Замок из золотого песка бесплатное чтение

© Болдова М., 2024

© ООО «Издательство «АСТ», 2024

Глава 1

Вечер выдался именно таким, чтобы торжество на открытом воздухе прошло с максимальным комфортом: после обеда сильный ветер, угрожавший перевернуть свадебную арку, неожиданно прекратился совсем. Мы боялись дождя – еще утром с гор надвигались тучи, но последними рывками ветер угнал их на запад, открывая взору чистое голубое небо. Вместе с плохой погодой исчезло мое подавленное настроение, которое явилось следствием беспокойного ночного сна, как назло, красочного и очень четкого. Снился длинный стол, покрытый хлопчатобумажной кипенно-белой скатертью. Я брала с сервировочной тележки разнообразные причудливо украшенные блюда: салаты в хрустальных «ладьях», закуски на овальном фарфоре, фрукты в вазах на высоких ножках и порционные розетки с медом – и выставляла их на скатерть. Вот я беру в руки этажерку с тремя видами сладких блинов и с ужасом понимаю, что накрываю поминальный стол. Тут же на моих глазах белый хлопок покрывается грязными пятнами, а еда в посуде превращается в гнилое месиво. Я стою, замерев от страха и не смея сдвинуться с места: кто-то рядом приказным тоном повторяет одну фразу: «Смотри и помни!» Я осматриваюсь – в зале я одна…

Проснулась я с чувством тревоги и сильной головной болью. Ни чашка крепкой арабики, ни звонок сводной сестры Иванны, бодро напомнившей о букете, который я должна забрать из салона, не отвлекли от мрачных мыслей, нет-нет да и возникающих в неспокойном сознании. Мне нужно было занять себя чем-то глобальным, чтобы даже не вспоминать о ночном кошмаре, но, как назло, ничего не приходило в голову. Спасло только солнышко, сначала робко заглянувшее в кухонное окно. Уже через несколько минут солнечный свет заполнил все помещение. Улыбнувшись лучам как живым, я поблагодарила небеса за дарованную милость. Теперь, уже спокойно, я могла вернуться к мыслям о грядущей свадьбе Ваньки.

По замыслу, жениха с невестой должны были вначале обвенчать в местной церкви, а уже после на поляне загородного отеля провести светскую церемонию бракосочетания. Но в последний момент сотрудница ЗАГСА попросила отпустить ее раньше. Собственно, для нас это было не критично, однако некоторые из гостей отказались от поездки в храм, решив подождать начала свадебного банкета в баре отеля.

Церемония получилась легкой по эмоциям и сдержанной. Не было ни умильных слез мам с обеих сторон, ни жарких поцелуев родни. Поздравив только что родившуюся семью, гости разделились на две группы. Тех, кто отправился в церковь, было значительно больше, чем оставшихся в отеле.

К моменту, когда мы после венчания вернулись обратно, нас встретила уже тепленькая веселая компания. Это были дальние родственники моего отчима, приехавшие из Иркутска. Отчим родню видел впервые в жизни, настоял на их приглашении его отец, а старику отказать было невозможно – настолько сильны были патриархальные традиции в их семье.

Все столы для нашего банкета уместились на одной половине большой открытой террасы, примыкающей к стене отеля. На вторую половину были сдвинуты кадки с деревцами и вазоны с цветущими растениями. Между ними углом друг к другу оформители поставили две лавки. Получился милый, уютный уголок, где можно было хотя бы на время укрыться от шума и громкой музыки. Между двумя деревцами была едва заметная узкая дверь – за ней в здании отеля располагался небольшой бар.

Минимум шаров, белоснежные шторы, подобранные в середине цветочными гирляндами, скатерти на столах и чехлы на стульях из белоснежной же ткани, букеты нежных чайных роз в низких вазах на столах – вот и весь декор свадебного торжества. В этот антураж ненавязчиво вписался угловой столик с выставленными на нем бокалами для шампанского и десертными тарелочками. Нижняя полочка предназначалась для подарков. Я была довольна: получилось скромно и в то же время ясно было, что на террасе проходит не просто банкет по случаю, а свадьба.

Поднимались бокал за бокалом, я с удивлением наблюдала за двумя пожилыми парами из Иркутска – это какое здоровье нужно иметь, чтобы столько пить и продолжать твердо держаться на ногах.

Я огляделась – за ними с тревогой следила моя мама, бросала презрительные взгляды только что состоявшаяся свекровь Ваньки и хмурился мой отчим Семен Стешин. Наконец, видимо не выдержав, он отвел в сторону самого адекватного мужика.

Я не стала дожидаться, что будет дальше, и отошла к витым перилам террасы. Ко мне тут же приблизилась Ванька.

– Кто такие, не знаешь? – спросила она, кивнув в сторону двух женщин, которые пристально наблюдали за ее отцом и своими мужьями.

– Деда Никодима родня. Твоя, Вань, значит, – ответила я со смешком.

– Ну, на фиг… смотри, Ада в бешенстве.

– Как бы твоя свекровь не устроила скандал, – перебила я.

– Нет, портить праздник сыну она не станет. Господи, как хорошо, что поголовье ее гостей Леня уменьшил. Там вся городская администрация была в списке плюс из краевого центра человек пять. И семейка вся ее пафосная, начиная с сестры Иды, которая должна была прилететь из Москвы, и заканчивая американской женой племянника Джейн. Представляешь, она две недели меня донимала своим вниманием: то каталог платьев вышлет, то начинает составлять «регламент мероприятия» – все ж должно идти по протоколу, да еще и быть отрепетировано заранее. Жесть.

– Так зачем ты лезешь в это осиное гнездо? – спросила я осторожно. – То есть уже залезла! – добавила с досадой: мне эта свадьба Ваньки и сына вице-мэра города Ады Серафимовны Сикорской не нравилась с самого начала. Непонятна была и скорость развития их отношений.

Я посмотрела на сестру долгим взглядом. Раньше, если было что-то не так, она отвечала виноватым, очень коротким, и тут же отворачивалась, чтобы скрыть слезы. Признать открыто, что неправа, не могла, слезы были признаком отнюдь не покаяния, а досады, но я делала вид, что принимаю их за немую просьбу о прощении. Разница в возрасте у нас с Ванькой пятнадцать лет, я могла себе позволить некоторую снисходительность к ее вранью и проказам. Которые, кстати, год от года становились все более бесшабашными и материально накладными для нашей семьи. Последний ее демарш в ответ на неожиданно строгий выговор матери обошелся мне в семьдесят пять тысяч, слава богу, рублями – столько стоило выкупить подравшуюся в клубе сестрицу из отделения полиции. Ваньку побить даже плечистому парню вряд ли удалось бы, да и набросилась она первая, надавав ощутимых тумаков и разбив нос «идиоту, который не понимает, когда его посылают в…». Лишившись полуторамесячной зарплаты преподавателя иностранных языков частной школы, я на месяц села на строгую финансовую диету. В конце этого срока пришлось признать, что скромный рацион без вкусняшек принес-таки свою пользу – я сбросила лишние килограммы, втиснулась в обожаемое мной вечернее платье и с подоспевшего вовремя гонорара за перевод устроила посиделки с подругами в кафе «Лакомка». В этой «стекляшке» на главной площади города я – Марья, в девичестве Стешина, моя соседка по парте Лиза Строгова и дочь нашей классной Ириша Офман тусовались класса с пятого, вскладчину покупая на троих один эклер и три рожка ванильного мороженого.

Ванька вздохнула, но взгляда не отвела.

– Неужели любишь его? – с сомнением в голосе задала я вопрос и перевела взгляд на Сикорского – небольшого росточка, узкоплечий и неспортивный, у меня он вызывал только жалость. К тому же я знала его очень хорошо – Леонид Ильич Сикорский, учитель математики в моей школе, был амбициозен без меры, но трусоват и склонен к тихой подлости ради собственной выгоды.

– Леня с сегодняшнего дня мой муж, Марья, смирись! – услышала я в ответ гневную тираду сестры. Ванька тряхнула рыжими кудрями, поправила фату и покосилась на двигавшуюся в нашу сторону свекровь.

– Да мне-то что, – пробормотала я и быстро удалилась от сестры на безопасное расстояние в тот угол террасы, где стояли лавки. Рисковать не стоило – Ванька могла и на собственной свадьбе учинить скандал. «Бедный Леня! Сбежал от мамочки, доставшей его своей заботой, да попал в лапки Ваньки, которая уж что-то, а кормить-поить и носочки стирать ему точно не станет. Думаю, Ада Серафимовна, чтобы сыночке жилось в комфорте, подгонит в новый дом молодых Сикорских штат прислуги – от горничной до садовника. Да… еще и водителя-охранника для невестки, чтобы всегда быть в курсе, где та шляется. А то, что Ваньку в замке не закроешь, еще будет сюрпризом для обоих», – успела я подумать, как вдруг сквозь громкую музыку расслышала странный звук, очень похожий на выстрел. Затем еще один и только через небольшую паузу – отдаленный многоголосый женский визг. Я посмотрела туда, где за столами сидели наши гости. Похоже никто, кроме меня, ничего не слышал. Решив, что заранее волноваться не стоит, тем более беспокоить остальных, я спустилась с террасы и направилась в ту сторону, откуда донеслись загадочные звуки. Когда оглянулась еще раз, за мной шел мужчина, на лице которого было написано недоумение.

– Вам тоже послышались выстрелы? – спросил незнакомец, догнав меня и пристраиваясь рядом.

– Что-то вроде того. Музыка из бара заглушает, разве поймешь? – туманно ответила я, ускоряя шаг.

Остановились мы оба, когда завернули за угол отеля – на нас неслась обезумевшая тетка в пестром платье с воланами на пышной груди.

– Убили! Убили! – выдохнула она на меня пары алкоголя, задела бедром моего невольного спутника и побежала дальше.

– Посмотрите, там еще одна свадьба, – указал рукой мужчина на такую же открытую террасу, как та, где проходил свадебный банкет моей сестры. Я кивнула, заметив пущенную по верху бумажную гирлянду из красных сердечек, в середине которой были прикреплены два «золотых» колокольчика, соединенных «золотым» же бантом.

– Я и не знала, что у отеля три выхода, – заметила я.

– Четыре. Противоположные – на две террасы: ту, где ваш банкет и вот эту. Главный вход вам известен, есть еще один – пожарный, с другой стороны, там просто крыльцо. Вы раньше здесь не бывали?

– Нет, – коротко ответила я, приглядываясь к довольно густой толпе на второй террасе. – Очень надеялась, что мы с вами ошиблись, но похоже, там действительно что-то случилось. Не боитесь подойти ближе?

Незнакомец бросил на меня удивленный взгляд. Я усмехнулась. «Сикорский повернул бы назад, лишь бы не стать причастным и не попасть в свидетели», – почему-то вспомнила я новоиспеченного мужа Ваньки.

Когда я, поднявшись по ступеням, добралась до места, спутника своего рядом не обнаружила. Тихо гудящая на разные голоса толпа окружила кого-то лежащего на полу. В просветах между людьми мне была видна только белая кружевная ткань свадебного платья.

Я не стала рваться к пострадавшей невесте, решив осмотреться вокруг. Бегло пробежав взглядом по спинам, закрывающим обзор, я задержалась на странно спокойной паре – мать с сыном, которого я сразу определила в женихи, молча смотрели в ту сторону, где скопилась толпа гостей. Женщина опиралась на локоть молодого человека, он же стоял с прямой спиной и поднятым подбородком. Пожалуй, поняла я, он на террасе в данный момент единственный мужчина, а где же остальные?

Я уже хотела подойти к этой паре, когда рядом с моим ухом раздался знакомый голос, заставивший меня вздрогнуть.

– Я все узнал. Стреляли в невесту, она, похоже, мертва. Пойдемте отсюда, – мой спутник потянул меня за локоть.

– Вы можете идти, а я остаюсь! – попробовала я его оттолкнуть. Кто он такой, чтобы решать за меня?!

– Нет! Уходим! – уже жестко приказал мужчина, сильнее сжимая мой локоть. – Сейчас сюда приедет полиция, и тогда без вариантов – вы застрянете здесь вместе с этой толпой на долгие часы, пока всех не опросят как свидетелей.

– Но мы же с вами только что подошли и ничего не видели! – воскликнула я, неохотно принимая его правоту, но уже не сопротивляясь.

Он так и не отпустил мою руку, пока мы не завернули за угол отеля.

– Вы – сестра Иванны? – вдруг спросил мой спутник, не сбавляя шага. – Марья? Удивительно непохожи!

– У нас разные отцы, Ванька вся в своего, я – в своего, – неуклюже оправдалась я, как будто была виновата в нашей несхожести. – А вы кто такой?

– Просто гость. Григорий.

Больше мы не успели перекинуться и парой слов, так как наткнулись на небольшое шествие, двигавшееся нам навстречу. Возглавлял его мой отчим, которого я, повторяя за бабушкой, с раннего детства называла Семочкой. За ним, почти не видная за массивной фигурой мужа, семенила наша с Ванькой мама.

– Марья, что там стряслось? – прогремел отчим басом, широким жестом останавливая всех, кто шел следом.

– Убили невесту. Или ранили, не знаю точно. С той стороны здания еще одна терраса, где проходил еще один свадебный банкет. Где Ванька, мам? – подошла я к ней и накинула на оголившиеся плечи сползший на спину палантин из вологодского льна – мой подарок.

– Иванну с мужем водитель повез в аэропорт, Марьяша. У них через два часа самолет.

– Хорошо, что уехали, не нужны ей в такой день негативные эмоции. А вы зачем туда всей толпой идете? Выстрелы слышали?

– Нет. Но мимо нас с криками «убили» промчалась какая-то безумная женщина. Семен увидел, как она упала, мы с Адой Серафимовной сразу подбежали к ней, помогли подняться. Но добиться внятного объяснения не смогли. Мужчины отнесли несчастную в холл, и администратор вызвала местного доктора. Возле женщины осталась Ада Серафимовна и, кажется, еще кое-кто из гостей Сикорских.

Только сейчас я заметила, что компания, следовавшая за родителями, состояла только из родственников Семена: его отца, старого, но крепкого еще деда Никодима, и тех двух супружеских пар из Иркутска.

Глава 2

Повзрослев, я поняла, каким мезальянсом выглядел брак моей матери Александры Черкасовой, преподавателя по классу фортепиано в музыкальной школе нашего города, и фермера из села Приозерье Семена Стешина. Но я знала, что моя маленькая, очень хрупкого телосложения мама безумно любима этим рыжим гигантом Семочкой. Его сразу приняла бабушка Евгения, мнение которой для меня было безоговорочным вплоть до ее ухода в мир иной. До сих пор я мысленно обращаюсь к ней за советом, убеждая себя, что первый же пришедший в голову вариант и есть ее подсказка. Ни разу не случалось так, чтобы я ошиблась.

Вопросы о своем родном отце, Петре Черкасове, которого я не знала, я задавала не раз. Но тут же становилось ясно, что по каким-то причинам бабуля его не жалует, а говорить о покойном плохо не хочет. Мама же чаще всего отправляла меня за ответами к бабушке. Семочка стал мне отцом, и другого бы и не нужно было, но через десять лет их брака мама родила еще одну девочку. «Дочь Марья у вас есть, пусть будет и дочь Иванна», – заявил дед Никодим, очень надеявшийся на появление внука. И никто не посмел ему перечить. Ванька до сих пор простить не может деду данного ей при рождении имени. И я, не кровная дочь Семочки, стала жестоко ревновать к безвинному младенцу, отказываясь даже заходить в спальню родителей, где стояла кроватка Ваньки. Принять, что этот пухлый комочек с огненно-рыжим пушком на голове – такая же плоть и кровь моей мамы, как и я сама, смогла лишь несколько месяцев спустя, когда Ванька заболела тяжелейшим воспалением легких. Глядя, как осунулась мама, как тихо и виновато передвигается по квартире отчим, я предложила свою помощь – посидеть у кроватки сестры, отпустив маму хотя бы немного поспать. До сих пор помню ее благодарный взгляд, от которого у меня, подростка, на глаза навернулись слезы. Мама ушла в мою комнату, а я, открыв учебник по истории, устроилась рядом с тяжело сопевшей во сне Ванькой. Вскоре учебник был отложен, я, не отрывая взгляда, смотрела на крохотное существо и умилялась – какая красавица у меня сестра! Ванька всхлипнула во сне, по розовой щечке из-под рыжих ресничек скатилась слезка, а у меня тревожно забилось сердце – я поняла, как ей плохо. С этого дня у мамы была помощница, беспрекословно выполняющая все просьбы, которые касались ребенка.

Мы избаловали ее сообща, не перекладывая вину друг на друга и признавая, что спохватились, когда уже ничего исправить было нельзя. Дневник Ваньки был красным от замечаний учителей, в двенадцать она избила одноклассника. Причину мы не узнали до сих пор, но уладить дело миром тогда удалось, переведя хулиганку в другую школу. После девятого класса она, на радость маме, вдруг легко поступила в музыкальное училище по классу фортепиано. Но тут же нанесла родителям удар – жить с ними отказалась, настояв на заселении в общежитие. От Приозерья, куда родители окончательно перебрались после моего замужества, до города было всего полчаса езды на электричке, но нам было понятно, что Ванька просто вырвалась из-под опеки. Вся ответственность за городскую жизнь сестры легла на меня. Заманить ее в нашу с мужем квартиру не удалось ни уговорами, ни угрозами значительно снизить денежное довольствие. Я смогла лишь выбить из Ваньки обещание звонить каждый день. Она и вправду звонила, но не реже двух раз в неделю нам с Аркадием, а в его отсутствие и мне одной приходилось бросать все дела и ехать забирать ее с очередной хаты, где сестра тусовалась не всегда с ровесниками, а чаще с компанией студентов старших курсов. Я твердо убеждена, что природа наградила ее непереносимостью алкоголя не просто так, а чтобы уберечь от больших бед: выпив бокал вина, Ванька, пугаясь своего состояния, только и могла, что набрать номер моего телефона.

– Марья, как думаешь, стоит ли нам туда идти? Мы можем чем-то помочь? – отчим был серьезен и деловит.

– Я бы не советовал, – ответил за меня Григорий. Я удивилась – мой новый знакомый умел тихо исчезать и так же тихо возвращаться.

– Объясни, Гриша, – потребовал отчим. «Ого! Значит, гость-то с нашей стороны. Интересно… Кто он Семочке? Еще один сибирский родственник? Скорее всего, потому что лично я вижу его впервые. Интересно, почему этого красавца за столом не было видно?» – подумала я и уставилась на Григория, ожидая его ответа.

– Там и без нас для оперов полно работы, Семен Никодимыч. Толпа гостей – свидетели. Как минимум, человек сорок. До ночи опрашивать, замучаются. Давайте не будем добавлять работы полиции. Вот, кстати, и они, – кивнул тот на темно-синий микроавтобус, только что въехавший на территорию отеля. – Предлагаю разойтись по номерам, – добавил он, глядя почему-то на меня.

На удивление, его тут же послушались. Я вынуждена была уйти со всеми.

– Мам, а кто это такой? – я взяла ее под руку, чтобы проводить в отель.

– Григорий? Наш новый сосед по улице справа. Ну, как новый… кажется, около года назад они с женой купили дом Киселевых. Ты так давно у нас не была, Марьяша! Приехали бы с Аркашей, отдохнули. И Ванька носа не кажет. Совсем вы, дочки, нас забросили.

– Некогда, мамуль. Правда, – покривила душой я.

Не смогла я и в этот раз сказать ей правду. Ни о том, где сейчас мой муж, ни о том, почему Ванька за этот год не приехала к родителям ни разу. Уже одна новость о нежно любимом зяте уложила бы маму с сердечным приступом в постель. А расскажи я ей о приключениях сестрицы, мы с Ванькой могли бы осиротеть. Семочка знал, что мой муж на передовой, но о сестре я и ему сказала лишь, что та влюбилась. Согласившись молчать о воюющем на Украине Аркадии, отчим сам предложил альтернативную версию – мол, услали моего мужа в Белоруссию обучать солдат военному искусству. И поскольку о нас с Ванькой он знал мало, врал маме виртуозно, подкрепляя небылицы видео- и фотодоказательствами прекрасной городской жизни дочерей. Он и сам приезжал не очень часто, а маме и вовсе после перенесенной год назад операции дальние поездки были запрещены, хотя прописанный постельный режим, как жаловался Семочка, она не соблюдала. Можно сказать, на свадьбу Ваньки мама выехала из дома впервые после выписки из клиники.

– А кто он, этот Григорий, по профессии, не знаешь? Молодой мужик, а живет в селе. Фермер, как и Семочка?

– Ох, Марьяша, точно не знаю… Вроде бы служит где-то. А жену его, представляешь, за год не видела ни разу, хотя я как-то пригласила их обоих на ужин в расчете на знакомство. Григорий пришел один, сославшись на то, что Алена, жена, в городе. Ничего не могу сказать плохого о нем – вроде бы воспитанный, очень уравновешенный и умный мужчина. Но взгляд холодный и такой, знаешь, пронзительный.

– Я заметила… он и не улыбается совсем.

– Вот-вот. Но Сема с ним сдружился. Ты бы его расспросила.

– Фамилию Григория знаешь?

– Реутов. Григорий Дмитриевич Реутов, ему сорок лет исполнилось в июне. Жена – Алена Сергеевна Реутова, в девичестве Мельникова. Она местная, из старого села, Сема хорошо знает ее родителей и младшего брата Дениса.

– Мельников Денис Сергеевич… – прошептала я, не веря в такое совпадение.

– Что такое? Ты знакома с Денисом? – всполошилась вдруг мама. – Если так, то странно… где вы могли столкнуться, а, Марьяша?

– Нет, незнакома… – попыталась успокоить ее я.

– Он не живет здесь давно, – мама как будто не слышала моего ответа. – Сема говорил, что в школе он даже до девятого класса не доучился, его отправили в специнтернат. Что уж он там такого совершил, не знаю, но Тамара Петровна из администрации очень зло о нем упомянула. Нехорошо обозвала, грязно! Не буду повторять, как именно… Так ты с ним все же знакома?

Моя мама, как всегда, так и не смогла выговорить ругательство. Даже слово «дурак», произнесенное в ее присутствии, вызывало у нее прилив краски к щекам. И, похоже, ее уже не исправить. Как она смогла полюбить Семочку, у которого в каждой фразе звучало крепкое словцо? Загадка…

– Откуда я могу знать местного парня, мамуль? – ушла я от ответа, уже успокоившись.

Я довела матушку до двери их с отчимом номера, чмокнула в щеку и заверила, что телефон отключать, даже если прилягу отдохнуть, не стану.

Моя комната располагалась на втором этаже этого бревенчатого терема – лесного отеля, органично вписанного архитекторами в ландшафт предгорья. Находившийся не так далеко от трассы, но надежно скрытый соснами, отель пользовался спросом для проведения разного рода мероприятий. Забронировать открытую террасу для свадьбы Ваньки нам удалось случайно: у клиники, где работали моя подруга Ирина Офман и ее муж Игорь, внезапно сорвался запланированный задолго до этого корпоратив. Ириша так расписала мне это место, что я тут же доложила о нем будущим молодоженам. Тем более что времени до торжества оставалось совсем чуть-чуть, а с рестораном они еще не определились. Оба спешно отправились в отель. Со слов Ваньки, они с Леней, едва зайдя на территорию, уже поняли, что все вокруг идеально подходит для красивого праздника. «Видео и фото будут сногсшибательными!» – с восторгом заявила сестра, а я поспешила сообщить Ирине, чтобы аренду переоформили на нас. Ада Серафимовна, вернувшись с отдыха и узнав, где пройдет самое важное событие в жизни ее сына, возмутилась – она, оказывается, уезжая на море, оставила ему все распоряжения по поводу банкета. Я была уверена, что на ее памяти такое открытое непослушание Ленечка выказал впервые. Но бедную женщину ждал еще один удар – Ванька заявила жениху, что свадьба не состоится, если гостей с обеих сторон будет не поровну. Ленечка, испугавшись потерять любимую, урезал список приглашенных матушкой наполовину, чем привел родительницу в ярость. Она даже было отказалась участвовать «в этом фарсе». Но, вдруг заметив, что и невеста, и сын, переглянувшись, синхронно вздохнули с облегчением, спохватилась и организацию самого банкета взяла в свои цепкие руки. Теперь с облегчением вздохнули наши с сестрой родители и я, потому что ясно было – все хлопоты по выбору меню, общению со свадебными агентами и оформителями лягут на мои плечи. Ванька как невеста отмахнулась от всего этого с нескрываемой досадой. Ей, как она высказалась в сердцах, достаточно было бы просто шлепнуть печать в паспорт и сделать несколько снимков для памятного альбома и соцсетей.

Вот тогда я и поняла, что ничего не закончилось. Свадьба – ее попытка убежать от себя, от этой чертовой маниакальной привязанности к нахальному, подлому мошеннику, красавцу с бабьей внешностью и пустым кошельком – Денису Мельникову.

– Устали? – раздался за спиной знакомый голос.

Я стояла у распахнутой настежь двери своего номера, уже готовая войти.

– Есть немного.

– Поговорить не хотите?

– Пока вроде бы не о чем, Григорий, – как можно равнодушнее произнесла я и шагнула в комнату.

В том, что произошло с Ванькой, я винила себя и только себя. Вырастив ее от несмышленыша до половозрелой девицы, я упустила тот момент, когда твердость нужно было проявить даже ценой крупного скандала. Беда грянула ожидаемая, но совсем не с той стороны, откуда мне думалось. Я боялась, что Ванька погубит себя в разгульной жизни, а ее чуть не убила любовь к проходимцу Мельникову.

Прошел почти год, я потихоньку приводила в чувство сестру, сама отвлекаясь работой и встречами с Иришей и Лизой, которые деликатно обходили тему стороной.

– Марья, я слышал, как ваша мать упомянула Дениса Мельникова.

«Вот, значит, и причина вашей настойчивости, Реутов. Знает собака, чье мясо съела… Забавно будет, если начнете оправдываться», – подумала я.

– Ответьте мне на один вопрос, Григорий. Что вы тот самый майор полиции, который помог скрыться брату вашей жены, я уже догадалась. Мне важно знать, известна ли моему отчиму эта история?

– От меня? Нет, конечно! Если только сама Иванна не рассказала отцу.

– Не рассказала, – перебила я, немного оттаивая. – Ладно, проходите в номер.

– Спасибо.

Мне не хотелось ворошить это не очень-то и далекое, но все же прошлое. Но было любопытно, что может сказать мой новый знакомый, который вызывал во мне неоднозначные чувства. Несомненно, Реутов был притягателен как мужчина, но заставить себя относиться к нему с симпатией мне не позволяла злость. Даже будучи незнакомой с Григорием, я долго обвиняла его в пособничестве преступнику Мельникову.

Глава 3

Я заперла дверь на защелку – нам с мамой так и не удалось воспитать в Семочке привычку стучаться в чужую дверь. Он по-прежнему широко распахивал ее, правда, при этом громко произнося «тук-тук».

– Ничего не предлагаю, в холодильнике только бутылка воды без газа.

– Марья, присядьте же вы, наконец. И послушайте меня. По мне вся эта история проехалась тоже не слабо, – в его голосе я уловила досаду.

– Мне вас пожалеть? – с ехидцей поинтересовалась я.

– Не перебивать по возможности. Оправдываться не буду, но объясниться могу. Денис – просто наказание для семьи Алены. Мы с ней поженились совсем молодыми, брат на свадьбе не присутствовал, отбывал срок в колонии за разбой. Вот вы, Марья, очень любите Иванну, и Алена так же сильно привязана к младшему брату. Они погодки, почти что близнецы. Я порой поражался, насколько она чувствовала, когда он влипал в очередную историю. Более невезучего преступника, чем Денис Мельников, я не встречал за всю практику оперативника.

До случая с Иванной я никогда не помогал ему, сколько бы ни просила жена. И в тот день отказался. Скандал случился такой, что я ушел из дома. А наутро отправился в суд и подал на развод. Вечером я нашел Алену без сознания – она наглоталась всякой дряни. Физически она восстановилась быстро, а вот душевно… пришлось положить ее в клинику. Она в истерике твердила только о Денисе, о том, что ему грозит тюрьма, где его обязательно изнасилуют или убьют. Просила, чтобы я увез его, спрятал. В конце концов лечащему психиатру удалось убедить меня, что лучше выполнить ее просьбу. Вот тогда я купил Денису билет до Москвы, где живет их тетка, и лично отвез его в аэропорт в Адлере.

– У Дениса не было своих денег? Странно…

– Ничего странного, он все, что удавалось добыть, проигрывал практически в тот же день. Вам сестра не говорила, что он игрок?

– Нет, – коротко ответила я, но вновь подумала, что права в своих подозрениях – Ванька берегла репутацию бывшего любовника несмотря на то, что тот с ней сделал. А значит – все еще любила.

– И что он вам наплел, пока вы ехали? Не молчали же вы всю дорогу до аэропорта?

– Нет, конечно. Денис жаловался на бабскую подлость и предательство. Я не спросил имени женщины, которая его так обидела, потому что подруги Дениса менялись каждый месяц.

– Офигеть! – не выдержала я. – Избил девушку, поиздевался и еще и жалуется! Простите, перебила…

– Тогда я знал только, что он девушку бросил, а ее родители стали угрожать ему, что найдут способ снова его посадить.

– А вам не пришло в голову разобраться в деле? Вы же полицейский!

– Честно? У меня и без брата жены работы хватало. И я, отвезя его в аэропорт, даже перекрестился – одной проблемой стало меньше. Денис при мне поговорил с Аленой по видеосвязи, она вроде бы успокоилась, но ненадолго. В общем, лечится в клинике до сих пор, прогнозы неутешительные.

– Частная клиника в Камышовке?

– Да. Вы знали?

– Нет, предположила. Вы поэтому из города перебрались в Приозерье? До Камышовки рукой подать.

– И поэтому тоже. Я сейчас работаю начальником охраны Амоева, – ответил Григорий и замолчал.

– По-вашему, я должна знать, кто это такой? – с усмешкой задала вопрос я, уверенная, что слышу это имя впервые.

– Бедаре Ара Амоев владеет практически всеми частными отелями в предгорье, в том числе и этим, – торжественно, как мне показалось, произнес собеседник.

– Рада за него, – равнодушно уронила я.

– Это он построил реабилитационную клинику в Камышовке – для сына. Ишхан там и умер.

– Наркотики? – догадалась я. – Печально. Представляю, как тяжело родителям. Григорий, но зачем вы мне рассказываете о вашем работодателе? Вы о чем хотели поговорить со мной на самом деле?

– Простите, отвлекся. Я работаю у Амоева, потому что после истории с Денисом мне пришлось уйти из полиции. Буквально через несколько дней после того, как я посадил Мельникова в самолет, он стал главным фигурантом в деле об убийстве молодой женщины – родственницы Бедара.

– И вы не сообщили, где он скрывается?!

– Сообщил, но лично Бедару. Он попросил сутки, а потом я написал рапорт по службе.

– Где сейчас Денис? – со страхом задала вопрос я, догадываясь об ответе.

– Я не могу вам сказать. Одно знаю – он пока жив.

– Зачем тогда вы вообще затеяли этот разговор?

– Для того, чтобы вы поняли мотивы моего поступка, – не очень уверенно произнес Григорий и отвернулся к окну. Мне даже показалось, что он словно очнулся и теперь сам до конца не понимает, что делает в моем номере.

– То есть вы сейчас предлагаете мне оправдать вашу помощь преступнику тем, что вам стало жаль вашу жену? – жестко произнесла я. – Выходит, то, что пережила моя сестра – ничто по сравнению со спокойствием любимой вами женщины? Вы себя слышите, господин Реутов? Очнитесь! Мельников мало того, что избил беременную от него девушку, еще изощренно издевался над ней. Вам что, жена подробности не сообщила?

– Какие подробности? Просто попросила помочь брату уехать из города, потому что ему угрожают родители девушки, которую он бросил.

– Родители… да как мы с Ванькой вообще могли им рассказать, что произошло? Отец нашел бы и убил эту сволочь, а мама… у нее была операция на сердце, понимаете?

– Да что произошло-то такого ужасного, вы можете объяснить?!

– Хорошо… В тот день, десятого сентября прошлого года, Ванька «исчезла с радаров» ранним утром. У нас на телефонах стоит специальная программа, чтобы видеть передвижения друг друга. До обеда у меня были уроки в школе, я только в час дня решила проверить телефон вновь. Номер был недоступен. Я поехала к ней на съемную квартиру, ключ у меня был. Ванька лежала в крови, выглядела неживой. Лицо все в разноцветных пятнах. Я сначала ничего не поняла: красная кровь – понятно, но откуда зеленый цвет, коричневый и желтый? Оказалось, это были зеленка и йод, а сверху – порошок куркумы! Руки и ноги были связаны колготами, отрезанные волосы валялись клочками на полу – голова была практически лысой. Я поняла, что сестра жива, когда она вдруг четко произнесла имя – Денис. Я не могла поверить: за несколько месяцев до этого, еще весной, счастливая Ванька нас познакомила. Меня несколько смутила разница в возрасте, но потом, поразмыслив, я даже обрадовалась – зрелый мужчина, не пацан и, судя по машине, на которой они подъехали к ресторану, не бедствует.

Я хотела вызвать скорую, но сестра запретила. Сделав вид, что согласилась, я решила для начала осмотреть ее, чтобы понять, насколько серьезно она избита. Бил Мельников только по лицу, а кровь на диване оказалась вылитым на Ваньку вином – пустая бутылка из-под кагора валялась рядом. А я, сразу учуяв запах алкоголя, решила, что сестра пьяна. Этот поганец, надавав пощечин, не успокоился. Кроме срезанных волос и пятен йода, зеленки и размазанного порошка куркумы, вокруг губ я обнаружила следы черного молотого перца.

– Жесть! Но почему Иванна не написала заявление в полицию?! Его задержали бы в тот же день!

– Потому что Ванька любила его и любит до сих пор! – с досадой буквально выкрикнула я. – Она им просто бредит… и свадьба с сыном вице-мэра Леонидом Сикорским должна, по ее убеждению, вылечить ее от этой болезни. На самом деле я ни на толику не верю в чудесное исцеление. Как бы она глупостей не натворила, когда вернется из свадебного путешествия!

– Если бы я знал…

– Не оправдывайтесь, поздно. Вы говорите, Мельников жив?

– Можно и так сказать. Не переживайте, больше ваша сестра не сможет с ним встретиться.

– Почему? Он далеко? За границей? – закидала я Григория вопросами.

– Не спрашивайте, просто поверьте – спокойствию Иванны ничего не угрожает. И Дениса она не найдет.

– Ну ладно, – согласилась я, почему-то поверив новому знакомому.

Нашу откровенную беседу прервал далеко не деликатный стук в дверь.

– Марья, не спишь? Выходи, тебя спрашивает следователь, – раздался бас отчима, дверная ручка задергалась, и вновь раздался стук.

Я посмотрела на Григория.

– Вы тоже забыли об убийстве невесты, да? – усмехнулась я.

Реутов молча кивнул и пошел открывать дверь.

Отчим, замерев в немом изумлении на пороге, своей фигурой заполнил весь дверной проем. Но его неожиданно легко пропихнул внутрь комнаты высокий худой мужчина в светло-голубой льняной рубашке из последней коллекции бренда «Lacoste». Я невольно опустила взгляд – на сеточке светлых кроссовок виднелся тот же крокодильчик с задранным вверх хвостом, что и на рубашке. Я догадалась, что это и есть следователь. Но он никак не вязался с обликом киношных, замученных работой и неустроенной личной жизнью служителей закона. Я бы сказала, выглядел мужчина если не шикарно, то дорого. Диссонировала с общим видом только коричневая папочка из кожзаменителя, которую он держал тремя пальцами за уголок.

– Старший следователь следственного комитета майор юстиции Игнат Васильевич Москвин, – представился он мне, только что не расшаркиваясь и не целуя ручку. Церемонный наклон головы продемонстрировал мне густо заросшую волосами макушку. Протянутую руку я проигнорировала, вежливо-неопределенно кивнув – мол, слушаю.

Ох, как его задело мое пренебрежительное отношение, которое, кстати, объяснить я себе пока не могла. Глаза майора сузились, он несколькими резкими движениями дернул молнию на папке, полностью ее раскрыв, достал чистый бланк, разгладил его на столе ладонью и взял ручку.

– Присаживайтесь, Марья Семеновна, побеседуем. А посторонних я бы попросил из номера выйти, – глядя только на меня, произнес он и кивнул на второе кресло, на котором еще недавно сидел Григорий.

– Игнат, мы с Марьей Семеновной были вместе, – спокойно заметил Реутов, не двигаясь с места.

– До вас, Григорий Дмитриевич, очередь еще дойдет, – с плохо скрываемой неприязнью ответил Москвин, указывая ему концом ручки на дверь.

Все. Если до этого короткого диалога я еще была настроена на то, чтобы поделиться с майором своими наблюдениями, то сейчас это желание умерло. А я успела заметить немало… Например, то, что жених убитой девушки совершенно не был убит горем, прошу прощения за тавтологию. Парень стоял поодаль, рядом со своей матерью – их внешнее сходство меня просто поразило, но еще больше удивило то, как сильно они отличались от остальных. Жених был красив холодной аристократической красотой с портретов царских офицеров. Мне виден был его профиль: высокий лоб, тонкий нос с едва заметной горбинкой, немного припухлые губы, аккуратный подбородок. И выпирающий кадык. Средней длины каштановые волосы, зачесанные назад, падали на воротник белоснежной рубашки, он раскрытой пятерней поправлял их, но жест этот был привычным, никак не вызванным неврозом. Парень был спокоен и отрешен от происходящего рядом.

Мать же была бледна и немного растеряна. Она то и дело поправляла седые пряди волос, выпадавшие из высокой прически. Бросая тревожные взгляды в сторону убитой девушки, она поглаживала сына пальцами по предплечью руки, на которую опиралась. В глаза мне бросился тонкий обруч золотого браслета со свисающей цепочкой, на конце которой болтался какой-то крохотный предмет. Почему-то я решила, что это – ключик. Точеной фигурке миниатюрной женщины можно было позавидовать, оливкового цвета шелковое платье сидело на ней как на модели с подиума, узкая юбка доходила до середины колен, оставляя возможность любоваться стройными лодыжками и тонкой щиколоткой. Я, женщина, несколько минут смотрела на нее с восхищением, забыв, что в паре метров от нас лежит труп. Единственное, что в общем облике казалось немного инородным – тонкий шифоновый шарфик, в такую жару плотно обмотанный вокруг шеи.

Пожалуй, мать и сын выглядели лишними среди пестро разодетой толпы, состоявшей в основном из женщин. Помню, я удивилась и решила, что мужчины где-то сгруппировались, прячась от жен, чтобы пропустить рюмку-другую подальше от их бдительных взоров. Наверное, так и было, потому что вдруг по ступеням на террасу потянулась цепочка нетрезвых мужчин. Они как-то быстро разделились, каждый, видимо, подошел к своей жене или спутнице. К женскому говору присоединился мужской, я вновь стала смотреть на жениха и его мать, надеясь уловить хоть какое-то сожаление на их лицах. Но оба были по-прежнему спокойны.

От созерцания этой пары меня тогда отвлек Григорий, который сразу же увел подальше от места преступления. Но перед тем, как завернуть за угол отеля, я успела ухватить взглядом еще одну немую сценку: мужчина лет пятидесяти, проходя мимо, на миг приобнял за талию полную девушку с лентой свадебного свидетеля через плечо. А та в ответ кокетливо улыбнулась ему. На безымянном пальце правой руки пожилого ловеласа я заметила обручальное кольцо.

Я бы могла обо всем рассказать Москвину, но не стала… Муж часто называл меня мелкой врединой, я и на самом деле таковой была, но это совсем не мешало мне быть любимой им.

Глядя на лоснящуюся от самодовольства физиономию майора, больше похожего на модель из каталога известного бренда, вспомнив воюющего с украинскими нацистами мужа, я замкнулась в себе, решив, что, кроме односложных ответов, Москвин от меня ничего не услышит. А поделюсь я своими наблюдениями позже – с Григорием Реутовым.

Глава 4

– Я правильно записал ваше имя – по паспорту вы Марья Семеновна Гладкова? Не Мария? Кстати, где ваш документ?

Я молча достала из сумочки паспорт и положила перед ним. Странно, что майор не попросил его раньше, строча что-то в бланке.

– Итак, начнем. Расскажите, почему вы вдруг решили посетить чужую свадьбу, Марья Семеновна? Вы знакомы с женихом? Или с невестой? – прозвучал вопрос.

Я опешила. Вот так изящно, с иезуитской улыбочкой на лице, старший следователь парой вопросов «пристегнул» меня к убийству, намекнув, что я никак не случайная наблюдательница, а возможная подозреваемая. Стало не по себе от внимательного и требовательного взгляда Москвина, но мне удалось быстро взять себя в руки.

– Боюсь, господин следователь, ваш вопрос изначально некорректен. Потому что у меня не было желания вторгаться на чужой банкет. Более того, я вообще не была в курсе, что с противоположной стороны отеля есть такая же терраса, – ответила я как можно спокойнее.

– Ну, хорошо, хорошо… расскажите, что послужило причиной.

– Я стояла в дальнем углу нашей террасы. Услышала звуки, похожие на выстрелы, а затем мимо пробежала женщина с криками: «Убили». Я пошла посмотреть, что случилось.

– Именно в таком порядке? Вы пошли на звук выстрелов или же вас подтолкнул крик женщины?

– А какая разница?! – возмутилась я, но под укоризненным взглядом майора начала вспоминать. – Сначала выстрелы… а когда мимо пронеслась женщина, мы с Реутовым шли уже вдвоем.

– В какой момент он к вам присоединился? Откуда он вышел? Был ли взволнован или спокоен? – закидал меня вопросами Москвин.

– Я еще не спустилась с террасы, то есть практически сразу. И я не видела, откуда он вышел, наверное, из бара – рядом дверь. Но точно не с нашего банкета. Я бы заметила. И не был он взволнован! Скорее удивлен.

– То есть его в момент выстрелов рядом с вами на террасе не было?

– Нет.

– Теоретически у него была возможность убить девушку, пройти через коридор отеля и бар и выйти к вам, – задумчиво произнес майор. – И заняло бы это минуты три от силы.

– Вы его подозреваете?! – обвинение Реутова в убийстве мне показалось столь нелепым, что я забыла о своих обидах на него.

– Работа у меня такая – подозревать, Марья Семеновна, – с торжеством, как мне показалось, произнес Москвин.

– А, ну да, – не сдержала усмешки я и поймала его удивленный взгляд.

– Продолжим. Что вы увидели, когда прибыли на место преступления?

– Толпу женщин вокруг тела, лежащего на полу. Предваряя ваш вопрос, скажу – я поняла, что там невеста, потому что видно было белое кружевное платье. Женщины голосили, кто-то из них крикнул, чтобы вызывали скорую и полицию.

– Где был жених?

– Не знаю, – соврала зачем-то я.

– Странно, что вы его не заметили. Ведь он там находился, а перепутать его с простым гостем было бы затруднительно. А почему рядом с телом не было мужчин, как думаете? Вы видели, когда они пришли?

– Почти сразу вслед за нами. Явились дружной толпой. А где прятались до выстрелов, спросите у них. И не среди них ли был преступник? А чем не версия? Семь-восемь пьяных мужиков сховались в укромном местечке, один вполне мог незаметно покинуть собутыльников, сделать дело и опять влиться в компанию. Главное ведь – узнать, у кого был мотив убить молодую женщину? У покинутого ею любовника, например, – разговорилась вдруг я.

– Не заметили чего-то необычного? Например, кто-то особенно бурно выражал эмоции. Или, наоборот, был чересчур спокоен? – прервал меня Москвин.

– Нет. Послушайте, над входом нет камеры? Может, на записи с нее видно, кто стрелял и откуда? С нашей стороны камера висит прямо над дверью.

– И там висит, но не работает. Как, кстати, и ваша. Мы смогли получить видеозапись лишь с главного входа и въездных ворот. Кроме Реутова, с восемнадцати ноль пяти и до момента выстрелов никто на территорию не въезжал и не входил. Выехала только одна машина – в ней отбыли в аэропорт молодожены. Реутов на террасе, где произошло преступление, постоянно находился в поле вашего зрения? – задал вдруг вопрос майор, пытливо вглядываясь мне в лицо.

– Да, он был рядом, – не дрогнула я.

– Почему вы с ним не дождались полиции?

– Потому что и без нас вам работы хватило, не так ли? На террасе человек сорок свидетелей, кто-то, наверное, видел убегающего преступника. Например, та женщина, что побежала в нашу сторону. Ее спрашивали?

– Ее опросили в первую очередь, Марья Семеновна, – спокойно сообщил следователь, хотя я ответа и не ждала.

– Что можем поведать вам я или Григорий, прибывшие на место после свершившегося преступления?! – вновь возмутилась я: мне надоел этот бессмысленный разговор. Однако стало интересно, почему Москвин так цепляется к Реутову? Но такой вопрос майору я задать не могла.

– Это заказное убийство? – неожиданно для себя самой, спросила я.

– Почему вы так решили?

– Вы сказали, два выстрела…

– Я не говорил.

– Ну, хорошо. Я слышала два выстрела.

– Их было три. Все три – не смертельные, из травматического оружия. Женщина умерла от удара об угол кованого вазона с цветами при падении. В этот момент на террасе никого не было, все гости были внутри здания. Банкет, в отличие от вашего, там был накрыт в самом ресторане.

– И это понятно – места для размещения такого количества гостей на террасе нет. Наша свадьба более скромная. К тому же там в вазонах высажен целый сад. Вопрос в том, почему рядом с невестой никого не было? Что она делала одна среди пальм и фикусов?

– Ну, это объяснилось очень просто. Тайно вышла покурить, несмотря на то что в ее положении это очень вредно.

– Она была беременна?! – ужаснулась я.

– К сожалению, это так. Пагубная привычка женщины привела к гибели двоих: матери и ребенка. Вот так быстро овдовел известный пианист Никита Тицианов, – с нотками сочувствия в голосе ответил Москвин.

Ну, конечно же! Вот почему лицо жениха на миг показалось мне знакомым – Никита Тицианов был любимым учеником моей мамы. Я помнила его совсем мальчишкой, мама занималась с ним у нас дома, каждый раз после его ухода повторяя, что тот несомненный талант. Не сказать, что я знала его семью. Но кто-то же приводил его на занятия. Наверняка мать или бабушка.

– Так вы все-таки знакомы с женихом, Марья Семеновна, – вздохнул следователь. – Расскажите-ка об этом факте подробнее.

– Вряд ли несколько мимолетных встреч взрослой девушки и ребенка можно назвать знакомством. Моя мама давала маленькому Никите уроки музыки на дому, – поспешила я разочаровать майора.

Когда Москвин ушел, я заперла номер и спустилась вниз, на террасу. Первое, что увидела, – удаляющийся от отеля «Инфинити» Ады Серафимовны Сикорской. Раздался троекратный прощальный гудок – видимо, она меня заметила в зеркало заднего вида, я в ответ помахала рукой. По необъяснимой причине из всего нашего семейства вдова профессора Сикорского была благосклонна только ко мне. С мамой свекровь Ваньки была осторожна, пугаясь ее реакции на нескромные шутки и громкий командный голос. С Семочкой – откровенно пренебрежительна. Заметно побаивалась деда Никодима, избегая с ним малейшего общения. Невестку терпела и даже, поздравляя молодых, смогла заставить себя прикоснуться к щеке Ваньки, заслужив одобрительный кивок сына. С приезжими же родственниками деда Никодима Ада Серафимовна знакомиться не стала вообще.

На церемонии венчания в местной церквушке она встала рядом со мной, легонько отодвинув мощным плечиком единственную, видимо приглашенную Леней, нашу с ним коллегу из школы – молодого учителя биологии Лену Львовну Бабич. Я отошла чуть в сторону, давая Сикорской встать, как ей удобно, она улыбнулась мне искренне и немного виновато. «Марьяша, уж как я хотела, чтобы Ленечка выбрал вас, вы не представляете!» – негромко произнесла она. «Но я же старше!» – возразила я, не найдя быстро другого аргумента. А потом спохватилась: «И я замужем!» – «Поверьте, милая, в счастливой семейной жизни не важен ни возраст, ни рост, ни цвет волос. А ваш муж… сегодня есть, завтра нет, – довольно жестко произнесла Ада Серафимовна и добавила: Не подумайте чего плохого, просто юношеская любовь не вечна». Больше она не произнесла ни слова, у меня же вмиг испортилось настроение и, чтобы не расплакаться некстати, я сосредоточилась на голосе батюшки.

Мы с Аркашей действительно поженились совсем молодыми, брак наш длился уже восемнадцать лет, но вместе мы прожили, как я однажды подсчитала, немногим больше семи. Все остальное время муж провел в командировках в разных точках мира.

– Марья, отстал от тебя майор, наконец, – прогремел позади голос Семочки. Я вздрогнула – при своей мощной комплекции отчим умел передвигаться практически без шума.

– Вас с мамой он тоже допрашивал? – поинтересовалась я.

– Со мной говорил. А маму я ему беспокоить не дал категорически! – повысил вновь голос Семочка. – Возражать майор не посмел, – весело ухмыльнувшись, добавил он. – Вот с Гришей у них вышла размолвка, да… Видно, чем-то насолил ему наш сосед, еще когда служил в полиции. Гришка отмалчивается, но я же вижу. Кстати, что он в комнате у тебя делал? Да еще за запертой дверью?

– Да так… совещались, что будем говорить полиции. Чтобы лишний раз потом не вызывали, – соврала я, ничуть не смутившись. Не готова я была рассказать отчиму о происшествии с Ванькой. Хотя та перед свадьбой заявила, что теперь ей все равно, узнает о Мельникове отец или нет. «Я начинаю новую жизнь, Марья. Обыкновенную жизнь обыкновенной бабы. Дом, кухня, дети. Ну, если бог даст, конечно. Или врачи в Израиле помогут. Я обо всем рассказала Ленчику, и про поздний аборт тоже. И знаешь, я буду всю жизнь ему благодарна уже за то, что он сразу же предложил поехать вместо свадебного путешествия на обследование. Клинику нашел, заказал билеты, отель. Так что ты одна знаешь, куда мы летим после свадебного банкета. Смотри, Аде не проболтайся!» – напоследок предупредила она меня.

Я тогда удивилась поступку Леонида, но и порадовалась за сестру – муж ее оказался человеком заботливым.

– Ты меня не слушаешь, дочь! – с обидой заметил Семочка. – А вопрос важный. Аркадий-то когда в отпуск?

– Не знаю, пап, не сообщал. Звонит редко, говорим коротко. Вам всем передает общий привет, – произнесла я, жалея себя.

– Ты, Марья, как соломенная вдова живешь. Есть муж, ан нет его. Что за любовь такая? Не понимаю. Любишь – будь рядом с любимой. А вдруг помощь какая ей понадобится? Ну, хоть бы звонил каждый день, я б понял. Или нельзя им там? И ты вся на нервах – жив, не жив… А если убьют, не дай боже?

– Думаю, о гибели мужа вдове сообщат сразу, – невесело прокомментировала я.

– Вот-вот… сообщат. Страшно за тебя, девочка. Я матери-то сказал, что Аркадий не воюет, а в Белоруссии солдат обучает. Не забудь, что мы так с тобой договорились. Пока верит, но уже спрашивала про отпуск. А сегодня такой у нас разговор состоялся, что я прямо еле выкрутился. Хочет она поговорить с тобой, чтобы ты ехала к нему в Беларусь. Там, мол, тоже преподавать в школе можно, английский везде изучают. А мужчину оставлять одного надолго нельзя. И права ведь…

Я молчала. И Ада была права – от юношеской любви не осталось и следа. И Ириша с Лизкой вторили маме – я действительно при живом муже живу в одиночестве. Зная мой характер, подруги даже не пытались знакомить меня с другими мужчинами. Хотя Лиза, с тех пор как разошлась с мужем, в моем присутствии откровенно радовалась тому, что стала свободной. Я ее понимала – бывший муж подруги был безнадежным алкашом.

Аркаша приезжал все реже, часто совсем ненадолго. Последняя командировка затянулась на год. И однажды Ванька, не выдержав, высказалась резко, что у Гладкова не иначе как появилась другая женщина. Слабо возразив, я все же задумалась. А почему бы и нет? Аркадий женщинам нравился всегда, а во время долгой разлуки с женой могло случиться всякое. Мне бы расстроиться от таких мыслей, но нет. Я даже поначалу испугалась того облегчения, которое почувствовала после слов сестры. Появление соперницы стало бы уже чем-то определенным, после чего можно было бы делать следующий шаг. И я хотела, чтобы первый шаг к расставанию сделал муж. Но в то же время очень боялась потерять в нем близкого друга.

Мы настолько срослись ментально, что я мысленно говорила с ним, передвигаясь по нашей квартире, словно он находился рядом. Я знала каждый его жест: возражения, согласия или сомнения. Знала, что означает ухмылка, приподнятая левая бровь и сжатые крепко губы. Аркадий потирал кончик мизинца левой руки при сильном волнении, почесывал лоб, когда готовился сказать что-то смешное, сильно прикусывал фалангу указательного пальца, когда пытался сдержать гнев. Он резко краснел, если был зол, и отводил взгляд, если не мог ответить на вопрос, а врать не хотелось. Когда я видела, как затягиваются поволокой глаза, взгляд становится менее осмысленным, а пальцы рук муж, сдерживаясь, сплетает между собой, я знала, что даже пытаться сделать вид, что я его не понимаю, не стоит.

И все же что-то из нашей любви ушло. Наверное, искренняя, почти щенячья радость при встречах, ревнивое желание быть только вдвоем, не тратя на других ни минуты. Последние ряды кинотеатров, ночи в палатке у озера в горах, завтраки в постели и вредная пицца на двоих, когда в холодильнике полно полезной, вкусной еды. Одним словом – баловство и безобидное мелкое хулиганство, которое позволяет не увязнуть в быту. С Аркашей всегда было легко, он не давал мне повода поплакать даже в тот день, когда уезжал надолго. «Я вернусь, и мы пойдем в киношку», – обещал он, и я сглатывала слезный ком. «Жди, готовься», – добавлял муж строго, целуя в кончик носа, как ребенка. Потом, рассмеявшись громко, быстро бежал вниз, задерживаясь на миг на площадке между лестничными пролетами, чтобы послать воздушный поцелуй. Так было всегда, но год назад я даже не взяла отгул в школе, чтобы проводить его.

– Вижу, к разговорам ты не расположена, Марья. Лады, пока оставим, – без малейшей обиды в голосе констатировал отчим, приобняв меня за плечи. – Ты только одно мне скажи – Ванька наша счастлива хоть на толику, а? Душа за нее изболелась, а с мамой-то не поговоришь, сразу в панику – что с дочей не так.

– Ты же знаешь Ваньку, Семочка, если решила быть счастливой – будет, – ответила я.

– Юлишь, Марья! Носом чую, что скрываете от нас что-то, а где искать, не пойму пока.

– А ты не ищи, пап!

– Вот-вот… папой ты меня кличешь только тогда, когда душой кривишь. Настаивать не буду, захочешь – поделишься, – вздохнул он.

Я благодарно уткнулась носом ему в плечо и закрыла глаза.

– Марья Семеновна, Семен Никодимович, до свидания, – материализовался рядом Москвин.

– Прощайте, майор, – поправила я его. – Век бы не встречаться! – добавила я, потеряв осторожность.

– Ну, это вряд ли. Дело интересное, в любой момент могут возникнуть новые обстоятельства. И тогда я буду рад видеть вас еще раз, – самодовольно улыбнулся Москвин.

– Надеюсь, ваши подозрения насчет Реутова не подтвердились? – задала я вопрос, оглядываясь вокруг в поисках Григория. Но на террасе и в пределах моей видимости его не наблюдалось.

– Ну, какие подозрения, Марья Семеновна? Григорий – профессионал, стрелок отличный, а убийца целился с близкого расстояния, да и то не попал куда надо. И оружие, знаете, выбрано не для убийства. Да не ищите вы Реутова! Уехал уже полчаса как. Григорий Дмитриевич у нас теперь, – майор сделал паузу, – человек подневольный. Верно служит хозяину, – добавил Москвин с презрением в голосе.

– Что это вы о нем, как о собаке! – с угрозой рявкнул Семочка, делая шаг к следователю.

– Не выдумывайте, – равнодушно бросил Москвин и развернулся к лестнице. – Марья Семеновна, не уезжайте пока из города, – добавил он, даже не посмотрев в мою сторону.

– Стиляга! – вполголоса выругался отчим, но по тому, как резко на несколько мгновений притормозил следователь, я поняла, что тот услышал.

– О Грише плохо не думай, Марья. Что бы там ни намекал этот майор. Григорий – мужик правильный. А работает на Бедара Амоева, потому что деньги нужны. Беда у него с женой, я маме твоей не рассказываю, она, ты знаешь, сразу все к сердцу. А сердчишко слабое…

– Я знаю, Семочка, Григорий мне о жене своей рассказал.

– Вот как… удивительно мне это, – он бросил на меня подозрительный взгляд. – Я-то еле-еле из него вытянул, что Алена в клинике лечится. Гриша никогда сам не жаловался. А с тобой, значит, откровенничал. Странно.

– Семочка, а ты давно знаешь Амоева? – перевела я тему.

– Давно, Марья. Когда я переехал на юг, тогда и познакомились, – как мне показалось, неохотно ответил отчим.

– И в каком году ты переехал? – поинтересовалась я, вдруг подумав, что за тридцать с лишним лет жизни с ним вопрос о его далеком прошлом задаю впервые.

– В восьмидесятом, дочь.

– С дедом Никодимом?

– С ним.

– Расскажешь?

– Не сейчас, Марья. Не сейчас… Устал. День-то какой суетный выдался, – добавил он с улыбкой, которая мне показалась грустной.

Глава 5

Я проснулась, едва солнечные лучи, пробившись сквозь ветви сосен, проникли в щель между портьерами на окне. Оказывается, я вчера, сдвинув плотную ткань к середине, оставила лазейку для утреннего света. Теперь он бил мне прямо в глаза, сработав вместо будильника.

Несмотря на события прошлого дня, спала я крепко и без сновидений. Но сон, который приснился накануне свадьбы, вспомнила еще вечером. Посчитав его в какой-то степени пророческим (свадебное пиршество превратилось в поминки), перекрестилась трижды и прочла «Отче наш».

Торопиться было некуда – номер оплачен на трое суток, я намеревалась отдохнуть на свежем воздухе до понедельника. И сегодня днем планировался обед для оставшихся в отеле гостей, но состоится ли он, я не знала. Тем более что большинство покинуло негостеприимные стены.

Кофе я пила на узком балкончике, на котором едва уместился кованый, на причудливо изогнутой ножке столик с круглой столешницей и кованый же стул с мягким кожаным сиденьем. Я еще вчера заметила, как много вещей в отеле сделаны умелым кузнецом: лавки на террасах и площадках для мангалов, сами мангалы, витые решетки ограждений и даже вазоны.

Именно о такой вазон и ударилась вчера погибшая невеста…

Вспомнив о трагедии, я вспомнила и Григория. Он не оставил мне ни номера мобильного, ни точного адреса в городе. Узнать его контакты я могла лишь у Семочки, что неизбежно вызовет у отчима массу вопросов. И первым будет – зачем мне понадобился Реутов? Деликатности от Семочки ждать не приходится, он упорно будет добиваться внятного ответа, который я должна срочно придумать.

Врать я не любила, но обманывала все чаще, постепенно отвыкая от стыда за вранье…

Зачем мне нужен Григорий, я представляла смутно, но беспокоила меня незавершенность нашего разговора, повисшего на вопросе: «Что с Мельниковым?» Слишком двусмысленно прозвучали намеки. Я перебирала в голове варианты, но самый реальный выглядел совсем жутко – тот, на кого работал Реутов, мог сделать из Дениса «раба». То есть заставить работать за еду и ночлег и держать взаперти. Только я не знала, возможно ли такое в наше время. И прояснить ситуацию мог только Григорий. Конечно, если бы захотел. Пока же он о Мельникове говорил весьма туманно, а я очень не любила недомолвки.

Так и не решив, стоит ли попросить у отчима номер телефона Реутова, я переключилась мыслями на то, как проведу нынешний день. Дома по утрам я бегала в парке, взяла тонкий спортивный костюм и сюда. Но еще вчера поняла, что в глубь леса за забором ведет только одна тропинка, которая начинается сразу от главных ворот. Она уходит влево вдоль ограды, а дальше теряется среди деревьев. Куда я могу попасть, двигаясь по ней, меня просветила официантка, обслуживавшая наш банкет: «Примерно через километр – озеро. Красотища… но смотрите, не купайтесь! Там мостки, но они для лодок. Хотите, лодочник отвезет вас на прогулку? Озеро длинное, на карте так и обозначено. Но местные называют его Змеиным: змей в округе и так много, но водяных ужей в озере – тьма, сами увидите».

Змей я боялась до дрожи, но, рассудив, что вряд ли они набросятся из кустов на бегущего человека, решила рискнуть.

Дышалось легко, я вдыхала запахи леса, скорость пробежки выбрала среднюю, чтобы не устать и насладиться утренней прохладой. Тропинка петляла, огибая огромные валуны, заросшие мхом. Чем дальше я углублялась в лес, тем менее заметной становилась дорожка. Как-то даже мелькнула мысль, что я заблудилась, но вскоре лес поредел, и я увидела сквозь деревья водную гладь.

Человека на мостках я тоже заметила издалека, он отвязывал лодку от торчащего из воды столба. Я прибавила ходу – хотела было уже попроситься на борт, решив, что это и есть тот лодочник, о котором говорила официантка. Но мужчина, бросив на меня взгляд из-под надвинутой глубоко на лоб кепки, быстро запрыгнул в лодку и веслом оттолкнулся от мостков. Усевшись ко мне спиной, он греб прочь, словно спасался бегством.

– Ну ладно, не очень-то и хотелось, – неожиданно обиделась я на мужика, развернулась, чтобы бежать обратно, но тут заметила в зарослях камыша что-то пестрое. Я взяла палку и раздвинула камыш.

Платье на утопленнице было знакомым – именно в таком мимо нас с Реутовым промчалась вчера женщина, вопившая, что кого-то убили. Верхняя половина туловища лежала на берегу, руки женщины были раскинуты в стороны. Но тело ниже пояса и ноги полностью скрывала вода. Я присмотрелась и с ужасом поняла, почему поверхность озера показалась мне такой темной – в воде было полным-полно змей. Они извивались огромным клубком, отдельные особи выползали на берег, но тут же возвращались обратно. Я как завороженная смотрела на этот безумный змеиный танец, он притягивал своим безмолвием и магической, страшной красотой. Даже зная, что это безобидные ужи, я замерла от страха. Я стояла на месте, боясь шевельнуться. А мне бы бежать! Опомнилась только от звонка мобильного телефона. Все еще не отрывая взгляда от места преступления (не сама же женщина упала в воду), я расстегнула молнию на кармане спортивных брюк и достала телефон.

– Слушаю, – еле сумела выговорить я и включила громкую связь.

– Марья, ты где? – раздался встревоженный голос Семочки.

– На озере. Пап, здесь плавает труп. И змеи, очень много змей, – сказала я и расплакалась.

– Вот видите, Марья Семеновна, не прошло и полсуток, а мы встретились вновь, – с торжеством, даже вроде как радостно, произнес Москвин вместо приветствия.

До его прихода я сидела на поваленном дереве метрах в пяти от мостков. С моего места труп виден не был, но у меня все равно было четко осознанное чувство, что я не одна. Я верила в бессмертие души, реинкарнацию и карму. Поэтому решила, что душа несчастной утопленницы где-то совсем рядом, а я единственная, к кому она может обратиться за помощью или дать подсказку, кто ее загубил. Вспомнив все практики медитации, которыми когда-то овладела на курсах, я попыталась расслабиться. Но тщетно – чужая душа мне так и не открылась. Не очень расстроившись, я стала ждать полицию, которую вызвал отчим. И я была уверена, что быстрее, чем полицейские, придет он.

Но первым на тропе показался майор.

– По-моему, повода для веселья нет, вам не кажется? – произнесла я устало.

– Не могу не согласиться с вами. Показывайте, где пострадавшая, – тут же сменил тон Москвин.

Я кивнула на заросли камыша, куда уже и без моей указки направился эксперт с чемоданчиком. Он был облачен в защитный костюм и высокие болотные сапоги. Еще двое мужчин, по виду моложе следователя, кивнув мне, как старой знакомой, прошли за ним.

– А вы, Марья Семеновна, можете пока идти в отель, только не уезжайте, я с вами позже побеседую. Не задался отдых, да? – спросил он вроде бы с сочувствием, но мне послышалась в его голосе насмешка. «Не ваше дело!» – чуть не сорвалось у меня с языка, но я молча повернулась к нему спиной и в этот момент заметила спешащего ко мне Семочку.

– Отпустите девочку, майор, имейте совесть! – с ходу не разобравшись, укорил отчим.

– Да забирайте! Не держу, – махнул рукой Москвин и последовал за своими.

– Пойдем, Марьяша, кофеечку глотнем, мама завтрак в номер заказала – твои любимые круассаны с шоколадом. Чего тебя на озеро-то понесло? Да в такую рань! Спала бы себе…

– На пробежку, пап… Стой! – вдруг вскрикнула я, вспомнив о лодочнике. А что, если тот – убийца?! Да точно – он! Иначе зачем бы ему от меня удирать с такой скоростью?

– Что случилось, дочь?

– Потом, пап! Товарищ майор! – окликнула я Москвина громко. – Я забыла сказать!

– Да? – остановился тот.

– Когда я подбежала к мосткам, какой-то мужчина отвязывал лодку. А потом очень быстро уплыл в ту сторону, – я рукой указала направление.

– На моторе ушел?

– Нет, на веслах. Я тогда подумала, что он, вероятно, местный лодочник. Мне о нем говорила официантка Ася, предлагала прогулку по воде.

– Описать внешность сможете?

Я задумалась… в моей памяти сохранился лишь размытый образ мужика в бейсболке.

– Рост выше среднего, очень худой, в синих джинсах и черной футболке. Футболка заправлена под пояс. Лица не видела за козырьком кепки. Он, едва заметив меня, сразу повернулся спиной, сел на лавку лодки и стал грести. Быстро.

– Спасибо, Марья Семеновна, разберемся, – следователь тут же достал из кармана джинсов телефон.

Я же с чувством исполненного долга вернулась к Семочке.

Маму мы застали за накрытым столом, но не одну. Я сразу узнала гостей. Это были Никита Тицианов с матерью.

– Вот и наша Марья, – представила меня мама. – Хотя, Аннушка, вы заочно с ней знакомы. А Никита, когда был моим учеником, видел ее не раз.

Я протянула руку тут же вскочившему со своего места мужчине, он галантно прикоснулся к ней губами. Я открыто улыбнулась Анне и уселась на свободный стул. Внимательно приглядевшись к женщине, вдруг поняла, что фатально ошиблась в возрасте. Анна была явно моложе меня, вчера, видимо, смутили седые волосы, довольно глубокие морщины вокруг глаз и слегка стянутая кожа над верхней губой. Мне стало неловко, я отвела взгляд, но успела заметить, как женщина невесело усмехнулась.

Их поразительная схожесть наверняка объяснялась тем, что Анна была родной сестрой Никиты.

– Сочувствую вашей утрате, – повернулась я к мужчине.

– Не стоит, – равнодушно ответил он. – Не хочу даже притворяться, что расстроен. Мне чисто по-человечески жаль Веру, но эта свадьба была мне не нужна.

– Понимаю, – сказала я.

– Да никто меня на самом деле не понимает! – вдруг эмоционально воскликнул Тицианов.

– Никита! – возмутилась Анна. Я удивилась – эта изящная женщина обладала весьма низким тембром голоса.

– Прости, Аня. Но зачем было вообще затевать весь этот свадебный балаган? Теперь я – подозреваемый номер один. Зря пошел на поводу у тебя и тещи!

– Остановись, Никита, тебе должно быть стыдно! – с нотками брезгливости в голосе произнесла женщина.

– Мне?! Это еще почему? Как только я узнал, что Вера беременна, не стал отказываться от ребенка. Более того, готов был воспитывать его сам, если ей он будет не нужен. Но ты же первая стала настаивать на том, что он должен родиться в законном браке. Что за чушь? Вера была симпатичной девушкой и хорошим человеком, я уверен, что женой кому-то другому она могла бы стать просто идеальной. Но я даже не представлял, как буду жить с ней в одной квартире. Просыпаться вместе, есть приготовленную этой женщиной еду, гулять с ней и с ребенком в парке. Бррр, ужас. К тому же я должен постоянно готовиться к выступлениям. Поэтому и купил квартиру ей и будущему ребенку, но зачем было лезть в петлю брака? Вот твое воспитание, Аня, мол, неблагородно просто откупаться, женись! Женился, и теперь я – в моральной кабале. И в итоге получается, что вся эта толпа из Задрипенска – мои родственники!

– И среди них есть ваши потенциальные наследники, Никита, – вставила я пришедшую в голову мысль.

– О чем вы?! – искренне удивился Тицианов.

– Расскажите мне о семье Веры, – попросила я.

– У нее одна мать, отца нет. Родной брат Юрий, старший. Женат, трое маленьких детей. Тетки, дядьки, я никого не запомнил, когда Вера знакомила.

– Вы расписались вчера?

– В том-то и дело, что два месяца назад. Кажется, после регистрации все с Верой обсудили. Я объяснил, что купил квартиру, чтобы она жила отдельно и не мешала ни мне, ни Анне.

– Стоп, – невежливо прервала я, боясь потерять мысль. – Эта квартира, получается, в вашей совместной собственности?

– Нет, она оформлена на меня. Куда вы клоните, Марья?

– Я не сильна в законах наследования, но половина приобретенного в браке имущества принадлежит жене, то есть Вере. А за ней эту половину наследуют муж, ее родители и дети. Отца и детей нет, значит – муж, то есть вы, Никита, и мать Веры.

– Вы что, думаете, что мать могла убить дочь?! Ради квадратных метров? Или я?!

– Нет, конечно. В общем, я наверняка ошибаюсь, просто начиталась детективов, простите меня.

– Да, дочь, нагородила… – удивленно протянул Семочка.

– А я бы прислушалась к словам Марьи, – заметила Анна. – Вера, возможно, девушка порядочная, просто хотела семью. Но мы с Никитой совсем не знаем ее родственников. Брата, например. Я уверена, консультация юриста нам не помешает.

– Как же мне все надоело! Мы с Верой договорились, что я подарю квартиру ребенку, когда он родится. А она через год даст мне развод и будет разрешать видеться с ним. А я, конечно, буду давать приличные деньги на воспитание. Мне несложно, а ребенок ни в чем не виноват. Вчера следователь этот, Москвин, смотрел на меня, как на убийцу. Хотя официант из бара подтвердил, что я в то время, когда прозвучали выстрелы, сидел за столиком. Мимо нас прошел еще один человек, вы, Марья, с ним потом приходили на нашу террасу.

– Когда вы его видели? До или после выстрелов?

– Кажется, до. Точно – до, потому что сразу же после я кинулся по коридору в зал.

– А этот мужчина?

– Он прошел сквозь бар на другую террасу.

– И вышел прямо на меня. Но я его не видела, потому что смотрела в другую сторону. Потом – выстрелы, Григорий пошел за мной… – Я задумалась.

– Вы его знаете? – услышала я вопрос Анны.

– Гриша Реутов – наш сосед в Приозерье, – ответил за меня Семочка. – Но Марья познакомилась с ним только сегодня, да, дочь?

– Совершенно верно. Он представился мне гостем. Только вот на чьей свадьбе, не уточнил.

– Мы его звали, он не отказался, но и не обещал. За столом его не было. Я его и в коридорах отеля не встречал, что очень странно.

– Какое-то время, еще до выстрелов, Григорий стоял в группе мужчин – родственников Веры у главного входа в отель. Я недолго наблюдала за ними с балкона своего номера. Возможно, он был приглашен и на наш банкет.

– Это еще ни о чем не говорит, – махнула рукой я, думая о другом – задать ли Анне вопрос, где была она в то время, когда убили невестку? Все еще на балконе? Или…

– Мне показалось, что в этой компании Григория знают очень хорошо, – настаивала женщина.

– Аня, это же совсем не важно! – воскликнул Никита. – Почему тебя так заинтересовало, где мог находиться этот незнакомый мужик? Он не стрелял, это же ясно!

Анна брату ничего не возразила. А у меня закралось подозрение, что она откуда-то знает Реутова. И тот ей, мягко говоря, не нравится.

– А вы где были, Анна, когда услышали выстрелы? – решилась я наконец.

– А я их и не слышала, – ответила женщина и тут же поднялась из-за стола. – Спасибо за гостеприимство, Александра Яковлевна, нам пора. После обеда мы уедем, завтра Никите лететь на гастроли в Пекин.

– Вряд ли Москвин вас отпустит, – заметила я. – Совершено еще одно преступление, вы же в курсе?

– Да, Семен Никодимович рассказал, что вы нашли… утопленницу. Но, возможно, женщина просто оступилась и упала в воду?

– Возможно. Но не факт, – явно разочаровала я ее.

Глава 6

– Тебе не понравилась Анна, да, Марьяша? – спросила мама, когда гости покинули номер.

Я, только что ополоснув лицо холодной водой, вышла из ванной комнаты, мысли мои бродили вокруг одной темы – причастна ли сестра Никиты к случившемуся.

– Мам, не выдумывай, – попросила я. На самом деле Анна мне безумно нравилась внешне, но отталкивала ее скрытность и настороженность по отношению к нам. Она сидела прямо, про таких говорят – проглотила аршин. Почти не шевелилась и контролировала мимику лица. Оно напоминало маску, взгляд женщина переводила с одного на другого очень медленно, веки при этом были слегка опущены. Даже возмущаясь, она сумела остаться бесстрастной. И мне показалось, что Анна была очень недовольна откровенностью Никиты. Да бог с ней… Если, конечно, она непричастна к убийству несчастной девушки.

– Анечка очень предана брату, очень! По сути, вырастила его и воспитала в нем известного музыканта она, – перебила мои размышления мама.

– А родители что же? – поинтересовалась я машинально.

– Их родители погибли в аварии, Марьяша. Никите было всего двенадцать, Ане – двадцать. Это такая трагедия, не приведи господь кому пережить. Отец, мать и Анна возвращались с моря, когда произошло столкновение с грузовиком, который выехал на полосу встречного движения. Девушку успели вытащить из машины, а родители сгорели заживо.

– Ужас… Водителя осудили?

– Я не знаю таких подробностей, Марьяша. Да и что толку, если его посадили? Родителей детям этим не вернешь.

Я несогласно покачала головой – виновный должен быть наказан в любом случае. Но спорить с мамой не стала.

– А Никита где был, когда авария случилась?

– Заболел, остался с бабушкой, это его и спасло. А Анечке не повезло, она успела обгореть. Больше всего у нее пострадали лицо и шея. Выжить-то выжила, но очень долго лежала в больнице. И перенесла несколько пластических операций.

– Ты мне никогда не рассказывала, мам.

– У тебя своя жизнь, дочка, да и Никита был для тебя всего лишь одним из моих учеников. Вчера ты его даже не узнала, так?

– Не узнала… Я правильно понимаю, что Анна взяла под опеку младшего брата?

– Сначала, во время ее болезни, опекуном была бабушка. Пока Лидия Тимофеевна была жива, Анечка успела окончить университет, но потом полностью посвятила себя Никите и его карьере.

– Она не замужем?

– Нет, Марьяша, вся ее жизнь – Никита. И нужно сказать, без Анечки он не смог бы стать таким известным. Я всегда следила за его успехами, все же я его первая учительница, – улыбнулась мама.

– Я вчера приняла Анну за мать жениха, – заметила я.

– По сути, она ее заменила. И я понимаю, почему Анечка так остро переживает за этот брак Никиты: Вера, насколько я знаю, девушка без образования, из не очень благополучной семьи.

– То есть невестка Анне не нравилась категорически, – заметила я и подумала, что ради Никиты так фанатично преданная ему сестра могла пойти на преступление. И если она стрелок так себе, то понятно, почему промазала. Или же цели убить не было, хотела просто напугать? Чтобы, например, случился выкидыш… да, можно с уверенностью утверждать, что ребенок от случайной девицы Анне был не нужен. «Варварство какое-то. Это кем надо быть? Что-то меня понесло не туда. К тому же у сестры Никиты может оказаться алиби, а я ее уже записала в преступницы», – осадила я свою фантазию.

– Марья, остановись. Твои мысли меня пугают, девочка. Ты обвиняешь Анну, не имея на то оснований. Поверь, Анечка – очень добрый и отзывчивый человек, неспособный на злодеяния.

– Хорошо, я согласна, не волнуйся, – пора было прекращать этот разговор. К тому же я осталась, чтобы расспросить Семочку о Григории подробнее и заодно выяснить, откуда отчим знает Бедара Амоева. Но он как ушел провожать Тициановых, так еще и не вернулся.

– Мама, а куда Семочка делся, не знаешь?

– Не знаю. Не пропадет, думаю, взрослый мальчик, – вновь улыбнулась она, а я улыбнулась вслед за ней: как всегда при упоминании мужа, мамуля молодела на глазах.

Что же, попробую поговорить с ней.

– Скажи, Семочка рассказывал тебе о своем детстве? – начала я осторожно.

Мама посмотрела на меня удивленно, но не ответила.

– Почему они с дедом Никодимом уехали из Иркутска? Там что-то произошло? – зашла я издалека.

– Марьяша, странные вопросы я от тебя слышу. Конечно же, я знаю, как и где жил мой муж, когда был ребенком. Как и многие другие факты из его биографии. Но раз Семен до сих пор не рассказал тебе, на то наверняка есть причины. Или ты не спрашивала? Почему сейчас вдруг заинтересовалась?

– Узнала, что есть у нас здесь такой бизнесмен – Бедар Амоев. Кстати, владелец этого отеля, как и многих других. Стало интересно, кто такой. А папа наш с ним, оказывается, знаком. И мне показалось, что с давних времен. Вчера спросила Семочку, но он отмахнулся.

– Единственное, что я могу подтвердить – да, Семен знает Бедара с юности. И я могу понять его, отношения у них сейчас непростые. Думаю, Семен не хочет говорить о нем вот так, на бегу. Да и день выдался суетный. Ты попробуй побеседовать с ним позже, когда гости уедут, – посоветовала она.

– Вот-вот, суетный… Семочка мне ответил так же, прямо слово в слово. Ладно, мамуль, я пока пойду. Москвин будет спрашивать – скажи, я в номере.

Я ушла к себе. В коридорах отеля было безлюдно, многие номера, забронированные для наших гостей, пустовали. Я даже не знала точно, кто еще, кроме нас и иркутской родни отчима, остался на выходные. Тишина меня порадовала, я хотела отдохнуть в одиночестве, возможно, даже отвлечься, посмотрев на ноутбуке какой-нибудь легкий фильм.

Подходящий фильм я нашла, но с первых кадров поняла, что не могу сосредоточиться на сюжете мелодрамы: мыслями я возвращалась к событиям прошедших суток. Я пыталась выстроить их в цепочку, но гладко получалось только до того момента, когда мы с Реутовым добрались до чужого банкета.

Почему мы не заметили убегающего стрелка, было понятно – у того перед нами была фора по времени. Но в то, что не нашлось ни одного свидетеля его бегства, верилось слабо.

Территория отеля небольшая, легко просматривается. Густой лес начинается только за оградой, много деревьев вырублено для обустройства площадок для отдыха. И, судя по оставшимся пенькам, владелец не пощадил даже молодые деревца. Куда, кстати, смотрели защитники природы? И как вообще было получено разрешение на строительство отеля в этом заповедном уголке? Не мой вопрос и не по теме… А вот почему не работают обе камеры видеонаблюдения над террасами? И много ли камер внутри самого отеля? Если преступник не выходил за территорию, где он прятался? Да и прятался ли? Возможно, спокойно смешался с толпой гостей, если это был один из приглашенных?

«Почему я думаю о каком-то абстрактном преступнике? А если я его знаю? К примеру, это – Реутов?» – подумала я о новом знакомом. Мое мнение о нем не было однозначным, несмотря на заверения отчима, что бывший майор полиции – мужик правильный. Я все еще не доверяла Григорию. Во-первых, я так и не разобралась, чей он гость. Тот факт, что Анна заметила его среди мужчин – гостей на свадьбе Тицианова, лишь усиливал мои сомнения в его честности. Во-вторых, не знать, что на второй террасе тоже банкет, Григорий не мог! А он разыграл передо мной удивление – вот, оказывается, еще одно торжество! Зачем?

Я понимала, что отношусь к Реутову предвзято из-за ситуации с Мельниковым, но все равно пыталась найти хоть малейшую зацепку, чтобы подтвердить причастность Григория к убийству молодой беременной женщины. Возможно, в качестве исполнителя. А кто мог стать заказчиком? Анна. Она задумала преступление, а Реутов… тогда сто процентов, что они знакомы, и близко!

Я вдруг вспомнила уже промелькнувшую за столом у мамы мысль – Анна явно знала Григория. А вот Никита – нет. Но женщина так активно пыталась намекать на Реутова как на убийцу, что возникает вопрос – а нет ли между ними какого-то конфликта?

Вряд ли. Скорее Анна и Григорий все же сообщники… Я по кругу вернулась к уже сделанному несколько минут назад предположению: она – заказчица, он – исполнитель. Тогда и мотив налицо – неугодная невестка с будущим наследником. А Реутову нужны деньги, чтобы оплачивать клинику жене. Все сходится! Только как Анна вышла на Григория? Или они знакомы уже давно? Да… как сказал бы Семочка – нагородила, дочь.

Но, отбросив Анну как заказчицу, можно предположить, что Реутов совершил преступление по своим каким-то причинам. И каков мог быть мотив для убийства незнакомой девушки? Или знакомой? Если бывший майор полиции знал родственников Веры, то почти наверняка знал и ее.

Допустим, Никита ошибся, утверждая, что Григорий был в баре до того, как прозвучали выстрелы. Тогда времени, чтобы выстрелить, пересечь бар и потом выбежать ко мне на террасу, у Реутова было достаточно – я уже почти спустилась оттуда. Дальше мы шли вместе, но потом он исчез. А позже буквально материализовался рядом, сообщив, что убита невеста. А может, он ходил докладывать Анне о выполненном заказе? Я его рядом с ней не видела. Никита с сестрой стояли так, что за их спинами была видна дверь на террасу. Но я не все время смотрела в их сторону. Мог и незаметно подойти…

Я понимала, что самостоятельно в этой каше предположений разобраться не смогу. И кому я могу озвучить свои подозрения? Выходит, только следователю. С риском, что все мои домыслы покажутся ему дилетантским бредом.

Но встречаться с ним ох, как не хотелось…

Я плотно зашторила окно, создавая иллюзию темноты. Хотелось полежать с закрытыми глазами, но я понимала, что вот-вот вернется с озера Москвин, и я стану первой, кого он будет опрашивать.

И все-таки я заснула с наушниками в ушах, да так крепко, что не слышала ни стука в дверь, ни трезвона мобильного. О том, что ко мне в номер ломился майор, я узнала от Семочки позже, когда проснулась и спустилась на террасу. Отчим в одиночестве курил, сидя за кофейным столиком, точно таким же, как и на балконе моего номера. Совсем без осуждения, даже с нотками веселья в голосе, он рассказал, как долго маялся в коридоре Москвин после его слов – мол, дайте девочке отдохнуть. И только окончательно убедившись, что меня разбудить не удастся, ретировался на кухню отеля опрашивать персонал: из окна ресторанной кухни очень хорошо просматривалась часть тропинки к озеру.

Оставив отчима, я решила все-таки сама найти майора.

Глава 7

Он шел навстречу по узкому коридору, ведущему из бара в ресторан. Завидев меня издалека, расплылся в улыбке, точно я самый желанный для него человек. Улыбка, как мне показалась, была искренней, и я, хоть и была уверена, что выслушаю много неприятных слов в свой адрес, сдержанно улыбнулась в ответ.

– Отдохнули, Марья Семеновна? – доброжелательно поинтересовался Москвин.

– Простите, что так вышло… – неожиданно для себя начала оправдываться я.

– Господи, о чем вы! После таких потрясений, которые выпали на вашу долю за последние сутки, удивительно, что вы вообще живы. То есть не то я хотел сказать, – смешался вдруг он. – Просто я вас понимаю, не переживайте. Хотите кофе? – вдруг спросил следователь, кивая на дверь бара.

– Хочу! – весьма эмоционально отреагировала я, все еще не доверяя своим ощущениям: передо мной стоял не хамоватый майор, а вполне нормальный, даже приятный мужчина.

Мы заняли крайний у выхода на террасу столик. Москвин, не спрашивая меня, заказал два эспрессо, сливки, мясную и сырную тарелку, эклеры и шоколадные птифуры. О чем-то пошептавшись с барменом, он вернулся с крошечным флаконом, наполненным жидкостью темного цвета. Я, удобно устроившись на мягком велюровом диване, с изумлением смотрела на обильно накрытый стол, сновавшего туда-сюда официанта и довольного Москвина и чувствовала себя как… на первом свидании. Покраснев от собственных мыслей, я сделала серьезное лицо.

– И зачем все это? – кивнула я на стол.

– Я не завтракал, Марья Семеновна, очень есть хочется, – просто ответил майор, делая себе двойной бутерброд с ветчиной и сыром. – Присоединяйтесь.

– Спасибо, – не стала отказываться я, вдруг ощутив голод – равнодушно смотреть на аппетитно жующего Москвина не было сил.

– Вы гадаете, что в бутылочке? Не отказывайтесь, я же вижу, – усмехнулся совсем не обидно он. – Это – бальзам! Закупают в Мордовии, он очень крепкий, но безумно вкусный. Капну в кофе, а, Марья Семеновна? Капель двадцать как лекарство для бодрости духа?

– А капайте! – разрешила я.

В мою чашку упало не двадцать капель, а ровно половина содержимого бутылочки. Остальное Москвин, не испытывая, видимо, ни малейшего раскаяния за свой маленький обман, вылил в свой кофе. Затем, он щипцами ухватил эклер, положил на десертную тарелку и поставил ее передо мной.

– Сладкое едите?

Я кивнула.

– Очень хорошо! А бутербродик сделать? Как у меня? – вопросительно посмотрел он, а я только махнула рукой.

Я не помнила, когда мой муж за мной вот так ухаживал. По-моему, никогда. И никакой другой мужчина не кормил меня так настойчиво, не капал в кофе для бодрости, не настаивал, чтобы я полакомилась пирожным и не радовался, что я не отказываюсь от вредного для фигуры сладкого. Не пытаясь объяснить себе метаморфозу, произошедшую с майором, я молча принялась за еду.

Сделав по обыкновению большой глоток кофе, я едва не задохнулась – так обожгло горло. Глубоко вздохнув, я бросила на следователя взгляд, полный немого укора.

– Я же предупреждал, что бальзам крепкий, – засуетился он, наливая из бутылки в стакан воды. – Запейте, легче станет.

Я вдруг тихонько рассмеялась. Легче мне стало, точнее – стало настолько легко, что я готова была расцеловать Москвина. Волшебным образом вмиг прошла головная боль, начисто исчез шум в ушах, к которому я уже привыкла, и самое главное – упал камень с души, как бы банально это ни звучало. Тот камень, что я носила, виня себя во всем – в том, что случилось с Ванькой, в том, что загнала наши отношения с мужем в угол, откуда никак не выбраться в одиночку, а Аркадий в этом мне не помощник. Что его интересовало, кроме войны? Вину я чувствовала и за то, что так и не приняла для себя Ванькин торопливый брак, до конца поняв причины, толкнувшие ее к Лене Сикорскому, только сегодня. Я не поддержала сестру – а должна была лишь сказать, как ее люблю…

– Марья, съешьте еще вот это, пожалуйста. Нежный бисквит и легкий шоколадный крем, ничего вредного, – на моей тарелке оказалось крохотное пирожное, украшенное двумя вишенками из марципана.

– Спасибо, Игнат… Васильевич, – с трудом вспомнила я отчество Москвина. – Все очень вкусно, правда. Но вы, наверное, хотели расспросить меня, как я нашла утопленницу?

– Никакой в вас романтики, Марья Семеновна! – упрекнул майор и вздохнул. – Надо же, я вам – птифуры, эклеры, бальзам, а вы – о трупах.

– Мы не на свидании, смею напомнить.

– А жаль, – серьезно сказал он, смутив меня пристальным взглядом карих глаз.

Я торопливо откусила половинку эклера.

– Хорошо, давайте к делу, – потянулся следователь к знакомой папочке и достал из нее диктофон. – Не возражаете против записи?

– Нет.

Москвин слушал, почти не перебивая меня дополнительными вопросами. А начала я со вчерашних своих наблюдений на месте убийства невесты, которые накануне от него утаила. Когда разговор зашел о Реутове, я всячески старалась быть объективной. Если майор и удивился, то я этого не заметила. Мне показалось, что слушал он меня внимательно, но бесстрастно, ничем не выдавая своего отношения к моим словам. Начав делиться своими мыслями с энтузиазмом, под конец я совсем сникла: выводы, которые я самонадеянно сделала, теперь выглядели жалко. Я поняла, что равнодушное отношение Тициановых к убийству Веры уликой вовсе не является, и подозревать Никиту или Анну в причастности к преступлению по меньшей мере безосновательно. Кроме того, заданный в процессе следователем вопрос об утопленнице – почему я решила, что это убийство, поставил меня в тупик. А действительно, почему?

– Марья Семеновна, не расстраивайтесь вы так. Тициановы точно не убивали Веру Бабаеву, то есть уже тоже Тицианову. Во-первых, Никита во время выстрелов находился в баре. Кстати, вон за тем столиком. Это подтвердил бармен.

– Зато сестра его мне так и не ответила, где была в это время она! – возразила я.

– Анна пояснила, что сидела за столом в зале с кучей гостей. Да, она была у себя в номере, но вернулась на банкет. И только и успела, что выслушать один тост, как прогремели выстрелы. Единственное, в чем она перед вами виновата, – обманула, что не слышала этих выстрелов.

– А зачем? – пожала плечами я.

– Думаю, чтобы избежать ваших дальнейших расспросов. После выстрелов первыми выбежали на террасу женщины – родственницы Веры. Анна дождалась Никиту, и Тициановы вместе вышли вслед за ними. Винить их только за то, что они не бились в истерике, как остальные, не стоит.

– Хорошо, а труп женщины в озере? Кстати, вы обратили внимание, сколько там змей?! Ужас, они же могли ее искусать.

– Ужи не нападают на людей. К тому же, простите, у них сейчас брачный период, вот поэтому и вьются клубком, – перебил с улыбкой Москвин.

– Да бог с ними, с ужами. Я узнала женщину по платью. Это она пробежала мимо меня и Реутова с криками «убили». А что, если она стала свидетельницей, как преступник стрелял? Тогда ее устранили за это.

– Да, версия правдоподобная. Но при опросе женщина отрицала сей факт.

– А лодочника вы поймали? Это он удирал от меня в лодке?

– Нет. Судя по вашему описанию, это был другой мужчина. Местному лодочнику – все пятьдесят, и он весьма в теле. Да и не мог он никуда плыть: был дома, спал с вечера, рано утром крыл крышу сарая, в общем – был на виду у жены и соседа, помогавшего ему. Хотя мне показалось, он чего-то недоговаривает, утверждая, что лодку у него украли. Так что удирал от вас, скорее всего, настоящий преступник. Лодку нашли в камышах метрах в пятидесяти от места, где сооружены мостки. Одна работница кухни заметила подходящего под ваше описание человека, который направлялся мимо окна по тропинке к озеру ранним утром, около семи часов. Она только что пришла на работу, обычно в это время вне стен отеля безлюдно, поэтому женщина и удивилась. Но видела она мужчину только со спины, и тот был сравнительно далеко. Самое интересное для нас, что ей бросилось в глаза, – был тот очень худым и сутулым.

– Да, знаете, при движении рук футболка натянулась на плечах, мне он показался просто скелетом.

– Образно…

– Я так понимаю, в лесу вы его не нашли?

– Собака след не взяла, но вдоль берега примят камыш – мужчина грамотно ушел по воде. Потом в одном месте якобы свернул в лес, но, по факту, вернулся по своим же следам на берег. И, возможно, вдоль берега добрался до мостков, которые находятся в поселке Камышовка. Расстояние отсюда – около трех километров. Там он мог поймать попутку в город или еще куда-нибудь: до самого поселка от мостков пешком далековато, а трасса – рядом. Да и понятно, что не было у него желания встречаться с людьми.

– Упустили…

– Его поимка – дело времени. Интересно другое – убийство произошло не на берегу.

– Как?!

– Он задушил жертву сразу за оградой отеля, там, где мусорные баки. Это место плотно скрыто кустами акации. Вы не заметили, а на тропе явно видны следы волочения тела. Вы, Марья Семеновна, похоже, помешали преступнику окончательно избавиться от трупа – наверняка он собирался скинуть его в озеро. Благодарите своего ангела-хранителя, что мужик удрал, а не накинулся на вас.

– Ну… не факт, что он смог бы мне что-то сделать! Я на пробежках в кармане всегда ношу газовый баллончик.

– Похвально! Что ж, благодарю за помощь следствию, Марья Семеновна, – Москвин выключил диктофон.

– Не за что.

– Возьмите мою визитку. Если вспомните еще что-то, что покажется важным, позвоните. Внизу – номер мобильного. Мне пора, – встал он с дивана.

– Подождите! А разве с Реутова сняты все подозрения?

– Дался вам этот… Реутов! Да не было его в списке подозреваемых с самого начала, Марья Семеновна! – воскликнул следователь с досадой, махнул рукой и направился к выходу.

– Может, зря? Совершить убийство он мог и не своими руками, – пробормотала я тихо, сама удивляясь упорству, с которым пыталась сделать из бывшего майора полиции преступника. Того, что он помог бежать Мельникову, простить я так и не смогла. Не убедили меня и его попытки оправдаться просьбой больной жены. Мол, не знал он, что этот подонок сотворил с Ванькой, а любимую жаль.

Это я еще не обо всем ему рассказала! От зеленки и йода я Ваньку отмыла, но смыть окончательно воспоминания о любовнике мне не удалось. Я обрывала сестру при первом же упоминании Дениса, быстро переводила тему, пыталась развеселить – благо школьных анекдотичных историй могла рассказать множество. Ванька раньше всегда смеялась в голос, но Мельников словно лишил ее чувства юмора начисто. Она стала обижаться на такие мелочи, которых раньше не замечала. И все больше погружалась в себя, что пугало меня до одури. Она стала избегать встреч со мной, не всегда отвечала на звонки. А потом втайне сделала аборт.

Это был шок – о беременности Ваньки я не знала. Я забрала ее из больницы только через две недели – срок был уже приличный, операция дала осложнения. Ванька, узнав, что в дальнейшем у нее могут быть проблемы с зачатием, впала в депрессию. Мой муж был в отъезде, я настояла, чтобы сестра на время поселилась у меня. Круглосуточно следить за ее состоянием я не имела возможности – работа. И очень боялась, что самое страшное может произойти, когда меня не будет дома.

Поделиться бедой я могла только с Иришкой и Лизой. Ириша, как медик, настаивала на посещении Ванькой психолога, даже добилась записи к какому-то супермодному психоаналитику в краевом центре. Эту идею сестра отмела сразу. Лиза, имеющая опыт жизни с абьюзером, успокаивала, что вся эта дурь, как она назвала любовь Ваньки к Мельникову, пройдет быстро, потому что, в отличие от меня, у сестры в характере есть стержень. О каком таком стержне идет речь, я смогла понять только в тот день, когда Ванька заявила, что ответила «да» на предложение Сикорского выйти за него замуж.

Мы чуть не стали врагами, когда я, не сдержавшись, рассмеялась, представив мою статную, рослую, с рыжей копной роскошных волос сестру рядом со щуплым, невысоким, лысоватым Леней. К тому же Сикорский был старше ее на одиннадцать лет! Я тут же обругала себя, что познакомила их совсем недавно у ворот школы, где меня ждала Ванька. Предвидеть, что ее может заинтересовать Сикорский, я не могла. Не учла еще одного – моя сестра обладала женской магией такой силы, что у мужиков шла кругом голова с первой же встречи. Так случилось и с Леней. Попав в поле обаяния Ваньки, он увяз по уши, полностью подчинившись ее влиянию. Подозреваю, что и предложение руки и сердца на третий день знакомства он сделал, сам не осознавая до конца, что творит. И даже мама Леонида, всемогущая Ада Серафимовна, отступила в бессилии. Сестра вытащила себя из депрессии самостоятельно, выбрав оригинальный способ – резко поменяв свой статус с «брошенки» на замужнюю даму.

Я же в тот момент никак не могла разобраться в своих отношениях с мужем. Вяло сопротивляясь все той же Лизе, понимала, что мы с Аркашей давно в тупике и страдаем оба. Поэтому его командировки становятся все более растянутыми во времени и все более опасными для жизни.

Я ждала его возвращения с Украины, но подозревала, что начать разговор о нас первой так и не смогу. Как не смогу и признаться даже себе, что в тайных мечтах уже допускаю рядом с собой другого мужчину. Правда, пока не обретшего конкретного образа и имени.

Глава 8

В номер я вернулась немного расстроенная.

Итак, Реутова майор оправдал окончательно, и причиной этого стало еще одно свершившееся преступление, жертву которого в озере обнаружила я. Москвин явно считал, что убийца один и тот же – возможно, мотив первого преступления следствию неизвестен, но он станет ясным, как только поймают удиравшего на лодке тощего мужика. Майор утверждает, что это дело времени. Думаю, убедить преступника чистосердечно признаться Москвин сможет. И картина станет четкой – хотя мужик и промазал, но жертва все равно скончалась. А тетку в пестром платье, которая, возможно, его видела, мужик убрал как свидетеля. Потопить тело не успел, спугнула его я. Как-то так. Дело раскрыто, все разъезжаются по своим домам, и… больше никто меня не кормит бутербродами и пирожными.

Следователь не сказал мне, могу ли я вернуться в город. Хотя при любом раскладе в выходные мне там делать нечего. И я решила продолжить свой отдых, хотя и изрядно подпорченный двумя преступлениями.

Догадываясь, что делать в этом райском лесном местечке нечего, развлекать меня никто не станет, я прихватила из дома книжку очень легкого содержания – детектив не детектив, но и не любовный роман тоже. С первых страниц, которые я успела прочесть в такси, когда ехала на торжество, стало ясно, что убийца – бывший любовник: роман начинался с описания бурной сцены ревности.

Я взяла книжку, коробку с оставшимися от пиршества с майором эклерами, которые упаковал мне официант, и отправилась на одну из площадок для отдыха – настил из инженерной доски, обнесенный низким забором из причудливо завитых металлических прутьев. Две лавки, установленные углом друг к другу, рядом столик и пара корзин для мусора – вполне достаточно для комфорта.

Освежив в памяти первые страницы романа, я перешла к второй главе. И тут же, даже не дочитав до конца абзац с описанием лежащего тела, отложила книгу в сторону. Простая мысль, пришедшая в голову, была навеяна именно сценой ревности из романа. Я подумала, что Москвин искал ревнивца среди знакомых Веры, но почему бы не заподозрить одну из поклонниц известного пианиста Никиты Тицианова? То, что стрелять могла женщина, подтверждал и тот факт, что все три выстрела, как сообщил майор, не достигли цели. Преступница, похоже, впервые взяла в руки оружие, выстрелила в состоянии аффекта. Даже если и готовилась заранее, то не просчитала пути отхода, и, вероятно, не была уверена, что у нее вообще будет возможность совершить задуманное.

Пока это были мои фантазии, но я подумала, что, озвучив их Москвину, могу помочь следствию. От звонка ему удерживало одно – я уже пыталась строить ничем не подтвержденные версии, за которые потом пришлось краснеть. Хотя следователь меня ни разу не оборвал, выслушал внимательно и даже поблагодарил за помощь.

Осудила я себя сама…

Вариант, что стрелял «лодочник», я совсем отбрасывать не стала. Но, вероятно, ему помешала та тетка в пестром платье. Например, она могла выйти за невестой на террасу. Или, наоборот, подходя к террасе, увидела стрелявшего и, испугавшись, ломанулась потом в нашу сторону. Да, так более убедительно выглядит. А «лодочник»? Успел пальнуть три раза, промазал, но, заметив тетку, вынужден был сбежать. Народ тут же повалил на террасу, а ему нужно было где-то пересидеть некоторое время… где? Свободных номеров наверняка в отеле не было: две свадьбы с кучей гостей. Тогда он спрятался в одной из многочисленных подсобок. Нет, и это – вряд ли: полиция точно обыскала все помещения. «Возможно, у него был сообщник… среди персонала? Или среди гостей?» – размышляла я, доедая уже третий по счету эклер.

Странно было уже то, что я при всем своем равнодушии к детективам, всерьез увлеклась историей убийства Веры Тициановой. Даже появился некий азарт, желание скорее узнать, кто преступник. И причиной был не тот факт, что я когда-то знала Никиту. Скорее во мне зрело чувство соперничества с Москвиным, сколь бы глупо это ни звучало. И я уже могла признаться (пока, конечно, только себе), что майор после нашего «свидания» в баре больше не кажется мне неприятным типом.