Гражданская жена бесплатное чтение

Зашла в кухню, открыла кран и замерла у мойки, глядя на воду. Сколько простояла так? Минуту, пять минут? В замочной скважине щелкнул ключ, но Вера услышала. Даже сквозь шум воды услышала.

И в тот же миг, как будто воздух выпустили из шарика, мгновенно сдулись, оставили ее все силы. Опустилась на стул задыхаясь. А руки… руки и положить некуда. Глаза уставились в одну точку. Все разом стало вызывать брезгливость, покрылось скверной, стало грязным. Все эти кухонные поверхности… и не только.

Вот тебе раз, как перевернулась жизнь-то. Полчаса назад еще были семья, единое неделимое целое, а теперь каждый сам по себе.

Взгляд упал на красивые бокалы, так нелепо смотревшиеся теперь на этом накрытом для семейного ужина столе. И откупоренное вино, что она оставила «подышать», думала выпить с ним вдвоем за них, за их любовь… На память пришли стихи Ахматовой:

…Я пью за разоренный дом,

За злую жизнь мою,

За одиночество вдвоем,

И за тебя я пью,

За ложь меня предавших губ,

За мертвый холод глаз,

За то, что мир жесток и груб,

За то, что Бог не спас…

От этого не спасет никто, потому что от глупости женской нет спасенья. Сама, дура, виновата, что повелась, поверила. Разум говорил, что все это старо как мир, таких как она брошенок было полно во все века. И незачем теперь кричать:

– Мой милый, что тебе я сделала?*

Но как же это горько, черт побери!!!

Как больно, нечем дышать…!!!

Будто огромный молот крушит душу, расплющивает…

Они прожили вместе гражданским браком почти десять лет. Не расписывались. Вера всегда считала, зачем, что значит какая-то бумажка, когда такая любовь? Ему не с руки было светить всему миру свой служебный роман. А ей тогда все казалось логичным и правильным. Это теперь вдруг стало до боли ясно, что для него их отношения никогда чем-то серьезным не были.

Хотелось упасть на пол и биться в конвульсиях. Кричать, пока не сорвется голос… Нельзя, сын услышит. Ребенка не должно коснуться то, что происходит между ней и ее, теперь уже не мужем. Обидно и больно было до слез, до полного выгорания, сердце словно умерло, осыпалось золой.

Она просто не могла понять, как же так, ведь любовь никуда не исчезает со временем, ее любовь же никуда не исчезла. Значит, его любви и не было? Получалось, что годы, проведенные вместе, ничего не стоили. Ею просто попользовались, а как нашли что получше, так и отбросили за ненадобностью.

Это когда-то она была лучшей, незаменимой, воздухом. Дня без нее не мог прожить, часа. Была секретарем, помощницей, любовницей, а забеременела – стала вроде как женой.

Злые слезы набежали на глаза.

Вроде как.

Не зря его мать говорила ей при каждом удобном случае:

– Не обольщайся. Александр с тобой все равно не останется, не того ты поля ягода.

Вера в ответ молчала, не считала нужным отвечать, лучшим доказательством ее правоты было, что годы шли, а Саша по-прежнему с ней и у них любовь.

Привыкла доверять, не ждала измены.

Захохотала беззвучно, закрыла рот ладонью. Права оказалась свекровь Валерия Аристарховна! Права.

Нельзя плакать. Нельзя. Ее слез никто не увидит.

И прежде всего… Действительно надо прибраться.

Вера встала, ужин, с любовью сервированный ею, отправился в унитаз. Вслед за ним вино. Посуду она даже не стала мыть, так вместе со скатертью сгребла в узел и выбросила в мусоропровод.

Если бы она могла так же точно избавиться от всего остального! Увы, это не так-то просто, за десять лет хочешь не хочешь, а дом наполняется множеством мелочей, знаков присутствия, воспоминаний, их не сотрешь вот так, одним махом.

Еще когда муж… бывший муж, поправила она себя, начал говорить про квартиру, Вера для себя решила, что дня лишнего в его доме не задержится. Слава Богу, им с Вовкой есть где жить. А тут…

Все будет точно таким же, как в тот день, когда она вошла сюда впервые. Ничего не останется, что могло бы напомнить о ней.

Теперь кухонный стол, вымытый дважды, был девственно чист. Метнулась в спальню, порываясь начать вытряхивать все из шкафов. Удивительно, стоит принять решение, и откуда-то силы берутся, и энергия. Но в какой-то момент поняла, то, что с ней сейчас творится, самая настоящая истерика.

И Вера остановилась. Надо преодолеть эту поганую дрожь, от которой трясется, будто отрывается все внутри.

Успокоиться, обдумать.

***

Думалось лучше всего на кухне.

Вера замерла у плиты, ощущая, как постепенно отчаяние и дикая обида сменяются злостью. Не сотрешь воспоминания? Отчего же.

Быстро прошла в кабинет, захватила с собой его ноутбук, на котором был большой семейный архив. Тысячи, миллионы сделанных с любовью фотографий, на которых они улыбались, были вместе. Были.

Вернулась в кухню.

Не сотрешь воспоминаний?

Удалила все.

Все свои фотографии. Все, где она была с ним или поодиночке. Оставила только те, на которых он с сыном. Ребенка в это не надо вмешивать, он уже достаточно взрослый, будет делать выводы сам.

Но этого было мало. Ничтожно мало. Проклятый молот обиды продолжал раздавливать ее изнутри, заставляя ощущать свою беспомощность и бессилие.

Что делать, чтобы не чувствовать себя использованной прокладкой? Что?

Мстить?! Вера расхохоталась. Да. Месть сладка!

Он изменил первым, значит, справедливо будет переспать со всеми его друзьями и знакомыми?! Справедливо! Ославить его на весь мир, вытряхнуть все его грязное белье. Еще как!

Бл***… Да, справедливо. Но, видит Бог, не собиралась Вера даже ради мести в этом дерьме мараться. Противна сама мысль. Ее чуть не вырвало, как представила. Нет, все будет не так.

Вера встала, заходила по кухне, потом, скрестив руки остановилась у окна, глядя в ночь. Надо признать поражение. Проговорить про себя эти ужасные слова и принять истину.

– Ты стала бывшей, признай это.

Их отношения разладились еще пару лет назад. У Вовки случился сложный перелом, она полгода над ним, как орлица… Пришлось сесть дома на радость мужу, он всегда этого хотел, чтоб не мелькала. Наверное, она просто закрывала глаза на очевидное, а может, ей требовалась передышка, и она, думая, что может на него положиться, позволила себе эту передышку? Что теперь гадать?

Но именно тогда, в тот период Александр и стал отдаляться. Пошли его совещания и командировки бесконечные… Просто, все происходило как-то постепенно, наверное, потому она и не придала особого значения. Не поняла, что измены его начались еще тогда. А, может, и раньше? Может, так было с самого начала?

Глаза закрылись сами собой, из горла вырвался болезненный хрип.

Он… был с кем-то, а потом приходил в ее постель. А она…

Крепко сжала кулаки, чтобы ногти впились в ладонь. Чтобы боль телесная заглушила душевную боль. Отвращение ко всему, что у них было, причудливо смешалось с самым дорогим и сладким. С памятью тела, для которого не существовало растоптанной гордости хозяйки, оно верило лишь своим воспоминаниям. А теперь получалось, что и эти воспоминания ложь. Прах. Черепки.

Бывшая… Звучит так, будто уже умерла.

Застыла, глядя в окно. Непрошеные слезы потекли и в горле запершило. Достал ее Верховцев, до глубины души, до печенок достал. Но ведь у слез есть чудесное свойство. Они вода, а вода смывает все грехи и печали. Мрачно усмехнулась, это сколько ж надо слез, чтобы все смыть?

И все же момент слабости прошел.

***

Глаза прищурились, взгляд сфокусировался на мерцающих огнях вечно неспящего города. Вот оно коловращение жизни, не знающей остановок и поражений. Просто одно сменяется другим. Отряд не заметит потери бойца.

За окном рождался новый день. А ночь уходила, унося на запад свои призрачные звездные крылья, чтобы завтра прийти вновь. И вместе с уходящей ночью уходило что-то из души женщины. Что? Глупая вера, несбыточные надежды? На самом деле, это очки розовые рассасывались осколками. А им на смену поднимало голову то, что всегда там было.

Сила. Воля к жизни.

Бросил ее Верховцев за ненадобностью? Ну что ж, в конце концов, свет клином на нем не сошелся. Это ее жизнь, и в тридцать пять она еще не кончена. Все можно начать заново. Усмехнулась и пропела про себя фразу из песни Ваенги:

Королевы могут королей поменять, пока Короли на войне.

Я тебе родила сына бл***ть, а ты то, кто мне?

Никогда ее особо не любила, но тут как в тему… А вообще, если так посмотреть, когда женщину бросают, то… Она становится свободной.

Заново.

Покончить с почетной должностью домохозяйки и вернуться в строй. Конечно, плохо, что у нее был большой перерыв… Но опыт не пропьешь, когда-то она была востребованным специалистом. Ее не раз хотели от Верховцева переманить.

Придется потрясти старые связи.

И кстати. Вера подумала, что надо звонить подругам, собирать команду, ей понадобится помощь при переезде. Конечно, сначала придется как-то объяснять сыну Вовке, почему вдруг возникли столь глобальные перемены в их жизни, но Вера была уверена, сын достаточно взрослый, все поймет как надо.

А ей нужно привести себя в порядок.

И с новыми силами с утра кое-что сделать.

Обратно Вера поехала не сразу. Надо было как-то выдохнуть это. Выветрить из себя, из легких, потому что дикое напряжение сводило затылок и плечи. Дать наконец утомлению притупить восприятие.

Раньше, когда она еще была студенткой, любила ездить в Ботанический сад. Поехала туда и сейчас. Тишина, ковер огненной листвы только начал покрывать дорожки. Покой, молчание. Бродить, раствориться в этом молчании.

Не думать.

Потому что и так все ясно.

И все логично.

И некого винить, только себя.

Почему-то вспомнилось одно видео с Ютуба, про испанскую корриду. Она тогда еще далекоидущие планы совместного отдыха строила. Там… Вере и сейчас было дико и страшно от увиденного, кулаки сжимались. Какой-то душевный предел, ступор. Но ассоциация ближе некуда.

Там бык на арене задрал лошадку. Долго трепал, а она наконец вырвалась – и бежать по кругу, наступая на свои потроха. Накачанная наркотиками лошадка просто не знала, что уже мертва. Вот так же и ее душа. После всего полная иллюзия выпотрошенности…

Только в отличие от лошадки, которая сдохла через два круга, она жива. И надо просто привыкнуть к тому, что внутри пустота. Постепенно придут в порядок мысли, но это потом. Анализировать сейчас свои ошибки, рыться в воспоминаниях, выискивать, что и когда она проморгала, Вера не стала. Будет и этому время.

Когда сковывавшее ее напряжение отпустило и начала наваливаться усталость, Вера поехала домой. Не домой, поправила она себя, в квартиру Верховцева. Там как раз девчонки уже все сгрузили Костику и уехали с ним. Одна Люська осталась проследить, как наводят лоск девушки из клининговой компании.

Однако долго она гуляла. На часах-то уже без малого два было, пока добралась. Уборка подходила к концу, а Люся доложила с порога:

– Лерка вернулась на работу, вечером придет к тебе помочь прибраться. Маринка сказала, что может Вовку на ночь забрать к себе. Там ему с ее пацанами…

– Не поедет, – тихо проговорила Вера, разглядывая новыми глазами этот теперь уже чужой дом. Непривычно так.

Видимо, поняв ее состояние, Людмила отвела Веру в кухню. Насильно пихнула ей чашку приторно-сладкого кофе и печенье.

– Ешь, не обеднеет твой…

Дальше пошли разные слова непечатные. Вера жевала молча, она ее почти не слышала. Она и голода-то не чувствовала. Однако большая чашка крепкого сладкого кофе и печенье оказались кстати. Даже как-то сил прибавилось.

– Ну что, не зря хоть ездила?

– Не зря, – хмыкнула Вера, но распространяться не стала.

Пока они были в кухне, уборка как раз и закончилась. Люся сама там их выпроваживала, а Вера еще раз медленно пошла по квартире, придирчиво высматривая, не оставила ли она в спешке чего-нибудь значимого. Вроде ничего…

Все чисто. Хорошо. Ее здесь больше нет.

– Вер? – подала голос незаметно подошедшая Людмила.

– Все, поехали. Ты со мной?

– Спрашиваешь, – обиделась та и ткнула в нее пальцем. – А тебе выпить надо!

Да, наверное, надо. А еще надо успеть раньше, чем сюда кто-то из Верховцевых заявится. Не хотелось ни с кем сталкиваться.

Ключи Вера оставила у консьержки, вместе с небольшим денежным вознаграждением. Та уж и улыбалась ей, и из кожи вон лезла, а Вера думала про себя, что это она наверняка утром на нее нежно любимой бывшей свекрови настучала. И вообще, получается, она и раньше на нее стучала. Впрочем, Вера не осуждала женщину, зачем? Каждый живет, как может.

Дома, в смысле, у нее на квартире был дикий бардак. Не удивительно, стандартная двушка, пусть и в новом доме, это не Верховцевские хоромы. Тут ее коробки быстро заняли все пространство. И все же хорошо, что она не стала ее сдавать, самой вот, пригодилось.

Вовка выбежал встречать, он себе облюбовал лоджию, с ходу потащил показывать, как все обустроил. Тесненько, но ничего так. Напомнило Вере ее школьные годы.

– Хочешь поехать ночевать к тете Марине? – спросила она.

Мальчик сначала замялся, но потом качнул головой и развел руками оглядываясь:

– Ну… Я тут… не могу же я все так бросить. Да и в школу завтра.

Да. Она и забыла про школу. Совсем голова пустая.

Потом они с Людмилой в четыре руки распаковывали и распихивали по шкафам содержимое коробок. Потом подъехали Марина с Лерой, В четыре пары рук-то все быстрее и легче.

Наконец, к девяти часам дом стал немного походить на дом. Остальное постепенно сама. Вовку погнали спать, да он и сам с ног валился, и собрались на кухне. Переселение обмыть.

Выпили немного, посидели… К одиннадцати дом опустел, подруги разошлись, сын уже спал в раскладном кресле на своей лоджии. Вера зашла посмотреть, разумеется, все разложить он не успел, кругом коробки. Ничего, завтра сама тут приберется.

Впрочем, у нее и назавтра были планы. Значит, надо уплотнить график и все успеть.

А теперь спать, потому что ее уже мелко потряхивало от усталости – ощущались сутки без сна. Вера быстро приняла душ и наконец улеглась.

Но только сон так и не пришел.

Вместо сна пришли мысли.

***

В ночной темноте потолок кажется призрачным. Если смотреть на него пристально, можно представить, что за его гладкой поверхностью движутся зыбкие тени.

На самом деле, ничего интересного там нет, просто глаза никак не закрываются и лежать дико неудобно, потому что это не ее кровать.

Стоп. Это ее кровать. Отныне и… так далее.

А не спится, даже не потому что больно, боль уже изрядно притупилась, защитная реакция организма, гасить всплески бесчувствием. Сна нет, потому что в голове нет порядка.

Вера знала, что ее гложет. Просто… То, что она увидела сегодня в офисе, поколебало ее чувство собственной правоты, надломило в главном. Все-таки десять лет.

Она прожила десять лет с Верховцевым. А тут, глядя на его дивный симбиоз с молоденькой помощницей, она невольно задалась мыслью, а было ли ему вообще с ней хорошо? Было ли им вообще хорошо, как паре? Сложный вопрос. Она даже заерзала под одеялом. Тут хочешь не хочешь, а проговорить все про себя и разобраться придется. Иначе оно так и будет уничтожать ее изнутри.

Конечно, копать придется глубоко, ох глубоко…

С чего вообще все началось?

Тут она саркастически хмыкнула. С чего начинается у всех боссов с секретаршами? Сначала объекты начинают напоминать друг другу то место, которое постоянно зудит, а почесать никак не удается. Но зато потом, когда дорвешься чесать, остановиться уже невозможно. Ну… она долго удерживалась на дистанции, почти три года. Можно было гордиться собой, три года мужика водить на коротком поводке и не давать воды попить. А потом, однажды, все просто сорвалось в штопор.

Но. Был ли вообще счастлив с ней Верховцев?

Вера старалась вспоминать скрупулезно, потому что надо было понять.

Копаться в своих интимных воспоминаниях горько, потому что все в прошлом, и немного стыдно, потому что иные моменты и сейчас заставляют душно краснеть, потому что все в прошлом, но ничего не ушло, все осталось. У нее осталось, а у него ушло.

А как это было тогда?

Когда он брал ее, словно изголодавшийся хищник, и ей это безумно нравилось. Всегда нравился жесткий секс, выпускающий наружу спрятанную в человеке звериную натуру. Он всегда именно брал, жадно, нетерпеливо, грубовато, но она всегда готова была дать больше. Был ли он счастлив с ней тогда?

Ну… Вера пожала плечами, глядя в призрачно-серый потолок, и усмехнулась. Наверно, потому что ему трудно было бы так натуралистично имитировать оргазмы. А его тяга к доминированию в постели? Саша (в таком контексте она ничего не поделать с собой, он был именно Сашей) с самого первого дня стремился ее прогнуть. В этом были моменты, которые ей откровенно нравились. И вообще, в самом начале своей постельной жизни они просто жадно насыщались друг другом и не могли насытиться.

Эксперименты пошли потом, уже после рождения Вовки. Вера не была ханжой, понятно, что фантазии могут быть разные. Но зачем, спрашивается, рычать что-то типа: «на колени, я сказал!», «глаза в пол!», «соси!», «ползи!», если и без того делала куда больше? Откуда это желание унизить? Пределом были пощечины.

Но это ладно. Это она могла понять, большой босс стравливал агрессию с маленькой секретаршей. Просто она уже давно не была маленькой секретаршей. Все это время они были соратниками. Командой. Понимание, которое достигается даже не с полуслова, с полувзгляда. Тогда она была незаменима в делах, потому что нередко видела скрытые возможности и умела их мгновенно использовать.

Вера снова усмехнулась, Верховцев (тут он был Верховцев, да) никогда этого в открытую не признавал, но у нее процессор работал быстрее. Бывало, проскочит ассоциативно, и сразу видно весь ход, а ему пять раз объяснять, пока дойдет. А как дойдет, надо еще терпеливо ждать, пока он докажет ей, что это была его идея. Но то были радостные моменты. Взаимодействие, постоянный драйв, полное взаимное доверие. Они варились в этом котле, как детали единого механизма. Вместе толкали его бизнес.

Отдельной темой были переговоры с конкурентами. Что говорить, обычно в мужских играх от молодой женщины особого ума не ждут. Красивая молодая помощница при серьезном бизнесмене – вывеска фирмы. Принеси-подай, постельные услуги, все включено. Многие обламывались, потому что не ожидали. Она видела все промахи, никогда не теряла самообладания и выступала скорее как партнер. Именно тогда за ней закрепилась репутация опасной рыжей стервы.

Ох, с каким пристрастием всегда драл ее Верховцев после каждых сложных переговоров. Внимание мужчин будило в нем какую-то атавистическую ревность. Вера закрыла лицо рукой, хорошо, что в темноте не видно ее дурацкую улыбку.

Все это время они и были партнерами.

Только она никогда не претендовала на его власть и не пыталась прогнуть под себя. Она считала себя равной и давала ему воздух, осознавая, что мужчине тяжело. Груз работы, бизнес, мать его, отнимает адову кучу сил. Семья… Да, семья оказывала на Сашу (теперь он снова Саша?) колоссальное давление. Когда он замутил с ней, драгоценная Валерия Аристарховна была просто в истерике.

Чтобы какая-то нищая выскочка вошла в ИХ семью? Носила ИХ фамилию?! Да она специально раздвинула ноги и забеременела, чтобы окрутить ИХ единственного сына! Секретутка хитрая, ей же нужны только деньги! Ультиматумов ему было много разных, хватило один раз услышать. Собственно, потому она никогда и поднимала вопроса о том, чтобы узаконить отношения, не хотела об их деньги пачкаться. Пусть у Верховцевых этого добра никогда не станет меньше. Вере казалось, Александр Верховцев был ей за это благодарен, во всяком случае, он всегда обходил эту тему молчанием и старался обеспечивать комфорт. Баловал как мог.

Потом родился Вовка. Сын, первенец. Все-таки, это значимый момент в жизни мужчины. Свекра к тому моменту уже не было в живых, а свекрови пришлось смириться с тем, что сын выскочки получил ИХ фамилию.

Ну, и в общем, да. Эксперименты пошли уже после. Кое-что ей даже нравилось. Не нравилось принуждение и все сопутствующие этому элементы рабства. Не нравился анал, потому что ей всегда было больно и никакого удовольствия. Возможно, потому что он бывал слишком напорист и нетерпелив, трудно сказать. Она не хотела даже с самой собой обсуждать эту тему.

Но и это все были проходящие моменты, пока в их отношениях горел огонь.

Погас он… Сейчас Вера точно могла сказать когда. Два года назад, когда Вовка надолго попал в больницу, и она вместе с ним. Муж тогда как-то сразу отошел на второй план, в тот момент ей было не до него. После этого все на спад и пошло. А потом, когда она села с мальчиком дома и превратилась в идеальную домохозяйку, вообще ничего не осталось. Бледное подобие прежних отношений. А она, глупая, думала, что со временем все наладится. Сплошное помрачение мозгов.

Ну теперь-то ясно. Она беззвучно захохотала.

Нельзя оставить мужика бесхозным даже на пять минут, обязательно кто-нибудь подберет и к делу пристроит. Не то что на полгода. Вот и пристроили.

И все-таки ей было интересно, когда именно он начал изменять ей. Есть в этом что-то мазохистское – копаться в ране, думать, как он был с кем-то, а потом приходил и ложился в ее постель. Да…

Хотелось спросить у себя:

– Ну что, полегчало? Нашлись потерянные берега, окрепла почва под ногами?

Пожалуй, да. Если так посмотреть, они подарили друг другу несколько лет счастья. Ну а дальше – проза жизни.

Верховцев был прав, их «брак» просто изжил себя.

Полезно иногда разложить дерьмо в своей голове по полочкам. Найти корень беспокойства и с чистой совестью выдернуть его к чертовой матери. Хотела бы она знать, сколько еще дерьма всплывет, и сколько этих самых корней еще осталось?

Но пошатнувшаяся под ногами почва и впрямь окрепла. Можно уже не смотреть в потолок, ища там ответы на глупые вопросы. Вера взглянула на часы, половина первого. Не так уж и поздно, часов шесть на сон осталось. Встала, прошла в кухню, налила себе хороший стакан коньяка и выпила залпом. А потом побрела в постель, на ходу ощущая, как приятное тепло затопляет измученный организм. Забралась в постель и уснула.

А Верховцева с того момента, как Вера ушла из его офиса, не покидало подленькое чувство, что его банально обманули. Крайне неприятное чувство. Весь день ему испортила. Как занозой сидело в мозгах это ее внезапное появление в приемной.

Рыжая стерва. Яркая, напористая, хладнокровная, опасная и умная. Он отвык от нее такой. Получалось, только и ждала удобного момента, чтобы уйти, потому и смоталась так быстро? Вот так, два счета? И даже денег от него брать не захотела?

Невольно полезли в голову дурные мысли, не зря же она была такой прохладной последнее время. У нее был кто-то другой? Другие? Твою мать!

Здорово задевало сознание того, что у нее мог быть любовник, что она могла трахаться с кем-то в ЕГО постели!

Бл*****!!!

Мужчина долго крепился, не хотел идти в тот дом, но потом просто не стало покоя от этих мыслей. Решил пройтись свежим глазом. Найти следы.

Была уже половина первого, когда он забрал ключи от консьержки и со смешанным чувством вошел в свой дом. Взгляд с порога стал цепляться за все. Честно говоря, после заявления Веры, что она освободила квартиру, Верховцев ожидал увидеть все, что угодно. Баба в своей мелочной мстительности может сотворить много чего, и погром тут самое меньшее. Но в доме не было следов погрома, везде царил идеальный порядок.

И на первый взгляд, ничего не изменилось.

Только потом догадался, в чем дело. Он не мог найти ни следа от нее.

Будто по мановению волшебной палочки, раз – и все исчезло. Открывал шкафы, осматривал содержимое, потом зашел в кухню. А там в мойке кружка от кофе. Инстинктивно понял – ее. И такое зло взяло…

Запустил в стену, кружка брызнула осколками, кофейный осадок пополз потеками по кафелю. Как дерьмо.

Сука. Все зачистила, а это оставила?

Намек, что он тампон использованный?!

Я тебе покажу тампон.

Очнулась Вера в каком-то странном месте, зеленоватая дымка вокруг, скалы.

Черт… Как она могла сюда попасть, ведь засыпала вроде в своей постели? Первая мысль была о сыне, но потом, когда на светлеющем небе возникли сразу три разноцветные луны, в мозгах возникло просветление. Она спит.

Однако. Хороший коньяк оказался, такие качественные сны.

Раз уж она спит, Вера решила осмотреться. Чем-то напоминало квест. Вокруг были скалы, странная растительность, незнакомая. Она коснулась пальцами мха на скале и подивилась его шелковистости. Здорово, ощущение полной реальности, слуховые, зрительные, тактильные, никогда бы не поверила, что она все это видит во сне. И вдруг ощущения стали меняться, точнее, меняться стала она сама. Вместо рук появились крылья, и эти крылья стали расти, расти, пока не стали просто огромные.

Первый взмах, почти оторвалась от земли, но тут в нее вцепился какой-то страшный зверь, она так и не смогла разобрать, кто же это, видела только оскаленную морду и когтистые лапы. Странно, но боли Вера почему-то не чувствовала, и страха тоже, только сожаление и обиду. Наверное, именно от обиды, но у нее откуда-то взялись силы стряхнуть с себя это чудовище.

А потом был полет.

Ощущение счастья, невероятной свободы…

Картинка стала медленно смазываться, а в ее сон вторглась нежная трель будильника.

Четверть седьмого. Вера отключила это злостное зло и с мыслью, что у нее в запасе еще пять минут, на минутку закрыла глаза. Продлить это волшебное ощущение еще хоть чуть-чуть. Когда она вынырнула из крепкого сна, на часах было уже почти семь. Пулей вылетела из постели будить Вовку, а потом бегом в ванную. Вот когда выяснились прелести стесненных условий, ванная-то всего одна. А вообще, было даже весело.

Поскольку они доблестно проспали, собираться теперь приходилось очень быстро. И Вовке и ей. В итоге, дожевывая наскоро сварганенные бутерброды, кое-как выехали в школу. Вера волновалась, новый маршрут, это оттуда, от Верховцевского дома она знала дорогу наизусть, могла проехать все светофоры с закрытыми глазами. А тут… И как назло, пробка. Но ничего, приехали вовремя.

Вера даже успела до начала занятий созвониться и переговорить с его классной руководительницей. Его вчерашнее отсутствие объяснила просто: переезд. У той недавно имелся собственный печальный опыт с переездом, так что Вовочке было обеспечено полное понимание.

Отправила мальчика на занятия, а сама…

Она гордо похвалилась Верховцеву, что и без него поднимет сына, но для этого надо было иметь хорошую работу. Пока мальчик в школе, Вера собиралась сходить в пару мест и навестить нужных людей.

Сначала она поехала в Департамент строительства. Там уже много-много лет работала одна милейшая женщина, Татьяна Анатольевна. Занималась делопроизводством. Бывали периоды, когда руководители вокруг нее летели со своих мест как старые шишки с кедра во время урагана, а она всегда оставалась. Бессменная и бессмертная. Потому что хоть кто-то в этом вечном хаосе должен знать, где какая бумажка.

Вот к ней-то Вера и собиралась зайти. Татьяна Анантольевна работала медленно, как черепаха Тортилла, но зато верно, и у нее в итоге каждый «буратино» получал свой «золотой ключик». Она знала в этом городе всех, была в курсе всего. Татьяна Анатольевна могла дать наводку, кому срочно требуется офис-менеджер с опытом работы и несколько заржавевшими, но очень неплохими навыками. Или что-то дельное присоветовать.

Попав в здание после стандартной процедуры получения пропуска, Вера направилась прямиком к Татьяне Анатольевне. Но к этой богине делопроизводства сегодня было не прорваться. В коридоре топталась солидная очередка, а сделать «морду тяпкой» и нагло протиснуться в кабинет не представлялось возможным. Двери  сторожил какой-то упитанный дядечка, судя по всему, торчал он тут с самого утра, потому что глаз у него подозрительно косил на всех и опасно подергивался.

Шансов нет. Вера устроилась на свободное креслице в коридоре и уже собралась ждать, как зазвонил телефон.

Почему-то сердце сжалось, она не ждала звонка. Полезла в сумочку, но там же все на дне, да еще руки от нервности неловкие. Пока нарыла, вызов прекратился, а телефон выскользнул, грохнулся на пол и еще проехал пару метров по плитке.

Черт! Черт! Черт…

Она подскочила ловить, но какой-то мужчина из очереди успел раньше.

– Спасибо, – поблагодарила Вера, беря из его протянутой руки трубку, тот только кивнул в ответ и отвернулся.

Посмотрела входящий – звонила классная руководительница сына. В желудке образовался холодный ком. Если бы это касалось каких-то школьных поборов или организационных моментов, та бы скинула ей на WhatsApp. А тут звонок, значит, это что-то личное.

Вера обвела взглядом пространство, в коридоре было слишком людно, нажала вызов и быстро пошла на лестничную клетку. Ответили ей не сразу.

– Еще раз добрый день, Надежда Валентиновна, вы звонили? – Вера старалась говорить как можно спокойнее, мало ли что мог вытворить Вовка, все-таки у ребенка стресс.

– Да… – та слегка замялась. – Вера Дмитриевна, понимаете, тут такое дело…

– Что-то случилось? – выдохнула Вера, чувствуя, что ее заливает холодом изнутри.

– Нет-нет, ничего особенного, не беспокойтесь. Просто я решила, что вам надо об этом знать.

– ЧТО? Говорите, пожалуйста, что вытворил мой сын?

– Нет, Володя ничего такого не вытворил, Вера Дмитриевна. За ним приезжал отец и забрал его…

Вере показалось, что стены качнулись, а пол под ногами пошел вниз, но учительница договорила:

– Просто такое случалось, извините, нечасто. И я решила сообщить вам.

– Спасибо, Надежда Валентиновна, – еле выдавила она и отбилась.

Как вылетела из здания, как садилась в машину, Вера почти не помнила. Все на автопилоте, а в голове миллион предположений, и ни одного хорошего. К счастью… Да, наверное, к счастью, у Вовки были умные часы с GPS трекером, Верховцев покупал. И сейчас она могла определить местоположение сына. Сама не своя от волнения, Вера рванулась туда.

Неприятно проведенный день, не менее неприятно проведенная ночь. И даже неплохой секс осадка не скрасил.

Все это настраивало мужчину на определенный лад. Ощущение использованности следовало стареть, а женщину, вызвавшую в нем это состояние, наказать. Но Александр Всеволодович не привык спешить. Прежде чем предпринимать что-то, надо разобраться, насколько он прав в своих подозрениях.

Кроме всего прочего, Верховцев хотел лично выяснить, что именно она наплела сыну. От той рыжей стервы, что заявилась к нему вчера, можно было ждать чего угодно. Права была мать, когда говорила, что он ее совсем не знает. Обидно. Он все делал для нее, а в ответ что?

Конечно, были и другие, скрытые, но сильные мотивы. Она вчера здорово поддела его, сказав, чтобы впредь общался с сыном лично. В этом был такой грубый намек, что его в тот момент просто покорежило. Но скрытое, глубинное, облекалось во внешнее, и в сознании мужчины все это выливалось в отцовскую заботу и желание восстановить попранную справедливость. Лично убедиться, что с мальчиком все в порядке, а заодно поговорить, объяснить сыну, чтобы тот понял, папа прав.

Поэтому отложив утром все дела, Верховцев поехал к сыну в школу.

Видели его тут за все время всего два раза. Но его представительная внешность и специфическая аура человека, облеченного властью, сделали свое дело. Он забрал мальчика с физкультуры, пообещав, что к следующему уроку вернет.

И теперь сын сидел сзади, а мужчина молча вел машину. Начинать этот проклятый разговор оказалось не так-то просто. На пути попался парк. Мороженное. Да. Именно мороженное.

– Пройдемся? – спросил он, оборачиваясь к сыну.

– Да, – тот просто кивнул.

Вроде, не так уж много времени прошло, всего несколько дней его не видел, а мальчик как будто вырос. Выглядел серьезным и немного настороженным, и таким… на него похожим. Странно было смотреть на свою уменьшенную копию.

Черт… Он был настроен поговорить, а сейчас они шли рядом, и… У взрослого мужика не было слов.

На его счастье, по пути попалась будка с мороженым.

– Будешь? – вопрос был задан для проформы, потому что Верховцев уже взял два рожка мороженого и мотнул головой в сторону скамейки.

Уселись рядом, мороженое вкусное.

– Владимир, ты понимаешь, что именно у нас произошло? – спросил он вполголоса.

Мальчик бросил на отца быстрый взгляд, шевельнул бровями и проговорил:

– Вообще-то, это называется развод, нет?

Верховцев поморщился, почесав левую бровь.

– Да, развод… Но ты понимаешь, почему это произошло?

– Думаю да. – Мальчик отвернулся, качая ногой. – Потому что взрослые люди иногда разводятся.

– Это твоя мама сказала? – резко спросил Верховцев.

– Нет, она сказала, ваш брак изжил себя, и потому вы решили, что вам надо разъехаться.

В устах сына это звучало дико и резало слух.

– Запомни, я никогда не говорил, чтобы вы с твоей мамой переезжали в тот же день! Никогда! Я хотел, чтобы вы жили там, пока я подберу для вас подходящее жилье. И потом…

– Все в порядке, пап. У нас уже есть жилье, можешь не беспокоиться.

Мальчик улыбнулся, как будто подбадривал, мол, все хорошо, ты не очень обосрался. Его, бл***, подбадривал! Взрослого дядьку. Пришлось набрать побольше воздуха в грудь. Он повертел в руке вафельный рожок с недоеденным мороженым и забросил его в урну.

– Ты можешь по-прежнему жить у меня, – вырвалось у него спонтанно.

Тут сын странно на него уставился, совсем недетские мысли пронеслись в глазах девятилетнего ребенка, а потом он сказал:

– Прости, но я не могу. Понимаешь, папа, должен же с мамой оставаться кто-то из мужиков.

Бл*****....!!! Верховцев отвернулся, закрывая глаза рукой. Отряхнул брючину, надо было отдышаться. Прокашлялся, прежде чем прохрипеть:

– Каких… Мужиков?

– Ну, ты не можешь, значит, это должен быть я.

А это уже был удар под дых. Мужчина ощутил себя так, словно его снова макнули в дерьмо. И пока он переваривал сказанное, сын, повертев в руке пеструю упаковку, сказал:

– Спасибо, пап, мороженое вкусное. А теперь мне надо вернуться в школу.

– Да, конечно, – глухо проговорил Верховцев.

Такой эмоциональной встряски, какую он получил сейчас, не давали самые сложные переговоры. И это ощущение, что он безнадежно упустил что-то, и желание наверстать, доказать…

– Я заберу тебя на выходные.

Пообещал он, когда уже отъехали от парка. Скорее себе, чем сыну.

***

Вера спешила как могла, но там как всегда пробка. Извелась, внутри все трясется, один глаз постоянно в навигаторе, следить, где сын. Потому что точечка, которая была Вовкой, сначала двигалась, потом замерла, а теперь снова двигалась. В какой-то момент поняла, что они почти одновременно приближаются к одному месту – к школе.

Так и случилось. Когда она подъехала, сын уже выходил из машины Верховцева. Выскочила, бежать к нему. А перед глазами темно. Как в замедленной съемке захлопнулась за спиной мальчика дверь, огромный черный внедорожник с тонированными стеклами развернулся буквально на месте, рванул, внезапно ускорившись, и просквозил мимо. Вовка остался на тротуаре один.

Только когда сын подбежал к ней, и она смогла его обнять, Вера почувствовала, что дышит. Замерла, а сердце колотится, как будто хочет выскочить, колени ватные.

– Мам, ну ты чего, все в порядке же. Мам, отпусти, пацаны смотрят, – буркнул Вовка, и она опомнилась.

Отпустила сына, отодвинулась. Даже смогла улыбнуться.

Только сил уже никаких. Ни к Татьяне Анатольевне в Департамент возвращаться, ни ждать, пока у него тут уроки закончатся. Ничего она уже была не в состоянии. Пропал день. Завтра все, завтра…

– Вовка, – проговорила Вера, глядя на сына. – Я думаю, что сегодня ты опять прогуляешь уроки.

Надо было видеть, какой у него проскочил взгляд. На нее, на школу, у мальчишки аж глаза загорелись.

– Здорово! Я как знал, рюкзак с собой забрал!

В этот момент он так живо напомнил ей Верховцева. Не этого, теперешнего, а того, прежнего, с которым она была счастлива когда-то… Вера отвернулась, закусив губу. Защемило сердце и вдруг налилось болью. Жаль, безумно жаль, что все это ушло, и прошлого теперь не вернуть.

– Ма, ну мы едем? – спросил Вовка.

– Ну, конечно, запрыгивай в машину.

По дороге Вера молчала, погруженная в свои мысли, все-таки, как бы крепка ни была броня, которой она постаралась окружить свое сердце, ей было горько и ужасно обидно. В первый момент все перекрыл страх за сына, но потом эти чувства начали просачиваться, как боль после отходящей анестезии.

А перед глазами стоял его внедорожник, промчавшийся мимо. Черная машина, черные окна, и не видно что там, внутри. Глухо все, закрыто, как теперь от нее его жизнь. Опять всплыли в памяти слова драгоценной «свекрови» Валерии Аристарховны:

– Не того ты поля ягода.

Передернула плечами, сбрасывая с себя наплывающий негатив. Ну не того, и не надо. Слава Богу, с Вовкой все в порядке. Сейчас они домой приедут…

– Вовка, хочешь пиццу?

– Да. Да! – и затараторил, сколько и каких сортов он хочет.

– Лопнешь, – усмехнулась она.

– Не, не лопну.

– А мороженое?

– Нет, – тон у мальчика как-то неуловимо изменился, он отвернулся к окну и проговорил: – Мороженое мы с папой ели.

Повисло молчание. Вера выдохнула и все-таки спросила:

– Ну… И как там с папой?

– Нормально. Сказал, заедет за мной в выходные.

Веру аж повело. Не хотелось ей, чтобы он приходил в ее дом. Абсолютно не хотелось!

– Мам, ну сказал же, не раскисай! – подал голос мальчишка. – Нормально все, ну правда, ма.

– А я и не раскисаю, – нашлись силы улыбнуться. – Ну что? В кафе или закажем доставку?

Мальчик секунду размышлял, потом так натурально вздохнул:

– В кафе, конечно, хорошо, но дома надо прибраться… Заказывай доставку.

– Как скажешь, – улыбнулась Вера, на сей раз по-настоящему.

Понимает парень, что за него никто в его кабинетике на лоджии убираться не будет. Нет, она бы, конечно, убралась, но то, что он сам… Это было приятно.

Честно говоря, увидев Веру около школы, Александр был ошарашен, как будто она застигла его на месте преступления. А потом зло взяло.

Какого черта?! Это его сын, у него такие же права.

Специально проехал мимо, хотя ему было в другую сторону. Чтоб знала, будет навещать сына, когда захочет, а не когда ей заблагорассудится ему позволять. И вообще, у нее был такой вид, как будто он по меньшей мере людоед какой-то. Неужели она думала, что он может как-то повредить сыну?

Ненормальная. Ненормальная, бл***.

В этот момент ему пошел вызов.

– Да! – рыкнул он, не глядя.

– Александр, как ты со мной разговариваешь?

– Прости, мама. Что случилось?

– Как что? Как ты мог позволить этой… особе увезти ребенка?

Моментами от речей матери у него сводило челюсти. Сейчас был как раз такой момент.

– Она мать этого ребенка.

– И ты даже не поинтересовался, куда она забрала моего внука?

– У нее есть квартира, – Верховцев начал потихоньку закипать.

– Вдруг это какой-то вертеп? Ты об этом не подумал? Это у тебя дома она тихо себя вела. А там? Я не уверена. Это такая особа… Вдруг она станет пить и водить туда любовников?

Бл*****…! Бл*****! Бл*****!!!

– Мама. Будь любезна. Оставь меня в покое. Я сейчас занят!

Последние слова он уже орал, понимая, что все. Последний предел! Вывела его Валерия Аристарховна!

***

Конечно, одной только доставкой пиццы дело не обошлось. Они с Вовкой еще быстренько заскочили в супермаркет и набрали моющих средств, фруктов, молочку, короче, всякого разного по хозяйству. Хоть Вера и порывалась, тяжелые пакеты Вовка тащил сам.

Домой пришли, а там… конечно, бардак.

Вера даже растерялась, когда все это разом с порога бросилось в глаза. Утром она так спешила, что даже постель не заправила. Ее халатик валялся на самом видном месте в прихожей, кошмар, неряшливо так, хорошо, хоть не трусы. Быстро подобрала, повесила в ванной и, пока Вовка заносил пакеты на кухню, прошла внутрь.

Вчера вроде казалось, что с девчонками прибрались, но на дневной свет да свежим взглядом… Она теперь не знала, за что хвататься, то ли с ходу начинать все скрести, полы мыть, то ли в кухне прибираться, там тоже со вчерашнего вечера посуда осталась. Позволила себе один день расслабиться.

Но прежде всего надо поесть. Взглянула на часы, с минуты на минуту должна быть доставка.

– Иди, мой руки, сейчас пиццу привезут. И вытащи из холодильника салат, что тетя Марина принесла, там еще должен был оставаться.

А сама пошла в спальню, переодеться и хоть постель по-быстрому застелить.

Вот поедят, потом она наведет чистоту, порядок. Вечером позвонит куда надо, а завтра со спокойной душой к Татьяне Анатольевне. И уже планомерно займется поисками работы.

Звонок в дверь.

Вера крикнула из спальни:

– Вовка, глянь, там пиццу, наверное, принесли. Я сейчас подойду! – стала быстро натягивать мягкий домашний костюм.

Слышно было, как мимо спальни протопал сын, потом звук открываемой двери и…

И тишина.

Вера метнулась в прихожую и обомлела.

В дверях стояли какой-то мужчина с небольшим пакетом и… Веру чуть не вывернуло. Бывшая свекровь. А из прихожей на них ошарашенно смотрел Вовка.

Немая сцена. К нам приехал ревизор.

Первым отреагировал мужчина. Прокашлялся и протянул пакет.

– Это… У вас из пакетов выпало.

Вера узнала пакетик, шуманит и бутыль уайт-спирита ей в супермаркете упаковали отдельно. Конечно, было бы досадно, если бы это все потерялось, но присутствие тут свекрови делало всю ситуацию запредельно абсурдной. Очевидно, до мужчины дошло. Он покосился на замершую статуей пожилую женщину и выдал:

– Кхммм… Видимо, когда машину закрывали, не заметили. Я решил занести. Я тут рядом живу. Извините.

– Спасибо, – пробормотала Вера и быстро взяла протянутый пакет.

Тот кивнул всем сразу, бросил еще один взгляд на бывшую свекровь и ушел. А вот Валерия Аристарховна осталась.

Повисло тяжело молчание. Вера не могла понять, как она вообще тут оказалась, зачем? Какого черта ей тут надо?! В воздухе аж звенело от напряжения. И вдруг это статичное противостояние нарушилось. Не дожидаясь приглашения, бывшая свекровь молча прошла внутрь.

Ни тебе здравствуй, ни можно войти? Как ее всегда бесила эта бесцеремонность, это показательно-презрительное отношение к плебеям!

Тяжело выдохнув и стиснув зубы, Вера пошла следом. Эта женщина застала ее в самый неподходящий момент, Вера и сама видела весь этот беспорядок как под микроскопом, каждая мелочь перла в глаза. По сердцу стал разливаться яд дикой досады и злости на себя.

– Почему ребенок открывает дверь кому попало? – холодно спросила Валерия Аристарховна, с брезгливостью оглядывая ее квартиру. – В дом может войти кто угодно, сделать что угодно.

Вовка уже не маленький, он почти с нее ростом, хотелось крикнуть Вере! В его возрасте дети уже достаточно самостоятельны и спокойно пользуются общественным транспортом. Что собственно, в ближайшее время и произойдет, когда она выйдет на работу. И вообще, она не собиралась воспитывать из сына оранжерейное растение. Это они, богатенькие сверхчеловеки, пусть сидят за семью замками да с сигнализацией. А они простые люди, им можно жить свободно.

Но да, Вера готова была признать, что в словах бабки есть доля истины, надо предупредить Вовку, чтобы дверь, кому ни попадя, не открывал. Впрочем, тот уже и сам все понял и сделал правильные выводы. Мальчик был неприятно поражен и явно чувствовал себя не в своей тарелке.

Все, довольно! Но только Вера собралась сказать дражайшей Валерии Аристарховне, что ей пора, как та деловито свернула в кухню. И замерла, уставившись на следы вчерашних посиделок. Грязную посуду, стаканы, початую бутылку коньяка и пустые винные бутылки на полу в уголке за холодильником.

– Я так и знала! – и такое торжество, победный блеск в глазах!

– Что вы знали, Валерия Аристарховна?! – не выдержала Вера.

– Что начнутся попойки, мужчины!

– Что…? – это было настолько неожиданно, что Вера даже растерялась.

– Для моего внука недопустимо оставаться в этом… хлеву, – она даже всплеснула руками для большей трагичности. – С безработной алкоголичкой матерью!

– Что? Что?!

Веру задело даже не то, что ее обозвали алкоголичкой, нет.

– Давно мой сын стал вашим внуком? Вы же его все эти годы в упор не замечали, так почему вдруг заинтересовались теперь?

– Потому что он Верховцев, – упрямо заявила старуха. – А Верховцеву здесь не место.

Все. Предел наступил.

– Знаете что, Валерия Аристарховна… Говорю вам второй раз, в третий раз повторять не буду, просто спущу с лестницы. Убирайтесь из моего дома, и чтобы духу вашего здесь не было!

Они застыли, глядя друг на друга и начисто забыв обо всем. Вдруг раздалось легкое покашливание:

– Э… Хозяйка… Извините, дверь была открыта, и я э… пицца. Это же 134 квартира? Заказ будете брать?

Вера отмерла.

– Да… Проходите, положите здесь. Я сейчас.

– Вот. Я же говорила! Дом открыт настежь, заходите кто угодно. Я этого так не оставлю, – проговорила бывшая свекровь и удалилась, оставляя после себя какой-то прямо осязаемый шлейф неприязни.

Паренек разносчик пиццы тоже ушел следом. Смущался, прятал глаза, конечно, не каждый день становишься свидетелем такой отвратительной сцены. Вера тяжело опустилась на стул и закрыла лицо рукой.

Как-то слишком много Верховцевых в ее жизни стало…

Господи милосердный, что плохого она им сделала, что они никак не хотят оставить ее в покое? Ведь ей же ничего от них не нужно, она им никто, так зачем же трепать ей нервы теперь?

– Ма, мы есть будем? Я все приготовил…

Вовка. Пока она сидела в прострации, убрал пакеты и накрыл на стол.

– Будем, конечно.

– Ма… – мальчик неожиданно подошел и неуклюже обнял ее. – Все будет хорошо, вот увидишь. Ма!

– Да. Да. – Прижалась к нему, слезы закапали.

– Ты не бери в голову, что она сказала. Ты же не такая. А она просто… старая женщина.

Действительно, что это она так расползлась? Ну подумаешь, очередная порция яда, мало их было в ее жизни?

– Не буду, – сказала Вера. – Давай, что ли, кушать, пока пицца еще не остыла?

Видя, что мать пришла в себя, ребенок просиял улыбкой и тут же ткнул пальцем в коробку:

– Мне чур вот эту, с курицей и грибами, и пепперони, и с беконом!

Не выдержала, рассмеялась.

Поесть, конечно, было хорошо. Вроде и сил прибавилось, и настроение после эмоциональной встряски хорошее вернулось, достаточно было вспомнить физиономию Валерии Аристарховны, когда она ее культурно попросила исчезнуть из их жизни. Однако где-то там, на дне, в глубине души скребли кошки. Похоже, Верховцевы от нее так просто не отстанут.

***

Остаток дня прошел в трудах. Как-то они с Вовкой по взаимному соглашению больше не поднимали тему, которую затронула внезапно озаботившаяся родством бабка Верховцева. Однако Вера, нет-нет посматривала в сторону сына, копошившегося в лоджии со своими бесконечными коробками.

Ему там было тесно, и даже расставив все в идеальном порядке и три ряда, все равно не уместится и половина. Все эти нависающие полки… Немного неосторожно дернется, ударится головой. Как Меньшиков в Березове*, блин.

Невольно приходила в голову мысль, а правильно ли она поступила?

Имела ли она право из-за личных обид и амбиций лишать ребенка привычного комфорта? Ну, перетерпела бы. Подумаешь, изменил, отправил ее на списание Верховцев, зато Вовке было бы хорошо. У них возможности, связи, деньги. Учеба за границей, перспективы. Все. Ради сына, ради его будущего и не то можно вытерпеть.

Но было бы сыну хорошо с такой пришибленной рабыней матерью? И что за будущее? Жить и дальше по остаточному принципу, покорно дожидаясь момента, когда у мужа появится новая, настоящая семья? А Вера была уверена в том, что она, несомненно, появится, не зря та худенькая девочка так прочно влезла Верховцеву в постель, что он вытряхнул оттуда ее. Она не станет разменивать на ничего не значащие временные отношения, а женит его на себе. И будет совершенно права.

И пойдут тогда дети. Настоящие Верховцевы, законные, не то что второсортный ублюдок какой-то бывшей гражданской жены, по-простому – сожительницы. Ублюдок, бл***! Вера убила бы любого, кто этим словом назовет Вовку, но увы. В этом была горькая правда и проза жизни.

Будет ли хорошо Вовке в таких условиях?!

Мы ведь бедные, но гордые. И хрен с ним, что не поедет учиться за рубеж. Образование здесь у нас ничуть не хуже, чем в закордонье. Мальчик он неглупый, было бы желание учиться. А перспектив для тех, кто может и хочет работать еще больше. Не зря все они у нас свои деньги делают. И да, черт побери, Вера готова была расшибиться в лепешку, но дать Вовке все.

Сомнения улеглись, однако вечером, когда они ужинали, все-таки спросила для очистки совести:

– Слушай, а может быть, Валерия Аристарховна в чем-то права?

Для себя-то она все бесповоротно все решила, но сыну, может, действительно будет лучше жить с отцом? Вовка так и вытаращился на нее с набитым ртом, даже жевать перестал. Потом аккуратно отложил в сторону кусок пиццы и выдал:

– Ты что? ма?

– Я имею в виду, сын… У них ведь возможностей большей. Ну… если бы.

– Прекрати. Иначе я обижусь! – рявкнул сын, сердито сверкая глазами.

Ну чистый Верховцев в молодости… Такой же грозный, волевой и горячий. Вере стало одновременно и смешно, и удивительно тепло сердце.

– Хорошо, как скажешь.

Вот и закрыли вопрос.

Ночью ей снилось…

Черный внедорожник ей снился. Как будто проехал мимо, а она стояла на улице и смотрела, совсем как тогда днем. В нем Верховцев, и у него на коленях эта тоненькая красивая девочка. В обтягивающем сексуальном сарафанчике, такая хрупкая в его руках. Он обнимал ее, что-то горячо шептал на ухо и лез под узенькую юбочку нетерпеливыми руками. А она смеялась.

Проснулась Вера в холодном поту. Хотелось кричать, потому что от этой картины гвоздь ворочался в сердце. Снова уставилась в призрачный потолок, а в голову полезли мысли.

Интересно, он уже поселил свою куколку в бывшей их квартире? А если поселил, то трахает он ее в той самой постели где…

Дальше просто не стало дыхания. Раскаленные слезы рвали душу изнутри, но так и не выливались наружу, испаряясь где-то по дороге. Тяжело это, пережить измену.

«…ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее – стрелы огненные…»**

Глаза опять не закрывались. Что же делать-то… Вера вышла на кухню, полезла в шкафчик за коньяком. И застыла, сжав кулаки. Проверенное средство?

Нет. Если она будет так лечиться каждый день, действительно станет алкоголичкой на радость бабке Верховцевой. Постояла у окна, сложив руки на груди, посмотрела в ночь, а потом ушла к себе и легла в постель. И даже заснула. Только во сне ей больше ничего не снилось.

Как бы то ни было, ночь прошла.

А утром она снова была готова бороться. Держать голову высоко, и никаких отголосков ночных мыслей. Завезла Вовку в школу, а сама поехала к Татьяне Анатольевне в Департамент.

Примечания:

* –  «Меньшиков в Березове» – картина Сурикова.

** – Стих из Песни Песней Соломона. Ветхий Завет, Библия.

Как холодком по душе прошлась эта черная машина. Сразу всколыхнулось и то чувство, что у нее осталось от визита дражайшей Валерии Аристарховны, и ночной сон. Осадок. Вера нервно передернула плечами, мысленно сгоняя по позвоночнику противную дрожь.

Мало ли зачем он там оказался, в конце концов, ей незачем следить за всеми перемещениями Верховцева.

Рядом Вовка воодушевленно рассказывал о том, как прошел его день, это было важнее. Да и у нее самой были неотложные дела.

Приехав домой, Вера первым делом покормила сына, а потом кинулась еще раз лизнуть квартиру, ибо, наученная горьким опытом, сделала вывод, что незваных гостей может быть еще много и появляться они будут внезапно. Потому надо быть готовой ко всему.

Из Вовкиной лоджии неслась музыка, сын слушал старые песни Арии в исполнении Кипелова. Надо сказать, это его «Я свободен!», настраивало на позитивный лад и очень даже способствовало уборке. Одним глазком заглянула, как он там. Когда все более или менее утряслось, сын оборудовался в своем кабинетике довольно уютно и рационально. По-мужски так.

Мальчик вообще развивался немного быстрее сверстников, в школу пошел на год раньше, да и соображал уже достаточно взросло. Потому Веру не беспокоило его увлечение роком, если психика крепкая, то ее поколеблет ничто, а если слабая, то увы, причиной нарушения может стать что угодно.

Невольно засмотрелась. Она, конечно, ужасно гордилась сыном. И тем, что он так похож на отца, и тем, что взял самое лучшее от обоих…

Стоило мыслям соскочить на Верховцева, благостное настроение сразу сошло на нет.

Надо бросать тряпку и начать заниматься делами.

Теперь Вера с завистью посматривала на Вовкин кабинетик в лоджии, потому что устраиваться с ноутбуком в спальне было не с руки. Вера пошла в кухню. Там, в принципе, было даже удобно, и чайник рядом. Заварила себе большую кружку кофе, положила рядом список Татьяны Анатольевны и пошла по порядку искать в сети исчерпывающую информацию.

Ушла с головой и очнулась только вечером, когда сын забрел на кухню и спросил:

– Ма, мы ужинать будем?

Вот это она посидела!

Встряхнулась, разом вспомнив, что и сына кормить надо, и домашку проверять, и кучу еще разного по хозяйству. Вертелась опять допоздна, одно доделать, начать другое.

На самом деле все просто оттягивала момент, когда надо будет лечь в постель и заснуть. А во сне… Над своими снами-то она не властна. Во сне может явиться всякое. Например, как бывший муж занимается любовью со своей новой пассией.

Когда наконец осознала, что с ней происходит, просто бросила все и пошла спать.

Когда у мужчины разные женщины, есть возможность сравнивать.

Начиная с того момента, когда Верховцев взял новую девушку на место ушедшей на практически бессрочный бюллетень Веры, он этим и занимался. Конечно, в первый момент, когда остался без такой помощницы, какой была Вера Самойлова, ощущал себя как без рук. Сразу выплыло море вопросов, которые решала она, а ему даже не приходилось об этом задумываться.

Честно говоря, посмотрев кучу кандидаток, Александр уже почти отчаялся найти кого-то, кто мог бы хоть как-то заменить Веру. Но. Эта девочка, Виктория.

Она была совершенно другая, почти полная противоположность Веры по характеру. Но она справлялась. И для мужчины, лишившегося в тот момент регулярного секса, она… В общем, у него на нее встал.

Много времени, которое они проводили вместе по работе. Оно приобрело для него этакую пряную окраску. Потому что Верховцев снова ощущал себя охотником, медленно, но неумолимо подкрадывающимся к добыче. Девочка с этой ее смесью податливости и упорства, привлекала его больше и больше. Ну а когда он таки завалил ее в постель и выяснил, что это маленькая хрупкая куколка разделяет его пристрастия, стало совсем хорошо.

Однако был некий момент, омрачающий существование – Вера к тому времени уже вернулась домой из больницы. Одно дело, завести роман на стороне, пока жена где-то далеко, и ты практически свободен. Это ощущается как нечто запретное, но ужасно горячее, как отдушина. И это затягивает, хочется продолжения, а тут на тебе. Надо возвращаться в семью.

Это был довольно сложный для него момент, особенно сначала. Приходилось преодолевать себя. Но по счастью, Вера казалась настолько занятой сыном, что ничего так и не заметила. Или не хотела замечать?

Он увидел этом охлаждение. Это, с одной стороны, кольнуло, с другой, развязало руки. С этого момента мужчина и пришел к выводу, что его отношения с ней изжили себя. А значит, он действительно свободен двигаться по жизни дальше.

И да, он постоянно сравнивал обеих женщин. И Вера неизменно проигрывала сравнение. Зацикленная на ребенке, какая-то… одомашненная, на своей волне. В конце концов, ей тридцать пять и в ней уже не чувствовалось огня. Но Верховцев протянул еще целый год эти бесполезные отношения, прежде чем решился порвать.

Но тянуть это подобие семьи дальше? Зачем? Ему было хорошо с Викой во всех смыслах. И Вика совсем молода, а мужчине в сорок два всегда льстит, когда его сексуальная партнерша гораздо моложе. Это значительно поднимает личную планку. В конце концов, он имел право обустроить свою жизнь так, как ему нравится, с той женщиной, что ему нравится!

А бывшей гражданской жене и ребенку создать все условия и обеспечить безбедное существование. Это было идеальное решение проблемы.

А в итоге что?! Бывшая умудрилась выставить его чудовищем.

И ведь что поражало больше всего, так это произошедшая с Верой мгновенная метаморфоза. Так, будто чучело кошки превратилось в разъяренную львицу. Ее внезапное появление в офисе до сих пор как удар воспринималось как удар. Рыжая стерва. Сука лживая. На языке горечью дрожало ощущение, что она все это время его обманывала. Потому что так не бывает!

Или бывает, а он просто забыл?

В любом случае это порождало неконтролируемое чувство, что его использовали и выбросили. Насрали в душу. Потому сейчас, лежа в постели с Викой, вместо того, чтобы наслаждаться послевкусием хорошего секса, пялился в потолок и не мог избавиться от разъедавшей его обиды.

Хотелось отомстить бывшей жене за все, что он теперь по ее милости чувствовал.

***

Следующий день для Веры прошел под девизом всех открывателей новых земель – первопроходцев: «Бороться и искать, найти и не сдаваться»*. Она вновь чувствовала себя железной, почти как в старые времена, когда ее место было рядом с Верховцевым во всех смыслах: и в постели, и в офисе, и за столом переговоров.

Вара гнала от себя все непрошенные воспоминания на эту тему. Потому что… Тогда с ее точки зрения, они были равны во всем и вместе «охотились». Мы с тобой одной крови, ты и я*.

Глупость, конечно, заблуждение молодости. А может, просто свойство характера? Патологическая доверчивость. Сейчас-то Вера понимала, что на самом была для него кем-то вроде преданной собаки при охотнике. Постарела собака – охотник, недолго думая, списал ее за профнепригодностью.

Но предаваться рефлексии попросту не было времени. С утра, пока Вовка был в школе, она успела побывать в трех местах. И везде одно и то же. Собеседование, да, им заранее звонила Татьяна Анатольевна, и все же Вере приходилось каждый раз рассказывать все заново. Терпеливо улыбаться, изображать… Впрочем, нет, энтузиазм и трудовой настрой ей изображать не приходилось, он сам из нее пер.

Но. Ни в одном из этих трех мест ей не предложили ничего такого, что бы могло ее устроить. Оставила везде свое резюме и пометила про себя как резервный вариант, если станет совсем уж плохо.

Если станет совсем уж плохо, она готова была бы пойти даже в уборщицы. Но это было делом принципа – вернуться в строй, стать тем, кем она была раньше, добиться большего. Иначе, зачем она уходила от Верховцева? Уборщицей она и в его доме прекрасно работала.