как я понял, хотел вместе с жеребцом Хинрика отправить на первое время, но тот, как обычно, встал в позу. Характер у твоего братца тот еще!

— Ты хочешь, чтобы я поехала вместо него? В  Хусавик? — Энн мгновенно обернулась, напрочь забыв о кофе и пропустив мимо ушей замечание Олафа касательно Хинрика.

— Чего я хочу? — игриво улыбнулся тот, но заметив встревоженное выражение лица Энн, совершенно не разделяющей его шуток,  тут же принял серьезный вид. — Нет, Энн.  В Хусавик на помощь отцу поеду я, а ты меня проконсультируешь. Хотя, если захочешь поехать со мной, я возражать не стану.

Какой бы силы не была привязанность Энн к коню, ехать в чужой дом на другой край страны, да еще и в компании Олафа, ей совершенно не хотелось.

— Конечно, я тебе все расскажу, — возвращая внимание к плите, пробормотала она.

— Странный этот португалец, если честно, — судя по голосу Олафа,  который стал раздаваться все ближе, парень подошел к Энн почти вплотную, отчего у той вновь дрогнули руки. — Какое-то бессмысленное телодвижение: забрать коня из родной конюшни и перевезти на время в чужую, да еще и так далеко.

Ощутив сзади на шее чужое  дыхание, Энн резко развернулась с горячей туркой в руках. Она оказалась права: Олаф слишком близко подошел к ней. От неожиданности парень чуток отскочил, но, судя по взгляду,  намек не понял.

— Он просто хотел забрать коня у отца, но не подумал, что мы здесь все друг друга знаем, — попыталась объяснить Энн, но отчетливо видела, что Олаф ее не слушал. — Мне кажется, Адам Ваха...

— Ты очень красивая, — перебил ее парень и снова сделал шаг навстречу.

Энни тут же вспомнила рассказ Хилдер о том, как Олаф жаждал женского внимания и весьма напористо его добивался. От мысли, что в квартире в эту секунду девушка была совершенно одна, подобное рвение парня ее не на шутку пугало.

— Олаф, а пошли прогуляемся, — как можно скорее вернув турку с горячим кофе на плиту, предложила Энн. При этом на лицо она натянула свою самую нежную и невинную улыбку. — Я вспомнила, что не купила молока. Да и сахар закончился. Пока ходим, расскажу тебе все, что знаю про Странника, а потом кофе попьем, что скажешь?

Сердце в груди Энн билось с неистовой силой, грозясь вот-вот выскочить наружу, но она стойко делала вид, что ничего не происходит.  И Олаф поверил, представляя, каким "вкусным" окажется кофе после.

Спустя несколько минут ребята шли вдоль все еще сонного города в сторону супермаркета. Олаф то и дело старался затронуть спутницу,  словно случайно соприкасаясь с ней то ладонями, то ударяясь легонько своим плечом о ее.  Энн же  пыталась по максимуму рассказать Олафу про коня, на ходу придумывая предлог, как сбежать от надоедливого парня на обратном пути. Идея пришла спонтанно, стоило ей заметить городское озеро вдалеке.

В магазине вместе с молоком и сахаром  Энн прихватила пару огромных батонов и, как только озеро вновь показалось в поле зрения ребят, ловко утащила за  собой Олафа кормить птиц.

План казался простым: заболтать Олафа, заставить его расслабиться и поверить, что Энн на все согласна, а потом под шумок сбежать. Вот только парень словно чувствовал предстоящий подвох и ни на шаг не отходил от нее.

"Думай, Энни, думай!" — как заведенная повторяла девчонка про себя, при этом стараясь вести себя свободно и непринужденно.

И только когда второй батон был на исходе, ее смех становился все более напряженным, а мысли — беспокойнее.

Они стояли у самой кромки воды, когда Олаф вновь бесцеремонно взял Энни за руку. Девчонка  попыталась выдернуть ладонь из плена, но ощутила, как парень лишь сильнее сжал ее в своей. Стараясь не смотреть на него, чтобы Олаф не смог прочитать в отражении ее глаз жгучего отчаяния, Энни продолжала свободной рукой бросать хлеб уткам и, на мгновения зажмуриваясь, мечтать о чуде.

И как ни странно, это чудо свершилось!

В какую-то  долю секунды ее рука вновь оказалась на свободе, а вместо глупых комплиментов со стороны Олафа прозвучал ошеломленный крик:

— Какого черта!

Обернувшись, глаза Энн тут же столкнулись с серым обезумевшим взглядом Адама, который держал в захвате скрюченного пополам Олафа  и, рвано дыша, казалось, готов был убить и саму девушку.

— Калъб¹! — грубым голосом саданул по нервам Ваха и с дикой силой оттолкнул от себя Олафа. То ли от неожиданности, то ли сила толчка была чересчур большой, но, в любом случае, парень не смог удержаться на ногах и свалился прямо в озеро. Весь перепачканный в грязи и знатно оскорбленный Олаф начал что-то кричать, раскидываясь угрозами в сторону обидчика, только ни Энн, ни тем более Адам его не слушали.

Молча они смотрели друг на друга в упор: Энн —  удивленно и с благодарностью, Адам — озлобленно и с осуждением.

— За мной иди! — рявкнул он и, не дожидаясь ответа от девушки, пошел прочь.

Энн растеряно хлопала глазами, пытаясь осознать произошедшее и решить, что делать дальше. С одной стороны, отряхиваясь от грязи, стоял Олаф, который в промокшей одежде и с подмоченной репутацией выглядел жалко и убого. С другой —  степенно удаляющаяся фигура Адама: широкоплечая, крепкая и опасная.

И если от первого Энн и сама рада была сбежать, то приближаться к португальцу казалось ей совершенно безрассудным и глупым.

Подняв голову к небу, девушка сделала глубокий вздох и, игнорируя непрекращающиеся ругательства Олафа, пошла в сторону дома, а точнее, в противоположном от обоих молодых людей направлении.

— За мной иди, — бубнила себе под нос Энни,  изображая тон взбешенного иностранца. — Так и побежала, конечно!

Внутри все клокотало от возмущения: слова Адама, так зло и с презрением выплюнутые в ее адрес,  накладывались на целое утро в дурацкой компании с Олафом.  Как же сильно ей хотелось вернуться: ткнуть в грудь бывшему однокласснику, чтобы не смел больше и близко подходить, и высказать все, что накипело еще с выходных, Адаму.

Сделав еще пару шагов, Энн все же остановилась и обернулась, моментально наткнувшись на недовольный взгляд Олафа.

Фигура Адама удалялась все дальше и дальше, хотя  до сих пор была в зоне видимости. Еще не поздно было догнать мужчину  и выговориться. Но что-то Энн отчаянно останавливало от этого шага. Интуиция громко и четко,  почти по слогам вопила: не приближаться, пройти стороной, проигнорировать... Но сердце упорно отказывалось слушать.

Сорвавшись с места, Энн поспешила обратно, минуя раздосадованного Олафа. И хотя уверенные шаги Адама не отличались поспешностью, девчонке пришлось приложить немало усилий, чтобы поравняться с ним. Когда расстояние между ними сократилось до пары шагов,  Энн  тут же перешла в атаку:

— У вас проблемы с самоконтролем? — слегка запыхавшись, поинтересовалась она. — И как часто вы на людей бросаетесь?

Но Адам совершенно никак не реагировал на слова девчонки. Создавалось впечатление, что он и вовсе не слышал ее голоса.

— Вас опасно выпускать в люди, не то что доверять вам жизни животных! — в попытках не отставать от мужчины, гневно и чуть громче возмутилась  Энн.

И опять тишина. Энн вроде и понимала, что самое то —  сейчас остановиться, развернуться и пойти домой. Какой смысл пытаться достучаться до человека, полностью глухого и немого к твоим словам? Но внутренняя потребность  добиться ответа, а лучше извинений, росла  в геометрической прогрессии.

— Да, стойте же вы! — почти прокричала Энн. — Как вы смеете вести себя так? Сначала в конюшне мне нагрубили, сейчас и вовсе влезли не в свое дело. Я жду... Нет! Я требую извинений!

Совершенно внезапно Адам остановился, застав Энни врасплох. Не ожидая, что мужчина услышит ее на сей раз, она по инерции  все также спешила вперед и затормозила, лишь уткнувшись носом в мужское плечо. К слову, плечо это оказалось мощным и твердым, словно высечено было из камня. Но больше Энн поразил аромат, исходивший от мужчины, который с легким дуновением ветра ворвался в ее сознание. Густой пряный с терпкими древесными нотками он  моментально отложился в памяти и заставил насторожиться.  Так пахнет опасность. Такой аромат может позволить себе только очень уверенный в себе человек. Агрессивный. Дерзкий.  Жестокий.

Отскочив от мужчины, как от огня, Энн ждала от него хоть каких-нибудь действий или слов, но тот просто  стоял.

— У вас явно проблемы, Адам! — выпалила она, так и не дождавшись реакции со стороны молодого человека. — С головой!

Энн резко развернулась и хотела было все же отправиться домой, как слух опалил властный голос Адама:

— Стоять! — рявкнул тот.

— Ага, сейчас! — ехидно пробурчала Энн, но все же обернулась. Правда лишь для того, чтобы в очередной раз созерцать широкую спину Адама. — Для начала научитесь разговаривать, а не только рычать! Ощущение, что в детстве вас...

Увы, но закончить фразу мужчина не позволил.

— Он твой жених? — стремительно развернувшись к девушке, спросил он.

— Да какое вам дело? — начала ерничать Энн, взбешенная наглостью Адама. — Это вас соверше...

— Отвечай, когда тебя спрашивают! — вновь жестко перебил он.

Серым раскаленным свинцом глаза Адама прожигали насквозь, лишая дара речи и малейшего желания идти наперекор. Но только вместо страха и готовности повиноваться Энн испытала непреодолимое стремление послать зазнавшегося португальца к черту! Никакое положение в обществе, никакие миллионы за пазухой не могли оправдать столь грубого и невоспитанного поведения алмазного короля.

— Всего доброго! — словно не замечая пронизывающего взгляда, отрезала Энн и, разорвав зрительный контакт с Адамом, поспешила уйти.

— Ты очень похожа на мою невесту, — донеслось в спину. Громко. Надрывно. Откровенно. — До безумия похожа! Я чуть с ума не сошел, когда увидел тебя с тем парнем у озера. Мне жаль, что помешал твоему общению с женихом!

Энн остановилась и прикрыла глаза: он все-таки извинился!

— Ваша невеста приехала с вами? — зачем-то спросила Энн. Отчего-то слова Адама о невесте неприятно кольнули внутри.

— Нет, Энн, — выдохнул мужчина. — Она ждет меня дома.

Девушка все же вновь развернулась к мужчине лицом и снова уловила его взгляд на себе. Но сейчас он казался ей совсем иным: задумчивым и немного грустным.

— Олаф мне не жених, — решила быть честной в ответ Энн. — Мало того, я искала предлог  избавиться от его настойчивого внимания. Вы мне помогли. Спасибо.

— Когда женщина не хочет к себе внимания, она не позволяет себя касаться и не смеется в присутствии мужчины, — с укором в голосе ответил Адам. — Ты вела себя иначе. В моих краях подобное поведение недопустимо!

— И давно  в Португалии такие суровые нормы морали, — ухмыльнулась Энн, полагая, что Адам пошутил.

— Португалия... — одними губами повторил мужчина.

Он явно хотел сказать что-то еще, возможно, готов был открыть Энн правду или просто продолжить разговор, который вопреки всему казался сейчас  совершенно нормальным, но, как и всегда, вмешался случай, судьба, проклятие...

Улыбка моментально спала с лица Энн. Ее тело напряглось, а взгляд застыл на высокой фигуре мужчины, стоявшем чуть поодаль.  В странной одежде, с безжалостным взглядом  он внимательно  наблюдал за общением молодых людей и, перебирая в руках четки, что-то шептал.

— Таба! — прочла по его губам Энн и не на шутку испугалась, когда тот размеренной   походкой начал  приближаться к ним.

Оторопев, Энн наблюдала за приближением мужчины словно в замедленной съемке. В длинной бежевой рубахе до пят, поверх которой была накидка того же цвета, с головой, покрытой  платком с толстыми черными  шнурами в два ряда он уверенно подходил ближе. Не узнать в нем чужака, что не так давно посетил родной  дом Энн, казалось  невозможным. В памяти  все еще были свежи яркие обрывки  воспоминаний, как тот зачарованно твердил " таба", как грубо и бесцеремонно общался с Ларусом, как тот встревожился и вопреки своему воспитанию выгнал гостя из дома. Его голос — низкий, мрачный, до сих пор посещал сновидения Энн, пугая ее и заставляя просыпаться посреди ночи.  Его странное имя крутилось на языке, готовое вот-вот сорваться с губ.

— Ангур, — испуганно пробормотала Энн: словно назвав монстра по имени, он перестал бы  вселять страх.

Но одного слова, произнесенного почти  шепотом, хватило, чтобы Адам моментально напрягся подобно сжатой пружине, а мужчина напротив резко остановился и опустил взгляд.

Странно, но сейчас Ангур не позволял себе даже мельком  взглянуть на Энн. Покорно наклонив голову вперед, он словно слуга робко стоял в нескольких шагах от девушки, ожидая, когда  его заметят и позволят заговорить.

Зато Адам, не стесняясь, вглядывался в напряженное лицо Энн, изучая его и  впитывая каждую проносящуюся  на нем  эмоцию.

Он прекрасно видел, как она насторожилась, как улыбка спала с ее лица, как девчонка резко замолчала, словно увидела перед собой не человека   — призрака.  Не оборачиваясь к мужчине, не отрывая своих серых кристаллов от золотистых глаз Энн, Адам небрежно поднял руку, задержав раскрытую ладонь  на уровне груди, жестом подзывая к себе мужчину.  И тот покорно подошел.

— Тахдт, Ангур!² — громко, скорее по привычке, скомандовал Адам.

Мысли  подобно бисеру рассыпались в голове Энн: однозначно мужчины были знакомы, они понимали друг друга. Мало того,  рядом с Адамом жуткий и пугающий Ангур  сейчас  казался Энн покорным щенком. Кем же тогда был сам Ваха, она боялась даже предположить...

Ангур подошел так близко, что Энни могла рассмотреть каждую его морщинку на лице. Девушка не стала прятать своего взгляда, как это старательно делал чужак. Нет. Вместо этого она тщательно и детально изучала незнакомца: прямой нос, острый подбородок, покрытый черной щетиной, немного впалые щеки. В отличие от Адама он не был красавцем. Весь его внешний вид вопил о жестокости, грубости и беспощадности.

"Варвар", — промелькнуло в голове Энн.

Наверно, она и дальше бы не сводила с мужчины глаз, если бы тот не принялся что-то говорить. Его речь казалась угловатой , монотонной и была совершенно непонятна Энн. В обрывках фраз она узнавала только отдельные слова: Рейкьявик, Лиссабон, Хусавик. И пусть Энн не знала португальского, но сейчас она понимала весьма определённо, что Ангур говорил не на нем.

Адам слушал мужчину молча и сосредоточенно, а когда тот замолчал, в очередной раз жестом руки велел ему отойти. И Ангур вновь  покорно повиновался ему...

Весь этот разговор не занял и пары минут, но внутри Энн все перевернулось.

— Вы не португалец, — заключила она дрожащим голосом, когда фигура Ангура удалилась на достаточное расстояние.

— Нет, — жестко подтвердил Адам.

— Вы обманули моего отца, — озвучила свое умозаключение Энн.

— Да, — без  толики сожаления или раскаяния согласился мужчина. — Открыли аэропорт. Мой вылет через пару часов.

— Зачем? — не слушая Адама, спросила Энн. Она откровенно не понимала: к чему был разыгран весь этот спектакль.

— Зачем? — удивленно переспросил Адам.

— Зачем вы обманули? Откуда вы? Кто вы, Адам?

— Уже неважно, — поспешил ответить тот. — Уверен, судьба нас больше никогда не сведет, не стоит и забивать голову. Но ты, Энн, смогла меня удивить..

Рука Адама невольно, неподконтрольно ему потянулась к лицу девушки в желании задеть, почувствовать ее тепло, убедиться, что она не мираж, но остановилась в считанных дюймах и напряглась.

— Мне нужно идти, — вымолвил он и, сжав руку в кулак, опустил ее обратно. — Не переживай, твоего коня будут содержать в самых лучших условиях. Его ждет долгая и яркая жизнь.

Как ни в чем не бывало, Адам развернулся и пошел в том же направлении, куда недавно удалился Ангур.

— Адам! — позвала его Энн. — Адам, постойте!

Слишком много вопросов кружилось в ее голове, слишком сильно путались мысли и слова разбегались, словно муравьишки. Но одно Энн хотела знать здесь и сейчас:

— Адам, что значит "таба"?

Мужчина на мгновение замер и обернулся.

— Копия. Ты — ее копия! — хлестнул своим испепеляющим взглядом Адам  и, не говоря больше ни  слова, ушел.

А Энн стояла и прокручивала в памяти его слова, теряясь в догадках, что все это могло значить.

— Странный, — задумчиво прошептала сама себе. — Очень странный.

С этими словами она развернулась и отправилась в сторону дома. Как бы сильно ее не раздирало любопытство, сколько бы вопросов ежесекундно не рождалось в ее рыжей голове, она понимала, что была не в тех отношениях с Адамом, чтобы приставать к нему, выпытывая ответы.

Неспешно Энн  направилась в сторону дома, наслаждаясь легким ветром, играющим с ее волосами, и с интересом рассматривая город, который все еще был для нее в диковинку. И хотя суматошное и беспокойное утро никак не хотело отпускать мысли Энн, домой она вернулась ближе  вечеру: так затянулась ее прогулка.

Уставшая, но нашедшая в себе точку опоры, Энн почти смогла переключиться на повседневные заботы.  Единственное, что она планировала сделать, и что снова заставило бы ее пережить утренние приключения, — это позвонить отцу. Да, Энн была уверена в необходимости предупредить Ларуса об обмане на торгах. Где-то в глубине души она  наивно полагала, что сделку удастся аннулировать, а жеребца оставить дома.

Вот только на телефонный звонок домой ответил Петер и, объяснив, что отец готовит коня к отправке в Хусавик и очень занят, попросил перезвонить ближе к девяти вечера. Но и ближе к ночи с отцом поговорить не удалось.

— Дорогая, что-то стряслось? — заволновалась Арна, услышав в поздний час голос дочери.

— Нет, мам, все в порядке, просто хотела с папой поговорить.

— Милая моя, он у Кристофа. Там какая-то путаница в документах, даже не знаю, когда и ждать его обратно. Но если что-то срочное...

— Не волнуйся, я утром наберу.

— Спокойной ночи, дочка!

— И тебе, мам.

Утром, проснувшись как обычно с петухами, Энн наспех привела себя в порядок, схватила яблоко вместо завтрака и поспешила вновь позвонить домой. Однако, чтобы никого не разбудить, она решилась набрать Ларуса на мобильный: так сильно ей не терпелось предупредить отца о сговоре Адама и Ангура до отправки Странника в Хусавик.

Мужчина ответил практически сразу и стоило ему сказать "привет", как Энн сразу напряглась. Голос отца  был чернее тучи: глухой, надорванный, потерянный. Он не кричал. Не психовал.  Он был растерян и напуган.

— Энни, у нас проблемы. Серьезные проблемы...

¹ — Собака! (араб.)

² — Говори, Ангур! (араб.)

10. Грязная

Адам

— Нашли? — словно удар грома, разразился в тишине голос Адама.

Стоя возле панорамного окна, открывающего потрясающий вид на вечерний Лиссабон  с его уникальным колоритом и неповторимым духом, Адам смотрел в пустоту, нервно сжимая в руках телефон.

— Нет, Ясин, — покорно ответил Ангур, только что зашедший в покои эмира,  и уверенно добавил:

— Найдем.

Уже несколько дней мужчины не могли вернуться в родные места. Лиссабон должен был стать для них обычным пересадочным пунктом, но известие, полученное от Ларуса Хаканссона, заставило задержаться.

— Пока можно выставить неустойку Хаканссону, — заикнулся Ангур, но стоило ему взглянуть на разъяренного друга, как он тут же осекся:

— Уверен, за те деньги, что он должен будет возместить нам, он быстро отыщет своего ублюдка.

Адам вздохнул: слишком много проблем и переживаний тащил за собой этот чертов жеребец. Но отступиться не мог: сейчас это стало для него делом принципа.

— Ищи, Ангур, ищи! Не может подросток с конем просто затеряться! А как найдешь — немедленно перевози жеребца в Дезирию. Хватит!

— Сделаю, Ясин!

Адам даже не мог предположить насколько сильной и безрассудной была привязанность детей Ларуса к этому коню. Пойти против решения отца, украсть коня и убежать из дома — поступки старшего сына Хаканссона никак не укладывались в голове мужчины.

— Глупый мальчишка, — прошипел он сквозь зубы. Его голос был тихим, едким, едва слышным самому себе, что уж было говорить об Ангуре. — Я преподам тебе урок, как брать чужое! Научу тебя, щенок,  чтить волю отца!

— Ангур, — уже намного громче пробасил Адам. — Выставляй неустойку и предупреди Хаканссона: если я первым найду его сына — не пожалею!

Ангур промолчал, но, столкнувшись с остервенелым взглядом Адама в отражении огромного окна, кивнул и удалился. Он знал, как никто другой, что в таком состоянии Ясина лучше не трогать: целее будешь.

Дни тянулись медленно и однообразно, но никаких новостей о Хинрике не было: парень вместе с животным как сквозь землю провалился. Несколько раз раздосадованный Ларус Хаканссон, отчаявшийся найти сына и пропавшего коня, предлагал в замен утерянному, нескольких куда более покорных и маститых жеребцов.  Но разве мог он понять мотивы Адама: для Саида имел значение только Смерч и только Странник был его точной копией.

— Ясин, дорогой, когда думаешь вернуться? — вкрадчивый голос Абдуллы  ненадолго отвлек эмира от переживаний.  Этот пожилой, но как и прежде крепкий мужчина помнил Адама еще совсем ребенком. Лучший друг отца, преданный воин и советник, он и сейчас верой и правдой служил на благо провинции и всему роду Аль‐Ваха.

— Абдулла, рад слышать тебя! — искренне ответил на входящий звонок  Адам. — Никак соскучился?

— И это тоже, мой мальчик. И это тоже, — явно улыбнувшись, пропел старик. — Не нравится мне, Адам, что вокруг творится. Приезжай!

— В чем дело, Абдулла? — напрягся молодой человек. Проблемы одна за другой сыпались на его плечи, словно из рога изобилия.

— Никак понять не могу, но чует мое сердце: беде быть! — печально отозвался пожилой мужчина.

— Абдулла, не томи! Что тебя беспокоит? — закипая  от неизвестности и дурного предчувствия, отчеканил Адам.

— Много чего, Ясин, — вздохнул старик. —  Саид лютует: странные вещи творит, поступки опрометчивые совершает, а народ и так на грани, сынок, ты же знаешь. Он словно сам не свой, не пойму никак, что за муха его укусила!

— Конкретнее, Абдулла! — не сдержался Адам.

— Община казухов в Бларохе опять взбунтовалась: творят что попало, никакой управы на них нет. Осмелели, словно за спинами у них ни караван полудохлых верблюдов, а целая армия, Адам. Полагаю, что не сами по себе они решили голос подать. Никогда еще смелости им не хватало так решительно выступать против власти. Уверен, стоит за всеми бедами нашей страны кто-то. И этот кто-то мечтает о свержении  Саида, — начал было рассказывать Абдулла, но вдруг замолчал, а спустя время добавил:

— Но не это меня сейчас пугает, сынок, не это!

— Говори, Абдулла...

— Помнишь ли ты Ясмину, Адам?

— Твою сестру? Помню, конечно, как ты мог подумать иное!

Еще бы Адам смог ее позабыть: эта женщина долгие годы заменяла ему и его братьям погибшую мать. Правда лет восемь назад она перебралась в Наджах, во дворец Саида, где по воле правителя была приставлена к юной Алие.

— Неладное творится в гареме, Адам. Пару дней назад Ясмина вернулась, сказала, что всех Саид разогнал с женской половины. Что там происходит одному Аллаху известно.

— Что значит разогнал? А Алия?

Молчание, повисшее в ответ, резало слух больнее любых слов...

— Не знаю, Адам, ничего не знаю. Возвращайся скорее. Чует мое больное сердце, что ждут нас всех большие перемены.

Адам долго не мог найти себе места после разговора с Абдуллой. Неизвестность — это то, что порой разрушительнее любой правды. Фантазия то и дело подкидывала  в сознание рваные неутешительные сценарии развития событий, отчего сердце Адама сжималось в тугих тисках.

Возвращение на родину было делом решенным. И даже так и не найденный конь не смог перевесить на чаше весов проблем, ожидавших Адама дома.

Оставив Ангура в Лиссабоне, он при первой же возможности вылетел в Дезирию. Неладное заподозрил сразу, как встречать его к трапу самолета  приехал Абдулла в сопровождении военных.

— Что происходит? — опасливо поинтересовался Адам у старика, осматривая кортеж.

— Саид ждет тебя, сынок! — покорно ответил тот и, вскользь махнув рукой на вооруженное сопровождение, добавил:

— А это для твоей безопасности, Ясин.  Неспокойно нынче, неспокойно.

Дорога в Наджах прошла в тишине. Абдулла задумчиво смотрел в окно, не в силах обрушить на Адама, которого  любил не меньше собственных детей, позорной правды, что ждала его во дворце. Сам же молодой эмир провинции Ваха был готов к любому повороту событий и даже не догадывался, как сильно переоценивал свои силы...

Огромный дворец в самом центре столицы Дезирии всегда поражал своей роскошью и размахом, с коим был отстроен Саидом после страшных событий почти двадцатилетней давности.  Но сегодня он  казался Адаму пустым и заброшенным.  Аура печали, отчаяния и беспросветного мрака поглотила его полностью: фонтаны, всегда приветливо журчавшие, сегодня были отключены, аккуратные газоны вдоль пешеходных дорожек казались давно нестриженными и пришедшими в запустение, по пути к массивной резной двери, открывающей вход в гостевую приемную, мужчины не встретили ни одного человека, что тоже казалось диким и непривычным.

Адам бросил испытующий  взгляд на Абдуллу, смиренно идущего по правую руку, но тот лишь покачал головой, продолжая сохранять молчание. За то время, что молодой человек провел в разъездах по Исландии и Португалии, утоляя личные амбиции,  слишком многое изменилось  здесь.

— Здравствуй, Ясин, — через силу улыбнувшись, изрек Саид, стоило Адаму переступить порог его дома.

Внешний вид правителя явно оставлял желать лучшего: понурый, уставший, с залегшими под глазами багровыми тенями. Обычно встречающий гостей в  расшитом золотом биште¹, сегодня Саид предстал перед пришедшими в его дом мужчинами в обычной кандуре² светло-бежевого цвета с белоснежной куфией³. Сейчас он мало походил на великого шейха и эмира Дезирии. И этот факт привел Адама в замешательство еще больше, чем пустующий дворец.

Саид самолично встретил гостей в меджипсе⁴ и, знаком руки остановив Абдуллу,  провел Адама в свой кабинет.

— Смотрю, вернулся ты ранее запланированного, — не поднимая глаз, продолжил Саид, предлагая Адаму присесть. — Что-то случилось?

— Может ты мне поведаешь, Саид? — поинтересовался Адам.

Мужчины разместились в уютных креслах, расставленных в форме полукруга в центре огромного кабинета. На позолоченном столике прямо перед ними стояли лакомства и заранее приготовленный ароматный чай. Саид ждал Адама, и это волновало того все сильнее.

— Ты был прав, Ясин,   — отвернувшись от собеседника, вымолвил шейх Аль-Наджах,  вот только выглядел он при этом словно побитый пес. — Сто раз прав, когда не доверял Маджиду. Признаю.

— Что произошло, Саид? Чем посмел обидеть тебя отпрыск Аль—Карога? — придавая своему голосу уверенности и в тоже время налет легкого безразличия, спросил Адам. В душе он все еще надеялся, что печаль Саида была напускной.

— Он предал меня, — выплюнул Саид и повернулся к  молодому человеку. — Забрал то, что ему не принадлежит! Никогда не принадлежало! И никогда не могло бы принадлежать по определению!

— И что же он посмел отнять у тебя? — не отводя пронзительного взгляда от  Саида, уточнил Адам.

Уловив на себе непоколебимый взор гостя, Саид тут же встал и, сжимая рукой подбородок, замотал головой. Он понимал, что утаить от Адама что-либо было невозможно, а еще, что только от этого молодого мужчины, сейчас сидящего перед ним,  зависела судьба целого государства. Потому он тщательно обдумывал каждое слово: как хитрый лис, пытался  в описании проблемы намекнуть на желаемое им ее разрешение.

— Алию, Ясин!  Он  увез мою дочь! — голосом полным отчаяния  произнес он, глядя на Адама сверху вниз. Даже так, сообщая осквернившую его честь новость, он пытался доказать  молодому человеку свое преимущество, свою все еще не потерянную над ним власть. — Он опозорил мой род! Он лишил меня дочери! А тебя невесты, Ясин...

Адам не мог поверить своим ушам. Нет, это просто не могло быть правдой! Подобное  казалось ему невозможным, недопустимым! Алия , его Алия, которую он ждал долгие годы, которая была обещана ему еще девочкой, просто не могла убежать с другим! Тем более с Маджидом!  Пусть не по крови, но все-таки почти с братом... Это была ложь! Адам качал головой, словно китайский болванчик, и никак не мог осознать того, что услышал от  Саида.

— Что значит увез Алию? — взревел Адам и вскочил со своего места.   — Что ты такое говоришь?

— Это я виноват, Ясин! Только я, — схватившись обессиленными ладонями за край кресла и опустив голову, простонал шейх. — Я должен был догадаться! Она так сильно была похожа на мать!

— Причем здесь ее мать, Саид?– непонимающе  уточнил Адам, вышагивая по кабинету взад и вперед, никак не находя выхода своим эмоциям.

— Ей никогда не нравилось здесь:  все время Алию тянуло вырваться из Дезирии, увидеть мир, обрести себя. Она, как Джоанна, всегда считала, что там, в странах грязных нравов и порочных мыслей, ей  удастся обрести свободу. Зачем она ей? Разве того, что я ей давал недостаточно? И к чему привела  эта свобода ее мать?

— К чему? — растеряно спросил Адам. Еще никогда и никому не рассказывал Саид о судьбе своей первой, опозорившей его честь  жены.

— К погибели, Ясин! И моему вечному позору...

— Ты нашел беглецов? — вдаваться в историю жизни Саида сейчас Адаму хотелось меньше всего.

— Нет, Ясин, не нашел, — неживым голосом ответил шейх. — Лучшие люди, огромные деньги, все мои связи — и никакого результата.

— Этого просто не может быть, — как заведенный метался Адам в агонии своего гнева.

— Найди ее, Ясин! Найди! В тот же день я отдам ее тебе...

— И зачем она мне после него? — перебив шейха, выплюнул Адам. — Грязная, оскверненная другим...

— Не смей, — озверело остановил его Саид. — Не забывайся, Ясин! Она — моя дочь! Она — единственная в чьих венах сохранилась кровь великого рода  Аль-Наджах.

Саид был в ярости. В дикой, беспробудной, безотчетной! Уже несколько дней он сходил с ума, пытаясь осознать предательство собственной дочери. Единственной дочери.  Он ненавидел ее, презирал, проклинал, клялся Аллаху, что отречется от нее, как от гулящей девки... Но продолжал любить...

— Спаси ее, Адам, — сбавив обороты и впервые в жизни обратившись к молодому человеку по имени, данному тому при рождении, а не нареченному  Ясином по долгу крови, просил Саид. Он — полноправный правитель Дезирии прямо сейчас преклонял голову перед молодым, борзым, наглым эмиром небольшой провинции своей страны с просьбой спасти его дочь.

— Дослушай меня, Адам, — продолжил он. —  Примешь ее — все тебе отдам. Вечным должником твоим буду. Преемником тебя своим сделаю. Всё, что только захочешь!

Разве не об этом долгие годы мечтал Адам? Разве не к этому стремился и шагал по головам? Вот она удача! Хватай! Но только сейчас все это блекло в его глазах от понимания, какой ценой достанется ему. Принять ее? Смотреть в лживые глаза? Ждать нового удара в спину? В конце концов, запятнать свое  доброе имя грязной и неверной... Нет, Адаму даже думать об этом было противно! Но Саид не отступал:

— Ни одна живая душа не узнает о позоре, что навлекла на нас Алия. Ни одна! Для всех она уезжала с тобой, была в Португалии. Адам, не молчи!

Но мужчина лишь презрительно качал головой, мечтая об одном — больше никогда не слышать даже  имени  своей теперь уже бывшей невесты.

— Как найдешь ее — делай, что хочешь — слова тебе не скажу, — почти выл от безысходности Саид, готовый в эту секунду отдать все, лишь бы только очистить свое доброе имя от позора. — Свадьбу сыграем по всем законам,  а дальше хоть на цепь ты ее посади, хоть в пустыне посели. Нет мне больше до нее дела! Главное, чтобы род мой не оборвался, Адам! Чтобы не было в роду Аль-Наджах даже привкуса крови Аль-Карога. Не простит нам этого народ! Понимаешь?

— Понимаю, Саид, — еле живым голосом ответил Адам, — но и ты меня пойми: я же своими руками убью  их обоих, стоит мне только напасть на их след.

С этими словами, не прощаясь, совершенно забыв с кем и как он только что разговаривал, Адам быстрыми шагами покинул кабинет Саида, промчался через длинные, расписные и украшенные мозаикой коридоры и, пролетев мимо Абдуллы, выскочил на улицу и упал на колени, подняв  руки к небу и  полной грудью вдохнув раскаленный воздух.

— За что? — задавал он вопрос в никуда. — За что?

¹ Бишт   — традиционная мусульманская верхняя одежда, накидка, носящаяся на плечах.

² Кандура — длинная рубаха до щиколоток, с длинным рукавом.

³ Куфия  —мужской головной платок.

⁴ Меджипс — общественная часть арабского дома, как правило, предназначенная для встречи гостей.

11. Как две капли

Адам

— Посмотри на меня, Ясин! Посмотри! — Адам ощутил на плечах тяжелые руки и услышал голос Абдуллы. Сколько он сидел уже возле дворца с закрытыми глазами, сказать было сложно.

Предательство! Подлое. Низкое. Постыдное. Он никак не мог понять за что Алия поступила с ним так. За что воткнула нож в спину?

За то, что любил ее?  Готов был ради нее на все? За то, что с раннего детства вставал на  защиту? За то, что ждал ее долгие годы? Или за то, что с уважением и трепетом относился к ее решениям?

Алия плюнула ему в душу. Опозорила. Растоптала.

— На все воля Аллаха, Ясин! – тихо продолжил старик, так и не дождавшись ответа от Адама. Ему было больно смотреть на его  страдания, больно видеть его таким. — Поехали домой, мой мальчик! Поехали! Все обсудим и, поверь, станет твоей душе легче.

Абдулла знал чуть больше: он умел слушать и слышать людей вокруг, он уже давно не жил эмоциями и любую информацию подвергал проверке. То, что Адаму  во дворце рассказал  Саид,  он с легкостью предвидел: Ясмина в красках описала ему побег Алии.  Но старик понимал:  правду узнать молодой эмир должен был из уст Саида.

— Не руби сгоряча,  Ясин!  Ты же знаешь: ни одна ночь не длится вечно. И над твоей головой вновь взойдет солнце! Поехали домой: Ясмина распорядилась приготовить херис¹ к твоему возвращению.

Лишь из уважения к Абдулле Адам  поднялся  с земли и потерянно побрел за стариком.

Всю дорогу до дома Абдулла ждал, когда Адам заговорит первым, но тот упорно молчал, медленно отравляя себя осознанием произошедшего.

Только когда мужчины подошли  к саду возле белоснежной, аккуратно уместившейся  на берегу залива  резиденции Аль-Вахи, Абдулла,  прикоснувшись невзначай к руке Адама, осмелился привлечь его внимание к себе.

— Ответь мне, Ясин, — приглушенно обратился он к молодому человеку. —  К чему ты стремился все последние  годы?

—  Ты же знаешь, Абдулла, — уставшим, обреченным голосом отозвался Адам.

— Смотрю на тебя сейчас и думаю, что не знаю.

—  Разве?

Мужчины остановились в тени  раскидистых ветвей старого дерева. Удивительно, как среди разгоряченных песков безжизненной пустыни затесался этот зеленый, дарующий надежду и такую необходимую прохладу, оазис.

— Ты хотел  лучшей  доли своему народу, жаждал, чтобы земли наши перестали умываться людской кровью,  ты мечтал, чтобы Дезирия стала прежней: достойной, безопасной,  процветающей. Что изменилось, Ясин?

— Ровным счетом ничего, — уверенно отрезал Адам. — Кто я,  и зачем  Всевышний послал меня на эту землю, я никогда не забывал, тебе ли не знать, Абдулла?

—  Тогда скажи мне, Ясин, — не унимался старик. — Разве  предательство  Алии и Маджида в силах свернуть тебя  с выбранного пути?

— Нет, Абдулла!  Мне просто придется идти к своей цели  в обход.

— Не спеши с выводами, — губы Абдуллы дрогнули в еле заметной улыбке. —  Ясин, за пеленой гнева ты не видишь очевидного!

— Просвети меня, будь добр!

— Саид стал глух к голосу разума, — вздохнул Абдулла. — Он слаб. Он потерян. Одинок. Ты потерял невесту, он — смысл своей жизни. Он стал уязвим, Ясин, как никогда прежде.

— Погоди, Абдулла, — еще не смотрел Адам на случившееся с другой стороны, но слова Абдуллы заставили это сделать. —  Не хочешь ли ты сказать, что побег Алии и восстания казухов — звенья одной цепи?

— Да, Ясин, я уверен в этом. И даже с большой долей вероятности могу сказать тебе, кто за всем этим стоит и чего добивается.

— Но...– попытался возразить Адам, да старик его опередил, вновь подталкивая к верным мыслям.

— Скажи мне, мой мальчик, что знаешь ты об отце будущей жены Саида — Зухре?

— Толком ничего, если не считать, что  я несколько раз пересекался с ним во дворце.

— Да, Назир Аль- Араис не часто бывает в наших краях. А знаешь ли ты, Ясин,  кем приходится он Маджиду?

— Никем, я полагаю.

— Ответы, Ясин, всегда лежат на поверхности, — вновь улыбнувшись молодому человеку, заметил старик. —  Запомни это и  внимательно послушай, что сейчас тебе расскажу: мало кто помнит, как были переплетены судьбы Назира и отца Маджида  Джадира. А ведь они  всегда были связаны пусть далеким, пусть нечистым, но родством. Назир и Джадир по сути  своей были двоюродными братьями, хоть и никогда их судьба не сводила вместе. Но самое интересное в другом, Ясин.

Абдулла хитро посмотрел на Адама и, убедившись, что рассказ заинтересовал его, продолжил:

— Ты когда-нибудь задумывался, мой мальчик, отчего Саид принял Маджида, как родного? Отчего, сохранив тому жизнь, он оставил его при дворце? Хотя вполне мог отправить мальчишку на воспитание Назиру — его единственному живому родственнику.

— Это обычай, не более, — ответил Адам, все больше убеждаясь в своей недальновидности.

— Нет, Ясин. Ты ошибаешься! Наши законы не настолько суровы, чтобы заставлять кого-либо насильно полюбить человека, тем более сына врага своего.  А ведь Саид подарил мальчишке отцовскую заботу и любовь. Зачем?

— Вот ты мне и ответь, Абдулла.

— Все просто, Ясин: держи друга близко, а врага еще ближе! Саид боялся и очень правильно боялся, что если мальчишка не пропитается чувством любви и уважения к своему правителю, то с возрастом осмелится отомстить.

— Получается, Саид дал недостаточно любви этому ублюдку? — закипел Адам. —  Так с твоих слов выходит? Раз Маджид воткнул ему в спину нож...

— Плешивую собаку исправит могила, Ясин! — выплюнул Абдулла. —  Но давай смотреть чуть глубже.  По сути вместе с Назиром они поставили крест на власти Саида: Алия сбежала, осквернив своего отца, и даже если вернется, то уже женой Маджида, потомка Аль–Карога,   Зухра же родит Саиду наследника и в том тоже будет течь кровь предателя.

— Не смеши меня, Абдулла! — нетерпеливо перебил старика Адам. — Никого Зухра не родит! Ни одна из жен Саида так и не родила ему дитя, так с чего ты решил, что это удастся Зухре.

— Ну и глупец ты, Адам! Зухре достаточно родить: от счастья Саид даже не заметит, что  ребенок не так уж сильно и похож на него. Больше тебе скажу: стоит Зухре забеременеть, как в Саиде и вовсе пропадет надобность! Его будет ждать участь отца!  А власть попадет в руки отца Зухры или к Маджижу — к тому времени мужу Алии.

— Абдулла, получается замкнутый круг...

— Верно, Ясин, все верно!

— Одного не понимаю, Абдулла, — закачал головой Адам. — Неужели Саид настолько был слеп, что решил взять в жены Зухру, зная чья она дочь.

— Здесь как раз все просто, — выдохнул пожилой мужчина, —  Ты же знаешь, что не любая девушка может стать женой эмира. Кандидатуру Зухры долго рассматривал совет и одобрил ее только потому, что Назир никогда не был замечен в делах Джадира, несмотря на далекое  родство.

— Так может он и правда ни при чем, Абдулла? — рассуждал Адам.

— Маджид хоть и молод, и горяч, но не настолько умен, чтобы самому все провернуть. Его неуемную жажду мести кто-то умело использует против Саида. И я уверен, Ясин, что этот кто-то — Назир.

— А казухи? Думаешь за ними тоже стоит ...

— Назир, Ясин! Нет сомнений! Им нужно было избавиться от тебя: и Назир, и Маджид всегда видели в тебе угрозу своим планам.  Вспомни, перед твоим отъездом не в Бларох ли отправлял тебя Саид? Да еще и навязывая Маджида в придачу?

— Было дело, — согласился Адам.

— Саид слишком слеп и слишком внушаем, Ясин. Я даже боюсь предположить, какие планы Маджида ты нарушил, покинув Дезирию и не став жертвой казухов. И, честно, я благодарен Аллаху за то провидение, что заставило тебя сорваться в Португалию.

— Я был в Исландии, Абдулла, — зачем-то уточнил Адам, вспоминая, что, а точнее кто, стал причиной его внезапного отъезда.

— Даже так? Что ж, это не так важно, мой мальчик.  Главное, ты цел и невредим, а остальное решаемо.

— Что задумал ты, Абдулла?

— И Назир, и Маджид просчитались дважды, Ясин. Сначала ты, проигнорировав волнения казухов, отправился в Европу, сохранив себе тем самым, я уверен, жизнь, — старик подошел чуть ближе к Адаму и, по-отечески  положив тому руку на сердце, озвучил главное: —  А теперь ты закроешь глаза на свое уязвленное самолюбие, найдешь и  примешь Алию обратно, вдребезги разбив планы неверных, раз и навсегда лишив их права на престол. Поверь мне, Саид самолично отречется от  власти в твою пользу. Он слеп, но не дурак, Ясин.

— Нет, Абдулла! — остервенело прорычал Адам. —  Нет! Перешагнуть через себя я не смогу! Никогда!

— Усмери  свою гордыню, Ясин! — не отступал старик. — Я не призываю тебя, простить дочь Саида. Я лишь прошу тебя быть хитрее. Найди ее и верни отцу. Скажи ему, что готов спасти Алию и весь род Аль-Наджах от позора, взяв нечистую в жены. Это твой шанс, Ясин! Не упусти его. Ради своего народа, ради Дезирии, ради памяти своего отца и братьев.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Абдулла давно ушел в дом, но Адам не спешил его догонять. Полуденный зной уже сменился вечерней прохладой. Опустившись за горизонт, солнце полыхающими пурпурно-красными  лучами прощалось с ушедшим днем, навевая нелегкие мысли и тяжелые воспоминания.

Забыть слово, данное отцу перед смертью, Адам не мог, не имел права. Он обещал прекратить восстания, обещал, что больше никто и никогда не пострадает от случайной пули в беспорядке очередного мятежа,  устроенного противниками Саида. Он помнил глаза отца, медленно и мучительно закрывающиеся от нестерпимой боли и отчаяния. Разве мог Адам нарушить свою клятву? Нет, иначе это был бы уже не он.

Незаметно черное небо озарилось тысячами звезд. Легкий бриз со стороны залива солоноватым воздухом ласкал молодого эмира провинции  Ваха. Он все также стоял посреди сада, тщательно обдумывая свое решение.

— Ангур, — сухим, безжизненным голосом обратился он к другу, прижимая к уху мобильный. — Жеребец меня больше не интересует. Сворачивай поиски и возвращайся!

Радовать Саида подарками Адаму в сложившейся ситуации казалось занятием глупым и никчемным. А вот оставить жеребца дерзкой девчонке, как две капли воды похожей на Алию, но не предавшей, а по чистой случайности спасшей его жизнь, было лучшей благодарностью.

— Ясин, ты шутишь? Я как раз хотел тебе сообщить, что...

— Ангур, это уже неважно! — резким голосом прервал его Адам. — Конь мне больше не нужен.

— Что-то случилось, друг? — участливо поинтересовался Ангур.

— Да, — все также сухо подтвердил Аль-Ваха: лимит эмоций на сегодня был уже исчерпан. — Нас ждут новые поиски. Ты нужен мне здесь и сейчас.

Адам так и не смог найти для себя иного выхода, чем последовать совету Абдуллы и принять волю Саида. И как бы все внутри не скручивалось от отвращения и презрения, он понимал, что есть вещи более ценные и важные, чем собственные чувства.

И все равно каждая мышца его тела безудержно напрягалась, стоило ему только представить, что сделает он с Маджидом и Алией, как только найдет их. Нет, пощады он обещать не мог никому из них! И если  Аль‐Карога Адам собирался наказать согласно местным  законам: навсегда лишив того свободы и мужского начала. То, что делать с Алией, он пока не знал. Принять ту, как женщину, а тем более, как жену и мать его детей, было выше его сил, но сделать видимость для Саида, хотя бы на первое время, он был обязан. И это уже сейчас выворачивало Адама наизнанку.

Правда, делить шкуру неубитого медведя — дело весьма бесполезное и утомительное. Прежде всего беглецов нужно было найти. А это оказалось задачей куда более сложной и даже непосильной.

Спустя несколько дней безуспешных поисков  Адам корил себя, что не придал должного значения словам Саида, когда тот сообщил, что спрятались беглецы на славу: ни одной зацепки, ни единого направления, ни малейшего результата.

Уже через три дня усердных поисков Адам мало чем  отличался от Аль‐Наджаха: изможденный, осунувшийся, с тенями под глазами из-за бессонных ночей. Тело ломило от усталости и постоянного напряжения, голос срывался, а в сердце все чаще стучалось отчаяние.

Все изменилось ранним утром четвертого дня поисков. Шум шин подъехавших к дому автомобилей вывел Адама из состояния полусонного забытья, в котором он пребывал сидя за рабочим столом в отцовском кабинете. Потянувшись и размяв затекшую шею, он с интересом подошел к окну и тут же встрепенулся: у самых ворот его резиденции стоял кортеж из автомобилей Его Величества. Ранний визит Саида не предвещал Адаму ничего хорошего.

— Доброе утро! — поспешил навстречу  Саиду Адам.

— И тебе, Ясин! Есть ли новости? — с надеждой спросил отец Алии.

— Нет, Саид! Мы все там же, откуда и начали, — понуро ответил Адам.

— Давай прокатимся, Ясин, — не предлагая — приказывая, проговорил Саид.

Спорить с Аль– Наджахом не имело никакого смысла — Адам сел рядом с Саидом на заднее сидение огромного внедорожника, который тут же тронулся с места, явно направляясь в сторону пустыни Бларох.

— Ты веришь в судьбу, Ясин? — внезапно, после долгих минут молчания, нарушил тишину Саид.

— Не знаю, — уклончиво ответил Адам. — Я всегда считал, что твоя дочь была предназначена мне ей. Но, как видишь, я ошибался.

— В свое время я тоже считал, что знаю свою судьбу наперед, Ясин, и заблуждался, полагая, что в силах переиграть ее, — Саид кинул задумчивый взгляд на сидящего рядом Адама, в котором сейчас узнавал себя молодого и потерявшего Джоанну. — Это невозможно, Ясин. Я хочу, чтобы ты это запомнил и принял свою судьбу, какой бы она не оказалась.

— Куда мы едем , Саид? — слова шейха казались странными и вызывали беспокойство.

— Скоро ты  все узнаешь, Ясин. Скоро.

В салоне вновь повисло тягостное молчание. Саид, откинувшись на спинку кресла, перебирал в ладони четки и, глядя в окно, явно не замечал, проносящихся мимо однообразных  пейзажей.

Адам же был в корне не согласен со словами Саида и молча принимать  удары судьбы, даже не пытаясь ту развернуть в своем направлении, он, конечно, не собирался. Вот только доказывать это Саиду, а тем более спорить с ним было пустым.

Дорога становилась все хуже. Автомобиль то и дело бросало из стороны в сторону, кондиционер внутри все хуже справлялся с раскаленным воздухом снаружи. Бездушная выжженная солнцем земля Дезирии все чаще сменялась за окном внедорожника смертоносными  песками Блароха.

Когда вереница машин остановилась, чтобы водители могли сбавить давление в шинах, Адам догадался, что поедут они в самое сердце пустыни, но зачем – все еще не мог понять.

Дюна за дюной, бархан за барханом удалялись они от цивилизации. Любой другой давно бы уже сбился с пути, затерявшись в безжалостных песках Блароха, но люди Саида держали строгий курс, да и сами выглядели уверенно и бесстрашно, словно бороздили не смертельно опасную пустыню, а следовали вполне привычному для них маршруту.

Несколько часов рассекали внедорожники Саида жгучие пески Блароха, лишь изредка останавливаясь, чтобы не дать своим железным коням закипеть. Когда солнце встало в зените, остановились они в очередной раз, но уже не посреди бесплодной пустыни, а возле небольшого поселения бедуинов, где возле крайнего шатра поджидал их старец, держа в руках упряжь с тремя верблюдами.

— Дальше верхом, — только и сказал Саид и резко вышел из салона внедорожника.

Адам поспешил вслед за ним. Горячий, раскаленный воздух ударил  в лицо, обжигая легкие мужчины после прохладного салона автомобиля. Но интерес подгонял его не отставать от Саида. Своим молчанием и тщательно продуманным продвижением к цели он сумел подогреть любопытство Адама.

Старик с недоверием окинул взглядом молодого эмира, но все же вывел навстречу одного из верблюдов.

— Вести к ней чужака — гиблое дело! — рявкнул тот, обращаясь к Саиду.

— Не твое дело, Юсуф!

— Не мое, верно, — опустив голову, проворчал старик. — Верблюдов жалко, за зря по пеклу страдать будут. Да и тебя, дурака, тоже!

Взгляд Адама моментально обратился к Саиду, предвкушая его бешеную реакцию на оскорбление: за такие слова можно было запросто лишиться языка, а то и жизни. Но Аль-Наджах смог несказанно удивить.

— Юсуф, поехали уже! — улыбнувшись, ответил Саид. — Да заката нужно успеть вернуться. Ночевать в твоем клоповнике я давно зарекся.

— Поехали, Саид, поехали, — хлопая эмира по плечу и улавливая ошарашенный взгляд Адама на себе, согласился старец.

Втроем, медленно раскачиваясь, верхом на верблюдах мужчины все дальше и дальше отдалялись от бедуинского поселения, приближаясь к неизвестности.

Постепенно сознание Адама начинало плавиться, а картинка перед глазами —  становилась мутной: сказывался недостаток сна, неподходящая для пустыни одежда и дикая жажда, мучающая мужчину несколько часов сряду.  Казалось еще минута, еще бархан и силы навсегда покинут его тело. Голоса: странные протяжные, то ли чужие, то ли Саида и Юсуфа — эхом отдавались в голове, совершенно не откладываясь в ней.

Когда и как перед глазами Адама выросла гора, окруженная зелеными насаждениями, и была ли она на самом деле, понять он не мог. Как спустился на землю, как ощутил прохладное свежее дуновение ветра, как губ его коснулась живительная влага — все пронеслось мимо, отдельными фрагментами отпечатываясь в голове. Как и уродливая, полностью слепая старуха, костлявыми пальцами касающаяся его руки и что-то бормочущая себе под нос скрипучим, противным голосом.

Адам пришел в себя чуть позже, когда сидел уже  в центре шаткого, убогого шатра. Вокруг было мрачно и воняло сыростью и гнилью. Обернувшись, Аль-Ваха заметил ту самую старуху, которая, как он считал,  привиделась ему раньше. Она сидела, поджав под себя ноги и скрестив на груди руки. Ее стеклянные глаза, не моргая смотрели вперед, но явно ничего не видели. Ссохшаяся, лохматая, болезненная — она пугала своей внешностью и внушала отвращение.  Вот только Саид, сидевший с ней рядом, смотрел на нее, словно на божество.

— Прошу тебя, Зухария, помоги отыскать дочь? — едва слышно умолял он.

— Ты опять все потерял, Саид, — проскрипела старуха.

— А ты снова скажешь, чтоб отступился от поисков, Зухария? — опустив покорно взгляд, молвил тот.

— Ищи себе на здоровье, — хмыкнула ведьма. — Да только от тебя ничего уже не зависит, Саид. А вот его ты привел вовремя.

Тощей, дрожащей рукой старуха безошибочно указала на Адама.

— Он знает, где твоя дочь, Саид, — просипела она. — То, что ты однажды потерял, он нашел.

Молодой человек лишь непонимающе помотал головой: нет, он не знал, где пряталась Алия. Слова старухи казались ему бредом. Да и кто она вообще такая, что позволяла себе отвечать за него.

— Привези ему то, что он потерял, — обращаясь к Адаму, сказала Зухария и улыбнулась беззубым ртом. — Только смотри не перепутай: сто раз подумай, судьбу свою выбирая.

Еще больше вносила сумятицу в голову молодого эмира старуха. Да как она смела? И почему он вынужден был ее слушать?

— Да если бы Ясин знал, где прячется Алия, неужто ты думаешь, мы к тебе бы поехали, Зухария? — сбивчиво вмешался Саид, словами отражая мысли Адама,  но старуха сделала вид, что вовсе не услышала его.

— Две капли воды, — продолжила та, — одна от холода едва не  превратилась в лед, другая чуть не высохла от яркого солнца. Одна поможет утолить жажду, другая – отравить твое тело. Одна способна воскресить к жизни целую страну, другая — погубить ее навеки. Тебе решать. Только тебе выбирать, какой ты позволишь проникнуть в твое сердце.

— Я не понимаю тебя, — пересохшими губами прошептал Адам. Он не врал. Он действительно, сидя в полуразвалившейся лачуге в самом сердце Блароха, не мог уловить ход мыслей старухи.

— Не понимаю, — повторил он, уловив на себе недоверчивый взгляд Саида.

— Я все сказала и добавить мне нечего, — огрызнулась ведьма, еле встала со своего места и, укутавшись в облезлую верблюжью шкуру, указала гостям на выход. — А сейчас идите вон, оба. Я устала.

¹ Херис — пшеничная каша с мясом, которую тушат более 5 часов. Традиционно ее готовят к праздничному столу.

12. Без выбора

Исландия

Энн

— Милая моя, просыпайся, — ласковый голос Арны сквозь обрывки снов прорывался к сознанию Энн. — Девочка моя, попытайся встать.

Открыв глаза, девушка смогла различить встревоженное лицо матери, постаревшее за эти дни на добрый десяток лет.  Солнечные блики игриво переплетались в ее длинных густых волосах, подсвечивая их и придавая образу Арны налет некой божественности.

— Как ты, Энни? — спросила она, с тревогой осматривая дочь. — Давай, я помогу тебе встать.

— Я сама, — искусанными в кровь губами, прошептала Энн и на локтях попыталась приподняться, но каждое движение отдавалось жгучей болью во всем  теле. — Папа вернулся?

— Нет, Энни, нет, — еле сдерживая слезы, поспешила успокоить дочь Арна. — После того, что натворил? Боюсь, раскаяние за свой поступок еще долго не позволит ему вернуться.  Господи, Энни, за что нам все это?

— Мамочка, — с неимоверным усилием все же приняв сидячее положение, Энни крепко обняла мать. — Я сама во всем  виновата, сама. Не стоило мне приезжать, не стоило заводить с отцом этот разговор. Да и с лестницы я сама упала, мам. Не вини его: я просто оступилась.

Арна ничего не ответила, лишь сильнее прижала дочь к груди: в таком состоянии свою девочку ей еще ни разу не приходилось видеть.

— Дай я посмотрю, — уже не стесняясь своих слез, произнесла она, слегка отодвигая край ночной сорочки с плеча девушки: алые разводы вперемешку с синеющими гематомами вдоль спины дочери разрывали ее сердце на части. — Я принесла мазь, сейчас все обработаю.

Энн кивнула: без посторонней помощи справиться ей было не под силу.

Ларус сорвался накануне днем, когда Арна вместе с Оскаром и Петером уехала в город за покупками. Энн к тому времени уже почти неделю жила в родительском доме, вернувшись сразу, как стало известно об исчезновении Хинрика.  Разве могла она подумать, что даже в этом отец будет винить ее...

Несколько дней Энн просто была рядом, на подхвате, помогала по хозяйству.  Ларусу и Арне было не до того: на след Хинрика выйти никак не удавалось, а размер неустойки, озвученный представителем Адама, рос с каждым часом словно на дрожжах.

В тот день, оставшись с отцом наедине, Энн набралась смелости рассказать ему об афере алмазного короля, но стоило той лишь заикнуться о знакомстве последнего с Ангуром из Дезирии, как Ларус взорвался: схватил первое, что попалось под руку и замахнулся на дочь. Ни с какой лестницы Энни, конечно, не падала, но причинять еще большую  боль Арне своими признаниями не хотела.

— Уже не так больно, мам, — Энн пыталась успокоить мать, ощущая как дрожали  ее руки, прикасавшиеся к следам дикого гнева Ларуса.   — Правда, все хорошо!

Но, чем больше Энн пыталась казаться сильной, тем сильнее сжималось сердце женщины: таким агрессивным и жестоким своего мужа она еще не знала.

— Непокорная, непослушная, своевольная, — причитала Арна, аккуратно распределяя лекарство по коже. — Энни, я же тебя предупреждала, что он не в себе. Не стоило подливать масла в огонь. После того, как Адам Ваха выставил неустойку, Ларус словно сорвался с цепи.  А ты...

— А я оказалась не в том месте, не в то время... Почему он во всем винит меня, мам? Нашел бы Хинрика и срывался на нем.

— Мне иногда кажется: будет лучше, если Ларус его никогда не найдет. Если он с тобой сотворил подобное, то с ним что он сделает?

— Отцу нужна помощь, мам. Есть же какие-то курсы по управлению гневом? Ладно я — уеду, но Оскар и Петер останутся...Неужели тебе не страшно?

— Страшно, Энни, страшно. Я поговорю с ним, обещаю.

Девушка улыбнулась, хотя понимала, что все разговоры матери с Ларусом были бессмысленными.

— Ты напоминаешь ему Джоанну, — осеклась было Арна. —  Внешностью, характером, поведением. Он до безумия любил свою сестру и возненавидел ее, когда та  принесла слишком много боли в наш дом. Думаю, поэтому он перекладывает на твои плечи и свою вину сейчас.

—  Тссс, — пискнула Энн, когда мать нечаянно задела ссадину.

— Прости, дорогая, — Арна тут же подула на ушибленное место и продолжила: — Я же говорила ему, много раз просила:  отступиться от этого жеребца. Но нет, он втемяшил в свою голову, что его необходимо продать! Все наши беды — от его поспешного решения, а страдаете вы. Прости меня, дочка, что не успела его остановить.

— Все хорошо, мам, — прошептала Энн. — Не переживай так.

— Да как же не переживать, — выдохнула Арна, убирая тюбик с мазью. — До свадьбы заживет!

— До моей? — засмеялась сквозь неприятное жжение в области ссадин девчонка. — До моей точно заживет!

Ближе к обеду Энн все же нашла в себе силы выйти в гостиную: ей очень не хотелось, чтобы младшие братья заподозрили неладное. К счастью, Ларус так и не вернулся домой, скорее всего отсиживаясь у Кристофа.

Так сильно отец Энн сорвался впервые. Наверно, поэтому она не знала, что чувствовать и как реагировать на подобную выходку Ларуса.  Конечно, жгучая обида разъедала ее девичье сердце вперемешку с желанием уехать из дома раз и навсегда. Простить подобное отцу было невозможно... Но в то же время, Энн до безумия было жалко Ларуса. Она была убеждена: поднять руку на слабого может только сильно несчастный и обиженный жизнью человек.

Потрепав Оскара по голове, она уместилась рядом с ним на диване и поймала на себе печальный взгляд Петера. Энн все время забывала, что в свои двенадцать он хоть и казался еще ребенком, но многое видел и понимал не хуже взрослого.

— Все хорошо, Петер, — поспешила она успокоить брата. — Правда.

Тот кивнул в ответ, но ничего не сказал. А Энн и не нужны были слова — она видела по глазам: не поверил.

— Я завтра вернусь в Рейкьявик, наверно, уже до начала учебы точно, — придав голосу беззаботности, бросила она.

— Правильное решение, — донесся с кухни голос Арны.

— Не уезжай, — пропищал Оскар. — Что вы все уезжаете? Хинрик, папа, теперь ты, Энн. А как же мы с Петером?

— Вы можете приезжать ко мне в гости хоть каждый уикенд.

— Мама, а можно мы к Энн в гости съездим, — тут же сорвался с места Оскар и побежал к Арне.

— Я ему это не прощу, — дождавшись, когда младший брат доберется до цели, прошипел Петер.

— Ты о ком? — удивилась Энн. По крайней мере, ей удалось сделать вид.

— О Хинрике! Гадкий тролль! Вот он кто!

— Петер, не надо, — попыталась остановить брата девчонка, но тот и слушать не стал.

— Эгоист! Разве животное может быть дороже семьи?

— Думаю, нет. Но у него просто возраст такой — сложный. Не сердись на него.

— Думаешь, я не знаю, что папа вчера наделал? А все из-за него! Украл коня он, а страдаешь ты.

— Не надо, Петер! Не начинай. Главное, чтобы Хинрик был жив и здоров.

— Энн! — почти крикнул Петер, — Да хватит его выгораживать! Вернется — я сам с него шкуру спущу!

Мальчишка говорил что-то еще, угрожал брату, сожалел о случившемся, но Энн его уже не слышала.  В ее тонких ладонях непрерывно и монотонно вибрировал телефон, на экране которого высвечивался номер Адама Вахи — мужчины, по чьей вине почти развалилась ее семья.

— Энни, — Петер положил свою ладонь поверх тонких пальцев сестры, вынуждая ту вздрогнуть и обратить на него внимание.   — Ты чего не отвечаешь?

— А, это? — девчонка быстро сбросила вызов и покрутила мобильный в руках, словно какую-то безделушку. — Потом перезвоню. Хилдер, наверно, просто поболтать захотелось.

— Хилдер? — глядя на сестру с хитрым прищуром, уточнил Петер: какая мелодия звонка, да и заставка стояла на звонки Хил, он знал на отлично. — Ты потому пунцовая вся стала?

— Не говори ерунды, Петер! — возмутилась Энн, краснее еще сильнее.

— Тебе парень звонил, верно? — с азартом продолжил допрос подросток.

— Даже если и так, это не твое дело!

— Неужели моя сестра влюбилась? — подначивал Петер, все больше и больше смущая девушку. — Кто он, Энн?

— Петер, перестань! Это вовсе не то, о чем ты подумал! — приложив прохладные ладони к горящим щекам, попыталась она угомонить брата.

— Ага, проверим? — улыбнулся мальчишка, явно что-то замышляя.

— Маам! — крикнул он внезапно. — А ты знала, что наша Энни...

Договорить он, конечно, не успел, в шутку получив от сестры в бок локтем, но зато громко рассмеялся и на какое-то время забыл  о всех неприятностях, свалившихся на семью.

— Кто он, Энни? Ну кто? — никак не отставал Петер. — А вы уже целовались? Да? И как это? Мария говорит, что противно!

— Дурачок ты, Петер! — остановила фантазии брата девушка и, крепко сжав в руке мобильный, встала. — Пойду к себе, перезвоню.

— Ну вот, я же говорил, —смеясь, заметил мальчишка. — Если бы это была Хил, ты бы не сбегала к себе.

Показав брату язык, Энн все же побрела в свою комнату, не отпуская улыбку с лица, а  телефон из рук.

Она и не заметила, как вновь костяшка указательного пальца оказалась у нее  во рту: необузданное волнение окутывало  с ног до головы.

" Зачем он позвонил? Почему мне? Может до отца не смог дозвониться? Что хотел? Напомнить о неустойке?" — слишком много вопросов роилось в ее голове. Отчего-то она невольно вспомнила их последний разговор у озера: его взгляд, мощь, энергию и  обещание больше никогда не пересекаться. Ей и самой не хотелось, чтобы этот опасный, непонятный, странный мужчина вновь возник в ее жизни: чересчур много неприятностей принес он в их семью своим появлением.

И пока Энни придавалась воспоминаниям и размышлениям, телефон вновь с явной вибрацией ожил в ее руках.

— Да, — сразу по-английски ответила она. Ладони  отчего-то задрожали и стали влажными. Мобильный, то и дело, обещал выскользнуть из рук.

— Здравствуй, Энн, — раздался бархатистый баритон  в ответ: спокойный, уверенный и властный.

— Уделишь мне минуту?

Мужчина на том конце ни на секунду не сомневался, что Энн его узнала, что сохранила его номер, что обязательно выслушает все, что он намеревался сказать.

— Добрый день. Вы не дозвонились до отца?

— До отца? — удивленно переспросил Адам.

—  Вы не подумайте — он не скрывается! — затараторила Энн. —  Если отец не найдет Странника, то все вам выплатит до последней кроны.

— Выплатит, — тихо пробурчал мужчина, явно думая о чем-то своем.

— Конечно, — подтвердила Энн. — Мы люди честные, а Хинрика вы простите, пожалуйста. Он по глупости это совершил. Поймите, он...

— Энн, у меня к тебе есть предложение, — резко остановив суетливые и сбивчивые мысли девчонки, произнес Адам. —  Считай, что я уже забыл о штрафе, простил твоего брата и даже  готов подарить вам этого жеребца.

— О! — не ожидала услышать подобное Энн. — Но не вы ли угрожали нам расправой, если не вернем коня в ближайшее время?

— Не я, Энн, – твердо ответил мужчина. — Мои люди. Они бывают порой резки и несдержанны, а еще безжалостны и глухи к просьбам и стенаниям.

— И что изменилось?

— Я предлагаю тебе сделку.

— Какую? — сбивчиво уточнила девушка, но Адам явно не спешил отвечать.

Тишина  затянулась. Энн даже проверила: не сбросился ли вызов. Но Адам просто молчал.

— Что я могу предложить вам взамен? — повторила она вопрос. — Другого коня? Так это надо с отцом разговаривать. Но если, вы ....

— Мне нужна ты! — безапелляционно отрезал Адам, в очередной раз прервав словесный поток Энн.

— Что вы сказали? — опешила девчонка и, перехватив телефон в другую руку, поспешила уточнить: — В каком смысле " я"?

— В прямом, — на полном серьезе ответил Адам и, словно дело было уже решенным, продолжил: — На несколько месяцев переедешь в Дезирию и на время заменишь мою невесту.

— Что за бред? — усмехнулась Энн. — Более дурацкой просьбы я еще в жизни не слышала!

В телефонной трубке раздался тяжелый выдох и что-то смутно напоминающее рык, позволяющие понять, что мужчина, находящийся сейчас за тысячи километров, не шутил.

— Это не просьба, — саданул в ответ Адам. — Считай, что это малая толика компенсации за доставленные мне неудобства.

— Адам, вам к врачу надо! Лучше всего к психиатру! — не веря своим ушам, выпалила Энн. — Всего доброго!

Она тут же скинула вызов и в порыве отбросила мобильный на кровать, подальше от себя, как будто угроза исходила от куска пластика, а не от мужчины по ту сторону.  До боли закусывая палец, она принялась  ходить  по крохотной комнате из угла в угол, мысленно прокручивая слова иностранца в голове.

" Нет, точно, он сумасшедший! Безумный! Больной!" — бубнила себе под нос, но голос Адама продолжал эхом отдаваться  в памяти, убеждая девчонку, что иностранец был совершенно серьезен в своих намерениях. И от этого понимания Энн стало не на шутку боязно: недаром же Ларус так сильно дергался от одного только слова "Дезирия".

Звук еле уловимой вибрации вновь заполнил пространство. Энн перевела испуганный взгляд в сторону брошенного телефона и, удостоверившись, что тот снова зазвонил, нервно запустила ладони в волосы и начала качать головой. Она не понимала, о чем еще можно было разговаривать с Адамом — свое отношение к  нелепому предложению мужчины она обозначила четко.

Но телефон не замолкал. То и дело он оживал и монотонно призывал хозяйку ответить, но Энн решительно отметала эту возможность. Глупая, она считала, что тем самым сможет изменить намерения Адама Вахи — человека, не принимающего отказы.

Как же ей хотелось отключить телефон,  выкинуть его, утопить на дне океана, но Энн понимала, что ничто не поможет ей спрятаться от собственных страхов и мыслей, да и Адам при желании мог найти другой способ связи. Обрывать дурную затею  алмазного короля нужно было здесь и сейчас. Оставалось только набраться смелости и поставить обнаглевшего богача на место.

Собравшись с духом, Энн стремительно приблизилась к телефону, но не успела взять  его в руки, как он снова заурчал. Короткий и прерывистый сигнал предупреждал о входящем сообщении.

"Сообщение — не звонок, так даже проще!" — взволнованно убеждала себя девчонка, тыкая пальцем по экрану. Любопытство, подогретое явной опасностью и исходящим от Вахи безумием, торопило быстрее прочитать послание.

" Играть со мной — плохая затея. Не советую. Вылет завтра в 14.00. Аэропорт Кеблавик. Ангур встретит тебя у входа."

Одного упоминания об  Ангуре хватило, чтобы по телу тут же начал расползаться  липкий страх, который в  купе с непонятной настойчивостью Адама, заставил Энн поежиться и сосредоточенно написать ответ.

" Ваша шутка затянулась — уже не смешно! Прошу впредь меня не беспокоить. Финансовые вопросы решайте с моим отцом. С пожеланиями удачного дня, Энн."

Как же ей хотелось, чтобы на этом этот глупый и бессмысленный спор прекратился, но новое сообщение от Адама не заставило себя ждать:

" Завтра в 14.00"

" Вот же упертый баран!" — почти закричала девчонка: " Только не на ту напал!"

" НЕТ !" — написала Энн, приправив сообщение злющими смайликами.

Она смотрела на экран смартфона и ждала, что вот-вот Адам Ваха ответит, но тот не написал больше ни строчки.

Энн изводила себя догадками и вопросами: поверить в то, что мужчина так легко отступил, у нее не получалось.

Сомнения и страхи отступили на задний план сами собой, когда  экран смартфона снова озарился мерцанием. Фотография сердитого худого парня, высветившаяся на мобильном, вновь  оповещала о входящем вызове, вот только на сей раз  от пропавшего брата.

— Хинрик! Боже, где ты? — моментально позабыв об Адаме, срывающимся от волнения голосом закричала Энн. — Хинрик, не молчи! Хинрик?

— Знаешь ли ты, что согласно нашим обычаям делают с теми, кто посмел взять чужое? —произнес  низкий, хриплый голос  на ломанном английском. — Им отрубают руки и выбрасывают посреди раскаленной пустыни.

Шум в ушах мешал сосредоточиться. Ноги, мгновенно ставшие ватными, не слушались. Руки, с неистовой силой стискивающие  мобильный, дрожали.

Это не могло быть правдой! Не могло! Хинрик несовершеннолетний. Он гражданин Исландии. Он, в конце концов, просто оступился. Да, поступок отчаянный и бестолковый, но разве парень заслужил подобное...

Жгучие слезы тонкими ручейками струились по щекам Энн. Боль, которую она сейчас ощущала в сердце, не шла ни в какое сравнение с той, что оставалась от побоев Ларуса.  Потрясенная услышанным, она осела на кровати и, подтянув ноги к груди, уткнулась в них носом. В ее распоряжении был всего  час, чтобы все обдумать и дать ответ Адаму — бездушному и безжалостному монстру. Всего час, способный перевернуть сразу несколько жизней.

Внутри все сжималось в тугой узел, воздуха отчаянно не хватало, как и способности мыслить разумно. Голос незнакомца беспрестанно воскресал в памяти, разрушая на своем пути все:

— Какие шутки могут быть? — равнодушно заявил не пожелавший даже представиться мужчина. —   Твоего отца предупреждали, чтобы искал лучше! Теперь некого винить!  Твой брат сам оступился — сам и  ответит за свой поступок!

—Что вы с ним сделали? Где Хинрик?– до безумия страшась услышать ответ, спросила Энн.

— Забавная штука — жизнь. Еще пару часов назад человек, случайно отыскавший твоего брата, вез его к вам, а прямо сейчас — Хинрик сидит напротив и дрожит, как последний шакал, ожидая отправки в Дезирию.

— Вы не имеете права! — испуганно всхлипывала Энн, пытаясь осознать услышанное. — Ему всего семнадцать! Так нельзя! Понимаете?  Ответственность за него несет Ларус, вот с него и спрашивайте. А Хинрика...

— У нас свои законы! — грозно оборвал мужчина. —  Твой брат — вор! Какая разница сколько ему лет?

— Пожалуйста, отпустите его! — срываясь на шепот, отчаянно твердила девушка. —  Слышите? Прошу вас,  отпустите!

— Проси об этом не меня, — явно добившись нужной реакции от Энн, заявил незнакомец. — Если Ясин соизволит даровать ему прощение, пусть будет так.

— Какой еще Ясин, черт возьми?

— Эмир провинции Ваха в Дезирии. Твой брат посмел украсть его собственность и за это его ждет наказание.

Мысли спотыкались одна об другую: неприятный голос в трубке, номер Хинрика, угрозы, а теперь еще  эмир... И хотя Энн была далека от восточной культуры, все же смогла сопоставить алмазного короля с эмиром провинции Ваха, Адама с Ясином. Это был один человек! Человек, который по непонятным для девушки причинам, решил полностью разрушить ее жизнь.

— Это противозаконно! —  сквозь непослушные слезы бормотала она в трубку. —  Наказывать его или нет вправе решать только суд, а ваш Адам просто больной на всю голову! Повторяю, что Хинрик...

— Ясин великодушно даровал тебе  час на принятие решения, после я загружаю коня и этого трусливого  пса на борт,   — не желая слушать, перебил мужчина. — Ясин надеется, что ты сделаешь правильный выбор. Как определишься, что дороже тебе: своя свобода или жизнь брата — дай ему знать. Твое молчание будет расцениваться, как нежелание принять волю эмира. Чем  чреват отказ  для твоего поганого родственника, думаю, ты уже поняла.

Гудки... Тяжелые, мучительные, безнадежные... Резко заменив собой голос незнакомца, они оборвали последнюю надежду, последнюю веру в человечность...

Час... Всего 60 минут... И слишком высокая плата за ошибку.

Первое желание — бежать к отцу, рассказать все ему, просить о помощи... Но боль по всему телу явно намекала: Ларус не займет сторону дочери.

Расстраивать и без того убитую горем мать, тоже казалось Энн глупой затеей. А больше обратиться ей было не к кому.

Ничего не оставалось девушке, как согласиться на условие Адама —  притвориться его невестой. В конце концов, Энн ничего не теряла. Играть роль невесты — не быть ей на самом деле. Если бы не одно "но": уезжать из Исландии в чужую страну, не зная местного языка, не понимая традиций и страшась местных законов, не имея никаких гарантий за спиной и совершенно не доверяя Адаму или, как его называл мужчина, Ясину, казалось Энн верхом легкомыслия. И все же бросить Хинрика одного, не помочь, не оставить ему даже шанса на спасение, она не могла.

Кроме того, Энни весьма быстро сообразила, что до отправки  Хинрика на чужбину к варварам —  другого слова девчонка просто не могла подобрать — оставался час, а до ее встречи с Ангуром в аэропорту — почти сутки. Как ни крути, но  вероятность найти выход из сложившейся ситуации  у нее была гораздо выше, чем у брата.

Не дожидаясь исхода отведенного ей на раздумья часа, Энни вновь взяла в руки проклятый телефон,  но от звонка Адаму ее отвлек истошный вопль Арны из глубины дома, а следом и  громкий стук в дверь.

— Энни, пожар!   — ворвался в комнату сестры взъерошенный и перепуганный Петер. — Конюшня горит! Скорее, помоги!  Нужно вывести лошадей!

Соскочив  с кровати, в чем была, Энн кинулась за братом на улицу, к конюшне, откуда непроглядными клубами уходил в высь серый  и вязкий дым.

— Петер, беги к Кристофу за помощью, — кричала Энн, отталкивая брата от запасного входа в конюшню — главные двери были объяты пламенем. — Я сама. Я выведу их. Беги, мой хороший, беги!

Она понимала, что огонь слишком сильный, что самим им не справиться точно, а еще, что Петер все-таки ребенок и она не могла ему позволить рисковать собой в огне, спасая лошадей.

Стянув с себя толстовку, Энни  тут же окунула ее в рядом стоящую поилку для животных и, быстро повязав мокрую ткань вокруг лица, кинулась выводить лошадей. На ее счастье в это время внутри помещения оставалось всего несколько жеребцов, но даже к ним сквозь пелену дыма было не так просто подойти.

Вместе с подоспевшей на помощь матерью они упорно пробирались вглубь задымленного помещения и, почти наощупь открывая загоны, выгоняли лошадей из конюшни.

Спустя минут десять, когда Арна и Энни насквозь пропитанные дымом, сумели вывести всех животных, снаружи послышались голоса — жители деревни благодаря Петеру подоспели на помощь и принялись за тушение огня. В ход шло все: огнетушители, запасенная для питья животных вода, лопаты, вилы...

Обессиленные, задыхающиеся, с красными от дыма глазами мать и дочь, обнимая друг друга, стояли неподалеку и пытались отдышаться, чтобы вновь ринуться на спасение теперь уже самой конюшни, как внезапно их взгляды натолкнулись на  холодный, безжизненный, проклинающий взор Ларуса. Вместе со всеми он прибежал на крики сына, чтобы своими глазами застать окончательный крах всей  своей жизни.

— Энни, милая, — не отрывая глаз от мужа, прошептала Арна дочери, — уезжай! Прямо сейчас! Пока Ларус занят огнем.  Я прошу тебя, Энни!

— Мама, — попыталась возразить девушка, желая объяснить, что хотя бы к этому происшествию совершенно непричастна.

— Дочка, умоляю, — перебила ее мать. И была права.

Глаза Ларуса в этот момент были выразительнее любых слов: во всех своих бедах он видел вину только одного человека,  и  та злость, что заполняла его душу и, что он старательно пытался усмирить в последние сутки, готова была выплеснуться наружу с новой безумной силой.

Кивнув, Энн помчалась в дом и, скидав свои вещи без разбора в дорожную сумку, поспешила обратно во двор, где борьба с огнем  к тому времени была почти завершена. Некогда светло-желтое здание  конюшни отныне было черным и  обгоревшим. Примерно также выглядело сейчас и сердце Энн: в нем не осталось ничего живого.

— Я договорилась, дочка, — подбежала к ней  Арна. — Йохан тебя отвезет. Давай быстрее в машину.

Оторвав взгляд от обуглившихся стен, Энн столкнулась с печальным и понимающим выражением лица пожилого соседа. Мужчина, догадывался,  что от гнева Ларуса уже через несколько минут полетят щепки, а потому поторопился выхватить из рук девчонки сумку и закинуть ее на заднее сидение автомобиля.

— Я отвезу тебя до Хофна, а там вызовешь  такси до Рейкьявика.

Наспех обняв Арну, Энни прыгнула в машину и, только отъехав на приличное расстояние от дома и немного придя в себя от случившегося,  вспомнила про так и несостоявшийся звонок Адаму.

Судорожно отыскав мобильный среди хаотично брошенных в сумку вещей, она долго не решалась даже просто его включить: час давно прошел, а Энни так и не сообщила монстру о своем решении.

13. Темнота

Дезирия

Резиденция Аль-Ваха

Адам

За окном начинали  сгущаться сумерки, когда внедорожники Саида вновь остановились возле дома Адама. В просторном салоне одного из них сидели двое: Саид и Адам. Оба мужчины преодолели обратный путь молча: каждому из них было о чем подумать, каждый услышал старую ведьму по-своему.  Саид зацепившись за слова Зухарии,  никак не мог определиться кому верить: верному до сей поры Ясину или старухе, однажды уже предсказавшей события в его жизни. Сам же молодой эмир провинции Ваха в голове прокручивал совершенно другое. В тот момент, когда колдунья говорила о  каплях воды, он невольно вспомнил об Энн. И теперь вновь распаленное любопытство никак не давало ему покоя. Он чуял: девчонки были похожи не случайно.

— Саид, — осмелился первым заговорить Адам. — Я никогда не спрашивал тебя, но сейчас хочу знать: откуда ты привез Алию, когда та была еще младенцем?

— Я забрал ее от матери, Ясин, которая увезла мою дочь слишком далеко, — устало ответил шейх.

— Это я знаю, Саид. Но где конкретно жила мать Алии?

— В Исландии, Ясин, — подтвердил сомнения Адама мужчина. — В небольшой деревушке на юге страны. Ее отец разводил лошадей. Именно там я купил Смерча и нашел Джоанну.

Казалось, после долгого и трудного пути и встречи с Зухарией Саид и сам был не прочь придаться воспоминаниям.

— Мне говорили, что искал ты ее долго, — решил докопаться до истины Адам. — Неужели не знал, где ее родной дом?

— Не знал, Ясин, не знал, — печально вздохнул Саид. — Она приехала в нашу страну с группой ученых из Франции. Свободно говорила на разных языках. О том, что она родилась в Исландии я узнал намного позже.

— Расскажи мне, Саид, — затронув ухоженную ладонь уже немолодого мужчины, попросил Адам.

— Чем эта история может быть полезной для тебя? — устремив непонимающий взгляд в сторону собеседника, спросил правитель.

— Ты не думал, что Алия могла уехать на родину матери?

Адам был уверен, что правда где-то совсем близко, крутится вокруг, но никак у него не получалось крепко ухватиться за нее.

—Нет, Ясин, это исключено, — другого ответа Адам и не ожидал, но ему было крайне необходимо вывести Саида на откровенный разговор. —  Алия никогда не интересовалась матерью. Женщины моего гарема сумели  взрастить в ней неприязнь и отвращение к поступку Джоанны.

Внезапно Саид содрогнулся всем телом и нервно ухмыльнулся:

— Хотя, похоже, я и здесь ошибался.

Продолжая держать шейха за руку, Адам снова набрался смелости просить:

— Саид и все же, расскажи мне.

В темноте раздался глубокий вздох, а спустя мгновение послышался низкий голос Саида: он решился открыть свое сердце в надежде, что тогда и Адам откроет свое.

— Как я уже говорил, Джоанна приехала в Дезирию в составе научной делегации, изучающей наши традиции, нравы и многовековую историю. Сама же Джоанна писала статьи обо всем этом для обычных людей, так сказать, простым доступным языком. Мой отец шейх Бахтияр Аль-Наджах как-то пригласил всю их группу во дворец, тогда-то я и увидел ее.

Адам слышал, как нелегко давались Саиду воспоминания, как слово за словом они мучительно бередили душу мужчины.

—  Алия сейчас очень похожа на мать, — продолжил   он. —  Длинные мягкие волосы цвета уходящего солнца, огромные глаза, искрящиеся нежностью и добротой, улыбка искренняя и смелая. О, Ясин, я понял, что пропал с первой минуты.  Но знаешь, много раз мне пришлось пожалеть о порыве моего сердца. Никогда, Ясин, никогда не стоит забывать, что восток и запад неспроста находятся в противоположных направлениях. Европейские женщины подкупают нас своей красотой, раскрепощенностью , кажущейся доступностью. Они открыто смеются и говорят с тобой, сводя с ума горящим взглядом. Они забирают наши сердца и ломают души. Но никогда, Ясин,  не отдадут своей и не станут тенью только одного мужчины. Я был ослеплен Джоанной. Околдован. Я не видел никого кроме нее. Нежностью и силой, роскошью и железной клеткой, уговорами и угрозами — ничем я не смог сломить ее воли. Ничем. И  сколько бы отец не твердил мне, что это путь в никуда, я оставался глух к его словам. Ясин, миллиарды раз я пожалел, что открыл свое сердце для любви...

Вся эта лирика была  не так интересна Адаму. Чувства Саида мало трогали его. Сейчас ему были нужны только факты. Потому, уловив заминку в повествовании, он тут же задал уточняющий вопрос:

— Расскажи, как ты нашел ее?

— Зухария помогла, — ответил, ничего неподозревающий Саид. — Сказала, что захочу я сделать себе подарок — коня верного и надежного. А как найду такового, так и Джоанна моя сыщется.  Но знаешь, Ясин, она же мне и другое тогда сказала. А я не поверил. А между тем, Джоанна и вправду предпочла  моей любви вечный покой.

— Получается, Саид, она беременная убежала? — вновь направил рассказ шейха  в нужном русле Адам. —  Верно?

— Да, Ясин. Все так. С животом была, когда видел я ее в последний раз. Думал, сына ждет. Даже имя придумал. Дураком был.

— А она родила дочь... — невзначай заметил Адам.

— Да, Ясин, да. Я когда коня забирал, сразу заприметил детские вещи в доме Хакана.

— Хакана? — имя резануло слух Адама. Все сходилось в одной точке: именно так, судя по патрониму, звали отца Ларуса.

— Отца Джоанны, — словно прочитал мысли Адама Саид.

— Не знаешь, Джоанна была одним ребенком в семье? — словно случайно уточнил Адам, хотя наперед знал ответ. И Саид лишь подтвердил догадки молодого человека.

— Вроде у нее был младший брат, — вороша события минувших лет в памяти, ответил шейх. —  Да, точно, был. Но имени я не помню, к сожалению.

— Прости, отвлек тебя, — извинился Адам. — Так что там с детскими вещами?

— В доме Хакана было их много, Ясин. Я сначала не придал этому значения, но когда перед отъездом в окне заметил Джоанну, чуть с ума не сошел.  Все подготовил, обдумал, немного успокоился  и на следующий день приехал за ними: хотел вместе с дочерью обратно увезти. Вот только забрать смог одну Алию, Джоанна выбрала для себя иной путь.

В салоне воцарилась тишина: Саид вновь и вновь мысленно возвращался в тот страшный день, терзая свое сердце печальными воспоминаниями.  Адам же начинал понимать, что Энн и Алия так или иначе имели родственную связь, а их безумное сходство оставляло только один вариант в его голове: они были сестрами, более того — близнецами.

— Ясин, я был с тобой полностью откровенным, — придя в себя, весьма сурово начал Саид, — так и ты найди в себе силы открыть мне всю правду. Ты знаешь, где Алия? Зухария не обманула, верно?

— Не знаю, Саид. Я не обманываю тебя, — более чем честно ответил Адам.

Но Саид не поверил. Еще долго мужчины сидели в салоне огромного внедорожника и пытались в спорах докопаться до истины. А после Адам вернулся к себе и, закрывшись от посторонних ушей в кабинете отца, вместе с Ангуром и Абдуллой на протяжении нескольких часов  ломал голову, как поступить дальше.

— Саид слепо верит словам старухи, Ангур! Вот в чем проблема! — метался из угла в угол Адам.

— Так привези ему Энн, — посоветовал Ангур. — Ты же сам только что сам сказал, что девчонки скорее всего сестры. Подаришь Саиду вторую дочь, вместо коня. Да, не Алия, но хотя бы снимешь с себя этот груз недоверия с его стороны.

— Ангур, глупости не говори! — Адам почти вплотную подошел к другу и одним взглядом заставил того замолчать. — Девчонки и правда похожи не случайно. Слишком много совпадений. Но  я боюсь, что они  обе могут оказаться дочерями Ларуса? Что если Саид тогда  увез чужого ребенка?

— Это будет крах! — обреченно произнес Абдулла.

Он стоял в дальнем углу кабинета и долгое время молча наблюдал за разговором молодых людей, пытаясь осознать всю ту информацию, что свалилась на его пожилые плечи.

— Это будет крах! — уверенно повторил он. — Для Саида, для тебя, Ясин, для Дезирии... Сами подумайте!  Саид не может иметь детей: ни одна жена не смогла не то что родить, даже забеременеть от него. Привези ты ему девушку и что? Только смуту наведешь: любой анализ подтвердит, что она  ему никто, а значит и Алия тоже. Нет! Ни одна живая душа не должна знать об этом! Ни одна! Этим ты своими руками отдашь  власть в руки Назиру и лишишь Дезирию любой надежды на воскрешение из руин.

— Ты прав, Абдулла, — согласился Адам. — Что бы не случилось, Алия должна остаться дочерью Саида!  Иначе нельзя.  Нужно ее найти, а про Энни  забыть!

— Нет, Адам, — заметил Абдулла. — Нужно сделать так, чтобы об этой Энни забыли все. Она должна исчезнуть, как будто и не было никогда никакой копии Алии.

Ангур решительно кивнул, поддерживая пожилого советника, а по телу Адама пронеслась волна мелкой дрожи. Нет, вмешиваться в жизнь девчонки он не хотел.

— Погоди, Абдулла, — вдруг опомнился Ангур. — А что, если напротив привезти эту Энн в Дезирию, но выдать ее за Алию? Саид успокоится, а у нас появится время найти беглецов.

— Нет, — грозно отрезал Адам. — Саид, конечно, не в себе, но не думаешь ли ты, что он не узнает собственную дочь? Они же разные, Ангур! Только внешне похожи!

— Погоди, Ясин, не руби сгоряча. Ангур дело говорит,   — вмешался  Абдулла и медленно зашагал в сторону мужчин. — Саид сильно в ней разочарован. Алия нанесла слишком больной удар по его гордости и самолюбию. Он и близко к ней  не подойдет, по крайней мере, первое время.

— Нет, нет, — запустив ладони в волосы, нервно пробурчал Адам. Эта идея казалась ему сумасшедшей и провальной. Но Абдулла не отступал:

— Покажешь ее Саиду, по документам  быстро оформим брак и предъявим сей факт народу. Эмир получит свою дочь, ты — жену, народ — нового правителя! Не этого ли мы с вами добиваемся уже долгие годы?

— Это плохая идея! — взбеленился Адам. — На лжи ни одной правды не построишь!

— Отчего же? — вновь в беседу вернулся Ангур, но Адам даже слова не дал ему сказать:

— Не мне тебе рассказывать, что девчонка только  внешне один в один с Алией, — волнение молодого эмира зашкаливало. Его искренне удивляла недальновидность его друзей. — Она же даже языка нашего не знает, что уж говорить об укладе жизни и традициях. Да ее Ясмина первой забракует, до Саида не доберется...

— Ну, сестру я возьму на себя, — с энтузиазмом вмешался Абдулла. — А с языком... Скажи Саиду, что до брака в наказание за побег дала она обет молчания. Пусть молчит и покорно на тебя смотрит. Неужели даже с этим не способна она справиться?

— Нет, нет, нет, — остервенело мотал головой Адам. — Вы сошли с ума! Если Саид узнает, ни одному из нас живым не выйти из этой аферы!

— Значит, Ясин, сделаем все, чтобы он ничего не узнал! — уверенно заявил Абдулла, заручившись кивком Ангура.

— А дальше? — не унимался Адам. — Что делать будем, когда  Алию найдем? Вы же понимаете, что это лишь вопрос времени, не более!

— Как найдем, так обратно их поменяем, — усмехнулся Ангур. — В конце концов, к тому времени Алия по всем документам и законам нашим твоей женой уже будет. А не болтать лишнего в ее интересах, если, конечно, жить захочет.  Наши суровые обычаи  ты и сам хорошо знаешь!

— Как же это низко! — выплюнул Адам. — Не могу я так!

— А какие у нас варианты есть, Ясин? Саид бесится, не доверяет, того и гляди в предатели тебя запишет, тогда и  голов своих мы лишимся куда раньше, — попытался наставить Адама на верный путь Абдулла.

— Допустим, — предположил тот, — но как по-вашему мы заставим дерзкую исландскую девчонку притвориться покорной Алией? Ей-то это зачем?

— Денег предложи! — выплюнул Абдулла.

— Нет!

— Нет, — практически одновременно раздались голоса Адама и Ангура. За то недолгое время, проведенное в Исландии, они оба поняли: в семье Ларуса Хаканссона не все решают деньги.

— Я знаю, Адам, как, — твердо заявил Ангур.

С удивлением и неподдельным интересом уставились на него две пары глаз.

— У нее же брат коня украл — прости его в обмен на ее помощь.

— Так я  и так уже его простил! И неустойку! И коня им оставил!

— Ты — да, — хитро заметил Ангур, — а я, как чувствовал, что повременить надо,  спешить не стал.

— Что ты хочешь этим сказать? — ноздри Адама гневно раздулись, а голос раскатистым громом оглушил присутствующих: Ангур впервые посмел ослушаться его воли.

Но мужчина сделал вид, что ничего не заметил. Вместо этого он глянул на часы и, улыбнувшись, объяснил:

— Ты же,  Ясин, не дал мне тогда и слова! А я пытался тебе все объяснить. Да, я не сообщил Ларусу, что ты отменил неустойку и больше не нуждаешься в коне. И сейчас понимаю, что поступил верно. Тем более,  мои люди нашли того парня в нескольких сотнях миль от дома Хаканссона. Он прятал коня на заброшенной ферме.

— Что это меняет? Вели, чтоб отправили парня домой и передали в руки отца.

— Собственно в этом и загвоздка, Ясин, — парень отказывается возвращаться домой. А буквально через пару часов вылетает грузовой рейс, готовый принять на борт и коня, и парнишку.

— На кой черт, он сдался мне здесь?

— Ни на кой, Ясин, но следом за ним прибежит та, что нужна нам  и, поверь, ради этого воришки, она согласится стать копией  Алии.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Второй час Адам не мог найти себе места. В полном одиночестве  он расхаживал по темному саду, сжимая в руке мобильный и ожидая звонка Энн. Взбалмошная девчонка мало того, что оскорбила его своим отказом на великодушное, как он считал, предложение, так даже не реагировала на угрозы ее брату.

Нет, в его голове даже мысли не было калечить парня. Времена диких и нечеловеческих законов давно канули в лету.  Кроме того, Адам надеялся, что согласись Энн принять его условия, ему и вовсе не придется тащить этого хмурого подростка в Дезирию. Но девчонка не звонила и не писала, отчего Адама накрывало волной разочарования: девушка оказалась бездушной и трусливой. Подобные качества всегда раздражали его в людях.

С другой стороны, он был даже рад тому, что Энни отказалась (а именно за отказ он принимал ее молчание). Отчего-то становилось легче дышать и свободнее было на душе: плести интриги было не в его вкусе.  Идея выдать девушку за Алию не находила отклика в его сердце, хотя умом он был на стороне Абдуллы и Ангура, понимая, что, возможно, это его единственный шанс занять место Саида. Однако, решение это виделось ему  слишком сырым  и непродуманный.  Крайне высокой могла стать расплата в случае раскрытия их обмана.

Была бы на то воля Адама, он бросил бы все свои силы на поиски Алии и забыл бы о существовании Энн. Хотя... После того, как он  осознал  предательство своей невесты, забыть ему хотелось обеих.

Сейчас, как никогда, мужчине не хватало ясности в мыслях, а еще дельного совета или знака свыше.  Ангур и Абдулла были не в счет: они рассуждали, как политики, как воины, как граждане Дезирии. А Адам  нуждался в человеческом участии. Поступать по совести всегда учил его отец. Сейчас же совесть вопила, что стоит Адам на пороге огромных ошибок.

— Ясин,  прости, что нарушаю твое уединение, — из дома навстречу молодому эмиру вышел Ангур. — Рейс из Рейкьявика через полчаса. Мне нужно дать указания: загружать коня или нет и что делать с мальчишкой.

Адам бросил на друга задумчивый взгляд, а затем отвернулся, скрестил руки на груди и сказал:

— Ангур, она не пошла за ним. Ты ошибся. Я тоже. А сейчас ответь: зачем мне этот паскудный вор здесь? У нас мало проблем?

— Достаточно, — донесся в спину голос Ангура. — Но если отпустим парня сейчас, то потеряем любое влияние на девчонку.

— Ангур, а может это знак свыше?

— Что ты имеешь ввиду?

— Меня не покидает предчувствие, что привези мы дочь Ларуса в Дезирию, ситуация станет не просто сложной — она перестанет и  вовсе зависеть от нас.

Адам  прикрыл глаза и вспомнил слова Зухарии: "Одна способна воскресить к жизни целую страну, другая — погубить ее навеки."  И  только одному Аллаху было известно, какая из девушек могла стать спасением для израненной души эмира и Дезирии, а какая — напротив, разрушить и без того надорванный мир Адама.

Не открывая глаз, он поднял голову к небесам, мысленно призывая Всевышнего  послать ему знак, направить его на верный путь.

Но кроме тишины и темноты ничего более не окружало Адама и не привлекало его внимания.

" Ничего... Это тоже знак! Мне надобно остановиться!" — думал он про себя.

— Адам, и все же, что делать с парнем? — вновь нарушил покой эмира Ангур.

— Пусть люди твои за ним присматривают и дальше, но здесь он мне не нужен, — обронил Адам. — Надеюсь, на этот раз ты твердо уяснил мою волю.

Ангур покорно кивнул, понимая, что сам подорвал доверие друга.

— Начинать правление с обмана — путь в никуда, — процедил Адам, продолжая все также стоять с закрытыми глазами.

— Я пойду за тобой, Ясин, чтобы ни выбрала твоя душа. Ты же знаешь, — не мог не поддержать друга Ангур. — Если тебе так спокойнее, поступай по чести.

— Твой народ, утопающий в бедах, это оценит, Ясин! — внезапно  раздался вдалеке ироничный голос Абдуллы. Медленно спускаясь по белоснежной лестнице, ведущей из дома в глубину сада, он с жалостью смотрел на Адама, который впервые показал себя слабым и нерешительным. —  Честность... Что она даст тебе, Ясин? Ах, да! Ты сможешь честно смотреть в голодные глаза детей, в  зареванные — женщин, потерявших своих мужчин в стычках и восстаниях, в разочарованные   — стариков, которые так и не увидят больше свою страну великой и сильной. Подумай, кому из них нужна твоя честность? Им нужен хлеб, мир и возможность гордится  своим государством. А что нужно тебе, Ясин?

" Знак. Мне нужен знак," — мысленно ответил Адам старику и хотел было возразить ему вслух, как Аллах услышал его  мольбы, заставив мобильный в руках ярким светом озарить темноту вокруг.

— Ты слишком долго думала, — сказал Адам в трубку чуть более грубо, чем рассчитывал, как только увидел  входящий уже знакомый исландский номер на экране. Негодница, видимо, вздумала с ним играть, в очередной раз ослушавшись его.

— Пожалуйста, — тихо и потеряно ответила девушка. — Адам, скажите, что с Хинриком все хорошо. Я прошу вас!

Голос. Опять этот голос. Он пробуждал в Адаме самые противоречивые чувства: напоминал об Алие, заставляя всей темноте его души подниматься из самых затаённых уголков,  и сводил с ума, превращая Адама в настоящего зверя.

— Тебе давали час, а прошло почти два! — грубо отрезал он, получая явное удовольствие от испытываемого девчонкой в этот момент ужаса.

— Я знаю... я почти... просто... — всхлипывала она  в трубку, путаясь в словах. Ей было страшно. Очень. Это было так очевидно. — Адам, где мой брат?

— Ты опоздала, — прошипел голосом, наполненным ядом, мужчина, совершенно не понимая что происходило в этот момент с ним самим. — Теперь он в моей власти и я могу делать с ним все, что угодно!

— Нет, умоляю, не трогайте его! — явно глотая слезы, рыдала в трубку Энн. — Я согласна вам помочь. Сделаю все, что нужно. Прошу вас!

— Место и время те же! — прорычал в ответ Адам и скинул вызов.

— Ангур, — развернувшись на сто восемьдесят градусов и поймав на себе удивленные взгляды друзей, бросил он. — В Исландию полечу я. Хочу встретить свою невесту сам.

14. Оборванка

Исландия

Рейкьявик

Энн

Бессонная ночь в пустой квартире...

Глупые мысли, липкие страхи, тупое отчаяние...

Моросящий дождь с самого утра и серое небо вместо радостных лучей летнего солнца.

Такси.

Аэропорт.

Небольшой рюкзак за спиной, в который Энн положила только самое необходимое: документы, телефон, немного отложенных денег и пару комплектов нательного белья. В ярко-желтой ветровке с огромным капюшоном и широких джинсах-бойфрендах она стояла у входа в здание  и совершенно не замечала непогоды. Со стороны она сама была похожа на теплое солнце, которого так сильно не хватало в этих краях. Рыжие, все еще пахнущие дымом волосы Энн закрутила на макушке в хаотичный пучок, который придавал ее образу легкости и беззаботности. Но это только снаружи. Внутри у нее извергались вулканы, своей раскаленной лавой выжигая на сердце дыры. Нервно теребя в руках лямку рюкзака, она пыталась немного успокоиться и робко поглядывала по сторонам.

Сложно сказать, что пугало ее больше всего: судьба  брата, собственный полет в неизвестность или предстоящая встреча с Ангуром. Пожалуй, последнего в эти самые минуты она боялась больше всего.

Всю ночь Энн пыталась отыскать варианты выхода из сложившейся ситуации, но какие бы идеи не посещали ее милую голову, ни одна из них не казалась Энн спасительной и надежной.

— Ты приехала слишком рано! — вырвав девчонку из пучины переживаний, раздался за спиной бархатистый мужской голос.  Энн невольно вздрогнула и мгновенно обернулась.

— Когда я говорю в два часа, ты должна быть на месте в два часа. Ни в двенадцать, ни в час, ни в три, а ровно в два. Это понятно?

— Сейчас без двадцати, а это всё-таки ближе к двум, чем, например, к часу. Так что не переживайте: ваших сумасбродных требований я не нарушила, — ответила Энн и неожиданно улыбнулась.

Да и как ей было не улыбаться, когда вместо ужасного и грозного Ангура прямо перед ней стоял Адам. Конечно, в сложившихся обстоятельствах она не горела желанием видеть и его, но из двух зол сегодня  перед ней предстало меньшее.

Мужчина стоял в паре шагов от Энн и жадно поедал ее глазами. Она физически ощущала, как  тяжелый взгляд Адама скользил по ее лицу, откровенно  задерживаясь на губах, опускался ниже и с презрением пробегал по бесформенной куртке и джинсам. Судя по скривившейся гримасе на лице чужака, его  явно не устраивало то, что он видел перед собой. От осознания этого факта, Энн захотелось улыбнуться еще шире: нравиться  этому монстру совершенно не было никакого желания.

Сам же Адам, как и всегда, выглядел  изумительно. Глядя на него,  Энни тут же вспомнила реакцию Хилдер, когда та впервые отыскала фотографию Вахи: величавый  внешний вид мужчины действительно мог свети с ума любую.  Но долго рассматривать себя Адам не позволил.

—И  в этом твоя беда, — зло изрек он. — Ты постоянно  нарушаешь правила и даже  не замечаешь!

— Я выполнила свою часть сделки, — совершенно проигнорировав замечание Адама, протараторила Энн. — Теперь ваша очередь. Где мой брат?

От волнения Энн все сильнее сжимала в руках лямку  рюкзака, но еще дома она дала себе слово: и с  места не сдвинутся, пока не убедится, что Хинрику ничего не угрожает.

— Если бы вчера ты не ослушалась меня, то сегодня твой брат был бы уже дома. Но ты решила, что вправе диктовать мне условия. Знай — ты ошиблась.

— Адам, послушайте! — бесцеремонно перебив мужчину, подала голос Энн. — Вы сейчас не в своей дикой стране, где прав тот, кто рычит громче! У нас  здесь свои законы и правила и вы обязаны им следовать. А потому я вновь спрашиваю вас: где мой брат? Он несовершеннолетний гражданин Исландии, и вы не имеете права...

— Халлас!¹ – прикрикнул Адам и Энн даже не потребовалось знание языка, чтобы сообразить:  мужчина напротив был взбешен настолько, что, казалось, еще немного и из ушей его пойдет пар. — Видит Аллах, я хотел договориться с тобой по-хорошему! Но ты — несносная девчонка, не умеющая держать свой болтливый язык за зубами, неспособная слушать и делать, что тебе велят! Значит так: твой брат будет в моих руках до тех пор, пока я не получу желаемое. Это раз! Если будешь и дальше показывать свою спесь, повышать на меня голос и не научишься слушаться, наказание понесет он. Это два! И третье...

— Я никуда не полечу. Я с этого места не сдвинусь, — так и не узнав, что было в третьем пункте требований Адама, прошипела Энн. — Пока  не буду уверена, что Хинрик в безопасности я даже слушать вас не желаю. Это понятно?

Стиснув зубы и пронзив девчонку ледяным взглядом, Адам резко схватил ее за куртку в районе плеча и, не обращая внимания на  возмущение, потащил за собой в здание аэропорта. Наглое, грубое, бесцеремонное поведение мужчины и извивающаяся девчонка в его руках  явно привлекали  к себе внимание прохожих, но никто, ни один человек не осмелился вмешаться, позволяя Адаму практически силой  утянуть Энн к какой-то невзрачной  служебной двери внутри здания.  Рывком открыв ее свободной рукой, он практически закинул брыкающуюся девушку в небольшой, явно непредназначенный для посторонних кабинет. Бегло осмотревшись, Энн заметила скромный диван в углу, да  пару стульев, стоявших возле рабочего стола по центру.

— Ты, видимо, совершенно не понимаешь нормального языка! Еще раз осмелишься прервать  меня на полуслове и, поверь, тебе не понравится то, что я сделаю с тобой, джария ²!

Адам оттолкнул от себя Энн и та ловко приземлилась на диван.

— Самолет будет готов через полчаса. Надеюсь к тому времени, ты немного остудишь свой пыл! Иначе... — громко выдохнул Аль-Ваха. — Иначе я найду на твое место более сговорчивую кандидатуру. Но, поверь, это не в твоих интересах. И тем более, не в интересах твоего незадачливого воришки-брата!

***

На огромной высоте. 

Где-то между Исландией и Дезирией. 

Энн. 

— Тебе плохо? — легкое касание обожгло ладонь девушки похлеще раскаленной лавы. — Почему вся  дрожишь?

Отдернув руку, Энн еще сильнее зажмурила глаза и сжалась. Говорить с монстром в человеческом обличии ей совершенно не хотелось, да и было не до того.

— Что с тобой? — рука Адама, лишившись возможности прикасаться к ладони, поднялась чуть выше, к хрупкому плечу, покрытому лишь тонкой черной тканью.

Энн дернулась и наконец одарила мужчину ответом:

— Мне страшно.

На лице молодого человека проскользнула улыбка, хотя  его пленница и не видела ее.

— Это правильно! — жестко подтвердил Адам. — Бойся меня!

— Ну и самомнение, — распахнув светло-карие с медовой ноткой огромные глаза и устремив их прямиком на эмира, съязвила Энни. — Я летать боюсь.

Рука мужчины тут же отпряла от ее плеча, оставив на девичьей коже после себя ощущение пустоты и прохлады.

И снова уши Энн опалила череда горячих, но совершенно непонятных слов, злостно выплюнутых Адамом.

— Это меньшее, чего стоит опасаться, — спустя пару секунд добавил он. — Мой «Гольфстрим» считается самым надежным самолетом, не переживай.

Адам откинулся на спинку уютного кожаного кресла  и перевел взгляд к облакам, мягкой периной раскиданным под брюхом самолета.

Воздушные границы Исландии остались далеко позади. Уже около часа Энни сидела в шикарном салоне частного самолета, но никак не могла успокоиться. Стоило ей только представить себя на высоте в несколько десятков тысяч футов, запертой пусть и в таком красивом ,элегантном, но все же небольшом и замкнутом пространстве, как перед глазами все мгновенно превращалось в размытое пятно, а в ушах начинало гудеть похлеще двигателей самолета.

Чтобы хоть как-то отвлечься от  страхов, Энни попыталась сконцентрировать внимание на своём спутнике, сидевшем напротив  на расстоянии вытянутой руки.  Возможно, она и ошибалась, но Адам после ее признания о чем-то глубоко задумался. Молодой человек так сильно погрузился в свои мысли, что абсолютно не замечал, с каким любопытством девушка рассматривала его.

И чем дольше Энни сверлила его взглядом, тем больше ругала саму себя за то, что сразу не раскусила обман Адама. Сейчас в мужчине в длинной белой рубахе и таком же белоснежном, без единой складочки платке, закрепленном на голове с помощью темного жгута, она никак не могла узнать того португальца, что впервые встретила в доме отца. Если бы только Энни сразу догадалась, кто он и откуда...

— Если тебе станет легче — я тоже не люблю летать, — задумчиво произнес Адам, не отрываясь от окна, да и голос его был наполнен печалью.

Любого другого человека Энни  тотчас же засыпала бы вопросами, пытаясь узнать, что скрывается под такой резкой сменой настроения. Но Адама ей было не жаль. Напротив, глядя на него в упор, она вспоминала, как еще час назад тот практически силой затащил ее в самолет, предварительно заставив  переодеться  в черные лохмотья. Иначе шелковистую абайю³ цвета непроглядной ночи, скрывающей все, кроме  лица девушки, она назвать не могла. Мрачный бесформенный мешок, прячущий не только фигуру, но и личность девчонки, навевал мрачные мысли и навязывал ощущение обреченности. Единственное, что согревало душу Энни , это вскользь брошенная молодым эмиром фраза, что с Хинриком было все хорошо и тот до сих пор находился в Исландии.

— Когда я был в возрасте твоего младшего брата, мой дед и моя мать погибли в авиакатастрофе, — тихо сообщил Адам и вернул свое внимание к пленнице. —  С тех пор перелеты мне неприятны.

Сердце Энни тут же замерло, пропустив пару ударов.  Как же она не хотела жалеть Адама, сочувствовать ему, да даже просто его слушать! Но стоило воображению только представить всю ту боль и ужас, которые должно быть испытал он, потеряв близких людей, как в уголках глаз моментально заблестела влага.

— Это было давно, – заметив  реакцию Энни, добавил мужчина. — Сейчас ты можешь быть уверена, что мы долетим без проблем.

В любом случае, этот короткий диалог позволил обоим немного снизить градус напряжения между ними. Сердце Адама немного смягчилось: по крайней мере, желание рвать и метать поутихло. Энни же смогла наконец осмотреться, поражаясь блеску и роскоши  вокруг.

Здесь, среди всего этого  шика и великолепия, Адам казался на своем месте. С горделиво приподнятым носом и важной осанкой он свободно чувствовал себя в мягком светло-бежевом кресле из натуральной кожи. Его, в отличии от Энни,  не смущало, что в просторном салоне кроме них двоих больше не было ни души. Да и тот факт, что сам салон мало походил на таковой, тоже. Если бы не иллюминаторы, открывающие вид на бескрайние облака, то это место вполне можно было принять за шикарно обставленный номер гостиницы, но никак не обычный самолет.  И это все напрягало Энни, но совершенно не заботило Адама. Непривыкший к иным условиям жизни, здесь  он чувствовал себя в своей стихии.

— Зачем я вам? — вопрос непроизвольно слетел с губ: она слишком ярко ощущала контраст между тем, к чему привыкла, и тем, что окружало ее сейчас.

— Я уже говорил тебе, — сухо ответил мужчина и с прищуром взглянул на Энни, намекая, что разговор окончен. Вот только девушка все его намеки пропустила мимо.

— Давайте сделаем вид, что в тот раз я не расслышала, — улыбнувшись, ответила она . Энн и вправду никак не могла понять, куда и зачем ее везли, и потому молчать, а после удивленно хлопать глазами, не собиралась.

— Ты похожа на мою невесту, и пока та отсутствует — сыграешь для окружающих ее роль, — бегло ответил Адам, не отводя ледяного взгляда от девушки. И если совсем недавно подобное внимание пугало и настораживало, то сейчас еще и изрядно смущало Энн: ей хотелось верить, что смотрел на нее Адам более  платонически, чем на свою любимую.

— А где ваша невеста? — не могла не спросить она Ваху.

— Не твое дело! — грубо выплюнул тот, но потом, приструнив самого себя, ответил: — Уехала. Для всех я отправился следом и привез тебя, а точнее ее , обратно.

— Она что ж от вас сбежала? — еле сдерживая смех, уточнила Энн. Как же согревала  ее мысль, что нашлась смелая и отважная представительница слабого пола, способная поставить этого невежду на место.

Но  Адам вновь гневно пробурчал что-то на своем языке, полоснув по Энн мертвецки холодным взглядом, от которого по коже тут же пробежала легкая дрожь.

— И как долго мне играть ее роль? — продолжила допрос девчонка.

— Надеюсь, не больше недели-двух, потом Алия вернется.

— Алия?

— Моя невеста!

— Красивое имя. Но знаете, Адам, я все никак не могу понять: как я могу выдавать себя за другую, если совершенно ничего о ней не знаю. Ну, кроме имени...

— Поверь, все, что потребуется от тебя: молчать, не отводить от земли глаз и слушаться меня. Очень надеюсь, что ты найдёшь в себе силы усмирить свою неугомонную душу хотя бы на время.

— Молчать целую неделю, а то и две? — Энни наигранно округлила глаза, но чувство юмора у мужчины напротив — отсутствовало напрочь.

— Вы не думали, что отец начнет меня искать, если я исчезну на целых две недели? — решила тогда зайти с другой стороны.

— Ларус Хаканссон не смог отыскать сына в десятках миль от себя, — ухмыльнулся Адам далеко не в шутку. — Сомневаюсь, что его рвения хватит найти тебя на другом конце света.

Энни же, вспомнив при каких обстоятельствах была вынуждена  покинуть родной дом, тяжело вздохнула и отвернулась к окну, осознавая, что Ларус вообще  навряд ли заметит исчезновение дочери.

— Неужели, я так сильно на нее похожа? — скользя взглядом по бесконечным облакам, еле слышно спросила она. — Я имею ввиду настолько, что нас с лёгкостью можно  поменять местами?

— Да. Внешность у вас одна, правда ... — решительно согласившись, Адам замер на полуслове, не желая развивать эту тему.

— Правда что?

— Ничего!

— Нет уж скажите вашу правду! — вид за окном потерял свою значимость, и Энни вновь с головой кинулась в разговор. — Раз мне предстоит две недели изображать некую Алию,  я должна знать  какая она!

— Алия отличается от тебя, — процедил Адам. — Она добрая, нежная, ранимая, скромная, робкая и до безумия красивая! Всегда следит за собой.

— А я по-вашему какая?– остановила поток комплиментов в сторону своей копии Энн: слова мужчины больно кольнули в самое сердце.

— Ты слишком дерзкая,  непокорная, взбалмошная! Ты носишь мужскую одежду и не стремишься выглядеть женственно, — совершенно спокойно, не дрогнув ни одной мышцей на лице, плюнул в душу Адам.

— Даже так? — глубоко вдохнув, переспросила Энни, всеми силами сдерживая непрошенные слезы.

— Ты похожа на оборванку. Прости, но ты сама хотела услышать правду!

— Как же я рада, что не отвечаю вашим представлениям о прекрасном, — проворчала Энн, сгорая от обиды. —  Серьезно! Упаси меня Господь, чтобы когда-нибудь вы взглянули на меня иначе. Боюсь, мне тогда тоже, как и вашей Алие, придется  бежать от вас сломя голову.

— Это еще почему? — Адам явно остался недоволен услышанным.

— Вы, знаете ли, тоже мало похожи на настоящего мужчину! — той же монетой ответила Энн своему обидчику.

— Забываешься! — шикнул тот, но разве Энни это могло помешать?

— Судите сами, — воодушевленная возможностью поставить выскочку на место, начала она. — Вы постоянно хамите и говорите грубости! Вы нервный и  вспыльчивый! А еще злой. Очень злой!  Да и внешность у вас специфическая! Глаза — холодные и пустые, руки — грубые, а ваша одежда... Хм, поверьте, в брюках вы казались куда симпатичнее. Но самое главное, вы — трус!

— Хватит! — проорал Адам и резко встал, нависая грозной тучей над довольной девчонкой.

Пусть никому не нужная и заблудившаяся на огромной высоте,  в  безобразном балахоне и во власти бесчувственного  и жестокого монстра, но Энни все еще оставалась собой и совершенно точно сдаваться не собиралась.

¹ — Халлас! — Хватит! (араб.)

² — Джария, — наложница; женщина, попавшая в плен; служанка-рабыня которую можно купить за соответствующую цену у ее хозяина (араб.)

³ — Абайя —длинное традиционное арабское женское платье с рукавами; не подпоясывается.

15. Полет

Адам

Тонкий голос  эхом отдавался в ушах, колкие слова забирались под кожу, презрительный взгляд будоражил сознание... Еще немного и Адам готов был сорваться, превратиться в дикого зверя, только чтобы заставить девчонку замолчать, забрать сказанное обратно! Он не спрашивал ее мнения, ему не нужны были ее признания, он не терпел оскорблений. Никогда. Ни от кого.

Но эта дикая копия  Алии никак не унималась, переходя все границы дозволенного. Дикий рык вырвался непроизвольно, но Адам просто не нашел в себе сил и дальше слушать весь этот бред! Не нравится он ей! Как же! А то он не видел, как девчонка не сводила с него глаз, не замечал, как терялась рядом с ним? Наивная, глупая, бесстрашная лгунья, позволившая себе слишком много! Это в ее мире подобное поведение могло сойти ей с рук. Это в ее стране свободных нравов женщина имела право ставить себя наравне с мужчиной и кичиться своим мнением. Но сейчас она была на половине пути в Дезирию. Находилась  во власти Адама. И совершенно не понимала, что своими словами подписывала себе приговор.

— Если бы  не обещал эмиру привезти Алию, я задушил бы тебя своими руками, — прошипел Адам, глядя на девчонку сверху вниз. — Еще раз ты позволишь себе нечто подобное, я забуду, что ты – не она! Я сверну тебе шею, джария!

— Энн! — с улыбкой, от которой внутри Адама закипело все еще сильнее, ответила бесовка.

— Что "Энн"? — не понимая, переспросил Ваха.

— Меня зовут Энн! — делая вид, что ее нисколько не пугает поведение мужчины, поправила та.

Адам был возмущен до предела! Вместо того, чтобы смиренно извиниться, этой  сумасшедшей хватило смелости еще и замечания делать!

— Энн? — шипя, уточнил Адам, решительно намереваясь поставить выскочку на место. — Отныне ты — Алия! Для меня и для всех! Поняла?

По сжатым губам и напряженному взгляду было понятно, что Энни не собиралась соглашаться с условиями своего похитителя. Мало того, в ее голове однозначно созрел еще более язвительный ответ, но что-то ее останавливало произнести его вслух. И Адам прекрасно знал что это . А потому не преминул напомнить:

— Отныне ты открываешь свой рот только, когда я тебе позволю! Смотришь на меня — когда разрешу! То, что Хинрик все еще в Исландии,  лишь вопрос времени и моего желания! — бросил Адам в недовольное лицо Энни. — Еще одна такая выходка и  парню придется познакомиться с нашими суровыми законами. Надеюсь, теперь ты все поняла, Алия?

Последнее слово он специально произнес медленно, нараспев и чуть громче, ожидая от девчонки очередного взрыва эмоций.

Но Энни его удивила: опустив взгляд, она покорно ответила "Да" и замолчала. Но отчего-то сговорчивая и послушная, так сильно в эти мгновения напоминающая Адаму его сбежавшую невесту, она начала раздражать еще больше.

Встряхнув головой, молодой человек сделал шаг назад и, оглядывая Энни с головы до ног, заметил:

— Две недели и я отпущу тебя! Но если хотя бы одна живая душа усомнится, что ты не Алия, я обещаю: жизнь твоего брата и твоя превратятся в ад! Это ты уяснила?

— Да, — смиренно согласилась Энн, а потом резко подняв голову так , что горящие  глаза ее моментально схлестнулись с холодными Адама, заявила:

— Две недели, Адам! Ровно столько я буду такой, как твоя  ненаглядная Алия. Но ты, — она впервые позволила себе обратиться к мужчине без должного уважения, — даже пальцем не посмеешь меня затронуть такую неухоженную и некрасивую! И ровно через две недели вернешь нас с  Хинриком обратно, навсегда позабыв дорогу в наш дом! Иначе я испорчу все твои планы! Надеюсь, ты тоже меня понял!  

Не сдержавшись, Адам мгновенно подлетел к Энни и   ухватился своей грубой пятерней за тонкий подбородок девчонки, горделиво поднятый кверху, и с силой сжал его.

— Две недели, — не находя слов от распирающего его изнутри гнева, одними губами процедил он, а затем резко отпустил свою жертву и решительно удалился прочь.

Не видеть ее, не слышать, не думать — это все, чего до безумия хотелось сейчас ожесточенной душе Адама. Устроившись поудобнее на огромном диване, стоящем в самом хвосте самолета и предназначенном для отдыха, он навалился на его спинку и закрыл глаза, нервно сжимая и разжимая ладонь: пальцы все еще разъедало кислотой от несдержанного прикосновения.

— Две недели, — прошептал он в пустоту. — Две недели.

Потеряв счет времени, Адам сидел молча и пытался продумать свои дальнейшие шаги до малейших деталей.  Скрывать от Саида возвращение Алии, удерживая ее в своем доме,  было нельзя, но и везти девчонку  во дворец  в Наджах означало погубить ту раз и навсегда. Единственная надежда оставалась на Абдуллу и его талант переговорщика. Именно он должен был уже оповестить Саида об успешном завершении поисков и уговорить того во избежание позора заключить брачный договор задним числом.  Вот только исход переговоров пока оставался загадкой.

Звуковой сигнал и сообщение пилота о начале снижения  заставили мужчину покинуть насиженное место и вернуться в компанию Энни. Девчонка все также мирно сидела в своем кресле, сосредоточенно о чем-то размышляя и совершенно ничего не замечая вокруг себя.

Адам приближался медленно и тихо, старясь не спугнуть свою пленницу. Впервые за долгое время он видел ее такой: спокойной, умиротворенной, покорной. В этот самый момент она была как никогда похожа на Алию. Уже не его Алию. Он пристально смотрел на красивую осанку, нежный профиль, выбившиеся из-под хиджаба непослушные пряди золотых волос и терялся в своих  ощущениях. Словно яд медленно и мучительно ее образ отравлял сознание Адама. Ему хотелось подойти ближе, коснуться ее, поймать на себе нежный и робкий взгляд, в конце концов, осмелиться и назвать своей. Но тут же он вспоминал, что перед ним не Алия. Другая. Чужая.  А та, что еще недавно была предназначена ему Всевышним, предала. Подло. Гнусно. Жестоко. И это чувство безысходности раздражало его, ломало на части, разрывало сердце на части.

Сколько бы он смотрел на Энни пристально и самозабвенно, сколько бы еще времени разглядывал ее, тихо сходя с ума —  неизвестно, но повторное предупреждение о скорой посадке, помогло ему выйти из ступора.

— Садимся, — произнес Адам, устраиваясь напротив.

Энни бросила на него мимолетный взгляд и отвернулась. По всему было видно, что  компания молодого человека была для нее крайне неприятна.

— Послушай меня, — обратился Адам к своей спутнице. —  Для всех ты моя будущая жена и дочь шейха Аль‐Наджаха, правителя Дезирии, Алия. Для всех ты была со мной в Португалии и, пока я занимался делами, отдыхала там. Для всех. Кроме отца Алии. Для него ты — полнейшее разочарование  и  позор целого рода!  Я искренне надеюсь, что он примет  мои условия и позволит сразу привезти тебя в мой дом. Но, если вдруг он решит, что твое место во дворце, — запомни три простых правила: молчи, не отрывай от земли глаз и делай все, что тебе велят. Поверь, стоит только тебе оступиться, как головы полетят с плеч.  К тебе будет приставлена Ясмина — пожилая женщина, хорошая владеющая английским. Ты во всем сможешь на нее положиться.

Энни сухо кивнула, продолжая смотреть в окно.

— Прежде чем сойти на землю, закрой лицо и  запомни: ты всегда идешь позади меня! Обгонять не смей! Смотреть по сторонам, а тем более на других мужчин, не смей! — Адам  продолжал засыпать ее указаниями, но отрешенный вид девушки настораживал и заставлял изрядно нервничать. — Ты слышишь меня, Алия?

И опять Энни удостоила своего мучителя лишь сдержанным  кивком.

— Неужели в твоей дерзкой голове нет ни единого вопроса? — взъерепенился Адам, привыкший к иной манере общения с  Энн. — То не знаешь, как заставить тебя прикусить язык, то невозможно добиться и слова! Спрашивай, если что хочешь узнать!

— Сколько у тебя жен, Адам? — язвительно спросила Энн, бесстрашно взглянув на того  открытым, слегка ироничным взглядом. — Я совсем упустила из виду, что помимо зверских законов, доисторических взглядов на жизнь и всевозможных “ не смей”, у вас не принято довольствоваться одной женщиной. Сколько таковых у тебя, Адам?  Какой по счету стану я в твоем гареме?

16. Самозванка

Дезирия

Энн

Ноги путались в длинных полах абайи, не позволяя сделать привычный шаг. Горячий, раскаленный воздух обжигал легкие, а темная беспросветная  ночь мешала как следует осмотреться.

Едва преодолев спуск по трапу, Энни, стараясь не запнуться, семенила небольшими шажочками следом за массивной фигурой Адама в сторону нескольких громоздких внедорожников, встречающих его прямо на территории аэропорта.

Свет фар.

С десяток крепких мужчин, явно вооруженных до зубов и в военной форме.

И еще один — пожилой, в белой кандуре и с покрытой головой.  Сдержанно  улыбнувшись, он вышел навстречу и, похлопав Адама по плечу в знак приветствия, бегло заговорил на арабском.

Напрочь забыв наставления своего похитителя, Энни старательно вглядывалась в лица встречающих и вслушивалась в их речь. Ничего не понимая, она пыталась уловить хотя бы интонацию, но ровная речь и каменные лица мужчин задачу совершенно не облегчали.

Вдоволь наговорившись, старик открыл заднюю дверь внедорожника, приглашая Адама занять место, но тот не спешил садиться. Развернувшись к Энн, он сердито окинул ее взглядом и, пропуская вперёд,  пробурчал:

— Алия!

Поспешив занять место в прохладном салоне автомобиля, Энни вся сжалась от пугающей ее неизвестности. Это в самолете ей хватало  смелости и наглости задирать Адама. При всей его грубости и неадекватности она совершенно не боялась его. Напротив, она помнила его другим, а потому до конца не осознавала всей опасности нависшей над ее головой. Только сейчас в окружении десятка устрашающих мужчин, совершенно ничего не понимая, до Энни начало доходить , что  Ваха не шутил.

Спустя мгновение Адам  занял место рядом, старик же уселся на переднее сидение. Тут же автомобиль тронулся с места, увозя Энни в глухую и непроглядную темень, скудно освещаемую светом фар. Не обращая на дорогу  никакого внимания, мужчины продолжали активно  вести беседу. Энни же, теребя рукава абайи, опустила голову, стараясь абстрагироваться от происходящего вокруг.

Дорога казалась ей бесконечной и с каждой минутой волнение становилось все более невыносимым. Ей хотелось немного ясности, немного   внимания, немного слов, которые смогли бы ее успокоить, но сидевший по правую руку Адам был чересчур увлечен разговором со стариком. И даже в редкие секунды тишины, вместо того, чтобы хоть что-то объяснить Энн, он просто отворачивался к окну, за которым ничего не было видно.

Когда в разговоре мужчин в очередной раз повисла пауза, девчонка не сдержалась и, протянув ладонь, затронула руку Адама, уверенно лежавшую на его коленях. Сию секунду Энни ощутила, как мужчина вздрогнул от неожиданности, а потом напрягся всем телом, но руку ее не скинул. Набравшись смелости, она подняла глаза к лицу Адама, но тот продолжал смотреть в окно, словно ничего не происходило, а спустя пару минут  вновь вернулся к беседе со стариком.

Энн недоумевала, как можно было быть таким бесчувственным чурбаном, и вместо того, чтобы просто убрать свою руку, она сильно ущипнула мерзавца и только после, опустив глаза в пол, отдернула ладонь.

— Встреча с отцом завтра, Алия! — прошипел Адам,  недовольный выходкой девчонки, а та вдоволь смогла насладиться преимуществом восточной одежды, скрывающей ее довольное лицо и  широкую улыбку.

Правда, радоваться пришлось недолго.

— Все мои восемь жен и бесчисленные наложницы тебя  быстро научат  уважать меня, — наклонившись, прошептал эмир на ухо своей и без того запуганной пленнице. — Думаю, ты понимаешь, как мало радости твое появление привнесет в жизнь моего гарема!

И если на борту самолета ответ эмира о количестве жен Энни  не восприняла всерьез, то сейчас, закусив губу, она  не на шутку начала переживать: ее скромных познаний о жизни людей на  Востоке  явно было недостаточно, чтобы заподозрить Адама в обмане.

За этими волнениями Энни и не заметила, как автомобиль сбавил ход, а после и вовсе остановился.

Стоило ей выглянуть в окно, как перед глазами предстал чем-то похожий на дворец  огромный белоснежный  дом в окружении ухоженного  сада.

Высокие ветвистые деревья, обрамлявшие широкую дорогу, усеянную  переливающимися в ночи разноцветными фонтанами,  придавали этому месту  сказочной необычайности. Еще бы, по дороге до дома Адама кроме пустынных и однообразных пейзажей, слабо освещенных светом фар,  Энни так и не удалось ничего рассмотреть. Наверно, поэтому, глядя сейчас на неописуемой красоты сад, она замерла, потеряв на мгновение дар речи.

— Мне некогда ждать, пока ты соизволишь выйти. Пошевеливайся, Алия! — вывел из ступора недовольный  голос Адама. Энн и не заметила, что тот давно вышел из салона и сейчас придерживал дверь в ожидании своей спутницы.

— Энн! — прошипела она в момент, когда, стараясь не запутаться в непривычной для нее  абайе, протискивалась мимо молодого человека.

— Не отставай! — равнодушно  кинул тот  в ответ и, не дожидаясь Энни, ускорился по направлению к дому.

Как же было неудобно поспевать за ним, как же хотелось немного притормозить и осмотреться, но Адаму было все равно на желания гостьи.

Преодолев нехилое расстояние, молодые люди подошли  к огромным резным деревянным дверям, которые поражали воображение своим объемным узором и размером. Рядом с ними стояли двое: высокий мужчина с неприветливым взглядом и пожилая женщина в черной абайе  и белоснежном хиджабе. Если первого Энн тут же узнала, ощутив как кожу начало покалывать от его недовольного взгляда, то женщина, напротив, была незнакома девушке, но совершенно не отталкивала от себя.  Незнакомка внимательно смотрела на Энни глазами полными теплоты и сочувствия.

Адам что-то сказал на арабском и женщина тут же подошла ближе.

— Алия, — обратившись к Энн, произнес Адам. — Ясмина проводит тебя в покои. Следуй за ней.

Пожилая женщина тут же развернулась и направилась в сторону дома, не беспокоясь поняла ее Энни или нет.

— Чего ждешь,  Алия? — процедил Адам, заметив растерянный взгляд девушки. — Иди! И не забывай молчать!

— Я же не пойму ни слова, Адам! Мне страшно, — почти шепотом, так, чтобы слышал лишь молодой человек, сказала Энн. Она никак не могла найти в себе смелости пойти следом за Ясминой.

— Я дал распоряжение, говорить с тобой на английском, —  успокоил немного Аль-Ваха, но тут же обрубил крылья. — Ясмина пока не знает, что ты не Алия. Не разочаруй меня, девочка! Иначе...

Слушать очередные угрозы Энни хотелось еще меньше, чем следовать за пожилой незнакомкой, и потому, не  дав  Адаму завершить свою гневную речь, она сорвалась следом за Ясминой.

— Тебе выделили левое крыло. Это, конечно, не то, к чему ты привыкла, но Адам старался, — проворчала женщина, ведя за собой девушку по узким дорожкам сада. Отчего-то зайти в дом через парадные двери ей не позволили.

— Ангур сказал, что за проступок свой велел эмир тебе молчать? — продолжила бубнить Ясмина, подходя к не менее красивым, но не таким большим дверям с торца здания. — Аллаха благодари, глупая! Повезло тебе с женихом! Другой бы просто убил, как нашел. Ох, бедовая ты, бедовая!

Энн и правда мысленно благодарила, но не Аллаха, а Адама за возможность молчать: иначе точно бы наломала дров.

— Ночь уже, — не умолкала Ясмина, поднимаясь по светлой  мраморной лестнице, украшенной  позолоченным орнаментом. —   Девушки тобой займутся с утра, но к приезду шейха все успеем, не переживай.

Энни периодически  теряла суть разговора Ясмины, удивленно и даже ошарашенно рассматривая дом Адама. Но стоило женщине распахнуть  перед девушкой двери отведенной для нее комнаты, как все увиденное до этого потеряло свою привлекательность.  Невообразимых размеров спальня в нежно-персиковых тонах с изящной росписью на стенах, светлым бархатным ковром по центру, огромной хрустальной, кажущейся воздушной люстрой под потолком, переливающейся от света словно редкий алмаз, выбивала почву из-под ног девушки. Такую по-королевски шикарную обстановку Энни видела до этого,  пожалуй, только в кино.

— А что ты хотела, убежав от отца? — совершенно неверно расценив замешательство девушки, разволновалась Ясмина. — Конечно, эта комната и рядом не стояла с твоей. Но, прошу, не гневи Аллаха, прими покорно то, что он дает тебе!

Энни задумчиво кивнула.  Скорее для того, чтобы просто успокоить взволнованную женщину, а сама даже боялась вообразить, как жила Алия в доме своего отца. Невероятно сильно Энн распирало от любопытства и желания завалить Ясмину вопросами, коих в голове девушки становилось все больше и больше, если бы не этот дурацкий обет молчания...

— Алия, я подготовила тебе ванну, — продолжала суетиться женщина. — Пойдем, дорогая, я помогу.

Теплая ладонь Ясмины коснулась плеча Энн и подтолкнула ту в сторону ванной комнаты, которая по размерам больше походила на целый спа-салон.

" Интересно, как Адам жил в нашем доме ту  пару дней?  Да еще и в дедушкиной комнате?"

Откуда взялись эти мысли в голове Энни, она не знала, но широко улыбнулась, представляя мучения  мужчины. За всем  этим, она не сразу заметила, как Ясмина провела ее к огромной  наполовину прозрачной ванне,  заполненной до краев розоватой водой и усыпанной лепестками роз. От аромата кружилась голова, от желания, как можно скорее окунуться и отдаться блаженной неге, терялась способность здраво мыслить.

Как зачарованная, Энни стояла посреди ванной комнаты и, вдыхая аромат роз, совсем не замечала, как Ясмина медленно начала раздевать девушку.

— Где же тебя носило, Алия, — сокрушалась та, обнаружив под шелковистой абайей на девушке самые простые джинсы и тонкий топ. — Милая моя, как же хорошо, что тебе хватило ума вернуться!

Энн захотелось остановить женщину и попросить ту, оставить ее одну, но как это сделать, чтобы не проронить ни слова и не выдать себя, не знала. Поэтому покорно доверилась  рукам Ясмины, о чем буквально мгновение спустя сильно пожалела.

— Кто ты такая? — оскалилась женщина, стоило ей лишь немного приподнять топ со спины Энн. — Ты — не Алия! Ты — самозванка!

Женщина грубо оттолкнула от себя полураздетую девушку и бросилась бежать, не забыв при этом запереть спальню той на замок.

17. Харам

Адам

Мужчина еще долго  смотрел вслед тонкой фигуре Энн, горделиво спешащей за пожилой Ясминой, и уже не прятал улыбки. Все получилось: Саид, так и не усмиривший своего гнева по отношению к поступку дочери, согласился подписать брачный контракт задним числом, Ясмина, не заметившая подмены, только сильнее обнадеживала молодого эмира в успешности задуманной аферы, ну а Энни ... Энни все больше становилась похожа на Алию, а значит планам Адама суждено было воплотиться в жизнь.

— Ясин, — громогласный голос Ангура, шагающего навстречу, заставил очнуться. — Смотрю, ты доволен?

— Пока да! —  ответил тот, спрятав улыбку.

— Отлично! Ясмина вроде не заметила подмены, да и я, если честно, тоже!   — вздохнул мужчина.

—  На это и был сделан расчет! — резко отрезал Адам, ощутив, как внутри засвербело от мысли с какой щепетильностью рассматривал Энни его лучший друг. — Пойдем в дом!

— Почему вы с Абдуллой не предупредили Ясмину? К чему этот цирк? — вальяжно шагая в сторону  просторной гостиной, спросил Адам. О том, что женщина ничего не знала о подмене, сообщил ему Абдулла еще по пути из аэропорта. — Вы серьезно думаете, что она ничего не заподозрит?

— Ясмина окажется не Ясминой, если не раскусит девчонку, — ухмыльнулся Ангур. — Но просто интересно, как быстро она догадается? Если твоя Энн продержится хотя бы час, то есть  шанс, что и Саид ее не узнает. Хотя...

— Хотя сравнивать Саида, для которого Алия всегда была лишь дорогой неприкосновенной игрушкой в красивой упаковке, и Ясмину, прикипевшую к ней за эти годы, глупо! — Адам не любил, когда подобные вещи происходили без его на то воли.

— Согласен! — виновато ответил собеседник. —  Но не спеши, давай  посмотрим, что из этого выйдет.

— Посмотрим...

— Как прошел полет, Ясин? — присаживаясь на огромный диван в центре не менее громадной комнаты, решил сменить тему Ангур. Он знал, как тяжело даются Адаму перелеты и каким уставшим он обычно бывает после них. Но сегодня в глазах друга горел огонь, и это не могло не разбудить в Ангуре толику беспокойного любопытства.

— На удивление спокойно, — выдохнул молодой эмир, запрокинув голову на спинку дивана. Он устал. Шестнадцать часов в воздухе, из которых восемь прошли  в компании дерзкой девчонки, давали о себе знать.

— Абдулла уже обрадовал тебя вестью о Саиде? Ты теперь в его глазах настоящий герой, вернувший блудную дочь, да еще и спасший его род от позора.  Все идет по плану, Ясин.

— Да, Ангур, — согласился Адам, хотя в душе ощущал себя далеко не героем, а дураком, которому навязали бесчестную и неверную жену в обмен на призрачную власть. — Еще бы Саид не согласился!

— Решение далось ему непросто, Ясин. Я уже говорил тебе об этом, — вмешался в разговор Абдулла, только присоединившийся к мужчинам. Не спеша он подошел ближе к молодым людям  и занял место напротив. — Саид спас от позора дочь, свое имя, но вынес приговор Маджиду, которого раньше любил, как сына.  Теперь тому не жить — вы оба знаете!

— Подлой скотине - мучительная смерть! — выплюнул Ангур. — Что он хотел? Думал похитить юную деву и тем самым вынудить Саида признать в нем своего преемника? Ха! Теперь получается , что украл он законную жену эмира!  И за это его ждет праведное наказание!

— Не спеши, Ангур, — оборвал радость друга Адам. — Стоит нашему обману раскрыться, как мы тут же составим компанию Маджиду! Не забывай, что в дом я привез всего лишь копию Алии! И если Саид так легко отрекся от своего названного сына, то что ему стоит растоптать нас?

— Главное, чтобы завтра Аль-Наджах ничего не заподозрил, — решительно отозвался Ангур, — а там ничего уже не страшно!

— Не скажи, — на сей раз осадил пыл Ангура Абдулла. — Спокойствие — вещь шаткая! Обмануть Саида — не велика задача, он и сам обманываться рад. Но что будет, когда новость о возвращении Алии дойдет до Назира и Маджида? Они-то знают, где спрятали истинную дочь Саида и все сразу поймут. Меня пугает одна только мысль, что они тогда сделают и с Алией, и с ее копией, да и с нами тоже.

— Согласен с тобой, Абдулла, — кивнул Адам. — Не время расслабляться. Мы должны найти Алию раньше, чем Назир узнает про Энн.

— А еще, сынок, — задумчиво добавил Абдулла, — мы должны разгадать главную загадку: чья кровь течет в венах обеих!

— Я уже говорил, что нужно просто сделать тест ДНК, — оживился  Ангур. —  Завтра, когда Саид будет здесь, у нас появится такая возможность.

— А я повторяю, что делать подобный анализ за спиной шейха нельзя! — взбеленился Абдулла. — Если, конечно, тебе своя жизнь не надоела!

— Тогда как нам докопаться до истины? — не отступал Ангур.

— Ты говорил с девушкой? — перевел свое внимание на молодого эмира  Абдулла. —  Может она что знает?

— С ней поговоришь! — вспылил Адам. —  Шипит, как гадюка! Что ни слово — то ядовитый плевок в душу!

— Давно ли женщины начали шипеть на тебя, Ясин, — усмехнулся Ангур. — Помнится, раньше ты не знал подобных проблем. Неужели стареешь?

Ответом ему стала прилетевшая прямо в голову небольшая подушка, до этого служившая украшением комнаты, а за одним и  подлокотником для Адама.

— Ладно-ладно, — продолжал смеяться Ангур. —  Ты скажи ей, Ясин, что брата ее отпустил. Глядишь, и немного смягчится, может даже говорить с тобой начнет.

— Нет, — не разделяя веселья, отрезал Абдулла. — С этим спешить не стоит! Хотя бы до встречи с Саидом держи язык за зубами! Потом, как уляжется все...

Но договорить мужчинам не позволил внезапно оглушивший их  шум, доносящийся  из глубины дома, где располагались личные покои Адама. А уже через мгновение в центр зала, где уютно расположились мужчины, залетела перепуганная Ясмина.  В иной раз подобной дерзости и наглости она не смела бы себе позволить, но сейчас ей не терпелось предупредить Адама о своем открытии.

— Тебя обманули, Адам! — запыхавшись принялась за свое Ясмина. В отличие от остальных она всегда называла его по имени, данном тому при рождении. — Что хочешь со мной делай, но не Алия она! Не Алия! Кого тебе подсунули, мальчик мой? Кого?

На женщине не было лица от испуга и абсолютного непонимания, но голос был твердым и уверенным в своем открытии.

— Ясмина! — рявкнул Абдулла, готовый наброситься на сестру за ее бесцеремонное вторжение в их разговор, но Адам подняв руку, вмиг остановил того.

— Ясмина, все хорошо! — попытался успокоить он женщину. Эта глупая затея — обмануть ее — ему не понравилась сразу. —  Успокойся! Я все знаю, но поверь, так надо! Расскажи лучше, чем выдала себя нерадивая?

— Адам, ты знал? — опешила Ясмина. —  Как же так? А Алия моя где? Зачем ты привез чужую в свой дом? За что ты со мной так? Мое сердце чуть...

— Ясмина! — грозно остановил ворчливые причитания Адам. —  Я жду твоего ответа!

— Она словно зеркало Алии, Адам! — прошептала  сестра Абдуллы. — Вроде и она, а смотрит на меня, как на чужую.  Ведет себя, словно тень!  Тебе ли не знать характера нашей девочки? А эта...

Слова путались, как и мысли в голове, но по глазам Адама Ясмина понимала, что все правильно говорила.

— Но не это меня убедило, Адам! — перешла она наконец к делу, с каждым словом говоря все громче и громче. — У Алии шрам на плече еще с детства. Помнишь, со Смерча она упала? А у этой нет его! Нет!

— Тише, Ясмина, тише! Успокойся! Все правильно ты говоришь. Не Алия она, но пока не найду настоящую дочь Саида, она будет ее изображать! А ты будешь считать ее таковой. Это ясно?

— Да как же так , Адам? Зачем же на обман идти? А девочка наша где? С Алией-то что?

— Ясмина, пойдем со мной, — рявкнул Абдулла и подошел к сестре. — Пошли! Пошли! Объясню тебе все, не приставай к Ясину!

— Да что же вы задумали, ироды? Да разве ж можно так?

Абдулла уже почти вывел причитающую женщину за пределы комнаты, как та резко остановилась, обернулась и, полоснув обозленным взглядом по Адаму, спросила:

— Не по доброй воле эта девочка здесь, верно? И убедить ее сыграть роль нашей Алии слов тебе не хватило, так? Одну вынудили бежать — вторую палками загоняли сюда?

— О чем ты, Ясмина? — не нравился Адаму тон, с которым женщина, некогда заменившая ему мать, выплевывала обвинения в его адрес.

— Не таким тебя  воспитывал отец,  Адам! Не таким!  Одно дело с нелюдями драться, за свободу бороться, за родных мстить, но  бить беззащитную слабую женщину – это харам¹! — отчаянно качала она головой. — Что же ты с Алией тогда сделаешь, аки найдешь, если эту исполосовал всю вдоль и поперек не за что!

— Что за бред несешь ты? — не сдержавшись, прокричал Адам и вскочил на ноги, в пару секунд преодолевая расстояние до Ясмины.

— Бред говоришь? — вырвавшись из хватки Абдуллы, Ясмина развернулась в сторону молодого человека,  накрепко захватив в плен его холодный взгляд. — Чем ты ее бил? Палкой? Ремнем? Чем, Адам, убеждал девчонку притвориться дочерью Саида?

— Следи за своим поганым  языком, Ясмина! — в бешенстве проорал Адам. — Не посмотрю, что ночь за окном,   — выставлю прочь!

— Выставляй, Адам, выставляй! — дрожащим от гнева голосом, ответила  Ясмина. — Не осталось в твоем сердце ничего живого! Не лучше Саида становишься ты, сынок!

Адам прикрыл глаза и крепко сжал  ладони в кулак   — ему нужно было остыть, осознать, что за бред несла Ясмина, никогда ранее не позволявшая себе подобных вольностей. Но в его голове никак не укладывались обвинения, так откровенно брошенные в лицо. И чем дольше Адам прокручивал в голове услышанное, тем четче понимал, кто вбил в голову преданной и покорной Ясмины всю эту чепуху. Распахнув глаза, в серой радужке которых сейчас отражалась неприкрытая ярость, он без зазрения совести оттолкнул от себя Ясмину и размашистыми шагами двинулся в сторону покоев девчонки.

— Я убью эту лгунью! — проревел он. — Задушу  чертовку своими руками!

Стремительно сокращая расстояние до комнаты Энн, он, казалось, совершенно оглох и ослеп. Ни мольбы Ясмины  остановиться, ни вразумляющие слова Абдуллы, ни даже попытка Ангура задержать разъяренного друга — ничто не способно было успокоить проснувшегося внутри Адама зверя. Пелена  безудержного гнева затуманила  его сознание, лишив возможности мыслить и контролировать себя.

В считанные секунды подлетел он к покоям Энни и со всей дури дернул дверь, без малейшего намека на стук, без элементарного соблюдения правил приличия.

К его огромному неудовольствию и счастью Энни дверь оказалась заперта.

— Да что же ты творишь, Адам! Нельзя так! Нельзя! — кричала Ясмина, пытаясь загородить собой вход в покои гостьи. — Ослеп ты совсем от злости своей!

— Открой дверь, Ясмина, и отойди! — не терпящим возражений голосом отозвался Адам.

— Нет, — замотала головой женщина. — Мало ей что ли досталось от тебя? Мало? До смерти забить хочешь? Не пущу!

Внутри Адама все кипело с дикой силой, и в это мгновение он действительно готов был убить Энни, посмевшую оклеветать его. И надо же было той придумать, что Адам ее бил. Никогда не повышал он руки на женщину, никогда... А этой взбалмошной девчонке удалось всего за каких-то полчаса найти слова, чтобы убедить в этом мерзком деянии Ясмину. Нет, Адам был в не себя от злости и возмущения.

— Абдулла, забери отсюда свою сестру, иначе я за себя не ручаюсь, — приказал он, и старик моментально кинулся к пожилой женщине, с силой оттаскивая ту от входа.

— Ключи! — требовательно отрезал Адам, глядя на Ясмину в упор. — По-хорошему прошу!  Или клянусь, что этой лгунье за дверью не поздоровится!

Перепуганная женщина неуверенно протянула руку с небольшой связкой ключей, мысленно заклиная Адама не наделать глупостей. Ей действительно было страшно: синюшные разводы со следами запекшейся крови на спине девушки надолго отложились в ее голове. И даже тот факт, что за дверью был совершенно чужой для нее человек, не позволял женщине допустить чудовищного повторения.

— Прошу тебя, Адам, не бей ее больше! Не надо! — дрогнувшим голосом, со слезами, застывшими на глазах, молила Ясмина, отпуская ключи в ладонь эмира.

Но тот лишь ожесточенно смерил ее взглядом: Адам был поражен, как ловко получилось у Энн убедить Ясмину в его жестокости.

Щелчок...

Второй...

И дверь была открыта настежь.

Первое, что сразу же привлекло внимание эмира, стоило только переступить порог комнаты, — это огромные,  наполненные ужасом глаза Энн. Она стояла возле входа в ванную комнату, крепко вцепившись ладонями в ручку двери, и не моргая смотрела на Адама. Босая, в своих бесформенных джинсах и слишком прилегающем топе, с распущенными, немного взлохмаченными волосами, мягкими прядями прикрывающими плечи, она нервно прикусывала нижнюю губу в ожидании своей участи.

— Все пошли вон! — громогласно разразился Адам, не отводя ледяного взгляда от перепуганной девушки. Вмиг позабыв зачем пришел, он пожирал глазами  ее нежные черты лица и хрупкую фигуру и отчетливо понимал, что созерцать ее в таком откровенном,  полураздетом виде не мог позволить ни Абдулле, ни Ангуру. — Во-он!

Спорить с Ясином, находящимся во взбешенном состоянии,  не решился никто: Абдулла рьяно принялся выталкивать Ясмину, все еще брыкающуюся и молящую о пощаде, Ангур, аккуратно прикрыв дверь, решил обождать снаружи, и только Энн, ничего не понимающая, но  чувствующая кожей нависшую над ней опасность, продолжала стоять тихо, не шевелясь и почти не дыша.

Убедившись, что посторонние оставили их наедине, молодой эмир медленно, но решительно перешел в наступление: ему не терпелось свернуть шею своей вынужденной гостье.

— Адам, стой! — вытянув вперед свои тонкие ладошки, прошептала Энни. — Я все объясню!

Кончики пальцев, как и губы девчонки, еле заметно подрагивали, выдавая ее страх перед мужчиной.

— А этому есть объяснения? — зло улыбнувшись, он продолжил приближаться к своей жертве.

На самом деле, никакие объяснения ему были не нужны. Глядя в лживые и притворные  глаза Энн, он хотел только одного, чтобы та признала свою вину и слезно молила о прощении.

— Я делала все так, как ты сказал, — пробормотала та в растерянности. — Пришла за ней сюда, слушалась  и молчала. Я понятия не...

— Лжешь! — диким рыком прервал ее Адам, остановившись от Энни в паре шагов. Дерзкая девчонка смела смотреть на него открыто бесстыжими янтарными глазами и врать: глупая, неужели она не понимала, что ее откровенная ложь  только сильнее  заводила и без того взбешенного внутри него зверя.

— Я не знаю, как так получилось, — испуганно начала она пятиться назад. — Не знаю! Она сама!

Но Адам оставался глух к ее словам и, как бы Энни не отступала, его шаги были в разы шире и решительнее.  Почти вплотную, нос к носу, он загонял свою жертву в тупик. И лишь когда за спиной Энн выросла стена,  Адам  довольно улыбнулся и резко схватил свою пленницу за локоть: сильно, больно, жестоко. Он видел, как в уголках ее глаз переливались слезы отчаяния и страха, но впервые ему было не жаль Энн. Молодой и горячий эмир провинции Ваха привык сурово наказывать тех, кто посмел осквернить его доброе имя.

— За твой низкий поступок я накажу тебя, джария! — выплюнул он в раскрасневшееся от волнения  лицо девушки.

Безумным,  ледяным, безжалостным взглядом продолжал Адам буравить  теплые, искристые глаза Энн, содрогающейся в его руках в предвкушении расправы, и не мог поверить, что всего несколько минут назад она с таким же невинным взглядом смешивала его с грязью. Сложно сказать, чего в это самое  мгновение ему хотелось больше: вытряхнуть из лгуньи всю ее спесь или просто, чтобы та раскаялась и повинилась. Но своими словами Энни выбила его из колеи:

— Убери от меня свои мерзкие руки, — прошипела она, пытаясь освободиться. — Ты обещал, что пальцем ко мне не притронешься! Нарушишь свое слово? Что ж тогда  и я нарушу свое! Клянусь, только затронь меня и завтра же твой, кто он там — шейх, король,  узнает, как ты решил его провести вокруг пальца!

— Подлая мерзавка! — приблизившись неприлично близко, прохрипел Адам прямо в ухо непокорной, ощущая, как та напряглась каждой клеточкой своего тела. — Сотру с лица земли!

Адам и сам был накален до предела. Клевета девчонки вперемешку с ее непокорностью и смелостью накладывались в сознании Адама на воспоминания об Алие, натыкались на некогда теплые и глубокие чувства к ней и сбрасывали его в бездну, стоило мужчине только вспомнить, как поступила с ним дочь Саида.

— Ты больной на всю голову! — опаляя горячим дыханием шею эмира, ответила Энн. И с этим Адам был сейчас согласен полностью. Раздираемый противоречивыми чувствами, убитый предательством Алии, но ощущающий в это мгновение  такую сладкую близость, он тихо сходил с ума. И пока эмир предавался своему безумию, девчонка  со всей силы пяткой заехала  по его  ступне.

Нет, удар не был болезненным, но явился для мужчины полной неожиданностью. Лишь на  мгновение ослабил он хватку, но и этого оказалось достаточно, чтобы Энни вывернулась из его рук и попыталась убежать, посылая в сторону Адама явные проклятия на своем исландском ломанном языке.

— Кахба!² — вслед прокричал пострадавший, моментально нагоняя незадачливую беглянку. — Глупая и лживая дрянь, куда ты собралась от меня убежать? Куда? На мили вокруг безжизненная пустыня! Ты моя, джария! Моя! И будешь делать то, что велю я!

Энни успела лишь пискнуть, когда сильные руки мужчины сжались вокруг ее талии и силой бросили на огромную и мягкую кровать. Но приземлившись на спину, девичье лицо невольно исказила болезненная гримаса, словно кинул ее мужчина на груду камней.

— Какая же ты актриса, джария! — грубо отрезал Адам, нависая над несчастной. — Для кого сейчас этот спектакль?

Но Энни лишь непонимающе хлопала глазами, пытаясь принять удобную позу, чтобы отползти подальше.

— Я никогда не бил женщин! Никогда! — наклоняясь чуть ближе, заявил эмир. — Но ты...

Адам жаждал наказать ее за  клевету, заставить, глядя в глаза ,рассказать правду: где, когда и чем он бил ее, но не успел вымолвить больше ни  слова. Энни вся сжалась, исступленно зажмурив глаза, и лишь одними губами прошептала:

— Прости.

Получив то, зачем пришел, Адам ровным счетом не испытал ни малейшего удовлетворения. Напротив, глядя на перепуганную, то и дело вздрагивающую девчонку, он был вынужден согласиться со словами Ясмины, что в сердце его не осталось ничего живого.

Резко отпрянув от кровати, он хотел только одного — больше никогда не видеть ее такой и самому не испытывать этой бешеной злости и ненависти. Размашистыми шагами Адам поспешил удалиться, лишь на пороге обернувшись к Энн:

— Выспись! Завтра утром встреча с отцом, Алия! Ясмина тебя подготовит. Надеюсь урок — держать язык за зубами — ты уяснила!

Не дожидаясь ответа, Адам почти покинул покои своей гостьи, как в спину ему донеслось тихое всхлипывание:

— Энн! Меня зовут Энн.

Эмоции били через край, тело сводило от колкого озноба, пока через длинные коридоры огромного и пустого дома Адам добирался до своих покоев. Но даже там спокойствие никак не возвращалось в его душу. Он до сих пор чувствовал себя оскорбленным, но теперь ко всему примешивалось еще и глупое чувство вины, правда, пока до конца непонятное эмиру. Мысль, что он что-то упускает,  никак не давала покоя...

¹ — Харам — запретные действия.

² — Кахба! – нецензурное выражение, ругательство (араб.)

18. Говорить

Энн

Минута, две, три...

Дверь   за чудовищем давно захлопнулась, но открывать глаза Энни не спешила. Она испугалась. Пожалуй, впервые Адам сумел разбудить в ней животный страх. Ее не столько пугало его желание причинить  физическую боль, сколько непонимание "за что".

Да, Ясмина смогла разглядеть в ней подделку, но в чем была вина Энн? За что Адам так взъелся? Неужели не понимал, что даже у близнецов бывают различия, что уж было говорить о совершенно чужих друг для  друга людях? На что он рассчитывал, замышляя весь этот фарс?

Но даже не это сейчас беспокоило Энн. Нет. Ее страшила встреча с отцом Алии. Глупо было полагать, что тот под красивой оберткой не разглядит подмены. И что тогда? Если Адам взбесился так сильно сейчас, то ждать от него милости после встречи с шейхом было глупо.

Поджав ноги к груди, Энни тихо шмыгала носом, пытаясь понять, что делать дальше, как сыграть роль девушки, которую никогда не видела, как уберечь брата от гнева Адама.

Когда Энн все же открыла глаза, за окном розовыми всполохами медленно пробуждался новый день. И как бы страшно и неуютно ей сейчас не было, удержаться и не взглянуть на подобную красоту она не могла: солнце — такое редкое явление в ее краях.  Подскочив с кровати, она тут же подбежала к окну и , отдернув шелковистую плотную штору, затаила дыхание. Взору Энн предстала аллея, та самая, что накануне ночью была украшена переливающимися фонтанами и обрамлена многовековыми деревьями. Но не это заставило ее затаить дыхание. Подсвеченная розоватым сиянием первых лучей солнца изумительно ровная и прямая аллея практически упиралась в изумрудного цвета океан. Безграничный, обманчиво спокойный и ласковый он нежился в молочной предрассветной дымке, словно утешая Энни тихим шумом прибоя.

Сочетание бирюзовой воды, нежного солнечного света и мягкой зелени мгновенно успокоило тревожную душу Энн. Не отрываясь, она разглядывала бескрайние просторы океана, мысленно возвращаясь домой к высокому обрыву возле заброшенной часовни. Несмотря на окружавшую ее сейчас  красоту и безумную роскошь ,  Энни нестерпимо хотелось домой. Она скучала по братьям, по матери, по Хилдер. Но больше всего ей не хватало свободы, которой так ловко лишил ее Адам Ваха.

Стук в дверь, робкий и негромкий, заставил Энни вернуться в реальность. Обернувшись, на пороге комнаты она  увидела Ясмину. В черной абайе и с покрытой головой та стояла в дверях, не решаясь зайти, и с нескрываемым интересом разглядывала девушку.

—  Скоро прибудет  шейх Аль‐Наджах. Адам велел подготовить тебя, — негромко произнесла та и, прикрыв за собой дверь, неспешно подошла к Энн.

— Я не знаю кто ты, — внимательно изучая черты лица Энн, произнесла Ясмина. —  Но кем бы ты не была, Аллах сыграл с тобой злую шутку, наградив внешностью Алии.

Словно зверюшку в зоопарке, рассматривала она  Энни с ног до головы, оценивая и сравнивая с оригиналом.

— Как зовут тебя? — вдоволь насмотревшись, поинтересовалась Ясмина.

Но Энни промолчала, хорошо уяснив урок Адама.

— Молчишь? Что ж, вижу,  Адам постарался на славу, — вздохнула женщина и прикоснулась  мягкой, хотя и немного морщинистой рукой к щеке девушки. —  Я буду называть тебя Анакас, что по-вашему значит " отражение".

Энн в ответ робко и несмело замотала головой. Ее с детства раздражали всякие прозвища и клички. Тем более, она всегда любила свое имя и становиться чье-то копией или отражением не собиралась. Но страх за брата, да и за себя, не позволил вымолвить и слова против.

— Я отпустила на сегодня всех, — сказала Ясмина, бережно подталкивая Энни в сторону ванной комнаты. — Ни к чему лишние глаза и уши. В гареме всегда  слишком много сплетен и интриг. А ты, как я понимаю, и так уже натерпелась.

С одной стороны, Энни была рада, что ей не придется знакомиться с женами и наложницами Адама, но, с другой, ее распирало от любопытства. И ничего не могла она с ним поделать.

Ясмина принялась сливать воду в остывшей ванне и собирать потерявшие свой аромат лепестки.

— Болит? — между прочим спросила она.

А Энни, выпучив глаза, уставилась на собеседницу, не понимая, о чем та говорит.

— Молчишь, — вздохнула Ясмина, не отрываясь от работы. — А зря, Анакас, зря. Это Алию Адам может наказать молчанием и что-то требовать от нее, поскольку та повела себя бесчестно с ним.  А ты? За что ты несешь наказание?

Но Энни продолжала молчать, опустив глаза к полу в надежде, что Ясмина сменит тему.

Но та и не думала.

— Видела я твою спину  вчера. А что, если в следующий раз ударов будет больше, все равно молчать будешь?

Энн моментально перевела взгляд  на Ясмину, наконец понимая, чем выдала себя минувшим вечером.  Следы от побоев Ларуса, о которых она в диком волнении позабыла, сыграли с ней злую шутку.

— Что смотришь? — Ясмина встретилась взглядом с Энн и больше не отводила глаз. — Болит?

— Не можешь сказать, так хоть кивни! — в очередной раз не дождавшись ответа, прикрикнула она.

Никогда Энн не жаловалась и терпеть не могла, когда ее начинали жалеть, а потому, как бы сильно не болели следы от ударов Ларуса, она нашла в себе силы отрицательно качнуть головой.

— Врешь ты все! — прошипела Ясмина, добавляя в воду ароматные масла. — На спину твою даже смотреть больно. Зря ты его выгораживаешь.

Не понимая, что имела ввиду женщина, Энни подошла ближе и, с интересом наблюдая, как смешивает та разные эфирные масла, продолжила молча слушать ее.

— Никогда раньше не бил он женщин. Никогда. Видимо, иначе заставить тебя сюда приехать Адам не смог.  Это Алия во все виновата! Дурила ему голову столько лет! Нет, чтобы сразу отцу сказала, что другого любит! Она же все отговорками его кормила. Вот и вышло то, что вышло. Жаль мне Адама в этой истории. Жаль. Он же Алию еще ребенком  полюбил, а она ему нож в спину воткнула. Но все равно, не оправдывает это его. Бить женщину — харам для нашего рода.

Энни слушала Ясмину, прислонившись к прохладной стене, и понемногу начинала понимать, с чего Адам так взбесился накануне. Шрамы. Те самые, что остались от побоев Ларуса. Именно их Ясмина увидела вчера, решив, что оставил их Адам.  Получалось, что вовсе не за то обозлился на нее мужчина, что Ясмина углядела в ней подмену, а за то, что якобы оболгала его, обвинив в побоях.

— Чего головой мотаешь? — спросила женщина. — Ты прости меня старую, что вчера его не сдержала.  Опять бил, да?

Энни казалось, что голова вот-вот оторвется, так сильно она качала ей из стороны в сторону, пытаясь объяснить, что Ясмина все неправильно поняла.

— Выгораживаешь его? Зачем? Если мужчина раз ударил, то ударит и второй. Жаль мне тебя, Анакас. Очень жаль.

— Энн, — не выдержала молчунья. — Мое имя — Энн.

Ясмина с улыбкой посмотрела на девушку, а затем вновь  что-то добавила в воду.

— Адам не бил меня, вы все не так поняли!

— Тогда кто сотворил с тобой такое?

— Мой отец.

В комнате повисло молчание: Ясмина явно обдумывала слова Энни, а та в свою очередь, испытывая некое облегчение, все же сомневалась в верности своего решения заговорить.

— Это масло черного тмина, —  задумчиво проговорила Ясмина, крутя в руках скляночку необычной формы.   — А это, — указав на ту, чье ароматное  содержимое она добавила  в воду чуть раньше, — мардакуш. Поверь, боль твоя должна утихнуть, а следы ударов   — затянуться.

Энн благодарно кивнула и несмело подошла ближе, взяв в руки еще один пузырек с маслом. Она была рада, что Ясмина сменила тему.

— А этот?

— Здесь масло аль‐хааля, но им я обработаю твои раны после. Вот увидишь, не останется от них и следа на коже. Жаль, что нет у меня такого масла, что заживляет следы вот здесь, — Ясмина приложила ладонь к сердцу и ласково улыбнулась.

Уже спустя несколько минут, Энни погрузилась в огромную теплую ванну, нежные ароматы которой  ласкали обоняние и заманчиво зазывали прикрыть от удовольствия глаза. Теплая вода расслабляла и, казалось, уносила далеко-далеко, где не было страхов, боли и одиночества, а тихий, душевный голос Ясмины убаюкивал и заставлял забыться.

— Неужели отец Алии может не узнать свою дочь? — пробормотала Энни, пока Ясмина старательно втирала в ее волосы очередное ароматное масло.

— Может, – согласилась та. — Я до сих пор не могу найти ни единого отличия между вами.

— Но как же так? Вы же сразу меня раскусили?

— Тебя выдают только две вещи: у тебя нет шрама на плече, какой есть у Алии, а еще ты говоришь иначе. Нет, голос твой точь-в-точь, как у дочери Аль-Наджаха, но совсем иная манера произносить слова.  Но, знаешь, если первое эмир точно не посмеет проверять, то с речью все немного сложнее.  Будешь молчать — Саид ничего не узнает.

— Саид? — удивленно переспросила Энн, моментально вспоминая рассказ Ларуса накануне ее отъезда в Рейкьявик.

— Верховный правитель Дезирии шейх Саид Ибн Бахтияр Аль-Наджах,  – уточнила Ясмина и непроизвольно перевела мысли Энни в другое русло: — Саид убит выходкой дочери.  Не знаю, сможет ли он когда-нибудь найти в себе силы ее простить, а потому и говорить с тобой он не станет.  По крайней мере, пока. На это и рассчитывает Адам, выдавая тебя за свою любимую.

— Странная у него любовь, — ухмыльнулась Энн.

— Отчего же? — непонимающе переспросила женщина.

— Когда любишь человека, не замечаешь никого кроме него, разве нет? — Энни приподняла голову так, чтобы видеть лицо Ясмины, и, дождавшись ее кивка, продолжила: — Адам же берет Алию девятой женой, не считая наложниц. Что же это за любовь такая?

Из рук Ясмины что-то бултыхнулось в воду, а та пробормотав пару слов на арабском, внезапно расхохоталась, изрядно смущая девчонку.

— Да кто ж тебе сказал такое? Девятая жена...

— Адам сказал, да и вы про гарем подтвердили.

Но остановить смех женщины было невозможно. Никак не успокаиваясь и что-то приговаривая, она принялась омывать волосы девушки чистой водой.

— Дуреха, — немного успокоившись, произнесла Ясмина. — Нет у Адама ни единой жены, а тем более наложниц. Пошутил он над тобой, а ты и поверила. Да и какие восемь жен? Максимум разрешено по закону четверых иметь, и то сейчас редко, где такое встретишь. Разве, что Саид пятую берет, но и то потому, что все остальные на том свете уже.

— А как же гарем? Девушки?

— Так у Адама две сестры есть младшие и вторая жена его отца тоже здесь живет, ну и девушки, что помогают им во всем — вот и весь гарем. Но ты не переживай: они все уверены, что ты дочь Аль-Наджаха, а потому не осмелятся даже близко к тебе подойти, не то, что заговорить.

Продолжая болтать, Ясмина помогла Энни выйти из    ванны, обработала следы побоев, как и обещала, а затем высушив волосы девушки, принялась подбирать той соответствующий наряд.

— Вроде неплохо, — с довольным видом заявила Ясмина. — Не отличишь! Пойдем, отведу тебя к Адаму.

— А к нему зачем?

— А ты хочешь сразу в лапы к Саиду?

Энн ничего не ответила, но вспоминая вечерний визит Адама, лапы Саида казались не такими уж и страшными.

19. Саид

Адам

Тяжелый осадок на душе от разговора с Энн никак не давал Адаму сомкнуть глаз, как бы сильно тело его  не вопило об усталости. Беспокойные мысли то и дело заставляли прокручивать в голове события минувших дней, порождая предчувствие чего-то плохого.

И без того неуверенный в правильности опасной затеи, сейчас, усомнившись в порядочности Энни, он и вовсе не верил в возможный успешный исход.

Еще не поздно было отказаться от  попытки выдать дочь Ларуса  за Алию. Не поздно! Еще можно было сказать Саиду, что люди Адама ошиблись и привезли не ту девушку. В конце концов, показать ему Энн и все рассказать.

Скрепив руки за спиной, Адам монотонно измерял шагами свою спальню, прокручивая в голове самые разные варианты, но ни один не устраивал его полностью.

" Ложь — это путь в никуда! Даже самая маленькая —  она обязательно потянет за собой другую, " — повторял он слова отца, словно убеждая себя оставаться честным. И прежде всего с самим собой.

Но в то же время опустить руки, сдаться и по доброй воле передать власть Назиру означало только одно — погубить свой народ окончательно.  Жизнь Адама и судьба девчонки на чаше весов никак не перевешивали будущего целой страны.

В бессмысленных раздумьях ночь пролетела незаметно, а утро встретило тишиной, едва нарушаемой  шумом прибоя.

День обещал быть тяжелым. Приезд Саида, его встреча с Энн и самое главное — подписание брачного договора, согласно которому юридически  Алия стала бы  женой Адама еще до побега с Маджидом.

Один шаг до мечты. Не этого ли желал он долгие годы, лелея в себе нежные чувства к Алие? Но каким же глупым и слабым прежний Адам казался сейчас себе настоящему!  Как грубо и жестоко пошутила над ним судьба, исполнив мечту детства! Насколько быстро чистая и преданная  любовь переросла в брезгливое и непобедимое  презрение!

Устав бесцельно слоняться из угла в угол, Адам спустился в сад, где природа только-только пробуждалась ото сна, а воздух все еще был наполнен живительной прохладой. Наполняя своей свежестью легкие, он помогал молодому эмиру собраться с мыслями и найти в себе силы бороться.

Робкие шаги за спиной и тихий голос Ясмины заставили обернуться.

— Адам, она готова! — покорно опустив голову, сказала женщина, пропуская вперед точную копию Алии.

Ясмина потрудилась на славу: вышитая золотом абайя цвета уходящего солнца и хиджаб из той же ткани изумительно подходили к песчаного оттенка глазам девушки.  Разгадать, что подо всей этой красотой скрывалась не дочь Саида было практически  невозможно. Единственное, что до сих пор  выдавало в Энн совершенно другого человека – ее взгляд: прямой, открытый и свободный. Так смотрят европейки, местные — никогда. Адам понимал, что  этот взгляд способен был погубить их всех, на корню зарубить, казалось бы, безупречный  план и позволить Маджиду и Назиру одержать верх.

— Не годится, — прорычал он и жестом руки прогнал покорную Ясмину. А сам медленной походкой тигра подошел к девчонке и сквозь тонкую ткань никаба¹, прикрывающего лицо, жестко схватил ту за подбородок. — Алия, сколько можно повторять, чтобы не смела глаз от земли отводить?

Его пальцы отчаянно сжимались на лице Энн, причиняя боль и явно оставляя следы, но даже так она упорно смотрела  в ненавистные глаза мужчины, повторяя про себя, что терпит выходки этого мужлана только   ради свободы брата.

— Энн, —  сквозь сковавшую все лицо боль, прошипела девчонка. — Меня зовут Энн!

— Еще раз произнесешь это имя вслух и, поверь,  я вырву твой язык, — с пылающей яростью в обезумевших глазах процедил Адам. Он не успел остыть от ее прошлой выходки, как она вновь показывала характер. — Ты поняла меня, джария?

Его взгляд сводил с ума многих. Недаром в народе  говорили, что глаза Адама, как врата смерти: пустые, жестокие и безжалостные.  Он привык к покорности: никто из его окружения не позволял себе так нагло и бесцеремонно смотреть на него в ответ. Ни у кого не хватало смелости или, наоборот, хватало здравого смысла. И только эта рыжая и дерзкая девчонка сверлила своими золотистыми глазами, царапая душу почище любой самой острой грани алмаза.

— Лучшая жена - немая! — выплюнул Адам, так  и не дождавшись от Энн  ответа.

— Еще бы твоя невеста не сбежала от тебя,   — со злости, совершенно не страшась последствий своей прямоты, заявила непокорная. —  Ты – монстр и чудовище! Не нравится, как я смотрю, тогда найди себе другую копию, а меня оставь в покое!

Пальцы Адама ослабили хватку, но не отпустили подбородка девушки. Поддев его одним пальцем, другим он грубо провел по губам своей жертвы, даже через ткань никаба ощущая, как сжались они под его натиском.

— Как думаешь, что будет с той, что посмела выдать себя за дочь шейха? — Адам специально говорил медленно и вкрадчиво, чтобы девчонка наконец осознала всю опасность момента.   — По законам нашей страны тебе грозит смерть! Так что прежде, чем ты снова посмеешь открыть свой рот, вспомни об этом.

Он продолжал неспешно касаться губ Энни и пристально смотреть ей в глаза, пытаясь разглядеть в них страх. Но кроме отвращения в них не было ничего.

— А что будет с тем, кто заведомо посмел обмануть шейха, подсунув ему подделку вместо оригинала? — негромко ответила Энни, резко отдернув от рук эмира лицо, но не отпуская его из плена своих глаз.

— Смерть, Энни, — прошептал тот, впервые за долгое время, назвав пленницу по имени. — Мы либо выиграем эту битву, либо вместе пойдем ко дну!

— Тогда зачем ты пытаешься обмануть его, Адам?  Это же прямой путь в никуда! – подтвердила слова покойного отца эмира Энни, сама не подозревая об этом.

— Не твое дело! — огрызнулся Адам, принимая слова  непокорной за знак свыше.

— Наша погибель — это лишь вопрос времени, Адам, — смелая, отважная, безрассудная — она сделала маленький шаг навстречу эмиру и, согревая теплотой своих глаз, нежно коснулась его руки своей. —   Что будет, если через две недели твоя Алия не вернется?

— Я в любом случае отпущу тебя, — твердо ответил мужчина, ни секунды не сомневаясь в своих словах. Тем более сейчас, когда невольная необъяснимая дрожь волнами разбегалась по телу от ее касания.

— А Хинрика? — с опаской уточнила девушка, не отпуская руки Адама и упорно не отводя взгляда.

— Его отвезли в дом твоего отца сразу после нашего вылета, — честно ответил тот, хотя понимал, что подобное известие лишало его власти над девчонкой.

Жадным взглядом блуждал он по глазам Энн, все также ощущая тепло ее ладони, и пытался разгадать ее мысли, но внезапный и такой грубый голос Ангура прервал едва установившуюся связь между молодыми людьми.

— Адам, прости, что отвлекаю, — пробасил тот, стоя шагах в десяти от эмира. — Саид прибыл. Абдулла его встретил и  проводил в меджлис. Но, сам понимаешь, терпение шейха — вещь чересчур хрупкая.

Аль-Ваха не пропустил мимо ушей ни одного слова друга, но взглядом продолжал скользить по единственной открытой части лица Энн — по ее глазам, сейчас окутанным поволокой пугающей неизвестности.

— Пора показать тебя Саиду, — вымолвил он, переводя слова Ангура. —  Но прежде, чем взбредет в твою вольную голову мысль посмотреть на него так, как ты сейчас смеешь смотреть на меня,  подумай, что для тебя важнее: вернуться домой в целости и сохранности или уничтожить нас всех! Решай!

— Мне страшно! — тихим голосом отозвалась Энн.

— Думаешь, мне легко доверить свою жизнь и судьбу  моего народа в руки  дерзкой и лживой девчонки? Поверь, мне тоже страшно! Но если ты хоть раз прислушаешься к моим словам, я смогу тебя защитить. Обещаю!

Вместо ответа Энни  покорно опустила глаза и освободила руку эмира. И несмотря на внезапное ощущение пустоты, Адам был рад, что им удалось договориться.

— Жди здесь, — не сводя глаз с копии своей бывшей невесты, прошептал Адам, —  Ясмина придет за тобой.

И снова Энни промолчала, безропотно принимая волю Адама.

Путь от сада до меджлиса, где ожидал встречи с дочерью Саид, занял от силы минут пять, но только не для молодого мужчины, в чьем сердце никак не смолкали бури. Решение, такое очевидное, но в то же время  такое сложное, никак не давалось Адаму...

— Ясин, — заметив молодого человека, Саид решительно вышел навстречу. Довольный, наконец-то принявший прежний цветущий вид шейх Аль-Наджах широко улыбнулся и, хлопнув Адама по спине, обхватил его руки своими в знак приветствия. — Я знал, что ты сможешь вернуть эту бестию домой! И я помню, Ясин, обо всем, что обещал тебе!

Адам покорно кивнул и пригласил Саида разместиться на диванах, чтобы спокойно обсудить все детали.

— Абдулла сказал, что негодница пряталась в Штатах, верно? — вальяжно раскинувшись, поинтересовался Аль-Наджах.

— Все так, Саид.

— Как же получилось так, что упустил ты Маджида? Эту собаку я своими руками мечтал придушить!

— Не переживай, Саид. Его ищут.

— Пусть так! — равнодушно отрезал Саид. — Где моя дочь, Ясин?

— Ясмина приведет ее сразу, как попросишь.

— Пусть ведет, — озвучил свою волю шейх, —  а мы пока обсудим детали вашего брака!

Саид невзначай указал на бумаги, лежавшие на столе.  Адам же дал знак Абдулле, стоявшему неподалеку, моля Всевышнего, чтобы все обошлось.

— Уже наслышан я о твоем наказании для Алии. Хитер ты, Ясин, — лицо мужчины озарилось довольной улыбкой. — Заставить незатихающую ни на секунду Алию молчать — дорогого стоит!

— Это только часть урока для твоей дочери, — заинтриговал Саида Адам.

— Поведай мне, что еще уготовил ты для нее, — настороженно спросил шейх. — Я помню, Ясин, о своем обещании, что позволю тебе делать с ней все, что захочешь. Но скрывать не буду — сердце мое обливается кровью за единственную дочь.

— Не переживай, Саид, — усмехнулся Адам, — Наказание, что несет твоя дочь, не идет ни в какое сравнение с тем, что она сотворила.

— Не томи, Ясин!

— Помимо того, что Алие запрещено разговаривать, все прочие общаются с ней отныне исключительно на английском.

Необузданный смех Саида разнесся по залу, эхом отдаваясь от стен.

— Ясин, ты сумел меня удивить! — не в силах успокоиться выдавил Аль-Наджах. — По истине лучшего наказания для этой чертовки не сыскать!

Не скрывая вздоха облегчения, Адам улыбнулся в ответ: реакция  Саида полностью оправдала его надежды. Английский язык для Алии всегда был самой настоящей пыткой.

— Мне даже немного жаль, Алию, — устремив взгляд на Адама, заявил Саид. — Никогда не забуду сколько учителей, опуская в отчаянии руки , отрекались обучать мою дочь языкам! Или как Ясмина, почти силой тащила ее на очередной урок, а та постоянно сбегала от нее и пряталась. Да, Ясин, это сурово!

И пока шейх Аль-Наджах возбужденно предавался ностальгии, Адам невольно вспоминал Энн и ее чистое и  беглое произношение, отмечая про себя, что с каждым днем находит все больше и больше различий между девушками.

— Но знаешь, Ясин, —  вдруг совершенно серьёзно заявил Саид. — Я и сам не люблю иностранных языков. Этим Алия вся в меня. А потому с дочерью я буду говорить на арабском и прошу тебя  сделать для  меня послабление : разреши ей отвечать, когда буду спрашивать с нее за содеянное!

" Это путь в никуда, Адам!" — пронеслись в сознании молодого эмира слова его пленницы, прежде чем витражные двери меджлиса распахнулись и на пороге возникла хрупкая фигура дочери Саида.

— Кто я такой, чтобы запрещать тебе говорить на родном языке? — заняв удобную позу, постарался Адам ничем не выдать своего волнения.

— Рад, что  понимаешь  с кем говоришь! — растянулся в довольной улыбке шейх.

— Но при всем моем уважении к тебе, Саид, Алия теперь моя жена, — Адам бросил взгляд на брачный контракт. — Заметь, по твоей воле! А потому она обязана слушаться меня и будет молчать!

Лицо Саида моментально потеряло любой намек на веселье.

— Ты забываешься, Ясин! — выплюнул Саид. — Да и контракт еще не подписан!

— Желаешь расторгнуть нашу договоренность?

Саид задумался. Как бы сильно не раздражало его самоуправство Адама, он понимал, что оскверненная Маджидом родная дочь будет обречена на вечный позор, если сейчас он не пойдет на уступки. Но все же, шейх Аль-Наджах не умел отступать.

— Пусть сама решает, Ясин, говорить ей с отцом или нет!

— Пусть так, — согласился Адам и перевел взгляд на робко стоящую в дверях Энни.

Покорно опустив голову, девчонка вся сжалась от страха и, казалось, забывала дышать.

— Алия! — раздался оглушительный голос Саида.

Энни вздрогнула, но головы не подняла.

— Подойди ко мне, дочка! — вновь прорычал Саид, не догадываясь, что вместо Алии перед ним стояла совсем другая девушка, которая ни слова не понимала на арабском.

— Боишься? — взревел Саид. — Правильно делаешь, Алия! За твой поганый поступок я готов тебя убить собственными руками! И все же, подойти ко мне, дочь!

Но Энни стояла, не шелохнувшись. Тогда взбешенный Саид встал сам и тяжелыми шагами, эхом разносящимися по залу, подошел к девушке. Он прожигал разъяренным взглядом ее поникшую голову и продолжал требовать ответа.

— Посмотри на меня, Алия! — приказал он, вновь не получив желаемого.

Адам понимал, что еще немного и Саид может заподозрить неладное, а потому занял место чуть поодаль от Саида, так, чтобы тот не мог его видеть, специально не обернувшись для этого. Мысленно он молил Энни обратить на себя внимание, чтобы знаками подсказать той, что делать. Но глаза девчонки словно приросли к полу.

— Алия, благодари отца за его милость, что говорит с тобой на арабском, — рявкнул на английском  Адам, уже не зная, как привлечь внимание девчонки.  И у него получилось! Энни на секунду подняла взгляд и посмотрела на него. Адам же с благодарностью ей кивнул и жестом руки указал смотреть на Саида.

— Никаб сними, когда с отцом разговариваешь! — сухо отрезал тот, уловив испуганный взгляд дочери.

— Снимай! — словно поддерживая Саида, перевел его слова Адам, вновь показывая Энни, что нужно делать.

Тонкими, дрожащими пальцами Энни, приподняла вуаль с лица, а подбежавшая тут же Ясмина помогла снять ее с хиджаба  окончательно.

— Ты опозорила меня! Ты едва не уничтожила весь род Аль-Наджах! Разве так я воспитывал тебя, Алия? — глядя на девчонку в упор, распылялся Саид. — Отвечай!

Но ответом ему были лишь перепуганные глаза дочери, совершенно ничего не понимающей.

— Молчишь? — грубо произнес тот и высоко занес руку, чтобы со всей силы опустить ее на лицо провинившейся Алии.

¹ — Никаб — мусульманский женский головной убор, закрывающий лицо, с узкой прорезью для глаз.  Здесь же имеется ввиду простой никаб — это простая ткань, которая расширяется по верхнему краю лентой и завязывается за головой или прикрепляется к хиджабу и закрывает лицо ниже глаз. Часто также в области шеи.

20. Океан

Энн

— Глазками своими не стреляй, — причитала Ясмина, семеня перед Энн в сторону меджлиса. — Смотри виновато в пол, пока иного не спросят. Поняла?

— Да, — едва поспевая за женщиной, ответила Энни. Мало того, что длинная абайя постоянно путалась под ногами, мешая сделать полноценный шаг, так еще и нервы были ни к черту.

— Ладно, обойдется все, — притормозив неподалеку от огромных витражных дверей, выдохнула Ясмина. — Иди, давай!

На ватных ногах Энни подошла чуть ближе и, затаив дыхание, дернула за ручку. Бесшумно, почти невесомо двери тут же распахнулись, открыв  взору девушки необычайной красоты зал.

Просторное светлое помещение почти по всему периметру  было окружено огромными арочными окнами в пол,  закрытыми от внешнего мира изумительно изящными,  ручной работы  деревянными решетками, сквозь которые мягкими нитями просачивался солнечный свет. Вдоль стен, украшенных извилистой разноцветной  мозаикой, располагались диваны, усыпанные подушками с разнообразными узорами. Между ними элегантно уместились невысокие, с витыми ножками цвета потертой бронзы, стеклянные столы, на которых в изобилии лежали фрукты, сладости и тонким ароматом манил свежезаваренный кофе.

На одном из диванов,  вальяжно  раскинув руки и отвернувшись от Энни, в кипенно-белой рубахе до пят и расшитом золоте биште сидел мужчина. Высокий, мощный, лет сорока, может чуть старше. Напротив него, в такой же расслабленной позе сидел Адам и что-то приглушенно говорил гостю.

Заметив вошедшую девушку, он бросил в ее сторону мимолетный холодный взгляд и, как ни в чем не бывало, вернулся к разговору с шейхом.

Энни стояла , как вкопанная, страшась сделать лишний вздох. Внутри все сжалось от волнения и совершенной беспомощности. Ничего не понимая, ни на кого не надеясь, она рассматривала замысловатый узор на плитке под ногами и ждала.

Голоса мужчин становились все громче, все эмоциональнее.  Энни вслушивалась, пытаясь уловить хоть одно знакомое слово или, быть может, имя, однако,  речь мужчин текла, как полноводная река: бурно, но совершенно безлико.

— Алия, — раздался в этом безудержном потоке скорее рык, чем голос Саида.  Энни глубоко вздохнула и, с силой закусив губу, замерла, не осмелившись поднять глаз в сторону шейха и все же понимая, что спектакль начался.

В ушах шумело, узоры на полу уже давно сливались в сознании в бесформенные пятна. Руки немели и, казалось, свисали вдоль тела безжизненными лентами. Ноги, налитые свинцом,  словно вросли в сияющую плитку под ними.

Внезапно гул голосов сменился звуком приближающихся, размеренных  шагов. Энни распирало от любопытства наконец поднять взгляд и посмотреть, что происходит вокруг, но вспоминая наставления  Адама и Ясмины, она продолжала делать вид, что готова принять любую волю Саида.

Шаги прекратились, но Энни все также не решалась поднять глаз, пока не услышала голос Адама, явно обращенный к ней. На мгновение бросив на него взгляд, она сразу поняла, что хотел от нее молодой человек, и осмелилась посмотреть на Саида.

Если бы не все эти грозные россказни о его гневе и безжалостности, не эти его расшитые золотом одеяния и не дикий страх внутри самой Энн, она ни за что не подумала бы, что мужчина , стоящий перед ней, опасен или жесток.  Он казался ей немного уставшим, расстроенным и недовольным. Его напряжённое выражение лица совершенно не сочеталось с грустью и тоской в его светло-карих глазах. А еще... Его лицо показалось Энн смутно знакомым, как будто видела она этого мужчину где-то, но никак не получалось вспомнить где.

Он что-то говорил, грозно повышая свой голос, и Энни даже догадывалась, что тот пытался достучаться до дочери, совершившей проступок,  и отчасти понимала его чувства. Вот только, не она  была его дочерью.

— Снимай! — голос Адама заставил очнуться и вновь окинуть его мимолетным  взглядом. Молодой человек упорно что-то показывал и Энни, наконец, сообразила, что тот просил открыть лицо.

Из ниоткуда появившаяся Ясмина ловко помогла справиться с задачей, поскольку сама девушка понятия не имела, как снималась эта тонкая ткань с хиджаба. Дело оставалось за малым — явить свою внешность на суд Аль-Наджаха и робко надеяться на чудо.

Прикрыв на мгновение глаза, Энни мысленно вспомнила все молитвы, что так не любила читать дома, в Исландии, и, собрав остатки воли в кулак, подняла взгляд на отца Алии. Мужчина продолжал что-то гневно говорить, при этом внимательно всматривался  в лицо девушки, а потом резко и внезапно поднял руку и замахнулся. В груди тут же вспыхнул неумолимый страх, что Саид догадался об обмане!

Зажмурившись, Энни приготовилась ощутить на себе неподдельный гнев чужого отца, невольно вспоминая своего, никогда не скупившегося на подобные вещи. Но вместо удара, она услышала негромкий, но решительный  голос Адама:

— Ла, Саид! Гхэйя мрати!¹

Энни тут же распахнула глаза и удивленно уставилась на мужчин: совершенно позабыв, кто такой Аль-Наджах, Адам держал того за руку и сверлил правителя ледяным взглядом.

— Она отныне моя, Саид! — перейдя на английский, прошипел Адам, а затем, словно в назидание обоим, добавил: — В моем доме женщин никогда не били и никогда не будут бить! Прошу, прояви великодушие и прости свою нерадивую дочь!

Глаза шейха налились злостью, еще немного и зверь, до этого дремавший внутри мужчины, готов был  выпрыгнуть наружу, чтобы разорвать всех, кто посмел перечить ему. Даже Энни понимала, что своим поступком Адам перешел ту самую границу, за которой они оба рисковали расстаться с жизнью. И как бы девчонка ни была благодарна ему за спасение, сейчас  с большей радостью получила бы она пощечину от Саида, чем в ужасе ожидала его реакции.

— Эмши!²—сквозь зубы процедил Аль-Наджах, грубо вырывая руку из захвата Адама, развернулся и  неспешно вернулся к диванам, где имел честь сидеть до этого.

— Алия, к себе иди, — холодно произнес Адам, не сводя глаз с шейха, и смело направился к нему.

Энни же, проводив  взглядом его точеную фигуру и  мельком окинув глазами Саида,  резко развернулась и поспешила уйти.

— Что будет! Что будет! — скулила Ясмина, грубо подталкивая Энни в сторону ее комнаты. —  Разве можно против воли Саида-то идти? Одни беды от тебя, девка, в этом доме! Одни беды...

Энн старалась держаться, не показывать женщине, как задевали ее слова за живое, но, как бы не крепилась она, слезы непрошено скапливались в уголках глаз.

Чуть ли не силой зашвырнув девчонку в ее комнату, Ясмина вновь закрыла ту на ключ  и ушла, оставив Энни наедине со своими страхами и тревогами.

Она долго смотрела в окно, бесцельно слонялась из угла в угол и ждала. С трепетным волнением и ужасом, то страстно подгоняя время, то моля его замереть. Ясмина вернулась, когда солнце устремилось к линии горизонта, и, поставив на стол поднос с ужином, проворчала:

— Саид уехал, а Адам разрешил тебе спуститься в сад, когда поешь.

— Ясмина, это значит, что все обошлось? — не в силах сдержать улыбку, подлетела к ней Энни.

— Это ничего не значит, — пробурчала женщина в ответ и, ткнув пальцем в сторону еды, приказала: — Ешь.

— Я зайду позже, — наблюдая, как нехотя Энни рассматривала принесенную еду, добавила та. — Некогда мне тут с тобой возиться.

Но стоило только Ясмине выйти за порог, как Энни тут же поправила хиджаб и выбежала следом, так и не притронувшись к еде. Она надеялась догнать женщину и попросить ту проводить ее в сад, раз Адам позволил выйти.

Вот только Ясмина к тому времени уже скрылась из вида. Не долго думая, Энни  отправилась на поиски аллеи с фонтами самостоятельно. Слишком сильным было ее желание увидеть красоты парка возле дома своими глазами, а не только через окно на втором этаже.  Но еще больше манил ее бескрайний океан.

Желтовато-оранжевые, густые лучи солнца уже не обжигали, как днем, а нежно окутывали тело девушки своим бархатистым теплом. Летящей походкой, позабыв про неудобную и длинную абайю, а может сроднясь с ней за это время, Энни подставила носик солнцу и  вдоль залитой светом аллеи с журчащими фонтами направилась в сторону   океана.

Нежный бриз с мельчайшими брызгами воды одурманивал и зазывал все ближе и ближе. Бирюзовая вода мягкими волнами накатывала на теплый, светло-желтый, почти прозрачный песок, охлаждая тот после мучительной испепеляющей жары. Солнечные блики, мягко устилающие водную гладь, играли переливами и задорно подмигивали, перекатываясь на волнах.

Стоило только Энни добежать до конца аллеи, как тут же сняла она расшитые камушками сандалии и, ступив на теплый, немного остывший после полуденного жара песок, зажмурилась от удовольствия! Оставляя одинокие следы, медленно, наслаждаясь каждым шагом Энн подошла к самой кромке воды, где мягкие, робкие волны то и дело набегали на берег. После обжигающего ноги  песка вода показалась Энни прохладной и до безумия приятной! Приподняв подол абайи, как маленькая, принялась она бегать вдоль кромки воды, то догоняя, то убегая от игривых теплых волн.

Рядом с ее домом с Исландии тоже был океан безбрежный и  необъятный. Но никогда вода в нем не прогревалась настолько, чтобы хотелось с разбегу ворваться в его воды. Холодный и суровый, часто неспокойный и мятежный — он привлекал своей необузданной силой и бесконечной мощью.  Здесь же, он казался ласковым и нежным, до невозможности трепетным и влекущим.

Перепрыгивая с ноги на ногу, тем самым разнося вокруг себя соленые, сверкающие в свете закатного солнца брызги, Энни не могла сдержать довольной улыбки. Радуясь, казалось бы, таким простым вещам,  она не сразу заметила, что в сотне шагов от нее стоял Адам и, сложив руки на груди, задумчиво наблюдал за ней.

¹ — Нет, Саид! Она моя жена! (араб.)

² — Пошла вон! (араб.)

21. Единственная

Адам

— Ясин, я тебя не понимаю! — возмущался Абдулла, шагая по аллее в сторону дома.  Только что мужчины проводили Саида и теперь, наконец, смогли вздохнуть свободно. — Вот скажи мне, старому, зачем нужно было вступать с ним в конфликт? Ты представляешь, чем это грозит обернуться?

— Уже обернулось, Абдулла, — вздохнул Адам.

— Нет, Ясин, только не говори, что он отказался отдавать тебе  Алию, — старик замер на месте и схватился за сердце.

— Ну что ты, Абдулла, — грустно улыбнулся Адам. — Где он еще найдет такого дурака, как я?

— Ясин, глупости говоришь! Если бы Алия была дочерью простого смертного — это одно, но она дочь шейха и эмира Дезирии. Поверь, всегда найдется тот, кто закроет глаза на ее бесчестие и кому хватит ума не перечить Саиду!

— Знаю, Абдулла, — согласился Адам. — Но и ты пойми, породниться с Аль-Наджахом совершенно не значит безропотно соглашаться с его бесчинствами!

— Горяч ты, Ясин! Горяч  и глуп! — замотал головой пожилой мужчина. — У всего свой порядок есть! А ты его нарушаешь! Сначала породнись — потом свое мнение навязывай! Что Саид решил?

— Свадьбу для Алии требует!

— Ну так это хорошо, — масляно улыбнулся Абдулла. — Это то, что нам нужно! Значит, подписали контракт?

— Ты не понял, Абдулла! Ему торжество подавай, – вдыхая полной грудью, вымолвил Адам. —  Саиду нужно, чтобы свадьба состоялась по всем нашим традициям.

— Не-ет, — обеспокоенно  протянул старик. — Да как же мы твою исландскую копию, да в его гарем? Они же ее там в секунду ...

Прикрыв рот ладонью, Абдулла так и не договорил, поскольку понимал, что допустить торжества, по крайней мере, пока не нашли Алию было нельзя!

— Когда? —  встрепенувшись, он вновь посмотрел на Адама.

— Через три дня, — отрезал Адам. — Все, что смог я, это уговорить Саида оставить до церемонии  девчонку у себя.

— Самое главное — размышлял старик, — договор подписан, а значит по закону она уже твоя жена.  А торжество будем оттягивать всеми силами! Как и Алию искать!

Эмир кивнул, понимая, что иного выхода у него не оставалось. Однако, сообщать Абдулле, что не собирается подписывать бумаги, пока не найдет настоящую Алию, Адам не стал. Это его решение явно не встретило бы одобрения со стороны старика, да и Ангура тоже, но было твердым и окончательным для него самого. Прежде, чем взять в жены Алию, он хотел посмотреть в ее бесстыжие глаза.

— Думаю, надо пустить слух, что скоро свадьба, — продолжал строить планы Абдулла. — Да такой, чтобы обязательно дошел до Назира. Уверен, как только он поймет, что планы его летят в никуда, Алия найдется моментально.

— Но, Абдулла, это может стать опасным для исландской девчонки, — осек старика Адам.

— Вот тебе не все равно? — удивился тот. — Ее роль сыграна: Саид поверил, что ты привез Алию, брачный контракт подписан. Она нам больше не нужна.

— Тогда отправлю ее домой! А после можешь говорить Назиру все, что душе угодно!

— Нет, Ясин, пока Алия не переступит порог этого дома, чужестранка должна быть здесь. Сам понимаешь, в голове у Саида сам черт ногу сломит.

Адам промолчал, поскольку спорить со стариком у него не было желания, как, впрочем, и уступать ему.

Не успели мужчины договорить, как навстречу им вышел Ангур, озадаченный решением Саида не меньше остальных.

— Ясин, я все узнал! —  мужчина перешел сразу к делу. — Хамас сейчас в Бейиде. Дня два туда дорога займет, не меньше. Да и задержаться там получится, казухи полгорода разнесли.

— Свяжись с ним, Ангур! — решительно приказал Адам. — Давно пора это бедуинское отродье на место поставить! Вот на пару с Хамасом и разберемся.

— Ясин, ты это что удумал? — влез в разговор Абдулла. — Там, где речь заходит о  Хамасе, головы летят направо и налево! Только с ним против казухов и выступать! Он же быстрее любого бедуина тебя пристрелит!

— Абдулла! — грозно прервал старика Адам. —  Хамас мой брат! Пусть и двоюродный, но кровь у нас одна! Как и цель. Да и скажи мне, как, если не силой остановить это безумие? Сколько мне еще прятаться за спинами военных? А так сразу две проблемы смогу решить: казухов приструню и свадьбу сумею отложить. А пока мы с Ангуром в Бейиде будем, ты, Абдулла, головой отвечаешь за девчонку! Это понятно?

— Не езди, Ясин! Отступись! Это же верная смерть! — не отступал пожилой мужчина.

— Свадьба — вот верная погибель для всех нас! Все под суд пойдём за обман! — вмешался Ангур. — Действовать нужно решительно и без промедлений!

— Согласен, — кивнул Адам. — Подготовь людей. Выезжаем сегодня!

Ангур тут же широким шагом двинулся исполнять указания, Абдулла же, схватившись за голову, никак не мог успокоиться.

— Адам! — воззвал он к его сердцу. — Молю тебя, не делай этого! Казухи только и ждут, чтобы расправиться с тобой. Это ловушка, мой мальчик! Ловушка!

— Перестань, Абдулла, — попытался остановить его Адам. — Ты хочешь, чтобы я занял место Саида, чтобы народ уважал меня, чтобы решения мои были справедливыми, так?

— Да, Ясин, но не такой ценой!

— Казухи грабят и разоряют деревни, насилуют наших женщин и убивают мужчин. Разве не правитель должен помочь своему народу?

— Верно, Ясин, но сейчас в это пекло лезть глупо! Тебе и подавно!

— А кому, Абдулла? За кем пойдет народ против уродов этих? Хамас силен, но народ его не знает. Для них он — чужак! Вместе мы сможем усмирить казухов — я верю!

— О, Аллах! — вознеся руки к небу, простонал Абдулла. — Ясин, не ведаешь ты, что творишь! Хочешь задержать свадьбу — спрячь невесту! Скажи, что снова сбежала, что эти же казухи похитили, что захворала, в конце концов! Но идти на верную смерть, не позволю!

— Я уважаю тебя, Абдулла! И люблю! Как отца люблю, но делать буду по-своему. Саиду завтра сообщишь, что выехал на подмогу Хамасу. А сам займешься вплотную поисками Алии.

Абдулла ничего не ответил. Мотая головой и  проклиная недальновидность Ясина, старик направился в сторону дома, оставляя молодого и горячего эмира в одиночестве. Спорить с Адамом было делом бесполезным, как и всегда. Но и позволять ему совершать ошибки он не мог, а потому уже сейчас прокручивал в голове любые варианты, чтобы не дать эмиру  помешать его многолетним планам.

Спонтанное решение ехать в Бейиде — небольшой городок на северной окраине Блароха —  не давало покоя Адаму. Он прекрасно понимал насколько опасной и непредсказуемой может стать поездка в захваченный восставшими казухами город. Но, увы, иного пути для себя не видел.

Задумчиво бродя по саду, он и не заметил, как  палящее солнце плавно опустилось за вершины деревьев, мягким светом подчеркивая контуры белоснежного дома, переливаясь в брызгах фонтанов и играя с рыжими непослушными волосами  неугомонной девчонки, задорно перепрыгивающей лазурные волны, неспешно накатывающие на песок. Увлеченная своим занятием, она совершенно не замечала ни  Адама, стоящего неподалеку, ни того факта, что наспех надетый платок  полностью спал с ее головы, ни того, как высоко задирала она подол своей абайи, чтобы не замочить ту соленой водой.

Ее бездумное поведение вызывало внутри мужчины очередной приступ гнева, но дикая усталость, накопленная от бессонной ночи и тяжелого разговора с Саидом, лишала желания ссориться с Энни в очередной раз. Поэтому, убедившись, что более никто не смел наблюдать за ее беспечными играми, Адам скрестил на груди руки и внимательно следил за каждым ее движением.  В своей непосредственности и наивной радости Энни сейчас виделась ему  полной противоположностью Алии. Он невольно вспомнил тот случай, когда несколько лет назад Саид привез Алию в его дом, как та скривила свой носик, увидав дикий, необустроенный песчаный берег, как тут же поспешила в дом в компании целой свиты своих прислужниц. Адам не мог представить, чтобы его невеста хоть раз позволила бы себе подобную вольность — быть собой. И сейчас, глядя на Энни, он понимал, что именно такой искренней, настоящей Алии ему не хватало.

И все же позволить девушке ходить с непокрытой головой, да и почти по колено заголять ноги, Адам не мог, как бы сильно его самого не увлекало подобное зрелище. На территории его резиденции было полным полно мужчин, да и кругом стояли камеры. А потому, спрятав улыбку и дождавшись, когда Энни случайно заметила его присутствие, он неспешно подошел к ней.

— Моей невесте не позволительно вести себя подобным образом, — грубо отчеканил эмир, стоило только ему приблизиться к Энн. Она словно забыла все, что так старательно вбивал в ее голову мужчина. Смелый и открытый,  с задорным блеском медовых глаз взгляд, бередил душу Адама, путая все его мысли.

— Как же хорошо, что я не твоя невеста, — с широкой искренней улыбкой прощебетала девчонка и неожиданно с размаху ударила по воде ногой, отчего белоснежная кандура эмира тут же покрылась разводами от соленых брызг.

— Ты совсем потеряла страх, джария! — вспылил Адам.

— Если всего бояться, то можно умереть со скуки! — совершенно не страшась, ответила Энни и вновь топнула ногой. — Отчего твои восемь жен и толпа наложниц не гуляют по саду? Запугал их?

— Тебя это не касается! — ощущая, как капли воды коснулись его лица, выплюнул Адам. У девчонки явно был талант — выводить его из себя! — Ступай в дом и приведи себя в порядок!

— Ни за что, — столкнувшись с закипающим взглядом Адама, смело ответила  Энни, но брызгаться более не решилась. — Ты только взгляни, как тут красиво! Как можно сидеть в четырех стенах, когда рядом такое небо, такое солнце и целый океан!

Потеряв всякий страх, Энни вскинула руки в стороны и начала крутиться вокруг своей оси, высоко задрав голову и зажмурившись от закатных лучей солнца. Полы ее абайи тут же рухнули в воду, безжалостно намокая.

— Адам — ты врун и обманщик! — сквозь смех, заявила она. — Вчера ты пугал меня смертоносной пустыней, хотя прекрасно знал, какая неземная красота окружает твой дом.

— Если ты сейчас же не пойдешь в свою комнату, то рискуешь этой ночью ощутить на себе весь ужас местной пустынной жизни.

— Ты опять угрожаешь!– остановившись, Энни раскрыла глаза и уставилась на Адама. — Но я тебя не боюсь!

— Даже так?

— Ага, —  не отводя глаз, подтвердила девчонка, но все же сделала шаг назад, оказавшись в воде по щиколотку. — Ты же сам сказал, что не бьешь женщин!

—  Ради тебя я сделаю исключение! — рявкнул Адам, на шаг приближаясь к Энни. — Тем более, ты сама уже всем рассказала, что я поднял на тебя руку. Так пусть слухи будут обоснованными.

— Никому я ничего подобного не говорила, — фыркнула девчонка, еще немного отступив назад. — Ясмина неправильно все поняла и только, а я ничего не могла объяснить — ты же запретил мне открывать рот!

— А ты и послушалась? — не отводя серых глаз от залитого солнцем лица Энни, спросил Адам, наперед зная ответ.

— Нет, — робко, страшась реакции эмира, честно  ответила та. Но вместо недовольства и раздражения внутри Адама разлилось что-то сродни облегчению: она не соврала.

— «Ваха» переводится, как оазис, — задумчиво сказал он, взглянув  за линию горизонта. — Зеленый и благоухающий  клочок земли посреди выгоревшей от солнца пустыни. Я не обманул тебя, сказав, что отсюда не убежать.

—Так я и не собиралась, — переступая с ноги на ногу, заметила девушка. — Ты обещал отпустить меня сам! Что сказал Саид? Он поверил, что я – это она?

— Поверил, — вновь вернув внимание к девчонке, сухо ответил эмир: большего ей знать не полагалось.

— Ты сказал, что я, ну то есть Алия, уже твоя, — отступив еще немного дальше, Энни с любопытством разглядывала Адама, не замечая, как намокшая абайя все сильнее прилипала к ее ногам, сковывая движения.

—  В моем мире для заключения брака не требуется согласия невесты, — отрезал Адам, резко шагнув вперед, не обращая внимания на промокшую обувь и испорченную кандуру.

— И что это значит? — улыбнувшись спросила Энни, интуитивно отпрыгнув от мужчины еще глубже. Вода уже доходила до ее колен, а стоило небольшой  волне подкрасться чуть ближе, так и вовсе абайя намокала все выше и выше.

— Тебе стоит выйти из воды! — окидывая взглядом свою пленницу и недовольно  стиснув зубы, прорычал Адам.

— Ты не ответил, — заметила Энни и специально отступила еще глубже, словно выводить мужчину из себя доставляло ей несказанное удовольствие.

— Отныне ты моя жена! — осадил девушку Адам в надежде, что та одумается, испугается, в конце концов, и выйдет из этой чертовой воды.

— Какая по счету? Девятая? — рассмеялась Энни, совершенно не принимая слова эмира всерьез.

— Единственная! — отчаянно прорычал тот и грубым  движением подхватил девчонку на руки, поспешив выйти из воды. От неожиданности Энни взвизгнула и обвила шею эмира руками, оказавшись непозволительно близко к нему. В это  мгновение Адам осознал свою ошибку: импульсивным поступком он наказал самого себя. Нежная и легкая — она почти растворилась в его руках. От ее прикосновений кожа на шее пылала огнем. А от тонкого цветочного аромата ее волос, смешанного с солоноватыми нотками морского бриза, начинала кружиться голова. В эту секунду он проклинал самого себя за глупость и несдержанность, а еще был страшно зол на Энн, которая вместо того, чтобы как обычно вырываться и дерзить, покорно позволяла выносить себя из воды.

22. За спиной

Энн

Шум прибоя сливался с бешенным стуком сердца. Адам был слишком близко. Так близко, что Энни не могла понять, чье сердце в это мгновение билось громче. Заблудившись  в собственных ощущениях, она всё не решалась убрать  руки с обжигающей, гладкой кожи эмира, хотя цепляться за его шею не было никакой необходимости.  Адам и без того держал ее крепко и размеренными шагами двигался  в сторону дома.

— Ты далеко собрался меня нести? — поборов первое чувство неловкости, Энни устроилась поудобнее и начала болтать босыми ножками.

— Я запру тебя в комнате, — пробурчал Адам, хлюпая сырыми ботинками по горячему песку.

— Может поставишь меня на ноги? —  предложила девчонка.

— Нет, – рявкнул Адам спустя пару минут, ступая уже по белоснежной плитке аллеи и  оставляя за собой чумазые следы.

— Что подумают люди, Адам?   — изобразив неподдельный ужас, вскрикнула  Энни, хотя в этот момент мысли чужих людей ей были вовсе не интересны.

— Подумают, что я наконец-то решил заняться воспитанием своей непокорной жены!

— Да что ты заладил: жены, жены! Разве можно стать женой без свадьбы? Или у вас и это не заведено? — не сводя глаз с напряженного мужчины, спросила Энн.

— Свадьба? — Адам на мгновение остановился и смерил хитрим взглядом лицо девушки. — Брось, Энни, какая свадьба? Договор на руках — можно сразу переходить к первой брачной ночи! Вот сейчас поднимемся в покои и ...

Эмир явно издевался над девчонкой, запугивая ту и наказывая за непослушание.

— Отпусти! — взъерепенилась Энн и,  убрав руки с его шеи, начала изгибаться, чтобы вырваться из лап монстра. — Немедленно поставь меня на ноги! Ты не посмеешь!

— Не посмею? Я? — лицо Адама озарила улыбка, а руки только сильнее сжали хрупкое тело девушки. — Ты меня слишком плохо знаешь!

— Негодяй! Мерзавец! Подлец! — что есть мочи начала колотить по стальным плечам Энни, но Адам словно не замечал ее усилий. — Ты обещал не трогать! Обещал!

— А ты обещала слушаться меня! — оскалился Адам, подходя к дому.

— Никогда! Ни за что! — не оставляя попыток выбраться, ответила Энн. — Пусть Алия тебя слушается и ночи с тобой проводит. Отпусти!

Адам лишь качнул головой, ногой открывая массивную дверь.

Энн ни на шутку перепугалась: огромный, мощный, непомерно сильный — он мог сделать с ней все, что угодно. Но самое страшное, что никто в этом доме даже не попытался бы ей помочь.

Сделав вид, что она смирилась со своей долей, Энни вновь положила руки на шею эмиру, отчего тот  вздрогнул, но хватки своей не ослабил. Тогда она прислонилась щекой к его плечу и почти беззвучно прошептала:

— Будь по-твоему.

Ее шёпот был тихим и едва уловимым и, конечно, Адам не поверил ее словам, а потому, решив, что ослышался, переспросил:

— Что ты там шепчешь, джария?

Энни довольно улыбнулась и, приподняв голову, прикоснулась губами к его уху.

— Никогда я не буду твоей! — прошипела она отчаянно и со всей дури укусила того за мочку.

Нужный эффект был получен: от неожиданности хватка мужчины ослабла и Энн выскользнула на свободу.

— Жену свою воспитывай, а меня не смей! — пятясь от него спиной, она прожигала насквозь незадачливого жениха. Но отвернуться от него, чтобы попытаться убежать, не смела: знала, что тот догонит ее в два счета и тогда уже не оставит шансов на спасение.

— Чертовка, — растирая ухо, сверкнул разгневанным взглядом Адам. — Я спрошу с тебя за это! Можешь не сомневаться!

В его глазах отражалось безумие, его челюсти были сжаты, а крылья носа раздувались, словно у взбесившегося жеребца. Уверенными, плавными, неспешными шагами он приближался к своей жертве, вселяя в Энни непомерный страх. Она пятилась от него: босая, перепуганная, но готовая бороться за свою честь до последнего. Ноги путались в длинных сырых полах абайи, не давая ей держать равновесие, гулкие удары  сердца эхом отдавались в ушах, а кончики пальцев на руках покалывало от волнения, но ее непоколебимый и уверенный взгляд не оставлял ни малейших сомнений: эту битву Адам проиграл.

Низкий голос Ангура раздался внезапно. И если для Энни он стал шансом на спасение, то Адама только сильнее распалил.

— Ясин, у меня все готово! — из вежливости к девушке, на которую даже не смел взглянуть,  Ангур говорил на английском, явно дающийся тому с большим трудом. — Если желаешь застать Хамаса в Бейиде, нужно выезжать сейчас.

Жестом руки, ни на секунду не отводя взгляда от девчонки, Адам дал понять мужчине, что услышал его. Тот покорно кивнул и удалился, лишая Энни надежды на побег.

— Почему все называют тебя Ясин? — дрожащим голосом спросила девчонка. Ей отчаянно хотелось отвлечь Адама от очередной своей проделки.

— Потому что это мое имя!

— Тогда кто такой Адам? — состроив непонимающую мордашку, удивилась Энн.

— Это то, что тебя волнует сейчас больше всего прочего? — ухмыльнулся мужчина, возобновив свое приближение.

— Нет, — протянула Энни, уже не пытаясь убежать. — В моей голове уйма вопросов, но что-то мне подсказывает, что отвечать ты не станешь.

— Ты права, джария! — остановившись от девушки в полушаге, выдохнул Адам. — Иди к себе!

— А ты? — закусив от волнения костяшку указательного пальца, спросила Энн.

— Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой? — еле сдерживая смех,  поинтересовался эмир и, обхватив ладонь девушки своей, остановил попытки Энни откусить себе палец.

Девушка помотала головой и попыталась выдернуть руку, но Адам ее не отпустил.

— Слушай меня внимательно, Энни, — его лицо моментально стало серьезным, а голос твердым. — Я должен уехать. Несколько дней ты будешь здесь одна. Абдулла и Ясмина будут в твоем распоряжении.

Рука Адама требовательно сжала нежную ладонь.

— Сидеть будешь, как мышка: ни с кем не разговаривай, никуда не выходи, а если выйдешь — прикрывай лицо. Поняла?

— И долго тебя не будет? — кротко кивнув, спросила Энни, но Адам пропустил ее вопрос мимо ушей.

— Если Саид решит забрать тебя во дворец, с собой возьмешь Ясмину и ни на шаг от нее не посмеешь  отойти. Ясно?

Энни смотрела в бездонные серые глаза эмира и никак не могла решить, что пугало ее сильнее: опасная близость мужчины или его исчезновение из ее жизни. Пусть на грани, пусть вечно на повышенных тонах,  но именно сейчас она понимала, что все это время была под его защитой, а теперь лишалась и ее.

— Ты вернешься? — зачем-то спросила Энн.

— Конечно, — ухмыльнулся Адам и, наклонившись чуть ближе, прошептал: — Я же обещал тебе первую брачную ночь.

Заметив саркастическую улыбку на лице эмира, Энни вырвала свою руку из крепкой мужской ладони, молча развернулась на голых пятках и отправилась к себе, мысленно передразнивая заносчивого , самоуверенного придурка.

Тем же вечером Адам вместе с Ангуром покинули территорию резиденции Аль-Ваха, оставив Энни совершенно одну.

Час за часом время складывалось в дни и монотонно ускользало сквозь пальцы. В четырех стенах  в полной неизвестности и умирая от скуки, Энни сидела в своей комнате, всеми позабытая и никому ненужная.

Хмурая Ясмина, все еще считавшая девчонку виновницей конфликта Адама с Саидом, да и получившая выговор от эмира за свой недогляд, больше практически не говорила с гостьей. Сварливо приносила той еду, а после старательно закрывала на ключ.

С утра до вечера Энни смотрела в окно, на такой близкий, но в то же время безумно далекий океан и ждала возвращения эмира.

Тот день обещал стать очередным серым и безликим  в ее жизни: с утра — завтрак, а затем — тягучие часы ожидания возле окна. Если бы в размеренный поток жизни не вмешалась судьба или чей-то выверенный и точный расчет.

— Совсем ты засыхаешь тут, — пробурчала Ясмина, собирая посуду после трапезы. — Который день в четырех стенах сидишь.  Ладно, собирайся. Пока Абдулла в отъезде, погуляем немного по саду.

Порой для неуемного счастья надо так мало! Вот и Энни, напрочь позабыв наставления Адама, наспех накинула абайю и хиджаб, совершенно упуская из памяти просьбу эмира — закрывать лицо.

— Ясмина, я готова! — взволнованно пролепетала девчонка, готовая расцеловать женщину.

— Пошли, бедовая ты моя, — улыбнувшись уголками губ, вздохнула та и повела пленницу в сад.

—  Только смотри не убегай! — ворчала Ясмина. — Я за тебя головой отвечаю!

— Я не подведу, — согласилась Энни, полной грудью вдыхая жаркий, но такой манящий воздух свободы.

— Сколько лет этим деревьям? — указывая на  раскидистые мескиты, обрамляющие  аллею, поинтересовалась Энн.

— Много, не один век уже, — сухо ответила Ясмина, явно не желающая развивать беседу.

Медленно прогуливаясь в тени многовековых насаждений, Энни не сразу заметила, что навстречу   со стороны главных ворот уверенной походкой и с довольным выражением лица приближался  Абдулла, только прибывший на территорию  резиденции Аль-Вахи. Но шел он, к удивлению Энни, не один. Следом за ним едва поспевали полноватый, невысокий мужчина и девушка в черной безликой одежде с потупленным взором.

Стоило только подойти им чуть ближе, как толстяк тут же впился своим жадным взглядом в открытое лицо Энни и моментально побледнел, словно вместо девушки увидел он привидение.

— К себе иди! Быстро! — Ясмина подтолкнула девчонку, осекая ту любопытно рассматривать незнакомцев.

— Кто это? — прошептала Энн, глядя почти в упор на толстяка. Его слегка прищуренные глаза какой-то магической силой удерживали на себе её взгляд.

— Аллахом тебя заклинаю, в дом иди! — простонала Ясмина, уже в открытую дёргая Энни за рукав. — Адам нас обеих убьёт, если узнает! Иди к себе и ни шагу из комнаты, пока не приду. Поняла?

Недовольно поджав губки, Энни кивнула и, развернувшись, поспешила обратно в надоевшую до изнеможения комнату. Правда, даже спиной девчонка ощущала на себе острый, как лезвие, взгляд незнакомого мужчины, отчего в душе её поселилось необъяснимое волнение и недоброе предчувствие.

 Спеша по длинным коридорам, Энни наивно полагала, что стоит закрыться за дверями своей комнаты, как безудержное беспокойство спадёт, как вновь она ощутит себя в полной безопасности, но щелчок замка только усилил страх.

Закусив палец, она бесцельно бродила по комнате, то и дело выглядывая через окно в сторону пресловутой аллеи, но незнакомцев к тому времени там и след простыл. Неизвестность! Вот что пугало её больше всего. Опасливые причитания Ясмины и слишком довольное выражение лица Абдуллы никак не выходили из головы. А стоило только прибавить к этому ошарашенный взгляд толстяка, как страх липкой патокой растекался по телу. Несколько часов Энни трепала себе нервы несостоявшейся встречей, несколько долгих часов она не знала, что думать.

— Это был Назир с дочерью. Вот же нелёгкая привела! — ворчала Ясмина, когда ближе к вечеру принесла Энни обед.

— Назир? — переспросила девчонка. Это имя ей ни о чём не говорило.

— Назир Аль-Араис, — уточнила Ясмина, совершенно не проясняя ситуации. — Абдулла сказал, что те по дороге в Аль-Наджах решили сюда заехать. Саид им сообщил, что Алия здесь, вот Назир и привёз Зухру.

— Кто такой Назир? А Зухра? — откусив кусочек лепёшки, спросила проголодавшаяся за день Энн, совершенно ничего не понимая. — Они уже уехали?

— Уехали-уехали. Не забивай голову, — заворчала старушка. — Ешь!

Энни ещё много что пыталась узнать у задумчивой Ясмины, поскольку прекрасно видела, как ту обеспокоил визит некого Назира, но женщина была молчалива, а если и отвечала на вопросы девчонки, то смазано и кратко.

 Дурное предчувствие тем временем крепло с каждой секундой. Что-то должно́ было случиться! И этот визит Назира отчего-то не казался Энни случайным, в подобные совпадения ей верилось с трудом. Погрузившись в свои мысли, она и не заметила, как наступила ночь. Тёмная, тихая, хмурая. Час за часом Энни ворочалась в кровати, пытаясь заснуть, но ничего не получалось. Неведомая сила словно специально не давала ей сомкнуть глаз.

 Накинув на плечи шелковый халат, она спрыгнула с кровати и босиком подошла к окну. Сквозь резной рисунок закрытых решёток смотрела она на небо, усыпанное огромными звёздами, на переливающиеся разноцветными огнями фонтаны, непонятно для кого работающие ночь напролёт, и прислушивалась к размеренному шуму океана и совершенной тишине в доме.

Яркий свет словно вспышкой от фотоаппарата ослепил глаза девушки. Немного левее основной аллеи, там, где находилась небольшая парковка для автомобилей, ночная тьма озарилась светом фар. Кто-то приехал или, напротив, только собирался уезжать. В любом случае разглядеть хоть что-то было сложно: яркий свет бил прямо в глаза. Но когда на фоне ослепляющего потока показались силуэты явно мужских фигур, по телу Энни пробежал холодок. Несколько человек сновали туда-сюда, то немного приближаясь, то полностью исчезая во тьме, пока от всего этого хаоса не отделились двое мужчин, как ни странно, одетых совершенно обычно: без длинных кандур и платков на голове. Но не это заставило Энни замереть, стоило тем ступить на освещённую аллею. Наблюдая, как эти двое уверенно приближались к дому, её взгляд застыл на третьем, безвольно повисшем на руках своих провожатых молодом человеке.

— Боже, — прикрыв ладонью рот, прошептала Энни. — Адам…

Прерывисто дыша, она смотрела на его поникшую голову, обвязанную какой-то странной тряпкой, больше походившей на чей-то платок, но сейчас выполняющую роль повязки, сквозь которую проступали огромные алые пятна. До боли стиснув зубы, и совершенно не веря своим глазам, Энни бросилась к выходу, чтобы по возможности прийти на помощь. А в том, что таковая была нужна, у неё сомнений не оставалось. Забыв, что была она в одном халате и без обуви, и мысленно благодаря Ясмину, в суете забывшую запереть дверь, выскочила за пределы своих покоев и побежала вниз, навстречу пострадавшему.

Гул чужих голосов, чьи-то тяжёлые шаги и внезапное осознание, что незнакомые мужчины вряд ли будут говорить с ней на английском, немного остудили её пыл, но возвращаться она не собиралась. Притаившись под лестницей, Энни жадно вслушивалась в речь незнакомцев, обрывками коротких фраз долетавшую до ушей, и осторожно выглядывала из своего укрытия, чтобы лишний раз убедиться, что в руках они держали именно Адама.

Совершенно беспомощный, с закрытыми глазами — он болтался в руках мужчин словно марионетка. С силой сжав кулаки и прикусив губу, Энни боялась закричать от отчаяния и страха. Мужчины тем временем поднялись выше и судя по шагам удалились в сторону покоев эмира. Звуки стихли, в доме вновь повисла гнетущая тишина. Только Энни всё так же стояла под лестницей, полностью потерянная и всерьёз напуганная. Понимала ли она, что именно с такой силой страшило её: чужая боль или перспектива навсегда остаться в чужой стране без поддержки эмира — сказать было сложно. В тот момент в её голове перемешалось абсолютно всё. Но просто уйти в свою комнату, не удостоверившись, что Адам был жив, она не могла.

 Крадучись, едва ступая голыми ногами по прохладной плитке, местами сменяемой мягкими коврами, она робко продвигалась в ту сторону дома, где совсем недавно скрылись незнакомцы. Любой шорох, любой посторонний звук, да что там — собственное громкое и неподвластное Энни дыхание заставляли ту замирать, ощущая, как сердце с грохотом падало в пятки. Дверь в покои эмира была приоткрыта. Конечно, девчонка могла подтолкнуть ту  и зайти, но что-то останавливало Энни. Возможно, двое незнакомцев, которые были сейчас с Адамом, а, возможно, и собственная неуверенность в своих действиях. В любом случае, прислонившись ухом к двери, девушка сосредоточенно прислушивалась, мечтая услышать голос эмира. Но вместо него за её спиной раздался другой.

— Что ты здесь делаешь? — на ломанном английском прорычал Ангур. Энни вздрогнула и зажмурилась, страшась даже просто взглянуть на мужчину. Но всё же ответила:

— Ангур, он жив?

— Жив, — ответил тот.

— Можно я к нему зайду? — набравшись мужества, спросила Энн и посмотрела прямиком на Ангура.

 Впервые она видела его в обычной одежде, что-то навроде камуфляжного костюма. Он выглядел не лучше Адама, только что стоял на своих двух. Ссадины на лице, грязь на рукавах и наспех перевязанное запястье со следами запёкшейся крови. Всегда грозный, нелюдимый, холодный сейчас Ангур казался другим. В его глазах застыла боль. Но не та, что сверлила раны, а та, что разъедала сердце в переживаниях за друга.

— Хорошо, — выдохнул он, стараясь смотреть куда угодно, только не на девушку. — Но только после прихода врача.

— Спасибо, — отозвалась Энни, наконец вспомнив про свой внешний вид. Кутаясь сильнее в полы длинного шелковистого халата, она представила разъярённое лицо Адама, если бы тот нашёл её вместо Ангура и невольно улыбнулась.

—Обождешь здесь. Я позову, — буркнул мужчина, указав девушке на соседнюю дверь. И словно прочитав мысли Энни, добавил: — И, ради Всевышнего, не слоняйся по дому в таком виде! Адам, когда очнется —не простит.

Маленькая комната с крохотным оконцем, за которым все равно ничего не было видно, голыми стенами в строгих тонах и небольшим ковром на полу стала временным убежищем для незваной гостьи. Слегка приоткрыв дверь, Энни одним глазом наблюдала за происходящим снаружи: как прибежала взволнованная Ясмина, что-то бубнившая себе под нос, как следом влетел к Адаму Абдулла, явно не находящий себе места, как после – все вышли, оставляя эмира в распоряжении врача. Энни ждала, хотя и сама не понимала до конца зачем. Аль-Ваха не был ее другом или возлюбленным. Она не испытывала к нему симпатии и даже должного уважения. Но вопреки всему что-то внутри тянуло ее к мужчине.

 Все сильнее уставали ноги стоять неподвижно, все хуже удавалось сосредоточить внимание  и следить за дверью эмира, но и уйти Энни не могла. Ей хотелось увидеть Адама и удостовериться, что с ним  все будет хорошо. Только так она могла успокоить саму себя.

Прошло не меньше часа, прежде чем врач — возрастной мужчина в белоснежной кандуре и с красным крестом на чемоданчике — вышел из покоев Эмира. Абдулла тут же подхватил того под локоть и, явно что-то выспрашивая, повел его вниз. Ясмина, до этого стоявшая в стороне, побежала следом. Вот только Ангура нигде не было видно.

Подождав для приличия еще минут пять и решив, что мужчина в тревогах позабыл про свое обещание, Энни аккуратно приоткрыла дверь и прошмыгнула в покои эмира.

Да, его личное пространство сильно отличалось от комнаты, куда поселили девчонку, отчего Энни растерялась, не понимая в какую сторону ей идти. Комната за комнатой с шикарной обстановкой и огромными окнами создавали иллюзию бесконечности. Множество дверей, замысловатых углублений и ответвлений путали и без того сбитый с толку разум.

Первая мысль — все же дождаться Ангура. Но Энни явно не хватало терпения. Покрутив задумчиво головой, по привычке закусывая палец, она бросилась искать пострадавшего наобум. Гостиная, комната отдыха, молельная и даже гардеробная оставались позади, но мужчины она так и не нашла. Продвигаясь все глубже, Энн не выдержала и произнесла:

— Адам, — сначала тихо и несмело.

 Но сделав еще несколько шагов повторила:

— Адам, — уже чуть громче и смелее.

 Но эмир оставался нем к ее словам, заставляя свою гостью нервничать все сильнее и сильнее.

23. Ладони

Адам

— Адам, — сквозь пелену спутанного сознания доносился до мужчины нежный голос, но тут же исчезал в пучине боли и темноты. Открывать глаза эмир не спешил.  И не потому, что не желал, — он просто не мог. Дикая слабость окутывала его с ног до головы. Мир вокруг словно сошел с ума, отказываясь принимать четкие очертания. Все кружилось и плыло перед глазами, стоило только попытаться их открыть.  А еще боль... Сильная, пульсирующая, взрывающая каждую клеточку его измученного тела. Она хлёсткими ударами била в голову и волнами уходила ниже.

— Адам!

И снова этот зовущий голос. Чуть громче. Немного ближе. Словно не давал эмир указаний оставить его одного. Не беспокоить. Дать пережить эту дикую боль в тишине.

Хамдан — личный врач семьи Аль-Ваха уже на протяжении не одного десятка лет —и так еле привел мужчину в сознание. Что сложного — просто дать ему время на отдых,  понять, как унизительно для эмира быть слабым и беспомощным в глазах окружающих?

Чертов взрыв! Он разбил все планы. Внезапный, почти на подъезде к границе собственной провинции — он так не вовремя оглушил и вывел из строя!

Голова гудела. Мысли, что накатывали в сознании одна за другой, тут же разбегались, не давая Адаму ни малейшей возможности сосредоточиться на происходящем вокруг.

— Адам, — нежный шепот опалил кожу. Так близко. Так приятно.  Хотя может, это только привиделось ноющему от боли сознанию...

— Боже, кто это сделал с тобой? За что? — тонким  ручейком голос вновь и вновь проносился рядом. Адам не разбирал слов, не понимал их значения. Он просто слушал.

— Как ты? — нежное касание тонких пальцев к воспаленной коже словно разрядом электрического тока обжигало скулы, лоб, линию подбородка — всё, чего только смела коснуться девчонка. При этом она продолжала ласкать слух своим шепотом, унося боль далеко-далеко. Ни одно лекарство, выписанное Хамданом, не действовало лучше ее прикосновений и слов, проникающих сквозь темноту к самому сердцу Адама.

— Ээээ, — словно стон раненого зверя, раздался сиплый голос эмира. Он хотел позвать девчонку, остановить ее, сказать, чтобы не смела его трогать, что он не нуждается в ее жалости и сострадании,  но силы слишком медленно возвращались к нему, а успокоительное, которое Хамдан уговорил выпить, действовало безотказно.

— Ээээ, — как в бреду, продолжал повторять он.

— Тише, тише! — доносился  шепот в ответ. Такой сладкий, проникновенный и искренний. Он был сродни маяку для заблудшей души Адама.

Ладони девушки продолжали скользить по лицу, гладили мужчину по волосам, сжимали его обессиленную ладонь. Казалось, Энни хотела забрать всю его боль, все его страдания. И, как ни странно, ей это удавалось.

— Альби маак¹! — сорвалось с пересохших губ эмира прежде, чем сознание окончательно растворилось в сонной неге, даруя измученному телу Адама такой необходимый покой.

Несколько часов пронеслись незаметно. За окном уже давно набирал силу новый день. Солнечный свет тонким робким лучиком то и дело пробегал по лицу эмира, с каждой секундой приближая того к пробуждению.

Адам открыл глаза резко, словно боялся упустить  что-то важное. Голова уже не разрывалась на части от боли, глаза, понемногу привыкшие к свету, начинали различать знакомую обстановку вокруг. И только слух явно играл с Адамом злую шутку, заставляя поверить в невозможное.

Тихая, нежная мелодия, напеваемая мягким девичьим голосом, звучала совсем рядом, обволакивая сознание мужчины и даруя его сердцу покой.

Слегка приподнявшись на локтях, Адам заметил Энни, сидящую на просторной кровати чуть поодаль от него самого. Устремив свой взгляд в сторону окна, она подтянула к себе ноги, крепко обхватив их руками и положив голову на колени. Ее огненного цвета волосы непокорными мягкими прядями струились по тонкому профилю, обрамляя ее совершенные черты лица. Игривые лучи солнца робко и несмело касались ее кожи, подсвечивая каждую веснушку и отражаясь в глазах самого желанного для Адама цвета.

Стараясь не спугнуть свою гостью, эмир позволил себе слабость: хотя бы недолго задержать на девчонке свой взгляд. В его голове, еще пару часов назад такой тяжелой и беспросветной, в этот момент все вмиг прояснилось: он вспомнил как Энн  пришла к нему ночью, как жалела его  и пыталась унять несмолкаемую боль. И это пение... Сейчас он отчетливо понимал, что оно окружало его все то время, пока он спал.

Адам смотрел на девчонку и впервые не мог разглядеть  в ней Алии.  Более того, в эти минуты он совершенно не понимал, как Саид не заметил отличий. Внешнее сходство девушек разбивалось вдребезги, стоило только взглянуть чуть глубже.

— Ой, ты проснулся, — резко перестав петь, Энни обернулась к мужчине и ласково улыбнулась. — Прости, это я, наверно, тебя разбудила!

— Что ты здесь делаешь? — хрипло и немного грубо спросил  Адам, хотя ругаться ему совершенно не хотелось. Но и показать своей слабости посторонней девчонке, он не мог себе позволить.

— Арна, моя мама, всегда пела  эту песенку, когда мне  было грустно или больно. Прости, я не хотела мешать. Просто волновалась.

— Кто тебя сюда впустил, джария?– делая вид, что пропустил слова Энни мимо ушей, Адам вновь казался хмурым и жестоким.

— Никто, — честно откликнулась гостья. — Я сама пришла. Знаю, что не стоило. Я сейчас уйду.

Энни тут же спустила босые ноги с кровати и попыталась спрыгнуть на пол, как Адам перехватил ее за руку, притянув чуть ближе к себе.

— Кто позволил тебе касаться меня? Отвечай! — не сводя ледяных глаз с лица девушки, прорычал он. Хотя и не ждал ответа. Просто интуитивно не хотел отпускать Энни, но чем удержать ту возле себя, не знал.

— Никто, — отозвалась Энн. — Знаю, Адам, в твоем мире ничего нельзя: ни смотреть в глаза, ни радоваться морю и солнцу, ни ходить, где вздумается, даже  говорить можно только с твоего разрешения.  Но в моем — принято быть рядом с человеком, которому плохо,  жалеть и утешать его, помогать и заботиться. Поверь, в моих мыслях и действиях не было никакой другой подоплеки. Я знаю свое место в этом доме и в твоей жизни, не переживай. Мне просто хотелось помочь.

Слова Энн, произнесенные с такой теплотой и искренностью, не могли не коснуться сердца эмира, а ее близость — его израненной души. Адам и сам не заметил, как, обхватив ладонь девушки, почти вплотную приблизил ее тонкие пальцы к своей щеке, мечтая вновь ощутить их тепло и нежность на коже. Но в последний момент, Энн решительно отдернула руку и все же спустилась на пол, отпрыгнув от кровати эмира на пару шагов.

— Я вижу, что тебе уже лучше, Адам. Пожалуй, на этом моя спасительная миссия завершена. Мне пора к себе, а то Ясмина заметит мое исчезновение, — взволованным голоском пропищала беглянка, отступая в сторону двери и небрежно поправляя шелковистую ткань халата, так не вовремя съехавшую с  плеча.

– Стоять! — пробасил Адам, громкостью своего голоса сотрясая стены. Он только сейчас заметил тонкий, открывающий взору все прелести девушки халат. —  Даже не думай в таком виде выходить из моей спальни!

В неподдельном ужасе Адам схватился  за голову, совершенно позабыв о ранении и повязке, старательно наложенной врачом. Резкая боль пронзила насквозь, заставив взбесившегося мужчину лишь на мгновение зажмуриться. Но этого времени Энни хватило, чтобы убежать.

Бормоча под нос изощренные ругательства в адрес девчонки, Адам попытался как можно быстрее встать, чтобы остановить непокорную. Но его ослабленный организм дал сбой: перед глазами все резко поплыло, а сознание помутилось. Еле устояв на ногах, Адам истошно простонал, мысленно обещая себе наказать чертовку позже.

— Ясин, ты с ума сошел! — раздался в дверях обеспокоенный  голос Хамдана. — Я сказал же тебе не вставать! Куда понесла тебя нелегкая?

Врач подоспел вовремя. Обхватив Адама, он помог тому вновь присесть на кровать и, неодобрительно мотая головой, сказал:

— Я принес тебе таблетки и мазь для Алии, — доктор налил в стакан чистой воды и протянул его эмиру вместе с лекарством. — Пей!

— Какую еще мазь? — уточнил Адам, делая глоток. Только сейчас он осознал, как сильно ссохлись его губы от неутолимой ночной жажды.

— Ясмина просила, а сама, как сквозь землю провалилась, — пробормотал Хамдан, аккуратно снимая повязку с головы Адама, чтобы сменить ту на новую. —  Что ж вы сразу не привели Алию ко мне? Зачем так долго ждали, мучали девочку?

— Мучали? — не понимая слов Хамдана, переспросил Адам. Доктору удалось полностью завладеть вниманием эмира, отвлекая  от неприятных ощущений.

— Ясин, неужели ты не знал? — удивленно поинтересовался мужчина, не отвлекаясь от процедуры.

— Хамдан, — рыкнул Адам. — Не томи!

— Эта мазь, Ясин, — закончив перевязку и взяв в руки небольшой тюбик, доктор задумчиво покрутил его в руках, — от ссадин, ударов сильных хорошо помогает. Ясмина не уточнила, зачем это средство понадобилось Алие. Возможно, та упала или порезалась. Я не знаю подробностей. Вот только, если сварливая сестра Абдуллы не справилась сама со всеми своими лечебными маслами и травами, а обратилась за помощью к традиционной медицине, то полагаю, что Алия сильно пострадала. Надеюсь, что я ошибаюсь, Ясин. Очень надеюсь.

Пожар, разгоревшийся в сердце эмира еще после побега Энни, сейчас принял катастрофические масштабы. С мыслью, что девчонка вновь взялась за старое, распуская сплетни и пороча доброе имя Аль-Ваха, Адам вновь вскочил с кровати. Принятое им до этого  лекарство успело подействовать и сознание мужчины больше не путалось, а напуганный звериным выражением лица Адама   доктор — в растерянности не смел вымолвить и слова.

Наспех одевшись, взбешенный эмир вылетел из своих покоев, на этот раз твердо решив, выбить всю дурь из головы Энни.

¹ — Мое сердце с тобой (араб.)

24. Мгновения до...

Энн

— Тролль самоуверенный! — бубнила под нос Энни, семеня голыми ногами  в сторону выхода. — Алие своей приказывай! Халат ему не угодил! Можно подумать, я голая хожу...

Запыхаясь от возмущения, девчонка миновала  множество комнат и все же добежала до дверей, ведущих в коридор. Правда, стоило ей высунуть свой аккуратный носик на свободу, как тут же заслышала она вдалеке шум приближающихся шагов. Недолго думая, Энн  юркнула в комнатушку, служившую ей ночным укрытием и замерла. Сквозь дверную щель, она заметила доктора, спешащего к Адаму, выдохнула и немного  успокоилась, понадеявшись, что какое-то время эмир будет занят общением с врачом, а после, возможно, и вовсе приструнит свой неуемный гнев. Вынырнув из своего надежного убежища, короткими перебежками она вновь поспешила к себе.

Камень упал с плеч, как только дверь  ее комнаты благополучно закрылась за спиной. Всё! Самое страшное оставалось позади: разъяренный Адам, любопытные чужие взгляды, длинные и извилистые коридоры огромного дома, заблудиться в которых было слишком просто.   Энни обняла себя за плечи и, прислонившись к стене, прикрыла глаза.

Вдох-выдох...

Вдох-выдох...

Постепенно волнение отступило. Дыхание стало более ровным. А мысли — ясными. Взглянув на часы и, на всякий случай, проворно подперев дверь комнаты стулом, Энни мигом скинула пресловутый халат и поспешила в ванную комнату. До прихода Ясмины оставалось не больше часа, а значит на то, чтобы привести себя в порядок и принять душ, времени было и того меньше.

Включив воду, Энни подбежала к зеркалу и взглянула на свое отражение: бессонная ночь давала о себе знать бледностью кожи, покрасневшими глазами и взлохмаченными, как пакля,  волосами. Дикое сожаление, что именно такой ее и увидел Адам, опалило сознание! Закусив указательный палец, Энни хмыкнула и вспомнила слова эмира, сказанные тем еще в салоне самолета по пути в Дезирию.

— Ты и правда выглядишь, как оборванка! — расстроенно прошептала она своему отражению.

Однако, предаваться унынию не позволяло время, точнее его отсутствие. Не мешкая ни минуты, Энни ступила под  теплые струи воды, которые тут же принялись ласково и игриво скользить по телу, успокаивая и смывая морок беспокойной ночи.

Вдоволь насладившись процессом, она выключила воду и, промокнув волосы, по привычке обернулась в огромное полотенце.  Еще немного покрутившись перед зеркалом, но не заметив ничего нового, Энн побрела в сторону спальни. Но стоило только ступить за порог, как взгляд Энни тут же столкнулся с ледяными айсбергами глаз Адама.

Совершенно позабыв о приличиях, тот вальяжно раскинулся  в кресле возле окна и свирепо смотрел на ошарашенную его визитом девчонку.

— Какого чёрта! — взвизгнула Энни, переступая мокрыми ногами по кремовой поверхности ковра. Такой наглости со стороны мужчины, вечно блюдущего нормы морали, она никак не ожидала.

Но Адам молчал. Смотрел в упор и молчал. Его взгляд был тяжёлым, а лицо — до безумия напряжённым.

— Адам! Выйди! — не сбавляя оборотов, прокричала Энн и указала подрагивающим пальцем на дверь.

Жутко и устрашающе,  словно намекая, что пощады не будет, эмир медленно покачал головой, но так и не вымолвил ни слова. Он продолжал сидеть и испепелять взглядом девчонку.

— Как ты вообще сюда попал? Я же закрыла комнату! — возмутилась Энни, заметив  валяющийся рядом с дверью стул.

— Ты опять распускаешь свой язык, джария! — раздался вдруг стальной и непоколебимый мужской голос. Он не был громким, но эхом отдавался от стен комнаты. Он не был пропитан злобой, но вселял неодолимый страх.

— То есть, по-твоему, я еще и виновата? — прощебетала Энн, качая головой.

— Неужели ты думал, что я молча буду наблюдать за твоими выходками? — вновь взглянув на валяющийся стул, продолжила она недоумевать.

Лицо Адама тут же исказила гримаса отвращения. Прорычав что-то на своем языке, он медленно встал и, не отводя взора от перепуганных глаз девчонки, шагнул ей навстречу.  Энни хотелось отступить, да что там, ей хотелось нестись прочь сломя голову, но ноги точно приросли к полу. Ее взгляд метался по комнате в поисках пути отступления, да разве  можно было скрыться от этого монстра?

— Я ошибся в тебе, — одними губами произнес мужчина, грубо поддевая пальцами подбородок Энни, тем самым останавливая её метания.

— Отпусти, — дёрнув  головой в попытке освободиться, прошипела девушка, и  Адам ослабил хватку, но руку не убрал.

— Такая же красивая,   — его ладонь скользнула вдоль линии подбородка Энни и, не останавливаясь, зарылась в  мокрых  волосах девушки.

— И такая же лживая и подлая, как она! — сжимая в кулак пряди рыжих волос, он дернул за них с силой, вынуждая Энн поднять голову и взглянуть ему в глаза. — Смотришь в душу, а потом плюешь в спину!

Резко отпустив девчонку и пренебрежительно отряхнув  руку, словно касалась та чего-то грязного и неприятного, он решительно отошел в сторону и, схватив халат, который Энн наскоро бросила на кровати, швырнул его ей в лицо.

— Оденься!

—  Я не заслужила такого обращения! — позволив куску шелка упасть в ноги, заявила девушка. Слова мужчины били в самое сердце, скручивая то в тугой узел. Глаза щипало от непрошеных слез, а кожа головы горела огнем до сих пор ощущая на себе тяжелую ладонь мужчины. Одной рукой, придерживая полотенце, второй — она попыталась собрать влажные волосы и перекинуть их через плечо.  А после, аккуратно присев, подняла упавший халат.

Адам же, не считая нужным реагировать на слова девчонки, лениво подошел к окну, устремив взор в сторону океана.

Потоптавшись немного в тишине, Энни поплелась в сторону ванной, чтобы переодеться. Стоять почти голой перед мужчиной было безумно стыдно и неудобно. Да и продолжать этот бессмысленный и оскорбительный  разговор не было ни малейшего желания.

Сделав пару шагов, она все же обернулась и, глядя в широкую спину эмира, добавила:

— С каждым днём я все больше и больше понимаю твою невесту!  Я бы тоже сбежала от тебя при первой же возможности!

Своими словами Энни удалось заставить Адама вновь взглянуть на нее, но дожидаться его ответа она не стала и, повернувшись к нему спиной, продолжила удаляться в сторону ванной комнаты.

— Остановись! —  вскрикнул мужчина настолько резко и внезапно, что Энни вздрогнула и замерла, но поворачиваться к нему не спешила. Её откровенно раздражала его манера разговаривать с ней в приказном тоне.

— Так значит, ты не обманула Ясмину, и Хамдан тоже не стал жертвой твоих сплетен, — надтреснутым голосом произнес Адам, явно подходя ближе.

Энни крепко вцепилась ладонями в узел на полотенце, ощущая, как каждая клеточка ее тела готова была взорваться от напряжения.

— Кто такой Хамдан? — спросила она подрагивающим голосом.

— Мой врач! — ответил Адам, и Энни смогла ощутить его горячее дыхание на своей оголенной шее. Оно обжигало, пугало и заставляло кожу предательски  покрываться мурашками. — Кто сделал с тобой это?

Не сразу сообразив, о чем спрашивал её эмир, Энн хотела обернуться и переспросить, как вдруг кожи на ее спине коснулись пальцы Адама. Едва уловимыми касаниями они пробегали вокруг старых ссадин, частично видневшихся из-под полотенца, и  вырисовывали дорожку, спускаясь все ниже.

— Не надо, — прерывисто прошептала Энн, не зная, как еще остановить мужчину. — Не трогай...

Но Адам оставался глух к ее просьбам. Его жадные пальцы, казалось, стремились обвести каждый шрам на спине девчонки и запомнить его. Одной рукой эмир бесстыдно опускал мягкое полотенце все ниже и ниже, позволяя пальцам второй — изучать уродливые рисунки на коже.

— Кто? — безжизненным голосом  повторил он свой вопрос.

— Убери руки, Адам, — простонала Энни, отчаянно цепляясь за полотенце на груди, и попыталась шагнуть вперед, чтобы мужчина остановился. Но стоило ей только шелохнуться, как крепкие руки эмира схватили её за плечи и спиной впечатали в его крепкое и напряженное тело.

— Кто, Энни? — надсадно проревел он в ухо. — Кто?

— Да какая тебе разница, — начала вырываться девчонка. — Отпусти! Ты переходишь все границы!

— Почему ты молчала? — прижимая к себе Энни все сильнее, не замолкал Адам.

— Ты не спрашивал! — отрезала та, не оставляя попыток высвободиться.

— Еще в первый день я спрашивал тебя! — взбешенно прорычал мужчина. — Гордая! Безумная! Сумасшедшая! Я же мог убить тебя своими руками, думая, что лжешь...

Не сдержавшись, словно куклу Адам развернул девчонку  к себе и обхватил ее лицо ладонями. Но на сей раз нежно и трепетно.

— Прости, что в глазах твоих сразу не рассмотрел правды! И за слова мои прости!

Схлестнувшись воедино, эмоции переполняли сознание. Слишком многое было впервые для юной Энни. Нежные касания, пугающая близость и эти искренние слова Адама затуманивали ее разум.  Все это было чересчур, но в то же время до дрожи приятно.

— Я не сержусь, — борясь с желанием прикрыть глаза от удовольствия, пропищала она, глядя на взволнованное лицо эмира и наконец понимая причины его злости. С первой ночи в этом доме  он считал, что Энни выдумывала несуществующие побои, а окружающие, заблуждаясь, винили его. Ясмина... Узнав всю правду, она, видимо, так и не прояснила ситуацию.

Твердо решив,  что вновь должна  попросить мужчину отойти, а еще лучше и правильнее — выйти из ее комнаты, она мгновение за мгновением оттягивала неизбежное, ощущая кожей теплоту его рук.

— Кто это сделал? — вновь повторил свой вопрос эмир. — За что, Энни?

Закусив губу, девчонка молчала. Если бы только сама знала "за что". За то, что родилась... За то, что была не такой, как мечтал отец... За то, что тот считал ее источником всех бед... В любом случае  выносить семейные неурядицы на суд чужого человека ей совершенно не хотелось.

— Это неважно, Адам, — пробубнила она.

— Важно, — приглушенно ответил тот. — Для меня важно!

— Есть вещи, которые я не готова с тобой обсуждать, — Энни вновь попыталась отступить, стараясь не поддаваться своим ощущениям.

Несмотря на юный возраст и  неопытность, она никогда не была дурой. И сейчас прекрасно понимала, к чему может привести подобная близость мужчины, как и то, что в его руках она была всего лишь игрушкой на время,  копией на замену оригинала.

Убрав руки с полотенца, Энни прикоснулась к ладоням эмира и потянула те прочь.

— Ты позволяешь себе слишком много, — смущаясь, произнесла она.

— Много? — словно не понимая о чем речь, переспросил Адам, хотя уголки его губ дрогнули в легкой улыбке, а руки лишь сильнее прильнули к нежной коже.

— Разве дозволительно мужчине видеть женщину в таком виде? Разве не нужно мне прятаться под паранджой?

— Нужно! — ни секунды не раздумывая, отрезал Адам и как ни в чем не бывало продолжил  откровенно скользить ладонями по лицу и шее девушки, а взглядом – гораздо ниже. — Только не передо мной!

Его дыхание, такое близкое и горячее, касалось нежной кожи, разнося необъяснимое волнение по телу Энни. Ей было страшно. Но в этот момент боялась она не Адама — себя.

— Чем же ты отличаешься от остальных? — язвительно прощебетала Энн, в надежде раззадорить эмира, заставить того вновь вспыхнуть и отступить.

— Неужели забыла? По документам я твой муж! — ухмыльнулся Адам, прислонившись к веснушчатому лбу своим и  запутывая  пальцы во всё еще влажных волосах цвета раскаленного солнца.

— Это ты забыл, — практически утонув в мужских прикосновениях, напомнила Энни скорее себе, чем ему. — Я не Алия.

И снова руки эмира скользнули к ее лицу, очерчивая нежные изгибы и строгие линии на своем пути.

— Я это помню, — прошептал он уверенно и едва слышно добавил, жадно выдыхая каждое слово: — Латифа… Фатина... Хабибат-Калби...¹

Слегка приподняв лицо девушки к своему, Адам коснулся губами манящих губ Энн.  Чутко, невесомо, трепетно. Ничего не ожидая взамен. Не настаивая. Не торопя.

И если до этого Энни казалось, что накал эмоций между ними и так достиг максимума, то сейчас она понимала, как глупо ошибалась. Вмиг разум ее отключился, вынуждая жить ощущениями. Острыми, новыми, доселе неизвестными. Еще никто и  никогда не касался ее так, не смел целовать, не был с ней таким ласковым. Она потерялась, растворилась, замерла. Забывая дышать, безвольно опустив руки и с головой погрузившись в свои переживания, Энни впитывала, как губка, каждое мгновение, запоминая мягкость и сладость касаний Адама, пока упрямые мысли вновь не вернулись в ее рыжую голову, принося с собой толику разочарования и негодования.

— Какой же ты негодяй, Адам, — резко отскочив от эмира, возмутилась она.

— Даже так? — удивился тот.

— Алия — твоя жена! Алия! А я Энн. Не дочь шейха и не первая красавица! Обманывай окружающих, но себя не нужно! Так нельзя!

По выражению лица Адама было видно, что и он всё прекрасно понимал и, как бы ни тянуло его к Энни, с выбранного пути сворачивать он не собирался.

Сжав кулаки, Аль-Ваха  решительно отошел прочь.

— Ты права, — сухо ответил мужчина, вновь устремив взгляд к океану. — Алия будет моей женой, когда вернется. Этого не изменить.

— Отпусти меня, — прошептала ему в спину Энн, понимая, что дальше находиться рядом с Адамом ей будет невыносимо. Нестерпимо ей захотелось в Исландию. Туда, где холодно лишь на улице, но тепло в домах и сердцах близких людей.

— Не могу, — отрезал Адам и обернулся в сторону девушки. И вновь его взгляд стал холодным и расчетливым, словно не был он минуту назад воплощением нежности и заботы. — Две недели еще не прошли.

С этими словами он прошел мимо сбитой с толку девчонки и, хлопнув дверью с такой силой, что та едва не слетела с петель, удалился. Энни осталась одна. Как и мечтала еще несколько минут назад. Но сейчас это одиночество окрасилось в слишком темные и печальные цвета.

— Эй, ты чего в таком виде стоишь тут, как вкопанная?

Голос Ясмины заставил очнуться. Энни перевела взгляд на женщину, суетливо выставляющую на стол завтрак, и еле нашла в себе силы ей улыбнуться.

— Все хорошо, — ответила девчонка и подняла с пола  скомканный халат, выпавший из ее рук, стоило Адаму прикоснуться к ее спине.

— По тебе и не скажешь, — проворчала Ясмина. — Думаешь, я слепая? Не вижу ничего? Или не знаю, где ты ночь провела?

— Я лишь хотела помочь, — попыталась заступиться за свою честь Энни, понимая, что Ясмина вновь истолковала все неправильно.

— Помогла? — усмехнулась женщина, бросив на девушку мимолетный сочувствующий взгляд.

Энн  покачала головой, не в силах больше вымолвить и слова.

— Глупая ты, девка! Как Алия вернется, вышвырнет тебя Адам из этого дома, неужели не понимаешь?

Прикусив губу до металлического привкуса на языке, Энни смотрела в одну точку, стараясь не моргать. Слезы, давно скопившиеся в уголках ее потухших глаз, только и ждали, чтобы им дали волю.

— Уезжать тебе надо пока не поздно!  Адам жизнь твою разрушит и глазом не моргнет. Даже не мечтай, что полюбит и уж тем более не верь, что в жены возьмет. Ты же никто! Какая с тебя польза? Да еще и порченная вся.  То ли дело Алия!

Ясмина словно читала мысли Энни, словно знала все ее  потаённые страхи... Оттого, слушая слова пожилой женщины, девчонка лишь сильнее убеждалась в своей правоте: Адам всегда будет видеть в ней только копию своей любимой.

— Пока не влюбилась ты в него — уезжай! Аллахом тебя заклинаю, уезжай! Не будет добра тебе здесь!

— Он не отпускает, — чувствуя, как одна за другой по щекам побежали капельки слез, еле вымолвила Энни.

— Оно и  понятно! Не наигрался еще! Ты же у него навроде комнатной диковинной зверушки. Ладно, не переживай и слезы тут свои не лей. Придумаю что-нибудь. Жалко мне тебя, бедовую.

¹ — Нежная... Очаровательная... Милая моему сердцу. (араб.)

25. Мактуб

Адам

— Ясин, смотрю тебе  лучше? — голос Ангура отвлек эмира от раздумий.  Уже долгое время мужчина  неподвижно смотрел на океан, стоя босыми ногами у самой кромки воды. — Это у Хамдана такие лекарства быстродействующие или причина  твоего хорошего самочувствия носит иное имя?

Ангур подошел чуть ближе и положил руку на плечо  друга. Он прекрасно видел, что того одолевали беспокойные мысли, и совершенно точно догадывался какие. В отличие от молодого эмира Ангур был более опытным и весьма наблюдательным, а потому интерес Адама к Энни заметил еще в Исландии. Уже тогда он  шутил, что  эмир потеряет свое сердце от непокорной и взбалмошной девчонки, сейчас же понимал: шутки закончились.

То, как Адам сорвался со встречи с Хамасом, пренебрёг разборками с казухами и  бросился к Энни, рискуя своей шкурой, стоило только узнать о внезапном  визите Назира, лишний раз подтверждало его одержимость девушкой. Хотя даже себе молодой эмир не соглашался в этом признаться. И, несмотря на то что в увлечении друга девчонкой Ангрур видел много проблем, все же оставался  рядом с эмиром до последнего. Взрыв, так не вовремя прогремевший в нескольких милях от границ  провинции Ваха, застал обоих и должен был стать последним событием в их жизни, если бы не случайное провидение —  небольшая ссора.

За несколько мгновений до оглушительного хлопка  Ангур вновь позволил себе вольность посмеяться над чувствами эмира, а тот, взбесившись, велел остановить автомобиль  и вышел, утаскивая за собой в разъяренных тисках за друга.  Водитель и один из охранников  погибли на месте. Адам же, получив травму, остался жив, да и своим спесивым характером спас Ангура. Что это было? Случайность? Судьба? Сказать сложно... Но только Ангур понимал, что не появись  Энни в жизни эмира, того давно уже не было бы в живых. Сначала он сорвался к ней в Исландию, вместо того, чтобы мчать к казухам на пару с Маджидом,  теперь это...

"Мактуб¹," — еле слышно повторял Ангур каждый раз отныне, завидев девчонку.

— О чем ты говоришь, Ангур? — обернувшись, Адам скользнул по другу опустошенным взглядом.

— Об Энни, конечно, — поравнявшись с эмиром, улыбнулся он. — Не говори, что эта чертовка так и не осмелилась зайти к тебе прошлой ночью.

Возможно, в другой раз Адам и поддержал бы разговор, но сейчас на душе его скребли кошки, а губы, обдуваемые горячим бризом, все еще хранили на себе вкус Энни.

— Что-то удалось узнать по взрыву? — не желая обсуждать девчонку, Адам резко перевёл разговор в сторону.

— Крысу найду, Ясин, не сомневайся! А то, что за этим Назир стоит, сомнений больше нет! Собака! Узнаю, кто сообщил ему о замене, своими руками разорву.

— С Абдуллой говорил? — бесцветным тоном поинтересовался эмир.

— Говорил! Тот утверждает, что встретил Назира в паре миль от твоего дома, сам знаешь! Как и то, что не верю я ему!

— Знаю, Ангур! И про недоверие твоё, и про звонок его почти сразу, как Назира приметил, но нет у Абдуллы причин вредить мне. Не ищи  врага среди друзей.

Ангур кивнул. Спорить с эмиром, когда тот едва стоял на ногах, было по меньшей мере неуважительно.

— Что беспокоит тебя, Адам? — не в силах больше смотреть на потерянного и осунувшегося друга, поинтересовался Ангур.

— Неважно, — выдохнул в ответ тот. — Оставь меня!

Сейчас Адам был совершенно точно не готов делиться переживаниями.  Прикрыв глаза, он продолжил стоять на берегу, невольно вспоминая события минувших часов.

Сколько времени безжалостное солнце опаляло его кожу,  сколько соленых брызг впитала в себя его кандура, сколько мыслей пронеслось в его голове никто считать не возьмется. Только когда вновь открыл он глаза, вокруг было уже темно.

Минуя аллею, усыпанную пышными фонтанами, Адам вернулся в дом, окутанный тишиной и обманом.

Пустая спальня, сейчас казавшаяся ему чрезмерно свободной для него одного, лунный свет, тонкой струйкой просачивающийся сквозь резные окна, и оглушающая тишина все сильнее и сильнее накручивали Адама, заставляя яркие картинки из прошлого обжигать память. Он долго не мог заснуть. Стоило только телу эмира коснуться огромной кровати, как вновь в голове возникал образ Энн, сидящей на краешке с поджатыми ногами и напевающей песню. Казалось, прикрыв глаза, можно было услышать ее снова. Настолько яркими и красочными были воспоминания.

Но только они тут же сметались другими: горькими, болезненными, раздирающими душу.

Адам поражался стойкости девчонки, нашедшей  в себе силы всю ночь заботиться о нем в ущерб своему состоянию. Как должны были ныть и тянуть ее собственные раны, как вымучивать должны они были ее душу... Но ни разу ни словом, ни движением, ни своим красноречивым взглядом не дала она ему понять, как больно в этот момент было ей самой.

— Упрямая!   — глубоко вдохнув, прорычал он отчаянно, сжимая  ладонями шелковые простыни.

— Заносчивая! — чуть громче, закипая от негодования.

—Непокорная! — вспыхнул он и выдохнул.

— Моя! —  рвано прошептал в тишине.

Безысходность, необходимость следовать своему слову, обещание, данное Саиду, бездушно разрывали сердце на миллионы кусочков. Еще ни разу не хотелось Адаму с такой бешеной силой жить чувствами, а не долгом.

Сон пришёл незаметно. Яркими сполохами. Сумбурными вспышками. Он не приносил измученному телу отдыха, а мыслям покоя. И все же липкой пеленой окутывал сознание эмира.

Дикий вопль! Крик, пробирающий до самых костей! Он  оглушил и  заставил Адама мгновенно очнуться.

" Приснилось, " — подумал он, тщательно прислушиваясь к тишине. Ничего. Ни одного шороха, ни одного звука не было слышно. Даже шум прибоя, казалось, затих.  И это зловещее безмолвие пугало сейчас Адама сильнее любого крика. Предчувствие чего-то страшного и непоправимого витало в воздухе.

Шаткой, неуверенной походкой, совершенно позабыв  о предписанных Хамданом лекарствах, Адам решительно направился в сторону комнаты Энн. Шаг за шагом, минуя извилистые коридоры и огромные залы, он явственно ощущал, что та нуждалась в нем в эту самую минуту.

Вот только приоткрыв дверь ее комнаты, эмир понял страшное: он опоздал.

«Сбежала», — билось в висках первое, что приходило на ум. Но зачем? Разве не обещал Адам отпустить её? Неужели настолько неприятным для неё стало его общество? Для чего было исчезать так поспешно и необдуманно?

В сотый раз мужчина обходил девичью комнату, осматривая каждую деталь. Да, рюкзак исчез вместе с девчонкой. Но те немногочисленные вещи, что привезла она с собой, оставались в её спальне. Джинсы, толстовка и даже кеды аккуратно разместились в шкафу... Адам не мог представить, чтобы, желая вернуться в свой мир, Энн не сняла бы с себя ненавистную абайю и не надела привычную одежду. И всё же...

— Ясин, ничего нового, — вздохнул Ангур, закончив телефонный разговор. — Камеры видеонаблюдения показывают, что она сама вышла из дома. Её не похищали и не заставляли. Это целиком её решение.

Голос друга звучал, как приговор, обрывая надежды и рассекая сердце напополам. Страх за Энни, ещё совсем недавно почти парализовавший рассудок эмира, сейчас уступал место горечи потери и тяжёлому грузу предательства. Даже когда Адам узнал о побеге Алии, он не чувствовал себя настолько опустошённым и раздавленным.

— Она не могла сбежать без посторонней помощи! — сквозь зубы прорычал он. — Ты же это понимаешь, Ангур?

Адам не знал, чему верить, за какую версию хвататься. Сбежала? Пусть так. Но значило это только одно: в его окружении кто-то посмел решать за него, за его спиной и против его воли. То, что девчонка не могла убежать сама, было очевидным. Её телефон, документы всё ещё были в руках Адама. До какой степени нужно было ненавидеть и тяготиться обществом эмира, чтобы решиться одной на побег без денег, без знания языка и местности.

— Понимаю, — покорно согласился Ангур. — Сейчас  ещё раз пересмотрю все записи с камер. Вдруг охрана  что не заметила.

Мужчина почти покинул комнату, оставляя Адама один на один со своей болью, но у порога остановился.

— Клянусь Аллахом, я найду того, кто стоит за всем этим, Адам. Но и ты, брат, — Ангур приглушённо вздохнул и, глядя в противоположный конец комнаты, добавил: — пообещай, что не наделаешь сгоряча глупостей.

Адам кивнул, но в своём обещании не был уверен.

Стоило только Ангуру покинуть осиротевшую спальню Энн, как эмир тут же перевёл взгляд в самый дальний угол комнаты, где, понурив взгляд, прямо на полу сидела Ясмина.

Это сейчас Адам узнал, что Энни судя по записям сбежала сама, но ещё несколько минут назад именно Ясмина виделась эмиру виновницей исчезновения девушки. Впервые за долгие годы эмир позволил себе грубость в отношении пожилой женщины.

— Никогда ты меня не слушал, Адам. Никогда! — утирая слёзы, завела свою песнь старуха. — Я же говорила, что она бежать давно уже надумала. Только об этом и мечтала! А ты поверил этой самозванке! Ей поверил!

— Замолчи! — рявкнул мужчина и без её причитаний  едва сводящий воедино мысли в голове.

— Не замолчу! Змею ты в дом притащил! Гадюку! Сама дёру дала, а меня старую под твой гнев подставила! — не утихала Ясмина. — Убежала и хорошо! Всевышний её от тебя отвёл! Вот увидишь!

— Ясмина! — не выдержал Адам и вновь остановил женщину. — Узна́ю, что врёшь мне или недоговариваешь, пощады не жди! Поняла?

— О, Аллах! В кого же ты такой упёртый уродился? Чужой верить готов, а Ясмине угрожаешь? — поднявшись с пола, женщина подошла чуть ближе, на ходу поправляя хиджаб. — Говорю тебе ещё раз: как уехал ты в Бейиде, так она всё и выведывала. Как лиса ходила, глазёнками своими всё высматривала, уголки потаённые выискивала. Моя вина, что сразу тебе не сказала. Каюсь. Так тому причина была. Я же когда увидела тебя еле живым, чуть сама на тот свет не отправилась. Не стала бы я ради этой пигалицы даже пальцем о палец ударять, не то что...

— Хватит! — прервал оправдания Ясмины Адам. — Тебя в комнате твоей запрут, пока всё не выясню. Поняла?

— Конечно, давай запирай! Только потом не ворчи, что в гареме всё вверх дном перевернётся, пока в четырёх стенах закрыта буду. А как сёстры твои проснутся...

— Переживут, — взорвался Адам, недослушав стенания Ясмины, и резко вышел из комнаты Энн, знаком руки отдав распоряжение охранникам привести в действие его решение.

В голове всё перемешалось: факты вопили об одном, но глупое сердце до последнего отказывалось им верить. Едва добравшись до кабинета отца, Адам присел в кресло и, облокотившись на стол, зажал ладонями разрывающуюся от боли и потрясений голову.

Он закрывал глаза и беспрестанно видел образ Энн. Непроизвольно в памяти всплывал её задорный смех, когда она наслаждалась красотой океана, её нежные улыбки, которые так искренне и щедро она дарила окружающим ещё там, в Исландии, её голос, такой мягкий и родной, волшебная сила которого смогла усмирить не только Странника, но и самого́ эмира... Кончики пальцев всё ещё помнили теплоту её тонкой кожи, как та трепетала под его касаниями, а сама Энни дрожала в его руках. Поверить, что всё это было фальшивкой, Адам никак не мог себя заставить. Не получалось.

— Ясин, ты здесь? — в дверях кабинета показалось лицо Ангура.

Не дожидаясь от эмира приглашения войти, мужчина в два шага приблизился к рабочему столу и поставил напротив Адама ноутбук.

— Смотри! Это записи с камер. Вот она вышла из комнаты, вот идёт по коридору, так... сейчас... ага, вот по лестнице спускается...

Адам понимал, что Ангур нашёл какую-то зацепку, что-то важное, но как зачарованный смотрел на знакомую фигуру на экране и совершенно не слышал друга. Ему хотелось остановить запись, увеличить изображение Энн и, наконец, заглянуть в её глаза. Правда скрывалась там! Но даже просто по походке, по летящим довольным её шагам, Адам видел: никто не заставлял, не угрожал, не приказывал. Но внезапно изображение пропало. Темнота. Ничего!

— Ангур! — встрепенулся от неожиданности эмир.

— Ты меня слушал, Ясин? — недовольно уточнил мужчина, полагая, что предаваться страданиям было не время. — Я тебе только что объяснил: записи обрываются на том моменте, когда Энн вышла в сад. Затем был скачок напряжения — несколько минут видеонаблюдение не работало.

— Напомни-ка мне, Ангур, когда в моём доме в последний раз отключалось электричество? — ехидно прищурившись, уточнил Адам, ощущая наростающее недомогание.

— Никогда, — выдохнул друг, отлично понимая, что всё было подстроено и спланировано. — Давай смотреть правде в глаза — она хотела убежать, судя по тому, что я успел увидеть! А тот, кто ей в этом помог, хотел остаться в тени. Но далеко им не уйти. Обещаю, что верну девчонку и найду предателя.

— Найди, Ангур! — чувствуя, как перед глазами вновь всё поплыло, поспешил ответить Адам. — Девчонка получит урок! А та  мразь, что помогла ей и плюнула в спину мне, будет наказана.

¹ — Мактуб, (араб. مكتوب‎, «предначертано») — фаталистическое понятие, литературно переводимое как присловье «так предначертано» Аллахом.

26. Мираж

Адам

Какой бы тёмной и беспробудной ни казалась ночь,  рано или поздно всё равно наступает рассвет. Утро нового дня застало эмира всё там же, в кабинете. Он продолжал искать девчонку, не обращая внимания на дикую усталость и плачевное состояние раны.  Но чем дальше погружался в произошедшее, тем сильнее убеждался он в предательстве со стороны Энн.

Физическая боль не шла ни в какое сравнение с тем, как страдала его душа. Растоптанный, униженный, вновь опозоренный — Адам раз за разом пересматривал записи с камер видеонаблюдения, задавал одни и те же вопросы охранникам, неоднократно заставлял Ясмину пересказывать события того вечера по кругу... Все концы вели к одному: Энни, ослушавшись воли эмира, всё же сбежала от Адама.

— Я не знаю, Ясин, что  ещё должно случиться, чтобы ты задумался о своём здоровье.

В кабинет, прерывая очередной допрос, ворвался доктор Хамдан, откровенно возмущённый безалаберным отношением эмира к своему здоровью и сильно обеспокоенный его состоянием.

— Ты не пьёшь лекарства, не позволяешь обработать рану, лишаешь свой организм сна, — отчитывал Адама врач. —  Скажи, Ясин, ради чего? Какой толк твоему народу от больного эмира? А?

— Хамдан, ты забываешься! — устало осёк того Адам.

— Нет, Ясин! Я обещал твоему отцу, что всегда буду оберегать твоё здоровье. И не посмотрю, что ты чем-то недоволен. Дай мне два дня, чтобы помочь тебе встать на ноги, а потом делай что хочешь. Но так издеваться над собой, я тебе не позволю!

— У меня нет двух дней! — огрызнулся Адам и попытался вернуться к допросу очередного охранника, но Хамдан не отступал.

— Ты прав, если сейчас упустить момент и дать твоим ранам загнить, то двух дней у тебя и в самом деле может не остаться, — сильнее заводился доктор, но всё же постарался взять себя в руки. —Мальчик мой, позволь хотя бы сменить повязки!

— Адам, доктор прав, — оторвавшись от экрана ноутбука, отозвался Ангур. —  Ещё немного и твой враг достигнет цели, отправив тебя на тот свет. Позволь себе несколько часов отдыха. А я пока дождусь Абдуллу. Уверен, у него есть свои мысли касательно случившегося.

В другой раз Адам обязательно бы вспылил, взбрыкнул и сделал по-своему, но сейчас сил на это не было.

И всё же, обработав ранения и сменив повязки, Адам твёрдо нацеливался вернуться к поискам. Ему не терпелось поговорить с Абдуллой, который ещё вчера днём уехал по делам в Наджах. С одной стороны, Адаму не хватало крепкого плеча и мудрого совета старика и он негодовал, что Абдулла так не вовремя уехал, но с другой, эмир был рад, что своим отсутствием тот не ставил под сомнение личную непричастность. По всему выходило, что Ангур ошибался, не доверяя старому и верному другу семьи Аль-Ваха.

Нервно постукивая пальцами по лаковой поверхности небольшого стола, где Хамдан разложил свои медикаменты, Адам то и дело поторапливал врача. Он и так с трудом согласился подняться в свои покои, но наблюдать, как неспешно доктор обрабатывает раны, терпения не хватало. Каждая минута, каждая секунда удаляла эмира от беглянки всё дальше и дальше. Но, наверно, не был бы Хамдан настоящим врачом, если не настоял на своём и не ставил здоровье пациента превыше всего. А потому среди капель и пилюль, которые предстояло выпить Адаму, затесалась пара таблеток со снотворным. Хамдан понимал, что за подобную вольность ему придётся отвечать головой, но самочувствие единственного наследника рода Аль-Ваха было для него важнее собственной шкуры.

Таблетки подействовали быстро, и Адам буквально сразу провалился в объятия Морфея. Хамдан же, собрав свой небольшой чемоданчик с красным крестом, поспешил оставить эмира одного.

Ослабленный организм, бессонная ночь  и сильное потрясение вкупе с лошадиной дозой снотворного отключили сознание Адама до самого вечера. Когда же он наконец  проснулся, наряду с новыми силами ощутил  и гнетущую пустоту, огромной дырой зияющую в его сердце. Эмир отчётливо понимал, что, скорее всего, потерял Энни навсегда.

Проспав целый день, спешить было уже некуда. Даже если и оставались ещё с утра  зацепки, к вечеру под раскалённым солнцем в безжалостных песках Блароха  от них не осталось и следа.

В отчаянии Адам подошёл к окну и, уцепившись руками за подоконник, навалился лбом к стеклу. Закрыв глаза и глубоко дыша, он старался успокоиться. Меньше всего сейчас хотелось ему срываться на Ангуре или Хамдане, которые обхитрили эмира, но явно из благих целей.

Несколько минут мужчина стоял неподвижно, а после приоткрыл глаза и взглянул в сторону океана. Уже не первый вечер закатное солнце, лучами утопающее в морской синеве, напоминало ему об Энни, которая словно невесомый бриз ворвалась в его жизнь, принесла с собой свежесть и лёгкость, а потом также незаметно исчезла.

Миражи. Видеть их свойственно утомлённым и уставшим путникам, потерявшимся  в бескрайних однообразных пейзажах  пустыни. Именно таким и ощущал себя Адам. Оттого и увиденное им не вызвало удивления. Внизу, вдоль аллеи стройными, изящными шажками ходила девушка в нежно-фиолетовой абайе и такого же цвета хиджабе. То, что под одеждами этими скрывалась Энни, у эмира сомнений не оставалось. Это была она!

Позабыв про боль, не вспоминая про свои обиды, он бросился вниз, моля про себя Всевышнего, чтобы это видение не стало обманом. Но уже у самого порога Адам столкнулся с Ангуром, который с виноватым видом сообщил, что отыскать Энн так и не удалось.

— Мы ищем, Адам! Ищем! — пытаясь вразумить беспокойного эмира, твердил мужчина. — А тебе с Абдуллой поговорить надо! Поверь, он вернулся с интересными новостями.

Словно дикие звери рвали душу Адама изнутри, так паршиво чувствовал он себя, когда потерянной походкой  спешил в меджлис, чтобы отыскать Абдуллу  и узнать последние новости.

Тот сидел на диване  в окружении подушек и  пил кофе, явно о чём-то размышляя. Заметив Адама, мужчина вздрогнул, словно опасался встречи с эмиром.  Потрёпанный, перебинтованный, с диким огнём в ледяных глазах  Аль-Ваха в эти секунды  был способен напугать любого.

— Ясин, мальчик мой! — подскочил с подушек Абдулла и бросился к нему навстречу. — О, Аллах, что же с тобой сделали эти изуверы.

— Садись, садись, мой хороший, — продолжал приговаривать старик, приглашая эмира присоединиться к его компании.

— Я буду в саду, пригляжу пока,   — раздался за спиной  резкий голос Ангура. Его выражение лица казалось Адаму странным, как будто тот знал что-то, что способно перевернуть весь мир. — Вам поговорить надо.

— Верно, Ангур, — улыбнулся Абдулла. — Прогуляйся. А я пока душу твою, Ясин, приятными вестями излечу.

Адам молча наблюдал за суетой  вокруг, ощущая, как кончики пальцев на его ногах начинали неметь. Это был верный признак, что ждать добра — глупо.

— Что за отчаяние в глазах твоих, Ясин? Неужели боль от ран настолько сильна, что не в силах ты её одолеть? Что Хамдан говорит?   — Абдулла дождался ухода Ангура и мигом приступил суетиться вокруг эмира.

— Говорит, что жить буду, — хрипло ответил Адам. — Чего не могу обещать ему! Слишком все вокруг вошли во вкус — за моей спиной решать осмеливаются!

— Ну что ты, Ясин! — закудахтал Абдулла. — Твоё слово — закон для нас. Так всегда было со смерти Аббаса, отца твоего, и так всегда будет. Не сомневайся.  Но и другим не давай сомневаться в себе. Стоит только врагу слабость твою заприметить, как, считай , — проиграл.

— К чему клонишь ты, Абдулла?

— Думаешь, Назир просто так приезжал? Нет, Ясин! Он искал твою слабость и нашёл её! Если бы не сорвался ты с места, не бросился обратно, пытаясь защитить ту, что тебе не принадлежит, сейчас всё было бы иначе.

— Абдулла, — протянул Адам. — Хамдан напичкал меня таблетками, словно дичь овощами. Говори яснее!

— Не должно иметь слабости будущему эмиру Дезирии! Это всё, что пытался своими словами донести до твоей головы. Да не об этом поговорить с тобой хотел.

Наклонившись к кофейнику, налил Абдулла терпкий ароматный напиток в миниатюрную чашку с серебряным подстаканником и протянул эмиру.

— Ангур сообщил, что вы все с ума тут сошли с этой девчонкой.

— Верно, слишком много вопросов вызывает её исчезновение.

— Ну, что ты, Ясин, какие вопросы?  Жаль, я раньше был недоступен, а то бы сразу всё прояснил.

— О чём ты?

— Гостья наша давно домой просилась. Пока ты в отъезде был, она ко мне каждый день подходила, умоляла, позабыв про стыд и гордость свою. Можно подумать, здесь её обижали или обращались недостойно, — неодобрительно цокая, Абдулла закачал головой. — Она же и к Назиру тогда побежала, как только увидела его. Глупая, чуть все планы нам не сорвала! Еле Ясмина её тогда оттащила...

— К чему всё это? — слушать подобное было эмиру не в диковинку. О недостойном поведении Энни все уши ему Ясмина уже прожужжала. И всё же поверить до конца в их с Абдуллой слова, Адам никак не мог: словно говорили они о разных девушках.

— Прости, Ясин, увлёкся! — Абдулла пригубил кофе и, положив в рот небольшой кусочек лукума, продолжил: — Я же думал с тобой этот вопрос решить, как окрепнешь чуток. Да только пока ты в бинтах, да в повязках лежал, многое изменилось. А потому действовал я на свой страх и риск, мой мальчик. Ситуация требовала быстрых, безотлагательных, а главное, трезвых решений.

— Абдулла! — внутренне сжавшись от неприятного предчувствия, Адам никак не мог дождаться, чтобы старик перешёл к делу. — Что с ней?

— Ясин, ну что с ней может быть? Собралась в три минуты и с улыбкой до ушей села на борт самолёта.  Правда,пока до Женевы. Ну а там, и в Исландию. Она же только рада была избавиться от всех нас  и вернуться домой. Не переживай, Ясин, я её отблагодарил как смог: денег дал, камушков немного, она и рада была.  А ты тут так убиваешься. Не дело! Мне дураку старому сразу нужно было всё рассказать, да побоялся, что не успеем дом к приезду твоей жены освободить.

— Какой жены? — словно в тумане переспросил эмир.

— Твоей, Ясин! Совсем, я смотрю, тебе плохо! — развёл руками Абдулла. — Я же Алию нашёл! С собой привёз. Неужели в саду не видел?

«То был не мираж», — повторял про себя Адам, когда наконец осознал, что сказал ему Абдулла. Вскочив с места, он подлетел к окну, открывающему вид на сад. Старик же как ни в чём не бывало продолжил ублажать своё нутро десертами. К советнику у эмира было много вопросов и претензий, но сейчас он хотел видеть ту, с побега которой и началась вся эта неразбериха.

 И правда, спустя несколько минут на дороге появилась девушка в фиолетовой абайе с покрытой головой. Она неторопливо шла вдоль аллеи по направлению к дому, в окружении ещё нескольких женщин, одетых в чёрное.

— Алия! — прошептал Адам, жадно всматриваясь в образ девушки.

 Её плавную неспешную походку, покорно опущенный взгляд и горделивую осанку Адам моментально узнал. И как ни странно, испытал глубочайшее разочарование. Это была не Энн. И чем дольше смотрел эмир на Алию, тем меньше находил общих черт между ними, тем сильнее тоска щемила в его сердце.

 Алия подходила всё ближе и ближе, а Адам желал, чтобы она испарилась! Исчезла! Вернулась туда, откуда Абдулла привёз её. Так нестерпимо сильно хотел он видеть на месте Алии её копию. Но чудес в этой жизни не бывает...

Словно ощутив на себе тяжёлый взгляд эмира, девушка остановилась и робко посмотрела наверх.

— Алия, — вновь глухо произнёс Адам, не сводя глаз с беглянки. Он ждал, что в душе проснётся ураган, надеялся, что вид Алии, такой любимой все эти годы, пробудит в нём шквал эмоций. Она предала. Опозорила. Растоптала. Посмела предпочесть эмиру другого. Но сердце Адама молчало... Ему было совершенно всё равно.

— Как тебе мой подарок, Ясин? — протянул Абдулла, масляно поглядывая на эмира. — Угодил я душе твоей?

— Где Маджид? — рявкнул Адам, не желая подыгрывать тому. Отчего-то речи старика сейчас казались не мудрыми и праведными, а лицемерными и пустыми.

— В подвале сидит, где же ещё? Собаке — собачья доля, — с улыбкой произнёс советник, продолжая свободно восседать в окружении подушек.

— А тому, кто за спиной эмира решения принимает, Абдулла, какая доля? — Адам отошёл от окна и грозовой тучей навис над стариком.

— Ясин, не знай я тебя, — Абдулла наконец соизволил встать, — подумал бы, что ты в мой адрес гневишься.

— Думаешь, напрасно?

— Ясин, Ясин, — покачал головой старик, — Я всю жизнь верой и правдой служил твоей семье. Ни разу не давал повода усомниться в своей честности и преданности. Тебя всегда любил, как сына. Откуда же в твоей голове мысли такие неблагодарные? Да и что так задело тебя, Ясин? Разве не таким был наш первоначальный план? Скажи мне, в чём я отступил от задуманного тобой? А?

— Ты не должен был принимать решения без моего ведома! Не должен! Или ты забыл, что велел я тебе перед отъездом в Бейиде?

— Так все эти недовольства из-за неё? Из-за этой неверной? Ты расстроен, что я отправил её домой, не спросив тебя? По́лно, Ясин, я разочарован! Пора назначать дату свадьбы и засылать гонцов к Саиду с приятными известиями. А не печалится о пустом!

— Каким рейсом она улетела? — не обращая внимания на слова старика, спросил Адам.

 Абдулла же, судя по всему, совершенно не был готов к подобного рода вопросам, а потому, потирая ладони, начал нервно расхаживать взад и вперёд.

— Я же сказал, на Женеву. А там пересадка на Рейкьявик.

— Кто вывел её за пределы дома? — недослушав Абдуллу, Адам продолжал сыпать вопросами.

— Заир, — запросто сдал предателя старик. — Но, Ясин, это только потому, что я сам в это время был в Наджахе, как раз оформлял перелёт для нашей гостьи.

— И как же, Абдулла, она улетела без документов? — что-то во всей этой истории никак не давало покоя эмиру, но что именно он и сам пока не мог понять.

— Кто же будет досматривать женщину в хиджабе? Да и вообще, разве это проблема? Что за бардак у тебя в голове, Ясин? Я говорю, что привёз Алию, а ты интересуешься её копией?

— В следующий раз, прежде чем кого-то мне привезти — спроси! — раскатисто провопил Адам и направился к выходу. Разговор был окончен.

 Внутри всё клокотало от негодования и смятения. Абдулла был прав: всё шло чётко по плану. Но только Адаму казалось, что всё вокруг катилось в никуда.

 Махнув на старика рукой, эмир оставил его, понимая, что прежде чем что-то окончательно для себя решить, нужно успокоиться и привести мысли в порядок. Иначе в пылу разгорячённых чувств он грозился сорваться на старике, который и вправду долгие годы был верен ему.

 Адам испытывал жгучее желание побыть одному, а потому минуя просторы дома, направился к выходу, чтобы уединиться на морском побережье. Но почти в самых дверях столкнулся с Алией, которая как раз возвращалась с прогулки.

— Ну здравствуй, Алия! — прогремел Адам, всем своим видом давая понять, что совершенно не рад встрече.

 Девушка несмело подняла глаза и окинула эмира пустым безжизненным взглядом. Смирившаяся со своей долей, готовая принять любое наказание от него и сильно напуганная девушка сейчас казалась Адаму совершенно чужой и ненужной.

 Он не знал, что делать ему с Алией. Вот она — здесь! Достаточно поставить подпись в бумагах и сделать дочь Саида своей. Разве не об этом он мечтал долгие годы? Отчего же сейчас перспектива эта вызывала в его душе отторжение.

— Отведите её ко мне, — рявкнул Адам и, не задерживаясь возле девушки ни секундой дольше, вышел на улицу.

  Он стоял на берегу океана, в который раз наблюдая за заходом солнца. Удивительно, Адам прожил в этом месте ни много ни мало двадцать семь лет, но только несколько дней назад начал замечать, какими красивыми и непохожими друг на друга бывают закаты в этом месте.

— Теперь ты можешь успокоиться: девчонке не грозит никакая опасность, — поравнявшись с эмиром, заключил Ангур. Он долго наблюдал за Адамом издалека, но подойти отважился только-только. И дело было не в страхе за свою

— Почему я не уверен в этом, Ангур? — глухо спросил Адам, тогда как губы его собеседника дрогнули в еле заметной улыбке.

— Потому что зерно сомнения, наконец, проросло и в твоей душе, Ясин. Могу я дать тебе совет не как верный слуга, а как друг и брат?

— Говори!

— Никому не верь, Адам! — твёрдо отчеканил Ангур. — Слишком много лжи вокруг.

— Ты об Абдулле?

— Уверен, он тоже лжёт.

— Лжёт, Ангур! — согласился Адам. — Не могла Энни даже близко к Назиру подойти, да и к самому Абдулле тоже. Но причины его наговоров мне понятны: он боится, Ангур, что сверну я с намеченного пути.

— Если захочешь изменить направление, разве остановят тебя слова Абдуллы? — усмехнулся друг.

— Нет, не остановят, — уверенно ответил Адам. — Но я не сверну, ты же знаешь!

— Как и ты, брат, что я буду рядом в любом случае! Только прежде, чем жизнь свою разрушить, посмотри на Саида и ответь самому себе на вопрос: может ли правитель, глубоко несчастный в душе, сделать счастливым свой народ?

— А быть счастливым, когда народ страдает, он может?

— Нет, Адам, — выдохнул Ангур. — Но если оба пути провальные, нужно искать третий!

— Я постараюсь его найти.

 Ещё долго стояли друзья рядом и молча провожали за горизонт солнце. А после эмир отправился к себе, чтобы, в конце концов, встретиться с Алией наедине.

27. Брелок

Адам застал Алию в своей спальне, та безропотно ожидала его возвращения, повинуясь приказу. Забавно, как резко сменилось настроение дочери Саида в отношении эмира. Если раньше она кривила свой носик, избегала его и искала любые причины отложить их брак, то сейчас покорно стояла перед мужчиной в одном лёгком простом платье до пят и с надеждой смотрела на него. Абдулла, конечно, предупредил девушку, что отец отдал её Адаму, и что брак заключён был между молодыми людьми задним числом.  Алия была избалованной и капризной, но неглупой. Она понимала, что  из сложившейся ситуации у неё было только два выхода: смириться со своей долей и молить Адама о прощении, либо повторить судьбу Маджида, ожидавшего своей участи на цепи. Конечно, она выбрала первое. И лишь одного никак не могла предугадать Алия, что за время её отсутствия привязанность самого́ эмира к ней сойдёт на нет, что больше, глядя на неё, он не будет трепетать от волнения, а её чарующий медовый взгляд окажется бессильным и напрасным.

И всё же стоило Адаму перешагнуть порог спальни, Алия не дрогнула. Не отвела глаз, стоило тому только посмотреть на неё. Хрупкая, нежная, с длинными,  переливающимися волосами цвета огненной зари, благоухающая и свежая — она готова была сделать для эмира всё что угодно, лишь бы вымолить его прощение.

— Прикройся, бесстыжая! — совершенно не желая видеть возле своей кровати беглянку, грубо произнёс Адам. — Неужели ты думала, что я хоть пальцем прикоснусь к тебе после него? Ты мне противна, Алия!

— Я всё также чиста для тебя, Ясин, — тонким, льющимся, словно ручеёк, голосом прозвенела девушка.  — Маджид и пальцем меня не тронул.

— С чего ты взяла, что мне это интересно? Ты грязная, опозорившая свой род девка, которая даже рта не должна открывать рядом со мной!

— Но ты же сам просил меня привести. Я подумала, что ты хочешь получить меня, — сгорая от стыда и неловкости, возразила Алия.  Её и без того красные от смущения щёки стали почти пунцовыми, голос дрожал, а ноги едва слушались, подкашиваясь от страха. — Адам, умоляю тебя, пощади Маджида. Он ни в чём не виноват. Ради той дружбы, что раньше связывала нас, помилуй его. Меня накажи, если хочешь, только не его. Всё для тебя сделаю.  Такой буду, какой захочешь.

— Твоя наглость, Алия, не знает границ! — усмехнулся эмир и, не глядя на девушку, прошёл в дальний угол спальни. — Когда ты убегала со своим любовником, почему не подумала, что подписываешь ему смертный приговор? Какой смысл сейчас от твоих жертв?

— Всё не так, как ты думаешь. Позволь мне объяснить, прошу!

 Алия успела накинуть на плечи абайю, а волосы спрятать под платок, чтобы лишний раз не злить эмира, а после осмелилась подойти к нему чуть ближе и, протянув несмело руку, коснуться его плеча.

— Абдулла сказал, что я теперь твоя жена. Не гони меня, позволь быть рядом, дай мне шанс загладить свою вину. Я благодарна тебе, что спас отца от позора, Адам. Прошу, спаси и Маджида от верной смерти.

— Убирайся! — сквозь зубы процедил Адам,  кроме раздражения ничего не испытывающий в это мгновение. — Маджид не заслужил пощады, как и ты! Если бы ты только знала, как сильно изменилось моё отношение к тебе, Алия! Того Адама, который готов был целовать землю под твоими ногами, больше нет!

— Прости меня, — тихо произнесла девушка, робко переместив свою ладонь к щеке эмира.

— Боюсь, уже поздно просить прощение, — рявкнул Адам и, скинув с себя назойливые руки, отошёл в сторону, отвернувшись от Алии. — Ты дважды разрушила мою жизнь: сначала, когда сбежала, а потом, когда вернулась! Ты могла стать моей и купаться в любви, не зная отказа ни в чём. Могла быть единственной, ради которой я готов был свернуть горы. Ты должна была стать матерью моих детей. А что сейчас, Алия? Твоя жизнь обречена на вечные страдания и постоянное одиночество. Никогда ты не познаёшь моей любви, заботы и нежности. Изо дня в день ты будешь медленно и мучительно увядать на моих глазах. А я, глядя на тебя, буду вспоминать чего лишился, взяв тебя грязную и порочную в жены, и с каждым днём ненавидеть всё сильнее.Ты права, я спас твоего отца от позора, но твою жизнь разрушу также, как ты переломала мою.

— Я не виновата...

— А кто виноват? Саид, что погано воспитал тебя? Маджид, что не смог спрятать как следует? Или я, что больше не чувствую к тебе и дирхама¹ былой любви?

— Так не бывает, Адам, — Алия, позабыв про гордость, вновь подбежала к эмиру и обняла его за плечи. Тот дёрнулся, но рук её не убрал. — Не так много прошло времени, чтобы чувства твои остыли. А если и повеяло холодом, то я смогу согреть твоё сердце. Обещаю. Ты никогда не пожалеешь, что взял меня в жены. Я стану с тобой самой ласковой и нежной, самой преданной и послушной.

 Адам лишь на мгновение прикрыл глаза, но тут же в его сознании вспыхнули  воспоминания, как ещё недавно в этой самой комнате ему пела Энн, как спорила с ним, смотрела на него открыто и честно. И так мерзко стало на душе его от лживых и приторных речей Алии, что не смог он сдержаться.

— Абдулла тебя обманул, Алия, — распахнув глаза, эмир повернулся к девушке и резким, грубым движением стряхнул с себя её прикосновения. — Твой отец действительно отдал тебя мне, но брак между нами ещё не заключён. В моей власти отказаться от тебя  и тем самым обречь на вечный позор или погибель. Хочешь разделить участь Маджида? Или грош цена твоей любви, раз готова пятки мои лизать, лишь бы шкуру свою сберечь?

— Да что ты знаешь о любви, — словно ошпаренная отскочила Алия от мужчины. — Он жизнью своей рисковал, спасая меня. И я ради него на всё готова. Если надо, душу тебе продам, что уж говорить о теле, лишь бы избавить Маджида от страданий. Да разве понять тебе бесчувственному и жестокому, что такое настоящая любовь. Выдумал себе, что я твоя! Отца моего убедил! А меня ты хоть раз спросил? Уничтожить меня хочешь? Давай! Прямо сейчас веди к Маджиду! Лучше с ним на цепях, чем с тобой в шелках.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — К себе иди Алия и к свадьбе готовься, — в потемневших глазах Адама играли черти. — А голова Маджида станет тебе свадебным подарком от меня.

— Нет, — жалобно завыла девушка, оседая на пол, — умоляю тебя, Адам, помилуй его.

 Сколько бы ни показывала она свой норов, сколько ни кичилась  смелостью и отвагой, но отдать любимого на растерзание Адаму не могла. Сквозь пелену слёз с невыносимым отчаянием смотрела она на эмира, до последнего надеясь на его милость. Но мужчина был непреклонен.

— Пошла вон! — процедил тот сквозь зубы.

 —  Я люблю Маджида, Адам! Больше жизни! Всегда любила его одного. Ты же вбил себе в голову, что я твоя, и ничего не замечал вокруг, — глотая слёзы, решилась Алия высказать эмиру всю правду, уже не страшась его гнева. — Ты всегда Маджида недолюбливал. Знаю. Он же и слова дурного в твой адрес не произнёс ни разу. Всегда уважал тебя. И пальцем ко мне не посмел притронуться, так как знал, что отец меня обещал тебе. И если бы не Назир, никогда Маджид не осмелился увезти меня. Никогда! Тебе бы отдал беспрекословно, раз на то была воля Саида. Умоляю, Адам, пощади его!

— При чём здесь Назир, Алия?

— Я не знаю всего, Адам. И зачем Аль-Араис убить меня пытался, не понимаю. Ладно бы Зухра сына родила, так та даже женой Саида ещё не стала, — Алия так и сидела на полу, практически отчаявшись достучаться до Адама. —   Всё не так было, как тебе сейчас говорят. Маджид спасти меня хотел, потому и увёз, и прятал ото всех. Отец словно не видел опасности. Да, впрочем, как и ты. Маджид же ценой своей жизни меня пытался уберечь от беды. Никогда не нужна была ему эта власть, богатства все эти. Не пытался он меня обесчестить и насильно своей сделать никогда не хотел! Если бы не Назир, ничего бы не было! Понимаешь? Аль-Араиса вини, его наказывай! Маджид ни в чем не виноват! Отпусти ты нас! Мы уедем, исчезнем из твоей жизни! Клянусь, ноги нашей на землях Дезирии не будет!

— Уходи, Алия!

— Адам, прошу, сжалься!

— Уходи!

 Повторять несколько раз Адаму не пришлось. Девушка встала и , обхватив себя трясущимися руками, шаткой походкой побрела к себе. Эмир же, глядя ей вслед, понимал, что ещё больше запутался во всей этой истории.

Опершись на подоконник, он распахнул окно, чтобы вдохнуть полной грудью и наконец успокоиться, но не тут-то было. Буря, разразившаяся в его душе, казалось, вышла за пределы тела и нашла своё отражение на улице. Небо обычно ясное и звёздное сейчас  казалось низким  и мутным. Ветер, угрюмо завывая, поднимал в воздух клубы пыли и песка, гнул ветви вековых насаждений и заставлял одичалые волны, с грохотом приземляться на берег. Вдалеке чернота озарялась безумными вспышками молний, а после пространство вокруг наполнялось  оглушающими раскатами грома. Дождь — редкое, почти сказочное явление в этих краях, внезапно разорвал ночное полотно неба и обрушился  на пересохшую землю Дезирии.

Впервые Адам видел подобное в здешних краях, а потому принял это, как знак, дарованный ему Всевышним, чтобы не смел он опускать рук, чтобы боролся, чтобы докопался до истины.

 Оставив окно открытым настежь, он покинул свои покои и уже через несколько минут в сопровождении Ангура Адам открывал глухую дверь в подвале, за которой уже как сутки сидел потрёпанный и измождённый Маджид.

 Блёклый свет небольшой лампы едва освещал побитое лицо парня и его волчий взгляд. Несмотря на боль и ужасные условия содержания, в его черных глазах не было ни следа раскаяния. Единственное о чём и сожалел Маджид, так это о том, что так быстро попался в руки эмира.

 Затхлый подвальный запах, сырость и мрак, отсутствие окон и хоть каких-то удобств делали это место похожим на самый настоящий ад.  Даже Адам, повидавший на своём веку немало, был поражён жестокости и хладнокровию Абдуллы.  Маджид не вызывал жалости или сострадания у эмира, но подобное содержание приёмного сына Саида казалось Адаму недопустимым.

— Маджид, — обратился к пленнику Аль-Ваха. — Мне нужно, чтобы ты всё рассказал: зачем увёз Алию, почему прятал её и от кого.

 Но Маджид лишь сглотнул и молча продолжил смотреть на эмира зверем.

— Я помочь тебе пришёл, Маджид! — вновь прозвучал голос Адама. — Но если ты будешь молчать, то завтра тебя увезут  в Наджах. Думаю, говорить, что ждёт там тебя за похищение чужой жены, не нужно.

 И снова ответом эмиру стала звенящая тишина.

— Что же, — заключил Адам и развернулся к выходу. — Жертва твоя будет напрасной: Алию заберу в жены, раз тебе не нужна, а Назир так и останется коптить землю. Глупец ты, Маджид!

— Стой, — раздался сиплый голос пленника. — Про Назира откуда знаешь?

— Разве это имеет значение? — вновь развернулся лицом  к Маджиду Адам. — Хочешь помочь Алие — расскажи мне правду!

— Хорошо, — шумно выдохнул узник и начал говорить.

 Несколько часов эмир вместе с Ангуром провели в душном помещении подвала, внимательно слушая рассказ Маджида, который совершенно не вписывался в историю, рассказанную Абдуллой.

— Получается, никогда Маджид не был на стороне Аль-Араиса, — подвёл итог Ангур, когда под утро мужчины возвращались в дом. — Ты представляешь, Ясин, что могло произойти, если бы грязный план Назира не сорвался.

— Да, — сухо ответил Адам, остановившись на пороге своего дома.

  Ночь напролёт бушевавшая снаружи буря утихла. Воздух наполнился свежестью и прохладой. Темнота ночи с каждой секундой всё сильнее рассеивалась, уступая место розоватой дымке рассвета.

   — Если бы ты не улетел в Исландию, а по воле Саида увёз Маджида к казухам, оставив Алию одну, — Ангур даже боялся произнести, что должно́ было произойти, не вмешайся в судьбу троих людей обыкновенный случай.

— Да, Ангур, нас с Маджидом убили бы ещё на подъезде к Блароху, а Алию — чуть позднее в гареме. Он действительно спас её, — подтвердил слова друга Адам.

— Назир хочет власти, — вновь вступил Ангур.—  И он не остановится, пока не получит желаемого. А вы трое ему мешаете.

— Ты прав, а потому сегодня же я поеду в Наджах и расскажу Саиду всю правду, за одним расторгну договор. Алию и Маджида ты возьмёшь на себя: вывезешь их из страны и поможешь спрятаться, пока я не придумаю, как разоблачить Аль-Карога.

— Ясин, ты забываешь, что Назир уже видел Алию, то есть он думал, что видел её в твоём доме, а значит   не успокоится.

— Это неважно, главное — спрячь их. Остальное я сделаю сам. И ещё, Ангур, — Адам сделал несколько шагов вперёд, покидая пределы дома и вдыхая свежесть дождливого утра в саду. — Позвони Ларусу Хаканссону и узнай, как добралась его дочь.

— Хорошо, Ясин, я сделаю.

 Получив указания, Ангур тут же удалился их выполнять,  тогда как Адам, простояв ещё какое-то время в саду, размеренным шагом  направился к океану, который вдоволь набушевавшись, всё-таки решил угомониться.  Подсвеченная первыми лучами солнца водная гладь казалась обманчиво спокойной и ласковой. Песок, в котором проваливались голые ступни эмира, ещё не успел нагреться и приятно охлаждал кожу. Адам подошёл практически вплотную  к кромке воды, когда его взгляд зацепился за какой-то странный, бесформенный кусок ткани тёмно-зелёного цвета, явно выброшенный на берег во время грозы. Но не это всецело поглотило внимание эмира и заставило его замереть. В игривых переливах рассветных лучей на куске ткани отчётливо поблескивал небольшой брелок в виде лошадиной морды. Точно такой,  какой висел на рюкзаке Энни...

¹ — Дирхам — в этом случае, как единица веса, равная 3.207 г.

28. Отчаяние

Брелок заманчиво переливался в нежных лучах солнца, завлекая мужчину подойти ближе, рассмотреть его чуть лучше и, наконец, осознать страшную вещь: Энни не улетела в Исландию.

Тряпка, которая сначала привиделась Адаму бесформенной, оказалась не чем иным, как разодранным рюкзаком девчонки. Просоленный, растерзанный сильным прибоем, благодаря буре он очутился вынесенным на берег.

Подхватив остатки рюкзака, эмир осел вместе с ними на песок, в попытках усмирить воображение, рисующее в его сознании трагические картины произошедшего.

— Дочь Ларуса Хаканссона пропала две недели назад и до сих пор числится в розыске, — сквозь пелену ужаса, окутавшего Адама, пробивался к  голос Ангура. — Ясин, ты меня слышишь? Энн не покидала границ Дезирии и не возвращалась в Исландию. Абдулла нас всех обманул!

— Я убью его своими руками, — прижимая к себе разодранный в клочья тряпичный рюкзак девчонки, еле слышно произнёс Адам и резко встал, явно намереваясь подтвердить слова делом.

— Стой! — практически вцепился в него Ангур. — Да, стой же ты! Не спеши! Что это?

Мужчина вырвал из рук Адама зелёный свёрток и прикрыл глаза, когда понял, что привело в состояние шока его друга.

— Это с ним она убежала в ту ночь из дома? — уточнил Ангур.

Тяжело дыша, Адам кивнул.

— Вынесло штормом? — мужчина вновь посмотрел на эмира и по безжизненному выражению лица того всё понял без слов. — Нет, брат, нет! Она не могла утонуть! Камеры не работали всего пару минут, за это время девчонка не успела бы даже дойти до воды! Не думай! Нет!

Озвученные Ангуром вслух опасения Адама словно ожили наяву, переполняя отчаянием душу эмира. Мысль, что он опоздал, что Энни уже просто нет в живых парализовала его и напрочь лишила рассудка.

— Скорее всего, рюкзак попросту выкинули, полагая, что с собой она взяла телефон или документы. Мы найдём её, Ясин, я клянусь тебе!

— Найдём, — прохрипел Адам и попытался обойти товарища. — Абдулла мне сейчас всё-всё расскажет. В красках. Подробно.

— Стой! — вцепился в обезумевшего друга Ангур. — Не делай глупостей! Я сейчас скажу жестокую вещь, но ты меня выслушай! Если твоя Энни всё ещё жива, то, действуя нахрапом, ты можешь сделать только хуже! Будь хитрее, Ясин, играй по тем же правилам, что и Абдулла! Сделай вид, что веришь ему, как самому себе, а я буду следить за ним. Вот, увидишь, он сам приведёт нас к девчонке.

— Ангур, я не смогу так! — пытаясь прорвать оборону, взревел Адам.—  Смотреть на него, улыбаться и знать, что, возможно, в эту самую минуту она умирает. Ты мне это предлагаешь? Думаешь, я не знаю, на что способен Абдулла? Если он сына шейха держал, как какую-то свинью, в грязном вонючем подвале, то разве станет он церемониться с обычной девчонкой? Он нашёл Алию, а Энни стёр с лица земли! Пусти меня, Ангур! Пусти! Я вытряхну из старика правду здесь и сейчас! Силой и, если понадобится, его кровью!

Оттолкнув от себя Ангура и не разбирая дороги под ногами, Адам направился в сторону дома. Ошалелый,  на грани срыва он рвал глотку, призывая Абдуллу выйти ему навстречу и ответить за свою ложь.  Узнать правду эмир готов был любой ценой. Но Абдуллы  на территории резиденции Аль-Ваха не оказалось: ещё с вечера старик уехал к себе.

Как неприкаянный ходил Адам из стороны в сторону, ничего не замечая вокруг. Уже давно он послал своих людей за Абдуллой, ещё несколько раз допросил с пристрастием Ясмину, напугав ту до смерти, пересмотрел все записи с видеокамер, направленных в сторону побережья, но так и не сдвинулся с мёртвой точки. В ту злосчастную ночь девчонка дошла до порога  и бесследно исчезла.

— Я не знаю кого ты ищешь, Ясин, но отец всегда учил искать потерянное на самом видном месте.

Обернувшись, Адам заметил Маджида, который немного пришёл в себя после заточения и решил помочь названому брату в его беде.

— Что ты имеешь в виду, Маджид?

Он поднял на парня взгляд полный боли и отчаяния.  Казалось, в своём горе Адам и вовсе потерял себя. Он готов был цепляться за любую соломинку, чтобы только найти Энни. Живой.

— Сообщи окружающим о своих планах и будь уверен, что им не суждено будет  воплотиться в жизнь, —продолжил Маджид.—  Ты сказал, что женишься на Алие,  и нашёлся Назир, который сделал всё, чтобы ваш брак не состоялся.  Поведай своему окружению, что пропавший человек тебе не важен, что ты нашёл ему замену, и увидишь, как потеря твоя отыщется сама по себе. Только будь наблюдательным!

— Согласен с тобой, Маджид, — вмешался в разговор Ангур. — У нас есть враг — Назир. И есть друг, который благими намерениями устилает дорогу в ад. Это Абдулла. Ясин, разыграй для каждого свой спектакль, и тогда они сами приведут тебя к цели.

Адам кивнул. Скорее из уважения к другу. Поскольку знал, что терпения и выдержки ни при виде Абдуллы, ни при виде Назира ему не хватит. И всё же эмир старался услышать то, что до него пытались донести.

— Спасибо, Ангур! — кивнул Адам другу и посмотрел в сторону вчерашнего пленника. — И тебе, Маджид, за совет! И за то, что спас Алию, когда меня рядом не было. Я уже дал распоряжение,  чтобы вас спрятали как следует. Но имей в виду, как докажу я вину Назира, так с повинной придёшь к Саиду сам. И если обидишь Алию, я помогу Аль–Наджаху спустить с тебя шкуру.

— Если с головы Алии упадёт хотя бы волос, — более чем серьёзно ответил Маджид, — я накажу себя сам. И всё же, Ясин, кого ты потерял?

— Своё сердце и душу, Маджид! — выдохнул Адам, когда со стороны дальнего входа послышались шаги, а потом и взволнованный голос старика. Абдуллу всё же привезли в распоряжение эмира.

— Адам, дорогой мой! К чему такая спешка? Твои люди вытащили меня из дома в столь ранний час и совершенно без объяснения причин, — как ни в чём не бывало, Абдулла раскинул руки в стороны и шёл навстречу Адаму, приторно улыбаясь. Правда, улыбка его была недолгой, и стоило старику заметить Маджида, стоящего неподалёку, как заместо  неё на лице скривился звериный оскал. — Что этот ублюдок  здесь делает? Разве не должен он гнить в подвале за свой грязный поступок?

— Только после тебя, шакал! — прошептал Адам себе под нос, вспоминая едва лишь услышанные советы.

— Абдулла, — натянув из последних сил на лицо улыбку, уже вслух произнёс эмир. — Как же ты долго! Хотел сообщить тебе, что принял непростое решение: свадьбы не будет.

— То есть как не будет? — опешил старик.—  Что за бред? Ты не выспался? Или этот шакал тебе наплёл невесть что? В любом случае ты же понимаешь, что Алия уже твоя жена!

— А вот тут ты ошибаешься Абдулла, договор с Саидом я так и не подписал. Ничто не мешает мне вернуть ему дочь прямо сегодня.

— Ты этого не сделаешь, Ясин! — глаза Абдуллы налились дикой злостью. —  Не дури! Не забывай ради чего это всё!

— Ради чего, Абдулла? — одному Аллаху было известно, сколько усилий прикладывал Адам, чтобы сохранять на своём лице маску невозмутимости.

— Тебе нужна власть, а твоему народу достойный правитель!

— Мне не нужна власть такой ценой, Абдулла!

— Какой ценой, мальчик мой? Какой? — Абдулла явно начинал нервничать  и уже с трудом сдерживал себя. — Взять в жены единственную дочь шейха? Умницу и красавицу? В чём сложность, Ясин?

— Я не люблю её! Да и она нашла своё счастье с другим! — Адам ладонью указал в сторону Маджида.

— С этим? — подбородок Абдуллы нервно задрожал, как и голос, пропитанный ненавистью к юноше, ставшим Саиду сыном. — Ты отдашь власть в руки потомка Аль–Карога? Ты в своём уме? Никогда народ не примет Маджида, никогда! Легче сразу отдать бразды правления Назиру!  Вот он обрадуется этому известию.

—  Пусть так, мне всё равно!

— Вот как ты заговорил? Всё равно? Столько усилий, столько лет на пути к цели, чтобы в конечном счёте услышать " мне всё равно"?   Нет, Ясин! Я не позволю глупым чувствам встать на пути великой цели! Не позволю!

— И что же ты сделаешь? — ухмыльнулся, Адам.—  Силой заставишь меня жениться?

— Я найду способ, — выплюнул старик в лицо Адаму. — Но власть Аль-Араису не отдам!

Абдулла нервничал. Сильно. Он махал руками и постоянно поднимал те к небесам, спрашивая Всевышнего, за что ему такое наказание. Но как только убедился, что эмир говорил серьёзно, зло обвёл взглядом собравшихся и поспешил удалиться, чтобы обдумать услышанное.

— Стоять! — гневно рявкнул Адам.

— Ясин? Что за тон? — возмутился Абдулла, явно не привыкший к подобному обращению, но всё же остановился.

— Тебя привезли не затем, чтобы рассуждать о власти, которой тебе в любом случае не видать! — размеренными шагами эмир приближался к старику, не сводя с того разъярённого взгляда.

— Ясин! Ты забываешься! — опасливо напомнил старик и сделал  несколько шагов назад.

— Что ты сделал с Энн? Где она? — устав ходить вокруг да около, Адам решил перейти прямо к делу.

— Я же тебе говорил, что улетела...

— Абдулла, мне нужна правда! — оборвал того  на полуслове эмир и, подойдя к трясущемуся старику вплотную, сжал в кулаках его кандуру на груди. — Ты не посадил её в самолёт до Женевы. Она вообще не покидала Дезирии. Так где же она?

— Хочешь знать? — прошипел старик, крайне недовольный поведением своего подопечного. — Что же, слушай! Я сам отдал её Назиру под видом Алии, чтобы выиграть для тебя время! Пока он истязает якобы дочь Саида, ты успеешь заключить брак с настоящей Алией.  Принеся в жертву всего одну никчёмную душу, мы можем одержать победу в целой войне, Ясин! Но ты, вместо того, чтобы поблагодарить, вытираешь об меня ноги!

— Шакал! — опешив от услышанного, прорычал Адам. — Я убью тебя!

— Ясин, я закрою глаза на твоё поведение и сделаю вид, что не слышал твоих слов, только из уважения к твоему покойному отцу и, понимая, что говоришь ты всё это под влиянием обманчивых чувств.

Руки Адама всё сильнее сжимали кандуру старика, скручивая и затягивая её. Эмир не мог поверить своим ушам: Абдулла – верный и преданный советник его семьи творил жуткие вещи и не понимал, что уже давно перешёл все возможные границы.

— Скоро ты и сам убедишься, что мой план безупречен! — задыхаясь от силы, с которой Адам стягивал его лёгкие, Абдулла закашлялся, но речь свою не бросил.—  Твоя гостья  отлично сыграла свою роль перед Саидом, и ещё лучше перед Назиром. Аль-Араис ни секунды не сомневался, что получил принцессу Аль-Наджах в свои руки.

— Его визит в мой дом тоже твоя заслуга? — качая головой, Адам всё ещё не мог до конца оценить масштабы предательства.

— Конечно, Ясин! — с гордостью подтвердил старик.—  Видел бы ты  довольное выражение лица Назира.  Но как же он ошибается, считая, что  вся власть теперь  перейдёт от Саида к нему, пока Зухра будет пытаться родить сына. И в то время как Назир пребывает в обманчивых надеждах,  вдоволь наслаждаясь якобы дочерью Саида, ты должен успеть заключить брак и сыграть свадьбу с Алией.   Согласись, всё сложилось как нельзя лучше!

— Будь ты проклят Абдулла! Будь ты проклят!– прошептал Адам, брезгливо оттолкнув от себя старика.

— Посадить его в подвал, где вчера сидел Маджид! — приказал эмир охране. — Ни крошки хлеба ему, ни капли воды! Пусть испытает на себе, каково быть всего лишь  одной  никчёмной душой!

 Отчаяние. Липкое, беспросветное, опустошающее. Оно подступало всё ближе и ближе с каждым мгновением, лишая надежды.

Два дня Адам грыз землю зубами, пытаясь выйти на след Энни. Были подняты все люди эмира, все силы брошены на поиски хотя бы какой-нибудь зацепки. Но абсолютно всё было тщетно!

Вместе с Ангуром мужчина объехал близлежащие деревни, посетил известные в провинции поселения бедуинов, опросил не одну сотню человек... Но когда ищешь девушку, чьё лицо скрыто от посторонних глаз, среди точно таких же других, считай, пытаешься носить вёдрами воздух.

Абдулла же молчал. Истощённый, замученный, сходящий с ума от жажды — ни одним словом не помог он эмиру, хотя, безусловно, догадывался, где Аль-Араис прятал девчонку. Или уже не прятал... Но обида на Адама перевешивала собственные страдания старика.

Тысячи раз успел пожалеть эмир, что пошёл на поводу у своей импульсивности и не послушал Ангура, который настоятельно советовал действовать осторожно и не набрасываться на старика открыто. Заставить Абдуллу говорить силой оказалось невозможным! Теперь Адам знал об этом наверняка.

Эмир не побрезговал бы связаться и с Назиром напрямую, но понимал, что тот вряд ли ответит начистоту, но обязательно заподозрит неладное, и тогда, вероятность найти Энни живой, будет стремиться к нулю.

Обстановку в логове Аль-Араиса узнавали, заслав туда людей Адама под видом кочующих торговцев. Когда те смогли там осмотреться, то пришли к выводу, что Энни на территории Назира никогда не было. Аль-Араис был не настолько глуп, чтобы так откровенно компрометировать себя.

А потому спустя два дня отчаянных поисков все в окружении Адама понимали, что Энн, скорее всего, уже давно покинула мир живых. Рюкзак же, выброшенный на берег во время шторма, был лучшим тому подтверждением. Пожалуй, только Ангур не опускал рук. Он знал, что его поддержка сейчас необходима была эмиру как воздух. В таком отчаянии и безумном желании сделать невозможное он еще никогда не видел Адама.

— Я посмел играть чужой судьбой, и Аллах наказал меня за это!

Адам безотрывно смотрел в окно, стоя в кабинете отца и ожидая звонка от Хамаса. Казухи, по чьей вине взлетел на воздух автомобиль эмира, в последние дни подозрительно тихо вели себя на границе, словно получили то, что хотели. Адам догадывался, что они всецело подчинялись воли Назира: уже сейчас их связь была видна невооружённым взглядом. Но найти неопровержимые доказательства причастности Аль-Араиса к беспорядкам ещё предстояло. О том, что Назир мог держать Энни в одном из лагерей казухов, Адам старался не думать. Обозлённые и обезумившие бедуины, не знающие жалости и сострадания, вооружённые и агрессивные, многим казались страшнее само́й смерти. Ступить в логово казухов просто так, без должной подготовки, было невозможно. И Адам понимал, что брось он своих людей туда — не вернутся. А потому, обратился за помощью к Хамасу, у которого с казухами были личные счёты.

— Я молю Всевышнего, чтобы Хамас не нашёл Энни у казухов! — отозвался Ангур. — Даже не знаю, Адам, что было бы гуманней по отношению к ней: попасть в руки к этим нелюдям или умереть.

— Ангур, прошу! — остановил друга эмир. Он и сам всё понимал, но даже думать об этом боялся. — Скажи лучше, люди готовы?

— Готовы, Ясин! С тобой пойдут в самое пекло, если нужно будет. Только мало нас, помни!

— Если Хамас подтвердит, что девчонка в одном из лагерей казухов, просить помощи буду у Саида. Это осиное гнездо давно пора сровнять с землёй. Но пока армия Аль-Наджаха подойдёт, нам с вами нужно будет взять удар на себя.

— Прорвёмся, Ясин. Не впервой.

Мобильный, что сжимал в руках Адам, ожил, оповещая о долгожданном звонке дальнего родственника.

— Хамас! — выдохнул в телефонную трубку Аль-Ваха.

Мгновения до приговора, казалось, тянулись вечно. Адам прикрыл глаза, готовый принять любое известие, но мысленно обратился к Всевышнему с робкой просьбой, чтобы Энни была жива, чтобы позволил Аллах спасти её из лап смерти. Взамен же пообещал отпустить, даровать ей свободу и независимость, о которых девушка так сильно мечтала.

Знать, что она вновь смеётся, бросая уткам хлеб, нежно прижимается к Страннику, мурлыкая песенки, да даже просто гуляет по холодному и сырому Рейкьявику в своих бесформенных джинсах с наспех забранными в пучок волосами, сейчас казалось эмиру высшей наградой, а большего было не нужно...

— Ясин, — раздался глухой, безнадёжный голос Хамаса. — Не нашёл я твоей пропажи, но слухи ходят, что несколько дней назад и правда привезли девушку. Только никто её не видел. Отдали девчонку Кариму, а тот увёз её вглубь Блароха. Сказать, Адам, за каким из барханов решит этот зверь разбить свой лагерь, сам знаешь, не могу. Как и то, что за девицу ему даровали. Далеко не факт, что именно ту, что ты потерял. Мой тебе совет — отступись! Искать Карима в песках Блароха — верная смерть!

— Спасибо за помощь, Хамас, — ощущая, как металлический корпус смартфона плавится в его руках, произнёс Адам. Он знал, чувствовал, что той девушкой была Энн. А ещё он знал Карима — безбашенного, ожесточённого монстра, который за душой не имел ничего святого.

Отчаяние в душе Адама сменилось острой болью в сердце и диким желанием отомстить. Он понимал, что найти Энни живой и невредимой практически невозможно. Но также  был твёрдо уверен в своём стремлении добраться до Карима и свернуть тому шею своими руками.

— Нет, Ясин, — мотал головой Ангур, который по обрывкам фраз, доносящихся из телефонной трубки Адама, уловил суть разговора. — Вести людей в сердце Блароха — гиблое дело. Сам знаешь!

— Знаю, — отрезал Адам. — И потому никого и никуда не поведу.

Ангур облегчённо вздохнул и хотел было выразить своё одобрение и согласие с решением эмира, но не успел, поскольку тот продолжил говорить:

— Я пойду сам, Ангур. Подготовь мне сопровождение до Наджаха. Сначала заеду к Саиду: у него есть надёжные проводники по Блароху. За одним открою ему глаза на то, что происходит за его спиной!

— Не делай глупостей, брат! — встрепенулся Ангур и подошёл вплотную к Адаму. — Карим — человек песков. Он знает Бларох от и до. Он  бедуин, Ясин! Ему не страшны раскалённое безжалостное солнце днём и леденящие душу ветра ночью. Ты можешь искать его годами и всё равно не найдёшь! Я прошу тебя, Адам, одумайся! Ты же знаешь, что её уже не спасёшь!

— Если бы в руках Карима оказался я, Ангур, ты бы тоже отступил? — в голосе Адама не было злости или укора, он просто хотел, чтобы друг его понял.

— Нет, Адам, за тобой я готов идти даже на верную смерть.

— Тогда ты понимаешь, что я не отступлю.

— Да, — выдохнул Ангур и решительно добавил: — Значит, мы идём вместе.

29. Без сил

В самом дальнем уголке Блароха

Энн

Тонкая полоска света едва озарила мрачные и убогие стены шатра, в котором уже не первый день держали Энни. Следом послышались шаги. Тяжёлые и устрашающие. Он вернулся. Опять навис над еле живым телом девушки, словно призрак. Только ещё страшнее. Безжалостный и свирепый монстр в человеческом обличии.

Горячие шершавые пальцы коснулись девичьего лица, убирая с него прядь прилипших волос. Грязных.  Дурно пахнущих. Несколько дней, проведённых с холщовым мешком на голове, давали о себе знать.  Монстр провёл  рукой вдоль щёки,  что-то бубня под нос на своём языке. Энни не понимала ни слова. Ничего не изменилось.  И это раздражало мужчину напротив больше всего. Поначалу он не верил, думал, что та играла, притворялась. Он что-то объяснял, требовал, спрашивал, а Энн  лишь смотрела испуганно в ответ, иногда отвечая по-английски, но её никто не понимал... Первое время монстр срывался...  И тогда наказания Ларуса казались девчонке не более чем щекоткой.

Глаза Энни опухли и отвыкли от света. Голова разрывалась на части. В кровь растрескавшиеся губы пересохли и слиплись. Ей хватало  сил лишь дышать. И то, когда за границами шатра наступал полдень, а тонкие стены, обтянутые брезентом, раскалялись до предела, нагревая воздух внутри до немыслимых температур, даже простой вздох требовал непомерных усилий.

Монстр продолжал смотреть,  что-то выговаривать на своём и снова касаться её лица. Энни хотела отвернуться, закричать, спрятаться, но сил давно уже не осталось. Да и знала, что всё бесполезно.

Мужчина достал жестяную чашку с водой — глотков десять, не больше —  и поставил рядом с пленницей. Обычно к питью он бросал кусок хлеба, как животному, но сегодня понимал, что девчонка навряд ли прикоснётся даже к воде. Тогда какой смысл был тратить на обречённую душу еду, которая в пустыне была на вес золота?

Без капли сострадания он продолжал смотреть в упор, поедая Энни глазами. Но больше не бил. Понял, что бесполезно, а может... А может, просто уже  не видел  ни одного живого места на её лице. Энни опять ощутила воспалённой кожей его прикосновение и постаралась вспомнить о чём-то хорошем, чтобы яркими картинками из прошлого смягчить удушающее восприятие настоящего. Получалось неважно, но всё же это было лучше, чем видеть перед собой озлобленное и изуродованное лицо чужого мужчины. Кто это был, Энни не знала. Но судя по тому, как остальные его слушались, монстр был не последним человеком в поселении.

Хотя там, где они были сейчас и людей-то особо она не видела и не слышала. Вокруг было смертельно тихо, только по ночам, как бешеный, завывал ветер, пронизывая шатёр ледяным дыханием, да трещал костёр неподалёку, дразня Энни тёплом, которого так не хватало с приходом темноты.

И снова шаги. Незнакомец ушёл, прикрыв за собой единственную щель в брезенте, сквозь которую украдкой пробирался свет. И вновь погрузилось  серое и полугнилое помещение в темноту. А Энни так не хватало света... Казалось, что уже целую вечность  её окружала беспроглядная тьма.

А ещё боль. Она была повсюду. Руки и ноги долгое время были связаны тугими верёвками и сейчас на их месте зияли глубокие ссадины, беспрерывно горящие огнём. Потом этот монстр со своими срывами. Слишком долго до него доходило, что в руках его  оказалась лишь копия настоящей принцессы. Напоследок, как  никчёмную вещь, Энни завернули в холщовый мешок и несколько дней куда-то тащили, бросали, везли. Никто даже не думал церемониться с ней, когда словно пушинку закидывали на спину верблюду или  подобно мешку с мусором швыряли в багажник очередного автомобиля. Куда её везли и зачем оставалось только догадываться. Но чем дольше не прекращалось движение, тем отчётливее Энни понимала, что найти её уже не смогут. Да и будут ли искать...

Страх. Дикий. Животный. Первое время выворачивал наизнанку. Энни боялась боли и неизвестности. А ещё смерти, с каждым днём всё больше теряя  всяческую надежду на освобождение. Да и кому было её спасать? Затерявшаяся в безжалостных песках Блароха, она сама выбрала свою долю. Ругала себя за беспечность, за глупую доверчивость и настырное непослушание. Если бы только она молчала, когда Адам просил её об этом, неужели Ясмина смогла бы тогда залезть к ней душу? Разве доверилась бы Энни словам женщины и побежала за ней во двор в ту проклятую ночь? Нет! Но как бы погано Энни сейчас себя ни чувствовала, она продолжала думать, что во всём виновата была сама. Ларус отлично потрудился, вбив в голову дочери, что иначе быть и не может.

Как же ей хотелось верить, что её найдут! Спасут! Что сможет она ещё хотя бы раз, раскинув руки,  довериться ветру на высоком обрыве недалеко от часовни в нескольких милях от родного дома.  Как же нестерпимо сильно желала она обнять братьев, мать и сказать отцу, что давно того простила. Но сквозь едва приподнятые веки она смотрела на серые стены вокруг и понимала, что это единственное, что осталось в её жизни.

Уже больше суток Энни не вставала.  Свернувшись клубочком на потёртой верблюжьей шкуре, брошенной ей всё тем же свирепым незнакомцем, она лежала и хотела найти в себе силы дотянуться до воды. Но организм, истощённый за эти дни до изнеможения, отказывался её слушать. Ноги немели, а руки ослабли настолько, что даже приподняться на них не удавалось. Живительная влага была так близко, но ничего не получалось. Сжав зубы и зажмурив глаза, превозмогая боль и слабость, она всё же смогла немного приподняться, но резко закружившаяся голова сбила все планы, и девчонка вновь рухнула на землю, случайно задев и опрокинув жестяную посудину с водой.  От отчаяния и дикой беспомощности Энни взвыла, но голос её осип настолько, что, казалось, она как рыба открывала рот, не издавая ни звука.

Ей дико хотелось плакать, но слёз не было. Энни вновь вся сжалась и постаралась заснуть. Так время пролетало гораздо быстрее, а тревожные мысли пусть и ненадолго, но отступали.  Прикрыв глаза, она представляла рядом маму, которая нежно гладила её по волосам и шептала, как сильно её любит. Но образ женщины настойчиво вытеснялся другим: более жёстким и чужим, но отчего-то таким дорогим для израненного сердца.

— Адам, — одними губами прошептала Энни и наконец заснула.

Её сон был глубоким настолько, что она совершенно не заметила, когда в шатёр снова зашёл её мучитель. На сей раз он был не один. Вместе с ним, перекатываясь с ноги на ногу, к девушке заглянула полноватая женщина лет сорока в чёрной парандже и с небольшим мешком с какими-то травами. Эти двое беспрестанно переговаривались, но даже если бы Энни и открыла глаза, то всё равно ничего не смогла бы разобрать.  А между тем в диалоге этом  решалась её судьба.

— Карим, что же ты с девочкой сделал, — причитала толстушка, склонившись над спящей Энни. — Что ж ты их бьёшь так нещадно всех? Неудивительно, что ни одна нормальная девка не задерживается с тобой рядом, только шармуты¹ вокруг тебя так и трутся.

— Айгуль, не для того я позвал тебя, чтобы ты жизни меня учила, — пробасил в ответ мужчина. — Да и что я  совершил? Ударил пару раз? Так за дело! Слишком уж норовистую девку мне Аль-Араис продал! Не люблю таких! Да и дохлая она какая-то, сама посмотри!

— Ох, Карим, никак ты понять не можешь, что женщина не скотина, которую привязал, да собой повёл.  Вот и дохнут они у тебя почём зря! Она что так и спала здесь на голой земле?

— Айгуль, глаза раскрой! На шкуре она свернулась. И вообще, я тебя зачем позвал?

— Чтобы на ноги её поставила, — кивнула в сторону Энни женщина. — Только, боюсь, я в очередной раз опоздала, Карим! Не жилец она.

— А ты травками-то своими помаши да покрути. Небось и очнётся! — недовольно проворчал мужчина.

— По уму ей бы в деревню нужно, к врачу! Травки мои ей без надобности.

— Нельзя мне в деревню, Айгуль! Никак нельзя! — оборвал размышления знахарки Карим.

— Так и сиди здесь, среди барханов, — развела руками женщина. —  А девку я с собой заберу, иначе помрёт она здесь не сегодня, так завтра.

— Забирай, — словно от надоедливой мухи отмахнулся Карим от девчонки. —  Всё равно кроме мороки никакого от неё толку. Шукшой верблюдов сейчас подготовит, иначе не утащить вам её. Только смотри, Айгуль, головой за девку отвечаешь! Сама знаешь, деньги на ветер я не бросаю, а эта принцесса мне дорого обошлась!  Поняла?

— Поняла, Карим! Поняла!

¹ — Шармута — женщина лёгкого поведения (араб., разгов.)

30. Поиски

Адам

Дворец шейха в Наджахе встретил двух верных друзей в своём прежнем цветущем великолепии. Удивительно, как переменчивое настроение Саида влияло на окружающую его среду. В памяти Адама ещё свежи были воспоминания его последнего посещения дворца , когда казалось, что всё вокруг пришло в упадок и уныние. Сегодня же роскошь и неземные красоты сияли новыми тонами, украшая праздную жизнь шейха. Вот только мужчины, приехавшие из провинции Ваха ранним утром, сейчас оставались совершенно равнодушными к изыскам дворца. Вместе с Ангуром Адам решительно приближался к правителю, который по чистой случайности в этот ранний час прогуливался среди экзотических насаждений в своём саду. Какая сила заставила его проснуться, едва солнце выглянуло из-за линии горизонта, оставалось загадкой даже для него. Но именно бессонница, мучащая Саида последние несколько дней, позволила друзьям застать правителя здесь и сейчас, вместо того, чтобы бесцельно проводить часы в томительном ожидании, пока тот не соизволил бы их принять.

— Ясин, ты вернулся! — расплылся в искренней улыбке шейх. Несмотря на некие разногласия, возникшие между мужчинами в их последнюю встречу, Саид всё же любил Адама и был несказанно рад, что тот спас от позора его дочь. — Отчего Абдулла не предупредил о твоём визите?

— Абдулла больше не мой советник, — без лишних любезностей отрезал Аль-Ваха и подошёл ближе, чтобы обменяться с шейхом приветственными объятиями.

— Даже так? — удивился Саид, правда, тут же отпустил ситуацию, давая понять, что судьба Абдуллы волнует его в последнюю очередь. — Хотя, знаешь, неважно. Ты приехал поговорить о свадьбе? Полагаю проблема с казухами решена?

Придерживая Адама за плечо, шейх проводил того до сирдаба, предлагая продолжить разговор в тени сада, пригубив свежего кофе. Ангур покорно шёл позади, переживая, насколько спокойно сможет Саид принять новости, которые Адам планировал обрушить на того.

— Свадьбы не будет, — не желая ходить кругами, сразу сообщил эмир.

Саид по инерции всё ещё улыбался и держал руку на плече молодого мужчины, но стоило словам Адама впитаться в сознание, как выражение его лица резко изменилось.

— Что? — вскочил тот с мягких подушек, на которые едва успел присесть. — Повтори, Ясин!

— Свадьбы с Алией не будет, — спокойно произнёс Адам и смело посмотрел на шейха. — Пожалуйста, сядь и позволь мне открыть тебе глаза на происходящее вокруг.

— Говори!—недовольно, на грани срыва выплюнул Саид, но всё же сел. Было заметно, как негодование разрывает его изнутри, как непонимание и разочарование разрушает его видимое спокойствие. Однако, он согласился выслушать: в этой истории шейх Аль-Наджах был всё ещё зависим от решения Адама.

— Я должен был сразу рассказать тебе правду, Саид. Но, каюсь, подпал под влияние Абдуллы. Та девушка, которую ты видел в моём доме, не Алия.

— Бред! — взорвался Саид. — Что значит не Алия? За дурака меня держишь? Я что дочь свою не могу узнать?

— И всё же, Саид, это правда, — настойчиво повторил Адам. — Её зовут Энн. Она европейка и совершенно не знает нашей речи. Оттого и молчала, когда ты говорил с ней.

— Ничего не понимаю, Ясин! Ничего!

— Энни — дочь Ларуса Хаканссона, — внимательно наблюдая за реакцией шейха, сообщил Адам. — Брата твоей первой жены, Саид.

Здесь уже просьбы успокоиться были излишни. Саид как ошпаренный вскочил с подушек и принялся нервно расхаживать взад и вперёд, мельтеша перед глазами гостей.

—Я нашёл её совершенно случайно, — продолжил Адам. — И поначалу её сходство с Алией ввело меня в замешательство, а твоё неверие моим словам, подкреплённое сказаниями старой ведьмы, подтолкнули на обман. Я привёз Энни в Дезирию и выдал тебе за Алию, которую продолжал искать всё это время.

— Ты её нашёл? Алию – мою дочь! Ты нашёл её? — не осознавая, что и вторая девушка может быть его дочерью, Саид был обеспокоен судьбой только одной.

— Нашёл, — успокоил правителя Адам. Несколько дней назад твоя Алия вернулась в Дезирию вместе с Маджидом. Она сейчас у меня и под защитой моих людей. И будет находиться под ней, пока ты не решишь вопрос с её безопасностью!

— А что с её безопасностью не так? И почему Маджид до сих пор на свободе, а не гниёт в тюремной камере? Ясин, не слишком ли много ты взял на себя? — Саид откровенно не справлялся со своими эмоциями. Он кружил вокруг сирдаба, размахивая руками, то и дело обращаясь к Аллаху, жалуясь на свою судьбу. А потом вдруг резко остановился и заорал: — Ясин, я убью тебя! Это что, получается ты обманом заставил отдать тебе Алию в жены?

— Не переживай, Саид, — Адам давно встал с удобных подушек, но в отличие от шейха стоял на одном месте совершенно невозмутимо. — Я не подписал твоих бумаг и Алию не обманывал. Скажу тебе больше, Маджид оберегал честь твоей дочери, никого не подпуская к ней, и сам несмел на неё смотреть. Так что ты можешь быть спокоен: ни Алия, ни Маджид не опорочили чести твоего рода.

— Ясин, прошу, объясни по порядку, — Саид крепко вцепился в эмира чёрным потерянным взглядом. — Я ничего не понимаю.

И Адам рассказал Саиду всё, что знал сам: про угрозы Назира, про то, как Маджид, рискуя своей жизнью, спрятал Алию; как Адам искал коня —копию Смерча, а нашёл Энни, которая, как две капли воды похожа на дочь Саида, и про то, что сердце молодого эмира провинции Ваха уже никогда не отпустит исландскую девчонку, кем бы она не приходилась шейху.

Саид в полной растерянности и глубочайшем потрясении слушал своего гостя и никак не мог поверить и уложить в голове все эти новости. Мгновение за мгновением, слово за словом его мир переворачивался с ног на голову. Саид не понимал, что ему чувствовать и как реагировать на рассказ Адама.

— Ясин, твои обвинения в адрес Назира Аль- Араиса слишком серьёзные, ты понимаешь это? — схватившись за голову, причитал Саид. — Я не могу поверить в то, что ты рассказал мне. Я не хочу даже думать, что Назир мог убить мою девочку!

— Всевышний уберёг Алию, наградив тебя благородным и отважным сыном! Я ошибался в отношении Маджида, признаю! Но ты упорно не слышишь меня, Саид! — отчаявшись достучаться до шейха, расстроено ответил Адам. — Спасая одну девушку, Абдулла отдал Назиру другую. Старик считал её просто похожей на Алию и не признавал возможное родство. И я на нём не смею настаивать, но молю тебя Саид, помоги мне её отыскать!

— Дочь Ларуса Хаканссона... — задумчиво протянул Саид. — И чем я могу тебе помочь?

— Назир отдал девчонку Кариму, а тот ушёл вглубь Блароха. Мне нужен твой проводник, чтобы не затеряться среди барханов и найти мерзавца.

— Ты хочешь найти Карима? — Саид рассмеялся. — Я ловлю этого шакала уже десять лет и, как видишь, он всё ещё разоряет наши деревни. Да и неужели ты веришь, что сможешь найти девчонку живой? Карим – убийца! Он монстр!

— Саид, а если бы в руки Кариму Абдулла отдал Алию? Скажи, тебе было бы также смешно? Или может ты сразу потерял бы любую надежду найти свою дочь живой? Опустил бы руки и дальше преспокойно пил кофе в моей компании?

— Не забывайся, Ясин! Не сравнивай дочь конюха и наследную принцессу Дезирии!

— Саид, ты слеп, раз не видишь очевидных вещей! И совершенно глух, поскольку не слышишь, что говорю я тебе! Девочки — близнецы! Они копии друг друга! А значит, либо обе принцессы, либо обе всего лишь исландские простолюдинки с фермы!

— Ясин! — взревел Саид. — Не смей! Алия моя дочь. Иных вариантов быть не может! Она моя! Что касается второй... Так и быть, я дам тебе человека, который знает Бларох как свои пять пальцев, но при одном условии!

— Я согласен!

— Ты даже не выслушал меня! — с удивлением посмотрел на отчаявшегося эмира Саид.

— Повторяю, я согласен на всё!

— Мою дочь ты так не любил... Хорошо! Будь по-твоему, — ухмыльнулся Саид, так и не озвучив условие для Адама. — Но помни, Ясин, ты только что дал мне слово!

— Я его сдержу, чего бы мне это ни стоило!

Саид кивнул и тут же послал за Рашидом — лучшим своим проводником по Блароху.

— Рашид знает пустыню лучше всех, Ясин, — не без гордости заявил Аль-Наджах. — Он отвезёт тебя к Юсуфу, ты, наверно, его помнишь. Старик не особо сговорчивый, но скажешь, что от меня, и он поможет: отведёт тебя к Зухарии. Без Юсуфа даже Рашид не найдёт дороги.

— Саид, я тебя уважаю, но в бредни старой ведьмы не верю и тратить время на неё не намерен!

— Бларох по своим размерам величиной с небольшое государство, — Саид по-отцовски взял Адама за руку, заставляя того прислушаться к своим словам. — Где Карим натянул потрёпанный шатёр на сей раз, известно одному Аллаху. Ещё ни разу Зухария не подвела меня. Позволь ей и тебе помочь! Как укажет она направление, сообщи Рашиду и следуй за ним. И пусть хранит вас всех Аллах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Раскалённый песок и безжалостное солнце, однообразные пейзажи и беспрерывная качка — всё это способно было лишить сил любого... Но Ангур, не замечая усталости, продолжал давить на газ огромного внедорожника, лавируя между барханами, как сёрфингист по волнам. Рядом с ним сидел Рашид, внимательно наблюдавший за дорогой и то и дело направляющий водителя в нужном направлении. Адам расположился сзади. В руках он перебирал чётки и, прикрыв глаза, ждал, когда наконец они достигнут пункта назначения.  Все трое понимали, что счёт идёт на часы... 

— Ангур, давай, я сменю тебя, ты устал! — распахнув глаза, произнёс Адам. Он прекрасно видел, как непросто давалось другу напряжённое передвижение по пустыне. 

— Не стоит, — отозвался тот, хотя даже по голосу было слышно, что мужчине требовалась передышка. — Ясин, побереги силы — они  тебе сегодня ещё пригодятся. 

— Вы хотите идти вдвоём против Карима? — втиснулся в разговор Рашид — невысокий коренастый мужчина, лет пятидесяти, совершенно непохожий на военного, с хитрым прищуром в глазах. —  Это же верная смерть!

— Ты прав! — выдохнул Адам, который знал о Рашиде не понаслышке. Невзрачный и слабый с виду, тот мог дать фору любому молодому и борзому, а его стратегическому уму и великолепной картографической памяти позавидовал бы каждый. — Поэтому я и не стал брать с собой ещё людей!  Мне нужна девушка, а не война.

Карим жесток и озлоблен, а ещё до безумия жаден до денег. У меня есть, что предложить ему в обмен. 

— Торговаться с эмиром провинции Ваха он не будет, — решительно бросил Рашид. — Ходят слухи, что за твою голову, Адам, среди казухов объявлена круглая сумма. Какой смысл Кариму договариваться с тобой? Ему намного проще будет тебя убить. 

— Мою голову он продаст лишь однажды, живой — я могу быть гораздо полезнее для него. Не думаю, что жизнь в вечных скитаниях — предел его мечтаний. Я тот, Рашид, кто может ему помочь, но не бесплатно, разумеется. 

— Ладно, надеюсь, всё получится. Главное, найти его. Этот шакал ещё ни разу не разбивал лагерь в одном и том же месте... 

— Найдём! — вновь прикрыл глаза Адам, не позволяя навязчивым мыслям безжалостно кружить в его голове. 

Упругие песчаные дюны одна за другой оставались позади. Жаркое солнце слепило прямо в глаза, заставляя порой двигаться наугад. Шины автомобиля нагрелись до предела: ещё немного и резина готова была расплавиться, как, впрочем, и двигатель работал на пределе своих возможностей. 

— Почему Юсуф не может поехать с нами? Зачем пересаживаться на верблюдов? — спросил Ангур, когда мужчины всё же сделали минутную остановку, дабы не посадить двигатель.  

— В тех местах много зыбучих песков, — объяснил Рашид, — но не это страшно.  Частые песчаные бури сильно меняют ландшафт: дюны словно гуляют в тех краях. Даже я не

решусь без сопровождения отправится на поиски знахарки.  

— Посадим Юсуфа в машину, в чём проблема? — не унимался Ангур. 

— Юсуф, насколько я знаю, редко доверяет своим глазам. Он всегда идёт перед верблюдом, словно проверяя пески на ощупь, а направление находит с закрытыми глазами, доверяя ветрам и, как шутит Саид,  своему носу, — поведал другу Адам, который уже был свидетелем, как Юсуф ориентируется в пустыне.  

— Да, — согласился Рашид, — я тоже наслышан об этом. 

— Сколько времени займёт наш поход до старухи? — вновь спросил Ангур. 

— В прошлый раз мы шли часа три-четыре, не меньше. 

— Тогда нам нужно поспешить, иначе придётся идти по темноте.

Деревня, где ожидал странников Юсуф, показалась на горизонте ближе к вечеру, хотя и до захода солнца было достаточно далеко. 

— Саид оповестил, что ты приедешь, — встретил Адама старик. — Только сразу хочу тебя предупредить:  в  путь отправимся с утра. Уже

поздно. Туда и обратно не успеем, а ночи здесь, сам знаешь, суровые.  

— И все же мы пойдём сейчас, — обрубил Адам. Он чувствовал, что ещё на одну ночь в руках Карима у Энни просто не хватит сил. — На кону — вопрос  жизни дочери Саида! Думаю, ты понимаешь, чем

чревата может быть каждая минута промедления. 

— Саид ничего такого не говорил, — покачал головой Юсуф, не доверяя словам эмира. — Да и не уйти нам сейчас.  

— Что значит "не уйти"?  

— Азим увёл верблюдов,   — Юсуф развёл руками. — Оставил только одного. И то, потому что тот исключительно для Саида седлается.  Нужно ждать, Ясин, до утра. Шатёр вам лучший отведём для ночлега, не переживай! 

— Так верблюда Саида и седлай. Вдвоём пойдём, а Ангур с Рашидом меня здесь обождут. Если что, у Зухарии заночуем, но выходим сию минуту. 

—  Поверь, ночь в компании слепой ведьмы тебе не понравится! 

— Это неважно! Седлай верблюда, сказал! Выезжаем сейчас. 

— Ладно, как пожелаешь. Перед Саидом ответ будешь сам держать. Дай мне десять минут. 

Юсуф ушёл хлопотать, а мужчины тем временем зашли внутрь деревушки. Несколько шатров разных размеров, обвешанные верблюжьими шкурами , располагались по кругу, создавая замкнутое пространство внутри. Подобная конструкция защищала дома пустынных жителей от песчаных бурь и диких ветров. Подбежавший к гостям мальчишка лет двенадцати тут же предложил путникам воды и пригласил в один из шатров, чтобы те могли немного отдохнуть с дороги. Привыкшие к удобствам и роскоши мужчины невольно были шокированы нищетой и простотой убранства жилища, но ни один из них не смел показать своего неудовольствия, чтобы ненароком не обидеть хозяев. Адам же и вовсе, казалось, был настолько погружен в собственные переживания, что ничего не замечал вокруг. 

— Ясин, и всё же придётся отложить нашу поездку, — с сожалением огласил вердикт Юсуф, зашедший в шатёр чуть позже своих гостей. — Всё против тебя, эмир! 

— О чём ты говоришь? 

— Впереди буря. Думаю, описывать, как опасна она может быть, не стоит! 

— Ещё пять минут назад горизонт был чист! 

— Он и сейчас чист, — согласился с Адамом Юсуф, — буря подойдёт ближе к закату. Но если мы не поспеем к тому времени дойти до Зухарии, погибнем. Так стоит ли рисковать? Дай стихии разгуляться вдоволь этой ночью, а завтра я спокойно отведу тебя, куда скажешь! 

— До заката время есть! Нам следует просто поторопиться!  

— Адам, Юсуф прав, — в надежде остановить друга от опрометчивого поступка, вмешался Ангур. — С утра пойдём все вместе! Так будет вернее!  

— Совершенно согласен, — подтвердил Рашид. — Я уже говорил, что бури тут не редкость. Рисковать не стоит. 

Адам и сам  умом понимал, что все вокруг решительно правы, но что-то внутри замирало и не давало ему оставаться на месте, что-то бередило его душу, мешая успокоиться и выждать эту ночь в деревне.  

— Идём сейчас, — заключил он. — Успеем! Бурю переждём у Зухарии, зато с утра уже сможем взять след Карима.  

— Как скажешь, Ясин, — покорно вздохнул Юсуф. — Тогда поторопимся! 

Верблюд Саида огромный и горделивый, как и его хозяин, шёл за Юсуфом чинно и неспешно, словно не чуял предстоящей непогоды. Как ни поторапливал его старик, как ни тянул за удила, толку не было. Бросить скотину и идти на своих двух Адаму и Юсуфу было бы гораздо быстрее и надёжнее, но оставить верблюда посреди песков не поднималась рука. Да и навьючили на животное немало: старик понимал, что впереди их ждала непростая ночь. 

— Когда у судьбы свои планы на тебя, то, что ты не делай, всё впустую, — устав подгонять непокорное животное, сказал Юсуф. Уже часа два мужчины шли  по бесконечным просторам Блароха, не видя ни конца, ни края песчаным дюнам.  

— Ветер сменился,   — не получив от Адама никакого ответа, снова заговорил старик. — Не успеем. 

Спорить с Юсуфом было бессмысленно. Вдоль линии горизонта уже давно виднелась тёмная полоса, не предвещающая ничего хорошего. Пока ещё медленно , но при этом настойчиво она становилась всё шире, обещая в ближайшие часы поглотить своей мощью всё живое, случайно затесавшееся на пути. 

— Сколько ещё идти? — уточнил Адам, шагая за Юсуфом. Он уже давно спрыгнул с бестолкового верблюда Саида. 

— Примерно столько же, — нерадостно заметил Юсуф. — Не успеем, если продолжим идти с той же скоростью. Эх, упрямое животное! 

Старик дёрнул за вожжи посильнее, но верблюд словно и не заметил. 

— Скажи мне, куда идти и возвращайся, Юсуф. Это не твоя судьба! 

— Чтобы Саид потом спустил меня три шкуры за твою пропащую душу? Э, нет!  

— Я серьёзно, Юсуф. Один я пойду гораздо быстрее, ты же успеешь вернуться, поскольку буря будет за спиной. Иначе мы погибнем оба. 

— Тогда пошли вместе обратно! Ты, эмир, молод и горяч, а оттого горазд на глупые поступки. Послушай меня и давай вернёмся пока не поздно! 

— Юсуф, я привык слушать только своё сердце, а оно зовёт вперёд, словно боится не успеть, упустить что-то важное. Я не отступлю, только подскажи, куда идти! 

— Видишь, ветер рисует на песке извилистые линии. Если присмотреться, у всех у них одно направление. Следуй по нему, пока не увидишь впереди длинный бархан, похожий по очертаниям своим на огромную змею. Его не спутаешь с другими. Несмотря на бури и ветра, он неизменен в своей странной форме. Как минуешь его, упрёшься в скалу, за которой и раскинулся зелёный оазис Зухарии.  

— Спасибо! — поспешил поблагодарить старца Адам, чтобы как можно быстрее двинуться навстречу судьбе. Только старик его остановил. 

— Стой ты, неугомонный! Вот, возьми! Здесь вода и пара лепёшек, да одеяло. Ночи в пустыне жестокие, да ветра безжалостные. Если не согреет, то хоть укроет от порывов.  

На этом и разошлись пути Юсуфа и Адама. Первый поспешил вернуться к своей семье, тогда как второй,  оставшись один на один с песками Блароха, устремился вперёд. 

31. Одна

Энни

Голоса стихли. Вокруг вновь воцарилась глухая темнота. Энни лежала неподвижно, словно уже и не дышала. Неудивительно, что Карим решил сбросить со своих плеч этот груз, но зачем на себя его брала Айгуль было неясно.

В любом случае, получив согласие мужчины, она спешила за ним следом искать Шукшоя — местного дурочка. Тот постоянно прибивался то к одному лагерю казухов, то к другому. Он был безобидным, но весьма тугим в общении, а ещё чрезвычайно забывчивым. Зато готов был много и усердно трудиться за кусок хлеба, не страшась самых грязных и тяжёлых работ.

Карим приютил убогого на время, чтобы тот стерёг его верблюдов, но Шукшой своими ночными песнями и дневной пустой болтовнёй изрядно утомил всех. Избавится от дурочка и, возможно, вернуть к жизни рыжеволосую красавицу с бледной, почти прозрачной кожей, усыпанной золотыми точками-веснушками, с появлением Айгуль стало для вожака племени подарком судьбы.

— Дам одного верблюда, — рыкнул Карим, даже не глядя на бегущую за ним Айгуль. — Закинете на него девчонку. Шукшой поведёт, а ты следом замыкай. И смотри мне...

— Карим, можно подумать, мне впервой твоих девок возить. Только если она по дороге окочурится...

— Сдохнет, значит, так тому и быть. Сильно не расстроюсь, но с тебя спрошу по всей строгости, запомни! Уже говорил тебе: принцесса мне эта обошлась дорого.

— Помню, Карим, помню, — запыхаясь, спешила по пятам мужчины Айгуль. — Ты только воды с собой дай, да тряпок каких, чтобы от солнца девчонку спрятать смогла, тогда, глядишь, и сберегу твоё сокровище.

— Всё будет, — махнул рукой Карим.

— И ещё, — мужчина вдруг резко остановился и взглянул на Айгуль. — Шукшой пусть не возвращается — надоел он мне. Поняла?

— А мне он на кой сдался? Толку от него нет — одна головная боль!

— Либо девчонку с Шукшоем забираешь, либо оба здесь останутся.

— Ладно, Карим, будь по-твоему!

Стоило солнцу едва выйти из зенита, как Айгуль аккуратно обмотала измученное тело Энни старым тряпьём и даже помогла той пригубить немного воды, а после Шукшой перекинул еле живую девчонку через спину верблюда, да закрепил верёвками, чтобы та не упала.

Все трое они неспешно отправились в деревню, где жила Айгуль: Шукшой вёл верблюда, а женщина брела позади и приглядывала за пленницей.

Дорога предстояла дальняя, да вдобавок непростая. Шукшой при всей своей глупости не был обделён физической силой, а потому с лёгкостью преодолевал бархан за барханом, то игриво спускаясь с очередного, то без промедлений поднимаясь на следующий. Он почти не обращал внимания на палящее солнце и совершенно не ощущал усталости. Убогий тянул за собой послушного верблюда, которому подобная прогулка после долгого стояния, тоже была в радость, да и по силам. И даже Энни, ничком лежащая на его спине, нисколько не мешала тому гордо оглядывать бескрайние песчаные дали, с достоинством подставляя морду жаркому солнцу. И лишь Айгуль едва-едва поспевала за ними. Путаясь в полах паранджи, утопая ногами в раскалённом песке, она постоянно что-то бубнила себе под нос и, тяжело дыша, старалась сильно не отставать.

Несколько часов без остановок и промедлений двигались путники по безбрежным пескам Блароха, пока Айгуль не застонала в голос:

— Стой, Шукшой! Не могу я больше! Мне нужен отдых!

Вот только говорить с дурачком было бессмысленно. Как пел он под нос себе песенку, так и продолжил это занятие, не обращая никакого внимания на просьбы Айгуль.

— Стой, прокля́тый! — вновь закричала женщина. — Мне отдых нужен, да проверить ношу нашу не будет лишним: может, зазря уже спешим.

Но Шукшой, махнув рукой так и не остановился. Айгуль ещё несколько раз пыталась докричаться до того и даже, собрав последние силы в кулак, догнать и остановить дурочка, но ничего не получалось. Шаги её становились всё медленнее, а расстояние до Энни всё больше. И хоть не боялась она заблудиться, поскольку знала эти места с детства, всё же оставлять без присмотра девчонку наедине с Шукшоем побаивалась. Однако, усталость взяла своё и беспокойство за чужую жизнь сменилось трепетным волнением за свою.

Спустя ещё час, Шукшой всё же оглянулся, то ли вспомнив, что шёл не один, то ли из простого любопытства, а может, наконец, сообразив, что совершенно не понимал, куда вёл верблюда. Не заметив за спиной полноватой Айгуль, он не на шутку разволновался. Бросив скотину, он как очумелый начал бегать туда-сюда и жалобно выть. Но Айгуль на его стоны не отзывалась, зато своими дикими и перепуганными возгласами Шукшой заставил Энни очнуться. Каково было её удивление, когда вместо опостылевшей темноты, она вновь могла видеть солнечный свет. Он болезненно ослеплял, вынуждал щуриться, но при этом помогал ощущать себя живой.

Вот только поза, безумно неудобная и на протяжении долгих часов совершенно однообразная, заставляла тело ныть с невыносимой силой. То ли от боли, то ли от отчаяния Энни застонала. Негромко, но этого хватило, чтобы Шукшой обратил на неё внимание.

— Ты ещё кто такая? — заходил он возле девчонки кругами.

Энни едва открывала глаза и пыталась сконцентрировать на парнишке своё внимание, но тот был слишком прытким и возбуждённым.

— Шукшою велел хозяин верблюда отвести. Ничего хозяин Шукшою про тебя не говорил. Шукшой тебя не знает, — то с одной стороны, то с другой подбегал дурачок к Энни и объяснял ей что-то на своём языке.

— Пить, — еле вымолвила Энни, не понимая ни единого слова сумасшедшего.

— Шукшой тебя боится! — закричал он. — Шукшой тебя больше не повезёт!

Он продолжал беспрестанно подбегать ближе к Энни и тут же отпрыгивать от неё на приличное расстояние. Когда же Шукшой наконец сумел договориться с собой, он всё же развязал девчонку и грубо скинул её с верблюда. После чего подхватил того за удила и повёл дальше, вновь заливаясь своей песней, будто ничего и не произошло.

Энни же осталась одна посреди дикой пустыни, умирающая от жажды и нестерпимой боли. Не в силах пошевелиться, она смотрела на линию горизонта, к которой с неумолимой скоростью приближалось солнце и откуда в сторону само́й Энни надвигалось что-то тёмное, огромное, пугающее, словно сама смерть подкрадывалась всё ближе и ближе к её израненной душе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ощущая себя маленькой песчинкой посреди бескрайней пустыни, Энни закрыла глаза и мысленно вернулась домой. Перед неизбежным ей хотелось видеть не чужие и бездушные  земли, а вспомнить всех и всё, что было дорого её сердцу: глаза и нежный голос мамы, искреннюю и заботливую улыбку Петера, звонкий смех Оскара; колкости Хинрика и те редкие минуты, когда Ларус её обнимал, называя своей любимой дочкой. Будто наяву увидела она Хилдер и, взяв ту за руку, побежала с ней под моросящим дождём, живительной влагой орошающим её ссохшиеся губы и потрескавшуюся кожу. Смеясь от души, неслись они наперегонки до дома, возле которого слышалось такое привычное блеянье овец и ржание лошадей. Энни отчётливо представляла, как гладит каждую по лохматой гриве, а те дружно фыркают и мотают мордами. А ещё каждой клеточкой своего тела ощущала она холодный, пронизывающий насквозь ветер, царапающий её щёки и развевающий непослушные волосы в разные стороны. Но всё это блекло, стоило вдалеке ей заметить Адама с невыносимо грустным и тоскливым взглядом. Забыв обо всем, она бросилась к нему навстречу и уткнулась носом в его сильное и мощное плечо, отчего ветер тут же перестал быть колючим, а холод и вовсе отступил. Нежными, горячими ладонями эмир касался её лица, тёплыми, мягкими губами вдыхал в неё ускользающую жизнь. Так отчётливо ощущала Энни его запах, казалось, слышала стук его сердца, что совсем не хотела  больше открывать глаза и тем более возвращаться в суровую реальность, понимая наверняка — это был конец.

32. Буря

Адам

Грозная линия вдоль горизонта становилась всё шире и темнее. Адам шёл прямо навстречу буре. Но кто приближался быстрее — уставший  путник или огромное облако пыли — сказать было сложно. Поначалу эмир бесконечно вглядывался в линии на песке, как учил его Юсуф, но потом понял, что в отличие от старика не видел единого направления: может, менялся ветер перед бурей, а может, просто не всем дано было рассмотреть то, что скрыто от глаз. Одно помнил эмир, что Юсуф брёл навстречу стихии, а потому и сам продолжал идти, казалось бы, на верную гибель.

Каждую новую дюну он внимательно осматривал, выискивал в её очертаниях хоть какое-то  сходство со змеёй, но все они казались ему одинаковыми и бесформенными. Тем временем ветер, который поначалу был едва уловимым, усиливался. Теперь он не просто обдувал утомлённое тело эмира, спасая его от нещадно палящего солнца, а  начинал поднимать клубы пыли , путая под ногами песок, и ударять ими в лицо мужчины, колкими крупицами раздражая глаза.

Адам понимал, что ещё немного и начнётся страшное, но всё же шёл вперёд, прикрывая лицо рукавом кандуры, и старательно гнал от себя тревожные мысли, что давно сбился с пути.

Поднявшись на очередное возвышение, эмир принялся вновь внимательно  осматривать бесконечные просторы Блароха в поисках того самого бархана в форме змеи, которому не страшны были ветра и бури. Но воображение мужчины отказывалось рисовать подобные образы, отчего казалось, что он просто ушёл не туда.

Солнце начинало решительно садиться. В любой другой день у Адама оставалось бы в запасе еще часа три, а то и четыре, пока оно полностью не скрылось  за линией горизонта. Но только не сегодня. Растущее впереди с немыслимой скоростью облако песчаной бури грозилось поглотить солнечный свет в кратчайшее время.

Стоя на вершине бархана, обдуваемый  порывистым ветром, Адам прикрыл глаза и постарался прислушаться к голосу сердца. Только на него у эмира оставалась последняя надежда.

Почему, открыв глаза, мужчина пошёл именно в том направлении, куда резвый ветер свирепо гнал клубы пыли, он сам не мог понять. Просто именно туда держала путь  его душа.

С каждой минутой идти становилось всё сложнее: ветер чудовищно бил в лицо, темнота постепенно окутывала всё вокруг, да и видимость от взвеси в воздухе частиц пыли неумолимо снижалась.  Адам давно уже понял, что навряд ли сможет выйти к тому самому бархану, за которым жила Зухария. Но сейчас он жалел о другом: ему было до безумия обидно, что он так и не смог помочь Энн. И тут судьба отважилась сыграть с Адамом ещё одну шутку.

Остановившись на вершине очередного бархана, он заметил что-то чёрное, неподвижно валяющееся у подножия следующего: огромного и изгибающегося подобно змее. Он нашёл его! Тот самый бархан, о котором говорил Юсуф.  Спутать его с другими и правда было невозможно! Но сердце Адама грозилось выпрыгнуть из груди совсем по другой причине. Взгляд эмира был прикован к груде старого тряпья, под которыми он всё отчётливее и отчётливее  высматривал тело девушки с огненно-рыжими волосами, развевающимися в разные стороны от усиливающегося ветра.

Первое желание — бежать! Сломя голову, не разбирая земли под ногами, нестись к ней! Но липкий страх, что он всё же опоздал, сковывал его движения, вынуждая впасть в ступор и неподвижно стоять на месте, не сводя взгляда с золотистых локонов.

"Мираж" , — стучало в висках!

"Так не бывает", — оправдывал видения разум.

"Она жива", — нашёптывала интуиция.

Сквозь страх и неверие, отчаяние и несокрушимую надежду Адам приближался к неподвижному телу девушки, в голос моля Всевышнего о чуде.

Самые тяжёлые шаги — это шаги в неизвестность! Но как бы тяжело ни давались они эмиру, он продолжал идти вперёд, ускоряясь с каждой секундой.

В полной уверенности, что девушка , чьё лицо было укрыто тканью, мертва, и слабой надеждой, что это была не Энн, Адам присел рядом и несмело приподнял чёрные лохмотья.

И всё же это была Энн.  Точнее, ее измученное, всё в синяках и ссадинах тело, присыпанное песком и укутанное в грязные лохмотья. Звериный вой вырвался наружу из груди эмира. Он не мог поверить, что нашел ёе, и не хотел верить, что опоздал!

Сердце Адама мучительно разрывалось  от боли, глаза жгло от  беспомощных слёз, а в душе собирались тучи, не идущие ни в какое сравнение с теми, что приближались из-за горизонта. Его ладони тут же принялись освобождать лицо Энни от песка и налипших волос. Он кричал,  звал её. Прижимал к груди. Адам чувствовал её тепло и не мог поверить, что она больше к нему не вернётся. Он пытался нащупать её пульс или прислушаться к дыханию, но приближающаяся буря громовыми раскатами заглушала всё на свете.

Достав флягу с водой, Адам смочил лицо Энни, нечаянно задев её потрескавшиеся губы, которые от мимолётного прикосновения чуть вздрогнули, заставляя эмира поверить в чудо.

Энни была жива. Но только одному Аллаху было известно — сколько времени провела она, лёжа на раскалённых песках Блароха, под палящим солнцем, без единой капли во рту. Набрав в рот небольшое количество жидкости, Адам прикоснулся к губам девчонки, пытаясь хоть как-то напоить ту, и пусть медленно, но ему это удавалось.   Буквально несколько крохотных глотков смогли привести Энни в чувство. Её веки встрепенулись и слегка приоткрылись, но тут же вновь погрузились в забытье. Только это было уже неважно. Главное —  она была жива! Теперь Адам знал точно!

Он тут же поднял её — лёгкую и почти невесомую—  на руки и  прижал к себе, чтобы спрятать от дикого и колючего ветра, который с каждой секундой становился всё сильнее и безумнее. Буря! Она была слишком близко! Убежать от неё было невозможно, как и остаться в живых, если не найти никакого укрытия.

Песок, поднимаемый бешеными порывами в воздух, резал глаза, забивался в рот и нос, не давая нормально вдохнуть. Темнота, накрывающая своей пеленой всё вокруг, мешала разглядеть скалу, обещанную Юсуфом, которая могла стать спасением для Адама и Энни.  Закрывая ослабленную девчонку собой, мужчина нёс её всё дальше и дальше, почти наугад, прислушиваясь только к своей интуиции. И она не подвела.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Скала выросла перед ними словно из ниоткуда. Высокая, серая глыба посреди песков. Там, за ней, долгожданный и спасительный оазис пусть с дряхлым, но всё же шатром Зухарии, который позволил бы выжить. Но дойти до него Адам не успел. Добравшись до подножия скалы, ему в спину ударил огромный столб пыли вперемешку с песком и мелкими камнями, едва не снеся его с ног. Видимость  упала до нуля. А спёртый пыльный воздух словно  и вовсе был лишён кислорода.

На ощупь, одной рукой упираясь в камень, второй стараясь удержать Энни, уткнувшись носом в грязные лохмотья девчонки и зажмурив от пыли глаза, Адам продолжал движение, пока случайно не наткнулся на небольшое углубление в скале. Усадив туда Энни, он сам встал напротив неё и накинул себе на спину самодельное одеяло Юсуфа, соорудив таким образом живой шалаш для девчонки и обеспечив себе немного воздуха без едкой примеси пыли.

Песок бил нещадно, царапая и разрывая поверхность ткани, а необузданные порывы ветра пытались из всех сил оттеснить Адама от скалы. Несколько часов безжалостных  истязаний , кромешная темнота и неуёмный страх окружали мужчину, продолжавшего прижимать к груди девчонку. Как никогда прежде, его пугала неизвестность. Но ещё большим в его груди было желание выжить. Именно сейчас, когда он нашёл свою Энн.

Закрывая своей спиной Энни от бури, Адам, казалось, вовсе не замечал капризов природы.  Пусть снаружи и бушевала стихия, здесь — в их маленьком мире на двоих — было спокойно и тихо. Энни была так близко, что эмир наконец смог уловить её слабое дыхание, а значит было за что мужчине благодарить Всевышнего. Именно в молитве, проникновенной и негромкой, и прошли несколько часов кромешного ада. Но как быстро буря началась, так же резко она и стихла.

Раскрыв глаза и слегка отклонившись от девушки, Адам скинул со спины изодранное в клочья одеяло и осмотрелся. Темнота. Кромешная мгла, в которой не видно было совершенно ничего. Ночь, опустившаяся на землю, смешалась с остатками пыли, лишая возможности видеть и мешая полноценно дышать.

— Долго ты беднягу ещё мучить будешь? — раздался позади хриплый старушечий голос, который Адам узнал бы из тысячи подобных: слишком часто он вспоминал слова Зухарии. — Иди за мной!

Эмир оглянулся, но никого, конечно же, не увидел, а про себя подумал, что просто показалось. Несколько часов под давлением спёртого и грязного воздуха могли лишить рассудка любого.

— Вера способна творить чудеса, — вновь прозвучал голос Зухарии, но уже чуть тише, словно старуха отошла подальше. — Главного глазами не увидишь! Закрой их и иди за мной.

Недоверчиво встряхнул эмир головой, словно пытался отделаться от назойливого голоса. Ему было не по себе. Сильнее прижав к груди Энни, он снова и снова крутил головой, пытаясь разглядеть хоть что-то.

— Пока ты с собой договориться не можешь —  цветок в твоих руках всё сильнее увядает, — проворчала Зухария. — Доверься мне и следуй за моим голосом.

Как бы скептически ни был настроен эмир, сегодняшний день в полной мере убедил его, что иногда и вправду лучше довериться голосу  сердца, нежели доводам разума. Он подхватил Энни на руки и, укрыв её лицо тканью, чтобы та не надышалась пылью, сделал несколько шагов, как ему казалось,  в сторону старухи.

— Я уже лет десять ничего не вижу, — не давая эмиру сбиться с пути, Зухария продолжала говорить, а Адам несмело шагать на её голос. — Но ещё ни разу не заплутала в этом месте, так что не бойся.

— Откуда ты узнала, что мы здесь? — закашлявшись, спросил эмир.

— Да я всё знаю, — усмехнулась старуха. — Сейчас,  как в скалу упрёшься, налево поверни. Да, всё правильно. Теперь иди прямо.

Адам был поражён, как совершенно слепая дряхлая старуха умудрялась не только сама ориентироваться в темноте, но и так точно подсказывать ему. Идти, совершенно не видя земли под ногами, было непривычно и боязно, но с каждым шагом и новым словом Зухарии в движениях эмира прибавлялось уверенности, а сознание непроизвольно начинало рисовать то, что не видели глаза.

— Думаешь, почему я от людей прячусь? — подсказывая, куда идти, вновь заговорила ведьма. — Знать чужие судьбы наперёд, видеть людские страдания и быть бессильной что-либо изменить — страшная кара. А так, совсем  одна на десятки миль вокруг, я могу слушать звуки ветра, а не чужие мысли, видеть солнечный свет, а не проносящиеся мимо человеческие жизни. Сейчас нагнись — слишком большой ты для моего жилища.

Стоило Адаму послушно наклониться и сделать шаг вперёд, как в нос тут же ударили неприятные запахи: гнили, сырости и чего-то ещё. Он понимал, что оказался внутри шатра, где уже однажды ему приходилось бывать. Несмотря на вонь, дышать в жилище старухи было гораздо легче, но при этом здесь было так же темно, как и снаружи. Почуяв, что эмир невольно скривил нос от неприятного запаха, Зухария ворчливо заметила:

— Это для неё сварила, чтобы жизнь в теле удержать. Тяжело ей, а я помочь могу.

Спорить Адам не стал. За спасение Энни он готов был продать душу дьяволу, не то что потерпеть какое-то там зловоние.

— Вот сюда её клади, — на сей раз голос ведьмы раздался совсем близко и тут же Адам ощутил прикосновение дряхлой прохладной руки к своему запястью. — Вот так! А сам рядом садись. Сейчас воды принесу.

— Давай помогу, куда ты слепая? — вскочил эмир, но тут же сел обратно, заслышав дикий смех старухи.

— Это ещё глянуть надо: кто из нас слепой! Ты глазами на мир смотришь, да ничего возле носа своего не замечаешь. Я же, закрыв свои, вижу  то, что тебе и не снилось. Сиди, сказала, не мельтеши!

— Как же ты одна здесь живёшь? — решив не спорить, спросил Адам.

— Привыкла уже, — отмахнулась Зухария. — На, пей!

И снова неприятный запах ворвался в сознание эмира, а губ его коснулась металлическая посудина.

— Что это? — выдохнул он, не испытывая никакого желания пить вонючую жидкость.

— Вода, что же ещё? — вновь рассмеялась старуха, а потом серьёзно, даже, как показалось эмиру, угрожающе рявкнула: — Пей!

Перехватив кружку в свои руки, Адам сделал глоток, потом второй. Он понимал, что Зухария обманула, и была там не вода, но словно сам не свой он продолжал поглощать настой до последней капли, ощущая, как телу его становилось легче, а на душе спокойнее.

— Бедная девочка! Натерпелась,  — запричитала старуха, проводя руками вдоль тела Энни. То ли она снимала с неё  лохмотья, то ли просто изучала и смотрела руками заместо глаз, — Адам не видел и мог лишь догадываться.

— Ты сможешь ей помочь?—  с надеждой спросил он.

— Смогу, не переживай! Жить она будет. Больше тебе скажу: и месяца не пройдёт, как затянутся все ее раны здесь и здесь, — Зухария продолжала водить руками, пока не замерла: — Только вот тут болеть будет долго, а ежели не отпустишь её, то никогда не заживёт!

Адаму даже не нужно было видеть, где именно остановились руки старухи. Он всё прекрасно понимал: слишком много боли скопилось в сердце его девочки.

— Ты же знаешь, что не смогу отпустить!

— Сможешь, — протянула уверенно старуха. — Сам отпустишь — других вариантов у тебя не останется!

— Но разве не ты говорила, чтобы я привёз её? Для чего тогда всё это было нужно? — в голове у эмира роилось много вопросов, но тот напиток, что выпил он из рук старухи, явно размывал его сознание.

— Всё так, Адам! Всё так!

— Ты сказала, что она утолит мою жажду, воскресит к жизни целую страну! Где всё это, Зухария? Где? Кроме слёз и страданий, боли и мучений ничего вышло из этой затеи, да и стране никакой пользы враньё моё не принесло! – язык постепенно начинал заплетаться и почти  не слушался Адама, но мужчина не мог остановиться.

— А разве мало она сделала? — удивилась Зухария. — Сам посуди: сердце твоё разбудила,  врагов среди друзей тебе показала, вторую дочь Саида от гибели спасла. А ведь это не её судьба была...

— О чём ты?

— О том, что не пошёл бы ты за Алией через целую пустыню, да и той не хватило бы сил продержаться так долго. А потеряй Саид свою дочь, вновь полилась бы рекой кровь на наших землях.

— Но Энни тоже дочь Саида! Где справедливость?

— Дочь, — согласилась Зухария. — Только разве любит он её или знает? Да и сердце девочки другого отцом своим выбрало, как ни жаль.

— Ты поспи, — почуяв, что Адам едва справлялся с наваливавшейся на него усталостью, прошептала Зухария. — До утра всё равно ничего не изменишь, а там и видно будет, что вас дальше ждёт!

Как ни боролся эмир с действием снадобья, как не пытался оставаться он в сознании, всё же постепенно глаза его закрылись, а мысли рассеялись.

Зухария, дождавшись наконец тишины, завела свою песню, обращаясь к богам, о которых никто и не слыхивал из ныне живущих, дабы облегчили они страдания Энни, а еще помогли Юсуфу, который вместе с верблюдом Саида так и не успел добраться до своего дома, и сейчас не видела его старуха ни в мире живых, ни в мире мёртвых.

Сквозь дряхлые стены, обтянутые ветхим тряпьём и полусгнившими шкурами животных, тонкими лучиками внутрь шатра пробивался свет. Он щекотал Адама, поторапливая проснуться.

Открыв глаза, эмир тут же наткнулся взглядом на старуху. Та сидела спиной к нему и держала в своих сморщенных руках тонкую, почти прозрачную ладонь Энни. Еле слышно Зухария что-то нашёптывала, но как ни вслушивался эмир в её слова, ни одного понять не сумел.

— У неё могла быть совсем другая судьба, — произнесла Зухария, словно почувствовав, что Адам очнулся. — Саид не послушал меня однажды. Не отпустил свою любовь. Теперь тебе придётся отпустить свою!

— Как она? — спросил эмир, не обращая внимания на присказки старухи, но отмечая про себя, что мерзкий запах, заполонявший шатёр ночью, полностью выветрился.

— Спит пока, — отмахнулась Зухария. — Ошибка Саида слишком дорого обошлась ей.

— Расскажи мне!

— О чём, Адам? О том, что должна была эта девочка жить со своей сестрой в огромной и любящей их семье? Или о том, что её мать могла остаться живой, а названый отец не озлобился бы настолько, чтобы поднимать тяжёлую руку на близких ему людей? А может, о том, что Саид успел бы спасти своего отца во время великого пожара, если бы не сорвался к Джоанне, и тем самым освободил бы страну от своего недальновидного правления? — говорила Зухария много и весьма эмоционально, что раньше за ней мужчина не замечал. —  Знаешь, Адам, никогда не нужно считать себя умнее и хитрее собственной судьбы. Саид вопреки всему решил изменить её, а платить за его ошибки сейчас приходится этой девочке.

— Если ты знала, что девочек двое, то почему не сказала Саиду? Почему допустила, чтобы забрал он только одну?

— Много ты знаешь, Адам! — вскинула руки Зухария. — Забери Саид обеих —  ни одну бы не довёз! Хоть в этом я смогла помочь! Пусть не вместе, пусть на разных берегах, но обе живы!

— Что сделано, то сделано, — заключил эмир и подполз ближе к Энни, чтобы провести ладонью по её нежной щеке. — Я ни о чём жалею, Зухария! Если бы Саид отпустил свою Джоанну, я никогда бы не нашёл мою Энн.

— Верно говоришь, — кивнула старуха и с немалым трудом встала на ноги, а потом мелкими шажками поплелась в другую сторону шатра, где были развалены какие-то вещи. — Не знал бы ты её! И в этом было бы твоё счастье!

— Не начинай, Зухария! Опять ты клонишь к тому, чтобы я её отпустил?

— Ты! — ведьма резко обернулась и ткнула костлявым  пальцем в сторону мужчины. — Ты отпустишь! Это твоя судьба!

Не желая слушать бред старой знахарки, Адам всецело перевёл своё внимание к Энни. На удивление сегодня она выглядела намного лучше.

— Что ты там говорила про тяжёлую руку её отца? Следы побоев на её спине по его милости? Верно? — не отрываясь от Энни, спросил Адам. Но в отличие от Зухарии говорил негромко, страшась нарушить покой девушки.

— Верно, — ответила та, откопав небольшой свёрток среди хлама.

— И после этого ты говоришь, чтобы я её отпустил обратно? Ты в своём уме?

— Отец её боле не опасен ни для девочки, ни для кого-то ещё. Не переживай!

— Что с ним случилось? — не то чтобы Адам сильно переживал за судьбу Ларуса, скорее он волновался  за Энн.

— Неважно, — отмахнулась Зухария. — Не это должно тебя беспокоить сейчас. К вечеру девочка немного окрепнет, и вам не помешает вернуться туда, откуда пришли. Я не люблю гостей.

Шаркая, подошла старуха обратно к эмиру и протянула ему засаленный свёрток из старых бумаг.

— Вот, держи! Это карта Блароха поможет найти то, что искал, и не сгинуть без следа.

— Я уже нашёл, что искал. Или думаешь, Юсуф не придёт за мной? – хмыкнул Адам.

— Юсуф не придёт, — печально ответила Зухария. — Ещё один упрямый ишак, свалившийся на мою голову! Сколько раз говорила ему не брать верблюда Саида! Предупреждала, что однажды беда придёт... Да разве кто слушает слепую Зухарию?!

— Случилось что? — резко вскочил на ноги Адам. В его голове тут же перемешались опасения за жизнь старика с чувством вины, что вопреки всему велел оседлать верблюда шейха, да и вообще, что заставил Юсуфа вести его к Зухарии, несмотря на непогоду.

— Буря его накрыла неподалёку от дома, — с сожалением пробурчала Зухария.

— Жив старик? — никак не хотел верить Адам, что по его вине погиб хороший человек.

— Жив, — успокоила ведьма. — Но за тобой не придёт. Ещё долго не сможет он ходить.

Схватившись за голову, Адам начал размашистыми шагами мерить пространство шатра, чтобы выстроить мысли в одну линию.

— Значит, мне придётся искать обратную дорогу самому!

— Ой, смелый ты, да глупый! Пустыня не место для подвигов. Ещё дня не прошло, чтобы ко мне не забредали души заблудших в песках Блароха.

—Но что тогда нам остаётся? Энни нужны врачи, как бы сильно я ни доверял твоим отварам, да и Ангур с ума сойдёт, думая, что я погиб! Давай карту!

Но раскрыв последнюю, Адам готов был взвыть от отчаяния: за долгие годы  небрежного хранения бо́льшая часть изображения покрылась разводами и плесенью. Лишь маленький клочок уцелел, но на нём явно виднелся совсем другой участок Блароха.

— Всё равно возьми, — настаивала на своём Зухария. — Пригодится ещё, вот увидишь. А домой к вечеру собирайся: друг у тебя надёжный! Пока не отыщет — не успокоится.

Не успел Адам с облегчением выдохнуть, всецело доверяя словам старухи, как та вновь подошла к нему вплотную и сурово проговорила:

— Она здесь и без тебя хорошо полежит, а ты за мной иди! Ветра в этих местах сильные, а век мой ещё не закончился, поможешь шатёр подлатать.

За работой, лишь изредка сбегая от Зухарии к Энни, чтобы проведать девчонку, да смочить её губы водой, время пролетело незаметно. Стоило солнцу только отклониться к линии горизонта, как Зухария внезапно рассмеялась.

— В дом иди! — прикрикнула она на Адама. — Что бы ни услышал — сиди тихо! Да смотри внимательно на вход. Кто первым пересечёт порог моего жилища в твоём направлении, никогда тебя не предаст! Так и знай! Иди, иди!

Рядом с Зухарией ощущал себя эмир несмышлёным ребёнком. Старуха постоянно командовала, раздавала указания, отчитывала его, словно маленького. А Адам, как ни странно,  с радостью внимал каждому её слову, совершенно не обижаясь, а напротив, пропитываясь теплом к этой странной слепой ведьме.

Он послушно зашёл в шатёр и поспешил сесть рядом с Энни, которая всё так же спала. Гудение послышалось спустя минут десять, не позднее. Стены мешали как следует разобрать, что именно вызывало подобный шум. Правда, недолго ему пришлось метаться в догадках. Уже спустя пару минут послышались тяжёлые шаги, которые практически сразу сменились двумя парами  любопытных глаз: на пороге нога в ногу стояли огромных размеров  Ангур и невысокий Рашид. В их глазах плескалась немыслимая радость оттого, что смогли они найти эмира, но ещё сильнее в них горело удивление оттого,  что и Энни была здесь. Не осмелившись зайти вглубь помещения, где лежала девушка, они поспешили на улицу, поторапливая Адама, чтобы успеть вернуться в Наджах до темноты.

Несмотря на то, что Юсуф изрядно пострадал, попав под удар стихии, судьба сжалилась над бедным стариком. Ранним утром в поселение бедуинов возвращался караван верблюдов, который из-за бури не успел вернуться к минувшему вечеру, и наткнулся на лежащего на земле верблюда, за спиной которого едва живой прятался Юсуф. Стоило только старику прийти в себя, как тут же к нему ворвались Ангур с Рашидом, требуя подробностей случившегося. Ощутивший на себе всю тяжесть песчаной бури, старик был уверен, что Адам погиб, но всё же попытался во всех деталях обрисовать маршрут до жилища Зухарии. Картографическая память Рашида и безумная преданность Ангура, несколько часов упорных поисков и не одна канистра израсходованного горючего привели внедорожник мужчин к пристанищу старой ведьмы.

Пополнив запасы воды и удобно разместив Энни на заднем сидении автомобиля, Адам подошёл попрощаться с Зухарией, к которой за это недолгое время смог проникнуться теплом и доверием.

— Спасибо тебе за всё, — вымолвил он, придерживая старуху за ссохшееся плечо.

— Езжай уже, — отмахнулась Зухария , не терпящая  длинных прощаний. — Об одном прошу: не о себе думай, принимая решения.

Адам кивнул, понимая, к чему клонит старая женщина, хотя всё ещё был уверен, что та ошибается.

Ангур безжалостно давил на газ, рассекая пески пустыни колёсами внедорожника. Рашид безошибочно указывал направление и не давал сбиться с пути ни на милю. Адам же бережно удерживал Энни, лежащую на заднем сидении, чтобы та как можно мягче переносила нескончаемые виражи из резких подъёмов и снижений скользящего по барханам автомобиля. Ни на секунду не отводил от неё глаз эмир, бережно перебирая пряди рыжих мягких волос своими пальцами.  Чем дальше отъезжали они от Зухарии, тем больнее сжималось сердце Адама от нерадостного предчувствия чего-то нехорошего...

Не мог он понять, что так сильно заставляло его беспокоится. Он слышал ровное дыхание Энни и отчётливый стук её сердца, он видел, как монотонные дюны Блароха сменились привычной доро́гой на Наджах, он понимал, что самое страшное позади, но всё же с каждой минутой ощущение скорой разлуки лишь усиливалось.

— Не отпущу, — в очередной раз прошептал он, проводя ладонью по лицу Энни. — Что бы Зухария ни говорила, не отпущу!

Ближе к ночи  внедорожник Ангура затормозил возле лучшей больницы Дезирии. Несколько дней Энни всё так же лежала, не приходя в сознание. Несколько дней, не отходя от неё ни на шаг, рядом сидел Адам, позабывший обо всём на свете и лишь молящий Всевышнего, облегчить страдания его девочки. За это время он выучил наизусть на её лице каждую веснушку, по памяти мог назвать отыскать любой завиток на кончиках рыжих волос, его пальцы, казалось, слились с ладонью Энни, которую эмир практически не выпускал из своих рук.  Он с упоением ждал те редкие минуты, когда действие снотворного заканчивалось и его Энни ненадолго открывала глаза.  Он так мечтал увидеть в них хоть немного тепла и того былого блеска, которым раньше они обжигали его душу. Но бледный, потухший взгляд девушки казался пустым и безжизненным.

Первое время к палате дочери приезжал и Саид, но в отличие от Адама зайти к ней он так и не решился. Молча шейх Аль-Наджах наблюдал за эмиром и украдкой бросал взгляд на лицо Энни, поражаясь её сходству с Алией, а затем сразу уезжал.

Энни очнулась окончательно спустя лишь три дня нахождения в больничных стенах. К тому времени ссадины и ушибы на теле значительно уменьшились, а организм смог восстановить свои силы. Но взгляд её не изменился. Он оставался совершенно потерянным и глубоко несчастным.

С каждым новым днём здоровье девушки становилось всё лучше: боль отступила, раны затянулись, она могла сама есть, пить и спокойно передвигаться в пределах палаты и даже больницы. Вот только Энни по-прежнему молчала, словно жизнь, вернувшаяся в её тело, забыла заглянуть в душу.

Адам заполнил палату любимой самыми красивыми  и ароматными цветами, каждый день старался порадовать  её чем-то вкусным и необычным. Он часами сидел рядом и просто говорил обо всём: то вспоминая детство, то описывая красоту очередного рассвета над океаном. Но Энни молчала, ни разу не улыбнувшись, ни разу даже лёгким кивком не удосужив Адама вниманием. Она была не с ним. Её сердце было далеко.

Адам смотрел на свою Энни и не видел в ней больше той девочки, что готова была спорить с ним часами, подкалывать его, которая умела видеть прекрасное в мелочах. Той неугомонной, отважной, дерзкой Энни больше не было. Эмир добился того, чего так хотел поначалу: Энни стала покорной и молчаливой.

Ни минуты не проходило, чтобы не вспоминал Адам слова Зухарии о том, что ничего не сможет он изменить, пока не отпустит от себя Энн. А потому ничего не оставалось ему, как отступить.

— Скажи мне! Да просто дай знак, чтобы я понял! — в один из дней не сдержался эмир и, обхватив девушку за плечи, пристально посмотрел в её потухшие глаза. — Если без меня  тебе будет лучше, если чувства мои для тебя пустой звук, я отпущу!

И Энни кивнула. Впервые за долгие дни её глаза заблестели, но, увы, не от радости. Сияющие капельки слёз нарисовали на девичьих  щеках тонкие извилистые дорожки, разрывая на мелкие кусочки и без того измученное сердце Адама.

Сквозь невыносимую боль он всё же отпустил Энн, посадив в свой самолёт и прямым рейсом отправив в Исландию.

33. Милый дом

Исландия

Энн

Шасси самолёта коснулись промёрзшей земли Исландии поздним вечером.

Небольшой аэропорт. Прохладный воздух. И как всегда, моросящий дождь. Энни стояла у входа, ожидая, когда подъедет за ней машина такси. Натягивая рукава толстовки всё ниже и ниже, чтобы прикрыть озябшие пальцы, девчонка никак мне могла согреться. Энни уже и забыла, насколько суровой и непредсказуемой бывает погода в Исландии.

Внутри бушевал ураган. Неописуемая радость и трепетное предвкушение встречи с семьёй сменялось необъяснимым волнением, порой превращающимся в самый настоящий страх. Энни провела в Дезирии больше месяца. Всё это время ни мать, ни отец, ни один из братьев не знали, где её искать. Отъезд Энни стал неожиданностью даже для неё само́й, а навалившиеся в то непростое время переживания, связанные с похищением Хинрика, пожаром и побоями отца, не позволили девушке хоть кого-то предупредить о поездке.  Оттого неудивительно, что в её сердце закрадывались опасения: как пережила пропажу дочери Арна, сможет ли сдержать свой гнев Ларус, не будут ли обижаться и сердиться братья. Но все эти страхи блёкли, да почти испарялись от одного лишь воспоминания, что  совсем недавно, лёжа на полу в тёмном шатре монстра, она и вовсе не надеялась вернуться домой.

Такси остановилось возле дома Ларуса Хаканссона  ближе к ночи. Разумеется, о возвращении Энни никто не знал и даже уже не верил, что её смогут найти. Робкими шагами приблизившись к входной двери, несколько мучительных минут Энни не могла набраться решимости постучать...

Первым на пороге отчего дома её встретил Петер. Мальчишка, как большой, с серьёзным видом открыл дверь и оцепенел, не в силах поверить в возвращение сестры. Но вскоре его немое молчание сменилось звонкими криками «Энни» и  неудержимыми слезами. На возгласы Петера следом выбежали остальные. Шок. Неверие. И, наконец, тёплые объятия и родные неподдельные улыбки.

И пусть Хинрик, как обычно, ворчал, Арна едва успевала смахивать слёзы, а Петер и Оскар с порога принялись осыпать вопросами, Энни впервые за долгое время ощутила себя счастливой.  Не в силах вымолвить и слова,  она старалась вдоволь насмотреться на родных и любимых.

Эта ночь в доме Ларуса оказалась, пожалуй,  самой шумной и бессонной за долгие годы: радостный смех сменялся безутешными слезами , слёзы — беспрестанными вопросами, а вопросы — бесконечными рассказами...

— Ты видела шейха? Ого, не может быть! — восклицал Петер.

— А на верблюде ездила? — не отставал Оскар. — Сколько у него горбов?

— Доченька, милая, этот Адам Ваха  правда тебя не обижал? Посмотри на меня, родная!

— Это всё из-за меня, да? — Хинрик был немногословен, но его волнение за сестру не было притворным, а чувство вины бесспорно мучительно грызло парня. — Прости! Прости меня, Энни, за всё!

Безмолвие, которое Энни не в силах была побороть в Наджахе, в окружении близких людей растаяло без следа. Да и как можно было молчать, глядя в самые любимые глаза братьев и матери, слыша их родные голоса...

Вот только одного голоса не хватало. Где был Ларус Хаканссон и  почему не вышел он к дочери, Энни понять не могла. Несколько раз она пыталась спросить об отце  у Арны и Петера, но те отводили глаза и, взглядом указывая на Оскара, просили повременить с объяснениями. И Энни ждала...

 Только  утром следующего дня, когда девушка прибежала помочь матери с завтраком, та призналась, что Ларус уже несколько недель находился в больнице.

В тот день, когда Хинрик вместе со Странником был вынуждены вернуться домой,  Ларус, спеша в гневном раздрае к сыну, не посмотрел под ноги и, споткнувшись о валявшийся на полу конструктор Оскара, кубарем упал с лестницы. Сложная операция и недели реабилитации в лучшей клинике Рейкьявика оставляли надежду, что когда-нибудь к отцу Энни вернётся способность ходить, а пока... Пока Ларус больше напоминал растение.

Целый месяц Энни провела в деревне,  в окружении самых близких людей. Каждое утро начиналось с поездки верхом на Страннике к обрыву, а  каждый вечер завершался тёплыми объятиями и добрыми словами.

Энни дышала полной грудью, постепенно оживая и становясь прежней. Всё чаще она улыбалась, всё реже, закрывая глаза, видела перед собой похитившего ее монстра. Кошмары, мучавшие её по ночам, постепенно угасали, а не смену им приходили сны, наполненные сокровенным смыслом и робкими мечтами. Но даже тогда, когда  эмоции от встречи с семьёй улеглись, а немыслимое количество слёз давно пролито, Энни никак не могла почувствовать себя на своём месте. И вроде тот же ветер развевал её непослушные волосы, те же волны разбивались о скалистый берег, а рядом были люди, беззаветно любящие и любимые, но там, где когда-то билось сердце, все равно оставалась пустота.

Навалившись лбом на прохладное стекло, Энни смотрела в окно такси, что  минут двадцать неспешно увозило её  от деревни в сторону квартиры в Рейкьявике. Уже завтра начинались первые лекции в университете, а значит задерживаться дома было нельзя, как бы сильно не хотелось остаться.

— Энни! Энни! Энни! — никак не могла угомониться Хилдер, обнимая подругу и чмокая ту везде, где только  можно. — Господи, Энни! Ты не представляешь, как я тебе рада!

— Хил! Ты меня задушишь!

В отличие от Энни Хилдер всё лето прожила в Рейкьявике. Сначала она каждый день ожидала возвращения Энни, а потом, чтобы не сходить с ума от одиночества, устроилась в местный супермаркет на работу и уже просто не могла выбраться к подруге в деревню, когда та нашлась. Конечно, девчонки часами болтали по телефону.

В первые дни Хилдер злилась и никак не могла поверить в произошедшее. Но со временем, когда эмоции немного стихли, девчонки вновь смогли вернуться к привычному общению. Но увиделись они за целое лето впервые...

— Какая же ты глупышка, Энни,  — смахивая непослушные слезинки, прошептала Хилдер. — Это было так страшно — ничего не знать! Каждый день просыпаться в надежде, что именно сегодня тебя найдут, а потом засыпа́ть, моля Бога, чтобы с тобой было всё хорошо!

— Прости, — прошептала Энни, крепче прижимая к себе подругу. — Я же говорила, что не могла поступить иначе.

— Знаю, — шмыгнула носом Хил и добавила срывающимся голосом: — Просто мы все так сильно тебя любим! И потерять тебя ...

— Не плачь, — перебила её Энни. — Я здесь, с тобой!  Со всеми вами!

Несколько долгих минут девчонки прижимались друг к дружке не в силах оторваться.

— Я приготовила бургеры, твои любимые — с руколой, — первой заговорила Хилдер и, схватив Энни за руку, потащила ту на кухню и усадила за стол. — Сейчас сделаю горячий шоколад и ты мне все-все расскажешь, договорились?

— Угу, — кивнула Энн, осматривая  крохотную кухню, на которой за это время ничего не изменилось.

— Как Арна? Как братья? Нормально отпустили? — раскладывая по чашкам какао, поинтересовалась Хил. — Я была уверена, что они запрут тебя в доме и больше ни шагу не дадут ступить.

— Нет, всё хорошо! — засмеялась в ответ рыжеволосая девчонка.

— Твой эмир так и не звонил? — не отвлекаясь от дела, спросила Хил. В отличие от Арны и мальчишек, подруга знала чуть больше о приключениях беглянки.

— Нет, — тут же помрачнела  Энни. — И он не мой, ты же знаешь!

— Не думаю, что Адам Ваха побежал бы и меня спасать от варваров в смертоносную пустыню, — хмыкнула Хилдер.

— Хил, не начинай, я же тебе всё рассказала!

— Ну не знаю, мне всё равно кажется, что ты просто всё не так поняла.

— Хилдер, разве ты меня не знаешь? Неужели я похожа на девушку, которая будет безропотно подчиняться чужой воле? Или может ты захотела бы стать игрушкой в руках женатого человека? Да и вообще, мой дом здесь!  Я люблю дождь и  ветер, холодный океан и заснеженные вершины гор, я всегда буду одеваться в джинсы и открыто смотреть в глаза собеседнику, а еще я ценю свободу! Жить в золотой клетке  — такое себе удовольствие, теперь я знаю это точно!

— Ну вот опять, — улыбнулась Хилдер и, бросив чашки с шоколадом, подсела к Энни и заглянула в ее глаза.

— Ты о чём? — непонимающе уточнила девчонка. От волнения, с которым она так отчаянно оправдывала свой побег от Адама, её щёки запылали огнём.

— Стоит мне тебя спросить о твоём эмире, как ты сразу начинаешь взрываться!

— Неправда! Просто я хочу, чтобы ты наконец поняла, что я для него ничего не значу. Я лишь похожа на ту, которую он любит и всегда любил.

— И поэтому, рискуя своей жизнью, побежал тебя спасать?

— Думаю, он просто чувствовал ответственность за мою жизнь.

— А когда  не отходил от тебя ни на шаг после?

— Его мучило чувство вины, не более!

— А его слова?

— Хил, а его слова, как ты видишь, сильно расходятся с делом!  За целый месяц ни одного звонка, ни одного сообщения! Он даже не поинтересовался, как я добралась!

Хилдер заметила, что глаза Энни увлажнились, а голос задрожал.  Теперь она воочию убедилась, что  подруга страдала, хоть и пыталась казаться безразличной.

— Позвони ему сама, в чём проблема?

— Ни за что! — отрезала Энни и вскочила с места, чтобы доделать шоколад, заброшенный Хил. — В конце концов, каждый получил своё: я вернулась домой, а он женился на Алие.

— Ты ее видела? Она правда так сильно на тебя похожа?

— Нет, не видела, — Энни пожала плечами. — Но Саид, ее отец, глядя мне в глаза, не смог нас различить.

— Саид? — переспросила Хилдер, словно имя это ей о чем-то говорило.

— Ну да! — без задней мысли согласилась Энни

— Погоди, — Хилдер подскочила к подруге и, обняв ту за плечи, заставила обернуться.—  Помнишь, ты мне рассказывала про свой разговор с Ларусом на утёсе, когда нас в спешке отправили сюда.

— Конечно!

— В той истории тоже был Саид! — заговорщически прошептала Хил.

— Подумаешь! — отмахнулась Энн и протянула чашку с горячим напитком подруге.—  На Востоке каждого третьего так зовут!

— Ещё скажи, что все дочери этих Саидов похожи на тебя будто сёстры,  — словно разгадав страшную тайну, Хил натянула на лицо победную улыбку.

— К чему ты клонишь?

— К тому, что чует моё сердце, — облизнув с губ остатки шоколада, уверенно выдвинула свою версию Хилдер: — тебе просто необходимо поговорить с Ларусом!

34. Обещание

Дезирия

Адам

Есть ли предел боли, разрывающей душу? Чем заглушить её, если с каждой минутой она становится лишь сильнее?

Адам знал: здесь бесполезны врачи. И кто бы что ни говорил — время тоже не всесильно!

Эмира больше ничего не держало в Наджахе, никто более не ждал его в собственной провинции. С отъездом Энн точно пелена спала с его глаз. Он не находил покоя нигде и ни в чём. Праздная жизнь, которую вёл эмир  раньше, оправдывая себя благими целями и нелепыми мечтами, начала казаться непозволительной. А ещё Адам хотел отомстить. За Энни. За других таких же несчастных, ставших жертвами творящихся в Дезирии  бесчинств. Он понимал, что должен был очистить земли своей страны от зла в лице Карима и подобных ему мерзавцев, чтобы больше никто не повторил судьбу рыжеволосой чужестранки.

Как только убедился Адам, что Энни пересекла порог своего дома, он тут же отправился к Саиду. Разговор с правителем был непростым. Адам просил отпустить его в Бларох, чтобы раз и навсегда усмирить казухов. Саид же, понимая, насколько это могло быть опасным, никак не хотел рисковать жизнью молодого человека. И пусть он так и не стал для шейха родным, тот понимал, что более достойной кандидатуры на его пост, не найти.

— Я пошлю туда людей, Ясин, – пытался отговорить Саид. — Ты  же мне нужен здесь! Живой!

Но Адам оставался глух к просьбам правителя. Вырвать сердце из тела Карима он жаждал своими руками.

Два месяца он ходил по его следам, не зная отдыха, не давая себе ни минуты на воспоминания. Только вперёд! Бархан за барханом ближе к цели. Шестьдесят долгих дней и столько же ночей Адам шаг за шагом приближался к своей цели.

Когда чудилось,  что сил больше нет, а Карим вновь и вновь ускользал из цепких рук эмира, своё плечо подставлял Ангур. Он был рядом каждую минуту. Находил именно те слова, которые вселяли в Адама веру и помогали не отступать.

Когда барханы и дюны сливались воедино, и начинало казаться, что отряд Адама ходит кругами, на помощь всегда приходил Рашид, который видел Бларох насквозь. Рядом с ним в душе Адама просыпалась надежда и уверенность, что он всё делал правильно.

До лагеря Карима отряд Адама добрался лишь к октябрю. К тому времени силы были уже на исходе, но стоило лишь воочию увидеть этого монстра, вспомнить, что сделал он с беззащитной Энни, как внутри эмира проснулся настоящий безжалостный зверь!  Несколько часов ожесточённых боёв. Под палящим солнцем. Изнывая от жажды и боли. И всё же отряд казухов был повергнут, а Карим, связанный и засунутый в холщовый мешок, заброшен в багажник внедорожника Адама. Эмиру не терпелось отплатить монстру той же монетой.

Дело оставалось за малым: нужно было вернуться в Наджах. Но именно это казалась теперь совершенно невозможным. Осколком от взрыва задело Рашида, и хоть остался он жив,  состояние его было тяжёлым. Именно тогда, после нескольких суток безуспешных попыток найти верное направление, когда горючего оставалось на считаные мили, и казалось, что выхода нет, Адам и вспомнил про свёрток Зухарии. Без особой надежды, скорее от отчаяния, он разложил ветхие бумаги, и какого было его удивление, когда обнаружил на них изображение нужного участка пустыни.

Караван Адама вернулся в Наджах лишь к середине октября. А сам эмир, измученный, уставший, но так и не усмиривший своей боли, не откладывая на потом и не давая себе времени на отдых, отправился к Саиду, чтобы доложить тому обо всём.

— Спасибо, что не бросил Рашида, Ясин, — начал разговор с Адамом Саид.

— Разве я мог? — удивился молодой человек, искренне недоумевая, как можно было поступить иначе.

— Ты, Ясин, судишь по себе, а я по поступкам других людей. Поверь, не каждый потащит раненого, еле живого солдата за сотни миль. Ну да ладно!

Саид, придерживая Адама за плечо, проводил того до расшитого золотом дивана в огромном, но пустом зале, предлагая немного отдохнуть и продолжить разговор в неформальной обстановке. Эмир покорно занял своё место, не сводя глаз с Саида. Два месяца он не видел его и даже не догадывался, как сильно всё вокруг переменилось. Шейх занял место напротив и, откинувшись на высокую и мягкую спинку дивана, жестом обратил внимание Адама к угощению: на небольшом столике с позолоченными ножками стояли чашки с ароматным кофе, фрукты и сладости.

— Что с Каримом решил? — кивнув в знак благодарности, Адам перешёл сразу к делу.

— А что тут решать? — улыбнулся Саид и взял в руки серебряное блюдце, на котором изящно уместилась маленькая чашка с кофе. — Ни ему, ни Назиру пощады не будет, а законы наши ты и без меня знаешь.

— Знаю, — согласился Адам. — Какую судьбу ты уготовил Абдулле?

— А чем его поступок или той же Ясмины лучше, чем Назира? Или считаешь, что они заслуживают пощады?

— К счастью, это решать не мне, — сжав ладони в кулак, ответил Адам. Нет, он не простил предателей, но и смерти никому из них не желал. — Я считаю, что любой человек в этой жизни может оступиться. Иногда нужно уметь прощать...

— Именно поэтому Ясмину я и помиловал. Старая, глупая  женщина! В своей любви к Алие подпала под влияние Абдуллы. Но судить её за глупость я не стану. Она уедет вместе с Маджидом.

— А что Маджид? Зачем и куда он собрался уезжать?

— Знаю, Ясин, что ты считаешь его достойным руки моей Алии. Но только брак этот в наших краях никто и никогда не примет. Не забывай, для всех они брат и сестра! А потому Маджид улетает в Штаты.

— А Алия? — не очень радовали Адама вести. Он был уверен, что Саид не станет мешать счастью двух влюблённых, но, видимо, просчитался.

— Я всё ещё лелею надежду, — растянувшись в улыбке, принялся мечтать Саид, — что ты согласишься взять мою дочь в жены!

— Твою другую дочь — да, но, прости Саид, мужем для Алии я не стану, — решение Адама было твёрдым, как и его голос в это мгновение.

— Твоё право, Ясин, — усмехнулся Саид, прекрасно понимая, что иного ответа быть и не могло. — Да и Алия, думаю, будет только рада такому исходу. Но я хочу, чтобы ты понимал, иного шанса занять моё место у тебя не будет!

— Я уже давно не стремлюсь к нему, — не менее решительно ответил эмир. — Да и ты, Саид, ещё молод…

— Кстати, о молодости! — перебил Адама шейх, продолжая  широко улыбаться.  — Я всё-таки женюсь! Жаль, конечно, что свадьба с Зухрой сорвалась, но зато теперь она состоится с Аишей. Ох, Ясин, ты не представляешь, до чего я жду этого события!

С одной стороны, новость, что свадьбы с Зухрой не будет, радовала Адама, но, с другой, кто такая Аиша эмир не знал.

— Аиша, дочь Латифа ибн Самада Аль-Хулаила, моего повара! — заметив замешательство гостя,  Саид решил прояснить ситуацию.  — Ну а что, Ясин, я тоже хочу любви. Аиша была моей наложницей долгие годы, пусть теперь женой станет.  Совет, конечно, против! Но зато народ меня поддерживает! А я надеюсь, что, живя в согласии с собой и с народом, и Всевышний наконец смилостивится надо мной, и пошлёт сына!

— Пусть так и будет, Саид! — искренне отозвался Адам.

— Твоими молитвами, Ясин. Думаю говорить излишне, что жду тебя на свадьбу в конце месяца.

— Как же я могу пропустить такое!

— Вот и хорошо, Ясин! — обрадовался Саид, правда, тут же лицо его стало серьёзным. — Кстати, надеюсь, ты не забыл  про обещание, которое задолжал мне?

— Не забыл, Саид, — Адам знал, что рано или поздно, шейх захочет получить своё, но ни о чём не жалел: Энни удалось отыскать только благодаря Саиду.

— И выполнишь всё, что я попрошу? — с недоверием глядя в ледяные глаза мужчины напротив, уточнил правитель.

— Да, Саид! Я не привык бросать свои слова на ветер. Если дал обещание, то сдержу, чего бы ты ни попросил.

И Адам говорил серьёзно. Здесь и сейчас он был готов принять любую волю Саида.

— Даже если попрошу на Алие жениться? — шейх внимательно следил за реакцией Адама, но ни один мускул не дрогнул на лице эмира провинции Ваха.

— Ты же знаешь, что не люблю её! — только и сказал он спустя минуту раздумий. —  Неужели тебе настолько безразлична судьба дочери?

— Какой из них? — усмехнулся Саид.

— Ну раз сватаешь мне Алию, зная, что люблю другую, то, выходит, что обеих!

— Ясин! — настроение Саида резко ухудшилось. Шейх терпеть не мог, когда кто-то позволял себе подобные вольности.—  Если бы не любил тебя, как сына, давно наказал бы за твой длинный язык! Неужели я повод давал усомниться в своей любви?

— К Алие нет!

— А чем же, по-твоему, я обидел вторую? — не на шутку взбеленился Саид, но выражение лица Адама оставалось непроницаемым.

— Ещё скажи, что решил признать Энни, — ехидно, не страшась гнева монарха, заступился за девушку Адам.

— Сразу, – выплюнул Саид, недовольный реакцией гостя, — как увидел в больнице! Но я слишком долго ждал результатов анализа ДНК. Когда я получил их, ты уже отправил девчонку домой.

— Значит, мы потеряли её оба! — маска боли и сожаления тут же сковала лицо Адама.

— Суди за себя, Ясин! — Саид встал и отошёл на пару шагов от дивана, а затем, не глядя в сторону Адама, добавил: — Мы с Алией лишь неделю назад вернулись из Рейкьявика. Странно, что ты не знал.

Тут уже вскочить со своего места пришлось и Адаму. Решительной походкой он нагнал Саида:

— Ты рассказал ей?

— Нет, – пожал плечами отец Энни. – Ларус сделал это за меня.

— И как она перенесла ещё и это потрясение?

— А что с ней может быть не так, Ясин? Узнать, что твой отец великий шейх — не такая печальная новость, не находишь? Да и два отца всегда лучше, чем один, — Саид вновь улыбнулся, но на сей раз улыбка его была добрая и наполненная родительским теплом: теперь у него было две дочери.

— Ты видел Энни? — никак не успокаивался Адам.

— Конечно, — подтвердил Саид.

— Она улыбалась?

— Да!

— Ты говорил с ней?

— Да, Ясин!

— И она отвечала?

— О, Аллах, почему она не должна была мне отвечать? — допрос Адама казался Саиду странным и немного забавным.

Ещё бы! Это же не он отпускал от себя совершенно потерянную, не в силах вымолвить и слова девушку. И то, что сейчас слышал Адам, заставляло сердце его ускорить свой ритм: Энни ожила! Она справилась! Мучения  Адама не были напрасными!

Тысячи самых разных догадок вмиг пронеслись в сознании  молодого мужчины, но главная читалась в его глазах: он наивно полагал, что Саид мог привезти Энни обратно.

— Не смотри на меня так, Ясин! — смеясь, возмутился Саид, угадывая мысли эмира. — Да, она моя дочь, но не забывай, что лишь по крови.

— Знаю, просто на секунду поверил в чудо...

— Нет, Ясин, за мной она не поехала, — не без сожаления разбил надежды Адама Саид. — И я полностью принимаю её выбор. Да и что ей делать в Дезирии? Возможно, когда-нибудь она и приедет в гости, и я буду ей рад. Но пока её мир там, с теми людьми! Там она вполне счастлива!

— Саид, говори своё условие, не томи!  — вмиг поникший эмир в эту самую секунду был готов на всё.

— Что ж, Адам, слушай мою просьбу!

35. Мой мир

Исландия

Энни

За окном достаточно рано стемнело, хотя  ещё не было и шести. Вовсю ощущалось, что хмурая осень полноценно вступила в свои права. Рейкьявик в октябре был похож на капризную барышню: то радовал остатками запасённого с лета тепла, то грозно предупреждал о приближении суровой зимы. Сильные ветра и неугомонные дожди отныне стали верными спутниками погоды за окном.

Энни как раз смотрела, как крупные капли скользили по гладкой поверхности холодного стекла. Провожая взглядом самые резвые, она выводила пальцем замысловатые узоры на местами запотевшем окне.

Пятница. Пожалуй, самый любимый день недели любого студента: кафе, немногочисленные клубы и бары ломились от желающих развлечься. Вот и Хилдер, ещё в сентябре по уши влюбившаяся в своего однокурсника, отказалась сидеть дома и вместе со бойфрендом убежала развлекаться. Энни же никак не могла влиться в активную студенческую жизнь.

— Милая, приезжай к нам завтра, — нежный голос Арны в мобильном стал отдушиной для одинокой души Энни. — Я испеку шарлотку. А Оскар покажет свои поделки из глины. Представляешь, одну из его работ взяли на школьную выставку.

— Здорово, мам, — улыбнулась Энн. Несмотря на то что уже почти месяц она знала, что Арна была для неё лишь тётей, перестать считать её матерью Энн не могла. Слишком большой и сильной была её любовь. — Я приеду.

— Вот и умница. Хинрик, правда, решил на уик-энд перебраться к Карлу. Может, помнишь его? Такой кучерявый парнишка из класса твоего брата. Но Петер и Оскар будут безумно рады тебя видеть! Да и я скучаю, дочка!

— Я тоже, мам, — выдохнув на прохладное стекло порцию горячего воздуха, пропищала Энн.

— А ещё Странник, — опомнилась Арна. — Я с ним не справляюсь, милая! А ты сама знаешь, что в четырёх стенах он дуреет.

— А что Хинрик? Не может вывести его?

— Ох, Энни! А то ты не знаешь брата? Вбил себе в голову невесть что и снова дуется! — ворчала Арна. — Характер у него, я тебе скажу, не подарок! Да, впрочем, как и у Странника. Все кони как кони, а этот...

— Ладно, мам, завтра приеду и побалую негодника, не переживай! — от души рассмеялась девчонка, представляя, как нелегко было справляться Арне с двумя упрямцами.

— Мы будем ждать тебя, дочка! — выдохнула женщина, завершая беседу. — Я люблю тебя, Энни!

— И я! Я тоже вас всех люблю.

Первое время после разговора с Ларусом Энни было не по себе. Она боялась, что вмиг потеряла самое ценное — семью! Напрасно переживала, что Арна перестанет считать её дочерью, Петер и Оскар — сестрой. Но больше всего Энни боялась реакции Хинрика, однако, парень смог удивить. Оказывается, правду он знал уже давно. Потому и ревновал сестру к родителям с немыслимой силой. Ему было невдомёк, как могли Арна и Ларус любить Энни, зная, что она чужая. Его раздражало в девчонке абсолютно всё, потому он и был с ней неоправданно грубым и жестоким. Но стоило Энни пропасть, как вместо радости и облегчения, он ощутил несказанную боль и беспредельную тоску. Именно тогда он и понял, что любил Энни не меньше остальных, а остальные, как ни странно, любили и его тоже. За последние месяцы Хинрик сильно изменился. Он стал чаще улыбаться и больше общаться с людьми,  перестал срываться на братьях и полностью взял на себя заботу о лошадях, пока Ларус был в больнице.

— Ты чего не спишь? — звонкий голос Хилдер прервал воспоминания Энни, которая настолько погрузилась в себя, что даже не заметила, как подруга вошла в квартиру.

— Не спится, — улыбнулась она Хилдер. — Как повеселились?

— Отлично, но, знаешь, глядя на то, как ты часами смотришь в это окно, настроение сразу падает, — Хил подошла ближе и обняла подругу за плечи, прижимая к себе. — Ну что с тобой, Энни ?

— Всё хорошо, я просто задумалась.

— Ага, рассказывай это кому-нибудь другому, — Хил уткнулась носом в мягкие волны рыжих волос, чувствуя, что подруге нужна поддержка. — Об Адаме так и нет новостей?

— Нет, — несмело ответила Энн.

О том, что Адам вернулся в пустыню в надежде отомстить Кариму — личному монстру Энни, девчонки узнали совсем недавно, когда Исландию с официальным визитом посетил шейх Аль-Наджах с дочерью. К тому времени, Энни уже знала правду от Ларуса, а потому встреча с Саидом её пугала как никогда:  в их первую встречу, как ни крути, тот, глядя в глаза, пытался влепить пощёчину. Да и рассказы Адама о Саиде никогда не были проникновенными и душевными. Энни была уверена, что шейх попытается от неё откупиться или того хуже начнёт запугивать, чтобы та держала язык за зубами. Но каково было удивление Энн, когда Саид сжал её в крепких объятиях, стоило только им встретиться.

Немного взбалмошный и не до конца серьёзный, ветряный и рассеянный Саид не показался Энни жестоким или озлобленным. И пусть за то короткое время, что провели они вместе, Энни не успела пропитаться любовью к шейху, всё же обрести в нём отца ей было приятно. Как и в лице Алии найти сестру, о которой Энни всегда мечтала. Как ни странно, девчонки с ходу нашли общий язык и множество тем для общения. Они вместе гуляли, часами ездили верхом, наперегонки бегали до обрыва, где долго молчали, глядя, как под ногами разбиваются волны, когда-то унёсшие жизнь их матери. Как две детали одного пазла девчонки идеально дополняли друг друга, немыслимо радуя Саида, смотрящего на них с щемящей тоской в сердце.

Именно Алия и рассказала про Адама. Про то, что пропал он в песках Блароха, пытаясь наказать обидчика Энни. О том, как отказался от неё — тогда ещё единственной дочери Саида, выбрав для себя непокорную чужеземку, что согрела его сердце звонким смехом и нежным пением.

И Алия, и Саид уговаривали Энни переехать в Дезирию. Шейх завлекал немыслимыми богатствами и отцовской поддержкой, Алия мечтала обрести во дворце верную и надежную подругу, но только всё это оказалось недостаточным, чтобы вот так запросто бросить родной дом. Мир Энни был здесь, где вместо лазурного моря о скалы разбивались холодные волны, где вместо яркого солнца зимними ночами на небе заходилось переливами северное сияние. Где жили её братья, где нуждался в помощи её отец, которого Энни давно простила за всё. Единственное, что бередило её душу, не давая покоя, и тянуло обратно, было сильное беспокойство за Адама...

— Энни, не плачь, — нежными ладошками Хилдер гладила подругу по голове, утешая ту и заставляя надеяться на лучшее. — Он жив! Вот увидишь! Вернётся и обязательно тебя найдёт! Ты просто верь в это!

Энни стояла на краю серого скалистого обрыва, открывающего неземной вид на безбрежную синь океана. Одной рукой она придерживала за узду Странника, с удовольствием фыркающего встречным порывам ветра. Вместе они смотрели на громадные волны, разбивающиеся на миллиарды мелких брызг где-то там, под ногами. Могучий и неуправляемый ветер разбрасывал пряди рыжих волос и белёсую гриву непокорного жеребца. А потом, будто бы играючи, подталкивал их обоих всё ближе и ближе, к само́й бездне. Но они не боялись. Страннику неведом был страх. В его глазах горел азарт и жажда приключений. А Энни, всё такая же юная и отважная, напротив, хорошо изучила чего в этой жизни бояться стоит, а чем нужно уметь наслаждаться, а потому напугать её простым ветром было уже невозможно.

Субботнее утро удалось на славу: встреча с братьями, по которым Энни успела соскучиться, прогулка верхо́м и отличная погода без моросящего дождя и даже с небольшими намёками на солнце.

Энни трепала Странника по загривку, гладила его мощную шею и негромко напевала любимую мелодию, которая всегда успокаивала животное. Голос девушки тонкой ленточкой вплетался в могучую песнь ветра, сливаясь и дополняя мотивы друг друга.

Внезапно Энни ощутила, как мышцы тела Странника под её рукой напряглись, жеребец словно замер на месте. Его уши прижались, а ноздри широко раздулись, резко вдыхая прохладный воздух и с шумом выпуская его наружу. Конь тревожно заржал и потянул Энни за собой, дальше от обрыва, словно предчувствуя что-то. Девчонка разволновалась, не в силах усмирить встревоженное животное, и стала крутить головой, чтобы найти источник его беспокойства.

Но стоило ей обернуться, как в сотне футов от себя она заметила одиноко стоя́щего мужчину. В чёрном тонком пальто с кашемировым шарфом цвета песчаной бури Адам был неподвижен и не сводил пронизывающего взгляда с Энни. Не чувствуя холода, не замечая ржания Странника и шума разбивающихся о скалы волн, он смотрел на разлетающиеся в разные стороны пряди непослушных золотых волос, искрящиеся теплотой и наполненные жизнью любимые глаза, и казался счастливым.

Энни улыбнулась и, погладив Странника по морде, дабы тот успокоился, сделала шаг навстречу, совершенно не доверяя своим глазам. Адам был жив! Он приехал!

— Как ты тут оказался? — перекрикивая шум ветра, спросила Энн, остановившись от эмира в нескольких шагах. Она жадно, вовсе не таясь, рассматривала его, убеждая себя, что с ним всё хорошо!

— Арна сказала, где тебя искать! — произнёс Адам, не в силах отвести взгляд. — Мне не хватило терпения дождаться тебя дома, я спешил увидеть тебя такой: живой, улыбающейся, настоящей. Ты счастлива?

— Да, — прокричала Энни, ничуть не кривя душой. Здесь в этот самый момент она ощущала себя счастливой. — А ты?

Адам промолчал, лишь едва кивнув, и мягко улыбнулся.

— Ты слишком легко одет! — заметила Энни, подойдя чуть ближе. Смотреть на эмира в обычной одежде, без кандуры и с непокрытой головой, было весьма непривычно.

— Это неважно, — улыбнулся в ответ мужчина, разглядывая лицо девчонки, будто пересчитывал веснушки на её носу.

— И всё же, что ты делаешь здесь? В Исландии? — прошептала Энн, остановившись в шаге от эмира и отпустив Странника. Ей не терпелось протянуть руку и дотронуться до Адама, убедиться, что он не плод её воображения, что не исчезнет, как мираж в пустыне.

— Выполняю волю твоего отца, — вымолвил эмир, шагнув навстречу и сокращая расстояние до минимума — так теплее.

— Саид просил тебя приехать? — в голосе Энни послышались нотки разочарования.

— Нет, – выдохнул Адам. — Он лишь просил привезти ему Странника. Прости, но на другого жеребца он не согласен.

— Я знаю, — засмеялась Энни, — Саид когда увидел его, то чуть язык не проглотил. Но ты зря приехал, Странник и так через несколько дней уезжает в Наджах. На то была воля Ларуса, да и Хинрик согласился.

— Глупая моя девочка, — Адам протянул руку и поймал прядь золотистых волос, то и дело с порывами ветра  закрывающую лицо его Энни. — Если бы мне нужен был конь, я прислал бы за ним Ангура.

— Тогда что привело тебя в наши края? — наперёд зная ответ, Энни смотрела в серебристые глаза напротив и удивлялась сама себе: как могла она раньше видеть в них столько холода и равнодушия? Почему никогда не замечала, насколько ласковыми и трогательными они могут быть?

— Тогда в больнице я говорил с тобой обо всём, но главного так и не сказал, — озябшая ладонь Адама прильнула к тёплой и залитой румянцем щеке Энни.

— И что же, по-твоему, главное? — не в силах сдержаться, девушка прикрыла глаза: таким приятным и долгожданным было для неё прикосновение мужской ладони. А ещё ей вдруг почудилось, что делает так Адам не впервой. Обрывки смазанных воспоминаний вихрем ворвались в её голову: она видела его в пустыне, когда казалось, что надежды не было, чувствовала его биение сердца, когда за спиной бушевала стихия; слышала его голос, когда в нос ударяли затхлые запахи шатра Зухарии, и  точно также ощущала его ладонь на своей щеке, когда Ангур стремительно рассекал пески Блароха. И пусть эти картинки не были чёткими и больше походили на виде́ния, Энни знала, что так всё оно и было.

— Амани¹, — прошептал Адам, едва касаясь губами её лба. — Ты сама как думаешь, что для меня главное?

— Власть? — предположила девчонка. Скорее в шутку, но ей хотелось услышать ответ эмира.

— Нет, Энни, — усмехнулся он. — Я давно отказался от престола и от брака с Алией. Помнится, один очень преданный и важный для меня человек однажды сказал, что несчастный правитель не сможет сделать свой народ счастливым. С Алией я бы никогда не обрёл счастья... Значит, Всевышний уготовил для меня иной путь.

— И какой же? – вдыхая аромат любимого человека, ставший таким родным и необходимым, спросила Энни.

— Боюсь, что это путь к тебе, — обхватив усыпанное веснушками лицо, Адам нежно поглаживал щеки девушки подушечками пальцев, вынуждая Энни открыть глаза и посмотреть на него. —  Я очень сожалею, что не сказал главного ещё тогда, в больнице. Но сейчас вижу, что поступил верно: я должен был отпустить тебя. Ты ожила, ты счастлива, ты вновь стала той Энни, которую я однажды полюбил.

— И что теперь? —  с волнением спросила рыжеволосая красавица.

— Всё, что захочешь, только больше я не смогу тебя отпустить, даже не проси, — улыбнулся Адам, глядя в любимые глаза, наполненные счастьем, не заметить которое было попросту невозможно.

— Снова увезёшь меня в свой гарем? — Энни не смогла сдержать улыбки.

— Да, и сделаю девятой женой, — рассмеялся от души Адам.

— Девятой я не согласна, — игриво надула губки та. — Только первой!

— Единственной, — поправил девчонку эмир. — Скажи мне «да» и весь мир будет только у твоих ног.

— Мне не нужен мир, — вдруг стала серьёзной Энни. — Без тебя не нужен.

— Я буду рядом, — прошептал Адам. — Что бы не случилось!

— Даже если я не захочу в Дезирию?

— Неужели мои земли настолько не понравились тебе?

— Золотая клетка — не для меня. Да и здесь мой дом, моя жизнь. Вот он мой мир, посмотри! — Энни вскинула руки, но тут же опустила их на плечи эмира, понимая, что за этим мужчиной пойдет на край света. Вот только сказать не успела — Адам её опередил:

— А мой мир там, где ты. И неважно будут это пески Блароха или ледники Исландии. Главное, чтобы рядом с тобой!

Ещё долго на краю утёса виднелись фигуры двух влюблённых. Их взоры были устремлены друг на друга, а сердца бились в унисон. И пускай они были из разных миров, говорили на разных языках, и воспринимали мир совершенно по-разному, в эти самые мгновения не было на свете никого счастливее, чем они.

¹ — Амани, — желанная, любимая.

Эпилог

Юго-Западное побережье Исландии

3 года спустя

— Петер, милый, позови Адама!

 Арна хлопотала на кухне, заканчивая накрывать на стол. Была суббота, а значит за завтраком собиралась вся семья.

— Вот ещё! — возмутился мальчишка. — Я с ним не разговариваю! Пусть на конюшне ест.

— Петер! — в голос осекли его Энни и Арна, Хинрик же просто улыбнулся.

— А что? Я неправ разве? — развёл руками подросток.

— Пит, ты превращаешься в меня, — фыркнул Хинрик, выглянув в окно. — Скажи, мам, что похож?

— Нет, второго такого я просто не вынесу, — потрепав среднего сына по голове, вздохнула Арна. — Хинрик, дорого́й, сходи сам, а то Ос точно уже утомил Адама.

— Так ему и надо, — вновь прошипел Петер.

— Я могу сходить, — подала голос Энни, переворачивая очередной блинчик. — Что на сей раз, Петер?

— Ничего, — фыркнул мальчишка, не желая ябедничать. — Сама своего мужа спрашивай.

— Адам сказал, что Пит слишком трусливый, — не сдержал смеха Хинрик, — и что Саид никогда не передаст управление целой страной в руки недостаточно отважного мужчины.

— Я не трус! — воскликнул Петер. — Просто высоты боюсь! Да и что вы не справились бы на крыше без меня? Поменять пару черепиц не такое великое дело, чтобы всем лезть наверх.

— Петер, — рассмеялась Энни. — Ты всё ещё надеешься занять место Саида?

— Да! — уверенно заявил тот. — Сама посуди: Аиша родила дочь, Маджид окончательно перебрался в Нью‐Йорк, а твой Адам вместо того, чтобы помогать Саиду, чинит деревенские крыши на юге Исландии. Кому ещё брать правление в свои руки, если не мне?

— Да, пожалуй, вариантов больше нет, — улыбаясь, согласилась Энн и, перевернув последний блинчик, поспешила за мужем.

 Набросив на плечи толстовку, она выбежала на улицу, где холодное солнце едва пробивалось сквозь сизые тучи и совершенно не хотело согревать воздух. За это время Энни слишком привыкла к теплу, а потому с каждым годом приезжая на лето к родителям, всё сложнее переносила холод и всё лучше понимала Адама, который так и не смог адаптироваться к суровому климату Исландии.

 Добежав до конюшни, Энни приоткрыла дверь и хотела уже позвать мужа, как заметила их Оскаром, увлечённо болтающими, совсем неподалёку.

— Ты же не любишь лошадей! — задумчиво произнёс мальчишка. К своим восьми годам он стал не на шутку рассудительным и неплохо начал говорить на английском. Как ни крути, а стимул был! Быть племянником эмира Дезирии и не понимать ни слова, мальчишку категорически не устраивало.

— Скорее я к ним равнодушен, — подтвердил Адам, стоя рядом с Оскаром возле загона чёрной гнедой кобылы.

— Но ты каждое лето ухаживаешь за ними и даже помнишь их имена и привычки, — удивился мальчуган.

— Верно, — кивнул эмир.

— Вот я не люблю тыкву. Совсем, — начал рассуждать Оскар. — Поэтому я её не ем. И в супермаркете прохожу мимо.

— Но если Арна попросит тебя, например, достать кусок тыквы из холодильника, сделаешь?

— Конечно.

— А почему?

— Не знаю, — Ос на секунду задумался, а потом ответил: — Наверно, чтобы маме было приятно. Я же её люблю.

— Ну вот, а я занимаюсь лошадьми, потому что люблю твою сестру. Хотя знаешь, к Страннику я до сих пор опасаюсь подходить.

— Это да! — рассмеялся Оскар. — Тут никакой любви не хватит!

 Звонкий смех хрустальными колокольчиками разлетелся по конюшне и, казалось, все лошади своим ржанием подтвердили слова маленького наездника: стоило Страннику перебраться в Дезирию, как жизнь остальных животных стала намного спокойнее.

— А дядя Саид наконец смог его оседлать? — поинтересовался Оскар. — Или всё ещё ходит возле  него кругами?

— Смог, — Адам потрепал мальчугана по голове. — Но ему потребовалось немало времени. Зато сейчас они лучшие друзья.

— А у меня всего один друг, — печально заметил Ос. — Петер говорит, что это очень мало.

— Думаю, Петер ошибается, — поддержал мальчишку Адам. — Настоящих друзей и не может быть много. У меня, например, всего два: Ангур и Рашид. И знаешь, оба в моей судьбе появились гораздо позднее, чем в восемь лет. Не переживай, у тебя всё ещё будет!

— Ладно, не буду, — кивнул Оскар, а Энни вспомнила о грозном Ангуре, которого так боялась в прошлом. Нет, он не стал дружелюбнее за эти годы, но его безграничная преданность Адаму позволила Энни пропитаться уважением к этому большому и грозному мужчине.

— А почему, если ты любишь Энн, а она тебя, у вас нет детей? — вдруг с присущей только детям непосредственностью, спросил Ос.

— А как же Энни будет тогда учиться? — рассмеялся Адам, а щёки Энн моментально залились краской.

— Так она же закончила учёбу два месяца назад, — продолжал недоумевать Оскар.

— Значит, очень скоро ты станешь дядей Оскаром, — совершенно серьёзно ответил эмир.

— Правда? Ого, круто! — мальчишка раскинул руки и начал кружиться, радуясь предстоящему повышению своего положения. — Я наконец-то перестану быть самым маленьким! Только пусть у вас будет мальчик, тогда я смогу стать ему настоящим другом!

 Чувствуя, что Адама пора спасать, Энни зашла внутрь, в два счета обратив внимание мужчин на себя.

— Пойдемте к столу, — позвала она. — Только вас ждём!

— А что папа приехал уже? — позабыв обо всём, Оскар побежал навстречу сестре.

— Нет, мой хороший, — Энни присела, чтобы быть с братом на одном уровне. — Кристоф звонил — они приедут к обеду.

Адам подошёл ближе и бережно взял жену за руку, по привычке переплетая пальцы. Все вместе ребята вернулись в дом, где Петер, к тому времени чуток остыл и, казалось, забыл об обидах.

— Адам, Энни сказала, что вы улетите немного раньше, чем планировали, — взгрустнула Арна, когда все собрались за столом. Три месяца лета пролетели слишком быстро, и ей не хотелось расставаться с дочерью.

— Да, придётся, — пояснил Адам. — Алия должна вот-вот родить, Энни обещала помочь с малышками.

— Младшая тоже девочка? — со своим интересом спросил Петер.

— Ага, они с Маджидом ожидают вторую крошку, — улыбнулась Энни.

— В роду Саида и правда одни девчонки, – хмыкнул Хинрик.

— Саид так и не принял их брак? — робко спросила Арна.

— Официально, конечно, нет, — выдохнул Адам.

 Сослав Маджида в Штаты, Саид даже представить не мог, что Алия опять убежит за любимым, бросив всё. Первое время Саид лютовал и сильно переживал очередное предательство. Но стоило на свет появиться маленькой Марьям — первой дочери Алии и Маджида, как сердце шейха начало оттаивать. Но во многом отношения между Саидом и Алией стали теплее благодаря Энни, которая то и дело, встречаясь с отцом, уговаривала того быть немного мягче.

 Появление Энни во дворце вообще многое изменило. И хоть Адам отказался от престола, а Энни по-прежнему считала родителями Арну и Ларуса, Саид всё больше и больше подпадал под их влияние. Рыжеволосая копия Алии была неугомонной и жизнерадостной. Глядя на Энни, Саид всё чаще вспоминал Джоанну и то, каким он был, пока власть не сделала из него чёрствого и бесчувственного тирана. Он менялся, а следом, пусть и медленно, менялась жизнь и в Дезирии.

Ближе к обеду из реабилитационного центра вместе с Кристофом вернулся Ларус. Специально для него Адам построил современный медицинский комплекс на севере страны, но, правда, с одним условием: каждое лето, пока Энни гостила дома, тот отправлялся на очередной курс реабилитации, дабы они больше не пересекались между собой. О том, что Энни не держала на Ларуса зла и давно того простила, эмир знал, вот только сам забыть следы побоев на спине любимой так и не смог.

 Каждый год их встреча ограничивалась несколькими днями, но даже они давались Адаму непросто. Держать себя в руках, чтобы не свернуть старику шею, было весьма сложно, даже несмотря на то, что жизнь и так уже достаточно наказала Ларуса. Как ни пытался Адам его понять или простить, у него ничего не выходило.

 Стоило сумеркам опуститься на побережье Исландии, как в доме Ларуса Хаканссона стало не протолкнуться. Казалось, под одной крышей в этот вечер собралась целая деревня. Со всех сторон доносился детский смех и оживлённые голоса.  Арна едва успевала накрывать на стол. Энни и Хилдер, стараясь помочь, то и дело убегали от своих любимых. И если Хинрик смотрел на свою невесту с благодарностью, то Адам с каждой минутой закипал всё сильнее: так отчаянно ему не хватало его Энни рядом. Еле утерпел он до конца вечера, чтобы не сорваться, не схватить жену в охапку и не утащить её в их комнату, а ещё лучше на борт самолёта до само́й Дезирии. Но стоило дверям дома закрыться за последним гостем, как пожелав для приличия всем добрых снов, Адам сжал в своей руке ладонь Энни и повёл за собой.

 В их маленькой комнате, больше похожей на подсобное помещение в резиденции Ваха, Адам притянул к себе Энни, зарываясь носом в волосы на макушке её головы. Здесь в полумраке, наслаждаясь долгожданной тишиной, он вдыхал самый родной и любимый запах, смешавший в себе дыхание солёных брызг океана, аромат свежескошенной травы и полевых цветов,  а ещё привкус ванильных булочек, что любила Энни печь к ужину, и понимал, что в этой хрупкой, непокорной и взбалмошной девчонке отныне заключался целый мир. Его мир.

Конец